Вадим Зеликовский.
                        Опознанный летающий объект
                                    или
                       двоюродные братья по разуму.

  Художник Ю. А. Федин.
   -=anonimous=-

                                  Глава 1

  ОБИТАЕМАЯ ПЛАНЕТА
  Первое условие Контакта - наличие на подследственной планете Разума.
  Учебник по контактологии
  Лисс, как всегда, ворчал, колдуя у пульта. Урх, развалившись в кресле,
заправлялся перед стартом. Словом, каждый был занят своим любимым делом.
  - Гранулент, виброслой, транзитный период - с ума сойти! Летали себе
спокойно со скоростью света, нет, - мало им! Придумали на нашу голову
нульпереход... - Лисс замкнул накопитель энергии на себя и подключил Урха
к системе.
  И тут же ощутил волны довольства. Что-что, а заправляться Урх умел
основательно. В первое мгновение Лисс даже поддался и загудел от
удовольствия.
  Индикаторы замигали, и система начала зашкаливать. Корабль вильнул в
сторону. Лисс зааккумулировал часть энергии, и равновесие постепенно
восстановилось, но еще долго в каждой клеточке тела Лисса журчало,
причмокивая: "Заправка, заправка - меню и добавка: два вирга, три эла -
услада для тела!" - припев любимой песенки Урха. Лисс раздраженно ввел
конечности в виброконтакты.
  - Нульпереход... - вновь заворчал он. - У меня всегда такое ощущение, что
я размазан по пространству, как эл по виргу. И в то время, когда мои
конечности еще дома, щупнами я уже застрял в соседней Галактике... Есть от
чего сойти с ума. Нет, это не для меня...
  Урх, покончив с заправкой, решил вмешаться. Сняв блокирующую защиту со
своих контактных восприятий, он заворковал:
  - Это я слышу каждый раз перед переходом. Впрочем, после перехода я слышу
то же самое. И как вам с таким отрицательным потенциалом удается столько
периодов просачиваться через контрольную комиссию Галактического центра,
да еще считаться лучшим пилотом-исследователем системы?
  - Действительно, - огрызнулся Лисс, - нужно быть семи шупнов во лбу. чтобы
вообще летать, имея такого штурмана.
  Урх самодовольно хохотнул, да так вкусно, что у Лисса невольно защекотало
в горле, и смех волной пробежал по рецепторам.
  - Порядок! - удовлетворенно произнес Урх и плавно ввел в виброконтакты
левую конечность. - Вношу поправки! - отщелкал он. - Точка вхождения и
предполагаемый выход...
  Перед Лиссом возникла схема, как всегда четкая и простая, ну и конечно же
предельно экономичная, как все, что рассчитывал Урх.
  - Принято! - отстучал он. - Даю отсчет...
  Корабль пошел на второй виток.
  - Старт! - предупредил Лисс.
  На мгновение показалось, что пространство вспыхнуло и раскололось, потом
медленно, как бы нехотя, захлопнулось и стало вытягиваться вдоль их тел,
окуная все вокруг в непроглядную темноту нулькоридора.
  Момент скачка, как всегда, выпал из сознания, и лишь щемящий зуд в
рецепторах напоминал о том, что за бортом остались несколько парсеков
Великого Космоса. С чмокающим звуком, как пробка из бутылки, корабль
выскочил из подпространства и застыл посреди чужой Солнечной системы. На
обзорных экранах вспыхивали и мерцали неизвестные звезды подследственной
Галактики.
  Лисс машинально проделал все манипуляции по вживанию, после чего закрыл
пробой нулькоридора. К этому времени начала поступать информация от Урха,
который, не тратя времени даром, уже приступил к исследованиям.
  Схемы и колонки цифр возникали перед Лиссом с такой быстротой, что он еле
успевал перерабатывать данные и вносить их в Магнитную Память. Что и
говорить, Урх был первоклассным специалистом.
  - Не части! - осадил его Лисс. - Вечно ты спешишь дорваться до контакта.
  - А разве не в этом суть нашего существования и данного присутствия? - не
замедляя темпа работы, отпарировал Урх.
  - Слава Великому Навигатору, это зависит не от одного тебя! - проворчал
Лисс. - Дубли! - приказал он, стирая последнюю возникшую схему и колонки
цифр под нею. - Разверни по касательной.
  Расширенный анализ, панорамный обзор, переход на секторное наблюдение...
  Урх прошелся по гнездам микронной настройки и выделил объект из общего
ряда. Он тут же появился на экранах визуального обзора, медленно вращаясь
в голубой дымке окружающей его атмосферы, химический состав которой тут же
возник на соседнем экране.
  Лисс тоже включился в центральный анализатор, прогоняя по несколько раз
всю поступающую информацию во всех плоскостях, намеренно оттягивая момент
окончательного решения.
  - Ну же! - в нетерпении отщелкал Урх. - Не тяни перша за хвост!
  - Спешка нужна при ловле ченок! - мудростью на мудрость ответил Лисс, в
седьмой раз пропуская данные по анализаторному кольцу.
  Наконец, он завел контакт выхода, замкнув всю информацию на себя. Урх от
нетерпения подпрыгивал, как рамс на сковородке. Он даже, нарушив
субординацию, попробовал подключиться в подсознание Лисса, но тот его
безжалостно одернул.
  Урх сник и как побитый перш забился в угол кресла, обиженно тыкаясь в
глухую блокировку.
  Лисс тем временем еще раз проверил конечный результат. Ошибки быть не
могло, он снял защиту.
  - Она обитаема! - радостно завопил Урх и тут же выдал наиболее приемлемую
траекторию посадки.

                                  Глава 2

  СЕКРЕТ ГЕНИАЛЬНОСТИ

  Гениальность - наивысшая степень проявления творческих сил человека.
  Советский энциклопедический словарь

  Вот уже третью неделю Юрка Соколов вставал с петухами. Точнее, с петухом
по имени Бульон. Несмотря на свое французское имя, Бульон был чистокровным
хохлом, причем из самой глубинки и, попав в столицу, не утратил ни одной
из своих провинциальных привычек. Более того, вознесясь на просторную
лоджию шестнадцатого этажа, то есть метров на пятьдесят ближе к солнцу,
петух побил все свои былые деревенские рекорды и начинал истерически
кричать на шесть минут пятьдесят две и шестьдесят восемь сотых секунды
раньше, чем до приезда в Москву.
  И вообще, Бульон характер имел прескверный, главной чертой которого была
редкая способность создавать конфликтную ситуацию на абсолютно голом месте.
  Юрка это понял сразу, как только увидел его на перроне Киевского вокзала.
  А было это так...
  Едва фирменный поезд "Черноморец" втянулся под стеклянные своды вокзала, и
проводник 13 вагона, откинув ступеньку, принялся протирать поручни, как на
его форменном плече возник огромный рыжий петух и, заорав дурным голосом,
клюнул беднягу в мощную шею. Схватившись за поручни, проводник грузно осел
на вагонную площадку, закупорив наглухо выход.
  Петух же, мягко соскочив на перрон, важно двинулся вдоль состава. Тут
ошалевший проводник опомнился и сиплым от негодования голосом провещал:
  - Бабка, я знову, останий раз говорю: "Зариж ты цього прыдурка!"
В ответ откуда-то из глубины вагона загремел густой бас:
  - Та це ж бульон ходячий, а не птыця. Його риж, не риж, а всэ одно покою
нэ будэ - така питвора врэднюча!
  Услыхав бас, петух взвыл, и Юрка был готов поклясться, что в этой
заливистой ответной речи он самым нелестным образом отозвался о роде
человеческом в целом и о присутствующих в частности. Особенно рыжий нахал
упирал на личность проводника и делал это так недвусмысленно, что тот при
всей толстокожести сразу это понял и смертельно обиделся.
  - Грамадяне! - заорал он. - Будьте свидкамы, не можу я цього терпиты вид
птыци! - и с неожиданной для самого себя прытью тучный проводник вывалился
на перрон и всем телом кинулся на окаянного петуха.
  Но, очевидно, превращение в цыпленка-табака не входило в ближайшие планы
Бульона и он, покинув грешную землю, вознесся к стеклянному куполу
вокзала. Надо заметить, что для домашней птицы летал он неожиданно хорошо,
что впоследствии на своей шкуре изведали дворовые коты, дикие голуби и
даже шустрые, нахальные воробьи. Полетав над путями, петух опустился на
крышу киоска "Пиво-воды" и оттуда, в полной безопасности, продолжал
поносить багрового, как печка, служителя путей сообщения.
  Публика, повалившая из вагонов, окружила место действия плотным кольцом,
так что Юрка с родителями, оказавшись в эпицентре скандала, прозевали
главное событие, ради которого собственно и пришли на вокзал.
  На площадке тринадцатого вагона, неся на плече неправдоподобно большой
кованый сундук, появилась худенькая старушка ростом от силы метр двадцать
и громко сказала басом:
  - Навищо птыцю на дах загналы, ну як малэньки прямо дило! Пивня у сэбэ в
городи николы нэ бачилы?
  И тут Юрка как-то сразу понял, что это и есть бабка Мотря, а петух и
сундук - ее движимое и недвижимое имущество, с которым ему жить бок о бок
целых два года. А когда понял, то подумал, что все это неспроста и просто
так не кончится.
  Бабка Мотря была Великой Легендой семьи Карташевых. Впервые появилась она
в доме Юркиного прапрадеда, присяжного поверенного Николая Николаевича
Карташева, еще перед первой мировой войной, в тринадцатом году.
Собственно, тринадцатому году оставались считанные минуты, когда в
карташевской квартире раздался заливистый трезвон. Кто-то методично вращал
вертушку звонка, добросовестно выполняя призыв на нем: "Прошу крутить".
  Встревоженные гости, вслед за хозяевами, выбежали в прихожую, держа
наполненные шампанским бокалы перед собой. Да так и застыли: а открытую
настежь дверь втиснулось нечто закутанное с ног до головы, "ростом с мою
ногу", как впоследствии рассказывал Николай Николаевич, с огромным кованым
сундуком на плече.
  - Карташевы туточкы жывуть? - спросило Нечто басом и, не дожидаясь ответа,
добавило: - Так я до вас. Возьмить сундука, дядько, будь ласка.
  Растерянный присяжный прапрадед, между прочим, человек недюжинной силы,
двумя руками принял сундук от пришельца, но тут же, охнув, уронил его на
пол.
  Паркет в прихожей содрогнулся, как от землетрясения, а внизу в квартире
инженера Кускова что-то рухнуло со звоном...
  И сразу же, вслед за этим, в гостиной празднично зазвонили часы, а затем
отсалютовали Новому году честь по чести двенадцать раз...
  Тут-то наконец гости опомнились и зазвякали золотистыми бокалами над
наглухо замотанной головой.
  И наступил год четырнадцатый...
  Не успели гости выпить за его появление, как в белой ночной сорочке,
обшитой голландским кружевом, в прихожую вошел Митенька, семилетний Юркин
прадед, будущий академик Карташев Дмитрий Николаевич. Заспанными глазами
он оглядел присутствующих и голосом, похожим на сыр со слезой заканючил:
  - Уже Новый год!? А меня почему не разбудили?! Хочу подарок! Хочу лошадь!
  - И увидав сундук: - А это что? Хочу! Хочу! Хочу!
  И не успел никто ему ответить, как Нечто пробасило:
  - Шо ж воно такэ? Дытына у такый час нэ спыть. А ну гэть до лижка!
  И капризный, избалованный Митенька, гроза бонн и гувернанток, не возразив
ни слова, послушно удалился.
  Вот тут-то испуг завладел всеми окончательно.
  Гости и хозяева застыли, как в немой сцене из "Ревизора", и лишь
архитектор Ханонкин икал тихо и регулярно.
  Пришелец же, как ни в чем ни бывало, снял варежки и пошел разматывать
бесконечный платок серой домашней шерсти. По мере отслаивания, Нечто
утрачивало свою квадратную форму, приобретая вид чего-то осмысленного. В
окончательном варианте оно оказалось девчонкой в сером бесформенном
платье, в огромных мужских ботинках и с тонкой косицей, завернутой кукишем
на затылке. Это и была шестнадцатилетняя бабка Мотря. Надо ли говорить,
что она воспитала три поколения Карташевых. И вот теперь настала очередь
Юрки.
  Месяц назад капитан первого ранга Александр Юрьевич Соколов, вернувшись из
плавания, заглянул в дневник сына и затосковал. Он перевел взгляд на жену,
Ирину Вячеславовну, тяжело вздохнул и сказал:
  - Зови!
  - Саша, ради Бога! - взмолилась Ирина Вячеславовна.
  - Не впадай в крайности! Нельзя все вопросы решать ремнем.
  - Какой ремень? - Соколов-старший вздохнул еще продолжительнее. - У меня и
ремня-то нет... А не мешало бы! Совсем от рук отбился...
  - От каких рук? - горько спросила Ирина Вячеславовна. - От твоих или от
моих? Много он эти руки видит?!
  Капитан посмотрел на свои большие ладони, а затем на тонкие нервные пальцы
жены.
  - Да. Что и говорить, - подтвердил он, - у нас руки связаны. А у учителей
на всех рук не хватает. Провели свой урок - и с рук долой. Вот ему все с
рук и сходит. Сам он себя в руки взять не может. Может фортепьяно ему
купить, все-таки хоть немного руки будут заняты... или в кружок "Умелые
руки" записать...
  От расстройства Соколова-старшего буквально заклинило на "руках"...
  - Ты, может, все же поговоришь с ним, Сашенька, - нерешительно предложила
Ирина Вячеславовна, - по душам, как мужчина с мужчиной? Только руки в ход
не пускай... - добавила она.
  Судя по последней фразе, Юркина мама была расстроена не меньше мужа.
  Для разговора по душам Юрку позвали из соседней комнаты, где он томился,
переполняясь мрачными предчувствиями.
  Мужской разговор Соколов-старший начал с наглядных примеров.
  - Прадед твой, - капитан указал на портрет в тяжелой багетной раме, -
академик, дед - знаменитый полярник, - палец отца ткнул в большую
фотографию, снятую, очевидно, с вертолета: Вячеслав Дмитриевич Карташев,
мужественно глядя вверх, стоял один посреди небольшой льдины, дрейфующей к
полюсу, - мать... - Александр Юрьевич поискал глазами фотографию жены, но
наткнулся на оригинал, который переживал тут же, и указал на него, - да,
мать, чего там скромничать, - известный хирург, к ней из-за границы люди
едут, о себе я уже молчу... - капитан сделал паузу, достаточную, чтобы сын
понял, что капитан первого ранга - это тоже кое-что значит...
  Юрка это знал давно, так что пауза у него ушла на то, чтобы понять, что
отец скажет дальше.
  И Соколов-старший это и сказал.
  - А ты?! - гневно спросил он и с негодованием оглядел сына. - Тебе
одиннадцать лет, а что ты уже сделал в своей жизни?
  - Да! Что? - поддержала мужа Ирина Вячеславовна. И она имела право задать
этот вопрос, ведь она была урожденная Карташева и в одиннадцать лет
сделала свою первую операцию, удалив шестнадцатилетнему Сашке Соколову
кусок стекла, который он загнал в ногу, гоняя в футбол на пустыре.
  Ребята в ужасе глядели на густую алую кровь, стекавшую по пыльной ступне
капитана, и не заметили, как к серому от боли Сашке протиснулась Ирка
Карташева из семнадцатой квартиры. Срывающимся голосом она потребовала
нож. Пока ребята шарили по карманам, она сорвала с головы белый бант и
накрепко перетянула им Сашкину ногу выше ступни. Потом достала из сумочки
флакончик духов "Красная Москва" и, вытерев кровь своим носовым платком,
вылила его содержимое на рану. Сашка скрипнул зубами, но не проронил ни
звука. Твердой рукой Ирка сделала надрез...
  - Даже шрам почти не заметен! - при случае с гордостью замечал Александр
Юрьевич, демонстрируя желающим ступню.
  Юрка знал эту историю наизусть, поэтому крыть ему было нечем - за свои
одиннадцать лет он ничего подобного не совершил.
  - Что же с тобой делать? - задал роковой вопрос Соколов-старший, подводя
итог мужскому разговору, который по его мнению должен был быть хоть и по
душам, но краток и суров.
  Юрка молчал.
  Отец с матерью обменялись взглядами... И тут же, как по команде, перевели
их на противоположную стену - одна и та же мысль овладела ими
одновременно...
  - Да, другого выхода нет! - произнесла приговор Ирина Вячеславовна и сняла
со стены старинную фотографию, с которой исподлобья глядели два уверенных
пронизывающих глаза и тощая косица торчала на затылке кукишем.
  Диагноз был ясен и прост: чтобы из Юрки хоть что-то получилось, нужна была
бабка Мотря.
  Влияние ее на младшее поколение Карташевых, до сих пор не изученное и
никак не классифицированное, тем не менее несомненно и в высшей степени
загадочно. У несовершеннолетних Карташевых, у всех без исключения, при
контакте с бабкой наблюдались острые вспышки гениальности. Это было как
наследственная болезнь. Правда, в какой именно форме она проявится,
предсказать было невозможно. Так, например, двоюродный брат Дмитрия
Николаевича, Коленька Карташев, погостив как-то две недели у дяди,
впоследствии стал непобедимым преферансистом, а кроме того, зам.министра
внешней торговли. Так что реакция пока была неуправляемая.
  Семилетний Митенька Карташев за неделю выучил физику в объеме
гимназического курса по учебнику Краевича, Бог знает где раздобытого все
той же бабкой Мотрей. Это было тем более удивительно, что сама бабка
закончила лишь четыре класса церковно-приходской школы, правда, надо
отдать ей должное, с отличием.
  Славик Карташев начал купаться в проруби с пяти лет.
  Об Ирине Вячеславовне уже было сказано... - Она возьмет его в руки! -
радостно подвел итог Соколов-старший.
  Юрка был обречен.

                                  Глава 3

  У ИСТОКОВ СОБЫТИЯ

  Люблю грозу в начале мая...
  Тютчев

  И грянул гром.
  Вместе с бабкой Мотрей в столицу ворвалась гроза. Май раскололся, сверкая
вспышками молний. Воробьиные ночи следовали одна за другой. Ежедневно
метеорологи твердили, что такого мая старожилы не припомнят с 1783 года,
когда Москва горела трижды. Через неделю москвичи перестали удивляться,
разве что некоторое любопытство вызывал тот факт, где это синоптики
раздобыли старожилов, помнящих пожары 1783 года?
  Но скоро интерес и к этому приутих. На исходе третьей недели к грозам
окончательно привыкли, как будто они не переставая гремели со времен Юрия
Долгорукого.
  Но, несмотря на непроглядную тьму, застилающую небо круглые сутки, Бульон
орал регулярно. Юрка вскакивал и больше уже уснуть не мог. Но странно: как
бы рано он не вставал, бабка была уже на ногах, как-будто и вовсе не
ложилась.
  И еще разные странности заметил Юрка, у которого от регулярного
недосыпания обострились все чувства. Например, он ни разу не видел, чтобы
бабка ела. И еще... Впервые зайдя в квартиру и оглядевшись, бабка тут же
заговорила чистым русским языком. От ее украинской напевной скороговорки
не осталось даже акцента. И где бы не находился с тех пор Юрка, он
чувствовал на себе пронизывающий взгляд глубоко сидящих черных глазок.
  Одним словом, жизнь стала невыносимой. А тут еще грозы, загнавшие его на
все свободное от школы время в опостылевшую квартиру, где царила
легендарная бабка со своим свихнувшимся пернатым оккупантом.
  Юрка не вылазил из своей комнаты и то и дело зло бормотал сквозь зубы: "У
Пушкина Арина Родионовна, у Карташевых - бабка Мотря!" - и эта фраза
окончательно выводила его из равновесия.
  Есть от чего испортиться характеру. И жизнерадостный Юрка за какие-то три
недели превратился в мизантропа и брюзгу. Он то и дело вещал и пророчил.
  - Неспроста все это! - загадочно закончил он свой рассказ, в котором были
свалены в одну кучу и гpoзa, и легенды, и нахал петух, и вся его
теперешняя несчастная жизнь.
  Валерка Ерохин, сосед по парте, живущий том же парадном двумя этажами
ниже, и, естественно, закадычный друг, слушал эту захлебывающуюся
фантасмагорию, раскрыв рот. И было от чего: с одной стороны за Юркой
Соколовым не наблюдалась страсть к розыгрышам, а с другой, что-то с ним
последнее время творилось странное, и, наконец, бабка-то в самом деле
приехала, он же своими глазами видел, как она несла сундук по лестнице...
На шестнадцатый этаж! И теперь по десять раз на дню вниз-вверх бегает
пешком. И как бегает! Никакой лифт ее догнать не может.
  - Слушай, Юрка, - нерешительно начал он, - а может и вправду бабка как-то
влияет? Какие-нибудь лучи... сам же говоришь, что гроза это неспроста...
А? - Валерка оживился.
  Вспыхнувшая в этот момент молния, казалось, сверкнула прямо у него в
мозгу, и при ее свете Валерка ясно понял все. Разрозненные до сих пор
сведения выстроились в единую четкую систему. В самый раз заорать:
"Эврика!". Впрочем, он так и сделал.
  - Эврика! - гаркнул он.
  - Чего орешь? - мрачно спросил Юрка.
  - Это она энергию аккумулирует, чтобы потом на тебя воздействовать! -
захлебываясь восторгом от собственной догадливости сообщил Валерка.
  - С ума сошел! - перепуганно прошептал Юрка в ответ. - Как это,
воздействовать?
  Он исследовал состояние своей головы сначала наощупь, а потом уже изнутри,
но никаких особых перемен не обнаружил.
  - Ничего не изменилось! - с облегчением сказал он.
  - Ну сам ты об этом судить не можешь. Тут нужен взгляд со стороны! -
авторитетно заявил Валерка.
  - Вот и посмотри на меня со стороны! - взмолился Юрка.
  - С какой? - деловито поинтересовался Ерохин.
  - С какой, с какой... - рассердился Юрка. - Со своей, конечно!
  - А... - Валерка тут же стал пристально разглядывать друга, но как ни
старался, ничего для себя нового не заметил.
  - Ладно, хватит! - остановил его Юрка. - Дырку проглядишь! Ну как?
  - А может еще не время? - неуверенно сказал Валерка. - Сам же говоришь,
что тут что-то нечисто...
  - Нечисто, нечисто... - проворчал Юрка и обреченно пошел к себе, как на
казнь.
  Двадцать второго мая Юрка проснулся раньше, чем заорал Бульон. Что-то
сверкнуло за окном, а затем и громыхнуло. Юрка подумал, что это молния и
решил спать дальше, но в ту же секунду первый луч солнца прорезал
абсолютно ясное небо и прокричал петух.
  Это было первое солнечное утро за три недели.
  Юрка натянул спортивный костюм и на цыпочках прокрался в прихожую. Схватив
кроссовки под мышку, он выскочил на лестничную клетку и ринулся вниз.
Пулей пролетев два пролета, он нос к носу столкнулся с заспанным Ерохиным.
  - Ты чего встал? - спросил Юрка.
  - Не знаю. А который час? - Валерка поежился.
  - Пятый... - наобум сказал Юрка.
  - фантастика... Думал опять гроза, сверкнуло что-то... А тебя опять петух
поднял?
  - Нет. Он уже потом закричал...
  - Ну? Неужели опоздал?
  - Так... - Юрка стукнул зубами. - Началось!
  - Что "началось"? - испуганным шепотом спросил Валерка.
  - Еще не знаю, но чувствую! - Юркины глаза сверкнули. - Пошли!
  И тут Валерка понял, что и в самом деле "началось". Когда друзья выскочили
из парадного, ничего особенного, кроме встающего солнца, они не увидели.
Оно вставало в просвете между домами, освещая небольшую группу людей,
бегущих трусцой. Когда бегуны приблизились, Валерка и Юрка влились в их
бодрый поток и какое-то время трусили вместе со всеми.
  Но так как бегать от инфаркта им было еще рано и неинтересно, то вскоре
они, сделав спринтерский рывок, далеко оторвались от основной группы и
первым добежали до пруда.
  Юрке, бегущему впереди, под ноги попалась какая-то банка, и он в полном
расстройстве пнул ее. Банка взвилась вверх и, описав плавный полукруг,
опустилась в нескольких шагах от Валерки. Ерохин рванулся к ней и, заорав:
  "Держи!" - отфутболил ее назад. Банка легла Юрке прямо под правую ногу.
  - Пас! - Валерка понесся вперед. Юрка ударил изо всех сил ...

