Михаил Успенский

ПОЛ-ГЕРМАНИИ ПРОЕХАЛ, ДАЖЕ В ТУРЦИИ БЫВАЛ

---------------------------------------------------------------------------------------------

  Отец до Берлина не дошел - их дивизия свернула сперва в Прибалтику, а потом в Финляндию. Так

что расписаться на Рейхстаге ему не пришлось.

А теперь нельзя. Хотя весь остальной город разукрашен граффити самых разных цветов и

содержания - места живого нет. Либо власти устали с этим бороться, либо решили, что эти

росписи хоть как-то оживят, расцветят город.

Потому что он серый. Это отмечали все туристы во все времена.

На станции “Ваннзее” меня встретил Свен Арнольд - активист Литературного коллоквиума. Русского

он не знал вообще, и что-то говорил мне по-английски. Было понятно только, что проявляет

заботу, на что я находчиво отвечал “Олл райт” и “Донт ворри”. Дескать, не у мачехи рос,

как-нибудь управлюсь.

Здание коллоквиума - роскошный особняк с башенкой - находилось в двух шагах от станции.

Верандой оно выходило на озеро Ваннзее, озеро было еще подо льдом. По случаю крепкой зимы

берлинцы бросились туда с коньками на холявный каток и были даже несчастные случаи, потому что

лед там много тоньше нашего.

Целендорф - район аристократический, и вдоль улицы “Ам Зандвердер” (по-нашему сказать - на

песках) тянулись различные роскошные дома, либо подчеркнуто современные, либо старинные.

Говорят, что чуть ли не половина из них принадлежит “новым русским”. Не знаю. Пройти вдоль

улицы с криком: “Эй, землячки, есть кто из Красноярска?” я как-то не решился. Уж больно тихая

улица. Никаких магазинов, никаких увеселительных заведений. По обоим сторонам улицы

припаркованы дорогие автомобили. Все колеса и зеркала заднего вида на месте. Думаю, что, когда

я вдоль них проходил, из многих окон смотрели с тревогой - чужих здесь явно не бывает.

Но это потом, а сперва Свен вручил мне ключ. Ключ открывал калитку в невысокой железной

ограде, входную дверь и мою комнату. Комната была аскетической, исключительно для работы,

поскольку здание это служит чем-то вроде Дома творчества. Полки для бумаг и прочего уходили

под потолок - такой высокий, что до верхних не всякая стремянка достала бы.

Был субботний вечер, и, поскольку все торговые заведения были закрыты, Свен показал мне

огромную кухню, микроволновую печь и холодильник, набитый пиццей и разнообразными напитками.

Пиццу я терпеть не могу, поэтому, не мудря, пошел в станционную забегаловку и взял пару

жареных сосисок с кучей всяких гарниров. С удивлением обнаружил, что настоящие-то сосиски,

оказывается, вкусные!

Вдоль маленьких привокзальных пивных и кондитерских шатался единственный увиденный мной

немецкий пьяный. Он что-то орал и требовал от продавщиц, пел и сильно махал руками, никого при

этом не задевая. Кельнерши отгоняли его тряпками - видно, привыкли. В полицию его тоже никто

не тащил, и я решил, что он тут просто работает местной достопримечательностью.

Вообще отношение немцев к алкоголю я для себя сформулировал так: “Физиологически немец вполне

способен выпить столько же, сколько русский, да кто ж ему даст?”

В особняке стояла тишина. Иногда подъезжала машина, кто-то бесшумно проходил по коридору. У

нас на литературном мероприятии обязательно собрались бы все в одну комнату, горланили, курили

без передыху, искали недостающую посуду. А тут все молчком, тишком. Если буду когда-нибудь

сочинять детектив, обязательно опишу это таинственное и даже несколько зловещее здание, скрип

калитки, легкие шаги по двору, обрывки разговоров за окном...

Многие знаменитости побывали в этом доме, их снимки были развешены по стенам в конференц-зале.

К стыду своему, я сумел узнать только Андрея Донатовича Синявского, Царство ему небесное, да

замечательного итальянского писателя-ученого Умберто Эко. Не посчастливилось ему встретиться

со мной.

Утром после фуршетного завтрака, раскланиваясь с незнакомыми людьми (“Морген, морген!”) я

встретился со своей берлинской переводчицей, обговорил с ней все детали выступления и попросил

наладить меня в центр города. Она любезно усадила меня в вагон Эс-бана (У-бан проходит под

землей) и велела ехать до станции Цоо.

