ПСИОН

 

Джоан ВИНДЖ

 

 

 

     Посвящается Кэрол Пагнер, которая всегда верила в Кота, и Андре Нортон, духовной крестной матери Кота

 

АВТОРСКОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ

 

     Жизнь, злоключения, одиночество, отвержение и нужда - это поля сражений, где имеются свои герои, рыцари мрака, порой более великие, нежели те, кто увенчан лаврами.

     Виктор Гюго. Отверженные.

 

     Это - первый роман в серии, посвященной герою по имени Кот. Это также самая первая моя книга. Я приступила к "Псиону" в возрасте семнадцати лет; примерно столько же лет и Коту в начале романа. Я лежала ночами, пытаясь перекроить бессонницу в создание историй, пока не засыпала, - эта привычка восходит ко времени моей ранней юности. Однажды новый персонаж возник в моей личной виртуальной реальности и начал рассказывать мне о себе, и у меня не было иного выбора, как только слушать его. Я знала, что некоторым писателям таким образом являются их будущие герои, но со мной это произошло первый и единственный раз. На следующий день я начала записывать его рассказ.

     В это же время, подобно множеству алчных читателей научной фантастики (а также честолюбивых писателей всех мастей), я "начала писать" огромное количество романов. Однако, подобно многим только что вылупившимся писателям, я непременно увязала в своем очередном детище после первой или второй главы, откладывала рукопись и принималась за другие дела.

     Но я никогда не бросала свою первую . Я работала над ней пять лет, включая исправления, и начинала ее вновь и вновь, пока роман не был завершен. Я не знала, чем эта книга отличается от всех моих прочих незрелых начинаний.

     Спустя годы я поняла, что дело в персонажах этой книги и в особенности в Коте.

     Вскоре после написания романа, который известен теперь как "Псион", я стала печатать короткие фантастические рассказы и совершенно неожиданно для себя обнаружила, что писательская деятельность - это то, к чему я стремилась всю свою жизнь. Я приступила к созданию нескольких рассказов и двух романов (один из них - "Снежная королева" - стал лауреатом премии Хьюго) и затем вновь вернулась к своему первому детищу - "Псиону".

     В течение многих лет, работая над другими произведениями, я снова и снова возвращалась к роману, но никогда не была удовлетворена им полностью. Наконец, после успеха "Снежной королевы", я всерьез принялась за него. Я перечитала свою сырую заготовку (которую автор обычно хранит в пыльном чемодане или в чулане) и осознала две вещи: мне все еще хотелось поведать историю Кота, а "забавное приключение", которое я начала описывать будучи подростком, выглядело гораздо более серьезной и мрачной историей с точки зрения взрослого человека. (Один мой друг заметил, что "приключения - это трагедии, которые не произошли".) В "Псионе", напротив, происходят большие и маленькие трагедии. В этом направлении я внесла главные изменения, используя то, что узнала о писательском ремесле и человеческой природе за прошедшие годы, чтобы книга стала такой, какой я хотела ее видеть.

     Я получаю от процесса создания книги не меньшее удовольствие, чем от чтения, потому что не имею четкого плана действий персонажей до того, как сяду за рабочий стол.

     Я сама заинтригована тем или иным неожиданным поворотом событий, с которым могу столкнуться, и именно это рождает интерес к работе, которая кажется иногда вытягиванием собственного зуба. Переписывая "Псион", я поняла, что здесь история Кота не должна заканчиваться, что я хочу написать о нем целую серию книг и показать его в процессе развития в наиболее важные моменты его жизни.

     Несколько вариантов дальнейшего развития серии о Коте прояснились к моменту окончания "Псиона" и продолжали занимать меня даже во время работы над другими романами. (Благодаря причудам фортуны и издательской индустрии "Псиона" изначально ранили тем, что выпустили под маркой "романа-изгоя", как юношеский опыт. Однако эта первоначальная оценка романа была затем поднята до уровня серьезного взрослого произведения.) Во время пересмотра "Псиона" я создала новеллу о Коте, названную "Псирен", для антологии. В середине 80-х годов написала роман под названием "Кошачья лапа", вторую серии, выстраивающую повествование в логическую цепь. В этот момент я не могла заниматься чем-то еще, так как чувствовала настоятельную потребность рассказать историю Кота... "Кошачья лапа", более чем какая-либо другая книга, писалась на одном дыхании и как бы сама собой.

     После ее окончания я принялась за объемный проект - роман "Королева лета" и пришла к выводу, что по-прежнему не могу расстаться с Котом. В результате сюжет моего последнего по времени романа о моем любимом герое "Возвращение к реальности" сразу и полностью возник в моей голове. Однако я приступила к "Возвращению к реальности" спустя четыре года, и оказалось, что прошло немало времени, прежде чем закончила его. По иронии судьбы, он стал моим наиболее трудным детищем, потому что грандиозность замысла диктовала свои условия.

     Воображение автора способно влиять на восприятие мира героя или героини, но обратное влияние еще больше. К концу романа я поставила точку в автобиографии Кота, и у меня сразу возникли проекты двух или трех романов с его участием.

     В течение многих лет я до конца не могла понять, что же в этом герое побуждает меня писать о нем. В связи с этим я часто высказывала мнение, что он, видимо, принадлежит к герою-архетипу и поэтому всерьез завладел моим воображением. Лишь около трех лет назад на эту загадку пролился свет - в одном радиоинтервью я высказала догадку о том, что "Кот - это персонифицированное выражение моего социального сознания".

     К своему немалому удивлению, я поняла, что это и есть ответ. Кот появился в моем воображении именно в тот период, когда я начала ощущать бесконечное разнообразие и величину боли, которую люди причиняют друг другу. Его история - это рассказ о предубеждении и несправедливости, представленный с точки зрения жертвы. Борьба за выживание, которую ведет мой герой, - это своеобразная исповедь, свидетельство несгибаемости человеческого духа. Обладая врожденной добродетелью, он доказал, как важно оценивать человека по его душевным качествам, по отношению к другим, а не по расовым, половым, религиозным признакам, цвету кожи или сексуальной ориентации. (Злодей в "Псионе" имеет бисексуальную ориентацию, однако я подчеркиваю, что не хотела создать впечатление, будто данный фактор повлиял на его душевные качества; просто он относится к тем людям, которых слишком ранило прошлое и которые ослеплены стремлением к власти. Секс - это лишь одно из средств достижения власти над окружающими. Таким образом, его следует оценивать как индивидуальность - что он представляет собой как личность, как он относится к окружающим. Впрочем, это справедливо и для оценки каждого.) Я знаю, что в определенной степени "чужая кровь" Кота воспринимается как метафора всего того, что ксенофобы очерняют в понятии они - в противоположность понятию мы. Телепатическая способность Кота в мире твердолобых - метафора того, насколько трудно людям общаться открыто. Мы до мозга костей боимся их, потому что те, кто отличен от нас, думают иначе, чем мы, следовательно, они - это не мы, они могут причинить нам боль; может быть, мы сможем ударить их первыми.

     Осознав ту роль, которую играет Кот в моем подсознании, я поняла, что эта тема является той причиной, по которой Кот преследует меня всю лучшую часть моей жизни.

     В то же время в каком-то плане я была немного разочарована в Коте, потому что он слишком много значил для меня как личность. Есть черта, которая делает его для меня (и, судя по почте, для моих читателей) живым и реальным человеком, - это его противоречивость. Трудно назвать его однозначно героем или негодяем - его внешность и действия создают о нем одно впечатление, тогда как внутри он совершенно другой. Он получает извращенное удовольствие, переворачивая мнение окружающих о себе. Внутри его души происходит масса конфликтов - с одной стороны, он сообразительный, верный, нежный, с другой стороны - ориентирован на улицу, подозрителен, циничен и направлен на саморазрушение. Его представление о нормальном положении вещей - это боль и отвержение, потому что ничего другого он не знал.

     Однако созидательный процесс затрагивает те области сознания, к которым мы не имеем доступа и которые не можем контролировать. Темные глубины этого магического водоема вдохновения иногда рождают образы и картины, которые пугают и ужасают. В результате мы совершаем поступки под влиянием многих факторов, а такой герой, как Кот, подвержен двойственности. Как и все мы, он либо осознает, либо не осознает реальную причину того или иного действия, даже если считает, что она ему известна.

     Подобные вещи могут испугать людей, никогда не пробовавших себя в ремесле писателя; но герои, живущие в виртуальной реальности воображения автора, становятся живыми людьми. Писатель может изображать из себя Господа Бога, но не в состоянии отнять у своего героя свободного волеизъявления. Тот восстает и заявляет: "Нет, ты не можешь заставить меня сделать это!" - или неожиданно для тебя он проникается неприязнью к другому герою; или появляется на арене, где разыгрывается действие, в самый неподходящий момент и уводит повествование в непредсказуемом направлении. Однажды я спросила у мужа (Джеймса Френкеля, издателя), будет ли абсурдным утверждение, что я провела психоанализ одного из героев. Он ответил, что нет, потому что хорошо обрисованный персонаж должен быть настолько реален, чтобы его было подвергнуть такому исследованию.

     Во всяком случае для меня Кот - это нечто гораздо большее, чем совокупность черт характера, и всегда останется таким. лишь гадать, сколько времени понадобится, чтобы рассказать его историю до конца. Я уверена лишь в том, что согласна жить и состариться вместе с ним.

     Джоан Д. Виндж

     Мэдисон, Висконсин

     Сентябрь 1995 г.

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

 

КОТ

 

ПРОЛОГ

 

     Окрашенная в жемчужные тона мечта рухнула, оставив мальчика один на один с улицей. Задерганный прохожими и подавленный окружающим его уродством, он судорожно глотал влажный ночной воздух. Мечтания, за которые он сполна заплатил своему последнему надзирателю, ушли навсегда, и он услышал, как где-то запели:

     "Действительность - это сон, который никто не хочет видеть..."

     Богато одетый клиент игорного дома самоубийц "Последний Шанс" толкнул мальчика на ребристую стену и даже не заметил этого. Парнишка устало выругался и дошел до угла. В тяжелых полупрозрачных плитах мостовой вспыхнула реагирующая на давление лампа, когда он ступил в переулок, напоминающий длинный тоннель.

     Страдая не только от голода, он забрался в темный уголок, чтобы поспать.

     Один из трех наблюдавших за ним вербовщиков из Контрактного Труда кивнул:

     "Пора".

     Мальчик устроился в щели между грудами старых коробок, где негаснущий свет мостовой был похоронен под слоями мусора, скопившегося по краям переулка. Ему не было дела до грязи, он даже не замечал ее. Грязь выкрасила в серый цвет его изношенную одежду, пряди светлых волос, теплую смуглость кожи. Грязь стала частью его жизни так же, как вонь, как неумолкающий звук канализационных труб.

     Где-то в темноте этот звук просачивался сквозь крышу его мира из Куарро, нового города, живьем похоронившего Старый город.

     Вода, звонко ударявшая по металлической трубе, звучала, как нескончаемый колокольный звон в каждой клеточке его больных нервов. Он поднял трясущиеся руки, чтобы закрыть уши, пытаясь остановить мучительные звуки льющейся воды и злобной ругани в комнате прямо над ним. Он ощущал доносящийся издалека ритм музыки и... тяжелые шаги по переулку... Они приближались к нему.

     Парнишка замер, охваченный внезапно нахлынувшим предчувствием. Его глаза медленно открылись - ярко-зеленые глаза с длинными, вытянутыми, как у кошки, зрачками. Зрачки расширились, и глаза стали двумя омутами, поглотившими темноту и улавливающими малейшую частицу света, отражая с четкостью, недоступной человеческому глазу, троих молодчиков в черных униформах. Это были черные вороны Контрактного Труда - влиятельная банда, рыщущая в ночи в поисках "волонтеров". Они пришли за ним. "О Господи!" Тяжелое онемевшее тело вздрогнуло, мальчик подался вперед и встал на колени, ощупывая руками мусор.

     Пальцы сомкнулись на гладкой прохладной поверхности бутылочного горлышка. Он потянул бутылку к себе в тот момент, когда его окружили люди в черном. Они схватили мальчика за одежду, подняли над землей и пару раз ударили. Хватая ртом воздух, не в силах вздохнуть или предпринять ответные действия... он вспомнил про свою руку с зажатой в ней бутылкой. Мальчик замахнулся - внезапно и резко.

     Тяжелое небьющееся стекло с тупым звяканьем обрушилось на голову одного из нападающих; вербовщик упал, а удар опрокинул мальчика на осклизлую стену. Двое других яростно набросились на него, готовые отомстить. Он метнулся влево, вправо, уворачиваясь от их ударов, внезапно сделал выпад и сам нанес молниеносный удар. Еще один из нападавших с воплем упал на колени.

     Когда мальчик уже почти освободился, третий вербовщик оттащил его назад, пытаясь повалить. Мальчишке удалось вскарабкаться на груду ящиков, изворачиваясь, как змея, в тисках вербовщика. Ящики покачнулись, накренились... и обрушились. Мальчик уже был на ногах и бежал, а ящики продолжали падать, и ругань преследователей неслась вдогонку: не сразу кто-то из них сможет подняться, чтобы продолжать погоню...

     - Эй, парень!

     Беглец услышал этот окрик уже в конце переулка. Он продолжал бежать, зная, что вербовщики не вооружены. Что-то ударило его сзади по голове: он выругался, когда от боли в глазах зарябило и потемнело. Теплая влага потекла по волосам, поползла по шее, насквозь пропитывая короткую куртку. Он поднял руку, провел ею по лбу, смоченному фосфоресцирующим оранжевым красителем: это была не кровь.

     "Черт!" Он снова выругался, отчасти успокоившись, отчасти вновь испугавшись.

     Этой дурацкой краской помечали преступников, чтобы полиции было легче их схватить. На ходу он сдернул с себя куртку, ускорил бег и ворвался в полуночную темноту на площади Божественного Дома. Однако краситель уже впитался в кожу, и даже толпа не могла скрыть несчастного. По ночам богачи из Куарро появлялись в трущобах, чтобы облагодетельствовать их жителей и на недолгое время погрузиться в греховность Старого города. Объединенная Служба Безопасности сопровождала их для защиты от бедных. Он расталкивал локтями воров и попрошаек, музыкантов, сводников и жонглеров, а также лощеных господ, которые кормили эту толпу и выкачивали из нее же последние деньги. Большую часть жизни парню приходилось воровать; в другой обстановке он бы обрадовался этой толпе. Но сегодня на него оборачивались испуганные лица, раздавались злые окрики, в воздухе мелькали руки, указывая на меченого, хватая его. Вот-вот чья-то рука в сером поднимет парализующий пистолет.

     Мальчик вырвался на улицу Мечтаний, которая поглотила его глоткой золотых огней, манящих соблазнительных ароматов и громкой ритмичной музыки. Раньше ему никогда не приходилось бегать по этой улице. Он тысячи раз стоял на ней разинув рот, глядя по сторонам, едва удерживаясь от соблазна войти вот в эту дверь... и в эту дверь... и в эту... Но ни одна из тех дверей не позволила ему войти, чтобы дать убежище, приглашая и даже узнавая его. Сегодняшний вечер не был исключением. Он прорывался сквозь причудливый хаос реальной и голографической плоти, чувствуя, что толпа истощает его силы, подстегнутые паникой. Оранжевый пот застилал глаза, ослепительная атака улицы изматывала.

     Раздался крик, и мальчик сквозь ночной кошмар увидел на этот раз серую униформу. Он вновь побежал. Он знал улицы города лучше, чем собственное лицо.

     Инстинкт помог ему, и он юркнул в узкую щель под темной аркой. Он пробежал вниз и вверх по ступенькам, с грохотом преодолел полосу внезапного света на металлическом тротуаре, ведущем в другой переулок. Он бежал сквозь ряды безмолвных стальных опор, ориентируясь по созвездиям отдаленных уличных огней.

     Шаги и окрики по-прежнему преследовали мальчишку, но они стали глуше. Он замедлил бег, едва не проскочив лазейку между пустующими зданиями: в разрушенной стене было достаточно места, чтобы проскользнуть сквозь нее под бурлящим чревом Куарро. Мальчик вскарабкался на упавшую балку, его дыхание вырывалось короткими всхлипами. Он изогнулся и прыгнул, пытаясь дотянуться до пролома в стене. Однако силы были на исходе. Ему удалось зацепиться, но пальцы соскользнули с каменного уступа. Он сорвался с четырехметровой высоты в груду щебня. При падении треснула лодыжка; организм, долгое время работавший на пределе, наконец изменил ему. Бедняга согнулся, тихо проклиная жгучую, точно каленым железом исторгнутую боль, и тут появились они. Беглец вновь съежился под лучом желтого света, грубые руки схватили его и поставили к стене. На этот раз у них были пистолеты, и он не пытался сопротивляться. Мальчик жалобно заскулил, когда пнули его больную ногу; заставили стоять на одной ноге, руки за спиной, пока не подошла патрульная машина. Преследователи знали, кто его пометил, - люди, которые работали на Федеральное Транспортное Управление. Эта компания заботится о своих людях. Им были прекрасно известны повадки этого звереныша и его послужной список. После последнего подвига ему уже не избежать наказания.

     - Привыкай, парень. Для тебя все уже позади. Но они ошиблись. Все только начиналось.

 

Глава 1

 

     Начиналось все там же, где и окончилось, - в Куарро. Куарро - главный город на Ардатее, зеленом оазисе Галактики, в Центре, в Сердце, в Короне Федерации. Почему-то мне этот город всегда напоминал мусорную свалку, но это потому, что я жил в его старой части.

     Меня зовут Кот. Это не настоящее имя, но оно мне подходит и нравится. Я не знаю своего настоящего имени. Меня всегда звали Кот - из-за моих глаз, зеленых глаз, видящих в темноте, глаз, не похожих на человеческие. Природа дала мне лицо, которое осложняет мои отношения с людьми. Если вы хотите узнать историю моей жизни, вот она: я стоял в одном из переулков Старого города, мне было тогда, наверное, года три или четыре. Я плакал, потому что мучивший меня голод не утихал и мне было так холодно, что посинели пальцы, и потому, наконец, что я страстно желал, чтобы кто-нибудь изменил все это. Какой-то человек вышел из двери, сказал, чтобы я заткнулся, и стал избивать меня, пока я не замолчал.

     Никогда в жизни я больше не плакал. Но чаще всего я был голоден и замерзал. И предавался сладким мечтам, когда хватало денег на наркотики, - тем самым мечтам, которые купить на улице. И только таким.

     Иметь собственные мечты - единственный способ выжить, но все мои мечты убил Старый город. Реальность стала сном, который никто не хочет видеть...

     У меня не было повода думать, что такая жизнь когда-нибудь изменится. Ни сначала, ни в тот момент, когда прошлое и будущее встречаются и захватывают тебя в середине пути, чтобы создать впечатление новой точки отсчета.

     Вначале меня вытащили из центра заключения Объединенной Службы Безопасности Старого города. Я не знал точно, что меня ждет, я хотел лишь поскорее выбраться оттуда. Меня продержали под арестом пару дней за драку с тремя вербовщиками Контрактного Труда. Тамошние молодчики сделали все, чтобы показать мне мое истинное место. Потом, когда уже казалось, что дела мои совсем плохи, они предложили мне добровольно согласиться на "проект исследований пси".

     Совершенно лишенный сил, в ожидании самого худшего, я пошел бы на что угодно, что я и сделал.

     Офицер Службы Безопасности вывел меня наружу в жаркий зловонный полдень и втолкнул в летающий модуль с крылатыми знаками Федерального Транспортного Управления на бортах. Я никогда раньше не летал в модуле; я видел только воздушные такси, на которых жители верхнего города добирались до Старого и обратно. Если у тебя на запястье нет специального датчика, на все это только глазеть. Без такого датчика человек не просто беден - его как бы не существует. Более того, человек без браслета обречен жить без него до самой смерти, а у меня датчика не было.

     Ребята из Службы Безопасности сели впереди и перекинулись несколькими словами; модуль оторвался от земли и вылетел со двора. У меня перехватило дыхание, когда мы понеслись над толпами и улицами, возраст которых был лишь вдвое меньше самой древности. Я провел всю жизнь на этих улицах, но все, на кого я теперь взирал сверху, были мне чужими. Они старались не смотреть вверх; я старался не думать почему.

     Модуль достиг площади Божественного Дома и стал подниматься выше: эта площадь Божественного Дома оставалась единственным местом в Старом городе, где соединялись два мира, старый и новый. Мы направлялись наверх, в Куарро. Я вжался в сиденье, когда по спирали взлетал в поток света, чувствуя, что меня подташнивает, и пытался вспомнить, почему мне всегда хотелось увидеть Куарро.

     Куарро стал крупнейшим городом на Ардатее, но так было не всегда.

     Множество межпланетных синдикатов, открыв нашу планету, поделили ее между собой. Затем, когда сектор Туманности Рака был готов для покорения, Ардатея стала стартовой площадкой для его колонизации. Синдикаты, поделившие планету, разбогатели на торговле. Наконец, Федеральное Транспортное Управление также заявило о своих правах. Информационная база была перенесена сюда, и Управление объявило о своем намерении обосноваться в Куарро. Город стал Федеральной Зоной Торговли, нейтральной областью, где официально не мог править ни один синдикат, но все они имели сотни шпионов и осведомителей, настраивающих обывателей против своих конкурентов. Далеко не все грязные делишки, которыми славился Старый город, были делом рук преступников. Куарро стал крупнейшим на планете портом.

     Земля утратила свое былое место в Человеческой Федерации, и Ардатея стала торговым, экономическим и культурным центром. И однажды кто-то решил, что старая, колониальная часть города представляет историческую ценность и должна быть сохранена.

     Но Куарро был расположен на оконечности полуострова, между глубоководной гаванью и морем. Приходилось довольствоваться имеющейся территорией, и новый город разрастался, поглощая незанятую землю, требуя еще и еще, пока не стал пожирать пространство над Старым городом, погребая его заживо. Грохочущие коммуникации, из которых постоянно что-то сочилось, и стальные опоры чьих-то дворцов наверху заменили небо для Старого города. И все, у кого была хоть какая-то возсть, поспешили покинуть это место. Все это я видел в стереокино, хотя почти ничего не понял из увиденного, и к тому же мне было наплевать.

     Мы поднимались в океане нежного, расплывчатого, по большей части зеленого цвета. То были растения - столько растительности сразу я никогда раньше не видел. Висячие Сады, как сказал мне кто-то однажды. Затем мы поднялись над садами, ярус за ярусом, двигаясь в свете дня, который мог бы называться Божьим... Башни, сверкающие и плывущие, пронзающие яркое голубое небо и это небо отражающие, так что казалось, будто оно проплывало сквозь них...

     Я зажмурился, меня трясло, голова кружилась. Через минуту, открыв глаза, я посмотрел на бесконечно высокое небо, на Куарро, сияющий внизу и похожий на... на... Я чувствовал, что должны быть слова, чтобы описать то, что открывалось передо мной, но не мог их найти.

     Молодчик из Службы Безопасности сидел молча, опершись спиной о разделявший нас барьер. Город лежал внизу между заливом и морем подобно длинной изящной руке, украшенной драгоценностями, которые сверкали сквозь туман. О Мать Земля, - неужели я здесь живу? Я ощутил, как наручники врезались мне в запястья.

     Мы стали снижаться и опустились на выступ на уровне середины посеребренной стены здания, где уже стояли два модуля. Вход был заранее открыт, причем было видно, что им не часто пользовались. Мы попали в помещение, напоминающее больницу, - я понял это, лишь только мы вошли. Больница всегда остается больницей, как ни пытайся сделать из нее что-то другое. Я замер:

     - Что это? Что со мной собираются делать?

     - Это Институт исследований Сакаффа, - сказал офицер безопасности. - Я не знаю, что с тобой будет, да мне и наплевать. В конце концов, ты сам пошел на это!

     Он стоял между мной и дверью, и мне ничего не оставалось, как двинуться дальше. Офицер спросил проходившую мимо служащую, как найти нужную нам дверь.

     Женщина несла пластиковый пакет, в нем плавало в багряной жидкости что-то похожее на печень. Это не прибавило мне храбрости. Она указала путь, кивнув головой, и мы прошли по тихому коридору в комнату ожидания. Я осмотрелся.

     Дальняя стена представляла собой сплошное подцвеченное стекло, поток света, проникающий сквозь него, ослеплял и заставлял щурить глаза.

     Офицер указал мне на группу людей, сидящих на мягкой скамье у основания стеклянной стены. Он размагнитил мои наручники, и они упали ему в руки, затем ткнул меня в сторону окна и сказал: "Сиди тихо и без фокусов", - после чего вернулся в холл. Я знал, что он будет поджидать меня там, если я вздумаю убежать.

     У окна собралось уже несколько человек. Я чувствовал, как они уставились на меня, когда я, хромая, пересекал залитый солнцем толстый ковер. Я понимал, что представляю собой любопытное зрелище: измазанный кровью, грязью и красителем, в хлопчатобумажном одеянии, выданном службистами, чтобы прикрыть синяки, с повязкой на лодыжке и в штанах настолько ветхих, что годились они разве что для музея. Меня мучил вопрос, для чего нас здесь собрали и во что я влип на этот раз. Я пожалел, что у меня нет с собой камфорной жвачки, чтобы успокоить нервы.

     Я остановился перед скамейкой, подыскивая, куда присесть. Сидящие распределились по всей ее длине, как будто огораживая свою территорию, и места для меня не осталось.

     Две женщины и четверо мужчин... Мужчины, судя по виду, из бедняков, двое - крепкого телосложения. У одного мочка уха растянута: когда-то он носил значок-клипсу синдиката - бывший астронавт. Одна из женщин была явно из богатых, другая - нет и выглядела очень испуганной.

     Никто не подвинулся. Одни рассматривали меня, другие - свои ноги. Наконец астронавт произнес:

     - Туда.

     Я проследил за его взглядом. Рядом со скамейкой в стене справа от меня была закрытая дверь с голубым матовым окошком.

     - Передовая линия?

     - Соображаешь, малыш. - Он полагал, что соображает лучше, чем я. - Один взгляд на тебя, и они позабудут о нас. - Он засмеялся, и все захохотали вслед за ним. Напряженный, нервный смех. Я не смеялся. "Неужели ты это проглотишь?" Я двинулся к нему.

     - Слушай, ты, не создавай проблем, - воскликнула богатая. Она была одета, как те, кто приезжал в Старый город для развлечений. На ее круглое лицо был наложен узор из мелких камней, красных с золотом, гармонировавших с цветом ее волос.

     - Отлепись, не твоего ума дело. - Я свирепо посмотрел на нее.

     Но в ее глазах было написано, что это касалось ее самым непосредственным образом. И в глазах всех остальных я прочитал такую же обеспокоенность. Никто не шевельнулся.

     - Да ради Бога, малыш, - оскалился астронавт, - тот парень в холле будет в восторге, если ты попробуешь что-нибудь выкинуть.

     Я опустил руки и прошел в начало очереди. Испуганная женщина отодвинулась от края скамьи - то ли для того, чтобы я мог сесть, то ли из страха, что я что-нибудь выкину. Я вытянул больную ногу в теплый солнечный свет и плотнее закутался в хлопчатобумажный клифт, затем повернулся к окну, следя глазами за медленным движением облаков и воображая, что вокруг нет ни души. Посмотрел вниз и подумал, каково было бы падать в эту бездну.

     Дверь с голубым окошком открылась, и оттуда вышел человек с лицом мрачным и расстроенным. Он был похож на игрока, упустившего свой последний шанс. Все, и он в том числе, опять уставились на меня.

     - Отлично, кто следующий?

     Судя по всему, теперь моя очередь. Я смотрел на дыру, красовавшуюся на моем колене, и не мог двинуться с места.

     И тут встала сидевшая рядом женщина.

     - Я пойду, - сказала она. С минуту она разглядывала меня, после чего обернулась к вышедшему из двери. - Я следующая.

     Я во все глаза смотрел на нее. В руках моей спасительницы что-то было, и она сунула это мне. Легкий шарфик.

     Я не успел спросить, что это означает, она уже ушла. Я обернулся на сидящих на скамье, и до моего уха долетело, как богатая мерзавка обронила что-то гадкое. Я мрачно взглянул на нее, на что она бросила:

     - Ну а ты-то чего уставился?

     Я вновь взглянул в окно, но передо мной стояло лицо испуганной женщины. Я хотел избавиться от ее навязчивого образа, забыть ее, но не получилось. Она была старше, чем я думал, примерно между двадцатью и тридцатью. Ее длинные волосы падали до талии, такие же черные, как полночь в каком-нибудь переулке Старого города. Одежда в темных тонах, необычная черная блузка и черная шаль как бы закутывали женщину в печальный саван. Она была высока, худа и выглядела изможденной. Но глаза, серые, как облако, смотревшие ввысь... и когда она перевела взгляд на меня - опустошенные. Она пошла первой, чтобы спасти меня, незнакомого мальчишку. Почему? Ее поступок стал чем-то вроде проявления инстинкта, как отдергивание руки, обожженной пламенем, как попытка избежать боли. Мне это казалось странным, невероятным. Я не знал, что думать. Мне удалось вскоре выбросить это из головы. Я не нуждался в одолжениях от особ с расшатанными нервами. Я посмотрел на шарфик, зеленый и мягкий, как мох. Он скользил между пальцами, я ощущал его невесомость и терпкий аромат, напоминавший ладан. Затем я плюнул на него и принялся стирать грязь с лица.

     Моя спасительница долго не выходила из комнаты. Она, должно быть, читала чужие мысли, коль скоро догадывалась, что такое же ожидает нас всех. И если она знала об этом... Наверное, мрачные думы сидящих в очереди сделали ее глаза такими опустошенными. При мысли о жизни человека, который читает чужие тайны и которого поэтому все должны ненавидеть, мне стало не по себе. Затем я задумался, почему службисты решили, что я подойду для этого эксперимента. Я же нормальный человек. В заключении меня протестировали, после чего службисты сказали, что я псион. Я будто бы могу читать чужие мысли. Я ответил службистам, что у них голова набита дерьмом. Они с отвращением переглянулись и сказали мне:

     - Ты родился под счастливой звездой, чокнутый выродок из Старого города.

     После этого меня протестировали на детекторе лжи и задали массу вопросов, на которые я не смог ответить. И последнее, о чем они спросили меня, - хочу ли я выбраться отсюда.

     Но ненормальными были они: я никогда не умел читать чужие мысли. Это означало, что меня могут не отобрать для участия в эксперименте. Я немного приободрился, думая о женщине с мертвым выражением глаз и о том, как она живет, зная, насколько все ее ненавидят, ее, которая знает... Но какая меня ждет участь, если я не подойду для эксперимента? Эта мысль вновь повергла меня в уныние.

     - Следующий.

     Дверь открылась, но читающая мысли не вернулась; появилась рыжеволосая женщина и кивнула мне, как будто тоже была ясновидящей. Я поднялся, сунув шарфик в карман. Ноги были как ватные, но кое-как я дошел до двери. Мужчина, который выходил из комнаты в первый раз, сидел за столом-терминалом. Дневной свет падал на стол из большого, во всю стену, окна.

     Письменный стол, стулья и другие столы были сделаны из настоящего дерева.

     Хотелось все это потрогать. Вновь я ощутил нехватку пакетика камфоры. Стену за спиной сидящего человека украшала настоящая объемная живопись, а не какой-нибудь дешевый стереодиапозитив. Я повидал на своем веку довольно краденого добра, чтобы сразу оценить качество. Я уставился на массивную виноградную лозу, вырезанную по краю его стола, и глубоко вздохнул перед тем, как перевести глаза на него. Мужчине было около тридцати пяти, может быть, немного больше. Выражение его лица было страдальческим, как будто он давно уже болел, но что-то неуловимое придавало ему загадочность; русые волосы коротко острижены, в них уже проскальзывала седина, но он не пытался скрывать этого.

     Желтая летняя рубашка без воротничка хорошего качества была привезена очень издалека - таких у него, наверное, целый ворох. На левой руке мужчины красовались два плоских кольца - на среднем и безымянном пальцах: вдовец? Он смотрел строго. Я попробовал улыбнуться ему своей лучшей улыбкой. Не подействовало.

     Он перевел светло-карие глаза - карие с оттенком зеленого - с моего лица на одежду, затем вновь на лицо. Я понял, что это, должно быть, тот, о котором службисты в Старом городе говорили "доктор Зибелинг", тот, к кому меня направили. Нога болела. Я хотел присесть, но его взгляд, критически оценивающий, остановил меня.

     - Пожалуй, слишком молод. Это был не единственный мой недостаток, о котором он подумал. Он вертел в руках стеклянный шар с каким-то расплывчатым изображением внутри. Затем он оттолкнул его с отсутствующим видом, как будто шар помог ему успокоить нервы.

     Я покачал головой. Мои руки напряглись. Все думали, что я моложе, чем на самом деле, мягче, глупее, что мною легко помыкать. Как будто я уже был рожден жертвой и все чувствовали это. На мне красовалось достаточно шрамов, чтобы доказать, что они ошибались. Он произнес:

     - Заключенный девять два нуля пять семь. - Я кивнул, хотя это еще ничего не значило. На столе у него лежали бумаги, похожие на доклад Объединенной Службы Безопасности, он изучал их некоторое время, после чего вновь поднял глаза. - Здесь написано, что ты замечен в мелких кражах, а теперь тебе вменяется оскорбление действием трех вербовщиков Контрактного Труда. Далее, ты напал на одного из них с ножом...

     - Так написано? Вот червяк! Да мне не нужен был нож. - Он посмотрел на меня ледяным взглядом. - У меня была бутылка.

     - ...напал на одного из них с ножом, ударил другого и опрокинул ящики на третьего. После чего бежал и, получив перелом лодыжки во время падения, был схвачен сотрудниками Службы Безопасности. Ты был тогда под наркотиком? - Судя по его тону, доктор не верил в то, что прочитал. - Почему ты это сделал?

     - Потому что я не хотел, чтобы меня притащили в какую-нибудь канализационную дыру, куда не завлечь нормального человека, я не хотел жить там вторую половину своей собачьей жизни. Почему вы спрашиваете? Эти вонючие вороны...

     Ему стало скучно.

     - Когда тебя арестовали, у тебя в крови был обнаружен наркотик. Это было два дня назад, а ты до сих пор не лезешь на стенку - разве ты не наркоман?

     Я покачал головой:

     - Мне это не по средствам.

     - Никто из них не может себе это позволить, но не всем так везет, как тебе. Кстати, я никогда не слышал, чтобы кому-нибудь удавалось не пристраститься к наркотикам.

     Я тоже не слышал о таких случаях и сказал:

     - Живой пример перед вами.

     Он вновь вернулся к рапорту:

     - Здесь также говорится, что ты не читаешь мысли. На тестировании, однако, ты продемонстрировал широкий спектр телепатических способностей, но ты их не применяешь. Такое я тоже встречаю впервые. Ты задал нам непростую задачку - ты демонстрируешь сопротивляемость тестирующему зонду в десять плюсов. У меня был показатель восемь, и это очень много. У тебя необычные способности, и ты никогда не использовал их?

     Я вспомнил тестирование в отделении Службы Безопасности, повязку из какой-то жесткой ткани, напоминающую сеть, которой завязали мне лицо, вспомнил, что я испытывал, когда они стали проникать в мой мозг.

     - Ну? Я задал тебе вопрос, паршивый мальчишка. Отвечай же! - Его голос стеганул меня, как пощечина.

     - У меня есть имя, ты, ублюдок. Меня зовут Кот.

     Я начинал верить в ненависть с первого взгляда. Его руки, лежащие на краю стола, сжались в кулаки.

     - Не строй из себя умника. Я сыт по горло тобой и всеми остальными. Какого черта мне присылают только уголовников и наркоманов?

     - Хорошо, хорошо. Забудьте про то, что я сказал. - Я поднял руки, стараясь изобразить сожаление и покорность. Единственное, чего я хотел, - это чтобы он скорее выставил меня за дверь, к службисту с наручниками в холле. Я постарался, чтобы мой ответ прозвучал мягко и вежливо:

     - Нет, я никогда не знал, что могу читать чужие мысли, пока мне об этом не сказали сотрудники Службы Безопасности.

     Я ни разу не чувствовал - даже не ч-ч...

     В это мгновение как будто черная молния полыхнула в самом центре моего мозга, я услышал чей-то крик... Зибелинг разглядывал меня с интересом. Весь его гнев как рукой сняло.

     - Ну что же?

     Я тряхнул головой, протер глаза, чувствуя холод и растерянность.

     - Ничего... Нет, я не хочу читать мысли. Кому это надо? - Слова выскочили сами собой, прежде чем я мог остановиться:

     - Все псионы, которых я встречал, были ненормальными. Я не просто так называю их помешанными. - Я состроил гримасу.

     - Что тебе известно о псионике? - Его лицо вновь приняло безразличное выражение. Он оттолкнул стеклянный шар к краю стола.

     - Ничего. Что мне до всех этих ненормальных?

     - Исследования по псионике, - он выделил эти слова, - это то, в чем ты хотел участвовать.

     - О! - Я чувствовал, что мои уши горят.

     - Это все. Благодарю. - Он встал. Дверь была открыта. Я понял, что собеседование окончено. И что я его провалил.

     Я вышел тем же путем, что и попал сюда, отчаянно желая стать невидимым. Но этого я, конечно, не мог. Я прошел мимо остальных, как будто только что упустил свой последний шанс, и увидел их лица. Я почувствовал, что мое лицо начинает гореть.

     - Минуту!

     Я остановился и услышал, как Зибелинг спросил у сидящих, есть ли среди них телепаты. По очереди они отрицательно покачали головами и сказали: "Нет".

     Я обернулся и вновь посмотрел на него, опасаясь, что он увидит мое лицо.

     Он нахмурился и жестом пригласил меня обратно. Неожиданно мне захотелось быть отсюда подальше. Но вместо того чтоб уйти, я чуть не наступил на него, торопясь в кабинет, пока он не передумал.

     - Не воображай, что это что-то меняет, - сразу сказал он. - Ты здесь только благодаря своему высокому уровню сопротивляемости. Но я уделю тебе еще пару минут. Объединение Контрактного Труда потребовало вернуть тебя, если это тебе интересно.

     Я засмеялся, но мне было совсем невесело. Он как будто чего-то ждал.

      - Тебе даже не интересно, чем ты будешь заниматься?

     Я отрицательно покачал головой, отчасти потому, что он хотел, чтобы я кивнул, отчасти потому, что мне действительно было все равно:

     - Зачем? Кому я здесь нужен... Потому что никто даже не заметит, что меня нет.

     Все было обречено, по крайней мере этот ответ стал моим последним выбором.

     Но он пояснил:

     - Эксперименты, которые мы проводим, включают в себя псионику - "разум над материей". Главным образом, это будет группа людей с необычными психическими способностями. Задачей является выработка методов контроля над такими способностями. Мы обучим тебя, как читать мысли, не становясь при этом сумасшедшим. Пока это все, что тебе положено врать.

     Я пожал плечами. Он щелкнул одним из рычажков на терминале, и дверь открылась. На этот раз - другая; я разжал руки.

     - Ты давно знаешь ту женщину, которая зашла сюда перед тобой?

     - Почему вы спрашиваете? - Я нахмурился.

     - Из любопытства. Она просила меня дать тебе шанс. Мне интересно - зачем.

     - Я видел ее впервые. - Я не знал, что еще сказать, и молча ждал, пока он не указал мне на дверь.

     - Туда. Тебе скажут, что делать.

 

Глава 2

 

     Я прошел по другому коридору, который был совершенно похож на больничный.

     Постепенно напряжение в груди проходило и дышать стало легче. В конце коридора двое в голубых халатах восседали на краю стола для осмотра пациентов и играли в кости. Я остановился. Они переглянулись, перестали метать кости и сложили их в коробку.

     - Тебя послал Зибелинг? - спросил один из них, старик с бакенбардами, как будто я мог заблудиться. Я кивнул. - Что у тебя?

     Я осмотрел себя и вновь поднял взгляд, заложив руки за спину.

     - Я устал, голоден и меня тошнит от всего этого!

     Лицо старика выразило сперва непонимание, а затем раздражение.

     - Я спрашиваю, что ты можешь делать - ты телепат или что?

     - Что? - переспросил я, словно эхо.

     - Ясно, что он не читает мысли, Гоба, - сказала женщина, коллега старика, поправляя волосы.

     - Вы ошибаетесь, - произнес я.

     Они вновь обменялись взглядами. Мужчина дотянулся до клавиатуры компьютера и вызвал на экран информацию. По мере того как он вглядывался в экран, между его густыми бровями формировалась глубокая морщинка.

     - Проверь-ка это, - сказал он.

     Женщина обернулась к экрану:

     - Полное неприменение? И мы должны распутать все это в разумно короткие сроки? Боже мой, с чего же начать? С какой стороны подступить к этому делу? Как нам разрубить этот узел? - Она дотронулась пальцем до экрана.

     - Прямо гордиев узел, - произнес Гоба. - Я думаю, и решение должно быть таким же. - Он разрубил рукой воздух.

     Женщина рассмеялась:

     - Ну, тогда он ваш. Ну и повезло же ему! Если вы обнаружите в нем настоящего телепата, вам с честью уходить на заслуженный отдых, - она взглянула на меня. - И если вам удастся найти что-то человеческое в этой куче обносков, вы намного превосходите меня.

     Старик передернул губами, заинтересовавшись не на шутку. У меня хорошо развиты инстинкты, и мне опять стало не по себе.

     Женщина ушла, а старик позвал своих ассистентов. Они раздели меня и выбросили одежду в мусоропровод. Затем меня вымыли со щеткой, продезинфицировали и дали мне лекарство, но оно не оправдало их ожиданий. Они не переставали грозить, что заклеют мне рот, если я не перестану звать на помощь. Когда все было закончено, меня накормили в больничной столовой. Я жадно ел, пока в желудке не начались рези, и уснул тут же на стуле.

     Специалист по имени Гоба и целая куча его помощников теперь полностью контролировали мою жизнь. Они говорили мне, когда я должен есть, спать и принимать душ; они давали мне пищу, одежду и постель. Моя жизнь была загнана в гроб, в темницу, где я задыхался, где, стоило мне проснуться, они ломились в дверь моего сознания, пытаясь получить ответ, добиваясь, чтобы я раскрылся перед ними или пустил их в свои сокровенные тайны. Ничего подобного раньше со мной не бывало, никто никогда не руководил мной таким образом. Никто не указывал мне, когда дышать, да в сущности всем было всегда наплевать, дышу ли я вообще.

     Этим специалистам, похоже, тоже было все равно. Я был псионом, они - нет; более того, они испытывали к псионам неприязнь - какому нормальному человеку понравятся чужастики? Им не по душе такая работа, а заодно и подопытные, из-за которых они вынуждены были ею заниматься. Но управление мной входило в их обязанности, и они не могли допустить провала. Гоба говорил, что они во что бы то ни стало сделают из меня телепата, даже если для этого им придется вскрыть мне черепушку, и в конце концов я начал верить его словам.

     Они ожидали, что я должен стать телепатом, то есть уметь читать чужие мысли. Гоба сообщил мне об этом в первый же день. Он втолковывал мне это медленно и терпеливо, как будто перед ним был недоразвитый, пока я насыщался в столовой. Помимо чтения мыслей, псион должен был обладать другими способностями: телепортация означала, что он умеет мгновенно перемещаться в пространстве, лишь подумав об этом; обладая телекинезом, он может усилием мысли передвигать предметы. Еще один необходимый талант - умение предсказывать картины будущего или нескольких вариантов будущего, а также давать рекомендации по оптимальному варианту действий в настоящем. Некоторые из псионов обладали чуть ли не всеми этими дарами. У меня была лишь телепатия. Однако и одного этого мне хватало вполне. Мои мучители бесконечное число раз гипнотизировали меня, усыпляя мою подсознательную защиту, и копались у меня в мозгу с помощью приборов, о которых я, слава Богу, ничего не знал. Они отыскивали очаги сопротивления в моем мозгу и нейтрализовали их, удаляя страхи, пытались обнаружить телепатические центры и стимулировать их. Когда я просыпался после каждого такого сеанса, мне казалось, что все идет нормально, потому что они так меня запрограммировали. Но каждый раз я пробуждался в поту, с пересохшим горлом, красными глазами и раскалывающейся от боли головой. Да еще меня заставляли делать сотни разных упражнений, которые должны были нейтрализовать мешающее мне напряжение, стимулировать мой контроль над своими мыслями, чтобы я почувствовал нарастание собственной силы и начал ею пользоваться. Я должен был отвечать, что изображено на картине, которую я не видел, или что они, испытатели, ели на завтрак, или определить, врут они или нет.

     Они почему-то всегда знали, прав я или нет. Я понимал, что у меня в голове происходит что-то такое, чего раньше никогда не было. Я чувствовал, как посторонняя энергия хозяйничает в моем черепе, неизвестная сила будоражит бездействовавшие уголки моего разума. Я не мог контролировать эту силу или придать ей форму мысли, чтобы внедрить ее в чей-то мозг. Я даже не в состоянии был сфокусировать ее на расшифровке того, что мне пытались передать, несмотря на мощную поддержку испытателей.

     С самого начала, когда я почувствовал, как во мне действует энергия пси, я стал ненавидеть любые ее проявления. И сколько бы раз они ни отключали меня и ни заставляли просыпаться в холодном поту, ничего не менялось. Как если бы меня принуждали сделать на людях что-то постыдное, вновь и вновь, под их неусыпным наблюдением; будучи замаранным презрением моих стражей, я сопротивлялся тому, что они пытались в меня внедрить: псионы - это отбросы общества, угроза порядочным гражданам, в жизнь которых они пытались вторгнуться. Псионы - это ненормальные. Но мои мучители знали, что я был одним из них...

     Когда я делал что-то правильно, я полагал, что доктора должны быть благодарны мне за это. Но они лишь насмехались, приговаривая, что я мог бы догадаться об этом раньше и что я опять не стараюсь добиться результата. Я возражал им, уверял, что пытаюсь, но разговаривать с ними было бесполезно.

     - Какого черта вы возитесь со мной, если не можете сделать из меня даже дерьмового телепата? Вы явно ошибаетесь на мой счет, - сказал я однажды Гобе. Я искренне хотел, чтобы они признали свою ошибку, чтобы он сам сказал мне об этом, хотел услышать, что я так же нормален, как и этот докторишка, несмотря на страх, что меня тотчас же отошлют обратно, к ублюдкам из Контрактного Труда.

     Гоба взял меня за подбородок и повернул мое лицо к отражению в металлической дверце.

     - Вглядись в свое лицо, псион, и задай еще раз свой вопрос: не ошибаюсь ли я насчет того, кто ты такой, - сказал он.

     Я не понял и лишь пожал плечами. Он смотрел на меня с отвращением, для меня это было не ново.

     - Ты - псион, и не пытайся обмануть себя. У тебя голова, образно говоря, полна тайных шрамов. Это объясняет твою проблему. Однажды ты испытал разрушительной силы телепатический шок, настолько мощный, что произошло нечто вроде короткого замыкания. Твой разум самовосстановился, но потрясение было слишком сильным. Теперь мы пытаемся возродить твои способности. Но ты все еще сопротивляешься...

     В его голосе прозвучала как будто личная обида.

     - Что еще за шок? - У меня не помещалось в голове, как такое губительное для меня происшествие не оставило даже памяти о себе.

     Он пожал плечами.

     - В конце концов, это не важно. Нас не это интересует. Мы восстанавливаем функции твоей, так сказать, электрической сети.

     "Но я не машина, вы не можете меня перепрограммировать. Я не так прост", - подумал я, страстно желая, чтобы этот ублюдок прочитал мои мысли.

     - Возвращайся к упражнениям. - Он отвернулся.

     Я оставался на месте, скрестив на груди руки.

     - У меня болит голова. Мне не хочется больше этим заниматься.

     Он посмотрел на меня.

     - Мы здесь работаем над твоими проблемами, но не решаем их. Если хочешь знать почему - обратись к психиатру. А теперь иди работай.

     И так проходили дни; я стал настоящим роботом, отвечая, когда приказывал Гоба, разговаривая сам с собой, когда мне хотелось услышать человеческую речь.

     Специалисты, занимавшиеся мной, похоже, тоже были роботами, судя по тому, что они говорили. Я даже не знал большинства их имен. Для них я был очередным подопытным кроликом, и каждую ночь меня запирали в клетке. И каждую ночь меня мучили кошмары; я стал спать с зажженным светом. Кошмарные сны, которых я никогда не мог запомнить, уходящие под утро и оставляющие в голове отголоски отчаянных криков. Ни Гоба, ни кто-нибудь другой не знали об этом. Пусть идут к черту, я бы с удовольствием снабдил их рекомендациями, но я перестану уважать себя, если обращусь к ним за помощью.

     Наконец однажды меня показали психологу по их собственной инициативе.

     Никто не потрудился мне сообщить о цели этого визита. Единственное, что мне было известно, - меня собирались показать Зибелингу. Казалось, для него это стало еще большей неожиданностью, когда одна из сотрудниц привела меня к нему.

     Зибелинг удивленно поднял брови, услышав, что к нему привели Кота. Он проводил ее долгим взглядом, после чего вновь посмотрел на меня. Я видел, какое он испытал изумление, когда наконец узнал меня. Я замер, пытаясь стряхнуть с себя неприятное ощущение и тот немой вопрос, который Зибелинг немедленно вонзил в мое сознание. Для меня было внове воспринимать чужие импульсы, к тому же у Зибелинга это получалось гораздо удачнее, чем у тех, кто со мной работал.

     Мое замешательство внезапно прошло, я вновь остался один с разворошенными мыслями.

     - Сядь, - сказал Зибелинг.

     Я опустился на стул с парусиновым сиденьем, металлическая основа скрипнула, как старые кости. Зибелинг поморщился. Я откинулся на спинку стула, сиденье изогнулось подо мной, я осматривал помещение. Это была уже другая комната, с более высоким потолком, ее пронизывали наклонные полосы дневного света. Я попытался представить, какую форму имело здание. Комната, где я находился, походила на все остальные помещения, за исключением того, что сквозь стеклянный потолок было увидеть небо. Очевидно, Зибелинг временно использовал эту комнату. Я подумал о том, какое он занимает положение и не относятся ли к нему так же, как он ко мне. Судя по одежде, между нами все-таки имелась разница. У него по-прежнему был стеклянный шар, правда, насколько я помнил, с другим изображением внутри.

     - Я едва узнал тебя, - произнес Зибелинг. Это, по-видимому, было что-то вроде комплимента, но прозвучало совсем по-другому. Я пожал плечами. - Как твоя лодыжка?

     - Все прошло. А в чем дело? Они сказали, что я ни на что не гожусь? - Я сжал руками металлические поручни стула.

     - Кто они? - Он выглядел озадаченным.

     - Да все эти докторишки. Они твердят мне, что вы меня выкинете отсюда, если я не буду работать лучше. Я делаю все, что могу. - Я подался вперед, сиденье подо мной заскрежетало.

     - Не сомневаюсь в этом, - с полной уверенностью сказал Зибелинг; немного успокоившись, я вновь откинулся на спинку стула.

     - Они говорят, что ты продвигаешься слишком медленно и не оправдываешь их ожиданий. Что у тебя есть очаги сопротивления, которые они не могут подавить.

     Именно поэтому тебя прислали ко мне.

     - Почему? - Я почувствовал, что вновь напрягаюсь.

     - Это часть исследований. Все добровольно согласившиеся в них участвовать сталкиваются с проблемами, ты не одинок. Сожалею, что не предупредил тебя, но у нас много добровольцев, и эксперимент только начался.

     - Какое вам дело до моих проблем? Мне уже сказали ваши спецы, что мои трудности никого не волнуют. Вы притворяетесь, чтобы я лично вам кое-что высказал?

     Он посмотрел на меня так, как будто я плюнул ему в лицо:

     - Ты хочешь сказать, что до сих пор не понимаешь, чего мы от тебя добиваемся?

     Я уставился в пол и на свои сандалии.

     - Откуда мне знать? Я только и вижу что этих проклятых спецов. Они все похожи один на другого и ничего мне не говорят, вообще со мной не разговаривают. О Господи! Что же я должен понять - что меня бросили в тюрьму?

     Где же все остальные псионы, о которых мне твердят? Я ни разу их не видел, я схожу с ума оттого, что сижу здесь целую вечность!

     - Ты находишься в нашем центре всего две недели. Ты увидишь всех остальных, когда будешь готов работать с нами. Ты - заключенный, но ты арестован не нами, а Объединенной Службой Безопасности. Пока я не удостоверюсь в том, что ты подходишь для эксперимента, ты останешься под их надзором. - Он глубоко вздохнул. - Я доктор Ардан Зибелинг. Я веду медицинские исследования и одновременно занимаюсь лечением эмоциональных отклонений и проблем поведения, относящихся к псионике. Частью этой работы является помощь всем добровольцам, в том числе и тебе. Моя главная задача - научить тебя управлять твоими способностями и вести нормальную жизнь. Я ответил на твой вопрос?

     Я кивнул, не поднимая головы, желая поскорее уйти отсюда и недоумевая, почему, что бы я ни говорил ему, он воспринимает это как глупости и раздражается.

     - Теперь поговорим о том, что тебе мешает. Гоба утверждает, что однажды ты испытал сильное потрясение, из-за которого не можешь использовать свой дар читать чужие мысли.

     - Да, но он не сказал, что это было за потрясение.

     - Ясно, что Гоба не может этого знать. Даже под гипнозом ты не прояснил для нас этот момент. Человеческий разум хранит массу загадок; память может сохраняться и полностью теряться, и тогда ты не можешь восстановить событие в сознательном состоянии. Но воспоминание остается в глубинах твоего подсознания, иногда всплывая и мучая тебя. Разум никогда не теряет записи о событии - он лишь иногда не может найти информацию.

     Он посмотрел на стеклянный шар, положил на него ладони и закрыл глаза.

     Когда он отвел руки, изображение в шаре поменялось. Я уже не слышал доктора и уставился на эту картину: во мне шевельнулось сомнение.

     - Ты совершенно не помнишь, что произошло или могло произойти? Ты в состоянии сказать, когда ты первый раз читал чужие мысли?

     Я мигнул, вновь посмотрел на него и покачал головой.

     - С тех пор как ты здесь, не заметил ли ты, что началось нечто необычное?

     Удалось ли тебе что-то вспомнить, хоть что-нибудь? Может быть, во сне?

     - Да, мне снятся ужасные сны...

     - О чем? - Он подался вперед.

     - Не помню.

     Он вновь откинулся в кресле:

     - Ну уже кое-что. В основе сна должно быть что-то - установка, чувство...

     - Старый город. Во сне я всегда там. - Его брови удивленно поднялись. Я пожал плечами. - Что же еще может мне сниться?

     - Теперь закрой глаза и попытайся вспомнить, что ты чувствуешь при пробуждении.

     Я попробовал, пытаясь вызвать эти ощущения.

     - Страх, - прошептал я, потирая руками колени. - Чей-то крик...

     - Что?

     - Крики! - Я открыл глаза и уставился на Зибелинга.

     - Чьи крики? Твои?

     - Да. Н-нет! - Я вскочил со стула. - Я н-не хочу делать этого!

     - Сядь, - почти ласково сказал он, я повиновался. - Ты сильно заикаешься?

     - Я не заикаюсь! - воскликнул я и тут же понял, что только что заикался.

     - Хорошо, - кивнул он, посмотрев вверх. - Попробуем по-другому. Сколько тебе лет?

     Я вздохнул:

     - Мне об этом известно столько же, сколько вам.

     - Примерно ты должен знать - шестнадцать, семнадцать?

     - Наверное.

     - Ты всю жизнь провел в Старом городе?

     - Да.

     - Ты уверен? Ты мог попасть на Ардатею младенцем. Твоя семья...

     - О какой семье вы говорите?

     - Так ты сирота?

     В его взгляде было прочесть сострадание и даже чувство вины, но нетерпение в его словах заставило меня напрячься.

     - Должно быть. - Я неудачно попытался рассмеяться. - Всю свою сознательную жизнь я провел в Старом городе. Хотел бы я забыть его, если б мог...

     - Ну а до того, когда тебе было, скажем... четыре года?

     Вопрос прозвучал не случайно. Он сомкнул руки над стеклянным шаром, и изображение внутри вновь поменялось. Он поднял глаза, следя за моей реакцией.

     - Ах да... - Я вспомнил о его вопросе. - Я помню все достаточно хорошо.

      - Как же ты выжил в таком возрасте в одиночку?

     - Я сторонился человеческой грязи. - Напор со стороны Зибелинга почти физически ощущался в моей голове; я теребил руками края халата, в который был одет, не понимая, что происходит. - Мне случалось быть в бегах, я попрошайничал, а иногда даже... - Я осекся. - Какого черта вам от меня надо?

     Его лицо отразило что-то среднее между отвращением и досадой.

     - Я хочу, чтобы ты лишь ответил на несколько вопросов.

     Он лгал мне. Хорошо владея голосом, Зибелинг тем не менее не мог скрыть, что страстно желает найти ответ на вопрос, далеко выходящий за рамки профессионального любопытства. Я не мог угадать его мысли, но не мог также отделаться от этого ощущения.

     - Что случилось с твоими родителями?

     Это было только начало допроса.

     - Они мертвы. - По крайней мере, я на это надеялся, потому что они заслуживали только этого - после того, что они сделали со мной.

     - Ты знаешь, кто такие гидраны?

     - Что? - Я нахмурился. - О чем вы?

     - Формой глаз и структурой черепа ты напоминаешь гидрана. Твои способности псиона лишь подтверждают это. Ты слышал о гидранах? - наконец спросил Зибелинг.

     Я во все глаза смотрел на него.

     - Я знаю, что они пришельцы. - Я с трудом произнес это слово. - Они пришли из системы Бета Гидра. Я знаю много анекдотов... Вы что, пытаетесь выставить меня на посмешище? Очень приятно выглядеть ненормальным. Я человек, а не чужастик.

     Я снова встал. Зибелинг также поднялся и нагнулся над столом, задев шар с изображением. Он покатился в мою сторону.

     - Ты до сих пор не понимаешь, к чему я веду. Моя жена была из гидранов. И у меня был сын...

     - Да плевать мне, если даже ваша мать была чужастиком. Можете успокоиться, я не гидран. И в гробу я видел все ваши вопросы!

     Он откинулся назад, выпрямившись. Его лицо выразило гнев, он проник в глубины моего сознания. Затем он отвернулся, как будто не мог больше меня видеть. Я перевел глаза на лежащий передо мной стеклянный шар с картинкой внутри. Трясущимися руками я взял его, положил в карман и быстро вышел из комнаты.

     Он больше не вызывал меня. Этот наш разговор был последним, и Гоба стал третировать меня еще сильнее.

     А через несколько дней он привел в лабораторию незнакомца, который казался упакованным в пластик - такой он был опрятный и стандартный. Он оглядел меня и произнес:

     - Так ты то дитя подземелья, которое избило трех вербовщиков Контрактного Труда?

     Я уставился на него. Он улыбнулся, и в его лице появилось что-то человеческое.

     - (Думаешь, ты можешь принимать меня, телепат?) Я услышал эту фразу, но незнакомец не открывал рта, чтобы произнести ее.

     Слова сформировались в моем мозгу, а я даже не хотел читать его мысли. Передо мной был телепат.

     - Ты, дерьмо. - Я стряхнул с себя наваждение, обернувшись к Гобе. Тот лишь скривил губы в садистской улыбке и вышел. Я поставил стол между собой и незнакомцем и сплел из своих мыслей некое подобие щита. Никто еще не проникал в мой разум таким образом - я чувствовал, что чужие враждебные мысли, как опухоль, обволакивают мой мозг. От этого ощущения меня затошнило. - Оставь меня в покое, урод, или увидишь, на что я способен! - Я сжал кулаки.

     - Успокойся, - произнес он, не предпринимая больше попыток вторгнуться в мой мозг. Он выглядел обеспокоенным, что придало мне сил. - Спрячь когти. Кот.

     Я здесь не для того, чтобы...

     - Я не животное, черт вас дери! - ударил я кулаком по столу. - Я человек, даже если ко мне относятся, как к скотине.

     Выражение его лица изменилось:

     - Приношу свои извинения.

     Он слегка наклонил голову, глядя вниз. Его фигура была хилой, тщедушной.

     Длинные черные волосы были зачесаны назад и закреплены на уровне шеи так, как носит их добрая половина мужчин. Создавалось впечатление, что он очень постарался, чтобы выглядеть, как все. У незнакомца были темные, едва заметные брови, напоминающие перья, и зеленые, с золотистым оттенком глаза.

     - Я не думал обижать тебя, но, похоже, вышло именно так. Очевидно, эти люди сделали твою жизнь невыносимой. Между нами говоря, так было задумано. Это входит в программу исследования. То, чему ты учишься здесь, поможет тебе и откроет перед тобой перспективу, не так ли?

     Я смотрел на незнакомца, пытаясь осознать то, что услышал, и то, какого черта он здесь делает.

     - Кто вы?

     - Меня зовут Диридэди Кортелью. Я работаю в Селевкид Интерстеллар штатным телепатом и, так же как ты, добровольно согласился на исследования по псионике.

     Моя задача - помочь тебе развить твои телепатические способности.

     Я сел на край стола и закрыл лицо руками. Как обычно, его слова причинили мне боль.

     - Господи... Только этого мне не хватало...

     Он присел на другой край стола и взял пачку карточек с картинками, которые я обычно должен был "видеть", и перемешал ее. Он не стал играть в игры с моей головой, даже не упомянул о телепатии. Разговор шел о погоде, о чем угодно, только не о пси. Я не отвечал. Наконец, словно иссякнув, он вытащил упаковку с камфорными таблетками и отправил одну из них в рот. Я почувствовал, что у меня потекли слюнки и пальцы судорожно сжались. Он внимательно посмотрел на меня, но таблетку не предложил. Он вздохнул, и я почти физически ощутил, как хорошо ему было в тот момент.

     - Не угостите одной? - Я попытался придать голосу почти безразличное выражение.

     Он улыбнулся и передал мне таблетку. Я взял ее в рот и надкусил. От приятной горечи язык сомлел. Я сделал глоток, онемело горло и скоро напряжение во всем теле уступило место приятной слабости. Я сладко вздохнул вслед за ним.

     - Давненько не пробовал?

     Голос Кортелью заставил меня вздрогнуть, но я тут же забыл об этом и кивнул:

     - Целую вечность.

     Некуда деваться - я начал расслабляться и разговорился. Мой собеседник позволял мне легко проникать в его сознание и читать все, о чем он думал. Но я не хотел делать этого. Я сжал свое сознание, как кулак, но Кортелью не пытался в него вторгнуться. Он демонстративно сложил оружие, и это было для меня очевидно. Именно поэтому я стал отвечать на его вопросы и через некоторое время заговорил о псионике.

     У него были более глубокие познания в области телепатии, чем я мог представить, и выяснив, что мне ничего об этом не известно, он выдал полный курс. Единственной причиной моего внимания была камфорная таблетка, медленно растворяющаяся во рту. К тому времени, как огни Куарро за окном уже превратились в яркие созвездия в туманности сгустившихся сумерек, я знал все о различных ступенях телепатических способностей. По его словам, я обладал высшей степенью телепатии - наиболее подвижной, называемой "широким спектром", - способностью читать все, что находится на поверхности сознания другого человека, а также отрывки, фрагменты, похороненные в глубинах памяти, и даже чувства и эмоции.

     Я узнал, что разум представляет собой нечто наподобие электрической сети под напряжением - нервные окончания реагируют на любые ощущения или образы, на каждую мысль и чувство, таким способом человек воспринимает жизнь. У большинства людей информация, воспринятая извне, и их собственные реакции спутаны в такой клубок, что даже биологический анализ не сразу может его распутать.

     Однако псионы от рождения владеют чем-то большим - установками для самоконтроля, что позволяет им классифицировать клубок информации по группам и, более того, перехватывать и использовать энергию, к которой обычные люди невосприимчивы. Псионы обладают шестым чувством, их разум одновременно открыт для него и защищен от него.

     У некоторых псионов обнаруживается несколько талантов, они умеют манипулировать жизненной энергией и еще какой-то загадочной, неисследованной.

     Не все они в равной мере могут контролировать свой дар, так же как не все художники творят одинаково. Многие из них наделены разными видами необычных способностей и как бы носят корону из полудрагоценных камней, но лишь единицы награждены истинным талантом, подобным алмазу.

     - "Алмаз в грубой породе", - повторил я слова Гобы, наконец поняв их смысл. Кусок камня, который нуждается в обработке и сопротивляется любому резцу, кроме самого мощного...

     - Он прав, - подтвердил Кортелью. - Ты обладаешь таким уровнем контроля, что тебе позавидовал бы любой, кто захотел бы стать псионом... - Он рассмеялся, как от шутки, но я не понял ее смысла. - Однако ты обратил свои способности на них же самих. Ты используешь их для того, чтобы выстроить в структуре разума барьер, защитную стенку. Большие усилия предпринимаются для того, чтобы ее сломать...

     - И им наплевать, останусь я цел после этого или меня изуродуют, - закончил я за него.

     Его рот скривился в усмешке:

     - Представляю себе. Я хорошо знаю этот тип людей.

     Неожиданно его голос выдал усталость. Я вновь подумал, кем же был этот загадочный Кортелью и что означает должность штатного телепата. И на этот раз спросил:

     - Чем занимается телепат в корпорации?

     - Я изучаю клиентов по заданию руководства центра Селевкид и провожу проверку в главном офисе.

     - То есть вы "крыса"?

     - Не понял.

     - Бьете в спину. Платный доносчик. - Я передернул плечами. Его губы напряглись, но он не выдал своего гнева, если даже его задели мои слова.

     - Некоторые говорят именно так.

