Валерий Вотрин
                                 СЕКВЕСТР
                                  рассказ
  Было все, как и предсказывали. А что предсказывали? Зверя войны, смуту
среди ближних, усобицы и горе. Уныние и безнадежность царили среди людей.
Никто уже не верил, что помощь придет. Но она все-таки пришла, и оттуда,
откуда никто не ожидал. Помогли Земле неземляне, те, кто жил на дальних
звездах. Помощь была оказана, и кризис миновал. Вслед за этим были годы
напряженных усилий, экологических побед и разумных предприятий. Родилась
Солнечная федерация. Заводы были перенесены на темные и малолюдные Титан и
Нептун, Земля превратилась во всепланетный курорт, и тогда на нее начали
прибывать граждане тех государств Галактики, которые в свое время помогли
Земле преодолеть кризис. Радуясь и ликуя, прилетали они на Землю, радуясь
за людей и ликуя при мысли, что именно их трудами был сохранен такой
чудесный уголок Вселенной. Неземляне строили дворцы, закладывали поместья,
и так один из них прошел в Сенат. Но уже возникла необходимость, жестокая,
немилосердная, и зрел уже план, который в случае успеха привел бы к
определенным результатам. Разработка этого плана связана с именами...
  Де Рохас
  "Хронограф"
  Стокгольм. Сенаторы
  Все произошло очень быстро. Прибыв в Стокгольм, Юлиус Клингер, даже не
успев оглядеться, был встречен двумя неизвестными и мгновенно запихнут в
большую черную машину, которая тут же тронулась. Немного повернув голову,
Клингер искоса оглядел своих провожатых. Они оказались людьми мрачного вида
с непроницаемыми и неприветливыми лицами. Подумав, Клингер напустил на себя
такую же непроницаемость и спокойно стал ждать, чем все это кончится.
Ничего плохого, он знал, с ним случиться не могло.
  Юлиус Клингер, известный адвокат и солидная персона в
околоправительственных кругах, был худощавый человек с уже начавшей седеть
густой шевелюрой, впалыми щеками, крупным носом и роскошными усами, в
которых тоже уже начала пробиваться седина. Внешность подходящая для того,
кто имеет доступ за кулисы большой политической игры.
  Вчера после полудня с Клингером связался Виллим Оксеншерна, человек, по
своему влиянию занимающий второе место в Сенате после самого Прокурора.
Разговор проходил в обстановке строгой конфиденциальности. Оксеншерна
представился и, не называя причин, попросил Клингера завтра прибыть в
Стокгольм, в поместье Ульфслассен, на каковом основании Клингер уверился в
чрезвычайной сугубости предстоящего дела. Он сразу же согласился, ибо
давно ожидал этого звонка, догадавшись о нем по ряду смутных и
недостоверных слухов, ходивших среди юристов и адвокатов, его коллег.
  За затемненными стеклами автомобиля мелькали живописные пригороды
Стокгольма: толстые рыжие сосны, серые скалы, деревянные домики с высокими
черепичными крышами. Очень быстро доехали до озера Меларен, и машина,
свернув на захрустевшую гравием дорожку, въехала под своды величественного
соснового бора. Здесь было светло и солнечно. Автомобиль остановился перед
железными воротами, посигналил, и они раскрылись. Поехали по длинной аллее
красноватых тисов, в конце которой виднелся большой двухэтажный дом с
кирпичной трубой и овившей весь фронтон зеленой сетью плюща. За домом
виднелось озеро Меларен, серо-голубое, с белыми пятнами парусных лодок.
Это и был Ульфслассен, поместье Оксеншерна.
  Сенатор встретил Клингера в кабинете и тут же представил ему маленького
верткого человека с гладкими черными волосами и длинным горбатым носом с
глубоко вырезанными ноздрями - тоже сенатора, Готье Бюффона. Сам
Оксеншерна был велик и кряжист, с крупными и грубыми чертами лица, с
белыми топорщащимися волосами. Ничего утонченного в облике графа
Оксеншерна не было. При взгляде на него само читалось - власть,
жестокость, что-то героическое: дым, выстрелы, окровавленные руки из
воронок, курящихся серным дымом...
  Оксеншерна повел рукой, и Клингер, следуя его жесту, сел в старинное,
неудобное кресло. Мельком оглядел кабинет. Коричневые, с золотом стены,
столик в углу перед Бюффоном, на нем какие-то бумаги, большой стол у окна,
на нем - ничего, кроме бюстика Карла XII, над столом - старинный, в
овальной золоченой раме портрет черноволосого человека с тонкими поджатыми
губами и пронзительным взглядом, в простом черном камзоле и пышном жабо.
  - Мы долго занимаемся политикой, - заметил Оксеншерна, следя за
Клингером. - Это мой предок, граф Аксель Оксеншерна, канцлер при Густаве
Адольфе. Говорят, я совсем не похож на него. Правда?
  Клингер не любил пустых разговоров, но надо же было с чего-нибудь
начинать беседу.
  - Правда, - был вынужден сказать он. - С вас надо писать другой портрет -
на фоне бушующего моря и черного утеса в свете молний.
  Сенаторы оценили шутку, захохотали: Оксеншерна - громко, заразительно,
Бюффон - мелко, дребезжаще. Сам Клингер своим словам не улыбнулся, потому
что не считал их шуткой.
  Окончив смеяться, сенатор Бюффон спросил:
  - Вы хороший адвокат, господин Клингер? - И не дожидаясь ответа: -
Понимаю, понимаю, вы не сможете ответить, но ваши дела сами за себя
говорят, что позволяет мне утвердиться в моей догадке - вы хороший,
хороший адвокат, господин Клингер, даже не отнекивайтесь, мы знаем,
поэтому и послали за вами, дело, видите ли, щекотливое предстоит,
каверзное, мягко сказать, дело.
