А.ВОЛКОВ
А.НОВИКОВ
ЭПИЛОГ
1. УТРО В ГОРОДЕ. МАГАЗИН
Очередь все росла и росла, и ее жирный извивающийся хвост, казалось,
уходил в бесконечность, не оставляя подходящим никаких шансов. Стоящие или
сидящие на чем придется люди заполнили весь тротуар, и не удержавшись на
нем, стали понемногу захватывать мостовую, благо что за последний
месяц-полтора автомобиль на улице превратился в столь же большую редкость,
как и лошадь с телегой. Обшарпанные фасады домов безучастно взирали на
людскую толчею бледными пятнами отвалившейся штукатурки.
Николай очередной раз обернулся назад и возблагодарил судьбу за то,
что поднялся сегодня пораньше и теперь стоял не в середине, а почти в
голове очереди, за каких-то три-четыре сотни от заветных дверей. От
постепенно входящего в силу солнца начала побаливать голова, но тень, как
назло, расположилась на противоположной стороне улицы, и была ему
недоступнее, чем Гавайские острова. Не мешало бы снять надетую на случай
дождя куртку, короткую и легкую, так, кусок материи без подкладки, но это
значило бы занять руку, а они вскоре наверняка понадобятся. Приходилось
терпеть, утешая себя, что это не самое худшее. Гораздо хуже было то, что
снова захотелось закурить. Но сигарет не было. Давно уже не было. Но
привычка осталась, а противопоставить ей что-нибудь из старого конфетного
арсенала было тоже нечего.
Где-то вдалеке зашумел мотор, и очередь сразу заволновалась. Сидевшие
встали, стоящие напряглись, словно готовясь к бою. Николай не составил
исключения. Рука автоматически прошлась по нагрудным карманам, проверяя,
на месте ли талоны и деньги. Вроде порядок. Николай повернулся на звук и
случайно встретился взглядом со стоящей человек на пятнадцать позади
девушкой. Глаза у нее были чистые, голубые, на лоб беспомощно падала
прядка светлых волос, и сердце Николая невольно дрогнуло. Девушка первая
отвела глаза и тоже обернулась назад, откуда должна была появиться
долгожданная машина.
Николай вздохнул. Нет, после ухода жены у него были женщины. Кто
приходил на вечер, кто оставался до утра. Но все это было для тела, душа
же его, молодого мужчины, лишь немного не дотянувшего до тридцати,
оставалась неудовлетворенной, словно желала вернуть наивную юность с ее
прогулками под луной, нежными взглядами, необдуманными клятвами и робкими
поцелуями. И вот вдруг повеяло чем-то родным, щемящим, и на краткий миг
позабылась и очередь с ее проблемами, и даже гул мотора...
Дурак, она же почти девчонка! Николай встряхнулся, с силой сжал
кулаки и вернулся к действительности.
Вокруг снова заволновалась толпа, голоса людей слились в мерный гул,
в котором потонул шум мотора проехавшей мимо машины.
Общее разочарование ненадолго объединило людей. Кто-то неподалеку
мрачно выругался, кто-то в сердцах плюнул. Но делать было нечего. Кто-то
опять сел, кто-то, в полном согласии с темпераментом и физическими
возстями, остался стоять. Николай еще раз обернулся, но девушку уже
заслонила массивная тетка, а сделать шаг в сторону и посмотреть мимо нее
Николай не рискнул. Что толку тешить себя иллюзиями. В реальности есть
лишь очередь, легкая головная боль, да нестерпимое желание закурить.
Стоп! Как же он мог забыть! Полгода назад, когда еще было
купить (купить, а не достать!) спиртное, пили они с Серегой, старым другом
детства, а теперь армейским капитаном. И в самый разгар действа, когда уже
все плыло перед глазами и заплетались языки, Серега достал из дипломата
нераспечатанную пачку "Примы" и со словами: "А это тебе подарок на самый
черный день" ловко забросил ее на шкаф. Николай, когда у него в очередной
раз кончились сигареты, все-таки не удержался, и не уверенный, наяву это
было или померещилось, подставил стул и долго шарил по пыли руками, но
ничего не нашел.
Но ведь пачка могла запросто завалиться между шкафом и стеной!
И теперь Николай вдруг твердо уверился, что все было на самом деле, и
заскочивший на пару дней в родной город старый друг действительно совершил
этот воистину королевский по нынешним временам поступок. Домой бы,
проверить, и если повезет, блаженно развалиться на диване с сигареткой...
Николай нерешительно затоптался на месте. Проблеск надежды раздул
желание курить до безумия, но рассудок протестовал, защищая место в
очереди. Схватка шла с переменным успехом, но тут до его ушей донесся
заветный шум мотора.
На этот раз ожидание оказалось ненапрасным. Фургон важно выкатил
из-за угла, и отчаянно сигналя, начал прокладывать дорогу к магазину.
Толпа заволновалась, сразу став толще. Николая сдавило с боков и
стало потихоньку подталкивать вперед.
Как и всю прошлую неделю, ящики с хлебом стали ставить прямо у стены,
не занося в магазин, благо обитый жестью прилавок стоял здесь давно, еще с
тех времен, когда продавали мороженое и конфеты. Трое продавцов уже заняли
свои места. По бокам привычно встали двое милиционеров, поигрывая
дубинками и словно намекая на участь тех, кто попытается завладеть
драгоценной буханкой, не отдав за нее талон и деньги. Но задние-то дубинок
не видели!
Автофургон отъехал, и тут вдоль очереди пронесся весьма
правдоподобный слух, что всем не хватит, а привоза сегодня больше не
будет.
Толпа сдвинулась, передних невольно притиснуло к прилавку, кто-то
сдавленно закричал, на кого-то опустилась дубинка.
И тут толпу прорвало.
Люди были голодны, но пока еще не тем голодом, что отнимает последние
силы и валит с ног от порыва ветра. Эта стадия еще не наступила, и
голодная злость длительного недоедания, смешанная с элементарным чувством
самосохранения, превратила толпу в ревущее стадо, в котором каждый был за
себя.
Лица продавцов исказились от ужаса, один из милиционеров, продолжая
молотить дубинкой, вырвал из кобуры пистолет, выстрелил в упор, но второго
выстрела уже не было...
Неожиданно для себя Николай оказался рядом с разбросанными ящиками,
окруженными дерущимися, насколько позволяла теснота, людьми. Ноги
зацепились на неподвижное тело в сером, и напор толпы швырнул его вперед.
Он успел выбросить вперед руки и смягчить удар, инстинктивно ухватился за
что-то горячее и мягкое, и тут на него сверху рухнул кто-то еще. Николай
из всех сил дернулся, высвободился, каким-то чудом приподнялся на
четвереньки и ухитрился встать, все еще сжимая в каждой руке по буханке
свежего черного хлеба.
Кто-то, дернув сзади, разодрал ему куртку, какая-то женщина с
перекошенным лицом огрела его по голове зонтиком, чей-то локоть заехал ему
сбоку в ухо, но Николай, работая локтями, упорно двигался наружу.
Он никогда не задумывался, что такое ад. Но сейчас, протискиваясь
сквозь толпу с разбитым носом и синяками на ребрах под разорванной
курткой, он понял, что это такое. Однако движение толпы подобно течению
реки - и тут, и там есть свои стремнины, тихие заводи и водовороты, и один
из таких водоворотов буквально вышвырнул Николая из схватки. Не успев
отдышаться, он инстинктивно выхватил из кармана тряпичную сумку и сунул в
нее обе буханки. Но кое-кто успел это заметить, и от общей толчеи
отделилось трое. Николай стремительно рванулся за угол, но вновь
споткнулся и упал. Он тут же вскочил на ноги.