     Его голос звучал обыденно, как будто ему приходилось говорить эти слова каждый день. Еще он сообщил мне, что является также и предсказателем для холдинговых компаний, предрекая их экономическое и политическое будущее. Я спросил, может ли он сделать то же самое для меня. Он ответил, что никогда нельзя заранее знать, когда предскажут твою судьбу, да и прогнозы не всегда сбываются.

     - Кроме того, - добавил он, - наша задача - это разработки по телепатии, а не по предсказаниям.

     Так Кортелью появился впервые, чтобы в дальнейшем работать со мной. Но прошло не так уж много времени, и какая-то часть меня стала с нетерпением ожидать встречи с ним. Новое лицо - он не относился ко мне, как к занозе, еще одно отличие от Гобы и компании. Но он был еще и интересным человеком. Кортелью обладал совершенной памятью, то есть он помнил абсолютно все, что видел или слышал, до мельчайших подробностей. Он сказал, что эту способность в состоянии развить любой псион, даже я, при желании. Я ответил, что у меня и без этого полно проблем. Но ему, похоже, известно было абсолютно все, он мог ответить на любой мой вопрос о движении звезд, о компьютерной памяти и даже о материале, из которого были сшиты мои штаны.

     - И телхассий служит ключом к разгадке всех этих тайн. Он делает обработку данных достаточно детальной, а перемещение - достаточно экономичным для того, чтобы окупить производство дешевой одежды из хлопка на Земле и транспортировку до Ардатеи.

     - Да? - Я потер джинсы на колене и засмеялся. - Неужели это сделано на Земле? Черт возьми, эти джинсы видели больше, чем я!

     - У них тоже долгая история. Первоначальная одежда из хлопка... - И он вновь пустился рассказывать. Половина того, что он говорил, изобиловала техническими подробностями, и я не понимал, о чем речь. Иногда мне казалось, что Кортелью и сам не понимает, о чем рассуждает.

     Но он наслаждался тем, что у него появилась аудитория. Не как актер, а как человек, которому нравится что-то показывать и чем-то делиться. Иногда вырывалось наружу страстное желание быть понятым и принятым. Я был для него крепким орешком, и с того момента, как я взял у него первую камфорную таблетку и заговорил с ним, для меня эта потребность стала очевидной. И я использовал его слабость, потому что в этом заключается сущность жизни - использовать или быть использованным. Я сумел притвориться заинтересованным, чего порой и не требовалось. Тогда мой замысел воплощался еще легче.

     - Значит, миром управляет телхассий?

     Он улыбнулся, польщенный интересом к тем знаниям, которые он демонстрировал. Его взгляд устремился куда-то сквозь окрашенные в пастельные зеленые тона стены лаборатории.

     - Телхассий - это элемент один-семьдесят. Он состоит из кристаллов чистейшего серебра и используется для компьютерной памяти. С помощью этого элемента информация запирается в электронной ячейке; становится возможным поместить информацию со всей планеты в кристалл размером с твой кулак. С помощью телхассия стало проще запускать космические корабли: их оснащают компьютерами со скоростными операционными системами, и они позволяют покрывать за часы те расстояния, на которые раньше уходили недели. До открытия телхассия стоимость космического корабля равнялась целому состоянию и они не могли даже... - Он углубился в дебри слов, сложных и длинных, каждое из которых - длиннее моей руки. - И теперь даже скоростные корабли, такие, как патрульные катера, имеют меньше кубического метра телхассиумных кристаллов в компьютерных системах на борту. А тяжелый грузовой корабль несет на борту немногим больше телхассия, чем это требуется для поддержания жизни на целой планете, и пользуются им в полете лишь в непредвиденных обстоятельствах, поскольку обычно их курс рассчитывают компьютерные системы, расположенные в портах главной линии, например в Куарро. Теперь расчет скоростного перелета из главного порта в любой уголок Федерации, кроме Колоний Туманности Рака, сделать меньше чем за час.

     - Вот так так! - Я потер лоб, по-прежнему не в состоянии разобраться в скрытом смысле слов, которые он говорил. - Похоже, я проглотил свой мозг!

     - Может, нам лучше вернуться к работе? - Он взглянул на электронный датчик у себя на запястье.

     - Ну еще немного! У меня еще есть вопросы. - Вопросы были всегда, иначе, стоило им иссякнуть, мы должны были возвратиться к телепатии.

     - Ты, наверное, ночами не спишь, все обдумываешь, что бы спросить. - Его голос обнаружил нетерпение.

     - Я всегда лучше соображаю после полуночи. - Но теперь так происходило вовсе не потому, что я этого хотел. Мои красные глаза выдавали постоянное недосыпание. Я откинулся на стуле, ожидая, что он заговорит вновь. - Не угостите меня еще? - Моя рука легла на прохладную поверхность стола ладонью вверх.

     Он не двинулся:

     - (Теперь ты должен это заработать.) Я вздрогнул и выругался, чуть не свалившись со стула:

     - Не делайте со мной этого!

     - (Почему нет?) - Нет! - Я содрогнулся от собственного голоса. - Я знаю свою задачу, но мне нужно время. Я не готов. - Стараясь говорить уверенно, я пытался построить защиту от очередного вторжения Кортелью.

     - Когда же ты будешь готов? Завтра? На следующей неделе? Через месяц, год?

     У тебя мало времени. Кот! - Неожиданно Кортелью пришел в бешенство. - Если ты хочешь остаться в этой программе исследований, надо демонстрировать результаты.

     Ты должен уметь контролировать свои возсти, пускать их в ход при необходимости и не позволять другим псионам использовать их против себя. - Он замолчал.

     - Зачем? - Я зажмурился, отражая выражение его лица.

     - Таковы правила, и, если ты хочешь продолжать, ты обязан им следовать.

     - Там, откуда я, другие законы. - Я резко встал со стула и пошел.

     - Ты не в Старом городе, но очень скоро там окажешься, если не будешь сотрудничать с нами, уличный мальчишка!

     - Какого хрена тебе надо? - Я обернулся и взглянул на него. Кортелью никогда не называл меня так раньше и не запугивал.

     - Ты даже не пытаешься скрыть, насколько тебе наплевать на весь наш эксперимент и на то, что я хочу помочь тебе. - Он встал и последовал за мной, соблюдая, однако, дистанцию.

     - Что вы имеете в виду? - Я знал, о чем он говорит, и то, что он прочитал это в моих мыслях. - Я не пытался...

     - Черта с два ты не пытался!

     Я не был готов к его гневу и разочарованию, и он снова вторгся в мой мозг.

     - (Хорошо же, дитя подземелья, ты умело пользовался моим терпением и прятался за ним, как за стеной, но оно иссякло. Ни одной камфоры, ни одного вопроса, никаких игр до тех пор, пока я не увижу результата.) - Оставь меня, ты, подонок.

     - (Нет уж, такой роскоши ты не получишь. Я не оставлю тебя в покое до тех пор, пока ты сам не заставишь меня это сделать.) - Убирайся! - Я закрыл уши руками, как будто это могло помочь. Кортелью прорвал всю мою защиту, и я не знал, что делать.

     - (Заставь меня!) - Его слова оглушительно разносились во всех уголках моего мозга.

      - Пошел ты, будь ты проклят...

     Я был в ужасе от того, что он выполнит свое обещание и останется в моей голове. Я судорожно искал оружие, но не то, которое взять в руки, - я искал в глубинах разума.

     - (Убирайся, будь ты проклят!) - Мысль черканула, как искра, между моим разумом и его. Неожиданно послав импульс в его мозг и задержавшись там, я установил связь на уровне телепатии. - (Проклятый ублюдок, убирайся из моего разума!) - Меня трясло от бешенства.

     - (Остановись, остановись!) - Кортелью прервал контакт, в ту же секунду мой разум вернулся ко мне, а мой оппонент покачнулся и схватился за стул для равновесия.

     Я тоже едва стоял на ногах и оперся о край терминала:

     - Сукин сын!

     - Поздравляю, - проговорил Кортелью почти шепотом. - Псион.

     - О Господи! - Я глотнул и коснулся рукой губ. Еще несколько ругательств и проклятий вырвалось у меня, пока я доковылял до стула и сел.

     Кортелью опять сел напротив меня и на этот раз дал мне целую упаковку камфорных таблеток:

     - Держи.

     Трясущейся рукой я положил одну в рот. Беспорядочные обрывки образов мелькали у меня в голове - рекламные щиты, сигнальные огни, узоры, предназначенные для того, чтобы я посмотрел на них. Долгое время мы сидели молча, и, испытывая успокаивающее действие камфоры, я пытался понять, что же произошло.

     - Как ты себя чувствуешь? - спросил наконец Кортелью. Весь его вид выражал полнейшее участие.

     - Вам лучше знать. - Я с ненавистью взглянул на него.

     Он покачал головой:

      - Сейчас я не читаю тебя, и ты это прекрасно знаешь.

     - Ну и как вы думаете, каково мне сейчас? - Я отвернулся, тщетно пытаясь отыскать в комнате окно.

     - Наверное, ощущаешь гордость, восторг... как будто ты наконец добился чего-то значительного?

     - Нет. Я как будто весь в дерьме и совсем уничтожен, как последний придурок. Разве не так обычно себя чувствуют?

     - Это Гоба тебе сказал? - Его улыбка исчезла.

     - Ему даже не нужно было говорить этого. Каждый раз, когда я приближался к его мыслям или к мыслям любого спеца, я чувствовал это. - Я сжал кулаки.

     Кортелью изобразил гримасу:

     - Черт бы их побрал, почему они не...

     - А почему они должны меня любить? Кому интересно, когда кто-то читает их мысли? На моем веку людей убирали за гораздо более невинные вещи.

     - И именно поэтому ты борешься с этим так упорно.

     Это прозвучало как полувопрос-полуответ. Я пожал плечами, оставляя его в уверенности, что он все понял, хотя это была лишь половина правды.

     - Я виноват в том, что слишком давил на тебя. - Кортелью склонил голову. - Я должен был знать...

     - В чем же между вами разница? - Его извинения действовали мне на нервы, и я хотел прекратить это.

     - Потому что мы другие. Мы должны быть другими - не только потому, что обладаем особым дарованием, но и из-за ответственности, которую это налагает на нас. Мы способны на действия, недоступные большинству людей, и это пугает их.

     Как говорится, в стране слепых кривого забивают камнями. Мы должны жить по более жестким правилам, чем остальное человечество, чтобы доказать, что ему нечего нас бояться. - Он наклонился ближе ко мне. - Тебе хотелось бы узнать, что я чувствую по отношению к моей телепатии?

     Нет. Но я не сказал ему об этом. Я повернулся на стуле, тяжело оперся о ручки, чувствуя, что Кортелью вновь атакует мои мысли. Я держался расслабленно, не пытаясь оборвать невидимые искрящиеся нити, которые соединяли нас. Я даже предпринял для этого усилия, и Кортелью пошел на попятную, по-видимому опасаясь, что я не выйду из его мыслей.

     Однако он не пытался выдворить меня из своей головы. Линии его мыслей постепенно ослаблялись, как в первый раз, когда он снял защиту и впустил меня.

     Образы, которые я должен был найти, мерцали на поверхности сознания, и я не мог не увидеть их: он был горд, доволен и благодарен за этот ниспосланный ему при рождении Дар. Псионика открывала перед человечеством новые горизонты и перспективу полного взаимопонимания, лишенного страха, который питает слепую ненависть. Кортелью никогда не злоупотреблял своим Даром и не демонстрировал остальным слепцам свой Дар как угрозу... Он бы все отдал, чтобы завоевать их доверие и понимание.

     Но за теми образами, которые Кортелью выставил на передний план, как знамена, я увидел подобие раны, нанесенной ему раболепствующими спецами, внутренне ненавидящими псионику, услышал перешептывание тысяч теней и привидений. Где-то в глубине его сознания бушевало возмущение, подавленное волей. Я вдруг осознал, чего стоило ему положение корпоративного телепата, миссионера в мире ненавидящих твердолобых безумцев - они не хотели быть спасенными.

     Я оборвал контакт.

     - Как вы можете жить с этим?

     - Что? - ошарашенно посмотрел он на меня.

     - На вас плюют, ни в грош не ставят ваши усилия. Это мучает вас, почему вы не бросите метать бисер перед этими свиньями?

     Он открыл рот.

     - Но где ты... - Его лицо приняло обычное выражение. - Я живу с этим годы.

     Я отдаю себе отчет... - Его слова звучали, как убаюкивающее заклинание. - Я верю в то, что делаю. Это нелегко, но не невоз. - Он сжал одной рукой запястье другой. - Разве ты никогда не преодолевал трудности ради того, во что веришь? - Это был почти вызов.

     - Да. Надо было выжить - и я выжил.

     Эти слова слетели сами собой - еще одно умное высказывание. Однако затем в моем мозгу стали прокручиваться картины того, что сделал я и что позволил сделать с собой, картины, которые, воз, давали ему право вернуть мне обвинения, недавно высказанные мной.

     - Наверное, ко всему привыкнуть, если вынуждают обстоятельства. - Я опустил глаза. - Если об этом много не думать.

     Я размышлял о его жизни, обо всех, с кем ему приходилось столкнуться, о людях, заполнявших его мысли до тех пор, пока не осталось ни одной, поддерживающей веру. Неожиданно мне стало ясно, почему эти исследования имели для Кортелью такое значение. Почему он уделял мне такое внимание, почему он должен был заставить меня совершить сегодня этот прорыв и доказать его правоту.

     Я подумал о том, что я стал телепатом вопреки всему, и увидел, что линии энергии пси приобретают жизненную силу. Воз, я рожден для того, чтобы использовать эту энергию. С третьим глазом, с Шестым Чувством, с Дополнительным Ухом... Я думал о том, что кричало в запертой клетке в основании пирамиды моего разума... О том, наконец, что я слишком много думаю. Я взял еще одну таблетку.

     - Тебе известно, что значит "сцепка"?

     Я покачал головой.

     - Это контакт разумов телепата и псиона, настолько спаянный и неразделимый, что их умы превращаются в один - каждый открыт другому полностью, без единой сокрытой мысли. Потоки их пси-энергий взаимодействуют на высшей функциональной ступени и способны на такое, чего не могли бы поодиночке. Это высшая точка самоотдачи другому. Ничего подобного не может ощутить человек, не испытавший такой сцепки, но этот опыт может полностью изменить жизнь участвующих в нем - навсегда. - В его глазах зажегся мечтательный огонь.

     - Вам приходилось это делать? - спросил я, потому что он ожидал какого-то отклика.

     - Однажды. - Он разжал кулаки; я никогда не слышал столько счастья и тоски, одновременно прозвучавших в единственном слове. - Полная сцепка встречается чрезвычайно редко. Это почти невоз - не более чем один-два псиона способны на это. Должно получиться редчайшее сочетание высокой возсти и глубочайшей потребности.

     Он взглянул на меня, и я прочел в его глазах, что мне никогда не удастся достичь подобной сцепки, если только мой разум не перестанет гоняться за своим собственным хвостом.

     - Я не могу себе представить, что когда-нибудь захочу слиться с кем-нибудь таким образом. - Я отодвинулся подальше от него.

     Он последовал моему примеру и вздохнул.

     - Что ж, путешествие в тысячу миль начинается с первого шага!

     Но на следующие шаги понадобилось еще больше времени. С тех пор как я смог установить контакт, Кортелью принялся обучать меня всему, что помогло бы мне управлять этим умением. Я не понимал, как важны те упражнения, что нам приходилось делать. И после них я все равно не понимал, что со мной происходит.

     Кортелью утверждал, что мне легче было бы работать со спецами, которые сами не были псионами: их уровень концентрации и контроля находился на столь низком уровне, что любой телепат мог без труда нейтрализовать их. Однако соперничество с другими псионами - это другое дело. Кортелью объяснил, что натренированные телепаты способны создать образ, который затем внедряется в другое сознание, а также обнаруживать в нем нужную информацию, исследовать все его потаенные уголки и возвращаться обратно. Я также узнал, что некоторые телепаты могли охранять этот образ возведением так называемого щита, то есть помещать его в лабиринтах другой информации и образов, или отводить в резерв, чем достигался обманный маневр - пуск разума вторгшегося телепата по ошибочному пути. Большинство псионов лучше защищали себя от чтения своих мыслей, чем обычные люди, потому что отлично контролировали собственный рассудок. Кортелью хотел добиться, чтобы я превзошел его, то есть я должен был отражать его вторжение в мой мозг. Но я не имел контроля над своим разумом, в отличие от него. Я узнал, что если один телепат умеет посылать образы в нужном направлении, а другой - нет, то новичку трудно сохранить тайны, вне зависимости от того, сколько усилий он затрачивает на самозащиту. Чтобы доказать это, Кортелью специально раздражал или злил меня. Я мгновенно забывался, и Кортелью победоносно врывался в мой мозг. Однако он обычно не доходил до самых глубин - это было не нужно. Использование телепатии по-прежнему давалось мне с трудом, а каждое вторжение Кортелью продолжало вызывать во мне бешенство.

     Иногда казалось, что он атаковал меня просто для самоутверждения. Для такого мягкого материала, как я, он был закаленной сталью.

     И как я ни старался, мне никак не удавалось обвести его вокруг пальца, и это тормозило все дело.

     Но в конце концов в результате работы с Кортелью я стал настоящим телепатом. Или думал, что стал, даже если никто больше так не считал. Во всяком случае, Гоба заявил, что у него нет времени волноваться по пустякам, когда послал меня на встречу с другими псионами Зибелинга.

 

Глава 3

 

     Псионы сидели на стульях, расставленных кругом в комнате с перламутровыми стенами и кафельным полом; их было человек двенадцать. Окно выходило в небо.

     Зибелинг стоял посреди комнаты, когда я вошел. Он хмуро посмотрел на меня, как будто я опоздал, и произнес:

     - Это Кот. Он владеет телепатией.

     Все замолчали. Я заметил рыжеволосую женщину, ту самую, которую я видел в первый день; она разглядывала меня. Мне не хотелось идти к этим людям, зная, что они обо мне подумают и наверняка поднимут на смех. Какого черта они меня разглядывали? Вдруг я увидел женщину, которая некогда дала мне шарфик. Она тоже глядела на меня, но выражение ее глаз изменилось. Неожиданно я посмотрел на себя как бы со стороны и увидел опрятного, чисто одетого молодого человека в новом комбинезоне. Я больше не грязный оборванец, измазанный красителем. Кроме того, я понял, что сидящие в комнате люди тоже не были знакомы друг с другом.

     Неожиданно для себя я успокоился, и все встало на свои места.

     На губах женщины появилась полуулыбка, она потупила глаза. Я прошел в комнату, сел на пустое место, извлек упаковку с камфорой и отправил таблетку в рот. Только сейчас я заметил Кортелью, который сидел среди псионов. Он кивнул мне.

     Зибелинг заговорил о том, что большинство псионов ощущают страх или стыд оттого, что не осознают свои возсти, а общество их не понимает. Научившись контролировать свой разум так же, как свое тело, псионы могут почувствовать себя такими же нормальными людьми, как все, понять, что быть псионом хорошо и почетно. Он называл способности псионов Даром и убеждал, что это не должно травмировать его обладателей, а, напротив, призвано быть предметом гордости.

     Научить управлять Даром - цель исследований института. Он произносил свою речь улыбаясь, и слова его были наполнены гордостью и воодушевлением. Я никогда раньше не видел Зибелинга таким - он совершенно преобразился. Я смотрел на лица слушателей, у многих - просветленные.

     После того как он закончил, мы приступили к новым упражнениям. Зибелинг поставил свечу на стол, повернулся к ней спиной и объявил, что сейчас мы будем использовать Дар, чтобы зажечь ее. Держа в воздухе зажигалку, он чиркнул ее и при помощи телекинеза послал огонь к свече. Пламя прошло мимо него по воздуху, и свеча зажглась. Зибелинг погасил свечу и передал зажигалку той женщине, которая улыбалась мне.

     - Джули?

      Не знаю почему, но меня удивило, что Зибелинг - тоже псион. Многое сразу прояснилось. Джули поднялась, и вот она уже стояла рядом со свечой, затем опять сидела, и все это в мгновение ока: она умела телепортироваться. Свеча уже горела, и зажигалка уже лежала на столе. Зибелинг кивнул.

     Кто-то из присутствующих мысленным приказом поднял зажигалку в воздух, и она пролетела, вращаясь. Зибелинг поймал ее и бросил мне.

     - А что я должен с ней делать? Я не владею телекинезом.

     Зибелинг не ответил. Я сидел, чувствуя себя глупым и раздраженным, и внезапно в моей голове возникли слова:

     - (Эй, телепат, попроси меня зажечь ее.) Я огляделся и увидел человека, который подбадривающе улыбнулся мне. Это был Кортелью. Я вопросительно посмотрел на него, но он покачал головой.

     - (Попроси меня.) - Кортелью открыл сознание для контакта.

     Сцепив зубы, я подумал:

     - (А не зажжете ли вы свечу?) Он мигнул:

     - (Не ори так. С удовольствием.) Я бросил ему зажигалку. Он протянул руку и зажег свечу. Зибелинг кивнул и передал зажигалку следующему. Она обошла сидящих в кругу, и под конец мне это уже стало нравиться.

     Когда зажигалку взяла рыжеволосая женщина, она просто подошла к свече и зажгла ее, будто была не в состоянии применить другой способ. Я улыбнулся, но она не казалась растерянной. Зибелинг заметил мою усмешку и сказал громко:

     - Дарра занимается предвидением, она предсказывает будущее. Псионы обладают различными задатками, наподобие разных актерских амплуа. Иногда только ваш талант служит ключом к решению проблем, иногда именно ваш может не подойти.

     Поэтому не стесняйтесь, если у вас не все получается, - это свойственно людям.

     Все рассмеялись.

     Позже, когда я не смог сдвинуть стул при помощи телекинеза, а потом это не вышло и у Кортелью, он пожал плечами и передал:

     - (Всегда в наличии остаются карты. Но только мы в состоянии шулерничать!) Я громко рассмеялся, все обернулись, и та, которую звали Джули, вновь улыбнулась. И мне кажется, в тот день я узнал нечто большее, чем несколько псионских штучек. Пока я размышлял, Зибелинг сказал что-то, и все встали. Я посмотрел на Кортелью и послал ему вопрос: что происходит?

     - (Пришла пора решать, что делать, пока не появилась Объединенная Служба Безопасности.) Я ничего не понял, но последовал за остальными. Мы прошли в другую лабораторию, где я еще не был. Я сел, как и остальные, напротив сенсорной панели управления, и кто-то в другом конце комнаты заговорил о средствах связи.

     С таким же успехом он мог чирикать по-птичьи. Я ничего не понимал и откровенно скучал, вертя таблетку камфоры между пальцами, пока не услышал:

     - Нажмите сектор "ВКЛЮЧИТЬ". Теперь положите пальцы на сектор, обозначенный...

     Я посмотрел на панель управления, протянул к ней руки и отдернул. Кожа невыносимо зачесалась. Я не могу... Как назло, Кортелью куда-то исчез и не мог мне помочь. Но рядом была Джули, и она, похоже, знала, что делать... Я попытался проникнуть в ее сознание. Оно вышвырнуло меня с отчетливой вспышкой испуга; она тяжело вздохнула и закрыла лицо рукой. Затем ее серые глаза, загадочные и удивленные, обернулись ко мне. Так же, как и меня, ее пугали подобные вторжения.

     Я отвернулся к дисплею, сжав руки. Но было слишком поздно: Зибелинг заметил мой маневр. Он подошел ко мне сзади, и я почувствовал, что он сначала посмотрел на Джули, потом на пустой экран.

     - В чем дело? - Я не ответил. - Нажми там, где написано: "Включить". - Зибелинг явно пытался сохранить выдержку.

     Я не двинулся, чувствуя, что он закипает.

     - Я не могу.

     - Что?

     - Он, наверное, не умеет читать, Ардан, - произнесла рыжеволосая предсказательница достаточно громко, чтобы это стало достоянием всех присутствующих.

     - Это правда?

     Я кивнул, едва шевельнув головой, как будто моя шея не двигалась.

     - Тогда, боюсь, ты не можешь участвовать в...

     Я встал:

     - Почему меня заставляют это делать? Это ничего общего с телепатией не имеет. Да черт с...

     Я почувствовал прикосновение в глубине сознания, словно легкую руку, и, ничего не понимая, замолчал и сел.

     - Ничего страшного, - произнес голос. - Это должно помочь ему, Ардан.

     Давай, Кот, это легче легкого, посмотри на лицо...

     Я увидел, как Джули прикоснулась к краю пульта: я был слишком унижен, чтобы смотреть куда-нибудь еще. На дисплее появились голографические изображения, после чего она выключила экран и предоставила попробовать и мне.

     Через минуту Зибелинг произнес:

     - Если ты сможешь этому научиться, я объясню тебе, для чего это нужно. - И он вышел.

     - Ты справишься, - сказала Джули, не глядя на меня.

     - А вам-то что? Вы вовсе не обязаны мне помогать!

     Ее лицо изменилось, она взглянула на меня прежними глазами без всякого выражения и пожала плечами:

     - Не знаю.

     Я опять почувствовал себя в дурацком положении и собирался сказать ей, чтобы она не совалась в чужие дела, но выдал совсем другое:

     - Я прошу прощения... - и красноречиво тронул свою голову. Она кивнула.

     Больше я не разговаривал с ней, но от помощи не отказывался.

     Зибелинг вернулся, чтобы посмотреть на мои успехи, после того как все вышли. Похоже, его чуть ли не огорчило то, что у меня все получилось.

     - Если ты будешь устраивать такое на каждом шагу, я не смогу требовать с Джули...

     - Да мне это не трудно, Ардан. Он хочет продолжать, я помогу ему. - Она поднялась. - У меня целая вечность времени.

     - Мы можем привлечь второго телепата, - сказал чей-то голос. - Он сегодня неплохо поработал. - Я поднял голову. Я думал, что все покинули комнату, но, оказывается, Кортелью остался.

     Зибелинг нахмурился:

     - Не думаю, чтобы он...

     - Я хочу продолжать. Я буду стараться.

     Он обернулся ко мне, все еще не уверенный:

     - Ну хорошо. Я думаю, что... Джули! Если вы подождете, мне кажется, я могу вас проводить...

     Мгновение он выглядел растерянным мальчишкой. Не успев покинуть помещение, Джули вернулась. Кортелью усмехнулся неизвестно чему за ее спиной и тоже подошел ко мне. Зибелинг раздраженно продолжал:

     - Когда я рассказывал о твоих задачах, я не стал говорить всего; я не знал, будет ли из тебя прок. Остальные уже знают, что их ожидает. Ты должен принять решение сознательно.

     Мы - псионы, и наша задача - развивать свои способности. Нас спонсирует Федеральное Транспортное Управление - ФТУ. Все, что я говорил тебе, правда, но не вся. ФТУ не ограничивается обычным экспериментом. В программу входят вопросы безопасности Федерации, где псионика играет не последнюю роль. Считается, что исследования привлекут внимание главы криминального мира - некоего Квиксилвера.

     - При этом имени его губы дрогнули. Кортелью изменился в лице, и даже Джули стала серьезной и напряженной.

     - Ничего себе имечко, - хмыкнул я. - Вы все что-то имеете против этого парня?

     - Квиксилвер - тоже псион, - сказал Кортелью, и Зибелинг кивнул.

     - Это террорист галактического масштаба. Он использует свои способности, чтобы совершать преступления по всей Галактике.

     - Какие преступления?

     Зибелинг опять нахмурился.

     - Самые дорогостоящие и сумасшедшие, - ответил за него Кортелью.

     - Отвратительные, - тихо добавила Джули, и неожиданно мне расхотелось узнавать подробности.

     - Поговаривают, что он обладает многими способностями псионов и всеми - в совершенстве, - продолжал Кортелью. - Возьмем хотя бы телекинез, и представим, что из этого извлечь... Синдикаты нанимают Квиксилвера и используют в борьбе с правительствами-соперниками. Для него деньги не пахнут. И он пользуется энергией пси, чтобы просочиться сквозь сети, расставленные Службой Безопасности, как вода. Пока никто не был в состоянии даже приблизиться к нему.

     Никто не может ничего о нем сказать, неизвестно даже, как он выглядит. Его надо остановить. И это наша конечная цель.

     - Другими словами, мы - наживка, - уточнил Зибелинг. - Если Квиксилвер заглотит ее, мы должны будем стать лазутчиками в стане врага. Пока нам нечего бояться, но если мы свяжемся с Квиксилвером, опасность будет велика. Поэтому каждый из вас отныне станет полноправным...

     - Каждый? - воскликнул я. Он кивнул, подтверждая мою догадку; моя рука соскользнула с подлокотника. - Господи, вы хотите сказать... У меня появился бы электронный браслет и все остальное? Как у настоящего человека?

     - Надо полагать так, - Зибелинг взглянул на часы в нижней части экрана моего терминала. - Тебя это устраивает?

     - Вы шутите?

     - Джули... - Зибелинг дал понять, что уходит.

     - Нет, расскажите мне еще об этом. - Странные вопросы, которые задавали службисты перед тем, как привезти меня сюда, и то, что показывал Кортелью, - все это стало выстраиваться в логическую схему.

     - Я думал, твоя единственная мечта - увильнуть от Контрактного Труда.

     Присутствующие с удивлением поглядели на Зибелинга, а затем на меня.

     - Ну... воз, я передумал.

     - Известно ли тебе что-нибудь о колониях в Туманности Рака? - Это, конечно, встрял Кортелью.

     - Я слышал, что Туманность Рака - это взорвавшаяся звезда. Она находится... где-то там. - Я махнул рукой в направлении окна.

     - Это в четырех тысячах пятистах световых лет отсюда, - пояснил Кортелью.

     - Но где-то ты прав...

     - Что такое световой год?

     Зибелинг вздохнул и открыл свою папку:

     - Если ты действительно хочешь узнать об этом, тебе надо вначале многому научиться. Мы можем помочь тебе...

     Все втроем они начали говорить о Колониях Рака, Федеральном Транспортном Управлении, о Земле и о том, какое отношение это имеет к нашей деятельности в институте. Кортелью сказал, что Туманность Рака образована газом и обломками породы, которые остались от звезды, взорвавшейся в те далекие времена, когда люди еще не покинули пределов Земли. Астрономы Ардатеи видят туманность как гигантское кольцо дыма, и в таком виде она расширялась в пространстве. Световой год - это расстояние, которое поток света проходит за год, продвигаясь со скоростью около трехсот тысяч километров в секунду. И даже с этой чудовищной скоростью свет оттуда приходил в Ардатею через тысячелетия. Настоящая Туманность Рака выглядела иначе, чем то, что в течение пяти тысяч лет наблюдали астрономы из обсерваторий. Вокруг туманности, очень близко от нее, вращались несколько звездных систем с необитаемыми планетами - это и были Колонии Рака.

     Федеральное Транспортное Управление напрямую управляло Колониями, другие службы Федерации - через посредничество ФТУ, потому что оно контролировало перевозки в Колонии и из них. ФТУ как организация возникла на Земле задолго до звездных полетов и завоевания космоса. Первоначальной его задачей был контроль над торговлей, которую вели участники конфедерации многонациональных корпораций, постепенно заменивших традиционные правительства. Когда торговые связи и перевозки в рамках Солнечной системы, бесконечно усложнившиеся, были налажены, значение ФТУ резко выросло.

     И оно продолжало возрастать, когда ФТУ получило доступ к распределению энергетических ресурсов во время междоусобных войн различных синдикатов.

     Обогатившись за счет этого, ФТУ стало производить свои межзвездные корабли и даже оружие и создало более мощную службу безопасности, чем большинство других корпораций.

     Когда были освоены сверхсветовые скорости, человек смог долетать до ближайших звезд за считанные недели - вместо лет. Многонациональные корпорации на Земле получили возсть основать галактические империи и принялись затачивать ножи, чтобы применить их на звездах. Дряхлое Всемирное Правительство, управлявшее Землей, все еще функционировало и даже издавало законы, будучи не в силах обеспечить их выполнение. Новая Человеческая Федерация стала раздуваться от Земли, как мыльный пузырь. Наконец, ФТУ снарядило экспедицию в Туманность Рака на поиски телхассия. От Кортелью я уже слышал об этом элементе, настолько редком, что его практически невоз было найти на поверхности, а только в ядре звезды. Федерации требовалось все больше телхассия, чтобы сделать сверхсветовые межзвездные перелеты дешевле и легче.

     Экспедиции Транспортного Управления удалось обнаружить осколок погибшей звезды, все еще вращающийся вокруг крохотной нейтронной звезды, которая представляла собой все, что осталось после взрыва сверхновой. Этот осколок получил название Синдер, и это был единственный досягаемый слиток телхассия.

     Когда началась его добыча, граждане Человеческой Федерации получили возсть курсировать между мирами так же свободно, как между континентами на планетах.

     Однако в расчет забыли принять одно обстоятельство: ФТУ присвоило запас телхассия. Это означало, что Управление теперь не только осуществляло перевозки внутри Федерации, но и контролировало их. Независимо от мощи того или иного синдиката, в особенности имеющего тенденцию к усилению, он должен был подчиняться условиям, диктуемым ФТУ, иначе не мог получить телхассий, столь необходимый для полетов межзвездных кораблей и работы бортовых компьютерных систем. Те корпорации, которые занимались перевозками, пострадали больше всего, так как Управление захватило все их позиции и установило свои правила.

     Управление не удовлетворилось уже имеющимися властью и деньгами, оно вынашивало далеко идущие планы по их наращиванию за счет конкурентов. В его распоряжении были достаточно мощные особые части, которые позволяли проводить в жизнь некоторые законы Федерации. Синдикаты, в свою очередь, удерживались от жестокого соперничества, к которому они привыкли, и им с большой неохотой приходилось мириться с подобным положением вещей.

     Таким образом, вокруг Туманности Рака выросла независимая Колония, контролируемая Управлением. Остальная часть Федерации, даже если она составляла всего лишь несколько сотен световых лет в поперечнике, уже не была похожа на пузырь, равномерно расширяющийся во все стороны: она начала вытягиваться по направлению к Колониям. Земля утратила экономическую независимость, и Куарро стал Федеральной Зоной Торговли, новым центром сосредоточения финансов, власти и влияния.

     Так Объединенная Служба Безопасности Куарро - части особого назначения ФТУ - оказалась связанной с событиями, происходившими в Колониях Рака. В Управление поступила через агентов информация, что в Колониях замечена нелегальная грязная торговля и что ее поддерживают некоторые синдикаты или их объединения. Однако подобраться к ядру группировки никак не удавалось - ведущие фигуры в этой игре постоянно ускользали. Существовало мнение, что всем заправлял Квиксилвер, кем бы он ни был. Особое беспокойство вызывало то, что месторождение телхассия находилось как раз в Колониях. Известно стало также, что Квиксилвер имеет агентов и в Куарро и набирает сотрудников.

     Перед нами была задача - подобно лазутчикам, подобраться к злодеям и разрушить их планы, пока они не подорвали основы Федерации. Зибелинг патетически обрисовал, как простые псионы могут спасти Галактику. Я попробовал представить себя настоящим героем, решающим столь благородную задачу.

     - И не ухмыляйся, - строго сказал Зибелинг, - нам не до шуток. Если будешь так реагировать, я отошлю тебя обратно - ты уже достаточно здесь повидал.

     Я вздохнул:

     - Хорошо, по крайней мере, что вы не читаете мысли.

     Кортелью прыснул и покачал головой. Зибелинг отвернулся, ища глазами Джули. Я видел, как они вышли вместе, направляясь домой. У меня же дома никогда не было. Голова моя разламывалась от огромного объема информации, и мне казалось, что стоит мне шевельнуть ею, как все пойдет кругом. Я думал о псионах, которых отправляют в Колонии, о том, как я разоблачаю мафию, становлюсь героем и вхожу в историю. Я посмотрел на свои руки, на запястье, где через пару недель будет красоваться электронный датчик... на сломанный и криво сросшийся большой палец - результат неудачного визита в чужую сумочку. И тут я почувствовал радость, оттого что не возвращаюсь к себе домой...

     На следующий день Гоба и его спецы опять применили гипноз, пытаясь открыть доступ к моим воспоминаниям и выудить настоящую правду из того, что со мной было до телепатических опытов. Потом Дир Кортелью выжимал из меня соки, как никогда, обучая уловкам, которые должны помочь при отражений фронтального вторжения в мое сознание. Это было не легче, но по крайней мере теперь я понимал, для чего все эти усилия, и старался вовсю.

     Затем я участвовал в настоящих опытах, играя с другими псионами в специально разработанные игры с привлечением пси-энергии и ожидая дальнейших событий. Вскоре я поймал себя на желании, чтобы это ожидание продолжалось вечно. Иногда мне кажется, что это время было самым счастливым в моей жизни.

     Удивительно все же, насколько быстро я привык к Институту Сакаффа, хотя все здесь разительно отличалось от моей прошлой жизни. На мне была приличная одежда, которая меня вполне устраивала. Я ел вволю и когда хотел. У меня была своя комната. Теперь меня не запирали на ночь, да это и не имело уже смысла; моя постель была мягкой, чистой и главное - моей, а большего и не требовалось.

     Помимо нашей программы, в институте велось еще двенадцать различных исследований, и сотрудники лабораторий, привыкнув ко мне, позволяли беспрепятственно расхаживать и наблюдать. Или сидеть и глазеть по сторонам в комнате отдыха, если у меня было такое настроение. Отсутствие наркотика никак не сказывалось на моем хорошем настроении; стоило взглянуть в окно, и это действовало как сладкий дурман, получаемый от зелья. Иногда мне хотелось ущипнуть себя, чтобы удостовериться, что все это не сон.

     Мне нравилось представлять себе будущее: я видел группу пионеров Туманности Рака, колонистов и добытчиков в Колонии, дом посреди дикой пустыни.

     На границах соседних миров жизнь была тяжелой, но интересной, и никому не было дела до твоего прошлого - имели значение лишь те усилия, которые ты предпринимаешь сейчас. Там ты мог начать все снова, с нуля, и теперь уже встать на истинный путь. Кажется, я испытывал в этом потребность, у меня была даже мысль использовать часть своих сбережений, чтобы добраться туда по окончании эксперимента. И я обрадовался, когда узнал, что мы должны помогать развивающимся Колониям.

     Но больше всего удовольствия мне доставляла работа с другими псионами, если даже это означало, что я был одним из многих. Заниматься было нелегко, а Зибелинг нарочно делал это еще более трудным, усложняя задачу, но мне всегда хотелось продолжать. У меня даже были успехи. Я думаю, что добился бы их, если бы и не пытался ставить Зибелингу палки в колеса. Я честно старался, доказывая что-то кому-то, воз, самому себе.

     Ни одно занятие не обходилось без Джули Та Минг. Даже в те дни, когда нам не приходилось работать вместе, она оставалась после своих занятий со мной и предлагала заучить информацию наизусть. Мне казалось, что это должен был делать Кортелью, но он только усмехался и говорил, что теперь он знает, где все мое внимание, намекая на Джули, и он был не так уж далек от истины. Я редко отвечал ему, краснел и знал, что это правда. Джули учила меня, как пользоваться дисплеем, как читать буквы и символы, с помощью которых на двух разных досках было написано одно и то же слово. Она занималась со мной до тех пор, пока я не начал усваивать материал так же быстро, как и любой другой.

     - Затем следует нажать это, теперь - это. - Я ошибочно коснулся рукой не того квадрата на терминале, и дисплей вспыхнул красным. - Черт!

     Я отпрянул от терминала, раздосадованно взмахнув руками. Джули наклонилась к терминалу и в десятый раз очистила дисплей; ее черные волосы коснулись моего плеча.

     - Эти две буквы очень похожи, всякий мог их перепутать. Попробуй еще, - сказала она таким же терпеливым и спокойным голосом, что и час назад. Ей каким-то образом удавалось поддерживать во мне уверенность в своих силах.

     Однако я не мог не осознавать своей беспомощности.

     - Господи, да я никогда не смогу их различить. Они ничего не значат для меня!

     Она посмотрела мне прямо в глаза.

     - Ты устал... Твой организм уже кричит, требуя сна. Почему ты не спишь по ночам, зная, что днем тебе предстоит работать?

     Джули не обвиняла, в ее тоне был искренний интерес. Я напрягся, мне было неприятно, что ей были доподлинно известны мои ощущения. Джули обладала магической способностью улавливать чувства других, независимо от того, хотела она этого или нет. Я нахмурился:

     - Я привык к этому.

     В Старом городе я вел ночной образ жизни, потому что это было самое безлюдное время, а я сторонился толпы. Теперь я не спал, потому что боялся заснуть. На лице Джули я прочитал, что она понимает причину этого, но предпочитает не углубляться в тему. У нее были свои страхи.

     Она выключила клавиатуру терминала, пробормотав:

     - Да они ничего и не обозначают...

     Я пошел за ней по лаборатории. Снаружи сумерки окрашивали Куарро в глубокий сиреневый цвет. Несколькими этажами ниже на крыше находился сад; казалось, что деревья движутся в прохладном сумеречном воздухе. Джули включила другой экран и принялась работать с ним. Я остановился рядом, наблюдая за ней, достаточно близко, наши бедра соприкоснулись. Я вдруг поймал себя на том, что думаю лишь о том, как близка она сейчас ко мне, что мы прикасаемся друг к другу и как изящно вьются ее волосы... Меня пронзило острое желание, и я подумал, не была бы она против, если бы... Мысль о том, что она знает все, что я чувствую, обрушилась на меня, как ведро холодной воды. Я быстро опустил щит на свое сознание, спрятав за ним возникшую мысль, и отошел от Джули.

     Она оторвала глаза от дисплея с испуганным видом - то ли оттого, что почувствовала то же самое, что и я, то ли потому, что больше не могла читать то, что делается в моей голове. Я смотрел в окно, теребя таблетку камфоры и переминаясь.

     - Кот! - окликнула меня Джули.

     Я не мог сказать, что она чувствует, но на секунду ее губы приняли слабое подобие улыбки. Она не смотрела на меня, когда я вновь подошел к ней, и сказала:

     - У тебя движения танцовщика. Ты очень быстр и изящен.

     - Я? - Она застала меня врасплох. - Наверное, оттого, что мне все время в жизни приходится как по канату ходить. - Я сунул руки в карманы. Первый раз за всю мою жизнь кто-то удосужился сказать обо мне доброе слово! - Что это? - кивнул я в сторону дисплея. На пустом ярком экране были напечатаны три буквы.

     - Это твое имя.

     Я прикоснулся рукой к экрану.

     - Мое имя?

     Она кивнула, обводя буквы указкой и называя их:

     - К-О-Т, получается Кот.

     Я повторил звуки за ней.

     - Эти буквы я видел раньше.

     Джули вновь кивнула. Внезапно эти буквы приобрели для меня значение. Я протянул руку, забрал указку у Джули и дотронулся ею до экрана, оставив на нем яркое пятно.

     В это время в комнату вошли, я почувствовал это прежде, чем увидел вошедших. Это были Зибелинг и службисты. Я отпрянул от экрана, бросил указку, судорожно ища глазами второй выход... Джули схватила меня за рукав:

     - Успокойся, это пришли за мной.

     - За тобой?

     Я увидел, что униформа на службисте не принадлежала ФТУ и имела знаки отличия одного из синдикатов.

     - Джули, у тебя неприятности?

     Она не ответила. Зибелинг подошел к нам, оставив службиста у двери. У Джули при виде Зибелинга всегда появлялась улыбка, однако сейчас ее лицо было застывшим и бледным, и мысли ее были темны, как ночь.

     - Джули, с тобой хотят поговорить, - произнес Зибелинг.

     Она кивнула, не поднимая головы:

     - Знаю, Ардан, и не хочу его видеть. Пожалуйста, пусть он уйдет... - Она стала кусать ноготь.

     - Я думаю, тебе все-таки лучше поговорить с ним. - Спокойный голос Зибелинга прозвучал как приказ. - Джули, ты не сказала мне, что ты...

     Она схватила указку и сунула ее мне в руку.

     - Держи, - прошептала она, - тренируйся.

     Затем она направилась к службисту, сложив на груди руки и обхватив локти.

     Она пыталась сдержать волнение, но я чувствовал его, как электрический ток.

     - Что ему нужно? Ее что, хотят арестовать?

     Зибелинг посмотрел на меня так, как будто я оскорбил ее.

     - Разумеется нет. Он привез весточку от ее семьи.

     - Ее семьи? - Джули всегда выглядела настолько одинокой, что эта новость очень удивила меня: я думал, она так же одинока, как и я. Зибелинг был единственным человеком, кроме меня, с которым она общалась. Их объединяло взаимное чувство, и для всех это было очевидным, хотя оба пытались скрыть его.

     Нелегко держать секрет перед целой командой псионов, к тому же Джули только обучалась умению скрывать свои мысли и чувства. С таким же успехом она могла сделать их всеобщим достоянием. То, что у нее связь с Зибелингом, было ее личным делом, но меня поражало, что могла найти в Зибелинге такая женщина, как она.

     - Они прислали к ней службиста? Что за форма?

     - Транспорт Созвездия Центавра - это синдикат, занимающийся перевозками, самый большой и один из старейших. Семье Минг принадлежит контрольный пакет акций этого синдиката. Ее семья... - Слова Зибелинга, окрашенные моим удивлением, заняли все мои мысли.

     - Вы хотите сказать, что она богата?

     - А она похожа на богатую? - резко спросил он.

     Я пожал плечами:

     - По крайней мере не в этих стенах.

     Джули говорила со службистом, обхватив плечи руками, что выдавало ее внутреннее волнение. Я с досадой отвернулся к экрану и попытался изобразить свое имя.

     - Что ты делаешь? - голос Зибелинга прозвучал так, будто он поймал меня на том, что я посягнул на его собственность.

     - То, что она велела мне делать.

     К... О... Т... Моя рука дрожала от напряжения, я сжимал "мышку", как будто она хотела выпрыгнуть, а буквы выглядели как кривые рваные черточки. Я сделал паузу. К-О-Т. К-О-Т. Кот. Кот. Кот. Это картина моего имени. Мне становилось легче и легче рисовать ее. Никогда не испытываемое чувство вдруг охватило меня.

     Наверное, это была гордость.

     - Напрасная трата времени, - беспощадно подавили ее слова Зибелинга. Я увидел себя со стороны, таким, как выгляжу в его глазах, - примитивный воришка, зеленоглазый уличный юнец, который морочил всем голову. Мрачно взглянув на Зибелинга, я готов был выпалить такое, о чем бы потом пожалел. Но тут живительный приток энергии со стороны Джули охладил нам головы, она излучала нечто вроде несмелого, но очевидного триумфа, и это чувство эхом начало передаваться мне.

     Джули направилась к нам - службиста уже не было. Похоже, она даже не заметила того, что назревало между нами. Ее сейчас занимала ироническая мысль о том, что ее семья вспомнила о ней лишь тогда, когда у нее все налаживалось. Ее серые глаза, живые и блестящие, говорили:

     - Я остаюсь!

     Напряженное лицо Зибелинга внезапно осветила улыбка, и его облегчение стало таким же очевидным, как и ее радость.

     - Ты уверена? - спросил он.

     - Да. - Ее кивок исчерпывал все возможные сомнения. Она обернулась ко мне.

     Зибелинг схватил ее за руку, желая увлечь за собой, но Джули высвободилась.

     - Подожди.

     Зибелинг послал мне мрачный взгляд. Я стоял молча. Джули посмотрела на мое художество на экране. Она подмигнула мне, как будто мы достигли общей победы, и я вновь почувствовал наполняющую меня гордость. Зибелинг обнял Джули, впервые при мне, и теперь она последовала за ним.

     Я вернулся к терминалу, снова включил его и начал нажимать в той последовательности, как учила меня Джули. Проделав это еще несколько раз и добившись полного автоматизма, я затем принялся опять писать свое имя. Я подумал, что завтра попрошу Джули показать несколько новых слов или принести учебную кассету.

     Но оказалось, что уроки с компьютерами закончились, а Зибелинг всегда мог предложить Джули что-то более привлекательное, чем тратить время на меня. Без ее поддержки образ примитивного уличного юнца в моей самооценке вытеснил другие представления, и меня перестало интересовать то, чему еще я мог бы обучиться.

     Однако это не изменило моего отношения к пребыванию в институте. Ощущать себя псионом и работать с себе подобными все еще было для меня в новинку. Если даже кто-то считал меня "ментальным клептоманом", нам все равно удавалось работать в связке. Потому что мы чувствовали, что похожи, и ничто другое во внимание не принималось. Если мои пси-способности причиняли мне неудобство, я знал, что большинство моих товарищей разделяют это ощущение, с той лишь разницей, что они жили с этим и ненавидели его гораздо дольше меня. Я знал также, что мне повезло, потому что почти всю жизнь псион был похоронен во мне и теперь я легче переносил его пробуждение.

     Наверное, облегчало нашу жизнь то, что мы делились теми изменениями, которые происходили с нами. Некоторые, по-видимому, даже прониклись ко мне симпатией - например, Дир Кортелью. И, конечно, Джули. В Старом городе мои редкие сближения с другими людьми оставались чисто внешними и чаще всего были вынужденными - когда приходилось делить с кем-то комнату. Я никогда не примыкал ни к каким группировкам. И вот впервые в жизни я стал частью какого-то общего процесса и не подозревал, что меня захватит это чувство. Наконец у меня появилось то, чего я боялся лишиться. Иногда мне казалось, что я слишком часто щиплю себя и что уже давно проснулся.

 

Глава 4

 

     Мы работали в группе, занимаясь тем, что Зибелинг именовал "жонглированием", это была свободная занимательная игра. Каждый использовал все свои способности, чтобы застать другого врасплох или, наоборот, предупредить.

     Мы передавали друг другу и передвигали предметы и двигались сами, напрягая интеллект, развивая контроль, учась отвечать не теряя концентрации или защиты.

     - Здесь! (За тобой.) - Есть! (Спасибо.) - Так, так. Сначала!

     - Хорошо, хорошо...

     - Здесь!

     - Нет, там! - Смех.

     - Черт!

     Что это - брусок или шар?

     - (Я раскусил тебя!) - Я тебя раскусил! - Взрыв смеха.

     - Двадцать три! Время?

     - Схвачено!

     - Над и под...

     - (Кот, осторожно!) Сообщение Джули достигло моего сознания с опозданием на секунду, и стул, стоявший в другом конце комнаты, материализовался прямо за мной. Я сделал шаг назад, прежде чем смог остановиться, оступился и приземлился на тяжелый ребристый узор кафельного пола. Это вновь была работа Зибелинга. Он хорошо постарался на этот раз, просто классно. Я валялся на полу и передавал ему такие мысли, которые никогда не рискнул бы облечь в словесную форму, но его сознание было крепко защищено, и он не читал моих пожеланий.

     - (Ничего не воспринял этот негодяй), - передала мне Джули, вздрогнув не то от моего гнева, не то от боли, которую причинило мне падение. Я почувствовал себя виноватым и решил сдерживаться, чтобы не ранить Джули. Остальные стояли, переминаясь с ноги на ногу. Меня взяла злость на их вялые мысли и чувства.

     - Ну же, - произнес наконец Зибелинг, и по его тону никто не догадался бы, какое удовольствие ему доставляет картина моего унижения. - Вставай, ты выбиваешься из ритма...

     - Вы чуть не сломали мне шею. Почему ваши шутки всегда направлены на меня?

     - Потому что тебе больше всех необходима учеба, - произнес он совершенно спокойным тоном.

     - Да нет, это оттого, что вы преследуете меня! - Постепенно я приходил в себя.

     - Если я уделяю тебе много внимания, то для твоей же пользы. Если бы ты обладал достаточным опытом, ты бы не упал. Кончай пререкаться.

     Я встал, потирая ушибы, и пнул ногой стул по направлению к Зибелингу. Тот посмотрел на меня тем взглядом, который я уже успел хорошо изучить, взглядом чернее ночи, в глубине которой шевелилось нечто, что невоз постичь. Как будто он сам спрашивал себя, почему один только мой вид вызывал у него смертельную ненависть. Затем он поглядел на Джули, и его напряжение как рукой сняло. Зибелинг опустил глаза, пожал плечами и произнес:

     - На сегодня достаточно. Вернемся к этому завтра.

     Жестом он показал на дверь в дальнем конце зала, отвлекая от меня всеобщее внимание.

     Когда он обернулся, я услышал, как Кортелью негромко сказал ему:

     - Ардан, прекрати придираться к парню. Ему от тебя нужно другое. Ты заставляешь Кота поверить в его неполноценность...

     Я поспешил отойти от них, размышляя, было ли зрелище моего падения не тем, что хотел видеть Зибелинг. Едва я достиг двери, меня вдруг настигло головокружительное видение: мысленным зрением я увидел себя, подобно зеркалу отражая образ, запечатленный в сознании другого псиона. Но видение пришло откуда-то извне, не от находившихся в зале людей. Я остановился, обхватив голову руками. Кто-то наблюдал за нами, ожидая в холле. Но холл был пуст. Я вызвал лифт и нажал на кнопку. Никто не следовал за мной.

     Я вышел в тихую комнату отдыха в верхнем этаже одной из башен здания института. В изрезанной, как торос, структуре здания были десятки подобных комнат отдыха. Это помещение обычно пустовало, поскольку из него нельзя было увидеть океан. Сегодня покрытое облаками небо плакало дождем, завернув башни Куарро в грязно-серую вуаль. Комната была пуста. Это вполне устроило меня. Я удобно устроился на бесформенном мягком сиденье посреди комнаты, развернул камфорную таблетку и, откинувшись в кресле, стал смотреть на ливень, хлеставший по прозрачной стеклянной крыше башни. До этого я видел дождь всего один раз - на площади Божественного Дома. Дождь был теплым и бурым. Мне показалось, что Куарро мочится на меня, и мне это не понравилось. Я вспомнил, что всю жизнь не знал, что такое небо.

     Поднявшись в эту пустую комнату, я рассчитывал дать волю своему гневу, но силы мои иссякли. Я очень устал. Мое сознание было полностью открытым, серым и пустым, как небо. Я закрыл глаза, слушая шум дождя и стук капель, но пустоту сразу заполнили картины Старого города. Они подступили как слезы, и я вновь открыл глаза.

     - Черт побери. - Я ущипнул себя вновь, чтобы убедиться в том, что все происходящее не сон.

     - (Кот, выходи из дождя.) Это была Джули, я знал ее голос и быстрый смущенный шепот ее телепатической речи. Я не слышал, как приехал лифт, но она могла обойтись и без лифта. Она стояла передо мной с полуулыбкой, в одежде, напоминающей темный саван, с черной тяжелой косой до поясницы. В комнате сразу стало теплее и светлее, когда появилась она.

     - Ты все еще здесь?

     Она пожала плечами, опустив взгляд:

     - Мир - это тюрьма, и каждый из нас - камера для самого себя. Я уже была здесь, когда в последний раз посмотрела на тебя.

     Джули обладала поэтической душой, а поэзия - сродни псионике, как она объяснила, сродни передающейся мысли, она придает образам материальное воплощение. Иногда Джули прибегала к поэтической речи как к особому виду иронии, и к этому все привыкли. Я не обращал на это внимания. Джули подошла и села рядом, но на некотором расстоянии. Иногда она напоминала тень, что-то слишком невесомое для того, чтобы вторгаться в чужое сознание. Ей всегда удавалось с точностью определять, что происходит в моей душе, зачастую лучше, чем мне самому; она всегда знала также, уйти ей или побыть со мной.

     Однажды я задал Джули вопрос, что чувствует человек, обладающий способностью телепортироваться. Не глядя на меня, она ответила:

     - Это удобно, когда хочется убежать от всего этого...

     Образ, который возник затем в ее голове, так поразил меня, что я не мог в него поверить. Но я знал, что это правда, и через некоторое время задал Джули единственный вопрос:

     - Джули, что заставило тебя прийти сюда?

     Понимая, что частичным ответом стал образ, который она мне показала, Джули произнесла:

     - Ты знаешь, что однажды ночью я пыталась утопиться?

     Она как будто рассказывала о ком-то другом. Службист, который тоже был телепатом, в последний момент вытащил ее из пруда в парке. Затем он часами расспрашивал ее, пытаясь понять, почему ей была так ненавистна жизнь, и в заключение поведал о программе исследований, которые должны помочь псионам приспособиться к обстоятельствам. Она пообещала попробовать принять участие в этой программе, чтобы вновь обрести смысл жизни, и сдержала слово.

     Я поведал Джули свою историю. Версия Службы Безопасности уже была всем известна, акценты расставлены, и то, что мы обсуждали, уже не имело решающего значения, как будто стало понятно, что наше общее мнение ничего не изменит. Но Джули ничего не сообщила о причине попытки самоубийства. Единственное, что она сказала, - это происходит, когда исчезают причины не делать этого. Я знал некоторые из этих причин.

     Она сидела рядом, глядя на дождь. Я смотрел на ее тонкий профиль и вновь пытался найти ответы на свои вопросы. Но я не пытался прочитать их в ее сознании не из-за боязни быть пойманным, а потому что знал ее отношение к подобного рода вторжениям. Я знал это и по собственному опыту. Даже теперь она стеснялась настолько, что почти не разговаривала ни с кем, кроме Зибелинга. Я не понимал, почему она все-таки проводила время со мной, но это меня радовало, и я старался оттянуть тот момент, когда наше общение закончится.

     - У тебя сумрачно на душе, - произнесла она. - Где ты сейчас?

     Джули продолжала смотреть на дождь. Она призналась как-то, что ей тяжело долго смотреть на кого-либо, так как глаза - это окна нашей души.

     - В Старом городе. - Я пожал плечами, сцепив руки и глядя на дождь.

     - Старый город. - Она закрыла глаза. - Здесь, в Куарро, его называют резервуаром. Не знаешь почему?

     - Нет. - Я оглянулся. - Может быть, потому, что, раз оказавшись там, ты уже не выберешься.

     - Рыбный резервуар, - вздохнула она, - питательный резервуар. - Джули посмотрела на свои руки; ее ногти были обкусаны. - Когда я была маленькой, отец однажды повел меня в зоомагазин. Там были сотни всяких созданий, кричащих и стремящихся ко мне всей душой; я не могла выбрать. Затем я увидела рыб - две стеклянные стены, полные рыб, прекрасных живых драгоценных камушков, и другой резервуар, заполненный наполовину. Его стены были зелеными от ила, и рыбешки на поверхности отчаянно работали жабрами или, задыхаясь, неподвижно застывали в воде, ожидая смерти. Я спросила, что происходит, и мне объяснили, что это питательный резервуар, что рыбок разводят на корм и никого не волнует, как они живут. Я подумала об их страданиях, до которых никому нет дела, и заплакала.

     "Давай купим их, папа, им плохо и больно". И все животные в магазине и посетители принялись причитать и плакать, потому что я завела их. Мой отец чувствовал себя униженным. - Ее голос стал жестким, она крепко сжала пальцы. - Трудная дочка опять на публике заставила краснеть своего добропорядочного отца.

     Он оставил меня без покупок, и у меня никогда не было домашних питомцев. - Наконец Джули посмотрела на меня. - Вот что я знаю о резервуарах... Мне всегда казалось, что если бы они знали, что я чувствую, если бы они чувствовали, они никогда бы не...

     Она замолчала в отчаянии, глядя куда-то в сторону. Я еще больше вжался в мягкое кресло, сгорбив плечи, и молчал. Острый край камфорной таблетки резанул меня по языку. Мы оба вздрогнули от звонка прибывшего лифта и обернулись, чтобы посмотреть, кто это. Из лифта вышел высокий мужчина средних лет; хорошо одетый, брюнет, с модной прической, удачно гармонировавшей с дорогой заколкой из золота ручной работы на застежке воротника. На нем был летний костюм, драпированный шелком пастельного тона, сидевший безупречно и явно сшитый на него. Он был почти таким же худым, как я, но обладал тем типом красоты, которая у таких мужчин сохраняется на всю жизнь.

     Однако от его внешности веяло холодным дыханием смерти. Джули вздрогнула, ощутив то же, что и я: незнакомец не был мертвецом, он нес смерть.

     - Надеюсь, не помешал, - заговорил он и, приближаясь к нам, улыбнулся. - Меня зовут Рубай.

     Он изящно поклонился в сторону Джули, продемонстрировав владение светскими манерами. На меня, правда, он даже не взглянул, чему я был рад.

     - Вы тоже псион, - тихо произнесла Джули, больше обращаясь к себе, чем к нему. Ее руки неподвижно лежали на коленях.

     Незнакомец кивнул:

     - О да! У нас имеется нечто общее.

     Неожиданно мне стало ясно, откуда пугающее ощущение опасности, возникшее у меня: незнакомец был недосягаем для прочтения. Но это не было похоже на ту слабую защиту, которую я обычно пытался построить: он обладал тем редчайшим талантом, о котором говорил Зибелинг, тем уровнем, достичь которого никто из нас не мог даже мечтать.

     - Вы участвуете в исследованиях? - В вопросе Джули слышалась смесь страха и благоговения.

     - Нет, - учтиво улыбнулся он.

     Его мимика и жесты были столь же совершенны, как контроль над сознанием. Я повидал подобных напыщенных петухов в Старом городе и знал достаточно, чтобы держаться от них подальше.

     - Что вам нужно от нас? - выпалил я, поскольку было очевидно, что такой человек не пришел бы сюда просто так.

     - Ну что ж, прямо к делу. - Незнакомец продолжал улыбаться. Он присел на диванчик у окна, сохраняя дистанцию. - Я знаю, чем в этих стенах занимается доктор Зибелинг, и решил лично в этом убедиться. И предложить вам хорошую работу. Мне повезло, в отличие от большинства псионов...

     Он сделал жест рукой; на пальце сверкнуло кольцо-печатка. В его речи было что-то странное - не акцент, а скорее наоборот. Слова произносились настолько правильно, как будто он боялся сделать ошибку.

     - Мой уровень владения псионикой позволил мне достичь всего, чего я только мог желать. Однако я никогда не забывал о страданиях псионов в обществе. И я решил предложить вам работать на меня - участвовать в проекте, который даст вам богатство, независимость и могущество - то, о чем вы могли только мечтать. Я проглотил смешок:

     - Не слишком вы уверены в себе, ведь так? Как вы используете вашу пси-энергию - чтобы стянуть что-нибудь с большого расстояния? Или инфаркты по заказу?

     Я вспомнил о слухах и ужасных историях - все, из-за чего люди ненавидели псионов.

     - Телекинез мы тоже применяем. - Ледяные зеленые глаза незнакомца сузились. Неожиданно я по-настоящему испугался, что моя догадка верна. - Но ни одно из ваших предположений не попадает в точку. Мое предприятие имеет совершенно другие масштабы!

     Я взглянул на Джули, и по коже у меня пошли мурашки. Ее глаза подтвердили, что страшная догадка родилась у нее намного раньше. Я остановил дальнейшие размышления, пока они не приняли форму осознанных мыслей о том, что мы, кажется, дождались того, к чему стремились. Посланник от Квиксилвера, человека, настолько овладевшего псионикой, что даже его тень приводила Федерацию в трепет. Я попытался перевести охвативший меня азарт в воодушевление от того, что только что сказал Рубай, не зная, читает ли он нас в этот момент и можем ли мы это определить.

     - Не слишком ли поспешное предложение? - Джули подалась вперед, удивив меня своим вопросом. - Вы ведь совсем не знаете нас.

     - Напротив, - Рубай покачал головой. - Я наблюдал за всеми вами, будучи незамеченным, пристально изучал ваши способности, ваш потенциал, сравнивал и выбирал, кто мне наиболее подходит и кого перевести в резерв. Я уже сделал отбор нескольких кандидатов.

     Я подумал, насколько бы он сузил круг претендентов, если бы начал отбор месяцем раньше и прослушал одну из "специальных лекций", прочитанных нам. Я вновь пресек эту мысль как быстрее. Каким образом было следить за целой командой псионов? От этой мысли меня бросило в жар. Но если Рубай не мог полностью читать мое или чье-то другое сознание, было бы чрезвычайно сложно наблюдать и делать выводы даже для такого профессионала, как он. Ложные образы, которые мы в целях защиты заложили в нашу память, должны выполнить свою функцию, и, кроме того, всегда трудно проникнуть в сознание другого псиона. Я всегда чувствую, когда кто-то пытается это проделать со мной. Мне стало немного легче.

     - Вы владеете телепатией и телекинезом? - спросила Джули.

     Рубай кивнул:

     - А также телепортацией. Я потомственный медиум и выделяюсь даже среди коллег.

     Мне казалось, что одному человеку не под силу обладать всеми этими чудесами. Рубай стал задавать Джули вопросы и отвечать ей. Ее голос был очень тихим, почти неслышным. Я не мог понять, почему он выбрал ее, такую хрупкую, которую так легко было сломать.

     - А вы, конечно, принадлежите к знаменитой фамилии Та Минг. - Это не было вопросом. - Ваш клан управляет перевозками с Созвездия Центавра. Редко выпадет случай встретить псиона из такой высокопоставленной семьи.

     Джули нахмурилась:

     - Большинство из них не доживает до старости.

     Едкий сарказм ее высказывания вызвал усмешку у Рубая. Я посмотрел на Джули, не веря, что она способна была произнести такие слова. Она перебирала пальцами ткань своей старенькой черной блузки.

     - Я дальняя родственница семьи Та Минг.

     Но она слишком явно захлопнула дверь в свое сознание: даже мне было ясно, что она лжет. Рубай тоже знал это. Знал он и другое: кем бы она ни была когда-то, все это в прошлом.

     - В любом случае, - заметил он, - для нашей совместной работы вы обладаете великолепной квалификацией.

     Она не спросила: почему? Зато это сделал я. Рубай взглянул на меня и ласково улыбнулся.

     - Ну хорошо. - Я уселся по-турецки. - Почему именно я? Если вы действительно наблюдали за нашими занятиями, то должны были заметить, что я не умею даже сплевывать как телепат. Я могу оказаться негодным для всего того, что вы от меня ожидаете.

