Василий Шукшин. До третьих петухов
Сказка --------------------------------------------------------------- Spellchecked by Tatyana Andrushenko (1 Oct 1998) Если вы используете Netscape и имеете большую скорость связи, то можете получить более красивые версии этого же документа: С БОЛЬШИМИ иллюстрациями. 1300 Kb --------------------------------------------------------------- Как-то в одной библиотеке, вечером, часов этак в шесть, заспорили персонажи русской классической литературы. Еще когда библиотекарша была на месте, они с интересом посматривали на нее со своих полок -- ждали. Библиотекарша напоследок поговорила с кем-то по телефону... Говорила она странно, персонажи слушали и не понимали. Удивлялись. Да нет, -- говорила библиотекарша, -- я думаю, это пшено. Он же козел... Пойдем лучше потопчемся. А? Нет, ну он же козел. Мы потопчемся, так? Потом пойдем к Владику... Я знаю, что он баран, но у него "Грюндик" -- посидим... Тюлень тоже придет, потом этот будет... филин-то... Да я знаю, что они все козлы, но надо же как-то расстрелять время! Ну, ну... слушаю... Ничего не понимаю, -- тихо сказал некто в цилиндре -- не то Онегин, не то Чацкий -- своему соседу, тяжелому помещику, похоже, Обломову. Обломов улыбнулся: -- В зоопарк собираются. -- Почему все козлы-то? -- Ну... видно, ирония. Хорошенькая. А? pic1.jpg Господин в цилиндре поморщился: -- Вульгаритэ. -- Вам все француженок подавай, -- с неодобрением сказал Обломов. -- А мне глянется. С ножками -- это они неплохо придумали. А? Очень уж... того... -- встрял в разговор господин пришибленного вида, явно чеховский персонаж. -- Очень уж коротко. Зачем так? Обломов тихо засмеялся: -- А чего ты смотришь туда? Ты возьми да не смотри. -- Да мне что, в сущности? -- смутился чеховский персонаж. -- Пожалуйста. Почему только с ног начали? -- Что? -- не понял Обломов. -- Возрождаться-то. -- А откуда же возрождаются? -- спросил довольный Обломов. -- С ног, братец, и начинают. -- Вы не меняетесь, -- со скрытым презрением заметил Пришибленный. Обломов опять тихо засмеялся. -- Том! Том! Слушай сюда! -- кричала в трубку библиотекарша. -- Слушай сюда! Он же козел! У кого машина? У него? Нет, серьезно? -- Библиотекарша надолго умолкла -- слушала. -- А каких наук? -- спросила -- она тихо. -- Да? Тогда я сама козел... Библиотекарша очень расстроилась... Положила трубку, посидела просто так, потом встала и ушла. И закрыла библиотеку на замок. Тут персонажи соскочили со своих полок, задвигали стульями... В темпе, в темпе! -- покрикивал некто канцелярского облика, лысый. -- Продолжим. Кто еще хочет сказать об Иване-дураке? Просьба: не повторяться. И -- короче. Сегодня мы должны принять решение. Кто? pic2.jpg -- Позвольте? -- это спрашивала Бедная Лиза. -- Давай, Лиза, -- сказал Лысый. -- Я сама тоже из крестьян, -- начала Бедная Лиза, -- вы все знаете, какая я бедная... -- Знаем, знаем! -- зашумели все. -- Давай короче! -- Мне стыдно, -- горячо продолжала Бедная Лиза, -- что Иван-дурак находится вместе с нами. Сколько можно?! До каких пор он будет позорить наши ряды? -- Выгнать! -- крикнули с места. -- Тихо! -- строго сказал Лысый конторский, -- Что ты предлагаешь, Лиза? -- Пускай достанет справку, что он умный, -- сказала Лиза. Тут все одобрительно зашумели. -- Правильно! -- Пускай достанет! Или пускай убирается!... -- Какие вы, однако, прыткие, -- сказал огромный Илья Муромец. Он сидел на своей полке -- не мог встать. -- Разорались. Где он ее достанет? Легко сказать... pic3.jpg -- У Мудреца. -- Лысый, который вел собрание, сердито стукнул ладонью по столу. -- Илья, я тебе слова не давал! -- А я тебя не спрашивал. И спрашивать не собираюсь. Закрой хлебало, а то враз заставлю чернила пить. И промокашкой закусывать. Крыса конторская. -- Ну, начинается!.. -- недовольно сказал Обломов. -- Илья, тебе бы только лаяться. А чем плохое предложение: пускай достанет справку. Мне тоже неловко рядом с дураком сидеть. От него портянками пахнет... Да и никому, я думаю, не... -- Цыть! -- громыхнул Илья. -- Неловко ему. А палицей по башке хошь? Достану! Тут какой-то, явно лишний, заметил: -- Междоусобица. -- А? -- не понял Конторский. -- Междоусобица, -- сказал Лишний. -- Пропадем. -- Кто пропадет? -- Илья тоже не видел опасности, о какой говорил Лишний. -- Сиди тут, гусарчик! А то достану тоже разок... -- Требую удовлетворения! -- вскочил Лишний. -- Да сядь! -- сказал Конторский. -- Какое удовлетворение? -- Требую удовлетворения: этот сидень карачаровский меня оскорбил. -- Сядь, -- сказал и Обломов. -- Чего с Иваном-то делать? Все задумались. Иван-дурак сидел в углу, делал что-то такое из полы своего армяка, вроде ухо. -- Думайте, думайте, -- сказал он. -- Умники нашлись... Доктора. -- Не груби, Иван, -- сказал Конторский. -- О нем же думают, понимаешь, и он же еще сидит грубит. Как ты насчет справки? Может, сходишь возьмешь? -- Где? -- У Мудреца... Надо же что-то делать. Я тоже склоняюсь... -- А я не склоняюсь! -- бухнул опять Илья. -- Склоняется он. Ну и склоняйся сколько влезет. Не ходи, Ванька. Чушь какую-то выдумали -- справку... Кто это со справкой выскочил? Лизка? Ты чего, девка?! -- А ничего -- воскликнула Бедная Лиза. -- Если ты сидишь, то и все должны сидеть? Не пройдет у вас, дядя Илья, эта сидячая агитация! Я присоединяюсь к требованию ведущего: надо что-то делать. -- И она еще раз сказала звонко и убедительно: -- Надо что-то делать! Все задумались. А Илья нахмурился. -- Какая-то "сидячая агитация", -- проворчал он. -- Выдумывает чего ни попадя. Какая агитация? -- Да такая самая! -- вскинулся на него Обломов. -- Сидячая, тебе сказали. "Ка-ка-ая". Помолчи, пожалуйста. Надо, конечно, что-то делать, друзья. Надо только понять: что делать-то? -- И все же я требую удовлетворения! -- вспомнил свою обиду Лишний. -- Я вызываю этого горлопана (к Илье) на дуэль. -- Сядь! -- крикнул Конторский на Лишнего. -- Дело делать или дуэлями заниматься? Хватит дурака валять. И так уж ухлопали сколько... Дело надо делать, а не бегать по лесам с пистолетами. Тут все взволновались, зашумели одобрительно. -- Я бы вообще запретил эти дуэли! -- крикнул бледный Ленский. -- Трус, -- сказал ему Онегин. -- Кто трус? -- Ты трус. -- А ты -- лодырь. Шр. Развратник. Циник. -- А пошли на Волгу! -- крикнул вдруг какой-то гулевой атаман. -- Сарынь на кичку! pic4.jpg -- Сядь! -- обозлился Конторский. -- А то я те покажу "сарынь". Задвину за шкаф вон -- поорешь там. Еще раз спрашиваю: что будем делать? -- Иди ко мне. Атаман, -- позвал Илья казака. -- Чего-то скажу. -- Предупреждаю, -- сказал Конторский, -- если затеете какую-нибудь свару... вам головы не сносить. Тоже мне, понимаешь, самородки. -- Сказать ничего нельзя! -- горько возмутился Илья. -- Чего вы?! Собаки какие-то, истинный бог: как ни скажешь -- все не так. -- Только не делайте, пожалуйста, вид, -- с презрением молвил Онегин, обращаясь к Илье и к казаку, -- что только вы одни из народа. Мы тоже -- народ. -- Счас они будут рубахи на груди рвать, -- молвил некий мелкий персонаж вроде гоголевского Акакия Акакиевича. -- Рукава будут жевать... -- Да зачем же мне рукава жевать? -- искренне спросил казачий атаман. -- Я тебя на одну ладошку посажу, а другой прихлопну. -- Все -- междоусобица, -- грустно сказал Лишний. -- Ничего теперь вообще не сделаем. Вдобавок еще и пропадем. -- Айда на Волгу! -- кликнул опять Атаман. -- Хоть погуляем. -- Сиди, -- сердито сказал Обломов. -- Гуляка... Все бы гулять, все бы им гулять! Дело надо делать, а не гулять. -- А-а-а, -- вдруг зловеще тихо протянул Атаман, -- вот кохо я искал-то всю жизню Вот кохо мне надоть-то... -- И потащил из ножен саблю. -- Вот кому я счас кровя-то пущу... Все повскакали с мест... Акакий Акакиевич птицей взлетел па свою полку, Бедная Лиза присела в ужасе и закрылась сарафаном... Онегин судорожно заряжал со ствола дуэльный пистолет, а Илья Муромец смеялся и говорил: -- О-о, забегали?! Забегали, черти драповые?! Забегали! Обломов загородился от казака стулом и кричал ему, надрываясь: -- Да ты спроси историков литературы! Ты спроси!.. Я же хороший был! Я только лодырь беспросветный... Но я же безвредный! -- А вот похлядим, -- говорил Казак, -- похляди-им, какой ты хороший: хороших моя сабля не секеть. Конторский сунулся было к Казаку, тот замахнулся на него, и Конторский отскочил. -- Бей, казаче! -- гаркнул Илья. -- Цеди кровь поганую! И бог знает, что тут было бы, если бы не Акакий Акакиевич. Посреди всеобщей сумятицы он вдруг вскочил и крикнул: -- Закрыто на учет! И все замерли... Опомнились. Казак спрятал саблю. Обломов вытер лицо платком, Лиза встала и стыдливо оправила сарафан. -- Азия, -- тихо и горько сказал Конторский. -- Разве можно тут что-нибудь сделать! Спасибо, Акакий. Мне как-то в голову не пришло -- закрыть на учет. -- Илья, у тя вина нету? -- спросил Казак Муромца. -- Откуда? -- откликнулся тот. -- Я же не пью. -- Тяжко на душе, -- молвил Казак. -- Маяться буду... -- А нечего тут... размахался, понимаешь, -- сказал Конторский. -- Продолжим. Лиза, ты чего-то хотела сказать... -- Я предлагаю отправить Ивана-дурака к Мудрецу за справкой, -- сказала Лиза звонко и убежденно. -- Если он к третьим петухам не принесет справку, пускай... я не знаю... пускай убирается от нас. -- Куда же ему? -- спросил Илья грустно. -- Пускай идет в букинистический! -- жестко отрезала Лиза. -- О-о, не крутенько ли? -- усомнился кто-то. -- Не крутенько, -- тоже жестко сказал Конторский. -- Нисколько. Только так. Иван... -- Аиньки! -- откликнулся Иван. И встал. -- Иди. pic5.jpg Иван посмотрел на Илью. Илья нагнул голову и промолчал. И Казак тоже промолчал, только мучительно сморщился и поискал глазами на полках и на столе, -- все, видно, искал вино. -- Иди, Ванька, -- тихо сказал Илья. -- Ничего не сделаешь. Надо идти. Вишь, какие они все... ученые. Иди и помни: в огне тебе не гореть, в воде не тонуть... За остальное не ручаюсь. -- Хошь мою саблю? -- предложил Казак Ивану. -- Зачем она мне? -- откликнулся тот. -- Иван, -- заговорил Илья, -- иди смело -- я буду про тебя думать. Где тебя пристигнет беда... Где тебя задумают погубить, я крикну: "Ванька, смотри! " -- Как ты узнаешь, шо ехо пристихла беда? -- спросил Казак. -- Я узнаю. Сердцем учую. А ты мой голос услышишь. Иван вышел на середину библиотеки, поклонился всем поясным поклоном... Подтянул потуже армячишко и пошел к двери. -- Не поминайте лихом, если где пропаду, -- сказал с порога. -- Господь с тобой, -- молвил Обломов. -- Может, не пропадешь. -- Придешь со справкой, Иван, -- взволнованно сказала Лиза, -- я за тебя замуж выйду. -- На кой ты мне черт нужна, -- грубо сказал Иван. -- Я лучше царевну какую-нибудь стрену... -- Не надо, Иван, -- махнул рукой Илья, -- не связывайся. Все они... не лучше этой вот. -- Показал на Лизу. -- На кой ляд тебе эта справка?! Чего ты заегозила-то? Куда вот парню... на ночь глядя! А и даст ли он ее справку-то, ваш Мудрец? Тоже небось сидит там... -- Без справки нельзя, дядя Илья, -- решительно сказала Лиза. -- А тебе, Иван, я припомню, что отказался от меня. Ох, я те припомню! -- Иди, иди, Иван, -- сказал Конторский. -- Время позднее -- тебе успеть надо. -- Прощайте, -- сказал Иван. И вышел.x x x
