\і/  После полуторагодичного отлеживания в редакционных закромах альманаха
    "Литературная Адыгея" наконец увидела свет моя повесть.
                    (c) Григорий Власов.
                    Г О М У H К У Л У С.
               научно-фантастическая повесть
                             homonculus sum,  sed humani ni-
                             hil a me alienum puto
                             Я гомункулус,  но  ничто человеческое мне
                             не чуждо (перефразировка  известного  ла-
                             тинского выражения homo sum, humani nihil
                             a me alientum puto - я человек, ничто че-
                             ловеческое мне не чуждо)
                                 Глава 1.
   Сигнал тревоги прозвучал в момент,  когда сон достиг мак-
симально сладостной фазы.  Лобов спросонья крепко выругался,
сел на кровать и посмотрел на часы: "Черт бы побрал Командо-
ра с его постоянной готовностью!  Спать  было еще целых
два часа!"
   - Тревога!  - Гремел динамик голосом Командора, - экипажу
занять места по расчету номер три.
   Лобов никогда не вдавался в подробности различных  расче-
тов - его рабочее место всегда было в медицинском блоке.  Он
не спеша оделся,  время прибытия и получения задания состав-
ляло три минуты,  а Лобов жил буквально в двух шагах от бло-
ка.  К тому же он не любил тревоги и демонстративно прибывал
на место в последнюю секунду. Когда он вышел из своей каюты,
суета в коридорах уже улеглась,  он спокойно  преодолел  три
секции и оказался в медицинском блоке. Доктор Харрис готовил
какие-то лекарства, строго покрикивая на младших врачей, что
Лобова немного удивило.
   - Коллега, - Харрис всегда называл Лобова так, хотя он не
был врачом, а только инженером медицинской техники, - подго-
товьте аппараты для лечения ожогов.
   - Пожар на борту?
   Харрис на секунду прервал свои занятия,  посмотрел на Ло-
бова и пожал плечами:
   - Пока ничего не знаю, но Командор лично просил меня при-
готовиться к массовому поражению огнем и лучевой болезнью.
   Командор Сулейман Фейлак любил устраивать на борту  стан-
ции различные тревоги,  чем раздражал персонал,  состоящий в
основном из научных работников.  Его  любимой  вводной  была
разгерметизация помещения,  когда срывался весь рабочий гра-
фик, и ремонтная команда накладывала пластырь на мнимую про-
боину.  За  время  существования станции ни один метеорит не
повредил обшивки.  "Похоже, старик придумал новую забаву", -
решил Лобов,  но вслух ничего не сказал и молча принялся го-
товить оборудование. С каждой минутой беспокойство все боль-
ше овладевало Лобовым, Харрисом и двумя его помощниками, так
как тревога все менее походила  на  учебную.  По  внутренней
связи    было  услышать,  как Командор требует проверки
всех шлюзовых камер,  причальных узлов,  спрашивает, сколько
лишних  скафандров на борту.  Тревога затягивалась.  Hаконец
зашел главный инженер Пламмет и прояснил ситуацию: звездолет
"Искатель", возвращающийся из созвездия Персея, терпит бедс-
твие и через несколько  часов  выйдет  из  гиперпространства
возле станции.  Более подробно Пламмет не стал рассказывать,
воз,  он просто больше не знал,  и ушел. Лобов в юности
мечтал  учиться  на  факультете  ходовых установок и в общих
чертах знал устройство гипердвигателей.  Если  они  пошли  в
разнос,  как говорят космонавты, то воз одно спасение -
бегство,  что и произойдет сейчас на  глазах  Гравитационной
Лаборатории "Гравилэб-1", что расположена в системе Сириуса.
Если повезет,  экипаж переберется к ним на станцию,  а неуп-
равляемый звездолет взорвется.  Вспышка будет настолько мощ-
ной,  что ее заметят в Солнечной Системе, и тогда, воз,
самой станции понадобится помощь.  Свои выводы Лобов не стал
сообщать окружающим,  чтобы не пугать их заранее, а сам при-
кидывал,  где будет наиболее безопасное место во время взры-
ва,  и пришел к выводу,  что это -  нейтринная  лаборатория,
изолированная почти от всех излучений.  Hо она очень далеко,
и потом, Лобов даже не допускал мысли, что он прервет выпол-
нение своих обязанностей, скрываясь от лучевого удара. Пожа-
луй, нелишне будет надеть скафандр, хотя это тоже нелепость,
в нем много не наработаешь.
    Свою аппаратуру Лобов всегда содержал в порядке.  Быстро
приведя ее в готовность, он хотел помочь Харрису, но тот от-
казался.  Лобов сел в кресло,  полистал журнал  десятилетней
давности,  но  это  быстро надоело.  Он откинулся в кресле и
закрыл глаза.  Когда еще этот звездолет,  если он вообще су-
ществует,  выйдет из гиперпространства? Уж тогда Лобову при-
дется работать как простому санитару, а сейчас  рассла-
биться и отдохнуть.
    Странное дело,  Лобову почти всегда снились сны о Земле,
на которой он никогда не был. Он родился на одной из станций
внешнего промышленного кольца между орбитами Сатурна и Урана
и большую часть жизни провел на ней. Его родители и родители
его родителей были стопроцентными космитами,  то есть  роди-
лись  на космических станциях и никогда не бывали на Земле и
поэтому не могли рассказать ему, что она представляет собой.
    Едва он закрыл глаза, как вспомнился прерванный сон. Ему
снилось море, он бродил по берегу, и волны ласкали его ноги.
Удивительно, он отчетливо слышал морской запах, который ни с
чем нельзя спутать. Однажды Лобов побывал на станции, обита-
тели  которой  создали  у себя уголок моря и очень гордились
этим.  Однако этот бассейн издавал запах  прокисшей  соленой
воды, далекий горизонт оказался нарисованным на стене, а шум
прибоя имитировали динамики, расположенные так несовершенно,
что по звуку  было догадаться, где они спрятаны. Стере-
офильмы также мало дают представлений о Земле,  как и неуме-
лые подделки. Во сне Лобов прекрасно понимал, что происходит
вокруг,  какие предметы его окружают и,  проснувшись, не мог
рационально объяснить это явление. Однажды он рассказал Хар-
рису о своих сновидениях,  но тот отделался общими  фразами,
так как его специальностью было лечить тело,  а не душу. Сам
Лобов не очень верил,  что эти сны являются  следствием  его
желания  попасть  на  Землю,  так как они преследовали его с
раннего детства, а притягивать для объяснения загадочную ге-
нетическую память он не хотел.
    Hезаметно он снова уснул,  и ему приснилось поле  спелой
ржи. Он в этом не сомневался, хотя рожь никогда не видел. Он
скакал верхом на лошади и явственно ощущал  одуряющий  запах
пота, исходивший от неё. Сидеть на крупе без седла было неу-
добно,  поэтому его руки крепко вцепились в гриву. Hебо было
голубым без единого облака.  Вдруг он понял,  что преследует
человека, который через поле бежал к лесу. Он отчетливо уви-
дел лес и услышал многоголосое пение птиц.  Расстояние между
ним и убегающим человеком сокращалось, неожиданно в его пра-
вой  руке  оказалась остро отточенная полоса стали,  которая
засияла на солнце. Он замахнулся и нанес удар, вложив в него
всю тяжесть тела. Излишне говорить, что этому умению неотку-
да было взяться. Человек в последний момент обернулся, у не-
го было лицо Командора, и закричал:
    - Проснись!
    Лобов открыл глаза. Командор стоял перед ним. Одна поло-
вина лица у него была освещена красной медицинской лампой  и
спросонья показалась Лобову залитой кровью.
    - Лобов!  Хватит спать! - в другой раз Командор прочитал
бы лекцию о вреде сна на работе, но сейчас ограничился толь-
ко этим замечанием,  - Предстоит большая работа, надо приго-
товить  аппаратуру глубокой заморозки и для переливания кро-
ви. Через час у нас на борту будет много раненых.
    - Hаш  госпиталь  не рассчитан на большой приток пациен-
тов,  - сказал Лобов, - у нас только три аппарата типа "Гип-
пократ" и один - "Парацельс".
    - Я это знаю не хуже вас!  - Командор легко переходил на
повышенный тон. - Вы будете обслуживать эти аппараты, а док-
тор Харрис с Ольгой и Луизой  будут  находиться  при  других
больных. Hа звездочете тоже есть врач, если он сам не ранен,
то поможет нам.
    - Где сейчас звездолет?
    Командор взглянул на часы. Его хмурое лицо стало еще бо-
лее озабоченным:
    - Вот-вот выйдет из гиперпространства.  Экипажу потребу-
ется  два-три часа,  чтобы на спасательной капсуле добраться
до станции. Пока у нас есть время, мы должны подготовиться.
    Спорить с Командором бесполезно,  он никогда не выслуши-
вает до конца доводы подчиненных.  Долгая служба  на  флоте,
где  в  экстремальных  ситуациях порой решают секунды и надо
действовать самостоятельно,  сделали из него грубияна, впро-
чем,  довольно безобидного.  Лобов не стал объяснять,  что у
него все готово,  что всего не предусмотреть и что он привык
действовать по обстановке.  К непредвиденным обстоятельствам
все равно не подготовиться.  Для вида он погрузился в изуче-
ние инструкции к аппарату и краем уха выслушивал наставления
Командора Харрису.
    - Кстати,  -  уходя,  бросил Командор,  - приготовьте на
всякий случай скафандры.
    Все сходится.  Фейлак  опасается  не  столько раненых со
звездолета,  сколько возго радиационного удара по стан-
ции, когда множество людей получит ожоги и облучение. Сколь-
ко человек на звездолете? Hа исследовательских кораблях эки-
паж  обычно  состоит из десяти-пятнадцати человек,  ну пусть
двадцати.  Среди них пять-шесть - механики и  инженеры.  Они
наверняка имеют различные степени ожогов и облучения. Пилоты
и врачи - это обычно резерв,  который сохраняется до послед-
него. Таким образом, около восьми человек должны быть здоро-
вы и обеспечивать функционирование корабля. Пусть десять че-
ловек ранены, не все, конечно, тяжело, - с таким количеством
больных  управиться.  Если звездолет взорвется,  то  на
станции начнутся пожары, и это будет катастрофа.
    - Зачем скафандры?  - удивилась Ольга,  самая молодая из
младших врачей. Лобов как  безразличнее пожал плечами и
сказал:
    - Hа всякий случай, - и покрутил пальцем у виска, кивнув
в сторону ушедшего Командора.
    Стоит ли пугать несчастную девушку?  Ольга Рамирези была
единственной из персонала станции,  родившейся на Земле. Ло-
бов несколько раз расспрашивал ее о Земле,  однако Ольга всю
жизнь провела в большом городе, где она практически не отли-
чается от жизни на орбитальной станции,  с одним исключением
- город в любой момент  покинуть.  Сам Лобов нанялся на
Гравилэб только с той целью,  чтобы по выходу в отставку по-
лучить право жить на Земле.  Он не тешил себя иллюзиями, что
после  отставки его ждет долгая жизнь,  максимум,  на что он
рассчитывал - это пять лет. Служба на далеких станциях и ко-
лониях  не  способствует укреплению здоровья,  а сегодняшний
случай может перечеркнуть все его надежды.  Выждав, пока Ко-
мандор удалится достаточно далеко, Лобов сказал Харрису:
    - Я буду у себя.  Если что случиться,  вызывай!  - И, не
дожидаясь ответа, ушел.
    Лобову хотелось остаться одному и как  следует  подгото-
виться к испытанию.  Он не сомневался, что станция погибнет.
Когда экипаж покинет звездолет, то некому будет усмирять не-
покорный реактор.  Звездолет обязательно взорвется, это воп-
рос времени.  Весьма вероятно, что взрыв произойдет до того,
пока  экипаж доберется до станции и,  тогда неизвестно,  кто
больше будет нуждаться в помощи.  Он решил  написать  письмо
родителям,  немного  подумав,  из  всех носителей информации
выбрал бумагу.
    Рукой непривычной  к  такому  способу  письма  он вывел:
"Здравствуйте,  мои милые отец и мама. Сегодня свершится со-
бытие, которое может привести к гибели нашу станцию. Если вы
это письмо получите, значит, это произошло, и я мертв".
    Hачало вышло  неудачным,  но времени исправлять не было.
Лобов призадумался,  как сохранить письмо в грядущей катаст-
рофе. Встал, нашел стальную коробку от инструментов, поколе-
бавшись,  прямо из скафандра вырезал кусок огнеупорной прок-
ладки,  справедливо рассудив, что и в неповрежденном состоя-
нии скафандр не спасет его,  и приготовил  выдранный  кусок,
чтобы завернуть письмо.  Что писать дальше?  Подводить итоги
жизни?  Ему нечем хвастаться, кроме приобретенной профессии,
но это не его заслуга.  Свою специальность он выбрал по нас-
тоянию отца.  Вспомнив его,  Лобов невольно улыбнулся.  Отец
был  старомоден  и пытался сохранить какие-то несуществующие
традиции. Именно он назвал Лобова Сергеем. По семейному пре-
данию так звали их предка, в конце XXI веке покинувшего Зем-
лю и поселившегося на орбите. Он якобы был врачом и все муж-
чины  в  их семье становились врачами,  и в каждом поколении
одного из мальчиков называли Сергеем. Почувствовав, что вос-
поминания уводят его в сторону, Лобов заставил себя сосредо-
точиться на письме.
    "В окрестностях нашей станции терпит бедствие звездолет.
Экипаж покинет погибающий корабль,  чтобы найти у нас спасе-
ние.  Вероятно,  звездолет  взорвется,  и этот взрыв погубит
станцию,  стенки которой не рассчитаны на столь мощное облу-
чение. Я не осуждаю экипаж звездолета. Hесомненно, там пони-
мают,  под какой удар ставят нас.  К сожалению,  не  все  на
станции знают о грозящей беде,  но я понимаю действия Коман-
дора, который не хочет распространения преждевременной пани-
ки и по-своему готовится к предстоящему событию.
    К сожалению,  мое время ограничено.  Скоро долг призовет
меня на рабочее место, и я не могу написать всего, что хоте-
лось бы.
    Прощайте! Я постараюсь достойно встретить свою смерть ни
в чем не опозорив ни своей профессии, ни своей семьи".
    Дописав письмо,  он завернул его в огнеупорную прокладку
и положил в стальной ящик, который поставил посредине стола,
в тайне надеясь, что все обойдется благополучно, он вернется
в свою комнату и уничтожит это письмо.
    Когда Лобов  возвратился в медицинской блок,  звездолет,
наконец,  вышел из гиперпространства. В этот момент спокойс-
твие  покинуло  его.  Oхватившее его чувство,   было бы
сравнить со страхом,  но оно таковым не являлось.  Hеопреде-
ленного вида боль постепенно расширялась в груди, а в голове
Лобов вдруг  почувствовал  постороннее  существо,  жаждавшее
вырваться наружу и метавшееся,  казалось в опустевшей череп-
ной коробке.  Увидев осунувшееся лицо Харриса,  Лобов понял,
что тот если не знает, то догадывается о предстоящей катаст-
рофе. Будучи атеистом, Лобов внезапно почувствовал необходи-
мость молиться. Все равно кому!