     Я сам не понимал, был ли это вопрос или попытка заговорить ему зубы.

     - Ты можешь думать о себе как о полном нуле в этой группе, но, поверь мне, ты обладаешь потенциалом, который превосходит все, вместе взятые, способности всех участников исследований.

     Глаза Рубая зажглись, как прожекторы, а мои напоминали те окна, куда направлены ослепительные лучи.

     - Ну уж нет, - я опустил глаза и отрицательно покачал головой. - Зибелинг думает совсем по-другому.

     - То, что говорит доктор Зибелинг, и то, что он понимает, - это далеко не одно и то же.

     Я почувствовал, что Джули напряглась, между бровями у нее появилась едва заметная морщина.

     - Так скажите ему об этом, - предложил я.

     - Я как раз собирался это сделать. Потому что он квалифицированный врач-экспериментатор, и по этой и некоторым другим причинам он один из тех, кого я выбрал. - Лицо Рубая скривила мрачная усмешка. Его нога отбивала на ковре неслышный ритм.

     - Почему вы так уверены, что я способный ученик?

     - Это очевидно. Твое умение выставить внутреннюю защиту. Твои глаза. Тот барьер, который возник в результате психической травмы, разбить. Эти дилетанты едва ли преодолеют его. И твой разум засияет, как яркая звезда.

     Мои глаза... Я провел рукой по шраму над левым глазом, вновь почувствовав тревогу. Лицо Рубая изменилось, изменилась и тема разговора.

     - Сейчас ты как бы отбываешь срок условного наказания за то, что тебе не понравилось внимание вербовщиков Контрактного Труда. Неужели это так плохо по сравнению со Старым городом? Они говорят: "Контрактный Труд создает миры". Что именно там любой приобретает навыки и на него делают ставку. Что это возсть убежать из Старого города, что это выбор...

     - А еще говорят, что лучше сразу подохнуть, чем жить в Старом городе. Но это не означает, что я хочу попасть из огня да в полымя. По крайней мере в Старом городе я знал, чего ожидать.

     - Понятно, - Рубай внимательно слушал меня. - И чем же ты занимался?

     - По большей части воровал и всегда выходил сухим из воды. А здесь я - "телепатический клептоман".

     Мои губы дрогнули. И тут я почувствовал, как Рубай впервые устанавливает со мной телепатический контакт не для вторжения, не для сбора информации, а для передачи затерянных в его памяти образов. Передо мной прошли картины жизни оборванного голодного мальчишки с энергией пси, бушующей в его голове, как пожар; мальчишки, проклятого Даром, как и огромная армия псионов в сотнях трущоб, городов и миров. Но в этих картинах не было пораженческих или капитулянтских мотивов - их герой был готов продавать свои пси-способности любому, кто больше заплатит, и делать все, за что платили. Все что угодно. И ему всегда щедро платили или сожалели, что не могут дать адекватную сумму.

     Через некоторое время бывший оборванец вел уже жизнь, далекую от труда, и мог себе позволить не торговать своими талантами. Однако он продолжал сотрудничество с сильными мира сего, уже диктуя условия, если предложение было выгодным, потому что он был лучшим и любил доказывать это.

     Рубай сидел напротив меня, его высокомерие было как направленный на нас бесцветный огонь, а небо за окнами в отчаянии плакало: Квиксилвер! Я понял, что этот человек был сам Квиксилвер. Он сам пришел за нами, не замаскировав свою внешность и оставив в дураках Службу Безопасности, настолько он был уверен в себе.

     Его ледяные зеленые глаза неподвижно сосредоточились на мне: интересно, что он мог прочесть в моем лице после того, как прервал телепатический контакт?

     - Итак, вы готовы выслушать мое предложение?

     - О да! - Мой натужный голос едва достиг ушей, но я продублировал ответ мысленно, чтобы он мог прочитать его. Джули, в свою очередь, кивнула, отвечая лишь на устный вопрос.

     - Хорошо! - Рубай встал. Прием закончился и, создавалось впечатление, не слишком удачно для нас. - Я скоро опять найду вас.

     И он исчез. Едва заметным дуновением воздух заполнил пространство, которое только что занимал Рубай. Мы долго молча смотрели то на это опустевшее место, то друг на друга.

     - Квиксилвер. Джули, это был он. Вот здесь.

     - Сам Квиксилвер? Ты хочешь сказать... - Она замолчала, оглядываясь по сторонам и пытаясь сконцентрироваться.

     - Ты можешь расслабиться, если даже он слушает нас. Если он собирается узнать о конечной цели наших занятий, лучше, если он сделает это сейчас. - Я почти желал этого. - Пока для нас это не зайдет слишком далеко. - Я провел пальцами по горлу.

     - Он может убрать нас и ничего не почувствовать при этом, это так?

     Я кивнул. Вспомнив о тех картинах, которые он мне показал, я похолодел.

     Квиксилвер был словно изо льда, он мог сделать кому угодно что угодно, не испытывая никаких угрызений совести. Когда-то, воз, он был чувствительным и даже сентиментальным, а я не раз наблюдал, как люди такого типа под давлением жизни в Старом городе утрачивали человеческие черты. Но неужели мы похожи на него?

     - Первый раз я видела не человеческое существо, - Джули обняла себя за плечи, как будто ей было холодно.

     - Так значит, тебе повезло, - пробормотал я. Нечеловек, недочеловек, чужак, пришелец... Мои глаза... Что он говорил про мои глаза?

     - Нужно немедленно найти Ардана. - Джули уже поднималась. - Мы скажем ему... Я пожал плечами:

     - Рубай, наверное, уже делает это за нас.

     - Но мы же не могли его удержать. Мы не скажем Ардану, что это сам Квиксилвер. Ардан не представляет, с кем имеет дело. Он не читает мысли...

     - Да все с ним будет в порядке. В конце концов, Рубай не будет ничего предпринимать в этих стенах. Да и потом - у Зибелинга хорошее чутье на подонков. - Я скрестил руки на груди. - По крайней мере, мне он часто повторяет это.

     Джули села.

     - Не надо. - Она вновь нахмурилась, прочитав мои мысли. - Не сейчас. Если сейчас мы не будем держаться вместе...

     Я не пытался уйти от разговора.

     - (Это не моя вина!) Зибелинг всегда препятствует этому. Ты знаешь, что не я! - Тут я сообразил, что именно пытался сказать. - Тебе известно это, Джули, разве не так? - Я придвинулся к ней.

     Она кивнула, сжав губы.

     - Да, конечно. - Ее голос почти умирал. - Но попытайся... не испытывать к нему такой ненависти. Кот. У него внутри глубокая рана, нечто невыразимо трагическое. - Она сделала движение рукой, как будто стряхивая видение. - Я еще не знаю, что именно, это очень запутанно и скрыто. Но это связано с тобой... - Она старалась не смотреть мне в глаза. - Он не желает делать тебе больно.

     - А мне-то что? Это не дает ему право постоянно ранить меня!

     Что-то, связанное со мной. Что-то в моих глазах, как сказал Рубай.

     Зибелинг тоже упоминал об этом, пытаясь начать разговор, который я не хотел продолжать...

     - Джули, - перевел я дыхание, - что он хотел сказать о моих глазах?

     - Кто? - Она вошла в мои мысли, прослеживая их ход.

     - Рубай. И Зибелинг. Оба говорили что-то о моих глазах. У меня зеленые глаза. Но у всех псионов они такие. - Я представил глаза Рубая - бирюзовые, как лед на море. - Разве не так?

     Она взглянула на меня своими серыми глазами с круглыми, обычными зрачками.

     Я пристально смотрел на нее. Перебирая бахрому шали, она воскликнула:

      - Я знаю, все так говорят. Но для большинства псионов это уже не актуально. Далеко не у всех такие изумрудные, цвета травы глаза, как у тебя. У многих глаза зелено-карие, смешанного оттенка.

     - А у тебя?

     Она жестко улыбнулась, глядя на меня, затем смягчилась:

     - Просто курьез. Никто в моей семье не думал... Мои родители были уверены, что наша порода никогда не испытает смешения. Они хотели забыть те дни, когда Транспортная Служба Созвездия Центавра... Нет, у псионов не бывает зеленых глаз, - почти раздраженно сменила она тему. - Больше не бывает. Это было давно.

     - Как давно?

     - В те времена, когда мы столкнулись с гидранами.

     Я сжал кулаки.

     - Ты знаешь эту историю? - спросила она - точно, как Зибелинг, когда я не стал продолжать разговор.

     - Не очень. - Мой голос был не намного громче, чем голос Джули. - А в чем там было дело?

     - Когда человечество получило возсть совершать межзвездные перелеты и осваивать другие галактики, обнаружили, что на Бета Гидре III обитают гуманоидные существа, распространившиеся на близлежащие планеты. Они основали свои колонии в пределах созвездия, и пик развития их цивилизации закончился задолго до прихода людей. Сперва это открытие принесло чувство удовлетворения - мы были рады открыть еще одну цивилизацию, доказывающую, что мы не одиноки во вселенной. Тем более что гидраны были настроены дружественно и не представляли для Человеческой Федерации ни малейшей опасности. Это была цивилизация псионов.

     Сперва это стало потрясением для людей - общество гидранов функционировало в совершенно другом ритме и на других источниках энергии, нежели человечество. Мы многое узнали о гидранах, но в процессе изучения стали причинять непоправимый вред их цивилизации. Однако в первое время казалось, будто ничто не угрожало нашему мирному сотрудничеству: между людьми и гидранами совершались браки, и появились дети, несущие в своих жилах смешанную кровь. Дети обычно наследовали пси-способности родителей, а их глаза имели изумрудно-зеленый оттенок...

     - Но как у них могли рождаться дети? Ведь... Я хочу сказать, гидран - это же не человек. Теперь люди не вступают в брак с пришельцами. Разве это не считается незаконным или чем-то в этом роде? - Я нахмурился.

     Но Джули по-прежнему смотрела на дождь.

     - Некоторые люди поступают так до сих пор. Одним из них был Ардан. Это не противоречит закону, просто это сопряжено с рядом сложностей. С течением времени взгляды на эту проблему менялись. Гидраны от этого очень пострадали. В случае подобного брака, Кот, пришельцы должны быть максимально приближены к человеческой природе, иначе не могло бы быть и речи о зеленоглазых псионах...

     Или, воз, сами люди - это пришельцы. Были утверждения, что человечество - это ответвление, цивилизация мутировавших гидранов. И только отсутствие пси-способностей привело человека к потере его истинной сущности.

     - Бред какой-то, - заметил я, сцепив пальцы.

     Она пожала плечами:

     - Но до сих пор встречается большое количество зелено-кареглазых псионов-людей, однако таких зеленоглазых, как ты, пересчитать по пальцам.

     - Потому что ни один человек в здравом рассудке не хочет иметь вместо сына какого-то гибрида...

     Джули посмотрела на меня. Она всегда знает - не может не знать - почему же она не понимает? Я поглядел на нее своими зелеными глазами чужака. Джули была полна стыда, сожаления, отраженной боли, смятения и раскаяния.

     - (Прости, прости, прости...) - В ее глазах показались слезы. - Прошу тебя, не надо!

     Я напряг волю, чтобы перестать чувствовать ее и чтобы она не чувствовала меня. Она глубоко и прерывисто вздохнула, прижав руку к губам.

     - Ты не знал, что в твоих жилах течет кровь гидрана? Я думала... Неужели ты не знаешь? - Ее голос дрожал. - Разве никто никогда...

     Я покачал головой и произнес с горечью:

     - Мне, думаю, просто повезло...

     Разрозненные эпизоды в моей памяти стали складываться в стройную картину: шутки, оскорбления, бессмысленные побои имели причиной то, чего я никак не мог понять. Мне такое никогда не пришло бы в голову. Может быть, просто потому, что я боялся этого, опасаясь взваливать на себя еще одну ношу. Воз, осознание этого было именно тем, от чего я бежал всю жизнь, прячась в темных углах, бесконечных днях одиночества и наркотических снах... то, что делало меня мишенью и жертвой для охотников.

     У Джули был отсутствующий взгляд, означающий, что она размышляла на свои, очень личные темы. Я смотрел на дождь и думал, что я... Ну уж нет. Это только предположение. Может быть, этим объяснялось мое странное везение, несмотря на подножки, которые всегда ставила мне жизнь. Может, это прояснило и поведение Зибелинга - человека, который был женат на женщине-гидране и сын которого со смешанной кровью затерялся где-то во вселенной... Который стыдился своей презренной слабости, ненавидя эту тайну, скрытую в глубинах его прошлого. Кто не испытывал подобных чувств? Как отнесся бы каждый к напоминанию об этой тайне? Зибелинг тогда прямо дал мне это понять. Во время того разговора с ним я увильнул от возсти узнать правду. И в этот раз я попытался сделать то же, но теперь мне отвертеться не удалось.

     Вновь раздался звонок прибывшего лифта. Я оглянулся. Джули вздрогнула, ее лицо напряглось. Двери лифта открылись, и мы увидели Зибелинга. Не обязательно было быть псионом, чтобы понять, что Зибелинг чем-то не на шутку озадачен. Он молча направился к нам. Джули просияла и ожила. Одно его присутствие наполнило ее горькой радостью. Однако Зибелинг смотрел на меня, и я понял, что предстоит серьезный разговор.

     - Ардан, - начала Джули, - он появился. Его зовут Рубай, это один из тех, кого мы ждали. Он был здесь и сообщил нам о своем предложении. И Кот думает, что он...

     - Он говорил с вами обоими?

     Она кивнула:

     - Да, с нами обоими. Я... Он был...

     - Тогда это подождет, - покачал головой Зибелинг. - Пока поговорим о том, что касается только нас.

     Он положил на маленький столик между нами прозрачный стеклянный шарик, который напоминал кристалл и содержал в себе зеленое с золотым отливом насекомое, пойманное в полете.

     - Прелестная игрушка. Где ты ее взял?

     Теперь я знал, что случилось. Я позабыл про шарик.

     - Это... это не мой.

     - Допускаю. - Голос Зибелинга звучал угрюмо.

     Я покачал головой.

     - Впервые вижу. - Я не мог оторвать глаз от шарика. Мне это никогда не удавалось.

     - Тогда, я полагаю, он оказался в твоей куртке по случайному стечению обстоятельств?

     - Послушайте, если вы хотите пришить мне воровство, пожалуйста. Вы имеете в виду именно это. - Я с тоской подумал, что сегодня, пожалуй, не стоит вообще просыпаться.

     - Да, я думаю именно так.

     - Я не крал этот шарик! Я взял его на время - просто хотел посмотреть на него.

     Интересно, почему правда всегда больше похожа на ложь, чем сама ложь?

     Наверное, потому, что мои объяснения были правдой лишь наполовину. Я забрал этот шарик со стола Зибелинга во время второго собеседования. Я сделал это со злости, без всякой задней мысли, и не собирался оставлять вещицу у себя. Но так и не вернул... Я не мог. Когда держишь этот шарик в руках, он показывает удивительные, невиданные картины других миров. Если надоедает одна картина - она заменяется другой или, если вы хотите вернуть прежнюю, возвращается. Ничего подобного я никогда не видел. И я действительно не мог отдать шарик и держал его у себя. Я ожидал неприятностей в случае, если шарик обнаружится, но запер мысль о нем в своей памяти. Настоящее преступление. Я чувствовал, что начинаю краснеть. Он накрыл шарик рукой почти нежно, и образ внутри тотчас поменялся.

     - Зачем? - спросил Зибелинг напряженным голосом.

     - Что?

     - Зачем ты взял его? - Однако он имел в виду вовсе не это. В его мозгу переплелись пылающие вспышки мыслей, которые я не в состоянии был прочесть, и он явно думал не только обо мне... Я вдруг понял: шарик пришел из другого мира, из цивилизации гидранов. И принадлежал он его сыну-полукровке. А я взял его.

     Идиот, проклятый дурак! Я хмыкнул.

     - Так почему ты взял его?

     - Я... я... - Как я мог признаться ему, что мне становилось тепло, когда я крутил в руках этот шарик, когда смотрел на эти картины? Как я мог объяснить ему то, что не очень понимал сам? - Это... занятная вещица, она мне понравилась.

     - Он тебе понравился?

     - Ну да, он... - Я прикусил язык, воздерживаясь от окончания фразы. - Ну хорошо. Я взял его и не отдал. Я поступил плохо, простите меня. Это не повторится, я обещаю. Ладно?

     Кажется, вопрос исчерпан: ведь я признал свою вину. Чего ж ему больше?

     Зибелинг прошептал имя. Очевидно, так звали его жену, которой уже не было в живых. Боль наполнила душу Зибелинга. Он не отрываясь смотрел на шарик и даже не заметил, что произнес вслух что-то, не предназначенное ни для чьих ушей. Он посмотрел на меня:

     - Он не должен реагировать на тебя. Ты не способен даже понять...

     Зибелинг сказал это так, будто обвинял меня в чем-то. Он протянул руку, чтобы забрать шарик. Я сжал его, картинка в нем поменялась. Зибелинг схватил меня за запястье:

     - Руки прочь от этой вещи! Ты, очевидно, полагаешь, что быстрое извинение - это все, что от тебя нужно после того, как тебе в очередной раз что-нибудь "понравится". Со мной такое не пройдет. Если это единственные манеры, которые ты можешь продемонстрировать, значит, ты не годишься для участия в эксперименте. (И ты никогда не будешь...) - Вы не имеете права так говорить. - Я резко высвободил руку. - У меня такой же дар, как и у вас. И мне осточертело, что со мной так несправедливо обращаются!

     Зибелинг взял шарик.

     - Ты отстранен. Пошел вон, чтобы я больше тебя не видел.

     - Что? - Я был ошеломлен.

     - Ты слышал, что я сказал.

     - Но... - Мне удалось подняться, хотя я был как парализованный. - Кажется, мы оба понимаем, почему вы поступаете таким образом, разве нет?

     Зибелинг молчал. Я обернулся к Джули. Ее лицо сильно побледнело, в глазах стояли слезы. Она смотрела на свои сцепленные пальцы с обкусанными ногтями.

     - Джули, - позвал я ее тихо, но она не подняла глаз. - Все будет хорошо, вот увидишь.

     Я дотронулся до ее рук, впервые прикоснувшись к ней. Ее пальцы инстинктивно сжались, и на миг она задержала прикосновение. Я чувствовал, что ее слезы вызваны не тем, что происходит здесь сейчас.

     - Ну вот, я ухожу. Я... Увидимся?

     Она не отвечала. Ей было нечего сказать мне.

     Когда я выпрямился, Зибелинг встал между нами, почти оттолкнув меня. Он нагнулся к Джули, что-то шепча ей на ухо. Я прошел в открытый лифт.

 

Глава 5

 

     Лифт остановился на том этаже, где я обычно выходил, потому что я нажал номер автоматически. Я почти вышел, собираясь вернуться к себе в комнату: что мне оставалось делать, как не идти туда и ждать?

     Однако я продолжал стоять, глядя в пустой коридор как бы со стороны: я больше не мог назвать эти стены родными. Зибелинг отсек меня одним ударом, и очень скоро ребята из Службы Безопасности придут за мной и объявят об этом официально. Я прекрасно понимал: все, что со мной происходило здесь, было слишком хорошо, чтобы продолжаться, - как любой сон. Я сжал кулаки, омертвение, наполнившее меня по самое горло, стало проходить. Все закончилось, меня вывели из игры. Я никому ничего не должен. И я перестал бы уважать себя, если бы остался здесь в роли униженного неудачника, уповая на то, что меня возьмут обратно. Дверь лифта закрылась, и я побрел по коридору.

     Так я дошел до главного вестибюля здания. Стены этого огромного помещения высотой в три этажа были покрыты изоляцией, превращающей любой звук в шорох. Я шел с таким видом, как будто все еще имел право находиться здесь. Но если бы я и не старался изображать это, никто не обратил бы на меня ни малейшего внимания. Я двигался среди суетливо снующих по холлу людей, пока не достиг выхода, где не оказалось ни охраны, ни сколько-нибудь солидной двери. Легкая дрожь, решительный вдох - и я стою на широкой площади с фонтаном перед зданием института, на той площади, которую я много раз видел сверху.

     Все оказалось гораздо проще, чем я ожидал.

     Я стоял на площади, удивляясь, что же мешало мне сделать это раньше? Я мог преспокойно уйти в любой момент в течение последних недель, если бы только захотел. Я обернулся напоследок, глядя на открытые двери Института исследований Сакаффа. Потом перевел взгляд наверх, на стеклянный фасад, пытаясь найти окна своей комнаты. И опустил глаза, внезапно ощутив себя оглушенным, опустошенным и совсем одиноким. Теперь я знал, почему никогда не стремился уйти, но было слишком поздно.

     Я пересек площадь. Дождь прекратился, но в воздухе висела влага, и дышалось тяжело. Фонтан выделывал чудеса, я и предположить не мог, что вода способна на такое. Когда я проходил мимо, струя брызнула на дорожку прямо передо мной. Зажмурив глаза, я прошел сквозь этот освещенный душ. Влажный жаркий воздух тяжело давил на грудь после кондиционированной прохлады института. Я успел забыть, что такое лето и как я ненавидел его - почти так же, как и зиму. По крайней мере здесь не было летнего зловония, которое в Старом городе напоминало о разлагающихся мертвецах.

     Я вступил в ущелье между двумя небоскребами. Улица была, пожалуй, самой яркой из всех, какие мне доводилось видеть, и в то же время спокойной, легкой и чистой. Вокруг было не так уж много людей, большинство - на движущихся лентах-тротуарах или сновали туда и сюда, входя и выходя из зданий. Высоко надо мной располагались посадочные площадки для воздушных такси и тоннели переходов, связывающих фасады небоскребов, как нити ожерелья. Одноместные и многоместные летающие модули сновали между ними едва не сталкиваясь. Высоко задрав голову, я тем не менее никак не мог увидеть верхнюю часть башен-небоскребов и даже представить, насколько они высоки. Мне стало казаться, что я как бы падаю вверх в туман, окутавший вершины зданий: я опустил глаза и больше вверх не смотрел.

     Шел я очень долго, и мои мысли блуждали так же бесцельно, как и ноги. Я с удивлением обнаружил, что вокруг очень тихо - вся жизнь, похоже, протекала наверху. Время шло, туман рассеялся, и небо стало проясняться. Солнечные лучи поблескивали и вспыхивали в стеклянных стенах громад, отскакивая от них, проходя сквозь них, проливая на меня теплый душ. Рекламные дисплеи по обеим сторонам улицы расхваливали товары, и у меня разбегались глаза, в ушах, перебивая друг друга, звучали различные голоса, я терял ориентировку и часто останавливался, уставившись на это многообразие и не веря своим глазам.

     Некоторые пытались, протянув руку, поймать манящее изображение сквозь экран. Не для меня одного это было в новинку.

     Но когда я попытался сделать то же самое, моя рука уперлась в экран, мягкий и эластичный, но он не пропускал внутрь. Я отдернул руку, опасаясь, что мой неумелый жест выдает меня. Целую минуту я стоял неподвижно с колотящимся сердцем. Но ничего не произошло, на меня никто не обратил внимания. Была по крайней мере одна причина, по которой я никак не вписывался в окружающее: у меня не было электронного датчика на руке. Это не принижало меня в глазах жителей Куарро, это лишь демонстрировало мою недостаточную кредитоспособность.

     Я обратил внимание на надпись, нацарапанную маркером кем-то на стене под дисплеем, - одно короткое слово. Я знал все буквы, из которых оно состояло. Я прочел его вслух и рассмеялся, вспомнив стены Старого города, до крыш разукрашенные подобными словами. Автором некоторых надписей был я сам, но я лишь копировал буквы, и мне никогда не приходило в голову узнать, что они означают: мне было наплевать. Хотелось лишь оставить какой-то след в том мире, который даже не знал, что я жил в нем. Для меня стало открытием, что здесь тоже были люди с подобными мыслями; на секунду я почему-то вспомнил Джули.

     Я продолжал разгуливать по улицам, держа руки в карманах и думая, как раздобыть кредитный маркер, что-то вроде кредитной карты, или таблетку камфоры, хоть что-нибудь, как никогда ощущая пустоту своих карманов. Внезапно мои пальцы что-то нащупали. Я вытащил руку из кармана: леденец. Я имел привычку отправлять себе в карман все, что мог, посещая кафетерий института. Остался лишь один леденец. Я сжал пальцы, затем вновь разжал их и отправил леденец в рот; он тотчас растаял, и маслянистая горькая сладость обволокла язык.

     Это длилось недолго. Я стал обращать внимание на запахи вокруг. Как и в Старом городе, улица кишела забегаловками. Даже богам нужна еда. Большинство запахов были превосходными и не шли ни в какое сравнение с тем, что я помнил.

     Конечно, к здешним ароматам не примешивался тошнотворный запах Старого города, а может быть, я просто проголодался. Голод. Я судорожно проглотил слюну.

     Насколько легко забыть, что значит... Нет, это всегда очень легко вспоминается.

     Однако без идентификационного датчика я боялся даже приблизиться к лифту или дверям - они как будто отторгали меня.

     День клонился к вечеру, на улицах появилось больше людей, детей и взрослых. Интересно, где они проводили свои дни? Наверное, в каком-нибудь прохладном местечке. Увеличившаяся толпа путала и затрудняла движение, голова гудела от такой концентрации чужих мыслей. Я захлопнул "приемник" и через некоторое время даже позабыл, что недавно был псионом.

     Зажглось уличное освещение, и я представил себе, что это очередная ночь в Старом городе. Но не было слышно музыки. Музыка - вот чего не хватало здесь и что было лишь в Старом городе. Иногда по трансляции в институте передавали какие-то песенки, но они были бесцветными, без изюминки, как если бы вместо крепкой выпивки предложили воду. Интересно, иду ли я по поверхности земли или как раз над Старым городом с его грохотом, темнотой и шумом?

     Я подумал: почему бы не позаимствовать датчик у кого-нибудь из этой толпы?

     Но нет, это не Старый город. Я не знал, куда бежать, а если бы и знал, то меня не ждал делец в условленном месте, чтобы обменять товар на несколько кредиток.

     И мне ни за что не расшифровать защитный код датчика, пока хозяин не хватится его и через общую систему не уничтожит данные. Этот мир был не для меня. Я здесь не более чем привидение, мое место в Старом городе. И если я хочу остаться на свободе, надо хорошенько подумать, как попасть туда, пока еще не поздно.

     Повсюду светились указатели, но я не мог прочитать надписей. Стараясь вести себя как турист, я приблизился к прохожему и спросил:

     - Простите... Могу ли я... уф, как мне добраться до Старого города?

     Незнакомец как-то косо посмотрел на меня; я почувствовал, что он хотя и удивлен, но не подозревает ничего дурного.

     - Так возьмите воздушное такси! - Он указал холеной рукой на ближайший телефон.

     Я покачал головой:

     - Нет... я хотел бы пройти туда пешком.

     - Пешком? - У незнакомца округлились глаза. - Но это невоз. - Он пожал плечами. От этих слов у меня отвисла челюсть; нахмурившись, я пошел дальше. - Воспользуйтесь воздушным такси! - крикнул он мне вдогонку.

     Я шел по улице, спрашивая встречных, и получал все тот же проклятый ответ, пока не уверился в том, что все вокруг как сговорились; я начал ненавидеть их.

     Паршивые эгоисты, уроды! Но ничего не оставалось, как продолжать попытки. Я должен верить, что если мне удастся добраться хотя бы до Висячих Садов, тогда...

     - Извините. - Нечаянно толкнув пожилую женщину, я поддержал ее. Она что-то невнятно пробормотала.

     - Что-что? - переспросил я.

     - С тобой все в порядке, сынок? - Она похлопала меня по руке.

     - Со мной? - Я почти рассмеялся. - Разумеется. Мне, собственно, нужны Висячие Сады.

     - Висячие Сады? - Она поправила свой шелковый платок скрюченными пальцами.

     На ней было много украшений, большинство подделки, да и одежда выглядела старой. - О, это очень далеко. - Она протянула руку, указывая на что-то слева от меня. - Возьмите такси!

     - Я хотел бы прогуляться пешком, - мрачно проговорил я. - То есть... - Вдруг я проник в ее взгляд и увидел неожиданную симпатию по отношению ко мне. - Видите ли, я... у меня не хватает кредиток. Не нашлось бы у вас несколько лишних? - Я протянул руку, заставляя себя не отдергивать ее.

     Ее симпатия не исчезла мгновенно, как это постоянно происходило в Старом городе. Казалось, она только глубже ушла в морщины на лице женщины.

     - Ах ты, бедняжка. Я не ношу с собой кредиток. Но... открой свой счет, - она потянулась к моему запястью, - я переведу тебе немного.

     - О нет. - Я дернулся назад. - Не стоит... Все нормально, я лучше прогуляюсь.

     Я нагнулся и сделал вид, что только что нашел ее заколку, украшенную крошечным драгоценным камнем. Когда я толкнул старушку, мне удалось стянуть ее, единственную мало-мальски ценную безделушку.

     - Вот! Думаю, вы это обронили.

     - О, спасибо, благодарю! Я... но подождите же!

     Я прибавил ходу, почти бегом спасаясь от ее признательности. Я следовал причудливым изгибам улиц, придерживаясь того направления, которое она указала, еще и еще спрашивая про Висячие Сады. Я то приближался к ним, то удалялся, пока наконец около полуночи не нашел их. К тому времени мои ноги превратились в сплошную мозоль, как будто я прошагал половину пути до ближайшей звезды. Сады словно парили в воздухе, взбегая вверх и обрушиваясь вниз по разным сторонам от меня, ярус на ярусе в своем сверхъестественном величии - шелестящая жизнь, собранная из сотен разных миров здесь, в самом сердце Федерации. Однако большинство растений было погружено в тень, и даже мои глаза не могли разглядеть все это великолепие, пока я шел по извилистым тускло освещенным дорожкам, проложенным между ярусами. Да тогда мне было ровным счетом наплевать на всю эту красоту. Единственное, к чему я стремился, - это вернуться в родные места и забыть, что я вообще когда-то видел Куарро. Наконец я достиг самого нижнего уровня, того самого, который окружал просвет, ведущий вниз, к площади Божественного Дома. Я несколько раз обследовал этот ярус, тщетно пытаясь обнаружить какой-нибудь запасной ход, лестницу, скобы - что-нибудь, что дало бы мне возсть спуститься по отвесной стене, поддерживающей верхний ярус конструкции, и преодолеть огромную воздушную пропасть внизу. Но никакой лазейки не было. Путь вниз и назад был отрезан.

     Перегнувшись через тонкие перила и глядя вниз, я мог различить шпиль Божественного Дома, смутно отсвечивающий далеко внизу, и даже людей, снующих по площади. Модули воздушного такси, поднимаясь, росли, как пузырь, и, промелькнув, исчезали в ночной темноте. Снизу доносились крики огромной толпы и звуки музыки, до меня долетало зловоние Старого города, поднимавшееся в жарком воздухе, от этого мне чуть не стало дурно. Я нагнулся еще ниже и, не отдавая себе отчет в том, что делаю, закричал:

     - Помогите! Я здесь! - Как будто меня мог кто-нибудь услышать, словно кому-то было до этого дело. Мой слабый голос растворился в огромной пропасти внизу. Для Старого города я был несуществующим привидением, впрочем, как и здесь, наверху, - еще одна тень в океане теней Висячих Садов. Ограда, на которую я налег, продавилась и подалась вниз. Я отпрыгнул, все же не желая отправляться домой таким способом, и повернулся спиной к резервуару-накопителю для рыб, питательному резервуару... Я был как та рыбка, выброшенная из воды и гибнущая на открытом воздухе. Бросившись на мягкую примятую траву на склоне холма, я лежал, глядя в черную даль неба и на бесчисленную россыпь звезд... И почувствовал почти облегчение, когда патрульный сотрудник Службы Безопасности разбудил меня на рассвете и задержал за бродяжничество.

     Ребята из Службы Безопасности в считанные минуты без труда подняли данные обо мне и теперь знали всю историю моей жизни. Столько же времени потребовалось, чтобы получить подтверждение, что Зибелинг отказывается принять меня в стены института и что черные вороны Контрактного Труда ждут меня с распростертыми объятиями. Во второй половине дня, перед тем как они явились за мной, предоставилась возсть еще раз совершить полет над Куарро и полюбоваться верхушками небоскребов, окрашенных пламенем заката. Пролетев над зелеными водами залива, модуль достиг комплекса космического порта и заживо похоронил нас в темном чреве терминала Контрактного Труда.

     Затем было много коридоров, даже больше, чем в здании Службы Безопасности, со стенами цвета грязного цемента. Интересно, почему все официальные учреждения выглядят как тюрьма? Наверное, потому что именно в этом выражается их сущность.

     Охранники бросили меня в камеру и, сменяясь, немного поработали надо мной.

     Уходя, один из них пообещал:

     - Мы приготовили для тебя нечто особое, уличный мальчишка, за ту головную боль, которую ты нам причинил. Сейчас ты увидишь, для чего ты здесь. Мы тебе устроим шоу!

     Они вышли, недобро скалясь.

     - С вас станется, вороны! - крикнул я. - Мне плевать. Всего-то десять лет.

     - Я осекся: десять лет это больше половины моей жизни!

     - Тебе это покажется вечностью! - Они загоготали, и этот смех долго стоял у меня в ушах, когда они наконец ушли.

     Я вытер нос, из которого шла кровь, и подвигал руками и ногами. Ничего не сломано, мне повезло, что им нужен был товар в рабочем состоянии. Я огляделся: камера не больше чулана и пуста. Коврик, окно и умывальник. По крайней мере, пока они оставили меня в покое. Я доковылял до умывальника, выпил воды из пригоршни, затем сел, прислонившись к стене и, чтобы не вспоминать о Джули, Кортелью и обо всем, что я потерял, стал думать о том, чем меня собираются "угостить" еще. Внезапно свет в камере погас, а стена напротив меня зажглась подобно экрану. Скучный голос монотонно забубнил:

     - Планета номер пять в системе бело-синего солнца, спектральный тип Би-Три-Ви, приведенныйОтчетодин-три-девять-шесть.

     Эс-один-три-девять-шесть-дробь пять не имеет названия, потому что адекватного названия не нашлось. Климат пригоден для обитания, зона в неустойчивом состоянии.

     Нудный голос продолжал бубнить, но я слушал эту белиберду вполуха.

     Внезапно в камере стало невыносимо душно, а воздух наполнился зловонием гниющих растений. Я почувствовал, что по мне поползли какие-то кусачие насекомые, и вскочил... Передо мной на голографическом экране вереница измазанных грязью потных людей преодолевала заболоченную просеку среди джунглей, по щиколотку утопая в исходящей паром хлюпающей грязи. У большинства на спинах было привязано что-то вроде тяжелых бурдюков, вдавливающих их в почву; у двоих в руках я увидел парализующие карабины. Один из рабочих споткнулся. К нему подбежал охранник, и нечто похожее на брызги желтого ила, отделившегося от засохшего дерева, обрушилось на его голову. Вслед за этим из-за спины бедняги взвился целый дождь искр, и я вскрикнул, когда они упали на его ногу, увязшую в грязи. На нем не было никакой защиты. Я заткнул уши руками, но продолжал слышать предсмертный вопль.

     Декорация поменялась. Другого несчастного тащили вдоль берега какой-то грязной реки, красный след извивался по бурой воде. Один из рабочих попытался прийти ему на помощь - охранник обрушил приклад карабина на его лицо. Тот полетел в грязь, лицо залила кровь, обагрившая руки; она стала брызгать и на меня! Я заорал, чтобы кто-нибудь прекратил этот кошмар, но кровь продолжала лить через экран, и я решил, что это никогда не кончится. Все новые немыслимые ужасы происходили на экране при моем непосредственном участии, благодаря совершенной технике, пока я не забился в угол, колотя рукой в стену, затыкая уши и закрыв глаза...

     Спустя долгое время я вновь обнаружил себя в светлой и прохладной камере.

     Однако мой статус оставался прежним. Не важно, что я видел лишь видеозапись, - достаточно того, что все это происходило на самом деле при съемке и там мне суждено в скором времени оказаться. Будь проклят Зибелинг и иже с ним! Только вчера я занимался с ними веселыми упражнениями, а сегодня меня отправляют в ад, а они даже не вспомнили обо мне. Когда вновь погас свет, я бросился к двери, колотя в нее изо всех сил и крича:

     - Выпустите меня отсюда, слышите вы, грязные ублюдки, выпустите!

     Моих воплей никто не слышал. Далее ничего не последовало - лишь кромешный мрак, наверное, все-таки наступила ночь. Какое-то время я стоял, прислонившись к прохладной стене, затем сел в своем углу и сказал, скорее самому себе, потому что услышать меня было некому:

     - Я хочу умереть.

     На следующее утро я готов был на что угодно, только бы вырваться скорее из этой камеры.

     Пришедший охранник криво усмехнулся и заметил:

     - Проблемы со сном?

     Я молчал, и он сам порадовался своей шутке. В продолжение нашего пути в большое помещение, где хранились файлы с информацией, он пытался добиться от меня какой-то реакции.

     - Мальчик готов для маленьких каникул. Эс-один-три-девять-шесть. - Он положил на стол кассету. - Повезло же парню!

     - Пошел ты! - сказал я, чтобы прекратить его излияния. Охранник оскалился и заломил мне руку. Сидящая за столом женщина с узким лицом открыла файл на своем компьютере.

     - Вы уверены? Туда нет прямого сообщения, едва ли затраты на транспортировку оправданны, - задрав нос, она посмотрела на охранника.

     Выражение его лица изменилось. Я подумал, что теперь мой черед торжествовать. - Но если вы настаиваете... - Внутри у меня все оборвалось. - отправить его через сектор Тиллинга. Вы можете послать его туда, а они позаботятся о дальнейшей транспортировке.

     - Сектор Тиллинга? - Охранник выглядел удивленным, но кивнул. - Хорошо, давайте сделаем так.

     На лице женщины появилась странная улыбка, что немного удивило меня. Она включила экран с большим объемом мелкого текста.

     - Подпиши здесь, - она ткнула пальцем в линию под текстом. - Это твой контракт, означающий согласие на работу. По прошествии десяти лет ты получаешь по данному контракту пять тысяч кредиток. Если захочешь выкупить контракт до его истечения, ты выплачиваешь нам эту сумму.

     - Черта с два! Я не подпишу этот...

     Охранник схватил со стола маркер и сунул мне:

     - Или ты подписываешь, или я ломаю твою руку.

     Я поставил свою подпись, состоящую лишь из одного знака - X. Женщина кивнула, однако тут же схватила мой большой палец и надавила им на сканирующее устройство. Я увидел его отпечаток в синих тонах на экране.

     - Для подстраховки.

     Она впечатала мои данные в устройство, напоминающее степлер, затем схватила мою руку и вложила ее в это устройство. Я пытался вырваться, но хватка у женщины была железная. Я ощутил жгучую острую боль, моя рука была изуродована, и к тому же я потерял нечто большее - свободу. Взамен я получил красную полосу на руке примерно в два пальца толщиной. Я прикоснулся к ней дрожащей рукой. Клеймо было твердое, еще сохраняло тепло и накрепко впечаталось в кожу моего запястья, что причиняло невыносимую боль. До сегодняшнего дня я ожидал увидеть на своей руке браслет с несколько иной базой данных.

     - Благодарю за украшение.

     - Он готов. Отправьте его в обработку.

     И я прошел обработку. С меня сняли мою хорошую одежду и выдали изношенный грязный комбинезон, похоже, снятый с покойника. Меня спросили, не страдаю ли я слепотой, глухотой и вообще, жив ли я... Я ответил, что уже нет, но сотрудник задавал чисто риторические вопросы. Он послал меня за очередной порцией издевательств, прививок и унижений, пока я снова не попал в камеру, где на этот раз проблем со сном не возникало. На следующий день, а может через два дня, меня отправили в терминал космического порта для погрузки на транспорт, несущий оглушенный и не способный к действию человеческий груз.

     Мне никогда прежде не приходилось бывать в космическом порту, да и сейчас я его почти не увидел. Однако странное возбуждение овладело мной, когда я мельком успел разглядеть механические решетки, огромные силуэты пилонов, здания терминалов, порталы кранов и - самое главное - космические корабли. Я пытался сбросить с себя гнетущее ощущение беспросветного отчаяния и прочувствовать то, что открывалось передо мной: звездолеты, достигающие дальних миров, не прикованные к одному месту или даже к одной системе звезд, способные пересекать сотни и тысячи световых лет, от солнца к солнцу... Корабли, как поблескивающие диски с опознавательными знаками Транспорта Созвездия Центавра, ждущие где-то впереди, чтобы унести меня из тюрьмы Старого города, Куарро и Ардатеи в мир, во сто крат худший, чем что-либо, что я видел здесь!

     На борту меня усадили в кресло и стянули взлетными ремнями. Казалось, прошли часы в ожидании, пока наконец корабль не ожил и не начал подъем. Я не знал, чего ожидать в следующее мгновение, когда мы стали взлетать. Может быть, это в какой-то мере помогло, потому что сопровождающие не утруждали себя попытками сделать наш полет легким. Мое тело напряглось, и я закричал, когда корабль вырвался из железных тисков притяжения, ворвавшись в ледяной вакуум, подчиняясь воле более сильной, чем законы вселенной. Я никогда не представлял себе, что значит покидать Ардатею, оставлять позади всю свою жизнь. Но сейчас это не имело никакого значения, потому что было поздно что-либо изменить. И ничего не оставалось делать, как ждать.

     Я понятия не имел, где находился сектор Тиллинга и что он собой представляет. Федеральное Транспортное Управление, подразделением которого является Департамент Контрактного Труда, с его помощью удовлетворяло потребность в неквалифицированной дешевой рабочей силе, которая использовалась во всех уголках Федерации. Когда корабль наконец прервал свой сверхсветовой прыжок, мы оказались даже не в какой-нибудь планетной колонии, а на орбитальной станции, вращающейся вокруг безжизненной мертвой планеты. Но в общем-то это было не важно. Главное - то, что произошло после моего прибытия в пункт назначения.

     Целыми днями мне пришлось ожидать своей участи в серой грязной комнате вместе с остальными; они лежали вповалку, уставившись в потолок, потому что у них не оставалось ни надежды, ни даже сожаления. В иллюминатор заглядывало испуганное и злобное лицо планеты без названия, уставившееся на нас снизу. Сидя на полу у иллюминатора, я часами смотрел туда. Мое душевное состояние было таким же блеклым и безжизненным, как ее вид; я думал о красной полосе на запястье, и надежда была так же невозможна, как попытка спрятать мой новый знак отличия.

     Наконец в дверях появился охранник, позвал меня и взглянул на мое клеймо.

     - Отлично, клейменыш, - сказал он, - теперь наверх.

     И он показал направление большим пальцем.

     - Прямо сейчас? - Мой голос дрогнул.

     Он хохотнул:

     - А ты думал?

     За дверью ожидал еще один ворон, у которого был более официальный вид.

     - Ты Кот? - спросил он.

     Я кивнул. Странно, что это им известно. Неужели они издеваются так над каждым, кто дал вербовщику бутылкой по голове?

     - Прекрасно. У нас на тебя особая заявка, клейменыш.

     Я прикоснулся к красному рубцу на руке, ощущая ползущих по шее насекомых и представляя желтую липкую жидкость, обрушивающуюся с дерева...

     Охранник прокашлялся:

     - Так ты водишь снегоходные машины?

     - Что? - уставился я на него.

     - У нас спецзаявка на водителя. Согласно нашим данным, ты для этого подходишь... (Кто-то заплатил ему за то, чтобы он спросил меня об этом. Я должен ответить "да".) Я не разочаровал охранника:

     - Всю жизнь только и делаю, что вожу снегоходы. Конечно, подхожу.

     Он наверняка почувствовал, что ложь, словно брызги, слетает с моих мыслей, как вода сквозь решето. Но ему-то какое дело?

     - Для тебя уже имеется разнарядка. - Он посмотрел на мой рубец с удивлением или даже замешательством: это явно не вязалось с планом. У меня перехватило дыхание. - Я вызову трансфер.

     Почему-то мне стало легче дышать. Мы молча шли по коридору. Заявка на меня. Я ломал голову: у кого связи в ФТУ были настолько сильны, что он мог изменить их записи... Кто мог знать обо мне? Зибелинг - а что, если он передумал? Ну, Зибелингу такая головная боль ни к чему. Я попытался вкрасться в мысли официального представителя, но он понятия не имел, почему его послали за мной, он лишь следовал чьему-то распоряжению.

     Человека, который нас ожидал, я видел впервые. Его звали Кильхода, и он работал в Федеральном Департаменте Шахт. Это мне ни о чем не говорило. Я посмотрел ему прямо в глаза, но не нашел там ни единого объяснения, как не нашел и в его мыслях, куда я заглянул. Кильхода, однако, существовал так же реально, как и рубец у меня на руке. Мне пришло в голову, что, воз, все это чудовищная ошибка и что, может быть, существует еще один клейменый по кличке Кот. Надеюсь, они не отправили беднягу вместо меня на С-1396.

     Челюсть Кильходы напоминала стальной капкан, а седые волосы - утро в Старом городе. Он обращался со мной, как с уличной крысой, и явно сомневался, что я способен водить снегоходы. Он задал мне несколько вопросов о принципах их работы, создав для меня немалые проблемы, но я считывал ответы с его сознания и преподнес их в словесной форме. Наконец телепатия пригодилась мне. Я пытался прочитать также, куда мы направляемся, но его мысли были забиты расписаниями, задержками, крайними сроками, встречами и всякими вроде меня, с которыми Кильхода вынужден был возиться. Он подозвал охранника:

     - Этот подойдет. Подготовьте его.

     Охранник увел меня. Я пожалел, что у меня не хватило времени узнать правду, но в Старом городе говорят: "Кто задает вопросы, тот нарывается на неприятности". Куда бы меня ни привели, это будет все равно не хуже, чем С-1396. Я молча ожидал своей участи.

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

 

ТУМАННОСТЬ РАКА

 

Глава 6

 

     Звезды были повсюду. Я не мог их счесть, красивые яркие звезды и вечная ночь кругом. Я двинулся в холодной темноте, мои пальцы нащупали гладкую поверхность. Потолок примерно в полуметре над моим лицом. Глаза у меня затуманились, а когда зрение вновь прояснилось, я понял, что звезды - это лишь отражение на стенах отсека, где я находился. Я вспомнил, что я на корабле и куда он направляется. В темноте меня будто вновь обожгло клеймо, я попытался улыбнуться, но лицо как онемело.

     Я понял, что мне дали что-то вроде наркотика, который вырубил меня еще на перевалочной станции; таким образом меня подготовили к долгому перелету, превратив в груз. Я совершенно не помнил погрузку на корабль и явно не должен был просыпаться сейчас: как и остальные, лежащие подо мной в ярусных койках, подобно покойникам в морге. Но меня угораздило проснуться раньше всех. Я помню, как бесконечно смотрел на неподвижные звезды, пока громада корабля готовилась к следующему сверхсветовому прыжку. Где-то в прошлой жизни Дир Кортелью однажды сказал мне, что длина перелета зависит от формы пространства, которое пересекает звездолет, и, если расчет неверен, никто не может сказать точно, где закончится полет. О том, что наш перелет начался, я понял по тому, как звезды поблекли, исчезли и вернулись вновь в другом обличье за доли секунды, я даже не успел задержать дыхание. Интересно, в нужном ли направлении мы летим? Я представил себе, что каждый перелет на сотни световых лет удаляет меня от дома и всего, что я знал.

     Трудно сказать, как далеко и как долго мы летели. Одна моя рука была привязана, и в вену периодически вводилась какая-то субстанция. Я не чувствовал ни голода, ни жажды, ни чего-либо еще; я просто лежал на своей койке в длинном темном отсеке и смотрел на звезды или на их отражение на корпусе звездолета.

     Моя голова была как в тумане, и я не задумывался, как именно звезды отражаются там, где я их вижу. Иногда до меня долетали голоса членов экипажа. Когда один из них шел по рядам между коек с проверкой и поравнялся со мной, я, как будто во сне, выпрямил руку и хлопнул его по лицу, он отскочил, едва не пробив стенку. Остальное время я лежал в полной ночной темноте, считая звезды, пока окончательно не сбился.

     Я вновь принялся считать, когда картина поменялась - прежнее созвездие поблекло, уступив место новому. Моим глазам предстала новая планета. Я разглядывал отражение на стене, прежде чем понять, что именно я вижу.

     Необитаемые миры всегда выглядят синими из космоса, как изображение Земли на федеральной печати. Я видел снимки Ардатеи из космоса - синяя планета с размытыми краями - и помнил, что планета, на орбите которой находилась перевалочная база, - красная с коричневым. Но та планета, к которой мы приближались, не походила ни на одну из них, и я почему-то знал, что все мои сведения на этот счет здесь не подходят. На поверхности вообще не было синих участков, она была изрыта кратерами и горами. Между кружевами светлых облаков вздымались высокие пики гор, словно кожица засохшего фрукта. Мы еще не приблизились настолько, чтобы не видеть полностью очертаний планеты, но между горными вершинами уже было разглядеть глубокие ущелья и долины золотисто-зеленого цвета.

     Атмосфера дрожала и пылала в ярком свечении, исходящем от поверхности; между горами лежали сверкающие серебром долины - как будто передо мной мерцал гигантский драгоценный камень. Уж не снится ли мне все это? И для чего я здесь понадобился?..

     Когда полет закончился, меня не могли добудиться. Я совершенно не помнил, как мы спустились на планету и как я оказался в той кровати, в которой проснулся; это был небольшой госпиталь в одном из терминалов порта. Гораздо лучше по сравнению с летающим моргом, но в полупроснувшемся состоянии я едва ли мог оценить это по достоинству. Врачи госпиталя жаловались, что мои внутренние органы функционировали так необычно, что действие снотворного оказалось непредсказуемым и что требуется время, чтобы все пришло в норму.

     И наконец настал момент, когда я не мог больше спать и, казалось, навеки проснулся. За мной явился Кильхода, и первое, что я увидел, была его физиономия; я понял, почему хотел спать вечно. Моему путешествию и призрачным возстям пришел конец, теперь я - игрушка в руках обстоятельств. Я единственный из новичков Кильходы, кто немедленно по прибытии не явился в шахту, и нельзя сказать, что он был этим доволен. Однако, когда мы выбрались из порта, я испытал потрясение, на время заставившее меня забыть обо всем.

     Поселение возле порта представляло собой не более чем кусок дешевого пенопласта на грязной улице, но мир вокруг меня был прекрасен. Горы были подобны причудливо изогнутым пальцам, а городок расположился на ладони этой удивительной руки: нечто похожее я видел однажды в стереофильме "Пионеры Туманности". Но то, что я видел, существовало на самом деле, я стоял на твердой почве незнакомой планеты и вдыхал свежий сладковатый воздух. Я еще не оправился после перелета, к тому же было холодно, а свет был тусклым и каким-то странным, но это не имело значения. Я жадно смотрел по сторонам и вдруг захохотал. Звук собственного смеха странно поразил меня, настолько я от него отвык.

     - Чего ржешь?

     - Красотища.

     - Н-да. Эта отравленная дыра? Есть над чем посмеяться. Слушай, клейменыш, ты приехал сюда не пейзажем любоваться, а вкалывать, помни об этом. Тебе и так сделали поблажку, дожидаясь, пока ты отоспишься в госпитале. Ты должен оправдать нашу доброту.

     Он начал пространную нудную речь, я поплелся за ним, едва слушая.

     - Иди осторожно, здесь притяжение в полтора раза сильнее, чем на Ардатее.

     Это затрудняет движение, пока к этому не привыкнешь.

     - А для чего здесь водитель снегохода?

     Может быть, это нужно только зимой; несмотря на холод, я не видел и следа снега. Безумием было питать пустые надежды, и все же...

     - Увидишь...

     Больше я его не расспрашивал. Мы вышли из городка. Белесая песчаная дорожка вела через поле, покрытое жесткой травой с редкими желтыми цветами, с кратерами, из которых тянулся пар, и со светлыми пятнами грязи. Самое большое из них было диаметром не более метра; некоторые представляли собой просто мусорные ямы, но вдалеке дорожка сворачивала, обходя свежий разрез в почве, где мертвую траву покрывал слой белой сухой грязи. Запах каких-то цветущих растений смешивался со зловонием азотных выделений и долетал до нас с порывистым ветром.

     На противоположном конце поля находилось голубое здание, за которым местность как бы обрывалась, словно именно там был конец света. От вида, который открывался оттуда, у меня захватило дух. Зеленые холмы, длинные золотисто-зеленые долины, блестящие воды, обрушивающиеся с серо-голубых утесов на... Я зажмурил глаза и посмотрел опять:

     - Что за черт...

     Холмы заканчивались, а за ними до горизонта простиралась плоская равнина, бесконечно плоская и сверкающая, как серебряный слиток, а отражение дневного света больно било по глазам, как отблеск солнца на металле.

     - Так это...

     - Снег, - сказал Кильхода, стоя за мной.

     Разочарование и обида обожгли меня, я выругался сквозь зубы. Кильхода, нахмурившись, почесал голову: я невольно выдал себя. Я закрыл свое сознание, обернувшись в сторону гор. Они были зелеными.

     - Но... как? - Даже я понимал, что такого быть не может.

     - Тепло от испарений - то же самое происходит, когда говоришь на морозе; эти горы обладают повышенной вулканической активностью. - Кильхода указал вдаль рукой, и, посмотрев туда, я увидел шапки дыма над двумя самыми высокими пиками.

     - Эта планета - остаток звезды, светившей на пару вон с тем солнцем, которое ты видишь, а потом взорвавшейся. Этот кусок еще не остыл и в состоянии растапливать породу в своей сердцевине. Иногда поверхность настолько разогревается, что сквозь нее пробиваются горячие источники и гейзеры. В такой ванне заживо свариться. Проходя мимо холмов, вода остывает, но температура никогда не опускается до отметки замерзания.

     Однако я пропустил мимо ушей все, что он сказал.

     - Кусок звезды... Так это планета Синдер? Это Туманность Рака?

     - А что ж ты думал, парень? Что ж это, по-твоему, хлам в небе полощется?

     В небе сапфирового цвета бесформенной серебряной паутиной светилось то, что было когда-то гигантской звездой. Солнце, ближняя яркая звезда, излучающая мерцающий холодный и бледный свет, заставила меня зажмуриться. Звезда имела в диаметре всего шесть миль и называлась пульсаром. Казалось, я слышал голос Кортелью:

     - Четыре тысячи пятьсот световых лет от дома.

     Так значит, я наконец добрался до Колоний Туманности Рака. Я посмотрел на свое клеймо, на золотисто-зеленую равнину и на снег.

     - Прекрасный вид, - издеваясь, заметил Кильхода.

     Я сплюнул. Мы повернули в голубое здание, находившееся как бы в нише серо-синей скалы, поднимавшейся сразу от холмов, - чья-то оригинальная идея. Я не находил особой привлекательности в этой груде камней. Внутри здание оказалось деревянным, и это никак не вязалось с компьютерным терминалом, вделанным в стену. Мы надели термозащитные комбинезоны и вышли на площадку.

     - Это еще что?

     Кильхода подошел к прозрачному, размером с небольшую комнату, пузырю из стекла, прикрепленному к стальному тросу.

     - Кабельный транспортер. Самое дешевое средство доставлять руду на вершину холма. - Он кивнул мне:

     - Залезай.

     Я взялся руками за края входного люка; все сооружение пришло в движение, хрупкое, как хрусталь. Я отдернул руки и посмотрел на Киль-ходу:

     - Э нет, оставьте это кому-нибудь другому...

     По выражению лица Кильходы было ясно, что он очень не советует создавать лишние проблемы. Я вновь взялся за края люка и ступил внутрь. Мои ступни не продавили пол, однако пузырь закачался, словно гамак, и я, потеряв равновесие, полетел на небольшую платформу в задней части. Кильхода вошел, как к себе домой, и мы кое-как разместились. Он устроился на сиденье впереди, сбалансировав транспортер. Перед ним был пульт управления с красными огоньками, которые после нажатия кнопки стали зелеными. Стеклянный "пузырь" дрогнул и выскользнул за пределы здания, повиснув в воздухе. Поверхность планеты ушла вниз. Мы висели посреди гор, напоминающих громадных пауков, даже не в летающем модуле, а просто в прозрачном "пузыре", идущем на снижение.

     - Откуда такое недоверие к современному пластику, а, клейменыш? - подмигнул мне Кильхода. Я сунул руки в карманы, стараясь не двигаться, и почувствовал облегчение, когда мы приземлились на притоптанный снег у подножия холма.

     - Ну что, удачно? - спросил мужчина, ожидавший у снегохода.

     - Да, Джоральмен, я его привез, - кивнул на меня Кильхода. Судя по тону, каким он разговаривал с Джоральменом, тот не был каторжником. Кто же он? - Погрузил снаряжение?

     - Да. Проверь по списку, если хочешь, - Джоральмен посмотрел на меня. - Обратно нас повезет новый водитель? Я достаточно потрудился по пути сюда.

     Я отрицательно покачал головой, однако Кильхода заметил:

     - Для этого я его и привез. Тебе повезло, что я так быстро нашел замену.

     Немногие квалифицированные водители надевают эти рабочие портки!

     Я отчаянно искал способ переменить тему:

     - Послушайте, а почему бы не воспользоваться летающим модулем, чтобы перевезти груз? Разве это не быстрее?

     - Воздушные потоки слишком переменчивы, а притяжение слишком сильное. Я воспользовался бы услугами мага - волшебника, который энергией пси перенес бы все это куда нам надо.

     Джоральмен пожал плечами. Это был здоровяк, высокий и крепко сбитый парень, довольно молодой, с бородой и почти такими же светлыми волосами, как у меня, с бледным и веснушчатым лицом. Его глаза скрывались за темными очками, но улыбка говорила о том, что он воспринимал меня всерьез.

     - Мы уже пробовали это.

     - О, - произнес я, понимая, что даже с использованием своего пси не мог поднять в воздух модуль. Я ощущал себя никчемным волшебником. - Ну я...

     - Поехали, - оборвал Кильхода.

     - Мне еще нехорошо. Ничего, если я сейчас не буду вести эту штуку?

     - У тебя была целая неделя, чтобы прийти в себя, - рявкнул Кильхода. - Ты просто тянешь время!

     Я двинулся к снегоходу, который напоминал оранжевое яйцо на полозьях. Он был гораздо больших размеров, чем я ожидал. Я залез в кабину и уставился на панель управления. Кильхода устроился сзади. Я отчаянно пытался уловить их мысли, но мое собственное напряжение не давало сосредоточиться и прочитать что-нибудь ценное. На панели управления - масса кнопок и ручек с непонятными обозначениями. Наугад я нажал одну из ручек и включил зажигание. Это придало мне смелости, и я нажал другую. На этот раз ничего не вышло - снегоход издал жуткий скрежет и, дернувшись, прополз метр. Кильхода оттолкнул меня и остановил двигатель. После этого он вышвырнул меня на снег и одарил такими эпитетами, которых я никогда не слышал, а также гораздо большим количеством тех, которыми меня уже характеризовали.

     Иссякнув, он приказал мне встать, а Джоральмен спросил, садился ли я вообще за руль снегохода. Лгать не было больше смысла, и я сказал правду.

     Кильхода посмотрел на меня и, кажется, все понял - особой сообразительности здесь не требовалось.

     - Сними перчатки, - приказал он. От холода мои руки сразу закоченели.

     Взглянув на мое клеймо, он в недоумении произнес:

     - Оно поставлено поверх того...

     Джоральмен, нахмурившись, снял темные очки, рассмотрел клеймо и обратился ко мне:

     - Ты что, решил всех одурачить?

     Мне оставалось лишь пожать плечами. Кильхода схватил меня за куртку и занес свой мощный кулак:

     - Ты, мелкий сукин сын, еще пожалеешь о том, что ты вообще...

     - Оставь его, Кильхода. - Джоральмен отвел руку охранника. У него был очень усталый вид. - Он заплатит за все, когда попадет на шахту...

     Кильхода ослабил хватку, состроив гримасу:

     - Единственное, что мне мешает, - это треклятая совесть, когда я имею дело с этими животными!

     На лице Джоральмена мелькнула едва заметная усмешка. Глядя на него, я проговорил:

     - Я могу научиться водить снегоход! Покажите как - я все схватываю на лету!

     Кильхода открыл заднюю дверцу машины:

     - Да нет, клейменыш, ты опоздал.

     Джоральмен подтолкнул меня:

     - Залезай.

     В заднем отсеке снегохода была кромешная темень, набросаны какие-то коробки. Когда глаза привыкли, я увидел двух других каторжников, устроившихся на ящиках, - видимо, грузчики. Один из них дремал и не проснулся, даже когда за мной захлопнулась дверца. Второй уставился на меня темными глазами без всякого выражения. У обоих кожа имела синий оттенок. Я никогда не видел людей с синей кожей.

     - Откуда вы? - спросил я.

     - Из ада, - еле слышно ответил каторжник и закрыл глаза. И это все?

     Снегоход резко рванул с места, меня отбросило к двери. Я остался сидеть на полу, обняв колени руками, - это было самым удобным положением. Мы ехали довольно долго, однако не целую вечность. Я знал из рассказа Кортелью, что Синдер составлял в диаметре всего сто двадцать километров, и вся его поверхность наверняка была меньше большого острова на Ардатее. Но притяжение было в полтора раза больше, чем привычное, поскольку Синдер состоял из суперплотных пород с редко встречающейся кристаллической структурой и сверхтяжелых элементов, которые в обычных условиях могли появиться только в лаборатории. Здесь, в сердце звезды, вырабатывался естественным путем редчайший и ценнейший элемент - телхассий. Тут могли добывать все что угодно, но только телхассий окупал транспортировку в порты Федерации.

     Телхассиумная руда - это те серо-синие камни, которые я уже видел у здания, куда нас привели; воз, половина планеты состояла из нее и кристаллы совершенной формы составляли основу утесов. Федеральное Управление Шахт могло черпать отсюда телхассий веками. Точнее, каторжники могли делать это веками, пока ад не замерзнет совсем. Каторжники, должно быть, проклинают тот день, когда корабли Федерального Транспортного Управления впервые сели на этот забытый Богом осколок звезды, и я скоро понял почему. Трясясь в жестком холодном чреве снегохода, я думал о лицах двух каторжников, лежащих вповалку в паре метров от меня. Наверное, уже наступила ночь, которая быстро сменяла день на такой маленькой планете. Купол шахты горел в ночи как солнце, наполовину погрузившееся в снежную пустыню.

     Я прервал размышления, пытаясь понять, откуда появился этот образ - ведь я сидел в кромешной тьме, и наконец понял: я увидел это в сознании Джоральмена перед тем, как углубиться в свои блуждающие мысли, и эта картина была как спасительная искра. Он не был псионом, но его сознание казалось более открытым и сконцентрированным, чем у Кильходы.

     Ухватившись за этот теплый импульс, я дал ему разрастись и разогреть мои мысли, пока снегоход вновь не остановился. Дверцы открылись, и охранники приказали нам выйти в освещенный прожекторами двор. Каторжник, спавший с самого начала, не шевельнулся, и его выволокли из машины. Я пытался проникнуть в мысли несчастного, когда его протаскивали мимо меня, ненавидя себя за это. Он был еще жив, но сознание его находилось где-то очень далеко. Я вздрогнул.

     Затем вслед за остальными синекожими я пошел разгружать ящики с оборудованием. У охранника, сторожившего нас, в руках был длинный щуп, раскаленное жало с укусом, подобным действию капли кислоты. Ему явно нравилась эта штучка. Джоральмен полюбовался пару минут нашей работой и удалился через двор. Кильхода наблюдал, пока мы не закончили, глупо ухмыляясь. К концу я едва передвигал ноги с непривычки от работы в условиях сильного притяжения. Все тело ломило, колени стали как будто резиновыми, ноги болели от мелких жгущих укусов жала в руках охранника. Когда он повел нас на следующий фронт работ, я изо всех сил старался идти впереди него. По сторонам виднелись башни, мерцающие огнями, бесконечные черные коробки цехов, краны и решетки: мрачный черный город, выросший посреди мерзлой пустыни... мой новый дом. Наконец показались низкие, освещенные изнутри белым светом домики - одинаковые, тихие и явно дорогие. Мы направлялись к одному из них, но перспектива не обрадовала ни меня, ни мои больные ноги и прерывистое дыхание. Здания проплыли мимо красивой декорацией - они предназначались не для нас.

     Нам было приготовлено нечто иное - погребение заживо. Мы вошли в какую-то коробку, и охранник затолкал нас в грузовой лифт, который обрушился вниз по вертикальной шахте, похоже, в самое сердце Синдера, и вскоре мы вышли где-то в середине каменной глыбы. Контрольная панель лифта была закодирована, им невоз управлять без специальной подготовки. Пути наверх не было. Мы оказались в длинном, хорошо освещенном помещении с матами на полу, на них валялись вповалку люди. Я стоял и тупо смотрел вокруг, не веря своим глазам, пока работавший со мной в паре не подошел к ближайшему свободному мату и не рухнул на него. Несколько голов поднялись и опять упали; у всех были синие лица - синяя пыль навсегда въелась в кожу. Я постепенно начинал приходить в себя.

     Это было помещение, где нам предписывалось спать. Крошечные красные огоньки в углах у потолка - это камеры наблюдения. Никакого уединения, спокойствия, нигде не скрыться, кроме как провалиться в сон... Я отыскал свободный мат и лег, чувствуя, как безжалостный свет бил сквозь сомкнутые веки.

     Десять лет... Я закрыл лицо руками, мечтая о забвении: оно не заставило себя ждать. Мне снился Институт Сакаффа, уютная мягкая постель, отличная еда, смех Джули Та Минг: я прикасался к ней...

     Когда меня разбудили утром, казалось, я проспал не больше двух часов.

