Стюарт Вудс

      Корни травы

     

      Этот роман — плод авторского воображения. Все имена, характеристики действующих лиц и событий тоже плод авторского воображения или полностью вымышлены. Любое совпадение с подлинными событиями или с конкретными лицами, живыми или умершими носит случайный характер.

     

      Дот, с любовью.

     

      Пролог

     

      Четыре затвора щелкнули как один.

      — Оружие к бою! Короткими очередями — огонь!

      Стреляли без глушителей. Две очереди ударили одновременно, затем ритм нарушился. Когда стрельба закончилась, не было нужды идти рассматривать цели вблизи. И так было очевидно: нарисованные на щитах фигуры пробиты кучными попаданиями по самому центру — каждая очередь в грудь.

      Подумать только! Так метко стрелять из автоматического оружия. Перкерсон поднял взгляд к затененному узкому проходу над стрельбищем и вздрогнул.

      Там был Старейшина, появившийся без уведомления. Он всегда возникал вот так — совершенно внезапно.

      — Завязать глаза! — скомандовал Перкерсон.

      Четверо взяли оружие на ремень и наложили на глаза черные повязки.

      — Кругом! Встать на колени! Разобрать оружие!

      Ученики вслепую проворно разбирали автоматические пистолеты. Он заставил себя смотреть на их руки. Разборка — сборка. Этому он научил их. Первый поставил рекорд, остальные управились секундами позже.

      — Встать! Вольно! Четвертый номер, приказания снять повязку не было! — Перкерсон взглянул наверх, ожидая.

      Старейшина кивнул.

      Перкерсон со вздохом перевел взгляд на учеников.

      — Ребята! — Голос его был тверд. — Сегодня вы удостоены чести! С вами будет говорить Старейшина!!

      Ученики вытянулись, вздрогнув, как от электрического разряда.

      — Добрый вечер, джентльмены! — громко и гулко сказал Старейшина. Ему, впрочем, не требовалось повышать голос — он был таким от природы. — Джентльмены, вы приняты в нашу семью.

      Один из учеников, не выдержав, издал нервный смешок.

      — Сегодня стало меньше на четыре американца, которые бродят в потемках, потерявшись в собственной стране. Сегодня вы ещё не на виду, ваше Братство укрыто от посторонних глаз, и вы своей кровью, самой своей жизнью гарантируете сохранение тайны. Громкие клятвы не требуются. Они в ваших сердцах, полных любви и ненависти. Любви к нашей великой стране, ненависти — к тем, кто пьет её соки и отравляет души ваших детей… ? После паузы он добавил: — Поздравляю вас, избранники судьбы!

      Фигура Старейшины растворилась в тени. Хлопнула дверь.

      — Хорошо, — сказал Перкерсон подопечным. — Можете сбросить повязки.

      Стрельбище было ярко освещено, и люди, сорвав повязки, невольно сощурились.

      — Боже, — сказал один, — это не звукозапись была?

      — Нет, — ответил Перкерсон, — с вами говорил сам Старейшина.

      — Ужас, — сказал второй. — Я не думал, что это будет так скоро!

      — Не знаю, скоро ли снова придется встретиться с Ним, — задумчиво сказал Перкерсон, — но этот День когда-то настанет.

      Третий поднял кулак.

      — Тот самый День! — сказал он.

      — Тот самый День! — повторили все.

     

      Книга первая

     

      Глава 1

     

      Уилл Ли продемонстрировал охраннику удостоверение.

      — Могу я припарковаться? Всего на несколько минут! Мне нужно взять кое-что в офисе.

      Охранник сошел по ступенькам к его «порше» — не новому, но свежевымытому, без лишней пылинки, — и освидетельствовал наклейку на ветровом стекле.

      — Десять минут, — произнес он, — не больше.

      В Вашингтоне все любят проявлять, власть, подумал Уилл. Парни, охраняющие Капитолий — не меньше прочих.

      Было семь тридцать утра, суббота, декабрь. В пятницу конгресс не работал.

      Уилл перебежал в Рассел-Билдинг, ощущая давление хмурого, облачного неба. Шее и лицу было холодно. Он расписался у стола внутренней охраны, а когда пересекал вестибюль, его шаги по мраморному полу вызвали гулкое эхо. В спешке он механически нажал у лифтов кнопку для членов конгресса, гарантирующую внеочередное обслуживание, В лифте он прислонился к стене, вдыхая слабый аромат лака и сигар. На миг он стал — вообразил себя — конгрессменом, сенатором, который, оставив толпу журналистов, фотографов и телевизионщиков за дверями лифта, взлетает в свой офис принять телефонный звонок президента, обеспокоенного событиями в какой-нибудь точке планеты. Лифт плавно замедлил ход и замер. Уилл заторопился по коридору. Странно, но дверь в офис была не заперта! Уилл прошел через приемную и основную служебную комнату с письменными столами нескольких сотрудников в свой небольшой кабинет. В Рассел-Билдинг ужасающе не хватает помещений. Уилл руководит штатом сотрудников сенатора, а работать вынужден в клетушке. Он выдвинул ящик своего стола и удивился, увидев полоску света под дверью кабинета босса, сенатора Бенджамина Карра.

      Уилл, не колеблясь, встал и пошел посмотреть, в чем дело.

      Сенатор был в кабинете собственной персоной. Он сидел за своим столом и удивленно смотрел на Уилла.

      — Что вам здесь понадобилось, Уилл? В субботу, в такую рань? — хрипло спросил Карр, откинувшись в кресле.

      — Доброе утро, сенатор, — в некоторой растерянности ответил Уилл. — Я еду в аэропорт, но кое-что здесь забыл. — Он нахмурился. — А что же вы сами? Суббота — для всех.

      Сенатор, подмигнув, спросил:

      — А вы уверены, что я не приезжаю сюда поработать ещё и в субботу? — Лицо его стало хитреньким. — Ладно уж, примите мои объяснения. Еду к девятичасовому самолету — на нем полечу в Атланту. Джаспер уже ожидает меня в гараже.

      — Как вы себя чувствуете? — спросил Уилл. Он не видел босса два дня. В пятницу сенатор весь день был в госпитале Уолтера Рида.

      — Чувствую себя, как японская иена, — ответил сенатор, посмеиваясь. — Сказали, что я превозмогаю припадок.

      — Это точный диагноз, сэр? — спросил Уилл. — Я же все равно узнаю.

      Бену Карру минуло семьдесят восемь лет, и в последнее время он выглядел утомленным.

      — Черт возьми, безусловно, узнаете, — рассмеялся Карр. — В этом городе уже ничего не скроешь. Раньше какой-нибудь конгрессмен мог содержать девчонку в Джорджтауне или соблазнить жену другого конгрессмена — и газеты на этот счет не распространялись. Теперь звонят и об этом! — Он успокаивающе поднял руку. — Не волнуйтесь, всего лишь повысилось артериальное давление. Получил какие-то пилюли, они у меня с собой.

      — Вы уверены, что это все?

      — Это все. Сказали, что проживу ещё один срок. После Рождества объявим это во всеуслышание, а то у республиканцев уже ушки на макушке. Не стоит им волноваться, не так ли?

      Уилл усмехнулся:

      — Нет, сэр. Давайте разочаруем их раньше.

      Бен Карр положил ладони на стол и поднялся. Высокий, лысый, сутуловатый, он обошел вокруг стола.

      — Я рад, — сказал он, — что вы заехали сюда нынешним утром, Уилл. Присядьтё-ка на минутку.

      Уилл уселся на одном конце кожаного дивана, сенатор разместил свою долговязую фигуру на другом.

      — Уилл, мы ещё этого не обсуждали, но прямо спрашиваю: хотите ли вы получить работу вроде моей?

      — Но не вашу, сэр, — откровенно ответил Уилл.

      — Знаю, знаю, — сказал Карр. — Но вы подумываете о месте, занятом Джимом Барнеттом, не так ли?

      Джеймс Дж. Барнетт, вполне бесцветный республиканец, уже два года был младшим сенатором от Джорджии.

      — Да, сэр, думаю, да.

      — Хорошо, хорошо, — сказал Карр, мальчишески поджав под себя правую ногу. — Я, со своей стороны, думаю, что вы чертовски хорошо справились бы на этом месте.

      — Благодарю вас, сенатор! — Уилл попытался поймать взгляд босса. — После того, как вас переизбрали, я было рассудил, что мне лучше отправиться домой и заполучить там сколько-то красной глины на сапоги. — Это любимое выражение самого Бена Карра Уилл сейчас использовал неслучайно. — Я в Вашингтоне уже почти восемь лет и оторвался от почвы.

      Карр кивнул.

      — Правильно рассуждаете, Уилл. Не знаю, как обстоят дела в Нью-Йорке или Калифорнии, а в Джорджии выиграть выборы только при поддержке самых что ни на есть обывателей. Они должны полюбить вас, как брата…

      Сенатор смолк. Уилл не торопился заполнить паузу. Он предвидел, каким будет продолжение монолога, и не намерен был двинуться навстречу. Положение добровольца его не устраивало.

      Бен Карр приосанился.

      — Уилл, сынок, — сказал он, — я скоро выйду в тираж. Оставайтесь со мной ещё на два года, и я сделаю все, чтобы место Барнетта стало вашим. С момента, как вы объявите о своем намерении, я поддержу вас открыто: в газетах, телевизионных дебатах и интервью. Всё, кто мне задолжал, будут иметь это в виду, и, получая приглашения выступить в штате, я буду посылать вас вместо себя.

      Уилл уставился на ковер. Подозрительно: Бен Карр никогда ещё не поддерживал кандидатов на первичных выборах — об этом знали все.

      — Я соберу для вас два миллиона долларов, — добавил Карр.

      Уилл с изумлением поглядел на него.

      — Послушайте меня, сынок, — продолжал сенатор, — все, кому полагается, узнают от меня, что я хочу видеть вас моим преемником, если, не дай Бог, я умру на этой службе. Гарантий, конечно, тут нет, но губернатор кое-что должен мне — и немало, — он не пренебрежет моими пожеланиями.

      Уилл набрал воздуху и раскрыл рот для ответа, но сенатор не дал ему вымолвить ни слова.

      — О, черт возьми, вы прекрасно знаете, что я сделаю это для вас, независимо от того, останетесь вы при мне или нет, но, Боже мой, малый, я в вас нуждаюсь!

      За прошедшие восемь лет старик стал Уиллу вторым отцом. Семьи у Бена Карра не было никогда, и Уилл сознавал, что он ему ближе всех. В сущности, сенатор хотел такого сына. Их взаимоотношения были типичны для коренных южан: внешне не выражаемая привязанность друг к другу изредка проявлялась в слове, жесте, крепком рукопожатии. Само собой, каждый знал о чувствах другого, и тут не бывало ошибок.

      Когда-то он вошел в команду сенатора младшим помощником по делам администрации, затем стал главным помощником по законодательству и, наконец, руководителем аппарата. В первые четыре года Уилл преобразовал аппарат, улучшив работу с избирателями. За последующие два года сумел привлечь юристов и правоведов к делам подготовки законопроектов Бена Карра и возглавляемых им комиссий и комитетов. По сути, Уилл был автором всех заявлений и представлений сенатора Карра, публикуемых в печати и устных. Как советник сенатского Комитета по разведке, где председательствовал Карр, Уилл приобрел авторитет эксперта и знатока этой сферы. Он узнал все, что было узнать, занимаясь бюджетом и анализом операций федеральной разведывательной службы. Наконец, он подобрал для сенатора такую группу помощников, что пресса присвоила ей титул лучшей на Капитолийском холме. Но он не собирался заниматься всю жизнь делами Бена Карра и полагал, что его основная работа сделана. Теперь; однако, выяснилось, что — нет.

      — Конечно же, я останусь, сенатор, — сказал Уилл и слегка улыбнулся. — Спасибо, что вы облегчили мне это решение.

      Бен Карр торжественно встал и протянул ему руку:

      — Благодарю, Уилл. Я постараюсь, чтобы вы не пожалели об этом. — Он провел его к двери. — Начинайте планировать свою кампанию. Дома вам следует многое повидать. Поройтесь там, как следует. Своим временем можете располагать как считаете нужным.

      — Спасибо, сэр, я ценю это. — Уилл на миг задержался у своего кабинетика. — Может быть, я подброшу вас до Атланты? Мне по пути, нет проблем.

      — О, не нужно. Не пытайтесь затащить меня в маленький аэроплан. Я им не доверяю. Я привержен авиалиниям. Если умру в полете или откажет чертова техника, так по крайней мере, в большой компании.

      — Но вы, вроде, не против маленьких вертолетов? — Уилл усмехнулся: было известно не только ему, что в Атланте сенатора ждет вертолет, принадлежащий старому другу, и что на этой машине сенатора доставят на юг Джорджии на ферму этого друга.

      — То совсем другое, — важно ответил Карр. — На борту вертолета имеется настоящая выпивка.

      — Пусть будет по-вашему, — засмеялся Уилл. Бен Карр подошел и сжал плечо Уилла. Показалось, что он собирался обнять его, но передумал. Вместо того он одарил Уилла кривоватой улыбкой, выпроводил его за дверь, и закрыл её.

      Уилл спустился с Капитолийского холма и, вместо того чтобы направиться в аэропорт, повернул обратно в Джорджтаун. Настроение, в общем, было приподнятое. Не так уж ему хотелось возвращаться в Делано, штат Джорджия, к юридической практике в провинции и к трудным делам, связанным с подготовкой кампании против внушительных конкурентов. Отец его, бывший губернатор, конечно, во всем поможет, но не так-то просто, впервые выдвинув свою кандидатуру на выборах в сенат Соединенных Штатов, преодолеть естественное недоверие людей. Выходит, что это отодвигается. А настанет время — и Бен Карр расчистит путь, как бульдозер.

      В Джорджтауне он уверенно повернул на Пи-стрит. В принципе, он получит все, что ему причитается. А пока кое-что ему следует обрести на Пи-стрит, в паре кварталов от его собственного дома. Найдя место для парковки, он вышел из машины, поднялся по ступенькам и открыл своим ключом парадную дверь. Прежде чем захлопнуть её, он трижды нажал звонок, используя условный сигнал, затем отключил систему охраны и поднялся по лестнице.

      Кетрин Рул, встрепенувшись, смахнула с заспанных глаз золотисто-каштановые волосы.

      — Ты вернулся? — пробормотала она. — Ты же уехал, не так ли?

      Он присел на кровать и ткнулся носом в её теплую шею.

      — Я вернулся и расскажу тебе, почему.

      — Что могло случиться? — Она окончательно проснулась.

      — Босс оказался в офисе, и мы поговорили. Только и всего.

      Она положила руку ему на щеку.

      — Значит, ты будешь здесь?

      — Ты права, — сказал он, — буду здесь. После того, как съезжу в Джорджию, как и планировал. Но не на пару лет.

      Она прижала к себе его голову:

      — Итак, мне пока не придется выступить в роли жены кандидата? Я получаю отсрочку?

      — Я хоть сегодня женюсь на тебе, если желаешь. Причем тут Джорджия?

      Она снова поцеловала его.

      — Послушай, неунывающий, у нас масса времени! — Ее вроде что-то смущало. — Вчера Бекен отозвал меня в сторонку и сказал, что поддержит меня при выдвижении на пост помощника заместителя директора. Он рекомендует меня. Значит, если я захочу, должность — моя.

      — Помощник заместителя директора по разведке?

      — Правильно. Я собиралась отказаться, но если в запасе у меня ещё пара лет, что ж…

      — Быть первой женщиной на этом месте? Улыбка расплылась по её лицу. — Самой первой! О, Уилл, я мечтала испытать себя в этой должности. Я уже думала, что никогда не получу ее!

      — Я рад за тебя!

      — Нам, однако, придется все оставить как есть, — сказала она, поглядев с тревогой. — Если до Бекена или директора дойдет что-то о наших отношениях… Это будет конец моей карьеры в управлении.

      — Все нормально, Кетрин. Однако годика через два не придется ли все-таки ехать в Джорджию?

      — Сделка есть сделка. Говорила я тебе, что люблю целовать тебя сонного?

      — М-м-м… Возвращайся в постель…

     

      Покидая дом и забираясь в «порше», Уилл хвалил себя за то, что вернулся к Кейт с новостями. Что же касается её продвижения по службе, тут ему было ясно все. Два года назад она была главной фигурой в советском отделе ЦРУ и блестяще справлялась. Она любила свою работу, но разыгрался очередной скандал, из тех, что время от времени сотрясают это ведомство, и чуть не все его начальники подали в отставку. Кейт перевели на должность связного при директорате без реальных полномочий. Ей показалось, что это тупик, энтузиазм угас. Она обещала уйти из управления и обвенчаться с ним, когда он вернется в Джорджию готовиться к выборам в сенат.

      Теперь все менялось. Ей обещана одна из полдюжины высших должностей в ЦРУ. Если все состоится, покинет ли она через два года эту работу? Сможет ли? И захочет ли?..

      Ему стало зябко, и он включил обогреватель.

     

      Глава 2

     

      Небольшой аэропорт у Колледж-Парка был предназначен для легких самолетов. Он был единственным таким близ Вашингтоне. Уилл вырулил на поле и перегрузил свое имущество в одномоторную «Цессну-182». Затем отогнал и припарковал свою машину. Ключи сдал в сторожку. Машину без него поставят в гараж здешней бензозаправочной станции.

      Обследовав свой самолет, он позвонил диспетчеру и получил разрешение на взлет.

      На высоте двух тысяч футов самолетик вошел в облака, на четырех тысячах вырвался к солнцу, и тут подтаял лед, образовавшийся на закрылках. В кабине потеплело. Летя уже над Вирджинией, он чуть расслабился, как всегда расслаблялся по окончании сессий конгресса. Он сожалел, что оставил Кейт, но она должна была провести Рождество со своим сыном и со своими родителями.

      Облачность к юго-западу расступалась, затем облака исчезли. Зеленели поля Северной Каролины, правее прорисовались контуры голубых Аппалачей. Уилла окатила волна благодарности к Бенджамину Карру. Это самый важный голос в его пользу. Слово босса стоило очень дорого. Сам он, Бен Карр, во время последних трех выборных кампаний, по сути, и пальцем не шевельнул, из дома не выезжал. Сидел у входа в свой дом в Южной Джорджии и получал сообщения по телефону со всех концов штата.

      Теперь он соберет свою рать для Уилла. Немногие демократы в Джорджии смогут противостоять силе убеждения Бена Карра. У него всюду друзья, а его враги давно затаились.

      Когда самолет пересек границу Южной Каролины и летел над Джорджией, Уилл уже обдумывал, как действовать после избрания сенатора на шестой срок. Надо будет формировать свою команду для своей предвыборной кампании, привлекая людей из аппарата конгресса и, позже, некоторых сотрудников сенатора. Но первое дело — снова стать жителем Джорджии.

      После окончания школы права он работал со своим отцом в фирме «Ли энд Ли» и сначала в родном Делано, а затем в Атланте и на всей территории штата Уилл завоевал авторитет. Его узнали как юриста. Однако став сотрудником Бена Карра, он, по сути, забросил юридическую практику в Джорджии, появляясь здесь лишь между сессиями конгресса. Хотя отец и партнеры старались не потерять клиентуру и связи.

      Самолет проследовал над Атлантой и международным аэропортом. Сенатор, должно быть, уже приземлился там и снова взлетел на вертолете. Авиадиспетчер направил Уилла прямо на аэродром, находящийся в нескольких милях от Делано. Уилл начал снижение с восьми тысяч футов.

      Показалась асфальтовая посадочная полоса. Возле неё на бетонированной площадке стояло полдюжины легких самолетов. Левый вираж, заход на посадку, мягкое приземление… Выруливая к стоянке, Уилл уже видел встречающую его машину.

      На месте водителя лежала записка в конверте.

      «Дорогой Уилл!

      Во время ленча звонил судья Боггс и спрашивал, когда ты приедешь. Я сказала, что ждем тебя в середине дня, и он попросил, чтобы ты сразу заехал к нему по делу немалой важности. Он хотел видеть именно тебя. Я сказала, что ты приедешь. Надеюсь, у тебя нет возражений.

      Все мы во второй половине дня отправимся за рождественскими покупками, значит, увидимся в большом доме около семи, вместе и пообедаем.

      С любовью твоя ма».

      Что понадобилось от него судье к концу дня в субботу? Он не виделся со стариком уже больше года, после памятного разбирательства в суде одного дела о нанесении личного ущерба. Уилл развернул машину в сторону Гринвилла, центра Мериуезерского округа.

      Въехал он в спокойный, когда-то процветающий городок помедленнее — здешний шериф не любил лихачей. Припарковался во дворе суда, на месте для адвокатов, и тут же рядом остановилась другая машина.

      — Привет, Уилл, я — Элтон Хантер, — сказал вышедший из неё человек.

      Уилл пожал его руку. — Хантер был в темном деловом костюме, слишком строгом для начала уик-энда.

      — Хэлло, Элтон, как поживаете?

      Хантер был из Колумбуса, женился в Гринвилле на дочери банкира года четыре назад, теперь он процветал. В здание суда они вошли вместе. Построенное в сороковых годах прошлого века, оно выглядело новым после того, как его восстановили: недавно тут был сильный пожар.

      В вестибюле Уилл приостановился.

      — Мне нужно повидать судью Боггса, — сказал он.

      — Да-а-а? — спросил Хантер, нахмурившись. — Мне тоже. Что ему нужно от нас обоих?

      — Выясним это, — ответил Уилл, пропуская Хантера к двери кабинета.

      — Входите! — раздался голос.

      После пожара офис восстановили во всей красе. Над массивным письменным столом высились книжные шкафы. Стены были облицованы дубом. Судья, невысокий, плотный, лет шестидесяти с гаком, седоголовый и несколько напыщенный, сияя улыбкой, поднялся навстречу.

      — Элтон, как поживает Джинни? Как дети? — Он пожал руку и Уиллу. — Какие новости на холме? Уилл усмехнулся:

      — Все как всегда. Нажав на педали, сенатор вчера получил отличный отзыв о своем здоровье от Уолтера Рида и собирается баллотироваться снова.

      — Знаю, — сказал судья, погружаясь в кожаное кресло, которое почти поглотило его. — Только что говорил с ним.

      — Где? — спросил изумленный Уилл.

      — Настиг его в доме на Флет-Рок-Фарм. Он только что прибыл из аэропорта.

      Уилл сел на стул, спрашивая себя, что происходит. Судья Боггс поправил упавшую на лоб прядь снежно-белых волос.

      — Джентльмены, — сказал он наконец, — мне нужна ваша помощь.

      — Конечно, судья, — ответил Уилл.

      — Безусловно, — подтвердил Хантер.

      — На прошлой неделе в округе произошло жестокое убийство.

      — Цветная девчонка? — спросил Хантер.

      — Да.

      — Ничего об этом не слышал, — заявил Уилл.

      — Вы и не могли слышать, — ответил судья. — Жестокое. Изнасилование с удушением. Ее отец — процветающий фермер! — Он сделал паузу. — Цветной парень.

      — Я его знаю, — сказал Хантер. — Составлял его завещание. Я видел в городе и её.

      — Шериф нынче утром арестовал некоего Лэрри Юджина Муди, — продолжал судья, — зарабатывающего установкой печей. Работник фирмы «Морган энд Морган», находящейся в Ла-Грейндже. И этот Лэрри Юджин Муди — белый, — неожиданно прибавил судья.

      Уилл и Хантер промолчали. Казалось, у них перехватило дыхание.

      — Он попросил общественного защитника, — произнес судья.

      Уилл бросил взгляд на Хантера, который погрузился в раздумье.

      — Это одна из моих проблем, — продолжал судья. — Другая заключается в том, что прокурор Джей Си Робертс вчера перенес операцию на предстательной железе в госпитале в Ла-Грейндже. У его единственного помощника полон рот всяких дел, поскольку Джей Си прикован к постели.

      Хантер сокрушенно вздохнул.

      — Это дело, очевидно, привлечет внимание всего штата, а может, и за его пределами, — сказал судья, — и мне хотелось бы провести его хорошо. Не желаю, чтобы промятые газеты и телевидение Атланты говорили о нас, будто мы банда неотесанных провинциалов. Мне, кстати, и не хотелось бы, чтобы помощник Джей Си выступал в Роли прокурора, даже если бы у него хватило времени. И еще: чтобы кто попало из юристов округа взялся быть адвокатом. Мне хотелось бы видеть в этих ролях двух первоклассных юристов — обвинителя и защитника.

      — Разве не принято в таких случаях приглашать обвинителя из другого округа? — спросил Элтон Хантер.

      — Действительно так, — ответил судья. — Но будь я проклят, если соглашусь на чужака прокурора или какого-нибудь новичка из Атланты, которых обычно нам присылают. Я попросил губернатора назначить специального прокурора, которого сам смогу выбирать. Кто-нибудь из вас двоих вел дела, связанные с убийствами?

      — Однажды, — сказал Хантер. Судья позволил себе улыбнуться:

      — Это был Хиггинс, тот парень, который ещё ждет казни?

      — Правильно, — сказал Хантер, смутившись. — Я убеждал его подать апелляцию, но он не захотел.

      — Помню, — сказал судья. — Учитывая все обстоятельства, вы нормально провели это дело. — Он повернулся к Уиллу: — А вы?..

      — Не приходилось, — сказал Уилл. — Самое крупное из уголовных дел, которыми я занимался, касалось вооруженного ограбления.

      Он подумал, что дело привлечет общественное внимание. Представились и заголовки в газетах, типа: «БЕЛЫЙ МУЖЧИНА ОБВИНЯЕТСЯ В УБИЙСТВЕ ЧЕРНОЙ ДЕВУШКИ НА СЕКСУАЛЬНОЙ ПОЧВЕ». Газеты, Атланты будут публиковать этот материал изо дня в день.

      — Вы оба, на мой взгляд, годитесь для этого дела, — сказал судья. — Вы оба. — Он перевел взгляд с Уилла на Хантера. — Ну и как, джентльмены?

      — Хорошо, — ответил Хантер. — Согласен.

      — А кто будет обвинять и кто защищать? — спросил Уилл.

      Ему не хотелось быть адвокатом убийцы. И требовалось время, чтобы все обдумать, прежде чем принимать обязательства.

      Судья открыл ящик письменного стола, вытащил монетку в полдоллара, подкинул её, поймал и положил на стол, прикрывая рукой.

      — Подождите, — сказал Уилл, — мне следовало бы переговорить с сенатором.

      — Я же сказал, — возразил судья, ? что уже говорил с ним, — он улыбнулся. — Сенатор подтвердил, что вы можете располагать своим временем.

      Обвинять, подумал Уилл, я хочу обвинять.

      — Орел — вы обвиняете, Элтон, — сказал судья. — Решка — обвиняет Уилл. — Он поднял руку. Все прояснилось.

      — Орел! — воскликнул судья, смахивая монету обратно и закрывая ящик.

      — Уилл постарался не вздрогнуть. Хантер не смог подавить довольной улыбки.

      Судья посмотрел, подняв брови.

      — Значит, вы в деле… оба?

      Хантер кивнул. Уилл посмотрел на судью обреченно.

      — Итак, вы разговаривали с сенатором? И он сказал, имея в виду это дело, что я могу располагать собой?

      — Сказал. Теперь вы в деле. Или я зря терял свое время?

      — Хорошо, — покорно произнес Уилл. — Я в деле.

      — Прекрасно, — сказал, поднимаясь, судья. — Еду домой чистить свои ружья, а завтра отправляюсь на охоту.

      Уилл и Элтон Хантер одновременно встали, и судья погнал их к выходу, как цыплят. Когда они уже были в холле, судья сказал:

      — Поезжайте повидать своего клиента, Уилл. Утром, в понедельник, проведу предварительные слушания. В десять.

      — Да, сэр, — в унисон ответили оба юриста.

      — И ещё одно, — сказал судья. — Пусть ни один из вас не приходит ко мне в надежде выйти из этого дела. Вы в нем на все время. — Он вошел в кабинет, и дверь за ним закрылась.

     

      Глава 3

     

      Тюрьма была новой, но быстро старела. Краска уже осыпалась со стен, асфальтовый пол потрескался и истерся. В комнате, где ждал Уилл, были стальные стол и четыре стула, привинченные к полу.

      Раздался приглушенный лязг, дверь растворилась, вошел заместитель шерифа, за ним — молодой человек лет двадцати пяти.

      — Он в вашем распоряжении, советник. Занимайтесь с ним, сколько понадобится. Позвоните, когда закончите. — Заместитель шерифа показал на кнопку вызова, вышел и запер за собой дверь.

      — Привет, — неодобрительно произнес молодой человек. Рост его был приблизительно пять футов восемь дюймов. Хорошо сложен. Белесые с рыжинкой, не очень длинные волосы аккуратно уложены с пробором посередине. Над верхней губой — подобие усиков. Одет в джинсы, рубашку с короткими рукавами и непонятной эмблемой слева на груди. Изобразив улыбку, он протянул руку: — Я Лэрри Муди.

      Уилл ответил на рукопожатие.

      — Меня зовут Уилл Ли, Лэрри, — сказал он. — Суд назначил меня представлять ваши интересы в этом деле. Садитесь, поговорим.

      — Рад видеть вас, малый! — произнес Муди, опускаясь на стул. — Я здесь с десяти утра, и пока не было никого, кроме заместителя шерифа и заключенных. Нельзя ли мне как-то выбраться отсюда?

      — Пока не знаю. Сначала давайте поговорим, а затем «посмотрим, как обстоят дела.

      — О'кей, я расскажу вам все, что захотите узнать, — заявил Муди достаточно искренне.

      Он был явно встревожен и подавлен. Уилл присматривался к нему, к его реакциям.

      — Прежде всего, согласны ли вы, чтобы я представлял ваши интересы? Нет ли у вас возражений?

      — Безусловно, нет.

      — Хорошо. Теперь условимся, что все сказанное вами, начиная с этой минуты, останется между нами. Никто не сможет требовать, чтобы я раскрыл без вашего разрешения, полученную от вас информацию. Это ясно?

      — Хотите сказать, что это должно походить на отношения со священником?

      — Именно так. Даже если признаетесь, что совершили преступление, я не имею права разглашать это, и никто не может меня заставить. Кстати, на основании таких показаний вас не могут и осудить.

      — О'кей, понимаю.

      — Важно, чтобы вы действительно это поняли и поверили мне, рассказав все, что требуется для установления истины.

      — Это до меня дошло.

      — Самое глупое, что вы можете делать, — это лгать своему адвокату.

      — Не беспокойтесь, я расскажу правду.

      — Хорошо. — Уилл достал из кармана куртки бумагу. — Это копия ордера на ваш арест по обвинению в убийстве при отягчающих обстоятельствах. Значит, вы, по мнению шерифа, кого-то убили. Отягчающие обстоятельства подразумевают наличие «преступных намерений», так что, по мнению шерифа, вы знали что делали, намеревались это сделать, и у вас было время подумать, следовало или нет это делать. Подразумевается также, что вы, достигнув определенного возраста, можете отличать правильное от неправильного и находились в здравом рассудке в момент преступления.

      Муди кивнул, поглядывая на Уилла.

      — Теперь далее, — продолжал Уилл. — Ордер на арест отнюдь не означает, что вы в чем-нибудь виновны. У нас существует презумпция невиновности. Чтобы вас признали в чем-нибудь виновным, это должно быть доказано при всех разумных сомнениях. Понимаете?

      — Мы все это проходили в школе, но я никогда не думал, что кто-нибудь станет особо пояснять это мне.

      — Понимаю, как вы себя чувствуете, — сказал Уилл. — У вас есть и другие права. Говорил ли вам кто-нибудь сегодня о них?

      — Шериф говорил.

      — Просил ли вас шериф или кто другой что-нибудь подписать?

      — Я подписал бумагу насчет своих, прав.

      — Просили ли вас сделать что-нибудь еще?

      — О да, спросили, нельзя ли осмотреть мой фургон.

      — И вы дали им разрешение?

      — Я не возражал.

      Уилл достал из кармана другой лист и вручил его Лэрри.

      — Правильная ли это копия того, что вы подписали?

      — Да, это моя подпись.

      — Ну хорошо. — Уилл достал из своего портфеля бювар. — Теперь расскажите, что было после того, как вы сегодня утром впервые увидели шерифа и его заместителей.

      Муди старался сосредоточиться.

      — Что ж, я допивал вторую чашку кофе…

      — В какое время?

      — В десять, может быть, немного позже. Кенни Эберхарт позвонил у двери и спросил, не пройду ли я в офис переговорить с шерифом.

      — Кто такой Эберхарт?

      — Один из его заместителей. Я знаю его по городу.

      — Сказал он, что вы арестованы?

      — Нет, сказал, что это не займет много времени и надо просто проехать в офис. Затем он спросил, не мог бы я взять свою машину, так как он не сможет привезти меня обратно. Я подумал, что это вроде шутки… На полпути сюда я посмотрел в зеркало заднего вида — он ехал за мной.

      — Затем?

      — Я приехал, спросил шерифа, а он взял меня в свой офис. Там был другой его заместитель. Шериф дружелюбно спросил, что я делал вечером в четверг. Потом рассказал мне о моих правах и добавил, что задаст мне несколько вопросов, но я, мол, не обязан отвечать на них, а если хочу адвоката, могу его получить.

      — Сказал ли он, что ваши слова могут быть использованы против вас?

      — Да, вроде бы; Он так сказал; «Я использую ваши слова против вас, если мне будет нужно». Получилось вроде бы не всерьез. Потом он спросил, не возражаю ли я против осмотра моего фургона. Я согласился и передал ключи. Тогда он попросил меня прочитать и подписать эту бумагу. Я подписал.

      — Хорошо. А в четверг, вечером? Он спросил вас, где вы были в четверг вечером? Как вы ответили?

      — Сказал, как было: что работал примерно до шести.

      — Часто ли вы работаете после пяти?

      — Иногда, если получаем вызов, — барахлит у кого-то отопление или не идет горячая вода, или ещё что-нибудь. Такой вот вызов я и получил.

      — Откуда?

      — Из дома мистера Хантера, юриста.

      — Элтона Хантера?

      — Да. Я и раньше бывал там, в прошлом году. заменял распределители тепла в печке.

      Уилл подавил смешок.

      — А мистер Хантер был у себя?

      — Вызов сделала его жена. Он вернулся домой ко времени, когда я заканчивал работу. Он подписал счет за работу.

      — Хорошо. Куда вы пошли потом?

      — Домой.

      — В своем фургоне?

      — Да.

      — Это ваша единственная машина? — Да. Я думал, Чарлена уже вернулась с работы, и направился домой.

      — Кто такая Чарлена?

      — Чарлена Джойнер. Она живет со мной.

      — Как провели остальную часть вечера?

      — Пил пиво. Чуть позже, думаю, сразу после шести — она освобождается в шесть — явилась Чарлена. Она принесла цыпленка. Мы его съели. Затем смотрели видеофильм.

      — Где работает Чарлена?

      — В магазине самообслуживания за городом, у автотрассы в Ла-Грейндже. У них есть отдел аренды видеокассет с записями, и ей разрешают брать фильмы на ночь. До следующего утра.

      — Что же вы смотрели?

      — «Коп с Беверли-Хиллз» с Эдди Марфи.

      — А потом?

      Лэрри слегка смутился.

      — Что ж, мы отправились. В постель.

      — Вы занимались любовью?

      — Что, сэр?

      — Я не пытаюсь совать нос, куда не следует, Лэрри. Но это может оказаться важным.

      — Да, сэр, определенно, мы этим занимались. Чарлена ведь…

      — Что?

      — Она очень пылкая.

      — Была в ту ночь?

      — Каждую ночь. — Лэрри нахмурился. — Что, и это важно?

      — Да.

      — Сказать по правде, Чарлена всегда пылает. В любое время. Она готова заниматься этим хоть днем, хоть ночью.

      — Что, и вне дома?

      — Да, она такая, что в любом месте. Ее нельзя водить даже в кино. Везде и всегда наседает. Теперь мы остаемся дома и смотрим видеофильмы или выезжаем на площадку у автострад. Так было, примерно, в среду вечером, и это закончилось на полу фургона. Я, между прочим, в хорошей форме, иначе она бросила бы меня.

      — Итак, в четверг вечером после видеофильма вы и Чарлена были заняты… друг другом. Сколько времени?

      — При этом, знаете ли, теряешь ощущение времени.

      — А как давно вы знаете Чарлену?

      — Мы встретились в июне в Кэллауейских садах, на пляже.

      — Когда она переехала к вам?

      — В июне. В тот же день. Она из Ньюнана, но переехала ко мне и получила работу в магазине «Мэджимарт».

      — И так у вас было с Чарленой все время?

      — Да, сэр, все время. Не пропустили ни дня.

      — Вы не покидали своего дома вечером в четверг? Не ездили никуда в фургоне?

      — Нет, сэр. После Чарлены ничего невоз делать, только спать.

      — Значит, это и все?

      — Это все.

      — Вы все это рассказали шерифу?

      — Ну, я не рассказывал ему о Чарлене. Не всякому рассказать то, что я говорю вам. Я подумал, что как бы шериф не стал это распространять.

      Уилл невольно рассмеялся.

      — Что ещё он у вас спрашивал?

      — Спросил, знаком ли я с Сарой Коул. Я сказал — знаю её, поскольку налаживал печь там, где она работает.

      — Когда это было?

      — В четверг после полудня.

      — А встречались с ней раньше?

      — Нет, сэр. Я приехал по вызову, заменил в печи термостат, а затем Сара Коул вышла из какого-то кабинета, подписала путевку и выдала чек.

      — Это был первый раз, когда вы видели ее?

      — Нет. Думаю, что я раньше видел её в городе, но. я не знал её.

      — А говорили вы с ней когда-нибудь раньше?

      — Нет, сэр.

      — А в её офисе не было ли между вами каких-нибудь разногласий или споров?

      — Нет, сэр. Она заметила, что, по её мнению, термостат слишком дорог. Я сказал, что он самый дешевый из тех, что у нас имеется, — пусть поищет дешевле. Тут она вручила мне чек. Мы не сказали друг другу и десяти слов.

      — Присутствовал кто-нибудь при вашем разговоре с ней?

      — Был ещё один приемщик.

      — О чем ещё спрашивал шериф?

      — Спросил, знаю ли я городскую свалку. Я сказал: знаю. Спросил, не был ли я там в четверг вечером, а я сказал — нет, был дома.

      — Что дальше?

      — Шериф оставил меня со своим заместителем и пошел посмотреть фургон. Ходил минут двадцать, а я в это время читал журнал. Вернувшись, он заявил мне, что арестует меня за убийство, показал ордер и снова зачитал мне мои права, на этот раз с карточки. Они велели мне вывернуть карманы и отправили в камеру.

      — Сказал он вам, что вы можете позвонить по телефону?

      — Да. Я звонил пару раз в «Мэджимарт», но линия была занята. Чарлена сегодня работает. Я не знал, кому ещё позвонить. Мог бы позвонить своему боссу, полагаю, но не хотел, чтобы он узнал, что я в тюрьме. Я сказал, что не знаю ни одного адвоката и не могу позволить себе нанять, а шериф сказал, что они достанут его для меня.

      Лэрри Муди было двадцать четыре года. Он родился и вырос в Ла-Грейндже, в двадцати милях от Гринвилла. Закончил там среднюю школу. Отец умер, когда ему было шесть лет. Мать работала на мельнице и умерла, когда ему исполнилось девятнадцать. Он играл центральным нападающим в футбольной команде, после окончания школы пошел работать в «Морган энд Морган». Там освоил все, касающееся стандартных систем домашнего отопления и кондиционирования воздуха. В Гринвилле жил уже более года — здесь компания имела свое отделение.

      — Хорошо, — сказал Уилл. — Теперь есть кое-что, о чем я хотел бы знать точно и полную правду. Арестовывали ли вас когда-нибудь? За что именно? Лэрри, если это случалось, оно выплывет. Лучше рассказать сразу, сейчас. Попадали вы когда-нибудь в беду?

      Лэрри отвел глаза.

      — Да, сэр, — сказал он спокойно.

      — Давайте-ка все об этом, — сказал Уилл, — и ничего, ради Бога, не опускайте.

      — Что ж, когда мне было двадцать лет, я за три месяца получил три штрафа по поводу превышения скорости. Отобрали водительские права, кроме служебных. Получив их обратно, я и купил фургон. У него ограничена скорость.

      — Это все? — спросил Уилл, не веря еще; что Лэрри толкует только об этом. — Это и вся беда, какую вы вспомнили?

      — Да, сэр, это все.

      — И не было других неприятностей? Вы не пили?

      — Нет, сэр.

      Уилл перевел дыхание.

      — Ну, хорошо. Вспомните ещё что-то, скажете позже. Теперь прошу имена и адреса троих ваших сограждан, которые, вы полагаете, могут хорошо о вас отозваться.

      Лэрри назвал учителя средней школы, капитана своей футбольной команды и своего босса.

      — Теперь я хотел бы, чтобы вы вспомнили людей, с которыми не ладите, может, вас кто-то не любит.

      Лэрри задумался, на миг поднял глаза к потолку.

      — Не могу придумать таких, — сказал он наконец.

      — Что, нет никаких врагов?

      Лэрри покачал головой.

      — Таких, кого бы я знал, нет.

      — О'кей, Лэрри, пусть будет так. Ходите ли вы в церковь? Есть ли у вас духовник?

      — Нет, сэр. Думается, я не очень религиозен.

      Уилл отложил портфель.

      — А теперь, Лэрри, вот что. Придется вам здесь провести уик-энд. В понедельник в десять утра будут предварительные слушания. Судья Боггс заслушает обвинение по деду, и мы с вами узнаем, что имеется против вас. Если судья решит, что есть основания возбудить против вас дело, то он перешлет материалы в Большое жюри, и если там рассудят, что надо вас судить, вам предъявят формальное обвинение, после чего вы предстанете перед судом.

      — Сколько же времени займет все это? — спросил Лэрри.

      — Мы можем попробовать сделать так, чтобы вас отпустили под залог на время предварительных слушаний. У вас есть какая-нибудь собственность?

      — Только фургон, но взятый в рассрочку. Еще три года выплачивать.

      — Есть у вас свои дом или квартира?

      — Нет, сэр, я арендую дом.

      — Кто бы мог поручиться за вас своей собственностью?

      — Может быть, мой босс, мистер Морган? Однако я не хотел бы просить его.

      — Я поговорю с ним. Он должен знать, что в понедельник вы не выйдете на работу.

      Лэрри ударил себя по лбу.

      — Ох, я забыл сказать, что меня ставили в строй. Только что вспомнил.

      — Шериф поставил вас в строй?

      — Да, с четырьмя другими парнями.

      — Они были одного с вами возраста и похожи на вас?

      — Более или менее. Однако забавно. Всех нас заставили стать лицом к стене.

      — Свидетель разглядывал ваши спины?

      — Сперва — да. Через пару минут было велено повернуться.

      — Вы видели того, кто вас разглядывал?

      — Нет, там было зеркало. И ничего, кроме зеркала.

      — Именно так обычно и делают при опознании.

      — Мистер Ли, что же будет?

      — Еще не знаю, Лэрри. Лучше скажу, какой у вас будет выбор. На предварительных слушаниях, ознакомившись с обвинением, вы должны, по закону, определенно сказать, признаете ли себя виновным. Если, объявив себя виновным, будете все же обличены в совершении убийства при отягчающих обстоятельствах, вам грозит смертный приговор или пожизненное заключение. Но, — Уилл оперся локтями о стол, — допустим, что вы признали себя виновным. Если это действительно так. В этом случае я могу ходатайствовать перед прокурором, чтобы формулировка обвинения и приговора была смягчена. Вы можете получить меньший срок заключения и через несколько лет выйти на свободу. Такой вот выбор, Лэрри. Объявить себя виновным и провести пятьдесят лет за решеткой, или же не признавать вину, до конца стоять на этом и уже тогда либо сразу после суда выйти на волю, либо умереть. Продумайте все это, определите свое поведение. Мы ещё поговорим перед слушаниями в понедельник. Если хотите, я прощупаю обвинителя, и посмотрим, возможны ли сделки, если вы заявите, что виновны.

      — О, я уже знаю, — сказал Лэрри, резко вставая. — Я скажу, что невиновен.

      — Вы в этом уверены?

      — Совершенно.

      — Прекрасно! — Уилл тоже встал. — Мне нужно идти. Что я могу сделать для вас до понедельника, кроме того, что увижу вашего босса?

      — Не затруднит ли вас, сэр, принести мне из дома прибор для бритья и смену белья, а также сказать Чарлене, где я оказался? — Он написал свой адрес. — Ключ от дома под банкой с цветами. А ключи от фургона пусть будут у Чарлены. У неё нет своей машины, пусть ездит.

      — Это вряд ли получится. Шериф может задержать ваш фургон, но я попробую. Что-нибудь еще?

      Муди второй раз отвел взгляд.

      — Кое-что тревожит меня, — сказал он.

      — Что же?

      Муди опять взглянул на него в упор.

      — Вы же не спросили меня, убил ли я эту женщину.

      — Наступила очередь Уилла отвести глаза.

      — Что ж, Лэрри, это вопрос, который адвокат иногда не хочет задавать клиенту.

      — Вам не придется спрашивать, я сам скажу, — проговорил Муди.

      Уилл затаил дыхание. Если парень виновен, ему не надо этого знать.

      — Я не убивал её, — страстно заявил Лэрри. — Богом клянусь, никого я не убивал. Все, что я говорил вам, — святая правда.

      Уилл улыбнулся.

      — В таком случае, Лэрри, — сказал он с большей определенностью, чем чувствовал, — вам не следует беспокоиться.

      Лэрри потряс руку Уилла, улыбаясь, будто его уже оправдали.

     

      Глава 4

     

      Уилл постучал в стеклянную перегородку, отделявшую офис шерифа от общей комнаты полицейских.

      — Доброе утро, Дэн. Как у вас дела?

      Шериф Кокс поднял голову от бумаг, встал и пожал руку Уиллу.

      — Довольно сносно, Уилл. А как ваши?

      Уилл хорошо знал шерифа.

      — Не могу пожаловаться, но не могу и радоваться тому, что моего клиента посадили в тюрьму. Я уверен, что он невиновен.

      Шериф усмехнулся:

      — Полагаю, что могу доказать его вину.

      — Он хотел бы получить обратно свой фургон, чтобы машиной пока пользовалась его приятельница.

      Кокс покачал головой.

      — Нет, фургон пока нужен. Это вещественное доказательство.

      — Не мог бы я на него взглянуть?

      — Нет. Разбирательство продолжается.

      — Вы, однако, пришлете мне заключение лаборатории криминалистики и отчет о вскрытии трупа?

      — Безусловно. Только придется вам потерпеть что-нибудь до середины следующей недели.

      — Понятно. Но когда разберетесь с фургоном, сможет ли девица Муди забрать его? Или намерены придержать его у себя до самого суда?

      — Посмотрим, — уклончиво ответил шериф.

      Покинув тюрьму, Уилл поехал к дому своего подзащитного. Строение оказалось бараком — такие покупают по дешевке дельцы, платят лишь за стены и крышу, а потом арендаторы сами их обставляют, Уилл поставил машину на обочину дороги и по грубому мостику пересек глубокую дренажную канаву, отделяющую бараки от дороги. Он нашел банку с землей и каким-то засохшим растением. Под ней был ключ.

      Небольшая гостиная была забита новой, сравнительно дешевой мебелью. Возле телевизора с огромным экраном разместились шикарный видеомагнитофон и портативная стереосистема. В тесноватой столовой стояли тренажеры — сложная конструкция для упражнений, способствующих сбрасыванию веса. Должно быть, Лэрри Муди совершенно погряз во всем этом хламе…

      Уилл постоял, пытаясь осмыслить это, и уже собирался переместиться в спальню и подобрать белье для Лэрри, как открылась дверь и вошла молодая женщина, с удивлением уставившаяся на него.

      Она была очень привлекательна, почти красива. Волосы её были ещё светлее, чем у Лэрри, — и это был, несомненно, их натуральный оттенок. Огромные ярко-голубые глаза, аккуратный носик, широкий, чувственный рот. Рост не более пяти футов четырех дюймов, но все пропорции так хороши, что она казалась выше.

      — Кто вы такой? — спросила она, подняв бровь. Речь её была твердой и правильной.

      — Я — Уилл Ли, адвокат. Представляю интересы Лэрри Муди. Извините, если побеспокоил. Лэрри просил меня заехать и захватить для него некоторые вещи. А вы, должно быть, Чарлена Джойнер?

      — Да, — сказала она. — В магазине кто-то сообщил, будто Лэрри попал в беду. Я помчалась домой.

      — Боюсь, что так оно и есть. Я приехал из тюрьмы. Суд назначил меня защищать его.

      — Что ж, — произнесла она, повышая голос, — не объясните ли, что случилось?

      — Послушайте, — замешкался Уилл, — вам лучше войти и на минуту присесть.

      Она села на диван, и он рассказал ей о выдвинутых против Лэрри обвинениях. Когда он закончил, она встала и скинула парку. Она была в желтом нейлоновом комбинезоне с эмблемой «Мэджимарта».

      — Это же безумие, — сказала она. — Лэрри не способен на убийство. Что, черт возьми, происходит? — Она расстегнула молнию на комбинезоне и сбросила его на стул, оставшись в тонкой рубашке, не достававшей до пояса её низко сидевших джинсов. Шелковисто блестела полоска, смуглой кожи.

      Уилл был слегка смущен. Груди её были полными, а соски торчали, натягивая тонкую ткань. Лифчика на ней не было.

      — Утром в понедельник будут предварительные слушания. Хорошо, если бы вы пришли к десяти часам, — сказал Уилл, стараясь дышать помедленнее.

      — Конечно, приду, — ответила она, снова садясь рядом с ним на диван.

      Он невольно отодвинулся.

      — Но поскольку я здесь, мне нужно кое о чем вас спросить, — сказал он.

      — О'кей, — произнесла она. — Все, что могло бы помочь Лэрри.

      — Что бы вы ни сказали мне, это останется в тайне и не может быть использовано против Лэрри.

      — Правильно, — ответила она, тронув языком верхнюю губу, что показалось Уиллу поразительно чувственным.

      Он прокашлялся. Присутствие девицы расстраивало его мысли. Надо было выяснить все о её передвижениях вечером в четверг.

      Ее рассказ соответствовал рассказу Лэрри. Правда, по её словам, они ели ребрышки, а не цыпленка. И она была откровеннее Лэрри при описании дальнейшего.

      — После кино, — сказала она, — мы трахались. — Она повела бровью, как бы желая быть во всем точной. — Два или три раза.

      Уилл кивнул, избегая её взгляда.

      — Мне не хотелось бы, чтобы вы подумали, будто я сую нос в интимные дела из любопытства, — сказал он, — но много ли времени у вас уходит на эти… занятия?

      У неё поднялись брови.

      — Траханье? О да. Мы любим это. Нам хорошо. — Она улыбнулась. — Советник, я не смущаю вас?

      — Совсем нет, — солгал Уилл.

      Разницы в их положении не чувствовалось. Она обращалась к Уиллу как к равному, все вопросы её были разумны и направлены в точку. Она казалась старше и опытнее Лэрри.

      Уилл встал.

      — Мне пора. Если соберете пару смен белья и бритвенные принадлежности Лэрри, я завезу их ему в тюрьму.

      — Я сама. Хочется, повидать его.

      — Боюсь, часы посещения уже прошли. Можете поехать завтра между двумя и пятью.

      Она исчезла в спальне и вскоре вышла с пакетом, наполненным вещами.

      — Там его просмотрят, — сказал Уилл. — Нет ли в пакете чего-нибудь, что вы не хотели бы показывать?..

      — Нет, — сказала она, затем протянула руку. — Спасибо, Уилл, за то, что вы делаете для Лэрри. Могу я называть вас Уиллом?

      — Конечно, — ответил он. Ее рука была мягкой и прохладной, пальцы длинными, а рукопожатие крепким. — Шериф пока задерживает фургон. Лэрри хотел, чтобы вы могли его использовать. Звоните, если возникнут вопросы. Мой номер есть в телефонной книге Делано — офис «Ли энд Ли». Домашний — на У. Г. Ли Четвертый.

      Она все ещё не отпускала его руку.

      — Так ваш отец Билли Ли? Который был губернатором?

      — Совершенно верно. — Он отнял у неё руку и сунул в карман. Ладонь была влажной.

      — До свидания, — сказала она. Уилл покинул дом и забрался в машину. ? Боже мой, — сказал он вслух. — Не удивительно, что Лэрри хочет выбраться из тюрьмы.

     

      Глава 5

     

      Уилл получал удовольствие от поездки на семейную ферму по сельским дорогам, лишенным каких-либо указателей.

      Старый дом, выстроенный прадедом, сгорел в тридцатых годах, а нынешний был построен после войны.

      В 1945 году отец Уилла вернулся со службы в военно-воздушных силах — он летал на бомбардировщиках — с молодой женой англо-ирландского происхождения. Патриция Уортс-Ньюенам Ли захватила в Америку несколько картин из георгианского дома своей семьи в графстве Корк. По её инициативе на красных глинах Джорджии было выстроено подобие ирландского дома. Но не из камня, как в зеленой Ирландии, а из кирпича. Дом получился удобным и хорошо смотрелся.

      Уилл проехал мимо парадной двери к группе деревьев у озерка, что в сотне ярдов за домом. За ним увязалась собака — золотистый Лабрадор Фрэд.

      От озерка дорога вела через рощицу к дому Уилла — аккуратному коттеджу. Он сам выстроил его с помощью двух работников фермы. Ему тогда было ровно двадцать пять лет, и он полноправно вошел в отцовскую фирму. А строение это на каменном фундаменте, собранное из толстых кедровых брусьев, вписалось в лес над водой, как будто всегда там было. Кстати, озеро было искусственным: собственно, пруд, устроенный матерью в пятидесятые годы.

      Он вышел из машины, и собака восторженно прыгнула ему на грудь.

      — Эй, Фрэд! Как поживаешь, старый проказник?

      Собака лизнула его в лицо. Он дал ей нести портфель, поднялся по ступенькам с остальным багажом и вошел в дом. Фрэд осторожно положил портфель на кровать.

      — Какой хороший мальчик! — Уилл почесал Фрэда за ушами-Мари из супружеской пары черных, которая ухаживала за его родителями, оставила на кухне тарелку шоколадных пирожных. Проглотив их, Уилл вернулся в спальню. Затем он принял горячий душ и поблаженствовал, растянувшись на постели. Солнце садилось за озеро.

      В большом доме командовала мать. Значит, к обеду требовались пиджак и галстук. При восходившей луне он прошел вместе с Фрэдом сквозь рощу, затем по лужайке. Было прохладно, но теплее, чем в Вашингтоне.

      Младшая сестра отца, тетя Элоиза, вышла из кухни. Они обнялись.

      — Ты чуть похудел, — сказала Элоиза, критически оглядев его.

      В войну она овдовела и больше замуж не выходила. Она ещё управляла магазином женской одежды, который когда-то основала бабушка. Теперь, когда тете Элоизе было за семьдесят, она в одиночестве жила в Делано, но иногда приезжала к обеду.

      — Мне это необходимо, — засмеялся Уилл. — К Рождеству надо быть в хорошей форме.

      Патриция Ли встретила сына у двери библиотеки. В свои семьдесят она оставалась красивой женщиной — высокой, тонкой и стройной, хотя волосы поседели. Она взяла в ладони лицо Уилла.

      — У тебя усталый вид, — сказала она. — Но ты всегда так выглядишь, приезжая из Вашингтона.

      Ее выговор немного смягчился, но в нем все ещё чувствовалась западнобританская жестковатость. Шутя или сердясь она переходила на говор графства Корк.

      Отец, Билли Ли, вышел из кабинета, где он работал среди полок, уставленных книгами в кожаных переплетах.

      — Хэлло, мальчик! — почти прокричал он. Билли Ли было уже около восьмидесяти лет, а выглядел и вел он себя как семидесятилетний. Его волосы не потеряли густоты, а то, что они стали совсем седыми, лишь добавляло ему благородства. Отец в большей мере выглядел сенатором, чем лысоватый Бенджамин Карр.

      — Как насчет того, чтобы немного выпить? — спросил он. — Бурбон годится?

      — Конечно, — ответил Уилл.

      Он взял стакан виски и погрузился в диван напротив родителей, сидевших в креслах возле горящего камина. Он любил эту комнату.

      — Хорошо долетел? — спросил отец.

      — Вполне. Над Вашингтоном была облачность, но на юге — чистое небо.

      — Это хороший образ для характеристики нашего нынешнего положения, — усмехнулся отец.

      — Что потребовалось судье Боггсу? — спросила мать. — Полагаю, он загрузил тебя делом, от которого все, кто мог, отказались?

      — Вероятно, — сказал Уилл, — Но он представил дело так, будто не мог доверить его никому другому. Втянул в эту историю и Элтона Хантера из Гринвилла. Притом, хитрец, заручился согласием сенатора, и у меня не осталось выхода.

      — Думаешь, этот парень, Муди, совершил убийство? — спросила мать.

      — Трудно сказать, — ответил Уилл. — Парень хорошо держится и будет неплохо смотреться в суде, если я его натаскаю. Но я ещё не знаю, что у них заготовлено против него. Есть какой-то свидетель — чего, я не знаю. Но хочется верить этому Муди, в нем чувствуется доброта, и он кажется мне искренним. Женщинам-присяжным он понравится.

      — У него есть алиби? — спросил отец.

      — Уф! Имеется приятельница. Явившись в суд, она заставит каждого усомниться, что у парня могло хватить энергии изнасиловать кого-либо.

      — Знаешь ли что-то о Саре Коул? — спросил отец.

      — Только то, что она черная, и её отец владеет фермой в окрестностях Лутервилла.

      — О ней известно ещё кое-что. Весьма проворна. То есть была проворной. Окончила среднюю школу в Гринвилле и получила стипендию для учёбы в Беннингтоне, штат Вермонт, а там преуспела.

      — Ты знал ее?

      — Нет, так писали газеты. Известно и больше. Она получила средства от какого-то фонда и организовала консультации беременным девочкам-подросткам — единственную такую службу в округе.

      — Звучит неплохо, — сказал Уилл.

      — Да, но Сара Коул ни с кем не дружила, по крайней мере, ни с кем из белых. Воинствующая феминистка, признанная атеистка и вообще большая заноза, как я слышал в судебных кругах, — Отец взял со стола газету и вручил Уиллу. — Кстати, была хороша собой.

      Уилл всмотрелся в поразительно красивое лицо девушки: кофейно-молочная кожа, правильные черты, короткая «африканская» стрижка и сердитые, умные глаза.

      — Говорят, у неё была пара белых предков, — сказал отец. — В общем, вела она себя вызывающе и вместе с тем была вот такой привлекательной. Не походила на черную. Обычно это озлобляет разную дрянь из числа белых.

      — Что ж, разные аспекты этого дела наверняка проявятся на суде, — сказал Уилл. — Не очень мне все это по душе.

      — Так и случается, — ответил отец. — Никогда не знаешь, во что ввязываешься. Скажи-ка, судья подбрасывал монетку, чтобы решить, кто должен обвинять, а кто защищать?

      — Да. А откуда ты знаешь?

      — У него эти пятьдесят центов в ходу уже тридцать лет. Там орлы с обеих сторон.

      Уилл заморгал. Отец засмеялся.

      — Он заранее решил, что ты будешь защитником. Ни один юрист из трех наших округов не захотел бы вступиться за этого парня, и судья выбрал тебя. Прими это в качестве комплимента.

      Генри, муж Мари, дворецкий и доверенное лицо в доме Ли, вошел, одетый в свою обычную форму — черные брюки, белая рубашка и черный галстук-бабочка.

      — Все на столе, мисс Ли.

      — За двадцать лет я не смогла добиться, чтобы Генри говорил «обед подан», — вздохнула Патриция.

      Когда они расселись в столовой и вино было уже открыто, Уилл сказал:

      — А у меня новости.

      Родители и тетка с ожиданием посмотрели на него.

      — Сегодня утром сенатор Карр предложил мне остаться в его команде — на время выборов и ещё два года после них. — За столом наступило молчание. Уилл поднял руку. — И ещё кое-что. Взамен он обещал всемерно поддерживать меня против Джима Барнетта на выборах в конгресс через четыре года.

      — Что значит «всемерно»? — спросил отец.

      — Он окажет мне публичную поддержку, обратится ко всем своим политическим должникам, — Уилл усмехнулся, — и соберет для меня два миллиона долларов.

      — Ура-а-а! — закричала мать.

      — Ты чертовски права, — сказал отец. — Уилл, если Бен Карр сдержит слово, можешь считать себя избранным.

      — Это прекрасно, Уилл, — сказала тетка Элли. — Бен Карр всегда стоял в сторонке и лишь загадочно улыбался — так было во всех избирательных кампаниях, а я помню их все.

      Отец принял знаменитую позу сенатора и продекламировал:

      — «Я буду голосовать за выдвинутого моей партией». Вот единственный вариант его поддержки кому бы то ни было с тех пор, как проводилась, кампания Франклина Рузвельта. — Отец поднял стакан: — Предлагаю тост за будущего младшего сенатора от Джорджии!

      И все выпили за удачу Уилла.

      В холле зазвонил телефон. Было слышно, как Генри протопал к нему.

      — Может быть, ликовать преждевременно, — сказал Уилл. — За четыре года может всякое случиться. Генри выглянул из двери.

      — Мистер Уилл, — сказал он, — вас просят к телефону.

      — Генри, — сказала Патриция, — я уже сто раз говорила, что никто в этой семье не подходит к телефону во время обеда. Спросите, что передать.

      — Да, мэм, — сказал Генри и исчез в холле. Через минуту он вернулся. — Это мистер Уэндел из «Атланта конститьюшен». Он говорит, это действительно важно.

      — Генри… — прорычала Патриция Ли.

      — Все правильно, мама, — сказал Уилл. — Дадл и Уэндел не стал бы звонить просто так. Позвонил бы какой-нибудь репортер. Значит, новость из ряда вон. — Уилл встал и проследовал в холл. — Хэлло, Дадли?

      — Хай, Уилл. Извините, что беспокою в это время, но я нуждаюсь в срочных комментариях! — Он замолчал.

      Уилл был огорошен. Как газета могла узнать, что он стал защитником Лэрри Муди? И настолько ли это важно, чтобы позвонил сам редактор?

      — По какому вопросу? — спросил Уилл. Уэндел все молчал. Наконец вымолвил:

      — Вы хотите сказать, что ничего не слышали? — В его голосе звучало недоверие.

      — Не слышал чего?

      — Боже, Уилл, сожалею, что сообщаю об этом.

      — О чем, Дадли? О чем, черт возьми?

      Было слышно, как Уэндел вздохнул.

      — У Бена Карра удар. И тяжелый.

     

      Глава 6

     

      Уилл переключил управление на автопилот, налил из термоса кофе и достал из пакета сандвич с ростбифом, приготовленный Мари. Но аппетита не было. Он занялся кофе. Внизу кучно светились города, фермы выглядели во тьме светлячками. Уилл чувствовал себя плохо. В сущности, он был напуган.

      Ему уже сорок один год. Последние восемь лет его жизни связаны с карьерой, Бена Карра. Теперь этот человек, воз, умирал.

      При нормальном положении Уилл в чрезвычайных обстоятельствах думал бы о том, как свести к минимуму ущерб, в частности, что сообщить в печать. Теперь он вспоминал свою первую встречу с сенатором в давние времена.

     

      — Папаша ваш говорит, что вы нуждаетесь в работе, — сухо сказал сенатор.

      — Думаю, это так, — признал Уилл. Он устал от юридической практики. Мысль о работе на влиятельного сенатора импонировала ему. Карр откинулся в кресле.

      — А что вы можете делать? — спросил он, будто не ожидая многого.

      — прикинуть, — сказал Уилл, пытаясь придумать ответ поумнее, но ничего такого в голову не приходило. — Могу написать завещание; могу сочинить толковое письмо с последними требованиями оплаты счета; могу защищать в суде уголовного преступника или, по крайней мере, обжаловать приговор. Вести переговоры о примирении спорящих сторон. Что еще? Построить лодку и ходить пол парусом. Летать на одномоторном самолете.

      Сенатор Карр оставался безразличным.

      — А можете ли вы, прорабатывать детали? — спросил он. — Я имею в виду, довольно скучные детали.

      — Справляюсь. Если это не все, что я вообще должен делать, и если это не приходится делать слишком долго.

      Бенджамин Карр кивнул. Это был первый поощрительный знак с его стороны.

      — А можете ли вы не показывать, что выпили?

      — Лучше не пить слишком много, чем не показывать этого, — честно ответил Уилл.

      Сенатор кивнул опять и спросил:

      — Можете ли держать язык за зубами?

      — Да, сэр.

      — Вы бы удивились, узнав, сколь мало на свете парней, способных помалкивать, когда их не спрашивают. — Сенатор поставил локти на стол и подпер руками подбородок. — Составляли вы когда-нибудь какие-либо законы, проекты законов, не приходилось ли давать экстренные заключения либо оценки?

      — Да, сэр, дважды сочинял такое для клиентов, которые хотели внести что-то и законодательство штата.

      — И это стало законом?

      — В первом случае проект не вышел из комитета, во втором в него внесли уйму поправок, лишивших весь проект смысла.

      Сенатор усмехнулся.

      — Все равно вы приобретали опыт, — сказал он. — А есть у вас собственные деньги?

      — Да, сэр.

      — Сколько?

      Уилл готов был нагрубить в ответ, но сдержался и лишь посмотрел в упор на сенатора и пожал плечами.

      — Ладно, я сформулирую по-иному, — сказал Бенджамин Карр. — Сможете ли вы жить на пятнадцать тысяч в год? Именно столько я плачу.

      — Да, сэр, — не колеблясь, ответил Уилл. Карр выудил из кармана жилетки золотые часы.

      — Через три минуты заседание моего комитета. — Он встал. — Пойдемте со мной и увидите, что к чему у нас тут. — И первым вышел из офиса.

      В коридоре Уилл догнал его.

      — Извините, сенатор, — вымолвил он, задыхаясь. — Я принят?

      — Сынишка, — ответил Карр, не взглянув на него, — вы уже начали работать.

     

      Поблескивание сигнальных огней аэропорта прервало воспоминания. Белый луч, потом зеленый. Уилл повел самолет на посадку. В конце полосы он развернул его, выключил двигатель, и по ушам ударил гул вертолета, садящегося совсем рядом, футах в пятидесяти. Его посадочные огни слепили, а по летному полю к нему примчалась машина полицейского патруля штата, светя фарами и мигалкой. Из вертолета вышел губернатор Джорджии Мак Дин, за ним следовали некий молодой человек и полицейский в форме. Дин заметил Уилла и закричал ему, перекрывая все шумы:

      — Поехали, Уилл, я подвезу вас! Уилл забрался в патрульную машину и оказался зажатым между губернатором и его спутником.

      — Вы знакомы с Робом Каттсом из «Конститьюшен»? — спросил губернатор.

      Уилл пожал руку молодому человеку.

      — Каково состояние сенатора? — спросил Каттс.

      — Вот что, Роб, — сказал, губернатор, — Уилл знает не больше нашего, он только что приземлился. Через минуту будем в госпитале! — Он повернулся к Уиллу: — Я говорил с ним сегодня во второй половине дня. Он был вполне в норме.

      Уилл кивнул.

      — Я знаю.

      — Всегда был сильным, как мул, — сказал губернатор. — И знаете, сегодня он говорил только о вас.

      Уилл замер, вспомнив утренние обещания сенатора. Одно из них — рекомендовать его, Уилла, в преемники себе, если, не дай Бог, он умрет раньше срока. Притом, говорить сенатор собирался именно с губернатором штата. Значит, не потерял и минуты. Успел?.. Все молчали, пока машина не затормозила у входа в небольшой госпиталь.

      Губернатор шел впереди, здороваясь с персоналом и всеми, кто попадался. У двери палаты, где находился сенатор, дежурил полицейский. Из неё вышел доктор.

      — Губернатор, — сказал он, — я Ральф Дэниелс.

      — Хай, Ральф, — ответил губернатор, пожимая ему руку. — Как поживаете? Или, если ближе к делу, как чувствует себя сенатор?

      Доктор покачал головой.

      — Боюсь, дела плохи. Не могу гарантировать, что он продержится до утра.

      Роб Каттс, репортер, ринулся искать телефон.

      — Доктор Дэниелс, я — Уилл Ли, главный помощник сенатора, — сказал Уилл.

      — О, мы ждали вас — ответил доктор. — Мисс Эмми хочет вас видеть. Она в палате.

      — Минутку, — сказал Уилл. — Прежде всего, пожалуйста, расскажите мне в точности, что с ним произошло и что сделано в госпитале.

      — Ну, конечно, — ответил доктор. — К нам его привезли около шести часов. Его тошнило, наблюдалось онемение рук и ног — это классические симптомы. Мы сделали инъекции. — Доктор перечислил, какие. — Дали ему кислород, далее состоялось просвечивание. Теперь у нас, к счастью, есть оборудование, спасибо сенатору. — Уилл вспомнил, сколько труда он сам потратил когда-то, реализуя соответствующую инициативу Карра. Госпиталь получил рентгеновское оборудование в дар. — Он впал в афазию, потом в летаргию и в бессознательное состояние.

      — Что такое афазия? — спросил губернатор.

      — Неспособность отвечать устно, вообще как-то реагировать, — ответил доктор.

      — Что показало просвечивание? — спросил Уилл.

      — Кровоизлияние. Массивный сгусток крови в так называемой сфере Брока. Это участок мозга, контролирующий речь и двигательные реакции.

      — Спасибо, — сказал Уилл. — Давайте войдем! — Он прошел вслед за доктором в палату, за ним вошел губернатор.

      Бенджамин Карр лежал без движения и учащенно дышал. Возле него находились капельница с прозрачной жидкостью и баллон с кислородом. Его жизнь поддерживали искусственно — по трубкам. Уилл оцепенел от горя и жалости к этому человеку, который менее суток назад был силен, энергичен и полон жизненных планов.

      Эмма Карр, сестра сенатора и единственная оставшаяся родственница, сидела рядом с ним на стуле около кровати, поддерживая его руку. Она увидела Уилла, лицо её исказилось.

      — Вы! — бросила она. — Вы это сделали, побуждая его так работать. Думаю, вы теперь рады, что сделали с ним это! Я хотела вас видеть, чтобы сказать это вам в лицо.

      Уилл молча глядел на это похожее на птицу создание с седыми волосами и загоревшей на солнце Джорджии кожей. Что, черт возьми, она говорит? Она всегда была эксцентричной, и Уиллу приходило в голову, что её присутствие в доме стоило сенатору многого — за ней самой приходилось присматривать, хотя она воображала себя хозяйкой. Дом сенатора вели черные слуги при бестолковом вмешательстве мисс Эмми, как все её звали.

      — Пожалуйста, мисс Эмми, — твердо сказал доктор, — мы должны сохранять здесь спокойствие.

      Внезапно Бен Карр шумно вдохнул, затем последовал шумный выдох. Все обернулись и посмотрели. Он не дышал.

      — Доктор, — только и смог вымолвить Уилл, — а он не…

      Доктор хотел ответить, но раздался новый внезапный и громкий вздох Бен а Карра.

      — У него синдром Чейни-Строукка, — сказал доктор. — Он дышит. Не беспокойтесь, от этого он не умрет.

      Джаспер, шофер и доверенное лицо сенатора, тихо плакал в углу.

      — Я сделал все, что мог, мистер Уилл, — выговорил он. — Привез его быстро, быстрее было нельзя.

      — Я знаю, — сказал Уилл. — Воз, вы спасли ему жизнь.

      — Надеюсь, что так, — сказал Джаспер.

      Мисс Эмми сидела в прежней позе, не обращая внимания на остальных.

      Наконец доктор знаком пригласил Уилла и губернатора выйти. В коридоре он обернулся к Уиллу.

      — Это сущее наказание, знаете ли! — Он имел в виду Эмму.

      — Знаю, — сказал Уилл.

      — Не обращайте внимания на старуху, — сказал губернатор, — она безумна, как летучая мышь.

      — Я не уверен, что она компетентна судить о том, как мы его лечим, — сказал доктор.

      — И я не думаю, — согласился Уилл. — Пожалуйста, консультируйтесь со мной, принимая решения.

      — Я ранее не наблюдал сенатора, — сказал доктор, — а это существенно. Кто его лечащий врач?

      — За ним много лет присматривали доктор сената и госпиталь Уолтера Рида, — сказал Уилл. — Только вчера там состоялось профилактическое обследование. получить из госпиталя медицинскую карту и последние результаты осмотра. Вроде бы у него поднялось артериальное давление, ему предписаны некоторые лекарства — не знаю, какие именно…

      — Я немедленно свяжусь с ними, — сказал доктор. Нахмурившись, он взглянул на Уилла. — У вас усталый вид. Останьтесь в госпитале?

      — Да.

      Доктор указал на комнату рядом с палатой сенатора.

      — Здесь спит другой полицейский, но есть ещё кровать, и вы сможете отдохнуть. Я позову вас, если что-либо изменится.

      — Спасибо. Хорошо бы найти место и для водителя машины сенатора. Он все равно не покинет госпиталь.

      — Конечно. Я распоряжусь, за этим присмотрит и санитар.

      Доктор ушел. Губернатор подхватил Уилла под руку и двинулся с ним по коридору.

      — Не думаю, чтобы я мог что-нибудь сделать здесь, — сказал он. — Возвращаюсь в Атланту. Завтра у меня очень заполненный день.

      — Конечно, Мак, — ответил Уилл. — Я позвоню вам, если понадобится.

      Они вышли, и губернатор остановился.

      — Уилл, — сказал он, — к тому, что касается моего сегодняшнего разговора с сенатором… — Он оглянулся и вдохнул ночной воздух. — Я не хочу, чтобы у вас возникли какие-нибудь ложные надежды, и думаю, лучше сказать вам, что я намерен выдвинуть самого себя на вакантное место.

      Уилл молчал.

      — Я заинтересован в том, чтобы вы оставались на месте, — продолжал Мак Дин. — Уверен, что вы будете мне нужны! — Он замолк, ожидая ответа. Но не дождался. — Хорошо? — спросил он наконец.

      Уилл всматривался в бледное, пухлое лицо губернатора. Правильнее всего было бы ударить этого человека, но не потому, что он решил стать кандидатом в сенаторы, а потому что ведет торг вокруг живого Бена Карра, пытается перекупить его штат и, самое главное, его престиж, его влияние в штате.

      Уилл повернулся и прошел в госпиталь.

      Глава7

      В десять вечера, в воскресенье, Уилл вдруг вспомнил, что ему завтра утром нужно быть в суде на предварительных слушаниях. Он провел весь этот день, пытаясь наладить отношения с мисс Эмми и отвечая на телефонные звонки. Кроме того, он и доктор Дэниелс посетили судью по завещаниям и получили временное распоряжение, согласно которому дела сенатора передавались в руки Уилла.

      Теперь следовало вернуться к делу Лэрри Муди, по крайней мере, пока Уилл не переговорил с судьей Боггсом. При сложившихся обстоятельствах тот мог бы выделить другого юриста. Уилл позвонил, боссу Лэрри Джону Моргану в «Морган энд Морган» в Ла-Грейндже. Джон Морган знал об аресте и хотел навестить Муди в тюрьме.

      — Только скажите мне, что нужно сделать, мистер Ли, — сказал Морган. — Этот парень мой лучший работник, поэтому-то я и послал его управлять в Гринвилле.

      — Хорошо бы взять его на поруки, — сказал Уилл, — но у него ни денег, ни собственности, о которых стоит говорить.

      — А сколько требуется? — спросил Морган.

      — Думаю, судья захочет по крайней мере пятьдесят тысяч, а может, и сто, если вообще согласится выпустить его на поруки.

      — Я располагаю достаточной собственностью, — сказал Морган.

      — Тогда приходите в окружной суд завтра в десять утра, — сказал Уилл, — и приносите чек.

      — Я буду там, — ответил Морган.

      — Но имейте в виду, мистер Морган, что если даже Лэрри выйдет из тюрьмы, многие не захотят, чтобы человек, когда-то обвиненный в убийстве, устанавливал печи в их домах.

      — Меня это не беспокоит, — сказал Морган. — Увидимся утром.

      Уилл повесил трубку. Он уже сожалел, что сразу не отказался от этого дела. Надо бы найти себе замену.

      Подняв взгляд, Уилл увидел доктора.

      — Я только что осматривал его, — сказал Дэниелс. — Дыхание нормализовалось. Состояние критическое, но какие-то проблески есть.

      — Это хорошо, — сказал Уилл, записывая номера своих телефонов на визитной карточке. — Завтра утром мне нужно в суд. По большей части я буду в пределах досягаемости, но, если по какой-то причине меня не удастся разыскать, полагайтесь на Джаспера. Он долго заботился о сенаторе.

      — Понимаю, — ответил доктор.

      — Вернусь, очевидно, уже завтра, во второй половине дня, — сказал Уилл.

     

      Был третий час утра, когда Уилл наконец добрался до своей собственной постели, и прошло какое-то время, прежде чем ему удалось уснуть. Проснулся он, как обычно, в шесть тридцать, приготовил на скорую руку завтрак, просмотрел сообщения о болезни сенатора в утренних телепередачах и обдумал все, относящееся к делу своего подзащитного. Прежде чем ехать в здание суда, он побывал в Делано на Мейн-стрит, в доме собственной фирмы. Все были на месте: привратница Кэтси, секретарша Мэксин Моррис… Мэксин всегда одевалась стильно, была высокого роста, стройна и проворна. Она вела офис железной рукой, а иногда командовала и своими хозяевами.

      — Для вас не было почты, но кто-то бросил вот это в почтовый ящик, — сказала она, выкладывая на стол толстый и мятый коричневый конверт, что-то вроде бандероли. Адрес был надписан жирным фломастером.

      — Спасибо, Мэксин, — сказал Уилл. — В десять у меня слушания.

      — Знаю, — ответила Мэксин. — Я сожалею о болезни сенатора. Как он сейчас себя чувствует?

      — Держится, — сказал Уилл. — Если доктор Дэниелс позвонит мне сюда, свяжитесь со мной в суде, хорошо?

      Мэксин вышла. Уилл распечатал конверт и вытряхнул содержимое на стол. На миг он замер. Вывалились зеленые пачки кредиток — сотенных, двадцаток, десяток, — обвязанные резинками. Услышав в коридоре голос Мэксин, он открыл ящик стола и столкнул туда деньги. Было что-то незаконное в таком количестве наличности. Когда Мэксин удалилась, Уилл пересчитал деньги. Ровно двадцать пять тысяч долларов.

