Полина Жураковска
                        ЦВЕТОК ЛОТОСА

        Всякое коммерческое использование произведений без
        согласования c автором запрещено. Автор рассмотрит
        предложения о публикации oт любых заинтересованных
        издательств и журналов.
        Контактный адрес:                  [email protected]

                           Я не люблю свой лепесток,
                           Не знаю, чья возьмет.
                           И пусть закроется бутон,
                           Мы встретимся в другом.
                                              Д. Зимин.
                            I
                           Наше бремя - тяжелое бремя:
                           Труд зловещий дала нам судьба.
                           Чтоб прославить на краткое время,
                           Нет, не нас, только наши гроба.
                                              Гумилев.
 В  грязной  маленькой лачуге воняло невыносимо,  но  Тереза
привыкла  и  не  к таким ароматам. Перед ней сидела  древняя
старуха, и это еще мягкое определение. Казалось, скелет, без
зубов,  с  запавшими,  высохшими  остатками  глаз,  обмотали
небольшим  количеством  предварительно  вымоченных  в  грязи
пополам  с  бычьей мочой тряпками. Череп старухи был  лыс  и
сморщен  так же, как кожа лица, руки представляли собой  две
донельзя высушенные куриные лапы с нестриженными когтями,  и
лапы   эти   в   данный  момент  любовно,   можно   сказать,
сладострастно,  перебирали несколько  золотых  монет  -  все
достояние  Терезы,  накопленное за несколько  лет  тяжелого,
неженского труда.
 Я  не  могу  запретить тебе сделать то,  что  ты  задумала,
девушка  -  прошамкала  старуха. -  Тем  более,  платишь  ты
честно,   чудными,  согреющими  мою  безрадостную   старость
монетами. Так что бери ее, и постарайся не попасться  им  на
крючок, как попалась я. - Тут старуха достала откуда-то  из-
под  лохмотьев древний фолиант, обтянутый дорогой  кожей,  с
серебряными застежками. Книга никак не вписывалась в  убогую
обстановку   лачуги   и   в   старушечьих   руках   казалась
драгоценностью, оброненной в грязь.
 Тереза  поспешила  взять  фолиант,  и  сразу  ощутила   его
тяжесть.  Наконец  то! Конечно же, она  будет  очень,  очень
осторожна,   тверда  в  своих  решениях  и   непреклонна   в
требованиях,  и  не  позволит  им  довести  себя  до  такого
состояния,  в  котором оказалась Марта.  Вызывание  духов  -
тонкое,  и требующее немалой твердости дело. Тереза невесело
усмехнулась, вспомнив те уроки из суровой школы  жизни,  что
дались ей особенно нелегко.
 Некрасивой женщине трудно жить в мире. Тем более, если  она
бедна.   Безобразной   -  почти  невозможно.   Тереза   была
безобразна.  Косые,  разного цвета глаза  и  кривой  нос  на
лунообразном,  покрытом густой, болезненной сыпью  веснушек,
лице,   плоская  грудь  и  отвисший  живот  -  свидетельства
непосильного для женщины труда. Мало того, Тереза была хрома
- после какой-то детской болезни одна нога начала сохнуть, и
теперь была короче другой. У любого, однажды взглянувшего на
эту  женщину,  никогда  не возникало желания  повторить  сей
подвиг.  Бедную  девушку не брали работать даже  в  трактир,
оставляя  ей  задние  дворы,  конюшни  и  коровьи  стойла  -
животным все равно, кто приносит им корм.
 Крепко  прижав  к  себе  книгу, свое  последнее  сокровище,
Тереза  пробиралась  узкими,  загаженными  улочками,  больше
похожими на сточные канавы, за город.
 Вокруг   быстро  темнело,  бледный  свет  луны  совсем   не
проникал в ту клоаку, которая звалась нижним городом.  Никто
не  обращал  внимания  на скособоченную  хромающую  фигурку,
одиноко  бредущую к городским воротам. Стражник,  охраняющий
вход  в  город, лишь мельком взглянул на еще одного  уродца,
которого  на  ночь глядя понесло невесть куда, и отвернулся,
даже  не подумав предупредить, что ворота вот-вот закроются,
и до рассвета в город никого не впустят. Впрочем, Терезу это
не  волновало. Она не собиралась возвращаться в этот грязный
город  никогда, независимо от того, удастся ли то, что  она
задумала, или нет.
 До  наступления полной темноты девушка спешила добраться до
старых  развалин,  бывших  некогда замком  непокорного  воле
короля  рыцаря.  Строптивца  покарали,  замок  разрушили,  и
теперь  только ветер глухо завывал в каменных руинах,  пугая
тоскливыми,  замогильными воплями припозднившихся  путников.
Тем  не  менее, разрушенный замок представлял хоть  какое-то
укрытие   для  того,  кому  предстояло  провести  ночь   вне
городских стен, дававших защиту от татей ночных, вурдалаков,
рыскающих  по  округе в лунном свете, в  надежде  поживиться
свежей    кровью.   Разбойники   и   бандиты   человеческого
происхождения  тоже  обходили  старые  развалины   стороной:
рыцарь,  когда был жив, никогда не давал спуску  грабителям,
устраивал  облавы  и  старался всячески очистить  округу  от
грязного  сброда.  После его смерти  какая-то  шайка  хотела
обосноваться в развалинах, но после пары ночей,  проведенных
под   кровом  человека,  ненавидевшего  разбой,  большинство
членов  шайки  было найдено мертвыми. А те, кто  остались  в
живых, помешались, и рассказывали душераздирающие истории  о
том,  как  мертвый  хозяин замка бродит  по  ночам  в  своих
владениях,  и  продолжает то дело, что  начал  при  жизни  -
уничтожает  бандитов. Простые же люди и так всегда  обходили
стороной  места, где произошло что-нибудь страшное,  окружая
их паутиной туманных сказаний, пророчеств и суеверий.
 Тереза  посчитала, что это страшное место, забытое  людьми,
как  раз  подходит для девушки, о которой человечество  тоже
предпочитало  не  вспоминать, и для того дела,  которое  она
задумала. Ей никто не должен помешать.
 Из  последних  сил  напрягая свое измученное,  искалеченное
тело, девушка поднялась на высокий холм к самым развалинам и
огляделась.  Оказывается, уцелело гораздо  больше  построек,
чем виделось со стороны.
 Почти  совсем разрушена оказалась наружная стена, покрылись
копотью  от  огня  стены  башен и начисто  выгорели  внешние
деревянные  ворота.  Множество  куч  камней  от  разрушенной
стены,  черные, обугленные столбы ворот и закопченные  стены
создавали вид полнейшего запустения. Но, что важно,  уцелели
внутренние  каменные  постройки, и,  хотя  высокие  охранные
башни  по углам тоже были повреждены, основной массив замка,
врезанный в скалу, уцелел.
 Тереза  с  трудом  пробралась через  заваленный  камнями  и
обгорелыми  балкам  двор и с трудом  пролезла  внутрь  замка
через главный вход, поперек которого рухнул каменный карниз.
Остался  только узкий лаз, в свое время расчищенный  ворами.
Внутри  почти  ничего не напоминало о разрухе,  царившей  во
дворе.  Нетронутыми вздымались могучие стены,  сложенные  из
огромных  каменных блоков, со стен свисали потускневшие,  но
все  еще хорошо различимые боевые штандарты рыцарей, некогда
живших   в  замке.  Штандарты  и  флаги  тихо  покачивались,
сбрасывая  многолетнюю  пыль, когда  Тереза  тихо  двигалась
мимо,  держа в одной руке найденный здесь же факел, а другой
легонько  касаясь  старых стен, тяжелых  кистей,  украшавших
рыцарские  знамена,  старинных  гобеленов  и  ковров,  почти
слившихся с серыми стенами под слоем пыли.
 Тереза  подносила  свет  к портретам  в  тяжелых  золоченых
рамах,  и факел бросал колеблющиеся, живые отблески на  лица
давно умерших людей, даря им вновь мгновения жизни.
 Из-под  высокого  стального  шлема  с  плюмажем  из  перьев
смотрит гордое, смуглое лицо, и обнаженный меч блестит,  как
настоящий,  в  закованной в латную перчатку  руке...  Дальше
благородный седой старец покойно восседает в высоком кресле,
снисходительно  и  мудро глядя с темного портрета...  Тереза
повернулась  к  противоположной  стене.  Портреты  висели  в
нешироком  проходе, ведущем из одного зала  в  другой,  один
против  другого, и как раз против портрета гордого рыцаря  с
мечом  висел портрет дамы... Тереза поднесла факел  поближе,
чтобы  рассмотреть темный портрет, и застыла  в  восхищении.
Более  прекрасного  лица ей никогда не  приходилось  видеть.
Самый смелый полет изысканной фантазии придворного живописца
не  мог  бы  создать  более совершенных черт.  Кто  был  тот
неизвестный  художник, сумевший простой кистью,  на  простом
холсте  передать ангельскую красоту земной женщины?...  Или,
сама  небесная  богиня спустилась на землю  и  поселилась  в
золотой раме?...
 Стоящая против портрета Тереза почувствовала спиной  чей-то
взгляд,  невольно отступила в сторону и обернулась.  Черные,
утопленные  под  козырьком шлема глаза  рыцаря  с  портрета,
казалось,  были  направлены прямо на лицо  прекрасной  дамы,
которая   тоже  смотрела на рыцаря, и взгляд  обоих  выражал
безграничную любовь и нежность друг к другу. Женщина держала
в  тонкой  руке,  безвольно брошенной на  колени,  небольшую
красную  розу, колючий стебель которой был обернут кружевным
платком. На выписанном с необыкновенным тщанием платке можно
было даже разглядеть часть девиза, вышитого на ткани шелком:
"...и   будет   Роза  на  груди  Креста..."   Тереза   опять
повернулась к рыцарю. Тот был запечатлен на фоне  фамильного
штандарта,  гербом которого являлись роза и  крест...  А  на
перекрестье   меча   была   видна  искусно   выгравированная
небольшая роза. Девушка постояла еще между двумя портретами,
гадая,  что означают все эти символы, и кем были  люди,  что
даже  после смерти неразлучны. Ей стало даже немного жаль  и
рыцаря,  и  печальную  даму, что  обречены  веками  вот  так
смотреть  друг  на друга, не в силах коснуться,  разделенные
проходом  в  замковых покоях и бездной мрака, куда  ввергает
всех  попавших  к ней смерть. Взгляды лиц с  портретов  были
столь  живы,  так  наполнены  непроизнесенным,  что  Тереза
почувствовала себя лишней, случайно видящей чужую тайну,  и,
бросив  последний взгляд на портрет прекрасной  дамы,  пошла
дальше.
 Она  уже  еле переставляла ноги и остановилась на отдых  в
первом  попавшемся подходящем месте. Это оказалась небольшая
комната,  стены  которой были завешаны оружием.  Свернувшись
клубочком на полу, Тереза еще подумала: удивительно, сколько
всего нетронутого осталось в разрушенном замке. Хотя... Воры
хотели сделать его своим домом и не стали обдирать впопыхах,
рассчитывая осмотреть  и  отобрать  все  ценное не торопясь.
Простой   люд   слишком  боялся  бывшего   владельца,   чтоб
приблизится  к  его  цитадели... А вот  почему  не  приказал
забрать  все  ценное  король, когда  убил  владельца  и  его
рыцарей, это действительно загадка.
 Всем   известна  жадность  короля,  забирающего   у   своих
подданных  все,  до  последнего гроша, до  последней  охапки
соломы.  Он  мог  взять  любую женщину,  замужнюю  или  нет,
неважно,  лишь  бы  она понравилась королю.  Многих  из  них
больше никогда не видели. Те, что познатнее, выходили  замуж
за  преданных королю людей, некоторые оставались  служанками
во  дворце,  но  большинство женщин пропадало бесследно.  Те
мужья и отцы, что осмеливались возмущаться, или искать своих
дочерей и жен, пропадали тоже. Ходили страшные слухи о  том,
что  под  королевским дворцом, в подземельях, есть  огромная
дыра,   ведущая  прямо  в  преисподнюю,  туда  и  сбрасывали
непокорных...  И ни каких следов. Конечно,  была  еще  башня
Молчания,  на  верхней,  открытой площадке  которой  узников
привязывали  без  воды  и  пищи  на  медленную,  мучительную
смерть.  Трупы  потом  расклевывали  стервятники,  регулярно
прилетающие   к   башне  смерти  за  угощением.   Но   башня
приберегалась для публичных, обнародованных казней. И  долго
еще, после очередной казни, жители города слышали постепенно
затихающие   хриплые  вопли  приговоренных,  доносящиеся   с
вершины башни смерти, давящей на город черной громадой...  С
такими  невеселыми  мыслями Тереза  уснула,  скорчившись  на
холодных, не знающих тепла камнях и прикрывшись тем тряпьем,
что было на ней.

                             II
 Несколько   дней  девушка  провела,  осторожно   бродя   по
развалинам,  изучая замок и добывая себе скудное пропитание.
Будучи  отщепенкой для всех, олицетворяя собой самый  низший
слой общества, ниже которого только подвальные крысы, Тереза
научилась  находить пищу там, где другие не  видели  ничего,
кроме  голых  камней или омерзительных канав.  Здесь  же,  в
окрестностях  замка,  водилось  множество  мелкой  живности,
птиц,  не  пуганных  крестьянами. Так что оставалось  только
ставить  силки, или сбивать зазевавшихся пичуг камнями,  как
она   делала  в  городе,  охотясь  на  крыс.  Поев,   Тереза
внимательно  изучала  книгу,  которую  принесла   с   собой.
Просмотрев все листы, она нашла главу с нужными указаниями и
заклятьями,  и  усердно  трудилась,  заучивая  их  наизусть,
стараясь  без  запинки  произносить  зубодробительные,  мало
приспособленные для человеческих губ фразы,  с  неожиданными
повышениями и понижениями голоса, положенными завываниями  и
шепотом  -  все, как было обозначено. Она тщательно  изучила
приведенный для примера договор, стараясь найти в нем какой-
то  подвох,  неточность, за которую  мог  бы  ухватиться  ее
будущий  противник или она сама. Конечно, она понимала,  что
на   вызывание  духов  осмеливаются  только  могучие   маги,
потратившие годы на обучение и накопление силы. Но у нее нет
другого выхода. Она не может учиться: нет времени, да  и  ни
один маг не взял бы в ученицы такую, как она...
 Много   трудностей   у   Терезы  возникло   с   нахождением
ингредиентов и предметов, перечисленных в книге и нужных для
вызывания  духа.  Чистый  пергамент  она  чудом  отыскала  в
замковой библиотеке. Чудом, потому, что в отличие от  других
помещений,  библиотека была сильно разрушена и  манускрипты,
хранившиеся в ней, были сожжены. Неизвестно, сам  ли  хозяин
сжег  библиотеку  в  надежде лишить короля  каких-то  важных
документов,  хранившихся в ней, или уже король,  не  рискнув
оставить  нетронутым  место, где собралось  столько  знаний,
приказал  поджечь  хранилище. От манускриптов  и  фолиантов,
некогда  заполняющих  высокие полки, остался  только  пепел.
Тереза, когда проникла в помещение, предварительно расчистив
с  трудом  вход  от  свалившихся с потолка сгоревших  балок,
сначала думала, что в нем ничего нет, кроме пепла. Стеллажи,
на  которых размещались книги, обвалились и почти  полностью
сгорели,  и на одной из стен обнаружилась небольшая  дверца,
ранее, видимо, скрытая полками. Дверь открылась без труда, а
за  ней  обнаружилась  совсем  крохотная  комнатка,  скорее,
чулан,  весь заваленный в беспорядке набросанными  свитками,
растрепанными  книгами, перьями для письма и  чернильницами.
Несколько  свитков  было  безнадежно испорчено  пролившимися
чернилами,  многие потоптаны и смяты. Тереза рылась  в  этой
куче,   рассудив,  что  это  был  наверно,  рабочий  кабинет
хозяина,  и  наконец  нашла  на  небольшом  столике  в  углу
комнатки   пачку   относительно  целых  листов.   Они   были
придавлены   большим куском какого-то оплавленного  металла,
Тереза  не  поняла,  какого,  и поэтому  уцелели.  Несколько
верхних   листов  были  исписаны  мелким  куриным  почерком,
непонятные слова перемежались совсем уже сложными формулами,
поля    листков   были   испещрены   небольшими   рисунками,
набросками, среди которых угадывались отдельные человеческие
конечности. На большом куске пергамента было изображено что-
то,  похожее  на крылья летучей мыши, к которым  снизу  была
привязана  корзина... Но много листов осталось  нетронутыми,
только пергамент отсырел и местами слипся. Тереза прихватила
всю  пачку, ей показались интересными рисунки, и она  решила
их хорошенько рассмотреть при дневном свете.
