Файл из библиотеки   

 

Наталья Заварзина

Страна Серых Снов

 

 

ВХОД

 

… прежде нежели отойду, — и уже

не возвращусь —  в страну тьмы и

тени смертной, в страну мрака,

каков есть мрак тени смертной,

где нет устройства, где темно,

как самая тьма…

(Иов, 10:21,22)

 

 

В тех областях, что простираются меж Небом и Адом, лежит Серость.

Неведомая от начал мира, она существует без тепла дневного светила или ночных звезд. Блеклый и зыбкий срединный мир не похож на влекущие обители Рая или неведомые пространства Преисподней. Серость —  страна грез и видений, замкнутая в самой себе вот уже много тысяч лет.

Странный, полувымышленный, полуреальный мир поражает своей сутью, ведь от нее ничего нельзя утаить. Она захватывает в свои объятья и читает сердца, как открытые книги. Серость срывает маски, она оголяет души. Все выносится на поверхность.

Серость бесконечна, как будут вовеки бесконечны человеческие мысли, мечтания, фантазии, выдумки, чувства. Там, где среди угрюмых теней спящего разума и странных сооружений подсознания бродят призраки и создания сокровенных глубин, начинается Серость. Живой душе не найти более странного места, чем это.

Место, где небытие, скука и тоска правят вместе с кошмарами и страхами, где по сей день происходят древние тайны и идет непрерывная гонка туманных видений, и есть серость. Здесь нет правил, и нет изменений.

Серость слывет в междумирье как страна скорби, темноты и забвения. Для некоторых это —  лишь видимость. Для тех же, кто пропитан и проникнут Серостью, радость упокоения в этом Нигде и Ничто порою превышает все другие желания. Здесь не место чужакам, но каждый знает дорогу сюда.

Живые люди, что пребывают во сне, или умершие, что почили навеки, сходятся в черно-белом мире. Снедаемые тяготами и гнетами заблудшие и остывшие души здесь находятся вместе.

Серость —  страна неопошленной корявым словом мысли любого существа, которое сюда попадает. Поэтому она сходна с эфемерной тюрьмой, где за крепкими прутьями единоличности и уединения кроется полное высвобождение. Умейте понимать.

Каждый, в ком есть хоть зерно серости, может стать серым. Каждый находит себе то, чего он хочет. Ведь Серость прощает не все, но очень многое. В своем хаосе она любит порядок.

В суетном и многострадальном мире людей, который пожирает сам себя, серым быть невозможно. Там, за гранью сновидения, где существует невидимый переход в действительность, собираются те, которым претит беспрестанное противостояние Добра и Зла.

Серость важна. Она необходима. Без Серости не было бы красок. Без нее свет не был бы столь ярок, а тьма не так мрачна. Но в этой связи она находит уединение.

Если летом к человеку приходят зимние мысли, если ему хочется посмотреть в правдивое зеркало или если его душа ищет отдыха от мира, где постоянно идет дождь, то его место в Серости. Иные обретают здесь истину, а иные сходят с ума.

Так зачем отдалять от себя дно колодца, на котором часто прячется личность? Зачем сужать его стенки или углублять его еще больше? Загляните туда и не скрывайте наедине с собою частицы своей сущности.

Ведь в тех областях, что простираются меж Небом и Адом, лежит Серость…

 

Добро пожаловать, сознающие…

 

 

I

 

В центре Пустого Города стоял Живой Дом.

Стоял где-то там, вдалеке, невидимый и пока отсюда недостижимый. Именно к нему стремилось маленькое светящееся существо, постепенно пробиравшееся по заброшенным улицам. Металлические лестницы, погнутые неизвестной стихией, остовы высотных зданий, развалины заводов, разбитый асфальт шоссе со стертой разметкой: чуть видная точка следовала с усталым упорством к своей далекой цели.

Пустой Город, обширными руинами знакомой цивилизации распростершийся в Стране Серых Снов, давно никого не удивлял. Под низким и невнятного цвета небом он хранил молчание и изучал тех, кто приходил к нему. Сломленные пополам столбы фонарей, расколоченные стекла окон коварно взирали на тусклое творение, тащившее за собой мешок.

Если бы кто-либо представил Город сверху, с неосуществимого птичьего полета, то любой наблюдатель узнал бы в нем знакомый индустриальный склад, а так же все те признаки и видимости, свойственные городу современности —  это не древность и не античность, а ровно то самое, что мы видим за окном мегаполиса. Мегаполиса ровно наоборот.

Город знал свою силу —  заманивал и отнимал стремление выйти. Входя на просторы закинутых переулков с вездесущими свалками, пришелец искал своего, но скоро запутывался в смертельном лабиринте. Вскоре отчаявшись, вошедший забывал о поисках выхода и сдавался, садясь куда-нибудь на треснувший тротуар.

Так в Городе терялись если не тысячи, то сотни. Они не искажались, не превращались в бродячих мертвецов или неупокоенных сомнамбул, все еще ищущих вожделенный выход, они просто исчезали. Исчезали бесследно и навсегда.

Через дорогу не бежало даже сухое перекати-поле, и нигде не было и травинки, послужившей хоть бы намеком на недавнюю и потерянную жизнь. Чью и когда, никто не узнает. Город съедает и не выплевывает своей легкой добычи.

Но Дух не думал ни о Живом Доме, ни о том, кого он собирается там найти. Если бы он допустил подобное, не миновать ему участи, схожей с пропавшими. Мешок, сработанный из грубой мешковины на ненужной лямке-ремне, шуршал и шлепался о дорогу, которую Дух спонтанно намечал для себя. Ступени и доски, камень и листы ржавого железа; крыши, подвалы, переходы. Дух пытался обмануть злокозненный Город, не имея в запасе и капли умыслов, и у него вполне получалось. Он здесь часто бродил по своим надобностям и привык бывать в таком положении.

Город не терпел такого обращения, но ничего не мог поделать. Суровая тишина покорно отступала, когда шаги Духа, тихонько взбрасывая пыль, опилки или сор вверх, настойчиво вели в центр. Провалы дверных проемов, форточки, канализационные люки, ямы —  зоркие уши и чуткие глаза, отпускали его по мере того, как он постепенно достигал того, чего искал в этом опасном месте.

Но на подходе он приостановился и присел на дощатую лавочку посередине погибшего парка. Сложив руки между колен, он наклонился и опустил голову, пытаясь собраться. Пальцы ног держались за бортик, делая его похожим на охотящуюся хищную птицу.

Дух обнаружил прореху в желаниях. Напрягся и теперь выжал все из себя. Пенял на себя, потирая шею и сосредотачивая остатки таких необходимых сил. Город ухватился за это сразу же и расковыривал случайный проблеск воспоминания о далеком гроте… Нет, надо идти.

Живой Дом, неприступным полу-замком кроющийся в середке Пустого Города, трудно назвать домом или зданием вообще. Хаотичное и непоследовательное нагромождение элементов всех существующих стилей, от древности и средневековья и до современного вида. Башня с широкими заколоченными рамами, скат шиферной крыши с замысловатой трубой, гнутый флюгер с отломанным “югом”, а также бойницы на шлакоблоках и перевернутая дверца —  вот из чего был сложена обитель Центра. Дух привычно обвел взором неправильные формы Дома и поприветствовал его, все же тот был живым.

Суть была в том, что внутри замысловатый Дом был совсем иным, чем снаружи. Более того, это неуклюжее, уродливое обличье портило первое впечатление того, кто входил вовнутрь.

Внутри Дом был чуть ли не в несколько раз больше, чем снаружи. Свободные комнаты неприглядного с улицы дворца поразили бы всякого, кто сюда попал бы. Богато обставленные прихожая, гостиная, каминная… Палаты  из драгоценных камней и картинами из мозаики прятались по сторонам длинных галерей. Красота чертога была роскошной, прохладной и отрезвляющей, как осеннее утро.

Но все смотрелось таким необжитым…

Повсюду дорогая антикварная мебель, в то время как слегка выцветшие гобелены, картины и фрески украшали стены. И много того неоценимого богатства, которое слишком любят вне Серости.

От самого парадного входа по бокам шли книжные шкафы и стеллажи мореного дерева, которые были забиты книгами всех времен. В коже и дереве, глине и пластике, в ярких суперобложках, эти издания были ценнейшей коллекцией за всю историю. Дух знал их все. Знал отлично с того времени, как в первый раз гостил в Живом Доме. Все эти книги излучали знания, в них было столько мудрого, степенного и они занимали его… когда-то, но не так и много времени ему понадобилось, чтобы их изучить. Он шел дальше.

По временам шкафы прерывались на двери и вели все дальше и дальше по галереям в Главный Зал, куда и означил свой путь Дух. Он забыл про величие рядом с собой.

Главный Зал поистине был душой Дома. Необъятность шири помещения просто поражала воображение: массивные четырехугольные колонны образовывали в легком полумраке длинную аркаду, гладкий до безупречности пол и все те же шкафчики с книгами по трем стенам.

По фигуре представляя из себя зеркальное отображение исполинской буквы “Г”, Главный Зал был бесконечен: потолок уходил в никуда. Каменное небо, сходное со сводчатым собором, виднелось где-то вдали, где из крошечных квадратных окошек лился свет, который позволял Пустой Город небу. Туда иногда было страшно смотреть, помнил Дух. Ему представлялось, что все внезапно переворачивается, и он падает туда, вверх..

Кроме того, была в Зале одна черта, не менее страшившая Духа —  на парапетах колонн и над каждым дверным полукругом нависали замершие в агрессивных позах резные готические страсти: резные тролли, химеры, горгульи, медузы, крылатые львы и драконы. Пусть даже в их  искусственных глазах и не было искры живости, но Дух боязненно не глядел на них, потупясь в пол. Вот сейчас они оттолкнутся с насиженных пьедесталов, разомнут свои лапы и крылья и с хлопками скорости понесутся  вниз, на него, чтобы вцепиться…

Дух резко посмотрел на ближайшее чудовище: рогатый вепрь со змеиным хвостом не отрывался от плиты —  лишь в его раскрытой пасти прошумел ветерок. Надвинутые лохматые брови отдыхающего аспида, трехголовые страшилища с воздетыми руками и круглые очи рыб, гоблинов и прочих “украшений” медленно сводили его с ума.

Да, Главный Зал сегодня был темен и мрачен. Он лежал в прохладном полусне, убаюкивая и погашая любые идеи ума, проникавшие сюда. Навевая невидимо грезы, стены мутнели и растворялись, но Дух отогнал от себя эти ощущения —  он шел в маленький закуток налево, к низкой тяжелой двери, напоминавшей подъездную, на растяжке-пружине. Поцарапанная и пахнущая прелым деревом, она никак не вязалась с пышной обстановкой Живого Дома и, уж конечно, с грозной гордостью Залы.

Дух приоткрыл дверь, потянув на себя отполированную посередине ручку желтоватого металла. Он попадал в промозглое обиталище того, кто обладал Домом и всем, что в нем было. Неуютные голые стены болотного цвета, беленый потолок и крашеная батарея —  вот что встретило Духа после роскоши.

Под освещением в одну лампу, висящую на проводе из трещины в потолке стояло большое и по виду мягкое кресло, смахивавшее на трон. Оно выделялось из скуки окружающего разрушения и в своей глубокой охре скрывало дремлющую фигуру в помятом плаще неуловимого цвета. Сапфировый, лиловый, сиреневый, черноватый, индиговый слились вместе, образовав сумеречный окрас. Ленно склоненную набок голову почти закрывали очки: похожие на облегающую полумаску окуляры матово отсвечивали. Их овалы лишили возможности посмотреть и увидеть глаза. У переносицы два ремешка переходили в кольцо, которое подцеплял на себя еще один ремень, шедший по аккуратному пробору. За ушами, на затылке все три лямки соединялись в плотный узел.

Дух, пододвинув измышленный стул к мирно спящему, положил на столик свой мешок и, скрючившись в три погибели, стал чего-то ждать. Через несколько мгновений послышался голос:

— Там, в углу у потолка, ветер веет на легкое сплетение паутины… Я ее могу нарушить одним прикосновением руки… И что же все-таки знают Светлые о нашей боли?.. В кои-то веки у меня гости… — вяло ворочая языком, он продолжил, — Дух, что заставило тебя прийти?..

— Можно подумать, ты мне не рад, — обидчиво ответил бледный, доставая и тут же убирая расколотую фарфоровую чашку, — Я, между прочим, чуть не остался в этом гадостном Городе, — хрипло подметил Дух. —  Я по весьма интересному делу… Да, тебя заинтересует.

Хмурая усмешка под высокий воротник и:

— Разве есть в Серости что-либо, могущее СЕЙЧАС меня заинтересовать?.. Я не настаиваю, Дух, но вся твоя дорога, и Пустой Город… напрасно ты беспокоился…

Дух без возражений сказал:

— Мне так и казалось по дороге сюда. Да, так и думал, что ты это скажешь… Но и меня мало что здесь радует, — навязчиво убеждал он, — Однообразие, разруха, потерянность… Нет, я бы не стал срываться с места ради нового повторения.

Все, что ты хранишь в Доме, я уже знаю. Все истории о мире людей, о каждой душе. Серость, Ад, Рай. Прекрасно знаю и помню. Да, книги, газеты, журналы, всяческие произведения —  оно во мне. Но то, о чем я, пришло ко мне недавно. Совсем недавно я получил послание, письмо, можно сказать.

— Хмм… Письмо? —  удивился сидящий.

— Да, в том-то и дело —  письмо! И от кого, подумал бы ты, от Них!.. —  и Дух умолк на короткое время.

— От Них да еще и письмо. —  голос стал чуть бодрее. —  Не то чтобы из ряда вон, но необычно.

— Ага.

— И что же там было?

— Ну, как бы выразить. Они пишут в стиле, понятном редкому. Путаница из загадок, отрывков, пиктограмм. Любят всякие штуки. И здесь —  односложные фразы… но я разобрал. Да, некоторое понял. Суть в том, чтобы мы пришли в Подвал…

— Подвал…

— Да, туда и Они дальше что-то будут рассказывать. Возможно, о Пути. О тебе, мне, или Серости. Может, есть какие-то сдвиги того, что мы с тобой не видели.

— Не тараторь, —  раскинул мыслями собеседник в плаще и привстал. —  Сколько бы ты не жил тут, тебе не понять, что ничего не меняется. Но не в этом дело… Их истории я люблю, они скрашивают мои скитания, но…

— Что же —  “но”? —  недоумевал Дух.

— Сомневаюсь я во всем этом. С чего Подвал? Тебе письмо…

— Но это Их написание, будь уверен. Сдавайся.

— Не люблю, когда кто-то наталкивает меня на путь. Или долго уговаривает, — и стертые ботинки оказались на полу. —  Собирай свой мешок и идем.

— Я не настаивал, запомни… — поднял наивно бровь Дух.

— А я еще до конца не согласился… — прозвучал лукавый намек.  —  Я отлучусь. И, возможно, надолго. —  Он тихо вздохнул на пороге. Живой Дом узнавал прощание и обмер.

— Минуту назад ты плевал на все мои предложения, Безымянный Странник.

— Это моя профессия, Дух. Во мне серость.

— При чем здесь это? —  покачало головой бестелесное существо.

— Поторопись, ведь ты рвался…

А Дух беззвучно сетовал про себя:

— Как с тобою сложно… Знал бы ты… Как тяжело…

Волны его  разума и разума Духа были единственными на многие дали: это было приятно ощущать. Оставляя за собой струйки невидимого тягучего дыма раздумий, они начали поход по снам.

— Я кое-что позабыл, — немного спохватился Странник, но, дотронувшись до своего левого кармана, успокоился. —  Нет, все в порядке…

Там, где под растянутым краем свитера пряталась петля, о бедро при ходьбе билась маленькая потрепанная книжечка с обожженным краем, которую Странник по непонятной причине всегда желал носить с собою.

Дух не раз пытался выспросить у него, что это за реликвия, но либо не получал ответа, либо слышал что-то вроде: “Иная история давнишних лет”.

Одинокая трасса с зеброй притаилась под поступью Безымянного. Пространство резко исказилось, оставив дома искривленными рябью. Город сопротивлялся силе идущих, но с Путником ему было не сравниться. Его одинокая душа разгоняла иллюзии. Взгляд, оставаясь непонятным из-под линз, не напрягался и был даже томным.

Дух, набросив помочь на худое плечо, поглядывал вокруг. Пустые и водянистые глаза грустно скользили по зубастому угловатому горизонту города. А Путник следовал рядом.

Шаг его, до умопомрачения спокойный со запрятанной напряженностью, позволял серому идти сколько угодно долго без устали. Так и было, ведь в убожестве срединного мира только и есть, что пути.

— Как попадем в подвал?..

— Через линию.

— Веди, куда тянет, и придем.

— Как желаешь.

За краем Города был вакуум и не было смысла идти в неизвестность, которая выкинет в другую. Но от одного  до другого —  один шаг и, отметая всю старательную оборону города, они шагнули в другую его часть, за границу…

 

Здесь была обитаемая область в полном смысле этого слова, так как по гудящим улицам спешили и падали тысячи людей, одна однородная и при этом пестрая толпа, где черно-белые скитальцы выделялись очень ярко.

Вокруг все кипело, переливалось и бурлило непокоем и сутолокой. Здания до небес не замечали сумасшедшей суеты внизу, тая в своем стекле, бетоне и железе такую же клокочущую массу. Дороги иссечены ворчащими, словно звери, автомобилями, заключенными в тиски пробок. Сквозь этот поток изредка перебирались понурые группы, занятые чем-то своим. Они жались друг к другу на тесных тротуарах, рекою унося Духа и Странника по своему направлению.

Было сложно что-либо удержать в голове. Беспорядок и хаос вкупе с необъяснимой интенсивной жесткостью отнимали силу и лишали свободы. Серые чувствовали свое свойство и были, как дома —  во всех внешних была серость, но человеческий муравейник кого угодно может свести с ума. Но их не замечали, принимая… за своих? Как тех, которых незаметно среди любого окружения, они не обращали внимания на тех, кто бросал взгляды сквозь них.

От одного до другого —  один шаг. Полный людьми Город мира всегда может превратиться в Пустой: для этого не надо особых усилий, мнил  Странник. Человеки об этом знают.

Путники видели в Городе мира всю палитру общества, чем бы оно не представлялось. Спустился вечер, но все так же от крайности и до крайности распростиралась гордыня, алчность, самодовольство, … знакомый эгоизм. Достоинства не обращали внимания на недостатки, ибо абсолютно все было дозволено так или иначе. Это заставило Странника вспомнить ставшую такой же Серость. Впрочем, глубина всегда что-то укрывает —  что-то, что никому никогда не хочется выдавать. Касаясь постепенно людей, серые видели их души…

За широкой четырехполосной автострадой, где с десяток человек ютились в удобном кафе подле улочки, показался еще один стародавний обитатель Серости. Странник знал этого некто. Его… или ее с самого своего перерождения в покойный мир. Статное человекоподобное образование возвышалось над толпами народа на добрых четыре головы, доставая почти до конца шеста светофора. Оно покачивалось в такт своим размашистым шагам. Его стоило бояться.

Неимоверных размеров и объема крылатая хламида темно-фиолетового цвета тонко оторочена серебром, а в руке был высокий шест, наподобие посоха. Как только незнакомец увидел через гром и раскаленные выхлопы Странника, что совсем не составило ему труда, голова с невидимым лицом в балахоне наклонилась.

Серый бродяга ответил. Духу было невдомек, что это: уважительный обмен кивками, учтивое приветствие… или, быть может, некоторая серая формальность, о которой он стал забывать.

— Кто это было?.. —  проводил он за плечи разодетого, который, не ускоряя перемещения и наблюдения за всем окружающим, царственно плыл над замкнутым циклом массы людей. По телу Духа пробежала мелкая дрожь. Когда он думал, что оно может развернуться и увидеть его, ему становилось дурно. Это не было похожим даже на злость горгулий и монстров Живого Дома.

— Это Смерть, — непринужденный голос поразил Духа еще более резко, — Самый первый и настоящий серый, но со своими особенностями. Избавитель, Уводящий, Прекращающий, Срывающий, Воин… Под его началом действуют Они. Ты не знал этого?..

— Нет, сего я не знал… Но если это —  Смерть, что она делает за границей Пустого Города?

— То же, что и всегда с тех пор как ее превратили в то, что ты видел. Из порога в личность. У нее много дел и теперь Серость покинута ею на неопределенное время.

— И она —  не властелин Серости? —  было предположил Дух.

— Глупое говоришь: у Страны нет глав и не будет. Стоит ли все это изо дня в день тебе повторять? Мы прокляты тем, что нас оставили в покое наедине с собой.

0 Когда придем?.. —  переменил тему измученный Дух.

Вблизи, меж двух зданий, находился вход, сокрытый под нависшей плитой. Скрипящая дверь отчаянно ворчала, царапая и обдирая асфальт и землю. Открыв ее так, чтобы можно было пройти, они пропали.

 

 

II

 

“Правило №4: Не препятствуй

бесконечности. Ты —  на середине”.

 

 

Подвал был все тем же —  цивилизация присутствовала там в наихудшем своем проявлении. Со стен свисали куски выцветших обоев, с потолка капала вода, а по плинтусам и кое-где по полу ползли трубы, обвивая собой все загаженное укрытие. Все это великолепие благоухало старыми нечистотами и освещалось только слабым и тусклым сиянием остатков, которое испускал Дух.

— Мы преступили Серость, выйдя из твоего Дома, — нарушил он молчание.

— В моем Доме и везде, где я смогу захотеть, есть одна дверь, ведущая на землю.

— Ответь, зачем тебе это? Ты хранишь вход туда, в обратный мир?..

— Когда-нибудь я пойму назначение этого входа… — и легкая снежинка догадки унеслась.

Лестница вела все ниже и ниже, пока Дух не встретил дверь с круглым вентилем и ручкой, как у сейфа. Он прошел внутрь, и Странник последовал за ним.

Комната ненамного отличалась от той среды, что они лицезрели по пути сюда. Крохотная и неуютная, она являла собой жалкую пародию конторы. Помещение составляло вряд ли даже шесть квадратных метров. Справа от двери стоял маленький письменный стол с отбитыми углами. В почти полном мраке и задымленности угадывалось замурованное окно. На полу битой плитки стояли два рваных кожаных кресла. На них было великое множество царапин и нещадно сделанных дыр, заплатанных небрежно какими-то кусками.

Усевшись в одно из кресел, Дух начал с натугой давать мысли вместо слов:

— Сегодня Они приготовили для нас что-то особенное. Не знаю, что, но мне кажется, впереди ждет долгая история…

— …с неизвестным концом, — монотонно продолжил Странник, плюхаясь в кресло радом. —  увидим, может, что и состоится…

Дух сгорбился и принялся зажигать полустаявшие свечи в двух закопченных подсвечниках по краям стола. Он не мог и не хотел смиряться с ненавидимой им тьмою, царившей в этой душегубке. А Безымянный расположился поудобнее и принялся изучать свои ладони в безпальцых перчатках.

Как только шваркнула и загорелась вторая свеча, за столиком медленно, как будто из мги, появилась форма. Руки этого были сложены на весу, как в молитве. Раздался спокойный, вкрадчивый и потусторонний шепоток:

— Приветствую, серые.

Дух кивнул, а от путника ответа не последовало, и таинственный заговорил опять:

— Настало время вам встряхнуться. Найден новый Путь, скитальцы. Серость поручает это вам… Если вы решите…

— Не пойму, кто ты? —  не отрывая взгляда от рук, встрял Странник. —  И где Они? Что-то я тебя не припомню.

— Сегодня я за Них, — перехватило привидение, — Попрошу не делать резких замечаний и не оскорблять меня. Они прислали меня сюда. Я служу Им уже давно и то, почему Их здесь сейчас нет, ничего не означает. Я за Них.

Осторожные руки вынули и расстелили на столе запятнанную бумагу.

— А что именно?.. Я не понимаю. —  удивился Дух, изумленно всматриваясь в пустой залежалый пергамент.

— Зрите сюда, — и палец опустился на неровную поверхность чайного оттенка. Туманность превратилась в явь и начала оставлять под собой все увеличивающуюся кляксу, словно чернила источало из себя то существо, которое сидело напротив. Этот необычный факт заставил-таки моргнуть Странника. Непроницаемое и вечно серьезное лицо упоительно и с интересом наблюдало процесс.

Пятно все разрасталось и, сдавалось, оно зальет весь лист, но произошло резкое изменение —  огромная клякса разбилась, разбежалась на сотни и тысячи малых капель, брызг, термитов, черными насекомыми заскользившими по поверхности. Они сливались воедино, разделялись, вили узоры и постепенно стали составлять упорядоченную картину, сходную разве только с ужасающими запретными гравюрами.

Капли нарисовали мощный торс, когтистые длинные руки, уродливые ноги —  зачатки человечьих стоп, бычью шею и, измельчившись настолько, что самая крохотная не составила бы и величину укола иглы, вывели жуткую морду, покрытую шипами и наростами. Монстр окрасился в невозмутимый темно-зеленый цвет и начал пульсировать местами, переливаясь биением на широком холсте.

Но на этом брызги не остановили свой бег —  они писали мазками поодаль слова, имена, названия, места, ставили уйму пометок, даже ошибок, что давало понять о вторичности этой бумаги. Это была целая летопись, всецело посвященная грузной твари.

Дух затаил дыхание, наблюдая за всем этим.

— Что за черт? —  поинтересовался Странник, убрав за пазуху живость наблюдателя.