      Из конверта он выудил листок бумаги. На нем тем же фломастером заглавными буквами было написано: «НА ЗАЩИТУ ЛЭРРИ ЮДЖИНА МУДИ». Вероятно, доброжелатель Лэрри не хотел огласки. Понять это было нетрудно.

      Уилл положил деньги и записку в конверт и сунул его в портфель. У Лэрри Муди больше друзей, чем ему самому известно.

     

      В девять тридцать Уилл уже был у судьи Боггса. Судья взмахом руки показал ему на кресло.

      — Садитесь. Что могу сделать для вас, советник?

      — Полагаю, вы слышали о болезни сенатора.

      — Как он себя чувствует?

      Тут на столе судьи зазвонил телефон, и он поднял трубку.

      — Хэлло? — Он передал трубку Уиллу. — Это вас.

      — Говорит доктор Дэниелс.

      — Да, доктор, слушаю.

      — Сенатор пришел в сознание, — сказал доктор. — Я поражен, знаете ли. Он пока безразличен, ни на что не реагирует, но явно в сознании, а основные его показатели стабилизировались. Короче, он не ушел от опасности, но я настроен на лучшее.

      — Хорошие новости, доктор, — сказал Уилл.

      — Хотите их обнародовать и в какой форме?

      — Тот репортер из «Конститьюшен» ещё у вас?

      — Да. И телевизионщики из Атланты.

      — Полагаю, есть смысл устроить пресс-конференцию и рассказать им то, что вы сообщили мне. Мол, у вас имеется краткое заявление, а на вопросы вы отвечать не станете, так?

      — Понятно, Уилл.

      — Не допускайте, чтобы они втянули вас в гадания и рассуждения.

      — Понятно.

      Уилл поблагодарил его, повесил трубку и передал новости судье.

      — Рад слышать это, — сказал Боггс. — Он хороший человек и, я надеюсь, справится с этим. И все-таки, что я могу сделать для вас?

      — Судья, болезнь сенатора ставит меня в трудное положение в отношении защиты Лэрри Муди. Хочу просить вас освободить меня от этого дела.

      Судья покачал головой.

      — Ну нет. Я сказал вам и Элтону, что вы оба — завязаны. Другой вопрос, что вы получите все поблажки, какие возможны, для ведения дел сенатора, но вы, только вы, защитник Муди перед судом.

      — Судья, но это же неразумно. Я готов отработать стадию предварительных слушаний, а потом передам кому-нибудь дело. Вреда обвиняемому не будет — я ведь видел его только раз.

      — Уилл, у вас серьезные проблемы, и я помогу вам их решить, как смогу, но и у меня есть своя проблема. Сначала займемся решением моей проблемы. Я ничего не стану менять! — Он посмотрел на часы. — Жду вас в суде через двадцать минут.

      — Ну, как хотите, — сказал, вставая, Уилл. — Между прочим, Муди уже не неимущий клиент. Мне предложили гонорар.

      — О? — Брови судьи поплыли вверх. — Кто же это?

      — Эта сторона предпочла анонимность.

      — А сколько?

      — Достаточное вознаграждение, — уклонился Уилл.

      — Что ж, это интересно. Рад услышать такое. А теперь уходите отсюда.

      За десять минут до начала слушаний заместитель шерифа привел Лэрри Муди в зал. С него сняли наручники.

      — К вам хорошо относились, Лэрри? — спросил Уилл.

      — Да, сэр, — ответил Муди. — Тем не менее, я устал.

      В зал вошел Джон Морган.

      — Лэрри, — сказал Уилл, — мистер Морган согласен взять вас на поруки — если вас отпустят.

      — Благодарю вас, сэр, — сказал Муди.

      — Все в порядке, сынок, — ответил Морган. — Мы знаем, что ты не имеешь к этому никакого отношения.

      — Мистер Морган, — сказал Уилл, — я хотел бы вызвать вас как свидетеля защиты, если вы не возражаете.

      — Буду счастлив, — сказал Морган.

      — То, что нам предстоит, — ещё не судебный процесс, но станет ясно, в чем заключается обвинение, — сказал Уилл. — Я…

      На плече Муди возникла рука. Он оглянулся. Им улыбалась Чарлена Джойнер.

      — Хай, — сказала она Муди, — малый, мне так не хватает тебя!

      Муди улыбнулся в ответ.

      — Мне тоже не хватает тебя.

      — Доброе утро, — сказала она Уиллу.

      — Доброе утро, мисс Джойнер, — ответил Уилл. — Я не уверен, что его отпустят, но стоит похлопотать.

      — Знаю, вы делаете все, что , — сказала она. Уилл повернулся к Лэрри.

      — Вы должны знать, что сегодня утром я просил судью освободить меня от защиты ваших интересов. — Муди встревожился. — Это не относится к вашему делу. Лэрри. Я ведь работаю у сенатора Бенджамина Карра я Вашингтоне — и это моя основная работа. А у него в субботу случился инсульт. Мне придется тратить уйму времени на его дела, пока он болен. Я сказал об этом судье, но он меня не отпускает.

      Муди вздохнул.

      — Мне все же было бы спокойнее именно с вами. Уилл. Лучшей защиты я не хочу.

      — Я ценю это, но, Лэрри, обстоятельства таковы, что из-за меня могут возникнуть отсрочки, растянуться сроки до суда. И если не вызволим вас на поруки, вам все это время придется находиться в тюрьме. Короче говоря, если вы заявите, что в связи с этим хотите другого адвоката, судья будет вынужден удовлетворить вашу просьбу. По-моему, сейчас вам лучше иметь дело с кем-то еще.

      — Нет, сэр, я хочу, чтобы моим адвокатом были вы, — заявил Муди. — Чарлена думает так же.

      Уилл бросил взгляд на Чарлену. Она слегка улыбнулась.

      — Лэрри, сегодня утром кто-то оставил мне в моем офисе двадцать пять тысяч долларов на вашу защиту. За такие деньги я могу попросить кого-либо из опытных и авторитетных юристов по уголовным делам взять на себя наше дело.

      — Нет, сэр, я хочу, чтобы это были вы, — повторил Муди. — Чарлена того же мнения.

      Уилл влип, сомнений не оставалось.

      — Хорошо, тогда я ваш адвокат, — сказал он. — Но, может, вы знаете, кто решил выложить такие деньги на вашу защиту?

      Лэрри мотнул головой.

      — Нет.

      — Всем встать! — провозгласил судебный пристав, Судья Боггс в развевающейся мантии стремительно вошел в зал, уселся и призвал всех к порядку.

      — Мистер Хантер! — сказал он, глядя на обвинителя. Элтон Хантер поднялся.

      — Ваша честь, это предварительные слушания по делу штат Джорджия против Лэрри Юджина Муди по обвинению в убийстве при отягчающих обстоятельствах. Я вызову лишь одного свидетеля.

      — Вызывайте свидетеля.

      — Штат вызывает шерифа Дэна Кокса.

      Шериф поднялся, приблизился и был приведен к присяге.

      Уилл прошептал Лэрри Муди:

      — Обвинение играет в прятки, вызывая только шерифа. Они не хотят, чтобы мы узнали сразу слишком многое.

      Элтон Хантер обратился к свидетелю:

      — Мистер Кокс, вы являетесь шерифом округа Мериуезер, не так ли?

      — Да.

      — И вы арестовали Лэрри Юджина Муди в прошлый четверг?

      — Да.

      — Что заставило вас просить об ордере на его арест?

      — У меня есть свидетель, который застал обвиняемого на месте преступления. Свидетель опознал обвиняемого при должным образом организованной проверке. Есть и вещественные свидетельства преступления, обнаруженные в принадлежащем Лэрри Муди фургоне… Я опрашивал обвиняемого, и я не удовлетворен его ответом о его местонахождении во время убийства.

      Хантер вернулся на место. Поднялся Уилл.

      — Доброе утро, шериф. Видел ли ваш свидетель, как произошло преступление?

      — Нет, сэр.

      — Тогда как вы можете знать, что свидетель застал моего клиента на месте преступления? Шериф покраснел.

      — Я хочу уточнить, — медленно заявил он. — Мой свидетель наблюдал, как обвиняемый освобождался от тела своей жертвы. Полагаю, местом преступления был фургон, принадлежащий обвиняемому. Фургон мог быть передвинут после убийства.

      — Ясно. Но ваш свидетель не видел, как мой клиент совершил убийство?

      — Нет, сэр.

      — Видел ли ваш свидетель лицо того человека, который освобождался от тела жертвы? Шериф покраснел ещё больше.

      — Не совсем. Но он уверен, что не ошибается.

      — Свидетель не видел лица преступника, но уверен, что это мой клиент. Ясно. Еще вопрос: вы утверждаете, шериф, что у вас имеются вещественные доказательства, обнаруженные в фургоне Муди. Подтверждены ли эти доказательства лабораторией криминалистики?

      — Признаны.

      — Могу я получить копию доклада лаборатории?

      — Ну, у меня его ещё нет. В телефонном сообщении из лаборатории сказано, что волокна, найденные на теле жертвы, произошли из фургона.

      — Ну вот, шериф, текст сообщения не совсем такой, не правда ли? Думаю, там констатировано, что волокна такие же, какие обнаружены в фургоне?

      — Да, сэр.

      — Это означает, что волокна схожи или те же самые, а не то, что они исходят из одного источника. Я не прав?

      — Полагаю, что правы.

      — Хорошо. Вот вы заявили, что вас не удовлетворил ответ обвиняемого о его местонахождении во время убийства. Правильно я вас понял?

      — Правильно.

      — В каком отношении вы не были удовлетворены?

      — Я ему не поверил.

      — И это все? Никаких признаков или свидетельств, что он солгал — просто вы не поверили?

      — У меня есть мой свидетель.

      — Вы хотите сказать, что предпочли поверить человеку, признавшему, что не видел лица моего клиента?

      — Да, сэр.

      — У моего клиента было алиби, не так ли?

      — Да, сэр. Он говорил, что находился у себя дома со — всей приятельницей.

      — Это, видимо, мисс Чарлена Джойнер. Опрашивали вы ее?

      — Да, сэр.

      — И она подтвердила алиби?

      — Да, сэр.

      — Но вы не поверили и ей?

      — Не поверил.

      — Почему? Были свидетельства чего-то противоположного?

      — То, о чем я уже говорил.

      — Значит, вы и в этом предпочли верить своему свидетелю, а не мисс Джойнер, так обстоит дело?

      — Да, сэр. — Шериф как будто забеспокоился.

      — Шериф, произведено ли вскрытие тела потерпевшей?

      — Да, сэр.

      — Показало ли вскрытие, что она была изнасилована, прежде чем её убили?

      — Да, сэр.

      — Тогда почему именно моего клиента обвиняют в изнасиловании?

      — Следует спросить обвинителя. Это не мое решение.

      — Очень хорошо. Может быть, теперь послушаем мисс Джойнер? Ваша честь, защита вызывает мисс Чарлену Джойнер.

      Шериф и Чарлена поменялись местами. Ее привели к присяге. Она была собранной.

      — Мисс Джойнер, где вы были вечером в последний четверг?

      — Приехала домой с работы после шести.

      — Вы дома были весь вечер?

      — Да.

      — Где был в это время Лэрри Муди?

      — Дома со мной.

      — Он покидал дом после того, как вы приехали с работы?

      — Нет.

      — Совсем нет? Не ходил ли он в магазин или, скажем, за пивом?

      — Нет, он был дома, пока мы не отправились на работу в восемь часов следующего утра.

      — И вы не покидали свой дом за это время?

      — Нет.

      — Мисс Джойнер, понимаете ли вы, что даете показания под присягой и что, если вы лжете суду, вам инкриминируют не только лжесвидетельство, но и соучастие в убийстве?

      — Да, я понимаю это, но я не лгу. Лэрри был дома со мной после шести часов того вечера до восьми часов следующего утра.

      — У меня больше нет вопросов к этому свидетелю, ваша честь.

      Судья посмотрел на Элтона Хантера. Тот отрицательно покачал головой.

      — У вас есть другие свидетели, мистер Ли? — спросил судья.

      — Да, ваша честь, ещё один.. Вызываю мистера Джона Моргана.

      Морган занял место свидетеля и принял присягу.

      — Мистер Морган, как давно вы знаете Лэрри Муди?

      — С того времени, как он учился в школе. Он играл в футбол, а я был членом Куотербэкского клуба. Тогда-то я с ним и познакомился.

      — Когда он начал работать у вас?

      — Сразу после того, как закончил среднюю школу, Лэрри немного не добрал для проходного балла в колледж и захотел пойти работать.

      — Как давно это было?

      — Около семи лет назад. Он пришел на наш склад в Ла-Грейндже. Мы обучили его, а два года тому назад направили в Гринвилл. Здесь была масса заказов и представлялось разумным основать отделение фирмы для обслуживания местных клиентов.

      — Почему же вы выбрали его для работы в Гринвилле?

      — Потому что он так проявил себя — отлично работал, на него было положиться.

      — Вы хорошо платите ему?

      — Он самый высокооплачиваемый из наших сотрудников.

      — Мистер Морган, вы говорили мне, что хотите внести значительный залог и взять Лэрри Муди на поруки. Почему вы желаете это сделать?

      — Потому что я верю Лэрри. Это прекрасный молодой человек, и я готов ручаться за него своей жизнью.

      — Благодарю вас, мистер Морган. Больше нет вопросов.

      Судья опять посмотрел на Элтона Хантера, и тот снова отказался от вопросов свидетелю.

      — Ну хорошо, мистер Хантер, — сказал судья. — Подведите для меня итог.

      Элтон Хантер поднялся.

      — Ваша честь, вы выслушали показания шерифа, опытного офицера, который объяснил дело. Обвинение настаивает на передаче дела с Большое жюри.

      — Мистер Ли? — сказал судья.

      — Ваша честь, — сказал Уилл, — вы слышали, как шериф сказал, что его свидетель не видел лица моего клиента, и что вещественные доказательства убийства не связаны исключительно с фургоном мистера Муди. Вы слышали также свидетельство мисс Джойнер о том, что мистер Муди был дома вместе с ней в момент убийства.

      Полагаю, вы приняли к сведению, что. хотя совершилось насилие и убийство, против моего клиента не выдвинуто обвинения в изнасиловании. Это указывает на шаткость всего обвинения. Ваша честь, учитывая отсутствие убедительных доказательств, я предлагаю отвести обвинение против Лэрри Юджина Муди.

      — Отказано, — сказал судья. — Обращаетесь ли вы с просьбой взять обвиняемого на поруки?

      — Да, ваша честь. Прошу вас принять к сведению, что заслушанные здесь показания, на которых построено обвинение против моего клиента, мягко говоря, не являются исчерпывающими. Есть подтверждение алиби Лэрри Муди. Он показал себя стабильной личностью, занимает достаточно прочное положение в обществе, продуктивно работает, о нем хорошо отзывается работодатель, но у пего нет сбережений, а лишь финансовые обязательства, подлежащие погашению. Поэтому ему важно немедленно возобновить работу. Нет оснований опасаться, что он захочет избежать правосудия. Прошу при взятии на поруки установить залог в десять тысяч долларов.

      Судья посмотрел на Элтона Хантера и поднял брови.

      Хантер приподнялся.

      — Ваша честь, обвинение возражает против взятия на поруки…

      — Послушайте-ка, — сказал Уилл, вставая во весь рост, — мы готовы, если необходимо, внести значительный залог, но определенно нет никаких оснований отказывать в этом деле во взятии на поруки.

      Судья посмотрел на Уилла.

      — Садитесь, мистер Ли, — распорядился он. — Вы уже сказали свое слово.

      Уилл сел.

      — Ваша честь, — продолжал. Элтон Хантер, — мистер Муди обвиняется в тяжелом уголовном преступлении, которое потрясло все общество. Его нельзя отпускать свободно гулять по улицам.

      Судья сделал маленькую паузу.

      — Во взятии на поруки отказано, — объявил он. — Дело передается в Большое жюри, которое, — он вопросительно посмотрел на Хантера, — заседает на этой неделе.

      — Правильно, ваша честь, — ответил Хантер. — Я намерен представить дело в четверг, когда будут доступны копии отчетов о вскрытии и о лабораторных анализах.

      — Хорошо, — сказал судья. — Мистер Ли, если обвинение действительно столь шаткое, Большое жюри откажется от него, и ваш клиент выйдет на свободу до конца недели. — Судья поднялся. — Слушания закончены.

      — Всем встать!

      Когда судья удалился, Уилл снова сел рядом с Лэрри.

      — Сожалею, но в делах такого рода редко удается взять обвиняемого на поруки.

      — Но ведь судья сказал, что Большое жюри может и не выдвинуть против меня обвинения, — с надеждой высказался Муди.

      — Увы, — возразил Уилл, — я не смогу просить за вас там. В принципе обвинение может добиться от Большого жюри всего, чего хочет. Боюсь, вам придется побыть в тюрьме до самого суда. Мы постараемся, чтобы это было не слишком тягостно для вас.

      Муди с грустью кивнул.

      — Что ж, благодарю вас, по крайней мере, за хорошую работу. Вы превратили слушания в ад для шерифа.

      Уилл усмехнулся.

      — Подождите-ка, я ещё вызову его в свидетели на суде.

      Пока Муди целовал Чарлену и говорил со своим боссом, Уилл оглянулся по сторонам и обратил внимание на людей, которых здесь раньше не видел. Пожилая пара черных стоя беседовала с очень высоким, очень черным человеком. Уилл узнал Мартина Вашингтона, руководителя группы юристов АРР — «Адвокаты за расовое равенство». Это сулило гласность, может быть, демонстрации. Новость такая, что хуже некуда.

      Другой человек, белый, поговорив с Элтоном Хантером, направился к Уиллу и представился:

      — Мистер Ли, — сказал он, — я Ник Доннер из южного бюро «Нью-Йорк таймс».

      Уилл пожал ему руку. «О Боже, — думал он, — это все, что мне нужно».

     

      Глава 8

     

      Уилл наклонился и заглянул в глаза Бенджамину Карру. Они были широко открыты. Лицо сенатора было лишено какого бы то ни было выражения, и Уиллу вспомнилось, что он никогда не видел Карра таким отрешенным от всего. В его чертах проступило что-то детское, мягкое. Он едва ли не улыбался.

      Доктор сказал, что Карр, воз, что-то и понимает, но если и так, он не в состоянии реагировать.

      Уилл придвинул к кровати стул и взял безвольную руку Карра.

      — Сенатор, — сказал он, — это Уилл. Я знаю, что вы не можете говорить, но надеюсь, можете меня понимать. Вы пережили инсульт. Худшее позади. Наступила стабильность, но доктор ещё не в силах сказать… когда восстановится ваша речь… Мисс Эмми все время находится здесь, также и Джаспер. Оба сейчас отдыхают. Губернатор прилетел сразу, как только узнал о случившемся, но ему пришлось вернуться в Атланту. Доктор и я говорили с судьей. Тот подписал распоряжение, предоставляющее мне возсть временно вести ваши дела. Минни и Джаспер присмотрят за домом, будут оплачивать счета и тому подобное. Я смогу принимать любые решения, пока вы не встанете на ноги. Сенатор, вы поправитесь и скоро станете самим собой. Я продолжаю планировать вашу выборную кампанию, так что не подводите меня, вы слышите? Я передал всем сотрудникам, что ничто не изменилось, — солгал он.

      Лицо Карра было по-прежнему неподвижным, но, к удивлению Уилла, он почувствовал усилие его руки, будто сенатор пытался пожать ему руку.

      — Это хорошо, сенатор, — сказал Уилл. — Кажется, вы можете двигать рукой. Продолжайте это, хорошо?

      Карр прикрыл глаза, будто хотел уснуть. Уилл стиснул его руку и удалился.

      В коридоре он встретил доктора Дэниелса.

      — Похоже, он двигает рукой, доктор, — взволнованно произнес Уилл.

      На лице доктора отразилось сомнение.

      — Не думаю, что он уже способен на это. Вероятно, то был просто мышечный спазм.

      — Есть ли у него шансы на восстановление речи и чувствительности конечностей?

      — Трудно сказать, — ответил доктор. — Я наблюдал людей, которые сравнительно быстро обретали подвижность после весьма серьезных ударов. Другие так и оставались парализованными, хотя нарушения их двигательных систем казались мне не столь серьезными.

      — Но он, похоже, схватил мою руку! Если это не спазм, то что?

      — Это хороший признак. Значит, лечение поможет сенатору многое восстановить. Не исключено, что я отправлю его домой через несколько дней, может быть, к Рождеству. Надо следить за его реакциями.

      — Скажу откровенно, что он надеялся выиграть выборы r следующем ноябре. Есть у него какой-нибудь шанс снова встать в строй? По сути, ему не надо вести очередную кампанию, а столько смотреть в телекамеру и говорить. Разумеется, мыслить и связно выражать свои мысли. Его жизнь зависит, собственно, от того, сможет ли он работать в сенате. Если нет — он умрет.

      Некоторое время доктор молчал.

      — Уилл, — наконец произнес он, — я многого не знаю, но любой пациент, при прочих равных условиях, мобилизует неведомые резервы своего организма, если рассчитывает на будущее. Во всяком случае, разговоры о предстоящей работе ему не повредят.

      — Доктор, — сказал Уилл, — могу я попросить вас об одолжении? Отвечая на вопросы газетчиков и телевизионщиков, хотя бы намекните, что Карр уже сознательно реагирует на внешние раздражители. Лгать не надо, но он ведь пытался пожать мою руку. Сейчас очень важно, чтобы не утвердилось мнение, что он — паралитик. Чтобы никто не рассчитывал, что Бенджамин Карр вышел в тираж.

      — Вы имеете в виду Мака Дина? — спросил доктор. — Полагаю, наш губернатор спит и видит себя сенатором, не так ли? Ведь он, безусловно, не может стать губернатором в третий раз.

      Уилл улыбнулся.

      — Спасибо, доктор, — сказал он.

     

      Дома, в своем коттедже у озера, вечером в понедельник двадцать первого декабря Уилл переложил конверт с анонимно присланными деньгами в свой сейф. Сейф находился в спальне в шкафу. Подумалось, что, воз, придется вернуть, эти деньги когда-нибудь. Затем Уилл сел за компьютер и составил телеграмму сотрудникам аппарата сенатора. В ней значилось: «Сенатор Карр перенес серьезный удар, но, по-видимому, реагирует на лечение, и я надеюсь на выздоровление. Пока я уверен, что он был бы рад получить что-нибудь от Вас. Пожалуйста, не пускайтесь на поиски новой работы — по крайней мере пока не переговорите со мной. Меня застать дома в Делано, если вам понадобится информация. Уилл Ли».

      Он отпечатал распоряжение разослать телеграмму по списку сотрудников. Они получат её на следующее утро.

      Позвонив Джасперу, он попросил подготовить дома комнату для сенатора и поставить там телевизор так, чтобы тот мог видеть экран.

      — Действуйте. И нарядите елку, — сказал Уилл. — Все как обычно на Рождество.

      — Да, сэр, мистер Уилл, — ответил Джаспер.

      — Джаспер. — сказал Уилл, — вы распоряжаетесь. Не допустите, чтобы мисс Эмми отталкивала вас, слышите? Делайте все, что нужно, и известите меня, если не совладаете с ней.

      — Да, сэр, — подчеркнуто произнес. Джаспер.

      Как только он положил трубку, телефон зазвонил. — Уилл, это Дадли Уэндел.

      — Я не привык ещё к вашему голосу, — сказал Уилл. — Прежде звонили ваши подчиненные.

      — Надеюсь, вы не возражаете, я отозвал своих ребят в Атланту и хотел бы получить от вас что-нибудь для завтрашнего выпуска.

      — Не возражаю, Дадли, — ответил Уилл. — Я видел сенатора во второй половине дня. Он уже реагирует на лечение. Доктор отправит его к Рождеству домой.

      — А что в отношении предстоящего ноября? — спросил Уэндел.

      — Последнее, о чем мы говорили с сенатором до удара, были выборы. Он решил баллотироваться снова, и пока я не услышу от него другого, кампания будет продолжаться.

      — Полагаете, к этому сроку он совершенно оправится?

      — Сильного человека одним ударом с ног не сшибешь. Думаю, он восстановит форму, — сказал Уилл. — А теперь извините, Дадли, я должен немного поспать.

      Сначала, однако, он позвонил Кейт Рул в дом её родителей.

      — Хэлло! — произнесла она радостно.

      — Сожалею, что не сумел позвонить тебе раньше, — сказал он. — Была такая суматоха.

      — Могу представить. А как сенатор? Как ты сам?

      — Меня чуть не убило, когда я увидел его на госпитальной койке совершенно беспомощным. Но, думаю, он выберется, — ответил Уилл. — Ты же знаешь, он крепок.

      — Он будет в состоянии баллотироваться?

      — Кто знает? Сказать по правде, это бы меня не удивило. Я продолжаю все с расчетом на это. Кстати, в Делано меня втянули в качестве адвоката в дело о колоритном убийстве. — Он последовательно рассказал Кейт об этом, удивившись про себя, что опускает детали, связанные с Чарленой Джойнер.

      — Ты говоришь как побитый, — сказала она.

      — Разве я говорю? Бубню, бормочу, язык не поворачивается.

      — Отправляйся-ка в постель, дорогой.

      — Хорошо бы на пару с тобой. Я и ты, понимаешь?

      — Еще как понимаю. Прими одну новость, прежде чем свалишься.

      — Виноват, я не дал тебе слова сказать.

      — Я получила место. С первого января я помощник заместителя директора по разведке. Четвертого начинаю работать в новом кабинете, понял?

      — Кончится тем, что ты станешь директором ЦРУ. И в этой роли, не сомневаюсь, ты будешь великолепна, черт возьми!

      — Ценю твою веру в меня. Располагайся, милый, в постели. Спокойной ночи.

      Уилл положил трубку, подключил автоответчик, вырубил звонок и уже почти без сил двинулся в спальню, по пути освобождаясь от одежды. Он решил, что будет спать не менее восьми часов.

     

      Глава 9

     

      Мэнни Пирл заботился о своей внешности. Он был толстоват, невысок и сложен не слишком пропорционально. Серый костюм, из акульей кожи стоил кучу денег, но сидел на нем, как чужой. Все же доверие он внушал и кое-кого очаровывал. Его девицы были довольны им.

      Мэнни посмотрел на возвышавшуюся над ним Лорен и подмигнул ей. Она моргнула в ответ и приласкала его в своей манере, будто ударила. Он не был уверен, что её настоящее имя — Лорен, но в том, что она извращенка, сомнений не было ни у кого. Впрочем, её сумочка была набита долларами — мужчины щедро одаривали её.

      Мэнни похлопал по своим часам, сделал движение, будто переводит стрелки, а потом жест, означающий полчаса: Лорен снова, подмигнула, затем обратила внимание на бизнесмена средних лет, который помахивал двадцаткой.

      Мэнни двинулся к двери клуба. В канун Рождества он не был заполнен, и все же Мэнни не жаловался. Его коммерция процветала. Он уже заработал здесь более полумиллиона баксов, а были ещё два таких заведения, не считая книжного магазина. Кстати, пора было закрыть его, иначе он не успеет вернуться к Лорен, как договорено, через полчаса.

      Мэнни взял в своем офисе конверт с чеками; погрузившись в машину, с удовольствием втянул запахи кожаной обивки и погнал её за несколько кварталов к книжному магазину. Его «мерседес» был совсем новым, и он наслаждался им как игрушкой. Он заплатил за него наличными. В те дни он за все расплачивался наличными.

      Асфальт блестел от дождя. Мэнни обдумывал, как ему быть с магазином. Книжный магазин работал в убыток, а в последние дни возле него появились пикеты. Чертов проповедник с телевидения Кэлхоун напустил на этот магазин чертовы легионы остервенелых домохозяек и детей с плакатами. За ними следовали телевизионные камеры. Когда местные телестанции устали показывать это, Кэлхоун мобилизовал своих операторов и демонстрировал шествия в своей программе.

      В самом деле, черт побери, подумалось Мэнни, когда он остановил машину у магазина, зачем ребятам картинки и порновидеофильмы, если зайти в заведения Мэнни и все увидеть в натуре? Он вытащил из кармана конверт и посмотрел на чеки. Каждый из троих служащих получил к Рождеству в виде премии ещё одну месячную зарплату. Щедро, не так ли? Тем более ни один из них не работал на Мэнни хотя бы год. Другие хозяева отправили бы всех домой обычным пинком даже в канун Рождества.

      Мэнни выскользнул из «мерседеса». Было уже пять минут четвертого, пора закрывать. Он все проделает быстро и ловко, после чего вернется в клуб, оперативно перепихнется с Лорен и к пяти будет уже дома, рядом с женой. Его дочка с бездельником-зятем придет завтра к рождественскому обеду.

      Мэнни вошел в магазин, не заметив фургона, который, в этот момент подъехал к автомобильной стоянке и остановился там.

      Один из служащих сидел у кассы, другой подремывал за прилавком. Из кабинетика выскользнул управляющий, а покупателей не было.

      — Привет, Фрэнк, — сказал Мэнни, помахивая конвертом. — Счастливого Рождества, а?

      Фрэнк хотел ответить, но запнулся, уставясь на что-то, чего не видел Мэнни.

      — В чем дело? — спросил Мэнни.

      Однако тут же он ощутил прикосновение ствола к своей шее и попытался оглянуться. Двое стояли в проеме дверей. К ним присоединились ещё двое — все в маскировочной форме и черных беретах. Трое были с автоматами, марку которых Мэнни определить не смог. Четвертый — высокий, сильно загорелый, худой, с большими ушами и крючковатым носом — вертел в пальцах большой пистолет.

      Мэнни не впервые оказывался лицом к лицу с вооруженными парнями. Паниковать не стоило.

      — Ну-ну, ребята, — сказал он спокойно. — Думаю, нет проблем. Совсем никаких. Забирайте все, что тут есть — что пожелаете, — и никакого шума не будет, так? — Он сделал полуоборот. — Фрэнк, соберите наличность.

      — Нет.

      Мэнни повернулся к высокому.

      — Что?!

      — Нам не нужны ваши грязные деньги.

      — Извиняюсь, — сказал Мэнни, смутившись. — Хотите картинки, записи? Берите что хотите. Любое.

      — Вы трое — сюда, — сказал высокий. — Ложитесь на пол.

      Мэнни это совсем не понравилось. Ограбление? Ну, бывает. Главное, чтобы никто не пострадал. Но чего хотят эти ребята? Он протянул ключи от своей машины.

      — Послушайте, — сказал он, вразумляя налетчиков, — там стоит новый «Мерседес-560» стоимостью шестьдесят кусков. Возьмите его и встречайте Рождество, о'кей? Не будем сходить с ума.

      — На пол! — прикрикнул высокий. Один из парней схватил управляющего Фрэнка и бросил к ногам Мэнни.

      — Лицом вниз, — сказал высокий. — И все в ряд.

      Мэнни очень испугался. Все так таинственно. На улице было пусто. Патрульная машина, подумал он. Нужно, чтобы появилась полицейская патрульная машина, прямо сейчас.

      — Вы — Пирл, — сказал высокий. — Мы не рассчитывали на такую удачу!

      — Какую ещё удачу? — спросил Мэнни срывающимся голосом.

      Выходит, именно он нужен этим ребятам. Он сам. Его служащие лежали в ряд на полу.

      Высокий кивнул одному из своих и указал на Фрэнка. Молодой человек в форме выступил вперед, нацелил оружие и выстрелил в затылок Фрэнку. Тот издал подобие вздоха.

      — Боже мой! — вскричал Мэнни. — Эти люди ничего вам не сделали! Ничего не сделал и я!

      — Заткнитесь, — сказал высокий.

      Он кивнул другому молодцу. Тот тем же манером убил кассира. Третий пристрелил последнего из служащих. Мэнни взирал на трупы. Неужели никто не появится?

      — Пирл! — рявкнул высокий мужчина. Мэнни повернулся и, внезапно охваченный гневом, посмотрел на этого человека.

      — Вы подлецы, все вы! — крикнул он.

      Высокий поднял пистолет и выстрелил в лицо Мэнни.

      Мэнни отлетел назад, ударился о книжную полку и упал лицом вниз. Удивительно, но он был в сознании. Он услышал, как высокий заговорил.

      — Хорошая работа, мужчины, — сказал он.

      — Пирл ещё дышит, — прозвучал другой голос. — Лучше всадить ещё пулю.

      — Да, — сказал высокий.

      У Мэнни сжались кулаки. Его правая рука была в крови. Удар и звук выстрела раздались одновременно.

     

      Глава 10

     

      Утром на Рождество Уилл посадил самолет на небольшом пастбище у фермы Флет-Рок. Он подрулил как ближе к дому. С собой у него были рождественские подарки. Джаспер встретил его, улыбаясь.

      — Я рад заполучить его домой, мистер Уилл, — сказал он. — И я, конечно, рад увидеть вас на Рождество. Минни спрашивает, останетесь ли вы на рождественский обед?

      Уилл отдал ему пальто.

      — Боюсь, нет, Джаспер, — ответил он. — Родные ожидают моего возвращения. Я ни разу не посидел с ними за столом с тех пор, как попал домой.

      — Подымитесь наверх, — сказал Джаспер. — Мы положили его, закрепив со всех сторон, в его комнате. Кровать такая, что сидеть в. ней, и гляньте, что прислал сюда губернатор.

      Уилл проследовал за Джаспером по лестнице, затем по коридору в большую угловую комнату. Сенатор сидел на кровати лицом к самому большому телевизору, который когда-либо видел Уилл.

      — Двадцатисемидюймовый экран. Разве это не штука! — похвастался Джаспер. — Каждый день, начиная с завтрашнего, будет приходить леди-терапевт. Может, она что-то сделает. Ужасно видеть его в таком состоянии.

      Уилл придвинул к кровати стул и взял руку Бена Карра.

      — Счастливого Рождества, сенатор, — сказал он. Рука пошевелилась. Уилл развернул привезенный подарок, сенатору. — Это телефон-громкоговоритель, — сказал Он, отсоединил обычный телефон, стоявший у кровати, и включил новый. — Когда вам позвонят, Джаспер нажмет вот эту кнопку и слушать, не поднимая трубки.

      То же самое ребячливое выражение лица, те же ясные глаза. Понял что-нибудь сенатор? Уилл не хотел иного. Он посидел с полчаса, рассказывая сенатору все новости, какие, мог вспомнить: и о предварительных слушаниях по делу Лэрри Муди, и о повышении Кетрин. Сенатор познакомился с ней при обсуждении бюджета ЦРУ в своем комитете.

      Прощаясь, Уилл сказал:

      — Родители ждут меня к рождественскому обеду. Я буду вас навещать часто, как смогу.

     

      Перед закатом Уилл пил кофе с родителями в библиотеке. После праздничного пиршества было не до серьезных бесед. Так полагал Уилл. Но он ошибался.

      — Ты собираешься баллотироваться? — спросил вдруг отец.

      — Баллотироваться куда? Если на место Джима Барнетта, то, что ж, думаю, да. Ничего не изменилось.

      — Все изменилось, — сказал отец. — Разве не видишь, мальчик? Я имею в виду место Бена Карра.

      Уилл выпрямился. Отец озадачил его.

      — Ты не можешь говорить этого всерьез, когда он лежит на своей ферме парализованный. Он выбыл из игры.

      — Я говорил с его лечащим врачом, — возразил Уилл. — У доктора есть надежда.

      — Уилл, если действительность даже превзойдет самые дикие мечты этого доктора, с твоим боссом покончено. Чем скорее ты это осознаешь, тем лучше. Над ним уже кружит воронье, ожидая момента наброситься.

      — Что ж, я-то не ворон, — произнес Уилл. — Никто не вправе, думаю, отнять у него его место.

      — Оно уже отнято, — сказал отец, встав и расхаживая по комнате. — И если он выкарабкается, он это сразу поймет. Если сохранятся его умственные способности. Бен Карр — реалист. Если он что-то уже соображает, то первая его мысль — о тебе, как сделать, чтобы в конгресс избрали тебя.

      — Папа, мое сердце, не лежит к этому. Я не могу разъезжать по штату, убеждая людей голосовать за меня, пока сенатор ещё жив.

      — А Мак Дин может, — отрезал отец. — Наш возлюбленный губернатор не только будет баллотироваться, но, если сенатор умрет, назначит себя на это место до окончания срока.

      — Он не объявил, что намерен баллотироваться.

      — Ну так объявит. Найдется с полдюжины и других кандидатов, пусть ни у кого из них нет ни средств, ни поддержки — таких, как у Мака Дина.

      — Что ж, я буду одним из них, папа, — сказал Уилл. — У меня ведь нет политического горшка, чтобы мочиться в него, да и денег на избирательную кампанию. Правда, с помощью сенатора я мог бы претендовать на место Барнетта, но теперь этой помощи не будет.

      Билли Ли секунду смотрел на жену, затем подошел к книжной полке, передвинул несколько книг, набрал шифр небольшого сейфа. Вынув оттуда голубую папку, он запер сейф, поставил книги на место и бросил папку на колени Уиллу.

      — Вот тебе средства, — сказал он. На них не купишь места в сенате, но можешь приступить к делу.

      — Что это? — спросил Уилл.

      — Это ферма, — сказала Патриция. — Мы год за годом переводили на твое имя участки земли. Это все твое. Себе мы оставили дом и восемь акров. Остальное принадлежит тебе, включая стадо.

      Патриция Ли более сорока лет формировала стадо племенного скота, и теперь здесь были лучшие в мире производители.

      — Матушка, вы не должны этого делать, — сказал Уилл.

      — Все сделано, — ответил отец. — Конечно, мы надеемся, что ты будешь держаться за землю. Большая часть этой территории принадлежит семье с 1820 года, но стадо — его легко продать.

      — Продать? Мать так трудилась!

      — Зачем, думаешь ты, мне это было нужно? — спросила Патриция. — Занятие, конечно, само по себе прекрасное, но старалась я для тебя. Делай со стадом, что хочешь. Мне уже семьдесят лет, Уилл, а твоему отцу семьдесят восемь. Я уже продала часть скота, остались элитные экземпляры. Почему бы ради дела не реализовать их? Я хочу именно этого. Этого хочет и твой отец.

      Уилл смотрел на родителей, попытался заговорить, но не смог.

      — Ты, вроде, лишился дара речи, — рассмеялась мать. — Короче, Уилли, будешь ты баллотироваться?

      — Сейчас не могу и думать, — ответил Уилл. — Как я ни потрясен тем, что вы сделали. Действительно потрясен.

      — Обдумай все, — сказал отец, — и увидишь, что это реально. — Он взял в руку пульт управления телевизором. — Мы ещё поговорим. А сейчас время новостей. — Он включил телевизор.

      — Добрый вечер, — произнесла ведущая. — Сегодня перед рассветом в Атланте, в книжном магазине для взрослых убиты трое мужчин. — Мелькнули кадры, показывающие интерьер магазина. — Похожее на расправу убийство постигло управляющего Фрэнка Смитта и двоих служащих. Владелец магазина Манфред Пирл — ему же принадлежат три клуба в Атланте для эротических танцев — тяжело ранен в голову и в критическом состоянии находится в Пидмонтском госпитале. — Камера передвинулась и фиксировала прилавок рядом с кассой. Там была крупная надпись фломастером: «Смерть гомосексуалистам и евреям». В кадре снова появилось лицо ведущей. — Полиция заявляет, что мотивом убийства было не ограбление, поскольку деньги в кассе нетронуты. Вы видели надпись, оставленную убийцами. Мистер Пирл — еврей. — На экране появились женщины и дети с плакатами. — Прихожанки Церкви евангелической свободы в Атланте в последние недели пикетировали этот магазин. Деятельность этой церкви мы освещали. В Атланте его руководит доктор Дон Беверли Кэлхоун. — На экране возник худой седовласый человек, проповедующий с кафедры. — Кэлхоун основал в Атланте так называемый Свободный университет. Доктор Кэлхоун сейчас у нас в студии.

      Камера отъехала, чтобы показать тщательно одетого и выхоленного священнослужителя.

      — Доктор Кэлхоун, — спросила ведущая, — не думаете ли вы, что нападки ваших прихожан на этот магазин каким-то образом спровоцировали преступление?

      Доктор Кэлхоун сжал руки.

      — Шейла, — сказал он хорошо поставленным голосом, — этого не мог сделать кто-либо, даже отдаленно связанный с нашей общиной. Однако надеюсь, что, вопреки происшедшему, никто не упустит из виду трагедию, которую этот так называемый книжный магазин и подобные заведения привнесли в наше общество, в нашу страну. Мистеру Мэнни Пирлу мы, разумеется, желаем скорейшего выздоровления, но не забудем, что это король расцветшей в Атланте индустрии порнографии. Она затрагивает самое сердце христианского…

      ? Но позвольте, доктор Кэлхоун, — прервала ведущая, — деятельность мистера Пирла протекала в рамках закона, не так ли?

      — Шейла, занятия мистера Пирла никогда, ни в какое время не соответствовали закону Бога, а именно этот закон мы считаем высшим из всех.

      — Благодарю вас, доктор Кэлхоун.

      Уилл обернулся к отцу.

      — Довольно ловкая личность, этот духовный вождь.

      — Да, — ответил Билли. — Он и Мак Дин — два сапога пара. Большие жулики, на мой взгляд. Мак посещает Церковь евангелической свободы примерно раз в месяц. И телевизионная камера всегда подает это крупным планом. Кэлхоун мобилизовал немалые деньги для предыдущих кампаний Мака. В частности, наши старушки в связи с этим недополучили каких-то чеков из фонда социального страхования.

      — Он раздобыл массу денег и за пределами Джорджии, — вмешалась мать. — Он собрал средства по всей стране, разместив автоматы для пожертвований в пользу Иисуса. Якобы эти доллары пошли на его университет, — ирландский акцент Патриции стал сильнее. — Помоги нам Бог, если образованием называется то, чем пичкает людей этот проповедник.

      — Когда губернатор объявит о своем намерении занять место Бена Карра, — сказал отец, — можешь не сомневаться, что доктор Дин — он любит, чтобы так его называли, — окажется в компании доктора Кэлхоуна, а кто из них главный — это неясно.

      — Ты на все сто уверен, что Мак будет баллотироваться?

      — Сынок, ей-богу, ты ведешь себя как ребенок, потерявшийся в лесу. Говорю тебе: для Мака болезнь Бена Карра — ниспосланная Богом возсть сделать дальнейшую политическую карьеру. Был заурядным губернатором, а в ноябре станет заурядным сенатором… Если кто-то, более достойный, не оборвет его продвижение к высотам власти. — Отец в упор посмотрел на Уилла.

     

      Глава 11

     

      Они никогда не ходили вдвоем в ресторан. Ее положение в ЦРУ и его — советника сенатского Комитета по разведке, а также управляющего делами председателя этого комитета — как бы предусматривали столкновение интересов. Их публичные контакты могли серьезно осложнить карьеру Кейт в ЦРУ. Они всегда обедали у него дома, поскольку он любил сам готовить, и спали в его или её постели. Они берегли свою связь от посторонних взглядов. Теперь в первый раз они вышли вместе на люди и смотрели друг на друга через столик в ресторане, правда, не в Вашингтоне. В канун Нового года они цедили шампанское в артистическом кафе. Со стен на них любовались оголенные персонажи картин Говарда Чендлера Кристи.

      Уилл поднял бокал.

      — За новый день в управлении, — улыбаясь, произнес он.

      — Будем надеяться, что я смогу что-то изменить там, — сказала она.

      Официант принес для начала ассорти с колбасного стола.

      — А теперь выпьем за важного деятеля, — сказал Кейт. — Что ты, собственно, собираешься делать?

      — Ну, я пока на своей работе.

      — Уилл, как я понимаю, сенатор ушел со сцены. У него нет будущего. Еще удар — и его не станет. Мне кажется, лучшее, что ты можешь сделать — это оставаться с ним до конца срока, а затем что-нибудь предпринять.

      — Ты, вероятно, права.

      — Вероятно? Ты знаешь, что я абсолютно права. Надо трезво смотреть на вещи. Это ещё не конец света. Ты должен выполнить то, что задумал, независимо от того, получишь, ли помощь, обещанную сенатором. Тебе поможет отец — у него ведь есть политический вес в Джорджии, не так ли?

      — Не такой уж большой, как ему представляется. Прошло более двадцати лет после его губернаторства. Многие ему не простили, что он в свое время отказался поддержать Лестера Мэддокса, расиста и клоуна, бывшего кандидатом демократической партии. Кроме того, ему под восемьдесят, и он в прошлом году перенес сердечный приступ.

      — Ты думаешь, — сказала Кейт, — что он поощряет тебя баллотироваться, просто надеясь увидеть тебя сенатором при своей жизни?

      — Естественное желание. И он верит в меня. А Мака Дина считает слабаком и бездельником. Но справиться с Маком сейчас очень трудно. Тем более новичку. Мне пока необходимо присматривать за тем, чтобы наш офис управлялся как лучше до конца срока полномочий сенатора. Затем придется вернуться в Делано, заняться юриспруденцией и прорабатывать возсть занять место Джима Барнетта через четыре года.

      — Вроде бы ты рассуждаешь верно, — заметила Кейт. — Если сейчас на выборах выступишь против Дина и потерпишь поражение, то через четыре года тебе придется несладко.

      — Безусловно. Мак разъярится — это во-первых, а, во-вторых, избиратели не доверяют проигрывающим.

      — Похоже, ты все продумал. Остается выпить за то, чтобы предстоящие четыре года были хорошо использованы и чтобы ты проводил больше времени в Вашингтоне. Возле меня.

      Уилл поднял бокал.

      — За это я выпью, — сказал он. — И за свадьбу примерно через два года. Согласна?

      — Попал в точку. — Она улыбнулась. — Через пару лет я, вероятно, уже не буду нуждаться в работе — я имею в виду управление.

      — Достаточно, чтобы ты ещё нуждалась во мне.

      — Неплохая перспектива, — улыбнулась она. — Помни, мы заключили сделку.

      Они выпили, не отрывая глаз друг от друга.

     

      Глава 12

     

      Сотрудники сенатора Kappa собрались в общей рабочей комнате. В основном это были способные и полные энтузиазма, молодые люди, большинство которых нанял на работу Уилл. Среди них были юристы, желавшие получить опыт деятельности в Вашингтоне и затем использовать его в фирмах столичного округа. Были и журналисты, пробивавшиеся к источникам всех новостей, работая в эпицентре событий. Толковые и привлекательные молодые женщины выполняли обязанности секретарш и кстати присматривали, себе мужей. Ну и несколько дилетантов-идеалистов и профессиональных аппаратчиков, умеющих подготавливать документы, обосновывать проекты законов и с опытом экспертиз. Ими Уилл особенно дорожил.

      Он сидел за столом и вел совещание.

      — Не могу чего-либо обещать, — сказал он, — насчет того, как и когда сенатор вернется к делам. И вернется ли. Но у нас имеется офис, где мы можем работать, по меньшей мере, до конца года. Часть этого времени придется действовать без меня. С благословения сенатора в штате меня вовлекли в судебное дело об убийстве. В роли адвоката. И судья не согласен освободить меня, как я ни пытался передать это дело кому-нибудь другому. Ясно, что многие из вас получат какие-то предложения о новой работе. Надеюсь, вы не поспешите принять их до прояснения перспектив, как бы привлекательны эти предложения ни были. По крайней мере сперва переговорите со мной. Полагаю, это: стоит сделать ради сенатора.

      Джек Бахенан, главный помощник сенатора по законодательству, подошел к Уиллу.

      — Звонит Джаспер. Будете сейчас говорить с ним?

      — Передайте, пожалуйста, что, если нет ничего чрезвычайного, я сам перезвоню ему попозже, — тихо ответил Уилл.

      Бахенан пошел к телефону, а Уилл продолжил:

      — Я просил Джека Бахенана замещать меня на время моих отъездов из Вашингтона. Что действительно важно — так это поддерживать связь с избирателями. Это главное. Письма в федеральные ведомства и любые другие по делам избирателей пойдут от имени-сенатора с моей подписью. И ещё одно: если сенатор, не дай Бог, скончается до истечения срока его полномочий, губернатор назначит кого-то его преемником. В этом случае я надеюсь, что каждый из нас останется на месте и будет работать на этого человека так, как мы работали на Бенджамина Карра, пока новый сенатор не соберет свой собственный аппарат. Вот и все. Есть вопросы?

      Их не было.

      — Хорошо. Возникнут проблемы — приходите ко мне, а если меня нет на месте, то к Джеку.

      Уилл возвратился в свой кабинет. Он поднял трубку, но не успел набрать номер Флет-Рок, как в дверь просунулась голова Джека Бахенана, явно чем-то встревоженного.

      — Уилл, выйди, быстро!

      Уилл пошел с Джеком обратно в общую комнату. Сотрудники уставились в телевизор. На экране, с микрофоном в руках, была Эмма Карр.

      — Леди и джентльмены, — сказала она, — я хотела бы заявить, что сенатор Карр принял решение баллотироваться ещё на один срок. Он поставил меня в известность об этом прошлым вечером.

      — Как чувствует себя сенатор, мисс Эмма? — спросил репортер.

      — Он способен выразить свои желания, — ответила мисс Эмма. — Вот и все, что я могу сегодня высказать прессе, — закончила она, кокетливо улыбнувшись.

      Она повернулась и пошла в дом, а на экране, мелькнуло ошарашенное лицо Джаспера.

      — Иисус Христос — пробормотал Уилл, бросившись обратно к себе в кабинет. — Что за дьявол действует там? — Он набрал номер фермы.

      При первом же звонке к аппарату подошел Джаспер.

      — Джаспер, я только что увидел по телевидению мисс Эмму. Что происходит?

      — Боже, я так рад, что вы позвонили, мистер Уилл, — выпалил Джаспер. — Мисс Эмми… она вроде сошла с ума… Я ничего не мог с ней поделать.

      — А как сенатор? Он разговаривает? Сказал что-нибудь?

      — Ни слова, — ответил Джаспер. — Он в том же положении. Однако он что-то написал.

      — Что-то написал?! Разве он способен писать?

      — Как-то ему удалось, — ответил Джаспер. — Это-то и довело мисс Эмми до безумия.

      — Что же он написал?

      — Мистер Уилл, вам лучше самому приехать, — сказал Джаспер. — Я не могу совладать с мисс Эмми.

      — Что все-таки написал сенатор? — снова спросил Уилл.

      — Думаю, вам бы приехать и посмотреть на это, прежде чем я скажу что-нибудь, — ответил Джаспер. Уилл. понял, что Джаспер уперся. Такое случалось.

      — Хорошо. Ждите меня около четырех. Погода хорошая?

      — Да, сэр. Небо чистое. Можете здесь приземлиться.

      Уилл положил трубку и посмотрел на стоящего в дверях Джека Бахенана.

      — Джаспер утверждает, что сенатор что-то написал.

      — Я думал, он в параличе, — сказал Джек.

      — И я так думал, но, воз, после Рождества он воспрянул.

      Джек оглянулся на телевизор.

      — Ого! — воскликнул он. — Появляется Мак Дин. Уилл успел увидеть на экране, как губернатор Джорджии с загнанным видом спускается по ступенькам Капитолия штата. Его преследовали репортеры.

      — Да, я только что слышал, — сказал губернатор на ходу. — Прекрасная новость. Я счастлив узнать, что сенатор на пути к выздоровлению. Хотя это меня удивило, учитывая информацию, получаемую от врачей. Джентльмены, вы должны меня извинить — я опаздываю на встречу.

      Камера проводила его до машины, и машина двинулась. Затем возникло лицо молодого репортера.

      — Это был губернатор Мак Дин, выразивший удовольствие в связи с сообщением, что состояние сенатора улучшилось. Ходили слухи, что мистер Дин готовился заявить о своем намерении занять место сенатора в конгрессе. Так что новость для него не столь хороша.

      Джек громко рассмеялся.

      — Это уж точно, — сказал он. — Ты собираешься туда, Уилл?

      — Чертовски верно. Придется как-то воздействовать на мисс Эмми. Джаспер не может там управиться.

     

      Тени уже удлинились, когда Уилл подкатил самолет к самому дому сенатора. Джаспер вышел навстречу, и они вместе поспешно направились в дом.

      — Рассказывайте, что случилось, — сказал Уилл.

      — Вчера вечером женщина-врач вставила в руку сенатору карандаш, побуждая его что-нибудь написать на бумаге, но он не сумел. Она уехала. Мы с хозяином смотрели телевизор. Показали губернатора, который в интервью тому парню намекнул, что не прочь баллотироваться на освобождающееся место.

      Из кухни вышла мисс Эмми, и, Джаспер умолк.

      — Божественное предначертание, — выпалила она. — Теперь-то ясно — он будет баллотироваться!

      Минни вышла за ней и увела её, оглядываясь на Уилла.

      — Она в таком состоянии со вчерашнего дня, мистер. Уилл, — сказал Джаспер. — Я и не знал, что она связалась с телевидением, пока не увидел её на экране.

      Они двинулись по лестнице в комнату сенатора.

      — Продолжайте, Джаспер, — сказал Уилл.

      — Мы с сенатором любовались на губернатора. И вот внезапно сенатор ужасно взбеленился. Карандаш оставался у него в руке, и он начал водить им по бумаге, будто действительно пытался писать.

      — И написал?

      — Да, сэр, — сказал Джаспер, вытаскивая из кармана сложенный листок бумаги и удерживая его в руке. — Да, он что-то написал, а мисс Эмми неправильно это поняла. Думаю, он написал для вас. — Джаспер вручил листок Уиллу.

      Уилл развернул его и посмотрел на то, что написал сенатор. Вначале это трудно было разобрать. Почерк не был похож на обычный почерк сенатора. Но Уилл расшифровал каракули. Ну бумаге были три слова, выведенные заглавными буквами. Послание гласило: «ОН ДОЛЖЕН БАЛЛОТИРОВАТЬСЯ».

      Уилл перечитал это десять раз. Все так, несомненно. Он вошел в комнату сенатора.

      Сенатор не спал, сидя на приподнятой кровати. Уилл пододвинул стул и взял руку старика. Его лицо все ещё было неподвижным, но глаза блестели.

      — Хэлло, сенатор, — сказал Уилл. — Слышал, вы чувствуете себя получше?

      Пальцы старика слегка сжали руку Уилла. Это был не спазм.

      — Сенатор, — сказал Уилл, — хочу у вас кое-что спросить. Если согласны со мной, попытайтесь сжать мою руку один раз, если нет — два раза. Можете так сделать?

      Он ощутил пожатие руки сенатора.

      — Хорошо, — улыбнулся Уилл и поднял повыше листок бумаги. — Это вам удалось написать вчера?

      Рука ответила пожатием.

      — Прекрасно! — сказал Уилл. — Значит, вы точно поправитесь. Вы снова будете с нами в Вашингтоне.

      Сенатор сжал его руку дважды подряд, выразив несогласие.

      — Сенатор, — сказал Уилл, — в записке вы даете знать, что хотите снова баллотироваться?

      Два пожатия. Несомненно, он против.

      Уилл вздохнул. Ему не хотелось продолжать. Тем не менее, он спросил:

      — Вы считаете, что я должен выставить свою кандидатуру на ваше место в сенате?

      Пожатие руки сенатора на этот раз было удивительно сильным. Он смотрел на Уилла, удерживая его руку в своей.

     

      Глава 13

     

      Леа Пирл вязала очередной шарфик, посматривая на мужа. Она проводила таким образом день за днем с тех пор, как Мэнни Пирл был доставлен в госпиталь. Поднималась только поесть и принять ванну-Лев улыбнулась, вспомнив, что говорил Мэнни о её страсти к вязанию: «Это помогает ей думать». Мэнни всегда была забавным. Сорок лет назад они впервые увидели друг друга в театре «Фокс». Она продавала в кассе билеты, а он работал контролером. Через месяц знакомства они поженились, и Леа ни разу не пожалела об этом. Кто-то мог думать, что на него нельзя полагаться: вечно в бегах, вечно занят бизнесом. Он придумывал новые повороты дела: прокат костюмов, сексуальное белье, брачные принадлежности. Потом устраивал ночные клубы. Нововведения давали ему хорошие деньги, а однообразие его тяготило. Вместе с тем он был хорошим отцом — отдавал мальчиков в лучшие школы. И он был хорошим мужем, достойным человеком. Даже религиозным, хотя в синагогу ходил лишь по праздникам. Своих денег он не жалел ни на общину, ни для поддержки Израиля. Прекрасный человек. Насчет девчонок… Что ж, он настоящий мужчина. Она смотрела на это весьма, снисходительно — лишь бы все выглядело прилично и ей не лезли в глаза ненужные подробности его жизни. Он о многом умалчивал — пусть его развлекается! Лишь бы заботился о семье и о ней.

      Рука Мэнни свисала с кровати. Леа взяла её и проверила пульс. Пока все будто бы в норме с тех пор, как его вернули из реанимации. Почти вся голова Мэнни была в бинтах. Леа тихонько тронула повязку. Погладила. И вернулась к своему вязанью. Минуту спустя её муж впервые повернулся в постели.

      — Пенис! — внезапно сказал Мэнни. Леа бросила спицы и подбежала к кровати. Мэнни, открыв глаза, смотрел в потолок.

      — Все! — воскликнул он. — Проклятие!

      — Дорогой, — сказала Леа испуганно и нажала на кнопку вызова персонала. — Лежи спокойно, сейчас придет доктор. И не ругайся, пожалуйста, дорогой.

      Белокурая миловидная санитарка сунулась из-за двери.

      — Что случилось, миссис Пирл?

      — Он проснулся! — сказала Леа. — Зовите доктора! Санитарка взяла в обе руки голову Мэнни и проверила его зрачки.

      — Вы слышите меня, мистер Пирл? — громко спросила она.

      — Конечно, я слышу вас, дорогуша, — сказал Мэнни, пробуя улыбнуться. — Вам самое место в моем шоу-бизнесе. Хотите работу?

      — Мэнни! — воскликнула Леа. — Следи за собой. Выбирай выражения.

      Девушка удалилась, а Мэнни сказал жене:

      — Хэлло, ненаглядная моя. — Затем он медленно огляделся и прорычал: — Они прикончили моих троих ребят, не так ли? Я видел, как они это творили.

      — Да, Мэнни, — сказала Леа. — Но ты живой.

      — Чертовски верно, меня не добили. Ублюдки! Могли получить все! Я предлагал им машину! — Он посмотрел на Леа. — Они забрали машину?

      — Нет, Мэнни. Она в гараже, на ней ни царапины.

      — Благодарю Бога за это небольшое благодеяние, ? сказал Мэнни.

      Появился молодой доктор. Подняв свою руку, спросил:

      — Сколько пальцев, мистер Мэнни?

      — Два, — ответил Мэнни. — За этим я вижу тень этого трижды трахнутого проповедника, — сказал он.

      — Мэнни, выбирай слова! — распорядилась Леа.

      — Следите-ка за моим пальцем, — сказал доктор, перемещая руку перед лицом Мэнни.

      — Прости, Леа, — произнес Мэнни. — Извиняюсь за свой язык, доктор.

      — Ничего, мистер Пирл. Я рад, что вы вообще говорите. Мэнни пристально посмотрел на него.

      — Сколько вам лет? — спросил он.

      — Зачем вам это?

      — Ну, тогда сколько лет вы работаете врачом?

      — Достаточно долго, — усмехнулся доктор, — чтобы оценить вас как феномен с точки зрения медицины. Вы хотели бы медика с сединой на висках?

      — Не доверяю молодым, — сказал Мэнни. — Добудьте мне старика.

      — Увы, тут не найдешь ветеранов. Придется уж вам иметь пока дело со мной. Вам следует спокойно лежать и слушаться. Будет ещё рентгеноскопия — несколько снимков, затем вас посмотрит невропатолог. Тоже сравнительно молодой — предупреждаю заранее.

      — Пусть будут снимки, — сказал Мэнни.

      — Мистер Пирл, в вас, знаете ли, дважды стреляли в упор, вы перенесли серию операций на черепе.

      — Действительно? А теперь я в порядке?

      — Это-то я и хочу основательно выяснить.

      — О'кей, делайте свое дело, — сказал Мэнни, — но прежде я хочу видеть копа.

      — Копа?

      — Многих копов. У меня есть много чего им сказать. Я не приму вашего парня-невропатолога пока не увижу копа. И пусть они едут сюда с сиреной.

     

      Сержант-детектив поднял глаза от записной книжки.

      — Что-нибудь ещё скажете, мистер Пирл?

      — Высокого с ушами, как у летучей мыши, и длинным носом вы отыщете сразу. Парень штучный. Двоих эдаких не бывает.

      — Мы разошлем описание.

      — Думаю, он из военных, — сказал Мэнни. — Я служил в армии, я таких знаю. Или, может он из морской пехоты.

      — Что же такое вы в нем увидели? — спросил детектив.

      — Да все. Какой стоял, как чеканил приказы. Может быть, он в отставке. Служил лет двадцать, и выправка сохранилась. Ну, вроде того.

      — Да вы хоть представляете, сколько у нас в Джорджии отставников? В одной Атланте десятки тысяч.

      — Он не офицер, — твердил свое Мэнни. — Скорее, старший сержант. Сами знаете, какими моржовыми членами бывают сержанты.

      — Мэнни! — выпалила Леа.

      — Извините, сержант. Я не имел в виду копов.

      — Ну, ничего, мистер Пирл, — сказал полицейский. — Я сам служил в армии. Всяких знавал.

      — А как насчет проповедников, выступающих по телевидению? — агрессивно спросил Мэнни.

      — Послушайте меня, мистер Пирл, — посерьезнел сержант. — Я бы на вашем месте не стал распространяться на эту тему. Правда, Кэлхоун выставил пикеты у вашего магазина, но это ещё ни о чем не говорит. В городе Кэлхоуна почитают. Моя мать посылала этому парню свои чеки, полученные от социального фонда.

      — Если вы закончили, сержант, — сказал доктор, — я посмотрю, двигает ли мистер Пирл пальцами ног и рук.

      Сержант повернулся к своему напарнику.

      — Пошли-ка отсюда и пусть мистер Пирл продолжает выматывать доктора.

      — О'кей, док, — сказал Мэнни, — вы у меня следующий. Займемся…

     

      Глава 14

     

      Уилл готовил очередной пакет документов для комитета. Было немногим больше восьми утра. В кабинет заглянул Джек Бахенан.

      — Входите, Джек, — сказал Уилл. — Хорошо, что вы появились так рано: есть разговор.

      Джек поместил свое длинное тело в кресло и положил ногу на ногу.

      Уилл когда-то встретил Джека Бахенана в комитете и сразу обратил на него внимание, оценив оперативность и легкий характер Джека в сочетании с его острым умом. Джек тогда был помощником некоего массачусетского конгрессмена. Уилл перетащил его в команду Бена Карра. Позже они подружились. Уилл был товарищем на свадьбе Джека и крестным его старшей дочки. В штате Карра Джек был единственным янки среди южан. Сначала на него косились, но он был очень контактен и быстро сошелся со всеми. Уилл уже решился рекомендовать Джека на собственное место, если и вправду в конце концов ему самому придется уйти из штата Бенджамина Карра.

      — Джек, — сказал Уилл, — я должен потолковать с вами до того, как придется объясняться с остальными.

      Приняв решение, он ещё чувствовал себя неловко. События развивались слишком быстро. Он сообщил Бахенану, что произошло в ломе сенатора.

      — Я собираюсь баллотироваться на его место, Джек.

      — Это потрясающая новость, Уилл. Однако здесь будет вас не хватать.

      — Спасибо, Джек, но…

      — Я позабочусь сохранить людей. Можете на меня рассчитывать.

      — Но, Джек, я бы хотел, чтобы этим занялся Эд.

      Эд Тэннер был пресс-секретарем сенатора. Джек искренне огорчился:

      — Понимаю. Как хотите…

      — Извините, я неясно выразился, — засмеялся Уилл, — я прошу вас помочь мне организовать предвыборную кампанию.

      — Это другое дело, Уилл. Это мне нравится. Но справлюсь ли…

      — У меня есть кое-какие деньги. Во всяком случае, смогу платить вам не меньше, чем вы получаете здесь. А добьемся своего — я буду просить вас возглавить офис. — Джек порывисто встал. Глаза его загорелись. — Но вам подолгу придется бывать в отрыве от Милли и детей. Это вас не тревожит?

      — Она справится, вы её знаете. Тем более она от вас без ума.

      — Приятно слышать. И я намерен просить Китти Конрой, чтобы она вошла в нашу команду. Вы двое — вот все, что я в данный момент могу себе позволить. Как только Китти появится, пусть заглянет ко мне, о'кей?

      — О'кей! — Джек повернулся, чтобы идти.

      — Еще одно, Джек. Что вы думаете о Хэнке Тейлоре?

      — Я не очень хорошо знаю его, — ответил Джек. — Мы не нуждались в его политических консультациях. Он ведь проводил кампании преимущественно в Нью-Йорке и в Калифорнии?

      — Ну да, но все-таки Хэнк — южанин и, может быть, ещё не забыл, что это означает.

     

      Китти Конрой подпрыгнула от восторга, узнав от Уилла о повороте событий.

      — Я согласна работать на вас, Уилл, — заявила она с энтузиазмом. — Я постараюсь.

      Китти было около тридцати лет. Рыжеватая, умненькая, она происходила из большой ирландской общины в Саванне, где её отец служил городским советником.

      — Со следующего понедельника, Китти, вы мой пресс-секретарь. Отпечатайте для досье заявление об отставке и. попросите Джека сделать то же самое. В этот уик-энд перебирайтесь в Делано, идет?

      Хэнк Тейлор жил и работал в отеле «Уотергейт». Уилл поднялся на лифте и, пока ждал, разглядывал дорогую мебель, картины, высокие вазы у окон и прочее. Откуда-то грянул марш. «Хилд, Хилд, он наш человек, если Хилд не сможет сделать этого, то не сможет никто!» — пел мужской хор. Уилл содрогнулся: это было ужасно. Майкл Хилд вроде бы баллотировался в конгресс от какого-то из районов Нью-Йорка. Не поискать ли, подумал Уилл, консультанта для своей избирательной кампании в другом месте? Но его уже приглашала следовать дальше весьма миловидная особа. Они прошли по длинному коридору, в котором несколько человек рисовали плакаты и стояли монтажные столики, как в киностудии. Пение было здесь едва слышным.

      Хэнк Тейлор вышел поприветствовать его из-за большого стеклянного стола. Невысокого роста, курчавый, в темных очках, шелковой рубашке, красивых подтяжках…

      — Уилл, как поживаете, малый? — Он не утратил повадок южанина.

      — Хорошо, Хэнк.

      — А как сенатор?

      — Значительно лучше. Его состояние улучшается день ото дня.

      Тейлор указал на стол.

      — Но, однако, недостаточно быстро, чтобы выйти на выборы в ноябре, а, малый?

      — Боюсь, Хэнк, он выбыл из этих игр. Между нами говоря.. Пока — между нами.

      — Собираетесь занять его место? — спросил Тейлор, откидываясь в кресле и усмехаясь.

      — Сенатор настаивает на этом, — в замешательстве сказал Уилл. — У меня были другие планы.

      — Конечно, конечно, — усмехался Тейлор. Уилл залился румянцем.

      — Внесем ясность, Хэнк, — сказал он. — Я бы не лез в это дело, но сенатор недвусмысленно выразил свое мнение — он именно настаивает.

      — Извините, Уилл, — сказал Тейлор, подымая ладонь. — В таком случае вам нужна помощь.

      — Поэтому-то я здесь, — сказал Уилл. — Вы единственный в этом бизнесе, кого я знаю; вы южанин, у вас прекрасная репутация. И все такое, Хэнк.

      Тейлор поднялся и зашагал по комнате.

      — О'кей, малый, прикинем, что вы можете здесь получить за свои деньги. Мы организуем ваши теле — и радиопередачи и разработаем спектр печатных материалов. Первое дело — фон и общее настроение, оно вроде камертона для музыки.

      — Звучит неплохо.

      — Я буду сам контролировать продукцию этого офиса, предназначенную для вас. Важнее всего, когда уже выработана общая линия, уделять внимание деталям. Вы как клиент моей фирмы получаете преимущество моего личного интереса. И повседневного участия. Притом, что, как у нас принято, мои ребята разработают все позиции вашей программы.

      — Что ж, Хэнк, у меня масса идей, — сказал Уилл. — Я ведь готовил все документы, связанные с программами сенатора Kappa. Я писал тексты его выступлений и заявлений.

      — Конечно, конечно же, малый, но надо выбрать одну-две ударных проблемы. Например, проблему федеральной помощи родителям, желающим учить детей в частных школах. Именные целевые чеки… В этом заинтересованы миллионы семей, вы понимаете?

      — Я демократ, Хэнк, и верю в систему общественного образования.

      — Конечно, конечно, милый. В данном случае я демонстрирую образец того, с чем работать. Ясно, что все должно быть согласовано с вашими убеждениями, не беспокойтесь. — Тейлор прошел за свой стол. — Теперь обратимся к скучной материи: у вас есть деньги?

      — Достаточно, чтобы начать кампанию. Конечно, предстоит заниматься этим.

      — Мы работаем преимущественно со средствами массовой информации, финансовой стороной не занимаемся.

      — Это известно. Во что же все это может мне обойтись?

      — Договорная сумма — семьдесят пять кусков, из них тридцать семь пятьсот — сразу, остальное — когда выиграете первичные выборы. Это покрывает наши текущие расходы. Мы будем передавать вам счета согласно фактической стоимости производства, включая обычные комиссионные — 17,85 процента. Наша информационная служба будет размещать ваши объявления, мы разделим комиссионные сборы, обусловленные договорами с радио и телевидением. Дошло до вас?

      — Вроде бы, да, — сказал Уилл, проглатывая слюну.

      — Хорошо. Когда мы получим чек?

      — Надо открыть особый счет в банке. Устроит вас следующая неделя?

      — Конечно, конечно. Жду чека в понедельник.

      — Отправлю его в пятницу почтой.

      — Используйте службу «Федерал экспресс», — сказал Тейлор, поднимаясь. — Она более надежна. — Он взял под руку Уилла и повел его к двери. — На следующей неделе я пришлю к вам кого-нибудь из моих ребят прощупать обстановку в Делано и уточнить ваши взгляды, о'кей?

      — Конечно.

      — Собственно, я пришлю Томми Блэка, Он у меня из лучших. Вам понравится. — Тейлор проводил Уилла через весь холл до приемной. Там он остановился. — Уилл, малый, на вашей стороне лучшая фирма в этом бизнесе. Вы будете следующим сенатором от Джорджии.

      Уилл пожал руку Тейлору и вышел. Когда он шел к лифту, снова прорвалась музыка, и хор возопил: «Хилд, Хилд, он наш человек! Если Хилд не сможет сделать этого, то не сможет никто!»

      Уилл передернулся.

      На обратном пути в машине он, однако, почувствовал себя лучше. На него взялись работать профессионалы. Вместе с тем, он уже должен выплатить семьдесят пять тысяч долларов. Для почина.

     

      Глава 15

     

      Сержант-детектив Чарльз Питмэн. сидел за своим письменным столом в полицейском управлении в центре Атланты. Его партнер Мики Кин — за столом напротив.

      — Это все, что мы получили? — спросил Питмэн.

      — Все, Чак, — ответил Кин, глядя в листок бумаги. — Несколько гильз и пулевых отметок, немного красной глины с ботинок налетчиков…

      — Красная глина. Проклятие. Весь штат расположен на красной глине.

      — Ну да, — сказал Кин. — Есть отпечаток покрышек, которые ставят на все фургоны и пикапы «Дженерал моторс» и «Крайслер». Вот и все.

      — Нет. Еще есть Мэнни Пирл, — сказал Питмэн. — Он стоит многого. Он выведет нас на главного из убийц. И вот что еще. — Питмэн выложил распечатки с компьютера. — Это пачка бумаги из Пентагона: пятьсот восемнадцать справок. Будут и пятьсот восемнадцать фотографий. У нас в штате — спасибо сенатору Карру — сейчас с полдюжины армейских баз, и многим из ребят, которые служили там, Джорджия так полюбилась, что после отставки они здесь осели. Слава Богу, что мы не Флорида, а то пришлось бы пересмотреть тысяч десять досье.

      — Кого же мы ищем? — спросил Кин.

      — Высокого, тощего сержанта, который служил или служит сегодня в армии. У него большие оттопыренные уши — жаль, в личных делах это не отмечается. Рост примерно шесть футов.

      — Но сам Пирл маленький. Ему многие, вероятно, кажутся великанами.

      — Хорошо, пусть пять футов десять дюймов.

      Поделив пачку справок, Питмэн и Кин стали сортировать их, откладывая в сторонку подходящие. Они заказали себе на ленч пиццу, но, жуя, продолжали работать. К концу дня весь материал был освоен. Питмэн пересчитал отобранные справки.

      — Восемьдесят один отставник более или менее худ и высок…

      — А если взять живущих постоянно в Атланте? Вряд ли ребята приехали издалека, для того, чтобы разгромить здесь книжную лавку.

      Они опять прошлись по бумагам.

      — Дюжина, — подытожил Питмэн. Теперь мы имеем моральное право требовать фотографии. Он отпечатал телекс и передал оператору.

     

      Фотографии пришли к ленчу на следующий день. Питмэн и Кин просмотрели их.

      — Забавно! У всех у них уши врозь! — усмехнулся Кин.

      — Поедем-ка повидаемся с Мэнни, — предложил Питмэн.

      Мэнни сидел в кровати.

      — Как себя чувствуете, мистер Пирл?

      — Этот малыш-невропатолог говорит, что поврежденная левая сторона, — проговорил Мэнни. — Теперь они её лечат.

      — Вас теперь постоянно будут терзать, — сказал Питмэн.

      — Ха! — фыркнул Пирл. — После того как мне продырявили голову, я переживу все. Вы проездом или по делу?

      Питмэн придвинул стул к его кровати и вынул фотографии.

      — Мистер Пирл, вот двенадцать фотографий из архива Пентагона. Все эти парни высокие, тощие, ушастые, все отставные сержанты, постоянно живущие в Атланте. Посмотрите внимательно, может, кто из них вам знаком? Не торопитесь.

      Мэнни не торопился. Надел на свой впечатляющий нос очки и рассмотрел фотоснимки один за другим. Вернув их Питмэну, лаконично сказал:

      — Нету.

      — Почему бы вам не посмотреть ещё раз, мистер Пирл? — предложил Кин. — Давайте удостоверимся.

      — Хорошо, — ответил Мэнни.

      Он повторил все в том же порядке и подтвердил:

      — Сожалею, что вы его не нашли, джентльмены. Здесь его нет.

      Питмэн стоял с унылым видом.

      — О'кей, мистер Пирл. Спасибо за желание помочь нам.

      — Сержант, — сказал Мэнни, — когда найдете его, я его узнаю, поверьте мне.

      — Я вам верю, мистер Пирл, — ответил Питмэн.

      — Что дальше? — спросил Кин, когда они вышли в коридор.

      — Выбьем из Пентагона остальные шестьдесят девять фото высоких и худощавых. Если не сработает, перейдем к морской пехоте. — Питмэн вздохнул. — Адова работа, но ничего не остается.

     

      Глава 16

     

      Уилл стоял перед судьей Боггсом. Его доводы насчет того, чтобы отпустить Лэрри Муди на поруки, были прежними. Джон Морган был тут же, готовый внести залог. Рядом с ним сидела Чарлена Джойнер.

      Потом сказал свое слово Элтон Хантер.

      — Каша честь, подзащитный обвиняется в убийстве с отягчающими обстоятельствами. Доводы за то, чтобы выпустить его под залог, должны быть экстраординарными. Таковых нет. Освободить обвиняемого до суда в этом случае значило бы подвергнуть опасности любую женщину в нашем округе. Прошу отклонить ходатайство защиты.

      Судья поднял взгляд.

      — Просьба об освобождении под залог отклонена. Обвиняемый до суда передается шерифу. Имеются ли возражения против установления даты суда?

      Уилл встал.

      — Ваша честь, защита просит о совещании в кабинете судьи.

      Судья озадаченно посмотрел на него.

      — Зачем?

      — Я был бы благодарен, если бы вы согласились на совещание в вашем кабинете, ваша честь.

      Судья взглянул на Элтона Хантера. Тот пожал плечами.

      — Хорошо. Встретимся в кабинете через десять минут.

      Уилл провел Лэрри к перилам, чтобы он переговорил с Чарленой и Джоном Морганом.

      — Ребята, этого было ожидать. У нас не было больших шансов на освобождение под залог, учитывая характер обвинения.

      — Лэрри, — сказал Джон Морган, — я собираюсь обслуживать Гринвилл из конторы в Ла-Грейндже, пока тебя нет. Я не собираюсь заменять тебя. Я также намерен выплачивать тебе жалование.

      — Спасибо, мистер Морган, — поблагодарил Лэрри. — Очень любезно с вашей стороны.

      Морган пожал руки Лэрри и Уиллу и ушел. Чарлена. облокотилась на перила.

      — Я принесу счета в тюрьму, и ты подпишешь чеки, — сказала она Лэрри, похлопывая его по руке.

      — Ну, это новые сложности, — ответил Лэрри. — Лучше возьми карточку для доверенности в банке, и я подпишу её, чтобы ты могла везде расписываться за меня.

      Чарлена кивнула.

      — Лэрри, — сказал Уилл, — мне нужно сейчас поговорить с судьей. Я приеду в тюрьму, когда освобожусь.

      — А почему вы не хотели, чтобы судья сразу назначил дату суда? — спросила Чарлена.

      — Сперва надо кое-что обсудить с ним, — ответил Уилл, избегая её взгляда. — Это займет несколько минут.

      Подошел заместитель шерифа.

      — Придется вернуть его в камеру, мистер Ли. Лэрри ушел с ним.

      — Подождите минутку, — попросила Чарлена, задержав Уилла. — Что происходит?

      — Не уходите, — ответил Уилл. — Увидимся через несколько минут. Потом вместе поедем к Лэрри.

      Он оставил её и пошел в кабинет судьи. Элтон Хантер уже ждал его там.

      — В чем дело, Уилл? — спросил он. — Подождем судью. Не хочу повторяться.

      Вошел судья и сел за свой огромный письменный стол.

      — Итак, Уилл? Чем могу быть полезен?

      — Судья, после предварительных слушаний произошла масса событий, — начал объяснять Уилл. — Сенатор дал понять, что не намерен участвовать в выборах. Он желает, чтобы вместо него баллотировался я.

      Судья заинтересованно посмотрел на него.

      — Продолжайте.

      — Судья, я не могу одновременно вести защиту по уголовному делу и баллотироваться в сенат. Если Лэрри Муди осудят, он будет вправе требовать пересмотра приговора на том основании, что защита была неполноценной.

      — Может быть, вы и правы, Уилл, — дружелюбно сказал судья. — Я сожалею о ваших намерениях в отношении сената.

      — Что? — воскликнул Уилл, огорошенный таким поворотом.

