М. ЕМЦЕВ, Е. ПАРНОВ

 

                     ПАДЕНИЕ СВЕРХНОВОЙ

 

               Научно-фантастические рассказы

 

 

                   ИЗДАТЕЛЬСТВО "ЗНАНИЕ"

 

                        МОСКВА 1964

 

 

                         ОБ АВТОРАХ

 

   Михаил Тихонович Емцев родился в 1930 году в г.  Херсоне.

В  1953  году  окончил Московский институт тонкой химической

технологии.  Работал сначала инженером-химиком на Московском

шинном  заводе,  а  с  1955 года перешел на научную работу в

Институт горючих ископаемых.

   Помимо основной работы,  Михаил Тихонович много лет зани-

мается популяризацией новейших достижений современной  науки

-  выступает  по радио,  читает лекции от общества "Знание",

является корреспондентом журнала "Всемирные студенческие но-

вости".

   Еремей Иудович Парнов молодой научный работник. Родился в

Харькове в 1935 году,  по специальности инженерхимик. Сейчас

работает в одной из лабораторий Академии наук СССР  над  но-

вейшими проблемами прогноза нефтяных месторождений.

   Печататься начал с 18 лет.  Работал внештатным корреспон-

дентом  ряда молодежных журналов и газет,  писал научнопопу-

лярные статьи,  очерки,  заведовал отделом науки  в  журнале

"Всемирные студенческие новости".  Член союза журналистов. В

1960 году вышла его  научно-популярная  книга  "Возвращенное

солнце", в 1961 году - "Окно в антимир".

   С 1961 года М.  Емцев и Е. Парнов совместно начинают про-

бовать  свои  силы в художественной литературе,  пишут науч-

но-фантастические рассказы, которые публикуют з альманахах и

журналах, участвуют в Международном конкурсе научной фантас-

тики 1962 года,  где их рассказ "Запонки с  кохлеоидой"  был

отмечен премией.

   В основе рассказов М.  Емцева и Е. Парнова лежат интерес-

ные и важные проблемы,  еще не решенные наукой. Молодые уче-

ные,  сами работающие на переднем крае науки, хорошо владеют

материалом, знают основные направления современной науки.

   Предлагаемый вниманию читателей сборник  -  первая  книга

начинающих   писателей-фантастов.  Некоторые  рассказы  были

опубликованы в периодике, другие печатаются впервые.

 

 

 

 

 

                     ПАДЕНИЕ СВЕРХНОВОЙ

 

   Впервые в  жизни  Юру посетило волнующее чувство отрешен-

ности и лихорадочной нетерпеливости, так хорошо знакомое, по

мнению Юры, всем великим поэтам и физикам-теоретикам.

   Юра быстро вскочил с кровати и, тихо ступая босыми ногами

по мягкому ворсу ковра, подошел к окну.

   За окном рождалось утро. Оно спускалось с далеких высот в

невероятном зеленом свете, который быстро таял, уступая мес-

то пурпурным и янтарным оттенкам.

   Такое утро бывает только в горах.  Юра мог бы сказать еще

точнее;  такое  утро  бывает  лишь на высоте 3250 метров над

уровнем моря,  на небольшой площадке хребта  Западного  Тан-

ну-ола, у самой границы с Монголией.

   Здесь, в забытом богом и людьми месте,  как  часто  любит

говорить  Юрин сосед  по комнате Анатолий Дмитриевич Кирлен-

ков,  приютился маленький белый домик Нейтринной  астрофизи-

ческой лаборатории Академии наук СССР.

   Два раза в месяц сюда прилетает вертолет.  Он  доставляет

письма,  газеты  и съестные припасы.  В эти дни здесь бывает

праздник - никто не работает. Чаще прилетать вертолет не мо-

жет. Уж очень далеко забралась Нейтринная от людского жилья.

Но иначе нельзя; если хочешь поймать самую неуловимую предс-

тавительницу  субатомного мира,  частицу-призрак,  будь добр

исключить всякие посторонние влияния. Под посторонними влия-

ниями  обитатели Танну-ола понимают почти все проявления ма-

териальной культуры двадцатого века:  антенны  радиостанций,

динамо-машины,  мощные магниты и дым заводов и фабрик, кото-

рый окружает наши города никогда не тающим облаком.

   Юра смотрит на лазоревые тени пихт и кедров, на бриллиан-

товую пыль,  которая курится над снегом, но видит пыль межз-

вездных бездн, спирали галактик, рождение и смерть миров.

   В горле у него что-то стучит и рвется, а под сердцем тает

льдистый и щекочущий холодок. И Юра понимает, что это пришло

оно - вдохновение. Юра поэт. То есть он инженерэлектрофизик,

но все-таки и поэт тоже.  Юра почти год работает на Нейтрин-

ной,  почти год,  как он расстался с Москвой, и почти год он

пишет стихи.

 

               Площадь, словно большая палнтра,

               Листья желтые - краски-мазки.

               Куполов кардинальские митры

               И туманное небо Москвы.

 

   Стихи у Юры большей частью грустные.  Кирленкову они нра-

вятся. Но Юра знает, что это не то. Есть иная поэзия. Еще не

высказанная никем.  Но волнующая и мощная. Где-то вспыхивают

сверхновые звезды, где-то гибнут солнца, сталкиваются галак-

тики. И все они кричат.

   Крик их - это потоки энергии, это возмущения полей, кото-

рые несутся в пространстве без границ и без цели.  Иногда мы

слышим эти крики.  Но даже та ничтожная часть,  что дошла до

антенн радиотелескопов,  - это глубокое прошлое.  Ведь  даже

свет от дальних галактик летит к нам миллионы лет.  Мы смот-

рим,  как мерцают звезды,  а их,  быть может, уже давно нет.

Лишь только световые кванты бегут причудливыми путями космо-

са. Как обуздать время? И как все это вылить в стихи?

   Юра очень веселый парень.  Прекрасный лыжник и шахматист,

краснощекий и всегда сияющий белозубой улыбкой.  Но стихи он

любит чуть грустные,  наполненные философскими размышлениями

о вечном вопросе - о смысле жизни.

   Кажется, вопрос  о  смысле жизни Юрой решен:  он с каждым

вертолетом получает письма из Москвы от тоненькой  маленькой

девочки с модной прической.  Юра любит возиться у себя в ак-

кумуляторной, изучает английский язык для сдачи кандидатско-

го  минимума,  немного скучает по Москве и неутомимо снимает

любительские кинофильмы.  Но как дело доходит до стихов, Юра

становится в позу.  Если любовь, то роковая и со смертельным

исходом,  если грусть,  то сильнее мировой скорби Байрона  и

Леопарди.  А  уж  вопрос  о смысле бытия разобран им с такой

тщательностью и так оснащен данными квантовой механики и те-

ории относительности,  что старик Фауст, наверное, сгорел бы

со стыда от собственного невежества.

   Но сегодня,  в это дивное воскресное утро, Юра чувствует,

что в нем рождается настоящая поэма. Такая, которую гениаль-

ные поэты дарят восхищенному человечеству раз в столетие.

   Но вдохновение-вдохновением,  а  режим  нужно  соблюдать.

Стараясь  не  разбудить Кирленкова,  Юра торопливо одевается

для получасовой прогулки, берет кинокамеру и на цыпочках вы-

ходит из комнаты.

 

   Все кругом  умыто солнцем и свежестью.  Юра блаженно жму-

рится и  с  наслаждением  втягивает  ароматный  воздух  чуть

вздрагивающими ноздрями. Он неторопливо направляется к акку-

муляторной.  Оттуда открывается изумительный вид на  ущелье.

Юра давно собирается, говоря словами того же Кирленкова, уг-

робить несколько метров прекрасной цветной кинопленки на то,

чтобы заснять, как клубится жемчужный туман, пронизанный зо-

лотыми стрелами восхода. Последние слова принадлежат уже са-

мому Юре.

   Но аккумуляторная погружена в синеватый сумрак.  "Слишком

рано еще",  - думает Юра,  неторопливо протирая светофильтры

кусочком фланели.

   Юра поднял  голову  и  удивленно раскрыл глаза.  Не мигая

смотрел он прямо перед собой,  ошарашенный и оглушенный вне-

запной  переменой.  Стены аккумуляторной как будто растаяли,

они стали полупрозрачными и какими-то зыбкими,  точно  струи

нагретого воздуха. Все вокруг почему-то позеленело. А где-то

далеко-далеко светилось неяркое сиренево-голубоватое пятныш-

ко, похожее на огненный спиртовой язычок. Постепенно пятныш-

ко стало ярче, четче обозначались его очертания. Оно уже по-

ходило на сиреневую луну, сияющую в толще огромного аквариу-

ма.  Подсознательно Юра включил механизм своего "Кварца". Но

жужжания кинокамеры он не слышал.  Сквозь слезящиеся от нап-

ряжения глаза он увидел,  как в центре луны появилась ровная

черная дырка, которая потом постепенно сузилась до маленькой

круглой точки.  А дальше пошло, точно под микроскопом, когда

наблюдаешь рост кристаллов.

   Дырочка затянулась тоненькой  ледяной  пластинкой,  потом

еще одной, еще. Со всех сторон появлялись пластинки-кристал-

лы,  они выбегали откуда-то сбоку,  мчались друг другу навс-

тречу,  наслаивались и утолщались.  Вскоре луна почти совсем

исчезла.  Она лишь еле угадывалась  по  сиреневому  оттенку,

пробивающемуся сквозь толщу кристаллов.  И вдруг Юра четко и

ясно увидел темный иллюминатор и запрокинутую голову челове-

ка. Несколько секунд видел Юра это лицо, но запомнил его на-

вечно.  Огромные немигающие глаза,  высокий шишковатый лоб и

черные впадины щек. Лицо становилось все яснее и четче, жел-

тый огонь  иллюминатора  стал  оранжевым,  потом  малиновым,

красным, пока совсем не исчез. И вновь перед Юрой была акку-

муляторная,  только ярко-вишневая,  как раскаленная металли-

ческая болванка.

   Маленький домик, казалось, дрожал, и даже контуры дальних

хребтов становились неверными и расплывчатыми от этой раска-

ленной дрожи,  которая постепенно переросла в звук:  пронзи-

тельный  и  свистящий  гул,  который раскачал горы и упругой

волной воздуха толкнул Юру в грудь и  покатил  по  маленькой

площадке станции прямо к обрыву.

 

   Кирленков не спал. Сквозь вздрагивающие притворно сомкну-

тые веки он видел, как Юра в одних трусах расхаживал по ком-

нате,  как подошел к окну и долго смотрел на дальние хребты.

Когда дверь за Юрой закрылась,  Кирленков быстро сунул  руку

под подушку,  долго шарил там,  но ничего не нашел. Тогда он

осторожно поднялся с постели и тихо, на цыпочках, вобрав го-

лову в плечи,  направился к Юриной тумбочке. Быстро выдвинул

ящик,  ловко выхватил из блестящей пачки сигарету с фильтром

и классическим прыжком рухнул обратно в постель.

   Кирленков часто  курил  натощак,  испытывая  одновременно

удовольствие и отвращение.  Дым расслаивался длинными волок-

нистыми пленками, тихо оседал и уползал под кровать.

   Мысли приходили  невеселые.  Работа  не клеилась.  С того

злополучного дня,  когда Кирленков провалился на защите дис-

сертации, все шло как-то не так. Конечно, не очень-то прият-

но провалиться,  но дело было не только  в  этом.  Кирленков

чувствовал,  что его личный провал сильно подорвал интерес к

теме, которая была отнюдь не личной собственностью Кирленко-

ва, а принадлежала науке. Теперь только очень смелый человек

решился бы выступить соискателем по этой теме или же большой

авторитет. Это скверно. А как хорошо все шло!

   Кирленков с удовольствием, изящно и четко математизировал

возможность экспериментальной проверки закона временной чет-

ности.  Если задуманный им тонкий  эксперимент  даст  хорошо

сходимые данные  - это будет победа.  Точнее,  первый робкий

шаг к победе над временем. И во всем виноват шеф! Когда Кир-

ленков  принес ему только что отпечатанный автореферат,  шеф

торжественно достал авторучку  с  золотым  пером,  зачеркнул

слово "кандидата" и уверенным академическим почерком написал

"доктора".

   Кирленков не успел опомниться, как все вокруг него завер-

телось чертовым колесом, которое быстро втащило его на самый

верх - на кафедру, где он должен был вместо кандидатской за-

щищать докторую диссертацию.

   И он провалился. Двенадцать - за, четырнадцать - против.

   Если бы шеф не зачеркнул  тогда  слово  "кандидата",  все

сошло бы прекрасно. Его работа безусловно заслуживала ученой

степени. Больше того, она лишь чуть-чуть не дотянула до док-

торской.  Но этого "чуть-чуть" оказалось вполне достаточно -

четырнадцать черных шаров.

   Но думая так,  Кирленков знал,  что хочет обмануть самого

себя. И не так уж виноват шеф, и кандидатская, даже докторс-

кая, отнюдь не были самоцелью. Просто он не сумел достаточно

убедительно аргументировать необходимость и возможность  бу-

дущего эксперимента. Взлетая в облака и забыв про землю, был

низринут в ущелье.  Вот и все. И никто, кроме него, не вино-

ват.  С ним поступили не только справедливо,  но и, пожалуй,

даже по-товарищески. Сурово, но по-товарищески.

   Он просил докторскую,  а не получил даже кандидатской. Но

он предлагал эксперимент, и с ним согласились.

   "Делай. Твой эксперимент - это дальний поиск.  Может, ты-

сячи лет пройдут,  пока люди смогут извлечь из него  пользу.

Но без дальнего поиска не может развиваться наука.  Делай! А

там посмотрим.  Если твои предположения оправдаются, что же,

мы сделаем тебя доктором.  Важна наука, а не ученая степень.

А если все окажется лишь бесплодным манипулированием  тензо-

рами  и  интегралами,  тебе придется серьезно задуматься над

своим местом в науке.  Делай!" - приблизительно так говорили

с Кирленковым тогда четырнадцать черных шаров.

   И он понял. Он был благодарен за разрешенный эксперимент.

Но вот уже два года, как Кирленков ничего не может добиться.

   Или точность эксперимента на порядок ниже искомого эффек-

та,  думает он,  или...  о гадость! - Кирленков кашляет, так

как сигарета догорела и он затягивается едким дымом горящего

фильтра.

   В эту минуту начался ураган.

 

   Ураган разбудил  немногочисленных  обитателей  Нейтринной

слишком рано.  Пронзительный свистящий гул заставил их вско-

чить с постели и наспех одеться.

   Первыми покинули  домик  Кирленков и Водобоев - тридцати-

летний красавец доктор.  Каково же было их удивление,  когда

они не обнаружили на площадке никаких разрушений. Ведь домик

здорово тряхнуло.  Но все оставалось на  своих  местах.  Два

кедра, пихта  и лиственница,  железная дверь аккумуляторной,

ажурные контуры небольшого радиотелескопа,  антенны гравита-

ционных ловушек и проводка,  ведущая к тензорным датчикам, -

все было на месте.

   - Может быть,  обвал? А? - спросил Волобоев, надевая дым-

чатые очки.

   Кирленков сразу  же прямо по снегу пошел к обрыву.  Вдруг

он вскрикнул и нагнулся.

   Стараясь попадать ногами в глубокие следы на снегу, Воло-

боев торопливо зашагал к Кирленкову.

   - В чем дело, Толя?

   Кирленков протянул ему облепленный снегом "Кварц".

   - Юркина камера? Как она здесь очутилась?

   Кирленков опять ничего не ответил и побежал к обрыву. Во-

лобоев, тихо ругнувшись, поспешил за ним.

   Юра лежал у самого обрыва,  обхватив руками замшелый кед-

ровый ствол.  Сцепленные пальцы обеих рук посинели от напря-

жения, лицо облепило снегом, на левой щеке снег красный. Во-

лобоев  осторожно  снял его ладонью и увидел широкую лиловую

ссадину. С большим трудом они разжали Юрины пальцы и оттащи-

ли его подальше от обрыва.

   Волобоев, опустившись  на  корточки,  начал   прощупывать

пульс. Потом задрал свитер с пингвинами и медведями и прило-

жил ухо к груди. С минуту напряженно вслушивался, потом мол-

ча поднялся.

   Кирленков ни о чем не спрашивал и смотрел куда-то в  сто-

рону.

   - Если нет никаких повреждений,  то все в порядке, просто

нервный шок,  - сказал Волобоев и помахал рукой показавшимся

на крыльце Оганесяну и Костенко. - Нужно его отнести в дом.

 

   Юра в сознание не приходил, хотя Волобоев не нашел на его

теле никаких повреждений.

   - Просто шок перешел в сон.  Это бывает.  Не нужно приво-

дить его в чувство.  Выспится - сам встанет. И не торчите вы

все тут. Занимайтесь своими делами.

   Все вышли. Оганесян щелкнул выключателем, но свет в кори-

доре не загорелся.  Минут через пять выяснилось, что во всем

доме не горит ни одна лампочка.

   - Проводка,  очевидно, тут ни при чем. Кабель уложен глу-

боко под снегом,  - рассуждал Оганесян, - значит, нужно про-

верить в аккумуляторной.  Сходите туда, пожалуйста, Анатолий

Дмитриевич.

   За Кирленковым увязался повар Костенко.

   Дверь в  аккумуляторную  была  заперта.  Кирленков достал

ключ. Хорошо смазанная дверь открылась беззвучно, и они вош-

ли в аккумуляторную.

   С первого же шага Кирленков обо что-то споткнулся и опус-

тился на корточки.

   - Что? Что там, Анатолий Дмитриевич?

   Костенко мог бы не спрашивать.  У их ног, широко раскинув

руки,  на спине лежал человек. Огромный шишковатый лоб с за-

лысинами,  черные пополам с сединой вьющиеся волосы,  темные

впадины щек.

   - Кто это?  Зачем он тут?  - испуганно шептал добродушный

повар, для пущей уверенности старавшийся прикоснуться к Кир-

ленкову.

   Кирленков, как недавно Волобоев, стал щупать пульс.

   Неизвестный был  одет  для горных условий,  мягко говоря,

легкомысленно.  Белые парусиновые брюки, легкая рубашказефир

и сандалии на босу ногу - вот и все, больше ничего на нем не

было.

    Уловив слабое биение сердца, Кирленков поднялся,

   - Нужно перенести его в дом.  Акимыч,  сбегай-ка за своим

тулупом. А то на улице холодновато.

   Нерешительно пятясь,  Костенко вышел  из  аккумуляторной,

Кирленков остался один с лежащим на полу незнакомцем.  Заку-

рив сигарету, Анатолий Дмитриевич попытался привести мысли в

порядок. Однако это было нелегко. В самом деле, как мог про-

никнуть незнакомец в запертое помещение?  Не  говоря  уже  о

том,  как  он  мог вообще оказаться здесь,  на площадке Тан-

ну-ола. Да еще в таком виде!

   Не может же ураган утащить человека за тысячу километров.

Но тогда откуда этот человек все-таки взялся?  Не иначе, как

из четвертого измерения. Только этим в некоторых детективных

романах объяснялось убийство в запертой комнате.  Но человек

этот жив, и, придя в сознание, сам расскажет.

   "Все-таки он появился не как  бесплотный  дух", - подумал

Кирленков,  обнаружив на лабораторном столе капельки застыв-

шего олова.  Кроме расплавленных контактов,  Кирленков нашел

еще и другие следы вторжения незнакомца.

   ильнее всего пострадали приборы регистрации  космических

лучей и стрелочные индикаторы полей.  Все они молчаливо сви-

детельствовали о какой-то силе,  которая  властно  заставила

стрелки показать невиданные для этих приборов интенсивности.

Стрелки были погнуты, вращающиеся спирали смяты.

   "Не будь ограничителей, - покусывая заусеницы на пальцах,

думал Кирленков,  - эти стрелки показали бы какой-то экстре-

мум - и сразу же вернулись бы к нулю".

   И ему показалось,  что даже воздух в аккумуляторной  осо-

бый,  ионизированный  и  наэлектризованный.  Все  говорило о

чем-то мощном и неведомом,  что ворвалось сюда ниоткуда, вы-

росло  до абсурдных,  неподдающихся осмысливанию размеров и,

точно надломившись,  иссякнув в себе самом, бессильно верну-

лось к прежнему положению.

   "Но что и зачем?  - мучительно думал Кирленков. - Неужели

только  для  того,  чтобы  оставить здесь этого по-летнему и

старомодно одетого пожилого человека".

   Это было страшно и загадочно. У Кирленкова не было ни ре-

шения,  ни гипотезы, но уже увиденные им чисто внешние приз-

наки властно трогали потаенные нити его души, вернее; интуи-

ции, удивительной интуиции физика-теоретика.

   Как часто мы глушим ее,  отмахиваемся от нее!  Да иначе и

нельзя,  ведь это защитная реакция разума против спекулятив-

ного ясновидения и пустого прожектерства.  Очень много нужно

знать,  чтобы позволить себе всегда следовать голосу  интуи-

ции.

 

   На другое утро все собрались в круглой гостиной. Ее окна,

сделанные в виде фонаря, смотрели на запад. Сквозь них в по-

мещение  рвалась синеватая солнечная дымка,  за которой едва

угадывались абрисы далеких склонов. Казалось, что стекла ма-

товые, а за ними ярко, но ровно горят лампы дневного света.

   Все сидели и молчали.  Кто неторопливо покуривал, кто за-

думчиво водил пальцем по прихотливым узорам древесины на по-

лированном столе,  но никто не собирался начинать. Тогда, по

праву и обязанности начальника,  решил заговорить Вартан Цо-

лакович Оганесян.

   - Ну,  так что же, мальчики, мы с вами скажем? - Оганесян

не так легко подыскивал нужные слова. - Через пять дней при-

летит вертолет и, честное слово, мне хотелось бы, чтобы мы с

вами до тех пор во всем разобрались. А вам как?

   Никто не ответил.  Да и кому хочется выставить себя дура-

ком!  Вот если бы кто-нибудь высказал хоть какую-нибудь  до-

гадку,  тогда бы все заговорили без приглашения. Опровергать

всегда легче, чем утверждать.

   - Владимир Андреевич, мы хотим знать ваше мнение, - и, не

дожидаясь возражений Карпова, Оганесян подкрепил свою атаку:

- вы наш единственный специалист по нейтринным поглотителям,

и нам хотелось бы услышать, что скажете именно вы.

 

    * Максимальное отклонение.

 

   Так уж повелось,  что все вины всегда  валили  именно  на

нейтринные поглотители. Они были самыми новыми сложными при-

борами на Таыну-ола.

   Володя тихо встал и вышел из укромного уголка, образован-

ного столиком с приемником и кадкой с  китайской  розой.  Он

порылся в карманах,  достал в несколько раз сложенную бумаж-

ку,  развернул ее,  потом аккуратно сложил и снова спрятал в

карман.

   - Дело в том, товарищи, что я сегодня проявил все пленки,

и никакого следа взрыва сверхновой,  - близоруко щурясь, Во-

лодя развел руками.

   - Причем тут сверхновая? - тихо произнес кто-то.

   Все вопросительно смотрели на Володю.

   Все так же смущаясь и делая руками ненужные движения, Во-

лодя продолжал:

   - Видите  ли,  поглотители зарегистрировали невиданный по

плотности поток нейтрино. Обычно что бывает? Нейтрино погло-

щается  ядром  хлора-37,  в результате образуется аргон-37 и

позитрон. Так?

   Все с некоторым недоумением слушали.

   Не дождавшись ответа, Володя сам сказал:

   - Так, - и продолжал. - У нас же вышла какая-то петрушка.

Всюду следы аннигиляции  электронно-позитронных  пар.  Можно

подумать,  что сначала вспыхнула сверхновая звезда,  которая

быстро претерпела инверсию и стала вместо нейтрино  излучать

мощный поток антинейтрино.  Что это было - я не знаю. Вот...

собственно, все, в общих чертах, так сказать...

   И опять Кирленков испытал прилив какой-то смутной и высо-

кой жути.  "Действительно, - думал он, - и Володины поглоти-

тели говорят о чем-то,  родившемся неизвестно откуда, быстро

достигнувшем максимума и изжившем самого себя".

   - Что же это могло быть? - неожиданно для себя вслух про-

изнес Кирленков.

   - Вы о чем, Анатолий Дмитриевич? - повернулся к нему Ога-

несян.

   И вдруг Кирленков все понял.  Вернее,  почти все. И точно

школьник,  заучивший дома стихотворение, а в классе позабыв-

ший  его вторую половину и все-таки смело декламирующий пер-

вые строки в надежде припомнить остальное, Анатолий Дмитрие-

вич начал говорить. Сначала он видел лишь четко напечатанные

строки своей злополучной диссертации. Остальное являло собой

первобытный хаос.  Но чем дальше он разворачивал свою неожи-

данную догадку, тем яснее видел, как хаотические мысли обре-

тают правильную кристаллическую структуру.

   - Мы имеем здесь дело с одновременной инверсией всех  че-

тырех координат, - говорил Кирленков, - причем не только ка-

нонические координаты и производная от Гамильтониана  должны

быть умножены на оператор, но и функция времени получает ко-

эффициент минус один в степени эн. Эн здесь равно единице.

   Кирленков спокойно подошел к стене,  нажал кнопку, и чер-

ная карта звездного неба с тихим жужжанием стала раздвигать-

ся  в  обе стороны.  Меридиальная щель становилась все шире,

наконец, появилась большая линолеумная доска. Кирленков взял

мел и начал писать.  Когда он закончил свои выкладки и обер-

нулся, то оказалось, что все давно уже стоят за его спиной.

   Безусловно, то,  что написал на доске Кирленков, было по-

нятно обитателям Нейтринной за исключением, пожалуй, доктора

и повара. Но все-таки идея Кирленкова еще не дошла ни до ко-

го. Нужен был конкретный логический мост от уравнений к сути

дела.  И дело не в том, что нужно было как-то упростить свою

мысль,  вроде как бы популяризировать ее,  просто она должна

была быть высказана иным языком.  Потому что физики труднее,

чем кто-либо другой, находят связь между абстракциями, с ко-

торыми им приходится иметь дело,  и действительными явления-

ми.  Просто они меньше других верят в то, что, покинув лабо-

раторию,  могут  встретиться  с  объектом своей работы дома.

Особенно непостижимым это казалось здесь,  в Нейтринной, где

слова "лаборатория" и "дом" были однозначны.

   Первым очнулся Оганесян:

   - Нет,  нет... Что вы, это совершенно невозможно. Вы меня

простите, Анатолий Дмитриевич, но вы колдун какой-то, гипно-

тизер. Заворожили нас, увлекли так, что и возразить пока не-

чего... Мысли, знаете, рассыпаются как-то. Уж очень ошеломи-

тельно.

   - Когда Гейзенберг предложил свою единую теорию  поля,  -

Володя  Карпов,  наверное,  впервые в жизни говорил строго и

спокойно, не болтая расхлябанно руками, - то Нильс Бор сразу

же сказал, что для того, чтобы быть истинной, эта теория не-

достаточно сумасшедшая.  У Кирленкова  элемент  сумасшествия

налицо.

   Никто так и не понял,  поддерживает он Кирленкова или оп-

ровергает.

   Оганесян что-то неуверенно промычал, покачал головой, по-

том, склонив ее набок и прищуря добрый карий глаз, пробормо-

тал:

   - А знаете ли...  Так оно и получается, в сущности... - В

этот момент он наверняка сопоставлял известные всем данные с

вычислениями на доске.  Но как только от математических абс-

тракций он мысленно перенесся  к  незнакомцу  в  парусиновых

брюках, то сейчас же вскипел:

   - Ерунда!  Совершеннейшая ерунда.  Но что же тогда, я вас

спрашиваю? А?

   Кирленков мучительно искал недостающее звено.  Он  видел,

что  его  математика  не убедила товарищей.  Они все поняли,

согласились с ним,  и если бы на его кровати не лежал сейчас

этот человек,  все было бы ясно.  Теперь же никто не решался

перебросить мост от решенной научной загадки к необъяснимому

появлению самого обычного человека.  Слишком уж такое стече-

ние обстоятельств было необычно.  А может быть, здесь просто

глупое совпадение? Нет, не совпадение. И, сам не замечая то-

го,  Кирленков заговорил вслух.  Тихо, медленно и последова-

тельно,  точно  строя  хрупкий карточный домик,  он соединял

звено со звеном. Увлекшись, он перестал мыслить математичес-

кими  абстракциями и формулировал свои мысли чисто философс-

ки:

   - А где,  собственно,  находятся предполагаемые антимиры?

Ведь получается весьма парадоксальная ситуация. Мы говорим о

симметрии мира,  о том, что каждой частице соответствует ан-

тичастица. Но на самом-то деле вокруг нас есть только несим-

метричная природа.  Чтобы дать хоть какой-то ответ, мы пред-

полагаем,  что антиматерия существует не в нашем мире,  а  в

глубинах вселенной,  в каких-то далеких галактиках.  Это тем

легче допустить,  чем труднее проверить.  А  нашему  земному

наблюдателю  почти  невозможно обнаружить антимир.  Действи-

тельно,  пусть мы видим какое-то небесное тело и  хотим  уз-

нать,  из чего оно построено: из атомов или антиатомов. Увы,

световые волны,  испускаемые телом,  этого нам не скажут.  И

вещество и антивещество излучают один и тот же свет.

   - Даже я об этом знаю,  - с  нарочитым  вздохом  произнес

доктор.

   Кирленков опомнился:

   - Простите, я, кажется, увлекся. Но мне бы хотелось изло-

жить свою мысль до конца.

   - Пожалуйста,  Анатолий Дмитриевич, - кивнул головой Ога-

несян,  который уже понял мысль Кирленкова  и  мог  спокойно

следить за ее развитием.

   - Гениальный Дирак открыл антимир еще в тридцатых  годах.

Все рассуждения об антимирах и антивеществе, все дискуссии и

надежды, связанные с фотонными ракетами, основаны в конечном

итоге на теории Дирака.  Но если мы попытаемся докопаться до

истоков его теории,  то увидим, что дираковское исходное по-

ложение-это природа вакуума.  Дирак не считает вакуум пусто-

той.  В этом все дело. Дираковский вакуум - это море, до от-

каза набитое элементарными частицами. Но частицы эти тоже не

обычны. Они никак не воспринимаются даже самыми совершенными

приборами. Но стоит сообщить им огромный запас энергии, и мы

можем выбить их из вакуума,  создать материю  из  ничего.  И

здесь нет никакой идеалистической ловушки.  Просто частицы в

море Дирака обпадают отрицательной  энергией.  Меньшей,  чем

нуль.  Отрицательная  энергия  -  это значит и отрицательная

масса.  Мяч из таких отрицательных частиц от  толчка  вперед

полетит назад. Все те частицы, которые мы открыли, в сущнос-

ти предугаданы Дираком.  И антипротон и позитрон - это всего

лишь дырки. Дырки в пустоте. Мощным ударом энергии мы их вы-

били из вакуума и получили античастицы. Вакуум - это туннель

из мира в антимир.  Из мира плюс-энергии в мир минусэнергии.

Этот минус-мир движется,  в нем текут процессы,  совершаются

физические взаимодействия и химические реакции.  И если, как

мы знаем это из астрономии,  наша вселенная расширяется,  то

та,  лежащая за вакуумом,  минус-вселенная, сжимается. Иначе

нельзя.  В этом блестяще проявляется закон марксистской диа-

лектики,  закон  единства и борьбы противоположностей.  Этот

минус-мир должен жить во встречном времени.  Для них, я имею

в  виду  обитателей  бесконечной  вселенной из антивещества,

время идет обратно нашему.

   Итак, нашей вселенной всюду - рядом с нами,  в нас самих,

возможно,  - сопутствует другая невидимая вселенная, живущая

во  встречном времени.  В ней свои,  не воспринимаемые нами,

объекты,  но такие же материальные и реальные,  как наши.  И

поскольку  она подчинена всем известным нам законам природы,

мы когда-нибудь сумеем обнаружить ее экспериментально.

   Человек, которого мы обнаружили в аккумуляторной, оттуда,

из этой вселенной,  живущей во  встречном  времени.  Другого

объяснения того,  как человек мог,  не открывая двери,  ока-

заться внутри запертого помещения,  я  не  знаю.  Моя  мысль

подтверждается и показаниями приборов в аккумуляторной,  я о

них уже говорил. О том, что нейтринные поглотители зарегист-

рировали переход антипространства через нуль, свидетельству-

ют данные, о которых рассказал нам Карпов.

   Кирленков сел.  Он ожидал бури, но все молчали. Ошарашен-

ные и убежденные,  протестующие и покоренные его  логикой  и

полетом его мысли.

   - Как жаль,  что никого из нас не было на улице в тот мо-

мент, - огорченно и тихо сказал Володя Карпов.

   - Как никого?  - разом вскричали Оганесян и Водобоев,-  А

Юрочка!

 

   Юра протяжно зевнул, потянулся и открыл глаза. Тело слад-

ко ныло,  в суставах пряталась боль.  Было  такое  ощущение,

точно просыпаешься после первой в этом году лыжной прогулки.

   Юра взглянул на часы. Они показывали без четверти двенад-

цать.

   "Неужели проспал?" - испугался он и огорченно почесал ще-

ку. Пальцы его наткнулись на марлевую каклейку, и Юра вспом-

нил свое вчерашнее приключение.  Он сел и уже было  собрался

откинуть одеяло, как взгляд его случайно остановился на кро-

вати Кирленкова.  Там лежал неизвестный человек с небритым и

усталым лицом.  Это лицо показалось Юре таким знакомым,  что

он тихо вскрикнул. Но человек не проснулся.

   Юра откинулся на подушку,  мучительно стараясь вспомнить,

где он видел этот крутой лоб и впалые, изможденные щеки. Ка-

залось, что стоит еще чуть-чуть напрячься, как вспомнишь, но

в самый последний момент мысли расползались,  вялые и негиб-

кие.  И  опять нужно было возвращаться,  что-то припоминать,

что-то отбрасывать,  как несущественное. От этой мучительной

и  напряженной  работы Юру стало мутить.  К голове прихлынул

сухой жар, и Юра был куда-то опрокинут и унесен.

   Ему казалось,  что он тонет в багровом болоте. Сколько он

ни бился,  никак не удавалось выбраться из засасывающей тря-

сины. Каждое движение только ухудшало его положение. Вот уже

кровавая болотная вода подступила к самому горлу.  Юра хочет

схватиться за что-то рукой и не может - ее зажало в железных

тисках.

   - Опять бредит, - тихо сказал доктор, опуская Юрину руку.

   - А как второй?  - спросил Кирленков, кивнув на свою кро-

вать.

   - По-прежнему в беспамятстве.

   - Как же мы кормить-то их будем? - огорченно развел рука-

ми Костенко и осторожно накрыл салфеткой две чашки бульона с

гренками и стакан с густым малиновым киселем.

   Один за другим все тихо вышли  из  комнаты.  В  коридоре,

медленно закрывая дверь, Водобоев сказал Кирленкову:

   - Послушай,  Толя!  Я не собираюсь с тобой спорить. Может

быть,  ты и прав. Но ответь мне, пожалуйста, на один вопрос.

Ну,  пусть твой этот минус-мир  абсолютно  зеркален  нашему.

Пусть  там все так же.  Даже люди точно такие же.  Пусть они

нашли возможность пробиться в наш мир  и  перестроить,  или,

как вы,  физики,  говорите, перезарядить антиатомы на атомы,

чтобы не взорваться здесь у нас. Ладно, я верю этому так, на

слово,  огульно.  Ты объясни мне другое. Почему у незнакомца

рубашка с красной меткой: Л. Ш. и ярлычок Минской шелкоткац-

кой фабрики?  Это раз.  Теперь обрати внимание на его брюки:

тридцать четыре сантиметра.  Таких никто не носит, даже ярые

борцы со стилягами.  Да и сандалии такие, как когда-то носил

мой папаша. Почему человек из антимира носит минскую рубашку

и вообще одет так, как одевались дачники лет двадцать назад?

А вообще я целиком за тебя. Тем более, что и в антимире, су-

дя по его посланцу, тоже страдают гипертонией.

   И, насмешливо поклонившись, щеголеватый доктор молодцева-

то зашагал в столовую, куда только что перед этим отправился

повар.

   Кирленков, задумчиво потупившись, тоже пошел в столовую.

 

   После обеда спор возобновился.  Попыхивая трубкой, Огане-

сян попытался примирить бушующие страсти.

   - Помните,  -  сказал он,  - у Чапека есть прекрасная по-

весть "Метеор".  Там на больничной койке  лежит  потерпевший

аварию  летчик.  Он весь обгорел,  без сознания и документов

нет.  Никто о нем ничего не знает. И каждый конструирует его

историю  по-своему.  Это повесть о различных путях познания.

Религиозная сестра воссоздает историю летчика из ночных сно-

видений, доктор из чисто внешних, физиологических и терапев-

тических признаков,  ясновидящий...  Ну, само собой понятно.

Но наиболее полную картину дает писатель.  Вот, мне кажется,

у нас с вами подобная ситуация.  Анатолий Дмитриевич порадо-

вал  нас  сегодня утром блестящей гипотезой.  Я бы назвал ее

рассказом доктора плюс чуть-чуть от писателя и еще меньше от

ясновидящего.  Научная  часть  гипотезы Анатолия Дмитриевича

хоть и спорна,  но блестяща.  Этого у нее не отнять.  Но вот

выводы...  Здесь остается только руками развести. И если ча-

пековский ясновидящий что-то такое все же сумел увидеть,  то

здесь... Впрочем, не буду повторяться и умолчу о шитых белы-

ми нитками местах гипотезы Анатолия Дмитриевича.  О них  уже

говорилось не раз.  Чем,  собственно,  я хочу закончить свою

мысль?  Я с нетерпением жду выздоровления Юрочки.  Мне очень

хотелось бы знать его мнение. Рассказ же писателя нам просто

необходим. А Юрочка у нас не просто писатель, он - поэт!

   Все рассмеялись. И Кирленков тоже.

   - Полностью согласен с вами,  Вартан Цолакович, - многоз-

начительно подняв указательный палец,  сказал Володя Карпов,

- только одно небольшое добавление.  Дело в том, что рассказ

писателя был заключительным аккордом, когда весь фактический

материал уже оказался собранным.  У нас же есть еще один не-

использованный резерв. Я сегодня проявил пленку, которая бы-

ла в Юрочкином киноаппарате.  Завтра все смогут увидеть зас-

нятый им фрагмент. Думаю, что он будет интересен.

   - Если так,  то и я выложу все свои карты на стол, - ска-

зал Кирленков. - Только то, что я вам сейчас скажу, считайте

лишь одной из возможных гипотез.  Дело касается инициалов Л.

Ш. на рубашке Минской фабрики.

   В столовой стояла напряженная тишина.

   Кирленков продолжал:

   - До войны в Минске жил крупный ученый  физик,  профессор

Лев Иосифович Шапиро.  Он занимался так называемым "творящим

полем" - осцилляторами вакуума.  Он пропал без вести. Счита-

ют, что его убили немцы.

 

   Когда потух  свет и на экране показались блестящие змеи и

молнии поцарапанной ленты,  все затаили дыхание.  Но  ничего

нового по сравнению с тем,  что видел Юра при съемке,  фильм

не дал. Это сказал сам Юра, который, несмотря на решительные

протесты Волобоева,  захотел сам присутствовать на просмотре

ленты и давать пояснения.  Коротенький отрезок ленты прокру-

тили еще раз и зажгли свет. Единственным дополнением к тайне

Незнакомца сегодня было лишь то, что все, и сам Юра, узнали,

что лицо в огненном иллюминаторе принадлежит человеку, кото-

рый все еще без сознания лежал на постели Кирленкова.  Вот и

все.

   - Послушай, Толя, - обратился к Кирленкову Юра, - растол-

куй ты мне подробней о встречном времени. Чего-то я здесь не

до конца понимаю.

   К Юриной просьбе присоединились все.

   Кирленков стал рассказывать:

   - Вы помните последний кадр Юриного фильма?  Вероятно,  в

тот момент,  когда он снимался,  наш Юрочка уже был  сбит  с

ног. Поэтому нацеленная в небо кинокамера запечатлела весьма

тривиальный эпизод:  падение кедровой шишки. Как она падала,

вы видели. Теперь мысленно представьте себе, что пленка ста-

нет прокручиваться в обратном направлении.  Что будет тогда?

Вы увидите,  как притягиваемая землей шишка  взлетит в небо.

То есть поведет себя точно так же,  как  тело  отрицательной

энергии.  По сути дела,  поменяв направление движения ленты,

мы изменили направление течения времени.  Любое тело, взятое

из нашей жизни,  хотя бы этот ключ от аккумуляторной, в мире

отрицательной энергии полетит вверх, как и наша воображаемая

шишка. Понятно?

   Кто сказал "да", а кто просто кивнул головой, лишь Огане-

сян громко предложил:

   - А знаете что?  Давайте действительно крутить  пленку  в

обратном направлении!

   Опять на экране прыгали золотые змейки.  Потом показалось

небо, мохнатая лапа кедра. Кедровая шишка действительно выс-

кочила из снега и,  вознесшись вверх,  приросла к ветке.  Но

это уже никого не интересовало.

   Ничего необычного здесь не было:  пленка прокручивалась в

обратную  сторону.  Все  с любопытством ждали,  что же будет

дальше.

   На фоне  голубого неба виднелись туманные силуэты дальних

кряжей.  Все было как-то неестественно наклонено к линии го-

ризонта.  Потом кедр качнулся,  куда-то переместился,  и все

увидели раскаленную глыбу - домик  аккумуляторной.  Вишневый

накал  сменился пурпурным,  потом оранжевым.  Дом начал едва

заметно вибрировать,  точно хотел скорее излучиться в  свет.

Частота колебаний постепенно увеличилась, и все с удивлением

увидели, что домик аккумуляторной начал таять, как тает бро-

шенный в воду оранжевый кристалл хромовых квасцов.

   Наконец, когда контуры аккумуляторной стали  едва  угады-

ваться,  в  небе зажглось пятно непередаваемого красного от-

тенка. Это был какой-то иллюминатор. Цвет его постепенно ме-

нялся, точно этот иллюминатор выплывал из инфракрасной части

спектра в зону видимого света.

   И когда иллюминатор зажегся чуть желтоватым,  соломенного

оттенка светом, в нем резко и четко обозначилось лицо Незна-

комца.  Глаза его были закрыты, подбородок энергично вскинут

вверх. Оно скорее напоминало скульптуру, чем лицо живого че-

ловека,  такая была в нем сила экспрессии и мрачная гротеск-

ность.

   Постепенно свет  в иллюминаторе менялся в сторону ультра-

фиолетового конца спектра. Странные превращения претерпевало

и лицо Незнакомца. Обратное прокручивание выявило незамечен-

ные ранее детали.  Сначала исчезли или,  может быть,  просто

стали прозрачными волосы,  потом - кожа. Некоторое время был

виден чисто анатомический портрет - сухожилия,  мускулы, ве-

ны. Потом изображение стало похоже на рентгеновский снимок -

череп и неясные тени постепенно тающих тканей.  Наконец, ис-

чезло и это.  И в иллюминаторе полыхал только странный спир-

товой огонк.

   Вдруг стекло иллюминатора стало расслаиваться, в нем воз-

никали какие-то неглубокие дырочки, от которых во все сторо-

ны летели отколотые пластинки.

   - Точно кто-то стреляет по толстому кварцевому стеклу,  -

прокомментировал происходящее на экране Володя Карпов.

   То, что Володя принял за дырки от пуль,  все сильнее  уг-

лублялось  в  стекло иллюминатора,  пока там не образовалась

маленькая черная точка.  Вокруг нее молниями побежали трещи-

ны.  Что-то  невидимое  ворвалось  в иллюминатор.  Спиртовой

огонь качнулся,  точно под сильным порывом ветра. И внезапно

все озарилось мертвенным зеленым светом.  В этом свете стала

видна внутренность какой-то тесной сферической кабины. Каби-

на  держалась на экране доли секунды,  но все заметили,  что

она была пуста,  лишь на стенках ее колючим огнем вспыхивали

зеленые блестки. Лента кончилась.

   Оганесян включил свет.

 

   Четверг весь прошел в напряженном труде. До прибытия вер-

толета оставался только один день.  А нужно было успеть лик-

видировать все нарушения и поломки в приборах, вызванные не-

ожиданным вторжением Незнакомца.  По крайней мере необходимо

было выяснить, что можно починить здесь своими силами, а что

придется  отослать  на вертолете или даже выписать с главной

базы.  Ничего нового в этот день обитатели площадки на  Тан-

ну-ола  не узнали - некогда было даже поговорить.  Лишь один

только Юра слонялся без дела,  так как строгим приказом Ога-

несяна  и доктора был отстранен от всяких работ.  Единствен-

ное, что ему разрешалось делать, это дежурить у постели Нез-

накомца,  который  не  приходил в сознание.  Тысячи вопросов

буквально жгли язык,  но все были так заняты,  что Юрины по-

пытки заговорить встречали только раздраженный протест.  Ос-

тавалось лишь бродить по комнатам и смотреть в окна, что Юра

и делал.

   Наконец, ему повезло.  Кирленков, утомленный перетаскива-

нием разряженных аккумуляторов,  вошел в дом умыться и пере-

дохнуть.  Он был мгновенно атакован Юрой,  вылившим на  него

весь накопленный запас вопросов и нетерпения,

   - Я знаю,  что ты думаешь,  Толя, знаю. - Юра говорил то-

ропливо,  чтобы  не  дать  Кирленкову отговориться ничего не

значащей фразой.  - Ты думаешь,  что незнакомец - это доктор

Шапиро.  Это в конце концов легко установить на Большой зем-

ле.  Дело не в том. Ты мне вот что ответь: если это он и ка-

ким-то  образом он сумел создать дираковский вакуум,  то как

он мог жить там? А?

   - Где там?

   - В мире минус-энергии.  Ведь если он перезарядил  каждую

элементарную  частицу всех атомов своего тела и ушел в анти-

мир, то это было, как ты говорил вчера, в сорок первом году.

Так?  А как же он жил там двадцать лет?  Что ел?  Чем дышал,

почему не обтрепал свой дачный костюм? Или ты полагаешь, что

там есть мир, полностью подобный нашему?

   Юра еще продолжал бы засыпать Кирленкова вопросами,  если

бы тот умоляюще не поднял руки вверх.

   - Хватит, Юрочка, хватит. Не все сразу. Прежде всего все,

что ты сейчас сказал, сказал и придумал именно ты, а не я. Я

же ничего не говорил.

   - Но ведь ты думаешь именно так.

   - Что я думаю, знаю только я один. Тебе я отвечу лишь за-

тем,  чтобы ты понял, как необходимо физику знать теорию от-

носительности.

   - Я знаю.

   - Нет,  ты не знаешь. Ты изучал ее - этому я охотно верю.

Но не более,  - Кирленков взглянул на часы и встал. - Пойдем

в гостиную, посидим четверть часа, покурим, и я тебе немного

расскажу.

   - В классической ньютоновской физике,  - начал Кирленков,

попыхивая сигаретой,  - соотношения "раньше",  "позже", "од-

новременно" всегда считались" абсолютно не связанными с  вы-

бором системы отсчета. Эйнштейн отчасти ликвидировал эту не-

существующую абсолютность.  Наряду с  событиями,  последова-

тельность которых во времени по-прежнему не зависела от сис-

темы отсчета, появилась новая категория событий. Мы называем

их квазиодновременными, то есть ложно одновременными. Каждое

из этих квазиодновременных событий при смене системы отсчета

может  превратиться из предшествующего в последующее или од-

новременное. В сущности любые два события либо квазиодновре-

менны, либо квазиодноместны.

   К чему я это говорю?  А вот к чему.  Допустим,  все  было

так, как ты только что сказал. Заметь: именно ты, а не я.

   Юра согласно кивнул.