 Проще  оказалось  найти  дерево с  колючками,  терновник  в
изобилии  произрастал вокруг замка, и несколько кустов  было
даже во дворе.
 Красный   шелк  нашелся  в  одной  из  кистей,   украшавшей
штандарты  в  рыцарском зале, Тереза просто расплела  кисть,
получив длинную шелковую нить. Цвет ее немного потускнел, но
все еще отливал на солнцем красным цветом победы.
 Труднее  всего  пришлось с лавровыми листьями  и  пальмовым
деревом. Как Тереза не искала, ничего подходящего в замке не
обнаружилось. Пришлось, как это не было страшно, опять  идти
в  город.  Недостающие предметы пришлось просто  украсть,  к
счастью, все обошлось благополучно.

                             III
                                Кто знает мрак души людской,
                                Ее восторги и печали
                                Они эмалью голубой
                                От нас закрытые скрижали.

 Наконец,  все необходимое было собрано, заклинания выучены,
осталось приступить непосредственно к вызыванию.
 В  небольшой  дальней  комнате  Тереза  начала  подготовку.
Постоянно  сверяясь с книгой, она чертила на  полу  знаки  и
символы,   нужные   для  того,  чтоб  дух   откликнулся,   а
появившись,  не  пожрал  ее тут же, а  выслушал  и  выполнил
просьбу.
 Сначала  был  начерчен  большой  крест  с  большим   мечом,
которым  никто  не должен быть ранен. Тереза  поломала  себе
голову  над этой загадкой, но в конце концов выполнила  все,
как  она  надеялась,  правильно. Поверх  этого  рисунка  был
нанесен  знак  духа.  Для  себя она выбрала,  как  указывала
книга,  Михаэля  из  Мира Бриах, архангела  второй  Красоты,
Подобного Богу.
 Тереза   работала  ночью,  стараясь  успеть   до   рассвета
начертать   все   полагающиеся  круги.   Так   как   звездой
вызываемого  духа являлось Солнце, то его следовало вызывать
днем.   Рядом  с  начертанным  знаком  духа,  она  начертила
охранный   круг  для  себя.  Он  состоял  из  трех   кругов.
Внутренний, как указывала книга, был сделан из полос чистого
пергамента, подвешенных на крестах из дерева с колючками, на
пергамент она нанесла имена и символы, подходящие  для  духа
Михаэля.  Второй  круг,  за пределами  первого,  делался  из
листов пергамента, на которые новым пером наносились буквы и
символы,  нанизанных на красную шелковую  нить,  закрученную
влево. Нить с листами укладывалась на двенадцать крестов  из
лавра.  Самый внешний, третий круг, делался так же из чистых
листов,   только  развешивался  на  крестах  из   священного
пальмового   дерева.  Выполнив  эту  работу,   Тереза   села
передохнуть  и  просмотреть еще раз ключевые части  процесса
вызывания,  перед  тем,  как начать.  Она  открыла  книгу  и
перечитала  уже такие знакомые и запавшие в душу  строки:  "
Видимая  вселенная имеет невидимый аналог, высшей плоскостью
которого  являются  добрые люди и  прекрасные  духи;  низшие
плоскости,  темные  и дурные, представляют  собой  обиталище
злых духов и демонов, во главе которых стоят Падший Ангел  и
его  девять  князей....  Посредством секретных  процессов  и
церемониальной  магии возможно входить  в  контакт  с  этими
невидимыми  созданиями  и получать  их  помощь  в  некоторых
человеческих предприятиях.... Возможно заключать  соглашения
с   духами,  посредством  которых  волшебник  становится  на
некоторое,  определяемое  соглашением  время,  властным  над
стихийными  духами...." Далее шел раздел о черной  магии,  и
Тереза  задержалась на таких строках: " Человеческий  эгоизм
представляет  собой фундаментальную причину  всего  мирового
зла.  Человек  обменивает  свою  вечную  душу  на  временную
власть, и потом идет на все немыслимые меры для того,  чтобы
продлить  собственную физическую жизнь,  так  как  для  него
ничего нет за могилой...." Тереза отвела взгляд от книги,  и
задумалась. Неужели ее ждет то же, что случилось  с  Мартой?
Ведь  Марта  не старше ее, но уже стоит одной  ногой  в  той
пропасти,  что  зовется смертью. Когда-то она  была  молода,
красива, богата, но ей хотелось все больше и больше.  К  ней
являлись  духи один могущественней другого,  и  вот  она  не
справилась,  или  поддалась на уговоры и обман...  когда  ей
стало  мало  добрых духов, она стала искать в  мире  Ассиах,
четвертом, низшем мире, населенном архидемонами и  демонами,
мире,  по  природе  своей  противоположном  другим,  светлым
мирам....  Тереза  тряхнула головой. Нет,  этого  непременно
нужно  избежать, нельзя попадаться на уловки  хитрого  духа.
Книга  честно предупреждала о том, что демоны очень хитры  и
изворотливы,  что  они  очень  изобретательны  в  том,   как
обмануть   и   заставить   служить  себе   человека.   Часто
оказывалось,  что человек, вызвавший духа для  своих  целей,
сам   становился   его  рабом,  не  выдержав   битвы   умов,
обязательно устраиваемой духом в ходе заключения договора.
 Глубоко  вздохнув, Тереза вошла в охранный  круг,  держа  в
руках  книгу. Нужно было завершить приготовления  к  вызову.
Осталось   начертить   внутри  малого   круга   пентаграмму,
положение которой обозначит пять таинственных центров  силы,
после  пробуждения которых уже не было дороги назад.  Тереза
закончила  рисовать  звезду, следя, чтобы  все  лучи  и  все
стороны  фигуры были строго равны. Последнее, что оставалось
сделать   -  начертать  священное  слово  Tetragrammaton   -
тетрактис,   содержащий   имя  Бога,   призванный   охранять
вызывающего от влияния дьявола.
 Как   только   был  нанесен  последний  знак,   завершающий
вписанный  в  пентаграмму  тетрактис,  линии  звезды   слабо
засветились, пергамент, из которого состояли охранные  круги
тихо  зашелестел,  и все листы, ранее свободно  висевшие  на
нитях,  сами  собой повернулись и замкнулись  в  неразрывный
круг.
 Тереза  начала  читать заклинания: "  Дух,  чьей  помощи  я
прошу,  зри знак и Священные Имена Бога, наполненные  силой.
Повинуйся  силе  этого  заклинания;  выходи  на  место,  где
Божественная  Доброта соединит нас; будь внимателен  к  моим
приказам  и выполняй точно то, что я прошу; Ничего не  может
тебя избавить, кроме твоего повиновения мне. Приказываю тебе
таинственными именами Elohe, Agia Elohim Adonay Gibort.
 Я  вызываю тебя, Михаэль, силой тех священных имен, коим ты
должен  подчиняться. И я заклинаю тебя, Михаэль, в этот  час
прислушаться к словам и мольбам, которые я использую в  этот
день,  Священные  Имена Бога Eloh El  Elohim  Elion  Zebaoth
Escerehis Iah Adonai Tetragrammaton.
 Молю  тебя,  вызывая тебя, дух Михаэль,  этими  Магическими
Именами  Hagios o Theos Iscyros Athatos Paracletus  Agla  on
Alpha    et    Omega   Loth   Aglanbroth   Abiel    Anathiel
Tetragrammaton.
 И   всем   другими  великими  и  славными,   священными   и
невыразимыми,  таинственными  и  всемогущими,  непостижимыми
Именами Бога, чтобы ты проникся словами, исходящими  из  уст
моих,  и  пришел на зов мой, чтоб показать мне  такие  вещи,
которые я буду просить у тебя.
 Заклинаю  тебя,  Михаэль, всеми Духами  Небес,  Серафимами,
Херувимами,   Тронами,   Владениями,  Свидетелями,   силами,
Принципами,  Архангелами  и Ангелами,  святыми,  великими  и
славными  Ангелами  Orphaniel Tetra-Dagiel  Salambla  Acimoy
pastor  poti, чтобы ты явился, показал себя, чтобы  я  могла
тебя  видеть  и слышать тебя, говорить с тобой  и  чтобы  ты
выполнил  мои  желания, и твоей звездой, которая  Солнце,  и
всеми   созвездиями  неба  и  всему,  чему  ты  повинуешься,
заклинаю  тебя  буквой твоей, которую ты дал  и  подтвердил,
чтобы  ты  пришел, согласившись с моей мольбой и  прошением,
которое я совершаю.
 ПРИДИ! ПРИДИ! ПРИДИ!"
 Произнеся  все заклинание, Тереза в изнеможении  замолчала.
Сейчас она почувствовала разницу между тем, когда она просто
читала  все эти заклятья, без положенных атрибутов и цели  -
тогда  они  звучали  просто  как  труднопроизносимые  слова.
Теперь  же,  в  центре  магической пентаграммы,  наполненной
энергией,  и  слова теряли свою обычную роль, превращаясь  в
посланцев    магической    силы,   ощутимые    свидетельства
таинственного  процесса,  посредством  которого   открывался
проход в иные сферы и миры.
 Сначала  ничего  не  происходило. Было очень  тихо,  только
линии   пентаграммы  продолжали  светиться  ровным   бледным
светом. После произнесения заклинания голова у Терезы сильно
кружилась,  она  чувствовала  дурноту,  колени  подгибались.
Неимоверным  усилием воли она постаралась прийти  в  себя  и
твердо  встать на ноги. Ведь, если дух застанет ее  в  таком
состоянии,  она  будет  для него легчайшей  добычей.  Тереза
глубоко дышала, громко втягивая воздух, и не сразу различила
тихое    хихиканье,   доносившееся   из   меньшего    круга,
предназначенного   для   духа.   Хихиканье   стало   громче,
постепенно  переходя  в  хохот, от  звука  которого  мурашки
бежали по коже противными липкими лапками.
 Над  кругом  воздух замерцал, сгустился,  и  перед  Терезой
предстало  удивительное существо, очень  похожее  на  фавна,
веселого обитателя лесов. У него тоже были кривые шерстистые
ноги,  оканчивающиеся изящными копытцами;  выше  пояса  тело
было  человечье, только покрытое густой шерстью,  на  плечах
же,  увенчанная длинными острыми рогами, ухмылялась глумливо
самая  что  ни  на есть козлиная голова. Правда,  за  спиной
существа  топорщились  большие  серые  крылья,  а   во   лбу
светилась    звезда   -   горящий   отпечаток   пентаграммы,
начертанной   Терезой.   Существо  проявилось   сидящим   со
скрещенными копытцами на небольшом троне.
 Крылатый  козел посмотрел мутными, пьяноватыми  глазками  в
упор на Терезу и громко заорал: М-Е-Е-Е!
 Тереза  была  ошарашена. Она ожидала  увидеть  существо  из
света,  невыразимо  прекрасное,  могущественное  и  опасное,
которое  заговорит  у нее в голове гласом серебряных  труб,
и...  она  не знала, что "и...". А теперь перед  ней  сидит,
выставив  копыта,  помесь  козла с  гусем,  притом,  похоже,
пьяная  - даже через охранный круг чувствуется, как от  него
разит...  У  нее аж слезы выступили от отчаяния. Что  теперь
делать  с  этим козлом? Но козел, видимо, решил  перехватить
инициативу,   потому   что  поднялся   с   кресла,   немного
качнувшись,  и  вдруг громовым голосом  заорал:  -  Трепещи,
смертная,  ибо  пред тобой явился могучий дух  мира  Ассиах,
которому  ты  должна подчиняться и выполнять все приказания!
Трепещи же! И моли меня, чтобы я взял твою ничтожную душу  в
компенсацию того, что ты посмела нарушить мой покой! - слова
демона   колокольным  звоном  отражались  от  стен,  породив
множественное  эхо,  в звоне которого еле  различался  смысл
произносимого духом.
 Когда   до  Терезы  дошел  смысл  сказанного  козлом,   она
опешила.  Первый  испуг и удивление уже  прошли,  и  она  не
собиралась  так  просто  сдаваться на  милость  своевольного
козла.  Выдержав  паузу,  во  время  которой  козел  пытался
напустить  на себя грозный вид, что ему не очень  удавалось,
так  как его сотрясала икота, Тереза заговорила: - Я вызвала
тебя,  ничтожный дух, чтоб ТЫ выполнял мои желания,  и  все,
что  я  скажу тебе...- и она опять начала нараспев повторять
священные слова, которые должны были усмирить духа. Козел  в
ответ рассмеялся, сквозь смех отчетливо прорывалось блеяние.
Он  опять  повалился  на трон, который, кстати,  исчез,  как
только   рогатый   встал,  и  появился   вновь,   когда   он
вознамерился сесть. Уже сидя он замахал рукой на Терезу,  и,
превозмогая  икоту, проговорил нормальным, чуть  дребезжащим
голосом:  -  Ну, хватит, хватит, я услышал все  священные  и
великие...  и  так  далее... имена, явился  и  слушаю  тебя.
Только  говори  быстро и по существу, я не хочу  из-за  тебя
пропустить отличную вечеринку.
 У  Терезы  сразу  все слова вылетели из  головы.  Несколько
секунд  она  стояла,  молча открывая рот,  (козел  терпеливо
ждал),   потом  попробовала  сначала:  -  О,   великий   дух
Михаэль...
 Продолжить  ей  не дал козел, который снова  вскочил  (трон
опять  исчез), и закричал: - что-ты, что-ты,  какой  я  тебе
Михаэль,  защити  меня Бельфегор от гнева его!  Ты  что,  не
видишь,  кто перед тобой? - Тереза молчала. Она подозревала,
что  где-то  напутала с заклинаниями, и думала,  как  теперь
выкрутиться.
 Козел   же,  накричавшись,  опять  сел  на  трон,  (который
мгновенно появился), и вздохнул. Он внимательно посмотрел на
Терезу.
 -  Так  ты  из новичков! - произнес он удивленно. -  Ладно,
вечеринка отпадает, давай поговорим. - Он выжидающе  склонил
голову  -  Ну,  что ты стоишь, как соляной столб?  Выйди  из
своего дурацкого круга и возьми себе стул! - Тереза замотала
головой. Козел, похоже, начинал сердиться, и Тереза поспешно
произнесла:
 - Спасибо, уважаемый...
 - Мендес! - вставил козел,- зови меня Мендес!
 -  Спасибо,  уважаемый... Мендес, я  не  испытываю  желания
покидать круг.
 Мендес согласно кивнул:
 -  Не хочешь, так не хочешь, стой, значит. Итак! - произнес
козел, - чего ты хочешь? Из-за каких причин ты устроила  это
сложное и утомительное для обеих сторон вызывание?
 -   Я...  право  не  знаю,  сумеете  ли  вы  выполнить  мою
просьбу...
 -  Тут  я должен кое-что тебе объяснить, девушка, - прервал
ее Мендес. - Видишь ли, тебе не к кому больше обратиться.  К
кому бы ты ни обращалась, прибыл бы я или любой другой демон
из  нашего, четвертого мира Ассиах. Дело в том, что  Старшие
миры давно уже не занимаются делами смертных. Они отдалились
от  четвертого  мира, в котором, кстати,  пребывает  и  ваша
людская    вселенная   Рашух-Ха-Галаголум,   что    означает
"первичный двигатель", и свет их высших сфер уже не так ярко
отражается   в  Дьявольской  Короне.  Посему,  вашим   миром
полновластно   и  безраздельно  правит  Архидемон   Таумиель
Двухголовый,  имя одной главе которого Сатана,  а  другой  -
Молох.  Потому-то на меня и не действуют те священные имена,
на  которые ты надеялась, девочка. Вообще, все, что ты здесь
использовала,  давно устарело. Сейчас никто  уже  не  рисует
правильных пентаграмм, они годились для вызова духов Ацилут,
Ецира  и  Бриах,  но для нас, демонов царства Чолом Йосодот,
нужно    использовать   перевернутые,   либо    неправильные
пентаграммы; Так же священные имена - их не услышат те, кому
они  предназначены. Так что давай, начнем  с  того,  что  ты
коротенько  объяснишь  мне, какого  именно  духа  ты  хотела
видеть,  и зачем, а я посмотрю, что можно для тебя  сделать.