Рядом валялся невесть как попавший сюда железный прут, ржавый, но
достаточно тяжелый для любого черепа.
- Убью! - рявкнул Николай, замахиваясь прутом.
Нападавшие, мужчина и две женщины, все пожилые, нерешительно застыли.
Николай сделал страшное лицо и шагнул навстречу.
Одна из женщин взвизгнула и бросилась за угол. Мужчина потоптался и
отступил на несколько шагов, с тоской глядя на сумку в левой руке Николая.
Тот стал отступать, не опуская прута.
И тут, пока еще далеко, но быстро приближаясь, послышался характерный
вой милицейских сирен.
Толпа возле магазина, оставляя на тротуаре неподвижные тела,
бросилась врассыпную. Ужас перед содеянным гнал людей прочь. Николай тоже
отбросил ненужный теперь прут и побежал, пока путь к дому был еще не
перекрыт. Впереди него не очень умело бежала невысокая девушка в голубом,
разорванном на спине платье. Разметавшиеся светлые волосы подрагивали на
каждом шагу.
Вой сирен замер у магазина, и Николай непроизвольно помчался во весь
дух. Его дом был совсем рядом, главное - пробежать оставшиеся до угла
тридцать-сорок метров, а там - поворот, средний подъезд, второй этаж...
Николай легко настиг бежавшую впереди девушку и машинально скосил
глаза на ее лицо.
Это была она, та самая, что стояла в очереди позади него, и
поддавшись невольному порыву, Николай схватил ее за руку и дернул в
сторону заветного подъезда.
Девушка удивленно замедлила бег, но тут за углом беспорядочно
захлопали выстрелы, мешаясь с гулким на безлюдных улицах эхом, и она,
вздрогнув, побежала рядом с Николаем. Раздумывать было некогда.
2. ПОЛДЕНЬ. КВАРТИРА
Николай почти протолкнул девушку в дверь, проскочил в квартиру сам и
привычно запер замок на два оборота.
Ну, вот и все. Они стояли в прихожей рядом, Николай в разодранной
куртке, с испачканными коленями и все еще немного кровоточащим носом, и
дрожащая, тяжело дышащая девушка в порванном платье. Николай только теперь
смог приглядеться к ней повнимательнее.
Невысокая, стройная, с бледноватой, как у многих блондинок кожей.
Испугана, но старается этого не показывать. И совсем еще молодая - лет
восемнадцать, от силы девятнадцать.
- Извините, если что не так, - немного отдышавшись, прервал
затянувшееся молчание Николай. - Здесь все-таки безопаснее, чем на улице.
Вы на меня не обиделись?
Девушка покачала головой, не сводя с него широко распахнутых глаз, и
вздохнула.
- Да вы проходите, - Николай открыл дверь в гостиную и пропустил ее
вперед.
Девушка скользнула мимо него все так же молча. Квартира была не
новой, еще хрущевской постройки, с совмещенными удобствами и недорогой
мебелью, купленной лет двадцать назад. Вдоль дальней стены между окном и
дверью в спальню застыла стандартная секция из трех частей, отчего-то
называемая в обиходе "стенкой", у ближней стены - диван, посередине стол
со стульями, и у стены возле двери шкаф - вот и все убранство, если не
считать старого потертого ковра на полу.
- Садитесь, - Николай показал на диван. Девушка опустилась на него
послушно и устало.
На улице еще изредка слышались выстрелы, где-то выли сирены, но
Николай уже воспринимал это как некий абстрактный шум.
- Подождите, я сейчас.
Он прошел на кухню, поставил на табуретку драгоценный мешок с хлебом
и открыл кран. Вода пошла на удивление сильной струей и даже почти без
ржавчины. Он немного выждал, наполнил до половины чайник и поставил его на
плиту. Потом доверху залил свежей водой эмалированное ведро и для
спокойствия наполнил и две трехлитровые банки.
Газа не было уже четвертый день, но плита уже года два как была
переделана так, чтобы при случае подключиться к газовому баллону. Спасибо
отцу, он перед отъездом достал где-то почти полный баллон, спички тоже
пока были, так что скоро будет напоить неожиданную гостью горячим
чаем.
Он скинул куртку, отряхнул колени и наскоро умылся, потом заглянул в
шкафчик и в холодильник. Так, полторы пачки макарон, две банки рыбных
тефтелей да затерявшийся в морозилке маленький пожелтевший уже кусочек
сала. Честно говоря, небогато. Правда, в секции есть еще неприкосновенная
бутылка водки и бутылка вина, но это уже из другой области. Значит,
консервы.
Николай проворно вскрыл банку, вывалил содержимое в тарелку, в другую
положил несколько ломтей хлеба, прихватил вилки и понес все это в
гостиную.
- Вот, - он поставил еду на стол, немного подумал и извлек из секции
еще две тарелки. - Скоро будет чай.
- Ой, что вы... - Ему даже показалось, что она испугалась. - Не надо.
Я просто посижу немного, пока все успокоится, и пойду.
- Нет, без чая я вас все равно не отпущу, - возразил Николай. -
Мыслимое ли дело, с самого утра столько часов простоять без маковой
росинки. Да после этого мамонта съешь, не то что консервы.
Девушка пристально посмотрела на него, и на ее лице отразилась
внутренняя борьба. Потом она отвела взгляд и вздохнула.
- Хорошо. Скажите, а ниток у вас нет?
- Ниток? - не сразу понял Николай и спохватился. - Ах, да. Сейчас
посмотрю. Где-то должны быть. - Он порылся в секции и извлек коробку с
катушками. - Вот.
- Спасибо, - девушка стала перебирать полупустые катушки в поисках
нужного цвета. - Извините, вы не могли бы отвернуться?
- Я лучше выйду, - с готовностью предложил Николай. - Когда
закончите, позовите.
Он вернулся на кухню, щедро сыпанул в заварочный чайник чаю, залил
подоспевшим кипятком и накрыл чайник полотенцем. Делать пока было нечего,
ему снова вспомнилось о сигаретах, но шкаф стоял в гостиной, и
волей-неволей с этим придется обождать. Как-то незаметно, когда отпустило
напряжение, стали саднить царапины и ушибы. К счастью, ничего серьезного
не было, разве что не мешало бы залить их одеколоном, но и тот,
разумеется, не на кухне. Чем же заняться?
Николай снял куртку, осмотрел ее и невольно вздохнул. Да, крепко ей
досталось... Он бросил куртку на табуретку, переложил хлеб в
полиэтиленовый мешок и, порывшись по карманам, достал и пересчитал
оставшуюся наличность.
Тридцать шесть рублей. Прямо скажем, негусто. Правда, есть еще
обручальное кольцо, последняя память о неудавшемся браке. будет
попробовать обменять его на продукты. А дальше что? Родителям хорошо, они
сейчас в деревне у бабки. Уговаривали и его ехать с ним, тем более что
завод все равно давно уже стоит, а когда заработает - неизвестно. Но он,
дурак, тогда заартачился. Никуда мол, не поеду, нам сказали, что вызвать
могут в любой день. Сиди теперь тут... И захочешь, так все равно не
уедешь. Поезда не ходят, автобусы - и подавно...
- Можете идти, - отвлек его от размышлений голос Марины.
Николай захватил оба чайника и вышел в гостиную. Девушка сидела на
диване и при его появлении попыталась встать, но Николай махнул рукой.
