Виктор Жигунов. 
                             Интегральное скерцо
   -----------------------------------------------------------------------
   Сб. "Интегральное скерцо". М., "Музыка, 1990.
    & spellcheck by HarryFan, 2 April 2001
   -----------------------------------------------------------------------

   Василий Степанович семенил  по  коридору  заводоуправления,  искательно
заглядывая в таблички дверей: какая покажется  добрее.  Толкнулся  было  в
один кабинет, но, встретив холодный взгляд большого,  видимо,  начальника,
сидевшего за большим столом, отступил и поспешно прихлопнул дверь, едва не
защемив палец.
   Затем он остановился перед надписью "Фотостудия". Постоял, соображая, и
несмело обрадовался. Поднял руку, чтобы постучать, но заколебался и на эту
минуту застыл в такой позе. Наконец стукнул раз... другой...
   Дверь неожиданно щелкнула и приотворилась от удара. Василий  Степанович
перепугался... но никто не выразил неудовольствия, и пришелец посмотрел  в
помещение.
   Оно оказалось длинным  и  полутемным.  Смутно  виднелись  разнообразная
аппаратура и провода. Над столом  с  зажженной  лампой  склонился  молодой
человек  в  ярко-желтой   рубашке,   с   пушистыми   черными   усами.   Он
сосредоточенно протирал платком разноцветные стеклышки  и  вставлял  их  в
прибор, похожий на толстую подзорную трубу.
   Василий Степанович потоптался, его не замечали. Тогда  он  решился  сам
начать разговор - следующей удачной репликой:
   - Э-э...
   Парень оторвался от работы и, повернув голову вбок (чтобы не дохнуть на
оптику), коротко сказал в темноту:
   - Входите.
   После чего снова углубился в дело.
   Василий Степанович растерянно помедлил и проник в комнату.
   - Ищу Ставрогина...
   Фотограф выразил на лице, что он слушает,  но  пока  лишен  возможности
разговаривать.  Подождав  и  почувствовав  себя   неловко   от   молчания,
посетитель добавил:
   - Я издалека... Узнал телефон Ставрогина, только не  отвечает...  А  на
территорию не пустили... Я увидел на Доске почета: Ставрогин, инженер -  и
пришел сюда... Наверно, вы фотографировали, знаете его...
   Молодой человек опять отвернулся в сторону,  чтобы  подышать,  и  между
шумными вдохами сообщил:
   - Занятой товарищ - Ставрогин.
   Гость подумал, следует ли уходить после  таких  слов  или  еще  нет,  и
торопливо полез во внутренний карман пиджака, извлек  кипу  истертых  -  в
большинстве, должно быть, давно ненужных - бумажек. Перебрал ее и  вытащил
кусок почтового бланка.
   -  Я  получил  перевод...  На  обороте  написано:  "Согласно  заявлению
Б.В.Ставрогина".
   Фотограф впервые взглянул на пришедшего, а заодно и на бланк. Там  была
указана трехзначная сумма. Парень осторожно положил прибор, приподнялся  и
протянул руку:
   - Мишей меня зовут. За что перевод-то?
   - Меня Васей. Не знаю за что.
   - Садись. Как не знаешь? Ты Ставрогину соавтор?
   - По какому делу соавтор? - не понял Василий Степанович,  пересаживаясь
на стул.
   - Он изобретатель у нас, - не без  гордости  сообщил  Миша.  -  Ты  ему
помогал?
   - Не знаком с ним вообще.
   Молодой человек  поднял  брови  и  вернулся  к  своему  занятию.  После
раздумья он спросил, опять отвернувшись:
   - А какую-нибудь работу для завода выполнял?
   - Даже не слышал никогда про ваш завод.
   Фотограф недоуменно помолчал минуту-другую. Вложил в  прибор  последнюю
линзу и наклонился над столом, начал там, видимо,  привинчивать  собранное
устройство к чему-то. Послышался писк, будто он задел говорящую куклу.
   - Может, ошибка? - предложил гость, надеясь на возражение.
   Миша пожал плечами. Выпрямился и достал из нагрудного  кармана  плоскую
коробочку. Из нее со свистом вылетел  и  закачался  никелированный  штырь.
