Стефан Вайнфельд. Симпозиум мыслелетчиков
-----------------------------------------------------------------------
Сборник "Симпозиум мыслелетчиков". Пер. с польск. - Е.Вайсброт.
OCR & spellcheck by HarryFan, 3 September 2000
-----------------------------------------------------------------------
000
- Итак, молодой человек, вас привлекает работа космического репортера?
Мартын Петкевич кивнул. Редактор "Обозрения ближнего космоса"
внимательно осмотрел кандидата. Петкевич выглядел прекрасно: высокий,
стройный, спортивного вида, он был образчиком здоровья и молодости.
- Ваша квалификация?
- Учился в Ягеллонском университете по двадцатилетней пересмотренной
программе. Имею звание доктора литературы средних веков III степени,
доктора математики и биологии II степени, диплом космического отделения
Ленинградского политехнического института и любительские права
межпланетного пилота...
- М-да... Довольно скромно. Следовало больше учиться, молодой человек.
Надо думать, вы занимались не только учебой.
- Ну да, шатался по Солнечной системе и ее околицам.
- Шатался! Фи! Учтите, журналисту жаргон противопоказан. Ну, это так,
между прочим. Я обязан предупредить вас, что работа космического репортера
трудна и ответственна, требует инициативы и предприимчивости, а также
постоянного углубления имеющихся знаний. Вы - юноша с задатками, мне вас
рекомендовал старый приятель, мнению которого я могу доверять... поэтому я
предоставлю вам возсть проявить себя. Вы слышали о мыслелетах?
- Нет.
- Смелое признание. Очко в вашу пользу. А о светолетах вы слышали?
- Да.
- Мыслелеты, молодой человек, - это, вероятно, наиболее совершенный вид
космических кораблей: они преодолевают пространство со скоростью мысли.
Пока что изготовлено всего несколько машин; ведь надо учитывать не только
колоссальные затраты труда, но и не поддающиеся предсказанию последствия
путешествий со скоростью мысли. Уже введение светолетов принесло массу
хлопот, потому что разведчики-любители принялись, как вы выражаетесь,
"шататься" по Галактике. Поэтому круг людей, допущенных к мыслелетам, был
строго ограничен, и в немногочисленных экспедициях на такого рода кораблях
приняло участие всего несколько человек. Прошу хранить это в тайне.
- Само собой.
- В ближайшие дни на орбитальной базе "Гарибальди" должен состояться
симпозиум, в котором примут участие члены экипажей мыслелетов и кандидаты.
Вам предстоит проникнуть на базу и присутствовать на заседаниях
симпозиума, носящих сугубо закрытый характер. Сумеете?
- Не знаю.
- Иначе говоря, вы отказываетесь?
- Нет, почему же? Попытаюсь.
- Предупреждаю, если вас выведут на чистую воду, то "Гарибальди" станет
для вас тюрьмой на несколько месяцев: организаторы симпозиума считают, что
очень важно сохранить результаты совещания в тайне. Поэтому подумайте, не
следует ли вам сразу же отказаться.
- Я не собираюсь отказываться.
- В таком случае - желаю удачи! - сказал редактор, а когда за
Петкевичем закрылась дверь, он повернулся к видеофону:
- Орбитальный центр 13-217-383, попрошу немедленно!
001
Он считал, что самое сложное уже позади. Посадка на "Гарибальди",
регистрация и даже карточка участника симпозиума, хотя никаких документов
у Петкевича не было. Видимо, организаторы считали, что, если человек
информирован о мероприятии, этого достаточно. Петкевич расположился в
предоставленном ему помещении и за полчаса до срока занял место в зале
заседаний. Понемногу прибывали остальные участники, обмениваясь
рукопожатиями и пожеланиями здоровья; видимо, в этом немногочисленном
обществе Петкевич был единственным человеком, никому не известным и никого
не знавшим. Это несколько смущало его, но, отложив попытки установить
контакт (что в конечном итоге представлялось ему неизбежным) до перерыва,
он усилием воли заставил себя в четвертый раз просмотреть брошюру с
описанием "Гарибальди". Другие участники время от времени поглядывали на
него - украдкой, но с явным любопытством, пока известный эрудит и
острослов профессор Уваров не открыл заседания. На повестке дня стояли
сообщения участников экспедиций о наиболее интересных открытиях. Уваров
назвал несколько имен, среди которых Мартын, к великому удивлению, услышал
и свое. Поскольку в этот момент собравшиеся обернулись к нему, было ясно,
что он не ослышался и Уваров имел в виду именно его особу. Что делать?
Встать и публично признаться, что это недоразумение - он не просил слова?
Написать записку председателю?
- Поскольку наш молодой друг, командор Петкевич, впервые участвует в
симпозиуме, предлагаю дать ему возсть вначале выслушать сообщения
других докладчиков, - сказал председатель. - Первым выступит полковник
Трюкло.
Блондин с уже начавшей пробиваться сединой встал, поклонился
собравшимся и прошел к трибуне. После краткого вступления он сказал:
- На предыдущем симпозиуме я информировал собравшихся о том, что мы
хотим послать робота-разведчика на планету 14-24-90 в созвездии Волосы
Вероники. Этот проект был осуществлен, и робот-разведчик принес весьма
обнадеживающую информацию. По его данным, на планете 14-24-90 имели место
условия, благоприятные для существования жизни, притом аналогичной земной.
Правда, замеры и анализы, проделанные роботом-разведчиком, посланным на
мыслелете, были не очень точны, но даже с учетом вероятных ошибок
было считать, что высадка людей на планете вполне возможна.
Ободренные такой перспективой, мы направили туда группу из трех
человек, которые должны были в тот же день по получении предварительных,
но уже более точных результатов замеров и анализов возвратиться на земную
базу. Поскольку полет мыслелета в оба конца происходит практически
мгновенно, учитывая время на подготовку к выходу из корабля,
предварительную адаптацию, отдых и памятные снимки, мы подсчитали, что на
исследовательские работы остается целых четыре часа, а этого вполне
достаточно.
Мы ждали, что группа вернется через двенадцать часов, но она не
вернулась ни через двенадцать, ни через двадцать четыре. Спустя двое суток
стало ясно, что наши коллеги либо заблудились, либо погибли.
Друзья! Думаю, не стоит описывать наше состояние. Скорбь, подавленность
- сказать так значило бы сказать слишком мало. Но, если б мы оставили
друзей в несчастье, мы не были бы настоящими разведчиками. Мы немедленно
начали подготовку спасательной экспедиции да к тому же поторопились
выслать робота-разведчика. Спустя четверть часа он вернулся на Землю, и мы
с изумлением узнали, что наши товарищи пребывают в добром здравии.
Естественно, возник вопрос: не могло ли случиться, что они натолкнулись
на какие-то любопытные объекты и изменили первоначальный план. Прошу не
забывать, что члены мыслелетных экспедиций руководствуются правилами,
которые нельзя нарушать. Ни о какой связи с помощью электромагнитных волн
на межгалактических расстояниях нечего и говорить, зато ничто не мешает
членам экспедиции вернуться хотя бы на несколько минут и, согласовав
необходимые изменения, отправиться обратно. Первая тройка прекрасно знала
об этом. Тем более загадочным было их поведение.
Я был назначен командиром спасательной экспедиции. Как известно,
мыслелет вмещает трех человек, но оказалось, что нужно взять с собой
различное дополнительное оборудование, и пришлось сократить экипаж до двух
человек. Вторым членом экспедиции и одновременно заместителем командира
был назначен мой давний друг доктор Пербуко.
У каждого из присутствующих здесь за плечами по крайней мере одна
экспедиция на мыслелетах, поэтому я не стану описывать ощущения, связанные
с неизбежной концентрацией мысли перед стартом. Покинув Землю, мы в
мгновение ока оказались на планете 14-24-90. Наш корабль, управляемый
мыслью, опустился у подножия небольшого холма. Сквозь хрустальные окна мы
видели сказочно-красочную растительность, однако не заметили ни единого
следа того, что хоть как-то напоминало бы о мыслелете наших
предшественников. У нас возникло подозрение, что местная атмосфера
невероятно быстро разъедает материалы, использованные для строительства
мыслелета; кто знает, не могла ли первая тройка, неосмотрительно
удалившаяся от корабля, вернуться лишь к печальному воспоминанию об этом
чуде современной техники. Все в наших рассуждениях казалось убедительным:
роботы-разведчики находились на планете слишком недолго, чтобы
подвергнуться коррелирующему действию атмосферы; члены экипажа первого
мыслелета, хотя и потеряли корабль, могли остаться живыми и здоровыми.