                                  Глава 4

  ПРОБЛЕМА КОНТАКТА

  Высшим Смыслом любого действия Контактора является Конечный Контакт
  Первая заповедь санкора Контактора

  Момент слияния с планетой Лисс не ощутил. По привычке сосредоточив все
внимание на пульте, он лишь по линиям последней возникшей на экране схемы
понял, что это уже произошло.
  Тормозной выброс был в пределах допустимого, но предполагаемый частичный
отрыв был на пределе нейтронного равновесия. Увидев это, Урх тут же ввел в
расчеты резервный модуль. Исходя из полученного результата, Лисс прошелся
щупнами по пульту, стабилизируя субстанцию корабля. Не обращая внимания на
нетерпение штурмана, он еще долго не включал экраны визуального обзора,
проводя курс ускоренной адаптации, учитывая зональные факторы,
просчитанные Урхом.
  Поначалу у него не все ладилось, и он заставил Урха еще раз пересчитать
коэффициент мимикрии в условиях слоистого взаимопроникновения и
потенциальной разности структур. Урх скрупулезно проверил каждую
производную и уточнил коэффициент до восьмой цифры, но и этот результат не
удовлетворил Лисса.
  И лишь после третьего уточнения им удалось достичь стабильной
совместимости. Затем дотошный Лисс осторожно приоткрыл контактный
простенок и, убедившись в его дискретной устойчивости, приступил к
окончательной фазовой фиксации.
  Наконец вспыхнули экраны визуального обзора, и новый мир хлынул внутрь
корабля, на мгновение нарушив контроль. Необычные звуки и запахи
вибрировали в каждой клеточке, вызывая необычные реакции, сметая
психологические барьеры.
  Урх первым делом врубил накопитель и приступил к заправке. На сей раз дело
пошло необычайно быстро, атмосфера была полна такой дивной, ароматной
энергией, что не прошло и пяти минут, как Урх зажурчал от удовольствия.
Чувство насыщенности каким-то неуловимым образом вдруг начало перерастать
в бесконтрольную эйфорию, которая просачивалась в рецепторы и бродила там,
обостряя восприятие, покалывая тело тысячами крохотных газированных
иголочек, множилась, приобретая новые формы и, пронесясь по кругу,
набирала все новую силу.
  Даже Лисс, собрав всю свою волю, не мог бороться с бескрайним восторгом,
достигшим небывалых размеров, приемлемая масса которых стала
перехлестывать через край первоначального объема, и космонавты
почувствовали как медленно начинают терять заданную форму.
  Они с трудом навели блок на подсознательный клапан и провели субъективный
отбор, установив устойчивый сброс информации. После чего Лисс, переведя
дух, накинулся на Урха.
  - А все из-за тебя. Летишь, как голый в джаспер.
  - Я что, нарочно? - оправдывался Урх. - В чужой кастараль со своим
санкором не лезь...
  - Санкором, санкором... - недовольно зажурчал Лисс.
  - Санкор предписывает спектральный контакт только в исключительных
случаях, а мы в него лезем постоянно. Если бы об этом узнали в
Галактическом центре, тебе бы такой джаспер устроили, что не видать тебе
нулькоридора, как своих актанов.
  - Подумаешь, - фыркнул Урх, - какой барторас из кастораля нашелся! Сам же
всегда настаиваешь на активном поиске.
  - Да... - Лисс смутился. - Но при условии тщательного векторного анализа!
- тут же нашелся он.
  - Ладно! - согласился Урх. - На этом Галактическом Чуде, где заправка так
сладостна и упоительна, я готов даже на три анализа в любой разомкнутой
структурной системе.
  На этот раз, прежде чем покинуть корабль, Лисс настоял на скрупулезных
выполнениях всех пунктов, предписанных комиссией по контактам. Горя от
нетерпения, Урх безропотно подчинился и только глухо журчал при каждой
новой формальности.
  И вот они ступили, наконец, на твердый грунт. Перед ними расстилалось
обилие жидкого вещества, которое находилось в легком, прозрачном движении
и журчанием напоминало Урха.
  Было тихо и хорошо. Первые потоки энергии уже начали поступать в запасники
корабля. Все вокруг осветилось и засверкало. Это было так неожиданно и
красиво, что Урх, а вслед за ним и Лисс, забыв обо всех инструкциях,
двинулись к жидкому веществу, которое в первых лучах света стало
переливаться всеми цветами спектра и даже зажурчало в другом, ласковом
ритме.
  В этот момент они почувствовали неподалеку живое существо. Повинуясь
автоматической привычке, выработанной годами работы в открытом Космосе,
Лисс и Урх машинально выполнили все предписания Галактической комиссии по
контактам и застыли в позе Первого Привета.
  До их актанов донесся тяжелый грохот и перед ними возникли два
вертикальных столба, заканчивающиеся горизонтальными площадками,
скругленными спереди и сзади. Один из столбов качнулся назад и вдруг со
всей силы ударил по кораблю. Корабль взмыл в воздух.
  Урх и Лисс в первый момент окостенели от неожиданности, а когда опомнились
- корабль был уже далеко.


                                  Глава 5

  ТЕЗКА

  Солнце, казалось, решило компенсировать недоданное за три недели и,
несмотря на ранний час, палило на совесть. От воды поднимался светлый
душистый пар.
  Ребята, футболя банку, быстро оббежали вокруг пруда и припустили к дому.
  Еще издали они увидели, как двери шестого парадного со стуком
распахнулись, и утро приняло в свои объятия еще двоих аборигенов.
  Двор дрогнул.
  Несмотря на свою малочисленность, эти двое производили такое количество
шума, как будто во двор ворвалась татарская Орда в полном составе.
  Дом зашевелился. Из многих окон донеслись хриплые звуки. Это особенно
нервные кричали во сне. Более уравновешенные молча вздрагивали под
одеялами. Но что странно - никто не возмущался, во всяком случае, вслух.
Не было сил. Зло было неизбежно. Бороться с ним - все равно, что пытаться
заткнуть пальцем вулкан, который уже начал извергаться...
  Местный Везувий клокотал на разные голоса. Тон, как всегда, задавал
тринадцатилетний сын начальницы ДЭЗа Тамары Павловны Оксиной - Генка, по
прозвищу "Саксофон". Он высоко подпрыгивал, выбрасывая вперед правую ногу
и обе руки, и при этом голосом разъяренного японского монаха орал:
  - Я-а! - и - Кан-фу!
  Его спутник выл и лаял, несмотря на то, что был зайцем. Им добросовестно,
на полную громкость японского стереомагнитофона, подпевала рок-группа
"Европа".
  В общем, получалось, как говорил сам Генка, "не слабо".
  Валерка и Юрка с опаской приблизились к эпицентру извержения. "Саксофон",
не обращая на них никакого внимания, продолжал бодать воздух, издавая
победные крики. Зато заяц свирепо зарычал.
  Вообще в его повадках было столько собачьего, что посторонние, увидев его
впервые, долго гадали: то ли это заяц, то ли все же собака редкой породы.
Тем не менее это был чистокровный русак, правда, уверенный в том, что он
собака. И за свою веру он готов был сражаться до последней капли заячьей
крови.
  А уверенность эту ему внушил "Саксофон". И было это так. Генка с детства
мечтал о собаке. Спал и видел. Но Тамара Павловна, женщина трезвомыслящая
и энергичная, снам не верила.
  - Ежели я его папашу-подлеца во сне чуть не каждую ночь вижу, чтоб ему
пусто было, это еще не значит, что я от него хоть десятку видела! -
говорила она.
  "Саксофон", ни разу не видевший отца даже во сне, снам верил и не уставал
канючить.
  - Хочу собаку, купи собаку, хочу собаку, купи собаку... - и так до
бесконечности.
  - Чистый саксофон! - возмущалась Тамара Павловна.
  Оттуда и пошло.
  Заяц появился гораздо позже. Это было затравленное, искалеченное существо.
Каким образом он оказался посреди людного двора, остается загадкой, но
впервые Генка увидел своего зайца именно на том самом месте, где сейчас
демонстрировал знаменитый прием "урамаваши в голову".
  Заяц дрожал мелкой дрожью, но тем не менее, когда Генка протянул к нему
руку, отважно цапнул его за палец. "Саксофон" углядел в этом симптом
высшего героизма и тут же взял беднягу под свою грозную защиту. Отныне
никто безнаказанно не мог обидеть Генкиного подопечного. Но, как оказалось
впоследствии, отчаянный заяц не очень-то нуждался в чьей-то опеке...
  Под влиянием "Саксофона" он свел близкое знакомство с окрестными псами и,
переняв у них все их бойцовские повадки, с полным правом стал считать себя
одним из них. Настырный Генка с восторгом разделял его заблуждение. Более
того, раздобыв где-то потрепанный учебник, он принялся воспитывать нового
друга по всем правилам служебного собаководства. Отважный заяц делал
головокружительные успехи.
  Такова была эта пара.
  Ежедневно чуть свет "Саксофон" занимался своими возмутительными прыжками
под бдительной охраной собако-зайца. Трехнедельный грозовой перерыв,
принесший отдохновение жильцам дома, сказался и на Генке. Сегодня он
умаялся раньше обычного. И поэтому решил для разнообразия погонять зайца.
По-прежнему, не обращая внимания на Валерку и Юрку, "Саксофон" подобрал
банку, которую они прифутболили. Банка была горячей. Генка удивился, но
вида не подал. Он размахнулся и метнул банку изо всех сил. Банка описала
замысловатую кривую и, как при замедленной съемке, плавно опустилась в
углу двора.
  - Апорт, Чингизхан! - скомандовал Генка.
  Заяц сорвался с места, и, прихрамывая, бросился за добычей. При своем
природном косоглазии русак был хром и крив. За что поначалу и схлопотал
свое печально известное прозвище. В дальнейшем он оправдал его полностью.
  Не добежав до банки нескольких метров, заяц остановился и жалобно завыл.
Во всех его движениях скользила неуверенность и тоска. Какое-то время он
топтался на месте, не решаясь двинуться ни вперед, ни назад. И только
суровый Генкин окрик: "Апорт, Чингизхан, апорт!" - в котором звучал упрек,
кинул его вперед.
  Схватив зубами странную банку, длинноухий тезка основоположника
татаро-монгольского ига длинными скачками вознесся к себе на третий этаж.

                                  Глава 6

  ЕДИНСТВЕННАЯ ВОЗМОЖНОСТЪ

  Аборигены - (лат. aborigine - от начала) - кореные обитатели. Слово
"оригинальный" от того же корня.
  Толковый словарь

  "Первый контакт всегда непредсказуем" - гласит первая мудрость Звездного
устава. Далее перечисляются меры по быстрейшей ликвидации возникшей
опасности.
  В данном случае опасность ликвидировалась сама собой. А вместе с ней исчез
и корабль. Урх и Лисс стояли посреди огромной чужой планеты, одним ударом
лишенные всего. Вдруг, чего с ними за долгие годы блуждания в Космосе не
случалось ни разу, они почувствовали себя крохотными и беспомощными. Со
всех сторон этого минуту назад такого ласкового и
восхитительно-безопасного мира на них надвинулась безысходность.
  Ничего не изменилось вокруг: растительность, примятая аборигенами,
распрямилась и тихо покачивалась над ними. Тишина нарушалась лишь
журчанием серебристой жидкости. В их рецепторы не поступило ни одного
сигнала о какой-либо опасности извне... И только корабль исчез. Не
осталось даже следа на почве. Как-будто его и не было. И только тут Урх и
Лисс поняли, что он для них значил.
  Они по-прежнему стояли в позе Первого Привета и пытались осознать всю
глубину постигшей их катастрофы. Заметив это, Урх истерически зажурчал и
забулькал.
  - Не вижу ничего веселого! - осадил его Лисс. - Такого и в Звездном уставе
нет, хотя в нем есть все.
  - Ты же вводил размерный коэффициент! - вдруг спохватился Урх. - Я же сам
его просчитывал!
  - Вводил! - согласился Лисс. - Как же это произошло? Оба задумались.
  - Точка отсчета! - вдруг понял Урх.
  - Правильно! - согласился Лисс. - Мы подставляли общепринятые параметры и
перемудрили с графиком подробности.
  - Стало быть, - горько усмехнулся Урх, - наша ситуация полностью подпадает
под первую мудрость Звездного устава...
  - "Первый контакт всегда непредсказуем!" - процитировал Лисс.
  И это доказательство непогрешимости великого документа тут же успокоило
обоих. В уставе, который они, как и положено каждому Контактору, знали
назубок, были предусмотрены всевозможные варианты, значит, осталось только
правильно отобрать необходимую мудрость и использовать ее на практике.
  Они, каждый со своей стороны, проанализировали ситуацию. Исходные выводы
были неутешительны, конечный результат от них отличался ненамного. Как не
крути, а возможность была единственная.
  - С миру по клокчу, голому на харташ... - вздохнул Урх.
  - С паршивого перша хоть траста клок... - подтвердил Лисс.
  - Но я не ручаюсь за точность фиксации... - предупредил Урх. -
Непродолжительность контакта...
  - Ладно, знаю... - Лисс задумался. - Меня другое волнует: энергия...
  Вопрос об энергии сразу поставил Урха в тупик. Универсальный
преобразователь остался на корабле. Дозаправка без него от естественного
источника невозможна. Хватит ли энергии на трансформативный переход? В
любом случае следовало заранее предвидеть все случайности, а для этого, в
первую очередь, требовался источник переработанной энергии. Существует ли
такой? И в пределах ли достижимого расстояния? Все эти вопросы возникали
один за другим, выводя из равновесия рецепторные узлы, потребляя в
повышенном режиме такую дорогую сейчас энергию.
  - Стоп! - скомандовал Лисс. - Другого выхода нет. Весь потенциал передаю
тебе. Свободный поиск в максимально достижимом радиусе. И без энергии не
возвращаться!
  - Есть, командир! - Урх вытянулся. И тут же почувствовал укол. Лисс одним
толчком передал энергию и, отключив себя от системы, застыл неподвижно.
Урха тряхнуло и он тут же ощутил двойное зрение. Обонятельный рецептор,
увеличенный вдвое, сразу уловил знакомый запах. Он исходил от толстых
полос, которые чернели далеко в голубом небе. Заправка была грубая, не то
что непередаваемый букет восходящего светила. Но сейчас было не до
гурманства.
  Мгновенно, используя последние запасы, Урх очутился на вершине огромной
мачты, от которой тянулись черные полосы и, протянув щупны, припал...
  Прошло несколько минут, и на тропинке, ведущей к пруду, возникли прямо из
ничего две мальчишеские фигуры. Если бы где-нибудь поблизости был кто-то
из жильцов дома N 17/25 по Новостроительному переулку, то любой из них
безусловно мог бы поклясться, что, возникшие невесть откуда пацаны, это
Юрка Соколов и Валерка Ерохин из четвертого подъезда.
  Урх же и Лисс, обретя новую форму, чутко прислушивались к себе.
Настойчивая мысль сверлила мозг обоих. Тщательно исследовав эту непонятную
пока еще мысль, которая, очевидно, переполняла их аналоги настолько, что
единственная и сохранилась, а теперь досталась Урху и Лиссу в нагрузку к
новой форме. Мысль была странной и короткой. Лисс и Урх в недоумении
посмотрели друг на друга и хором произнесли по-русски:
  - Бабка Мотря!

                                  Глава 7

  УТЕЧКА

  Граждане! Экономьте электричество!
  Плакат

  Дверь лифта бесшумно открылась.
  - Поехали ко мне, - предложил Юрка.
  - А в школу? - нерешительно отозвался Валерка.
  - Так еще навалом времени!
  - Ладно.
  Юрка надавил на клавишу шестнадцатого этажа. Лифт скакнул вверх, потом
застыл, потом снова скакнул.
  Юрка с Валеркой переглянулись. Лифт задрожал и дальше пополз медленно и со
скрипом.
  - Чего это с ним? - Юрка еще раз нажал на клавишу с цифрой шестнадцать.
  - Электричества не хватает! - сказал Валерка и сам испугался.
  Скрипя и подскакивая, лифт наконец, дотянул до шестнадцатого и с трудом
раскрылся. Ребята замерли. Дверь Юркиной квартиры была распахнута настежь,
по лестничной площадке, как часовой на посту, разгуливал Бульон, а где-то
внизу громыхали шаги бабки Мотри.
  - Вниз пошла! - почему-то шепотом сказал Юрка. - Да! - также шепотом
согласился Валерка. - А лифт вверх не поднимает...
  - Ну и что?! - Юрка в отчаянии уставился на друга.
  - А то! - веско сказал тот.
  - Аккумулирует?
  - Со страшной силой!
  - Что же делать? - Юрка совсем растерялся. - За что же это мне наказание
такое?! И откуда она свалилась на наши головы? - Юрка, очевидно, имел
ввиду всю семью Карташевых.
  - Тс-с! - Валерка закосил на петуха.
  Бульон презрительно глянул на друзей и неторопливо проследовал в лифт.
Двери плавно сошлись, и, судя по звуку, кабина тронулась вниз.
  - Видал? - завопил Юрка, толкая Валерку в бок.
  - Я так и думал! - невозмутимо заявил Валерка.
  - Что думал? - спросил Юрка и тут же понял что. - Не может быть!
  - Точно!
  - И он тоже?
  - А как же!
  - Но почему именно петух? - недоумевал Юрка.
  - А какая разница? - авторитетно заявил Валерка. - Мог бы быть и попугаем,
мог и собакой! Но для бабки Мотри петух достовернее!
  - Вообще-то, да! - согласился Юрка.
  - Слушай, - вновь зашептал Валерка, - ты раньше что-нибудь об этом петухе
слышал? Может мама что-то рассказывала?
  Юрка отрицательно помотал головой.
  - Нет!
  - Ну вот, значит, петух прибыл недавно! - сделал вывод Валерка. - С
проверкой... - значительно добавил он.
  - С чем? - Юрка обалдел.
  - С проверкой! Неужели не ясно? - Валерка сделал паузу. - Бабка Мотря -
агент инопланетян, а петух...
  - Что петух?
  - А петух - резидент-инспектор! - выпалил Валерка. В это время за их
спинами что-то заурчало. Запуганные ребята вздрогнули. Но это бесшумно
вернулся лифт и гостеприимно распахнул двери. Юрка осторожно заглянул в
кабину - там никого не оказалось.
  - Знаешь, Юрка, - нерешительно сказал Валерка, - я лучше домой поеду. А то
еще в школу опоздаю.
  - А я как же?! - чуть не плача, спросил Юрка.
  - Делай вид, что ничего не произошло... - посоветовал Валерка. - А лучше
всего, пока их нет, - хватай портфель и бегом в школу. Там с ребятами
посоветуемся, знаешь, две головы хорошо...
  Юрка ощупал свою. Теперь он был уже не так уверен, что на него никто не
влияет. Какие-то странные мысли копошились и вспыхивали в мозгу. Он
почему-то вспомнил, что Генкин хулиганский заяц объявился в тот же день,
что и бабка Мотря с петухом-резидентом. - Окружили! - безнадежно подумал
он.
  - Ну я поехал... - сказал Валерка. - Я тебя внизу подожду.
  - А может лучше пешком? - предложил Юрка.
  Но встреча с бабкой Мотрей Валерке мало улыбалась, поэтому он, покачав
головой, осторожно попятился в лифт и быстро нажал клавишу четырнадцатого.
Двери заерзали и как бы нехотя закрылись, лифт зарычал, удаляясь.
  Юрка остался один. Он с опаской посмотрел на распахнутую дверь собственной
квартиры и почувствовал себя как наш контрразведчик на пороге их
шпионского центра. Юрка выпятил подбородок, прищурил глаза и, стараясь
ступать бесшумно, прокрался в прихожую, затем чуть ли не ползком к себе в
комнату. Если бы его в этот момент спросили, к чему все эти манипуляции,
он вряд ли сумел бы ответить. Но в ту минуту они казались ему вполне
естественными.
  Лихорадочно побросав учебники в ранец, Юрка тем же манером выскользнул из
квартиры. Когда он крался через прихожую, внезапно в ванной оборвалось
жужжание электробритвы, и голос отца спросил:
  - Ирина, что случилось с электричеством?
  - Не знаю! - откликнулась мать. - Сейчас посмотрю пробки.
  Юрка не стал ждать дальнейшего и в тот же момент оказался этажом ниже. Тут
он нажал кнопку вызова лифта. Кнопка не загорелась.
  - Все! - подумал Юрка и бросился вниз. В подъезде он задержался и
осторожно выглянул во двор.
  Ни бабки Мотри, ни Бульона нигде видно не было. Но и Валерка отсутствовал.
  - Сам дорогу найдет! - решил Юрка. - Чего мне тут маячить, того и гляди
эти вернутся. Нааккумулированые... - он нырнул в арку и припустил к
подземному переходу.
  В переходе было людно и чувствовалось какое-то нездоровое оживление.
  - С ума сойти! - громко возмущался толстяк с длинными волосами, аккуратно
зачесанными вокруг загорелой лысины. - То тебе гроза, то метро не
работает...
  - Электричество кончилось! - объявил молодой милиционер. - Говорят, утечка
большая на линии.
  - Вот у нас тоже в доме один, - вмешалась бойкая старушка, продававшая в
переходе раннюю редиску, - жучок в пробку навинтил, чтобы денег за энергию
не платить, так его целая комиссия разоблачать пришла, а как разоблачила
ворюгу, так свет ему и отключили, он теперь со свечкой живет, как при
царском режиме...
  - При чем тут ваш сосед, - заволновался толстяк, - кто ж у метро энергию
воровать станет?
  - Плохо ты этих голубчиков знаешь, - пропела бойкая старуха, - они на все
способные, у дитяти малого скрадут, не подавятся!
  У Юрки ноги стали ватными. С трудом двигаясь в галдящей толпе, он ничего
уже больше не слышал: в висках стучали молоточки, а в мозгу, как на
заигранной пластинке, без конца повторялось: "у дитяти малого" и "они на
все способные".
  Он и не помнил как добрался до школы и присел на крыльце перед закрытой
дверью.

                                  Глава 8

  ТОЧКА ОТСЧЕТА
  Идентификация - установление тождества объекта или личности по
совокупности общих или частных признаков
  Толковый словарь

  Наличие в остаточной памяти аборигенов, причем у обоих сразу и с
одинаковой интенсивностью, такого прочно зафиксированного фактора сразу
заинтересовало Урха и Лисса. Им тут же стало ясно, что для успешного
разрешения проблемы контакта, ставшего теперь уже необходимым в силу того,
что без корабля ни дальнейшее пребывание на планете, ни отлет с нее
немыслимы, следует немедленно идентифицировать этот фактор с объектом.
  В случае удачи это значительно облегчит взаимопонимание двух Разумов и
послужит точкой отсчета в последующих взаимоотношениях.
  Пользуясь биотоками, зафиксированными в момент столкновения, Урх попытался
воссоздать зрительный образ. Изображение замелькало с такой быстротой, что
у разведчиков закружились головы. Кто бы мог предположить, что эти
несколько звуков чужого языка "бабка Мотря" означают столько понятий, а
так же связанных с ними событий и вызванных чувств? Кроме всего прочего,
из этого многообразия просто невозможно было выкристаллизовать главное.
Сумбур не поддавался фиксации.
  Не получив желаемых результатов путем переработки имеющихся данных, Лисс
решил подойти к проблеме с другого конца. Он лихорадочно занялся
визуальным накоплением информации: по сравнительной шкале уровня
интеллектов внес предполагаемые параметры и попробовал осознать окружающее
с точки зрения аборигена.
  Он тут же почувствовал радость от того, что вот наконец-то за столько
времени выглянуло дневное светило, что можно смело нижними конечностями
бежать по просыхающему верхнему слою планеты, дышать полной грудью во всю
силу дыхательной системы... Все же во всех ощущениях присутствовала
некоторая деформация, преодаление языкового барьера шло скачкообразно -
сказывалась краткосрочность доконтактного периода.
  Через некоторое время Лисс подключился к Урху. У того дела шли из рук вон
плохо. Образы теснились, как льдины в ледоход, налазили один на другой,
приобретая чудовищные формы.
  - Такое, пожалуй, не снилось ни одному человеку! - подумал Лисс.
  - Одному снилось! - возразил Урх. - И даже двум... И с этим приходилось
считаться. Урх был прав. Пока им не удастся овладеть тайной этого
словосочетания, каждый компонент которого сам по себе не нес никакой
загадки: первый обозначал возрастной период женской особи, второй -
краткую форму имени собственного "Матрена", присущего той же особи... Но
вместе!
  Этому ни Урх, ни Лисс никак не могли нодобрать аналогов ни в одном из
Разумов, с которыми им довелось столкнуться за долгие годы службы в
Галактическом центре.
  Эх, если бы они были на корабле!..
  И вдруг они одновременно увидели свой корабль. Урх и Лисс переглянулись.
Это, конечно, могло бы быть наложением их биотоков, заблокировать которые
полностью при данных условиях не представлялось возможным, однако,
несмотря на стрессовую ситуацию, их представление о корабле не могло
претерпеть столь существенных изменений.
  Пожалуй, от корабля осталась лишь форма. Внутри же царил хаос: какие-то
неизвестные приборы загромождали все пространство, обзорные экраны были в
три раза больше, чем требовалось, анализатор отсутствовал - словом, такое
никак не могло прийти в голову ни одному из них, а значит...
  Значило это только одно: похищение корабля не было случайным!
  Урх и Лисс напрягли все силы, увеличив потребление энергии до предела
возможного, стараясь добиться максимальной четкости образа, и вдруг
увидели внутри корабля странное существо о двух конечностях, покрытое
рыжей мягкой оболочкой, заканчивающейся сзади взъерошенной разноцветной
дугой. Существо острым отростком, загнутым на конце, помещавшемся у него в
передней части головы, долбило по клавишам и кнопкам неизвестных
приборов...
  Урх и Лисс не знали что и подумать, ситуация требовала кардинальных
решений, а их не было...
  В это время они услышали шаги. В момент, как и положено бывалым
Контакторам, Урх и Лисс привели себя в боевую готовность. Корабль тут же
исчез. Существо осталось. Оно важно шествовало по серебрящейся под солнцем
траве и время от времени долбило своим отростком непросохшую землю.
  И тут разведчики поняли, что это не внутреннее видение...
  Вслед за Бульоном топала бабка Мотря, сосредоточенно вывязывая на ходу
пятку будущего шерстяного носка.
  В одно мгновение все стало на свои места: понятие совместилось с объектом
и хотя тот выглядел крайне мирно, но страх не исчез.
  Стоило бабке Мотре на мгновение оторваться от своего вязания и оглядеть
из-под очков окрестности, так Урха с Лиссом, как ветром сдуло.
  Опомнились они лишь возле подъезда, из которого, затравленно оглядываясь
по сторонам, выскочил Юрка. Не сговариваясь, разведчики разделились. Урх
устремился вслед за Юркой, Лисс неспеша зашел в подъезд.

                                  Глава 9

  НАЧАЛОСЬ...