И пошел он куда глаза глядят. Темно было... Шел он, шел -- пришел к лесу. А куда дальше идти, вовсе не знает. Сел на пенек, закручинился. -- Бедная моя головушка, -- сказал, -- пропадешь ты. Где этот Мудрец? Хоть бы помог кто. Но никто ему не помог. Посидел-посидел Иван, пошел дальше. Шел, шел, видит -- огонек светится. Подходит ближе -- стоит избушка на курьих ножках, а вокруг кирпич навален, шифер, пиломатериалы всякие. -- Есть тут кто-нибудь? -- крикнул Иван. pic6.jpg Вышла на крыльцо Баба-Яга... Посмотрела на Ивана спрашивает: -- Кто ты такой? И куда идешь? -- Иван-дурак, иду к Мудрецу за справкой, -- ответил Иван. -- А где его найти, не знаю. -- Зачем тебе справка-то? -- Тоже не знаю... Послали. -- A-a... -- молвила Баба-Яга. -- Ну заходи, заходи... Отдохни с дороги Есть небось хочешь? -- Да не отказался бы... -- Заходи. Зашел Иван в избушку. Избушка как избушка, ничего такого. Большая печка, стол, две кровати... -- Кто с тобой еще живет? -- спросил Иван. -- Дочь. Иван, -- заговорила Яга, -- а ты как дурак-то -- совсем, что ли, дурак? -- Как это? -- не понял Иван. -- Ну, полный дурак или это тебя сгоряча так окрестили? Бывает, досада возьмет -- крикнешь: у, дурак! Я вон на дочь иной раз как заору: у, дура та'кая1 А какая же она дура? Она у меня вон какая умная. Может, и с тобой такая история; привыкли люди; дурак и дурак, а ты вовсе не дурак, а только... бесхитростный. А? -- Не пойму, ты куда клонишь-то? -- Да я же по глазам вижу: никакой ты не дурак, ты просто бесхитростный. Я как только тебя увидала, сразу подумала: "Ох, и талантливый парень! " У тебя же на лбу написано: "талант". Ты хоть сам-то догадываешься про свои таланты? Или ты полностью поверил, что ты -- дурак? -- Ничего я не поверил! -- сердито сказал Иван. -- Как это я про себя поверю, что я -- дурак? -- А я тебе чего говорю? Вот люди, а!.. Ты строительством когда-нибудь занимался? -- Ну, как?.. С отцом, с братьями теремки рубили... А тебе зачем? -- Понимаешь, хочу коттеджик себе построить... Материалы завезли, а строить некому. Не возьмешься? -- Мне же справку надо добывать... -- Да зачем она тебе? -- воскликнула Баба-Яга. -- Построишь коттеджик... его увидют -- ко мне гости всякие приезжают -- увидют -- сразу: кто делал? Кто делал -- Иван делал... Чуешь? Слава пойдет по всему лесу. -- А как же справка? -- опять спросил Иван. -- Меня же назад без справки-то не пустют. -- Ну и что? -- Как же? Куда же я? -- Истопником будешь при коттеджике... Когда будешь строить, запланируй себе комнатку в подвале... Тепло, тихо, никакой заботушки. Гости наверху заскучали -- куда? -- пошли к Ивану: истории разные слушать. А ты им ври побольше... Разные случаи рассказывай. Я об тебе заботиться буду. Я буду тебя звать -- Иванушка... -- Карга старая, -- сказал Иван. -- Ишь ты, какой невод завела! Иванушкой она звать будет. А я на тебя буду горб гнуть? А ху-ху не хо-хо, бабуленька? -- А-а, -- зловеще протянула Баба-Яга, -- теперь я поняла, с кем имею дело; симулянт, проходимец... тип. Мы таких -- знаешь, что делаем? -- зажариваем. Ну-ка, кто там?! -- И Яга трижды хлопнула в ладоши. -- Стража! Взять этого дурака, связать -- мы его будем немножко жарить. Стражники, четыре здоровых лба, схватили Ивана, связали и положили на лавку. -- Последний раз спрашиваю, -- еще попыталась Баба-Яга, -- будешь коттеджик строить? -- Будь ты проклята! -- сказал гордо связанный Иван. -- Чучело огородное... У тебя в носу волосы растут. -- В печь его! -- заорала Яга. И затопала ногами. -- Мерзавец! Хам! -- От хамки слышу! -- тоже заорал Иван. -- Ехидна! У тебя не только в носу, у тебя на языке шерсть растет!.. Дармоедка! -- В огонь! -- вовсе зашлась Яга. -- В ого-онь!.. Ивана сгребли и стали толкать в печь, в огонь. -- Ох, брил я тебя на завалинке! -- запел Иван. -- Подарила ты мене чулки-валенки!.. Оп-тирдарпупия! Мне в огне не гореть, карга! Так что я иду смело! Только Ивана затолкали в печь, на дворе зазвенели бубенцы, заржали кони. -- Дочка едет! -- обрадовалась Баба-Яга и выглянула в окно. -- У-у, да с женихом вместе! То-то будет им чем поужинать. Стражники тоже обрадовались, запрыгали, захлопали в ладоши. -- Змей Горыныч едет, Змей Горыныч едет! -- закричали они. -- Эх, погуляем-то! Эх, и попьем же! Вошла в избушку дочка Бабы-Яги, тоже сильно страшная, с усами. pic7.jpg -- Фу-фу-фу, -- сказала она. -- Русским духом пахнет. Кто тут? -- Ужин, -- сказала Баба-Яга. И засмеялась хрипло: -- Ха-ха-ха!.. -- Чего ты? -- рассердилась дочка. -- Ржет, как эта... Я спрашиваю: кто тут? -- Ивана жарим. -- Да ну? -- приятно изумилась дочка. -- Ах, какой сюрприз! -- Представляешь, не хочет, чтобы в лесу было красиво, -- не хочет строить коттеджик, паразит. Дочка заглянула в печку... А оттуда вдруг -- не то плач, не то хохот. -- Ой, не могу-у!.. -- стонал Иван. -- Не от огня помру -- от смеха!.. -- Чего это? -- зло спросила дочка Бабы-Яги. И Яга тоже подошла к печке. -- Чего он? -- Хохочет?.. -- Чего ты, эй? -- Ой, помру от смеха! -- орал Иван. -- Ой, не выживу я!.. -- Вот идиот-то, -- сказала дочка. -- Чего ты? -- Да усы-то!.. Усы-то... Ой, господи, ну бывает же такое в природе! Да как же ты с мужем-то будешь спать? Ты же замуж выходишь... -- Как все... А чего? -- не поняла дочка. Не поняла, но встревожилась. -- Да усы-то! -- Ну и что? Они мне не мешают, наоборот, я лучше чую. -- Да тебе-то не мешают... А мужу-то? Когда замуж-то выйдешь... -- А чего мужу? Куда ты гнешь, дурак? Чего тебе мой будущий муж? -- вовсе встревожилась дочка. -- Да как же? Он тебя поцелует в темноте-то, а сам подумает: "Черт те что: солдат не солдат и баба не баба". И разлюбит. Да нешто можно бабе с усами! Ну, эти ведьмы!.. Ни хрена не понимают. Ведь не будет он с тобой жить, с усатой. А то еще возьмет да голову откусит со зла, знаю я этих Горынычей. Баба-Яга и дочка призадумались. -- Ну-ка, вылазь, -- велела дочь. Иван-дурак скоро вылез, отряхнулся. -- Хорошо погрелся... -- А чего ты нам советуешь? -- спросила Баба-Яга. -- С усами-то. -- Чего, чего... Свести надо усы, если хочете семейную жизнь наладить. -- Да как свести-то, как? -- Я скажу как, а вы меня опять в печь кинете. -- Не кинем, Ванюшка, -- заговорила ласково дочь Бабы-Яги. -- Отпустим тебя на все четыре стороны, скажи только, как от усов избавиться. Тут наш Иван пошел тянуть резину и торговаться, как делают нынешние слесари-сантехники. -- Это не просто, -- заговорил он, -- это надо состав делать... -- Ну и делай! -- Делай, делай... А когда же я к Мудрецу-то попаду? Мне же к третьим петухам надо назад вернуться... -- Давай так, -- заволновалась Баба-Яга, -- слушай сюда! Давай так: ты сводишь усы, я даю тебе свою метлу, и ты в один миг будешь у Мудреца. Иван призадумался. -- Быстрей! -- заторопилась усатая дочь. -- А то Го-рыныч войдет. Тут и Иван заволновался: -- Слушайте, он же войдет и... -- Ну? -- Войдет и с ходу сожрет меня. -- Он может, -- сказала дочь. -- Чего бы такое придумать? -- Я скажу, что ты мой племянник, -- нашлась Баба-Яга. -- Понял? -- Давайте, -- понял Иван. -- Теперь так: мой состав-то не сразу действует... -- Как это? -- насторожилась дочь. -- Мы его счас наведем и наложим на лицо маску... Так? Я лечу на метле к Мудрецу, ты пока лежишь с маской... -- А обманет? -- заподозрила дочь. -- Мам? -- Пусть только попробует, -- сказала Баба-Яга, -- пусть только надует: навернется с поднебесья -- мокрое место останется. -- Ну, елки зеленые-то!.. -- опять заволновался Иван; похоже, он и хотел надуть. -- Ну что за народ! В чем дело? Хочешь с усами ходить? Ходи с усами, мне-то что! Им дело говорят, понимаешь, -- нет, они начинают тут... Вы меня уважаете, нет? -- При чем тут "уважаете"? Ты говори толком... -- Нет, не могу, -- продолжал Иван тараторить. -- Не могу, честное слово! Сердце лопнет. Ну что за народ! Да живи ты с усами, живи! Сколько влезет, столько и живи. Не женщина, а генерал-майор какой-то. Тьфу! А детишки народятся? Потянется сынок или дочка ручонкой: "Мама, а что это у тебя? " А подрастут? Подрастут, их на улице начнут дразнить: "Твоя мамка с усами, твоя мамка с усами! " Легко будет ребенку? Легко будет слушать такие слова? Ни у кого нету мамки с усами, а у него -- с усами. Как он должен отвечать? Да никак он не сможет ответить, он зальется слезами и пойдет домой... к усатой мамке... -- Хватит! -- закричала дочь Бабы-Яги. -- Наводи свой состав. Что тебе надо? -- Пригоршню куриного помета, пригоршню теплого навоза и пригоршню мягкой глины -- мы накладываем на лицо такую маску... -- На все лицо? Как же я дышать-то буду? -- Ну что за народ! -- опять горько затараторил Иван. -- Ну ничего невозможно... -- Ладно! -- рявкнула дочь. -- Спросить ничего нельзя. -- Нельзя! -- тоже рявкнул Иван. -- Когда мастер соображает, нельзя ничего спрашивать! Повторяю: навоз, глина, помет. Маска будет с дыркой -- будешь дышать. Все. -- Слышали? -- сказала Яга стражникам. -- Одна нога здесь, другая в сарае! Арш! Стражники побежали за навозом, глиной и пометом. А в это самое время в окно просунулись три головы Змея Горыныча... Уставились на Ивана. Все в избушке замерли. Горыныч долго-долго смотрел на Ивана. Потом спросил: -- Кто это? -- Это, Горыныч, племянник мой, Иванушка, -- сказала Яга. -- Иванушка, поздоровайся с дядей Горынычем. -- Здравствуй, дядя Горыныч! -- поздоровался Иван. -- Ну, как дела? Горыныч внимательно смотрел на Ивана. Так долго и внимательно, что Иван занервничал. -- Да ну что, елки зеленые? Что? Ну -- племянник, ты же слышал! Пришел к тете Ежке. В гости. Что, гостей будем жрать? Давай, будем гостей жрать! А семью собираемся заводить -- всех детишечек пожрем, да? Папа называется! Головы Горыныча посоветовались между собой. -- По-моему, он хамит, -- сказала одна. Вторая подумала и сказала: -- Дурак, а нервный. А третья выразилась и вовсе кратко: -- Лангет, -- сказала она. -- Я счас такой лангет покажу!.. -- взорвался от страха Иван. -- Такой лангет устрою, что кое-кому тут не поздоровится. Тетя, где моя волшебная сабля? -- Иван вскочил с лавки и забегал по избушке -- изображал, что ищет волшебную саблю. -- Я счас такое устрою! Головы надоело носить?! -- Иван кричал на Горыныча, но не смотрел на него, -- жутко было смотреть на эти три спокойные головы. -- Такое счас устрою!.. -- Он просто расхамился, -- опять сказала первая голова. -- Нервничает, -- заметила