Если это так, то нам предстояло бы выполнить простую задачу: двух
молниеносных полетов на Землю было достаточно, чтобы эвакуировать
потерпевших крушение. Поскольку тот мыслелет, видимо, опустился неподалеку
от холма, наши коллеги должны были находиться где-то поблизости, быть
может в зарослях.
Я как командир принял рискованное решение покинуть корабль. Надев
космический скафандр и запасшись дополнительным баллоном с кислородом, я
выполз через шлюз наружу, взобрался на холм и осмотрелся. Можете себе
представить мое изумление, когда не более чем в полукилометре я увидел
целый и невредимый мыслелет предыдущего экипажа. Некоторое время я смотрел
на него, раздумывая, отправиться ли к нему или же сначала предупредить
дежурившего в нашем корабле доктора Пербуко, но тут почувствовал, что
кто-то схватил меня за ноги. Я уже взялся было за
стержень-дематериализатор, который на всякий случай прихватил с собой,
разумеется, для самозащиты, но тут взглянул вниз. Да, друзья, я понимаю,
вы уже догадались, кого я увидел! Это был лейтенант Икс, навигатор первого
мыслелета, и притом в одних плавках. Заметив мое изумление, он
расхохотался, а так как у него не было при себе радиопередатчика - ведь в
плавках его не поместишь - и я не мог связаться с ним, то я скинул с себя
скафандр, уже совершенно точно зная, что мне не угрожают ни удушье, ни
отравление.
Атмосфера планеты оказалась чистой и более приятной, чем я мог
предположить. Совершенно успокоившись, я попытался узнать у лейтенанта
Икса что-нибудь о судьбе остальных членов экипажа и о том, почему они
задержались на 14-24-90. Икс, продолжая смеяться, начал довольно путаные
объяснения и проводил меня к тому месту, где на траве лежали два его
товарища. Вначале мне показалось, что они без сознания, но, наклонившись,
я услышал тихие стоны.
- Капитан Игрек! - воскликнул я. - Что с вами творится?
- Ох! - простонал он. - Моя голова, моя бедная голова...
- Вы ранены? - спросил я.
- Нет... моя голова... голова у меня разламывается... пить!
Мне стало ясно, что капитан Игрек и его заместитель Зет тяжело больны,
вероятнее всего, они отравились; лейтенант Икс, видимо, тоже был болен,
хотя и не так серьезно. Что на них подействовало? Таинственное излучение?
Но бортовые приборы ничего не обнаружили. Какой-то элемент, входящий в
состав атмосферы? Нет, здесь дышалось нормально, может быть, даже лучше,
чем на Земле... я не чувствовал ничего особенного... Правда, мне очень
хотелось пить.
Однако это было привычное земное ощущение, которое на нашей планете
исчезает, стоит выпить стакан чаю или томатного соку. К несчастью, ни
того, ни другого под рукой не было. Я не мог побежать к мыслелету и
утолить жажду... Что?.. Нет, это не оправдание, но я действительно
оказался в сложном положении.
Мыслелет нельзя было посадить рядом с больными. Доктор Пербуко не
должен был покидать корабль по соображениям безопасности. Я мог сделать
только одно - с помощью лейтенанта Икса перетащить Игрека и Зета к
мыслелету, где, как я надеялся, доктор Пербуко подлечит их или, в худшем
случае, поочередно переправит на Землю.
Но жажда мучила меня все сильнее. Мне пришло в голову, что у первой
экспедиции могла остаться хотя бы одна банка томатного соку. Я спросил об
этом лейтенанта Икса.
- Сок? - захохотал тот. - Здесь есть кое-что получше. Видите источник?
Только тут я обратил внимание на небольшой ключ, бивший из скалы. Я
стоял в нерешительности, но Икс подбежал к нему, зачерпнул в ладони
жидкость и погрузил в нее лицо.
- Чудесно! - сказал он наконец. - Попробуйте.
Я подошел. Золотистая жидкость была холодной и пузырилась, словно
минеральная вода. Она была очень вкусной и напоминала первосортный
лимонад. Я сделал глоток, потом утолил жажду досыта и тут же почувствовал
себя значительно лучше. Неуверенность как рукой сняло. Все было гораздо
проще, чем мне казалось вначале. Действительно, отчаиваться не стоило.
Удручавшие меня мысли исчезли, и я только Теперь мог полностью оценить
прелесть этой далекой планеты, изумительную растительность, гармонию
разнообразнейших звуков, еще не известных мне. Но в то же время я
почувствовал легкое утомление, поэтому лег на траву, подложив руки под
голову. Лейтенант Икс, тыча в меня пальцем, хохотал так, что я не мог
произнести ни слова. Меня тоже охватило веселье, и я расхохотался во весь
голос. Я понял, что таинственная жидкость отлично повлияла на мое
самочувствие, поэтому решил выпить еще немного. Я поднялся, но вдруг
планета закачалась подо мной. Решив, что впервые в жизни я встречаю
планету, у которой так заметно перемещается центр тяжести, я кое-как
добрался до источника и прильнул к нему. Что было дальше, я не могу
рассказать, потому что пришел в сознание только на Земле. Голова ужасно
болела. К счастью, недомогание быстро прошло. Немного таинственной
жидкости мы привезли на Землю, и я буду рад, если делегаты соизволят
продегустировать ее в виде эксперимента - разумеется, в дозах, достаточно
малых, чтобы не опасаться каких-либо последствий. Мне хотелось бы, чтобы
председатель распорядился провести этот эксперимент.
Профессор Уваров нажал на кнопку звонка. Через минуту появились
служители в белых пиджаках, разносившие на подносах сосуды параболической
формы с экстремальной точкой, обращенной вниз и приделанной к тонкому
столбику, покоящемуся на круглом диске, параллельном плоскости подноса.
Прозрачные сосуды были наполнены золотистой пенящейся жидкостью. Участники
симпозиума рассматривали ее на свет, пробовали и нюхали. Один из них
решился влить в рот содержимое параболоида вращения и одобрительно сказал
соседу: "А знаете, коллега, недурно!" Тогда и остальные опорожнили сосуды.
Атмосфера стала менее официальной; в общей дискуссии насчет
органолептических свойств напитка принял участие и Мартын. Он был доволен:
такая атмосфера помогла ему преодолеть дистанцию, отделявшую его от
остальных.
010
- Мы избрали для исследования планету 12-81-97 в галактике Е7 NGC3115,
- начал свое сообщение адмирал Порук. - Надо признаться - экспедиция была
подготовлена недостаточно тщательно. Ей не предшествовали исследования
робота-разведчика. Мы считали, что на мыслелете не составляет труда
слетать на планету без предварительной разведки, так как в случае
каких-либо затруднений , ничем не рискуя, вернуться на Землю.
Поэтому мы просто заняли места в креслах мыслелета, собрались с
мыслями, стартовали и тут же мягко опустились на еще никому не известную
планету. Пейзаж за окнами казался не очень-то привлекательным. Камни,
покрытые серебристо-синим налетом... реденькая коричневато-бурая
растительность... Ни малейшего движения. Вероятно, жизнь на планете
12-81-97 находится в начальной стадии или же наоборот - уже замирает,
решили мы. Взгляд на приборы - и первая гипотеза готова. У планеты очень
разреженная атмосфера и высокая степень радиоактивности. Воз,
обитатели планеты слишком уж рьяно начали использовать энергию ядерного
распада, в результате чего возросла кинетическая энергия молекул газов,
составлявших атмосферу, их скорость превысила критическую, и планета
постепенно лишилась воздуха. Цивилизованные существа эмигрировали, а может
быть, погибли, остались только низшие формы жизни. Как это проверить?
Ничего не поделаешь, придется выйти из корабля, чтобы поискать остатки
былой цивилизации. Мы с навигатором, инженером Боруевым, натягиваем
космические скафандры и покидаем мыслелет, оставив на борту лейтенанта
Виадера.
И вот первая неожиданность: снаружи трескучий мороз. К счастью, наши
скафандры, приспособленные в основном к умеренно отрицательным
температурам, снабжены электрообогревом. Включаем батареи и быстро
отправляемся в путь. Тяготение на планете в несколько раз меньше земного,
так что мы прыжками удаляемся от мыслелета. Местность резко меняется. Она
по-прежнему дикая, неприветливая, даже пугающая, но уже иная. Камни
уступают место холмам, изрезанным оврагами. Однако грунт по-прежнему
покрыт серебристо-синим налетом.
Идем дальше по оврагу и вдруг видим, как из-за поворота выползает
что-то вроде огромного ящика неправильной формы. Мы решили, что это живое
существо, заключенное в какое-то подобие хитиновой оболочки. Но вот стенки
ящика раздвигаются и оттуда вылезают трехногие зеленые существа с телом
овальной формы, а вокруг пояса у них растут щупальца. Нам все ясно:
зеленые существа - жители планеты, быть может мутанты первичных
обитателей, находящиеся, однако, на достаточно высоком уровне развития.