  Лифт вниз не поднимает...
  Табличка на лифте
  В момент резкой остановки Валерка в страхе крепко зажмурил глаза. И
оказался в темноте. Звука открывающейся двери не последовало. Тогда он
осторожно приоткрыл один глаз... Ничего не изменилось. Темнота была
кромешной. Судя по всему, лифт застрял между этажами.
  - Влип! - подумал Валерка. - Уж лучше бы с Юркой остался, вдвоем не так
страшно...
  И вдруг почувствовал, что он в кабине не один. Рядом, где только что
ничего еще не было, что-то появилось.
  - Батюшки-светы! - подумалось Валерке, Бог вест откуда взявшимся старинным
оборотом, который ни в какое другое время ни за что не пришел бы в голову.
Даже под угрозой двойки по литературе. Валерка по природе своей был
технарем и к изящной словестности относился как к неизбежному злу. Тем не
менее, теперь ему подумалось именно так. И на этом застопорилось. Никакие
другие мысли в голову не приходили.
  И тут это "что-то" вздохнуло в темноте. У Валерки сами собой застучали
зубы. Очевидно, от встряски мысли вновь забарабанили в голове и замелькали
одна за другой.
  - А может, они не только на Юрку влияют? - первая.
  - Неужели и за меня взялись? - вторая. Потом недоуменная:
  - Чего я им такого сделал?
  И уж совсем несуразная:
  - Вот как дам сейчас по зубам! И сразу же трезвая:
  - Какие у петуха зубы?.. И последняя:
  - А вдруг это не петух, а бабка?
  - Бабка Мотря петуха в лесу прогуливает! - донесся из темноты голос, до
ужаса похожий на Юркин. - Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало...
  - Юрка, ты? - со слабой надеждой спросил Валерка. Но темнота на этот раз
не отозвалась. Там происходило что-то непонятное: скрипело, щелкало и
полязгивало. Потом темнота вспыхнула ярким сиянием, и лифт как-то
вразвалку отправился вниз.
  Дверь широко раскрылась, и Валерка вывалился наружу. Лифт так и остался с
распахнутой настежь дверью. В нем по-прежнему было темно, однако Валерке
все же удалось рассмотреть своего спутника. Это несомненно был Юрка. Он
стоял в самом углу лифта в странной позе, и голубое мерцающее сияние
собралось овалом у него вокруг головы.
  - Началось! - вслух произнес Валерка.
  - Недостаточный уровень информации! - не меняя позы вдруг забормотал Юрка.
- Накапливаю выходные данные... Логический анализ затруднен. Отсутствием
аналогов понятий...
  - Чего-чего? - не понял Валерка. - Ну ты, Юрка, даешь...
  - И тут же сообразил, что никакого Юрки в лифте не было и быть не могло.
Ведь садился он в него у себя на четырнадцатом в полном одиночестве. А то,
что стоит там, в глубине лифта, с сиянием вокруг головы и несет
несусветную бредятину, совсем даже не Юрка, а...
  - Не в свои сани не садись! - между тем вещал "вовсе даже не Юрка".
  Валерка по стеночке, по стеночке, не спуская глаз со все еще слабо
светящегося ореола, стал пробираться к выходу. Лже-Юрка сделал шаг за ним,
продолжая вещать:
  - В чужой монастырь со своим уставом не лезь!
  - Ладно! - согласился Валерка осипшим голосом, берясь за ручку двери.
Распахнуть ее было делом одной секунды.
  - Не укради! - неслось ему вслед.
  Но Валерка был уже во дворе. Тут было солнечно и совсем не страшно. Прямо
напротив, под аркой, как ни в чем ни бывало, стоял Юрка.
  - Настоящий! - с облегчением подумал Валерка и бросился к другу.
  - Дублю предыдущий тезис! - металлическим голосом произнес тот.- Не укради!
  - Сдаюсь! - сказал Валерка, обессилено опускаясь на скамейку. - Чего от
меня надо?!

                                  Глава 10

  ЗАКОН БУТЕРБРОДА

  У неудачников бутерброд падает маслом вниз
  Народная мудрость

  Тамара Павловна не обладала чувством юмора. И самым большим недостатком
считала наличие его у других. Все, что ей было не по нраву, она называла
"шутками". Самым большим шутником, в этой связи, был, по ее разумению,
Генкин отец. Когда Тамара Павловна только-только поселилась в Москве и
работала дворником по лимиту, жил в порученном ее заботам дворе тихий
человек лет тридцати двух - тридцати пяти. И хотя жил он там с самого
рождения, но делал это так незаметно, что соседи, казалось, так и не
осознали факта его существования. Как так получилось, что новая
дворничиха, которую даже управдом, человек резкий и грубый, окрестил
"мулаткой", то-есть белой женщиной с черным ртом, спустя несколько дней
переселилась в его квартиру, а спустя три месяца на законном основании
была вписана в расчетную книжку, никто сказать не мог.
  Однако факт.
  И куда потом делся ответственный квартиросъемщик, тоже осталось загадкой.
Правда, сделал он это тоже, как и жил, незаметно. Единственным
свидетельством его существования остался Генка, который появился на свет
месяца через три после того, как все, наконец, заметили, что жилец-то
исчез.
  А Тамара Павловна осталась. Не возвращаться же ей в родной дом. Гори он
огнем! Чего она там забыла?
  Кстати, о доме. Родом Тамара Павловна была из деревни Горелая Тишь,
которая издавна славилась своими скандалами. Откуда занесло на эту
безрадостную пустошь первых поселенцев, история умалчивает. Достоверно
известно лишь одно: были они все из подьячих, которых недаром еще исстари
прозвали "крапивное семя". Так что народ в Горелой Тиши подобрался один к
одному - все дикий и дремучий, хотя по наследству грамотный и склочный.
Никакая власть на них управы найти не могла. В конце концов решили махнуть
рукой, пусть, мол, как пауки в банке, друг друга перекусают.
  Да, видно, просчетец вышел - расколотилась банка. И расползлись ее
обитатели кто куда. Ищи-свищи. Может, и вправду, кто помер... Только где в
округе скандал позаковыристей да погрязней - держи ухо востро: небось,
опять Горелая Тишь из-под земли огоньком полыхнула.
  У Тамары Павловны в девичестве фамилия была Лешак
- самая что ни на есть зловредная фамилия. Почитай, половина Горелой Тиши
в Лешаках ходила. Ну, а кто не Лешак, то уж обязательно Подколодный либо
Гнус, а уж на самый худой конец - Хмырь. Правда, было дело: как-то уж
совсем на болоте приладился жить мужичок, тоже пришлый, по кличке Упырев
Тятька, да так и сгинул без потомства на болоте безвестно. А как какая
шалость: корова ли в трясину забредет, мужик по пьяному делу в лесу
заплутает - все на Упырева Тятьку валят. Уж так повелось. Мол, он
безобразит, говорят, больше некому.
  Хотя было кому, ох, было! Правду сказать, только тем и занимались по
будням друг на дружку письма строчили, а по праздникам всем миром писали
коллективные, которые неизменно подписывали "группа товарищей".
  Одним словом, та еще деревенька. Так что хоть в Москву удирай, а от себя
не сбежишь. Но, надо отдать должное Томке Лешак, она дала тягу первая.
  В Москве она широкими шагами прошла путь от рядового дворника до
начальника ДЭЗа. Что ж, не она первая, не она последняя. И не туда люди в
Москве залетали! Впрочем, и у Тамары Павловны все было впереди. Как она
сама говорила: "Еще не вечер!". Тем более, начальник ДЭЗа, хоть и хлебная
должность, но сволочная... А тут еще заяц!
  Все, кто знал Тамару Павловну, предрекли ему бесславный конец в ординарном
жарком. Но прошла неделя, другая, а заяц, как ни в чем ни бывало,
разгуливал по двору и затевал скандалы по любому поводу. А когда как-то
вечером жильцы увидели Тамару Павловну, прогуливающуюся с зайцем на руках,
причем она нежно почесывала его за ухом, а он скалил передние зубы и
довольно урчал, то при виде этой необъяснимой идиллии даже самые отчаянные
пессимисты развели руками.
  Заяц отвоевал себе место под солнцем, хотя при таком-то солнце, как Тамара
Павловна, это казалось невозможным. Ох, неласковое это было солнце!
Радиоактивность у него настолько превышала норму, что никакой бы счетчик
Гейгера не выдержал, а тут заурядный заяц. Но в том-то и дело, что было в
нем что-то родное и близкое, что-то от Горелой Тиши... И впервые за долгие
годы жизни в Москве Тамара Павловна почувствовала себя по-настоящему в
своей тарелке.
  В день описываемых событий Тамара Павловна встала с левой ноги. Впрочем, в
этом нет ничего удивительного: она вообще была левша. Но все равно
неприятно. Примета пакостная. А надо сказать, Тамара Павловна в приметы
верила. И не успела она предпринять всех мер, нейтрализующих последствия
неудачного вставания, то есть поплевать три раза через плечо, чертыхнуться
и посмотреться в зеркало, как в квартиру ворвался Чингизхан с какой-то
банкой в зубах.
  - Ну ты, деловой! - окликнула его Тамара Павловна, но заяц стрелой внесся
в Генкину комнату. - А чтоб ты сдох! - пожелала она и направилась в
прихожую, где нос к носу столкнулась с сыном.
  - Генка, придурок, ты где шляешься? - поинтересовалась она.
  Привычный Генка на "придурка" не среагировал, а сразу направился в кухню,
где принялся методично разгружать холодильник.
  - Что, язык отсох? - взвизгнула Тамара Павловна, появляясь на пороге кухни.
  Так же молча Генка высунул язык, чтобы, очевидно, доказать, что мать
заблуждается. Язык был мокрый.
  - Ну, холера ясная! - возмутилась Тамара Павловна. - Он же еще дразнится!
Папочкины шутки! Засунь его себе, знаешь куда?!
  Судя по всему, Генка знал "куда", поэтому повернулся к Тамаре Павловне
этим самым местом и продолжил начатое занятие. Выгрузив из холодильника
сыр, колбасу, масло, кастрюлю вчерашнего борща, пакет молока, миску с
котлетами, два свежих огурца и банку с маринованными, он немного подумал и
добавил к этому пачку пельменей и три сосиски.
  - Ты все это собираешься съесть сразу? - Тамара Павловна поджала губы.
  - Постепенно! - наконец подал голос Генка. - Не спеша!
  - Проглот! - Тамара Павловна хлопнула дверцей холодильника.
  - Ага! Я тебя тоже люблю! - не остался в долгу Генка и принялся
расправляться с вынутой провизией. Действительно не спеша.
  Если бы Тамара Павловна родилась и выросла не в Горелой Тиши, как она сама
говорила: "В лопухах на болоте", и "Жила со свиньями", добавлял в свою
бытность Генкин родитель, то она, наверное, стала бы размышлять о том, как
сильны гены и еще о чем-нибудь умном, например, о нуклеиновых кислотах или
о механизме наследственности. Но пятнадцать лет в Москве никак не
отразились на ее горелотишинском кругозоре, и поэтому она подумала: "Ну,
Лешак, чистый Лешак" и вздохнула, вспомнив своего, недоброй памяти, папашу
- Пашку Лешака. Тот, бывало, и не так наворачивал, хотя у Генки выходило
очень похоже.
  Срезав слой подмерзшего масла толщиной в полпальца, он прилепил его к
ломтю хлеба величиной с башмак и уже было приладился покрыть это все тремя
круглыми кусками докторской колбасы, как вдруг хлеб невероятным образом
скользнул к краю стола и тяжело, как жаба, плюхнулся на пол. Маслом вниз!
  И тут же по всему дому зазвенело: лопнула и разлетелась тарелка на
сушилке, сам по себе развалился на две половины стакан, и молоко из него
тугой струёй брызнуло вверх, чайник сорвался с плиты и, запрыгав боком по
кухонному столу, на всем скаку врезался в хлебницу, откуда, как из рога
изобилия, посыпались трехкопеечные булочки. В комнатах что-то падало и
билось.
  Тамара Павловна, еще не понимая что происходит, ринулась туда. В гостиной
был полный разгром, и хотя все продолжало падать и биться на мелкие куски,
обнаружить причину этого странного явления Тамаре Павловне и здесь не
удалось. Тогда она рванула дверь в Генкину комнату и застыла на пороге...
  Там, посреди дикого кавардака, сидел окруженный серебристо-оранжевым
сиянием Чингизхан и передними лапами изо всех сил колотил по принесенной
им банке.

                                  Глава 11

  ОЧЕВИДНОЕ-НЕВЕРОЯТНОЕ

  О, сколько нам открытий чудных...
  А. С. Пушкин
  Уже прозвенел звонок, а Валерки все не было.
  - Что бы это значило? - мучительно думал Юрка. - Может, с ним там что-то
случилось? С них станется... Эх, не нужно было оставлять его одного...
  Картины, одна кошмарнее другой, возникали перед Юркиным внутренним взором.
Тут было все: и обрывки из детективов с таинственными убийствами, и
Бермудский треугольник, и чужая враждебная цивилизация - словом, полный
набор.
  - Что делать? Что делать? - как дятел стучало в мозгу.
  Ответ пришел сам собой: "В известность поставить надо! Кого? А кого
следует! Там разберутся..."
Юрка оглядел класс.
  Пользуясь тем, что учителя до сих пор не было, ребята веселились вовсю.
  - Эх, дурачки, дурачки, - почему-то с жалостью подумал Юрка, - ничего-то
вы не знаете!..
  И тут же решил:
  - Нужно им сказать! Иди знай как дело обернется. Могу и не дойти... - он
мужественно сжал скулы и выпятил подбородок.
  - Ребята! - в Юркином голосе звенел металл. - Они прилетели!
  - Давно уже! - тут же, как будто давно ждал этого заявления, отозвался
Витька Павлов. - В марте! А ты только заметил?! Ну доходит до тебя,
Соколов, как до жирафа.
  Юрка опешил.
  - А ты откуда знаешь? И почему именно в марте? - растерянно спросил он.
  - Так это же все знают! - ехидно ухмыляясь, ответил Витька, - Они всегда в
марте прилетают. Официальный факт. Даже картина такая специальная есть.
"Грачи прилетели" называется...
  - Ты, Витенька, - остряк-самоучка! - разозлился Юрка. - Тут дело серьезное!
  - А по-твоему, миграция перелетных птиц это шутка?! - продолжал изгаляться
Витька. - А представь себе, что они не прилетят? Экология нарушится! И
знаешь, что будет?
  - Знаю! - мрачно сказал Юрка. - Если ты сейчас не замолчишь, то схлопочешь!
  Но Витька, почувствовав интерес одноклассников, которые мало-помалу
утихомирились и начали прислушиваться к происходящей дискуссии, закусил
удила.
  - Может ты, Соколов, вообще против охраны окружающей среды? - нахально
вещал он. - А так же четверга, пятницы и Робинзона Крузо?
  Класс заржал.
  И тут Юрке в голову пришла совсем уже взрослая мысль:
  "Почему у глупости такой веселый вид? - подумал он. - Тут бы плакать, а мы
смеемся..."
Хотя сам-то он не смеялся. Не до смеха ему было. Уж больно его эта
последняя мысль напугала. Еще вчера ни за что бы такая ему в голову не
пришла. Хихикал бы со всеми над шуточками Витьки Павлова и в ус не дул.
Впрочем, откуда у него усы? Нет у него никаких усов!.. Стоп, стоп! При чем
здесь усы?.. Ни при чем! Точка. Дело в том, что не похож он стал сам на
себя. Мысли разные в голову приходят. И уходят. Спокойно. Ничего никуда не
уходит. Все они здесь. В голове. Никуда не делись. Толкутся в беспорядке.
Надо бы их, родимых, в систему привести!.. Надо же, еще одна мысль. Ну
совсем неожиданная! Как-будто бы опять кто-то за него другой подумал.
  Но система - это хорошо. Без нее, пожалуй, не разобраться. Попробуем по
порядку.
  Итак!
  Гроза кончилась. Потом в районе произошла утечка. Встало метро. Это -
факт. Троллейбусы тоже стали. И лифты. Значит, энергии грозовых разрядов
не хватило... Так, так... Если энергия была необходима, чтобы изменить
его, Юрку Соколова, то цель уже, пожалуй, достигнута... Почему,
собственно, достигнута? Кто может сказать какова конечная цель? И чья?
  Как чья?
  Конечно же бабки Мотри! И петуха. Как резидента-инспектора. Бред какой-то.
При чем здесь петух?! Это уже точно не моя мысль! Валеркина... А он-то сам
где? Может и он в эту мясорубку ненароком угодил?.. Ну конечно же!
Энергии-то недаром не хватило! Рассчитывали на одного, а тут второй
подвернулся. Вот и не хватило. Возможная вещь? Естественно! А на полпути
останавливаться нельзя, могут последствия быть. Нежелательные. Со
здоровьем, например. Вот поэтому и утечка... Так, пожалуй, все сходится...
  Но вдруг, как снег на голову, свалилась еще одна мысль:
  "А что, если и этой энергии не хватило?"
Дальше думать не хотелось. Невольно представлялась операционная, где на
белом столе под светом мощных ламп лежит голый беспомощный Валерка в
сложном переплетении трубок и проводов, ведущих к разным мудреным
аппаратам, и вдруг лампы начинают медленно гаснуть, искусственное сердце
по инерции совершает еще несколько слабых ударов и останавливается...
  Нет! Жизни без Валерки он себе представить не мог.
  - Соколов?! - вдруг услышал он и очнулся. Против него стоял Витька Павлов
и внимательно его разглядывал. - Ты что-то на себя сегодня не похож,
Соколов... - задумчиво сказал он и покачал головой.
  Тоже, открыл Америку! Это Юрка понял уже и без него. Вот что с этим
делать, еще не знал.
  - На тебя что, перемена погоды так повлияла? - продолжал выяснять Витька.
  - Знал бы ты, что на меня влияет! - в сердцах подумал Юрка. Но рассказывть
об этом ребятам ему почему-то уже расхотелось. Он вдруг почувствовал себя
намного взрослее их. - Сам разберусь! - решил он. - Что же на меня даром
столько энергии угрохали?! Вот только бы с Валеркой все утряслось...
  И в этот момент в класс вошел Валерка.
  У Юрки сразу от сердца отлегло. - Ну, теперь порядок! - подумал он. -
Вдвоем мы с этим в два счета справимся, тем более измененные... Кстати,
он-то как?!
  Юрка внимательно пригляделся к другу. Да, и с ним что-то было не так.
Что-то неуловимое, чего Юрка никак не мог ухватить.
  - Ладно, потом разберемся, главное, жив и здоров! - подумал он и только
хотел спросить, как Валерка до школы добрался, но тут, как назло, встрял
остряк Витька.
  - Слыхал, Ерохин, прилетели! - объявил он.
  - Прилетели! - каким-то незнакомым голосом подтвердил Валерка и дернул
щекой.
  И только тут Юрка понял, что же с Валеркой не так: знаменитая ерохинская
родинка переместилась из-под правого глаза под левый, как будто всю жизнь
там и была...

                                  Глава 12

  СЕДЬМАЯ ВОДА НА КИСЕЛЕ

  Мама, а какая у кастрюли фамилия?
  Детский вопрос

  Ежели и был в Горелой Тиши самый пустячный человечишко, то, ясное дело, -
Семка Хмырь. Вот бывает же такое, хоть фамилию три раза меняй, а все равно
всем с первого взгляда видать, что Хмырь. Так и не глядел никто, чего
глаза-то зазря бить? И так ясно - прорва.
  Чего осталось в наследство ото всех Хмырей (хотя и Хмыри, а накопили
порядочно), так в той прорве и сгинуло. А уж как всех поразнесло по свету,
один Семка в Горелой Тиши и остался - в себя прийти не мог. Он да еще
Упырев Тятька, что в болоте сгинул.
  Чего Семка годов десять делал - неведомо, одно известно - при Горелой Тиши
был безвыездно. То ли горе мыкал, то ли ума набирался. Однако в году эдак
семьдесят шестом, одна тысяча девятьсот, естественно, - был и сплыл. В
буквальном смысле слова. В паводок. Снесло его к морю вместе с избой да на
новом месте и поставило. А он и не заметил, потому что спал. Чего еще
делать в Горелой-то Тиши... На новом же месте не до сна стало. Как
подменил кто Семку Хмыря. И сказать нельзя что за ум взялся - не за что
было. А так, случай ему вышел. Одно слово: фортуна!
  Закрутила, завертела... Словом, как вода схлынула, да Семка глаза ото сна
продрал, глядь, а изба посреди сада стоит. Деревьев не так уж много,
десятка два, два с половиной всего. Только не простые это были деревья.
Семка и глазом моргнуть не успел, как на них уже мандарины повысыпали.
Видимо-невидимо. Как прыщи.
  И что интересно: сад, вроде, ничей, то есть хозяев нет.
  Начисто.
  Недаром же говорят: "Дуракам - счастье". А оно, как опять же говорят, не в
деньгах... Однако, и деньги Семке сразу привалили. И немалые. Ну, он их
мало-помалу и брать начал. Не совсем же он дурак. Кто же от своего счастья
отказывается, а тем более от денег? Смирился. И зажил. Хотя в той же избе,
но с размахом.
  Сначала купил чего самому хотелось. А денег все не меньше становится, а
ежели как следует подсчитать, то вроде даже и больше. Только Семка сам со
счету сразу сбился, а другого никого к этим деньгам близко не подпускал.
Не совсем же он дурак.
  Но, с другой стороны, девать-то их куда-то надо, не стены же оклеивать! И
стал Семка покупать чего люди советовали, чтобы не хуже, чем у этих людей
было. Одно купил, другое, то да се... Уже и третье было собрался, а его,
как назло, в ихних краях ни за какие деньги не достанешь. Он уж и у
соседей перекупить пытался. Цену всякую предлагал, но тем и самим надо.
Потому что ежели этого нет, перед людьми стыдно.
  И пришлось Семке в Москву ехать. А что делать? Он как рассуждал? И до него
горелотишинцы в столицу ездили. Сколько раз. За три-то века... А кое-кто и
до сих пор в ей, родимой, живет. Официально. Томка Лешак, к примеру. Тоже
родня, ежели глядеть в корень. Потому в Горелой Тиши - кто кому только не
родич. Томкина маманя, царство ей небесное, сама из Хмырей была. И ежели
бы он, Семка, по молодости лет ушами не хлопал да собакам хвостов не
крутил, еще бабушка надвое сказала, была бы Томке фамилия Лешак, али
никуды б она из Хмырей не делась. А может, и вообще бы не значилось
таковой в числе столичных жителей. Ввиду нерождения...
  Опять же: фортуна!
  Но как бы тут не стало, чего там гадать: было, не было, когда судьба Семке
не вышла перебежать дорогу Пашке Лешаку. Кишка тонка...
  Бог с ним, дело давнее. Однако по мамане он Томке Лешак всяко выходит
родич. А значит, ежели в столицу занесло, то само собой, у кого ж
останавливаться, как не у нее.
  Тем более то, чего ему надо было, по слухам, раза три в месяц выбрасывали
в магазине, что от Томки за четыре дома стоял. А ежели не там, то где ж
еще достать? Разве что с рук.
  Так что Семке, как не крути, а к Томке дорога лежала прямая, хотя и
неблизкая: сначала из аэропорта на экспрессе, потом в метро с двумя
пересадками, а там уж рукой подать - остановку на обычном автобусе. Всего
часа два с половиной.
  Можно было, конечно, такси взять, денег навалом. Но Семка, по дурости,
всю-то пачку к поясу штанов с обратной стороны булавками попристегивал. Не
посреди же аэропорта их оттудова доставать. Народу-то кругом. И все
шасть-шасть, туды-сюды, сюды-туды... Уследи за ними. Тут не то что деньги,
кисет достать боязно. Не совсем же он дурак.
  Ну и поплелся на перекладных. По дороге всякого насмотрелся. Особенно под
землей. Чего только люди с собой не везли! Тут рань-ранняя, магазины едва
открылись, а они уже полные руки тащат.
  - Бедовый народ в эту столицу ездит! - подумал Семка и поплотнее деньжата
к телу прижал. А сам дальше поехал.
  Ехал, ехал, уже к концу стал подъезжать, даже остановку нужную объявили,
следующая, мол. Ну ладно, поехали и вдруг дзынь-дрызг, стоп и ни с места...
  И, главное, темно!
  Семка поначалу не шебуршился, потому что подумал: "Кто их знает в ихней
столице, может, оно так положено..." Только за пояс еще сильнее схватился,
от греха подальше, мало кому в темноте чего в голову взбредет...
  Ну и народ рядом тоже не сразу гвалт поднял, видно, ко всякому попривык.
Но мало-помалу заволновались. Вагон-то уже минут пять стоит, как
вкопанный, без света и ни гу-гу...
  Бабы, те сразу в визг, чтобы, стало быть, наверстать, что всю дорогу молча
стояли. Ну и мужики, в свою очередь, не отставали. Что же, даром
равноправие?!
  Так что Семка в первый момент оробел даже, но потом Горелая Тишь свое
взяла, и он вступил:
  - Нет такого закона, - заорал, - чтоб человека в темноте держать, когда он
свой пятак чин-чинарем заплатил. Теперь, значит, хоть до закрытия катай,
пока сам наверх не запросился!
  - Чего кататься-то?! - народ вокруг еще более зашумел, но теперь уж на
Семку. - Делов других нет?!
  - Тише, товарищи! - загудел кто-то в темноте, невидимый, но, судя по басу,
солидный и выступать перед народом привыкший. - Так просто нас тут держать
бы не стали. И свет бы не выключили...
  - А что? А что? - завизжала рядом с Семкой какая-то баба ненормальная.
Хоть и темно, а сразу видно, что психопатка.
  - Что-что... - ответил тот же бас. - Диверсия - вот что! Или чего похуже.
Того и гляди, как бабахнет!..
  Что тут началось! Ежели никогда не слыхали чего в курятнике творится,
когда туда хорек забрался, то и не представите. И деться некуда. Все
плечом к плечу стоят и друг на друга орут. Невзирая на лица. Потому что
темно.
  Семка тоже поорал для порядку, но как увидел, что от того крику толку
чуть: кричи не кричи, а на кого кричишь - все равно не видно, то есть
удовольствия никакого, - он и замолк. И дальше уже молча стоял -
соображал, чего это ему дома не сиделось...
  Постепенно и остальные приумолкли; то ли о том же задумались, то ли просто
о жизни - неважно, только факт, завздыхали поочередно.
  Семка же вздыхать не стал, потому что мысль ему одна в голову пришла: если
им тут долго сидеть придется, то чем они дышать будут, ежели уже сейчас не
продохнешь?
  - Чего развздыхались, родимые?! - завопил он. - Ежели воздух так почем зря
расходовать, того и гляди на всех не хватит! А ну, дыши аккуратнее. Не
части!
  Тут весь вагон дыхание затаил и стал воздух экономить, чтоб на дольше
хватило.
  Неизвестно, что бы из этой экономии вышло, так как поезд все же минут
через десять тронулся и еле-еле до станции дотянул. А там, хоть свету
чуть, а до выхода добраться можно. Так что, как только двери раскрылись,
все в разные стороны побежали. Как-будто их нормы ГТО сдавать заставили.
  Семка тоже поднажал и, надо сказать, многих обогнал. Так на полном ходу в
нужный автобус и заскочил. А тот сразу с места рванул, потому что он на
бензине, ему электричество до лампочки.
  Одним словом, до места Семка с горем пополам добрался. А тут и вовсе
несусветные дела начались. Не успел он в арку Томкиного дома сунуться, как
к нему подлетел паренек: прическа "ежиком", глаза бегают, а сам кричит:
"Дяденька, держи вон того, он инопланетянин!"
А за ним, действительно, еще один топает, повыше, правда, но на хулигана
не похож. А уж тем более на иностранного какого, пацан как пацан.
Лопоухий...
  А тот, первый, ни с того ни с сего Семку вдруг за талию схватил, вроде за
ним от второго прячется. Все бы ничего, но у Семки-то деньги в поясе. Ну и
врезал он тому, первому, по шее. Не сильно, а только чтобы за талию
хватать перестал, но вдруг слышит сзади:
  - Ты что же, ирод, дитя по шее стучишь? Хмырь было оглянуться решил, да не
успел, кто-то его изо всех сил в затылок клюнул.
  - Банда! - подумал Семка и мысленно уже с деньгами распрощался. - Хоть бы
жить оставили! И то ладно... - Бросил он чемоданчик на землю, а руки
кверху задрал.
  - Чего руки повытягивал? - спросил тот же голос. - Лучше б их не
распускал! - и опять его кто-то клюнул. Ну уж тут Семка не выдержал.
Оглянулся!
  И увидел бабку. От горшка два вершка. И петух с ней рядом.
  - Нет, не банда, - решил Семка. - Что ж я и вправду грабли позадирал?! - и
руки у него зачесались. - Ты чего ж это, бабка, - спросил он скрипучим
голосом, - петуха на живых людей спускаешь? А ежели я ему, не
разобравшись, шею сверну запросто?!
  Но бабка на это его выступление ноль внимания, только глазами сверк, ну
чисто ведьма, так что Семка аж присел, а она к пацанам прицепилась. Как
репей. Чего это они, мол, не в школе...
  А те от нее, как от чумы, в разные стороны. Ну и Семка чемоданчик в руки и
дай бог ноги, только уж в третью сторону - под арку и в парадное. Сам не
чаял, как до Томкиной квартиры добрался. Даже не отдышался. Позвонил...
  А оттудова, из-за двери, и звон тебе, и грохот, и даже вой какой-то - так
что хоть назад беги. Но там-то бабка с петухом.
  На что Семка толстошкурый, но и его эти столичные неприятности до сердца
достали. Схватился он за него и подумал:
  - Это что же они все разом с ума посходили в ентой своей Москве? Куды ж
это милиция смотрит?
  Но тут дверь распахнулась настежь, и какая-то сила буквально всосала его в
квартиру, как пылесос тряпку.