вторая. -- Боится. А третья не успела ничего сказать: Иван остановился перед Горынычем и сам тоже долго и внимательно смотрел на него. -- Шпана, -- сказал Иван. -- Я тебя сам съем. Тут первый раз прозвучал голос Ильи Муромца. pic8.jpg -- Ванька, смотри! -- сказал Илья. -- Да что "Ванька", что "Ванька"! -- воскликнул Иван. -- Чего ванькать-то? Вечно кого-то боимся, кого-то опасаемся. Каждая гнида будет из себя... великую тварь строить, а тут обмирай от страха. Не хочу! Хватит! Надоело! -- Иван и в самом деле спокойно уселся на лавку, достал дудочку и посвистел маленько. -- Жри, -- сказал он, отвлекаясь от дудочки. -- Жрать будешь? Жри. Гад. Потом поцелуй свою усатую невесту. Потом рожайте усатых детей и маршируйте с имя. Он меня, видите ли, пугать будет!.. Хрен тебе! -- И Ванька опять засвистел в свою дудочку. -- Горыныч, -- сказала дочь, -- плюнь, не обращай внимания. Не обижайся. pic9.jpg -- Но он же хамит, -- возразила первая голова. -- Как он разговаривает?! -- Он с отчаяния. Он не ведает, что творит. -- Я все ведаю, -- встрял Иван, перестав дудеть. -- Все я ведаю. Я вот сейчас подберу вам марш... для будущего батальона... -- Ванюшка, -- заговорила Баба-Яга кротко, -- не хами, племяш. Зачем ты так? -- Затем, что нечего меня на арапа брать. Он, видите ли, будет тут глазами вращать! Вращай, когда у тебя батальон усатых будет -- тогда вращай. А счас нечего. -- Нет, ну он же вовсю хамит! -- чуть не плача сказала первая голова -- Ну как же? -- Заплачь, заплачь, -- жестко сказал Иван. -- А мы посмеемся. В усы. -- Хватит тянуть, -- сказала вторая голова. -- Да, хватит тянуть, -- поддакнул Иван. -- Чего тянуть-то? Хватит тянуть. -- О-о! -- изумилась третья голова. -- Ничего себе! -- Ага! -- опять дурашливо поддакнул Иван. -- Во, даеть Ванька! Споем? -- И Ванька запел: Эх, брил я тебя На завалинке, Подарила ты мене Чулки-валенки... Горыныч, хором: Оп -- тирдарпупия! -- допел Ванька. И стало тихо. И долго было тихо. -- А романсы умеешь? -- спросил Горыныч. -- Какие романсы? -- Старинные. -- Сколько угодно... Ты что, романсы любишь? Изволь, батюшка, я тебе их нанизаю сколько хоть. Завалю романсами. Например: Хаз-булат удало-ой, Бедна сакля твоя-а, Золотою казной Я осыплю тебя-а!.. А? Романс!.. -- Ванька почуял некую перемену в Горыныче, подошел к нему и похлопал одну голову по щеке. -- Мх, ты... свирепый. Свирепунчик ты мой. -- Не ерничай, -- сказал Горыныч. -- А то откушу руку. Ванька отдернул руку. -- Ну, ну, ну, -- молвил он мирно, -- кто же так с мастером разговаривает? Возьму вот и не буду петь. -- Будешь, -- оказала голова Горыныча, которую Иван приголубил. -- Я тебе возьму и голову откушу. Две другие головы громко засмеялись. И Иван тоже мелко и невесело посмеялся. -- Тогда-то уж я и вовсе не спою -- нечем. Чем же я петь-то буду? -- Филе, -- сказала голова, которая давеча говорила "лангет". Это была самая глупая голова. -- А тебе бы все жрать! -- обозлился на нее Иван. -- Все бы ей жрать!.. Живоглотка какая-то. -- Ванюшка, не фордыбачь, -- сказала Баба-Яга. -- Пой. -- Пой, -- сказала и дочь, -- Разговорился. Есть слух -- пой. -- Пой, -- велела первая голова. -- И вы тоже пойте. -- Кто? -- не поняла Баба-Яга. -- Мы? -- Вы. Пойте. -- Может быть, я лучше одна? -- вякнула дочь; ее не устраивало, что она будет подпевать Ивану. -- С мужиком петь... ты меня извини, но... -- Три, четыре, -- спокойно сказал Горыныч. -- Начали. Дам коня, дам седло, -- запел Иван, Баба-Яга с дочкой подхватили: Дам винтовку свою-у, А за это за все Ты отдай мне жену-у. Ты уж стар, ты уж се-ед, Ей с тобой не житье, С молодых юных ле-ет Ты погубишь ее-о-о. Невыразительные круглые глазки Горыныча увлажнились: как всякий деспот, он был слезлив. -- Дальше, -- тихо сказал он. Под чинарой густой, -- пел дальше Иван, -- Мы сидели вдвое-ом; Месяц плыл золотой, Все молчало круго-ом. И Иван с чувством повторил еще раз, один: Эх, месяц плыл золотой, Все молчало круго-ом.,. -- Как ты живешь, Иван? -- спросил растроганный Горыныч, -- В каком смысле? -- не понял тот. -- Изба хорошая? -- А-а. Я счас в библиотеке живу, вместе со всеми. -- Хочешь отдельную избу? -- Нет. Зачем она мне? -- Дальше. Она мне отдала-ась... -- повел дальше Иван, -- До последнего дня... -- Это не надо, -- сказал Горыпыч. -- Пропусти. -- Как же? -- не понял Иван. -- Пропусти. -- Горыныч, так нельзя, -- заулыбался Иван, -- из песни слова не выкинешь, Горыныч молча смотрел на Ивана; опять воцарилась эта нехорошая тишина. -- Но ведь без этого же нет песни! -- занервничал Иван. -- Ну? Песни-то нету! -- Есть песня, -- сказал Горыныч. -- Да как же есть? Как же есть-то?! -- Есть песня. Даже лучше -- лаконичнее. -- Ну ты смотри, что они делают! -- Иван даже хлопнул в изумлении себя по ляжкам. -- Что хотят, то и делают! Нет песни без этого, нет песни без этого, нет песни!.. Не буду петь лаконично. Все. -- Ванюшка, -- сказала Баба-Яга, -- не супротивничай. -- Пошла ты!.. -- вконец обозлился Иван. -- Сами пойте. А я не буду. В гробу я вас всех видел! Я вас сам всех сожру! С усами вместе. А эти три тыквы... я их тоже буду немножко жарить... -- Господи, сколько надо терпения, -- вздохнула первая голова Горыныча. -- Сколько надо сил потратить, нервов... пока их научишь. Ни воспитания, ни образования... -- Насчет "немножко жарить" -- это он хорошо сказал, -- молвила вторая голова. -- А? -- На какие усы ты все время намекаешь? -- спросила Ивана третья голова. -- Весь вечер сегодня слышу: усы, усы... У кого усы? -- А па-арень улыбается в пшеничные усы, -- шутливо спела первая голова. -- Как там дальше про Хаз-бу-лата? -- Она мне отдалась, -- отчетливо сказал Иван. Опять сделалось тихо. -- Это грубо, Иван, -- сказала первая голова. -- Это дурная эстетика. Ты же в библиотеке живешь... как ты можешь? У вас же там славные ребята. Где ты набрался этой сексуальности? У вас там, я знаю, Бедная Лиза... прекрасная девушка, я отца ее знал... Она невеста твоя? -- Кто? Лизка? Еще чего! -- Как же? Она тебя ждет. -- Пусть ждет -- не дождется. -- Мда-а... Фрукт, -- сказала третья голова. А голова, которая все время к жратве клонила, возразила: -- Нет, не фрукт, -- сказала она серьезно. -- Какой же фрукт? Уж во всяком случае -- лангет. Возможно даже -- шашлык. -- Как там дальше-то? -- вспомнила первая голова. -- С Хаз-булатом-то. -- Он его убил, -- покорно сказал Иван. -- Кого? -- Хаз-булата. -- Кто убил? -- М-м... -- Иван мучительно сморщился. -- Молодой любовник убил Хаз-булата. Заканчивается песня так: "Голова старика покатилась на луг". -- Это тоже не надо. Это жестокость, -- сказала голова. -- А как надо? Голова подумала. -- Они помирились. Он ему отдал коня, седло -- и они пошли домой. На какой полке ты там сидишь, в библиотеке-то? -- На самой верхней... Рядом с Ильей и донским Атаманом. -- О-о! -- удивились все в один голос. -- Понятно, -- сказала самая умная голова Горыныча, первая. -- От этих дураков только и наберешься... А зачем ты к Мудрецу идешь? -- За справкой. -- За какой справкой? -- Что я умный. Три головы Горыныча дружно громко засмеялись. Баба-Яга и дочь тоже подхихикнули. -- А плясать умеешь? -- спросила умная голова. -- Умею, -- ответил Иван. -- Но не буду. -- Он, по-моему, и коттеджики умеет рубить, -- встряла Баба-Яга. -- Я подняла эту тему... -- Ти-хо! -- рявкнули все три головы Горыныча. -- Мы никому больше слова не давали! -- Батюшки мои, -- шепотом сказала Баба-Яга. -- Сказать ничего нельзя! -- Нельзя! -- тоже рявкнула дочь, И тоже на Бабу-Ягу. -- Базар какой-то! -- Спляши, Ваня, -- тихо и ласково сказала самая умная голова. -- Не буду плясать, -- уперся Иван. Голова подумала: -- Ты идешь за справкой... -- сказала она. -- Так? -- Ну? За справкой. -- В справке будет написано: "Дана Ивану... в том, что он -- умный". Верно? И -- печать. -- Ну? -- А ты не дойдешь. -- Умная голова спокойно смотрела на Ивана. -- Справки не будет. -- Как это не дойду? Если я пошел, я дойду. -- Не. -- Голова все смотрела на Ивана. -- Не доидешь. Ты даже отсюда не выйдешь. Иван постоял в тягостном раздумье... Поднял руку и печально возгласил: -- Сени! -- Три, четыре, -- сказала голова. -- Пошли. Баба-Яга и дочь запели: Ох, вы сени, мои сени, Сени новые мои... Они пели и прихлопывали в ладоши. Сени новые-преновые Решетчатые... pic10.jpg Иван двинулся по кругу, пристукивая лапоточками... а руки его висели вдоль тела: он не подбоченился, не вскинул голову, не смотрел соколом. -- А почему соколом не смотришь? -- спросила голова. -- Я смотрю, -- ответил Иван. -- Ты в пол смотришь. -- Сокол же может задуматься? -- О чем? -- Как дальше жить... Как соколят вырастить. Пожалей ты меня, Горыныч, -- взмолился Иван. -- Ну сколько уж? Хватит... -- А-а, -- сказала умная голова. -- Вот теперь ты поумнел. Теперь иди за справкой. А то начал тут... строить из себя. Шмакодявки. Свистуны. Чего ты начал строить из себя? Иван молчал. -- Становись лицом к двери, -- велел Горыныч. Иван стал лицом к двери. -- По моей команде вылетишь отсюда со скоростью звука. -- Со звуком -- это ты лишка хватил, Горыныч, -- возразил Иван. -- Я не сумею так. -- Как сумеешь. Приготовились... Три, четыре! Иван вылетел из избушки. Три головы Горыныча, дочь и Баба-Яга засмеялись. -- Иди сюда, -- позвал Горыныч невесту, -- я тебя ласкать буду.x x x