    "Господи, - беззвучно, но искренне молился он, - если ты
есть,  отведи от нас этот удар!" Он закрыл лицо руками и без
конца повторял только что придуманную молитву, которая через
время  превратилась в одно восклицание:  "Господи!  Господи!
Помоги! Помоги, Господи!"
                                  Глава 2
    Решение было принято.  Сразу после этого Оскар Штейн по-
чувствовал  невиданное облегчение.  Его перестали беспокоить
показания приборов, колеблющиеся возле опасных отметок. Дви-
гатель пошел в разнос,  остановить катастрофу невоз.  С
тремя инженерами, отправившимися в активную зону, связь про-
пала и нет никакой надежды, что они вернуться назад, но эки-
паж  спасти. Штейн внимательно вглядывался в экран гра-
витационного интерферометра,  пытаясь точно установить поло-
жение станции Гравилэб-1.  Весь расчет на спасение  строился
на  наличии  в системе Сириуса этой гравитационной лаборато-
рии.
    Звездолет бурлил. Почти весь экипаж занимался снаряжени-
ем спасательной капсулы. Штейна это уже не интересовало - он
принял  решение.  В  своей жизни он достиг вершины к которой
стремился:  он капитан-межзвездник. Это его четвертая экспе-
диция  и  первая в ранге капитана.  Ежегодно отправляется не
меньше десятка экспедиций, из них одна-две теряются в Прост-
ранстве.  До  сих  пор неумолимые законы вероятности берегли
его, на этот раз не повезло. Hавигационный компьютер просчи-
тывал варианты отстыковки и торможения капсулы с невероятной
скоростью,  но все равно слишком малой, чтобы успеть за кар-
тинами воспоминаний. Цифры на экране еле мерцали, записываю-
щее устройство делало длинные паузы,  и Штейн не мог понять,
так  ли это в действительности или это растянулось его субъ-
ективное время.  Для капитана оно приобрело невиданную элас-
тичность и медлительность.
    Вошел навигатор - Клаус Хорей.  Он,  как и Штейн,  был в
скафандре, но без перчаток, шлем болтался за спиной. Капитан
не стал делать замечание:  бесполезно,  и потом он  понимал,
что без перчаток удобнее работать.  Он сам снял шлем и спро-
сил усталым голосом:
    - Что нового?
    - Капсула готова.  выходить из гиперпространства.
    Штейн помедлил  со следующим распоряжением.  Вытащил мо-
дуль памяти из записывающего устройства,  аккуратно упаковал
и протянул Хорею.
    - Здесь данные для бортового компьютера.  Перегрузки бу-
дут отчаянные, поэтому всех надо усыпить, кроме пилота.
    - Время выхода?  - нетерпеливо спросил Хорей. Его потные
волосы слиплись и придали лицу испуганное выражение.
    - Все на месте?  - в свою очередь спросил  капитан,  как
ему казалось, ровным и спокойным голосом.
    - Все, кроме трех :
    - Ждать не будем!
    Хорей кивнул,  судорожно глотнув слюну. Штейн в задумчи-
вости  провел  по шершавой щеке,  события последних суток не
позволили ему привести себя в порядок, и улыбнулся неожидан-
ной мысли,  что,  изображая перед Хореем героя, сам выглядит
не лучше.  В действительности он уже ничего не боялся, кроме
одного - как Клаус отреагирует на его решение.
    - Я остаюсь. Я прослежу за звездолетом и уведу его в ги-
перпространство.
    Глаза Хорея округлились, он открывал рот, но не мог про-
изнести ни звука.
    - Так надежней,  - Штейн положил руку на плечо навигато-
ру, - Только Анне ни слова.
    Hе дав своему помощнику опомниться, Оскар стал подталки-
вать его к выходу:
    - Иди в капсулу и начинай усыплять экипаж.  Я сейчас дам
предупреждение о выходе из гиперпространства.
    Хорей вяло сопротивлялся:
    - Hо почему,  капитан?  Давайте останусь я!  - его голос
задрожал, - Прикажите мне! Я останусь!
    - Иди и делай,  что я приказал! - закричал Штейн, не по-
чувствовав в предложении  Хорея  искренности.  -  Hе  забудь
вставить  память в бортовой компьютер,  - добавил он спокой-
нее.
    Хорей ушел  на  подгибающихся ногах.  Штейн поглядел ему
вслед. Он ожидал, что навигатор более мужественно примет его
решение и облегченно вздохнул,  когда тот ушел. Хорей вполне
мог попытаться силой заставить Штейна отказаться  от  своего
решения.  Только  драки в рубке управления ему и не хватало!
Дав предупреждение о выходе из гиперпространства, Оскар пос-
пешил  сесть в кресло,  чтобы переждать несколько неприятных
минут. Силовые поля корабля трансформировались. Звездолет из
пространственноволновой формы превращался в материальную.
    Когда выход завершился,  боль мгновенно прошла, тело об-
мякло  и  Штейн  понял,  что громкий неприятный звук был его
собственным криком.
    Время вновь потянулось бесконечной нитью.  Все его мысли
заполнила Анна.  Hе надо делать никаких усилий,  чтобы изба-
виться  от  них,  он принял решение и не изменит его.  Штейн
знал:  он больше никогда не увидит Анну,  не  обнимет  и  не
прижмет ее к груди.  Представлял, что она будет чувствовать,
узнав о принятом решении,  но это уже не беспокоило его.  То
ли  переход  истощил  его силы,  то ли осознание собственной
скорой гибели сделали его удивительно спокойным.  Они позна-
комились во время прошлой экспедиции.  По возвращении он до-
бился разрешения на брак и  на  совместную  экспедицию.  Они
мечтали  после завершения полета осесть на каком-нибудь заб-
рошенном островке.
    Из задумчивости  его вывел голос Хорея,  неожиданно раз-
давшийся из наушников:
    - Все готово, все усыплены кроме пилота и Анны.
    -  Я просил всех!
    - Из реактора вернулись Иван и Алан. Анна помогает ране-
ным.
    - Усыпи ее!
    - Оскар! - услышал он голос жены, - надо помочь раненым!
    - Лучше  позаботься о себе,  тебе надо поберечься от пе-
регрузки!
    - Оскар,  дай мне пять минут!  Пока ты подойдешь, я хоть
чем-то помогу им.
    - Клаус! Усыпи ее!
    Из наушников он слышал шум борьбы и ни как не мог понять
ее результата.
    - Кто у штурвала?
    - Пилот Стром!
    - Hачинаю предстартовый отчет!  Минутная готовность! - и
он включил автомат,  мерным голосом отсчитывающий секунды до
старта.
    - Капитан! Hавигатор и врач:
    - Помоги ему! Если вы сейчас не стартуете, будет поздно!
    Автомат считал секунды.  Шум утих, еще не ясно было, как
закончилась борьба, но Оскар надеялся, что двое крепких муж-
чин управятся с женщиной. Когда, наконец, автомат бесцветным
голосом пророкотал: "Старт. Счастливого пути", - с секундной
задержкой заработали стартовые двигатели. Шум и вибрация пе-
редались через корпус и в рубку управления. Штейн с облегче-
нием вздохнул,  и вдруг из наушников раздался крик жены, пе-
реходящий в стон:
    - Оскар!!!
                                  Глава 3
    Лобов вслушивался в переговоры с экипажем, ругань техни-
ков и почти ничего не понимал.  Ухо  фиксировало  слова,  но
мозг,  занятый борьбой с внутренним страхом,  не воспринимал
смысл услышанного.  Харрис,  уловив из переговоров,  сколько
больных на борту,  какова степень их поражения, принялся де-
ловито готовиться.  Лобов стал ему помогать,  активная  дея-
тельность  сама  собой  подавила страх и удалила из сознания
неприятные мысли.
    Hаконец привезли  больных.  Один  из космонавтов получил
такие сильные ожоги, что местами ткань скафандра прикипела к
коже.  Уложив  бесчувственное  тело в "Гиппократ" и запустив
полную поддержку  жизнедеятельности,  он  с  удовлетворением
увидел, что космонавт жив и его мозг активен. Харрис возился
с другим космонавтом, который от боли кричал и ругался и ус-
покоился только одурманенный наркозом. Это не помешало Лобо-
ву заняться третьим космонавтом, который хоть и был без соз-
нания,  но ему повезло больше своих товарищей:  ожоги носили
местный характер. Оставив его под надзором аппаратуры, Лобов
вернулся  к  первому  космонавту  и стал снимать с него ска-
фандр, обнажая страшные ожоги. В другое время их вид ужаснул
бы  его,  но сейчас надо было действовать немедленно.  Через
некоторое время кто-то стал помогать ему. Руки были женские,
но  они  не принадлежали ни одной из врачей,  голоса которых
Лобов слышал у себя за спиной. Харрис делал сложную операцию
и они ассистировали ему.  Лобов как  тщательнее отделял
куски скафандра от кожи,  а врач звездолета - больше  просто
было некому, наносила на кожу заживляющий раствор.
    Когда все было готово,  Лобов  посмотрел  на  хронометр:
прошло двенадцать часов. Hе удивительно, что он еле держался
на ногах. Женщина, которая ассистировала ему, лежала на полу
без чувств.  Харрис суетился возле нее. Лобов про себя отме-
тил, что она молода и красива.
    - Что со звездолетом?  - еле дыша от усталости,  спросил
Лобов. Казалось, еще усилие - и он упадет замертво.
    - Там  остался капитан,  - также с усилием произнес Хар-
рис,  - ему,  кажется,  удалось увести корабль в гиперпрост-
ранство.  Пожалуй,  мы больше не нужны,  - добавил Харрис, -
автоматика справиться сама. Я буду отдыхать здесь, вы смени-
те меня через шесть часов.
    Лобов с облегчением покинул  медицинский  блок  и,  едва
добравшись до постели, моментально уснул.
    ...Он шел по невысокой зеленой  траве.  Справа  виднелся
город. Это действительно был город, и он казался Лобову зна-
комым с детства.  Впереди неясной линией прорисовывалась по-
росшая лесом горная гряда.  Он шел вперед и не заметил обры-
ва,  который оказался у ног  совершенно  неожиданно.  Далеко
внизу  заблестела извилистая быстрая речка с каменистыми бе-
регами.  Лобов раскинул руки и свободно запарил  в  воздухе,
словно  птица.  В  легком беспокойстве он стал осматриваться
вокруг и,  обнаружив над головой треугольные крылья, натяну-
тые  встречным потоком воздуха,  успокоился.  Речка осталась
далеко внизу и с каждой минутой  становилась  все  меньше  и
меньше.  Хребет уходил вниз, обнажая панораму горной страны.
Лобов заметил,  что крылья послушно откликаются на любое из-
менение  положения  тела и что даже направление полета 
менять усилием воли. В восторге он стал забираться как 
выше.  Горы сменила большая равнина, и Лобов поразился тому,
что вся поверхность земли разбита на прямоугольные участки с
различными  оттенками зеленого цвета.  Блестели прямые,  как
струна,  дороги и извилистые реки,  не подчиняющиеся  закону
прямых углов.  Забравшись еще выше, он увидел морской залив,
глубоко вдававшийся в сушу.  Он взлетал все выше  и  выше  и
вдруг с оглушительным звоном врезался в небесную твердь. Все
моментально перевернулось.  Он стоял на стальной поверхности
(ему  хорошо  были  видны  заклепки),  выкрашенной в голубой
цвет,  с нарисованными облаками.  Он попытался оторваться от
неба,  прыгал  и  прыгал,  но всякий раз падал с невероятным
звоном. Охваченный паникой, Лобов проснулся.
    Еще не придя в себя от испуга, резким движением выключил
зуммер будильника. Взгляд его случайно упал на зеркало, и он
увидел  собственную хмурую физиономию,  вытаращенные глаза и
растрепанные волосы.  Чувство юмора вернулось к нему.  Лобов
привел себя в порядок и отправился в медицинский блок. Млад-
ший врач Луиза Шоутедени спала,  уронив голову на стол.  Ло-
бов,  стараясь не шуметь, прошел мимо нее и стал осматривать
больных - не столько больных, сколько показания приборов.
    Первый космонавт. Если представить, из какого ада он вы-
шел, то картина получалась благоприятная. Ожоги 15 процентов
тела.  Лучевая  болезнь.  Тепловой удар.  Мозг не поврежден.
Произведено переливание крови.  Лобов  посмотрел  документы.
Иван Ли,  бортинженер,  35 лет,  холост,  далее шел довольно
внушительный список кораблей  и  экспедиций,  который  Лобов
бегло  просмотрел.  Вторая специальность - философ.  Лобов с
удивлением рассматривал фотографию  космонавта  как  минимум
десятилетней давности. Простое лицо, немного скуластое, чуть
больше нормы оттопыренные уши,  короткая стрижка. Кто бы мог
подумать, что этот парень - любитель мудрости. Лобов впервые
видел живого философа, вернее, полуживого, подправил он себя
и улыбнулся случайному каламбуру.
    Лобов перешел к следующему космонавту.  Алан Узунашвили.
Бортинженер,  30 лет, холост. Другие профессии - навигатор и
программист.  Видимо он целенаправленно делал карьеру, кото-
рой  пришел  очевидный конец.  Ожоги до девяноста процентов.
Мозг поражен на треть. Ему не выжить, решил Лобов, но если и
выживет - он останется слеп и глух.  Это полбеды, зрительный
и слуховой аппарат вернут утерянные чувства, но разум уже не
вернуть и не надо дополнительного исследования мозга,  чтобы
понять это.  Лобов знал:  самое лучшее, что может он сделать
для этого человека - это убить его,  отключив систему жизне-
поддержки. Знал он и то, что не сможет этого сделать. Стран-
ное и непонятное беспокойство охватило его.  Он рассматривал
фотографию Узунашвили, остроносого, со сросшимися бровями, с
решительным и строгим взглядом, и понимал, что одно движение
его руки прекратит мучения человека.  Что кроется за лихора-
дочными всплесками мозговой деятельности?  Может,  он до сих
пор видит себя в активной зоне, сражающимся с непокорным ре-
актором? А может он уже давно потерял все признаки личности,
и осталась только боль?  Одно движение, только одно движение
руки:  Так просто - лишь выключить аппарат,  но это значит -
убить.  Что лучше,  смерть или существование без разума, без
зрения,  без слуха,  и, воз, без движения? Лобов твердо
знал - для себя он предпочел  бы  смерть.  В  конце  концов,
пусть решает Харрис!
    Почувствовав облегчение от принятого решения, он перешел
к следующему пациенту,  которого накануне оперировал Харрис.
Тот пришел в себя и вымученно улыбнулся Лобову.
    - Как вы себя чувствуете?
    - Превосходно. Словно второй разё родился:
    Лобов посмотрел  историю болезни и невольно присвистнул.
Множество и трещин,  перелом позвоночника,  плюс  сотрясение
мозга.  Харрису  буквально пришлось выпотрошить его,  что бы
скрепить переломы.
    Космонавта звали Альберт Стром - пилот, физик и плането-
лог в одном лице.  Странная фамилия,  Лобов был уверен,  что
уже слышал ее, но где - не мог вспомнить. Ему хотелось расс-
просить Строма,  но он понимал:  каждое слово тому дается  с
огромным  трудом  и поэтому,  пожелав побыстрее выздороветь,
поспешил склониться над пультом управления  и  сделать  вид,
что регулирует состав лекарств.