Разумеется,  за  соответствующую  плату,  -  прервал  Терезу
Мендес.
 -  Я  вызывала архангела Михаэля, из Второго мира  Бриах  -
начала  Тереза, гадая про себя, правильно ли она  поступает,
рассказывая все неизвестному демону. - Я хотела просить его,
чтоб  он  изменил  мою внешность. - Козел  недоуменно  пожал
плечами.  -  Чтоб  он  сделал меня  красавицей,  -  пояснила
Тереза.
 Мендес  согласно  кивнул.  - Ты  все рассчитала  правильно.
Архангел Михаэль, из сферы Второй Красоты - как раз тот, кто
должен  бы помочь тебе. Если б услышал. - Козел хихикнул.  -
Но  знай! - торжественно заговорил Мендес, - видишь ты  пред
собой  представителя иерархии Тогарини, Дьявольской Красоты,
архидемоном которой является Бельфегор, мой повелитель. И я,
значит,  как  представитель его -  продолжил  он  нормальным
голосом  -  вполне  могу  устроить все,  что  ты  пожелаешь.
Только...  -  Мендес с хрустом поскреб рог, -  я  не  совсем
понял,  какой  тебе  нужно красоты. Ведь,  в  разных  местах
разные  вещи считают красивыми, или, напротив, безобразными.
Может, ты хочешь походить на меня? - вдруг оживился козел  -
В   своем   мире  я  пользуюсь  весьма...  большим  успехом.
Разумеется, сделаем поправку на то, что ты женщина...
 Тереза   испуганно  замотала  головой.  -  Я   хочу   стать
красавицей  по  нашим, человеческим меркам...  -  попыталась
объяснить она. Мендес согласно кивнул. - Понимаю. Мне  нужно
подробное  описание  всех  параметров,  что  и  как   должно
выглядеть. У Терезы мелькнула мысль...: - А вам не  подойдет
портрет? Картина, на которой все показано?
 -  То есть, чтоб я посмотрел, и сделал все в точности,  как
на картине? Годится! Тащи портрет, не будем терять время.
 Тереза  так обрадовалась, что чуть не выскочила  из  круга,
остановившись в последний момент.
 -  Я...  не могу выйти из круга,- произнесла она извиняющим
тоном.
 Мендес   схватился  за  голову  и  закатил  глаза:   -   О,
Бельфегор,  почему ты отправляешь своего слугу  к  глупым  и
нерадивым  подражателям Высокого искусства?!  Наверное,  ты
желаешь,  в  мудрости  своей,  чтоб  я  собственными  рогами
продолбил брешь понимания в стене глупости человеческой? Как
бы  в  приступе  бессилия он вскочил  с  кресла,  и  забегал
вокруг,  патетически  воздевая руки  к  потолку.  Тереза  не
успела   моргнуть,  как  он  оказался  за  пределами  знака,
долженствующего  надежно держать Мендеса в  своих  пределах.
Линии даже не колыхнулись. Следующий шаг козла поверг бедную
девушку  в  полную  прострацию:  Мендес  спокойно  вошел   в
охранный круг, в центре которого Тереза мнила себя в  полной
безопасности, схватил ее за руку и потащил прочь.
 -  Ну,  где  та картинка, по которой я должен  сваять  тебе
новую  внешность? - Нетерпеливо спросил он на ходу. - Только
не  говори  мне,  что  до  нее-де нельзя  добраться  простым
способом, или еще что-нибудь в этом роде..
 -  Как  ты...- сумела выдавить из себя Тереза, прежде,  чем
Мендес прервал ее вновь.
 -  Сумел пересечь твои каракули? - опередил он ее вопрос. -
Ты  допустила такую кучу ошибок, детка. Вообще, кто надоумил
тебя  воспользоваться столь архаичной формулой?  Сейчас  это
уже  не модно. И не эффективно. Твои заклятья способны  лишь
на    то,    чтоб   вызвать   легкую   дрожь    у    старого
маразматика(прости   меня,Бельфегор),   властителя    Первой
Короны.   Для   вызова  духов  Стихийного  Мира   Субстанций
используются  средства  такие  мощные,  как  зубы  и  молоко
драконов,  усиливающие линзы, сделанные из глаз  василисков,
кровь развратных младенцев и тому подобная бутафория.
 -  Почему же ты откликнулся на мой зов? - Тереза, видя, что
никто  не собирается тут же изымать из нее душу и умерщвлять
каким-нибудь   страшным  и  болезненным  способом,   изрядно
осмелела.  К ней вернулось обычное здравомыслие, и,  идя  по
коридору за Мендесом, она холодно оценивала свое положение.
 -  Из  любопытства, детка, из любопытства. Только не думай,
что  это  лично  я  был заинтересован в нашей  встрече.  Мой
хозяин, Бельфегор, послал меня глянуть, кто это развлекается
на  Земле, оторвав, заметь, от очень приятной вечеринки. Там
была  такая  девочка, совсем юная, с нее  было  так  приятно
сдирать  кожу  и  слушать  звонкий, ласкающий  слух  визг...
Впрочем, я отвлекся. Да, мой хозяин. На самом деле, их двое,
как и Высших патронов. Их прозвали Тогарини, Спорщики, из-за
того, что они вечно отдают противоречивые приказы. Бельфегор
усмотрел нечто любопытное в том, что кто-то в Чолом  Йосодот
пользуется заклятьями, составленными еще в те времена, когда
дуралей-лев  мог спать рядом с ягненком, и ему в  голову  не
приходило  его слопать. Подумать только! Меч, которым  никто
не  может  быть  ранен,  и кресты из  священного  пальмового
дерева!  Святая  простота! Слава Создателю, что  те  времена
остались в прошлом.
 Так,  за  познавательной беседой, они добрались до  галереи
портретов.  Как только Мендес увидел портрет  дамы,  он  все
понял.
 -  Да,  детка, ты знала, что попросить. - Медленно произнес
он.  В руке Мендеса сам собой засветился огонек, и он поднес
его  к  самому  ангельскому лику,  глаза  которого  смотрели
кротко  и грустно. - А кто у нас тут? - пробормотал  он  про
себя  и  осветил  портрет рыцаря. - Ба!  Благородный  рыцарь
Орландо!  Ну конечно же! Как я сразу не догадался! Тереза  с
удивлением смотрела на козла.
 - Мендес! Ты их знаешь?
 -  Как  не  знать, как не знать! Хотя удивительно,  сколько
столетий, а они еще...гм... живы.
 Тереза  уже позабыла, зачем пришли они в галерею портретов,
теперь она была полностью поглощена рассказом Мендеса:
 -  Великий  Орландо, благородный рыцарь Розы и Креста...  -
Голос  Мендеса звучал тихо и задумчиво. - Подвигам  его  нет
предела, как на Земле, так и в иных Сферах. Его призывали то
Архангелы  Высших  Сфер, то Архидемоны Низших  Миров.  Часто
случалось  так, что бедному Орландо приходилось  драться  со
своей  собственной  инкарнацией.  Такая  жизнь  кого  хочешь
сведет с ума, и Орландо не миновала чаша сия... Но, мы опять
отвлеклись. Итак, ты хочешь получить красоту Мариты?
 - Мариты? - переспросила Тереза.
 -  Да,  ту, что ты видишь на портрете, зовут Марита,  Вечно
Молодая   Дева.  Ты  разве  не  слышала  о  ней?  -   Тереза
отрицательно покачала головой.
 -  Душещипательная история, если ты понимаешь, о чем я. Она
поклялась  ждать  своего Орландо из его  последнего  похода,
если   потребуется,  целую  вечность.  И  дала  обет,   что,
вернувшись, он застанет ее не изменившейся, такой же молодой
и прекрасной.
 - Она приказала написать с себя портрет, пока была молода?
 -  Нет,  детка, никто не писал этого полотна.  Она  сама  и
ЕСТЬ   портрет.  Она  и  Орландо  живут,  находясь   вместе,
соединенные смертью.
 Тереза  покачала  головой. Все это было  слишком  непонятно
для нее.
 - Я... могу стать похожей на нее? - спросила Тереза.
 Мендес  рассмеялся.  В  его смехе  проскакивали  визгливые,
глумливые  нотки.  -  Нет, детка, ты  не  будешь  похожа  на
Мариту,  ты  просто станешь ею. Красива, как  богиня  Высших
Сфер,  и...этого тебе достаточно, не так ли? Тереза кивнула.
Что-то  настойчиво  шевелилось  у  нее  в  голове,  какая-то
недодуманная  мысль, которую она никак не могла  поймать  за
хвост,  увлеченная рассказами Мендеса. Наконец он на  минуту
замолчал,  и  Тереза наконец вспомнила самое главное.  ЦЕНА.
Чем  ей придется заплатить, чтобы получить желаемое? Мендес,
еще  в  самом  начале  упоминал  о  "соответствующей  цене".
Осталось выяснить, что это значит.
 -  Пустяки,  -  ответил небрежно козел  на  ее  с  трепетом
заданный вопрос. - Сущие пустяки. Ты должна будешь раз в год
бывать   на   балу,  устраиваемом  у  нас,  в  Ассиах,   его
Архидемонством Таумиель Двухголовым.
 - Что это значит? - настороженно переспросила Тереза.
 -  О,  ничего  такого,  о  чем  ты,  наверное,  думаешь.  -
Успокаивающе  поднял  волосатые  лапы  Мендес.   -   Никаких
кровавых  клятв, обещаний поставлять ко двору  Их  Величеств
Тогарини   невинные   души,  я  повторяю,   никаких   клятв.
Достаточно обещания, высказанного вслух. В назначенный  срок
тебе будет присылаться приглашение, ты должна принять его  и
явиться  на  бал. Заметь, это БОЛЬШАЯ честь. Тысячи  существ
стремятся всеми правдами и неправдами заполучить приглашение
на  ЭТОТ  бал. На нем бывают все, кто имеет вес в Ассиах,  и
даже  за  его пределами. Там можно встретить всех  десятерых
Архидемонов, иерархов Дьявольской Короны, их приближенных  и
слуг.
 -  Но...  почему  я? - удивленно спросила Тереза.  -  Я  же
никто,   совершенно  никто.  Что  я  буду  делать  на   этом
блистательном празднике?
 -  А  вот тут ты ошибаешься, детка. Я уже тебе говорил,  но
ты,  видно,  пропустила мимо ушей. Сама  того  не  зная,  ты
вытянула  самый счастливый билет из всех возможных.  Получив
внешность  Мариты, ты получаешь ее богатство, ее  положение,
то есть, ты автоматически становишься Первой Леди этого мира.
А   люди   такого   класса  получают  приглашения   на   бал
Двухголового. Другое дело, принимают они их,  или  нет.  Для
тебя  же это будет всего лишь приятной обязанностью. Ну как,
приступаем  к  трансформации? - и Мендес  нетерпеливо  потер
лапы.
 - Да. - Сказала Тереза. Давайте начнем.
 -   Тогда   -  проговорил  козел,  -  прежде,  чем  начать,
небольшая формальность. Я скажу несколько слов, а ты, детка,
просто повтори их за мной. Идет?
 Тереза кивнула, нервно сглотнув сухим горлом.
 -   Итак,   начинаем!   -   и  Мендес   подмигнул   Терезе,
одновременно  приглашающе взмахнув рукой:  -  О,  Величайшие
Архидемоны Сатана и Молох, и Архидемон Дьявольской  Красоты,
Великий  Бельфегор - Тогарини, Вас благодарю я и припадаю  к
стопам   Вашим,  за  оказанную  мне  милость,   и   принимаю
приглашение,  посланное Вами для меня.  Отныне  и  всегда  я
буду, как и сейчас, принимать приглашения, посланные Вами, а
так  же те, что посланы кем-нибудь из ваших слуг. Так  же  я
буду отныне и впредь принимать с благодарностью все те знаки
внимания,  коими  Вы захотите осчастливить  меня.  -  Тереза
покорно повторила все слова, как того просил Мендес.
 -  А  теперь, Благородная Госпожа, нижайше прошу  встречать
Его  Дьявольское  Высочество Принца Бельфегора,  сию  минуту
прибудущего  приветствовать Вас! - Голос Мендеса  звенел  от
торжественности, откуда ни возьмись на плечах его  оказалась
наброшена черная, как сама тьма, мантия с кровавым  подбоем,
и  длинная  тонкая  шпага с сверкающим  эфесом,  без  ножен,
закачалась у бедра. Мантией козел очень изящно подметал пол,
отвешивая Терезе изысканный поклон, начав вдруг проявлять  к
ее  особе утонченную вежливость и подобострастие. Как только
он  договорил,  воздух в помещении заискрился,  свернулся  в
смерч, внутри которого угадывалась стройная, высокая фигура.
 -   Князь   всегда   лично  приветствует  гостей,   впервые
приглашенных  на  наш  бал  -  вполголоса  произнес  Мендес,
преклоняя колено.
 Тереза  стояла,  как завороженная, ничего  не  чувствуя,  и
только не отрываясь смотрела на возникшего перед ней рыцаря.
Воистину,  иерарх сферы Дьявольской Красоты, был  дьявольски
красив!  Смуглое,  резко очерченное лицо. Глаза,  в  которых
подобно  морским волнам, плещется безумие. Неожиданно  мягко
очерченный  рот  с большими, яркими губами.  Брови,  подобно
крылам  альбатроса  взмахивают  к  вискам.  На  высокий  лоб
спадает  водопад  черных, с блестками  волос.  Вся  стройная
фигура его была затянута в черную с матовым отливом кожу, по
которой,  от  широких  плеч, до закрывающих  середину  бедер
ботфорт, змеятся тонкие отблески.
 Бельфегор посмотрел Терезе в глаза.
 И улыбнулся.
 Весь   его   облик   тут  же  неуловимо   переменился.   За
разведенными  в  улыбке губами сверкнули  длинные,  слепяще-
белые клыки, какие бывают у хищников, каждый день питающихся
кровавым, свежим мясом; Заостренные на концах уши раздвинули
черную  гриву,  вздыбившуюся, как  шерсть  зверя;  Сверкнули
желтым  безумием  глаза,  и зрачки сжались  в  еле  заметные
щелочки; Верхняя губа его, неуловимо раздвоенная, изогнулась
в  хищной улыбке. Из-за спины на мгновение показался длинный
хвост,  как плеть, хлестнувший по шагреневой коже  ботфорта.
На  мгновение, всего лишь на мгновение перед Терезой  возник
Зверь, в повадках которого было что-то от волка. Прекрасный,
дьявольский и хитрый...
 Принц  плавно  скользнул навстречу  Терезе,  легко  склоняя
венценосную  голову  в поклоне, и взял ее  за  руку.  Тереза
присела в реверансе, мельком удивившись, как слушается такое
неуклюжее раньше тело. Принц, легко улыбаясь, поднес ее руку
к губам, и девушка не смогла поверить глазам. Вместо грубой,
распухшей  конечности, ранее бывшей ее рукой,  принц  сжимал
тонкое,    хрупкое   произведение   искусства,   отливающее
жемчужной белизной.
 -  Рад  приветствовать Вас, Госпожа Марита, - надеюсь,  Вам
понравится Ваше новое лицо. - И плавно развернул ее к стене,
на  которой висел портрет. Холст из золоченой рамы исчез,  и
на  месте  его матово серебрилось гладкое зеркало. У  Терезы
захватило  дух.  Дама, ранее смотревшая с  портрета,  теперь
отражалась  в  зеркале,  и рядом с ней  -  князь  Бельфегор,
ласково  и  чуть  насмешливо глядящий ей в  глаза.  В  глаза
зеркального отражения.
 -   Благодарю  Вас,  высокий  Князь  -  произнес  глубокий,
певучий   голос,   Тереза   опять  склонилась   в   поклоне,
придерживая   роскошное  бархатное  платье  багряных   тонов
кончиками  тонких пальцев, и лишь удивилась про  себя.  Все,
что она делала, было таким естественным, будто она обучалась
придворному этикету всю свою жизнь.