                                  Глава 13

  ЗНАМЕНИТАЯ НЕЗНАКОМКА

  Не в свои сани не садись
  Пословица

  Есть исторически узаконенные красавицы. Никому не придет в голову
усомниться в красоте Венеры Милосской или Монны Лизы. Даже тем, кто знает
о них понаслышке.
  Красота остальных спорна. Одним нравится Софи Лорэн, другим София Ротару...
  Генке "Саксофону", например, однажды понравилась девушка с обложки журнала
"Советский экран". Смертельно. Как выяснилось, это была артистка Тамара
Акулова. Вот так...
  Все бы еще ничего, но журнал-то был библиотечный, да к тому же аккуратно
подшитый в стопку с другими номерами, где на обложках фотографии других
артисток, а так же артистов.
  Как Генка изымал девушку своей мечты из этой блестящей кинокомпании - уже
другая, довольно длинная история. Факт, что изъял. Ну и, естественно,
повесил. На видное место. На то самое, где раньше висел цветной портрет
самой Тамары Павловны. Так вот, "Саксофон" портрет снял, а обложку с
мечтой повесил...
  Часа два потом Генка не мог глаз оторвать от прекрасного лица. А так как
актриса, когда снималась, кокетливо посмотрела в аппарат, то получалось
так, будто бы они пялились друг на друга, словно в "гляделки" играли.
  Тамара Павловна, пришедшая с работы, разрушила эту идиллию. Генка очнулся
и, взглянув на мать, понял, что происходит, когда в мечты грубо врывается
реальная жизнь.
  Говорят, есть такая примета, что когда окажешься между двумя женщинами с
одинаковыми именами, это к счастью - загадывай желание.
  Врут!
  Очутившись между двух Тамар, Генка почувствовал себя неуютно. Тамаре
Павловне Тамара Акулова как-то сразу не понравилась. Для порядка она тоже
поглядела на нее. В упор. Минут пять глядела. А потом порвала обложку с
кинокрасавицей на мелкие кусочки.
  Одним словом, на вкус и цвет товарищей нет. А тем более подруг...
  Однако нет правил без исключений. И надо же, чтобы это исключение пало
именно и на без того смятенные головы Валерки и Юрки. Как гром с ясного
неба. Хотя случилось это почти за месяц до майских гроз. Видно и вправду -
беда не приходит одна...
  Очень трудно писать о любви. Тем более о первой. А если она с одной
стороны неразделенная, а с другой - одна на двоих, то и вовсе не знаешь с
какого конца подступиться...
  Так что тут придется рассказывать, как Бог на душу положит, так как дальше
излагать эту историю без Лики Волковой невозможно.
  Юрка и Валерка влюбились в нее одновременно, с первого взгляда и на всю
жизнь.
  И было из-за чего. В тот момент, когда они впервые ее увидели, Лика вела
прицельный огонь из рогатки по неприятному типу в шляпе. Да так метко, что
после каждого выстрела эта шляпа слетала с него и падала на асфальт. Тип
при этом вел себя странно: совсем не возмущался, он терпеливо раз за разом
поднимал шляпу и сажа ч ее назад на голову. И все это происходило среди
бела дня на людной улице. Прохожие спешили по своим делам, предоставляя
странному типу самому разбираться со своими проблемами.
  И только Валерка с Юркой как остановились, так и застыли как вкопанные, не
спуская глаз с новой Дианы. Поэтому они упустили момент, когда с типом
произошла разительная перемена. После очередного удачного выстрела он,
вместо того, чтобы поднять свою многострадальную шляпу, с криком:
"Хулиганка! Держи ее!" - бросился за прекрасной обладательницей рогатки.
  Но тут Юрка не оплошал, моментально среагировав, он успел выставить ногу
и... тип упал. Встал он слегка озадаченный, сразу было видно, что
появление здесь двух поклонников хулиганки совсем не входило в его планы.
  - Вы-то откуда взялись?! - спросил он, широко открыв голубые глаза.
  И тут Юрка с ужасом увидел, что вовсе это никакой не тип, а известный
киноактер. Мгновенно измерив глубину своей ошибки, он изо всех сил дернул
за рукав, готового сражаться до последнего вздоха, Валерку и поволок его
за собой. Тот, ничего не поняв, пытался сопротивляться, но Юрка был
сильнее и ему, хотя и с трудом, но все же удалось затащить друга за угол.
Девочка, глядя им вслед, весело хохотала, размахивая рогаткой.
  И вот с тех пор образ прекрасной незнакомки никак не выветривался у друзей
из буйных голов, острой иглой застрял в сердцах, и, можно сказать,
круглосуточно стоял перед глазами.
  Правда, незнакомкой она оставалась номинально, так как на прошлой неделе в
передаче "Кинопанорама" о ней рассказал кинорежиссер Эльдар Рязанов. Он
назвал ее "восходящая звезда" и Юрка с Валеркой тяжело вздохнули каждый у
своего телевизора.
  Да, положение было хуже некуда. Оставалось, разве что письма писать на
киностудию детских и юношеских фильмов, где она сейчас снималась. Мол,
дорогая Лика, я такой-то и такой-то категорически предлагаю начать дружить
немедленно. Но с одной стороны не одни они такие умные, а с другой - это
каким же дураком надо быть, чтобы писать такие письма.
  Короче, писем они так и не написали. И любовь их, вплоть до настоящего
момента, оставалась неразделенной, безответной и безнадежной...
  И поэтому, когда Юркин двойник перекрыл Валерке все пути к отступлению, он
сразу почему-то подумал: "Ну вот, с Ликой так и не познакомился! Если
выберусь из этой карусели, первое что сделаю - найду и познакомлюсь..."
Вроде, как обет дал... Дал-то он дал, только как тут его исполнишь, когда
стоит перед тобой неведомо кто, хотя видом вылитый Юрка, и неизвестно чего
требует?!
  И, как назло, кругом ни живой души. В другое время не протолкнуться:
старухи по лавкам у подъездов сидят, лясы точат, а то и "козла" забивают,
мелочь всякая пузатая щебечет - на резинках скачет или в песке возится,
мамаши с колясками прогуливаются - а тут хоть шаром покати. То есть,
значит, на помощь -о стороны рассчитывать не приходится. Только на свои
силы. Как физические, так и умственные.
  Но с другой стороны, как тут на них надеяться, когда тебя в угол загнали и
в безвыходное положение поставили. Или даже, скорее, посадили... Потому
что Валерка, как сел на скамейку, так и сидел, отдышаться не мог. Да и,
честно признаться, ноги не держали от страха. Гнулись. В коленях. А в
остальных местах были как ватные.
  Но, надо отдать ему должное, он все это время изо всех сил старался
собраться с духом. Правда, пока что его старания пропадали даром. Потому
что этот, неведомо кто, с самого начала, как начал поговорками сыпать на
чисто русском языке, так никак остановиться не мог. Что пугало Валерку
почему-то особенно сильно.
  Поговорки все были, как на подбор, морально-этического содержания и после
каждой Юркин двойник добавлял: "Не укради!" - с каким-то особенно
укоризненным выражением. Как магическое заклинание.
  Когда он произнес "Не укради!" в десятый раз, Валерка, наконец, сообразил,
что видимо, не случайно это. Судя по всему, у двойника что-то пропало и он
эту пропажу каким-то образом связывает с ним, с Валеркой Ерохиным. Теперь
бы еще уяснить: каким?
  - Ничего такого я не брал! - выдавал из себя Валерка. Под словом "такого"
он имел ввиду "инопланетного".
  Но настырный ЛжеЮрка продолжал талдычить: "Не укради!" - раз за разом,
теперь уже не перемежая этого страстного призыва пословицами и
поговорками. Может они у него иссякли, или он просто решил, взяв быка за
рога, не отпускать.
  - Да что не укради-то?! - взмолился Валерка. - Хоть намекни какое оно?
Нарисуй, что ли...
  Мольба, очевидно, дошла. Двойник замолчал, пошарил вокруг себя глазами и,
подобрав с земли обломок кирпича, принялся что-то быстро чертить на
асфальте.
  Валерка поначалу не знал, что ему делать, но потом заинтересовался, хотя в
творчестве двойника ровным счетом ничего не понимал. Обломок кирпича с
необыкновенной скоростью чиркал по асфальту и без того сложная конструкция
обрастала все новыми дополнительными схемами развернутыми в нескольких
плоскостях, а так же многоступенчатыми, замысловатыми формулами. Валерка
глядел на них, как баран на новые ворота, и вдруг поймал себя на мысли:
"Елки-палки, да это же, можно сказать, первый контакт с внеземной
цивилизацией!.. И надо же, вступил в него не кто-нибудь, не академик
какой-то, не политический деятель, не даже Юрка Соколов, который в их
дружбе, надо сознаться, всегда играл первую скрипку, а он, Валерка
Ерохин!.."
Только вот понять бы: вступил или не вступил?
  Потому что контакт, как не крути, вещь двусторонняя. А он, честно говоря,
в инопланетных чертежах ни уха, ни рыла...
  И тут Валерка подумал, что член-корреспондент каких-нибудь
физико-математических наук на его месте все же был бы полезнее для
отечественной науки. Но на нет и суда нет. За неимением гербовой, пишут на
простой... Черт, заразил его этот двойник что ли?! Прямо пословицемания
какая-то... Одним словом, своими силами надо выкручиваться!..
  Валерка поднял с земли еще один обломок кирпича, благо микрорайон не так
давно сдали в эксплуатацию, так что этого добра вокруг хватало, и начал
все свои знания в точных науках вываливать на асфальт.
  - Что ж, - думал он при этом, - чем богаты, тем и рады... Мал золотник, да
дорог... - и еще почему-то: - Маленький, да удаленький...
  Двойник оторвался от своих рассчетов и уставился на Валеркину писанину
широко открытыми серыми юркиными глазами.
  Тут было все: начиная от дважды два - четыре, кончая формулой этилового
спирта.
  Валерка перевел дух и задумался, чего бы еще такого написать, как вдруг
увидел, что в глубине арки появился невысокий человек в большой кепке и с
чемоданчиком.
  Валерка обрадовался.
  - Один в поле не воин! - подумал он. - Одна голова хорошо, а две лучше! -
и бросился навстречу человеку.
  Двойник припустил следом.
  - Дяденька! - закричал Валерка. - Держи инопланетянина!
  От неожиданности незнакомец вздрогнул и начал размахивать руками,
отбиваясь от прилипшего к нему Валерки. И даже по шее ему врезал. Но
Валерка на удар не среагировал, так как вдруг увидел, что в арку не спеша
вошла бабка Мотря. Вместе с петухом. Оказавшись между двух огней, Валерка
в панике заметался.
  - Попался, как кур во щи! - в тоске подумал он. - Коготок увяз, всей
птичке пропасть... - он глянул в сторону двойника.
  Но реакция ЛжеЮрки на появление бабки Мотри была такой, как будто он был
настоящим. При виде ее он застыл и глаза у него в страхе забегали. А когда
петух налетел на человека в кепке и клюнул его в крепкий затылок, Юркин
двойник и вовсе скис.
  - А может никакой он не двойник! - подумал Валерка. - Просто
воздействовали на него электричеством, воздействовали и вот - добили:
через стены ходить стал и поговорками разговаривать...
  А когда он это подумал, то сразу испугался - мать честная, так ведь и у
меня в голове сплошные поговорки: "У семи нянек дитя без глазу", "Семь
одежек и все без застежек", "Без окон, без дверей - полна горница людей".
Ну вот, теперь уже и загадки начались... Так они уже давно начались, как
только Юрка ему про бабку Мотрю выложил. И еще какие. Одна другой
загадочнее... Интересно, а я могу через стены ходить? Или только Юрка? Вот
бы здорово было!.. Или, скажем, раз и в школе! - Валерка попробовал
сосредоточиться. Напрягся изо всех сил... Глаза зажмурил... но в школе не
оказался. И даже с места не сдвинулся.
  - Нет, этого еще пока не могу! - с сожалением подумал он.
  Но тут бабка, как будто мысли его подслушала, впрочем, может и подслушала,
с нее станется, но как бы там ни было, допытываться начала, чего это они с
Юркой не в школе?
  Ну тут двойник как припустил! Со всех ног. И Валерка тоже, только в другую
сторону.
  Бежал и думал: "Нет, все-таки он, наверное, настоящий!"

                                  Глава 14

  ИСТОРИЯ С ГЕОГРАФИЕЙ

  Есть много в мире, друг Горацио, что недоступно нашим мудрецам
  В. Шекспир. "Гамлет"

  Юрка еще глазами не перестал хлопать, глядя на Валеркину родинку, как в
класс вбежал запыхавшийся учитель географии Дмитрий Юрьевич.
  - Представляете, метро встало! Говорят на линии утечка! - сообщил он с
порога. - Странные дела творятся, не заметили?
  - Заметили? - пробурчал Юрка. Дмитрий Юрьевич обожал монологи, поэтому на
эту реплику внимания не обратил.
  - Как вам нравятся грозы? - продолжал он. - Явление, с одной стороны,
природное, но ежели в нем начинают наблюдаться подобные анамалии, невольно
задумываешься: а все ли в порядке в этой самой природе? Как только человек
перестал ждать от нее милостей, и ей, родимой, на милость рассчитывать не
приходится. Она свое по-старинке гнет, а мы свое. На основании последних
научных данных. И долго ли еще так будет продолжаться - неизвестно! Мне
иногда кажется, что Конан Дойль был прав: наша Земля - это большое
животное, которое пасется в просторах Космоса. Его профессор Челенджер
заставил ее вскрикнуть. В порядке научного эксперимента. То есть, чтобы
доказать, что она живая. Бурил он ее, бедную, до тех пор, пока не задел
какой-то нерв, вот она и завопила... У этого ненормального сегодня много
последователей. Чего только с нашей Землей не выделывают... Видели, как
слепни корову жалят? Она стоит, сено жует и только кожей подергивает, пока
один какой-нибудь, особенно прыткий, не вгрызется поглубже... Тут она
хвостом - бах! ... И нету. Мокрое пятно. Вот так и Земля когда-нибудь
стряхнет нас с себя и пятна не останется. Хотя возможно, что и мы ее еще
раньше... вместе с собой... И тоже следа не останется... - Дмитрий Юрьевич
вздохнул и задумался.
  Класс молча ожидал продолжения.
  Монологи Дмитрия Юрьевича в школе любили. Хотя, на первый взгляд, они
носили отвлеченный характер и не имели к предмету, который, по его
выражению, он "имел честь преподавать", никакого отношения, тем не менее
слушали его всегда с интересом, так как мысли он высказывал странные и
неожиданные. Впрочем, как и все, что он делал...
  Например, свой первый урок в Юркином классе Дмитрий Юрьевич начал с того,
что зачитал ребятам сцену из фонвизинского "Недоросля", где мамаша
Митрофанушки утверждала, что география - это наука для почтальонов. И тут
же всем предложил стать почтальонами и заняться доставкой писем в разные
концы света. Все, естественно, согласились. Кто ж откажется вместо урока в
игру поиграть?
  Но, оказалось, что быть почтальоном не так-то просто: нужно выучить не
только географию, но и язык, и обычаи, и нравы той страны, в которой ты
разносишь письма. Дмитрий Юрьевич утверждал, что почтальон должен очень
много знать, а уметь еще больше. По его словам выходило, что настоящие
почтальоны, доставляя почту, сражаются с дикими животными, с риском для
жизни преодолевают пороги горных рек, крутые перевалы, непроходимые лесные
чащи, переходят пустыни и мчат в тундре на собаках, перенося стужу и
холод, оказывают первую помощь и выручают из беды всех пострадавших,
отражают нападения бандитов и ухаживают за детьми - одним словом, всего и
не перечислишь. Кроме этого, они прекрасно танцуют народные танцы, поют
песни и читают стихи...
  Сам Дмитрий Юрьевич все это проделывал так лихо, как будто всю жизнь
прожил в стране, о которой рассказывал.
  - Путешествовать можно, - утверждал он, - не выходя из дому. Мысль - самый
совершенный вид транспорта. Когда-нибудь человек оседлает эту силу и
тогда... Однажды Дмитрий Юрьевич целый урок рассказывал о том времени,
когда человек сможет перемещаться в пространстве одной только силой мысли.
В его рассказе было столько ярких подробностей, что можно было подумать,
что он только вчера вернулся из этого времени. Впрочем, и о прошлом он
рассказывал столь же уверенно.
  - Наши с вам предки, - с этих слов обычно начинался его рассказ о прошлом,
- отражая нападение Степи, так они называли племена хазар, примерно в
шестом веке начали создавать постоянные дружины. Тогда, чтобы стать воином
нужно было пройти суровое испытание: юношу отводили за три дня пути от
лагеря, а он должен был незаметно вернуться назад, обойдя все секреты,
заслоны и дозоры. А не допустить его назад в лагерь старалась вся дружина.
Вы представляете какими качествами нужно было обладать, чтобы пройти это
испытание? Вся юность молодых воинов проходила в непрерывной тренировке.
Они бегали, привязав к ногам тяжелые камни. По десять-двенадцать часов
ежедневно. Воеводы и старые воины учили их сражаться двумя мечами, поэтому
левая рука у них действовала не хуже, чем правая. Их так и называли -
двурукие воины. Однажды отряд из двухсот таких воинов под командой воеводы
дошел до самой Византии и завоевал Константинополь. И никто не смог их
остановить, настолько это была непреодолимая сила, двести человек
сражаются, как один организм. Очевидно, оттуда и пошли легенды о
многоруком чудовище... Дмитрий Юрьевич еще долго рассказывал об этом
удивительном походе, о жизни двуруких воинов, о первых росских поселениях.
После этого урока ошеломленный Витька Павлов высказал предположение, что у
географа дома есть своя машина времени и он по ночам, а так же по
выходным, отправляется на ней то в прошлое, то в будущее. Несмотря на свою
фантастичность, эта идея нашла многих приверженцев, которые под тем или
иным предлогом старались попасть к Дмитрию Юрьевичу домой, чтобы своими
глазами удостовериться в существовании загадочной машины. Те, кому это
удавалось, никакой машины в квартире географа конечно же не обнаружили, но
от своей идеи не отказались. Самый ярый ее приверженец, можно даже сказать
создатель, Витька Павлов, говорил, что во-первых, машина может быть и
компактной, а во-вторых, в квартире Дмитрия Юрьевича, возможно, имеется
потайная комната, например, за одним из стеллажей с книгами, занимавших
почти все стены. Он сам видел такую в одном детективном фильме, название
которого, к сожалению, не запомнил. С Витькой соглашались и он старался
вовсю, придумывая все новые доказательства существования "машины
времени"...
  Поэтому теперь, когда Дмитрий Юрьевич заговорил о судьбе Земли, ребята
затаили дыхание. Кому, как не обладателю "машины времени", знать будущее!
А, согласитесь, каждому хочется в него заглянуть. Хотя бы одним глазком.
  Но рассказа не последовало, так как вдруг встал со своего места Валерка
Ерохин и, подойдя к географу, каким-то незнакомым голосом спросил:
  - Не могли бы вы поподробнее остановиться на природной сущности вашей
планеты? Кто такой Конан Дойль? Есть ли возможность познакомиться с
профессором Челенджером? Проверена ли досконально его гипотеза о том, что
ваша Земля живое существо или опыт с бурением послужил единственным
доказательством?
  Дмитрий Юрьевич опешил.
  Между тем Валерка как ни в чем не бывало продолжал:
  - Что касается утечки, должен принести наши извинения, к сожалению, у нас
не было другого выхода...
  - У кого это у вас? - наконец опомнился Дмитрий Юрьевич.
  - У нас! - повторил Валерка. - Коэффициент подобия... Энергия
преобразования...
  При последних словах Юрка вскочил со своего места и понимающе сказал:
"Ага!"
- Это все очень странно, Ерохин... - Дмитрий Юрьевич внимательно оглядел
Валерку. - И сам ты какой-то странный... Ты здоров?
  - Самочувствие в пределах нормы! - Валерка дернулся.
  - Странно... - повторил географ. - Ты мог конечно прочитать не все романы
Конан Дойля, но то что ты не знаешь автора Шерлока Холмса, - Дмитрий
Юрьевич развел руками, - этого я не ожидал.
  - Я вообще ничего еще у вас не знаю! - провещал Валерка и встал в какую-то
замысловатую и крайне неудобную позу. - Предлагаю обменяться информацией...
  - Что же ты можешь предложить в обмен, Ерохин? - усмехнувшись, спросил
Дмитрий Юрьевич.
  - Любую информацию, не входящую в список закрытой для цивилизаций типа
"ОуЗет"! - без запинки отчеканил Валерка и встал в еще более замысловатую
позу.
  - А Бермудский треугольник закрытая информация или открытая? - в восторге
завопил Витька Павлов.- Может ты, Ерохин, нам Америку заново откроешь
через окно в Европу?
  В классе захихикали.
  Валерка, не обращая внимания на смех, не шевелясь стоял в нелепой позе.
  - Очевидно, энергии все же не хватило! - пронеслось у Юрки в мозгу.- Несет
невесть что и перекорежило его, глядеть страшно... Хорошо хоть живой!
Могло ведь и хуже быть... - при этой мысли Юрка опять покрылся холодным
потом.
  - Дмитрий Юрьевич! - он подошел к неподвижному Валерке и попытался его
разогнуть. - Вы не обращайте внимания. Это на него влияют...
  - Дурное влияние улицы! - подсказал неугомонный Витька Павлов.
  - Засохни! - Юрка отмахнулся от него, как от надоедливой мухи. - Видите,
нехорошо ему! Энергии не хватило!
  - Острый дефицит! - не разжимая губ, откуда-то изнутри произнес Валерка. -
Отсутствие связи... Исчезновение объекта... Преобразователь... Последний
резерв... Вернуть объект...вернуть...вернуть... - и замолк.
  - Ерохин! - окликнул его Дмитрий Юрьевич. - Что с тобой? Валерка, не меняя
позы, молчал.
  - Валерка! - Юрка схватил его за плечо. Оно было неподвижное и холодное,
как мрамор.
  - Что происходит? - сурово спросил Дмитрий Юрьевич. - По-моему, это
неудачная шутка...
  - Это не шутка! - чуть не плача, воскликнул Юрка. - Я вам сейчас все
объясню... Это бабка Мотря и петух виноваты.
  При этих словах Валерка судорожно дернулся и вновь застыл.
  - Вот видите! - обрадовался Юрка.
  - Вижу! - хмуро сказал Юрий Дмитриевич. - Хотя к чему весь этот цирк
понять не могу...
  - Да не цирк это! - в отчаянии завопил Юрка и, встав на цыпочки, что-то
горячо зашептал на ухо Дмитрию Юрьевичу.
  Витька Павлов, подобравшись к ним почти вплотную, навострил уши, но его
любопытство осталось неудовлетворенным, так как кроме обрывков фраз, в
которых разобрал только "резидент-инспектор" и "неудачный эксперимент", он
ничего не услышал.
  Дмитрий же Юрьевич, пока Юрка шептал, слушал его внимательно, а когда он
закончил, недоверчиво покрутил головой, глядя то на Юрку, то на
неподвижного Валерку.
  - И ты считаешь, - наконец вымолвил он, - что я должен в это поверить?
Первое апреля, между прочим, давно прошло...
  Юрка разочарованно посмотрел на любимого учителя. От кого-от кого, но от
Дмитрия Юрьевич он не ждал такой реакции. И это тот самый человек, который
с таким жаром излагал подробности о перемещениях в пространстве силою
мысли и о походах двуруких воинов?..
  Дмитрий Юрьевич, как будто подслушав его внутренний монолог, смутился.
  - Понимаешь, Соколов, - он снял очки и нервно начал протирать носовым
платком, - я не утверждаю, что ты все это придумал, но может ведь и так
статься, что и тебя самого, некоторым образом, ввели в заблуждение... -
после этих слов Дмитрий Юрьевич решительным движением водрузил очки на нос
и громко приказал:
  - А ну-ка, Ерохин, отомри немедленно!
  Реакция Валерки была неожиданной. Он исчез. Как и не было.