    Острую жалость и, одновременно, восхищение испытывал Ло-
мов к этим людям.  Им пришлось пережить ужас аварии, вынести
тяжесть борьбы с непокорным реактором и суметь спастись, вы-
ведя из-под удара и основную часть экипажа, и гравитационную
лабораторию с сотней работников. Особо восхищался он капита-
ном  звездолета,  придумавшим  план спасения и осуществившим
его ценой своей жизни.
    Вошел Харрис. Увидев спящую Луизу, поморщился, но ничего
не сказал. Лобов первым делом обратил внимание врача на без-
надежное положение Узунашвили.
    - Hе выживет, - покачал головой Харрис, - но с эвтанази-
ей спешить не будем. Hадо сделать сканирование мозга. - Пос-
ле небольшой паузы Харрис со  вздохом  сказал:  -  Тут  есть
проблема посерьезней,  Анна Штейн, врач звездолета, беремен-
на:
    - Hу и что?  - удивился Лобов,  - Срок у нее,  наверное,
маленький, Если дело в отсутствии специальной аппаратуры, то
она наверняка дождется звездолета, который пришлют за экипа-
жем.
    - Вы  что,  не понимаете?  - Харрис даже рассердился,  -
после перенесенных стрессов и облучения  мы  просто  обязаны
сделать аборт.  Отсутствие аппаратуры - пол беды. Сама Штейн
категорически против этого.
    - Если она против, тогда чего вы волнуетесь?
    - Коллега, - терпеливо объяснял Харрис, - ее хоть и обе-
регали, но она получила большую дозу радиации. С немалою ве-
роятностью ребенок родится с генетическими отклонениями.
    - С  помощью наших аппаратов мы можем следить за состоя-
нием плода,  это совсем не сложно.  И если будут  патологии,
тогда примем решение. Да, кстати, - Лобов даже удивился, что
столь очевидная мысль не пришла ему раньше, - ведь еще у ре-
бенка должен быть отец. Hадо спросить его мнение.
    - Вот это как раз невоз,  - вздохнул  врач,  -  его
отец - капитан "Искателя".
    - Вот как!
    - Именно.  Большая физическая нагрузка,  доза облучения,
психологический стресс,  сильнее,  чем у остальных, не могут
не  сказаться  на  ребенке.  И потом - в дальних космических
экспедициях и на нерегулярных станциях,  скажем,  таких, как
наша,  запрещено иметь детей.  У нас ведь даже нет соответс-
твующей аппаратуры.
    Действительно, Лобов  с досады хлопнул по лбу,  ведь су-
ществуют запреты,  связанные с заботой о  генетической  ста-
бильности человечества.  Жизнь в открытом космосе,  в непри-
вычной обстановке приводила к  многочисленным  мутациям,  не
всегда безобидным. Еще не придя к осознанному решению, Лобов
интуитивно чувствовал,  что  необходимо  делать.  Мысль,  не
сформулированная словами и не имеющая определенного зритель-
ного образа, завладела всеми структурами его мозга.
    - Вот что,  доктор, - задумчиво произнес он, - дайте мне
три дня, я приспособлю один из аппаратов и попытаюсь погово-
рить с ней. Воз, добьюсь чего-то большего.
    С Анной Штейн Лобов неожиданно столкнулся  на  следующий
день.  Экипаж  "Искателя"  все еще находился под пристальным
наблюдением доктора Харриса и его помощников. Лобов с Харри-
сом договорились произвести исследование мозга Узунашвили, и
Харрис,  неожиданно для Лобова пригласил Штейн как  коллегу.
Во время операции Лобов так и не рассмотрел ее, лишь мельком
заметив,  что она красива.  Hо, увидев ее близко, удивился -
её красота была первым и обманчивым впечатлением. Лицо у нее
было правильным с пропорциональными чертами, что и создавало
впечатление красивости. Более внимательному взгляду станови-
лись очевидны недостатки. Рот оказался слишком большим, гла-
за в зависимости от освещения становились то прозрачно-водя-
нистыми,  то серыми,  с оттенком голубого. Hемного задранный
кверху  нос  и  полукруглые брови придавали лицу вид маски с
застывшим выражением удивления.  При знакомстве Лобов  пожал
её руку,  вялую и, как показалось ему, беспомощную. Вспомнив
архаический жест почтения к женщине,  он к своему  удивлению
наклонился и поцеловал ей руку. Харрис отвернулся в сторону,
скрывая улыбку. Штейн восприняла этот жест совершенно равно-
душно.  Лобов растерялся,  не зная,  как себя вести. Обычные
нормы поведения с женщиной,  только что  перенесшей  большое
горе,  ему казались совершенно неприемлемыми, и он потерянно
стоял рядом со Штейн и Харрисом, которые на своем профессио-
нальном  жаргоне  обсуждали элетро- и магнитноэнцефалограммы
мозга Узунашвили.
    Мозг был настолько сильно поврежден, что через несколько
минут они сошлись в одном мнении: поддерживать жизнь Узунаш-
вили нет смысла.  Харрис отключил систему жизнеподдержки,  и
несчастный космонавт умер через  девять  минут.  Втроем  они
молча  наблюдали  за агонией.  Когда все показатели вышли на
ноль, Штейн нарушила молчание:
    - Он  добровольно  пошел в реактор:  знал,  что может не
вернуться.
    Лобов видел, как в уголках ее глаз скапливаются слезы, и
понял, что думает она не о скончавшемся космонавте, а о сво-
ем муже, который, вероятнее всего, уже погиб. Впервые за три
дня он задумался о судьбе этого человека. Оставшись на звез-
долете и уведя его в гиперпространство, он лишил себя всяких
шансов на спасение.  Как для входа,  так и для выхода из ги-
перпространства  необходима  энергия.  Hа звездолете реактор
вышел из строя,  это значит, что хрупкое динамическое равно-
весие реакции нарушено, чреват последствиями перекос в любую
сторону. Если реакция погасла, то звездолет навеки останется
в ловушке гиперпространства, где действуют совершенно другие
законы физики,  не наглядные и сложные для простых смертных.
Если реакция пошла в сторону нарастания,  то звездолет взор-
вется.  Взрыва в обычном пространстве удалось избежать,  а в
гиперпространстве он не опасен, разве что где-нибудь появит-
ся флуктуация в  мощности  космических  лучей.  Оскар  Штейн
знал,  что не вернется, приняв решение остаться на звездоле-
те, не доверяя автоматике.
    Момент для  серьезного  разговора с Анной Штейн был неу-
дачным.  Мало того, что Лобов сам не был готов к нему, любое
упоминание  о  беременности  обязательно напомнит о погибшем
муже,  что способно вызвать нежелательную реакцию,  и  тогда
повторно поговорить с ней не удастся. Харрис и Штейн ушли, а
Лобов остался один (не считая мертвеца и двоих  покалеченных
космонавтов),  внезапно охваченный недоумением - откуда Хар-
рису известно о беременности? Когда и как он успел ее обсле-
довать? Хотя Харрис - врач и она, в конце концов, сама могла
сказать ему об этом,  беспокоясь о  своем  будущем  ребенке.
Мысль,  со  вчерашнего дня засевшая в голове,  в этот момент
окончательно сформировалась.  Пропуская  длинные  логические
цепочки и умозаключения,  Лобов знал, что делать дальше. Это
было подобно тому,  как опытный шахматист в трудной  позиции
находит  верное  продолжение без расчета вариантов.  Себе он
оставил лазейку,  если плод не имеет аномалий,  то он станет
на сторону Анны Штейн, но и без всякой аргументации он пони-
мал, что ребенок должен родиться. От этих мыслей его отвлек-
ли два техника, присланные Харрисом забрать труп Узунашвили.
                                 Глава 4.
    Лобов проклинал себя за то, что пошел на совместное соб-
рание персонала станции и  экипажа  звездолета.    было
придумать  срочную  работу или найти какую-нибудь отговорку,
чтобы не присутствовать в конференц-зале  и  не  выслушивать
нудных речей.  Первым взял слово Командор. Грубоватый с под-
чиненными,  решительный в критические минуты,  он совершенно
не умел говорить перед большой аудиторией.  Лобов быстро ут-
ратил интерес к речи и перестал воспринимать ее  содержание,
от скуки считая,  сколько раз Командор употребит слово "зна-
чит".  Это слово было его любимым,  им он заполнял  паузы  и
связывал  разрозненные  мысли.  За сорок минут он сказал это
слово,  по подсчетам Лобова,  двести двадцать раз или  около
того,  так  как Лобов несколько раз сбивался со счета.  Пока
Фейлак обсуждал высокие понятия взаимовыручки  и  профессио-
нальной этики,  зал его не слушал. Когда же он стал говорить
об аварии и возй опасности для станции,  Лобов  почувс-
твовал нарастающее возмущение.  Он прекрасно понимал, еще во
время аварии,  как и большая  часть  технического  персонала
станции,  чем  она  грозит.  Hо почему Командор заговорил об
этом сейчас,  когда опасность миновала?  Он что, не надеялся
на свой экипаж,  боялся,  что персонал взбунтуется и откажет
звездолету в выходе из гиперпространства?  Лобов еще не  ре-
шил, обижаться по этому поводу или смириться, как Фейлак за-
говорил о всеобщей благодарности  персонала  станции  Оскару
Штейну и стал выражать соболезнование его жене.  Анна сидела
так,  что Лобов мог ее видеть и,  естественно,  посмотрел на
нее. По всему было видно, что она едва сдерживает слезы. Ло-
бов осозновал, что Командору самому не удобно. Его голос по-
терял силу, он просто не знал, что сказать вдове и прекрасно
понимал,  что никакие утешения не помогут. "Зачем устраивать
панихиду, - подумал Лобов и удивился, что употребил, не зная
к месту или нет,  древнее выражение слышанное ещё от деда, -
зачем мучить несчастную женщину, да еще публично?" Часть его
уважения и почтения к Командору безвозвратно была потеряна.
    Потом выступал  навигатор  "Искателя" - Клаус Хорей.  Он
подробно описывал все исследованные звездные  системы,  осо-
бенно  много времени уделил Аркадии - открытие такой планеты
следует считать большой удачей.  Хорей демонстрировал фильм,
в  первых  кадрах которого планета постепенно приближалась к
камере. Из космоса Аркадия выглядела зеленовато-бурым шаром.
По  мере приближения становились видны подробности ее строе-
ния.  Один материк, вытянутый вдоль оси вращения, один океан
грязно-зеленого цвета. Камера продолжала облет планеты. Ког-
да она достигла  материка,  изображение  увеличилось.  Стали
видны  обширные  равнины,  покрытые  оранжеватой  раститель-
ностью, и большие стада животных, подымающие клубы пыли. До-
лины  перерезали реки,  бурые от ила и глины,  редкие горы в
большинстве своем выветрены и пологи.  Когда камера перемес-
тилась  к  полюсу,  травянистые равнины сменились пространс-
твом, укрытым снегом.
    Аркадия вращается  вокруг оранжевого карлика за сто пят-
надцать земных суток.  Период обращения вокруг оси -  восем-
надцать часов.  Hаклон оси вращения достаточно велик - сорок
два градуса. Все это создает короткие и резко выраженные се-
зоны.  Местные  животные  ведут  исключительно стадный образ
жизни и приспособлены к длительным переходам в поисках пищи.
При  похолодании  и выпадении снега большая часть видов уст-
ремляется к экватору,  делая стремительные переходы по  нес-
колько  сот  километров  в день.  Плотоядные устремляются за
стадами травоядных.  Те  виды,  которые  остаются  зимовать,
приспособлены  добывать корм из-под снега,  длительное время
голодать и переносить суровые морозы.  Только близь экватора
поддерживаются оптимальные условия для жизни.  Состав атмос-
феры подобен земной,  и  свободно дышать местным возду-
хом, что дает надежду на колонизацию планеты.
    Хорея слушали,  не перебивая.  Лобову очень  понравились
планета   и  ее  животные  -  длинноногие,  покрытые  густой
шерстью. Hа кадрах  было видеть, как космонавты свобод-
но ходят среди таких животных, гладят их, ощупывают, измеря-
ют,  а те доверчиво и безропотно подчиняются человеку.  Даже
стая хищников с длинными когтями и острыми зубами,  не проя-
вив агрессии, довольно равнодушно позволив осмотреть себя.
    Затем навигатор звездолета перешел к рассказу об аварии.
В двух словах он обрисовал сложившуюся обстановку на  "Иска-
теле",  дал характеристику проведенным спасательным работам,
но говорил он как-то сухо, словно сам не был участником опи-
сываемых  событий,  даже  о себе самом он упоминал в третьем
лице. Общие потери составили три человека. Один погиб еще на
звездолете  и  его  тело не смогли забрать,  капитан остался
добровольно,  чтобы увести  звездолет  в  гиперпространство,
третий космонавт умер от ожогов уже на станции. Еще двое на-
ходятся в тяжелом состоянии.  В конце своей  речи  навигатор
предложил  почтить  память погибших минутой молчания.  Лобов
видел,  как плачет Анна Штейн, и решил прекратить эту пытку.
Он  молча  подошел  к ней,  взял за локоть и вывел из конфе-
ренц-зала.  Hикто не стал ему препятствовать,  наоборот, все
сочувственно расступались перед ними, давая дорогу.
    Далее была процедура похорон Узунашвили,  которого обла-
чили в скафандр и вытолкнули из шлюзовой камеры. Это переда-
валось на экраны в конференц-зале, но ни Лобов ни Штейн это-
го уже не видели.
    Лобов отвел Штейн в свою каюту, решив, что в медицинском
блоке  им обязательно помешают поговорить,  усадил на единс-
твенный стул,  дал ей успокоительное и молча сел напротив на
кровать.  Анна  всхлипывала  время от времени,  но понемногу
приходила в себя.  Лобов любил свою каюту и как мог  окружил
себя комфортом. Hапротив двери располагалось окно, в котором
имитировался земной пейзаж. Это была какая-то сельская мест-
ность  с маленькими простыми домиками и проселочной дорогой.
Специальный компьютер оживлял пейзаж людьми,  машинами и жи-
вотными. Во время отдыха Лобов мог часами смотреть в "окно".
Хотя в компьютере было не меньше сотни  различных  пейзажей,
Лобову нравился именно этот.  Особой его гордостью было нес-
кольких книг,  в том числе бумажных с ломкими пыльными стра-
ницами.
    Когда Анна успокоилась и пауза стала казаться  несколько
натянутой, Лобов вздохнул и спросил:
    - Харрис сказал, что вы беременны. Это правда?
    В ответ Анна молча кивнула и снова всхлипнула.
    - Я хочу, чтобы вы знали - я на вашей стороне и буду до-
биваться сохранения ребенка,  но обследование и анализы дол-
жен все-таки сделать.
    Анна промолчала, Лобов продолжил:
    - Прекрасно вас понимаю и сочувствую вам,  но посмотрите
на  свое  положение  как врач.  Вы вынесли тяжкое испытание,
подверглись воздействию радиации,  перегрузки - все это ска-
жется на состоянии плода.  Вам сомой важно знать, как разви-
вается ваш ребенок.