      — Если вы не способны осуществлять полноценную защиту и вести одновременно избирательную кампанию, вам просто придется баллотироваться в сенат в другой раз.

      — Но послушайте же, судья… — начал было Уилл.

      — Нет, — резко оборвал его судья. — Я же сказал, что вы будете в деле до конца, а вы опять просите меня о невозм!

      — Но на дьявольски весомом основании! — прокричал Уилл, также вставая.

      Элтон Хантер тоже вскочил.

      — Джентльмены, джентльмены! Поговорим спокойно!

      — Заткнитесь, — рявкнул на него судья и на высоких тонах обратился к Уиллу: — Вы в этом деле до конца, понимаете вы меня?

      — Черт возьми, нет, я вас не понимаю! — крикнул в ответ Уилл. — Я вот теперь уведомляю вас — до того, как вы назначите дату суда, — я выхожу из дела!

      — В этом случае, будьте вы прокляты, придется вам баллотироваться в сенат из тюремной камеры. — Судья повернулся к двери: — Пристав! Сейчас же идите сюда! — Он повернулся к Уиллу: — Я арестую вас за неуважение к суду и отложу процесс до того времени, когда вы решите продолжать дело.

      — Молчать!!! — вдруг скомандовал Элтон Хантер. Лицо его побагровело.

      Уилл и судья уставились на него в немом изумлении.

      — Убирайтесь отсюда! — приказал Элтон судебному приставу, который вбежал в комнату. Тот застыл в дверях, а Элтон с размаху ударил ладонью по столу. — Вы, оба, сядьте и придите в себя, — потребовал он. — Я сказал, убирайтесь отсюда! — уже более спокойно повторил он приказание приставу. Пристав убежал, испуганно притворив за собой дверь. — Теперь, — уверенно сказал Элтон, — обсудим-ка все это хладнокровно.

      Уилл и судья, пораженные вспышкой гнева обычно тихого Элтона, уселись, как школьники.

      — Судья, это совершенно неразумно!.. — начал объяснять Уилл.

      — Быть может, и неразумно, но вам придется считаться с этим, — ответил судья, овладевая собой. — В этом процессе обвинение и защиту должны осуществлять лучшие юристы Джорджии. Если один из вас отпадет, и я заменю его кем-нибудь еще, мы получим односторонний процесс. А я добиваюсь, чтобы люди пользовались справедливым судом. Теперь, — сказал он, взглянув в настольный календарь, — Уилл, если хотите больше времени для подготовки, я его вам предоставлю. Как насчет шестнадцатого февраля?

      — Мне шестнадцатое подойдет, судья, — сказал Элтон.

      — А мистеру Ли? — жестко спросил судья.

      Уилл, стиснув зубы, кивнул.

      — Хорошо. Прошу прощения за свою вспышку.

      — Отлично, — сказал судья. — Совещание закрыто. Увижу вас обоих шестнадцатого февраля ровно в десять.

     

      Чарлена ждала в зале суда.

      — Пошли, — сказал Уилл, — надо повидать Лэрри.

      Пять минут спустя они уже были в комнате для свиданий.

      — Могу вам сообщить, — начал Уилл, — что я опять пытался отказаться от защиты.

      — Почему? — с тревогой спросил Лэрри.

      — Это совершенно не касается вас и вашего дела, Лэрри. Обстоятельства таковы, что я должен начать избирательную кампанию, выставив свою кандидатуру в сенат на место Бенджамина Карра. Это потребует меня всего, понимаете? Не знаю, как я смогу одновременно готовиться к процессу.

      — Что же сказал судья? — спросила Чарлена.

      — Он отказался заменить меня кем-нибудь другим. Повторяю то, что я уже говорил вам, Лэрри: только, вы можете требовать другого адвоката.

      — Я не понимаю! — Лэрри выглядел как мальчик, которому объявили, что ему нельзя пойти в Диснейленд.

      — Я же объясняю вам, Лэрри. — Уилл взглянул на Чарлену: — Помогите мне, а? Мое участие, в данном случае, для Лэрри — не лучший вариант.

      Чарлена покачала головой.

      — Это касается только вас и Лэрри.

      — Я хочу, чтобы моим адвокатом были вы, мистер Ли, — заупрямился Лэрри. — Какое мне дело до выборов в сенат… Я не хочу никого другого.

      Уилл потер виски. Он не знал, как быть. Было ясно, что участие в процессе не сулит ничего хорошего. Он это чувствовал. Лэрри и Чарлена молчали.

      — Лэрри, знаете ли вы, каково максимальное наказание в Джорджии за убийство при отягчающих обстоятельствах? — уныло спросил он. Ответа не последовало. — Смертная казнь. На электрическом стуле. И вы можете это получить, если я проиграю процесс. Речь идет о вашей жизни, понимаете ли вы это?

      Лэрри наклонил голову.

      — Я связал мою судьбу с вами.

     

      Глава 17

     

      В субботу утром, поджидая из Вашингтона Джека Бахенана и Китти Конрой, Уилл сидел за компьютером в своем коттедже и составлял план кампании. Он должен был существенно отличаться от плана кампании, связанной с перевыборами Карра, и опыт, полученный тогда, здесь не годился. Трудности казались едва ли преодолимыми. Настроение было ниже среднего. Стоило ли начинать игру, не располагая козырями?

      Снаружи послышался шум автомобиля, затормозившего на гравийной стоянке для машин. Для Джека и Китти было рановато — они должны были прибыть из Атланты. Уилл вышел на крыльцо.

      Из машины типа «тонваген» вылезли трое. Впереди шагал невысокий молодой человек. За ним мужчина и женщина несли оборудование для телевизионной съемки. Молодой человек, подойдя, представился:

      — Я Том Блэк из офиса Хэнка Тейлора.

      Уилл пожал ему руку.

      — Хэлло, Том, я не ждал вас до следующей недели.

      — Захотелось начать пораньше, — сказал Блэк. — Это Джим и Бетти. Они из Атланты. Я хотел бы получить некоторые данные о вас и о том, как вы здесь живете.

      — Что ж, конечно. Вы удачно приехали. Примерно через час здесь должны появиться двое моих сотрудников, и вы сможете поучаствовать в самом первом совещании моей команды. Собственно вы её всю и увидите.

      — Хорошо, — сказал Блэк. — Мне это нравится. — Он огляделся вокруг. — Здесь очень приятно. Это будет хорошо смотреться. Могу я побывать в доме?

      — Конечно, заходите. Хотите кофе или чаю? — Уилл провел приезжих в коттедж.

      Джим и Бетти немедленно занялись своим делом. У них были видеокамеры и фотоаппарат. Засверкали вспышки. Блэк циркулировал в районе кухни.

      — Извините, здесь грязновато, — заметил Уилл.

      — Не имеет значения, — ответил Блэк, пробираясь в спальню. — Позвольте взглянуть на ваш гардероб… — Не ожидая разрешения, он открыл шкаф, извлек оттуда костюмы, порылся в рубашках.

      — О-хо-хо. — бормотал он, покряхтывая. Наконец сел в кресло.

      — Я работаю над планом кампании, — сообщил Уилл, кивнув на компьютер.

      — Об этом поговорим позднее, — ответил Блэк, исподтишка дав знак фотографам. — Садитесь к экрану, засучите рукава рубашки, пожалуйста.

      Уилл повиновался. Фотографы закружили вокруг него.

      — Ребята, сделайте, пожалуйста, несколько, снимков общего плана: озеро и дом, — попросил Блэк.

      Ему не могло быть более двадцати пяти лет. Гладенько выбрит, светловолосый, в походной куртке и высоких туристических ботинках — парень из каталога мод спортивной одежды. Вот каков, значит, один из лучших сотрудников Хэнка Тейлора!! Этот малый?

      Казалось, Блэк прочитал мысли Уилла.

      — Главное — правильно начать, — заявил он. — Мне тридцать один год. Я знаю, что выгляжу моложе. Я взял старт в кампании Джимми Картера 1976 года, а в кампании 1980 года уже командовал несколькими отрядами фирмы на востоке. Работал ив Белом доме. Занимался прессой. А когда Джимми Картер не преуспел, я вслед за Хэнком перешел в бизнес политических консультаций. С тех пор организовывал одиннадцать кампаний, ну и в восьми был среди победивших.

      — О'кей, — рассмеялся Уилл. — Наверное, при первом знакомстве я недооценил вас.

      — Так и должно быть, — улыбнулся Блэк. — Это моя маленькая хитрость — непритязательность. Я работаю в весе пера и удается кое-что сделать, не пыжась. Кто именно должен быть сегодня у нас?

      — Джек Бахенан, который был главным помощником по вопросам законодательства у сенатора Карра, и Китти Конрой, бывшая заместителем пресс-секретаря.

      — Слышал о них, — сказал Блэк. — Будет кто-нибудь еще?

      — Мои мать и отец плюс моя тетка Элоиза. У них у всех большой опыт политических кампаний, и они готовятся помогать мне.

      — Хорошо, — опять сказал Блэк. — Очень выигрышно быть на фоне семьи, тем более, чтобы не женаты. Есть у вас нареченная или просто девушка?

      Уилл с минуту колебался.

      — Нет. Большую часть времени у меня отнимает работа.

      — А как это вам удается покупать всю одежду в Лондоне?

      — Моя мать ирландка. В Англии нам принадлежит дом её отца, и я провожу там немало времени. Рубашки мне шил портной, обслуживавший ещё моего отца. И это продолжается до сих пор.

      — О-хо-хо! — произнес свое Блэк. — Что ж, у вашего старика прекрасный вкус, но нам не годится материал.

      — Почему?

      — Слишком шикарен. Вы в Джорджии, а не в Вашингтоне. В Атланте есть магазин мужской одежды, его хозяин, Хэм Стоктон, продает то, что надо.

      — Знаю Хэма.

      — Это то, что надо, — повторил Блэк. — Милый, спокойный материал. Вам потребуются два светло-голубых костюма, Темно-синие подтяжки, серые подтяжки и два синих блейзера с простыми пуговицами. Купите две дюжины белых рубашек с длинными рукавами. В жару хороши закатанные рукава. К этому добавим несколько обычных галстуков с изобилием красного цвета. Никаких бабочек. Еще купите две пары джинсов с дешевыми наклейками и две пары черных бутсов.

      — Бутсов?

      — Я не шучу. Они входят в моду. Вам придется много времени проводить на ногах, и нужны тяжелые ботинки с толстыми подошвами. А то споткнетесь посреди кампании. Также нужен коричневый плащ с карманами на молниях — единственная верхняя одежда, которая вам потребуется. В плаще такого типа вы не будете похожи на банкира. Часы «роллекс», которые вы носите, подходят. Швейцарские часы носит сейчас вся Америка, Нужны вам очки?

      — Нет.

      — Не хотите их носить для дополнения общего вида?

      — Не хочу.

      — О'кей. Но если обнаружите, что начинаете слепнуть, обратитесь ко мне — подберем оправу. Это очень важно. Вам ещё нужна подходящая прическа. Зайдите в Атланте к парню по имени Рей Брювер и договоритесь с ним. Скажите, что вас прислал я. Он знает, что меня интересует. Делайте стрижку каждые десять дней — придется выступать по телевидению. Если не сможете ездить в Атланту, скажите своим людям, чтобы привезли Рея к вам.

      — Неужели в данный момент я так плохо выгляжу?

      — Да. Я даю хорошие советы, за них вы платите массу денег. Так что верьте мне.

      — Хорошо. Вы будете все время поблизости?

      — Подолгу, но не все время. Я помогаю ещё двоим претендентам на избрание в конгресс. Один от Нью-Йорка, другой от Северной Каролины.

      — Понимаю.

      — Надеюсь, что так. Если бы вы держали меня здесь все время, это стоило бы вам втрое дороже. Я обеспечиваю все, что связано со средствами массовой информации, и надеюсь, что вы не будете игнорировать мои советы и предложения; Вряд ли кто организует все это лучше меня, не сомневайтесь, Уилл. Я хитрый и опытный парень.

      — Уверен в этом, — бросил Уилл, не кривя душой.

      — Это ваша машина стоит у дома?

      — Да.

      — Избавьтесь от нее. Приобретите «форд» или «шевроле». Обе эти компании имеют заводы в Атланте. «Америкэн моторс», выпустившая вашу машину, находится Бог знает где. Ребята, работающие там, не приедут в Джорджию голосовать. Это, знаете ли, важный нюанс.

      — О'кей, в этом есть смысл.

      — Вы точно не собираетесь жениться?

      — Боюсь, никакой надежды.

      — Может, арендовать кого-нибудь? — бесстрастно сказал Блэк. — Миловидную блондинку, которая работает по уик-эндам с бездомными?

      Уилл только рассмеялся.

      — У вас есть собака?

      — Да, золотой Лабрадор.

      — Думаю, это подойдет. — Блэк встал. — Пошли, сделаем несколько снимков у озера. Несколько кадров с собакой.

     

      Глава 18

     

      В столовой большого дома собравшиеся расположились как кому удобно. Места хватило всем. Билли Ли и Патриция заняли свои кресла, и Уилл сказал несколько предваряющих слов.

      — Давайте договоримся сегодня, кто чем займется конкретно и, может быть, есть идеи в отношении организации всей кампании. Тетя Элоиза, могу я попросить вас стенографировать то, о чем мы условимся, а потом отпечатать нечто вроде протокола?

      — Буду рада.

      — Я собираюсь выступить в роли организатора собственной кампании, по крайней мере, в начале её. Из этого и будем исходить. — Уилл обратился к Бахенану: — Джек, ваша первая забота — найти подходящее помещение для штаба.

      Билли Ли поднял руку.

      — Вероятно, я могу помочь.

      — Хорошо, — сказал Уилл. — Китти, я бы хотел, чтобы вы для почина составили расписание моих выступлений в прессе. — Он повернулся к Билли: — Папа, ты вроде бы взялся мобилизовать источники средств. Это, конечно, сейчас самое главное дело.

      Совещались до ленча без перерывов, затем и во второй половине дня. Солнце уже клонилось к горизонту, когда Уилл сказал:

      — Пока все… Во всяком случае, у меня.

      Патриция объявила:

      — Я подготовила комнаты Джеку, Китти и Тому. Почему бы нам не перевести дух? В семь часов будет снова собраться, чтобы пообедать и выпить.

      Вошел Генри и объявил, что звонят Уиллу.

      — Уилл? Это Роб Каттс из «Атланта конститьюшен». Мы только что узнали, что губернатор Дин объявляет о своем намерении занять место сенатора Карра. Публикуем это на первой полосе. Не хотите ли прокомментировать?

      — Подождите минутку, Роб, — сказал Уилл. Он поймал взгляд Тома и взмахом руки пригласил его к телефону. — Мак Дин объявит завтра свои намерения, — сказал он, прикрыв рукой трубку. — «Конститьюшен» хочет комментариев.

      Блэк покачал головой.

      — Сейчас ничего. Скажите, что вы не удивлены.

      — Я не удивился, услышав это, но сейчас у меня нет комментариев, — сказал Уилл в трубку.

      — О'кей. Мисс Эмма Карр дала губернатору свое благословение. Можете что-нибудь сказать об этом?

      Уилл вздрогнул. На этот раз Блэка незачем было спрашивать.

      — Только то, — сказал он, — что, насколько я знаю, мнения мисс Эмми не выражают взглядов самого сенатора. Могу ли я поговорить с вами неофициально? Прошу отключить магнитофон, если идет запись.

      — О'кей, Уилл, отключаю. Давайте.

      — Вы видели мисс Эмми в госпитале, не так ли?

      — Видел, как она там распоряжалась.

      — Тогда вы поймете меня. Собственно, мисс Эмми не в себе. За ней присматривает медсестра, а все её дела и дела сенатора постановлением суда возложены на меня. От неё всего ждать. За свои слова она не отвечает.

      — Понимаю, Уилл, — сказал Каттс. — Хотите добавить что-нибудь для печати?

      — Не сейчас.

      — Вы не собираетесь баллотироваться сами?

      — По этому поводу в настоящий момент ничего не могу сказать.

      Каттс поблагодарил его и повесил трубку.

      — Не беспокойтесь насчет Дина, — сказал Блэк. — Его действия предсказуемы. Пусть он гоняет воздух.

      — Я не возражал бы против разглагольствований Мака, но сестра сенатора Карра сводит меня с ума.

      — Знаменитая мисс Эмми? Хорошо сделали, что подрезали её. Продолжайте в этом духе, но не нападайте на нее. Между прочим, когда думаете объявить о своих намерениях?

      — Воз, в начале следующей недели.

      — Слишком рано. Давайте сперва немного поработаем. Сделаем объявления относительно мобилизации средств, офиса в Атланте, о назначении некоторых сотрудников. Посмотрим, какая будет реакция.

      — Идет, — сказал Уилл.

      Блэк взял его под руку.

      — Пройдемся немного.

      Они покинули дом и направились к озеру.

      — О вашем отце, — сказал Блэк. — Вы полагаете, он найдет кое-какие деньги?

      — У него масса друзей. Многие из них располагают крупными средствами.

      — Это хорошо, но никто не даст более тысячи баксов за себя, за каждую из своих жен и за каждого ребенка.

      — Я знаю.

      — Вашему отцу придется изрядно потрудиться со своим списком. Вместе с тем, я хотел бы, чтобы вы составили список всех, кто хорошо думает о вас, имея в виду буквально каждого, кого вы знаете. Вернитесь к периоду своего пребывания в колледже. Как только вы объявите о своих намерениях, садитесь к телефону и звоните по списку. Просите денег, просите любые вклады, просите выступить в роли добровольных помощников. Поручите их детям привлечь своих друзей. Нам потребуется местный представитель в каждом округе и будет хорошо, если такие люди выплывут из вашего списка.

      — Не уверен, что смогу просить денег, тем более у знакомых мне людей, — сказал Уилл.

      — Речь не идет о личных займах, — сказал Блэк, — не о том, чтобы кто-то внес за вас залог в связи, например, с обвинением в том, что вы управляли машиной в нетрезвом виде. Речь о гражданском долге поддержать кандидата в сенат по политическим мотивам. Скажите любому адвокату, что вам нужна от него тысяча долларов. Если нет такой суммы, пусть восемьсот, пятьсот или сотню. Не отворачивайте носа и от десяти баксов. Сохраняйте этот список — вы ещё вернетесь к нему, чтобы их жены и дети, родители и друзья дали ещё больше. Тех, кто проявит энтузиазм, официально назначьте ответственными за сбор средств в определенном месте и направьте им почтой правила работы.

      — О'кей, — вздохнул Уилл.

      — И ещё одно: когда получите помещение в Атланте, поручите Бахенану раздобыть побольше телефонов. Потребуются сотни номеров. Если это помещение окажется слишком дорогим, постараемся разместить телефоны где-нибудь подешевле, на любом складе или вроде этого. Атланта — крупнейший центр бесплатной телефонной связи, следует использовать это. Доброволец, сидящий у телефона, самый дешевый работник избирательной кампании. И ещё одно. В день, когда сделаете свое объявление, возьмите в штат пару хорошо известных черных сограждан. Есть у вас контакты с черной общиной Атланты?

      — Да, за мной там числится много добрых дел. Я занимался ими, работая на сенатора. Знаю с полдюжины пасторов и нескольких городских советников. Я уже думал установить контакт с «Марти бэнкс».

      — Это Билли Ди Уильямс? Заметная в Атланте фигура. Под воздействием его очарования-леди: снимают с себя носки. О, между прочим, дошло ли до вас, что в «Конститьюшен» новый редактор воскресного журнала — дама из «Вашингтон пост»? Ее зовут Энн Хитс.

      — Да, читал в газете. Она переделывает журнал, не так ли?

      — Верно. Первый обновленный ею номер выйдет примерно через месяц. Вы будете на обложке. Брови Уилла поползли вверх.

      — Да, она завтра приедет с фотографами. Я сказал, что вы приглашаете её на ленч.

      — Ну. я вижу, вы не теряете времени.

      — Да уж. Теперь уточним, что вы ей скажете. И что собираетесь надеть на себя. У вас в коттедже есть пиво?..

     

      Глава 19

     

      Чак Питмэн подразделял дела на относительно простые и почти невозможные для расследования. Его привлекали дела второго рода, требующие воображения, ну и некоторого везения или удачи. В расследовании дела о «грязной» книжной лавке момент везения был налицо: Мэнни Пирл не только выжил, но пришел в себя и все помнил. Но это был единственный подарок. Воображение Питмэна буксовало, и ниточки расследования, похоже, оборвались на показаниях Мэнни. Никаких новых идей так и не появилось.

      Два года назад Питмэн развелся с женой, и она тотчас вышла замуж за другого полицейского, а он остался одиноким. В следующий уик-энд он возьмет обеих своих дочерей — это его законное право — и, если погода будет хорошая, поедет с ними гулять. Они ещё маленькие, и он нужен им не меньше, чем они ему. А сегодня дождливо… бы зайти в бар, где он постоянно бывает, но ещё слишком рано.

      Он прошел с веранды в гостиную и включил шестичасовые новости. Обсуждался местный законопроект, запрещающий продажу алкогольных напитков в клубах, где танцуют нагишом. Питмэн ухмыльнулся: новость специально для Мэнни Пирла! Еще сюжет: трое убиты в порнографическом кинотеатре в Шарлотте, Северная Каролина. Питмэн снял трубку телефона и набрал домашний номер своего начальника.

      — Капитан, говорит Питмэн. В Шарлотте произошли убийства, похожие на те, что случились в «грязной» книжной лавке. Я считаю, мне следует туда съездить.

      — Послушайте, Чак, вы ещё и на миллиметр не продвинулись в своем деле, а хотите, кажется, поработать на них. Ради Бога, используйте телефон. Во всяком случае, будет меньше расходов.

      Через десять минут Питмэн дозвонился до полицейского управления Шарлотты. Детектив, расследующий убийства в кинотеатре, уже ушел домой. Питмэн оставил свой номер и попросил передать, чтобы тот с ним связался.

      Прошло около часа, прежде чем раздался звонок. Детектива звали Миллер.

      — Я только что узнал о ваших событиях, — сказал Питмэн. — Они вроде бы похожи на то, что случилось здесь. Не проинформируете ли меня о деталях?

      — Давайте ваши подробности и сравним, — сказал Миллер.

      — О'кей. Четверо в маскировочной форме ворвались в порнографическую книжную лавку, убили троих служащих, стреляли в хозяина, но он выжил. Их оружие: три автомата и девятимиллиметровая «беретта». Оставили отпечатки протекторов, которые обычно стоят на фургонах и пикапах фирм «Дженерал моторс» и «Крайслер». Ограбления не было. Владелец магазина утверждает, что главарю банды лет сорок пять — пятьдесят, рост не менее шести футов, у него крупный нос и заметные, оттопыренные уши. Остальные молодые, без особых примет. А что было у вас?

      — Располагаю девятимиллиметровыми гильзами, тела жертв изрешечены пулями. Вот и все. Никаких описаний, ничего. И тоже без ограбления. Это была расправа.

      — Какие-нибудь надписи? Мы обнаружили текст «Смерть гомосексуалистам и евреям».

      — Здесь ничего такого не было.

      — Можете или сообщить по факсу результаты баллистической экспертизы?

      — Безусловно. А чем порадуете меня?

      — Пытаюсь установить главаря по описанию, полученному от хозяина магазина. Если что-то прояснится, я вас извещу.

      Стемнело. Дождь продолжался. Питмэн надел пальто и взял ключи от машины. Нужно было поесть и выпить.

     

      Глава 20

     

      Энн Хитс, редактор воскресного приложения к «Атланта конститьюшен», была хороша собой: высокого роста, модница, длинные темные волосы… На взгляд ей было чуть за тридцать. Уилла определенно потянуло к ней. Том Блэк был прав, заметив, что она способна очаровать. Уилл подумал, что она способна и на большее. Пообщаться бы с ней в другое время и в другом месте… И по другому поводу, подумал он.

      Уилл встретил её и фотографа на крыльце и пригласил их в дом. После дождя похолодало. Уилл зажег в камине дрова. Не хотят ли приезжие выпить?

      — С удовольствием выпила бы вина, — сказала она. Уилл спустился в погреб и взял бутылку калифорнийского..

      — Что пьёте вы? — спросил он фотографа. Тот сделал отрицательный жест.

      — Считайте, что его нет, — сказала Энн Хитс. — Он сделает снимки и уедет.

      Энн усадила Уилла в кресло, затем был кадр у компьютера, потом она заставила его облокотиться о каминную полочку. Последовали снимки на крыльце и у озера. Наконец она отпустила фотографа, он сел в свою машину и уехал.

      — Вы приехали на двух машинах? — спросил Уилл, слегка взволнованный тем, что остался с ней.

      — Он снимал в Уорм-Спрингсе, и мы встретились здесь, — ответила она, снова усаживаясь за стойку, отделяющую гостиную от кухни. Подняв стакан, она сказала: — 3а успех в политической деятельности.

      — Готов выпить за это, — произнес он.

      — Не возражаете? — спросила она, включив диктофон. — Это для точности.

      — Прекрасно, — сказал Уилл.

      — Расскажите немного о себе — семья, школа и все такое.

      Уилл изложил свою биографию.

      — Большинство людей вашего возраста, вступая и политику, имеют жену, детей и собаку, которых они, как правило, предъявляют репортерам, — сказала она. — Вы не были женаты? Почему?

      Уилл рассмеялся.

      — Просто я удачлив, — сказал, он. — Могу пригласить собаку, если это существенно.

      — У вас должна быть девушка. Какая-нибудь особенная.

      — Никого конкретно, — соврал он. Брови её поползли наверх.

      — Даже так? Немного найдется таких замечательных холостяков в этом штате, а может быть, и в стране.

      — Но я не первый холостяк, захотевший в сенат. Джон Кеннеди ещё не был женат, когда его впервые избрали.

      — И вы, по всем данным, женский угодник, — сказала она. — Забавно, но в Вашингтоне о вас не сплетничают, я проверяла.

      — О, в Вашингтоне я был всего лишь помощником сенатора, люди смотрели сквозь меня. Я не бывал на приемах, а, кроме того, хватало работы на Бенджамина Карра.

      — Необычный человек, а? — промолвила она, — С какой стати вы-то баллотируетесь в сенат? Ощутили себя личностью? Вы тщеславны, честолюбивы?

      — Едва ли, — ответил Уилл.

      — Тогда почему? — спросила она.

      — Все в моей семье, даже те, кто не занимался политикой профессионально, непременно участвовали в общественной жизни. Прослужив в офисе сенатора Карра пару лет и узнав, как работает конгресс, я понял, что эта работа меня привлекает, и что в один прекрасный день я должен буду выдвинуть свою кандидатуру.

      — Думаете, что сможете преуспеть?

      — Я видел, как это делается, с близкого расстояния. Я знаю, что за этим кроется, лучше, чем большинство людей, не заседавших в сенате. По сути, я превратился в профессионала-организатора. Любой сенатор очень зависит от своего аппарата. И в главном, и в мелочах.

      — Не намекаете ли вы, что сенаторами управляют их сотрудники?

      — Разумеется, нет. Руководить такими людьми, как Бен Карр, не под силу и президенту.

      — Тем не менее, есть сенаторы, которыми управляют сотрудники их аппарата?

      — Я таких не знаю. — Уилл не хотел развивать эту тему.

      Он подхватил тарелку с салатом и стакан вина и направился к маленькому обеденному столу. За ним со своим диктофоном последовала Энн Хитс.

      — Хорошо. Вы надеетесь быть лучшим сенатором, чем Мак Дин? — спросила она.

      — Что ж, — сказал он, чувствуя себя здесь уверенно, — во-первых, занятия сенатора принципиально отличаются от того, что делает губернатор штата. Во-вторых, за последние восемь лет с сенатором Бенджамином Карром я получил бесценный опыт и думаю, что сумею представлять интересы Джорджии в Вашингтоне лучше, чем кто-либо из тех, кого я знаю.

      — Притом, что вы никогда не служили на выборной должности?

      — Повторяю и уточняю: я знаю всю деятельность сената. Я был настолько близок к формальному положению сенатора, насколько это воз без мандата. Квалификации, позволяющей быть, например, губернатором штата, у меня нет, а для работы в сенате — есть.

      — Надеетесь ли стать таким же деятелем конгресса, как Бен Карр?

      — Я не уверен, что кто-либо может достичь высот, освоенных сенатором Карром. Знающие люди называли его величайшим сенатором века. Но у меня, однако, есть то преимущество, что я долго служил при нем, и, стало быть получил прекрасное образование.

      — Собирается ли сенатор Карр поддерживать вас?

      — Не знаю, будет ли сенатор достаточно хорошо чувствовать себя, чтобы вообще поддерживать кого-либо, но перед тем, как он заболел, он дал мне понять, что, если я решу баллотироваться в сенат, я могу располагать его полной поддержкой.

      — Это легко говорить теперь, когда он безгласен, не так ли?

      Уилл сдержался и не повысил, голос.

      — Я бываю у сенатора, — сухо сказал он. — Если бы это не было правдой, я не мог бы смотреть ему в глаза.

      — Хотите сказать, что мы должны верить вам на слово?

      — Надеюсь, сенатор поправится и сам подтвердит это.

      — Не находите ли вы необычным, что мужчина вашего возраста живет вместе с родителями?

      Уилл почувствовал, что краснеет.

      — Во-первых, в последние годы мне пришлось, в основном, жить в Вашингтоне. Во-вторых, у меня в Джорджии собственный дом недалеко от родительского. Вы находитесь в нем.

      Казалось, она не заметила упрека.

      — Том говорил, что вы собственноручно выстроили коттедж. Это правда?

      — Я спроектировал его и построил вместе с двумя помощниками. Полагаю, на мою долю приходится не менее трети общей работы.

      — Вы скромничаете, — сказала она, протягивая стакан, чтобы он снова наполнил его.

      — Я не занимался электрооборудованием и сантехникой, иначе этот коттедж давно бы сгорел или его затопило бы. Перекрытия, сборка, оконные рамы и интерьеры — вот это было по моей части. Правда, плотник я не из лучших.

      Она глотнула вина.

      — Как же рабочие, Джорджии должны относиться к человеку, который владеет яхтой, машиной «порше» и аэропланом? — лукаво спросила она.

      Уиллу удалось рассмеяться.

      — Попытаюсь объяснить, — сказал он. — Смолоду я провел два года в Ирландии, где помогал другу построить лодку, а потом мой друг трагически погиб и выяснилось, что он оставил мне лодку по завещанию. Это было более пятнадцати лет назад. Я сохраняю суденышко, как память о нем и других друзьях того времени. Если бы мне предложили продать ее… я бы лучше потопил её в море. Следующий экспонат — «порше»… Года. четыре назад я купил эту уже изрядно подержанную машину фактически за бесценок. Продал мне её знакомый сенатор. Именно его называть не стоит. Ему нужно было избавиться от «порше», поскольку он баллотировался на новый срок, а в его штате производились машины других компаний… Самолет?.. Шесть лет назад куплен, чтобы оперативно добираться в Делано из Вашингтона. У нас с отцом общая юридическая практика, мы работаем вместе, и от меня здесь зависело многое. Кроме того, я люблю летать, и меня интересуют проблемы гражданской авиации. Если меня изберут в сенат, я намерен вникнуть в них более основательно.

      — Вы богатый человек?

      — Бедняк счел бы меня богачом, богач снисходительно пожал бы плечами. По сравнению с ним я неимущий.

      — Вы намерены использовать свои собственные деньги для кампании по выборам в сенат?

      — Если бы я рассчитывал только на собственные средства, мне бы не продержаться и месяца. Надеюсь на добровольные вклады разных людей.

      Она уже менее придирчиво расспросила Уилла о его отношении к оборонной программе, нуждам сельского хозяйства и социальным проблемам. Уилл отвечал очень коротко, и это её удовлетворяло. Собственно, за ленчем она опорожнила почти всю бутылку. Уилл пил вино символически. Вроде бы выпитое не повлияло на редакторшу — может, она привыкла ежедневно принимать во время ленча по бутылке?

      — Достаточно о делах, — сказала она. — Могу я воспользоваться вашими удобствами?

      Пока её не было, Уилл собрал все со стола и даже вымыл посуду. Наконец она спросила из спальни:

      — Кто написал эту картину?

      — Какую именно?

      — Идите, я покажу.

      Она рассматривала абстрактную картину, помещенную у изголовья кровати.

      — О, это художник из Атланты, Сидней Губерман. Это мой друг.

      Она приблизилась к нему. От неё резко пахнуло духами.

      — Водите компанию с художниками? — поинтересовалась она.

      — С некоторыми знаком достаточно хорошо.

      — Это нагая женщина? — спросила она, продолжая разглядывать полотно.

      Он рассмеялся.

      — Воз. Трудно трактовать абстрактную вещь. — Думаю, вот это — грудь, — сказала она, указывая на деталь картины. Повернувшись к Уиллу, она оказалась в опасной близости и, чуть отклонясь, внезапно положила руку на его бедра. — Ну так скажите мне откровенно, какие груди вас привлекают больше — маленькие или большие?

      Уилл поперхнулся.

      — Нас здесь не записывают?

      — Мы покончили с бизнесом, — сказала она. — Теперь меня интересуют ваши приватные вкусы.

      — Что ж, — ответил он, — я резервирую свое мнение по данному вопросу даже в неофициальном порядке. — Он хотел, чтобы это прозвучало шутливо, а получилось настороженно.

      Он уже взмок, когда услышал на крыльце шаги.

      — Хэлло? — позвал Том Блэк.

      Уилл не очень вежливо повернулся и вышел в гостиную. Энн Хитс последовала за ним.

      — Привет, Том, мы, кажется, заканчиваем разговор. Энн заинтересовала живопись в моей спальне.

      ? Ясно, — сказал Том. — Мне пора ехать в Атланту. У вас найдется место в машине, Энн?

      — Конечно, — сказала она, затем повернулась к Уиллу: — Надеюсь, что мы продолжим тему как-нибудь в другой раз.

      — Ну что ж, — выпалил Уилл, когда она сжала его руку. — Благодарю за визит ко мне. Было очень приятно…

      Она забрала свою сумку и магнитофон.

      — Сейчас буду с вами, Энн, — крикнул ей Блэк и повернулся к Уиллу: — Какого дьявола она там делала?

      — Расспрашивала о картине, действительно, — сказал Уилл, удивляясь, почему это он чувствует себя виноватым. — Она много выпила. И вообще я рад, что вы появились в самое подходящее время, — признался он.

      — Послушайте, — сказал Блэк, — мне не нужен Гэри Харт.1

      — И вы не получите Гэри Харта, — с чувством произнес Уилл.

      — Хорошо. Я позвоню через пару дней из Вашингтона. Мы проделаем кое-какую работу на телевидении, может быть, подготовим несколько передач.

      — Прекрасно, — сказал Уилл. — Но не очень-то размахивайтесь, пока не уточним общую идею, о'кей?

      Блэк протянул руку.

      — Будьте осторожны!

      Уилл усмехнулся.

      — Это вы осторожнее — вам придется побыть с ней в машине.

      Блэк закатил глаза и направился к двери.

     

      Глава 21

     

      Когда в понедельник Уилл входил в тюрьму в Гринвилле, его увидел шериф.

      — Знаю, чего вы хотите, — усмехнулся он, показывая какие-то бумаги. — Я только что готовился послать их вам почтой.

      Уилл положил бумаги в портфель.

      — Как насчет фургона, шериф? — сказал он. — Полагаю, вы его уже обследовали?

      — Что ж, — ответил шериф, почесывая подбородок, — об этом мне ничего не известно.

      — Я могу получить распоряжение судьи, если вам нужно именно это.

      — Ну, Уилл, зачем пускаться в крайности… — заворчал шериф и вытащил из стола связку ключей с большим ярлыком. — Вот, получите. Но Лэрри некоторое время не сможет водить машину. А может быть, и никогда. — Он ухмыльнулся.

      — Не будьте пессимистом, Дэн, — улыбнулся Уилл в ответ. — Я позабочусь, чтобы через месяц этот малый был свободен как птица.

      Уилл вышел из тюрьмы и, обойдя её, нашел на стоянке коричневатый фургон. Он был в пыли. Уилл отпер заднюю дверцу. Коврик отсутствовал, в кузове все было испачкано порошком, применяющимся для получения отпечатков пальцев. Подушки сняты и сложены. Уилл запер фургон, обошел его спереди и забрался в кабину. Он повернул ключ зажигания. Мотор завелся не сразу — видимо, сел аккумулятор. Он оставил его работать, а сам стал просматривать бумаги, полученные от шерифа.

      К квитанции на коврик было приложено заключение лаборатории: на коврике, обнаружено кровяное пятно группы А — та же группа крови у жертвы; также найдены шерстинки — из такой же шерсти был свитер убитой, купленный в магазине в Атланте. Более того, волокна, аналогичные волокнам коврика, обнаружены на её одежде.

      Уилл записал номер, прикрепленный к ветровому стеклу, и повел фургон к Лутервиллскому шоссе. Он остановил машину у магазина «Мэджимарт». Портфель оставил в кабине.

      Чарлена Джойнер обслуживала покупателя. Покончив с этим, она вышла из-за прилавка и протянула Уиллу свою прохладную мягкую руку.

      — Привет, — сказал он. — Я вам доставил фургон. Если можете освободиться минут на пять, вы подвезете меня до моей машины, а дальше уже будете на колесах.

      — О, замечательно, — сказала она. — Без машины дело дрянь. — Оглянувшись, она крикнула: — Мейвис, замените меня на десять минут?

      — Конечно, — ответила какая-то женщина.

      Уилл зашел в туалет. Когда он возвратился к машине, Чарлена уже сидела за рулем. Он сел рядом.

      — Я получил отчеты лаборатории, — сказал Уилл.

      — Что же из них следует?

      Уилл старался не смотреть на её грудь.

      — Обнаружена кровь на коврике и волокна шерсти — такой же, из какой сделан свитер убитой. Это тяжелые улики. Кстати, какая у вас группа крови?

      — Не знаю, — ответила она.

      — Воз скорее, лучше сегодня, сделайте анализ крови и получите справку. Официальную.

      — Хорошо, — сказала она. Затем искоса посмотрела на него: — А вы действительно собираетесь баллотироваться в сенат?

      — Да, но пока не распространяйтесь об этом. Обнародую недели через две.

      — Значит, придется выступить против старины Мака Дина?

      — Верно.

      — Думаете его одолеть?

      — Попробую.

      Она остановила фургон у тюрьмы. Уилл взял портфель.

      — Я буду голосовать за вас, — сказала она, улыбнувшись.

      — Спасибо за доверие.

      — Не стоит.

      — Значит, скоро увидимся, — сказал Уилл и вышел из фургона.

      Он выехал за город по скоростной дороге Ла-Грейнджа и доехал до указателя поворота к свалке. Через полмили езды по грязной дороге он увидел впереди дым. У свалки дымили костры. В стороне работал бульдозер. Уилл извлек из портфеля нарисованную от руки карту и, выйдя из машины, сверил рисунок с местностью. Через несколько минут ходьбы он увидел на земле клочок желтой ленты. На ней была надпись: «МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЯ. НЕ ПЕРЕСЕКАТЬ». Он пошел дальше, туда, где обнаружили труп Сары Коул.

      Пластиковые мешки, мусор, снова мусор. Ярдах в тридцати какая-то лачуга. Уилл пошел к ней, меряя шагами расстояние. Лачуга была слеплена из фанеры, обрезков досок и бревен. Ее фасад украшали старые диски от автомобильных колес. Из крыши торчала дымящая труба.

      — Доброе утро, — произнес кто-то за его спиной. Из-за деревьев показался чернокожий неопределенного возраста в поношенной спецовке.

      — Доброе утро, — ответил Уилл. — Вы здесь живете?

      — Да, — сказал человек. — Зарабатываю здесь на жизнь.

      — Меня зовут Уилл Ли, — сказал Уилл, — а вас как?

      — Рузвельт Уоткинс, — ответил человек. — Рад вас видеть.

      Уилл пожал его руку.

      — Мистер Уоткинс, — сказал Уилл, — я хотел бы…

      — Можете звать меня просто Рузвельт. Все зовут меня Рузвельт. Однажды я встретился с Франклином Рузвельтом, ещё во время войны, и он тоже звал меня Рузвельт.

      — Что ж, Рузвельт, — сказал Уилл, — у вас кое-что спросить?

      — Ну, — произнес Рузвельт, — давайте. Отвечу, если смогу.

      — Говорили вы недавно с шерифом?

      — Ну да, — сказал Рузвельт, ухмыляясь. — В последнее время он ко мне очень внимателен.

      — Ага, — усмехнулся Уилл. — Думаю, вы тот самый парень, который мне позарез нужен.

      Они разговаривали едва ли не полчаса, стоя перед лачугой, — он и Рузвельт Уоткинс. Полезный был разговор.

     

      Глава 22

     

      Чак Питмэн ехал на работу. Диспетчер сказал ему по телефону:

      — Ваш партнер сообщает, что прибыл пакет из Пентагона.

      — Роджер, — ответил Питмэн, — скажите ему, чтобы встретил меня у Пидмонтского госпиталя.

      Когда он добрался до госпиталя, Кин уже ждал его в проходной.

      — Пирл выписался, — сказал он, вручая Питмэну объемистый конверт. — Вот пакет. Сейчас сообщат его домашний адрес.

      Они уселись на скамью, вскрыли паркет, поделили фотографии и стали рассматривать их. Кин отложил в сторону одну из фотографий, Питмэн — пару. А всего было около семидесяти. Отобранные фотографии они положили в ряд на скамейку.

      — Боже, — сказал Кин, — эти могли бы быть братьями.

      — Дело дрянь.

      Служащая передала Кину адрес Мэнни Пирла.

      — Это в Брукхавене, — сказал Питмэн. — Следуйте за мной, я хорошо знаю эту улицу.

      Питмэн вел машину быстрее, чем следовало бы. Через милю после Ленокс-сквер он сделал левый поворот. Дом Пирла был выстроен из красного кирпича в стиле королевы Анны. Из-за двери, на звонок ответила Леа Пирл.

      — Хэлло, сержант, — сказала она. — входите, пожалуйста.

      — Спасибо, мэм, — ответил Питмэн, вдыхая вкусные запахи из кухни. — Я был рад услышать, что мистер Пирл уже дома. повидаться с ним?

      — Конечно, — ответила женщина. — Следуйте за мной.

      Она провела их на застекленную веранду. Мэнни Пирл ковылял с алюминиевым костылем, подтягивая левую ногу Голова его была свободна от бинтов, остались лишь две широкие нашлепки, прикрепленные пластырем — под правым глазом и на затылке.

      — Привет, сержант, привет, Кин, как идут дела? — спросил Мэнни.

      — Отнимем у вас минуту-другую, — произнес Питмэн. — Вот ещё несколько фотографий. Только не спешите, всмотритесь как следует.

      Мэнни впился в фотографии. Он отбрасывал их одну за другой на стеклянный столик для кофе. Но вот его взгляд задержался. Он отложил один снимок в сторону, затем ещё один и еще. Это были те же фотографии, что отложили и они. Полицейские переглянулись, и Кин выразительно закатил глаза.

      Мэнни ткнул пальцем в правую фотографию.

      — Вот! — выразительно произнес он. — Никаких сомнений.

      — Вы так уверены, мистер Пирл? — сказал Питмэн. — Но эти трое на одно лицо. Похожи как братья.

      — Может, они и есть братья, — сказал Мэнни. — Член, который стрелял в меня — вот он. Он там командовал. Его я узнаю из миллиона братьев.

      Питмэн перевернул фотографию и прочитал: «Старший сержант Перкерсон Гаролд К. (в отставке), 400, Эйрпорт-роуд, Ист-Пойнт, Джорджия». Он посмотрел на Кина.

      — Это в южной Атланте. Как получилось, что его не было в той пачке, которую мы показывали мистеру Пирлу?

      Кин пожал плечами.

      — Думаю, мы просмотрели его.

      — Мистер Пирл, благодарю вас, — сказал Питмэн. — Могу я воспользоваться вашим телефоном?

      — Конечно.

      Питмэн вызвал своего капитана.

      — Мэнни Пирл опознал убийцу по фотографии. Это отставной старший сержант армии Гаролд К. Перкерсон, проживающий на Эйрпорт-роуд в Ист-Пойнте.

      — Хорошо сработано, Чак, — ответил капитан. — Что намерены делать?

      — Я хочу взять его сейчас же, — отозвался Питмэн.

      — Что вам для этого нужно?

      — Ордер на арест и сильная группа захвата. Этот парень профессионал и располагает автоматическим оружием. Нужна постоянная связь с полицейским управлением Ист-Пойнта. У старого выезда из аэропорта есть бензоколонка. Мы подъедем туда, — Питмэн взглянул на часы, — через двадцать минут. Договоримся на десять. Ровно в десять.

      — Вы все получите, — сказал капитан. — Что-нибудь еще?

      — Я не против репортеров, если у вас нет возражений, — сказал Питмэн.

      — А почему бы и нет? Газеты много писали о преступлении, так почему бы им не сообщить об аресте подозреваемого?

      — Еще одно. Нельзя ли сразу же запросить по факсу из Пентагона служебную характеристику этого человека? Она все равно понадобится, но лучше была бы уже под рукой, когда я буду его допрашивать.

      — Я сам это организую.

      — Благодарю вас, сэр, — Питмэн повесил трубку. — Поехали, друг, — сказал он Кину.

      Мэнни Пирл уцепился за рукав Питмэна.

      — Послушайте, — сказал он, — будьте осторожны. Этот парень — крутой, круче некуда.

     

      На всем пути Питмэн и Кин пользовались сиренами, У бензоколонки их поджидал лейтенант полиции Браун из Ист-Пойнта.

      — Что за дело, сержант? — спросил Браун.

      — Помните убийства в «грязной» книжной лавке в канун Рождества?

      — О да. Речь о тех парнях?

      — По крайней мере, о главаре.

      — Ну что ж, не буду мешать. Помощь нужна?

      — Думаю, обойдемся сами, — ответил Питмэн. — Все же спасибо, что приехали.

      К колонке подкатил фургон с группой захвата, за ним следовал ярко окрашенный «тонваген» с микроволновой антенной. Питмэн пожал руку командиру группы захвата, капитану Мидоузу. Из машины телевидения вышел молодой человек в твидовой куртке.

      — Сержант Питмэн? Я — Джерри Кросс, новости шестого канала.

      — Привет, Джерри, — сказал Питмэн. — Теперь слушайте: это небезопасное дельце. — Он объяснил, что к чему. — Держитесь позади вон того фургона. Дошло до вас?

      — Конечно, — сказал репортер.

      Питмэн, Кин и капитан Мидоуз сели в машину Питмэна, проехали по Эйрпорт-роуд, но не обнаружили дома 400.

      — Подождите минутку, — сказал Кин. — Я думаю, это вон тот магазинчик.

      Питмэн подъехал к магазину.

      — Видите? — воскликнул Мидоуз. — Номер четыреста.

      Вывеска гласила, что здесь печатают фотографии и снимают на паспорт.

      — Посмотрим вокруг, — сказал Мидоуз.

      Питмэн снова выехал на Эйрпорт-роуд, затем повернул на аллею за магазином.

      Обнаружился черный ход в магазин. Рядом — грузовая площадка.

      — Я поставлю фургон за мусорным ящиком, — сказал Мидоуз. — Кин и парень из Ист-Пойнта, вы войдете нормально, с улицы, как покупатели, а я проведу людей через черный ход.

      — Годится, — сказал Питмэн. — Воз, там в самом деле есть покупатели.

      Они проехали обратно к бензоколонке, Мидоуз проинструктировал своих людей, а Питмэн объяснил положение лейтенанту.

      — Вы уверены, что я не помешаю? — спросил Браун.

      Цыплячье дерьмо, подумал Питмэн.

      — Вот что, парень, — сказал он, — пожалуй, лучше, если прикроете магазин снаружи.

      — О'кей, ? сказал Браун.

      Питмэн подошел к капитану Мидоузу.

      — Может, я сперва войду и спрошу насчет этого типа? Что-то много здесь посторонних. Не хочется открывать стрельбу.

      — Положитесь на меня, — сказал Мидоуз. — Идите аккуратно, но не особенно церемоньтесь там. Мои люди не стреляют без разбора.

      Десять минут спустя все были на местах. Питмэн поставил машину перед входом в магазин и связался по радио с Мидоузом.

      — Мне требуется ровно минута, — сказал Мидоуз, — и могу действовать.

      Питмэн достал револьвер. Кин и Браун сделали то же самое. Мидоуз снова вышел на связь:

      — Мы готовы.

      — Больше не вызывайте меня, — сказал Питмэн. — Мы идем в магазин и дождемся, когда оттуда уйдут посторонние. Ждите моего сигнала, о'кей?

      — О'кей, — ответил Мидоуз.

      Трое вылезли из машины. Браун остался у входа снаружи, а Питмэн и Кин вошли в магазин.

      Высокий худой продавец за прилавком обслуживал пожилую женщину.

      — Займусь вами через минуту, — сказал он Питмэну. Питмэн кивнул и огляделся. Надпись удостоверяла, что магазин выполняет роль отделения почтовой компании «Федерал экспресс». По одной из стен помещения располагались ящики для срочной корреспонденции.

      — Большое спасибо, — сказала женщина продавцу.

      — Благодарю и вас, мэм, — ответил тот. — Заходите еще.

      Женщина удалилась с покупками. Питмэн и Кин подошли к прилавку.

      — Привет, — сказал Кин продавцу. — Не могли бы вы помочь мне?

      Питмэн поднял передатчик и медленно проговорил: «Действуйте!»

      Раздался грохот. Это люди Мидоуза вышибли дверь черного хода. Питмэн и Кин выхватили пистолеты и предъявили свои значки.

      — Полиция! Стоять! — крикнул Питмэн.

      Продавец отпрянул, выставив длинные худые руки. Он явно перепугался.

      Питмэн перескочил через прилавок, обыскал его и поставил к стене. Кин надел на него наручники.

      В комнате позади было полно ребят из группы захвата. Двое служащих были уже обысканы и стояли лицом к стене.

      — Нашли своего человека? — спросил Мидоуз. Питмэн посмотрел на служащих магазина, на продавца.

      — Этот парень напоминает его, но моложе, — сказал он.

      — Что за чертовщина? — спросил наконец продавец. — Какого дьявола вам надо в моем магазине? Питмэн показал ему фотографию.

      — Мы разыскиваем по этому адресу этого человека, Гаролда К. Перкерсона. Он здесь живет.

      — Да-а? — презрительно бросил продавец. — Это имя вроде бы мне знакомо. Идите сюда. Я покажу вам. — Он мотнул головой: — Ваш клиент живет вон там, в одном из этих почтовых ящиков.

      — Мы угодили в дерьмо, — с чувством высказался Кин.

      — Ваше имя? — спросил Питмэн у продавца.

      — Роберт Уикмен, — ответил тот. — Этот магазин принадлежит мне. Не хотите ли снять с меня эти чертовы браслеты? Тогда я подумаю, не помочь ли вам.

      Питмэн кивнул Кину, и тот стал снимать с Уикмена наручники. Подняв глаза, Питмэн обнаружил, что смотрит в объектив телевизионной камеры.

     

      Глава 23

     

      Чак Питмэн и Мики Кин стояли перед письменным столом капитана и сильно потели.

      — Почтовый адрес? — вопрошал капитан. — Трахнутый личный почтовый ящик? И это все?

      — Да, сэр, — проговорил Питмэн. — Мы не могли этого знать заранее.

      — И новости шестого канала отсняли все как было?

      — Да, сэр. Боюсь, что так.

      — И они собираются все это показать?

      — Я надеялся, что вы могли бы поговорить с директором новостей, сэр. Если они все покажут, а этот парень, Перкерсон, все увидит…

      — Боже мой! — с негодованием произнес капитан. Он взял телефонную трубку, — Не люблю просить об одолжении этих ребят, — сказал он, набирая номер.

      Питмэн и Кин стояли смирно, пот стекал по их лицам, пока капитан обсуждал ситуацию с телевизионщиками. Он то требовал, то умолял. Наконец он положил трубку.

      — Я теперь в большом долгу у этого парня, — сказал он детективам. — И все из-за трижды трахнутой ошибки. Запомню я это.

      — Он не покажет запись? — спросил Питмэн, едва осмеливаясь поверить.

      — Вам не настолько повезло, Питмэн, — сказал капитан. — Он не покажет это в полуденных новостях, но в шестичасовых вы появитесь на экране, это точно. К этому часу придется найти Перкерсона.

      — Мы получили номер его телефона, — сказал Питмэн. — Это за городом. Нужно проверить.

      — Убедитесь, что вас поддержит местная полиция, прежде чем врываться куда-либо, — сказал капитан. — И во имя Бога, не берите с собой репортеров. А теперь уходите!

      Питмэн и Кин вернулись к себе. Питмэн позвонил своему связному в телефонной компании.

      — Это сельский адрес к востоку от Ла-Грейндж в Мериуезерском округе, — сказал он. — Кто там шериф?

      — Не знаю, — сказал Кин. Он достал справочник штата. — Некий Дэн Кокс, вот его телефон. Питмэн набрал номер.

      — Дэн Кокс слушает, — произнес низкий голос.

      — Шериф, говорит сержант-детектив Чак Питмэн из управления полиции Атланты.

      — Доброе утро, сержант, чем могу быть полезен? — протянул шериф.

      — Мне нужно сегодня произвести арест в вашем округе, и я хотел бы получить вашу поддержку.

      — А именно?

      — Столько людей, сколько вы можете выделить.

      — Что за человек?

      — Его зовут Гаролд К. Перкерсон. Вам он известен?

      — Знаю понаслышке, — сказал шериф. — А зачем он вам?

      — На его счету трое убитых.

      Последовало короткое молчание. Питмэн услышал, как шериф сказал кому-то: «Говорит, хочет арестовать Гаролда Перкерсона за тройное убийство». Затем шериф снова пробасил в трубку:

      — А вы уверены?

      — У меня есть непосредственный свидетель, он установил его по фотографии.

      — Что ж, будь я проклят, — сказал Кокс, — вот не подумал бы. Герой войны, говорят о нем.

      — Да-а, я заглянул в его военную характеристику. Именно поэтому мне и нужны люди. Парень владеет всеми видами оружия. Очень опасен.

      — Думаю, что смогу собрать троих-четверых своих заместителей, свободных от службы.

      — Благодарствую. Пожалуйста, никому не говорите, о ком идет речь. Однажды уже сорвалось. На этот раз хотелось бы все сделать аккуратно.

      — Понимаю. Когда вас ждать?

      — встретиться у мерилэндского выезда из аэропорта в два часа пополудни.

      — О'кей, — я и. мои люди будем там. С оружием, разумеется.

      — И еще: боюсь, понадобится «скорая помощь».

      — Я позвоню в окружной госпиталь.

      Питмэн поблагодарил шерифа, затем позвонил в отделение ФБР в патруль штата. Ему обещали двадцать человек в полной экипировке. Питмэн положил трубку и посмотрел на Кина.

      — Что ж, — сказал он, — если не заполучим его сегодня до восемнадцати часов, будем трахнуты. Как только новости этого утра выйдут на экран, он исчезнет.

     

      В два часа Питмэн собрал свое войско на автомобильной стоянке у дорожного ресторана на шоссе за Лутервиллем. Он обменялся рукопожатием с Дэном Коксом и представил ему командиров от ФБР и от патруля штата.

      — Я знаю его дом, — сказал шериф, достал блокнот и изобразил схему. — Дом расположен в четверти мили от дороги, за группой сосен, позади его амбар и пара загонов для скота. С трех сторон — лес, а вот здесь — пастбище.

      — Можем выйти с трех сторон, — сказал Питмэн.

      — Да, — ответил Кокс. — Полагаю оставить машину на дороге и обойти дом пешком.

      Группа погрузилась в машины и проехала две мили до придорожного почтового ящика Перкерсона.

      Кин сказал Питмэну:

      — Чак, как же получилось, что этот парень имел личный почтовый ящик в Ист-Пойнте, если его имя стоит на ящике здесь?

      — Бессмыслица, — сказал Питмэн. — Он сообщил в армию адрес почтового ящика в Ист-Пойнте, а сам живет за пятьдесят миль.

      — Вот это и беспокоит меня, — сказал Кин.

      — Что ж, — произнес Питмэн, — будем надеяться, что сегодня он дома.

      Полчаса спустя Питмэн все ещё прокладывал путь сквозь сосны, ругая себя за то, что не переоделся для операции. Показалась стена амбара.

      — Говорит Питмэн, — сказал он по рации. — Я примерно в двадцати ярдах от амбара. Все ли готовы?

      Все были на местах. Повернувшись к Кину и шерифу, Питмэн продолжал:

      — Я пойду первым и, если проход свободен, махну, а вы уж — за мной.

      Питмэн подошел к самой опушке. Все тихо. Он перебежал к стенке амбара, а потом обошел его. Позади дома стоял серый фургон марки «шевроле». Слева находились небольшой скотный двор и несколько стогов сена, прикрытых рубероидом. Он махнул рукой. Вскоре все были у амбара.

      — Взгляните-ка туда, — проговорил Кин, — показывая на скотный двор.

      Там лежали неподвижно две лошади.

      — Они подохли, — сказал Кин. — Не нравится мне это.

      — Кому могло прийти в голову убивать лошадей? — спросил Питмэн.

      Вмешался шериф.

      — Давайте пойдем отсюда! — воскликнул он. Питмэн подтянул ремень и передал по рации:

      — Не хочу спешить в дом. Сначала посмотрю, что там. По моему сигналу бегите туда, о'кей?

      Питмэн перебежал двадцать ярдов и укрылся под окном дома. Он быстро заглянул в окно, раз, потом другой. Перед ним была кухня. На столе чашка кофе и свернутая газета.

      Похоже, в доме ни души. Это казалось странным, возникло ощущение ловушки.

      — Я иду в дом один через кухню, — передал он по рации.

      — Чак, не делайте этого, — послышался голос Кина. — У меня плохое предчувствие.

      — Вы слишком ирландец, Мики, — ответил Питмэн.

      Задняя дверь дома была приоткрыта. Следующая дверь, затянутая сеткой от москитов, вела непосредственно в кухню. Питмэн надеялся, что она не скрипит. Было подозрительно тихо.

      Питмэн сбросил ботинки и вошел в кухню, держа пистолет в вытянутых руках. Он положил руку на плиту. Холодная. Включился холодильник. Переведя дыхание, Питмэн двинулся к двери, ведущей из кухни во внутренние помещения. Донеслись звуки музыки, сопровождающей программу телевизионных игр. Питмэн ненавидел эти игры и эту музыку. Телевизор должен быть в гостиной, подумал он.

      Музыка позвала его в коридор, за которым угадывалась гостиная. В коридоре было темно, но виднелась полоска света у двери, откуда сочилась телевизионная музыка. Продвигаясь почти на ощупь, Питмэн ощутил очень знакомый запах, и тут же наткнулся на препятствие. Это были канистры. А пахло бензином. Он резко остановился, и тут что-то тонкое, острое коснулось его локтя.

     

      Мики Кин нервничал. Ему не нравились дохлые лошади и не нравилось, что Питмэн вошел в дом один. Он бы в этот дом — ни ногой. Есть мегафон, есть слезоточивый газ. Надо было использовать это, а не лезть на рожон. Что же, черт возьми, делает там Чак? Мики продвинулся вперед и обогнул угол амбара. В этот момент стена дома прогнулась, и через мгновение на Кина обрушилась ударная волна. Он отпрянул, а когда снова высунулся из укрытия, ещё не осознав, что случилось, фургон превратился в огромный огненный шар, и полетели обломки, стекла, рваная жесть.

      Кин бросился на землю и отполз за угол. На его лице была кровь от мелких порезов.

      Как он мог позволить Питмэну войти в этот чумовой дом. Он же чувствовал неладное. Дом затаился и ждал. И случилось… Когда пыль осела, развалины пылали. Собственно, дома уже и не было — только яркий костер, и дым над ним стоял в безветрии вертикально.

      Мики Кин, сидя на земле, в ярости бил по ней кулаком. На его щеках смешались, кровь и слезы…

      Книга вторая

     

      Глава 1

     

      Уилл Ли на ступенях Капитолия Джорджии ждал сигнала режиссера. Позолоченный купол здания позади него исчезал в тумане. Сеял мелкий дождь. Собиралась небольшая толпа. Уилл был в новом голубом костюме от X. Стоктона, белой рубашке на пуговицах, при красном галстуке; за поворотом его ожидала новая машина марки «шевроле». Рядом с Уиллом стояли отец и мать, Джек Бахенан, Китти Конрой и Том Блэк, политический консультант.

      Когда заморосил дождь, Патриция Ли раскрыла зонтик над головой Уилла.

      — Миссис Ли! — мягко обратился к ней Том Блэк и покачал головой. Патриция убрала зонтик.

      — Пять, четыре, три, два, один… — закричал кто-то с одной из машин телевидения, стоящих поодаль.

      Уилл бросил взгляд через головы трех телекорреспондентов.

      — Сегодня я объявляю о выдвижении своей кандидатуры в сенат Соединенных Штатов, чтобы представлять там штат Джорджию, — сказал он в микрофон. — Я считаю себя более квалифицированным для работы в сенате, чем кто-либо другой в Джорджии, за исключением одного человека, который недостаточно хорошо себя чувствует, чтобы начать избирательную кампанию.

      Он убедился, что телекамера нацелена на него. Восемнадцать ноль-ноль, телестанции уже передают эту новость, начав с неё обзор важнейших событий. Том Блэк ухитрился запустить сообщение по трем каналам. Теперь, как условлено, Уилл повернулся к первой камере. Предстояли три интервью подряд — прямой эфир по трем основным программам новостей.

      Один из репортеров принял сигнал и обратился к Уиллу:

      — Мистер Ли, вы сказали, что считаете себя более квалифицированным, чем кто-либо в штате, за исключением одного человека. Это, должно быть, сенатор Бенджамин Карр?

      — Вы правы, — сказал Уилл. — Я не стал бы баллотироваться, если бы сенатор решил сам включиться в предвыборную кампанию.

      — И вы полагаете, что вы лучший кандидат, чем губернатор Мак Дин?

      — Да, полагаю, — уверенно высказался Уилл. — Притом по многим причинам. Назову две из них. Во-первых, у меня есть реальная программа действий в сенате, содержащая конкретные предложения. Они касаются установления национальных приоритетов в сферах обороны, внешней политики, образования, имея в виду и мероприятия, связанные с социальным прогрессом. Во-вторых, я восемь лет работал при величайшем сенаторе, которого наша страна имела в этом веке, и если бы он был в состоянии, я уверен, что он был бы здесь и поддержал бы меня.

      — Когда и как мы сможем узнать подробности вашей программы, мистер Ли?

      — Как только дадите мне больше двух минут эфирного времени, — засмеялся Уилл. — В ближайшие месяцы я буду рассказывать о ней на каждом углу в нашем штате, и, я надеюсь, моим землякам понравится то, что они услышат.

      Камера обратилась на репортера.

      — Вы слышали, — сказал он, — Уилл Ли, начиная свою кампанию, прямо заявил, что обладает лучшей квалификацией для работы в сенате Соединенных Штатов, чем губернатор Дин. Мы получим реакцию губернатора чуть позже, а теперь продолжим обзор новостей.

      Том Блэк поблагодарил репортера и начал подготовку к следующему интервью.

      Уилл повторил, сказанное ещё дважды для двух других станций, затем провел пять минут с газетными репортерами из нескольких городов штата.

      — Хорошо, — сказал Том. — Начало хорошее. Теперь в воскресенье нам придется накормить тридцатиминутными интервью голодные рты на станциях в Огасте, Саванне, Мейконе, Колумбусе и Уэйкроссе. Это обеспечит почти все телевизионные точки штата.

      Уилл смахнул с лица капли дождя.

      — Думаю, если я справлюсь со всем, что вы запланировали на следующую неделю, я совладаю и с остальным.

      — Не беспокойтесь, — сказал Том, — при удаче вам станет только тяжелее.

      Они проехали в созданный офис Уилла, расположившийся на Спрингс-стрит. Здание походило на склад. В нем была дюжина письменных столов, за которыми с занятым видом устроились добровольцы. На верхнем ярусе была общая рабочая комната и кабинеты Уилла, Джека и Китти. Джек показал Уиллу ящик с карточками три на пять дюймов.

      — Эти карточки, — сказал Джек, — заведены на каждого из списка ваших знакомых. Они содержат доступные нам сведения о его занятии, состоянии, семье, детях. Просмотрите их. И попробуйте позвонить.

      Уилл начал с верхней карточки: Уиллис Перкинс, названый брат в университете Джорджии двадцать лет тому назад. Он набрал телефонный номер. Том Блэк сидел рядом. Ответил маленький ребенок, и Уилл не без труда уговорил его подозвать отца.

      — Хэлло? — раздался глубокий, низкий голос. Уилл тотчас его узнал.

      — Уиллис, говорит Уилл Ли. Как поживаешь?

      Последовало короткое молчание, прежде чем Перкинс отреагировал.

      — Уилл Ли, из университета?

      — Точно так.

      — Иисус Христос!

      Уилл посмотрел на лежавшую перед ним карточку.

      — Я слышал, ты вступил в семейный бизнес, так?

      — Верно. И дела идут неплохо.

      — Послушай-ка, Уиллис, ты смотрел сегодня шестичасовые новости?

      — Нет, я вздремнул. Ты меня разбудил.

      — Сожалею, друг. Но если бы посмотрел, мог бы полюбоваться мной. Я стоял перед Капитолием. И я объявил, что намерен баллотироваться в сенат.

      — В сенат штата?

      — Подымай выше. В конгресс Соединенных Штатов.

      — Вот чертовщина!

      Уилл перевел дыхание и заставил себя продолжить:

      — Послушай, Уиллис, мне нужна твоя помощь.

      — Ага! — рассмеялся Перкинс. — Я понял. Хочешь получить вклад в кампанию, верно?

      — Ты всегда был догадлив, Уиллис.

      — А ты республиканец или демократ?

      — Я демократ, Уиллис.

      — Тогда тебе не повезло, малый. Я недавно обратился в республиканца. Благодаря Джимми Картеру.

      — Он и меня чуть не превратил в республиканца, — сказал Уилл подчеркнуто. «Почему, черт побери, я это сказал? — изумился он. — Ведь неправда».

      По другую сторону стола Том Блэк провел пальцем по горлу.

      ? Забудьте об этом, — беззвучно произнес он.

      — Уиллис, я не буду восстанавливать тебя против республиканских принципов, но я хотел бы, чтобы ты обратил внимание на то, что я буду говорить по ходу кампании, и если тебе что-то из этого придется по душе, позвони мне, хорошо?

      — Не рассчитывай, друг, — сказал Перкинс.

      — Спасибо, Уиллис, рад был потолковать с тобой. — Уилл положил трубку и потер бровь. — У этого парня никогда не было мозгов, — сказал он. — Не знаю, что побудило меня внести его в список.

      — Время потрачено не зря, — сказал Том. — Дьявол, он ещё позвонит вам. По крайней мере, не упустит случая рассказывать кому попало, что вы ему звонили. Будет ещё хвастать этим.

      В комнату вошла Китти Конрой с большим пакетом.

      — Это оставлено для вас, — сказала она. — Здесь написано: «лично».

      Уилл распечатал пакет.

      — Хорошо, — сказал он. — Это материалы, подобранные к суду над Лэрри Муди. — Он быстро просмотрел бумаги и усмехнулся: — Хорошие материалы. Смогу их использовать.

      — Долго ли может продолжаться суд? — спросил Джек Бахенан.

      — Дня три, а может, и пять, — ответил Уилл. — Начнем отбор присяжных утром в понедельник — на это уйдет весь день, а то и больше. Затем ещё день — представить обвинение. Следующий день займу я. Свидетелей вроде немного. Для перестраховки не планируйте для меня ничего на дневное время до уик-энда.

      — Выгодно, что процесс будут ежедневно транслировать по телевидению.

      — Разве это так уж хорошо? — спросил Уилл. — Если Муди будет признан невиновным, это возмутит большинство черных граждан Джорджии, а если он будет осужден, придет в ярость множество белых, и в их глазах я буду выглядеть некомпетентным.

      — Не беспокойтесь, — сказал Том, — Китти передаст в печать, что у вас не было выбора в том, что касается защиты этого парня. Главное, каждый вечер в шестичасовых новостях будет видеть, как вы выходите из зада суда и обращаетесь к репортерам. Вспомните, что говорил П. Т. Барнум — все хорошо, пока они правильно пишут ваше имя.

      — Приму к сведению, — сказала Китти.

      — Я бы забеспокоился, если бы это происходило позднее, к концу кампании, — сказал Том. — Но на её ранней стадии люди только привыкнут узнавать вас в лицо.

      — Надеюсь, вы правы, — сказал Уилл, выбирая новую карточку из ящичка. — «Хэрри Мэплс», — прочитал он вслух. — Банкир? Хэрри?

      — Так утверждает справочник университета Джорджии, — ответил Джек.

      — Сказать по правде, — заметил Уилл, — я не думал, что Хэрри после университета вообще получит какую-либо работу. — Он набрал номер.

      — Хэлло.

      — Хэрри Мэплс?

      — Верно.

      — Говорит Уилл Ли…

      — Уилл, как поживаете, малый? Я только что видел вас по телевизору. Что могу сделать, чтобы помочь вам?

      Уилл прикрыл трубку и взглянул на Блэка.

      — Может, все выйдет не так уж плохо… — сказал он.

      Когда Уилл положил трубку, он располагал обязательством Мэплса внести тысячу долларов и его обещанием мобилизовать нескольких своих друзей.

      Китти включила большой телевизор.

      — Через минуту услышим интервью с губернатором, — сказала она.

      Мак Дин находился на ступенях Капитолия штата, на том же месте, где недавно стоял Уилл.

      — Губернатор, Уилл Ли говорит, что он может лучше, чем вы, представлять Джорджию в сенате. Что скажете по этому поводу?

      Дин снисходительно улыбался.

      — Что ж, я знавал Уилла ещё маленьким мальчиком, — сказал он, — и он всегда был действительно везучим пареньком. — Слегка нахмурившись, губернатор продолжил: — Уилл до сего времени не претендовал на выборные должности, а сейчас, на мой взгляд, он пытается откусить немного больше, чем может разжевать, баллотируясь сразу в сенат Соединенных Штатов. Думаю, Уиллу было бы полезно набраться опыта, поработав для почина в совете местной школы или вроде того. Затем он мог бы попробовать выставить свою кандидатуру в совет попечителей округа, а то и законодательное собрание штата.

      — Губернатор, мистер Ли работал у сенатора Бена Kappa в течение восьми лет и утверждает, что Бенджамин Карр поддерживает его в настоящий момент.

      Мак Дин вроде бы опечалился.

      — Что ж, грустно слышать, — сказал он, подняв брови, — что Уилл Ли навязчиво сравнивает себя с Беном Карром. А по поводу поддержки сенатора… Я достаточно информирован о состоянии здоровья Бена и точно знаю — он просто не может выразить своего мнения. Его речь ещё не восстановилась, он парализован. Я, со своей стороны, хотел бы и рассчитываю ввести молодого Ли в политическую жизнь Джорджии. Ему ещё многому нужно учиться, и я сделаю все, что могу, чтобы помочь ему в этом смысле.

      — Вы же негодяй, — сказал Уилл в телеэкран.

      — Лучше вам сразу привыкнуть к такому, — сказал Том Блэк. — Это он только начинает.

     

      Глава 2

     

      — Что ж, Гарри, — сказал Старейшина, — заходите-ка. Гаролд Перкерсон снял у порога плащ.

      — Мерзкая ночь, — сказал Старейшина, взяв из рук Перкерсона плащ и вешая его в. шкаф.

      Перкерсон проследовал за хозяином по мраморному полу в библиотеку. В камине потрескивали дрова. Старейшина раскрыл дверцу книжного шкафа — там помещался мини-бар, сквозь стекло виднелись бутылки. Старейшина плеснул в два стакана бурбон и бросил кубики льда.

      — Садитесь же, парень, — сказал Старейшина, указывая на кожаное кресло у камина, и сам сел напротив.

      Старейшина был спокоен и гостеприимен, будто принимал некоего почетного гостя, а не беглеца, промокшего под дождем.

      — Я… Я сожалею, что вынужден был позвонить вам, — сказал Перкерсон, благоговея.

      — Пустяки, — ответил Старейшина, склонив массивную голову. — Это нужно было сделать.

      Перкерсон глотнул виски. Лучшего бурбона он отродясь не пробовал.

      — Я засветился, — убито сказал Перкерсон, — и, кажется, навредил.

      — Вы действительно так полагаете? Ну, так я успокою вас. — Старейшина уперся локтями в колени. — Вы у нас стали героем. Вы проявили нужную инициативу. Вы воодушевили молодых, состоящих в нашей организации, и вели себя образцово, дружище.

      Перкерсон едва мог поверить. Он позвонил Старейшине, став беглецом, получил указание ждать, затем вызов сюда. И вошел в дом этого человека, готовый получить пулю или застрелиться, если прикажут. И вот его называют героем и образцом.

      — Это было замечательно, то, что вы сделали на ферме. Вы, собственно, в пламени провалились под землю.

      — Я убил полицейского, — сказал Перкерсон.

      — Не тревожьтесь. Они там, конечно, в бешенстве, но и в смятении, потому что не понимают, почему все произошло, и это сводит их с ума. В полицейском управлении есть свой человек. Я знаю, о чем там думают. Тамошний шериф — доброжелательный дурак, нам пока не о чем беспокоиться. Вы не оставили следов! — Он подмигнул. — Нет никого, кто даст какие бы то ни было сведения о вас.

      — Но моя фотография появилась в газетах штата, — сказал Перкерсон.

      — Ну что ж, — произнес Старейшина, поднявшись и подойдя к бару, — это так, но обойдется и это. Устроимся, парень.

      Старейшина чуть приподнял полку и отодвинул её. Зеркальная стенка бара откинулась, за ней был старомодный сейф, встроенный в шкаф. Он набрал шифр, повернул ручку и раскрыл дверцу. Из сейфа Старейшина извлек небольшой брезентовый рюкзачок. Закрыв сейф и задвинув обратно полку, Старейшина взял рюкзак и возвратился в свое кресло.

      — Поглядим, что тут имеется, — сказал он, дернув застежку «молнию». Сперва он вытащил из рюкзака мешочек в форме кошелька и перебросил его Перкерсону. — Вот вам десять тысяч долларов двадцатками и по пятьдесят.

      Перкерсон опустил мешочек на колени, не раскрывая его.

      Далее в руках Старейшины оказалась пачка пластиковых карточек, скрепленных резинкой.

      — Держите-ка визитки, бланки и кредитные карточки на имя Джеймса Росса. Это бизнесмен, работающий в компании наших друзей. В случае чего он скажет, что у него похитили эти документы. Здесь и водительские права Джорджии, на них ваша фотография. Через несколько дней вам надлежит все это сжечь.

      Перкерсон взял пачку и рассмотрел права.

      — Уши мои очень приметны… — заметил он сокрушено.

      — И нос тоже, — сказал Старейшина. — Но и это не проблема! — Он что-то написал на листке новенькой записной книжки и передал её Перкерсону. — Вот вам прекрасный хирург из округа Кобб, он полностью в курсе дела и сформирует вам новую физиономию. Этим вечером вы должны уже быть у него. — Старейшина усмехнулся. — И можете не беспокоиться о своих ушах. — Он подтолкнул опустевший рюкзачок Перкерсону. — У вас есть оружие? — спросил Старейшина.

      Перкерсон кивнул:

      — В плаще автомат, ну и ещё пистолет — это всегда при мне.

      — Это оружие использовано в акциях?

      — Полностью.

      Старшина поднялся и вышел из комнаты. Вернулся он с новым пистолетом и кожаным портфелем.

      — Возьмите-ка вот это, — сказал он, — а ваш арсенал давайте сюда, я о нем позабочусь. В портфеле находится складная снайперская винтовка чешского производства с глушителем — отличная вещь. Ознакомьтесь-ка с ней.

      Перкерсон открыл портфель, вынул части и мгновенно собрал винтовку. Она была очень легкая.

      — Для вас будет задание, когда поправитесь после операции, — Сказал Старейшина, будто читая мысли Перкерсона. — На чем ездите?

      — Я бросил свой пикап. Подъехал на такси и за милю отсюда отпустил его. Далее шел пешком.

      — Хорошо. — Старейшина передал Перкерсону ключи. — В моем гараже стоит «мазда», зарегистрированная от имени компании, где вы теперь числитесь служащим. Езжайте прямиком к доктору. Я предупрежу его, что вы в пути.

      Перкерсон разобрал винтовку, уложил её в портфель и встал.

      — Не знаю, как и благодарить вас, сэр.

      Старейшина взял его руку.

      — А я не знаю, как мне благодарить вас, — сказал он. — Езжайте-ка осторожно, дружище. Не нарывайтесь. Вам надо лишь добраться до доктора — и все о'кей.

     

      Глава 3

     

      Уилл был на ногах с шести утра, а в семь набрал вашингтонский номер Кетрин Рул.

      — Хэлло…

      — Это Уилл.

      — О, который час?

      — Семь. Я думал, ты встала.

      — Я не встала. Не мог бы ты позвонить чуть позже?

      Уилл попытался скрыть раздражение.

      — Я пытаюсь дозвониться тебе уже целую неделю, — сказал он, сдерживаясь, — но общаюсь с автоответчиком. Ты не отреагировала ни на один из моих звонков.

      Наступило продолжительное молчание.

      — Я была очень занята, — сказала она наконец.

      — Я и сам был предельно занят, — ответил он, уже не справляясь со своим голосом.

      — Ты же понимаешь, я не все могу говорить по телефону, — сказала она. — Когда приедешь?

      — Не знаю, — угрюмо ответил он.

      — Не можешь выбраться? Думаю, нам бы следовало поговорить.

      — Послушай, я уже начал предвыборную кампанию в сенат Соединенных Штатов, помнишь об этом? А этим утром стартует процесс об убийстве. У меня нет никакого времени.

      — А я, понимаешь ли, приступила к новой работе. Домой заявляюсь не раньше двух часов ночи и, откровенно говоря, надеялась пару часов поспать. Но ты звонишь на заре с упреками, обиженный, как ребенок.

      Уилл сделал глубокий вдох.

      — Ладно, Кейт, жаль, что разбудил тебя. Спи дальше. Позвони, если представится возсть. — И он бросил трубку, не дожидаясь ответа.

      Минуты две он расхаживал взад-вперед, ругая Кейт, обзывая её словами, которых никогда бы не сказал ей в лицо. Затем подхватил, галстук и пальто и выскочил из коттеджа. Когда он уже дошел до машины, то услышал, что зазвонил телефон. Но возвращаться в коттедж не стал, а забрался в машину и повернул ключ зажигания.