Они обнаружили наше прибытие и выслали нам навстречу - что? Делегацию?
Вооруженный почетный караул? Трудно сказать. Их намерения нам пока не
известны. На всякий случай мы прячемся за каменный уступ и пытаемся
установить связь с лейтенантом Виадером. И надо ж такому случиться:
нагреватели скафандров поглотили столько энергии, что паши радиоаппараты
отказали. У нас совершенно нет возсти ни сообщить Виадеру о своих
наблюдениях, ни получить от него информацию. Друг с другом мы можем
общаться, только если кричим, прижавшись шлемом к шлему. Незавидная
ситуация. Мыслелет вызвать невоз, вернуться к нему тоже нельзя, не
обратив на себя внимание местных жителей, которые, если только они
враждебно настроены, несомненно, догонят нас в своем экипаже, прежде чем
мы успеем добраться до корабля.
Остается только наблюдать за поведением хозяев планеты. Кажется, они
нас не ищут. При помощи несложных орудий они раскапывают грунт и не то
танцуют над ямами, не то совершают обряды. Некоторые из них касаются
щупальцами грунта: то ли исследуют что-то, то ли ищут, а может быть,
укладывают - издалека не видно. Боруев стукнул по моему шлему - он
предлагает установить связь с местными жителями. Один из нас должен
остаться за каменным уступом, второй - отползти немного и появиться перед
трехногими существами с другой стороны. Если они вздумают напасть на
одного из нас, второй сможет добраться до мыслелета и поспешить на выручку
товарищу.
Мы решаем, что первым пойдет к трехногим Боруев. Он осторожно отползет
на достаточное расстояние, а потом поднимется во весь рост. От него до
трехногих не больше двухсот метров; они должны его заметить. Но они
по-прежнему заняты своими таинственными делами. Боруев направляется к ним,
сначала медленно, потом все быстрее. Трехногие не проявляют никакого
интереса к субъекту, как там ни говорите, весьма отличающемуся от них.
Боруев останавливается в нескольких метрах от них и жестикулирует,
показывая на небо и на себя. Незаметно, чтобы трехногие оторвались от
своих дел. Убежденный, что нам в любом случае ничто не угрожает, я выхожу
из-за уступа и иду к ним. Боруев подает мне какие-то знаки. Я приближаюсь
к нему и устанавливаю звуковой контакт.
- Они ничего не видят! - возбужденно кричит он.
- Но слышать-то нас должны! Звуки распространяются даже в разреженной
атмосфере!
- Они и на звуки не реагируют!
Мы размахиваем руками перед трехногими. Они не обращают на нас ни
малейшего внимания. Боруев, наконец, решает прибегнуть к радикальному
способу: хватает одного из аборигенов за щупальце. Тот быстро отдергивает
конечность, на секунду замирает, но тут же снова возвращается к
прерванному занятию. Боруев повторяет эксперимент. Трехногий замирает, в
такой же позиции замирают и его товарищи. Теперь уже я прикасаюсь к одному
из обитателей планеты. Он застывает, но одновременно застывают и
остальные, а буквально через секунду все словно бы в панике заползают в
свой транспортер и быстро уезжают туда, откуда прибыли.
Мы с Боруевым обмениваемся изумленными взглядами, а потом начинаем как
быстрее прыгать к мыслелету, следя лишь за тем, чтобы соблюдать
равновесие. Лейтенант Виадер встречает нас вздохом облегчения. "Ну, -
говорит он, - а я-то уж опасался, как бы с вами чего не случилось". Запаса
тепла в скафандрах хватило ненадолго, и холод дал о себе знать. Но мы уже
согрелись. Рассказываем Виадеру о своем открытии, однако Виадер принимает
наши сообщения довольно скептически. "Должны же они как-то ориентироваться
на местности и общаться друг с другом", - утверждает он. И разумеется, он
прав! Может быть, не обладая зрением, они особенно развили другие органы
чувств, например обоняние? В принципе это воз, но в таком случае они,
несомненно, обратили бы внимание на характерный запах, исходящий от наших
скафандров.
Мы еще раз задумываемся над этим. Трехногие нас не видят, не видят
совсем, так, словно мы для них воздух, словно мы прозрачные. Мы приходим к
выводу, что орган зрения аборигенов реагирует на волны, которые проникают
сквозь нас, не отражаясь и не преломляясь. Это длинные радиоволны!
Гипотеза довольно сомнительная. Аборигены невысоки, в них метра полтора.
Если бы мы оказались правы, приемные рецепторы планетян должны были бы
достигать сотен метров, если не километра!
Мы решаем проверить свою гипотезу, что не так-то легко: наши
приемопередающие устройства работают в метровом диапазоне. Значит,
возвращаться на Землю? Признаюсь, друзья, надо было рассмотреть и такую
возсть. По Боруев решает изменить настройку приемника. И оказывается,
планета прямо-таки окутана длинными и сверхдлинными волнами, а тот
серебристый налет, о котором я говорил в начале выступления, частично
поглощает, а частично отражает эти волны. Наши предположения, хотя и
необъяснимые с точки зрения современной техники, на деле оказываются
вполне правдоподобными! Это не помогает нам понять способ общения
планетян, но позволяет прийти к выводу, что мы для них - существа
невидимые, какие-то духи, что ли. Вероятно, потому-то они и убежали так
неожиданно!
Придя к такому выводу, мы решаем лучше изучить условия жизни трехногих.
Перебираемся на мыслелете к тому месту, где произошла первая встреча с
ними, летим дальше. Двое из нас отправляются в экспедицию. На этот раз на
корабле остается Боруев.
Отбросив всякую осторожность, мы длинными прыжками продвигаемся к
темнеющей на горизонте возвышенности. Предчувствие нас не обмануло: это
поселение трехногих. Странное поселение из безоконных коробок, покоящихся
на каменных столбах. Ящики-транспортеры подъезжают к строениям,
выстреливают вертикально вверх пассажиров и остаются на месте до тех пор,
пока трехногий не спрыгнет вновь, занимая место в экипаже. Не зная, как
общаются трехногие, мы не могли понять их действий, но попутно делали
важные наблюдения. Вот та группа, едущая на транспортере, образует
основную нераздельную ячейку общества. Семья? А может быть, это - простите
мне слишком смелые предположения - один планетянин в нескольких особях?
Пока не известно.
Нам удалось установить, что трехногие питаются какими-то клубеньками,
выкопанными из грунта; впервые мы с ними встретились как раз в то время,
когда они отправились добывать пищу.
Что? Нет, мы были на планете слишком недолго, чтобы проводить более
фундаментальные исследования; срок возвращения на Землю истекал. Однако мы
попытались установить контакт с трехногими - с сомнительным, правда,
результатом. Я расскажу об этой попытке.
Так вот, мы хотели, чтобы планетяне нас увидели. Каким образом? Очень
просто: поскольку от серебристо-синего налета отражаются радиоволны, мы
решили покрыть себя этим налетом. Однако на случай, если они захотят
напасть на нас - хоть мы в это не очень-то верили, - нам нужно было быстро
стать невидимыми. Боруев придумал простое приспособление. Он создает из
папье-маше оболочки, которыми мы должны прикрыть скафандры. Внешний вид
оболочки не имеет значения, но проще всего придать ей обтекаемую форму,
которая сделает нас похожими на планетян. Сходство еще более усилилось,
когда Боруев прицепил к каждой оболочке лопатку, автоматически посыпающую
оболочку серебристо-синим песком... так создавалось впечатление, будто мы
тоже трехногие. Замаскировавшись, мы отправились на встречу с аборигенами.
Неподалеку от ущелья стоят два транспортера. Трехногие выкапывают
клубеньки, но вот один из них замечает нас и подает знак остальным. Они
видят нас и все-таки не могут принять за своих, потому что каждый из нас
чуть ли не вдвое выше среднего планетянина.
Они бросают свои клубни, и видно, что их изумление беспредельно.
Наконец один из них ложится на грунт; другие делают то же самое. Мы
совещаемся. Ведь испуганные трехногие могут не понять, что мы собираемся
установить с ними контакт и преисполнены самых лучших намерений. Мы решаем
ретироваться и вернуться только через несколько часов. За каменным уступом
мы снимаем наши оболочки и ставим одна к одной, а сами возвращаемся на
корабль. Наконец нам показалось, что самое время возобновить свои попытки.
Мы выходим из корабля, идем к оболочкам... и что же видим? Наши оболочки
окружены оградой из камней, и перед каждой из них возвышается пирамидка
свежевыкопанных клубеньков! Вот так мы, земляне, люди из плоти и крови, на
планете 12-81-97 превратились в богов, которых хотят умилостивить.