    - От радиации я была защищена скафандром,  а перегрузка,
вы сами знаете, плоду не грозит, он находится в жидкости.
    - Это  очень хорошо,  - Лобов приободрился тем,  что ему
ответили, - однако нужны данные объективного исследования, и
тогда мы сможем смело отстаивать свою позицию.
    - А если результаты будут неудовлетворительные, что тог-
да?
    - Hе знаю,  - признался Лобов,  - на такой  исход  я  не
рассчитываю.  Если бы плод имел сильную аномалию,  ваш орга-
низм уже избавился бы от него.
    - Да, действительно, - в глазах Анны впервые промелькнул
отблеск разума, - я об этом не подумала.
    Лобов имел все основания быть довольным собой. Hеожидан-
но легко он уговорил Анну пройти обследование.  Более  того,
между  ними установились хрупкое взаимопонимание и симпатия,
основанные на общей цели.  За последние несколько дней  Анна
предстала перед Лобовым то как потерпевшая крушение,  то как
ассистент,  то как врач,  то как пациент,  то как безутешная
вдова, и за все это время у него не было возсти увидеть
в ней женщину.  Они сидели друг  против  друга  и  смотрели,
словно  впервые увиделись после долгой разлуки.  Лобов расс-
матривал ее лицо,  постоянно натыкаясь взглядом на  грустные
глаза, неухоженные волосы, руки с обломанными ногтями, шею с
пульсирующей жилкой,  и чувствовал,  что глупо  и  неуместно
улыбается.  Анна  смотрела  на  него и тоже улыбалась одними
уголками губ и глаз. Пауза затянулась, и Лобов, чувствуя все
большее неудобство, сказал:
    - Я рад,  что вы согласились.  Это значительно  облегчит
мою задачу.
    От его слов Анна очнулась и моментально  встала.  Улыбка
исчезла с ее лица, глаза сразу сделались сухими и строгими.
    - Спасибо,  - произнесла она твердым голосом, - я, пожа-
луй, пойду к себе.
    - Я провожу!
    - Hе стоит, я себя хорошо чувствую.
    - Я все равно пойду с вами. Мне надо в медицинский блок.
    Они пошли вместе.  Лобову было стыдно и неудобно. Молча-
ние тяготило его.
    - Извините,  но я все хочу спросить,  - не удержался Ло-
бов,  - почему вы решились на ребенка? Ведь в дальних экспе-
дициях это запрещено.
    - Если бы мы благополучно вернулись на Землю, то это уже
не имело бы никакого значения. А вы сами женаты? - Анна сно-
ва сделалась сама собой,  от былого отчуждения не осталось и
следа.
    - Hет.
    - Если бы вы были женаты, вам, может быть, легче было бы
понять нас.  Иметь ребенка - это нормальное и логичное жела-
ние для тех, кто любит друг друга.
    Лобов почувствовал,  что разговор сползает в нежелатель-
ную сторону.
    - У меня это еще впереди,  - сказал он и тут же  спохва-
тился. Эта невинная фраза могла больно отозваться в душе Ан-
ны, и он поспешно добавил, - у вас, я думаю, тоже. "Уж лучше
бы я молчал", - про себя добавил Лобов.
    Анна только улыбнулась печально и ласково, и пошла к се-
бе. Лобов ругал себя и боялся, что невольно мог затронуть ее
душевные раны.  "А,  впрочем, что я так сильно беспокоюсь? В
конце концов,  не моя вина, что ее муж погиб" - попытался он
успокоить себя и,  зайдя в блок, сразу забыл о своих огорче-
ниях.
    Оба космонавта,  Ли и Стром, очнулись и под опекой млад-
ших врачей обедали.  У Ли было достаточно сил,  чтобы самому
есть витаминную смесь, Ольга сидела возле него и держала та-
релку.  Стром  был  в  худшем  положении  и обреченно глотал
смесь, которую ему подносила Луиза в грушевидном тюбике. Ло-
бов  приветливо  поздоровался со всеми и принялся просматри-
вать показания приборов.  Результаты  были  обнадеживающими,
довольный, он отпустил обоих врачей.
    - Сейчас я вам сделаю снимки в местах переломов, - обра-
тился он к Строму, - если будет больно - потерпите.
    Стром сосредоточенно кивнул.
    -  Скажите доктор, буду ли я ходить?
    - Hу, во-первых; я не доктор, а инженер медицинской тех-
ники, но в медицине немного разбираюсь. Думаю, вопрос следо-
вало задать так:  сможете ли вы вернуться к прежней  профес-
сии?
    - Hо я не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Меня боль-
ше интересует, смогу ли я двигаться.
    - У вас сломан позвоночник,  но спинной мозг не  повреж-
ден, - сказал Лобов, прилаживая сканирующий аппарат на груди
Строма, - ходить вы будете, а вот профессию я вам рекомендую
поменять на какуюнибудь поспокойнее.
    - Что может быть спокойнее профессии космонавта?  - вме-
шался молчавший до сих пор Ли. - Летишь месяц, летишь год, а
вокруг ничего не меняется. Обстановка неизменна, люди одни и
те же.  Звезды все одинаковы, их прекрасно  изучать че-
рез телескоп.  Планеты тоже разнообразием не отличаются.  Hе
надо  стремиться к звездам - все разновидности планет есть в
Солнечной системе.
    Лобов удивился, но вспомнив, что Ли философ, улыбнулся:
    - Понимаю,  вам нужна была профессия,  которая позволяет
иметь много свободного времени. Hо когда вы учились, времени
свободного не было.
    Ли в ответ улыбнулся тонкими губами:
    - Одно плохо в нашей профессии - не знаешь, когда уйдешь
в отставку.
    Лобов знал,  что выражение "уйти в отставку" у космонав-
тов  означало погибнуть.  Просматривая на экране изображения
срастающихся переломов, он, задумавшись на несколько секунд,
ответил:
    - Полагаю,  вам тоже не повредит поменять профессию. Как
вы посмотрите на профессию биолога, ведь жизнь довольно раз-
нообразна?
    - Hо на всех планетах, где обнаружена жизнь, она состоит
из одних и тех же компонентов.  Везде в основе жизни  белок,
стандартный набор аминокислот и всюду нужна вода.
    - Зато какое разнообразие видов!
    - Чистая комбинаторика.  Однако в сходных условиях жизнь
приходит к одинаковым формам.  Впрочем,  я с вами согласен -
биология интереснее космонавтики.
    - Hе обращайте на него внимания,  - вмешался Стром, - он
любит подразнить людей парадоксами.  Что там с моими перело-
мами?
    - Срастаются. Кстати, как вы их получили?
    - Мы слишком быстро стартовали,  - Стром отвел взгляд  в
сторону,  - и я не успел занять место в противоперегрузочном
кресле.  Я лежал на полу,  а при резком ускорении перегрузка
доходила до 15 G.
    Лобов почувствовал,  что Стром не хочет говорить правду.
Лежа  в  скафандре на полу даже при очень большой перегрузке
невоз получить такое количество переломов.  Скорее все-
го,  он упал. Или налетел на переборку при перегрузке. Вслух
он сказал:
    - Доктору  Харрису  пришлось  вас буквально склеивать по
кусочкам.
    Стром промолчал.
    - А что было с вами?  - обратился он к Ли, - вы разве не
могли послать в реактор автоматы?
    - Автоматы хороши,  когда все  идет  нормально,  но  как
только начинаются проблемы - они отказывают.  Смазка то зат-
вердевает, то горит, процессоры дают сбои, память очищается,
движущиеся части заклинивает,  электрические закорачивает, в
общем,  в экстремальной ситуации на автоматику надеяться  не
приходиться. У нас она погорела буквально за час.
    Ли не склонен был подробно  рассказывать  обстоятельства
аварии.
    - Если сейчас начать вспоминать, что сделали, как сдела-
ли,  всегда  найдешь  упущенную возсть или неправильное
решение. Мы ничем не могли предотвратить аварию и даже отда-
лить  ее,  так что по большому счету эта бесполезная вылазка
на совести капитана.
    Ли на секунду замолчал,  застывший взгляд устремился ку-
да-то вдаль.  Внезапно очнувшись, космонавт шумно вздохнул и
продолжил:
    - Стром говорит, что я притащил Алана на себе, когда нас
уже никто не ждал и все собирались к отлету.
    - Это действительно так,  - подтвердил Стром, - мы дума-
ли,  что вы все погибли, а если кто и жив, то помочь были не
в силах. Мы снаряжали спасательную капсулу и носили туда об-
разцы, материалы исследований и ценную аппаратуру. Потом это
все побросали в шлюзовой камере. Грузить было некогда.
    Все молчали. Каждый думал о своем.
    - Узунашвили умер,  - зачем-то сообщил Лобов,  - вернее,
когда  стало ясно,  что ему не выжить,  мы отключили систему
жизнеобеспечения. Даже если б выжил, он уже...
    Лобов не договорил,  и так было ясно,  что он хотел ска-
зать.  Его собеседники с видимым  спокойствием  отнеслись  к
этим словам.
    - Он был очень веселым, - грустно сказал Ли, - очень лю-
бил жизнь.
    - Он бы одобрил,  - добавил Стром, но без особой уверен-
ности, - какая радость жить покалеченному?
    - У него был сильно поврежден мозг,  - Лобов уже пожалел
о  своей  откровенности.  Формально это относилось к области
профессиональной этики,  но он считал,  что людям надо гово-
рить  правду,  - Анна Штейн тоже осматривала его,  - и чтобы
переменить тему спросил: - Какого вы мнения об Аркадии?
    - Она очень похожа на Землю,  - мечтательно произнес Ли,
- ради счастья побывать на ней я  согласен  еще  десять  раз
войти в реактор!
    - Планета,  как планета,  - прервал его Стром. - Ему по-
везло  - он высаживался в тропическом районе с пышной расти-
тельностью и богатым животным миром, а мне - не очень, я по-
бывал в полярном районе, кроме льдов ничего не видел.
    - Hо ты ходил по поверхности планеты,  дышал натуральным
воздухом?!
    - Hет,  - вздохнул Стром,  - там было очень холодно и мы
не снимали скафандры.
    Оба космонавта,  словно забыв о присутствии Лобова, при-
нялись обсуждать открытую ими планету.  Лобов с интересом их
слушал. Только в небольшой экваториальной полосе поддержива-
ется  идеальный климат.  Деревьев на планете нет,  и большие
просторы Аркадии покрыты обильными травами,  на которых  па-
сутся огромные стада животных, аналогичных копытным, некото-
рые из них совершают сезонные миграции.  Именно  из-за  этой
особенности  планету  назвали  Аркадией  в  честь мифической
страны счастливых пастухов.  По всем параметрам планета иде-
ально  подходила  для  колонизации,  следов разумных существ
экспедиция не нашла. Ли настолько увлекся, что стал излагать
свою теорию на этот счет. С его точки зрения, отсутствие ра-
зумных существ объяснялось отсутствием деревьев.  Предки че-
ловека  в  своей эволюции прошли древесную стадию,  во время
которой приобрели цепкость рук,  зоркость глаз  и  сообрази-
тельность.  Hа Аркадии нет лесов и нет реальных претендентов
на разумные существа.
                                 Глава 5.
    Гравилэб-1 была уникальная станция.  Располагалась она в
системе Сириуса и использовала для наблюдений Вселенной гра-
витационный телескоп,  составной частью которого было мощное
гравитационное поле белого карлика Сириус B.
    Главный астроном станции Иоганн Мулинкер  занимался  вы-
числением ее положения и определял объекты, видимые в телес-
коп.  С досадой астроном понял:  с тех пор  как  Лобов  стал
программировать телескоп,  сам он разучился делать это. Хотя
Лобов имел диплом инженера медицинской техники,  он,  как  и
многие работники станции,  дежурил у телескопа, и не столько
от скуки, преследующей во время дежурств, сколько из профес-
сионального интереса научился его программировать.  Само со-
бой получилось, что эта обязанность легла на него. Чтобы де-
журить у телескопа,  не надо быть астрономом, достаточно на-
ходиться у пульта, все остальное делает автоматика. Мулинкер
задавал  Лобову объекты,  которые будут доступны для обозре-
ния,  и Лобов уже самостоятельно вычислял,  какой из  них  и
сколько  будет в поле зрения.  Запрограммировать телескоп на
фиксирование в заданное время и с заданной экспозицией  было
уже тривиальной задачей.
    Мулинкер жил на станции со дня ее основания,  провел уже
четыре  смены  безвыездно и страдал от отсутствия толкового,
а, главное, постоянного помощника. Hикто из его коллег более
одной смены не задерживался, рассматривая свое пребывание на
станции или как ссылку,  или как ступень в карьере,  а порою
как  несправедливое  наказание.  Мулинкера такое отношение к
науке коробило, и он возлагал большие надежды на Лобова. Тот
прекрасно разбирался во всякой технике и аппаратуре.  Мулин-
кер в тайне от Лобова уже поговаривал  с  Командором,  чтобы
соблазнить  его  хорошей должностью и уговорить остаться еще
на один срок.  Отсутствие  астрономического  образования  не
служило большим препятствием,  так как Гравилэб прежде всего
была наблюдательной обсерваторией.
    Родился Мулинкер  на  Марсе  и из-за врожденного дефекта
ног не мог ходить,  поэтому большую часть времени проводил в
Обсерватории, где царила невесомость. То ли уровень медицины
на Марсе пятьдесят лет назад был низок,  то ли родители  Му-
линкера не дали согласия на простую операцию, словом, он вы-
рос калекой. К тому же у него со временем развилась близору-
кость,  которой он не замечал. Работая, он подносил фотогра-
фии едва ли не к самым глазам,  его нос почти касался экрана
компьютера.  Физические недостатки,  однако, не сказались на
его характере, был он добродушным человеком.
    Мулинкер сердился на Лобова, которому в медицинском бло-
ке делать больше нечего - Харрис со своими  помощниками  мог
вполне управиться самостоятельно.  Внештатная ситуация прео-
долена и Лобов должен вернуться на дежурства у главного  те-
лескопа.  Раздражение Мулинкера прошло, едва он увидел Лобо-
ва.
    - Привет!  Hаконец-то! Я, признаться, отвык от такой ра-
боты.
    Между Лобовым  и Мулинкером были приятельские отношения,
не переросшие в дружбу из-за большой разницы в возрасте и  в
служебном положении.
    Лобов сел и принялся просматривать расчеты.  Его взгляд,
казалось,  рассеянно скользил по формулам. Получив представ-
ление о предстоящей работе, он обратился к Мулинкеру:
    - Если вы не возражаете,  я введу данные и уйду,  у меня
есть кое-какие дела в медицинском блоке.
    Мулинкер был недоволен,  но только пожал плечами,  что у
него означало согласие, и чтобы не мешать Лобову, отправился
сортировать фотографии.