                                  Глава 15

  ЗДРАВСТВУЙТЕ, Я ВАШ ДЯДЯ

  Дорки, наподорки, красная печать, назад не ворочать!
  Детская присказка

  Семка потом и вспомнить не мог, как его от земли оторвало и понесло.
Поначалу не спеша, как космонавтов, которых по телевизору показывают.
Кружатся они, как листья на ветру, и с теми, что на Земле, беседуют.
Однако, Семка молча летел, хотя и с открытым ртом. Как его в квартиру
втянуло, от удивления он его открыл, а вот теперь закрыть никак не
удавалось.
  Рядом же чего только не летало: и миски тебе, и кастрюли, утюг с
подставкой, шапки, обувь, шуба лисья и даже приемник с проигрывателем.
Одним словом, успевай уворачиваться. Семка и так, и сяк вертелся, как уж
на сковородке, но не углядел все-таки. Налетело на него с размаху что-то
мягкое и залаяло. Семка оглянулся и обомлел: мать честная, лает, а с виду
- заяц!
  В другое какое время может и принял его Хмырь за недоразумение. Игру
природы. А тут, когда такая свистопляска, иначе и не подумаешь, как -
нечистый!
  А потом и вовсе несусветное началось: из другой комнаты пацан вылетел, не
иначе, как Томкин. Летит, вокруг своей оси крутится, а сам норовит это
заячье недоразумение за уши поймать. А на роже бутерброд налип. За ним
сама Томка пронеслась. Верхом на стуле...
  Тут Семка сразу почему-то Упырева Тятьку вспомнил. Уж на что пакостный
мужичонка был, а до такого бесстыдства не доходил. Добро бы это в Горелой
Тиши происходило, там каждая вторая - ведьма, а тут же, как-никак,
столица. Да неужто нечистая сила по Москве так запросто среди бела дня
летает? А с другой стороны, когда же ей летать? По ночам люди кругом.
Соседи. А сейчас все по работам разбрелись. Летай в свое удовольствие.
Всей семьей.
  - Однако, я-то чего разлетался? - с неодобрением подумал Хмырь. - С какой
такой радости? За Хмырями эдакой резвости даже в Горелой Тиши не
наблюдалось. Другое дело Лешаки. С тех станется. Это как Бог свят.
  - Не зазря Томка ихнего семени, - решил Хмырь, - ох, не зазря. Это надо
же, заяц, как пес какой, прости Господи, гавкает...
  Так думал Семка, а его все быстрее по квартире несло и таким же макаром в
ванную комнату затянуло, а там уж испуганной мордой в зеркало как ткнуло и
тут же в замоченное белье с размаху шваркнуло. С головой. Хорошо хоть
воздуха в запас глотнуть успел.
  Ну, полежал он, полежал под тем бельем, но дышать-то нужно. "А, - подумал
он, - чему быть, того не миновать!" - и, отодвинув что-то пестренькое в
цветочек, выставил из воды кончик носа и один глаз.
  В квартире, вроде, поутихло. Только Семка хотел из ванны совсем вынырнуть,
как Томкин пацан объявился. С нечистым зайцем под мышкой. А тот аж охрип
от лая. Вслед за ними и сама Томка втиснулась. Злая, как вепрь.
  - Это еще кто там под бельем разлегся? - гаркнула она. Семку, как
домкратом, подняло и по стойке "смирно" поставило.
  - Ну вот, стало быть, и я! - прохрипел он, отплевываясь. - Сколько лет,
сколько зим...
  - Хмырь?! - узнала его Томка. - Здрасте-пожалуйста! Тебя-то какая нелегкая
занесла?!
  - Да вот уж сам не рад! - откровенно сознался Семка.
  - Дай, думаю, приеду, а теперь думаю, чего мне дома не сиделось...
  - Действительно! - поддержала его Томка. - Мало тут всяких
неорганизованных по магазинам шастают, в автобус не пробиться, только
Хмырей не хватало...
  - Так не с пустыми же руками! - хитро мигнул Семка и вдруг спохватился:
  - Елки-моталки, деньги-то намокнут!
  Томка так и расхохоталась во все горло, мол, какие у Хмыря деньги,
слезы... А Семка между тем, не долго думая, одним махом белье с себя в
ванну назад стряхнул и ну от мокрого пояса сторублевки отстегивать. При
виде растущей пачки, Томка присвистнула.
  - Банк грабанули, дядечка?! - потеплевшим голосом спросила она.
  - Тоже выдумала, - рассердился мокрый Хмырь, - чем лясы точить, лучше бы
из воды меня выпустила. Стоять зябко.
  Томка засуетилась.
  Тут же был разыскан Хмырев чемоданчик. А Семка пока из ванны выбрался и,
все с себя скинув, махровым полотенцем вытерся. Насухо. Потом в белье
запасное переоделся, а сверху Генкин спортивный костюм натянул. Все
хорошо, только деньги девать некуда. Не под мышкой же их носить.
  Но Семка устроился, всю пачку двумя большими прищепками защепил и, связав
их шпагатом, на шею повесил. Пусть повисят, пока штаны просохнут. Небось,
на виду целее будут, а с другой стороны Томка с пацаном полюбуются. Кому ж
неохота перед столичными родичами своей удачей козырнуть?..
  Но и ему, однако, чего по его приходе в доме творилось, любопытно. Вокруг,
куда не глянь, разгром. А спросить не с руки.
  И все же не удержался - спросил:
  - Чего это вы разлетались с утра пораньше? Прямо Аэрофлот на дому...
  Томка в ответ промолчала, только на пацана своего зыркнула. Как ожгла. Но
тот ничего, не сморгнул, - сразу видать - Пашкин корень. Глаза свои
лешачьи выкатил и длинноухого к себе покрепче прижал, а тот опять тявкать
начал.
  Так они друг на дружку глазами сверкали, пока Томка не плюнула и в другую
комнату не отправилась. Семка, тот, от нечего делать, за ней пошагал.
Через всю квартиру. А она шла, шла, да над какой-то банкой и присела.
  Банка, как банка, только светится. А свет такой тревожный, как у "скорой
помощи", хотя гораздо красивее. Разноцветный. И сирена не бибикает.
  Томка между тем руку осторожно протянула и пальцем эту банку потрогала. И
тут же сама вся засветилась, а из глаз даже искры посыпались.
  От неожиданности Семка на пол сел. "Ничего себе баночка, - подумал он. -
Интересно в магазине такие продают или с рук где достала? И на что она
нужна такая? Может это прибор какой медицинский? Редкий! Ему бы радикулит
полечить в самый раз... Авось сгодится. Или может для других каких
целей"...
  Тут у Семки как-то сразу из головы вон то, за чем он сюда прикатил. Банка
одним духом все это излишество вытеснила. Так в душу запала. Что-то в ней
было такое...
  - Только не уступит она ее, холера... - зная Томкин сквалыжный характер, с
тоской подумал Хмырь. - Али цену загнет на радостях, никаких денег на
хватит...
  А тут еще пацан с зайцем притопал.
  - Чтой-то они все с живностью ходют? - вспомнив бабку с петухом, подумал
Семка. - И живность все какая-то ненормальная. Хулиганистая...
  - Ты где это взял? - между тем спросила у пацана Томка, продолжая метать
молнии из глаз.
  Пацан опять не ответил, а в свою очередь над банкой наклонился и толкнул
ее, только уже посильнее...
  В тот же момент его к другой стенке отнесло. Вместе с зайцем.
  - Так его! - радостно подумал Семка. - Неча чужое лапать! - впопыхах он уж
о банке, как о своей думал.
  - Продай! - хриплым от волнения голосом предложил он Томке. И замер,
ожидая ее решения. Томка с удивлением уставилась на него.
  - Да хоть задаром бери, - внезапно выпалила она, - только условие мое
такое: чего хочешь делай, а чтоб ни тебя, ни энтой заразы и духу в доме не
было!
  Не веря своему счастью, Хмырь осторожно приблизился к банке и ласково,
чуть касаясь, поднял ее. На удивление банка на Семкино прикосновение
внешне никак не среагировала, но зато внутри у него разлилось такое тепло,
как будто был он не в разгромленной московской квартире, а на берегу моря,
где большое июльское солнце прожаривало его насквозь ультрафиолетовыми
лучами.
  С большими предосторожностями, как новорожденного, перенес Хмырь банку к
своему чемоданчику, где бережно уложил ее на самое дно, заботливо укутав в
толстый свитер из козьей шерсти. Потом к костюму кинулся. И тут чудо.
Костюм-то сухой абсолютно и, кроме всего, выутюжен. А на брюках стрелки.
  Но у Семки к тому времени удивляться сил не было. Так что костюм он надел,
деньги по карманам рассовал, чемоданчик под мышку - и только его и видели.
Даже не попрощался. Пока Томка не опомнилась. Дверь распахнул и со всех
ног по лестнице вниз бросился. А в раскрытую дверь вслед ему несся заячий
заливистый лай...

                                  Глава 16

  ИГРА БЕЗ ПРАВИЛ

  И звезда с звездою говорит...
  М. Ю. Лермонтов

  Валерка бежал сломя голову, не разбирая дороги. Так что даже не заметил,
как в лесу очутился. Ноги сами принесли. Только, надо сказать, это был не
совсем лес, а "зона отдыха" района, поэтому находился он недалеко, прямо
через дорогу от дома. Поэтому не удивительно, что Валерка туда подался;
честно говоря, и бежать-то больше было некуда. А тут какой-никакой, а все
же лес, хоть не густой, а спрятаться в крайнем случае на какое-то время
можно.
  Короче, так или иначе, а опомнился Валерка в лесу. Тут наконец отдышался.
Воздух способствовал. После трехнедельных дождей земля размокла и теперь
прошлогодняя листва, густым ковром пружинящая под ногами, просыхая,
одуряюще пахла осенью. Повсюду, как по команде, поднялись стройные ряды
ландышей и тоже пахли вовсю, но только уже весной. Одним словом,
благодать. Дыши - не хочу. Всей грудью. Кругом тишина. Погони не видать.
Самое время дух перевести и мозгами пораскинуть, чего дальше-то делать.
  Валерка так и поступил: воздуху побольше в легкие набрал и с мыслями
собираться начал. Сначала все по порядку вспомнил с чего началось: как
Юрка ему историю с бабкой Мотрей изложил и как ему потом мысль про петуха
в голову пришла, что не простой это петух, а к нам с заданием засланный, и
про лифт, и снова про бабку... И как все он это вспомнил, то прежде чем
свои дальнейшие действия намечать, ну и ну, подумал. Впрочем, ничего
удивительного, на его месте любой бы так подумал...
  И тут Валерка вдруг вспомнил, как сам себе поклялся, что если из этой
передряги выкарабкается, то обязательно с Ликой Волковой познакомится.
Точной уверенности, что он из нее уже выбрался, у Валерки пока еще не
было, но передышка была налицо, так что он все остальные мысли в сторону
отставил и начал о Лике думать...
  И только успел он ее себе мысленно представить, как она тут как тут
очутилась. Идет, как ни в чем не бывало, между деревьями. И ландыши
собирает.
  Валерка глазам своим не поверил, хотя за сегодняшнее утро ко всяким
чудесам слегка попривык. Однако, ущипнул себя покрепче, потом глаза закрыл
и снова открыл. Но Лика исчезать не собиралась, а, наоборот, подходила все
ближе...
  Валерка, стоя за толстым ясенем, соображал, как же это все произошло?
Соображал-соображал и, грешным делом, всю вину на себя свалил. Вот,
оказывается, что с ним вытворили. Надо же какая сила... Интересно только,
управляемая она или же нет... Во всяком случае, теперь ему, Валерке
Ерохину, прежде чем подумать о чем-то или о ком-то, нужно крепко подумать:
думать об этом или не думать... А то глазом моргнуть не успееешь, и как в
сказке - "Стань передо мной, как лист перед травой"... - оно и явится...
Невесть что! Неровен час, такое удумаешь, что потом три пожарных команды с
милицией и "скорой помощью" не расхлебают. Только успевай звони 01, 02,
03. Как только Валерка это сообразил, он тут же все лишние мысли из головы
постарался выкинуть и думать о чем-нибудь безопасном и нейтральном. Но
думать все равно у него получилось только о Лике, а поскольку она уже все
равно была тут, то Валерка подумал, что думая о ней, он уже ничего
страшного больше не сотворит.
  А Лика, между тем, совсем близко подошла и к тому же ясеню, за которым
Валерка притаился, прислонилась, только с другой стороны. Вроде, самое
время клятву вспомнить и начать знакомиться. Валерка вздохнул для
храбрости поглубже и решился, он уже даже шаг вперед сделал, но в
последний момент засомневался. Еще неизвестно, как она к своему
перемещению в лес отнеслась, а тут вдруг он, как снег на голову. Того и
гляди, с перепугу на весь район завизжит. Доказывай потом, что во всем
инопланетяне виноваты. Кто тебе поверит. Он бы и сам не поверил. Так что,
подумал он, только визгу сейчас не хватало...
  Вообще-то обычно Валерка на женский визг ноль внимания, фунт презрения, на
то они и девчонки, чтобы визжать. Но одно дело одноклассницы или, скажем,
соседка по двору, а тут "восходящая звезда", как никак... "Интересно, -
подумалось ему вдруг, - а как "звезды"-то визжат? Пусть даже восходящие?
Может стоит попробовать? А то когда еще такой случай представится?.."
Но, нужно отдать нашему герою должное, он эти нахальные мысли тут же от
себя гнать начал. И прогнал.
  Тем не менее, нужно было на что-то решаться. Не прятаться же как дураку за
деревом до второго пришествия. И Валерка слегка кашлянул... Раз, другой и
замер в ожидании...
  Не прошло и мгновения, как из-за ствола высунулась Лика. Лицо у нее было
какое угодно, только не испуганное. О визге не могло быть и речи. Это
обстоятельство очень обрадовало Валерку:
  - Я в ней не ошибся, - подумал он.
  - Привет, - сказала Лика. - Ты откуда здесь взялся? Вот те раз, подумал
Валерка, я откуда взялся, а сама-то она знает, где сейчас находится и как
сюда попала... Но спрашивать об этом он не стал, а вместо этого,
смутившись, еле выдавил из себя:
  - Живу я тут...
  - А-а... - Лика насмешливо оглядела его с ног до головы. - Прямо тут в
лесу и живешь?
  - Нет! - Валерка растерялся. - Не совсем. Рядом...
  - В болоте? - продолжала допытываться Лика. Валерка разозлился. Если бы
это какая-нибудь другая девчонка была, из класса, например, или из двора,
хотя бы и Ленка Косачева, которая признанная красавица на все пятые
классы, он бы ей так ответил, на всю жизнь бы запомнила. А тут все-таки
"звезда"... Но он все равно разозлился, потому что пусть ты даже трижды
"звезда", а воображать тут нечего..." Тоже мне: девочка-балетница,
воображуля, сплетница...", - подумал он, а вслух как можно ехиднее заметил:
  - Между прочим, тут никакого болота нет! - но тут же опомнился и, поменяв
тон, добавил, - Зато озеро есть. Хочешь покажу? Там и лодки напрокат
выдают. По паспорту. Но мне и так дают. Там у меня начальник знакомый.
Дядя Кеша... Хочешь покататься?! - неожиданно для самого себя предложил
он. И испуганно уставился на Лику.
  Но Лика, вопреки ожиданиям, не заставила себя долго упрашивать.
  - Хочу! - радостно согласилась она. - А можно мне сесть на весла? Я,
честное слово, умею грести. Меня специально учили, для одной картины, я
там внучку рыбака играла. Мы в Одессе снимали! - затараторила она.
  Это упоминание о "звездной" жизни несколько подпортило впечатление от
быстрого согласия Лики, но во всем остальном она вела себя настолько, как
выразился бы Юрка, не по-девчоночьи, что Валерка тут же простил ей это
невольное хвастовство. Помедлив минутку для солидности, он сказал:
  - Можно! Думаю, дядя Кеша возражать не будет... - а про себя подумал, что
все-таки она "свой парень", хотя и "звезда".
  А Лика, между тем, уже схватила его за руку и, нетерпеливо теребя ее,
продолжала тараторить:
  - Пойдем! Ну, где же твое озеро? Давай быстрее, а то меня каждую минуту
хватиться могут!
  - Это точно! - подумал Валерка. - Хватятся, как пить дать, хватятся! Если
уже не хватились! Интересно, что она делала, когда я ее сюда выдернул?
Представляю себе что было, если она прямо у всех на глазах исчезла... -
Валерка и в самом деле, представив себе это, помотал головой. И тут же,
очевидно от сотрясения, тревожные мысли стали приходить одна за другой. -
А как же ее назад отправлять? Знать бы как это делается? Заклинание
какое-то может нужно произнести или просто сосредоточиться? Ну и морока с
этими инопланетянами. Все у них не как у людей... - и тут Валерка вдруг
вспомнил, как Юрке отец однажды привез замечательную игру, в которой все
было исключительно хорошо, кроме одной мелочи: правила как в нее играть
были очень красиво отпечатаны на японском языке. Целый месяц прошел пока
удалось найти переводчика и узнать в чем дело. Так и тут: дали человеку
способность, а как ею пользоваться не объяснили.
  - Да, - подумал Валерка, - тут переводчика и за сто лет не сыщешь, это
тебе не японский. А что делать? И, главное, как Лике объяснить, что с ней
произошло! - он поглядел на готовую нестись со всех ног Лику и, в который
раз за свою короткую жизнь, пришел к горькому выводу, что женщины все-таки
очень легкомысленны. Ее зашвырнуло черт знает куда, а ей хоть бы хны.
Готова бежать на лодке кататься с первым встречным. Хотя никакой я не
"первый встречный"! - подумал он. - Но что же все-таки делать? - и тут
просто масса наразрешимых проблем выстроилась перед его внутренним взором.
  С мужеством отчаянья он решил разрубить этот "гордиев узел" одним ударом.
  - Я тебе должен все объяснить! - выпалил он, удерживая Лику за руку. - Тут
не все так просто...
  - А чего объяснять? - удивилась Лика. - А! - понимающе покачала она
головой. - Нет тут никакого озера. Ты все наврал?!
  - Ничего я не наврал! - обиделся Валерка. - Просто инопланетян поналетало
к нам полный дом! - и Валерка, захлебываясь, единым духом выложил Лике
все, стараясь придерживаться хронологии событий и ничего не пропускать.
  Поначалу Лика глядела на него недоверчиво, особенно смущало ее то
обстоятельство, что Валерка в своем рассказе то и дело употреблял
пословицы и поговорки: "Не мала баба хлопоту, да купила порося", "Баба с
возу - кобыле легче", "Главное прокукарекать, а там хоть не рассветай",
"Курам на смех", "Индюк думал, да в суп попал", "Как с козла молока", "Что
кому, а курке просо", "Яйца курицу не учат!", и наконец "Курица не птица,
баба не человек" - так я сыпались у него с языка. Но, по мере того, как
его рассказ обрастал новыми подробностями, она сама не заметила, как
заслушалась и поверила всему рассказанному от первого до последнего слова.
Несмотря на пословицы.
  - Я с вами! - сказала она, после того, как Валерка закончил свой рассказ
словами: "Только, чур, никому ни слова. "Слово - серебро, молчание -
золото!" - и протянула ему руку.
  В полном восторге Валерка схватил ее и, уже не в силах сдерживать чувств,
выпалил:
  - Один за всех!
  - И все за одного! - как эхо отозвалась Лика. В этот торжественный момент
между деревьями показался бегущий, Валерка узнал его сразу - это был тот
самый человечек в большой кепке, которого совсем недавно клюнул Бульон. Он
бежал так, как будто за ним гнались.
  - Прячься! - приказал Валерка, толкая Лику за дерево. - Сейчас ты их
увидишь! Человечек, прижимая к себе чемоданчик, пронесся мимо.
  - Вот нечистая сила! - почему-то подумал Валерка и тут же пожалел об этом.
Потому что между деревьев показались они... Мать честная, что это было за
зрелище...
  - Неужели это опять я?! - в ужасе подумал Валерка. -
Накаркал! Вот не было печали, да черти накачали... Только чертей тут не
хватало...