- Сидите, я сам. - Он выставил на стол сахарницу (слава богу, хоть
сахар пока есть) и чашки и указал на стол. - Прошу.
- Спасибо. - Девушка перебралась на стул, нерешительно помолчала,
робко взяла вилку и спросила. - А как вас зовут?
- Николай. А вас?
- Марина.
Пока пили чай, Николай узнал о ней почти все. Восемнадцать лет,
студентка, перешла на второй курс, живет в общежитии, задержалась после
экзаменов, а тут началось... В комнате осталась одна, денег почти нет, да
и в любом случае достать за них ничего невоз. Есть тоже нечего,
хотела хоть талоны на хлеб отоварить, да и то не вышло...
Николай слушал и невольно мрачнел. Перед ним открывалась бездна, по
сравнению с которой его ситуацию было назвать верхом благополучия.
Что ни делай - падения в нее не миновать. Марина уловила его настроение и
грустно улыбнулась.
- Вы только не думайте, я как-нибудь выкручусь. Должно же все это
кончиться. Через неделю, ну, через две...
Вместо ответа Николай поднялся и направился к шкафу. Шкаф был
тяжелый, но злость на эту собачью жизнь, на невезучую страну, в которой
его угораздило родиться, придала ему сил, и угол шкафа отошел от стенки.
Сам шкаф заскрипел, протестуя против подобного неделикатного обращения, но
Николай уже заглянул в образовавшуюся щель и - о, чудо! - увидел там
заветную красную пачку. Он вытянул руку, ухватил пачку дрожащими от
нетерпения пальцами, быстро вытянул сигарету и сунул ее в рот.
- Не возражаете? - Николаю не хотелось оставлять девушку даже на
минуту. - Я открою балкон.
- Конечно, - улыбнулась Марина. - А мне ?
- Вы курите? - удивленно спросил он и протянул ей пачку.
- Курила. Только теперь все равно сигарет нет. Хорошо, что у вас
осталось. Все полегче будет.
Николай кивнул, соглашаясь, и когда они закурили, с непривычки ощущая
легкое, но приятное головокружение, предложил:
- Давайте на "ты". И вообще... пока этот бардак не кончится,
перебирайтесь лучше ко мне. Не куковать же вам одной в общаге. Вы только
не подумайте чего... Я буду здесь, вы - в спальне. Ну, как, идет?
Марина на мгновение изменилась в лице, затянулась и вздохнула.
- Идет.
3. ТОТ ЖЕ ДЕНЬ. РЫНОК
Он проводил Марину до общежития, договорился зайти за ней через два
часа, и почти бегом двинулся к Центральному рынку. Путь был неблизкий,
через добрую половину города, но это его не пугало. Город выглядел почти
как всегда. Все так же сновали люди, вокруг стояли знакомые с детства
дома, а с торца одного из них все еще свисал ободранный снизу до половины
(выше, наверное, не дотянулись) лозунг, до которого никому уже теперь не
было дела. Главное отличие было в другом - за всю дорогу Николай увидел
только одну машину, милицейский полубронированный "джип" с толстыми,
пуленепробиваемыми стеклами, медленно кативший по середине улицы. Все
четверо сидевших внутри были в бронежилетах и касках, а у двоих на заднем
сиденье между колен были зажаты стволы коротких десантных "калашниковых" с
коротким раструбом на конце. На машину почти никто не обращал внимания, и
лишь немногие, шагавшие по мостовой, уступали ей дорогу и прижимались к
краю тротуара. Большинство же пешеходов по привычке ходило по ним и
сейчас.
Возле горисполкома, на крыше которого все так же трепыхался на ветру
флаг, уже привычно стояли два бронетранспортера. Вооруженные солдаты
лениво разглядывали прохожих. А в остальном - город как город. Пустые
магазины, бесконечные, стоящие на авось и неизвестно за чем очереди. Для
будничного дня народу было многовато, впрочем, почти все предприятия в
городе стоят. Сырья нет, комплектующих нет... да и вообще ни черта нет.
Ну, вот и рынок. Народу и здесь было много. Кто пришел в надежде
что-нибудь купить, кто - продать или обменять на еду. Николай еще не успел
как следует углубиться в толпу между рядами, как к нему уже начали
подходить то одетые "в фирму" парни, то сомнительного вида мужики, без
конца повторяя одни и те же вопросы:
- Что сдаешь?
- Надо что?
Связываться с ними не хотелось. Тут могли подсунуть вместо денег
"куклу", могли и просто накостылять и отобрать все, что менял, и медленно
шел дальше, покачивая головой в ответ на вопросы.
Он уже начал отчаиваться, когда ему неожиданно повезло - встретил
давнишнего знакомого, тот когда-то учился на класс младше, а теперь вовсю
фарцевал, и он согласился по старой памяти взять кольцо за тысячу и пачку
"Явы". Отошли в сторонку, пересчитали деньги и разошлись, довольные
результатом.
На остальное ушло от силы десять минут. Николай купил картошки, лука,
кусочек масла и даже немного мяса, отдав за это половину приобретенных
богатств, а в довершение прихватил еще и пять белых роз по рублю за штуку
- цветы сейчас практически никто не покупал. Потом направился к выходу.
Но выйти ему не удалось. По толпе внезапно прошло какое-то движение,
на лицах отразился испуг.
От выхода, отрезая единственный путь к спасению и разворачиваясь в
цепь, двигались десятка два здоровых парней в черных кожаных куртках.
Николай тоскливо обернулся, но со всех сторон рынок окружала
трехметровая каменная стена.
Кожаные двигались не спеша, на кого-то не обращая внимания, у кого-то
отбирали приглянувшееся, и эта неторопливость была страшнее любого
стремительного нападения.
Не сопротивлялся практически никто, но накачанные мускулы просились в
дело, и время от времени на некоторых обрушивались короткие жестокие
удары. Обидно было и то, что людей на рынке было во много раз больше, но
людей неорганизованных, не знавших друг друга, и оттого трусливых.
Николай, наверное, как и все, прикинул свои возсти к
сопротивлению и только вздохнул.
Он мог внезапным ударом сбить с ног одного, если повезет - двух, но
долго поединка не выдержать - навалятся остальные и забьют прямо на глазах
у всех. И никто ему не поможет. Куда лезть, если даже милиция от них
держится подальше?
А бежать... Может, сразу и не догонят, но в воротах стоят четверо
кожаных, а от них уже не уйдешь.
Николай вздохнул. Он понимал, что это трусость, что лучше умереть
стоя, но умирать ему вовсе не хотелось.
Кожаные приближались. Один из них, высокий, со шрамом на левой щеке и
слегка кривым носом, заглянул в сумку покорного фарцовщика, достал
несколько пачек сигарет, потом так же деловито обыскал самого владельца
сумки и взял пачку денег.
Зато следующему повезло. Высокий прошествовал мимо, не обратив на
него внимания.
Он пропустил еще одного, остановился у стоящего рядом и неожиданно
ударил его в живот.
Парень согнулся, и высокий тут же ударил его кулаком снизу, разбив в
кровь лицо, потом добавил ногой, посмотрел на упавшего и шагнул к Николаю.
Николай ощутил неприятный, лишающий сил холодок и напрягся, ожидая
удара.
- Хм, цветочки. - Высокий скривил лицо в подобие улыбки. - Это что-то
новенькое. Давненько не видел.
Сердце оборвалось. Сейчас ударит. Или прежде все отнимет...
- Любовь... - протянул высокий и хмыкнул. - А без цветочков, значит,
не можешь?