А Иван шел опять темным лесом... И дороги опять никакой не было, а была малая звериная тропка Шел, шел Иван, сел на поваленную лесину и закручинился. -- В душу как вроде удобрения свалили, -- грустно сказал он. -- Вот же как тяжко! Достанется мне эта справка... Сзади подошел Медведь и тоже присел на лесину. -- Чего такой печальный, мужичок? -- спросил Медведь. -- Да как же!.. -- сказал Иван. -- И страху натерпелся, и напелся, и наплясался... И уж так-то теперь на душе тяжко, так нехорошо -- ложись и помирай. -- Где это ты так? -- А в гостях... Черт занес. У Бабы-Яги. -- Нашел к кому в гости ходить. Чего ты к ней поперся? -- Да зашел по пути... -- А "уда идешь-то? -- К Мудрецу. -- Во-он куда! -- удивился Медведь. -- Далеко. -- Не знаешь ли, как к нему идти? -- Нет, Слыхать слыхал про такого, а как идти, не знаю. Я сам, брат, с насиженного места поднялся... Иду вот тоже, а куда иду -- не знаю. -- Прогнали, что ль? -- Да и прогнать не прогнали, и... Сам уйдешь. Эт-то вот недалеко -- монастырь; ну, жили себе... И я возле питался -- там пасек много. И облюбовали же этот монастырь черти. Откуда только их нашугало! Обложили весь монастырь, -- их внутрь-то не пускают, -- с утра до ночи музыку заводют, пьют, безобразничают... -- А чего хотят-то? -- Хотят внутрь пройти, а там стража. Вот они и оглушают их, стражников-то, бабенок всяких ряженых подпускают, вино навяливают -- сбивают с толку. Такой тарарам навели на округу -- завязывай глаза и беги. Страсть что творится, пропадает живая душа. Я вот курить возле их научился... pic11.jpg Медведь достал пачку сигарет и закурил. -- Нет житья никакого... Подумал-подумал -- нет. думаю, надо уходить, а то вино научусь пить. Или в цирк пойду. Раза два напивался уж... -- Это скверно. -- Уж куда как скверно! Медведицу избил... Льва по лесу искал... Стыд головушке! Нет, думаю, надо уходить. Вот -- иду. -- Не знают ли они про Мудреца? -- спросил Иван. -- Кто? Черти? Чего они не знают-то? Они все знают. Только не связывайся ты с имя, пропадешь. Пропадешь, парень. -- Да ну... чего, поди? -- Пропадешь. Попытай, конечно, но... Гляди. Злые они. -- Я сам злой счас.. Хуже черта. Вот же как он меня исковеркал! Всего изломал. -- Кто? -- Змей Горыныч. -- Бил, что ли? -- Дайне бил, а... хуже битья. И пел перед ним, и плясал... Тьфу! Лучше бы уж избил. -- Унизил? -- Унизил. Да как унизил! Не переживу я, однако, эти дела. Вернусь и подожгу их. А? -- Брось, -- сказал Медведь, -- не связывайся. Он такой, этот Горыныч... Гад, одно слово. Брось. Уйди лучше. Живой ушел, и то слава богу. Эту шайку не одолеешь: везде достанут. Они посидели молча, Медведь затянулся последний раз сигаретой, бросил, затоптал окурок лапой и встал. -- Прощай. -- Прощай, -- откликнулся Иван. И тоже поднялся. -- Аккуратней с чертями-то, -- еще раз посоветовал Медведь. -- Эти похуже Горыныча будут... Забудешь, куда идешь. Все на свете забудешь. Ну и охальное же племя! На ходу подметки рвут. Оглянуться не успеешь, а уж ты на поводке у них -- захомутали. -- Ничего, -- сказал Иван. -- Бог не выдаст, свинья не съест. Как-нибудь вывернусь. Надо же где-то Мудреца искать... Леший-то навязался на мою голову! А время -- до третьих петухов только. -- Ну, поспешай, коли так. Прощай. -- Прощай. И они разошлись. Из темноты еще Медведь крикнул: -- Вон, слышь, музыка? -- Где? -- Да послушай!.. "Очи черные" играют... -- Слышу! -- Вот иди на музыку -- они. Вишь, наяривают! О, господи! -- вздохнул Медведь. -- Вот чесотка-то мировая! Ну чесотка... Не хочут жить на болоте, никак не хочут, хочут в кельях.x x x
pic12.jpg А были-ворота и высокий зр. На воротах написано: "Чертям вход воспрещен". В воротах стоял большой стражник с пикой в руках и зорко поглядывал кругом. Кругом же творился некий вялый бедлам -- пауза такая после бурного шабаша. Кто из чертей, засунув руки в карманы узеньких брюк, легонько бил копытцами ленивую чечетку, кто листал журналы с картинками, кто тасовал карты... Один жонглировал черепами. Двое в углу учились стоять на голове. Группа чертей, расстелив на земле газеты, сидела вокруг коньяка и закуски -- выпивали. А четверо -- три музыканта с гитарами и девица -- стояли прямо перед стражником; девица красиво пела "Очи черные". Гитаристы не менее красиво аккомпанировали ей. И сама-то девица очень даже красивая, на красивых копытцах, в красивых штанах... Однако стражник спокойно смотрел на нее -- почему-то не волновался. Он даже снисходительно улыбался в усы. -- Хлеб да соль! -- сказал Иван, подходя к тем, которые выпивали. Его оглядели с ног до головы... И отвернулись. -- Что же с собой не приглашаете? -- жестко спросил Иван. Его опять оглядели. -- А что ты за князь такой? -- спросил один, тучный, с большими рогами. -- Я князь такой, что если счас понесу вас по кочкам, то от вас клочья полетят. Стать! Черти изумились... Смотрели на Ивана. -- Я кому сказал?! -- Иван дал ногой по бутылкам. -- Стать!! Тучный вскочил и полез было на Ивана, но его подхватили свои и оттащили в сторону. Перед Иваном появился некто изящный, среднего возраста, в очках. pic13.jpg -- В чем дело, дружок? -- заговорил он, беря Ивана под руку. -- Чего мы шумим? Мм? У нас где-нибудь бо-бо? Или что? Или настроение испорчено? Что надо? -- Надо справку, -- зло сказал Иван. К ним еще подошли черти... Образовался такой кружок, в центре которого стоял злой Иван. -- Продолжайте, -- крикнул Изящный музыкантам и девице. -- Ваня, какую справку надо? О чем? -- Что я -- умный. Черти переглянулись... Быстро и непонятно переговорили между собой. -- Шизо, -- сказал один. -- Или авантюрист. -- Не похоже, -- возразил другой. -- Куда-нибудь оформляется. Всего одну справку надо? -- Одну. -- А какую справку, Ваня? Они разные бывают... Бывает -- характеристика, аттестат... Есть о наличии, есть об отсутствии, есть "в том, что", есть "так как", есть "ввиду того, что", а есть "вместе с тем, что" -- разные, понимаешь? Какую именно тебе сказали принести? -- Что я умный. -- Не понимаю... Диплом, что ли? -- Справку. -- Но их сотни справок! Есть "в связи с тем, что", есть "несмотря на то, что", есть... -- Понесу ведь по кочкам, -- сказал Иван с угрозой. -- Тошно будет. Или спою "Отче наш". -- Спокойно, Ваня, спокойно, -- занервничал Изящный черт. -- Зачем подымать волну? Мы можем сделать любую справку, надо только понять -- какую? Мы тебе сделаем... -- Мне липовая справка не нужна, -- твердо сказал Иван, -- мне нужна такая, какие выдает Мудрец. Тут черти загалдели все разом. -- Ему нужна только такая, какие выдает Мудрец. -- О-о!.. -- Липовая его не устраивает... Ах, какая неподкупная душа! Какой Анжелико! -- Какой митрополит! Он нам споет "Отче наш". А "Сухой бы я корочкой питалась" ты нам споешь? -- Ша, черти! Ша... Я хочу знать: как это он понесет нас по кочкам? Он же берет нас на арапа! То ж элементарный арапинизм! Что значит, что этот пошехонец понесет нас? Подошли еще черти. Ивана окружили со всех сторон. И все глядели и размахивали руками. -- Он опрокинул коньяк! -- Это хамство! Что значит, что он понесет нас по кочкам? Что это значит? Это шантаж? -- Кубок "Большого орла" ему! -- Тумаков ему! Тумаков! Дело могло обернуться плохо: Ивана теснили. -- Ша, черти! Ша! -- крикнул Иван. И поднял руку. -- Ша, черти! Есть предложение!.. -- Ша, братцы, -- сказал Изящный черт. -- Есть предложение. Выслушаем предложение. Иван, Изящный черт и еще несколько чертей отошли в сторонку и стали совещаться. Иван что-то вполголоса говорил нм, посматривал в сторону стражника. И другие тоже посматривали туда же. Перед стражником по-прежнему "несли вахту" девица и музыканты; девица пела теперь ироническую песенку "Разве ты мужчина! ". Она пела и пританцовывала. -- Я не очень уверен, -- сказал Изящный черт. -- Но... А? -- Это надо проверить, -- заговорили и другие. -- Это не лишено смысла. -- Да, это надо проверить. Это не лишено смысла. -- Мы это проверим, -- сказал Изящный черт своему помощнику. -- Это не лишено смысла. Если этот номер у нас проходит, мы посылаем с Иваном нашего черта, и он делает так, что Мудрец принимает Ивана. К нему очень трудно попасть. -- Но без обмана! -- сказал Иван. -- Если Мудрец меня не принимает, я вот этими вот руками... беру вашего черта... -- Ша, Иван, -- сказал Изящный черт. -- Не надо лишних слов. Все будет о'кей. Маэстро, что нужно? -- спросил он своего помощника. -- Анкетные данные стражника, -- сказал тот. -- Где родился, кто родители... И еще одна консультация Ивана. -- Картотека, -- кратко сказал Изящный. Два черта побежали куда-то, а Изящный обнял Ивана и стал ходить с ним туда-сюда, что-то негромко рассказывал. Прибежали с данными. Один доложил: -- Из Сибири. Родители -- крестьяне. Изящный черт, Иван и маэстро посовещались накоротке. -- Да? -- спросил Изящный. -- Как штык, -- ответил Иван. -- Чтоб мне сдохнуть! -- Маэстро? -- Через... две с половиной минуты, -- ответил маэстро, поглядев на часы. -- Приступайте, -- сказал Изящный. Маэстро и с ним шестеро чертей -- три мужского пола и три женского -- сели неподалеку с инструментами и стали сыгрываться. Вот они сыгрались... Маэстро кивнул головой, и шестеро грянули: По диким степям Забайкалья, Где золото роют в горах, Бродяга, судьбу проклиная, Тащился с сумой на плечах. Здесь надо остановить повествование и, сколь возможно, погрузиться в мир песни. Это был прекрасный мир, сердечный и грустный. Звуки песни, негромкие, но сразу какие-то мощные, чистые, ударили в самую душу. Весь шабаш отодвинулся далеко-далеко; черти, особенно те, которые пели, сделались вдруг прекрасными существами, умными, добрыми, показалось вдруг, что смысл истинного их существования не в шабаше и безобразиях, а в ином -- в любви, в сострадании. Бродяга к Байкалу подходит, Рыбачью он лодку берет, Унылую песню заводит, О родине что-то поет. Ах, как они пели! Как они, собаки, пели! Стражник прислонил копье к воротам и, замерев, слушал песню. Глаза его наполнились слезами, он как-то даже ошалел. Может быть, даже перестал понимать, где он и зачем. Бродяга Байкал переехал, -- Навстречу родимая мать. Ой, здравствуй, ой, здравствуй, родная, Здоров ли отец мой и брат? Стражник подошел к поющим, сел, склонил голову на руки и стал покачиваться взад-вперед, -- М-мх... -- сказал он. А в пустые ворота пошли черти. А песня лилась, рвала душу, губила суету и мелочь жизни -- звала на простор, на вольную волю. А черти шли и шли в пустые ворота. Стражнику поднесли огромную чару... Он, не раздумывая, выпил, трахнул чару о землю, уронил голову на руки и опять сказал; -- М-мх... Отец твой давно уж в могиле, Сырою землею зарыт. А брат твой давно уж в Сибири -- Давно кандалами гремит. Стражник дал кулаком по колену, поднял голову -- лицо в слезах. А брат твой давно уж в Сибири -- Давно кандалами гремит, -- пропел он страдальческим голосом. -- Жизнь моя, иль ты приснилась мне? Дай "Камаринскую"! Пропади все пропадом, гори все синим огнем! Дай вина! -- Нельзя, мужичок, нельзя, -- сказал лукавый маэстро. -- Ты напьешься и все забудешь, -- Кто?! -- заорал стражник. И лапнул маэстро за грудки: -- Кто тут меня учить будет?! Ты, козел? Да я тебя... в три узла завяжу, вонючка! Я вас всех понесу по кочкам!.. -- Что они так обожают кочки? -- удивился Изящный черт. -- Один собирался нести по кочкам, другой... Какие кочки вы имеете в виду, уважаемый? -- спросил он стражника. -- Цыть! -- сказал стражник, -- "Камаринскую"! -- "Камаринскую", -- велел Изящный музыкантам. -- Вина! -- рявкнул стражник. -- Вина, -- покорно вторил Изящный. -- Может, не надо? -- заспорил притворяшка маэстро. -- Ему же плохо будет. -- Нет, надо! -- повысил голос Изящный черт. -- Ему будет хорошо! -- Друг! -- заревел стражник. -- Дай я тебя поцелую! -- Иду! -- откликнулся Изящный черт. -- Счас мы с тобой нарежемся! Мы их всех понесем по кочкам! Мы их всех тут!.. Иван удивленно смотрел на чертей, что крутились вокруг стражника, особенно изумил его Изящный черт. -- Ты-то чего раздухарился, эй? -- спросил он его. -- Цыть! -- рявкнул Изящный черт, -- А то я тебя так понесу по кочкам, что ты... -- Что, что? -- угрожающе переспросил Иван. И поднялся. -- Кого ты понесешь по кочкам? Ну-ка, повтори. -- Ты на кого это тут хвост поднимаешь? -- тоже угрожающе спросил верзила-стражник Ивана. -- На моего друга?! Я из тебя лангет сделаю! -- Опять лангет, -- сказал Иван, останавливаясь. -- Вот дела-то! -- "Камаринскую"! -- раскапризничался Изящный черт. -- Иван нам спляшет. "Камаринскую"! Ваня давай! -- Пошел к дьяволу! -- обозлился Иван. -- Сам давай... с другом вон. -- Тогда я не посылаю с тобой черта, -- сказал Изящный черт. И внимательно, злобно посмотрел на Ивана. -- Понял? Попадешь ты к Мудрецу!.. Ты к нему ни-ког-да не попадешь. -- Ах ты, харя ты некрещеная! -- задохнулся от возмущения Иван. -- Да как же это? Да нечто так можно? Где же стыд-то у тебя? Мы же договорились. Я же такой грех на душу взял -- научил вас, как за ворота пройти. -- Последний раз спрашиваю: будешь плясать? -- О, проклятие!.. -- застонал Иван. -- Да что же это такое-то? Да за что же мне муки такие? -- "Камаринскую"! -- велел Изящный черт. -- "Пошехонские страдания". pic14.jpg Черти-музыканты заиграли "Камаринскую". И Иван пошел, опустив руки, пошел себе кругом, пошел пристукивать лапоточками. Он плясал и плакал. Плакал и плясал. -- Эх, справочка!.. -- воскликнул он зло и горько. -- Дорого же ты мне достаешься! Уж так дорого, что и не скажешь, как дорого!..x x x