Коробочка зашуршала.
   - Рация, - небрежно пояснил Миша. - Мы со Ставрогиным работаем тут  над
одним агрегатом. Борис дал мне эту штуку, чтобы в  любой  момент  со  мной
посоветоваться. Он такую же всегда носит при себе...
   - Слушаю, - раздался резкий голос.
   - Борис Вадимович! - скороговоркой начал  парень,  вмиг  потеряв  часть
уверенности. - Фортиссимо сгорело...
   - Опять попурри с интегралом будет в три люкса? -  сердито  осведомился
голос.
   - Нет, я поставлю прокладку в синус модерато.
   - Не уникурсально. По системе Станиславского там натуральный логарифм в
миноре и диссонансы на звонких и шипящих.
   Фотограф виновато промолчал и покосился на Василия Степановича: как  на
него действует столь умная беседа?
   - В аллегро-факториале возведем ре-бемоль в квадрат, - решил Ставрогин.
- Все?
   - Еще вас человек дожидается. Передаю ему.
   Миша сунул рацию под нос гостю. Тот не ожидал такого поворота  и  долго
не мог найти что  сказать.  Тогда  Миша  отвел  руку  с  аппаратом  и  сам
проинформировал Ставрогина о цели "Васиного" приезда.
   - Рад приветствовать вас, Вася, - радушно пророкотало  в  коробочке.  -
Направляюсь к вам. Михаил, изготовь портрет гостя для многотиражки  и  для
галереи изобретателей.
   Рация треснула и отключилась.
   Миша торопливо встал, пряча ее, и сказал:
   - Пойдем!
   Он повел приезжего в другой конец студии.
   Повсюду стояли ширмы и штативы, столы  с  фотографическими  ванночками.
Хозяин шел быстро, а Василий Степанович  в  полутьме  зацепился  ногой  за
провод. Пока он освобождался, Миша пропал впереди  за  высокими  железными
ящиками. Что-то холодное скользнуло по лицу пришельца... Он отпрянул.  Это
оказалась свисавшая сверху фотопленка.
   Возле неясно белевшей стены Миша усадил гостя на табурет.  Отошел  и  с
усилием подкатил на тележке что-то круглое и поблескивающее.
   - Зажмурься, - предупредил он.
   Тотчас слева от  Василия  Степановича  взорвался  ослепительным  светом
громадный прожектор. Вся комната мгновенно утонула во мраке, лишь приезжий
остался в центре горящего, расплавленного пространства.
   -  Другие  ретушируют...  -  объяснил  фотограф,  в  несколько  приемов
переставляя по полу какую-то тяжесть, громыхающую жестью. -  А  я  считаю,
натуру надо как следует осветить. Ведь что такое морщинка?  На  фотографии
это тень. Надо ее убрать...
   Спереди в  Василия  Степановича  ударил  белым  светом  юпитер.  Справа
слабенько загорелась лампочка  на  штативе.  Снизу  в  лицо  вонзился  луч
"пистолета". Вверху запылал софит.
   - Но тень все же нужна, - добавил Миша. - Для выпуклости. Поэтому такой
мощный прожектор. Он все остальное пересиливает.
   Гость почувствовал припекание. Постепенно становилось очень тепло.
   - Поглядел я: Ставрогин изобретает... Ну и сам тоже... А  ты,  наверно,
что-нибудь изобрел. Работаешь кем?
   - Музыкантом работаю, - отозвался  Василий  Степанович,  изо  всех  сил
стараясь не моргнуть, чтобы не сплоховать на портрете.
   - Ну да? - вдруг обрадовался Миша. - На чем играешь?
   - Трублю. На трубе.
   - А-а... На баяне не можешь...
   - Почему не  могу?  -  оскорбился  музыкант.  -  На  баяне  могу  и  на
гармошке...
   - Что ты говоришь!
   Завизжали  колесики,  из  тьмы  высунулась  деревянная  фотокамера   на
скрипучей подставке. Хозяин  студии,  согнувшись  позади  нее  под  черным
покрывалом, посоветовал:
   - Подумай про что-нибудь возвышенное.