  Странная была манера изъясняться у сенатора Готье Бюффона. Клингер
приготовился слушать.
  - Без сомнения, вы слышали, - говорил Бюффон, - о скверных делах в
Сенате? Да, да, дела совсем скверные, и нынешний Прокурор Витале сама
признает это - что делать, женская самокритика, - а особенно, - тут он
наклонился к Клингеру, и оказалось, что глаза у него какие-то сизые, будто
в сигарном чаду, - это проявляется в политике предоставления земельной
собственности негражданам Федерации. Что вы думаете об этом, господин
Клингер?
  Тот сообщил, что обычно не берет на себя дел, связанных с недвижимостью.
  - Знаем, знаем, - благодушно произнес Оксеншерна. - Лондонская контора
"Клингер и Тодд, адвокаты". Но на этот раз - случай особый.
  - Да, да, - подхватил Бюффон, - вам придется согласиться на наше
предложение, дорогой господин Клингер, ведь впереди, в случае успеха, - и
почетная должность, синекура,  сказать, и авторитет, и взлет на
высоту, недосягаемую, заметьте, для простого смертного, недосягаемую,
господин Клингер, высоту, с которой вы никогда не свалитесь вниз, сюда, на
землю нашу грешную.
  - Что это за предложение? - спросил Клингер.
  Сенаторы переглянулись.
  - Я понимаю, - терпеливо продолжал Клингер, - что дело связано с...
м-м... неземлянами. Это так?
  Оксеншерна покивал.
  - Именно так. Видите ли, тут небольшое историческое вступление.
  Он замолк, и начал говорить Бюффон. Он говорил про глобальный кризис
прошлого столетия, войны, разруху, про помощь негуманоидных цивилизаций
Галактики, до этого никак себя не проявлявших, про создание Федерации, про
Титан и Нептун, - все это Клингер знал не хуже него. К тому же трескотня
сенатора очень быстро утомила его. Он снова посмотрел на портрет. Глаза
Акселя Оксеншерна уперлись ему в лицо. Из задумчивости его вырвал голос
Бюффона:
  - ...и, кроме того, закон, закон, любезный господин Клингер, встал на их
сторону, да и долг платежом красен, знаете ли, чем еще платить, как не
землей, где они могли бы проводить свой досуг с пользою, а на планете
немало великолепных видов, вот они ими и любуются, великие эстеты, так
сказать, и еще воздух, он не всем им по нутру, а все-таки хорошо - сидишь,
перед тобой речка, лес, марево такое, поля вдали, и все это - твое,
понимаете ли...
  - Понимаю, - произнес Клингер.
  - Год за годом, а время летит, дорогой господин Клингер, вот и пролетели
десятилетия, глядишь, а у них - треть территории, общей территории
планеты, тихой сапой, понимаете ли, закупили, и все, шито-крыто,
наслаждаются, правительство далеко, ты там себе и царь, и бог, как
говорится, со временем - в Сенат, это уж всем латифундистам положено, а
там заводишко прикупить на Титане или еще где, ну этого уж им мы позволить
не можем, но они добьются, добьются своего, господин Клингер.
  Бюффон сделал паузу, которая показалась Клингеру божественной.
  - Уяснили? - спросил Оксеншерна. - У них - все. А у нас - только закон,
и то не особенно пригодный для того, чтобы выкинуть их с Земли.
  Заблуждавший было вновь по комнате взгляд Клингера вдруг прояснился.
  - Как вы сказали? Выкинуть?
  - Именно, - усмехнулся Оксеншерна. - Это не так страшно, поверьте.
  Клингер что-то промычал, потом спросил:
  - Основания?
  - Юрист, юрист, - засмеялся Бюффон. - Сразу видно, достопочтенный
господин Клингер, юрист вы отличный, сразу, что называется, к делу, ценим,
да что там говорить, оснований у нас не так уж много.
  - И сил немного, - сказал Оксеншерна. - Перво-наперво - Святейший
Престол. Он обвинит их в язычестве и соблюдении непристойных обрядов.
Затем - промышленники планет Внешнего Космоса. У них более не хватает
территорий, и они хотели бы вновь перекинуться на Землю.
  - Это же экологически невыгодно, - сказал Клингер.
  - Зато выгодно экономически, - быстро забормотал Бюффон, усмехаясь
уголками рта. - Экономически и политически, господин Клингер, заводы -
огромная сила, военные производства, знаете ли, и потом, раз тут замешаны
военные, значит, история подошла к еще одному разрешению наболевшей
проблемы. Трам, бам, дражайший господин Клингер, - и проблема решена!
Пожалуйте.
  - Затем - мы, - твердо продолжил Оксеншерна. - У нас более двух третей
голосов в Сенате, и мы - сила. У нас против них - попрание законов,
пренебрежение обычаями Земли. Это достаточное основание, чтобы применить к
ним высылку за пределы Федерации.
  - А это было? - быстро спросил Клингер.
  - Конечно, нет.
  - К тому же жалобы людей, - заговорил Бюффон. - Люди, знаете ли, не
выносят их, взять хотя бы этих галагоссиан - катящийся мохнатый шар,
смотреть тошно, и запах исходит от них - что пфуй!
  - А! - вырвалось у Клингера. - Это уже много.
  - Так вы согласны?
  - Если вам не так сложно сказать...
  - Отчего же. Сенаторское кресло.
  - Ого! - Клингер порозовел. Это было солидное предложение.
  - Но, - Оксеншерна поднял палец, - это в случае выигрыша нашей партии и
падения правительства Витале.
  - Вы и это хотите сделать?
  - Это входит в наш план, Клингер, - улыбнулся Бюффон, но глаза его
оставались страшно-пепельными, дикими. - Хороший у нас план?
  - Хороший, - согласился Клингер.