- Могу, - ответил Николай, пытаясь не выдать свои чувства
интонациями. - Но иногда просто хочется порадовать. Ведь приятно, когда
дарят цветы.
- Эстет, - обронил кожаный и на секунду задумался. Потом огляделся и
кивнул какой-то девушке в розовом платье на тесемочках. - Иди сюда.
Та испуганно посмотрела по сторонам, словно надеясь, что это не к
ней, но встретилась с высоким взглядом и нерешительно шагнула вперед.
- Ты, конечно, парень верный, - продолжил высокий и задумчиво
предложил: - А другую попробовать не хочешь? Посмотри, какую предлагаю.
Глазки, носик, губки - мечта, а не женщина. А волосы какие. - Он запустил
руку в густые каштановые волосы девушки словно продавец, расхваливающий
товар. - Забирай. Или завернуть?
Николай промолчал, слегка отрицательно покачал головой и посмотрел
высокому прямо в глаза.
- Не хочешь? - удивился тот. Подошли еще несколько ухмыляющихся
кожаных. - Наверное, ты еще не все видел. Ну, так посмотри.
Он деловито оборвал тесемки и дернул платье вниз. Девушка даже не
попыталась прикрыться.
- Глянь, титьки-то какие! - высокий провел ладонью по груди. -
Потрогай, не бойся. Сделаешь ее тут же, не сходя с места - дам сто тысяч.
Откажешься - убью.
Он тут же вынул из кармана нож и нажал на кнопку. С щелчком выскочило
лезвие.
Николай посмотрел на побелевшую девушку, перевел взгляд на летнее
голубое небо, и, приготовившись отбивать удар, выдавил:
- Нет.
- Все равно не хочешь? - с удивленной ухмылкой развел руками высокий.
- Или не можешь? Черт с тобой, живи пока, - и под хохот дружков двинулся
дальше.
Еще не веря в удачу, Николай посмотрел ему вслед, потом, не
удержавшись, на девушку. Она уже успела присесть, быстро влезла в платье,
и, робко улыбнувшись невольным зрителям, мол, подумаешь, и не такое
бывает, исчезла в толпе.
4. ВЕЧЕР. КВАРТИРА
Марина опоздала на какие-то пять минут. За эти два часа она успела
подкраситься, переодеться - теперь на ней были белая блузка и черная юбка
с широким поясом, перетягивающим узкую талию - и собрать сумку на ремне и
чемодан. Неплохая точность для женщины. А как она обрадовалась, принимая
цветы, и глядя на нее, Николай позабыл обо всем - и о громилах, и о
собственном страхе и унижении.
Дошли без приключений. Марина поминутно нюхала розы и о радостно о
чем-то щебетала, Николай нес на плече ее сумку, в руках - свою сумку и
довольно легкий чемодан с ее одеждой. Дать ей что-нибудь понести он
поначалу наотрез отказался, заявив, что вовсе не тяжело, и теперь успел
пожалеть о своей опрометчивости. Путь был неблизкий, несколько раз
пришлось останавливаться и отдыхать.
Когда он выгружал дома из сумки продукты, Марина чуть не запрыгала от
радости и посмотрела на Николая, как на волшебника. Николай смутился и
велел ей разбирать вещи. Он освободил ей две полки в шкафу, благо, уезжая,
родители забрали большинство вещей с собой, а у него самого гардероб был
невелик - пока что-то в магазинах было, покупал мало, не хотелось тратить
деньги на всякое барахло, а когда пообносился, то новые коммерческие цены
оказались ему просто не по карману.
Потом с прилавков за несколько дней исчезло все и по любым ценам, и
пришлось оставаться с тем, что есть.
Марина возилась в комнате, разбирая и укладывая, а Николай тем
временем сноровисто чистил картошку, вновь твердо отказавшись от ее
помощи. Она управилась с делами раньше него, но Николай все равно
продолжил один, предоставив ей лишь присутствовать на кухне.
По нынешним временам ужин получился замечательный. Жареная с мясом и
луком картошка, чай с несколькими уцелевшими конфетами. Николай даже
вспомнил о содержимом бара, и ужин увенчался бокалом вина.
Летние ночи наступают поздно. Николай и Марина успели поужинать,
нагреть воды (горячей не было в городе уже несколько недель), помыть
посуду, поставить на газ самую большую кастрюлю для себя, и с чувством
исполненного долга подошли к окну покурить. На улице было еще довольно
светло. Из окна тянуло прохладой.
С приближением ночи Марина явно взволновалась, но погруженный с
собственные переживания Николай молча курил и ничего не замечал. Он вновь
вспоминал происшествие на рынке, подыскивал правильные слова, которой мог
бы сказать, прикидывал ненанесенные удары и их возможные последствия...
- Что это? - показала Марина на медленно ползущую по темнеющему небу
полоску черного дыма.
Словно ей в ответ неподалеку взревели сирены. По соседней улице
промчались две пожарные машины.
- Горит что-то, - негромко сказал Николай, пытаясь, насколько
воз, определить район пожара. - И хорошо горит.
С небольшим опозданием вслед за пожарными промчались два милицейских
"джипа", за ними - "скорая", а через пару минут со стороны пожара густо
захлопали пистолетные выстрелы вперемежку со злыми короткими автоматными
очередями. В воздухе сразу повеяло тревогой. Хуже всего была неизвестность
- мало ли кто может стрелять и что гореть - но узнать было не у кого. И
без того малолюдная вечерняя улица враз опустела. Город замер, напряженно
прислушиваясь.
Вскоре выстрелы прекратились. Повисла тишина, странная, пугающая.
Внезапно подряд хлопнуло три одиночных выстрела, их тут же заглушил
захлебывающийся перестук автоматов - и стихло.
- Давай лучше мыться и спать, - Николай первым оторвался от
созерцания столба дыма, подсвеченного снизу отблесками огня, и покосился
за закипающую воду. Марина боязливо улыбнулась в ответ. Николай взял
полотенце и отнес кастрюлю в ванную.
- Можешь идти. Я тебе там полотенце повесил. Большое, синее. - Он
вдруг почувствовал внезапно навалившуюся усталость, сказались последние
почти бессонные ночи, когда приходилось с рассветом вставать и занимать
место в очередях. И несмотря на проникающую с улицы тревогу ему сейчас
хотелось только одного - завалиться поспать часиков на двенадцать, позабыв
обо всем.
- Иди первый, - сказала Марина, отводя глаза в сторону. - Я потом.
- Я еще успею, - возразил Николай. - Иди ты.
- Иди, - повторила Марина. - Дай мне, пожалуйста, еще сигарету.
Курить почему-то очень хочется.
- Да бери, конечно, - он пододвинул к ней пачку и улыбнулся. - Ладно,
ты покури пока, я быстро.
Он действительно управился быстро, и с удовлетворением убедившись,
что кастрюля еще больше чем наполовину полна, вернулся на кухню.
- Ну, вот и все, - сказал он, проводя рукой по влажным волосам. -
Тихо на улице?
- Один раз постреляли, но немного. Так я пойду.
Николай проводил ее взглядом и пошел в комнаты. Он проворно и ловко
расстелил две постели, в спальне - для девушки, а на разложенном диване -
для себя, проверил, заперта ли дверь и напоследок выглянул в окно. Дым
рассеивался, то ли погасили, то ли уже сгорело, но на улице людей уже не
было. Не было и света в окнах, хотя уже совсем стемнело.