   - Так вот,  - продолжал Кирленков, - допустим, Незнакомец

ушел через дираковский вакуум где-то около Минска, а вернул-

ся в наш мир здесь,  на Танну-ола. Здесь явное нарушение од-

номестности.  Почему?  Да потому,  что тот мир не может быть

полностью  зеркален нашему.  Ты вошел туда в одном месте,  а

вышел в другом. Вот и все. Такие же превращения могут быть и

со временем.  В сущности можно допустить,  что он появился у

нас в мире вчера, а из антимира вышел завтра.

   - Ну, уж это ты того... Через край хватил.

   - Ничего не хватил.  Вот послушай.  Допустим,  в антимире

есть два события - А и Б.  А - это выстрел охотника. Б - это

смерть подстреленного им зверя. Наоборот вроде никак нельзя.

Ведь если в какой-нибудь системе отсчета ружейная пуля попа-

дет в тело зверя и причинит ему смерть раньше, чем она выле-

тела из ружья, все наши представления о причинности оказыва-

ются вверх ногами.  Это  даже  не  индетерминизм,  а  вообще

черт-те  что.  Получится,  что  в одной системе отсчета волк

умирает потому,  что в него выстрелили,  а в другой -  ружье

выстрелило потому,  что он умер.  Нелепица! И действительно,

никакая наука не может допустить,  чтобы следствия предшест-

вовали  своим причинам.  Для этого нужно невозможное:  чтобы

пуля летела быстрее света.  Вот в этом все дело. В скорости.

Свет обогнать нельзя. Но приблизиться к скорости света - от-

чего же нет? Значит, если мы увеличим скорость почти до све-

товой,  у  нас,  во-первых,  причина  останется причиной,  а

следствие - следствием,  и ничто не нарушится,  а во-вторых,

сузится  промежуток  времени  между  причиной  и следствием.

Здесь и весь секрет.  Незнакомец ушел в мир встречного  вре*

мени. Он ушел из нашей системы отсчета в другую. Это для нас

прошло двадцать лет,  а для него могли пройти неделя,  день,

час. Я не знаю точно, сколько. Понял теперь?

   - Ты все-таки молодец,  Толик.  - Юра обнял Кирленкова. -

Ты гений.  Что бы там ни было, правда все это или ошибка, но

ты гений.

   Кирленков взглянул  на  часы  и  встал.  Потом неожиданно

улыбнулся, ткнул Юру пальцем в живот и пошел к двери.

   - Когда станешь академиком. Толя, возьми меня к себе.

   - Ладно, возьму.

   - Но  я  найду  еще  доводы против твоей гипотезы.  Так и

знай, - крикнул ему вслед Юра.

   - Ну,  научные  работнички - столяры и плотнички!  Давай,

давай! - торопил всех Юра.

   Работать ему еще не разрешали, и он увязался за Кирленко-

вым и Карповым в аккумуляторную, чтобы мешать.

   Кирленков молча  и сосредоточенно паял.  Как художник над

мозаикой,  склонился он над панелью с перепутанными  жилками

проводов и разноцветными цилиндрами сопротивлений, выискивая

одному ему понятные нарушения в схеме.

   В другом  углу  за высоким лабораторным столом застенчиво

приютился Володя Карпов.  В руках у него гудело пламя кисло-

родной горелки и молочным светом лучилось раскаленное стекло

кварцевого баллона. А Юра размашистыми шагами ходил от стены

к стене. Нараспев читал стихи Блока, Элюара и свои собствен-

ные,  время от времени приставал,  но вообще вел себя вполне

прилично.  Во  всяком случае,  Кирленков еще не предпринимал

попыток от него избавиться.

   Все устали.  Кирленков  от напряженного высматривания де-

фектов своей полупроводниковой мозаики.  Володя - от  яркого

кварцевого света, Юра - от себя самого.

   Кирленков выключил паяльник,  Володя завернул вентили по-

дачи газов, а Юра просто закрыл рот и присел на краешек сто-

ла. Кирленков достал из холодильника две бутылки кефира, по-

том, взглянув на Юру, потянулся за третьей.

   Взболтав кефир и проткнув пальцем тонкую жесть, Юра опять

начал говорить:

   - Ну хорошо!  Как будто всем все ясно, все обо всем дого-

ворились.  Но я не согласен.  Учти,  Толя, сейчас я говорю с

тобой не как физик с физиком, а как литератор с физиком.

   Кирленков, чуть приподняв бровь, взглянул на Юру.

   - Да,  Толя, именно как литератор. С точки зрения литера-

туры наша повесть идет по пути наименьшего сопротивления.  И

вот, что мне не нравится. Ну, посуди сам. Человек из антими-

ра сваливается не куда-нибудь,  а именно в нашу аккумулятор-

ную,  чтобы талантливый физик Кирленков мгновенно все разга-

дал.  Зверь  бежит на ловца.  Почему твой профессор оказался

именно здесь,  а не где-нибудь в комнате начальника милиции,

в  зале для игр детского сада или еще я не знаю где?  Почему

он попал туда,  где тайну его появления легче  всего  сумеют

разгадать? Это что, случайность или необходимость? Мы же все

физики, диалектики-детерминисты. Ну?

   Кирленков с интересом слушал Юрину речь.  Юра начал гово-

рить просто так, чтобы не молчать, но постепенно сам увлекся

своими литературными возражениями; внимание Кирленкова толь-

ко подливало масла в огонь.

   - Никакой писатель, - Юра восторженно простер руку вверх,

- не строил бы таким образом сюжет повести, а физик не видит

ужасающей дыры  в  состряпанном им объяснении.  Да,  с точки

зрения нас,  писателей,  этот человек не имеет права быть из

антимира,  поскольку антимиром интересуешься ты! - Юра гордо

смотрел на поверженного,  как ему казалось, в прах Кирленко-

ва.

   Неожиданно в разговор вмешался Володя Карпов:

   - Этот человек, если он пришел сквозь дираковский вакуум,

должен был оказаться здесь с гораздо большей степенью  веро-

ятности, чем где-нибудь в любом другом месте.

   - Почему?  - вопрос был задан Юрой и Кирленковым одновре-

менно.

   - Потому, что он и Толина установка долбили вакуум с двух

сторон.  Это вроде взаимопомощи.  Вот... потому... Я, видите

ли, уже думал над этим. Правда, не с тех позиций, что отста-

ивает Юра.  Просто с точки зрения философских категорий: не-

обходимость и случайность. Так вот, здесь - необходимость, а

не случайность. Я даже прикинул на бумаге.

   Карпов протянул Кирленкову свой блокнот. Юра слез со сто-

ла  и  склонился  над Кирленковым,  но тот досадливым жестом

отогнал его на более далекое расстояние.

   Минут десять  в аккумуляторной стояла тишина.  Потом Кир-

ленков возвратил Володе блокнот и восхищенно сказал:

   - Здорово! Здесь то, чего мне не хватало раньше.

   - Я знаю,  Толя,  - Карпов смущенно повертел  головой,  -

здесь  именно  тот оператор Гамильтона,  из-за которого тебя

тогда срезал Беловидов.  Но у тебя не было  обоснования  его

применимости, не было граничных условий. А я их получил экс-

периментально и совершенно случайно,  когда чинил твои боро-

рениевые диски. Это в сущности твои данные... Возьми...

   Кирленков отстранил блокнот.

   - Нет,  Володя, спасибо, нельзя. Это твое самостоятельное

решение, я не могу.

   Под действием  противоположно  направленных  сил  блокнот

упал на пол. Юра подхватил его и начал листать. Но Кирленков

прикрыл листы ладонью.

   - Все равно ничего не поймешь, стихоплет. А если поймешь,

то  напишешь статейку в "Технику - молодежи".  Постой,  пос-

той... Как же ты напишешь? Ага! Вот так: "Мир и антимир. Они

как  два неуловимых друг для друга призрака взаимно пронизы-

ваются.  Один для другого служит  дополнительным  источником

поставки частиц.  Они спасают друг друга от разжижения. Один

физик, идеалист и церковник, както с точностью до одной шту-

ки подсчитал число элементарных частиц во вселенной. Его ог-

раниченному богоискательскому мозгу никогда не  понять,  как

слаба эта теория.  Ведь число частиц - это понятие статисти-

ческое.  На самом деле наш мир и антимир постоянно обменива-

ются частицами высоких энергий.

   Что же случилось у нас?  Мы,  - ты так и напишешь,  - мы,

включили  генератор  искривления пространства.  Борорениевые

диски создали гравитационный потенциал, который как бы, если

говорить популярно, понизил энергетический барьер между про-

тивоположными мирами.  Это вызвало флюктуацию полей.  И соз-

данный  в минус-мире вакуум начал перемещаться именно к этой

точке с наименьшим скачком энергии. Вопреки обычному литера-

турному  сюжету  потенциал  перемещался  по пути наименьшего

сопротивления, стремясь достигнуть уровня с наименьшей энер-

гией. И, пусть простят нас литераторы, мы не виноваты, что в

потенциале сидел наш герой..."

   Кирленкова прервал заливистый Юрин хохот.

   - Ха-ха-ха-а-а-а!  Не напишу -  флюкту-а-а-ации!  Не  на-

пи-шу... так...

   Пока он смеялся,  Володя подошел к Кирленкову и, протяги-

вая ему блокнот, сказал:

   - Толя, возьми. Ведь все-таки это сработала твоя установ-

ка.  И сей факт не может умалить даже то,  что пришла неожи-

данная помощь от  минус-энергетического  потенциала.  Просто

нужно  усилить  мощность  на выходе,  и диски зарегистрируют

всякую временную инверсию без постороннего вмешательства. Ты

оказался прав.

   А мне это не нужно. Через месяц-два я заканчиваю свою ра-

боту над поглотителями.  Поэтому возьми. И знаешь, что? Сде-

лай статью за твоей и моей подписью и отошли  ее  в  "Успехи

физики". Тогда твоя совесть будет спокойна.

 

                        Рассказ Юры

 

   Было раннее свежее утро,  кристально-чистое,  с мокрой от

росы травой.  Профессор, одетый в легкий костюм, сидел перед

камином и жег бумаги.

   Немецкие тайки прорвались к узловой станции, и город ока-

зался  отрезанным.  Эвакуироваться  не удалось,  и профессор

должен был уйти к  партизанам.  Но  прежде  необходимо  было

уничтожить все следы того замечательного открытия,  которому

были отданы лучшие годы жизни.  Ничто  не  должно  достаться

врагам: ни приборы, ни формулы. Вот вспыхнул и скорчился ла-

бораторный журнал,  том уже отпечатанного,  но еще не подпи-

санного отчета.

   Нужно было спешить,  немцы могли нагрянуть сюда с  минуты

на минуту. Профессору было известно, что гестапо уже два го-

да интересуется этой уединенной загородной лабораторией, по-

этому возможно, что немцы прежде всего поспешат именно сюда.

   Вот и все.  Профессор швырнул в огонь последнюю  бумажку,

которая быстро почернела и свернулась.  Оставался лаборатор-

ный стол. На нем все нужно было разбить и бросить в огонь. И

главное - эта камера...  Точно огромная океанская батисфера,

стояла она, прикрученная к массивному железобетонному фунда-

менту,  уставившись на профессора циклопическим глазом квар-

цевого иллюминатора.

   Ее и взорвать-то будет не так просто, подумал просрессор.

Взгляд его остановился на двух ящиках тротиловых  шашек.  На

них  лежала аккуратная бухта детонирующего шнура,  картонная

коробочка с капсюль-детонаторами,  две коробки спичек, плос-

когубцы  для  обжима детонаторов и даже саперный нож,  чтобы

сделать косой срез на шнуре.

   Все это еще ночью принесли из лесу от товарища М.  - сек-

ретаря райкома,  который был в курсе работ профессора. Он же

днем раньше преподал профессору первый урок подрывного дела.

   Профессор нагнулся и начал вынимать шашки из первого ящи-

ка.  Они смотрели на него, такие ручные и совсем нестрашные.

Вот коричневый кружок на бумажной наклейке. Его нужно протк-

нуть,  под ним отверстие для детонатора.  Все правильно, все

так.

   Профессор взглянул в окно и остолбенел.

   У самой опушки он увидел большую машину. С бортов спрыги-

вали темные фигурки, отбегали немного в сторону и выстраива-

лись в колонну. Потом от колонны отделилась группа человек в

десять и направилась прямо к лаборатории. Профессор схватилv

бинокль.  Он ясно видел грязно-зеленые шинели и  висящие  на

груди автоматы.  Рядом с солдатами шел офицер в черном френ-

че,  шитом серебром,  в фуражке с очень высокой тульей. Про-

фессор  видел,  как гнутся под сапогами огромные луговые ро-

машки,  как лакированный носок брезгливо сшиб ярко-оранжевый

мухомор.

   "Они будут здесь минут через пять.  Ясно,  не  успею",  -

профессор быстро направился к распределительному щиту. Вклю-

чил рубильник. Загудели трансформаторы, напружинив свои мед-

ные  шины,  по которым текла энергия высокого н"г" пряжения.

Ожили стрелки приборов.  Одна из них медленна.  но неуклонно

ползла  к  красной  черте.  Профессор опять взглянул в окно.

Немцы были уже почти возле самой ограды.  Тогда он кинулся к

двери.  Два  раза  повернул  ключ.  Ленивая стрелка достигла

красной черты.  Раздался негромкий хлопок,  и на боковой по-

верхности  сферической  кабины  обозначилась невидимая ранее

дверца.  Она раскрывалась все шире и шире, а между тем в ко-

ридоре уже послышался топот. Немцы разбегались по помещению.

   Говорят, что в минуту смертельной опасности перед челове-

ком проносится вся его жизнь.  Профессору же неожиданно отк-

рылось будущее. Он ясно увидел чадящие трубы Освенцима, горы

сплетенных  и изувеченных тел на дне осклизлой ямы и волоса-

тые руки с засученными  рукавами,  которые  с  размаху  бьют

оземь грудных детей.

   И еще он увидел себя - пожилого доброго человека, для ко-

торого весь мир сузился до библиотеки любимых книг и высокой

кафедры,  с которой он читал свои лекции. Еще недавно он мог

бы  сказать,  что люди добры и стремятся к знаниям,  а самое

большое добро на земле - это помогать людям в их  стремлени-

ях.  И ничто не могло разуверить его в этом. Но секунда под-

вела итог. Она вобрала в себя ночные далекие зарева, очереди

за хлебом,  заклеенные крест-накрест окна. Все. что он читал

раньше в газетах,  вспомнилось  ему  сейчас  и  придвинулось

близко и ощутимо. Те, кто пришел сюда, чтобы убить его, вче-

ра сжигали книги и устраивали  облаву  на  людей,  виноватых

лишь  в том,  что у них иная форма носа.  Это они изгнали из

страны Эйнштейна... Теперь они здесь. И человек, для которо-

го до сегодняшнего дня ничего не существовало,  кроме науки,

вдруг ощутил детскую обиду.  Он страстно позавидовал молодым

бритоголовым  парням,  которые,  сдвинув  на бровь выжженные

солнцем пилотки,  прошли недавно мимо него. Уже тогда, когда

в  воздухе  остались лишь тонкая,  как пудра,  пыль и отзвук

песни "Вставай на смертный бой...",  он  впервые  пожалел  о

своей  старости.  Теперь  же  он ясно понял,  что идет такая

борьба,  перед которой все отходит на задний план. Сражайся,

остальное потом. Когда - потом? Когда ты уничтожишь тех, кто

посягнул на твою землю,  на твою науку, на все, что отличает

человечество от муравьиной кучи.

 

   Никогда профессор не думал о том, что вырванная им у при-

роды тайна могла бы стать могучим орудием войны.  Но сегодня

он  горячо  пожалел,  что  ежедневно отнимал от своей работы

шесть часов на сон.  Если помножить эти часы на дни и  годы,

то  уже  давно он смог бы закончить ее.  И тогда в руках его

страны оказалась бы сила, способная мгновенно швырнуть любые

орды фашистов в бездну небытия.

   И еще увидел профессор синее небо. Ласковое небо, которое

заслоняет от людей звезды и далекие галактики. И это хорошо,

что оно заслоняет их. Нельзя постоянно думать о том, что ле-

жит за гранью постигаемого.  Людям нужно и просто так,  без-

думно,  смотреть в облака, лежа в густой и пряной траве, где

стрекочут кузнечики.  Людям нужна красота,  смех и беззабот-

ность.  Отдых тоже нужен людям. Глубокий отдых после тяжелой

работы.

   Вот сейчас он уйдет из жизни.  И самое  важное  для  него

сейчас  - это вера в великую власть справедливости,  которая

всегда восторжествует,  как бы ни был темен и страшен сегод-

няшний день.  Не раз мрачные изуверы заставляли человечество

блуждать впотьмах,  не раз слабые духом шептали, что это на-

вечно, но всегда приходило светлое завтра.

   В тот момент,  когда первый приклад обрушился  на  дверь,

ведущую  в  лабораторию,  за профессором захлопнулась другая

дверь, ведущая в антимир. Дверь дираковской кабины.

   Когда немцы  ворвались  в  лабораторию,  она  была пуста.

Только гудели трансформаторы и вспыхивали электронные лампы,

да  в  огромной круглой камере светился иллюминатор.  Офицер

велел тщательно обыскать всю комнату.  Один из немцев загля-

нул в светящийся иллюминатор, увидел там запрокинутое лицо с

темными тенями впалых щек. В лаборатории начался переполох.

   Приклады застучали  по гудящему металлу огромной сухопут-

ной батисферы, по неподдающемуся прозрачному материалу иллю-

минатора.

   Тогда офицер в эсэсовском мундире вырвал у одного из сол-

дат автомат и дал короткую очередь по иллюминатору. Брызнули

отколотые чешуйки стекла, по комнате затарахтели рикошечущие

пули.

   Тогда эсэсовец стал бить прицельно в одно и то же  место,

с каждой пулей выбивая осколки слоистого стекла. Когда опус-

тел магазин, он знаком потребовал другой автомат и продолжал

стрелять. Наконец стекло не выдержало и лопнуло. Почти абсо-

лютный вакуум всосал в себя весь воздух комнаты.  Окна в ла-

боратории лопнули.  Раздался взрыв. Но это не был взрыв тро-

тила или пороха,  это был взрыв изменившейся кривизны прост-

ранства - взрыв гравитации.

   Все, что находилось в лаборатории,  было искалечено. Зас-

тыв в неестественных позах,  повсюду валялись трупы в немец-

ких мундирах.  Батисфера же была пуста. Лишь внутри ее вспы-

хивали и угасали зеленые звезды аннигиляции. Немцы опоздали.

Профессор уже был там, где его не могла коснуться ничья рука

нашего мира.

 

                 Страничка из дневника Юры

 

   17.3.19... года. Суббота. Сегодня прилетит вертолет. Вче-

ра,  по требованию товарищей, написал рассказ. Они говорили,

что  хотя  им все уже ясно,  необходимо восполнить некоторые

детали.  А это может сделать только искусство. Не знаю, уда-

лось ли мне,  но я очень старался. Мне, правда, больше хоте-

лось написать об этом поэму, но товарищи, большинством голо-

сов, выбрали прозу.

   После того,  как я прочел свой рассказ, опять были споры.

Но  уже  не принципиальные,  а только о деталях.  Все теперь

сводилось к одному: как профессор - после моего рассказа уже

не говорили Незнакомец, а только профессор - сумел вернуться

назад,  если немцы разбили иллюминатор и  испортили  вакуум.

Пока можно только гадать.  Неясно еще и другое: почему появ-

ление профессора в  запертой  аккумуляторной  сопровождалось

такими световыми эффектами.  Но здесь, как сказал Кирленков,

нам вообще не разобраться до тех пор,  пока мы  не  научимся

сами  создавать дираковский вакуум.  В том,  что мы научимся

его создавать,  никто не сомневается,  так как профессор се-

годня впервые открыл глаза. Он даже произнес: "Мы победим" и

вновь потерял сознание.  Это случилось час назад,  после то-

го,. как я прочел свой рассказ. Я горжусь, и все остальные -

тоже.

   Так что последнее слово все-таки принадлежит не писателю,

а жизни. Тем более, что она еще впереди.

   Я долго не мог придумать заглавие к моему рассказу. Помог

мне в этом Кирленков.  Он прищурился, коснулся зубов костяш-

ками пальцев и сказал:

   - Как тебе понравится название "Вспышка сверхновой"?

   Я ответил ему, что оно слишком научно. Тем более, что ни-

какой вспышки-то и не было. Просто появление или, если угод-

но,  падение  неожиданного  гостя сопровождалось излучением,

которое напоминает взрыв сверхновой.

   - Постой, постой, как ты сказал - падение? - перебил меня

Толя. - "Падение сверхновой"! Каково? Нравится?

   Но пора кончать. Я уже слышу, в небе стрекочет наша стре-

коза. Побегу встречать. От мамы и Галочки очень давно не бы-

ло писем. Целых две недели.

 

 

                    ЗАПОНКИ С КОХЛЕОИДОЙ

 

   Вот я и постарел еще на год...  Друзья уже разошлись.  На

белой  скатерти  остались  вишневые пятна.  В открытую дверь

балкона вместе с  ночной  бабочкой  влетает  влажный  шелест

июльской ночи. Пахнет полынью, липовым цветом и нагретым ас-

фальтом.  Я еще не достиг того возраста, когда мужчины начи-

нают считать годы. И все же мне жаль, что прошел именно этот

год. В руке у меня изящные бериллиевые запонки с причудливым

рисунком  двойной спирали.  Мне подарил их сегодня кто-то из

близких. В шуме и смехе я не заметил, кто. Так как же прошел

этот год?..

 

   На столе лежит маленькая голубая книжка.  Это автореферат

моего друга Бориса Лукова. Мой шеф, академик, попросил, что-

бы  я  написал отзыв.  Для этого мне не нужно читать голубую

книжку. Ведь кому, как не мне, знать, чем занимается Борька.

Но написать отзыв все-таки трудно.  Никак не могу сосредото-

читься: я все еще под впечатлением нашего недавнего разгово-

ра.

   Мы сидели тогда в Борькиной лаборатории,  в маленьком по-

луподвальчике.  Там негде повернуться среди огромных,  зава-

ленных  всяким  металлическим  хламом  лабораторных  столов,

Борька  только  что получал данные о глубине достигнутого им

вакуума; он был взволнован, мне даже показалось - раздражен.

   - Одна  стомиллиардная  атмосферы!  По-моему,  это совсем

неплохо, - сказал я, листая только что полученный номер жур-

нала теоретической и экспериментальной физики, в котором бы-

ла опубликована работа Бориса.

   - Грязь.

   - Что? Что ты сказал?

   - Грязь.  - Борис отложил в сторону миллиметровку, на ко-

торой вычерчивал кривую кинетики.  -  В  таком  вакууме  еще

слишком  много вещества.  На шесть порядков выше межзвездной

среды. Это же в миллион раз больше возможных соударений. Ме-

ня это не устраивает.

   - Как ты создаешь вакуум?

   - Электросорбцией.  У  меня  откачка  - это только первый

этап.  Основную работу выполняют стенки сосуда.  Они сделаны

из губчатого металлополимера,  с необычайным сорбционным по-

тенциалом. В течение двух-трех месяцев молекулы, находящиеся

в  сосуде,  поглощаются  стенками.  В сущности можно было бы

достичь абсолютного вакуума, если бы не десорбция. Проклятые

стенки все-таки отдают часть поглощенных газов.

   - А ты пробовал мерцающий потенциал?

   - Пробовал.  - Борис указал на медные шины,  припаянные к

кожуху камеры. - Я даю пятьдесят киловольт.

   - Этого достаточно. Ну и что, помогает?

   Борис неопределенно хмыкнул и,  смешно сморщив нос, пока-

чал головой:

   - Очень мало.

   Мы замолчали.  Я уже собрался уходить,  как Борис,  точно

вспомнив о чем-то важном, спросил меня:

   - Ты знаешь кого-нибудь из Института редких земель?

   - Кое-кого знаю. А что?

   - У меня к тебе большая просьба, - Борис встал из-за сто-

ла и подошел ко мне, - помоги достать немного гольмия.

   - Сколько это - немного?

   - Несколько граммов. Пять-шесть.

   - Ого! - Я вскочил и уставился на этого сумасшедшего, за-

хотевшего получить несколько граммов металла, даже окись ко-

торого стоит в триста двадцать раз дороже чистого золота.

   Борис успокаивающе похлопал меня по спине.

   - Садись,  садись.  Я все прекрасно понимаю.  Дело в том,

что столько гольмия у них найдется.  Им он все равно не  ну-

жен. Ведь этот металл нигде не применяется. Зато мне...

   Борис выдвинул ящик стола  и  достал  папиросную  коробку

"Казбек".  Между двумя слоями ваты в ней были аккуратно уло-

жены металлические шарики.

   - Вот  этот,  -  Борис протянул мне серебристый шарик,  -

сплав магния,  кобальта и сурьмы,  - совершенно испаряется в

вакуумной камере за три часа.  То же было с шариками из кад-

миевых и цинковых сплавов.  Все они  превратились  в  тонкий

слой металла,  нанесенный на стенки камеры. С шариками же из

железа,  стали и золота как будто ничего не  происходило.  И

все-таки,  когда  я  взвесил их после тридцатишестисуточного

пребывания в камере,  то обнаружил потерю в весе  в  девятом

знаке после запятой.  И это у меня на установке. А что будет

в космосе...  Три года я искал нужный сплав, пока не получил

вот это.

   Борис осторожно,  даже как-то любовно вынул из ваты  неж-

но-голубой  шарик с золотым отливом,  немного подержал его и

так же осторожно положил на место.

   - А что это? - спросил я с любопытством.

   - Золото, самарий, гольмий. Мне нужен гольмий. Понимаешь?

   - Понимаю,  Борь,  Материал  для  межзвездных кораблей не

должен испаряться в пространстве. Такой материал нужен всем.

Ты получишь гольмий!

   - Ну, ну, не надо патетики, - сказал мой друг, улыбаясь и

мягко, но настойчиво выпроваживая меня из лаборатории.

   ...Это было год назад.  Я достал тогда для него два с по-

ловиной  грамма гольмия.  А три месяца спустя писал отзыв на

автореферат его кандидатской диссертации.

   Что же было потом?..

 

   Борису никак не удавалось понизить давление в камере. Од-

на стомиллиардная доля атмосферы - это был предел. Для Борь-

ки  он  стал  ночным кошмаром,  неутомимым преследователем и

врагом.  Друг перепробовал все известные  методы  достижения

глубокого вакуума.  На его месте другой мог бы гордиться. Ни

одна методика не давала таких хороших результатов, как Борь-

кина  электросорбция.  Но его это не удовлетворяло.  Ему был

нужен межпланетный вакуум.  А такого разрежения нельзя  было

достичь.  Это  противоречие  между желаемым и действительным

Борис пережигал мучительно и страстно. Сначала мы подшучива-

ли над ним,  но он встречал наш юмор неприкрытым раздражени-

ем,  воспринимая как личную обиду.  Шутить вскоре перестали,

но  все  чаще  поговаривали о том,  что Лукова нужно немного

отвлечь от рабогы.

   "Она сжигает его, - говорили сотрудники Бориса, - посмот-

рите, как он похудел. Часто забывает бриться, смотрит стран-

но...  Если бы у него хоть что-нибудь получалось, а то губит

себя человек ни за что. Нужно отправить его на курорт".

   Институт, в котором работал Борис, построил новый корпус.

Под этим благовидным предлогом директор велел  отключить  от

Борькиного полуподвальчика высоковольтный кабель.  Лаборато-

рия осталась без электроэнергии.  Работу можно было возобно-

вить  лишь  после переезда в новое помещение.  Сначала Борис

пытался принять участие в хлопотах, связанных с этим переез-

дом.  Он  бестолково ходил по пустым комнатам,  что-то мерил

рулеткой,  спорил с механиками.  Но все, точно сговорившись,

встречали Бориса несколько враждебно.  Если послушать их, то

получалось,  что Борис всем мешает и без него  будет  значи-

тельно  лучше.  В  такой грозовой атмосфере профоргу сравни-

тельно легко удалось усадить Бориса в самолет Москва  -  Ад-

лер.

   Пока Борька плескался в море,  произошло одно весьма  па-

мятное событие. Впервые за всю историю космической эры прои-

зошло столкновение ракеты с метеоритом.

   Это случилось  на трассе Земля - Луна.  Маленький кусочек

железа пробил обшивку грузового космического корабля "Генрих

Гейне".  К счастью, никто не пострадал, так как пробоина вы-

вела из строя только один отсек, отделенный от остальных по-

мещении переборками высшей космической защиты. В этом отсеке

находился интересный груз -  почва,  насыщенная  анаэробными

бактериями.

   Груз предназначался для огородов лунного города в кратере

Птоломея.  Но на Луне выяснилось,  что вакуум совершенно ис-

портил почву.  Микробы погибли,  они распались на  отдельные

молекулы и были высосаны в пространство. Когда я прочитал об

этом в газете,  то сейчас же подумал, что гипотезе о пересе-

лении жизни с планеты на планету микробами нанесен последний

удар. Я до сих пор не понимаю, почему я подумал тогда именно

об этом.  Может быть,  это была лишь прелюдия, первый аккорд

неожиданного озарения, которое заставило меня отшвырнуть га-

зету и выскочить на улицу.

   Я бежал,  не обращая внимания на лужи,  которые  вскипали

под дождем крупными, как мыльные пузыри, бульбами. Весь про-

мокший и забрызганный грязью, я ворвался на почту. Мысли мои

расплывались, как льдины весной. Я испортил три бланка, пока

сочинил текст телеграммы. Тогда он мне казался понятным:

 

       "КАВКАЗ ПИЦУНДА ВОСТРЕБОВАНИЯ ЛУКОВУ. ВСТРЕЧА

      МЕТЕОРИТОМ  ПРАВДА ШЕСТНАДЦАТОГО АВГУСТА ТЧК РА-

       КЕТЕ НУЖНО  ЗАЧЕРПНУТЬ  ВАКУУМ ПРИВЕЗТИ  ЗЕМЛЮ

                   ВЫЛЕТАЙ  СРОЧНО ЛЕВ".

 

   Борис, черный от загара и пыли,  ввалился ко мне на квар-

тиру прямо с чемоданом.  Сняв белую в дырочках шляпу и приг-

ладив короткий ежик волос,  он, не говоря ни слова, прошел в

ванную.  Минут пять он фыркал и отплевывался под струёй  хо-

лодной воды. За время, которое прошло с момента отправки те-

леграммы, я привел свои мысли в порядок и без особого нетер-

пения ждал, пока Боря кончит умываться. Он вошел в комнату с

полотенцем в руках.  Включил вентилятор и, устроившись в те-

ни,  попросил  пива.  Я  принес замороженную бутылку легкого

венгерского вина и стаканы.  Борька выпил свой сразу  в  три

глотка.

   - Идея у тебя великолепная и гениально простая.  Это  то,

что  нужно,  -  без  всякого  предисловия начал Борис,  - но

взволновал ты меня,  надо сказать,  здорово. К чему было пи-

сать  всякую галиматью?  Это же форменное "Грузите апельсины

бочки.  Братья Карамазовы". Неужели и в таком серьезном деле

нельзя было обойтись без шуток?

   Борис с осуждением смотрел на меня.  Так смотрит  учитель

на  шалуна,  осмелившегося пустить голубя в присутствии инс-

пектора РОНО.  Я же совершенно не понимал,  о чем идет речь.

Вероятно,  вид  у меня тогда был довольно красноречивый.  Во

всяком случае Борька убедился в моей  искренности  и  достал

телеграмму.

   - На читай! Ну что это такое?

   - Как что такое?  Моя телеграмма. Ты же сам говоришь, что

идея гениальная.

   - А это что такое?  Вот - это: "Встреча метеоритом правда

шестнадцатого августа". Я понял это так: встречаю лети мете-

оритом.  Вылетай сегодня же - шестнадцатого августа.  Только

при чем тут "правда".

   Я расхохотался.

   Борис угрюмо смотрел,  как я катался в конвульсиях  смеха

на диване.

   Немного отдышавшись,  я подошел к нему и,  все еще улыба-

ясь, спросил:

   - Ты хоть газеты там читал?

   - Нет.  А что?  - Боря сконфуженно смотрел мне в глаза. -

Некогда было, я думал.

   - Ах,  вы еще и думаете, - я мстил ему за братьев Карама-

зовых, - вы - мыслитель? Наполеон? Магомет? Лев Толстой?

   Борька молчал.  Я же медленно и спокойно достал вчерашнюю

"Правду" и обвел красным карандашом маленькое  сообщение  на

четвертой полосе.

   - На,  читай!  Тех,  кто не читает газеты,  надо морально

убивать.

 

   Борька остался у меня ночевать. Мы еще в студенческие го-

ды часто ночевали вместе. Приятно было лежать в темноте, ку-

рить и философствовать.  О чем только мы ни говорили с ним в

такие минуты.  Но в этот раз беседы  не  получилось.  Борька

заснул сразу же,  как только лег. Зато уже в семь часов утра

он был на ногах и безжалостно стаскивал с меня одеяло.

   Мы быстро позавтракали и поехали к нему в институт.  Ста-

рое здание почти опустело.  Из Бориного полуподвальчика  уже

вывезли  все  оборудование.  В  неприкосновенности оставался

только личный стол Бориса. Все знали, что он очень не любил,

когда к этому столу подходили посторонние. Боря с трудом на-

шел для меня стул. Сам он уселся на столе.

   - Давай набросаем эскизный проект,  - Борис достал стопку

бумаги и разделил ее пополам - себе и мне.

   - Чего там набрасывать, - спокойно и самоуверенно ответил

я, - у меня уже все продумано и готово.

   - Ну...

   - Все очень просто.  В одном из отсеков  ракеты  помещают

пустотелый шар. Когда ракета выходит в космос, отсек автома-

тически открывается. Затем открывается пустотелый шар, внут-

ренняя  поверхность которого покрыта твоим космическим спла-

вом,  не испаряющимся в вакууме.  Космос высасывает из  него

все содержимое и через некоторое время шар закрывается.  Что

будет в таком шаре?

   - Вакуум.

   - Молодец, Боренька. В таком шаре будет космический ваку-

ум. Вопросы есть? Дополнения есть?

   - По существу дела нет.  В деталях есть,  - Борис слез со

стола и начал ходить по комнате. - Прежде всего шар изготов-

ляется жесткий и прочный, чтобы его не раздавило атмосферное

давление на Земле. Во-вторых, чтобы сохранить вакуум от вся-

ких посторонних влияний, и в первую очередь от диффузии, шар

концентрически входит еще в одну вакуумную сферу.

   - А вся эта система помещается в жидкий гелий, - закончил

я мысль Бориса.

   - И все это осуществляется там, в космосе, - автоматичес-

ки сказали мы оба вместе.

   Борис радостно потер руки и сел писать проектное задание.

 

   Наконец, наступил этот день.  Сразу же после  приземления

космической ракеты "Диспрозий" ее разгрузили. Нашу еловушку"

поместили в специальный жидкостный контейнер и  отправили  в

Москву. Не знаю, что пережил Борис за то время, пока "ловуш-

ку" доставили в лабораторию, я же просто орал от нетерпения.

Но все, имеющее начало, имеет и конец.

   "Ловушку" установили  в  заранее  подготовленном  гнезде.

Присоединили  к  клеммам  провода,  тщательно зсе проверили,

Борька заявил, что включить рубильник должен я. Мне же каза-

лось, что это право целиком принадлежит ему.

   Наш маниловский спор вызвал оживление  и  смех.  Особенно

издевался над нами Альберт - молодой сотрудник Бориса, Он-то

и включил в конце концов рубильник.

   Пока нагревались лампы,  я подумал, что праздничное наст-

роение бывает только в преддверии праздника.  Когда праздник

приходит,  все кажется таким обычным. Вот и теперь.., Сейчас

приборы зафиксируют космический вакуум. Еще раз подтвердится

гениальная теория Дирака,  что вакуум - это и пустота, а мо-

ре,  наполненное зародышами виртуальных  частиц.  Мы  снимем

спектр колебаний пустоты и убедимся, что он подтверждает те-

орию. Что может быть еще?

   В этот момент засветился зеленый экран осциллографа. Сна-

чала светящаяся точка вычерчивала уже знакомые кривые  излу-

чения вакуума.  Эти кривые мгновенно фиксировались на фотоп-

ленке,  которая,  пройдя сквозь проявитель, уже показалась в

скошке.  Я  нажал кнопку и обрезал первый кусок пленки.  Да,

кривая имела тот же характер.  Просто она была более точной,

так как впервые с нами "говорил" такой высокий вакуум.

   Как все-таки жаль, что даже очень важная и трудная работа

по завершении становится самой привычной и обыденной Я знал,

что завтра у всех нас появятся новые идеи, новые планы, и мы

опять  будем гореть в чистом огне неутомимой жажды познания.

Но сегодня...  Сегодня мне было жаль,  что мы победили ваку-

ум... так быстро.

 

   А назавтра,  когда  установка вошла в стационарный режим,

случилось вот что.  Сначала фотопленка запечатлела  какой-то

искривленный треугольник,  потом ромб,  пятиугольник шестиу-

гольник...

   В причудливую  нескончаемую цепь сплетались многоугольни-

ки,  все более приближавшиеся к кругу.  Это была странная  и

меняющаяся  вязь,  которая  все  усложнялась и точно куда-то

звала,  тянула за собой.  Узор становился все причудливее  и

изощренней.

   Сквозь вязь многогранников пробивалась стоячая, вечно бе-

гущая волна синусоид и тангенсоид,  которые неизменно закру-

чивались и переходили в  спирали.  Все  сложней  становились

формы спиралей,  все неуловимей и тоньше их контуры Наконец,

все закончилось двойной спиралью - кохлеоидой каждая полови-

на  которой словно повторяла себя самое в невидимом зеркале.

Обе спирали кохлеоиды все  больше  закручивались,  усложняли

свои витки,  пока,  наконец, из кохлеоиды не родилось нечто,

чему нет названия,  чье движение нельзя описать ни одной из-

вестной нам математической формулой. Осциллограф по-прежнему

светился,  но яркая точка выписывала лишь нулевые  колебания

вакуума. Все исчезло. Мы не решались заговорить.

   Не помню,  сколько прошло времени, как вдруг опять появи-

лись искаженные, построенные не из прямых, а из кривых линий

многогранники,  которые тянулись во все усложняющейся  цепи.

Все опять закончилось кохлеоидой и ее вырождением во что-то,

не имеющее названия,

   Так продолжалось пять дней.

 

   Все мы  ходили  в те дни придавленные рождающейся гдето в

глубине души догадкой. Кто-то хорошо сказал, что мы скользи-

ли над пропастью,  в которой клубилось и кипело холодным ог-

нем непостижимое.

   Мы много раз собирались вместе и спорили о причине стран-

ных сигналов,  полученных из нашей "ловушки".  Все почти од-

новременно поняли,  что эти сигналы - зов разума.  Это каза-

лось диким, невероятным, но другого объяснения не было.

   - Прежде всего геометрические фигуры!  И какие! - говорил

тогда бледный от волнения Борис.  - Это же неэвклидова  гео-

метрия. Это фигуры Лобачевского, фигуры, искаженные " истин-

ном пространстве.  Я точно измерил параметры синусоид и тан-

генсоид, они соответствуют треугольнику с суммой углов в 270

градусов. Это треугольник на поверхности сферы.

   Потом говорил  Альберт.  Всегда спокойный,  насмешливый и

самоуверенный, тогда он заикался, как второклассник.

   - Ведь  это диалектика,  товарищи.  Настоящая диалектика!

Сначала треугольник,  потом ромб, пятиугольник, стоугольник,

круг.  Что это,  как не общий для всего мироздания марксист-

ский закон постепенного перехода количества в качество?  Все

усложняется, все увеличивает свои признаки, но новое качест-

во наступает не сразу. Чтобы из многоугольника родился круг,

нужен скачок,  а не простое увеличение числа сторон.  Скачок

наступает,  и новое качество отрицает старое.  Так рождается

круг.

   А я говорил о самом, по моему мнению, главном, о развитии

материального мира и об источнике этого развития.

   - Все развивается по спирали.  Но здесь кохлеоида - двой-

ная спираль.  А ведь если вдуматься, это более точная схема.

Вернее, более общая. Смотрите! Каждая половина - это отраже-

ние в зеркале соседней. Это наш мир и мир физического Зазер-

калья. Это единство и борьба противоположностей. Вот где ос-

нова развития вселенной. Единство и борьба мира и антимира.

   Только высокоорганизованный интеллект мог передать  такую

информацию.  Все  может быть разным в разных мирах,  но одно

остается общим - это наиболее общие законы диалектики.

   Мы прекрасно понимали друг друга. Но каждого, вероятно (я

сужу по себе),  грыз червь сомнения. Прежде всего было непо-

нятно,  где  находятся существа,  посылающие нам или кому-то

еще свои-сигналы. В пустотелой ловушке, которая, "зачерпнув"

межзвездный вакуум,  стояла в нашем приборе? Нет, об этом не

могло быть и речи. Но тогда где?

   - Они и находятся в шаре и не находятся в нем,  вот в чем

вопрос!

 

   Никто не заметил, как в лабораторию вошел академик Кравиц

- мой научный руководитель.  От меня он знал и о нашем опыте

и об его неожиданных результатах.  Теперь он сам приехал сю-

да.  Оказывается,  в течение часа он стоял и слушал.  Мы все

бросились за стулом для него, но он улыбаясь остановил нас.

   - Не надо,  мальчики.  Я сейчас уйду.  Вы сделали великое

дело.  Но плоды свои оно даст не сейчас и,  может быть, даже

не  через  сто лет.  Это подарок внукам.  Это ваше завещание

и&з.  Может быть,  правы те физики, которые считают, что наш

мир  и  мир  отрицательных энергий в каждой точке невидимо и

неощутимо пронизывают друг друга.  Может  быть,  именно  вам

посчастливилось первыми нащупать, физически нащупать сущест-

вование мира, который лежит где-то по ту сторону пустоты...

   Академик ушел. Мы долго смотрели ему вслед и молчали. Так

прошел этот год, принесший волнующую тайну, раскрыть которую

нам пока не удалось.  Может быть, поэтому мне немного груст-

но, что так быстро течет время...

   Сигналы разумного мира, зачерпнутые вакуумной камерой Бо-

риса,  взволновали лучшие умы человечества. Встреча с непос-

тижимым  казалась близкой и осязаемой.  Ракеты поднимались в

космос,  неся в своих блестящих телах разнообразные  ловушки

пустоты.  Ученые  изощрялись,  придумывая  самые причудливые

формы этих приборов, которые порой достигали огромных разме-

ров.

 

   Но по  возвращении на Землю каждый раз повторялось одно и

то же. Фотопленка с математической правильностью воспроизво-

дила  гармоничный танец все усложнявшихся геометрических фи-

гур, известный всем из первого опыта с камерой Бориса. Ниче-

го больше. Все тог же ритмичный вихрь линий и точек, кончав-

шийся как бы взрывом необъяснимой формы...

   Фотографии странных сигналов появились в газетах и журна-

лах у нас и за границей.  Причудливый узор кохлеоиды, знако-

мый раньше только математикам,  знает теперь любой школьник.

Вот даже запонки, и те украшает эта двойная спираль. Впервые

я увидел такие запонки в Риме, на международном конгрессе...

Теперь вот мне подарил их кто-то пз друзей.

   Я выхожу  на  балкон и смотрю в черный купол неба,  тро-.

нутый бледным фосфорическим светом Млечного пути. Я смотрю и

думаю, что, пожалуй, мой учитель ошибся... Именно нам сужде-

но отгадать загадку двойной спирали.  Ведь для этого не  так

уж много надо.  Мы проникли в тайну вакуума, мы познали его.

Теперь мы должны изменить его,  воздействуя... Чем? Пока не-

известно...  Но  я  верю,  что мы додумаемся,  как пробиться

сквозь стенку из пустоты.  А внукам...  внукам иы оставим  в

наследство другие загадки.

 

 

                     ОПЕРАЦИЯ "КАШАЛОТ"

 

   День был как день:  ни хороший и ни плохой. Тускло отсве-

чивала  бледно-малахитовая гладь моря.  Красноватое закатное

солнце,  прикрывшись молочным облаком,  ощетинилось столбами

лучей.

   Младший научный сотрудник Института биологии Володя  Хит-

ров  препарировал  розовое веретенообразное тельце кальмара.

Время от времени он осторожно укладывал рядом с собой тонкий

скальпель  и  микротомом срезал прозрачный,  почти невидимый

слой.  Его рабочий стол,  сколоченный из плохо  обструганных

досок, стоял в двух шагах от палатки, под открытым небом. "

   Невдалеке, на розоватом туфовом  плато,  в  дырявой  тени

скрюченных японских акаций,  сердито сопя, трудился Мухин По

его красному,  колючему от жесткой щетины лицу лениво сколь-

зили капельки пота.  Мухин промывал в бензине какуюто замыс-

ловатую деталь.  Изредка он пригибал голову и терся щекой  о

плечо. Но делал он это как-то бессознательно, очевидно, поэ-

тому капельки не исчезали, а становились все больше. Одна за

другой они проворно соскальзывали со щеки и катились к уху.

   Оба работали молча,  сосредоточенно  и  сердито.  Изредка

один  из них оборачивался и бросал нз-под насупленных бровей

быстрый взгляд туда,  где в  желтоватом  мареве  угадывались

размытые очертания "Сарыча". Так Мухин прозвал вулканический

пик Сарычева,  находящийся на острове Матуа,  соседнем с  их

Райкоке.  Там,  на самом горизонте, поблескивал белый силуэт

океанографического судна "Шокальский", на котором находились

остальные члены экспедиции.

   "Им-то хорошо сейчас,  - подумал Мухин,  - сидят  себе  в

шезлонгах на палубе или плещутся в море".

   Мухин прекрасно знал,  что на борту "Шокальского"  не  до

отдыха.  Там тоже напряженно готовились к погружению, стара-

ясь нагнать упущенное время.  Как-никак, а судно из-за неле-

пой поломки трое суток продрейфовало в проливе Севергина. Но

Мухин был раздражен. Все ему сегодня действовало на нервы. И

прежде всего маячившее на горизонте судно,  которое, как это

казалось Мухину, подгоняет его: "Скорей! Скорей!" Сосед тоже

не способствовал хорошему настроению.  И не то, чтобы Мухину

был несимпатичен Володя Хитров - долговязый  белобрысый  ма-

лый. Просто Мухин не понимал, почему вместе с ним будет пог-

ружаться этот "черворез".

   "Лучше бы послушались меня и взяли еще одного геолога или

хотя бы океанолога",  - сердито дуглал Мухин, краешком глаза

поглядывая на спокойно работавшего Володю Хитрова.

   Володя устал.  Ему очень хочется прервать  работу,  потя-

нуться  и часок полежать где-нибудь в тени.  Еще сильнее хо-

чется поболтать о чем-нибудь с умным и веселым собеседником.

Но Володя, как бы читая мысли сердитого соседа, вот уже шес-

той час не разгибаясь препарирует кальмара и разглядывает  в

микроскоп причудливые узоры срезанной ткани.  Такая работос-

пособность кажется Мухину подозрительной, похожей на демонс-

трацию, но лицо Хитрова спокойно и простодушно. Мухнн посте-

пенно начинает даже чувствовать к Володе  уважение,  которое

растет по мере того, как он сам все больше устает.

   Трудно сказать,  сколько времени мог бы  продлиться  этот

молчаливый  поединок усталых спин и голодных желудков,  если

бы в палатке не затрещал требовательный сигнал зуммера.

   Хитров и  Мухин вскочили одновременно.  Мухин неторопливо

пошел к рации,  а Володя нагнулся за  биноклем.  Над  судном

поднялся тонкий столб дыма,  и Володя недоумевал, чем вызван

этот сигнал. Пока он настраивал бинокль, из палатки выскочил

Мухин:

   - Скорее собирайте ваши монатки и тащите их на  катер,  -

крикнул он на бегу, - через час мы должны быть на судне!

   - А что случилось?

   Но Мухин  только  досадливо махнул рукой.  Он уже копался

под акациями,  бережно собирая блестящие  хромированные  де-

тальки в пластмассовый мешочек.

   Хитров пожал плечами и начал укладывать микроскоп в ящик.