  Терренсвиль. Магнаты
  На расстоянии шестисот миллионов километров от Земли, по ту сторону
космато-оранжевого шара Солнца, где начинается уже внешний космос, еле
освещенный рассеянными солнечными лучами, висит в беспредельной пустоте
вечности Нептун.
  Нептун - это каменные хребты длиной во многие тысячи километров,
изломанные, похожие на жуткое воплощение ночных кошмаров, редкие долины,
засыпанные кусками неровных глыбищ, усеянные воронками и осколками
метеоритов, разбившихся о твердые скалы, острые и тонкие пики, уходящие
вверх и протыкающие мощную, облачную атмосферу, с огромными норами
каменных черепах, холодные поля искристого, жесткого льда, кристаллы,
нагромождения льда, темного, как и все вокруг. Здесь нет Солнца, нет
света, лишь желтоватый отблеск мирового светила слабо играет на черных
камнях. Солнце отсюда выглядит как желтый неясный диск, как запыленный
фонарик в окружении миллионов миль сплошной черноты. Слабого его сияния
едва хватает, чтобы заставить кристаллы льда несильно светиться. Нептун -
это сплошная ночь. Дни здесь - сумерки, ночь - густой и непроглядный мрак.
Здесь все медленно: день и ночь, животные - каменные черепахи, змеи и
ящеры, делающие одно-два движения в час, похожие на окружающие их камни.
  Этот пейзаж представился глазам адвоката Гастона Нервы, когда его
корабль коснулся поверхности Нептуна. Нерва не раз бывал на Марсе и
Меркурии, и даже на Титане доводилось ему бывать, но так далеко он еще не
забирался и был поражен открывшимся ему видом. Над острыми скалами неслись
тяжелые облака с резко очерченными контурами, высвеченными бледно-желтым,
изредка в просвет между ними проглядывали яркие, сочно-жемчужные звезды,
лимонное пятно - Солнце и два других дымчатых пятна, побольше, - Тритон и
Нереида, луны Нептуна. Все это на секунду парализовало Нерву своею
пустынной, небывалой красотой, пока его корабль медленно погружался в
шахту при помощи пневматических лифтов. Когда небо Нептуна сменилось
глухой базальтовой стеной шахты, Нерва поскреб щеку и сел, повернувшись
лицом к выходу, - стал дожидаться чиновников, производящих досмотр на
корабле. Хотя здесь, на Нептуне, своего государства еще не существовало,
как, к примеру, на Марсе, порядки были строгие, система наказаний -
отработанная и действенная. Вспомнив о цели своего прилета сюда, Нерва
тяжело вздохнул, но тут же усмехнулся, вспомнив, к кому он должен
обратиться со своим делом. Он поднял руку и пригладил свои редкие сальные
волосы соломенного цвета, наморщил лоб - подумал - и снова улыбнулся: на
предстоящей встрече от него требовалось обаяние, а этого Нерва никак не
мог от себя добиться. Грузный и сопящий человек, Гастон Нерва был очень
непривлекателен именно своими грузностью и непрекращающимся сопением.
Однако он был умен. Это сочетание, вернее, несоответствие и подвигло
сенатора Оксеншерна послать на Нептун на переговоры с заводскими магнатами
именно адвоката Гастона Нерву, грузного и сопящего человека.
  Терпеливо снеся досмотр и проверку документов, Нерва вышел из своего
корабля. С этого момента он находился в Терренсвиле, административном
центре планеты, где располагалось правление всех шахт и рудников Нептуна.
Одинокие фигуры прохаживались по огромному, залитому очень ярким,
неестественным светом доку. В стенах зияли входные отверстия лифтов и
туннелей.
  Номер в отеле был самый заурядный: голубая, с прожилками, обивка стен в
гостиной и ореховая в спальне, пара мягких кресел, стол, три неудобных на
вид стула, широкая кровать, застеленная темно-синим покрывалом, расшитым
золотыми драконами. В углу визор. Нерва подошел к нему, набрал код мэрии и
с удовольствием стал ждать.
  Спустя некоторое время экран засветился, и на нем появилось лицо Стефана
Богаевского. Как только лицо узрело Нерву, оно сразу же налилось синим
апоплексическим цветом, набрякло и вылупило на адвоката побелевшие глаза.
  Когда-то Нерва спас Богаевского от неминуемой гибели, когда тому грозило
изгнание из Сената и чуть ли не пожизненное заключение. Подробности того
дела и размер суммы, благополучно канувшей в карманах Богаевского, а потом
и Нервы, благодаря последнему не вылезли на страницы шумливой и
психозно-буйной прессы. Однако Богаевский, жулик и выжига, оставивший без
гроша целую какую-то там статью государственного бюджета и оставленный без
гроша Гастоном Нервой, благополучно выплыл: недавно Нерва узнал, что он
назначен мэром Терренсвиля не без поддержки тамошних магнатов.
  - Ты? - заорало сделавшееся свекольным лицо, цель и надежда Нервы. - Да
как же это так! Меня предупредили, но...
  - Я сюда по делу, - сказал Нерва. - Мне нужно завтра встретиться с... -
Он перечислил фамилии.
  Лицо Богаевского налилось злой желтизной.
  - И ты меня еще просишь об этом?
  - Конечно, - сказал Нерва. - А кого еще просить? Только тебя. Ты тоже
выиграешь.
  Речь зашла о выигрыше.
  - Непросто, - задумался Богаевский.
  - Цену себе набиваешь, - кротко произнес Нерва. - Нужно только помещение
и пять чашечек кофе. Подойдет твой кабинет. Тогда шесть чашечек.
  - Я кофе не пью, - буркнул Богаевский и пропал. Экран потемнел. Нерва
потянулся, фыркнул, вспомнив лицо господина мэра, и прямо как был, в
одежде, рухнул на расшитое драконами покрывало - заснул.