Ладно, спать, так спать. Николай принес с кухни пепельницу, поставил
ее на пол рядом с диваном, проворно разделся, забрался под одеяло и
закурил, неторопливо выпуская дым и думая о завтрашнем дне. Надо бы опять
встать завтра в очередь за хлебом, может привезут. А вообще лучше бы
смотаться из города и отправиться до лучших времен в деревню вслед за
родителями. Слишком уж от многих случайностей ты здесь зависишь, а кто
знает, сколько продлится этот "временный экономический кризис", как писали
месяца два назад в газетах, когда они еще выходили. Телевидение тоже давно
не работает, а батареек для транзистора он уже полгода достать не может.
Газа нет, хорошо хоть электричество дают, пусть и с перебоями, да воду
холодную. А если и это накроется? Ходили бы поезда...
Скрипнула дверь в ванной, щелкнул выключатель, и Николай машинально
посмотрел в сторону коридора. Марина показалась в дверях, одежду она
держала в руках, вокруг тела обмотано полотенце. Она подошла, вздохнула,
потом решительно положила одежду на стул.
- Подвинься.
Николай, не успев осмыслить ее просьбу, перебрался к стене. Марина
быстро сбросила полотенце и юркнула под одеяло.
- Ты чего? - опомнился Николай. - Я же тебе в спальне постелил.
Она смущенно уткнулась лицом в подушку, и тут он понял. Своего рода
плата за пищу и приют. Женская благодарность. Но благодарность - это не
любовь. Нет, такой благодарности он принимать не хотел. Ему было просто
хорошо что-то для нее делать, наконец, просто быть рядом, чувствуя
нарождающееся доверие. И платы за него он требовать не собирался.
- Эх, Маринка, - он осторожно дотронулся до ее волос и почувствовал,
как напряглось ее тело. - Какая же ты глупенькая! Ты же сама этого не
хочешь, так зачем?..
- Но ведь ты... - тихо проговорила она, повернулась на бок и
уткнулась ему в плечо.
- Перестань, - с нежностью произнес Николай. - Неужели ты решила, что
я ради этого?..
Марина не ответила, лишь прижалась сильнее, словно подтверждая его
слова.
- Марина... - он поперхнулся. - Малышка, ну как ты могла подумать?
Даже обидно, честное слово.
Внезапно он подумал, что было бы, окажись на его месте другой, и
ощутил острый укол ревности.
- Я тебе постелил в спальне, - повторил он, но голос прозвучал сухо,
и он виновато сменил тон. - Не сердись. Не хочу, чтобы мы потом вместе об
этом жалели. Лучше иди.
Девушка покорно встала, собрала вещи и пошла к двери, а Николай, не
отрываясь, смотрел ей вслед с немым восхищением. У самой двери она
обернулась и смущенно улыбнулась.
- Спокойной ночи, Коля.
- Спокойной ночи.
Дверь закрылась. Николай лег на спину, не зная, правильно он
поступил, или глупо. Но он ничуть не жалел о том, что сделал.
Он уже стал засыпать, когда где-то в отдалении послышался крик,
жуткий, не похожий на человеческий.
У него внутри все сжалось, но он все-таки вскочил и выглянул в окно.
Вопль оборвался столь же внезапно, как и начался, и в непроглядном мраке
за окном опять наступила тишина. Он постоял еще немного и вернулся на
диван. Едва он укрылся, за окном треснули подряд два выстрела. Николай
вздрогнул.
Скрипнула дверь, в проеме показался белеющий силуэт.
- Коля, ты спишь?
- Нет. - Он вздохнул и с невольной улыбкой добавил. - А это что за
привидение тут бродит?
- Мне страшно, Коля. - Девушка осторожно присела на краешек дивана. -
Очень страшно. Кто-то так кричал...
- Это далеко было. - Николай ободряюще провел рукой по ее спине,
прикрытой тканью рубашки. - Не бойся. Иди, спи.
- Не могу. Только начинаю засыпать - и сразу кажется, будто кто-то в
темноте крадется.
Откровенно говоря, Николаю тоже было не по себе, но признаться в этом
ей он не мог. - Ладно, - сказал он. - Ложись рядом. Да не бойся, не
полезу.
Марина не стала колебаться. Так они и заснули - уставшие, ищущие друг
у друга защиты, случайно сведенные судьбой люди, и по губам Николая долго
блуждала счастливая улыбка.
5. ПОЗДНО ВЕЧЕРОМ ЧЕРЕЗ ДЕНЬ. ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНАЯ СТАНЦИЯ
Фонари не горели. Все тонуло в зловещей темноте, и казалось, что из
нее вот-вот выскочат, набросятся, схватят, и поэтому они невольно
старались держаться поближе к угрюмым улицам. Родной когда-то город вдруг
изменился, стал зловещим и враждебным, словно они никогда не ходили по его
улицам и не играли в детстве в его дворах.
Все кончалось. К этому шло уже давно, но человеку свойственно
надеяться, и казалось, что все трудности временные, мало ли чего не
бывает. Появились талоны на продукты - временно, остановились предприятия
- временно, прекратились программы телевидения - временно... Но надежды
так и остались надеждами. И все же последними стали покидать город именно
они.
Сейчас ему даже не верилось, что лишь позавчера он впервые,
проснувшись, обнаружил на плече голову Марины, и ее почти детская
беззащитность невольно заставила Николая ощутить себя тем, кем его создала
природа - мужчиной, надеждой и опорой.
После завтрака Николай отправился в город на поиски продуктов, хотя
бы хлеба. Но даже его в магазины так и не привезли - хлебокомбинат встал
без муки. Промаявшись до полудня, он отправился на рынок, но и тот
встретил его пугающей пустотой, и лишь обрывки одежды и бурые пятна на
асфальте подсказали ему, что опустел он не по своей воле.
Впрочем, опустел не только он. Перед безлюдным зданием горисполкома
уже не стояли бронетранспортеры, и лишь на крыше безвольно висел в
неподвижном воздухе всеми забытый флаг.
Ближе к вечеру по городу прокатилась первая волна агонии. Толпы
голодных, злых людей сталкивались на улице, кое-кто уже начал грабить
квартиры в поисках хоть чего-нибудь съестного, готовый пусть даже ценой
чужой жизни хоть ненадолго продлить собственную. Квартиру Николая пока не
тронули, но с улицы доносилось такое, что они опять провели ночь вместе
пытаясь отыскать в тесных объятиях хотя бы иллюзию безопасности.
Утром отключилось электричество, а вместе с ним и холодильник.
Николай недолго подумав, сварил оставшееся мясо и закатал его в две
поллитровые банки.
К вечеру он вновь вышел на улицу в тщетной надежде добыть хоть
что-нибудь, но это было уже невоз. Повезло ему лишь в одном - он
снова встретил того школьного приятеля, которому недавно продал кольцо, и
тот уговорил его, когда стемнеет, попробовать пошарить на товарной
станции. К этому времени Николай твердо решил покинуть город, пусть даже
пешком, но подобное путешествие было немыслимо без хотя бы минимального
запаса продуктов, и он согласился. Договорились встретиться позднее
неподалеку от станции. Приятель одолжил ему баллончик с парализующим
газом, но Николай, поразмыслив, оставил его Марине.
И вот, наконец, станция.
Она была погружена во мрак, но их привыкшие к темноте глаза легко
различали забившие все пути вагоны. Людей не было видно или слышно, и они
двинулись вдоль бесконечных составов, положившись на чутье и интуицию.