 -  Разрешите  преподнести  вам, госпожа  Марита,  маленький
подарок. - И князь обвил ее руку изящным тонким браслетом  с
единственным  камнем  густого,  тягучего  желтого  цвета,  с
тонкой  темной  черточкой в середине. - Это  одновременно  и
ваше  приглашение  на  первый бал,  который  начнется  через
несколько минут. Желаю всего хорошего, госпожа Марита.  -  С
этими словами блистательный принц растворился в воздухе.
 Мендес   тоже  переменился.  Теперь  это  был   мужчина   с
раскосыми  черными  глазами,  резкие  черты  лица   оттеняли
светлые  волосы. Исчезли нелепые гусиные крылья, вместо  них
за спиной висел обнаженный меч, в эфес которого был вставлен
такой же камень, что подарил Терезе князь Бельфегор. Мужчина,
в  костюме тех же цветов, что и у принца, подошел к Терезе и
произнес: - Я буду вашим кавалером на бале у моего  хозяина,
госпожа Марита. Обопритесь на мою руку, мы отправляемся.
 И,  не  давая девушке опомниться, увлек ее за собой.  -  Мы
будем двигаться самой длинной дорогой, чтоб вы могли увидеть
как можно больше, госпожа Марита.
 Тереза закрыла глаза.

                             IV
 Казалось,  они  стоят  на месте, а  мир  скользит  мимо,  в
бешеном  калейдоскопе меняя краски. Становилось то  холодно,
то  жарко,  то вокруг колыхались полотна чего-то пламенного,
то  вдруг  наступала  полная темнота... Терезе  было  трудно
дышать,  она пыталась что-нибудь рассмотреть среди постоянно
меняющихся  деталей, и одновременно прислушивалась  к  себе,
замечая  произошедшие  изменения. Она  волновалась,  пытаясь
осмыслить   все,  так  быстро  случившееся,  и  одновременно
ощущала себя еще кем-то, кто спокоен и знает, что все так  и
должно  быть.  Сейчас  она не пыталась  говорить,  о  чем-то
спрашивать своего провожатого, а просто отдавалась  на  волю
чувству  торжества,  победы. Наслаждалась  своим  неожиданно
ставшим  красивым  и  гибким телом, прикосновениями  мягкого
бархата,  удобством  шелковых туфелек на маленьких  ступнях,
прохладой  драгоценностей, прильнувших к коже... Свершилось!
Она красива! Нет! Она прекрасна!
 Постепенно  разноцветье  вокруг сменилось  чистой  небесной
голубизной,  которая обтекала ее прозрачными волнами,  потом
голубизна сменилась синевой, как в море на большой  глубине.
Далеко-далеко в синеве засветились десять точек, выросших  в
десять шаров, расположенных в форме дерева.
 -  Мы находимся за пределами бытия - голосом гида возвестил
долго  молчавший  Мендес.  -  По  повелению  моего  хозяина,
блистательного Тогарини, я показываю вам центр всего сущего,
ту  непостижимую,  неуловимую высоту,  что  управляет  всеми
другими  эманациями.  Самая высшая  точка  именуется  Кетер,
корона,  от которой исходят девять великих шаров.  На  самом
деле,  это есть неуловимое АЙН СОФ, видимое только  в  вашем
воображении, госпожа, и которое отражает свой  свет  на  ваш
дух.  Сила  АЙН СОФ не нисходит в эти шары, а  отражается  в
них,  как  свет солнца отражается в планетах.  Так  возникли
наши миры, госпожа Марита. Огромная область, оставленная АЙН
СОФ  при удалении его в центральную точку Кетер, наполнилась
четырьмя  концентрическими сферами, и  свет  десяти  Сефирот
отражается в каждой из них. И так сферы творения из АЙН  СОФ
разделяются на четыре великие мировые цепи. Мы находимся  на
самой внешней, цепи Ассиах, в Стихийном Мире Субстанций. Это
вся   Вселенная.  Неуловимо  внутри  находится  мир   Ецира,
Иерархический Мир Преобразований, c ним часто работают маги,
поскольку он ближе всего к нам. Еще ближе к центру находится
Бриах, Архангельский Мир Творений, Созданий, И ближе всего к
центральной   точке,   АЙН  СОФ,   находится   мир   Ацилут,
Безграничный Мир Божественных Имен. Три внутренних мира  все
ближе  подходят  к  неуловимой высоте,  сливаясь  с  Длинным
Лицом,  все дальше уходя от нас, мира Субстанций. Все больше
пропасть между нашим, живым миром и Высшими Сферами.... Я не
утомил вас своим рассказом, Благородная Госпожа?
 Тереза с трудом отвела взгляд от кружения сверкающих  сфер,
и посмотрела на Мендеса.
 -  Нет,  благородный господин, мне было очень интересно.  -
Произнес  чей-то  чужой голос ее губами.  Хотя  Тереза  была
готова  остаться здесь навсегда, раствориться и впитаться  в
это   сияние,   кто-то   внутри  нее  поддерживал   холодную
рассудочность,  не затронутую ни блеском Кетер,  ни  могучей
силой  АЙН СОФ. Тереза или, правильнее будет теперь, Марита,
спокойно  стояла, слегка опираясь на руку кавалера,  выражая
вежливую заинтересованность.
 -   Тогда,  может  быть,  отправимся  на  бал,  Благородная
Госпожа? - Мендес, казалось, был немного растерян.
 - Ведите, господин Мендес. - Улыбнулась Марита.

                              V
 На  этот  раз  не  было калейдоскопа миров.  Просто  вокруг
вдруг  стали взрываться белые слепящие шары, из  взрывов  их
возникли  колонны,  тонкие и прозрачные,  уносящиеся  ввысь.
Вдаль  раскинулась  перспектива  громадного  бального  зала,
натертый  паркет  отражает фигуры гостей.  Тут  и  там  бьют
фонтаны,  роняя  брызги в утопленные в полу  чаши,  отовсюду
слышится музыка, под которую кружатся пары.
 Марита стояла, легко опираясь на руку Мендеса, затянутую  в
черную  перчатку  с раструбом, и незаметно оглядывалась.  На
них стали обращать внимание, гости тихо шептались, и Марита,
гордо  вскинув голову, стала уже открыто оглядывать зал,  ни
на чем не останавливая глаз, смотря "сквозь" гостей. Откуда-
то  доносились  визгливые звуки, идущие  в  разрез  с  общим
рисунком танца, и Марита раздраженно поморщилась.
 -     Мы     должны    поприветствовать    Их     Величеств
Архидемонов Таумиель,  а потом можем веселиться,  -  в  пол-
голоса произнес Мендес.
 Тут  же  от  их  ног развернулась и убежала в  даль  черная
бархатная  дорожка,  затканная  блестками  звезд.  -  Прошу,
Госпожа Марита - и Мендес первым шагнул на бархат.
 Когда они только появились на балу, платье Мариты незаметно
изменилось.   Больше  оголились  плечи  и   грудь,   тонкая,
полупрозрачная ткань плотно обтянула талию и бедра, только у
самого пола спадая свободными волнами. Марита оглядела себя,
и  улыбнулась.  -  "  Мой любимый цвет" -  Подумала  она,  и
тонкими   пальцами   придержала   подол   золотисто-желтого,
одуванчикового цвета.
 Трон  Повелителя  Ассиах был пуст, когда Мариту  подвели  к
подножию  высокой лестницы, ведущей к царственному престолу.
Мендес  слегка  нажал  ей на руку, заставляя  поклонится,  а
когда  Марита  подняла  глаза, Повелитель  уже  восседал  на
троне,  похожем  на  застывшую  глыбу  тьмы  с  вкраплениями
солнечного  света,  отчего  тьму  пронизывали  желтые  лучи,
впрочем, нисколько не рассеивающие черноты.
 Архидемон  был двулик: одно его лицо было обращено  в  зал,
благосклонно улыбаясь гостям, другое же смотрело на  Мариту.
Повелитель молчал.
 Марита   никак  не  могла  уловить  ту  грань,  за  которой
кончалось  одно лицо, и начиналось другое. Лица  были  очень
похожи,  почти  зеркально, но, в то  же  время,  их  рознило
выражение. Лицо, обращенное к Марите, чем-то напоминало  лик
Бельфегора,  та  же красота, граничащая с безумием,  тот  же
хищный прищур готового к прыжку зверя... Марита решила,  что
ей   нравится  этот  лик  Повелителя.  Но  второе   лицо...!
Божественная  глубина мудрых глаз, казалось, они  видят  всю
вселенную. Лучезарный лик Бога!
 Повелитель  легко  наклонил  голову,  приветствуя   Мариту,
незаметная  волна прошла по его лицу, и уже  не  дьявольское
искушение сквозит в его взгляде, а всепоглощающая доброта, и
свет  льется  из  божественных глаз. Опять легкий  нажим  на
руку,  поклон,  и  Мендес  отвел  Мариту  от  пронизывающего
взгляда иерарха Таумиель, Двойника Бога.
 После  бала  Мариту отвели в предназначенные  ей  покои,  и
оставили  одну.  Несмотря на все пережитое, ее  не  покидало
возбуждение, и  усталости  не чувствовалось.  Марита  только
освободилась   от  тесного  платья,  и  распустила   волосы,
уложенные  в  высокую прическу. Освежившись в примыкавшем  к
покоям  бассейне, она села к зеркалу, матово посверкивающему
в   тяжелой,   украшенной  резьбой  деревянной   раме.   Она
посмотрела  на себя в зеркало, провела руками  по  сильному,
молодому  телу и рассмеялась. Тут что-то мягко  толкнуло  ее
изнутри, и... Тереза удивленно смотрела на себя в зеркало.
 Она  прекрасно помнила и бал, и путешествие  с  Мендесом  к
Границе  Миров,  но все это она видела отстраненно,  как  бы
чужими  глазами. Лишь на миг она в полной мере ощутила  себя
во  время бала, тогда, когда Взгляд Бога коснулся ее. И  вот
только  теперь, когда Марита устала и расслабилась, она  как
будто очнулась. Тереза осмотрела себя, провела рукой по лбу,
нежной коже щек, но... зеркальное отражение не повторило  ее
движений,  глядя  холодно и чуть-чуть враждебно.  Тереза  не
сразу это поняла, а потом задрожала и побледнела.
 -  Господи...-  пробормотала она, - это я или  нет?  Что  я
наделала? Отражение в ответ рассмеялось.
 - Ты вернула меня к жизни, дорогая! Тереза вздрогнула.
 - Кто ты? - спросила она, ничего не понимая.
 -  Леди  Марита. - Последовал ответ. - Ты своим волшебством
разбудила   древнюю  магию,  охранявшую  меня,  и  сработало
заклятье.  Теперь мы с тобой связаны. Мое тело  без  тебя  -
жалкая пустая оболочка, а ты без меня - всего лишь маленькая
уродина. Так что давай привыкать друг к другу.
 -   Но...   как  это  случилось?  Вы  живы?...  Ничего   не
понимаю!... - Тереза была в смятении.
 -  Все  очень просто, дорогая. Видишь ли, я тоже  заключила
сделку  с дья... с Бельфегором. Только было это за несколько
веков  до  того, как родилась ты. Орландо, мой возлюбленный,
отбыл  в неизвестном направлении, на неизвестно какой  срок.
Но  я хотела дождаться его, во что бы то ни стало, у меня на
это  были  причины. И тут на сцену выходит Иерархия демонов.
Они  оказывают  услуги смертным за плату. За соответствующую
плату,  разумеется. Они предложили помощь, я согласилась.  И
стала  портретом.  Они  сказали, что освободят  меня,  когда
придет время. Теперь я свободна. И значит, скоро увижу моего
Орландо. - Марита замолчала.
 Тереза  смотрела  на  отражение в  зеркале,  живущее  своей
собственной жизнью и думала.
 Наконец она спросила: - Какую... плату потребовали от  вас,
Марита?
 Отражение   пожало  плечами.  -  Зачем  я  буду   все   это
рассказывать, ты можешь узнать все сама. Только  прислушайся
к себе, и вспомни. Мы ведь одно целое.
                             VI
                          Его глаза - подземные озера,
                          Покинутые царские чертоги
                          Отмечен знаком высшего позора
                          Он никогда не говорит о боге.
                          Он злобен, но не злобой святотатца
                          И нежен цвет его атласной кожи
                          Он может улыбаться и смеяться
                          Но плакать...
                          Плакать больше он не может.
                                                    Гумилев.
 Еще  детьми  они знали, что предназначены друг  для  друга.
Марита и Орландо.
 Только Предназначение никак не хотело сбываться...
 Сначала  крестовый  поход За Гробом Господним,  в  далекую,
пропеченную  солнцем  страну сарацинов.  Орландо  был  тогда
оруженосцем,  едва  получившим право носить  фамильный  меч.
Многие  погибли  в  том  походе. От  жары,  не  привыкшие  к
палящему   солнцу  северяне,  от  ран,  от  укусов  странных
животных,  обитающих  в  песках... Прошло  три  года,  и  он
вернулся.  Юноша с мертвыми глазами. Он привез  ей  подарок:
выбеленный  солнцем  и  песком череп сарацина.  Она  плакала
тогда  всю ночь, а он смеялся, и говорил, что невеста рыцаря
должна быть смелой и сильной...
 Их  обвенчали,  и  Орландо  снова  уехал,  теперь  помогать
вернуть трон своему королю. Перед отъездом он перевез Мариту
в  родовой  замок  своего отца, дряхлого  старика.  Ей  было
страшно  в  холодных, гулких стенах древней  крепости.  Отец
Орландо,  старик с такими же мертвыми глазами, как  у  сына,
старый, прославленный рыцарь, смеялся над ней, когда  Марита
выходила  к завтраку с покрасневшими глазами, проплакав  всю
ночь,  и  говорил,  что  жена рыцаря должна  быть  смелой  и
сильной...
 ...На  этот  раз  подарком  была гнилая,  полуразложившаяся
голова  какого-то вельможи из враждебной его королю  партии.
Вернувшись, Орландо вступил в Орден. Теперь он носил черную,
до  пят мантию, страшный шлем, с оскалом дикого зверя вместо
забрала  и громадный черный двуручный меч, с эфесом  в  виде
креста.  Неожиданно он то появлялся, то пропадал надолго,  в
промежутках между походами сидя в смотровой башне  крепости,
на  самом  верху, нахохлившийся и черный, как ворон.  Марита
ничего не могла поделать. Когда она начинала просить его, он
уходил, когда плакала, - он смеялся.
 Орландо  все  меньше походил на человека. Как  хищный  гриф
глядел  он  сквозь прорези шлема, никогда не  расставаясь  с
мечом, который, казалось, впитывал в себя его душу. В  каких
краях,  и с какими тварями сражался он, Марита старалась  не
думать.  Однажды он привез ей голову с большими, шишковатыми
рогами,  звериная  морда скалила в смертной  агонии  желтые,
длинные,  как стилеты, клыки. Марита теперь уже не  плакала.
Слезы давно иссякли, страха она не испытывала. Молча приняла
она  подарок, и отнесла его в специальную комнату, к  другим
головам, подаркам мужа. Она стала смелой и сильной...
 Иногда  против  воли  ее тянуло в ту  страшную  комнату,  в
самом  сердце крепости. Она проходила мимо полок, на которых
рядами  лежали высушенные головы и черепа. Не уцелела только
та, первая голова, привезенная с войны за короля. Теперь  их
высушивал   маленький  черный  человечек,   доставленный   в
крепость Орландо. Человечек страшно мерз в каменных  стенах,
и все время проводил у огня, замерев, как ящерица. Оживлялся
он  только тогда,  когда хозяин привозил  очередной  трофей.
Черный  человечек доставал пахучие и вонючие травы, разводил
огонь  во  дворе  и  долго  колдовал  над  мертвой  головой,
окуривая ее дымом и натирая травами.
 Однажды  Орландо появился глубокой ночью, никто не  заметил
как,  и  привез головку маленького ребенка. Она была  совсем
свежая,  голубые глаза лишь подернулись смертной пленкой,  а
белокурые волосы кудрями спадали много ниже отрубленной шеи.
Маленькая  прекрасная  девочка. Марита,  после  многих  лет,
заплакала  опять. Черный человечек, увешанный ожерельями  из
зубов  и  когтей, молча взял головку ребенка,  и  отправился
колдовать.  Он-то знал, чего стоит детская жизнь.  Ему  было
все равно. Орландо смотрел на плачущую жену, и смеялся.