                                  Глава 17

  ВОЗВРАЩЕНИЕ

  ...Сюда я больше не ездок...
  А. С. Грибоедов

  Семка впопыхах как во двор выскочил, так и дальше собрался, но вдруг про
петуха с бабкой вспомнил и глазами вокруг себя шарить начал. Но их, слава
Богу, чтоб им пусто было, нигде не видать. И на том спасибо. Ну тут Хмырь
и вовсе духом воспрял и тем же путем под арку, и к остановке направился. А
автобуса, как назло, все нет и нет. У Семки же от радости зуд внутри, ноги
на месте не стоят, тем более вон же оно метро, отсюда видно. Напрямик,
через лесок в низинке, рукой подать... Лесок, видать, завалященький. Ну,
Семка и не выдержал, припустил...
  Он его в два счета проскочил и с разбегу прямо на пригорок выбежал. Глянул
вниз и глазам не поверил - Горелая Тишь. Вся, как есть. Он-то уж думал
после паводка, что навсегда от нее избавился. АН нет. Ишь, где его
достала. Стоит. Как ни в чем ни бывало. Будто испокон веку здесь
находилась.
  - Это как же ее, холеру ясную, сюды занесло? - подумал было Хмырь и тут же
решил: - С нее станется. И не такие штуки выделывала, ежели припомнить...
  На всякий случай Семка подольше поглядел: а вдруг не она?!
  Она! Как новенькая. И даже изба его на краю прилепилась, как будто и не
сносило ее никуда. "Ей-то откудова здесь взяться?! Вот непутевая, -
подумал Семка, - понравилось ей, значит, с места на место шлендрать..."
Тут у Семки в голове окончательно все перемешалось и вовсе несусветное
полезло, стоял как вкопанный и сообразить не мог - то ли ему себя крестом
осенить, то ли со всех ног деру давать, куда глаза глядят...
  Стоял, думал, так и сяк прикидывал, а тут на него из лесу нечисть разная
со всех сторон полезла. Такое и в кошмарном сне не приснится. Один другого
краше. Уж чего Семка в своей жизни в Горелой Тиши навидался, но такого не
приходилось. На что Упырев Тятька был страшон, но в этой толпе и он за
красавца бы сошел. Потому в ней ни одного по-настоящему человеческого лица
не было: у кого рыло с клыками, у кого клюв, а у одного с мордой как у
кота и вовсе на голове рога. Окружили они Семку со всех сторон и, видимо,
принимая его за своего, начали вопросы разные задавать. Надо сказать,
странные вопросы: "Когда перерыв?", "Кто им выдаст талоны?", "Скоро ли их
повезут назад в город?". Хмырь только успевал от одного к другому
поворачиваться и глазами хлопать.
  Увидев, что от него проку в разговоре, как от памятника, они от него
понемногу отстали и друг с другом разговоры завели. А Хмырь тут же стоял,
как вкопанный, но вот что странно, хотя и по-русски, вроде, нечисть про
меж собой разговаривала, а ни одного слова Семка понять не мог. Хоть убей.
Ум за разум зашел. Мыслей в голове ни одной. Как ни искал. Гуд стоит, а
мыслей - ни-ни... Одна каша, которую в одиночку нипочем не расхлебать...
  Хотел все же Семка на всякий случай крест махнуть, авось поможет. Чем черт
не шутит! Рука не поднимается.
  А нечисть, между тем, поогляделась маленько и в Горелую Тишь направилась.
И там по избам живо разбрелась и обживаться начала. По-хозяйски,
основательно...
  Семка же, стоя на пригорке все это терпел, потому, ежели честно, страшно
было. Только, как до его избы добрались, из него испуг разом весь
выскочил, как рукой сняло. Что ж он родную избу в обиду даст?! К тому же
там и добра навалом. Свое, не чужое! Одним духом в мозгах все на свои
места встало. Семка вокруг огляделся, чего бы в руки взять? Не с пустыми
же в драку лезть. С детства не имел он такой привычки. Это у них, надо
сказать, семейное. Испокон веку Хмыри, ежели вокруг кулаки замелькали,
норовили жердину из забора выворотить. Так оно спокойнее. И тут Семка не
стал изменять семейным традициям, березку поваленную углядел и запасся...
"Что ж, - подумал, - ежели ты нечисть, то на тебя кола не сыскать?
Ошибаешься!"
А, между тем, в Горелой Тиши вот что происходило: возле Хмыревой избы
нечисть слегка замешкалась. Чего-то у нее с избой не заладилось.
  "Ага, - злорадно подумал Семка, - не все коту масленица. Хоча ты и
нечисть, а, видать, и в твоем паскудном деле не все гладко выходит. Нашла
коса на камень!"
А пока он вот так злорадствовал, нечисть туда-сюда бегала, веревки
какие-то между изб тянула, друг на дружку в голос орала - а все ни в
какую, ни "тпру", ни "ну"... Помучались они так впустую минут пятнадцать и
дальше бы наверное возились, как вдруг один, с виду человек как человек,
но судя по голосу - главный у них, как завопит, так что даже Семка на
своем пригорке его услышал и озверел.
  - Раз с ней ничего не выходит, - вопил главный, размахивая туго набитым
портфелем, - сноси к чертовой матери! Времени нет!
  Чего они с ней сотворить хотели, Бог их разберет. На то она и нечисть, что
в ее делах сам черт ногу сломит, однако, чем-то Хмырева изба им поперек
горла стала. И с краю стоит, думал Семка, наливаясь злостью, и на отшибе,
и виду в ней никакого - а этот с портфелем в одну душу: убрать ее, потому
при ней ничего не выйдет...
  - Это хорошо, ежели не вышло б, - подумал Хмырь. А вдруг выйдет и избу
снесут впопыхах, она хоча и приладилась с места на место егозить, однако
другой же у него нет. Вот кабы за нее какого отступного отвалили... Только
с кого его стребуешь? С нечисти? Ну да, догонют и еще дадут...
  Но тут Семка увидал, что они за избу не в шутку взялись, того и гляди
снесут. Откуда только в нем эта прыть взялась. Прямо со всех ног понесся.
А березкой перед собой размахивал и что вокруг подвертывалось косил за
милую душу. Таким макаром сквозь всю Горелую Тишь прогарцевал. Нечисть
поначалу в разные стороны подалась. А потом опомнилась и березку отнимать
кинулась, но, поскольку порядка у них никакого не было, то больше мешали
друг дружке, чем Семку удерживали. Так что он тех, кто поближе оказался,
во все стороны раскидал и с разбегу к избе своей прорвался. И, надо
сказать, в самый раз. Еще бы минута и разнесли бы ее, родимую, в клочки,
места бы живого не оставили. Со всех сторон ее облепили: кто с ломом, кто
с веревкой, кто с топором. Ровно мухи на сало, успел подумать Семка,
далась она им...
  Ну, Хмырь их живо оттудова березкой сковырнул и вовнутрь кинулся, чтоб,
значит, за имуществом приглядеть. Опять же, изнутри оборону держать легче.
Ну, значит, он в избу заскочил, дверь на засов, сверху крюк накинул и
березкой для верности подпер. Затем дух перевел и огляделся... Итак и сел!
  - Батюшки-светы, - подумал, - что ж оно такое на свете сегодня творится?
Какое уж тут имущество, какая оборона, когда от избы только одна-то стенка
и осталась. Ту что с улицы видать. Другие куды подевали? Когда растащить
успели? Ведь глазом же не моргнул. Одно слово: нечисть!
  А она уже тут как тут, легка на помине. Семку окружила, рыла нахальные
повыставляла и ржет почем зря.
  - Что, дядя, - один с носом до губы и с ослиными ушами спрашивает, - попал
как кур во щи?!
  Тут Семка себя наконец крестом осенил. Но, как и думал, этой столичной
нечисти его крест, как слону дробина.
  - Во-во, - заорал еще один, у которого вместо лица волчья морда, - ты еще
нам "Отче наш" прочитай!
  Но тут главный вмешался, чей голос Семка на пригорке слышал, на лице у
него никаких отклонений не наблюдалось, одно только: лысый был, как колено.
  - Товарищи! - сказал лысый, как на собрании. - Что за шутки в рабочее
время?! Товарищу объяснить надо! Товарищ не понимает куда попал... - а сам
Хмыря под ручку берет и в сторону от избы оттеснить пытается. Ну тут Семка
и вовсе озверел, прямо как в голову ему ударило и Томкин пацан с зайцем, и
все его полеты, и сама Томка, и нечисть эта, и изба порушенная безвинно,
так что он вырвался у лысого из рук и завопил во все горло!
  - Гусь свинье не товарищ! Сгинь, нечистая сила! - и поскольку он березкой
дверь подпер, то начал от лысого чемоданчиком отмахиваться. Раз махнул,
другой, только вдруг завертело его, закружило и куда-то понесло, в который
раз уже за это злосчастное утро. "Уж больно погода сегодня летная", -
успел подумать Семка, зажмуривая глаза...
  А когда открыл их, то оказалось, что сидит он на полу в своей собственной
избе, как будто и не уезжал никуда.
  Вокруг все четыре стены стоят и крыша над головой. Хмырь на ноги вскочил и
к окошку. Глянул - деревья стоят, а внизу море плещет... Приснилось ему
что ли, что он в Москву летал? По карманам себя хлоп - деньги на месте.
Вынул, пересчитал - все как есть... И тут вдруг из пачки бумажка какая-то
зелененькая на пол выпала. Семка нагнулся и поднял. Это был билет на
самолет в Москву. С оборванным краем. Стало быть не приснилось ему это.
Тут Семка про банку вспомнил. И сразу к чемоданчику бросился, раскрыл и
начал оттуда вещи вытряхивать. Все перерыл. Свитер три раза подряд туда
назад выворачивал...
  Банка исчезла. Как и не было ее.

                                  Глава 18

  ТРОЕ В ЛОДКЕ

  Мы на лодочке катались золотистой золотой...
  Народная песня

  Класс замер. Немая сцена длилась гораздо дольше, чем в бессмертной комедии
Гоголя. А потом, как по команде, все начали тереть глаза. И Дмитрий
Юрьевич первый. Но, поскольку на нем были очки, он сначала снял их и
тщательно протер, а, когда это не помогло, за глаза взялся.
  Но и после этого Валерка назад не появился.
  И вот тогда Юрка просто физически почувствовал, что у всех на языке
вертится один и тот же вопрос, на который у него, к сожалению, не было
ответа. Если честно, он бы этот вопрос сам с удовольствием кому-нибудь
задал. Только вот кому? То есть, он понимал кто знает на него ответ,
бабка, но сам бы он к ней ни за что не пошел спрашивать. А кроме нее,
пожалуй, никто не ответит, разве что петух... Но и к нему он не пошел бы
за ответом...
  Поэтому Юрка не стал ждать, когда на него эти вопросы посыпятся, а стрелой
вылетел из класса.
  Ввиду его отсутствия, вопрос остался открытым. Рты тоже.
  - Да-да... - только и произнес Дмитрий Юрьевич. Больше никаких слов ни у
кого не нашлось.
  А Юрка, между тем, преодолев коридор, лестницу и вестибюль, выскочил не
улицу. Солнце светило вовсю. Юрка прищурился и подумал:
  - Ну и денек! - но тут же поймал себя на том, что подумал он это без
всякой иронии. Денек и в самом деле был на славу. И вот что странно,
несмотря на все произошедшее, голова у Юрки была ясная до хрустальной
прозрачности, как вода в горном ручье. Сумбур, который еще так недавно в
ней творился, как будто этой водой смыло. Мозг жгла одна, но пламенная
мысль: найти во что бы то ни стало.
  Он каким-то новым, появившимся у него совсем недавно, чувством ощущал, что
его помощь очень нужна Валерке. И надо сознаться, что этому вновь
преобретенному чувству Юрка доверился полностью. Он ни на миг не
усомнился, что оно само приведет его куда надо и, мало того, вовремя
подскажет правильные действия...
  И когда это чувство вместо того, чтобы привести его на остановку автобуса,
потянуло напрямик, хотя между школой и зоной отдыха разлилась огромная
лужа, Юрка, не раздумывая ни минуты, смело шагнул в мутную воду, как
апостол, решивший продемонстрировать чудо хождения по воде, яко по суху.
  Однако, на сей раз чуда не произошло, то есть, пока Юрка добрался до леса
он заляпался по уши, что, впрочем, никак не отразилось на его вере в
непогрешимость нового чувства.
  Доверяя ему и дальше, Юрка бегом направился к озеру, где по причине
раннего времени было пока еще пусто и только стайка уток плавно скользила
по зеркальной поверхности, да на свежевымытых досках лодочного причала
загорал его начальник, он же главный спасатель, дядя Кеша, Валеркин и
Юркин закадычный друг-приятель.
  - Здрасьте, дядя Кеша! - окликнул его Юрка. - Валерку не видали?
  - Как же, - отозвался дядя Кеша, - катается! Я ему свою лодку дал, - дядя
Кеша приподнялся на локте и окинул взглядом вверенное ему озеро. Лодки
нигде не было видно. - За остров заплыл небось!
  - И давно катается? - замирая, спросил Юрка.
  - Да уж минут сорок-пятьдесят! - ответил дядя Кеша и вновь лег на спину.
  - Не может быть! - хотел крикнуть Юрка, но тут же понял, что может, еще
как может. Теперь, судя по всему, с ними может произойти все что угодно.
  - Порыбачить не хочешь? - между тем спросил его дядя Кеша. Вопрос был
задан как бы между прочим, вроде из вежливости. Дядя Кеша изо всех сил
делал вид, что кроме солнечных ванн, которые в данную минуту он принимает,
его ничего на свете не волнует.
  Но это было не так. И Юрка это увидел сразу, даже невооруженным глазом.
  Надо сказать, что их дружба с дядей Кешей состоялась на почве общего
увлечения рыбной ловлей. Они часами могли просиживать у воды, не сводя
глаз с маленького поплавка, а зимой дружно мерзнуть над просверленной во
льду лункой. Как известно рыбак рыбака видит издалека - ив этом видении
возраст, образование, служебное положение в счет не идут. У них совсем
другие ценности...
  Года два назад Юрка подарил дяде Кеше катушку японской нейлоновой лески,
которую отец привез из плавания, чем тронул старого рыболова чуть ли не до
слез. С этого все и началось... С тех пор к услугам Юрки, а заодно и
Валерки всегда была лодка и снасти дяди Кеши. Лови, не хочу...
  Загвоздка состояла лишь в том, что рыба, если и была когда-то в озере, то,
судя по всему, давным-давно вся вышла. Так что сиди, не сиди, а результат
один. Ни лодка, ни японская леска тут не помогут. Как сказал бы теперь
Валерка, на нет и суда нет...
  И вот в прошлом году дядя Кеша, посоветовавшись с Юркой и Валеркой, раз и
навсегда решил покончить с этим существенным недостатком любимого водоема.
Он взял отпуск за свой счет и уехал на неделю к другу на Волгу, откуда
привез в большом баке мальков различной речной рыбы, вплоть до осетров.
Друзья торжественно выпустили их в спокойную озерную воду. Дядя Кеша даже
рукой вслед махнул, плодитесь, мол, размножайтесь...
  И конечно же им не терпелось поскорее узнать, что же из этого вышло. Но
вплоть до сегодняшнего утра у них ничего не получалось: сначала лед никак
не таял, а потом сразу начались грозы. Судя же по всем рыболовным
приметам, рыба в озере была и в достаточном количестве. У дяди Кеши с
самого раннего утра руки чесались закинуть удочку, но из солидарности он
крепился из последних сил.
  И для Юрки соблазн был велик, но он нашел в себе силы не поддаться ему.
  - Потом, дядя Кеша! - крикнул он и помчался к мостику, ведущему на остров.
  Дядя Кеша, не ожидавший такой реакции на свое предложение, резко сел. Все
безразличие с него как рукой сняло, он с недоумением и обидой глядел вслед
убегающему Юрке.
  Юрка же, проскочив одним махом резной мостик, очутился на острове и
скрылся за деревьями. Островок находился на самой середине озера и был
невелик. Пересечь его можно было за минуту, так что ровно через это время
Юрка оказался на другой его стороне.
  После произошедшего за последние несколько недель Юрка поверил бы даже в
говорящего слона. Но это уже было слишком! Хотя на первый взгляд ничего из
ряда вон выходящего он не увидел.
  Посторонний бы наблюдатель, наверное, так бы и не понял, что его так
удивило.
  Недалеко от берега плыла лодка, в которой находились мальчик и девочка лет
одиннадцати-двенадцати, внешне ничем не отличающиеся от своих сверстников.
Тем не менее, Юрка при виде их от неожиданности сел на землю.
  Он был готов скорее поверить в то, что Валерка, который двадцать минут
назад в классе исчез прямо у него на глазах, тем не менее вот уже час, как
ни в чем ни бывало, катается на лодке по озеру, чем в то, что делает он
это в компании с Ликой Волковой. Так как девчонка, сидящая на веслах, вне
всякого сомнения была ею.
  Как оказалась девочка его, можно сказать, недосягаемой мечты с
единственным другом, с которым он еще утром готов был пойти в разведку, в
одной лодке - в голове у него не укладывалось.
  Оставалась одна надежда, что это ему просто мерещится. Такая
незапланированная фата-моргана в центре средней полосы.
  А пока он размышлял над еще одной свалившейся на него неожиданностью, на
лодке его, наконец, заметили и заволновались.
  - Это он! - крикнул Валерка. - Я же говорил, что он где-то здесь... Я это
нутром чувствовал!
  Юрка понял, что это не мираж, так как никогда не слышал, чтобы мираж
разговаривал. Он поднялся на ноги и медленно пошел к воде. Лика тоже
направила лодку к берегу. Валерка встал на корме и протянул Юрке руку.
Юрка прыгнул и оказался с Валеркой лицом к лицу.
  - Ты чего? - оглядев его с ног до головы, спросил Валерка.
  - А ты чего? - в свою очередь спросил Юрка.
  - Я ничего... - ответил Валерка.
  - И я ничего...
  - Откуда ты такой? - Валерка послюнил ладонь и вытер грязь у Юрки со щеки.
  - А ты на себя посмотри! - парировал Юрка и замолк, так как вдруг увидел,
что родинка у Валерки переехала назад под правый глаз. - Ну, ты даешь!
  - Это я даю? - возмутился Валерка.
  - А кто же еще? Ты тут дурочкой не прикидывайся! - обозлился Юрка. -
Исчезает прямо на глазах, а сам в этом время на лодке катается! Наш
пострел везде поспел!
  - Сам-то ты хорош! - не остался в долгу Валерка. - Чего в лифте ко мне
привязался? И во дворе?
  - Я к тебе?! - удивился Юрка. - Нужен ты мне, как рыбе зонтик!
  - А кто же, Пушкин? Как привязался со своими поговорками, как банный лист.
А еще "Не укради!" - кто кричал? А чего я у тебя брал?
  - Ну, положим, ты у меня "Всадника без головы" зажилил! - резонно заметил
Юрка, совершенно не понимая, когда это он к Валерке приставал.
  - Ничего я у тебя на зажиливал, я тебе за него фонарик предлагал, сам же
обещал подумать, а раз раздумал, так бы и сказал, гони, мол, Майн Рида, а
то вдруг формулы начал писать разные... математические... - кипел Валерка.
  - Не писал я никаких формул! - заорал Юрка на всю зону. - У нас математика
следующий, а ты с географии исчез!
  - Не был я -ни на какой географии! - заорал в ответ Валерка.
  И тут же оба подумали одно и то же:
  - Неужели ничего не помнит или притворяется?! Вот история с географией...
  Неизвестно, чем бы закончился их диалог, если бы в этот момент не
вмешалась, до сих пор молчавшая, Лика. На протяжении всего, совершенно
непонятного разговора, она сидела на веслах и, гребя потихоньку,
переводила взгляд с одного на другого. Наконец она не выдержала.
  - Чего мы время тратим попусту?! - сурово спросила она. - Нужно же что-то
делать! Друзья уставились на нее и спросили хором:
  - А что тут поделаешь?
  - Мужчины вы или не мужчины? Ну, на этот вопрос, даже если тебе только
двенадцатый год, ответ может быть только один:
  - МУЖЧИНЫ! - не задумываясь ни на мгновение, выпалили Валерка и Юрка.
Опять хором.
  - Там может уже звездная война началась, а мы тут на лодке катаемся! -
высказала неожиданное предположение Лика.
  Вот это да!
  И как же это им такая очевидная мысль в голову не пришла?! Ну, Лика дает!
Просто молоток, а не девчонка. Правда, она не совсем обычная, а как никак
"звезда", но в конце концов, все равно женщина. А, стало быть, в таких
мужских делах, как звездные войны, по всем статьям, должна понимать, как
заяц в геометрии... "Хотя смотря какой заяц", - вспомнив Чингизхана,
подумали они...
  - Бежим! - взволнованно предложил Юрка.
  - Может еще успеем! - с надеждой прошептал Валерка.
  - Вперед! - скомандовала Лика, которая, как настоящая женщина, сразу
начала прибирать власть к рукам.
  - А как же лодка?! - вдруг всполошился Валерка.
  - Не пропадет! - решительно отвергла его опасения Лика. - Куда она из
озера денется?!
  - И то верно! - согласился Валерка.
  Между тем, Лика ловко причалила к острову и ребята спрыгнули на землю.
Юрка привязал лодку к дереву, Валерка вытащил корму подальше на берег.
  - Чего вы возитесь! - торопила их Лика. - За мной!
  Ребята, вслед за Ликой, пробежав по мосткам, нырнули в лес. И моментально
в их воображении зона отдыха превратилась в зону особого внимания.
Соблюдая осторожность, как настоящие разведчики, они перебегали от дерева
к дереву, как будто за каждым из них затаился инопланетянин с лучевым
пистолетом.
  И, надо сказать, что их предосторожность не была лишней. После одной из
перебежек, Лика вдруг прижалась к дереву и подала мальчишкам знак не
двигаться. Не понимая что происходит, друзья тем не менее слепо
подчинились приказу и залегли за развесистым кустом.
  Некоторое время ничего не происходило и Юрка было уже собрался встать на
ноги, как вдруг из-за поросли молодого папоротника высунулась рыжая голова
Бульона. Он, кося глазом, подозрительно огляделся и, высоко задирая ноги,
важно прошествовал буквально в двух шагах от притаившихся заговорщиков и
скрылся за деревьями. Вслед за ним показалась и бабка Мотря. Она шла,
держа в левой руке веретено, которым прямо на ходу сучила шерстяную нить и
наматывала ее на хорошо знакомую нам банку.


                                  Глава 19

  ПО ЗАКОНАМ ЖАНРА

  Быть директором картины - это значит сочетать в себе талант руководителя с
талантом подчиненного
  Ф. Кривин

  "Двенадцать часов, а у нас еще конь не валялся!" Сколько раз в жизни он
произносил эту фразу? Не сосчитать. И сразу вслед за ней: "Кого ждем?
Почему не снимаем?" В том смысле: кто виноват? Потому что главное всегда -
найти виноватого. На иных фильмах весь творческий процесс сводился к
этому. И, как правило, поиски его обычно начинались с такой, с виду
невинной фразы. Так что с годами, прежде чем произнести ее, он начал очень
хорошо задумываться, стараясь учесть все возможные последствия. Иногда его
мудрость простиралась настолько далеко, что фильм, несмотря ни на что,
получался.
  Так что его принято было считать хорошим директором. Официально. А иногда
и самым лучшим. Это когда он вытягивал заведомо безнадежные картины. С
которыми было все ясно еще тогда, когда с автором заключали договор. Уже в
этот момент, он мог полностью предсказать, чем это кончится. И не только
он. Потому что для этого не нужно было быть семи пядей во лбу. Одного
взгляда достаточно;
Тем не менее все закрывали глаза и договор заключался. Фантастика!
  Но за долгие годы работы в кино он и не такое видел и постепенно смирился.
Единственное к чему он так и не мог привыкнуть, так это к двусмысленности
своего положения: отвечаешь за все ты, а командует режиссер. Чаще всего в
мегафон. До боли в ушах.
  Почему он сам не стал режиссером? По наивности и душевной честности. В
молодости он наивно полагал, что для того, чтобы снимать кино нужен
талант, а, трезво глядя на себя, он такового не находил. Позже, когда он
убедился, что талант вовсе не обязателен, а зачастую просто вреден, так
как мешает его обладателю доделать ленту до конца, следуя рекомендациям
Госкино, все же порядочность пересилила соблазн.
  Но без кино жизнь казалась ему бессмысленной и он стал директором фильма.
Сначала одного, потом другого, потом десятка... Талантливым!
  Говорили, что он на этом деле собаку съел. Возможно. Никто этой собаки не
видел. Так что может и не ел он ее. Но то, что он на этом деле поседел, а
потом и полысел сомнению не подвергается. Результат был налицо. Всегда
улыбающееся. Нет, он не был весельчаком. Просто любил делать невозможное.
А поскольку кино почему-то делали не "благодаря", а "вопреки", то есть "не
смотря ни на что...", а чаще всего "не глядя", это была единственная
возможность добиваться успеха в безнадежном предприятии.
  Звали его подходяще - Михаил Аркадьевич. Вот только фамилия подкачала -
Бялый, почему-то через "я".
  Какой это был неунывающий человек ясно из того, что он единственный за три
недели беспрерывных гроз не утратил присутствия духа и ни одной из своих
улыбок.
  Киностудия в эти дни напоминала большой аэропорт, в котором нелетную
погоду объявили сразу по всем направлениям. По коридорам слонялось без
дела немыслимое количество народа, вступая в ненужные разговоры,
переходящие во взаимные оскорбления, припоминались обиды двадцатилетней
давности, то там, то тут локальные конфликты перерастали в коллективные
скандалы, доходящие в отдельных случаях до рукоприкладства. Товарищеский
суд заседал все рабочее время, а так как у творческих работников оно не
нормировано, то заседания длились практически круглосуточно. К концу
третьей недели анекдоты все были давно рассказаны, отношения выяснены,
разговоры переговорены - хоть студию закрывай вместе со всеми картинами.
Ведь такой простой никакая смета не выдержит. При ее составлении, а также
при утверждении плана стихийные бедствия в расчет не принимаются. И,
главное, не ясно сколько это безобразие продлится.
  Никто на этот вопрос ответить не мог, даже Михаил Аркадьевич, ведь не
Господь же он Бог. Больше всего по этому поводу шумели каскадеры, их
давным-давно ждали в Ялте, где они должны были прыгать в море с
Ласточкиного Гнезда. Там тоже свои сроки.
  Режиссер, ссылаясь на директора, как всегда умыл руки. Михаил Аркадьевич
не отпускал. Чего ему это стоило. Ведь ему противостояла численность,
молодость и тренировка. Михаил же Аркадьевич, не то что с Ласточкиного
Гнезда, со стула не спрыгнет. Что он мог им противопоставить? Улыбку... На
него кричали, а он улыбался. Просительно, обезоруживающе, непреклонно...
  Режиссер был спокоен. "Миша устроит", - думал он. Миша устраивал. И это
устраивало всех. Даже ялтинскую группу. Действительно, Ласточкино Гнездо
столько стояло, недельку еще простоит, пусть море как следует прогреется,
чего ради ребяткам в холодную воду сигать, тем более с такой высоты?..
  Одним словом, каскадеры согласились. И начали ждать.
  Но сколько же можно? И те в Ялте на дыбы. Чего им без каскадеров у моря
сидеть? Погоды ждать? Так у них погоды хоть отбавляй. Солнце жарит как
ненормальное. Снимай, не хочу. Вот только некого... Ну и стали телеграммы
слать. Сначала простые, а потом срочные. Так что молнии стали сверкать не
только за окном...
  Короче, не удержал. Надо сознаться, был грех. Впервые в жизни. Взяли
билеты на одиннадцать ноль пять, а тут с рассвета солнце. Михаил
Аркадьевич в полвосьмого уже был на студии, лично всю группу обзвонил, все
как часы явились и... закрутилось.
  Михаил Аркадьевич перво-наперво с другой группой схлестнулся из-за
героини. Те твердят, что им без нее зарез, а он им улыбается. Слово за
слово, к директору студии пошли. Вышли минут через десять...
  - Да, с Бялым только свяжись! - обиженно бубнил их директор.
  - Учись! - потребовал их режиссер.
  - Учись не учись, - завистливо вздохнул их оператор, который тоже
умудрился встрять в склоку, - а Миша есть Миша...
  Все втроем они еще раз вздохнули и уехали снимать без Лики.
  Михаил же Аркадьевич покатился все утрясать дальше. И утряс. Чем оправдал
свою любимую присказку, что трясти нужно умеючи.
  И вот, когда вся группа уже стояла на главной аллее, готовая к выезду,
режиссер вдруг вспомнил, что каскадеры в лучшем случае через два часа уже
будут в воздухе, а летать они должны со всех дел у него в кадре, иначе он
снимать отказывается.
  - Понимаешь, Миша, - твердил он, - у каждого жанра есть свои законы! Мы же
не детектив снимаем! Ты мне скажи, в сказке должна нечистая сила летать
или не должна? Должна или не должна?
  - Должна! - коротко ответил Михаил Аркадьевич и, ни слова не говоря
больше, помчался в аэропорт. Через всю Москву.
  Что долго рассказывать, каскадеров он вытащил из зала спецконтроля. Под
честное слово, что отправит их сегодня последним рейсом. Багаж улетел. Но
Михаил Аркадьевич и здесь все уладил: номерки передал, в Симферополь
позвонил, с начальником аэропорта договорился, что багаж до прилета ребят
у него в кабинете побудет, их самих в машину и на съемочную площадку
обратно через всю Москву.
  А там, хоть шаром покати. Ничего не готово. А он каскадерам честное слово
дал, которое привык держать железно. Ну, тут он не удержался и про лошадь
сказал, хотя точно знал, что ни к чему хорошему это не приведет. Просто не
удержался.
  Ну, тут началось. Все как ждали. И тут же отношения выяснять кинулись.
Стенка на стенку и индивидуально. Все что за три недели накопилось друг на
друга выплеснуть норовили.
  У Михаила Аркадьевича было железное правило: "Гаси пожар, пока не
разгорелся". Оно его и не из таких передряг выручало. И он с разбегу начал
эти стенки разводить. Каскадеры, как могли, помогали. Как-никак они
заинтересованная сторона. Через полчаса разобрались. Малой кровью. Только
режиссер охрип. Или в мегафоне батарейки сели.
  Начали каскадеры со своим хозяйством разбираться, а оно, как назло, ни в
какую. То ли не учли чего-то при рассчетах, то ли то, чего нужно, с
багажом в Ялту улетело - этого никогда никто не узнает. Так как, не успел
главный у каскадеров, Валера Павлатос, приказать крайнюю избу ломать (тоже
не ясно нужно ли это было или просто, чтобы время оттянуть), как вдруг
откуда ни возьмись мужичонка перед Михаилом Аркадьевичем возник и ну
чемоданчиком перед носом размахивать. Только он захотел его успокоить,
объяснить, что это все съемка, как вдруг вокруг земля закрутилась,
каскадеры на воздух взлетели, а за ними и массовка, которая, честно
говоря, летать не должна была и сам Михаил Аркадьевич, чего он ни от себя
самого, ни от кого-либо другого не ожидал, полетел без всяких
приспособлений, как летал только в детстве во сне.
  Сколько все это длилось, сказать трудно, но ощущение было настолько
странное и волнующее, что запомнилось на всю жизнь. Когда же Михаил
Аркадьевич, наконец, опустился на землю, то первое что он услышал, как
режиссер хрипит в восторге в микрофон:
  - Ай, класс, ребята! Высокий класс! Ай, браво! Всем спасибо! Снято!
  Ребята же в недоумении смотрели друг на друга, не совсем понимая, что
произошло. Но для Михаила Аркадьевича произошло самое главное - этот
эпизод, который костью в горле стоял столько времени, наконец-то снят. И
тут он вспомнил о мужичонке. Огляделся, а его и след простыл. Нет ни его,
ни чемоданчика. Как корова языком слизала. Почудился он что ли от жары?
Впрочем в такой неразберихе, как сегодня, и не такое померещится. Хотел у
режиссера спросить, но раздумал. Еще разговоры пойдут... А тут ему под
ноги какая-то банка подвернулась и он в сердцах отшвырнул ее ногой в
сторону.
  Михаил Аркадьевич, когда был молод, даже в самые свои лучшие годы, никогда
не увлекался футболом, ни как болельщик, ни, уж тем более, как игрок.
Может быть всего-то раза два или три за всю жизнь ногой по мячу ударил, а
тут вдруг от его удара банка, как у какого-нибудь Пеле или Марадоны плавно
поднялась в воздух и, набирая скорость, скрылась за деревьями.
  Михаил Аркадьевич, глядя ей вслед, покачал головой и, так ни с кем не
поделившись своими мыслями по поводу случившегося, возвратился к своим
обязанностям.
  На площадке тем временем для следующего эпизода начали искать Лику. Михаил
Аркадьевич тут же включился, но, несмотря и на его усилия, ее так и не
нашли. Объявили обед.
  Михаил же Аркадьевич в этот день дал себе зарок: никогда больше не снимать
сказки.