     Вместе с сотней рабов я потащился в другой общий зал, где проглотил тарелку каких-то жидких помоев - это называлось завтраком. Затем нас спустили в настоящую черную дыру, и я впервые узнал, сколько в аду продолжается день. На дне шахты находился огромный вырубленный в породе свод, воздух был наполнен мириадами частиц пыли, и они тускло светили, как будто в тумане. Кто-то передал мне шлем с фонариком и что-то тяжелое, что оказалось отбойным молотком. Я проследовал со своей сменой сквозь висящее в воздухе облако цвета серы, как слепой, вверх по лестнице, укрепленной на дальней стене, - в темную галерею, выдолбленную в серо-синем утесе.

     Каторжники начали работу, не говоря ни слова, под неусыпным оком охраны.

     Грохот отбойных молотков постоянно выходил за верхний и нижний порог слухового восприятия, от него раскалывалась голова, он эхом еще и еще повторялся от полтысячи других молотков по всему подземелью. Я стоял, не в состоянии понять, как обращаться с этой штукой. Ко мне приближался охранник, луч фонарика постепенно высветил его силуэт. Он не был даже похож на человека, пока я не разглядел защитную маску на его лице. Разумеется, у нас никакой защиты не было.

     - Работай! - неразборчиво пробубнил он под маской, но не потребовалось больших усилий, чтобы угадать, что он изрек.

     - Но я не знаю... - Тонкое жало обожгло мне кожу на ребрах, я заорал и отскочил, уронив свой отбойник. - Послушайте минуту, вы... - Ужас охватил меня, когда он вновь поднял руку. - Скажите же мне, что делать!

     Работавший рядом схватил меня за плечо и повернул к себе:

     - Замолчи и возьми это.

     Он сунул мне в руку прозрачную серебристую трубку. Я держал ее, пока он опускал туда голубой кристалл размером с кулак и закрыл крышку.

     - Теперь засунь ее в мой рюкзак.

     Я сделал это. Охранник, помахивая щупом, посмотрел на нас и отошел.

     - Ваш должник, - произнес я, моментально обмякнув.

     Каторжник пожал плечами, откинув назад жесткие сине-черные волосы с синего лица.

     - Еще чего! Мне нужен партнер, а тут и появился ты. Делай все, что я говорю, выполняй быстро и точно, иначе я своими руками выпущу тебе кишки. - Он глубоко закашлялся и сплюнул:

     - Ясно?

     Мужчина был крупнее, старше и явно сильнее меня. Он схватил меня за волосы. Я поспешно кивнул, не в силах сопротивляться или даже негодовать.

     - Все, что вы скажете.

     Каторжник отпустил меня. Я спросил:

     - Как ваше имя?

     Каторжник почти непонимающе уставился на меня:

     - Мика.

     Ответного вопроса не последовало, но я все же сказал:

     - Кот. Меня зовут Кот.

     - Заткнись, ты, бери отбойный молоток и делай, что тебе говорят.

     Я выполнил его приказ.

     Каждый день повторялось одно и то же, пока я не перестал отличать день от ночи, заживо погребенный вместе со всеми в могильнике из синего камня. Изо дня в день мы снимали слои породы и измельчали ее, отыскивая синие кристаллы, поднимая неподъемные грузы; собственные ноги казались сделанными из свинца.

     Разбить каменную породу. Найти кристалл и поместить в специальную трубку, пока структура его не начала разлагаться на воздухе. Человеческий материал идеально подходил для этой тонкой, но грязной работы, потому что техника часто ломалась, ее трудно было заменять здесь, в этом адском пекле.

     Разгоряченные тела стоили гораздо дешевле, чем холодные машины.

     Когда руки раба не могли больше держать долото и вылущивать кристалл из породы, для него всегда находилась замена - еще один, еще десять или сотня, для Федерального Управления Шахт не имело ни малейшего значения соотношение умерших и еще живых. Через некоторое время мне тоже стало все равно, жив я или нет.

     Все, что когда-либо имело значение, превратилось в тупое усилие прожить еще несколько часов, разбивая каменную породу.

     После работы - тарелка одних и тех же помоев, которую надо было донести до рта трясущимися руками. Затем ты плетешься в другую нору и, голодный, в изнеможении сваливаешься на мат, чтобы моментально забыться тяжелым мертвым сном при ослепительном свете прожекторов... Затем - новая смена, ты делаешь то же самое; опять часы адского труда, еще один день жизни... Синяя пыль въедается в глаза, нос, забивает рот, врастает в кожу; ты мучительно кашляешь, твоя кожа становится синей, но ты настолько изможден, что не можешь даже соскрести этот налет, - однако никого это не волнует.

     Сначала я думал, что понемногу привыкну и работать будет легче. Но не тут-то было. Я все больше и больше выматывался, настолько, что утратил способность думать о чем-то или вспоминать... Но вновь и вновь меня преследовали сны, в которых я видел Институт Сакаффа, псионов, я был вовлечен во что-то хорошее и интересное. И всегда эти картины во сне сменялись тем, что я видел себя ползущим в грязи, высекающим себе могилу из синего камня, а доктор Ардан Зибелинг стоит надо мной с раскаленным прутом... Я просыпался, мучительно кашляя; безысходная ненависть наполняла меня. Почему же раньше мне казалось, что, попав сюда, я избежал чего-то еще более страшного?

     Но я не мог оставаться рабом, я страстно хотел вырваться отсюда: ведь должен же быть выход! Я знал, что для этого надо добраться до порта - ничего другого на Синдере не было. В ясные дни со двора шахты виднелись Зеленые горы - конечно, тем, кому посчастливилось быть наверху. Это была ненормальная идея, как зов весны, идущей на смену зиме, - пересечь пятьдесят километров ледяной снежной пустыни, где снег, соприкасаясь с кожей, превращается в кислоту.

     Я слышал истории о том, что наверху происходило нечто странное: необъяснимые несчастные случаи в снежных просторах. Каторжники утверждали, что есть какие-то "другие", ненавидящие шахту, но никто прямо не говорил, кто они такие; что Синдер - проклятое место, что наверху сойти с ума, что из снежной пустыни нет выхода и там заживо замерзают... Я не знал, чему верить. В любом случае меня выдал бы цвет лица. Однако существовала одна возсть. При отправке новой партии телхассия в порт и обратной транспортировке оборудования всегда брали пару каторжников для разгрузки, как в тот раз, когда меня привезли сюда. В этом случае их отправляли в предпортовое поселение без охраны и обычно предпочитали использовать новичков, поскольку они были в лучшей форме. Я был уверен, что Кильхода не даст мне ни малейшей поблажки. Однако в один прекрасный день я не поверил своим ушам, когда меня вызвали для погрузочных работ наверх.

     Мы с Микой погрузили ящики с кристаллами и куски полуочищенной руды. Наши налитые кровью глаза почти ослепли при дневном свете во дворе шахты; охранник, опершись о борт снегохода, зевал. Мика постоянно кашлял и сплевывал кровью - в темноте шахты внизу я не замечал этого. Я выполнил свою часть работы и погрузил немного за напарника, чтобы не возбуждать недовольство охранника. Но даже после этого я чувствовал себя гораздо лучше, чем внизу, - почти человеком. Мы уже закончили, когда появился водитель по имени Джоральмен. Он разглядывал меня с минуту, затем усмехнулся и произнес:

     - Пресвятой Сарро, да это же ты! Заставил же ты меня попотеть, клейменыш.

     Мы до сих пор не можем найти такого спеца по вождению снегохода, как ты. - Он усмехнулся, я тупо смотрел на него около минуты, пока до меня не дошло, что он шутит. - Кильхода - крутой мужик. Давненько никто не поддевал его так, как ты, - улыбка вдруг сошла с его губ. - Не обессудь, что последствия этого - подлинная награда за твое умение.

     Я лишь хмыкнул, с трудом ворочая языком в сухом, полном пыли рту и раздумывая, следует ли мне отвечать. Не решаясь говорить, но так же опасаясь спровоцировать гнев Джоральмена молчанием, я решил тряхнуть стариной и заглянул в его мысли. На поверхности сознания я прочитал радость от того, что он видит меня живым. Проникнув чуть глубже, я с удивлением обнаружил нечто напоминающее чувство вины. Именно Джоральмену я обязан тем, что меня хотя бы на время вытащили из адова пекла. Он настоял на том, чтобы вызвали меня. Интересно, почему ему не все равно, что со мной происходит?

     Я взглянул на дальние горы, вытер лицо и почти улыбнулся. Охранник выдал нам с Микой по термокостюму, пихнул нас на ящики и захлопнул дверцы. Я почувствовал, что снегоход завелся и покинул шахту через воздушный шлюз купола.

     Спустя некоторое время я обнаружил небольшую смотровую щель и открыл ее.

     Конечно, через нее невоз выскользнуть, но, по крайней мере, виден свет божий. Из-за холодного ветра у меня одеревенел нос и онемело лицо, но я не мог оторваться от открывавшегося передо мной вида. Бесконечная бело-голубая пустыня излечила мой изможденный разум.

     - Выгляни, Мика, - твердил я своему товарищу. - Только снег и небо. Это реальный мир. - Мой голос прервался, я тяжело закашлялся, сплевывая синюю мокроту, и вытер рот. - Это напоминает, что мы еще живы.

     Мика молчал.

     - Ты не хочешь посмотреть?

     - Не-а. От этого снега ослепнуть. Что превратило тебя в поэта? - Он мрачно посмотрел на меня, расчесывая грудь под курткой.

     Я сцепил руки, ощутив мозоли на ладонях:

     - Я не ковыряюсь в этой проклятой руде, ты понимаешь?

     - Бред. Думаешь, тебе удастся слинять, когда мы доедем до порта?

     - Почему бы и нет? - Я вновь неуютно ощутил себя в железном гробу снегохода.

     - Вначале все так думают. Даже у меня когда-то была такая сумасшедшая мысль.

     - Долго ты здесь? - попытался я сменить тему.

     - Не знаю. Какой сейчас год?

     - Две тысячи четыреста семнадцатый.

     - Господи, - пробормотал он, - и всего-то? Всего лишь пять дерьмовых вонючих лет?

     Я не видел в шахте никого, кто хотя бы приблизился к исходу положенных десяти лет. Голос Мики стал жестким:

     - Слушай меня. Даже и не думай пытаться. Джоральмен кажется человеком, однако он парализует тебя с такой же ловкостью, как и любой другой. А когда ты вернешься на шахту... Ты когда-нибудь видел, как поступают с беглецами?

     - А что, если бы мне удалось бежать? - Я помнил, что Джоральмен специально вызвал меня.

     - Это невоз. Но даже если ты чудом убежишь, тебе никогда не удастся вырваться с этой планеты. Они проверяют по клейму... Никакого смысла. И помни: что бы ты ни предпринял, это отразится на мне. Не делай глупостей. - Он опять тяжело закашлялся. - Дерьмо! Ради Бога, оставь эту мысль. Да мы здесь замерзнем... - Он вытянулся на пластах руды и закрыл глаза. - Немного посплю...

     Он уже спал, не закончив фразу. Я открыл окошко. И в этот момент внезапно пол ушел из-под ног, и мы обрушились в бездну.

 

Глава 7

 

     Холодно... очень холодно... Мои руки, вытянутые над головой, одеревенели от холода, тело онемело. Кто-то, должно быть, ударил меня по голове, но я не помнил ни борьбы, ни вообще чего-либо. Затем я сообразил, что уже давно не в Старом городе и даже не на Ардатее, и открыл глаза. Я лежал на груде ящиков, а надо мной на недосягаемой высоте ярким пурпурным закатом пылало небо. Пурпурное зарево вливалось в открытые дверцы снегохода, и пар от моего дыхания сливался с ним. Я вздрогнул, наслаждаясь мудрым спокойствием неба. Кто-то застонал. Я поднял голову, вспомнив о Мике и обо всем, что произошло:

      - Мика?..

     Я отбросил разбитые ящики, ощущая сладкую радость от звуков приглушенного потрескивания - это распадались кристаллы телхассия. Мне удалось встать, хотя я по колено стоял в мешанине из разломанных ящиков и руды. Мика лежал на спине неподалеку, наполовину заваленный рудой. Я полностью освободил его, довольный тем, что отсек снегохода был загружен почти доверху; если бы груза было меньше, глыбы руды погребли бы нас заживо.

     Мика закоченел, но еще дышал, и когда я проник в его сознание, то понял, что забытье его было неглубоким. Я замер, прислушиваясь: кроме своего и его дыхания, я ничего не слышал. Ровным счетом ничего. А где же Джоральмен? И что вообще произошло? Похоже, мы провалились в яму. Я потрогал рукой затылок. Глаза еще не в состоянии были видеть нормально, и я мог думать только о конкретных действиях. Нам нужна помощь. Надо посмотреть, что с Джоральменом, у него должно быть радио или что-то в этом роде... Дверцы нашего отсека раскрылись от удара, и я знал, что это невероятная удача, которую невоз оценить по достоинству.

     Я начал карабкаться наверх.

     Когда мне удалось добраться до люка, огромный корпус снегохода сдвинулся и наклонился на несколько сантиметров. Я похолодел, сердце бешено забилось, и, не дожидаясь, пока машина соскользнет в бездну, я выпрыгнул на снег и оказался на широкой площадке, над которой вырастала ледяная стена, к счастью не отвесная.

     Снег служил нам дорогой и привел в эту западню.

     Но когда я посмотрел вниз... Мне понадобилось медленно сесть на снег, подтянуть колени к груди и крепко обнять их, чтобы умерить дрожь. Снегоход держался практически на одном полозе. А под ним - прозрачные стены зеленого рельефного льда, уходящие на сотню метров или больше в зияющую черную пропасть.

     С замиранием сердца я увидел, что кабина снегохода повисла над бездной.

     Немыслимо было даже подумать о том, чтобы добраться до нее, до Джоральмена, до радио и не отправиться к праотцам. Я отполз еще немного назад, думая о Мике.

     Пока он без сознания, он не представляет угрозы для устойчивости машины, но не дай Бог он проснется... Достаточно одного неловкого движения, малейшего неосторожного жеста...

     Через некоторое время я пришел в себя, было слишком холодно, ушибы болели - все это заставляло серьезно задуматься и начать действовать. Я наконец избавился от слепого ужаса. Я пополз к краю пропасти, дрожа заглянул в зияющую бездну. Но заставить себя вновь залезть в снегоход или хотя бы прикоснуться к нему я не мог. Однако оставаться в таком положении и ждать, пока мы замерзнем или машина обрушится вниз, тоже немыслимо. Я стал карабкаться наверх, утопая в рассыпающемся снегу.

     Я вылез на поверхность, задыхаясь, весь в осыпающейся белой пыли. Перед тем как стряхнуть снег, я подцепил перчаткой пригоршню. Я никогда не видел больше чем несколько снежинок. Замороженная вода... Я взял пару снежинок в рот и тут же выплюнул - во рту началось сильное жжение. Я слишком поздно вспомнил, что в состав снега входит замороженная кислота. Поднявшись на ноги, я увидел Зеленые горы, но они находились по другую сторону пропасти. С тем же успехом они могли быть на другой планете. Я застыл, поняв, насколько близок был...

     Обернувшись и прикрыв глаза от яркого зарева заката, я посмотрел в ту сторону, откуда мы прибыли. След снегохода терялся в пустыне. Шахт не было видно. Ветер стонал и рыдал, взвивая вихри сухого снега и швыряя их на землю, тогда его голос превращался во вздохи. Снежные поля сверкали, как мириады кусков битого стекла. Никогда раньше я не видел такого простора. Так же, как никогда не оставался один среди такого огромного пространства, замершего, унылого и пустого, такого пустого... Я пошатнулся и закрыл глаза руками...

     Но паниковать нельзя. Нельзя. Я опустил руки. Меня била дрожь, но теперь не столько от страха, сколько от сильного холода. Я не знал, насколько велик мороз, но такого ледяного холода я не мог даже представить. Положение усугублялось тем, что солнце быстро садилось. Необходимо сохранить рассудок и двигаться, иначе я замерзну прямо сейчас. Я заставил себя пройти немного назад по следу снегохода - единственное, что мне оставалось. Затвердевший верхний слой снега выдерживал мой вес, пока я сохранял осторожность. Каким бы огромным ни казалось пространство, Синдер невелик. Не так уж далеко и до шахты, тепла и хоть какой-то помощи... Я ускорил шаги, дрожа все сильнее и сильнее.

     Когда я дошел до первого длинного поворота дорожки, оставленной снегоходом, что-то привлекло мое внимание в синеве, лежащей под основанием спрессованной плоской льдины. Остановившись как вкопанный, я смотрел на уходящее солнце и вдыхал ледяной воздух. Ветер усилился. Сладкая, подобно благовесту, музыка вдруг зазвучала в тишине, и целый дождь радужных искр затанцевал на снегу. Не настоящие. Я тряхнул головой. Не глазами, а каким-то внутренним зрением я видел не разноцветную гамму льдин, отражающих закат, а фантастические узоры ледяных кристаллов, в которых было угадать терновые ветки, слезу и рисунок тонкой паутины.

     - Это видение, - прошептал я, вспомнив истории, рассказанные каторжниками.

     Неужели это действительно проклятое место?

     Я схватил пригоршню узорчатых льдинок, чтобы запустить ими в видение, но тут же уронил, сошел с колеи и стал подниматься по склону холма, взламывая наст, оступаясь и проваливаясь, но неуклонно приближаясь к миражу. Наконец я достиг деревьев, утонувших в радуге. Когда я рухнул на колени под их сверкающие ветви, они звонили в колокола, смеялись и пели для меня. Я медленно поднялся, протянув руки, чтобы тронуть ветви и окончательно убедиться, что не сошел с ума. Я почти дотянулся до них, и вдруг увидел незнакомца, как свое отражение за хрупким садом кристаллических игл, и тряхнул ветку. Она распрямилась со звуком разбивающегося вдребезги стекла. Осколки пылающего льда полетели мне в лицо. Я закричал, упуская незнакомца из виду, и все пожрало яркое жадное пламя... Я пытался протереть глаза. Кто-то схватил меня за руку, крепко, по-настоящему, отводя ее от лица и пытаясь развернуть меня. Я поднял глаза, но не увидел ничего, кроме огненного пятна, и почувствовал, что незнакомец глубоко проник в мои мысли. Внезапно все мои чувства раскрылись и я провалился в черноту.

     ...Я сидел на коленях на каменном полу - мое сознание отчаянно пыталось вернуться ко мне - и, чертыхаясь, тер ничего не видящие глаза.

     Когда я наконец прозрел, передо мной предстал лежащий на боку Мика, уставившийся на меня. Хорошо, если я выглядел не таким испуганным, как он.

     - Ты, - пробормотал он, - ты жив?

     - Да - если ты жив...

      Мой голос прозвучал так, словно я не был особенно уверен в этом. Я вновь ощутил шишку на затылке, увидев, что рядом с Микой лежит Джоральмен. Мы были заперты в помещении из синего камня без окон.

     - Сколько... Как долго это продолжается?

     Деревья - куда подевались деревья?

     - Я только что очнулся. Где мы, черт меня дери? Я ничего не вижу.

     В комнате не было ничего, на что стоило бы смотреть, но я не стал отвечать ему. Мика с трудом приподнялся и начал ощупывать свои ушибы, вздрагивая и ругаясь.

     - Не в шахте. - Когда я только пришел в себя, мне на секунду показалось, что мы опять на шахте, однако теперь я почему-то был уверен, что мы находимся в другом месте. Но где? - Что с Джоральменом?

     - Не знаю. Он весь в крови, может, уже коньки отбросил.

     - Какого же черта ты не проверил?

     - Да потому что я чуть не замерз, ты, сопляк.

     Я подполз к Джоральмену. Его светлые волосы были залиты кровью из рассеченного лба, но холод, кажется, остановил кровь. Он застонал, когда я потряс его за плечо.

     - Он жив. - Я заметил, что его парализующий пистолет пропал.

     - Тем хуже. - Мика потер руки.

     - Заткнись, - рявкнул я, чувствуя какое-то подобие вины по отношению к Джоральмену. - Он единственный, кто может сказать, что с нами произошло.

     Молись, чтобы он выжил и объяснил всю эту чертовщину.

     Мика только пожал плечами. Я еще раз тронул Джоральмена, и тот вновь застонал. На его ремне я обнаружил походную аптечку, но понятия не имел, что делать с ее содержимым. Среди прочего нашелся влажный кусочек ткани, упакованный в пластик; я вытащил ее и вытер лицо Джоральмена. Мика заглянул через мое плечо.

     - Ничего себе, сколько кровищи...

     - Жаль, что не твоей, - с отвращением отрезал я.

     Мика отвернулся, снова жестоко закашлявшись. Когда приступ прошел, он сказал:

     - Знаешь, я думал, что мы все уже подохли и ад похож на Синдер. Господи, я не хочу умирать, если только... - Он сменил тему:

     - Так ты что-нибудь видел?

     Что с нами произошло? Я ни хрена не помню...

     Я присел на корточки, вновь проигрывая обрывки воспоминаний и пытаясь составить из них полную картину.

     - Ну? - Он хлопнул меня по руке.

     Я отодвинулся.

     - Что-то припоминаю. Мы, - я сжал губы, - мы провалились в пропасть.

     Кто-то нас оттуда вытащил. Правда, не представляю как...

     Или кто? Кто мог оказаться там, в этой пустыне? Кого я видел в ту последнюю секунду перед тем, как...

     Джоральмен открыл голубые глаза, и в первое мгновение в них отразился ужас. Очевидно, он потерял сознание последним из нас, и то, что он увидел через лобовое стекло кабины снегохода, теперь мучило его.

     - Все нормально, - прошептал я, тронув его плечо, - тебя спасли.

     Он перевел глаза с меня на Мику перед тем, как попытался привстать, а затем вновь без сил рухнул на пол, закрыв лицо руками.

     - Проклятье, тысяча чертей...

     - Похоже, что так, - ответил я. - Ты сильно ушибся?

     Он откликнулся через некоторое время.

     - Ребра. Кажется, перелом. Чертовски плохо. - Он говорил еле слышно.

     - У тебя на голове рана.

     - Аптечка... Достань две большие белые таблетки.

     Я дал Джоральмену таблетки. Он пожевал их и с усилием проглотил. Через некоторое время его дыхание успокоилось, он смог сесть, ничего не понимающим взглядом уставившись на стены.

     - Где мы? - спросил я, откинувшись назад и опираясь на руки. - Что происходит?

     - Понятия не имею. - Он залепил раны болеутоляющим пластырем и сердито посмотрел на меня. - Я столько же знаю, сколько и вы.

     Я пожал плечами и встал. Джоральмен протянул руку, и я помог ему подняться. Он вглядывался в полумрак комнаты, словно не мог ничего разглядеть.

     Не знаю, как для него, но для моих кошачьих глаз проблем не было. Он пошел вдоль стены, ведя по ней рукой. Помещение было высоким и длинным, однако стены были неровными, как в норе или пещере, - синие каменные стены. В одном месте я разглядел кристалл телхассия, тускло поблескивающий в темноте. Нигде не было и следа окон или дверей, никакого намека на то, что могло бы открываться. Две слабо мерцающие лампы были укреплены в стене. Я отчаянно старался не думать о возм удушье; но раз мы попали сюда, должен ведь быть и выход!

     - Дом со всеми удобствами, - засмеялся я.

     Мика ухмыльнулся:

     - Интересно, где ты рос?

     - Привидения... - пробормотал Джоральмен. - Это привидения!

     - Что? - Мы с Микой разом посмотрели на него. - С тобой все в порядке?

     Может, тебе лучше присесть?

     Джоральмен покачал головой.

     - Ну, держитесь, теперь моя очередь. - Мрачно посмотрев на нас, он полез за парализующим пистолетом и вздрогнул, не обнаружив его.

     - Ты понимаешь, где мы находимся? - Я начинал убеждаться, что рана на голове Джоральмена не прошла для него бесследно.

     - Похоже, да. - Он оперся о стену и вздохнул. - Мы в гостях у привидений.

     Снегоход не случайно потерпел крушение. Что-то произошло с приборами, вычисляющими курс...

     - Так ты думаешь, что это проделки привидений? - угрюмо произнес Мика.

      Джоральмен усмехнулся:

     - Привидения, о которых я говорю, - это аборигены Синдера...

     - Ничего о них не слышал, - заметил я.

     - Я думаю, - хмыкнул Джоральмен. - Мы стараемся держать это в тайне, поскольку здесь проводятся важные разработки на шахтах. По законам, заселение новых территорий не должно создавать ситуаций, когда пришельцы занимают планету, на которой уже существует цивилизация. Но Федерации нужен телхассий, а эти самые привидения не собирались его отдавать. Ну, Транспортное Управление и постаралось избавиться от них. Проблема в том, что эти бестии - первоклассные псионы, они читают мысли и владеют телепатией. И живут они под землей, поэтому их чертовски трудно загнать в угол. - Он посмотрел на мощные стены и улыбнулся, однако нам было совсем не смешно. - Клянусь Семью Святыми, не знаю, какого дьявола я вам это рассказываю. Дело в том, что привидения ведут борьбу необычными средствами. Вначале они ограничивались саботажем, который вряд ли мог помешать нам. Думаю, тогда они еще не набили руку. Затем они стали невидимыми. А теперь...

     - Отчего же им не сопротивляться? - возразил я. - Этот снежный шар, в конце концов, принадлежит им! - Я и сам удивился тому, что сказал: не все ли мне равно?

     - Да я понимаю! Но почему именно сейчас? Нам и нужен был новый водитель снегохода, поскольку последний не вернулся из поездки в город. Он пропал вместе с машиной!

     Голос Джоральмена упал, и на мгновение в его глазах опять мелькнул слепой ужас. Я сжал руки. Зеленый лед, обрывающийся в черную бездну.

     - А откуда это название - привидения?

     Я вспомнил полупрозрачную неясную фигуру, которая ожидала меня, а затем, отключив, бросила из кристаллического сада в этот каменный мешок без выхода.

     - Наверное, это первое, что пришло кому-то в голову. Никто никогда их не видел; я как-то смотрел голографический фильм о них - эти твари белые, как мертвецы, и похожи на веретено. Они появляются и исчезают и общаются между собой исключительно телепатически, хотя, насколько я знаю, не способны или просто не заинтересованы в телепатических контактах с людьми.

     - Слушайте, до что толку в этой трепотне! - подал голос Мика, вытирая лицо рукавом. - Мы попросту теряем время. Давайте подумаем, как выбраться отсюда, пока эти твари не добрались до нас! - Его голос сорвался.

     Джоральмен показал на стену, обведя ее мрачным взглядом. Я почувствовал, что его напряжение растет.

     - Есть какие-то предложения, клейменыш? Нет? Тогда заткнись и жди вместе со всеми, что будет.

     По-видимому, Джоральмен не представлял, насколько серьезно он ранен, но старался не повышать голос. Он осторожно обхватил себя руками и сел на пол. Я последовал его примеру, потирая замерзшие руки; как никогда, захотелось пожевать камфорную таблетку. Псионы... Телепатия... Интересно. Я выбросил комнату из мыслей и сосредоточенно размышлял. Кажется, прошла вечность с тех пор, как я использовал последний раз свой Дар. Очень трудно сконцентрироваться, почти невоз нащупать выход в темноте и неизвестности. Мне всегда было противно применять телепатию, я терпеть этого не мог. Но вот я ощутил нечто... что-то похожее, вон там...

     - Эй ты, что с тобой?

     Что-то отключилось, и я увидел перед собой Мику.

     - О Господи! Кто тебя просит...

     - Да ты на мертвеца похож. Уставился в пустоту...

     - Отстань, я думаю.

     Джоральмен сидел с закрытыми глазами, но не спал. Он молился, желание вырваться отсюда было настолько сильным, что напоминало физическую боль, которую причиняли ему раны.

     - Ну так придумай, как нам отсюда выйти, ты, умник! - Мика вскочил и закашлялся. Его страх трещал, как разряды статического электричества.

     Я заблокировал мысли от них. И через секунду что-то почувствовал.

     Расслабившись, я вновь запустил телепатический локатор, на этот раз зная, с чего начинать, сосредоточившись на невидимой угрозе, словно погружаясь в черную воду... И вдруг контакт: ощущение, звук, видение - все вместе; вслед за этим - ослепляющий враждебный отпор чужого разума. Этот отпор перевернул и исказил мое внутреннее зеркало, как в комнате смеха; все это сопровождалось ревом и звоном, ударявшим по каждому нерву...

     Я прервал контакт и сидел, зажмурив глаза, наслаждаясь пустотой в сознании больше, чем любой другой радостью когда-либо в жизни. Но я обнаружил их и знал, что мог и должен был сделать это вновь...

     На этот раз все получилось достаточно легко, я без труда нашел невидимую нить контакта и двинулся по ней медленно и осторожно, контролируя каждый шаг и пропуская внезапно возникающие образы и впечатления через фильтры защиты перед тем, как они достигали моего шестого чувства. Я понял, что установил контакт сразу с несколькими существами, наверное, со всеми, кто находился поблизости. Я вторгся в рекордное количество сознаний одновременно, подключившись к сотне разных жизней, к напряжению, способному взорвать все мои чувства, если я вновь потеряю контроль. Однако моя голова едва ли могла выдержать такую нагрузку. Мои мысли потеряли управление и беспомощно метались. Я начал отходить, высвобождая сознание, но было поздно: враждебный интеллект уже прочитал меня.

     Я поспешно отключил связь и мысленно пустился в бегство, но чужаки устремились за мной по оборванным нитям контактов, пока мой защитный экран не ослабел окончательно. Меня захлестнул какой-то образ...

     Когда я вновь очнулся в комнате из синего камня, Мика и Джоральмен склонились надо мной. Щека моя болела, и я понял, что меня усиленно пытались привести в чувство.

     - Да у него крыша поехала, - услышал я грубый голос Мики, - это дерьмо сидит с умным видом и утверждает, что "думает", а потом...

     - Что с тобой, парень? - не слушая Мику, спросил Джоральмен. - Ты меня слышишь?

     - Я вступил в контакт с привидениями.

     - Ну, что я говорил! - торжествуя, воскликнул Мика. - Он спятил.

     - Я не спятил! Я телепат. Я решил посмотреть, что делается в их головах, а они меня вычислили.

     - Это правда? Ты читаешь мысли? Ты что-нибудь узнал?

     - Да, это правда, но информации было слишком много. - Я потряс головой. - Я пытаюсь понять, что же это было.

     В комнате кто-то появился. Призрак - подобие женщины с волосами как облако, с лунно-мертвенным лицом, на котором, однако, проступала паутинка морщин, и другое привидение, похожее на мужчину. Я хотел засмеяться, но словно налетел на каменную преграду. На них были тяжелые комбинезоны, почти как у нас, но, кажется, более грубые. Я почувствовал, что они выискивают контактера телепатическими щупами, и, чтобы не выдать себя, старался не думать вообще.

     - Вот он! Вы же за ним пришли! - закричал вдруг Мика, указывая на меня.

 

Глава 8

 

     Чужаки, похоже, были удивлены. Я чувствовал это. Пока они двигались к нам, я вскочил и начал отступать в дальний угол комнаты. Привидение-женщина остановилась, ее напарник последовал за мной. Я оглянулся на Джоральмена и Мику:

     - Сделайте же что-нибудь!

     Но они стояли как вкопанные, словно не веря происходящему. Когда чужак остановился передо мной, я впился взглядом в его глаза - они были зелеными, кошачьими. Когда наши взгляды встретились, мир, кажется, остановился. Я не мог ни шевельнуться, ни думать; сознание было абсолютно парализовано, как и тело.

     Только стена, к которой я прижался, помогала устоять под хлынувшим на меня потоком гнева от мириадов ослепительных ранящих осколков какого-то образа, разбивающего мой мозг... острый нож сконцентрированной мысли, крошащий убежище в моем мозгу, докапывающийся до глубины моей души...

     - (Подождите, остановитесь, чего вы хотите?) Моя память, мое сознание распадались на части. Беспощадная мысль, сметая все на пути, искала ответы, которых я не знал... Я не мог остановить ее или перейти в контрнаступление, забыв, как это делается, не в состоянии вспомнить собственное имя... Мой внутренний мир распадался, мое "я", мой разум быстро уходили из меня, как сквозь решето...

     Наконец чужак добрался до моей последней линии обороны, где-то в самой потаенной части души, о которой я и сам не подозревал. И когда упала последняя стена защиты, тайна, лежащая там, прорвалась наружу - это был кошмарный образ, залитый кровью, полный предсмертных воплей и агонии. Наступающий разум чужака, казалось, сам ужаснулся тому, что увидел. На долю секунды он даже потерял контроль.

     Воспользовавшись этим, я вновь выстроил защиту, замуровав ужас, не давая остаткам своего сознания идентифицировать его. Мне удалось таким образом перейти в контрнаступление, уцепившись за ярость против столь мощного и наглого вторжения и сфокусировав мысль, пришедшую откуда-то. ("Кот" пишется: К-О-Т.) На базе этой мысли я стал наращивать щит, чтобы обороняться и изгнать чужака: он не имеет права, никто не может делать со мной такие вещи! Я почувствовал удивление, но это было удивление чужака. Он перетряхнул мое сознание, мне удалось улизнуть, но... (Я - Кот... Кот... и я не позволю...) Чужак отпустил мое скрученное сознание и продемонстрировал, чему я противостоял - не одной его наступательной пси-энергии, но энергии, усиленной в сто раз. Ведь я во время разведки настроился в резонанс со множеством этих существ. Теперь чужак соединил их в своем сознании и спроецировал эту мощную силу на мой мозг. Они все смотрели на меня через его глаза, они жгли меня, как ледяные изумруды, зеленый огонь, зеленый лед, глаза, зеленые, как трава, как мои собственные...

     - (Нет, не делайте мне больно, я такой же, как вы! Посмотрите на мои глаза, они такие же зеленые!) Казалось, все потерянное под напором вторжения возвращалось ко мне. По кусочкам, словно мозаика, во мне возрождались память и сознание. Но прежде чем я смог что-либо предпринять, он, вернее, они вновь неожиданно вторглись в мой мозг целой толпой и снова обрушили стены, за которыми, казалось, я так надежно замуровал свои страхи, - мой щит, мои доспехи, мою безопасность и здравый рассудок. Я беспомощно стоял в окружении их алчущих сознаний, а они заставляли меня почувствовать каждое мгновение их отдельных жизней. Мой разум перегорал, превращаясь в орудие враждебных существ.

     Когда я был уже на пределе, чудовищная пытка внезапно прекратилась. Меня оставили в покое, тотальное мощное вторжение закончилось, остались лишь незначительные сообщения на поверхности сознания, к которым я привык. Однако что-то изменилось. Голос сообщающего включал в себя много голосов, а вместо слов в моей голове формировались образы (и это было логично - они знали мои глаза и видели меня насквозь), а внутри образов происходили непонятные мне передвижения. (Они обнаружили зеркало в моем сознании и, заглядывая в него, видели свои глаза на лице чужака. Я стал тем, кто призван изменить все, что исковеркало их мир...) Я не мог понять, что это все означает, и не желал знать. Единственное, чего я хотел, - это поскорее избавиться от них. Единственное, что я мог подумать:

     - (Черт вас побери за все, что вы со мной сделали!) - И я бомбардировал этой мыслью своих мучителей. - (Каждый думает, что может использовать меня как мусорное ведро. Я человек и имею право оставить хотя бы небольшую часть моей личности для себя!) Чужаки на этот раз послали мне сообщение почти ласково, и сотня разгневанных орущих голосов превратилась в мягкий шепот, излечивающий, восстанавливающий и ободряющий. Они показывали, что мне нечего было их стыдиться или скрывать от них что-либо. Весь мой стыд и гнев внезапно растворились. Я вдруг осознал, что все нелепые и смешные препятствия, мешавшие нормальному действию моего Дара, убраны с его пути и мое телепатическое зрение стало таким же ясным, как чистое небо...

     - (Они ворвались в мое сознание как невежественная толпа, теперь они пытаются возместить мне нанесенный ими ущерб... Но никто из осквернителей святыни, равно как и из синекожих рабов, не обладал даром истинного обмена мыслями. Я был тем, кто был им обещан, но они не понимали, что я буду существом между мирами; оказалось, что я и не человек, и не такой, как они. Они хотели узнать, почему я другой, как получилось, что я именно такой.) Я помотал головой и начал передавать им:

     - (Я ничего не понимаю. Не знаю. Так получилось. Но... на самом деле мы не другие, мы все одинаковы, одно и то же.) - Я вспомнил, как эти слова однажды произнесла Джули. - (Ваш народ и мой. Именно поэтому я такой, какой есть.) Ответ нашелся легко, хотя я по-прежнему не представлял, что со мной происходит.

     Я почувствовал, что на мое сознание вновь обрушилось странное удивление, всполохи отвращения и волна неверия.

     - (Одинаковые? Одно и то же с безумными разрушителями, или рабовладельцами, или дикарями, которые хуже животных?.. Это была воля Единого: тех, кто добывает священный камень, следует остановить, они не должны более приносить разрушений...) Передо мной возник образ - не смерти, но абсолютной пустоты, как будто исчезло все, что я когда-либо знал.

     - (Я - тот, о ком они знали давно. Было начертано, что в один прекрасный день их великий однокровка придет с дальних звезд и положит конец их страданиям. Я - доказательство того, что обещание выполнено и время пришло.) Чужаки наконец полностью прервали контакт, освободив мое сознание - и наполнив его. Я смотрел в человеческое и одновременно нечеловеческое лицо чужака, пытаясь заглянуть через него, потому что я понял, что всю жизнь был наполовину слеп и только что прозрел. Я был абсолютно в своем уме, но мое сознание без всяких целей воспринимало образы, мысли и чувства других людей.

     Чужак, человек, кто бы ни был - я читал любого как . Мой разум растворился, как морская пена, пока я не вздохнул более или менее свободно.

     Затем чужаки исчезли, как будто их никогда не было. Колени подогнулись, и я медленно сполз на пол по стене...

     Когда я смог подняться, Джоральмен и Мика все еще как изваяния стояли на том же месте. Подбежав, я со всего размаху ударил Мику и обрушил его на пол, хотя для меня уже не имело значения то, что он меня выдал.

     - Червяк!

     - Мне очень жаль, парень, - произнес Джоральмен, он был подавлен. - Мы ничего не могли сделать.

     - Да мне плевать, что ты сейчас сожалеешь. - Я махнул на него рукой Мика, поднявшись, хотел броситься на меня, но Джоральмен остановил его.

     - Что они с тобой сделали? Что случилось?

     Я хотел рассказать ему обо всем, но это было слишком личным, поэтому сообщил только то, что они мне говорили. Когда я закончил, Мика воскликнул:

     - Ты слышишь? Они сведут счеты с нами, а этого сосунка не тронут! - Он был в ярости. - Ты что, самый главный? Ты маленькая кучка дерьма, а не телепат. Это не цивильные пришельцы, а какие-то ублюдки, и ты им родня. Ты - полукровка, козел, врун, сукин сын!

     Он вновь двинулся на меня. Я взглянул на Джоральмена; он молчал. Я стал отступать в дальний угол. Но Джоральмен явно был не согласен с Микой.

     - Прекрати это! - крикнул он ему.

     Мика заткнулся, а я продолжал пятиться. Добравшись до угла, я сел на пол и стал наблюдать за ними. Джоральмен тоже сел и достал обезболивающий пластырь из аптечки. Мика в упор смотрел на меня, шумно дыша. Мое сознание еще оставалось взбудораженным, хотя с исчезновением чужаков я почувствовал себя лучше. Я видел все, что делалось в головах Джоральмена и Мики, их страх, гнев, отчаяние. Я пытался убедить себя в том, что это не имеет значения. Мне все равно, что будет с ними. Хотя...

     - Слушайте, я постараюсь узнать, что у них на уме. Может, что-нибудь придумаем.

     Джоральмен поднял глаза, на его лице я прочел удивление. Он даже улыбнулся.

     Я вновь закрыл глаза, погрузившись сознанием в тайные враждебные воды, чтобы узнать все необходимое, и стараясь не утонуть.

     Это были гидраны, хотя совершенно непонятно, что они делали в таком удалении от основных мест обитания. У меня с ними общая кровь, они ожидали меня. Любопытство разбирало меня - почему? как? Тут же мне пришел ответ:

     - (Их задача - защищать синий камень от расхищения.) Телхассиумная руда!

     (Они/их предки/их бог был/были Единым, и руда была его священным камнем, давая жизнь и свет на замороженном осколке звезды. Предки, источник их духа и культуры, покинули этот мир очень давно, но было обещано, что они вернутся. А тем временем гидраны хранили святую веру в это и священный камень.) Они помнили, как предки покидали планету, их память хранила все. Она передавалась из поколения в поколение, все гидраны были связаны в единую сеть, где имелась полная информация о настоящем и прошлом, через столетия: это был полный обмен знаниями, свободный, без недомолвок и тайн, в процессе совершенного слияния и общения мыслей и чувств. Они представляли собой объединенную корпоративную нацию, где индивидуумы являлись частью целого.

     Каждый образ, который когда-либо возникал у одного члена сообщества, мгновенно передавался по сети сознаний и дополнял этот корпоративный разум. Но с течением времени, с переживанием трудностей и изменений самые старые образы стали постепенно заменяться новыми. Так я узнал правду, хотя понимал ее лишь частично. Гидраны пришли в Туманность Рака задолго до того, как свет от взорвавшейся звезды дошел до неба Ардатеи. Они пришли на Синдер за тем же, что и Федерация, - в поисках телхассия на остывшем осколке, но когда для цивилизации гидранов настали черные дни, обитатели Синдера утратили контакт со своими предками и другими колониями гидранов во вселенной. Синдер остывал все больше и больше, затем пришли люди. Время и лишения уменьшили и без того небольшую колонию, пока гидраны перестали осознавать, кто они и откуда явились.

     Однако основные понятия остались незыблемыми: телхассий - священный камень, люди - завоеватели. И гидраны продолжали ждать.

     Это была единая интегрированная цивилизация, благодаря тому что на ее заре предки сумели объединить ее таким образом. Такая полная сцепка, невозможная для двух псионов-людей, была основой жизни любого гидрана, служила источником силы, была смыслом их существования, их Единым... Прикоснувшись к их мышлению, я ощутил неведомые доселе страхи. В этом было что-то почти разрушающее, но при этом какой-то частью моего существа я хотел этого. Мое сознание почти раздвоилось, мне с трудом удалось восстановить баланс.

     - (Долгожданное время настало: конец ожиданиям, жалкому существованию.

     Ключ к источнику зла и его искоренению был послан им, потому что они ожидали его.) - Они имели в виду меня. - (Теперь этот Посланник соприкоснется с духом Единого, который должен явить им знак.) - И внутри этой мысли вдруг блеснуло пламя...

     Я вновь вернулся в реальный мир, а спутники продолжали смотреть на меня.

     - Что с тобой? - спросил Джоральмен.

     - Они собираются меня сжечь.

     Мика хохотнул:

     - Заткнись ты, ублюдок...

     - Заткнитесь оба, у нас мало времени, - рявкнул Джоральмен. - Расскажи, что тебе удалось узнать.

     Я поведал ему обо всем, что видел и что понял:

     - Где-то у них есть священное место, где пылает синее пламя. Они думают, что меня послали их предки. Они ждут меня и знака своего бога. Черта с два! Я не хочу сгореть заживо в их дурацком огне.

     - Что будет, если ты откажешься? Что будет с нами?

     Я опустил глаза:

     - Я еще не выяснил этого. Но они относятся к людям как к поработителям.

     Джоральмен вздохнул:

     - Черт! Ты говоришь, пламя было синим? Ты видел его? Расскажи подробнее.

     - Огонь исходил из стен и из пола. Подождите, я видел кристаллы, похожие на телхассий, повсюду - сотни кристаллов.

     - Как вон та лампа?

     Я вспомнил, что она показалась мне странной. Теперь я понял почему. Лампа представляла собой чашу, в которой был укреплен кристалл телхассия, он горел.

     Джоральмен, с трудом передвигаясь, снял лампу.

     - Они сжигают кристаллы телхассия. Священный камень... все ясно: перед нами религиозные фанатики. Если сложить много кристаллов вместе, они начинают распадаться. Именно поэтому на шахтах кристаллы складывают в изолированные контейнеры. Если "священный огонь" зажигается именно таким образом, тогда, может быть, у тебя есть шанс выбраться оттуда. Как ты думаешь?

     - Да, выглядит одинаково. Но какая, собственно, разница? Это все равно огонь.

     Он приблизил ко мне лампу:

     - Положи туда руку.

     - Черта с два! - отскочил я.

     Тогда Джоральмен сунул собственную руку в мерцающий синий свет.

     - Слышал что-нибудь о "холодном огне"? Его излучение не вызывает жара и даже тепла. Ты не сгоришь, смотри.

     Я задержал дыхание, снял перчатку, поднес руку к синему пламени и тут же отдернул; не почувствовав ожога, протянул руку еще раз. Примерно через минуту я стал ощущать, что мои пальцы немеют. Я вырвал руку из огня и встряхнул ею.

     - В чем дело? - спросил Джоральмен.

     - Рука как будто отнялась. - Я натянул перчатку, чтобы согреть пальцы.

     - Сколько ты уже на шахте? - Я прочитал его мысли:

     - (Слишком долго: моя кожа уже посинела, он не думал, что я успел принять столько яда...) - Что ты имеешь в виду под "ядом"? - воскликнул я. - Что меня ждет?

     Джоральмен остолбенел, затем понял, в чем дело.

     - А, ну ладно. Понимаешь, - он замялся, - дело в том, что руда телхассия радиоактивна. Хотя уровень радиации чрезвычайно низок, но она накапливается в организме, как, например, ртуть или мышьяк. Пыль руды понемногу отравляет твой организм. Но совсем другое дело - контакт с "холодным огнем", тогда заражение идет быстрее, поскольку радиация высокая. Все зависит от того, сколько времени ты должен пробыть там. Если тебе удастся не задерживаться, все обойдется. В противном случае излучение наверняка убьет тебя.

     Джоральмен смахнул со лба пот - ему почему-то стало жарко. Я отвернулся, пытаясь уйти от его напряжения и боли, которую чувствовал, от созерцания голубого кристалла, мерцающего в его руках.

     - Эй, - Мика схватил Джоральмена за куртку. Тот содрогнулся от боли и выронил светильник. Кристалл взорвался, рассыпав синие угольки по всему полу.

     Джоральмен схватился за грудь:

     - В чем дело?

     - Слушай, нам-то что от всей этой чертовщины? Ты рассуждаешь о том, как этот придурок может спасти свою шкуру, но он ничего не говорит, что будет с нами. Как насчет этого?

     Джоральмен взглянул на меня:

     - Вообще-то он прав.

     - Н-да. - Я обернулся, чувствуя, как стены без окон надвигаются на меня, затем снял перчатки и принялся растирать пальцы. Я отморозил их еще в Старом городе, и они невыносимо ныли, когда было холодно. - Они думают, что я могу творить чудеса. Если они правы, я что-нибудь устрою. - Я состроил радостную улыбку.

     Джоральмен протянул руку к аптечке, извлек оттуда белую таблетку и дал ее мне. Таблетка обожгла руку.

     - Ой... что это?

     - Стимулятор. Это единственное, чем я могу помочь тебе.

     А я-то даже и не пытался облегчить состояние Джоральмена.

     - Так как же нам быть, ты, недоделанный? - Мика схватил меня за руку, и одна из моих перчаток упала.

     Однако мне было не до этого, я почувствовал что-то... Гидраны вернулись.

     - Не переживай, - произнес Джоральмен, - делай что сможешь.

     Я кивнул и повернулся: двое взяли меня за руки. Мое сознание начало вновь растворяться в диктуемых ими образах, я уронил вторую перчатку. Руки окоченели, но на губах возникла необъяснимая улыбка.

     - Он хочет улизнуть вместе с ними! - крикнул Мика, но я не хотел... не хотел... Нет, все-таки хотел.

     Меня поглотил образ пламени, сочного ярко-синего полыхания. Передо мной возникло множество гидранов... Или я лишь ощущал их присутствие, чувствуя, что плыву по течению и мое сознание больше мне не подвластно, оно рассыпалось, как пыль на стене, или песок, или ветер, или снег... А может быть, пламя...

     Затем мне стало вдруг ясно, где я нахожусь и зачем, и сознание вновь вернулось ко мне. Я находился в том месте, вид которого не раз приходил мне в голову, в своеобразном оазисе посреди черной пропасти. В темноте тускло мерцали стройные линии синих кристаллов. Я знал: это то, что я должен был вспомнить, хотя это не то место, где обитал дух предков, и само их божество не более чем суеверие. Все, что от меня требовалось, - сделать то, чего от меня ждут, удачно и таким образом выполнить свою миссию.

     Но, наверное, я ошибался. То, что я видел в коллективном разуме гидранов, вернулось ко мне, и в глубине собственного сознания я ощутил какие-то неясные веяния. Я видел, как много они претерпели, чтобы завоевать право теперь приветствовать меня и пригласить домой. Потому что во мне течет кровь гидранов, это мое подлинное наследие, и я должен быть счастлив своему возвращению... Я опустился на колени и склонил голову, повинуясь странной потребности, возникшей во мне, и на полу ощутил серебристый металл предмета, который был помещен здесь в глубокой древности - гораздо раньше, чем все, о чем я знаю.

     И тут же я явственно почувствовал омертвение, поднимающееся по моим ногам и рукам; еще немного, и я не смогу встать... Я заставил себя подняться и сделать пару шагов, как будто это был кто-то другой. Но я покинул священное место, а мой народ ожидал меня. Рядом со мной физически находились лишь двое, мужчина и женщина, а остальные смотрели на меня их глазами. На этот раз мне удалось сохранить контроль над рассудком.

     - (Я выполнил то, что вы хотели), - подумал я, не зная, что делать дальше.

     Мой желудок неожиданно свела судорога, и я схватился за него.

     - (Знак "холодный огонь"...) - мысль передавалась в мою голову с какой-то дьявольской радостью. Я думал, что они имеют в виду испытание болью, но то, что я увидел, разубедило меня. Я посмотрел вниз: мои руки излучали синее сияние, так же как и лицо. Я спрятал руки в карманы, но потом вспомнил: это же пыль из шахты, которая впиталась в кожу! Ответ был найден. Я опустил руки и подумал, как долго это будет продолжаться. Воз, дольше, чем я предполагал.

     - (Что дальше?) - вопросил я.

     - (Ты - тот, кого нам послали. Ты - ключ, который откроет будущее.) Я облизнул губы, язык едва ворочался во рту.

     - (А как же другие?) - осторожно подумал я, нарисовав мысленно образы Джоральмена и Мики.

     - (Неужели моя воля - вернуть пришельцев своим?) - почувствовал я удивление гидранов.

     - (Да! Не трогайте их, отпустите обратно на шахты.) - Я был удивлен не меньше их, чувствуя, что они прислушиваются к моему мнению.

     - (Будет так, как я скажу.) - (А как же я?) - Сила власти кружила голову: интересно, чего еще я могу потребовать у них... - (Я...) Гидраны вторглись в мои мысли:

     - (Мои стражи уже давно ожидают меня, я отправлюсь с ними.) Я судорожно сглотнул.

     - (Стражи? Кто? Что это означает?) Ответа не последовало. Меня увели из часовни. Передо мной оказалась широкая лестница, выбитая в скале, как будто особым показателем смирения служило то, что в святое место нужно было подниматься пешком. За нами синее сияние плясало на стенах и исчезало в темноте. Лестница вела вниз, к выступу в скале, за которым зияла бездна. На стенах были вырезаны какие-то знаки - странные символы. Серебристо-голубое свечение позади нас и над нами обозначало дорожку, идущую вдоль скалы, по грани вечной ночи. От мысли о том, что по ней надо пройти, мне стало нехорошо. Край тропинки обрывался в черную бездну, а вдали едва мерцали голубые огоньки, как звезды. Я дрожал от холода, я не был уверен, знают ли даже гидраны, что находится в этой черной зияющей пропасти.

     Затем я снова ощутил, что меня подхватил водоворот их сознания...

     - Ну же, парень, ты слышишь меня? Соберись.

     Кто-то тряс меня за плечо. Джоральмен, Мика. Я сидел, прислонившись к стене, в комнате из синего камня.

     - Иисусе! Да не трясите вы меня!

     Шок от того, что я снова был человеком и среди людей, почти лишил меня дара речи.

     - Гляди, он светится, - заметил Мика.

     Я посмотрел на свои руки.

     - Они думают, что это знак свыше... Вы свободны. Мне обещали, что вас доставят в город. Все в порядке.

     - Ты уверен? Мы действительно свободны?

     Я кивнул. Напряжение и страх сошли с бледного лица Джоральмена:

     - Слава Богу.

     Он подумал, что это ответ на его молитвы. Что ж, пусть думает так. Опять эти судороги...

     Я задержал дыхание:

     - Они возвращаются за нами...

     - С тобой все в порядке? - Джоральмен обеспокоенно смотрел на меня.

     Мне было уже на все наплевать, мне просто было плохо.

     - Эй ты, чокнутый, - Мика тронул меня за руку, я отвернулся. - Он что - на тот свет собрался? - спросил он у Джоральмена, и в его голосе я услышал нотки просыпающейся совести.

     - Все нормально, я просто устал. И не называй меня так.

     Вернулись гидраны, я знал это, даже не поворачивая головы. Я медленно поднялся и двинулся к ним.

     - (Уже пора?) Мне показалось, что женщина кивнула, хотя и оставалась неподвижной. Она предложила мне идти с ними и пообещала:

     - (Твои спутники вернутся в поселение, как ты просил.) Я посмотрел на Мику и Джоральмена:

     - Вы скоро будете в городе.

     - Подожди! - воскликнул Джоральмен. - Куда ты?

     - С ними, - сказал я, не оборачиваясь. - Но ты не должен делать этого!

     Тебе нужен врач...

     - Я же сказал, обо мне не беспокойтесь. - Я прикусил губу.

     - Они освободят тебя от шахты? - воскликнул Мика. - Возьми меня с собой.

     Пожалуйста! Я не могу туда возвращаться, я не хочу подыхать в этой дыре! - Синее лицо Мики исказилось болью, он вспомнил все, что Джоральмен говорил о руде.

     - Они не освобождают меня, - покачал я головой. - Они говорят, что я должен следовать за ними. У меня нет выбора. Кому-то я понадобился, но не знаю кому или чему. И зачем. - Мне было жутко даже строить предположения. Мика поглядел на мое лицо, затем закрыл глаза, будто поверил мне, его руки сжались в кулаки. - Если бы я знал, что отправляюсь на свободу, я взял бы тебя. - Я поднял руку в жесте клятвы.

     - Ну и черт с тобой. Я это так, на всякий случай. - Мика взглянул на Джоральмена, но тот, против ожидания, остался спокойным.

     - Как твое имя, клейменыш? - спросил он.

     - Кот.

     Он протянул руку. Сначала я не понял его жеста, но потом подал свою, вытерев ее о штаны и тщетно попытавшись избавиться от голубого сияния.

     Джоральмен пожал ее.

     - Спасибо. Удачи тебе, Кот.

     Гидраны начали беспокоиться, и я двинулся к ним, желая лишь одного - чтобы все это поскорее закончилось.

     - Эй!

     Я обернулся в последний раз. Мика сделал нелепый и смешной жест:

     - Удачи тебе. Кот.

     - Тебе тоже, - прошептал я. И они пропали.

     Мы оказались в другой пещере, которая служила гидранам чем-то вроде конференц-зала, несмотря на отсутствие окон и дверей. У меня кружилась голова, я был совершенно растерян, боль в животе нарастала. Тем не менее я обратил внимание на то, что обстановка не соответствовала виду пещеры: это была какая-то незнакомая аппаратура, которую моя человеческая половина оценила как высокую технологию.

     В другом конце комнаты кто-то появился. Вначале мне показалось, что это - еще одно видение: вошедшие были похожи на людей. Я протер глаза, но люди не исчезли - они стояли в дальнем углу. С ними был гидран, но люди не походили на пленников. Я насчитал троих, они перешептывались, указывая на меня. Посмотрев на свои руки, я попытался крикнуть:

     - Я человек!

     Однако, похоже, моего крика никто не слышал. Гидраны, пришедшие со мной, сообщили:

     - (Это тот, кого они ожидали, обещанный свыше, ключ и отгадка. У меня истинный Дар, и на мне лежит Знак. Я счастливо добрался до места назначения.

     Теперь они могут выполнить свои обещания...) В этой мысли ощущалась напряженность. Затем кто-то еще стал проникать в мое сознание, это был человек. Я не сопротивлялся, и испытывающий луч исчез столь же быстро, как и появился.

     - (Да, это он. Мы благодарим вас. Теперь все будет так, как мы обещали.) С гидранами разговаривал тот самый человек, который протестировал меня.

     Сильная судорога прошла по моим внутренностям, и я перегнулся пополам. Один из гидранов железной хваткой вцепился мне в руку.

     - (Все нормально. Отпустите меня.) Хватка ослабла, и я медленно выпрямился, держась руками за живот. Человек, который вел переговоры с гидранами, спросил, в чем дело.

     Люди приблизились к нам. Теперь я мог разглядеть лица, но видел лишь одно - лицо Зибелинга. Мне вдруг все стало ясно. Псионы-гидраны, наводящие ужас на людей в Туманности Рака, установили контакт с Институтом Сакаффа. И вот делегация института прибыла сюда. А с ними явился Зибелинг, по милости которого я прошел через все это. Мне захотелось рассказать им, кто такой Зибелинг на самом деле, отплатить ему немедленно. Но я лишился дара речи и не смог даже сформулировать свои мысли. Последним отблеском покидающего меня сознания я уловил, что падаю на руки Зибелинга.

 

Глава 9

 

     Я не мог прийти в себя очень долгое время. Бесчисленные видения являлись мне, пока измученное тело медленно восстанавливалось после пережитого. Сознание отключилось из-за немощной плоти, в плену которой оно находилось, однако какая-то его часть продолжала функционировать.

     Передо мной проносилась страшная черная вселенная, порождая вереницу образов и воспоминаний, вспыхивающих, как угольки в тлеющем костре. Моя жизнь прокручивалась цепочкой обрывков и эпизодов - говорят, так обычно бывает перед смертью. Я чувствовал, как включаются и выключаются цепи нейронов, как бежит по сосудам кровь, как посылается информация, определяющая химические процессы в клетках, как возникает напряжение, необходимое для жизни мозга... И всем этим был я. Я ощущал потребности организма, я пестовал его, принимая участие в своем исцелении в такой форме, которую раньше не мог даже вообразить.

     Или все это снилось мне? А может быть, сны были порождены ритмами вселенной, движением ее великого океана? Я утонул в нем, когда гидраны отняли мой разум, и родился вновь. Я почувствовал прелесть их открытости, их общения без тайн и барьеров, уничтоженных во имя коллективной силы объединенных жизней.

     Мое существо жаждало вновь окунуться в это общение. Я продвигался дальше и глубже, пытаясь отыскать в прошлом какое-то указание, знак - отчаянно взывая к неизведанному. Вскоре я стал получать ответы. Переживая заново свою жизнь, я натыкался на воспоминания, которые никогда не были моими, смешанные со знакомыми образами; они появились неизвестно откуда, взламывая раковину одиночества, давая приют снам и убежище от кошмаров, мучивших меня по ночам.

     ...Руки, тонкие детские руки - мои руки, вымазанные мякотью какого-то гниющего фрукта, разрывающие пакеты с мусором, кладущие в рот скользкие кусочки; я глотаю это, обманывая голод... Трясущиеся от гнева окровавленные руки - мои руки, мои кулаки, избивающие какого-то парня, в кровь, с упоением - за то, что он обозвал меня чужастиком; а если бы я не избил его до полусмерти, его банда разорвала бы меня в клочья. Я осмелел настолько, что сорвал с него куртку, - мне надо было во что-то одеться. Повернувшись спиной к готовым кинуться на меня головорезам и шатаясь, ухожу прочь, потому что мне плохо от вида этого измочаленного сосунка, валяющегося в луже крови. Мне хочется одного - чтобы меня оставили в покое... Я колочу травмированными кулаками по стене в каком-то переулке, где с крыш свисают сосульки, и проклинаю все на свете, потому что это не помогает от безысходности, потому что жизнь слишком давит к земле, и иногда мне хочется... Мне хочется...

     ...Улететь, улететь подальше. Серебристое ограждение балкона под ночным небом, изящные женские руки в кольцах, лежащие на увитой виноградом решетке, белая кожа, гибкие очертания... (это не мои воспоминания, какая-то мешанина, все перепутано). Нити блестящих черных волос, свободно падающие на плечи...

     Образ, пришедший непонятно откуда... Я ощущаю эти волосы на своих щеках, залитых слезами... Боль бесчисленных эмоций впилась в мои нервы. Воспоминания беспрепятственно вливаются в мой мозг, как бесконечные гости на нескончаемый бал, пьяные, развратные, эгоистичные, жадные, горькие, ненавидящие и вопящие.

     ...Мне хочется кусать губы, чтобы не закричать отчаянно и не прогнать их всех сразу. Некуда деться, нет выхода. Господи, спаси меня, помогите, хоть кто-нибудь... Глядя вверх, в небо с мириадами звезд - странных звезд, таких некто по имени Кот никогда и не видывал, - я теряюсь в величии этого простора - и чувствую, как в моей душе зарождается поэзия, и я забываю все, даже слезы, чтобы дать рождение прекрасным стихам...

     ...Живой, танцующий в душной ночи Старого города, и сердце бьется в такт ритму никогда не затихающей музыки, голова кружится от мелькания огней, я вливаюсь в гущу толпы, текущей по улицам и принимающей абсолютно всех...

     ...Мертв... Я смотрю на запись вновь и вновь, лежа в стерильной лаборатории больницы, читая написанное и не веря своим глазам. (Опять смешение, опять путаница: не мои глаза, зеленые, кошачьи, которые едва в состоянии прочитать собственное имя; чужая память, чужая жизнь.) Приближается конец, одновременно оборвется еще чья-то жизнь, моя жена погибает, мой ребенок умер, все умерло... Мир расплывается, стены обрушиваются, почва раскалывается, уходит из-под ног... Вот и конец всему...

     ...Затерян в бескрайних белоснежных полях под ребристым небом.

     ...Затерян в океане тел, которые вдвое выше меня, ночью на площади Божественного Дома. Я бегу, падаю, кричу, схожу с ума, в моей голове ослепительные взрывы. Я слышу свой сумасшедший вопль, пока не теряю голос, сконцентрированный ужас сжигает мой разум, оставляя холодный пепел. Рыдания на коленях скрюченной старой женщины, которую я больше ни разу не видел; она обнимает меня, бормоча невнятные наркотические слова, не те слова, не тот голос; мой мир, мое прошлое и даже мое имя рассыпались пеплом, растоптанные и мертвые... Я лежу в чьих-то объятиях много времени спустя, мне хорошо и спокойно; нежные, сладко пахнущие объятия девушки по имени Галлена. Почти задыхаясь от наслаждения, каждой клеточкой ощущая радость, я стараюсь не замечать безразличия в ее глазах, когда говорю, что ощутил с ней только что.

     "Где таблетки? - спрашивает она, глядя в сторону. - Ты обещал!"

     Я достаю целую пригоршню забвения и делюсь с ней. Мы лежим рядом и говорим о своих видениях... пока не входит ее хозяин и не спускает меня с лестницы...

     ...Пересекаю горную цепь Латан со своей возлюбленной на колонизированной планете под названием Тимб-реллет, чтобы побывать в заброшенном поселении, которое когда-то было моим домом (но не моим, опять чужие вкрапления)...

     ...Старый город, мой дом. Ожерелье падает мне в ладонь: лезвие перерезало парчовую ткань сумочки. Сильная рука хватает мое запястье, безжалостно отгибая большой палец, - от боли темнеет в глазах...

     ...Я ухожу из дома, двигаясь как заведенный, меня проглатывает громада космического корабля. Повсюду опознавательные знаки Транспортного Управления Центавра. Я оглядываюсь назад, покидая свою семью и все, что знал и любил (опять чужая память), а вместе с ними и разрывающее сердце и убивающее разум равнодушие, отвращение, страх. Понимание того, что выхода нет, преследует меня везде в новом обличье и в новых сознаниях, пожирая мою душу, оставаясь со мной до смерти...

     ...Я лежу на мате в заднем помещении какого-то заброшенного здания, где нашла пристанище дюжина головорезов и бездомных сорванцов, слышу голоса, будто из другого мира: меня трясет лихорадка, я понимаю, что умираю, и думаю, как долго я вот так пролежу, пока кто-нибудь это заметит...

     ...Смотрю сквозь стены высотного здания, прозрачные стены, такие же бесчувственные и бессмысленные, как и разум тех, кому я пытаюсь помочь (опять не мои образы). Я сгибаюсь под тяжестью их насмешек, пытаюсь понять их страх, победить, сдаваясь, завоевать уважение, незнакомое их омертвелым умам...

     ...Передо мной проходит бесконечная вереница пустых лиц, изувеченных сознаний. Дело всей жизни, утратившее смысл, потому что те, кто значил для меня все, ушли и унесли с собой свет жизни, навсегда замуровав окна моей души...

     ...Ночные воды озера, такие же черные, как мрак в моей душе (вновь чужие образы), тихий плеск, внушающий мысли об умиротворении, забвении, вечном покое...

     ...Меня вырывают из забвения быстро приближающиеся шаги вербовщиков...

     ...Я жажду покоя, но чья-то тяжелая рука с острыми увесистыми кольцами впивается в мое запястье... Крохотные трясущиеся руки - это я поднял их, прося милостыню... От голода в животе все переворачивается... Голубая пыль блестит на моей коже... Звуки музыки... Стены зеленого льда... Надгробия из синего камня... Ход, вырытый червем, пробивающимся сквозь бесконечную темноту подземелья...