   Василий Степанович выпятил грудь и, поискав тему  для  высоких  мыслей,
вспомнил о переводе. Это  денежное  явление  сильно  нарушило  его  жизнь.
Артист уже несколько дней был в  опасливом  недоумении,  и  хотя  все-таки
завел секретную от жены сберкнижку, но  раздумывал  так  глубоко,  что  во
время концерта не заметил бекара в нотах и дул  до-диез  вместо  до,  пока
дирижер, исчерпавший все способы сигнализации, не кинул в  него  палочкой.
Тогда трубач придумал для оркестра  уважительную  причину  -  запой,  жене
сказал, что едет в командировку за новой сурдиной, и отправился на завод.
   - Надо тебе в руки что-нибудь техническое дать! - догадался Миша.
   В темноте шаркнул выдвигаемый ящик стола,  загремели  железки.  Василий
Степанович воспользовался моментом  и  потер  кулаками  глаза,  их  пекло.
Случайно  он  дотронулся  до  пиджака  и  отдернул  руку,  обжегшись.   Он
заопасался: не подпалить бы одежду...
   - Во,  штангель!  -  нашел  фотограф.  Он  появился  из  черноты,  неся
штангенциркуль. Вся фигура Миши оставалась темной, лишь по краю ее  обвело
золотистое  сияние.  Молодой  человек  сунул  инструмент  в  руки  деятелю
культуры и вернулся во мрак, сам заслоняя глаза ладонью.  Снова  завизжали
колесики.
   - А мы тут со Ставрогиным соорудили  баян  с  проектором,  -  заговорил
Миша, опять вывозя камеру на свет. - С каждой нотой  связали  какой-нибудь
цвет. На клавиатуре исполняется музыка, а  на  экран  летят  разные  лучи.
Выходит цветомузыка.
   - А, - отозвался артист, чтобы показать: это слово ему знакомо.
   - Выше голову... Тогда верхнюю пуговицу застегни. Или у  тебя  ее  нет?
Тогда ниже голову, подбородком закроешь...  А  может  агрегат  и  наоборот
работать, выдавать звуки в соответствии с красками предмета, который перед
ним.
   Василий  Степанович  боялся  пошевелиться:  при  движениях  раскаленная
одежда обжигала. Коленям стало горячо от брюк. Левую щеку стянул жар.
   - Опробуешь нашу машину? А то профессионала не найдем никак.
   - А, - утвердительно сказал музыкант. Но уверенности в голосе не  было:
за баян-то Василий Степанович брался  разве  только  на  свадьбах.  А  там
играют не очень виртуозно.
   Вдали, за концом света, стукнула дверь, кто-то вошел.
   - Сейчас птичка вылетит, - поспешно  пообещал  Миша.  Артист  оцепенел.
Штангенциркуль он держал перед  собой  обеими  руками,  как  трубу,  точно
собираясь в него дунуть.
   - При  полной  иллюминации?  -  насмешливо  произнес  вошедший,  быстро
приближаясь к неразберихе.
   Фотограф  пробормотал  что-то  смущенно.   Стукнул   проэкспонированной
фотопластинкой, светильники, кроме лампы, медленно угасли. Вместо птички к
музыканту устремился высокий мужчина в сером,  идеально  сидящем  костюме.
Ему  было,  наверное,  под  сорок.  Он  лучезарно  улыбался  и  протягивал
приезжему руку.
   - Здравствуйте, Василий... простите?
   - Степанович, - сказал  артист,  после  яркого  света  слепо  глядя  на
Ставрогина, и потер ладонями обожженные колени. Инженер решил,  что  гость
вытирает руки перед пожатием, и на всякий случай вежливо тоже посмотрел на
свою ладонь.
   - Он на баяне может, - подал голос Миша, удаляясь. - Хочет  испробовать
нашу музыку.
   - Весьма обязаны, - признательно произнес Борис Вадимович.
   Из красных и синих кругов перед артистом выплыла рука в белой манжете и
с золотым кольцом. Он потряс ее: рефлекс - подают,  здоровайся.  Ставрогин
подхватил валявшийся поблизости стул и сел, аккуратно поддернув брюки.  Он
улыбался, но лицо было холодноватым.