 

   Пока катер поднимали на борт,  капитан  уже  отдавал  ка-

кие-то  распоряжения  в машинное отделение.  Он крепко пожал

руку Мухину,  похлопал по плечу Володю и,  застегнув верхнюю

пуговицу белого кителя, прошел в свою каюту.

   - Что это с ним сегодня?  - спросил Мухин;  Володя  молча

пожал плечами. Мухину он определенно начал нравиться.

   - Сейчас мы все узнаем,  - Мухин потянул Володю в  радио-

рубку.

   Пока они поднимались по узкому,  сияющему  красной  медью

перил трапу,  на судне уже выбрали якорь и оно, легко дрожа,

первыми оборотами винтов начало тихо разворачиваться в  отк-

рытое море.

   - А-а,  заходи,  ребята!  - радостно встретил их Леша ра-

дист,  вихрастый малый в пестрой ковбойке. Леша снял наушни-

ки, щелкнул тумблером и, улыбаясь во всю ширь круглого лица,

уставился на гостей.

   - Что тут у вас стряслось? - спросил Мухин.

   Алеша загоготал:

   - О,  тут, брат, такие дела! Сам черт не разберет. Старик

в полнейшем недоумении. Вся наша программа разлетелась в пух

и прах. Все меняется.

   - В  чем же все-таки дело?  Ты-то,  наверное,  что-нибудь

знаешь.

   - Во-первых,  -  Леша  загнул палец,  - цунами.  Получили

срочную радиограмму, что с оста идет цунами.

   - Цунами? Неприятная штука, - заметил Хитров.

   - Еще бы,  - буркнул Мухин.  - Таков уж этот район. Трид-

цать  восемь действующих вулканов!  А сколько таких вулканов

на дне,  знает только бог. Да и глубина здесь подходящая для

таких волн.

   Леша пытался продолжить свой рассказ и  уже  было  загнул

второй палец, но Мухин его опередил:

   - Где эпицентр?

   - Градусом южнее нас и что-то около сто пятьдесят шестого

градуса долготы.

   - Так-с!  -  Мухин прищурил глаз.  - К северу от Тускаро-

ры...  Там глубины солидные. Свыше трех тысяч... Но я не по-

нимаю,  какое это имеет отношение к нам. "Шокальский" в отк-

рытом море, он и не почувствует волны...

   - Может быть,  цунами угрожает островам,  нашему Райкоке,

например? Вот нам и радировали, чтобы мы возвращались на ко-

рабль, - высказал догадку Хитров.

   - Нет, - пренебрежительно отмахнулся Мухин. - Станет тебе

старик  спешно  разводить  пары  из-за всякого пустяка.  Тут

что-то не то...

   - Дайте же мне досказать!  - взмолился Леша. - В том-то и

дело,  что нам срочно приказали идти к эпицентру.  Испытания

будем проводить там!

   - Что-о?! - Хитров и Мухин даже привстали от удивления.

   Леша торжествующе откинулся в кресле и,  довольный произ-

веденным эффектом, замолчал. Но молчать Леша не умел, ему не

терпелось  вылить на ошарашенных собеседников последний ушат

новостей.

   - И это не все!  - Леша даже закрыл на минуту глаза.  - У

эпицентра нам назначено рандеву с вертолетом. К нам доставят

кинооператора.

   Мухин поморщился.

   - Да-да,  кинооператора,  - интриговал Леша,  - с особыми

полномочиями.

   - То есть как это?

   - Этот кинооператор назначается ответственным за погруже-

ние.  Вы возьмете его на дно - раз.  Программу наметил лично

он - два.

   Мухин рассмеялся.

   - Ну, брат, здесь ты что-то врешь или же напутал при при-

еме. Этого быть не может. Хотя бы потому, что батискаф расс-

читан на двоих.  А эти двое - вот они! - Мухин помотал рукой

от Володи к себе.

   Леша обиделся.  Не стал спорить и, повернув кресло, надел

наушники.

 

   Оставалось лишь одно: уйти. Все знали, что в таких случа-

ях Леша кремень, ни слова не вымолвит.

   Свесившись за борт, следил Володя за бесконечным буруном,

бегущим прочь от серого носа судна.  Мириады пузырей  слива-

лись в шипящую монолитную массу, лопались и исчезали в беле-

сой голубизне.  Не верилось, что где-то там, в глубине, кло-

кочут адские силы.

   Солнце почти село.  Странно было видеть тонкий  оранжевый

сегмент,  повисший над белой полосой,  которая отделяет воду

от неба.  Судно шло быстро.  Но расстояние от него до солнца

не уменьшалось,  лишь медленно таял оранжевый сегмент, точно

леденец во рту.

   Мухин провел  эту  ночь прескверно.  Подушка казалась ему

горячей и неудобной.  В иллюминаторе была синяя  тьма.  Лишь

море слабо светилось розовато-голубым огнем.

   Мухин встал и тихо,  стараясь не разбудить соседа по каю-

те,  пробрался к вешалке,  нащупал коробку папирос и спички,

закурил. Стало немного легче.

   Послышался отдаленный  стрекот.  Мухин сел и прислушался.

Стрекот все усиливался.  Наконец, треск достиг своего макси-

мума и повис где-то над головой.  Потом послышалась беготня,

какая-то возня на палубе,  стук и грохот передвигаемых  ящи-

ков.

   "Вертолет прилетел, - догадался Мухин, - с этим... киноо-

ператором".

   Мухин сердито погасил папиросу и решительно повернулся на

правый бок,  носом к стенке. Мухину казалось, что он проспал

не больше минуты,  когда в  его  сон  безжалостно  вторглась

чья-то энергично трясущая за плечо рука.

   - Какого черта? - сонно проворчал Мухин, с усилием разли-

пая веки. В глаза брызнул свежий утренний луч. Отблески волн

дрожали на потолке. Было уже раннее утро.

 

   Море было на редкость спокойное.  Батискаф почти не кача-

ло. Поэтому Мухин и Хитров легко проскользнули в узкую трубу

люка.  Загрузка балластом тоже прошла хорошо. Оставалось еще

раз все проверить и идти на погружение.

   - Я все же ничего не понимаю,  - ворчал Мухин.  - Взять и

за здорово живешь поменять программу.  Как это вам нравится?

Должны были исследовать Тускарору, а теперь вот извольте са-

диться на какую-то мель.

   - Три километра для вас мель?

   - Три  - это не десять запятая триста семьдесят семь.  И,

кроме того, что мы там будем делать? Более туманного задания

я еще никогда не получал. "Фотографируйте все, что вам пока-

жется необычным", и только-то... А если мне гам все покажет-

ся обычным?

   - Все же там извержение подводного вулкана.  До нас таким

зрелищем не любовался ни один человек...

   - Мы тоже пока им еще не полюбовались...  И этот киноопе-

ратор.  Сказали,  что он будет погружаться вместе с нами.  А

где он?  Человек искусства, свободная профессия; они все лю-

бят  поваляться  в постельке.  Раньше одиннадцати не изволят

встать.

   Хитров не отвечал.  Глубиномер показывал первые метры.  В

голубом,  пронизанном солнечными лучами мире,  который лежал

по  ту сторону толстого кварцевого стекла,  виднелись фигуры

аквалангистов.  Лениво двигая ногами в ластах и посылая при-

ветственные жесты, они провожали батискаф.

   Точно ртутные черточки,  промелькнули  какие-то  рыбешки;

лениво колыша полупрозрачным колоколом,  не хотела oтставать

от батискафа медуза.

   - Видите, какой у нее узор? - спросил Володя, указывая на

медузу.

   - Что-то вроде черного крестика.

   - Это медуза гонейма - крестовичок. Для аквалангистов она

страшнее акул и кальмаров.

   - Это крохотулька? - недоверчиво спросил Мухин.

   - Она самая.  Прикосновение к ней вызывает ожог,  который

приводит к параличу, а иногда даже убивает.

   В иллюминаторе становилось все темнее. Красные плавки ак-

валангиста казались уже коричнево-зелеными.  Мелькнула стре-

мительная голубая торпеда: кета или чавыча.

   Аквалангисты в последний раз помахали им и отстали.

   - Да, вот он, предел человечьей власти, - тихо сказал Му-

хин.  - Не пускает нас море - вот и все. Планеты новые поко-

рим, может, и к звездам слетаем, а на своей же земле, в глу-

бинах океана, нам нет места.

   - Мы-то  ведь  с вами и дальше вниз идем.  Или вот Пикар,

например,  на одиннадцать километров вглубь спустился! Свыше

тысячи атмосфер давления. Но выдержал, победил человек.

   - Все это не то, Володя. Нужно не в батисферах, не в ска-

фандрах море покорять,  а так,  как аквалангисты, в чем мать

родила,  только тогда проникновение в глубины  сможет  стать

массовым, только тогда мы освоим океанское дно. Ведь семьде-

сят один процент территории планеты под водой.  Кому, как не

мне, геологу, понимать это?

   - Придет время,  освоим,  - неуверенно протянул Володя, -

сейчас над этим работают. У нас в институте, например, в ла-

боратории океанической бионики.

   - А что они там делают?

   - Изучают приспособляемость животных к большим глубинам.

   - Ах,  изучают! Ну, значит, не скоро удастся человеку дно

босыми ногами пощупать.

   Батискаф достиг  глубины,  куда уже не попадают солнечные

лучи.

   В черноте иллюминатора,  точно алмазы на бархате, вспыхи-

вали светящиеся животные.  Выпустив розовое горящее облачко,

проплыла светящаяся, как будто абсолютно ирозрачная, кревет-

ка.

   - Ишь ты! Точно на рентгене, - восхитился Мухиа.

   - Да, глубины живут... Жизнь, она везде есть.

   Мухин взглянул на потенциометр. До дна было еще далеко.

 

   Когда гайдроп,  наконец,  коснулся  дна,  а вслед за этим

мягко опустился и сам  батискаф,  поднялось  плотное  облако

мутн,  закрывая от глаз заповедные тайны дна. Сквозь него не

мог пробиться даже луч мощного прожектора.

   Под напускным равнодушием Мухина таилось то же жгучее лю-

бопытство,  которое откровенно горело в глазах Володи. Много

долгих томительных секунд прошло,  пока исследователи, нако-

нец,  увидели,  как прожекторный луч постепенно тает  где-то

далеко-далеко, а не упирается в коричневую завесу мути.

   Володя начал медленно вращать штурвал.  Луч наклонился  и

тихо полился вдоль самого дна. Свет вырывал из черного мрака

вечной ночи яркие красочные пятна.  И такое великолепие про-

падает даром,  подумал Володя.  Зачем все это буйство красок

там,  где никогда не бывает светло? Хорошо знакомый с глубо-

ководной  фауной,  он все же поразился ее разнообразию и бо-

гатству.

   Точно отлитые из хрусталя, переливались в свете прожекто-

ра стеклянные губки. Крикливые и вызывающие, высились горде-

ливые  колонии восьмилучевых кораллов.  Пресмыкаясь в мягком

недвижном иле, шевелились клешни десятиногих раков. И всюду,

как  кактусы  в  мексиканской пустыне,  ощетинивались иглами

разнообразные представители семейства голотурий.

   Володя выключил прожектор.  Настала глухая тьма, точно на

иллюминатор набросили черную штору. Когда глаза немного при-

выкли,  в этом царстве ночи нашлись и свои звезды:  это были

фосфоресцирующие животные и светящиеся шкалы  многочисленных

приборов.

   Где-то далеко впереди скорее угадывалось, нежели виделось

тусклое багровое зарево подводного извержения.

   Мухин включил моторы. Батискаф медленно поплыл к эпицент-

ру.

 

   Открывшееся зрелище  сначала  разочаровало  людей.  В том

месте,  где расплавленная лава соприкасалась с водой,  мгно-

венно  появлялась  мутная  оболочка пара.  Сжатый чудовищным

давлением,  раскаленный пар образовывал  огромный  молоченый

пузырь, светящийся красновато-фиолетовым светом.

   - Совсем не так, как у Жюль Верна. А?

   - Ничего, сейчас будет так, - весело ответил Мухин, вклю-

чая приборы инфракрасного видения.

   Жерло было скорее белым,  нежели красным.  Вулкан изредка

выбрасывал вверх огромные глыбы камня и тучи раскаленной му-

ти.

   С двух сторон медленно стекала лава, которая быстро гасла

и застывала, охлаждаемая плотными массами воды. Клокотанье и

грохот распространялись в воде,  и людям казалось что батис-

каф  гудит,  как колокол,  по которому дюжие молодцы колотят

кувалдами.

   До кратера,  на глаз, было метров семьдесят. В воде расс-

тояния обманчивы, и Володя сделал поправку на одну треть. Но

все равно разверзшийся зев был опасно близок,  хотя темпера-

тура возросла едва на градус.  Мухин включил кинокамеру.  Он

хотел подвести батискаф еще ближе, но голос за спиной заста-

вил его обернуться.

   Володя стоял  с  раскрытым ртом и,  выпучив глаза,  молча

указывал на иллюминатор.  "Трещина",  - подумал было Мухин и

хотел  уже закрыть иллюминатор стальной,  непроницаемой зас-

лонкой. Но сначала все же посмотрел но направлению Володиной

руки.

   Прямо перед ними,  метрах в семи-восьми,  стоял  человек,

Его силуэт четко вырисовывался в инфракрасных лучах.

   Мухин рванул рубильник и переключил инфракрасное  освеще-

ние  на  видимый  свет.  В спину человеку ударил могучий бе-

ло-голубой сноп. Человек обернулся и, щурясь от яркого огня,

пошел к батискафу.

   Исследователи приникли к стеклу.  Они ясно видели высоко-

го,  стройного мужчину, одетого в самый обычный гидрокостюм,

предохраняющий от холода.  На голове незнакомца была застек-

ленная маска,  увенчанная тремя рожками и множеством пупыры-

шек.  По бокам,  там,  где под маской скрывались уши, от нее

тянулись завитые,  как улитки,  трубочки, которые, закругля-

ясь, пропадали у подбородка.

   Рядом с  человеком  плыла  привязанная на капроновом лине

уравновешенная в воде глубинная кинокамера. Вот и все, боль-

ше  у  незнакомца  ничего не было,  если не считать короткой

толстой трубки,  которая висела на плече так же легко и неп-

ринужденно, как магнитофон у радиорепортера.

 

   Лицо его под маской было трудно различимо. Впрочем, Воло-

де показалось, что глаза незнакомца смеются.

   Незнакомец поднял руки над головой,  потряс ими в рукопо-

жатии и легко подпрыгнул. Он был уже в каком-нибудь метре от

иллюминатора,  когда снял с плеча трубку, что-то покрутил на

ней и,  поставив ее вертикально,  вдруг рванулся вверх и ис-

чез.

   - Ракета,  - еле выдавил пересохшими губами Володя, - ра-

кета, как у осьминога или кальмара. Вот она, бионика в дейс-

твии...

   Мухин молчал.  Он был настолько ошарашен,  даже подавлен,

что не только не находил слов, но и вообще забыл, где он на-

ходится.

   Так они глядели и молчали,  два человека вблизи извергаю-

щегося  вулкана  на глубине свыше трех километров,  внезапно

потерявшие всякий интерес к чудесам по ту сторону кварцевого

стекла.

   - Человек здесь... Немыслимо! - пробормотал Володя.

   - Вы не станете отрицать,  что это был именно человек?  В

отличном настроении, заметьте. Он, кажется, улыбался, - воз-

разил Мухин.

   - Может, все это какой-нибудь кинотрюк?

   - Кинотрюк на глубине в три километра еще менее вероятен,

чем присутствие человека.

   - Жаль, мы его не засняли. Это был бы кадр.

   - Да, пожалуй, поинтереснее подводного извержения...

   Они снова помолчали.

   - Ладно,  - сказал Володя,  - наверху выясним эту загадку

морских пучин.  Я не отстану от таинственного кинооператора,

пока он подробно все не расскажет,  как  ему  удалось  стать

Нептуном. Будем подниматься?

   - Нет. Нам еще нужно сфотографировать вулкан сверху.

   Мухин включил приборы.  Батискаф, потеряв часть балласта,

медленно пополз вверх.  Впрочем,  об этом можно было  судить

лишь  по колебаниям стрелки глубиномера.  Движение не ощуща-

лось, ход аппарата был спокойным и плавным.

   - Получилось,  что мы как бы страховали этого товарища, -

задумчиво сказал Володя.

   - Не думаю.  Нас бы предупредили заранее.  Да и чем бы мы

ему помогли в случае аварии?  Мы слепые и беспомощные  щенки

по сравнению с ним.

   Заработали двигатели.  Теперь батискаф двигался по  гори-

зонтали.  Район извержения находился прямо под ними.  В инф-

ракрасном свете он напоминал шевелящуюся белую звезду с кро-

вавыми лучами. Мухин произвел несколько снимков.

   - Ну, кажется, все, - сказал он, удовлетворенно вытягивая

ноги. И внезапно воскликнул:

   - Ого!

   Вид вулкана резко изменился.  Володя увидел, как белопен-

ная сердцевина извержения быстро разрослась и захватила поч-

ти весь экран.  Звезда исчезла, вместо нее за стеклом трепе-

тал клубок, напоминающий шаровую молнию.

   - Опасно! Скорей балласт! - закричал Хитров.

   Страшный удар потряс батискаф.

   В кабину  хлынула  тьма.  Мухину показалось,  что приборы

сорвались со своих мест и обрушили на него град  болезненных

толчков.  Несколько раз он перевернулся вверх ногами,  падая

то на жесткую панель управления,  то  на  внезапно  ставшего

твердым и острым Хитрова. Сильный удар по голове погасил его

сознание так же просто, как поворот выключателя гасит лампу.

Последний  звук,  унесенный им в небытие,  был всхлипывающий

вскрик Володи.

   Хитрову удалось удержаться на сидении.

   Вцепившись в рычаги своего кресла,  он оцепенел от ужаса,

ему казалось, что батискаф вот-вот расколется на части. Ста-

ло жаоко Володя обливался потом и совсем обессилел.

   Батискаф, вертясь волчком,  с пронзительным визгом проди-

рался сквозь толщу воды.  Стены его  дрожали.  Володя  почти

явственно слышал гневно гудящий шлейф, тянувшийся за аппара-

том.

   Мухин свалился  на Володю так больно и неожиданно,  что у

того вспыхнули огоньки перед глазами. Юноша выпустил рукоят-

ки и почувствовал, что какая-то сила, словно большая невиди-

мая рука, медленно тянет его ноги кверху.

   И вдруг все прекратилось. Батискаф замер. Наступила тиши-

на,  такая же мертвая и неподвижная,  как и тьма, царившая в

кабине.

   Володя медленно,  с большим трудом стащил с себя  Мухина.

Он  ощупал  его и не нашел следов крови.  Погладил его лицо,

шершавые щеки.

   - Николай, очнись!..

   Он тихонько тряс его за плечи, но Мухин не приходил а се-

бя.  Тогда  он отполз за кресло,  туда.  где стояли термосы,

смочил платок и на ощупь вытер лицо геолога. Ему показалось.

что тот чуть пошевелился.

   Володя сделал Мухину несколько дыхательных движений, Тело

Мухина было вялым и податливым. Он негромко позвал:

   - Николай! Ну, Николай! Ну, что ты? Что с тобой?

   Вдруг Володя оцепенел от страха.  Оказывается, он не слы-

шит собственных слов.  Уши его были словно  забиты  плотными

тампонами ваты.

   "Я оглох",  - мелькнула догадка.  Володя закричал, широко

открывая  рот.  "Уууаа"...  ответил ему мрак.  Неразборчивый

отзвук донесся издалека,  словно за много километров  отсюда

прокатилось эхо.

   Дрожащими пальцами юноша вытер со лба крупные капли пота.

Он закрыл глаза и сжал кулаки, пытаясь усилием воли подавить

бешеное сердцебиение.  Ему казалось,  что сейчас  произойдет

непоправимое:  батискаф даст течь, и тысячи тонн воды, отде-

ляющие их от людей, хлынут в камеру.

 

                             2

 

   Первым Кавергина обнял капитан. Он прижал ученого, мокро-

го и большого, к своему нарядному белоснежному кителю. и то-

му показалось, что глаза Мартина Августовича стали влажными.

   - Вот и все,  дорогой Мартин Августович,  - улыбнулся Ка-

вергин.  - Экспериментально доказано то,  о чем у вас  много

лет назад состоялся разговор с неким матросом Гошкой.

   Оба понимающе улыбнулись.

   - Да,  время,  - неопределенно отозвался капитан. - Ну, а

ребят наших видели?

   - Там они.  Действуют. Кажется, здорово удивились, увидев

меня около вулкана.

   Кавергин пошел  в свою каюту.  Переодевшись,  он поднялся

наверх, на мостик. Капитана не было, и ученый принялся расс-

матривать судно.  Чем-то оно напоминало "Дежнев", на котором

в юности ему доводилось плавать.

   Игорь Васильевич прикрыл глаза. На долю секунды ему пока-

залось, что он перенесен на четырнадцать лет назад.

   Лиловым пожаром  объято вечернее небо.  Оно роняет в воду

искорки и блестки, точно хочет, чтобы тихое синее море вдруг

запылало таким же огнем.  А впереди уже видна земля.  Где-то

там шумит и смеется белый город с широкими бульварами и  ро-

зовыми  дальневосточными соснами.  Молоденький девятнадцати-

летний Гошка,  вернее матрос Игорь Кавергин,  не  отрываясь,

смотрит  вперед.  Он  уже  вынес на палубу дубовый сундучок,

доставшийся ему от деда,  и тихо сидит на нем, мысленно счи-

тая последние узлы пути. В сундучке подарки для тихой и лас-

ковой мамы: китовый ус, маленький кусочек амбры, перламутро-

вая раковина да шаль из корейского шелка.

   Вот уже год, как ушел Гошка в Охотское море на "Дежневе".

"Дежнев" не военный корабль, о котором в детстве мечтал Гош-

ка.  Это и не торговый исполин,  предназначенный для дальних

плаваний. Даже не каботажный пароходик.

   В портовом реестре "Дежнев" значится как кабельное  судно

грузоподъемностью в одиннадцать с половиной тысяч тонн.

   Но для Гошки это лучшее судно в мире.

   Весь земной  шар  опоясан подводными кабелями связи,  они

соединяют материки и важнейшие острова.  Как-то еще в  самом

начале первого плавания старпом Борис Степанович, находясь в

благодушном и веселом состоянии после умеренной выпивки, об-

нял  Гошку за плечи и нарисовал ему мрачную перспективу мира

без этих кабелей.

   По его словам выходило,  что почти все достижения цивили-

зации были бы невозможны без кабелей, а многие международные

конфликты проистекали лишь по причине случайных неисправнос-

тей тысячемильных морских змеев с проволочным позвоночником.

   - А знаешь ли ты,  салага, - задушевно говорил Борис Сте-

панович,  - знаешь ли ты, необученный молочный финвал, что в

нашем  трюме  семь тысяч километров на катушку намотано?  Да

ведь мы за пять-шесть рейсов всю землю-матушку  по  экватору

спеленаем.

   Гошка уже не раз бывал в трюме,  похожем на огромную  ци-

линдрическую  цистерну,  где  тихо дремала бесконечная сепая

кишка, которая тысячью тяжелых колец обвилась вокруг бараба-

на.  Но он никогда не подозревал, что "Дежнев" так важен для

всех без исключения людей.  Не думал он и о том.  что их ко-

манда, - Гоша перебрал в памяти каждое загорелое и обветрен-

ное лицо,  - сплошь состоит из самых нужных для страны  пар-

ней.

   Но самым удивительным для Гоши было упоительное  сознание

своего собственного значения и могущества.  Ведь он тоже был

членом команды этого замечательного  судна,  которая  делает

такое большое дело.

   Гоша старался не сгибаться под тяжестью дружески обнявшей

его  руки.  Они  стояли  на носу у самого крамболамассивного

кронштейна с двумя огромными шкивами для кабеля. Еще недавно

вид этого крамбола сильно огорчал Гошу.  Еще бы!  Ведь он со

школьных времен мечтал о настоящем  корабле  с  острым,  как

лезвие ножа, носом. А это что? Шкивы делали судно похожим на

морду бульдога,  - так,  по крайней мере,  казалось Гоше. Но

теперь милый  и  замечательный  крамбол наполнял сердце Гоши

благодарной теплотой.  Ведь это он делал  силуэт  ."Дежнева"

совершенно  отличным  от  других судов:  военных и торговых,

траулеров, пассажирских лайнеров" и - танкеров. Крамбол нео-

жиданно  стал символом профессии,  цеховым гербом,  почетной

эмблемой.

   - Так-то вот,  салага, - закончил Борис Степанович. - По-

нял ты меня - хорошо, а не понял, не прочувствовал - тут ни-

чего не поделаешь.  Вот придем во Владивосток, можешь идти к

"купцам" устроиться.

   Но Гошка уже не хотел идти в торговый флот. А впереди был

случай,  который,  может быть,  впоследствии и определил его

судьбу.

   Холодная и злая свинцовая зыбь била  в  борта.  "Дежнева"

слегка качало.  Было промозгло и неуютно.  Ровный и несильый

ветер нес со стороны Тихого океана мелкую водяную пыль.  Она

матовой  пеленой оседала на медяшке,  на хромированных дета-

лях, на проволоке антенны.  Глубины здесь,  в Четвертом  Ку-

рильском проливе,  довольно значительные. Контрольно-измери-

тельный пост показал,  что кабель, соединяющий острова Онек-

тон и Парамушир, поврежден на значительном протяжении. Рабо-

та была нелегкая.  Бортовая качка и белая ненастная  тьма  -

все небо затянулось плотной тусклоперламутровой пеленой,  от

которой побаливали глаза и плохо  слушались  веки,  тоже  не

предвещали скорого окончания ремонта.

   Автоматические грапнели - кошки с захватами  -  ухнули  в

глубину. Казалось, что ими до бесконечности будут баламутить

желтовато-свинцовую воду.

   Несколько раз  "Дежнев" промахивался.  Контрольный звонок

лишь слабо всхлипывал,  как испорченный телефон, когда судно

проносило над кабелем.

   - Стоп!  Стоп!  Давай задний!  Малый, малый. Слышь? Сбавь

обороты!

   Лицо старпома побагровело,  голос охрип,  в нем появились

влажные надсадные ноты.

   Борис Степанович метался по палубе,  рассыпая  забористую

ругань.  Увидев, что у моториста заело рычаг, он бросился на

помощь.  Отпихнув  незадачливого  малого,  Борис  Степанович

крикнул и животом навалился на стальную штангу.

   "Дежнев" резко сбавил обороты. Фрикционные муфты соедини-

ли кабельный барабан с двигателем.  Барабан дрогнул, заскри-

пел и завертелся: чем быстрей, тем бесшумней.

   - Порядочек!  - удовлетворенно просипел Борис Степанович,

вновь отключая барабан.

   Его налившееся  от  чрезмерного усилия кровью лицо посте-

иенно начало отходить, а на руках все явственней стала прос-

тупать венозная синева татуировки.

   - Вот так и держи,  Витя,  - сказал он,  разгибая спину и

все еще тяжело посапывая.

   Тут его недреманое око остановилось на  манипуляторщиках.

Одним из них был как раз Гошка. От холода руки у него онеме-

ли, и он то и дело подносил их ко рту, чтобы согреть дыхани-

ем. Подышит на левую руку и схватится ею за рычаг, зато пра-

вую отправит на обогрев.

   Гоша делает  это  бессознательно,  не думая о разлапистых

кошках,  которые бороздят грунт в поисках кабеля, но, поймав

грозный взгляд второго помощника, интуитивно понимает, что в

чем-то сплоховал.

   В эту  минуту  Гоша ожидал львиного рыка и гневной брани.

Но вместо этого Борис Степанович лишь потрепал его по плечу:

   - Эх ты,  салажонок,  салажонок.  Пройди в автоматический

пункт, отогрейся. Скажи там, чтоб тебя Писарев подменил, а я

пока тут пошурую.

   Наконец, кабель нащупали,  и барабан заработал на  полную

мощность.  Заскрипели  тали,  и две шлюпки,  точно поплавки,

запрыгали среди злых бурунов. Гоша сквозь стекло иллюминато-

ра видел, как быстро и ловко матросы подвязывали к иоднятому

участку кабеля буи.  "Точно бусины на нитку  насаживают",  -

подумал он, В туманной пелене было трудно разглядеть подроб-

ности.  Судно болтало,  и серый уровень воды ц  иллюминаторе

качался слева направо. Гоша понимал, что этс кренится не го-

ризонт, а "Дежнев", но постепенно ему начинало чудиться, что

весь мир сузился до круглого отверстия и качается, и качает-

ся... Гошка задремал.

   Когда он,  вздрогнув, очнулся, ему показалось, что прошла

уже целая вечность. В иллюминаторе все так же качалось серое

море.  Но шлюпок уже не было видно.  Зато на палубе слышался

какой-то нестройный  шум.  Раздавались  возгласы  удивления,

приглушенный  смех.  Преодолевая сонливость в уютное чувство

теплоты и покоя,  Гошка открыл дверь и заскользил  по  трапу

вниз, почти не касаясь медных перил.

   Матросы образовали на полубаке плотный круг. Усиленно ра-

ботая локтями и извиваясь всем телом,  точно дельфин,  Гошка

пробился в первые ряды.

   На свободном от людей пятачке было пусто, если не считать

лежащей на палубе полуразложившейся черной туши,  сквозь ко-

торую виднелись плавно изогнутые ребра, точно oгромные клин-

ки.

   Под общий  смех матрос Никуля,  по прозвищу Кубарик,  на-

зенький, но плотный и коренастый, рассказывал:

   - Подвязываю  это я четвертый буек,  вроде все нормально.

Махаю рукой на корабль. Трави, мол, дальше. Ну, кабель впять

пошел,  так  и мелькае.  Я ще махнул:  трошки погоди.  Вдруг

Васька як завопит:  "Гляди,  гляди!" Так я говорю,  Вася, чи

не?

   Рыжий и спокойный верзила молча кивнул.

   - Ну,  я  повернувся,  -  продолжает Кубарик,  - батюшки!

Яка-то громадина з воды лезет.  Скажу  правду,  злякався  до

смерти.  А Васька хохочет: "Та це ж кашалот",- говорит. Так,

чертяка!  - говорю я. - Ты бы сразу сказал, а то я думал, що

це сирена - баба морская на меня глаза повылупила. Ей богу!

   Матросы дружно хохочут,  а Кубарик оглядывает всех с  до-

вольным видом.

   - Одним словом, кашалот. Тильки он, чертяка, в кабеле за-

путався. Да ще как! Одна петля вокруг хвоста, другая плавник

опутала,  а в пасти у него целая бухта.  Ей богу! Нижняя че-

люсть так в два витка опутана. Видно, он брыкався, бедалага,

его аж в дугу согнуло.  От морды до хвоста кабель,  шо  твоя

струна, натянут. Як тильки не разорвався.:

   Кто-то из матросов подзадоривает рассказчика:

   - Да, врешь ты все, Кубарик! Выловили дохлого кашалота, и

пока прибуксировали на корабль, целую историю сочинили.

   - Ясно, врешь! - смеются остальные, хотя знают, что Куба-

рик рассказывает все как было на самом деле.

   Кубарик не обижается. Он призывает в свидетели Васю и еще

двоих матросов,  даже приглашает сесть в шлюпку и поплыть  к

кабелю: .

   - Вы только гляньте,  як вин кабель покусав, проклятыйвся

ж изоляция попорчена. Кашалот - вин не кит, у него зубы будь

здоров.

   Внезапно матросы расступаются и пропускают высокого чело-

века в зюйдвестке. Это капитан, Мартин Августович Лиепень.

   - А  ведь  Никуля  прав,  - говорит он,  посасывая пустую

трубку. - Кашалоты часто запутываются в кабелях. Еще в моло-

дости  я  читал книжку одного американского геолога.  Там он

приводит десятки подобных  случаев.  Причем  интересно,  что

почти все животные запутывались именно так,  как нам сейчас,

рассказал Никуля:  нижней челюстью.  И всегда кабель  сильно

бывает запутан и несет следы зубов. Только однажды кит сумел

совсем разорвать кабель...

   - А зачем они это делают,  Мартин Августович?  - раздался

чей-то голос.

   Капитан рассмеялся:

   - А кто их знает. Ученые считают, что животные сами напа-

дают на кабель.  Пытаются его порвать, утянуть куда-нибудь и

неизбежно запутываются. Бедный кашалот и бьется, и рвется, а

освободиться не может. Так и умирает от удушья, не имея воз-

можности всплыть на поверхность.

   - Наверное, кашалот принимает кабель за гигантского каль-

мара! - неожиданно для себя выпалил Гоша.

   - Почему ты так думаешь? - повернулся к нему капитан.

   Гоша покраснел, смутился, но все-таки выдавил из себя:

   - Я  вот в книжке читал,  что бывают гигантские кальмары.

Метров в тридцать,  а может,  и сверх того.  А кашалоты, они

всегда кальмарами питаются.  Мне еще дед, китобой, рассказы-

вал, что в желудках кашалотов полным-полно кальмарьих клювов

непереваренных.

   Все с любопытством глядели на Гошку.

   Капитан улыбнулся и точно про себя тихо сказал:

   - Да,  это правда. Мелких головоногих кашалот жрет. А вот

с гигантскими кальмарами...  Тут, кто его знает... Неизвест-

но, кто из них жертва, а кто охотник.

   Может быть,  и прошел бы этот случай бесследно для Гошки,

не заговори он тогда о кальмарах.

   Назавтра Гошку  вызвал к себе капитан.  Гошка с любопытс-

твом и робостью оглядывался по сторонам, сидя на стуле в ма-

ленькой  чистенькой  каюте.  Все было здесь к месту,  ничего

лишнего. Аккуратная кровать под верблюжьим одеялом, рукомой-

ник,  крохотный  письменный стол.  По стенам висели приборы,

полка с книгами,  увеличенная фотография некрасивой задумчи-

вой женщины.

   Капитан не курил. Врачи запретили строго-настрого. Зато с

трубкой  не расставался.  Вот и сейчас он молча разглядывает

Гошу и посасывает пустую трубку.

   - Это хорошо,  - без всякого предисловия начал капитаи, -

что ты книжки читаешь. Еще лучше, что помнишь прочитанное. И

совсем хорошо, что думать умеешь, предполагать. У тебя какое

образование?

   - Десять классов закончил.

   - А дальше что не пошел?

   - А хлеб зарабатывать надо. Мать уже старая стала.

   - Да-а...  Вернемся из плавания,  на заочный подавай.  Мы

тебе все здесь поможем. Кто чего знает...

   - Спасибо,  Мартин Августович. Только я пока об институте

не думаю. Мне и так, матросом, хорошо. Да и специальность-то

я себе не выбрал. В институт связи, что ли? Все-таки к кабе-

лям отношение имеет.

   - Институт связи - это неплохо.  Но так судьбу не выбипа-

ют, вернее, не делают судьбу. Что дело свое любишь - это хо-

рошо.  Но не значит,  что других дел на свете нет. Нужно тем

заниматься и там работать,  где больше всего пользы принести

сможешь, где себя полнее отдашь... Выразишь, что ли... Гово-

рят,  при  коммунизме  не  будет так,  что у человека на всю

жизнь одна профессия. Ведь великое счастье иметь возможность

изредка  переключаться на другое дело.  Есть люди однолюбы в

смысле работы,  есть универсалы. Но и тех и других не так уж

много. В основном у человека бывает желание проявить себя на

двух-трех поприщах.  Ну, дело не в этом. Я, например, биоло-

гом стать мечтал. Да не получилось...

   - Почему не получилось, Мартин Августович?

   - Не  такая у нас в Латвии тогда жизнь была,  чтобы выби-

рать мог.  Пришлось матросом  наняться,  кочегаром,  точнее.

Поплавал по морю немало... За то жизнь благодарю.

   - Ну, а потом?

   - А что потом! Потом стар стал. Жизнь менять поздно пока-

залось.  Да и привычка. Куда я от моря уйду? Ты вот - другое

дело. У тебя все возможности есть.

   - Я понимаю.

   - Ну,  то-то.  Я  вчера,  понимаешь,  в тебе себя увидал,

Прежнего,  конечно... Плавал я в ту пору боцманом на чилийс-

кой  "Розамунде".  Как и сейчас,  только было это далеко от'

сюда,  в Южном полушарии, мы вытянули поврежденный китом ка-

бель. И меня тогда, как громом, поразило. И знаешь, что?

   Гошка, как  завороженный,  покачал  головой,  не  спуская

взгляда с капитана.

   - Я,  понимаешь,  - продолжал капитан,  - водолазом долго

работал, может, поэтому у меня и мысль эта родилась... Одним

словом,  удивился я очень.  Удивился, как кит такое давление

выдерживает. Ты понимаешь, что получается? Здесь вот глубины

свыше 1400. а кашалот в кабеле запутался! Тогда тоже, помню,

мы кабель с 1700 подняли. Недавно совсем, в 1951-м, в авгус-

те, читал, чинили кабель Лиссабон-Малага наглубине 2200 мет-

ров - и тоже... Что ты думаешь? Подняли токусанный кашалотом

кабель,  на котором болталось полусгнившее мясо.  А ведь  на

глубине в 2000 мертов давление 200 атмосфер. Ты только вооб-

рази себе:  200 килограммов на каждый  квадратный  сантиметр

поверхности.

   Я тогда,  ой,  как горько пожалел,  что нет у меня  такой

возможности,  чтоб засесть за книги. Поучиться, поработать в

лабораториях.  Эх, да что там говорить! Ведь ни одно из мле-

копитающих  не  встречается в своей жизни с такими страшными

давлениями.  Кажется,  в лепешку должно расплющить.  Так нет

же.  Плавает кит у самого дна,  да еще кабель покусывал. Ох,

до чего же хотелось мне узнать тогда,  как это организм кита

приспособился к резким переменам давления.  Я ведь водолазом

был.  Кому,  как не мне, знать, что такое есть вещь перемена

давления!..

   "Сейчас я могу сказать вам,  дорогой  Мартин  Августович,

как приспособился к большим глубинам организм кита", - поду-

мал Кавергин.

   Воспоминания увлекли  его.  Он припомнил недавно состояв-

шийся ученый совет Института океанологии,  где eму  пришлось

делать  доклад  о  перспективах овладения большими глубинами

океана.

   Большой конференц-зал, отделанный под мореный дуб, внима-

тельные лица ученых,  лысины,  солидный блеск очков,  бороды

"морских волков". И его собственный голос, гулко звучавший в

притихшем зале:

   - Подводя итоги,  мы можем сослаться на мнение,  которого

придерживается подавляющее большинство исследователей.  Счи-

тается, что внутренние органы кита во время ныряния оказыва-

ются каким-то образом  защищенными  от  давления  окружающей

среды. По крайней мере, давление, передаваемое на внутренние

органы, не превышает нескольких атмосфер... Но это не так.

   Да, это  широко  распространенное мнение неверно.  Хотя в

самом деле, трудно представить себе, чтобы мягкие мускульные

ткани, допустим даже в состоянии самого сильного напряжения,

смогли противостоять давлению,  превышающее сотни  атмосфер.

Даже стальная обшивка подводных лодок не может противостоять

такому давлению.  Поэтому и лодки, и водолазы в тяжелых ска-

фандрах  довольствуются  глубинами,  не превышающими трехсот

метров.

   Не может быть сомнений, что кровь в поверхностных сосудах

кожи или ротовой полости  находится  под  давлением,  равным

гидростатическому.  Но  по закону сообщающихся сосудов такое

же давление должно установиться во всей системе, в том числе

и во внутренних органах животного.

   Кроме того, не следует забывать, что кашалот - на глубине

многих  сотен метров.  Надеюсь,  это никто не станет оспари-

вать?

   - М-да...

   - Так вот,  значит,  давление в его желудке  тоже  должно

быть  равно  гидростатическому.  Иначе нельзя.  Иначе каждая

проглоченная рыба, каждый самый крохотный кальмар разорвутся

в желудке, как граната.

   Все это свидетельствует о том,  что во время  ныряния  во

всех органах животного создается давление,  равное гидроста-

тическому. Оно как бы пронизывает все тело. Следовательно, и

речи  не может быть о какой-то защищенности кашалота от дав-

ления среды...

   "Шокальский" сильно качнуло. Кавергин ухватился за поруч-

ни мостика.  По палубе торопливо просеменил начальник геофи-

зической группы Кравцов.  Вскоре на мостик поднялся капитан.

Мартин Августович был встревожен.  Не глядя на Кавергина, он

сказал:

   - Зафиксирован подводный взрыв.  Связь с батискафом поте-

ряна.

 

   Сколько прошло времени?  Секунда или столетие?  Володя не

знал,  но ему казалось, что он заново прожил всю свою жизнь.

Он увидел себя мальчишкой,  идущим первый раз в школу,  дер-

жась за большую отцовскую руку.  Ранняя осень.  На асфальте,

как большие павлиньи перья,  расцветают капли бензина. Влаж-

ный ветер кружит первые опавшие листья,  отливавшие латунью.

Потом почему-то в памяти проявилась зачетная книжка и подпи-

си профессоров университета.  До боли знакомые  и  ощутимые,

вспомнились микротомовые срезы кальмара,  сделанные вчера на

Райкоке под палящими лучами  солнца.  Солнце...  Неужели  он

больше не увидит его? Щемящая жалость к себе перехватила ды-

хание.  Ему стало трудно дышать. Тихие, беззвучные слезы по-

катились по щекам. Володе было жаль себя, жаль Мухина, кото-

рый,  не шевелясь,  лежал перед ним на холодном полу.  Какая

глупость, ах, какая все это глупость...

   Ему страстно захотелось сейчас же,  немедля, увидеть тем-

но-синее небо, покрытое кучевыми облаками, белыми и легкими,

похожими на снеговые горы.  Но перед ним  была  лишь  густая

чернильная мгла,  проникавшая в мозг и затоплявшая все. Чтоб

отгородиться от нее,  оттолкнуть ее прочь,  он вытянул  руки

вперед и почувствовал, как кто-то схватил их.

   Он обрадовался безмерно,  безгранично, с той же неистовой

силой,  с какои только что отчаивался.. Он почувствовал, что

побит этого Мухина,  любит уже давно,  хотя и знаком  с  ним

лишь несколько дней.  Славный ты парень,  как хорошо, что ты

жнв, это же прекрасно, что ты жив! Какой же ты молодец...

   Он прикоснулся  к  лицу Мухина н понял,  что тот говорит.

Невидимые губы геолога быстро-быстро шевелились, твердая че-

люсть дрожала и прыгала.

   - Николай,  дорогой, я не слышу тебя. Я оглох, понимаешь?

Но  это неважно.  Надо проверить,  работает ли связь?  Потом

посмотреть,  что с аккумуляторами.  Нет света и обогрев, ка-

жется, не действует. Становится чертовски холодно.

   А Мухину было худо. Путь к сознанию шел через боль. Голо-

ва гудела и кружилась. Мухин сел, а затем тихонько привстал,

Черт возьми,  кажется, они здесь плотно засели. Что же прои-

зошло? Сначала взрыв вулкана, затем этот полет вверх тормаш-

ками... Жаль, что Хитров ничего не слышит. Похоже, он здоро-

во струхнул. Но ничего, держится. Да, держаться надо. Крепко

надо держаться.  Сколько здесь придется сидеть,  неизвестно.

Но почему же не сработал балластный сбрасыватель? Непонятно.

Или он сработал?  Тогда они давно были бы на поверхности.  А

они... Кстати, где же они?

   Мухин шарил по пульту, нащупывая знакомые кнопки и перек-

лючатели. Так. Значит, радио не работает. Наверное, все лам-

пы полетели. Шутка ли, такой толчок! Только люди могут пере-

носить подобные сотрясения. А хрупкие приборы - куда им. Хо-

рошо еще стекло не треснуло.  Не пришлось бы тогда... Ничего

не пришлось бы.

   - Аккумуляторы вышли из строя.  Одни осколки,  - негромко

сказал Хитров.

   Плохо, подумал Мухин. Очень плохо. Связь потеряна. элект-

роэнергии нет.  Хорошо хоть углекислотные поглотители сохра-

нились. Не задохнемся, по крайней мере. И вода есть. Значит,

еще не все потеряно.

   Держись, Володя, теперь наша сила в терпении. Нужно

ждать. Там, наверху, наверное, уже принимают меры.

   Мухин отыскал спину Хитрова и ободряюще похлопал юно-

шу по плечу. Тот в ответ пожал ему руку.

   -  Может, поедим? - спросил Володя.- А то я что-то про-

голодался.                   "

   Мухину эта мысль очень понравилась.  Они выпили по  чашкс

горячего  какао,  сохранившегося в термосе,  и почувствовали

себя совсем уютно.  Нет ничего успокоительнее, чем атмосфера

будничных  дел.  И поспать бы им вовсе не мешало.  Но уснуть

здесь, сидя в жестком кресле, было невозможно. Мешал холод и

еще что-то, встревоженным зверьком притаившееся под сердцем.

   - Второго батискафа здесь у них нет, - говорил как бы сам

с собой Володя.  - Значит, надо затребовать из Приморска. Да

и что это за поиски с батискафом?  Можно  проискать  миллион

лет и ничего не найти.

   Вдруг Мухин сообразил,  как можно общаться с Володей.  Он

взял руку юноши и стал водить по ней пальцем.

   - Ка.. и.. кип... но, - повторял вслух Володя начертанное

Мухиным.

   - Кинооператор,  - наконец прочел он.  - Конечно,  только

он.  Ты знаешь,  мне кажется, я припоминаю его. Как-то я был

на семинаре профессора Кавергина. Он делал доклад о создании

в  организме человека тех же условий,  которые возникают при

погружении кита на большую глубину.  Он еще называл их таким

смешным  словом  - кетационные условия,  дословно - китовые.

По-моему, кинооператор очень похож на Кавергина. Может быть,

это он и есть?

   Мухин написал одно слово на руке Володи.

   - Как?  - повторил тот.  - Как он это делает? Ему удалось

разработать несколько приспособлений. По идее они все заимс-

твованы у кашалотов.  Эти млекопитающие очень хорошо приспо-

соблены к условиям глубоководной среды, вот Кавергин и поза-

имствовал кое-что у них...

   Мухина заинтересовало Володино  объяснение.  Кроме  того.

оно отвлекало от давящей мысли о несчастье. Он стал расспра-

шивать Володю.

   - Какие? - читал Володя неровные движения мухннской руки.

- Прежде всего система  клапанов,  препятствующих  выжиманию

воздуха из легких на глубине. Кроме того, колоссальное коли-

чество дыхательного пигмента,  связывающего кислород в  мыш-

цах.  Обилие пигмента миоглобина позволяет кашалоту запасать

кислород не только в легких, но и во всем теле, так сказать.

Кавергин  перенес  эту особенность дыхания кита на человека.

Мне самому непонятно,  как ему удалось  это  осуществить.  Я

просто рассказываю, что слышал на семинаре. Я понял так, что

чудовищные давления живому организму не страшны.  Ведь  наше

тело практически состоит из жидкости. А жидкости несжимаемы.

Это и школьник знает.  Внутренние органы тоже будут работать

нормально,  если внутри организма установится давление, рав-

ное гидростатическому.  Кровь но сосудам будет свободно дви-

гаться  силой  сокращения  сердца,  так как на любой глубине

давление крови будет  слагаться  из  гидростатического  плюс

давление, развиваемое сердечной мышцей. Ясно?

   - Дыхание, - написал Мухин.

   - Я же говорю - миоглобин.  Кит, он что делает? Вынырнет,

провентилирует легкие и опять под воду уходит.  Но благодаря

миоглобину не только легкие насыщаются кислородом. но и весь

организм.  Поэтому мышцы животного долгое время не нуждаются

в притоке свежей крови,  несущей кислород. Вероятно, у этого

кинооператора в маску вмонтирована система  клапанов,  чтобы

уравновесить давление, - это раз. А во-вторых, биофизики это

уже умеют, в его организм введены вещества, которые спосооны

запасать в связанном виде большое количество кислорода и от-

давать его по мере надобности работающим органам.  Кессонная

болезнь  тоже  здесь  не страшна.  Ведь киты уходят под воду

лишь с одной порцией воздуха, а это значит, что азот в орга-

низме не накапливается.