     ...И вдруг сияние улицы Мечтаний, гром музыки, фонтан жизни и реки золота... Радостная суета тысяч сознаний, проецирующихся в мое собственное, наступление инородных чувств, обрушивающих стены моей внутренней тюрьмы и наполняющих меня светом, самым ярким светом, какой я когда-либо видел, и он сияет все ярче, прогоняя темноту... Преображение. Другой мир...

     Дневной свет. Я открываю глаза, и в них врывается слепящее солнце, оно теплым лучом покоится на моем лице. Я зажмурился и опять открыл глаза, не в силах поверить. Вечерело, длинные голубые тени протянулись по одеялу. Откуда-то донеслись звуки музыки, голоса и смех. Я видел потолок и стены, свои руки, смазанные питательным гелем, датчик на груди. Я понятия не имел, где нахожусь, но мне было хорошо и спокойно пробудиться именно здесь, как если бы я достиг конечной цели долгого пути: я глубоко вздохнул и уснул, на этот раз без страха.

     Солнечные лучи пробились сквозь закрытые веки. Я встречал новый день, ощущая его теплое прикосновение на своей щеке. До меня кто-то дотронулся.

     Открыв глаза, я увидел комнату, на этот раз в фокусе ее лицо - то лицо, которое, думал, больше никогда не увижу.

     - (Джули?) - Я хотел позвать ее вслух, но не смог, подсознание сделало это за меня.

     Ее лицо озарилось, она придвинулась ближе, улыбаясь, взяла мою руку, повисшую в воздухе, как бы подтверждая реальность всего происходившего.

     - (Да, Кот, да!) Ее короткое послание осветило мой разум, как откровение. Внезапно я понял, что мне ее по-настоящему не хватало все это время и что ни к кому еще я не испытывал подобного. Мой голос отчаянно пытался заявить о себе, но я не в состоянии был произнести ни слова. Электричество полыхнуло по связующей нас ниточке, ее рука дрогнула, она убрала ее, но телепатическая связь осталась. Ее энергия держала меня, спокойная, надежная и дружелюбная, когда она подносила мне кружку с водой и помогала пить; я никогда не пробовал такой удивительно вкусной воды. Я вздохнул и отпил еще.

     Портативный монитор, установленный на другой стороне кровати, сканировал каждое движение моего тела и что-то высвечивал на экране: датчик по-прежнему считывал данные с моей груди. Но мы не в больнице, до меня отчетливо доносились звуки музыки и голоса - я не слышал ничего подобного с того момента, как покинул Куарро. Куарро... Я до деталей припомнил пребывание там, и не смел поверить, что сказка вернулась, что я в безопасности, обо мне заботятся, что ад позади и что все счастливо завершено.

     Джули забрала у меня пустую кружку. Я лежал, откинувшись, в кровати, и на моих потрескавшихся губах красовалась глуповатая улыбка. Просто смотреть на ее движения было сплошным удовольствием. Несмотря на нелепую одежду - мешковатые штаны, тяжелые сапоги, блузку и неизменную шаль - все было полно изящества и красоты. Я подвигал пальцами и испытал боль в суставах, как старик. Под кожей на руках просвечивали похожие на кровоподтеки желтые и багровые пятна. Но по всему видно, что худшее уже позади. Интересно, как выглядит все мое тело? По крайней мере, я уже не синий - это большое достижение.

     - Господи, одну камфору! - смог произнести я. Джули обернулась ко мне, густая коса скользнула по ее плечу. В ее улыбке появилась легкая ирония, а в уголках глаз образовались крохотные морщинки...

     - Сложно, - отозвалась она, и я не разобрал, говорила ли она обо мне или о моей просьбе.

     Я рассмеялся, это прозвучало как грохот колес по мостовой.

     - Классно, что все позади...

     - Это длится уже больше двух недель. Одно время мы не знали, вырвешься ты или нет. - Разумеется, она не имела в виду Куарро. Ее улыбка неожиданно исчезла; я увидел в ее мыслях, что она вспоминает о том, как я лежал в больнице под капельницей.

     - Да, слишком долго. - Я вновь пережил свое первое пробуждение здесь. - Теперь все позади. - Меня переполняло счастье. Однако в палитре ее чувств изменились цвета...

     - Кот.

     Я увидел написанную на ее лице правду.

     - Как... Мы не на Ардатее?

     - Нет, мы в портовом поселении Синдера.

     Я посмотрел на каторжное клеймо, выжженное на моем запястье, и закрыл глаза. Ее беспокойство потерялось в черной волне разочарования, обрушившейся на меня. Джули прилетела на Синдер. Была какая-то причина, но она не заключалась в том, чтобы спасти меня из ада. Напротив, меня ожидали другие страшные испытания. Если я вижу Джули, значит, это действительно Зибелинг разговаривал с гидранами в подземелье. И он приехал лишь потому, что, должно быть, неподалеку объявился Рубай, цель которого завладеть разработками телхассия, принадлежащими Федерации: шахтами, где я был - и продолжаю оставаться - рабом. И виновник этого - Зибелинг, который должен догадываться, что я хочу с ним сделать, Зибелинг, который ненавидит меня.

     - Кот! - Я почувствовал, как напряглась Джули.

     - Оставь меня. - Я отвернулся и лежал так, пока она не вышла, потом закрыл глаза и провалился в черную бездну - это было легче, чем встретиться с реальностью.

     Когда я вновь очнулся, в комнате вместе с Джули был Зибелинг, я почувствовал это, не открывая глаз. Я решил притвориться спящим, а если приборы выдадут меня, на это не сразу обратят внимание.

     Зибелинг вздохнул:

     - Не могу понять, нормальные мы люди или с какими-то врожденными отклонениями. И как научиться жить с Даром в столь несовершенном обществе? Единственное, что мы можем, - это контролировать и приспосабливаться.

     И нигде псионы не находят истинной помощи и поддержки. Именно в институте я хотел устроить такое место...

     - Если бы каждый владел телепатией или, по крайней мере, шестым чувством... Тогда, воз, мы научились бы понимать друг друга и не давали бы своим страхам искажать все, с чем мы соприкасаемся. Но если бы нам дали такой шанс, мы перестали бы быть самими собой. - Я почувствовал печальную улыбку Джули.

     Зибелинг горько усмехнулся:

     - Если бы в этой вселенной существовала хоть какая-нибудь справедливость, человечеству не позволили бы совершать межзвездные перелеты. Мы не подготовлены для галактических контактов. Человечество - это кишащая толпа, но никак не цивилизация. Мы никогда ничему не научимся. Никогда...

     Я проник в его мысли: Зибелинг подумал о своей жене, затем обо мне, и я ощутил его внутреннюю боль. Я чуть приоткрыл глаза, чтобы незаметно понаблюдать за ним.

     - Проклятье, иногда мне хочется совсем забыть об этом Институте Сакаффа! - он отошел от окна, луч солнца ударил мне в глаза. - Это ведь мошенничество, эксплуатация, безумный риск...

     Джули встала с края постели:

     - Это помогло нам больше, чем ты думаешь, Ардан... Мне это сохранило жизнь! - Голос Джули не выдавал волнения и тревоги, наполнявших ее.

     - Что же ты получила в конце концов, да и все мы? Вот мы здесь, прибыли инкогнито, время идет, а мы все ждем, когда он придет в себя, чтобы нас всех предать. - Он имел в виду меня. - И "счастливчики" - добровольцы просто возвратятся туда, где все началось, если останутся в живых. Я ошибся, думая, что в силах что-то улучшить, создать нечто долговечное. Каким же я был идиотом, чтобы в это поверить! Мы ведь не профессиональные шпионы. Служба Безопасности должна бы знать, что все это впустую, так же как и то, что нас нельзя использовать таким образом. И я должен был предвидеть все... Господи, зачем я втянул в это тебя? - Он нежно положил руки ей на плечи.

     - Ты тут ни при чем, это был мой выбор, и я не жалею о нем. - Она спокойно приняла его взгляд и выдержала его, ее глаза сверкали.

     Зибелинг опустил глаза, покачав головой:

     - Я тоже... То есть, с одной стороны, жалею, а с другой - нет... То, что ты здесь, заставляет меня поверить, что есть еще люди во вселенной, не похожие на меня. И что если мы остановим Рубая, что-то изменится к лучшему. Но ты значишь для меня все, Джули. Ты единственный человек, который... Ты настолько дорога мне, что это внушает мне страх. Если с тобой что-то произойдет... - Зибелинг привлек ее к себе, Джули тоже обняла его. Я чувствовал их взаимное влечение и обостренное ощущение опасности, которое делало каждое мгновение их сближения неповторимым и сладким. Их поцелуй, казалось, длился вечно, сгорая в моей голове, пока моя грешная плоть не начала поддаваться тому, что я ощущал.

     Мое собственное желание переросло в зависть, и я оборвал контакт.

     Наконец Джули освободилась из объятий Зибелинга, прошептав:

     - Со мной все будет хорошо. По крайней мере сейчас. Я не знаю, почему я оказалась здесь, но это правильно.

     Зибелинг хотел вновь привлечь ее к себе, но внезапно резкий прерывистый сигнал взорвал тишину комнаты. Зибелинг выругался, выключив что-то на своем ручном датчике:

     - Мне надо возвращаться в госпиталь.

     Джули едва заметно поцеловала его в щеку. Он кивнул, словно соглашаясь с ее высказыванием, и поцеловал ее руку, затем обернулся к моему монитору. Я закрыл глаза, попытавшись мгновенно расслабиться. Если Зибелинг и заметил что-то подозрительное, он не стал распространяться об этом.

     - С ним все будет нормально, - сказал он суровым голосом. - Это вопрос времени.

     Он вышел. Джули продолжала стоять за кроватью, но я не мог вымолвить ни слова, притворяясь спящим; вскоре она тоже ушла.

     В следующий раз, когда я увидел ее, она была напряжена, целый клубок сомнений и подозрений вырос в ее голове. Сперва это показалось мне странным, но потом я вспомнил слова Зибелинга о том, что я собираюсь их предать.

     - Джули, ты не должна меня бояться.

     Она просветлела и улыбнулась.

     - Знаю, - сказала она вполне уверенно, и присела на кровать, плотно сжав пальцы и глядя на меня. - Мне не хватало тебя. Кот, я скучала по тебе. После того, как... ты ушел. Я очень рада тебя видеть.

     Она прикоснулась к моему сознанию, давая мне понять размеры своей истинной радости. Я улыбнулся, и она догадывалась почему. С того момента она приходила ко мне одна, Зибелинг больше не появлялся. Она проводила со мной столько времени, сколько могла, каждый раз, когда вырывалась с работы. Она кормила меня супом и вытирала прохладной влажной тканью, всегда нежно и терпеливо, как могла делать только Джули, убеждая меня, что я все равно буду жить, хочу я этого или нет. Первые дни я ничего не спрашивал, не будучи готов вынести то, что мне предстояло услышать. Джули, похоже, понимала меня или в силу каких-то других причин не говорила о том, о чем я не спрашивал.

     Когда я наконец смог сидеть, передо мной предстал чудесный горный пейзаж, открывающийся из единственного в комнате окна. Оно было чаще всего занавешено, потому что ночь сменяла день на Синдере очень быстро, нарушая привычное представление о времени суток. Многие люди еще несли в генах информацию об этом, полученную на Земле, и она не менялась оттого, что приходилось перестраиваться на местные условия. Я не мог даже доковылять до окна, чтобы открыть штору, но Джули приносила цветы и ободряла меня обещанием прогулок по улице, когда я достаточно окрепну.

     Однажды вечером она, сильно волнуясь, прочитала мне несколько своих стихотворений из записной книжки; было ясно, что, делясь чем-то очень личным, она не была уверена, желаю ли я это слушать и способен ли понять. Но когда она начала произносить поэтические строки, образы вдруг раскрылись передо мной.

     Однажды Джули призналась, что поэзия для нее - как энергия пси, соединяющая мысль и слово в идеальную форму. По мере чтения расстояние, разделявшее ее голос и сознание, сужалось, слово и мысль парили вместе в одной яркой песне, сменявшейся другой. Многие стихи были наполнены горечью и болью, но это лишь помогало воспринимать их. Не думаю, что для меня это означало то же самое, что и для нее, но, в конце концов, это не имело большого значения.

     Я помню последнюю ночь, Теснота разверзлась вокруг меня, Спокойно осознаю Каждый камень и вечную власть Печали И всех обещаний, которые были даны...

     Или лишь вижу я Слепящую тишину мириадов звезд, Сверкающих и сгорающих.

     Славу Ориона, шагнувшего через небо.

     Я углубился в воспоминания, слушая Джули. Я увидел ее сквозь создаваемые поэзией образы, сквозь фильтр ее чувств и моих ощущений; она дрожит на балконе, ее теплые руки касаются изящной решетки, увитой виноградом, глаза смотрят в темноту ночи, прикованные к звездам. Меня парализовал двойной образ, когда я воспринял эту картину как свои воспоминания, но смешанные с чужими, возникающие из темного неизвестного мира, в который я был погружен последние недели. Джули остановилась, увидев, как изменилось мое лицо, когда я ушел в свои мысли:

     - В чем дело?

     Я ответил не сразу:

     - Это так много значит для меня.

     Я не стал бы объяснять ей почему - не только из-за тех воспоминаний, которые уже содержали ответ, но еще и потому, что в одном из них я присутствовал при зарождении поэмы в ее голове. Я не должен был стать свидетелем этого священного момента.

     Но на устах Джули расцвела улыбка. Я попросил прочитать поэму еще и еще, пока не прочувствовал ее сердцем. Мне хотелось ответить ей чем-нибудь достойным, той же поэзией, хоть чем-нибудь; но все, что я мог бы состряпать, казалось дешевым и неуклюжим по сравнению с тем, что она дарила мне.

     После того, как Джули ушла, я рассматривал ее воспоминания, задержавшиеся в моей памяти, столь же принадлежащие мне, как и мои собственные. Другие эпизоды, которые никогда не происходили на самом деле в моей жизни, стали всплывать на поверхность моего сознания; что-то из них относилось к Джули, а что-то я вообще не мог идентифицировать. Это пугало, я не понимал, что произошло со мной, когда я валялся без сознания. Может быть, я сам внес в себя какие-то изменения?

     Наконец мне стало ясно, что случилось после того, как гидраны вторглись в мою голову, - они обнаружили какие-то скрытые образы и выпустили их на волю. Во время моего беспамятства мой разум вел нечто вроде самораскопок, отыскивая двери и входя в них, в содержащиеся там откровения, принадлежащие другим: боль притягивала боль, жажда - жажду. И никто не в состоянии расшифровать это, кроме меня.

     Теперь, рядом с Джули, я без труда мог читать то, что лежало на поверхности ее мыслей, я делал это спокойно, как будто всю жизнь лишь этим и занимался. Это было легко, как дышать. Наконец я стал настоящим телепатом.

     Интересно, знают ли гидраны о том, чего им удалось достичь? Я часто думал о них, о том, что они сделали со мной и для меня, ощущая в эти моменты подобие тоски.

     Но в те бесконечные часы, когда я оставался один, я провел смотр того, что получил в наследство от моих однокровок, заставляя мое проснувшееся сознание расшифровать то, что изменилось в подсознании. Хотел я этого или нет, я обладал Даром, и что бы со мной теперь ни случилось, он всегда будет со мной, хотя поначалу это сложно и я не в силах полностью контролировать свои способности. Я был еще слишком слаб, а груз неведомого несравнимо тяжелее - как если бы хвост махал котом. Но день ото дня мне становилось легче и легче.

     Джули объяснила, откуда я слышу музыку: моя комната располагалась прямо над баром - чуть не единственным местом развлечения на Синдере. Я не был в состоянии спроецировать туда свой телепатический луч и довольствовался тем, что наблюдал за посетителями внутренним зрением. Чувствовалась их усталость, разочарованность, тоска по дому и страх. Я ощущал подъем, спад или неопределенность их эмоций, образы в сознании часто менялись и скрадывались, точно размытая акварель, когда они пытались утопить свои печали и сомнения в алкоголе и наркотиках. Иногда я мысленно следовал за ними в мир забвения, приближаясь к удовольствию, какое испытывал когда-то сам. Сейчас я легко мог отличить псиона от твердолобых. Обычный мозг посылает рассеянные импульсы, тогда как мои были остронаправленными, я мог забраться во внутренний мир любого человека, как воришка, и никто об этом даже не догадывался.

     Большинство твердолобых посетителей составляли приехавшие отдохнуть охранники с шахт, технические специалисты, руководители. Они даже не подозревали, что часто с ними за столом сидел псион, цель которого - отнять у них тот мир, который им принадлежит. Многие жители предпортового городка мастерски владели телепатией. Джули говорила мне, что Рубай успешно заменил добрую половину жителей псионами, работавшими на него. Джули и Зибелинг прибыли сюда вместе после короткого "исчезновения" (они провели его где-то в колониях Туманности Рака); он работал здесь в портовом госпитале, она - клерком в управлении порта. Воспоминания Джули о времени, проведенном с Зибелингом, были теплыми и слишком личными, и, однако, в них сквозил явный страх, как будто она опасалась думать о том, что значит для нее эта встреча. Я увидел часть картины, принадлежащей чужой, а не ее памяти. Это был образ родины Зибелинга, появившийся в ее сознании. Увидев его, я разозлился и снова остро ощутил свое одиночество.

     Со следующим рейсом на Синдер прибыл Дир Кортелью.

     С самого начала текучесть работающего на Синдере персонала была очень высокой из-за жесткого уровня радиации (даже с учетом того, что вокруг планеты создали энергетический щит, который отражал большую часть ядерного излучения пульсара), а также из-за трудной жизни на планете в изоляции и в замкнутом пространстве. Люди Рубая подстегивали этот процесс, используя свою способность внушать, играя на негативных эмоциях твердолобых.

     Я наблюдал, как это происходило, проникая в умы агентов Рубая. Некоторые из них были наглухо закрыты, и, чтобы получить представление об их истинных способностях, мне приходилось использовать практически все, чему меня обучали.

     Некоторые были такими же запутанными и беспорядочными, как обычные люди.

     Большинство псионов отнюдь не были похожи на уголовников или, по крайней мере, на тех людей, которые всерьез планируют захват мирового господства. Они были просто обделены, обозлены и готовы воспользоваться любой возстью, чтобы взять у Федерации то, что она, по их мнению, им задолжала.

     Но никто из них и понятия не имел, что испытал я при соединении с гидранами. Никогда контакт двух псионов-людей не мог достичь такой глубины и полноты. Никто из опробованных мной псионов не мог сравниться со мной в телепатических возстях. Ни один из них не попытался прощупать мою защиту - теперь бы я сразу определил любую подобную попытку. Единственный, с кем бы я не чувствовал себя так уверенно, это Рубай; я помнил тот ужас, который он навел на меня при нашей встрече. Джули призналась, что Рубай исчез сразу после того, как меня обнаружили, - куда-то за пределы Синдера, и неизвестно, когда собирался вернуться. Она была рада этому обстоятельству, и я тоже.

     Я мог установить контакт с Джули, где бы она ни находилась, в любое время; часть ее сознания всегда была открыта для меня на тот случай, если мне срочно понадобится помощь. Это внушало мне спокойствие и уверенность в том, что она всегда со мной, даже когда мои глаза не видели ее, в том, что кто-то тихо и заботливо наблюдает за мной, а не ждет, пока я окончательно обессилею, чтобы схватить неожиданно, как смерть. Я много раз читал ее мысли, делая это так, чтобы она не почувствовала, и это не было контактом с чужаком, скорее напоминая соприкосновение с другой частью меня самого. Но я ни разу не шел глубже ее поверхностных мыслей, не пытаясь забрать то, что не принадлежало мне по праву.

     Мысленного контакта было для меня достаточно.

     Шло время, силы мои восстанавливались. Но пребывание в одиночной палате, в четырех белых стенах способно наводить лишь скуку. Часами лежать, уставившись в единственное окно с одним и тем же недосягаемым видом. Джули - вот кого я ждал и желал видеть; ожидание делалось нетерпеливым, когда я представлял ее, слышал ее голос, ощущал ее нежное прикосновение и легкое дуновение воздуха, когда она появлялась передо мной.

     Теперь, обладая абсолютной телепатией, я пытался представить, что она чувствовала бы, занимаясь любовью с другим, когда я разделяю с ней каждую мысль, желание, радость и секрет, скрытые в наших душах...

 

Глава 10

 

     Я сидел за столом у окна с деревянной рамой.

     - (Кот?) Обернувшись, я увидел Джули, возникшую на привычном месте - у кровати, где я должен был лежать.

     - Я здесь.

     Тусклый солнечный свет, проходя сквозь оконное стекло, едва грел мой затылок. Внезапная растерянность и напряжение Джули сменились облегчением, когда она увидела меня.

     - Что ты там делаешь?

     - Смотрю на мир. - Я пожал плечами, как будто в этом не было ничего удивительного. Однако у меня ушло пять минут на то, чтобы встать с постели и добраться до окна, а мой больничный халат намок от пота. В ее мыслях явно обозначился протест, она и возмутилась, и отказывалась понимать, но ничего не сказала вслух, да это было и не нужно. Я поднялся, чувствуя, что мои ноги дрожат. Они прослужили мне целых два шага перед тем, как подписали полную капитуляцию. Джули подхватила меня и помогла добраться до постели. Я вцепился в нее несколько сильнее, чем требовалось.

     - Ты болен, - произнесла она, словно мне надо было об этом напоминать. Она усадила меня на кровать, поддерживая сильными и нежными руками. Между прочим, я обратил внимание, что она оставила свою привычку кусать ногти.

     - Я не могу больше валяться здесь, как труп. - Сердцебиение, казалось, заглушало то, что я говорил.

     Ее губы слегка напряглись.

     - Бывает хуже, - произнесла она.

     Я взглянул на свое клеймо:

     - Да, ты права.

     Я прикрыл рукой страшный след, вспомнив время, когда неделя в постели казалась недостижимым раем.

     - Я принесла тебе обед. - Джули кивнула в сторону двух тарелок на столе у кровати: одна для нее, другая для меня. Внезапно у меня пропал аппетит.

     - Джули... - Она слегка приподняла брови, сидя на краю кровати. - Джули, что со мной будет? - Я наконец решился произнести это.

     - Не знаю, - сказала она тихо, закутываясь в шаль. - Неизвестно, что будет со всеми нами. Рубай ждет, когда ты поправишься, поэтому тебя прячут здесь. Он пытался заполучить тебя с тех пор, как ты на Синдере.

     - Меня... Дело в шахте? Я обладаю ценными сведениями?

     - Видимо да. Его люди на Синдере уже год, но никому еще не удавалось проникнуть в шахты. Рубай начинает терять терпение. Те из его псионов, кто дольше всех на планете, могут вызвать подозрение. Единственная наша надежда, что Рубаю не хватит времени; за нами наблюдают его люди, мы ничего не можем сделать против него или даже предвидеть его следующий ход. Но теперь, когда ему удалось достать тебя, положение, похоже, опять изменилось. (К худшему.) - Она не произнесла этих слов. - Когда Рубай вернется... - Эта мысль вызывала в ней отвращение.

     Она отлично помнила его мертвящие глаза, обшаривающие каждый сантиметр ее тела и испытывающие ее душу. Унижающие ее не только потому, что она была, по его мнению, шпионкой, но еще из-за того, что ее фамилия была Та Минг. Он знал, что рождение Джули окружали положение и роскошь, о которых лишь мечтать, и, хотя она была псионом, не существовало ни таких денег, ни такой власти, чтобы отнять это наследие - фамилию Та Минг. Рубай просто ненавидел все то, что она собой олицетворяла и что унаследовала. Он наслаждался той болью, которую Дар причинил ее семье. Он дал понять Джули, что она находится здесь именно поэтому, что она пешка в его личной игре, игре, которую он вел с сильными мира сего. Сущность этой игры Джули не поняла.

     Я опустил глаза и спросил:

     - Где теперь Рубай?

     Она покачала головой:

     - Скорее всего, он сейчас встречается с теми, кто поддерживает его игру.

     Здесь замешаны крупные синдикаты, но мы не знаем какие. Есть некая Гэлисс, его любовница. Мы никак не можем ее прочитать, даже Диридэди...

     - Почему Дир не зашел ко мне? Он даже ни разу не установил контакт со мной и не передал короткое (Привет!). Неужели и он мне не доверяет?

     - Ардан не пускает его. Он никому не позволяет беспокоить тебя, пока ты не окрепнешь.

     Окрепну, чтобы предать их? От внезапного приступа гнева у меня по коже пошли мурашки. Я глубоко вздохнул и спросил:

     - Так что же насчет Зибелинга?

     Она отвернулась, перебирая пальцами черные волосы. Я узнал в ней ту женщину, которую впервые увидел в Куарро, испуганную, робкую. Насколько же она изменилась за это время - она обрела уверенность в себе, контроль над своей способностью и даже над своей жизнью. В то же время было ясно, что именно Зибелинг стал причиной этих изменений, и не только потому, что научил ее контролировать пси-энергию, но и потому еще, что между ними существовала очевидная связь, подлинный контакт. Они давали друг другу исцеление. Я удостоверился в этом еще раз, взглянув на экран сознания Джули, и сразу прервал контакт, словно обжегся. Именно поэтому она не отвечала мне - не могла совместить свою симпатию ко мне с отношением ко мне Зибелинга и с тем, что она сама чувствовала к нему.

     Я откинулся на кровати, не зная, что сказать: я смотрел на Джули и думал о Зибелинге. И даже не удивился тому, что поймал обрывки мыслей доктора: он направлялся сюда, к нам. С ним был еще один человек - псион, телепат, разум, в который мне еще не приходилось проникать. Но тем не менее я уже ощущал его однажды. Лишь однажды, на грани потери сознания в подземном мире гидранов. Я сел в кровати и повернулся к двери.

     - Ты не должен вставать. - Это первое, что я услышал от Зибелинга. Под курткой-паркой на нем был медицинский халат.

     - Я и не встаю, - холодно заметил я, глядя мимо Зибелинга на второго человека. Это была женщина.

     - Ты вставал, - Зибелинг указал на монитор, - там все записано. Ты проходишь курс лечения от радиоактивного заражения; твой организм еще не в состоянии переносить такие нагрузки. Не повторяй этого до моего разрешения.

     Я скривил губы, испытывая нечто среднее между гневом и весельем; нашу встречу я представлял себе совершенно по-другому.

     Однако настоящее удивление вызывала незнакомка. Она выглядела так, словно только что вышла из фешенебельного салона, и смотрелась чужеродным телом в захолустной дыре на задворках Галактики. На ней было длинное вечернее платье без украшений, но все равно не соответствующее месту действия; подол его был заляпан грязью. Ее лицо являло собой типичное произведение салонов красоты.

     Такие лица я в изобилии повидал в свое время в Старом городе, оно могло служить образцом профессиональной косметической обработки. Похоже, ее генетические часы тоже переставляли назад, и не один раз, но от меня правду не скрыть - она была очень немолода: память незнакомки хранила огромное количество затхлых чуланов с хламом времени. Выражение холодных зелено-голубых глаз ясно говорило о том, что я стал невольной причиной каких-то ее неприятностей, хотя впервые видел эту женщину. Я почувствовал, что она тестирует меня, и угадал в ней Гэлисс, сторожевую собаку Рубая. Применив приобретенные навыки, я дал ей понять, что она проникла в глубины моей души, на самом деле спрятав от нее всю информацию, используя ее собственную концентрацию против нее, пытаясь узнать, что же ей нужно. Однако мне не много удалось раскопать - она оказалась первоклассным телепатом. Но и Гэлисс не удалось разгадать моих истинных намерений; я понял, что превосхожу ее по уровню телепатии; по крайней мере в этом я могу быть уверенным. Якобы не выдержав ее натиска, я потупил взгляд, зная, что она ожидает именно этого.

     - Я - Ева Гэлисс, - сказала она с чувством удовлетворения, полагая, что сообщает мне новость; я сделал удивленное лицо. - Ты - тот самый Кот. Должно быть, ты уже осведомлен, кто мы такие, как и зачем ты попал сюда. Мы долго ожидали тебя.

     - А уж как долго ожидал я - вам и не снилось. - Я перевел взгляд от Джули к Зибелингу. Его сознание превратилось в отражающее зеркало. Я выпрямился и старался говорить ровным голосом, прекрасно представляя себе, что нахожусь на вражеской территории и нельзя допустить ни единого промаха. - И догадываюсь зачем. У Рубая, оказывается, руки длиннее, чем я ожидал. - Я дотронулся до клейма на запястье.

     - Да, верно, шахты, - подтвердила Гэлисс. - То время, которое ты провел там, делает тебя прямо бесценным. Он, как всегда, оказался прав. - В ее сознании возник образ Рубая и сразу исчез. - Полагаю, работа на Контрактный Труд оставила в твоей душе не много благодарности твоим работодателям.

     Я хохотнул:

     - Да уж, не так чтобы много.

     Я продолжал смотреть на Зибелинга. Он хмурился и держал свои мысли в клетке, на которую была наброшена вуаль замечательной полулжи: я разгадал ее только потому, что знал правду. Гэлисс были известны наши с Зибелингом "нежные" отношения, однако он не хотел показать всю меру своего гнева и страха в ожидании моего ответа.

     - Я уже сказал Рубаю, что согласен на его предложение. Все, что нужно, сделаю. Скажите что - и я готов. - Мне не надо было даже специально изображать жесткость в голосе.

     - Пока ты полностью подчиняешься Зибелингу. Больше от тебя ничего не требуется до возвращения Рубая. - Гэлисс произнесла его имя, как одно из имен Бога. - Вот тогда нам понадобятся твои силы. Надеюсь, ты будешь выздоравливать такими же темпами.

     Потайная часть ее сознания, которую невоз было скрыть, выразила сожаление, что гидраны вообще нашли меня и отдали им. Я попытался проникнуть глубже, не совсем понимая причину реакции Гэлисс, и могу поклясться, что уловил ревность...

     Похоже, я перестарался. Внезапно она поняла: что-то здесь не так, и перешла в резкую контратаку, пытаясь прорваться через мою оборону. Мне удалось связать свой разум в узел, и перед ее внутренним локатором двери захлопнулись.

     Гэлисс оторопело уставилась на меня, словно не доверяя своему шестому чувству.

     Затем, почти сбиваясь, она произнесла:

     - Доктор Зибелинг знает, что ты представляешь для нас большой интерес.

     Уверена, что он будет способствовать твоему быстрому выздоровлению. - Она блеснула глазами в сторону Зибелинга, как будто предостерегла его, затем обернулась к Джули, и ее взгляд изменился. - Почему вы не на своем рабочем месте в порту? Или вы находите настоящую работу чересчур сложной, госпожа Та Минг?

     - Я принесла Коту обед. - Джули указала рукой на еду. - Я всегда делаю это. - Она говорила мягко, и голос ее был ровным; она мастерски нейтрализовала возмущение, поднявшееся в ней. Но я видел, каким холодным стал ее взгляд. - Я вернусь в отдел управления перевозками вовремя. Если у них будут какие-то жалобы, они, без сомнения, поставят вас в известность.

     Джули не в первый раз приходилось давать подобные объяснения, а Гэлисс не упустила возсти ужалить ее; по гневу Джули я понял, что незаслуженно.

     Озадаченный, я вновь лазутчиком наведался в сознание Гэлисс и обнаружил, что она думает о Рубае, проецируя его чувства и ненависть к миру богатых, в котором были рождены и Гэлисс, и Джули.

     - Помни, кто ты и где находишься, - сказала она Джули. Я погасил свой внутренний прожектор. Обведя всех нас взглядом, Гэлисс покинула комнату.

     Джули и Зибелинг переглянулись, их лица были мрачными, напряженными и выражали еще не оформившиеся вопросы: они ждали, когда за Гэлисс закроется дверь. Зибелинг повернулся ко мне, и я уже не мог думать ни о чем больше. Он схватил мое запястье, то самое, с клеймом.

     - Какого черта ты здесь вытворяешь?

     Его слова ударили меня, как камень. Он даже не ожидал от меня ответа и отпустил мою руку. Теперь было ясно как день, что не он организовал мое путешествие до Синдера. Джули оставалась на месте - у изголовья кровати, руки на коленях. Я прислонился к стене, стараясь не показать, что не могу больше сидеть.

     - Ничего особенного. Просто подумал, что уж лучше замерзнуть, чем утонуть в грязи. Это тот выбор, который они мне предоставили. Вы думаете, я специально оказался на Синдере?

     - Я думаю, кое-кто об этом позаботился. (Рубай.) - Это имя было настолько очевидным, как если бы произносилось вслух.

     Я сжал пальцами изуродованное запястье.

     - Да... Все сходится, довольно логично. Неужели у него такие возсти?

     - Я снова посмотрел на Зибелинга, но он не слушал меня.

     Затем он заговорил настолько тихо, что приходилось напрягать слух:

     - Первое, что ты хотел сделать, когда увидел меня, это сказать Гэлисс о том, кто я такой на самом деле. Сейчас у тебя был второй случай, почему же ты его не использовал?

     Я вздрогнул и посмотрел на Джули. Она по старой привычке обкусывала ноготь.

     - Я... я тогда не понимал, что делаю. Мне было очень плохо. - Мой голос едва перекрывал голос Зибелинга.

     - Ты должен был уже умереть... - прошептал он.

     Кровь бросилась мне в лицо, но я лишь сказал:

     - Извините, если не оправдал ваших ожиданий.

     Зибелинг смертельно побледнел, и я понял что он имел в виду что-то совершенно другое. Джули подалась вперед, ее возмущение и отчаяние внезапно выплеснулись:

     - Ты был бы покойником, если бы не он, слышишь, Кот? Никто не понимал, что с тобой и как тебя лечить. Ты обязан Ардану жизнью.

     - Может быть, он мне тоже кое-что задолжал. - Я мрачно продемонстрировал им обоим свой шрам на костлявой руке.

     Никто не ответил, и в их головах я тоже не нашел ответа. Наконец Зибелинг с усилием выговорил:

     - Я хотел сказать, что ты, как полугидран, обладаешь большой сопротивляемостью к радиации. И ты лучше поддаешься лечению.

     - Знаю. - Моя рука упала, как налитая свинцом. - Помните, что говорят о котиках: у нас по девять жизней. - Они были бы в безопасности, если бы дали мне умереть. И они знали об этом. - Так вот, одной из этих девяти жизней, воз, я вам и обязан. - Джули улыбнулась, немного расслабившись, но Зибелинг оставался натянутым, как струна. - И я не собираюсь угробить остальные свои жизни, работая на Контрактный Труд, - опередил я вопрос Зибелинга. - Я не вернусь в шахту. Это я заявляю совершенно определенно. Вы слышали, что сказала Гэлисс, - я нужен псионам. Рубай ценит меня. И вы тут ничего не сделаете. Вы повязаны со мной!

     - Мы с тобой повязаны? - повысил голос Зибелинг. - Ты хочешь сказать, что будешь работать с нами? После того, что ты пытался сделать?

     Я не понял, говорил ли он саркастически или был искренне удивлен.

     - Вы хотите сказать, после того, что вы сделали со мной. - Я подался вперед, обхватив колени и так удерживая равновесие.

     Внезапно его вопрос прозвучал для меня в своем прямом значении, и я задумался. Хочу ли я работать с ними? Я похож на сумасшедшего? Я отчетливо вспомнил, что в шахте мечтал сломать Зибелингу шею. Джули ждала у изголовья кровати, как миротворец, жаждущий прекращения нашей с Зибелингом взаимной ненависти и непонимания. И я осознал подлинные размеры ее помощи, веры и доверия по отношению ко мне. Я вспомнил Дира Кортелью, угощавшего меня камфорными таблетками, рассказывавшего мне о телепатии, о многих других вещах, о которых я раньше понятия не имел. Вспомнились занятия с другими псионами в Институте Сакаффа, чувство причастности к чему-то большому, испытанному мной впервые в жизни. И истина вонзилась в меня, как нож: я привязался к этим людям, соединил с ними свою жизнь. Получилось, как и должно было получиться - быть причастным к чему-то означало повесить на себя камень, когда ты и без того тонешь. Но если судьбе угодно потопить тебя, ты бессилен сделать что-либо... Я подумал о Гэлисс и Рубае и сказал себе, что безумием было бы доверять им.

     Однако это не меняло того, сколько я мог бы приобрести от сотрудничества с ними. И сколько получить неприятностей, действуя против них с тем, кто меня ненавидел.

     Пауза затянулась. Наконец я произнес:

     - Да, я буду работать с вами.

     Всю жизнь я был неудачником. Что изменилось сейчас? Я едва удержался, чтобы не сказать это вслух.

     Вера Джули коснулась меня, как улыбка. Однако Зибелинг не изменил ни выражения глаз, ни мыслей. Он не верил мне; он вообще мне никогда не доверял.

     - Ты не научился убедительно лгать, и это с твоим-то опытом! - отрезал он, отойдя к окну.

     - Зато вы приобрели умение паршиво обращаться с больными. - Я опять оперся о стену, ухватившись за изголовье кровати. - Слушайте, мне сто раз плевать на то, что вы думаете. - Я собрал всю свою энергию, чтобы сказать эти слова. - Вы завязли в этом деле и знаете, что само по себе ничего не решится. Я могу помочь вам, если вы не будете мне мешать. Иначе вам не выжить в этом поединке с Рубаем.

     Зибелинг повернулся; его отвращение ударило меня по глазам:

     - Ты собираешься защитить нас от Рубая?

     - Я стал хорошим телепатом. Лучше, чем Гэлисс. Хотите знать, как я отделался от нее так быстро? Всего лишь дал ей понять это.

     Зибелинг нахмурился и поглядел на Джули, та взглянула на меня, не выразив особого удивления. Наконец Зибелинг произнес:

     - Если это так, глупо было демонстрировать ей свои способности.

     - Хе-хе, - покачал я головой, подумав, что, воз, он и прав, и протянул руку за стаканом воды. (Ты поверишь в это.) - Я в упор посмотрел на Зибелинга. - (Я заставлю тебя. Я могу заставить тебя поверить во что угодно, если захочу.) Защитный экран Зибелинга разлетелся вдребезги, и я посылал импульсы прямо в его мозг. Он вздрогнул; контратака его телепатического луча была такой сильной, что я выронил стакан. Джули подняла его с мокрого пола, наполнила вновь и спокойно сказала Зибелингу:

     - Я пыталась объяснить тебе.

     В ее голосе прозвучало чуть ли не обвинение. Он продолжал хмуриться, разминая длинные пальцы, подыскивая слова и приходя в себя после моего вторжения.

     Я вынужден был отпустить его. Моя атака была блефом, но я не мог допустить, чтобы Зибелинг это почувствовал. У меня не хватило бы сил противостоять ему долгое время даже на уровне словесного общения. Но я определенно привлек внимание противника и должен был воспользоваться моментом.

     - Каким образом? - наконец спросил Зибелинг.

     - Чужаки, гидраны, - я указал на свой лоб, - вошли в мое сознание и изменили его. Излечили его каким-то образом, все вместе, в спайке. Это стиль их жизни - они живут объединенным разумом. И на какое-то время я стал частью этого целого. Это сравнить с...

     - (Возвращением домой), - подсказала Джули.

     Я взглянул на нее, и образ, словно пестрая птица, стремительно вспорхнул у меня в голове. Затем я еще раз почувствовал стену слепого ожесточения Зибелинга.

     - Как они связаны с Рубаем? И зачем? - спросил я его.

     - Случайно. Первоначально гидраны были очень далеки от всего этого. - Голос Зибелинга стал еще более мрачным. - Они обнаружили присутствие людей-псионов на планете, а Рубай позаботился о том, чтобы втянуть их в свои грязные дела, внушая им, что он действует в их интересах и собирается уничтожить шахты.

     - Ведь их предки оставили им... - пробормотал я. - Но каким образом гидраны вообще оказались здесь? Что они здесь делают? И все ли гидраны такие, как они?

     - Не знаю, - оборвал Зибелинг, и это была очевидная ложь; воспоминания теснились в его голове в океане запутанных чувств.

     - Да ладно, черт возьми! Для меня это очень важно. Я знаю, что вы знаете - вы же сами говорили, что были женаты на гидранке.

     - Я не хочу затрагивать эту тему. - Он вытолкнул меня из своего сознания.

     - Да какого черта? Я же не прошу рассказать мне историю вашей жизни...

     - (Именно на этом ты настаиваешь), - спокойно передала мне Джули. - (Ты не можешь обойти эту тему.) - (Что-что?) - Я перешел на прямой контакт с ней, гораздо более эффективный, чем слова. Я увидел, как изменилось лицо Зибелинга, когда он понял, что происходит. - (Джули, скажи мне в конце концов, почему он меня так ненавидит?) - (Ты ошибаешься...) - (Да нет же! Я почувствовал это с самого первого его взгляда. Все, что я ни делаю, он воспринимает в искаженном виде. В чем я перед ним виноват?) - (Дело не в тебе, а...) - (В том, кто я такой.) - закончил я за нее. - (Потому что я полукровный уличный мусор?) Она тихо покачала головой.

     - (Нет, это не то, что ты думаешь.) - Она давала мне понять, что на самом деле я не был тем, за кого себя принимал. - (Кот, пойми, он все потерял - жену и единственного сына...) - (Ну а я здесь при чем?) - (В этом объяснение. Он ненавидит не тебя, а... самого себя.) И за меньшую долю секунды, чем потребовалось бы для моего повторного вопроса, Джули показала мне истину, представив Зибелинга в молодости, увлеченного медициной, полного амбиций, влюбленного в молодую жену и зеленоглазого сына, готового делиться своим счастьем с первым встречным.

     - (Он действительно любил их), - подумал я.

     Но жена Зибелинга посвятила свою жизнь борьбе за права гидранов в сообществе Федерации. Она вернулась на родную планету во время разделения сфер влияния между синдикатами, пытаясь остановить депортацию своего народа.

     Зибелинг отговаривал ее, считая, что она подвергает себя опасности. Но это лишь рассердило ее, и она уехала, взяв с собой маленького сына. Вскоре она погибла; он был уверен, что ее убили, хотя доказательств не отыскали. Судьба их сына осталась неизвестной - погиб ли он, или подвергся депортации вместе с остальными гидранами, которые как пыль по ветру рассеялись по всей Федерации.

     Зибелинг видел тело жены, но что произошло с сыном, осталось тайной. Никто из гидранов не мог сообщить ему ничего по этому поводу, а представители участвовавших в депортации синдикатов - тем более. Зибелингу так и не удалось найти хоть какой-то след.

     - (Он клянет себя, он уверен, что потерял их только потому, что не поехал с ними, и за то еще, что он... человек. Помнишь тот стеклянный шарик, который ты взял?) - Я тихо улыбнулся, Джули этого не заметила. - (Он принадлежал его жене и их сыну. Шарик настроен на восприятие энергии гидранов. Только очень близкое к ним существо способно изменить изображение в этом шарике, и тебе это удалось. Ты постоянно напоминаешь ему о его трагедии, заставляешь его переживать все вновь, потому что ты очень похож...) - На моего сына? - вслух сказал Зибелинг, обрушив стену внешнего молчания.

     Джули замерла, побледнела, а затем залилась краской, сожалея о том, что сделала.

     - Черт побери, Джули! - начал Зибелинг. Это был голос не разгневанного, а глубоко страдающего, раненного в самое сердце человека. Он не закончил фразы.

     Между ними натянулась напряженная нить внутреннего контакта, и на этот раз не у дел оказался я. Железная хватка, которой Зибелинг сдавил себя, внезапно ослабла, почти против его воли. Он вновь обернулся ко мне. Я вжался в угол, желая провалиться сквозь землю. Я не хотел знать или слышать его слов, объяснений и причин того, что я...

     - Когда я понял, что мне не вернуть сына, - вслух произнес Зибелинг, - я хотел выбросить из головы все, абсолютно все. Я утратил веру и перестал жить...

     Это продолжалось долго... - Он смотрел на меня, как будто видел впервые. Я почувствовал, что те воспоминания, которые я похитил у него, закипают в моем и в его сознании. - Пока транспортники не предложили мне заняться исследованиями по псионике, чтобы помогать псионам, - этого никто до меня не делал. Потом мне попался молодой уголовник из Старого города с телепатической амнезией, который все говорил и делал невпопад, пока я не выгнал его, сам не понимая почему...

     Воз, я винил тебя в том, что ты напоминаешь мне те страшные вещи, о которых я хотел забыть. Потому что существует удивительное сходство. Твои глаза и твой возраст поразительно совпадают...

     Тут я вспомнил один странный разговор между нами в институте.

     - Нет, вы ошибаетесь. У меня никогда не было родных, и всем на меня всегда было плевать.

     - Но ты не уверен в этом. Ты говорил, что не можешь вспомнить...

     - Я все прекрасно помню. Я всегда был сам по себе. - Моя внутренняя защита поднялась по тревоге: Зибелинг толкал меня на край черной пропасти моей памяти, в глубине которой копошилось нечто чудовищное и отвратительное.

     - (Перестаньте, не надо.) - (Докажи это.) - Его слова бухали у меня в голове, как тяжелые колокола.

     Я должен был избавиться от него, и слова здесь бесполезны. Я продемонстрировал ему то, что мог, - обрывки сцен моей жизни, которые должны были навсегда похоронить его сумасшедшее подозрение:

     - (Я никогда не был частью ваших воспоминаний!) Я показал, что значило выживать в Старом городе: достаточно правды, чтобы пресечь все возможные вопросы с его стороны, и, наконец, самое сокровенное - полыхающий огонь, пепел и страшные крики... Я вновь посмотрел на Зибелинга. Он пробормотал:

     - Да, я ошибся... Прости...

     Он внутренне содрогнулся от тех картин, которые предстали перед ним.

     Однако то, что я продемонстрировал, на самом деле ничего не доказывало. Я уже раскаивался в том, что позволил ему увидеть так много, и опустил глаза. И не мог смотреть на Джули.

     - Прости, - повторил Зибелинг, пожалуй, слишком быстро. Он испытал облегчение. Он искренне хотел поверить в то, что я не могу быть его сыном. Он был рад, что я не его сын. Эти мысли полностью занимали его: он был доволен, что те кошмары, свидетелем которых он стал, не пришлись на долю его сына, и его совершенно не трогало, что все это произошло со мной.

     - Ты, ублюдок, да я лучше подохну, чем признаю себя твоим сыном! - Я снова резко поднялся в кровати. - Значит, ты так и не нашел его? Подумать только, ведь, воз, ему пришлось жить в грязи, воз, он стал рабом, выкапывающим руду в какой-нибудь дыре, только потому что кому-то не понравилось его лицо. Я очень надеюсь, что ты никогда его не найдешь!

     Зибелинг залепил мне пощечину. Джули смотрела на нас, как на сумасшедших.

     - Я нисколько не ошибся в тебе, - проговорил наконец Зибелинг. Он резко развернулся и вышел. Джули была так потрясена, что, не в состоянии выдержать, молча вышла вслед за Зибелингом.

     - (Я желаю, чтобы ты никогда его не нашел!) - яростно кинул я ему вдогонку перед тем, как свалиться в постель. Я долго лежал, и грудь моя разрывалась от боли.

 

Глава 11

 

     Я уже преодолел половину склона холма, когда колени сдались. Мне почти удалось сделать вид, что именно здесь я намеревался присесть. С этого места открывалась неплохая панорама, если исключить из нее предпортовое поселение, о котором мне совершенно не хотелось думать. Я старался выбросить из головы комнату с белыми стенами, где я знал каждую трещинку на потолке; охранников с шахт в увеселительном заведении внизу, которые, казалось, только и ждут, чтобы опознать клеймо на моей руке; псионов, мечтающих разоблачить чужие секреты; порт и вообще все, что относится к человеческой цивилизации.

     ...Сейчас я был свободен от всего этого, пусть хоть на час, и ближайшей моей целью было покорение вершины холма. Но под неумолимым грузом усиленного в полтора раза притяжения я как будто полз, и мне никогда не удалось бы преодолеть этот путь без палки в руке и без помощи Дира Кортелью. Он приходил ко мне, когда мог вырваться и "чтобы убежать от собственных мыслей", как он выразился.

     - В следующий раз, - произнес Дир, проследив за моим взглядом и прочитав мою мысль.

     - Да, конечно, - ответил я вслух, потому что, как и большинство псионов, он не привык молчать или получать ответы на вопросы еще до того, как задаст их традиционным путем. В этом заключалась причина того, почему люди-псионы не практикуют мысленные сцепки. Я вытер со лба пот рукавом куртки-парки, чувствуя, как холодный весенний воздух остужает разгоряченную кожу лица.

     Если только следующий раз наступит... Я позаботился о том, чтобы Дир не прочитал эту мысль и не узнал то, что уже знал я: прошлой ночью на Синдер прибыл Рубай.

     Я старался не думать об этом, хотя бы сейчас. Мне было хорошо с человеком, у которого все дома и который ничего от меня не хотел. Дир присел рядом со мной. Я лег, опершись на локти; мягкая, уже достаточно выросшая трава была как бархат. Сквозь зеленые с золотом листочки деревьев светилось бесконечное небо.

     От мысли о его глубине и необъятности у меня закружилась голова. И все мои чувства обострились в этот момент сильнее, чем когда-либо в жизни. Никогда мне не доводилось оказаться в таком месте и испытать такое умиротворение, как здесь и сейчас. Появление Рубая придавало моему удовольствию уникальность, и я старался продлить его. Я хотел, чтобы Джули была с нами, я хотел поделиться с ней нахлынувшими чувствами, зарождавшейся во мне поэзией, кристаллизующей переживания и навечно записывающей их в память.

     Но внутренний мир Джули не был для меня открыт, как прежде; она убедила себя в том, что я был хорошим раньше, до того как сказал Зибелингу ужасные слова. Поняв это, я не пытался установить с ней телепатический контакт.

     - Откуда все это появилось? - спросил я, указывая на расстилающуюся перед нами зелень, чтобы не углубляться в тягостные размышления и избежать вопросов Дира. - Эти растения выросли сами?

     Дир усмехнулся, вертя в руках кусок коры.

     - Нет, не так все просто.

     Его мысли приняли ироническое направление. На мгновение в его сознании отчетливо обозначилось напряжение. Он хотел сбросить его здесь, пока воз, перед тем как вновь взять себя в руки. Диру нелегко было оставаться всегда спокойным и выдержанным будучи шпионом в стане телепатов - особенно ему. Он был прав, когда однажды, еще на Ардатее, признался мне, что не так уж силен в телепатии. Я понимал это гораздо лучше него и с моей недавно приобретенной телепатической зоркостью видел, с каким трудом Диру удавалось защищать свои мысли, как он опасался, что у него это не получится. Но он по-прежнему был открытым добрым Диром и не мог оставить вопрос без ответа.

     - Все виды растений, которые здесь растут, были привезены на Синдер. - Он выплюнул недожеванную камфорную таблетку и протянул руку за новой.

     - Людьми? - спросил я, заинтересовавшись, и поглядел на его руки. - Угости таблеточкой.

     Дир покачал головой:

     - Нельзя, запрет доктора, ты еще слаб.

     - Да я, может, завтра умру. Как и мы все. - Я махнул рукой. - Ну же!

     Его раскрасневшееся на холоде лицо немного побледнело, он сунул руку в карман и извлек еще одну камфору. Я отправил ее в рот и усмехнулся:

     - Забавно.

     - Что именно?

     - Как Зибелинг печется о моем здоровье. Однако ему было наплевать, что сделал со мной Контрактный Труд!

     Дир посмотрел на мое клеймо.

     - Быть может, он полагал, что с ними тебе будет все-таки лучше, чем в Старом городе. - Дир остался все таким же всепрощающим... - Департамент Контрактного Труда строит миры. Он дает шанс тем, кто ничего не умеет, освоить ремесло. Я видел работу контрактников на планете Хэддер, нанятых одним из синдикатов и работающих в приличных компаниях. Транспортное Управление основало колонию на Сефтате при помощи Контрактного Труда, и она выросла в независимую территорию; теперь Сефтат - один из крупнейших экспортеров продукции...

     Я выругался и внедрил это в голову Кортелью вместе с вереницей страшных воспоминаний, переполнявших меня.

     - Строит миры... дерьмо! Они калечат миры, а используют человеческий материал, потому что он дешевле, чем машины.

     Дир закрыл голову руками, затем медленно опустил их. Когда я посмотрел на его лицо, то пожалел о том, что сделал, но не подал вида. Я выслушал его сожаления и заверения, что он понятия не имел о том, в каком аду мне пришлось побывать, и что он ошибался. Мне нужно было услышать эти слова хоть от кого-нибудь, пусть от Кортелью.

     - Я знаю, - сказал он, - Ардан - тяжелый человек, а больше всего по отношению к самому себе. - Джули всегда говорила то же самое. - Его нелегко понять, а еще труднее полюбить.

     - Однако Джули с этим справляется. - Я смотрел по сторонам, пытаясь утопить горькие мысли в море окружающей зелени.

     - У Джули редкий дар. - Дир не имел в виду ее телепатические способности.

     - Ей нелегко с этим.

     Я жевал камфору и глядел в небо, на полосы бирюзового цвета, контрастирующие с углубляющейся синевой. Наконец до меня дошел глубинный смысл сказанного. Я посмотрел на Кортелью.

     - Так, значит, это ты... спас ее, когда она пыталась утопиться, это ты сказал ей о Зибелинге, институте и об исследованиях!

     Он кивнул, потупив взгляд, его редкие брови дрогнули.

     - Тогда в парке было слишком темно. Она не помнит или не узнает меня. - Похоже, такое положение вполне устраивало Дира.

     - Ты сделал доброе дело.

     Он вздохнул, проводя рукой по траве.

     - Возвращаясь к твоему вопросу: жизнь на Синдер принесли не люди. Все уже было устроено, когда сюда пришли первые поселенцы, устроено теми, кто принес сюда жизнь до нас.

     - Гидранами? - Я снова сел, обхватив руками щиколотки. - А какого черта им здесь понадобилось?

     Дир пожал плечами.

     - Точно неизвестно. Я не знаток истории колонизации. Зибелинг наверняка знает лучше меня... - Он запнулся, увидев выражение моего лица. - Ну, ты всегда сможешь... - Он вновь не закончил фразу. - Я могу уточнить, если тебе интересно.

     Официальная работа Дира на Синдере заключалась в заведовании библиотекой, где хранились кассеты с записями.

     - Да, я знаю, ты можешь... - Я ухмыльнулся, прочитав его мысли. - Если мне когда-нибудь удастся выбраться отсюда, я должен научиться читать. - Дир усмехнулся. - Ты знаешь что-нибудь о гидранах? Те, которых я встречал здесь, живут в спайке на уровне сознания. Это я испытал, но недолго, а они - все время в таком контакте. Гидраны из других миров отличаются от них?

     - Мне не приходилось слышать о контактах подобного рода, - покачал головой Кортелью. - Но у всех них, по видимости, существует соответствующий потенциал, которым мы, люди, не обладаем, потому что они довели свои пси-способности до уровня совершенства. Название "гидраны" происходит от названия мира, где люди встретили их впервые - в системе Бета Гидра. Но когда стало известно об их телепатических способностях, название приобрело двойной смысл. Ведь Бета - звезда в созвездии, называемом на Земле Гидра, а Гидра в мифологии - это многоголовое чудовище. - Я хмыкнул. - Но никто не берется отрицать, что они ближе к нам, чем мы делаем вид. Некоторые исследователи даже утверждают, что человеческая цивилизация представляет собой ущербное ответвление цивилизации гидранов - с отсутствием телепатических способностей и заторможенным умственным развитием.

     Что-то повернулось во мне, и я поймал себя на мысли, что начинаю воспринимать рассказы о людях как о чужаках, почти что о пришельцах.

     - И что же получилось? Если гидран в принципе способен убить человека, лишь подумав об этом, как же Федерация завоевала те миры, которые некогда принадлежали им? - Я знал, что гидраны жили среди людей как низшая раса, их терпели, но не более того. В глазах Дира я прочитал сожаление и вину.

     - Они не в состоянии защитить себя.

     Я прочитал на его экране, что гидраны были устроены таким образом, чтобы никогда не использовать свою уникальную способность убивать мыслью просто потому, что они обладали ею. Если гидран убивает живое существо, это влечет за собой немедленное уничтожение защиты разума, и следующий за этим телепатический шок уничтожает убийцу. Совершая любое насилие, они не могут избежать возмездия.

      Теперь ясно, почему гидраны не в состоянии были уничтожить шахты на Синдере. И почему они легко уступали, когда Человеческая Федерация присваивала что-либо, принадлежащее им.

     В картинах, которые предлагал Кортелью, я увидел, что некогда гидраны были развитой цивилизацией, гораздо более развитой, не имеющей ничего общего с нашей. Для людей она казалась почти чудом, потому что все в ней было построено на телепатии. Она прошла пик своего развития, когда мы обнаружили их, а потом и позаботились о том, чтобы она быстро пришла в упадок. Мы забрали все, что могли использовать, а остальное объявили никчемным. Мы вели себя, как напуганные и поэтому еще более жестокие варвары. Я видел, как эта драматическая история в образах еще и еще раз проигрывается в голове Дира. Мы уничтожили их культуру, опустошили их планеты, загубили миллионы жизней. Они могли противопоставить этому только мольбы и протесты, чего было явно недостаточно. Я вспомнил о жене Зибелинга. Теперь остатки гидранов живут как отверженные в своем собственном доме или депортированные на другие планеты, используемые людьми в качестве помоев цивилизации...

     Я подумал о своих родителях: кто-то из них был гидраном, кто-то - человеком... Уперев подбородок в колени и глядя вниз на зеленый склон, на сверкающие снежные поля, я ничего не говорил, потому что к горлу подступил комок.

     - Ты знаешь, что произошло с ними? - спросил Кортелью.

     Он говорил о моих родителях. Я зажал свои мысли, проклиная себя за то, что позволил вновь затронуть эту тему.

     - Они должны быть где-то здесь, - я тронул свою голову, - просто не могу вспомнить.

     - Зибелинг...

     - Я о нем вообще не хочу говорить!

     Я прервал Кортелью, не дав ему закончить фразу, и думал о гидранах, которые знали все друг о друге, а также обо мне.

     - Кот, что произошло с тобой, когда ты был у них? Что они сделали с тобой?

     Я даже без комментариев Зибелинга вижу, что ты в сто раз больше телепат, чем был раньше.

     Я пожал плечами:

     - Они сделали свое дело. Не знаю как. Я участвовал в их сцепке, и что-то высвободилось во мне.

     - Ты чувствовал сцепку? На что это похоже?

     Его голос был еле слышен, и в нем звучали досада и огорчение. Сознание Дира вдруг наполнилось внезапной и безнадежной тоской с толикой зависти к тому, что мне удалось испытать... А также чувством горького одиночества, которого я не ожидал ни в ком встретить, особенно в нем. Может быть, я просто не отдавал себе отчета в том, что подобные чувства были свойственны каждому человеку - этот отчаянный вопль, на который не было ответа. Наверное, для телепата, живущего как одноглазый среди слепых, нет ничего хуже одиночества.

     - Я... ну в общем... - Я опустил глаза, не зная, как показать Диру то, что я ощутил. Я не умел обращаться со словами, они такие неповоротливые, нелепые, тяжелые и никогда не могут выразить то, что мне нужно... - Это было похоже на все взлеты и на все ожоги, которые у меня когда-либо случались, вместе взятые... Какое-то светлое помешательство. Тысяча голосов, поющих одновременно.

     Как океан, как вихрь... Как будто ты тонешь... - Я развел руками. - (Я не в состоянии рассказать тебе.) Дир слабо улыбнулся:

     - Знаю. Как ты это перенес?

     - Я был напуган. - Я не смог выразить, что это ощущение напугало меня потому, что я узнал: все мои желания исполнятся, пока я в связке...

     Дир выглядел разочарованным, и я почувствовал, что он пытается уйти от этих мыслей.

     - И насколько повысился твой телепатический уровень?

     - Он намного выше, чем у кого бы то ни было.

     Дир удивленно поднял брови:

     - Выше, чем у Рубая? Зибелинг утверждает, что ты ему так сказал.

     Я сжал губы.

     - Он распорядился, чтобы ты проверил?

     - Нет.

     - Тогда я открою тебе правду. Я не стал бы сравнивать себя с ним. Я ничего подобного раньше не встречал. Его сознание - как стена.

     - Ты для меня сейчас тоже стена, когда активизируешь защиту. И в то же время прозрачен, как весеннее небо, когда хочешь установить со мной контакт.

     - Да? - Я расправил руки и потянулся. Но он внимательно наблюдал за мной, и я ощутил едва заметный след мысли, которую успел воспринять... Облегчение оттого, что я до сих пор не знаю его тайну. Тайну? Я еще глубже направил луч в сознание Кортелью, пытаясь проследить за нитью его размышлений и не скрывая этого. Дир выставил защиту, запутывая, рассеивая мое внимание полуправдивыми образами, ведущими в никуда. Однако мне удалось выследить скрываемую мысль, поскольку очевидны были те направления, которые Дир избегал мне показывать, и я устремился по верному пути, на ходу отметив, что Кортелью начал паниковать...

     Наконец у меня в голове блеснула догадка:

     - Дир, ты работаешь на Службу Безопасности?

     Он подался вперед. Напряжение, которое нарастало в нем месяцами, наконец вырвалось наружу, оставив лишь тупую тоску.

     - Наверное, это и так видно.

     - Ты хотел, чтобы я разгадал твою шараду. - Я сказал это, наполовину извиняясь, наполовину вызывая его на продолжение разговора. Он кивнул. - Но почему? Как оказалось, что ты службист? Ты говорил мне, что работаешь как корпоративный телепат.

     - И все так думали. Джули и Ардан до сих пор пребывают в этой уверенности, и пусть пребывают дальше, для их же блага. То, что я сказал тебе, не было ложью, это лишь полуправда. Я работаю на синдикат Селевкид и являюсь сотрудником их Службы Безопасности.

     В его словах сквозила гордость, но она же и подкашивала его изнутри; я знал, чего стоило ему оставаться самим собой! Ему приходилось играть незавидную роль оплачиваемого доносчика, используемого тупыми заправилами, не способными понять его внутренних переживаний.

     - Как ты попал в эту систему? Это было чье-то распоряжение?

     - Это была моя инициатива. Транспортникам надо было контролировать псионов, и они искали волонтера для такой работы. Я сказал, что псионам могут противостоять только псионы. Я подумал, что в моих донесениях псионы будут представлены как законопослушные члены общества...

     - Скольких гидранов ты помог стереть с лица вселенной, Дир?

     Он взглянул на меня, его светло-карие глаза позеленели от гнева, он отвернулся. Я не стал продолжать расспросы о том, за что он мог себя винить.

     - Мне не в чем себя винить, - произнес Кортелью.

     - (Но зато тебе есть чего бояться.) Если все мы опасались, что нам многое предстоит скрыть от Рубая, что же говорить о Дире! А его уровень телепатических возстей едва превосходил того неумелого телепата, каковым был я в стенах Института Сакаффа.

     - Чем, по-твоему, ты должен заниматься, раз ты влез в эту авантюру с Рубаем? Что ты вообще собираешься делать? У тебя есть какие-то идеи?

     Трудно было представить, что лицо его станет еще мрачнее, однако это произошло.

     - Мы имеем дело с профессионалом. Он позаботился о том, чтобы у нас не было никакого прикрытия перед тем, как прибыть на Синдер. Невоз даже передать сообщение, потому что нас постоянно прослушивают и просвечивают. Даже когда никого не видишь, это чувствуется. - Дир сжал кулаки. - Но персонал или Транспортное Управление надо предупредить и не медлить с этим, пока Рубай не вернулся.

     - Тебе известны его планы?

     Взгляд Кортелью выражал недоверие, в какой-то момент он откровенно сомневался во мне. Но затем минутное сомнение прошло, и он покачал головой.

     - Почему ты доверяешь мне? - спросил я наконец. - Ты единственный, кто мне верит. Дир пожал плечами:

     - Потому что теперь у меня нет выбора. И еще потому, что Джули доверяет тебе. Думаю, если бы ты собирался предать нас, мы бы уже давно... Единственное, что мне известно, - это то, что ты должен быть чем-то вроде долгожданного ключа, которым Рубай хочет открыть шахты.

     - Каким образом? - Я поджал ноги.

     - Я думал, ты мне расскажешь.

     - Мне не удалось засечь ни одного секретного сообщения, пока я был на шахте, если ты это имеешь в виду. - Я ощущал нарастающую тревогу. - Гэлисс не выйдет на контакт до возвращения Рубая, и я толком не сумел прочитать ее - она не позволила, наверное, догадалась о моих намерениях.

     - В любом случае они уверены в успехе. Мы можем лишь гадать о том, что они потребуют от Федерации в обмен на шахты...

     - (А также о том, что случится с нами. Это, пожалуй, будет пострашнее, ведь так? Если я смог прочитать твою тайну, то же самое сделает и Рубай. Стоит ему вернуться, и за твою жизнь никто ломаного гроша не даст, если ты не опередишь его. И, воз, жизни нас всех...) - (Остановись, пожалуйста!) - В какой-то момент мне показалось, что он готов ударить меня. - Прости, - Дир глубоко вздохнул, - но не отвечай на вопросы перед тем, как их задать.

     Это почти рассмешило меня.

     - Признайся, ты никогда не думал, что будешь говорить это мне!

     Я, кажется, стал понимать, насколько завишу от своего Дара, как если бы у меня выявился третий глаз или третье ухо. Дир ухмыльнулся и отправил в рот еще одну камфору.

     - Да, черт возьми, это так. Мой звездный ученик...

     Голос его дрогнул, и он передал мне следующую таблетку. Я взял ее и, вертя в пальцах, произнес как спокойнее:

     - Дир, Рубай уже здесь.

     Кортелью замер.

     - Когда? Как долго?

     - Он вернулся прошлой ночью.