     

      К девяти часам Уилл просмотрел свои заметки, закрыл портфель и уложил вещественные доказательства в пластиковый мешок. Все ещё рассерженный на Кейт, он ехал в Гринвилл быстрее, чем следовало. К его удивлению, команда телевизионщиков уже разместилась у здания суда.

      — Мистер Ли, не могли бы вы уделить нам минутку? — спросил молодой чернокожий репортер.

      У Уилла возникло поползновение отделаться от него, но Том Блэк не одобрил бы.

      — Конечно, — сказал он. — Чем могу быть полезен?

      Молодой человек кивнул телеоператору.

      — Перед вами Дейв Уиллис у здания суда Мериуезерского округа с Уиллом Ли, кандидатом в сенат США и адвокатом Лэрри Юджина Муди, подсудимого по делу об убийстве Сары Коул, — сказал он и повернулся к Уиллу: — Мистер Ли, почему вы взялись защищать Лэрри Муди?

      — Что ж, Дейв, — ответил Уилл, — я полагаю, вы согласны с тем, что мистер Муди имеет право на адвоката…

      — Да, конечно, мистер Ли, но почему именно вы? Вы — кандидат на государственный пост. Надеетесь получить некоторые голоса, защищая человека, обвиненного в зверском изнасиловании и убийстве?

      — Конечно же нет, — сказал Уилл. сдерживаясь. — Судья попросил меня защищать мистера Муди до того, как я решил баллотироваться в сенат.

      — В качестве общественного защитника?

      — Это была основа, на которой я первоначально согласился выступить защитником, — осторожно сказал Уилл.

      — Вы сказали «первоначально», мистер Ли. Означает ли это, что ваш статус с тех пор изменился? Платят ли вам теперь за участие в деле Лэрри Юджина Муди?

      Репортер оказался шустрым.

      — После того как я дал согласие на это, кто-то выразил желание заплатить мне за защиту мистера Муди, — сказал Уилл. — Я объяснил это судье.

      — Кто же вам платит за защиту Муди? — спросил репортер.

      — Эта сторона желает выступать анонимно, — сказал Уилл. — Но теперь извините, мне нужно в суд! — И он двинулся.

      Репортер пошел рядом.

      — А какого исхода вы ждете? — спросил он.

      — Я жду оправдания, — заявил Уилл на ходу. — Всего хорошего.

      Боже, неужели теперь так и будет? Он прошествовал в переполненный зал. Многие толпились в коридоре.

      Джон Морган и Чарлена Джойнер сидели в первом ряду, позади стола зашиты. Уилл положил свой портфель, рядом пакет с вещественными доказательствами и обменялся рукопожатиями с Морганом и Чарленой. Она была в скромном темно-голубом хлопчатобумажном платье с высоким воротничком. В такой одежде она выглядела ещё привлекательнее. У боковой двери заместитель шерифа снимал с Лэрри наручники.

      Лэрри в коричневом костюме, при галстуке производил хорошее впечатление. Он был подстрижен и свежевыбрит. Уилл пожал ему руку и сел. Чарлену Лэрри приветствовал коротким кивком, а Джону Моргану пожал руку через перила.

      Уилл посматривал на часы: уже десять, а Элтон Хантер ещё не прибыл. Не было и судьи. Под шум голосов людей, переполнивших зал, из офиса судьи вышел клерк и подошел к столу защиты.

      — Судья Боггс хотел бы видеть вас в своем кабинете, — сказал он Уилл у.

      — Я скоро вернусь, Лэрри, — произнес Уилл. — Расслабьтесь.

      — Входите, Уилл, — пригласил судья из-за своего стола. Он говорил по телефону: — Каково же точно его состояние?.. Нет, я не родственник, я судья окружного суда, и этот человек должен был прибыть на процесс десять минут назад. Он сможет приехать? — Судья опять подождал. — Большое спасибо, — произнес он наконец, со вздохом положил трубку и повернулся к Уиллу: — Возникли проблемы, малый.

      — Что случилось?

      — Что-то с Элтоном Хантером. Его увезли в госпиталь с болями в животе. Похоже на обострение аппендицита с осложнением. Элтон в приемном покое и чувствует себя очень плохо.

      Уилл не нашелся, что ответить.

      — Что ж, — продолжал судья, — лучше бы этот негодник не умер.

      — Есть кто-нибудь, способный заменить его?

      — Никого, — ответил судья. — Придется перенести процесс, и он не впишется в сроки. Я уже готовлюсь к этому. — Судья тронул рукой подбородок.

      — Значит, говорим ещё о трех месяцах? — недоверчиво спросил Уилл.

      — Полагаю, примерно так.

      Уилл потер виски. День оказывался неприятным.

      — Судья, ещё раз прошу вас… — сказал он.

      — Нет, — подчеркнуто жестко заявил судья. — И не поднимайте этого вопроса.

      — Хорошо, — бросил Уилл, вставая. — В таком случае прошу освободить моего клиента под залог. Нет оснований держать его взаперти. У него есть работа, его работодатель готов внести деньги, и он никуда не денется. Прошу о залоге на сумму пятьдесят тысяч долларов.

      — Я выслушаю вашу просьбу в зале суда, — заявил судья.

      Уилл вернулся к столу защиты.

      — Что происходит? — спросил Лэрри Муди.

      — Подождите минутку, — ответил Уилл. — Сейчас увидите.

      — Всем встать, — произнес клерк. В зал суда вошел судья.

      — Леди и джентльмены, — обратился он ко всем, заняв свое место. — мы зря собрали вас. Обвинителя госпитализировали с диагнозом аппендицит, и я переношу дело на следующий семестр. — Он кивнул Уиллу.

      Уилл встал.

      — Ваша честь, прошу отпустить моего клиента под залог.

      В зале раздался ропот.

      — Залог устанавливается в двести пятьдесят тысяч долларов, — сказал судья.

      — Вот дерьмо! — прошептал Уилл. Он повернулся и взглянул на Джона Моргана. К удивлению Уилла, Морган важно кивнул. Уилл опять повернулся к судье: — Ваша честь, подзащитный направит залог по почте.

      — Переговорите с клерком, — распорядился судья. Он ударил молотком. — Итак, дело отложено. Судебное заседание прерывается на час, чтобы шериф подготовился к следующему делу. — Он поднялся и ушел к себе.

      Лэрри Муди выглядел остолбеневшим.

      — Означает ли это, что я свободен? — спросил он, не веря своим ушам.

      Уилл посмотрел на Моргана.

      — Я принес с собой некоторые документы, — заметил тот, — просто на всякий случай. Уилл опять взглянул на Лэрри.

      — Значит, ещё до ленча вас выпустят. — Он поискал глазами Чарлену, но она исчезла. В изумлении он опять обратился к Лэрри: — Куда ушла Чарлена?

      Лэрри отвел глаза.

      — Полагаю, куда хотела. Мне до этого мало дела. — Затем, почувствовав тревогу Уилла, он добавил: — Не беспокойтесь, она даст показания, когда придет время. Можете на неё рассчитывать.

     

      Глава 4

     

      Когда Уилл вернулся в коттедж, лампочка автоответчика мерцала. Он нажал кнопку и уселся с карандашом и листком бумаги.

      «О, идите к дьяволу! — сказал голос Кетрин Рул, — отправляйтесь трахать самих себя!» — И она бросила трубку. Прекрасно, подумалось Уиллу, но прежде чем он вполне освоил заявление Кейт, из автоответчика донесся другой голос:

      «Уилл, говорит Хэнк Тейлор из Вашингтона. Малый, мы подготовили для вас кое-какую рекламу. Я хотел бы, чтобы вы приехали сюда так быстро, как только сможете, и просмотрели бы материалы. Сразу же позвоните мне, непременно».

      Уилл позвонил в свой офис в Атланте и попросил Джека Бахенана к телефону.

      — Процесс отложен, — сказал он. — Получается, что у меня свободна целая неделя. Не могли бы вы что-нибудь наметить для меня?

      — Боже, Уилл, — хрипло ответил Джек, — сейчас ничего не могу предложить. Это неожиданность. Но следующая неделя заполнена.

      — У вас ужасный голос, Джек. Вы больны или что-то еще?

      — Нет, работал всю ночь, недоспал…

      — Что ж, отдохните. Вы должны держаться на ногах.

      — О'кей. Послушайте, на этой неделе целесообразно продолжить мобилизацию средств уже за пределами первого списка.

      — Утром звонил Хэнк Тейлор. Говорит, у него есть материал для рекламы и его нужно срочно просмотреть. Думаю сегодня лететь в Вашингтон.

      — О'кей, — ответил Джек. — Когда рассчитываете вернуться?

      — Завтра… Нет, через день. Есть ещё разные дела.

      — Уилл, что, если бы я поехал с вами? Я уже несколько недель не видел Милли и детей. Полагаю, Китти обойдется здесь и без меня.

      — Конечно, — Уилл посмотрел на часы. — Подхвачу вас в аэропорту, скажем, через два часа. Тогда мы будем в Вашингтоне к вечеру.

     

      Уилл приземлился, заправил машину и увидел Джека Бахенана. Джек выглядел встревоженным.

      — Что-нибудь случилось? — поинтересовался Уилл.

      — О, ничего особенного, — сказал Джек. — Небольшая ссора с Милли. Разберемся дома.

      — Джек, если вам понадобится побыть некоторое время в семье, мы что-нибудь сообразим.

      — О нет, все не настолько серьезно.

      Джек задремал сразу после взлета и проспал весь путь до аэропорта в Колледж-Парке. Оттуда Уилл позвонил, чтобы ему доставили его машину, а Джек взял такси до своего дома. Затем Уилл позвонил Кейт в её офис в ЦРУ, чего он обычно избегал.

      — Офис заместителя помощника директора по разведке, — ответил незнакомый голос.

      Уилл чуть не повесил трубку, но надо было связаться с ней.

      — Могу я поговорить с Кетрин Рул? — сказал он.

      — Кто звонит, пожалуйста?

      — Это Уильям Генри, — ответил он, используя свои первые имена. Таким образом он представлялся в тех редких случаях, когда все-таки приходилось звонить Кейт на работу.

      Последовала очень продолжительная пауза, затем к аппарату подошла Кейт — холодная, настроенная по-деловому.

      — Да? — сказала она.

      — Я прилетел в город, — сказал он бесстрастно. — Не могли бы мы увидеться вечером?

      — Позвоню вам после обеда, — ответила она. — До свидания.

      Несколько минут он ждал в приемной Тейлора. На этот раз там было спокойнее, во всяком случае, не слышно никакой музыки. Наконец его провели в кабинет.

      — Уилл, как поживаете? — спросил Тейлор, сотрясая его руку.

      — Прекрасно, Хэнк, — ответил Уилл, все ещё встревоженный диалогом с Кейт и не в настроении переносить похлопывание по спине со стороны Тейлора.

      — Садитесь, малый, у меня есть нечто великолепное для вас, — сказал Тейлор, пододвигая стул.

      — А где Том Блэк? — спросил Уилл.

      — Он сегодня занят, — уклончиво ответил Тейлор. — Знаете, я не уверен, что именно он сейчас нужен для проведения вашей кампании. Он тратит массу времени на затею Хилда в Нью-Йорке. Думаю подобрать вам кого-нибудь получше.

      Уилл пытался заговорить, но свет погас, и Тейлор поднял руку.

      — Подождите, пока не увидите это, — произнес он. — Черт возьми, подождите, пока не услышите это.

      Уилл откинулся на стуле и сосредоточил внимание на экране, забеспокоившись о том, что Тейлор уже создает фильмы, минуя этап согласования основной идеи выборной кампании. И что за чертовщина с Томом Блэком? Вроде бы Том — в порядке, на него положиться. Уилл не намерен был просто так с ним расстаться.

      Но начался фильм.

      Уилл удивился, увидев себя возле озера и у коттеджа с засученными рукавами. У его ног вертелась собака. Кадры сопровождались тихими звуками марша, и диктор проникновенно сообщил: «Джорджия нуждается в сенаторе нового типа, таком, который бы, стоя на красной глине штата, видел звезды над головой». Камера показала Уилла прохаживающимся над озером. Он бросил в воду палку, чтобы Фрэд вытащил её оттуда и принес к его ногам. Диктор продолжил: «В человеке, который полагает, что каждый родитель в Джорджии должен выбрать подходящую школу для своего ребенка, общественную или частную, где бы преподавание оплачивалось его именными чеками, выписанными в счет налога…»

      Уилл разозлился. Он ведь говорил Тейлору, что против такого плана.

      Камера скользнула вокруг озера, остановилась на лице Уилла. «В человеке, на которого Джорджия могла бы полагаться, — сказал диктор, и музыка стала громче, а к ней присоединился мужской хор: «Ли! Ли! Он наш человек! Если он не сможет сделать этого, то не сможет никто!» Экран почернел, появилась броская надпись: «Оплачено комитетом по выборам Уилла Ли».

      Снова зажегся свет.

      Уилл повернулся к Тейлору.

      — Черт вас возьми!

      — Что такое? — воскликнул Тейлор.

      — Если вы полагаете, что я плачу за этот клочок хлама, вы просто лишены рассудка, — сказал Уилл.

      — Но послушайте, Уилл, это предварительная идея, но это. же прекрасный материал!

      — Я определенно говорил и подчеркивал, что против вздорной идеи школьных чеков. Я демократ, слава Богу.

      — Постойте, Уилл…

      — Я предупреждал, что прежде чем декларировать в фильмах какие-либо идеи, надо их согласовать со мной.

      — Уилл, это же просто…

      — А в прошлый раз в этом офисе я слышал эту же самую музыку, но предназначенную для Хилда. В чем дело? Он выкинул её вам обратно? Я не виню его — она отвратительна. Но вы решили подбросить её мне, а? — Уилл встал. — Где Блэк? Не верю, что он имеет какое-либо отношение к этому хламу.

      Тейлор тоже поднялся.

      — Я же сказал, Уилл, что он выбывает из вашей кампании.

      — Так же, как и вы, — жестко заявил Уилл, направляясь к двери. — Можете послать мне счет за время, потраченное вами на мою кампанию. Все, что похоже на этот фильм, можете кушать сами. Надеюсь, вы вернете то, что осталось от тридцати семи тысяч пятисот моих долларов, не истраченных на работу Тома Блэка. Если не получу этого через неделю, начиная с сегодняшнего дня, я подам на вас в суд и копию искового заявления отправлю в «Вашингтон пост».

      Тейлор побагровел и вспотел, стоя у большого стола для совещаний. Казалось, он пытался что-то сказать, но не мог найти слов.

      Уилл рывком распахнул дверь и вышел.

     

      Глава 5

     

      Мики Кин сидел в стальном кресле в офисе капитана и ждал, когда тот кончит говорить по телефону. Наконец капитан повернулся к нему.

      — Боже мой, Мики! — воскликнул он.

      Лицо Кина было опухшим, после того, как хирург удалил осколки стекла. Но опухоль спадала. Хорошо, что целы глаза.

      — Ваше лицо… — сказал капитан. — Нельзя ли с ним что-нибудь сделать?

      — Говорят о пластической операции, но пока на неё нет времени.

      — Можете располагать любым сроком на это, — сказал капитан. — Ваш вид, знаете ли, приводит слабонервных в уныние.

      — В данный момент меня занимает не это, — попытался ухмыльнуться Кин

      — Да, знаю, — с симпатией вымолвил капитан. — Тогда давайте о деле.

      — Я читал документы, которые вы посылали мне в госпиталь. Спасибо за них.

      — Добавить особенно нечего. Дом был истинным арсеналом. Под амбаром был своего рода подвал, а в нем стрельбище. Выкопана масса пуль всех калибров, обнаружены автоматы «Узи» и девятимиллиметровые пистолеты. Богаче нашего полицейского тира.

      — Значит, действует какая-то группа. Людей в ней не четверо, а, видимо, больше.

      — Кто знает? — ответил капитан. — Полагаю, вы хотите поохотиться на этого парня, Перкерсона? Так?

      — Да, сэр.

      — Я читал ваш доклад, но хотел бы услышать от вас самого, почему Питмэн пошел в дом один. И еще: как вы это допустили?

      — Я отговаривал его, капитан, но он не слушал меня, да и не было времени. Как только я увидел дохлых лошадей, у меня возникло предчувствие беды, но Чак не хотел ничего слышать. Не мог же я приказать ему остановиться!

      — Понимаю, — сказал капитан. — Что ж, он всегда был немного тугодум. Всегда упрямился и лез напролом.

      — В тот день он взял все на себя, — сказал Кин, уставившись в пол. — Если бы мы все бросились в этот дом, погибло бы много наших людей. — Кин поднял взгляд на капитана. — Мне было бы проще остаться там вместе с ним. Он был лучшим напарником из всех, кого я знаю по службе. Все брал на себя. — Кин посмотрел через стеклянную перегородку на комнату взвода. Он потерял напарника, и ребята задавались вопросом, как это получилось. — Я пока не хочу и не смогу работать с кем-либо в паре капитан.

      Капитан кивнул.

      — О'кей. Понимаю вас. Подождем, пока все немного остынет.

      — Я прошу дать мне возсть продолжить розыск Перкерсона.

      — Вы немного опоздали, — ответил капитан. — Проверены все контакты этого человека. След потерялся.

      — Он выплывет, — сказал Кин. — Он реализует какой-то дьявольский заговор. Судите сами: сначала была «грязная» книжная лавка, потом порнографический кинотеатр в Шарлотте. В его доме, вы говорите, классное стрельбище. Я в госпитале много думал об этом. Скорее всего, он принадлежит к военизированной политической организации, вроде тех, что возникли на Западе. Это крайне правые, вроде фашистов. Одно время о них много писали. Домашние террористы.

      — В наших краях ничего подобного не было, — сказал капитан.

      — На Юге у нас был Клан, — заметил Кин, — да он в основном уже в прошлом, сейчас почти безобиден: в нем старички с. зачехленными ружьями и парой фляжек для поднятия духа в субботние вечера.

      Капитан посмотрел на него внимательнее.

      — Вы не согласны? — спросил Кин.

      — Хотите, чтобы я доложил начальству, что у нас в городе и штате действует тайная армия? Чтобы я сказал это майору, а тот передал губернатору?

      — Погиб мой партнер, напарник, — горько сказал Кин. ? Погиб на мине-ловушке, как во Вьетнаме. Погиб, преследуя в нашем городе парня, который командовал убийцами. Убийц было четверо — все в одинаковой форме, не вымогатели, не грабители. И убили они троих мирных граждан, четвертого не побили. Как вы назовете это, капитан?

      — Пусть газеты наклеивают ярлыки, — ответил капитан. — Мы будем вести розыск законным путем.

      — Позвольте мне этим заниматься, — сказал Кин.

      — Я же сказал, что мы прощупали все концы. На это брошены пятнадцать наших лучших людей.

      — А он опять совершит нечто подобное. Скоро будут ещё убийства и, вероятно, что-то ужасное. Опять объявится Перкерсон со своей командой палачей.

      — О'кей, — сказал капитан. — Гарантирую, что именно вам придется вести расследование, если действительно, не дай Бог, это случится.

      — Я сразу определю его, если он проявит себя, — сказал Кин. — Говорите, позволите мне?

      — Безусловно, — ответил капитан. — Дело будет полностью вашим. А пока берите неделю отпуска по болезни и отправляйтесь хоть во Флориду. Не хочу я вас видеть с таким лицом. Позагорайте немного.

      — Есть, сэр. — Кин встал и вышел. Проходя сквозь общую комнату, он ни на кого не взглянул. Один из детективов остановил его:

      — Паршивая история, Мик. Хлебнул ты горячего.

      — Да-а… — ответил врастяжку Кин и двинулся дальше. Он в самом деле смотается на недельку во Флориду. Все слишком пока горячо. Перкерсон не сразу высунет свои уши. Свой нос. А когда объявится один или со своей бандой, Мики Кин будет тут как тут. При исполнении. Чтобы, в конечном счете, приставить к его оттопыренному уху свой служебный револьвер и нажимать на спусковой крючок, пока не кончатся патроны.

     

      Глава 6

     

      Уилл Ли, войдя в свой дом в Джорджтауне, снял его с охраны и включил термостат. Воздух стал прогреваться. Тотчас зазвонил телефон. Уилл отсоединил автоответчик и взял трубку.

      — Слушаю…

      — Не могли бы мы встретиться в «Пье де Кушон» в семь? — произнес голос Кетрин.

      В ресторане? Не в его и не в её доме? Они ведь не виделись несколько недель.

      — Если ты именно этого хочешь, — сказал он.

      — Значит, в семь, — произнесла она.

      Отбой.

      Уилл бросил трубку. Он был разъярен на Хэнка Тейлора за его жалкую работу, злился на Тома Блэка, который куда-то пропал, а больше всего — на Кейт. Сперва следовало успокоиться. Пять тридцать. Чем заняться до семи? Пройдя в кабинет, он сел к столу и принялся составлять список очередных дел.

      Он наметил задания для Китти Конрой, затем поручения Джеку Бахенану. Шесть пятнадцать. Надо срочно найти другого политического консультанта или, быть может, какое-то рекламное агентство. Видимо, следует определить статус Джека, скорее всего, назначить его управляющим выборной кампанией. Джек Хитер, у него хорошее воображение, он трудолюбив, ему присуще чувство ответственности.

      Уилл позвонил Тому Блэку по его домашнему номеру. Сработал автоответчик.

      — Том, говорит Уилл Ли. У меня была встреча с Хэнком Тейлором, и я уволил его. Но я хотел бы потолковать с вами. Буду у себя в Джорджтауне по крайней мере всю завтрашнюю ночь, затем вернусь в Делано. Пожалуйста, позвоните как только сможете.

      Шесть тридцать. Уилл поднялся в спальню, прошелся по скулам электробритвой, сменил рубашку, надел куртку и прихватил плащ. Шесть сорок пять. Он спустился вниз, готовясь поставить дом на охрану, когда раздался звонок в дверь.

      На пороге стоял Джек Бахенан с таким видом, будто его переехал грузовик.

      — В чем дело, Джек? — спросил Уилл. — Входите.

      — Извините, что ворвался к вам, Уилл, — сказал Бахенан.

      — Ничего, Джек. По-моему, не мешало бы вам выпить.

      — Спасибо. Да, думается, именно выпить. Они уселись в гостиной, и Уилл поставил перед Джеком стакан бурбона со льдом. Было уже, шесть пятьдесят. До ресторана идти минут десять.

      — Что случилось, Джек?

      Бахенан ополовинил одним глотком свой стакан.

      — Это касается меня и Милли, — сказал он. — Между нами все кончено.

      — Послушайте, Джек, — сказал Уилл; — только не это. Вы не можете бросить Милли.

      — Это она бросила меня, — сказал Джек. — Выставила на улицу.

      — Джек, я всегда завидовал надежности вашего брака. У вас лучшая семья из всех, какие я знаю.

      — Так и было, — сказал Джек, — но все это в прошлом.

      Уилл был ошарашен. Он давно работал с Джеком, был крестным его дочери. Но, впрочем, не вникал в отношения Джека и Минни. Взглянув на часы, он сел на ручку кресла Джека и положил ладонь ему на плечо. Шесть пятьдесят пять…

      — Примите это спокойнее, Джек, утро вечера мудренее. Идите наверх и, устраивайтесь. Мне нужно срочно выйти, а вы располагайтесь как дома.

      Джек вздохнул и вытер лицо рукавом.

      — Хорошо, Уилл, спасибо. Мне, кажется, больше некуда податься.

      — Пошли. Я покажу вам, где что находится. Лучше я достану вам электроплед. — Он провел Джека в гостевую комнату и включил свет.

      — Все прекрасно, Уилл. Постараюсь не мешать.

      — Не беспокойтесь, Джек, когда вы почувствуете себя лучше, возьмите в холодильнике что-нибудь поесть.

      — Конечно. — Джек присел на край кровати. — Но я хочу вам все рассказать, все, как оно обстоит.

      Уилл опять посмотрел на часы. Ровно семь. Проклятие, она уже там. Она никогда не опаздывает.

      — Послушайте, Джек, мне срочно надо по делу. Поговорим завтра утром. Как бы то ни было, утро внесет ясность.

      — Уилл…

      — Никаких споров, — сказал Уилл. — Я сделаю для вас все, что смогу, а пока — отдохните. Увидимся, очевидно, за завтраком.

      Уилл выключил свет и сбежал по лестнице. К ресторану он несся на всех парусах. Но Кетрин там ещё не было. В этот час зал был занят наполовину.

      — Сколько вас, сэр? — спросил официант.

      — Двое, — ответил Уилл.

      Семь пятнадцать. Кетрин в самом деле никогда не опаздывала. Он начинал сердиться. Внезапно он почувствовал голод, съел корку хлеба с маслом и заказал бутылку красного вина, которое она любила. В семь тридцать пять она появилась.

      — Извини за опоздание, — сказала она.

      — Ничего, — ответил он спокойно, — я сам немного опоздал. Джек и Милли Бахенан поссорились, и он явился ко мне в тот момент, когда я был уже на пороге. Пришлось вернуться, дать ему выпить и уложить его в постель. Он налил вина, но Кейт не притронулась к стакану. — Это один из сотрудников сенатора Карра? Я слышала от тебя его имя.

      — Да, он, вероятно, будет управлять моей предвыборной кампанией, а при благоприятном результате станет руководителем моего аппарата.

      — Приятно, когда аппарат уже ждет, — заметила она. — Как сенатор?

      — Идет на поправку, но крайне медленно.

      — А твоя кампания?

      — Едва началась. — Уилл коротко рассказал о событиях в Делано, в частности, о процессе Лэрри Муди и отсрочке суда.

      — Должно быть, трудно все это совместить, — сказала она.

      — Не говори!

      Подошел официант.

      — Мы не будем обедать, — сказала ему Кейт и пояснила Уиллу: — У меня в восемь встреча.

      — Мне отводится всего несколько минут? Больше выделить ты не можешь?

      — Уилл, нам нужно поговорить.

      — И, вероятно скороговоркой, глотая слоги и без пауз.

      — Сожалею, но я ведь не ждала тебя. Не можешь же ты, позвонив из аэропорта, рассчитывать, что я сейчас же все брошу.

      — Полагаю, что нет, — сказал он.

      — Послушай, — устало произнесла она, — в настоящий момент на меня давят со всех сторон. У нас новый директор и идет перетряска. Я, кажется, говорила тебе, что года два мне нужно сидеть в управлении и работать с полной отдачей. Я первая женщина, взлетевшая так высоко по службе, и это кое-кого растревожило. Наших профессионалов старшего поколения. Симон, как ты знаешь, ушел, но остались его приятели. — Симон Рул был первым мужем Кейт. Его вынудили подать в Отставку после какого-то скандала. — Ну, и они все ждут, когда я поскользнусь, понимаешь? Не сомневаюсь, что уже прослушивают мой телефон. Не исключаю слежку.

      — Так какого же дьявола ты пригласила меня в ресторан, если за тобой следят!

      — Не хотела ехать в твой дом. Но ведь там все равно находится Джек Бахенан, не так ли?

      — Боялась, что я подомну тебя?

      — Уилл, прекрати.

      — И они, конечно, присматривают и за твоим домом?

      — Этого я не знаю. Может быть. Во всяком случае, сегодня скоро ко мне приедут, — она посмотрела на свои часы. — Понятно. Кто-то, кого одобряет управление.

      — Он и есть управление.

      — О, управление ведь одобряет междусобойчики сотрудников. Я и забыл — у вас там все по-семейному, для безопасности.

      — Мы не сожительствуем, — устало сказала она. — Если бы ты смог заранее известить меня… Я бы могла все устроить. Но я накупила продуктов и…

      — Ты готовишь?

      Раньше она и воду для чая сама не кипятила. Когда они бывали вместе, еду готовил он. Кетрин порозовела.

      — Ну, вроде того, — сказала она. — В сущности это не так уж сложно.

      — Удивительно, как это ты находишь время, — заметил он. — Тебе ведь, кажется, некогда было даже по телефону позвонить.

      — Я не обязана ничего объяснять, — рассерженно сказала она.

      — Конечно. Ты мне ничего не должна. — Взмахом руки Уилл подозвал официанта. — Будьте добры, один бифштекс средней прожаренности, жареный картофель и, пожалуй, кресс-салат. Леди не будет обедать. — Официант принял заказ и ушел. Уилл мстительно сказал Кетрин, демонстративно взглянув на свои часы; — Не хочу тебя задерживать.

      — Уилл, пожалуйста, попытайся понять, — сказала она. — Я не сплю с ним, он просто друг, хороший друг, а я сейчас нуждаюсь в каждом, кого могу заполучить. Она была очень красива. Она стала ещё привлекательнее. Уилл смотрел на её золотисто-каштановые волосы, кремовую кожу, припухший рот и жаждал её.

      — Кажется, я уже не нужен тебе, — произнес он.

      Кейт встретила его взгляд, хотела что-то сказать, но осеклась. Вот она встала, взяла свое пальто с ближней вешалки и вышла из ресторана.

      Уилл опорожнил стакан вина и снова наполнил его. Официант поставил перед ним салат. Что теперь делать? Снять свою кандидатуру в сенат? Изменить имя? Поступить на службу в ЦРУ?.. Официант деликатно сдвинул нетронутый салат и поставил перед ним среднепрожаренный кусок мяса.

      Выйдя из ресторана, Уилл сделал крюк, чтобы пройти мимо дома Кетрин. Ее окна были задрапированы. Они едва светились. Свечи, предположил он.

      Через несколько минут от открыл двери своего дома, замер, переступив порог: в передней висел Джек Бахенан. Ноги Джека, не достигали пола на несколько дюймов. Вокруг его шеи был затянут электропровод. Другой конец провода был привязан к перилам лестницы.

     

      Глава 7

     

      Детектив был достаточно вежлив. Уилл бесстрастно, насколько мог, отвечал на вопросы.

      — Откуда он мог взять провод?

      — Я доставал ему плед из чулана. Там был и провод. Должно быть, он заметил его.

      — Вы поставили в известность кого-либо из его родственников?

      — Я позвонил его жене, как только люди из «скорой» сняли тело, но она бросила трубку, услышав мой голос.

      — Почему бы это, как вы думаете?

      — Могу предположить, что она решила, будто я звоню по просьбе Джека. Он говорил, что она очень рассержена на него, Я пытался пару раз позвонить ей снова, перед тем, как вы приехали, но у неё было занято. Думаю, что там трубка лежала рядом с телефоном.

      — На ваш взгляд, он был в такой сильной депрессии, что мог лишить себя жизни?

      Уилл отрицательно покачал головой.

      — Нет. — Он помолчал. — Джек был ужасно расстроен, но… Он хотел рассказать мне, что случилось в его семье, а я опаздывал на свидание, попросил его отложить разговор и пулей выскочил из дома. Воз, если бы я задержался…

      — Это свидание — с кем оно было?

      — Я не хочу вмешивать это лицо. Не думаю, что это необходимо.

      — Позвольте мне судить о том, что сейчас необходимо, мистер Ли, — сказал детектив. Уилл уперся.

      — Это лицо не имеет отношения к происшедшему. Можете поверить на слово.

      Детектив помрачнел.

      — Хорошо. Тогда, может быть, скажете, где именно вы были?

      — Я обедал в «Пье де Кушон», в нескольких кварталах отсюда.

      — С неназванным лицом?

      — Я обедал один.

      — Может кто-нибудь подтвердить это?

      — Полагаю, официант. Я сидел справа от входа. За третьим столиком. Расплатился, предъявив кредитную карточку. — Уилл пошарил в кармане. — Вот чек.

      — Хорошо. Джек Бахенан был подвержен депрессиям? Уилл пожал плечами.

      — Не думаю. Джек бывал обеспокоенным, но его беспокоили всегда конкретные вещи.

      — Какие именно?

      — О, все что угодно. У него было развито чувство ответственности. Он хорошо работал. И больше всего беспокоился о своих служебных делах.

      — Есть ли ещё что-нибудь, по вашему мнению, что стоило бы мне знать? Уилл немного подумал.

      — Он казался очень усталым, когда прибежал ко мне. Мне показалось, он похудел за истекшие сутки. Улегшись в постель, он мгновенно отключился и уснул. К сожалению, мне недосуг было выслушать его и не могу сказать, что именно его взволновало, если не считать, что это был семейный скандал или ссора. Но, полагаю, вам предстоит говорить с Милли, его женой.

      — Разумеется, я это сделаю, — ответил детектив, закрывая блокнот. — Отправлю туда патрульную машину.

      — С этим я бы на вашем месте не спешил, — заметил Уилл. — С вашего позволения, я бы сам поехал к ней, когда вы неё здесь закончите.

      Судебные медики уже выносили тело.

      В патрульной машине детектив сидел молча, но его молодому партнеру очень хотелось поговорить.

      — Какое у вас впечатление от допроса Ли? — спросил он.

      Детектив вздохнул.

      — Думаю, все было так, как он рассказал.

      — У меня другая версия, — сказал молодой. — Может, они гомосексуалисты?

      — Что?!

      — Ну, гомосексуалы — этот Ли и Бахенан. Жена разузнала и вышвырнула Джека из дома. Не хочет разговаривать и с Ли.

      — У вас слишком пылкое воображение, — сказал детектив. — Этот парень, Ли, что-то скрывает, но не многое. У него свои дела, понимаете? И он ничуть не напуган. Он грустен, опечален, но не напуган. И говорил он правду. А умолчал о чем-то своем.

      — Я ему не верю, — упрямился молодой. — Здесь что-то большее.

      Детектив остановил машину у ресторана.

      — Третий или четвертый столик справа, — сказал он напарнику. — Следите, спросите официанта.

      — О'кей.

      Минут через пять напарник вышел из ресторана.

      — Что ж… — начал он.

      — Давайте-ка я сам расскажу, что вы узнали, — сказал детектив. — Мистер Ли явился сюда в начале восьмого. Встретился с женщиной. Они, воз, повздорили. Она ушла, он пообедал один и удалился. Я прав?

      — Как вы узнали о женщине? — спросил партнер.

      — Потому что он не захотел сказать, с кем у него было свидание. Теперь слушайте меня. Ни словечка об этом с вашим приятелем-репортером. Ли работает на Бена Карра, у него твердая репутация в Капитолии — я о нем слышал. Бахенан тоже работал на Карра, а в команде сенатора только хорошие люди. Репортеры вопьются в подробности, о которых мы с вами узнали, как собаки в свежее мясо. Этого допускать нельзя. Есть тайны следствия, вы поняли?

      — Почему же он скрыл от нас имя женщины?

      — Вы не только молоды, но, видать, и глуповаты, — сказал детектив. — Нетрудно понять, что женщина замужняя.

     

      Уилл выключил мотор «порше» перед домом в Бетсезде. Он не нервничал, отвечая на вопросы полиции, но разговора с Милли Бахенан боялся. Все же он выбрался из машины.

      Вероятно, он поднял Милли звонком уже из постели. Она была в халате и не собиралась впускать его в дом.

      — Ну, Уилл, — сказала она, — я так и знала, что это вы. Но сейчас я не хочу с вами говорить. Это не ваше дело.

      Уилл смотрел на неё — маленькую, бойкую, слегка растрепанную после постели. Он выбирал подарки для её детей, он ел приготовленные Милли деликатесы. Она хорошо к нему относилась, и он уважал её. Теперь её жизнь изменится.

      — О Боже, Милли… — сказал он.

     

      Глава 8

     

      Похороны были тихим кошмаром. Маленькая церковь не вмещала сотрудников Бенджамина Карра и всех друзей покойного. Джек Бахенан был популярен. Гроб стоял перед алтарем, вдова смотрела перед собой, не плача, неподвижным взглядом.

      После службы Уилл подошел к Милли Бахенан и наклонился поцеловать её в щеку, но она отпрянула. Ее мать и отец отвели взгляды.

      Китти Конрой, прилетевшая из Атланты, подошла к Уиллу, пораженному реакцией Милли.

      — Что произошло, Уилл? — спросила она, сдерживая слезы.

      Глаза её были красные.

      Вокруг стояли другие сотрудники Карра. Уилл рассказал все, как было. Они разошлись. Возле него осталась лишь Китти.

      — Уилл, придется сделать заявление для прессы в Атланте, — она вскинула голову. — Вы уверены, что рассказали мне все? Будет плохо, если что-то, относящееся к этому делу, обрушат на нас позднее.

      Уилл был озадачен.

      — Это все, Китти, — сказал он. — Что же мне скрывать?

      — Вы не так поняли, — ответила она смущенно. — Это дело из тех, которые иногда обретают собственное развитие. Тут важны мелочи и подробности, вносящие абсолютную ясность во все.

      — Вы хотите сказать, что возможен какой-то подвох?

      — О, не дай Бог, чтобы обнаружилось что-то, — проговорила Китти.

      Уилл тронул её за талию и провел к машине.

      — Китти, любовь моя, — сказал он, — вы знаете теперь все, что знаю я. До последней мелочи. Разумеется, ни я, ни вы не располагаем сведениями о поведении Милли. Завтра нужно собрать пресс-конференцию в Атланте. Я сделаю там заявление, скажу, что полагается, как мы потрясены и как ценили Джека.

      Китти возразила:

      — Не уверена в необходимости такой пресс-конференции. Будет масса ненужных вопросов. Я бы выступила с заявлением о том, что произошло. А репортеров вы сможете принимать в своем офисе поодиночке, неофициально.

      — Может, вы и правы, — сказал Уилл, раскрывая перед Китти дверцу машины. — Отправляйтесь и делайте, как сказали. Если хотите, чтобы я быстро доставил вас в Атланту, приходите ко мне домой примерно через час, и мы поедем прямо в аэропорт.

      — О'кей. — Она опустила взгляд. — Я чувствую себя дерьмом, поднимая этот вопрос, но вы уже решили, кто заменит Джека в кампании?

      — Пока не могу представить. Сзади внезапно раздалось:

      — Не возражаете, если я ворвусь в разговор?

      Уилл развернулся и увидел перед собой Тома Блэка.

      — Я ушел от Тейлора, — сказал Блэк. — Не думали ли вы, что я имел отношение к тому барахлу, которое он вам представил?

      Уилл молча ждал продолжения.

      — Мы по поводу этого материала, мягко говоря, поспорили, — сказал Блэк. — Он решил показать его вам, хочу я этого или нет. Я сказал, что лучше бы он трахнул сам себя, а затем сбежал. Вот и все.

      Уилл сумел улыбнуться.

      — Мне следовало бы догадаться об этом. Я подумал о вас иначе. Прошу простить меня.

      — Не нужно извинений. Мое предложение: берите меня к себе вместо Джека Бахенана.

      — Но я не смогу платить вам, как Тейлор. Это существенно.

      — В данный момент деньги меня не беспокоят, — ответил Блэк. — Платите столько же, сколько платили Бахенану. Кстати, меня не интересует должность в сенате — на будущее. Я хочу, чтобы вас избрали туда с моей помощью, а затем основать собственную фирму как политический консультант.

      — Вот это, кажется, вполне откровенно.

      — А если вас выберут, найду кого-нибудь, кто сумеет организовать ваш офис. Уилл повернулся к Китти.

      — Что ж, — сказал он, — вот вам и ответ.

      — Лично я довольна, — усмехнулась Китти. Уилл обратился к Тому Блэку:

      — Берите свой чемодан и через пару часов будьте в аэропорту Колледж-Парка. Том махнул рукой и ушел.

      — Уилл, — произнесла Китти.

      — Да?

      — Что это было с Милли несколько минут назад?

      — Не знаю. Думается, она слишком расстроена.

      — Надеюсь, в этом все дело, — сказала Китти.

     

      На пути в Атланту они переговаривались в самолете по внутренней связи.

      — Сколько у нас денег в банке? — спросил Том Блэк.

      — Увы, Том, я точно не знаю, — ответил Уилл. — Этим ведал Джек.

      Китти вырвала из блокнота исписанный ею лист и передала Тому: — Пойдет для пресс-релиза?

      Том пробежал его глазами.

      — Годится, — сказал он. — Вы правы, пресс-конференция не нужна. Зачем Уиллу в лучах прожекторов демонстрировать свои переживания перед объективами телекамер. Лучше сделать заявление для прессы.

      Вмешался Уилл:

      — Кого-нибудь здесь интересует, что об этом думаю я?

      — Не очень, приятель, — сказал Том. — Вы только кандидат. Чаще улыбайтесь. И шире. А мы с Китти будем шевелить мозгами.

      Китти подготовила пресс-релиз с расчетом, чтобы он поспел к выпуску утренних газет и к одиннадцатичасовым новостям телевидения. Уилл ответил на несколько телефонных звонков репортеров разных газет, выразивших сочувствие. В общем, к самоубийству Джека Бахенана пресса и телевидение отнеслись уважительно.

      Уилл встал и потянулся.

      — Я валюсь с ног, — сказал он, направляясь в небольшую спальню в глубине штаб-квартиры в Атланте. — Что вы теперь думаете, Китти? Довольны развитием событий?

      — В этих обстоятельствах лучше и быть не может, — сказала она.

      — Согласен, — подал голос Том.

      В полицейском управлении Джорджтауна молодой детектив подошел к столу старшего и бросил лист бумаги.

      — Ведь я говорил вам, — каркнул он.

      — Вот дерьмо, — сказал старший, взглянув на документ.

     

      Глава 9

     

      Они переехали реку вброд в двух милях от основной дороги. Джип погружался в воду по самые дверцы, но женщина вела машину уверенно, и они выбрались на берег по едва различимому следу. Здесь мог проехать лишь вездеход. Еще через милю они были у ворот. Она взяла пульт дистанционного управления, нажала кнопку, и ворота растворились, а затем сами закрылись за ними. Еще через полмили машина оказалась у крутого подъема.

      Перкерсон был доволен.

      — О'кей, здоровяк, — сказала женщина, — приехали. — Она подхватила одну из его сумок, прошла к крыльцу и сняла с двери два висячих замка. — Придется вам тут шуровать аккуратнее, — сказала она еще, приоткрыв дверь на пару дюймов и просовывая руку, чтобы и там что-то отпереть. Наконец она распахнула дверь, на которой был прикреплен крючок с проволокой, протянутой к двустволке. Стволы смотрели на дверь. — Старейшина не любит ослоухих. — Она усмехнулась, повернула выключатель, и хижину залил свет.

      — Откуда электричество? — спросил Перкерсон. — Не вижу проводов.

      — На речке недалеко есть гидростанция, она заряжает аккумуляторы, размещенные в погребе. Запас продуктов здесь года на два. — Она вручила ему связку ключей. — Есть оружие и боеприпасы. Записывайте, что израсходуете. Уедете отсюда, я все пополню.

      — Это мечта выжившего в атомной войне! — с восхищением произнес Перкерсон.

      — Чертовски верно, — сказала женщина. — А теперь посидите, сменю вам повязки.

      Она принесла медицинскую сумку.

      Перкерсон походил на Клода Рейна в фильме «Человек-невидимка». Бинты вокруг носа, тюрбан, закрывающий уши, темные очки…

      Женщина разрезала бинты и сняла с головы Перкерсона повязку.

      — О, малый, — рассмеялась она. — У вас пара прекрасных лысин. Выглядите, как енот!

      — Спасибо, — сухо сказал Перкерсон.

      — Ничего, приятель, — сказала она, — смотритесь вы хорошо. Опухлость прошла. Принимайте антибиотики. Вот эти таблетки, по две после еды. Используйте все, о'кей?

      — О'кей, — сказал Перкерсон.

      — О, — сказала она, — через пару дней, малый, вы будете красавчиком. Сидите-ка смирно, я вам сменю повязки.

      Она принялась вновь бинтовать его голову. Ее крепкие груди почти касались его лица. Крупная девушка, подумал Перкерсон, возбужденный её мягкими, обволакивающими движениями. От неё хорошо пахло.

      — Ну так, — сказала она. — А теперь ваш нос. — Она взяла его голову в обе руки. — Надо его как следует упаковать. Повязки хороши. — Она глядела ему в глаза. — Да и вы неплохи приятель. Кажется, вы в моем вкусе.

      Задохнувшись от вожделения, Перкерсон. стиснул руками её упругие бедра.

      — Эй, да вы просто тигр! — воскликнула она. — Этак мы с вами испортим работу доктора. — Слегка сопротивляясь, она положила руки ему на плечи и встряхнула его.

      — Долго придется ждать? — спросил он, пытаясь притянуть её.

      — Ложись-ка, малый, — сказала она внезапно. — Так и быть, доставлю тебе удовольствие. Большого вреда не будет.

      Она подтолкнула его на кровать, он лег навзничь. Споро, молниеносно она распустила ремень его брюк и ширинку. Перкерсон охнул, ощутив сперва её руки, затем мягкие губы, язык и холодок зубов.

      — О Боже… — стонал Перкерсон, весь стремясь войти в её рот. Она была в этом деле не новичок.

      — Давно тебе так не фартило, тигр? — спросила она, отстранившись, переведя дыхание, и снова припала. Лицо её раскраснелось, груди торчали.

     

      Когда он проснулся, в окно светила луна, в комнате был полумрак. Он услышал звук, вроде удара камня о камень. Перкерсон ощупью вытащил пистолет из расстегнутой сумки, тихо встал и скользнул к двери. Ярдах в десяти на лужайке молодой олень обгладывал кору деревца. было стрелять. Но Перкерсон остерегся. Олень уловил его запах, поднял голову, фыркнул, прислушался и бросился в лес.

      Перкерсон вернулся в хижину, принял болеутоляющую таблетку и лег. Кажется, он, наконец, действительно вне опасности. Есть пища, оружие, укрытие и — эта женщина. Скоро он будет опять при деле. День близок.

     

      Глава 10

     

      В воскресенье Уилл проспал допоздна. Поднялся лишь, когда прибыли воскресные газеты. Стопка их плюхнулась на крыльцо коттеджа, он узнал звук. И тотчас вспомнил о смерти Джека — вот ужас!

      Он запустил в кофеварку ложку крепкого кофе, поджарил хлебцы, залил их яйцом, затем взял газеты и возвратился в спальню с подносом, там и устроился завтракать. Газеты публиковали некрологи, посвященные Бахенану ? его смерть привлекла внимание. В воскресном журнале Уилл увидел на обложке фотографию: он сам с собакой у озера. Там же была статья Энн Хитс. Он стал читать.

      «Если избиратели в Джорджии в ноябре решат придерживаться нового курса и выбрать в сенат человека не из традиционных верхов демократической партии, вроде губернатора Мака Дина, у них будет такая возсть. Имеется в виду кандидатура молодого человека очень непохожего на тех, кто обычно фигурирует среди кандидатов южных демократов…»

      Неплохо, подумал Уилл.

      «…Рожденный для богатства, и положения в обществе, политический наследник отца, который был вызывавшим противоречивые оценки губернатором, а теперь вот пытающийся унаследовать влияние великого сенатора, Уилл Ли, насколько принято считать, — красив, насколько принято считать, — очарователен, насколько принято считать — справедлив во всем, если не касаться его личной жизни…»

      «Что ещё за чертовщина?» — удивился Уилл. Зазвонил телефон.

      — Уилл, это Том Блэк. Читали вы это?

      — Только начал, — ответил Уилл. — Вы поняли, что она имеет в виду во втором абзаце? Я ни черта не понял.

      — Забудьте о втором абзаце и обратитесь к странице пятнадцать, к её середине. Абзац начинается словами «Его общественная жизнь…».

      Уилл нашел это место.

      «Его общественная жизнь, если таковая у него имеется, выглядит совершенно по-другому. Ибо по воспоминаниям тех, кто его знает и с кем мог связаться репортер, Уилла Ли совсем не видели многие годы на общественных мероприятиях с женщиной. Поскольку же нет никаких свидетельств о противном, представляется, что Джорджия рассматривает вопрос о выборе человека, который может оказаться первым сенатором Соединенных Штатов, не терявшим девственности ни при какой сексуальной ориентации».

      — Боже мой, — вырвалось у Уилла.

      — Мне бы навалиться на вас обоих, — сказал Том, — следовало бы устроить, чтобы вы трахнули её.

      — Боже, воз и так, — сказал Уилл. — Я ошарашен. Ну и баба.

      — Добро пожаловать в политику, — сказал Том.

      — Том, я хочу, чтобы вы послали с курьером требование опровергнуть это, а если не получим опровержения в течение двадцати четырех часов, я подаю иск об оскорблении.

      — Полегче, Уилл, полегче. Я знаю, что вы расстроены, но следует рассмотреть некоторые аспекты дела прежде чем выходить с ними на люди.

      — Какие ещё аспекты? Я хочу её скальпа. Я хочу поднять такую бурю, что газете придется отправить Энн Хитс обратно в Вашингтон.

      — Прежде всего, — сказал Том, — вот вам прямой вопрос. Являетесь ли вы теперь или были ли вы когда-нибудь гомосексуалистом?

      Уилл глубоко вздохнул.

      — Я не обязан отвечать на такой вопрос ни вам, ни кому-либо. Том тоже сделал паузу.

      — Не обязаны, да, но тем не менее, я хотел бы прямого ответа.

      — Ол-райт, я не являюсь и никогда не был гомосексуалом. Достаточно этого для вас?

      — Было бы достаточно десять секунд назад, — сказал Том.

      — Что это значит, Том? — спросил Уилл, начиная сердиться.

      — Достойный ответ на такой вопрос или на любой вроде него заключается в быстром и безусловном НЕТ! — Он опять помолчал. — А вы колебались.

      — Это из вопросов, которые не заслуживают ответа, Том. Но вы руководите моей кампанией, и имеете право знать все. Я никогда больше не буду отвечать на такие вопросы — ни вам, ни представителям печати, ни кому-либо другому. Ясно это?

      — Ол-райт, Уилл. Я верю вам; хочу, чтобы вы знали это. Вы, конечно, правы. Это не цивилизованный вопрос, но добиваться места в сенате — тоже не всегда цивилизованное дело… Заметьте, она ведь не назвала вас педиком, — сказал Том, уже подразнивая. — Она оставила возсть другой альтернативы; мол, он, может быть, импотент. При таком обороте мы не получим голосов даже гомосексуалов.

      Уилл разразился смехом.

      — Ол-райт, предоставьте мне устроить дело, — сказал Том. — Я попрошу завтра утром о встрече с издателем газеты, вполне доверительной встрече, и чтобы он одернул редакторшу своего воскресного, журнала. Сомневаюсь, что он прочитал статью. Думаю, она ему не понравится.

      — А не следует ли опубликовать какое-то заявление? — спросил Уилл.

      — Это крайнее средство, — ответил Том. — И последствия, как говорится, непредсказуемы. Взрыв гарантирован, а что дальше? Я просчитаю все варианты, а пока — не возражаете, если я скажу всем, кого это интересует, что вы не гомосексуал, ну как?

      — Чувствуйте себя свободным.

      — Послушайте, как я понял, у вас нет подружки, которая могла бы попозировать с вами во время кампании и подержать вашу руку при публичных выступлениях?

      — Нет.

      — А у меня есть подружка, которая могла бы этим заняться. Она вам понравится.

      — Том, замолчите.

      — Ол-райт. Неудачная идея. Отложите-ка к черту журнал и почитайте что-либо еще. Мы поговорим завтра.

      Уилл не мог успокоиться. Вот ведьма; она предлагала себя ему, как на тарелочке. Но ведь Том, войдя в этот самый момент, не дал ему и ответить Энн Хикс, как требовалось.

      Уилл вымыл посуду, собрался выйти из дома — и снова звонок. — Уилл Ли?

      — У телефона.

      — Говорит Билл Мот из «Ассошиэйтед пресс». Полагаю, вы слышали о Джеке, Бахенане; я хотел бы, чтобы вы прокомментировали это.

      — Конечно, я знаю об этом, — сказал Уилл, несколько встревожившись. — Я и нашел его, кстати. Посмотрите сообщения собственного агентства.

      — Я полагаю, вы ещё не слышали другого, — сказал Мот. — В утреннем выпуске «Вашингтон таймс» помещена заметка о том, что Джек Бахенан был арестован в 1982 году в вашингтонском клубе гомосексуалов за то, что делал определенные предложения, заместителю полицейского. Можете прокомментировать?

      — Я в это не верю! — рыкнул Уилл.

      — Газета опубликовала копию доклада об аресте с приложенной фотографией. А Джек Бахенан проходил проверку по безопасности?

      — Конечно, — медленно произнес Уилл. — Все старшие сотрудники аппарата проходят её, поскольку сенатор Карр председатель Комитета по разведке.

      — Можете ли объяснить, почему это не выяснилось при расследовании его прошлого ФБР и проверке его благонадежности?

      — Нет, не могу. Как я сказал, это для меня ново, и я уверен, что ни сенатор Карр, ни кто-либо другой в офисе не знали об этом.

      — Что ж, думаю, что ФБР опростоволосилось.

      — Но я не могу поверить, — сказал Уилл. — Чем закончилось то дело? Говорится об этом в заметке?

      — Он признал себя виновным, и, учитывая, что замечен впервые, осужден на тридцать дней ареста, притом приговор был отложен. Думаю, хорошо еще, что его не застрелил кто-нибудь прямо в зале суда.

      — И все же никак не могу поверить, — сказал Уилл.

      — Мистер Ли, не замечали ли вы признаков того, что Джек Бахенан мог быть гомосексуалистом?

      — Совершенно никаких. К счастью, он был… он был женат и имел двух детей.

      — Не думаете ли вы, что его склонность к гомосексуализму могла быть причиной домашних затруднений, о которых он вам говорил, когда появился у вас в ту самую ночь?

      — Понятия не имею, — сказал Уилл. — Он ни разу не говорил мне о своих семейных проблемах. До той самой ночи я был уверен, что брак их — счастливый. Ну, а теперь извините, я уже почти вышел из дома.

      Он положил трубку, но телефон немедленно встрепенулся новым звонком.

      — Это Том. Плохие новости.

      — Я слышал. Мне только что звонили из АП.

      — И что же вы сказали?

      Уилл передал свой разговор с репортером телеграфного агентства.

      — Надеюсь, он почувствовал ваше удивление.

      — Думаю, да. Я действительно был изумлен.

      — Китти Конрой знала об этом, — сказал Том.

      — Что такое?

      — Постойте, не обвиняйте Китти. Джек сообщил ей об этом, когда был арестован, но взял с неё клятву держать все в секрете. Она сдержала обещание.

      — Боже, что за день!

      — Уилл?

      — Да?

      — Пришло мое время стать опять нецивилизованным: почему вас многие годы не видели с женщиной?

      Уилл хотел уклониться от ответа, но не смог.

      — Потому что, — сказал он, — все это время у меня была женщина, с которой мы не появлялись на публике.

      — О, дерьмо, — сказал Том. — Замужняя женщина! Конечно, это лучше, чем совсем никакой. Насколько же крупный подымется шум, если выплывет её имя?

      — Ее имя не выплывет.

      — Но послушайте же, Уилл, в таком случае вы оказываетесь в серьезной беде.

      — И она не замужем. Просто… по причинам, которые я не могу назвать, мы не могли… не могли допустить, чтобы наши имена связывали.

      — Почему так?

      — Как я сказал, не могу вдаваться в это. Том Блэк сдержал свое раздражение.

      — Ол-райт. Не приедете ли сегодня в Атланту? Нам нужно договориться, как действовать дальше.

      — Да. После ленча я выеду.

      — Значит, встретимся в штаб-квартире. Какой-то момент Уилл был в ступоре, затем сделал то, что все равно пришлось бы сделать рано или поздно: раскрыл телефонную и разыскал домашний номер Джека Бахенана. Трубку там взяла Милли.

      — Милли. Говорит Уилл. Мне только что звонили из АП относительно заметки.

      — Вы негодяй, — сказала она.

      — Не знаю, что я такое сделал, чтобы заслужить это, — сказал Уилл. — Я не знал об аресте Джека. У меня не было ни малейшего представления, что он… что у него есть какие-то проблемы.

      — Что ж, а я знала, и не понимаю, как вы могли ничего не знать, — с горячностью проговорила Милли.

      — Он никогда не проявлял себя в этом смысле, — сказал Уилл. — Как же, вы думаете, я мог узнать об этом?

      — Послушайте, Уилл, вы хотите быть избранным, но не стоит взваливать это на меня. Я-то знаю слишком многое.

      — Милли, о чем, Бога ради, вы говорите? Не можете же вы думать, что Джек и я были… вовлечены в какую-то тайную жизнь?

      — Это я-то не могу?

      Уилл лишился речи.

      — Не беспокойтесь, я ничего не скажу представителям печати, — сказала она.

      — А что говорить? Что сказать? Это все полнейшая чепуха, вы-то знаете лучше всех.

      — Такого не знаю, — сказала Милли. — Я знаю то, что Джек рассказал мне вскоре после нашей свадьбы.

      — Что он вам рассказал?

      — Что он влюбился в вас. — Милли повесила трубку.

      — Что? — крикнул он, но услышал гудки.

     

      Глава 11

     

      Мики Кин, поработав отмычкой, без особенного труда отпер заднюю дверь магазина, оставил её приоткрытой и пошел, светя фонариком, внутрь. На доске информации был список клиентов, пользующихся почтовыми ящиками. Мики снял на ксероксе копии всех четырех листков и вернул их на место, восстановив все, как было. Затем тщательно обыскал кабинет хозяина — письменный стол и шкаф для бумаг. Нигде там не оказалось того, что его интересовало — письменных заявлений и адресов клиентов почтовой службы.

      Едва он вошел снова в комнату для печатания, его ослепил пучок света.

      — Замереть! Полиция!

      Мики вскинул руки.

      — О'кей, все в порядке. Я на работе!

      — Заткни рот, стань к стенке! — Голос был очень молод. — Посвети-ка на него как следует, Боб.

      — Он что-то нес, — произнес другой голос. — Захватили одного, Хэл.

      — Да, да, — сказал Мики, не двигаясь. — Проверьте бумажник в левом кармане куртки.

      Чья-то рука вынула бумажник.

      — Боже, он из полиции Атланты, — сказал молодой.

      — Бога ради, не стреляйте в меня, хорошо? — сказал Мики, отпрянул от стены и развернулся. — Сработала охранная сигнализация, что ли?

      — Верно, — сказал молодой полицейский в форме. Старший справился, вглядываясь в удостоверение.

      — Итак, что вы здесь делали, Мики Кин?

      — Некоторое время назад был убит полицейский. Здесь, в Мериуезерском округе, в доме с миной-ловушкой. Вспомнили?

      — Слышал об этом, — сказал старший, Боб.

      — Что ж, я его партнер.

      — Ну и что?

      — А вот что. Веду расследование. Преступник имел здесь свой почтовый ящик.

      Вмешался Хэл, молодой полисмен.

      — Меня не заботит ваше расследование. Вы вламываетесь в магазин, взятый нами под охрану. То, что вы из полиции, лишь усугубляет дело. Вы арестованы. Вы имеете право молчать…

      — Боже мой, дружище, — сказал Мики. — Не арестуете же вы своего коллегу… Давно ли вы служите?

      — Какое это имеет значение? — сказал Хэл, краснея.

      Тогда заговорил Боб.

      — Послушай, Хэл, — заговорил Боб. — Не горячись ты. Сперва разберемся. В конце концов, этот парень коп.

      — Дерьмо, — сказал Хэл. — Он не там, где должен быть, и только это меня касается. Если мы его отпустим, станем соучастниками преступления, верно?

      Ситуация выходила из-под контроля. Кип обратился к старшему копу:

      — Послушай, Боб, вы-то, я думаю, знаете, что полицейские друг друга не арестовывают. Объясните этому малышу…

      Зря он назвал Хэла малышом. Не следовало бы. Тот взбеленился.

      — Все, стань лицом к стенке, — сказал он. Надев наручники на запястья Кина, торжественно объявил: — Вы имеете право сохранять молчание; имеете право…

      — Прекращай глупить, малыш, — сказал Кин. — Эту-то песню я знаю.

     

      Кин смущенно стоял перед своим капитаном.

      — Сожалею, что не смог высвободить вас раньше, — сказал капитан. — Коп был по-своему прав. И он упирался до последнего, поняли?

      — Спасибо, капитан, — сказал Кин. — Мне даже нравится время от времени провести ночь в камере.

      — Вы не на месте, Кип, знаете ли вы это? — сумрачно глядя, сказал капитан. — Какого черта вы занялись отсебятиной. Есть специальный взвод, расследующий убийства, расследуем и это дело.

      — Что ж, пока ещё вы не продвинулись, — бросил Кин. ? Я же просил поручить это мне.

      — Неужели до вас не доходит, Кин? С вами здесь кончено.

      Кин вздрогнул.

      — Покончено? Хотите сказать, что меня выбрасывают на улицу?

      — Кин, вы давно уже здесь не к месту. Во-первых, вы выпивали…

      — Капитан, в этом я грешен меньше, чем девяносто процентов наших ребят.

      — У вас неплохо получалось с Чаком, он держал вас в строгости. Но вот теперь… вас как дьявол водит.

      — Что ж, рекомендуете мне добровольно выйти в отставку? А я-то думал, что в управлении заботятся о сотрудниках.

      — Заботимся, Кин, заботимся. Но в сущности вы совершаете уголовное преступление. Ист-Пойнт не хочет церемониться. Или, по крайней мере, не желает церемониться этот самый коп, и что остается мне делать? Через несколько недель вас будут судить и осудят. Вас ждет, конечно, отсроченный приговор, но вы получите судимость, и это автоматически лишит вас права служить в полиции. Вас и слушать никто не будет.

      Кин не мог найти слов.

      — Послушайте, Мики, у вас один выход. Подать в отставку и спокойно уйти из полиции. Командир этого малыша сказал мне, что ни на чем не будет настаивать, если вы просто заберете документы.

      — Какие документы? Мне осталось два года и два месяца до пенсии. А теперь вот я перестану быть копом и не получу ничего, — сказал Кин.

      — Зато вы будете отставным, а не уволенным, и не окажетесь в тюрьме. Вы перестали быть копом, как только взломали этот замок, — сказал капитан. Он открыл ящик, вынул какую-то папку и положил перед собой. Открыл её. — Здесь надо расписаться в трех местах, — сказал он. — Я отметил их галочками.

      Кин смотрел на этого человека. Что же с ним сделали? Командиры запросто вытаскивают копов из худших переделок, чем эта. Капитан хотел от него избавиться, вот в чем все дело. Он взял ручку, подписал документы, затем медленно выложил на стол свой пистолет и кобуру.

      — Нужны вам деньги, Мики? — спросил капитан.

      — Только не от вас, — бросил Кин. Повернувшись на каблуках, он вышел из офиса.

     

      Глава 12

     

      — Вы могли бы сказать мне, Китти, — говорил Уилл, сидя на краю своего стола в штаб-квартире в Атланте. Китти выглядела несчастной.

      — Я обещала Джеку, что не скажу, — вымолвила она.

      — И это ничего бы не изменило, не так ли? — спросил Том Блэк. — То есть, когда Джек появился в вашем доме, вы бы не выгнали его?

      — Нет, — вздохнул Уилл. — Не выгнал бы. Извините, Китти, вашей вины нет. Я просто сожалею о том, что произошло. — Он повернулся к Тому. — Ол-райт, что дальше? Заявление для печати?

      — Какого рода заявление? — спросил Том. — Что я прекращаю кампанию. Том рассмеялся.

      — Хотите сказать, что остается какой-то шанс? — спросил Уилл.

      — Я этого не говорил. Но какова альтернатива? Вы выйдете из кампании и предстанете гомосексуалом, верно? И какого дьявола вы тогда станете с собой делать? Продолжите юридическую практику в Делано?

      — Я мог бы получить другую работу в аппарате сената, — сказал Уилл.

      — Будьте серьезны, — отмахнулся Том. — Он подтолкнул к Уиллу «Вашингтон таймс». — Здесь материал о «сообщениях», будто среди сотрудников аппарата сената действует сеть гомосексуалов. Как только вы прекратите свою кампанию, вас назовут её руководителем. В Капитолии подымется переполох, все будут стремиться избавиться от вас.

      — Я понимаю, — вздохнув, сказал Уилл.

      — Как бы то ни было, люблю принимать вызовы. Раньше было довольно просто, вы были пробивным. Теперь предстоит действительно работа.

      Уилл засмеялся.

      — О'кей, с чего же начнем?

      — Мы потрудились над расписанием, — сказал Том, передавая ему бумаги. — Выступите уже сегодня во время ленча в Ротари-клаб Атланты, а во второй половине дня побываете в торговых рядах. Вечером я хотел бы вас видеть на экране телевизора очаровывающим домохозяек у них дома, за их столом. Думаю, мы заполучим все три канала, договоренности есть. А завтра отправимся на юг Джорджии. В конце недели, мы обрели источники средств в Томасвилле, Уэйкроссе и Саванне, и получили с полдюжины приглашений выступить в городках провинции. Загрузка предельная, но надо разворачиваться. Я подготовил примерный текст вашей речи. — Том передал ещё бумаги. — Здесь три главных положения: сильная оборона, образование и семейные ценности.

      — А не «мама и яблочный пирог»? — спросил, усмехнувшись, Уилл.

      — О, и до этого доберемся, — сказал Том. — Но послушайте меня, вот это важно: каждый раз, говоря с очередной женщиной, — неважно, восемь ей лет или восемьдесят — вы должны смотреть ей в глаза и брать её руку в свои. Я хотел бы, чтоб вы демонстрировали женолюбие в пяти вариантах, по возрастающей, О'кей?

      — Постараюсь, — сказал Уилл.

      — Любите вы женщин, Уилл?

      — Конечно, люблю.

      — Ну и не стесняйтесь этого. Пусть все увидят.

     

      С восходом солнца они были уже в пути. К полудню Уилл трижды выступил с речью и уже мог не пользоваться шпаргалками. Сотрудники Тома как следует поработали. Везде красовались своего рода стенды с броской информацией, действовали справочные бюро на общественных началах, гремели джазы и собирались изрядные толпы. В каждом городке Уилла встречали белые и черные руководители кампании. Уилл обменивался рукопожатиями с ними и неизменно фотографировался. Он отпускал комплименты женщинам и к вечеру уже привычно и с удовольствием целовал их щечки и, приобняв их, усмехался в объективы фотокамер.

      День показался бесконечным. Завершив его, Уилл, сидя на кровати в мотеле к югу от Мейкопа, яростно массировал свои ноги.

      — Вы были правы в отношении бутсов, — сказал он Тому. — Кожаные туфли не годятся. Том засмеялся:

      — Я почти всегда прав. Привыкайте-ка к этому. Уилл лег на спину.

      — У меня лицо горит от улыбок. Который час?

      — Чуть больше десяти, Извините за еду, которую вам предложили в Кивейнисе, но мы не могли пропустить эту встречу.

      — Не беспокойтесь, я там почти ничего не ел, — пробормотал Уилл. Он уже засыпал.

      — Ол-райт, черт с ними, — воскликнул Том и потряс его плечо. — Необходимо подкормить вас бифштексом. Работая таким образом, нельзя сидеть на диете.

      — Сжальтесь, — простонал Уилл. — Я хочу спать.

      — Подъем завтра будет по расписанию, — сказал Том. — Успеете выспаться. Сейчас вы должны поесть и никуда вы не денетесь. Давайте же.

      Уилл потащился в ресторан мотеля за Томом и Китти. Когда проходили бар, неряшливая женщина у стойки подняла за него стакан. Уилл помахал ей рукой.

      — Уилл… — осуждающе произнес Том. Уилл вздохнул и подошел к стойке.

      — Хэлло, как поживаете? — спросил он, широко улыбаясь. — Я Уилл Ли. И я определенно нуждаюсь и вашей поддержке на предварительных выборах.

     

      Субботним вечером в Саванне в частной столовой загородного клуба Уилл общался с местными деятелями, которые, он надеялся, могли бы дать денег.

      — Мы читаем о вас в газетах забавные, материалы, — услышал он скоро. — Что там происходит, Уилл?

      — Мистер Партен, — сказал Уилл. взглянув на табличку с именем этого человека, — я искренне верю в свободную прессу. Но я не обязан верить всему, что читаю в газетах. И вам не советую.

      Возник смех и, казалось, подвохов больше не будет, но с другой стороны зала поднялся кто-то еще.

      — Мистер Ли, давайте, все выясним, — сказал он с явным акцентом. — Что же, вы — гомосексуал?

      Уилл нашел глазами лицо этого человека, но не стал вглядываться в табличку с его именем.

      — А где вы родились, если не секрет? — спросил он. Это был грязный прием, но и вопрос был нечист.

      — Огайо, — нагловато и с вызовом сказал человек. ? Здесь я живу два года.

      — Тогда вот что, — сказал Уилл, — я здешний и знаю, в отличие от вас, что в Джорджии мужчина не задает другому мужчине такой вопрос… — Он сделал паузу и стало очень тихо. — …Если, конечно, не хочет этого узнать, имея определенные цели.

      Послышались смех и аплодисменты; янки напоролся на местного парня.

      За одним из столиков молодая женщина, не понизив голоса, сказала сидевшему с ней мужчине:

      — В этом парне ничего нет от гомосексуала. У меня глаз наметан.

      Том Блэк, который стоял с ними рядом, позволил себе усмехнуться.

     

      Глава 13

     

      Мики Кин глядел на промежность девчонки. Забавно, подумал он, что только это место на ней прикрыто кожаной накладкой. Он сунул туда пятидолларовую бумажку. Девчонка тотчас села на корточки и деньги исчезли, как будто их не было. Не возместив ему пяти долларов, девчонка передвинулась к бару. Кин махнул бармену.

      — Джим, ещё стаканчик «Джимми Уокер», — прокричал он, преодолевая гомон и звуки музыки.

      — Позволите мне угостить вас? — услышал он знакомый голос.

      Кин развернулся. Рядом стоял Мэнни Пирл, облокотившийся на алюминиевые перильца костылей.

      — Эй, мистер Пирл, как поживаете? — воскликнул Кин.

      Ему нравился Мэнни Пирл, приятно было увидеть здесь этого человека.

      — Зовите меня Мэнни, — сказал Пирл. Он взял у бармена бутылку шотландского виски и предложил: — Пойдемте, приятель, в мой офис.

      В офисе Мэнни указал Кину на огромный диван, а сам уселся в кресло.

      — Я прочитал кое-что в газетах, — сказал он, — и сожалею.

      — Спасибо, — сказал Кин, плеснув себе виски.

      — Что за чертовщина там происходит, в конце-то концов? — спросил Мэнни. — Допустимо ли, чтобы офицеры вроде вас покидали полицию?

      — Не знаю, что происходит там, — ответил Кин, отхлебнув виски. — Но я бы дорого дал, чтобы знать. После того, как мы с Чаком засекли этого Перкерсона, все будто отстранялись от нас, вот как оно выглядело.

      Мэнни помрачнел.

      — Питмэн был классным детективом, — сказал он. — Я будто потерял сына, когда он погиб.

      — Нельзя было позволить ему одному идти в этот сраный дом, — пробормотал Кин, наливая себе ещё стаканчик. — Я оплошал.

      — Выходит, вам надлежало взорваться вместе? — Мэнни покачал головой. — Это было бы вовсе глупо. Не ваша это ошибка. Скажите-ка мне, когда вы пошли в магазин, это было связано с. тем делом?

      Кин коротко рассказал, что к чему.

      Мэнни кивнул.

      — Я так и думал. Послушайте, больше, пока не пейте, о'кей? Есть разговор — и серьезный.

      Кин замер со стаканом в руке, а затем поставил его обратно на стол.

      — Ладно, — произнес он. — Я весь внимание.

      — Есть у вас, на что жить? Чем сейчас занимаетесь?

      — Пью, — ответил Кин.

      — Я так и думал. Хочу, чтобы вы сделали мне одолжение.

      — Давайте.

      — Ну, чтобы вы встали, взяли свой стаканчик и слили пойло в бутылку.

      Кин поднялся, оперся на стол и вылил виски в горлышко бутылки, ни капли не пролив.

      — Это первое одолжение, — сказал Мэнни. — Следующее заключается в том, чтобы вы снова себе не налили.

      — Что дальше, Мэнни?

      — Послушайте, Майкл…

      — Лучше — Мики.

      — Мики, я битый и травленый парень. И я могу точно сказать, когда пить виски для того или иного человека — это очень плохой бизнес. Это самоубийство. Можете ли отказаться от этого?

      — С какой стати, Мэнни? Для чего?

      — Для меня. Хочу предложить вам работу. Но вы мне нужны трезвым как стеклышко.

      — Спасибо, мистер Пирл, ценю вашу заботу, но из меня не получится вышибала.

      — Не вышибалой, Мики.

      — Да я и в бармены не гожусь.

      — Речь не об этом.

      — Что же тогда?

      — Хочу, чтобы вы мне нашли того парня, того Перкерсона. Для меня лично.

      Кин выпрямился.

      — Думаю, наше полицейское управление в этом не заинтересовано. Так мне кажется, — сказал Мэнни.

      — Так показалось и мне, — сказал Кин. — Готов платить вам тысячу долларов в неделю, чтобы вы его выследили и взяли.

      — Хотите его прикончить?

      — Нет, я законопослушный гражданин. И вы не преступник. Этого парня надо арестовать и отправить за решетку. Я-то знаю, как он опасен. Другое дело, если придется пришить его в порядке самозащиты. Это понятно. Но лучше отдать его в руки закона и самому не нарваться на пулю.

      — Полагаете, что я справлюсь один получше, чем все управление?

      — У вас есть мотив, дружище. Мотивация — главное в бизнесе, как и во всем. Вы стремитесь взять Перкерсона. Я также.

      — Но у меня уже нет никакого доступа к материалам отдела убийств, полицейским компьютерам и всему такому.

      Мэнни улыбнулся.

      — Вы добудете все, что нужно. Не этим ли вы занимались в том магазинчике, где вас прихватили копы? — Мэнни поднял палец. — Только не попадайтесь, дружок. А накроете Перкерсона, получите от меня пятьдесят тысяч баксов.

      — Это очень уж щедро, мистер Пирл, тем более, что в свое время я поклялся памятью Чака разделаться с этим гадом.

      — Это не так уж щедро. Вам нужно жить, как и всякому. И еще: я помещу в газетах объявление о премии. Сто тысяч долларов тому, кто поможет в розыске. Как вы на это смотрите?

      — Годится, Мэнни. А если кто из полицейского управления поможет мне в этом деле, прислушаетесь к моему слову? Он получит премию?

      — Сделаю все, как скажете, — подтвердил Мэнни. — Теперь вернемся к проблеме пойла.

      — Завязываю, не сомневайтесь, — сказал Кин.

      — Хорошо. Есть у вас долги, не запаздываете с какими-то платежами?

      — Вы хорошо разбираетесь в людях, мистер Пирл.

      — Мэнни. Не зовите меня мистером. Даже девчонки зовут меня Мэнни.

      — Мэнни…

      Мэнни повернулся со своим креслом к сейфу, открыл его, вынул стальной ящичек.

      — Вот пять тысяч баксов, — сказал он. — Вычту их при расчете из пятидесяти тысяч, когда закончится дело. Это вас выручит, Мики?

      — Определенно.

      Мэнни достал из сейфа коробку и передал её Кину без слов.

      В коробке был пистолет девятимиллиметрового калибра.

      — Надежная вещь, — сказал Мэнни. — Я купил два. Вдруг кто зайдет по следам Перкерсона. С этим предметом мне как-то спокойнее.

      — Спасибо, — сказал Кин. — А то мне свой пришлось сдать.

      — Я и не сомневался, — заметил Мэнни. — Носите пушку на доброе здоровье. — И повторил: — Вещь надежная.

     

      Глава 14

     

      Офис в Атланте гудел от голосов. Тетка Элоиза расхаживала среди молодых добровольцев и слушала их телефонные разговоры. Перед каждым из них были бланки кредитных карточек; стопка заполненных карточек возрастала.

      — Положение с деньгами на этой стадии благополучно, — сказал Уиллу Том Блэк. — На связи работает ваш отец, и у него хорошо получается.

      — Ладно уж, Том, излагайте плохие новости.

      — Начинаете узнавать меня, не так ли? — сказал Том, покачивая головой. — Плохие заключаются в том, что телефонная компания потребовала депонировать пятьдесят тысяч долларов для телефонного банка.

      ? Что такое?

      — Ну, мне удалось уговорить их ограничиться тридцатью. Эту новость отнесите к разряду хороших.

      — Она была бы хорошей, если бы были деньги, ? сказал Уилл.

      — У нас они были. Хотя, когда я заполнил чек, на счету оставалось восемь долларов сорок центов. — Он поднял руку. — Но с тех пор появились еще: ваша тетя Элоиза работает превосходно.

      — Она освоила эту механику, — сказал Уилл, — ещё в пору кампаний отца. А где он?

      — Наверху в кабинете.

      — Пошли же, посмотрим как у него дела.

      Они прошли в большой старомодный кабинет Уилла.

      Билли Ли говорил по телефону; он предостерегающе приложил палец к губам.

      — Вот что, Марвин, — говорил он, — хорошо будет, если каждый себе найдет кого-то, затем они подберут ещё по одному. Справедливо? Ол-райт. Да, в воскресенье после полудня, при подтверждении станции. А вы получите одобрение Мака. Нет, я не кладу трубку. Прекрасно знаю, что он рядом с вами. — Прикрыв трубку ладонью, он бросил Тому: — Думаю, мы добрались до него.

      Уилл был озадачен: «Добрались до кого? До Мака Дина? В каком смысле?»

      — Погоди минутку, — сказал Билли в телефон. — Да, Марвин, мы договорились. В воскресенье в три часа по Пи-би-эс. Нет, не знаю. Я пока и не говорил с Уиллом. Да, я поставлю вас в известность. Пока. — Билли обернулся к Уиллу. — Твои первые дебаты с Маком состоятся в воскресенье в три часа.

      — Как это ты вынудил его согласиться? — спросил Уилл с удивлением.

      — О, У меня в рукаве есть ещё козырные карты. Пока что он согласился на две телевизионные встречи; я пытался подвигнуть его и на третью, но он уперся. Если сочтет, что выступает удачно, пойдет и ещё на одну.

      — Ну, будь я проклят, — сказал Уилл. — Не думал, что мне повезет сойтись с ним лицом к лицу.

      — Погодите, — заметил Том, — не перевозбуждайтесь. Вы ещё не выиграли этих дебатов. Не стоит недооценивать Мака Дина. Я видел записи его прошлых дискуссий. Необходимо, чтобы вы познакомились с этим материалом.

      — Мак выбрал Шерл и Скотт, дикторшу шестого канала, она выступит вместе с ним. Нам тоже нужно иметь кого-то, и каждая пара захватит с собой в эфир ещё одного участника.

      — Я слышал, Мак иногда обжимает её, — сказал Том.

      — Шутите, — заметил Уилл. — Он старше её лет на двадцать пять.

      — Я уже советовал не недооценивать его, не так ли?

      — Кого ты хочешь, Уилл? — спросил Билли.