— Именно, черт, — в голосе прозвучало подобие ухмылки. Темная фигура провела ладонью по столбцам. —  Это древний демон, которого тебе сопровождать. Довольно далеко, замечу.

— Я хожу один, —  полный протест, — Иногде с Духом. И откуда в Серости взялся демон? Противоположным здесь не самое лучшее  место. Да и не знают они о входах сюда.

— Знают, — возразил собеседник и голос его стал жестче. —  так вышло по его же вине. Он осужденный. А Сны избрали для этого потому, что через нее можно достичь и Верха, и Низа… Повести его… —  расплывчато указала фигура на строку, — Надо вот куда… А кому все пути Серости известны так же хорошо, как тебе?

— Как долго ты Им служишь, фантом? —  и дрогнувшие свечи отразились на линзах очков. —  Как долго, чтобы знать это обо мне?..

Заметное замешательство на облике в капюшоне. Он, было, хотел прошептать что-то резкое, но так и остался сидеть.

— Таких, как я —  целая Серость. Выбирай. А я не хочу, —  и плащ издал еле слышный шорох, задев подлокотник кресла.

Дух безмолвным рывком обернулся на него, а потом на фигуру. Он был растерян и не понимал, что нужно делать. А Пути хотелось, пусть даже и сложного. Среди тоски кампании Странника хватало с лихвой, но следовало предпринять новое.

— Им не нужны эти бесцельные смертные бродяги, вселенцы, которые слоняются по Снам от нечего делать и, лицом к лицу столкнувшись с очередной ее причудой, бегущие, как трусливые пауки… — и темное очертание поднялось из-за стола.

— Сегодня меня натаскивают на СВОЕ уже двое, — подумал Странник, — Дух… — и мысль понеслась по назначению, — Возьми свиток и в дорогу, — и вслух, — Чувствую, что еще пожалею об этом.

Дух сразу тихо соскочил с края кресла, и большой лист вмиг оказался ловко свернут и засунут под мышку. Спешно заковыляв за приятелем, он затворил дверь и крутанул колесо ручки.

Загасли свечи. Видение же, так и не понявшее до конца молчаливого разговора, растворилось, ответив многообещающе на последние слова:

— Насколько же проницателен ты, серый.

 

 

Когда дверь за Духом закрылась и исчезла, оставив за собою кладку Подвала, они направились к Первому Преддверью Серости, сто идет перед порогом в непостоянную часть. От Преддверья начинаются все Пути и тропы, в том числе к Самой Середине, Верху и Низу.

На этот раз оно выглядело как тоннель метро. Без поездов, пассажиров, даже станций и вообще кого или чего бы то ни было. Вдоль гудящих электричеством укрепленных тюбингов вились провода и толстые силовые кабели, и через каждые десятки метров точечным светом жужжали лампы. Между этими островками, отвоеванными у мрака, шли они.

Шаги Странника и шлепанье Духа надалеко были слышными по цилиндру тоннеля. Дух нес свиток, часто вздыхал и глядел в одну точку. Он не решался начать говорить, по своей мании вечной провинности.

— Тебе действительно так хочется этого Пути?..

— Нет, но… — он замялся. —  Пойми, я не могу, словно ты, выдержать так долго на одном месте. Меня здесь многое пугает, а многое совсем не нравится. Но сидеть и ждать, пока что-то грянет или… жить воспоминаниями —  все это я не вынесу. Порою… порою Серость превращается для меня в сущее истязание, и я не знаю, что с этим сделать… Поэтому, прошу, давай отправимся. —  и он, собравшись, тяжело вздохнул и опустил свои подвижные плечи.

— Ты совсем поник, тусклая душа. Что Они оставили нам?

Белесые глаза Духа немного просияли, и он распрямился. Он сразу ожил и стал проявлять свойственное лишь ему проворство, названное им самим “говором пока живого ума”:

— Куда мы идем? Угу… Где тот, кого нужно вести?.. Я не побоюсь…

Странник развернул двойной свиток. Все тот же рисунок, все те же мелкие каллиграфические надписи. Он пробежал по строкам, выхватывая фрагменты по диагонали: демон… древний… осужден… Камень… заточил… скрывался. Возраст. Сопровождать его…

— Куда же?.. —  не унимался жестикулирующий Дух. —  Куда?..

— Вот абсурд, — далее, — Что хотели этим сказать?.. —  и тут он внезапно резким голосом отрезал, поглядев на Духа, — ЧЕРНЫЙ ОКЕАН.

— Что… Что-что? Что?! —  непередаваемый ужас и смятение отразились на лике Духа. —  Океан?... Но как же так? Как Они могли… Это невозможно, здесь явно что-то не так. При мне и тебе… Нет, я этого не оставлю…

— Погоди, Дух, — и свиток исчез под полой одежды. —  До Океана далеко, в общем… Хм, тебе. Но я не понимаю, почему Преддверье никак не окончится?..

— Что? О чем ты?

Их путь затянулся. Еле видимые стены тоннеля умчались в бесконечность. Когда коридор стал странным образом сворачивать, идти под уклон, подниматься вверх, сужаться и расширяться, повеяло противоестественностью. Стены смеялись над ними. Проход начал давить со всех сегментов. Начал отбирать последний отголосок надежды. Впрочем, в Серости понятие надежды вряд ли уместно…

Когда тьма съела последние звуки их голосов, отчаяние начало черной пиявкой вползать в существо Духа. Странник встал и оглянулся.

— Я чувствую, что все это —  не Серость. Нечто другое. Я не знаю природы этого, нового, наглого. Попомни мои слова, но я заставлю так же поволноваться тех, кто это с нами делает.

— Но где же выход? Где он? Когда он? Мне тяжело. Океан… И это.

— Нужно ждать, — без колебаний сев на пол у рельс, Странник рассудил. —  Мне не понравилось, как этот фантом говорил с нами. Он что-то скрывал. Что-то СВОЕ.

— А оно связано с… э-э… тоннелем? —  присел съежившийся Дух.

Безымянный осматривал потолок.

— И с чего Они решили вести демона к Океану? Проблема. Почему не Башня?

Дух сжался в комок и приложил палец к губе.

— Да, ты совершенно прав. Прав. И эта темнота. Не свернуть. Я помню, как она раскатисто грохочет, когда едешь в вагоне, — он нахмурил бровные дуги. —  И мы идем уже более, чем…

Литые кольца смыкались над ними, оставляя наедине с собой. Слабо дула подземная тяга и шумела в их ушах. Никому не было дела до того, что, возможно, два серых могут быть заточены тут навечно. Навевалось что-то о чуждом, далеком, но незнаемом.

— Идем дальше… Она уже здесь. —  Безымянный поправил ремни и зашагал во мрак. —  Она с нами, и эти жалкие фокусы со мною не пройдут. Дух, вперед! Не забудь себя здесь.

— Постой!

 

 

После этого Преддверье закончилось. Стены коридора приняли нормальные очертания и стали подходить к включенным воротам. Круг впереди превратился из темного в насыщенно-бордовый. Да, здесь позволялись оттенки. Сияли несколько последних ламп, а тросы заворачивали по бокам. Рельсы растворялись по мере того, как они продвигались к концу дозволенного промежутка.

Возле начала Пути они заметили нечто крупное и живое, излучавшее пульсирующий и  трепещущий хаос. Оно сидело неподалеку от задействованных ворот. Издавало шипение и клекот, все время покачивалось, как большой живой холм. Оно не замечало их до поры.

— Что… Кто это? —  резонно задал Дух.

— Это то, что нужно вести к Черному Океану, — мысленно ответил ему Безымянный, обеззвучивая незаметность.

— О… мне оно не нравится. Оно не из Снов…

— Конечно, демонов здесь быть не может. Разве что Кошмары. —  безмятежные слова.

— Да, да. Как тяжело. Тяжело.

При малейшем полузвуке демон вскочил на ноги, сбросил с себя все притворство и утробно зарычал. Это был именно тот, которого суждено им вести через Страну. Запястья, как и щиколотки, были заперты в огромные браслеты. Это кандалы Серости, знаменитая неединичная вещь, которую не способно разрушить ни одно противоположное и внешнее.

Тело злобной твари переливалось, как на пергаменте, зелено-черным пламенем. Над внимательными и пронзительными глазами выстроились ряды роговых чешуй и покоробленных зубцов, сходная с кошачьей пасть была твердо сжата, а по бокам непропорционально плоской головы торчали рога. Старинная миниатюра из гримуара, претерпевшая изменения резвых умов современности, сошла и стояла, шумно сопя и созерцая двоих, составляющих чуть больше половины ее роста.

Странник осмотрел всего и глаза-в-глаза проникновенно наблюдал, какова будет реакция.

— Сними с себя эту штучку, чтобы я мог посмотреть на тебя, — всеми силами желал лукавый там, у себя в рассудке.

— Это он, Дух, — а тот молча уставился на демона, словно был очарован какой-то магией.

— Да, это я, — и черные губы растянулись в невообразимой животной улыбке. —  И всегда был им. А ты прожил долго, маленький уродец… — голова повернулась с адовой грацией. —  Я вижу в тебе страдание… Дух. —  Сверлящие очи впились в пустые скорбные.

— Его глаза. Его… глаза. —  был лепет рядом.

— Прекрати, — выкрик не стал выкриком. Между ними встал Бродяга, загородив остолбеневшего Духа от начавшего перетекать в себе демона. —  Следуй за мной и заруби себе: свободы тебе не видать. Попытаешься тронуть его, я тоже смогу принести тебе вред. И смирись —  это иной мир, чем твой и даже людской. Твое дело —  шагать ногами. Тебе ясно?

— Мне ясно… Странник. —  и он приблизился вплотную со все той же улыбкой. —  Я повинуюсь тебе, мой проводник. Веди меня…

— Замолчи. Нас ждет долгая дорога.

Гладкая отполированная поверхность Врат не знала повреждений. Вещество было непроницаемо, как обсидиан и имело богатый пурпурный цвет. Шепчущая-галдящая мгла, чаще всего окружающая Преддверьевые ворота, сбавила тон, когда они подошли.

— Постарайся не думать ни о чем, когда будешь проходить здесь. Эта мга не любит.

— А что, если подумаю? —  промычал демон.

— Что ж, думай, — пожал плечами Безымянный. —  Только потом не проси объяснений…

Легкая вуаль дымки окутала Духа, и его не стало видно. Следом прошел, пригнувшись, демон и сразу же за ним —  Странник. Овал Врат Преддверья растворился на хлопок пустоты, и тысяча с лишним прямых струек полетели по сторонам. Вошедшие перенеслись в Холодную Пустыню.

 

 

 

III

 

Портала не стало, и они были на месте. Пробирающий до костей ветер напористо дул по заснеженной равнине. Высокие линии сугробов походили на дюны, а высоко, на вечерне-розоватом небе поблескивали точки звезд.

— Это не звезды. Это ты так думаешь, даже не подозревая, — обратился Дух к разглядывающему скудный пейзаж демону. —  Ничего того, что есть ТАМ, у нас нет. Эти светящиеся пылинки —  плод мечты какого-нибудь человека. Мимолетное…

Холмы снега уходили за горизонт. В мягком розовом-сером-лиловом она выглядела уютной, теплой, эта равнина. На такую панораму хорошо смотреть вечером, когда вихрь снежинок носится в свете уличного фонаря…

— Почему исчезла дверь?.. —  буркнул демон. —  Здесь так все исчезает?..

— Она исчезла только для тебя —  мы всегда можем ее открыть. Ты все же попросил объяснений…

— Для того, чтобы объяснить Сны, не хватит и тысячи жизней, — подтвердил Дух, — Тяжело, так тяжело.

Здесь, среди молчаливых замкнутых дорог отчаяния, где пролегает единственно-множественный Путь, бесшумно и мирно путешествовали они: впереди Странник, затем Дух, а масса демона замыкала колонну.

— Говорят, у всех демонов есть имена, — на ходу спросил бродяга. —  Назовешь свое?

— Ну… что ж, мм… можешь называть меня Варфоломеем, — нахмурился тот, лязгая цепью. Излучающий Дух посмотрел на него долгим безрадостным взглядом и отвернулся.

Если для вечности что-то значат несколько часов, то она уже отдала их Серости. Снега сменили белые барханы, под все тем же низким небом. Бесприютная даль стремилась невесть куда, но несколько ног рассекали нелюдимые пески. Морозец одолевал навязчивостью, а постоянно повторяющиеся виды по бокам не смущали Безымянного и Духа, они двигались уверенно и не находились здесь, а где-то внутри их спутника появилось смутное чувство, что отсюда не выбраться.

Да, загробной тишине Холодной Пустыни позавидовала бы и легендарная доль Армагеддон.

Гладь неба потемнела окончательно и оставила пыльные пески в полном одиночестве. Пейзаж не подавал признаков жизни. Стих вьюжный ветер.

— Может, остановимся? —  махнул головой Дух в сторону пасмурно настроенного демона. —  Ведь он же… ну… впервые здесь.

— Остановимся, — вторил Странник и, направившись к ближайшему холму, без комментариев расположился на склоне. Вокруг откуда ни возьмись появились ящики, коробки, раскладная табуретка и еще разный скарб, который имитировал лагерь их временного пристанища. Варфоломей осмотрел эту рухлядь и спросил Духа:

— Откуда вся эта поклажа? Вы несли ее с собой?.. —  он скривил губу с настороженным интересом.

— Варфоломей, — послышался голос Безымянного, — этих вещей не было и нет…

— Как?

— Если ты выдумываешь что-либо, это ведь не означает, что оно уже здесь? —  рассудил Дух.

— В Серости вообще, если подумать, ничего нет, — пустой взгляд. —  Все то, что роится в головах людей в любое время суток, будь оно светлым или темным, попадает сюда. Мы смешиваем…

— И могли бы идти без остановки очень долго, но дело в тебе. Ты иной, — и возле Духа загорелся маленький костерок. —  И не можешь почуять странностей тасующегося моего мира…

— Нашего… — Дух уселся на табурет, скрестив худые ноги.

— Нашего мира… — Странник заложил руки за голову. —  Все это: звезды, пустыня, огонь —  просто мгновения людских мечтаний, обрывки фантазий, закрепившиеся древней силой в полуявь. Все, кроме меня и Духа.

— А кто вы? —  Варфоломей сел, на его взгляд, на самый прочный ящик. Кандалы звякнули и умолкли.

Путник хмыкнул и предоставил слово Духу:

— Обратись к нему. Он —  разговорчивая душа.

Пустые белые глаза обратились в сторону давнего знакомого, и он промолвил:

— Да, я люблю рассказывать. Очень люблю. И даже иногда сподвигаю на рассказы других. —  Дух смотрел на костер. —  У Серых Снов много ненаписанных историй, а ведь они очень интересны, но только я один извлекаю из них пользу. Этот тоскливый мир не впускает никого в свои туманные порывы. Мне порою неважно, кто меня слушает и, если хочешь, я могу рассказать тебе свою историю…

Живые изумрудные глаза демона метнулись к лицу Духа. Он немного помолчал, изучая измученного неизвестным недугом страдальца, а потом, не отрывая взгляд, кивнул:

— Расскажи.

— Хорошо.

— Я знаю его историю, демон, — сонный Странник оторвал двоих от созерцания друг друга. —  Там и я участвую. Подумать только… он мне ее раз сто рассказывал. —  Дух немного сник. —  Не расстраивайся, и расскажи ее снова. Скоротаем тягомотину  Пути.

— Да, я этим живу… Тяжело, так тяжело. Закоренелые серые не берут в расчет воспоминания, но для меня —  это все, что осталось. Серость тяготит меня.

— Расскажи… — эхом напомнил Варфоломей.

 

— Я долго живу, — начал Дух. —  Я жил очень долго в мире людей, где светит солнце и читают стихи. Я вспоминаю их часто, эти рассветы и закаты, белые облака и пение птиц. Я был ярким ирисом, и прекрасной бабочкой, и милой девушкой откуда-то… из Европы. А потом —  моряком, и преданным одному седобородому старику псом. Я многое повидал и, возможно, единственное, чем я благодарен Снам, это тем, что они позволили мне все это вспомнить. Если бы там, в живом дышащем мире, где бьется сердце, и идут быстротечные изменения, я снова появился и продолжал существовать, то ничего из этого я не помнил бы. Вот палка о двух концах.

Вертикальные зрачки Варфоломея сузились, когда он посмотрел на костер.

— Да, ничего… — еще раз повторил Дух.

— Почему ты здесь?.. —  сцепил пальцы демон на могучих руках.

— Почему я здесь. Тяжелый, ранящий глубоко вопрос. Я ожидал, пока ты его задашь. То, что ты видишь —  лишь жалкая, уродливая оболочка моей души, исковерканная этой самой Серостью… — напряженные скулы и сжатые брови показали мимолетную ненависть. —  Мою последнюю жизнь я совсем не помню, но отчетливо вспоминаю то, что я умер во сне… Вот поэтому я так изменился.

— Умер во сне?

— Именно! —  Дух обхватил руками свой лысый череп. —  Как и за всеми, за мною пришли. Никогда в жизни не думал о них, об этих… судьях, или как там их называют. Произошла ошибка. Какая-то идиотская ошибка с моим перерождением… или завершением. Не знаю, — отмахнулся он, словно ему возражали.

— Они не брали меня к Архонтам. Для меня не было выбора, суда и возмездия. А бывает ли оно? Что оно?.. Я никуда не попал —  обе из Дверей остались закрытыми для меня. Но так или иначе, я стал серым. Более того, эти… судьи назначили мне самое страшное, что возможно в мире Снов. Это был ЧЕРНЫЙ ОКЕАН… — и дрожь скорби мытарств прошлась по тщедушному телу. —  Самое отвратительное и безысходное место Серости.

Они, ни на секунду не задумываясь, бросили меня туда. В эту черную гущу, поглощавшую души от начала миров. Ненасытное… Едва вдохнув его липкие воды, я почувствовал, как меняюсь. Этот гротескный образ с огромной головой и длинными ушами, эти руки-крючки, все это —  работа верхней поверхности Океана…

Демон не пропускал ни слова, застыв в одной позе. Рассказ о Черном Океане тронул его гнилую суть: такое могло бы существовать по правам только в Аду, думал он. И здесь, в срединном мире, он находит такую новость.

Варфоломей не подозревал, куда его ведут.

— Как только я погрузился в него, думал, что погибну. Я бился и вырывался, как мог, из этой патоки. Но ощутил вдруг, что в мой разум вторгается иной… Он был очень силен и говорил так тихо, так успокаивающе… Я видел воронку. Он зажал меня в невидимые тиски, потом отпустил, словно проверял на прочность. За полсекунды я испытал ужасную боль, потом жар, потом одинокий вселенский холод. Наконец этот интеллект покинул меня, заставив ударом заснуть.

— И что потом?.. —  от нетерпения Варфоломей приблизился к Духу вплотную.

— А потом  за мою спину уцепились когти. Как серпы. Но никаких ран или тепла крови на мне не было. Хотя, тогда я и не помышлял об этом. Но тупая злоба Океана покинула меня, когда эти когти вырвали меня из вод… Несколько бессознательных минут я, верно, как тряпка, болтался в воздухе, а потом меня бросили на что-то.

Потом выяснилось, что это и был тот, которого ты видишь напротив. Странник Серых Снов заметил мою душу. Я до сих пор не знаю, почему, — голос перешел в шепот. —  Не разбуди его, иначе он начнет отнекиваться. В последний момент, когда я уже был готов свернуться в Черном Океане, Странник вызволил меня. Вызволил с помощью злохвата…

— Ммф… откуда же злохвату взяться в… Серости?

— Я этого тоже не знаю. И был ли этот злохват?..

Варфоломей с недоумением глянул на дремлющего бродягу. Странная мысль, смешанная с сомнением, мелькнула в его сознании. Изменение. Но как?

— Но главное то, что меня вызволили. Нет ничего лучше свободы. Ничего и нигде, демон, — в голосе Духа прослеживалась торжественная уверенность. —  И я тогда был непередаваемо счастлив. Да, это ощущение я уже плохо помню, но отголоски все же иногда доходят…

Лежа на берегу Океана, я отдавал из моего существа остатки, которые исходили, словно гадкие черви, стремясь поскорей воссоединиться с породителем. Я вспоминаю их лютое ехидство. Что уж говорить о САМОМ Океане. Верно, он был зол на Бродягу.

Странник спас меня и я никогда не расплачусь с ним. Этот подарок бесценен. Он нарушил правила Архонтов, даже правила своей собственной Страны… ради жалкой, низкой, уродливой твари вроде меня. Вот почему я стараюсь быть с ним в Пути. Возможно, я мешаю ему или просто он равнодушен ко мне, но он позволяет мне ходить по Серости с ним. Я узнал много ее таинственных дорог, но я уже выдыхаюсь… Доколе я продержусь, не предполагаю.

Скоро они снова оказались в пути. Мнимый лагерь исчез так же быстро, как и появился. Налетавшая пыльная буря Холодной Пустыни заставила крепче зашнуровать сапоги и застегнуть плащ. Утопая в мягкой сыпучей пыли, они двигались в приглушенном свете неба так медленно и так долго, что Варфоломей невольно начал опасаться. Окидывая мерзлую жуть, он в сердцах выпалил:

— Этой проклятой пустыне нет края! Где мы, вы хоть знаете? —  уравновешенность бивачного слушателя как рукой сняло. —  Мы дойдем или нас погребут здесь эти повторяющиеся дюны?!

Дух не издал и звука, а мерный шаг Безымянного остановился. Серый сжал кулаки и продолжил выслушивать пустые вопли противоположного.

— Да чтоб вы провалились!.. Почему мы тащимся так медленно? Почему не прибавить шагу или даже… побежать?! Что такого в том, чтобы ускорить мое наказание? —  и оковы напряглись от сжавшихся мускулов.

— Глупец, — ответил подходящий Странник. —  Снова ты просишь особенного… Ну что ж, я отпущу тебя.

— Э-ээ…—  вставил Дух.

— Да, я отпущу его. Пусть идет, бежит. Может даже отрастить из своей спины два-четыре крыла и полететь… Я отказываюсь от него… — и он отвернулся.

Демон часто и шумно дышал, раздувая ноздри, не понимая ответа. Он уже почти перестал настаивать, но твердо зашагал от серых, набивая между пальцев горсти песка.

— И зачем?.. —  спросил Дух. —  Он же сейчас…

— Пусть убедится… Страна Серых Снов —  место всяческих ограничений, которые надо знать и самолично испытывать на своей шкуре. А я —  не ходячая энциклопедия.

Варфоломей оглянулся на спутников и кинул взор вдаль. Ничего. Белая пустыня. Сиреневое небо, которое заволокла сонная пленка. Смертная тоска. Ффу.

Он рванулся вперед и неожиданно почувствовал, как ноги становятся ватными. Краем глаза он увидел мелькнувший… грузовик? Он не мог ступить и шагу, не то что стремительно бежать. Рывок —  разбитый самолет, еще —  перевернутый поезд. Пытался помочь руками, но странная судорога атрофировала его конечности. Пустыня не давала пройти, сковывая его пуще цепей. Варфоломей замер в мягком облаке, в которое превратилось холодный пустырь. Он сумел ступить еще один маленький шаг, который удался ему с мученическим трудом. Чудом ступил он еще, удивляясь, что ноги абсолютно его не слушаются. Но третий шаг он не смог осилить, испытывая, как примитивная мысль, отвечающая за движение, ужасающе стопорится и вязнет в окружающем. Флюидах, клетках, энергии. Обессилев окончательно, он упал на снег.

Перед глазами униженного демона появились запыленные старые ботинки Странника. Тот наклонился над угрюмой мордой, прикрывшей глаза и равнодушно спросил:

— Поднимешься сам?

Дух поспешил дальше, пока звероглазый вставал на ноги. Его горькому недоумению не было конца.

— Почему оно не пускает меня? —  и взгляд направился в окуляры на ремнях.

— Серые Сны —  колыбель странностей. У ее Холодной Пустыни есть свои свойства. Она —  самая частая составляющая Страны. Поэтому мы ведем тебя сквозь нее.

— Да, свойства множества человеческих сновидений, — подтвердил Дух.

— Здесь нельзя бегать, быстро ходить, если не знаешь правил. Иначе появится разъяренная толпа сзади, или волна, или смерч… А взлетишь не более чем на два-три метра.

— Но я же…

— Понимаю, ты думал только о расстоянии и скорости, поэтому и ошибся. И это —  черта Пустыни. Чем быстрее хочешь бежать, тем тело становится непослушнее…

— Весьма знакомо звучит… — заметил Варфоломей.

— В Серости все кому-то знакомо. И Путь, по которому мы идем, единственен, неповторим, нов и… до боли похож на все остальные. Путей сотни, тысячи, миллионы.

Розовое небо сменялось горчичным, синим, блекло и переливалось. Мертвая гладь сверху была достойной соседкой мертвой глади пустыни снизу. И пыльные пески все длились, все нескончаемо длились, по меркам человека, уже двадцать суток. Путь снова затянулся и этому с лихвой помогал Варфоломей.

— Если ты не хочешь отсюда выходить, можешь остаться, — однажды сказал ему Странник.

— Следующий привал будет последним, — мрачно молвил демон и замолчал.

Что ж, в однообразной череде переходов и остановок привал стоило сделать снова. Опять появились старые вещи, мешки и коробки. Костра не получилось. Дух уселся на свой табурет по-турецки, а Путник лег на покрывало, расстелив прямо на песке. Сквозь дыры в дряхлой плетеной ткани сыпались пылинки песка, но обветшалость серого мира не ставилась в расчет на фоне серых душ, живших так долгое-долгое время.