   - Вообще-то я трубач... - нерешительно сообщил Василий Степанович. -  В
оркестре...
   Но Миша уже тащил громадный баян с наложенной на него сверху  подзорной
трубой. Несколько раз споткнулся о кабели,  повалил  какие-то  предметы  и
опустил агрегат на колени музыканту.
   Баян  оказался  необычно  тяжелым.  Раз  уж  отступать   было   некуда,
оркестрант постарался как можно более тихо  накинуть  ремни  на  плечи.  И
машинально поставил пальцы туда,  где  начинается  "Когда  б  имел  златые
горы...". Но, покосившись на инженера, опустил руку.
   - На объектив переключено, - спохватился фотограф.
   Борис Вадимович откликнулся:
   - Ничего. Полезно для знакомства с  возможностями  аппарата.  Направьте
инструмент, к примеру, на Михаила и растяните мехи.
   Парень приосанился и расправил усы, хотя их положение вряд ли  изменяло
его цветовую гамму. Он был в ярко-желтой рубашке, в малиновых  брюках,  из
кармашка пышно торчал зеленый платок.
   Василий Степанович с недоумением потянул баян в стороны.
   Раздался  скрипучий,  режущий  вопль  -  смесь  визга  с  воем.  Крепко
засвербело в ушах.
   Музыкант подпрыгнул и едва не упустил машину на пол. Ставрогин  вовремя
удержал ее.
   - Светофорное сочетание, - сказал он, иронически глянув  на  фотографа.
Чем-то щелкнул на аппарате и попросил:  -  Повернитесь  к  стене,  Василий
Степанович. Исполните что-нибудь.
   Из проектора возник конус света. Артист пришел в себя,  вытер  холодный
пот и пересел лицом к белой стене, яркий круг упал на нее.
   Трубач некоторое время помедлил, как бы сосредоточиваясь,  а  на  самом
деле для важности. Затем тряхнул редкими волосами и вдохновенно заиграл.
   По  экрану  метнулся  синий  сполох.   Простенькая   мелодия   недружно
расширилась, в ней появились украшения. Освещенный  круг  стал  бурым,  из
него всплывали рыжие  пятна.  Исполнитель  запустил  длинную  фиоритуру  с
пронзительными висюльками. Экран сделался устойчиво серым...
   Оркестрант прервал игру и поковырялся в пуговках баяна:
   - Не настроено, что ли...
   - Возможно, пьеса, - корректно возразил Борис  Вадимович,  -  мм...  не
совсем удачная. Если позволите, я предложу вам ноты.
   Интерпретатор побагровел. Играл он свой собственный опус.
   Ставрогин вынул из кармана неожиданно затрепанный  блокнот  и  полистал
его.
   - Ваше  произведение?  -  свысока,  чтобы  скрыть  конфуз,  осведомился
неловкий сочинитель.
   - Ни в коем случае! Не решусь злоупотреблять вашей любезностью.
   Инженер поднес Василию Степановичу рукопись. Трубач снизошел до  нее  и
долго читал, непроизвольно надув щеки и шевеля пальцами. Наконец  собрался
с духом и очертя голову пустился по нотным линейкам и по клапанам.
   Этюд начинался едва ли не одними паузами. На стене  они  сопровождались
чернотой. Затем стало повеселее, темп ускорился.  Появились  фиолетовые  и
голубые тона. Пошли хитрые узоры в мелодии, зеленые и желтые  всплески  на
экране. После нескольких  смеющихся  созвучий  произведеньице  завершилось
триолями и оранжево-красным пламенем.
   - Ишь! - признался музыкант, отпуская кнопки. - Чье это?
   Инженер хитро переглянулся с фотографом и спросил:
   - Простите, а чье авторство вы могли бы предположить?
   Василий Степанович точно отличал, пожалуй, только Щедрина  от  Моцарта.
Тем не менее он не захотел ударить  лицом  в  грязь  и  как  можно  тверже
заявил:
   - Ранний Прокофьев.
   На случай ошибки у  него  был  заготовлен  ответ,  что  это  подражание
Прокофьеву или что замечательный композитор в юности невольно  заимствовал
кое-что у предшественников, как любой творец поначалу.