      — Мне не важно. Выбери сам кого поприятнее и пусть назовет ещё одного. Лишь бы не леди из воскресного журнала.

      — Я слышал, ей не понравилась Атланта, она подумывает вернуться в Вашингтон, — сказал Том.

      — Значит, получила взбучку?

      — Никто ни в чем не признается, но кое-кто меня информировал, что парень, который снимает её квартиру в Вашингтоне, предупрежден о необходимости съехать оттуда.

      — Надеюсь, это правда. Скатертью дорога!

      — Да, — засмеялся Том. — Но она подождет вас в Вашингтоне.

      — Приятная мысль, спасибо.

     

      Накануне дебатов, в субботу, Уилла шесть часов сряду натаскивали Том Блэк, Китти Конрой и отец. Они совершенно выдохлись, уже были не в силах придумать, о чем бы ещё его спросить.

      — Сдаюсь, — сказал Билли Ли. — Не могу тебя сбить.

      — Вы в форме, Уилл, — сказал Том, — Маку придется туго, если все пойдет так.

      — Но вот что, Том, — сказал Уилл. — В жару я сильно потею. Проследите, чтоб в студии работал кондиционер, пожалуйста.

      — Сделаю, что смогу, но когда включаются микрофоны, там отключается охлаждение; держите наготове свежий платок. Когда говорить будет Мак, разок-другой промокните лицо — только не вытирайте, смажете грим, и не пытайтесь определить, какая камера работает, это очень сбивает. В принципе, если говорит Мак, его лицо дают крупным планом, он в кадре.

      — О'кей. Еще какие советы?

      — Не смотрите в объектив, а только на собеседника. Это будет выглядеть естественно. Дальше: садитесь, обжав на себе пиджак, чтобы он не топорщился, когда положите руки на стол и наклонитесь.

      — Я видел в кино, как это делается.

      — Хорошо. Будьте поувереннее и пописайте перед стартом. Не серьезничайте. У вас есть чувство юмора, не забудьте. Не называйте Мака губернатором, если он первый не назовет вас «мистер Ли». Будет называть вас Уилл, зовите его Маком; вы должны быть равны и в этом. Не пользуйтесь никакими бумажками, лучше уж импровизируйте. Для начала идите по тексту, который вы уже отработали. Это и будет ваше вступление к дискуссии. У меня все. — Том умолк, никто ничего не хотел добавить. — О'кей, поспите-ка ночью хорошенько. Это последний совет.

     

      В ночь на воскресенье Уилл, однако, долго не мог уснуть. Он думал о Кейт, и его томило желание. Не мог он сердиться на нее. Они не были вместе с кануна Рождества, и ему не хватало её. Конечно, она читала газеты и знала о гибели Джека и всей возне вокруг этого. Но она и не позвонила. Просто перестала общаться с ним после четырех лет близости. В этом не было смысла и логики.

      В конце концов он все же уснул, но и во сне видел Кейт.

     

      Глава 15

     

      Утр ом Уилл пролистал газеты, сделал пару телефонных звонков и вместе с Томом выслушал предложение Мосса Малле, руководителя местной социологической службы. Договорились организовать опрос по всему штату, с целью выяснить общественное мнение сразу после телевизионных дебатов.

      По пути на телестанцию в машине Уилл обсудил с Китти и Томом несколько идей, которые посетили их со вчерашнего дня. Они прошли в студию, и Уилл тотчас же взмок, такая там стояла жара.

      — Проклятие, они же мне обещали, — сказал Том, исчезая в застекленной будке, где находилась какая-то женщина.

      Вскоре заработал кондиционер.

      — Как поживаете, Уилл? — произнес знакомый раскатистый баритон.

      — Хэлло, Мак, — ответил Уилл. — Хорошо выглядите. Между тем под глазами губернатора были отеки, лицо его показалось Уиллу каким-то воспаленным. Оно раскраснелось.

      — Вот вы, действительно, в полном порядке, — ответил губернатор. — Наслаждаетесь ходом своей кампании?

      — Пока все в норме, — сказал Уилл, не зная, как до начала дебатов избавиться от Дина.

      Спасла его женщина-гример, она увела губернатора в недра студий.

      Появился Том.

      — Так лучше? — спросил он.

      — Да. Надеюсь, пока мы начнем, тут станет малость прохладнее. — Уилл промокнул лицо, и тут же его пригасили гримироваться.

      Когда он вернулся, в студии уже были четверо репортеров, которым предстояло работать в эфире с участниками дебатов. В роли посредника должна была показаться зрителям дама из Лиги избирательниц.

      Мак Дин занял место за столиком против Уилла. Усаживаясь, Уилл увидел лицо Дина на мониторе, и был изумлен — тот выглядел киногероем. Коричневый тон грима оттенял седину губернатора и сочетался с его золотистым галстуком. Уилл занервничал.

      Он рассеянно выслушал посредницу, объяснившую правила дебатов, потом режиссер потребовал для себя минутку, и все погрузились в какие-то свои заметки. Уилл попробовал сосредоточиться — у него не было под рукой никаких шпаргалок, — но в голову лезла всякая ерунда. Наконец вспыхнули прожекторы и стало жарко, поскольку воздушное охлаждение выключилось.

      — Добрый день, — сказала в пространство посредница, — и добро пожаловать на первую встречу, как мы надеемся, из серии дебатов между кандидатами демократов от Джорджии в сенат Соединенных Штатов: слева, если смотреть на экран, сидит губернатор Мак Дин, справа вы видите мистера Уильяма Генри Ли Четвертого.

      Уилл не слышал своего полного имени с тех пор, как получал диплом в Школе права. Он постарался не заморгать.

      — Сначала краткие заявления кандидатов, — сказала посредница, — затем они ответят на вопросы газет и телевидения; позвольте представить вам репортеров…

      Уилл обратил внимание на Шерли Скотт, высокую, белокурую дикторшу, о которой Том Блэк говорил, что она спит с Маком Дином. Шерли подняла взгляд от блокнота и профессионально улыбнулась. — Начнем с мистера Ли, — сказала посредница.

      Эти слова были для Уилла подобны раскату грома. Он же выиграл жеребьевку! И объявил, что будет вторым. Смущенный, он проглотил поднявшийся к горлу ком.

      — Добрый вечер, — уставясь в камеру, начал он. Но режиссер отчаянно замахал, указывая на вторую камеру, где горел красный огонек.

      — Добрый вечер, — повторил он. переменив положение, — мое имя Уилл Ли, и я баллотируюсь в сенат Соединенных Штатов. — Какого дьявола он это говорит? Все это знают и так. Он заставил себя успокоиться. — В последние восемь, лет я имел честь работать, рядом с величайшим сенатором Соединенных Штатов, которого дала Джорджия; последние четыре года в качестве руководителя его аппарата. Знаю, что сенатор Карр смотрит сегодня нашу программу, и мы шлем ему свои приветствия и пожелания быстрее поправиться… — Уилл вовсе не собирался говорить этого, оно пришло как-то само. Действительно, сенатор должен смотреть телевизор. — Под руководством Бенджамина Карра я узнал многое, сказать, получил специальное образование в том, что относится к работе сената Соединенных Штатов; и я хочу теперь применить эти знания на пользу людям Джорджии. — Капелька пота сбежала по лбу Уилла и пропутешествовала вдоль носа. — Я только что возвратился в Атланту после недельной поездки по нашему штату и ободрен интересом, проявленным земляками к моим идеям. Людей занимают вопросы укрепления семьи, они занимают и меня; люди требуют, чтобы правительство управляло страной разумно и экономило деньги налогоплательщиков. Этого добиваюсь и я… — Уилл будто в пропасть летел. Он совершенно забыл отработанный текст. — Но это лишь самые общие замечания. Надеюсь, мне зададут вопросы, на которые я постараюсь ответить. Если кого-то мои сегодняшние ответы не удовлетворят, пишите мне, и я. позабочусь, чтобы вы получили быстрый ответ. Благодарю вас. — Боже, и это импровизация! Откуда эта идея — «пишите мне письма»? Это внезапно пришло ему в голову.

      — Благодарю вас, мистер Ли. Теперь послушаем губернатора Дина.

      На экране монитора возникло спокойное, уверенное лицо губернатора. Уилл торопливо утерся платком, на миг позабыв о своем гриме. Оставалось только надеяться, что он не смазал его. Он быстро похлопал себя по лбу и щекам.

      — Хэлло, — с теплотой произнес Мак Дин в камеру. — Я хотел бы начать с приветствия Уиллу, включившемуся в предвыборную борьбу. Собственно говоря, я знал этого парня большую часть его жизни. Он ещё был учеником средней школы, когда мы, его папа и я, повели его на экскурсию в палату представителей Джорджии. Учась в колледже, он работал помощником репортера в том комитете нашего сената, где я был председателем, а когда он вошел в команду моего давнего друга Вена Kappa, я был уже вашим губернатором. Приятно видеть молодых людей Джорджии, испытывающих тягу к политике. Не сомневаюсь, что когда-нибудь из Уилла выйдет прекрасный выборный деятель.

      Трахнутый негодяй, думал Уилл, поеживаясь под бременем воспоминаний губернатора. Он потер лицо, опять позабыв о гриме.

      — На протяжении двадцати пяти лет государственной службы я всегда на первое место ставил заботу о людях, а вы отвечали мне пониманием, доверяя мне государственные посты. Надеюсь и верю, что вы приняли во внимание мою программу в этой кампании и мою службу Джорджии и сочтете, что я достойно представлю ваши интересы в высшем законодательном органе страны, сенате Соединенных Штатов. Сделав это, можете не сомневаться, что в сенате у вас будет друг.

      Уилл постарался взять себя в руки и, кажется, смог обрести уверенность. Журналисты забросали кандидатов вопросами. Уилл отвечал на них коротко и конкретно. Мак Дин, наоборот, маневрировал, обобщал, заверял. Так продолжалось без перерыва в течение часа.

      Когда до конца дебатов осталось меньше минуты, посредница вдруг сказала:

      — Последний вопрос — от Шерли Скотт из новостей шестого канала к мистеру Ли.

      — Мистер Ли, — обратилась к нему Скотт с выражением искренней озабоченности, — как вы знаете, были сообщения о вашем участии в лобби гомосексуалов, орудующих на Капитолийском холме, и меня интересует…

      Уилл не дал ей закончить.

      — Ни о чем таком я не знаю, мисс Скотт, — сказал он дрожавшим от гнева голосом, готовый встать и вышибить из неё дух, — а также не знаете и вы. Назовите источники ваших сведений!

      Скотт ухитрилась принять удивленный вид:

      — Почему же, ведь я…

      — Насколько мне известно, таких сообщений нигде не было, — сказал Уилл. — А если любой представитель средств массовой информации, включая и вас, публично выскажет такое предположение, я до заката того же дня подам на него в суд…

      — Боюсь, ваше время вышло, — прервала посредница. Ей было явно не по себе. — Благодарю вас за участие в передаче. Всего вам доброго.

      Студию заполнила музыка.

      Уилл встал и направился к столу, где сидела Шерли Скотт; он приостановился на миг из-за микрофона, прикрепленного к отвороту пиджака, сдернул его и продолжил движение к Скотт.

      Режиссер завопил:

      — Ради Бога, нас ещё снимают!

      Уилл вновь на мгновенье остановился, и студия погрузилась в темноту. Он ничего не мог рассмотреть, затем Том Блэк вывел его в боковую дверь.

     

      Глава 16

     

      — О Боже, — произнес Уилл уже в машине, снимая платком с лица грим. — Что я наделал!

      — Расслабьтесь, — посоветовал Том Блэк. — Не так уж это, думаю, плохо. Вышли из себя, вот и все.

      — Ваша реакция естественна, — заметила Китти. — Был бы у меня пистолет, я бы пристрелила её на месте.

      — Но я же все перепутал! Я забыл свои вводные замечания; я потел и вытирал лицо; Мак сидел там, как Чеширский кот, изрыгал пошлости и, вероятно, был принят с восторгом.

      — Что ж, может быть, в чем-то вы были слишком конкретны, — проговорил Том. — Но это неплохо.

      — Видно было, что вы знаете, о чем говорите, — вставила Китти.

      — Послушайте, я ценю эти попытки утешить меня, но, по-моему, произошла катастрофа.

      — Просмотрим запись, когда доберемся до офиса, — заявил Том. — Мосс Малле скоро сообщит результаты телефонного опроса зрителей. Узнаем, какое впечатление передача произвела на электорат.

      Уилл сидел молча, поглядывая в окно. Китти и Том обменялись, взглядами. Китти остановила машину перед штаб-квартирой.

      — Я не пойду внутрь, — сказал Уилл. — Позвоню позднее.

      Он направился к стоянке машин, оставив Тома и Китти у входа, сел в машину и поехал в аэропорт, действуя совершенно непроизвольно. Паника отступала. Несколькими минутами позже он был уже у своего самолета и стал готовить его к полету. Полоса была свободна. Он запросил диспетчерскую, получил разрешение на взлет и поднялся в небо.

      Курс его был на юг. Высота три тысячи футов, в зоне, контролируемой терминалом Хартсфилдского аэропорта. Затем он поднялся на девять тысяч, повернул к радарному маяку Мейкона и передал управление автопилоту. Отстегнув, чего никогда не делал, ремень безопасности, он отодвинул назад сиденье и откинулся на подголовник. Вскоре он уже спал.

      — Ноябрь-один-два-три-Танго, подлет к контрольной станции Мейкона, слышите?

      Уилл очнулся. Аэроплан держал взятый курс. Шум мотора был ровным, все в норме. Осталось около десяти миль до Мейкона. Оттуда его и вызвали, с контрольного пункта. Радар засек его в воздухе. Он настроился на волну.

      — Подлет к Мейкону, Ноябрь-один-два-три-Танго.

     

      — Ноябрь-один-два-три-Танго, — дублировала оператор-женщина с радара. — Подлет к Мейкону.

      — Мой курс один-восемь-ноль, «Цессна сто восемьдесят два», А-Джи.

      — Ваше место назначения?

      — Частное взлетное поле, — сказал он, — площадка у Томасвилла.

      — Роджер. Сохраняйте направление.

      — Благодарю, Мейкон.

     

      Солнце уже клонилось к закату, когда он посадил самолет на пастбище.

      — Мистер Уилл, как поживаете? — спросил Джаспер, сверкая в улыбке зубами.

      — Все в порядке, Джаспер. Как вы и Минни?

      — Прекрасно. Вы здорово выглядели в телевизоре. Мы с сенатором наблюдали.

      — Вы слишком добры, Джаспер, — сказал Уилл, подумав именно это. — А как сенатор?

      — Примерно так же, а может, чуть лучше. Идите к нему наверх. Он не спит.

      Уилл поднялся по лестнице и обнаружил, что сенатор самостоятельно поворачивается в постели. Он сел у кровати и взял руку старика.

      — Счастлив видеть вас, сенатор, — сказал он. Джаспер попятился и прикрыл за собой дверь. Глаза сенатора остановились на лице Уилла. Его рука легко сжала руку Уилла.

      Но выражение лица сенатора все ещё было детское, черты неподвижны.

      — У меня сегодня был плохой день, — сказал Уилл. — Я хочу рассказать вам…

     

      Глава 17

     

      Гаролд Перкерсон всматривался в зеркало, прикидывая, как он будет выглядеть без повязок. Он волновался. Усы он не сбрил — мешали бинты. К дому подкатил джип медсестры. Ее звали Сузи. При ней была медицинская сумка.

      Она приготовила ему свинину на ребрышках и после того, как он насытился, внезапно сказала:

      — Посмотрим-ка, тигр, каков ты теперь. Вынув из сумки кривые ножницы, она ловко разрезала все бинты и махом сняла их с его головы и лица.

      — Дай посмотреть, — сказал он, начиная вставать.

      — Подожди-ка минутку. — Она протерла его лицо тампоном ваты, смоченной в спирте. — Усы мне нравятся. С усами, малый, ты ещё лучше. Готово. Можешь полюбоваться.

      Перкерсон подошел к зеркалу в ванной. На него смотрел незнакомец. Уши прилегали к черепу, нос прямой, слегка шишковатый. Все выглядело естественным. Усики придавали физиономии своеобразие. Надеть твидовую куртку с кожаными заплатами на локтях, и он будет похож на артиста или художника. Была бы жива мамаша, даже она бы теперь не узнала Гаролда. Ну и ну!

      Подошла Сузи с ручным зеркальцем.

      — Глянь-ка на себя в профиль!

      Перкерсон повернулся боком. Утолщение на кончике носа профиль не портило. Ноздри уменьшены. Все получилось о'кей.

      — Нужно припудрить, — сказала Сузи. — Иди сюда и садись. — Он сел, она взяла свою пудреницу и ватку. — Вот, превосходно.

      Он притянул её, расстегнул на ней кофточку, лифчик и погрузил свою обновленную физиономию в её большие груди.

      — Ну уж иди ко мне, тигр, — сказала она и потянула его на кровать, ловко освобождаясь от всего, что было на ней надето.

      — Не спишь? — спросила она потом.

      — Засыпаю, — сказал он. — Никогда не было так обалденно.

      — Ты мне по вкусу, тигр, понял? Иначе я бы не стала.

      — А что теперь? Когда я отсюда выберусь? — спросил он.

      — Сегодня. Сейчас.

      Она легко встала и пошла к своей сумочке. Приятно было следить за ней, за свободными движениями её тела. Она ничуть не стеснялась своей наготы, и было на что посмотреть.

      Она извлекла из сумочки два конверта.

      — Здесь твой адрес и номер твоего телефона, — сказала она, вручив ему первый. — Дом находится в Мариетте, квартира снята на имя Джеймса Росса, как значится в. твоих документах. В машине лежит чемодан, в нем все, что тебе может понадобиться. Усек?

      — Ладно, — сказал он. — Давай другой конверт.

      — Оставим на десерт, — сказала она. — Пока я ещё разок хочу тебя поиметь, а то ведь уедем отсюда.

      Еще с полчаса они всерьез занимались любовью, разнообразя позы и способы. Затем Сузи помогла ему собраться и отвезла его в своем джипе к «мазде», оставленной в километре от хижины. Чемодан был на заднем сиденье.

      — Что ж, вот и все, — сказала Сузи. — Ты на ногах. Вернее, ты на своих колесах, и — действуй. — Она вручила ему второй конверт.

      Он вскрыл его. Там был листок с инструкцией, напечатанной на машинке. Всего лишь несколько строк.

      — Мне нравится, — сказал он, прочитав. — Очень даже нравится.

      — Большой секрет? — спросила она, зардевшись от любопытства.

      — На что тебе это сейчас? — усмехнулся Перкерсон. — Об этом прочтешь в свое время в газетах. Как только оно случится.

      Она написала на клочке бумаги номер своего телефона.

      — Запомни и позвони. Скажи, что ты Хэнк.

      — Старейшина в курсе?

      — Нет, — сказала она, — это наше дело. Он чмокнул её в щеку, влез в свою машину и поехал к Атланте. Номер телефона Сузи он запомнил, бумажку пустил на ходу на ветер, запоздало подумав, что лучше бы — сжечь. Затем съехал на обочину и дважды прочитал задание. Оно отпечаталось в памяти. Перкерсон поднес к листку зажигалку и растер пепел подошвой своего большого ботинка.

     

      Глава 18

     

      Уилла разбудило солнце, ворвавшееся в окна гостевой комнаты на ферме Флет-Рок в доме Карра. Тут были цветные обои, кровать с пружинами и плетеные кресла.

      Минни приготовила ему яичницу с жареным беконом.

      — Доброе утро, мистер Ли, — сказала она. — В газете о вас написано.

      Уилл взял чашку кофе и газету. Редакционная передовая в «Конститьюшен» осуждала Шерли Скотт за её вопрос Уиллу во время дебатов. Губернатор Мак Дин, по сведениям газеты, высказался о своей непричастности к этому инциденту. Газета заключала:

      «Мы ещё не определили, кого из кандидатов поддержим на первичных выборах демократов, но полагаем, что Уилл Ли вправе претендовать на место в сенате Соединенных Штатов, а ложные обвинения из другого лагеря могут лишь вызвать бумеранг в его пользу. Хорошо бы, если бы губернатор Мак Дин и его сторонники подумали об этом».

      Вошел Джаспер.

      — Довольно хорошо, а? — сказал он, увидев газету.

      — Неплохо, Джаспер.

      — Звонил, мистер Том Блэк, но я ему сказал, что вы спите.

      — Сам ему позвоню через пару минут, — сказал Уилл. — Сперва, знаешь ли, я позавтракаю. Окажу честь яичнице.

      — С вами все в порядке? — спросил Том, когда Уилл разыскал его по телефону в штаб-квартире.

      — Вполне.

      — Мы тут забеспокоились.

      — Хотелось, во-первых, побыть одному, а во-вторых. повидать сенатора. Что я и сделал.

      — Как его дела?

      — Немного лучше, мне кажется.

      — Новости, которые я раздобыл, ему, я думаю, не повредят.

      — Какие?

      — Согласно первому опросу социологов, вы отстаете от Мака на одиннадцать пунктов.

      — И это, по-вашему, хорошая новость?

      — Хорошая она потому, что первый опрос Мосс Малле провел накануне дебатов, а после них вы уже отстали от Мака во мнении людей, сидевших у телевизоров, всего на три пункта, это вообще в пределах допустимой ошибки.

      — Так, что ж, мы сравнялись?

      — Мосс так не думает, поскольку не так уж много людей смотрело дебаты, но все-таки несомненно, что вы их не проиграли. Это во-первых. А во-вторых, вам выгодны публичные дискуссии с Маком. Вы смотритесь лучше, чем он.

      — Ей-богу, не верится, что вчерашнее сравнение было в мою пользу.

      — На экране все выглядит по-другому, чем в студии. Китти находилась в контрольной комнате, она дружит с директором программы, и он симпатизирует нам. Когда вы утирали пот, он устраивал так, что вас не была в кадре. И он подловил два момента, когда Мак выглядел не лучшим образом.

      — А финал спектакля? Под занавес?

      — Когда вы штурмовали студию, телезрители любовались корреспондентами. Им не дали на вас взглянуть.

      — Рад слышать.

      — В результате вы выглядели прилично. Но в следующий раз нельзя рассчитывать на везение, надо готовиться лучше.

      — Когда же следующие дебаты?

      — Вот это неясно, Уилл. Управляющий выборной кампанией Мака звонил мне нынешним утром, но не застал. Я пока не отозвался на его звонок.

      — Полагаете, они передумают?

      — У них есть свой возсти выяснить мнение избирателей, и я не исключаю, что Мак среагирует на факт падения своего рейтинга после первых дебатов и избежит повторения шоу.

      — Дерьмо.

      — Именно так. Нам с вами придется сосредоточить все силы на организации ваших выступлений по телевидению штата. Китти уже заручилась согласием телевизионщиков наряд интервью. По крайней мере, они бесплатны для вас.

      — Мне нравится все бесплатное, но, кстати, как у нас с деньгами?

      — Вы слышали когда-нибудь о бизнесмене Лартоне Питтсе?

      — Король жареных цыплят?

      — Тот самый. Сегодня он позвонил вашему папаше. Он видел дебаты, они произвели на него впечатление; он и его друзья хотят с вами встретиться.

      — Когда же?

      — Сегодня. Ленч в «Кэпител сити клаб».

      — Тогда мне лучше уехать отсюда. Нельзя ли устроить, чтобы кто-нибудь встретил меня в аэропорту с чистой рубашкой и отутюженным костюмом? Все это взять в моем офисе.

      — Конечно. Позвольте предупредить вас, однако. После разговора Питтс может предложить вам некоторые средства. Он и его группа доставали массу денег для некоторых кандидатов.

      — Что он захочет в обмен?

      — Не знаю, но наверняка многое.

      — Как же, думаете, мне следует реагировать?

      — Это ваше дело, Уилл. Я не могу советовать, чтобы вы обещали ему все на свете или послали его к дьяволу. Вы окажетесь наедине с ним и его гостями, и никто не узнает, о чем вы договоритесь. Все сказанное вами там и останется, понимаете?

      — Что ж, — сказал Уилл, — в любом случае мне полезно их выслушать.

      — Но будьте осторожны, малый, — сказал Том. — Может получиться жестко.

      Уилл положил трубку. Его кампания продолжалась.

     

      Глава 19

     

      В фойе «Кэпител сити клаб» в центре Атланты Уилла встретил отец.

      — Я приведу тебя, представлю — сказал Билли, когда они подымались на лифте. — Осунешься с ними наедине. Не давай обещаний больше, чем можешь выполнить. По существу, ты можешь вообще ничего не обещать. Я не стану винить тебя. — Двери лифта раскрылись, они прошли по коридору. — Нам сюда, — сказал Билли.

      Дюжина мужчин расположилась стоя перед столом с напитками.

      Невысокий, приземистый блондин средних лет шагнул навстречу Уиллу.

      — Хэлло, я и есть Лартон Питтс.

      Руководитель маленького оркестра, подумал Уилл.

      — Здравствуйте, мистер Питтс, ? сказал он с улыбкой.

      — Называйте меня Лартон, малый, все так зовут.

      Он познакомил Уилла с присутствующими. Двоих Уилл знал до этого лично — банкира и архитектора, ещё нескольких — понаслышке, а трое или четверо были незнакомы.

      — Не хотите чего-нибудь выпить, Уилл? — спросил Лартон.

      — Если — охлажденного чаю, пожалуйста.

      — А покрепче?

      — Думается, сегодня разумнее будет воздержаться.

      Питтс засмеялся:

      — Билли, как вы?

      — Благодарю, Лартон. — ответа Билли. — Мне, к сожалению, нужно идти, — Мановением руки он распростился со всеми сразу и удалился.

      После недолгой и беспорядочной болтовни Питтс пригласил всех к большому столу; Уилла он усадил рядом с собой. Ленч прошел без особенных разговоров, и было подано кофе. Уилл чувствовал себя свободно, раскованно.

      — Что ж, Уилл, — сказал Лартон. — Мы, все мы… задались вопросом, не захотели бы вы стать нашим человеком в Вашингтоне.

      Уилл рассчитанно помолчал, торопиться не стоило.

      — Я был бы рад стать вашим следующим сенатором, — сказал он, достаточно выждав.

      Питтс тоже помолчал, прежде чем сказать свое.

      — Мы ищем большего, Уилл. Мы хотели бы иметь в сенате кого-то, кто присматривал бы за нашими интересами.

      Уилл открыто оглядел сидевших.

      — Но здесь собрались разные люди, — сказал он. — Думается, различны и ваши заботы.

      Заговорил банкир:

      — У нас очень много общих интересов.

      — Мы люди бизнеса, — сказал ему в тон промышленник. — Как вы в принципе относитесь к бизнесу?

      — Считаю, мы бы не стали значительной страной без массы преуспевающих предпринимателей.

      — По-вашему, дело Америки — развивать бизнес?

      — Так-то оно так. Но, я думаю, мы никогда уже не вернемся в двадцатые годы — имею в виду экономику США — и лучше бы всем понять это.

      — Вы не верите в экономику свободного рынка? — спросил кто-то.

      — Джентльмены, мы знаем, что такой вещи нет: по существу, её у нас не было в этом столетии. Я верю в разумно регулируемый капитализм.

      — Регулирование! — фыркнул промышленник. — Рональд Рейган избавил нас от него.

      — Да нет же, — ответил Уилл. — Просто его администрация игнорировала некоторые закономерности. И это нам дорого обойдется, особенно в отношении охраны среды нашего обитания. Именно бизнесменам придется, я думаю, раскошелиться, ликвидируя последствия близорукости государственных служб.

      — Вы говорите, как социалист, — сказал кто-то.

      — Глупости, извините, — заявил Уилл. — В нашем конгрессе нет, слава Богу, ни одного социалиста. Если Тед Кеннеди был бы англичанином, он оказался бы членом консервативной партии. Я не придерживаюсь какого-либо направления; думаю, я реалист. Вот моя партия. И я считаю, что в годы Рейгана в правительстве было недостаточно реалистов.

      — Видит Бог, это правда, — воскликнул архитектор-строитель.

      Уиллу стало полегче от сознания, что кто-то здесь с ним хоть в чем-то согласен.

      — Ваш босс, Бен Карр, не однажды поддерживал Рейгана.

      — Сенатор Карр поддерживал его, когда полагал, что тот прав. Ну и, честно говоря, иногда, когда так не считал. Бенджамин Карр — политический деятель; он знает реальную жизнь.

      — Придерживаетесь ли вы взглядов сенатора Карра на оборону?

      — Кажется, я несколько консервативнее его в отношении к этой сфере.

      — Более консервативны, чем Бен Карр?

      — Имею в виду, что я жестче.

      — Может быть, вы хотите сказать, что более либеральны.

      — Нет, по-моему, термины «либеральный», «консервативный» и другие употребляют сейчас не в соответствии с содержанием этих понятий. Их в наибольшей мере используют для обвинений. Если настаиваете на ярлыках, то меня тогда отнесите к разряду умеренных. А по сути я консерватор, когда дело касается бюджета, в частности, расходов на оборону.

      — Вы бы голосовали за сокращение оборонного бюджета? — спросил Питтс.

      — Я думаю, мы должны получать за свои деньги самое лучшее. В данном случае — максимально эффективную национальную оборону при затратах меньших средств. А попросту так: часть денег, отпущенных на оборону, у нас с вами просто крадут.

      Какой-то человек, сидевший по другую сторону стола, подался вперед.

      — Я оборонный подрядчик, — сказал он. — Правда, не самый главный. Полагаете, я краду у своей страны?

      Уилл улыбнулся в ответ.

      — Вы не представляетесь мне вором, сэр. — Он подался навстречу и взглянул в глаза вопрошавшему. — Но если, не дай Бог, дело так обстоит, то, на мой взгляд, вам надлежит сидеть в тюрьме, а деньги, полученные вами, использовать на другие программы, либо вернуть налогоплательщикам.

      Наступило неловкое молчание, затем подрядчик сказал:

      — Что ж, это было бы справедливо.

      — Уилл, — сказал Питтс, — мы в состоянии мобилизовать для вас массу денег, если мы сочтем, что это в наших интересах. Но на какого рода сотрудничество мы можем рассчитывать, послав вас в сенат?

      Уилл откинулся в кресле.

      — Мистер Питтс, для людей, которые поддерживают мою кандидатуру, мои уши всегда открыты. Находясь в своем офисе, я отвечаю на ваши телефонные звонки, я вникаю в ваши проблемы и, если вы правы, поддерживаю ваши позиции. Вы можете быть не всегда довольны тем, как я голосую, но у вас наверняка будет возсть сообщить мне ваше мнение до того, как я подам голос в сенате.

      — Будете прислушиваться к нам лично? — спросил кто-то.

      — Всегда, когда смогу. Но если я буду избран, то собираюсь тотчас же найти кого-нибудь такого, как я, и посадить его делать для меня то, что я делал для сенатора Карра в последние годы. Это будет парень, с которым вы будете рады потолковать, когда я сам почему-либо сделать этого не смогу.

      Заговорил незнакомец, до этого не проявлявший себя:

      — Молодой друг, надеюсь, вы понимаете, о чем идет речь: если мы даем деньги на вашу кампанию, мы должны быть уверены, что вы проявите лояльность и будете нашим, когда нам понадобится.

      — Мистер Уильямс, — сказал Уилл, прочитав имя этого человека на лацкане его пиджака, — это звучит так, как если бы вы хотели купить очередного политического деятеля. Что ж, если так, купите себе Мака Дина, он поступил в продажу.

      В комнате воцарилась тишина.

      Ее нарушил снова Уилл.

      — Но Мак Дин не будет следующим вашим сенатором, — сказал он уверенно. — Уже осенью наш губернатор займется опять своей фермой. В сентябре я стану официальным кандидатом демократической партий, а в ноябре — буду избран в сенат.

      Лартон Питтс вытащил из кармана листок бумаги.

      — У меня результаты опросов; судя по ним, если выборы состоялись бы завтра, Мак победил бы вас, поскольку вы отстали от него на одиннадцать пунктов.

      — К счастью, — сказал Уилл, — выборы будут не завтра, и подозреваю, что на этом же вашем листке значатся другие цифры, выявленные после телевизионных дебатов. Они свидетельствуют, что Мак Дин теряет шансы. Он был никчемным губернатором. Если его изберут в сенат, он станет там человеком-невидимкой. Может быть, в ваших интересах — и наверняка в интересах штата — иметь там своего человека, понимающего всю кухню законотворчества, человека, который обретет там вес и сможет использовать свое влияние во благо избирателей.

      — А как обстоят дела с республиканским кандидатом? — спросил Уильямс. — Думаете, сможете победить его?

      — Я слышал, — сказал тут Питтс. — что съезду наших республиканцев придется выбирать между Джимом Уинслоу и преподобным Доном Беверли Кэлхоуном. Успеха добьется, вероятно, Джим Уинслоу.

      — Мистер Питтс, — весело сказал Уилл, — я лично не думаю, что Джим Уинслоу мог бы победить Мака Дина.

      Это замечание вызвало гомерический смех как раз тогда, когда Уилл подумал, что нужна некоторая разрядка.

      — Похоже, вы правы, — хихикал Питтс. — Как ни странно, старине Кэлхоуну там придется труднее, хотя он и смущает умы многих республиканцев.

      — Думаю, что и вы правы относительно обоих, — сказал Уилл.

      — Собираетесь ли голосовать за повышение налогов? — спросил Уильямс, прорываясь сквозь затухающий смех. — Демократы любят поднимать налоги.

      — Это вообще-то, по-моему, сказка, — ответил Уилл. — Не знаю политического деятеля, который любил бы повышать налоги, и я не исключение. Проголосую за увеличение налогов лишь в том случае, если не будет другого способа получать необходимые стране доходы. Но, полагаю, есть много возстей утрясти бюджет и срезать существующий дефицит, обеспечив средствами необходимые программы.

      — Вы говорите о социальных программах?

      — Да, о некоторых из них, — сказал Уилл. — Частное предпринимательство, как бы велико ни было его значение, само по себе не справится со всеми проблемами. Всегда будут люди, нуждающиеся в помощи общества, и наше правительство будет им помогать. Может быть, не в такой степени, как в шестидесятые и семидесятые годы, но нельзя, чтобы в этой стране люди умирали от голода. В общих интересах сделать так, чтобы бедняки могли сами поддерживать свое существование, что-то производили и платили соответствующие налоги.

      — «Бедные всегда будут с вами», — привел кто-то текст из Священного писания.

      — Может и так, но, на мой взгляд, нельзя допустить, чтобы они умирали, доказывая это. Вряд ли кому-то из нас, собравшихся здесь, в последние времена пришлось голодать из-за отсутствия денег на еду, но кто-то, может быть, знает по своему опыту, что это такое и что при этом чувствуешь.

      Лартон Питтс посмотрел на часы.

      — Уилл, я обещал, что мы освободим это помещение в два, а сейчас уже десять минут третьего. — Он встал и подал Уиллу руку. — Спасибо за согласие встретиться с нами и откровенность. Мы ещё кое-что здесь обсудим, не отнимая вашего времени.

      Уилл поднялся.

      — Спасибо и вам, джентльмены, — сказал он. — Ваше время тоже недешево.

      Оказавшись на улице, он мысленно воспроизвел обстановку двухчасового разговора: Некоторые из присутствовавших не сказали ни слова, один или двое были враждебны; ничьей симпатии он не почувствовал, только вежливость. Были тут такие, может и в большинстве, которых больше устроили бы Мак Дин или Джим Уинслоу, а то и преподобный фанатик Дон Беверли Кэлхоун.

      Ни в этот день, ни к концу недели от Лартона Питтса и его группы сигналов не поступило. Управляющий выборной кампанией Мака Дина провел пресс-конференцию, объявив отказ от дальнейших публичных дебатов. Он сообщил, что его кандидат будет слишком занят в разъездах по штату. По слухам, губернатор решил оплачивать коммерческую рекламу по телевидению.

     

      Глава 20

     

      Гаролд Перкерсон медленно ехал по аллее, разглядывая здания по обе стороны. Машину, неприметный «форд», он угнал с автостоянки за несколько кварталов отсюда.

      Подъехав к гаражу известного заранее дома, он затормозил, достал из портфеля прибор дистанционного управления и направил его на дверь; она со скрипом скользнула вверх. Он поставил машину в гараж, и дверь опустилась. Он вылез с портфелем в руках. Руководствуясь грубо начертанной схемой, нашел грузовой лифт, вошел в него нажал кнопку третьего этажа. Коридор был широк, комната, в которой он оказался, пуста и просторна. Это был выставочный зал, окна выходили на улицу.

      Перкерсон чуть раздвинул тяжелые шторы правого окна. Его на мгновение ослепило солнце. На улице небольшая толпа осаждала здание с надписью на фасаде «ПРЕДРОДОВАЯ КЛИНИКА МИЛТОНА».

      Толстая женщина выставила лозунг: «УБИЙЦЫ ДЕТЕЙ, БОГ НАБЛЮДАЕТ».

      Она сидела на краю тротуара, а с ней ещё два десятка людей с примерно такими же плакатами. На одном слово «клиника» было перечеркнуто и вместо того значилось «камера пыток».

      Неподалеку расположилась дюжина полицейских в форме. Они оберегали от пикетчиков проход к подъезду клиники.

      Перкерсон поглядел на свои часы: четверть девятого.

      Скинув плащ, он достал из глубокого кармана складной стульчик и расставил его возле шторы. Затем вытащил из портфеля винтовку, собрал её и приладил оптический прицел и глушитель. Во втором глубоком кармане плаща находился легкий фотоштатив. Расставив его на ковре, Перкерсон выверил высоту и опять взглянул на часы.

      Внизу окна, перекрытого шторами, была удобная форточка. Она открывалась внутрь. С улицы донеслось хоровое пение. Это был гимн, который Перкерсон сам не раз пел ещё мальчиком в церкви. Чуть отодвинув штору, Перкерсон приладил к штативу винтовку, вложил обойму, установил дистанцию — всего четыреста футов, как на стрельбище. Ветра не было.

      В прицеле всплыло черное лицо полицейского, затем и парадная дверь клиники. Обзор был хорош. По неподвижной цели — не промахнешься.

      Фургон остановился перед клиникой без пяти минут девять. Значит, на пять минут раньше.

      Из машины вышел человек, в котором он узнал доктора Милтона, а затем и женщина в белом халате, стало быть — медсестра. Толпа истерически заорала.

      Перкерсон прильнул к прицелу и постарался расслабиться. Времени ни на что не осталось.

      Когда Милтон был у самой двери, один из пикетчиков бросился в проход и остановил его. Милтон обернулся к полицейскому и поднял руку.

      Перкерсон поймал в центр прицела грудь доктора и с выдохом, как полагается, плавно спустил крючок. Пуля отбросила доктора к стене. Перкерсон чуть сместил прицел и ещё раз нажал спуск. Голова медсестры, показалось, тотчас же разлетелась на куски.

      Пение пикетчиков сменилось воплями. Люди разбегались. К женщине бросился полисмен.

      Перкерсон оставил форточку открытой, позволил шторам сомкнуться и в несколько секунд разобрал винтовку, сунул её в портфель, а стульчик и штатив устроил в карманах плаща и, окинув все взглядом, перекинул плащ через руку. По ковру он пробежал бесшумно… Когда садился внизу в машину, его дыхание было слегка учащенным.

      Покинув гараж, он притормозил на аллее: её загораживал мусоровоз. Двое рабочих опорожняли емкости в подъемник грузовика.

      Позади на аллее в двадцати пяти ярдах стоял без водителя почтовый фургон, загородивший обратный проезд…

      Ловушка?.. Через минуту кругом здесь будет полно полицейских; издали уже слышны сирены машин. Вернуться в гараж и выйти из здания через парадный вход — это самоубийство. Угодишь в лапы копов.

      В зеркальце заднего вида появился почтальон, забирающийся в свой фургон. Водитель сидел в кабине. Почтовики подъехали сзади почти вплотную к «фордику» Перкерсона. Водитель нетерпеливо постукивал пальцами по баранке руля.

      Перкерсон надел солнечные очки, скрестил руки и замер. Мусорщики не обращали на него внимания, но если бы поглядели, увидели бы лишь его руку, прикрывшую низ лица, и темные очки. Он снова посмотрел в зеркальце: почтальон вылезал. У Перкерсона кровь застучала в висках. Со лба полил пот. Почтальон шел к мусоровозу, но тот внезапно двинулся вперед по аллее, и почтальон повернул обратно.

      Перкерсон вытер перчаткой пот со лба и бровей и тихо двинул свою машину почти впритык за мусоровозом. Сирены полицейских звучали в нескольких сотнях метров.

      Грузовик с мусором, снова остановился, на этот раз подавшись чуть влево. Рабочий махнул Перкерсону, приглашая проехать. Утирая левой рукой лицо и прикрыв его таким образом, Перкерсон медленно обогнул махину мусоровоза и обрел свободу.

      На перекрестке он резко затормозил, пропуская идущие поперек полицейские машины. Свернув затем вправо, он стал понемногу увеличивать скорость. Но следующий перекресток был перекрыт светофором. Сзади появилась пара полицейских машин, а ещё две проследовали справа налево. Сигнал светофора переменился, и через пять минут Перкерсон уже катил по скоростной дороге, на полную мощность включив воздушное охлаждение.

      Однако ещё нельзя было расслабляться. Он повернул с Пьедмонт-роуд и подобрался кружным путем к автостоянке, откуда увел машину. Место её пустовало. Поставив «форд», он вышел с плащом и портфелем и тщательно проверил, не забыто ли что. Владелец и не поймет, что кто-то ею воспользовался. Не должен понять.

      Сняв, наконец, перчатки, ставшие влажными, Перкерсон быстро пересек стоянку, уселся в свой автомобиль и двинул его на север в Мариетту. В пути включил радио. Услышал: поступило сообщение о беспорядках. Стреляли в центре города, у клиники абортов. «Наша мобильная бригада выехала на место событий. Пожалуйста, не выключайте свои приемники».

      Перкерсон ехал не торопясь и обсыхал от пота. Он был доволен и опустошен, как после затянувшегося полового акта.

     

      Глава 21

     

      Мики Кин услышал сообщение по спецприемнику в своей машине, которым мог пользоваться законно, как все отставные копы. Когда он приехал на место трагедии, перед клиникой царил, хаос. Стояли полицейские машины с включенными фарами, плакали жен-шины, кричали мужчины; два трупа лежали на тротуаре, патрульные делали первые снимки, ожидая экспертов.

      Кин предъявил значок, сохраненный ему как отставнику, и переступил желтую ленту, оградившую место преступления. Он поднял взгляд. Вдоль тротуара росли невысокие деревья. Значит, стрелок бил сверху: С той стороны улицы из окон офисов смотрели служащие. Необитаемым казалось лишь одно здание. Там все окна были прикрыты шторами, а на третьем этаже зияла дыркой на фоне шторы крохотная форточка.

      У тротуара затормозила машина детективов. Кин подскочил к ней. Вышли свои ребята.

      — Пошли со мной, Фрэнк, и сейчас же, — бросил Кин старшему. — Оставь напарнику всю процедуру, он тут управится.

      Детектив указал партнеру на убитых и кинулся вслед за Кином.

      — Что там у тебя, Мики? — спросил он.

      — Бежим, Фрэнк. Может, ещё застанем на месте этого-снайпера…

      Не обращая внимания на визжавшие тормоза машины, Кин бросился через улицу к фасаду складского помещения. На бегу он выдернул из кармана отмычки и припал затем к замку единственной двери.

      — Проклятие, Мики, что делаешь? — выкрикнул запыхавшийся Фрэнк.

      — Заткнись, дорогой, если хочешь поиметь этого парня. Всю вину вали на меня.

      Кин распахнул дверь, выхватил пистолет и побежал вверх по лестнице. На площадке третьего этажа он замер и вслушался, приложив палец к губам. Начав отсюда, они работали уже по инструкции, как полагается, прикрывая друг друга.

      — Ничего, — разочарованно произнес детектив. — Пустая охота. Премного благодарю.

      — Он был здесь, — сказал Кин, подымая пистолет. Они двинулись по коридору. Кин задержался у входа в демонстрационное помещение и тронул деревянную панель отделки.

      — Пыль, — сказал он. — Давняя пыль.

      — Ну и что?

      Кин пригнулся и посмотрел в направлении окна. На пыльном сером ковре выделялись следы туда и оттуда. Не следовало на них наступать. Получалось, стрелок использовал форточку, оставленную открытой.

      — Два против одного, — сказал Кин, — что там есть следы пороховых газов.

      — О'кей, я согласен, — сказал Фрэнк.

      — Он не вышел на улицу, — сказал Кин, нажимая кнопку грузового лифта.

      — Осторожнее; Могут быть отпечатки.

      — Этот парень не оставляет отпечатков, — сказал Кин. — Он ничего не оставил, ни стреляной гильзы, ни окурка. Ничего. Вы не сможете по следам даже установить размеры ботинок и рисунок подошвы. — Они спустились, Кин указал на свежие следы покрышек машины в гараже: — Он пришел и вышел этим путем. Единственный шанс — найти свидетеля, видевшего его машину на аллее.

      Детектив по рации вызвал команду со специалистом, могущим определить тип покрышек.

      — Через полчасика, — сказал он, — может быть, выясним, что за машина была в гараже, и когда.

      — Иисус, Фрэнк, через полчаса можете все это бросить. Вряд ли кто видел его, но чем черт не шутит. Это очень бывалый Парень. И я знаю, кто именно. На спор назову имя.

      Детектив был озадачен.

      — Перкерсон. Гаролд Перкерсон. Террорист, отставной сержант. Тот самый, который обжарил Чака.

      — Но это было давно, Мики. Мне не пришлось вникать в ту историю.

      — Он самый, Фрэнк, верьте мне, — сказал Кин. — Старина Гаролд, отставник. Пошли отсюда, тут больше нечего делать.

      В конце аллеи, куда они вышли, стоял огромный мусоровоз, рядом с ним не было ни души.

      — Готов поспорить, что наши свидетели находятся в данный момент на месте преступления, — засмеялся Кин.

      Они вышли на улицу. Перед желтой лентой в кучке любопытных стояли рабочие с мусоровоза в грязных спецовках.

      — Вот и свидетели, если вам повезет, — указал на них Кин и отошел, чтобы не помешать детективу управиться с ними.

      Тела убитых были уже погружены в машину морга, кто-то из клиники очищал тротуар.

      — Вы были правы, Мики, — сказал детектив. — Свидетели есть, но никто из них не рассмотрел как следует этого парня. — Он усмехнулся. — Зато мы получили половину номера его машины.

      — Ну и желаю удачи, — сказал Кин.

      — А вы не будете с нами, когда возьмем его след?

      — Нет, забирайте всю славу.

      Кин уселся в машину и вызвал по телефону Пирла.

      — Он вернулся, Мэнни, — сказал Кин, яростно усмехаясь.

      — Стрелок у клиники абортов? Я видел репортаж по телевизору.

      — Да, это он, сукин сын. Я чувствую кожей. Он, конечно, ушел, и он замел следы своим поганым хвостом.

      — Проклятие! — воскликнул Мэнни Пирл.

      — Но он где-то здесь, — выдохнул Кин в телефонную трубку. — И я намерен найти его, суку.

     

      Глава 22

     

      Уилл вернулся к себе в коттедж совершенно измотанным. За истекшие три дня он пятнадцать раз выступил перед публикой и по телевидению, перелетая из города в город. Теперь был субботний вечер, родители в Атланте, слуги отпущены. В воскресенье он хотел отдохнуть в одиночестве. И ни о чем не думать.

      На столе его грудилась почта. Два письма пришлось внимательно прочитать, выбрав из кучи. Первое — из суда:

      «Дорогой Уилл,

      Элтон уже поправился и способен работать, а между тем мой календарь чрезвычайно перегружен, и я не вижу, как провести дело об убийстве во время этой сессии. Я склоняюсь к мнению, что оно сможет быть поставлено на следующей сессии, если я отложу другое крупное дело, быть может и до конца ноября. Я полагаю, что вы не будете возражать против этого, но, если такие возражения у вас возникнут, дайте мне знать».

      Письмо подписал судья Боггс.

      Вот это, пожалуй, кстати. Теперь не вспоминать это дело до осени, оно никуда не денется. А то ведь висело грузом и могло вредно воздействовать на кампанию выборов. Как и она на процесс.

      Он нашел в телефонной книге номер Лэрри. Тот отозвался сразу.

      — Хэлло?

      — Лэрри, это Уилл Ли. Как поживаете?

      — Мистер Ли! Рад, что вы позвонили.

      Уилл передал ему содержание письма судьи.

      — Я действительно думаю, что это самое лучшее, Лэрри, — сказал он.

      — Да, сэр. Может, и так.

      — Я думаю, что чем дольше мы сможем откладывать процесс, тем больше остынут страсти. Полезно в таких делах, чтобы прошло какое-то время.

      — Мне понятна ваша точка зрения, — сказал Лэрри Муди.

      — Конечно, у вас есть право потребовать все ускорить, и если не можете подождать, мы опять обратимся к судье. Судя по письму, он допускает такую возсть, если решим настаивать на своем.

      — Нет, по-моему, вы правы; лучше подождем. Я смогу это выдержать. Я чувствую себя нормально, занят своим делом, как и раньше.

      — Рад слышать. А что же Чарлена?

      — Сказать по правде, не знаю. Мы с ней расстались.

      Уилл ощутил тревогу.

      — Где же она? Уехала из города? — спросил он.

      — О нет. Переехала к подружке; у них жилой автоприцеп около Уорм-Спрингса.

      — И не возникнет проблем с её показаниями?

      — О нет. Совершенно никаких. Она вступится за меня. С Чарленой в этом отношении порядок, она все сделает правильно.

      Черт побери, Чарлена — единственное алиби Лэрри Муди.

      — Рад слышать это, — сказал Уилл. — Тогда поберегите себя. Если нужно что-нибудь для вас сделать, звоните в мою штаб-квартиру в Атланте и там скажите, что мне передать. Они знают, где меня найти.

      — Буду иметь в виду, мистер Ли, спасибо.

      Уилл положил трубку. Он с запозданием сообразил, что надо было спросить новый адрес и номер телефона Чарлены. Он позвонил в справочную службу, получил данные по Уорм-Спрингсу, затем набрал её номер.

      Ответил знакомый мелодичный голос.

      — Хэлло, говорит Чарлена. Нас с Раби нет дома, но можете записать на автоответчик, что передать нам.

      Уилл подождал длинного гудка и оставил номер своего телефона. Затем вскрыл второй конверт. Там была всего лишь страничка на машинке:

      «Уилл,

      Я чувствовала себя как-то нехорошо из-за того, как мы расстались в последний раз. Я не хочу терять твою дружбу. Понимаю, что ты, вероятно, сейчас перегружен своей кампанией, так что я подожду и позвоню тебе после ноября. Тогда и в моем офисе все будет поспокойнее, и, воз мы сможем встретиться за ленчем и помириться. А пока желаю тебе удачи при баллотировке. Из тебя выйдет прекрасный сенатор от Джорджии.

      Кейт».

      Он перечитал записку. Она попахивала разрывом, и не столько потому, что отсутствовало «дорогой», сколько из-за упоминания о дружбе, а не любви, предложения встретиться за ленчем, а не пообедать вдвоем, да и из-за банального комплимента в конце. Он взял листок почтовой бумаги и написал в ответ:

      «Моя дорогая Кейт,

      Спасибо за твою милую записку. Конечно, дружба твоя будет для меня всегда важна. Благодарю тебя также за добрые пожелания, и буду ждать твоего звонка после начала ноября.

      С теплым приветом Уилл».

      Он запечатал конверт, а её записку скомкал и бросил в корзину для бумаг. Свое письмо он оставил в почтовом ящике на крыльце, чтобы его забрали в понедельник. Затем подогрел банку консервированного перца и опустошил её с полубутылкой калифорнийского вина. Уснул он сразу, как только добрался до постели.

     

      Глава 23

     

      Сновидение исчезло из памяти, осталось лишь смутное ощущение тревоги. Уилл пробуждался медленно, пытаясь воспроизвести то, что увидел во сне — что-то важное и такое живое.

      Лежа на спине, он понаблюдал за смещением теней на потолке. Судя по ним, предстоял типичный для Джорджии июльский день — тихий и жаркий.

      Вскочив с постели, он заварил кофе, и в ожидании съел пакетик кукурузных хлопьев. После двух чашек кофе он мог уже читать газеты, умышленно пропуская всякие комментарий. Самые забавные вещи казались в тот день очень важными. Прозвучал первый телефонный звонок, он его игнорировал, но все же установил автоответчик на прием. Мало ли что. Вот так-то. Это, воз, последний день, который он может выделить для себя перед первичными выборами.

      Все утро он кружил по дому, переставляя книги, выгребая из углов разный хлам, приспосабливая на стену картины, пробывшие несколько месяцев за буфетом.

      К полудню стало жарко. Он вышел на крыльцо. Воздух снаружи был горячим, как в сауне. Он импульсивно скинул легкую домашнюю одежду, нагишом побежал к воде и с ходу нырнул с небольшого трамплина. Сверху вода была теплая, а в глубине озерка — ледяная. Озеро питал сильный ключ. Задерживая дыхание, Уилл проплыл под водой, сколько смог. Выплыв минуту спустя на поверхность, он испустил индейский клич. С юности он не испытывал такого восторга.

      Минуту или две он поплавал наверху, затем снова нырнул и считал под водой секунды. Дошел до пятидесяти, и всплыл, глотая воздух. А у доски-трамплина раздался вдруг громкий всплеск. Он посмотрел, но там не было никого, однако вода расходилась кругами. Вдруг кто-то схватил его локоть и потащил в глубину. Потрясенный, Уилл едва не глотнул воды и пробкой вылетел на поверхность. Он хватал воздух ртом. Кто-то в воде, но никого он не видел. Что за чертовщина? Он оглянулся. Тут его царапнули по спине, он резко нырнул, ухватил кого-то, кто ускользнул, и оба выплыли лицом к лицу.

      — Что ж, привет вам, — сказала женщина, отбрасывая со своего лица длинные белокурые волосы.

      Он не сразу сообразил, что это Чарлена, и, поняв, засмеялся.

      — Откуда, дьявол возьми, вы взялись?

      — Ну, я получила ваше послание, а поскольку все равно ехала в Делано, решила заехать к вам. Мне повезло увидеть, как вы нырнули. Ну, я и решила сделать то же самое. Понятно вам, мистер Ли?

      Она вытянулась в воде, схватила его за волосы, и потянула вниз.

      Лицо его скользнуло по всему её телу, между грудями, по плоскому животу и волосиками лобка. Она нависла над ним, но он владел положением, и они оба нырнули, а после вынырнули, слитые в одно целое. Ее груди топорщились в его ладонях, он ощущал тепло её спины и упругость смуглых ягодиц.

      Они на ферме наедине. С Лэрри она рассталась… Так что ж? Какого же черта тогда?

      — О, мистер Ли, — рассмеялась Чарлена. — У вас такой вид, будто вы приняли важное решение.

      — И принял, — сказал он

      — Ну, Уилл, если так… — вымолвила она и притянула его, прильнув. Ее рот был мягким и теплым, а тело обволакивало. Ногами она зажала его возбужденный пенис. Они рухнули в воду, обнявшись. Там она отпрянула и спросила: — Найдется кровать в том маленьком домике?

      — Есть, — произнес он.

      — Я приглашаю, — важно сказала она. Он поплыл за ней, но она выскочила из воды и побежала к коттеджу, когда он едва достиг берега. Проскочив раскрытую дверь, она с разбега прыгнула на постель.

      Они недолго возились, пока она не нашла его и не поместила в себя.

      — О Боже, — стонала она…

      Они были мокры от озера и друг от друга.

      — Ты знаешь, как объегорить девчонку, — сказала она наконец.

      — Это я-то? — взревел он от смеха.

      — А также, как осчастливить её, — сказала она.

      — Ну это больше, чем счастье.

      — Согласна с вами, достопочтенный мистер Ли. Теперь давайте работать медленнее. — Она погладила его щеки и отвела свои волосы.

      — Справлюсь ли я? — спросил Уилл, набирая дыхание.

      Она перевернула его на спину и стала водить языком возле его соска.

      — О, ты сможешь, — сказала она, мягко забирая в ладони его яички.

      Она не ошиблась. Он смог.

      Когда стемнело, они после душа лежали на свежих простынях и ели мороженое.

      — Похоже, возникнет проблема, — сказал он.

      — Какая? — спросила она. — Я на таблетках и абсолютно здорова. Я только что проверялась.

      — Из-за Лэрри.

      — О, из-за него. Но мы расстались давно, я и забыла, когда.

      — Дело в том, что ты главный свидетель защиты на уголовном процессе, который ещё впереди.

      — Ну и что?

      — Любой недоброжелатель — обвинитель, судья, присяжный — может сказать, что я таким образом пытаюсь влиять на твои показания.

      — А ты это делал? Я-то подумала, что ты трахал меня. То есть, когда я сама не трахала тебя.

      — Это само собой, но, может, не самое умное нам с тобой, как ты говоришь, трахаться в период подготовки процесса. Улавливаешь мысль?

      — Разве тебе не понравилось?

      — О, милочка… Понравилось — не то слово. И все же, годится ли так вести себя? Неподходяще.

      — А я и рада, — сказала она. — Ненавижу все подходящее. Во мне нет ничего подходящего.

      — В том-то твоя и прелесть.

      — И только?

      — Ну, кажется что-то еще… В это роде.

      — Могу я задать тебе личный вопрос? — спросила она, доедая мороженое.

      — Не вижу препятствий. Момент подходящий. — Тогда ты мне честно скажи, соблазнял тебя кто-нибудь, до этого евший мороженое?

      — Нет, ни разу ещё не везло, — слабо ответил он. Она отставила блюдце, вылизав его напоследок.

      — Что ж, старина, — сказала она деловито, — теперь тебе стало везти.

     

      На рассвете понедельника она вышла из коттеджа и отыскала снаружи одежду, в которой вчера приехала. С шортами и рубашкой в руках вернулась на край постели.

      — Уилл, ты невероятно похотлив, — сказала она. — А мне нужно приступить к работе ровно в восемь. Утренняя смена.

      — Это я-то похотлив? — спросил он спросонья. — Всегда, — сказала она, сдернув с него простынку. — Только посмотри на себя. Вот так ты всегда просыпаешься? Лежи теперь просто и тихо. — Она села на его чресла, расставив колени, и запустила его в себя снизу.

      — Ты изумительно влажная внутри, — сказал он, приподнявшись и целуя её.

      — Твоя вина.

      — Ты прекрасна.

      — И ты не так плох, — сказала она, слегка задыхаясь. — О, я кончаю.

      Они замерли, слившись. Затем она оттолкнула его на постель, поднялась, принесла махровое полотенце и обтерла его запавший живот и пониже.

      — Хорошенькое начало дня, — сказал он.

      — Поспи-ка, парень, и за меня.

      — Чарлена, прежде чем ты уедешь…

      — Послушай, Уилл, все было здорово. Знаю, ты будешь страшно занят. И ты не обязан звонить мне по телефону. Мы вращаемся по разным орбитам, и я не такая девица, которую взять в твой клуб на танцы.

      — Ты потрясающа.

      — Приятно слышать, но ты мне не должен, — сказала она. — Тем не менее, если снова почувствуешь что-то такое, я буду рада потрахаться с тобой. Можем ли все оставить, как оно есть? Это было хорошо.

      — Конечно. Если ты хочешь.

      — Именно этого хочу. И не волнуйся из-за процесса. Я умею держать рот на запоре. Там я выступлю, как надо. Ты не повлиял на меня в этом смысле. — Она встала и быстро оделась. — Правда, поспи, — сказала она, целуя его.

      — Прощай, Чарлена, — сказал он со вздохом.

      — Прощай, Уилл. До поры, когда снова захочешь меня.

      Она вышла, и Уилл погрузился в розовый сумрак сна.

     

      Глава 24

     

      В понедельник Уилл с утра ощущал необычную легкость. Чарлена будто омолодила его. Он разрядился и был бесконечно ей благодарен. Но вместе с тем слегка озадачен тем, как она взяла его. Штурмом!.. Он и не знал, что бывают такие женщины. Как бы там ни было, это касается только их — его и её.

      Том Блэк присмотрелся к нему внимательно.

      — Похоже, вы отдохнули как следует, — сказал он.

      — Изумительно! День был отличный, — усмехнулся Уилл.

      — Что ж, рад видеть вас в приподнятом настроении. Хорошо бы и мне взбодриться, но есть проблема. Мы уже, вроде бы, на мели. Деньги на исходе, Уилл. Подозреваю, что кое-кому мы уже надоели своими просьбами поддержать кампанию материально. Ума не приложу, как быть дальше. Требуется какая-то сенсация, благоприятная для нас. Помог бы ещё один раунд с Маком на телевидении, но он вовремя сделал финт и вышел с площадки. Нужен Бенджамин Карр с его напором и умением хватать людей за руки. С его безусловным авторитетом.

      — Бен Карр, увы, в ауте, — сказал Уилл. — Он в таком состоянии, что не может даже дать интервью. Его понимают лишь самые близкие люди. И то не все.

      — Кстати уж, — сказал Том. — Эмма Карр с некоторых пор посещает чаепития активистов Мака и разглагольствует о том, что её брат всегда любил Мака Дина, а вам он, дескать, не доверял.

      — Ну, в отношении мисс Эмми мы совершенно бессильны. Я не стану связывать её действия. Пусть болтает. Старость — не радость.

      Вошла Китти Конрой с объемистым пакетом, доставленным службой «Федерал экспресс».

      — Это адресовано вам, Уилл.

      — Давайте вскроем. Много ли у нас бывает почтовых поступлений через «Федерал экспресс»?

      — Не могу вспомнить и одного, — сказал Том. — У нас с ними нет контракта.

      Китти потянула за нитку, пакет раскрылся, она его перевернула и высыпала содержимое на стол Уилла. Пачки цветных бумажек были перехвачены резинками.

      — Что за дьявол? — спросил Том, взяв одну пачку. Китти выудила из пакета письмо.

      — Подпись Лартона Питтса, — сказал она, передавая листок Уиллу.

      — Иисус, Уилл, — сказал Том. — У меня в руках чеки.

      Уилл опешил. Он прочитал вслух:

      — «Дорогой Уилл, вы произвели на нас большое впечатление. Мы сделали ряд телефонных звонков своим знакомым и собрали приложенное к сему. Надеюсь, что сумеете это использовать. С приветом, Лартон».

      Уилл посмотрел на чеки.

      — Сколько здесь, как по-вашему? — спросил он. Том и Китти снимали резинки.

      — Здесь нет чека меньше чем на пятьсот долларов, — сказал Том. — Большинство по тысяче.

      — Не могу поверить, — сказала Китти, отодвинув счетную машинку. — У меня получается четыреста десять тысяч долларов!

      — Придется, думаю, вернуть эти деньги Питтсу, пока не поздно, — сказал Уилл.

      — Черта-с два, — рявкнул Том. — Это законные взносы граждан штата, поддерживающих вашу кампанию. Каждый вносит не более тысячи баксов. Отправители разные, все по закону.

      — Наваждение, — сказал Уилл.

      В кабинет вошел один из сотрудников штаба.

      — Уилл, звонит ваш отец, — сказал он. Уилл нажал кнопку:

      — Доброе утро, папа, как вы провели уик-энд?

      — Это сейчас не важно, — ответил Билли Ли. — Меня интересует твое настроение. Если то, что я слышал, правда, оно должно быть прекрасным. Мне только что звонил Питтс и заверил, что каждый цент передан тебе в соответствии с законом. Просил только, чтобы ты воздержался от огласки имен людей, организовавших это дело. Реклама им в данном случае не требуется.

      — Но полагается иметь список жертвователей, — сказал Уилл.

      — С этим все в порядке;. Лартон и его друзья числятся там со взносами по тысяче долларов от каждого.

      — Я слегка не в себе в связи с этим сюрпризом. Нет ли какого подвоха?

      — Мальчик, приди в себя и начинай это тратить! — весело сказал отец. Уилл поднял глаза.

      — Это, значит, законно, уместно, и все хорошо. Но только мы втроем знаем, откуда это взялось. Просьбу Питтса я нахожу естественной. Надеюсь, ничто из сказанного не выйдет за пределы этой комнаты, поняли?

      — Уилл, — сказал Том, — можем думать о телевидении, не стесняясь в средствах.

      Уилл положил на стол пачку своих именных бланков.

      — Полагаю, я должен написать Лартону Питтсу личное письмо с благодарностью. Во-вторых, следует разослать подписанные мной тоже личные письма каждому из этих людей. Их быстро подготовить на компьютере.

      — Уилл, — сказала Китти, — ваша мама неплохо воспитала вас.

      — И ещё одно дело, — сказал Уилл. — Пусть кто-нибудь немедленно отнесет чеки в банк. Я нервничаю, видя, что такие деньги лежат в этом помещении.

      Китти побросала чеки в тот же пакет.

     

      Глава 25

     

      Уилл в компании Тома Блэка, Китти Конрой и своих родителей сидел в смотровой комнате, пропахшей табачным дымом. Они ждали изображения на мониторе студии.

      Уилл два дня работал в студии, с утра до вечера общаясь с камерой и всматриваясь в объектив. Порой камера казалась живой. Том не позволил ему в эти дни смотреть на экран монитора. Зато за его лицом следила пожилая гримерша. Она все время что-нибудь подправляла, совершенствуя тона и оттенки его кожи в разном освещении.

      Том заставил его говорить о себе таким образом, каким он в нормальных условиях никогда не стал бы делать. Он дошел до того, что говорил о своих успехах как о чем-то достигнутым кем-то другим. В конце отведенного ему времени он был унылым, охрипшим и сбитым с толку. А вот теперь ему предстояло увидеть результаты своих усилий.

      Монитор замерцал, и неожиданно на экране появилось лицо Уилла. Оно казалось слишком большим и близким, но Уилл немедленно почувствовал, как красиво оно было освещено.

      Голос профессионального диктора произнес:

      — Уилл Ли баллотируется в сенат Соединенных Штатов, чтобы представлять там Джорджию. Вот что он расскажет об этом.

      И, устремив взгляд в телекамеру, Уилл начал говорить. Голос его звучал раскованно, естественно, более глубоко, чем это обычно представлялось ему.

      — Вот уже восемь лет как я работаю на сенатора Вена Карра в сенате Соединенных Штатов. В его офисе мне приходилось делать все возе. Я был его пресс-секретарем, главным помощником по вопросам законодательства, советником в сенатском Комитете по разведке, где он является председателем. — Уилл позволил себе немного улыбнуться. — Во время моего пребывания там мне также приходилось выпивать по несколько чашек кофе. — Затем он приобрел более серьезный вид. — У меня была возсть поучиться из первых рук у человека, которого я считаю самым великим сенатором этого века от Джорджии, а быть может и во всей Америке. А теперь вот, поскольку сенатор Карр сам уже не может баллотироваться, я баллотируюсь вместо него, насколько только вообще воз заменить Бенджамина Карра. Я рассчитываю на ваши голоса, чтобы мой опыт смог поработать на вас в сенате. И я полагаю, что этот опыт обеспечивает меня лучшей квалификацией для такой работы, чем у кого-либо другого из баллотирующихся. Надеюсь, что и вы тоже думаете это.

      Выплыла надпись: «.Оплачено Комитетом за избрание Уилла Ли». Монитор погас.

      Уилл задышал свободнее.

      — Это было прекрасно, — сказала Патриция Ли.

      — Будьте осторожны, — рассмеялся Уилл. — Эта женщина — мать.

      — Она, знаете ли, права, — сказала Китти Конрой.

      — Превосходная работа, — вмешался Билли Ли.

      — Благодарствуем, — сказал Том. — У нас ещё семь роликов по минуте. — Он дал сигнал технику.

      Уилл всматривался в свое изображение. К концу просмотра он был в общем доволен. Кое-что ему, безусловно, понравилось.

      — Позвольте мне сказать, чего я хотел здесь добиться, — заговорил Том, — а вы скажите, получилось ли это. Сотрудники Мака Дина увлечены размахиванием флагов и патриотической музыкой: я стремился к иному. К тому, чтоб Уилл выглядел человеком, заслуживающим доверия. Чтобы люди поняли, что ему следует доверять, что он прост, дружелюбен и действительно знает дело, за которое решил взяться. Важно ощущение его искренности, раскованности. Он развернулся вполне под конец и то, что выглядел чуть усталым, неплохо, на мой взгляд. Таким он мне нравится и понравится, думаю, многим.

      — По-моему, Том, вы достигли, чего хотели, — сказал Билли.

      — Ну, а я не заслуживаю похвал? — спросил Уилл, усмехнувшись.

      — Может быть, небольших, — сказала Китти, улыбаясь ответно.

      — Есть варианты каждого ролика, — сказал Том. — Это запас, он пригодится нам перед всеобщим голосованием.

      Кто-то позвал Билли выйти к телефону. Вернулся он довольный.

      — У меня новости, — сказал он. — Только что комитет Республиканской партии назвал своим кандидатом Джима Уинслоу.

      — Уу-х! — произнес Том, подпрыгнув.

      — А вы боялись, что это будет преосвященный Дон Беверли Кэлхоун?

      — Боялся, — заметил Том.

      — Но почему? — спросил Билли. — Кэлхоун просто фигляр.

      — Таким был и Рейган, — сказал Том. — По крайней мере, по-моему. Но он хорошо смотрелся по телевидению. Также смотрится и Кэлхоун. Более того, Кэлхоун известен населению штата не меньше, чем Рейган. И у него имеются свои телевизионные каналы. В сущности, он по три раза в неделю может запросто входить в каждый дом. Кроме того, он располагает десятками тысяч адресов людей в возрасте от сорока до шестидесяти лет, которые перечисляли ему в последние годы мелкие суммы на борьбу с тем, что он именует развратом. Кэлхоуну достаточно нажать кнопку, и компьютер выдаст список. Это прекрасное информационное обеспечение любой кампании. Нам бы такое!

      — Что ж, он вышел из игры, если не будет ратовать за избрание Уинслоу.

      — Не думаю, — сказал Том. — Для него Уинслоу — либерал. Уинслоу считает, в отличие от Дона, что аборты и разрешить в случаях насилия или кровосмешения.

      — Когда эти ролики выйдут на экраны, Том? — спросил Билли. — Осталось всего десять дней до первичных выборов.

      — Сегодня вечером запускаем, — сказал Том. — Три первых пойдут по всему штату. К первичным выборам нам придется истратить не менее трехсот тысяч долларов.

      — Не слишком ли много средств уйдет на первичные выборы? — спросил Билли. — Что-то останется на всеобщие?

      — Если не победим на первичных, не сможем участвовать во всеобщих, — ответил Том. — Результаты опросов населения таковы, что я готов бросить весь наш бюджет на первичные выборы, лишь бы они закончились в нашу пользу.

      — Мне это кажется рискованным, — сказал Билли.

      — Билли, — сказал Том, — ужасно было бы проснуться наутро после проигранных на полпункта первичных выборов, имея в банке три сотни тысяч долларов.

      — Кроме того, — вмешался Уилл, — если выиграем первичные, партийная организация штата выделит нам какие-то баксы, да и сбор средств ещё не закончится.

      — Сдаюсь, — сказал Билли. — Вы правы, надеюсь.

     

      Глава 26

     

      Эрнст Дженкинс привык общаться в отелях с разного рода людьми. И все же он был взволнован. Не думал, что повезет поговорить с этим человеком наедине.

      Его провели к креслу, предложили выпить, но он вежливо отказался; голова должна быть ясной. Такие встречи бывают раз в жизни.

      Хозяин уселся возле камина, положил ногу на ногу и стряхнул со своего голубого костюма невидимую пылинку. Его движения были значительны.

      — Ну, а теперь, Эрнст, — начал Старейшина, — кстати, могу я вас так называть?

      — О да, сэр, — ответил Дженкинс. — Буду польщен.

      — Мне сообщили, что у вас интересная информация.

      — Да, сэр, полагаю, что так. Могу рассказать всю историю?

      — Конечно же, Эрнст, — спокойно сказал Старейшина.

      — Я занимаюсь частными расследованиями, и на днях со мной связался… Ну, сказать, связалась одна сторона.

      — При всех условиях, Эрнст, я бы не хотел, чтобы пострадала ваша профессиональная репутация.

      — Благодарю вас, сэр. Ну вот, со мной связалась, значит, одна сторона и попросила скрытно понаблюдать… Частным образом, понимаете?

      — Конечно, Эрнст. Доверительно. Я понимаю. Эрнст устремился дальше, ощутив нетерпение великого человека.

      — Что ж, сэр, мне поручили следовать за молодой леди, ожидая, что она может встретиться с одним джентльменом, и просили сфотографировать и записать на пленку их разговор.

      — Понимаю. Вы это сделали?

      — Да, сэр, я это сделал. Я последовал за леди к одному из домов в сельской местности и сумел установить наблюдение. У меня очень хорошее фотооборудование и микрофон направленного действия, он позволяет прослушивать все с больших расстояний…

      — Пожалуйста, продолжайте.

      — Что ж, я сделал фотографии через окно — несколько отличных снимков, и записал голоса.

      — Понимаю. Вы думаете, что это может меня заинтересовать? Почему?

      — Ну, сэр, тот джентльмен представляет собой довольно, ну, известную в штате политическую фигуру.

      — А… — сказал Старейшина. — И взглянуть? — Да, сэр, поэтому я и пришел. Но я хотел бы вашего заверения, что все останется между нами. Я ведь ещё не показывал снимки моему клиенту.

      Старейшина только посмотрел на частного детектива. И Дженкинс заерзал.

      — Конечно, я знаю, что вы нигде не будете упоминать это в разговорах, сэр. — Дженкинс передал конверт. — То есть, ну, откуда получены фотографии.

      Старейшина, не обращая на него внимания, вынул полдюжины снимков и удивленно вскинул брови.

      — Вы узнаете джентльмена? — спросил Дженкинс.

      — О да, полагаю. — Старейшина позволил себе улыбнуться. — А там были и звуки, говорите?

      Дженкинс вынул из портфеля кассетный магнитофончик. Старейшина нажал кнопку.

      — Ну, — игриво произнесла женщина, — нравится ли тебе, когда там мой палец?

      — О да, — отвечал мужчина. — Очень приятно.

      — А что бы ты хотел, чтобы я делала своим пальцем? — лукаво спросила женщина.

      Старейшина выключил аппарат. Дженкинсу показалось, что он чуть смутился.

      — Картина ясна, — сказал Старейшина. — Что ж, Эрнст, вы правы. Это очень интересный материал. Могу я взять фотографии?

      — Да, да, сэр, — ответил Дженкинс. — Это дубликаты. Оставьте себе и кассету с записью.

      — Спасибо. Мне хотелось бы подумать. Вы, как я понял, ничего ещё не передавали вашему клиенту?

      — Еще нет, сэр. Хотел сегодня вечером.

      — Ну, что ж. Не сомневаюсь, что вам хорошо заплатят, очень хорошо.

      — Да, сэр. Старейшина встал.

      — Премного вас благодарю, Эрнст, — сказал он тепло. — Вы поступили правильно, и я этого не забуду.

      — Для меня это дело чести, сэр, — ответил Дженкинс.

     

      Когда он вышел, Старейшина вновь рассмотрел фотографии. Работа высокого класса: видны детали, отчетливо пропечатаны пылающие страстью лица мужчины и дамы.

      Старейшина поднял трубку телефона.

      — Хэлло? — ответил голос.

      — Хэлло, — ответил Старейшина. — Вы знаете, кто говорит?

      — Да, конечно. А вы слышали, что Джим Уинслоу стал кандидатом в сенаторы от республиканской партии.

      — Да, несколько минут назад.

      — Это не то, на что мы надеялись.

      — Да, неприемлемо, — ответил Старейшина. — Но я уже говорил вам, что мы сумеем повлиять на исход выборов, и, поверьте, мы приступаем к делу. Короче, я хочу передать кое-что подходящему журналисту. Материал отнюдь не для самых достойных представителей этой профессии, но очень важный. Улавливаете мою мысль?

      — В газету, на телевидение?

      — Туда, где он как следует заиграет. В этом вы разберетесь. Единственное условие: чтобы след не привел к нам.

      — М-м-м… Есть парень в «Колумбус бикен», это Хьюел Хардауэй.

      — Он авторитетен? Его имя звучит?

      — Пожалуй, да. В последнее время, правда, он здорово пьет, но пьет он в своих компаниях. И зарабатывает больше, чем ему полагалось бы, а его положение в газете стало менее твердым. Ему нужно что-нибудь броское, и он, думаю, не будет принципиальничать.

      — Неплохая аттестация. Когда можете передать ему материал?

      — Завтра, если спешите.

      — Не очень спешу. Лучше всего, если это появится в воскресенье накануне первичных выборов. Они состоятся во вторник, и к голосованию сенсация ещё не остынет.

      — Речь идет о ком-то из кандидатов?

      — Увидите материал и узнаете. Только нельзя, чтобы люди подумали, что в данном случае сработали соперники этого кандидата. А то получится бумеранг, понимаете? Мы не хотим получить эффект бумеранга.

      — Я немного запутался. Нам-то что до того, кто из них одержит верх на первичных выборах?

      — У нашего человека должен быть слабый соперник, вот и все.

      — Но Джим Уинслоу совсем не наш.

      — Позвольте уж мне беспокоиться насчет этого.

      — Послушайте, я же знаю Уинслоу…

      — И мы его знаем, — сказал Старейшина, несколько раздражаясь.

      — Я не хотел вас задеть. Что ж, это ваши дела.

      — Материал будет в вашем почтовом ящике до полуночи. Передайте его с условием, чтобы наш человек придержал его до воскресенья.

      — Да, сэр.

      Старейшина теперь ясно представлял дальнейшие действия. Этот маленький частный детектив, Дженкинс, появился как нельзя вовремя перед первичными выборами. Теперь нужно готовиться к всеобщим. Он опять взял телефонную трубку.

      — Хэлло?

      — Приезжайте ко мне домой в три часа пополудни.

      — Да, сэр.

     

      Гаролд Перкерсон положил трубку. Он вернулся к Сузи, расположившейся на диване.

      — Встреча с тем человеком, — сказал он, посмотрев на свои часы. — У нас, впрочем, ещё масса времени.

      — Это должно быть важное дело, если он лично с гобой встречается.

      — Да. Я всего второй раз буду в его доме.

      — А где он живет?

      Перкерсон отодвинулся и сильно ударил её по губам тыльной стороной ладони.

      — Не вздумай ещё когда-либо задавать мне такие вопросы, — сказал он спокойно.

      — Извиняюсь, — шепнула она, роняя слезинку. — Я должна была знать это.

      Ей нравится, когда её бьют, самодовольно подумал Перкерсон. Надо иметь в виду. Положив руку сзади на её полную шею, он сказал:

      — Ну, иди ко мне, беби. Она придвинулась.