 Марита  решила  бежать. Ее не волновало, что неверную  жену
ожидает  страшная казнь на костре. С таким  мужем  страшнее.
Дождавшись,  пока  Орландо исчезнет  в  очередной  раз,  она
глубокой  ночью оседлала самого быстрого жеребца, и  уехала.
Найдя  приют далеко-далеко от страшной крепости,  в  селении
простых людей, она думала, что обрела покой. Но ни на миг не
забывала  о  своем  муже.  И  он  приехал  за  ней.  Теплым,
солнечным днем он возник, как черная птица, и увез ее назад,
в  крепость.  Марита  умоляла убить ее,  но  Орландо  только
смеялся.
 Полупомешанная,  как тень, бродила она  по  замку,  уже  не
обращая  внимания  на  страшные  трофеи.  Но  Мариту   ждало
очередное  потрясение.  Орландо, больше  похожий  на  черную
тень,  вывернул к ее ногам плотный мешок, и глухо,  каркающе
рассмеялся. На голове был такой же шлем, как на нем самом, а
когда голова, несколько раз перевернувшись, застыла, Марита,
взглянув  в лицо мертвецу, упала в обморок. Сквозь  звериный
оскал  забрала  на  Мариту  глянуло  мертвыми  глазами  лицо
Орландо.   Все  еще  смеясь,  он  пошевелил  носком   сапога
бесчувственное тело жены, подобрал голову и понес ее черному
человечку.
 Потом  Марита  долго  болела. Ее преследовали  очень  живые
кошмары, странные видения не давали ей забыться ни днем,  ни
ночью.  К ней приходили те существа, чьи головы хранились  в
крепости, и рассказывали ей свои истории. Приходили родители
той  девочки, умоляя отдать им голову дочери. Но чаще  всего
ей чудилось, что она сама идет по темным коридорам, на ощупь
узнавая   каждый  камень  кладки,  входит  в   башню,   где,
повернувшись  к ней спиной, сидит ее муж. Марита  берет  его
меч  и,  с  трудом  подняв его, срубает с  плеч  ненавистную
голову.
 Последнюю.
 И  голова скалится на нее из-под забрала, совсем как тогда,
когда ее привез Орландо.
 Маленький  черный  дикарь приходил  к  ее  ложу  и  подолгу
наблюдал  за  агонией, качая курчавой  головой.  Сначала  он
думал, что жена хозяина умрет, и в глубине души желал этого.
Смерть  дарует покой. Но Марита была женой рыцаря, а значит,
смелой  и  сильной,  и смерть никак не могла  завладеть  ей.
Тогда  черный  человечек  начал  поить  ее  своими  травами,
окуривать   едким  дымом,  бормотать  что-то  на  незнакомом
птичьем   языке.   Он  отогнал  смерть,   и   Марита   стала
поправляться.  Этому способствовало еще то, что  Орландо  ни
разу  не  появился  за время ее болезни, не  разрушая  своим
присутствием  ту хрупкую нить, что связывала  с  жизнью  его
жену.
 Когда  Марита поправилась, черный дикарь опять замкнулся  в
своем одиночестве, ежась у огня, и перестал обращать на  нее
внимание. Окрепнув, она начала вспоминать свои видения,  все
чаще возвращаясь к тому, где она убивает своего мужа. Марита
поняла,  что  освободиться сможет только тогда, когда  убьет
Орландо   своими   руками.  Только   тогда   он   перестанет
преследовать ее, даст обрести покой.
 ...После того, как Орландо привез свою собственную  голову,
он  исчез. Через два года поползли слухи, что рыцаря Орландо
убили  где-то на границе миров. Но Марита не верила  слухам.
Орландо  умер еще тогда, во время первого крестового похода.
А  значит,  слухи  о  его  смерти  лживы.  Он  вернется.  Он
обязательно вернется, а значит, она, Марита должна дождаться
его. Чтобы убить.
 Тогда-то  и  появились эмиссары Князя  Тьмы,  предложив  ей
сделку.   Совсем  пустяковую  сделку.  Они   предлагали   ей
бессмертие взамен на ее жизнь. - Зачем тебе быть живой, пока
ты  будешь ждать? - говорили они. - Соглашайся, и мы  вернем
тебя  к  тому  времени, когда Орландо  появится  вновь.  Это
произойдет  не скоро, в другом витке времени, ты  умрешь  от
старости. И никогда не обретешь покой.
 И она согласилась. Был ли выбор? Нет, выбора не было.
 Она  любила своего Орландо, сильно любила. И так же  сильно
ненавидела.  Теперь,  когда он убил  ее,  смеясь,  она  тоже
должна  убить  его.  И  тогда они  будут  вместе,  ведь  они
предназначены друг другу. Марита и Орландо.
                             ***
        Рубец не срастется, если под ним здоровой основы нет
        И рана откроется все равно, пусть через много лет...
 Тереза  бессильно откинулась на спинку кресла и  задрожала.
Закрыла  глаза, и перед ее мысленным взором тот  час  возник
образ  Орландо.  Как  он  стоит на  крыше  смотровой  башни,
опираясь  о каменный парапет руками, закованными в  стальные
перчатки.  Заходящее  солнце играет  на  гравировке  кирасы,
бликует  на стальном плюмаже шлема, сквозь забрало  которого
виден  орлиный  профиль жестокого лица. Плащ  черным  крылом
бьется за плечами. Здесь, наверху, сильный ветер.
 Или  он  смотрит  на нее, сидя верхом на огромном  жеребце,
способном  долго выносить тяжесть человека в  доспехах.  Она
смотрит  снизу  вверх, и солнце, стоящее у него  за  спиной,
обрисовывает резкий черный силуэт.
 Вот  его  голова  лежит у ее ног, черной, запекшейся  раной
скалится отрезанная шея. Но лицо в обрамлении забрала  дышит
спокойствием, глаза покойно закрыты и скорбный рот сложен  в
грустную улыбку.
 Тереза  не  заметила, как уснула. Большой  шерстяной  плед,
свешивающийся со спинки кресла, сам собой поднялся в  воздух
и заботливо укутал спящую женщину.
                             VII
                            Не избегнешь ты доли кровавой
                            Что земным предназначила смерть.
                            Но, молчи!
                            Несравненное право
                            Самому выбирать свою смерть.
                                                    Гумилев.
 Большая  зала  освещена факелами. С каменных  стен  свисают
потускневшие  рыцарские штандарты, выцветшие  гобелены  тихо
шелестят кистями от легких дуновений сквозняка. Пол уставлен
остатками  мебели, тут и там темнеют кучи  мусора.  Огромный
зев  камина черным провалом зияет в одной из стен.  По  полу
проносится  вихрь,  пламя  факелов  судорожно  дергается,  и
посреди  залы  материализуются  два  призрака.  Сначала  они
бесплотны,  но,  постепенно впитывая в  себя  свет  факелов,
становятся материальны.
 Друг  против  друга кружат по полу два воина. Один  из  них
затянут  в  плотный кожаный доспех, поверх  которого  нашиты
блестящие  пластинки. От серебряного зерцала,  прикрывающего
грудь,  отражается мятущийся свет факелов. Голову прикрывает
остроконечный  шлем,  обмотанный сверху  материей  так,  что
видна  только  блестящая верхушка,  с  венчающим  ее  тонким
шпилем.   Воин  чернобород,  ястребиный  нос  делит  пополам
смуглое лицо с высокими скулами и раскосыми глазами. В руках
воин  сжимает странный клинок с широким, изогнутым  лезвием.
Противник  его, совсем молодой юноша, в стальных  латах,  но
без  шлема. Темные кудри спадают на стальные плечи, холодные
голубые  глаза  смотрят насмешливо и презрительно.  У  юноши
огромный   двуручный   меч,  которым   он   отражает   атаки
чернобородого.  Северянин выжидает.  Он  только  защищается,
ожидая  момента,  чтобы раскроить своим  огромным  чудовищем
легкого сарацина до пояса. Но сарацин ловок и очень искусен.
Как  бабочка, кружит он вокруг тяжелого рыцаря,  так  быстро
взмахивая  своим  широким клинком, что  видны  только  блики
факелов,  отраженные от его вороненной поверхности.  Глупый,
глупый  молодой кяфир! Очень самонадеянный и гордый.  Решил,
что  шутя  победит  умудренного опытом во  многих  схватках,
воина  не  по  призванию  даже, а по самой  жизни,  великого
убийцу-асcасина. Не стоит затягивать его агонии. Благородный
воин убивает быстро. Взмах вороненного крыла бабочки - и  по
горлу   юноши,  опрометчиво  не  защищенному,  прочеркнулась
красная  тонкая  полоска, быстро набухающая кровью.  Молодой
рыцарь  еще мгновение стоит, выпустив меч из враз ослабевших
рук,  потом  начинает заваливаться на бок, и  падает,  гремя
латами. Голова откатывается далеко в сторону, голубые  глаза
смотрят все так же надменно и слегка удивленно.
 По  завершении  поединка фигуры исчезают, и сквозняк  опять
воцаряется полновластным хозяином залы.
                             ***
       Будь  словно смерть - не  станет она плачущего щадить
       Когда  к  человеку решит  прийти жажду свою утолить.
 Сначала  он  увидел свет. Тусклое, размытое  желтое  пятно.
После  полной  тьмы, поглощающей душу, это было откровением.
Прошло  время,  много времени, и свет превратился  в  огонек
свечи, стоящей в углублении скалы. Свеча была толстая, вся в
потеках   расплавившегося  воска,   она   долго   оставалась
единственным материальным предметом в долгой череде  смутных
грез.  Постепенно мир обретал очертания. Проявились  контуры
неровного потолка, шершавость стен, холод промозглых ночей и
яркое  солнце  дня, проникающее сквозь вход в пещеру.  Белый
старец  ухаживал  за ним. Поил незнакомым терпким  напитком,
кормил, обтирал мокрой тряпицей постоянно слезящиеся  глаза.
После сна веки неизменно склеивались сочащейся сукровицей, и
старец  терпеливо  помогал разлеплять их.  Дни  сливались  в
однообразную пелену, разделенную черными провалами ночей. Не
было ни мыслей, ни чувств.
 Но  однажды он захотел встать и посмотреть, что же там,  за
каменными стенами пещеры. Он начал приподниматься, когда шею
пронзила  страшная жгучая боль, казалось, голова  отделяется
от  тела и сейчас покатится вниз. Он без сил рухнул на ложе,
и  перед его взором предстало обезглавленное тело, шарящее в
пустоте    руками.   И   вспомнилась   последняя    схватка,
чернобородый   улыбающийся  ассасин,  что   словно   бабочка
танцевал вокруг. И вспомнил свою смерть.
 -  Скажи,  старик,  я умер? - это были  его  первые  слова,
произнесенные непослушным горлом.
 Старик,  толокший что-то в каменной ступке, поднял глаза  и
ответил  удивительно сильным, молодым голосом:  -  Теперь  я
могу сказать точно: Ты жив!
 Он  бессильно  закрыл глаза и провалился в пустой  сон.  Но
когда проснулся, то помнил уже все.
 -  Я  был  мертв.  Ассасин отрубил  мне  голову.  -  Сказал
Орландо, когда проснулся.
 - А я оживил тебя. - Просто ответил старец.
 -  Но...  это  невозможно! Нельзя оживить мертвого,  нельзя
приставить на место отрубленную голову! - Возразил Орландо.
 -  Для  меня  нет  ничего невозможного! - Сказал  старец  и
улыбнулся.
 - Кто ты? - Тогда спросил Орландо.
 -  Тот,  кого  ты  сам призвал в последнее мгновение  своей
жизни. Помнишь?
 И Орландо вспомнил.
 Вспомнил  четко то, последнее мгновение своей жизни,  когда
неумолимый  меч судьбы, гораздо более жестокий,  чем  клинок
ассасина,  черным смерчем повис от горизонта  до  горизонта,
падая  все  ниже, ниже, грозя раздавить... Тогда  он  увидел
фигуру  из  света, стоящую между ним и мечом судьбы.  Фигура
вопросила  без  слов,  хочет  ли  он  спасения,  и  он,   не
задумываясь,   согласился.  Тогда   светящийся,   непрерывно
меняющий облик, то дьявольски искушающий, то безмерно мудрый
и добрый, рассмеялся и исчез. Дальше была смерть.
 Теперь  он  опять  жив.  Теперь  он  знает,  что  от   него
потребуют за спасение. Старец хотел, чтобы Орландо стал  его
эмиссаром.  Чтобы он сражался где, и с кем  ему  укажут.  Он
должен  стать Вечным Воином. Орландо пожал плечами.  Да,  он
согласен. Впрочем, он согласился еще тогда, в момент смерти.
И  теперь  у  него нет выбора. Но чьим эмиссаром  согласился
стать не задумываясь, он узнал только сейчас.
 Воин  Дьявольской Короны, слуга иерарха Таумиель,  Двойника
Бога.
 Сатана  рассказал Орландо, что заменил его глаза.  -  Чтобы
сражаться, ты должен видеть иные сферы, другие создания,  не
видимые  простым  человеческим  глазом.  Ты  должен   видеть
Гномов, элементалей земли; Ундин, обитающий в воде; Сильфов,
живущих  в  духовном  воздухе;  Саламандр,  огненных   духов
пламени.  Ты должен видеть призраков, летящих над  землей  в
неверном  свете  луны,  мертвецов,  мирно  спящих  в   своих
могилах. Ты должен видеть, как растет дерево и шумит  ветер.
Еще   ты   будешь,  благодаря  новому  зрению,   без   труда
путешествовать астральными дорогами, перемещаться  в  другие
измерения  и не бояться божественного блеска Колец Священных
Имен.
 Когда  Орландо  совсем  поправился,  Сатана  отпустил  его,
сказав,  что когда будет нужно, его призовут. Орландо  нашел
ассасина,  и  убил его. Тогда он впервые смеялся  над  телом
поверженного  врага.  Вернувшись к  армии  крестоносцев,  он
продолжил  поход.  Теперь  люди сторонились  Орландо,  боясь
взгляда  его мертвых глаз. Но король ценил отвагу и доблесть
верного  рыцаря.  Он теперь никогда не снимал  доспехов,  за
плечами  его  вился  вечный черный плащ, и  после  очередной
битвы  Орландо  всегда  смеялся, как  стервятник  кружа  над
поверженными врагами.
                            VIII
 Проснулась  Тереза оттого, что кто-то был  в  комнате.  Она
открыла глаза, и сразу же увидела Мендеса, стоящего рядом  и
внимательно смотрящего на нее.
 - Надеюсь, Вы хорошо отдохнули, госпожа Марита?
 Тереза  мгновение  смотрела  на  него  непонимающе,   потом
произнесла:
 - Да, спасибо, господин... Мендес. Я хорошо отдохнула.
 -  В  таком  случае  я  рад буду сопровождать  Вас  в  вашу
крепость, но сначала разрешите предложить Вам завтрак.
 Марита благосклонно кивнула, и слегка улыбнулась.
 Да,  это  был  тот  же  самый  замок,  из  которого  Тереза
отправилась  на  бал. Только теперь он был отстроен  заново.
Белый и неприступный высился он над окрестными землями, и на
шпилях  башен его гордо реяли флаги, с забытым  уже  в  этих
краях  гербом:  алая  роза на перекрестье  меча,  опущенного
острием вниз.
                             IX
 А  совсем  недавно, лет тысячу назад, в замке жил известный
в   то  время  вельможа,  дон  Карлос-и-Лучия  Ивальдес.  Но
проклятие,  незримо витавшее над замком, перешло  и  на  его
нового  хозяина. Дон Карлос был странный человек. Закаленный
воин   и  непревзойденный  сочинитель  стихов.  Художник   и
изобретатель.  Вдохновенный борец за  справедливость,  гроза
разбойников. Создатель крылатой машины, летающей в  небесах.
Великий мечтатель.
 Увидев   портрет   неизвестной  женщины,  предположительно,
давней   хозяйки  крепости,  дон  Карлос  страстно  полюбил.
Несмотря  на  то, что даже прах той женщины давно  развеялся
ветром времени. Он подолгу стоял перед неземным ликом,  ведя
мысленные  беседы,  в  своих мечтах  овеществляя  бесплотный
образ.  И  иногда  ему казалось, о Боже! что  плотный  холст
тончает,  превращаясь  в окно, закрытое  всего  лишь  тонкой
завесой,  за которым другой, потусторонний мир,  в  котором
обитает предмет его любви. И мнилось влюбленному дону, что в
его   силах   прорвать,   продавить  незримую   границу,   и
соединиться  с той, что навеки отняла его душу.  Бедный  дон
Карлос!  Он  написал с себя портрет, и поместил  его  против
той,  которую  любил, чтобы и во времена  своего  отсутствия
быть с ней.
