В. Розанов

МЕТАФИЗИКА ХРИСТИАНСТВА

(В темных религиозных лучах)

Предисловие

Трепетное дерево

По тихим обителям

Святость или смерть

Христос и "богатый юноша"

Случай в деревне

Купол храма

Свеча в храме

Темный лик

Вместо послесловия

Это еще что за "темные лучи"?.. "разве они бывают?" - спросит читатель, взглянув с недоумением на заглавие книги... Да, читатель, - они и в физике есть. Правда, долго считали, что из Солнца исходит только тот белый свет, с помощью которого мы все видим вокруг. Но вот его разложили призмою. Получился спектр, тот известный ряд полос - желтой, красной, синей, фиолетовой и т. д., - который мы наблюдаем в радуге, когда солнечный луч преломляется в каплях падающего дождя, или на стене комнаты, позади стеклянной призмы, поставленной на пути солнечного луча... Казалось - "все". Свет, представлявшийся нам "белым", состоит из семи цветов. Но прошло и это время... За одним "казалось" выступило другое "кажется". Когда за границею крайней фиолетовой полоски спектра начали ставить разные растворы, то увидели, что они подвергаются сильнейшему действию "чего-то", чтó уже не было ни светом, ни цветом.

Это - темные лучи Солнца, бессветные, бесцветные... Приводящие в движение химические вещества, соединяющие одни из них, разделяющие другие; убивающие жизнь, возбуждающие жизнь. Они также стремятся линейно, как всякий луч, и вообще суть подлинные лучи: но не света, действующие на глаз, а какие-то другие... и всего скорее - это лучи просто энергии, силы... Они есть, - и здесь мы могли бы кончить объяснение с читателем, насколько он недоумевает о заглавии книги. Но хочется продолжить.

От того великого Солнца, духовного Солнца, которое взошло над человечеством 2000 лет назад, - также несутся снопы света, "при помощи которого мы все видим вот уже 2000 лет"... И вообще всегда считали этот свет "простым и белым"... Но разложение его уже давно началось. Все давно догадываются, что он не так прост, как кажется. Монастыри, - чтó такое они, как не грусть, как не уединение человека от человека? Откуда это, если свет совершенно "бел и прост"? Грусть человека... печаль человека: всякий почувствует, что едва мы произнесли это, как назвали главное христианское чувство, без которого нет его, нет без этого чувства христианина. "Веселый христианин" - это такое же contradictio in adjecto,<<1>> как "круглый квадрат". Вот загадка, или, лучше сказать, введение к загадкам...

Явно, что свет христианства вовсе не "простой и белый". Откуда же меланхолия? Откуда любовь к пустыне, к уединению? Откуда столп всего в нем, монастырь? Позвольте, разве есть христианин без таланта слез? "Боже, дай мне слезный дар" - молитва пустынь и людей пустыни, которые все разработали в христианстве, все утвердили в христианстве. До очевидности ясно, что свет, "при помощи которого мы все видим", вовсе не белый и уж в особенности не простой, а как-то окрашенный и необыкновенно сложный... До неисповедимости, до неисследимости...

Как окрашенный? И что вокруг этих лучей, дальше, - за ними? Природу великого Духовного Солнца мы можем сколько-нибудь постигнуть, перейдя от трюизма о его свете - "простой и белый" - к исследованию невидимых частей христианского спектра. В тайне слез христианских содержится главная тайна христианского действия на мир: ими преобразовало оно историю. Не бичами, не кострами, не тюрьмами: все это - бессилие тех, кто не умел плакать. Инквизиция - конец христианства, тюрьма - ниспровержение его. Нет, не здесь его центр.

Центр - прекрасное плачущее лицо.

"Hoc victor eris" - "сим ты будешь побеждать".

Западное христианство, которое боролось, усиливалось, наводило на человечество "прогресс", устраивало жизнь человеческую на земле, - прошло совершенно мимо главного Христова. Оно взяло слова Его, но не заметило Лица Его.<<2>> Востоку одному дано было уловить Лицо Христа... И Восток увидел, что Лицо это - бесконечной красоты и бесконечной грусти. Взглянув на Него, Восток уже навсегда потерял способность по-настоящему, по-земному радоваться, попросту - быть веселым; даже только спокойным и ровным. Он разбил вдребезги прежние игрушки, земные недалекие удовольствия, - и пошел, плача, но и восторгаясь, по линии этого темного, не видного никому луча, к великому источнику "своего Света!"...

..."мой свет!" ..."родной наш Свет".