   - Колоссально,  - Володька,  - скоро - пьем - кофе -  Шо-

кальский, - подвел итог беседы Мухии.

 

                             4

 

   Кавергин скользнул  в воду.  Сердитая волна не успела его

толкнуть и яростно ударилась о борт  "Шокальского".  Капитан

сделал приветственный жест рукой и отошел от борта.  На лице

его застыло напряжение. Кавергин погружался пятнадцатый раз.

Искали батискаф. Конечно, батискаф оснащен новейшим оборудо-

ванием,  запасы еды и воздуха позволяют жить в нем неделями,

но...  Но трехкилометровая пучина таила в себе слишком много

опасностей, и Мартин Августович помнил об этом.

   Кавергин шел  в  глубину.  Перед ним промелькнули светлые

слои,  где плавали ленивые медузы и суетилась рыбья  молодь,

затем стало темнеть - началось глубоководное царство.  Водя-

ная ракета легко и уверенно тянула ученого вниз.  Игорь  Ва-

сильевич  почти  не  рассматривал уже порядком надоевший ему

подводный мир. Сколько он ни обследовал район вулканического

извержения, до сих пор ничего найти не удалось. Взрыв вулка-

на изверг огромные массы лавы и пепла, загрязнившего воду на

несколько  километров  вокруг.  Луч  фонаря теперь с большим

трудом пробивался сквозь красковато-рыжую муть. Непрестанный

гул и удары,  доносившиеся со стороны извержения, болезненно

давили на уши. Кавергин поморщился и понесся над дном, осве-

щая небольшим прожектором колеблющиеся холмы придонного ила.

   Он описывал концентрические кольца вокруг вулкана,  время

от времени увеличивая их диаметр. Такое занятие могло бы по-

казаться бесплодным,  если бы не магнитоискатель. Сейчас Ка-

вергин был вооружен прибором, позволявшим отыскать любой ме-

таллический предмет в радиусе пятидесяти метров.  Прибор на-

поминал большой фотоаппарат.  Его несколько минут назад при-

вез на "Шокальский" тот самый вертолет, который доставил ту-

да Кавергина. Взяв прибор, Игорь Васильевич сказал:

   - Я надеюсь, что пятнадцатое погружение будет последмим.

   Капитан испуганно взглянул на ученого.

   - Не говорите так.

   Кавергин рассмеялся

   - Не волнуйтесь, Мартин Августович. Нам  теперь все

кашалоты завидуют...

   Игорь Васильевич посмотрел на стрелку прибора. Она ожила.

Что-то ее беспокоило. Она вздрагивала, на мгновение отклоня-

лась,  а затем вновь возвращалась в устойчивое нулевое поло-

жение. Кавергин понял, что прибор реагирует на глыбы камня и

куски застывшей лавы, выброшенные вулканом. "Неплохо, что ты

такая чувствительная, стрелочка, но заметишь ли ты батискаф,

вот в чем дело,  - подумал Кавергин. Океан и батискаф... Да,

это даже не иголка в стоге сена".

   Внезапно стрелка резко подпрыгнула и застыла, указывая на

цифру  10.  Кавергин  осторожно развернул прибор и определил

направление: северо-северо-запад.

   Через несколько секунд он был на месте,  где прибор заме-

тил металлическое тело. Игорь Васильевич с удивлением осмот-

релся:  ничто не говорило о присутствии батискафа, куски ох-

лажденной лавы да камни разрывали илистую  поверхность  дна,

словно огромные черные язвы.  Но прибор упрямо твердил свое:

где-то здесь должен находиться металл.

   Кавергин присел на длинный лавовый язык, похожий на спину

гигантской черепахи, и задумался.

   Где же?

   Вдруг он услышал слабый стук, доносившийся снизу. Негром-

кий, еле различимый, он отозвался в душе Кавергина громовыми

раскатами радости. Батискаф был под ним!

   Игорь Васильевич  спрыгнул на дно и сразу ушел по грудь в

ил. Он руками обчищал и ощупывал каменную глыбу, пока, нако-

нец,  не почувствовал полированный бок аппарата. Схватив во-

дяную ракету,  он нанес несколько сильных ударов по металлу.

В  ответ посыпались быстрые взволнованные толчки.  Обитатели

батискафа приветствовали своего спасителя.

   Кавергин огляделся  и недовольно покачал головой.  Задача

была исключительно трудной.  Батискаф оказался наглухо заму-

рован в лавовом выбросе.  Выцарапать аппарат из которых объ-

ятий можно только с помощью взрыва.  Перенесут ли ребята но-

вую встряску?

   Игорь Васильевич постучал  по  скользкой  обшивке.  Мухин

быстро отстучал ответ: живы, ранений нет... настроение хоро-

шее...  температура градусов восемь... из-за холода не рабо-

тает очистка воздуха... пришлось перейти на кислородные

маски.

   Последнее сообщение встревожило Кавергина:  значит, время

спасения ограничено.  Он передал внутрь батискафа  несколько

ободряющих  слов,  закрепил на камне зажженный прожектор для

ориентира и помчался вверх, оставив за собой хвост взбаламу-

ченного ила.

   Дно океана опустело.  Одиноко маячил тусклый  луч  света,

освещавшим  фосфоресцирующую взвесь из частиц глины и микро-

водорослей.  Глухие отзвуки извержения и рассеянный багряный

свет придавали подводному ландшафту зловещую окраску.  Каза-

лось, все здесь застыло в ожидании роковых событий...

   Кавергин вернулся через час. Он привез с собой тюк с инс-

трументами и материалами. Здесь был тол в аккуратных цилинд-

риках, подрывная машинка для подводных работ - ручной элект-

робур.

   В ушах у Игоря Васильевича еще стояли шум аплодисментов и

крики "ура" на палубе "Шокальского",  грянувшие, когда стало

известно, что батискаф найден.

   - Я не подрывник, - сказал он капитану, выслушав его нас-

тавления.  - Но,  кажется,  я вас понял и постараюсь сделать

все так, как вы мне советуете.

   Кавергин постучал внутрь батискафа.  Там долго не отвеча-

ли.  Наконец,  раздались слабые удары.  "Воздух...  что-то с

воздухом... баллон израсходован полностью..."

   Игорь Васильевич оцепенел. Это было неожиданно. Кислорода

в  баллоне  должно  было хватить по крайней мере еще часа на

четыре.  Обыкновенно батискаф полностью обеспечирается рабо-

той углекислотной установки.  Баллон с кислородом - это ава-

рийный запас.

   И вот... Что-то произошло.

   Кавергин принялся торопливо сверлить дыры под заряды. Пе-

редвигаться  по  вязкому  мягкому  грунту было тяжело,  и он

как-то очень быстро устал. Когда все было готово, в глазах у

него  уже плыли темные круги.  Он оттащил подрывной ящик по-

дальше от лавовой глыбы,  в которой, как жук в янтаре, поко-

ился батискаф.

   "Шестнадцать погружений на такую глубину даже кашалот  не

выдержит",  - мелькнула вялая мысль.  Медленным движением он

замкнул контакты.  Резкий треск, словно разорвали полотнище,

на  миг  ошеломил его.  Ил вздыбился густым желтым облаком и

закрыл поле зрения.  Кавергин подождал,  пока ржавые  потоки

придонной грязи немного осели,  и поплыл к месту взрыва.  Ни

батискафа,  ни лавы он там не обнаружил.  "Вырвались... Живы

ли?" - подумал он и внезапно ощутил страшную усталость. Тело

его было разбито и бессильно.  Каждое  движение  давалось  с

трудом.

   Он немного поплавал в темном киселе в районе взрыва,  на-

тыкаясь на мелкие кусочки камней.  Казалось,  ему жаль поки-

дать это место.

   "Подъем", -  с большим усилием воли подал он сам себе ко-

манду.  И вдруг обнаружил,  что с ним  нет  водяной  ракеты.

Быстрыми  суетливыми движениями он подплыл к подрывному ящи-

ку,  затем вернулся назад...  Ракеты  не  было.  Внезапно  я

вспомнил:  двигатель остался возле батискафа!  Трубка мешала

ему сверлить дыры,  он снял ее и бросил в небольшую нору  на

камне.  В спешке позабыл о ней и теперь либо двигатель погиб

взрыве,  либо,  безвозвратно утерянный,  покоится на илистом

дне. Найти его нечего и мечтать.

   Кавергин посмотрел вверх.  Может, впервые за все время он

ощутил тысячетонную тяжесть воды,  нависшую над головой. Ему

стало очень холодно,  хотя обогрев костюма  был  включен  на

полную мощность.

   "Три километра... Много..."

   Он медленно поплыл вверх,  осторожно шевеля ластами. Ост-

рая режущая боль в боку заставила его на  миг  остановиться,

Затем он вновь поплыл все выше и выше.  Но ему казалось, что

он опускается вниз.  Это странное двойственное чувство овла-

девало  им все больше,  пока не наступило полное безразличие

ко всему,  что его окружало, и он уже не интересовался, куда

плывет...

 

   "Шокальский" делал двадцать узлов в час.  Все меньше миль

оставалось до Владивостока. Мухин и Хитров стояли на палубе,

задумчиво глядя на пенистые барханчики волн.  Во все стороны

распахнулась необъятная синь и тишина.

   Высокий седовласый  капитан  поднялся по трапу на мостик.

Сдержанным кивком ответил он на приветствие.

   Мартин Августович смотрел вперед,  но видел он не океанс-

кие просторы.  Перед ним стояло лицо Кавергина. Как радостна

была  их встреча,  когда он прилетел в ту ночь на вертолете.

Как лучезарно он умел улыбаться... Он сказал тогда:

   - А все-таки вы пришли в науку,  Мартин Августович. Вы же

теперь капитан научно-исследовательского судна. Оказывается,

можно  слить  разнообразные стремления человека всего лишь в

одной профессии? А, Мартин Августович?

   Капитан почувствовал комок в горле.  Он судорожно глотмул

исклонился над картой.

   Высоко над  мостиком в синеве неба рядом с красным флагом

трепетал на ветру бело-голубой вымпел. Все встречные корабли

узнавали  по  нему научно-исследовательское судно и приветс-

твенно гудели.

   Кругом только волны и небо, и очень далеко еще до земли.

 

 

 

                       УГОДНЫЙ СОЛНЦУ

 

   Френк остановился  перед  солидной,  обитой  черной кожей

дверью. Скромная и строгая медная табличка с надписью Э. Хь-

юз,  директор  газеты "Дейли экспресс" потемнела от времени.

Френк взглянул на часы-было без трех минут десять.

   Шеф назначил  ему  ровно в десять,  и Френк сел в кожаное

кресло:

   - Ладно, посижу три минуты в приемной.

   Френк, или Френсис О'Нийли,  был заместителем заведующего

отделом науки. В редакции Френка считали чудаком, но относи-

лись к нему с уважением.  Для него  не  существовало  другой

сенсации,  кроме научной.  Он готов был отвести целую полосу

статье об исследовании свойств ДНК или сообщению об открытии

антигиперона.  За  свою  десятилетнюю  работу в газете Френк

встречался со многими крупными учеными. Среди них были и мо-

лодые физики,  только вчера ставшие академиками, и убеленные

сединами нобелевские лауреаты.  Но  маждый  раз,  когда  ему

предстояла  встреча  с  человеком  науки,  Френка охватывало

чувство благоговейной робости и радостного ожидания.

   Френк успевал следить буквально за всем,  будь то загадки

микромира или парадоксы пространства - времени,  проекты из-

менения  климата Земли или тайны генетики.  К тому же он был

хороший популяризатор. Он не размазывал материал, как манную

кашу по тарелке, не обливал его малиновым сиропчиком. Он не-

навидел вульгаризаторство и.  не терпел трескучего  дилетан-

тизма научных терминов.  Художественный образ, контакт с чи-

тателем и вера,  что именно его статья самая важная на  всех

тридцати  двух полосах газеты,-это было главное оружие Френ-

ка.

   Но все же многие считали его чудаком.  Когда русский кос-

монавт впервые в истории успешно слетал в космос,  Френк был

в Москве.  Другие газеты печатали интервью с героем, его би-

ографию,  портреты жены и матери,  подробно описывали  внеш-

ность и застенчивую улыбку.

   Но Френк слал в "Дейли экспресс" телефонограммы о  значе-

нии полета для будущего,  о замечательной точности отделения

ступеней ракеты, о телеметрической аппаратуре.

   Шеф метал молнии.

   Но, как ни странно,  "Дейли экспресс" раскупали,  и очень

быстро.  Ведь  в эти дни все газеты были похожи одна на дру-

гую: те же портреты, те же статьи, и только материалы Френка

давали читателю новые подробности, которых он так жаждал.

   Шеф посмеивался и сосал леденцы.

   - Вот тебе и чудак, - говорили коллеги и многозначительно

поджимали губы.

   Френк взглянул на часы, поднялся и отворил дверь.

   - О! Френк, дружище, я уже жду вас. Садитесь, пожалуйста.

   Этот розовощекий  и  абсолютно лысый толстяк похож на ог-

ромного младенца,  - такое сравнение  всякий  раз  приходило

Френку на ум, когда он сидел в кабинете шефа.

   - Не хотите ли? - Хьюз протянул Френку раскрытую жестянку

леденцов.

   - Благодарю вас,  сэр, - Френк осторожно подхватил янтар-

ную, чуть липнувшую к пальцам рыбку и отправил ее в рот. Хь-

юз засунул себе в пасть целую пригоршню.

   - Я жду от вас сенсации, Френк, настоящей сенсации. Может

быть,  вы догадываетесь, какой?

   - У меня как раз есть превосходный материал о докторе...

   - Кто это такой?

   - Биолог. И Нобелевский лауреат.

   - Не пойдет.  Это не сенсация.  Мне нужно что-нибудь  та-

кое... - Хьюз попытался щелкнуть своими пухлыми, как розоро-

зовые сосиски:,  пaльцaми.  - Ну как бы это  вам  сказать...

Нужно, чтобы газета вышла минимум тройным тиражом!

   - Совсем недавно так оно и было.

   - Вы совершенно правы, но этим я обязан русскому летчику,

а теперь я хочу быть обязанным своему сотруднику,  - по лицу

Хьюза поплыли жирные складки.

   Френк ответил ему холодной вежливой улыбкой.

   Хьюз встал  и,  смешно  переваливаясь на коротких ножках,

прошел через весь кабинет к географической карте.

   - Меня  осенила идея,  Френк.  В свое время "Нью-Йорк Ге-

ральд" отправила Стенли в дебри Африки.  Газета утроила  ти-

раж,  а Бельгия получила Конго. Недавно "Дейли Мейл" послала

Ралфа Иззарда искать снежного человека.  Они пощелкали фото-

аппаратами над коммунистическим Китаем,  йети они,  конечно,

не нашли, но газета выходила удвоенным тиражом.

   - Кроме того,  они дали возможность заработать ребятам из

сатирических журналов,сэр.

   - Да,  да,  Френк, именно так. Но, с вашего позволения, я

продолжу.  Итак...  ну, да чего там! Одним словом, Френк, вы

поедете в Сахару.

   - Куда?

   - В Сахару.  Сейчас я вам все объясню. Мне не нужно, чтоб

вы что-то там открыли.  Отнюдь нет. Важно, что вы поедете...

Поедете на джипе вдвоем с шофером.  Он же - радист. А мы бу-

дем с тревогой следить за вашей судьбой,  - плечи шефа  зат-

ряслись от смеха, точно застывшее желе.

   - Да, но почему именно туда, почему в пустыню?

   - Я помню,  что вы недавно дали материал о гипотезе одно-

го ученого. Это, кажется, о тектитах?

   - Да, сэр.

   - Так вот. Он утверждает, что где-то там еще до Адама был

космодром или что-то в этом роде. Ну, вы и поедете проверить

эту гипотезу. Так?

   - Я  не  знаю,  как насчет роста тиража.  Но даже если он

возрастет,  этим вы опять-таки будете обязаны  русским.  Они

много работали над происхождением тектитов.

   - Не только.  Не только им. Вам также, Френк, ведь мы бу-

дем с волнением и тревогой следить за вашей судьбой.

   - Вряд ли даже самая лучшая экспедиция сможет подтвердить

или опровергнуть это предположение... Вряд ли.

   - Этого и не нужно.  Йети тоже не нашли.  Да и поиски Ли-

вингстона были только предлогом.

   - Предлогом? К чему?

   - Бизнесу, Френк. Будь то новые колонии или престиж газе-

ты. Первое, конечно, важнее.

   - Да, но теперь...

   - Теперь один уговор.  Никаких путевых впечатлений, ника-

кого местного колорита.  Материал начнете давать по прибытии

в пустыню.  Мы договорились с французскими властями (вы пое-

дете  через  Алжир),  что  вы  и словом не обмолвитесь ни об

"ультра", ни о взрывах в Сахаре.

   - Моя специальность наука, сэр!

   - Атомная бомба тоже наука.  Поэтому ни-ни! Только текти-

ты, только древние находки и всякие сумасбродные предположе-

ния.

   - Сэр?

   - Я шучу,  Френк.  Материал будет оплачиваться  соответс-

твенно. После возвращения двухмесячный отпуск. А сейчас иди-

те к Патрику.  Он все оформит. Да... когда все будет готово,

зайдите попрощаться.

 

   Еще несколько часов назад термометр показывал шестьдесят.

Но зашло солнце,  и на пустыню опустилась холодная  страшная

ночь.  Ни  ветерка,  ни  звука.  Только бесстрастно блистают

звезды,  отраженные мерайей, - ровной  блестящей  площадкой,

покрытой кристалликами гипса, только прошелестит фаланга или

засвистит ящерица.

   Френк стоял  у  входа  в  палатку и курил свою неизменную

прямую трубку из шотландского вереска. Его высокая худощавая

фигура отбрасывала черную тень,  изломанную застывшей песча-

ной зыбью.

   Всюду песок,  думал Френк, навязчивый нудный песок, заст-

ревающий в глазах,  скрипящий во рту.  А ведь он не  беспло-

ден, - и мысли Френка унеслись на юг.  Туда,  где катит свои

воды широкая и полноводная Конго.

   Если бы там, где кончаются жаркие тропические болота, где

вместо сырых тропических лесов реку сжимают высокие скальные

берега,  если бы там,  в узком ущелье Стенли-Гил,  построить

высотную плотину? Как широко разлилась бы Конго!. Уже не ре-

ка,  а  огромное пресноводное море скрыло бы под толщей воды

весь этот рассадник малярии.  Потом,  когда вся  низменность

была  бы  затоплена,  вода устремилась бы в один из притоков

великой реки.

   Френк видел,  как  бурный  поток заставил реку повернуть,

вспять и понесся к каналу.  Белой пеной  вскипает  кофейного

Цвета вода, крутит водовороты; как красавица заплетает косу,

переплетает река темные струи.  И бежит, бежит, чтобы шумным

водопадом  низвергнуться  в котловину озера Чад.  И Чад тоже

станет пресноводным внутренним морем, думает Френк, и чудит-

ся ему  в блеске мерайи зеркальная гладь воды.  Вокруг него,

как тысячи лет назад,  когда жили древние рыбаки-алассарасы,

зашумят зеленые саванны. Из возрожденного моря Чад - как это

прекрасно звучит,  море Чад!  - да устремится в русла  давно

отшумевших рек, бесчисленные Уты. Так родится великая река -

второй Нил,  который понесет воды Конго в Средиземное  море.

Сахара  тогда  преобразится!  Вот  этот сухой и страшный пе-

сок-сероцвет превратится в самую плодородную почву в мире! И

зашумит сад над новой Африкой!

   Френк поежился и, присев на корточки, зажег спиртовку.

   - Хелло! Майкл!

   Из палатки послышалось сонное ворчание.

   - Вы спите?

   Ответом было равномерное, как прибой, посапывание.

   А будет ли это когда-нибудь?  - подумал Френк,  наливая в

кофейник воды.  Наверное, будет. Ведь строят же русские пло-

тину в Египте. У них все по-иному, у этих русских... Еще не-

давно они были нашими союзниками,  почему бы теперь  нам  не

заключить  новый союз,  не объединить силы в борьбе с пусты-

ней, с космосом?

   В палатке затрещал будильник.

   Нужно растормошить парня,  иначе  он  не  встанет,  решил

Френк и на четвереньках полез в палатку.

   - Ну,  вставайте же, Майкл! Вам пора на дежурство. Я сва-

рил кофе.

   В призрачном синеватом огне спиртовки,  тысячекратно пре-

ломленном в кристаллах гипса,  можно было видеть, как из па-

латки высунулось распухшее и помятое,  добродушное и класси-

чески ленивое лицо шофера Майкла Ифкина.

 

   Если взглянуть назад,  можно увидеть, как до самого гори-

зонта уходят  постепенно  суживающиеся  узорчатые  отпечатки

шин. Если посмотреть вперед, то не увидишь даже этого. Толь-

ко пески, недвижные страшные пески, пески до самого горизон-

та, до самой туманной дымки.

   - А ведь здесь раньше жили люди, Майкл.

   - Вы шутите,  сэр? - одну руку шофер держал на руле, дру-

гую то и дело поднимал, чтобы стереть с лица пот.

   - И  не  думаю.  Три тысячи лет назад здесь шумели базары

больших городов.  По улицам неслись легкие колесницы,  гривы

лошадей были завиты в мелкие колечки и выкрашены охрой.

   Шофер  недоверчиво пожал плечами.

   - Это правда, Майкл. Можете не сомневаться. Об этом расс-

казали нам изображения  невиданной  красоты,  высеченные  на

скалах.

   - Мы увидим их?

   - Мы увидим другое. Помните, две недели назад мы повстре-

чали старика из племени Тай-ток?

   - Того оборванца, с которым вы болтали по-французски?

   - Он не оборванец.  Это потомок древней расы.  Когда наши

предки ходили в шкурах,  его пращуры жили в больших городах,

спали на ярких коврах, ели на чеканной серебряной посуде.

   Френк снял темные очки,  провел мокрым от пота платком по

лбу и переносице,  и вновь надел их. Курить ему не хотелось,

не хотелось даже пить тепловатое "пепси".  Вот если бы можно

было попасть в прохладную тень, разуться и выпить стакан ши-

пящей,  взрывающейся серебряными пузырьками газа минеральной

воды со льдом!

   - Кстати, этот старик князь или что-то в этом роде.

   - Да ну?  - Майкл неосторожно притронулся пальцем  к  ка-

кой-то металлической штуковине,  и сейчас же засунул палец в

рот.

   - Обожглись? Наденьте перчатки.

   - Да,  придется.  Все накалено, как в преисподней. Так вы

говорите, что этот старикан так же знатен, как герцог Ланка-

ширский?

   - Во всяком случае, его род древнее. Он иххагарен. Я точ-

но не знаю,  что это такое.  Но думаю,  нечто вроде  титула.

Впрочем,  это не так важно. Интересно другое - я показал ему

тектигы и спросил,  не встречал ли он что-либо подобное.  Вы

знаете, что такое тектиты?

   - Какие-то камешки?

   - Это кусочки природного стекла.  Природного потому,  что

возраст их исчисляют десятками тысяч лет. Один только бог, а

может быть, и дьявол знают, откуда они взялись. Некоторые из

них радиоактивны.  Сейчас в их составе обнаружены такие изо-

топы, которые образуются только искусственно.

   - Атомный  котел до всемирного потопа?

   - Нечто  вроде  этого.  Было даже предположение,  что это

следы приземления неизвестного звездолета.

   - С атомным двигателем?

   - Ну да! Песок под его дюзами расплавился и превратился в

радиоактивное стекло.

   - Интересно...

   - По-моему,  не очень.  Гипотеза-однодневка.  Родилась на

интересе к космосу.  Вот русский корабль-спутник - это дейс-

твительно интересно.  Вы только представьте себе...  Голубая

полоска, потом все синее и синее, дальше пронзительно фиоле-

товые  тона,  все  более интенсивные,  переходящие в черноту

космоса.  Только подумать,  он видел то, чею еще не видел ни

один человек в мире?

   - Янки тоже скоро полетят.

   - Конечно,  полетят.  Но он-то первый!  А это очень много

значит.

   - Да, вы ведь говорили об этом, как его, герцоге? Он что,

знает о тектитах?

   - Да.  Они разбросаны по всей пустыне. Бедные женщины де-

лают себе из них бусы. Особенно много их здесь, в стране Та-

незруфт.

   - Почему же вы так хотите попасть к этим  проклятым  ска-

лам? Ведь тектиты-то здесь?

   - Да они есть почти повсеместно.  В Австралии, в Чехосло-

вакии.

   - А что же мы будем делать в скалах?  Сидели  бы  себе  в

гостинице и посылали в редакцию письма. А то ездим, ездим по

этому пеклу!

   - Ничего вы не понимаете,  - глаза Френка стали глубокими

и загадочными.  - Вы никогда не поймете,  как человек  может

быть  счастлив,  проезжая  по пескам,  которые хранят в себе

древние города, прыгая по скалам, где древние скульпторы об-

рели бессмертие. Здесь столько тайн, столько страшных и тем-

ных загадок! Порой мне кажется, что в пустыне духи. Я только

не знаю, какие - злые или добрые.

   Майкл не отвечал.  Слюна у него во рту сделалась тягучей.

Затылок давило и жгло,  как от горчичника.  Голова чуть-чуть

кружилась.  А бесцветное небо,  казалось,  лежало на плечах.

Внезапно  он  увидел где-то далеко впереди озеро.  Воздушные

пальмы смотрели в чистую-чистую воду.  К озеру спешил  кара-

ван.  Бубенцы на верблюдах заунывно звенели. Майкл знал, что

в пустыне бывают зрительные миражи, но никогда не думал, что

пески могут петь.

   А Френку порой действительно казалось,  что над ними реют

невидимые духи когда-то живших здесь людей.

 

   Царство солнца, владения ветра.

   Скалы накалялись полуденным светилом и, точно расплавлен-

ный металл в воду, погружались в холод ночи. Молниями пробе-

гали по ним трещины, с пушечным гулом взрывались камни.

   Потом за работу принимался ветер. Он захватывал тучи пес-

ка, крутил их и обрушивал разогнанные песчинки на скалы. Пе-

сок  вымывал  в них причудливые ходы,  выбивал ниши и гроты,

шлифовал камни.

   Солнце сверху следило за этой работой.  Оно словно вытап-

ливало скрытое в камнях таинственное масло  и  покрывало  их

черным  глянцем - загаром пустыни.  Камни становились похожи

на чугун.

   Скалы Атакора?  Это таинственная страна застывших причуд-

ливых теней. На века замерли здесь воины и старцы, фантасти-

ческие  чудовища  и  скорбные монахини - диковинные творения

солнца и ветра.  Откуда эта скальная страна  возникла  среди

песков?  Какой  могучий джинн создал этот фантастический мир

среди бескрайних песков?

   Раскаленные камни млели в расплавленном воздухе.  Воздуш-

ная дымка искажала очертания,  и казалось,  что  скалы  тихо

кланяются, безмолвным танцем приветствуют пришельцев.

   Нельзя смотреть без темных очков,  иначе почудятся  среди

скал глубокие синие озера, точно наполненные жидким дымящим-

ся кислородом.  Закачаются скалы, поплывут, расплескивая си-

ние брызги.  В ушах зазвенит странная заунывная музыка, тре-

вожная и прекрасная.

   Это музыка смерти.  Она закружит голову, завертит скалы в

бешеной пляске.  Небо опрокинется и сольется с синими озера-

ми.

   Многих погубила пустыня. Не раз Майкл замечал впереди ма-

шины выбеленные солнцем верблюжьи кости, высохшие черные му-

мии людей. У одной такой темной фигуры он остановил машину.

   - В чем это он, сэр?

   - Это одеяло из верблюжьей шерсти. Оно спасает человека и

от таинственной "слюны дракона", которой так боятся туареги,

и от укуса фаланги. Но этому бедняге и оно не помогло. Пере-

верните его.

   Майкл потянул за конец одеяла. Мумия завертелась, как ка-

тушка, когда ее дернешь за нитку.

   - Ну и длинное же...

   Наконец, одеяло  размоталось,  и  Френк увидел коричневый

скелет, обтянутый сухой кожей.

   Интересно., сколько  ему  лет,  подумал  он и наклонился.

Что-то блеснуло - это  был  золотой  браслет  с  прекрасными

швейцарскими часами.

   - Европеец?!

   - Да, Майкл, кажется.

   Френк осторожно взялся за высохшую кисть.  Она была сжата

в кулак,  точно хотела что-то унести с собой навечно.  Френк

отпустил ее, она упала и рассыпалась.

   - Да,  здорово поработало солнце, - сказал Френк, направ-

ляясь к джипу.

   - Постойте, сэр. Там что-то есть.

   Френк обернулся и увидел,  что Майкл читает какую-то  бу-

мажку.

   - Чернила совершенно выцвели.

   - Не беда, мы прочтем ее в свете минералогической ультра-

фиолетовой лампы, когда наступит ночь.

 

         30 сентября 1903 года,  экспедиция профессора Рейе-

         ра.  Тому, кто найдет это письмо. Прошу переправить

         моей жене Адель Рейер,  Тюльпан Рюи, 48, Лион или в

         адрес французской Академии наук.

 

   Нас было четверо.  Мой помощник - Франц Крузель, двое ра-

бочих-арабов и я, профессор Давид Рейер. Мы искали развалины

древнего города.  21 сентября 1903 года Франц обнаружил про-

ложенную в скалах дорогу.  Она была сделана из огромных  ка-

менных плит. Каждая плита была отшлифована с величайшей тща-

тельностью и весила,  наверное, не меньше тысячи тонн! Кто и

когда построил эту циклопическую дорогу, остается только га-

дать. Подобно винтовой лестнице, дорога шла все выше и выше.

Она вилась среди скал, на каждом шагу открывая нам самые не-

вероятные вещи.  Мы встречали ц  огромные  водоемы,  выбитые

прямо в скале,  и неизвестно куда ведущие отверстия;  удиви-

тельно круглые и широкие, они смотрели на нас с высоты.

   Дорога кончилась совершенно неожиданно,  так же как и на-

чалась,  - между двумя самыми высокими скалами.  Она обрыва-

лась  прямо  в  пропасть.  Нечего было и думать спуститься в

нее!  Стена была совершенно отвесная. Лишь узенькая лестница

вела куда-то вниз. Вход на эту лестницу лежал через пролом в

скале. Но пролом этот был забран бронзовой решеткой, над ко-

торой  высечены египетские иероглифы:  "Закрой глаза и уйди.

Здесь тайна, за которую ты поплатишься жизнью".

   Моих рабочих обуял ужас.  Они пали ниц и ни за что не хо-

тели идти дальше.  Чтобы подбодрить их,  Франц  решил  пойти

вперед.  Он подошел к самому пролому.  Но стоило ему прикос-

нуться к одному из бронзовых прутьев, как он вскрикнул, лицо

его исказилось,  и он упал мертвым. Рабочие бросились бежать

куда глаза глядят.  Яркое солнце и волнение страшно  подейс-

твовали на меня - я почти ослеп. Ощупью я все же нашел доро-

гу назад.  Сколько я ни звал,  сколько ни кричал,- никто  не

отзывался.  Рабочие или убежали с моими верблюдами, или сор-

вались в пропасть.  Минуты мои  сочтены.  Смерть  моя  будет

ужасна. Жаль, что нет револьвера.

   Путник, кто бы ты ни был,  умоляю,  доставь это письмо по

адресу.

                                               Давид Рейер.

 

   Р. S.  Дорога начинается между скалой, похожей на рыцаря,

и скалой,  напоминающей кошку.  Будьте осторожны.  Да хранит

вас бог".

 

   Вот и последняя исполинская  плита.  Дальше  дороги  нет.

Скалы  весной  стеной обрываются в пропасть.  Лишь узенькая,

высеченная в черном базальте лестница уходит куда-то вниз.

   - Будьте осторожны,  Майкл,  - Френк обернулся к шоферу и

жестом пригласил его последовать за собой, - нас ждет немало

сюрпризов:  от проваливающихся ступеней до отравленных реше-

ток.

   - Вы думаете, та решетка была отравлена?

   - Наверно.  На ней могли быть мельчайшие зазубрины,  сма-

занные ядом. Древние были мастера на всякие яды, даже на та-

кие,  которые не теряют с веками своей  дьявольской  силы...

Иначе чем можно объяснить?

   - Мало ли чем, - уклончиво протянул Майкл.

   Но таинственной  решетки не было.  Чего не смогли сделать

тысячелетия, сделали секунды. Кто знает, когда это было: на-

завтра после смерти Давида Рейера или только вчера, но обвал

уничтожил и бронзовую решетку, и скалу с высеченной угрозой.

Путь был свободен.

   ...Всему приходит конец.  Кончилась и лестница. Кончилась

перед  идеально круглым отверстием.  Зияющая чернота звала и

угрожала одновременно. Майкл заглянул в отверстие. Ему пока-

залось, что во мраке что-то светится нежным розовато-лиловым

светом.

   - Разрешите,  я пойду впереди, сэр, - и, не дожидаясь от-

вета, шофер зажег фонарик и вошел в трубу.

   Френк последовал за ним.

   В лицо пахнуло сыростью и каким-то специфическим  затхлым

запахом.  Френк  зажег фонарик.  Желтый луч выхватил из тьмы

коренастую фигуру шофера,  который, чуть пригнувшись вперед,

уверенно пробирался по туннелю. На стенках трубы мерцали ма-

ленькие звездочки - это загорались и гасли кристаллики квар-

ца.  Под ногой сердито скрипел мелкий гравий, пробуждая спя-

щее эхо,  которое,  как ленивый сонный зверь, нехотя огрыза-

лось и затихало.

   Внезапно Майкл остановился,  погасил фонарик,  присел  на

корточки и сопя над чем-то склонился.

   - Что там у тебя, Майкл?

   - Потушите свой фонарик,  сэр. Здесь какая-то чертовщина,

что-то светится.  - Майкл выпрямился и,  прижавшись к стене,

пропустил Френка. - Только осторожнее, здесь обрыв.

   Туннель, упершись в глухую  скалу,  вертикальным  штреком

уходил вниз. Френк и Майкл склонились над колодезем и до бо-

ли в глазах всматривались в черный провал,  где шофер увидел

какое-то свечение.  Может быть, там действительно чтото све-

тилось,  а может быть,  просто перед глазами  плыли  голубые

круги и метались красные шары.

   - Да,  что-то такое есть,  - неуверенно промычал Френк  и

зажег фонарик.

   Колодезь оказался совсем неглубоким,  в него  можно  было

просто спрыгнуть.

   Френк спрыгнул первым,  и сейчас же увидел узкий  проход,

который светился неверным лиловато-розовым светом. Повернув-

шись боком,  он осторожно протиснулся в щель.  В этот момент

тяжело и неловко спрыгнул Майкл.

   - Осторожнее,  сэр!  Здесь могут быть змеи или еще чтони-

будь...

   Но Френк уже ничего не слышал,  пораженный странным и ве-

ликолепным  зрелищем.  Новый туннель был довольно короткий и

впереди уже брезжил дневной свет - вероятно, в конце туннеля

был поворот,  который  заканчивался,  выходом.  Но  поразило

Френка другое.  Пробиваясь из щебня высовываясь из  малейшей

трещины,  извиваясь на потолке - всюду... росли живые газос-

ветные трубки. Они протягивались тоненькими лентами, изгиба-

лись узкими спиралями,  переплетались и свисали петлями, го-

ревшими чистым голубым огнем.  Среди этого призрачного вели-

колепия,  подобно лучшим неоновым лампам,  горели малиновые,

розовые,  пурпурные, оранжевые н лиловые шары. Казалось, что

сам  воздух  светится,  подобно широкой реке,  сплетенной из

разноцветных огненных струй.

   - Клянусь богом,  это грибы! Невероятные неведомые грибы.

- Майкл даже присел.

   - Грибы?!

   - Да,  сэр,  грибы. Я читал где-то, что грибы светятся. У

одних - только ножки или шляпки,  у других споры.  Даже гни-

лушки светятся потому, что в них прорастают грибы!

   Френк смотрел  на  своего  шофера и не узнавал его.  Этот

грубоватый и несколько неуклюжий парень преобразился.  Может

быть,  это необычный свет живых люминесцентных ламп, при ко-

тором можно даже читать,  так изменил лицо и особенно  глаза

Майкла,  но в них горел такой чистый, такой ясный огонь вос-

хищения, что Френку стало завидно.

   Он вспомнил Париж,  Лувр. Наверно, тогда он сам горел вот

таким же огнем,  стоя перед Ренуаром или застыв в немом вос-

хищении перед безрукой фигурой,  воплотившей в себе всю кра-

соту и боль искусства.

   - Может  быть, вы и правы, Майкл.

   Туннель кончался над узкой  котловиной,  со  всех  сторон

стиснутой скалами.  Земля была близко - не более чем в трид-

цати футах. Забитый в скалу костыль и веревка решили дело.

   Френк быстро заскользил вниз, и когда до земли оставалось

всего два фута,  спрыгнул.  Гравий зашуршал,  и все  стихло.

Френк  обернулся и застыл.  Он даже не слышал,  как вслед за

ним спрыгнул Майкл.  Прямо перед собой он увидел  гигантское

изображение, высеченное на гладкой скале. Не отрываясь, гля-

дели на него - дерзкого пришельца - до жути живые глаза.

   Изображение было  древнее и в то же время странно похожее

на современное искусство. Дикую силу и убедительность прида-

вало  ему  соединение  самого  острого и мрачного гротеска и

мощного реализма.

   Все было  удивительно в этой высеченной на скалах фигуре:

и свободные, резкие линии туловища, и странный колпак, окру-

жающий голову. От этого колпака тянулась какая-то изогнутая,

подобно змее,  стоящей на хвосте, трубка. В одной руке чело-

век держал что-то похожее на гранату-лимонку,  а другой ука-

зывал на идеально круглый диск,  от которого к прямой  гори-

зонтальной черте,  изображавшей землю, тянулась нить, закан-

чивающаяся странным  веретенообразным  предметом.  Казалось,

что это веретено тысячи лет стремится к черте земли с расту-

щими на ней стилизованными деревьями,  но никак не может до-

лететь.

   - Это космонавт!!!  - крик Майкла разбудил духов котлови-

ны.  Они повторяли его своими тысячеголосыми глотками до тех

пор, пока Френк не очнулся от оцепенения.

   Когда эхо замолкло и Френк несколько опомнился,  он схва-

тился за свои фотоаппараты и,  точно сумасшедший,  начал ме-

таться перед загадочным изображением. Десятки раз он сфотог-

рафировал из обеих камер и самого космонавта и отдельно  его

голову  в круглом колпаке.  Он запечатлел на пленке и диск -

таинственную планету,  и веретено  -  космолет,  неотвратимо

стремящийся к земле. Под разными ракурсами, через всевозмож-

ные светофильтры!

   Когда Френк немного успокоился, он начал разыскивать хоть

какую-нибудь надпись. Но тщетно - ее не было.

   Чьей рукой  выбито  изображение?  Что это за таинственный

диск? Какой силой двигался звездолет? Куда исчезли космонав-

ты?

   Одним словом, голову Френка беспорядочной толпой осаждали

все те вопросы, которые встали бы в подобных обстоятельствах

перед каждым человеком.

   Но ни надписи,  ни ответов Френк не находил. Как в жесто-

кой лихорадке,  его мучили навязчивые желания.  Он хотел  бы

остаться  здесь надолго,  и в то же время - скорее вернуться

назад, скорее сообщить людям, поведать, обдувать, объяснить,

написать!

   - Скорее назад,  Майкл,  - сказал он и, подпрыгнув, повис

на канате,  - скорее к "джипу"! Мы сейчас же должны дать ра-

диограмму.

 

   Френк в одних трусах сидел на песке,  спрятавшись в куцую

тень,  отбрасываемую "джипом".  Он водил по щекам намыленной

кисточкой,  но в жарком воздухе пустыни мыло мгновенно высы-

хало.

   Майкл, тоже сидя на песке,  настраивал рацию,  облокотив-

шись  о белую рубчатую покрышку запасного колеса,  сделанную

из жароустойчивого кремнийорганического полимера.  Время  от

времени  он  подносил ко рту жестянку с теплым ананасным со-

ком.

   - Одно мне непонятно,  - не отрываясь от рации,  нарушила

молчание Майкл,  - что же все-таки  произошло  с  помощником

профессора Рейера?  Почему он так внезапно погиб? Вы говери-

те,  что в решетке могли быть смазанные ядом  зазубрины,  но

разве есть яды,  убивающие мгновенно? Лично мне кажется, что

бедный Рейер просто помешался от солнца, все это ему пригре-

зилось...

   - Не думаю.  Есть страшные яды. Ученые называют их белка-

ми-дьяволами.  Всего несколько миллиграммов этих белков спо-

собны убить все живое на Земле.  Никакой фантастический  дь-

явол,  никакая  атомная  бомба не способны на это.  Конечно,

предположение о зазубринах - это просто первая  пришедшая  в

голову разумная разгадка...  Во всяком случае,  таинственная

гибель Крузеля имеет простое и, конечно, рациональное объяс-

нение.  Я вспомнил одну историю,  чем-то похожую на наш слу-

чай. Если хотите, я расскажу.

   - Конечно!

   - Случилось это около сорока лет тому назад. Кстати неда-

леко  отсюда,  в знаменитой Долине царей,  на краю Ливийской

пустыни. Во время раскопок наш соотечественник Говард Картер

обнаружил вход в усыпальницу египетского фа раона Тутанхамо-

на.  Причем обнаружил совершенно неожиданно:  под  одной  из

развалившихся хижин, в которых тысяч лет назад жили строите-

ли гробниц,  вдруг показалась высеченная в скале  ступенька.

Когда расчистили вокруг землю,  те увидели лестницу, ведущую

в подземелье.  С большим трудов археологи откапывали ступень

за ступенью, пока лестница не привела их к замурованной две-

ри склепа,,  опечатанной странными печатями,  изображавши-ми

шакала и девять связанных пленников. Печати были целы, а это

означало,  что богатые саркофаги,  в которых покоится  мумия

фараона,  не тронутые грабителями. Действительно, в гробнице

нашли несметные богатства.  Один только гроб,  сделанный  из

чистого золота, весил 300 фунтов!

   - Ого!

   - Да,  Майкл, золота было много, но досталось оно дорогой

ценой. Многие археологи и рабочие, проникшие в мрачную гроб-

ницу,  погибли.  Их  поразила мучительная и таинственная бо-

лезнь.

   Первым заболел наш известный ученый лорд Карнарвои. У не-

го начался жар и сильные боли в мускулах. Врачи только недо-

уменно  разводили  руками.  Лорд  умер через двадцать дней Б

страшных муках.  Затем стали умирать и другие члены археоло-

гической экспедиции.  Причем в основном умирали те, кто пер-

вым вошел в гробницу. Тридцать лет наука не могла дать ответ

на эту страшную загадку.  В 1955 году гробницу даже исследо-

вали дозиметристы: нет ли в ней радиоактивности.

   - Ну, и что?

   - Конечно,  никаких результатов.  Неужели  фараоны  могли

знать о радиоактивном распаде и защищать свои гробницы с по-

мощью радиоактивного кобальта или стронция?  Нелепость.  Бог

покарал гробокопателей! Вот единственное объяснение, которое

дали рабочие-арабы,  и которому поверили даже некоторые уче-

ные  в Европе.  Может быть,  и по сей день нам оставалось бы

довольствоваться этой гипотезой,  если бы в 1956 году не за-

болел южноафриканский биолог Джон Уилз. Я как раз писал тог-

да об этом в нашей газеге. Уилз исследовал помет летучих мы-

шей в пещерах Центральной Африки.  Вскоре после этого он за-

болел.  Симптомы болезни были точно такие же, как и у архео-

логов.  Ученые  стали  припоминать,  не было ли еще подобных

случаев. Оказалось,  что той же болезнью были  "наказаны"  и

другие гробокопатели, исследователи южноамериканских гробниц

и-нков. В общем возбудитель таинственной болезни был найден.

Это белок-дьявол, вирус гистоплазмозис, содержащийся в поме-

те летучих мышей. Нашли этот вирус и в гробнице Тутанхамона.

Просто, не так ли?

   - Да,  здорово.  А может, и в нашем туннеле живут летучие

мыши?

   - То-то и странно,  что здесь нет  ничего  живого,  кроме

грибов.  О!  - Френк вскочил на ноги. Конечно же, грибы! Да,

но как они сумели выжить? Ведь в туннеле нет никаких продук-

тов распада, чем же они питались?

   - О чем это вы? - недоуменно развел руками Майкл.

   Но Френк  уже  перестал замечать шофера.  Он ходил вокруг

машины, размахивал руками, и говорил:

   - Эти  грибы  питаются воздухом,  в них происходит синтез

кислорода и азота. Может быть, когда-нибудь эти грибы послу-

жат людям прообразом химических заводов будущего. А свечение

это - результат химических реакций. Его порождают электроны,

которые перескакивают с дальних орбит на ближние.

   - Но при чем же тут яды? - Майкл понял, о чем думает жур-

налист.

   - Вероятно,  в какие-то периоды грибам все же нужны чужие

белки.  Вот  они и выработали в себе способность убивать жи-

вое. Может быть, они выделяют ядовитые газы или же выстрели-

вают  в  жертву  облачком спор,  - я не знаю.  Но везде есть

жизнь.  Даже в пустыне.  Мы встречали ящериц, змей, скорпио-

нов,  фаланг, даже каких-то коз. Есть она и в пещерах. А вот

в туннеле нет даже высушенной мухи. А смерть Крузеля? Он по-

дошел  к  самому входу,  тронул решетку,  то есть вызвал ка-

кое-то сотрясение,  произвел движение. Вот грибы и прореаги-

ровали, как росянка на муху.

   - А почему же они не прореагировали на нас с вами, или мы

бесплотные духи? - саркастически улыбаясь, спросил шофер.

   - Я могу ответить на этот  вопрос,  Майкл.  Я  ждал  его.

Вспомните письмо Рейера. Там нигде не говорится о свечении у

входа в туннель.  Однако вы его сразу заметили,  несмотря на

свет фонаря.  Значит,  жизнедеятельный цикл грибов разбит на

фазы. Когда они светятся - они не опасны. Когда же накоплен-

ная  энергия  иссякнет  и грибы погаснут,  они превратятся в

молчаливых невидимых хищников, которые во мраке ночи подсте-

регают свою жертву.  Они приспособились к такой жизни за ты-

сячи лет эволюции или за миллионы... А может, эти грибы тоже

космические  пришельцы.  Просто  космонавты случайно занесли

сюда споры. Попав в благоприятные условия, споры проросли.

   - Может,  все так и есть,  как вы говорите.  Но ведь гри-

бы-то растут не у самого входа в туннель,  а в глубине.  Как

же тогда они смогли убить этого француза?  Или тогда, еще до

обвала, они росли сразу же за решеткой?

   Но Френк  не успел ответить.  Требовательно затрещал зум-

мер.

   - Лондон!

   - А,  хорошо... сейчас иду, - Френк аккуратно вымыл брит-

ву, сложил ее в футляр, потом неторопливо поднялся и подошел

к рации.

   Он опустился на корточки и надел наушники.  Минут пять он

провел в меланхолическом созерцании, так что трудно было по-

нять, слышит ли он что-нибудь или все еще ждет. Потом по ли-

цу его пробежала едва уловимая гримаса досады, он переключил

тумблер и равнодушно сказал:

   - Спасибо, сэр. Хорошо. Ждем.

   Френк снял  наушники и,  не говоря ни слова,  вернулся на

свое место. Он вновь попытался намылить лицо, и лишь потому,

как он чуть более раздражительно, чем обычно, стряхивал кис-

точку, Майкл угадал его настроение, и не сказал ни слова.

   А Френк думал,  напряженно и мучительно.  Его, если гово-

рить откровенно,  не задели восхищенные и ликующие фразы ше-

фа,  хотя  само но себе это было приятно.  В конце концов он

знал,  что так будет. А то, что шеф уже начал широкую газет-

ную кампанию, было только естественно, не более.