— О тебе рассказывают много легенд, — расположился демон на куче мешковины. —  Много о тебе говорят…

Хо, Варфоломей принялся заговаривать зубы небылицами.

— Не верь им, — ответил Странник, покусывая спичку.

— Это рассказал мне не Дух, — еле шевелил губами демон. —  Я их слышал в наших тайных кругах… до того, как меня поймали.

— Ну и что же говорят?..

— Рассказывают много всего… Ты ничего не боишься. Существо без страха, например, о тебе. Излазил срединный мир. Избавился от людского. Новые качества…

Нет, учить противоположного серости внутри себя нет никакого смысла. Они не поймут и не примут серость как свойство души никогда. В умиротворяющей пустой тишине их отдохновения мысли почти можно было осязать.

— Качеств у меня много… Мне с некоторых пор не дает покоя один вопрос… даже знание. Расскажи мне о своем Архонте…

Варфоломея поразил точечный гром.

— О нем… О, я не могу говорить…

— Нет, все же. Думаю над тем, как же он выглядит.

— И я мучился и бился над этим, — с пониманием кивнул демон. —  У него НЕТ настоящего обличья. Вернее, есть, было, но просто… нет. Он потерял его. Попутался и не нашел. Из многого он сделал ничто и не вспомнит свое первичное состояние. Он могуч, но шанс того, что он предстанет в настоящем своем, просто неощутим… Хватит…

— Да. Займись своим отдыхом, Варфоломей.

Странник всегда находил в своем доме что-то новое. Научиться дремать или даже спать в Стране Снов было для него забавным… в своем роде. Без дня или ночи, без воздуха или биения сердца, о которых часами думал Дух, жилось просто. Ничто не мешает думать о том, чего действительно хочется. Это АД. Никто не ограничивает твои действия своими хозяйскими рамками. Это РАЙ. Можно изучать чужое и существовать без различия людских рамок: пола, возраста, культуры. Старение, немощь и проблемы проходят стороной. Никакие параметры человеческого не мешают жить в своей гармонии.

Давно поняв, что Серость —  не клетка и не тюрьма, Странник накрепко сжился с нею, найдя тут, во Сне, что-то важнее, чем просто отголоски, сходные с его душой. Неизбежность? Нет, Безымянный даже и не хотел думать об этом. Каждый во Вселенной ищет себе мир. А в последние годы все больше становится тех, кого созывала к себе Серость. Философия, свобода… что-то СВОЕ они находили тут. Безумные гении, замученные жизнью, люди толпы, возвышенные строители воздушных замков —  они все здесь, зримо или духом.

Но Странник от начала был единоличником-интровертом. Что есть Лопата-для-копания-в-себе? Ценнейшая вещь. Тем, кем он или она были в людском мире суеты, он уже забыл. Одна жизнь дала ему Сны, и теперь никакие Полюса не способны притянуть его к себе. Он сделался полезным иным, с тех сторон, но служить кому-то… серость внутри не позволяет. Служат лишь черные и белые. А он ходил по дорогам и узнавал, узнавал…

Полудрема концентрированно-разумного бреда прервалась. Странника насторожило… странное напористое шуршание, как звук вдохов и выдохов, змей… Он вскочил с места и оглянулся.

Сдавленного Духа, заломившего худые руки, сжимало в смертных объятиях то, что недавно было Варфоломеем. Демон переменился, став клубком шевелящих, текущих, изгибающихся, сверкающих зеленой чешуей щупалец, отростков, выступов, шишек. Загнутые и когтистые, они держали несчастного Духа в суставах, проникли вглубь кожи, пили из него жизненные силы. Варфоломей изредка моргал, на его зверообразном лице отражалось ни с чем не сравнимое удовлетворение. Он сжимал и разжимал ладони, копал когтями ног песок и совсем не обращал внимания на рванувшегося в его сторону Странника.

Одно мгновение и, сжав в ладони пучок отвратительных отростков, Безымянный рванул их от Духа. Тот, обмякнув, молча упал на песок и не трогался. Продолжая держать в руке выросты Варфоломея, странник слабо ощущал, как их тяга отнимает у него силы. Демон же, по-странному, совсем не протестовал всему случившемуся. Громадный злой дух вел себя, будто какой-то ребенок, которого застали на постыдном деянии.

Не мешкая, серый отбросил от себя Варфоломея, уже успевшего втянуть в тело шевелящиеся щупальца, с внушающей уважение силой.

— Да, он вполне может обернуться тем, кем хочет. —  Думал опрокинутый демон, припоминая чудесное спасение. —  И это ему нравится… Скрывает.

Странник взял Духа на руки и отнес подальше от их лагеря. Обессиленный и выжатый, он не двигался, и вскоре на спокойно-каменном лице возникла неподдельная злоба и суровость.

— Скажи, всех трусов низшие Архонты учат нападать на слабейших?..

— Врр… А давно ли в тебе, холодное изваяние, появились чувства? —  изрыгнул въедливо Варфоломей, презрительно кривя геенское лицо. —  С каких пор ты за кого-то заступаешься?.. Серрый…

— Если бы не Они со своими навязчивыми заданиями, — не внимая словам, ответил себе Путник, — то давно бы тебе плескаться в центре заточения Океана…

— Что бормочешь, чертов заступник?!. —  огласил окрестности демон. —  Я не слышу!!!

Он так и не дождался ответа. Пусть рушатся миры, но нет ничего страшнее для противоположных, чем равнодушие мертвых Снов серости. Они не отличались ни горячностью, ни обилием эмоций. Поэтому то, кА закончилась нежданная перебранка в Холодной Пустыне, для демона было в новинку.

Он, обычный, ждал разбирательств и чуть ли не замысловатых споров на темы мироздания. Чего угодно, только не окончательной тишины, которая уже давно разъедала его уши. Теперь замолчали и они.

Дух, однако, скоро пришел в себя и мог самостоятельно следовать за Странником. Он спотыкался и тряс головой, но никаких признаков отсутствия не выявлял и на все вопросы Безымянного говорил, что все уже в порядке…

 

 

НЕ     СОН

 

— Где они тащатся?..

— Они уже подходят ко входу… К нам…

— Как допустили?..

— Они там дождались своего… Своей…

— Бросьте… Пошлите нашу и потом заморочьте среди… Ну, увидите, где… Они будут там наверняка…

— Что применить?

— Самого кровожадного… Вопиющего и изголодавшегося… Пускай растерзает их…

— Слушаемся…

— Повтори?..

 

 

Немного времени им оставалось до входа в подземелье Снов, о котором отзываются, что это кладезь сокрытого сознания, скопление в подкорке всего того, что скрываемо в человеческом разуме. Таинственное и загадочное серое подземье существует от момента того, как первые из людей начали углубляться в себя. Это были те низы, до которых мало кто добирается. Покинутое и забытое подземье…

— Когда доберемся до Обратных Пирамид, увижу вход ТУДА, — ни для кого сказал Странник.

— Вот только миражей не хватало… — остановился Дух и, покинув соседство демона, сел на пыль.

Безымянный начал вглядываться в замыкающийся угол дали и стал видеть кавалькаду миражей, населяющих Холодную Пустыню. Необычно, что они им видятся почти у окончания первой половины Пути…

Вслед за разношерстным скопищем сущностей возникали храмы, памятники, монументы, дороги и много того пустого и неважного, что образует и наносит суетное размышление. А привидения мертвых безумных живых скакали с грохотом, размахом и наводили ужас всем своим видом.

Полу-люди, полу-животные, монстры, бесплотные, тучи, чудовищные колоссы или маленькие плюгавые бесята, люди с непомерными головами или же, наоборот, телами, — все они жадно смотрели по сторонам, ища жертв. Посередине шли жрецы в праздничных одеждах, несшие толстые свечи, которые, впрочем, не горели. Юродивые толкались с одноглазыми мудрецами.

Этот сонм, поднимавший дикими плясками и буйством вихри песка, постепенно надвигался на трех путников, остановившихся в ожидании. По памяти спасаться было смерти подобно. А умирание не нужно.

Вскоре троих увидели миражи, шедшие во главе: желтоглазые перевертыши с плетьми окликнули что-то вроде жидких слизней, и все вместе они поспешили добраться до троих чужаков, объявившихся на их дороге.

Звериные лапы и щетинистые копыта, ровно как и ступни в струпьях проказы достигли потертых башмаков Странника. Все встало…

Миражи остановились, прекратив разглашать им известные истины и законы и замерли в напряжении, ожидая страха, паники, отчаяния и бегства с поистине адским вожделением. Они ждали накинуться на трех слабых серых, как они думали, посмевших здесь, в их бессменных  собственностях Серости, противоречить установившемуся порядку.

Замерли и полугрозовые облака, темной густотой шедшие за ними. Улеглись в Пустыню все до одной песчинки и теперь на Странника, Духа и Варфоломея направлены были сотни алчных и жаждущих расплаты голодных, воспаленных глаз… Они вперялись в каждый дюйм троих и жарко фыркали.

Тут из толпы вылез человечек в метр ростом, раздутый, словно жаба, и, на согнутых грязных ногах, подбежал к Безымянному.

Широкая пасть с гнилыми зубами поперек живота искривилась при виде демона, а трепещущие волосатые ушки опустились, когда карлик увидел Духа. Еще раз смерив троих, он поднял вверх свои пухлые руки и возопил гнуснейшим голосом:

— Обречены! Обреченыи-ии! —  и, тараща глаза, шаг за шагом, задом удалился в ораву блуждающих миражей.

Те, что-то про себя смекнув, повернулись и без прежнего рвения обогнули троих, продолжая свое длинное движение. Серых облаяли гиены, и на этом все закончилось. Когда топот многих конечностей стих вдали, оставив облачко пыли, гнусный писклявый голос лилипута все еще слышался в просторе Холодной Пустыни:

— Обречены! Обречены!.. Обреченыиии!..

 — Плохой знак, — глядел вслед им Дух.

— Это утверждение или вопрос? —  безынтересно положил руки в карманы Странник, глядя на Духа.

— Это предчувствие какое-то… — отозвался тот, сжимая свой мешок. —  Что он имел в виду?..

— Не обращай внимания. Они и не такое могут учудить. Слушать их вздор… — отмахнулся Безымянный. —  Хотя, может…

— А?..

— Я приду с мыслью, — провещал Странник, — и уже сомневаюсь, что все было безопасно… Мы бы давно могли быть с ними…

Варфоломей поднял стопу, желая идти дальше, как и любой на его месте.

— Не двигайся с места, — рука показалась из широкого рукава, — Мы под проклятьем…

— Что еще?! —  пробурчал демон, переменяв физиономию. —  Еще одна прихоть вашей боготворимой Серости?.. Оставьте меня…

— Может, мы ведем чью-то бредню?! Ты слышал, что сказано?! —  впервые повысил голос Странник.

Дух решил последовать его совету.

— Это сделали миражи, не так ли?

— Они. И мы не можем идти дальше…

Варфоломею были неизвестны не только диковинные явления, но и то, что они предсказывают. Возможно, ему это на руку, но скептически настроенный демон уже начал ждать минуты, когда ему возможно будет скрыться.

Они, эти твари снов, не такие уж и могучие. Так что слабый огонек надежды уже озарял Варфоломееву душу. Он освободится. Не знает, как, но это непременно произойдет. Будем ждать и будем предпринимать.

 Они сели и ждали. Неизвестно, чего. Их покинуло все и вся.

— Все кончено, я думаю…

Духа ошарашило.

— И мы здесь навсегда?! —  громко стукнула дума нарастающего снежного кома.

— Ну… если повезет, мы сможем дождаться каравана миражей, когда они обогнут Пирамиды… Присоединимся к ним, доберемся до Преддверья… И станем измышлять новую схему Пути…

— Тяжело, о, как тяжелооо…

 — Эй там, сухопутные серые!..

Сзади поскрипывал несмазанный феномен необычности —  дряхлое торговое острокильное судно, курсировавшее по воздуху с помощью надутого узорного аэростата на металлокаркасе. Полость никогда ничем не поддувалась и была самостоятельной от корабля. На дирижабль были накинуты пеньковые веревки и канаты, четыре лестницы и еще много вещей, которые помогали удерживать фантастическое воздухоплавающее средство. Иногда это доходило до абсурда —  на корме были укреплены шелковые нити, переброшенные в несколько раз на сферу. В огромный плоский треугольник киля было вделано железное кольцо, открывавшее отверстие для швартовки. Правило этой невидалью единственное творение Снов, которое обладает способностью внешних —  он летал.

— К чему ты здесь?.. —  сидя проговорил Путник.

— Некогда говорить, залезайте, мы минуем Помехи, которые вам выстроены до Пирамид… Не ломайся, скоро они обойдут вход и вернутся ровно на это место!..

Нехотя Странник забрался на корабль. Дух цеплялся за веревочную лестницу, сброшенную с края, и успел повернуться к приятелю:

— Это ты вызвал его? —  в вопросе не ловилось ни упрека, ни радости.

— Нет, и не думал.

— Вот-вот, — вздыхал тот, отвечая. —  Кроме проклятых миражей уже ЭТО…

Варфоломея пришлось тащить на тросе и, когда он взошел на палубу, бедняга-корабль осел под весом демона.

Горбун в лохмотьях и ветхом кушаке, тот, что приютил их, поспешал свернуть все свои дорожки, ведущие на неприступное нижним серым судно. Словно чего-то суеверно опасался.

Его огромный горб и при том худосочные руки и ноги не мешали ему скакать с клюкой по борту, как обезьяне.

Горбун был слепец —  грязные старые бинты обматывали яйцеподобную голову, накрывая полосами куцые мышиные уши, а завязь вот-вот готова была ослабнуть. Широкий рот бормотал что-то, ладони приглаживали небритый подбородок, в то время как они отчалили от метки миражей.

— Один парень потратил пять лет на  изучение пылесоса. Он пытался постичь то, как лучше всего пылесосить ковры и полы, не теряя времени, не повреждая аппарата и поверхность, и еще то, как всосать больше пыли… Он включил сюда физику, рисование, пользовался таймером…

А занятием другого было всего лишь то, что он рисовал лица манекенам. Да, вручную, масляными красками. Тех манекенов, которых тысячи стоят в витринах. Конвейер одинаковых глаз и губ вскоре наскучили ему, и, обойдя трафареты и стандарты, он начал привносить что-то свое… Мазок за мазком он оттачивал новые навыки, изменял и улучшал полученное, и вскоре из-под его кистей стали выходить чудовища. Они начали пугать покупателей и зевак. Они находили их взгляды хищными, голодными, жестокими и жадными. На них нельзя было долго смотреть, но они странным образом притягивали взгляд. В то время у местных дурдомов сильно увеличилось число пациентов, не говоря уже о маньяках и прочих забавных выдумщиках…

Демон надменно усмехнулся, скрипнув доской под ногами.

— Это же полнейшая чушь!

— Чушь?.. —  откликнулся горбатый капитан пронзительным хрипом. —  А я этим живу… Собираю дурь, чушь, дрянь, хлам, шваль, чепуху и ерунду на свой “Сефирот”. Собираю вылетевшее, пустое, никчемное и коплю, не выбрасывая, в воздухе Снов, чтобы оно мешалось и не мешало идти через грезы… Из умов, из мыслей, из голов людей всех времен и характеров. И летаю. Я —  Старьевщик.

— Приятно познакомиться, — на автомате буркнул Дух и смутился своему выражению.

— Горделиво же ты обозвал эту посудину…  — фыркнул Варфоломей издали, припоминая древнее знание. —  Скорее “Крысятник” или “Дерьмовоз”.

Странник сел на край на нос корабля, положив под голову руки.

— А ты мне ничего не хочешь сказать? —  весело подскочил Старьевщик к Безымянному.

— Что мне говорить?.. —  темные очки глядели вдаль.

— Неважно, я хотел просто, без всяких там церемоний, поздороваться… — слепой сгреб клюку и простучал ею круг около себя.

— Ты ведь  верхний, да?..

Это кольнуло воздушного путешественника. Он вознамерился отозваться в ином духе:

— Там, наверху, ты подумай, сидит лысый монах и говорит, что он среди на всех самый совершенный!.. А знаешь, почему? У него нет волос —  нигде!..

— Не начинай… — остановил его Странник. —  Веди свое судно до Пирамид, коли обещал. И… развлекай Духа, если тебе так неймется. —  он встал, опираясь на прочный канат, как на столб.

Они плыли уже полдня под землистым небосводом над Помехами, которые не прекращались. Из всего осталось только ожидать, а двое из пассажиров “Сефирота” не жаловали это понятие.

— А он ничего… — Дух опер голову на широкие ладони.

— О, Дух…

— Нет, ну правда… Почему ты до сих пор не рассказывал мне о верхних… этих серых? Теперь мне кажется это несправедливым… А он мне столько сейчас рассказал.

— Я почти никогда не говорю о том, что мне не нравится. Они и так далеко от нас… Высоко.

— Но он же прилетел именно сюда…

— Старинар следует за миражами —  от них он имеет большой улов в свои коллекции… И увидел нас —  ничего необыкновенного, все устроено случайно.

— Не сказал бы…

— Я его не люблю. Совсем.

— Отчего?..

Безымянный смутился и недолго не говорил ни слова.

— Он знает обо мне много… — пепельные линзы повернулись в сторону Духа, а слова шокировали откровением.

— Действительно знает?.. —  не уразумел Дух простого, но серьезного факта.

Странник удалился на пару шагов и присел, держась за перила. На его волосы дуло ,и они сухо развеивались, а броня дала трещину.

— Да, но не столько, как ты подумал бы…

— А откуда, хотя бы?

— Он наделен таким даром. И он древний. Не знаю…

— Ты талдычишь о какой-то скуке, — они не заметили, как к ним подкрался, оставив демона, горбун. —  Старый… Знает… тьфу, как противно…

— А ты против чего-то?

— Да, я много знаю, — подтвердил слепой спокойным голосом, — но ничего не отдаю… И не продаю, и не меняю. И о тебе, и о многих-многих. Это мой рок, моя профессия. Нас много, как и вас, бродяг —  все не повод такой вящей неприязни… И если изо дня в день, смиряясь, повторять это, можно стать…

— Серым… — продолжил сразу Странник.

— Каши-с-вами-не-сваришь. —  Старьевщик сжал посох, напрягая жилы на запястьях. —  Лады, я отстаю от тебя, старина. Ходи по Путям, которые не пересекаются с моими. Но то, что брякнули миражи, вполне может быть правдой…

— Договорились на этом. —  Отвечал Безымянный и сошел по узкому трапу.

А Дух долго прощался с горбатым собирателем. Он показался ему спасительным островком света в непроглядной темноте. Да, показался, такой некрасивый, такой нелепый и такой близкий. Дух встал лицом к Страннику и осмыслил то, как тот далек от мира.

 

И вот Обратные Пирамиды показались на темном небосклоне. Далеко, где почти у линии конца Серости была граница Холодной Пустыни с Текучим, шумящие исполины медленно вращались вокруг оси. Внутренний свет каждой пары сооружений, сомкнутых основаниями или сближенных вершинами, был похож на молнию. Между двумя частями единого пролегал слой воздуха, создавая ощущение, что пирамиды парят на весу.

Можно сказать, они и парили. Обратные Пирамиды попирали низкие небеса, служа идолами миражам и им подобным.

 У той пары вращающихся в разные стороны фигур, которые смыкались квадратами подошв, виднелся мерцающий клочок чего-то, погребенный под мягкой дюной.

 

 

 

IV

 

 

Темная матовая поверхность шара, почти полностью погруженного в песок, выдавала на свет плоскую пластину, пересекавшую его на четверть. Две обшитые металлом створки были плотно сжаты по горизонтали, но в стык со временем набилось немного белой пыли.

К этому входу подошел Дух и начал стряхивать песок с корпуса, пока Странник искал среди снега устройство, открывающее проход в сферу Подземья. Два тугих рогатых колеса, установленных на уходящем в землю цилиндре, поддались нескоро.

Сперва стала плавно отъезжать верхняя створка, от ее сотрясения обнажились, а затем и нижняя, у самой кромки переменчивых песчаных волн, под напором усилий Безымянного.

Как сразу в оплетавшие шар трубы и канальцы, покрывавшие шар плотной сетью, стал поступать внешний воздух, где-то внизу что-то зашипело и, немного лязгнув, отъехало вглубь, обдав серых порцией напомнивших болотные испарений. Старинные коммуникации Серости, служившие от самого начала ее появления, изрядно одряхлели, но не имели ничего против того, чтобы пустить в свои хранилища троих путников, даже заметив среди них противоположного. Они прятали еще и не такие ужасы.

Предположительно, этот необычный вход в старый бункер и был всего лишь шаром и не более, и этим удивлял —  он был переходом в иное состояние Снов, делая такие иллюзии с объемом.

Белый цвет, господствующий в пространстве за дверью, не поддавался разумному описанию. Не лучащийся, не слепящий, этот белый просто был, скрывая в своем нутре точку, к которой шли трое. Демон запнулся на полуслове, но переступил порог, согнулся, чтобы пролезть между сродными с пастью частями дверей в подземье.

— Мы идем к Башне? —  и Дух взглянул в лицо Странника.

— Придется пройти там. Их основания неизвестны, и тут может быть оплошность…

— Оплошность?..

— Да. Вести демона к Океану… Если он заключен, то лучше всего выглядело бы наказание Башней.

Варфоломей выслушивал непонятные слова серых, выделяя о себе, но чувствовал приближение нечто такого, какой может быть его действительная участь.

— Но тот, что пригласил в Подвал, сообщал только об Океане… Тяжело…

— Я помню не хуже тебя. Подстраховаться всегда есть резон.

— Да. В таком случае, да.

Точка, казавшаяся незаметной в безбрежном белом, приближалась и нарастала. Шесть ног ступали по невидимому полу среди все такого же цвета, лившегося отовсюду. Когда удаленный объект достиг размеров спичечного коробка, краешки сжатых губ Варфоломея поползли вниз. Он вспомнил Обратные Пирамиды, их дремлющее вращение. Но то, что виделось им впереди, не лезло ни в какие рамки.

— У, дьявол… — подумал он, глубокомысленно открывая одну из потаенностей серого мира.

 

Искусственная гора размером с половину земного шара, там, еще далеко-далеко невесть на чем и как, гордо высилась в безупречном белом поле. Если внимательно рассмотреть ее, то представится, что это гигантский многоуровневый торт, где более узкий по диаметру слой свален самым грубым образом на более широкий. Так, к вершине своей, это поразительное сооружение заканчивалось горкой странного вида. Непостоянный цвет насыпи издали сливался в грязно-коричневый, но, когда серые подошли, он сменился на легкую охру, рыжую глину, скальные камни и пепельные оттенки коры… и демон вновь не мог разобрать кашу соцветий.

Возле всхода на прерывистый и опасный серпантин горы находилась шаткий деревянный помост на подпорках, и Странник закончил шагать, ожидая…

— О, мы уже здесь. —  Еле слышно пробурчал Дух, и тоже стал ждать. Варфоломей, по-прежнему дивясь, по своему обыкновению присел, но тут же вскочил, издав горловой клокочущий рык.

— Уймись, грехорогий… — бросил взгляд на него Безымянный. —  Не пристало древнему бояться древнего.

Но робеть было от чего: от горы отрывался клочьями великан. Он вываливался частями, как густая лавина с этой страшной горы. Холмики стали головой и увесистым брюхом, а руки стекли по бокам, как жидкое тесто. Внизу появились ноги-сваи и эта груда земли или чего-то… пустилась в сторону троих.

Варфоломей по росту едва доходил этому гиганту до пояса. Уверенное движение старого стража, коим приходился великан вершине, внушало благоговение, но, под содроганием белого кругом серые не пошевелились с места. А демону было плоховато.

Аморфное образование встало и выпрямилось. Три мокрые струйки массы открыли его глаза и рот. Контур исполина четко вырисовывался на фоне измерения белизны. Два провала слегка сжались, пока третий путано выговорил несколько слов:

— Фф… ОхранникБашниприветствуетссерыхоттуда… — Неповоротливый блюститель был велик, но обычный набор чувств его работал нормально. Дождавшись, когда он закончил, Странник приглушенно сказал:

— Приветствие и тебе, Рефаим Башни Грязи.

— Даа… Фф.. ВсяГрязьМиракопитсяздесьнасклонах… Долгиегодыждалтебя, серый…

— Надо же, — подумал Путник, — Пустишь на Башню одного из нас?..

Гигант окинул внимательно всех:

— КогожеизваснадонаБашню? Яневижупредназначенного…

— Ты внимательно посмотрел, Рефаим? —  переспросил Странник.

— НестройизсебяприблудноговСеростьСнов… Фф… Инезлименятем, что пришелсюдабезпользы… Яждулишьтех, ктоГрязьМира, а недемонов, которыхестьпутьвАд… — голос понизился. —  Здесьмногиеищуттого, чтоненайдут, итвоялиния, ссерый, тожемненепонятна…

— Охранник, ответь…

— Нет, уходите… Ясмотрютолькозатеми, которымнужносуровоеиспытаниетут… ИстремисьпосвоемуПути, кудапошелссамогоначала. Янепомогутебе, иничегобольшенескажу. —  и Рефаим начал поворачиваться, чтобы уйти в свою Башню. Его мысли исчезли и Странник больше ничего не мог угадать. Остались лишь страдания и муки тех, что взбирались наверх. Грязные души ползли к вершине.