Только с русским народом, с русским пустынником Христос "уроднился": на Западе же Его лишь "знают". Разница большая. Да, русский народ в печали: но эта печаль до того ему сладка, до того ему родна, что ее он не променяет ни на какие веселости...

* * *

Пробовали (и пробуют) соединить христианство с социализмом: нет большей противоположности! Социализм - весь в крепкой уверенности о земле. Христианство же есть полная безнадежность о всем земном! Социализм - хлебен, евангелие - бесхлебно. Социализм - день, когда все предметы имеют точные свои размеры и точный свой вид: христианство же все - ночь ("се Жених грядет в полунощи"), когда предметы искажены, призрачны, не видны в реальных очертаниях, и зато приобретают громадные фантастические формы. Без мечты и сновидения и без присутствия в человеке сновидящих способностей - христианства не было бы, и оно было бы невозможно. Оно все зиждется на не-реальном, сверх-реальном в человеке: отнимите его - и христианства нет!

Социализм же весь борется против этого сверхреального: оперировать его у человека - суть его! Как же они слились бы, соединились? Говорить это можно было только до обращения внимания на "темные лучи" в христианстве, которые лежат позади "видимого спектра его"; пока думалось, что так как "христианство есть белый простой свет" "благо-желательности к человеку, и социализм также есть "белый простой свет" благо-деятельности, то отчего же бы им и не "совпасть"? "Оба желают добра человеку"...

Да.

Но социализм хочет сытого человека - у которого труд и сон без сновидений.

Христианство прежде всего хочет сновидений; оно хочет плачущего человека, любящего свою печаль.

Разница - в корне вещей, и - неизмеримая.

* * *

Книга эта печаталась в течение более чем трех лет; и уже два года назад, в ответ на запросы читателей, когда же появится обещанное в предисловии к книге "Около церковных стен" - другое и более глубокое исследование христианской религии, - я через письмо в редакцию "Нов. Времени" уведомил, что эта книга выйдет в непродолжительном времени. Однако подбор к ней матерьяла занял много времени: надо было взвешивать и выверять не только слова, но и тон каждой страницы. Кстати: на обертке, где хранился этот матерьял, стояла моя пометка для памяти: "После арифметики". В уме я держал: "Около церковных стен - это арифметика; это - тó простое и ясное в христианстве, тот белый луч прямой благожелательности, какой все видят в нем до встречи с обстоятельствами, играющими в отношении его роль разлагающей призмы". Призма разделяет его на два цвета: белое христианство - символизируемое белыми ризами духовенства (во время церковной службы), белым духовенством - семейным и не отделенным от мира, и множеством других более мелких явлений; и второй цвет, который по цвету монашеских одежд, его символизирующих, - можно назвать темным, черным христианством. "Черное духовенство", "монашество" - к этому привык наш слух. Наконец, и это в особенности важно: среди черного духовенства встречаются лица до того жизнерадостного и веселого, я бы сказал - светлого и легкого (не в дурном смысле) настроения, - что при встрече хочется обняться с ними.

Достоевский в старце Зосиме дал великий, идеальный его образец. Он очень многих увлек, и "для пользы дела" можно согласиться с тем, что старец Зосима выражает суть христианства. Но на самом деле, конечно, это не так: он выражает до-христианский, первоначальный натурализм, то "поклонение природе"; "поклонение всему" (пантеизм), с проклятия чего начало христианство, чтó "срубить до корня" уже пришел Иоанн Креститель. Нет строя души, более противоположного христианству, чем душевный покой и душевная светлость Зосимы, исключающие нужду во Христе... Зачем Христу приходить, если все радуется на земле, все счастливо, безмятежно, прекрасно "само собой"... Нет, Достоевский тут просто ничего не понял; "бе в языческой тьме". У него только фразеология, только "причитания" христианские... Не Зосимы, вовсе не Зосимы победили древний мир. Победили его другие. Кто? Плакавшие о мире, а не улыбавшиеся в мире. И среди белого духовенства, священников, наконец, даже среди мирян - встречается совершенно другой тон христианства, уже не "отпускающий ближнему так скоро вину его". Совсем другой тон, о, до чего другой...