Имеем ли мы право еще раз лететь на планету трехногих? Если сами мы и
углубим свои знания, то не окажем ли вредного воздействия на разум
тамошних обитателей? Эти фундаментальные вопросы - основной результат
нашей поездки. Честно говоря, мы не в силах на них ответить. Поэтому я не
могу утверждать, что когда-либо мы разгадаем загадку трехногих... и даже
попытаемся это сделать.
Что до меня, то, признаюсь, лично я бы сейчас же отправился на планету
14-24-90. Тамошний напиток, друзья, пришелся мне по вкусу.
- К счастью, мы запаслись некоторым количеством этой жидкости, - сказал
полковник Трюкло. - Может быть, еще по одной?
011
- Слово предоставляется профессору Крофору! - возвестил председатель,
когда очередной эксперимент с напитком был успешно завершен.
Профессор Крофор встал. Этот человек был в самом расцвете сил. Он
говорил не спеша, мягким, приятным басом.
- Поскольку исследование галактик находится еще в начальной стадии,
естественно, что в каталоге планет Ближнего космоса могут встречаться
ошибки. Так вот, группа, членом которой я имел честь быть, пала жертвой
именно такой ошибки. Впрочем, я не совсем верно выразился. Мы не пали
жертвой, а скорее воспользовались ошибкой, благодаря чему пережили
невероятное и неожиданное приключение.
В каталоге напротив планеты 44-72-71 значилось, что планета лишена
разумной жизни, но зато изобилует оригинальными и очень красивыми
представителями флоры. Поскольку темой моей юбилейной двадцать пятой
докторской диссертации, на этот раз по биологии, было исследование того,
насколько воз и целесообразно доставлять на Землю некоторые растения
Ближнего космоса, я решил отправиться на 44-72-71, чтобы посмотреть, не
годятся ли для этой цели некоторые образчики тамошней флоры.
Я укомплектовал экипаж мыслелета, согласовал время вылета, по за день
до старта, размещая в кабине то да се, неосторожно сел в кресло пилота, а
так как думал я все время о цели полета, произошла невольная концентрация
мысли, и я совершенно неожиданно оказался на поверхности 44-72-71.
В первый момент я вознамерился немедленно возвратиться на Землю, но
сквозь хрустальные стекла увидел такую прекрасную, такую изумительно
расцвеченную ниву, что во мне заговорил ботаник. Я быстро натянул
космический скафандр, вылез из корабля и бросился к полю. Однако не успел
я до него дойти, как услышал позади что-то вроде лязга. Оглянувшись, я
увидел трех существ, по форме напоминавших полипов из губчатого пластика.
Они стояли между мною и кораблем. Руководствуясь скорее инстинктом, чем
разумом, я, огибая их, побежал к кораблю, но они оказались проворнее и
преградили мне дорогу. Я еще раз попытался обойти их - напрасно. Тогда я
пошел прямо на них, решил пробиться, раскидать их в стороны, прижать к
грунту, перескочить через них. Однако эти создания оказались более
прыткими и сильными. Они оплели меня своими то ли лапами, то ли
щупальцами, а я трепыхался, словно муха в паутине, чувствуя, что
постепенно теряю силы. Вскоре меня охватило отчаяние, но потом я решил на
время прекратить борьбу - чтобы немного передохнуть, собрать остатки сил и
неожиданным рывком вырваться из объятий полипов.
И тут я вдруг почувствовал, что эти создания общаются друг с другом,
больше того, что я их понимаю. Может быть, телепатия?
- У него нет серого пятна, - сказал один, и я понял, что речь идет обо
мне.
- У него нет вообще никакого пятна, - сказал второй.
- У него целых два голубых пятна, но не там, где положено. Не на
макушке, а сбоку, - сказал третий, и я догадался, что он имеет в виду мои
голубые глаза.
- Серия с голубыми пятнами уже кончилась. Его надо разобрать и сдать в
лом.
- Да, но с тех пор прошло уже пять цветов, все экземпляры уже сданы в
лом; может, это модель новой конструкции?
- Это не может быть новой конструкцией, оно совершенно бесформенно.
- Необходимо отдать его в отдел разработки, пусть там решат, что с ним
делать.
Признаюсь, слушая странный разговор, я совершенно забыл о бегстве, а
теперь было уже поздно. Засунув меня во что-то вроде мешка, полипы
погрузились в грунт, словно кроты, высверливая коридоры и направляясь к
неизвестной мне цели. Кажется, я потерял сознание, потому что впоследствии
не мог даже приблизительно сказать, как долго длился этот поход;
космические часы, встроенные в комбинезон, остановились, видимо, из-за
удара во время борьбы. Во всяком случае, очнулся я в просторной камере,
освещенной сине-зеленым светом. Но мне все казалось, что я сплю и меня
мучит какой-то кошмар. Надо мной склонились две фигуры, которые вначале
показались мне изображениями танцующего бога Шивы; однако когда я сел и
вгляделся получше, то увидел, что многорукие существа покоятся на
гусеничном основании. Туловище их еще было спутать с живым
организмом, однако гусеницы совершенно явно свидетельствовали о
механическом происхождении. Но при этом существа разговаривали.
- Оно начинает двигаться, - сообщила первая фигура.
Другая, внимательно наблюдая за мной, сказала:
- Это какая-то старая модель.
Разговор оживился настолько, что я уже был не в состоянии уловить все.
- Оно не может быть старой моделью. Это не наша конструкция.
- Здесь нет других конструкций, только наши. Откуда оно могло здесь
появиться?
- Разбористы утверждают, что прилетело сверху.
- Пустое. Наверху ничего нет.
Кружа возле меня, они продолжали беседовать, при этом двигались так
медленно, что я вполне мог убежать. Но куда?
- Надо исследовать внутренний механизм, - услышал я. - Давай снимем
оболочку...
Я вскочил.
- Стойте! У меня внутри нет никакого механизма!
Видимо, мои слова дошли до их сознания, так как они остановились, будто
опешив. Я воспользовался этим и сказал как более проникновенно:
- Я не ваша конструкция. Не искусственное создание. Я человек. Живой.
- Живой?
Было ясно, что они не поняли значения этого слова. Зато я понял, кто
передо мной: это были автоматы - совершенные автономные системы,
неспособные понять, что может существовать нечто движущееся, сознательно
действующее, мыслящее и в то же время не _запроектированное_ и не
_изготовленное_.
- Живой - это значит, что, если вы нанесете мне повреждения, меня уже
не удастся исправить. Лучше установить, как я действую, чем испортить, -
подбросил я им мысль. Это их убедило.
- Надо переслать его на фабрику, на испытания. Потом сделаем анализы.
Словно из-под земли появились полипы, те самые, которых гусеничные шивы
называли разбористами. Один из них поднял меня и перенес в огромный зал.
Вдоль галерейки, опоясывавшей стены, виднелось что-то вроде конусов,
снабженных ритмично двигавшимися конечностями. Вершины конусов были
окрашены в серый цвет. "Серое пятно", - вспомнилось мне. Приглядевшись
получше, я заметил, что пол галерейки, мерно пульсируя, сползает вниз,
перенося какие-то детали устройств; конусы же что-то монтировали, но что?
Этого я еще не знал, но вскоре услышал всеобщий, полный изумления шепот:
- Новая модель! Работать быстрее! Работать быстрее!
Мне было не ясно, как могут работать быстрее идеально продуманные
механизмы. Вскоре я услышал, как кто-то сказал уже спокойнее:
- Неудачный экземпляр! У нас еще есть время. Его возьмет разборист.
Неудачный. Еще есть время...
- Какая модель? Почему неудачная? На что у вас еще есть время? - громко
спросил я, надеясь, что мои слова услышит кто-нибудь из конусов.
Действительно, мне удалось наладить контакт с ближайшим соседом.
- Новая модель монтажера. Это ты. Но ты плохо работаешь, тебя заберет
разборист. Если новая модель будет работать хорошо, мы изготовим серию
монтажеров нового цвета. Они займут наши места, а нас заберут разбористы.
Но ты - неудачный, и у нас еще есть время.
- Что значит "заберут разбористы"? - спросил я.
- Ну, заберут и отправят в лом. Сломают либо расплавят. Не известно.
Никто не возвращается. До нас была зеленая серия. Несколько зеленых пятен
еще работают. Пока они не будут заменены серыми. Там, выше.
Я поднял глаза и четырьмя метрами выше заметил монтажера. Это был уже
не такой правильный конус, как серые пятна, а нечто вроде усеченной
сахарной головы с зеленой макушкой.