  Разбудил его зуммер визора. Нерва, заспанный, опухший, с торчащими
волосами, нажал кнопку. С экрана миловидная женщина сообщила:
  - Вам назначена аудиенция у мэра. В 9 часов у вашего отеля вас будет
ждать машина.
  Нерва ошалело уставился на часы. Было шесть.
  - Они меня с ума решили свести, - уверился он и рухнул обратно на
кровать.
  Тем не менее уже в половине десятого он вошел широкими шагами в кабинете
мэра и, аккуратно прикрыв за собой дверь, обернулся. В креслах сидели
четыре человека, те самые, про которых говорил ему сенатор Оксеншерна.
  Четыре человека, самые могущественные на заводских планетах и спутниках,
сидели перед ним. Илья Навроцкий, землистый, недоверчивый, с острой
колючей бородкой, владелец половины заводов Нептуна. Зоровавель Атуччи,
желтолицый, с черными усиками над толстыми красными губами. Отдувающийся
Потный Хайме Соуза, пират, лысый и лоснящийся, - пять лет назад своими
пушками он выбил заводское правление с Титана, заявив потом, что если
Земля разрешит ему сидеть в директорском кресле, то не будет вернее
человека Сенату. Земля поколебалась и разрешила. Соуза выполнил свое
обещание - связь с Землей не прервалась, заводы в его правление работали
исправно. Возле Соузы Нерва увидел еще одно знакомое лицо: Севон де
Фортиньяр, командующий межпланетным флотом Земли, был еще и владельцем
заводов на Ганимеде. Этот бравый вояка, всегда носящий темно-синюю, с
серебряным аксельбантом, форму адмирала, был самым жестоким из всех: на
его ганимедских заводах за малейшее нарушение людей выбрасывали за
кислородные колпаки, покрывающие заводские корпуса, в холодное безвоздушье.
  Когда Нерва вошел, четыре пары глаз уперлись в него - в ожидании. Эти
четверо в глубоких креслах уже знали, что его прислал сенатор Оксеншерна.
А вот зачем - предстояло узнать.
  Богаевского в кабинете не было. Он исчез, предоставив Нерве действовать,
не забыв, конечно, о вышеоговоренном "выигрыше".
  Четверо в креслах ждали. Гастон Нерва начал говорить. Его речь была
почти повтором слова в слово речи сенатора Оксеншерна, которую тот недавно
произнес в Сенате, - но властители заводов и рудников, сидящие перед
Нервой, об этом еще не знали. Из речи Нервы выходило, что неземляне -
опасны, не прямым вторжением, но исподтишка, не захватывая, но покупая,
они обратят Землю в рабство. Они глумятся над культурой, нагло издеваются
над обычаями, тревожат святую церковь, пугают людей своим нелепым и жутким
обличьем. Но они знают, что последствий не будет: правительство Прокурора
Эльзы Витале верно старым соглашениям. И Нерва следил, как реагируют на
его слова, как поджимает губы Навроцкий, как переглядываются Атуччи и
Потный Соуза, вытираются большими одинаковыми клетчатыми платками, как
шевелится в кресле де Фортиньяр, несуразный в своем несовременном
устаревшем кителе, который он все же носит, несмотря ни на что. Потом они
стали морщить лбы, потом они начали кивать, сначала незаметно даже для
самих себя, а потом уже явственно и согласно.
  - Заводы стонут от тесноты, - сказал Навроцкий, и слова его были
камнями, которые рождались в муках внутри, за крахмальным прикрытием
манишки, и выкатывались через гортань, выталкивались языком, и падали,
тяжко бухая о пол. - Мы едва успеваем усмирять недовольных.
  - Корпуса громоздятся один на другой, - сказал Атуччи, - людей стали
заселять уже в самые неглубокие штреки.
  Вновь шевельнулся де Фортиньяр. Застонало кресло под потной тяжестью
Соузы.
  Нерва понял.
  - Да, - сказал он, - правительство слабо. Да, - сказал он, - Оксеншерна
в силе.
  Четверо в креслах задвигались.
  - Да, - сказал Нерва. - Да.
  - Мы станем... - начал Навроцкий.
  - Мы будем... - сказал Атуччи.
  - Мы дадим... - наклонился вперед Соуза.
  - Мы возьмем, - вмешался адмирал де Фортиньяр.
  Ватикан. Кардинал
  Монсеньор Мирон Ибарра принял Клингера в своих полутемных покоях, которые
располагались в северном крыле папского дворца. Окнами покои выходили на
двор Сан-Дамазо и были, как отметил Клингер, довольно скромны для самого
влиятельного человека в курии. Но здесь было уютно, обжито и очень далеко
от холодной, величественной помпезности залов, галерей и лоджий там,
снаружи. Здесь же - светло-серые беленые стены, мягкая округлость
простенков и окон, скромная, но удобная мебель, - все было приспособлено
для жилья и работы в тихом уединении, а не для праздного любопытства
досужих туристов. Клингер боялся, что кардинал при встрече протянет ему
руку для поцелуя или совершит еще какую-нибудь глупость. Клингер не был ни
католиком, ни протестантом - был атеистом, поэтому подобные ханжеские
штучки были для него нестерпимы. Но все произошло на диво хорошо. Кардинал
был предупрежден о визите Клингера и поэтому держался просто: предложил
Клингеру сесть, сам же остался стоять, ибо был человеком порывистым и
импульсивным. Клингер про себя отметил это обстоятельство. Кардинал Ибарра
был черноволос, причем волосы его непослушно лохматились из-под красной
кардинальской шапочки и спадали на высокий лоб. Глаза смотрели из глубоких
глазниц взглядом умным и немного ироническим. Клингер охарактеризовал
кардинала про себя как противника упорного и, судя по всему, жестокого.