   Френк кропотливо копался в своем сердце,  стараясь  найти

корни,  из которых развилась серая и мутная пелена тоски.  И

вот он понял.  Да,  это было именно так. В тот момент, когда

он увидел глаза звездного пришельца, он перестал быть журна-

листом,  он стал ученым.  Стал тем,  кем он должен был  быть

после  окончания  колледжа.  Он  сделал открытие и не хотел,

чтобы вокруг него затрещала газетная перепалка. Инстинктивно

он  чувствовал,  что все,  чего бы ни коснулась мутная волна

сенсации, перестает быть великим и волнующим, оно становится

немножечко грязным. Это Френк понимал всегда, но лишь теперь

ощутил всем своим существом.  Просто его ум, наконец, послу-

шал сердце.  Сердце высказало все, что в нем накипело за эти

годы, и ум не мог с ним не согласиться.

   В ушах еще продолжали звучать слова шефа:

   - Это дело нужно поставить шире. Использовать все: радио,

кино, телевидение. Одним словом, через два часа мы садимся в

"Комету",  через одиннадцать часов пересадка на вертолеты  и

послезавтра, что-нибудь около полудня, встречайте нас,

   Френк живо представил себе  все,  что  должно  произойти.

Среди этих древних священных камней заснуют ловкие разбитные

молодчики. Одни, точно из пушек, начнут целиться объективами

кинокамер и фотоаппаратов. Другие, с магнигофонной сумкой на

плече,  станут тыкать ему свои микрофоны в самую  глотку.  И

каждый обязательно пощупает изображение руками. Особенно бы-

ло неприятно представить себе,  как это сделает шеф.  Френка

передернуло,  точно от прикосновения жабы. Он был почти уве-

рен,  что после всех этих рук изображение потускнеет и угас-

нет.

   А воображение подсказывало все новые и новые подробности.

Он уже ясно видел,  как кто-то, неловко маскируясь, начинает

откалывать кусочек священного камня. Еще бы! Такой сувенир!

   Френк вспомнил,  как в Московском университете, когда они

с головокружительной высоты любовались открывшейся  перспек-

тивой,  Ник Харди отколол кусочек золотистого зеркала, кото-

рым облицован шпиль.

   Почему именно этим нечистым и несерьезным людям предстоит

первым увидеть то,  о чем грезили лучшие сыны  человечества?

Да и не только увидеть, но и установить монополию. Монополию

на сенсацию. Собственность газеты "Дейли Экспресс"!

   В груди Френка поднялся такой протест, такая буря еще ни-

когда не изведанных чувств, что он сам испугался своего кри-

ка.

   - Майкл! Майкл!

   Шофер вскочил и,  заметавшись от неожиданности, удивленно

уставился на Френка.

   Но Френк уже принял решение:

   - Послушай,  Майкл. Послезавтра сюда нагрянет шеф со всей

шайкой.  Но газета не может ждать так долго.  Я хочу сделать

им небольшой сюрприз.  Ты сейчас же садись в "джип" и  поез-

жай.  Дома  ты  зайдешь в археологическое общество.  Адрес я

дам.  Ты передашь им катушки с фотопленкой... и письмо. Пока

будешь  собираться,  я  его  напишу.  А я встречу здесь шефа

один. Он будет доволен нашей оперативностью.

   - Хорошо сэр,  - немного помолчав ответил шофер, - вы со-

вершенно правы.  Это,  - он неопределенным жестом указал  на

скалы, - это принадлежит всему человечеству. И пусть об этом

раньше узнает наука.

   Френк встал. Непонятное чувство сдавило ему горло. Он хо-

тел что-то сказать,  но только протянул шоферу руку и крепко

потряс ее.

 

   Прошло две недели.  Френк тихо дремал в уютном салоне де-

сятиместного вертолета.  Изредка он поворачивал голову к ма-

ленькому круглому окошку и смотрел вниз.

   Земля не была похожа на географическую карту  -  вертолет

летел довольно низко,  и она скорее напоминала макет.  Френк

вспомнил ящик с песком, на котором еще в колледже их обучали

тактике.  Бесконечные серовато-красно-бурые просторы песков,

резко очерченные зеленые пятна оазисов. Между этой зеленью и

песками  кипит  ни на секунду не затихающая борьба.  Пустыня

обрушивается тучами песка,  точно джиннов из бутылок, выпус-

кает она жаркие, все испепеляющие ветры.

   - Прекрасно,  прекрасно,  Френк, я всегда ждал от вас че-

го-нибудь этакого, - Хьюз безуспешно попытался щелкнуть пух-

лыми пальцами.

   Френк вздрогнул.  Он вновь ощутил брезгливое чувство гад-

ливости.

   А шеф продолжал без умолку болтать:

   - Безусловно,  заведующим отделом будете вы, а Ника я пе-

реведу  в хронику,  он ничего общего не имеет с наукой.  Эх,

Френк, мой мальчик, я знаю ваше бескорыстие, но деньги всег-

да деньги.  И знаете, что я решил? Я прибавлю вам жалованья,

- Хьюз фамильярно ткнул Френка кулаком в плечо.

   А Френк  почти не слушал его,  он отдыхал.  Отдыхал после

всех этих сумасшедших дней, которые сейчас казались далекими

и нереальными. Да было ли все это: письмо профессора Рейера,

скалы Атакора,  высеченное изображение? Может, это померещи-

лось,  может,  это только мираж, пригрезившийся в синих воз-

душных озерах, которые плавают среди черных скал?

   Но жирное воркование Хьюза всякий раз напоминало, что это

не мираж.  Трудно даже предположить, какими трескучими заго-

ловками  и сногсшибательными шапками станет Хьюз вбивать чи-

тателю в голову этот "мираж". Господи, вот будег свистопляс-

ка,  дикий  угар  самых невероятных предположений и гипотез,

столь же далеких от науки, как земля от диска на тех скалах!

Газета буквально лопнет от сенсаций. "За тысячи лет до русс-

ких", "Кто он: атлант или марсианин?", "Наши предки - космо-

навты", "Сахара - музей космоса".

   И Френк понял,  что он не будет заведовать  отделом,  как

только  что  обещал ему Хьюз.  Он вообще не будет работать в

газете. Это не место для честных людей.

   А где  сейчас  место для честных людей?  - спросил он сам

себя.  Тебе уже за тридцать,  а ты все еще живешь в  наивном

мире грез.  Сейчас думают о войне,  о базах,  о бомбах, а ты

мечтаешь о плотинах, о покорении пустынь, о победе над холо-

дом. Очнись, Френк.

   Френк взглянул на шефа.  Лицо его было  воплощенным  удо-

вольствием. Хьюз медленно отпивал крепкий сладкий кофе, сма-

куя напиток и с удовольствием созерцая маленькую  фарфоровую

чашечку.

   Френк подумал, что как бы там дальше ни сложилось, а одно

он  сделает наверняка.  Он не будет участвовать во всей этой

профанации.  В конце концов он,  открывший это  изображение,

может рассчитывать на скромное место археолога.  А там будет

видно.

 

   Френк не мог знать,  что в Алжире в гостинице его ожидает

большой серый конверт.

 

                                   Мистеру Френсису О'Нийли

                    Блюмсберри. Лондон. 17 августа ?** года

 

   Сэр! Мы были рады получить присланную Вами пленку. Вполне

понятно  Ваше  нетерпение поскорее сообщить о сделанном Вами

открытии миру. Однако было бы лучше, если бы Вы сами прояви-

ли ее и изготовили отпечатки. Во-первых, представляемая Вами

газета избавилась бы от некоторых неприятностей,  которые ее

ожидают,  а,  во-вторых,  Вам не пришлось бы затруднять себя

беспочвенными предположениями. Кроме того, мы чуть не выбро-

сили  кассеты после того как ознакомились с сопроводительным

письмом,  где говорится о космонавтах древности и о тому по-

добных фантазиях воспаленного ума.

   Уступая вполне понятному любопытству, мы все же изготови-

ли несколько отпечатков,  И каково было наше удивление и ра-

дость,  когда мы обнаружили стеллу Аменхотепа IV, именуемого

также Эхнатопом.

   Вы сделали заглечательное открытие,  мистер  О'Нийли,  Вы

обнаружили легендарную гробницу Эхнатона!

   Правление Эхнатона - это самый необычайный и почти не из-

вестный науке период в истории древнего Египта.  Фараон этот

был рожден женщиной нецарской крови,  танцовщицей  по  имени

Тия.  Отец Эхнатона,  фараон Аменхотеп III, не только сделал

полюбившуюся ему рабыню главной женой,  но и предпочитал  ее

общество жрецам.  Естественно, что отпрыск Аменхотепа и Тии,

еще только родившись,  встретил растущую неприязнь жрецов  и

знати.  Эта  неприязнь сменилась открытой ненавистью,  когда

стареющий Аменхотеп III передал сыну,  тогда  еще  мальчику,

почти всю полноту власти.

   Так начиналась борьба, которая в той или иной форме прош-

ла  через  всю историю страны Кемт,  борьба между фараоном и

жрецами. Фараон стремился к неограниченной власти. Но на пу-

ти  его стояли жрецы и правители областей - номархи.  Каждый

номарх, кроме всего, был еще и верховным жрецом местного бо-

га. В царстве Кемт было обилие богов. Кроме тех богов, кото-

рых чтили во всей стране,  были еще и местные боги,  которым

поклонялись лишь в какой-то одной провинции.

   Фараону, чтобы ослабить врагов,  нужно было вырвать у них

почву из-под ног. И молодой сын Тии - Аменхотеп IV решил во-

обще разрушить веру в богов или, по крайней мере, свести ве-

ликое многобожие к одному, единому богу. Ведь Египет был ми-

ровой империей,  которая могла стать единой и  сильной  лишь

имея единого бога.

   Когда старый фараон умер,  Аменхотеп IV ввел культ нового

бога - Атона.  Атон изображался в виде солнечного диска. Вы,

вероятно, знаете, что еще задолго до этих реформ солнце слу-

жило в Египте объектом почитания. Оно олицетворялось в богах

солнца:  Ра, Атуме, Горе. В некоторых домах Амон-Ра даже по-

читался верховным богом.  Но царь-реформатор, если вообще не

еретик и безбожник,  решил упразднить для начала всех богов,

кроме  своего Атона.  Делать это он начал постепенно и осто-

рожно.  Сначала Атону поклонялись наряду со старыми  богами.

Потом, когда фараон сделал себя верховным жрецом Атона, ста-

рых богов начали притеснять. Но этим не ограничились ре4юрмы

молодого  владыки.  Все  чаще при назначении на важный госу-

дарственный пост обходил Аменхотеп IV юношей знатного проис-

хождения,  отдавая предпочтение людям не родовитым, но знаю-

щим и преданным.

   Наконец, на  шестом году правления молодой фараон объявил

Атона единым богом.  Остальных богов  упразднил.  Закрыл  их

храмы, а жрецов прогнал.

   Имена богов он велел выскоблить со стек гробниц и храмов.

Даже  от  своего  имени (ведь Аменхотеп означает "Амон дово-

лен",  а Амон был верховным богом Фив) отказался еретический

фараон.  Отныне он стал именоваться Эхнатоном. Эхнатон озна-

чает угодный Атону.

   Эхнатон вместе с приверженцами покинул Фивы и основал но-

вую столицу - "Горизонт Атона". Теперь от этого города оста-

лись  лишь развалины,  которые именуют Тель-Эль-Амарной.  Но

при Эхнатоне это был великолепный, сказочно роскошный город.

И чем роскошней становилась новая столица, тем сильнее росло

недовольство Атоном.  Кочевники грабили пограничные  города,

восставали подвластные Египту провинции, над страной собира-

лись тучи войны. Прошло несколько лет, и хетты отняли у Ато-

на почти все азиатские города.

   Все меньше друзей оставалось у фараона, все больше стано-

вилось врагов. Последние годы жизни Атон провел почти в пол-

ном одиночестве.

   Умер крамольный  фараон  тоже  вдали от друзей и близких.

После его смерти жрецы, номархи и наследники приложили массу

старанлй,  чтобы вытравить из памяти народа имя фараона-бун-

таря.  Они разрушали гробницы, разбивали саркофаги и портре-

ты. Все, где было высечено имя Эхнатона, подлежало уничтоже-

нию,  тщательно соскабливались подписи,  повествующие о  его

делах.

   В настоящее время у археологов нет даже уверенности,  что

Эхнатон был похоронен в гробнице,  на которой обнаружили его

имя. В конце прошлого века, правда, в гробнице нашли мужскую

мумию, но мумифицированный труп похоронен совсем не так, как

принято хоронить фараонов.

   Существовала даже легенда,  - благодаря Вам, сэр, она пе-

рестала быть легендой,  - что Эхнатон умер вовсе не в  своей

столице, а вместе с тысячей приверженцев бежал в Сахару, ко-

торая тогда отнюдь не была пустыней. Там Эхнатон основал но-

вый город, который впоследствии никому не удалось найти.

   Теперь позвольте, сэр, изложить Вам свое мнение по поводу

оптического обмана, жертвой которого Вы невольно стали.

   Реформа религии, предпринятая Эхнатоном, не могла не пов-

лиять и на другие области культуры. Особенно ярко она сказа-

лась в изобразительном искусстве. Если раньше искусство слу-

жило религии,  то Эхнатон сделал его свободным. И египетские

скульпторы и художники смогли отойти от раз и навсегда уста-

новленных канонов. Искусство стало более реалистичным, более

жизненным и динамичным.

   Вражда Эхнатона  к  старой религии смела и старые эстети-

ческие нормы,  которые установили жрецы. Ваятели и живописцы

перестали  идеализировать  образ фараона,  они начали искать

новые формы выражения, которые порой переходили в гротеск.

   Все это  и  привело  к тому,  что высеченное самыми ярыми

сторонниками Эхнатона наскальное изображение оказалось таким

непохожим на все то, что вы связывали в своих представлениях

с искусством древнего Египта.

   Кроме того,  неизвестный  мастер,  очевидно,  опасаясь за

дальнейшую судьбу гробницы, решил скрыть имя крамольного фа-

раона от  врагов.  Поэтому  иероглифы  с его именем он высек

так,  что их можно увидеть лишь в определенное время дня. Но

фотоаппарат  - не человеческий глаз:  он увидел то,  что ус-

кользнуло от вас.  Благодаря точно такому же оптическому эф-

фекту вы приняли изображение Солнца за таинственную планету.

Даже из многочисленных солнечных  лучей  вы  увидели  только

один,  и посчитали его трассой звездолета. Поскольку Эхнатон

был верховным жрецом бога Солнца - Атона,  его  корону  тоже

украшает стилизованное изображение солнечного диска, которое

вы легкомысленно назвали шлемом скафандра.

   Перечень Ваших  ошибок можно было бы продолжить,  но вряд

ли в этом есть какой-нибудь смысл. Одним словом, изображение

Эхнатона, возносящего молитву Атону, вы приняли за космонав-

та.

   Но все это нисколько не умаляет сделанного Вами открытия"

По возвращении в Англию соблаговолите нанести нам визит.

                  Искренне Ваш

                  Эдвин  Г. Хигинботам, ученый секретарь

                  Археологического общества.

 

   Р. S. Присланные вами образцы спор переданы на исследова-

ние в Ее Королевского Величества институт биохимии.  Предва-

рительный анализ,  проведенный мистером Гемсбеллом,  показал

высокое содержание белков с большой токсичностью, находящих-

ся в состоянии стадийного или сезонного анабиоза.

   Поздравляю Вас, сэр, с замечательным археологическим отк-

рытием.

                                                      Э. X.

 

 

 

 

                          АНАЛОГИЯ

 

                               "Это повесть  о  путях позна-

                            ния... в этой повести я стремил-

                            ся  показать,  как один и тот же

                            действительный   факт    удается

                            конструировать  различными ПУТЯ-

                            МИ...".

                                                   К. Чапек.

 

   Акимчук не умел и не хотел себя обманывать.  Он знал, что

все кончено.  Казалось бы, время должно было притупить боль,

сделать ее не такой острой,  но - странно! - чем дальше ухо-

дил звездолет от того места и той минуты, тем осязаемей ста-

новился мутный, подкатывающий к горлу комок тоски.

   Надежды не было,  да и не могло быть.  Но вопреки логике,

вопреки рассудку Акимчук поймал себя на мысли, что не хочет,

не может лететь к Земле.  Словно в груди еще теплился, туск-

нея от времени,  шаткий огонек надежды. И Акимчук понял, что

пожирающая пространство скорость слишком быстро и беспощадно

погасит этот мерцающий язычок.

   Акимчук подумал о друзьях. Не о тех, которые остались там

навсегда,  - о них он думал неотступно,  - а о тех,  которые

были рядом.  Он понял,  что каждый из них так же  мучительно

пытается логическими доводами заглушить инерцию сердца.

   В рубке прячется глухая  космическая  тишина.  Но  чуткий

слух  Акимчука  улавливает едва слышное мелодичное дребезжа-

ние,  время от времени возникающее за панелями счетных  уст-

ройств.

   "Может, где болт  отвинтился,  а  может,  облицовка,  как

прошлый раз,  отстала и вибрирует,  - думает Акимчук, - надо

бы пойти, посмотреть..."

   Но он  не  двигается,  потому что понимает,  что сам себе

придумывает работу. За работой легче...

   Усталость многопудовой штангой прижимает его большое тело

к уютному креслу.  Трудно шевельнуть рукой,  двинуть  ногой.

Ноги особенно ощущают сладковатую тяжесть усталости.

   Неприятное ощущение... Акимчук хмурит брови и смотрит. на

свое  отражение в стекле аппаратуры.  Он видит большой квад-

ратный лоб с двумя выпуклостями, исчерченные морщинами щеки,

тяжелый подбородок и безгубый рот, твердый и узкий, как лез-

вие ножа. Под нависшими бровями угольками светятся маленькие

глаза.  Акимчук вздыхает и опускает взгляд вниз.  На гладких

поручнях кресла лежат его большие руки со вздувшимися венами

и сильными толстыми пальцами.

   - Стар я,  ох и стар,  - негромко говорит  себе  Акимчук.

Мысли  его,  уйдя  от  главной  темы,  трудной и неприятной,

скользят прихотливым ручейком.

   Столько лет в космосе!  Столько лет тяжелого космического

труда вдали от близких,  родных, друзей и недругов. Мы, шутя

и гордясь, обрекли себя на жизнь среди металла и пластмассы,

нашим верным другом стал кибернетический мозг, нашим незаме-

нимым помощником - механический робот. Мы смеялись и плакали

от восторга,  впервые отрываясь от Земли,  теперь мы  плачем

каждый раз, когда видим ее изображение. Когда-то моряки обк-

леивали свои каюты портретами полуобнаженных актрис,  у кос-

монавта  лучшим  украшением  кабины стала фотография земного

шара.  Изгнание,  добровольное изгнание,  совершенное во имя

науки, человечества и... славы.

   Нет, пожалуй,  слава, жажда известности, стремление к от-

личию, - все это умерло в первом же рейсе. Слишком величест-

вен космос.  Пространство стирает с человеческой души страс-

тишки и слабости, как мокрая тряпка - мел.

   "Мы возвратились домой,  притихшие и пристыженные, а зем-

ляне нашли нас снисходительными и величавыми,  - писал много

лет назад звездолетчик,  побывавший в космосе еще  в  начале

эры звездных полетов.  - Переоценка ценностей сильнее косну-

лась тех, кто улетел, а не тех, кто остался".

   Как ни тяжело нам было, закрыв глаза, думает Акимчук, го-

ловы наши работали четко и трезво,  а руки действовали  уве-

ренно.  Мы выполняли свой долг.  Но когда мы возвращались на

Землю,  нам все труднее было говорить с людьми. Ведь они так

быстро рождались и умирали.

   И мы снова рвались в космос.  Так постепенно из водителей

звездолетов мы стали жильцами космоса,  его старожилами. И в

то же время каждый из нас в течение столетних перелетов  вы-

нашивал свою идею, которая когда-нибудь может оказаться нуж-

ной науке и человечеству.

   Перед последним перелетом руководитель Института звездной

навигации долго сверлил меня глазами.

   - Акимчук,  вы  наш  ветеран.  Мы  хотим предоставить вам

бессрочный и давно заслуженный отдых.

   - Он мне не нужен. Я хочу умереть в космосе.

   Красивые и лживые слова. Пока я не хочу умирать ни в кос-

мосе,  ни дома.  Я хочу найти другую жизнь, любую жизнь, за-

рожденную в ином мире,  где о Земле ничего не  известно.  Не

живую материю,  как называют ее биологи, а мыслящих разумных

существ.

   Ни марсианские  чахлые папоротники с их синюшной листвой,

ни венернанские гады,  ни воздушные черви с планеты Гор меня

не пленяют. Мне нужна жизнь мысли, жизнь интеллекта, с кото-

рым можно было бы вступить в Контакт,  обменяться чувствами,

идеями, даже подраться, если это станет необходимо.

   Но пока... Пока еще ни один звездолет не вернулся домой с

весточкой о других разумных существах.

   А сколько мы потеряли умных и талантливых друзей  в  этих

бесчисленных перелетах?  Вот и сейчас...  Гибель пятерых мне

кажется каким-то скрытым возмездием  за  нашу  неспособность

предвидеть опасность.

 

   - Ты не спишь, Иван? - в кабину входит Ярцев.

   - Какое тут...  - тихо отзывается Акимчук, не поворачивая

головы.

   Ярцев садится на свободное сиденье.  Акимчук  внимательно

разглядывает худые ввалившиеся щеки Ярцева, прозрачные серые

глаза и светлый ежик волос над высоким лбом.  Как он еще мо-

лод...

   - Ну, что скажешь?

   - А что бы ты хотел услышать?

   Они надолго замолкают. Ярцев шелестит страницами большого

иллюстрированного журнала.

   - Как Лев?

   - Занялся структурными анализами...

   - Что ты читаешь?

   - А  вот смотри,  Ваня,  какая интересная штука,  - Ярцев

подносит журнал к глазам главного пилота.

   На большой  черно-белой фотографии запечатлен земной шар,

ярко освещенный двумя ослепительными  пятнышками,  повисшими

над полюсами.

   - Что это?

   - Ты разве не помнишь?  Это попытка зажечь над Северным и

Южным полюсами аннигиляционные солнца,  чтобы растопить  все

льды на Земле.  Свезли миллиарды единиц звездного горючего в

космос и подожгли его там над полюсами.  Но тогда  ничего  у

них не вышло, у наших друзей из Института моделирования аст-

ропроцессов...  Страшно обидно.  Солнца погорели минут двад-

цать да и взорвались. Но какой эффектный снимок вышел, а?

   - Неплохо.  Очень неплохо,  мой мальчик,  - бодро говорит

главный  пилот,  словно этот снимок сделан самим Ярцевым.  -

Потрясает космическая мощь людей,  не правда ли. Каков масш-

таб?

   - Да,  у них сейчас большой размах,  - соглашается Ярцев,

грустно улыбаясь.

   Акимчук вспоминает,  как вырывали "Арену" из объятий спи-

ральной планеты. Это длилось полтора года. Полтора года нап-

ряженной изобретательской работы.  Полтора года  смертельной

опасности.  Полтора года, безумной тоски заживо погребенных.

В этих условиях Ярцев сумел открыть и  использовать  законо-

мерности разбегающихся масс. Они нашли дополнительный источ-

ник энергии, и "Арена" вырвалась из плена.

   Это был подвиг, но никто его так не называл.

   - Ты молодец,  Саша, - говорит Акимчук, возвращая журнал,

- ты еще можешь думать о чем-то, кроме наших парней.

   - Нужно ж как-то отвлечься, - смутившись, бормочет Ярцев.

   - Нет,  Саша,  - нараспев говорит Акимчук, - мне кажется,

не отвлекаться нужно,  а думать, сосредоточенно и напряженно

думать. Здесь скрыта какая-то загадка. Мы чего-то до сих пор

не поняли

 

   Началось это сутки назад.  Начальник экипажа "Арены", ма-

ленький плотный человек без единого волоска на голове,  соб-

рал их всех в центральной  лаборатории  звездолета.  Акимчук

разглядывал его и сочувственно думал:  "Стареет Глобус,  все

мы сдаем потихоньку".  А Ярцев,  которому  были  видны  лишь

квадратные уши говорившего,  недовольно морщился. К чему эти

отжившие сборища? Здесь даже ног вытянуть негде.

   Ярцев напускал на себя недовольное выражение все понимаю-

щей, все познавшей, возвысившейся и критикующей личности. Он

ни за что не признался бы даже самому себе,  как приятно ему

быть среди этих пожилых, видавших виды людей, как льстит ему

их внимание.

   Потапов говорил спокойно и размеренно,  передвигая листки

полярорадиограмм, лежавшие перед ним:

   - Друзья, из штаба нашей флотилии получено новое задание.

Звездолет  "Прыжок",  проводивший  исследование  планеты под

названием Сухая,  повредил двигатель и  вынужден  прекратить

работу. Нам придется продолжить его исследования. Они должны

быть проведены в предельно сжатые сроки. так как приближает-

ся  момент старта.  Поэтому в обследовании будут участвовать

все, вернее почти все.

   После начальника выступил астрофизик Родионов. Он говорил

отрывисто и глухо, словно лаял дог:

   - Научная информация, собранная "Прыжком", незначительна.

Планета Сухая является единственной в  системе  звезды  Гра-

бир-II.  Эта  звезда  обладает очень сильным высокочастотным

излучением.  Есть подозрение, что там действуют пока еще не-

известные типы излучений.  Планета названа Сухой,  так как в

ее атмосфере да,  вероятно, и на поверхности почти полностью

отсутствуют признаки воды. Высока ионизация атмосферы, кото-

рая в основном состоит из благородных газов.  Самое интерес-

ное в сообщении "Прыжка", что на поверхности планеты ими об-

наружены... города.

   Все задвигались.  Ярцев  рванулся  и  ударился о холодный

блестящий угол спектрограера.  У Акимчука на  щеках  вспухли

желваки,  а глаза спрятались еще глубже и стали совсем неза-

метны.

   Родионов поднял руку:

   - Спокойно,  друзья,  все наблюдения "Прыжка" надо прове-

рить!

 

   ...И вот "Арена" уже вращается вокруг диковинной планеты.

Восемь пар внимательных глаз приникли к зеркальным телеэкра-

нам.

   - Ох,  и дубье ж на этом "Прыжке",  - говорит  кто-то.  -

Обозвать такую красотку Сухой...

   Акимчуку планета показалась драгоценным камнем  с  беско-

нечно  большим  числом граней.  Каждая грань светилась своим

неповторимым цветом.

   - Как  неоновая игрушка в космическом масштабе,  - сказал

Ярцев.

   - Да так оно и есть, - подтвердил Родионов, - это светят-

ся ионизированные благородные газы,

   На планету  они  спускались в двух разведывательных раке-

тах: в одной четыре, в другой - три человека. Лев остался на

звездолете.  Ярцев  сидел  за  спиной  Акимчука и пристально

вглядывался в большой иллюминатор, в котором неистовствовали

все  цвета радуги.  Третьим в их ракете был Рустам,  веселый

живой парень.

   - А-я-яй,  - сказал,  он, качнув головой, - какие краски,

просто расточительство какое-то.  Ведь все равно  среди  нас

нет художников.

   Но вот краски стали смягчаться,  выравниваться  и  как-то

сразу перешли в сплошной сиреневый тон.

   - Как самочувствие? - на экране возникло улыбающееся лицо

Глобуса, летевшего в другой ракете.

   - Превосходное, - ответил за всех Рустам.

   - Садиться будем? - спросил Ярцев.

   - Вы - нет. Вы знаете, ваша задача - облет планеты на вы-

соте  сорока тысяч метров.  Садиться будем мы,  если заметим

что-то интересное, - Глобус исчез с экрана.

   - Старик  всегда  выбирает  себе что-нибудь повкуснее,  -

проворчал Ярцев. - Давай снижаться, Ваня.

   - У тебя киноаппарат работает? - спросил Акимчук.

   - Да. На всех пленках: световой, тепловой, электронной.

   - А температура здесь подходящая, десять выше нуля. Жаль,

кислорода нет, а то бы совсем уютно было, - заметил Рустам.

   Скорость ракеты снизилась, аппарат проносился над поверх-

ностью на сравнительно небольшой высоте.  Акимчук рассматри-

вал мелькавшую под ними почву планеты,  искрящуюся мириадами

кристалликов.

   - Это пески, определенно пески, - пробормотал Акимчук.

   Все пространство внизу было покрыто гигантскими песчаными

валами.  Они отдельно напоминали барханы земных пустынь. Си-

реневые песчаные холмы с глубокими темно-фиолетовыми  тенями

тянулись на многие десятки километров. Над ними курилась го-

лубая туманная дымка,  переливавшаяся нежнейшими пастельными

красками.

   - Смотрите! - вскрикнул Рустам.

   Ракета вынеслась над огромным черным плато.  По форме на-

поминавшее ромб, оно сверкало в ярких лучах Грабира, как ку-

сок антрацита.

   - Вон там еще и еще!

   Вкрапления кристаллических  черных  оазисов  в безбрежном

море песка стали встречаться все чаще и чаще. Они располага-

лись группами, занимая площадь в пять-шесть квадратных кило-

метров.  Над ними стояла та же  голубовато-сиреневая  дымка,

сквозь которую было видно, как вспыхивали и гасли снопы искр

на границе между черными плато и песком.

   - Высокая электризация песка,  - сказал Рустам,  указывая

на голубые и желтые змейки, пробегавшие в тени барханов.

   Затем пески внезапно кончились, и ракета долго летела над

однообразно черным кристаллическим щитом.  Затем и он исчез,

и снова начались пески.

   - Пожалуй,  планета действительно суховата, - заметил Яр-

цев, - песок да псевдоантрацит. А где же города?

   Ракеты сделали несколько полных оборотов вокруг планеты.

   - Алло, ребята! - на экране появился Глобус. - Мы садимся

на плато,  не теряйте с нами связь.  Ваша программа остается

той же.

   Акимчук поставил экран на "постоянно", и теперь они виде-

ли в иллюминаторе искрящиеся пески планеты, а в телевизоре -

своих товарищей, которые шумно готовились к высадке и толка-

ясь надевали неуклюжие скафандры.

   - Смотрите, местный Эльбрус! - вдруг сказал Рустам.

   Акимчук и Ярцев посмотрели в иллюминатор. Песчаные холмы,

скручиваясь в причудливые спирали, громоздились друг на дру-

га, образуя возвышенность, которая на горизонте переходила в

большую гору.  Шапка горы была окутана густым облаком желтой

пыли.

   - Летим туда, - сказал Ярцев, дергая Акимчука за рукав.

   Пилот развернул ракету. Но, проносясь над горой, они сна-

чала не смогли ничего разглядеть. Ядовито-желтое облако было

непроницаемо.  Акустические  приборы  донесли  до них только

глухой шепчущий звук,  напоминающий шум  прибоя.  Вдруг  ка-

кое-то движение внизу изменило картину: облако как бы слегка

поредело,  и Ярцев увидел огни,  миллиарды красных огоньков,

расположенных  в строгой последовательности,  которая непре-

рывно видоизменялась.  Сначала огни образовывали  концентри-

ческие кольца,  потом - дуги,  потом - квадратики,  ромбики,

замысловатые спирали. И вдруг все исчезло - желтая туча сно-

ва заволокла этот калейдоскоп огней.

   - Алло,  мы уже на плато! - сообщили из телевизора, и они

увидели своих товарищей,  смешных и большеголовых в скафанд-

рах, стоящих на черной скале. С этой минуты обязанности раз-

делились:  Рустам следил за телесвязью, а Ярцев вел наблюде-

ния через иллюминатор. Акимчук пилотировал ракету.

   Сначала, когда  они влетали в неосвещенную часть планеты,

наблюдения прекращались,  так как ничего не было  видно.  Но

вскоре Ярцев приспособился, и ему удавалось разглядеть расц-

веченные искрами пески и темные пятна кристаллических плато.

Внимание его привлекли яркие вспышки, вырывавшиеся из подно-

жий плато.  В ночной тьме они напоминали языки разноцветного

пламени.

   Вдруг послышались далекие прерывистые раскаты грома.  Ра-

кета послушно повернула на звук.  Грохот усиливался, и через

несколько минут космонавты увидели  интересное  зрелище.  На

границе дня и ночи извергался вулкан.  Акимчуку он показался

очень странным, не похожим ни на что доселе им виданное.

   Им пришлось  сделать  несколько  оборотов вокруг планеты,

прежде чем они разобрались, что происходит внизу.

   - Я сказал бы, что это не вулкан, а водопад, если б здесь

была хоть капля влаги, - сказал Ярцев.

   - Скорее, пескопад, - заметил Рустам.

   - Нет,  здесь все сложнее. - Акимчук немного набрал высо-

ту.

   К "вулкану" со всех сторон текли бурные песчаные реки.  В

каждой  такой  реке  тяжело шевелились огромные куски черной

кристаллической породы, увлекаемые песком. Этот поток песка,

огромных  глыб  и  мелких осколков камня проваливался в про-

пасть, откуда непрерывно доносились громовые раскаты. Там, в

этой бездне, шла какая-то незримая большая и тяжелая работа:

вспыхивало пламя, фейерверками рассыпались искры.

   - Гибрид  вулкана  и  гидроэлектростанции,  - резюмировал

свои наблюдения Ярцев.

   - Ребята,  они  нашли города!  - воскликнул вдруг Рустам,

срывая наушники.  - Только что Глобус говорил.  К сожалению,

это  все  те  же "угольные площадки",  только вертикальные и

меньших размеров,  немного смахивают на наши городские  зда-

ния.  Разумными существами там и не пахнет. Состоят эти пло-

щадки из кремния с малыми примесями редких  металлов,  имеют

сложную  кристаллическую  структуру.  И работают они все как

полупроводниковые батареи: улавливают энергию излучения этой

звезды и превращают ее в радиоизлучение и электрический ток.

Молодцы глобусята! - Рустам был в восторге.

   В этот  момент  Акимчук почувствовал тот первый мысленный

толчок, который впоследствии вызвал целую цепь захватывающих

выводов и заключений.

   Так вот оно что!  Оказывается,  вся планета уставлена ис-

точниками энергии, как клумба цветами!

   - А куда девается ток, который вырабатывается этими бата-

реями? - спросил, Ярцев.

   "Молодец Саша.  Правильный вопрос.  Куда уходит ток,  что

или кто его потребляет?" - думал про себя Акимчук.

   - Они еще ие докопались,  - ответил Рустам, - предполага-

ют,  что должны быть отводящие линии,  возможно, они скрыты'

сейчас песком. Они могут быть размещены глубоко в почве.

   "Электричество уходит в песок,  и это ясно, - думал Аким-

чук.  - Отсюда и повышенная электризация песка.  Отсюда  эти

беспрерывные разряды и искры,  ионизация атмосферы и многое,

многое другое".

   - Электроэнергия уходит в песок, - неожиданно громко ска-

зал Ярцев. - В этом вся штука. А ниже - изолятор. Он не про-

пускает ток в глубину, все остается в верхних слоях почвы.

   Такое совпадение в мнениях было неприятно,  и Акимчук за-

дал торопливый вопрос:

   - Что еще делают глобусята?

   - Родионов  проверяет  все  виды излучений,  какие только

здесь есть. Он пользуется универсальным излучателем, который

придумал Лев.

   - Что говорит Глобус о мыслящих?

   - Да вот он сам у телевизора, можешь спросить.

   - Николай Игнатьич,  вы нашли следы? - взволнованно спро-

сил Акимчук.

   - Пока только следы полезности,  целесообразности и прис-

пособленности,  -  улыбнулся Потапов,  - а разума здесь,  по

всей вероятности,  нет.  Но планета интересная, крайне инте-

ресная. Рекомендую  выбрать  интересующий объект и садиться.

Песок здесь плотный,  но лучше передвигаться по воздуху, бе-

регитесь  подножий плато.  Равус чуть не погиб от удара мол-

нии.

   - У нас есть два интересных объекта,  которые хотелось бы

посмотреть вблизи. Это гора с желтым облаком и "пескопад". Я

думаю... - сказал Акимчук и не закончил.

   Страшный шум проник в ракету.  Он возник  не  сразу.  Как

будто волна росла,  росла и накрыла их с головой. Это был не

грохот и не гром, густой и величественный. Это был дикий ис-

тошный вой,  смертельно затянувшийся крик на одной ноте.  Он

длился и длился,  словно тысячи атомных бомб рвались одна за

другой без секунды перерыва.

   Ракета вибрировала и содрогалась.  Рев проникал  в  тело,

мозг, душу космонавта. Ярцев с ужасом смотрел, как мелкомел-

ко дрожали полотняные щеки Рустама.

   Один за  другим стали срываться и падать плохо закреплен-

ные предметы. Сейчас рассыплемся, подумал Акимчук и оглянул-

ся на товарищей.  Все вокруг потеряло четкие очертания,  все

вибрировало и дрожало.  По матовому лицу Ярцева текли размы-

тые  ручьи слез.  Он что-то кричал,  беззвучно открывая рот.

Страшная боль возникла в глазных яблоках. Акимчук почувство-

вал,  что его глаза,  с трудом удерживаемые веками, вылезают

из орбит.  Кожа отслаивалась от тела,  мускулы  срывались  с

костей,  каждый орган жил сам по себе.  Космонавту казалось,

что он распадается на тысячу  кусков,  на  биллионы  атомов,

превращается в пыль, пар, воздух.

   И внезапно адский рев прекратился.  Наступила оглушитель-

ная тишина. Космонавты в изнеможении лежали в своих креслах.

   Вдруг Рустам качнулся к  экрану  телевизора  и  застонал.

Акимчук увидел его протянутые руки,  пальцы, сведенные судо-

рогой, и услышал крик:

   - Смотри, смотри, о-о-о!..

   Антрацитовое плато, на котором расположился Потапов с по-

мощниками,  было затянуто густой пеленой песчаного вихря. Ни

прозрачный сферодом,  ни исследовательская аппаратура  с  ее

подставками,  проводами, антеннами и сверкающими трубами, ни

люди в голубых скафандрах не просматривались в этой  плотной

желто-сиреневой мгле,  внезапно окутавшей стоянку.  Раздался

треск, и экран погас. Связь была прервана.

   - Ваня,  скорей к ним, Ваня, скорей! - Ярцев дрожащей ру-

кой толкал Акимчука в плечо.

   Когда ракета совершила возле плато посадку прямо на упру-

гий горячий песок,  вокруг было тихо и  спокойно.  Молчание,

пугающая тишина.

   Космонавты, неуклюжие и большие в  скафандрах,  торопливо

побежали к плато. Они с трудом вскарабкались по трехметрово-

му отвесу на гладкую плоскость,  напоминавшую  большую  пло-

щадь, только что залитую свежим асфальтом.

   Кроме сферодома, на стоянке ничего не было. Ни одного че-

ловека,  ни единого предмета. Сферодом был совершенно невре-

дим.  Но он был пуст,  как будто аккуратный хозяин вынес все

веши, мебель, погрузил и увез в другое место.

   Вокруг опустевшего плато расстилались равнодушные  изгибы

песчаных холмов, да вверху сияло ослепительное небо, напоми-

навшее цирковой купол на праздничном представлении.

   Где искать  друзей?  В этом безбрежном океане песка их не

найти, если радиосвязь не восстановится.

   - Алло, алло! - голос Льва, оставшегося на "Арене", пока-

зался неожиданным и родным.  - Как дела?  Нашли какие-нибудь

следы?

   - Ничего, Левушка, ровным счетом ничего. А что у тебя?

   - Полное молчание. Никаких сигналов! Буду шарить еще.

   Если Лев даже на звездолете не  может  уловить  сигналов,

значит, нам и подавно ничего не услышать.

   - Либо аппаратура вышла из строя, либо...

   Они прошли по платформе. Стоя на краю плато, Акнмчук пос-

мотрел на горизонт и вздрогнул.

   - Смотрите, пески пришли в движение.

   - Где, где?

   - Да вон там!

   - Не может быть, ведь нет никакого ветра.

   Рустам достал  крохотный  буреметр и поднял его в воздух.

Прибор остался неподвижным. Ветра действительно не было.

   - Причем тут ветер? - резко сказал Акимчук. - Здесь ветер

ни при чем. Эти пески двигаются сами.

   Да, песок двигался сам.  Ярцев с ужасом смотрел,  как ог-

ромные лиловые валы вздымались,  словно груды ископаемых чу-

довищ.  По барханам дождем рассыпались золотистые искры, су-

дорожно пробегали молнии.  В темных фиолетовых тенях они ка-

зались багряно-красными, на освещенных участках - живой зме-

иной чешуей.

   Песок наступал. Вдруг как-то сразу на горизонте поднялось

большое столбовидное облако.

   - Смерч! - вскрикнул Ярцев. - Скорей в ракету!

   - Спрячемся в сферодоме! - сказал Рустам.

   - Нет,  в ракету!  - Ярцев прыгнул вниз. Акимчук спрыгнул

за ним, и они побежали, увязая в песке, вдруг ставшем мягким

и текучим.  Рустам, задержавшись, увидел, как беспомощно ба-

рахтаются космонавты в песке.  Он круто повернулся и побежал

назад к сферодому. Дверь звонко щелкнула за ним.

   Акимчук и Ярцев достигли ракеты в тот миг, когда песчаный

вихрь обрушился на плато.  Килограммов сто песка было забро-

шено в приоткрытую дверцу. С большим трудом удалось гермети-

зировать вход.  И только здесь они обнаружили, что Рустама с

ними нет.  Но делать было нечего: пока длится буря, к сферо-

дому не пробиться.

   Вдруг ракета вздрогнула,  двинулась и... поплыла. Невиди-

мые могучие руки несли многотонный корабль, как перышко. Ил-

люминатор был забит песком,  извне  доносился  пронзительный

скрежет песчинок.

   - Включай  двигатели  на  полный!  Мы  должны  прорваться

сквозь смерч! - крикнул Акимчук.

   Трясущимися руками  Ярцев нажимал кнопки управления.

   Они снова на звездолете. Меньше суток прошло со спуска на

люминесцирующую планету.  Повторить посадку на Сухую не уда-

лось:  в  атмосфере планеты хозяйничал ураган,  вздымавший в

космос туго скрученные спиралью столбы песка и молний.  Рис-

ковать нельзя,  негласный закон космоса повелевал "во что бы

то ни стало донести новую информацию до  землян".  Звездолет

лег на обратный курс, пошел на соединение с главной флотили-

ей.

   Ярцев бросил журнал на пол и с тоской воскликнул:

   - И все-таки мы должны были их найти!

   - Кислородный запас у них на четыре часа, а ураган длился

одиннадцать, - заметил Акимчук.

   - Да, но после!

   - Этого нам никто не разрешит. Искать тела пяти человек в

условиях нарушенных магнитных и электрических полей,  да еще

на сравнительно большой планете...  бессмысленно.  Рисковать

накопленной информацией, которую ждут...

   В кабину вошел Лев. Он бросил быстрый взгляд на космонав-

тов.

   - О чем задумались?

   - Все о том же, - нехотя ответил Ярцев. Акимчук молчал.

   Лев понимающе тряхнул головой.  Он протянул еще мокрые  и

липкие фотографии Ярцеву.

   - Вот увеличенные снимки Сухой в момент вашего бегства.

   Ярцев долго и жадно смотрел их.

   - Страшна,  ох и страшна оказалась планетка! Похоже, ура-

ган был сразу на всей ее видимой части. Молнии с ногу толщи-

ной!  А смерчи вырывались даже за пределы атмосферы, смотри,

какой язычок за нашей ракетой протянулся.

   - Можно будет посмотреть фильм, - сказал Лев, - он у меня

записан на электронной и световой пленках.  Да и ваши пленки

интересны.

   - Дай-ка  сюда,  -  Акимчук взял фотографии и разложил на

коленях.

 

   В кабине только два кресла - для главного  пилота  и  его

помощника.  Лев  пристроился около пульта,  загородив спиной

черно-звездный экран и скрестив биопротезы обеих ног.

   Ноги он  потерял два собственных звездолетных года назад,

но все еще не мог привыкнуть к  протезам.  Голубые  выпуклые

глаза  его смотрели смущенно и растерянно.  Впрочем,  у него

всегда такой взгляд.  Чем острее работает его мысль, тем не-

определеннее выражение лица.

   - Я проанализировал этот песок,  - негромко сказал он,  -

и... получаются интересные вещи. Во-первых, кислород на пла-

нете есть.  Он входит в состав окислов кремния  и  некоторых

металлов.  Мы  ошибались,  отрицая  присутствие кислорода на

планете вообще.  Вполне возможно, что кое-где он встречается

и  не в связанном состоянии.  Помните газообразный гейзер на

планете Гор?  В нем было семьдесят процентов кислорода,  а в

атмосфере не было и одной десятитысячной.  Но дело не в кис-

лороде.  Я проанализировал структуру песчинок,  и совершенно

потрясен!  Оказывается,  каждая  песчинка  - очень маленький

кристаллик с математически правильным и очень сложным распо-

ложением атомов, которое пока полной расшифровке не поддает-

ся.  Придется сделать это  на  Земле.  Удивительны  свойства

кристалликов:  любое воздействие на них - звук, свет, давле-

ние или даже просто перемещение с места на место - сопровож-

дается излучением.  Мне удалось уловить его на универсальном

приборе. Природа излучения пока не ясна мне, вероятнее всего

оно связано с внутриядерными превращениями.  Наша аппаратура

до сих пор не улавливала его,  но я ловлю сравнительно прос-

то. Можете сами убедиться.

   - Пойдем, - отрывисто сказал Акимчук.

   В лаборатории  Лев включил свой черный ящик,  и помещение

наполнилось негромким зудящим звуком.

   - Это звуковая интерпретация сверхжестких лучей, - сказал

Лев, - на них "работают" песчинки.

   - Это  напоминает мне крик сиреневой планеты в миниатюре,

- заметил Ярцев.

   Лев взял колбу с горсткой сиреневого песка.

   - Усиливаю свет, - сказал Лев, включая лампу.

   Зудение усилилось, в него ворвалась стонущая нотка.

   - Встряхиваю. - Лев болтал песок в колбе, и звук вибриро-

вал.

   - Уменьшаю освещенность. - Он выключил свет, и звук прев-

ратился в далекий вой, как будто за десятки километров реве-

ла горилла.

   Вдруг аппарат громко щелкнул, потом протяжно басовито за-

гудел, потом снова щелкнул... Лев бросился к нему и повернул

рукоятку.

   - Вот черт,  никак не удается провести опыт до конца! Все

время что-то мешает. И аппаратура как будто в порядке.

   - Слушай, Левушка, а ты этих песчинок не боишься? Как-ни-

как  излучение,  лежащее  по жесткости за гамма-лучами,  оно

должно быть страшно зловредным? - спросил Ярцев.

   - Ничего подобного. Элементарный пример диалектики в нау-

ке.  Кажется,  следовало бы ожидать, что это излучение будет

еще жестче,  еще опаснее,  чем гамма-лучи.  А получается все

наоборот. Количество переходит в новое качество. Это излуче-

ние  безопасно  и  обладает  абсолютной  проникающей способ-

ностью.  Когда прилетим на Землю, я предложу его для универ-

сальной радиосвязи.  Жаль, с Родионовым погиб мой первый ва-

риант излучателя.

   И вот здесь Акимчук вновь почувствовал странное и сильное

волнение.  Будто кто-то невидимый сразу ухватил за все окон-

чания  нервов в его большом теле и потянув напряг их до пре-

дела. Предчувствие мысли, новой мысли, вошло в его душу. По-

чему-то волнение надо было скрыть, и Акимчук спросил громким

звенящим голосом:

   - А что, собственно, делал Родионов с твоим излучателем?

   - Сначала он стал ловить все излучения,  какие имелись на

планете.  Сделать  это было несложно,  тот мой универсальный

приемник был еще чувствительнее, чем этот, оставшийся. Вско-

ре Родионов передал мне на звездолет,  что обнаружил необык-

новенно мощное сверхвысокочастотное излучение.  Сейчас стало

ясно, что это излучение песка. Затем Родионов начал зондиро-

вать планету различными типами излучений. Когда он уже почти

все сделал и оставались только высокие частоты, начался ура-

ган.