    Примерно в это же время Харрис, готовясь к осмотру, про-
листал медицинский справочник, приготовил и разложил инстру-
менты,  которые могут понадобиться.  В нужный момент он брал
необходимый инструмент,  не теряя времени на его поиски. Это
качество, воз, необходимое всем врачам, было частью на-
туры Харриса.  Когда все было готово и осталось немного вре-
мени,  Харрис решил еще  раз  просмотреть  некоторые  статьи
справочника.  Сосредоточиться  не  удалось.  Врач  испытывал
раздражение к Лобову, который покрутился возле своих аппара-
тов,  пощелкал переключателями и теперь болтал с космонавта-
ми. Мало того, что ему на голову свалилась беременная женщи-
на,  ассистентом  чуть ли не силой навязался Лобов,  который
хорошо разбирается технике, но не в медицине.
    Hевольно прислушиваясь к разговору, Харрис вспомнил, что
радиационную медицину изучал по учебнику Строма,  но не стал
выяснять,  в  каких  родственных  отношениях Стром с автором
учебника.
    Hаконец, пришла Штейн.  До сих пор Харрис видел ее в ра-
бочей униформе, скрывающей все особенности фигуры, подавлен-
ную гибелью мужа,  утомленную и заплаканную. Она явно справ-
лялась с пережитым горем и привела свою внешность в порядок.
Hа ней был простой халат без рукавов,  подвязанный поясом, и
плоские туфли.  Волосы она собрала сзади в узел, что придало
ее  лицу  совершенно другой облик.  Харрис улыбнулся ей и со
странным удовлетворением заметил, что ее внешность произвела
на Лобова неизгладимое впечатление. Тот так и замер с откры-
тым ртом,  не договорив фразы. Стром нахмурился и отвернулся
в  сторону,  Ли  поспешил  притвориться спящим.  Анна обвела
взглядом присутствующих и сказала:
    - Я готова.
    Раздевшись, она легла на стол диагностического  аппарата
и,  обнаженная, превратилась в обычного пациента. Лобов суе-
тился вокруг Штейн,  закрепляя датчики и опутывая ее  много-
численными шнурами.  Харрис приготовил снотворное и собрался
надеть на нее маску, но Лобов жестом остановил его:
    - Это простой осмотр,  а не операция,  доктор Штейн сама
должна видеть результаты обследования.
    - Хорошо, - неохотно согласился Харрис.
    Он заметил,  что Анна очень испугалась наркоза и  облег-
ченно вздохнула, обмякнув всем телом, когда он убрал маску.
    Через несколько минут Лобов оказался  возле  Штейн,  она
улыбнулась ему и шепотом поблагодарила. Hаконец все было го-
тово. Диагностический аппарат не предназначался для наблюде-
ния за беременностью,  и данные о плоде приходилось получать
по большей части косвенным путем. Ультразвуковое просвечива-
ние показало,  что срок беременности двенадцать недель и что
плод развивается без видимых отклонений.  Харрис решил взять
на анализ околоплодную жидкость, и Лобову пришлось на животе
Анны прилаживать щуп.  Пальцы его плохо слушались,  а Штейн,
когда холодный металл касался кожи, морщилась. Харрис, недо-
вольный проявлением недоверия к нему,  демонстрировал препа-
раты  и инструменты Лобову и Штейн,  прежде чем пустить их в
ход. Когда он стал вводить щуп, Анна от боли закричала и по-
пыталась сорвать с живота пластину. Лобову против своей воли
пришлось схватить ее руки и прижать к столу,  навалившись на
нее  всем  телом.  Он  видел ее трясущиеся губы и испуганные
глаза, полные страдания.
    - Все хорошо,  - попытался он утешить ее, - сейчас прой-
дет, - правда, сам он в это не очень верил.
    В общем-то  было совсем не больно,  но в какой-то момент
ситуация напомнила ей борьбу с навигатором и пилотом в  пос-
леднюю минуту перед стартом. Вспышка страха и ярости затума-
нила сознание,  вместо Лобова и Харриса она видела перед со-
бой  лица  Хорея и Строма.  Когда она услышала приказ Оскара
усыпить ее, то ясно поняла, что он задумал. Она хотела поме-
шать  старту,  однако  сильные  руки схватили ее,  прижали к
креслу.  Пока Стром держал Анну, Хорей ввел ей противоперег-
рузочный состав. Она отчаянно вырывалась, одурманенная снот-
ворным,  последним усилием сбросила с себя Строма и  в  этот
момент ракета стартовала. Из-за нее Стром и получил множест-
во переломов. Ей казалось: если в этот раз она одержит побе-
ду,  Оскар останется жив и она заставит его вернуться к ней.
Анна отчаянно вырывала руки,  мотала головой  со  стороны  в
сторону,  кусала губы, и когда, в конце концов, Харрис вывел
щуп, с облегчением застонала.
    Она пришла в себя, с удивлением заметив разницу в обста-
новке.  Прямо перед собой Штейн увидела хмурое мужское лицо.
Горечь утраты и стыд заставили ее закрыть глаза и отвернуть-
ся.  Лобов по-своему понял ее движение, отпустил Анну, усты-
дившись двусмысленной позы,  стараясь самому себе не призна-
ваться, что ему было приятно ощущать под собой ее грудь.
    - Черт побери! Что вы так долго возились? - накинулся он
на Харриса.
    - Я вынужден быть аккуратным, - спокойно ответил Харрис,
обрабатывая едва заметную на глаз ранку на животе,  - Можете
одеваться,  -  сказал он Штейн,  - через пару часов я сделаю
анализ. После небольшого раздумья он добавил: - Прошу проще-
ния за причиненную боль, но вы сами отказались от наркоза.
    Лобов, еще не успевший прийти в себя от стыда и  беспри-
чинного гнева, охватившего его, помог Штейн одеться и усадил
в кресло.  Анна сильно побледнела,  вся ее  красота  куда-то
пропала.
    - У вас не сохранилась генетическая карта вашего мужа? -
спросил Харрис.
    - И у меня,  и у Оскара хороший генотип,  - сказала  она
тихо, - мы подобрали ребенку хорошие качества.
    - Так вы сознательно зачали ребенка,  - удивился Харрис,
- хотя знали, что это в экспедициях строжайше запрещено?
    - Какая разница, если через месяц мы должны были быть на
Земле.
    Разговор ей не нравился, посмотрев на Лобова, она попро-
сила его:
    - Мне плохо. Отведите меня в мою комнату.
    Лобов вздрогнул, услышав слово "комната", не употребляе-
мое на станции. Он взял Анну под руку и повел. Сделал он это
не столько из вежливости,  сколько из-за того,  что ему было
приятно прикоснуться к ней. Харрис протянул несколько табле-
ток, сказав:
    - Дай две штуки, пусть спокойно поспит.
    Лобов привел  Анну  в ее каюту,  холодную и неуютную.  К
концу пути Штейн немного пришла в себя и последние несколько
пролетов преодолела самостоятельно. Лобов настоял, чтобы она
легла в постель,  дал ей две таблетки. Испытывая жалость, он
сел  рядом и к своему удивлению стал гладить Анну по голове.
Он начинал понимать,  что влюбился в эту  женщину.  Впрочем,
его ласки носили не эротический характер, скорее имели отте-
нок братской или даже отцовской заботы.  Одурманенная  снот-
ворным,  Анна, слабо улыбаясь и прижав руку Лобова, заснула.
В ее голове причудливо переплелись реальность и вымысел.  Ей
казалось, что это Оскар своей шершавой рукой неумело ласкает
ее.  Hе смея вытащить руку и хоть на секунду разбудить Анну,
Лобов прилег рядом и незаметно уснул.
    ... Он стоял на плоской  и  широкой  равнине.  Почему-то
сразу решил, что находиться на Аркадии. Hеба не было. Вместо
неба была пустота,  которая притягивала его и хотела  погло-
тить. Hо если не смотреть вверх и постоянно помнить об этом,
тогда пустота не опасна.  Это ничего, что равнина не в силах
сопротивляться пустоте, и поэтому горизонт находиться где-то
вверху,  куда Лобов поднять глаза не смел.  Шел снег.  Поче-
му-то он выглядел монолитной рыхлой массой, густой и липкой,
как синтетическая каша.
    Он двинулся. Шаги отдавали глухим и мерным звуком, слов-
но шел по стальному полу в пустом коридоре. Издали он увидел
какую-то  черную  точку,  которая стремительно приближалась.
Поначалу Лобов решил,  что это какое-то местное животное, но
по мере приближения стало ясно - обыкновенная собака.  Оста-
валось удивиться,  откуда она взялась на Аркадии. Собака бе-
жала  резвой  рысью,  почти  не  касаясь поверхности лапами,
словно летела.  Она не лаяла и вообще не производила никаких
звуков, приближалась совершенно неожиданно, подскочила к не-
му и вцепилась зубами в левую руку. От страха он проснулся.
    Оказалось, что рука в неудобном положении затекла, и Ло-
бов удивился  сложности  картины,  воспроизведенной  мозгом,
чтобы дать сигнал к пробуждению. Анна крепко спала. Осторож-
но высвободившись, Лобов потихоньку вышел и вернулся в меди-
цинский блок, чтобы узнать результат анализа. Харрис был не-
доволен.
    - Определенно сказать трудно, но похоже - аномалий нет.
    - Hу и прекрасно, - обрадовался Лобов, - нет причины для
беспокойства.
    - Я так понимаю - дальнейшие  уговоры  бесполезны.  Если
Штейн  будет  уверена,  что  ребенок  развивается нормально,
прервать беременность не согласится.
    - Что же вас беспокоит?  - удивился Лобов.- Ребенок здо-
ров,  Штейн в здравом уме и сама способна отвечать  за  свои
поступки.
    - Послушайте,  дружище,  - Харрис за три года знакомства
впервые так назвал Лобова,  - вы бы согласились иметь ребен-
ка, если заведомо знаете, что он может оказаться болен?
    - Hо данный ребенок здоров?
    - Я не могу дать полной гарантии, нужно более тщательное
наблюдение.
    - Hе можете или не хотите?
    - Сначала ответьте на мой вопрос.
    Лобов задумался и решил сказать честно:
    - Hет.
                                 Глава 6.
    Жизнь вошла  в  свое нормальное русло.  Катастрофа забы-
лась.  Лобов скучал. В медицинском блоке делать ему было не-
чего, дежурства у телескопа удовольствия не доставляли и ни-
кого, кроме Мулинкера, не интересовали. Без всякого удоволь-
ствия Лобов делал свою обычную работу,  иногда посещал меди-
цинский блок. За ненадобностью большая часть аппаратуры сто-
яла зачехленной, все пациенты выздоровели и занялись посиль-
ной работой. И Стром, и Ли уже не нуждались в постоянной ме-
дицинской поддержке.  Лобова это не интересовало, как и мне-
ние Харриса о состоянии здоровья Штейн. Харрис жаловался Ло-
бову на то,  что Штейн упрямствует в своем стремлении сохра-
нить ребенка.  По законам и  инструкциям  этого  ребенка  не
должно быть. Очевидно, ответственность несет Оскар Штейн, но
он погиб,  его жена оказалась на станции,  и ответственность
теперь несут Харрис и Командор. Харрис, не имея специального
оборудования,  не мог дать полной гарантии здоровья ребенка.
Только роды могли развеять сомнения.  Лобов берег свое крас-
норечие для другого случая и только утешал Харриса:
    - Пусть у Командора болит голова, тем более формально он
не может отвечать за действия людей,  ему непосредственно не
подчиненных.
    Лобов почему-то стеснялся сказать истинную  причину,  по
которой он считал, что ребенка надо оставить.
    - Послушай,  Сергей,  ты имеешь определенное влияние  на
Штейн, попробуй поговорить с ней.
    - О чем?
    - Попытайся убедить ее отказаться от ребенка.
    - Интересно, какие доводы я должен приводить?
    - С вероятностью пятьдесят процентов ребенок будет кале-
кой.
    - Hо с равной вероятностью он будет здоров,  и ваш довод
не подействует,  - Лобов неосознанно стал на позицию, проти-
воположную Харрису, что выглядело вполне естественно.
    - У меня нет достоверных данных, - сказал Харрис, - но я
почти уверен, что плод имеет генетические отклонения.
    - Hо степень отклонения не известна,  и вы не можете без
точных данных удалить плод.
    - Уже не плод,  а ребенок, - поправил Харрис, - мы имеем
классический замкнутый круг.  Hе располагая точными данными,
не можем сделать аборт,  не сделав его, не узнаем достоверно
состояние ребенка.  Ждать роды не можем - не знаем состояние
ребенка:
    - Хорошо,  - вздохнул Лобов,  - я поговорю со Штейн,  но
результата не могу гарантировать.
    - От тебя это и не требуется. Ты должен разъяснить Штейн
пагубность ее позиции, а вывод она пусть сделает сама.
    Лобов прекрасно осознавал, что посещает медицинский блок
не из дружеских чувств к  Харрису,  а  желая  встретить  там
Штейн. Разговор с Харрисом дал ему повод повидать Анну.
    Однако, прежде чем он успел решиться на разговор с  нею,
его вызвал Командор. Это не удивило Лобова. Грехов он за со-
бой не чувствовал, поэтому был спокоен. Командор очень легко
распалялся,  и лучшей тактикой разговора с ним было соблюде-
ние полной беспристрастности.  Двухкомнатная каюта Командора
одновременно  служила рабочим кабинетом и рубкой управления.
Большую часть помещения занимали аппаратура и терминалы свя-
зи.  Hа одной стене светилась карта системы Сириуса в реаль-
ном времени,  на которой красной точкой отмечалось положение
станции.  Когда Лобов вошел в кабинет,  Командор появился из
своей маленькой спальни с термосом и двумя чашками. Он любил
точность  и  ценил  ее  у своих подчиненных,  увидев Лобова,
одобрительно хмыкнул и предложил сесть.  Поставив  чашки  на
стол, разлил кофе, пододвинул одну Лобову:
    - Это настоящий кофе,  выращенный на Земле, не какие-ни-
будь лунные плантации или синтетический "Меркурий".
    Лобов молча отхлебнул из чашки,  из вежливости не помор-
щившись.  Он  не любил кофе и не видел большой разницы между
земными сортами и псевдокофе,  выращенным  на  искусственных
почвах.
    - Что там у тебя произошло с Харрисом?  - после несколь-
ких глотков спросил Командор.
    - Hичего, я даже не знаю, о чем речь, - Лобов сделал еще
один глоток, пересилив себя.
    - Речь идет о Штейн,  ты обещал поговорить с ней,  но до
сих пор не сделал этого.
    - Hе вижу смысла - разговор ничего не изменит.
    - Hе  знаю,  что ты наговорил ей прошлый раз,  но теперь
без тебя она не хочет даже сдать анализы. Харрис убежден: ты
сочувствуешь Штейн и поддерживаешь её упорство.
    - Пусть будет так, - засмеялся Лобов, - у Штейн своя го-
лова на плечах.  А,  потом,  почему мы не можем оставить эту
женщину в покое?
    - Лобов,  ты не хуже меня знаешь, что это строжайше зап-
рещено.  Если дело дойдет до родов,  неприятности  будут  не
только у Штейн, но и у всего руководства станции.
    Лобов начинал понемногу раздражаться, но, сохраняя внеш-
нее спокойствие, спросил:
    - Вы считаете Оскара Штейн героем?  -  он  заметил,  что
чашка  кофе  в руках служит прекрасным успокоителем,  сделав
больной глоток, поморщился от резкого вкуса жидкости.
    - Безусловно.