Учитывая, что нынешний папа болен и долго не протянет, а Ибарре
симпатизирует большинство в курии, новый папа будет сильно отличаться от
посредственности Бенедикта XVII. Кардинал в свою очередь решил, что адвокат
этот - бестия умная и скрытная. В общем и целом они понравились друг другу.
  Первое, что увидел Клингер, усаживаясь, была картина. Это были "Слепцы"
Брейгеля. Вне всякого сомнения, в круглом простенке висел оригинал, судя
по старинной раме и темноватым, стушеванным тонам, какие присущи только
подлинникам.
  В покоях неслышно появился монах в темной рясе, поставил на столик
кофейник, вазочку с крохотными воздушными печеньями, две маленькие
чашечки, скрылся так же неслышно.
  - Наш быт не меняется, - заметил кардинал, подходя к столику и разливая
кофе. - Люди уже устремили свои помыслы к далеким звездам, а мы продолжаем
считать папу наместником Божьим.
  Клингер встал и подошел ближе к картине, оказавшись рядом с кардиналом.
Так они стояли некоторое время молча, рассматривая полотно. Первым прервал
молчание кардинал Ибарра.
  - Средневековье было временем великих свершений, адвокат. Ум
человечества выковывался именно в ту пору, которую и поныне продолжают
считать временем костров, мрака и кровавых гонений. Культура средневековья
наглядно показывает, как ошибаемся мы, говоря так.
  Клингер ответил не сразу. Он вглядывался в страшные, запрокинутые лица,
в ров со студеной водой, куда неминуемо должны были свалиться слепые.
  - Брейгель прозрел нас, - сказал он наконец. - Он был умный человек, вот
в чем беда. Нострадамус кисти. Неприятно быть предсказанным.
  - Да, да, - рассмеялся кардинал, отходя от стены. - Читайте Метерлинка.
Каждая эпоха - свой ров, а далеко не все обладают мастерством прыгунов с
шестами. Незнание, суеверие, глобальная война, распад государства,
бедность - сколько рвов преодолено и сколько их еще впереди! К сожалению,
с веками они не становятся разнообразнее. - Он сел, расправив мантию, и
принялся мешать ложечкой в чашке.
  - Оксеншерна взял на себя смелость пророчить нам скорое падение.
  - Опасно, опасно видеть себя единственно зрячим, когда вокруг тебя
сплошные вереницы слепцов, - настойчиво проговорил кардинал Ибарра. -
Пастырствовать - и видеть? Такое умеет не каждый. Н-да. - Ложечка звякнула
в чашке, и кардинал заходил по комнате. Клингер пил кофе.
  - Знаете, - вдруг спросил Ибарра, - почему нынешний папа избрал себе
такое имя - Бенедикт?
  - Нет.
  - То-то и оно! - как показалось, торжествующе произнес Ибарра. - Он
принял его в честь Бенедиктов XII и XV, миротворцев, стремясь, елико
воз, и сам проводить такую же политику. Ему хотелось останавливать
войны мановением своего жезла. Конечно же, это у него не вышло, но уже
самая такая мысль - не допускать кровопролития - пахнет чем-то... э-э...
Вы не находите?
  "Ого!" - подумал Клингер.
  - Наверное, - осторожно произнес он.
  - Вот поэтому-то, - продолжал Ибарра, расхаживая по комнате и шелестя
своей мантией, - язычество вновь воцарилось на Земле, появившись - кто бы
подумал! - не из темных недр плебса, а из просвещенного, как мы привыкли
говорить, космоса.
  - И папа, и Сенат, - сказал Клингер, пожимая плечами, - привыкли
действовать руку об руку на протяжении многих лет. - Кофе был слишком
крепкий для него, и он отставил чашечку в сторону.
  - Вот именно - соглашательство! - торжествующе (уже вне всякого
сомнения) воскликнул кардинал. - Лишь немногие трезвые умы видят всю
глубину духовной пропасти, куда падает человечество, допуская нелюдей на
Землю.
  - Полагаю, - произнес Клингер, - во все времена говорилось то же самое -
что человечество падает, что мораль слабеет и что Сатана забирает власть.
  - Воз, - сказал монсеньор кардинал. - Но тогда это не было так
заметно.
  - Я слышал, папа болен, - деликатно перевел разговор на другую тему
Клингер. По лицу кардинала пробежала тень.
  - Мало кто из Бенедиктов правил долго, - пробормотал он и вдруг оживился:
- А знаете, кто из пап больше всего импонирует мне? Юлий Второй,
"рафаэлевский" папа. О, Клингер, это был великий понтифик, монах и воитель
в одном лице, мудрый пастырь и расчетливый политик. В истории папства,
знаете ли, было много великих людей, но и ничтожеств хватало. Последних,
наверно, было даже больше, и они-то нас и губят.
  Клингер понял, что настал момент говорить о делах, иначе бы зачем этот
умный и болтливый кардинал завел речь о своем собственном избрании.
  - Вопрос о вашем избрании решен, - без обиняков произнес он, видя, как
вдруг разгладились морщины на лбу Ибарры. - Я даже не спрашиваю поэтому,
будете ли вы держать нашу руку.
  - Нагло, но внушительно, - отметил Ибарра через минуту.
  - Сейчас мы укрепляем свои позиции.
  - А их и не надобно укреплять. У вас хорошая защита. Нептун трещит по
швам, на Ганимеде постоянные восстания, а Фортиньяр и Потный Соуза слишком
хорошие вояки, чтобы дать им гнить без дела. Но между вами и мной нужен
негласный конкордат.
  - За этим дело не постоит.
  - Со своей стороны обещаю парочку грозных воззваний к верующим с амвонов
крупных храмов и столько же не менее грозных булл... Но удержусь ли я
после всего этого? - Казалось, Ибарра вдруг ушел в себя, затосковал.