Наконец они отыскали подходящий, как им показалось, вагон и
осторожно, стараясь поменьше шуметь, взломали запор и сдвинули в сторону
дверь. Вагон был забит картонными коробками, но их ждало горькое
разочарование - в них оказались никому уже не нужные детские куклы.
Выматерившись, они спрыгнули на землю.
Неожиданно неподалеку захрустел гравий под чьими-то ногами, и в
темном коридоре между составами на фоне еще не совсем погасшего неба
показалось пять или шесть силуэтов. Они шли к ним, молча, но не таясь.
- Бежим! - прошипел ему в ухо приятель, но Николай лишь дернул его за
рукав и остановил, показав в противоположную сторону. Такие же силуэты
приближались и оттуда, отрезая им путь к отступлению.
Приятель стремительно нырнул под вагон. Николай, не раздумывая,
бросился за ним. Он прополз под каким-то выступами и трубами, зацепился,
высвободился, вынырнул на другой стороне, и уже выпрямляясь, успел
заметить рядом с собой темный силуэт. В то же мгновение на его голову
обрушился удар.
Что-то холодное и мокрое привело его в чувство. Николай с трудом
разлепил глаза. Невыносимо болела голова.
- Очухался.
Николай собрался с силами и сел. Он находился в большом - потолок
терялся в темноте - кое-как освещенном свечами помещении, заставленном
всевозможными ящиками. Вокруг него полукругом стоял десяток плечистых
парней в черных кожаных куртках.
- Вставай.
Он с трудом поднялся, чувствуя свою унизительную беспомощность и
приготовился к самому худшему, желая лишь одного - не умолять, не
закричать...
- Ну, так что с этим козлом делать будем? - спросил один из парней. -
Может, культурненько подвесим у входа, чтобы другим неповадно было?
- Так он же есть хотел, - возразил другой. - Вот пусть и поест.
Отрежем ему руку, съест - отпустим, не съест - сам виноват.
Николай незаметно потрогал локтем карман, где лежал нож, но его там
уже не было.
Один из парней с ухмылкой подошел вплотную. Николай понял, что терять
ему уже нечего. Он собрался с силами и ударил. Кожаный тяжело рухнул на
бетонный пол, но остальные навалились, повисли на руках...
- А, старый знакомый! - откуда-то из темноты показался высокой, со
шрамом на лице. - За цветочками явился? Так они здесь не растут. Где вы
его заловили?
- Да здесь же, рядом. Вагон решили бомбануть, только другой, сука,
смылся.
- Нехорошо, - покачал головой высокий. - Вагончики-то
государственные. Ах, да, ты же у нас романтик - даме подарочек искал.
Отпустите его, все равно не убежит.
Лишившись опоры, Николай едва не упал, но все же удержался на ногах.
Сплюнув зуб, он осторожно осмотрелся. Хоть бы дубину какую, а еще лучше
прут, вроде того, у магазина...
Эх, Марина, что же ты без меня делать будешь в этом аду?..
- Знаешь, а я тебя, пожалуй отпущу, - неожиданно заявил высокий.
Парни возмущенно зашумели. - Цыц!
Высокий подошел к Николаю вплотную, дохнув водочным перегаром.
- Понимаешь, что-то я сегодня добрый, сам не знаю, почему. Наверное,
съел чего-нибудь. - Парни за его спиной хохотнули. - А может, тебя
понимаю. Эти-то не поймут, - мотнул он головой в сторону парней. - Ну, что
молчишь?
- Так ты же ничего не спрашиваешь, - отозвался Николай и сплюнул
наполнившую рот кровь.
- Не хами, - предупредил высокий. - А то передумаю и отдам ребятам.
Впрочем, ты с ними уже познакомился. Ну, и как они тебе?
- Десять на одного, - не удержавшись, буркнул Николай.
- А ты не дергайся. Надо будет - тебя любой из них и в одиночку
обработает. Хочешь попробовать?
Николай покачал головой. Ныла разбитая голова, заплывал левый глаз, в
груди при каждом вздохе вспыхивала боль.
- Ну, дело твое, - усмехнулся высокий. - А теперь слушая. Один раз я
тебя отпустил, второй раз тоже отпущу. Если попадешься в третий - сам
понимаешь... Дошло?
- Что тут не понять?
- А раз понял, иди сюда. - Высокий ухватил его за рукав и отвел в
сторону. Достал початую бутылку водки и грязный стакан, налил до краев. -
Пей.
Николай заколебался. Перед глазами снова встала Марина.
- Пей.
Николай взял протянутый стакан, выдохнул и залпом опрокинул в себя
содержимое. Кое-как отдышался.
- Спасибо.
Высокий посмотрел на него с нескрываемой насмешкой, потом извлек из
ближайшего ящика три банки мясных консервов.
- Держи. Дома закусишь. И помни - третий раз будет последним.
Выведите его отсюда к чертям собачьим.
6. ПОД УТРО. КВАРТИРА
Когда он, перебегая от подворотни к подворотне, добрался наконец до
дома, уже начало светать. Звонить он не стал, нашарил в кармане связку
ключей, ткнул в замок. Внутри послышались осторожные шаги.
- Марина, это я, - сказал он на всякий случай. Мало ли кто может
возиться у двери.
- Коля! - повисла на нем Марина. - Вернулся! Дорогой мой, родненький!
Вернулся!
Николай прижал ее к себе, все еще не веря, что стоит у себя дома.
Засунутые под куртку банки с консервами сдавили ребра, но он стоял,
превозмогая боль, не в силах оторвать от себя Марину.
- Вернулся, - хрипло прошептал он и уткнулся лицом в ее волосы. -
Разве я мог не вернуться?
Марина обессиленно всхлипнула и неожиданно обхватила его лицо
ладонями и поцеловала. Сколько они так простояли, никто из них не смог бы
сказать.
- Коля...
- А ты знаешь, я почти ничего не принес, - не к месту признался
Николай.
- Главное, сам пришел, - с нежностью возразила Марина, снова
прижимаясь к нему. - Коля... ой, да что же мы здесь стоим. Ты же есть
хочешь. Подожди, я быстро.
Она побежала на кухню. Николай вздохнул, выложил на столик в прихожей
банки с консервами, повесил куртку, прошел в ванную, кое-как умылся,
вытерся и вышел.
- Ой! - Марина только сейчас, при свете, разглядела его лицо. - Кто
это тебя так?
- Да не все ли равно, - отмахнулся Николай, усаживаясь за стол.
- Давай я тебе одеколоном протру.
- Сядь, - попросил он. - Поешь.
- Я уже ела, - торопливо ответила Марина. - Правда, ела.
- Ну, тогда и я не буду. - Николай демонстративно встал и стал
расстегивать рубашку. - Завалюсь сейчас...
Угроза подействовала. Поели вместе.
- Знаешь, из города надо уходить, - сказал позднее Николай, жадно
затягиваясь сигаретой. - Ничего хорошего нас тут уже не ждет. Дальше будет
еще хуже. Гораздо хуже. Так что надо уходить. Все равно куда, но уходить.
Пойдешь со мной?
- Пойду. - Марина подняла на него широко распахнутые, немного
испуганные глаза. - Конечно, пойду. Ты ведь меня не... оставишь?
- Тебя? Оставить тебя? Да как ты могла такое подумать? - Николай
вскочил и прижал ее к себе, ощущая накатившую волну нежности. От волнения
он несколько секунд не смог говорить. - Ты... ты такая... я жить без тебя
не могу... я... я люблю тебя, Марина. И пока я жив... Извини, мне не нужно
было тебе этого говорить, - резко опомнился он и разжал руки. - Прости,
вырвалось. Но клянусь, все, что я тебе сказал - правда. Прости.