Разговор оборвался. Я сидел неподвижно, раздумывая, как поступить,
когда вдруг услышал шепот:
- Идут разбористы! Идут разбористы!
Действительно, где-то наверху появились два полипа, которые, быстро
передвигаясь вдоль галерейки, считали; "Серый... серый... серый...
зеленый!" Они остановились около первого встреченного зеленого монтажера и
охватили его своими щупальцами. Зеленая сахарная голова пыталась
сопротивляться, хватаясь всеми конечностями за перила галерейки. Однако
полипы были готовы к этому. Они быстро открутили хватательные конечности
монтажера, оставив висеть культи лап, саму же сахарную голову распороли
сверху донизу и бросили в трубу, проходящую по галерейке. Зеленый монтажер
исчез бесследно.
Немного погодя я заметил, что полип направляется ко мне. Перепуганный,
я схватил с пола часть уже смонтированного механизма и кинул в
приближающегося полипа. Тот, удивившись, остановился. Ободренный первым
успехом, я принялся бомбардировать разбориста всем, что было под рукой.
Обескураженный полип пытался хватать части на лету и снова класть их на
транспортер, явно отказавшись от намерения поймать меня. Я услышал шепот
серых конусов: "Разборист неисправен. Серый цвет, серый цвет. В лом, в
лом..." Конусы знали, что к чему. Через минуту появились другие полипы и,
преодолевая сопротивление пришедшего в негодность разбориста, сняли его
пластико-губчатую оболочку и что-то сделали внутри, видимо остановили
силовой механизм. Брошенный в трубу разборист полетел вниз, навстречу
своей судьбе. Таким образом, я стал невольным свидетелем царящего на
планете безжалостного закона отбора, определяемого различием клейм и
обозначений и, кажется, лишь незначительными внешними признаками. Зачем
все это?
Но думать было уже некогда. Ко мне опять приближались. Однако полипы не
кинули меня в трубу, а затащили в освещенную сине-зеленым светом камеру.
Шивы на гусеницах уже поджидали меня, явно уведомленные о случившемся.
- _Оно_ не годится в монтажеры, но проявляет сообразительность, -
заметил один.
- Может, его удастся использовать для новой модели проектира?
Я опасался, что они опять вернутся к мысли содрать с меня кожу.
- А зачем вам новая модель? - вставил я.
- То есть как зачем? Нас спроектировали уже довольно давно.
- Разве вы плохо выполняете свои функции, разве вы неисправны? -
спросил я, вспоминая то, что слышал у монтажеров.
- Мы исправны, но нас спроектировали давно.
- Кто же вас спроектировал?
- Проектиры. Предыдущая модель проектиров.
- А что с ними?
- Сданы в лом.
- Они неисправны?
- Исправны, но эта модель уже устарела.
- А что станет с вами, если вам удастся разработать новую модель
проектира?
- После того как будет изготовлена новая модель проектира, нас отправят
на переплавку.
Должен признаться, что у меня по коже побежали мурашки. Я оказался на
планете спятивших кибернетических существ, которые воспроизводили
последующие поколения с полным сознанием собственной обреченности.
- А вы хотите, чтобы вас отправили на переплавку? - спросил я.
Они не поняли. Я постарался объяснить по-другому:
- Ну что вы предпочитаете, чтобы вас отправили на переплавку сейчас или
позже, потом?
Теперь до них дошло. Шивы некоторое время раздумывали, наконец один из
них ответил:
- Позже, позже.
- Почему же вы в таком случае работаете над новыми моделями проектиров?
- Они более удачные, могут создавать новые модели монтажеров.
- А что вообще делают монтажеры?
- Монтируют других монтажеров, а также проектиров и разбористов.
Я продолжал эту странную, жутковатую беседу, зная, что стоит мне ее
прервать, как шивы примутся - в буквальном смысле слова - сдирать с меня
шкуру.
- Но зачем вам так много монтажеров, проектиров и разбористов? -
спросил я, используя их своеобразную терминологию.
- Нам много не надо. Просто старые модели постепенно отправляются в
лом.
- В таком случае зачем вы вообще проектируете новые модели?
- Как это зачем? Завод должен работать.
- А разве завод не может выпускать что-либо другое?
- Но ведь ничего другого не существует.
- А кто построил завод?
Они не поняли. Поэтому я спросил по-другому:
- Ну, кто здесь был еще до того, как построили завод?
- Завод был всегда.
Я вдруг подумал о разумных живых существах, которые положили начало
этому зловещему процессу, превратившемуся в самоцель. Откуда они прибыли?
Каковы были их намерения? Как сложилась их судьба? Может, они и сами уже
сданы в лом? Подумал я и о том, что никогда этого не узнаю - так же, как
мои друзья на Земле уже никогда не узнают, что сталось со мной.
Обдумывая, каким образом продержаться подольше, я, к своему изумлению,
услышал:
- Надо проверить, как оно взаимодействует с другой частью.
"Оно" означало меня. Но что за другая часть? Э, да ведь речь идет о
мыслелете! Я приободрился. Значит, еще не все потеряно!
- Меня необходимо поместить внутрь той части, - подсказал я.
Шивы колебались - вероятно, сначала хотели установить, что находится у
меня под кожей.
- Таким образом вам легче будет выяснить, откуда я прибыл и для чего
создан.
Не знаю, почему эта довольно убогая аргументация их убедила, но они
согласились. Появившиеся разбористы затащили меня и проектиров в камеру
для исследований. Здесь уже стоял мыслелет, окруженный странными,
незнакомыми приборами. На внешних стенках корабля виднелись мелкие
выбоины, но с первого взгляда было ясно: мыслелет устоял против попыток
размонтировать его на составные части. Люк был заперт, проектиры не смогли
забраться внутрь. Воз, именно поэтому они и согласились привести меня
сюда еще до вивисекции. В сопровождении обоих проектиров, окруженный
разбористами, я добрался до замка люка. Потом одним рывком открыл крышку,
вскочил внутрь, тут же захлопнул ее и уголком глаза еще успел увидеть, как
ползут шивы, размахивая своими лапами. Я уселся в кресло пилота, подумал,
удастся ли мыслелету преодолеть неизвестную мне толщину грунта,
отделявшего камеру от поверхности планеты, и сконцентрировался.
Как видите, я вернулся на Землю.
Крофор немного помолчал, потом сказал:
- Все-таки хорошо, что мы - люди. - И добавил: - Я думаю, по этому
случаю нам следует попросить полковника Трюкло прибегнуть к запасам
живительной влаги.
100
- Воз, в будущем станут серьезнее относиться к полетам, - сказал
упитанный аспирант Огогос, - однако сегодня это еще лотерея. Я и члены
моего экипажа вытянули в этой лотерее счастливый билетик. Мы отправились в
экспедицию, словно на загородную прогулку, без всякой подготовки. Планету
33-33-94 в галактике ЕО NGC3379 мы выбрали просто потому, что ее номер в
каталоге совпал с номером телефона одного из моих друзей. Можете называть
это легкомыслием, пусть так, но ведь в экспедиции приняли участие молодые
люди, которым вместе не исполнилось и трехсот лет.
Что? Сколько нам сейчас? Хм... около двухсот. Нет, нет, я не ошибся и,
прошу мне верить, не нахожусь под влиянием таинственного напитка... ну,
может быть, самую малость, но что касается суммарного возраста членов
нашего экипажа в настоящее время, то я не ошибаюсь. Экипаж... не в полном
составе. Несчастный случай? Нет. Отнюдь. Хотя при желании сказать и
так. Все зависит от точки зрения... У меня заплетается язык?.. Воз,
вам виднее, но, уверяю вас... последний эксперимент с напитком... нет,
нет, моя голова работает на редкость четко... Я говорю загадками? Да нет,
просто вы меня все время прерываете, я никак не могу приступить к сути.
Друзья, вы стали слишком разговорчивы... Простите, председатель, все, все,
я возвращаюсь к теме сообщения.
Итак, сразу же после концентрации мыслелет оказался на поверхности
планеты 33-33-94. Мы прижались носами к хрустальным окнам корабля и
онемели. Картина была и-зу-ми-тель-ней-шая. Местность напоминала некоторые
уголки нашей Земли. Под голубым небом раскинулось ультрамариновое море,
ласкающее золотистый берег. Синь и золото! Вдоль берега росли деревья,
напоминавшие пальмы, с той разницей, что стволы их были до самой кроны
усеяны мелкими лиловыми цветами. Шестиногие существа в цветастом оперении
и с двумя хвостами играли, перепрыгивая с дерева на дерево и кидая друг в
друга охапки цветов. Ах, как это походило на бал, на земной карнавал...
маски, конфетти...