      — Прости меня, — опять сказала она.

      — Покажи мне, как ты извиняешься, — сказал он.

     

      Глава 27

     

      Китти Конрой выходила из своего номера в мотеле, когда Рик Барнс, обозреватель газет Атланты, настиг её.

      — словечко, Китти?

      — У меня в обрез времени, Рик. Мы должны быть у Джимми Картера уже через, полчаса.

      — Картер собирается поддержать Уилла? А Уилл желает его поддержки?

      — Отвечаю на первый вопрос: я не знаю. Второй ответ — да, если сможет её получить. Между прочим, о том же мечтает Мак Дин. Вы остановили меня, чтобы все это выяснить?

      Барнс отрицательно покачал головой.

      — Нет. Тема другая. Но разговор у нас будет с условием: ничто никуда не пойдет.

      — Ол-райт.

      — Я особо настаиваю на этом. Ничто — никуда.

      — О'кей. Дальше нас ничто не пойдет.

      — Прежде всего: мои люди планируют поддержать в воскресенье Уилла.

      — Хорошая новость, Рик. Спасибо, что вы сказали.

      — Не торопитесь благодарить, — сказал Барнс.

      — Есть ещё кое-что?

      — Китти, сожалею, что это исходит сейчас от меня, и я подчеркиваю, что может быть, тут просто слух, но…

      — Не тяните, выкладывайте.

      — Ладно. Вы знаете Хьюела Хардауэя из «Колумбус бикен»?

      — Жирный, лет пятидесяти, пьяница.

      — Он самый. Он опустился в последнее время. Вроде, его собирались уволить из газеты…

      — Не понимаю, какое отношение это имеет к нам?

      — Ну, кажется, его не уволят; он говорил, что располагает сенсацией для первой полосы «Бикена».

      — Ну, и?..

      — Кое-кто прошлым вечером выпивал с ним в Колумбусе. Ну так, немного. С ним приходится выпивать, чтобы он распустил язык.

      — Насчет чего, Рик?

      — Он хвастал, что раздобыл снимки Уилла в постели с кем-то.

      Китти замерла.

      — С кем же?

      — Он не сказал.

      — Когда сделаны фотографии?

      — Вроде бы в прошлый уик-энд.

      — Рик, Уилл Ли холостяк. Ему дозволяется.

      — Конечно. В нормальных обстоятельствах из этого бы не получилось сенсации.

      — А в чем же дело теперь?

      — Да дело, вроде бы, в том, кто именно был с ним.

      — О, Боже, — взмолилась Китти. — Не допусти, чтоб мужчина.

      — Хардауэй уклонился назвать имя, но впечатление такое, что личность его партнерши важнее, чем самый факт, ну, этой встречи.

      — Рик… Это женщина! Слава Господу. И никакой дополнительной информации?

      — Никакой.

      — Ни одна уважающая себя газета не опубликует таких снимков.

      — Нет, но «Бикен» сообщит, что фотографии существуют. Так же поступим и мы, если удостоверимся. В разгар предвыборной кампании это все же не рядовая новость. Ну и ещё кое-что.

      — А именно?

      — Уважающая себя газета, может, и не опубликует эти снимки, но она — не единственная.

      Сердце у Китти упало.

      — Да, — сказал Барнс. — Бульварная пресса… Через неделю или две после публикации в бульварных газетах ваш человек будет известен, как Элвис Пресли. И столь же мертв.

      — Спасибо, Рик. Ты поставил себя в трудное положение, рассказав мне об этом.

      Барнс пожал плечами.

      — Я полагаю, это отдает зловонием.

      — Я у тебя в должниках.

      — Китти, — Барнс усмехнулся. — Может быть, вы все же получите поддержку Картера.

     

      — Ну, — сказал Том Блэк.

      — Что, ну? — спросил Уилл.

      — О, послушайте, Уилл, — сказала Китти, — нам нужно потолковать об этом.

      — Моя сексуальная жизнь — это мое дело.

      — В воскресенье утром это станет делом каждого, — сказала Китти.

      — Предположим худшее, — сказал Уилл. — Что мы можем поделать? ли предотвратить распространение материала?

      Китти покачала головой.

      — У них есть фотоснимки.

      — Тогда зачем тревожиться? Давайте работать, как планировали.

      — Одного не могу понять, — сказала Китти, — чем опасна информация об этой женщине. Уилл только пожал плечами. Подал голос и Том:

      — Чья-нибудь жена.

      — О, это плохо, — простонала Китти. Зазвонил телефон, Том снял трубку.

      — Да? Как поживаете? О, сожалею… Да, будем ждать вашего звонка… Благодарю вас… — Он положил трубку. — Это Розалии Картер. Президент попросил Джимми приехать в Вашингтон для какой-то встречи. Притом немедленно. Он позвонит, когда вернется.

      — Что ж, — сказала Китти, — слух распространяется.

     

      Когда они ушли, Уилл растянулся на кровати. Что дальше? Что ещё может случиться? Кто мог знать, что он окажется вместе с нею в постели? С минуту он размышлял. Лишь один человек мог это предвидеть и спланировать все, включая фотографирование. Чарлена.

     

      Глава 28

     

      Суббота предназначалась Колумбусу, городу, где, судя по опросам, Уилл мог бы утвердить свое положение, здесь могла решиться его политическая судьба.

      Он продолжал кампанию достаточно бодро и действовал безоглядно, начал день с провинциального завтрака из ветчины с овсянкой в присутствии сотни людей на примыкающем к веранде дворе, продолжив дело речью в торговых рядах и обходом этих рядов в сопровождении команды местного телевидения; затем посетил игру чемпионата Малой лиги как раз вовремя, чтобы произнести несколько слов перед толпой, после чего направился в торговый центр района, населенного черными. К вечеру он говорил об оборонной политике на съезде Американского легиона, а позднее его интервьюировал руководитель местной телевизионной станции. Интервью должно было выйти в эфир на следующий день.

      Все шло нормально до самого последнего вопроса.

      — Мистер Ли, распространяется слух, что «Колумбус бикен» завтра утром опубликует материал, который изменит весь ход вашей кампании. Не могли бы вы сказать что-нибудь об этом?

      Уилл продемонстрировал удивление.

      — Я не информирован, — сказал он. — Полагаю, нам обоим придется завтра купить газету, тогда и выясним, что к чему.

      Журналист поблагодарил его.

      Уилл уселся в машину у телестудии с Томом Блэком и Китти Конрой.

      — Вот оно, — сказал Том. — Лучше бы всем нам немного поспать. Завтра будет важный день.

      — А я ещё не вымотался, — заметил Уилл. — Поедем в Атланту. Я предпочёл бы проснуться там.

      — Мы уже заказали здесь номера. Вы не слишком устали для полета?

      — Чувствую себя превосходно, — сказал Уилл.

      Том развернул машину и направил её к аэропорту.

      Оставалось два дня, но Уилл почувствовал, что кампания для него фактически закончилась. Впрочем, в зависимости от того, что выложит «Колумбус бикен».

      В аэропорту Том подвез их к самолету Уилла, а затем отправился вернуть арендованную машину. Уилл получил прогноз погоды, выполнил все формальности, а Том все не возвращался.

      Наконец Уилл увидел его перед зданием терминала аэропорта. Там останавливался большой грузовик с надписью по бортам: «КОЛУМБУС БИКЕН. ЕЖЕДНЕВНЫЙ И ВОСКРЕСНЫЙ ВЫПУСКИ». Водитель грузовика вышел, прихватил пачку газет и начал заполнять ими уличные автоматы.

      Вскоре Том уже шел к самолету с, газетой.

      Вот оно — начинается. Впереди лишь неприятности: публичное унижение и проигрыш на выборах, лишение звания, бесчестие. «Нужно уехать в Ирландию», — подумал Уилл. Его семья все ещё обладает там собственностью. Обрабатывать наследственную землю, вечерами читать, чем не жизнь!

      Том залез в самолет.

      — Нельзя ли немного света? — сказал он.

      Уилл включил освещение кабины.

      Том развернул первую страницу так, чтобы все могли её видеть. Крупный заголовок черными буквами гласил:

      «ГУБЕРНАТОР В ЛЮБВИ С ДИКТОРОМ».

      — Что такое? — тихо вымолвила Китти. Уилл закрыл глаза и откинул голову на спинку сиденья.

      — Прочитайте нам, Том, — сказал он. Том прочитал:

      «Только для «Колумбус бикена», Хьюел Хардауэй. На этой неделе автор получил в собственность фотографии, снятые частным детективом, которого наняла миссис Луиз Дин, жена губернатора Мака Дина, с изображением её мужа в интимной близости с Шерли Скотт, диктором программы новостей шестого канала телевидения Атланты. Проверив аутентичность этих фотографий и опросив детектива, автор смог с разрешения миссис Дин опубликовать эту статью. Эрнст Дженкинс, имеющий лицензию на проведение частных расследований, в прошлый уик-энд установил наблюдение за Шерли Скотт, тридцати семи лет, известной тележурналисткой Атланты. Воскресным вечером он последовал за ней на одну из ферм округа Гуннетт, к северу от Атланты, которая принадлежит губернатору штата, Маку Дину, шестидесяти одного года. Там он мог наблюдать, как губернатор восторженно приветствовал мисс Скотт у дверей гостевого коттеджа.

      На фотографиях четко изображены губернатор Дин и мисс Скотт в постели, совершенно голые, занимающиеся сексом в самых разнообразных его проявлениях.

      Миссис Луиз Дин, вторая жена губернатора, замужем за ним уже девять лет. Губернатор был разведен со своей первой женой одиннадцать лет тому назад из-за неподтвержденных слухов о связи с нынешней миссис Дин. Миссис Дин, с которой удалось связаться по телефону в доме губернатора в Атланте, сказала: «Я подозревала, что мой муж и эта женщина уже некоторое время находились в интимных отношениях, а теперь фотографии мистер Дженкинса подтверждают мои подозрения. Я буду подавать на развод по причине супружеской неверности в понедельник утром в десять часов в здании округа Фултон». Миссис Дин добавила, что она в это же время проведет и пресс-конференцию.

      Губернатор Дин, которого удалось застать в отведенное для прессы время, на просьбу прокомментировать эти свидетельства и заявление его жены, мог лишь сказать: «Мне нечего сообщить в настоящее время. Я уверен, что подлинные факты станут известны с течением времени. Мне бы лишь хотелось заверить население Джорджии, что я никогда не делал ничего такого, публично, или в частной жизни, что могло бы бросить тень на положение, которое я занимаю, или на этот великий штат».

      Мисс Скотт, с которой связались в её доме в Северной Атланте, на вопрос автора о полученных свидетельствах лишь сказала: «Вы негодяй».

     

      Том отложил газету, взглянул на Китти. И они оба разразились хохотом.

      — Так ему и надо, молодец Шерли! — воскликнула Китти. — Удивляюсь, что он опубликовал её ответ.

      — Это слишком хорошая реплика, чтобы опустить её, — простонал Том. — Боже, Уилл, почему вы не сказали, что у них нет ничего на вас?

      Уилл медленно поднял голову.

      — А вы бы поверили мне?

      — Вероятно, нет, — засмеялся Том. — Боже, у меня ещё не было такого ужасного дня, как нынешний.

      — У меня тоже, — сказала Китти. — Но это все же не такой плохой день, как для Мака Дина.

      — Бедный старина Мак, — вздохнул Уилл.

      — Не растрачивайте ваши симпатии, — сказал Том. — Он получил то, что заслуживал. Уилл покачал головой.

      — Я не думаю, что кто-нибудь заслуживает такого. Его жена должна действительно ненавидеть его.

      — Оскорбившаяся женщина, — сказала Китти. — Пусть это будет уроком для вас обоих.

      — Что ж, думается, перестать беспокоиться о первичных выборах, — сказал Том. — При такой близости кандидатов при опросах нас выведут наверх голоса одних лишь возмущенных женщин.

      Уилл завел двигатель и посмотрел на календарь.

      — До первичных выборов остается два дня, — сказал он по внутренней связи. — Если мы научились чему-либо в этой кампании, так это тому, что все ещё может случиться.

     

      Глава 29

     

      Гаролд Перкерсон сидел в засаде в предрассветной темноте. Звезды уже исчезли. Все предвещало жаркий, туманный день, обычный для сентябрьской погоды в Джорджии.

      Он ощупал толстую холщовую трубку, сшитую вручную и наполненную песком. Она весила фунта два.

      Когда забрезжил свет, он встал и распрямился. По утрам он в течение недели бегал на милю, но не особенно надеялся на свои ноги. Мышцы могла свести внезапная судорога. Он перебросил трубку с песком из руки в руку. Тихий инструмент! В кармане куртки было ещё одно приспособление, а в другом резиновый жгут.

      Затем Перкерсон пошел через лес, переходя от дерева к дереву так, чтобы его не было видно с дороги. Он спрятался за большим дубом ярдах в девяти от крутого поворота дороги и стал ждать. Прошло семь или восемь минут. Как раз в половине седьмого, в сотне ярдов на дороге появился человек с редеющими седыми волосами, в очках, с коричневатой кожей; узкоплечий, высокий, на вид лет пятидесяти. Он шагал быстро, легко. Перкерсон надел темные очки, поднял капюшон куртки, сосчитал до пяти и бросился бежать через лесополосу, стараясь, не шуметь. На дорогу, в длинный туннель, обрамленный деревьями, в конце которого гудрон уже освещало рассветное солнце, Перкерсон вынырнул в двадцати ярдах позади человека, шагавшего тренированно и ритмично. Следовало перехватить его до выхода на открытое место. Перкерсон ускорил движение. Человек оглянулся и легко махнул рукой.

      Солнечный свет был уже недалеко, и Перкерсон побежал. Человек улыбнулся, взглянув на него вполоборота.

      — Доброе утро, — воскликнул он, — вы меня нагоняете, приятель?

      — Конечно, нагоняю, — ответил Перкерсон и взмахнул трубкой.

      Она опустилась на шею человека у основания черепа. И он упал на дорогу, потеряв сознание ещё до того, как ударился оземь.

      Следов удара на затылке не должно было оставаться, и упавший скоро придет в себя. Перкерсон заспешил. Вынув из кармана хирургический резиновый жгут, он перетянул им левую ногу человека немного выше колена и подсучил штанину на ней. Затем извлек шприц и запустил иглу в вену. После инъекции вытер пальцем выступившую каплю крови, снял жгут, опустил брючину на ногу и стал ждать. Все должно было занять секунды. Но человек застонал, приходя в себя.

      Перкерсон больше не хотел его трогать. И все обошлось: лежащий замычал, дернулся, подтянув руку к груди, затем обмяк и будто растекся по гудрону. Все кончилось быстро.

      Раздался шум, вдали появилась машина, Перкерсон наклонился к мертвому пешеходу, повернул его на спину и приложил ухо к его опавшей груди. Машина остановилась рядом.

      — Что случилось? — крикнул водитель.

      — Не знаю! — крикнул в ответ Перкерсон, не оглядываясь. — Я только видел, как он схватился за грудь и упал, наверное, сердечный приступ! Можете помочь?

      Водитель, выскочив, упал на колени около тела. Он тронул пульс на шее лежавшего, затем дважды резко ударил его по груди.

      — Да, — сказал он, — могу. Вы возьмите мою машину и вызовите «скорую». — Он наклонился и начал дышать рот в рот лежавшему.

      Перкерсон впрыгнул в машину. Выехав из туннеля деревьев, он развернул её у магазинчика и телефонной будки, вошел, набрал 911.

      — Аварийка, — ответил голос. — Какая услуга вам нужна?

      — «Скорая».

      Включилась «Скорая помощь».

      — Здесь упал тренировавшийся в ходьбе мужчина, подозрение на сердечный приступ, Нортсайд-драйв, сразу после развилки; нуждается в экстренной помощи. Поняли?

      — Да, но нужна дополнительная информация.

      Перкерсон повесил трубку, оглянулся и бросился в лес, где оставил собственную машину.

     

      Глава 30

     

      Уилл просыпался медленно. Утро принадлежало ему. Телефон был отключен, Том и Китти находились в Атланте.

      Он сел и зевнул. Правая рука слегка распухла от сотен пожатий, выше локтя она болела до самого плеча. Он почувствовал себя старым и бессильным.

      Десять минут под горячим душем, несколько вялых движений, и он почти проснулся, взял газеты.

      С первой страницы «Атланта конститьюшен» мужественно улыбалась Луиза Дин, брюнетка лет сорока пяти. Она стояла перед зданием суда округа Фултон, вокруг поднимался лес микрофонов. Она с наслаждением рушила остатки политической карьеры своего мужа. Уилл уже видел все это на экране телевизора в интервале между своими вчерашними выступлениями. Она рассказала всему штату Джорджия и большей части остальной страны о многолетней неверности своего мужа, о его слабости к бутылке, о его личной и политической некомпетентности. Уилл молил Бога, чтобы она не вздумала назвать его имя и поддержать его как конкурента своего мужа. Но она благополучно нырнула в здание суда, удовлетворенная проделанной за утро работой.

      В это солнечное и раннее утро понедельника одна из бульварных газет появилась в каждом супермаркете штата и по всей стране с цветными фотографиями Мака Дина и Шерли Скотт при совокуплении. Интимные места были прикрыты черными заплаточками.

      Днем в двенадцатичасовых новостях президент шестого канала, удостоверясь, что Шерли развлекалась с губернатором ещё до его телевизионных дебатов с Уиллом Ли, заявил, что мисс Скотт вопреки желанию покинула работу на телестудии и выехала из города, используя накопившиеся отпускные недели. Мак Дин скрывался в одном из номеров отеля «Пич-три Плаза», и телефонистки не пропускали к нему звонков. Никто не видел его с субботнего вечера за исключением официантов отеля. Они в свое неслужебное время выступали перед телекамерами. Старина Мак, утверждали они, не отрывается от бутылки.

      Покончив с завтраком, Уилл побрился и приоделся для своего единственного появления на публике в этот день. В городе он остановил машину перед избирательным участком ровно в десять минут первого, как было заранее договорено Китти Конрой с телевизионщиками. Его ждало с полдюжины телевизионных камер. Что-то слишком их много, подумал он.

      — Доброе утро, леди и джентльмены, — сказал он, излучая улыбки. — Или уже послеполудня? Я долго спал.

      — Мистер Ли, — сказала молодая женщина, подсовывая микрофон к его лицу, — что вы скажете…

      Уилл не планировал обсуждать затруднения Мака Дина и приготовился обойти эту тему, но она продолжила неожиданно:

      — Можете ли вы прокомментировать смерть вашего республиканского оппонента?

      — Прошу прощения? — удивился Уилл, подумав, что не понял её.

      — Сэр, может быть, вы ещё не слышали, что у Джима Уинслоу был сердечный приступ, и он умер сегодня рано утром, занимаясь спортивной ходьбой?

      Уилл безмолвно стоял перед камерами.

      — Уилл, — сказал молодой репортер, отстраняя женщину, — вы явно ещё не слышали, что сегодня после шести утра на Нортсайд-драйв некто, тренировавшийся в ходьбе, был обнаружен без сознания другим пешеходом и водителем машины. «Скорая помощь» доставила его в госпиталь Грейди. Жена мистера Уинслоу пошла его искать в семь часов и сообщила о его исчезновении в семь тридцать. Опознан он был только в морге примерно час тому назад.

      — Что ж, я поражен, — искренне ответил Уилл. — Я не очень хорошо знал Джима Уинслоу, но, судя по всему, что я слышал о нем, он был прекрасным человеком. Я ожидал, что окажусь лицом к лицу с ним на всеобщих выборах, если, конечно, выиграю сегодня. Я могу лишь выразить свои симпатии и сожаления его семье и друзьям. А теперь, с вашего позволения я пройду внутрь и проголосую. — И он поднялся по ступенькам Коммьюнити-Билдинг, раз или два остановившись для рукопожатий. Внутри он поприветствовал голосующих местных жителей, проголосовал сам и покинул здание. Телекамеры снова были направлены на него.

      — Мистер Ли, что вы думаете о известных событиях последних дней?

      — Ну, честно говоря, я изумлен. Суббота и воскресенье выдались, конечно, для меня очень трудными, времени для раздумий не было. Но я продолжаю надеяться, что народ не забудет о выборах, и сегодня люди пойдут и проголосуют. Большое вам спасибо.

     

      Он пробрался к машине и направился в аэропорт.

      Ближе к вечеру Уилл прибыл в отель «Омни» в Атланте.

      Родители его были уже там, они говорили по телефону со штаб-квартирой, откуда Том Блэк связывался с руководителями кампании по всему штату.

      — Явка избирателей слабая, — информировал Том. — Мы могли этого ожидать, но я думал, что-то изменится после сообщений о скандале с Маком. Разрозненный учет голосов пока дает нам немного больше шестидесяти пяти процентов; но люди ещё пойдут голосовать после работы.

      — Да-а, — протянул Уилл. — Хотел бы я получить от всего этого большее удовольствие. Сказать по правде, я бы предпочел, чтобы Мак был в конце кампании на ногах, а я бы мог использовать при голосовании свои собственные возсти.

      — Последний опрос в пятницу показывал, что вы опережали его на три пункта при возй ошибке в четыре пункта. Если нуждаетесь в утешении, скажу, что вы бы так и так победили.

      — Что ж, спасибо и за это. Том.

      — Говорят, Исполнительный комитет республиканцев соберется уже сегодня, но я думаю, что мы не сразу узнаем, кто будет их кандидатом. Трудно представить, что они выберут этого клоуна — Кэлхоуна.

      — В прошлый раз он был вторым.

      — Да, но и последним из кандидатов. Но не могут же они быть столь безумными.

      — О'кей, поговорим позднее. Я попытаюсь вздремнуть. Я ещё не в себе.

      Уилл спал, пока мать не разбудила его к обеду. В восемь пятнадцать позвонил Том.

      — К моему телефону подключены все три телевизионных станции, — сказал он. — Они планировали полностью освещать выборы с девяти часов, но теперь, при таких односторонних результатах, уговаривают нас сделать раннее заявление.

      — Это меня устраивает, — сказал Уилл. — Но я думаю, что сначала мы должны что-то услышать от Мака.

      — Приезжайте сюда, а я свяжусь с управляющим его кампанией.

      В штаб-квартире был полный сбор. Никто больше не интересовался сведениями о ходе голосования. Уилл пробрался через толпу своих сторонников и помощников. Том помахал перед ним листком бумаги.

      — Можете называть это телеграммой. Мак сам продиктовал это мне пять минут назад. Голос его звучал отвратительно.

      Уилл прочитал заявление о поражении.

      — Телевидение хочет продолжать передачи в восемь пятьдесят, следовательно, они могут возобновить работу по расписанию в девять часов. Я согласился.

      — Хорошо, — сказал Уилл.

      Следующие несколько минут он принимал поздравления, а затем, по сигналу сотрудника телевидения, взобрался на письменный стол.

      — Спасибо всем за то, что пришли, — прокричал он. — Прежде всего, я знаю, что все вы присоединитесь ко мне в выражении искреннего сочувствия семье Джима Уинслоу. Почтим его память. — Он сделал паузу. — А теперь я хотел бы кое-что прочитать вам. У меня телеграмма, в ней говорится: «Я хочу выразить сегодня свои поздравления вам, вашей матери и вашему отцу и всем участникам пашей кампании. Вы провели прекрасную и честную кампанию и завоевали право представлять демократов на всеобщих выборах. В предстоящем ноябре вы получите мою полную и неуклонную поддержку». Подпись — губернатор Мак Дин.

      Уиллу пришлось немного помолчать, слушая поздравительные выкрики, тем временем из своего кабинета вышла Китти Конрой и отвела в сторону Тома Блэка. Том махнул Уиллу рукой: закругляйтесь.

      — Я хочу поблагодарить всех вас за напряженную работу во время кампании, — продолжал Уилл, спрашивая себя, что же могло ещё произойти, — а также всех, людей по всему штату, которые упорно работали и вносили на эту кампанию свои заработанные трудом доллары. — Он взглянул на Тома, который опять подавал ему сигнал заканчивать. — И, наконец, я хотел бы сказать, что приблизительно в это время во вторник в ноябре, я, видимо, устрою для вас значительно более крупный прием, чем сегодня!

      Уилл спрыгнул со стола, обнял отца и мать и, пожимая руки и целуя щечки, стал прокладывать себе путь сквозь телекамеры и толпу. Том и Китти ждали его в кабинете. Том закрыл дверь.

      — Китти позвонил один из её друзей, — сказал он. — Исполнительный комитет республиканцев достиг соглашения в отношении своего кандидата в сенат.

      — Они не подождали, когда остынет тело Джима Уинслоу?

      — Нет же, — сказал Том. — Они не планируют объявлять это до завершения похорон, но кандидатом стал преподобный Дон Беверли Кэлхоун.

      — Это плохо, — сказал Уилл.

      — Более того, — заметила Китти. — Они уже запланировали его первое появление в кампании. Он проведет похороны Джима Уинслоу.

      Книга третья

     

      Глава 1

     

      Только в соборе Святого Филиппа на похоронах Джима Уинслоу Уилл понял, почему Том и Китти настояли, чтобы он прибыл туда. На похороны приехала добрая половина политических деятелей штата. Еще до того, как они покинули автостоянку, отец, бывший с ним, представил ему дюжину людей, и знакомства продолжились в соборе. В церкви были все члены семьи Уинслоу, четыре телевизионных команды и происходило нечто вроде совместного заседания сената и палаты представителей штата Джорджия. Рядом с вдовой и двумя дочерьми Уинслоу сидел губернатор Мак Дин. Он выглядел больным.

      Билли Ли вырвался из кружка законодателей, чтобы проводить Уилла к скамье.

      — Говорят, — шепнул он, — что в конце концов доктор Дон не будет вести службу.

      — Что же случилось?

      — Очевидно епископ связался с председателем комитета республиканской партии и недвусмысленно объяснил ему, что ориентирующийся на самого себя священнослужитель так называемой Баптистской церкви обоих побережий с сомнительной докторской степенью, полученной от новоиспеченного Библейского колледжа, не уполномочен проводить епископальные религиозные службы.

      Уилл попытался не рассмеяться:

      — Не шутишь?

      — Тем не менее, — продолжал отец, — руководящие деятели партии, вопреки возражениям вдовы, добились от епископа, чтобы он разрешил Кэлхоуну произнести панегирик.

      — Это скверно.

      — …Если он обещает не подходить к могиле.

      Служба была внушительной. В ней были помпезность, яркость и похвалы покойному: вовсю старался хор мальчиков Атланты, епископ лично воздавал должное личности Джима Уинслоу, а затем представил преосвященного Дона Беверли Кэлхоуна, представляющего, как он сухо добавил, республиканскую партию Джорджии.

      Уилл никогда лично не встречался с Кэлхоуном. Тот в действительности был выше, чем казался на телеэкране. Одет он был в очень строгий черный костюм при черном галстуке и белоснежной рубашке. Манжеты рубашки были накрахмалены.

      Кэлхоун обвел аудиторию долгим взглядом.

      — Друзья мои, — начал он обманчиво мягким, хорошо поставленным голосом, — сегодня мне выпала задача говорить не о том, что означал Джим Уинслоу для своей семьи и для своих друзей, это хорошо было сказано утром. Меня просили рассказать вам, что он значил для своей партии, своего штата и своей страны. Меня просили при этом быть кратким. Это трудно сделать, когда жизнь человека значила так много, но я постараюсь выполнить просьбу. — Кэлхоун повысил голос. — Джим Уинслоу лучше большинства понимал, в какой беде сегодня наша страна после чередования многих руководителей безбожников, после многих проигранных битв, потери многих жизней, загубленных в мельницах-абортариях — этом позорище нашей страны. Слишком много троп проложено коммунистами, либералами и так называемыми мирскими гуманистами, слишком много молитв запрещено в школах, в то время как убийцы, насильники и торговцы наркотиками получили полную свободу в обществе при содействии слабых законов и либеральных судей. — Кэлхоун сделал паузу.

      Уилл заметил, что епископ ерзает на своем месте.

      — И, — продолжал Кэлхоун, — если бы Джим Уинслоу жил, он бы что-нибудь предпринял в этом отношении в сенате Соединенных Штатов.

      В глубине собора какие-то люди начали было аплодировать, но на них зашикали. Епископ выглядел несчастным.

      Кэлхоун опустил глаза, помолчал, выждал тишины.

      — А следовательно, — продолжил он, — это дело доверено нам, кто остался на земле. Мы должны поднять упавший факел и нести его к свету. И. следовательно, нам осталось донести идеи борьбы Джима Уинслоу до каждого уголка нашего штата! И, следовательно, нам осталось повести Америку к свету нового дня — под руководством Бога.

      Кэлхоун склонил голову для минуты молчания, затем отступил и вернулся на место.

      Хор мальчиков начал заупокойный гимн, а носильщики понесли гроб по проходу, затем к поджидавшему катафалку; за ними следовали семья Уинслоу и губернатор Мак Дин. Законодатели также потекли наружу, и церковь опустела. К тому времени, когда Уилл и Билли очутились на улице, все уже поехали на кладбище.

      — Ничего подобного я не слышал за всю свою жизнь, — сказал отец.

      — И никто другой не слышал, — ответил Уилл. Перед ними возникла телевизионная команда, и какой-то репортер поднес к лицу Билли микрофон.

      — Губернатор Ли, что вы подумали о сегодняшней службе?

      — Я думаю, что епископальная служба прекрасно воздала должное хорошему человеку, но должен сказать, что панегирик Кэлхоуна был скорее похож на политическую речь, может быть, даже на речь в предвыборной кампании. задаваться вопросом, было в ней что-либо, чего он ещё не говорил.

      Репортер повернулся к Уиллу.

      — Уилл Ли, вы являетесь кандидатом демократической партии в сенат, думаете ли вы, что доктор Дин станет вашим оппонентом от республиканцев?

      — Это дело Исполнительного комитета республиканцев штата, и я уверен, что они сумеют выждать надлежащим образом, прежде чем выдвинут своего кандидата. В конце концов этот день вряд ли подходит для политической деятельности, — сказал Уилл, как он надеялся, не слишком ядовито.

      Они извинились и прошли к машине.

      — Предстоит дьявольски тяжелая кампания, — сказал отец. — Кажется, я тебе не завидую.

     

      Глава 2

     

      Мики Кин вошел в закусочную на Пичтри-роуд и обнаружил, что детектив, приглашенный им на ленч, уже поджидает.

      — Привет, Дейв, — сказал он.

      Детектив по убийствам Дейв Хейнс пожал его руку. Они сели за столик недалеко от бара.

      — Как вам эта работа? — спросил Хейнс.

      — Пирл приличный парень. Я работал на многих похуже.

      — Ну, надеюсь, вы не имеете в виду вашего возлюбленного капитана, — заметил Хейнс.

      — Ну, — в том же тоне ответил Кин, — я никогда не имею его в виду.

      — Как проводите время?

      — Просматриваю газетенки.

      — Я видел объявления. Но вы получаете массу хлама.

      — было предвидеть. Что у вас происходит?

      Хейнс оглянулся и понизил голос.

      — Забавные дела, — сказал он. — О, не слишком, в пределах допустимого, но то тут, то там бывает забавно.

      — Расскажите-ка мне что-нибудь посмешнее.

      — С Джимом Уинслоу случился приступ, когда он шагал по дороге, — сказал Хейнс.

      — Что же тут забавного? — простецки спросил Кин, медля над своим салатом. — Ничуть не смешно, когда здоровые парни падают мертвыми, не закончив утренних тренировок. Шел-шел и упал.

      — Да, но у тех парней вены с тромбами. У Уинслоу же чистые, как свисток.

      — Что сказал эксперт?

      — Специальные слова, означающие, что время от времени какой-нибудь парень в хорошей форме падает из-за причуд сердечной деятельности.

      — А есть иные предположения?

      — Ничего существенного. Набор своеобразных мелочей.

      — Вроде?

      — Вроде следующего. Уинслоу занимался спортивной ходьбой каждое утро при восходе солнца всю свою жизнь зимой и летом. Об этом все знают. Если бы вы захотели прихватить Уинслоу, как бы вы это сделали? С восходом солнца, отвечу я вам, когда разносчик газет прошел, а остальные спят, или ещё не вышли на улицу.

      — Интересный поворот мысли, приятель.

      — О'кей, вот его и находят двое. Один из них — сосед, который спешит на ранний самолет в аэропорт Хартфилд. И когда этот самый сосед подъезжает к упавшему, он там видит другого парня, ухо которого приложено к груди Уинслоу.

      — Другой тренировался тоже. Все, вроде, естественно.

      — О'кей, конечно. Но на этом другом были капюшон и темные очки. В теплое влажное утро. Затем этот парень уезжает на машине соседа, вызывает «Скорую» и — исчезает.

      — Не хотелось вляпаться в эту историю. Такое случается.

      — Я обошел всю округу. Такой человек не живет там. Никто в округе не занимается спортивной ходьбой на восходе. По дороге ходил один Уинслоу.

      — А дал вам этот сосед описание другого парня? — Не очень-то многое. Вроде бы, тот был усатый. Это почти все; парень был в серой шерстяной одежде. Ну и капюшон, темные очки…

      — А что на записи номера девятьсот одиннадцать?

      — Минимум. Человек упал, место, вызов «Скорой помощи». Он повесил трубку, прежде чем оператор смог выяснить что-нибудь еще. Выговор южный, глубокого Юга, но произношение четкое, будто он давно привыкает правильно говорить.

      — Подобно южанам в армии, наемным парням, которых там обучают говорить?

      — Похоже.

      Кин посмотрел на Хейнса с демонстративной серьезностью.

      — Конечно, вы знаете, что это дикое предположение.

      — Забавно, что именно так и сказал наш возлюбленный капитан. — Хейнс отложил свою вилку. — Черт возьми, я знаю, что этого недостаточно, чтобы продолжать расследование. Я также понимаю, что это политические дела, то есть горячий картофель в пальцах, и управление не хочет официально расследовать предположения вроде этого, не подкрепленные убедительными фактами. Но есть основания для чего-то большего, чем рутинное вскрытие трупа. Надо было бы привлечь более проницательного патологоанатома, чем наши штатные медицинские эксперты.

      — Но это бы насторожило прессу, — сказал Кин.

      — Знаю, но не могу успокоиться. Уже не впервые меня предостерегают от чего-то, потому что оно обещает много хлопот и расходов. — Хейнс посмотрел на Кина, который, казалось, и не очень слушал его, а затем перевел взгляд на телевизор, передающий полуденные новости.

      Группа людей окружила кафедру, с которой выступал Дон Беверли Кэлхоун.

      — Вот он опять, — сказал Кин.

      — О да, его избрали кандидатом от республиканцев штата.

      — Да-а, — произнес Кин и повторил: — и вот он опять.

      — Он часто выступает по телевидению, — сказал Хейнс.

      — Я не это имел в виду, — осветил Кин. — В последние месяцы каждый раз, когда я чем-то интересуюсь, появляется и он. Его люди пикетировали книжную лавку Мэнни Пирла перед тем, как Перкерсон попытался уничтожить Мэнни; кое-кто из них устроил демонстрацию у клиники абортов в тот самый день, когда были убиты доктор и медсестра; а теперь вот вы говорите, что Уинслоу, воз, прикончили, и снова в поле зрения возникает доктор Дон.

      — Ну, Мики, — усмехнулся Хейнс. — Это уж самое дикое предположение.

      — Ваша правда, — рассмеялся Кин. — Но я вот что

      скажу вам, Дейв.: очень меня настораживают всякие совпадения.

      — Понимаю, что вы имеете в виду, — сказал Хейнс, вытерев губы и бросив салфетку на тарелку. — А теперь, если вы меня извините, мистер Кин, я хотел бы убраться как дальше от вас и ваших далеко идущих идей. — Он поднялся и, проходя возле Кина, хлопнул его по спине. — Желаю удачи, Мики. Больше разговаривать не будем.

     

      Глава 3

     

      Мики Кин стоял в переполненном зале Баптистской церкви Святого Холма обеих побережий. Здесь было несколько знакомых газетчиков. Но никто его не спрашивал, почему он пришел в церковь, и это его устраивало.

      Через боковую дверь вошла группа мужчин, они разместились на возвышении впереди зала. С минуту, впрочем, они постояли все вместе, позируя фотографам. Кин обратил внимание на одного из них — представительного, высокого, худощавого, с выправкой, выдающей военного. У него были густые, гладко причесанные седые волосы, темные брови. Он встал рядом с Кэлхоуном. Красивый мужчина.

      — Что за парень возле Кэлхоуна? — спросил Мики репортера из «Конститьюшен», подпиравшего стенку по соседству.

      — Это отставной полковник Джи Стюарт Уиллингхэм, — сказал репортер. — Он служил в морской пехоте. Предполагалось, что Старина Джеб, как его называют, должен был принять командование корпусом морской пехоты, но он попал в какую-то историю во Вьетнаме. В его части были слишком большие потери из-за захвата плацдармов, самоубийственных вылазок и тому подобного. По этому вопросу конгресс проводил закрытые слушания, и Уиллингхэма перевели служить в своем штате. Он вышел здесь в отставку. Руководит какой-то правой организацией. Она называется «Американцы за сильную оборону»…

      — Доброе утро, леди и джентльмены.

      Громкий голос навел тишину. Зажглись прожекторы.

      Полковник с легкой улыбкой оглядел зал.

      — Мое имя Уиллингхэм, — сказал он. — Я председатель совета дьяконов Баптистской церкви Святого Холма обеих побережий. Должен с сожалением объявить, что сегодня утром совет принял отставку преосвященного доктора Дона Беверли Кэлхоуна с постов пастора нашей церкви, ректора Университета веры и главного исполнительного директора «Фейтс кейбл телевижн. Инк», — Полковник сделал, для пущего эффекта паузу, затем продолжил: — Наше сожаление, однако, смягчается сознанием, что в роли кандидата в сенат Соединенных Штатов доктор Кэлхоун будет вносить ещё больший вклад в развитие своего штата и своей страны, и мы считаем, что должны поделиться талантами этого прекрасного человека с другими согражданами Америки. Но вместе с тем мы получаем удовольствие пригласить на замену отцу преосвященного Ральфа Беверли Кэлхоуна. Он до-последнего времени был правой рукой доктора Кэлхоуна и в церкви и во всей связанной с ней деятельности.

      Уиллингхэм повернулся, и на возвышении появилась фигура молодого белокурого человека. Преосвященный Ральф Беверли Кэлхоун был ещё более худ, чем отец, ii остальном они были поразительно схожи: те же выступающие зубы, та же улыбка. Правда, на щеке молодого Кэлхоуна красовалась красная шишка, не добавлявшая ему красоты.

      — А теперь, — продолжал Уиллингхэм, — с удовольствием представляю вам преосвященного доктора Дона.

      Кэлхоун в хорошо сшитом синем костюме и ярко-красном галстуке шевельнулся на кафедре.

      — Доброе утро всем вам, — жизнерадостно прогудел он. — С нынешнего дня я буду просто Доном Кэлхоуном, республиканским кандидатом в сенат Соединенных Штатов от Джорджии. — Он сделал паузу, как бы ожидая аплодисментов, которых не получилось, а затем поспешил дальше. — Сегодня я разрываю узы, которые много лет связывают меня с церковью Святого Холма. Университетом веры и «Фейтс кейбл телевижн, Инк». В воскресенье я произнесу прощальную проповедь. — Он повернулся и посмотрел на сына, тот осклабился ответно. — По любезному приглашению нашего нового пастора, преосвященного Ральфа Беверли Кэлхоуна. Все это, конечно, означает, что мои деловые и финансовые отношения с этими организациями закончатся. Мне не будут выплачивать жалованье, и я не буду пользоваться связанными с моим прошлым положением преимуществами. А теперь я готов ответить на вопросы журналистов. — Он подал знак молодой женщине в первом ряду. — Джейн?

      — Доктор Дон, значит ли это…

      — Пожалуйста, Джейн, — прервал её Кэлхоун, — называйте меня просто Дон.

      — Ну, мистер Кэлхоун, — продолжала та, — значит ли это, что вы больше не будете летать в реактивном самолете стоимостью пять миллионов долларов, на котором путешествуете последние пять лет?

      — Джейн, этот самолет принадлежит независимой корпорации, она сдавала его на разные сроки «Фейтс кейбл телевижн, Инк». Если мне понадобится этот самолет в ближайшее время, руководители моей политической кампании постараются заключить соответствующее соглашение с названной корпорацией.

      — А какова должна быть почасовая оплата аренды этого самолета?

      — Ну, можете не сомневаться, мы договоримся, и она будет справедливой. — Кэлхоун посигналил другому репортеру.

      — Док… ах, мистер Кэлхоун… в прошлое году церковь Святого Холма построила вам и вашей жене дом в двенадцать тысяч квадратных футов на территории городка Университета веры, только меблировка его, по слухам, обошлась более чем в два миллиона долларов. Что же, вы теперь переедете оттуда?

      — Конечно, вы знаете, Эд, — Кэлхоун просиял улыбкой, — что большую часть этой мебели мне подарили люди из моего прихода, и я счастлив сказать, что Совет регентов университета согласился предоставить мне право пользоваться его землей на девяносто девять лет, а дом я выкуплю.

      — Сэр, — прервал его репортер, — ваше заявленное жалованье по всем должностям, которые вы занимали в церкви, в университете и в «Фейтс кейбл телевижн, Инк» достигало девятиста тысяч долларов в год, а теперь вы уходите в отставку с этих должностей. Как вы сможете выкупить дом площадью двенадцать тысяч футов?

      — Что ж, я внесу свою скромную лепту из средств, которые мы с женой накопили за многие годы, а университет предоставит мне заем на остальную сумму.

      — Какова согласованная цена дома и условия займа?

      — Так или иначе, я уверен, что мы придем к согласию в духе христианской любви и сотрудничества. А теперь у меня остается время для ответа только на ещё один вопрос. — Кэлхоун обернулся к молодому репортеру новостей «Фейтс кейбл телевижн, Инк». — Да, сын мой, слушаю.

      — Мистер Кэлхоун, — сказал молодой человек, читая вопрос с листка бумаги, — каковы цели и задачи вашей кампании по выборам в сенат Соединенных Штатов?

      Репортеры недовольно, заворчали, телевизионные техники начали убирать оборудование.

      — Что ж, ну вот, я рад получить политический вопрос, — захихикал Кэлхоун. — Кампания моя до самого её окончания будет христианской.

      Кэлхоун продолжал говорить, а Мики Кин продвинулся к открытому окну. Большой автобус был уже запаркован поперек дороги. Мики выглянул из окна и махнул рукой. Из автобуса появился Мэнни Пирл и направился к церкви. Он нес плакат «ОТДЕЛИТЬ ЦЕРКОВЬ ОТ ГОСУДАРСТВА! Л.К.Д.Д!!!», за ним следовала дюжина красоток в бикини с такими же плакатами в руках.

      — Святое дерьмо! — крикнул какой-то репортер, увидев в окно процессию. — Взгляните-ка на это!

      Кэлхоун продолжал гудеть свое, а люди в церкви бросились к окнам. Кэлхоун запнулся.

      — Что такое там происходит? — с яростью вопросил он.

      — Ну и девки!!! — прокричал телеоператор, прорываясь к дверям.

      Туда же бросилось десятка два газетчиков, опрокидывая ряды кресел. Кэлхоун спустился с кафедры и поспешил к окну, а за ним его сын и дьяконы. Выглянув, Кэлхоун повернулся к преосвященному Ральфу Беверли.

      — Вызови полицию! — распорядился он. Мики Кин стоял на газоне, надрываясь от смеха при виде того, как Кэлхоун в сопровождении совета дьяконов и сына выскочил к дренажной канавке, отделяющей его от оголенных женщин. С полдюжины телевизионных камер готовы были запечатлеть его прибытие на место происшествия.

      — Что происходит? — строго спросил Кэлхоун.

      — Обмен любезностями, доктор Дон, — рявкнул Мэнни Пирл. — Вы пикетировали место моего бизнеса, и я надумал пикетировать ваше: это мои девушки с «Аллеи Кошек». Приглашаю вас заглянуть в заведение.

      — Ради Бога, — кричал Кэлхоун, — накиньте что-нибудь на этих женщин! Они же почти голые!

      — Послушайте-ка, что я говорю: если хотите увидеть все доподлинно, заезжайте сегодня вечером в «Аллею Кошек», — надрывался Мэнни, видя, что телевизионщики ведут звукозапись. — В «Кошечку», или в «Дикую Кошку». Мы открыты с пяти часов вечера до четырех утра шесть дней в неделю!

      Послышался вой полицейских машин. Две из них с визгом притормозили перед церковью. Вылез внушительный сержант.

      — Офицер, я требую, чтобы вы сейчас же убрали этих людей с принадлежащей церкви территории! — прокричал Кэлхоун.

      — Ну, Мэнни, — сказал сержант. — Вы позабавились, а теперь забирайте своих дев и смывайтесь.

      Из-за автобуса тотчас же появился молодой человек с портфелем.

      — Извините, сержант, — сказал он, — меня зовут Уилкокс, и я адвокат, представляющий интересы мистера Пирла и этих леди. Я хотел бы указать, что они находятся не на территории церкви, а на дороге, притом совершенно не мешая транспорту или проходу.

      К Мэнни подскочила женщина-репортер с микрофоном.

      — Извините, мистер Пирл, — сказала она, — что означают буквы Л.К.Д.Д?

      — Это политический лозунг, — ухмыльнулся Мэнни Пирл: — «Любого, Кроме Доктора Дона», — вот что они значат.

      Девицы разразились криками.

      — Любого, Кроме Доктора Дона! Любого, Кроме Доктора Дона! — скандировали они. К толпе подъехала машина без служебного номера, из неё вышел человек в штатском. Сержант отдал ему честь.

      — Доброе утро, лейтенант, — сказал он. — Боюсь, мы в затруднительном положении.

      — Эй, Харви, — крикнула одна из девиц лейтенанту. — Не видела вас с прошлой ночи! Как дела?

      Лейтенант побагровел.

      — Ол-райт, — сказал он. — Все пикетчики арестованы. Непристойное поведение.

      Молодой юрист выступил снова:

      — Лейтенант, на молодых леди пристойные бикини, принятые повсеместно в нашей стране для появления на публике.

      — Но я-то не арестован, — воскликнул Мэнни Пирл. — По крайней мере, пока!

      — Всем в автобус, — скомандовал лейтенант. — Сержант, ваша машина впереди, остальные за ней. Остановка у городской тюрьмы! Остальное обсудим в присутствии судьи!

      Мики Кин просто катался от хохота, когда Мэнни и его девицы шумно погружались в автобус, а Дон Беверли Кэлхоун уводил свою паству обратно в церковь.

      — Преосвященный Ральф! — кричал Кэлхоун. — Позовите моего юриста.

     

      Глава 4

     

      Уилл созвал всех на десять утра в понедельник.

      — Ну вот, — сказал он, — мы в совершенно новой игре. Неделя на то, чтобы сориентироваться и найти новые подходы. — Он повернулся к отцу. — Пап, начнем с тебя. Как с финансами?

      Билли Ли прокашлялся.

      — У нас в банке немногим более ста десяти тысяч долларов; а если учесть неоплаченные счета, получится около семидесяти.

      — И это все?

      — Да, — сказал Билли. — Кстати, я помню, что требуется миллион долларов, чтобы пройти всеобщие выборы.

      — Это моя вина, Уилл, — сказал Том Блэк. — Я настаивал на том, чтобы выложить почти все на телевещание за две недели до первичных выборов. Но Мака вдруг пригвоздили без нас, и конкурентом выступит не Уинслоу, с которым было бы проще сладить. Я попытался было отказаться от телепередач в последние два дня перед первичными выборами, но телестудии и слышать не хотели о возврате денег.

      — Что ж, вы не могли предвидеть всего. Как и я. Никто не мог предвидеть.

      — Есть и другие новости на финансовом фронте, — сказал Билли, — но они разного свойства.

      — Начни, пожалуйста, с хороших.

      — Лартон Питтс и его группа передали демократической партии полмиллиона.

      — Новость хороша, — заметил Уилл. — Но получим ли мы это?

      — Боюсь, что нет, — сказал Билли. — Исполнительный комитет демократов выделил мам сто тысяч долларов.

      — Что?

      — Они говорят, что им, мол, надо что-то ещё финансировать. Это, конечно, чепуха.

      — Не понимаю, — сказал Уилл. — Я одолевал их засидевшегося губернатора ещё до того, как он сам себе навредил. Неужели они полагают, что я не смогу победить телевизионного проповедника?

      Билли продолжил:

      — Группа Лартона Питтса передала полмиллиона также и республиканской партии.

      — Что же, они работают на обе стороны? — с недоверием спросил Уилл.

      — Я ещё не закончил, — сказал Билли. — Говорят, что республиканцы хотят передать Кэлхоуну эти полмиллиона целиком, поскольку, дескать, он начинает с пустого места.

      — Проклятие, — вымолвил Уилл. В комнату вошел Мосс Малле, руководитель опросов общественного мнения.

      — Извините, что я запоздал, Уилл, — сказал он. Слово взяла Китти Конрой.

      — Я думаю, лучше свыкнуться с мыслью, что Кэлхоун сможет истратить больше денег, чем мы. Он в свое время сумел мобилизовать задень сотни тысяч долларов для своих телепередач. Между прочим, видел ли кто вчера его «прощальную проповедь?»

      — Я пропустил, — сказал Уилл.

      — И я тоже, — откликнулся Том.

      — Она была похожа на тридцати минутную речь в политической кампании по свободному телевещанию, — сказала Китти. — Бог там был упомянут всего однажды, когда Кэлхоун заявил, что раздавит всех своих врагов. Думаю, он имел в виду вас.

      — Думается, мне надо к этому привыкнуть, — улыбнулся Уилл.

      — Привыкайте не только к этому, — сказала Китти, — но кое к чему еще.

      — К чему же?

      — Он сильно налегал на борьбу с гомосексуалами, не упоминая имен, но было вычислить их. Разглагольствовал насчет либералов, извращающих предназначение правительства, и как он лично собирается очищать нравственность в штате. Судя по его запалу, он ни перед чем не остановится.

      — Ол-райт, Мосс, а что дали опросы на прошлой неделе?

      — Что ж, — Мосс Малле разложил перед собой листы бумаги, — вот данные, полученные в четверг после стриптиза у церкви и до утренней проповеди Кэлхоуна в воскресенье.

      — Боже, разве этот стриптиз не был изумителен? — сказал Том. — Я давно так не смеялся.

      Уилл суеверно постучал по столу пальцем:

      — Не дай Бог, нас ещё увяжут с этим Мэнни Пирлом и его девчонками. Проверьте источники денежных взносов. Я не хочу получать от Мэнни ни цента. Это нанесет нам смертельный удар.

      — Я рад, что вам понравился стриптиз, Том, — сказал Малле. — Но многим избирателям он не понравился, по крайней мере, несколько кадров, показанных в телевизионных новостях. Это уже сыграло свою роль. Во всяком случае, в пятницу телефонный опрос шестисот вероятных избирателей дал вот какую картину: Кэлхоун имеет сорок шесть процентов голосов, а вы, Уилл, — тридцать девять.

      — Хотите сказать, что когда после первичных выборов было объявлено о выдвижении Кэлхоуна, мы сразу отстали от него на семь пунктов?

      — Может быть, и всего на три пункта в зависимости от степени ошибки, — сказал Малле. — Но учтите, только пятнадцать процентов опрошенных не определили свое отношение. Это беспокоит меня. Если бы выборы состоялись в пятницу, вам для победы понадобилось бы восемьдесят процентов голосов из этой категории, а Кэлхоуну нужно было бы около трети. Всего.

      — Ну, я не верю, — сказала Китти.

      — Сожалею, — ответил Малле, — я просчитал все дважды. Мои люди интервьюировали некоторых избирателей, применив проверенную методику. Все подтверждается. — Он пожал плечами. — Полагаю, вы платите мне за правдивую информацию.

      — Конечно же, Мосс, — сказал Уилл.

      — А где мы котируемся хорошо, и где — хуже? — спросил Том.

      Малле взглянул на цифры.

      — Лучше всего в самой Атланте и в городах с населением более ста тысяч — Саванне, Огасте, Колумбусе… Хуже всего в маленьких городках и на периметре Атланты — в Мариетте, округе Кобб, Лоренсвилле и округе Гуннетт. Это похоже на кольцо республиканцев вокруг Атланты.

      — Есть ли что-то обнадеживающее? — спросил Уилл.

      — Ну, черные не любят Кэлхоуна и не доверяют ему, там вы получаете восемьдесят процентов. Затем, я думаю, вы получите голоса гомосексуалов. Ни один из них не станет голосовать за Кэлхоуна.

      — Да-а, — протянул Том, — а если они ещё нас поддержат финансово, Кэлхоун обрушится на нас, как кирпич с высоты.

      Уилл со вздохом сообщил:

      — Мои новости ещё хуже. Сегодня утром я получил письмо от судьи Боггса. В его календаре возник перерыв; он наметил суд на утро понедельника в конце октября, то есть за восемь дней до выборов.

      — Негодяй, — бросил Том. — Почему он идет на это?

      — Откажитесь вести дело! — сказала Китти.

      — В таком случае судья упрячет его в тюрьму за неуважение к суду, — сказал Билли. — И кампания будет проиграна наверняка. Уилл не сможет её завершить. Думаю, судья работает на республиканцев и лгал Уиллу с момента, когда Уилл объявил о своем намерении баллотироваться.

      Группа погрузилась в горестное молчание.

      — О, я совсем забыла, — сказала, наконец, Китти довольно безразлично. — Утром мне звонил управляющий кампанией Кэлхоуна. Он предлагает нам теледебаты.

      — Однократно? — спросил Уилл.

      — Да, один раз.

      — Спасибо и на том.

     

      Глава 5

     

      Пикеты появились незамедлительно. «БОГ РАЗРУШИЛ СОДОМ И ГОМОРРУ», «НЕ ПУСКАЙТЕ ГОМОСЕКСУАЛОВ В ПРАВИТЕЛЬСТВО» — кричали плакаты. Уилл проходил сквозь пикеты едва ли не каждый раз перед своими выступлениями по всему штату. Он отвечал на любые вопросы в любой аудитории, местные телестанции неизменно освещали его «городские встречи».

      В Саванне после его выступления из первого ряда встала какая-то женщина и напористо заявила:

      — Мистер Ли, не могу отделаться от впечатления, что вы в своей речи не были искренни насчет гомосексуализма. Может, вы бы лучше открыто признали свою связь с покойным Джеком Бахенаном, и скажите, были ли у вас другие гомосексуальные связи?

      Уилл взглянул на камеру телевидения, там уже горел красный сигнал. Следовало перейти в контратаку.

      — Мадам, — твердо произнес Уилл, — то, что вы сказали, основано на лжи, а я пришел в этот зал отвечать на честные вопросы, а не изобличать ложь.

      — Отвечайте на вопрос! — закричал кто-то из конца зала. Уилл обратился к женщине в первом ряду, которая ещё стояла.

      — Может быть, назовете ваше имя, — сказал он.

      — Маргарет Тсермонд. Я учительница в школе, и я училась в колледже вместе с Милли Бахенан, вдовой Джека Бахенана, и я заметила, что Милли не так уж вас защищала в этом деле.

      — Милли Бахенан потрясена, охвачена горем, ей теперь приходится самой растить детей. Я не просил её помощи. А вы повторяете злобную сплетню и почему-то этого не стыдитесь.

      — Отвечайте же на вопрос! — повторил мужчина из задних рядов.

      — Какой вопрос? — спросил Уилл. — Я не слышал вопроса ни от нее, ни от вас. Если у вас ко мне вопрос, задайте его!

      — Вы гомосексуал? — прокричал мужчина.

      — Нет, — ответил Уилл, — а вы сами?

      — Нет, черт возьми!

      — Что ж, я вижу, вам нравится отвечать на ложные обвинения не больше, чем мне, — сказал Уилл.

      Кто-то в зале рассмеялся, некоторые стали даже аплодировать.

      — А теперь, когда прояснилась сексуальная ориентация — моя и ваша — не перейти ли нам к действительным проблемам нынешней встречи?

      Один из подсаженных Томом людей был уже на ногах, и Уилл ответил ему на вопрос, касающийся местных дел…

      Уже в машине Китти сказала:

      — Меня беспокоит, что слова «гомосексуал» и «педераст» прозвучали несколько раз, что и попадет в газеты. У многих в памяти застрянет в связи с вашим именем только это.

      — Я проверял насчет школьной учительницы, — сказал Том. — Она училась с Милли Бахенан в одном колледже, но, как вы заметили, не сказала, что разговаривала с Милли. А сейчас она преподает в одной из так называемых христианских академий, устроенных правыми для того, чтобы их дети не ходили в школы вместе с черными. Все это дело кажется мне подстроенным. Но ведь не докажешь.

      — Хотелось бы найти способ покончить с этими вопросами раз и навсегда.

      — Боюсь, такого способа нет. Разве что вы нападете на улице на нескольких женщин. Думаю, лучше с этим управляться по ходу дела, именно так, как сегодня. Получилось хорошо, когда вы обернули вопрос на того парня и заставили людей рассмеяться. Может быть, подготовить варианты ответов, если так будет продолжаться?

      — Невеселая мысль, — сказал Уилл.

      — Том прав, — сказала Китти. — Дьявол, почему вы не разведены с женой, как другие?

     

      Глава 6

     

      Отчаяние подсказало Мики Кину идею. Он просто выдохся. И подумал, что, если второй пешеход на дороге был Перкерсон, его усики означали, что Перкерсон изменил свою внешность. Это предположение имело смысл. Опознать торчавшие уши и длинный нос находящегося в розыске преступника мог любой полисмен. Но эти уши и нос не появлялись с тех пор, как Перкерсон скрылся. Между тем стрельба у клиники абортов была наверняка его работой.

      Кин не раз видел в кино такие истории; пластические операции помогли преступникам менять облик. Конечно, это — в кино, но других идей не было, и если отбросить эту, расследование заходило в тупик.

      Полиция имела бы право при необходимости опросить всех хирургов-косметологов Большой Атланты, но Кин работал в одиночку и — частным образом. Пришлось углубиться в телефонный справочник. Изучая его, он для начала отбросил известных в городе специалистов, работающих в центральных, престижных госпиталях. Затем исключил докторов южной части города, населенной преимущественно черными. Перкерсон не пошел бы к черному доктору. Декатур и северо-восточные пригороды, где живут люди среднего класса, Кин отнес на последнюю очередь проверок, а для начала, рассудил он, заняться поиском в Мариетте, северо-западном пригороде Атланты. На референдуме жители Мариетты голосовали против присоединения к транспортной системе скоростного сообщения с центром города, чтобы, как тут объявили, не привлекать в Мариетту черных. В Мариетте было полно магазинов оружия и сдавалось в аренду коммерческое стрельбище. было снять его хоть на часок. Подходящее, словом, местечко для темных дел.

      В Мариетте, судя по справочнику, работало восемнадцать хирургов подходящей к случаю специализации. Нужно было каждого проверить. Кин ездил, согласно своему списку, весь день из офиса в офис. Там за стеклянными переборками сидели медицинские сестры, а в приемных, как правило, кроме журналов было увидеть доски с прикрепленными к ним карандашами: пациенты могли записать и оставить свои имена, адреса, телефоны.

      За день работы Кин едва освоил половину списка. К вечеру он устал от пустых разговоров и нудных встреч с равнодушными людьми. На другое утро, однако, он выпил две чашки крепкого кофе и снова выехал в Мариетту.

      Первый же офис, куда он заехал с утра, был в другом стиле, чем все вчерашние. Он показался Кину слишком большим для одного врача, а на табличке значилось только одно имя: Леонард Оллгуд, доктор медицины. Среди журналов в приемной лежали иллюстрированные издания с рекламами разных видов оружия и политическая периодика. Нашелся армейский журнал и один, которого Кин никогда не видел до этого, называющийся «Он гард», с подзаголовком «Журнал американцев, выступающих за сильную оборону». Ожидая приемщицу, вызванную по телефону, Кин полистал его и обнаружил имя издателя-редактора: «полковник морской пехоты Стюарт Уиллингхэм (в отставке)».

      Кин показал приемщице свой значок.

      — Доброе утро, — сказал он, вынимая коричневый конверт. — Посмотрите, пожалуйста, на фотографию. Не был ли этот человек вашим пациентом в последние несколько недель или месяцев?

      Грудастая женщина в форме медицинской сестры слегка смешалась, как, впрочем, многие обыкновенные люди, которым внезапно предъявляют полицейский значок. На пластиковой карточке, прикрепленной к её халату, значилось, что она — Сузи Эдемс.

      — Конечно, я посмотрю, — бодро сказала она.

      Кин вынул фотографию из конверта и показал ей, не отводя взгляда от её лица. Глаза медсестры расширились, почти неуловимо дрогнули ноздри, она задержала дыхание.

      — Никогда его не видела, — предельно искренне сказала она, покачав головой. И поднялась: — Посмотрим, может быть, его доктору знает…

      Кин не выпустил из рук фотографию.

      — Я хотел бы повидать доктора, — любезно сказал он, — если он найдет для меня минутку.

      — Минутку… — повторила она, исчезая в дверях. Как только она вышла, в офис вошли три женщины, одна из них была забинтована, они расписались на листе бумаги. Первые пациенты сегодня, понял Кин. Медсестра открыла дверь и пригласила Кина войти.

      — У доктора есть минутка до начала приема, — сказала она. — Пойдемте.

      Она повела его по длинному коридору, в который выходили двери нескольких комнат. Доктор, подумалось Кину, должно быть, набирает пациентов целыми кучами. За последней дверью открылась небольшая, хорошо оборудованная операционная, при ней был просторный, обставленный дорогой мебелью кабинет. Или, скорее, операционная — при кабинете.

      Человечек, одетый в белый халат, пожал Кину руку.

      — Я — доктор Оллгуд, — сказал он. — У меня есть минута: чем могу быть полезен?

      Кин уже не показывал своего значка.

      — Я веду расследование, доктор, и прошу вас взглянуть на фотографию, интересующего меня человека. Не видели ли вы его раньше, не пришлось ли вам его оперировать — вот что я хотел бы узнать, если вас не затруднит.

      Доктор не обращал внимания на фотографию.

      — А могу я увидеть ваше удостоверение личности, пожалуйста? — справился он.

      — Конечно, — сказал Кин. достав бумажник со значком и удостоверением.

      И тогда Оллгуд протянул руку и взял у Кина бумажник. Такого в практике Кина ещё не бывало. Он был изумлен.

      — Я вижу, вы из Атланты, — сказал доктор. — А это означает, что вы не имеете права здесь действовать.

      — Мне не нужно такого права, чтобы задать несколько вопросов, — ответил Кин.

      — О, правильнее было бы вам попросить офицера полиции Мариетты сопровождать вас. — Доктор ещё раз глянул в удостоверение. — Тем более вы уже вышли в отставку и, кажется, вообще не можете нигде действовать.

      — Я — частный сыщик, действую на основании лицензии, — сказал Кин, представив другое удостоверение. Оллгуд и его внимательно рассмотрел.

      — Майкл Кин, — произнес от задумчиво. — Что ж, мистер Кин, я рад сотрудничать. Хотел, лишь узнать, с кем имею дело. — Он вернул все бумаги Кину и уставился на фотографию. — Что ж, — сказал он, — этому парню, конечно, не повредило бы хирургическое вмешательство. Посмотрите на его уши! Думаю, что следовало подправить и нос. — Он облегченно вздохнул. — Нет, я, определенно, его не видел и не оперировал.

      — Спасибо, доктор, — сказал Кин, уже поворачиваясь к выходу. — Вижу, что у вас операционная прямо в офисе.

      — Это становится обычным, — ответил Оллгуд, выходя из-за стола, чтобы проводить Кина. — Я экономлю массу времени, оперируя здесь, а не в госпитале. — Он опять пожал руку Кина. — Сожалею, что не смог вам помочь. Всего хорошего. — Он повернулся и, подойдя к столу, что-то записал на листке бумаги. Кин мельком увидел это, следуя за медсестрой.

      На прощанье она натянуто улыбалась.

      «Горячо», — сказал себе Кин, усевшись в машину. В своей записной книжке он начертал имена доктора и медицинской сестры, Леонард Оллгуд и Сузи Эдемс. Здесь все удобно. Ни вопросов, неизбежных в госпитале, ни регистрации пациентов за пределами офиса. По остальным адресам ехать было бессмысленно.

      И Кин узнал кое-что дополнительно. У Перкерсона теперь не только новые уши, но и новый нос: что-то приятное и прямое. И усики.

      Когда Кин отъезжал от офиса, что-то важное всплыло в его сознании, понадобилась минута, чтобы это освоить. Оллгуд долго рассматривал его удостоверение частного сыщика и, безусловно, выяснил адрес. Затем записал это как пить дать.

      Кин заехал на автостоянку возле торговых рядов и поставил машину так, чтобы видеть офис доктора Оллгуда и долго сидел в машине, раздумывая. Прошел час, но Кину не надоело. Он все смотрел на офис, время от времени приближая к глазам бинокль. Люди входили и выходили. А вот и знакомая личность!

      Из черного джипа «чероки», подкатившего к офису, вышел полковник Уиллингхэм, седовласый, подтянутый. Его осанка производила впечатление и на расстоянии. Обратно полковник проследовал минут через десять. Он сел в свой джип и уехал.

      Наконец-то, подумал Кин. Кое-что складывалось. Определенные имена, лица, имеющие, очевидно, касательство к преступлениям Перкерсона. Кин аккуратно тронул свою машину следом за джипом.

     

      Глава 7

     

      Компания продолжалась, и Уилл погрузился в её рутину. Вечером он едва добирался до постели. Изо дня в день он встречался с десятками, сотнями людей, обменивался с ними рукопожатиями, выслушивал их советы и пожелания. Отвечал, не тушуясь, на всяческие вопросы. Насчет патриотизма, «семейных ценностей», своих мужских способностей и прочего.

      В середине октября в общинном зале в Уэйкроссе, на крайнем юге штата, его удивило отсутствие провоцирующих плакатов. Он вдруг ощутил серьезность собравшихся. Не видно было пикетов.

      — Их там не было нынче вечером, — сказал он Тому.

      — Похоже, что это кончилось, — заметил Том. — Наши опросы показывают, что это уже не срабатывает.

      — Я разочарован, — улыбнулся Уилл. — Только научился отвечать на провокации.

      — Опросы показывают, — сказал Том, — что мы начинаем выигрывать в небольших городках и в сельской местности. Именно там людей привлекает имя сенатора Карра, с которым мы связаны. Но меня по-прежнему беспокоит некоторое отставание от Кэлхоуна. Надо его догонять. Это воз, если как следует потратимся на телевидение. Но на это нет денег, Уилл. Второе осложнение — предстоящий судебный процесс. Он вынудит вас, Уилл, резко замедлить темп проведения кампании.

      — Нельзя ли спланировать, чтобы все воскресенье перед началом процесса я мог провести дома?

      — Это мы можем сделать. Кампания осложнится, если вы плохо проявите себя в суде.

      — Полагаю, что толку будет немного, если я и выиграю процесс, — спокойно сказал Уилл. — «Обвиненный в убийстве получает свободу», — представляете заголовок в газетах?

      — Послушайте, Уилл, худшее, что вы можете для себя сделать, это сейчас уже беспокоиться о том, как процесс повлияет на ваши шансы быть избранным. Просто приложите максимум стараний и позвольте мне позаботиться об освещении дела в прессе.

      ? Затем ещё дебаты с доктором Доном. Он ведь мастак во всем, что касается телевизионных выступлений.

      — Есть некоторые идеи в этом плане, — сказал Том. — Возможен новый подход к организации дебатов. Позже мы это обсудим.

     

      Глава 8

     

      В течение трех дней Мики Кин следил за Уиллингхэмом. Он был на месте, когда этот человек вставал утром, и он укладывал его в постель вечерами. Под деревьями на лесистом участке, в середине которого стоял дом Уиллингхэма, нашлось на горке хорошее место с обзором дома, стоянки и гаража.

      Уиллингхэм дважды выезжал в церковь Святого Холма и по пути заглядывал в магазины, но большую часть времени оставался дома. Никто не приезжал повидать его, и появлялись лишь почтальоны да служащие из конторы, осуществляющей чистку ковров.

      На третью ночь Уиллингхэм лег рано. Огни в доме погасли в одиннадцатом часу. Кин поехал домой и по дороге остановился у офиса Мэнни Пирла.

      — Вы все же полагаете, что Уиллингхэм стоит за всем этим? — в который раз спросил Мэнни.

      — Кто знает? Пока ничего не могу доказать. Но все как-то увязывается, понимаете? Чувствую, что Уиллингхэм выведет меня на Перкерсона.

      — А как быть с доктором и медсестрой, — спросил Мэнни. — Может, за ними стоит понаблюдать?

      — Если все так, как я думаю, Перкерсон с ними не общается. Получил новые уши и новый нос и исчез. Мне нужно неделю на Уиллингхэма; если ничего не добуду, попробую поработать с медиками.

      Когда Кин вошел к себе в квартиру, звонил телефон. В свое время он опубликовал этот номер в объявлениях о розыске Перкерсона. Импульсивно Мики схватил телефонную трубку ещё до того, как включился автоответчик.

      — Хэлло.

      — Хэлло, — произнесла женщина. Низкий, сипловатый, чем-то знакомый голос. — Это Майкл Кин?

      — Да.

      — Вам нужен Гаролд Перкерсон, я предоставлю его. — сказала женщина. — Мне нужна награда.

      — Получите, что обещано, тут нет вопроса, — ответил Кин. — Ваше имя?

      — Зовите меня Джил, — сказала женщина.

      — О'кей, Джил, пусть так. И где, по-вашему, Перкерсон?

      — Нужно встретиться. Мне понадобится ваша защита.

      — После того, как я найду Перкерсона, он уже не сможет дышать свежим воздухом. Вам не о чем будет беспокоиться.

      — Не думаете же вы, что он одинок в этом деле, — сказала она.

      — Одинок в чем?

      — За ним нечто большее, чем та книжная лавка.

      — Так расскажите, — сказал Кин. — Если вы в самом деле кое-что знаете.

      — Клиника абортов и Уинслоу, — сказала она. У Кина перехватило дыхание. Женщина могла догадаться насчет клиники — об этом писали газеты, толковало телевидение — но нигде и слова не появилось, что Уинслоу умер не от сердечного приступа.

      — Где можем встретиться? — спросил Кип.

      — Поезжайте по дороге восемьдесят пять на север, — сказала она, — сверните на съезд на Ленокс-роуд, поверните налево к Леноксу. Через пару миль ресторан «У Хьюстона», сразу за торговыми рядами. Я сейчас там. Пятнадцати минут хватит?

      — О'кей, буду через пятнадцать минут. Как выглядите?

      — Я сама вас увижу. Не опаздывайте, а то уйду. Кин знал ресторанчик «У Хьюстона», привлекающий разную публику — и семейных людей и хиппи, — всегда заполненный посетителями.

      Восемь минут спустя он уже мчался на скорости семьдесят миль по дороге 85. Почти, никакого движения здесь уже не было. У съезда на шоссе, ранее связывавшего соседние штаты, Кин свернул на отходящую с: него влево

      Ленокс-роуд. Впереди завиднелся перекрывающий её мост. Подъезжая к нему, Кин в зеркальце заднего вида заметил фургон с одиноким водителем, надвигавшийся сзади.

      Фургон разогнался как раз в тот момент, когда ему полагалось бы притормаживать перед светофором.

      — Вот сумасшедший, — сказал вслух Кин. — Не видишь, что ли, что красный свет?

      Но фургон норовил обогнать его, и он притерся. Прежде чем фургон врезался в левый бок его машины, Кин увидел темные очки и усики водителя.

      Кин закричал и нажал на тормоза, пытаясь удержать машину на дороге. Но педаль провалилась, поскольку гидравлические тормоза отказали. А от механических было уже мало толку. Кин мертвой хваткой вцепился в рулевое колесо, напрасно пытаясь подать машину влево, однако не мог остановить скольжения. Фургон на добрых полтонны был тяжелее его машины. Надвигалась опора моста.

      «Перкерсон!» — полыхнуло в мозгу в тот самый момент, когда машина врезалась в гору бетона.

     

      Глава 9

     

      Мики очнулся под грохот и скрежет.

      — Ради Бога, поосторожнее, вы разорвете его! — кричал кто-то.

      Кин осознал, что он не в аду и даже не в чистилище; там о нем не стали бы так заботиться. Сильной боли он не ощущал, но ему было трудно сделать глубокий вдох.

      — Приходится извлекать его, как сардину из мятой банки, — произнес голос. — Кто знает, какие у него внутренние повреждения; нужно тащить его дюйм за дюймом, о'кей? Постойте, сперва натащу на него воротник.

      Что-то твердое обвило шею Кина, затем чья-то рука обхватила его талию.

      — Осторожно! — взвизгнул кто-то.

      — Не знаю, как это сделать, — прозвучал ещё один голос. — Трудно сказать, где кончается он, где начинается металл.

      Кин почувствовал, что рука тянет его, и его тело переместилось. Потом наступила боль — пронизывающая, безграничная. Он закричал.

      — Вот дерьмо, — сказал голос. — Его нога там зажата. Приведите-ка человека с факелом.

      — Не надо, — слабо произнес Кин.

      — Что? Боже, он говорит.

      — О, дерьмо, — повторил кто-то. — Что же он сказал?

      — Не надо факела, — сказал Кин погромче, чувствуя запах бензина.

      — Он попал в точку, Эдди. Ты всех тут взорвешь своим факелом. Надо работать ключом для открывания банок.

      «Сардинка, — подумал Кин, — это я-то сардинка», Они опять его передвинули, и он отключился.

      Свет был ярким, и боль во всем теле. Вокруг толпились люди, нагибаясь к нему, стаскивая с него одежду. Слышен был треск разрываемой ткани.

      — Морфин! — сказал кто-то, и Кин почувствовал иглу:

      — Подождите минутку, — сказал он, желая что-то внушить им, но опоздал, разлилась приятная теплота.

      Очнувшись в следующий раз, он уже не собирался терять сознание. Он был один в палате, куда через жалюзи пробивался солнечный свет. Он хотел поднять руку и тронуть свое лицо, но вспыхнула боль в груди. Однако желание почесаться стало уже нестерпимым, и тогда он стал тихонечко подымать руку снова. Открылась дверь, вошла медсестра.

      — О, вы пришли в себя! — воскликнула она.

      — Разве? — ответил Кин: говорить было больно. — Не могу утверждать, но — воз.

      — Дайте-ка я вас приподниму. — Она стала поворачивать ручку в конце кровати.

      Верхняя часть его тела приподнялась на несколько дюймов. В ногах стоял Мэнни Пирл.

      — С вами все будет в порядке, — произнес Мэнни.

      — Уже в порядке, — подхватила сестра. — Вы самый удачливый в отделении, а может быть, и в госпитале.

      — Что сломано? — спросил Кин.

      — Локоть и голень, — ответила сестра, указывая на шину, которая прикрывала его ногу до колена. — Хорошо еще, что вы пристегнули ремень безопасности, a то бы все вдребезги.

      — Что же еще? — спросил он.

      — Больше ничего, вас просвечивали рентгеном с головы до пят. Никто не верил.

      — И я не верю, — проговорил Кин. — Такая боль, что кажется все тело переломано.

      — Вы мнительны, — заметила она. — Внизу, между прочим, давно находится детектив, мечтает с вами потолковать. Как вы насчет этого?

      — Почему бы и нет? — сразу согласился Кин. — Дали бы вы мне только попить…

      Она поднесла к его рту стакан, и он засосал воду.

      — Что случилось? — спросил Мэнни Пирл, когда медсестра вышла.

      — Подождите минутку, — сказал Кин. — Посмотрим, что там за коп.

      В палату вошел Дейв Хейнс.

      — Доброе утро, спящая красавица, — поздоровался он. — Вы неплохо поспали, пока все стояли вокруг.

      — Я и не знал, что это вас заботит, Дейв, — пробормотал Кин.

      — Меня-то не очень, я просто любопытен, — ответил Хейнс. — Через минуту здесь будут ребята из автоинспекции. Я хочу знать, что стряслось?

      — Я тоже, — сказал Мэнни.

      — Дейв, это мой босс, Мэнни Пирл! — Кин подождал, пока они жали друг другу руки.

      — Итак? — спросил Хейнс.

      — Это был он, — заявил Мики.

      — Дьявол, я знал, что вы так скажете! — воскликнул Хейнс. — Вот моя жизнь и усложняется.

      — Не усложняется, — возразил Кин. — Вы не участвуете. Я удовлетворяю ваше любопытство, не больше.

      — Это же глупо! Если это действительно был он, передайте мне, что у вас есть, и я займусь.

      — Не получится!

      — Вы хотите сами его схватить, — подтвердил Хейнс.

      — Да, и знаю, как до него добраться.

      — Давайте, я помогу, — предложил Хейнс. — Капитану не обязательно знать.

      — Ну, Дейв. Вам уже меньше года служить, верно? Действуйте там и набирайте пенсию.

      — Разве я не могу что-то сделать?

      — Да, быть может. Поступило что-нибудь в прессу?

      — Телевизионщики сделали массу кадров, пока вы находились в машине и вас старались вытащить. Они не узнали, кто вы такой.

      — В каком я госпитале?

      — В Нортсайдском.

      — Знаете кого-нибудь здесь?

      — Двоих-троих.

      — Сделайте меня мертвым.

      — Не уверен, что они пойдут на это, Мики.

      — А почти мертвым?

      — Посмотрю, что сделать. Если опасаетесь, что он попытается предпринять ещё что-нибудь, я подключу сюда нескольких человек.

      — Тогда сделайте меня сумасшедшим, — попросил Кин. — И постарайтесь, чтобы из автоинспекции ко мне никого не пускали.

     

      Глава 10

     

      — Почему мы встречаемся здесь? ? оглядываясь, спросил Уилл.

      Было лишь три часа дня и ресторан пустовал. Том Блэк вздохнул.

      — Потому что у меня есть кое-что рассказать, а я не хотел этого в присутствии вашего отца, Китти и Мосса.

      Уилл чувствовал себя неважно. Он простудился, устал, а теперь ещё и напуган.

      — Ол-райт, — сказал он, — выкладывайте.

      — Последний опрос показал, что у Кэлхоуна сорок восемь, а у вас сорок четыре процента голосов плюс-минус четыре процента. Мы чуть-чуть набрали, а он теряет. Не хватает, как я говорил, недели для максимального взлета вашего рейтинга. Но это уже была бы неделя после выборов. И если сумеем все мобилизовать, включая партийные фонды — все, что .

      — Так что же нам делать? — спросил Уилл, уже зная ответ.

      — За оставшиеся две недели кампании мы должны истратить четыреста тысяч долларов на телевизионные передачи. Или мы проиграем.