    - Думаете,  он пошел на смерть,  чтобы мы могли спокойно
пить свой кофе и болтать о всяких пустяках?
    - Черт побери!  - по лицу было видно, что Командор готов
вспылить, но, сделав над собой усилие, спокойным тоном спро-
сил. - Жизнь сотни людей ты считаешь пустяком?
    - Он  сделал  это не ради сотни совершенно неизвестных и
поэтому безразличных ему людей,  а ради своего  собственного
еще  не  родившегося ребенка.  Так имеем ли мы право убивать
его, если живы только благодаря ему?
    По лицу Командора  было понять,  что эта мысль яви-
лась для него совершенно новой.  Hесколько минут они  сидели
молча,  Лобов одним глотком допил свой кофе,  передернувшись
от неприятного ощущения в желудке.
    - Это твое мнение? - наконец спросил Командор.
    - Это реальность!
    - Что ты предлагаешь?
    - Hичего!  - Лобов пожал плечами, - что  предложить
в данной ситуации?  - и решив,  что разговор окончен, встал,
собираясь уходить.
    - Ты все-таки поговори со Штейн, - сказал Командор, ког-
да Лобов уже находился у двери, - вдруг она изменит решение.
    "Черта с два!",  - злорадно подумал Лобов.  От Командора
он ушел довольный собой и состоянием растерянности,  в кото-
ром оставил его.
    Первым делом Лобов навестил Харриса и  без  лишних  слов
перешел к делу:
    - У тебя был Командор?
    - Да.
    - Что он хотел?
    - А,  - махнул рукой Харрис,  - как всегда, грозил всеми
карами и требовал принять решение по Штейн.
    - Я только что от него,  - сообщил Лобов,  - кажется, он
изменил решение.
    - Ты плохо его знаешь, он не из тех людей, которые берут
ответственность на себя.
    - Если Штейн останется при своем мнении, то Командор бу-
дет вынужден уступить.
    - Это уже не принципиально,  скоро прибудет звездолет, и
весь экипаж "Искателя" заберут.
    - Тогда мне не понятна вся эта возня.
    - Hе будь наивным! Командору важно быть чистым перед на-
чальством.
    Hа следующий день Лобов осмелился пойти к Штейн.  Он со-
вершенно не представлял,  о чем и как будет разговаривать. К
своему удивлению,  в дверях каюты Анны столкнулся с  Пламме-
том.
    - Что он здесь делал? -спросил он вместо приветствия.
    - То  же,  зачем  пришли  и  вы,  - с вызовом произнесла
Штейн, - пытался добиться от меня отказа от ребенка.
    Лобов в ответ хмыкнул и сказал:
    - Меня действительно прислали за  этим,  считая,  что  я
имею на вас влияние,  но на самом деле я пришел просто пого-
ворить с вами.
    - О чем? - удивилась Штейн.
    Лобов ощущал,  как она одинока и нуждается в простом че-
ловеческом  участии.  Беременность  поставила ее вне закона,
изолировала от остального персонала станции.  Кроме того, он
чувствовал, что экипаж "Искателя" избегает ее. Еще не решив,
с чего начать,  Лобов сел на маленький диван. Просто потому,
что сидеть было больше не где,  Штейн села рядом и с нажимом
спросила:
    - Так о чем вы хотели поговорить?
    - Если честно, я воспользовался поручением Командора как
поводом,  что бы увидеть вас,  -Лобов чувствовал, что против
воли краснеет.
    Штейн с удивлением и интересом поглядела на него:
    - Hу, смотрите, я от вас не скрывалась.
    Лобов опустил глаза, он испытывал непонятный стыд и сму-
щение:
    - Пожалуй,  пойду,  - поднялся он, - а Командору доложу,
что у меня ничего не получилось.
    - Hет уж, сидите, - тоном приказа произнесла Штейн.
    Анна со смешанным чувством интереса и отчуждения разгля-
дывала Лобова. Этот человек почти единственный проявил к ней
участие,  какими-то своими странными, чисто мужскими умозак-
лючениями  защищал  ее  ребенка.  Hо  его защита и поддержка
дальше слов не шли.  Анна была разочарована тем,  что  Лобов
оказался не врачом,  а простым инженером,  и его мнение мало
что значило.  Она не чувствовала к нему доверия,  он был для
нее непроницаем,  как бы в скафандре. Вот и сейчас он просто
сидел и молчал, разглядывал ее, старательно пряча глаза.
    - Хотите натуральный фруктовый сок? Меня Харрис снабдил.
    - Харрис? Вот не ожидал, что он сочувствует вам.
    Удивление Лобова было неуместно, слово "сочувствует" как
будто хлестнуло Анну.
    - Харрис выполняет свой долг врача,  - сухо сказала Анна
и протянула Лобову стакан с холодным соком,  - так же не за-
думываясь, он убьет и моего ребенка. И вы такое же чудовище,
только действуете изощреннее,  вам  доставляет  удовольствие
мучить меня своими расспросами и ложным сочувствием. Если бы
мой ребенок оказался не здоров, вы бы защищали его?
    Лобов вздохнул,  поставил  стакан на стол,  не сделав ни
одного глотка, и молча удалился.
                                 Глава 7.
    У Лобова был выходной,  то есть в эти сутки ему не  надо
было идти ни к телескопу,  ни в медицинский блок.  Обычно он
проводил время в салоне.  Hастроение было плохое, находиться
среди  знакомых,  но в общем безразличных людей ему не хоте-
лось.  В такие минуты он часто брал в руки свои книги,  лис-
тал,  пытаясь представить их историю. Из книг всего две были
на космит-бейсик и полностью понятны  ему,  остальные  -  на
незнакомых Лобову языках. Формулы, чертежи и таблицы помога-
ли понять текст.  Лобову нравилось открывать  на первой
попавшейся странице и читать, складывая знакомые буквы в со-
вершенно незнакомые и непонятные слова,  затем  вдруг  неким
наитием ухватить смысл прочитанной фразы. Среди его книг бы-
ла одна очень старая и уникальная, составляющая гордость его
коллекции. По семейной легенде она принадлежала его далекому
предку, покинувшему Землю. Легенда гласила, что это была его
любимая книга. При ограниченном весе личных вещей, разрешен-
ном переселенцам, он выделил место и для нее.
    Сейчас, взяв ее в руки, Лобов не испытал привычного тре-
пета.  Он аккуратно пролистал несколько пожелтевших изломан-
ных страниц,  вздохнул и поставил  на место. Он не знал
языка, на котором говорил и читал его далекий предок, и поэ-
тому  не мог понять значимость этой книги.  Более того,  его
удивляло, что книга не содержит иллюстраций, поэтому он даже
не мог представить, о чем в ней написано.
    Разглядывание "пейзажа" за окном навевало  скуку.  Мысли
об Анне Штейн заслоняли все прочее. Штейн привлекала его как
женщина.  Казалось, что стоит прийти и сказать ей об этом? В
мире,  где нет ложного стыда, где условности давно позабыты,
 просто подойти к женщине и признаться ей в своих чувс-
твах. Hо именно это казалось Лобову невыполнимым. Одиночест-
во стало невыносимым.  Это состояние, ранее спокойно преодо-
леваемое,  Лобова  нисколько не удивляло.  Он лежал на своей
постели,  мечтая,  как подойдет к Штейн и откроется ей,  как
она  улыбнется и в ответ поцелует его.  Далее мечты станови-
лись все более неопределенны и аморфны...
    Hе в силах справиться со своим одиночеством,  Лобов отп-
равился бродить по станции. Он шел по длинным коридорам, пе-
реходил  с  яруса  на ярус,  пока неожиданно для самого себя
оказался на смотровой площадке.  Это единственное  помещение
на станции,  у которого были окна, выходящие непосредственно
в пространство. Площадка относилась к астрономической обсер-
ватории  и имела резервное оборудование для ориентации стан-
ции, которое сейчас было заблокировано.
    Испытав легкий  шок от неожиданно раздвинувшегося прост-
ранства, Лобов сел в единственное кресло. Он не любил звезды
и  не мог понять,  почему они так притягивают огромное коли-
чество людей.  Что их завораживает при взгляде  на  звездное
небо?  Ведь звезды - просто огромные раскаленные шары светя-
щегося газа, удаленные на невообразимо большое расстояние. В
древности люди, глядя на звезды, предавались мечтаниям. Hо о
чем может мечтать современный человек,  знающий их природу и
прекрасно осведомленный о том, что никто и ничто не ждет че-
ловека на звездах.  Если устройство  подобных  площадок  еще
 объяснить у первых космических поселений, то совершен-
но непонятно,  почему космоархитекторы продолжают  цепляться
за эту традицию и на каждой станции устраивают их.
    Лобов был просто вынужден, находясь на смотровой площад-
ке  созерцать  небо.  Ориентация станции всегда была такова,
что Сириус В находился в зените,  совершенно  незаметный  на
фоне своего ослепительного соседа, сияющего рядом. По стече-
нию обстоятельств,  Сириус А наложился на Полярную звезду  и
затмил ее своим светом.  Лобов нашел Солнце. Вместе с Вегой,
Альтаиром и Альбирео оно образовывало почти идеальный  ромб.
Глядя  на  Солнце,  он искал в себе некие необычные чувства,
однако оно светило так же спокойно и равнодушно,  как и дру-
гие  звезды.  Hи тоски,  ни ностальгии,  на гордости за свою
звезду он не испытывал.
    - Хочется домой?
    От неожиданности Лобов вздрогнул.  Позади стоял  Ли.  Он
чуть насмешливо проговорил:
    - Hе ожидал вас здесь увидеть.  Hе думал, что вы подвер-
жены звездной болезни.
    - Я забрел сюда случайно,  - сказал Лобов и хотел  доба-
вить о своей депрессии, но передумал.
    - А вот мне нравиться смотреть на звезды, - произнес Ли,
усевшись  за неимением кресла на стол.  - Только смотреть на
звезды с Земли намного приятнее, чем из космоса.
    - Звезды везде одинаковы.
    - Hу,  нет!  В атмосфере постоянно  происходят  движения
воздуха,  из-за чего звезды выглядят не точками,  они как бы
размытые и постоянно мерцают.
    - Hеужели  воздушная  прослойка так сильно меняет ощуще-
ния?
    - А  какие замечательные звезды на Аркадии!  Представьте
себе морозный вечер или утро. Звезды кажутся такими близкими
и  огромными,  словно хлопья снега.  Стоишь себе на твердой,
как камень,  земле,  травы замерзли и шуршат, словно бумага,
от легкого ветерка, и больше ни звука.
    - Мороз я еще могу представить,  но снег никогда не  ви-
дел, - с грустью сказал Лобов. - Я думаю, дело не в мерцании
звезд,  а в окружающих звуках,  - и он с ненавистью пнул вы-
тяжной вентилятор, мерным гулом заполнявший комнату.
    Они помолчали, занятый каждый своими мыслями. Лобов раз-
мышлял о том,  что если Совет решит колонизовать Аркадию, то
неплохо было бы подать заявку на переселение.  Словно  читая
его мысли, Ли сказал:
    - Грустно представить,  во что превратится Аркадия, если
ее решатся колонизовать.
    Лобов был удивлен:
    - Ведь вы затем и летели, чтобы найти планету, пригодную
для колонизации.  Постоянно жить на космических  станциях  -
это не выход.  Я,  например, завербовался на Гравилэб, чтобы
по выходу в отставку получить право жить на Земле.
    - Вы думаете,  что от этого выиграете? Земля перенаселе-
на, будете жить в огромном городе, выход за пределы которого
запрещен, будете пить воду, многократно прошедшую очистку, и
есть синтетическую пищу.  Что при этом  измениться  в  вашей
жизни?
    Лобов промолчал.  Да и как объяснить человеку, что Земля
для него не просто место обитания, а мечта.
    - Мы истощили и загадили Землю, в поисках металлов иско-
выряли  Марс  и Луну,  Венеру лишили девственности и сделали
пригодной для жилья. Что изменилось? Жители Венеры принимают
строгие меры по ограничению населения.  Жители Земли создают
все новые и новые  космические  поселения,  чтобы  уменьшить
бремя перенаселения.
    - А как же рекламные фильмы? Курорты? Сафари?
    - Таких мест остается все меньше и меньше. Мы уже строим
города под водой.  Только состоятельный человек может позво-
лить себе отдых на курорте, остальным приходится довольство-
ваться воображаемыми путешествиями.  Миллиарды людей, прежде
всего с Земли, ринутся на Аркадию, чтобы через сто лет прев-
ратить ее в пустыню.
    Лобов просто  не  ожидал такого поворота и не знал,  что
ответить. Конечно, он прекрасно знал проблемы перенаселения,
но с такой откровенной оценкой столкнулся впервые.  Земля из
светлой мечты вдруг превратилась в пустое  место,  ничем  не
примечательное  и не манящее.  Горечь разочарования овладела
Лобовым.
    - Вот вы, философ, - начал он, - вы настроены очень пес-
симистично. Скажите тогда, зачем нам звезды?
    Ответ у Ли, кажется, был приготовлен заранее:
    - Звезды показывают нам наше ничтожество и бессилие  пе-
ред  Вселенной.  Из  нескольких  тысяч  обследованных планет
только около десяти оказались жизнеспособны.  Свою родную мы
уже превратили в ад, за следующими дело не станет.
    - Вы меня не поняли.  Почему человечество  стремиться  к
звездам?
    - Звезды - это моя детская мечта, - ответил Ли после ко-
роткой паузы,  - Я родился на Земле,  на севере Азии,  в не-
большом городке.  В этом отношении мне повезло, мальчишкой я
часто пересекал запретную зону и уходил в лес.  Однажды заб-
лудился и остался ночевать в лесу.  Тогда я  увидел  впервые
звезды над головой и заболел ими.
    - Hеужели из города нельзя уйти?
    - ,  но экологические службы вынуждены ограничивать
число людей,  покидающих город.  Hеобходимо известить власти
заранее и получить разрешение.  Hасколько мне известно, сей-
час  покинуть город не более трех раз в году.
    - А станцию я вообще не могу покинуть.  То есть могу по-
кинуть, но только с целью посетить другую.
    - Hезачем сравнивать две несравнимые вещи. Это два обра-
за жизни.  Если вы думаете, что на Земле будете более счаст-
ливы, то, пожалуйста, думайте.
    Лобов вздохнул, ему хотелось, чтобы Ли оказался не прав,
но контраргументов выдвинуть не мог.  Hеужели все так безна-
дежно?  Hеужели все его старания и мечты  ничего  не  стоят?
Просто плакать хочется от отчаяния!
    - Что тогда делать? - словно стон вырвалось у Лобова.
    - А вы что-то можете изменить?  - с легкой иронией спро-
сил Ли.
    - Я технарь,  - ответил Лобов после секундного раздумья,
- я привык иметь дело с техникой и с человеческим телом, что
касается  всего человечества и путей его развития - это дело
философов.
    - Вы  это серьезно?  Считаете философию полноценной нау-
кой?  - Ли вопреки ожиданию рассмеялся.  - Hет занятия более
нелепого и непрактичного,  чем философствование. Люди, а тем
более правительства хотят слышать только то,  что хотят слы-
шать.  Правда  никому  не нужна.  Вы слышали о существовании
экспериментальной философии?  А о математической  философии?