И вот -- канцелярия. О канцелярия! Вот уж канцелярия так канцелярия. Иван бы тут вконец заблудился, если бы не черт. Черт пригодился как нельзя кстати. Долго ходили они по лестницам и коридорам, пока нашли приемную Мудреца. -- Минуточку, -- оказал черт, когда вошли в приемную. -- Посиди тут... Я скоро. -- И куда-то убежал. Иван огляделся. В приемной сидела молоденькая секретарша, похожая на библиотекаршу, только эта другого цвета, и зовут Милка. А ту -- Галка. Секретарша Милка печатала на машинке и говорила сразу по двум телефонам. pic15.jpg -- Ой, ну это же пшено! -- говорила она в одну трубку и улыбалась. -- Помнишь, у Моргуновых: она напялила на себя желтое блестящее платье, копну сена, что ли, символизировала? Да о чем тут ломать голову? О чем? И тут же -- в другую, строго: -- Его нету. Не зна... А вы не интонируйте, не интонируйте, я вам пятый раз говорю: его нету. Не знаю. -- Во сколько ты там был? В одиннадцать? Один к одному? Интересно... Она одна была? Она кадрилась к тебе?. -- Слушайте, я же ска... А вы не интонируйте, не интонируйте. Не знаю. Иван вспомнил: их библиотекарша, когда хочет спросить по телефону у своей подруги, у себя ли ее начальник, спрашивает: "Твой бугор в яме? " И он тоже спросил Милку: -- А бугор когда будет в яме? -- Он вдруг что-то разозлился на эту Милку. Милка мельком глянула на него. -- Что вы хотите? -- спросила она. -- Я спрашиваю: когда бу... -- По какому вопросу? -- Нужна справка, что... -- Понедельник, среда, девять тире одиннадцать. -- Мне... -- Иван хотел сказать, что ему нужна справка до третьих петухов. Милка опять отстукала: -- Понедельник, среда, с девяти до одиннадцати. Тупой? Это пшено, -- сказал Иван. И встал и вольно прошелся по приемной. -- Я бы даже сказал, компот. Как говорит наша Галка: "собачья радость на двух", "смесь козла с "грюндиком". Я спрашиваю глобально: ты невеста? И сам отвечаю: невеста. Один к одному. -- Иван все больше накалялся. -- Но у тебя же -- посмотри на себя -- у тебя же нет румянца во всю щеку. Какая же ты невеста? Ты вот спроси меня -- я вечный жених, -- спроси: появилась у меня охота жениться на тебе? Ну-ка, спроси. -- Появилась охота? -- Нет, -- твердо сказал Иван. Милка засмеялась и захлопала в ладоши. -- Ой, а еще? -- попросила она. -- Еще что-нибудь. Ну, пожалуйста. Иван не понял, что "еще"? -- Еще покажите что-нибудь. -- А-а, -- догадался Иван, -- ты решила, что я шут гороховый. Что я -- так себе, Ванек в лапоточках... Тупой, как ты говоришь. Так вот знай: я мудрее всех вас... глубже, народнее. Я выражаю чаяния, а вы что выражаете? Ни хрена не выражаете! Сороки. Вы пустые, как... Во мне суть есть, а в вас и этого нету. Одни танцы -- шманцы на уме. А ты даже говорить толком со мной не желаешь. Я вот как осержусь, как возьму дубину!.. Милка опять громко засмеялась. -- Ой, как интересно! А еще, а? -- Худо будет! -- закричал Иван. -- Ой, худо будет!.. Лучше вы меня не гневите, не гневите лучше!.. Тут в приемную влетел черт и увидел, что Иван орет на девицу. -- Тю, тю, тю, -- испуганно затараторил черт и стал теснить Ивана в угол. -- Чего это тут такое? Кто это нам разрешил выступать?.. Ая-я-я-яй! Отойти никуда нельзя. Предисловий начитался, -- пояснил он девице "выступление" Ивана. -- Сиди тихо, счас нас примут. Счас он придет... Я там договорился: нас примут в первую очередь. Только черт сказал так, в приемную вихрем ворвался некто маленький, беленький -- сам Мудрец, как понял Иван. -- Чушь, чушь, чушь, -- быстро сказал он на ходу. -- Василиса никогда на Дону не была. Черт почтительно склонил голову. -- Проходите, -- сказал Мудрец, ни к кому отдельно не обращаясь. И исчез в кабинете. Пошли, -- подтолкнул черт Ивана. -- Не вздумай только вылететь со своими предисловиями... Поддакивай, и все.x x x
pic16.jpg Мудрец бегал по кабинету. Он, что называется, рвал и метал. -- Откуда?! Откуда они это взяли?! -- вопрошал он кого-то и поднимал руки кверху. -- Откуда?! -- Чего ты расстроился, батя? -- спросил Иван участливо. Мудрец остановился перед посетителями, Иваном и чертом. -- Ну? -- спросил он сурово и непонятно. -- Облапошили Ивана? -- Почему вы так сразу ставите вопрос? -- увертливо заговорил черт. -- Мы, собственно, давно хотели... -- Что вы? Что вам надо в монастыре? Ваша цель? -- Разрушение примитива, -- твердо сказал черт. Мудрец погрозил ему пальцем. -- Озоруете! А теоретически не готовы. -- Нет, ну серьезно... -- заулыбался черт на стариковскую нестрашную угрозу. -- Ну тошно же смотреть. Одни рясы чего стоят! -- Что им, в полупендриках ваших ходить? -- Зачем в полупендриках? Никто к этому не призывает. Но, положа руку на сердце: неужели не ясно, что они безнадежно отстали? Вы скажете -- мода. А я скажу: да, мода! Ведь если мировые тела совершают свой круг по орбите, то они, строго говоря, не совсем его совершают... -- Тут, очевидно, следует говорить не о моде, -- заговорил старик важно и взволнованно, -- а о возможном положительном влиянии крайнебесовских тенденций на некоторые устоявшиеся нормы морали... -- Конечно! -- воскликнул черт, глядя на Мудреца влюбленными глазами. -- Конечно, о возможном положительном влиянии. -- Всякое явление, -- продолжал старик, -- заключает в себе две функции: моторную и тормозную. Все дело в том, какая функция в данный момент больше раздражается; моторная или тормозная. Если раздражитель извне попал на моторную функцию -- все явление подпрыгивает и продвигается вперед, если раздражитель попал на тормозную -- все явление, что называется, съеживается и отползает в глубь себя. -- Мудрец посмотрел на черта и на Ивана. -- Обычно этого не понимают... -- Почему, это же так понятно, -- сказал черт. -- Я все время твержу, -- продолжал Мудрец, -- что необходимо учитывать наличие вот этих двух функций. Учитывайте функции, учитывайте функции! Всякое явление, если можно так выразиться, о двух головах: одна говорит "да", другая говорит "нет". -- Я видел явление о трех головах... -- вякнул было Иван, но на него не обратили внимания. -- Ударим одну голову, услышим "да"; ударим другую, услышим "нет". -- Старик Мудрец стремительно вскинул руку, нацелился пальцем в черта. -- Какую ударили вы? -- Мы ударили, которая сказала "да", -- не колеблясь, ответил черт. Старик опустил руку. -- Исходя из потенциальных возможностей данных голов, данного явления, голова, которая говорит "да", -- крепче. Следует ожидать, что все явление подпрыгнет и продвинется вперед. Идите. И -- с теорией, с теорией мне!.. -- Старик опять погрозил пальцем черту. -- Манкируете! Смотрите! Распушу!.. Ох, распушу! Черт, мелко кивая головой, улыбаясь, пятился и пятился к выходу... Задом открыл дверь и так с подкупающей улыбкой на мордочке исчез. Иван же как стоял, так упал на колени перед Мудрецом. -- Батя, -- взмолился он, -- ведь на мне грех-то: я научил чертей, как пройти в монастырь... -- Ну?.. Встань-ка, встань -- я не люблю этого. Встань, -- велел Мудрец. Иван встал. -- Ну? И как же ты их научил? -- с улыбкой спросил старик. -- Я подсказал, чтоб они спели родную песню стражника... Они там мельтешили перед ним -- он держался пока, а я говорю: вы родную его запойте, родную его... Они и запели... -- Какую же они запели? -- "По диким степям Забайкалья". Старик засмеялся -- Ах, шельмы! -- воскликнул он. -- И хорошо запели? -- Так запели, так сладко запели, что у меня у самого горло перехватило. -- А ты петь умеешь? -- быстро спросил Мудрец. -- Ну, как умею?.. Так... -- А плясать? -- А зачем? -- насторожился Иван. -- Ну-ка... -- заволновался старичок, -- вот чего! Поедем-ка мы в одно место. Ах, Ваня!.. Устаю, дружок, так устаю -- боюсь, упаду когда-нибудь и не встану. Не от напряжения упаду, заметь, от мыслей. Тут вошла секретарша Милка. С бумагой. -- Сообщают: вулкан "Дзидра" готов к извержению, -- доложила она. -- Ага! -- воскликнул старичок и пробежался по кабинету. -- Что? Толчки? -- Толчки. Температура в кратере... Гул. -- Пойдем от аналогии с беременной женщиной, -- подстегнул свои мысли старичок. -- Толчки... Есть толчки? Есть. Температура в кратере... Общая возбудимость беременной женщины, болтливость ее -- это не что иное, как температура в кратере. Есть? Гул, гул... -- Старичок осадил мысли, нацелился пальцем в Милку: -- А что такое гул? Милка не знала. -- Что такое гул? -- Старичок нацелился в Ивана. -- Гул?.. -- Иван засмеялся. -- Это смотря какой гул... Допустим, гул сделает Илья Муромец-это одно, а сделает гул Бедная Лиза -- это... -- Вульгартеория, -- прервал старичок Ивана. -- Гул -- это сотрясение воздуха. -- А знаешь, как от Ильи сотрясается! -- воскликнул Иван. -- Стекла дребезжат! -- Распушу! -- рявкнул старичок. Иван смолк. -- Гул -- это не только механическое сотрясение, это также... утробное. Есть гул, который человеческое ухо не может воспринять... -- Ухо-то не может воспринять, а... -- не утерпел опять Иван, но старичок вперил в пего строгий р. -- Ну что тебя, распушить? -- Не надо, -- попросил Иван. -- Больше не буду. -- Продолжим. Все три признака великой аналогии -- налицо. Резюме? Резюме: пускай извергается. -- Старичок выстрелил пальчиком в секретаршу: -- Так и запишите. Секретарша Милка так и записала. И ушла. -- Устаю, Ваня, дружок, -- продолжал старичок свою тему, как если бы он и не прерывался. -- Так устаю, что иногда кажется: все, больше не смогу наложить ни одной резолюции. Нет, наступает момент, и опять накладываю. По семьсот, по восемьсот резолюций в сутки. Вот и захочется иной раз... -- Старичок тонко, блудливо засмеялся. -- Захочется иной раз пощипать... травки пощипать, ягодки... черт те что!.. И, знаешь ли, принимаю решение... восемьсот первое: перекур! Есть тут одна такая... царевна Несмеяна, вот мы счас и нагрянем к ней. Опять вошла секретарша Милка: -- Сиамский кот Тишка прыгнул с восьмого этажа. -- Разбился? -- Разбился. Старичок подумал... -- Запишите, -- велел он. -- Кот Тимофей не утерпел. -- Все? -- спросила секретарша. -- Все. Какая по счету резолюция на сегодня? -- Семьсот сорок восьмая. -- Перр. Секретарша Милка кивнула головой. И вышла. -- К царевне, дружок! -- воскликнул освобожденный Мудрец. -- Сейчас мы ее рассмешим! Мы ее распотешим, Ваня. Грех, грех, конечно, грех... А? -- Я ничего. До третьих петухов-то успеем? Мне еще идти сколько. -- Успеем! Грех, говоришь? Конечно, конечно, грех. Не положено, да? Грех, да? -- Я не про тот грех... Чертей, мол, в монастырь пустили -- вот грех-то. Старичок значительно подумал. -- Чертей-то? Да, -- сказал он непонятно. -- Все не так просто, дружок, все, милый мой, очень и очень не просто. А кот-то... А? Сиамский-то. С восьмого этажа! Поехали!x x x