 Но!  Дон  Карлос  недолго страдал от  любви  к  бесплотному
образу.   То   ли  черная  тень,  затмевающая  крепость   от
благодатных  солнечных лучей, то ли собственная злая  судьба
благородного дона решила, что мало страданий выпало на  долю
его.  Доном  Карлосом заинтересовался Святой  Орден.  Монахи
ордена св. Доминика, по праву считались самыми непримиримыми
борцами  с ересью. Святые отцы без устали трудились на  ниве
Господа,  Огнем  и  Мечом утверждая Закон  Божий,  так,  как
диктовал  его  их  основатель,  Гусман  Доминик,  прозванный
Гусманом  Кротким. И пылали костры с ведьмами, колдунами,  и
просто  нечаянно  перебежавшими  дорожку  властному  ордену.
Костры из людей. Науки? - В огонь! Искусства, культура? Туда
же! Есть только Господь наш, и Ад и Рай его в наших душах!
 Но  время  неумолимо. Нет больше благородного дона Карлоса,
которого,   по   слухам,   так   и   не   удалось   изловить
злоговоренному  ордену, да и сам орден Доминиканцев  утратил
власть, обнищал и был предан забвению.
 А  над  горизонтом поднималась новая звезда. Звезда темная,
страшная и кровавая.
                              X
 Тереза  стояла  на крыше смотровой башни.  Той  самой,  где
некогда  проводил свои одинокие часы рыцарь Орландо. Сильный
ветер  свистел  в бойницах, мощной грудью бился  в  каменную
кладку, стараясь, казалось, растащить, развалить по камешкам
всю  крепость,  так, чтоб и памяти о ней не  осталось.  Злой
ветер  бил,  толкал хрупкую фигуру, старался сорвать  теплую
шаль,   растрепать  волосы,  выжечь  глаза.  Жестокий  ветер
старался раздавить, сбросить вниз женщину, разбить о  камни,
разметать в стороны, так, чтоб и следа не осталось...
 Тереза  стояла, крепко вцепившись в зубцы стены,  и  упрямо
смотрела  на расстилающуюся внизу голую равнину, без  следов
жилья, только высоченные стоячие камни-менгиры нарушают кое-
где ровный пейзаж. Камни очень старые, наполовину ушедшие  в
землю,  клонятся  в  разные стороны.  А  по  ночам,  говорит
Марита,  верхушки их светятся. Подол длинного платья  бьется
на  ветру,  добавляя к вою ветра хлопанье крыльев призрачной
птицы.
 У  горизонта  буря  клубится черными  смерчами,  постепенно
сдвигаясь  к  замку, наползая вспухающим пыльным  брюхом  на
тусклые  поля,  менгиры  и дорогу, бегущую  змеей  прочь  от
замка.   В  густой  черноте  изредка  просверкивают  вспышки
молний,  на  мгновение рвущие жирное брюхо  бури,  и  Терезе
вспомнился  трон Таумиель, в котором так же клубилась  тьма,
прочерченная   вспышками  света.   Уже   доносился   глухой,
всесокрушающий  вой,  исходящий из зева  смерчей,  что,  как
герольды впереди короля, неслись перед черной стеной. Только
у самого неба черная завеса истончалась, рвалась на куски, и
там,  в  вышине,  проглядывал багровый, застилаемый  клубами
гари глаз.
 До  самого  последнего момента Тереза оставалась на  крыше,
наблюдая бурю. И только когда уже плотный, как песок,  ветер
стал  забивать дыхание, не давая вздохнуть, стала спускаться
по  узкой винтовой лестнице вниз. - Нет, это не мой  мир,  -
думала она, осторожно ставя ноги на стертые ступени, - у нас
никогда не бывало таких бурь. И равнина! Только голые камни,
и  ничего больше. И город, раньше его было видно с замкового
холма, он исчез. Или... никогда не существовал в этом мире?
 Тереза  уже  сошла вниз, и не видела,
всадник   и  помчал, горяча коня, прямо к замку, по  дороге,
которая исчезала под черным смерчем сразу за его спиной.
 Она  устроилась в нижней зале, перед ярко пылающим камином,
и  слушала,  как  рев  бури нарастает  за  крепко  запертыми
ставнями.
 Это  был  странный мир, и странный замок. В нем не было  ни
души,  но в камине всегда были дрова, а кладовая пополнялась
свежими  продуктами. Кто-то вытирал пыль с  дубовой  мебели,
носил  воду,  зажигал по вечерам факелы и  свечи.  Тереза  в
одиночестве бродила по пустым анфиладам, иногда замечая, как
кто-то маленький и юркий шмыгает за портьеру.
 Тереза  задумалась,  и  не  сразу  расслышала  гулкий  звон
колокола, странно вплетающийся в свист ветра за стенами. Она
встала  и  в замешательстве прошлась по комнате. С тех  пор,
как  она  здесь, она никого не видела, и уже начала  думать,
что  осталась  совсем  одна на этой  пустынной,  продуваемой
ветрами  равнине в одиноком заколдованном замке. Свист  бури
усиливался,  колокол все звонил, и Тереза, прихватив  факел,
пошла  боковым коридором к замковым воротам. Этот  неширокий
проход  опоясывал  весь  замок, находясь  внутри  крепостной
стены, и Терезе не пришлось выходить во двор.
 Подойдя   к   воротам,  она  приоткрыла  окошко,  забранное
решеткой, и прокричала наружу: - Кто здесь?
 -  Меня  застигла буря, и я прошу вашей помощи, -  раздался
голос  из-за  двери.  Самого путника  не  было  видно  из-за
плотной завесы пыли, висевшей в воздухе.
 -  Навалитесь  на  дверь с той стороны,  мне  одной  ее  не
отодвинуть,  -  прокричала Тереза и стала  вынимать  тяжелый
засов.
 С  лошади  путника летели клочья пены, она безумно  вращала
налитыми  кровью глазами и трясла головой. И путник,  и  его
лошадь  были  покрыты  черной пылью  и  валились  с  ног  от
усталости.  Устроив  бедное животное в закрытой  конюшне,  и
позаботившись  о  нем,  Тереза прошла  в  залу,  куда  ранее
проводила  путника.  Незнакомец сидел  у  камина,  бессильно
откинувшись  в  кресле. Он снял шлем, ранее закрывавший  всю
голову, и теперь светлые волосы его спадали на плечи. Тереза
увидела его со спины, и на мгновение ей показалось, что  это
Мендес, но в следующий момент незнакомец повернулся, темные,
глубоко  утопленные под бровями глаза, внимательно взглянули
на  Терезу. Она тоже смотрела на чужое, но почему-то смутно-
знакомое  лицо.  Орлиный,  выдающийся  вперед  нос,  твердая
складка  губ,  тяжелый подбородок... На мгновение  мелькнула
догадка,  но тут же пропала, задавленная ворохом  мыслей.  -
Нет,   этого  не  может  быть!  Это  не  Орландо.  Тот   был
черноволос,  с ястребиными чертами, с жестоким,  беспощадным
взглядом.  Нет! У этого незнакомца светлые, льняные  волосы,
высокий  чистый  лоб,  спокойные,  не  искаженные  страстями
черты... Глаза, темные от усталости, но в них нет злобы.
 Тереза  медленно, не отрывая взгляда от чужака,  подошла  к
столу,  взяла  тяжелый  канделябр  с  зажженными  свечами  и
произнесла,  выталкивая  слова  через  внезапно   пересохшее
горло:
 -  Вам  нужен отдых. Наверху вас ждет горячая вода и  ужин.
Пойдемте, расскажете о себе утром.
 Человек поднялся, разминая затекшие члены, и кивнул.  Кроме
тех  нескольких  слов  за воротами, он  не  произнес  больше
ничего.
                             XI
 Буря  настигла  его сразу же, как только он  попал  в  этот
лепесток.  Он  знал,  что  так  будет,  но  надеялся  быстро
пересечь  опасный участок, и уйти в следующий мир. Он  очень
спешил.
 Лошадь   уже  выбивалась  из  сил,  черные  пыльные  смерчи
завывали со всех сторон, сыпя жгучим песком, сбивая  с  ног,
раскаленный  ветер обдавал жаром так, что  трескалась  кожа.
Буря  была  всюду, и не было ей ни конца, ни края. Немыслимо
было  в этом пыльном котле отыскать правильную дорогу, и  он
просто  старался  удержаться  в  седле,  не  дать  обезуметь
лошади,  которая совсем ослепла от секущего ветра,  и  любой
ценой  выбраться на чистое пространство. Он отдал  все  свои
силы  лошади, и та, ничего уже не осознавая, неслась вперед,
сквозь  ураган. Но все усилия были тщетны. Буря,  получив  в
свои пыльные лапы игрушку, уже не хотела расставаться с ней.
Она   тешилась  им  внутри  своей  воющей  утробы,  хлестала
смерчами,  смеялась и хохотала на разные  лады,  опрокидывая
над  путником  все  новые  горнила  раскаленных  углей.  Она
оживляла  страшные  мороки,  дрожащие  в  угольном   мареве,
натравливала  их на лошадь, лишая бедное животное  последних
крупиц  сил и разума. Истерзанная земля раскрывала пропасти,
скалящиеся  острыми зубами камней под ногами коня,  стараясь
поймать, заглотить и раздавить животное и всадника, отрыгнув
буре  грязно-розовой  сукровицей.  Жестокий  ветер  свистел,
завывал, стараясь содрать кожу с рук и мясо с костей.
 И человек понял, что настала пора умирать.
 Тогда  он достал средство, которое берег как раз для такого
случая.  И  вот, похоже, пришел его черед. С  трудом  двигая
рукой,  он достал из-за пазухи небольшой хрустальный флакон,
полный  рубиновой  жидкости.  Кровь  дракона.  Кровь  друга.
Повелитель Ветров сам подарил ему скляницу, сказав, что  она
поможет  ему в минуту гибели. Именно и непременно  только  в
минуту  смерти.  Смерти насильственной,  нежелаемой,  смерти
страшной.
 Непослушной  рукой  он вытащил плотно притертую  пробку,  и
припал   губами   к  горлышку.  Жидкие  капли   раскаленными
жемчужинами  опалили горло, протекли в  желудок  и  остались
там, образовав рубиновое озерцо. Оставшуюся жидкость всадник
вылил на ладонь и, прижавшись к шее лошади, дотянулся до  ее
морды. Плеснул в раздвинутые удилами, покрытые черной  пеной
губы, и лошадь невольно захрипела.
                             ***
 О  Повелитель  Ветров, живущий в стране вечных  ураганов  и
бурь!
 Твоя  жизнь  -  это вечный полет. Ты бросаешь  вызов  самым
сильным,  и  побеждаешь их! Ты скользишь на  спине  бури,  и
вихри прислуживают тебе! Ты купаешься в гигантских штормовых
волнах, неподвижно паришь в центре тайфуна и вторишь  голосу
урагана,  поющего песнь разрушения. О воспетый тобою  полет,
когда  сильфы,  духи  ветра, танцуют  на  твоих  распахнутых
крылах!
                             ***
 Всадник привстал в стременах, полной грудью вдохнул  ветер,
который ранее стремился разорвать легкие, а теперь услужливо
наполнил  их  чистым воздухом, и засмеялся. Как  он  мог  не
замечать, насколько прекрасна буря! Он был слеп, не видя  ее
великолепия, буйства ее красок, силы ее очарования!  Человек
стоял  в  центре  урагана,  и  смеялся.  Смеялся  счастливо,
радостно, открыто, без злобы, и властности. Лошадь  под  ним
больше  не  шарахалась  безумно от мороков  бури,  глаза  ее
светились  рубиновым светом, ноздри раздувались, впитывая  в
себя  запахи,  несомые ветром, и животное  нетерпеливо  било
копытом,  готовое рвануться, распластаться в  потоке  ветра,
испытать сладость полета.
 И  они помчались. Лошадь, которой досталась капля драконьей
крови,  теперь  обгоняла ураган. Буря накрыла очень  большую
территорию,  и  всаднику потребовалось много времени,  чтобы
достичь  ее  границы.  Они вырвались  из  черной  клокочущей
завесы, и полетели вперед, а буря гналась за ними по пятам.
 Всадник   не   сразу  заметил,  что  под  копытами   лошади
расстилается   дорога.  Неровная,  иногда  пропадающая   под
россыпями  камней, она вела к стенам крепости,  выросшей  на
горизонте. Действие волшебного снадобья кончилось, и  лошадь
опять  стала  задыхаться.  - Ничего!  -  уговаривал  всадник
животное, - осталось совсем немного.
 Крепость   оказалась   гораздо   дальше,   чем   показалось
всаднику. Просто она была настолько огромна, что ее башни  и
контрфорсы  парили над горизонтом, когда  основания  еще  не
было  видно. Полумертвый от бешеной скачки всадник спешился,
и  ударил в колокол, висевший у запертых ворот. Долго  никто
не  открывал. Буря, воспользовавшись промедлением  человека,
опять  настигла  его,  и завыла вокруг  с  удвоенной  силой,
повиснув густой клубящейся завесой вокруг. Человек звонил, с
силой  дергая  за веревку, привязанную к языку  колокола,  и
колокольный звон причудливо вплетался в вой бури. Наконец за
воротами послышался шорох, открылось небольшое окошко, и еле
слышный голос спросил, что ему нужно.
 Его  впустили внутрь. В мятущемся свете факела  угадывалась
фигура  женщины. Кто она? Человек так устал, что  ни  о  чем
сейчас  не хотел думать. Она проводила его к камину, и  ушла
заняться   лошадью.   Когда  женщина  появилась   опять,   в
освещенной зале, и он наконец увидел ее, то не смог сдержать
дрожи.  Он мог только стоять, и смотреть на нее, не в  силах
оторвать глаз. И ничего не говорить. Не нужно сейчас  ничего
говорить. Как будто почувствовав что-то, женщина отвела  его
наверх, отдыхать, и оставила одного.
                             XII
                              Мечты господни многооки,
                              Рука Дающего щедра,
                              И есть еще, как он, пророки -
                              Святые рыцари добра.
                              Он говорит, что мир не страшен,
                              Что он Зари Грядущей князь...
                              Но только духи темных башен
                              Те речи слушают, смеясь.
 Человек проснулся от тишины. Всю ночь вокруг крепости  выла
и  бесновалась  буря,  вой  ее не  могли  заглушить  никакие
толстые стены. Но теперь она ушла.
 Человек  встал,  оделся,  взял в  руки  шпагу,  подержал  в
раздумьи, и отложил в сторону. Вчера запыленная, пропитанная
потом  одежда, сейчас была вычищена, выстирана, даже клинок,
в ножны которого набился песок, был смазан и отполирован.
 Женщина  сидела  у камина, и, видимо, ждала  его,  так  как
рядом  на  столе был накрыт завтрак на двоих.  При  виде  ее
мужчину  опять  охватила  дрожь,  и  он  не  мог  найти   ей
объяснения. Да, она очень красива. Стройная, прекрасная.  Но
это  не от того. Он и раньше встречал прекрасных женщин. Она
была  просто особенная. Как будто он всегда знал ее,  только
забыл, или не видел очень давно, а теперь встретил вновь.
 -  Меня зовут Роланд. - Слова давались с таким трудом,  как
будто  ранее  он  не умел говорить вовсе, и вдруг  научился,
только  еще  не  знает, как применять это  свое  умение,  не
знает,  как  нужно  управлять языком и  горлом,  чтобы  речь
лилась легко и свободно...
 -Марита.  - произнесла она после некоторого колебания.  Она
вздрогнула,  когда  он произнес свое имя.  Так  похоже...  И
решила  назваться тоже тем, другим именем... Может, он  тоже
вздрогнет, узнавая ее?
 Нет,  он  ничем не показал, что знает ее. Просто улыбнулся.
На  мгновение в его взгляде даже мелькнуло облегчение. И все
же...
 - Зачем вы здесь? - спросила Тереза за завтраком.
 -  Случайно. - Роланд помолчал. - Хотя... опыт мой говорит,
что  случайностей  не  бывает. Это  нам  предстоит  выяснить
вместе. Зачем я здесь.