Исследованию-то этого "другого тона" и посвящена моя настоящая книга. Она вся движется в невидимом, мало ощутимом. Я называл ее мысленно отделом "после арифметики" - "логарифмами" христианства. Но теперь мне приходит на ум лучшее название. Лейбниц и Ньютон открыли в математике "бесконечно малые", "текущие" (изменчивые) величины, "флюксии" (термин Ньютона)... Вот это имя вполне подходит к настоящей книге, выражает все ее существо, ее мысль и тему. Каким образом христианство, столь к человеку благожелательное, однако пришло к инквизиции? Явно, что здесь скрыта цепь "флюксии", "переменных бесконечно малых величин", "дифференциалов": ибо ведь перелома из "да" в "нет", перелома в убеждениях, в вере, в идеалах мы при этом нигде не наблюдаем! В этом-то все и дело, что разлома нет!! Нельзя сказать, исторически не было, чтобы католики 1000 лет "гладили по голове", - но потом "начали жечь: и вот тогда произошла реформация"!! Ничего подобного!!! Никакого перелома, реформации, бури: тихое веяние... Веет, веет, гладит волосы, сладко, съедобно, веет, опять веет, горечь, опять сладко, еще слаще, веет, веет, чей-то раздался стон, но все замерло, веет, веет, выпали гвоздики, выпали иголочки, кого-то укололи, смертельно, веет, веет. хорошо ли, дурно ли, все мешается, все непонятно уже, веет, веет...

Так до нашего времени.

Инквизиция вошла в Церковь "дифференциалами", а не простым "делением, умножением", не арифметическими действиями. Если бы она пришла "делением", произошла бы реформация: и тогда никакого вопроса не было бы, незачем было бы писать этой книги. Но... никто не заметил ее (инквизиции)!!! Когда те пять-шесть кардиналов, которые постановили "сжечь" и действительно "сожгли" кого-то, - то никому решительно не пришло на ум спросить, не "впали ли они в ересь"? "не отделиться ли нам от них"? Отделились бы - была бы "арифметика", никакого вопроса не было бы. Но в том и суть, что никто от них не отделился, и они сами считали и чувствовали себя со всеми слитыми - соединенными со всем христианским миром, верными ему, служителями его... Т. е. в кардиналов вошли некоторые "флюксии", темные незаметные лучи подлинно христианства же, но обычно незаметные, да и... зачем замечать? Заметит тот, "до кого дойдет очередь"... Бьются в спорах в наше время, например, протоиерей Светлов из Киева, профессор университета и "все знающий" (в богословии), и тоже "все знающий в богословии" архиеп. Антоний Волынский: но арх. Антоний - "с флюксиями", а прот. Светлов - без флюксий. Архиеп. Антоний знает, вернее - ощущает бóльший объем христианства, он знает и то, что за "светлыми белыми лучами", а от прот. Светлова это совершенно скрыто. Но вот тайна истории: архиеп. Антоний одолевает Светлова, исторически одолевает, магически одолевает, волшебно одолевает. Мы говорим - "рок", "судьба", "fatum"... Способностей у одного не больше, чем у другого, таланта - не больше. Но Светлов - рациональный человек ("белый луч"), а арх. Антоний - иррациональный, т. е. его положение иррационально, и он вправе воскликнуть: "Бог за меня! Христос со мною".

В этом все дело: с которым из них Христос? "Оба такие христиане"... Да, обои христиане: а так ненавидят один другого... "Не мир принес Я на землю, нет! но - разделение".

Приведенное изречение - типично "флюксивная", "дифференциальная", "логарифмическая" строка в книге, положившей основание всему. При обычном "гладком" и "ровном изложении", при изложении "для всех", строки эти, и вообще все до "высшего анализа" относящиеся строки - пропускаются, и излагаются только одни "арифметические истины": "раздай ты имущество", "пусть он на тебя не сердится", "помиритесь вы оба" и т. д. Но "флюксивные истины" тоже не забываются и излагаются при специальных случаях, "когда есть нужда". Напр., нужно, чтобы люди приучились к любящей покорности, чтобы они жили не по своей воле: тогда выступает флюксивная строка: "Вот - все, чтó вы (некоторые избранные, "малое стадо" духовных правителей) на земле свяжете - будет связано на небесах".

Настоящая книга зарывается именно в христианские "флюксии" - "текущие малые величины", пошедшие от Источника нашего Света. Она исследует только тонкое, незаметное, бесцветное, безвидное, бездокументальное. Исследует как бы "вкусы" и "запахи", а не куски, части и члены тела (арифметика). Читатель, перевертывая ее страницы, будет долго чувствовать, что как будто он читает уже все старое и ему известное: это - впечатление от тех "кусков массивных", мимо которых он будет проводиться (арифметика); на самом же деле с первой уже страницы книги он будет читать все совершенно для себя новое, так как самые куски придвинуты к нему только ради "запаха" и для "вдыханий". Суть книги этой... в некотором безмолвии (как ни странно сказать). И ее полная пóнятость читателем будет заключаться в безмолвном же согласии со мною: если он ощутит те "темные лучи", тайный ожог которых я чувствую и многие чувствовали... но никогда никто не понимал.