Несмеяна тихо зверела от скуки. Сперва она лежала просто так... Лежала, лежала и взвыла. -- Повешусь! -- заявила она. Были тут еще какие-то молодые люди, парни и девушки. Им тоже было скучно. Лежали в купальных костюмах среди фикусов под кварцевыми лампами -- загорали. И всем было страшно скучно. -- Повешу-усь! -- закричала Несмеяна. -- Не могу больше! Молодые люди выключили транзисторы. -- Ну, пусть, -- сказал один. -- А что? -- Принеси веревку, -- попросила его. Этот, которого попросили, полежал-полежал... сел, -- А потом -- стремянку? -- сказал он. -- А потом -- крюк искать? Я лучше пойду ей по морде дам. -- Не надо, -- сказали. -- Пусть вешается -- может, интересно будет. Одна девица встала и принесла веревку. А парень принес стремянку и поставил ее под крюк, на котором висела люстра. -- Люстру сними пока, -- посоветовали. -- Сам снимай! -- огрызнулся парень. Тогда тот, который посоветовал снять люстру, встал и полез па стремянку -- снимать люстру. Мало-помалу задвигались... Дело появилось. -- Веревку-то надо намылить. -- Да, веревку намыливают... Где мыло? Пошли искать мыло. -- Есть мыло? -- Хозяйственное... -- Ничего? -- Какая разница! Держи веревку. Не оборвется? -- Сколько в тебе, Алка? -- Алка это и есть Несмеяна. -- Сколько весишь? -- Восемьдесят. -- Выдержит. Намыливай. Намылили веревку, сделали петлю, привязали конец к крюку... Слезли со стремянки. -- Давай, Алка. Алка -- Несмеяна вяло поднялась... зевнула и полезла на стремянку. Влезла... -- Скажи последнее слово, -- попросил кто-то. -- Ой, только не надо! -- запротестовали все остальные. -- Не надо, Алка, не говори. -- Этого только не хватает! -- Умоляю, Алка!.. Не надо слов. Лучше спой. -- Ни петь, ни говорить я не собираюсь, -- сказала Алка. -- Умница! Давай. Алка надела на шею петлю... Постояла. -- Стремянку потом ногой толкни. Но Алка вдруг села на стремянку и опять взвыла: -- Тоже скучно-о!.. -- не то пропела она, не то заплакала. -- Не смешно-о! С ней согласились. -- Действительно... -- Ничего нового: было-перебыло. -- К тому же патология. -- Натурализм. pic17.jpg И тут-то вошли Мудрец с Иваном. -- Вот, изволь, -- бодренько заговорил старичок, хихикая и потирая руки, -- дуреют от скуки. Ну-с, молодые люди!.. Разумеется, все средства испробованы, а как избавиться от скуки -- такого средства нет. Так ведь? А, Несмеянушка? -- Ты прошлый раз обещал что-нибудь придумать, -- капризно сказала Несмеяна со стремянки. -- А я и придумал! -- воскликнул старичок весело. -- Я обещал, я и придумал. Вы, господа хорошие, в поисках так называемого веселья совсем забыли о народе. А ведь народ не скучал! Народ смеялся!.. Умел смеяться. Бывали в истории моменты, когда народ прогонял со своей земли целые полчища -- и только смехом. Полчища окружали со всех сторон крепостные стены, а за стенами вдруг раздавался могучий смех... Враги терялись и отходили. Надо знать историю, милые люди... А то мы... слишком уж остроумные, интеллектуальные... а родной истории не знаем. А, Несмеянушка? -- Что ты придумал? -- спросила Несмеяна. -- Что я придумал? Я взял и обратился к народу! -- не без пафоса сказал старичок. -- К народу, к народу, голубушка. Что мы споем, Ваня? -- Да мне как-то неловко: они нагишом все... -- сказал Иван. -- Пусть хоть оденутся, что ли. Молодые безразлично промолчали, а старичок похихикал снисходительно -- показал, что он тоже не в восторге от этих средневековых представлений Ивана о стыдливости. -- Ваня, это... Ну, скажем так: не нашего ума дело. Наше дело -- петь и плясать. Верно? Балалайку! Принесли балалайку. Иван взял ее. Потренькал, потинькал -- подстроил... Вышел за дверь,.. И вдруг влетел в комнату -- чуть не со свистом и с гиканьем -- с частушкой: Эх, милка моя, Шевелилка моя, Сама ходит шевелит... -- О-о!.. -- застонали молодые и Несмеяна. -- Не надо! Ну, пожалуйста... -- Не надо, Ваня. -- Так, -- сказал старичок. -- На языке офеней это называется -- не прохонже. Двинем резерв. Перепляс! Ваня, пли! -- Пошел к чертовой матери! -- рассердился Иван. -- Что я тебе, Петрушка? Ты же видишь, им не смешно! И мне тоже не смешно. -- А справка? -- зловеще спросил старичок. -- А? Справка-то... Ее ведь надо заработать. -- Ну вот, сразу -- в кусты. Как же так, батя? -- А как же! Мы же договорились. -- Но им же не смешно! Было бы хоть смешно, ей-богу, но так-то... Ну стыдно же, ну... -- Не мучай человека, -- сказала Несмеяна старичку. -- Давай справку, -- стал нервничать Иван. -- И так проваландались сколько. Я же не успею. Первые петухи-то когда ишо пропели!.. Вот-вот вторые грянут, а до третьих надо успеть. А мне ишо идти да идти. Но старичок решил все же развеселить молодежь. И пустился он на очень и очень постыдный выверт -- решил сделать Ивана посмешищем: так охота ему стало угодить своей "царевне", так невтерпеж сделалось старому греховоднику. К тому же и досада его взяла, что никак не может рассмешить этих скучающих баранов. -- Справку? -- спросил он с дурашливым недоумением. -- Какую справку? -- Здрассте! -- воскликнул Иван. -- Я же говорил... -- Я забыл, повтори. -- Что я умный. -- А! -- "вспомнил" старичок, все стараясь вовлечь в нехорошую игру молодежь тоже. -- Тебе нужна справка, что ты умный, Я вспомнил. Но как же я могу дать такую справку? А? -- У тебя же есть печать... -- Да печать-то есть... Но я же не знаю: умный ты или нет. Я, допустим, дам тебе справку, что ты умный, а ты -- дурак дураком. Что это будет? Это будет подлог. Я не могу пойти на это. Ответь мне прежде на три вопроса. Ответишь -- дам тебе справку, не ответишь -- не обессудь. -- Давай, -- с неохотой сказал Иван. -- Во всех предисловиях писано, что я вовсе не дурак. -- Предисловия пишут... Знаешь, кто предисловия пишет? -- Это что, первый вопрос? -- Нет, нет. Это еще не вопрос. Это так... Вопрос вот какой: что сказал Адам, когда Бог вынул у него ребро и сотворил Еву? Что сказал при этом Адам? -- Старичок искоса и лукаво поглядел на свою "царевну" и на других молодых: поинтересовался, как приняли эту его затею с экзаменом. Сам он был доволен. -- Ну? Что же сказал Адам? -- Не смешно, -- сказала Несмеяна. -- Тупо. Плоско. -- Самодеятельность какая-то, -- сказали и другие. -- Идиотизм. Что он сказал? "Сам сотворил, сам и живи с ней"? Старичок угодливо засмеялся и выстрелил пальчиком в молодого человека, который так сострил. -- Очень близко!.. Очень! -- Мог бы и поостроумнее сказать. -- Минуточку... Минуточку... -- суетился старичок. -- Самое же интересное -- как ответит Иван! Ваня, что сказал Адам? -- А можно, я тоже задам вопрос? -- в свою очередь спросил Иван. -- Потом... -- Нет, сначала ответь: что сказал... -- Нет, пусть он спросит, -- закапризничала Несмеяна. -- Спроси, Ваня. -- Да что он может спросить? Почем куль овса на базаре? -- Спроси, Ваня. Спроси, Ваня. Ваня, спроси. Спроси, Ваня! -- Ну-у, это уже ребячество, -- огорчился старичок. -- Хорошо, спроси, Ваня. -- Ответь мне, почему у тебя одно лишнее ребро? -- Иван. подражая старичку, нацелился в него пальцем. -- То есть? -- опешил тот. -- Нет, нет, не "то есть", а почему? -- заинтересовалась Несмеяна. -- И почему ты это скрывал? -- Это уже любопытно, -- заинтересовались и другие. -- Лишнее ребро? Это же из ряда вон!.. -- Так вот вся мудрость-то откуда! -- Ой, как интересно-о! -- Покажите, пожалуйста. Ну, пожалуйста! Молодые люди стали окружать старичка. -- Ну, ну, ну, -- испугался старичок, -- зачем же так? Ну что за шутки? Что, так понравилась мысль дурака, что ли? Старичка окружали все теснее. Кто-то уже тянулся к его пиджаку, кто-то дергал за штаны -- Мудреца вознамерились раздеть без всяких шуток. -- И скрывать действительно такое преимущество... Зачем же? -- Подержите-ка пиджак, пиджак подержите!.. О, тут не очень-то их прощупаешь! -- Прекратите! -- закричал старичок и начал сопротивляться изо всех сил, но только больше раззадоривал этим. -- Немедленно прекратите это безобразие! Это не смешно, понимаете? Это не юмор, это же не юмор! Дурак пошутил, а они... Иван, скажи, что ты пошутил! -- По-моему, я уже нащупал!.. Рубашка мешает, -- вовсю шуровал один здоровенный парень. -- У него тут еще майка... Нет, теплое белье! Синтетическое. Лечебное. Подержите-ка рубашку... С Мудреца сняли пиджак, брюки. Сняли рубашку. Старичок предстал в нижнем теплом белье. -- Это безобразие! -- кричал он. -- Здесь же нет основания для юмора! Когда смешно? Смешно, когда намерения, цель и средства -- все искажено! Когда налицо отклонение от нормы! Здоровенный парень деликатно похлопал его по круглому животу. -- А это... разве не отклонение? -- Руки прочь! -- завопил старичок. -- Идиоты! Придурки!.. Никакого представления, что такое смешно!.. Кретины! Лежебоки... В это время его аккуратненько пощекотали, он громко захохотал и хотел вырваться из окружения, но молодые бычки и телки стояли весьма плотно. -- Почему вы скрывали о наличии лишнего ребра? -- Да какое ребро? Ой, ха-ха-ха!.. Да где? Ха-ха-ха!.. Ой, не могу!.. Это же... Ха-ха-ха!.. Это же... Ха-ха-ха!.. -- Дайте ему сказать. -- Это примитив! Это юмор каменного века! Все глупо, начиная с ребра и кончая вашим стремлением... Ха-ха-ха!.. О-о-о!.. -- И тут старичок пукнул, так это -- по-старчески, негромко дал, и сам очень испугался, весь встрепенулся и съежился. А с молодыми началась истерика, Теперь хохотали они, но как! -- взахлеб, легли. Несмеяна опасно качалась на стремянке, хотела слезть, но не могла двинуться от смеха. Иван полез и снял ее. И положил рядом с другими -- хохотать. Сам же нашел брюки старика, порылся в кармане... И нашел. Печать. И взял ее. -- Вы пока тут занимайтесь, -- сказал он, -- а мне пора отправляться. -- Зачем же ты всю-то... печать-то? -- жалко спросил Мудрец. -- Давай, я тебе справку выдам. -- Я сам теперь буду выдавать справки. Всем подряд. -- Иван пошел к двери. -- Прощайте. -- Это вероломство, Иван, -- сказал Мудрец. -- Насилие. -- Ничего подобного. -- Иван тоже стал в позу. -- Насилие -- это когда по зубам бьют. -- Я ведь наложу резолюцию! -- заявил Мудрец с угрозой. -- Наложу ведь -- запляшете! -- Слабо, батя! -- крикнули из компании молодых. -- Клади! pic18.jpg -- Возлюбленный мой! -- заломила руки в мольбе Несмеяна. -- Наложи! Колыхни атмосферу! -- Решение! -- торжественно объявил Мудрец. -- Данный юмор данного коллектива дураков объявляется тупым! А также несвоевременным и животным, в связи с чем он лишается права выражать собой качество, именуемое в дальнейшем -- смех. Точка. Мой так называемый нежданчик считать недействительным.x x x