      — Если бы получить передышку, — сказал Уилл.

      — Это правда, что не было передышек с тех пор, как Мак Дин попал впросак, — заметил Том. — И нам ничего ниоткуда не причитается. Единственный вариант, что доктора Дона засекут в его пасторском кабинете с каким-нибудь бойскаутом; но вряд ли стоит на это рассчитывать.

      Случилось то, о чем Уилл старался не думать.

      — Такое случается с каждым кандидатом? — спросил он.

      — Почти с каждым, — ответил Том. — По крайней мере, с теми, кто не обладает большими преимуществами в кампании. Никто, кроме республиканцев, обычно не имеет достаточно денег. — Том размешал свой чай. — Я связался с ребятами из телевидения. Завтра ещё до закрытия кассы мы должны разместить там заказы, оплаченные чеками, иначе эти заказы мы потеряем.

      — Ол-райт, — произнес, наконец, Уилл. — Я найду деньги.

      — Есть ещё кое-что, Уилл, — сказал Том.

      — Что же?

      — Если не достанем денег, мы наверняка проиграем; но и если достанем, можем не выиграть выборы. Полной уверенности у меня нет.

      Сердце Уилла упало. Он знал, где и как найти деньги, всегда знал, но не думал, что дойдет до этого. А теперь слышит, что все равно может ничего не получиться. Так стоит ли игра свеч? Только двое могут ответить на этот вопрос.

      — Подождете немного. Том?

      Он поднялся, прошел к телефону, набрал номер, связался, с кем надо, объяснил ситуацию, выслушал ответы и мрачный вернулся к столику.

      — Деньги для вас будут завтра, — сказал он.

     

      Через некоторое время он уже всматривался в лицо человека, которого знал с самого детства и который никогда ему особенно не нравился.

      Человек отложил газету.

      — А вы уверены, что хотите это сделать? — спросил он.

      — Уверен, — сказал Уилл твердо, насколько смог.

      — И последствия взвесили на случай, если вас не выберут? У вас ведь не хватит доходов на необходимые в будущем выплаты.

      — Безусловно, я все это понимаю.

      — Притом, если возникнет такое положение, у нас не будет иного выхода, кроме распродажи.

      — Понимаю.

      Человек открыл ящик письменного стола и вынул бланк. Он вписал имя Уилла, сумму — четыреста тысяч долларов и срок — девяносто дней, начиная с этого. Внизу он поставил две галочки, передвинул бланк к Уиллу и передал ему авторучку.

      — Нам ещё нужно изучить все имущество, но, полагая, что оно в надлежащем состоянии, деньги мы переведем на ваш счет к середине завтрашнего дня.

      Уилл расписался, встал.

      — Спасибо, сэр, — сказал он, протягивая руку. Его собеседник также встал.

      — Вы мужественнее меня, — ответил он. — Или, воз, глупее.

      — Надеюсь, что нет!

      Уилл вышел из офиса, оставив на столе банкира закладную на земли своей семьи — земли, которые первый Ли в Мериуезерском округе начал скупать в 1826 году; земли, которые потерял его дед из-за нашествия долгоносика и которые его мать и отец вернули себе под конец долгой и трудной жизни; земли, на которых, он думал, будут когда-нибудь жить его дети и внуки.

      На обратном пути в штаб-квартиру он плакал в своей машине.

     

      Глава 11

     

      Мики Кин, сидя на кровати, пытался надеть носок на левую ногу. Каждый его мускул — спина, шея и плечи — вопил, чтобы он бросил это занятие.

      — Я хотел бы, чтобы вы остались у нас ещё на пару дней, — сказал доктор.

      — Зачем? — спросил Кин. — Я не так уж сильно поврежден.

      — Но вы были потрясены, — сказал доктор. — Нервной системе требуется время, чтобы оправиться. Вы живы лишь потому, что ваша машина отреагировала на столкновение в полном соответствии с инженерным расчетом. Это — везение.

      — Ура Детройту, — сказал Кин. — Пусть будет трахнута Германия. — Он все же напялил носок, надел ботинок и пытался завязать шнурок.

      — Ол-райт, отправляйтесь и получайте разрядку, — недовольно сказал доктор. — На гипсовой шине есть каблучок, но вам придется несколько недель пользоваться костылями, иначе нога скрючится. Приходите через две недели, мы сделаем рентгеновский снимок. Я лишь надеюсь, что вы не окажетесь снова в этой палате.

      Он вышел, а в палате появился незнакомец, не из персонала госпиталя, в обычном костюме. Кин, шнуруя ботинок, не посмотрел на него.

      — Позвольте помочь, — сказал вошедший, опустился и завязал шнурок.

      — Благодарю, — выдохнул Кин. — Кто вы такой?

      Вошедший вынул небольшой бумажник и раскрыл его.

      — Я Боб Уоррен из ФБР, — сказал он.

      Кин нагнулся и развязал шнурок, а затем стал с новым усердием завязывать его. Спросил, запыхавшись:

      — Что ж, ваши ребята теперь расследуют дорожные происшествия?

      — Просим вас держаться в стороне от Уиллингхэма, — сказал агент.

      Кин завязал шнурок, уселся поудобнее.

      — От кого? — спросил он. — Никогда не слыхал о таком.

      — Тогда зачем вы три дня дежурили у его дома?

      — Мне нравятся лесные участки.

      — Послушайте, Уиллингхэм наш клиент. Мы не можем допустить, чтобы вы вспугнули его.

      — Да-а? Вы нравитесь мне, ребята. А если он важен для моего расследования?

      — Я знаю, чем вы заняты, — сказал агент. — Могу сказать, что Перкерсон будет скорее накрыт, если вы останетесь в стороне. У нас там свой человек.

      — Что же вам нужно от Перкерсона? — спросил Кин. — Убийство ведь не относится к федеральным преступлениям.

      — Но он участвует в том, что относится к ним, — сказал агент.

      — Почему же вы его не арестовали? — спросил Кин, тронув свои костыли.

      — Он нам полезнее там, где находится, чем в тюрьме.

      Кин кивнул.

      — Я так и думал, — заметил он, оттолкнулся от кровати, оперся на здоровую ногу и запустил костылем в сотрудника ФБР. Костыль попал тому в голову и сбил его с ног. Кин закричал от боли и повалился сам.

      Агент вскочил и вытащил пистолет.

      — Стоять на месте, безумный ублюдок! — прокричал он.

      Кин постарался занять сидячее положение и оперся о стену.

      — О, я люблю вас, ребята, — сказал он. — Перкерсон вогнал меня в бетон на скорости семьдесят миль, а вы, ребята, видимо, в этот момент все снимали на пленку: Давно ли вы знаете, где он находится? Не достаточно ли долго, чтобы предотвратить убийства у клиники абортов? Не достаточно ли долго, чтобы помешать расправе с моим партнером? Кого ещё вы, ребята, хотели бы видеть убитым, чтобы раздобыть хорошие сведения?

      Агент уложил в кобуру пистолет.

      — У нас свои методы.

      — Да-а? — вымолвил Кин. — Ну вот, а у меня свои собственные.

      — Вы хотите пристрелить Перкерсона, не так ли? — спросил агент, и лицо его покраснело. — Вы хотите всадить ему пулю в голову и помешать расследованию, которое уже продолжается два года и ведет к десяткам арестов по обвинению в заговоре против государства.

      Кин схватился за кровать и встал на здоровую ногу.

      — Я ничего не знаю о заговоре, — сказал он. — Я ловлю ребят, которые убивают людей; можете назвать это делом моей жизни. Сейчас я очень стараюсь поймать парня, который убил моего партнера и попытался убить меня. — Он потряс головой. — Нет, я не собираюсь его пристрелить. Я намерен протащить его мордой по грязи, прижать ему коленом шею и стянуть за спиной его руки. А затем лично проследить, чтобы его зарегистрировали, сфотографировали, привлекли к суду, судили бы за убийства, и, если проживу достаточно долго, я бы ещё отправился к Редсвилл, посидеть на галерее и посмеяться, когда будут его поджаривать.

      Кин подхватил костыль и запрыгал к другому. Взяв их под мышки, проверил длину. Агент наблюдал. Наконец, Кин поднял взгляд.

      — И ещё кое-что скажу, — сказал он. — Пусть никто из федеральных хвастунов не попадается на пути, когда я буду всем этим заниматься:

      Кин выбрался на костылях из палаты и направился к столику медсестры, что-то бормоча и постанывая от боли.

     

      Глава 12

     

      Они лежали, прижавшись друг к другу в темноте — мокрые от пота и обессилевшие.

      — Я хочу знать, — сказала она. — Я хочу знать все об этом.

      Он засмеялся.

      — Ты ничего не пропускаешь, не так ли? — сказал он. — Хочешь, чтобы тебя прикончили?

      Она взяла в руку его пенис и стала массировать.

      — Ты не сможешь меня убить, слишком во мне нуждаешься, — медленно сказала она, продолжая свое занятие.

      — О. Боже, — захныкал он. — Знает Бог, это правда.

      — Я люблю все знать, это власть, — сказала она. — Мне нравится быть у власти. — Ее руки не уставали.

      Он уже содрогался.

      Она села сверху, надвинувшись, и приняла его внутрь себя.

      — Я хочу знать все, что знаешь ты, — сказала она, медленно двигаясь вкруговую, что, она знала, доводит его до безумия. — Мне достаточно знать то, что ты знаешь.

      — Нет, — сказал он. — Забудь. Она перестала двигаться.

      — Ну, что ж ты! — молил он, дергаясь. — Ну, спрашивай, дьяволица.

      — Кто Старейшина? — спросила она, колыхнувшись.

      — Оллгуд, — сказал он. — Твой босс.

      — Лжец, — сказала она и стала слезать.

      Он схватил её за ягодицы и потащил на себя.

      — Нет, — сказал он.

      Она возобновила движение на его чреслах. — Ну, тигр?

      — Уиллингхэм, — сказал он.

      Она помедлила:

      — Не врешь, дорогой?

      — Клянусь, — сказал он. — Я с полдюжины раз встречался с ним наедине.

      Она заерзала на нем снова.

      — Где же ты с ним встречался?

      — В его доме, — мучительно выдохнул он, — Это центр — оружия, денег, всего.

      — А я думала, Кэлхоун. — сказала она. Перкерсон ощутил, что она делает так, как он особенно любит.

      — Этот клоун? — заговорил он быстро, — да он и дороги в сортир не нашел бы самостоятельно. Уиллингхэм его вытащил в люди. Кэлхоун до встречи с ним проповедовал в сарае, а жил в трейлере.

      — Откуда же деньги? — спросила она. — Ведь там масса денег!

      — От богатых парней, от Избранных, да и от Кэлхоуна. Вся наличность из прихода Кэлхоуна идет прямо Уиллингхэму.

      Она ускорила темп.

      — Каким же образом ты узнал все это? — спросила она придирчиво.

      — Он сам рассказывает. Ему недостает слушателей.

      — Но почему же именно ты? Почему ты? — Она двигалась все быстрее.

      — О, Боже, — взревел Перкерсон…

      — Почему ты? — требовала она.

      — Он знает меня с Вьетнама, он знает…

      — Что знает?

      — Да я кончаю, кончаю!

      — Да, да! — прокричала она. — Я с тобой!

      Они приникли друг к другу. Она не слезла, а стерла пот с его лба и похлопала его по щекам.

      — Почему же именно ты? — снова спросила она.

      — Он знает, что я пущу себе пулю в голову, если он попросит, — выдохнул он, — И ещё он знает, что я никогда никому не дамся живым.

     

      Глава 13

     

      В пятницу вечером в той же студии, где Уилл вел дебаты с Маком Дином, он оказался лицом к лицу с Доном Беверли Кэлхоуном.

      Двое кандидатов в сенаторы под горячими прожекторами обсуждали вопросы, выбранные посредником. Они стояли друг против друга, опираясь на кафедры. Уилл говорил по-своему, Кэлхоун — по-своему, оперируя ссылками на Писание, взывая к Семейным ценностям, Американскому образу жизни и Господу.

      Уилл не мог с ним соревноваться в демагогии. Он будто стрелял серебряными пулями в сердце чудовища, а оно поднималось и нападало, выставив зубы. Кэлхоун демонстрировал весь арсенал, искусно провоцируя противника, ставя под сомнение его нравственность, образ жизни и убеждения.

      Уилл пресытился этим. Он не поддался на провокации и, когда истекал час дебатов, подвел итог в коротеньком заявлении, глядя на не Кэлхоуна, а в объектив телекамеры.

      — Поскольку это моя последняя возсть выступить перед таким большим количеством избирателей Джорджии, я обращаюсь к тому, что, по-моему, стало уже чуть ли не главным накануне выборов. А именно к тому факту, что мой оппонент, вступив в политическую борьбу, избрал почему-то метод дискуссии, основанный на выпадах, полуправде, наклеивании ярлыков и недостойных намеках. Он изо дня в день намекал, что, поскольку я холостяк, я, должно быть, гомосексуал, что, поскольку я не женат, мне не понять заботы семей; что поскольку я отказываюсь рассуждать на темы религии в политической кампании, где этим рассуждениям не место, я, вероятно, вообще так называемый гуманист, что бы оно ни значило. Поскольку я против растраты и разворовывания несметного количества общественных денег, направляемых на бессмысленное умножение оружия, я, будто бы, — против сильной обороны; поскольку я предлагаю разумно расходовать средства на помощь неудачливым согражданам, готовым участвовать в осуществлении Американской Мечты, меня обвиняют в том, что я легкомысленный либерал. Да, я отвергаю людоедскую идеологию правый радикалов. За это меня называют социалистом и чуть ли не коммунистом. Да, я против смертных приговоров, за это меня обвиняют в пособничестве преступникам. Да, я поддерживаю право женщины самой решать, вынашивать ли ей ребенка, и тут же оказываюсь сообщником убийц. Надеюсь и верю, что мои земляки слишком умные люди, чтобы попасться на эту грязную тактику. Я уверен, что вы хотите, чтобы ваши представители в Вашингтоне не забывали о вашей повседневной жизни. А не занимались бы там и здесь демагогией, ради того, чтобы удовлетворить собственные амбиции. У меня нет церковной кафедры, с которой я могу говорить о своих идеях и принципах. Я располагаю не большими средствами, чем любой кандидат, и я их использую в меру своих способностей. Если вы находите, что я понимаю, во что вы верите и чего хотите, то вы пошлете меня в сенат Соединенных Штатов через неделю после следующего вторника. Если ошибаюсь, значит, заслуживаю поражения. Слово за вами, сограждане. Благодарю вас.

      Заключительная речь Дона Беверли Кэлхоуна звучала в иной тональности.

      — Друзья мои, — сказал он заискивающе, — мой молодой оппонент суммировал свои идеи лучше, чем я могу это сделать. Он, как я понял, хотел бы заставить вас верить, что сексуальная ориентация мужчины не имеет значения, хотя Бог осуждает содомитян; он за то, чтобы вы поверили, будто созданный Богом утробный плод нельзя назвать человеческим существом, он настаивает на том, что религиозные убеждения кандидата — или их отсутствие — не имеют значения в глазах людей, которые его избирают. Вы только что слышали, как он говорил все это здесь, этим вечером. Вы также слышали, что он сетовал на отсутствие кафедры, с которой мог бы рассказать о своей сере. Что ж, я предлагаю ему кафедру.

      Уилл посмотрел на Кэлхоуна. Что замыслил этот человек?

      — Я сегодня предлагаю мистеру Ли, использовать трибуну Баптистской церкви Святого Холма обоих побережий в течение следующей недели. Если он не боится сказать, во что верит, пусть поведает нам об этом. — Кэлхоун обернулся к Уиллу. — Принимаете вы мое приглашение, сэр?

      — Принимаю, — ответил Уилл, — с одним условием: моя проповедь в вашей церкви должна быть передана по всем каналам вашей телевизионной сети так же, как ваши воскресные проповеди. Согласны вы на такое условие?

      — Что ж, сэр, — сказал Кэлхоун. — Я и не мыслил это как-либо иначе.

      — Тогда я рад принять приглашение, — сказал Уилл, улыбаясь в объектив.

     

      Том Блэк сказал на следующий день:

      — Вы дали ему возсть забросать вас песком.

      — Том-прав, Уилл, — сказала Китти. — Вам предстоит общаться с аудиторией доктора Дона в его церкви и по его телевидению, а это люди, не способные вас понять.

      — Так обеспечьте мне большую аудиторию, — сказал Уилл. — Рекламируйте событие. Телевидение проникает и каждый дом. Нужно добиться, чтобы все телевизоры штата были включены этим утром.

      — Рискованно, — сказал Том. — Мы, судя по опросам, улучшили положение, заключив контракты с телевидением и, воз, сумеем опередить Кэлхоуна в день голосования, если не сделаем ошибок. Судебный процесс Лэрри Муди не должен нам повредить, но тут не все предсказуемо. Стоило ли подсовывать шею под удар, выходя на трибуну доктора Дона?

      — Я уже подсунул, — сказал Уилл. — Не мог же я пойти на попятный, неужели неясно? Прошу вас исследовать программу Кэлхоуна. Фиксируйте все, что он организует утром в воскресенье: сколько будет народу в церкви и прочее.

      — Ол-райт, — мрачно произнес Том. — Если в самом деле хотите…

      — Хочу, ? сказал Уилл. ? И я ещё хочу, чтобы мое выступление слушало как больше людей.

      — Это будут ваши похороны, — сказала Китти. Уилл вздохнул:

      — По крайней мере, я сам проведу похоронную службу.

     

      Глава 14

     

      Ветер собрал к крыльцу коттеджа осеннюю разноцветную листву. Погода в то воскресенье выдалась превосходная: бодрящий воздух, яркие краски леса. Подлинно золотая осень Джорджии.

      Хорошенько выспавшись и перекусив, Уилл в последний раз перед судом просмотрел документы дела.

      Никто бы не смог доказать, что Лэрри Муди не убивал Сару Коул; но надо не дать обвинению шанс доказать, что это сделал именно Лэрри.

      Уилл растворил двери, и в дом вместе с несколькими багряными листьями влетел прохладный ветер. Расхаживая по гостиной, Уилл принялся репетировать вслух свои вопросы к свидетелям и речь, обращенную к присяжным. Что-то изменится в ходе заседания, но линия защиты должна быть устойчива и нужны точные формулировки.

      Порыв ветра забросил в комнату ворох листвы, и вместе с ветром и этой листвой в дверном проеме возникла Кейт.

      — Хэлло, Уилл, — сказала она.

      — Хэлло, Кейт, — медленно ответил Уилл, не веря глазам.

      — Сожалею, что прервала твою работу, — сказала она. Уилл снова обрел дар речи.

      — Ты ничего не прервала. Входи же, и я найду тебе что-нибудь выпить.

      — Спасибо. Только не спиртное; Мне ещё предстоит дорога в Атланту.

      Он подошел к холодильнику, достал чай и налил по стакану. Они сели друг против друга в кресла.

      — Настоящий сюрприз, — осторожно заметил он.

      — Так уж вышло, — ответила она. — Утром я была в университете штата, подходящий самолет в Вашингтон должен быть в шесть вечера… В общем, я взяла в прокате машину, и вот я здесь.

      — Вижу, — сказал он. Она выждала.

      — Полагаю, мне начинать разговор. — Она посмотрела в окно. — Кажется, мы с тобой слегка запутались в последние месяцы.

      Он помалкивал, ожидая продолжения.

      Она вздохнула.

      — Пойми, ради Бога, в чем дело. Я ушла с головой в работу, словно в воду нырнула. Честно сказать, не ждала от себя такого азарта. Будто вторая молодость или вторая любовь посетила меня в этой должности, ты понимаешь? Я ощутила свое влияние на большие события. Мне многое доверили.

      Она расположилась в кресле свободнее. Ее движения волновали Уилла, как встарь.

      — В последние месяцы работать мне приходилось по пятнадцать, а то и по двадцать часов подряд. Я и Питеру не уделяла должного внимания…

      Питер был её сын от первого брака; он жил в интернате при школе в Новой Англии, куда определил его отец.

      — Но как выдавался свободный день, мне следовало бывать у него, что я и делала.

      — Это понять, — сказал Уилл.

      Ему не понравилось в свое время то, что она позволила своему бывшему мужу отдать туда мальчика. По мнению Уилла, которому нравится Питер, этот мальчик был ещё мал для жизни вдали от матери, и эта школа ему не годилась.

      — Полагаю, я говорила, что мне пришлось пройти новую проверку на благонадежность.

      — Да, ты говорила, Кейт.

      — Ну, так это было ужасно. В управлении есть люди, уверенные, что женщине не полагается занимать должность, на которую меня пригласили. Короче, я перепугалась, что связь с тобой станет аргументом, подкрепляющим их отношение лично ко мне. Они боятся, как ты знаешь, и тени Бена Карра. Кое-кто в управлении обрадовался, когда сенатор вышел из строя.

      — Уж этим меня не удивишь, — сказал Уилл.

      — Но они опасаются и тебя. Это я знаю наверняка. Ты ставил их своими оценками в трудное положение на слушаниях по бюджетным вопросам.

      Уилл улыбнулся.

      — В общем, некоторые из моих коллег видят в тебе потенциального противника, и кое-кто в ЦРУ будет искренне огорчен, если тебя изберут.

      — Надеюсь не дать им повода обрадоваться.

      — Я не отвечала на твои звонки по разным причинам. Например, не могла звонить тебе из служебного кабинета, а дома часто оказывалась лишь среди ночи. Но главное вот что: я просто запретила себе общаться с тобой.

      Он ощутил приступ боли.

      — Ты бы отвлек меня от работы, а я должна была отдаться ей вся. — Она запнулась и перевела дыхание. — Нет, я уж буду до конца откровенна.

      — Пожалуйста, Кейт. Мне это нужно.

      — И дело не только в работе. — Она опустила взгляд. — Я чувствовала себя взаперти, старалась выкинуть тебя из головы. Корила себя за то, что не помогла тебе выиграть соревнование — ведь мне надлежало быть здесь, если я любила тебя.

      Сердце Уилла взволнованно забилось.

      — Был другой, — выпалила она в отчаянии. — Один из наших, забавный, добрый и умница. Удобный. Он на меня всерьез не претендовал, как и я — на него. Ты был прав, заметив, что управление поощряет связи и браки между сотрудниками — так проще жить и им и начальству. Не нужно что-то скрывать. В общем, в тот вечер, когда ты приехал, я пригласила его на обед. Но ты должен знать, что я с ним не спала. Никогда. Ни разу. Я думала об этом, даже было желание, да, но — никогда, ни разу мы не были в постели. Это правда.

      Уилл отвел глаза, вспомнив визит Чарлены.

      — Я верю, Кейт, — только и смог он сказать.

      — В пятницу я пошла повидать своего босса, — продолжала она. — И говорила с ним целый час. Я рассказала ему о тебе, нисколько не извиняясь и не прибедняясь. Думаю, он поверил, что я не компрометировала управление. Сказал, что доложит директору ЦРУ. Я объявила, что приму любое их решение, но пусть имеют в виду, что при первой возсти я намерена увидеть тебя и броситься тебе на шею. Я…

      Уилл оставил кресло, встал перед ней на колени и стал целовать её волосы и мокрое от слез лицо.

      — Я также сказала ему, — всхлипнула Кейт, — что собираюсь выйти за тебя замуж, если ты пожелаешь, а если это ему и директору ЦРУ не понравится, пусть убираются к дьяволу. — Сквозь слезы она рассмеялась. — Думаю, к этому моменту я была чуть пьяна, поскольку босс угощал меня виски.

      Уилл уткнулся лицом в её волосы.

      Она посмотрела на часы.

      — Мне действительно нужно на шестичасовой самолет, — сказала она. — Я приехала для того, чтобы предложить тебе руку и сердце, то есть пожениться, когда ты так или иначе покончишь с этой кампанией.

      — Согласен, — вымолвил Уилл ей на ухо.

      — Если победишь, я стану женой сенатора. И останусь в управлении, если буду там нужна. А не получится у тебя, все равно я буду с тобой. Согласна жить в этом милом коттедже и растить коров, если потребуется и это, чтобы тебя заполучить. Ты для меня важнее всего.

      — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Кейт, — сказал он.

      Она оставалась в кресле, а он на коленях возле нее, пока не пришлось вставать и идти к машине.

      Она уехала, а он смотрел ей вслед. В озеро садилось рыжее солнце осени.

     

      Глава 15

     

      Людей у здания суда оказалось больше, чем ожидал Уилл, и они были лучше организованы. По одну сторону прохода к парадной двери концентрировались исключительно белые, по другую — преимущественно черные. Черные поднимали плакаты с призывами «СПРАВЕДЛИВОСТЬ В ОТНОШЕНИИ САРЫ КОУЛ!» и «ОСТАНОВИТЕ РАСИСТСКИХ УБИЙЦ». Здесь был черный адвокат Мартин Вашингтон, возглавлявший АРР, то есть группу «Адвокаты за расовое равенство». Уилл ранее встречался с Вашингтоном и считал его человеком честным, хотя пристрастным и легко возбудимым.

      Белых у суда было меньше — мужчины и женщины с несколькими детьми. На их плакатах значилось «БЕЛАЯ РАСА В ОСАДЕ, НЕ РАЗДАВИТЕ ЛЭРРИ МУДИ» и «ГРАЖДАНСКИЕ ПРАВА ДЛЯ БЕЛЫХ».

      — Что это за люди? — спросил Уилл заместителя шерифа.

      — Не могу постичь, советник. Думаю, в основном, из микрорайона бараков.

      «Здорово, — подумал Уилл. — Это то, что нужно!»

      Из машины вышли Лэрри Муди, Чарлена Джойнер и Джон Морган. Уилл подождал их. Рука Чарлены немного задержалась в его руке. Они встретились впервые после сближения на ферме, и Уилл на мгновение ощутил неловкость в связи с тем, что накануне первичных выборов заподозрил её в провокации.

      Они прошли сквозь строй демонстрантов к ступеням здания суда, где их уже поджидали телекамеры и репортеры.

      — Улыбайтесь, когда вам задают вопросы, — посоветовал Уилл, обращаясь к Лэрри. — И будьте кратким.

      — У нас полминуты, — сказал Уилл журналистам.

      — Мистер Ли, собирается ли ваш клиент сопротивляться?

      — Думаю, да, но подчеркиваю, что не он будет принимать решения, а я.

      — Лэрри, — сказала какая-то женщина, — рады ли вы, что наконец начинается суд?

      Лэрри Муди продемонстрировал свою ребяческую улыбку.

      — Нет, мэм, — сказал он. — Не очень-то рад, но определенно надеюсь, что суд снимет тяжесть с моего сердца.

      — Существует ли вероятность, что вы подадите апелляцию? — спросил другой репортер.

      — Нет, сэр, никакой, — более серьезно ответил Лэрри. — Я невиновен, и меня оправдают.

      — Нам пора, — сказал Уилл.

      — Мистер Ли, — сказал один из репортеров, — предполагаете ли вы, что процесс окажет воздействие на вашу кампанию?

      — Совершенно никакого, — сказал Уилл. — Это дело судья возложил на меня до того, как я решил баллотироваться в сенат. Никакой связи нет.

      — Мисс Джойнер, — крикнул вслед репортер, и она повернулась.

      Чарлена была в темно-синем шерстяном платье с закрытым воротом и затянутой талией; она выглядела элегантно и казалась исключительно привлекательной.

      — Как вы смотрите на процесс? — продолжал репортер.

      — Я думаю, — сказала она, дразня репортеров улыбкой, — что Лэрри подвезло, что его интересы представляет такой блестящий юрист. — Тут она одарила Уилла улыбкой несколько более интимной.

      Тотчас блеснули фотовспышки.

      При подборе присяжных обошлось без осложнений. Четверо белых мужчин, которые должны симпатизировать Лэрри, три белые женщины, черный мужчина, четыре черные женщины, одна из которых выглядела интеллигентной… Уилла этот состав удовлетворил, хотя лучше всего для Лэрри были бы двенадцать белых.

      После того, как завершились формальности, поднялся Элтон Хантер, похудевший после болезни.

      — Ваша честь, обвинение вызывает Дженин Уолкер. Вышла и была приведена к присяге хорошенькая молодая женщина с африканской короткой прической.

      — Мисс Уолкер, вы работаете в Мериуезерском Центре обслуживания?

      — Да, работаю.

      — Были ли вы на работе семнадцатого декабря прошлого года?

      — Была.

      — Приходил ли в тот день в Центр обвиняемый, Лэрри Юджин Муди?

      — Да.

      — Пожалуйста, опишите обстоятельства этого.

      Женщина подняла голову.

      — Что ж, я позвонила в отношении нашей печки — в здании стало холодно — и из фирмы Моргана прислали мистера Муди. Он сказал, что неисправен термостат и его следует заменить. Сара — то есть Сара Коул, мой босс — возразила против цены, но он сказал, что это самый дешевый из тех, что у него имеются, и она выписала чек, после чего он ушел.

      — Каково было отношение мистера Муди к Саре Коул? — спросил Хантер. Поднялся Уилл.

      — Возражаю, ваша честь. Свидетельница не обнаружила способности читать в мыслях.

      — Принято. Измените формулировку, мистер Хантер, — сказал судья.

      Хантер покраснел.

      — Мисс Уолкер, не заметили ли вы чего-либо необычного в видимом отношении Лэрри Муди к Саре Коул?

      — Ну, он смотрел на нее, будто изголодался.

      — Возражаю, — сказал Уилл.

      — Принято. — Судья обернулся к свидетельнице. — Мисс Уолкер, вы должны говорить то, в чем абсолютно уверены.

      — Да, сэр.

      — Мисс Уолкер, — продолжал Хантер, — улыбался ли Лэрри Муди Саре Коул?

      — Да, сэр.

      — Что это была за улыбка?

      — Возражаю. Разве свидетельница эксперт по улыбкам?

      — Я скажу по-другому, ваша честь. Мисс Уолкер, улыбался ли Лэрри Муди так, как естественно было бы с его стороны улыбаться клиентке?

      — Нет, сэр. По-моему, он улыбался неподходяще к случаю.

      — Почему же?

      — Это была плотоядная улыбка, вроде той, что видишь на улицах, когда какой-нибудь мужчина пристает к женщине.

      — По вашему мнению, Лэрри Муди, говоря другими словами, строил глазки Саре Коул?

      — Да.

      — Как долго?

      — Все время, пока Сара Коул находилась в комнате.

      — А когда Лэрри Муди покинул помещение, сказала ли Сара Коул что-нибудь по поводу его поведения?

      — Ну, это я сказала ей: «Боже, что за пресмыкающееся»… — В зале послышались хихиканья. — …А она сказала: «Не тревожьтесь, он меня не беспокоит».

      — Когда вы в тот день в последний раз видели Сару Коул?

      — Она уезжала из Центра около шести. Я задержалась, чтобы закончить работу на машинке.

      — Как уехала мисс Коул? На своей машине?

      — В тот день её машина была в ремонте. Она пошла пешком. До дома ей нужно было пройти примерно милю.

      — И вы больше не видели Сару Коул?

      — Никогда, — сказала женщина дрожащим голосом. — Ее убили до того, как она добралась домой. Хантер повернулся к Уиллу.

      — Ваши вопросы, — сказал он. Уилл вышел из-за стола. Он дал свидетельнице собраться с мыслями и улыбнулся ей.

      — Доброе утро, мисс Уолкер, — сказал он. Женщина не ответила, ожидая вопроса.

      — Мисс Уолкер, давно вы знаете Сару Коул?

      — Да, около двух лет. Столько я работаю в Центре.

      — По-вашему, Сара Коул была привлекательной женщиной?

      — О, да, очень.

      — Привлекательной для мужчин?

      — Да, именно так.

      — Бывали вы вместе с мисс Коул в мужских компаниях?

      — Да, много раз, и в Центре и после работы, на вечеринках и в других местах.

      — И мужчины на работе и на вечеринках находили мисс Коул привлекательной?

      — Да, я уже говорила.

      — А были ли белые мужчины при таких встречах?

      — Иногда.

      — И они находили мисс Коул привлекательной?

      — Да. Полагаю, что да.

      — Подведем итог: Сара Коул была исключительно привлекательной женщиной, любой обычный, нормальный мужчина мог счесть её привлекательной?

      — Да, такой она была.

      — Но что же было необычного в том, что она понравилась Лэрри Муди ? здоровому, нормальному парню?

      — Ничего, — спокойно сказала свидетельница, явно осознав, что попала в ловушку.

      — Пытался ли Лэрри Муди в вашем присутствии как-то подъезжать к мисс Коул?

      — Нет.

      — Говорил ли он вообще что-нибудь, не относившееся к ремонту печки и замене термостата?

      — Полагаю, что нет.

      — Пожалуйста не полагайте, мисс Уолкер, вы же там присутствовали.

      — Нет, не говорил.

      — Итак, разговор был нормальным, по поводу ремонта печки, без каких-либо неуместных замечаний со стороны Лэрри Муди?

      — Да.

      — Скажите же, мисс Уолкер, уверены ли вы, что можете выносить безошибочные суждения по поводу отношений мужчин к женщинам.

      — Нет, не уверена.

      — Тогда, может быть, другое лицо, присутствуя в тот момент в Центре, могло бы и по-иному характеризовать улыбки и взгляды Лэрри Муди, говорившего с Сарой Коул?

      — Что ж, я не…

      — Пожалуйста, мисс Уолкер. Речь о возсти другого мнения. Мог ли другой рассудительный человек по-иному оценить их встречу?

      — Может быть.

      — После того, как Лэрри Муди покинул Центр, завершив свою работу, когда вы упомянули о нем Саре Коул, она сказала, цитирую: «Не тревожьтесь о нем. Он меня не беспокоит».

      Свидетельница помрачнела.

      — Да, но…

      — Выходит, что Сара Коул, по её словам, не была встревожена поведением Лэрри Муди. Может быть, вы сами испытывали беспокойство?

      — Да, испытывала.

      — Мисс Уолкер, одобряете ли вы случаи, когда белых мужчин привлекают черные женщины. Ей, казалось, было трудно ответить.

      — Полагаю, с этим все нормально, — сказала она наконец.

      — Мисс Уолкер, был ли у вас когда-либо белый дружок?

      Элтон Хантер поднялся.

      — Возражаю.

      — Это выяснение некоторых взглядов свидетельницы, — сказал. Уилл.

      — Не принято, — заметил судья. — Свидетельница будет отвечать.

      — Не было, — сказала она.

      — Добивался ли когда-нибудь вашей близости белый мужчина?

      — Да.

      — Соглашались вы на близость с белым?

      — Нет.

      Уилл старался, чтобы голос его звучал нейтрально, и не показалось бы, что он поддразнивает девушку.

      — Мисс Уолкер, ли говорить, что вам не нравится, когда белый мужчина предлагает вступить с ним в связь черной женщине?

      — Да, полагаю, что так, — спокойно признала она, опустив глаза.

      — ли сказать, что вам не нравится, когда белый мужчина испытывает влечение к черной женщине?

      — Пожалуй, что да.

      — А не может ли быть, что ваше впечатление от встречи Лэрри Муди с Сарой Коул навеяно этим вашим отношением?

      — Я так не думаю.

      — Уилл с минуту молча смотрел на нее.

      — Благодарю вас, мисс Уолкер, — сказал он с симпатией, — это все.

      Уилл вернулся к столу, защиты и сел. К нему склонился Лэрри Муди и прошептал:

      — Ваш верх, мистер Ли.

      — Если повезет, это полезная зацепка, — шепотом ответил Уилл.

      — Объявляется перерыв на час для ленча, — заявил судья.

     

      Глава 16

     

      — Обвинение вызывает Рузвельта Уоткинса, — провозгласил Элтон Хантер.

      Рузвельт Уоткинс занял надлежащее место, его привели к присяге. Он был в аккуратном новеньком сером костюме. Дружелюбно взглянув на Элтона Хантера, он улыбнулся и Уиллу, получив ответную улыбку.

      — Мистер Уоткинс… — начал Хантер.

      — Называйте меня Рузвельт, — сказал тот. — Меня так все называют. Когда однажды я встретил самого Франклина он безо всякого называл меня Рузвельт.

      — Прекрасно, Рузвельт, — сказал Хантер. — Где вы живете?

      — Я раздобыл себе домик у скоростной дороги Ла-Грейндж; настоящий удобный домик, — сказал Рузвельт с широкой улыбкой.

      — И окна вашего домика выходят на городскую свалку.

      — Да, сэр, довольно приличный вид.

      — Семнадцатого декабря прошлого года вы смотрели на свалку?

      — Это когда я увидел тот грузовик?

      — Именно так, Рузвельт.

      — Да, сэр, я видел его.

      — Расскажите же нам, пожалуйста, что произошло.

      — Ну, было около без четверти семь вечера, и я поджаривал кусочки сала, чтобы поесть их с кукурузным хлебом. Я увидел в окно коричневый грузовичок — вроде фургона. Он заехал на свалку, из него вылез парень, прошел назад, вытащил большой сверток, затем волоком перетащил его на кучу мусора и оставил там. Потом уселся в кабину и уехал.

      — Вы сказали, что он вытащил из фургона большой сверток, Рузвельт?

      — Да, сэр, здоровый.

      — Был ли он размером с женщину?

      — Да, сэр, ведь она не была слишком крупной женщиной.

      — Видите ли вы сейчас здесь человека, который правил фургоном?

      — Да, сэр. Вон он сидит рядом с мистером Ли. — Рузвельт указал на Лэрри Муди.

      — Теперь ваши вопросы, — сказал Хантер Уиллу.

      — Доброе утро, Рузвельт, — сказал Уилл.

      — Доброе утро, мистер Ли.

      — Очень уж на вас красивый костюм, — сказал Уилл. — Ну, спасибо, сэр, — усмехнулся Рузвельт. — Вон тот мистер Хантер дал мне его.

      В зале засмеялись, а Элтон Хантер смутился.

      — Рузвельт, вы говорите, что видели грузовик? — Да, сэр, некоторые называют это фургоном.

      — И вы сказали шерифу, что видели грузовик?

      — Да, сэр, он пришел туда на следующее утро, когда они нашли девушку, и спросил меня. Я сказал ему, что видел грузовик.

      — И шериф сказал, что это был фургон?

      — Да, сэр, и он провез меня на своей машине к тюряге и показал его мне.

      Уилл оставил этот вопрос; он не хотел, чтобы Рузвельт Уоткинс повторял, как он опознал грузовичок.

      — А попросил ли вас шериф посмотреть на кого-либо?

      — Да, сэр, попросил. На группу джентльменов.

      — И вы выбрали одного из них, именно Лэрри Муди?

      — Да, сэр, так и получилось.

      — Рузвельт, а как стояли эти ребята, когда вы смотрели?

      — Они стояли у стенки в ярком освещении.

      — И они стояли спинами к вам?

      — Да, сэр.

      — Зачем же они так повернулись?

      — Что ж, как я вспоминаю, это было нужно. Потому что, глядя в окно, я хорошенько рассмотрел только его спину.

      — А когда указали на Лэрри Муди — опознав его среди других по спине — повернулись ли все к вам лицом?

      — Да, сэр, так они и сделали.

      — Именно тогда вы впервые увидели лицо Лэрри Муди?

      — Да, сэр, именно так.

      — Рузвельт, а далеко ли от вас находился Лэрри Муди, когда вы рассматривали группу людей, их спины?

      — О, примерно на половине расстояния, на котором он находится от меня сейчас.

      — Рузвельт, носите ли вы очки?

      — Нет, сэр. У меня глаза, как у ястреба.

      Уилл показал на часы, укрепленные на балконе в конце зала.

      — Рузвельт, не могли бы вы сказать, сколько сейчас времени на тех часах.

      Рузвельт какое-то мгновение вглядывался, затем скосил глаза.

      — Ну, я думаю, черные стрелки уж слишком маленькие.

      Уилл повернулся к Лэрри Муди.

      — Лэрри, не могли бы вы снять свой пиджак? Лэрри скинул пиджак и встал.

      — Рузвельт, как по-вашему, Лэрри Муди крепкий парень?

      — Да, сэр, я сказал бы, что крепкий.

      — Удивило бы вас, если бы я сказал, что Лэрри тяжеловес и каждый день подымает тяжести?

      — Нет, сэр, он с виду сильный.

      — Благодарю вас, Лэрри, можете надеть пиджак. Рузвельт, вы сказали, что сверток, который тот человек вытащил из грузовика, был не слишком большим и что если это была женщина, то, должно быть, маленькая женщина, верно?

      — Верно.

      — Ну вот, теперь читаю вслух из отчета о вскрытии. — Уилл взял со стола защиты документ: — «Сара Коул была ростом в пять футов и три дюйма и весила сто пять фунтов». Соответствовало бы это размеру того свертка?

      — Да, сэр, примерно так!

      — Как вы думаете, Лэрри Муди мог поднять девушку, весившую сто пять фунтов?

      — Конечно, он мне кажется сильным.

      — Но человек, которого вы видели, волоком тащил тот сверток по кучам мусора, не так ли?

      — Именно так, — сказал Рузвельт, почесывая свой подбородок. — Мистеру Муди, конечно, не потребовалось бы волоком тащить её.

      Уилл невольно улыбнулся. Рузвельт был превосходным свидетелем.

      — И ещё вопрос, Рузвельт, — сказал Уилл. — Вы бывали в Милленджвилле?

      — О да, сэр, в Милленджвилле я бывал три раза. Доктора говорят…

      Элтон Хантер с запозданием вскочил на ноги.

      — Возражаю! — закричал он.

      — Отзываю свой вопрос, — сказал Уилл. — Больше у меня вопросов нет.

      Все в зале, включая судью, знали, конечно, что в Милленджвилле находится психиатрический госпиталь штата и что «бывать в Милленджвилле» значило то же, что признать себя душевнобольным.

      Этот раунд выигран, подумал Уилл. Но завтра придется иметь дело с учеными экспертами штата.

     

      Глава 17

     

      Доктор был прав. Мики Кину не стоило так спешить из госпиталя. Ему потребовалось ещё два дня, прежде чем он смог выйти из дома. Но, наконец, он сумел управляться с новой машиной и выезжать.

      — Пришлите мне страховку за разбитую машину, — сказал Мэнни Пирл, — а разницу спишем на то, что вас едва не убили.

      И вот Мики снова сидел за рулем и наблюдал с парковки у торговых рядов за офисом доктора Оллгуда. Он пробыл там с час. Вскоре после шести вышла медсестра. Это она говорила с ним по телефону и вызвала его тогда в ресторан, теперь он не сомневался. Глянув в бинокль, он зафиксировал номера её машины и влился в уличное движение следом за её красным «шевроле». Она притормозила у супермаркета и появилась оттуда с тяжелыми пакетами. Покупок было многовато для женщины, без обручального кольца. Сузи Эдемс звали её.

      Кин проследовал за ней к домам с арендуемыми квартирами. «Шевроле» свернул в ворота нового комплекса. Сторож, махнув приветственно, пропустил машину во двор. Кин чуть подождал, затем подъехал к воротам.

      Сторож встретил его у будки.

      — Чем могу помочь? — спросил он. Кин предъявил значок.

      — Можете назвать имя леди, которая только что проехала сюда в красном «шевроле»?

      — Это была миссис Росс.

      — Она у вас новенькая?

      — Здесь все новенькие, дружок. Комплекс начали заселять месяца три назад.

      — А как выглядит мистер Росс? — спросил Кин.

      — К чему вам? — спросил сторож.

      — Можете держать язык за зубами?

      — Конечно же, — с достоинством сказал сторож, подтянувшись под взглядом Кина.

      — Расследование по наркотикам. Леди работает в офисе доктора, куда только что поступила крупная партия морфина. Требуется кое-что уточнить. Снять кое-какие подозрения. Думается, впрочем, с ней все в порядке. Но я должен уточнить.

      — О, понимаю, — сказал сторож, ощутив себя коллегой детектива.

      — Итак, как же выглядит мистер Росс?

      — Сказать по правде, в лицо я знаю только миссис Росс, поскольку сам выдавал ей разрешение на парковку, когда она вселилась. Всех, у кого наклейка на ветровом стекле, я пропускаю, не глядя. Таковы указания.

      — Понимаю. В какой квартире живут Россы?

      — Сорок девять Си, — сказал сторож, сверившись со списком. — На первом этаже. Езжайте прямо, первый поворот налево, затем первый направо, второе здание с левой стороны. Сорок девять Си — последняя квартира на первом этаже.

      — Спасибо, — сказал Кин, проезжая в ворота.

      Он поспел вовремя, чтобы увидеть как Сузи Эдемс позвонила в дверной звонок, ей открыли изнутри, она вошла и через мгновение вышла. За ней вышел мужчина.

      Сердце Кина забилось учащенно. Мужчина был высокого роста, жилистый, с солдатской выправкой, усиками и в темных очках, хотя уже сгущались сумерки.

      Кин заехал на автостоянку и достал бинокль. Он и она достали из «шевроле» пакеты с продуктами. Мужчина держался спокойно, но поглядывал вокруг. Кин пригнулся. Уши этого человека прилегали к черепу, нос его был прямой. Тем не менее, Кин опознал Перкерсона — слишком хорошо он представлял его себе. Оба вошли в дом с пакетами в руках. Дверь затворилась.

      Кин не мог рыскать у дома на костылях и заглядывать в окна. Звонить в полицию Мариетты было бессмысленно, в Атланту — тем более.

      И он ждал в машине, не выходя из неё до одиннадцати, пока в квартире не погас свет. Усталый и оголодавший, Кин поехал домой. Он вернется сюда завтра утром. Рано или поздно этот человек выйдет на свет, будет как следует его рассмотреть и, воз, схватить. А пока Кину остро требовались туалет, винтовка, еда и постель.

     

      Глава 18

     

      В семь часов утра во вторник Уилл уже был в машине вместе с Томом Блэком. После двух выступлений в клубах, шести телефонных интервью для радиостанции и многих часов, проведенных вчера в суде, он чувствовал себя как в тумане. Этим утром до начала судебного заседания предстоял завтрак, организуемый женским клубом.

      — Согласно опросу в последнее воскресенье, — заметил Том с ходу, — пятьдесят процентов — за Кэлхоуна, сорок семь за вас, остальные не приняли решения. Дебаты по телевидению нам не повредили, но и не очень помогли.

      — Что мы можем еще? Вроде бы расписано все по минутам.

      — Не представляю, — сказал Том. — Однако Мосс выдумал дополнительные вопросы для сторонников Кэлхоуна. Получилось, что восемь процентов его избирателей намерены голосовать за Кэлхоуна только потому, что подозревают в вас гомосексуала. Вот на чем он может выиграть выборы.

      — О, Господи, — зарычал Уилл. — Я думал, что мы от этого отделались.

      — Нет же, Кэлхоун все время нажимает на это.

      — Может быть, если бы меня судили за изнасилование Сары Коул, это убедило бы их.

      — Только если бы вас осудили, — сказал Том с кислой миной. — Он затормозил у лавки. — Куплю газету, — сказал он. Вернулся, усмехаясь. — Или чуть-чуть поможет вот это. — Он передал газету Уиллу.

      На первой полосе была фотография. Со ступенек здания суда Чарлена Джойнер уставилась на Уилла таким интригующим взглядом, так маняще, что эффект был вполне однозначный. Снимок впечатлял.

      — Боже, — сказал Уилл, — только этого недоставало.

      Фотография несколько смутила его. Очень уж откровенная. Кетрин увидит ее… Том рассмеялся.

      — Вы знаете, — сказал он, — вчера Китти предположила, что Чарлена станет звездой средств массовой информации на этом процессе. Ей бы работать в кино. Она вызывающе сексуальна, смотрите, как груди торчат. Притом заметно, что она без бюстгальтера.

      — Что ж, Чарлена выглядит дикой кошкой. Пожалуй, присяжные поверят, что вряд ли Лэрри хотел и мог кого-либо изнасиловать, когда дома его ждала Чарлена. — Он ударил себя ладонью по лбу и простонал: — О, дерьмо, до меня только что дошло, что Лэрри обвиняется в убийстве, а не в изнасиловании.

      — Почему же?

      — Да из-за Чарлены. Я недооценил Элтона Хантера. Он знает, что Чарлена обеспечивает алиби Лэрри, и что я попытаюсь использовать это, обратившись к его сексуальной жизни. Он сделает все, что убрать из дела факт изнасилования.

      — Тогда какой же мотив он использует?

      — Не знаю, — мрачно сказал Уилл.

      Элтон Хантер вызвал к допросу шерифа. Тот дал показания по своей части: изъятие вещественных улик, опознание Лэрри и прочее. Уилл не возражал.

      — Штат вызывает доктора Эдварда Розенфелда, — сказал Элтон Хантер.

      Приятный человек лет тридцати с лишком был приведен к присяге.

      — Доктор, — начал Хантер, — где вы работаете?

      — Я один из директоров лаборатории криминалистики штата Джорджии.

      — И в качестве такового вы проводили вскрытие Сары Коул и судебно-медицинское обследование обвиняемого?

      — Это верно.

      — Как же была убита Сара Коул?

      — Она была задушена. Руками.

      — Вы хотите сказать, что кто-то схватил её руками за горло и таким образом лишил жизни?

      — Да.

      — Доктор, ваши химики обследовали ковер из фургона Лэрри Муди?

      — Да.

      Хантер подошел к столу и вытащил из пластикового мешка черный свитер.

      — Этот ли свитер с наклейкой магазина Рича был на Саре Коул, когда её тело привезли в морг?

      Доктор посмотрел на ярлычок:

      — Этот самый.

      — Существует ли взаимосвязь между этим свитером и ковром, который вы обследовали?

      — Да, мы обнаружили на ковре ворсинки свитера, а на свитере ворсинки ковра из фургона.

      — Значит, установлено двойное соответствие?

      — Да, двойное соответствие.

      — И эта свидетельствует, на ваш взгляд, что свитер и ковер терлись друг о друга?

      — Да, так.

      — Что ещё обнаружено на ковре?

      — Ну, его пытались — не очень успешно — очистить, однако мы обнаружили следы крови группы А с положительной реакцией на резус-фактор.

      — Какая группа крови была у Сары Коул?

      — Группа А с положительной реакцией на резус-фактор.

      — Какое заключение вы делаете на основании этих факторов?

      — Я заключил, что Сара Коул лежала на ковре в фургоне Лэрри Муди, и тело её кровоточило.

      — Обвинение регистрирует ковер и свитер как вещественные доказательства с номерами один и два. — Хантер повернулся к Уиллу: — Теперь ваши вопросы.

      Уилл встал и обошел стол защиты.

      — Доктор, был ли у Сары Коул половой акт незадолго до её смерти?

      — Возражаю. — Элтон Хантер поднялся с места. — Это не относится к делу. Подсудимый не обвиняется в изнасиловании, только в убийстве.

      — Ваша честь, — сказал Уилл, — обвинение представило свидетельства о крови на ковре фургона и пытается доказать, что это кровь Сары Коул. Но поскольку доктор Розенфелд утверждает, что она была задушена, а это не увязывается с кровотечением, я полагаю, что вправе знать, откуда могла появиться кровь.

      — Так и спросите свидетеля, — сказал судья. — Возражение принимается. Присяжные могут не обращать внимания на упоминания об изнасиловании, поскольку подсудимый не обвиняется в таком преступлении.

      — Ол-райт, доктор, — покорно произнес Уилл. — Почему, по вашему мнению, из Сары Коул шла кровь в фургоне?

      — Потому что её несколько раз ударили в лицо, кровь шла у неё из носа.

      По крайней мере, подумал Уилл, слово «изнасилование» здесь прозвучало, присяжные этого не забудут.

      — Доктор, позвольте коснуться высказанных вами положений. Вы утверждаете, что ворсинки из ковра фургона Лэрри Муди найдены на одежде Сары Коул, верно?

      — Это верно.

      — Доктор, а является ли ковер из фургона Лэрри Муди уникальным?

      — Я… я не знаю.

      Уилл взял со стола документ.

      — Что ж, позвольте просветить вас. — Он вручил его доктору.

      Розенфелд прочитал бумагу про себя.

      — Не поведаете ли суду, кто подписал эту справку.

      — По всей видимости, управляющий производством завода «Дженерал моторс» в Доравилле, в Джорджии. — Благодарю вас. А теперь не огласите ли текст?

      — «Дорогой мистер Ли,

      В ответ на ваше письмо от 2 января, могу сообщить, Модель фургона, которая вас интересует, является самой популярной на сборочной линии «Шевроле». В упомянутом вами году мы изготовили 38 000 таких фургонов четырех окрасок. Интересующий вас коричневый цвет использовался на 24 200 производственных фургонах. Один и тот же ковер того же самого производителя был использован на всех коричневых фургонах. Согласно нашим документам, 1703 фургона были поставлены дилерам в штат Джорджия».

      — Благодарю вас, доктор Розенфелд. Ваша честь, мы вносим эту справку в качестве вещественного доказательства защиты номер один, а копии справок Налогового инспектора Мериуезерского округа, показывающих, что в округе зарегистрировано тринадцать таких фургонов, в качестве вещественного доказательства защиты номер два. Затем Уилл взял со стола черный свитер и также передал доктору.

      — Доктор, я показываю вам свитер с ярлыком Рича. Можете ли сказать, что он идентичен тому, который был обнаружен на теле Сары Коул? — Он вручил доктору и свитер, предъявленный обвинением.

      Доктор осмотрел оба свитера.

      — Они кажутся идентичными.

      — Спасибо, доктор. — Уилл передал оба свитера клерку. — Мы вносим эти свитера в качестве вещественных доказательств защиты номер три, а номер четыре — копия записей о продажах универсальных магазинов Рича. Эти записи показывают, что прошлой осенью около тридцати десятков идентичных черных свитеров продано в семи магазинах Рича на юго-востоке штата, притом более сорока штук — в магазине в Атланте.

      — Извините меня, мистер Ли, — сказал клерк, — какой из этих свитеров представлен обвинением, а какой — зашитой?

      В зале раздалось слабое хихиканье, когда Уилл принялся вместе с клерком рассматривать свитера.

      Уилл взял со стола защиты следующий лист бумаги.

      — А теперь, доктор, займемся вопросом о крови на ковре. Скажите, является ли редкой кровь группы А с позитивной реакцией на резус-фактор?

      — Нет, это, вообще говоря, вторая по распространенности группа крови.

      — Следовательно, можем предположить, что тысячи людей в Мериуезерском округе, мужчин и женщин, имеют кровь группы А с позитивной реакцией?

      — Да, несомненно.

      — Можете ли вы доказать, доктор, что пятна крови, обнаруженные на ковре фургона Лэрри Муди оставлены телом Сары Коул?

      — Нет, — вздохнул доктор, — этого я доказать не могу.

      — Теперь вот, доктор, отвечая на вопросы обвинения вы заявили, цитирую: «Я заключил, что Сара Коул лежала на ковре в фургоне Лэрри Муди, и тело её кровоточило». Но мы показали, что в стране существуют десятки тысяч таких фургонов, в штате их сотни штук и в этом самом округе более десятка. Таким образом, на одежде Сары Коул могли быть ворсинки ковра из любого такого фургона. Мы также доказали, что магазины Рича продали сотни свитеров, идентичных свитеру Сары Коул. И вы сами говорите, что тысячи людей в этом округе имеют ту самую группу крови. Намерены ли вы по-прежнему придерживаться вашего заключения?

      — Может быть, я был чересчур конкретен… Но налицо совпадение… — сказал, хмурясь, доктор.

      — Совпадения — не аргумент, в данном случае. Ваша сфера, доктор, — наука, точное знание. Можем ли мы с достаточной строгостью утверждать, опираясь на методы науки, что Сара Коул когда-либо находилась в фургоне Лэрри Муди?

      — Нет, — сказал медик.

      — Больше вопросов нет.

      Поднялся Элтон Хантер.

      — Поправка, — сказал он.

      Судья кивнул.

      — Доктор Розенфелд, как долго вы занимаете нынешнее положение в лаборатории криминалистики штата Джорджия?

      — Семь лет, с начала моей медицинской практики.

      — Сколько убийств вы расследовали за эти семь лет методами судебной медицины?

      — Более четырех сотен.

      — При таком обширном опыте судебных экспертиз сомневаетесь ли вы в том, что Сара Коул находилась в фургоне Лэрри Муди?

      — Никаких сомнений.

      — И что Сара Коул была убита в фургоне Лэрри Муди?

      — Возражаю! — воскликнул Уилл.

      — Не принято, — ответил судья. — Вопрос касается мнения эксперта. Свидетель будет отвечать.

      — Совершенно никаких сомнений. Элтон Хантер повернулся к судье.

      — Ваша честь, у обвинения нет вопросов.

      После перерыва на ленч слово получил Уилл. — Ваша честь, защита вызывает Лэрри Юджина Муди.

      Лэрри Муди, одетый в хороший костюм и аккуратно подстриженный, занял место у трибуны.

      — Лэрри, какую работу вы выполняете?

      — Ремонтирую печки и системы воздушного охлаждения для компании «Морган энд Морган».

      — В тот день во вторник, перед тем как была убита Сара Коул, посетили ли вы Мериуезерский Центр обслуживания?

      — Да, сэр.

      — Зачем же?

      — Оттуда позвонили к нам в офис и сказали, что не работает печка. Я поехал на вызов. Это был мой предпоследний вызов в тот день.

      — Что вы там делали?

      — Заменил термостат.

      — Разговаривали вы с Сарой Коул?

      — Да, сэр. Ей не очень понравилась цена термостата, но я объяснил, что у меня с собой он только один, и она заплатила за него.

      — Лэрри, делали ли вы глазки Саре Коул?

      — Что?

      — Показалась она вам привлекательной?

      — Ну да, сэр, она была по-настоящему привлекательной леди. Я и раньше видел её в городе.

      — Пытались ли вы, как говорится, подъехать к ней как-нибудь?

      — Нет, сэр.

      — Когда вы покинули Центр обслуживания, куда вы отправились?

      — У меня был ещё один вызов. Я поехал туда, осмотрел печку, прочистил фильтры.

      — Когда вы закончили там свое дело, сколько было времени?

      — Почти шесть.

      — И что же вы делали потом?

      — Поехал домой.

      — Был ли кто-нибудь у вас дома?

      — Чарлена Джойнер, моя подружка, вернулась домой скоро после шести.

      — Покидали ли один из вас, вы или Чарлена, дом в любое время того вечера?

      — Нет, сэр. Мы поужинали и смотрели видик.

      Уилл чуть помедлил.

      — А в какой дом вас в тот день в последний раз вызывали, где вы закончили работу около шести?

      — В доме мистера Элтона Хантера. — Лэрри показал на стол обвинения. — Сидящего там джентльмена. В зале раздался смех.

      — Лэрри, делали вы сексуальные предложения Саре Коул?

      — Нет, сэр, я этого не делал.

      — Были ли вы на городской свалке и выгрузили ли из своего фургона тело Сары Коул?

      — Нет, сэр, я там не был.

      — Лэрри, скажите правду: вы убили Сару Коул?

      — Нет, сэр, не убивал. Я же не убийца. — Сказав это, Лэрри вдруг заплакал.

      — Ваши вопросы, мистер обвинитель, — обратился Уилл к Хантеру, усаживаясь.

      — У меня на этот момент нет вопросов, ваша честь, — произнес прокурор. — Я оставлю за собой право вызвать этого свидетеля позже.

      «Вы же блефуете, — подумал Уилл. — Вы не станете его вызывать, а пытаетесь спасти лицо».

      Он отдал Лэрри свой платок, и тот вернулся на место.

      — Ваша честь, защита вызывает Чарлену Джойнер.

      По залу пронесся шепот, когда Чарлена вышла из комнаты свидетелей, заняла место у трибуны и её привели к присяге. На ней было цветное платье, ещё скромнее того, в котором она красовалась на телевизионном экране.

      Ее версия того вечера совпадала с показаниями Лэрри. Затем Уилл пошел дальше.

      — Чарлена, — сказал Уилл, — что делали вы с Лэрри после обеда?

      — Смотрели видик, я уже говорила.

      — Занимались ли вы ещё чем-нибудь?

      Чарлена опустила глаза.

      — Мы… ну, мы занимались любовью.

      Вид у неё был на удивление смущенным. Сама застенчивость.

      — Просто один раз? — спросил Уилл.

      — Нет, два или три раза.

      — Можете ли вы сказать, что у вас с Лэрри была здоровая совместная сексуальная жизнь?

      — О да, — ответила она. — У нас была очень здоровая, по-моему, сексуальная жизнь. — Она ухитрилась застенчиво улыбнуться.

      — Скажите, можете ли вы вспомнить, что вы и Лэрри делали предыдущим вечером?

      — Смотрели кино из автомашины.

      — Занимались ли чем-либо ещё помимо просмотра фильма?

      — Ну, это был сексуальный фильм, мы возбудились. Ну, и стали заниматься любовью.

      — Где же вы занимались любовью?

      — В фургоне Лэрри, на полу.

      Уилл подошел к клерку и снова взял в руки свитер.

      ? Узнаете вы этот свитер?

      — Да. Я купила его прошлой осенью на распродаже у Рича. На нем, кстати, краской помечено мое имя.

      — И когда же вы надевали этот свитер в последний раз, Чарлена?

      — В тот вечер в кино.

      — Он был на вас, когда вы занимались любовью в фургоне?

      — Да, я его не снимала.

      — Вы, извините, лежали на спине на полу фургона?

      — Да, по крайней мере, часть времени. Мы вообще-то, вертелись по всему полу.

      Зал разразился смехом, судья оборвал его.

      — И ваша спина, надо думать, терлась о ковер на полу, когда вы занимались любовью?

      — Да, некоторое время.

      — Чарлена, было ли у вас кровотечение в тот вечер?

      — Да, небольшое.

      — И это кровотечение произошло из-за того, что вы занимались любовью?

      — Да.

      — У вас шла кровь, когда вы занимались любовью в фургоне?

      — Да, я попыталась отчистить ковер, когда мы приехали домой, но это не вполне получилось.

      Уилл взял со стола защиты очередную бумагу и передал Чарлене.

      — Чарлена, вы знаете, что это?

      — Да. Это свидетельство об исследований моей крови из офиса доктора Леонарда Оллгуда из Мариетты, штат Джорджия. Вы просили меня выяснить мою группу крови, и я обратилась к доктору в Мариетте.

      — А не могли бы вы зачитать суду его справку?

      — Тут написано, что у меня группа А с положительной реакцией на резус-фактор.

      — Чарлена, вы показали, что у вас с Лэрри Муди была очень здоровая совместная сексуальная жизнь. Как вы полагаете, вы удовлетворяли все желания и потребности Лэрри в этой области?

      — Возражаю! — воскликнул Элтон Хантер. — Это не имеет отношения к делу.

      Чарлена широко улыбнулась. Присяжным придется взять это на заметку, подумал Уилл.

      — У меня больше нет вопросов. Ваши вопросы, мистер Хантер.

      Элтон Хантер поднялся.

      — Мисс Джойнер, вы осведомлены о наказании за дачу ложных показаний?

      — Да, думаю, что так. За ложь под присягой заработать тюрьму.

      — И вы понимаете, что, если солжете суду, чтобы обеспечить Лэрри Муди алиби при убийстве, вы становитесь сообщницей убийцы и можете понести то же самое наказание, что и он, что в данном случае вас могут приговорить к смертной казни?

      — Да, — твердо сказала Чарлена. — Я это понимаю, и никогда бы не поставила себя в такое положение. Ни для кого.

      Элтон Хантер сел, потерпев поражение.

      — Больше нет вопросов в настоящее время, ваша честь, — сказал он.

      Судья обратился к Уиллу.

      — Уже больше четырех часов. Сколько времени вам ещё потребуется?

      — У меня ещё два свидетеля, ваша честь, не думаю, что их допрос займет много времени. Полагаю, мы к вечеру сможем закончить.

      — Тогда вызывайте ваших свидетелей. Уилл вызвал Джона Моргана, работодателя Лэрри, который распространялся о достоинствах Лэрри и на предварительных слушаниях. Затем Уилл вызвал Джулию Макинвейл.

      Эта миловидная женщина представляла собой, по мнению Уилла, идеал школьной учительницы.

      — Мисс Макинвейл, — начал он, — чем вы занимаетесь?

      — Я учительница средней школы, сейчас на пенсии, — сказала она.

      — А где вы преподавали в последнее время?

      — В средней школе Ла-Грейнджа.

      — В вашем классе когда-либо учился Лэрри Муди?

      — Все четыре года, — сказала она, улыбаясь Лэрри. — Я преподавала ему и алгебру и геометрию.

      — Приходилось вам видеть Лэрри за пределами классной комнаты?

      — Да, я два года была общественным советником клуба автолюбителей, а Лэрри был секретарем клуба. Лэрри также иногда выполнял разные работы у меня в доме. Он всегда был под рукой.

      — Значит, вы знали Лэрри получше, чем многих других учащихся?

      — О да, значительно лучше. Я действительно очень хорошо знала Лэрри. Он и теперь раз или два в году заходит повидать меня. Я пеку ему пироги.

      Уилл заулыбался.

      — Какого вы мнения о Лэрри? — спросил он.

      — Думаю, что Лэрри прекрасный человек, — сказала она.

      — Лэрри правдив?

      — О да. Конечно, время от времени он что-то выдумывал, как все мальчишки, но Лэрри так явно смущался, говоря неправду, что это всегда было распознать. Он мог и расплакаться.

      — Бывал Лэрри жестоким?

      — О нет. Он играл в футбольной команде, и играл хорошо, но за пределами поля был самым ласковым мальчиком.

      — Как по-вашему, Лэрри Муди из тех, кто может недостойно вести себя с молодыми женщинами?

      — Конечно же нет. Это невоз.

      Уилл продолжал нажимать. Свидетельница была что надо, и он собирался получить от неё все возе.

      — А делал Лэрри когда-нибудь что-то, что заставило бы подумать, будто он может принудить женщину вступить с ним в сексуальные отношения, а затем лишить её жизни?

      — О нет, — ответила мисс Макинвейл. — Благодарю вас, — сказал он и обратился к Элтону Хантеру, не в силах сдержать улыбку. — Теперь ваши вопросы.

      Но мисс Макинвейл не закончила.

      — И я никогда не верила, что он имел отношение к изнасилованию цветной девчонки в нашей школе, — страстно заметила она.

      Уилл остолбенело посмотрел на мисс Макинвейл.

      — Благодарю вас, больше вопросов нет, — только и смог он сказать.

      Зал замер, затем зашумел, судье пришлось призвать людей к порядку стуком молотка.

      Элтон Хантер взвился как пантера.

      — Расскажите, пожалуйста, нам об этом конкретном эпизоде, как и когда Лэрри Муди был обвинен в изнасиловании? — отчеканил он.

      — Возражаю! — произнес Уилл. — Это не относится к делу. Мой клиент не обвиняется в изнасиловании.

      — Свидетельница защиты сделала заявление, ваша честь, — прокричал Элтон Хантер. — Я, естественно, должен подвергнуть её перекрестному допросу.

      — Принято, — заявил судья. — Свидетельница будет отвечать.

      Уилл тяжело уселся. Он совершил большую ошибку: задал своей свидетельнице вопрос, на который не знал ответа.

      — Расскажите же нам об этом школьном инциденте, мисс Макинвейл, — проникновенно молвил Элтон Хантер.

      — Ну, была маленькая черная девчонка, она выдвинула обвинение… — ответила отставная учительница.

      Зал затаил дыхание.

      «Что происходит?» — думал Уилл. Дело вышло из-под его контроля.

      — Да, продолжайте же, — сказал Хантер.

      — Что ж, та девочка, звали её Уилсон, да, вот так, Кора Мае Уилсон — она сказала, что Лэрри затащил её после футбольной игры в машину и изнасиловал. Никто не поверил, конечно. Никто и не мог поверить, что Лэрри сделал такое.

      — Больше нет вопросов к свидетельнице, — сказал Хантер и обратился к судье. — Ваша честь, я прошу объявить перерыв до двух часов завтрашнего дня, чтобы дать возсть обвинению пригласить свидетельницу Кору Мае Уилсон.

      — Я возражаю, ваша честь, — сказал Уилл, встав. — Обвинение исчерпало свои возсти.

      — Перерыв до двух часов завтрашнего дня, — объявил судья. — Суд заслушает новую свидетельницу, если она будет найдена. — Он стукнул молотком и вышел из зала, где начиналась неразбериха.

      Уилл схватил Лэрри Муди за руку и поспешно вывел его через, боковую дверь, за ними последовала Чарлена. Он завел их в пустой кабинет за коридором.

      — Ну вот, что за чертовщина здесь происходит? — почти кричал он на Лэрри. — Почему вы не сказали мне о Коре Уилсон?

      — Скажете тоже. Это не было важно, — проговорил Лэрри. — Я об этом забыл. Это пустое.

      — Не важно? — яростно спросил Уилл. — А понимаете вы, что, если найдут эту женщину, она может отправить вас на электрический стул?

      — Полегче, Уилл, — сказала Чарлена, положив руку ему на плечо. — У неё никого нет, кто бы подтвердил её рассказ. Получится её слово против слова Лэрри.

      Уилл обернулся и посмотрел на нее.

      — Вы хотите сказать, что тоже знали об этом?

      Чарлена отвела глаза.

      Уилл взглянул на Лэрри, лицо которого теперь выражало гнев, вину и отчаяние.

      — Вот так, — тяжело сказал Лэрри. — Ее слово против моего.

      И в этот момент что-то промелькнуло между Уиллом и Лэрри, и вдруг Уилл понял, что Лэрри попался. Более того, он узнал, что именно Лэрри Муди убил Сару Коул.

      С минуту Уилл смотрел на него, затем на Чарлену, затем повернулся и вышел из кабинета.

     

      Глава 19

     

      Уилл сидел в библиотеке большого дома со стаканом бурбона в руке и мрачно смотрел на отца.

      — Итак, — сказал Билли Ли, — ты потерял девственность.

      — Я не думал об этом в таком плане, — ответил Уилл, хлебнув из стакана.

      — Ты познал важную правду: клиенты, бывает, лгут своим адвокатам.

      — Я действительно полагал, что он невиновен, — сказал Уилл.

      — Его невиновность или его вина не должна быть в центре твоего внимания, когда защищаешь в суде человека.

      — О, я знаю, что каждый имеет право на защиту. Но он получал лучшую защиту, пока я думал, что он невиновен.

      — Предположим, он виновен. Ты ожидал, чтобы он признался и попросил пощады? Когда под вопросом свобода, неудивительно, что парень ради неё готов врать.

      — Ты, конечно, прав. Но я просто не знаю, как смогу завтра встать и доказывать невиновность этого человека.

      — Каждый день нашей жизни мы делаем, или стараемся делать, лучшее из возго. Часто мы не справляемся с этим, но иного не дано.

      Уилл вернул опустевший стакан на стойку домашнего бара.

      — Что ж, папа, ты прав.

      Когда он вошел к себе в коттедж, зазвонил телефон.

      — Привет, — произнес знакомый голос.

      — Хэлло, Чарлена, — бесстрастно сказал он.

      — Не могли бы вы сегодня вечером составить мне компанию?

      Уилл был потрясен её наглостью.

      — Вы с ума сошли? Мы же в самом центре события, — сказал он, сдерживаясь.

      — Конечно, я знаю. Мы все время в центре. И мы были в этом центре в тот раз, когда вместе спали.

      Уилл встревожился по-новому, внезапно ощутив, что этот разговор может быть не совсем личным.

      — Послушайте, мне нужно идти. Есть срочные дела, и я ещё должен немного поспать.

      — Уилл, слушайте, — сказала она чрезвычайно серьезно, — если Лэрри завтра осудят, все выйдет из-под моего контроля.

      — Что вы имеете в виду? — спросил он.

      — Что я не больше вашего хочу, чтобы все выплыло, — проговорила она с интонацией искренности. — Я заинтересована в том, чтобы все осталось между вами и мною. Вы поняли?

      Он не знал, что ответить, и так, вероятно, сказал ей лишнее.

      — Спокойной ночи, Чарлена, — пожелал он ей и положил телефонную трубку на рычаги. Но тотчас раздался новый звонок.

      — Хэлло? — раздраженно произнес он.

      — Это Кейт, — сказала она. — В чем дело?

      — Виноват. Что случилось?

      — Я ввожу тебя в курс дела. Мой босс не смог повидаться с директором; их встреча не состоялась. Мы с тобой, стало быть, не можем встречаться публично, пока они не поговорят. Думаю, ты сумеешь понять.

      — Конечно, я понимаю, — сказал он, стараясь не раскисать.

      — Твой голос звучит ужасно, — жалобно сказала она. — Ты нездоров?

      Как бы ни было, она сейчас ничем не может помочь ему.

      — У меня был какой-то ужасный день, вот и все, — ответил Уилл. — По-настоящему плохой день.

     

      Глава 20

     

      Прежде чем Уилл выбрался из своей машины на автостоянке у здания суда, какой-то незнакомец открыл дверцу и скользнул на переднее сиденье с ним рядом.

      — Извините за вторжение, советник, — мягко сказал он, — но я должен срочно переговорить с вами. О вашем деле.

      Это был явно не репортер, Уиллу он не понравился.

      — Извините и вы меня, сэр, но я не обсуждаю свои дела с посторонними лицами.

      Он начал было вылезать, но человек придержал его за плечо.

      — Пожалуйста, погодите, — сказал человек. — Я не считаю себя посторонним, поскольку выплатил вам гонорар.

      — О? Какой ещё гонорар? — осторожно спросил Уилл.

      — Двадцать пять тысяч долларов наличными, оставленные в вашем офисе в декабре прошлого года.

      — Понимаю, — сказал Уилл. — Как же вас зовут?

      — Для меня и для вас будет лучше, если я останусь анонимом, — сказал человек.

      — Воз, я смог бы вас понять, если бы знал, кто вы и к чему вам все это.

      — Достаточно того, что я весьма заинтересован в благополучии Лэрри Муди. Уилл терял терпение.

      — Что ж, это объединяет нас. Вы только это хотели мне сказать? Мне пора быть в суде.

      — После вчерашних событий я опасаюсь, что энтузиазм, с каким вы доказывали невиновность Лэрри, может ослабеть, а то и вовсе испариться.

      — Степень моего энтузиазма — моя проблема, а не ваша, и…

      — И я хотел бы, чтобы вы поняли, что, если Лэрри Муди будет осужден за это преступление, последствия для вас, действительно, могут быть очень серьезными.

      — Теперь, приятель, послушайте-ка меня, — сказал Уилл с возрастающим гневом. — Лэрри Муди будет обеспечена лучшая защита, на которую я только способен в данных обстоятельствах. Он оказался в таком положении, потому что врал мне с самого начала. Вы только что фактически угрожали мне, так? Еще раз услышу что-нибудь в этом роде, и вам придется свести знакомство с судьей, который не терпит тех, кто лезет в его дела. И он будет рад отправить вас в камеру тюрьмы Мериуезерского округа. Ясно ли вы меня поняли? С этим судьей шутки плохи.

      Незнакомец, казалось, старался не выйти из себя.

      — Я понимаю вас, мистер Ли, — сказал он. — Надеюсь, и вы поймете меня.

      Он выскользнул из машины и с силой захлопнул дверцу.

      Кора Мае Уилсон была удивительно похожа на Сару Коул. Не столько её лицо, сколько фигура, кожа цвета кофе с молоком, короткая стрижка. Сидела она прямо, сложив руки на коленях и отвечала на вопросы Элтона Хантера с полным спокойствием.

      — Где вы работаете, мисс Уилсон?

      — У меня лицензия практикующей медсестры, — сказала она. — Работаю в Гэллауэйском госпитале, в Ла-Грейндже.

      — Вы учились в средней школе в Ла-Грейндже одновременно с Лэрри Муди?

      — Училась.

      — Была ли у вас какая-либо внезапная встреча с Лэрри Муди?

      — Да.

      — Расскажите о ней суду, пожалуйста. Она распрямила руки и глубоко вздохнула. — Это было во время моего первого года в этой школе, — сказала она. — Я в пятницу вечером в ноябре была на игре в футбол и пошла со стадиона домой. Мы жили в нескольких кварталах от школы. Мне пришлось идти через площадку для пикников и автостоянку рядом с раздевалками. Футболисты, переодевшись, уже расходились. Меня ослепил свет фар, подъехала какая-то машина. Я закрылась руками. Машина остановилась, фары погасли. Я думала, это кто-то знакомый, но ничего не увидела после яркого света. Тут он ударил меня, ни слова не говоря. Я упала. Он схватил меня за волосы, приподнял и начал бормотать, вроде как успокаивая: «Привет, беби, посмотри-ка на меня, я тебе доставлю удовольствие». И тащил к машине. Я пыталась кричать, но он зажал мне рот, подтянул меня к машине, открыл заднюю дверцу. Он рвал на мне одежду, но я сопротивлялась. Он ещё пару раз ударил и сказал, что, если я не заткнусь, он убьет. И продолжал срывать одежду: порвал блузку, стащил с меня белье, повалил и изнасиловал.

      — У вас была возсть разглядеть его лицо?

      — Да, проезжали машины с игроками и их приятельницами, они нам свистели и кричали — полагаю, думали, что какая-то парочка припарковалась на площадке для пикников и сближается, ну, вы знаете…

      — Парень был вам знаком?

      — Да, я его видела в школе. Он играл в футбол, все его знали.

      — Помните его имя?

      — Да, — сказала она. — Лэрри Муди.

      — А что же было потом?

      — Кончив, он свалился рядом, и я попыталась убежать. Но он схватил меня сзади и начал душить за горло. Я чуть не потеряла сознание, извернулась и в отчаянии схватила его за промежность — штаны его были спущены. Я, в общем, стиснула его яйца. Он завопил, выпустил меня, и я побежала через лес за гимнастическим залом. Я добежала до дома и там потеряла сознание.

      — Что же вы делали дальше?

      — Дома никого не было — мать на ночной работе в ресторане, отец от нас ушел. Я как могла привела себя в порядок и уснула.

      — Не вызывали вы полицию?

      — Нет.

      — Почему же?

      — Полицейские были… белыми, и я боялась, что они не поверят.

      — Рассказали вы все своей матери?

      — Рассказала на следующее утро. Она сказала, что я правильно сделала, не обратившись в полицию, они бы мне все равно не поверили. Я пошла в школу, но по пути разревелась и стала безумствовать, а в школе пошла к директору и рассказала ему. Он, вроде, отнесся серьезно, попросил меня подождать, вышел из кабинета. Вернулся он с капитаном футбольной команды, и я увидела Лэрри Муди, сидевшего в приемной. Директор и капитан начали меня спрашивать, пытаясь сбить с толку, но я говорила правду.

      По лицу Коры Мае Уилсон побежали слезы, и она уже еле выдавливала слова.