- Глупенький, за разве за такое просят прощения, - нежно пробормотала
Марина. Их губы встретились.
И наступило забытье...
7. НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО. ИСХОД
Город умирал. Лишенный продуктов, энергии, а теперь и воды, он
превратился в скопище пустеющих домов. Всякая власть исчезла, словно ее и
не было, и по улицам, не таясь, бродили банды мародеров. Они нагло
вламывались в квартиры, забирали все, что хотели забрать, по инерции
надеясь, что еще наступят времена, когда награбленное будет сбыть и
славно гульнуть.
Впрочем, гулять они начали прямо сейчас, опьяненные безнаказанностью.
В домах и на улицах оставались безмолвные тела тех, кто пытался защитить
свое или чье-то достоинство. Дома вспыхивали по всему городу, и тушить
пожары было уже некому.
Они вышли, едва начало светать. Проблески зари были почти незаметны в
отсветах пожаров. Николай и Марина старались идти быстро, насколько
позволяли рюкзак и сумка, но удавалось им это не всегда - время от времени
приходилось бросаться в сторону, завидев людей, иногда путь преграждали
пожары, и приходилось идти в обход, теряя драгоценное время. Утешало их
лишь одно - большинство мародеров уже успело к этому времени напиться и
осталось там, где их свалил сон. Но не все.
Дважды им удавалось счастливо избежать роковых встреч. Первый раз они
успели вовремя заметить расположившуюся прямо посреди улицу компанию, а во
второй раз спаслись едва ли не судом, проскочив сквозь огонь.
Всю дорогу Николай проклинал себя за нерешительность. Пусть не вчера,
но еще позавчера путешествие было бы намного безопаснее, хотя риск был и
тогда, но подвела привычная надежда - а вдруг что-нибудь да изменится к
лучшему, подвезут продукты, пойдут поезда, хотя бы появятся солдаты, ведь
существует же еще, в конце концов, правительство, и кто-то просто обязан
подумать об их корчащемся в агонии городе. Неужели везде все то же самое -
голод, хаос, гибель?
- Скорее! - Настороженные чувства сработали молниеносно, и он дернул
Марину назад и в сторону.
Не повезло. Их заметили, и трое верзил-юнцов с улюлюканьем бросились
в погоню. Теперь все решали ноги, но у убегавших была тяжелая поклажа,
которую бросить они не могли - там были остатки продуктов, вода, кое-что
из вещей.
Не уйти! Николай решил было отпустить Марину и прикрыть ее отход, но
сразу понял бессмысленность этой затеи. Ладно, задержать их на какое-то
время он сумеет, но что потом станет с одинокой девушкой в горящем городе?
Пусть даже она благополучно вырвется, а потом...
- Сюда! - Николай втолкнул Марину в ближайший подъезд, сбросил
рюкзак, выхватил из него полуметровый отрезок металлической трубы,
прихваченный неподалеку от дома, и, как тысячи мужчин до него, встал между
возлюбленной и надвигающейся опасностью.
Он знал, его поражение будет означать для девушки нечто более
страшное, чем просто смерть.
Обогнавший на десяток метров других парень влетел в подъезд, и
Николай обрушил на его голову увесистый удар. Парень мешком повалился на
пол, не успев даже выпустить из рук дубинку. Николай перепрыгнул через
него, выскочил на улицу и сбоку нанес удар не успевшему остановиться
второму. Третий успел отпрыгнуть в сторону и выхватил нож.
Николай снова замахнулся трубой, но противник нырнул под удар и
Николай едва успел увернуться от ножа. Они сшиблись и через мгновение
покатились по асфальту. Вскоре парень очутился сверху, вырывая зажатую в
кисти Николая руку с ножом. Отчаянным усилием Николай ухитрился завалить
его на бок и тут же нанес удар коленом в пах, и пока ошеломленный
противник приходил в себя, опрокинул его на спину и стал молотить головой
об асфальт.
Опомнился он лишь тогда, когда обессиленно свалился на давно уже
неподвижное тело. Отдышавшись, он медленно сполз, присел на корточки,
вынул из вялых пальцев нож, защелкнул лезвие и сунул нож в карман.
Подобрал трубу и на подгибающихся от пережитого напряжения ногах побрел к
подъезду.
Увидев Николая, Марина уронила напряженно прижатые к груди руки и
обессиленно прислонилась к стене. Николай молча запихнул трубу в рюкзак,
оставив, как и прежде, торчащий конец, и все так же молча перекинул через
плечи лямки.
- Пошли... - хрипло произнес он, переступил через лежащее у двери
тело и шагнул на улицу.
Опасаясь, что поблизости могут оказаться и другие из той же банды,
они свернули на параллельную улицу и попали в полосу пожаров. Дымились
сгоревшие еще ночью остатки одноэтажных домов, дотлевали заборы и деревья,
кое-где еще плясало ленивое пламя. Но гораздо страшнее оказалось видеть
множество трупов. Некоторые обгорели при пожаре, но были и с проломленными
черепами, зарезанные, задавленные. Несколько раз им попались залитые
кровью тела изнасилованных женщин, были и трупы детей...
Вскоре Марину стошнило, следом и Николая. Почти касаясь друг друга,
они добрели до конца улицы и вышли к горящему парку. После увиденного они
уже не стали раздумывать и пошли напрямик, выбирая лишь те аллеи, где было
поменьше огня. Город не стал их больше задерживать, и лишь послал
последний привет вспыхнувшей где-то в глубине его перестрелкой.
- Устала? - спросил на ходу Николай.
- Нет.
Николай посмотрел на измученную девушку, на ее запавшие глаза,
потрескавшиеся губы, потемневшее от копоти и грязи лицо, но промолчал.
Отдыхать было некогда.
Он обнял ее насколько позволял рюкзак, и они зашагали дальше, сверяя
направление по вползающему на закопченное небо солнцу.
8. СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ. ЗА ГОРОДОМ
В тот день они прошли довольно много, а может, им просто показалось,
что много, определять расстояние они не могли. Парк перешел в луг, потом
опять лес, уже не горевший и дразнящий сердце напоминанием о прежней
жизни. Они прошли его, ни разу не остановившись, пересекли пустынную
дорогу, но идти по ней не рискнули и снова углубились в лес.
В полдень сделали привал. Немного, без аппетита поели, лишь бы
поддержать силы, запили водой, выкурили по последней сигарете и долго не
могли встать, но все же пересилили себя и побрели дальше. Через несколько
часов вышли на опушку и увидели деревню, вернее, то, что от нее осталось.
На всякий случай обошли ее стороной, но потом попалась еще такая же
деревня, и еще...
Ближе к вечеру, шатаясь от усталости, набрели на лесное озерцо. Место
было укромное, и они скинули с себя одежду и искупались в нагревшейся за
день воде, смыли пот и грязь, а потом решили тут же и заночевать.
Костер зажигать не стали, побоялись. Поели всухомятку, улеглись на
земле, подстелив кое-что из прихваченной одежды. Сон не принес облегчения
- обоим снились кошмары, и они время от времени просыпались и с испугом
таращились в темноту.
Утром вышли на дорогу, и вскоре догнали небольшую группу людей,
потерянно бредущих неизвестно куда. Приняли их без особой радости, но и
гнать не стали. Люди собрались разные. Было три семьи с детьми, несколько
одиноких мужчин и женщин разного возраста, пожилой, опирающийся на палку
старик с орденскими планками на пиджаке, и, наконец, молоденький солдатик
Слава, дезертировавший из развалившейся части и теперь, благодаря
прихваченному автомату, исполнявший роль главного защитника.