     - О Боже! - сказал Дир. Его глаза стали отсутствующими, я уловил вихрь напряжения в его сознании, но что там по-настоящему происходило, было выше моего понимания. Наконец он испустил вопль, как будто внутри у него что-то оборвалось.

     Я вскочил, не понимая, что с ним происходит.

     - Дир! - потряс я его за руку. - В чем дело?

     Он вздрогнул, и отнял руку.

     - Я... я получил послание.

     Послание... предсказание! Я совсем забыл, что у Дира был еще какой-то дар помимо телепатии.

     - О чем?

     Его разум еще не оправился после шока, я не мог его читать.

     - О смерти. Моей смерти. Рубай... - Его голос был тихим, прерывистым. - Уже слишком поздно...

     - Нет, не поздно. Ты просто напуган. Предсказание - это игра с шальной картой, ты же сам это говорил.

     Он покачал головой, выплескивая на меня свое раздражение:

     - Но не теперь. Я вижу это в каждом образе... Каждый раз. И все Рубай... И ты тоже...

     - Я? Я не причиню тебе зла, клянусь! (Клянусь!) Он поднялся, и каждое движение было движением мертвеца.

     - Знаю. Прости, я должен побыть один.

     Спотыкаясь и не оглядываясь, он побрел на вершину холма. Его вздрагивающая тень тащилась за ним, подобно тьме, надвигающейся на его сознание.

     А я остался в своих собственных потемках, пока не потемнело небо, чтобы соответствовать им. Я поднялся, тяжелый и онемевший, и начал в одиночку спуск с холма.

 

Глава 12

 

     Внезапно возникший в моей голове голос заставил меня резко обернуться:

     - (Привет, Кот!) Я потерял равновесие и покачнулся, но чьи-то крепкие руки подхватили меня сзади. Это был Рубай.

     - Ты еще слишком слаб, чтобы совершать одиночные прогулки.

     Он улыбнулся, но одними губами. Я хорошо помнил эту его улыбку и каждую черточку лица. В его ледяных зеленых глазах я увидел бездушную зеленую пропасть - сияющую, темную и мертвящую. Он по-прежнему держал руки на моих плечах, вцепившись в них, как хищная птица, схватившая несчастную жертву. Мне была хорошо знакома такая хватка. Я вырвался, приложив все силы.

     - Я напугал тебя?

     Он протянул ко мне руки с озадаченным видом. Он был легко одет для прогулки, но, похоже, не чувствовал холода.

     Я сделал судорожный глоток.

     - Для этого... мало только сказать "привет"! - Поразивший меня шок выбил у меня из головы все, о чем я думал, и это случилось как раз вовремя. - Я был с Кортелью, - сказал я.

     - Знаю, - сказал Рубай.

     Я не отреагировал на это, крепко замкнув свое сознание и оставив достаточно малозначащих мыслей, чтобы он не заподозрил, что я что-то скрываю.

     - Он все еще там, - кивнул я в сторону вершины холма. - А я просто устал.

     - Я опередил вопрос Рубая. Ему это понравилось, в его лице показалось даже что-то человеческое.

     - Вы старые друзья, я заметил. - Меня насторожил тайный смысл этой фразы.

     - Да, я думаю. - Я потер шею.

     - Я рад узнать, что ты окреп настолько, что уже в состоянии ходить. Твое скорое выздоровление укрепляет мою веру в Зибелинга и его способности.

     - Да, это очень душевный человек.

     Бровь Рубая слегка приподнялась.

     - Похоже, ты не удивился, увидев меня.

     Я пожал плечами:

     - Я должен был удивиться?

     Продемонстрировав, что знаю, как прошлой ночью он испытывал на прочность мое сознание, я усыпил его бдительность. Улыбка вновь скользнула по тонким губам Рубая.

     - Тот телепат, каким я тебя увидел впервые, не смог бы почувствовать этого. Мне рассказали, что гидраны сделали то, чего не могли добиться дилетанты в институте. Ты - правильный выбор, здесь я согласен с Гэлисс. В чем-то ты даже превосходишь ее... На каком уровне сейчас твои способности?

     Он бросил это, как вызов, переполненный страстным интересом, азартом, надеждой, тайной завистью и нетерпением испытать мои возсти. Для этого он пришел сюда, выбрав момент, когда я остался один.

     Я отскочил от первого контакта с его эмоциями, убедившись в том, что они все-таки имелись.

     - Я... я не знаю. Наверное, я достаточно силен.

     У меня едва ворочался язык, я пробубнил это торопливо и неразборчиво, сунув руки в карманы и переминаясь с ноги на, ногу. Мой разум противился брошенному мне вызову.

     - (Разве я уже не говорил тебе этого?) - мысленно сказал Рубай. Он пригладил прядь темных волос, взлохмаченных ветром. - Деланная скромность не трогает меня. Что я ценю, так это верность. После тех тяжких испытаний, через которые ты прошел, я полагаю, ты готов сделать все, что нужно, чтобы помочь нам завладеть Федеральным Управлением Шахт.

     Я кивнул и, воспользовавшись случаем, вставил:

     - Вы уже обеспечили это.

     Он едва заметно пожал плечами.

     - Это обеспечил Зибелинг, правда, бестактно и бездушно. Я лишь воспользовался случаем. - Его мысли были такими же холодными и циничными, как и его глаза.

     И человеческим материалом. Я сжал руки в перчатках.

     - Теперь я в вашем распоряжении. Но почему мне отводится столь важная роль? Каков план?

     Я должен был задать этот вопрос, даже не рассчитывая получить ответ.

     Однако он сказал:

     - До этого момента мы не знали, каким образом проникнуть в шахты. Нам удалось высадиться на планете и развить в городе подпольную сеть. Но на шахтах слишком точные идентифицирующие экраны, и проверка персонала на самом высоком уровне. Мы не можем проникнуть туда. Мы также не в силах достигнуть шахт телепортацией - телепортироваться воз лишь на то место, где ты уже был. - Желваки ходили у него под кожей, выдавая месяцы неудач и разочарований. - Но ты был на шахте благодаря Контрактному Труду. Теперь у нас есть возсть, о которой они и не догадываются.

     - (Через сточные трубы?) - подумал я; кстати, он так и не ответил на мой вопрос.

     - (Точно), - холодный смешок прозвучал у меня в голове.

     - Но я не владею телепортацией - как же я попаду на шахту? Что вам в этом проку? - сказал я с некоторым облегчением, потому что действительно не видел способа вернуться туда.

     Внезапно руки у меня в карманах судорожно сжались помимо моей воли, а Рубай ко мне не прикасался... Телекинез! Мое запястье оказалось перед моими глазами, продемонстрировав клеймо.

     - Ты можешь вернуться туда в любое время.

     Значит, я по-прежнему каторжник. Все, что мне нужно, это обратиться к представителям власти или показать кому-нибудь свою руку.

     - Но... - я с трудом владел голосом, - но... в смысле... Вот я на шахте...

     Как я выйду обратно? Вы же снаружи, в чем смысл?

     - (Кот!) Он взял меня за руку и встряхнул ее, посылая успокаивающие импульсы, но от этого не стало легче. Затем я ощутил отголосок тех образов, которые он показывал мне в Куарро: (он все понял, я могу доверять ему, он был там, где я, он знает, через что я прошел. Мы похожи...) - Это не навсегда, - произнес он. - Всего лишь день или немного больше.

     Затем ты снова будешь свободен, а Федерация окажется в наших руках. - Энергия его воодушевления протянулась между нами. - Ты в состоянии делать сцепку, как тогда.

     Это был не вопрос, а утверждение. Рубаю все известно о моем контакте с гидранами. Он дал мне это понять и стал излагать свой план.

     Я должен сдаться, и меня вернут на шахты. Когда я окажусь там. Рубай вступит со мной в контакт-сцепку и приготовит плацдарм для собственной телепортации на шахту. Прекрасно зная расположение коммуникаций, он запустит газ через вентиляционную систему, нейтрализовав охрану, после чего со своими людьми ворвется в шахты. Заполучив систему управления шахтами, он автоматически овладевает энергетическим щитом, надежно защищающим Синдер от любых нападений и радиации невидимой стеной из электромагнитных полей в пространстве вокруг планеты. Таким образом, в наших руках окажется основной источник питания Федерации, наиболее важный залог для выкупа. Те синдикаты, которые поручили Рубаю эту миссию - нанести удар в самое сердце Федерального Транспортного Управления, - были уверены, что он делает это для них, но это не так...

     На этом Рубай перекрыл поток информации, полагая, что показал мне достаточно, если не слишком много...

     Я покачал головой:

      - На словах все это очень легко. - Настолько легко, что я не на шутку испугался.

     - Это действительно так, теперь, когда у нас есть ты...

     - Я думал... Я слышал, что сделать сцепку не так просто для людей...

     - Для обычных людей-псионов. Мы же с тобой - исключения. Ты успешно осуществил сцепку с гидранами.

     - Тогда у меня не было выбора. Но мне кажется, для этого нужна... очень большая потребность.

     - У меня потребность огромная - мне нужно реализовать свой план. Когда придет время, ты тоже ясно почувствуешь жгучее желание увидеть шахты под нашим контролем.

     Обещание в его голосе внушило мне еще больший страх.

     - Для чего нам нужна сцепка? Почему мне нельзя поручить то, что собираетесь сделать вы?

     - У тебя мало возстей, и тебе будет недоставать необходимого оборудования. Кроме того, тебя наверняка лишат возсти свободного передвижения.

     Помимо этого он хотел, разумеется, сам насладиться триумфом. Его глаза блестели, он пожирал меня взглядом и следил за моей реакцией.

     - Выполнишь свою работу хорошо - и увидишь, как я вознагражу тебя. Поверь, это только начало. В твоей жизни не было ничего, отныне ты будешь иметь все.

     Власть запела во мне - его власть, моя власть. Разделенная власть. (Все это могло бы принадлежать мне.) Мысль взорвалась, как столб пламени, опьянив меня, сообщив воодушевление и нетерпение... И, оставив меня опустошенным, ушла так же быстро, как и появилась. (Если ты будешь мне верен.) Рубай оставил эти слова гореть в моем сознании.

     Я ошеломленно помотал головой, вместо того чтобы кивнуть. Меня преследовала мысль о Кортелью - то ли Рубай заставил меня подумать о нем, то ли голос моей совести.

     - А когда... Ну в общем, когда я отправлюсь туда?

     Вопрос был задан лишь для того, чтобы перекрыть мои мысли, но его было трудно задавать.

     - Скоро. Когда я буду уверен, что ты готов.

     Он не имел в виду мое физическое состояние. В своем воображении он уже видел нас, работающих в крепкой спайке. Он провел пальцами по моей щеке, рука его скользнула на плечо.

     - Ты красивый и одаренный парень. - Я нервно рассмеялся, удивившись, что первый человек, который сказал мне об этом, был именно он. - Гэлисс завидует не только твоей телепатии, знаешь ли. - Он коснулся меня своим сознанием, и я вспомнил о том, что Джули называла Гэлисс его любовницей.

     - Мне холодно, - сказал я, и это было правдой: внезапно я ощутил пробирающий до костей холод. - Мне лучше вернуться. - Я отодвинулся от него.

     - Разумеется. - Его рука ласково пожала мою.

     - Я дойду один.

     - Конечно. - Его рука опустилась на мое бедро. - Тебе потребуется некоторое время, чтобы... обдумать мое предложение.

     Я кивнул. Рубай исчез. Убедившись, что он покинул и мое сознание, я стал спускаться с холма, напуганный чем-то таким, чего назвать не мог.

     Когда я добрался до города, уже наступали сумерки, хотя едва пробило полдень. Яркий свет заливал улицы, но его было недостаточно для того, чтобы победить ночь. Кортелью еще не вернулся, я чувствовал его мрачное далекое и закрытое сознание. Порт находился справа от меня, обозначенный заревом от освещенной взлетной полосы, теряющейся среди гряды холмов.

     Два грузовых корабля стояли на взлетном поле, я различил опознавательные знаки на бортах: Транспортное Управление Центавра. Увлеченный зрелищем, я направился в вестибюль порта. Он оказался почти пустым. Пол представлял собой изображение Туманности Рака, и подсвеченный фонтан в центре картины взлетал, как из сердца взрывающейся звезды, в золотых и красных тонах. Стены интенсивного синего цвета подсвечивались скрытыми светильниками. Я был удивлен, насколько помещение внутри не соответствовало виду снаружи, который напоминал обыкновенный склад. Я разглядывал зал, когда уловил знакомый тихий мысленный шепот и понял, что сюда меня позвала Джули. Я ощутил ее присутствие, прежде чем увидел за стойкой в углу зала. Кто-то в форме Транспортного Управления Центавра разговаривал с ней. Вначале я подумал, что это очередной астронавт пытается подцепить ее: она была явно раздражена.

     Он передал ей что-то вроде письма. Просмотрев, она смяла его и сунула в карман. Я не мог услышать, что она ответила офицеру, но прочитал в ее мыслях холодный отказ. Он взял ее под руку, пытаясь вывести из-за стойки. Джули включила свое сознание, чтобы он воспринял все, что она о нем думает. Офицер отпустил ее и отшатнулся, как если бы она выстрелила в него, и почти побежал к выходу на посадочную площадку.

     Я подошел к Джули, когда она осталась одна и занялась работой. Тут наконец она заметила меня. Она выглядела вблизи ошеломленной и измученной, как и в моих ощущениях на расстоянии. Я устало прислонился к стойке.

     - (Не делай этого!) - Ее сообщение заставило меня податься назад. - (Датчик в твоем клейме будет замечен сигнальными системами. Ни к чему не прикасайся!) Я замер, охваченный паникой, однако ничего не произошло. Глядя на ее лицо, я осторожно оперся на стойку левой рукой, делая вид, что отдыхаю, и отвел правую.

     - (Джули...) Ее серые глаза смотрели на меня почти сердито. Она тревожилась о том, что может произойти, если нас кто-нибудь заметит.

     - Ты не должен приходить сюда, Кот. Гэлисс...

     - (Пусть она катится ко всем чертям!) - Джули вздрогнула. - Прости, - пробормотал я. - Слушай, мне нужна кое-какая информация.

     Джули была удивлена, почему я не стал дожидаться более безопасного момента или не задал этот вопрос на расстоянии, с меньшим риском. Затем я почувствовал, что она знает причину, я ощущал это всегда в таких случаях. Ее напряжение ослабло.

     - Кот, мне очень жаль, что все так вышло... что Ардан сказал тогда и что я промолчала. Там была стена непонимания. Ты теперь телепат, но по-прежнему можешь ошибаться. Ведь так?.. - Она на секунду закрыла рукой глаза. - Мы остаемся людьми, а значит, мы в плену своего эгоизма. И получается так, что очень легко наговорить друг другу глупостей.

     - Но я был прав. - Я сам не думал, что начну заводиться с пол-оборота. - Я знаю, о чем думал Зибелинг. Он предпочел бы, чтобы его сын умер, чем если бы им оказался я.

     Джули покачала головой.

     - (Да нет же! Послушай меня и не перебивай). Ардан никогда не имел в виду, что не хотел бы видеть в тебе своего сына. Он был доволен лишь тем, что на долю его сына не выпали те страшные испытания, которым подвергся ты. Ты расшифровал эту мысль неверно. - Не ответив, я стал вспоминать тот разговор. - Он не знал, что означает для тебя работа на шахтах. Пойми, Кот, не знал.

     И она тоже не знала и испытывала угрызения совести за то, что не поняла этого и даже со своими экстрасенсорными способностями не смогла этого предвидеть.

     Ее взгляд ранил меня, и я отвернулся. Теперь у меня было то, чего я добивался, - ее понимание, однако между нами отсутствовало главное - глубокий обмен мыслями, оставалось слишком много непреодолимых стен. Однако она была права. Человек не в состоянии доверять другому полностью или делиться с ним всем, что у него на душе так, как это делают гидраны. Люди опасаются заглянуть друг другу в душу...

     Я знал, что, глядя на меня, Джули думает о том, о чем я не хотел вообще говорить, в гневе на себя за непонимание, возникшее между нами. Я хотел сказать ей об этом, но опять же не находил способа. Чтобы прервать ее мысли и выйти из этой затруднительной паузы, я наконец сказал:

     - Джули, Рубай на Синдере.

     Результат превзошел мои ожидания. Все ее существо в мгновение ока сжалось, ощетинившись. Затем она немного ослабила зажим, тем не менее оставаясь начеку.

     - Откуда ты знаешь?

     - Я говорил с ним. - Я посмотрел на свои пальцы, вцепившиеся в край стойки.

     - И ты испугался. - Она слегка нахмурилась, потому что это не соответствовало ее ожиданиям. Она пыталась прочесть то, что лежало за пределами понимания даже для меня.

     - Я не о том, что он сильнейший телепат, и даже не о том, что он раскрыл мне план захвата шахт... - Глаза Джули расширились, но она не стала перебивать.

     - Дело... в другом, в чем-то большем, и мне почти удалось это нащупать: не в том, что я могу для него сделать, а в том, чего он хочет по-настоящему... он хочет меня.

     Джули нахмурилась еще больше, пытаясь понять.

     - Да, именно так. Я выдержу то, что мне предстоит, но дело в том, что он как будто хочет получить... мою душу. - Я осекся. - Это трудно понять, да, честно говоря, я и не хочу понимать. Именно этого я боюсь больше всего, Джули.

     Потому что... Как тебе объяснить? Мы с ним очень похожи, когда-то мы были одним и тем же...

     - И до сих пор остались? - Она покачала головой: (Не бойся этого, не нужно). - На самом деле вы никогда не были похожи.

     Я могу поклясться, что до тех пор, пока она верила в то, о чем сказала, это было правдой... Даже если я сам не верил в себя.

     - Ты сказал, Рубай открыл тебе план захвата шахт? - Ее голос был едва громче мысли.

     Я кивнул и передал ей суть нашего разговора.

     - Ну да... у него есть все, что нужно...

     - Я. - Мое лицо перекосилось.

     Какое-то время Джули молчала, ее беспомощность была почти осязаемой.

     - Когда ты... Когда это должно произойти?

     - Не знаю. Скоро. Я не мог отказаться, иначе Рубай накроет нас всех. Но если я вновь окажусь на шахте... - Я прикрыл клеймо на запястье другой рукой.

     Он глубоко вздохнула, вновь замолчав.

     - (Мы придумаем что-нибудь, должен быть выход?) - напряженно думала она.

     - Чего хотел астронавт с Центавра?

     - Ничего... Он просто хотел, чтобы я... покинула Синдер. Он получил предсказание моего отца, говорящее о том, что я в опасности. - Она сжала губы: как ее могли обнаружить, откуда они узнали, что она здесь, если только... Ее сознание оборвало цепочку мыслей, переполненных подозрением. - Ты сказал, тебе нужна информация?

     На этот раз она сама перевела разговор и, стараясь держаться естественно, стала что-то печатать на клавиатуре терминала.

     Прочитав ее мысли, я не стал спрашивать, почему она не предупредила астронавта, чтобы он немедленно покинул Синдер. Но если семья беспокоилась о ее безопасности...

     - Ах да... информация. - Я хотел заполнить паузу, но понял, что у меня действительно появился вопрос... - А корабли сюда часто прилетают?

     - Нет. Раз в несколько недель Транспортное Управление Центавра присылает нанятый грузовой корабль с оборудованием и провиантом из Колоний, здесь его нагружают очередной партией телхассия. Федеральные транспортники следят, чтобы передвижения в этом секторе не были частыми.

     Опять транспорт Центавра! Она, похоже, знает о транспортировке больше, чем кто-либо на этой планете.

     - Но сейчас на орбите дрейфует корабль, тот самый, на котором прибыл Рубай.

     - Да, он будет там еще пару дней. А что?

     - Это интересует Диридэди.

     - Почему? - В ее голосе прозвучала тревога.

     - Он не сказал. - Я не стал распространяться, пусть лучше она не знает. - А как попадают на борт? Что-то вроде проверки или сверки?

     - Естественно. - Опять небольшая морщинка, как рябь на воде, появилась и тут же исчезла.

     - Я не имею в виду себя, - сказал я.

     Она опустила взгляд и кивнула.

     - Охрана, служба безопасности проверяет каждого вступающего на борт, все охранники работают на Рубая и проверяют выданное Гэлисс разрешение покинуть планету. Но Диру это известно.

     - Что нужно, чтобы пройти проверку?

     - Понятия не имею... Почему бы тебе не спросить Гэлисс? - Голос Джули понизился до шепота, а ее глаза, смотревшие мимо меня, наполнились тревогой. Я обернулся, забыв спрятать руку, и увидел Гэлисс, направлявшуюся к нам.

     Она была одета в тяжелую куртку, такую же, как у меня; на лице ее было написано, что она готова убить меня при первой возсти.

     - Ты что здесь делаешь? - Она схватила меня за рукав и отдернула от стойки, не пытаясь, однако, проникнуть в мои мысли.

     - О Господи! Да я просто зашел поглазеть. - Я пытался прикинуться дурачком.

     - Не лги мне! - Однако все, что, по ее мнению, она могла мне инкриминировать, это мои домогательства по отношению к Джули. - (Ты ведь не невидимка, с твоим клеймом ты не должен показываться на людях!) - Хорошо, не стоит так раздражаться. - Я положил руки в карманы. - Послушайте, - старался я повернуть разговор в более безопасное русло, - Рубай рассказал мне все...

     - Когда?

     - Полчаса назад.

     - (Уже?!) - Ее лицо побагровело, но ей пришлось проглотить гнев. - Не говори об этом здесь.

     Я пожал плечами.

     - Да вы не беспокойтесь. Я получил инструкции к действию. Я играю важную роль во всей операции, поэтому я хочу больше узнать о своих функциях, мне осточертело быть запертым в этой проклятой комнате. Я же не ваш пленник, в конце концов! - Последняя фраза прозвучала не слишком уверенно.

     Гэлисс холодно кивнула.

     - Ну хорошо. - Ее переполняло отвращение. Мне, собственно, было наплевать, что именно она обо мне думает, пока осуществлялся мой план. Я взглянул на Джули, увидел замешательство и удивление на ее лице и пожал плечами.

     Уводя меня, Гэлисс обернулась и сказала Джули:

     - Одного мужика тебе недостаточно?

     Ярость в ее голосе была острой, как копье. Я бы даже рассмеялся, если бы меня не тревожило предстоящее. Гэлисс провела меня задворками в магазин, представив нескольким псионам-продавцам и рабочим. Она не раскрыла им мою задачу, мотивировав это опасностью для плана. Но я уловил какое-то оживление, охватившее их, как будто они почувствовали, что долгому ожиданию приходит конец. Многие из них не обращали на меня особого внимания - я был лишь одним из участников организации. Но некоторые слишком долго задерживали на мне взгляд.

     Гэлисс показала мне подземные коммуникации - целую сеть тоннелей и защищенных помещений, вырытых под зданиями. Их использовали как склады для оборудования и продовольствия, необходимых для жизнедеятельности города и шахт.

     Теперь они должны были послужить для их остановки - здесь хранилось оружие и оборудование, контрабандно ввезенное Рубаем для осуществления переворота. Я задавал все возможные вопросы и в то же время пытался ответить на те вопросы, которые не мог задать. К концу нашей обзорной экскурсии я настолько вымотался, что едва мог уже что-то соображать. Я стал демонстрировать это, нарочно спотыкаясь. Гэлисс была довольна, считая, что выполнила поручение Рубая, дав мне необходимую информацию и при этом доведя меня до состояния крайней усталости.

     Когда она привела меня обратно в комнату, я рухнул на кровать и пролежал так час, прежде чем смог вновь пошевелиться. Но то, что мне удалось узнать, стоило этих усилий. Я получил то, что хотел, а она даже не догадалась об этом.

     Все оказалось очень просто. Я сел у окна с полубутылкой какого-то напитка, поигрывая бусинкой с изображением Тельца, которую незаметно взял у Гэлисс - это должно было послужить обратным билетом для Дира. У меня действительно был ключ ко всему, но он не предназначался для Рубая. Когда они узнают, что я сделал, они будут мне благодарны, все - Дир, Джули и даже Зибелинг. Он увидит, что я не просто дешевый карманник, которым он всегда меня считал. И Джули...

     На следующий день я нашел Дира, он обедал в задней комнате библиотеки. Он выглядел выгоревшим дотла. После кошмара, который он пережил, мне стоило больших трудов уговорить его прогуляться. Но рассказать ему о том, как я выделывал ложные пируэты перед псионами, я не мог. Многие из них не способны были думать, но я и не хотел давать им пищу для размышлений. По крайней мере пока. Я прикончил большую часть еды, предназначенной для Дира, и сообщил ему:

     - (Идем, ты же говорил мне, что хочешь быть подальше от всего этого.) Он барабанил по исполосованной деревянной полке, где стоял его обед, его мысли в суматохе смешались. Наконец он поднялся, и мы вышли в заднюю дверь. Я проследил за тем, чтобы по дороге на холмы нас никто не обнаружил, даже телепатически.

     - Все чисто, - сказал я, присаживаясь на край синего камня.

     - К чему это? - Он достал камфору, его пальцы дрожали.

     - Ты хочешь помешать тому, что готовится, Дир?

     Ответа не последовало, этого было не нужно. Наконец Дир спросил:

     - Ты знаешь, как сделать это?

     Он задал этот вопрос нехотя, боясь разочароваться.

     - Знаю. На орбите находится корабль. Тебе надо проникнуть в челнок, который доставит тебя туда. И у меня есть то, что тебе для этого потребуется.

     - Откуда тебе это известно?

     - Я встретился с Гэлисс и пощипал ее мысли, - я протянул руку, показывая маленькую медную бусинку с квадратным отверстием посередине. Это была вещица с родной планеты Гэлисс, только она носила такие. - Такие безделушки используются как идентифицирующий ключ. Отдай это охранникам в порту и скажи, что тебе необходимо попасть на корабль. Надо сказать: "специальная проверка" и действительно поверить в то, что тебя послала она. Сделай это, и ты пройдешь контроль.

     - О Господи... - Рукой в перчатке Дир взял бусинку и отправил ее в карман, как драгоценность. - Но как... каким образом тебе удалось это раздобыть?

     - Я пощипал немного и ее карманы.

     Он уставился на меня, словно не верил своим ушам. Я лишь пожал плечами:

     - Это было совсем нетрудно. Я с этим неплохо справляюсь: тренировка в ходе работы.

     Впервые на Синдере я видел смеющегося Дира. Он хлопнул меня по плечу и сразу помолодел лет на десять.

     - Если я попаду на корабль, я смогу передать предупреждение в Управление Шахт... А что же Гэлисс? Она не хватится этого? - Он указал на свой карман.

     Я покачал головой.

     - У нее десятки подобных безделушек. Она не заметит пропажи одной. Но проверь хорошенько команду корабля, прежде чем довериться им. Многие из них наверняка перевербованы. Будь начеку, это единственное, что требуется.

     У него было такое выражение лица, как будто он видел меня впервые.

     Затем он вздохнул.

     - Кто-нибудь еще знает об этом? Ардан, Джули? Ты говорил им?

     Я вновь покачал головой.

     - Отлично. Пока все выглядит неплохо. Не надо, чтобы у них были лишние переживания. Ты с этим справишься. - Он улыбнулся. - Иногда мне кажется, что ты - единственный, кто сможет все преодолеть.

     - Да, конечно. - Я вспомнил Рубая и подумал, не передать ли Диру содержание нашего "собеседования". Но воспоминания о "послании смерти" все еще грызли Дира, и я боялся каким-то образом задеть их, сказать что-нибудь такое, что заставило бы его сомневаться в себе.

     - Только не забудь уточнить для транспортников, на чьей я стороне, когда они заберут нас отсюда, хорошо? - Я показал ему клеймо. - Пока я особой благодарности от них не видел.

     Дир снова рассмеялся:

     - Не волнуйся.

     - Я всегда волнуюсь.

     - (Я думаю, благодаря тебе, нашим волне-ниям приходит конец.) - Он усмехнулся. - (Спасибо тебе за все.) Я улыбнулся в ответ, чувствуя, что улыбка утверждается и в моих чувствах: наконец и я совершил что-то хорошее.

 

Глава 13

 

     Я натягивал свитер в своей комнате, когда Зибелинг закончил пространную речь, произнесенную с энтузиазмом. Суть ее сводилась к тому, что я почти выздоровел. Джули уже рассказала ему о планах Рубая, касающихся меня и шахт. Но я не мог сказать, что беспокоиться практически не о чем. Я вытащил камфору, отправил ее в рот, наслаждаясь недовольством Зибелинга, и предложил ему упаковку: он сердито покачал головой. Затем произошло нечто странное. Пачка выпала у меня из рук, когда мое сознание захлестнула волна холодного ужаса, чужого (опять!), испытанного человеком, которого я хорошо знал... Кортелью!

     - В чем дело? - насторожился Зибелинг.

     - Я... я... Что-то не в порядке, - слова вырвались у меня до того, как я смог их остановить.

     - Я вижу. Ты испытываешь боль? Что? - Его слова утонули в бессмысленном шуме.

     Я закрыл руками уши.

     - Замолчите! Мне нужно кое-что расслышать.

     Но страх уже улетучился. Я не мог обнаружить его источник - мешали помехи, создаваемые госпиталем и портом.

     Порт... Дир, наверное, уже там, и то, что я внезапно ощутил, может означать лишь одно: он попытался проникнуть на корабль и случилось нечто...

     - Кот, Кот! - Зибелинг почти кричал. Я вновь сосредоточился на его лице, глазах, почувствовал, как напряжение переходит в страх. Я не мог больше оставаться здесь и стремительно вышел, предоставив Зибелингу кричать что-то мне вслед. Я почти бежал, простирая вперед телепатический луч, но не находя ни Кортелью, ни какого-либо объяснения его паники. Влетев в портовый зал с мозаичным полом, ничего необычного я не заметил, все находящиеся там были спокойны. Тут в моем сознании возникла Джули, я увидел ее на рабочем месте; она передала мне, что уловила внезапный страх Кортелью и очень обеспокоена.

     Но прежде чем я смог ей ответить, со мной рядом появился Рубай. Он, видимо, телепортировался сюда. Но тут я сообразил, что он вошел, как и все, я просто не ощутил его приближения. Каким-то чудом мне удалось не вздрогнуть и сбить панику, которая охватила меня при его виде.

     - Ты не должен здесь появляться, - сказал он. - Гэлисс уже предупредила тебя, что это опасно.

     Я попытался небрежно пожать плечами.

     - Да я просто... зашел повидать Джули. (Что ему надо, что?) - Встречайся с ней в менее людных местах. Теперь пойдем со мной, я тебе кое-что покажу.

     Он крепко взял меня за руку, и я поплелся с ним - выбора не было. Мог ли он не знать о Дире? Его истинные мысли и намерения были для меня такими же непознаваемыми, как чистое небо. Интуиция подсказывала мне, что задача предстоит не из легких.

     - Ты сейчас на волоске, - сказал он железным голосом, усилив хватку на моей руке.

     - Мне не привыкать.

     Мы вышли из здания порта и пошли по улице. Ветер был холоднее обычного, а в небе громоздились тяжелые, грязного цвета облака. Уличные фонари горели дрожащим светом, несмотря на то что занималось утро. Чем-то это напоминало Старый город. Меня мучил вопрос, что же произошло с Диром. Мы достигли магазина, который Гэлисс показала мне пару дней назад. Он как будто был закрыт, но Рубай отпер дверь, и мы вошли. Магазин был пуст, мы опустились в складские тоннели.

     Там нас ждали Гэлисс с парализующим пистолетом и двое псионов, которых я не знал: это были угрюмые накачанные ребята, одетые в униформу охранников. И Дир, стоявший под прицелом, как взъерошенная птица. Я замер, встретившись с ним глазами.

     - Что? - начал я, чтобы прикрыть лихорадочное мелькание мыслей, прекрасно зная - что. Дир покачнулся, увидев меня: его предсказание сбывалось. Охранники подхватили его и снова поставили на ноги. Мои руки вцепились в грубые деревянные перила. Рубай внимательно следил за моей реакцией, я чувствовал, что Гэлисс и оба охранника пытаются, сбив контроль, проникнуть в мои мысли.

     - Что происходит? - спросил я, ровно держа голос. - Дир? (Не сдавайся, не отступай. Бога ради!) - Я не мог позволить себе проникнуть в его сознание и поддержать его. - Наоборот, я пытался убедить себя в том, что действительно не понимаю, что происходит, цепляясь за замешательство, как за спасительную соломинку. Если бы они знали всю правду, мы наверняка были бы уже на небесах.

     Но нельзя позволить себе такие мысли. Я пытался сохранять каменное выражение лица, сцепив зубы так, словно замкнул их на ключ.

     Дир тоже молчал. Мысль о том, что его смерть смотрела на него моими глазами, превратила его сознание в беспорядочный шум. Я понял, что это единственный выход для него, что лишь страх способен скрыть то, что он не мог сделать достоянием врагов. В этих обстоятельствах пригодился опыт телепатии, который он приобрел.

     - Боюсь, Кортелью должен ответить за большее, чем ты ожидаешь, - сказал Рубай со зловещей уверенностью, от которой у меня перехватило дыхание.

     - Не понимаю, - покачал я головой. - Почему он под прицелом?

     - Потому что он попытался проникнуть на корабль и предупредить команду о наших планах. К счастью, он обратился к верному мне человеку.

     Я был ошеломлен, хотя ожидал чего-то в этом роде. Моя идея, это придумал я! Благодаря мне это превратилось в срыв и предательство.

     - Дир, ты сделал это? Зачем? Мы могли прилично подзаработать... - Я произнес эти необходимые слова почти одними губами, пытаясь прочитать на его лице обвинение в свой адрес. - (Я не подставил тебя, клянусь!) - Я старательно обходил эту мысль. На его лице я прочитал ответ на свои сомнения: он все понимал, не винил меня, я был лишь слепым орудием в руках судьбы...

     - Я сделал это для более высокой цели, Кот, - сказал он почти спокойно, но лицо его было смертельно бледным.

     - Ты забыл сказать, кому служит эта самая цель, - вмешался Рубай. - Диридэди Кортелью - агент Службы Безопасности. Я знал это на Ардатее и проследил, чтобы он явился на Синдер. Я решил поймать его с поличным и посмотреть, подставил ли он еще кого-нибудь из Института Сакаффа.

     - Пока нам еще мало что известно. Я думаю, самое время прервать болтовню и заняться делом. - Гэлисс посмотрела на меня, и в ее взгляде ясно читалась уверенность, что мы заодно с Кортелью. Я чувствовал, что мои глаза расширяются.

     Ужас от того, что им известно все о Дире, перешел в ужас от того, что нас ожидает.

     - Дир, ты службист? - Эти слова прозвучали как слабое подобие тех, что я произносил на самом деле. - Как ты мог связаться с ними - ты же классный псион!

     Он освободился от хватки охранников и выпрямился.

     - Да, я работаю на Службу Безопасности. И горжусь этим. - Впервые он выдержал взгляд Рубая. - Я делаю это для того, чтобы доказать, что псионы могут жить нормальной жизнью в обществе.

     - И ты называешь это нормальной жизнью, это лакейство перед законом, который превращает нас в изгоев? - Лицо Рубая оживилось. - Ты трус, нахлебник и предатель после этого. Мы не люди и никогда ими не будем; мы не твердолобые.

     Если мы хотим добиться справедливости, то должны создать свою.

     - Значит, ты ставишь себя ниже людей и не имеешь права обвинять их в этом.

     - Кортелью поднял подбородок, он был полон безумной смелости, настолько, насколько Рубай исходил ненавистью. Дир как будто дразнил Рубая, подкармливая его гнев и распаляя его. - Двойное заблуждение лишь увеличивает заблуждение. Мы можем убедить обычных людей в том, что не представляем собой угрозу, если действительно не будем угрожать им. Нам позволят жить обычной жизнью, только если удостоверятся в том, что мы безопасны. Мы не должны преступать закон - это единственный выход. Изгои вроде тебя, наоборот, запугивают людей, а расхлебывать последствия должны все. - Дир поймал мой взгляд и указал на Рубая, его руки дрожали не то от гнева, не то от страха. Но все, что он сказал, он не относил ко мне.

     - Но так не получается! - Рубай нервно взмахнул рукой, как будто отбрасывая что-то. - И ты прекрасно знаешь это! - Он обращался уже ко мне. - Если мы не ударим первыми, человечество поступит с нами так, как с гидранами!

     Коту прекрасно известно, что значит не жить, а ползать с ненавистью всей вселенной на плечах. У него не было шанса вырваться из этого лишь потому, что он рожден псионом. А ведь он призван занять несравненно более высокое положение, чем кто-либо из живущих. - В этот момент он смотрел не на меня, а на себя. - Именно для этого ты здесь. Кот. Ты можешь называть этого человека своим другом. Но теперь ты должен увидеть, что он является куклой в чьих-то руках, предателем своих собратьев, который хочет лишить нас всего, ради чего мы так долго работали, чего мы заслуживаем. Я позволил ему довести свое преступление до конца, чтобы полностью понять природу его деяния и выбрать адекватное наказание. Ты понимаешь, о чем я говорю? - Плеть его голоса продолжала хлестать меня.

     Я посмотрел на Дира и потом вновь на Рубая, чувствуя почти физическую боль в груди. Все, что я мог сделать, - это кивнуть. Понимая с обостренным чувством отчаяния, что он прав; и что Кортелью тоже прав. И что оба совершенно не правы.

     Я вцепился руками в свой пояс.

     - Назови подходящее наказание, - вкрадчиво сказал Рубай, давая мне понять, что именно он хочет услышать.

     Я молчал.

     - Ну же, уличный герой! - заговорил Дир. - Ты всегда был мелким воришкой, охотником за кредитками, в любой момент готовым смыться. Вы с ним - два сапога пара. Он убьет меня в любом случае, так скажи ему то, что он хочет услышать.

     Скажи ему, что я должен умереть! - Его глаза умоляли меня:

     - (Скажи же, смелее!) - Убейте его. - Слова кислотой обожгли мне губы. - Он заслужил это. Убейте же!

     Рубай усмехнулся.

     - Подождите! - неожиданно воскликнула Гэлисс.

     Но поздно - я почувствовал мощную волну энергии. Это Рубай ударил концентрированным лучом энергии пси. Лицо Дира перекосилось, его руки взлетели к груди. В последний миг я почувствовал, как его сознание наполнилось ужасом и отчаянием и кричащие цвета кошмара перешли в черно-белую агонию... Затем он опустел и рухнул на пол.

     Я больно ударился спиной о перила, налетев на них и вцепившись обеими руками, ослепнув, оглохнув и онемев. Все мои чувства умерли, когда сознание выключилось, чтобы сохранить себя, и теперь медленно возвращались. Я увидел Рубая, подошедшего к телу Дира. Он разглядывал его, продолжая улыбаться той же нечеловеческой улыбкой. Он за секунду остановил сердце Дира концентрированным точечным ударом пси. Он только что убил человека, не дрогнув ни одним мускулом.

     Он заблокировал себя полностью, и даже не мог испытывать никаких чувств. Нет.

     Одно чувство было налицо - он наслаждался.

     Рубай повернулся ко мне, но я смотрел на Дира. Я искал его, чувствуя страшную пустоту внутри себя, там, где только что был он. Я видел его. Я мог к нему прикоснуться, но совершенно не чувствовал его. Умер. Он умер. Он ушел. Он был уже далеко... И никогда не вернется. По моей вине.

     - Не жалей о нем, - сказал Рубай, - это враг.

     - Он был моим другом. - Я наконец взглянул убийце в глаза.

     - Вот видишь! - Гэлисс указала на меня пистолетом, как пальцем. Охранники вздрогнули, на их оцепеневшие лица возвращалось осмысленное выражение. - Он с ними! Ты глупец, если не чувствуешь этого. Ты убрал Кортелью, ничего не прочитав у него!

     Рубай смотрел на нее недовольно, однако не прерывал.

     - Ты права, - наконец проговорил он, подняв обе руки. - Разумеется. Как всегда, моя наставница и советчица. Но информация не потеряна. Как насчет нашего дорогого Кота? Сейчас мы покопаемся в его голове и узнаем, ошибаешься ты или нет. Тебе ведь нечего скрывать, а, Кошечка?

     - Н-нет, - пробормотал я.

     - Тогда откройся мне. - Я увидел давно прятавшееся нетерпение.

     Я закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. За минуту немыслимо восстановить разбитые стены внутренней защиты, потому что я был слишком потрясен. Но если я не пущу Рубая, то немедленно и бессмысленно умру, как и Дир. Я заставил себя начать работу, чувствуя, как волокна моих мыслей высвобождаются, разделяются, снимая защиту по кирпичику и приглашая Рубая...

     Холодные щупальца вражеского сознания проникли в мою голову. Идя дальше и глубже в каждый поворот и секретную нишу, он, поддавшись на мой демарш, прошел мимо всего, что ему не положено было видеть. Он пробирался в закоулки моего сознания бесцеремонно, как будто меня не существовало или я не был человеком, - подобным образом действовали в институте, так же работали и гидраны. Я вынужден был переносить эту пытку снова, содрогаясь от еще никогда не испытанной ненависти, презирая себя, свою дурацкую смешанную кровь - единственную причину того, что я угодил во весь этот круговорот.

     В то же время мне надо было искренне поверить в ту ложь, которая демонстрировалась Рубаю, запутывая его в паутине полуправды, призванной скрыть от него истину. Я вновь и вновь сбивал его, пока проверка не утомила его самого и он не стал отступать.

     Однако радоваться было рано - он внезапно вторгся ко мне в голову с новой силой, ошеломив меня, как ударом кулака. От неожиданности на какую-то долю секунды я утратил контроль. Ложь соскальзывала в мои искусственные построения, и я не был уверен, смогу ли я еще что-то сделать... Он вплотную подошел к закрытой двери в самом потайном уголке моей души и услышал за ней что-то страшное, какие-то крики. Он попытался взломать защиту и не смог. Я не позволил бы ему проникнуть туда даже ради того, чтобы спасти собственную жизнь. Наконец через какое-то время, показавшееся мне вечностью, он отступил. Он отпустил меня в полной уверенности, что получил все, что хотел, и что он по-прежнему самый лучший и сильный телепат. Я стоял на лестнице, намертво вцепившись в перила, когда понял, что все закончилось. Я победил Рубая!

     - Он чист. Ни он, ни она не знали правду о Кортелью. - Голос Рубая донесся как из параллельного мира; его рука заботливо убрала прядь волос с моего вспотевшего лба. - Они те, за кого себя выдают. Ты довольна?

     - Если доволен ты, - неуверенно сказала Гэлисс, и пистолет дрогнул в ее руке.

     Я развернулся и пошел вверх по лестнице, не дожидаясь разрешения, прошел через тихий пустынный магазин и вышел на улицу, и только тогда почувствовал тошноту.

 

Глава 14

 

     На улице лил дождь. Ритм, который он выстукивал по верху крытого перехода, напоминал о конце света. Сквозь дождь я расслышал шуточки шахтеров, которые, покачиваясь, проходили мимо.

     - В чем дело, сынок?

     - Не хочешь опохмелиться?

     - А я где-то тебя видел...

     Я отпрянул от пьяных расспросов и, шатаясь, вышел на улицу. Слякотный дождь промочил меня насквозь, я продрог и постепенно вообще перестал чувствовать свое тело, как не ощущал сознание. Я не отдавал себе отчета, куда иду, пока передо мной не открылась дверь и я не увидел Джули.

     - Кот? - Она уставилась на меня так, словно мысленно находилась далеко-далеко, за много световых лет отсюда. - Где ты был? Что...

     Я ничего не отвечал. Она посторонилась, приглашая меня войти.

     На диване сидел Зибелинг. Я оказался в большой комнате, которая служила домом для Джули. Увидев меня, Зибелинг встал. Кажется, впервые он не вызвал у меня злобы: он должен быть здесь, теперь мы все повязаны.

     - Дира больше нет.

     - (Он погиб? Погиб?) - эхом отозвалось в их сознании и вернулось ко мне.

     - (Я что-то почувствовала...) - Лицо Джули исказилось. - О Господи...

     Зибелинг присел, как будто ноги не держали его.

     - Откуда ты знаешь? - спросил он еле слышно.

     - Я был там. - Мой голос дрогнул, я едва мог узнать его; Джули посмотрела на меня. - Рубай просто остановил ему сердце. Вот так, - я щелкнул пальцами, - и все.

     Джули взяла меня за руку и подвела к креслу. Я бессмысленно смотрел на него, пока она не усадила меня. Затем она укрыла меня своими платками и свитерами и села сама.

     - Но как? Что там произошло? Ты что-то почувствовал, я знала это, когда ты пришел. Потом Рубай увел тебя...

     Я кивнул, сжимая руки, чтобы они перестали трястись. Старые шрамы выделялись белым на коже суставов.

     - Он заставил меня смотреть на это... Дир попытался предупредить команду корабля, который сейчас на орбите... Его схватили и привели к Рубаю... Тот знал все это время, кем был Дир на самом деле.

     - Он знал? (Он знал?) - Слова и мысли перемешались. - (Ему известно про нас?..) - (Нет!) - я передал это без особых усилий. - Рубай знает, что Дир работал на Службу Безопасности. Больше ему ничего не известно...

     У меня не было сил отвечать на их расспросы, я включил контакт и показал им, как Рубай использовал Кортелью, будучи почти уверен, что убьет его, как уличил Кортелью в предательстве, чтобы проверить мою надежность, как Диру удалось разозлить Рубая, чтобы тот прикончил его, не проверяя. Он знал: если Рубай залезет к нему в голову, мы все окажемся на его месте...

     Их понимание немного успокоило меня, но я опять ощутил ужас и вину, окатившие меня. Они говорили о случившемся, как о большом горе, но их слова близко не отражали то чувство вины, которое разрывало меня.

     - ... и наконец тебя так просто отпустили? - услышал я голос Зибелинга, пришедшего в себя. - Он ничего не спрашивал о нас?

     - Да, он допросил меня. - Я посмотрел на Зибелинга и дотронулся до головы.

     - Он обшарил меня, чтобы получить все сведения.

     Я вновь сцепил руки, мое клеймо заскрипело по поверхности стола.

     - После того как ты стал свидетелем убийства? - Руки Джули ласково накрыли мои.

     Я кивнул, не доверяя своему голосу.

     - Но... я сделал его, Джули! Мы все вне подозрений. Я не мог допустить, чтобы он оказался сильнее, после... после Дира. - Мое сознание пыталось что-то найти и не находило. - Но я должен был впустить его и дать ему то, что он хотел увидеть, чтобы у него не возникло подозрений. Я ненавижу, когда копаются у меня в голове, не переношу этого. Боже! Это похоже на... - Я прикусил губу, качая головой. Моя человеческая часть не могла согласиться с тем, что гидраны полностью раскрываются другому сознанию.

     - Они не выставляют себя кому попало, - прошептала Джули. - Они никогда не делают сцепки с людьми, с чужаками, но только друг с другом. Важно, что их глубинная часть дается другому, а не берется. В этом главное отличие сцепки от вторжения.

     Ее память наполнилась образами прошлого, она прервала контакт, отвела руки и стала кусать ноготь.

     Я взял ее руку, положил ее на стол и снова настроился в резонанс с ней; общее чувство росло, теплое, светлое и крепкое, объемля нас обоих. Я понял, что все это время я ненавидел не свой Дар - это было то же, что ненавидеть огонь за то, что кто-то использовал его, чтобы сделать мне больно. И если бы сейчас я мог изменить свою природу, я не стал бы этого делать.

     - Да, наверное, - прошептал я. - Я победил его. Это самое важное. Я одолел Рубая!

     - Ты думаешь, мы поверим тебе? - неожиданно произнес Зибелинг, его голос вклинился между нами. - Рубай просветил тебя и ничего не обнаружил? Он подставил Дира и использовал его убийство лишь для того, чтобы устроить проверку тебе? Почему именно тебе, а не всем нам?

     - Да потому что я - его ключевое звено! Потому что Дир был моим другом. - Потому что... он хочет меня! - Откуда я знаю?! - Я ударил кулаком по столу.

     - Тем не менее мне гораздо легче поверить, что Кортелью подставил именно ты. Джули сказала, что ты интересовался подробностями о корабле на орбите - якобы для Кортелью. И что затем ты покинул порт вместе с Гэлисс, - его мысли работали против меня...

     - Дир не мог допустить, чтобы Рубай узнал, кем он был на самом деле и о нашей связи с ним. Ему надо было немедленно отправить сообщение. Я помог ему отыскать способ...

     - И отправиться к праотцам.

     - Да! - Я вскочил с кресла. - Но не потому, что хотел этого! - Чувство вины опять захлестнуло меня. Я ощущал, как ноет рана в моей душе, - никто никогда не заменит мне того, кто был мне другом больше, чем целый город на Ардатее. Я снова сел, обхватив голову руками.

      - Ты даже не в состоянии скрыть свою вину, - пробормотал Зибелинг с отвращением. - Почему только Кортелью? Почему бы тебе не завалить всех нас сразу? Или ты уже сделал это, а мы просто не знаем? - Он больно схватил меня за руку.

     - Ты, грязный ублюдок. - Я вырвался и сжал кулаки, готовый к схватке.

     Джули встала между нами, не давая мне подняться.

     - (Нет, Кот, только не это!) Ардан, отключись! - Она заслонила меня, словно щит, отражающий ярость Зибелинга. - Не начинайте опять, ради всего святого. Он говорит правду.

     "Он говорит правду..." Ее слова как эхо повторили слова Рубая, меня затошнило.

     - Он утверждает, что смог убедить Рубая поверить, что черное - это на самом деле белое. То же самое он может проделать и с нами!

     На мгновение Джули дрогнула.

     - Нет. Рана слишком глубока. Я знаю его. Мне он не может так лгать. Ты ошибаешься, Ардан. - Ее голос замер. Она подняла голову, словно опасаясь удара, но тут же успокоилась. - Он пришел к нам искать помощи, преодолев страшное испытание. Если ты не можешь поверить ему, поверь хотя бы мне!

     Зибелинг встал. Волна слепой ярости захлестнула его, и трудно было сказать, кого он больше ненавидит - меня или себя.

     - Я не нуждаюсь ни в чьих разъяснениях! Мы с тобой вляпались в это дело по своей вине, а благодаря ему не сможем отсюда выбраться. Он подставил Кортелью, он поможет Рубаю захватить шахты и шантажировать Федерацию, он верен только себе. Если ты еще чего-то ожидаешь от него или веришь ему, ты самоубийца. Но это не имеет значения, потому что в удобный момент он предаст и тебя и меня. - Он двинулся к двери.

     Джули впилась в меня пальцами, так что я вздрогнул, но не отвечала ему.

     Уже в дверях он обернулся, переводя взгляд с нее на меня и обратно. В течение минуты между ними что-то происходило, чего я не мог почувствовать. Его лицо не изменилось.

     - Я не нуждаюсь в этом. Я ни в ком не нуждаюсь. - С этими словами он вышел и не вернулся.

     Джули отпустила меня и отошла. Я осел в кресле, судорожно отыскивая в карманах упаковку камфоры, вытащил ее и сразу вспомнил Дира. Затем скомкал ее и швырнул в сторону двери.

     - Проклятье! Я не хотел, чтобы так получилось. Дир был моим лучшим другом.

     Я хотел помочь ему! Почему, ну почему он мне не верит? Почему он... - Я осекся, увидев ее лицо. Она стояла неподвижно, и я не пожелаю врагу испытать то, что я прочел в глазах Джули. Она старалась держаться (но ее чувства были слишком губительны для нее, они всегда превышали то, что она могла выдержать, а особенно сейчас...) Вся она излучала страдание.

     Я глубоко вздохнул, ломая руки:

     - (В чем дело? Джули... мне уйти? С тобой все в порядке?) Она была в панике, большая слеза побежала по ее щеке.

     - Будь оно проклято. Кот! - Слезы хлынули потоком, она зарыдала. - (Не делай этого!) Я крепче вцепился в кресло:

     - Прости.

     - Ты не виноват. Это не важно. - Она закрыла руками рот. - Как я могла так ошибаться!

     Зибелинг. Во всем виноват только он.

     - Джули, он не хотел.

     - Ты знаешь, что он сказал мне? Это была правда. Я не нужна ему. Он не хочет меня видеть, ему попросту наплевать.

     - Нет, все совсем не так. Он знает тебя... - я барахтался в словах, словно беспомощный щенок, чувствуя себя последним идиотом, - ...лучше, чем кто-либо другой. - Кроме меня.

     - Да, это так. Он испытал такое чувство... впервые с тех пор, как потерял жену и сына. Я верила, что я - особый случай, но вновь ошиблась. - Она кусала губы и вытирала глаза.

     Я подошел к Джули и обнял ее. Она прислонилась к моему плечу, рыдая. Ее горе наполнило меня, стало моим, и на секунду у меня возникло желание прервать контакт. Но я должен был предоставить ей опору.

     И так тихо, что я едва расслышал, она произнесла:

     - Ненавижу все...

     Я прижал ее крепче, такую теплую, и поцеловал сверкающую полночь ее волос.

     - Нет, Джули, нет. Все будет хорошо.

     У меня перехватило горло, я едва мог произнести это. Я понимал, что ей необходимо побыть с кем-нибудь. Я не задавал вопросов, лишь пытался показать ей, что она не одинока и не должна оставаться одна. Через некоторое время рыдания затихли. Я тяжело вздохнул и сказал:

     - Джули... В Старом городе я не выучил ни одного стихотворения. Хочешь анекдот? - Джули отпрянула от меня, посмотрела как на ненормального и усмехнулась. - Что может сказать говорящая крыса весом в полтонны?

     - Понятия не имею.

     Понизив голос на октаву, я пробасил:

     - Кис-кис-кис...

     Она улыбнулась и вдруг захохотала. Какое-то время мы стояли, как два идиота, и смеялись до слез. Потом, не будучи уверен, что имею на это право, я предложил:

     - Если хочешь, давай обсудим то, что произошло.

     Помедлив, она кивнула. Мы сели за стол. Джули закрыла лицо руками, и черные волосы волнами упали ей на грудь. Я только сейчас заметил букет полевых цветов, которыми она украсила комнату: они увядали в вазе, стоящей между нами; от них веяло весной.

     Какое-то время Джули молчала, почти боясь взглянуть мне в глаза.

     - Как странно... Всегда так тяжело говорить о себе... Такая дурацкая история.

     Наконец она открыла доступ в свое сознание, в свою память. Я увидел Джули маленькой девочкой, которая слишком много знала об окружающих, которая разделяла с любым встреченным ею человеком каждую эмоцию и не могла утаить свои мысли... Воспоминания о годах, проведенных в сверкающем и абсолютно пустом мире, где вещи значили гораздо больше, чем человеческая жизнь, где люди - и ты это знал - совсем не беспокоились ни о тебе, ни друг о друге: и понимаешь, что само твое существование - оскорбление для близких, с каждым доказательством ты отдаляешься от них все дальше...

     Передо мной прошли картины и образы, когда она наконец покинула их, а затем попыталась уйти из жизни, не в состоянии выжить в холодном мире со своими чувствами и мириться с их отсутствием у других. Она пыталась найти выход там, где его не было, сопереживая боль, ненависть и лишения окружающих, всегда стремясь помочь им, потому что по-другому она не могла. Она сочувствовала страждущим просто потому, что такова была ее натура, и люди злоупотребляли ее добротой, оскорбляя ее лучшие чувства. Все что ей нужно теперь, - это покой и кто-нибудь, кому она может доверять.

     Но вот она вспомнила Зибелинга, и я увидел, что Джули верила в то, что именно он - тот, кто ей нужен... Рыдания вырвались у нее. (Потому что это было именно так.) - Джули, чего ты стыдишься?

     - Я всегда всех отталкивала. Я хотела утопиться, потому что не могла ужиться даже с собой.

     - Это не правда. - Я легонько встряхнул ее. - Ты ни в чем не виновата.

     Человек не может открываться первому встречному - должна быть защита. Но если ты рождена с шестым чувством, то не чувствуешь такой защиты, и никто не знает, как тебе ее предоставить. Дело совсем не в тебе, ты не можешь винить себя в том, что ты такой родилась.

     Она нахмурилась.

     - Я знаю, что говорю, Джули. Послушай меня. Не виновата ты и в том, что пыталась любить его и хотела его любви. А тот, кто потерял твою любовь, настоящий осел...

     Она глубоко и прерывисто вздохнула.

     - Зибелинг не винит тебя за страдания или боль. Он помог тебе освободиться от привычки переживать все сразу и ранить этим себя. Он должен понимать, насколько это тяжело.

     Если в Зибелинге была хоть половина тех качеств, которые она видела в нем, то он действительно помог ей, однако сейчас мне было очень сложно притворяться, будто я верю, что он всего лишь человек. Она почти улыбнулась, потом лицо ее изменилось, как если бы она не знала, что и подумать.

     - Он не хотел, Джули. Он не в себе из-за той дьявольской игры, которая здесь ведется, он не способен анализировать, чересчур переполнен виной и растерян. Разве не это ты пыталась показать мне? Он не отдавал себе отчета в том, что говорил. - Однако я тоже не осознавал, что говорил в данную минуту, не обращая внимания на слова, желая только отвлечь ее и вывести из угнетенного состояния. - Он напуган и рассержен, потому что по-настоящему любит тебя, но боится признать это. Боится потерять, как в свое время потерял жену.

     Она вздрогнула и поднялась.

     - Правда?

     - Конечно. - Я говорил, не понимая, откуда приходят снова, почти забыв, о ком идет речь, потому что... - Потому что он не единственный, кто испытывает такие чувства к тебе. - До меня дошло, что я сказал, после того как вырвались слова, и я понял, что это правда. - (Я люблю тебя.) Через стол она протянула руку и взяла мою. Она поцеловала меня - я весь наполнился ее чувствами и такой нежностью, какой еще не испытывал.

     - Спасибо, Кот, - прошептала она, - ты лучший, единственный мой настоящий друг. - И снова подняла на меня глаза, глаза цвета грозовых туч.

     Но она никогда не сможет изменить своей любви к Зибелингу. Когда это стало мне ясно, что-то перевернулось внутри, как будто в меня попал осколок ее боли.

     Внезапно я вновь стал пятилетним мальчиком, обиженным до горючих слез на весь мир. Ну почему именно он? Почему его избрала судьба на эту роль, почему не меня? У меня никогда ничего не было!

     Но говорят, любовь слепа, любовь - сумасшествие, любовь безжалостна и способна испепелить твое сердце. Джули научила меня проникаться чувствами других, и я знал, что никогда не смогу остановить то, что чувствую по отношению к ней.

     Я обошел стол и нежно обнял ее, представив на минуту, что она принадлежит мне, а потом сказал:

     - Все будет хорошо, я обещаю тебе.

     И я вышел из дома в ночь.

 

Глава 15

 

     Я включил свет.

     - Как ты сюда попал? - Фигура Зибелинга отделилась от кресла, где он сидел, словно окаменев в темноте своей комнаты. Выражение его лица стоило того, чтобы преодолеть путь к его жилищу.

     - Секрет старого воришки, - ухмыльнулся я. - Теперь вы спросите, какого дьявола мне здесь надо. Я здесь потому, что осталось только двое в этом городишке, на кого вы можете положиться, и вы больно ранили обоих. Я пришел сюда, чтобы ты кое-что для себя уяснил, слышишь, ты...

     - Убирайся!

     - Н-да. - Я покачал головой и двинулся к нему, чувствуя обиду и злость, которые при виде Зибелинга всколыхнулись опять. - Я не уйду, пока ты не выслушаешь то, что я должен тебе сказать. - Я схватил его за толстый свитер и прижал к стене. Он сопротивлялся, но у него не было богатого опыта уличных боев. Я нажал на болевую точку - он вскрикнул и затих. - Вот так-то лучше, док.

     Я могу быть тем, за кого ты меня принимаешь, когда меня вынуждают. Не советую делать это, ибо тогда я перестану быть самим собой. - Я отпустил Зибелинга и отступил. - Мне надо, чтобы ты меня выслушал.

     Он отделился от стены, его взгляд был полон замешательства и внезапно возникшего страха. Он потер шею.

     - Хорошо. Говори, зачем пришел. - Он вновь сел в глубокое мягкое кресло, чувствовалась его возросшая тревога.

     - Во-первых, повторяю еще раз - мы в одной лодке. - Я не стал убеждать его, открывая сознание, потому что он был уверен, что я поступлю именно так. - Знаю, что вы не желаете поверить в это, потому что вам, как никому другому, известно, что у меня достаточно причин сделать вам больно. Вы уверены в том, что я - всех побоку, кроме себя, а как иначе? Разумеется, вы сами - образчик любви к ближнему. Поверьте, я сталкивался с такими экземплярами, как вы. Но, слава Богу, встречаются и порядочные люди. Такие, как Джули, как Дир. А Рубай... - Я вздохнул. - Вы даже не представляете себе, кто он на самом деле. Я - я знаю! У него ледяное сердце, он психопат; все, что вы можете вообразить о нем, не идет ни в какое сравнение с его истинной сущностью. Он уничтожил Дира с наслаждением, и я намерен расквитаться с ним за это. Я скорее отсеку себе руку, чем стану на него работать, - можете вы это понять? Я сделаю все, что в моих силах, чтобы уничтожить его и обезопасить Джули. Слышите вы - все! Если даже мне придется заодно спасти и вас, - я опустил взгляд, - может, мне придется оказать вам эту услугу. - Я поднял глаза. - Но повторяю, сделаю это очень неохотно.

     Зибелинг еще глубже вжался в кресло, уставившись на меня.

     - Вы решили, что все потеряно, когда погиб Дир, разве не так? Вы заманили нас в эти игры, а теперь уверили себя в том, что мы ни на что не годны, обречены и что в этом ваша вина. - Я почувствовал, что прав. Добро пожаловать в клуб "Последний Шанс". - Что же, теперь время играть по моим правилам. Вы подняли лапки кверху, от всего отказались, на всех наплевали; вы собирались сидеть здесь и ждать, пока все закончится. Точно так же, как вы вели себя всю жизнь после смерти жены и сына. Бьюсь об заклад, они гордились бы, если бы увидели, из чего вы сделаны...

     Его пальцы глубже впились в мягкие подлокотники кресла, как будто это была живая плоть.

     - У меня есть выход - я нашел его после того, как вы сдались, и рисковать в этой игре буду только я. Рубай отсылает меня на шахты, потому что доверяет мне. Он рассчитывает, что я установлю с ним мысленную сцепку и укажу ему путь на шахту. Однако я обведу его вокруг пальца - скажу руководству шахт всю правду. Они пришлют сюда подразделения охраны и спасут вас. Вам не о чем беспокоиться.

     - О Господи! - Он уставился на меня. - Если бы я мог тебе верить...

     - Только приложите усилие. - Я отошел от стены и стал ходить туда и обратно в небольшом пространстве перед ним. - Впрочем, как вы можете верить мне, если считаете, что даже Джули обманывает вас? Вы наплевали на нее - вот что вы сделали. Постарались, чтобы она полюбила, а потом заявили, что она для вас пустое место. Ты считаешь, я эгоист, ты, сукин сын? Да посмотри в зеркало!

     - Я повернулся к нему. - Ты бы давно был у Рубая в когтях, если бы это не убило Джули. Ты, ублюдок, ты не стоишь ее пальца, ты не заслуживаешь называться человеком...

     Я не закончил свою тираду, потому что услышал, как его сознание кричит:

     - (Знаю, знаю!) И тут я понял, что Джули была права: единственный человек, которого ненавидел Зибелинг, был он сам. Он не мог смириться с тем, что его семья погибла, а он продолжает жить, - и он перестал жить, предоставляя телу лишь создавать видимость жизни. Проводя исследования в институте, он страдал не меньше псионов, которых он старался вернуть к нормальной жизни, но у него не было никого, кто бы выслушал, понял и разделил с ним его потерю. В программе исследований в Институте Сакаффа он пытался помочь людям, как бы завоевывая добрым делом право на жизнь. Но все его усилия привели к гибели хорошего человека, а сам он, заодно с Джули, оказался в безвыходной ситуации. Лицо его выражало отчаяние.

     Он любил ее, любил глубоко. Будь я слеп и глух одновременно, я все равно почувствовал бы это - настолько сильным было его чувство. Он причинял ей боль только потому, что боялся потерять ее, боялся смерти - ее и своей. Я видел, насколько он нуждался в ней, как горячо стремился к тому, чтобы все наладилось, чтобы он перестал терзать себя и других. Но он поддался испытанной привычке - бежать от собственной вины, будучи уверенным, что все кончено.

     Зибелинг молчал, как будто ему нечего было сказать.

     Я хотел бы по-прежнему ненавидеть его, но почему-то не мог. Похоже, я проник в самые глубины его сознания, и больше того - наконец понял то, что увидел. Я был уже не тем уличным мальчишкой с опустошенной душой, которого бросили к нему в день, когда я увидел Джули впервые, и не тем псионом-профаном, которому еще предстояла встреча с гидранами. Я изменился. Изменился больше, чем если бы мой Дар просто возродился во мне, и, желал я того или нет, я внезапно понял, что не могу больше сыпать соль на раны врага, так же как не могу отречься от любви к Джули... Все гневные слова, готовые слететь с языка, ушли вместе с выдохом.

     - Она знает это, док. Она всегда чувствовала это. И все-таки пойдите и объяснитесь с ней. - Я направился к двери.

     - Кот, подожди...

     - Идите к черту. - Я стремительно вышел.

     Я снова шел по улице без названия, пробираясь украдкой, избегая и щупалец телепатов и людских глаз. Шел, потому что не мог бы успокоиться, оставшись со своими мыслями в пустой, мертвой комнате. Дождь закончился, небо прояснилось: повсюду блестели лужи ртутного цвета. Выйдя за пределы порта, я поднимался по холмам к единственному месту, где хотя бы полдня мне удалось побыть свободным.

     Здесь в последний раз я видел улыбку Дира.