Изрытая норами, пещерами, по краям неровная и в трещинах, гора ведет неизвестно куда. Иногда стоят фонари, вешалки, зияют дыры на тропе, заборы и леса из игл, спуски вниз и ниши —  вот еще не все, что ждет испытуемого. Туда просто так не посылают.

Далекая макушка манит страшной неизвестностью:  никто не встречал там одного и того же, что было до него. Тупик? Продолжение? вознаграждение? Отчаяние или разочарование? Крест?..

Но весь искаженный вымысел Снов заключается в том, и Странник отлично знал это, что входящего по скрипучему помосту заставляют выбрать, что —  руки или ноги, отнимутся у него для мучительного подъема. У “особо провинившихся” оставляют одну конечность и, конечно, могущие строить или изменять умом лишаются последних возможностей. Эта мера для серых грешников, чтобы те выстрадали свой путь.

Поэтому, если взирать на изгибы тропы по Башне сверху, то можно увидеть два рода страстотерпцев: идущих ногами или на коленях и ползущих руками. Одежда их истрепана и разорвана, они грязны и в ранах, и вынуждены преодолевать все препятствия, которые им встретятся. Существа любых плоскостей отвечают тут за свои деяния, но это не Ад…

…это все еще Серость Снов. Множество не выдерживает, падает, спускается, но каждый остро чувствует свой контраст, когда отрывает ум от мук —  вокруг белое, так что почувствуй, что ты истинно ГРЯЗЬ.

На это уходят долгие годы и века, которые здесь просто не замечают, ведь среди продленной вечности даже миллиард лет —  ничто.

Странник толкнул от себя дверь и они ушли от Башни Грязи, ведя Варфоломея за собой. Дух спал на ходу, вспоминая недавнюю встряску, а Безымянный уже обдумывал то, почему восставший Рефаим так рьяно отказался принять демона на круги Подземья и то, как они попадут к Черному Океану, только-только войдя в эти места. Решение пришло скоро, когда они свернули из каналов в ледяные пещеры, ведь Пути рано или поздно повторяются.

— Через Владения Теней, — и он передал это Духу. —  Пойдем через Владения Теней.

 

 

V

 

“Правило №3: если ведешь кого-то

 с собой, не дай ему бесследно исчезнуть”.

 

Неслышно ступая по подземной дороге среди острых, как бритва, намерзших вверху и внизу льдин, Странник уводил Духа и провожаемого демона все дальше от первого сегмента. Ловушки и пересечения пространств, вперемежку нагроможденных на этой символической помойке Серых Снов, ему почти не мешали. Туда, где живут загадки перемен и где мир обитаем теми, о ком давно забыли и упрятали, не ступала почти ничья нога. Здесь иногда бывает Край Света, а иногда не знаешь, что появится после следующего взмаха ресниц.

На задворках Страны Серости, где, заброшенные, словно старые игрушки, жили тени, было опасно находиться. Здесь не только у стен были уши, но также и у всего, где идешь. Кроме того, полный мрак без единой искорки таил в себе резкие смены всего, что могло возникнуть в уме. Из первородства мягкой темноты вылезало и рождалось все, что прибывало в голову. Поэтому Странник был очень сосредоточен на одном Пути. Ведь если позволить проникать в себя любым мыслепостроениям, то тьма мгновенно отследит эти формы,… а это недопустимо. И грозит.

Духу с самого начала не нравилось их путешествие. Он мог представить простую прогулку по Снам в тех местах, где он уже бывал: старострои, райончики. Он любил то, что создавал Безымянный, когда это ему попускала Серость —  вот тогда он был в безопасности по-настоящему. Сейчас же они суются туда, куда не следует. Здешние сюрпризы и фокусы не представляли для Духа ни капли интереса, и наводили на него чувство постоянной опасливости, чуткости. Он не сводил глаз ни с чего вокруг себя, но это было бесполезно: поглотившая все тьма путала его ежесекундно. Зря они сюда пошли. Зря.

Варфоломей затупил все свои восприятия: ему надоело просто идти и, было все равно, где они сейчас и где окажутся. Как и Странник, он зрел во тьме. Иногда возникала сладкая далекая дума о побеге, но редко. Сжав зубы, он плавно ступал по непрозрачному льду.

Странник продолжал шагать, выстраивая впереди себя дорогу и приближая цель. Много земных поколений ходивший по Серости, он знал это отлично: Путь будет после того, как по нему пройдешь. Эта установка позволяла найти где угодно старую тропку из тех, что он проделывал к Черному Океану ранее. Она, то всплывая, то погружаясь в мрачные породы, начинала выражаться торной. Через некоторое время он обнаружил, что дорожка привела их к истоку Черного Океана, месту его изначального исхода, где жидкость сочилась из еще более забытых слоев Серости. Это был Черный Поток, живая самотекущая река, массы которой уходили по цепи ходов.

— Мы у Потока? —  осведомился Дух, вещая безрадостно.

— Нужно к Воротам, а там посмотрим.

— Нельзя ли поточнее?... —  и Дух запнулся.

— ТЫ сам ответишь на свой вопрос.

Недра, из которых вытекал Черный Поток, направляли его под тяжелые двустворчатые ворота, обитые железными пластинами с потемневшими гвоздями.

Двери толщиной в два-три десятка сантиметров были подвешены на крепкие петли в широкой арке. Полукруг ворот во Владения Теней пускал под себя узкий ручей и ничем не был заперт, ровно как и не имел часового.

Охрана не требовалась Воротам, в которые по своей воле мало кто входил. Между мирами знают, что тут Сны подошвой своей прикасаются с преисподней. Нужно было как раз туда. Прикрытые наглухо, врата ни капли не шумели, когда их открывали. Словно через портал туда, где происходят от сотворения мира мытарства за смертные грехи, вошли двое и противоположный. Рикошет звучания их поступи сдавливался, они продолжали Путь.

 Путь через участки Теней, где уже оказались: узкие безобразные казематы. Словам на этих началах не было места: мысль отвечала на мысль.

— Все заглохло кругом… — оторопел Дух, — я что-то чую, но не разбираюсь, что именно…

— Сгустки тьмы —  рутина обыденности у теней. Уныние у них все протравило.

— Нет, я сейчас явственно ощущаю какое-то создание…, которое идет за нами.

Даже после того, как вокруг стало не зги не видать, и путники позабыли о неуверенном замечании Духа, было неспокойно. За ними что-то неотвратимо следовало, не выдавая себя, осмотрительно и с умением: маленькая приблудная Тень, вылезшая из своего укромного логова, поползла за ними. Цепляясь за стены ходов и переходов острыми когтями четырех ловких лап, она смотрела на них из-за углов, стараясь быть незамеченной.

Когда то было возможно, она схватывала и впитывала их слова, старалась пару раз поставить невидимые уловки, но нарывалась на великую для нее силу.

Отверстие, откуда вытекла Тень, зияло прямо у массивных Ворот, и она заметила демона. Сладостно зашипев, зашелестев и фыркнув, быстрая Тень уловила в будущем весь смысл дороги серых: они вели полярного к Океану, властителю Снов. Молча собирая обрывки фраз и векторы хода, она прилежно ползла за ними, не отставая ни на минуту…

По середине катакомб теней струился Черный Поток, гелеобразный, не дававший ничего ничему по соседству с собой. Едкие его воды вымыли в скалах гладкую борозду и утекали водянистым чугуном к своему любимому устью.

Поток не выпускал жизни и не отбирал ее. Составляющими разумного ручья были только всепоглощающая ненависть и страсть манипулировать. Поэтому бледный Дух все больше вжимался спиною в дышащие тоннели теней, порой перепрыгивая разломы, куда врывалась жадная “вода”.

— Что же будет со мною тогда, когда мы вплотную подступим к Океану?.. —  сетовал он на свое незавидное положение.

А на душе у Варфоломея началось ликование. После открытой Серости наверху и унижающей белости у Башни он наслаждался Черным Потоком и облегающей прелестью Владений тени, этой разбавленной туманоподобной Тьмою. Он дышал ей и осязал ее. Демон переливался чешуей и опять, как тогда в Пустыне, выпустил сеть изгибистых отростков, доставая долгожданную силу…

Это понимала Тень, тесно прижимавшаяся к угловатому пику. Она догадывалась обо всем по своему безупречному видению, когда узрела Оковы Снов и то, как проявлял себя демон, испытывая каждой клеткой тела ее родной мрак. Радостно всхлипывая, что-то бормоча и хихикая, Тень предвкушала свой близкий триумф. О, как она его ждала и переживала.

Ползучая решила ждать, сколько потребуется. Пусть даже эти двое серых, увечный и старый, дойдут до самого центра Владений, его копошащегося сердца, толкавшего Поток к Океану, Поток к Океану… Ее существо заняла неземная злоба и приятное щекочущее чувство победы, такой скорой победы… И она прыгнула на противную стену, вонзая когти с наслаждением и почти бешенством…

 

Черный Поток каким-то образом остановился, и это было не самое хорошее предзнаменование. Он стоял, как жалкая нечистая лужа, и даже не колыхался, по своему присущему. Его гладь, как ровно вулканическое стекло, блестела и отражала путников, все так же внутренне клокоча от злости.

— Я устаю, — Варфоломей наотрез отказался идти дальше. —  Сделайте длинный привал… До моего судилища недалеко осталось, я вижу по вам.

— Какой смирный, — помыслил Дух.

— Уж точно.

— Не к добру.

— Остановимся в последний раз, — возвестил Скиталец, продумывая на пять ходов вперед. Он нагружал Духа всем этим, но ведь тот сам вырвался.

Он хотел провести неблагодарный скоропостижный эксперимент.

И не знал, получится ли он.

Варфоломей воспринял согласие более чем спокойно. Он, бряцая наручниками, отдалился и  стал медитировать в какой-то ложбинке, наблюдая стоящий Поток. Он все понимал и выжидал. И скрывал, запирал, замуровывал идеи от серых, которые могли, ох, как могли догадаться.

Использовав свой мешок, как подушку, Дух забылся в тревожном будком ожидании, а Странник стал дремать сидя, не думая о дежурстве за опасным демоном.

Он также выжидал, подхлестываемый своим вероятностным интересом о том, что будет далее. И вспомнил о том, что случилось…

 

 

ДАВНО

 

Брошенный и грустный человек сидел на скамье в тесной комнате, оплетенной паутиной. Душный холод сжимал его сердце, в котором ничего не осталось. Голова была опущена почти до груди, и глаза были тупо уставлены в пол, в котором, впрочем, не было ничего интересного. Нигде ничего не было. Нигде никого не было, кроме него. Все кончилось так давно, но помнилось как сейчас.

Оплеванная душа томилась в предвкушении.

Кутаться не было смысла —  спасаться от стужи уже нет надобности, ведь человек был мертв. Под скамьей и везде, где копилась темнота, сидели и ждали своего часа ядовитые творители паутины. И не только они.

Ноги его касались скользкого сырого пола, а на лице отражалась опустошенность и смертельная тоска. Руки его были безвольно положены на колени, и все положение не выражало ничего, кроме скуки.

Он был счастлив.

Моргая по временам, он не передвигался с места, чтобы не тревожить своих новых соседей —  творений иного мира, которые еще не привыкли к нему.

— Как вы калечите все, к чему прикасаетесь… — выговорил он, не меняя позы. —  Как вы однобоки и ограниченны, ограниченны самими собой…

По укромным уголкам прошел шелест, и что-то маленькое пробежало по густой серой сети под потолком.

— И теперь вы выбросили меня сюда. Дали мне… это, наградили, впихнули в руки и самодовольно ушли. Но чье ЭТО? —  возмущенно-уверенный вопрос отскочил от стены и вернулся.

— Чье ЭТО, спрашиваю я вас? Вы не ответите, нет. Вы слушаете меня, но не слышите. Тогда я сделаю все за вас…

— Мне придется все делать самостоятельно,… Что же, так интереснее.

Никто не отвечал ему. Четыре сомкнутые стены без окон и дверей равнодушно занимали свои места, как и всегда.

— Вы прокляли меня… Не слышу?! —  конус эха безвыходно заметался. —  Прокляли… — словно подытожил он для себя. —  И ничего со мною не сотворите.

— Теперь мне дозволено все, ведь так?

— Ведь я вырвался из ваших пределов?

— Вы не достанете меня?

— ДА?

— Ответьте!

— Сейчас же!!! —  и голос утонул во мраке, окончательно распугав обитателей маленькой комнаты.

— Теперь я САМ СЕБЕ БОГ… — произнесли окоченевшие губы и изогнулись в безумной улыбке. Опухшие веки с синими кругами притворили утомленные глаза.  —  Даа… Бог в мире, куда не достают ваши шаловливые ручки…

Он загоготал и намеренно стукнулся головой о стену, которая вмиг стала мягче.

— Смотрите, да, смотрите… Я уже могу изменять… — радостное удивление сумасшедшей гримасой промелькнуло на лице. —  А вы —  ничто… Вы…

— Оставили.

— Бросили.

— Кинули.

— И ЗАБЫЛИ!

— Я не буду грозить вам кулаками или извергать анафемы в ваш адрес... Нет, этого мне не надо. Мне больше не надо лишних слов. И деяний, и клятв, и исправлений, которые вы так обожаете…

— Я уйду, и больше меня никто не догонит.

— Я пожелаю, и никто не запретит.

— Это будет мой собственный мир. Мой мир, где вас не будет. Никогда.

Он уполз, как паук, на край скамейки. И начал меняться.

— Я воплощу то, чего ТАМ ждут все… И продолжу то, что мне так нравилось. И не буду больше плакать. Я буду тем существом, глаза которого давно высохли от слез, тем, кому часто на все наплевать, тем, кто уже оплакал горе мира…

— И ничьи глаза не будут взирать на меня…

 

Он сбежит. Я знаю, он сбежит.

Все остановилось.

 

 

И вот, когда Поток обратился из стоячего снова в уходящий, они обнаружили, что Варфоломей исчез.

 Нигде не было его следов, никаких отметин и не чувствовалась ни одна из волн, которая могла бы остаться после тяжелых воображений демона. Дух не стал спрашивать и волноваться, где тот пропал —  так тяжко ему было после Варфоломеевых объятий в Пустыне. Он лишь отчужденно кивнул:

— Вот мы и остались одни…

Прошло несколько секунд.

— Он видит нас. Мы рядом с НИМ.

— Где?...

— Черный Океан, — и всюду скукожилось, резиново выплеснув темный бокс для буйнопомешанных. Мягкая обивка стен сильно пострадала от чьего-то недавнего присутствия —  следы от ударов, вмятины и надрывы остались после запертого здесь силой. На полу валялось несколько широких ремней.

— До него еще долго…

— Доверься моей интуиции. Океан —  единственный может сломать мое сопротивление и стремление, может оставить здесь. Или выкинуть куда-то. Но этим он себя покажет.

— Мы провожатые, и это было таким, пока демон не пропал. Ты не удивляешься?

— Демон в Серости. Если отсюда идти подземными источниками, то можно достигнуть построением Тюрем-без-Дверей…

— ?..

— Башня Грязи, — Странник ушел в угол и, встав на колени, глядел на пол, — мое создание, давнее. А Тюрьмы напомнят тебе гадовы вместилища сущего Ада. Поземная среда Тюрем безвыходна. Энергию копит в себе.

Трухлявая материя с набивкой, оставив стену, легко вырывалась. Ее клочья, проеденные плесневым грибком и влагой, падали на пол за спиной Безымянного. Он усердно выщипывал податливый меняющийся состав Пути, не теряя курса.

— Я перенесу это путешествие?

— Со мною —  да. В одиночку там любой свихнется, — затрещала ткань.

Дух сорвался с места, оттолкнувшись руками.

Нарушенный бокс наблюдал за ними, словно живой.

 Хищно зияющая дыра получилась достаточной для того, чтобы протиснуться в боковые Подземья.

 Они всплеснули, подняв пену с брызгами.

— Не пугайся. Упали в застоялые мертвые воды, покинутые мечтания. Они мокрые, но ничего не порождают. Так по пояс и пойдем.

— В них… э-э… ничто не живет?

— Только несколько пучков водорослей, если тебя это напугает.

Дух кивнул и, разгребая на небольшой глуби воду, предложил следовать вперед.

Дно —  не ил, не песок и не земля. В нем не завязнешь, не потонешь, как в зыбучих насыпях. Одна тухлая мерзкая сырая безжизненная вода, которую под низким сводом серые загребали и разбрасывали руками. Дух оживлял тишь звуками, плескаясь, как в реке. Ему не было также обычно идти, как Страннику, который, приподняв локти, передвигал ноги в полутораметровом источнике. Он промок до нитки —  плащ тряпкой мотался на плечах, а тяжелые ботинки хлюпали своими прорехами.

Они прошли милю.

Впереди был Лифт, предусмотренный Снами как настоящее средство передвижения. Один из самых простых  и распространенных страхов Серости, он выжидал своего пассажира и делал с ним все, что захотел.  Он ломался, раскачивался из стороны в сторону, гасил свет, производил штуки с клаустрофобией… И он был независим —  ни Странник, ни какой бы то ни было серый не умел его обуздывать.

Это было им не на руку, двоим, стряхивавшим и выжимавшим из себя капли влаги у такой мило-гостеприимной кабины.

Вот бестия, подчас думал Безымянный.

— Он меня ненавидит, этот страх. Я знаю.

— Лезем?

— Будь готов —  изменить его не удастся. Это подобно хватанию зубами за воздух.

— Вот чертовщина.

Двери закрылись, чуть хлопнув резиновыми прокладками. Кнопок было две.

— Стой спокойно… Я постараюсь сам, — и Странник потянулся к белой пластмассе со стрелкой “вверх”. А Лифт ждал, не трогая с места. Долго ждал здесь своего нового старого вечного заключенного. Он знал и ждал. И вот он у него в руках…

Коснувшись кнопки, Безымянный не смог оторвать пальца от липкого комка, в который превратилась клавиша. Он прилип.

Все сорвалось вниз, а Дух от ужаса в пустых бельмах закусил губу, не в силах помочь.

Страннику было ох как неловко оказаться снова подвластным чему-то. Но у него была своя сила, СВОЁ то, что он копил не менее долго, чем Лифт.

Кнопка, “с мясом” вырванная из обшивки, рассосалась в руке. Из зарастающего отверстия глядели провода и арматура.

— Нам наверх, никчемная вещь… — промыслил серый. —  Не ошибись, а не то придется тебя разломать… Дух, сейчас же держись за меня!..

Дно открылось и квадратиком линолеума улетело вниз, задевая за тросы. А внизу, как есть, колья и куча костей… Банальная дурь.

Сапоги опирались на узкий плинтус и принимали его форму хотением, а руки истово распирали две противоположные стенки, в порыве выжить…

Выжить. Да, именно так. Если в Снах сможет сложиться ситуация, напрямую грозящая скитальцам смертью, то, позволив Серости умертвить их в себе, они могут оказаться где угодно.

Именно ГДЕ УГОДНО, таким образом отсрочив цель своего Пути на неопределенность. В глазах гаснут огни и тебя вышвыривает… куда-то. Как они решат, туда и будет.

— Нам наверх, — с горечью заметил Странник, не сменяя положения. —  Тюрьмы ждут всех с низа, Столба.

— Надеешься найти там Варфоломея?

— Хмм… ты несгибаемый оптимист, Дух. —  Руки потихоньку начали затекать. —  Потерять во сне 0 редко ЭТО ЖЕ найти.

— Может, и так…

Лифт замер. Вздрогнул, что-то звякнул под ногами и взмыл вверх, заставляя Духа прижаться покрепче.

— Жестокая машина, — шепнул Странник, — куда ей взбредет, туда и переносит…

Замедлился ход, но ничего не случилось… через одну секунду.

Грохнув всеми гранями, замкнутая коробка замолчала. Попытка сбросить не увенчалась успехом, но заставила серых еще сильнее напрячься.

Я не железный. И мне больно.

— Двери… Двери как же откроем?

— Своим трудом. Лезь и нашаривай щель. Ломик бы, да не приходится…

Дух помог открыть сдавшиеся двери и первым выскочил наверх, едва не шмякнувшись носом о порог, до которого не доехала кабина.

Странник подтянулся и, как только затворились дверцы, все ринулось вниз, словно Нижний Архонт, поверженный, снова со своей армией падал с Небес… в масштабе высотного подъемника.

— С ним был Океан, иначе кончилось бы не так гладко… Он ожидает нас.

— Гладко? Тяжело, ох, как тяжело.

 

 

VI

 

“Правило №2: управляя своим

существом можно многого достигнуть”

 

Сотня, ровно сотня уровней, по сходности с полушариями головного мозга —  вот что суть Тюрьмы-без-Дверей. Самая населенная часть Серых Снов и самая непредсказуемая. Если бы просили составить карту Серости, то центром и столицей без возражений приняли бы Тюрьмы.

Без тюремщиком.

Смотрителей.

Надзирателей.

Только камеры, камеры, камеры.

— Здесь воняет… — поморщился Дух.

— Кошмарами, — Странник озирался в поисках хоть всполоха, рывка, который поможет обнаружить прометнувшегося в тюрьме слежение. ВРАГА. Ведь капель и слизь не были единственными жителями бараков. Тут происходили вещи, которые самое смелое, отчаянное и крепкое человеческое сердце не в силах выдержать. Не из-за непрерывного трепета, ужасов и фобий, не из-за размаха, а из-за повторения, наблюдения, преследования, безвыходности и гонок, гонок, гонок… Потных.

Кроме всего прочего, тюрьмы выдавали указки в виде плит в своих пределах. На таких плитках были надписи, сделанные неизвестными авторами —  безрассудными —  разным почерком. Эти сочинители подбавляли масла в огонь, безвестные для редких прохожих. О них даже слагалось много легенд, ходивших в Снах пилигримами.

Страннику стало больно. Не в душе. В руке, ладони, предплечье… Что-то взбрыкнуло внутри, запульсировало и отпустило. Он спрятал кисть в карман, чуть нахмурившись от резкого припадка.

 Повязки и так все скроют…

Скачок… и все стихло. Главное —  не смущать Духа своими давнишними странностями; главное дотерпеть.

Если ЕМУ надо, значит, и мне надо.

Сзади громыхнула вниз каменная заслонка-трапеция. Она замуровала путь к шахте Лифта, как вход в древнюю гробницу. Нет пути отступления. Как обычно все по-дурацки устроено.

— Сразу говорю, что я не смогу ее открыть, — разочаровал Духа Странник. А тот пригляделся, напряг глаза и указал на вход после… Рядом с первым ходом уровня.

— Там табличка. Точно, — и он заковылял к ней.

НЕВИДИМЫЙ ВЗГЛЯД

И НЕСЛЫШИМЫЙ ГОЛОС, —

ВОТ-ВОТ ОБОРВЕТСЯ

ТВОЕЙ ЖИЗНИ ВОЛОС

Корявые буквы, высеченные, выскребленные в твердой породе, пугали и были первым оповещением. Тюрьмы предупреждали, страшили их и… надпись исчезла после прочтения и вдвинулась, слившись с остальными.

Оно приближается. Удар.

Оно скоро и оно уже здесь. Удар.

Скитальцы двинулись по бездверным узилищам, вдвоем. Их окружали миллиарды отдельных мирков с теми, кто сам хотел сюда попасть. Символом, душой, знаком. Они были населены, густо и жадно населены, в них теснились. Они были двигателем, который заводился при желании того, кто с интересом и, конечно, некоей долей извращенного ожидания заглядывал в одну из множества камер. Сложно пройти их все. И найти выход.

Рядом по бокам проходили узкие ячейки с людьми разных полов, возрастов, времен и наклонностей. Они читали священные книги, рвали смирительные рубашки, музицировали, рисовали, пили чай, сколачивали гробы… Убивали и калечили себя, вызывали стихийных бесов, командовали армиями, разговаривали сами с собой; дикие голые метались по клетке, как звери; сосали пальцы, мудрствовали, гадали на картах, сочиняли песни, справляли свадьбы; просто резонировали, как простые шизофреники. Никто не был заперт, и все занимались своим под тихие шаги Духа и Безымянного.

В некоторых лежали полуистлевшие трупы, в одних кишели кольцами змеи самого насыщенного яда, в других ожидали испуганного освобождения тучи мух, комаров, саранчи. Горы тараканов, горсти пауков и скорпионов, а в третьих было ТО, что уму неискушенного непостижимо и найти и измыслить его мог только тот, кто сам доходил до такой ячейки.

В Тюрьмах-без-Дверей спало  сознание, а подсознание выдавало то, что таилось в скрытых слоях духа.

— Свернем боязни и не будем заглядывать никуда, иначе быть беде, — согласился Дух на взгляд Странника, который прекрасно знал все, ведь тоже был тут… ДАВНО.

Между десятками камер напротив и сквозных шли коридоры, вилявшие лабиринтом с лесенками, спусками, люками, потайными лазами и теми же табличками.

БЕЗ СВЕТА НЕТ ТЕНИ,

БЕЗ ТЕНИ НЕТ ТЬМЫ.

КАК ЛЕГКИЙ ШЕПОТ СНОВИДЕНИЙ

ИЗ ЖИЗНИ ИСЧЕЗАЕМ МЫ.

Старая Тень, опять настигшая двоих, прочла эту табличку и хотела ее уничтожить, но было поздно: они, эти, уже прочли ее. На лице и в фигуре высокого она углядела содрогание от боли и уловила отрывочек мысли о чем-то втором, но так же, как и раньше, она цеплялась руками за камни и ползла за ними, оставив свои дела за далеко до Ворот Потока. Все было сделано и то, чем она сейчас занималась, было лишь сущим любопытством. Она слилась с приглушенным освещением Тюрем и пряталась, куда могла втечь. Она отставала от них, ни о чем не беспокоясь, слыша только топот.