И грянула вдруг дивная, стремительная музыка... И р. Хор, похоже, поет и движется -- приплясывают. Песенка чертей. Аллилуйя -- вот, Три-четыре -- вот, Шуры-муры. Шуры-муры, Аллилуйя -- a! Аллилуйя -- a! Мы возьмем с собой в поход На покладистый народ -- Политуру. Политуру. Аллилуйя -- а! Аллилуйя -- а! Наше -- вам С кистенем; Под забором, Под плетнем -- Покультурим. Покультурим. Аллилуйя -- a! Аллилуйя -- a! Это где же так дивно поют и пляшут? Где так умеют радоваться? Э -- э!.. То в монастыре. Черти. Монахов они оттуда всех выгнали, а сами веселятся. Когда наш Иван пришел к монастырю, была глубокая ночь; над лесом, близко, висела луна. На воротах стоял теперь стражник -- черт. Монахи же облепили забор и смотрели, что делается в монастыре. И там-то как раз шел развеселый бесовский ход: черти шли процессией и пели с приплясом. А песня их далеко разносилась вокруг. Ивану стало жалко монахов. Но когда он подошел ближе, он увидел: монахи стоят и подергивают плечами в такт чертовой музыке. И ногами тихонько пристукивают. Только несколько -- в основном пожилые -- сидели в горестных позах на земле и покачивали головами... Но вот диковина: хоть и грустно они покачивали, а все же в такт. Да и сам Иван -- постоял маленько и не заметил, как стал тоже подергиваться и притопывать ногой, словно зуд его охватил. Но вот визг и песнопение смолкло в монастыре -- видно, устали черти, передых взяли. Монахи отошли от забора... И тут вдруг вылез из канавы стражник-монах и пошел с пьяных глаз на свое былое место. -- Ну-ка, брысь! -- сказал он черту. -- Ты как здесь? Черт-стражник снисходительно улыбался. -- Иди, иди, дядя, иди проспись. Отойди! -- Эт-то што такое?! -- изумился монах. -- По какому такому праву? Как ты здесь оказался? -- Иди проспись, потом я тебе объясню твое право. Пшел! Монах полез было на черта, но тот довольно чувствительно ткнул его пикой. -- Пшел, говорят! Нальют глаза-то и лезут... Не положено подходить! Вон инструкция висит: подходить к воротам не ближе десяти метров. -- Ах ты, харя! -- заругался монах. -- Ах ты, аборт козлиный!.. Ну, ладно, ладно... Дай, я в себя приду, я тебе покажу инструкцию. Я тебя самого повешу заместо инструкции! -- И выражаться не положено, -- строго заметил черт. -- А то я тебя быстро определю -- там будешь выражаться, сколько влезет. Обзываться он будет! Я те по -- обзываюсь! Иди отсюда, пока я те... Иди отсюда! Бочка пивная. Иди отсюда! -- Агафангел! -- позвали монаха. -- Отойди... А то наживешь беды. Отойди от греха. Агафангел, покачиваясь, пошел восвояси. Пошел и загудел: По диким степям Забайкалья, Где золото роют в горах, Бродяга, судьбу проклиная... Черт-стражник захихикал ему в спину. -- Агафангел... -- сказал он, смеясь. -- И назовут же! Уж скорей-"Агавинус". Или просто-"Вермут". -- Што же это, братцы, случилось-то с вами? -- спросил Иван, подсаживаясь к монахам. -- Выгнали? -- Выгнали, -- вздохнул один седобородый. -- Да как выгнали! Пиночьями, вот как выгнали! Взашей попросили. -- Беда, беда, -- тихо молвил другой. -- Вот уж беда так беда: небывалая. Отродясь такой не видывали. -- Надо терпеть, -- откликнулся совсем ветхий старичок и слабо высморкался. -- Укрепиться и терпеть. -- Да что же терпеть-то?! -- воскликнул Иван. -- Что терпеть-то?! Надо же что-то делать! -- Молодой ты, -- урезонили его. -- Потому и шумишь. Будешь постарше -- не будешь шуметь. Што делать? Што тут сделаешь -- вишь, сила какая! -- Это нам за грехи наши. -- За грехи, за грехи... Надо терпеть. -- Будем терпеть. Иван с силой, зло, стукнул кулаком себя по колену. И сказал горько: -- Где была моя голова дурная?! Где она была, тыква?! Я виноватый, братцы, я виноватый! Я подкузьмил вам. На мне грех. -- Ну, ну, ну, -- стали его успокаивать. -- Что ты? Эка, как тебя сграбастало. Чего ты? -- Эх-х!.. -- сокрушался Иван. И даже заплакал. -- Сколько же я на душу взял... за один-то поход! Как же мне тяжко!.. -- Ну, ну... Не казнись, не надо. Что теперь сделаешь? Надо терпеть, милок. Тут вышел из ворот Изящный черт и обратился ко всем. -- Мужички, -- сказал он, -- есть халтура! Кто хочет заработать? -- Ну? А чего такое? -- зашевелились монахи. -- Чего надо-то? -- У вас там портреты висят... в несколько рядов... -- Иконы. -- А? -- Святые наши, какие портреты? -- Их надо переписать: они устарели. Монахи опешили. -- И кого же заместо их писать? -- тихо спросил самый старый монах. -- Нас. Теперь уж все смолкли. И долго молчали. -- Гром небесный, -- сказал старик монах. -- Вот она, кара-то. -- Ну? -- торопил Изящный черт. -- Есть мастера? Заплатим прилично... Все равно ведь без дела сидите. -- Бей их! -- закричал вдруг один монах. И несколько человек вскочило... И кинулись на черта, ко тот быстро вбежал в ворота, за стражника. А к стражнику в момент подстроились другие черти и выставили вперед пики. Монахи остановились. Какие вы все же... грубые, -- сказал им Изящный черт из-за частокола. -- Невоспитанные. Воспитывать да воспитывать вас... Дикари. Пошехонь. Ничего, мы за вас теперь возьмемся. -- И он ушел. И только он ушел, в глубине монастыря опять грянула музыка... И послышался звонкий перестук копыт по булыжнику -- черти били на площади массовую чечетку. Иван взялся за голову и пошел прочь.x x x
Шел он по лесу, а его все преследовала, догоняла, стегала окаянная музыка, чертячий пляс. Шел Иван и плакал -- так горько было на душе, так мерзко. Сел он на ту же поваленную лесину, на какой сидел прошлый раз. Сел и задумался. Сзади подошел Медведь и тоже присел. pic19.jpg -- Ну, сходил? -- спросил он. -- Сходил, -- откликнулся Иван. -- Лучше бы не ходил... -- Что? Не дали справку? Иван только рукой махнул, не стал говорить -- больно было говорить. Медведь прислушался к далекой музыке... И все понял без слов. -- Эти... -- сказал он. -- Все пляшут? -- Где пляшут-то? В монастыре пляшут-то! -- Ох, мать честная! -- изумился Медведь. -- Прошли? -- Прошли. -- Ну, все, -- сказал Медведь обреченно, -- надо уходить. Я так и знал, что пройдут. Они помолчали. -- Слушай, -- заговорил Медведь, -- ты там ближе к городу... Какие условия в цирке? -- Вроде ничего... Я, правда, не шибко знаю, но так, слышно, ничего. -- Как насчет питания, интересно... Сколькиразовое? -- Шут его знает. Хочешь в цирк? -- Ну, а что делать-то? Хочешь не хочешь -- пойдешь. Куда больше? -- Да... -- вздохнул Иван. -- Дела. -- Сильно безобразничают? -- спросил Медведь, закуривая. -- Эти-то? -- А что же... смотреть, что ли, будут! -- Это уж... не для того старались. Погарцуют теперь. Тьфу, в душу мать-то совсем!.. -- Медведь закашлялся. Долго с хрипом кашлял. -- Еще откажут вот... в цирке-то -- собрался. Забракуют. Легкие как тряпки стали. Бывало, пробку вышибал -- с оглоблю толщиной вылетала, а давеча за коровой погнался... кхо, кхо, кхох... с версту пробежал и язык высунул. А там небось тяжести надо подымать. -- Там надо на задних лапах ходить, -- сказал Иван. -- Зачем? -- не понял Медведь. -- Да что же ты, не знаешь, что ли? Тех и кормят, кто на задних лапах умеет. Любая собака знает... -- Да какой интерес-то? -- Это уж я не знаю. Медведь задумался. Долго молчал. -- Ну и ну, -- сказал. -- У тебя семья-то есть? -- поинтересовался Иван -- Где!.. -- горько, с отчаянием воскликнул Михаило Иваныч. -- Разогнал. Напился, начал буянить-то -- они все разбежались. Где теперь, сам не знаю. -- Он еще помолчал. И вдруг встал и рявкнул: -- Ну, курва! Напьюсь водки, возьму оглоблю и пойду крушить монастырь! -- Зачем же монастырь-то? -- Они же там! -- Нет, Михаило Иваныч... не надо. Да ты и не попадешь туда. Михаило Иваныч сел и трясущимися лапами стал закуривать. -- Ты не пьешь? -- спросил. -- Нет. -- Зря, -- зло сказал Михаило Иваныч.. -- Легче становится. Хошь, научу? -- Нет, -- решительно сказал Иван. -- Я пробовал -- она горькая. -- Кто? -- Водка-то. Михаило Иваныч оглушительно захохотал... И хлопнул Ивана по плечу. -- Эх, дите ты, дите!.. Чистое дите, ей-богу. А то научу? -- Нет. -- Иван поднялся с лесины. -- Пойду: время осталось с гулькин нос. Прощай. -- Прощай, -- сказал Медведь. И они разошлись в разные стороны. x x x И пришел Иван к избушке Бабы-Яги. И хотел уж было мимо протопать, как услышал -- зовут: -- Иванушка, а Иванушка! Что ж мимо-то? Оглянулся Иван -- никого. -- Да здесь я, -- опять голос, -- в сортире! Видит Иван-сортир, а на двери -- замок пудовый. А голос-то -- оттуда, из сортира. -- Кто там? -- спросил Иван. -- Да я это, дочка Бабы-Яги... усатая-то, помнишь? -- Помню, как же. А чего ты там? Кто тебя? -- Выручи меня отсюда, Иванушка... Открой замок. На крылечке, под половиком, ключ, возьми его и открой. Потом расскажу все. Иван нашел ключ, открыл замок. Усатая дочь Бабы-Яги выскочила из сортира и стала шипеть и плеваться. -- Вот как нынче с невестами-то!.. Ну, змей!.. Я тебе этого не прощу, я тебе устрою... -- Это Горыныч тебя туда законопатил? -- Горыныч.., Тьфу, змей! Ладно, ладно... чердак в кубе, я тебе тоже придумаю гауптвахту, гад. -- За что он тебя? -- спросил Иван. -- Спроси у него! Воспитывает. Полковника из себя изображает -- на гауптвахту посадил. Слова лишнего не скажи! Дубина такая. -- Дочка Бабы-Яги вдруг внимательно посмотрела на Ивана. -- Слушай, -- сказала она, -- хочешь стать моим любовником? А? Иван оторопел поначалу, но невольно оглядел усатую невесту: усатая-то она усатая, но остальное-то все при ней, и даже больше -- и грудь, и все такое. Да и усы-то... это ведь... что значит усы? Темная полоска на губе, какие это, в сущности, усы, это не усы, а так -- признак. -- Я что-то не понял... -- замялся Иван. -- Как-то это до меня... не совсем... не того... -- Ванька, смотри! -- раздался вдруг голос Ильи Муромца. -- Смотри, Ванька! -- Начинается! -- поморщился Иван. -- Заванькал. -- Что начинается? -- не поняла невеста; она не могла слышать голос Ильи: не положено. -- Можно подумать, что тебе то и дело навяливаются в любовницы. -- Да нет, -- сказал Иван, -- зачем? Я в том смысле, что... значит, это... дело-то такое... -- Чего ты мямлишь-то? Вот мямлит стоит, вот