      Я зашел дальше, чем обычно: света звезд было достаточно, чтобы различать дорогу. Воспоминания немного отпустили меня, и я бросился на мокрую траву, ощущая дыхание деревьев, легкое шипение испарений и прикосновения клубящегося тумана, возню неизвестных существ в темноте. Ни человеческих голосов, ни взглядов, ни мыслей - ничего, что могло бы нарушить этот совершенный покой.

     Прохладный ветер шевелил волосы. Я поднял глаза и подумал, как хорошо было бы все дни превратить в наслаждение природой. Туманность Рака раскинулась на чистом небе, как золотая сеть, брошенная в черное море, в ряби которого отражается первый луч зари. Я лежал, глядя в небо, открыв природе все чувства и растворяясь во вселенской бесконечности. Я страстно желал навсегда остаться в этой красоте и наполниться ею.

     Вдруг я ощутил чуткие мысли, вплетающиеся в узоры моих. Мой разум сжался в слепой панике, пытаясь защититься, но тут я услышал стройный хор мыслей, зовущих меня. Не люди... Гидраны. Я поднялся, обшаривая взглядом темноту, и внезапно увидел, что меня окружает множество гидранов, бесшумных, как привидения.

     - (Что... что вы здесь делаете?) Я переводил глаза с одного на другого, зная, что они видят меня в темноте так же ясно, как и читают мои мысли. Двое из них были белы, как снег, но я не мог сказать, видел ли кого-нибудь из них раньше. Внутренним зрением я не мог отделить одного гидрана от другого, и трудно было сосредоточиться на их лицах.

     - (Почему я удивлен, что вижу их здесь? Ведь это их земля, земля их предков. Они были рождены не для того, чтобы жить в подземелье на этой планете.

     Они тоскуют по небу и миру живых существ так же, как те пришельцы, которые украли у них все это.) Я опустил глаза. Они показали мне, что втайне приходили сюда часто (чтобы питать и одевать тела и подпитывать дух). Я кивнул и вновь освободил сознание, пытаясь войти в их спайку. Но на этот раз я строго регулировал свое погружение и вошел в сцепку, испытывая необходимость участвовать в этом уникальном обмене, необходимость более острую, чем я подозревал.

     Настроившись в резонанс с ними, я не мог скрыть картин прошлого вечера: они били фонтаном, как кровь из раны. Ужасные картины хлынули в их объединенное сознание, но гидраны не прервали контакт. Мое горе поглотили волны глубоких вод; они очистили и облегчили его, словно передали мне часть своих сил.

     Но я ощутил их немое удивление и глубинный страх, когда они увидели в истинном свете людей-псионов, обещавших им освобождение.

     - (Убийство - люди-псионы убили одного из своих и учинили насилие над Посланником), - они имели в виду меня! - (вынудив его стать этому свидетелем.

     Они ведь псионы. Как они могли совершить такое злодейство и остаться в живых?) - (Это люди), - думал я в ответ. - (Они умеют выживать).

     - (Как случилось, что они не знали об этом?) - спрашивали они себя.

     Обсуждая вместе с ними этот вопрос, я понял, что они и не могли узнать об этом.

     Они были непревзойденными телепатами, но слишком простодушными - они даже не имели понятия о том, что такое ложь. Не зная лжи, они и не могли отделять ее от правды. Рубай был прекрасно осведомлен об этой особенности гидранов и использовал ее против них.

     Но потом они попросили меня ответить (потому что в мыслях некоторых людей они чувствуют нечто большее, чем просто чужое. Там присутствует не правота, воз...) - они долго подыскивали образ, - (намеренное сокрытие истины.) Они смогли это понять. Они не были такими глупыми, какими их считал Рубай, и это радовало меня.

     Мне надо было попытаться научить их отличать правду от лжи, показать, каким образом их предали, что у них нет надежды.

     - (Это тяжело объяснить, вы правы... Эти люди говорили вам не правду, они обманывали вас. Это называется "ложь"! Люди поступают так все время, потому что большинство из них не в состоянии читать мысли...) - Я рассказал, не таясь, что я думаю о Рубае и как мне отрадно открывать им правду. - (Они лгали, чтобы вы не мешали им захватить шахты. Они ввели в свои мысли скрывающие истину образы, зная, что вы не смогли бы отличить их от правды - во всяком случае, они так думают. Понимаете ли вы меня?) Я пустил их в самые глубины своего разума, они пытались ухватить то, что ускользало от их понимания, и наконец образы определились.

     - (Теперь они понимают... Но все же - зачем эти новые пришельцы стремятся к оскверненной святыне, если они не посланники, за которых себя выдают?) - (Я думаю, они рвутся к власти.) - Я показал им, что значат для людей голубые кристаллы. - (Овладев шахтами, они подчинят себе ФТУ, ту силу, благодаря которой существует Человеческая Федерация.) Это было похоже на камень, канувший в воду.

     - (Не ясно... Не было надобности... Не имеет смысла.) Создалось впечатление, что они даже не способны понять, зачем кому-то нужна власть. Я припомнил все, что знал об этом понятии. Я думаю, до них все-таки дошло, что я хочу сказать, потому что острая мысль внезапно пронзила мне голову. (Им нужны страдания более слабых.) Я увидел, что они переняли мои образы - шахты, вороны-контрактники и, наконец. Старый город.

     - (Да, я думаю, примерно так. Но власть использовать и в благих целях.) - Я мучительно пытался припомнить хотя бы один пример.

     Чувство, похожее на разочарование, наполнило мою голову. Гидраны шептали:

     - (Насколько однозначное и извращенное применение разуму нашли эти пришельцы...) И вспомнил, что Дир говорил о людях как о недоразвитых гидранах...

     Я видел, что их надежда тает.

     - (Они наконец поняли, что те люди-псионы использовали Дар во зло, стремясь причинить боль другим. Но если им удастся осуществить свой план, что станет с теми пришельцами, которые сейчас держат оскверненное место?) Вопрос показался мне необычным.

     - (Трудно сказать.) - Очевидно, Рубай должен оставить в живых персонал шахты, чтобы получить то, что ему нужно. Я подумал о каторжниках - их участь не изменится, кто бы ни победил.

     - (Они осознают, что никто не выиграл бы от осуществления этого плана.) Я оглядел круг бледных лиц, понимая, что отнял у них последнюю надежду: то, что придавало смысл их жизни, было разрушено, потому что они не могли понять некоторые поступки людей. Их вера в Посланника-спасителя была уничтожена. Жаль, что именно мне пришлось открыть им печальную истину.

     - (Но они поняли, что лучше знать правду и что наконец они стали мудрее.) - Круг их мыслей стал сужаться вокруг меня. Пусть я не обещанный предками Посланник, все же именно я открыл им глаза.

     Я посмотрел на свои руки. И затем, понимая, что едва ли что-то потеряю от попытки, я показал, как Зибелинг и Джули работают против Рубая, стараясь помешать его планам.

     Гидраны спросили:

     - (Зачем я помогаю тем, кто хочет спасти то место, где я был рабом?) Я попытался захлопнуть свое сознание.

     - (Потому что есть та, ради кого делается все это), - ответили они на свой вопрос, и я понял, что они уже знают обо всем, что произошло между Джули, мной и остальными.

     - (Да. Дело в этом человеке.) - На мгновение я ощутил идущее из глубины веков раздражение против тех, кто разгадал самые интимные твои секреты. Но лишь на мгновение. - (Вы видите, что сейчас не помешает любая помощь...) В моей голове наступила тишина. Наконец они ответили, что им нужно обдумать то, что они узнали.

     - (Я отлично понимаю вас. Вы ничего не должны Федерации и нам.) - Ничего, кроме отмщения, однако я прекрасно знал, что гидраны на это не способны. Я чувствовал себя опустошенным, надежда угасла, ноги дрожали - я не представлял: сколько времени заняло наше общение. Гидраны дали понять, что говорить больше не о чем, разве что о потерях, а это не соответствует данному месту. По их телам пробежало мерцание. Невидимые нити, связывавшие мое сознание с ними, стали таять - гидраны скоро переместятся в свой подземный мир...

     - (Подождите! Еще одно!) - Они вернулись. - (Вы видели все, что есть в моей памяти... Я слышал, что человек никогда ничего не забывает, но я не могу вспомнить... Мне нужно знать одну вещь - то, что произошло давно... Я хочу узнать о своих родителях и о том, почему...) Они знали ответ, но не торопились открывать его... (Потому что им было известно, что в мозгу пришельцев предусмотрено забывание определенных вещей - для предохранения от перегрузок разума, одинокого, хрупкого и ранимого. Я обладал свойствами пришельцев и поэтому должен забывать, отсекать все опасное.

     Лучше не касаться некоторых вещей...) - (Они обещают не предпринимать никаких действий против нас. Что бы мы ни решили, они не будут препятствовать - ради меня. Но я видел истину: у них не осталось выбора. Они должны обсудить свои дальнейшие действия.) Я кивнул, мои кулаки сжались. Они начали постепенно и мягко выталкивать меня из своего энергетического поля, но мое сознание не хотело уходить, не хотело терять с ними контакт, облегчавший мою ношу. Родословная связывала меня с моим народом. Моим народом...

     Я все равно потерял его. Гидраны были мне чужими. Я ощутил это, когда они исчезли как легкое дуновение. Навсегда потеряв свой народ, я вынужден был оставаться человеком. То же самое, что остаться сиротой, - сейчас я ненавидел это.

     Я спустился с холмов, ощущая в себе такой холод, как будто умер вместе с Диром. Вскоре передо мной предстали огни города и вдалеке - затерянная в степной равнине контрольная башня шахты. Каким отвратительным был этот предпортовый городишко, напоминающий старый шрам на зеленых холмах. Людям свойственно уничтожать все, к чему они прикасаются. Однако у меня тоже не было выбора, кроме как доиграть до конца эту заведомо проигрышную партию в Последний шанс с Рубаем. Пусть никто не верит мне и неоткуда ждать помощи, а Зибелинг думает, что я примитивное насекомое и грязный полукровка... Пусть Джули по-прежнему любит его. У меня в жизни никогда не было настоящего выбора, так же как и настоящей юности...

 

Глава 16

 

     Кто-то раздраженно тряс меня, будил, впившись пальцами в плечо. Я медленно выкарабкивался из черной пропасти мертвого сна, пробираясь через картины Старого города - вечные спутники моего пробуждения - и через пласты времени.

     Очнувшись, я ожидал увидеть Джули или Зибелинга. Однако это была Гэлисс. Я вспомнил о вчерашнем дне и проснулся окончательно.

     Гэлисс выделялась на фоне солнечного света, но лицо оставалось в тени. Я приложил руку к глазам, но и без этого мог бы угадать, какое у нее выражение лица. Я загнал свои воспоминания в укромный уголок и спешно привел мысли в порядок. Только бы не подумать об этом сейчас, только не сейчас...

     - Вставай, - сказала она, отдернув от меня руку, как от чего-то отвратительного.

     Я нахмурился:

     - А вам не все равно, сплю я или нет? Это лучшее занятие, которое я смог придумать.

     - Сядь и слушай.

     Я медленно сел и зевнул, так что челюсти хрустнули.

     - (Я весь внимание).

     Она сказала железным голосом:

     - Рубай объявил тебе, что от тебя требуется. Ты доказал, что справишься с этой задачей, а также свою верность ему. - Но не ей! - Пора приступать к работе.

     Какой-то миг я соображал, что это означает для меня: назад в шахты.

     - Как, уже? Прямо сейчас? - Мои пальцы машинально нашли шрам на ребрах. - Не слишком ли быстро?

     - А чего ты ожидал? - отрезала она.

     Я нахмурился.

     - Несколько вопросов, если позволите. Где сейчас сам Рубай?

     - Не твое дело. Ты придешь в порт, тебя возьмут и отправят в шахты. В нужный момент ты войдешь в контакт с Рубаем. Вот и все твои обязанности - и все, что тебе положено знать.

     - Ну, как скажете. - Я пожал плечами. - Последний вопрос: дадите ли вы мне время, чтобы натянуть штаны?

     Она вышла из комнаты.

     Мы шли по улице к зданию порта рядом, но не вместе: я шел, а Гэлисс наблюдала, чтобы я не сбежал. Чистый полуденный воздух был свеж и спокоен; меня охватила легкая дрожь, но причиной тому был не холод. Остановившись напротив входа в терминал порта из сверкающего стекла, я последний раз посмотрел на открывающиеся ландшафты. Ослепительно зеленые холмы; и небо над ними, затянутое паутинкой... Интересно, удастся ли мне увидеть все это когда-нибудь еще...

     - Ты знаешь, что делать, - донесся до меня голос Гэлисс. - За тобой пристально наблюдают. Не забывай: мы - твоя единственная надежда выбраться отсюда. Если ты перестанешь повиноваться нам, то наш план провалится - но и ты останешься в шахте рабом, пока не подохнешь...

     Я опустил глаза.

     - Вам ведь очень не хочется, чтобы я сделал это, правда? - Фраза должна была прикрыть то, о чем я подумал, услышав ее слова! - Послушайте, если вы желаете поменяться, - ради Бога! - Гримасничая, я указал ей на вход в порт.

     От нее посыпались искры. Я угадал - она хотела быть на моем месте, сыграть почетную роль во всей игре, сделать решающий ход, который отдал бы Федерацию в руки Рубая и изменил бы ход истории. Это право принадлежало ей, не мне. Большую часть жизни она провела в подготовке их триумфа, работая с Рубаем и для Рубая, придавая форму его идеям, советуя ему, служа ему и боготворя его. Он стал ее творением, ее божеством. Гэлисс подобрала его, молодого хулигана, из уличной грязи - он был злобным, беспомощным, но обладал огромным потенциалом. Гэлисс же не умела держать в узде свою жизнь, и Рубай решил для нее эту проблему. Очень скоро она уже умоляла его позволить служить ему, готовая делать что угодно. Она полностью посвятила свою жизнь тому, чтобы научить его многим вещам и обеспечить его успех, добровольно сделавшись рабыней.

     В этом Гэлисс нашла смысл и назначение собственной жизни. Он убедил женщину в том, что она еще не раскрыла свой потенциал, что у нее огромные возсти, что она нужна ему, что он влюблен в нее. И после всего этого ее отодвинули ради какого-то полукровного недоноска, почти полуживотного!

     Невыносимо! Какой-то миг мне казалось, что Гэлисс готова поддаться страстному желанию применить ко мне свою убийственную пси-энергию...

     Однако она быстро овладела собой. Ее жизнь была в руках Рубая, он мог использовать или отбросить ее прочь. И Гэлисс опять подчинилась его воле, как уже привыкла подчиняться. Неважно, насколько она ненавидела и эту мысль, и меня. Ее руки в перчатках сжались, а рот скривила усмешка. Я даже почувствовал нечто вроде жалости к этой женщине и глубоко вздохнул. Парочка псионов из города прошла мимо, послав нам долгий взгляд. Я развернулся и пошел за ними, не сказав больше ни слова.

     Войдя в зал, я остановился, стряхивая с себя ненависть Гэлисс. У меня было слишком много собственных проблем. Я рассматривал под ногами мозаичное изображение погибшей звезды и невесело думал, что картина как нельзя лучше обрисовывает мое положение. Теперь мне нужно лишь найти кого-то, кто вернул бы меня хозяевам. Я огляделся: с кого начать? Но в зале не нашлось ни одного охранника, который обратил бы на меня внимание. Забавно, подумал я, мне даже некому сдаться.

     Внезапно, посмотрев сквозь световой фонтан посреди зала, я заметил Джули: опершись на стойку, она беседовала с какой-то женщиной. Я двинулся к ней, ощущая острую потребность поговорить с ней, набраться у нее мужества и унести ее улыбку с собой.

     Она не видела, что я приблизился к стойке темно-синего цвета и оперся на нее рукой. Внезапно мое запястье сорвалось вниз, руку крепко зажало краем стойки, и я не мог двинуть ею, а стойка возле меня окрасилась в красно-коричневый цвет. Женщина, беседовавшая с Джули, обернулась и попятилась назад. Я отчаянно дергал попавшую в капкан руку и поймал взгляд Джули. Она схватилась рукой за сердце и покачала головой:

     - (Слишком поздно...) Я посмотрел на свою руку: проклятое клеймо! Внезапно меня прошиб холодный пот: а что, если это не сработает? Я перестал дергать руку, когда целая толпа охранников с парализующими пистолетами окружила меня. Я умоляюще посмотрел на Джули и прошептал:

     - Помоги...

     Ответом мне была печальная беспомощная улыбка. На меня надели наручники, затем велели Джули нажать на какую-то кнопку, рука освободилась из капкана и меня повели прочь. Я чувствовал, что ее мысли следуют за мной и полны благодарности: она знала обо всем, Зибелинг сказал ей. Я обернулся и с улыбкой посмотрел на нее.

     Охранники привели меня в пустой офис и захлопнули дверь, спрятав от взглядов зевак из зала. Меня усадили на стул, один из них провел тыльной стороной ладони по моему лицу.

     - Пыли нет. Либо он пробыл на шахтах всего неделю, либо долгое время на них не был. Не спускайте с него глаз. Я доложу о случившемся.

     Он вышел. Второй сел за стол, держа меня под прицелом. Я попытался устроиться поудобнее на пластиковом стуле, но сиденье было не правильной формы, и какое бы положение я ни принял, все было не так. Я подумал, не установить ли контакт с Джули, но охранник был хорошим телепатом, и я не хотел рисковать - он стоял слишком близко. Я заставил себя не думать о ней, и тут же мысли мои унеслись к шахтам, чего тоже не хотелось. Я посмотрел на охранника. Он вздохнул и приподнял пистолет.

     - Хорошая погода, - произнес я, пытаясь отвлечься.

     - Да, особенно для тебя. - Он ухмыльнулся. - Как тебе удалось потеряться?

     Я думал, это невоз.

     Он был псионом, и я подозревал, что ему известна цель моего пребывания здесь.

     - Я телепортировался, - последовал ответ.

     Он нахмурился. Я старался не держать в голове никаких мыслей и наблюдал за ним. Гэлисс, очевидно, не посвятила охрану в свои планы относительно меня и моей миссии, тем самым отсекая для меня возсть быть на особом положении.

     Черт с ней, но по крайней мере о ней я могу не думать. Только о себе, о том, как мне заставить выслушать себя на шахтах. Джоральмен должен быть там - на него положиться, он знает, что произошло. Когда все закончится, меня должны отпустить, потому что они получат доказательства того, что я агент.

     Конечно, они отпустят меня...

     Дверь открылась, я увидел вернувшегося охранника и Кильходу. Я закрыл глаза и подумал, почему бы мне действительно не телепортироваться.

     Поездка из города до снежной равнины ничем не отличалась от прошлой, за исключением наручников и нацеленного на меня дула пистолета Кильходы.

     Он молчал, но я знал, о чем он думает. Он как раз был в городе, в отпуске.

     (Опять его проклятая удача...) И моя тоже. Я надеялся встретить Джоральмена в том месте, где начиналась снежная равнина, но его там не было. Я увидел лишь пару каторжников, грузивших оборудование, и сидящего на пустых ящиках охранника. Кильхода подошел к нему, велев мне оставаться.

     - Еще двоих возьмете?

     - Как, вы уже возвращаетесь? - охранник удивленно посмотрел на него.

     - Не по собственному желанию, - Кильхода оскалился на меня. - У меня груз особой важности. Скоро вы будете готовы?

     - Почти закончили. - Охранник поднялся и размял затекшие мышцы, в его руке блеснул раскаленный прут. - Я должен быть наготове. Ваши кадры не очень-то любят гнуть спину. Что это за новенький - очередной рекрут? - Он хохотнул.

     - Для них эта работа - каникулы, - отозвался Кильхода. - Что до этого...

     Эта крыса думала, что сможет улизнуть. - Он встряхнул меня за плечо. - Попался в порту.

     Краем глаза я видел, как каторжники посмотрели на меня. Кильхода намеренно говорил так, чтобы они услышали. Синие лица уставились на меня - я и забыл, как они выглядят.

     - Да что вы! Как же ему удалось бежать?

     - А, долгая история, к тому же до конца там не все ясно. Он исчез. Но рано или поздно они все попадаются, если не дохнут или не замерзают.

     - Ну а двадцать плетей могут убедить кого угодно не пытаться вновь. - Охранник красноречиво посмотрел на меня, хлестнув прутом воздух.

     Как же я мог быть таким идиотом!.. Охранник отошел в сторону, подгоняя каторжников к задней части снегохода с остатками оборудования. Со стуком открылась дверь. Кильхода толкнул меня к ней, я залез в машину и устроился на заднем сиденье. Там было тесно, я не мог вытянуть ноги. Кильхода грубо отпихнул меня к иллюминатору и опустился рядом, охранник сел спереди. Каторжник-водитель обернулся и поглядел на меня, прежде чем завести снегоход. Я смотрел на проносящиеся снежные просторы и чувствовал себя так, словно проглотил камень.

     Круглый идиот... Двадцать плетей! Господи, сколько это? Все пальцы на руках и ногах... Но я же не пытался бежать! Я добровольно пришел, чтобы сообщить им об опасности. Я же на их стороне - они должны понимать это. Они не станут наказывать меня, когда до них дойдет, что я для них сделал. Я повернулся на сиденье:

     - Послушайте, Кильхода...

 

Глава 17

 

     Мне не поверили. Кильхода привел меня в Управление шахты; стоя на роскошном белоснежном ковре, я рассказал им абсолютно все, что знал. Они внимательно выслушали, а потом стали смеяться. Джоральмен не мог заступиться - от Кильходы я узнал, что он в городе, отдыхает. Директора шахт сказали, что я трусливый лгун, попавшая в капкан крыса, спасающая свою шкуру, и что никакое мое действие не может изменить это их мнение. Управляющий распорядился, чтобы меня подвергли наказанию.

     Неожиданно вмешался Кильхода:

     - Сэр, я думаю, вы захотите узнать, что перед вами тот самый каторжник, благодаря которому была спасена жизнь главного специалиста по закупкам Джоральмена. Может, стоит подождать, пока он вернется. - Он остановился в нерешительности.

     Лицо директора потемнело.

     - Он? Вы хотите сказать, это именно он? Псион, который читает мысли? - Его захлестнул страх. - О чем вы думали, когда выставили нас перед ним?! Уберите его немедленно! И добавьте к наказанию еще дюжину плетей за то, что отнял у нас столько времени.

     И вот в сопровождении двух охранников я шел через двор главного здания Управления шахт. Сияние снега слепило глаза; и я думал, что не смогу дойти туда, где собрались остальные каторжники. Во двор вывели всех дрожащих синекожих, их вытащили из ада, чтобы они поглядели, что произойдет со мной.

     Чтобы никто из них никогда не пытался бежать, как я. (Но ведь и я не пытался.) Я смотрел на лица каторжников, похожие на синие бусинки, нанизанные на одну нить. Неожиданно мне вспомнился Мика - он наверняка стоит в общем строю и думает, что я соврал ему, когда сказал, что не собираюсь бежать. Почему-то я расстроился, как будто это имело какое-нибудь значение. Я не мог найти его лучом сознания; глазами искать его лицо среди остальных я избегал. К тому же сверкающий снег резал глаза, я перестал думать и что-нибудь чувствовать...

     Меня подвели к серому металлическому возвышению. Я отшатнулся, но мои руки закрепили над головой - гладкий ледяной металл обжег кожу. Я чувствовал во рту отвратительно горький вкус страха. Рубашку на спине разодрали; меня била дрожь.

     Я слышал чей-то голос, произносящий бессмысленные слова. Боковым зрением я видел охранника с раскаленным прутом. Я вспомнил свои ощущения при одном полном ударе - там, в чреве шахты, когда охранник решил вразумить меня. Я попытался уверить себя, что это не может быть в двадцать раз больше. Плюс еще дюжина за то, что считался человеком. Мучительно припоминая счет, я надеялся, что, зная конечную цифру, буду легче переносить то, что мне предстоит, и молился о том, чтобы счет оказался правильным.

     - Начинайте!

     Прут запел на высокой ноте, рассекая воздух, и, обрушившись на мою спину, издал щелчок. Ослепляющая боль, как от кипящего масла, обожгла спину. Я попытался произнести "один", но зубы судорожно сжались, дыхание прервалось.

     Затем наступило "два", когда я старался раствориться щекой в ледяном металле, и оставило вторую огненную полосу на спине. Звук рвался из моего горла, я с трудом подавил его. Третья песня прута - мой желудок сжался и наступило "три".

     Я прикусил губу, не замечая, что оттуда струится кровь. Опять, и это было "пять", нет, наверное, кажется, "четыре семь"? Я не мог считать по пальцам - они были сжаты в кулаки. Еще и еще раз - я не мог больше надеяться на свое мужество, еще - и мне стало все равно. Я вдавил лицо в ледяной металл и заорал - единственный способ облегчить страдания. Я должен был им позволить добить меня до конца, пока я не перестал чувствовать боль. Я повис на оковах, и они в кровь разодрали мои руки острыми концами. Но это было не самое страшное. Мне довелось узнать, что значит "сгорать заживо". Меня вот-вот вырвет... Я думал, что смогу вынести боль, но она переполнила все мыслимые пределы терпения. Вся жизнь вытянулась в бесконечную петлю, без начала и конца, и я должен был прочувствовать все каждой клеточкой, от и до...

     Наконец все закончилось. Меня расковали и оттащили в сторону. Я слышал голос, умоляющий палачей остановиться: этот голос не мог принадлежать мне. Мои ноги обмякли и отказались служить.

     Меня унесли. Я чувствовал тупую тошноту и страх, когда меня проносили вдоль ряда синих лиц. Однако все это было далеко, как звезды в зеркале. Затем я почувствовал, как мое лицо уткнулось во что-то гладкое - я лежал на животе на кровати. Ноги приковали к ее краю. И оставили одного в маленькой пустой комнате. Какая-то часть меня еще не осознавала, что происходит, и издавала захлебывающиеся всхлипывающие звуки где-то в глубине горла...

     Я долго лежал, придавленный болью, и слышал только свой изувеченный голос.

     Наконец и эти звуки ушли. Краем сознания я понимал, где нахожусь - в лазарете, в палате для каторжников. Меня радовало, что никого рядом нет, поскольку я ненавидел всех в этой проклятой вселенной.

     Прошло много времени, прежде чем кто-то нарушил мое одиночество. Глухие звуки шагов пересекли палату и оборвались.

     - Господи, - пробормотал голос.

     Чья-то рука прикоснулась к моему плечу; я выругался и отодвинулся в слабой надежде, что меня оставят в покое.

     Голос произнес:

     - Мне очень жаль, что так получилось, сынок. - Это был Джоральмен. Я хотел ответить: "Мне тоже", - но не смог. Он подождал минуту и продолжал:

     - Меня вызвал Кильхода. Удачно же ты выбрал время! Почему ты сдался, когда меня не было здесь? Какого черта ты стал раздражать директоров своим горячечным бредом?

     Зачем понадобилось выдумывать всю эту чушь? - Он не сомневался, что это именно так.

     Я с трудом повернул голову и произнес лишь одно слово:

     - Да!

     - Подожди, у меня есть обезболивающее. - Он стал на колени и отодвинул края моей рваной рубахи как мог осторожно, но мне показалось, будто вместе с ней содралась половина спины. Я заскулил и выругался. Сквозь красное пламя в голове я увидел, как у Джоральмена все внутри перевернулось от того, что ему открылось. - Господи, я никогда не научусь делать это как врач. - Его голос выдавал отвращение и тошноту.

     Я выключил из сознания образ того, что он видел. Струя с шипением коснулась спины, мгновенно заморозив ее. Холод сразу ушел, но пламя погасло...

     Мир стал возвращаться, прорвав кольцо страдания. Я посмотрел на Джоральмена и выдавил из себя:

     - Спасибо.

     Мой голос прозвучал, как ржавый скрип.

     - Не стоит. - Он смотрел в сторону. - Слушай, та история, которую с твоих слов мне передал Кильхода, звучит как параноидальный бред даже для меня. Как ты осмелился говорить все это директорам?

     Я моргнул.

     - Да так... Показалось неплохой идеей... Кильхода... просил их подождать вас и пытался уберечь меня от экзекуции.

     Я не смотрел на него, но почувствовал его усмешку.

     - Кильхода - мой друг, он мне кое-чем обязан. И ему прекрасно известно, чем я обязан тебе. Кроме того, не все здесь согласны с тем, что избиение - ответ на все вопросы. А ты думал, что он будет вечно тебя ненавидеть за трюк со снегоходом? Ему это даже начинает казаться забавным. Но то, что он услышал от тебя сегодня, навело его на мысль, что ты патологический лгун. - Я застонал. - Может, мне не правильно передали... Расскажи мне все по порядку.

     Он присел на кровать. Я лежал с закрытыми глазами.

     - Это все, что мне нужно... Ты должен верить мне, Джоральмен, ты знаешь, что произошло со снегоходом! Ты сам сказал, что это не несчастный случай. Ты разве не рассказал им? Такое впечатление, что они ничего не знали.

     - Я рассказал им то, что помнил... - Он остановился. - После того как это произошло, я как будто вспоминал сон - что-то было ясно, что-то не совсем.

     Полностью я так и не смог восстановить картину. Иногда приходят в голову новые подробности. - Судя по его голосу, он с трудом верил, что это вообще было. - Но одно дело - привидения, другое - мифический террорист, пытающийся захватить шахты...

     - Разве ты не помнишь, что было со снегоходом?

     - Да, конечно помню. По крайней мере, я подал рапорт о случившемся. - Он вздохнул. - Они сказали, что это сбой в работе электроники - в течение нескольких месяцев у нас нет приличного механика. - Он думал о том, что никому в голову не пришло докапываться до подробностей. И что никто не поверит, будто разработкам телхассия угрожает опасность или что туда вообще проникнуть.

     - Если они даже тебе не верят... - Мой голос вновь ослабел. - Что толку рассказывать, если ни одна собака тебе не верит! Да зачем мне вообще это надо?

     Пошли вы все, грязные ублюдки! Вы заслуживаете того, что получите, и будь я проклят, если должен страдать из-за вас. Джули - ненормальная... Иначе она не влюбилась бы в этого урода Зибелинга. Почему... - Я стал впадать в забытье.

     Джоральмен встряхнул меня.

     - Начинай! Я по крайней мере выслушаю. Расскажи мне остальное.

     - Дерьмо! - выругался я, и он отпустил меня. - Спроси Кильходу - он слышал все. В городе действует группа псионов, готовая к захвату шахты... - Я собрался с силами и стал рассказывать. - Я должен был вернуться на шахты, чтобы Рубай через меня мог телепортироваться сюда. У него план - отравить всех газом и открыть ворота для своих людей. Если я не войду с ним в контакт, он не сможет это сделать, но тогда погибнут все, с кем я работаю. Я подумал, что если я предупрежу вас, вы приедете в город и накроете всю сеть. Я же говорил это Кильходе, но все смеются надо мной!

     - Не обвиняй их, - возразил Джоральмен. - В твою историю было бы трудно поверить, если бы ты даже носил униформу, а не каторжное клеймо. Однако Киль упоминал о некоторых странностях, которыми сопровождалась покупка твоего контракта. Именно поэтому он дал директорам выслушать тебя. Да, и потому еще, что ты спас мне жизнь...

     - Да... И потому, выслушав меня, добавили дюжину лишних ударов, исключительно из чувства благодарности... - Псион, читающий мысли, чужак...

     Джоральмен пробормотал ругательство и покачал головой.

     - Невежество питает страх...

     - Ты думаешь, что ты не боишься меня? Тебе что - нечего скрывать?

     Его переполнило чувство вины, с минуту он разглядывал меня, затем вздохнул.

     - В этом все дело. Для большинства тот, кто способен заглянуть им в души, - Бог. А многим хотелось бы, чтобы даже Бог был слегка близоруким...

     - (Земля слепцов), - подумалось мне.

     - Что-что? - он моргнул и помотал головой.

     - Да нет, ничего.

     - Если ты работал... работаешь с агентами ФТУ, как получилось, что ты с клеймом? Это не входило в твои планы, а? - Он нахмурился.

     - Нет... Меня просто выкинули из программы исследований - там, на Ардатее.

     - И сдали тебя контрактникам?

     - Да. В общем, долгая история.

     - Да уж, конечно. Но ты продолжаешь помогать им и нам? - Я промолчал. - Почему?

     Я отвернулся.

     - Это личное...

     Джоральмен некоторое время сидел молча. Потом он сказал:

     - Я поговорю с ними.

     Я не мог вспомнить, кого именно он имеет в виду, и не заметил, как он вышел. Никто не поможет мне, всем плевать на клейменыша-чужастика. Я сделал все, что было в моих силах, и проиграл, упустил наш Последний шанс. Джули и Зибелинга убьют, а я навечно останусь рабом. Но это несправедливо! Я сжал кулаки, полоска клейма врезалась в опухшее запястье. Спина была сплошным свежим мясом. Я не герой, я мелкий воришка-полукровка, который едва может произнести по буквам, как пишется его имя. Как такое ничтожество способно что-либо изменить?

     С самого первого дня в Куарро я понял, что такое свободная жизнь; но каждый, с кем бы я ни сталкивался, старался заковать меня - по необходимости, из зависти или чтобы обвинить меня в чем-то. Я двинул ногой и услышал звяканье цепей, оглушительное в полной тишине. Полгода назад я с трудом переносил груз собственной жизни, какого же черта я должен в одиночку спасать Галактику?

     Совсем один... И так было всегда.

     Наконец я уснул. Где-то в темноте своих снов я встретил ту, которую знал лишь по снам: она всегда исчезала, стоило мне открыть глаза. Ту, которая была так же одинока, как я; она знала горечь потерь и бродила неприкаянно в моих снах. Ту, чья любовь однажды согрела меня где-то в другой жизни, чьи руки вынесли меня из опасности, чей голос тихо напевал мне колыбельную и шептал мне слова надежды, когда, казалось, все было потеряно. Чья тень беспрестанно бродила по покинутым коридорам моего сознания, указывая, где обрести силы, полностью покинувшие меня; ту, что давала мне импульс жить, когда мне хотелось умереть. Ту, чье имя я не знал, потому что оно пряталось в самой глубине. Ту, чье лицо было постоянно скрыто: она не позволяла мне запомнить его, несмотря на то что я отчаянно кричал, желая увидеть ее хоть еще раз, несмотря на то что я отчаянно нуждался в ней и хотел снова ощутить теплоту ее объятий.

     Я очнулся в кромешной темноте. Я мигнул; серые частички перед глазами взметнулись вверх и остановились, но я не мог сфокусировать взгляд. В моем сознании осело нечто, сущность чего я не мог понять; и я проснулся от этого, как некогда просыпался на улицах, нутром улавливая опасность. Не шевелясь, я напряженно вслушивался.

     Свет в палате был погашен на ночь, но я чувствовал, что уже занимается заря нового дня. Я помнил, где нахожусь, и чувствовал, что в темноте палаты спал еще кто-то, за пару коек от меня. Он закашлялся и повернулся. Затекшая во время сна кисть руки сжалась в кулак, а кончики нервов на спине уже лизало беспощадное пламя - действие болеутоляющего проходило. Тогда я вспомнил, что мне снилось: среди стен кошмара светился нежный женский образ, и было страстное желание прорваться к этой женщине сквозь немыслимые барьеры времени и пространства. Напрягая все силы и зная, что этого все равно недостаточно...

     Внезапно я понял, что сил хватило, и более того: мое сознание озарилось, вплетенное в гобелен неизвестных цветов, становящихся все ярче и ярче и наполняющих пустоту внутри, - ничего подобного я никогда раньше не ощущал. Меня наполнило какое-то вселенское успокоение, ощущение дома, ответы на все вопросы, уют, понимание и любовь...

     Но мне не удалось надолго задержать это чувство - нити начали распадаться, цвета бледнеть. У меня не осталось сил, я терял контроль. Вернее, я употребил все силы, которые еще оставались, чтобы поддержать ускользающую палитру цветов и чувств, ибо если я потеряю это сейчас, то не выживу...

     Затем ткань распалась; я лежал в темноте, не понимая, сон это или нет, и не желая знать. Голова кружилась. Каждый мускул был напряжен, я лежал и слушал... кого и что?

     - Кот!

     Я замер и поднял голову, пытаясь заглянуть через плечо, - и от обжигающей боли чуть не потерял сознание. У койки в длинном белом одеянии стояла Джули.

     Джули... Я видел ее лицо, смягчавшее темноту вокруг, и длинные черные волосы. Я уставился на нее, стараясь не сморгнуть слезы, выступившие от боли, боясь, что она мгновенно исчезнет.

     - (Не буди меня. Останься. Ты прекрасна, ты прекрасна...) Она подошла и дотронулась до меня. Я схватил ее за руку - живая плоть, я не бредил. Я мигнул, и две горячие слезы покатились по щекам.

     - (Как я попала сюда. Кот?) - Она не верила себе. - (Я никогда не была здесь раньше!) - В ее глазах росла паника:

     - (Это действительно существует...

     Но ради всего святого - как? Я впервые вижу это место. Я не должна покидать город...) Я уронил голову на жесткий матрас, отпустив ее руку. Ответ пришел сам собой:

     - (Контакт-сцепка!) Она убрала волосы с моего лба.

     - (Ты способен сделать это?) - Полувопрос-полуутверждение. Я не стал отвечать на него.

     Она слегка улыбнулась, опускаясь на корточки.

     - (Удивительное ощущение! Такая мощь - перенести меня к тебе! Я никогда не верила, что такое воз. Я чувствовала, что ты зовешь меня, очень издалека, но... это не сон, и вот я здесь... Что случилось, Кот? Такая боль и такой страх...) Она вздрогнула, вспомнив эти ощущения... И память током пробежала сквозь меня, и моя рука крепко взяла ее запястье.

     - (Я рассказал им все! Я открыл им глаза, а меня подняли на смех и избили за попытку к бегству. И еще за то, что я псион...) - Я проглотил ком в горле, пытаясь побороть нарастающую тошноту. - (Все пошло наперекосяк. Джоральмена не было, и они смеялись... Не хотели ни ждать, ни слушать...) Джули дотронулась до моего лба, прогоняя горестные мысли. Я впитывал ее горячее сочувствие. Она наклонилась надо мной, пытаясь разглядеть мою спину, одной рукой прикоснулась к ней легче ветра и отдернула, когда я вздрогнул всем телом. Тогда она стала плакать. Ее взгляд встретился с моим, ее черные зрачки увеличились и, казалось, вели прямо к ней в душу. Мои раны стали ее собственными, наши мысли сплелись воедино, мои губы нашли ее, и оба мы ощутили соль слез и крови... И в то же самое мгновение мы ощутили третье сознание, которое возникло в нашей спайке: Рубай. Хрупкие нити контакта обрушились, как стеклянные, - и мы снова два разных человека, смотрящие друг на друга сквозь темноту комнаты. Рубай на расстоянии прервал нашу сцепку.

     - Мы сделали то, что он хотел, - прошептала Джули, - однако вместо него здесь появилась я.

     - Это не было ошибкой.

     - Он знает теперь, что может сделать то же самое.

     - Если мы позволим ему. И если ты вернешься. Ты должна остаться, Джули, и убедить их поверить мне.

     - Я не могу! Ардан... Если я не вернусь, Рубай убьет его - предательство станет слишком очевидным.

     - Но если ты вернешься...

     - Я должна это сделать! Я найду другой способ! - Ее голос поднялся. - Мы думали над этим. Ардан полагает, что он знает, как...

     Каторжник, спавший в другом конце комнаты, опять закашлялся, с сопением привстал и угрюмо посмотрел на нас:

     - Эй, какого дьявола...

     Джули напряглась - и вдруг исчезла. Моя рука сомкнулась вокруг пустоты.

     Сосед уставился на меня. Я зажмурился, вцепившись пальцами в матрас и притворился спящим.

     - Эй! - сказал он еще пару раз и лег. Выругавшись и засопев, он затих.

     Я чувствовал, что его сознание наполнилось ужасом и отчаянием:

     - (Господи, не дай мне сойти с ума, пожалуйста, все что угодно, но только не это...) Я был виной такого состояния соседа и попытался с помощью телепатии уменьшить его страх, чтобы он немного забылся... Вскоре он уснул.

     Я долго лежал с закрытыми глазами, с пустой головой, пока не услышал далекий зов Джули и ее обещание...

 

Глава 18

 

     Утром следующего дня в палату пришел врач. Открыв глаза, я увидел, как он осматривает моего соседа. Тот кашлял и бормотал нечто невнятное, полубредовое.

     Врач дал ему дозу какого-то лекарства. Я прочитал у него в голове, что этого было и не делать, - все равно бесполезно. Я слышал и раньше, что попасть в лазарет считалось за счастье, однако пока ты мог двигаться, ты должен был вкалывать. А когда ты уже не в силах пошевелиться, помощь опоздала. К тому же палата была слишком маленькой...

     - Как спина? - Врач подошел ко мне. Он не удосужился взглянуть на нее, а я-на него.

     - Болит. - Я не мог пошевелиться и даже глубоко вздохнуть.

     - В этом-то все и дело.

     Он оставил мне завтрак и воду - на полу, чтобы я не мог до них дотянуться.

     Когда он уходил, я проник в его голову и дал ему почувствовать всю степень моей боли. Он вскрикнул и выронил склянку. Я улыбнулся уголком рта.

     Это был самый длинный день в моей жизни. Я пытался сконцентрироваться на мыслях о Джули, о том, что произошло этой ночью, и о дальнейших действиях Рубая. Но красный след боли тянулся через мое сознание, и я не мог сосредоточиться и даже волноваться обо всем этом. Казалось, прошла вечность. В палату вошли двое; один из голосов принадлежал Джоральмену.

     - ...Против правил! - возмущенно говорил врач.

     - Плевать на ваши правила, - спокойно ответил Джоральмен, он был уже у моей койки. Я открыл глаза и увидел его ноги в форменных штанах цвета хаки. - Я сделаю это сам.

     - Но вы не имеете права лечить пациентов! - подбежал врач к нему.

     - Так займитесь этим как медик, во имя Господа. А я за это отвечу. - Голос Джоральмена дрожал от негодования.

     Он присел на соседнюю койку. Рука врача приблизилась ко мне со скальпелем, но прежде чем я дернулся в сторону, он принялся отрезать и выбрасывать лохмотья моей рубахи. Я лежал не дыша, в кровь кусая губы. Спину опрыскали болеутоляющим средством, затем чем-то другим, что покрыло раны словно легкая кожа.

     - Пусть это затвердеет, - сказал врач. - Не делай резких движений. Пока ты нетранспортабелен. - Он проверил цепь на моей ноге. - Это все, что я могу для него сделать, - сказал он и вышел.

     Я глубоко вздохнул, впервые не ощутив боли, пригвождавшей к койке. Затем двинул одной онемевшей рукой, медленно расправил ее, затем другую.

     - Ну как? - спросил Джоральмен.

     - Лучше, чем пять минут назад. - Я попытался изобразить улыбку. Джоральмен слабо улыбнулся в ответ.

     - Это все, что в моих силах, Кот. - Он сцепил большие руки. - Но это действительно все. Я говорил сегодня с боссами, - он развел руками, - и - ничего...

     - Что они сказали на этот раз? - спросил я, нисколько не удивившись.

     - Что я либо пьян, либо укололся. - Он хохотнул, однако при виде моей спины поспешил отвернуться.

     - Джоральмен, что ты вообще здесь делаешь?

     Он открыл глаза:

     - Работаю. Я обыкновенный клерк, ожидающий нового назначения. И если я выдержу срок контракта, а он уже кончается, меня ждет кругленькая сумма. - Он вздохнул. - Не везде столь выгодные условия.

     - Да, конечно. - Я посмотрел на клеймо. - Сколько еще выплатить по моему контракту?

     Он прочитал номер на клейме и посчитал что-то на портативном компьютере.

     - Остается пять тысяч кредиток, которые ты обязан отработать.

     - Пять тысяч... - прошептал я. - Господи, я никогда не стоил больше пятидесяти.

     Он промолчал. Мой сосед стал кашлять. Я подвинулся на край койки и дотянулся до еды. Мои руки опухли и не слушались. Джоральмен помог мне поесть.

     Затем он поднялся.

     - Надо возвращаться на работу. Завтра я сделаю еще попытку. Если мне удастся увидеть Танаки, он выслушает меня.

     - Надеюсь, у тебя еще хватит времени.

     Он обернулся и нахмурился, затем покачал головой и вышел.

     Мой сосед еще долго кашлял, а когда перестал, приподнялся со словами:

     - Когда я был... - и без сознания рухнул на койку; я так и не узнал, что он хотел сообщить.

     Я лежал и ждал наступления ночи, затем погрузился в море бессознательного в поисках Джули. Она ответила мне, словно выполняла свое обещание. Я схватил пеструю ленточку ее мысли и присоединил ее к своей. Сцепка началась, но на этот раз Джули была не одна. Чье-то сознание вплелось в наш энергетический диалог, и сцепка получилась тройная. Прежде чем я смог задать тысячи вопросов, роящихся в моей голове, светлое тепло от контакта с Джули стало вдруг жечь, как раскаленный металл. На миг я едва не лишился чувств, перед глазами замелькали ослепительные шары. Затем контакт прервался, как в первый раз.

     С той разницей, что сейчас у моей кровати стояли двое: Джули и Рубай, и я понял, что пришел конец. Лицо Джули выражало тихое отчаяние. Рубай полыхал триумфом - он пульсировал во мне, как кровь в сосудах, а в моей голове застряла одна мысль об остановленном сердце Кортелью...

     Джули наклонилась надо мной, ее сознание мягко коснулось моего и она отбросила все чувства, кроме заботы обо мне.

     Посмотрев на нас, Рубай из надзвездных высот спустился на землю.

     - (Кот!) - Он сосредоточил свой триумф на мне, изливая в мое сознание головокружительные разряды своего восторга, пока я не воздвиг стену защиты, одновременно перекрыв контакт с Джули. Отдавая должное моей силе и способности, а также одобрив то, что я сделал, он продолжал:

     - (Разве я не говорил тебе, что придет время, - и ты ощутишь потребность и установишь контакт?) Если даже это случится каким-то другим, не предвиденным им способом.

     Ощутить потребность... Я понял, что он заставил меня ощутить ее именно так, как обещал. Боль хлестанула по моей изувеченной спине, когда я приподнялся, опершись на локоть. Он знал заранее все, что со мной сделают! Я не мог скрыть своей ярости, да и не хотел.

     В голове у Рубая я прочитал недоумение и замешательство, и он отключился, как будто повернул выключатель. Он не понял причины моего гнева.

     - (Ты прошел через страшное испытание, но подумай, насколько незначительна эта цена по сравнению с тем, что ты получишь. Нам всем пришлось чем-то жертвовать для достижения этой цели, но только глупец будет плакать об этих жертвах. Боль - ничто, учись не замечать ее.) - Точно так же, как он игнорировал боль и любое другое проявление человеческих чувств, с которыми был рожден.

     Я не стал отвечать и глядел на Джули. Сжав губы, она смотрела на цепь, которой я был прикован к кровати. (Теперь ты начал понимать.) Я чувствовал, что он недоволен - я добавил ложку дегтя в мед его победы. - (Ты все поймешь, когда мы победим. Ты увидишь, что я был прав.) - Он повернулся к Джули. (Но для начала разберемся со старой доброй Федерацией. Центр управления контрольными системами находится на этом уровне комплекса. Мы сможем попасть туда прямо отсюда.) - Он двинулся к выходу, Джули поплелась за ним, балансируя, как будто шла по проволоке.

     - (Подождите!) - вторгся я в его сознание. - (Я хочу пойти с вами. Не оставляйте меня здесь. Я не хочу оставаться в стороне, когда предстоят такие дела.) - Я придал лицу выражение готовности к жертвам, надеясь, что он увидит это. - (Они ненавидят псионов.) Рубай нахмурился.

     - (Тебе лучше остаться здесь. Ты будешь обузой. Я заберу тебя отсюда...) - (Со мной все в порядке!) - со сверхъестественным усилием я сел, задержав дыхание и радуясь тому, что мне не приходится лгать вслух. - (Как вы сказали, я могу не замечать боли. Я хочу быть с вами, когда вы отнимите у них это место.) - Я протянул к нему руку, позволив ей слегка задрожать.

     Его лицо просветлело. Я спустил одну ногу на пол, на другой звякнула цепь.

     Я смотрел ему в глаза, умоляя, ожидая и молясь.

     Он вернулся и положил руку на металлическое кольцо. Концентрация энергии - и оковы упали на пол: я был свободен. С минуту я переводил дыхание, прежде чем смог встать. Меня поразила мысль, что вся моя жизнь была бы значительно легче, если бы я владел телекинезом, а не телепатией. Я засмеялся, вовсе не желая того.

     На Джули и Рубае была униформа охранников шахт - ведь все коридоры просматривались камерами, - оба вооружены. Волосы Джули скрывал шлем охранника, а с ее высокой стройной фигурой она вполне могла сойти за мужчину.

     Рубай снял свою куртку и помог мне надеть ее. Несмотря на то, что мою спину защищала пленка, наложенная врачом, не в человеческих силах было выдержать боль, когда я продевал руки в рукава куртки. Но делать нечего - я вынужден был терпеть. Я застегнул куртку, на руках и лице выступил пот. Джули смотрела на меня жалобным взглядом, в котором, однако, было и облегчение.

     Вдвоем у нас появился шанс остановить его.

     Я взглянул на своего соседа по палате. Он не шевелился, его сознание погрузилось куда-то глубже, чем сон. Я не был уверен, что он счастлив.

     Мы без труда прошли по коридорам - никому в голову не придет, что кто-то может проникнуть через такие заслоны внешней охраны. Мы спокойно достигли центра управления. Входная дверь была блокирована идентификационным замком.

     Рубай приложил руку к двери, как будто ожидая, что она действительно откроется.

     Он сфокусировал на ней луч пси, и через несколько секунд она открылась. Я посмотрел на Джули - ее наполнил благоговейный ужас. Интересно, приходила ли когда-нибудь Зибелингу в голову идея использовать Дар таким вот образом?

     Мы вошли. Автоматически зажглось освещение комнаты с таким количеством мониторов, терминалов и экранов, какого я не мог вообще себе представить. Если существование в Старом городе напоминало существование паразита в чьих-то внутренностях, то в данную минуту мы были похожи на вирус, забравшийся в мозг.

     Никто не наблюдал за работой центра - электроника следила за всеми системами.

     Рубай пришел, чтобы нарушить его работу, а мы - чтобы остановить Рубая. Я почти не ощущал боли в спине.

     Рубай двигался вдоль стен, забыв о нас и перебегая глазами с одного дисплея на другой. Джули положила руку на парализующий пистолет и вопросительно посмотрела на меня, не облекая вопрос в форму мысли. Я оценил взглядом пистолет Рубая. Главное, чтобы мы действовали слаженно. Единственная наша надежда застать его врасплох и выйти отсюда живыми заключалась в том, чтобы разделить его внимание и отключить - прежде чем он разорвет нашу защиту и убьет нас. Я жестом показал ей, что надо подождать, и двинулся по комнате. Рубай вызывал на терминале необходимую информацию. Когда я подошел к нему, он снял защитный шлем и оглянулся на меня. Я выдавил улыбку:

     - Ну как?

     - Великолепно, - он достал из куртки какие-то блестящие упаковки. - Это для последнего акта. - Я пошел за ним в другой отсек и старался уловить логику его действий, пока он набирал что-то на клавиатуре.

     - А что это? - я указал на пакетики.

     - Это предназначено для системы аэровентиляции.

     - Похоже на конфеты, - усмехнулся я.

     - Не рекомендую полакомиться ими. Это нечто вроде содового соединения, применяется для анестезии, своеобразная... сыворотка правды. - Я замер, мои руки опустились. - Похоже, не очень вкусно, - он улыбнулся своей остроте.

     Я рассмеялся слишком громко.

     - Как это действует? На сколько это вырубает человека? Что происходит, когда действие кончается?

     - Газ безопасен. Он продержит всех без сознания, пока мы не завершим работу. Система вентиляции замкнута, поэтому газ не может улетучиться. Он участвует в обычной циркуляции воздуха.

     - Значит, газ никуда не денется?

     - Да, но в этих системах существует встроенный вентилятор...

     - Так значит, мы используем их, чтобы всех вырубить?

     Оторвавшись от своего дела, Рубай пристально посмотрел на меня, и я почувствовал его растущее раздражение.

     - Едва ли это предполагалось изготовителями. - Он вновь принялся работать.

     - Обычно это используется для контроля содержания влаги в воздухе, для массовой иммунизации и дезинфекции.

     - Сходные функции. О... - Моя рука автоматическим движением старого воришки скользнула к его поясу, где в кобуре висел парализующий пистолет. - Ну а как насчет нас, мы-то тоже отрубимся? - Мои пальцы сжали холодный металл.

     - Я могу перенести это при помощи...

     Я выдернул его пистолет из кобуры.

     - (Давай, Джули, быстро!) - Я хотел прыгнуть назад. Проклятые ноги! Они предали меня. Я споткнулся, и в то же мгновение рука Рубая обрушила на меня панель управления. Я услышал крик Джули, когда она выронила свое оружие. Я успел впечатать в лицо Рубаю всю мою ярость, прежде чем боль в изувеченной спине свела ее на нет; мы с Джули ощутили яростный ответный удар на телепатическом уровне. Мое тело содрогнулось от удара, сердце как будто зависло и перестало биться, а сознание упорно пыталось отразить нападение. Я выронил пистолет, Рубай рванулся к нему.

     Внезапно, словно подключившись к неведомому источнику пси, мое сознание наполнилось небывалой энергией, обрушившей все барьеры и требующей немедленной сцепки, - не Рубай, не Джули, не человек...

     Гидраны. Объединенная телепатическая сила вторглась в меня, зарядив меня силой молнии. Рубай отлетел в сторону с изменившимся лицом - в нем не осталось злобы, лишь замешательство и предчувствие проигрыша. Вокруг него сияла аура, он излучал мощное биополе, но оно уже не доходило до меня. Лицо Джули окаменело от шока, ее пси-аура продолжала сиять. Комната была залита безжизненным светом, слышен был какой-то тихий шепот. Я не чувствовал боли. Более того, я перестал ощущать себя человеком - лишь пеной на обрушивающейся волне энергии.

     Электричество трещало на моих пальцах, волосы приподнялись, словно от несуществующего ветра. Я видел, как Рубай, шатаясь, прошел в другой конец комнаты, где Джули прижалась к стене, и, как будто парализованная всем происходящим, не могла пошевелиться. Он схватил ее за руки и стал прикрываться ею, как щитом, не осознавая, что я ничего не могу ему сделать.

     Внезапная мысль заставила меня позабыть и о Рубае, и о Джули - я вспомнил о шахтах, об этом адском месте, где люди, стертые в порошок, подвергались пыткам и медленно умирали. Я ясно увидел, что меня ожидало - провести рабом остаток дней. Меня снова обжигала боль в спине, горечь предательства, соль страдания и кошмар унижения. Я знал - сила, которую я неожиданно обрел, призвана навсегда покончить с этим.

     - (Да.) - Я произнес это слово, услышанное только теми, кто сейчас поддерживал меня. - (Да, хочу.) Я почувствовал их ответ, пробежав по их объединенному кругу, и на меня обрушились видения... И то, что я должен был увидеть, осталось со мной навсегда... Потом был удар молнии - сквозь меня, вокруг меня и подо мной... везде! Кажется, я увидел, как исчезли Джули и Рубай. Кажется, я кричал...

     Все уровни комплекса шахт подо мной содрогнулись с нарастающим громом.

 

Глава 19

 

     Жидкий огонь прополз в мой рот, просочился в горло, наполнил нос дымом.

     Организм моментально отреагировал, и железная рука выдернула меня обратно к жизни. Я моргал, не понимая, ослеп или нет, когда сознание открылось свету.

     - Что... Что... Где я?

     Рядом стоял Джоральмен и смотрел на меня так, как будто следующий вопрос должен быть: "Кто я?" - а он не знал толком, что ответить.

     - В моем кабинете.

     Я лежал на диване, глядя на голографические картинки из другого мира, проецируемые на стену. С первого взгляда я не мог понять, реальность это или нет. Мое зрение опять превратило в негатив то, что я видел, и затем вновь вернулось к норме. Я закрыл лицо рукой, голова в буквальном смысле раскалывалась.

     - Вот, возьми. - Он вложил мне в руки чашку, я вздрогнул, как от электрического тока. - У меня на планете мы называем это Святой Водой. Говорят, мертвого подымет.

     Я влил содержимое в рот и с трудом проглотил. Это напоминало расплавленный свинец.

     - Если, - выдохнул я, - если это сперва тебя не убьет. - Я сделал еще несколько глотков. - Как я попал сюда? Что произошло?

     Он присел на край стола и глотнул из фляги, поморщившись. Что-то неладное творилось с моим зрением: Джоральмен был одет в мозаику из бледных радуг.

     - Я нашел тебя, когда ты бродил по коридорам, как лунатик, пару часов назад. Многие вели себя так же странно. - Он покачал головой. - Выходит, ты говорил правду. - Он выглядел потерянным. - Что и говорить, это было как снег на голову, никто ничего подобного не ожидал. Но скажи, как это произошло? Ты говорил, что террорист хотел взять шахты штурмом или что-то в этом роде... - Он запустил пятерню в свои соломенные волосы. Я не ответил, потому что не мог выговорить ни слова, закрыл глаза и сосредоточился на завихрениях в голове.

     Последнее, что я помню: я прикован к кровати... Джули, Рубай... Цепь разрывается. Центр управления. Рубай у компьютерного терминала, он поворачивается к нам как раз в тот момент, когда мы уже почти... Затем кто-то чужой в моей голове, пронизывающий все тело, как одно мощное звучание или молния... Я открыл глаза.

     - У него не получилось. Рубай не захватил шахты. Мы остановили его, он не успел использовать газ!

     И затем они исчезли - Рубай и Джули. Но меня пощадил этот огонь, несмотря на то что я предназначался для него. Если бы я знал слово для его обозначения, я назвал бы его...

     - Да, но ты не остановил их. Все разрушено, - он еще отхлебнул из фляги.

     - О чем ты?

     - Подземные коммуникации разрушены. Шахты забиты обломками породы. Все в развалинах. Зачем им было делать это? И каким оружием? - Он осекся.

     Я отхлебнул своего напитка.

     - Много людей погибло?

     - Все живы, в том-то и дело! - Он вытер губы, радужные пятна переливались и прыгали. Я облегченно вздохнул. Джоральмен уставился на меня.

     - Это не было предусмотрено планом, - сказал я. - Тут вмешались гидраны.

     - Привидения? - Он выпрямился. - При чем тут они?

     - Как ты думаешь? - Наконец мне удалось сесть, хотя я весь покрылся потом от боли в спине. Джоральмен молча смотрел на меня, пока мое лицо не приняло обычное выражение. - Как ты думаешь? - повторил я, глядя ему в глаза. - Они знали о планах Рубая, потому что я рассказал им. Они ответили мне, что им надо подумать... И сделали свой выбор. Остановили Рубая и совершили то, к чему давно стремились.

     Джоральмен покачал головой:

     - Почему именно сейчас? Почему бы им не сделать это давно, раз уж они решились?

     Потому что им нужен был толчок, ключ... Похожий на тот, что был у Рубая. И они наконец нашли его.

     - (Что произошло с тобой?) - Джоральмен не произнес этого вслух. Потому что неожиданно понял ответ. Он опустил глаза.

     - Высший суд, - пробормотал он и сделал глоток.

     Я подумал, что сделали бы со мной, если бы Джоральмен рассказал кому-нибудь правду. Я подумал, что он даже...

     - Но ты защищаешь меня! Почему ты принес меня сюда, вместо того чтобы сдать?

     Он поднял глаза.

     - Потому что ты был прав, а мы ошибались. И еще потому, что, когда я нашел тебя, ты едва смог бы противостоять потоку гневных вопросов.

     - Сколько же это продолжается?

     - Почти пять часов.

     Джули... Она исчезла вместе с Рубаем. Я вскочил.

     - Надо кого-нибудь предупредить. Те псионы, которыми кишит город, их нужно остановить. Рубай уже там, и он знает...

     - О нем уже позаботились.

     - Да? - Я покачнулся.

     Джоральмен кивнул; вокруг него по-прежнему носились видимые мне одному вихри.

     - Нас оповестил по радиосвязи некто Зибелинг...

      - Зибелинг! Он в порядке?

     - Насколько мне известно. Мы получили его сигнал сразу после катастрофы - он сообщил, что ему удалось каким-то образом повернуть планы псионов Рубая против них самих. Мы послали в город подкрепление из сил безопасности. Они должны вернуться с минуты на минуту...

     Что-то зажужжало на его столе, он повернулся и сказал в микрофон интеркома:

     - Джоральмен.

     Я закрыл глаза и попытался сконцентрироваться на том, что только что услышал. С Зибелингом все в порядке. Значит, каким-то образом ему удалось использовать Рубая, а Джули помогала ему. Нужно найти их, но в голове такой шум: терминал управления шахт заполнен парализующим газом, сотни людей подверглись его воздействию, газ проник во все уровни терминала. Я махнул рукой, сообразив, что для меня самое лучшее сейчас - передохнуть.

     Джоральмен вышел, сказав мне что-то, чего я толком не расслышал.

     Оставшись один, я вскоре провалился в мертвый тяжелый сон.

     Неизвестно, сколько я проспал; приподнявшись на кровати, когда открылась дверь, я уже знал, кто сейчас предстанет передо мной.

     - Кот! - сказал Зибелинг. Его украшала аура, раза в два более яркая, чем у Джоральмена. Он выглядел счастливым, и это трудно было не заметить. Я потер глаза, соображая, что то сияние, которое видно вокруг его головы, вовсе не реальный свет.

     Зибелинг подбежал ко мне и обнял, как старого друга, потерянного, как казалось, уже навсегда. Я заорал и оттолкнул его, ошпаренный болью в спине.

     Зибелинг опустил руки, пораженный моей неожиданной реакцией. Стараясь ровно держать голос, в поисках улыбки на собственных губах, я сказал:

     - Привет, док. Похоже, вы впервые не прочь меня лицезреть.

     Чувство вины в его ауре полыхнуло малиновым. И я соврал бы, если бы утверждал, что мне до этого нет дела. Он набрал воздуха и сказал:

     - Джули рассказала мне все... Я хочу посмотреть твою спину.

     Я расстегнул куртку и снял ее. Слышалось сосредоточенное дыхание Зибелинга.

     - Ожоги второй и третьей степени! И они оставили их в таком состоянии?!

     - В том-то и дело. - Я надел куртку, не предполагая, какая дикая боль последует за этим.

     Зибелинг посмотрел на Джоральмена железным взглядом:

     - Варварство! Да как вы можете?

     - Он не виноват, - возразил я. - Он помешал бы этому, если б мог.

     Зибелинг кивнул с мрачным выражением лица.

     - Тогда помогите мне проследить, чтобы он получил необходимое лечение.

     Джоральмен разглядывал узоры на ковре.

     - Учитывая все обстоятельства, это не так просто... - Он покраснел.

     Зибелинг собирался что-то сказать, но передумал.

     - Где Джули? Разве она не приехала с вами? - Я был рад сменить тему на что-то более приятное.

     - Нет. - Зибелинг с тревогой посмотрел на меня. - Разве она не здесь? - В его голове забил сигнал тревоги:

     - Где Рубай? Что произошло?

     - Ему удалось скрыться. Я думал, вы...

     - О Боже, ради всего святого, где же они? - Его охватила паника. - Что он сделал с ней?

     - Кажется, я догадываюсь, - медленно сказал Джоральмен. - Я слышал, что потерян контроль над системой планетного щита. Она не отвечает на приказы центра, таким образом, никто не может ни покинуть Синдер, ни прибыть сюда. Мы заперты, как мухи в бутылке. Кому-то удалось проникнуть в головной компьютер и изменить программу.

     Я не сомневался:

     - Это Рубай. Он что-то успел сделать в центре управления. Но как мы можем определить, где он?

     - Скорее всего, в центре управления связью, - сказал Джоральмен. - При его способностях он может управлять всем именно оттуда. Даже при неудаче первоначального плана теперь он может держать весь Синдер в заложниках. - Он нашел кнопку интеркома. - Мне нужно переговорить с кем-нибудь из руководства...

     Да, это Джоральмен.

     Он вызвал Кильходу. Этот голос мне не забыть никогда.

     - ...Если им было известно так много, - говорил этот голос, - почему они не остановили это раньше, если для этого явились сюда?

     - Ты же помнишь, Киль, что говорил мальчик: они были отрезаны, они не могли послать сообщение... Потом я введу тебя в курс дела. Послушай, Танаки уже вернулся в системный центр? Встретимся там. - Он помолчал. - Еще одно, не в службу, а в дружбу. Дай мне слово, что, кого бы я ни привел с собой, ты будешь нем, как рыба.

     Кильхода мрачно хмыкнул:

     - Опять этот мальчишка... Черт возьми. Тебе прекрасно известно, что он собственность шахт! Речь, конечно, о нем?

     - Здесь находятся лишь агенты Службы Безопасности. Ну так что - ты можешь мне это пообещать?

     Последовала долгая пауза, затем Кильхода произнес:

     - Обещаю. - Он хотел сказать еще что-то, но передумал. - Встретимся через пятнадцать минут, потому что Танаки пока не вернулся.

     - Хорошо. - Джоральмен отключил связь и посмотрел на меня. - Это все, что я могу сделать, Кот. Мы вернемся в системный центр и присоединимся к остальным.

     Зибелинг напряженно кивнул, сухо глядя на Джоральмена. Тот с виноватым видом пожал плечами.

     - Боюсь, это единственное, что нам остается. Кстати, не желаете ли составить мне компанию? - Он передал Зибелингу чашку, сняв ее с крышки графина - там их было полно. Я сел, и он налил мне тоже. Я сделал длинный глоток, хотелось, чтобы исчезли все мои внутренние ощущения. Джоральмен налил еще немного себе и Зибелингу.