Шли молча и медленно, подстраиваясь под старика и детей. Днем их
нагнал десяток разухабистых парней на мотоциклах, притормозил в полусотне
метров впереди, но разглядев автомат, решили не связываться.
Вскоре после этого остановились отдохнуть. Дети хотели есть, но
продуктов у них практически не осталось, и Николай, после недолгого
колебания, отдал все свои продукты в общий котел.
- Довели страну, демократы проклятые. Сталина на вас нет, уж он бы не
допустил, - сокрушался ветеран, которого звали Захар Семенович. - При нем
бы не побегали, - добавил он, кивнув на солдата.
- А я-то здесь причем? - удивился Слава. - У нас вся часть
разбежалась. Вместе с офицерами. Сначал три дня еду не привозили, а когда
склады с сухим пайком вскрыли, так там одни крысы и остались. Подчистую
разворовали, и давно - все уже пылью покрылось. Вот мы и рванули по домам.
- Вот я и говорю, Сталин бы такого не допустил, - вновь закивал Захар
Семенович.
- Ты, дед, лучше бы помалкивал. Из-за него-то все и началось, -
осадила ветерана пожилая женщина. - Умных всех поубивал, одни дураки и
остались.
- Да причем тут Сталин? - брякнул ее муж. - Революцию не надо было
делать. Ленин во всем и виноват.
- Ты Ленина не трожь! - вскипел Захар Семенович. - На святого
человека на замахивайся! Мне с тобой и сидеть-то рядом противно.
- Вот и топай дальше один, - вяло посоветовал мужчина. - Ленинским
курсом. Жаль, красного знамени не прихватили.
- И уйду, - набычился Захар Семенович, но, конечно же, никуда не ушел
и заковылял дальше со всеми.
Шли молча, слишком были подавлены для разговоров. Скоро кончилась
вода. Неподалеку блеснула речушка, но никакая жажда не заставила бы их
напиться этой мутной вонючей воды. К вечеру опять стал донимать голод, и
Николай с тоской подумал, что им с Мариной еды хватило бы на несколько
дней.
Солнце уже садилось, когда справа замаячила деревня. На вид она была
целой, неразграбленной, и все даже недоверчиво переглянулись - неужели
такие еще остались?
- Может, зайдем? - предложила темноволосая девушка, имени которой
Николай так и не узнал за весь день.
- На разведку бы кого послать, - сказал один из мужчин и обвел всех
взглядом, словно выискивая добровольцев. - Мало ли что...
- Не бывать такому, чтобы я на своей земле в разведку ходил, - в
сердцах произнес Захар Семенович.
- А что, на войне не приходилось. Как-никак, до Волги отступали...
- Нет. Меня в сорок четвертом призвали, - признался Захар Семенович.
- Зато всю Пруссию прошел. Кенигсберг брал.
Но тут заплакали голодные дети, и их слезы сами собой решили спор.
Вся группа зашагала к деревне, безмолвной, словно покинутой подобно сотням
других.
"Неужели так везде, - с мучительным недоумением подумал Николай. -
Голод, кровь, хаос. Даже армии уже нет". Чей-то голос оборвал его мысли.
- Смотрите, там люди! За забором. Прячутся, что ли?
- Да нет там никого, показалось, - возразила все та же темноволосая
девушка.
Николай тоже пригляделся, но низкое уже солнце слепило глаза, и он
так ничего и не разглядел.
- Коля, я боюсь, - тихо сказала прижавшаяся к нему Марина, когда до
ближайшего дома оставалось метров пятьдесят. - Сама не знаю чего, но
боюсь.
- Успокойся, - сказал Николай, не отрывая взгляда от забора перед
домом. Неужели там кто-то есть? Он сделал еще шаг вперед, и тут из щели
между досками вырвалось пламя. Шедший впереди мужчина, тот самый, что
предлагал выслать разведку, упал ничком в пыль.
Первый выстрел словно послужил сигналом, и из-за разных укрытий
бухнуло еще несколько. Марина вздрогнула, обмякла, стала оседать...
- Ложись!
Николай бросился к придорожной канаве, увлекая Марину за собой. Едва
он упал, траву над его головой срезало картечью.
- В кого стреляете, сволочи!? - заорал Захар Семенович, размахивая
палкой, но вдруг умолк с открытым ртом. Пиджак на его спине лопнул
кровавыми ошметками, и он с хрипом повалился на дорогу.
- Марина! - Николай повернул к ней голову, но она лежала неподвижно.
Похолодев от жуткого предчувствия, он рывком перевернул ее на спину и
увидел на груди несколько расплывающихся красных пятен в тез местах, куда
попали картечины.
- Марина!
Чуть впереди него сухо застучал "калашников". Слава справился с
замешательством, залег в канаве и короткими злыми очередями бил по заборам
возле ближайших домов. Николай чуть высунулся и увидел, четыре красных
трассера уперлись в доски, брызнули щепки, и тут же раздался дикий вопль
смертельно раненого человека: - А-и-и-и-и!
Выстрелы из-за заборов на несколько секунд смолкли, потом ружья
забухали вновь, часто и отчаянно.
- Господи, за что? Что мы им сделали? За что, господи?...
Николай обернулся и увидел позади черноволосую девушку. Рядом с ней к
стенке канавы прижимался мужчина.
- Деревень, что ли спаленных не видела? - буркнул он и выматерился. -
Вот гады...
Последние его слова заглушила автоматная очередь. Пока Слава менял
магазин, ружья захлопали снова. Неподалеку кто-то вскрикнул. Николай
очнулся, нарастающая ярость требовала выхода.
Он коснулся губам губ Марины, посмотрел на нее, отвернулся и бросил:
- Слава, прикрой!
Слава молча кивнул и прильнул к прицелу. Николай выпрыгнул из канавы
и пополз по высокой некошенной траве. Застучал автомат. Николай полз,
прижимаясь к земле.
На полдороге он на секунду высунулся и посмотрел назад. Почти все
вповалку лежали на дороге, и кто из них жив, сказать было уже нельзя.
Кто-то со стонами уползал вбок, но больше никто не шевелился.
Он прижался к земле, и вовремя - над головой просвистела картечь.
Слава еще стрелял, и он пополз дальше.
Вот и забор. Николай подполз вплотную и теперь отчетливо видел
торчащие в паре метров справа стволы охотничьего ружья. Будь что будет, а
хоть этого он прикончит! Он вытянул из кармана нож, выщелкнул лезвие,
собрался, одним махом перелетел через невысокий заборчик и тут же
обрушился на лежавшего.
Мужчина успел его заметить и стал поднимать двустволку, но Николай
уже падал, всем своим весом помогая отточенному лезвию вонзиться в тело.
Лежавший захрипел и стих.
Вдруг лопнул рукав рубашки, полилась кровь. Заметили! Николай
бросился на землю, прикрываясь убитым, переломил ружье. Заряжено. Он взвел
курок, и тут тихий щелчок заставил его выглянуть, вскинуть двустволку и
нажать на спуск. Страшно искалеченный выстрелом в упор, нападавший мешком
упал на спину, но тут же хрустнуло сзади. Николай стремительно обернулся и
увидел наставленное почти в упор ружье...
Ударило из двух стволов, мир раскололся, и ему вдруг показалось, что
он стал невесом и взлетает все выше, и выше, и выше. А навстречу ему
смотрят знакомые глаза...
- Здравствуй, Марина...