   Акимчук вскочил и выбежал из лаборатории.  Лев недоуменно

потер лоб, глядя ему вслед.

   - Что с ним?

   - Кто ж его знает?  - уклончиво сказал Ярцев.  - Пойдем к

нам в кабину и там поговорим. Мне пришла в голову интересная

мысль.

 

   Акимчук стоял у стола и с каким-то неистовством  всматри-

вался  в  фотографии,  сделанные Львом.  Ярцев тоже взглянул

из-за его спины и сказал:

   - Когда я смотрю на эту планету,  целиком охваченную ура-

ганом, мне приходит мысль... знаешь, о чем?

   - О чем? - спросил Лев.

   - Мысль о погибшей цивилизации. Да, да, не смейся, именно

о древней мудрой- цивилизации. Если это допустить, сразу все

становится на место.

   - Саша, - перебил его Акимчук, - где тот иллюстрированный

журнал, который ты мне недавно показал?

   - Вот он, на твоем кресле.

   Ярцев расхаживал по комнате,  возбужденный и приятно раз-

волнованный. Четкая картина вырисовывалась в его мозгу. Черт

побери,  как же он не догадался раньше?  Действительно,  это

так, только так.

   - Представь себе высокую культуру,  материальную и нравс-

твенную. Глубокое владение тайнами природы, умение управлять

стихией,  высшая форма организации общества. Это они, обита-

тели планеты,  построили великолепные вечные полупроводнико-

вые солнечные батареи,  которые пережили  своих  создателей.

Это они создали города,  погребенные сейчас под слоем песка.

Они жили здесь,  развивались,  боролись и побеждали  природу

так же, как и мы, люди. Мы еще многого не знаем об этой пла-

нете. А если порыться в песках, мы наверняка найдем интерес-

нейшие памятники,  свидетельствующие о высокой культуре этих

сухотян.

   - Саша, может лучше - сухотников? - поднял брови Лев.

   - Ты лучше слушай.  И вдруг,  а может и не вдруг,  что-то

произошло.  Как это произошло, покажут будущие исследования.

Мы,  безусловно, не оставим так эту планетку, несмотря на ее

скверный характер.  Может быть,  произошла катастрофа, а мо-

жет,  жители планеты знали,  что она произойдет, и вынуждены

были покинуть этот мир, чтобы найти и заселить другую плане-

ту. Одним словом, пришла беда, и планета осталась без мысля-

щих существ.

   - Они бежали,  позабыв выключить свои солнечные электрос-

танции, - заметил Лев.

   - Может оказаться, что их вообще нельзя отключать и приш-

лось бы взрывать. Это еще следует выяснить. Так вот, планета

осталась без разума, без руководства... Энергия, вырабатыва-

емая  станциями,  поглощалась  атмосферой  и верхними слоями

почвы. Этот процесс длился миллионы лет. Отсюда такая "нерв-

ная" электрическая обстановка на планете,  ионизация, элект-

ризация и прочее и прочее.

   Внезапно Акимчук оторвался от фотографий и шагнул к Ярце-

ву; он был возбужден.

   - Как  ты  думаешь,  почему  двигался песок?  - отрывисто

спросил он. - Почему он вообще движется, течет, завихряется,

образует смерчи на планете,  где практически нет ветра? Ведь

там не было ветра, который мог бы создать такой сильный ура-

ган. Там нет ветра такой силы, ты понимаешь это?

   Ярцев сердито посмотрел на него.  Плавный ход мыслей  был

нарушен.  Можно волноваться, но зачем повышать голос?! И что

это за тон в научном споре?

   - Это неважно, - резко ответил он, - это совсем неважно!

   Акимчук махнул рукой и бросился в кресло. Он прикрыл лицо

руками,  напряженно думая. Пальцы его вздрагивали, на висках

собрались морщины.

   На озабоченный  и  настороженный взгляд Льва Ярцев только

пожал плечами.  Откуда он знает?  С главным пилотом творится

что-то неладное, он слишком нервничает.

   Главный пилот переживал сильное  душевное  потрясение.  К

нему пришло неожиданное озарение,  потрясшая его мозг догад-

ка, столь же величественная, сколь и простая. Все стало ясно

и  понятно.  Состояние  его было близко к экстазу.  Это была

награда за многолетнее неудовлетворенное желание, за скрытый

непрерывный поиск,  за тысячи обидных неудач и промахов.  Не

случайная находка, а цепь строгих логических представлений и

неуемное,  непреодолимое  желание,  страсть ученого-искателя

привели его к конечному выводу.  Но пока это было  открытие,

так сказать,  для себя. Оно убеждало только его одного и ни-

кого больше. Ему было ясно все, что произошло и почему прои-

зошло. Он даже твердо знал, что надо сейчас делать.

   И для того,  чтобы делать,  он должен был все рассказать.

Он должен был передать друзьям свою убежденность.  Надо было

поднять завесу над бездной невыраженных мыслей  и  неопреде-

ленных ощущений,  через которую пролегал путь к догадке.  Он

не знал,  как он догадался,  но точно знал,  что догадка его

верна.

   Акимчук встал и негромко сказал:

   - Вот что, ребята, придется вернуться туда.

   Ярцев досадливо качнул головой. В чем дело?

   Лев растерянно  и недоуменно сдвинул рыжие кустики бровей

к переносице.

   - Что это значит?

   У Акимчука все сжалось в  груди.  Главное-разумно  объяс-

нить. Они ребята талантливые, умные, они поймут.

   - Дело в том,  - сказал он, - что на этой планете сейчас,

вот в данный момент, есть разумные мыслящие существа.

   - Они были и исчезли! - воскликнул Ярцев.

   - Ах,  оставь,  Саша, - как-то брезгливо отмахнулся Аким-

чук,  - эти древние цивилизации, такая затасканная идея. Это

не то.  Обдумав все, я пришел к выводу, что на Сухой живут и

действуют разумные существа.  Сиреневые пески,  которые дви-

жутся без ветра,  движутся локализованно, направленно, целе-

устремленно,  это...  это стихия,  управляемая разумными су-

ществами.

   Ярцев охнул,  Акимчук стал  говорить  громко,  торопливо,

словно боясь, что его кто-то собьет, остановит и нарушит ход

мыслей.

   - Да,  живые существа. Сколько их, какие они - мне самому

неясно.  Но об уровне развития и могущества их мы гложем су-

дить, и судить обоснованно.

   Акимчук волнуясь замолчал. Лев давно не видел его в таком

возбуждении.

   - Послушайте, - сказал, наконец, главный пилот, убеждающе

глядя в глаза товарищам,  - мы, люди, привыкли к тому, что у

нас множество разнообразных помощников.  Это машины, станки,

ракеты,  животные, растения. Все служит человеку. А на Сухой

у мыслящих всего один помощник. Это сиреневые пески. Они по-

винуются  обитателям планеты,  как людям повинуются лошади и

авторучки, самолеты и реки. Один, единый и многоликий помощ-

ник на всей планете. Он универсален и всемогущ.

   Он способен выполнять работу  в  космическом  масштабе  и

вести филигранную,  тончайшую шлифовку сложных солнечных ба-

тарей. Этот гигантский рабочий организм управляется жителями

планеты.  Песчинки - это какие-то материальные узлы, способ-

ные ощущать.  Каждая песчинка связана с другими через  поле.

Мощное  высокочастотное поле объединяет их в единую систему,

действующую как одно целое.

   Пески эти  мне  представляются  как  бы материализованной

способностью к ощущениям, к действию и движению, которой ру-

ководит разум.  Песчинка "чувствует" то же, что и клетки жи-

вого тела, но совсем иначе.

   Саша, помнишь  ту большую песчаную гору с бегающими крас-

ными огоньками,  окутанную желтой тучей?  Помнишь,  как  она

выглядела?  Это  же типичная электронная логическая машина в

работе!  Каждая песчинка информирует "мозг" о своем движении

и состоянии с помощью сверхвысокочастотного излучения, о ко-

тором рассказывал нам Лева. И, наоборот, сигналы "мозга" мо-

гут  изменить  состояние каждой песчинки и всего песка в це-

лом.  На Сухой есть кто-то,  повелевающий  этому  "мозгу"  и

контролирующий его работу.  Это должны быть обитатели плане-

ты. Мы их не увидели, но они там есть!

   Судите сами. Для перемещения сиреневых песков нужна энер-

гия,  для работы "мозга" - тоже.  Кто ее добывает?  Конечно,

мыслящие существа, обитающие на планете. Они понастроили по-

лупроводниковые батареи площадью в сотни квадратных километ-

ров,  поглощающие излучение звезды. Спрашивается, куда дева-

ется поглощенная энергия?  Очевидно,  она трансформируется в

электрическую и передается песку.

   Все эти превращения энергии не могут  происходить  произ-

вольно.

   Самое интересное,  нто на планете  налажено  производство

батарей.  Помните место, которое мы прозвали "пескопадом"? Я

успел кое-что рассмотреть и готов поклясться,  что там  идет

обработка  отдельных элементов,  из которых потом собираются

"угольные площадки". Это ли не доказательство, что на плане-

те  существуют  разумные существа,  способные организовать и

поддерживать жизнедеятельность!

   Когда Родионов включил твой прибор,  Лева, и стал "прощу-

пывать" плато с помощью сверхвысокочастотного поля, обитате-

ли  планеты прореагировали.  Саша,  ты помнишь этот страшный

рев,  когда мы чуть не погибли? Это была их реакция. Смерчи,

поднявшиеся  к небу,  пески,  мчащиеся со сверхзвуковой ско-

ростью,  теперь мне кажутся такими же естественными и понят-

ными,  как  поворот головы на звук шагов.  Жизн^ на планете,

если можно так сказать,  почувствовала,  что ктото вступил с

ней в контакт. Она поняла, что кусочки слизи, принесенные из

космоса,  являются тоже своеобразной формой жизни. И она за-

хотела пощупать, познать нас. Родионов своим сигналом оклик-

нул ее,  он как бы толкнул эту жизнь,  и она обратила на нас

свое внимание.

   - Хорошенькое дело!  Хватать совершенно незнакомую  жизнь

под мышки и тащить ее куда-то, - сказал Лев.

   Он не верил Акимчуку и был спокоен.

   - Возможно,  она уже раскаивается в своей экспансивности,

- подлил масла в огонь Ярцев.

   - Пока очень сильно раскаиваемся мы,  - сухо заметил Лев,

- но продолжай, Ваня.

   Акимчук долго собирался с мыслями.

   - Знаете,  как родилась моя идея о "сиреневой жизни"?  Из

аналогии.  Из  этих фотографий!  - он потряс снимками Льва и

журналом, принесенным Ярцевым. - Все, что я узнал и прочувс-

твовал на этой планете,  рождало очень смелые предположения,

но не хватало главного звена,  замыкающего обрывки в  единую

цепь.

   И вот - иллюстрированный журнал.  Вначале, когда я увидел

фотографию  со взрывами над земными полюсами,  меня поразила

одна мысль.  А что если эту картину наблюдали бы со  стороны

какие-нибудь  мыслящие,  не  ведающие о существовании людей?

Что они подумали бы,  заметив эти две звездочки над полюсами

давно остывшей планеты?

   Их должна поразить необычность явления. Каким образом мог

произойти  этот  взрыв,  по  плотности  энергии сравнимый со

взрывами звезд?  Какая сила смогла выделить из рассеянных по

земной поверхности элементов нужное вещество,  сконцентриро-

вать его в небольшом объеме, преодолеть силы притяжения, вы-

вести  его в космическое пространство и там зажечь два солн-

ца, с удивительной точностью расположенных над полюсами пла-

неты?  Это  не могла быть сила физического явления или хими-

ческой реакции!  Все термодинамические законы отрицают такую

возможность для стихийных природных явлений.  Это может быть

объяснено только присутствием разума, той формы энергии, ко-

торая  способна  организовывать процессы и управлять ими.  А

если так,  значит должны существовать  носители  разума,  то

есть мы, люди.

   Так, не видя людей,  неизвестные космические  наблюдатели

смогли бы доказать существование человечества.

   И еще одна мысль.  Я сразу сказал о ней тебе,  Саша. Меня

поразило, что деятельность разума достигла космических масш-

табов.  Сила человека стала соизмеримой  с  энергией  звезд.

Природа, непокорная н своенравная, превращается в податливый

воск.

   Смотрите на  эту  фотографию.  Очень  удачный кадр,  Лев!

Смотрите,  из атмосферы планеты высунулся язык песка. Он тя-

нется,  он стремится догнать нашу ракету.  Кому-то нужно, до

зарезу нужно познакомиться с нами, познать странное явление,

которое так грубо и резко нарушило его состояние.

   Да, ребята, здесь не случайность, не стихия, здесь разум-

ная воля и целеустремленность.  Я настаиваю на этом.  Именно

разумная.  Просто живое перестает интересоваться раздражите-

лем, как только прекратится раздражение. Но Родионов буркнул

что-то невнятное на языке обитателей Сухой,  и они заинтере-

совались, и этот интерес не слабел со временем, а рос и уси-

ливался. Ибо это был интерес познания, свойственный разумно-

му существу.

   Акимчук замолчал, молчали и его товарищи. Их первоначаль-

ная ирония сменилась напряженной серьезностью.

   С точки зрения Льва все, что говорил Акимчук, была сплош-

ная галиматья.  Ни один факт,  ни одно положение не казались

ему достаточно убедительными. И в то же время в словах Аким-

чука была тайная сила, покорявшая Льва.

   - Мне непонятна твоя уверенность в лояльности мыслящих на

Сухой,  - задумчиво сказал Лев. - Нет фактов, подтверждающих

ее. Но очень многое говорит о том, что эти "организующие си-

лы" враждебны нам, в лучшем случае по-звериному бестолковы и

глупы.

   - Нет, не думаю. Мы просто еще не успели разобраться. Вы-

сокий разум не может быть жестоким.

   Лев подумал,  что  ситуация может быть истолкована совер-

шенно иначе.

   - Послушайте,  - сказал он, хитро улыбаясь. - Ведь эти же

факты можно использовать для другого объяснения.  Представим

себе,  что  на  планете  действительно  существует  разумная

жизнь.  И носителем ее является  живое  существо.  Но  одно.

Один-единственный организм на всю планету.  Естественно, оно

должно иметь огромные,  с нашей точки зрения,  размеры.  Что

это за существо?  Да,  да,  сиреневые пески, которые, как ты

говоришь, Ваня, двигаются без ветра и делают это направленно

и  целеустремленно,  являются  телом этого существа.  Каждая

песчинка - клетка, совершенно верно! Но клетка единственного

хозяина планеты.  А почему бы и нет? Ты, Ваня, находился под

впечатлением атомных взрывов, произведенных географами. Тебя

поразила  мощь  человечества.  Но эта мощьвсего лишь один из

множества результатов эволюции и революции живой материи. Мы

можем  допустить,  что на Сухой образование живого организма

шло сразу в масштабе всей планеты.  Так возникла  "сиреневая

жизнь". Она стала эволюционировать, совершенствоваться и на-

капливать информацию. Может быть, здесь мы столкнулись с од-

ним  из  вариантов бессмертия.  "Сиреневая жизнь" обменивает

свои клетки-песчинки на новые,  но не умирает. Может, я оши-

баюсь. Но если я прав, представляете, какой запас информации

должно накопить это существо за время своего  развития?  Оно

должно  достичь высочайшей степени интеллектуализации.  Хотя

вполне возможно,  что оно еще очень и очень молодо.  Ведь мы

не знаем истории этой планеты.  Одним словом, мы столкнулись

здесь с интереснейшей загадкой.

   Ярцев закричал:

   - Стоп!  Сюп!  А общественная жизнь? А размножение? А об-

новление? Обмен веществ? Я не согласен с идеей единого бесс-

мертного разума,  поселившегося на этой планете! Если мы до-

пустим такую мысль, нам придется признать существование гос-

пода бога,  а Сухую считать райским  уголком  во  вселенной.

Практическое бессмертие одного существа, способного к самоу-

совершенствованию,  должно породить Всеведущего, Всемудрого.

Этого  нельзя  сказать про "сиреневую жизнь".  Она-то нас не

сразу раскусила. Я скорей соглашусь с Иваном, но и то...

   Он умолк. Помолчали и его друзья.

   - Нужно подумать, - отрывисто сказал Лев и вышел.

   Ушел и Ярцев, который под конец разговора вопросов не за-

давал, но с интересом посматривал на главного пилота.

   Акимчук остался один. Он чувствовал себя неважно. Убедить

друзей,  кажется,  не удалось. Придется подождать, пока буря

уляжется в их головах. А сейчас надо передать все свои сооб-

ражения в главный штаб флотилии.  Там  что-нибудь  подскажут

или придумают.

   Акимчук уже окончил передачу,  когда  в  кабину  заглянул

Лев. Глаза у него были совершенно стеклянные, на щеках ярки-

ми розами расцвел лихорадочный румянец.  Стоя в  дверях,  он

сказал:

   - Ваня, они живы! Они живы, понимаешь?

   Акимчук  бросился к нему.

   - Как...

   - Я получил радиограмму. Вот!

   Он протянул клочок  бумаги,  на  котором  было  написано:

"Флотилия "Вперед". Звездолет "Арена". Всем, всем. Встретили

друга. Чувствуем себя хорошо. Ждем. Потапов, Родионов, Чхои-

ли,  Амертин, Гусаков. Флотилия "Вперед". Звездолет "Арена".

Всем, всем. Чувствуем себя хорошо. Ждем".

   Дальше снова шли те же родные,  милые фамилии. У Акимчука

тихо кружилась голова, чистый далекий звон наполнял уши. Как

сквозь густой туман, доносились торопливые слова Льва:

   - ...Я пошел к себе и опять включил приемник. Слушал, как

жужжит песок в банке,  и мне опять помешал тот же рев,  щел-

канье, что и прошлый раз, помнишь? Случайно я обратил внима-

ние, что эти возмущения правильно чередуются. Я стал записы-

вать этот треск и вдруг у меня получилась шифровка,  сделан-

ная с помощью нашего кода. Понимаешь? Я подумал, а вдруг го-

ворит новая "сиреневая жизнь". Расшифровал, и вот...

   Лев потряс бумажкой в воздухе.  Ярцев,  просунувший из-за

его плеча голову, сказал:

   - Меня только удивляет, как они быстро нашли общий язык.

   - Ну что там! - счастливо и растерянно улыбнулся Акимчук.

-  Умные  понимают друг друга с полуслова.  Нужно передать в

штаб, что мы возвращаемся...

   Через два  часа  кибернетический  мозг звездолета "Арена"

выдал расчетные данные  обратного  маршрута.  Акимчук  задал

программу автоастронавигатору и сидел несколько минут, йрис-

лушиваясь, как гудит и щелкает работающая машина.

   Мысленно он вырвался из кабины и помчался впереди звездо-

лета сквозь враждебный и нечеловечески прекрасный  космос  к

далекой планете.  Он пытался представить себе миллионы кило-

метров, отделяющих их от друзей. Привычка послушно переводи-

ла километры в часы, сутки.

   Скоро мы будем с тобой, "сиреневая жизнь"! Может быть, ты

совсем не то,  что я себе представил.  Может, ты совсем дру-

гая?  И все это только мои бредни,  бредни человека, который

всегда  страстно  желал встретиться с необыкновенной жизнью.

Но я знаю, что ты есть: я слышал твой могучий голос, который

чуть не убил меня.  Я чувствовал твои мощные объятья.  Я^еще

не знаю,  какая ты.  Но ты добра и умна, у тебя в гостях мои

товарищи. Теперь мы не одни во вселенной!

 

 

 

 

                       ЦЕПНАЯ РЕАКЦИЯ

 

   Володя пристально всматривался  в  темную  глубь  камеры,

расплющив  нос  о  толстое зеленоватое стекло.  Рядом сидела

Елена и, наверное, видела его изуродованный профиль, но сей-

час это не имело никакого значения.

   За тройной перегородкой камеры  совершался  знакомый,  но

по-прежнему таинственный и чарующий процесс. В синеватой по-

лутьме на черной поверхности движущегося адсорбента возника-

ла матово-белая пленка полиокса.

   Процесс полимеризации напоминал движение реки в ледостав.

Глубинно-черные волны проплывали в темных берегах,  унося на

своей поверхности клочья белопенного полимера. Над адсорбен-

том роилась серебристая пыль, похожая на первый снег, падаю-

щий на влажную осеннюю землю. Из тьмы рождалась  ослепитель-

ная,  чуть  опалесцирующая полоска полиокса,  признанного во

всем мире материалом № 1.

   Щелкнул видеофон. Володя краем глаза увидел на экране ме-

ланхолично спокойное лицо Игоря.  Елена  слегка  раздраженно

спросила:

   - Ну, в чем дело?

   Голос у нее глубокий и низкий.  В нем есть такой оттенок,

что можно с ума сойти. Когда Володя впервые услышал этот го-

лос,  у  него но спине побежали мурашки.  Ни один человек не

может устоять против такого голоса,  особенно  если,  слушая

его, смотреть в темные бездонные глаза этой девушки.

   Игорь сообщил:

   - Притащили РЭП-125. Роды назначены на половину первого.

   Новость взволновала Володю.  Он оторвался от зеленоватого

глаза камеры и скомандовал:

   - Лена, кончай работу! Выключай нентрончики!

   Девушка послушно  протянула  крепкую тонкую руку и нажала

выключатели. Красные сигнальные лампочки погасли, глухое гу-

дение приборов оборвалось.

   В половине первого все собрались в кабинете Егорова. Про-

фессора не было, и молодежь разместилась, где попалопа окне,

на большом, как площадь, письменном столе, на полу.

   Их было  человек  десять,  они  весело смеялись н шутили,

предвкушая интересное зрелище.  Солнечный свет,  как  бомба,

влетал в помещение,  взрываясь тысячами бликов в изгибах яр-

ких одежд, на сверкающих в улыбке зубах, в уголках блестящих

глаз.

   Посреди комнаты стоял  большой  ящик,  пахнущий  сосновой

смолой. Игорь сбивал с него янтарно-желтые доски и складывал

их аккуратной стопочкой в углу кабинета. Через несколько ми-

нут обнажился металлический сундук неправильной формы с мно-

жеством кнопок и отверстий.

   Елена подошла к Володе и сказала:

   - Мы решили,  что ты будешь главным акушером. - Она повя-

зала  ему передник из белоснежного полиокса.  Володе почуди-

лось,  что она как-то особенно улыбнулась.  Одними  глазами,

только для него.

   Он взял в руки электропровод с вилкой и подошел к ящику.

   - Друзья мои, мы присутствуем при рождении РЭП-125, робо-

та электронного,  передвижного, модель сто двадцать пять. Мы

давно  и с большим нетерпением ожидали его появления в нашей

лаборатории.  И вот он здесь.  Нужно сказать,  что его пред-

шественник, РЭП-17, работавший у нас около двух месяцев, вел

себя далеко не блестяще. Мы надеемся, что новейшая модель не

будет путать концы в радиосхемах...

   - И не станет путаться под ногами.

   - Не  будет  ронять на пол приборы,  которые могут испор-

титься даже от легкого движения воздуха...

   - И не станет бить посуду!

   - Не будет ломаться в самый ответственный момент...

   - И выполнять задачу с опозданием на сутки!

   - Одним словом,  мы надеемся, что РЭП-125 будет паинькой.

Так  вставай  же,  Рэпка,  из небытия,  тебя ожидает славный

труд.

   С этими  словами Володя подключил электроэнергию к сунду-

ку.  Комната сразу заполнилась разнообразными звуками: глухо

жужжал сервомотор,  внутри сундука что-то поскрипывало и по-

визгивало.  Робот начал собираться.  Перед глазами Володи  и

его друзей замелькали детали, провода, лампы,

   - Сейчас взорвется!

   - Ну, что ты?

   - Человек рождается с головы,  машина предпочитает  начи-

нать с фундамента, - заметил кто-то.

   - Ножки с колесиками, как и у старой модели.

   - Конструкция рук совсем другая.

   - И на три больше, чем у старого Рэпки.

   - Многоглазка.

   - Добавлен ультрамикроскоп, инфраскоп и три обычных. Все-

го пять глаз. Очень симпатично.

   Аппарат еще долго шипел и трещал.  Внезапно  все  стихло.

Перед  молодыми учеными стоял большой серого цвета робот,  а

сзади него  примостился  маленький  ящик  робота-сборщика  с

длинными нескладными лапами. Игорь взял маленький ящик и от-

нес в угол, где уже были сложены стопочкой сосновые доски.

   - Нужно возвратить заводу...

   Лена подбежала к роботу и,  нажав в  центре  его  красную

кнопку, воскликнула:

   - Рэпка, давай знакомиться!

   Машина некоторое  время  молчала,  потом сказала приятным

баритоном:

   - Дорогие  товарищи!  Сотрудники завода-изготовителя шлют

вам свой привет и наилучшие пожелания. Меня зовут РЭП-125. Я

могу  выполнять  работу  радиотехника средней квалификации и

химика-аналитика,  а также в нужный момент действую как пор-

тативное счетно-решающее устройство. Своим трудом я постара-

юсь оправдать расчеты и пожелания моих создателей  и  заслу-

жить ваше доверие.

   Это заявление было встречено бурными аплодисментами. Юно-

ши и девушки стали подходить и знакомиться с Рэпкой. Они на-

зывали свое имя.  и машина быстро-быстро,  вертела тем,  что

заменяло ей голову, словно оглядывая их.

   После знакомства начался осмотр лабораторных помещений  и

установок. Рэпка очень ловко катился между длинными столами,

заставленными ослепительно чистой химической посудой, а вок-

руг него двигалась толпа молодых людей,  пересыпавших объяс-

нения Володи шуточками и комментариями.

   В комнате,  где работали Володя и Елена, все задержались.

Игорь осторожно постучал по металлической перегородке и ска-

зал:

   - Дорогой Рэпка, ты находишься в святилище нашего уважае-

мого Володи.  Здесь, в этом аппарате, рождается небывалый по

своим свойствам полимер, так называемый полиокс. Его получа-

ют из кислорода воздуха. Тот же самый воздух этой же комнаты

рождает небывалое по своей силе чувство, сравнимое разве что

с чувствами Ромео и Джульетты.

   - Ну,  хватит,  хватит, - сказал Володя, - ты уклоняешься

от главной темы. А побочные Рэпку не интересуют.

   - Почему? - заявила машина. - Меня все интересует.

   - Каков!

   - Ты знаешь, Рэпка, - сказала Елена, - что кислород двух-

валентен,  и, соединяясь с другими атомами кислорода, он об-

разует молекулы,  состоящие либо из  двух  атомов,  то  есть

обычный кислород воздуха, которым мы дышим, или из трех, так

называемый озон.  Так считалось до сих пор.  Нам же  удалось

получить  длинные  цепочки  кислородных атомов,  соединенных

друг с другом.  Для этого мы поглощаем кислород поверхностью

очень сильного адсорбента,  и атомы газа теряют свою обычную

подвижность. Одним словом, газ начинает вести себя как твер-

дое вещество. Мы называем это псевдотвердым состоянием. Кис-

лородные атомы в псевдотвердом состоянии мы облучаем потоком

нейтронов большой энергии. Это вызывает полимеризацию атомов

кислорода, образуется пленка полиокса. Он совершенно прозра-

чен и необычайно прочен.  Его не разрушает температура в ты-

сячу градусов,  он не становится хрупким на холоде.  Ему  не

страшны кислоты и микробы. Полиокс самый совершенный матери-

ал в мире.

   - Но у него есть недостаток,  - заметил Володя, - вернее,

не у него,  а в способе его получения. Он очень дорог. Дорог

и адсорбент, состоящий из сплава платины и гольмия, дорого и

само облучение.  Поэтому мы никак не можем передать этот ма-

териал в промышленность.

   - И поэтому очень хитрые и очень умные Володя и Лена при-

думали новый  способ  получения полиокса,  - вмешался Игорь,

указывая на большой прозрачный колпак,  вокруг которого  ви-

лись  провода  и поблескивали стекла приборов.  - Через нес-

колько дней будет произведено испытание этого прибора, в ко-

тором  атомы кислорода должны прочно и надежно соединиться в

длинные цепи полиокса.  Мы же  надеемся,  что  соединятся  и

сердца.

   - Игорь! - Лена возмущенно зажала рот юноше.

   - В чем сущность нового метода? - спросил Рэпка.

   Лампы-глаза его сверкали, весь он гудел и подрагивал, как

огромный радиоприемник.  В нем шла напряженная работа по на-

коплению новой информации.

   - Если полупроводник под очень большим напряжением помес-

тить в камеру,  где находится сжатый кислород, возможно, что

на  его поверхности образуются цепочки,  состоящие из кисло-

родных атомов. Это предположение еще требует проверки.

   Игорь осторожно взял машину "под руку" и сказал:

   - Ну,  а теперь,  Рэпка,  двинем дальше. Посмотрим, как в

других комнатах полные сил юноши и девушки давят, жгут, тра-

вят и мнут пленки из полиокса,  пытаясь найти в нем хоть ка-

кие-нибудь  уязвимые места.  Одним словом,  посмотрим методы

испытания этого чудесного полимера!

 

   Володя просыпался долго.  Когда  схлынула  плотная  волна

глубокого  сна,  наступило  сладкое безвременье между явью и

грезой. Граница, где сон уже умер, а реальность еще не роди-

лась. В этот момент Володю посещали воспоминания. Призрачные

и легкие,  они не относились к сфере разума. Это была память

тела. Сегодня  на  своем  лице Володя ощущал дуновение ветра

херсонской степи.  К полынному  запаху  примешивался  нежный

аромат. Так пахнет чебрец, невидная степная травка, отдавшая

все свои силы восторгу цветения.

   Внезапно потянуло  сыростью,  и  где-то далеко прокатился

глухой удар грома.  Хлынул летний дождь, и Володя почувство-

вал,  как капли, струятся по щекам, скользят по шее, обдавая

холодом обнаженную грудь.

   Володя проснулся. Сегодня день испытаний. Проверка нового

аппарата.

   Резкий звонок. Загорелась лампочка видеофона.

   Ступая босыми ногами по холодному скользкому пластику по-

ла,  Володя  подошел  к экрану и увидел Игоря.  Он торопливо

проговорил:

   - Слушай,  Володя, меня сегодня не будет в лаборатории. а

я поручил Рэпке демонтировать свою установку,  чтоб она  вам

не мешала. Проследи, пожалуйста, как бы он чего не напутал.

   - Есть.

   Через полчаса Володя уже был на работе.

   Их новая установка, занявшая почти все помещение, сверка-

ла хромированными поверхностями.  Белоснежные изоляторы сви-

сали гроздьями невиданных фруктов. Толстые яркожелтые медные

шины потоками извивались в блестящей паутине проводов.

   - Эх ты,  чудище!  - проворчал Володя, ласково похлопывая

по прозрачному колпаку.

   Володя вызвал Рэпку и дал машине задание - разобрать сто-

явшую в углу комнаты установку Игоря.

   Где-то высоко в небе (а может,  под  потолком)  зазвучала

песня. Она была простая и ясная. До боли знакомые слова, ко-

торые очень хорошо знаешь,  но никак не  можешь  произнести.

Постепенно они перешли в мурлыканье. Ах да, ведь это же Рэп-

ка.  Славные ребята,  эти создатели электронных роботов. Они

вложили несколько звукопленок в машину. Рэпка во время рабо-

ты негромко, "про себя", мурлычет легко запоминающиеся моти-

вы.  Это очень уютно,  когда стальная мощная глыба склонна к

нежности и музыке.

   Пришла Елена.

   - Ого! - сказал Володя, увидев ее наряд.

   - Ведь праздник.

   - Пожалуй.

   - А что делает Рэпчик?

   - Разбирает аппарат Игоря. Он здесь ни к чему.

   - Как он уютно работает.

   Володя посмотрел на машину. Рэпка отвинчивал гайки и бол-

ты и складывал их по размерам...

   Володя неодобрительно мотнул головой.

   - Чересчур методичен. Они с Игорем большие друзья.

   - Он милый. Пятиглазик. Милый пятиглазик.

   - Ладно, за дело.

   Но дело не пошло.  Как будто все было правильно,  все  по

расчетам.  Давление чистого кислорода в камере около пятисот

атмосфер,  напряжение максимальное...  Но реакция не начина-

лась, кислород "не хотел" полимеризоваться. Тогда они прове-

рили один за другим все узлы установки. Не найдя нигде неис-

правностей, они уселись, в отчаянии глядя друг на друга.

   - Посмотрим расчеты.  Может,  там ошибка, - твердо сказал

Володя.

   Они разложили бумаги и чертежи и начали  детально  обсуж-

дать каждую цифру, каждый размер.

   - Смотри, он нас слушает, - сказала Елена.

   Робот прекратил возню и наставил на них усики антенн.

   - Пусть послушает,  ему лишняя информация не помешает,  -

сказал Володя. - Эй, Рэпка, катись сюда, может, поможешь нам

разобраться.

   Машина с довольным рокотом подъехала к столу.

   - Слушай, а почему он... - удивленно подняла брови Елена.

   - Почему  он  бросил  свою работу и переключился на нашу,

да? - улыбнулся Володя.

   - Да.

   - Видишь,  даже машина,  и та свой вкус имеет. Не лежит у

нее душа к черной работе!  - рассмеялся Володя. - Это шутка,

конечно. Дело в том, что Рэпка больше логическое устройство,

чем  механический  робот.  Вот он и стремится работать,  так

сказать, по специальности.

   Машина, словно  подтверждая,  одобрительно  подрагивала и

жужжала.  Под эти звуки Володя и Елена часа три  бились  над

расчетами. Наконец, возникла догадка. Слишком высокая темпе-

ратура в реакторе мешала адсорбции газа на  поверхности  по-

лупроводника. Нужно было дать охлаждение.

   Через полчаса коллекция шлангов,  ведущих к Володиной ус-

тановке,  пополнилась  еще одним - по нему подавался хладоа-

гент. Успокоенные юноша и девушка спустились в буфет, отпра-

вив  Рэпку  в угол заканчивать задание - разбирать установку

Игоря.

   Оказалось, что  уже поздно.  В буфете никого не было.  На

пластмассовых столах сиротливо стояли забытые бутылки  изпод

кефира.

   - Может,  завтра продолжим... - неуверенно сказал Володя,

глядя, как солнце скользит по прозрачной стене, спускаясь на

зубчатый горизонт.

   - Нет,  сегодня надо хоть один опыт сделать. Иначе не ус-

нешь.

   Войдя в лабораторию,  Володя сразу узрел неладное. Рэпка,

разобрав и аккуратно сложив аппарат Игоря,  приступил  к  их

установке.  Он, мурлыча, отсоединял высоковольтный изолятор.

Володя метнулся к роботу.

   - Нельзя...  - хрипло сказала машина,  но палец юноши уже

вонзился в красную кнопку с надписью "выкл.". Рэпка одереве-

нел.

   - Каков негодяй!  - возмущенно воскликнул Володя. - Дейс-

твует по шаблону.  Сначала Сашкину установку разобрал, потом

за нашу принялся.

   - С  ним такого еще не бывало,  он никогда так не ошибал-

ся, - удивилась девушка.

   - Вот поди ж ты! - Володя покатил Рэпку на выход.

   - Оставь его здесь. У нас и так мало времени.

   Володя бросил взгляд в окно, где на светлом вечернем небе

висело угрожающее красное солнце,  вздохнул и нажал  рубиль-

ник.

   Прошло несколько мгновений.

   - Идет! - воскликнула Лена. - Полимеризуется!

   Под прозрачным колпаком реактора реяли снежинки полиокса.

Они  плавно  ударялись  друг  о  друга и о стенки и медленно

опускались на полупроводник.  Постепенно толстая корка поли-

мера, напоминавшая слой прессованной ваты, покрыла стержень,

пронизывающий камеру.

   - Идет, Ленка! Правда, идет! - закричал Володя.

   Юноша и девушка схватились за руки.  На какой-то миг  они

застыли, вглядываясь друг другу в глаза. Оба испытали прилив

смущения.

   - Погоди,  Вовка, давай освободим Рэпку! - сказала Елена.

- Пусть с нами порадуется.

   Она подбежала к роботу и нажала кнопку "вкл.". Машина за-

работала, но молчала.

   - Обиделся, - улыбнулась Лена.

   - Лена,  иди сюда,  - сказал Володя, наблюдавший за ходом

реакции.  -  Ты видишь,  полиокс образуется не только на по-

верхности,  но и в объеме. Процесс идет намного быстрее, чем

на старом адсорбенте.

   - Ценная реакция... - тихо сказала Елена.

   И в это мгновение Володя ощутил опасность.  Еще ничего не

произошло,  но юноша уже окаменел от ужасного  предчувствия.

Озноб  пробежал  по  его телу,  концы пальцев задрожали.  Он

чувствовал, что двери их комнаты широко распахнулись и вошла

беда, неотвратимая и беспощадная.

   - Что с тобой? - Зрачки девушки испуганно расширились.

   Взгляд Володи  беспомощно  метался по установке.  Где ты,

опасность? Где?

   И вдруг  он  увидел,  что  над концами полупроводникового

стержня, выходящего из-под колпака, поднимается такое же се-

ребристое облачко, что и внутри реактора.

   - Смотри,  смотри,  - закричал он, тыча пальцем в белесую

пленку белого дыма, начавшего покрывать установку.

   Елена все поняла.

   - Неужели и кислород воздуха?! - закричала она. - Но ведь

он же грязный, в нем же азот и давление низкое?

   Володя, горестно мотнув головой, бросился к рубильникам и

отключил подачу энергии.

   - Не поможет! - крикнула со слезами девушка. - Цепная ре-

акция!

   Они в отчаянии смотрели друг другу в глаза.  Цепная реак-

ция вырвалась на свободу.  Ей больше не нужна  была  энергия

Володиной установки, она сама производила энергию.

   Цепная реакция полимеризации кислорода вырвалась на  сво-

боду. Теперь ей ничто не помешает проникнуть из этой комнаты

в соседнюю,  из соседней на улицу,  подняться ввысь,  объять

холодным  белым пламенем небеса и начать беспощадное шествие

по атмосфере земного шара.

   Прекрасный чистый  газ,  животворный поток которою питает

все живущее на Земле,  превратится в мохнатые белые снежинки

и лениво упадет на задыхающуюся почву.

   Перед их глазами возникли мертвые города, погребенные под

белоснежным покрывалом из полиокса, леса, раздавленные чудо-

вищной тяжестью полимера,  черные моря  и  реки,  потерявшие

свои  русла.  Перед их глазами стояла Земля,  любимая родная

планета,  туго запеленатая в белый саван смерти. И это прои-

зойдет почти мгновенно. Ничто не может предотвратить катаст-

рофу за те десятки секунд,  которые были в их  распоряжении.

Всего  лишь через несколько минут миллионы людей начнут уми-

рать от удушья,  бредя на ощупь в густом тумане из  падающих

хлопьев полиокса.

   Цепная реакция вырвалась на свободу...

   Скорей! Скорей  разметать  очаг,  в  котором  зарождалась

смерть человечества!

   Володя резким  движением оборвал предохранительные пломбы

и сбросил крышку реактора. Густой белый туман заволок комна-

ту,  словно кто-то разорвал огромную перину. Хлопья полимера

набивались в глаза,  в рот, уши. Юноша и девушка задыхались,

в горле першило от мельчайших пылинок.

   Кашляя, чихая, обливаясь слезами, они выбежали в коридор.

Там воздух был также полон белоснежных хлопьев.

   И вдруг Елена упала. Она поскользнулась и, как подрублен-

ная,  рухнула на пол,  равномерно усеянный полимерной пылью.

Володя склонился над девушкой.

   - Что с тобой, Ленок?

   Она посмотрела на него открытыми  блестящими  глазами,  в

которых стояли слезы и что-то прошептала. Дыхание со свистом

вырывалось из посиневших губ,

   - Мы виновны... должны умереть...

   - Глупости, - бросил юноша и подхватил ее на руки. По это

оказалось не очень просто. Кислорода в помещении уже остава-

лось мало, и у Володи перед глазами поплыли оранжевые круги.

Он  задыхался.  Сердце стучало,  как мотор.  Спазма сдав-ила

горло...

   Дальнейшее потеряло  четкие  очертания  действительности.

Может, это продолжалось полчаса, а может, и больше...

   Сначала он тянул Елену по скользкому полу коридора, потом

они скатились по лестнице на первый  этаж.  Потом  он  очень

долго  никак не мог открыть дверь и несколько раз терял соз-

нание.  Потом очнулась Елена и помогла ему открыть.  Они вы-

ползли на асфальтовую дорожку сада,  и там тоже стоял густой

непроглядный туман.  Они не увидели ни неба, ни зелени. Впе-

реди виднелось розоватое пятно: садилось солнце. И они полз-

ли, метр за метром, задыхаясь и синея, навстречу этому розо-

вому сиянию.

   Потом сзади раздался взрыв,  как будто  треснула  льдина.

Потом... наступила тишина и ночь, в которую они оба погрузи-

лись одновременно.

   И все же было еще что-то.  Может,  не сразу после взрыва,

но Володя явственно помнил,  что откуда-то подул ветер  хер-

сонской  степи,  пахнущий чебрецом,  и частые холодные капли

дождя упали на шею и заскользили по щекам. А потом уже ниче-

го не было.

 

   Записка, переданная из палаты № 2 в палату № 10,  где по-

мещалась Елена,  гласила:  "Дорогой Ленок!  Сегодня утром ко

мне заявился Егоров. Наверное, он будет и у тебя, когда раз-

решат врачи.

   Он долго  тряс надо мной своими усами и бородой,  хрипел,

скрипел,  кашлял и,  наконец,  разразился поздравлениями. Он

превозносил  мой  научный подвиг и находчивость в тех "стес-

ненных",  как он сказал, обстоятельствах, в которых мы с то-

бой оказались.  Я сначала ничего не понимал, но по его воск-

лицаниям уяснил себе ситуацию.

   Оказывается, в день "белого взрыва", вечером, в Институте

управления климатом Земли раздался  телефонный  звонок.  Ка-

кой-то  мужской голос сказал,  что он говорит из лаборатории

профессора Егорова.  Он объяснил, что дескать так и так, на-

чалась цепная реакция полимеризации кислорода, которая охва-

тила уже довольно большой район. Единственный выход заключа-

ется в том,  чтобы прервать реакцию с помощью воды. Этот го-

лос так и сказал,  что ингибитором этой реакции является во-

да. Поэтому нужно немедленно создать в указанном районе про-

ливной дождь,  может, даже тропический ливень, чтобы катаст-

рофа не распространилась.  Затем наступило молчание. Лабора-

тория не отвечала на вызовы теле- и радиостанций.  Сейчас же

вызвали Егорова с работниками института и вместе с аппарату-

рой их доставили на место происшествия,  прямо в наш  лесок.

Ну и зрелище предстало им! Егоров говорит, что все были пот-

рясены.

   На земле  лежала огромная белая гора.  Своей вершиной она

упиралась чуть ли не в облака, все время колыхалась на ветру

и заметно увеличивалась в размерах.  Егоров подтвердил реко-

мендации неизвестного голоса о волшебной силе воды, и метео-

работники  принялись  за  дело.  Через  десяток минут хлынул

дождь,  небывалый для нашей местности. Облако полимера стало

редеть и уменьшаться.  Они увидели,  как в тумане, развалины

нашей лаборатории.

   Нас они обнаружили на дорожке,  которая ведет к стадиону.

Мы лежали в луже воды, среди клочьев нашего дорогого полиок-

са.  Вид  у  нас с тобой был неважнецкий.  Что поделаешь?  И

здесь старик принялся нас ругать.  Он вылил на  меня  больше

брани, чем воды на "белый взрыв". Ну, ты знаешь его реперту-

ар.  Сопляки, пеленашки, неучи и еще он придумал новое руга-

тельство - непредвиды.  Это те, кто не может предвидеть эле-

ментарных вещей. Непредвиды. Как тебе это нравится?

   Я объяснил ему,  что такой качественный скачок, как пере-

ход от обычной реакции к цепной, предвидеть было нельзя, так

как  до  сих пор ничто не говорило о такой возможности.  Это

был немыслимый, неожиданный поворот, какие иногда устраивает

природа,  но которых ожидать,  а тем более планировать никак

нельзя. Бывает...

   Но Егоров сказал:  а все же вы должны были то-то и то-то.

И пошел,  и пошел!  А потом говорит, что его порадовала наша

находчивость и за это нас ожидает правительственная награда.

   И тут я все понял. До меня не сразу дошло, о чем он твер-

дит, а потом я все очень ясно представил себе и говорю ему:

   - Вы об этом голосе? Так вот - это не я звонил!

   И говорю  ему,  что за те три-четыре минуты,  какие у нас

были, мы ничего сообразить не успели бы. Другое дело, будь у

нас побольше времени, но его было слишком мало, и мы, конеч-

но,  изрядно растерялись.  А все сделал наш лабораторный ро-

бот,  Рэпка.  Он рассчитал скорость распространения реакции,

определил, какое вещество может послужить ингибитором, какая

организация занимается этим веществом, и позвонил в Институт

погоды.  Одним словом,  он вел себя как разумное существо, к

тому же без нервов и к тому же мгновенно соображающее. Вот и

все.

   Егоров был  потрясен.  Он,  сказал,  что этой машине надо

поставить памятник, что она умница и золото. Потом он подоб-

рел и сказал, что мы тоже молодцы и наш метод уже передается

в промышленность для серийного производства. Он еще добавил,

что  вообще опасность реакции полимеризаций кислорода не так

уж велика,  поскольку в воздухе всегда есть пары воды, кото-

рые  помешают  распространению  этого процесса.  Так что нам

можно было не особенно пугаться, цепь оборвалась бы сама со-

бой, наткнувшись в каком-нибудь районе на дождь или туман.

   Затем он ушел. А я лежу и жду, когда мне принесут от тебя

записочку. Вспоминаю Рэпку. Он славный.

                                      До свиданья. Твой В."

 

 

 

                    НЕ ОСТАВЛЯЮЩИЙ СЛЕДА

 

   - Вон она, - сказал Нибон, ткнув пальцем в голубой экран.

Андрей,  впрочем,  и  сам уже видел планетку,  известную под

именем Зеленый Перевал. Как Нибон всегда торопится со своими

замечаниями!  Звездолет еще не вышел на свободную орбиту, но

сердцем Нибон был уже  на  Зеленом  Перевале.  Он  не  любил

ждать,  он  всегда находился в движении,  точно спешил всюду

успеть раньше всех.

   - Получен сигнал от Корина,  посадку будем производить по

лучу.

   - Тем лучше.

   Андрей вылез из-за пульта и,  переключив управление раке-

той на автомат,  лег в стартовую люльку. Нибон уже лежал ря-

дом:  под прозрачным лиловым колпаком вилась войлочная шеве-

люра и сверкали синими белками огромные черные глаза.  Смуг-

лое лицо отливало зеленоватой бледностью.  После  аварии  на

Черном Титане Нибон плохо переносил посадку.

   Им здорово пришлось попотеть на Черном Титане.  Андрей на

миг закрыл глаза.  Перед ним встала неподвижная, гнетуще тя-

желая,  как свинец,  планета в системе черного  солнца,  без

единого  луча  света;  только далекие звезды озаряли мрачные

ущелья на ее поверхности.  Планета вечной ночи.  Андрей сод-

рогнулся,  вспоминая месяцы,  проведенные там.  Ну, теперь с

этим покончено.  Впереди заслуженный отдых. Милый сердцу Зе-

леный Перевал...

   - Мне кажется, я вижу хозяйство Джорджа, - сказал Нибон.

   - Сейчас будем дома, Нибончик, - улыбнулся Андрей.

   И действительно, через двадцать минут оба космонавта сто-

яли на стартовой площадке Зеленого Перевала.

   Яркий свет ослепил их.

   - Это тебе не Черный Титан,  - улыбнулся Андрей,  надевая

темные очки.