крутит. Да так да, нет -- нет, чего тут крутить-то? Я другого кого-нибудь позову. -- А Баба-Яга -- то? -- Она в гости улетела. А Горыныч на войне. -- Пошли, -- решился Иван. -- У меня полчаса есть еще. Побалуемся. Вошли они в избушку... Иван скинул лапоточки и вольготно прилег пока на кровать. -- Устал, -- сказал он. -- Ох, и устал же! Где только не был! И какого я только сраму не повидал и не натерпелся... -- Это тебе не на печке сидеть. Что лучше: салат или яишенку? -- Давай чего-нибудь на скорую руку... Время-то -- к свету. -- Успеешь. Лучше мы яишенку, с дороги-то -- посытней. -- Дочь Бабы-Яги развела на шестке огонек под таганком, поставила сковородку. -- Пусть пока разогревается... Ну-ка, поцелуй меня -- как ты умеешь? -- И дочь Бабы-Яги навалилась на Ивана и стала баловаться и резвиться. -- О -- о, да ты не умеешь ничего! А лапти снял! -- Кто не умеет? -- взвился Иван соколом. -- Я не умею? Да я тут счас так размахнусь, что ты... Держи руку! Руку держи! Да мою руку-то, мою, держи, чтоб не тряслась. Есть? Держи другую, другую держи!.. Держишь? -- Держу? Ну?.. -- Отпускай-ай, -- заорал Иван. -- Погоди, сковородка перекалилась, наверно, -- сказала дочь Бабы-Яги. -- Ты смотри, какой ты! А ребеночка сделаешь мне? -- Чего же не сделать? -- вовсю раздухарился Иван. -- Хоть двух. А сумеешь ты с ним, с ребеночком-то? С имя ведь возни да возни... знаешь сколько! -- Я уже пеленать умею, -- похвасталась дочь Бабы-Яги. -- Хошь, покажу? Счас яишенку поставлю... и покажу. Иван засмеялся: -- Ну, ну... -- Счас увидишь. -- Дочь Бабы-Яги поставила на огонь яичницу и подошла к Ивану. -- Ложись. -- Зачем я-то? -- Я тебя спеленаю. Ложись. Иван лег... И дочь Бабы-Яга стала пеленать его в простыни. -- Холосенький мой, -- приговаривала она, -- маленький мой... Сынуленька мой. Ну-ка, улыбнись мамочке. Ну-ка, как мы умеем улыбаться? Ну-ка?.. -- У-а-а, у-а-а, -- поплакал Иван. -- Жратеньки хочу-у, жратеньки хочу-у!.. Дочь Бабы-Яги засмеялась: -- А-а, жратеньки захотели? Жратеньки захотел наш сынуленька... Ну, вот... мы и спеленали нашего маленького. Счас мы ему жратеньки дадим... все дадим. Ну-ка, улыбнись мамочке. Иван улыбнулся "мамочке". -- Во-от... -- Дочь Бабы-Яги опять пошла в куть. Когда она ушла, в окно, с улицы, прямо над кроватью, просунулись три головы Горыныча. И замерли, глядя на спеленатого Ивана... И долго молчали. Иван даже зажмурился от жути. -- Утютюсеньки, -- ласково сказал Горыныч. -- Маленький... Что же ты папе не улыбаешься? Мамочке улыбаешься, а папе не хочешь. Ну-ка, улыбнись, Ну-ка? -- Мне не смешно, -- скачал Иван. -- А-а, мы, наверно, того?.. Да, маленький? -- По-моему, да, -- признался Иван. -- Мамочка! -- позвал Горыныч. -- Иди, сыночек обкакался. Дочь Бабы-Яги уронила на пол сковородку с яишенкой... Остолбенела. Молчала. -- Ну, что же вы? Чего же не радуетесь? Папочка пришел, а вы грустные. -- Горыныч улыбался всеми тремя головами. -- Не любите папочку? Не любят, наверно, папочку, не любят... Презирают. Тогда папочка будет вас жратеньки. Хавать вас будет папочка... С косточками! -- Горыныч перестал улыбаться. -- С усами! С какашками! Страсти разыгрались?! -- загремел он хором. -- Похоть свою чесать вздумали?! Игры затеяли?! Представления?.. Я проглочу весь этот балаган за один раз! -- Горыныч, -- почти безнадежно сказал Иван, -- а ведь у меня при себе печать... Я заместо справки целую печать добыл. Эт-то ведь... того... штука! Так что ты не ори тут. Не ори! -- Иван от страха, что ли, -- стал вдруг набирать высоту и крепость в голосе. -- Чего ты разорался? Делать нечего? Схавает он... Он, видите ли, жратеньки нас будет! Вон она, печать-то, -- глянь! Вон, в штанах. Глянь, если не веришь! Припечатаю на три лба, будешь тогда... Тут Горыныч усмехнулся и изрыгнул из одной головы огонь, опалил Ивана. Иван смолк... Только еще сказал тихо: -- Не балуйся с огнем. Шуточки у дурака. Дочь Бабы-Яги упала перед Горынычем на колени. -- Возлюбленный мои, -- заговорила она, -- только пойми меня правильно: я же тебе его на завтрак приготовила. Хотела сюрприз сделать. Думаю: прилетит Горыныч, а у меня для него что-то есть вкусненькое... тепленькое, в простынках, -- Вот твари-то! -- изумился Иван. -- Сожрут и скажут: так надо, так задумано. Во, парочка собралась! Тьфу!.. Жри, прорва! Жри, не тяни время! Проклинаю вас! И только Горыныч изготовился хамкнуть Ивана, только открыл свои пасти, в избушку вихрем влетел донской Атаман из библиотеки. -- Доигрался, сукин сын?! -- закричал он на Ивана. -- Допрыгался?! Спеленали! Горыныч весь встрепенулся, вскинул головы... -- Эт-то что еще такое? -- зашипел он. -- Пошли на полянку, -- сказал ему Атаман, вынимая свою неразлучную сабельку. -- Там будет способней биться. -- Он опять посмотрел на Ивана,.. Укоризненно сморщился. -- Прямо подарок в кулечке. Как же ты так? -- Оплошал, Атаман.. -- Ивану совестно было глядеть на донца, -- Маху дал.. Выручи, ради Христа. -- Не горюй, -- молвил казак. -- Не таким оглоедам кровя пускали, а этому-то... Я ему враз их смахну, все три. Пошли. Как тебя? Горыныч? Пошли, цапнемся. Ну и уродина!. -- Какой у меня завтрак сегодня! -- воскликнул Горыныч. -- Из трех блюд. Пошли. pic20.jpg И они пошли биться. Скоро послышались с полянки тяжелые удары и невнятные возгласы. Битва была жестокая. Земля дрожала. Иван и дочь Бабы-Яги ждали. -- А чего это он про три блюда сказал? -- спросила дочь Бабы-Яги, -- Он что, не поверил мне? Иван молчал. Слушал звуки битвы. -- Не поверил, -- решила дочь Бабы-Яги. -- Тогда он и меня сожрет: я как десерт пойду. Иван молчал. Женщина тоже некоторое время молчала. -- А казак-то!.. -- льстиво воскликнула она. -- Храбрый какой. Как думаешь, кто одолеет? Иван молчал. -- Я за казака, -- продолжала женщина. -- А ты за кого? -- О-о, -- застонал Иван. -- Помру. От разрыва сердца. -- Что, плохо? -- участливо спросила женщина. -- Давай я распеленаю тебя. -- И она подошла было, чтобы распеленать Ивана, но остановилась и задумалась. -- Нет, подождем пока... Черт их знает, как там у них? Подождем. -- Убей меня! -- взмолился Иван. -- Приткни ножом... Не вынесу я этой муки. -- Подождем, подождем, -- трезво молвила женщина. -- Не будем пороть горячку. Тут важно не ошибиться. В это время на поляне сделалось тихо. Иван и дочь Бабы-Яги замерли в ожидании... Вошел, пошатываясь, Атаман. -- Здоровый бугай, -- сказал он. -- Насилу одолел. А где эта... А-а, вот она, краля! Ну, чего будем делать? Вслед за дружком отправить тебя, гадину? -- Тю, тю, тю, -- замахала руками дочь Бабы-Яги. -- О, мне эти казаки! Сразу на горло брать. Ты хоть узнай сперва, что тут было-то! -- А то я не знаю вас! -- Атаман распеленал Ивана и опять повернулся к женщине: -- Что же тут было? -- Да ведь он чуть не изнасиловал меня! Такой охальник, такой охальник!.. Заласкаю, говорит, тебя до умопомрачения... И приплод, мол, оставлю: назло Горынычу. Такой боевитый, такой боевитый -- так и обжигает!.. -- И дочь Бабы-Яги нескромно захихикала. -- Прямо огонек! Атаман удивленно посмотрел на Ивана. -- Иван... -- Слушай ее больше! -- воскликнул Иван горько. -- И правда бы, убить тебя, да греха на душу брать неохота -- и так уж там... невпроворот всякого. Хоть счас бы не крутилась! -- Но какой он ни боевитый, -- продолжала женщина, словно не слыша Ивана, -- а все же боевитее тебя, казак, я мужчин не встречала. -- А что, тебе так глянутся боевитые? -- игриво спросил Атаман, И поправил ус. -- Брось! -- сказал Иван. -- Пропадем. Не слушай ее, змею. -- Да ну, зачем пропадать... Мы ее в плен возьмем. -- Пойдем, Атаман: у нас времени вовсе нету. Вот-вот петухи грянут. -- Ты иди, -- велел Атаман, -- а я тебя догоню. Мы тут маленько... -- Нет, -- твердо сказал Иван. -- С места без тебя не тронусь. Что нам Илья скажет? -- Мх-х, -- огорчился казак. -- Ну, ладно. Ладно... Не будем огорчать Муромца. До другого разочка, краля! Ишь ты, усатая. Ох, схлестнемся мы с тобой когда-нибудь... усы на усы! -- Атаман громко засмеялся. -- Пошли, Ивашка. Скажи спасибо Илье -- он беду-то почуял. А ведь он остерегал тебя, чего не послухал? -- Да вот.. вишь, мы какие боевитые... Не послухал. Иван с Атаманом ушли. А дочка Бабы-Яги долго сидела на лавочке, думала. -- Ну, и кто же я теперь? -- спросила она сама себя. И сама же себе ответила: -- Вдова не вдова и не мужняя жена. Надо кого-нибудь искать.x x x
В библиотеке Ивана и донца встретили шумно и радостно. -- Слава богу, живы -- здоровы. -- Ну, Иван, напужал ты нас! Вот как напужал!.. -- Ванюша! -- позвала Бедная Лиза. -- А, Ванюша! -- Погоди, девка, не егози, -- остановил ее Илья, -- дай сперва дело узнать: как сходил-то, Ванька? Добыл справку? pic21.jpg -- Целую печать добыл -- вот она. -- И Иван отдал печать. Печать долго с удивлением разглядывали, крутили так, этак... Передавали друг другу. Последним, к кому она попала, был Илья; он тоже долго вертел в огромных пальцах печать... Потом спросил всех: -- Ну, так... А чего с ней делать? Этого никто не знал. -- И зачем было посылать человека в такую даль? -- еще спросил Илья. И этого тоже теперь никто не знал. Только Бедная Лиза, передовая Бедная Лиза, хотела выскочить с ответом: -- Как это ты говоришь, дядя Илья... -- Как я говорю? -- жестко перебил ее Муромец. -- Я говорю: зачем надо было посылать человека в такую даль? Вот -- печать... Что дальше? Этого и Бедная Лиза не знала. -- Садись, Ванька, на место и сиди, -- велел Илья. -- А то скоро петухи грянут. -- Нам бы не сидеть, Илья! -- вдруг чего-то вскипел Иван. -- Не рассиживаться бы нам!.. -- А чего же? -- удивился Илья. -- Ну, спляши тогда. Чего взвился-то? -- Илья усмехнулся и внимательно посмотрел на Ивана. -- Эка... какой пришел. -- Какой? -- все не унимался Иван. -- Такой и пришел -- кругом виноватый. Посиди тут!.. -- Вот и посиди и подумай, -- спокойно молвил Илья. -- А пошли на Волгу! -- вскинулся и другой путешественник, Атаман. Он сгреб с головы шапку и хлопнул ее об пол. -- Чего сидеть?! Сарынь!.. Но не успел он крикнуть свою "сарынь", раздался трубный глас петуха: то ударили третьи. Все вскочили на свои полки и замерли. -- Шапка-то! -- вскрикнул Атаман. -- Шапку оставил на полу. -- Тихо! -- приказал Илья. -- Не трогаться! Потом подберем... Счас нельзя. В это время скрежетнул ключ в дверном замке... Вошла тетя Маша, уборщица. Вошла и стала убираться. -- Шапка какая-то... -- увидела она. И подняла шапку. -- Что за шапка?! Чудная какая-то. -- Она посмотрела на полки с книгами. -- Чья же это? Персонажи сидели тихо, не двигались... И Атаман сидел тихо, никак не показал, что это его шапка. Тетя Маша положила шапку на стол и продолжала убираться. Тут и сказке нашей конец. Будет, может быть, другая ночь... Может быть, тут что-то еще произойдет... Но это будет уже другая сказка. А этой -- конец.
| [X] |