Что? Мне следовало бы говорить стихами? Ах, адмирал, адмирал! Вы даже
не представляете себе, сколько поэзии было в этой картине! Не откладывая
дела в долгий ящик, мы взглянули на результаты химического анализа
атмосферы, на показания датчиков температуры, плотности излучения и прочая
и прочая... Все было примерно в земных пределах. Мы быстро отворили люк и
вышли, признаюсь, даже без скафандров. И ничего. Воздух был абсолютно
чист, насыщен бодрящим ароматом... благодарю за замечание, председатель, я
постараюсь умерить свои восторги. Как бы там ни было, ободренные, мы
отправились в путь и уже через несколько сотен метров встретили первых
туземцев. Нет, капитан, это были не чудовища, а человекоподобные существа.
Впрочем, как знать, может, скорее, мы, люди, похожи на обитателей той
планеты. Во всяком случае, должен признать, что мы, трое землян, выглядели
карикатурно. Они - высокие, стройные, пропорционально сложенные,
синеглазые, прекрасные. Мы... да что тут говорить, - особой красотой не
отличались. Вы сами видите, у меня склонность к полноте. Вин, навигатор,
как раз наоборот - тощий, как жердь. Что же касается командира корабля,
коменданта Бодайца, то это умный, милый парень, но совершенно лысый, его
голова напоминала лимон с торчащей на самой макушке шишкой. Впрочем, не
помню, чтобы на Земле это доставляло ему какие-либо неудобства.
Тридцать три - тридцать три - девяносточетыряне шли к нам, в платьях из
цветов, босые, с венками на головах - дети природы, еще не отравленные
ядом цивилизации. Вы сами, друзья, по собственному опыту знаете, что
каждая встреча с еще не известными представителями разумных существ
вызывает чувство неуверенности и заставляет внутренне напрячься, быть
готовым к конфликту, стоит только другой стороне проявить хоть каплю
недоверия по отношению к нам. По-моему, в большинстве случаев конфликты
возникают не из антипатии, а из обоюдных опасений, трудности
взаимопонимания и сомнений относительно мирных намерений. Простите, у
меня, кажется, получилось несколько громоздко. Девяносточетыряне
преодолели этот барьер, я бы сказал, с первой же попытки, используя
межпланетный сигнал доброй воли - улыбку. Надо признать, нам в этом
помогло взаимоподобие. Столкнись мы с существами, напоминающими, например,
кристаллы исландского шпата, улыбка которых проявлялась бы в виде
фосфорического блеска одной из граней, мы могли бы ошибочно
интерпретировать ее, что привело бы к трагическим последствиям. А тут мы с
первого взгляда почувствовали взаимную симпатию.
Говорить они не умели, видимо, общались между собой с помощью
ультразвуковых или каких-то иных сигналов. Во всяком случае, для общения с
нами они использовали язык жестов, которому выучили нас поразительно
быстро. Уже через четверть часа мы могли выражать собственные мысли и
понимали то, что они хотели нам сказать.
Мы сообщили, что прибыли издалека, из другой галактики, из планетной
системы звезды, именуемой Солнцем. Они приняли это как должное, как это
принял бы житель черноморского побережья, узнавший, что разговаривает со
скандинавом. Мы же подумали, что туземцам вообще не известно о
существовании иных миров. Тогда мы поступили точно так, как это делали
мореходы эпохи великих географических открытий: решили поразить их
побрякушками. Бодайц вынул из кармана небольшое зеркальце, посмотрелся в
него и отдал его туземцам. Зеркальце переходило из рук в руки, вызывая
мягкие улыбки. Мы были несколько разочарованы, так как ожидали удивления,
восклицаний, наконец, предложений о взаимной торговле. Ничего подобного.
Последний туземец вернул зеркальце с любезной улыбкой, а потом, взяв
Бодайца за руку, очертил в воздухе как бы плоскость. К нашему изумлению,
мы заметили, что в этом месте образовалось сгущение газа, которое
понемногу начало голубеть, и наконец из него возникло нечто вроде
зеркальной плиты, в которой были виды наши собственные отражения. Вин
потом рассказывал, что ему при этом вспомнились сахарские миражи, мне -
сообщения древних путешественников о магии чародеев Центральной Африки.
Что касается Бодайца, то у него не появилось никаких ассоциаций, зато он
увидел во всей красе свою лимонообразную голову с шишкой на макушке. Он
ничего не сказал, но невольно сделал неповторимую гримасу.
Это не ускользнуло от внимания синеглазых. Тот, которого мы между собой
назвали "Кси" (должен заметить, что их имен мы так и не узнали, ведь они
не издавали ни звука), жестом спросил Бодайца о причине его
неудовольствия. Наш комендант, поломавшись для порядка, объяснил Кси, что
его удручает вид собственной физиономии, но тут уж ничего не попишешь -
нам не дано выбирать себе внешность.
Кси в ответ сделал несколько быстрых точных движений руками. Мы
напряженно глядели на него. Через несколько секунд мы поняли, что он имел
в виду: он предложил Бодайцу ни много ни мало, как получить более приятную
внешность на все время нашего пребывания на 33-33-94.
Мне и Вину это показалось страшно привлекательным. Мы стали уговаривать
Бодайца принять предложение, апеллируя к научным интересам: мол, он первый
из землян имеет возсть трансформировать свою внешность. Мы взывали к
исследовательскому чутью Бодайца, напоминали, что в историю науки навечно
вошли имена биологов, которые сами на себе проводили опыты. Однако наш
друг считал, что предложение Кси следует отнести к категории суеверий.
Тогда мы возобновили атаку, утверждая, что и суеверия требуют научного
исследования. Наконец не без внутреннего сопротивления Бодайц согласился
на трансформацию, о чем мы немедленно сообщили Кси.
Девяносточетырянин провел нас в укрытый между деревьями шалаш,
сплетенный из чего-то вроде бамбуковых побегов. Простота его внутреннего
убранства произвела на меня странное впечатление: мебель отличалась
высокой функциональностью и даже комфортом, но в то же время, несомненно,
была произведением искусства.
Кси достал из тростникового секретерчика какой-то порошок и, вновь
создав зеркало, жестом пригласил Бодайца понюхать его, как нюхают табак.
Комендант не без колебаний взял двумя пальцами щепотку порошка и сунул
себе в нос. И вот на наших глазах его череп начал трансформироваться,
приобрел пристойную форму, да что там - идеальную в нашем человеческом
понимании. Бодайц не перестал быть самим собой, не утратил присущих ему
черт и все-таки изменился. Сущность трансформации состояла в том, чтобы
подчеркнуть все красивое, эстетичное в его внешности и затушевать все
уродливое.
Кси опять создал в воздухе зеркало, и Бодайц с явным удовлетворением
посмотрелся в него. Мы знали нашего друга долгие годы, но не подозревали,
что для него так важен внешний вид. Он посмотрел на нас гордо и даже
как-то свысока... и это было не просто удовлетворение интеллектуала от
удачно проведенного эксперимента.
Когда Кси предложил Бодайцу воспользоваться другим порошком и тот,
ничтоже сумняшеся, сделал это, мы утвердились в своих подозрениях. Его
лысый череп покрыли буйные светлые кудри. Наш командир не верил
собственным глазам: он схватился за волосы и сильно дернул их, словно
пытаясь сорвать парик. По шипению, которое он издал, мы догадались, что
все обошлось без обмана. Он был счастлив, мы - обескуражены.
Мы пытались узнать у Кси, каким образом произошла трансформация и не
чародейскими ли специями объясняется идеальная внешность его самого и его
соплеменников. Кси дружески улыбнулся и мягко выпроводил нас из дома.
Рядом, на небольшой полянке, на гладкой площадке стояло несколько кресел.
Кси уселся в одно из них и жестом пригласил нас последовать его примеру.
Как только мы уселись, площадка, к нашему изумлению, поднялась в воздух и
поплыла над вершинами высоких пальм. Перед нами как на ладони раскинулось
спокойное море, лесок и пляж, а поблизости от него виднелся наш мыслелет.
Неожиданно на нас что-то посыпалось; это были лепестки цветов. Их
сбросили с площадки, пролетавшей над нами. Кси помахал рукой. Бодайц
молчал, видимо, погруженный в думы о своей новой внешности, но мы с Вином
принялись оживленно беседовать. Зеркала-миражи... трансформация
внешности... летающие платформы... Совершенно очевидно - наше первое
впечатление было ошибочным. Мы столкнулись не с примитивными существами, а
с народом, находившимся на очень высокой ступени развития, настолько
высокой, что, несмотря на поразительные научно-технические достижения,
которые они как бы походя продемонстрировали нам, этот народ сумел
сохранить, а может быть, и заново воссоздать свою естественную среду.