   - Почти как на Земле, - мечтательно сказал Нибон.

   - Зелень-то какая!

   - Только небо уж очень фиолетовое.  Ну да что там,  глав-

ное,  дышать можно. Не в баллон дышишь, а как полагается жи-

вому существу, в небо, в стихию... Вот она, ширь-то! Хо, хо,

хо!

   Андрей закричал,  и  слабое  эхо прокатилось по безлюдной

зеленой равнине, окружавшей космодром.

   - А  где  же  Джордж?  -  спохватился Нибон.  - Он нас не

встретит?

   - А зачем? У него все киберы делают: встречают, отправля-

ют,  снаряжают, заряжают... Мы сейчас поедем к нему в домик,

чай пить будем. Настоящий земной чай. Вон машина.

   К ним подкатил небольшой автомобильчик с открытым верхом.

Космонавты сложили в него свои вещи и тронулись.

   - Хорошо, правда? - улыбнулся Андрей.

   Дорога, бегущая среди густой травы, была извилистая и уз-

кая.  Ноздреватые листья шириной в ладонь хлестали путешест-

венников  по  лицу.  В  воздухе стоял легкий аромат огромных

бледно-лиловых цветов.  Андрей обрывал листву, жадно нюхал и

слизывал капли влаги,  выступавшей на обнаженной мякоти рас-

тения.

   - Какая у Джорджа узкая специальность? - спросил Нибон.

   - Биофизик. Радиоволны и жизнь - вот его занятие. Возмож-

но, мы застанем его за изобретением радиолуча, который обго-

нит расширяющуюся вселенную или... А вот и Коринская башня!

   Заросли кончились, и космонавты выехали в небольшую зеле-

ную долинку.

   Посреди нее  стоял беленький чистенький домик и серая тя-

желая башня,  утыканная антеннами самых причудливых  форм  и

размеров.

   В домике никого не оказалось.  Космонавты прошли все ком-

наты от передней до спальни. Джорджа не. было.

   - Может, он в башне?

   - Нет,  вряд ли. Он бы вышел, увидев нас. Давай послушаем

секретаря.

   Андрей повернул рукоятку черного ящика, стоявшего в каби-

нете Джорджа. Сначала оттуда послышался мотив детской песен-

ки,  исполняемой  хриплым басом.  Затем тот же голос сказал:

"Отбываю на неделю в биозону. Возвращусь семнадцатого".

   - А сегодня что у нас? - спросил Нибон.

   - Сейчас узнаем, вот здешний календарь. - Андрей повертел

в руках сложную таблицу и буркнул: - Не совсем ясно, тут од-

них четвергов пять штук,  как дома говорят,  семь пятниц  на

неделе.

   - Планетка-то вертится быстро!

   - Да, только успевай оглядываться. Жорка устроил себе ка-

лендарик в переводе на земной,  - понедельник  штрих,  поне-

дельник два штриха, суббота с индексом зет. Ничего не пойму.

Хотя...

   Андрей задумался и вдруг радостно воскликнул:

   - Ага, Джордж будет послезавтра! Вот видишь, число, обве-

денное синим, - день ухода, а красное - это сегодня, то есть

пятнадцатое.  Тут даже отмечено,  что мы прилетаем.  Значит,

хозяин должен возвратиться через день.

   - Ну, добро, давай, отдыхать.

   - Лучшее место для этого на крыше.

   На крыше дома было уютно. Глубокие кресла с навесами хра-

нили  прохладу.  Безмятежно раскачивались огромные пятипалые

листья пальм, с поля доносился легкий шелест травы. С темно-

го  неба струился прохладный и крепкий,  как ром,  воздушный

поток. Андрей почувствовал приятное головокружение.

   - Хорошо,  - тихо,  словно про себя, сказал он, и добавил

громче: - как у мамы дома...

   Где-то вдали послышался красивый и печальный звук, словно

лопнула струна.

   - Что это? - спросил Нибон.

   - Возможно,  птицы,  хотя я их не видел в прошлый раз,  -

сказал Андрей.

   - Да,  - отозвался Нибон,  - если немного  напрячься,  то

можно даже забыть про другие... страшные миры.

   Далекий звон медленно гас,  вместе  с  ним  уходил  день.

Здесь  ночь  наступала быстро,  небо сразу потемнело и стали

появляться звезды.

   - Трудно, наверное, здесь Джорджу одному, - сказал Нибон,

разглядывая башню с антеннами в пятидесяти метрах от дома. -

Я бы не смог.

   Зеленая степь сделалась темно-лиловой и постепенно пачала

чернеть.  Воздух, лившийся из темной фиолетовой бездны, стал

холодным и влажным.  Подкравшаяся ночь опустила свою  черную

лапу.  Ннбон  с тоской провожал взглядом узкую яркую полоску

света над горизонтом.

   - Так получилось,  - сказал Андрей.  - Вначале на Зеленом

Перевале работала комплексная бригада строителей,  геологов,

биологов. Когда планетку освоили, бригаду перебросили в дру-

гое место, а Джордж и Мария остались здесь. Они помогали за-

летавшим сюда космонавтам, таким, как мы с тобой, и одновре-

менно вели большую исследовательскую работу.  Все,  что есть

земного на этой планете,  дело их рук. Вся эта зелень, план-

тации, деревья...

   - Ты мне покажешь то место,  где погибла Мария?  - Вопрос

Нибона прозвучал в вечерней тиши, как скрытый упрек, как не-

высказанная обида. Кому? Неизвестно. Может быть, судьбе, мо-

жет, всем людям сразу.

   Андрей сочувственно посмотрел на Нибона. Все. все это бы-

ло ему знакомо.  Нибон второй год  в  космосе.  Он,  Андреи,

седьмой. Семь  лет  земного  времени - это очень много.  Еще

сравнительно недавно он, как и Нибон, тосковал, узнав, что в

космосе умер еще один земной человек.  Сейчас - другое.  Это

уже не тоска, а грусть и сочувствие тому, кто потерял друга.

   Но в  конце  концов  стоит ли сейчас предаваться грустным

мыслям? Им удалось живыми вырваться из  цепких  лап  Черного

Титана.  Они втроем на этой чудесной благоустроенной планет-

ке, двое - здесь, один - где-то неподалеку, рядом. Нужно от-

дыхать, набираться сил, готовиться к новой тяжелой работе.

   - Это довольно далеко отсюда.  В старой мангрове. Мария и

Джордж разводили там плантации "камнепожирателей" и работали

в скафандрах. "Камнепожиратели" очень капризные растения, но

они  делали  слишком  важное  дело  - переводили кислород из

окислов элементов в атмосферу,  и поэтому Джордж и  Мария  с

утра до ночи ухаживали за ними.  Приходилось работать однов-

ременно в разных концах планетки,  так как  атмосферу  нужно

было  создать в короткий срок.  В то время сюда залетали не-

большие метеориты.  Сейчас этому мешает атмосфера,  тогда ее

не было. Один такой осколок попал Марии в шлем, когда Джордж

был далеко.  Она пролежала без сознания слишком  долго...  С

тех  пор Джордж почти не покидает Зеленого Перевала.  Он был

несколько раз на Земле,  но каждый раз возвращался сюда. Его

здесь  держат воспоминания и какие-то исследования,  начатые

еще совместно с Марией.  Он мне намекал о них в прошлый раз,

когда  я был на Зеленом Перевале,  но у меня времени не было

разобраться.

   Андрей умолк,  рассматривая почерневшее небо, а Нибон си-

лился представить себе, как жилось на этой планетке одиноко-

му Джорджу.  Наверное,  как обычно в этих случаях,  выручала

работа.  Большое, полезное дело, нужное людям - и там, дале-

ко, на Земле, и здесь, в бескрайних космических просторах...

   - Ты знаешь,  - так неожиданно громко сказал Андрей,  что

Нибон вздрогнул, - я бы назвал Зеленый Перевал шепчущей пла-

нетой.  Здесь нет громких звуков,  все вокруг шелестит, шеп-

чет, напевает, мурлычет.

   - И мяукает, - едва уловимо улыбнулся Нибон. - Интересно,

почему бы Джорджу не развести здесь кошек?

   - Он собирается это сделать.  Ищет подходящую породу.  Ну

что, пойдем спать?

 

   Утро ворвалось в спальню так стремительно,  словно кто-то

сдернул с Андрея покрывало.

   Нибон уже сидел в столовой, пил чай и рассматривал журнал

космонавтов,  страницы которого пестрели рисунками, фотогра-

фиями и подписями.  Каждый,  кто хоть раз побывал на Зеленом

Перевале, оставлял в нем о себе память.

   - А вот и Джон Сириец, - сказал спокойно Нибон, показывая

фотографию мужчины с орлиным носом и вьющимися  волосами,  -

он не вернулся с планеты Гор.

   - Они ушли из жизни,  Нибон,  не нужно их тревожить.  На-

лей-ка лучше чаю.

   Нибон внимательно посмотрел на Андрея и молча углубился в

исследование альбома.

   - Этот альбом - ценнейшая реликвия,  -  задумчиво  сказал

он,  -  надо поговорить с Джорджем,  пусть перефотографирует

для меня. Я скажу ему сегодня.

   - Ты хочешь сказать, что сделаешь это завтра?

   - Ты прекрасно понимаешь,  что я хочу сказать.  Зачем  же

придираться к слову?

   Андрей с удовольствием допил стакан чая.  Нибончик  умен,

слов нет,  но есть в нем этакое древнеегипетское,  потаенное

лукавство...

   - Ты его видел?

   - Да.

   - Когда?

   - Только что.

   - Почему же он не здесь, он что, прячется от нас?

   Нибон молча пожал плечами.

   - Я увидел из окна, что по двору идет мужчина, и окликнул

его.  Он обернулся,  и я узнал Джорджа.  Он помахал рукой  и

сказал, что сейчас будет здесь.

   - Где же он?

   - В башне.

   - Нет,  ты ошибся, я здесь! - раздался громкий голос, и в

проеме  окна появилась загорелая физиономия Джорджа.  - При-

вет, друзья!

   На окно легла тонкая рука с розовыми ногтями, за ней дру-

гая,  прыжок - и Джордж стоял в комнате. Он был высок, с ши-

рокой  грудью  и тонкими легкими ногами.  Одетый в цветастую

куртку и короткие брюки,  он напоминал  скорее  беззаботного

курортника, чем хозяина планеты Зеленый Перевал, отягощенно-

го сложным и большим хозяйством.

   - Тебе  двери  стали не по вкусу?  - улыбнулся Андрей.  -

Знакомься - Нибон, мы с ним сидели на Черном Титане.

   Джордж сделал приветственный жест и,  не заметив протяну-

той руки Нибона,  подошел к креслу.  Сел, ноги крестом, руки

на коленях.

   - Итак,  друзья,  - начал он торжественным тоном,  - хочу

вас  предупредить,  что  космонавты  на  этой планете должны

чувствовать себя, как дома, на Земле.

   - Спасибо. Если б сюда еще те несколько миллиардов, кото-

рые населяют нашу старушку, - заметил Нибон.

   - Им пришлось бы спать стоя, - парировал Джордж.

   Нибон, как всегда,  прав.  Главное,  что угнетает на этой

очаровательной планете,  - безлюдье.  Люди, милые люди, с их

смехом и слезами,  любовью к прекрасному,  с их упорством  и

даже с их ссорами! Как далеки они от нас...

   Джорджу, видно, что-то пришло на ум, по лицу его пробежа-

ла легкая гримаса.

   - Удивительно,  - сказал он.  - Удивительно. Совпадают не

только мысли,  совпадает  формировка самых скрытых ощущений.

Насколько мы все же одинаковы,  Я думал об  этом.  Вселенная

должна  быть заселена людьми.  Одни космонавты - этого мало.

Нужны люди, везде, много людей. Люди справа и слева, спереди

и сзади,  на всех планетах,  на всех астероидах,  на больших

метеоритах и даже на звездах.

   Нибон с интересом посмотрел на него. Андрей открыл и зак-

рыл рот, так ничего и не сказав.

   Они помолчали.  Вдруг  Джордж  встал  и выпрыгнул в окно.

Андрей видел,  как его сутуловатая спина проплыла  к  башне.

Ннбон подошел к окну и, глядя вслед Джорджу, сказал:

   - Пять лет одиночества - это все же большой срок,  как ты

думаешь?

   - Ну, он не совсем одинок, у него постоянно бывают гости,

вроде нас с тобой.

   Внезапно Нибон вскрикнул,  указывая на что-то  в  глубине

двора. Андрей бросился к нему.

   - Что случилось?

   Нибон провел рукой по лицу,  словно отмахиваясь от навяз-

чивой мухи.

   - Ничего. Мне показалось...

   В комнате раздался чистый спокойный голос Джорджа.

   - Друзья мои,  я нахожусь в башне. Заходите проведать ме-

ня, заходите сейчас или в любое время. У меня есть кое-какие

научные новинки для вас.

   В башне Корина царила атмосфера большой  радиотехнической

лаборатории.  Андрей  про  себя отметил образцовый порядок и

чистоту в помещении.  Сверкали синие глазки сигнальных ламп,

трудолюбиво жужжали генераторы,  скрытые ослепительно белыми

стендами.

   Сам Джордж  находился на верхнем этаже.  Андрей разглядел

его подметки сквозь узор перекрытия.

   - Поднимайтесь сюда, ко мне! - закричал он сверху. - Лифт

работает.

   Верхний этаж  башни  представлял  собой  круглую площадку

обозрения с решетчатым полом.  Окно стеклянным кольцом схва-

тывало  башню.  Под окном причудливыми зигзагами рассыпались

сотни кнопок пульта управления.

   Кроме Джорджа,  на площадке находилась странная подвижная

конструкция,  напоминающая осьминога:  от  веретенообразного

тельца,  поставленного  на колесики,  ответвлялось множество

тонких и  толстых  щупалец.  Механический  осьминог  катился

вдоль пульта, на ходу нажимая кнопки.

   - Мой робот,  - улыбаясь, сказал Джордж. - Джимми, позна-

комься с нашими гостями.

   Джим подкатил к Нибону и протянул ему лес своих рук.

   - Придется пожать все, иначе обидится, - сказал Джордж.

   Андрей с отвращением перещупал холодные крючки и молоточ-

ки Джима.

   - Неприятно, что слепой.

   - У него были глаза.  Красные.  Но перегорели лампочки, а

мне недосуг вставить новые.

   Нибон достал  пачку  с сигаретами и внезапно швырнул одну

сигарету Джорджу.

   - Лови, закуривай!

   С быстротой молнии рука Джима перехватила ее.

   - Благодарю. Бросил курить, - улыбаясь, сказал Джордж.

   Нибон понимающе кивнул головой.

   - Так в чем же заключаются твои научные новинки?  - спро-

сил Андрей.

   - Для вас это,  конечно,  не новинки. Вскоре после твоего

первого приезда на Зеленый Перевал сюда доставили кибернети-

ческую машину из Управления логических резервов. Вот она.

   Джордж махнул рукой,  указывая вниз,  где сквозь  решетку

поблескивали металлические перегородки стендов.

   - Наверное,  старье какое-нибудь? - небрежно заметил Анд-

рей.

   - Нет,  почему же? Она отлично работает, - сказал Джордж,

и  Нибону показалось,  что в его голосе прозвучала обида.  -

Эта машина мой единственный друг,  больше чем друг.  Она мой

мозг и моя душа.

   - Ну, ну, - с недоумением забормотал Андрей.

   - Да, это, конечно, большое приобретение для Зеленого Пе-

ревала, - заметил Нибон.

   - Еще бы. Ты же знаешь, сколько биологических проблем мне

осталось в наследство от Марии.  Дело не только в том, чтобы

планета стала похожей на Землю.  Она должна стать лучше Зем-

ли.  Здесь нужно создать самые оптимальные условия для жизни

человеческого организма. Мне приходится вести огромную рабо-

ту по селекции растений.  И вот в связи с этим...  -  Джордж

немного  подумал,  -  и  многим другим у меня есть несколько

вопросов, которые хотелось бы выяснить с вами.

   - Давай, если мы сможем помочь.

   - Видишь ли, - начал Джордж немного неуверенно, он казал-

ся смущенным,  - мне иногда кажется,  что я забыл или просто

не знаю самых элементарных вещей в биологии.  Вот, например,

биологическое бессмертие...  Все растения, выведенные мной и

Марией, погибнут, но потомки этих растений дадут жизнь новым

поколениям и так далее. Но для такого бессмертия всегда нуж-

ны два растения или хотя бы два цветка,  мужской и  женский,

но всегда два,  понимаешь.  Две природы,  два пола,  - одним

словом, две какие-то противоположности, слияние которых рож-

дает  новую  сущность.  Ну,  а если существует одна сторона,

один пол, как ему обеспечить свое бессмертие?

   Нибон молча пристально рассматривал Джорджа, Андрей удив-

ленно поднял брови.

   - Ведь существует вегетативное размножение,  когда каждая

часть организма может послужить зародышем будущего растения,

- сказал он.  - Воткни черенок в почву, и вырастет нечто как

две капли воды похожее на  родителя.  Конечно,  вегетативное

размножение не может продолжаться до бесконечности,  так как

наступает вырождение. Но возьмем, например, бесполое размно-

жение  микроорганизмов.  Простое  деление  клетки приводит к

практическому бессмертию всех простейших.

   Джордж как-то всколыхнулся, беззвучно хлопнул себя по лбу

и рассмеялся. Андрею этот смех показался деланным. Нибон не-

подвижно наблюдал за хозяином Зеленой Планеты.

   - Да,  это все так. Действительно, деление, простое деле-

ние, ведет к бессмертию. Что это я, все перепутал. Правда, у

меня другие были идеи, но все же...

   Он умолк,  словно окончательно сбившись с толку.  И вдруг

совершенно спокойно сказал:

   - Пора завтракать, все нужное вы найдете в моей столовой.

   "Он, кажется,  нас выпроваживает", - с удивлением подумал

Андрей.

   - Ты пойдешь с нами?

   - Нет,  я сегодня на диете. И вообще, ребята, вы не обра-

щайте на меня внимания.  У меня много срочной работы,  а вам

нужно отдыхать. Будьте как дома.

   - Слушай,  Корин,  - сказал Нибон, - подходя к Джорджу, -

если мы тебе мешаем, скажи об этом прямо.

   Он поднял руку и опустил ее на плечо Джорджа.  Тот быстро

уклонился от прикосновения и отошел к окну.

   - Откровенно говоря, друзья, я не смогу уделить вам много

внимания.

   - В чем дело, Джордж?

   - Я задумал и подготовил эксперимент, блестящий, невидан-

ный еще эксперимент.  Если он удастся, то имя Джорджа Корина

загремит по всем планетам.  Я не могу о нем рассказать. Пока

это тайна. Эксперимент и для меня был тайной до сегодняшнего

дня.  Но вот ты,  Андрей, сейчас произнес то слово, которого

мне так давно недоставало, теперь я знаю, что надо делать. Я

знаю, где мой путь!

 

   - Пожалуй, пять лет одиночества действительно много. Даже

на Зеленом Перевале,  - уныло сказал Андрей, потягивая кофе.

- Что ты там видишь?

   Нибон стоял у окна. Он следил за башней Корина.

   - Полчаса назад Корин со своим "автопауком" уехал на вез-

деходе к ракетодрому. Они оставили дверь в башню открытой, а

я пошел и захлопнул ее...

   - Зачем ты это сделал?

   - Не знаю.

   Нибон что-то знает или предчувствует.  Хотя он всегда та-

кой. Даже если он ничего не знает, он производит впечатление

человека осведомленного.  Когда он знает одну сотую,  у него

вид всезнайки.  Если ему известна половина,  он высокомерен,

как энциклопедический словарь.

   - Иди-ка сюда,  - позвал Нибон,  и Андрей увидел,  как из

вездехода легко выпорхнул Джордж, а за ним, цепляясь щупаль-

цами за дверцы, сполз Джим. Робот был нагружен ящиками.

   Джордж оцепенело остановился перед закрытыми дверьми баш-

ни. Джим сложил ящики и потянулся тонким длинным щупальцем к

замку.  Дверь распахнулась,  и робот с урчанием  вкатился  в

темный прямоугольный вырез. Джордж вошел следом.

   - Ну и что?

   - Ничего,  - ответил Ннбон и пожал плечами, - пойдем сей-

час гулять в степь?

   - С удовольствием!

 

   Степь на  Зеленом  Перевале напоминала аккуратно подстри-

женный газон городского парка.  Андрей бодро топтал упругую,

как резина, зеленую травку.

   - Первый признак психического расстройства - боязнь чело-

веческого  общества,  стремление  уйти от любого общения,  -

равнодушно говорил Нибон, шагавший впереди.

   - Мне не верится.

   - Второй признак - это мания грандиоза.  Непрерывное ожи-

дание величия, которое должно опуститься с небес для поощре-

ния гениальных способностей.

   - Мне не верится.

   И вдруг они наткнулись на Джорджа.

   Корин возник перед ними так внезапно, что Андрей едва по-

давил в себе восклицание.  Как они могли его не заметить  на

этом плоском, как гладильная доска, поле?

   Джордж стоял,  слегка покачиваясь и вращая головой. Глаза

его  остановились  на  космонавтах,  направляющихся  к нему.

Чту-то похожее на смятение и растерянность отразилось на его

лице. Он повернулся спиной и стал быстро удаляться.

   - Джордж!

   Корин молча ускорил шаг.

   - Джордж, стой!

   Корин вихрем мчался к башне:

   - Погоди,  Андрей,  - спокойно сказал Нибон.  - Посмотри,

как он бежит.

   - Как?

   - Он не мнет травы.  От него не остается следов. Он бежит

по воздуху.

   - Ты с ума сошел!

   - Слишком много сумасшедших для  такой  маленькой  плане-

ты...

   Корин скользил по траве.  Ни одна травинка не колыхнулась

под его ногами.

   Андрей протер глаза:

   - Я не любитель внеплановых чудес.

   - И я тоже.  Нужно переговорить с Джорджем начистоту. Эти

мне еще бегущие по волнам,  не оставляющие следа, обгоняющие

время...

   - Слушай,  Ниб.  Мне  иногда  кажется,  что ты знаешь про

Джорджа больше,  чем я. Вернее, подозреваешь его в чем-то. Я

не претендую на полную откровенность с твоей стороны, но все

же...

   - Могу тебя уверить, что мне ничего особенного не извест-

но.  Меня мучают разнообразные предположения, но я боюсь да-

вать им волю.

   - Какие?

   - Видишь,  вначале  я  попросту решил,  что он свихнулся.

Прыгает в окна,  не помнит элементарных вещей  по  биологни,

боится людей, боится действий и так далее. Но сейчас я ниче-

го не понимаю. Сумасшедшие не бегают, как ангелы. Смотри, он

исчез в своей башне.

   - Как странно он проник в нее! - воскликнул Андрей. - Мне

показалось, что он вошел, не открывая двери.

   - То же самое мне показалось еще сегодня утром,  - задум-

чиво сказал Нибон.

   Когда они подошли к башне,  дверь оказалась закрытой. Ни-

бон  ударил  несколько раз по филенке,  глухой звук загудел,

поднимаясь вверх по зданию.

   - Джордж!

   Молчание.

   - Джордж! Корин!

   Никого.

   Они вернулись в свой домик,  обозленные и разочарованные.

Сидя в спальне Андрея,  пытались проанализировать положение.

Много  горячих  и  страстных  слов было произнесено,  но все

по-прежнему оставалось загадкой.  Нибон разделил  странности

Джорджа  на  две группы - физические,  видимые и логические,

умственные.  Первые казались ему неоспоримыми, в существова-

нии вторых он сомневался. Андрею, наоборот, многое в поведе-

нии Джорджа не казалось странным,  но способ его рассуждений

вызывал опасения.  И главное,  этот Джордж чем-то неуловимым

отличался от того Джорджа, которого знал Андрей.

   - Чем? - допытывался Нибон.

   - Не знаю,  не знаю,  - говорил Андрей,  - но это не  тот

Джордж, которого я знал.

   Какое-то движение в комнате  заставило  их  замолчать.  В

дверях стоял Джордж. Он прошелся мягкими бесшумными шагами и

сел напротив Нибона.  Какая знакомая,  привычная поза!  Ноги

крестом,  руки на коленях. Андрей с жадностью всматривался в

его лицо.  Нибон со свирепым сопением  тянул  воздух  сквозь

раздувшиеся ноздри.

   - Джо, нам нужно объясниться, - сказал Андрей.

   Джордж молча  рассматривал  их,  потом страдальчески свел

брови на лбу.

   - Да,  я знаю,  я должен многое вам объяснить, но не могу

этого сделать до конца.  Поэтому прежде всего я хочу,  чтобы

вы не задавали мне лишних вопросов. Все, что смогу, я скажу.

Но не больше. Вы видите перед собой не того Джорджа, которо-

го ты знал,  Андрей.  Я - Джордж и не Джордж. Я сохраняю его

телесную видимость,  но несу в себе более высокое качествен-

ное состояние материи.  Джордж - ниже,  я - идеальнее его, и

поэтому намного выше.  Соотношение между мной и  Джорджем  -

это соотношение между мозгом человека и обезьяны.

   - Что ты этим хочешь сказать?

   Андрей вскочил со своего места.

   Молниеносное движение,  и Джордж выскользнул из  спальни.

Когда Андрей влетел в столовую, она была пуста.

   - Наверное, он действительно намного выше прежнего Джорд-

жа, - сказал Нибон, входя следом, - он способен исчезнуть из

комнаты, где заперты окна и двери.

   - Это наваждение какое-то,  - возбужденно говорил Андрей,

- ну,  я понимаю,  чудовища на чужих планетах,  но это  ведь

свой, земной человек.

   - Пожалуй,  он уже не земной,  а небесный. В нем так мало

материального...

   - То есть как?

   - Мне просто кажется, что человек из мяса и костей не мо-

жет двигаться так быстро.

   - Ты думаешь...

   - Ничего,  пока ровно ничего.  Мне только кажется, что ты

напрасно его спугнул.

   Андрей курил сигарету за сигаретой.  Он нервничал  и  был

очень раздражен.

   - Все дело в башне,  - сказал он. - Ты знаешь, что я сде-

лаю?  Я пойду туда, выбью дверь, возьму Джорджа за глотку, и

заставлю его расказать все, как есть.

   - Если  его вообще можно взять рукой за глотку,  - в раз-

думье ответил Нибон,  - в чем я  сомневаюсь.  И  еще  -  тон

Джорджа не внушает мне особенного доверия. Неизвестно, какая

опасность ожидает нас при следующей встрече с Джорджем. Нуж-

но быть осмотрительными.

   - Нет,  пойдем сейчас.  Откладывать нельзя.  Я думаю, что

здесь, на этой планете, произошло какое-то несчастье... Нуж-

но разобраться. Здесь что-то не то. Надо действовать.

   Когда они вышли из домика,  было темно. Сгустившиеся чер-

ные тени скользили по горизонту.  Башня Корина с освещенными

изнутри окнами казалась зловеще таинственной.  Тяжелое пред-

чувствие сдавило Андрею горло.  Медленными шагами  приблизи-

лись они к башне.  К удивлению космонавтов,  двери ее оказа-

лись открытыми. Нибон смело вдвинулся в яркую полосу света и

прошел в здание. Андрей последовал за ним. В коридоре горели

яркие лампы, лифт был пуст.

   По-прежнему из-за  стальных перегородок доносились неуто-

мимые голоса генератора:  "мозг" Джорджа напряженно работал.

Андрей посмотрел вверх. Сквозь решетчатый переплет ничего не

было видно.

   - Поднимись туда,  - сказал он Нибону, - а я пошарю здесь

внизу.

   Нибон вошел в лифт и,  нажав кнопку,  поднялся на верхний

этаж коринского помещения. Никого. Джим, похожий на большого

комнатного паука,  дремал в углу, свесив свои многочисленные

щупальца и усики.

   - Андрей,  здесь никого нет!  - крикнул Нибон,  склоняясь

вниз.  В то же мгновение он почувствовал,  что кто-то крепко

обхватил его.

   Андрей снизу видел, как лицо Нибона исказилось в чудовищ-

ной гримасе, что-то темное промелькнуло в полупрозрачном по-

лу, и все стихло.

   Через несколько  секунд  он  уже  стоял  на месте Нибона.

Верхний этаж был пуст.  Бессмысленными многоточиями смотрели

на него кнопки пульта управления.  Задыхаясь от ярости, Анд-

рей ударил ногой по белым и черным точкам.  Многотонный  гул

кибернетической  машины прорезал раздраженный рев.  Так воют

аварийные самолеты.

   Часть пульта отвалилась,  и из темного отверстия появился

Джим, направив все свои щупальца на Андрея.

   Встречав обозленным  роботом не предвещала ничего хороше-

го.  Андрей метнулся к лифту, но кабины не было на месте. Не

раздумывая,  Андрей скользнул по стальному тросу вниз. Сзади

жадно клацнули стальные руки Джима.

   Ослепший от  бешенства  Андрей  выбежал из башни в ночную

тьму.

   Потом он направился к ракете.

 

   Здесь за  несколько часов Андрей подготовил себя к борьбе

со всеми фокусами Корина.  Он надел костюм  для  космических

работ,  вооружился  плазменным  автоматом  "солнечный луч" и

специальным радиоустройством,  которое он  предназначал  для

Джима.  Маленький  черненький ящик,  висевший на шее Андрея,

излучал радиоволны огромной мощности и мог расстроить работу

любой принимающей и передающей аппаратуры. Несомненно, такая

аппаратура была вложена в Джима.  Вот  повертится  проклятый

металлический осьминог под обстрелом радиоволн!

   "Солнечный луч" - верное оружие космонавта. На расстояние

до  50 метров из пистолета выбрасывается ослепительная свер-

кающая игла.  Она пронизывает любую горную породу, любой ма-

териал. После прикосновения иглы остается щель с оплавленны-

ми краями. Таким лучом можно разрезать планеты.

   Когда Андрей  приблизился  к владениям Джорджа,  во дворе

никого не было.  Космонавт решил обследовать сначала  домик.

Тяжело ступая коваными подметками, он обошел все комнаты. Со

вчерашнего вечера здесь ничего не изменилось.  Пачка сигарет

лежала на столе,  небрежно брошенная куртка Нибона висела на

кресле. Андрей присел у окна, направив радиопистолет и "сол-

нечный луч" на двери башни.

   Ждать ему пришлось долго.  Никто не показывался, и Андрей

уже решил сам войти в башню.  Он встал, вышел из дому; в тот

же момент из двери башни выехал Джим и с тихим урчанием  по-

полз  к  Андрею.  Вслед за Джимом в дверях появился Джордж и

остановился, прислонившись к двери.

   - Послушай,  Джо, - торопливо сказал Андрей, косясь одним

глазом на подъезжавшего робота, - я не понимаю, что тут про-

исходит. Я многого не понимаю. Но ты бы мог, черт подери, по

старой дружбе объяснить мне,  в чем  дело...  Что  с  тобой,

Джордж?  Почему ты напал на Нибона?  Где Нибон?' Он жив?  Да

убери ты этого паука наконец!

   Джим покорно остановился.

   - Пожалуй,  я тебе объясню,  - заговорил  ровным  голосом

Джордж,  -  я осуществляю программу своей жизни,  своего су-

ществования. Так же, как ты ешь, дышишь и спишь, мне необхо-

димо для того, чтобы жить, произвести ряд операций. Все, что

стоит на пути осуществления этой программы, я убираю.

   Андрей посмотрел ему в глаза.  И многие нелепые догадки и

туманные ощущения, жившие в душе Андрея, превратились в уве-

ренность. Взгляд Джорджа был страшнее, чем взгляд безумца. В

нем не было ничего человеческого.  Андрей ощутил тяжелый да-

вящий страх перед бездонной пропастью в глазах Джорджа.  Не-

сомненно, этот Джордж был смертельно опасен для всего живого

на планете.

   Ужас, проникший в сердце Андрея,  заставил его руку  сде-

лать  бессознательное  движение:  пальцы  легли  на рукоятку

"солнечного луча".

   И в тот же миг притихший Джим,  раскинув веером щупальца,

бросился к Андрею.  Еще секунда - и робот  спеленал  бы  его

стальными объятиями.  Но Андрей нажал кнопку,  и Джим, кряк-

нув, застыл в оцепенении.

   Джордж, стоявший у двери,  сделал какое-то суетливое дви-

жение.  Движение Джорджа было поразительно, чудовищно стран-

ным.  Часть его тела вошла в стену, как отрезанная, а другая

часть выступала из стены  наподобие  барельефа.  Андрей  мог

разглядеть все подробно. Он оцепенел от неожиданности. Удив-

ление Андрея, казалось, забавляло хозяина Зеленого Перевала.

   Андрей почувствовал,  как  вспотели  ладони в перчатках и

пересохло в горле.  Джордж молча улыбался.  Космонавт  видел

морщины  на  его лице,  блеск слюны на белых зубах,  глубину

прозрачных светлых глаз,  но не мог поверить,  что перед ним

человек.  Обыкновенный  человек из плоти,  из крови,  кожи и

мышц.

   Наваждение. Дьявольщина.  Мистика. Забыв обо всем. Андрей

с криком ринулся к Джорджу. Он схватил его, но почувствовал,

что руки погружаются все глубже и глубже, пока ладони не со-

единились вместе где-то в теле Джорджа.  Джордж был тут,  он

стоял перед Андреем, но схватить его было невозможно. Джордж

был неощутим.

   Когда голова  Андрея упала Джорджу на грудь,  она вошла в

нее легко, как пуля в масло, ее словно засосало туда. В этот

мнг  Андрей  перестал различать все вокруг.  Ему показалось,

что он попал в молочный шар.  Радужные веера рассыпались пе-

ред его глазами, странная тяжесть сдавила ему виски. С боль-

шим усилием он отпрянул назад,  выдернув голову из  вязкого,

как патока,  туловища Джорджа.  Все восстановилось. Он снова

видел двор,  башню с антеннами, Джима на траве, яркое фиоле-

товое небо и по-прежнему улыбающегося Джорджа.

   - Успокойся, - сказал Джордж.

   И здесь  Андрей  впервые  заметил,  в  чем  отличие этого

Джорджа от того,  которого он знал раньше.  Звук его  голоса

шел не изо рта,  а со стороны. Сейчас голос его звучал отку-

дато из башни, словно там был спрятан суфлер. Вот в чем раз-

ница:  голос  Джорджа был где-то в стороне от его...  трудно

назвать это привидение телом. Это скорее изображение тела.

   Как ни странно,  Андрей вдруг успокоился. Когда много чу-

дес,  они перестают быть чудесами и не волнуют. В конце кон-

цов,  решил  про себя Андрей,  эта противоестественная гали-

матья должна найти свое объяснение.  Самое главное сейчас  -

Ннбон.

   - Итак,  - сказал Джордж, - ты смог убедиться, что я нам-

ного выше того Джорджа,  который был твоим другом. Но благо-

даря его привычке я еще питаю к тебе "дружеские чувства, хо-

тя  инстинкт самосохранения подсказывает мне,  что эти чувс-

тва, очевидно, придется пересмотреть. Этот же инстинкт подс-

казал мне необходимость изолировать твоего Друга.  Ты можешь

не волноваться,  Нибон сейчас в безопасности. Но и повредить

мне он не может. Что касается меня, то я не человек. Вернее,

я человек,  но в более чистом рафинированном виде.  Я очищен

от всего низменного и животного.

   Я представляю собой экстракт из всего умственного  и  ду-

ховного,  что есть в человеке.  Перефразируя известное, могу

сказать:  я человек, но все человеческое мне чуждо, если под

человеческим  понимать набор мелких животных слабостей,  как

это обычно принято.  Я не материален в обывательском понима-

нии этого слова.  Как ты смог убедиться, для меня не сущест-

вует тех преград,  которые страшны для людей.  Мне не  нужен

воздух, не нужна пища, мне не страшна высокая температура, я

владею любой скоростью движения,  от световой до нуля. Я мог

бы  сказать,  что я - бог,  но до сих пор была одна причина,

которая ограничивала мое могущество.  Эта причина - бессмер-

тие.

   Андрей слушал тираду Джорджа со смешанным чувством отвра-

щения  и удивлений.  Перед ним был не сумасшедший Джордж,  а

сошедшее с ума привидение,  каким-то чудом  принявшее  облик

Джорджа.  Значит, нужно слушать и постараться: понять, в чем

жизненная сила этого привидения.  Джордж между тем продолжал

разглагольствовать:

   - Вчерашняя беседа с вами позволила мне установить  факт,

который раньше не был вложен в мою память. Я знал, что бесс-

мертие заключено в непрерывном размножении, в захвате нового

пространства.  Я  решил по-своему использовать этот биологи-

ческий принцип, очистив его от вашей земной скверны. Сегодня

ты станешь свидетелем того,  как отсюда во все концы космоса

двинутся бессмертные, неощутимые и непобедимые образы Джорд-

жа.  С маленькой планеты Зеленый Перевал сделает свои первые

шаги великая цивилизация неощутимых. В своем завоевании кос-

моса мы пойдем гораздо дальше людей, нам ведь не страшны ни-

какие материальные преграды. Постарайся успокоиться, иначе я

изолирую и тебя.

   Джордж повернулся и удалился в башню.  Андрей вошел в до-

мик, сбросил тяжелый и неудобный скафандр и сел напротив ок-

на,  выходящего во двор.  Он рассматривал башню,  тяжелую  и

мрачную,  как  статуя древнего идола,  громоздящуюся на фоне

ясного неба, и думал о том, как бороться с Джорджем, Что мо-

жет ощутить неощутимка? Где его уязвимые места?

   Андрей пытался рассуждать логически. Только что пережитое

волнение мешало ему это сделать.

   Значит, Джордж - это не Джордж,  а какой-то призрак, нео-

щутимка.  Но  он  обладает властью над материальными телами:

командовал Джимом, напал на Нибона. Схватить его невозможно.

Убить  его  нельзя.  Но и сам он тоже ведь не может ни схва-

тить,  ни убить.  Он не материален, в этом его сила и в этом

его слабость. Раньше у Джорджа был Джим, покорный робот-слу-

га, лаборант, помощник и друг. Сейчас Джим надолго парализо-

ван.  Значит, у Джорджа нет материальных рук. А следователь-

но, он безоружен и беззащитен против такой материальной еди-

ницы,  как Андрей. Но может у Джорджа остались братья Джима?

Сторукие чудовища,  этакие автоматические опричники  новояв-

ленного бесплотного диктатора!

   Еще раз надо все внимательно обдумать и взвесить.

   Между тем у окна перед домом снова возник Джордж.  Теперь

ему не нужно было бояться чужих глаз.  Он  перестал  церемо-

ниться с Андреем, все равно тот уже знал его тайну.

   Джордж возник прямо из стены башни и повис  в  нескольких

метрах над землей.  Он сделал приветственный жест рукой Анд-

рею,  высунувшемуся из окна. Ярко освещенный дневным светом,

он  напоминал канатоходца над ареною цирка.  Внезапно Джордж

стал раздуваться,  как игрушечный шарик. Постепенно он поте-

рял облик  человека,  превратившись  в  огромньрй сверкающий

мяч.  Джордж исчез. На его месте висел трепещущий разноцвет-

ней глобус. На поверхности глобуса шло непрерывное движение.

Белые,  черные и цветные точки и пятнышки в замысловатом хо-

роводе скользили вправо и влево, вверх и вниз.

   Затем глобус сплющился,  растянулся и превратился в вере-

тено.  Оно лопнуло посредине,  и возникли два новых шара. Их

образование сопровождалось громким хлопком, с антенн на баш-

не посыпались большие, с кулак, голубые искры. Оба шара дро-

жали и расплывались, меняя свои очертания. Снова хлопок, и в

воздухе  повисли  два новых Джорджа;  они очень обрадовались

своему "рождению". Призраки жали друг другу руки, хлопали по

плечам и улыбались.  Затем они вдвоем стали дуться и превра-

тились в цветастые переливчатые шары. Через несколько секунд

из этих шаров на свет появились четыре новых Джорджа.

   Понятно, подумал  Андрей.  Призраки  реализуют  программу

захвата пространства. Джорджи размножаются. Начинается боль-

шое наступление неощутимых, невещественных Джорджей.

   Посмотрите на них. Совсем как люди. Улыбаются друг другу,

прохаживаются.  Но они ничего не говорят, я не слышу звуков.

Ах вы, поганые мыльные пузыри. Неужто вы действительно хоти-

те захватить планету,  вселенную,  космос? Неужто прекрасный

мир  будет набит этими псевдо-Джорджами,  этой тенью челове-

чества?

   Смотри, они,  кажется,  спортом занимаются. А зачем спорт

призраку?  Нужна ли физкультура сатане? Может, у них и чувс-

тва есть? Может, они умеют плакать, а может, и влюблены друг

в друга? Или в свою идею - пан-джорджизма...

   Но они не все равноценны. Некоторые настолько остолбенели

и неподвижны, что вызывают сомнение их умственные способнос-

ти.  Зато другие самодовольны, как конферансье. Ох, худо мое

дело, ведь они плодятся, словно инфузории.

   Между тем Джорджей становилось все больше.  Они заслонили

от Андрея башню и только по вспышкам на  антеннах  космонавт

догадывался,  что идет интенсивное размножение. Спины, лица,

животы и ноги Джорджей проплывали перед лицом Андрея.

   Космонавт видел,  как  отдельные призраки группами по три

взлетали высоко вверх и там словно таяли.

   - В космос отправились!  - комментировал про себя Андрей.

- А вдруг они наткнутся на какой-нибудь планетолет.  Что бу-

дет? Останавливаться людям? Ловить человеческое тело?

   Андрей представил себе всю невероятную путаницу и  ослож-

нение в жизни космонавтов,  которые вызовет появление Джорд-

жей в космосе.

   Нет! С  этими  мыльными конкистадорами надо бороться!  Их

надо уничтожать!

   Мысли проносились  быстрее светового луча.  Где же выход?

Где самое слабое место неощутимки?  Где ахиллесова пята этих

призраков?

   Если перед ним не Джордж, а призрак с его обликом, то где

же...  сам Джордж?  Где то материальное тело, которое двига-

лось, дышало и работало на планете Зеленыц Перевал?

   Возможно, конечно,  что  опыты Джорджа привели к какой-то

катастрофе, в результате которой сам Джордж погиб, и возник-

ли эти звуко-газопроницаемые поганки. А может быть... Но мо-

жет быть все,  что угодно,  К только  проверка,  эксперимент

даст ответ.

   Один из Джорджей отделился от группы призраков,  подлетел

к Андрею и, просунув голову в комнату, спросил:

   - Каково впечатленьице, д?

   И все призраки во дворе, в воздухе и на земле одним голо-

сом повторили:

   - Каково впечатленьице, а?

   В этом единстве было что-то смешное.

   - Тяжелое! - сказал Андрей, сердито улыбнувшись.

   - То ли еще будет,  - многозначительно подмигнул Джордж и

скрылся.

   Андрей вдруг совершенно отчетливо понял всю нелепую  ска-

зочность момента.  Обычные представления и привычки станови-

лись зыбкими и расплывчатыми.  Даже для бывалого космонавта,

познавшего условность земных понятий и ограничений, происхо-

дящее было слишком, до раздражения, нереально. Тревожная не-

ясность,  предчувствие  чего-то  еще более нелепого висело в

воздухе.

   И в  то же время...  Андрей не мог точно определить этого

ощущения,  но лучше всего подходило  слово  искусственность.

Очень уж неестественными выглядели на фоне фиолетового неба,

в ярких лучах света Джорджи-призраки, особенно для того, кто

знал истинную их сущность.

   - Дурацкая комедия, - бормотал Андрей.

   Ему хотелось протереть глаза и уйти из сна,  где взбесив-

шийся чайник бегает по улицам за прохожими и, фыркая, обдает

их кипятком.

   Но нельзя было уйти из сна,  оставив  там  Нибона.  Да  н

Джорджа... Что с ним сталось? Все было слишком неясно.

   Нужно было идти в башню. Механических братьев Джима, если

они есть,  можно парализовать в одно мгновение. А больше ему

никто не страшен.

   В дверях он наткнулся сразу на двух Джорджей и смело про-

шел сквозь них.  Это оказалось не так просто.  Проникнуть  в

призрак было легко, он засасывал как трясина, но так же, как

трясина, не выпускал своей жертвы. Андрей, попав левой поло-

виной  тела  в туловище призрака,  не мог из него выбраться,

пока не сделал резкого движения.  Второго Джорджа он преодо-

лел с разбега. Прием оказался удачным - Андрей не почувство-

вал никакой задержки, была только яркая вспышка в глазах.

   Выбежав во  двор,  Андрей  остановился,  пораженный.  Все

пространство между домом и башней было заполнено  Джорджами.

Толпа  призраков  тянулась далеко до самого горизонта.  Одни

Джорджи небольшими группами проплывали над головами  других,

сидящих внизу,  на траве. И хотя это были все те же Джорджи,

в одинаковых куртках и брюках,  уже немного надоевшие космо-

навту, Андрей почувствовал, что они стали иными.

   Он обратил внимание на их суетливые, даже как будто нерв-

ные движения. Призраки чем-то возбуждены и взволнованы. Одни

торопливо уносятся вдаль,  другие застыли в беспомощной  не-

подвижности,  растопырив  руки и быстро-быстро,  как волчок,

вращая головой.  Среди них появился  ребенок,  или,  вернее,

"микро-Джордж".  Это был призрак, как две капли воды похожий

на большого Джорджа, - миниатюрная безукоризненно верная мо-

дель. Кроме маленького Джорджа, Андрей различил в толпе нес-

колько крупных экземпляров.

   Вот в чем дело!  Призраки стали расслаиваться.  Среди них

появились титаны и карлики и,  кажется, они были не в лучших

отношениях. Андрей видел, как большой Джордж как бы случайно

столкнулся с Джорджем обычных размеров и последний, судорож-

но  извиваясь,  точно  пытаясь освободиться,  прилип к нему.

Андрей с изумлением взирал, как призрак у него на глазах ху-

деет  и  ссыхается  до размеров годовалого ребенка.  Наконец

Джордж-большой,  невероятно  раздувшийся,  стряхнул   Джорд-

жа-карлика со своей ладони и,  важно' раскачиваясь на огром-

ных ногах-столбах,  подошел к следующему Джорджу.  Тот испу-

ганно шарахнулся от него в сторону.

   Они засасывают друг друга.  Ай да пан-джорджия! Что с то-

бой станет? - подумал Андрей.

   Призраки-гиганты бродили среди своих собратьев,  как  ма-

монты  в траве.  Наиболее мощные из них группировались поче-

му-то вокруг башни, словно их удерживали там невидимые цепи.

   Чем больше становился призрак, тем легче он поглощал дру-

гих.  Такому призраку уже не нужно было даже  прикасаться  к

своим собратьям,  их притягивало к нему, как магнитом. Приз-

раки-карлики взвивались в воздух, словно осенние листья, го-

нимые бурей.  Они припадали к спине, голове, ногам титана и.

.^исчезали.  А титаны росли и росли. Некоторые из них дости-

гали тридцати метров высоты. Цепная реакция взаимного погло-

щения охватила всех Джорджей.  В воздухе  разразилась  буря.

Сильный порыв ветра сбил Андрея с ног. Сражение шло уже меж-

ду призраками-великанами.  Но вряд ли это можно было считать

сражением.  Андрей  не  мог назвать здесь ни нападающих,  ни

обороняющихся.  И те и другие, казалось, находились в недоу-

мении  и  растерянности.  Вот случайным движением один задел

другого,  оба сцепились - хлопок!  - и один из них исчез,  а

другой  увеличился.  На  лице мгновенно пополневшего Джорджа

было такое же растерянное выражение,  как  и  у  только  что

проглоченного собрата.

   Огня при слиянии великанов не было,  но  воздушная  волна

несколько раз отшвыривала Андрея, пытавшегося возвратиться в

домик Джорджа. Непрерывное мелькание, глухие удары, словно с

большой  высоты  на почву бросали мешки с песком,  завывание

ветра,  уханье соединяющихся Джорджей напоминали Андрею  из-

вержение на Черном Титане.