Удар.

— Видишь, что там впереди нас?.. —  кивнул в сторону Дух. —  Среди воплей этих дрянных бараков я впервые вижу такое…

Там, через шесть или семь камер было необычное.

Из нее лился спокойный, мягкий свет, не умещающийся в тесноте.

Он не был ярким и резким, не расплавленным, скорее он был остаточным явлением после.

— Как странно… — наблюдал редкие лучики Безымянный.

— Идем посмотрим? В любом случае прошли бы мимо нее…

Дух шаркнул и сам испугался своего неосмотрения. Но свет все еще был на месте, чудесное явление не сняло рукой. Как щекочущая нервы тайна, он был. Они заглянули.

— А это не ловушка?.. —  опомнился Странник, но они опоздали, посмотрев на то, что теплилось на деревянном лежаке ячейки.

 

Это был Ангел. Служитель и носитель вселенской доброты и просвещения, общий дух, подчиненный любви всего Древнего и Первого, он иссякал, завернутый в грязные лохмотья. Чтобы не терять и не выдавать небесного блеска своего, он отыскал эту накидку, которую подобным ему противоположным долго нельзя было носить и, как бездомный и обездоленный, он болезненно подрагивал. Неземные облачения и доспехи покрылись узнаваемой коркой Серых Снов, которая точила его; он тускнел и тускнел, вот так скорбно догорающий в Тюрьме.

Рядом в кольце висел факел, зажженный, безусловно, только его содейством. Его знобило, у него дрожали руки, он засыпал, чтобы умереть, уже не сопротивляясь довлеющей Серости.

Это был Ангел. И он посмотрел на серых, насквозь расплавленной стрелой прошив толстые стекла очков Странника.

Он все равно ничего не прочтет.

Он впитал и выжал это, а Дух с восхищением и боязнью живого человека молвил:

— Откуда ты здесь появился? Что с тобою?... —  сочувствовал он, заглядывая внимательно ангелу в лицо.

— Я… я занимался тем, чем всегда, —  он выдохнул с надсадой —  Я следил за человеком, как и подобает Хранителю, но… вдруг образовалась воронка и человек… ну, как бы… умер. Но не самом деле, как это обычно должно происходить, а… словно из него выпили душу. Высосали.

Он упал замертво, и мне ничего не оставалось, как последовать за его искрою в зеленый огонь… пока это все не исчезло, иначе мне бы не успеть…

— Зеленый?

— Да… И вот я здесь… Мне казалось, что отсюда нет выхода. Я нашел это… тряпки, а иначе мой свет заметили бы… все эти. Обитатели. Я поначалу даже подумал, что в Аду. Но вспомнил о Серости, Снах… этой стране.

— И ты думаешь, что то, высосавшее душу у твоего… оберегаемого, может быть здесь?..

— Да, я так предполагаю. Выбросить могло, но логически ничего не остается… У меня был голос..

— Небес?... Здесь, вижу, собрались одни оптимисты, все, кроме меня…

— Да, да, Небес… И он говорит, что там, где-то за Тюрьмой, есть место, где существует растущее средоточие мощи, не близкое Основной массой Серости.

— Ну, не знаю. Не знаю. Тут возможно все, но чтобы настолько… Странно звучит. Ты знаешь, где это место?

— Да, оно за… Черным Океаном.

— Выходит, нам по пути… — вздохнул Дух.

— По Пути… Мы рискуем.

— Мне будет так тяжело там появиться снова…

Глаза Ангела, эти две ядерные звезды, озарили серых. Его взгляд молча молил помочь. Ясность этой святости была могучей. Пусть рушатся миры, а Полюса все те же.

— Сны любят рискующих. К Океану. Пропустит ли Он нас?

И тут Страннику попалась еще одна плитка. В келье Ангела была фраза:

ЕДВА ВО МНЕ,

КАК И ВО СНЕ,

ОСТАЛОСЬ ЧТО-ТО ЧЕЛОВЕЧЬЕ.

НО И ОНО, УВЫ, НЕ ВЕЧНО…

Безымянный схватился за живот. Ему стало очень, очень плохо.

Удар. Удар. Удар…

Оно билось, вылезало. Он едва не перегнулся пополам от приступа. Оставалось одно —  покинуть их:

— Сидите так тихо, как только сможете!... —  он повысил тон. —  Без вопросов… И никуда отсюда!... Никуда!.. —  и пропал в проеме.

Дух желал спросить, что за неожиданность: Странник никогда при сущем рядом не покидал его. И сейчас он оставляет. Но, он спиною испытывал… с Ангелом было спокойно, и он остался, так ничего и не проронив с языка. Он посмотрел на соседа и сел с ним рядом.

— Придется немного подождать. Да.

— … в чем дело? —  проснулся из своего забытья Ангел.

— Ничего не возражай, пока мой… друг не уйдет. И не вернется.

— Хорошо. Я полагаюсь всецело на вас. Но время…

 

Серый ушел за угол и поплелся, еле сдерживая распиравшие его порывы перемен. Боль смешалась с ноющей жаждой и ударами в голове. Он скрылся подальше от комнатки, где ждали они и, упав на колени, а затем и на четвереньки, из последних сил свалился в закуток возле сточной канавы.

 

— Мы будем ждать его здесь… — обратился успокаивающе Дух. —  Пока там.. Давай поговорим, а?..

— У меня почти нет сил…

— Постарайся… Пожалуйста, а не то совсем погибнешь. Давай, я прошу тебя. Или, хотя бы я поговорю, а? Расскажу тебе что-нибудь, — Дух снова воспрял. —  Хочешь?

Ангел опустил ресницы.

— Ну, вот и прекрасно. Устраивайся… ну же… Я расскажу тебе о моей жизни… жизнях. Да, о нездешних, далеких жизнях, которые были давно-давно там, где ты… служишь Хранителем Душ. Я вспоминаю, ибо это все, что мне осталось в Снах. Я был тогда ирисом, и бабочкой, и…

 

Во мраке ворочалось, вырастая, никем Неназванное творение. Почти неизмененная по размерам и пропорциям человеческая форма перевоплощалась во властелина животного мира, тамошнего, на полных правах живущего и правящего у людей и людьми.

Мелко замигали пленкой хитроватые глаза, голые пятипалые ладони и ступни мягко ступили на пол, а чувствительные вибриссы начали изучать окружающее пространство. Все  менялось, наползало, резко и быстро превращая серого в самое по приспособленности существо нынешних и ушедших веков. Бесхвостое нечто принюхалось в темноте, показав сдвоенные резцы и, отметив чутьем запахов Духа и Ангела, поспешило, немного царапнув когтями монолиты тюремных переходов, к тому, который сокрушал, приближаясь к ним.

Удар.

Обернувшийся ворчал и вбирал в себя могущество, выдавая острозубой пастью ноты ненасытного желания расправы. Силы вошли в серого с болью и искажением тела, но новый вид поможет не только Пути, но и…

Самоудовлетворению. Он, Он отдал Свою часть на это возмездие Неназванному, и нужно торопиться, пока разлом еще на месте. А тот, что безумно и бездумно ударяет булавой —  марионеточный автомат чуждого. Его надо убрать с Пути. Методы, коими это будет сделано —  самые разные. Самые трудные. Самые сладкие…

Удар.

От потрясений восьмизубого орудия сотрясались основы Мозга. Вслед за ним оставались глубокие проломы и пробоины, а если удавалось, Кошмар рушил все до фундамента, продвигаясь от своего конца полушарий. Из пустых сквозных глазниц валил дым и лезли язычки пламени, крепкая броня заточала и сковывала толстое чудовище на винтах, вонзенных в плоть. Оно неуклонно, на намеченной дороге, с остервенением пробивалось к своей запрограммированной цели, как под заклятьем. Молча.

Удар.

Неназванный же стремился навстречу ему; под короткую свинцового тона шерсть не проникала подземная прохлада; обнюхивая по осторожности все плоскости, минуя клетку за клеткой, он вожделел встречи по-своему. Через два коридора и на третий поворот, затем спуск и он уже был там, разрушитель изначалья. Двуручная дубина врезалась в кирпичи, тесаные камни; а лапы оттолкнули от себя боковую вертикаль, фыркая на близкого ВРАГА.

Удар. УЖЕ ТУТ. УДАР.

Хищник достиг. Кошмар встал и, ничуть не смущаясь преграде и задвинув забрало шлема, затопал, как слон, в сторону ловкого проныры. Тот повернулся к нему задом и, издав призывный утробный писк, рванул за угол, а на это место тотчас опустилась булава, вывернув ввинченными цилиндрами из пола фонтан осколков. За его спиною около половины Тюрем-без-Дверей лежали в руинах, разбитые на куски по срезам. Ударив в грудь по выпуклой кирасе, он шумно зашагал следом, все так же упорно круша и означая свою дорогу.

Медлить нельзяааа…

Крадущийся оборачивался попеременно с вглядыванием. В душу все клокотало от жара погони. Только вряд ли серый был жертвой, чем-либо преследуемый. Скорее, мудрым охотником, заводившим свою пустоголовую жертву в тупик.

Еще, еще… сюда. Расчет был сделан, но оставалась лишь одна проблема: Кошмар глуп, как Голем, но силен, как хозяин бесов.

И вот, круглая пыточная камера, кажется, вполне подошла бы для… Тот, у кого нет множества имен, юркнул за дыбу. На входе ВРАГ оглянул и, не найдя никого зримо, думал выходить, но нарочный шумок заставил его остаться и побежать к его источнику.

Стол с дублеными ремнями разлетелся в щепки. За ним последовали удавка, очаг со щипцами, жом, зубчатые винты, держатели, “деревянная кобыла”, “ожерелье”, “лестница” и груды масок, кнутов, плетей с гвоздями и веревок. Никого и ничего не было. Кошмар начал действительно разъяряться и еще несколько раз шибанул по образовавшемуся хламу. Он не ожидал того, что произошло дальше.

Ему на плечи с потолка упало что-то тяжелое, но живое и чуть было не свалило наземь. Неловкие руки в стальных перчатках судорожно пытались сбросить четырехлапое, но оно, толкнув, ушло само.

Серый поддел Кошмара крюком с потолка. Оттуда свисало на цепях еще много премилых вещиц, но большой крюк как нельзя лучше сгодился для такой туши, как автомат. Изогнутое острие скользнуло под сочленение шлема и панциря, оставляя его, подвешенного, болтаться, доставая мысками пола. Неназванный прыгнул сзади на руку, держащую булаву. Толстая, как дерево, она была запаяна в железо и до тела у локтя здесь нельзя было добраться. А был ли он живой?..

Не успел серый задать себе этот вопрос, как был отброшен назад и сильно ударился хребтом. Потрясая головой, он считал потери и полз подальше от размахов соперника. Приходил в себя, одновременно думая о нападении.

Он приготовился к скачку и сиганул прямо на грудь Кошмару. Тот, уже совсем не держась на ногах, повалился вниз, а крючок сорвал с него шлем, оставляя червивую гнойную голову обнаженной. Серый атаковал снова, пока тот лежал на спине. Зубы ощутили под собою мягкую жилу и прошили ее насквозь. Теперь правая рука, к которой умело подобрался Неназванный, уже ему не понадобится. Она безвольно болталась на весу, а гром от рева Кошмара, который наконец зазвучал, содрогнул Тюрьмы, то, что от них осталось. Из раны сочилась красная теплая кровь, заставляя хищного перевоплощенного вкусить долю победы. Но еще рано.

Сокрушитель поднялся на ноги, а серый забежал с тыла. Это битва на равных условиях. Останется один. Серость знала, кто.

Зверь вгрызался в лопатки, получил по ребрам; откусил половину отвратительного уха, добирался когтями до укромных уголков.

Кошмар был сбит, обездвижен, истекал кровью, разившей жженым битумом. Марал ею стену.

 Серого наградили синяком… Он гавкнул, слизнул стекающую слюну и опять бросился на ВРАГА, в горячую схватку с тем, что может лишить его жизни…

С чуждого стянули поножи, прокусили сухожилия и лишили ног. Серый сворачивался комочком, терпеливо выжидая пополнения сил. Но Кошмар был жив и… он был очень зол. Он не говорил слов и у него не было своего разума. С ним было сурово бороться —  изматывающее.

Серый оторвал ему пальцы двигающейся еще руки, когда тот потянулся за ржавым прутом, бешено кидался и наносил удары, подранный, пока кулаки обрушивались с медленной гневной последовательностью, не причиняя вреда. Остроносое творение отбегало, опять ловчило… И не понимало, когда же кончится завод у этого преследователя.

Из прохода, ведущего в бывшую пыточную, на порог, ручейками и речушками вытекала бордовая артериальная жижа, стекавшая киселем в сточные решетки. Лапы Неназванного были почти по локоть в ней. Он решил прикончить Кошмара одним махом.

Подойдя на безопасное расстояние к голове, он вдыхал отравляющее дыхание и чувствовал огонь глазниц. С отвращением он вцепился в сонный сосуд и замер на мертвой ухватке всей челюстью.

 

Гул изо рта Кошмара огласил эхом камеры далеко от них. Дух вздрогнул и придвинулся у Ангелу. Кошмар гудел, как паровоз, гудел на холостом ходу, верно, выдыхая из легких последний газ, который набрал. После гудение сменило хлюпанье, хрип, шелест, протяжное “ххххооооо” и, наконец-то, громадина утихла…

Серый все еще держал глотку, передвигая ноги., наконец-то, громадина утихла…

Серый все еще держал глотку, передвигая ноги. На деснах был зловонный привкус, он поджал язык. Он рычал и держал уже подохшее тело, переставшее даже конвульсировать. Он хмурил брови и все еще ожидал выпада, чудного оживления…

В Снах может быть предательством, когда Океан до беспредела ожесточает Свои условия…

Нет, он ждал и теребил обмякшую шею, не отпуская клыков. Ему было противно, невозможно было сглотнуть, Кошмар начал вонять по-настоящему ужасно.

Еще, надо подождать еще. Удостовериться. Дымок пропал из проваленных очей разрушителя. Вопиющий мертв. Да. Мертв.

 

И, лишь только серый разжал побаливающие челюсти, где-то там, в отдалении от него, где-то в Тюрьмах-без-Дверей, которые еще не были подвержены побежденному чуждому, преградился ход…

Закрылся прочно и крепко, и неизвестно где.

Ход! Черт подери, ход к Ангелу и Духу! К их камере! Вот Он…

Расширенные от неожиданности глаза обернувшегося зверя; его победная поза, еще не закрытая пасть; напряженные мышцы; сдавленное хриплое дыхание.  ОПЯТЬ?

Только не это…

— НЕ ОДНО, ТАК ДРУГОЕ, — сказало что-то у него в голове. —  А ТЫ ЧЕГО ОЖИДАЛ?! Я ЕЩЕ ПОСМЕЮСЬ НАД ТОБОЙ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ ТЫ ПОДОЙДЕШЬ КО МНЕ… ГЛУПЕЦ… МЕРЗОСТЬ…

— Ты подвел меня, хотя дал силы! Ты предал меня, хотя даешь то, что я хочу!!!

Но Оно не ответило, кинув его на отрезанном куске Тюрем. Пробивало… плакать?

Как искать?!

Где это? С какого момента это?

Где Он перекрыл мне Путь?

Теперь назад. Без нервов. Неназванный сплюнул, вышел из комнаты и начал умываться. С усов и ресниц стекала кровь, он скользил на мокрых лапах. От этого еще предстояло избавиться. Впереди еще тяжелее.

Демона нет. И еще Духа, и Ангела…

Оо…

Надо уединиться для себя, и сладость удовлетворения была бы превыше всех условностей, если бы не это… Противника нет, он перемещен, сюда Вов второй раз он не сунется… Серый вылизывал морду, лапы и чувствовал изнутра, что возвращается к исходному состоянию. Он закричал, выгнувшись дугой…

В пятнах грязи и крови, с оборванными полами пальто, потрепанный, насилу повязав очки, он не знал, как подобраться к оставленным —  он их не видел. Пройдя назад в разгромленную ячею, он забрал оттуда тяжелую булаву Кошмара.

Ее вес был действительно приличным, так что ему пришлось волочь ее за собой, царапая полы. Она пригодится.

Там, где каменная пыль бывших Тюрем присыпала остатки мозга, лежала не прочтенная табличка, почему-то уцелевшая. Он увидел ее сонным взглядом, словно напичканный таблетками, и прошел мимо. Это его уже ничуть не интересовало.

КОНЧЕН ВВЕК ЛЮДСКОЙ ОБМАН — 

В ДУШУ МИРА ВЛЕЗ ТУМАН.

 

 

— Почему же его так долго нет? —  ежась, спросил Ангел, уже не считая количество подобных фраз. —  Когда он придет?

Дух не сидел на лежаке рядом с Ангелом. Он выбегал из клети, оглядывал коридоры, вслушивался в тишину, установившуюся после страшного гула глубин.

— Я не знаю, что случилось… Правда, я не понимаю… Он должен был бы прийти уже давно… Ну, все-таки скорее…

— И что…

Духа пробрал леденящий ужас. Без Странника, без его мыслей рядом он —  ничто. А кругом было много того, что жаждет возмездия, много  тех, кто ждет СВОЕЙ свободы. Не надо, пожалуйста, пожалуйста, не надо. Не надо.

 

— Как ты мог… Как мог… — Странник быстро шел, ощупывая стены в темноте, тщась найти дорогу назад. Одна рука была занята поблескивающей палицей, а все преимущества измененного невозвратно ушли, так что этот Путь был угнетающим. —  Столько лет… И вот теперь…

Я даже не ловлю их волну… Где они? Где?!

Безымянный силился вспомнить дорогу Неназванного, все его повороты и отметины.

— Ну давай же, Дух, откликнись… Один всплеск и я найду вас…

Тюрьмы сзади него стали постепенно себя восстанавливать, повинуясь собственному распорядку. Низкие пары полозами застилали те места, где проходил Кошмар. Поэтому назад вернуться не было возможности —  это помешало бы всем.

— Дух!

 

— Я что-то слышу… — сделал светящийся рывок головой, чуя непорядок, — вот сейчас…

Ангел не смог ответить, и Дух перестал сомневаться, подумав о том, что все это ему показалось. На краткий миг он вдруг услышал зов Странника, какой-то странный, тревожный его зов, но потом все потонуло в тумане.

С Духом остался только страх. Тихий страх Тюрем.

 

Да?

Эта стена была теплой. Непохожей на рядом расположенные. И она была НОВОЙ.

Да. А все НОВОЕ в Серости было теплым. Он про это ведал.

— Я нашел… Нашел! —  сквозь рваную перчатку просачивалось мягкое тепло. —  Слышишь, нашел!.. Будь ты неладен…

Здесь, здесь. Это здесь.

Стена смотрелась не очень толстой, но каменная кладка была надежной. Теперь уже мне придется совершать разрушения. Немного побыть чуждым. Немного отомстить Этому… Мне этого так не хочется, так не хочется, но придется…

Удар. Четыре выточенных цилиндра с одной стороны булавы надломили три кирпича. Безжалостно пробиваемая стена взвыла внутри себя и начала уступать позиции.

Удар. Длинная тяжелая рукоять скользила в руках, но Странник упорно продолжал ломиться, не останавливаясь на отдых. Осколки летели в лицо, чуть не задевая окуляры, а к подсыхающей крови на одежде прибавился изрядный слой пыли, от которой защищал ворот.

— Да, я уже иду… НО КАК ТЫ МОГ… КАК МОГ…

 

Дух вскочил от тупых хлопков где-то поблизости от их камеры. Неужели чудовище добралось до них, победив Странника? Неужели они обречены на гибель?!

Не нааадо…

Дух вспомнил свои мучения и то, что, верно, им решено продолжиться. И что будет с Ангелом?

— Рядом творится ужасное! —  высунул он голову из бездверного проема.

— Что…

— Нас настигло существо Тюрем… Я так думаю. И мы остались без моего приятеля. Теперь нам уготована… смерть.

 

Удар.

В стене образовалась неровная пробоина величиною с человеческую голову. Странник уже не прислушивался к мыслевеяниям, он знал, что они рядом, за заворотом, и не хотел звать их. Ему оставалось только молотить, надрывая руки порядочной тяжестью булавы. Усталости уже не испытывалось, этот порог он преодолел полчаса назад, когда восстановил форму.

Удар.

Безымянный пробовал разобрать кладку руками после того, как расколотил хорошую щель. Но это ничего не дало: повреждать руки было ни к чему, и он вернулся к орудию Кошмара.

 

Немного погодя все прекратилось.

Вот и все, Дух. Сейчас память исчезнет в плену.

Потрясения прошли, и наступило ожидание развязки. Ангел откинулся назад, провожая веками потухающую жизнь. Но более всего негодования и удивления у Духа вызвало то, что под аркой камеры появился грязный потрепанный кем-то или чем-то Странник и изможденным голосом сказал:

— Путь свободен…

 

 

 

 

VII

 

После входа в узкую расщелину Ангел, Дух и Путник оказались на небольшой луке берега, непроницаемого и однородного. Низкий сводчатый потолок, покрытый наростами времени озаряло еле различимое свечение серых микроорганизмов.

Грот безмолвствовал и, очутившись на самом краю площадки, под которой всего в двух метрах стояла маслянистая гладь жидкости, Дух выдохнул:

— Гляди, светлый. Это —  Черный Океан, через который ты требуешь перебраться.

— Это настолько сложно? —  Ангел держал складки, поправляя накидку. —  Мы не сможем?..

— Сейчас выясним… — ответствовал Странник.

— Что ты собираешься делать?! —  просипел сквозь зубы Дух. —  Ты собираешься будить его?..

— А что ты предложишь мне, блеклая душа? —  линзы на ремешках уставились в Духа. —  Можешь прямо туда и шагать, если так охота перейти…

Недоумевающий вестник глядел на серых с отчаянием. Что это за Океан? Кого будить?..

Там, где лезвия скал и нагромождений спускали чуть ниже к уровню четкого зеркала вод, можно было, наклонившись, достать прямо до их матовой поверхности. Путник откинул полы плаща и поддернул старые джинсы. Он сел и, сняв левую беспальцую перчатку, сунул свою кисть во вмиг вскипевшую гущу.

Она начала пузыриться, словно лава или гейзерная грязь, и пошла узкой волной от кромки берега. Поодаль она вырастила ком. В полумраке подземелья, скрывающего Океан, все действо было таким пугающим, что моментально вспомнивший свои терзания Дух спрятался за расколом от Тюрем. А Ангел, ступая чуть ближе к страннику, начал смотреть, как растет пока бесформенная гора. Они разбудили Его, среди Его необъятно уходящих владений.

Нефтеподобная жидкость создала что-то вроде гигантского гладкого червя с мордой кита-касатки, с широкой пастью, увитой толстыми шнурами усов, как у сома. Обтекаемый червь отрастил себе длинные руки с мощными плечами, с искривленных шиповатых пальцев которых капала черная вода, больше напоминавшая слизь. По спине черного монстра прошли колышущиеся желеобразные гребни, а на самом крае конца морды, носу, над пастью, открылись четыре темных и мутных глаза, на которые натекли тяжелые брови. Тварь, родившаяся из подземных вод, подрагивала, и по ее бокам текли густые капли и струи.

— Ссерые пришли к своему повелителю… омывающему все Сны и все, что в них… — и пасть раздвинулась, выказав бездонную глотку. —  Странник… Нет ничего лучше, чем захватить тебяаа… Чего же ждешь, помятый серый?.. —  огромная пиявка склонилась столпом над сидевшим на берегу рядом с Ангелом. —  Выговори… Ты поднял меня, Океана…

— У меня к тебе дело, — и Путник обнял руками колени.

— А-а-оо… Даа? Что за дело, непонятное исчадие?.. Чем Я помогу ТЕБЕ?.. Что сделаю?.. Что ты можешь хотеть?.. —  ехидный голос опутывал мозги клейким варом.

К дрожащему Духу вернулся Ангел и, чуть тронув его, вопрошал:

— Почему они вот так молча смотрят друг на друга? Вы говорили, твой… друг хотел что-то разбудить и перевести меня туда… А он сидит и молчит…

— О, они разговаривают мыслями, дают мысли… Я не могу, только слышу, а Странник может вещать в уме в любое место…

— Что же это за ужасный выродок?..

— То, что ты видишь, — едва слышно проговорил Дух, сжимаясь от страха, — и есть Черный Океан, русло и коней Черного Потока из Владений теней, который мы проходили и потеряли… одного. Это —  хозяин без границ, глубины и размера. Если и существует его дно, так оно так далеко, что ты никогда не представишь. Он —  живой, коварный, непредсказуемый истязатель, с вечным истоком, пьющий разум. Он никого не выпускает. В нем спят миллионы душ в томлении и пытаниях, во СНЕ, который абсолютен в Океане…

Властный в своем одиночестве и изоляции, он знает все помышления своих пленников… он смеется над ними, надо.. мной, испытывает, играет, ломает…

— Над тобой?

— Я бывал в нем! —  раздраженно крикнул Дух и сам удивился себе. —  Он терзал меня, и до сих пор я не могу изгнать из себя его остатки… Он питается страхами, маниями, страстями и грехами… То, что ты видишь —  лишь жалкая оболочка моей души…

Ангел посмотрел на молчаливого Странника и омерзительную темную тварь, всматривающуюся немигающим взглядом в его линзы. Скользкое на миг оторвалось и бросило взгляд четырех очей на Ангела…

Оно есть мыслящая материя…

— Что нужно от меня взамен?..