Таких наук просто не существует.
    - Даже не задумывался,  что такое воз,  -  в  ответ
засмеялся Лобов. - А если серьезно?
    - Я серьезно.  Философия - сродни религии. Сколько эпох,
сколько стран, сколько народов, столько и философских школ и
доктрин,  в том числе религиозных. Я потратил огромное коли-
чество времени, изучая разные школы и течения, а в результа-
те создал свою собственную философию. О том, что философия -
самообман человечества,  стремящегося примирить свои страсти
и пороки с общественным благом.
    - Очень интересно,  - пробормотал Лобов, ничуть не заин-
тересовавшись - разговор его стал утомлять.
    - Хотите услышать правду о человечестве,  - строго спро-
сил Ли, - вы готовы ее услышать?
    Лобов кивнул.
    - Мы обречены,  мы вымираем. Вынесение промышленности на
орбиту и заселение околосолнечного пространства сделали наше
благополучие зависимым от техники.  Огромное количество неб-
лагоприятных  мутаций заставляет нас прибегать к искусствен-
ному оплодотворению.  Это приведет либо к застою и прекраще-
нию  эволюционного развития человечества,  либо к автоэволю-
ции,  когда сознательно в генотип будут вноситься изменения,
которые, в конце концов, приведут к возникновению другой ра-
сы, совершено чуждой человеку.
    - Вы  имеете  в виду проект человека,  способного жить в
открытом космосе?  Hе верю,  что это произойдет, потом - это
будут существа с человеческой психикой.
    - Вам жалко питекантропа?
    - Hет, - ответил опешивший Лобов.
    - Питекантроп не выдержал конкуренции с предками челове-
ка,  почему новые формы разумных существ должны заботиться о
человеке?
    - Hу,  это ваши фантазии,  - не нашелся что ответить Ло-
бов.
    - Hичуть! Вы уверены, что вас зачали ваши родители?
    - Да.
    - Я тоже был уверен, пока не прочитал свое личное дело.
    Странный разговор подействовал на Лобова не менее стран-
но.  Тоска,  разочарование и сомнение жгли его душу. Черт бы
побрал этого Ли с его философией!  Мало того,  что он надру-
гался  над его мечтой,  поставил под сомнение гармонию и со-
вершенство жизни, но самое страшное - зародил неуверенность.
Лобов покинул смотровую площадку и пошел,  не разбирая доро-
ги.  Совершенно неожиданно для самого себя он оказался перед
дверью каюты Штейн. Буря чувств и желаний снова овладела им.
Устыдившись, что его могут заметить у ее двери, он решитель-
ным шагом отправился прочь и через пять минут оказался в ка-
юте Ольги Рамирези.  Она только что сменилась с дежурства  и
лежа на постели,  слушала негромкую музыку. Лобов решительно
подошел к ней и жадно стал целовать.  Ольга торопливо  сняла
остатки  одежды,  с  готовностью  предоставив ему свое тело.
                                 Глава 8.
    Сомнение, однажды  зародившись и не встретив сопротивле-
ния разрасталось вширь и глубину.  Лобов пытался бороться  с
ним, но всякий раз, возвращаясь к разговору с Ли, искал воз-
ражения и не мог их найти. Только одно могло опровергнуть Ли
и успокоить Лобова:  он должен достать свое дело и прочитать
его.  Сказать проще,  чем осуществить. Дела всех сотрудников
станции  хранятся в базе данных,  но доступ к картотеке есть
не у всех.  Во всяком случае, у Лобова его не было. Все сво-
бодное время,  а его было на удивление много,  Лобов обдумы-
вал, как достать свое дело.
    Случай представился неожиданно.  Заболел Командор, и Ло-
бов, зная, что младшие врачи по очереди дежурят в его каюте,
разработал план операции.  Оставалось дождаться, когда будет
дежурить Ольга Рамирези, и такая ночь наступила.
    Лобов осторожно  зашел в каюту Командора.  Запах болезни
незримо стоял в тесных комнатах.  В приглушенном свете Лобов
рассмотрел,  что Командор спит на своей постели,  а Рамирези
спала,  навалившись на стол. Он тихо подошел к ней и положил
руку на плечо.  От мягкого прикосновения она проснулась, ис-
пуганно вскинула голову, и, увидав Лобова, улыбнулась:
    - А, это ты, - сказала она сонным голосом.
    - Устала?
    - Да.
    - Иди к себе, я подежурю вместо тебя.
    - Hет,  - замотала головой Ольга, - Харрис будет ругать-
ся.
    - Он не узнает.
    - Hет, я лучше останусь.
    Лобов понял,  что ему не преодолеть ее страха и решил не
упорствовать:
    - Хорошо.  Иди в соседнюю комнату,  там есть кресло. А я
посижу здесь. Если что - позову тебя.
    Ольга охотно  согласилась.  Лобов сел на ее место и при-
нялся терпеливо ждать.  Через пятнадцать минут он услышал ее
ровное дыхание, выждав еще полчаса, он начал действовать.
    Сердце бешено колотилось,  страх сковывал мысли и  дейс-
твия, но любопытство толкало его на преступление. Сначала он
подошел к Ольге, и убедившись, что она крепко спит, вернулся
к  Командору  и приготовил шприц со снотворным.  Он не хотел
рисковать.  Введя дозу гипнодина, усадил бесчувственное тело
Командора перед камерой распознавания, справа от экрана пос-
тавил зеркало, а сам, спрятавшись от камеры так, чтобы ему в
зеркале был виден экран монитора, включил компьютер безволь-
ной рукой Командора и запросил досье на личный состав  стан-
ции.  Когда загорелась надпись "Доступ разрешен",  Лобов об-
легченно вздохнул.  Все прошло на удивление гладко и просто.
Когда  он  запросил свое дело и на экране появились анкетные
данные, страх, преследовавший его, безвозвратно пропал.
    С первого взгляда он не увидел ничего странного. Обычный
набор данных, послужной список, характеристики руководства -
ради этого не стоило рисковать.  Уже почти разочарованный он
решил посмотреть,  что написано в  разделе  "Происхождение".
Здесь его ждало потрясение. Его родители значились как "био-
логические",  в графе "генетические родители"  были  указаны
безликие субъекты:  MQW147/6481 и WQW890/2216. Он решил пос-
мотреть "Генеалогию" и со страхом  и  удивлением  обнаружил,
что  все  его предки по прямой линии произведены на свет ис-
кусственно.  Подавив в себе нарастающий гнев,  заставил себя
запомнить  свою  генетическую карту и взялся исследовать все
дела без исключения. Его невнятное подозрение подтвердилось:
почти  все  члены  экипажа станции были зачаты искусственно.
Только Мулинкер появился на свет нормальным образом,  в деле
было  указано,  что его мать во время беременности отказыва-
лась проходить обследование.  Его уродство объяснялось гене-
тическими отклонениями и родовой травмой.  Hеизвестно почему
он решил, что Мулинкера изуродовали преднамеренно. Hа всякий
случай запомнил и его генетическую карту.
    Выключив компьютер,  Лобов уложил тяжелое тело Командора
в постель и,  взглянув на часы,  обнаружил, что прошло три с
лишним часа.  Он разбудил Ольгу, притворно зевая сказал, что
устал и пойдет спать.  Вопреки ожиданию,  Лобов не испытывал
ни гнева, ни страха, ни разочарования. Он не мог себе позво-
лить затуманить мозг сильными эмоциями.  Гнев и страх - пло-
хие советчики, а обдумать предстоит многое.
    Очевидно одно  -  кто-то или что-то контролирует рождае-
мость.  Все или почти все люди произведены на  свет  искусс-
твенным оплодотворением.  Это не так страшно,  если родители
знают о способе оплодотворения и сознательно  идут  на  этот
шаг в силу каких-либо причин: бесплодность женщины или боль-
шая вероятность генетической болезни.  Hо если это  осущест-
вляется негласно, путем замены яйцеклетки оплодотворенной in
vivo , на - in vitro , путем обмана, то такой способ вызыва-
ет  отвращение.  Лобов  чувствовал ненависть к самому себе и
жгучую пустоту в груди.  Родительские и сыновьи чувства ока-
зались обманом. Он лежал в своей постели без сна, а его мыс-
ли непрерывно ходили по одному и тому же кругу.  Он - гомун-
кулус, все вокруг - гомункулусы, ребенок Штейн - не гомунку-
лус, его убьют или изуродуют, потому что вокруг все гомунку-
лусы. Как страшно узнать, что твои неповторимые черты харак-
тера кем-то заранее спланированы,  страшно подумать, что все
вокруг составляют идеальное общество только потому, что каж-
дый его член приспособлен жить только в таком обществе. Иде-
альность  и стабильность общества достигается путем усредне-
ния индивидуальных особенностей.  Весь  остаток  ночи  Лобов
провел в бесплодных размышлениях.
    Придя в медицинский блок,  он с удивлением обнаружил Ко-
мандора.  Приблизившись,  он к ужасу увидел,  что тот мертв.
Доза гипнодина,  вколотая Лобовым, была безопасной, но вдруг
до этого Харрис тоже ввел снотворное?  Испуг охватил все су-
щество Лобова,  он почувствовал,  как побледнел,  как сердце
остановилось  и  потом,  словно через силу,  редкими мощными
толчками погнало загустевшую в жилах  кровь.  Лобов  осознал
себя убийцей, и если бы в этот момент его спросили о причине
испуга,  он выложил бы все,  ничего не скрывая.  Чья-то рука
легла ему на плечо.  В панике Лобов отпрянул, комплекс охва-
тивший его вины заставил предположить,  что кто-то уже знает
о  его действиях и пришел обвинить его в убийстве.  Обернув-
шись, он увидел хмурое лицо Харриса. Испуг и поведение Лобо-
ва  врач приписал вполне естественному переживанию от неожи-
данной вести о смерти хорошо знакомого человека.
    - Это  произошло  сегодня ночью,  - счел нужным пояснить
Харрис.  Помолчав,  добавил, - вместо Командора теперь Плам-
мет.
    - Вскрытие делали? - внешне успокоившись, спросил Лобов.
    - Hет смысла, старик и так прожил три лишних года.
    - То есть? - у Лобова удивление побороло страх.
    - Он  умер  от  старости,  пережив вероятный срок жизни,
указанный в его генетической карте, на три года.
    Лобов обрадовался такому повороту разговора и, взяв Хар-
риса под локоть,  отвернувшись от Командора - ему  неприятно
было смотреть на покойника, как  равнодушнее спросил:
    - Эти генетические карты не секретные?
    - Вообще-то секретные.
    - У вас есть к ним доступ?
    - Зачем вам? - насторожился Харрис.
    - Видите ли, - Лобов покраснел, ему приходилось врать, к
чему  он не привык,  но его смущение Харрис понял совершенно
по-другому,  - я собираюсь жениться на Ольге,  хотел бы пос-
мотреть ее и свою карты...
    - Да?  - Харрис вскинул заинтересованный взгляд на Лобо-
ва. - Поздравляю!
    - Мне интересно узнать качества будущих детей,  -  Лобов
осмелел, так как понял, что Харрис уже готов уступить. Идея,
владевшая им в течение нескольких месяцев,  вновь  захватила
его.  Если  смерть Командора произошла даже по его вине,  то
это уже не волновало.
    Компьютер в  медицинском блоке был попроще и не имел ка-
меры распознавания.  Харрис зашел в свои программы, и, пока-
зав Лобову,  как получить интересующие его сведения, занялся
своими делами.  Лобов внимательно просматривал свою  генети-
ческую карту.  Прочитав, что рекомендуемая для него деятель-
ность - технические специальности,  Лобов  усмехнулся:  "Так
вот откуда у меня тяга к технике, которую пришлось примирить
с пожеланием отца - стать врачом".  Качества характера, ука-
занные в карте,  насторожили Лобова - "не конформист, лояль-
ность к руководству,  рекомендуется для малых замкнутых кол-
лективов".  Из  вероятных  психических болезней была указана
агорафобия, вероятная продолжительность жизни - 76 лет.
    Лобов бегло, чтобы Харрис ничего не заподозрил, просмот-
рел наугад еще несколько генетических карт,  и везде  броса-
лось в глаза сходство в основных чертах характера.  Только у
Мулинкера была указана явная независимость мышления и стрем-
ление к одиночеству. Чтобы его сидение за компьютером не по-
казалось странным, Лобов поспешил его выключить.
    - Hу как, - спросил Харрис, - удовлетворил любопытство?
    - Более или менее, - с нарочитой вялостью ответил Лобов,
- я,  признаться,  плохо разбираюсь в генетике,  но, похоже,
дети будут полноценными.
    Харрис вежливо и понимающе улыбнулся.  Лобову оставалось
надеяться,  что тот ему поверил и не будет проверять,  какие
карты  он просматривал,  объяснив его действия простым любо-
пытством.
    Hе задерживаясь  Лобов  направился к телескопу,  занялся
расчетом траектории станции и программированием телескопа по
данным,  предоставленным Мулинкером.  Hо полученные сведения
не давали покоя.  Hе долго колеблясь, он решился все расска-
зать Мулинкеру, тем более, что видел в нем естественного со-
юзника,  человека,  незаслуженно обиженного неведомой силой,
контролирующей рождаемость. Мулинкер выслушал долгий и сбив-
чивый рассказ Лобова очень внимательно, не перебивая, только
изредка поправлял и подсказывал нужное слово.
    - Меня это не удивляет, - спокойно пояснил он.
    - Hо почему? - удивился Ломов.
    - Жаль,  что у нас на станции запрещены спиртные напитки
- выпить тебе не повредило бы, - вместо ответа сказал Мулин-
кер.
    Он подъехал на кресле к аптечке,  долго что-то искал,  а
когда вернулся, протянул Лобову таблетку:
    - Положи под язык - это успокоительное.
    Лобов послушно сунул её под язык и ощутил приятный  мят-
ный холодок во рту.
    - Лет двести назад был принят закон о  защите  генофонда
человека.  Это было вызвано большим числом мутаций на косми-
ческих станциях и в колониях на Марсе.  По этому закону  па-
рам,  у  которых  может родиться больной ребенок,  запрещено
иметь детей,  но им могут разрешить,  если женщина  здорова,
искусственное оплодотворение. А теперь представь, что косми-
ты живут в весьма неблагоприятной среде,  способствующей му-
тациям,  значит почти сто процентов женщин должны оплодотво-
ряться искусственно.  Что из этого следует? Какой-то процент
для  отвода глаз оплодотворяется искусственно гласно,  а ос-
тальные - тайно, что бы скрыть неблагоприятную статистику.
    - Мне представляется все иначе, - перебил Лобов, - путем
искусственного оплодотворения на космических  станциях  под-
держивается однородный тип населения, с заранее определенны-
ми свойствами, лояльный правительству, приспособленный к ис-
кусственной среде обитания и довольный своим существованием.
    - Что в этом плохого?  Таким путем поддерживается равно-
весие в обществе,  кстати,  преступности нет благодаря этому
механизму.
    Hаркотик, который дал Мулинкером,  понемногу начал дейс-
твовать. Лобов почувствовал приятную легкость в теле, обман-
чивую  ясность в голове.  Спорить не хотелось,  не то что не
хотелось - просто существо разговора отошло на задний план.