                                  Глава 20

  ВОЙНА МИРОВ

  Все смешалось в доме Облонских...
  Л. Н. Толстой "Анна Каренина"

  Оглядев разгром, Тамара Павловна остановила свой мечущий молнии взгляд на
Чингизхане, надежно устроившемся у Генки на руках. Хотя со времени
исчезновения Хмыря прошло уже минут пять и грозный заяц, слегка поостыв,
перестал лаять, однако, из его оскаленной пасти все еще доносилось
угрожающее рычание.
  - Я тебе порычу! - нерешительно начала Тамара Павловна.
  Но чуткое Генкино ухо сразу уловило в этой нерешительности отзвук
приближающегося цунами. Недаром этим душераздирающим стихийным бедствиям
дают женские имена, ох, недаром.
  У Генкиного же домашнего цунами кроме имени было еще и отчество, не говоря
уже о фамилии, так что бушевало оно, как правило, с утроенной силой. То
что происходило сегодня с утра, несмотря на полный разгром и
незапланированные полеты по квартире, по сравнению с ним, можно назвать
детским лепетом, нежным дуновением ветерка...
  Поэтому многоопытный Генка, обладающий богатой коллекцией жизненных
впечатлений по части взбесившихся стихий, ждать не стал. В то время, когда
ударила первая волна, его и след простыл. Вместе с зайцем, естественно.
  Очутившись во дворе в относительной безопасности, отдаленный от Тамары
Павловны стенами, дверьми и лестничными пролетами, Генка не успокоился на
достигнутом, а сразу же постарался увеличить расстояние между собой и
эпицентром ее неуправляемой силы. Ближайшим оазисом, конечно же, была зона
отдыха. Генка туда и отправился.
  Легкой трусцой.
  Обычно, из ряда вон выходящие происшествия повергают большинство людей на
различные размышления, из которых они делают всяческие полезные
умозаключения. Но Генка не принадлежал к большинству. Он не любил жить
чужим умом, как, впрочем, и своим. Не было у него такой привычки -
задумываться. Поэтому первые пришедшие в голову мысли, он приводил в
исполнение, как приговор.
  Если бы кто-то из его учителей смог бы при помощи какого-нибудь нового
сверхсложного прибора стать свидетелем процессов, происходящих в мозгу у
"Саксофона", эти наблюдения, несомненно, послужили бы темой нескольких
докторских диссертаций: во-первых, по педагогике, во-вторых - по
психологии и, наконец, по уголовному праву. Но на этот раз объем
информации настолько превысил размеры Генкиного мозга, что не
поместившиеся мысли и факты вились вокруг его упрямой головы со стоящими
дыбом волосами, как мошкара. Он от них и отмахивался, как от мошкары. Да
так активно, что ни одной не удалось ужалить его настолько сильно, чтобы
он хоть бы почесался.
  Однако, несмотря на это, настроение у него сделалось прегадостное, что при
его наследственно-нелегком характере было чревато различными тяжелыми
последствиями, социально-опасными для окружающих. А тут еще "Саксофон"
вспомнил, что за всеми этими утренними неприятностями он так и не
позавтракал. Надо заметить, что это обстоятельство никак не улучшило его
настроения. Скорее даже наоборот.
  Как говорится, голод не тетка. Он, если честно, по характеру напоминал
Генке скорее мать родную, Тамару Павловну, то есть... Короче, Генка в один
миг озверел.
  Верный Чингизхан, который, в свою очередь, благодаря собственным
музыкальным упражнениям со злополучной банкой и вытекшими из них
последствиями, маковой росинки в пасти не имел, ни в чем не отстал от
своего озверевшего хозяина. Он завертелся у него на руках, зарычал и начал
шарить косыми глазками вокруг в поисках какой-нибудь мало-мальски
подходящей собаки. На предмет учинения скандала.
  Отрицательные эмоции у этой пары как-то не держались внутри, стоило только
подвернуться кому-нибудь, на ком можно было их сорвать, как они тут же
выплескивались на неудачников в полной мере.
  И на сей раз зайцу с Генкой долго искать не пришлось. Из-за дома появились
Валерка с Юркой. Лучших объектов для приложения разбушевавшихся
отрицательных зарядов и придумать было невозможно. Во-первых, так уж
издавна повелось, что Генка не упускал случая задеть приятелей, а
во-вторых, как-никак, а проклятую банку-то они во двор прифутболили.
  Единственное, что в Генкином мыслительном процессе не составляло никакой
проблемы - это найти повод для драки. В этом им с Чингизханом равных не
было. Поэтому начали они одновременно...
  Генка давно усвоил для себя, что война без объявления имеет все
преимущества. И зайца обучил тому же. Так что теперь они: один не говоря
ни слова, другой даже не зарычав, кинулись на предполагаемых противников.
  Первый удар, несмотря на всю его неожиданность, к их удивлению оказался
неудачным. Чингизхан, чего с ним ни разу не случалось за всю его
заячье-собачью жизнь, промахнулся. То есть, он мог бы поклясться, что
Валеркина нога прямо перед ним и он через мгновение вонзит в нее зубы, он
уже даже почувствовал в пасти вкус крови... Но зубы клацнули в пустоте и
заячье тело, не наткнувшись на препятствие, пролетело по инерции шагов
пять, кувыркнулось в воздухе и застыло, распластанное на земле.
  Генка же, в отличии от своего длинноухого партнера по нападению, наткнулся
на какую-то непреодолимую стену. А так как он сделал это, как делал все,
со всего маха, то у него из глаз посыпались искры, на лбу начал вздуваться
зловещий синяк, а правая рука повисла плетью.
  - Уй-уй-уй! - завыл он.
  Валерка же с Юркой по-прежнему стояли перед ним как ни в чем ни бывало.
  Чингизхан за свою короткую жизнь испытал столько различных приключений, а
в жестокой борьбе за существование столько раз выходил победителем, что
испугать его было практически невозможно. Но при виде этих двоих, его
вдруг захлестнуло неведомое до сих пор темное чувство страха, которое он,
правда в меньшей степени, уже испытал сегодня утром, неся в зубах
проклятую банку. Что-то неясное ему самому роднило этих двоих с нею. И то
ли это родство, то ли собственная беспомощность перед неведомой силой
выбивала его из привычной колеи. Чингизхан сел на задние лапы и завыл,
потом с безумной храбростью отчаяния понесся на врага. Генка никаких
чувств, кроме боли, не ощутил, но и боли было достаточно, для того, чтобы
он с удвоенной энергией бросился на Юрку.
  На этот раз они поменялись ролями, имеется в виду Генка и Чингизхан:
первый полетел прямо или даже скорее насквозь, второй же наткнулся на
стену.
  Юрка с Валеркой опять не пошевелились.
  Неизвестно, вспомнили ли нападающие поговорку: "Бог троицу любит" - но
факт, что они предприняли и третью попытку. Тщетно. И эта атака не
увенчалась успехом. Их просто плавно отшвырнуло в сторону и они непонятным
для себя образом очутились прямо у своего парадного, то есть в метрах
двухстах от Юрки с Валеркой, к которым в этот момент с разных сторон
приближались Соколов-старший и бабка Мотря с петухом.
  В руках у Александра Юрьевича был большой футбольный мяч, у бабки же Мотри
клубок шерсти примерно такого же размера. Петух шел налегке.
  Валерка и Юрка заметались.
  Но Генке было как-то не до них. Что-то необыкновенное происходило как
вокруг него, так и в нем самом. Чингизхан прямо на глазах вдруг начал
превращаться в щенка колли, у которого от хромого русака осталась только
темно-серая масть. А у Генки вместе с болью в руке и синяком под глазом
исчезло его безразличие к миру. Откуда-то в голове появились мысли и не
только о произошедшем с ним, но и вообще о жизни, о черных глубинах
космоса, о бесконечности Вселенной, о добре и зле...
  Все они были такие интересные и, главное, необходимые, что Генка одного
понять не мог, как он столько лет без них обходился. В каком-то блаженном
расслабленном состоянии опустился он на крыльцо и, не торопясь, а как-бы
смакуя, стал перебирать эти неожиданные мысли, как филателист
проглядывает, любуясь, свою коллекцию.
  А рядом, прижавшись к нему, устроился бывший заяц, а ныне верный пес
Чингизхан. Все его чувства легко было прочитать на длинной породистой
морде: это было полное блаженство от ощущения наконец обретенного единства
собственной формы и содержания.

                                  Глава 21

  ВТОРОЙ РАЗГОВОР ПО ДУШАМ

  А поворотись-ка, сынку...
  Н. В. Гоголь "Тарас Бульба"

  Соколов-старший вплотную столкнулся с бабкой Мотрей уже в том серьезном
возрасте, когда судьба его была полностью решена. Собственно говоря, он
уже и в пять лет твердо знал, что будет моряком, дальнейшая же его жизнь
был лишь подтверждением этой уверенности. Своей детской мечте он не
изменил, так как с рождения отличался целеустремленностью. К тому времени,
когда он появился в семье Карташевых на нем уже красовалась морская
фуражка с крабом и белый китель военного моряка.
  Короче, ни в выборе жизненного пути, ни в удачах, ни в неудачах бабка
Мотря, можно сказать, никакой роли не сыграла. Всем с первого взгляда было
ясно, что то чем он стал, полностью являлось его собственной заслугой. В
глубине души Александр Юрьевич очень этим гордился.
  Нет, он честно отдавал дань семейным преданиям собственной жены, но тем не
менее за долгие годы у него все же накопилась некоторая доля здорового
скептицизма. Не то что бы он полностью отрицал необъяснимое влияние бабки,
просто считал, что оно несколько преувеличено, то есть относился к нему,
как вообще к легендам, насчет которых еще со школьной скамьи твердо
усвоил, что они так и кишат метафорами и гиперболами.
  В отличии от него, Ирина Вячеславовна верила в уникальные способности
бабки Мотри, как говорится, "слепо и безвозвратно". Поэтому, во избежании
конфликтов, свои сомнения Александр Юрьевич предпочитал держать при себе.
Тем более, что один случай, опять же из детства, внушал ему некоторые
сомнения.
  Однажды, когда он, играя в футбол на первенство ЖЭКа N 17, пробил по
воротам команды Малого Козихинского переулка и мяч, минуя вратарские руки
в маминых байковых перчатках коричневого цвета, влетел в "девятку", а
заодно и в окно карташевской квартиры, так что общий восторженный крик,
"Гол!!!" слился со звоном разбитого стекла, перед ним в тот Же миг
возникла, невесть откуда вынырнувшая, бабка Мотря и, ни слова не говоря,
уставилась на него круглыми, как у совы, глазами, пронизывающий взгляд
которых дворовые мальчишки окрестили "рентгеновским". Александр Юрьевич,
тогда еще просто Сашка, почувствовал вокруг себя звенящую пустоту, так как
ребят в один миг как ветром сдуло. Оставшись один на один с бабкой, он
растерялся, она же молча продолжала сверлить его взглядом. "Вот
привязалась, - подумал Сашка, - того и гляди дырку просмотрит, уж лучше бы
ругалась". Он уже чуть не плакал под этим пронизывающим взглядом, хотя до
сих пор даже самая жестокая трепка не могла довести его до слез.
  И тут произошло неожиданное, бабка, встав на носки, потому что Александр
Юрьевич уже тогда был выше ее на голову, погладила его по непокорному
чубу. Не позволявший никому, даже собственной матери, никаких нежностей,
Сашка сперва не понял что произошло, а потом к полному недоумению всех
мальчишек, которые с безопасного расстояния наблюдали всю сцену, нагнул
буйную голову и позволил бабке поцеловать себя в лоб. - Больше так не
делай! - тихо попросила она.
  - Хорошо! - пообещал Сашка и слово свое сдержал. От его ноги за всю
дальнейшую жизнь не пострадало больше ни одно стекло.
  Все говорили, что это потому что он вдруг резко повысил класс своей игры.
И, очевидно, они были правы, так как зашедший в гости к приятелям тренер
юношеской сборной "Спартака", увидев его игру, стал обхаживать капитана со
всех сторон. Но из этих попыток ничего не вышло, так как во-первых, Сашка
болел за ЦСКА, а во-вторых, в тот год ему пришло письмо из нахимовского
училища. И Сашка уехал поступать. И поступил.
  Бабка Мотря надолго исчезла с его горизонта, но это маленькое, казалось
бы, незначительное происшествие Александр Юрьевич запомнил на всю жизнь.
Как это ни странно. Сыграло ли оно какую-то роль в его дальнейшей судьбе
сейчас уже проверить трудно, но так уж случалось, что когда капитан
Соколов попадал в трудные ситуации, а их в морских походах, где обстановка
максимально приближена к боевой, всегда хоть отбавляй, он каждый раз
нет-нет, да вспоминал незамысловатую бабкину ласку и правильное решение
как-то само приходило в голову. Вот и разберись, где тут метафора, а где
гипербола. Одно слово - легенда.
  Когда же сама виновница этих сомнений воцарилась у них на шестнадцатом
этаже и с сыном начало твориться что-то странное, Александр Юрьевич
загрустил. И его можно было понять. Какой же отец не хочет, чтобы сын
пошел по его стопам. Соколов-старший не был исключением. Как он жалел, что
сейчас нельзя взять Юрку с собой в плавание. Из истории флота он знал, что
раньше такое случалось сплошь и рядом. В рассказах у Станюкевича,
например, капитаны все поголовно брали сыновей в море, даже вокруг света.
Конечно там, далеко от земли, от Ирины Вячеславовны, в суровом мужском
коллективе, легче было воспитывать Соколова-младшего на собственном
примере.
  Особенно остро в последнее время стояла проблема контакта. Каждый отец
рано или поздно начинает замечать, что он с собственным сыном
разговаривает на разных языках. И чтобы им договориться, кому-то нужно
выучить язык другого. Кому? Естественно, более старшему и более умному. И
вот, когда Александру Юрьевичу казалось, что он его уже выучил и можно
вроде бы начинать договариваться, он уже и рот раскрывал, ан глядь, а сын
снова заговаривал на другом. И без словаря его понять было невозможно, а
он если и понимал отца, то вида не подавал. И, самое главное, где взять-то
этот словарь, если его в природе не существует...
  Когда Александру Юрьевичу было столько, сколько сейчас Юрке, любой, так
называемый "мужской", разговор начинался со слов: "Когда мне было столько
лет, сколько тебе..." - либо их разновидностью: "Я в твои годы..." В то
время эти слова у всех буквально в зубах навязли. Чаще всего Сашка Соколов
слышал их в радиопьесах. Так что как только объявляли, что будет "Театр у
микрофона", он тут же выключал радио. Но от этого легче не становилось. Из
фильма в фильм усталые седоватые отцы то и дело швыряли с упреком в голосе
эти слова шпанистым подрастающим сыновьям. Хоть в кино не ходи. Но и в
книгах было то же самое. Как сговорились...
  Говорят, детские впечатления самые сильные. Поэтому, наверное, как только
Соколов-старший решался завести с сыном серьезный разговор, проклятые
слова так и лезли на язык, так и лезли. И от них Александру Юрьевичу, как
в детстве, сразу становилось тошно и все, что он хотел сказать, казалось
бессмысленным.
  Этим утром, бреясь, Александр Юрьевич внимательно оглядел себя в зеркале.
Седины не было. На него глядели молодые веселые глаза. Лицо было тоже
молодое, без единой морщинки. Соколов-старший осмотром остался доволен. Он
вдруг вспомнил, что "капитаном" во дворе его прозвали не только потому,
что он мечтал о море, и полез на антресоли, приняв решение поговорить с
сыном на своем языке.
  Мяч лежал в самом углу. Он был все тот же, потертый до белизны на швах, с
латаным-перелатаным баллоном, короче, тем самым, которым когда-то Сашка
Соколов разнес вдребезги окно карташевской квартиры. Александр Юрьевич
подбросил его на руке и ласково погладил по кожаному боку. На удивление,
несмотря на многочисленные заплатки, мяч удалось надуть сразу.
  Как когда-то, прижимая его к себе, капитан сбежал по лестнице вниз, в
считанные секунды одолев все тридцать два пролета. И во двор выскочил уже
не капитан первого ранга, а Сашка Соколов из Трехпрудного переулка, как
будто мяч обладал такой магической силой - возвращать прошлое.
  Едва коснувшись ноги, он взмыл в воздух, застыл на мгновенье и,
опустившись на землю, забился мелким дриблингом от носка к носку, и вновь
подлетел вверх, и трижды столкнулся с головой капитана, как будто крепко
расцеловал по-русски. А потом вновь вниз с ноги на ногу обманными финтами
между кустов и деревьев, в полном согласии и взаимопонимании, так словно
ни разу не расставались они за все эти долгие годы. Эх, сюда бы еще ребят
из Трехпрудного... Эх!
  Так носился он, ошалев от счастья, какое-то время, приведя в недоумение
дэзовского сантехника, который в отсутствии Тамары Павловны (как мы с вами
знаем по уважительным причинам) совсем отбился от рук и слонялся по двору
в состоянии блаженного ничегонеделания. Вдруг краешком глаза Александр
Юрьевич увидел собственного сына с непременным Валеркой Ерохиным. Тогда
капитан наконец остановился и подумал, что это очень ко времени. Итак, для
разговора по душам теперь наличествовали все компоненты: с одной стороны
он, с другой - сын и мяч посередине. Проблема оставалась только в том, как
начать диалог. Вот в чем вопрос...
  Но пока Александр Юрьевич обдумывал его, перед друзьями как из-под земли
вырос скандально-известный Генка "Саксофон" со своим разбойным зайцем.
  Соколов-старший затаил дыхание. Всеми возможными способами он внушал сыну,
что самому в драку лезть не следует, но и, в свою очередь, спуску никому
не давать. Сам он считал эту истину чуть ли не главной. Теперь ему
представился случай наблюдать результаты своего, так тщательно
проведенного, посева.
  Надо сказать, что всходы, которые он дал, очень удивили Александра
Юрьевича. То, что он увидел никак не походило на ординарную драку. Капитан
даже подумал сгоряча, что в его время это выглядело как-то иначе, но тут
же одернул себя, драка-то уж всяко должна бы выглядеть во все времена
одинаково, "ретро-драка" - абсурд, как, впрочем, и "нью-драка".
  Однако, то, чему он стал свидетелем ни на что вообще похоже не было, а уж
меньше всего на дворовую мальчишечью потасовку. Его сын вместе с
неразлучным другом, несмотря на умелые выпады Генки и нахальные происки
зайца, сопровождавшиеся каратистскими скачками, выкриками, свирепым
рычанием, умудрялись уворачиваться, оставаясь целыми и невредимыми и, что
самое главное, при этом не двигаться с места.
  "Да, - подумал Александр Юрьевич, - с ними и в самом деле что-то
происходит, не могли бы они вот такое с бухты-барахты вытворять, тут без
бабки дело не обошлось".
  И только он об этом подумал, так она тут как тут: идет, как ни в чем не
бывало и в руке моток шерсти держит. Размером с мяч. А за ней петух не
торопясь поспевает. Генку же, наоборот, как ветром сдуло.
  Александр Юрьевич тоже мяч на вытянутую ладонь положил и нерешительно
направился к сыну, а тот заметался между ним и бабкой, от его
неподвижности и следа не осталось. А Валерка Ерохин, тот и вовсе, видимо,
сбежал, то есть сразу его не стало. Был и нету.
  Ну, а бабка мимо Юрки прошагала, как будто и не заметила, Александру
Юрьевичу даже обидно стало, будто и не сын там его в растеряности
мельтешит, а пустое место И петух вслед за нею так же индиферентно
прошествовал.
  Что за ерунда?
  Соколов-старший даже засомневался, уж не мерещится ли ему в самом деле,
может это и не сын никакой вовсе... Он к тому месту бегом бросился и тут
же оказался с ним нос к носу.
  Соколов-младший уставился на отца в упор. Молча. Ну и Александр Юрьевич, в
свою очередь, смотрел и молчал. Так минут пять простояли. И хотя никакого
разговора между ними не произошло, ни "мужского", ни "по душам", у
Александра Юрьевича вдруг появилось чувство, что поняли они друг друга
окончательно и бесповоротно. И от этого на душе стало так легко и просто,
что захотелось петь. Александр Юрьевич так и поступил.
  - Эй, вратарь, готовься к бою, - запел он, - часовым ты поставлен у
ворот...
  Юрка какой-то момент постоял, вроде бы в недоумении, но потом до него как
будто дошло чего от него ждет поющий отец, и, опять же ни слова не говоря,
пошел и встал между двух деревьев, растущих в метрах десяти-двенадцати
друг от друга. Откуда ни возьмись на руках у него образовались перчатки.
Те самые - байковые, мамины...
  Александр Юрьевич протер глаза. "Да, - подумал он, - просто передача
"Очевидное-невероятное"; профессора Капицу бы сюда..." Но потом он понял,
что, пожалуй, и Капица тут бы не помог и ничего не объяснил, потому что
все, что связано с бабкой Мотрей вообще объяснить невозможно. Тут надо
одно из двух: либо верить, либо нет. И Александр Юрьевич принял решение,
которое потом никогда уже не менял - поверить!
  Он поставил мяч на одиннадцатиметровую отметку, разбежался и произвел свой
коронный удар в левый угол ворот, под самую планку. Мяч от удара,
зазвенев, закрутился в воздухе и полетел точно туда, куда положено, откуда
ни одному вратарю не удалось бы его достать. Туда, где блестели на солнце
окна соседских квартир...
  - Гол! - машинально заорал Соколов-старший, в ужасе ожидая звона разбитого
стекла.
  Но сын, мгновение назад находившийся у противоположного дерева,
непостижимым образом пересек отделявшее его от мяча пространство, мелькнув
в нем как вспышка, и...
  - Нет не гол! - звенящим голосом сказал он. - По правилам вашей игры,
называемой футболом, гол защитывается в случае, если мяч пересек линию
ворот, чего в данный момент не произошло!.. - сказав это, он отправил мяч
назад на одиннадцатиметровую отметку.