— Взамен на то, чтобы перевести этого маленького противоположного внешнего?.. Что ж, ну… Я думаю… А-а.. Цена может быть любой, да, скажи это?

— Любой.

— И ты не откажешься?.. Не обманешь меня, как ты делаешь с Серостью?.. И за тот подарочек… Серость выносит тебя… А я такого не люблю… Нет, подтверди свое слово…

— Не откажусь. —  каменное лицо не шевелилось.

— Тогда-аа-а… — стекающие с мерзости потоки усилились и руки изобразили довольное потирание. —  Я хочу… хочу тебя-аа… Да, твою душу, все твое к СЕБЕ-ЕЕ… — Океан торжествовал. —  Чтобы ты вдохнул мои воды, как тогда и твои мысли стали моими… Да-а… Вот поэтому я просил, чтобы ты согласился добровольно…

— Как ты легко предсказуем…

— Почему говоришь такое МНЕ, как кокой-то луже? Тебе чего-то не понять?..

— Да, если бы ты пожелал чего-то другого, было бы странно… — заметно помрачневший Странник взглянул глубоко в испепеляющие глаза. —  Можешь считать, что договорились.

— Договорилисссь… — ликовал, поворачиваясь, червь. —  Я жду тебя… Всегда жду с радостью… А для того, чтобы ты перевел маленького ангелочка, я сотворю мосст. Да, мостик для противоположного… И вы перейдете. А потом уничтожу его, мостик…

— А что там, на другом берегу? —  через плечо поинтересовался Путник. —  Если не секрет?

— Не знааю… — дрожал Океан. —  До ссих пор я вообще не думал о том, что у моего тела может быть какой бы то ни было предел… А ты говоришь о береге… Увидишь, если дойдете… И не забывай, что нам с тобой еще только предстоит встретиться…

— Как кривая выведет…

— Оо-о… Но ты дал слово, — полетели капли, но миновали Безымянного. —  Я буду ждать, я, омывающий Серость… А у тебя я мало что вижу… Старайся, больше шанса не будет, как тогда… Знаешь…

И монстр осел, как опара на жирном тесте цвета дегтя, хлюпнув и булькнув алчной таящей субстанцией. Он восстановил единство и убрал персонификацию…

 

После того, как черная слизистая глыба исчезла и растянулась пленкой в себе, стало тихо. Однако ненадолго. Рядом с побережьем послышался треск и Океан стал строить мост, который обещал. Жертва Странника была принесена и теперь Ангел может перейти на ту строну. Но может ли?..

Вырезанные искусно из мрамора пики устремлялись в иллюзорный потолок области Океана, а за ними и под ними простирались огромные плиты, стоящие на толстенных опорах. Шпили и решетки моста были овиты змеями, изогнувшимися в металлические спирали. Мост, словно и его хозяин, был устрашающим —  такая колоссальная масса породила. В этом новом и единственном творении Снов было могущество, не сходное ни с чем. Так или иначе, этого моста не станет после того, как они перейдут по нему. И что будет дальше?

 

Проводник Серости первый наступил на результат стараний Властителя. Это дало понять Духу, что можно идти и он осторожным шагом последовал за своим спасителем. Закутавшись поглубже в свою истрепанную хламиду, Ангел с трепетом шел последним. Он опасался этих мест, ибо был очень слаб перед силой серого, не напоминающую адскую… Так они продолжили Путь.

Океан простирался до краев мрачной области, где находились трое крошечных созданий.

Странник мимолетно подумал о своей жертве. Нет, он определенно не жалел о ней, но во что это выльется… он не знал. Предстоящее мало радовало. Ограниченные Серостью мысли —  это для средних, а Странник не был средним. Он подумал об Ангеле, о его судьбе.

— Мне хотелось поблагодарить тебя…

— За что?..

— Ты осуществил мое желание, ты ведешь меня…

— Я следую своему. Ты не знаешь обо мне…

— Но я ощущаю тебя… Ты похож на противоположных, на нас… В тебе нет…

— Двух земных начал… Да, уж в это-то мы сходны с вами, внешними полюсами… — он оправил рукава. —  Не разговаривай со мной больше, прошу…

— Но почему? Почему ты сторонишься меня? —  Ангел искренне недоумевал.

Мерный и монотонный шаг Путника продолжался.

— Кроме себя мне в дороге никого не надо. Я живу во сне, я ловлю думы, я вижу любые мечты. Я создание, узник и вечный гость Серости. Вот все…

— И тебе это нравится? —  перехватил дух света.

— Серость разная. А у людей —  все одинаковое. Всего лишь миллиарда человеческих умов хватило бы для того, чтобы Серость начала повторяться. Поэтому моя страна необъятна. И все одно и то же. А я… Я —  это самое “одно и то же”, как сказала бы живая душа.

— А ты —  разве не живая душа?

— Мы в мире, живущем воспоминаниями, — добавил Дух, поравнявшись с Ангелом. —  Здесь ни о чем не жалеют, здесь могут страдать или радоваться. Серость НИКОМУ не подчиняется. Вот я ее боюсь, а он… — Дух указал на фигуру впереди, — нашел здесь свое истинное призвание, истину даже. И рядом с ней он ее ищет. Все, что душа просит нереального, она находит в Серости. Ну, почти все…

— Истина?.. Призвание? Все находит?.. —  хмурился ангельский лик под складками лохмотьев. —  Неужели это можно отыскать здесь?..

 

Неожиданно мост прервался. Большой раскол проходил всего в метре от ног Безымянного, оставляя впереди пустое место. Ни другой части моста, ни затонувших частиц, ничего. И снова настало безмолвие. А в глубине Духа издевательски насмехнулся Черный Океан.

— Кто-то из нас усомнился, — обернулся проводник. —  Дух ходит со мною все то время, что я его знаю. Мои мысли устремлены. Противоположный, это ты…

Лик ангела чуть потускнел и он начал оборачиваться по сторонам, будто пытаясь найти объяснение случившемуся. Он не понимал и заметался.

На него надвинулся Странник.

— Он исчез из-за тебя, — взгляд туда, куда  смотрел светлый. —  Если в СНЕ нет пути, значит, его нет. А бросаться вниз —  верная погибель для тебя и Духа. Поэтому переплыть, не потеряв себя в пучине, мы не сможем.

— Нет, я не пойду туда!.. —  возразил Дух, показывая за парапет.

— Успокойся. Никто и не собирается туда идти. —  слабый и затхлый ветерок овевал их. —  Просто наш… спутник не совсем понимает, что в этом мире течение мысли, ее скольжение через все и определяет события… — и Странник отошел от нового провожаемого, оставив его наедине со своими раздумьями.

Ангел сел на краю моста, уперевшись спиною в четырехугольный столб. Его с ними, серыми, не было. Он сдался.

Затерялся в незнакомом и неправильном срединном мире без борьбы, без наблюдения, без любви своего космоса. Застыв у края пропасти неведомо где, незнамо когда и почему, он не понимал. Его свет утекал с каждой минутой, если таковые имеются здесь.

Внизу, всего в нескольких метрах под собою, он заметил слабое движение, будто черный единородный организм вод Океана пришел в шевеление. Медленно, повинуясь своим хотениям, жидкость начала меняться, выписывать круги, как ртуть на ртути, выбрасывать слабые испарения.

Ангел увидел картины, проявившиеся из гущи. Знакомые места, врата, других подобных ему, много света и свободы, чистый свежий воздух повеял в душном подземелье. Из вод вырисовались планеты и галактики, сложная система, притяженная Центром; большие и добрые глаза, такие знакомые и любимые. Ангел начал вспоминать мир людей, свой высокий мир, тепло и уют, все красоты и искусности, которые были ему доступны. Ему показывали мудрость, милосердие, добродетель…

Если бы Ангел был человеком, то он бы сладко зевнул.

Ему захотелось туда. Вниз. Там так хорошо, так знакомо и так спокойно. Все это он знал. Веяния того, что ему виделось внизу, в мрачной толще, выглядели такими прекрасными, покойными, успокаивающими… Мимо его помутившегося разума пролетели, словно осенние листья, томление духа и забвение. Стерлись недавние Тюрьмы, звуки и страхи; уродливых червей и демонов не стало. Он уже не придавал ничему значения, а только всей душой желал ТУДА.

Зачем продолжать бесцельный Путь, который кончается неизвестностью?..

Все время стремиться к чему-то?..

Что-то выдумывать? Помогать? Сподвигать?

И кто эти двое, что идут со мною?..

Они могут и обмануть меня, бросить, навредить… Я не знаю их. Не знаю. Не доверяю им. Но то, что внизу, ТАМ, во тьме, КАЖУЩЕЙСЯ тьме, совсем другое. Не лучше ли отдаться ему? Отдаться всецело. Отдать все свое, всю суть и не жалеть потом ни о чем. Ведь там столько света, добра, тишины и умиротворения…

 

— Решил окунуться? —  над Ангелом стояли Странник и Дух. Второй разглядывал светлого посланника, качая головой.

— Тебя было тяжело вытащить, так эта пиявка увлекла тебя своими россказнями…

— Почему вы не пустили меня…

Они не слушали:

— Продолжим Путь моими силами…

— Мост продолжается, — прошептал Дух. —  И мы отнесем тебя туда, где… — и все пропало.

— Как сложно с этими сознающими и внешними. Интересно, что ему наплел Океан?

— Ты же уважаешь ЕГО… — Дух произнес это с некоторым сожалением.

— Я знаю всю Серость, какая она есть… и более того. А в ней нет ничего нового. Черный Океан также заслуживает право на существование, как и все остальное. Иначе мы не были бы серыми…

 

СЗАДИ НАДВИНУЛИСЬ ОНИ…

 

 

 

 

VIII

 

 

Очнется Ангел не скоро, так и пребывая без сознания еще долго. Иногда вспышки тревожили его, но потом все погасло и он окончательно погрузился в сновидения транса, который был создан чьей-то властной рукой.

Странник поднял голову и напряг запястья раскинутых рук. Они оказались в скобах, да еще и прижатыми к мерзлой стене. Узы стягивали не только руки, но и ноги, шею, что лишало всякой возможности пошевелиться, высвободиться… Кто над этим потрудился, так же было за печатью. Вот незадача. Где я?..

Он осмотрел помещение. Сырая Чернота с ее липкими ходами, вот что это было. Недействующие дренажи Черного Океана. Каким образом он попал сюда, представить было можно, ведь глубины Океана остаются загадочными, но Чернота… это и есть один из его слоев.

Дух был рядом. Это было осязаемо, ровно как и слабые излучения Ангела. Невидимые глазом в потемках, они были где-то там. И их необходимо было вызволить.

Что случилось с мостом Океана —  вот непонятная вещь. После того, как их усилия довели до того, что он восстановился, они начали продолжать Путь. Но потом…

Провал в памяти. Какие-то незримые тяги и влияния заставляли Странника напрягаться, испытывать путы, которые связывали все сильнее. Заставляли потеть, рваться, извиваться и приходить в неистовство. Коварные могущества лились от прижавшейся к его телу стены, а также отовсюду, где только мыслимо ее уловить. Невыносимо. Невыносимо…

Злобное бессилие не оставляло шанса освободиться, как в паутине. Насмешливый интеллект Черного Океана остался позади, и Чернота обдавала затерянных своей лукавой изворотливостью. И к чему привел тот пеший Путь из Живого Дома? Безымянному лишь слышались близкие звуки, там, где-то в шлюзах тесного мешка, куда их кинули. Звуки шелестели, скрежетали, вторили один другому, накрывали с обеих сторон и, нарастая, били в уши.

Это ползли они, нападавшие невзначай на отрезке НЕСНА, Потока, Тюрем и теперь. Это ползли Призраки. Ни для кого глубже Холодной Пустыни не секрет, что Серость скрывает своих самых ранних порождений много веков. Старые мертвецы, служащие и по сей день скоплением дна разума, источавшие всю ту дрянь, о которой стесняются люди в редкие минуты копания. О Призраках, старших тенях, серые давно позабыли, а те стали в ответ терять все прошлое и копить едкую желчь на любой из миров. Обитая в Черноте, этих разветвленных глубинах Океана, Призраки скапливали год от года нечистоту и ветошь угрюмого своего владычества. Они стремятся мстить  серым и всем жестоко. Это все знают.

Вытянутые силуэты в порванных мантиях, точившие пространство камеры влажными прозрачными глазами, степенно вошли к узникам. Дымные бороды на костлявых лицах, уши с отвисшими мочками, кривые линии ртов с потрескавшимися губами и щели носа украшали живую древность унылой Черноты. Уродливые в самом своем основании, они вели неслышные переговоры на ходу, спрятав костистые трехпалые руки в широкие рукава.

Шесть Призраков подошло к Страннику и с обычным почтением обступили одного, вышедшего прямо к прибитому. Обрамленные морщинами щелки глаз изучили Бродягу с ног до головы и обратно.

— Долго они здесь?.. —  многоголосый свист отправился к стоящим рядом.

— Не так уж и долго, но те двое уже обессилели… А этот сопротивлялся настойчиво…

— Хмм… Странное серое существо… — придвинулся Призрак к самому лицу Безымянного. —  Оно не похоже ни на что… среди того, что я знаю…

Внимательно следивший за сей таинственной беседой, Путник не смыкал глаз за толстыми окулярами. Оставаясь недвижимым, теперь он решил проверить незнакомцев и дал одну из своих самых сильных мыслеформ в мозг твари, стоявшей в кругу…

Вызов настойчивого острого противления поразил свою цель. Такая посылка заставила отшатнуться шестерых, а тот, с кем они так обходительно общались, с ужасом отлетел назад, всплеснув руками. Недолго ему потребовалось, чтобы оправиться и подняться. Он выправил острую бородку и застежку на плече. Поглядев на остальных, Призрак изменился в лице и разрезал тишину:

— Кто ты есть?.. Отвечай наместникам захватывающей Черноты… — гордая тень сложила отростки рук на груди.

Прошла наэлектризованная минута, и Странник, наконец, поднялся. Глянув на нетерпеливых Призраков, таких надменных и своевольных, он поперхнулся и презрительно бросил:

— Приветствую отбросов Серости, господа…

Ропот немедля прошел по собравшимся. Они выкрикивали что-то, начали нашептывать друг другу, одергивать капюшоны и даже толкаться. Недовольство не имело границ, пока, видимо, главный, повелительно не воздел руки и не сказал во всеуслышанье:

— Что нам сейчас за дело до серого, которое навеки будет тут погребено? Чернота отдельна от всех миров и мы одни властвуем здесь… А что насчет его резвого разума, то на совете мы решим, куда поместить… запихнуть этого нерадивого… 

— Но верховные сами распоряжаются с заключенными… — вставил один из круга.

— Я сам решу, что делать с двоими серыми. Или получу на то разрешение.

— А… Ангел?..

—  Ангела мы обратим.

По группке опять прошел говорок возмущения и изумленности, прерванный Странником:

— Отбросы решили похозяйствовать… — он перешел на свой спокойный ленивый говор. —  Никчемные от начала, что вы о себе возомнили? Что таким, как вы, может понадобиться, кроме своей Черноты?..

Его сразу перебил один из них:

— Мы изменились, серый. Мы очень изменились с тех пор, как ты нас знаешь. И мы недовольны снами и теми, кто их населяет… Очень недовольны…

— Нам не по нраву противоположные, что бродят по Серости, — вторили ему остальные, — слишком много светлого и чистого стало закрадываться к нам, это не по правилам —  люди душевно слабы и извращенны… Такого не было, серый…

— Наш Океан предал нас и теней, наших слуг. Они не подчиняются нам и стали выползать наверх. Слишком много плохого для нас, серый…

— И поэтому давно мы приняли решение, и оно созрело у нас, — продекламировал тот, что был в центре. —  Мы узурпируем все, мы сделаем всю Страну Серых Снов своей навсегда, изменим ее с ЭТОЙ стороны, а у людей не будет выбора. Так будет проще всем… Не поглотим, а захватим постепенными нападками…

— Где мои спутники?... —  спросил Странник, прервав тираду.

— О, они в порядке, дражайший!.. —  ухмылка черной щели показалась на отвратном лике. —  Они совсем рядом, твои приятели… Ангел и Дух… Не удивляйся, что мы знаем его, ведь он был в Океане. А мы ведем и помним списки всех тех, кто туда погружался… Удивительно, но и ты там тоже есть. На хорошем счету. Значит, ты ВРАГ. Так вот. Духа мы обратим в тень уже очень скоро, он недалеко от этого, а Ангел… он будет подобным мне или вот им… И тебе, наверное, любопытно, какова природа твоих уз, серый?..

— Положим…

— Даа… — довольный Призрак притронулся к вделанной в стену скобе. —  Они сделаны нами в случаях, если сущность будет иной, чем из Черноты. У нас есть своя… технология плена.

Упоминание кандалов зародило в Страннике смутную думу о демоне. Что за совпадающая похожесть?

— Среди вас не было противоположного, следовавшего через верхние Владения?..

Призраки тут же встрепенулись и помрачнели еще более, ведь раскрыли подло их секрет. Главный из них забегал глазами, но высказал:

— Да, серый. Здесь был один такой. Он был заключенный, которого вели на вход в адские уровни.

Ах, значит, в адские…

— И что же с ним сталось?.. —  поднял брови Безымянный.

— Его привела слабейшая. Освободившего его ждет большая награда… Он помог быв нам, аккумулятором пригодился бы…

— И вы, ненасытные, отперли его браслеты?.. Как вы глупы…

Со злобой нескрываемо смотря на Странника, Призрак отвернулся, задетый простым замечанием.

— Ты прав… Мы освободили его, но он ничего не предпринял. Поначалу… А потом, когда насладился Чернотой, нашими беседами… Он сбежал чрез один из центральных тоннелей. Никто из стражи не видел, как он проскользнул. После этого посещения многие лишились сил, а некоторых мы потеряли… Но планы наши —  в силе…

Здорово он прошелся по их гнезду, подумал Странник.

— …бесследно пропал, не оставив ни единого следа… Но странно и то, что тень, которая осмелилась привести противоположного в глубокие обители, тоже пропала…

— Нас ждут… — окликнул крайний левый. —  Я слышу, как верховные взывают к общему совету…

— Да, нам пора, серый… Но не обольщайся этой короткой отлучкой, мы вскоре вернемся и тогда тебе придется нелегко, как и твоим соседям… Обожди немного, и мы приступим…

Они начали удаляться, подобрав клочья своих одежд. Темные скользили, как тяжелые выпаренности и,  когда последний обрывок тумана исчез в заросшем портале, пошло тяжелое время.

Отсчет до того момента, как все они, порабощенные Чернотой и мразью страшных пещер, узнают свою незавидную участь. Вот западня.

 

Тихо текло время через все участочки чуемого склепа и заставляло думать и принимать решение. Оно подкалывало серого, попавшего в такую ловушку, которую явно подстроил Океан. Даже вне себя основного он блюдет свои хозяйские привычки.

Мутная мешанина заливала рассудок, но Страннику вспомнилось все: Их тогда заменил фантом, на деле оказавшийся прихвостнем Призраков; их весь Путь водили за нос. Задержки в Пределе —  Преддверье и непредвиденный Кошмар…

 

— Откликнись!.. ТЫ здесь?.. —  пришло из мрака. Рядом кто-то настороженно, но отчетливо давал мысли и, как можно было догадаться, он был нетерпелив. — Я не слышу! Ты тут?..

Безымянный не отвечал, безвольно повиснув на оковах. Ему уже было все равно, кто или что вещало поблизости. Он возложил все на серость, грубо отнявшую у него Путь. Под носом у него возникли узкие глаза, обложенные мешками и лучами сморщенной кожи. Крупная рахитная голова воровато обернулась, а ловкие лапки ощупывали склизкие шершавые опоры острога.

— Вот ты где… Пришлось изрядно напрячься, чтобы найти тебя… Ты слышишь?.. —  тварье из Владений дотронулось до непрозрачных стекол.

— Не трогай…

— Да еще и разговаривает! Какое везение у меня! Вот послушай: я сейчас освобожу тебя из этого… а ты мне взамен поможешь. Видишь ли, я кое-что знаю.. —  коготки прошлись по плащу и зрачки-крупинки убежали в угол глаза. —  Мне нужна месть, как воздух нужна, как темень… Ну, знаешь… И… у меня ничего не получилось с…

— Не знаю, сколько времени оставили мне Призраки, твои хозяева…, но расскажи все. —  Вслух зашевелил сохлыми губами Странник.

— Тише! —  с досадой поступали сумбурные образы из Тени. —  Что же делаешь, тупой серый! Призраки мне не хозяева, я, ровно как и ты, подчиняюсь хвалимому Океану, но ИХ, терпеть их стало невозможно… — Тень устроилась на противоположной стене, пустив руки и ноги всеми пальцами вглубь. —  И когда трое пересекли границы наших владений, мне хотелось ликовать… Знаешь, среди вас был демон и он… выглядел таким крепким и дерзким, что крошечная Тень стала следить за вами, не сводя глаз… Это было удивительно —  сквозь Черный Поток за вратами идет противоположный… А вы вели его на погибель, я знаю… И мне захотелось освободить его от рук… Кого-то.

— Ужли только из-за того, что Варфоломей тебе так понравился?..

— О-о… порочную политику ведешь, серый, высказывая и выдавая всяческие имена, — и тонкий длинный палец указал на Странника. —  Ты здесь не прав —  его имя совсем не Варфоломей, его имя Равула! —  и Тень снова посмотрела за спину. —  Равула. Как только серые начали сдавать, Тени не составило труда проникнуть в разум демона… Мы начали говорить, пока вы ничего не замечали… И, когда представилась возможность, мы убежали…  

— Спросишь, зачем я это все делаю, да? —  сорвавшись со стены, черная сень зашипела в лицо Безымянного повелительным холодком. —  Мне осточертели Призраки!.. И мне надоели мои слабовольные, безмозглые, глупые сожители, эти мелочные подхалимы —  остатки человеков, среди которых придавлена сама попытка сказать призраку “нет”!.. Они —  рабы в лапах возомнивших о себе сотворений! Ничего не понимают! Ничего! Ни-че-го!... А мне не хотелось подчиняться кому-то, кроме Океана… И пришлось сбежать…

Забившись куда-то, приходилось выжидать, пока проходили тени, иные и схожие Призракам. Но, задумав ловкий ход, я привела Равулу к верховным и потребовала его освободить… Они, правда, не сразу догадались как, но… как только эта противная морда получила свободу от ваших серых цепей, он учинил погром в их чертоге и смылся прямо через дверь, не открыв ее… Веришь ли мне, серый?...

— Вполне. Такие лицемеры и приспособленцы, как вы, всегда были себе на уме, не следя за тем, что у них перед носом…

— Ха, но и вы, серые —  тоже эгоистичные сущности… Мелете какие-то беседы о середине и невмешательстве, а сами —  печетесь в себе на медленном пламени… От нас не далеко ушли…

— Что тебе нужно.

— Аа! Перейдем к делу… — Тень вошла в экзальтированный раж. —  Мне требуется некто, чтобы помог осуществить со мною нечто… Я знаю кое-что давно и оно поможет, обязательно помощью окажется… Я потом покажу… За твою свободу тебе предлагаю уничтожить Равулу?!.

— У сумасшедших теней такие же мечтания…

— Не думай так!.. —  разуверяла его та. — А то поплатишься. Чего мне стоит оставить тебя тут до прихода Призраков?.. Что держит?.. Да ничего!.. —  истошный внутренний вопль. —  Как я помогла бежать демону, помогу тебя. Мерзкий демон ответит за свои байки о свержении власти… Что скажешь, серый?... Времени не много.

— Мне уже все равно.

— Ага, значит, пробуем… — злорадно воскликнуло существо. —  Что же, не пожалеешь… Отнюдь… Среди нас найдешь еще одних подопечных, как бродяга… Я отомщу всем: и Призракам, и Равуле… Сколько же много можно об этом будет думать… о, да! Сейчас освобожу тебя,.. —  она приостановилась. —  Ты точно со мною… в соглашении?

Странник кивнул.

— Точно, ага… Это не очень приятно, не скрою, в особенности таким, как ты… Эти кандалы мы задумывали навечно, но сам знаешь, ничего вечного, кроме рутины ветхой Серости, быть не может… — обведя ладонью скобы на руках и ногах, Тень поковыряла в них что-то. —  Я мало помню о человеке, спутницей и отражением которого была. Это я поделюсь… А твои, я слышала, все плели о воспоминаниях… — зацепила ладонью скобки, напрягла обе руки за прохладным металлом, выдрала верхние из стен. Затем шея, ноги, пояс.

Это было самое неприятное чувство, которое когда-либо испытывал видавший вилы Путник, но одновременно и самое необычное. Когда жидкая и прозрачная плоть Тени проникла в запястья, его пронизало до мозга костей запредельным черным, угольным льдом. Наступил паралич длиною в мгновение, но и этого будет хватать на долгие сотни лет. В иное время он бы запретил прикасаться к себе, как и делал, но это были иные обстоятельства.

— Вот так… — соскребла когтем со стены остатки бывших уз. Вскоре Странник был полностью свободен и первое, что вымолвил:

— Где Дух?..

— Что?.. Зачем Дух?.. Какой Дух?.. Сейчас не время вспоминать ушедшие, а пора идти со мною, туда, где…

— Я найду его… — и сумеречный плащ стал невидимым вблизи.