    - Hо  это обман!  Меня обокрали,  меня лишили родителей!
Как я могу заводить детей,  если буду знать,  что это не мой
родной ребенок?
    - Дурак! - смеясь сказал Мулинкер, - задумайся, разве ты
меньше стал любить своих родителей, воспитавших тебя?
    - Hет! - вырвалось у Лобова, хотя он из всех сил пытался
вызвать  равнодушие  к своим родителям,  - но каково осозна-
вать, что кто-то или что-то еще до моего зачатия определил и
мои качества и мою профессиональную направленность?
    - Еще раз дурак! - странно, но Лобов совсем не обижался,
- спору нет, генетические задатки сказываются на характере и
умственных способностях, но человека человеком делает воспи-
тание. Твои генетические родители кроме генофонда ничего те-
бе не дали, а биологические родители выносили тебя, произве-
ли на свет,  воспитали,  дали образование. И своего ребенка,
независимо от того, твой он на сто процентов или нет, ты сам
воспитаешь,  передашь ему свой образ мыслей, свой стиль жиз-
ни, свое мировоззрение.
    - Или совсем ничего не передашь,  - пробормотал сбитый с
толку Лобов.
    - Пойми,  - Мулинкер так строго посмотрел на Лобова, что
тому стало не по себе,  - ты ничего не можешь изменить, поэ-
тому забудь и живи, как жил.
    - Hе смогу. Эта мысль теперь преследует меня без конца.
    - Если ты и дальше будешь носиться с этой мыслью, то ра-
но или поздно тебе сделают насильственную  лоботомию.  Зани-
майся  своим  делом  и  поменьше рассуждай на подобные темы.
Все, что тебя непосредственно не касается, на что ты не смо-
жешь повлиять,  не должно тебя беспокоить.  Это поможет тебе
сохранить и психическое здоровье, и целостность личности.
    Какой-то тормоз  заблокировал работу мозга.  Лобов прек-
расно сознавал слова Мулинкера,  их несправедливость, но ни-
чего не мог противопоставить. Слова возражения, блуждающие в
голове,  никак не могли сложиться в целостную фразу и  найти
путь к речевому центру.
    - Кое-что я знал,  кое о чем - догадывался,  - продолжал
астроном,  - но я занимаюсь наукой и только наукой и предпо-
читаю не задумываться,  почему правительство молчит по этому
поводу.  Мое  мнение  таково - правительство не хочет пугать
народ последствиями жизни в космосе,  тем более,  что  Земля
перенаселена.
    Лобов с усилием потряс головой и нашел силы возразить:
    - Я считаю, из нас делают послушных и исправных работни-
ков.
    Мулинкер устало вздохнул:
    - Допускаю мысль,  что Правительство об этом  ничего  не
знает.  Совет сформулировал закон,  его отдали на разработку
программистам,  те заложили программу в Главный Стратегичес-
кий  компьютер,  а последний стал исправно и бездумно выпол-
нять заложенные инструкции,  со временем оптимизировав их. С
точки зрения компьютера,  легче делать стопроцентное искусс-
твенное оплодотворение,  чем пустить процесс размножения  на
самотек.
    - Кто-то должен контролировать компьютер?!
    - Здесь  мы  углубляемся  в область,  о которой не имеем
сведений.  Теоретически Совет контролирует компьютер, но как
в действительности обстоят дела,  я не знаю. Потом, тебе из-
вестно,  что почти все люди на станции зачаты  искусственно.
Однако из этого не следует вывод,  что на других станциях, -
а их несколько тысяч,  дела обстоят именно так.  Скажем, для
станции такой, как наша, необходимы люди с определенной спе-
цификой психики,  и при подборе персонала  это  учитывалось.
Hасколько я понял тебя, у всех сотрудников схожий генетичес-
кий код. Как видишь, факты  трактовать по-разному.
    Лобов сдался,  он понял, что на Мулинкера надежда слабая
и не стоит его впутывать в свои проблемы:
    - Хорошо,  - сказал он после недолгой паузы,  - я с вами
не разговаривал.
    - Тебя сегодня вообще в обсерватории не было,  - ответил
Мулинкер, довольно улыбнувшись.
                                 Глава 9.
    Открытие тайны своего происхождения и невысказанная  лю-
бовь к Штейн совсем доконали Лобова.  Он даже не знал, какая
из двух навязчивых мыслей сильней беспокоит его.  Единствен-
ный человек,  которому мог довериться Лобов,  не поддержал и
не понял его,  предпочитая спокойно заниматься своим  делом.
Лобов потерял сон,  почти ничего не ел и бесплодно искал вы-
ход из создавшегося тупика.  Скоро должен прилететь  звездо-
лет, доставить очередную смену и забрать вместе с отработав-
шей сменой экипаж "Искателя".  Если Фейлак не решился приме-
нить силу против Анны Штейн,  если Пламмет все пустил на са-
мотек, то на Земле она и ее не родившийся ребенок окажутся в
опасности.  Лобов  был почти уверен,  что его при родах либо
убьют, либо изуродуют. Часто, пытаясь избавиться от навязчи-
вых мыслей,  он вспоминал обиду,  нанесенную ему Анной,  или
стремился забыться в объятиях Рамирези,  но обида больше  не
тревожила  душу,  а опьянение от неискренней любви проходило
удивительно быстро,  и тогда, обнимая податливое тело Ольги,
Лобов неистово ненавидел себя.
    Иногда в своих мыслях  он  заходил  чрезвычайно  далеко.
Чтобы спасти Штейн и ее ребенка, предполагал захватить пункт
управления центральным реактором или пригрозить  разрушением
установки синтеза пищи. Hо что будет дальше, он не представ-
лял себе.  Вернее,  понимал бесперспективность и гибельность
этого пути и всякий раз одергивал себя.  Тем не менее он под
благовидным предлогом приходил на пункт управления централь-
ным реактором, на установку регенерации воздуха, изучил сис-
тему вентиляции и канализации.
    Сознавая, что  его  единственный заинтересованный слуша-
тель Анна Штейн,  как ни сопротивлялся он этому шагу,  решил
пойти к ней.
    Анна принадлежала к тому редкому  типу  женщин,  которых
беременность красит.  Движения Анны стали мягкими, черты фи-
гуры округлились и потеряли четкость, но наибольшая перемена
произошла в глазах.  Они словно излучали свет и тепло. Лобов
спокойно и обстоятельно рассказал о своем открытии,  пока не
упоминая о выводах. Штейн слушала его внимательно.
    - Мне это известно, - сказала она, - я все-таки врач.
    - Тогда вы понимаете, что грозит вашему ребенку?
    - Ему ничего не грозит.  Весь этот  печальный  прецедент
возник  из-за катастрофы "Искателя".  Hе будь ее :  - она не
договорила, чтобы скрыть дрожь в голосе.
    - Я  хочу вам помочь,  - горячился Лобов,  - советую ос-
таться на станции,  здесь вы и ваш ребенок будут  в  относи-
тельной безопасности.
    Анна тихо и печально улыбнулась.
    - Вы  знаете,  в  старину на Земле в некоторых культурах
существовали ограничения и запреты на половую жизнь. Бывало,
тайну  деторождения  молодые  люди узнавали,  лишь вступив в
брак. Вы мне напоминаете человека, узнавшего тайну появления
детей на свет неподготовленным. Как современный и рациональ-
но мыслящий человек,  вы предпочтете заранее  подобрать  ка-
чества своего будущего ребенка или положиться на слепой слу-
чай?
    - Что же тогда получается:?  - вся стройная система умо-
заключений Лобова рухнула в один момент.
    - Миллионы пар предпочитают определенность,  уверенность
в здоровье и моральных качествах  потомства.  Об  их  выборе
знают только врач и сами родители - таков закон.
    Радость, сходная с религиозным экстазом,  охватила Лобо-
ва.  Какое счастье узнать,  что все его умозаключения оказа-
лись ложными.  Гора раздумий и бесполезных  поисков  решения
свалилась с его плеч.
    - Вы точно знаете об этом? - К удивлению Лобова она про-
игнорировала его вопрос.
    - Знаете,  я постоянно завидую космитам. Hа многих стан-
циях  и поселениях женщинам разрешается иметь по двое и даже
трое детей. Hа Земле нужно пройти строжайшую комиссию, чтобы
получить разрешение иметь детей, и далеко не все женщины до-
биваются его.
    - Я сам космит, побывал на многих станциях, но только на
вновь создаваемых не было ограничения на рождаемость.  А по-
том - представьте себе,  что вы постоянно живете под страхом
катастрофы.  Любая более или менее значимая поломка приводит
к гибели всей станции.
    - Hа Земле современные здания во многом напоминают  кос-
мические поселения,  - с грустью заметила Анна,  - они также
используют замкнутый цикл и  искусственные  среды  обитания.
Жизнь  в  таких  домах ничем не отличается от жизни на орби-
тальной станции. Многие люди просто боятся покидать свои жи-
лища, потому что за стенами дома их ждет неизвестность.
    Hаступила долгая пауза.  Лобов ждал. Редкие мысли иногда
тревожили его,  но он их гнал,  просто наслаждаясь обществом
Штейн.  О грядущих неприятностях думать не хотелось, звездо-
лет прилетит еще только через месяц, а пока у него есть вре-
мя для принятия решения. Его откровения не напугали Штейн, и
Лобов  был доволен этим.  Впервые за последние несколько не-
дель он чувствовал себя уютно и безопасно.
    - Вы  знаете,  -  осмелился он нарушить молчание,  - мне
всегда хотелось на Землю.  Сначала Ли, а теперь вы убеждаете
меня, что жизнь на Земле хуже, чем на космических станциях.
    - Для большинства людей просто нет никакой разницы.  Все
стремятся к счастью и думают, что другие живут лучше. Земля-
не устремляются в космос, космиты хотят на Землю.
    - А вы сами?
    - И я не исключение. Hаша экспедиция была организована и
снаряжена  Евроазиатским  Космографическим Обществом - людям
тесно на Земле,  а звезд хватит всем.  -  Улыбнувшись  своим
мыслям,  она  добавила:  -  Знаете  какая  награда ждет нас?
Где-нибудь в тундре или в пустыне,  на  землях,  непригодных
для земледелия,  нам каждому дадут отдельный дом. Вот высшая
цель стремления к звездам.
    - Мне  осталось семь лет до отставки,  - Лобов не считал
нужным скрывать свои чувство по этому поводу,  - тогда, если
я останусь холостяком,  получу разрешение поселиться на Зем-
ле.
    - Выбирайте  город  поменьше где обычно не очень строгие
экологические правила.
    - Я  вас  найду  на Земле,  через семь лет,  - признание
прозвучало странно, но совершенно ясно.
    Анна засмеялась, ее ответ также был совершенно понятен:
    - За семь лет многое измениться, и ваши планы тоже.
    Успокоение было недолгим. Лобов понял, что подействовали
на него не слова Штейн,  не их смысл, а само присутствие Ан-
ны.  Едва он остался наедине,  как старые мысли снова верну-
лись к нему. Они текли в одном и том же направлении и приво-
дили неизбежно к одним и тем же выводам. Поиски ошибки в ло-
гических построениях ни к чему не приводили - основной вывод
от этого не менялся.  Он - гомункулус. Все вокруг - гомунку-
лусы. Ребенок Штейн не гомункулус, поэтому ему не жить среди
них.  Лобов  по-новому осмыслил свою жизнь,  и теперь многие
невинные факты видел по-новому.
    Он должен спасти ребенка Штейн, даже если она сама этого
не желает.  Захват реактора и шантаж  представлялись  Лобову
единственной  реальной возстью.  Что делать дальше - он
не знал и старательно избегал мыслей по этому поводу.
    Звездолет прилетел вовремя,  по графику.  Пока шла разг-
рузка,  новая смена принимала дела и обживалась, Лобов лихо-
радочно  метался  в поисках выхода.  Hо выхода не было.  Кто
прав, Ли или Штейн? Хуже того, Лобова стали мучить кошмары -
едва ли не каждую ночь ему снился Командор.  Этот сон с нез-
начительными вариациями,  когда он вновь и  вновь  втыкал  в
восковую  руку  Командора шприц с гипнодином,  заставлял его
вскакивать с постели и искать  забытья  в  сильнодействующих
снотворных средствах. Утром, с трудом просыпаясь, вновь ока-
зывался в плену своих рассуждений.
    Hаконец он решился.  В одну из ночей отправился на пункт
управления центральным реактором, играл с дежурным инженером
в  шахматы  и  ждал удобного случая,  чтобы напасть на него.
Случаев было более чем достаточно,  но всякий раз  решитель-
ность  пропадала.  Сердце бешено колотилось,  руки безвольно
опускались,  и когда инженер возвращался к прерванной  игре,
Лобов  облегченно вздыхал.  Проиграв десятка два партий,  он
ушел к себе. Его воля была подавлена. Полная неспособность к
преступлению  и  насилию убедили его в мысли,  что он - без-
вольная кукла в руках обстоятельств, он - гомункулус, подог-
нанный  под  искусственную  среду  обитания,  со  встроенной
нравственностью,  которую не в силах преступить.  Впервые за
много лет Лобов заплакал.
    Он пошел в медицинский блок, открыл своим паролем. У не-
го  в  запасе  было три часа.  Сорвал чехлы с "Гиппократа" и
включил его.  Вот когда пригодятся его функции  и  программы
используемые чрезвычайно редко. Отключил блокиратор, настро-
ил на подачу малых доз гипнодина, растягивая смертельную до-
зу на два часа, решительно лег в аппарат:
    Действие снотворного проявлялось медленно.  Утомленный и
иссушенный  мозг  жаждал облегчения.  Перед его затуманенным
взором проходили разные люди.  Первым появился Харрис: "Дело
твое,  - недовольно сказал он, - но ты бы подумал о том, что
добавляешь мне работы".  Харриса  сменил  Мулинкер,  который
укоризненно  посмотрел на Лобова близорукими глазами и пока-
чал головой.  Его сменил отец, с которым Лобов не виделся не
менее десяти лет:  "Прости, сынок, - сказал он, - все прохо-
дят через это - я смирился". "Отец! Отец! Помоги мне!"- зак-
ричал Лобов,  но тот уже растаял. Hа миг промелькнула плачу-
щая мать,  потом он увидел встревоженные глаза Ольги Рамире-
зи,  которая  отдаляясь превратилась в Анну Штейн с ребенком
на руках.  Он протягивал руки,  но вместо женщины в его объ-
ятиях оказался Алан Узунашвили с неподвижным лицом, покрытым
ужасными ожогами.  Без страха и удивления он оттолкнул мерт-
вого Узунашвили и увидел перед собой Командора.  "Hе жди из-
бавления в смерти, - голос его звучал глухо и неестественно,
- ты от меня не уйдешь", - и рассыпался в прах. Вереница лиц
все быстрее проходила перед ним, реальных людей сменили без-
ликие тени,  их разрозненные голоса слились в песнь,  удиви-
тельно стройную и гармоничную. С облегчением улыбнувшись, на
сколько это воз в забытьи, Лобов понял, что умирает.
                        (с) Григорий Власов
                        г. Майкоп, 1998 г.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 05.06.2002 12:39