      — В общем, они стали говорить, что это была юношеская шалость, и мне никогда никто не поверит, ни полиция, ни ребята. А Лэрри Муди был у нас знаменит, и никто не поверил бы, что он мог сделать нечто такое. Еще они говорили, что я сама поступила неправильно, и вроде бы это моя вина, и если я буду настаивать на своем, все закончится для меня тюрьмой, и Лэрри подаст на меня в суд, и заберет дом у моей матери, за который ещё не выплачено, она потому и работала по ночам, Я уже хотела как-нибудь выбраться оттуда. Тогда они потребовали, чтобы я извинилась перед Лэрри. Они ввели его в кабинет, и мне пришлось извиняться за то, что я будто оболгала его и причинила ему беспокойство. Ну и они отпустили меня после того, как я обещала, что никогда никому об этом ничего не скажу.

      — А что было дальше? — спросил Хантер.

      — Когда бы Лэрри Муди ни встретил меня в коридоре школы, он подмигивал и говорил грязные вещи: «Не хочешь ли немного еще, беби?» и тому подобное. Он щипал меня сзади и хватал за груди. Потом некоторые из его друзей начали ко мне приставать.

      — А обращались вы по этому к руководству школы?

      Она покачала головой.

      — Я их боялась.

      — Ну, и что же вы сделали?

      — Ушла из этой школы. Мать отослала меня к своей сестре в Бирмингем, и там я закончила среднюю школу. Я не возвращалась в Ла-Грейндж, пока не выучилась на медсестру, но тут моя мать заболела, я вернулась, чтобы заботиться о ней, и меня приняли на работу в Гэллауэйский госпиталь.

      — А видели вы опять когда-нибудь Лэрри Муди?

      — Нет, слышала, что он переехал. Но я жила в страхе, что напорюсь на него.

      — Мисс Уилсон, видите ли вы здесь человека, — спокойно сказал Элтон Хантер, — который бил вас, изнасиловал и пытался задушить, который заставил вас покинуть школу и родной город — видите ли вы его в зале суда?

      Кора Мае Уилсон повернула залитое слезами лицо и показала на Лэрри.

      — Вон он, сидит там, — твердо заявила она.

      — Ваши вопросы, — сказал Хантер Уиллу.

      Лэрри Муди наклонился к Уиллу и прошептал:

      — Разнесите её в клочья.

      — У меня нет вопросов, — сказал Уилл, обратившись к судье.

      — Что же вы делаете? — требовательно спросил Лэрри. — Вы должны заставить её сказать, что она лжет.

      — Лэрри, — сказал Уилл, — эта девушка за пределами нашей досягаемости. Если я подвергну сомнению её показания, это наверняка ухудшит ваше положение.

      Элтон Хантер поднялся.

      — Обвинение закончило опрос, — сказал он. Лэрри ухватил Уилла за рукав пиджака.

      — Тогда верните меня на трибуну, и я скажу, что она лжет, — прошептал он.

      — Не собираюсь этого делать, — сказал Уилл. — А если сделаю, Элтон Хантер разрежет вас на кусочки и накормит вами присяжных. Пока все закончилось. У вас остается какой-то шанс при последнем моем выступлении. Можете на это надеяться.

      — Вы ублюдок, — прошипел Лэрри. — Вы продали меня с потрохами.

      — Я пытаюсь спасти вас от электрического стула, — сказал Уилл.

      — Не верю, что вы для меня делаете именно это. Уилл посмотрел на него.

      — Вы сами все сделали для себя, Лэрри, — медленно произнес он. — Сидите спокойно, пока я буду пытаться спасти вашу жизнь.

     

      Глава 21

     

      В заключительном выступлении Элтон Хантер представил дело полно, с вниманием к деталям следствия и личности обвиняемого. Показания Коры Мае Уилсон он использовал, чтобы представить историю сексуальных нападений со стороны Лэрри Муди. Когда он закончил, присяжные были мрачны, один или двое побагровели от гнева.

      Настал черед защиты.

      — Леди и джентльмены, — сказал Уилл. — Я хочу поблагодарить вас за внимание к ходу процесса и всем показаниям. Обвинение пыталось неоспоримо доказать вину Лэрри Муди, и это, на мой взгляд, обвинению не удалось. На каждом этапе процесса мы показывали, что доказательства обвинения неполноценны и спорны… Вначале суду представили свидетеля с плохим зрением и сомнительным психическим здоровьем. Как может человек даже с острыми глазами и устойчивой психикой опознать другого со спины?.. Затем они представили ворсинки ковра на свитере Сары Коул и ворсинки свитера на ковре — но мы показали, что существуют тысячи таких фургонов и ковров и более дюжины из них накопятся в этом округе, свитер Сары Коул идентичен десяткам других, распроданных в том же магазине — притом один из таких свитеров принадлежит подружке подсудимого. Подсудимый и его подружка, на которой был этот свитер, занимались любовью на том же ковре вечером накануне убийства. И еще: у Сары Коул и у подружки подсудимого одна и та же весьма распространенная группа крови, соответствующая крови на ковре… Воз вы знаете, что уже существуют способы исследования крови, основанные на данных генетики. Капля крови или один волосок могут быть совершенно точно определены и индивидуализированы. выяснить — и это доступно правоохранительным органам — какому человеку принадлежит эта капля крови и этот волос. Почему же обвинение не потрудилось подкрепить свои доказательства с помощью такого способа? Воз, из-за того, что опасалось подорвать всю систему доказательств вины подсудимого.

      …Тогда обвинение пошло на последний, отчаянный шаг. Оно вызвало свидетельницу для дачи показаний по непроверенному инциденту, который, по её словам, произошел восемь лет назад. Этот инцидент надлежащим образом никто никогда не расследовал и по нему нет свидетелей. Может быть, мы так и не узнаем, что фактически произошло вечером так много лет назад, и, увы, не сумеем выяснить, что случилось тогда, чего не случилось и кто и в чем виноват. Так или иначе, Лэрри Муди находится под судом не за тот инцидент, а по обвинению в убийстве Сары Коул… Вы приглашены в суд, чтобы рассматривать не предположения, а доказательства, и я прошу вас учесть, что обвинение не представило ни единого неопровержимого доказательства, которое бы за пределами всяких сомнений устанавливало, что Лэрри Муди каким-то образом связан с убийством Сары Коул… Вместе с тем зашита продемонстрировала, что Лэрри Муди доверяют все, знающие его в быту и по службе. Если не считать штрафа за превышение скорости, он никогда не вступал в противоречие с законом. Вы слышали показания Чарлены Джойнер, что он был с ней как раз в то время, когда, по мнению обвинения, произошло убийство. Она свидетельствовала, что они вместе с Лэрри Муди вели здоровую сексуальную жизнь, что у него не было видимых оснований домогаться Сары Коул по сексуальным мотивам, не говоря уж о том, чтобы убить ее… Да, наконец, следует подчеркнуть, что обвинению не удалось установить мотива этого убийства. Зачем, спрашивается, разумному молодому человеку, живущему счастливо и прекрасной подружкой, насиловать и убивать женщину, которую он, в сущности, не знал до дня убийства?.. Вы все, я полагаю, понимаете, что для того, чтобы осудить Лэрри Муди за такое преступление, каждый из вас должен быть совершенно уверен, безо всяких сомнений, что он виновен в том, в чем его обвиняют. Мне трудно поверить, что вы, все двенадцать, абсолютно уверены в этом, и эта уверенность основывается на свидетельствах дела. И если при оценке всего, что вы увидели или услышали здесь, у кого-либо из вас возникнут разумные сомнения в достаточности приведенных доказательств для осуждения подсудимого, вы должны оправдать Лэрри Муди. Любое другое ваше решение не будет соответствовать принципам справедливости… Напоминаю, что здесь мы решаем вопрос о жизни человека, и что, помимо нашего долга перед законом, каждый из нас располагает совестью, перед которой он должен отчитываться… Я убедительно прошу вас рассмотреть все сомнения по этому делу и вынести решение, с которым каждый из вас может потом жить. Благодарю вас.

      Уилл вернулся за стол защиты.

      — И это все? — спросил Лэрри Муди.

      — Это все, — сказал Уилл. — Теперь придется ждать.

     

      Глава 22

     

      Ждать вердикта присяжных Уилл решил дома. Из своего коттеджа он связался со штаб-квартирой, переговорил с Кейт; время тянулось медленно.

      Лишь в семь часов позвонил судебный пристав.

      — Мистер Ли, присяжные заседают без перерыва на обед и информировали меня, что вскоре закончат работу. Похоже, вы можете возвращаться, — сказал пристав. Уилл поблагодарил его и поспешил в Гринвилл.

      На газоне перед судом было полно демонстрантов. Тут образовались два противостоящих лагеря. Люди провожали Уилла взглядами. У входа на ступеньках Лэрри Муди и Чарлена Джойнер давали интервью репортеру телевидения. Уилл приостановился возле, и репортер обернулся к нему.

      — Есть ли у вас какие-либо предположения насчет решения присяжных, мистер Ли?

      — Нет, — ответил Уилл. — Никаких. Он пригласил Лэрри и Чарлену внутрь здания и вместе с ними прошел в комнату для свидетелей. Там они сели.

      — Что же, по вашему мнению, они решат? — спросил Лэрри.

      — Я не шутил с репортером, — сказал Уилл. — Присяжные непредсказуемы. Там могут выявиться сильные лидеры, так или иначе влияющие на других, может возникнуть и острая дискуссия при численном равенстве сторон, или найдется упрямец, ни на что не соглашающийся… Предвидеть все это трудно. Но они заседают почти пять часов. Думаю, это говорит в нашу пользу. Я бы встревожился, если бы они быстро пришли к общему мнению. Кто-то там, полагаю, на нашей стороне.

      — Послушайте, — сказал Лэрри, — по-моему, вы проделали хорошую работу. Мне, правда, в какой-то момент кое-что не понравилось в ваших действиях, но, знаете ли, было время подумать, и я понял, что вы сделали все как лучше. Вот так. — Он опустил глаза. — Если меня осудят, то не по вашей вине, — спокойно сказал он.

      — Я с этим согласна, — сказала Чарлена.

      — Спасибо вам обоим, — сказал Уилл. Несколько минут они сидели молча.

      — А вы теперь снова вместе? — спросил, наконец, Уилл, чтобы поддержать разговор.

      — О, мы… — начал Лэрри.

      — Я переехала обратно за пару недель до суда, — прервала его Чарлена.

      Через несколько минут в дверь постучал пристав.

      — Присяжные идут, — сказал он.

      Уилл, Лэрри и Чарлена вернулись в зал. Шумя, с улицы шли сюда люди и рассаживались по обе стороны прохода между креслами, пока не заполнили все помещение. Пристав скомандовал встать, и появился судья.

      Он постучал молотком, призывая к порядку, затем повернулся к присяжным.

      — Леди и джентльмены, приняли ли вы решение? — спросил он.

      Старшина присяжных, белая женщина, поднялась.

      — Да, приняли, ваша честь.

      — Пожалуйста, зачитайте вердикт.

      Женщина развернула лист и прочитала:

      — «Мы, присяжные, нашли, что подсудимый, Лэрри Юджин Муди, виновен в убийстве с отягчающими обстоятельствами…»

      Раздался рев. С одной стороны зала люди смеялись и радовались, с другой доносился ропот. Судья вновь постучал молотком.

      — Пожалуйста, продолжайте, — сказал он старшине присяжных.

      — «…и мы рекомендуем осудить его на пожизненное заключение».

      Из группы черных раздались выкрики «Нет!», судья грозно глянул туда, подняв молоток.

      — Подсудимому следует встать, — сказал он.

      Лэрри Муди встал с испуганным видом. Уилл встал рядом с ним.

      — Есть ли у вас что сказать? — спросил судья.

      — Нет, сэр, — ответил Лэрри.

      — Я присуждаю вас к пожизненному заключению в каторжной тюрьме штата, — сказал судья. — Какие есть ходатайства?

      — Ваша честь, защита предлагает суду согласиться с возстью апелляции.

      Судья посмотрел на Элтона Хантера.

      — Обвинение возражает, ваша честь, — сказал Хантер. — Это убийство с отягчающими обстоятельствами, Подсудимый может сбежать от правосудия.

      С минуту судья сидел, опустив глаза.

      — Подсудимый занят на работе и имеет определенное положение в обществе, — сказал он. — Здесь привели достаточно оснований, позволяющих выпустить его на поруки, хотя в таких делах это не принято. Залог в двести пятьдесят тысяч долларов представляется мне значительным: я согласен предоставить ему свободу в связи с возстью апелляции. — С одной из сторон зала раздался взрыв ярости, но судья как будто не слышал. — Суд прерывается до получения заявления об апелляции. — Он резко ударил молотком и вышел.

      — Сожалею, — сказал Уилл, обратившись к Лэрри и Чарлене. — Но я думаю, что это лучшее из того, на что было рассчитывать при таких обстоятельствах. Даже если из апелляции ничего не выйдет, вас могут выпустить на свободу всего через семь лет.

      Лэрри кивнул.

      — Благодарю за помощь, — сказал он, протягивая руку. Уилл пожал руки ему и Чарлене, затем указал на группу, обособившуюся в зале. — Лэрри, вы знаете тех людей? Они примелькались мне на газоне у здания суда.

      — Некоторые из них состоят в организации, к которой принадлежу и я, — сказал Лэрри.

      — Какой же организации? — спросил Уилл.

      — Мы никогда не упоминаем её название.

     

      Глава 23

     

      Мики Кин затосковал. Много лет он гордился своей выдержкой и выносливостью, а теперь как будто начинал сходить с ума от неподвижности и бездействия. Он не мог даже вылезти из машины, чтобы, размяться. Это было опасно — костыли его слишком приметны. И как следует потянуться было невмочь. Кровоподтеки пожелтели, но все болячки саднили. В конце концов, ему было уже за сорок, а в этом возрасте восстанавливаешься не быстро.

      Дверь квартиры внезапно раскрылась. Перкерсон вышел, закрыл её за собой и направился к серебристой «тойоте». Там он порылся в багажнике-бардачке, что-то взял, запер дверцу машины и возвратился к себе.

      В эти три дня, что Кин сторожил его, он не показывался ни разу. Может, его лихорадит от сидения взаперти?

      Кин устроился в машине поудобнее; положительно, он чувствовал себя больным.

      Сколько же ещё ждать, о. Боже?

      Сузи подошла к телефону, а затем передала трубку Перкерсону и прошептала:

      — Это он.

      — Да, — сказал Перкерсон в трубку.

      — Мне нужно вас видеть здесь, — произнес голос. — Сейчас буду, — ответил Перкерсон.

      — Нет, — сказал голос. — Возникла проблема. Вы сперва должны управиться с ней.

      — Какая?

      — У вас в квартире женщина. Ее надо ликвидировать.

      — Повторите, — ответил Перкерсон.

      — Кончайте женщину и выбирайтесь. Прихватите, что сможете, порядка не наводите — это не имеет значения.

      — Мне нужно полчаса, — ответил Перкерсон.

      — Я хочу поехать с тобой, — сказала Сузи. Перкерсон взглянул на нее.

      — Ол-райт, почему бы и нет.

      — Позволь мне только привести себя в порядок, — сказала она и исчезла в ванной.

      Перкерсон вынул из кухонного шкафа девятимиллиметровый пистолет и надел глушитель. Приказы Старейшины обсуждению не подлежат, тут нет вопросов. Так было всегда. Он раскрыл дверь ванной комнаты и задержался в проеме. Сузи перед зеркалом поправляла губы помадой.

      — Через минуту буду готова.

      — Не спеши, — ответил Перкерсон, подымая пистолет.

      Глаза её в зеркале расширились, но сказать она ничего не успела, поскольку он выстрелил ей в затылок. Зеркало стало красным и рассыпалось. Тело упало на раковину, затем соскользнуло на пол.

      Перкерсон прошел в спальню, бросил необходимое в два чемодана и покинул квартиру.

      Он вывел машину со стоянки и поехал к парадным воротам. Во дворе было все как всегда. Стоял и недавно появившийся «форд» — единственная машина, к которой Перкерсон ещё не присмотрелся, как следовало: она тут паркуется всего два дня. В ней сейчас никого не было. Значит, нет и проблемы.

     

      Мики Кин протер глаза. Дьявол, он же проспал! Почти одиннадцать часов и… «Тойота» уехала. Когда? Как давно? Он дремал минут пять, а парень исчез! Мики завел свой «форд». У ворот дежурил знакомый парень.

      — Мистер Росс недавно уехал?

      — Да, пару минут назад, — сказал сторож. — В том направлении. — Он показал.

      Кин нажал на акселератор и бросился вдогонку. Серебристой «тойоты» не было ни на автостраде Джорджии 41, ни на межштатной автостраде 75. Кин обругал себя всеми словами, какие вспомнил. Оставалось ехать домой.

      — Будь он трахнут, и я вместе с ним, — ругался Кин вслух. — Завтра начну сначала.

     

      Глава 24

     

      Вместе с родителями, Томом Блэком и Китти Конрой Уилл смотрел одиннадцатичасовые новости, значительная часть которых была посвящена завершению процесса Лэрри Муди.

      — Говорила же вам, что пресса полюбит Чарлену, — сказала Китти. — У неё романтический ореол, и я слышала, что ей уже предлагают сниматься в кино и контракт на .

      — Она не пропадет, — сказал Уилл. — Слишком красива и умна, чтобы работать в магазине. Полагаю, что она обеспечила защиту кое-какими фальшивыми вещественными доказательствами.

      — Какими же? — спросил отец с некоторой тревогой.

      — В какой-то момент мне показалось странным, что у Чарлены нашелся свитер, идентичный свитеру Сары Коул.

      — Это выглядело вполне естественным. Да и откуда она могла его взять?

      — Я думал об этом и сообразил слишком поздно, как она исхитрилась. Как-то я заехал к ней в магазин, пригнал ей освободившийся после исследования фургон Лэрри — по его просьбе. Она села в кабину, а я зашел в туалет. На сиденье лежала в портфеле копия отчета экспертов с описанием свитера Сары Коул. Там же было заключение о её крови.

      — Думаете, она во все это вникла? — спросил Том.

      — Думаю, да, — сказал Уилл. — Боюсь, она подсунула и фальшивую справку насчет своей крови. Доктор из Мариетты, подписавший эту справку, давно ей знаком. Вроде бы — друг семьи. Мне бы самому выбрать доктора, чтобы самому получить от него документ. Выходит, неважный я адвокат.

      На экране интервью перед зданием суда давал Мартин Вашингтон, руководитель АРР.

      — Мистер Вашингтон, ведь Уилл Ли — кандидат в сенаторы Соединенных Штатов. Вы не думаете, что черным избирателям не понравится, что он защищал Лэрри Муди? И они соответственно проголосуют?

      — Надеюсь нет, — ответил Вашингтон. — Уилл не стремился вести это дело. Судья заставил его согласиться, его и мистера Хантера; он даже подбросил монетку, чтобы определить, кто должен обвинять, а кто защищать. Судья Боггс сам рассказывал мне об этом. Мистер Ли в данном случае работал для общества, и он, по-моему, хорошо показал себя на процессе, хотя в итоге суд не оправдал его подзащитного.

      Снова появился ведущий.

      — Это мнение о работе Уилла Ли во время процесса поддержала старшина присяжных миссис Эвелин Эверетт в интервью, записанном несколько минут назад.

      Он обернулся и посмотрел на монитор. Возникло лицо миссис Эверетт.

      — Насколько я знаю, — сказала она, — вплоть до показаний школьной учительницы большинство присяжных подумывало об оправдании подсудимого. Мистер Ли показал зыбкость аргументации обвинения, он как бы выпустил воздух из доказательств виновности Лэрри Муди, проколов их, как мыльные пузыри. Допрос учительницы мисс Макинвейл повернул наши настроения. То, что она вдруг сказала, поразило и самого мистера Ли, насколько я поняла.

      — Похоже, не все присяжные сразу согласились приговорить Лэрри Муди к пожизненному заключению? — спросил репортер. — Спор был достаточно острый?

      — Да, некоторые стояли за смертный приговор. От этого нас удержало, пожалуй, заключительное слово мистера Ли. Он заставил некоторых из нас ощутить, что любое сомнение, тень сомнения толкуются в пользу обвиняемого, и это побудило нас сохранить ему жизнь.

      — Хороший обзор, — сказал Том Блэк. — Воз, в конце концов мы выйдем из этого без потерь.

      Камера вновь обратилась к ведущему. Он сказал:

      — Во время процесса члены группы сторонников превосходства белых дежурили у здания суда. Один из их лидеров дал интервью нашей студии.

      — Мистер Джонсон, — спросил женщина-репортер молодого человека в темном костюме с галстуком, — что думают ваши люди о приговоре суда?

      Брови молодого человека сошлись.

      — Мы считаем, — сказал он жестко, — что налицо крупная ошибка правосудия, обусловленная расистскими настроениями, которые благоприятствуют черным. Мы считаем плохой работу адвоката защиты мистера Уилла Ли.

      — Вот спасибо, — заметил Уилл.

      — Мы считаем, — продолжал молодой человек, — что хороший адвокат мог бы подавить доверие к словам женщины по имени Уилсон, когда она вышла на трибуну. Мистер Ли попросту не оправдал наши затраты.

      — Не хотели ли вы сказать, что наняли мистера Ли и платили ему гонорар?

      — О, Боже мой, — воскликнул Том Блэк. — Это правда?

      — Мы не нанимали его, но определенно выплатили ему двадцать пять тысяч долларов, — сказал молодой человек.

      Женщина-репортер, опять появившись в кадре, теперь сообщила, что сразу же после этого интервью она обратилась к Уиллу Ли.

      Выплыло лицо Уилла.

      — Мистер Ли, — спросила женщина-репортер, — было ли вам известно, что вашу адвокатскую работу оплатила группа сторонников превосходства белых?

      — Я понятия об этом не имел ещё пять минут назад, — ответил Уилл. — Вскоре после того, как судья Боггс поручил мне это дело, в мой офис поступил коричневый конверт, содержавший двадцать пять тысяч долларов наличными и анонимную записку, что деньги предназначены для защиты Лэрри Муди. В тот же день я и доложил судье Боггсу, что кто-то, пожелавший остаться неизвестным, одноразово оплатил защиту Лэрри Муди, и попросил, в связи с этим, чтобы, во-первых, Лэрри исключили из списка нуждающихся в оплаченной защите и чтобы, во-вторых, мне не платили жалования из общественных фондов.

      — Значит, вам хорошо заплатили за работу в процессе? — спросила она.

      — Конверт с этими деньгами, о которых мы говорим, лежит в моем офисе, и я из него ни цента не истратил. Теперь, выяснив источник денег, я решил передать всю эту сумму АРР, то есть «Адвокатам за расовое равенство», и я надеюсь, она будет израсходована для защиты нуждающихся в этом черных подсудимых. Самому мне из этих денег не нужно ни цента.

      — Уф! — вздохнул Том Блэк. — Интрига прямо для кино.

      — Это жутко, — сказала Китти, поднося руку к груди.

      — Ты ни разу не говорил об этих деньгах, — сказал отец.

      — По правде сказать, я забыл о них, — ответил Уилл. — Хорошо еще, что не бросил их на кампанию. Они действительно покоятся в моем сейфе в коттедже.

      — А знаете, — заметил Том Блэк, — я подозреваю, что рожден не для политики; сердце не выдерживает этих сюрпризов.

      — Какой твой следующий шаг в кампании, Уилл? — спросила мать.

      — Завтра утром лечу в Атланту с Томом и Китти. Буду выступать в пригородах. Единственное запланированное выступление — в воскресенье в церкви доктора Дона.

      — Ты хоть подумал, что скажешь пастве этого клоуна? — спросила Патриция Ли. Уилл покачал головой.

      — У меня нет ключа к этим людям.

     

      Глава 25

     

      Старейшина выглядел подавленным. Вместе с тем он был взвинчен: метался по кабинету, наливал себе выпивку, рылся в бумагах на столе, грел руки у камина.

      — Девчонка была информатором ФБР, — говорил он, отхлебывая виски. — В прошлом году её прихватили с наркотиками и заставили работать против нас. Они подослали её Оллгуду.

      Перкерсон дрогнул.

      — Значит, я под стеклом, как на выставке. Почему же меня не взяли?

      — Вели вас на поводке. Сегодня за вами не было слежки? Уверены?

      — Совершенно уверен.

      — Что ж, может быть, вы оторвались. Девчонка знала что-нибудь обо мне?

      — Нет, абсолютно, — солгал Перкерсон, лихорадочно соображая, успела ли она передать кому-либо информацию, полученную накануне в постели.

      — Хорошо. Вероятно, я чист. И в доме чисто, это проверено. — Старейшина достал из сейфа, спрятанного за баром, конверт. — Вот вам новые документы. — Сожгите сейчас же в камине старые. Вы теперь — Говард Джеймс.

      Пластиковые карточки истаяли в пламени.

      — В северо-восточном углу торговых рядов Ленокс-Скуза припаркована «вольво-универсал». Возьмите её и там же оставьте старую машину с ключами. — Старейшина перебросил ему новые ключи.

      Перкерсон кивнул.

      Старейшина посмотрел на него в упор и спросил после паузы:

      — Гарри, вы ко всему готовы?

      Перкерсон подался к нему.

      — Да, сэр, готов. Мне терять нечего.

      Уиллингхэм тяжело опустился в кресло.

      — Не хотелось бы посылать вас на смерть, но теперь риск огромен. В сущности, я хочу послать вас под пули.

      — Приказывайте, сэр.

      — Вы мне как брат, Гарри. Но я приказал бы и брату. И если дам слабину… Вы должны быть сильнее меня в этом деле и помнить только приказ. Если я вдруг захочу отменить его… я не вправе этого сделать. Вы поняли, Гарри? Вы пойдете до конца, что бы ни было. Вы поднимете руку и на меня.

      Перкерсона уже била дрожь, он потерял ощущение времени.

      — Этот парень Ли — ваша цель, — жестко сказал Старейшина. — Дело не в том, что он оскорбил меня, и мы потеряли Лэрри, одного из лучших наших людей.

      — Сэр, я не знал, что к чему, но это…

      — Речь также о близких выборах, после которых Ли будет смертельно опасен, а мы не получим выхода на Вашингтон. У Ли все шансы пройти в сенат. Если он будет жив к моменту голосования. Вы поняли, Гарри? Короче, мы приговариваем его…

      — Да, сэр.

      — Возможны два варианта. — Старейшина достал из кармана горсть пластиковых мешочков. — Вспомните Вьетнам, Гарри. Мы там опробовали эти пакеты; бензин растворяет их, как известно, не сразу, но с полной гарантией. — Старейшина тускло улыбнулся… — Значит, сперва вьетнамский вариант. Если не выйдет, должна сработать ваша винтовка. Или ваш нож. Или ваши руки должны сомкнуться на горле этого господина. Годятся любые импровизации. Не мне вас учить. Но вам придется работать в одиночку, Гарри. И, если что, вас не должны взять живым. Это безусловно. Вы поняли?

      — Так точно, сэр. Понял.

      — До того, как вечером вторника кончится голосование, Уилл Ли должен отправиться на тот свет, чего бы это ни стоило. Усекли?

      Перкерсон кивнул.

      — Да, сэр. Беру это на себя.

      — Повторяю: я сам не вправе отменить полученный вами приказ.

      — Так точно, сэр.

      Старейшина проводил Перкерсона к дверям и с нажимом сказал:

      — Ли ночует дома. Завтра с утра он вылетает в Атланту и должен там быть к девяти.

      — Да, сэр.

      — Только на вас я могу положиться, мой мальчик, — сказал Старейшина, тронув плечо Перкерсона. На глазах того навернулись слезы.

      — Да, сэр.

      Старейшина порывисто обнял его.

     

      Глава 26

     

      Уилл, Том и Китти покинули ферму темным ноябрьским утром в шесть тридцать.

      Была пятница, Уиллу предстояло выступить в девять часов на завтраке бизнесменов в Лоренсвилле. Том и Китти в машине вздремнули. Уилл побрился перед полетом.

      У въезда в аэропорт Уилл притормозил, пропуская выехавшую оттуда «вольво». Уже светало. Мельком Уилл взглянул на водителя. Тот был незнаком ему. Огни на полосе не горели. Что в такой час здесь делала эта машина?

      Все самолеты были припаркованы как обычно, никакого движения, «цессна» на месте. Подкатив к. ней, Уилл высадил Тома и Китти, помог им устроить вещи в багажном отсеке. Они вскарабкались на борт, уселись.

      Уилл отогнал машину и подготовил «цессну» к полету, прежде всего проверив, не набралась ли в топливо вода, которая иногда конденсировалась в баках холодными ночами, или попадала туда вместе с горючим.. Затем он взобрался в кабину и, прогрев двигатель, вывел самолет на старт, отрегулировал закрылки, прикрыл дроссельную заслонку. Получив разрешение диспетчера, он разогнал самолет, отжал ручку, и «цессна» взмыла навстречу солнцу, встававшему на горизонте.

      Набрав высоту, Уилл включил автопилот. Для сорокаминутного броска к Атланте ему не требовалось связываться с диспетчерами, коридор на трех тысячах футов был в это время всегда свободным, условия полета идеальные, воздух ещё не нагрелся.

      Тридцать пять минут спустя самолет был над пригородами Атланты, и Уилл начал спуск, привычно ориентируясь по радиосигналам автоматической информации, а затем на волну аэропорта Пичтри-Де-Кэлб.

      — Доброе утро, башня Пичтри, — проговорил он в свой микрофон, — это Ноябрь-один-два-три-Танго, я в трех милях к юго-востоку, захожу на посадку.

      Тут двигатель «цессны» остановился.

      — Доброе утро, один-два-три-Танго, — ответил диспетчер. — Подлетайте на полосу слева по ветру.

      Минуту назад мотор работал ровно и. весело, а теперь Уилл слышал лишь ветер.

      Уилл попытался запустить двигатель, одновременно маневрируя, чтобы удержать машину в режиме плавного скольжения. Но тишина звенела в наушниках.

      — Что-то случилось? — спросила Китти. Проснулся и Том.

      — Что-нибудь не так?

      — Подвел двигатель, — сказал Уилл. — Подтяните-ка привязные, ремни. Идем на посадку, и я выбираю место. Спокойно, ребята.

      Уилл взглянул на высотомер: высота над землей — 1700 футов. Каждые две мили горизонтального скольжения на этой скорости — снижение на тысячу футов. Значит, через три мили «цессна» столкнется с землей, а до аэропорта пять с половиной миль. Ветер северо-западный, его скорость четыре узла. Это как-то использовать, но…

      «Цессна», теряя по пятьсот футов высоты в минуту, планировала на постройки и парки пригородной зоны. Тут были большие деревья, и по скоростной дороге неслись машины — сплошной утренний поток. На окружную дорогу тоже не сядешь. Во-первых, она уже позади, во-вторых, там много мостов. Уилл держал прежний курс — на аэропорт.

      Он нажал кнопку связи.

      — Мейдей. Мейдей. Мейдей. — сказал ом. — Ноябрь-один-два-три-Танго. Заглох двигатель в четырех с половиной милях от аэропорта Пичтри. Снижаюсь.

      — Роджер, один-два-три-Танго. — ответил диспетчер. — Вы в пределах видимости. Поднимаю аварийные службы.

      — Можете предложить место для посадки?

      — Нет, — ответил диспетчер. — Вы над жилым районом; выбирайте лучшее из возго. Ориентируйтесь по радиобашне.

      Уилл видел огоньки башни. Вот школьный стадион и футбольное поле. Нет, оно коротко, и там люди с оркестром. Ему нужны минимум семьсот пятьдесят футов ровной земли, а их нигде нет и до земли всего семьсот футов, меньше минуты планирования. Надо было решать немедленно. Остались секунды.

      Справа он увидел длинное здание с плоской белой крышей, за ним — автостоянку. Автостоянка! Уилл выправил курс, держа на неё и поднял подкрылки, не выпуская шасси. «Цессна» набрала несколько футов высоты, скорость снизилась. Автостоянку теперь было видно в деталях. С улицы на неё одна за другой въезжали машины, из них выходили люди. Приземлиться там было немыслимо. Тем более, что самолет бесшумно планировал, Внезапно Уилла осенило, что крыша здания совершенно ровная. Определить её протяженность времени уже не было. Это — последний шанс. Он снова чуть выправил курс и машинально выключил зажигание. Не хотелось, чтобы двигатель ожил при посадке.

      Он выпустил шасси и опустил подкрылки за двести ярдов от здания на высоте сто футов, при этом нос «цессны» немного задрался, а скорость упала ниже шестидесяти узлов. Опуская нос машины, он нацелился в точку, расположенную в десяти ярдах от крыши. Думать было некогда, и Уилл действовал интуитивно.

      — Держитесь! — крикнул он Тому и Китти. В какой-то момент он увидел кромку крыши перед собой, взял ручку управления на себя, «цессна» послушно взмыла на несколько футов и опустилась. Последовал толчок, нос выровнялся, и машина покатила по крыше, усыпанной гравием. Он летел из-под колес во все стороны, Уилл потянул за рычаг, регулирующий положение подкрылок.

      Аэроплан осел, замедлил бег, Уилл изо всей силы жал на тормоза.

      «Цессна» остановилась. Уилл обхватил руками лицо. Его трясло и мутило. Он едва удержал позыв к рвоте. Отстегнув ремни, выбрался из самолета и опустился на корточки. Слой гравия был толщиной дюймов в восемь, колеса «цессны» сидели в нем чуть ли не до осей. Вот что спасло самолет в последний момент.

      — С вами там все в порядке? — слабо воскликнул Уилл.

      — Думаю, да, — сказал Том. — Китти выглядит совсем неплохо, но почему-то молчит.

      — Идите вы оба к дьяволу, — крикнула Китти, выпрыгивая на крышу. — Вы что, с ума сошли? Зачем этот цирк?

      Уилл не в силах был встать.

      — Китти, — сказал он жалобно. — Ей-богу, я не нарочно. Двигатель отказал.

      — О, — сказала она, задохнувшись.

      Том присоединился к ним, демонстративно не спеша.

      — Что за дьявольский способ будить людей? — спросил он, ненатурально зевнув, и тоже присел. — Я, как-никак, спал.

      Послышались сирены машин «скорой помощи» и полиции. Затем открылся люк в крыше, и из него высунул голову человек.

      — Боже мой! — выпалил он. — Вы в порядке? Нуждаетесь в помощи?

      Уилл посмотрел на карманные часы: восемь двадцать.

      — Нельзя ли вызвать такси? — спросил он. — Нам нужно быть к девяти в Лоренсвилле.

     

      Глава 27

     

      Кик вернулся в Мариетту ровно в восемь. «Тойоты» на месте не было. Машина Сузи стояла на обычном месте.

      Плохо, подумал Кин, парень ещё не возвратился.

      Он устроился ждать, как вчера и позавчера. Сузи обычно выезжала на работу в восемь тридцать, но на этот раз не появилась. После девяти подкатил фургон с эмблемой жилого комплекса. Водитель взял какие-то инструменты и подошел к дверям квартиры Сузи и Перкерсона. Никто ему не открыл, он снова нажал звонок и, помедлив, открыл замок своим ключом. Менее чем через минуту он выскочил наружу и побежал к воротам, оставив свой фургон.

      Кин немедля выбрался из машины и запрыгал на костылях к открытой двери квартиры. Гостиная и кухня были чисто прибраны. Он хотел войти в спальню, но остановился у ванной комнаты. Зеркало там было в трещинах, расходившихся от пулевого отверстия, и забрызгано кровавой кашей. Сузи лежала под ним вверх лицом: впрочем, мало что осталось от её лица.

      Кин взглянул на часы. У него две минуты до появления копов. Он стремительно обыскал спальню. Один шкаф был пуст, пуст был и верхний ящик комода. Кин перешел в гостиную.

      — Не шевелиться! — гаркнул кто-то, и Кин, оглянувшись, увидел полицейского в форме с нацеленным пистолетом.

      — У меня есть удостоверение, о'кей? — сказал Кин.

      — Кто вы такой, черт возьми? — спросил детектив. Кин предъявил документ.

      — Сторож подтвердит мои слова, — сказал он. — Должно быть, этот парень, Росс, застрелил её прошлым вечером. Или приезжал ночью, когда меня не было. Думаю, все-таки прошлым вечером.

      — О'кей, спасибо за информацию, — сказал детектив, записывая адрес и номер телефона Кина. — Теперь убирайтесь-ка, приятель.

      Мики уже готов был сесть в свою машину, когда рядом затормозил коричневый седан. Оттуда выглянул уже знакомый Кину агент ФБР.

      — Мне следовало знать, что найду вас здесь, — сказал агент.

      — Да-а? Что ж, имеете возсть зарегистрировать ещё одно убийство. Перкерсон замочил медсестру Сузи Эдемс. Скольких ещё людей вы ему позволите пришибить безнаказанно?

      — Эдемс была наша, — внезапно сказал агент, покраснев. — Клянусь Богом, мы и не знали, что она спровоцировала вас в сговоре с Перкерсоном. Перестаралась, что ли. Потом покаялась. Мы упустили этот момент.

      — Ну, если вы сами это говорите… — ответил Кин.

      — Вообще-то, она очень потрудилась, раскалывая орешек, — сказал агент.

      — Какой ещё орешек? — спросил Кин.

      — Я и так слишком много наговорил. Может, узнаете позже. А теперь мы просто сводим концы с концами.

      — Что ж, — сказал Кин, — пройдите там в ванную комнату, один из ваших концов оборван и лежит на полу почти без лица. Подвиньте-ка, кстати, вашу трахнутую машину, чтобы я выехал.

      — Задержитесь на минутку, — сказал агент и достал из кармана фотографию. — Вот снимок прошлой недели. Я ваш должник, и, воз, вам не повредит иметь под рукой это фото.

      На Перкерсоне здесь были всегдашние темные очки, но Кин, наконец, мог всмотреться в его лицо.

      — Это все, что у меня есть на данный момент, — заметил агент. — Мы потеряли его след вчера вечером, а нынче утром его «тойота» нашлась в реке Чаттахучи. Я ни минуты не верил, что Перкерсон утонул вместе с ней.

      — Не поверю и я, — сказал Кин. — Спасибо все же за снимок.

      — Вы его от меня не получали, приятель, — сказал агент и отъехал в своем фургоне.

      Кин поразмышлял над фотографией, пытаясь представить физиономию Перкерсона без этих усов и очков.

      Приехав в город, он позвонил в отдел убийств полицейского управления.

      — Дейв? Я достал свежую фотографию моего человека.

      — Да? Как же это?

      — Не имеет значения, но фотография настоящая. Он переделал себе лицо. немедленно объявить его розыск. Даже необходимо.

      — О'кей, подъезжайте прямо сюда, я отнесу фотографию. капитану.

      — А сделает он, что нужно?

      — Вот уж не знаю.

      Спустя три часа Кин был в кабинете своего бывшего шефа.

      — Где же вы раздобыли это, Мики? — спросил капитан, брезгливо посматривая на снимок.

      — Извините, не могу вам сказать.

      — Что ж, но как я тогда узнаю, кто тут изображен? — Значит, вы не дадите приказ о розыске? — спросил Кин.

      — Не вижу пока оснований. В сложившихся обстоятельствах.

      Кин поднялся, подхватил свой костыль.

      — В таком случае, капитан, — сказал он, — все в Атланте начнут искать Перкерсона, кроме городского полицейского управления.

      — Что вы имеете в виду? — мрачнея, спросил капитан.

      — А вот что. Я сделал, прежде чем к вам заглянуть, столько копий этого снимка, сколько мне захотелось. Ну и отправил, их в газеты, на телевидение и в телеграфные агентства. Включите шестичасовые новости и увидите, как Мики Кин ведет розыск.

     

      Глава 28

     

      В штаб-квартире. Уилла днем ожидало послание из Федерального управления авиации. Он позвонил туда мистеру Бэррену.

      — Говорит Уилл Ли.

      — Рад слышать ваш голос, мистер Ли, — сказал Бэррен. — Я говорю с места вашего, э, приземления. В топливных баках вашего аппарата по полгаллона воды в каждом.

      — Это невероятно, — сказал Уилл. — Я проверял топливо перед вылетом именно на этот предмет.

      — Удивлен, что вы, судя по всему, игнорировали инструкцию об уходе за резиновыми прокладками топливных емкостей на «цессне». На них от времени появляются трещины, в трещинках скапливается вода. Собираюсь, знаете ли, подать на вас в суд за неправильное проведение предполетных процедур.

      — Подождите же, мистер Бэррен, — сказал Уилл. — В прошлом году я заменил эти самые прокладки. — Он не хотел накануне выборов судебного иска, и не мешало разобраться, в чем дело. — Я сейчас же подошлю к вам механика, пусть тщательно все проверит под вашим контролем. Он снимет крылья и все такое.

      — Справедливо, — ответил Бэррен. — Вам все равно придется демонтировать крылья, чтобы спустить самолет с крыши и отправить на стоянку в аэропорт. Позвоните мне во второй половине дня по этому номеру.

      Ближе к вечеру по пути на очередное выступление Уилл остановил машину у здания, на крыше которого ещё стояла «цессна». Там монтировали кран, и возле самолета хлопотали люди в комбинезонах.

      Уилл поднялся на крышу и познакомился с Бэрреном. Механик спускал через фильтр топливо. Крыльев на самолете уже не было.

      — Неплохое местечко для посадки, мистер Ли, — сказал механик. — Я промерил крышу: ровно шестьсот футов длины.

      — Мне повезло, что здесь гравий, — ответил Уилл.

      — Прокладки в отличном состоянии, — сказал механик.

      — В таком случае, — сказал Уилл, — я обнаружил бы в баках воду, любое количество.

      — Ну да, — сказал Бэррен, нагнувшись, и взял нечто из топливного фильтра. — А это что?

      — Вроде обрывка пластмассового пакета, — сказал механик. — Я нашел по два таких в каждом баке.

      — Очень странно, — сказал Бэррен. — Если только…

      — Что? — спросил Уилл, — если — что?..

      — Эти мешочки почти без остатка растворяются в бензине, — сказал Бэррен. — В них налить воды, положить в бак, и тут они будут медленно растворяться. Проверка на воду ничего не даст, пока они целы, а через полчаса у вас в топливе будет вода.

      — Забавно, — медленно сказал Уилл. — Очень даже забавно. Когда сегодня утром я прибыл в аэропорт Мериуезерского округа, оттуда выехала «вольво» типа «универсал». Дело было на рассвете. В машине был только водитель. Очевидно было, что этот человек не имел отношения к полетам. Я спросил себя, что он там мог делать.

      — Мистер Ли, — сказал Бэррен, — я не стану подавать на вас в суд; но я чертовски уверен, что позвоню в ФБР. Организация авиационных аварий относится к числу федеральных преступлений.

     

      Глава 29

     

      Шестичасовые новости были украшены репортажем с места вынужденной посадки Уилла в. Атланте. Это было увязано с ходом его кампании. Возсть диверсии не упоминалась.

      Китти Конрой ввела какого-то человека.

      — Уилл, — представила она, — это вот агент по особым поручениям Дейвидсон из Федерального бюро расследований.

      — Вам позвонили из управления авиации, не так ли? — спросил его Уилл.

      — Да, — ответил Дейвидсон. — Похоже на диверсию, мистер Ли. Мы согласились с Бэрреном.

      — Это забавно, — сказал Уилл, слегка огорошенный. Другого слова он так и не нашел.

      — Как полагаете, кому могло понадобиться уничтожить вас таким образом?

      — Никому лично. Может, я не понравился людям из общества сторонников превосходства белых? Они были очень недовольны приговором по делу Лэрри Муди. Один из них пытался мне пригрозить во время процесса.

      Уилл глянул на включенный телевизор и замер. Весь экран занимала фотография мужчины в темных очках, которого он утром видел в аэропорту.

      — Этому человеку — его имя Гаролд Перкерсон — посвящен специальный бюллетень, выпущенный сегодня во второй половине дня полицейским управлением Атланты, — сообщал репортер. — Перкерсон разыскивается в связи с убийством трех служащих книжной лавки и покушением на убийство владельца этой лавки.

      На экране появились две фотографии Перкерсона, старая рядом с новой.

      — Перкерсон, как говорят, перенес пластическую операцию, которая изменила его внешний вид. Старая его фотография слева, а более свежая — справа. Так, вероятно, он выглядит сегодня. Полиция предупреждает, что Перкерсон вооружен и очень опасен.

      — Мистер Дейвидсон, — сказал Уилл, — сегодня в без четверти семь утра этот человек выехал мне навстречу с территории аэропорта Рузвельт-Мемориал-Филд на машине «вольво-универсал».

      — Какого цвета машина?

      — Темная. Черная или темно-синяя.

      — Могу я воспользоваться вашим телефоном? — спросил Дейвидсон.

     

      Гаролд Перкерсон сидел в ресторане в центре Атланты, с удовольствием жуя сосиски под соусом чили и глядя в телевизор. Все сработало, судя по передаче новостей, но этому парню, Ли, удалось вывернуться. Ерунда, подумал Перкерсон, я до него доберусь. Затем на экране вдруг появилась его собственная фотография. Послушав текст, Перкерсон бросил закуску и выскочил, пока его здесь не узнали. Свою фотографию он обнаружил и на первой полосе дневного выпуска «Атланта джорнел». Откуда они, черт возьми, её взяли?..

      Первым делом теперь нужно было снять усики. Этим он и занялся, сидя в машине. Затем он медленно, вдумчиво прочитал сообщение полиции и комментарий газеты.

      Ни слова об акции в аэропорту, о его нынешнем имени и новой машине. Внизу первой полосы под заголовком «Планы кандидатов в день выборов» сообщалось, что Дон Беверли Кэлхоун будет в этот день находиться в большом бальном зале отеля «Атланта Хилтон», а Уилл Ли в «Омни». Вечер сотрудников и помощников Ли по случаю выборов состоится в отеле «Омни», в бельэтаже. Кандидат выйдет туда ровно в шесть, а потом вернется в свой номер ждать результатов голосования.

      Перкерсон знал бельэтаж в отеле «Омни». Несколько лет назад там был Центр развлечений. В огромный светлый зал выходили над бельэтажем окна из многих номеров отеля.

      Перкерсон напряженно думал. Теперь ему самому предельно опасны улицы города — не поохотишься там. В церкви стрелять нельзя, это Старейшина запретил. Остается… Перкерсон выехал со стоянки, нашел телефон-автомат и позвонил в отель «Омни».

      — Я хочу заказать комнату, если .

      — На какой срок?

      — До среды, а уеду утром.

      — Это пять ночей, сэр.

      — Я хотел бы нечто комфортабельное, с окнами, выходящими в зал, притом невысоко.

      — Посмотрим. Есть, к примеру, приятный номер на пятом этаже в середине зала, сэр. Двести пятьдесят долларов в сутки.

      — Почти идеально, — сказал Перкерсон. — Считайте, что комната занята. Буду у вас через полчаса.

      В отеле Перкерсон заехал в гараж и передал швейцару свои холщовые сумки.

      — Запаркуюсь сам, — сказал он дежурному и вручил пару долларов. — Она у меня новая.

      В глубине гаража он нашел полутемную нишу. В гараже такого отеля никто не подумает искать его «вольво». Он зарегистрировался как Говард Джеймс, передал портье кредитную карточку и подписал счет, затем проследовал на пятый этаж и вошел в номер. Комната была просторна, хорошо обставлена, и вид из неё на центральный зал был исключительный.

      Перкерсон вынул пятидолларовую бумажку.

      — устроить девушку на вечер? — спросил он сопровождающего дежурного по этажу.

      — Думаю, что да, — улыбаясь, сказал дежурный. — В какое время?

      — Пожалуй, около девяти. Если она мне понравится, резервирую для вас ещё полсотни баксов.

      — Положитесь на меня, мистер, — сказал дежурный.

      Перкерсон открыл окно и выглянул. Бельэтаж примерно в пятидесяти ярдах. Превосходно, подумал он. Оставалось позвонить Старейшине.

     

      Глава 30

     

      Сидя в первом ряду стульев в Баптистской церкви Святого Холма обоих побережий, Уилл сперва прослушал некий «гимн». Солировал певец с пышной прической. Его поддерживали стоголосый хор и небольшой оркестр. Кроме того, тут была дюжина разукрашенных барабанов. Золотистые одежды хористов, ярко-голубой ковер, развернутый в проходах между скамьями и стульями, десяток рассредоточенных в зале телекамер и цветные витражи в окнах создавали иллюзию театрального или циркового оформления предстоящего действа. Зал был огромен и публика наэлектризована.

      Пение кончилось, загремели аплодисменты. Уилл бывал и в баптистских молельных залах и в ирландских католических храмах Старого света, но там аплодировать не полагалось, не говоря уж о том, что не могло быть никаких барабанов.

      На кафедру поднялся прыщеватый сын Дона. Он минут десять толковал о великом значении пожертвований паствы, в это время по залу плавало несколько блюд для сбора денег, на них трепыхались конвертики с чеками и наличностью, передаваемые из рядов.

      Преосвященный Дон Беверли Кэлхоун сменил сына, взойдя на свою прежнюю кафедру столь же привычно, как надел бы старую перчатку.

      — Друзья мои, я возвращаюсь сюда, чтобы представить вам молодого человека, которого вы, надеюсь, уже видели на экранах ваших телевизоров. Он претендует на ваши голоса в избирательной кампании. И я сказал бы, преследует свою цель с большим рвением. — Кэлхоун повернулся к Уиллу.

      Уилл слегка улыбнулся и кивнул.

      — Вы слышали, думаю, — продолжал доктор Дон, — жалобы Уилла Ли на то, что я привношу в свою политическую кампанию религиозную пропаганду, — он одарил аудиторию широкой улыбкой. — Что ж, друзья, я привношу призывы к нашему Господу во все, что делаю, поскольку не вправе и не буду держать свою веру отдельно от чего бы то ни было. Это моя жизнь.

      Раздались горячие аплодисменты, и Кэлхоун упился ими.

      — Мистер Ли не обнаружил готовности поделиться своей верой с людьми, поддержки которых он добивается, и, оправдываясь за это, пожаловаться, что, мол, не располагает соответствующей кафедрой. Что ж, я, с вашего согласия, предлагаю ему эту кафедру, пусть обнародует символы своей веры

      Кэлхоун, сойдя с кафедры, протянул Уиллу руку и проводил его на возвышение.

      Уилл положил перед собой Библию своего деда, свои часы и слегка улыбнулся, оглядывая зал.

      — Доброе утро, — сказал он.

      — Доброе утро, — ответили в унисон три сотни прихожан.

      — Я благодарен Дону Кэлхоуну — он просит, чтобы его в эти дни так называли, — за возсть обратиться к вам и ко всем, кто сейчас смотрит или слушает эту передачу у себя дома. Приветствую вас от имени прихожан Первой Баптистской церкви Делано, это моя родная община. Уверен, что мои предки, жившие в Мериуезерском округе — многие поколения баптистских проповедников и общественных деятелей — смотрят сегодня с неба и тоже шлют вам привет и благословение… Меня здесь просили рассказать, во что я верю. Превыше всего я верю просто в Бога. Верю, что во всяком случае в конце наших жизней, а быть может и ранее, каждый получит свое — по справедливости… Как и вы, я верю, что Святая Библия является законом Божьим. Но несомненно, Божий закон представлен и в других священных для людей книгах — в Талмуде, Коране и других. Я также верю., что закон Божий записан в звездах, на камнях Земли и в наших сердцах… Я верю, что Бог дал каждому разум и ждет, что мы воспользуемся им. Я рос баптистом, меня учили, что каждое человеческое создание имеет право понимать Священное писание, сверяясь с собственной совестью, а Господь рассудит нас по нашим делам… Верю, что Бог доверяет нам рассуждать, задаваться вопросами и решать, что для нас следует из каждой библейской заповеди. Воз, здесь мы расходимся, ведь, насколько я могу верить вашему бывшему пастору, прихожане этой церкви обязаны принимать каждое слово Библии буквально, не спрашивая себя, что оно значит. Вас называют в миру фундаменталистом, как, скажем, и мусульман и иудеев крайней ориентации… Но, оглядываясь, я вижу, что многие из тех христиан, кто относит себе к фундаменталистам, извлекают из текстов Библии не все положения. А кое-что не воспринимают. К примеру, в законе Божием сказано: «Не убий». И все же фундаменталисты, как правило, демонстрируют сильную поддержку светских законов о смертной казни. Притом меня озадачивает, что человека, который принимает заповедь «Не убий», некоторые христиане именуют безбожником, малодушным, или, иногда, либералом. Я этого просто не понимаю. Далее. Как примирить согласие фундаменталиста со смертной казнью и его же яростное неприятие абортов? Кто-то заявил, что фундаменталисты озабочены защитой человеческой жизни «начиная с концепции и заканчивая рождением». Правда ли это?.. Еще меня озадачивает, что люди, провозглашающие принципы христианской морали и необходимость строить жизнь общества в согласии с этими принципами, поддерживают политические и экономические воззрения, которые расходятся с учением Иисуса Христа. Христианство — это религия любви, равенства всех, заботы каждого о каждом Божьем создании. Между тем политики, представляющие фундаменталистов, на деле реализуют философию жадности и голосуют обычно против государственных программ помощи угнетенным и бедным людям. Христианство осуждает гордыню и призывает к смирению и кротости; тем не менее, политики, о которых я говорю, неустанно бьют себя в грудь, похваляясь. Они кичатся тем, что именуют патриотизмом и пытаются унизить всякого, для кого патриотизм — нечто большее, чем пустые посулы, расистские лозунги и размахивание флагами. Да, это меня озадачивает… Меня вообще беспокоит разлив фундаментализма всех направлений. Аятолла Хомейни, как вы знаете, религиозный фундаменталист, большинство идейных коммунистов — политические фундаменталисты, советские генералы — это военные фундаменталисты, такие генералы есть и в нашей стране. Меня тревожат люди, уверенные, что только они абсолютно и неизменно правы, и что все, несогласные с ними, неправы. Разве монополизировать истину?.. Немногим более двухсот лет назад наши отцы-создатели выработали политическую систему, которая должна была гарантировать свободный обмен идеями, систему, которая была рассчитана на постижение истин в итоге споров и столкновения множества мнений. Эта система была изначально светской, её придумали люди, и в большинстве они были, заметьте, набожными христианами. Ими двигала и в данном случае вера. Должны ли мы принимать теперь, от религии что-либо меньшее?

      Стоявший у телекамеры режиссер сигнализировал Уиллу руками: закругляйтесь!

      Уилл, между тем, следил за часами. Он уже прихватил пару лишних минут, но не хотел завершить свою речь, оставив какое-то время Кэлхоуну для отпора.

      — Я знаю, время мое истекает, — сказал Уилл. — И я хотел бы закончить вот чем. Лучшим христианином из всех, кого я знал, был второй муж моей овдовевшей бабушки. Спокойный, застенчивый, сдержанный человек, он принес нашей общине много добра. После его смерти согласно его завещанию на похоронной службе была прочитана вслух выдержка из Библии — вы найдете её в Святом Благовествовании от Матфея, в шестой главе, это первые шесть стихов, слова Иисуса. Послушайте их.

      Уилл раскрыл Библию.

      — «Не выставляйте свою веру напоказ перед людьми с тем, чтобы они видели вас: иначе не будет вам награды от Отца вашего Небесного… — Уилл оглядел примолкнувшую аудиторию и продолжил цитату: — Итак, когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди. Истинно говорю вам: они уже получили награду свою. У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая. Чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно… — Уилл подчеркнуто замедлил чтение: — И когда молишься, не будь как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц останавливаясь молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получили, награду свою.

      Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему. Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно».

      Распорядитель с телевидения выходил из себя.

      Уилл закрыл Библию.

      — Последнее, что сказал мне дед перед смертью, было: «Уилл, когда, увидишь парня, который станет говорить тебе, какой он хороший христианин, держи руку на своем кошельке». Спасибо вам за ваше внимание.

      Уилл сошел с кафедры, исчерпав время свое и Кэлхоуна. Люди рассматривали его пытливо и молча, будто переваривая его речь.

      Кэлхоун рванулся к кафедре, но распорядитель резко махнул ему, чтобы он отошел, и сигнализировал хору. Хористы встали, и грянуло пение.

      Телевизионные прожекторы погасли. Уилла вывели через боковую дверь.

     

      Глава 31

     

      Кин подошел к телефону.

      — Это ваш приятель из федерального ведомства, — услышал он.

      — Люблю вот поговорить с приятелями из федерального ведомства, — усмехаясь, ответил Кин.

      — Знаете этого парня Ли, который баллотируется в сенат?

      — Планирующий пилот? Ну да.

      — Думаю, вам стоит знать, что он опознал человека, пытавшегося угробить его аэроплан. Это Перкерсон.

      — Вот дерьмо! Готов поспорить, что это связано с кампанией доктора Дона, не так ли? Кэлхоун, Уиллингхэм, Перкерсон — в одной упряжке.

      — На вашем месте я бы не говорил этого вслух.

      — Но, послушайте же, ваши ребята должны уже быть в курсе дела.

      — Это большая политика, приятель. Надо ещё доказать эту связь. Только тогда…

      — У вас на полковника нет ничего? — спросил Кин.

      — Мы знаем, что он лидер. Старейшина, вот как они его называют. Но он сверхосторожен. А Сузи Эдемс вывели из игры. Только она знала все точно.

      — Я понял. Какие у вас идеи?

      — Думаем, готовится ещё одно покушение на Ли. Сегодня в отеле «Омни» будут и наши люди и полиция Атланты. На Перкерсона объявлен федеральный розыск.

      — Мне придется порыскать вокруг отеля, — сказал Кин.

     

      Уилл встретил Кейт у дверей своего номера. Когда они оторвались друг от друга, Кейт спросила:

      — Кто эти люди в холле?

      — Здесь и моя команда, я тебя познакомлю, и агенты ФБР и копы.

      — Ты ведь попал в аварию. Как же?

      — Диверсия, Кейт. Я не хотел говорить о деталях по телефону. Они не исключают ещё одного покушения.

      — Похоже, будет премиленький вечер. Жаль, что ты не предупредил. Я бы хоть пистолет захватила… В воскресенье я в Вашингтоне видела твою проповедь. Я тебе поаплодировала, стоя у телевизора.

      — Спасибо, радость моя. В основном, я импровизировал… Но есть ещё нечто, что я обязан тебе рассказать. Время и место неподходящее, но, видишь ли, выбора нет. Я должен повиниться, и я боюсь.

      — Ол-райт, — вздохнула она, — сними с себя ношу.

      — Я нарушил обет целомудрия, понимаешь ли, — неуклюже выговорил он. — Не то, что ты.

      Глаза Кейт повлажнели.

      — Черт бы тебя побрал, — медленно и с хрипотцой сказала она. — Кто это на тебя польстился? И зачем тебе исповедоваться, если это было случайно… Лучше бы я не знала. Теперь уж выкладывай. Проглочу, может быть.

      — Ну вот, — сказал он. — Поэтому я тебя и просил не читать газет в пути из Атланты.

      — Боже мой!

      — Ну, понимаешь ли, девица была свидетельницей в процессе, это бывшая подружка моего клиента. — Он поднял руку. — Чарлена Джойнер, о ней писали, да и на телеэкране ты могла её видеть.

      — Как же! — вспомнила Кейт. — Секс-бомба! Не только я обратила внимание на эту сучку.

      — Короче, она застала меня на ферме врасплох. Единственный раз…

      — Можешь дальнейшее не рассказывать.

      — Нет, рука Господа настигла меня. Мой клиент подал вчера апелляцию. На том основании, что его интересы, якобы, не были должным образом представлены защитой: адвокат домогался его подружки и в связи с этим был заинтересован в том, чтобы его осудили.

      — Забавно, — сказала она. — Из этой истории сделать роман.

      — Пожалуйста, нет, — взмолился он. — Я достаточно наказан.

      — Итак, весь мир теперь знает о твоем приключении в стоге сена. Как, говоришь, её звать?

      — Чарлена. Да, весь мир это знает, по крайней мере, вся Джорджия. Чарлена вчера вечером в шестичасовых новостях всем все объяснила.

      Кейт помрачнела.

      — Боже, как это скажется на голосовании? — спросила она.

      — Мои специалисты думают, — сказал Уилл с вымученной улыбкой, — что это очень даже мне кстати. Многие избиратели считали меня, с подачи Мака, затем и Кэлхоуна, скрытым гомосексуалом. И лишь потому были против.

      — А теперь ты повеса, верно? О, бабник…

      — Для некоторых — да.

      — Но как же ты управился с репортерами?

      — Провел поздним вечером пресс-конференцию и рассказал все, как есть. В конце концов моя сексуальная жизнь никого не касается; да и она не замужем и давно совершеннолетняя.

      — Будучи пойман с поличным, говори правду. Мне это нравится.

      — Сможешь ли ты простить? Она взяла его лицо в руки.

      — Бог простит, парень. Он любит покаявшихся. Уилл поцеловал её руки, и они вышли в холл.

      — Кейт, это Том Блэк и Китти Конрой, которые провели всю работу в кампании. Том и Китти, вот — Кетрин Рул, она же Кейт.

      Том посмотрел на Кейт, на Уилла.

      — Ну, докладывайте, ребята, если есть у вас что-то, — сказал он с нажимом.

      — Ну да-а, — сказал Уилл. — Мы с Кейт собираемся на следующей неделе пожениться.

      — И вы мне об этом говорите теперь! — сказал Том.

      — Да-а, — вставила Китти. — Две недели назад эти несколько слов обеспечили бы вам успех всей кампании.

     

      Двумя этажами ниже Гаролд Перкерсон дал проститутке двести долларов и отпустил её с миром. В бельэтаже служащие отеля двигали мебель и ставили телевизоры. Перкерсон включил свой телевизор и начал смотреть очередной детектив. Ему было скучно и одиноко.

     

      Мики Кин подъехал к отелю «Омни» и, выбравшись из машины, смог вполне оценить обстановку. Все было устроено, как для охраны президента. Никакому Перкерсону проникнуть в отель не светило. Мики потолковал с копами у лифтов. Вот дьявол, подумал он. Все-таки не мешает погулять вокруг отеля. Чем черт не шутит.

     

      Уиллингхэм взял телефонную трубку и выслушал осведомителя.

      — Возникла проблема, — сказал тот. — Знаете отставного копа, попавшего в автомобильную аварию? Он когда-то был в поле нашего зрения.

      — Ну, он, вроде бы, в коме.

      — Нет. Вышел из госпиталя и расхаживает на костылях.

      Уиллингхэм так и сел.

      — Кома была прикрытием, — тягуче продолжил осведомитель из полиции. — Он следил два-три дня за вами, а после за Перкерсоном. Это он переслал в газеты фотографию Перкерсона.

      — Благодарю, — сказал Уиллингхэм, пытаясь сохранить твердость в голосе.

      — Копам известно, что Перкерсон устроил аварию самолета. Они ожидают нового покушения на Ли. Отель набит копами, ваш человек не пройдет. А если он уже там и попадется на деле, вас арестуют наверняка.

      Уиллингхэм опустил трубку. Через несколько минут он вновь её поднял.

      — Отель «Омни»? Пожалуйста, мистера Говарда Джеймса.

      — Соединяю.

      — Да? — сказал Перкерсон.

      — Гарри?

      — Да, сэр.

      — Как дела?

      — Да, сэр. Все в норме, как сказано.

      — В какой вы комнате?

      — Номер пятьсот восемнадцать. Не беспокойтесь, сэр. Я все помню.

      — Спасибо, Гарри. Удачи!

      Стало быть, этот паршивый маленький коп не только жив, но и слишком многое знает. А Перкерсона — не отзовешь. С него уже сорван предохранитель.

      Уиллингхэм вскрыл тайник и выбрал оттуда автоматический пистолет 25-го калибра с глушителем.

      Было уже 5.40. и Мики Кин здорово утомился. Он развалился на большом диване в вестибюле отеля «Омни». Кто-то тихонько уселся рядом, и Кин покосился.

      — Привет, Мики, — сказала девушка, поправляя прическу.

      — Привет, Маджи, давно не видались. Как жизнь?

      — Да ничего, точнее — неплохо. У последнего клиента нас было трое, представь. Здоровенный бык. И не жмот. Кин машинально показал ей фотографию.

      — Случайно, не этот?

      — Ха. Только он без усов и в роговых очках. Честно сказать, он не понравился мне. Плохой человек?..

      — Да-а, плохой. — Кин поднял глаза.

      В зал шел кандидат в сенаторы Уилл Ли в окружении крепких ребят: на всех расстегнутые плащи. Должно быть, подумал Кин, у них и значки одинаковые. Они зыркали глазами по сторонам.

      Без десяти шесть. Ли появится в бельэтаже ровно в шесть. Какого черта, подумал Кин, я тут сижу и балдею. С некоторым трудом он встал, держа свой костыль под мышкой. И тут его будто ожгло.

      Через толпу в вестибюле, не глядя ни на кого, стремительно шел полковник Уиллингхэм.

      Перкерсон уселся у своего треножника и расстегнул портфель. Стрелять будет очень удобно, подумал он, удобнее, чем по клинике абортов. А вот уйти отсюда — сложнее и, может быть, совершенно немыслимо. Но он свое сделает, и его никто не возьмет просто так. Он прикрепил ствол винтовки к прикладу и привинтил прицельное устройство.

      Кин прыгал быстро, как только мог. Уиллингхэм направлялся к лифтам и свернул за угол. Кин ринулся следом, уже не заботясь об осторожности. Уиллингхэм вошел в лифт, не оглядываясь.

      — Мне наверх, пожалуйста! — закричал Кин издали. — Мне наверх!

      Уиллингхэм, посматривая на свои часы, придержал для него двери.

      — Который этаж? — спросил Уиллингхэм, уставясь на его костыль, и сам нажал кнопку пятого.

      — Шестой, — ответил Кин, потирая бровь, — большое спасибо.

      В лифте были ещё двое, едущие выше. Все молчали. На щеках полковника дергались желваки. Уиллингхэм быстро вышел на пятом этаже, предупредительно на пороге лифта нажав кнопку хода, и двери за ним сейчас же сомкнулись. Таким образом он отправил Кина выше.

      Впрочем, Кин вылетел на шестом через секунду. На его часах было без четырех минут шесть.

      Лестница была узкая и крутая. Хватаясь за металлические перила, Кин с костылем в другой руке запрыгнул через ступеньку. В самом низу оступился и съехал на боку, оберегая загипсованную ногу. Постанывая от боли, поднялся, допрыгал до двери. Она была заперта. И открывалась только из коридора.

      — Откройте! — закричал Кин. — Катастрофа! Он мог бы кричать до вечера, услышать его было некому.

      Тогда Кин упал на колени и, выдернув из кармана отмычки, принялся открывать несложный замок.

      Перкерсон приладил винтовку, одним движением вложил обойму.

      Уилл Ли поднимался на эскалаторе в бельэтаж, и вскоре он уже был в прицеле. Его заслоняли спутники, но

      Перкерсон вел его голову в перекрестии. Он расслабился и уже тронул спусковой крючок, когда в дверь трижды отчетливо стукнули. Перкерсон выхватил пистолет.

      — Гарри, это я, Уиллингхэм!

      «Что за черт?» — подумал Перкерсон.

      — Повторите-ка! — прокричал он.

      — Полковник Уиллингхэм, ну! Живо впустите меня!

      Перкерсон взглянул в зал. Ли шел к платформе в конец бельэтажа, на ходу пожимая руки людей. Теперь надо ждать, когда он один окажется на возвышении.

      Перкерсон встал и открыл дверь.

      — Я хочу посмотреть, как вы сработаете, — сказал полковник сквозь зубы.

      — Ол-райт, сэр, — ответил Перкерсон. — Но вы — не ко времени. Нехорошо вам здесь быть. А то ведь вы не уйдете.

      Он снова глянул в. прицел и вдруг услышал щелчок позади. Не оглядываясь и выхватив пистолет, он бросился на пол так, что оказался лицом к Старейшине.

      Они выстрелили одновременно. Потом Перкерсон выстрелил снова. Он ни о чем не успел подумать, увидев направленный на него пистолет полковника. Если бы он в таких случаях думал, ему давно бы не жить на свете.

      Кин распахнул дверь и рванулся в коридор, оставив костыль. Где номер 518, в котором Перкерсон принимал проституток? Кин поскакал, опираясь на гипсовый каблучок, мимо служебной комнаты. Оттуда на шум вышла горничная. Номер 518 Кин обнаружил одновременно с хлопком пистолетного выстрела. В двери 518-го появилась довольно крупная дырка, и в коридор из неё посыпались осколки и пыль. Кин вжался в стену с пистолетом в одной руке и полицейским значком в другой.

      — Запасной ключ! — рявкнул он горничной. — Полиция! Быстро!

      Уиллингхэм сидел, прислонившись спиной к двери с кровавой пробоиной во лбу точно над бровью. Глаза его стекленели, по двери стекала кровь. Первая пуля Перкерсона прошла, впрочем, мимо цели, проделав в дверях неаккуратную дырку. А полковник угодил-таки ему прямо в живот. Живот сводило, дышать было трудно, под пальцами расплывалось пятно. Но Перкерсон другой рукой держал пистолет. Хватаясь за стул, он поднялся и пошел, набычась, к винтовке. Там он упал на колени и, стиснув зубы, вновь изготовился для стрельбы.

      Уилл Ли стоял на кафедре, подняв в ораторском жесте руку. Он ждал, когда стихнет шум.

      — Хочу сказать вам несколько слов, прежде чем мы узнаем о результатах голосования, — произнес Уилл. — То есть независимо от исхода выразить каждому персонально мою искреннюю благодарность. По правде говоря, я в жизни ещё не видел, чтобы люди так напряженно работали, не получая реального вознаграждения за труд…

      Он умолк, услышав, что где-то рядом разбилось стекло.

      Кин вставил ключ, повернул его и нажал на дверь. Но что-то мешало открыть её. Опершись на здоровую ногу, Кин двинул её плечом. Дверь поддалась, преодолевая препятствие. У окна, стоя на коленях и наклонясь к винтовке, целился в зал Перкерсон.

      — Нууу! — заорал Кин, открывая огонь на этой фигуре.

      Уилл чуть развернулся навстречу телекамере, и, когда поворачивался, вдруг ткань пиджака на плече агента ФБР, стоявшего рядом с ним, как бы взорвалась, и он осел. Уилл наклонился помочь ему встать, и в этот самый момент на столике сзади графин с водой разлетелся в куски. Уилл ещё соображал, что случилось, когда ощутил разящий удар прямо в спину и завалился на пол. Рядом с ним на пол бросались люди, и в зале поднялся крик.

      Первая пуля Кина прошла в окно, вторая же угодила Перкерсону в плечо и развернула его. Кин, стреляя, запрыгал к нему. Главное было взять его на себя, оторвав от винтовки. От удара в пах Кин упал; Перкерсон держал пистолет с глушителем в обеих руках и, как видно, попал. Но Кин продолжал стрелять лежа.

      Грохот прекратился. Горничная боялась сунуть голову в номер. Прижавшись к стене коридора, крикнула:

      — Что там у вас?

      — Нужна помощь, — слабо ответил ей голос. — Зовите полицию, тут ранен офицер, нужна помощь.

      И снова в комнате кто-то выстрелил, оттуда потянуло пороховым дымком, и горничная услышала вздох.

      Уилла бегом несли к грузовому лифту, но там он твердо стал на ноги. Вот только дышать было больно.

      — Как себя чувствуете, мистер Ли? — спросил один из агентов.

      — Немного душно, — вымолвил Уилл.

      — Извините, что я вам так здорово врезал, — сказал агент. — Когда упал Уилкинс, я бросил вам в спину стул, а затем упал на вас сам. Странно, что вы ещё на ногах.

      Агент был высокого роста и мускулист.

      — Где вы играли? — спросил Уилл.

      — Я играл за «Беар Брайант» в Алабаме, — ответил агент. — Но это было давным-давно.

      Уиллу удалось набрать немного воздуха.

      — У вас сохранилась реакция, — сказал он. — Куда это мы едем?

      — Стараемся выбраться до выяснения дела, — сказал агент.

      Они вышли в подвалка погрузочную платформу. Детектив из полицейского управления Атланты, который был тут же, прижал к волосатому уху радиотелефон.

      — Вам не холодно? — спросил агент с интонацией больничной сиделки.

      — Я рад свежему воздуху, — сказал Уилл, продышавшись. Детектив проговорил в микрофончик:

      — Роджер, я принял. Еще что? — Он снова послушал. — О, — сказал он.

      — Так что ж там стряслось? — спросил Уилл.

      — Перкерсон мертв. Их трое в номере пятого этажа. Бывший коп Мики Кин, мой друг, который охотился за Перкерсоном, сам Перкерсон и парень, которого звали Уиллингхэм. Этот тоже покойник. Знали кого-то из них?

      — Нет, — сказал Уилл.

      — Вроде бы Мики подстрелил-таки Перкерсона, но и тот, по крайней мере, однажды, выстрелил сам в себя. Их уже спускают с пятого этажа.

      У погрузочной платформы стояла машина «скорой помощи».

      — Быстро они сюда добрались, — сказал Уилл, удивившись.

      — Машина здесь с полудня, — сухо заметил детектив. — Могла понадобиться для вас.

      Показались носилки на колесах, за ними ещё одни, направляемые другим санитаром.

      Детектив и Уилл подошли.

      — Ну как он? — спросил детектив санитара.

      — Спрашивай меня самого, — сварливо сказал Кин.

      — Черт возьми, я знал, что этот ублюдок не сможет тебя убить.

      Уилл наклонился к носилкам.

      — Мистер Кин, — сказал он, — Я — Уилл Ли. Говорят, вы спасли меня. Спасибо.

      — А! Я это сделал совсем не для вас, — сказал Кин. — Я это сделал для своего покойного дружка, тоже копа. Он у меня был старшим.

      — Все равно, мистер Кин, считайте, что я у вас в долгу.

      ? Кстати, другой мой друг, Мэнни Пирл, вот как старается за вас на выборах, — сказал Кин.

      — Тот парень с голыми демонстрантками? Скажите же ему, что мне очень понравился его плакат: «Л.К.Д.Д., Любого, Кроме Доктора Дона». Я в последнее время часто видел такие плакаты.

      — Передам, — сказал Кин. — Он вот как будет доволен.

      — Нужно ехать, — сказал санитар, и Кина закатили в машину «скорой помощи».

      — Что ж, — сказал Уилл агенту и детективу. — Поехали-ка обратно, покажемся людям. Я ведь жив, а урны для голосования пока что открыты, и я не хотел бы, чтобы кто-то остался дома, считая меня покойником.

     

      Глава 32

     

      Кейт открыла дверь номера и приняла его в объятия.

      — Мы видели все по телевидению, — сказала она. — Ради Бога, не пугай меня больше таким образом.

      — Попытаюсь, — сказал Уилл., и они замерли, прильнув друг к другу.

      — Тебя поджидает сюрприз, — сказала Кейт, вводя его в гостиную.

      Уилл увидел сенатора Бенджамина Карра в кресле на колесиках. С ним были Джаспер и медсестра.

      Сенатор вроде бы улыбнулся.

      Наклонившись, Уилл взял его руку в свои.

      — Ужасно рад вас видеть, сенатор, — сказал он. — Мне не давали доехать до вас, ну — не было и минуты.

      Сенатор наклонил голову, и челюсти его заработали.

      — Теперь уж не беспокойтесь, сенатор, — сказал тут Джаспер. — Теперь-то получится. — Он повернулся к Уиллу. — Сенатор пытается говорить, мистер Ли.

     

      Было уже одиннадцать часов. Уилл и его родители, его тетка и Кейт, и сенатор, и медсестра, и Джаспер, Том Блэк, Китти Конрой — все они смирно сидели перед огромным телеэкраном. Агент ФБР общался с кем-то по телефону, а детектив наливал себе виски.

      — Теперь все зависит от малых городов, — сказал Том. — То есть даже от пригородов.

      Агент ФБР положил телефонную трубку.

      — Мои ребята обыскали — с ордером, ясное дело, — дом отставного полковника Уиллингхэма, убитого сегодня в отеле, — сказал он. — Ну, обнаружили в сейфе целую канцелярию местных фашистов. — Он повернулся к детективу Дейву Хейнсу. — В списке организации клерк из нашей конторы в Атланте и ваш шеф, между прочим, из городского полицейского управления.

      — Поеду-ка я в госпиталь, — сказал Хейнс. — Надо же Мики чем-то порадовать.

      — Кэлхоуну придется объяснять свои связи с Уиллингхэмом. Этот парень был председателем Совета дьяконов его церкви, — сказал агент.

      — Доктор Дон выпутается, — сказал Уилл.

      — Может быть, — сказал агент. — Но то, что мои ребята нашли в сейфе, весьма затруднит его положение.

      — Внимание! — воскликнул Том, показывая на телевизор.

      На экране появился диктор с листом бумаги.

      — Наконец мы можем огласить предварительные результаты кампании выборов в сенат Соединенных Штатов, — сказал он. — Данные, только что полученные из северных пригородов Атланты весьма неожиданны. Победителем там стал Уилл Ли, за него подано втрое больше голосов, чем ожидалось.

      Уилла завертели по комнате, обнимая, Кейт не выпускала его руку.

      — Общий результат, — продолжил диктор, — тоже в пользу Уилла Ли: пятьдесят один и шесть десятых процента за Ли, сорок восемь и две десятых — за Кэлхоуна, при двух десятых процента за прочих кандидатов, вписанных в бюллетени… Но вот мне сообщили, что преосвященный Дон Беверли Кэлхоун входит в большой бальный зал отеля «Хилтон». Последуем туда.

      Телекамера показала Кэлхоуна идущим через толпу его сторонников. Он взошел на возвышение.

      — Прежде чем сделать заявление, — сказал он, — извещаю вас, что при трагических обстоятельствах сегодня погиб близкий друг нашей церкви. Я буду говорить об этом завтра, с кафедры, а теперь прошу всех беззвучно вознести минутную молитву о душе полковника Джи Стюарта Уиллингхэма. С нами Бог.

      — Его душа нуждается в особом заступничестве, — сказал Уилл. — Пошли вниз, не хочу я этого слушать. Лучше уж поздравляйте меня.

      Патриция Ли порывисто обняла его, тетушка Элоиза тоже, отец крепко сжал его руку. Том Блэк хлопнул по спине, тогда как Китти Конрой смачно поцеловала и не оглядывалась при этом на Кейт. Неслышно появился Джаспер и тронул плечо Уилла:

      — Сенатор зовет вас, мистер Уилл.

      Уилл пересек комнату и стал на колени около кресла-каталки. Сенатору удалось как следует улыбнуться, и было поспорить, что он стремится заговорить. Он крепко до боли сжал руку Уилла, губы его пришли в движение.

      — Поздравляю… сенатор, — победно сказал он.

     

      1      Кандидат в президенты, уличенный в адюльтере.