                                  Глава 22

  ЖЕНСКИЙ ЗАГОВОР

  Там на неведомых дорожках
  Следы невиданных зверей;..
  А. С. Пушкин

  Сначала Лике было очень трудно поверить, что все это с нею происходит в
жизни, а не на экране. Предлагаемые обстоятельства были настолько
фантастичны, что все время хотелось произносить какие-то таинственные
слова ненатуральным загадочным шепотом, совершать необыкновенные поступки:
безумные, но героические.
  Четыре года тому назад, когда она играла свою первую роль в фильме у
известного детского кинорежиссера, тот ее все время уговаривал: "Ты,
главное, не старайся играть. Что бы не случилось, оставайся сама собой."
Потом она узнала, что это часть "системы Станиславского". Режиссер однажды
после съемки даже прочел ей главу, которая так и называлась "Я в
предлагаемых обстоятельствах". После прочтения режиссер спросил:
  - Поняла?
  - Поняла! - ответила Лика. - Это значит ни при каких обстоятельствах не
терять собственного лица.
  - Умница! - обрадовался режиссер. - Кстати, у восточных народов есть такое
понятие - "потерять лицо", что значит струсить, спасовать, а то и просто
предать. Вот и в нашей профессии, я думаю, "потерять лицо" - значит то же
самое...
  С тех пор больше всего Лика боялась "потерять лицо" и начала воспитывать
волю. Как? Это навсегда останется ее маленькой женской тайной. Факт,
воспитала. Главное качество, которое она выработала в себе - это не
бояться, когда тебе страшно. Хотя сейчас, пожалуй, страшно и не было. А
вот интересно было до ужаса. Как никак, контакты третьего вида. И ни где
нибудь, скажем в Гималаях, где даже "снежный человек", говорят, еще
встречается, а у нас в столице, пусть не в самом ее центре, но все-таки. И
что самое интересное, что существуют они не со вчера, а чуть ли не с
тысяча девятьсот тринадцатого года, вернее, уже точно с новогодней ночи
тысяча девятьсот четырнадцатого.
  Как жаль, что тогда никому в голову не пришло, что бабка Мотря - Пришелец.
Все-таки взрослые, подумала Лика, такие недотепы. Никогда не обращают
внимания на очевидные вещи, мимо которых сегодня не прошел бы даже
сопливый первоклашка. Она не выдержала и высказала эту, возмутившую ее,
мысль вслух.
  - В том-то и дело, что сегодня! - заметил Валерка. - Какой год на
календаре... Соображаешь? Это тебе не тысяча девятьсот четырнадцатый.
Тогда еще и спутника ни одного не летало, самолеты "этажерками" называли...
  - В том-то и дело! - поддакнул Юрка. - Им-то простительно, что они сразу
не сообразили, - вступился он за своих дедов и прадедов, - а потом поздно
было - привыкли. Человек ко всему привыкает. Даже к чудесам. Вчера еще,
отец рассказывал, телевидение называли "Чудом двадцатого века", а сегодня
по три телевизора в каждом доме: в гостиной, спальне и на кухне...
  - А мой отец в ванной поставил! - ни к селу, ни к городу встрял Валерка.
  - Ага! - продолжил свою мысль Юрка. - Вот они и к бабке Мотре попривыкали.
И считали ее обыкновенным феноменом.
  - Чем считали? - переспросил Валерка.
  - Феноменом... Ну чем-то вроде вундеркинда! - пояснил Юрка.
  - А... Так бы и говорил! - обрадовался Валерка. - Вундеркинд - это понятно.
  - Самородок, одним словом! - подвел черту под определением бабки Мотри
Юрка.
  - Какая разница: феномен, вундеркинд или самородок,
- перебила их размышления Лика, - когда она ни одно, ни другое, ни
третье... Это же сразу в глаза бросается. Она даже на человека не очень
похожа!
  - Ну почему не похожа?! - неожиданно обиделся за свою Арину Радионовну
Юрка. - Она даже очень похожа!
  - А петух?! - парировала Лика.
  - Да, петух... - вынужден был согласиться Юрка. - Ну он же не навсегда
здесь застрянет. Проинспектирует, ревизию проведет, акт подпишет и
уберется восвояси, только его и видели... - размечтался он. - А бабка
пусть остается. Она же, если разобраться, не вредная, а если честно, то
очень даже полезная! У нас в конце концов тоже когда-нибудь будут дети! -
выпалил он и, взглянув на Лику, смутился. - Пусть и на них влияет...
  - Конечно! Пусть влияет! - поспешно согласилась Лика и тоже почему-то
смутилась. - Ее ведь никто отсюда не гонит! Просто я удивляюсь, почему
такие простейшие мысли никому до сих пор не пришли в голову?!..
  - Какие мысли? - заинтересовался Валерка.
  - Ну, например, поговорить с ней начистоту! - предложила Лика. - Мол, так
и так... Мы о вас все знаем!
  - Открыть карты! - восторженно поддержал Ликину идею Валерка. -
Поговорить, как гуманоид с гуманоидом!
  - Идея хорошая, - уныло согласился Юрка, - вот только вопрос, кто будет
исполнять?!
  - Я! - тут же вызвалась Лика.
  - Почему ты? - заволновался Валерка. - Ты все-таки женщина, слабый пол,
так сказать...
  - Это кто слабый?! - обиделась Лика, но тут же опомнилась и уже другим
тоном стала убеждать, - В том-то и дело, что женщина! И она женщина.
Значит, мы скорее найдем общий язык...
  - А кто сказал, что она женщина? - вмешался в их спор Юрка. - Может у них
вообще никаких женщин не бывает!
  - А кто бывает? - спросила Лика.
  - Ну... - смутился Юрка. - Мало ли кто...
  - Стойте! - вдруг закричал Валерка. На лице у него появилось такое
выражение, как будто он только что решил проблему гравитации.
  Юрка и Лика замолчали.
  - Я все понял, ребята! - Валерка сделал эффектную паузу.
  - Ну! - не выдержал Юрка.
  - Ни с какого она ни с четырнадцатого тут! - выпалил Валерка.
  - Ас какого? - спросила Лика.
  - Точно не знаю! - ответил Валерка.
  - Так что же ты раскричался тут?! - возмутился Юрка.
  - А то, - торжествующе выпалил Валерка, - она никакая ни бабка Мотря, а
обыкновенная Баба-Яга!
  - То есть? - Лика уставилась на него широко раскрытыми глазами.
  - Не с потолка же Баба-Яга в русские сказки свалилась! - начал развивать
свою гипотезу Валерка. - Во-первых. летает...
  - А костяная нога? - парировал Юрка.
  - Вот в том-то и дело, ее корабль потерпел аварию, а нога - последствие! -
гнул свое Валерка.
  -Погодите!-вмешалась Лика.-Не о том вы говорите, не в ноге дело, важно
другое: Баба-Яга - персонаж отрицательный, а бабка Мотря наоборот. Что oт
нее человечество, кроме хорошего, видело?
  - Это смотря с какой стороны посмотреть! - возразил Валерка. - Народ ведь
какой в древности был?
  - Какой?
  - Темный! Мы ведь на что с Юркой подготовленные, а и то поначалу знаешь
как перепугались!
  - Еще как! - подтвердил Юрка.
  - Вот видишь... Что же говорить о наших предках, наклепали с перепугу на
бедную инопланетянку с три короба и, что не добрый молодец, так и норовит
вступить в единоборство и еще на коне при всем вооружении, вот она и
затаилась в дремучем лесу в своей тарелке летающей. Тарелка мхом обросла,
а стабилизаторы, те кто в ту чащу ненароком забредал, со страху за куриные
ноги принимали, вот и пошло в народе: "избушка на курьих ножках". А то,
что она ворочалась "к молодцу передом, а к лесу задом", так кого этим
удивишь - простой фотоэлемент. Вот после всех этих передряг ей и запретили
идти на прямой контакт, а только исподволь влиять...
  - Кто запретил? - поинтересовалась Лика.
  - Кто, кто, прилетел такой вот Бульон и запретил, мол, не готовы еще
местные гуманоиды к контакту, все с отрицательной точки зрения
рассматривают. Вот она и перестала действовать в глобальных масштабах, а
начала выискивать отдельных индивидуумов, способных воспринять достижения
иной цивилизации. На предмет передачи основополагающих интеллектуальных
ценностей своего мира. - Валерка перевел дух. Юрка с Ликой с восхищением
уставились на него. Честно говоря, Валерка и сам от себя не ожидал такой
речи. Он слушал то, что слетало с его собственного языка и ушам своим не
верил.
  - То есть, ты считаешь, что только вы с Юркой для этого контакта годитесь?
- между тем опомнилась Лика.
  - Наверно... - скромно ответил Валерка и потупился.
  - А вот я сейчас пойду к ней сама, - Лика упрямо выдвинула подбородок, - и
вступлю в контакт. Вот тогда посмотрим, кто из нас больше подходит... - и
она больше не слушая ничьих возражений, побежала вслед за бабкой Мотрей,
которая не спеша шла по двору, неся на вытянутой руке большущий клубок
шерсти.
  - Если этот клубок размотать, - задумчиво сказал Юрка, глядя им вслед, -
то ниточка, я думаю, в такое тридевятое царство, тридесятое королевство
приведет, что ой-е-ей...
  - Да уж... - согласился Валерка и вздохнул.
  Лика же, прячась за чем только можно, следовала за бабкой Мотрей по пятам.
А та, пройдя мимо Генки, сидящего на крыльце в обнимку с серым щенком,
скрылась в парадном. Лика выждала минут пять и, чувствуя себя радисткой,
вызвавшей огонь на себя, смесь страха и гордости, зашла вслед за ней.
  Возле лифта никого не было, Лика подошла к нему и только хотела нажать
кнопку вызова, как двери сами по себе открылись настежь. Она осторожно
всунула голову вовнутрь и недоверчиво оглядела кабину. Ничего
подозрительного там не обнаружилось. Поколебавшись немного, она
переступила порог кабины. Двери за ней тут же закрылись и лифт поехал
вверх. Лика кинула испуганый взгляд на щиток с кнопками и в ужасе увидала,
что кнопка шестнадцатого этажа нажата. Лифт, между тем, набирал скорость и
не успела Лика опомниться, как двери вновь распахнулись. Она как
ошпаренная выскочила на площадку, готовая к любым неожиданностям. И они не
заставили себя ждать. В одной из квартир, это была квартира Соколовых, но
Лика-то никак не могла этого знать, резко и продолжительно зазвонил
звонок. Послышались бодрые шаги и дверь распахнулась. Лика оказалась лицом
к лицу с бабкой Мотрей. Надо сказать, что лицом к очень недовольному лицу.
  - Чем по этажам на лифте ездить, - строго сказала бабка, - лучше бы делом
занялась. Тебя в лесу-то обыскались!
  - А вы откуда знаете, что меня? - опешила Лика.
  - А больше некого! - не допускающим сомнений тоном ответила бабка Мотря.
  Лика потопталась на пороге, ей хотелось задать тысячу вопросов, но они
как-то не сходили с языка.
  - Ладно, - сменила гнев на милость бабка, - коль уж пришла - заходи.
  Вслед за нею Лика зашла в комнату. Первое, что бросилось ей в глаза -
огромный клубок, свернувшийся, как пушистый котенок, на подоконнике и
хлопочущий вокруг него Бульон. Он заходил то справа, то слева, время от
времени погружая клюв в пушистую шерсть. Бабка, казалось, не обратила на
это ровно никакого внимания.
  - Ну, - сказала она, - я тебя слушаю! И тут Лика решилась и выпалила
  - Как там у вас?!
  - Где? - бабка лукаво поглядела на нее.
  - Ну, откуда вы прибыли... - Лика смутилась.
  - Ах, вот ты про что... - бабка рассмеялась, - там, милая, хорошо, очень
хорошо, особенно летом, как все поспеет. Фруктов видимо-невидимо. Ешь, не
хочу. И молоко парное, и яички свежие прямо из-под курицы. Вот каникулы у
моих хлопчиков будут, заберу их туда, пусть отдыхают. И ты в гости
приезжай.
  - Спасибо! - разочарованно сказала Лика. - Только я наверно не смогу, у
меня летом съемки...
  - А ты вместе со съемками приезжай. Люди там хорошие... А лес у нас какой,
чего там только нет, для них самое раздолье...
  Лика внезапно поймала себя на том, что она слушает бабку, как будто та
рассказывает какую-то волшебную сказку и вот-вот начнутся чудеса.
  - Ладно! - неожиданно для самой себя согласилась она.
  - А куда ехать?!
  - Куда? - бабка хитро подмигнула. - А в Лукоморье, деревня наша так
зовется. Ее у нас каждый знает.
  - Ага... Лукоморье, значит! Прав был Валерка... "Там чудеса, там леший
бродит, русалка на ветвях сидит..." - вдруг выплыла в памяти с детства
знакомая строка.
  Больше ничего Лика вспомнить не успела, так как в этот же момент произошло
и впрямь чудо - клубок шерсти, который к тому времени Бульон оставил в
покое, сам собой как колобок скатился с подоконника наружу, но, вопреки
всем законам физики, не понесся с присущим всем предметам ускорением вниз,
а нахально завис на уровне шестнадцатого этажа, как будто никакого земного
притяжения не существует. Отменили с сегодняшнего дня.

                                  Глава 23

  А БЫЛ ЛИ МАЛЬЧИК?

  Покидая Планету, контакт с которой завершен успешно, Контактор принимает
позу Веры в повторный Контакт.
  Пункт N 738 СН "Санкора Контактора в условиях свободного поиска

  Близость Корабля Урх почувствовал одновременно с Лиссом. Это было как
удар. Вспышка, озарение, неудержимая волна счастья, каждая клеточка пела и
вибрировала, попав вновь в зону родного притяжения. Первые волны
переработанной энергии защекотали рецепторы, которые в данной форме были
почти лишены какой-либо защиты. Урх успел поставить блок. Лисса же
замотало из стороны в сторону. Короче, все говорило о присутствии Корабля
в радиусе рецепторного контакта, однако, визуально он не наблюдался.
  Урх попытался засечь источник излучения, Лисс тут же пришел ему на помощь.
Вдвоем они, действуя методом пеленгаторного поиска, наконец, нащупали
Корабль. Он, как ни в чем не бывало, лежал, невесть зачем замотанный во
множество слоев теплого ворсистого вещества небольшого диаметра, на ладони
у Точки Отсчета, Фактора Икс, короче, у бабки Мотри.
  И тут Урх подумал, что недаром они приняли ее за исходную постоянную, в
которой скрещивались дела и помыслы аборигенов, что им повезло сразу
натолкнуться на ось системы, вокруг которой, судя по всему, вращается вся
жизнь подследственной планеты. Очевидно, при обработке собранных данных
следует вынести ее за скобки, как некий коэффициент жизнедеятельности
общества.
  Между тем Возможный Коэффициент прошел мимо Контакторов, которые, не
считая себя готовыми к контакту со столь мощной величиной, отключили
модуль собственной видимости в максимальном радиусе, на что ушла последняя
энергия. Корабль вновь удалялся. Лисс был вынужден вскрыть резервный
запас. В случае чрезвычайной необходимости Санкор допускал такую
возможность. Сейчас главное было - вернуть Корабль. Хотя, как это сделать
ни Урх, ни Лисс пока себе не представляли.
  В первую очередь, не ясно было зачем вообще бабке понадобился их Корабль.
Был ли его захват аборигенами, двойниками которых они по воле случая
сейчас являлись, тщательно продуманной акцией, либо же роковой
случайностью, каковых в Первом Контакте хоть пруд пруди.
  Но как бы там ни было, а резервного запаса на двоих не хватало, значит
кому-то из них придется действовать в одиночку, полагаясь только на себя.
Лисс уже начал приемку энергии Урха, ликвидировав его форму, когда в зону
передачи ворвался еще один абориген. Остаточная память в Лиссе щелкнула и
откуда-то из подсознания возникло теплое слово "отец". Командир был
вынужден изменить приказ, оставив себе контактный лимит энергии, он вновь
задействовал Урха.
  - Бери на себя! - приказал он. - Иду на Контакт.
  - Есть! - мысленно козырнул Урх и отбыл. Лисс приступил к Контакту. Потом
мельчайшие подробности в поведении аборигена, зафиксированные его
аутогенной памятью, будут считаны анализаторами Корабля, а в последствии
переданы дискретному мозгу Галактического совета, который по обрывочным
частям собранной информации воссоздаст общую картину жизни на
подследственной планете. Быть может от этих минут зависит вся дальнейшая
судьба Большого Контакта. Так что оставаться на своем посту до последней
капли энергии для Лисса было так же естественно, как для любого
Контактора. "На моем месте так поступил бы каждый!" - с гордостью подумал
он и смело шагнул навстречу аборигену.
  А в это время Урх, стараясь оставаться невидимым, что в условиях острого
дефицита свободной энергии было не так-то просто, крался за бабкой Мотрей.
В какой-то момент он заметил, что в своей слежке он не одинок. Рядом с
ним, почти касаясь его, двигалось еще одно существо. Это был абориген,
судя по визуальному осмотру, того же пола, что и объект преследования.
Манера поведения аборигена что-то сразу напомнила Урху и через мгновение
он понял, что и сам он ведет себя точно так. Это его не удивило. Еще в
первом своем свободном поиске в системе ЕМ-048, он заметил, что при
трансформации вместе с новой формой обретаешь другой строй мышления,
манеру поведения и даже слой наследственной памяти. Как бы там ни было, а
цель у них с аборигеном была одна - бабка Мотря.
  "Что же, - подумал Урх, - перша щупны кормят, и устремился вслед за ним.
Оставаясь невидимым, он нажал кнопку вызова, потом кнопку шестнадцатого
этажа и потом уже на кнопку звонка. Что ни говори, а жать на кнопки было
для него делом привычным. Таким образом он проник в отсек, где по-прежнему
замотанный во многие слои ворсистого материала, находился Корабль.
Пользуясь тем, что бабка Мотря отвлечена аборигеном, Урх просочился
вовнутрь. Ощутив под щупнами поверхность пульта, он привычным движением
пробежался по гнездам и снял блок защиты. Корабль сразу заработал в
предельном режиме. Нужно было спешить. Урх максимально быстро, но
тщательно развернул по касательной все ранее поступавшие данные и произвел
пересчет. Страхуя себя, он трижды все проверил и только после того ввел
новый коэффициент подобия в систему.
  Корабль задрожал и послушный виброконтактам соскользнул со своего места в
пространство. Ворсистые нити лопнули с музыкальным всплеском и в синеве
возник Корабль в свою, естественную для данного мира величину.
  Урх с облегчением вздохнул, полдела было сделано. Теперь очередь была за
Лиссом. Урх немедленно установил с ним рецепторную связь, энергия у него
была на исходе, но несмотря на это, он был готов продолжать Контакт, так
как в лице аборигена он встретил коллегу, тот, как выяснилось, тоже был
капитаном и даже в двойном смысле этого слова.
  "Эх, - подумал Урх, - всегда у нас так - на мистраль ходить, першей
кормить", - и начал синхронный отсчет перед стартом.
  А Лисс между тем, исчерпав резерв, вопреки всем указаниям Санкора, перешел
на аварийное НЗ, так как исчезнуть вот так, не простившись, прервав
контакт на полумысли, он уже не мог. Хотя, грубое нарушение Санкора,
фиксируемое к тому же приборами Корабля, грозило ему большими
неприятностями, вплоть до отстранения от Свободного Поиска.
  А готовый к старту Урх с нетерпением ждал разрешения на пункт N 738 СН.
Лисс колебался. Можно ли считать, что контакт завершен успешно? Все
системы Корабля обрабатывали информацию в предельном режиме. При всей
своей сумбурности и непродолжительности Контакт был предельно насыщенным,
однако, в процессе общения имела место потеря Корабля и какой информацией
он был начинен за время своего отсутствия пока оставалось загадкой.
Сообразуется ли с этикой Контактора употребление пункта N 738 СН при
сложившихся обстоятельствах? Ответа на этот вопрос у него не было.
  Но в этот нелегкий для себя момент Лисс вдруг встретился наружными
визуальными фиксаторами с голубыми, как атмосфера над планетой, глазами
аборигена и подумал: "Не виргом единым жив Контактор, - и уже совсем
по-русски, - Эх, елки-моталки, где наша не пропадала", - махнул щупном и
принял эту самую позу. Абориген сперва опешил, но быстро оправился и в
точности повторил ее.
  Урх в Корабле с облегчением вздохнул, все формальности были соблюдены,
можно было улетать. Лисс снял, наконец, блок защиты и позволил Урху
втянуть себя в Корабль. И пока он, подключившись к системе, занялся
заправкой, Урх предпринял последние приготовления. Отсчет заканчивался.
Все было нормально. Он включил систему отделения от планеты, но в этот
момент на подоконник, возле которого, не отрывая глаз от Корабля, застыли
аборигены, взлетел бабкимотрин петух, замахал крыльями и, нагнув голову,
закосил в сторону Корабля налитым кровью глазом.
  Урх и Лисс не успели опомниться, как бесстрашный Бульон ринулся атаковать
Корабль и так уж получилось, что влетел в тунель наполовину задраенного
люка, который тут же бесшумно затянулся. И в ту же секунду пространство
стало распахиваться. Это зрелище, казалось, совсем не удивило крылатого
агрессора, он смело уставился в раскрывшуюся бесконечность нулькоридора, в
которую медленно втягивался Корабль.
  Лисс, покидая планету, думал о своем докладе Галактическому Совету, все
мысли Урха были заняты покидаемой планетой. "Наверно, - думал он, - в том
и притягательная сила судьбы Контактора, что хоть каждый Контакт
непредсказуем и несет в себе элемент риска, тем не менее жажда расширения
кругозора, которая в каждом Контакторе превалирует над всеми чувствами,
почти всегда утоляется. По крайней мере, хотя бы на какое-то время."
О чем думал Бульон, покидая Землю, неизвестно, но, тем не менее, он вдруг
ни с того, ни с сего радостно захлопал крыльями и разразился таким
заливистым "Ку-ка-ре-ку!", что приборы зашкалило и лишь синхронными
усилиями Урха и Лисса их удалось привести в сравнительное равновесие.

                                  Глава 24

  ЗВЕЗДНЫЙ ЧАС ЮРКИ СОКОЛОВА

  Если нельзя, но очень хочется, то можно!
  Городской фольклор

  Когда на месте шерстяного клубка образовалась летающая тарелка и в нее
впорхнул крылатый резидент, Валерке захотелось заорать на весь двор: "Я же
говорил!" Он бы, пожалуй, так и сделал, если бы на какое-то время не
утратил дар речи. Впрочем, он был не одинок. Все, кто стояли рядом, так же
не могли вымолвить ни слова, такое впечатление произвел на них зависший на
уровне шестнадцатого этажа межпланетный лайнер.
  Витька Павлов, который еле дождался конца уроков, чтобы броситься на
розыски Валерки с Юркой и увязавшаяся за ним Ленка Косачева, забывшая на
какое-то время, что она первая красавица на все пятые и шестые классы, и
Генка "Саксофон" со своим бывшим зайцем, и Соколов-старший, прижимавший к
себе сына так крепко, как будто боялся, что если его не держать, то он
снова прямо на глазах исчезнет, - все с немым восторгом глядели на
инопланетное чудо.
  Юрка же исчезать не собирался, во всяком случае в ближайшее время. Он,
задрав голову вверх, стоял и думал, что корабль вылупился из клубка, как
бабочка из кокона, и, что, наконец-то, все точки над "i" расставлены...
  Из парадного выбежала Лика и встала рядом с ним. В тот же момент
пространство над домом раскололось и всосало в себя тарелку, как трясина
на болоте, так что через мгновение даже малейшего следа не осталось на
голубой поверхности неба, - ни трещинки, ни облачка. Горластый инспектор
отбыл восвояси.
  - Вот и размотался клубочек!.. - тихо сказал Юрка, а про себя подумал:
"Вот бы кончик нити от него найти, чтобы в это тридевятое царство
махнуть". Но тут же вспомнил: бабка Мотря-то осталась. Вон она из окна их
квартиры выглядывает. Как ни в чем не бывало. Сыграла свою роль в его
жизни и любуется на дело рук своих. И тут Юрка понял, что вот он кончик,
за него только нужно ухватиться, а там... И что главное, что все
дальнейшее зависит только от него самого, и что если очень захотеть...
  Валерка тоже думал о том же. И пришел к выводу, что это большое счастье,
что бабка захватила в зону своего притяжения и его, что ему очень повезло
в жизни. А какой она будет? Он задавал себе этот вопрос. Как сложатся
дальше их судьбы: его, Юркина, Лики? Ответ у него был один: жить будет
интересно.
  Думала о будущем и Лика, она не бралась его предсказывать, но одно про
себя она знала твердо: никогда в жизни она не "потеряет лицо".
  Пауза после отбытия инспектора затянулась. Нарушил ее Витька Павлов:
  - Ну, вы даете! - только и сказал он, а Ленка Косачева ничего не сказала,
но вид у нее был красноречивее всяких слов.
  - Улетел! - вздохнув, сказала Лика.
  - Это Лика! - представил ее одноклассникам Юрка. - Она в кино снимается...
  - Павлов Виктор! - расшаркался Витька и бесцеремонно начал разглядывать
Лику. Ленка опять промолчала, но на лице у нее черным по белому было
написано ехидное словечко "Подумаешь!"
- Я сразу понял, что неспроста она этот клубок тащила! - выпалил внезапно
Валерка. - И петух улетел. Конечно, не вечно же ему здесь торчать...
  - Да, ты был прав! - подтвердил Юрка.
  - А ты тоже можешь так как Ерохин? - неожиданно спросил Витька каким-то не
присущим ему уважительным тоном. - Исчезать, то есть?..
  Все уставились на него, ожидая ответа. Юрка внимательно оглядел окружавших
его людей, среди которых были и отец, и лучший друг, и девочка его мечты,
и одноклассники...
  - Наверно могу! - не совсем уверенно сказал он, но тут же понял, что от
него ждут чего-то большего, может быть каких-то необычных действий, тогда
он, глубоко вздохнув, решительно произнес:
  - Конечно могу!
  И шагнул сквозь стену.