  - Все мы удержимся, - веско произнес Клингер.
  - Во всяком случае, я попаду в историю, - мгновенно отозвался кардинал.
  То, что смысл у этих слов двойной, Клингер понял только у самых дверей.
Полуобернувшись, он спросил:
  - Значит, Юлий?
  - Четвертый, - мгновенно подтвердил за его спиной кардинал Ибарра.
  Отель "Беллатрикс". Защитница
  Высоко над земной атмосферой, вращаясь по плавному эллипсоиду орбиты,
медленно и грузно, а на самом деле с колоссальной скоростью, двигался
огромный тусклый шар блестящего зеленоватого металла - отель "Беллатрикс".
В своем полете он был не один - окружал его самый разный космический сор:
отжившие свое спутники, остатки кораблей, обломки допотопных ракет. Отелю
мусор этот не мешал. Он принадлежал к числу самых дорогих в мире отелей, и
его клиентами были люди, у которых, кроме тугого кошелька, имелся еще и
намек на оригинальность - качество довольно редкое среди вышеупомянутого
сорта людей. Эта псевдооригинальность не позволяла клиентам "Беллатрикса"
жить в земных отелях, будь они даже расположены в карстовых пещерах Сибири.
Земная орбита - вот и все, на что была способна фантазия этих людей.
  Дымчатое стекло иллюминатора предохраняло глаза клиентов от острого
отраженного света, исходящего от блистающих граней соседей "Беллатрикса",
- металлических обломков, с такой же степенностью плывущих рядом. Внутри
отель был донельзя комфортабелен, пышная отделка, дорогая мебель,
старинные гобелены на стенах как бы покрывали недостаток новейших
технических достижений: отель был построен давно и не покидал орбиты целых
полвека.
  Сейчас в "Беллатриксе" отдыхал Гастон Нерва - после трудов праведных и
нездорового климата Нептуна. Его номер не был верхом роскоши: золотистая
плитка пола, одна стена - сплошной зеленовато-коричневый иллюминатор, на
остальных - гобелены: гибель Лаокоона, взятие Трои, - очень мило. Особенно
нравилась Нерве гибель Лаокоона: "Ишь, как змеи-то его, а?" Мягкий свет
круглых плафонов - зеленоватый. Визор - отключен. Большой бар, предмет
отдохновения господина Нервы. Глубокое кожаное кресло - под старину. И
никаких модных нововведений, как, например, фантомы - колеблющиеся в
воздухе прозрачные прекрасные фигуры, навевающие сон.
  Один день походил на другой. Нерва знал, что дело движется по
намеченному плану, что он пока не нужен, поэтому со спокойной душой
методично опустошал одну за другой бутылки, стоящие в баре. Иных
удовольствий Нерва не знал. В последнее время ему нравились коктейли.
Сегодня с утра его бокал переменил уже несколько составов, отличающихся
как вкусом, так и ароматом, и Нерва пребывал в благодушно-хмельном
настроении, развалившись в глубоком кожаном кресле. Вялый ход его мыслей
прервал стук в дверь. Стук был громкий.
  - Ага! - сказал Нерва, медленно переключаясь на мысли о том, что вот,
стюарды какие стали нерасторопные, нужда в выпивке, а они где-то ходят и
ходят, и новых бутылей не несут, а выпивке в нужде, то есть нужда в
выпивке, и вообще, просто чтоб навестили - поговорить, а то уже сколько
сидишь здесь, даже поговорить не с кем, уж все такие занятые, хотя
визор-то отключен, сам и отключил, как поговоришь и с кем, главное, сиди,
отдыхай, пей, что еще делать-то... Стук повторился. Громкий стук. Гм!
Нерва нашарил под ручкой кресла кнопку и нажал. Дверь отворилась. Только
на пороге стоял не ожидаемый стюард, а темноволосая женщина в строгом
сером костюме, с бледным красивым лицом без малейших следов косметики.
  Зрение у Нервы было неплохое, но хмельной туман застил его взор. "К
примеру, зачем здесь эта женщина? - вновь заструились его мысли при виде
неожиданной визитерши. - Одна из девочек? Клиентка?.." Прежде чем Нерва
успел открыть рот, женщина переступила порог и затворила за собой дверь.
  - Если не ошибаюсь, Гастон Нерва, адвокат? - спросила она приятным, но
твердым голосом. Пока Нерва туговато-медленно соображал, что бы это
значило, всеподмечающий взгляд женщины скользнул по комнате, по
отключенному визору, коснулся столика с тремя бутылками, перешел на бокал
в руке Нервы и, наконец, поднялся к его лицу - глаза женщины оказались
голубыми и холодными. От ее взгляда с Нервы мигом слетело благодушное
настроение. Он тут же узнал женщину.
  - Что ж, я и так вижу, - произнесла женщина. - Меня зовут Кора
Адрианеску, я из Комитета по защите прав неграждан Федерации. Впрочем, я
думаю, что мне нет нужды представляться.
  Выражение лица Нервы не изменилось, но внутри он весь подобрался.
  - Я не понимаю... - пролепетал он, в то же время пытаясь отыскать выход
из создавшегося положения. Он знал и Комитет, и эту женщину, Кору, слывшую
самым неутомимым и твердым правозащитником, когда дело касалось неземлян.
Ее вмешательство означало, что Комитет что-то вызнал, и их делу грозит
огласка, даже хуже, суд и, может быть, кара. Комитет был очень влиятельной
организацией, имевшей своего представителя в Сенате, и легко мог свести на
нет всю их тщательно разработанную стратегию... О, Нерва знал Кору
Адрианеску! А она знала его.
  - Не прикидывайтесь, - жестко сказала она, садясь на стул возле столика.