   - Да? - вдумчиво произнес  Ставрогин.  -  Надо  будет  проверить...  Но
изящный опус, не правда ли?.. Михаил! - вдруг сказал он. - Сбегай ко  мне,
на столе большая тетрадь, принеси.
   Фотограф, к этому времени затолкавший зеленый платок поглубже в карман,
чтобы уменьшить свое сходство со светофором, кинулся к выходу.
   - Поставьте инструмент, Василий Степанович. Я очень  и  очень  рад  был
увидеть профессиональное  исполнение.  Что  же  касается  присланного  вам
вознаграждения...
   - Да, - заинтересовался трубач и опустил баян на пол.
   - Наш инструмент как бы переводит произведения музыки на язык живописи.
И наоборот. Разумеется, этот перевод неполон: машина не рисует картин и не
пишет симфоний... Скажите: задача, опубликованная в  областной  газете,  -
ваше единственное шахматное сочинение?
   - Задача? - опешил артист. - Не сочинял я задачи...
   - То есть... простите?.. В редакции сообщили именно ваш адрес.
   - Не знаю.
   Ставрогин  перестал  приятно  улыбаться.   Помолчав,   он   сообщил   с
сожалением:
   - Увы, Василий Степанович.  В  таком  случае  вознаграждение  выплачено
неправильно.
   Трубач открыл рот. Некоторое время он сидел так, потом забормотал:
   -  Как  неправильно?..  Что  "увы"?!  -  голос  его  окреп.  -   Почему
неправильно?! При чем тут  задача??!  -  Он  встал.  -  Такие  деньжищи  -
неправильно?! Я тебе дам, "увы"! Ксилофонист! - неизвестно почему  обругал
Ставрогина Василий Степанович.
   - Успокойтесь, - холодно произнес инженер. - Давайте разберемся!
   - Давайте! - согласился разгорячившийся музыкант. - Разберемся!
   - Садитесь... Сядьте!
   Оркестрант с размаху сел.
   - Я разрабатывал универсальный станок, - начал Борис Вадимович. - Никак
не вывязывался узел, подающий заготовку после токарной обработки к  фрезе.
Мне попалась шахматная задача, положение фигур в  которой  копирует  схему
станка. Черный король - обрабатываемая деталь. Ферзь, дающий мат, - фреза.
В задаче предусмотрены кривошипы, то есть кони, и  упор  -  черная  пешка.
Край доски - станина. В какую бы сторону ни  отскочил  черный  король,  он
неизбежно зажимается белым королем и ладьей и фрезеруется. А  по  пути  он
еще подвергается сверлению (сверло - слон, который дает шах) и  шлифованию
проходной пешкой.
   Артист хлопнул глазами.
   - Автор задачи и я решали одну и ту же проблему,  но  каждый  на  своем
материале. За соавторство начислен гонорар.
   Василий Степанович ошеломленно посмотрел по сторонам. Достал из кармана
случайно завалявшийся там платок, минуту глядел на него и, забыв  вытереть
лоб, снова сунул в карман.
   - Это Валерка!! - вдруг осенило его. -  Он  деревяшки  вечно  гонял  по
доске.
   - Кто это?
   - Шпаненок мой! Точно!! - Музыкант схватил Бориса Вадимовича за руку  и
пылко потряс. - Выкинул я шахматы! Двойку он схлопотал... А задача была! С
кривошипами. Еще пять рублей я получал за  Валерку  на  почте.  Ему-то  не
дают! Купил ему перочистку. И себе... ну там, пригодилось.
   - Очень рад, - сдержанно отозвался Ставрогин. - Поздравляю.
   - Спасибо, товарищ... Борис Вадимович. - Гость  хитро  засмеялся:  -  А
ведь могли не сообщать! Никто бы не догадался.
   - Я готовлю диссертацию, - сухо пояснил инженер. - Нужно  документально
подтвердить возможно большее число таких случаев.
   - А-а! Есть еще случаи?
   - Конечно. Существует множество аналогичных законов в  разных  областях
человеческой деятельности. Например, закон Ома был открыт после длительных
изысканий, а в гидравлике подобная закономерность сама  собой  разумеется.