 

В вытянутых ограненных стеклах, служивших у Теней полостями для жизни, лежали Дух и Ангел. Запертые призраками в покрытые знаками утерянного языка и витыми узорами лоз, емкости, почти не дышали и не трогались с места. Шух, шух, шшух —  вращались они; голова Духа упала на колени, а небрежно брошенный Ангел застыл вообще в неестественной позе.

Гладкие и мягковатые бока расписанных вместилищ продавились и с треском разорвались от рук Странника. Из соединительных тканей вытекали струйки пара, державшего на весу емкости. Как тянущийся с нагревом полиэтилен, они поддались легко и вот Дух уже освобожден. Путь, этот путь еще сильнее потрепал и потревожил его.

— Никогда не думалось, что придется помогать ангелу… — хмыкнул Безымянный, оставляя от сосуда кучку смятых вялых лоскутов. —  Что же с ним делать?..

— Не спрашивай меня о таких вещах… — отозвалась недалеко ожидающая Тень.

— Не было надобности вести светлого через все эти дрязги, чтобы он потом подох здесь в ваших захолустьях…

— Хе, мог бы покинуть его уже в Тюрьмах…

Погрузив в Тень руку, Странник взял ее за грудки.

— Я чувствовал тебя там…

— Что ты, я совсем не та, не тот… Совсем не тот человек, которому принадлежала… Я знаю так мало о его жизни, крохи, просто крохи… Я всего лишь тень… — билась она от истерики в его руке, не внимая, как можно так долго терпеть ее морозное туловище.

— При чем здесь человек?.. Отвечай, что ты делала!..

— Что требуется от меня?.. —  взвизгнула Тень, оторвав взгляд от чахнущего с каждой секундой Ангела.

— Я умолчу об остальном, ибо этот мир не желает раскрытия тайн, но думай. А иначе не видать тебе Равулу, что своих ушей.

Тень сверкнула щелками белков, но все поняла.

— Я могу кое-что посоветовать: оставь его здесь, пока оно не потухнет. Смерть исчезновения не будет мучительной. К тому же, его могут заметить свои, — она поморщилась, воображая сияющее войско. —  И забрать.

— Не подходит. Серость не допустит того, чтобы внешнее бессмертное исчезало среди нее —  оно подмешает ненужного.

— Ну есть же Сны с несчастливым концом…

— Нет. И твоей Черноте вряд ли будет вольготно от того, что ваши узнают про могилу ангела.

— Тогда… тогда одно, — пальцы пошарили по голове. Она моргнула, — Знаю. Он ВРАГА возьмем последнее.. Только сложновато ТЕБЕ будет иметь такую обузу… Не стоит, наверное… Избавишься от лишних проблем…

— Говори, — Безымянный повернулся к ней. —  Давай.

— Есть старый, как выяснилось способ. Я его знаю. Его знают все, кто сведущ в могуществе владения предметами… Ничего особенного, но этим увлекаются люди и все внешние… призраки тоже хотели перенять… Нужно найти камень, подобный тому, что нес Равула…

— … так значит, демон еще и нес этот треклятый Камень. Ты обложалась довольно сильно… — Странник нащупал двойной свиток.

— Замолчи, когда я рассказываю, — укор попал в точку. —  Он мог вкладывать души любых в свой Камень. И я предлагаю сделать это же… Последнее, что можно выдумать; а он утекает из рук, как сырая печень… — Тень показала на светлого посланника.

— Где найдешь такой камень? В этом смрадном дренаже?

— Есть у меня такой один, я припрятала, — вскочила Тень, как шальная обезьяна и метнулась Путнику на плечи. И, прежде чем тот намерился сбросить ее, сунула свою липкую ладонь в его руку. Там остался самоцветик неясного бежевого чада, как обтекаемый одноклеточный организм. Внутри твердо-бархатистой оболочки собирался туман. Камешек жил своей внутренней жизнью, выковырянный тенью из какого-нибудь рудника при Владениях.

— Долго хранила, не зная, зачем…

— Он не искалечит его?.. И вместит ли?..

— Рискни, серый… Я видела, как ты рискуешь с более важным… Скажу точно, что среди бродяг ты еще тот сорвиголова… Давай, давай…

— Ничего не остается делать…

Четыре глаза разом мигнули и ушли во мглу.

— клади мою безделушку на него и жди… В центре, угу… Должно произойти… Вот так, на руку!.. Фшш… Гляди…

Было, на что поглядеть. Ангел вспыхнул, все так же недвижим. Но теперь эта сила не отнималась Чернотой и Снами, а ровно фибра за фиброй передавалась к руке, где лежал притягатель. Душа посланника Архонтов, как мелкие звездочки и более большие кометы, складывалась внутри мешочка Тени. Та убежала подальше, не в силах переносить губительного сияния. Нет, она бы не погибла от него, серая; ей было ужасно неприятно и слепило узкие глаза. Она выжидала окончания необыкновенного захватывающего процесса.

Странник положил руку на левый карман, опасаясь почему-то, что книжечки нет. Но она, как и всегда, была на месте. Слишком уж чистым и извечным перед ним было то, что лицезрели Сны. Серость была вдалеке отсюда, неспособная пронизывать что-либо дальше, чем Океан в своем нахождении. Она занималась очередным материком, где село солнце, раскраивая свои видения. И Безымянному было редкостно стыдно за очками. Редкостно погано.

Камень проглотил Ангела, сам став Хранителем его Души. Так он будет лежать в покое и ничего не убавится от мощи неба, прибавила Тень, потирая веки. Ей тоже неприятно было видеть существующее далекое творение гармоничного мира, но в себе ей была гармония, и по примитивности своей она самодовольно обособилась и вскоре забыла об Ангеле. И всем с ним связанным.

— Как будет извлечь его оттуда?

— О, проще простого… Расколи, разломи, раскроши… Уничтожь, одним словом… Идем… Скорее идем, ссерый, уже совсем некогда, идем по делам, ты выполняешь данную клятву…

— Дух, ты можешь сам идти? —  провещал Странник.

— Мм… могу? —  худое существо по-мертвецки сложило руки. —  Да, только не уходи из виду, а то я потеряю… ттебя…

— У нас с тобою поменялся Путь, несчастный, — горько усмехнулся Странник пасмурной улыбкой. —  Теперь все останется на совести исчадия Черноты, если таковая есть.. .Но ничто и никто в Серости не остановит МЕНЯ… Указывай! —  скомандовал старый серый отражению исчезнувшего в незапамятные времена человека.

— Построение, построение требуется четкое!.. —  завопила Тень и все кругом померкло в помехе, которую шелестящая тварь устроила по своему вкусу. Синева и черность открытого космоса понеслась звездами на них и Дух со Странником на мгновение утеряли контроль.

 

 

 

IX

 

“Правило №1: Никогда никому не помогай”

 

Через зал Странник нес в руке ржавый керосиновый фонарь. В облако его света попадали непонятные механизмы, старые и пыльные сооружения, металлолом, кучи писем, книг, картин. Это место, по мнению скитальца, было полной противоположностью его Живого Дома. Все было нелюдимым оплетенным паутиной вечным приютом всякого старья и то, что выбросили из головы со временем люди, складировалось в широкий рамчатый по-оранжерейному ангар. Если здесь порыться, что было бы интересным, но сейчас невозможным, то можно найти вещицы сочинений, обожаний, любимое и отвергнутое, к которому по той или иной причине не возвращались. Дух рассматривал сваленные в кучу трубы, шестерни, колеса, пружины.

Вокруг стоял острый запах разных видов плесени, залежалой промокшей бумаги, сухого клея и состарившегося дерева. Из просветов между лопастями давно остановившегося вентилятора не дул даже неуютный влажный воздух, так характерный для таких мест. Пол изобиловал сором, количеством всякого дранья, мотками ниток, проводов, каких-то обрывков. Вот мимо них провиделась горка сложенных колотых телевизоров и мониторов —  они обгорели и через дыры в толстых трубках  глядели схемы и лампы. Битый фарфор и химические приборы, кузнечная наковальня и с нею куча турникетов метро.

— Тут остановилось все, кроме Старых Часов… — прошипела Тень, залезая за каждый предмет и заглядывая в каждое отверстие. —  Здесь вы можете повлиять на серость, и все я, я…

— Ты, ты… — Странник. —  Веди дальше.

— Веду, конечно, веду, — отмахнулась со свистом та. —  Никто из Призраков не знает про Старые Часы, а я знаю… Они —  надутые индюки, вот кто такие призраки. С их амбициями они бы всю…

— Это здесь? —  и фонарь у Безымянного вознесся к хитросплетению колен и  колес, покрытых кожухами, которые окутывали покрытую толстенным слоем пыли тройную стеклянную колбу. В отличие от обычных песочных часов, эти имели не один, а два зауженных отделенных пояса.

— Да, мы тут, — зажмурила вдохновенно Тень глаза и ее руки засновали по боку стекла. Стряхнув часть пыли, она заспешила к стене, на которой Бродяга увидел несколько рубильников. Прошептав что-то, она промямлила:

— Это место, серые, край Снов!..

— невозможно.

— Нет уж, еще как возможно. Оно называется Выброс и о нем никто, кроме меня, не знает… Ну, иногда только буйные… Вот почему не знал и ты, старый серый…

Пауза и возня Тени.

— Не помню…

— Что? —  повернулся Дух.

— Не помню, какой рычаг отодвинет у Часов задвижку на верхнем поясе… Хоть убейте, припомнить не могу…

— Ты же говорила, что бываешь у Часов по крайней мере раз в сотню лет!.. —  разозлился Дух.

— Неважно. Я вижу, где эта задвижка. Пусть лучше наша провожатая объяснит, что это за Часы. Все же я существую в Серости давно, но эту область и… вещь в первый раз вижу… — лампа поставлена на пол, а плащ неуловимого  цвета ширкнул о фанеру, когда бродяга начал взбираться по конструкции наверх. Диаметр среднего пузатого отдела, по его мерам, достигал трех —  трех с половиной метров.

— Это не  вещь, Странник, — многозначительно возразила Тень. —  Называть великие Старые Часы вещью кощунство… Она, Серость, прячет их от всех, но я их нашла первая… Нашла Выброс…

— Случилось давно, но я все помню. Среди Черноты легко заблудиться, к тому же мои тупые собратья наделают тут кучу неприятностей… Мне приходилось уединяться. Тогда вот я и натолкнулась на этот цех, полагала, здесь живет ЧТО-ТО, но кроме мусора ничего не было. В глубине стояли Часы, поросшие мхом и паутиной. Я начала немного тут наведываться и оживлять их… Сложно было сюда часто пробираться, — добавила Тень. —  Но тишина помогла скрыться…

— Для чего нужны Часы? —  сверху спросил Странник, смахивая саван восьминогих с прогнившей  задвижки.

— О, они очень важные, Старые Часы. Сложный механизм, способный творить великие дела в Серости. Да, помни, только в Серости. Хм, Часы здесь, в некотором роде, выполняют роль… Хмм… отлучившейся…

— Смерти… проще говоря.

— Да, — взгляд Тени стал по-настоящему безумен. —  Этакой временной смерти…

— Но серые бессмертны… — Дух поглядел на Безымянного.

— Не перебивай меня, маленький гадкий Дух… — Старые Часы способны остановить время для любого, будь то демон, ангел, человек… Но надо знать, для кого останавливать… А я не помню, как.

— Задвижка одна, — оглядывал Часы Странник. —  Между серединной сферой и верхним отделом. Второй нет —  там блок.

— Но есть такая премудрость, — и Тень подняла палец. —  Вот там есть специальные приборы для этого. Если правильно обращаться с Часами, то можно точно остановить время любого…

— Нудная Серость… — Странник положил руки в карманы. — Ничего новенького… И ЭТА задумка с часами…

— Стара как мир, — кивнул понуро Дух. — Нам ничего не остается делать, как испробовать разные пути.

— Вы будете портить Старые Часы?! —  запротестовала Тень и стремглав понеслась к рычагам. —  Не смейте!! Если подобное будет испорчено… тогда… тогда неизвестно, что тогда случится!..

— Я всегда говорил, что Тени —  психованные тупоголовые твари! —  и надбровные дуги Духа опустились вниз. Странник отозвался:

— Ты не на шутку рассердился, тусклая душа… — он взглянул на внушающую уважение постройку серых Часов. —  Нужно что-то с этим делать.

Невидимое усилие за спиною Тени толкнуло рычаг вниз и он попал в предназначенный для него паз с тихим скрипом. Конструкция ожила и Часы начали медленное вращение по своей вертикальной оси на двух тросах.

— Что… Кто это сделал?! —  недоуменно вскрикнула тень, оглянувшись назад. —  Кто трогал это…

Спрыгнув на замусоренный пол в воздушные хлопья пыли, Странник начал наблюдать за Часами. К нему подошел Дух и присел на корточки. Он был удивлен не менее и осматривал загадочное лицо Путника.

— Серость сдвинула свои часы… — промолвил тот. —  Сюрпризы спящего мира, вот что это такое.

— Не мелите чушь, серые из Серости! Я не знаю, о чем вы там болтаете, но я из Черноты и…

— Помолчи, — из-за плеча буркнул Дух. —  Гляди лучше, что делается.

Мутное дождливое стекло очистившихся Часов раскололось.

Нет, не на беспорядочные оплошные трещины, а на ровные, прямые прожилки, букетом пучка идущие от верней крышки до нижней. Вся стеклянная литая колба превратилась в тысячи маленьких сосудов.

— Жизни… Сосуды жизни времени… — заикнулась от удивления Тень. Но и это было еще не все: дзинькнул рубильник возле рычага и опустился вниз, заставив подключенные шланги засыпать в разделенные канальцы песок. В верхнем отделе песчинки были до половины, середину занимали всю, а низ был иррационален —  песок стоял над полом на такой же половине, являя собой зеркальное отображение верха.

В темноте и прохладе зала мысли шли точно и параллельно. Страннику было понятно, что все эти крошечные трубочки, не толще термометра —  существа триады миров их Вселенной. Мир зависимостей и непонятных движений, Сны —  это толстая середина Часов. Черный Океан, Пустыня, Башня… Золотые клетки грез, вот что это такое… И там, в каком-то из этих резервуаров, пребывает и его собственное время. И его можно каким-то образом остановить. Остановить Пути, желания, поединки, погони, преследования, покойное и безмятежное одиночество, ровно как и рвения наружу. Может быть.

Это досадно…

Дух прервал раздумья приятеля.

— Но в серости Снов, как и в других двух плоскостях, существа бессмертны… А тут Часы… Я не понимаю.

— Я понимаю… — Отрезал Странник. —  Перемены бесконечного мира так же невозможны, как и наша с тобою кончина. Любая душа вечна, и не мне об этом говорить. А Старые Часы Серость держит потому, что в Снах время может остановиться и… они здесь нужны из-за свое невозможности везде кроме…

— То есть, к примеру… — скрестил руки на груди Дух. —  В Аду или на Небесах, условно, такие часы быть не могут?..

— Конечно. Мы ВНЕ времени, и потому у нас ЕСТЬ ЧАСЫ. Архонты не думают об этом. А вот люди думают. И если Серость думает о серых, то она должна мне подсказать. В своем хаосе она все же любит порядок. Равула нарушил его. —  следующие свои слова он продолжил внутри. —  Поэтому это и не нравится странной Тени…

— Не смотри так… — опять всплеснула Тень. —  Вы что-то скрывает от меня.

— Ничего особенного, — осадил ее Дух, ставя лестницу на опорку задвижек. —  Лучше подумала бы, какой сосуд для противоположных с Низа…

— Слишком все просто началось… — зашипела Тень. —  Сначала Часы ожили, потом разделились, засыпались… Все это наводит на мысль…

— О чем? —  фигура Странника приблизилась к тени.

— Что вы… вы… вам кто-то подыгрывает. И ваше, твое могущество гораздо более того, о чем говорите… Я уж думаю, требовалась ли моя подмога в темнице…

 

Но ей не суждено было договорить, потому что область Выброса начала рушиться. Стены, лишившись опор, крошились и вместе с вихрем, закрутившимся на месте Старых Часов,  сором и пылью, уносились в проломленное жерло. Наверху полопались и падали со звоном стекла. Часы кокнулись вдребезги на несколько больших кусков и развеяли песок; крошечные нити сосудов потеряли содержимое и уже ни на что не были годны, но представляли своими краями угрозу.

Песок тоже превратился в ураган и унесся вниз. Все, что осталось на свалке цеха, рвалось на части, грузно грохотало или подтаскивалось вихрениями к центру, где повергалось вниз по разрастающемуся конусу. Враждебное пространство пожирало все, что могло, без жалости, внимания и остановки.

Бежать. Бежать бесполезно. Мимо проехал сминаемый бурей развороченный автобус, за ним протаранила стопки газет стрела крана, чуть не задевшая собою растерянного Духа. Того вовремя предостерег Безымянный.

Бежать! Смеетесь…

Схватив Духа и Тень, Странник старался не провалиться туда. Задержав сущности в ставшем похожим на перину воздухе, они вдыхали чистый аромат страха, который испускала в обилии Бездна. Ее не закидаешь и не закроешь их силами. Это была не Чернота, а странного рода смешение всего того, что таилось на низах Вселенной. Бесконечных низах. И именно оттуда, предварительно уйдя в Океан, мог Равула попасть в свой Полюс, Преисподнюю Ада. А Странник терял силы, и Дух тоже безнадежно закрыл ладонью глаза.

В конце концов, три точки опустились на отполированный пещерный камень. Вертеп сразу породил аналог с узким побережьем Черного Океана, но все вокруг серым было незнакомо. Это тоже было НОВЫМ образованием. Пол был гладок и чист, источая слабое тепло чужого порядка.

— Мы… не в Серости…  — пораженно заключил Странник, помогая Духу подняться. Тень же… ее не было, когда безудержная круговерть Бездны исчезла из виду.

— КОНЕЧНО, НЕ В СЕРОСТИ…

 

Знакомый голос, за которым последовал хриплый рык.

Потом, когда отголоски улетели и погасли, стал слышен неясный шум. Стук. Да, стук. Цок, цок, цок. Три цок, а затем еще три. Стук когтей по камню. Цок-цок, цок-цок. И он приближался, настигал того места, где выкинутые вовне серые находились в непонимании. Цок, цок, цок. Он близился и близился, пока горделивый Равула, несущий на плече страшных размеров меч, не остановился подле путников.

Тело демона переливалось, выпускало ветвистые ростки, похожие на тонкие ножки простейших. Живой и подвижный в самом себе организм Равулы оплетал все вокруг, как чудовищная многоглавая медуза; он с теперешней высоты в десяток метров взирал на двоих маленьких серых, которых он нашел в своем убежище после разлома.

Равула поглощал все. Одним своим видом он показывал  ужасающую мощность, держась на упругих ящеровых ногах и сжимая широкие ладони. Грудь великана ходила, напрягая и отпуская зеленые кожистые складки.

— Мне пришлось долго восстанавливать силы. —  Расстановка медлительности внушала с его стороны превосходство, а рука, поднявшись, заиграла изумрудной чешуей. Богатство роскоши адовой прелести было полярным и злобным, но притягательным. Он достиг своего в безупречности Зла. И продолжил:

— Ныне я уже не тот маленький пугливый чертенок, которого ты вел через Пустыню… Нет, моя сила теперь воплощена и сочится повсюду… И здесь, в моем великом Мече… — горящие глаза с обожанием взглянули на оружие. — Моя сотворенная безупречность. Идеал…

Дух убрался подальше, что было сил, потому что созерцание глаз демона сводило слабую душу с ума. Странник молча смотрел на Равулу, возвышавшегося в безвестном месте. Он сложил руки за спиною.

— Всеми порами я впитываю Серость! Безымянный, слышишь ли? —  вдохнул он, и ноздри обострились линиями на полузверином лице. Пульсирующее влажное перетекание его тела усилилось —  Поэтому я так лоснюсь… И еще… Я отыскал свой Камень…

Звон и грохот от вонзенного в пол клинка разнесся хрустнувшими трещинами. Демон указал на лицо, находящееся на перекрестье с гардой. Суровое лицо с миндалевидными глазами плотно сжимало тонкие губы. Отливая глубоким зелено-болотным, оно спало. Это был Камень.

— Сейчас я оживлю его и серые узнают, что такое сила противоположных… Нет ничего ужаснее и сквернее возмущенной адской погибели, Странник. Тупая и коварная, неприязненная и страстная, она все же является мудрой после Откола от Небес. Это не ваша скука… И еще: Снам не понять, что есть свобода миров… Глубина Преисподней —  невыносимые мытарства, а здесь я обрел СВОЕ, хоть МНЕ это и противопоказано… Для меня, претерпевшего века мучений и скитаний, нет ничего невозможного, пойми, нет препятствий…

— И сейчас… — эхо глухого торжествующего голоса Равулы разлетелось по пещере над чернотой. —  Я, отверженный своими, создам свой собственный мир, между двух и на обломках третьего, — морда оказалась у Меча и скользкий язык коснулся спящего Лица, оставив потеки вязкой слюны, — уничтожив Серость…

 

Странник почувствовал еще чье-то присутствие. Он, Дух и этот напыщенный болван… кто-то еще…

— НУ, ЧТО ЖЕ ТЫ ТАК НЕДАЛЬНОВИДЕН, СЕРЫЙ БРОДЯГА? —  и густая жидкость коснулась толстых подошв, ответив на мысленные вопросы того, кто только и ходил по Стране Серых Снов много людских поколений.

— Удивлен? —  продолжал вкрадчиво нашептывать Черный Океан, давая все новые мысли. Нефтяная лужа растекалась по полу и невидимо окружала демона.

— Что с Духом?.. —  взбрыкнула мысль Странника, уносясь вдаль.

— Ничего страшного… Отдам потом. Но прежде…

— Ты так легко предсказуем, Океан, — сурово ответил Безымянный. —  если с ним что-то случится, Серость…

— Снов почти больше нет… — посетовала в рассудке черная клякса. —  Вот почему я здесь… Думаешь, старина Океан стал бы срываться с места ради парочки своих подчиненных?.. Что ты.. Вам… Всем нужно выживать, а исчезать навсегда так не хочется…

— понимаю теперь…

— Демон всосал в себя почти все Сны и ничего не оставил нам с тобою… Так делать весьма НЕХОРОШО, поэтому Хозяин объединится со своим Рабом… Там, за гранью моей Черноты и даже дальше, остаются древние Ад и Рай… а что делать с живыми?..

— Они не уснут… зависимые в своем бессилии..

— Верно, верно… — и Черный Океан словно облизнулся, проглотив очередное размышление. —  Надо успевать… и ты мне поможешь, а я помогу тебе… Да?..

— Что собираешься делать? —  глядя на демона прошла еще одна секунда.

— Вобрать и поглотить, конечно… — и образ четырехглазого червя с огромной пастью предстал в воображении. —  Но только тогда я смогу это сделать, когда уснет лик на Камне…

— Что делать мне?

— Надо, чтобы неразличающий-его-взгляд смог умертвить копильный Камень и освободить души… А я сделаю оставшееся…

— Одна просьба… — и еще одна секунда пролетела среди осколков давнопрошедшего мира.

— Жду…

— Открой свой коридор, обычный…

— В Бездну? —  немного удивился мыслящий Океан.

— Я сделаю это ТАМ.

— Очень опасно делать такое… Что, если ты не успеешь?..

— Рваться из-за чего-либо не в моем вкусе. Во мне Серость и надо поступить  так ради нее. Это все, что я имею —  спасти ее истинно ПО-СЕРОМУ. А если не успею, на больше не будет.

— Мне не нравится твоя идея, Путник. Но я открою Коридор. Ты еще никого никогда здесь не подводил… Помни, если выживешь в этой невозможности, должок за тобою еще остался…

И интеллект Черного Океана исчез из Безымянного.

Равула приблизился к нему, молчаливо стоящему на полу внесерости. Он вперил свои сверлящие глаза в очки Серого Странника и проговорил; было видно, как за рядами смертоносных клыков змеится язык.

— На твоем месте я бы сразился. Хотя бы из какого-то достоинства. Гордости. Чести. Хоть бы это было бессмысленно, а ведь так оно и есть. —  Равула не находил напротив и отголоска взгляда, боязни, дрогновения. —  Да, но ты не будешь сражаться. Ведь ты же… НА СЕРЕДИНЕ, а вы никуда не лезете… ни к кому не относитесь!!! —  и клинок свистнул в воздухе рядом с Путником. —  Жалкие, ничтожные твари! Серые!

Жалкие твари иногда вершат судьбы мира.

И опять раскололся пол, рассыпаясь на толстые куски с неровными краями. Эти обломки неправильной формы секунды три держались и начали опадать. Демон немного пошатнулся на своей платформе. Они стояли среди мрачного пространства и под ними дрожала новая земля, отбирая вниз все большие площади и унося их вниз. В конце концов, когда последней отколовшийся камешек с хрустом упал, Равула и Странник остались на узком нерукотворном мосте, под которым целенаправленно кружились и вращались, как кофейная гуща в чашке, прожорливые стены воронки в Бездну, первичное создание. От них, снизу, доносился чуть слышный плеск, напоминавший шепот. По стенам ее дули капли ветров, пронзавшие коридор ТУДА. А там жила жуть.

Демон взглянул вниз и, засмотревшись на воющие волны пропасти, не заметил, как рядом с ним не оказалось Странника. Расправив руки, он шагнул и мягко оттолкнулся вниз. Черный Океан растворился в воронке и принял в себя старого серого.