Покосилась на бутыли. - Ни за что не поверю, что вот от этого вы пришли в
такое состояние.
  - Отдыхаю, - сказал Нерва. - Расслабляюсь, знаете ли...
  Она смерила его взглядом.
  - Вы наверняка рассчитывали, что Комитет не узнает про вашу гнусную
аферу. Ну так вот знайте: разведка у нас не хуже, чем в Государственном
Ведомстве. Выкладывайте.
  У Нервы не было больше необходимости скрываться под маской пьяного
простака. Он холодно взглянул на Кору и выпрямился.
  - Вы блефуете, госпожа Адрианеску, - сказал он. - Надеюсь, вы знаете, что
такое блеф и как страдает тот, кто блефует по-глупому?
  Кора натянуто рассмеялась.
  - Это вы зря. - Немного подумала. - Хорошо, начну я. Имена: Виллим
Оксеншерна, Готье Бюффон. На Нептуне, где были вы, - Навроцкий, Атуччи, де
Фортиньяр и этот зверь, Потный Соуза. В Стокгольме - Клингер.
  Нерва с внутренним волнением отметил, что она не назвала кардинала
Ибарру. Дела были не так уж плохи.
  - Кроме них, - продолжала Кора, - у вас нет ни одного союзника. Против
вас - Сенат во главе с Прокурором, Комитет и общественное мнение. Мы так
раздуем это дело в газетах, что ваш замысел лопнет, не успев воплотиться в
жизнь.
  - Да. Я вижу. Конец. Все. Все пропало. Зачем я согласился участвовать в
этом? Я же знал. Знал ведь. Господи!
  Кора побледнела.
  - Вы - сволочь, Нерва, - прошептала она вдруг проникновенно. - Не
ломайте комедию.
  - Нехорошо обзываться.
  - Вас не проймешь, да? Поймите, это ваш проигрыш. Неземляне нужны Земле.
Что было бы с человечеством, если бы не они? Мы пожрали бы самих себя, мы
завалили бы мир отходами заводов, мы уничтожили бы собственную планету. А
они заставили Сенат перенести заводы на далекие спутники, где сейчас
злобствуют рудничные магнаты, выудили нас из кровавой бездны гражданских
войн, а сейчас продолжают спасать Землю от экологического кризиса, бывшие
свалки преображая в леса и цветущие луга. Они искренне желают, чтобы наша
планета, один из немногих нетронутых уголков во Вселенной, дикий
прекрасный сад, стараниями ее детищ не превратилась в грязный отстойник! О
какой необходимости голосит партия Оксеншерны, насаждая среди людей ложь и
ксенофобию? Земля - землянам, правительство продалось нелюдям, планета
захвачена врагом, и уже строятся лагеря для ее населения, - вот их
лозунги. А в последнее время сюда еще хитро подмешиваются призывы к
религиозным распрям, мол, они стремятся уничтожить нашу веру! А они
реставрируют церкви и памятники старины, восстанавливают города! К чему же
тогда ваш реваншизм? К чему? Но знать вы должны одно: на Земле есть
просвещенные люди, кому дорога помощь братских разумных цивилизаций. И
люди эти победят, какие бы усилия ни прикладывались, чтобы достичь
обратного.
  - Вы прекрасно говорили, - пошлепал пухлыми ладошками Нерва -
поаплодировал. - Идея, оказывается, украшает женщину. Но, к сожалению, вы
уже опоздали, Кора. Мы, такие плохие, злые, опередили вас.
  В первый раз за всю беседу лицо Коры дрогнуло.
  - Что вы хотите этим сказать?
  - Не сегодня-завтра в Сенате правительству Прокурора Витале будет
объявлено вето.
  Кора откинулась на спинку стула. Ее лицо было спокойно.
  - Я не ожидала от вас признания, Гастон Нерва, - произнесла она. -
Оказалось, вы человек предсказуемый, а значит, глупее, чем я думала.
  Она поднялась, подошла к двери и раскрыла ее. В комнату вошли два
человека в форме Государственного Ведомства.
  - Я уполномочена арестовать вас, - сказала Кора, с явным удовольствием
наблюдая, как защелкнулись наручники. - Сегодня будет арестован и Клингер.
Вас, мелкую сошку, - сначала, остальных - потом. Основание - соглашение с
правительствами Галагоссы и Пильна.
  - Хе, хе, - сказал Нерва. - Покер, госпожа Адрианеску, игра не для
слабонервных. Здесь надо иметь крепкие нервы, Кора, чтобы суметь не выдать
себя, не показать преждевременно, что ты выиграл.
  - Не понимаю.
  - Хе... Вы и не поймете. Ладно, ведите... Подождите!
  Он быстро схватил обеими скованными руками бокал и единым глотком допил
его содержимое. Потом повернулся к конвоирам.
  - Извиняюсь, - сказал он развязно.
  Рим. Адвокаты
  Тогда в отеле "Беллатрикс" не блефовали ни Нерва, ни Кора Адрианеску.
Нерва грешным делом было подумал, что у Коры есть какие-то нераскрытые
козыри. Но нет, оказалось, что ее козыри были ему известны. Просто его
обманула страстная честность Коры.
  Как и следовало ожидать, его освободили сразу же по прилете на Землю. Его
арест прошел незамеченным для мира, ибо весь мир в то время был захвачен
неожиданным и диким сообщением: Сенат вынес вето правительству Прокурора
Эльзы Витале. Несмотря на это, Кора попыталась арестовать и Клингера,
встречавшего их в порту, дабы освободить Нерву. Но тот, не дрогнув ни
единым мускулом, сообщил, что госпожа Адрианеску, равно как и Комитет, в
"междуправительственное" время лишается по закону всех прав и полномочий.
Поэтому потрудитесь, госпожа Адрианеску, освободить Гастона Нерву,
достойного сына своей планеты, и предоставить ему полную свободу.