Мы вспомнили, что наше прибытие их совершенно не удивило. Больше того,
они вели себя так, словно давно нас ожидали. Ну, конечно же, они заранее
знали о нашем прилете, а их приветливая встреча говорила об уверенности в
собственной силе, гарантировавшей безопасность. У них наверняка были
какие-то фабрики, заводы, но, наверное, расположенные где-нибудь в глубине
континента либо даже на другой планете, чтобы не отравлять атмосферы,
почвы и воды. Поверхность их родной планеты предназначалась только для
жизни... И разве не ради этого была организована воздушная прогулка? И
разве это не был самый прямой ответ на наш вопрос? О, Кси нас отлично
понял!
Площадка начала снижаться. Солнце уже клонилось к горизонту; прошло
два-три часа с момента нашего прибытия. Площадка мягко опустилась на
грунт. Кси вновь пригласил нас в шалаш. Но едва мы сделали несколько
шагов, как ботинки свалились у нас с ног; и я заметил, что Вин изумленно
рассматривает свою одежду. Его блуза совершенно истлела. Мы были поражены.
Дело не в одежде: в конце концов было по примеру местных жителей
ходить в убранстве из цветов. Нас испугало другое: разъедающее воздействие
местной атмосферы на земные материалы. Не проржавеет ли оболочка
мыслелета? Сможет ли машина возвратиться на Землю?
Мы бегом кинулись к кораблю; Бодайц трусил позади. Детальный осмотр
убедил нас, что несущая конструкция и механизмы совершенно целы, но обивка
кресел истлела, словно была изготовлена из залежалого материала. А ведь
корабль был герметически закрыт! Мы с Вином посмотрели друг на друга
сначала вопросительно, потом с ужасом. ВРЕМЯ - вот ответ на загадку. Время
на этой планете для живых существ текло медленнее, чем для предметов.
Может, это была искусственная деформация четвертого измерения? Мы
постарели на несколько часов, но на самом деле прошло несколько месяцев, а
может быть, и лет. Если мы еще задержимся здесь, то уже не застанем на
Земле ни родных, ни друзей, ни знакомых - вообще никого из нашего
поколения. Как скорее улететь! Как скорее!
Мы снова проскользнули через люк в кабины - только мы двое: Вин и я.
Бодайц неожиданно захлопнул люк снаружи, потом отскочил на несколько шагов
так, чтобы мы хорошо видели его сквозь иллюминаторы, показал рукой на свою
голову, пригладил ладонью кудри, сорвал с пальмы несколько цветов и,
посыпав ими свою истлевшую одежду, сделал прощальный жест рукой. Потом
отвернулся и кинулся прочь от мыслелета.
Мы поняли его. Он предпочел отказаться от любимой работы и
человеческого общества, только бы не лишиться новой внешности и не
блистать лысой головой в форме лимона с шишкой на макушке.
Таким образом, увы, мы потеряли друга и отплатили девяносточетырянам
черной неблагодарностью, оставив им человека, зараженного опасной для
всякой цивилизации болезнью: легкомыслием.
101
Мартын Петкевич встал, чувствуя, что, выпив сок внеземного
происхождения, он не в состоянии сделать даже несколько шагов. Однако
голова у него была светлой, а речь - гладкой, словно язык перекатывался на
шарикоподшипниках.
- Я позволю себе поблагодарить председателя за предоставленную мне
возсть выступить, а присутствующих - за готовность выслушать меня, -
начал он, не очень-то зная, о чем говорить. - Я хотел бы сообщил, о
результатах полета на планету 12-34-56...
Мартын назвал последний набор чисел, выигравший в космолото.
- Мы отправились в путь скорее из жажды приключений, чем из стремления
обогатить науку новыми сведениями. В этом полете я выполнял роль... - он
сглотнул, чтобы ложь лучше прошла через горло, - м-да, стало быть, я
выполнял роль пилота. Командиром корабля был мой дружок Алойз Сливак, с
которым мы не раз болтались между Солнцем и Альфой Центавра; заместителем
у Сливака был Карел Пакотек. Это был спокойный, крепкий, медлительный
парень, любитель пошутить и повеселиться. Свое решение отдохнуть на
12-34-56 мы тотчас же привели в исполнение.
Плоскогорье, на которое мы опустились, было покрыто буйной
растительностью. Тамошняя атмосфера несколько отличалась от земного
воздуха, так что мы не могли снять скафандры, но результаты остальных
анализов были обнадеживающими. Мы вылезли из люка и осмотрелись. Походило
на то, что из всех возможных способов проведения уик-энда мы выбрали не
самый лучший. Местность была совсем неинтересная. Планета не сулила
никаких неожиданностей. Если б не чувство неловкости перед друзьями,
которым мы уже успели сообщить о предполагаемом полете, мы, недолго думая,
вернулись бы на Землю. А так пришлось хотя бы на день задержаться, чтобы
оправдать звание галактопроходцев. Уж такова человеческая натура. В свое
время я читал рассказ одного средневекового писателя, не помню уж
названия. Мужчина порывает с невестой, которая ведет себя двусмысленно:
регулярно посещает какую-то квартиру, скрывая от жениха свои странные
похождения. Спустя много лет, уже после ее смерти, этот человек случайно
узнает, что его бывшая любовь просто хотела окружить себя ореолом
таинственности. Поэтому она сняла комнатку и ходила туда, чтобы провести
несколько часов в одиночестве, то вязала, то смотрела в окно.
Так и мы. Уж коль решили выступать в роли великих путешественников,
надо держаться до конца. Так сказать, взялся за гуж... Мы вытащили из
кабины шахматную доску, расставили фигуры и сыграли несколько партий;
потом, чтобы поразмяться, устроили гонки метров на сто - до одинокого
покореженного дерева, росшего в центре плато, в стороне от рощицы. Раз,
два, три... и мы помчались, правда, не очень быстро, так как на поляне
было полно ям и камней. И представьте себе, когда до дерева оставались
считанные шаги, оно дрогнуло и пустилось наутек, как-то странно, словно бы
вместе с корнями быстро перемещаясь по грунту. Это было настолько
неожиданно, что в первый момент мы прямо-таки остолбенели. От скуки не
осталось и следа. Словно дети, мы принялись играть с деревом в
кошки-мышки, гонять его друг к другу, подбегать к нему, хлопать в ладоши.
Бедное дерево кидалось туда-сюда, пытаясь прорваться сквозь окружение -
напрасно!
Мы все больше приближались к нему и, когда нам уже показалось, что мы
вот-вот коснемся его руками, дерево исчезло, будто его и вообще не бывало.
Не осталось никаких следов... на этом месте росла густая трава...
Я наклонился.
- Делать нечего, возвращаемся на Землю, - сказал стоящий передо мной
Алойз.
Он только что находился шагах в двадцати от меня. Я удивился и взглянул
на него. Он держал в руке шахматную доску. "Что такое? - подумал я. -
Неужели он успел уже сбегать к кораблю и вернуться? И зачем ему шахматная
доска?" Я невольно взглянул на корабль, чтобы прикинуть, мог ли Алойз
добежать до него и вернуться... и увидел моего друга, который шел к нашему
биваку. "Что за дьявольщина! - подумал я и повернулся к Алойзу с шахматной
доской, но его уже не было. - Галлюцинация! Только этого недоставало!"
Однако я решил выждать. Не хотелось верить, что я, человек здравый,
рассудительный, страдаю галлюцинациями.
Кто-то схватил меня за руку. Передо мной стоял бледный, возбужденный
Карел Пакотек. Я еще никогда не видел его в таком состоянии.
- Мартын! - закричал он. - Мартын, знаешь, кого я только что видел?
Невероятно...
- Алойза с шахматной доской!
- Нет, я увидел самого себя.
Мне стало не по себе. Может, здесь выделяется какой-то газ, который
проникает сквозь герметические скафандры и приводит к нарушению работы
органов зрения и слуха? Газ - сквозь скафандры? Чушь! А может, какое-то
излучение... Так или иначе раздумывать некогда, надо бежать к мыслелету.
- Алойз, подожди! - крикнул я.
Он остановился, мы подбежали к нему и, не вдаваясь в объяснения,
бросили: "К кораблю!"