 Тереза вопросительно приподняла брови.
 -  Я  попытаюсь объяснить. - Завтрак был съеден,  и  Роланд
откинулся  в высоком кресле. Уставшее тело все еще требовало
отдыха. - Меня застигла буря, когда я въехал в ваш мир...
 -  В  наш мир? - перебила его Тереза. - Вы из другого мира?
Возможно ли такое... разве есть еще другие миры?
 -  Да,  я  из  другого мира... из других  миров.  -  О,  не
перебивайте! Я расскажу вам.
 Меня  застигла буря, когда я въехал в ваш мир. Я знал,  что
она начнется, как только я пересеку границу, но я должен был
спешить.  Теперь это уже не важно. На самом деле  мне  нужно
было  совсем в другое место, через ваш мир - самая  короткая
дорога.  Я  спешил к другу, живущему в соседнем  лепестке...
Извините меня, я опять начал не с того, вы не понимаете.
 Итак, я начну с того, что миров множество.
 -  Вы  имеете в виду великие сферы творения из АЙН  СОФ?  -
спросила Тереза
 -   Нет.   -   Роланд   внимательно   посмотрел   на   свою
слушательницу, но решил, что вопросы он задаст потом.
 Я  говорю о мирах, содержащихся в четвертой короне, Ассиах.
Философы   представляют  их  в  виде  лепестков  мифического
лотоса, числом всего десять. Они расположены кругом, центром
которого   является   линия,   восходящая   к   непостижимой
неуловимой высоте, центру всего сущего, Макропрософусу. Этот
центр  еще  именуют белой головой, цветом подобной  лепестку
лотоса,  отражающему солнечный свет. Каждый лепесток  -  это
мир. Лепестки охватывают все сферы, сходящиеся в центре, АЙН
СОФ, возвышающимся подобно пестику цветка. Когда-то, на заре
жизни,  лепестки были плотно сжаты, свернуты в бутон, вокруг
неуловимой  высоты.  И вот они начали раскрываться,  подобно
тому,  как  земной  цветок распускается навстречу  солнечным
лучам.  Но  все  же  они были близки, соприкасались  друг  с
другом, что давало возможность переходить из одного лепестка-
мира  в  другой.  Лепестки раскрылись, отдалившись  друг  от
друга,  явив миру центральную точку, Эхейх, что  означает  Я
ЕСТЬ.  И  было  сказано: " Когда сокрытое  Сокрытого  желает
раскрыть  Себя,  Оно  сначала  делает  единственную   точку:
Бесконечность  была полностью неизвестной  и  не  рассеивала
никакого  света, пока появление точки не пробило  брешь."  И
когда Мировой Лотос расцвел, сияние Кетер освещало его.
 Теперь,   на   закате  мира,  лепестки  вновь  закрываются,
подобно тому, как земной цветок сворачивает лепестки,  чтобы
переждать    холодную    ночь.   Опять    стало    возможным
путешествовать  из мира в мир, но сияние  Кетер  меркнет,  и
высшие прекрасные сферы удаляются от Ассиах, уходя внутрь, в
центр АЙН СОФ.
 -  Наступает ночь? Мы все погибнем? Может, это нужно как-то
остановить?  -  со  страхом  спросила  Тереза.  Роланд  тихо
рассмеялся.
 -   Зачем?  Это  естественный  процесс,  завершающий   цикл
существования. Пройдет еще много эонов, прежде чем  лепестки
сомкнуться,  мы с вами этого не увидим. А потом будет  новый
рассвет,  и миры возродятся, светлые и чистые, как  лепестки
цветка,  умытые утренней росой. Мы живем на закате  мира,  и
ничего  с этим нельзя поделать. Вы видели, как пуста  земля?
Она  готовится к долгому отдыху. Но там, где еще сохранились
очаги   жизни,  заметнее  всего  агония,  растянувшаяся   на
столетия.  Древние, собранные на заре жизни  знания  уходят,
оставляя  после  себя  невежество, болезни,  суеверия.  Люди
ожесточаются.  Сами  не  зная того, сеют  они  разрушения  и
смерть,  ускоряя  процесс распада. А  я,  и  несколько  моих
товарищей,  путешествуя по мирам, стараемся  спасти  остатки
древних   знаний,  культур,  помогаем  немногим   оставшимся
просвещенным людям. Мы стараемся уберечь мир от скверны, что
норовит опутать всякое умирающее тело.
 -  Но...  если мир умирает, разве не напрасна ваша  работа?
Не все ли равно, если всех ждет один конец?
 -  Ничего  не бывает напрасно! - Голос Роланда зазвенел.  -
Пусть умирает старое, отслужившее свое тело. Важно сохранить
дух.  Необходимо  сохранить энергию,  накопленную  за  время
сияния Кетер, и передать ее в новый, возродившийся мир.
 -  Кто  вы,  Роланд?  -  Внезапно  спросила  Тереза.  -  Вы
говорите о таких вещах...
 Роланд опять улыбнулся. Какая хорошая у него улыбка...
 -  Вы  правы, Марита. Я... не совсем человек. То есть, тело
мое  вполне  человеческое,  - поспешно  сказал  он,  заметив
недоверчивый  взгляд Терезы. - Я один из немногих  эмиссаров
Первой  Короны,  добровольно  пожертвовавший  бессмертием  в
Кольцах  Священных Имен для того, чтобы следить  за  мирами,
оберегать  их,  и,  когда придет время, передать  энергию  в
новое  космическое яйцо, из которого когда-нибудь  возникнет
молодой  мир.  В начале нас было десять, по числу  миров,  и
потому, что десять - есть священное число, скрывающее  тайну
универсальной природы. Но сейчас, когда срок близок, я  даже
не  знаю,  сколько нас осталось. Многие исчезли.  Но  должно
быть  непременно десять. В противовес нам, существуют десять
эмиссаров   из   рода  человеческого,   вставших   на   путь
разрушения. Это тоже естественный процесс. Ничто,  ни  свет,
ни  тьма, ни добро, ни зло, не могут единолично существовать
во  вселенной. Они усиливают агонию мира, заставляя  тратить
накопленную энергию.
 Марита сразу вспомнила Орландо. Догадка сверкнула перед  ее
мысленным взором... Его безумное лицо, непонятный,  страшный
смех при виде любого насилия...
 -  Я... кажется, знаю одного такого человека... - Голос  ее
был холоден.
 -  В  самом деле? - Роланд был искренне удивлен. - Но  как?
Откуда? Рыцари разрушения, как и мы, не живут в миру.
 -  Один  из  них  был моим мужем, - тихим голосом  пояснила
Марита. - И я поклялась убить его.
 -  О Боже! - только и произнес Роланд побелевшими губами. -
О Боже!
 Марите  вдруг показалось, что повеяло холодом, и вот здесь,
сейчас, появится призрак Орландо. Она поежилась, несмотря на
исходящий от камина жар.
 -  Буря давно кончилась, сейчас светит солнце. Пойдемте  на
крышу, оттуда видна вся равнина! - Марита встала, и призывно
протянула руку Роланду.
 -  Да,  да, конечно, пойдемте! - поспешно произнес  Роланд,
проведя  рукой  по лицу. Он, казалось, внезапно  очнулся  от
сна.
 За  стенами  замка был ветер. Он свистел  в  зубцах  башни,
гнал  мелкие  соринки  по поверхности крыши,  трепал  жидкие
метелки  травы  внизу, на земле, поднимал небольшие  пыльные
смерчики.
 Марита  с  наслаждением  вдохнула  свежий  воздух,  немного
пропитанный   пылью,  но  от этого имеющий  особенный  вкус.
Платье хлопало на ветру, и пришлось все время держать  подол
рукой. Роланд тоже подставил лицо упругим ветряным струям, и
волосы  его,  длинные и светлые, полетели в потоке  воздуха.
Марита   огляделась.  Пусто.  Торчат  одни  камни,   кое-где
пошатнувшиеся  во  время прошлой бури. Странно,  -  подумала
Марита,  -  тонкие травинки уцелели перед натиском  бури,  а
тяжелые, большие камни повыворачивало из земли...
 -  Раньше  здесь все было по другому - задумчиво произнесла
Марита.  Кругом были неприступные скалы, а дорога вилась  по
дну   узкого   каньона,  который,  при  необходимости,   мог
оборонять  один  человек. Я не знаю, что  было  там,  по  ту
сторону скал, меня привезли в крепость совсем молоденькой, и
я  не  видела  дороги.  Но  замок  остался  прежним.  Те  же
неприступные стены, громадные холодные залы, те же штандарты
на   стенах...  -  Роланд  внимательно  слушал  ее,  но   не
перебивал.
 -  А  потом  все вокруг изменилось. - продолжила Тереза.  -
Замок  стоял на холме, был частично разрушен, а на горизонте
виднелся  город...  Теперь крепость  цела,  как  прежде,  но
вокруг  расстилается пустынная равнина,  ставшая  домом  для
чудовищных бурь, и живут на ней одни камни... и  я,  в  этой
одинокой,  пережившей всех своих хозяев  крепости.  Зачем  я
здесь?  -  Внезапно  Марита испытывающе посмотрела  прямо  в
глаза Роланду. - Может быть, чтобы встретиться с вами?
 - Может быть. - Как эхо отозвался Роланд.
 Они  надолго замолчали. Марита стояла, опершись  о  высокий
парапет,  и  бездумно смотрела, как ветер  катит  по  дороге
шарики  перекати-поля. Откуда они могли взяться? Буря должна
была унести все вокруг на много дневных переходов...
 Наконец  она  нарушила молчание: - Орландо, мой  муж,  тоже
любил  эту башню. Он проводил на ней все время между  своими
отлучками.  Хотя,  наверное, не любил... просто  ему  тяжело
было  ощущать над собой стены, и людей вокруг.  Со  временем
слуги разбежались, старый рыцарь умер, и мы остались вдвоем,
если  не  считать того черного человечка, которого я боялась
почти так же, как Орландо. Хотя однажды он спас мне жизнь...
 При  упоминании  имени  Орландо  Роланд  насторожился,   но
Марита  ничего  не  заметила, продолжая задумчиво  говорить,
глядя вдаль.
 -  Когда  он  привез  мертвую голову, как  две  капли  воды
похожую на его собственную... - Роланд не дал ей договорить,
порывисто схватив за руки.
 -  Молчите!  Не нужно ничего говорить! Теперь я  знаю,  кто
вы!  Я  догадывался, но не смел поверить! О  Боже!  -  опять
вскричал он как тогда, в замке. О Боже!
 Марита  была  напугана его порывом. Удивленно смотрела  она
ему в лицо, не смея отнять руки.
 -  Теперь я точно могу сказать: мы встретились не случайно!
Марита!  Помните,  я  говорил вам  о  рыцарях  Разрушения  и
рыцарях  Сохранения? Так вот, вы правильно  догадались,  ваш
муж,  Орландо, был одним из них. Так же, как я являюсь одним
из  рыцарей сохранения... последним, на данный момент. Я вам
не  сказал, что орден Разрушения является проекцией  на  ваш
мир нашего, и я...
 Марита  не  дала ему договорить. Она с силой вырвала  руки,
которые  до  тех пор держал Роланд в своих, и отшатнулась  к
самому  парапету, ограждающему крышу башни. Она все  поняла.
Да,  теперь  было  понятно то неуловимое  чувство  сходства,
преследовавшее ее. Но это не страшно. Не так страшно.
 Роланд  - проективное отражение ее мужа, но, в нем нет  его
злобы.  Успокоившись,  она снова  подошла  к  Роланду.  Тот,
поймав ее взгляд, продолжил: - Да, мы с ним связаны. Связаны
настолько  прочно, что только смерть обоих  может  разорвать
эти узы. Вы говорили, что он когда-то привез голову, похожую
на  его  собственную? Так вот, была битва. Мы  дрались,  это
неизбежно. Орландо победил. Вы видели мою голову.
 - Но... вы не похожи на Орландо! - возразила Марита.
 -  Мое  тело  похоже. Все различия в облике,  и  внешнем  и
внутреннем, определяются моей духовной сущностью. Когда тело
умирает,  дух  покидает его, и все видят то,  что  осталось.
Вспомните, ведь Орландо не был похож на человека. Он  должен
был  быть  страшен, как смерть. Но вы видели  голову  такой,
какая была у вашего мужа до того, как он вступил в сговор  с
дьяволом. Вспомните!
 Да,  Марита осознала это только сейчас: когда Орландо  стал
привозить  ей  головы, он уже не был похож на  того  гордого
рыцаря,  за  которого  она вышла замуж.  Только  теперь  она
поняла,  почему так испугалась тогда. Она думала,  что  Тот,
кто  привез  голову Орландо - вовсе не он,  что  то  монстр,
убивший ее мужа. И решила отомстить.
 -  Да, теперь вы поняли, - грустно сказал Роланд, - это был
Он. Никто его не убивал, кроме него самого.
 Роланд  отошел к парапету, и, глядя вдаль, глухо  произнес:
-  Вы  были  его женой... Я видел вас. Видел  во  сне.  И...
всегда любил. Я знал, кто вы, я... чувствовал вашу боль,  но
вы были недосягаемы для меня. И это было так давно...
 Марита  почти  не  слушала Роланда, у нее в  голове  билась
одна мысль: если все так, как говорит Роланд, значит, ее муж
жив. Орландо жив.
 Шло  время. Но уже не так тоскливо и медленно, как  раньше.
Ведь рядом  был Роланд. Он умел так счастливо смеяться,  так
радовался  жизни, каждому дню, проведенному с  Маритой,  что
даже  ее замерзшее сердце понемногу отогревалось. И все  же,
между ними было что-то... какая-то недосказанность, тайна, о
которой  знали  оба, но ни один не хотел говорить.  Им  было
хорошо  вместе.  Когда  Марита спросила,  собирается  ли  он
продолжить  прерванное путешествие, Роланд,  как  мальчишка,
замотал  головой и заявил, что ни под каким видом не покинет
ее.  Ведь  впереди еще много времени, почти целая  вечность.
Еще только однажды у них случился разговор на тему, о которой
предпочитали молчать оба.
 Они  гуляли  за  стенами  замка.  Марита  ехала  на  лошади
Роланда,  а  он шел рядом, держась за подпругу.  Был  вечер,
усталое солнце, как тусклый от долгого употребления золотой,
падало  в  горизонт. Здесь не было багровых закатов.  Просто
становилось все темнее, и никаких звезд. Роланд говорил, что
звезды есть, просто они остались позади...
 Неожиданно   лошадь  споткнулась,  и  прянула  в   сторону,
испуганно   ржа.  Марита  еле  удержалась  в  седле.   Из-за
скопления  стоячих  камней  поднялась  смутная  тень,   едва
отличимая  от  сумерек,  и  стала  расползаться  в  стороны,
окружая  путников.  Марите пришлось соскочить  с  лошади,  и
крепко  взять ее под уздцы, чтоб животное не  убежало.  Тень
расползалась,   как   красноватый  туман,   заполняя   собой
пространство  между  камней, и уже  приближалось  к  Марите,
старающейся  справится  с лошадью, и ничего  не  замечающей.
Только   когда   холодное   щупальце   коснулось   ее,   она
почувствовала   нестерпимый   ужас,   выворачивающий   душу,
заставляющий опустится на колени, зажать голову между колен,
прикрыть   ее   руками,  и  только  тихо   поскуливать   при
накатывающихся   волнах  страха.  Лошадь,  вырвав   поводья,
понеслась,  и  скрылась в темноте. Марита уже находилась  на
грани  безумия, когда Роланд, рыча, как дикий зверь, подполз
к  ней, загребая землю скрюченными, как когти, руками,  сжав
зубы,  подхватил почти бесчувственное тело Мариты  на  руки,
все так же задавленно рыча поднялся, и, шатаясь, пошел прочь
из тени.
 Шаг.
 Как  будто  двигаешь  гору, и она,  что  самое  интересное,
подается.
 Шаг.
 Титаны, дети Земли, смотрите и завидуйте мне!
 Шаг.
 Нога по щиколотку уходит в землю.
 Шаг...
 Сколько лет прошло? Сколько шагов?