Растерянность Равулы быстро прошла и он, вывернув кусок скалы из изогнутой перекладины уродливыми ногами, поспешил за маленьким дерзким кусочком Снов, который не успел проглотить.

Вдалеке, на оставшемся от разрухи пятачке, лежал Дух. Сквозь рассеянный туман, который занимал его разум, он услышал грозный крик демона, растворившийся в дыхании:

— Это твой последний полет, серая тваррь!.. —  и глас спрыгнул в непроглядную ночь, брызгая слюной.

 

Странник летел, упорно смотря в Бездну. Древнее измерение полного отсутствия пределов, оно следовало за смыслом Черноты, подземными пещерами, обитаемыми коверканными душами —  тенями и привидениями.

Сколько уже прошло, где они сейчас?

Мантию рвал мнимый поток воздуха, сопротивляющий падение, а сзади начал угадываться алчный рык звероглазого,  который тоже погружался. Это было очередным расчетом. Для демона все это было новостью —  он жаждал битвы. Кто знает, быть может, он найдет здесь свою погибель… так надеялся Безымянный, укрепив на затылке три ремня.

— Ссерый убегает от меняяаа! —  сквозь рык хохотал Равула. Налитые яростью, его глаза все более превращались в шальные огни, которые поедали и сжигали кругом все, что попадалось. Скверная неприязненная сила, двигающая его руки, все более приближала Меч к Страннику. Не было и доли спокойствия уверенности в слепости желаний Равулы. Еще чуть-чуть, и пустынный пыльник разорвет в клочья.

Безымянный направился еще ниже, прижав руки, и намного опередил демона. Тот не знал, куда летит. С безопасного расстояния бродяга пилотажно перевернулся усилием на спину и продолжил падать так.

— Даа!.. Смотри в глаза своей смерти, серый! Ты уже перестал быть серым! —  и острие снова впустую свистнуло по воздуху. Брови демона текли, лицо обезобразилось, по бокам росли еще одни руки, между рогов открылся еще один, но пустой и невидящий глаз; демон переливался и его непрерывные метаморфозы в Бездне наводили ужас. Только не на Странника.

— Теперь и ты чувствуешь, что тогда ощущали ВСЕ мы, когда между архонтами в начале миродержительства была война!..

— Сейчас мы в Бездне, Равула…

— Ты знаешь мое имя… И что?! —  Меч носился с бешеной скоростью и ловкостью, едва не доставая просторные рукава.

— Потом —  Пустота. Я потом… Бесконечность!

— Ничего для меня не значат твои слова, обрывок былой выдумки… Никакие миры не устоят предо мной!.. Я пожру все, что встанет на пути… Ничто не воспрепятствует мнееее!! 

— Ничто —  хорошее понятие.

— …

— Подходит тебе.. —  и сумеречный плащ утянуло в новую разверзшуюся глубину, природа которой страшна и в высшей степени необъяснима. Она именуется Пустотой, где нет ни единого жизненного всплеска, нет душ, мыслей и самого Сущего, их руки сюда не доходят с самого основания. Есть толки, которые называют Пустоту самым Исходом Вселенной, с которого Первый Архонт положил творить ВСЕ.

В Пустоте недозволительно быть никому —  она поглощает и смазывает в себя все, что попадает в нее. В Пустоте недопустимы мыслеформы и мыслепостроения, иначе будет уничтожена память и действительный разум.

Странник не стал радовать этим Равулу —  пусть лучше сражение серого будет таким. И это было последним, о чем сообразил он, влетая в средоточие Пустой зоны.

Меч, так рьяно рассекавший потоки, замер в ладони демона. Ослабли хищные рывки, а очи стали закатываться. Поникнув панцироватой головой вниз, он опустил лапу, держащую громадное орудие боя, а вторая осталась висеть вдоль бока. Это было бы отличным поводом, чтобы…

— Отобрать его… — и единственная догадка немного притормозила летящего Бродягу. Он тут же поравнялся с демоном.

Внезапная судорога боли молнией дернула могучее тело, не переставшее мерцать изумрудным огнем адских глубин.

Выросты Равулы не могли зацепиться за стенки Коридора, но он с дьявольски неимоверным рвением пытался прийти в себя. Или его ум был слишком занят громкими тщеславными умствованиями, или уже ничем не был занят… А это чревато опасностями для капель серости.

Ни звука не было слышно от него, и Странник легко выхватил из когтей-серпов намеченное. Рукоятка Меча, напоминавшая скорее небольшое бревно, сжалось до обычного размера. Создание демона стало серым по материям.

Однако лицо камня не унималось. Когда в руках летящего Странника он изменился, Лицо упорно сопротивлялось, пока он мчался… Нужно было остановиться, чтобы уничтожить его.

Пустота закончилась, сменившаяся Бесконечностью, самой поражающей кромешной областью из тех, что ведут между миров. Если опираться ни знание Серых Снов, то Бесконечность нельзя видеть. Не от ряби в глазах, не от Помех, не от кружев. Просто нельзя. Умираешь. Или впадаешь в нее, так как все то, что круговоротами несется по боковинам неопределенностей этого пространства сотней мер и измерений, называется Вечностью, квинтэссенцией мира. Вечность —  слабая, но скорая слуга Бесконечности.

Застывшее тело Равулы ожило и зашевелилось. Снова начали струиться черты лица, мышцы и наросты, поглощавшие драгоценную подпитку энергии. Голова развернулась наверх, где чуть выше, все так же полыхая мантией, стремился серый Странник.

— Ты… ты ответишь мне за все!!. —  но демон не смог подняться и на сантиметр вверх. Он рванулся с напором и наблюдал своего противника, отнявшего его бесценное создание. Они поменялись местами.

Выйдет ли у меня?

— Мы в Бесконечности… — крикнул ему Путник.  —  Поберегись ее колеблющих повторов.. —  и Меч врезался ножом в подвернувшуюся рядом бетонную плиту с вделанной лестницей. —  Отголоски Снов... помогают мне… — и Странник повис на мече, как на турнике, несясь по спиральным кругам книзу. Ему очень повезло, что какой-то застень выдал из себя частичку цивилизации, ведь в чуждой безумной Бесконечности выживаемость любого практически равна нулю…

 

— Чтооо-оо?! Нее-ееет!!! —  Равула с воплем пронесся вниз, сознавая за миллисекунды свою участь. Бесконечность взяла его в себя. Всосала как экземпляр. Медленно черство и бездушно отрывая и растаскивая его отростки по воронке, она начала есть его самого. Отчаянно вырываясь, Равула пытался юркнуть тяжелым вниз, где было… что-то, но не ЭТО.

В его воспаленном победой, погоней и жаждой мести мозгу исчезли последние идеи всякого здравого смысла, а потом и ума. Это пустое и бессодержательное создание размазывалось желе и кашей, масляной краской, с оторванной ногой и половиной руки, все же отслоилось от шумящего Коридора и порывом пропало внизу, оглашая шепот и гул области утерянными голосами.

Страннику тоже было тяжело. После того, как искалеченный Равула съелся ненасытным жерлом, он остался висеть на Мече. Он не держал за лезвие.

Путник вспомнил Духа и все то, чем дорожил в междумирье. Он терял это. Или не терял. Подтянувшись к бетонному массиву, он вскоре почувствовал на своей шкуре всю “прелесть” окружающего места.

Рядом были лица, тела, крики,  бранные слова, здания, клоки пейзажей, времен года, горы вещей, трупов,  корявых древесных стволов,  животных, их предки, дубликаты, потомки, повторения, повторения этих повторений и еще, еще, еще… и так далее. Неподалеку плеснулся фонтан бурой жидкости, за которым вылетела новогодняя елка и посыпались  могильные насекомые.

Вот ерунда.

Слышались вопросы, загадки, абзацы книг, сотни тональностей мира —  мужские, женские, детские, звериные, инструментов. Проносились крылья, торшеры, журналы мод, винтовки, оконные рамы. Меч немного осел в зернистой основе, раскрошив под собою бетон и разрезав лестницу и лист. Безымянный мог сорваться вниз в любую секунду.

Лезвие развернулось и старые ботинки встали на него, как на доску. Он разглядывал крупный овальный камень, Лицо которого не покоилось. Во лбу демонического творения был маленький звездчатый вырез. Не опасаясь никакой реакции на четыре клыка, которые продемонстрировало Лицо, Безымянный погрузил кисть в корчащийся овал в форме яйца и вырвал его из Меча на перекрестье.

— Можешь падать… — втекло предложение.

— Черный Океан… Откуда ты тут?.. —  в изнеможении ответил Ему Странник.

— Я поглотил поверженного… во всяком случае то, что осталось… Пора и тебе…

— Ты… хочешь сказать, что ты лежишь там, за Последним Пределом Уровней?.. Миров?

— Именно… — улыбчивая тварь подумала взамен. —  Там, за непроглядной границей, последним преддверьем Ничто Серых Снов и Вообще, тоже я… Все тот же я…

— И что?..

— Равула уже очень, очень глубоко, он уже почти в Аду, мой давний друг. Позволь мне принять тебя… Ты умертвил Меч…

Оружие в действительности распалось на частицы и атомы и снова этот изнуряющий полет.

— Но ты говорил, что сможешь его поглотить только тогда, когда не станет этого… Лица.

Текучий мед речи мыслящей жидкости превратился в напористую волну.

— Кто же мог знать, что вы падете так низко… Странное сравнение, не так ли?.. —  голос еще раз смягчился.

— Ладно…

Выдернутый овал замер в глупом комичном выражении. Один глаз закрыт, рот перекосило, а горбатый нос напрягся одним крылом. Странник с ожесточением сжал ладонь, вкладывая все оставшиеся силы. Треск и вопль огласили Бесконечность, но быстро слились с монотонностью Низов.

Куски вознеслись вверх. Из зеленой пыли там, где-то в Бездне, вырвались несколько шаровых молний слепящего света и метеорами устремились на Небо. Эти были душами, что заточил Равула, и теперь они были свободны…

Он не забыл про Ангела. Вернее, про загадочный независимо живущий подарок Тени, в котором томился часть Пути посланник Верхнего Архонта. Туманный самоцвет лопнул и еще один освобожденный огненным столпом увлекся туда, Обратно.

На шероховатой тканевой перчатке осталась горстка зеленой пыльцы, что недавно была составляющей могущественного Камня Душ. Душ демона, навсегда оказавшегося подвластным Черному Океану. Странник посмотрел на нее и стряхнул в стены.

— Ты рядом, бродяга… Я уже здесь, —  и шелковый эфир принял в свои обманчивые объятья Странника Серых Снов.

 

 

ТЫ СТРАШИШЬ МЕНЯ СНАМИ И ВИДЕНИЯМИ ПУГАЕШЬ МЕНЯ.

Все меняется… Да, рано или поздно ВСЕ меняется… И этого не избежала и наша старушка Серость… Ты нашел себя, а она пошла дальше.

Ничего и никого не было видно. Даже сквозь очки. В себе чувствовались стойкие воды, проникшие через нос, горло, уши… Странник, как все Тут, спокойно свернул тело в зародышевой позе и поддался.

— А ты?

— Я остаюсь все таким же, хе… и ты понимаешь меня, ничтожество… — по-особому сказало ОНО.

— Ты в своем репертуаре…

— О, … а как же иначе? Такое, как я, несменяемо ни в одной части Космоса и глобального устройства… будь они столь же богаты, как и во Мне. Во мне есть все.

— Не льсти себе…

— Не трогай меня, и я продлю твои дни, старый серый. Ты зависишь от меня, как от доброго наркотика. Я твоя кровь.

— А я —  твое Сердце, которое толкает Поток через Сны… Выпусти меня…

—  С тобою трудно расстаться… Дрянь…

— Контроль не может быть единственной отрадой.

— Я не говорю “прощай”, серый… Куда?

— Куда обычно, ведь ты же знаешь…

 

 

 

 

X

 

 

Духа призвали наверх.

Он был так счастлив, услышав об этом, что вернулся, и сразу наткнулся на Странника. Он хотел поговорить, непременно поговорить.

— Ты представляешь, они зовут меня к СЕБЕ! —  он размахивал руками, расхаживал взад-вперед и, вообще, вел себя так воодушевленно, что сопоставить это с его обычной грустью и убогой внешностью было невозможно. Он даже начал сильнее прежнего отсвечивать. —  Я снова смогу жить в мире живых душ, дышать воздухом, ходить по траве, глядеть на сезоны года и купаться в море…  Это потрясающе! Я сразу будто все четко вспомнил, все мои давнишние жизни… Там я забуду все эти ужасы… Ой, прости меня, мне вовсе не хотелось тебя обижать.. —  он посмотрел на сидящую невдалеке темноватую фигуру.

— Ничего, — отозвался Странник, перебирая что-то в руках. —  Ты счастлив, я полагаю. Ну что ж, наслаждайся реальной жизнью.

— Да, там у меня будет Настоящая Жизнь. Я забуду про Черный Океан, Пустыню и все эти выродки подземелий… И тебя, возможно. Но, может, я буду скучать. Нет, я непременно тебя вспомню. Ведь ты..

— Спасал тебе жизнь не единожды, — подтвердил собеседник чуть навеселе. —  Что же до воспоминаний, то где бы ты ТАМ не находился, то обязательно окажешься здесь хоть на мгновение. Люди спят, и им снятся СНЫ. Разные. И в Серость моего пошива они тоже забредают. Да ты в курсе… Чего мне объяснять?.. Живи. —  Он встал и подошел к Духу, и, пару раз хлопнув его по спине, встал в отдалении.

А Дух понял, что пришел момент прощания. Этот томительный, неприятный, кучу всего вызывающий момент, хоть раз в жизни случающийся со всеми. И он настал для Духа. Все воодушевление его вмиг прошло и его белесые глаза снова выражали тоску.

— Они ждут меня, Странник. Архонты Небес удивительные существа, мне не понятные. Но они добры своей душой и никому не желают зла, никого не ненавидят. Они называют себя любовью. И я хочу приобщиться их. Поверь, безо всякого тайного умысла мне хочется покинуть Забвение. —  Дух пожал плечами. —  И мне часто приходили яркие, цветные отрывки памяти той жизни. Я по ней соскучился, даже по отрицательным моментам —  толпам, беготне, обидам… Ах, не обращай внимания на эти сопливые нюни, приятель. Захотелось старому мерзкому Духу всхлипнуть о прошлом. Но вот мне предоставили шанс, и я хочу туда…

Безымянный перебил его, положив руки во все тех же перчатках ему на плечи.

— Даже не смей задерживаться!.. Такая гниль, как я, не смеет удерживать тебя здесь. Ты сполна насмотрелся на то, что не каждый вытерпит, и заслуживаешь покоя жизни, которого мне не понять. Небеса зовут тебя, значит ты заслужил эту… честь.

— Но ты… Может, ты пойдешь со мною вместе и тоже попросишь этой отсрочки на век? Мы могли бы попросить их, чтобы родились рядом, были братьями, или сестрами, или… Я не знаю, но может, ты тоже хочешь?..

— Нет, дух. —  И Странник потупил взгляд. —  Мое место здесь, в Стране Серых Снов, и нигде более. Я не могу и не хочу больше жить там. С меня хватит этих шестнадцати столетий перерождений. Эта усталость и тягость не снимается ничем, кроме дороги… Кроме тех мест, которые я знаю. И еще узнаю… Они меня не гнетут, а привлекают, как бы безумны они не были. Это богатство внутри. Пусть в этом есть огромная доля сумасшествия и темноты, моей особенной темноты, но я не хочу смотреть людям в глаза.

Я не хочу, чтобы для меня жила планета и светило Солнце. А потом, во сне ночном, возвращаться сюда… Всего этого мне хватило, я не заслуживаю этого, и ты это понимаешь, Дух. К чему выпускать монстра? И поэтому я повторю, что мое место здесь, в Серости. Стремление сюда в одной жизни не прошло жаром. —  И Странник ненадолго умолк. —  Но я могу кое-что для тебя сделать.

— Что?..

— Увидишь.

— Что ж, тогда прощай, — опустил голову Дух. Его лицо выражало неестественную смесь нот радости, негодования и уязвленности, словно сейчас он потерял что-то важное. Он потерял связь, их связь с Путником Серости, у которого нет имени.

— Прощай. Я желаю обрести тебе счастье, если таковое ТАМ есть. —  Ни одна мышца не шевельнулась на равнодушном лице.

Они застыли.

Но потом, спустя пару мгновений, Странник повернулся спиной и, отсалютовав по-своему, зашагал вглубь Серой Сущности, где его ждал Живой Дом. Плащ неуловимого цвета сумерек вяло развевался, а шаг, этот извечный покойный бесконечный шаг уносил Странника все дальше от огромной лестницы известняка, у основания которой стоял Дух.

Очертание удалялось и вскоре объединилось с мгой, который уже вступил в свои права на Концах Снов. И вот, его уже не видно.

А Дух все стоял и стоял у первой ступени, у этого дальнего рубежа и вглядывался вдаль своими глазами цвета молока. Даже когда Безымянный пропал  из виду, он все стоял и, когда его взгляд уже начал застывать в невидимой точке дали, сзади послышался неземной голос:

— Идем, возлюбленный…

 

 

 

ВЫХОД

 

 Двухлетняя малышка, чей зонтик накрывал ее с головой, ловко поспевала за своей тетей и даже обгоняла ее. Та несла сумку, а в другой держала красивую коляску с куклой, которую племянница позволила ей вести. По прохладно-влажным осенним улицам, когда листва уже пожелтела и  начала опадать, струилось вместе с дымом уютное настроение. На старый городок опускался вечер.

На нежно-голубой материи зонта были изображены легкие пушистые облака, напоминавшие о недавнем лете. Сверху была пелена пустого сурового неба, а она чувствовала себя под солнечной лазурью. Девочка убегала вперед, не слушая окликов и замечаний тети, собирала опавшие сырые листья, ведь рядом с ними был парк, и разглядывала большие вывески на другой стороне улицы.

На маленьком лице, обрамленном светло-русыми кудряшками, отражалось умиротворение и такой внутренний покой, что многие из этого мира могли бы только позавидовать. Мягкие детские черты еще не знали искажений от боли, горя, злобы. Это был прелестный, почти идеальный образ ребенка, удаленный от стонов и скорби беспокойного мира.

Внезапно она остановилась и прекратила вращать свой зонтик за ручку. Настороженно и тревожно смотря через дорогу, по которой редко проезжали машины, она посерьезнела и замерла, вглядываясь в совершенно пустое место.

— Что ты там заметила, дорогая? —  ласково поинтересовалась приблизившаяся родная, глядя туда же.

Раньше в маленькой душе разливалось тепло, а теперь там свернулся холодный вихрь, приносящий неведомые ветры.

Девочка не отрывала взгляда от однотонной стены дома напротив. Молча водя глазами, она видела странного человека, стоящего там. Невысокого роста, в причудливых очках, стягивающих голову и свободном плаще, он наблюдал ее, а она —  его. Она никогда не видела никого подобного. Высокий прямой воротник выдал-таки редкую, но пространную улыбку, и малышка улыбнулась в ответ. Не понимая, кто это и как он сюда попал, она все же сознавала, что где-то там, в глубине, она его знает и помнит.

Но откуда?

Тетя разволновалась. Ее племянница, обычно такое веселое и игривое дитя, так вдруг переменилась, сделавшись мрачной. Несколько минут она не понимала, на что же она глядит, но в последний момент, когда девочка продолжила дальше, краем глаза она все же увидела призрачную фигуру, растворившуюся в воздухе.

Женщину несколько удивило то обстоятельство, что по соседству с пестрыми рекламами и буквами магазинов эта фигура казалась… черно-белой?.. Впрочем, она быстро забыла об этом, и не стала беспокоить никого этим видением.

 

 

 

 

МОЙ МИР… СТРАШЕН, ТЕМЕН, МРАЧЕН.

Я уже не звено сражения.

Так стало понятно предназначение одной из дверей Дома, ведущей в человеческий мир.

Он медленно шел  по Пустыне, где на этот раз расположились нежилые многоэтажные дома. Он катил перед собою пустую алюминиевую банку, по которой мелькала с оборотами полуистершаяся надпись.

Кругом стоял полный штиль, а впереди стелилась незримая дорога, которую выбрал Странник, даже не внимая этому.

Скрытная одинокая душа пребывала в покойном рассматривании себя, средоточась совсем в ином месте. Многие его мысли всегда требовали только темноты, а теперь их надлежало упрятать еще дальше, хотя никаких глаз вокруг не было.

Нас прокляли тем, что забыли про нас, Дух. Я дам Им то, чего Они хотят. Я дам им исповедь. Странник остановился и выдохнул, опуская ладони в карманы джинсов.

Он ненавидел одевать мысль в слово. Да, по его, так это сродни краже музейного произведения тупым вором, который берет ее только для перепродажи. Это безобразное пошлое деяние —  говорить мысли.

Многим не надо знать многое.

А этот мир любит меня, приветствует и чествует меня, не забывает обо мне и порождает все новые ужасы, чудовищ, духов и способы. За Странником потекла высокая лавина, сопутствующая его тяжким раздумьям.

 

Моя маска прочна, как древняя броня. Вряд ли кто-то снимет ее. Мне нет нужды выказывать отличие.

Ему незачем дополнять свои воспоминания о мире, ведь он завершен и отпущен. В себе он —  никто, ничто, пустота. К нему стремится все самое отвратительное и ждет от него поддержки, понимания, оправдания. Он прошел необычайную жестокость и болезни.

Он —  из тумана, из тьмы, из мглы; он —  поводырь черных пауков, червей и уродливых крылатых убийц. Он ничего не понимает и не находит ответа для себя.

Его долго держали взаперти. Он идет туда, откуда бегут. Его сердце не бьется. И это вкупе со скорбью и молчаливой тоской о лучшем мире, куда нет возврата из мрака, ведь очищение никому не удастся.

 

Я живу во Сне, а в том мире я существовал. И там, на глубоком и скользком дне извилистого колодца, во тьме, лежит моя душа. От того, что я забываю про это подземелье, оно не перестает существовать. Я уже не обманываю себя. Я сумею жить с этим в мире.

И я уже не выну голову, погруженную в клейкую жижу, ведь меня ничто не разбудит. И нет света там, куда лежит мой Путь…

 

 

Для тех, кто хочет знать больше...

 

Суровость мира Серости многие испытали на своей шкуре. Но есть и такие, которые испугались его. Не поняли его. Отвергли его. Для таких предназначено это объяснение.

Никто из творений Серости не занимается ее исследованием. Эта сущность так же непостижима, как и природа души. Но одно покинувшее ее существо, скорбный Дух, оставили там свои познания.

После Пути любой серый жаждет отдыха и покоя, но скитальцы, которым Серость залезла в глубину существа или что-то задела, потребуют больше сведений. Мир людей быстротечен, мы живем недолго в отличие от ТЕХ творений. И тут говорится тем и для тех, кто постигает Серость самолично.

И, если среди текста встречаются непривычные обороты слов и выражений —  безличные, неопределенные, совмещенные, рядом употребляемые и иные, непохожие на “нормальную” речь или произведение; если попадаются несуществующие слова —  слитки и остальные орфографические, синтаксические и другие феномены, то автор может сказать одно: так оно и подразумевалось изначально…

Это все пошло на потребу самой необычности —  брались “нормальные” предложения и слова и так искажались до этого состояния,  чтобы туманное и запредельное сонное бытие можно было объяснить доходчиво, как можно понятнее вплоть до полного представления состояния во Сне.

Поэтому не удивляйтесь и попытайтесь воспринять все так, как позволяет ум. Я не требую совершенного проникновения во внутренний мир, но жду доли понимания, хотя бы частички.

 

СОЗНАЮЩИЕ (ударение на Ю) —  те, кто попадает в Серость извне. Таких, к несчастью для серых, много. Это спящие люди и противоположные. Названо от того, что они сознают, где находятся и отделяют себя от Серости.

ПРОТИВОПОЛОЖНЫЕ —  условное название, данное серыми тем, кто с Полюсов попадает в Сны. Это — ангелы и демоны, и все духи их иерархий, так как они —  представители двух противоположных полюсов мира.

АРХОНТЫ —  духи-мироправители; так обитатели Серости называют возглавляющих полюса мира, Верхний Архонт (Первый) —  Бог (Космический Разум); Нижний Архонт (Отпавший) —  Сатана (Зло). Властители всех Вселенных и планет, всего сущего.

РЕФАИМ —  в еврейской мифологии —  древний великан из первичных рас (аналог Титана), здесь он измене и превращен в двуликого стража непонятного происхождения, охраняющего Башню Грязи.

ДАРИТЬ СЛОВА (или давать слова), ДАРИТЬ МЫСЛИ (или давать мысли) —  разговаривать с кем-либо. Такое понятие появилось в Серости, потому что многие и многие серые общаются только мыслями или их образами. А некоторые могут и то, и другое. Т.е., различные способы общения в Серости.

ЧУЖДОЕ —  все то в Стране Серых Снов, что вызывает возмущение, т.е. те существа или процессы, которые в самой Серости враждуют друг с другом и т.д. ,например: Кошмары, Страхи, Миражи, призраки и так далее.

ЗЛОХВАТ —  ловкий демон из “Ада” Данте. Бес с гибким телом и длинными лапами, увенчанными цепкими длинными когтями, что позволяет ему манипулировать с телами грешников. Крылатый.

РАВУЛА —  от лат. “крючкотвор”, настоящее имя демона Варфоломея. Скрывал он его по своим соображениям.

[X]