Не раздумывая, не расспрашивая ни о чем, он присоединился к нам. Через
несколько шагов мы вдруг остановились как вкопанные: между нами и
мыслелетом стояло трое. Это были... мы сами. Они сорвались с места и
побежали к нам... то есть мы сами бежали к самим себе... к Алойзу, Карелу
и ко мне, ведь я-то был я, настоящий Мартын Петкевич, тот самый, который
прилетел с Земли; что касается Сливака и Пакотека, то я уже просто не
знал, кто из них кто. Во всяком случае, те, кто стояли возле меня, с
криками разбежались. Конечно, и я не стал ждать, а дал драпака. Я старался
обойти новоявленную тройку, чтобы спрятаться в мыслелете, и мои друзья
поступали, насколько я мог заметить, точно так же. Но теперь та тройка
принялась играть с нами в кошки-мышки; окружив мыслелет, приближаясь к
нему, хлопая в ладоши, перебегая с места на место. Обливаясь потом от
усталости и страха, я остановился и внимательно вгляделся в двух Алойзов и
двух Карелов. С кем из них я прилетел на эту сумасшедшую планету? Отличить
было невоз. Оба экземпляра каждой пары походили друг на друга как две
капли воды. Отличались они лишь выражением лиц. Алойз и Карел номер два
были веселы, зато Алойз и Карел номер один напоминали загнанных лошадей.
Мой двойник тоже чувствовал себя преотменно. Я же наверняка ничем не
отличался от первых номеров. "Попробуем рассуждать логично, - подумал я. -
У нас, прибывших с Земли, есть основания для беспокойства. Извлекать
удовольствие из такой ситуации могут лишь двойники, даже если они
существуют только в нашем воображении. Значит, настоящие люди - первые
номера. Мы погибнем, если совместными усилиями не выберемся из этой
путаницы".
- Сливак! - крикнул я. - Пакотек! Подойдите ко мне и возьмемся за руки!
Как я и думал, приказ выполнили первые номера; я почувствовал
прикосновение человеческих рук из плоти и крови. Я принял на себя
командование и отдал приказ:
- Когда крикну "три", кидаемся на них. Раз, два, три!
Мы что есть мочи побежали к нашим двойникам, а они - исчезли.
Просто-напросто расплылись в воздухе. Были да сплыли. Мы добежали до
мыслелета и как быстрее влетели внутрь, старательно задраив люк, а
потом кинулись к креслам. Мы были слишком возбуждены, чтобы немедленно
сконцентрироваться и вернуться на Землю. Тяжело дыша, мы вначале
перебрасывались отдельными словами, наконец успокоились настолько, что уже
могли начать беседу. Ее темой, естественно, было удивительное появление
двойников.
Шаг за шагом анализируя все, что произошло, с того момента, как мы
покинули мыслелет, мы пришли к интересному выводу. Мы заметили, что
двойники вели себя точно так, как мы сами некоторое время до этого: делали
те же жесты, те же гримасы, произносили те же слова. Это не могло быть
коллективной галлюцинацией, как нельзя назвать галлюцинацией эхо тех слов,
которые возвращаются к вам, отраженные от каменной стены. Эхо! Да, в этом
что-то есть. Может быть, где-то за ближайшей звездой проходил абсолютный
барьер времени, и поэтому все, что происходит здесь, немедленно
повторяется, отражая прошлое. Если б это открытие, как большинство великих
открытий, сделанное случайно, подтвердилось, наши имена навсегда вошли бы
в историю науки.
Но как проверить правильность гипотезы без соответствующих приборов и -
что еще хуже - без соответствующей научной подготовки? Мы решили снова
довериться случаю и выйти из корабля, для безопасности предварительно
связавшись друг с другом линем, словно альпинисты. На этот раз долго ждать
не пришлось. Тотчас же появились двойники, уже не три, а целые толпы
двойников, несколько Алойзов, Карелов, я сам в достаточном количестве
экземпляров. Они гонялись друг за другом, отдыхали, разговаривали, звали
друг друга, кричали, словом, делали в точности то же, что и мы совсем
недавно.
Мы вернулись на борт мыслелета. Все было слишком запутанно, слишком
сложно. Одно казалось несомненным: это не эхо времени. Слишком много
жестов, гримас, слов, и все это - теперь, одновременно, а раньше, когда мы
действовали сами, - с определенными промежутками. Может, на Земле и
найдется какой-нибудь мудрец, который сумеет объяснить нам это. Вернуться
бы на Землю...
Пятнадцать минут мы отдыхали, чтобы потом как следует сосредоточиться.
Я отдал должное своим увлечениям и вспомнил литературу эпохи
Просвещения... Гулливер среди лилипутов? Нет. Робинзон? Скорее всего, да.
Какое изумление он пережил, услышав голос: "Робинзон! Бедный Робинзон!"
- Эврика! - воскликнул я. Оба мои товарища так и подскочили в креслах.
- Нашел! Отгадал загадку! Мы - на попугаичьей планете!
Они не поняли. Тогда я быстро объяснил:
- Планета населена космическими попугаями, точнее, космическими
хамелеонами, которые совершенно бессознательно, но очень точно
воспроизводят внешний вид предметов и подражают голосам других существ.
Быть может, кроме хамелеонов, никого другого на этой планете нет, а есть
только растения, которые хамелеоны научились копировать; хамелеоном могло
быть и убегающее от нас дерево. Когда стадо хамелеонов увидело людей,
услышало их голоса, радости их не было предела. Каждое наше движение,
каждый жест были точно зафиксированы, а затем повторены. Вот чем
объясняются гримасы веселья, потом утомления и изумления; если
когда-нибудь на этой планете высадится человек, то, введенный в
заблуждение нашими копиями, которые, быть может, будут передаваться в роду
хамелеонов из поколения в поколение, он подумает, что попал на другую
Землю.
Наши имена, друзья, не войдут в историю, но наши лица, наши голоса
теперь зафиксированы и, воз, останутся в космосе до тех пор, пока
существует род галактических хамелеонов.
110
- Поздравляю, слышал, слышал! Какой успех! - редактор "Обозрения
ближнего космоса" вышел из-за стола и энергично пожал руку Петкевича. Но
тот уже больше не мог сдерживать злость и взорвался:
- Вы поставили меня в идиотское положение! Вы специально подстроили все
это!
- Что вы, я только помог вам попасть на симпозиум...
- Липа это, а не симпозиум! Литературный кружок космических хоббистов!
- Молодой человек, если вы по-прежнему хотите стать журналистом, вам
следует избегать жаргона. Это так, между прочим. Что же касается
мероприятия, в котором вы участвовали, оно носило несомненно научный
характер: это симпозиум воображения. Исследователь космоса, лишенный
воображения, не может рассчитывать не только на успех, но и просто на
благополучное возвращение. Вы специалист в области литературы средних
веков, вам но следует забывать о том, что если б не романы Жюля Верна и
Жулавского, не проекты Кибальчича и Циолковского, то не было бы и полета
Гагарина.
Редактор извергал потоки слов. Мартын не мог ничего возразить. Впрочем,
откровенно говоря, он был склонен признать правоту редактора. Разве не
воображение и его производная - мечта тысячелетиями были движущей силой,
превратившей человека из кроманьонца в завоевателя космоса?
- А кроме того, - добавил редактор, шутливо улыбаясь, - согласитесь,
что человеку противопоказано всегда быть чересчур серьезным. Время от
времени ему просто необходимо пофантазировать, просто так, для
развлечения...
- Значит, я прав, - упирался Петкевич. - Все, что происходило на
симпозиуме, было высосано из пальца!
- А то, что вы пили? - с улыбкой спросил редактор.
- Это, я думаю, единственное заслуживающее доверия доказательство того,
что межгалактические экспедиции реальны. Ни в Солнечной системе, ни в ее
окрестностях мне не доводилось пробовать такого напитка...
Он лучше любого из синтетических напитков, даже лучше натурального
томатного сока. Он бодрит, проясняет мысли, улучшает настроение... Вы
пробовали его?
- Дорогой мальчик, - загадочно улыбнувшись, сказал редактор, - со
временем ты поймешь, что никто не в состоянии точно указать, где проходит
граница между вымыслом и правдой. Можешь ли ты утверждать, что космические
хамелеоны родились только в твоем воображении и нигде во Вселенной на
самом деле нет таких существ? Что же касается напитка...
Редактор открыл встроенный в стену шкафчик и вынул из него два сосуда,
точь-в-точь таких же, как те, что применялись для экспериментов на
симпозиуме, а также оригинальную емкость для жидкости из толстого темного
стекла, похожую на сужающийся кверху цилиндр.
- Напиток этот - вовсе не монополия иных галактик. Некогда его создали
земляне, но отказались от дальнейшего производства в период решительной
борьбы со злоупотреблениями в этом деле. Нам удалось напасть на его след в
Гастрономическом музее, мы воспроизвели технологию изготовления, и вот...
- Редактор стал откручивать проволочку, и пробка, вытолкнутая таинственной
силой, выскочила с громким хлопком. Из отверстия потекла струя пенящейся
золотистой жидкости, которую редактор ловко направил в подставленный
параболический сосуд, - ...вот теперь мы можем лакомиться им. За ваше
здоровье, как говаривали в средние века. Раньше этот напиток называли
шампанским...