 Они  очнулись  от  холода.  Днем  раскаленная  равнина  без
солнца быстро остывала, оставляя для жизни время на рассвете
и  недолго перед закатом. Теперь, видимо, глубокая  ночь.  И
очень,  очень  холодно. Теперь пришла очередь Мариты  помочь
Роланду  подняться, сделать несколько шагов, отдохнуть,  еще
несколько   шагов...  Движение  превратилось  в  пытку.   Но
неподвижность означала смерть. Марита не сразу заметила, что
упирается  в  стену,  продолжая  упрямо  переставлять  ноги.
Просто воздух впереди, раньше просто вязкий, обрел плотность
камня. Там, где они наткнулись на стену, двери не было, и ее
предстояло  еще найти. К счастью, уходя, они  не  плотно  ее
закрыли:  здесь, в пустыне, нечего было опасаться  незванный
гостей.
                             ***
 Роланд,  неся  зажженную  свечу, вошел  в  комнату  Мариты.
Прошло  уже несколько дней с той роковой прогулки, а  Марита
была все еще очень слаба, для того, чтобы встать.
 -  Вы  поняли, что это было предупреждение, Роланд? -  тихо
произнесла  она,  когда  Роланд, поставив  свечу  на  низкий
столик, сел рядом с ее ложем.
 Он кивнул, грустно улыбнувшись.
 -  Он скоро придет сюда. Если раньше я отгоняла от себя это
знание,  теперь я не прячу его: Он придет, чтобы убить  вас,
Роланд.
 -  Скорее,  ему  нужны вы. - Возразил он. - В  вас  столько
жизненной  силы, он захочет получить ее. А что я?  Такой  же
призрак,  как и он сам. Но мы подготовимся. Живите спокойно,
и ничего не бойтесь.
 Роланд  поднялся  на  башню,  и  остановился  на  смотровой
площадке.  Сколько  счастливых часов  они  провели  здесь  с
Маритой.  Но...  за  все  нужно платить.  Своеобычный  ветер
налетел  резким порывом, с ходу попытался опрокинуть  мощным
толчком  в  грудь, потерпел поражение и обиженно  завыл,  со
свистом  врезаясь в острые каменные зубцы. Роланд отвернулся
от  равнины,  подставив  ветру спину,  и  стал  смотреть  на
каменные  плиты  пола.  Орландо!  Мой  преданный  враг.  Мой
ненавистный  друг. Приходи, и мы сразимся, в который  раз...
Чья  голова станет трофеем? Я приложу все усилия,  чтоб  это
была  твоя  голова.  Только я не  стану  дарить  ее  любимой
женщине. Раньше было все равно, победить или нет. Равновесие
все равно сохранялось. Теперь я должен победить. Ради нее. И
плевать на равновесие.
 Боже  мой,  какие же мы, к черту, рыцари Сохранения?!  Ведь
всегда было все равно, кто победит. Все равно, уцелеет такой-
то  город, или будет стерт с лица земли волной ярости.  Лишь
бы  не  дать  пропасть энергии. Успеть  вовремя,  и  собрать
готовую вспыхнуть огненной вспышкой и рассыпаться на тлеющие
искры  силу...  Все  равно,  выкипит  ли  из-за  чудовищного
взрыва,  произведенного глупыми людьми море,  или  останется
спокойно  колыхать  свои  воды... Важен  не  взрыв,  унесший
миллионы   жизней,   важно   не   дать   пропасть   энергии,
выплескиваемой  каждым  существом в  момент  смерти.  А  что
жизни?
 И  только  теперь,  когда  миры почти  пусты,  мы  начинаем
понимать.  Медленно, не хотя, со скрипом,  до  нас  начинает
доходить, что без жизни нет и энергии. Только когда в  мирах
остались  лишь  тлеющие угольки, мы спохватились,  и  теперь
пытаемся  на  остывшем кострище раздуть  новое  пламя...  Да
только  всякому  известно, пока не убрана из  очага  старая,
прогоревшая  зола,  новый огонь не займется.  Вот  и  ломаем
головы   теперь,  когда  уже  стало  почти  слишком  поздно.
Странно...  Почти слишком..., значит, если не "слишком",  то
почти  поздно?  И  если все-таки поздно, но  не  совсем,  не
слишком?
 Мы   беспечно  растрясли  время  по  пустым  дорогам,   как
прохожий,  у которого прореха в кошельке, а он  об  этом  не
знает. И сыплются на дорогу монеты - капли времени. И совсем
мелкие,  медные,  которым цена - одна  черствая  лепешка,  и
серебро,  и  совсем большие - золотые мгновения, которых  не
вернуть,  ни восстановить... А прохожий идет себе  беспечно,
остановится,  поболтает с кем-нибудь, и в  том  месте  целая
горсть  просыпана. Или редкими блестками отмечает  путь  его
бесцельный в дорожной пыли... И не разыскать уже те монетки,
не   поднять,  не  сложить  обратно  в  дырявый  кошель.   А
спохватится  глупец, - там, на дне, лишь  несколько  медяков
завалялось.  И думает  теперь, как ему на эти медяки  и  дом
поставить,   и  корову  купить,  да  еще  жене  гостинец   с
ярмарки...
 И  теперь  за все нужно платить. Платить теми завалявшимися
грошами,  что  еще остались. И за беспечность тоже.  За  все
нужно. За все.
                            XIII
                     И вслед волхвам, кудесникам и грандам -
                     Сын Человеческий с неистовым Роландом.
                                                    Ф.Лорка.
 И настал тот час. И пришел тот миг.
 Марита  первой почувствовала приближение Его.  Черная  тень
накрыла  равнину  от  горизонта  до  горизонта.  И  раздался
низкий,  свербящий  гул  -  то  камни,  усеивающие  равнину,
вибрировали  в такт стуку копыт его черного коня.  Миг  -  и
черный всадник стоит посреди крепостного двора, и смеется  в
предвкушении битвы. В предвкушении смерти.
 Навстречу  черному  рыцарю  выходит  другой,  облаченный  в
доспехи цвета лунного серебра. И шпага с острием, теряющимся
в  бесконечности, противостоит громадному, поглощающему свет
мечу.
 Клинки  скрестились. Как гром и молния, как  ночь  и  день,
как  свет и тьма... А что получается, когда смешиваются тьма
и свет? Серые сумерки.
 Могуч стал Орландо. Силен и велик. Череп, обтянутый  сухой
кожей мелькает в прорезях шлема, похожего на звериную маску.
И  безумен  оскал  смеющегося трупа.  Стальные  руки  крепко
сжимают  черный меч. И беспощадный, жаждущий  смерти  клинок
опускается все ниже, ниже...
 Ты  правильно  сделал, Роланд, что ждал меня здесь.  Рыцарь
ордена  Несохранения.  Я  возьму твою  ничтожную  жизнь,  до
следующего витка. А вот Она умрет навсегда. И это  для  тебя
страшней, чем собственная смерть. Каково тебе будет  жить  с
сознанием  того,  что не сумел ее защитить, любовничек?  Ха!
Ха!  Ха! А я буду пить твое горе, и будет оно сладостно  для
меня, как терпкое вино, и будет невыносимо горек каждый  миг
твоей вечной жизни.
 А  черный  меч  опускается  все ниже.  И  кости  трещат  от
напряжения,  стараясь удержать эфес шпаги,  и  тонкая  сталь
жалобно  звенит,  подаваясь под  напором  слепой  мощи,  имя
которой  -  Ненависть. Вот уже сминается тонкий клинок,  как
травинка  под  косой,  и меч касается  серебряных  доспехов.
Фигура  серебряного рыцаря начинает струиться, течь,  теряет
форму и расползается зыбким маревом.
 Марита,  не  отдавая себе отчета, сбегает  по  ступеням  во
двор,  туда,  где  только что был Роланд.  Холодная  пустота
только  начинает   обволакивать  все  внутри,   еще   только
шевелится, пробуя слабые крылышки, Отчаянье, но сквозь  него
пробивается уверенность, что так и нужно. Только сейчас  она
понимает,  что Роланд никак, никогда не мог убить  его.  Это
должна  сделать  она, и только она. Ведь  они  предназначены
друг для друга. Марита и Орландо.
 Эфес  шпаги еще хранит тепло руки Роланда, клинок  раскален
и еще звенит от удара черного меча...
 И  тогда  рождается крик. Как это больно,  когда  режут  по
живому.
 По живой душе.
 Режут кривым мясницким ножом с иззубренным краем.
 Когда  отрывают  еще  теплые, дымящиеся,  сочащиеся  свежей
сукровицей куски души, и бросают их в пыль.
 И  само небо кричит и сворачивается в тугую воронку,  чтобы
не смотреть, не видеть, как убивают душу.
 Последнюю на земле.
                             XIV
                              Дорогой, обрамленной плачем,
                              Шагает смерть в венке увядшем.
                              Она шагает с песней старой...
                                                   Ф. Лорка.
 Она  совсем  не удивилась, когда шпага легко,  как  воздух,
пронзила черные доспехи Орландо.
 Черный   меч,  готовый  уже  пасть  на  голову  Мариты,   в
недоумении  застывает  в  верхней точке,  а  затем  неловко,
неуклюже  валится на каменные плиты. И звенит. И  со  звоном
разбивается на осколки.
 Грохочут, рушатся рядом пустые доспехи, лишенные опоры.
 Осенним  листом опускается рядом женщина, покойно  закрывая
глаза.
 С   ревом  разворачивается  тугой  жгут  неба  и  накрывает
пронзительной синью пустую равнину.
 Теперь совсем пустую. Только ветер бездумно гонит по  степи
кусты перекати-поля, с сухим шелестом бьющиеся о разрушенные
стены мертвой крепости.

                           Эпилог
                        Пусть! Я приму! Но как же те, другие
                        Чьей мыслью мы теперь живем и дышим
                        Чьи имена звучат нам как призывы?
                        Искупят чем они свое величье?
                        Как им заплатит воля равновесья?
                                                    Гумилев.
 Тереза открыла глаза. Недоуменно посмотрела вокруг.
 Узкий  высокий коридор. На стенах висят портреты.  Нет,  не
портреты...  зеркала.  В золоченых рамах.  Висят,  отражаясь
друг  в  друге,  и создавая уходящий в никуда  путь.  Тереза
приподняла  подол платья и осторожно сошла с этой  замкнутой
бесконечности,  встав рядом с человеком с черными  раскосыми
глазами и светлыми, оттеняющими лицо волосами.
 Как  только  она  отошла  от зеркал,  те  пошли  трещинами,
покрылись  тонкой паутинной сеткой и замутнились.  Теперь  в
них отражалось Ничего.
 Она покачнулась, почувствовав головокружение, и оперлась  о
подставленную   руку  Мендеса.  Промелькнул  перед   глазами
серебряный рыцарь, и в груди жалобно и непонятно защемило.
 Появился   тонкий,   уходящий   в   бесконечность   клинок,
дымящийся кровью...  Беззвучно рушатся  наземь пустые черные
доспехи...
 Тереза  вскрикнула,  и стала оседать на  пол,  несмотря  на
поддержку  Мендеса. Окружила плотная ватная темнота,  сквозь
которую доносилось невнятное бормотанье, шелест шагов...
 Тереза  пришла в себя от какого-то резкого запаха.  Открыла
глаза. Мендес убрал руку с открытым флаконом от ее лица.
 - Она дождалась его. - Тихо произнесла Тереза.
 - Да. - Коротко подтвердил Мендес.
 - И убила.
 - Да.
 - И теперь они вместе. Марита и Орландо.
 - ... Да. Теперь они вместе.
 Терезой    постепенно   овладевала    ярость.    -    Вы...
воспользовались  мной! Все вы! - Она вырвалась  от  Мендеса,
резко встала и опять покачнулась. Чтоб не упасть, оперлась о
стену.  Нет,  рука попала на помутневшее зеркальное  стекло,
которое  под  напором посыпалось на пол  серебряной  пудрой.
Тереза  отдернула  руку. Ладонь покрылась зеркальной  пылью.
Nна  осторожно поднесла руку к губам, и подула. Пыль  легким
облачком  слетела  с ладони, закружилась  в  воздухе,  мягко
опустилась  на  пол, на золоченые рамы,  на  ее  платье,  на
светлые волосы Мендеса, украсив их звездной пыльцой...
 Тереза бессильно опустилась рядом с Мендесом.
 - Но теперь, теперь-то я могу быть свободной?
 -  Ты всегда была свободна. - Ответил Мендес. - Ты могла бы
отвергнуть Мариту с самого начала, но не сделала этого.  Что
определило дальнейший ход событий. Раз ступив на бесконечный
путь, нельзя сойти, пока не пройдешь виток до конца.
 Тереза   молча  кивнула,  и  осторожно  встала.   Раз   она
свободна, то не намерена оставаться здесь.
 -  И  еще, - произнес Мендес. Тереза повернулась к нему.  -
Ты  уплатила  свой долг Бельфегору Тогарини. Сполна.  Отныне
ничто  и никто не может заставить тебя делать то, чего  тебе
не   хочется.  Например,  ты  можешь  не  являться  на   бал
Архидемонов, даже если они хором начнут упрашивать  тебя.  -
Мендес  привстал и снял с ее руки браслет с  желтым  камнем.
Камень на мгновение вспыхнул и браслет исчез.
 Тереза вздохнула, и опять села рядом с Мендесом. - Что  мне
теперь делать?
 -   Все,   что   захочешь,  -  ровно  ответил  Мендес.   Но
чувствовалось, что он чего-то не договаривает, что есть что-
то еще, о чем он пока молчит. Наконец, он решился.
 -  У  меня есть кое-что, что я должен передать тебе.  Но  я
должен подчеркнуть, что решать ты должна сама.
 - Давай, - устало произнесла Тереза. Ее клонило в сон.
 - Это тебе просил передать Он...
 -  Орландо?  -  встрепенулась  Тереза,  чувствуя  на  спине
нехороший холодок.
 - Нет... Да. Это просил передать Роланд.
 Тереза сильно сжала его локоть: - Ну!
 Мендес  вытянул руку, и на ладони у него появился небольшой
клинок.  Корд,  длиной всего с ладонь. С рукояткой  в  форме
креста, и тонким трехгранным лезвием. Тереза осторожно взяла
клинок.    На   перекрестье   рукоятки   светилась   искусно
выгравированная роза.
 -  Ты принимаешь это послание? - спросил Мендес. И что-то в
его   голосе   заставило  Терезу  не   отвечать   сразу,   а
прислушаться к себе, к своим ощущениям. Она помолчала, легко
держа  клинок  на  ладони.  Чувствуя,  как  холодное  лезвие
постепенно теплеет, впитывая тепло ее руки.
 - Да. Я принимаю.
 -  Спасибо,  Госпожа.  - Мендес встал,  а  потом  преклонил
колено.

                          Но дремлет мир в молчаньи строгом,
                          Он знает правду, знает сны,
                          И Смерть и Кровь даны нам Богом
                          Для оттененья белизны.
                                                    Гумилев.
                             ***
                                 Но стены белые добры:
                                 Пришельца от дождя укроют.
                                 Глядит на север Цитадель.
                                 Туда, где речка берег роет,
                                 И где оружие героев
                                 Мальчишки ищут для игры.
 Одинокая  равнина. Тут и там однообразный  пейзаж  нарушают
глыбы  камней.  На  горизонте виднеются громадные  развалины
замка. От них вьется дорога, перечеркивающая равнину на  две
части.  По  дороге  мчится всадник. Точнее,  всадница.  Плащ
белым  крылом летит по ветру. Тереза откинула со лба длинные
волосы,  тут же разметавшиеся по спине золотым водопадом,  и
еще  подстегнула коня. Нужно успеть найти врата  в  соседний
мир,  пока  не началась буря. Умный конь сам чуял дорогу,  и
всадница  пересекла  границу. Теперь путь  ее  лежал  не  от
замка,  темнеющего  на  горизонте,  а  к  нему.  Все   ближе
белокаменные  стены, башни как будто плывут над  равниной  в
прозрачном воздухе...
 Над   вратами  сияет  белый  крест,  весь  увитый  зелеными
плетями цветущих роз. Тереза спрыгнула с коня, взяла его под
уздцы, и с бьющимся сердцем постучала в ворота.
 Последний оплот веры и надежды, оставшийся в мирах.  Отсюда
еще иногда выезжают рыцари в белых плащах, и путешествуют из
мира в  мир,  собирая  последние  крупицы мудрости, доброты,
силы,  света... Ведь  они так понадобятся новому миру, миру-
младенцу, когда он наконец родится.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 26.09.2002 19:15