Ясно, что стадо тем скорее войдет в ворота, чем они шире и чем  энергичнее
погонщик.
   Однако Василий Степанович не помнил закона  Ома.  Изобретатель  оборвал
изложение и поднялся:
   - Простите. Я вынужден спешить. Не смею задерживать и вас.
   Артист тоже встал и радостно поскакал к выходу, по пути задевая  разные
предметы и расплескав реактивы из ванночек на столе.
   - А играл-то я чего? - спросил он, останавливаясь у двери.
   Ставрогин, бесшумно следовавший за ним, вспомнил:
   - Да, ведь Михаил еще должен прийти... - Он в  затруднении  помедлил  и
неохотно продолжил объяснение: - Можно  найти  параллели  между  наукой  и
искусством. Скажем, крещендо в музыке то же, что возрастающая прогрессия в
математике. Неизвестный член - пауза. Обращение аккорда -  это  извлечение
корня... или освобождение от знаменателя, не припомню. То есть  вычисления
переводимы на язык музыки. Вы исполняли решение системы тригонометрических
уравнений.
   Оркестрант остолбенел. Он стоял возле двери так  долго,  что  терпеливо
ожидавший Ставрогин смягчился.
   - Намереваюсь предложить вашему оркестру марш. Это работа по векторному
анализу. Параграф третий - партия трубы.
   Сбитый с толку работник искусства не нашел что ответить.
   - Мир един - это мы расчертили его на сферы влияния и огороды.  Но  что
бы ни было сделано в любой области, оно продвигает вперед всю цивилизацию.
Одни науки опережают  другие,  могут  помочь  отставшим.  Конечно,  нельзя
механически переносить законы с  одной  почвы  на  другую.  Но  почему  не
проверить, не соотнести?..  Недавно  мне  по  работе  пришлось  заниматься
остыванием металлов. Сопоставил данный процесс с деградацией в биологии, с
инфляцией  в  экономике,  с  регрессом  в  социологии,   с   редукцией   в
языкознании... Удалось найти кое-что новое для металлургии.
   - В музыке диминуэндо, - неожиданно для себя брякнул трубач. - Затихая,
значит.
   Борис Вадимович  посмотрел  на  него  с  интересом.  Достал  блокнот  и
записал.
   - Спасибо, - он улыбнулся. - А фотографию сына вы нам пришлите.
   - Как приеду - тут же!
   Дверь распахнулась, в нее влетел  фотограф.  В  одной  руке  он  держал
толстую тетрадь, в другой - конверт.
   - Письмо из Академии наук! - закричал он.
   - Тише, - осадил инженер.  Отобрал  партитуру  и  торжественно  передал
Василию Степановичу. Затем прочитал надпись на конверте и вскрыл его.
   Миша нетерпеливо переминался, пытаясь заглянуть в письмо.
   Ставрогин по диагонали  ознакомился  с  текстом,  усмехнулся  и  прочел
вслух:
   "Присланная Вами работа  П.И.Чайковского  открывает  новую  страницу  в
развитии математических наук. Как Вы пишете, ученый  безвременно  ушел  от
нас. Просим  сообщить  все,  что  известно  Вам  о  личности  и  биографии
выдающегося математика. Сохранились ли другие его рукописи?" И так далее.
   - Это какой Чайковский? - прошептал музыкант.
   - Петр Ильич. Я перевел в вычисления его симфонию.
   Молодой человек, подпрыгивавший  от  радости,  бросился  было  обнимать
инженера, однако не решился и на полдороге изменил направление, заключив в
объятия приезжего. Василий Степанович высвободился, деревянно открыл дверь
и тихо покинул студию.
   Совсем обеспамятев, он добрел  по  коридору  до  выхода,  спустился  по
ступеням на улицу...
   Мимо  пробегал  паренек  в  форме  профтехучилища.  Артист   вышел   из
оцепенения и схватил прохожего за рукав.
   - Извини, - сказал он. - Где тут  у  вас  магазин  "Спорттовары"?  Хочу
сынишке шахматы купить... Пусть составляет задачи.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 25.07.2001 16:07