     - Кстати, - сказал он, - меня зовут Мид Джоральмен, я главный специалист по закупкам в этой структуре. Кажется, нас не представили друг другу.

     - Ардан Зибелинг, - они пожали друг другу руки, при этом Зибелинг старался не показывать своего раздражения.

     Я чувствовал, что он подыскивает, что сказать, чтобы занять мысли.

     - Честно говоря, мне не кажется, что вас очень расстраивает то, что здесь происходит.

     - Вы имеете в виду, что, несмотря на все ваши усилия, вы сейчас находитесь на верхушке самой дорогой груды булыжников в этой части Галактики? - Он пожал плечами и сел за свой стол; его голос слегка понизился. - Я не удивлен, доктор Зибелинг... Признаюсь вам, это не первый мой глоток за сегодняшний день. Я весь день пью за мое скорейшее увольнение отсюда. К тому же эта гадость, которую мы пьем, хороша тем, что наутро не болит голова. - Он откинулся в кресле, рассматривая голографические изображения на стене. - И до того, как вы станете обвинять меня в том, что я бегу с тонущего корабля, я позволю себе заметить, что мое желание в данном случае - не прихоть, в противоположность тому, которое возникло сегодня днем. Придет время... - Он посмотрел на меня.

     - Я, пожалуй, выпью за это, - сказал я и выпил.

     Зибелинг кивнул. Джоральмен поставил стакан.

     - Мы должны выпить за вас. Каким, черт возьми, образом вы смогли в одиночку управиться с целой армией псионов-террористов?

     Зибелинг посмотрел на стакан, тот поднялся на несколько сантиметров над поверхностью стола, завис в воздухе, а затем мягко спустился обратно.

     Джоральмен понимающе кивнул:

     - Ну, разумеется.

     Зибелинг даже не улыбнулся. Он вздохнул, пытаясь сосредоточиться, и рассказал Джоральмену о подземных хранилищах, использовавшихся как склады, и о том, как пустил через вентиляцию усыпляющий газ, обернув их план против них же самих и улучив момент, когда все они собрались там для получения последнего инструктажа. Затем он освободил шахтеров, которые были заточены псионами Рубая, а они помогли освободить остальных. Он рассказывал об этом, как о чем-то не относящемся к нему. Потому что его мысли были там, где Джули, и мои тоже.

     Джоральмен хмыкнул и покачал головой.

     - Так что же нам делать? Шахты выведены из строя? - спросил я, чтобы отвлечься от мыслей о Джули.

     - Да, по крайней мере сейчас. Но ты особо не радуйся: Федерация существует благодаря телхассию. Шахты будут восстановлены, и чем быстрее, тем лучше. Время - деньги, сам понимаешь.

     - О Боже!..

     Он налил мне еще.

     - За привидений, - сказал я и осушил стакан. Все посмотрели на меня. - Да так, шутка. - Я отпил еще, поглядывая на свое клеймо.

     Джоральмен изобразил улыбку:

     - За высший суд!..

     Я опустил стакан, почувствовав себя несколько повеселевшим, и вспомнил, что пью на голодный желудок. Цветные ауры вокруг Зибелинга и Джоральмена больно били мне по глазам. Я нагнулся и посмотрел на собственное изображение на поверхности стола. Это было лишь отражением, не голографией; я увидел воскресшего мертвеца. Вокруг глаз густо темнели синяки, как будто меня долго били, высохшая кровь виднелась на верхней губе. Я не помнил, чтобы мне в последнее время разбивали нос. Я быстро отвернулся. Джоральмен посмотрел на часы.

     - Мы можем идти, если вы готовы. - Зибелинг кивнул, выражая готовность.

     Джоральмен взглянул на меня:

     - Ну а ты?

     Я пожал плечами и пожалел об этом.

     - Пошли...

     На лифте мы спустились на несколько этажей. Я не подал виду, что мне хотелось, чтобы движение было обратным.

     Куча чиновников ожидала нас в холле рядом с системным центром, среди них я увидел Киль-ходу. Он мрачно смерил взглядом Джоральмена и бросил ему что-то неразборчивое. Я спрятался за спиной Зибелинга и старался ни на кого не смотреть. В моих глазах все они были светящимися голограммами, сверкающими, как звезды на небе. Зибелинг выделялся, подобно солнцу.

     Джоральмен представлял собравшихся друг другу. Один из охранников подозрительно покосился на меня:

     - Где-то я тебя видел, парень.

     Я попытался выпрямиться.

     - Тебе что, надоела твоя работа? - выпалил я и нахмурился. Он сделал то же самое, неотрывно глядя на меня. Я отвернулся, когда Джоральмен представил человека по имени Танаки, того самого, кто согласился тогда выслушать мою информацию. Он посмотрел на меня так, как будто ни на секунду не сомневался в том, что я - агент Службы Безопасности; если его и удивило, почему на мне шахтерская куртка, то он не показал этого. Черты его немолодого лица и седые волосы почему-то напомнили мне о гидранах. Я обернулся к Кильходе, но он уже ушел. Прижавшись к холодной стене коридора, я смотрел на то место, где он стоял. Адски болела спина, на которую давила шахтерская куртка, но еще больше болела голова. Все задавали какие-то вопросы, но для меня они звучали как неразборчивое бормотание. Отвечать я предоставил Зибелингу.

     Наконец вернулся Кильхода в сопровождении охранников. У меня чуть не подкосились ноги, пока я не понял, что они пришли не за мной, а привели группу захваченных террористов. Среди них я увидел Гэллис, увенчанную переливающейся аурой. Она посмотрела на Зибелинга и на меня, как будто мы были единственными присутствующими. Кильхода попросил разрешения допросить ее о Рубае и о планетном щите. Танаки утвердительно кивнул. Я подумал, что ожидает ее, если она будет запираться, и мои коленки опять подогнулись. Кильхода дал знак, и ее стали уводить. Поравнявшись со мной, Гэллис посмотрела мне прямо в глаза. Я никогда не видел подобного взгляда и врагу не пожелаю увидеть это. Она ворвалась в мое сознание:

     - (Я говорила ему, что ты за фрукт, просила избавиться от тебя, но он не послушал меня. Он думал, что он всезнающ... Но он так ничего и не понял... Ты уничтожил его. Почему, почему он не послушал меня?..) - Контакт прервался с ее уходом.

     Я опустил взгляд. Зибелинг вместе с остальными проследовал в системный центр. Я поплелся за ними. Экраны мониторов выглядели как слепые глаза или как мозг разрушенного тела. В комнате тускло переливалось едва заметное сияние, словно я был в состоянии видеть даже жизненную силу машин.

     Зибелинг наблюдал, как технические специалисты пытались выйти на связь с защитным щитом планеты. Энергетическая аура вокруг него стала рассеиваться, и я услышал, как он повышает голос, гневный и нетерпеливый. Я подошел к экранам обзора, не в состоянии просто стоять и наблюдать за происходящим. Попробовав прислониться к металлической панели, я отскочил, получив удар током. Пряча руки, я наблюдал за изображением на экранах: груды обрушившегося камня и покореженного металла глубоко внизу под комнатой, в которой я стоял. Крохотные фигурки двигались на всех экранах, начиная кропотливую работу по восстановлению разрушенного. Интересно, стоял ли хоть один каторжник когда-либо здесь? Наконец я обнаружил экран, показывающий, что происходит за пределами комплекса. Снежная сияющая равнина мирно лежала между развалинами зданий. Прожекторы главного здания превратили снег в мириады сияющих звезд, а ночное небо позади бросало на него синее покрывало. Я подумал о том, что Джули сейчас где-то с Рубаем, и внезапно понял: сейчас единственное, что может иметь значение, - контакт с ней.

     Найти ее. Узнать, чего хочет он. Я направил телепатический локатор в кромешную тьму.

     Он поджидал меня там. И схватил, словно подцепив крюком, не отпуская до тех пор, пока я не уяснил всего, что он хочет. В плену его послания я почувствовал Джули...

     Подошедший Зибелинг прошептал:

     - Кот! - Его голос вернул меня обратно в комнату. - Что с тобой? Ты в контакте, остановись! - Он проговорил это тихо и быстро, он пытался образумить меня, напоминая, где мы и что окружающие думают о псионах. Я махнул рукой. - (Послушай меня, это опасно!) Я сосредоточился и ответил:

     - Это Джули, то есть Рубай. Он захватил ее. Он показал мне, где они находятся. - Зибелинг покачнулся. - Ему все известно о том, что здесь произошло, о вашей роли в этой истории. Он ожидает нас в отсеке связи с защитной системой планеты. Он думает, что мы попытаемся освободить Джули - это ему и нужно. Если мы не придем, он... он убьет ее.

     - Ты уверен?

     - Более чем. - Мои руки напряглись.

     - Один из террористов держит в заложницах женщину, которую вы ищете? - спросил Джоральмен.

     - Да. Рубай, о котором я вам говорил. Он сбежал.

     Повернувшись, я налетел на охранника, не сводившего с меня все это время глаз. Я коротко вскрикнул, не в силах совладать с болью, которую причинило мне это столкновение. В эту секунду ему все стало ясно, он схватил меня до того, как я успел вывернуться.

     - Сэр! - Он резко поднял рукав моей куртки, под которым сияло клеймо, красное, как огонь.

     - Дерьмо! - Я вырвал у него руку.

     - Я думаю, мы сможем разобраться с этим потом. - Голос Зибелинга был спокоен, будто ничего не произошло. - Так что ты говорил?

     - Рубай... - однако я не в состоянии был вспомнить и собственное имя.

     У Джоральмена был взбешенный вид, а Танаки... Танаки сказал:

     - Мы слушаем тебя, каторжник. - Тут я понял, что Танаки обо всем давно догадался, но не показывал этого. Но теперь... - Мне очень жаль. - Он посмотрел на меня.

     Охранник выхватил парализующий пистолет, но Танаки жестом приказал убрать его. Я кивнул со вздохом.

     - Главе террористической организации Рубаю удалось скрыться, он контролирует систему планетного щита. Ему нужны двое - Зибелинг и я... Если мы не выполним его распоряжение, он уничтожит щит.

     Казалось, услышать пролетающую муху в установившейся тишине. Все знали, что без системы защиты космическая радиация в считанные дни убьет все живое на планете.

     - Он просто убьет вас тоже, - механически произнес Джоральмен. - Что толку от этого?

     Зибелинг покачал головой.

     - Еще не все потеряно. Не забывайте - мы тоже псионы. Дайте нам последний шанс совладать с ним. Помогите нам - и мы поможем вам.

     Танаки заложил руки за спину.

     - Если вы выполните его условия, то существует возсть остановить его.

     Если вам это не удастся, что ожидать от этого фанатика?

     - Не имею представления, - Зибелинг покачал головой.

     - Мы обладаем оружием, способным разрушить барьер, запирающий контрольную станцию, вместе со всеми, кто там находится, - как крайний выход.

     Зибелинг замер.

     - Однако после этого вы теряете самое главное - контроль над планетным щитом, - я прочитал это убеждение в мыслях техников и высказал его вслух. - Стоит ли овчинка выделки?

     Танаки, остолбенев, перевел взгляд с меня на техников.

     - Нет, мне совершенно не нужны лишние смерти. Хорошо, Зибелинг, если вы возьмете на себя эту ответственность... Мы снабдим вас всем необходимым.

     Я затаил дыхание.

     - Каторжник, - продолжал Танаки, - я предвижу то, что ты хочешь сказать.

     Ты получил слишком горькую награду за свою роль в этой истории. Хотел бы я, чтобы мы могли что-то сделать, но теперь... Во всяком случае, мне не остается ничего другого, кроме как отдать тебя в распоряжение доктора Зибелинга. - Я кивнул, мои губы были плотно сжаты. - Ты можешь идти, я думаю, это необходимо для дела. - Он знал, что, останься я в живых, они сразу же получат меня обратно. Но вместе с тем я чувствовал, что в данной ситуации лучшего выхода для меня нет. - Надеюсь, звезды повернутся в лучшую сторону для всех присутствующих, - закончил он. - Счастливой охоты!

 

Глава 20

 

     Мы с Зибелингом сидели в снегоходе; под пологом забрезжившего рассвета мы двигались туда, где скоро перед нами предстанут Джули и Рубай. Танаки снабдил нас всем необходимым, в том числе снегоходом. Зибелинг умел управлять этой машиной и не находил в этом ничего смешного, в отличие от меня. Я выпил чашку кофе, налитую из термоса, и вновь посмотрел на него:

     - Хотите немного?

     Заводя двигатель, он отрицательно покачал головой, глядя в темноту ночи.

     Голограмма его мыслей по-прежнему переливалась вокруг него. Он молчал вот уже почти час.

     - Док! - решился я прервать молчание. - Я вижу ауру вокруг вас.

     Он недоверчиво осмотрел себя, потом взглянул на меня:

     - О чем ты?

     Я развел руками, не зная, как объяснить:

     - Даже техника светится в моих глазах, с тех пор как гидраны сделали со мной это...

     - Тогда, - сказал он, - понятно все, о чем говорил Джоральмен. Я думал, он просто преувеличивает. (Помешался.) Гидраны сфокусировали энергию телекинеза на тебе, чтобы причинить такой вред? - Казалось, он не верит, что это воз.

     - Да. - Я положил руку на макушку. - Вы должны мне верить. В конце концов, это произошло со мной, и я заработал головную боль - лучшее доказательство моих слов. - Шутка мне явно не удалась.

     - Почему ты ничего не сказал мне? Я бы дал тебе что-нибудь...

     Ему позволили подлечить мою изувеченную спину, но про голову я промолчал.

     - Я не хотел. Лекарства могут помешать мне использовать свой Дар. А к боли я привык. - Рубай был прав: я стал устойчив к ней. Каким-то образом мне удавалось найти силы, когда к этому меня вынуждали обстоятельства. Интересно, прав ли Рубай относительно нашей предстоящей встречи? - Не беспокойтесь обо мне. Док.

     С минуту Зибелинг смотрел на меня, затем вновь покачал головой:

     - Ты хочешь сказать, что видишь энергию?

     - Не то чтобы вижу. Скорее чувствую, это нечто вроде окрашенного звука.

     Особенно у людей. Псионы сверкают, как солнца.

     Я вдруг задумался: воспринимают ли гидраны мир так же, как я? Мне захотелось увидеть себя со стороны.

     - Это... не знаю, как объяснить...

     - Удивительно. - Я чувствовал, что Зибелинг-ученый готов немедленно поместить меня в лабораторию и начать исследование. - Мне не приходилось слышать ни о чем подобном. Думаю, тебе повезло, что ты сохранил здравый рассудок.

     - Гидраны не могли причинить мне зла. Они знают меня, доверяют мне и думают, что... - Осекшись, я вспомнил о том сообщении, которое они мне оставили. - Увидев меня впервые, они поняли, что я из их породы, хоть я и вкалывал на шахте. - Я воодушевился. - Их не удивляло, что один из них мог прийти из другого мира. Это было заложено в их памяти. И теперь самые глубинные пласты вышли наружу. Но, похоже, они до сих пор не осознают реального значения этого.

     - Они дали тебе много.

     Я тронул голову:

     - Да, больше, чем я думал. Когда мы встретились первый раз, они сразу же попытались применить контакт-сцепку. Для них - это все, это - в каждой клеточке, а я не в состоянии был ответить им... Да и сейчас по-настоящему не могу. Всегда есть что-то, чего я не хотел бы показывать кому бы то ни было, хотя из меня и сделали настоящего псиона. Они сказали, это оттого, что я рос среди людей! Людям несвойственно полностью раскрываться, они не настолько сильны.

     - Ты не просто вырос среди людей, ты - человек. В такой же степени, как и гидран. - Он говорил это так, как будто я мог забыть об этом.

     - Мое несчастье. - Я нахмурился. - Во всяком случае, я не смог сходу принять сцепку, это было выше моих сил. Но когда сцепка произошла, это изменило меня, мою энергию пси... Все барьеры рухнули. И тогда я получил доступ к их памяти. Все гидраны такие? Они делятся абсолютно всем? Что они делают здесь?

     - Я знаю о них меньше, чем ты думаешь, и ты вряд ли найдешь эксперта в этом вопросе. Даже отдельно взятому гидрану объем телепатической информации, которой они делятся, может показаться неподъемным. Изоляция и те ужасы, через которые им пришлось пройти, принудили их к такому единству, чтобы выжить.

     Однако большинство гидранов давно утратило способность общаться посредством объединенного разума. Если бы мы с женой были так психологически разобщены, у нас не было бы единого прошлого. Но я припоминаю некоторые особенности гидранов. Например, их вера в Бога как существо. - Он откинулся на сиденье.

     Так мы разговаривали в продолжение всего пути, чтобы отвлечься от мрачных размышлений. Говорили о гидранах на Синдере и их прошлом, о том, что значила принадлежность к цивилизации, которая была организована так, как Человеческой Федерации и не снилось. Говорили о Синдере как о пристанище гидранов-колонистов, когда их цивилизация рухнула, и о том, каким образом эта планета превратилась в сакральное место, своего рода храм для них. И о том, наконец, почему они пришли в Туманность Рака.

     - У них были шахтерские навыки? Ведь они тоже добывали телхассий... Зачем?

     - Очевидно, для того же, для чего и мы.

     - Мой народ... - Я почувствовал, что мое лицо дрогнуло.

     Зибелинг мягко произнес:

     - Мы не имеем никаких указаний на то, что при добыче телхассия они использовали рабский труд. Уважение к любым формам жизни - такая же неотъемлемая черта гидранов, как и развитые пси-способности. И это не случайно - только таким образом они могли уберечься от злоупотребления своей силой. Но, с другой стороны, ошибкой было бы рассматривать их как святых мучеников. У них свои несовершенства, они обладают таким же спектром эмоций, как люди. Они способны на обиду, гнев, испытывают эгоистические побуждения, хотя с трудом им поддаются. Те гидраны, с которыми ты столкнулся здесь, имели достаточно времени и причин для того, чтобы почувствовать необходимость подобного контакта и привыкнуть к жизни в подполье. Они использовали тебя - пускай с твоего согласия, - чтобы получить то, что им было нужно. То же самое, что пытался сделать Рубай. Ты можешь принимать наследие своего народа, но делай это с открытым сердцем. Не отказывайся от человеческой части своего "я" ради мечты.

     Я промолчал, но он, кажется, понял по выражению моего лица, что я чувствую, потому что опустил глаза и подумал о том, что я полукровка... совсем как его сын, который никогда не слышал от него таких слов. И еще о том, что я постоянно напоминаю ему о его потере, что я стал свидетелем того, что стало с его собственной жизнью, а также послужил толчком к тому, чтобы он еще раз обдумал, что произошло, и наконец принял это. А также о том, что все, чем отблагодарил меня, сослужило мне плохую службу, о том, что он делал мне больно, так же как Джули и всем остальным.

     - Кот, - произнес он наконец, - я не знаю, как...

     - Послушайте, давайте не будем об этом. Какая теперь разница? - Я понял, что мне действительно больше нет дела до того, что произошло со мной... как и до того, был ли Зибелинг моим отцом или нет.

     Наступила пауза. Затем Зибелинг заговорил вновь, как будто объясняя мне что-то: мне даже показалось, что он говорит сам с собой.

     - Когда чувствуешь, что, куда ни бросишь взгляд, все вокруг больное и искаженное и ты не видишь способа исправить это, остается просто закрыть глаза и разум, пока не перестанешь видеть. Даже твой собственный ад подчас привлекательней, чем преисподняя вокруг...

     Этим он пытался дать мне понять, что не отдавал себе отчета в своих действиях, когда отправлял меня в лапы контрактников...

     - Да, я думаю, - ответил я, чувствуя, что он не сводит с меня глаз, - Джули знала это.

     - Да, - чуть слышно прошептал он. И в ту же секунду боль от возй ее потери, горечь и страх за единственную женщину, которую он полюбил так же, как жену. Жена... чистое золото, ее кожа, волосы... какая она прекрасная... и ее больше нет. Нахлынувшие воспоминания - нет, этого он уже не в состоянии выдержать.

     Я не знал, что сказать, затем произнес:

     - Звезда упала.

     Так говорили в Старом городе, когда сгорал дом, когда портился дополнительный питательный паек, когда кто-нибудь терял все. Мне захотелось, чтобы Зибелинг знал, что отчасти я его понимаю... но этого было недостаточно. Я вспомнил то время, когда он сказал, что сочувствует мне, - я думаю, он действительно имел это в виду. И подумал, что же мне в действительности надо.

     - Ваш сын - каким он был?

     - Сын... - Зибелинг глубоко вздохнул. - Я думаю, он мог бы очень походить на тебя.

     - Жаль, что мне не довелось узнать его.

     Он посмотрел на меня, и на губах его появилось слабое подобие улыбки...

     Взошло солнце, превратив ночь в голубое свежее сияние. Вдруг я почувствовал, что мы прибыли на место.

     - Остановите здесь.

     Я заглянул за панель управления. Снаружи не было ничего, кроме снега и сияющего неба, но внутреннее зрение показывало мне мощный источник энергии, настолько яркий, что он казался почти черным. Я нахмурился:

     - Так это где-то под землей? Я ничего на вижу, но чувствую...

     - Да, что-то не так: посмотри, стрелки приборов сошли с ума... Генератор защитных щитов должен иметь какие-то наземные сооружения; очевидно, где-то поблизости он расположил рассеивающий экран. Сейчас мы его увидим... - Руки Зибелинга на руле напряглись.

     Я кивнул:

      - Послушайте, я подумал, что, если мне пойти туда первому, без вас, идет?

     - Тебе?

     - Да. Вы останьтесь здесь и прикрывайте меня. Мы не знаем его планов, но скорее всего его действия непредсказуемы. Думаю, мне легче будет справиться с ним как телепату. Врасплох нам его уже не застать. Надо, чтобы хоть один из нас уцелел и ситуация с Джули не повторилась. - Я натянул перчатки.

     - Понятно... Ты уверен в своих силах?

     - Не знаю, попытаюсь. По крайней мере, Рубай помнит, что однажды я его обставил, когда он пытался влезть мне в душу после убийства Дира. Он делает ошибки, и я должен это использовать.

     - Ты обвел Рубая вокруг пальца... - Кажется, Зибелинг наконец в это поверил.

     Я усмехнулся.

     - Послушайте, док, я, в конце концов, не такой уж идиот. Однажды мне удалось обставить его - что же, я сделаю это еще раз. Дир любил говорить, что такова участь псионов. Это как игра в Последний шанс, - я изобразил рукой, что пытаюсь схватить воображаемые игральные фишки.

     Зибелинг молчал, обдумывая мои слова. Как ему хотелось сейчас стать более сильным телепатом, чем...

     - Хорошо.

     Я опустил капюшон парки и открыл дверцу снегохода.

     - Подожди.

     Я обернулся.

     - Попробуем сцепку? - в вопросе слышалось внутреннее напряжение, как будто он чувствовал себя не вправе предлагать это.

     - Да... Но вообще-то не стоит. - Это было моей прерогативой, своеобразным долгом, который я должен отдать Рубаю. Кроме того, я сомневался, что смог бы сделать сцепку с Зибелингом, - между нами как-никак стояла Джули.

     - Лучше, чтобы нас ничего не связывало, - сказал я, - но если мне понадобится помощь... - Я спрыгнул на снег. - Я дам вам знать.

     - Будь осторожен, не рискуй без надобности...

     - Во всяком случае, не жизнью Джули.

     Передо мной был только белый шелест снега, я двинулся к нему.

 

Глава 21

 

     Я ничего не видел, но тем не менее чувствовал, что приближаюсь к цели.

     Системное управление щита планеты Синдер. Хотя я был готов ко всему, то, что я увидел, поразило меня больше, чем я ожидал. Я замер, глотая ледяной прозрачный воздух. Здание представляло собой гигантскую перевернутую чашу с окаймляющими ее башнями и системой проводов, окутывающими ее, как паутина. Чаша была покрыта льдом, слоистым, напоминающим рябь, разукрашенным узорами, отчего все здание напоминало пряничный домик. С башен, покрытых серебром, свисали сосульки, как замерзшие слезы. Вокруг центра стоял сказочный лес из кристальных деревьев, от которых исходила бесшумная сверкающая музыка. От этого зрелища у меня захватило дух, я на минуту забыл, что благодаря этому зданию Синдер за считанные секунды может быть отрезан от Галактики. Я увидел вход и направился к нему.

     По дороге мне пришло в голову, что еще полгода назад, в Старом городе, ничто не заставило бы меня пойти на такой шаг, у меня не было близких, ради кого я стал бы рисковать жизнью. Я поймал себя на мысли, что не променял бы то, что должно произойти, на Старый город. Что бы со мной ни случилось.

     Я сосредоточился и превратил свое сознание в непроницаемую стену, заблокировав яркий поток энергии и моего собственного заряженного тела. Но это оказалось лишь электрическим напряжением, и стоило мне перестать обращать на него внимание, как оно исчезло. Я вытащил парализующий пистолет и вошел в здание.

     Коридор показался темным после сверкающего льда, но мои кошачьи глаза моментально приспособились. Я откинул капюшон и расстегнул куртку - так будет гораздо легче двигаться. В воздухе стояло жужжание и потрескивание разрядов, от чего у меня мурашки побежали по коже. Я не мог отделаться от ощущения, что здесь находится нечто большее, чем щит. Я по-прежнему не улавливал никакой попытки установить со мной контакт, будто за этими стенами никто не прятался. Я сдерживал желание послать на разведку свой телепатический луч и предоставил Рубаю сделать первый ход. Теперь я видел свет, реальный свет, идущий из одного из контрольных помещений. Я вступил в освещенную комнату, и первое, что я увидел, была Джули; она сидела и ждала. Но не по собственному желанию. Ее черные волосы взметнулись изящной волной, когда она повернула ко мне голову, пытаясь предупредить меня, но не в состоянии была сделать это. Ее серые глаза имели выражение жертвы, попавшей в капкан.

     - Что же, Кот, в конце концов, я неплохой психолог, не правда ли?

     Рубай ждал меня в другом конце комнаты, сидя перед пультом управления, который позволял держать стены под напряжением. "Паутина, сеть сознания", - подумал я, выхватил оружие и ненатуральным голосом из какого-то фильма выкрикнул:

     - Рубай, вы арестованы! Малейшее движение - и я...

     Пистолет как будто вырвало у меня из рук, он отлетел в дальний конец комнаты. Я проследил взглядом, как он приземлился недалеко от Рубая. У меня моментально пересохло в горле.

     - Тебе он не понадобится. - Его лицо было как всегда спокойно и непроницаемо, как будто ничего не произошло.

     Я пожал плечами, пытаясь утвердить такое же выражение на своем лице.

     - Я пришел. Что вы хотите?

     - Так значит, ты, рискуя жизнью, примчался на выручку Джули Та Минг?

     Дочери хозяев Транспортного Управления Центавра? - Я кивнул, свернув в клубок свое сознание. Но он пока не пытался проникнуть туда. - И даже тебя завербовала Служба Безопасности. Можешь передать им мои поздравления. Твоя конспирация была безукоризненной.

     - Достаточной, чтобы обвести вас вокруг пальца. - Я дотронулся до своего клейма.

     - Да, пожалуй... И оно до сих пор при тебе. По крайней мере, мне приятно осознавать, что Управление Шахт вознаградило тебя столь достойным образом.

     Он приподнял бровь.

     Я хотел рассмеяться, но правда в его словах заставила меня проглотить смех.

     - Послушайте, что вам от нас нужно?

     - Это я у тебя должен спросить. Кот: чего ты добиваешься? Привести меня на шахты в качестве пленника? Это цель твоего прихода, ведь так? Заслуживают ли они такой награды?

     - Заткнись. - Я подошел к Джули и тронул за плечо: ее сознание было закрыто.

     - Кот, я сказку тебе, что мне нужно... - Я обернулся и внезапно увидел живое человеческое лицо, на котором запечатлено напряжение и страх, глаза, видящие впереди собственное унижение и смерть. Его сознание открылось и вцепилось в мое. - (Я хочу вырваться отсюда! Помоги мне. Кот, ты единственный, кто может меня спасти. Если ты сдашь меня, они уничтожат нас обоих. Вытащи меня отсюда - и я научу тебя всему, что знаю сам. Ты превзойдешь меня в телепатии, не предавай меня - и получишь все, что я обещал, все, о чем ты когда-либо мечтал!) Я закрыл руками уши, как будто это могло мне помочь. Ложь? Зачем ему это понадобилось после того, что произошло? Но я сделал шаг к нему. Джули вздохнула, как будто почувствовала, что я дрогнул. Его сознание притягивало меня, я чувствовал, что в его словах - правда. Я был нужен ему. Он требовал понимания с моей стороны: Гэлисс уже стара, ему нужен молодой, умный и сообразительный помощник.

     Гэлисс знала, что Рубай сделал выбор, и поэтому непримиримо и всеми силами ненавидела меня. Но она настолько верна Рубаю, что стала бы помогать ему обучать меня. Ведь я лишь перспективное сырье, заготовка. Мне удалось достичь чего-то благодаря слепой удаче, я не мог даже представить, на что я вообще способен. Никому в целой вселенной не дано было обвести Рубая вокруг пальца. Я, один я сделал это. Я положил его на обе лопатки, я, мальчишка-полукровка, но он еще больше зауважал меня после этого. Он даже открыто восхищался мной и моими способностями. Если я протяну ему руку помощи, мы выйдем вместе из этой ловушки, он возьмет меня с собой, и тогда - никто не знает, каких еще невероятных высот я смогу достигнуть... Я предался мечтам о такой возсти, о мирах, принадлежащих мне, о чудесах, о власти, о том, что ко мне наконец начнут прислушиваться.

     Я встал перед страшным выбором, потому что слишком устал жить так, как я жил. Каких чудес я мог бы добиться своей телепатией! Я хотел полностью реализовать то, на что способен, чтобы гордиться своим Даром. Почувствовать, наконец, что означает обладать всем, что купить за деньги... (Все, что мне нужно?) Я посмотрел на Джули, моя рука ласково провела по ее плечу. Она замерла, когда прочитала мои мысли, и это подтвердили мои глаза. Как и то, что все уже предрешено.

     - (Джули, я...) - (Возьми ее, если хочешь!) - продолжил атаку Рубай. - (Используй ее, перестань быть пугливым идиотом! Разве ты не знаешь, что такое клан Та Минг?

     Это одна из самых могущественных и коррумпированных семей в Федерации.

     Транспортное Управление Центавра - лишь один из картелей, которые наняли меня для захвата шахт... Она свернула тебя с правильного пути - для чего? Быстро же ты позабыл Старый город, трущобы Куарро! Да ей, в сущности, наплевать на тебя, как и всем им. Они все похожи друг на друга, паразиты, питающие синдикаты, которые в свою очередь питают падаль общества, таких, как мы с тобой, уличный мальчишка! Всегда те, кому больше всех достается, на ком все держится. Мы нужны сильным мира сего. Благодаря нам держатся их системы, на наших страданиях и гибели. Тебя всю жизнь использовали, ты имеешь право ненавидеть их.) Так, как ненавидел их он. Я коснулся центра ненависти в его мозгу, и черная горечь, ранящая, как черные алмазы, резанула меня изнутри. Мир был черен, только борьба за выживание. Кажется, теперь я могу сделать с этими подонками все, что они заслужили...

     Но я не имел на это права. Я был лишь наполовину человеком... и наполовину гидраном. Наконец я увидел, что это значило - та моя часть, которая была гидраном, оказалась сильнее. Взять чужую жизнь представлялось непростительным грехом, уничтожить другого - значило уничтожить себя.

     - Нет... я не могу.

     Я снова стоял возле Джули, мое сознание раскололось надвое, кулаки сжались. Это Джули, которая не сделала мне ничего плохого. Она верила в меня. В то же время я осознавал, что все оказанное Рубаем - правда и что вторая моя половина готова уничтожить вселенную за то, что она сделала со мной, с ним, со всеми подобными нам... У Рубая было право ненавидеть их... Когда-то мы были похожи...

     Но только не сейчас. Я видел, что власть и ненависть превратили его как раз в того, кого он ненавидел. Никто не имел для него значения. В моем лице он видел свое отражение, я был его зеркалом. Он пришел, чтобы разрушить то ценное, что объединяло меня с Джули и Зибелингом. Рубай хотел использовать меня, он бы уничтожил меня своим больным сознанием. Он сумасшедший, и я должен остановить его.

     Я посмотрел на лицо Рубая, оно было непроницаемо. В его глазах я ничего не мог прочитать. Однако было уже поздно - он прорвался сквозь охрану моего сознания, ворвался в мой мозг, уже полностью контролируя его.

     И я узнал, что такое его триумф, и подумал, что теперь моя очередь отправляться на тот свет - он держал мой разум в своих руках и мог раздавить меня в любую секунду, как букашку. Каждый мой вздох был теперь милостью Рубая.

     Он не торопился, давая мне прочувствовать его силу; никто не мог остановить его, нечего даже пытаться.

     Рубай кивнул, и хватка его железного разума немного ослабла.

     - Я, похоже, ошибся в тебе дважды: первый раз недооценил - и сполна заплатил за это. Но теперь я был осторожнее. На этот раз ошибся ты, полукровка, - ты потерял чувство реальности. Ты разочаровал меня. Я надеялся... Впрочем, твой выбор вполне очевиден.

     Я понял, что сейчас нам придет конец. Не столько потому, что мы разрушили его план, а из-за того, что задели его проклятую гордость. Теперь он хотел вновь продемонстрировать нам, что он - по-прежнему самый сильный и самый лучший. У него ничего не осталось, ни малейшего шанса, но последнюю малость он мог себе позволить. Расправиться с нами, в особенности с полукровкой-каторжником, который все испортил.

     - (Зибелинг!) - Я непроизвольно позвал его. - (Нет, только не думать о нем, ведь он...) Рубай улыбнулся, он уже знал обо всем заранее.

     - (Нет, отчего же, думай о нем. Скоро он присоединится к нам. Подожди, это займет немного времени.) Рубай взял что-то с панели управления, подошел ко мне и вложил мне в руку; я ощутил холодный металл. Меня ударил разряд тока, когда я прикоснулся к нему.

     Я вздрогнул. Хотел удивиться, увидев, что оказалось у меня в руках, но не смог.

     Это была энергетическая базука, бьющая концентрированным пучком энергии.

     В жизни мне приходилось пару раз видеть такие у службистов, когда они патрулировали во время беспорядков.

     Я посмотрел на Рубая, и мне не нужно было объяснять, что делать дальше. В моей голове возникли картины, от которых невоз было избавиться простым закрытием глаз. Я видел, что нажимаю на пусковую кнопку, убивая Зибелинга, затем Джули и себя. Я не мог воспрепятствовать этому, потому что Рубай полностью контролировал мои мысли. Он мог заставить нас делать все что угодно... Нет! Я вздернул базуку, направив ее на злодея.

     В тот же миг мне как будто железным обручем стянули глотку, перекрыв доступ воздуха. Прошли секунды, паралич усилился. Комната поплыла вокруг меня, я не мог больше стоять и осел, грудь горела, и я тщетно хватался за горло...

     Рубай отпустил меня, я скорчился, задыхаясь и не в силах открыть глаза.

     - (Встать!) - Я поднялся с огромным трудом. - (Возьми ружье!) Я повиновался. Рубай приблизился ко мне, взял рукой за скулы и посмотрел в глаза.

     - (Да, мне не составило бы труда передавить вас всех - самый простой вариант. Но так мне будет гораздо интереснее.) - Он вновь отпустил меня. - (Вдумайся в прошлые ситуации, Кот, пока у тебя еще есть время. Я нахожу обстоятельства вполне подходящими.) - (Ты, подонок, я не буду убивать для тебя... я не могу.) Ему было известно, что я не могу сделать это, потому что я гидран, и что со мной может быть после этого. С другой стороны, я не смог не подчиниться, потому что я не до конца гидран и недостаточно силен, чтобы остановить его.

     Потому что он был сильнейшим и непревзойденным, сильнее, чем мы вместе. - (Джули...) - Я нашел ее в темнице сознания и попытался установить контакт, чувствуя ее ответную реакцию.

     Она взяла мою руку. Но это было рукопожатием через тюремную решетку. Опять же благодаря любезности нашего мучителя, который наслаждался своим могуществом, позволив нам эту маленькую слабость.

     - (Кот!) - Ее голос наполнил меня, она знала обо всем, что было на уме у Рубая. - (Зачем ты пришел?) Ее чувство вины было той слабостью, которую Рубай использовал против нее, как и мое чувство вины и мою раздвоенность по крови. Мы были как мухи в его паутине, и всякий раз сопротивление Рубаю оборачивалось против нас.

     - (Джули, он не может заставить меня...) - Я посмотрел на базуку, пытаясь уверить себя в этом и понимая в то же время, что ему известны все мои тайные страхи и он обернет это против меня. И он прервал наш контакт. Пальцы Джули соскользнули с моих, моя рука упала... Я остался один...

     В комнату входил Зибелинг. Рубай сконцентрировал свой мощный телепатический луч на нем. Теперь он контролировал всех троих. Непроизвольно я повернулся в сторону двери. Зибелинг ступил в полосу света. На его лице были написаны беспомощность и обреченность - как у Джули. Его глаза перебегали от Джули ко мне, от меня к Рубаю и обратно. Я поднял ружье - Зибелинг был у меня на прицеле.

     - (Нет, я не хочу делать этого!) Однако я не в состоянии был установить с ним контакт - он потерян для меня, так же как и Джули. Мои руки держали базуку наизготовку, и Зибелинг чувствовал дыхание смерти.

     - Доктор Зибелинг, - Рубай кивнул. - Что ж, цепочка замкнута, и мы можем приступить к финальной части шоу.

     Он произнес эти слова вслух, неизвестно зачем. Я стал ощущать его давление, сначала едва заметное, затем усиливающееся; у него была уйма времени, и он хотел вполне насладиться нашими конвульсиями. Я уже не в состоянии был больше сопротивляться. Я знал, что если не подчинюсь на этот раз, мое сознание разлетится на миллионы мелких осколков. Я не мог сделать это... не мог... Но как помешать этому? Моя рука затряслась, в то время как другая подняла оружие и навела на цель. Мой мучитель велел поместить пальцы на спусковой крючок...

     Теперь обе мои руки держат оружие... Все, что я мог видеть, - Джули и Зибелинг.

     И они - все, что у меня было.

     И тут я не вписался в план Рубая. Мои пальцы впились в металл как его часть. Он не мог заставить меня выстрелить.

     Это потрясло Рубая, на мгновение его сигнал ослабел. Он взял на себя слишком много и не оставил резервов; держать нас троих в кулаке было выше человеческих сил. Он не был богом. Я прорвался сквозь железные прутья изоляции и нашел сознанием Зибелинга.

     - (Делаем сцепку!) Однако он отверг меня: он был уверен, что я хочу застрелить его. Он отправил мне сообщение:

     - (Ты маленький лживый ублюдок, как я мог купиться на твою ложь?) - (Остановитесь!) - Мои руки тряслись от напряжения.

     - (Я как чувствовал, кто ты на самом деле...) - В мгновение я ощутил все, что он всегда думал обо мне, презирая и отвергая меня. - (Надо было мне думать раньше...) - Будь ты проклят... - Мой голос оборвался.

     - (Нет, Кот! Я ошибался!) - Ужас наполнил его лицо. В это мгновение Рубай толкнул меня, и я выстрелил. Я знал, что это сделал не я, и рванул базуку в сторону. Но поздно; пучок энергии ударил Зибелинга и отбросил его на стену.

     Джули закричала от его боли, и эта же боль эхом отдалась в моем сознании.

     Затем Зибелинг исчез из моей головы, триумф Рубая пришел вместо него. Это была всего лишь шутка, фокус - и Зибелинг был мертв. Я заскулил, мои ноги подкосились, но Рубай железной энергетической хваткой поддержал меня. Я заставил себя посмотреть на Джули. На ее лице выражалось все и одновременно ничего.

     - Прости меня, Джули, прости... - Мои руки с ружьем блуждали как лунатики.

     Она бессмысленно смотрела куда-то сквозь меня.

     Теперь нас осталось двое, и Рубай вновь захватил над нами полную власть.

     Теперь очередь Джули, а потом - я знал это - я использую оружие против себя.

     Потому что мне не хотелось жить.

     В голове у меня была Джули. Я знал, что должно быть нечто более мощное, чем Рубай, - и это то, что она значила для меня, она была главным, единственным смыслом... Найти, найти ее, все остальное уже не важно... И я, вновь вырвавшись, нашел ее, вцепился и закричал:

     - (Джули! Сцепку, сейчас!) Я опять захлебнулся в темноте, но послал ей лучик света и заставил ее присоединиться ко мне.

     Я ощутил приток энергии, растущий во мне, сильнее, чем когда бы то ни было... Ружье дернулось и вернулось в то же положение, как будто притянутое магнетическим полем: Рубай обрушил энергетический удар, чтобы разорвать наш контакт, но мы впились друг в друга, спаянные смертельной опасностью. Он пытался остановить наши сердца, но уже утратил контроль над нами. Тогда он направил энергию на болевой центр в моем мозгу и вырвал блокировку, установленную мной; мое тело закричало, пораженное шоком. Но это не могло поколебать мою решимость, я почти не ощутил боли - она была разбавлена, растворена, разделена...

     Его атака возобновилась - он зашел с другой стороны, и его сознание попыталось ввергнуть меня в ад. И адом было мое собственное лицо, мое отвратительное лицо-Кот-полукровка, Кот, ищущий забытья в наркотиках, мелкий воришка, игрушка в чужих руках. Кот, продающий кого угодно за кредитку; я увидел свою выброшенную на ветер жизнь без прикрас. Я барахтался в этой паутине, запутываясь все больше... В считанные секунды я пережил все отвратительные и грязные эпизоды своей жизни... Передо мной прошло абсолютно все... Пока он наконец не приблизился к той двери, которая закрывала наиболее потаенную часть моего я, к тому барьеру, который был возведен в самом начале моей жизни. Я был окончательно приперт к стенке и поставлен перед выбором - сдаться или сломаться...

     Я вошел в тот период жизни, о котором не помнил, и из темноты стали возникать картины:

     - Спи, мой маленький... Пусть тебе приснятся солнце и звезды... - Это был ее ласковый голос, уводящий прочь мои страхи. Я увидел ее лицо, которое наконец улыбнулось мне одному... Почувствовал горячее прикосновение любви. И все исчезло, кроме счастья держать ту руку, которая была основой и смыслом всего. - Пусть тебе приснится твоя собственная маленькая планетка... - Как же я мог забыть это лицо? - Пусть тебе приснится твое будущее...

     И затем, отвечая на мой вопрос. Рубай вырвал меня из сладкого сна и вернул меня в финал, где нашли конец воспоминания о счастье и надежности, покое и любви. Мои сны умерли в переулке Старого города, окрашенном красным цветом смерти... Я вновь слышал ее крики, которым никто не отвечал, крики в моей голове, доступные лишь мне одному - агония, ночной кошмар... Крики о том, чтобы это скорее закончилось...

     - (Выхода нет. Кот... Лишь смерть ее и твоя смерть - наилучший выход...) - Рубай показал мне, как все должно закончиться:

     - (Ты - ничто, ты остался один.) - (Нет.) Прошлое умерло вместе с моими грезами и снами. Но я не был одинок - ко мне пришла новая жизнь... Я был призван к ней не просто сцепкой наших сознаний, но и соединением душ, и я знал, что никогда не буду больше потерян и одинок.

     Энергия, которую я теперь ощущал, была не только моей, погружающей меня в свет, теплый, чистый свет, ограждающий, перерождающий меня и дающий силы.

     - (У тебя нет выхода, Рубай, ты побежден.) Ужас, который сковывал меня все это время, вернулся к нему. Правда поставила все на свои места. Я услышал крик Рубая:

     - (Нет, остановись, я не хочу умирать!) Но было поздно, мое сознание распрямилось, как высвобожденная пружина.

     Ничто уже не могло остановить меня... Я спустил курок. Ружье дернулось у меня в руках, яркая сине-белая вспышка на миг закрыла Рубая...

     Он был мертв. Его смерть стала моей собственной агонией, разорвавшейся, как звезда, наполнившей меня раскалывающимися пучками света... Затем стало тихо. Как будто секунду назад все грохотало, а теперь все успокоилось. Я слышал лишь свое учащенное дыхание и сердце, которое все еще билось. Джули поднялась и с минуту смотрела на меня, держась за голову и рыдая. Я не знал, о чем она думает; она подошла. к Зибелингу. Когда она опустилась подле него, я неожиданно понял, что мне помогла не двух-, а трехсторонняя сцепка. Зибелинг подсказал мне ответ Рубаю... Значит, он еще жив... Джули подняла голову и сказала:

     - Спасибо тебе, спасибо, спасибо...

     Кого она благодарила, осталось для меня загадкой. Глаза Зибелинга были закрыты, он не шевелился.

     Я посмотрел на тело Рубая, лежащее на полу, там, где должны были лежать их тела и мое. Я отбросил базуку и вытер руки о штаны. Я не понимал, что со мной происходит: мне довелось видеть множество смертей - то, как умирают. Но я никогда не был причиной чьей-то смерти...

     Глядя на Джули и Зибелинга, мигая и застегивая куртку, я почувствовал холод, как будто смерть пробралась в мои кости. Во рту был ее привкус, вокруг все источало ее отвратительный запах. Потому что я оставался гидраном душой и телом, и совершить убийство было непростительным преступлением; но, с другой стороны, я был человеком душой и телом и убил с умыслом. Я прижал руки к груди, пытаясь избавиться от ощущения смерти, которое было внутри; это ощущение пронизывало меня, как электричество. Мне захотелось убежать и замкнуться в собственном мирке. Во мне росло ощущение паники.

     Я увидел, что Джули смотрит на меня.

     - (Помоги мне!) - позвал я, но не мог найти ее. Слова навсегда исчезли в черной дыре, в которую я превратил Рубая сознанием и оружием... Все, что я видел, чувствовал и помнил, - рана, которая никогда не затянется.

     Я больше не видел ауру, я не мог найти следов Джули или Зибелинга в своем сознании. Я понял, что никогда мне уже не удастся пересечь печальный океан тишины, чтобы найти их мысли. Мне не дано понять, что случилось с моим Даром.

     Потому что я убил себя, когда убил Рубая. Я понял, что мы ушли вместе. Моя пси-способность превратилась в пепел и исчезла навсегда - вместе со всем тем, что она мне дала. Мне никогда больше не быть телепатом и гидраном, все кануло в вечность. Я поднял руку на человека, выжил и должен заплатить за это - пройти полный круг, стать вновь живым трупом, слепым, одиноким и никчемным... С небольшой разницей - теперь я знал, чего лишился.

     Я дрожал, стоя рядом с трупом Рубая, прижав руки к груди, и вдруг заплакал.

     Тем временем Джули телепортировалась на шахты за помощью. В один из долгих часов ожидания Зибелинг позвал меня в тишине. Я подошел, сел рядом и слушал слова, которые слетали с его губ, как горячие слезы, катящиеся по моим щекам.

     Он умолял меня простить его, но я не понимал за что; говорил, что восстановит меня полностью, но зияющая в моем сознании черная дыра поглощала смысл и значение его слов. Через некоторое время слова и слезы перестали смущать нас.

     Его голова покоилась у меня на коленях, а смерть смотрела на нас пустыми ледяными зелеными глазами.

     Наконец вернулась Джули, усталая и измученная; ледяной ветер, залетевший за ней, был как пощечина. Она присела рядом вместе с врачом, которого привезла для Зибелинга; она смотрела только на него. С ней приехали еще какие-то люди, на которых я даже не оглянулся. Они о чем-то говорили, кажется, приказывали мне встать, - я не слушал их. Я сидел, тупо уставившись в одну точку, пока кто-то не толкнул меня ногой. В изнеможении я упал на Джули. Она подхватила меня, лицо ее выражало замешательство.

     - Кот... Где ты? Кот! О Боже...

     Меня попытались оттащить, но она удержала.

     - Да они тут все ненормальные, - презрительно обронил охранник.

     - Кот, да что с тобой?

     Я теребил куртку.

     - Я не чувствую тебя, Джули. Совсем не чувствую. Все ушло... - Мои глаза словно засыпало песком. Я думал, у меня больше не осталось слез, но они снова полились... Вся Галактика не вместила бы страшную и безысходную боль, терзавшую меня внутри. - Я остался один...

     Я начал икать. Кто-то прыснул. Джули вытерла мои слезы рукавом и прижала меня крепче.

     - Знаю, знаю... - Ее голос дрогнул, она взяла меня за руку, я поднялся и пошел за ней.

     Я сидел рядом с ней в снегоходе, положив голову ей на плечо, сцепив руки.

     - Все будет хорошо, - вновь и вновь повторяла она, но я совершенно не чувствовал ее.

     - Это сумасшествие. Вы не можете теперь требовать этого...

     Мне запомнилась шахта, я тихо сижу в незнакомой и в то же время известной мне комнате, рядом стоит Джули и защищает меня, споря с кем-то.

     - Транспорт, принадлежащий Та Минг, перевозит вашу руду. В конце концов, у меня такой счет, какой вам и не снился...

     Слова были для меня пустым звуком - я перестал их чувствовать. Никто не мог больше причинить мне боль, все просто сидели и глазели на меня. Поскольку для меня не оставалось ничего реального, не имело значения и то, что я как будто узнал некоторые лица.

     Через некоторое время я заметил, что мои руки свободны. Затем я увидел вспышку над своим правым запястьем и что-то упало: это была красная полоска, вживленное в кожу клеймо. Но на запястье все еще оставался красный след. Его закрыли белым. А я уходил - дальше и дальше...

     Часть третья ПЕРЕКРЕСТКИ ГЛАВА XXII Я был человеком и поэтому выжил. Даже вернулся домой, на Ардатею, на главный перекресток Федерации. Серое небо, парящие в небе башни и серебристое стекло - я видел это каждый день, сидя в холле на вершине небоскреба, в котором помещался Институт Сакаффа. На этот раз никто не отваживался беспокоить меня.

     Специалисты института кропотливо работали над тем, чтобы вернуть меня в прежнее состояние, вместе с Зибелингом, отслеживающим каждый их шаг. Они из кожи вон лезли, чтобы похоронить во мне чувство вины и облегчить боль, собирая по крупицам мое разрушенное сознание и стараясь заполнить внутреннюю пустоту.

     Они были терпеливы, настойчивы, не отходили от меня ни на шаг.

     Зибелинг был вынужден делать это, ведь это он заставил меня убить Рубая.

     Однако ему лучше других были известны последствия, которые повлекло за собой это убийство. Мало-помалу рана затянулась, оставив тем не менее шрамы, с которыми уже ничего не поделаешь. Шрамы, отделявшие меня от прошлого, прижегшие нервные окончания, повернувшие прошлое таким образом, будто все произошло не со мной, а с кем-то другим. Однако все воспоминания, чувства и дар псиона, все, что недавно принадлежало мне, помещалось теперь за стеклянной стеной - я видел, но не мог прикоснуться. Специалисты говорили, что нет причины, по которой я мог бы вновь захотеть стать телепатом, но они ошибались. Я не умел больше ни передавать свои мысли, ни читать чужие, я вообще утратил направление в жизни. Я даже не знал, с чего начать. И если кто-то пытался наведаться ко мне в сознание - даже Джули, - мой разум отвергал эти попытки без моего ведома. Когда мы бывали вместе, она пыталась установить контакт, но я видел лишь ее улыбку на неулыбающемся лице. Наконец, окончательно поняв, что мне никогда не вернуть утраченного, я встал и стремительно вышел из комнаты. Не хотелось больше видеть ни ее, ни Зибелинга. Потому что наше общение было недостаточно полным после того, кем мы были раньше, и сознание утраты было невыносимым для меня.

     Джули и Зибелинг поженились вскоре после того, как он выписался из больницы. Я помню странное ощущение, возникшее у меня, когда она сообщила мне об этом. Не столько потому, что фактически они давно уже были мужем и женой, но оттого, что понял: мне не быть больше рядом с ними. С другой стороны, чего же я ожидал? Работа выполнена, теперь подумать и о настоящей семье. Вполне понятно. Но почему-то это задело меня больше, чем я хотел в этом признаться, и ранило больше, чем я показал ей. Потому что я продолжал ее любить, несмотря ни на что. Но у меня было достаточно времени, чтобы понять, что она никогда не полюбит меня так, как Ардана. И, глядя в небо долгими часами, я понял, что и моя любовь к ней не беспредельна. У них впереди была долгая счастливая жизнь, искупление за все, через что они прошли... И после женитьбы им еще не хватало меня, читающего их мысли...

     Впрочем, я забыл, что для меня это уже в прошлом. Не без усилий я вспомнил о том, кто сидит сейчас в этой комнате. Я знал, что никто не ограничивает время моего пребывания в институте. У меня не осталось недосказанностей со Службой Безопасности - я был чист, а шрам от клейма прикрывал браслет с базой данных, как у добропорядочного гражданина Федерации. Это у меня было, и с этим, по крайней мере, отправляться домой.

     Я повернулся к окну, опершись о гладкую кожаную спинку дивана. Башни небоскребов тянулись вверх и тускло поблескивали, а с зимнего неба сыпался снег; картина напоминала сказку. Я вспомнил бесконечные серебристые снежные пустыни и кристальные леса Синдера...

     Неожиданно я подумал о той части города, которую нельзя увидеть отсюда.

     Где никогда не видели кристального дерева или даже горсточки настоящего белого снега, где зима выражалась лишь в сосульках на канализационных трубах, грязном месиве на площади Божественного Дома, в отмороженных руках и воспалении легких.

     Когда ледяной ветер, залетающий с моря, как нож, вонзается в тебя сквозь обноски, и тебе не дают спать там, где хоть сколько-нибудь тепло. Когда сны подобны гниющей свалке, и темнота гнетет твою душу. Старый город. Мой дом...

     Сон жизни, сон времени...

     Я все еще слышал голос матери, поющей о разрушенных мечтах, откуда-то из-за стеклянной стены... Если эта женщина действительно была моей матерью.

     Теперь я уже никогда не узнаю этого. Я посмотрел на свои руки, руки мелкого воришки. Господи, жалкий полукровка... Теперь у тебя действительно ничего нет.

     Даже канавы, в которой ты можешь переночевать... Мои губы задрожали. Я взял кислую конфету и раскрошил во рту. С момента возвращения с Синдера я не притрагивался к камфорным таблеткам, потому что они напоминали мне о Дире.

     Бедный Дир... Счастливец Дир, увенчанный посмертно славой, о которой при жизни и мечтать не мог. Для него все проблемы закончились. Я протер глаза.

     Кто-то вошел в комнату, я почувствовал, вернее, услышал это и поднял голову. Передо мной под руку стояли Джули и Зибелинг, его левая рука до сих пор была перевязана.

     - Привет, Кот.

     Я оскалился без всякой мысли, затем придал лицу пристойное выражение.

     - Что вам здесь понадобилось?

     - Тебе не лучше? - поинтересовался Зибелинг.

     - Нет. Я же сказал, мне уже никогда не будет лучше. - Я отвернулся к окну.

     - Ну, что новенького?

     Они стояли передо мной, словно невидимки, затем Джули спросила:

     - Ты получил благодарственную грамоту и рекомендацию от Службы Безопасности?

     - Ты имеешь в виду это? - Я достал из кармана смятый лист бумаги. Мне было противно просить кого-то прочитать содержание этой писульки. Я сунул ее в карман и забыл о ней. Разгладив ее на колене, я прочитал вверху свое имя. - Так это та бумага?

     Зибелинг усмехнулся:

     - Что ж, воз, она и заслуживает такого отношения.

     Я улыбнулся в свою очередь:

     - Чтобы не возгордиться. Так о чем она?

     Я признался себе в том, что, в конце концов, очень рад видеть эту парочку, и напряжение отпустило меня.

     - Сейчас мы герои, прославились на всю Галактику. Во всяком случае, официально признано, что именно псионы спасли Федерацию. Правда, другие псионы пытались ее погубить...

     Они сели рядом со мной и рассказали мне кучу всего о резонансе, который вызвали события на Синдере, даже больше того, что мне хотелось узнать.

     - Гэлисс и другие псионы Рубая находятся в заключении, где-то в отдаленных колониях, и им грозит большой срок, если их не казнят...

      Я подумал, что пощады им не ждать хотя бы потому, что они псионы.

     - А как насчет тех синдикатов, которые финансировали Рубая?

     - Их тайна умерла с ним. Даже Гэлисс не знает о них. - Зибелинг прислонился к окну. - У транспортников есть подозрения - и полное отсутствие доказательств. Даже они ограничены в действиях, пока вина не доказана наверняка.

     - Нет доказательств? - Я посмотрел на Джули, отчетливо помня, что она и я слышали от Рубая о Транспортном Управлении Центавра.

     - Нет. - Она решительно покачала головой, отвечая на незаданный вопрос. - Есть более важные вещи, а также связи, которые разорвать невоз, цепи, из которых не вырваться. И, воз, в этом и заключается конечная истина.

     - Да, наверное. - Я вновь подумал о Дире. - Вы спасли их задницы... А велика ли разница между ними и Рубаем?

     - Небольшая, - усмехнулась она. - Дома мне, конечно, не предложили того места, которое я занимала раньше, но они дали мне ощутимую компенсацию за то, что я забуду обо всей этой истории и буду придерживаться версии транспортников.

     - Тебя попросту купили, - сказал я.

     Она кивнула и ничего больше не добавила. Я откинулся на диване.

     - Ну вот, пожалуй, и все.

     Что теперь? Федерация осталась жить благодаря нам. И разработки телхассия на Синдере в том числе. Каторжники на Синдере продолжали умирать - по нашей милости. Гидраны остались притесняемым народом, который был под наблюдением, а Дира Кортелью нет. Я разглядывал шрам от клейма на запястье и чувствовал, что спешно построенные барьеры в моем сознании рушатся, не выдержав острой боли. Ну что ж, большой герой... Я скомкал грамоту и отшвырнул в дальний конец комнаты.

     - Будь я проклят, - прошептал я чуть слышно.

     - Неужели ты думаешь, что мы сделали зло? - спросила Джули.

     - Не знаю. Если бы те, благодаря кому вращается эта грязная вселенная, получили что-то взамен, тогда - да. Но наши "подвиги" ничего не изменили.

     - Может, что-то все-таки изменилось. - Зибелинг нежно прикоснулся к Джули и улыбнулся. - К тому же, Кот, не забывай - вселенная жива именно благодаря нам. По крайней мере, существуют люди, которые способны обуздать безумные прихоти психопатов типа Рубая. Этот мир был бы в сто раз хуже, не было бы границ нищеты и боли, если бы не мы...

     Я гневно посмотрел на него, но его голос был слишком горек, и, вспомнив, что Федерация сделала с его семьей, я понял, чего стоили ему эти слова.

     - Между прочим, - он посмотрел в окно мимо меня, - Служба Безопасности объявила о поиске кандидата на место Кортелью. Они дают нам возсть для сотрудничества.

     - Я не Дир. - Закрыв глаза, я попытался представить себе его лицо. - А вы?

     - Нет. - Зибелинг посмотрел на меня. - Насколько я понимаю, ты имеешь в виду безопасность Галактики, поскольку обвинить тебя в лицемерии трудно.

     - Да. Так что вы собираетесь делать? Возвращаетесь в Колонии?

     Джули покачала головой:

     - Наоборот, мы думаем остаться в Куарро.

     Используя деньги, полученные от ее семьи и Федерального Транспортного Управления, они намеревались проводить исследования с псионами. Не только с теми, кто в состоянии платить, как до этого делал Зибелинг, но и с теми, кому действительно нужна помощь, для кого жизнь в Старом городе превратилась в ад.

     Таких было множество; некоторые из них не могли совместить в себе псиона и человека. Я вспомнил о сыне Зибелинга, и подумал о том, не надеется ли он...

     Впрочем, если они даже никогда не найдут его сына, они заменят его кем-то достойным. Я улыбнулся.

     - Для этого мы и пришли, Кот. Мы подумали, не захочешь ли ты работать с нами. - На его лице отразилось нечто большее, чем профессиональный интерес, но я не мог читать его мысли и эмоции.

     - Работать с вами? - Моя улыбка улетучивалась. - Как раз то, что нужно, ходячий инвалид... Попытайтесь, и потом передадите мне мнение пациентов...

     - С твоей пси все нормально, - возразил Зибелинг. - Проблема в том, что сейчас ты держишь ее в узде, не будучи готов применить ее снова. Я не могу вмешиваться, по крайней мере пока, - это не мое право. Ты сам должен решить, что тебе сейчас нужно. Но я думаю, ты вновь обретешь телепатическую силу - когда будешь готов, когда пройдет достаточно времени для излечения.

     Мои руки сжались.

     - Я рад, что потерял это. И мне плевать почему. Я сыт по горло этим Даром, это выше моих сил... - Думать о том, что я некогда обрел смысл жизни, вознесся на вершины мастерства и из-за этого потерял все. Внутри стала нарастать боль и вдруг оборвалась. Я больше ничего не чувствовал, потому что уже умер. - Скорее всего, я совершенно не подхожу, - выдавил я из себя.

     - Наоборот, ты как раз находка для нас, - возразил Зибелинг. - Больше, чем кто-либо. Ты никогда не забудешь о том, как это трудно - быть псионом. Если ты даже никогда не используешь больше свою пси, помни, что для тебя всегда есть место.

     Я уставился в пол, прожевывая остатки кислой конфеты.

     Через минуту я услышал, что они собираются уходить.

     - Твое дело. Кот, - сказал Зибелинг. - Что бы ты ни решил, отныне все зависит только от тебя. - Он улыбнулся.

     Джули посмотрела на него, он кивнул и отошел в сторону, оставив нас одних.

     - Кот. - Она тронула рукой мое лицо, и кольцо вспыхнуло на свету. - Я знаю... - Она отвела руку. - Еще не все потеряно. То, что связало нас, сильнее тех причин, по которым мы теперь расстаемся. И это неизменно для нас троих. Ты знаешь, где нас найти. Неважно, зачем ты придешь, просто зайди проведать нас, ладно? Не забывай нас, пожалуйста... - Она отвернулась, как будто разговор причинял ей боль.

     Зибелинг вновь подошел, обнял Джули, затем вытащил что-то из кармана и протянул мне на вытянутой ладони. Кристаллический гидранский шарик, который в своей прошлой жизни я некогда украл у него. Я взял шарик неуверенным движением.

     Он был теплым, точно живым, каким он казался мне всегда. Сейчас я увидел в нем растущий ночной цветок - лепестки загадочно светились серебряным светом, как далекие звезды.

     - Залог, - сказал он.

     Я взял шарик в руки и с минуту глядел на него, не произнося ни слова.

     Наконец с усилием произнес:

     - Спасибо.

     Зибелинг кивнул. Я видел, как они направились к выходу. Когда они подошли к лифту, Джули обернулась, и я почувствовал в ее голосе то, чего не мог ощутить в ее поведении.

     - Мы никогда не достигнем всего, чего хотим, Кот... но иногда получаем то, что нам по-настоящему нужно.

     Просигналил лифт, двери открылись и закрылись - и их уже не было. Они ушли, и через некоторое время я понял, что на этот раз навсегда. Теперь все полностью зависело только от меня. Я был свободен, богат и... опять никто, как, впрочем, и всегда, как и в самом начале. Я мог бы отправиться в Колонии, коль скоро был богат, но моя спина в шрамах, я помню слишком много лицемерия. Мог бы заняться поиском своих собратьев по материнской линии, но мое сознание тоже было в шрамах, и я не смог бы вновь вступить в контакт с ними - потому что убил человека и не был полноценным гидраном. Скорее всего, я мог бы просто промечтать целый месяц...

     Прошлое умерло, превратилось в музей. Цена за его возвращение была бы непомерно большой, я не в состоянии был бы заплатить ее, я надорвался. Но я не мог забыть прошлого. Что толку в будущем, если я не могу отделаться от стремления вернуть то, что вернуть невоз? Я посмотрел на гидранский шарик в руках, полный рвущегося наружу света, скрытой энергии. И неожиданно вспомнил последний миг контакта с гидранами там, в шахте на Синдере, когда они оставили мне прощальное сообщение. Оно содержало информацию о будущем - их и моем, поскольку наши дороги расходились: их недолгий триумф и затем увядание, едва заметные нити надежды становятся тоньше, разрываются и исчезают одна за другой... И мое будущее - в темноте и пепле, но это не конец, а лишь новое начало. Нити моей жизни запутываются, становятся едва заметными, но не обрываются. Показывая очертания моего будущего, они, напротив, умножаются и растут, и вот передо мной открываются возсти выбора пути, яркие, как звезды на небе. И вместе с горькой печалью от картины гибели гидранов во мне стала расти уверенность в том, что я смогу начать все сначала.

     Я сжал в ладонях маленький шарик. Ночной цветок мог цвести там вечно, если я захочу, но еще много интересных и прекрасных видений, которые я пожелаю увидеть, ждут своей очереди. Я закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться, вызвать их... Когда я открыл глаза, ночной цветок все так же красовался передо мной.

     Ничего не изменилось. Джули как-то сказала, что жизнь - это лишь цепочка разочарований. Ты попытался достичь чего-то, потерпел крах, поднялся и вновь пошел в атаку, понятия не имея, добьешься ли когда-нибудь того, чего хочешь. Но иногда мы все же получаем взамен то, что нам по-настоящему нужно. И сейчас у меня есть все, чтобы начать сначала, теперь судьба даже давала мне фору. И лишь глупец мог бы отбросить это как никчемный хлам. Сейчас я держал в руках одновременно свое прошлое и будущее. Да, пока ничего не изменилось. Но все станет иначе. У меня еще осталось в запасе несколько жизней.