  Прокурором был избран Виллим Оксеншерна. На Землю тотчас же прибыл
адмирал Севон де Фортиньяр. В своем заявлении для печати он подчеркнул
загадочно, что все готово и все уже ждут, а он только старается не
пропустить некие давно ожидаемые события, чтобы с радостью участвовать в
них.
  Клингер и Нерва встретились на площади святого Петра. С утра огромные
толпы народа собрались здесь, чтобы увидеть белый или черный дымок над
трубой здания, где собрался конклав, - там избирали нового папу взамен
недавно умершего Бенедикта XVII. Напряжение быстро росло, толпа
волновалась, глухо гудела. Поминались имена возможных претендентов.
Заключались сделки и пари.
  Наконец над трубой возник и заклубился белый дымок. Толпа радостно
заволновалась. Все взгляды устремились на лепной балкон папского дворца. А
на нем появился кардинал Мирон Ибарра. Вокруг Нервы и Клингера
оглушительно завопили, слышались возгласы славословия и радости. Они
смотрели на нового папу. Он стоял спокойный, улыбающийся, благословляя
толпу, и по ней прокатилось:
  - Ибарра! Монсеньор Ибарра! Юлий IV!
  Они переглянулись. Для них эти слова заключали особый, только им
понятный смысл.
  Потом они сидели в каком-то кафе, провонявшем жареной рыбой, оливковым
маслом и той нестерпимой кислятиной, которую официант, кудрявый мальчишка
в белом переднике, закатывая глаза, называл "великолепными вином, сеньоры,
вы только попробуйте, и - Божья матерь свидетельница - будете постоянно
посещать наш ресторан". Но им было безразлично, что пить. Главное -
выпить. За здоровье папы. За здоровье Прокурора. За их собственное
здоровье. Они пили.
  На следующий день они узнали, что указом Сената прекращена деятельность
Комитета по защите прав неграждан Федерации, некоторые члены Комитета, в
том числе Кора Адрианеску, арестованы. Нерва прыгал по гостиничному номеру
и вопил радостно, как дикарь. Клингер сдержанно улыбался.
  И, наконец, вечером того же дня по всем средствам массовой информации
прогремело, повергнувшее кого в ужас, кого в изумление, граничащее с
помрачением рассудка: на собственность неземлян, независимо от ее
характера, наложен государственный секвестр.
  Адвокаты срочно вылетели в Реймс, где заседал Сенат.
  Глазго. Они
  Важные сенаторы-секвесторы Юлиус Клингер и Гастон Нерва стояли в
космопорту Глазго, наблюдая за отбытием кораблей с неземлянами на их
родину. Огромное здание было переполнено. Среди шипящей, щелкающей,
извивающейся, скачущей, передвигающейся на ногах-ходулях, свистящей массы
выделялись два типа: большие мохнатые шары, с шумом и сопением
пробирающиеся сквозь мельтешащую толпу, - галагоссиане, и хвостатые,
похожие на морских коньков жители Пильна. С непостижимой быстротой садились
они на корабли, двигаясь легко и свободно, исчезали. По ним не было видно,
разочарованы ли они или рассержены, вообще было не понять, какова их
реакция на указ Сената. Неземляне улетали.
  После закона о секвестре Прокурор Оксеншерна выступил с речью в Сенате,
в ходе которой потребовал выслать "недостойных представителей
негуманоидных рас, которые нарушают законы гостеприимства и кощунствуют
над святынями". К последнему относилась перестройка собора святого Патрика
в Дублине, того самого, деканом которого был Свифт, в целях его
реставрации, - собор грозил совсем обвалиться. Церковь не захотела видеть
в этом благо и поднялась на дыбы. Папа Юлий выпустил энциклику "Contra
hostium insidias"1, в которой яростно обрушивался на язычников холодных
миров космоса, подрубающих устои христианской веры. Трое галагоссиан,
следящие за работами, были растерзаны свирепой толпой. Пронеслись слухи,
что адмирал Фортиньяр пушками выбивает упорствующих неземлян из их
владений, а титановый король Хайме Соуза лично приказал расправляться с
инженерами-неземлянами на своих рудниках.
  После этого началась миграция неземлян к себе на родину. Власти не смогли
(или не захотели) остановить в некоторых местах расправу разбушевавшихся
толп, берущихся неизвестно откуда, над неземлянами, и много их погибло.
Миграция пошла интенсивнее: теперь улетали сотнями.
  Секвесторы молчали. Проводили глазами еще два взлетевших корабля. И
только после этого Нерва спросил с отсутствующим видом:
  - Война?
  Клингер ответил после долгой паузы:
  - Они не станут воевать. Они просто улетают.
  - На Нептуне давно стоят военные крейсера: Фортиньяр готов к обороне
против предполагаемых захватчиков.
  Клингер принялся грызть ногти.
  - Они не станут воевать, - произнес он.
  В глубоком космосе, где только свет звезд тонкими нитями, где тяжелые
вздохи Вселенной не заглушены и слышны, отзываясь в душе скорбным плачем,
растянулись в длинную цепь корабли покидающих Землю. Навсегда оставляя ее,
они глядели на уменьшающийся шарик, который на время приютил их, путников,
и вспоминали, как гостеприимна эта планета, как весела и красива, и не
было там страстей, и судорог уродливых душ не было, и смерти не было там.
  1 "Против вражеских козней" (лат.)
--------------------------------------------------------------------
Данное художественное  произведение  распространяется  в электронной
форме с ведома и согласия владельца авторских прав на некоммерческой
основе при условии сохранения  целостности  и  неизменности  текста,
включая  сохранение  настоящего   уведомления.   Любое  коммерческое
использование  настоящего  текста  без  ведома  и  прямого  согласия
владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 13.03.2003 15:03