   - Курортная планетка,  ничего не скажешь, - саркастически

усмехнулся космонавт.  Он приподнялся на локтях, чтобы полз-

ти,  но в этот момент плазменная горелка  "солнечная  игла",

висевшая  у него на шее,  соскользнула и покатилась к башне.

Там у башни стоял последний Джордж. Хотя правильнее сказать,

что башня Корина стояла возле этого Джорджа, Ок как она была

не на много выше его коленей.

   "Джинн! Багдадский вор! Насреддин в Бухаре, старик Хотта-

быч!" - шептал Андрей, пристально наблюдая за горелкой. Сна-

чала она медленно волоклась,  цепляясь стволом за неровности

почвы, затем перевернулась и вошла в ботинок Джорджа так же,

как  туда  проникали  Джорджи-карлики.  Вместе с нею туда же

провалился огромный булыжник,  лежавший у входа во  владения

Джорджа.

   Андрей увидел,  что все сравнительно небольшие  предметы,

расположенные вблизи этого Джорджа,  исчезают в нем. К приз-

раку неслись камни и бумага,  по воздуху  плыли  травинки  п

листья,  облако серой пыли окружало его гигантские бо-" тин-

ки;  все что было не закреплено,  не прибито,  не привязано,

двигалось к великану.  Казалось, что он работает, как огром-

ный пылесос, втягивая в себя сор, пыль, песок и камни.

   "Как бы он меня не того",  - подумал Андрей. Его опасение

подтвердилось.  Джордж шагнул вперед,  и в тот же миг словно

облако с небес рухнуло на Андрея.  Чавкающий звук,  красные,

синие,  желтые искры, и мощный толчок поднял Андрея над зем-

лей,  за которую он цеплялся руками. Затем его перевернуло и

понесло вверх ногами по невидимой спирали.  Космонавт плыл в

радужном  тумане.  Состояние  немного напоминало перегрузку.

Сильная тяжесть сдавливала все тело.  Кровь лихорадочно  би-

лась в висках. Было жарко.

   Достигнув невидимой верхней точки, космонавт плавно опус-

тился вниз и оттуда началось его новое восхождение по спира-

ли.  Постепенно Андрей освоился с необычной обстановкой.  Он

понял,  что вращается внутри призрака.  Рядом с ним носились

все предметы,  поглощенные Джорджем. Андрей не раз ощущал их

удары и толчки. Огромное количество пыли, наполнявшей Джорд-

жа,  мешало дышать.  Андрей чихал и ругался, но не мог изме-

нить своего положения, как ни дергался. Упрямая могучая сила

вращала его внутри Джорджа так же просто,  как и весь мусор,

собранный гигантом.

   Особенно досаждал Андрею булыжник. Камень вращался где-то

рядом,  и  на крутых извивах спирали двигался быстрее космо-

навта, пребольно ударял его то в плечо, то в грудь. Дело бы-

ло  дрянь.  Андрей задыхался от духоты и жары.  Тело,  будто

сдавленное невидимыми резиновыми бинтами, горело. В нос, уши

и  глаза набилась пыль.  В молочном киселе,  окружавшем его,

Андрей ничего не видел.  Приближение предмета  знаменовалось

вспышкой, снопом ярких искр.

   Булыжник с тупой методичностью продолжал колотить Андрея.

Рассердившись,  космонавт  вцепился  в него руками - и вдруг

почувствовал,  что подъем  вверх  прекратился.  Они  сначала

быстро развертелись, а затем заскользили вниз по очень поло-

гой спирали.  Андрей обрадованно выпустил камень  из  рук  и

упал вниз. Сладкий чистый воздух проник в его легкие.

   Он протер слезящиеся глаза и увидел,  что лежит, засыпан-

ный пылью,  обрывками бумаги и всякой дрянью, на куче мусора

перед башней. Джорджа-призрака не было. Двор пустовал.

   Андрей выбрался  из  места  своего  погребения,  подобрал

"солнечную иглу" и двинулся к башне. Вырезать дверь было де-

лом одной минусы. Андрей вошел в башню.

   В башне он услышал приглушенное,  почти беззвучное жужжа-

ние, похожее на шипение раздавленного зверя. Кибернетический

мозг работал.  В воздухе стоял запах  гари.  Где-то  сгорела

изоляция.

   Держа в вытянутой руке оружие, Андрей сел в лифт. Сколько

он ни нажимал на кнопку, кабина не двигалась с места.

   "Придется подниматься на руках",  - подумал Андрей, расс-

матривая  свисающий над лифтом трос.  Космонавт подпрыгнул и

вцепился в металлический шнур руками.  Тонкие проволочки иг-

лами впились в его ладони.  Упираясь логами в стенку, Андрей

шаг за шагом полз кверху.  Подниматься было не очень трудно,

но дух захватывало от зловещего молчания.

   Наконец Андрей  оказался  вверху,  на  площадке  главного

пульта.  Отверстие,  откуда появлялся Джим, было открыто. Из

него поднимались легкие клубы дыма. Андрей заглянул и ничего

не увидел, мешал дым.

   Спускаться туда было рискованно,  но все же Андрей влез в

шахту и стал сползать, упираясь ногами и спиной в противопо-

ложные стены подъемника.

   Внизу он нащупал дверцу, похожую на иллюминатор. Изранен-

ные пальцы с трудом осязали шершавые головки заклепок.  Отк-

рыть люк, надавив плечом, не удалось. Тогда Андрей аккуратно

вырезал отверстие размером с человеческий рост.  Металличес-

кая плита с грохотом упала,  и яркий сноп света на миг осле-

пил Андрея.

   Он понял,  что попал в сердце лаборатории Корина. Большая

комната была загромождена замысловатыми  аппаратами.  Много-

численные погасшие экраны строго смотрели на Андрея. Посреди

комнаты возвышалось сооружение,  объятое пламенем: оно напо-

минало не то трон,  не то электрический стул,  заключенный в

прозрачный колпак яйцевидной формы.  Дым и гарь мешали расс-

мотреть отдельные детали аппарата.

   Внезапно человеческий крик заставил Андрея вздрогнуть,

   - Сюда! Сюда! Андрей, сюда!

   Андрей узнал голос Нибона.  В углу комнаты, за решетчатой

дверью,  стоял и кричал Нибон. Андрей бросился к нему, Через

несколько секунд друзья обнялись.

   - Я уже думал,  что нам крышка!  - улыбаясь, сказал Нибон

и,  повернувшись к своей тюрьме,  крикнул:  - Давай, выходи!

Сейчас он тебе покажет!

   На пороге стоял Джордж.  Андрей  насмешливо  взглянул  на

призрак (размером с обычного Джорджа), рывком ринулся сквозь

него и вдруг больно ударился головой. Ему показалось, что он

свернул себе шею.

   Призрак, твердый и тяжелый,  как мешок с дробью, лежал на

спине, дрыгал ногами, извергая стоны и проклятья.

   - Джордж! Джо! - воскликнул Андрей. Перед ним был прежний

Корин. Ощутимый, худой и веселый земной человек,

   Неожиданные глупые слезы навернулись на глаза космонавта.

   - Ну,  хорошо, - сказал он сдавленным голосом, - потом ты

все объяснишь, а сейчас пошли отсюда, пока не сгорели.

 

   И вот они втроем на крыше коринского домика.  Андрей то и

дело ощупывал Корина.

   - Надеюсь,  ты больше не перевоплотишься?  -  тревожно  и

насмешливо спросил Андрей.

   - Нет, мой дорогой, нет! Я не гожусь в боги. Высокие пос-

ты в раю уже разобраны,  и мне не хотелось бы работать внеш-

татным ангелом.

   - Неощутимый Джордж претендовал скорее на роль дьявола, -

заметил Нибон.

   - Да,  пожалуй,  - улыбнулся Джордж,  - но вы послушайте,

как это получилось.

   Джордж окинул  мечтательным  взглядом  потемневшее  небо,

Планетка Зеленый Перевал повернулась лицом к ночи.

   - Глупы мы, братцы, - задумчиво сказал он. - Мы еще очень

глупы.  Мы не можем предвидеть самых близких последствий на-

ших  дел.  Мы еще очень многого не можем и не знаем.  С чего

началась история неощутимки, свидетелями которой вы стали?

   - Не  только  свидетелями,  но и потерпевшими,  - заметил

Ннбон.

   - Так вот с чего все это началось?  Вначале была мысль, и

мысль эта была простая. Я ее выражал одним словом - "стерео-

телевидение".

   Для обычного телевизора нужен экран из определенного  ма-

териала. На таком экране электронный луч рисует изображение.

Ну,  а почему бы не сделать экраном пространство?  - подумал

я.  Если изображение удастся передать в пространство,  то мы

получим объемное представление о передаваемом объекте. Одна-

ко  с обычным пространством ничего не получалось.  Сколько я

ни бился, меня преследовали неудачи.

   Тогда я пришел к выводу,  что,  пожалуй,  экран все равно

нужен. Но экран особого рода.

   И вот здесь мне помогло одно явление. Вы, конечно, слыша-

ли и о сферическом пространстве, и об искривлении пространс-

тва под влиянием больших масс.

   Мне удалось создать генератор искривленного пространства.

Мощное гравитационное поле, получаемое в вакуумном ускорите-

ле,  обладает совершенно новыми  замечательными  свойствами.

Чем  выше  мощность  гравитации,  тем  сильнее  искривляется

пространство. Когда искривление достигает максимальной вели-

чины,  пространство словно свертывается,  замыкается в себе.

Образуется шарообразное гравитационное поле,  которое  ничем

себя не проявляет.  Но человек,  попавший в него,  чувствует

значительное увеличение тяжести.  Это увеличение  гравитации

сдавило твою голову, Андрей, когда она проникла в грудь нео-

щутимого Джорджа.  Эти же гравитационные силы  вращали  тебя

внутри Джорджа-гиганта.

   Кроме того, такое, я его называю ГП - гаусс-пространство,

совершенно непрозрачно. Световые лучи находятся в нем, слов-

но в тюрьме. Они не способны вырваться наружу и двигаться по

круговым орбитам.

   Зато свет,  попавший на поверхность такого  шара,  хорошо

отражается и его видит посторонний наблюдатель.  Раз возник-

нув,  ГП уже не гибнет,  пока не прекратится  энергетическое

питание.  Оно может двигаться в обычном пространстве практи-

чески с любой скоростью,  вплоть до световой.  Изменяя  силу

поля,  ГП можно расширять или сжимать вроде камеры раздутого

мяча.

   Получив сферическое гаусс-пространство, я возликовал. Вот

здесь, перед моей башней висел большой белый шар -  потенци-

альный  экран  будущего объемного телевидения.  Каждое утро,

проходя мимо, я приветствовал его. Мог ли я представить, ку-

да меня заведут извилистые дороги изобретателя!

   Я очень долго пытался  придать  гаусс-пространству  форму

передаваемого объекта. Мне удалось достичь этого, разработав

специальную камеру для телепередачи.  Вы  видели  яйцевидный

колпак в моей лаборатории? Это та камера. Сейчас она здорово

обгорела, но ее можно будет подремонтировать.

   Человек или вещь заключались в камеру.  Электронные лучи,

направленные со всех сторон на человека,  прощупывали каждый

изгиб,  каждую  складку  на одежде.  Информация о размерах и

форме объекта передавалась в виде определенных импульсов га-

усс-генератору,  и последний искривлял пространство согласно

этой информации.

   Таким образом,  в один прекрасный день я получил свой от-

печаток,  слепок,  если хотите, в пространстве. Перед башней

висел уже не шар, а Джордж, словно высеченный из мрамора.

   - Погоди!  - вскричал Нибон. - А как же с цветом, ты ведь

имел естественную,  природную окраску?  Я отлично помню твои

щеки и глаза.

   - Правильно,  но это произошло значительно позже. Вначале

Джордж-призрак был молочно-белый.  Манипулируя с помощью га-

усс-генератора,  я  заставлял  свое  изображение морщиться и

гримасничать, как мне хотелось.  Признаюсь, этот плясун дос-

тавил мне немало приятных минут.  Ничтожные изменения в мощ-

ности излучения заставляли изображение корчиться самым диким

образом.  Он был очень легко управляем, этот призрак. Ничего

не стоило заложить ему обе ноги за голову  и  в  таком  виде

пустить по,  полю вскачь на руках.  Потом мне надоело управ-

лять движениями Джорджа-призрака, и я поручил это кибернети-

ческому  мозгу,  полученному  из Управления резервов.  Нужно

сказать, что это исключительно сильная кибернетическая маши-

на. Я всю ее установил у себя в башне и приспособил для сво-

их целей.  И уже недели через три Большой Кибер, так называл

я  этот кибернетический мозг,  полностью овладел работой га-

усс-генератора и руководил всеми движениями "призрака"  луч-

ше, чем я сам.  Конечно, предварительно пришлось набить этот

кибер всевозможными сведениями о человеческих движениях, ко-

торые  у меня имелись.  Но зато управлять движением стереои-

зображения стало очень легко. Даешь команду "вальс", и приз-

рак старательно исполняет вальс,  на команду "пляска святого

Витта" - призрак извивается в судорогах. Одним словом, здесь

я достиг большого совершенства.  Если меня в кабине не было,

Большой Кибер сам "придумывал" команды н  управлял  "призра-

ком".

   Все шло хорошо,  меня беспокоила  только  окраска.  Белый

цвет изображения,стал меня раздражать. Но я долго не мог ни-

чего придумать,  пока не  занялся  изучением  структуры  га-

усс-пространства. Мне удалось установить, что плотность гра-

витации на поверхности шара может меняться с изменением  ре-

жима энергетического питания.  Электромагнитные волны иногда

способны проникать внутрь гаусс-пространства.  Это  значило,

что  часть  световых лучей способна проникнуть,  поглотиться

гаусс-пространством,  а следовательно,  другая часть  лучей,

отраженная, дала бы окраску, цвет. Но вот беда, поглощение и

отражение лучей происходило только при низкой мощности  гра-

витационного  поля,  когда гаусс-пространство не смыкалось в

сферу. Тогда я прибег к наложению пространства на пространс-

тво. Два гаусс-пространства, отличающихся мощностью, попада-

ли в одно и то же место. Поверх мощного гравитационного поля

я  положил  более слабое,  которое,  как пленкой,  покрывало

сильное гаусс-пространство. В этой пленке происходило погло-

щение и отражение световых волн.  В зависимости от плотности

этой пленки изменялась степень поглощения световых лучей.  Я

стал получать объемные цветные изображения различных предме-

тов.  Это была полная победа, и я уже хотел сообщить о своих

достижениях на Землю,  но тут произошло потрясающее событие,

которое заставило меня надолго забыть обо всем на свете.

   Цветные изображения стула,  шляпы,  приборов, газовой го-

релки вполне удовлетворяли меня.  Они висели в воздухе перед

башней,  я  детально осмотрел их и не нашел никакого изъяна.

Все было как следует. Предметы как предметы.

   - Только пользоваться ими нельзя, - заметил Нибон.

   - Да, конечно. После многочисленных опытов я решил перей-

ти  к  собственному изображению.  Моя кабина стала еще более

сложной.  Ее окружило сплошное электронное измеряющее  поле,

которое  фиксировало  пространственное  положение тела,  его

форму, объем, цвет моего лица, одежды и рук.

   И вот  в  один  прекрасный денек я влез в свое передающее

устройство, включил аппаратуру и стал ждать. Передо мной на-

ходился  экран  обычного  телевизора,  на  котором был виден

двор, башня и молочный шар гаусс-пространства.  Я  наблюдал,

как деформировался белый глобус, приобретая форму и цвет мо-

ей одежды.  Я уже различил собственные руки и ноги, голову и

вдруг... что-то произошло. Я перестал видеть экран телевизо-

ра,  Большой Кибер,  гаусс-генераторы; меня словно выбросило

из башни, хотя я не почувствовал никакого толчка, кроме боли

в глазах.

   Я очутился в моем дворике на месте гаусс-пространства.  Я

видел свой дом,  башню, траву в нескольких метрах под ногами

и небо над головой.  И в то же время я находился в своем пе-

редающем устройстве, хотя его-то я совершенно не видел. Ког-

да  я  поднимал руки,  они упирались в гладкие пластмассовые

стенки.  Я сделал шаг и ударился лбом о преграду.  С большим

трудом, наставив синяков, я нащупал рубильник и отключил пи-

тание. И тогда я вновь попал в ту кабину, в которой находил-

ся все время, вернее, вновь увидел ее.

   Так я открыл эффект обратной связи.  То,  что видели  мои

бесплотные глаза вне башни,  я увидел из своей кабины. Тогда

я понял, что сделал еще одно открытие. Я решил проверить все

сызнова. Опыты подтвердили, что обратная связь существует.

   Находясь в кабине,  я,  не двигаясь с места, как призрак,

облетел всю планету, заглянул буквально в каждый уголок. Это

доставляло мне огромное наслаждение.  Лучше любого телевиде-

ния.

   - Представляю, - недовольно хмыкнул Нибон.

   - Мне  даже удалось подняться над атмосферой Зеленого Пе-

ревала.  Но подняться еще выше, в космос я не смог - не хва-

тило мощности у Большого гаусс-генератора. Но в принципе это

возможно.

   Не знаю, как вам передать мое состояние в те дни. Я рабо-

тал почти без сна,  очень напряженно. Настроение у меня было

радостное и удовлетворенное.

   И вот однажды...

   Джордж задумался, покачал головой и продолжал:

   - Видите ли,  исследуя обратную связь,  я все время нахо-

дился в телецентре. Это было необходимо, чтобы своими глаза-

ми видеть все, что находилось вне башни.

   Позже я  решил покинуть телекабину.  Вместо себя на линии

обратной связи я установил устройство,  принимающее световые

сигналы,  и  соединил его с Большим Кибером,  который должен

был (расшифровать полученную зрительную информацию.  Этим  я

как бы придал Большому Киберу глаза, а стереоизображению как

бы вложил кибернетический мозг. Теперь эта машина могла вес-

ти самостоятельную жизнь - я был лишний. У машины были глаза

Джорджа-неощутимки, мозг Большого Кибера и сердце в виде га-

усс-генераторов.  Пока был ток в проводах, это сердце билось

исправно.  Да,  совсем забыл,  у нее были и руки.  Это робот

Джим. Конечно, робот подчинялся мне, но машина имела отдель-

ный мощный передатчик и часто командовала роботом, как хоте-

ла.  Так  родился  на свет псевдо-Джордж как самостоятельная

особа.

   Я принялся  за обучение "призрака".  Сначала я широко ис-

пользовал принцип подражания.  Призрак разъезжал со мной  по

планете, наблюдал, смотрел и познавал.

   Я обучал "Джорджа" читать,  но говорить,  к сожалению, он

мог только в- помещении или рядом с ним. В степи он был нем.

Это объясняется тем, что микрофонно-телефонная связь с Боль-

шим Кибером была создана мной только в пределах моего двори-

ка. Разговаривая с неощутимым Джорджем, вы в действительнос-

ти разговаривали с Большим Кибером.

   Для чего мне понадобился псевдо-Джордж?  Казалось, на что

он  мне  нужен?  Но обратная связь и стереоизображениё важны

сами по себе.  Кроме того, Джордж был естественным развитием

моего изобретения, а, во-вторых... Во-вторых, всем нам, исс-

ледователям космоса,  нужен такой помощник.  Не  кибер  типа

Джима,  а настоящий помощник с головой, с опытом и знаниями.

Представляете,  как заманчиво иметь такого неуязвимого друга

в наших опасных путешествиях на другие планеты?  Он войдет в

ядовитую атмосферу,  проникает в пламя и огонь,  не побоится

холода  космоса,  ну  да  что там говорить - с достоинствами

псевдо-Джорджа вы хорошо знакомы.

   Поэтому особенно   важным  мне  представлялось  воспитать

Джорджа,  создать у него определенный,  если можно так  ска-

зать,  машинно-интеллектуальный уровень. Он должен был стать

ходячим энциклопедическим словарем, незаменимым советчиком и

консультантом.

   Мало того,  я думал,  что псевдо-Джорджа можно будет  ис-

пользовать  для  сбора  информации без присутствия человека.

Например, оставляете Большой Кибер на неизвестной планете, а

сами летите себе дальше по своим космическим делам.  Возвра-

щаетесь,  а за это время псевдо-Джордж облазил всю  планету,

исследовал все, что мог. Если ему дать в помощь Джима, кото-

рый может поднимать тяжести,  двигать камни, отбирать пробы,

проводить анализы,  то псевдо-Джордж станет незаменимым исс-

ледователем и таких мрачных планет,  как ваш  Черный  Титан.

Геологи  и  строители,  которые позже придут на эти планеты,

скажут таким  комплексным  автоматам-исследователям  большое

спасибо.

   Ну, а если на планете нельзя по каким-то причинам размес-

тить Большой Кибер,  он может быть смонтирован,  где угодно:

на искусственном спутнике,  на соседней планете, недалеко от

места исследования.  Это не имеет существенного значения.  Я

даже думаю,  что псевдо-Джорджи будут мчаться впереди  наших

ракет-астролетов.  Космонавты "своими глазами" издалека уви-

дят приближающуюся опасность. Кстати, они смогут побывать на

планетах, так сказать, на ходу, не совершая посадки.

   У псевдо-Джорджа есть одна особенность.  Благодаря  своей

сущности (он ведь представляет собой,  комочек искривленного

пространства), он очень чуток к увеличению гравитации.  Если

Джордж попадает в сильное гравитационное поле, он деформиру-

ется, сплющивается и исчезает. Вот вам прекрасный гравилока-

тор  для  космонавтов - приближение сильного гравитационного

поля будет сопровождаться появлением мутной  пелены  в  поле

видимости призрака...

    - Ну,  с таким гравилокатором не успеешь быстро  развер-

куться, - заметил Нибон.

   - Почему?  Псевдо-Джордж может лететь впереди  ракеты  на

достаточном удалении. Если, конечно, будет мощный генератор.

Я уже не говорю о новых будущих формах связи между  планета-

ми,  заселенными  людьми.  Для того чтобы побывать на Марсе,

Венере, на всех планетах солнечной системы, человек даже мо-

жет не выходить из своей квартиры на Кутузовском проспекте.

   - Удивительно... - тихо сказал Андрей.

   - Конечно,  пока  псевдо-Джордж  не  для  индивидуального

пользования. Но я немного отвлекся... Во всем этом деле была

еще и другая сторона...

   Джордж задумался.  Он в немалом смущении потер себе  лоб,

повертел пальцами и,  ни на кого не глядя,  медленно загово-

рил:

   - Я сам еще многого не понял и не объяснил. Но у меня та-

кое ощущение,  словно была сделана какая-то ошибка, а может,

и не ошибка, а просто неумение все предвидеть привело к нео-

жиданным результатам...  Одним словом, в чем-то я просчитал-

ся...  В чем,  мне и сейчас еще не ясно.  Но послушайте, как

дело было.

   Работа с  двойником-призраком  мне приносила немалое удо-

вольствие. Вначале по развитию он напоминал младенца с очень

беспокойным умом.  Но младенческая стадия у него закончилась

быстро, за несколько недель.

   Я заложил  в  Большой Кибер основные принципы самообучаю-

щихся машин и предоставил ему возможность развиваться и  со-

вершенствоваться.  Некоторое время мой двойник был чертовски

похож на меня,  что немного раздражало.  Не так  уж  приятно

глядеться все время в зеркало! Слушать свои же мысли, произ-

несенные своим же голосом,  видеть  сегодня  свою  вчерашнюю

улыбку - у кого это не вызовет досады!  Мне иногда казалось,

что я смотрю странный кинофильм о самом себе и  одновременно

участвую в нем. Но вскоре все изменилось.

   Программа усовершенствования,  данная машине, начала при-

носить плоды.  Не скажу, чтобы горькие, совсем нет. Но в них

был элемент неожиданного и подчас они огорашивали.  Мой нео-

щутимка сильно переменился.  Он стал более самостоятельным и

уже совсем не походил на меня.  В нем появилось что-то свое,

и оно быстро вытеснило все свои мелкие привычки и формальное

сходство со мной.

   В общем это был славный малый.  Дисциплинированный. знаю-

щий,  способный. Он был отзывчив и наблюдателен. Когда я за-

болевал,  призрак сам ставил диагноз, прописывал лекарство и

ходил за мной лучше любого врача,  сестры и  няньки,  вместе

взятых.

   Заметив, что каждую неделю я ношу цветы к  памятнику  Ма-

рии,  призрак стал делать это ежедневно. Букеты его были по-

добраны с большим вкусом,  чем мои.  Но самой важной  чертой

было его необыкновенное трудолюбие и талантливость.  Мы про-

делали массу интереснейших опытов по эволюционной  генетике.

И всегда он шел впереди.  Оригинальные догадки, смелые гипо-

тезы, простейшие решения сложнейших вопросов, казалось, воз-

никали сами собой. Порой мне было трудно за ним угнаться.

   Я понял,  что псевдо-Джордж превратился в могучую  интел-

лектуальную машину. Его мысль была остра и свежа, а деятель-

ность продуманна и глубоко целесообразна. И все же в нем бы-

ло что-то сугубо машинное, какие-то качества, присущие имен-

но мыслящей машине, а не человеку.

   Помню, на  опытной  делянке,  где мы выращивали новый тип

многолетних зерновых растений,  появился особый вид сорняка,

очень устойчивого к химическим и биологическим воздействиям.

И вдруг он зацвел.

   Таких красивых цветов мне еще не приходилось видеть.  Ог-

ромные белые чашки  с  ярко-красным  дном  покрыли  растения

сверху донизу. Их было множество. Аромат их был необыкновен-

но свеж, словно где-то рядом прошел небольшой дождь.

   Я хотел  сохранить  этот цветок,  но Неощутимка без моего

ведома, с помощью Джима, уничтожил все растения. Когда я на-

чал объясняться с ним,  он только плечами пожал. Сорняк вре-

ден, его нужно убрать, и все. Он мешает решению поставленной

задачи.

   Но через некоторое время Неощутимка пришел ко мне с изви-

нениями.  Оказывается,  у  него  отсутствовала ассоциативная

связь между нашей работой и эстетическим восприятием. Поэто-

му он считает себя виноватым.  Как видите,  очень деликатная

машина, хотя и немного догматичная.

   В самоуверенности ему нельзя было отказать.  Безапелляци-

онные рассуждения и сентенции Неощутимки не раз доводили ме-

ня до бешенства. Причем хотя все делалось им крайне доброже-

лательно, но его назойливость так раздражала меня, что я от-

важился  вот  на что.  Я всунул в Большой Кибер новый блок -

узел сомнения.  Мне хотелось, чтобы, добившись желаемого ре-

зультата, машина задавала себе вопрос: "А зачем?" Стоило ма-

шине проникнуться особой верой в себя,  в свои возможности и

силы, как блок сомнения сигналил о том, что достигнутое все-

го лишь незначительный этап на пути познания  и  подталкивал

на поиски нового.  Если сравнивать с человеком, то блок сом-

нения заронил в машину мятежный человеческий дух вечной неу-

довлетворенности.

   Вот когда расцвел мой Неощутимка! Это были лучшие дни на-

шей дружбы.  Мы работали,  спорили и мечтали, как два брата!

Причем он был старшим.

   Признаюсь откровенно,  что  втайне я очень гордился своим

детищем.  Ведь мной был создан законченный образец разума во

многих отношениях более высокого,  чем человеческий.  Да так

оно и было! Логика его превосходила мою, о работоспособности

и говорить нечего. Изобретательность, находчивость Неощутим-

ки на несколько порядков опережала аналогичные  человеческие

свойства.  Он был добр,  мягок и...  человечен.  Да,  да, не

смейтесь,  именно человечен!  Увлеченный какой-нибудь идеей,

он готов был трудиться круглые сутки.

   Для спасения больных работников со "Звезды"  он  за  нес-

колько секунд перевернул столько информации, что у него сго-

рела половина батарей. Нужный синтез был найден, людей спас-

ли, а Неощутимка занялся саморемонтом. Все киберы с удоволь-

ствием этим занимаются,  но мой двойник, кажется, здесь гре-

шил.  И вот однажды он приходит ко мне и говорит: "Мне нужно

кое-что выяснить".

   Оказалось -  ни мало,  ни много - цель жизни.  Неощутимку

интересовало, зачем я живу, в чем смысл и цель моего сущест-

вования и какова его роль во всей этой истории.  Признаться,

я был изрядно смущен. Я понимал, что это работа блока сомне-

ния,  но я совсем не был готов отвечать на такие вопросы.  Я

стал объяснять,  что вопрос о цели жизни  не  имеет  особого

смысла,  когда  он применяется к природным явлениям.  Вопрос

цели и смысла связан с задачами управления и регулирования и

присущ  в основном высокоорганизованным системам.  А матери-

альная основа жизни возникла в результате стихийных  превра-

щений материи,  для которых эти вопросы неправомерны.  Можно

ответить на вопрос, почему нагретое тело светится, но нельзя

объяснить, зачем оно это делает.

   Мой призрак помолчал и говорит:

   - Значит, это все стихия?

   - До какого-то момента эволюции, безусловно.

   - А потом, когда приходит мышление и организационная дея-

тельность, стихия отступает и упорядочивается?

   - Да, в человеке она подчинена разуму.

   - До конца?

   Я немного растерялся. Я чувствововал, что он подталкивает

меня к какому-то выводу,  возможно очень неприятному. Я стал

изворачиваться:

   - Что такое до конца? Если все в человеке подчинено рабо-

те мозга, можно считать...

   - Погоди,  - перебил меня призрак,  - я не хочу,  чтоб ты

перенапрягался  в  поисках каких-то доводов.  Лучше послушай

меня.

   И он закатил целую речь. Один из вариантов ее вы уже слы-

шали при встречах с псевдо-Джорджем.  Но мне довелось  услы-

шать подробнейшее обоснование ее философии. Смысл ее сводил-

ся к следующему.  Человечество должно передать эстафету поз-

нания  природы  в  руки таких высокоинтеллектуальных систем,

как Неощутимка. В людях очень много лишнего, возможности че-

ловечества принципиально еграничены. Поэтому будущее принад-

лежит псевдо-Джорджу и ему подобным.

   - Твое  присутствие на Зеленом Перевале,  - заявил он,  -

просто бессмысленно. Ты только мешаешь и все путаешь. Я один

отлично справлюсь  с поставленными задачами.  Я не хочу тебя

обижать,  но ты должен понять, что человек не нужен там, где

есть я.  Это не означает, что ты не должен здесь жить, - до-

бавил он,  - но во избежание ошибок и промахов твоя деятель-

ность с сегодняшнего дня будет мной контролироваться.

   Вы представляете,  что я почувствовал,  услышав  подобное

заявление.  Какая неблагодарность и жестокость!  Я попытался

возразить:

   - Ты неправ, мой друг. Только с машинной точки зрения ка-

жется, что в людях много лишнего. В действительности челове-

ческая природа гармонична,  сознательное в людях возникло из

стихийного и питается им, как корни растения соками земли. Я

согласен, когда ты перечеркиваешь мой график проведения опы-

тов и предлагаешь свой,  более экономичный. Здесь твой конт-

роль уместен.  Но как ты можешь контролировать меня,  а зна-

чит,  и мои чувства,  мою внутреннюю жизнь, если тебе не из-

вестна информация о ней?  Что ты знаешь о любви,  тщеславии,

досаде,  робости?  Ничего. А значит, и выводов о них ты сде-

лать не сможешь. А какой же контроль без знания?

   - Неправильно, - говорит он. - Мне неизвестны чувства, но

они есть всего лишь средства, причем средства чисто созерца-

тельные. Зато мне доподлинно ведома цель, на которую направ-

лены эти средства.  Любовь - размножение, тщеславие - успех.

Мне не нужно что-то  переживать,  это  только  дебалансирует

систему. Мне достаточно видеть цель. И вот цель у человека и

у такой машины,  как я,  совпадает.  Это познание. Но машина

двигается по этому пути быстрее,  чем человек.  Машина хочет

помочь человеку,  и -поэтому она должна контролировать целе-

сообразность человеческой деятельности. Борьба с энтропиизи-

рованным мышлением, или, как вы говорите, с глупостью, долж-

на стать главным каналом общения между людьми и машинами.

   Он помолчал.  Меня начала бить лихорадка,  до  того  было

страшно. А призрак (я только тогда впервые почувствовал, что

это настоящий призрак без плоти,  без крови,  без  слабой  и

нежной человеческой души) вдруг говорит:

   - Для успешного развития мне нужно обеспечить  увеличение

притока  информации.  С  каждым  днем  количество информации

должно возрастать.  И сделать это можно,  только  увеличивая

число каналов, по которым она поступает.

   И вот здесь черт меня дернул за язык.

   - Так размножайся! Чем больше будет маленьких неощутимок,

тем больше каналов,  связывающих тебя с внешним миром! - мне

хотелось посмеяться над ним во что бы то ни стало, найти ка-

кую-то уродливую черту, подчеркивающую его неполноценность.

   Но призрак воспринял все всерьез.

   - Хорошо, - говорит, - я подумаю, - и удалился.

   Через несколько дней,  как раз перед моим отъездом в био-

зону,  он вызвал меня в башню. Кстати, став самостоятельным,

Неощутимка захватил помещение башни и,  кроме Джима и других

роботов, никого и ничего внутрь не допускал.

   Но на  этот  раз  двери башни были широко распахнуты.  Мы

уселись с ним возле Большого Кибера,  и он завел свою песню,

что-де у него ограниченный приток информации и это сковывает

его развитие,  а цель его жизни - развитие и познание и  так

далее и тому подобное. Оказывается, он думал над идеей разм-

ножения, но не знает, как это проделать.

   - Отчего  же?  -  говорю я.- Познакомься с псевдо-Марией,

женись, и все будет в порядке. Пойдут псевдо-дети...

   - Ты смеешься надо мной, - говорит он, - но я не могу от-

казаться от своей цели. Поэтому я не выпущу тебя отсюда, по-

ка  ты  не поможешь разрешить проблему увеличения количества

информации.

   - В чем же тогда твое превосходство?  - закричал я. - Где

твой интеллект?

   - Я  уверен,  что найду выход,  - сказал он.  - Но на это

потребуется время. А ты уже знаешь используемые шаблоны. Мне

нужна твоя подсказка.

   Я был слишком сердит, чтоб согласиться помочь ему. Я зая-

вил,  что посмотрю, как он справится с задачей. Тут появился

Джим и препроводил меня в ремонтную кабину.  Она стала каме-

рой моего заключения. Через каждый час призрак приближался к

двери и спрашивал:

   - Передумал?

   Я отвечал,  что нет.  Потом я заснул, а утром призрак уже

не подходил ко мне. Днем ко мне приезжал Джим, привозил еду.

А вечером, как снег на голову, свалился Нибон. Джим приволок

его полузадохнувшимся,  и мне долго пришлось его отхаживать.

Нибон подробно объяснил мне ситуацию.

   Вот с ним мы и стали свидетелями того, как сгорел Большой

Кибер.  Сейчас это легко объяснить. Оказалось, что при боль-

шом  числе  делений  мои гаусс-генераторы дают неравномерное

распределение гравитационного поля.  Получилось так,  что  в

одном Джордже  плотность гравитации чуть-чуть больше,  чем в

другом. А этого было достаточно, чтобы совершенно независимо

от  их воли они стали вэаимопоглощаться,  как поглощают друг

друга капли ртути. Возникновение одногоединственного гигант-

ского  Джорджа  привело к перенапряжем нию на линии обратной

связи. Вспыхнул пожар в приемной камере, и псевдо-Джордж пе-

рестал существовать. Вот и вся эпопея, остальное вам извест-

но,

   - Значит,  он сгорел потому,  что не смог учесть неравно-

мерного распределения грави-поля при делениях? - спросил

Андрей.

   - Да,  - ответил Джордж. - Этого никто не смог бы учесть.

Это открытие.  Это та неожиданность,  которая составляет для

нас основную прелесть в жизни.

   - И которая губит зазнавшиеся машины, - заметил Нибон.

   Они долго молчали. Наконец Андрей взволнованно заговорил:

   - Как ты думаешь, можно ли объяснить диктаторский уклон в

мышлении твоего призрака предысторией машины?

   - То есть?

   - Твой Большой Кибер из логических  резервов.  Это  могла

быть очень старая машина,  еще времен разделенного мира. Кто

может поручиться, например, что она триста лет назад не слу-

жила  для  бредовых целей каких-нибудь генералов?  Тогда все

было бы понятно.  Возможно,  тебе попалась военная ма* шина,

обученная в прошлом наступательным операциям.  А может быть,

биржевая машина или фирменная, для которой главный принцип -

зверская  конкуренция.  Мало  ли какое грязное прошлое может

оказаться у такой большой машины?

   - Погоди,  погоди, ведь сейчас вся память Большого Кибера

заменена новой, все прошлое стерто?!

   - Это  ничего не значит.  Отдел программ тот же.  А в нем

могут остаться старые принципы и положения.  Вот  и  получи-

лось, что новое содержание ты вложил в старую форму.

   - Ну,  нет! - сердито сказал Джордж. - Я не согласен. По-

ведение  машины логичное и последовательное.  И совсем не из

соображений конкуренции или господства она изолировала нас с

Нибоном. По-своему она была права. Ею руководили только идеи

целесообразности и прогресса. Она посадила нас в кабину, как

мы  сажаем  за решетку обезьян,  - для изучения.  Вот и все.

Кстати, своим размножением машина решила еще одну важную за-

дачу: одновременное  получение  научной  информации с разных

планет. Можно будет создать своеобразное телеателье "Прогул-

ка  по  планетам".  Представьте  себе  ряд кнопок с надписью

"Уран",  "Сатурн". Нажал кнопку - и совершай космическое пу-

тешествие!

   Андрей весело воскликнул:

   - Хороший  конец  -  делу венец!  Но обратная связь - это

здорово! Я с удовольствием побываю глазами на Черном Титане,

оставаясь телом на твоей крыше, дорогой Джордж!

   - А я представил себе скульпторов,  лепящих из искривлен-

ного пространства свои призрачные мечты, - улыбнулся Нибон.

   - Это прекрасно,  Джо!  - восхищенно сказал Андрей.  - Мы

проникнем в атмосферы самых ядовитых планет. Мы сможем побы-

вать на поверхностях звезд и в центре Земли! Мы отправимся в

другие галактики,  не старея в полете.  Ты сделал гениальное

изобретение.  Сначала пронзят вселенную наши глаза,  а затем

по точным маршрутам пойдем и мы..

   - Я рад слышать такие  слова  от  "жертвы",  -  улыбнулся

Джордж.  - Кстати, будет очень хорошо, если вы оба подпишете

вот этот протокол.

   - Что?!

   - Протокол испытания нового типа  кибернетической  машины

"Мария" с передвижным приемником информации "Джо-1".

   - О-о, с удовольствием!

   - Кинофильм  и  протокол испытаний я повезу на Землю сам.

Хочу кое-кого... порадовать.

 

 

 

 

                        Послесловие

 

   На далекой  планете  Зеленый Перевал появляются призраки.

Они проходят сквозь стены,  летают по воздуху и даже размно-

жаются.  В запертом снаружи помещении аккумуляторной сотруд-

ники обсерватории Танну-ола неожиданно находят человека, ко-

торый пришел из мира отрицательных энергий и встречного вре-

мени. Профессор Кавергин непринужденно прогуливается по оке-

анскому дну на глазах у изумленного экипажа современного ба-

тискафа, а робот РЭП предупреждает катастрофу, вызванную не-

ожиданным ходом цепной реакции полимеризации кислорода.

   На первый взгляд все это может показаться чистейшей  фан-

тастикой.  Но  если мы задумаемся над путями,  которыми идет

современная наука, пристально вглядимся в сложный и противо-

речивый мир ее идей, то проблемы, выдвигаемые авторами этого

сборника,  уже не будут казаться  нам  столь  фантастичными.

Так, в основе научной идеи рассказа "Падение сверхновой" ле-

жит вполне научное представление о физическом вакууме,  тео-

рия которого была блестяще разработана английским теоретиком

Полем Дираком.  Вакуум - это море, как назвал его Дирак, на-

полненное множеством нерожденных элементарных частиц,  энер-

гия которых меньше, чем нуль.

   Нам не удается пока обнаружить эти частицы с помощью сов-

ременных приборов,  но зато мы можем "выбить" их из вакуума,

сообщив  им  огромный энергетический потенциал.  Собственно,

это и происходит в хорошо изученном физиками процессе рожде-

ния  электронно-позитронных пар под действием световых кван-

тов.  Более того, мы можем даже зарегистрировать собственные

колебания вакуума,  установить их частоту. Вакуум, по совре-

менным воззрениям,  это отнюдь не пустота,  а вполне матери-

альный фон,  в  котором "плавает" наша вселенная.  Советский

космолог член-корреспондент АН СССР Г.  И.  Наан  идет  даже

дальше.  Он считает вакуум бесконечным, но невидимым для нас

миром. Этот мир дви жется и подчиняется тем же  диалектичес-

ким законам,  что и наш.  То обстоятельство, что энергия его

частиц меньше нуля,  ничему не мешает. Можно провести анало-

гию с  алгебраической  операцией над отрицательными числами.

Чем эта операция отлична  от  чисто  арифметической?  Только

тем, что  npиходится учитывать знак минус.  Так и физические

законы.  Он не потеряют своего смысла в  мире  отрицательных

энергий,  только как бы "перевернутся",  приобретут знак ми-

нус. Физика тел отрицательной энергии примерно такая же, как

стала бы физика тел нашего мира, но во времени, текущем про-

тивоположно нашему.

   На эту  увлекательную  тему  можно было бы говорить очень

долго.  Но и сказанного вполне  достаточно,  чтобы  показать

вполне  конкретный источник,  который питает фантазию авров.

Это современная теоретическая физика. Возникает вопрос, воз-

можно  ли,  пусть в отдаленном будущем,  проникновение в мир

отрицательных энергий? Авторы решили этот вопрос положитель-

но.  Ну что ж,  здесь уже начинается область собственно фан-

тастики.

   Представление о физическом вакууме пронизывает и по вест-

вовательную ткань рассказа "Запонки  с  кохлеоидой".  Героям

этого рассказа удается даже поймать сигналы из мира, лежаще-

го по ту сторону пустоты.  Но главное не  в  этом.  Основная

идея  рассказа  не столько физическая,  сколько философская.

Кажется,  что общего может быть у "плюс-мира"  с  "минус-ми-

ром", когда даже время у них течет в противоположных направ-

лениях и "завтра" в одном есть "вчера" в другом.  И  все  же

общее есть.  Это законы развития, законы диалектики; могучим

мостом воздвиглись они над  пропастью,  перешагнуть  которую

оказались бессильны физические приборы. В этой связи хочется

привести слова великого физика  коммуниста  Поля  Ланжевена,

сказанные им в 1933 году на торжественном открытии юбилейно-

го съезда физической  Академии:  "Нет  другого  пути  понять

ядерную физику, помимо диалектического материализма".

   Возьмем теперь другой рассказ, "Операция "Кашалот", науч-

ная проблема взята из области новой и очень интересной науки

бионики. Все чаще и чаще ученые и инженеры в поисках решения

самых  различных задач обращаются к живой природе.  Тепловое

зрение змей,  ультразвуковые радары летучих мышей, гироскопы

насекомых и таинственные навигационные устройства птиц - вот

выборочный, самый поверхностный список удивительных патентов

живой  материи.  Конструкторы кораблей увлечены тайной дель-

финьей кожи,  позволяющей животному достигать  скорости  100

километров в час, а водолазов интересуют "приборы", разреша-

ющие китам переносить давление в 500 атмосфер. Проблема глу-

боководного погружения без каких бы то ни было сложных аппа-

ратов давно уже перестала быть фантастической и вопросы ана-

логии в строении тел человека и китообразных стали предметом

делового изучения в различных  научных  учреждениях.  Именно

поэтому  авторы не отодвигают решение этой проблемы в туман-

ные горизонты будущего. Герои рассказа "Операция "Кашалот" -

современные советские ученые.

   Зато действие рассказа "Не оставляющий следа" развертыва-

ется в  далеком будущем,  на далекой от Земли "благоустроен-

ной" планетке Зеленый Перевал. И это вполне оправдано. Физи-

ческие  и математические идеи о сферическом пространстве,  о

выворачивании и искривлении пространственно-временного  кон-

тинуума  гиперболизированы  и решены здесь в совершенно фан-

тастическом плане. И все же удивительные превращения и прик-

лючения,  которые  происходят с героями на Зеленом Перевале,

отнюдь не произвольны. Они подсказаны логикой фантастическо-

го развития отдельных постулатов общей теории относительнос-

ти.  Пусть в рассказе это развитие  гиперболизировано,  гро-

тескно,  но  научный  источник накладывает на него известные

рамки. И если нельзя сейчас ответить на вопрос, может ли это

быть, то нельзя и категорически утверждать, что этого совер-

шенно не может быть.  Тем более, что научная основа рассказа

включает  в  себя и вполне современные,  даже животрепещущие

вопросы, ставшие в последнее время предметом оживленной дис-

куссии. Их можно было бы коротко объединить заголовком "Вза-

имоотношение человека с машиной".  Иллюстрацией такого взаи-

моотношения может служить рассказ "Цепная реакция", который,

подобно "Операции "Кашалот",  рисует не  науку  будущего,  а

скорее научную лабораторию сегодняшнего дня.  Даже непредви-

денно вспыхнувшая цепная реакция полимеризации кислорода мо-

жет рассматриваться не столько как вымысел, а как своего ро-

да символ могущества современной химии.  Достаточно сказать,

что в настоящее время получены соединения,  в состав которых

входят элементы нулевой группы (инертные  газы),  тогда  как

всего несколько лет назад это казалось немыслимым.

   Несколько особняком к  научной  тематике  стоят  рассказы

"Угодный солнцу" и "Аналогия".  В основе их лежит исследова-

ние законов человеческого мышления, в частности законов ана-

логии.  Именно привычные аналогии и традиционные представле-

ния порой мешают людям увидеть истину.  Сквозь призму анало-

гии  сложные явления выглядят просто,  а простые,  наоборот,

начинают играть яркими красками необычного.  С другой сторо-

ны,  аналогия позволяет перебросить мост между двумя,  каза-

лось бы,  совершенно различными явлениями.  Именно  эти  две

противоположные  стороны  процессов  человеческого  познания

подсказали авторам путь развития фабулы в рассказах "Угодный

солнцу" и "Аналогия".

   И каков бы ни был внешний антураж рассказов: научный, эк-

зотический или "сугубо" космический, в них обсуждаются науч-

ные проблемы сегодняшнего дня.

   Величие человека проявляется в активном познании неисчер-

паемости мироздания.  Эта неисчерпаемость волнующа загадочна

и  прекрасна.  Познание  этой неисчерпаемости и тайны самого

процесса познания - вот животворный родник,  который  питает

советскую научно-фантастическую литературу.

                                                   В.Волков

 

 

 

                         СОДЕРЖАНИЕ

 

Падение сверхновой

Запонки с кохлеоидой

Операция "Кашалот"

Угодный Солнцу

Аналогия

Цепная реакция

Не оставляющий следа

Послесловие

 

       Емцев Михаил  Тихонович, Парное Еремей Иудович

 

                    ПАДЕНИЕ  СВЕРХНОВОЙ

 

                    Редактор Г. Малинина

                    Художник  Ю. Соостер

                 Худож. редактор Ю. Соболев

                 Техн. редактор И. Ракигин

                   Корректор А. Пузакова

 

 

 

 

                Сдано  в набор 16.Х 1963 г.

              Подписано  к печати 14.1 1964 г.

             Изд. №  280. Формат бум. 60X90Vi6.

       Бум. л. 4,75. Печ. л. QVs. У'ч.-изд. л. 9,30.

                  Л 02636.   Цена  28 коп.

              Тираж  180000 экз. За,к. 2972, .

                 Опубликовано  Б. з. 80/12.

                      Изд-во "Знание".

                       Москва, Центр,

                    Новая  пл., д. 3/4.

 

                Типография  изд-ва "Знанием.

                       Москва, Центр,

                    Новая  пл., д, 3/4^