Когда-то это был непрестижный район, в котором селилась русская эмиграция. Здесь обитали

Алексей Толстой, Ремизов, Шкловский. Теперь это фактический центр города, живущий довольно

бурной, по германским меркам, жизнью.

Пока не забыл, о немецком метро. Оно не такое красивое, как у нас, но очень удобное. Все-таки

132 станции надземной и подземной дороги, так что можно добраться практически до любого

района, не пересаживаясь с автобуса на автобус.

Я-то сдуру собрался заняться шопингом, но никто не предупредил меня, что с половины Субботы и

на все воскресенье все магазины закрыты. Работают лишь культурные учреждения (как раз там

находится “Цоо палас”, где проходит Берлинский кинофестиваль) да, как бы у нас сказали,

предприятия общественного питания.

Чтобы я не заблудился, герр Арнольд заботливо снабдил меня картой города. По-моему, она

выполнена в масштабе 1:10, потому что на полу моего кабинета не помещается. Но я все равно

опасался заплутать, и поэтому ограничился небольшим районом поисков.

Слева от меня располагался музей эротического искусства, впереди - знаменитый, уникальный Цоо

- самый старый и самый богатый в мире зоопарк.

Справедливо рассудив, что эротики сейчас и в России навалом, а на экзотических животных я не

любовался с детства, я сделал выбор в пользу зоопарка.

Билет недешев - по-нашему тысяч семьдесят. Ладно, думаю, там же не Машу Распутину мне покажут,

которая берет за билет еще дороже, а вполне приличных существ.

Как немцы умудрились восстановить это чудо после войны? До того ли тогда было? А все же

восстановили да еще расширили чуть не вдвое. Теперь там содержится 15 400 животных и

обитателей моря, 1800 видов. Немудрено, что я снова остался “без ног”. Пока все обойдешь...

Скальные массивы и озера, пруды и речушки, в которых плещутся либо пингвины, либо

ярко-оранжевые карпы, мавританский павильон, населенный жирафами, совершенно жуткие белые

медведи, время от времени затевающие драки между собой, тигр, охраняющий неизвестно от кого

вход в свою пещеру, морж величиной с хорошую корабельную шлюпку... Мудрые колобусы в

обезьяннике, размышляющие над чем-то, свесив длинные белые и пушистые хвосты...

Южноамериканская морская свинка капибара величиной с настоящую свинью...

И все это можно разглядывать часами. И все это прибрано, ухожено, вылизано. Только от

носорогов идет страшная вонь, но это у них уж природа такая. Никто не пытается кормить зверей

- коль скоро написано “ферботен”, значит, “ферботен”.

Здесь я впервые услышал и голоса соотечественников. По обезьяннику ходила семья - громадный

негр, похожий на боксера Холифилда, его жена-немка и сын-мулатик на руках у негра. Мулатик,

покидая очередную вольеру, приветливо махал обезьянкам шоколадной ручкой. И тут раздается за

спиной на великом и могучем: “С родней прощается!”. Какие, однако, остроумные эти русские!

Твое счастье, думаю, что негр по-нашему не понимает.

Аквариум же описать вообще невозможно. Поезжайте сами и смотрите. Короче, хватило мне зоопарка

на целый день. Там и поесть опять же можно.

Понедельник посвятил делам: поехал в издательство “Фольк унд вельт”, расположенное в Восточном

Берлине. Оно уже давно специализируется на русской литературе. Там нашлось с кем поговорить,

установить кое-какие контакты. Если найдется псих, который согласится меня перевести на язык

Шиллера и Гете, может, дело и сладится.

На прощание мне сказали - тут у нас одни турки, но ты не бойся, они мирные.

В самом деле, район под названием Кройцберг сплошь турецкий. Их там аж триста тысяч на

четырехмиллионный Берлин. Все вывески на турецком, и даже настенная писанина. Говорят, что

Кройцберг - самый большой турецкий город за пределами Турции. Здесь, конечно, погрязнее,

победнее, но и повеселее. Чернявые ребята что-то привозят, разгружают, копают, моют - и все

улыбаются. Но эта улыбка не похожа на стандартное американское “Чииз!”. Она просто от полноты

жизни. От радости, что ты молод, здоров, что у тебя есть работа...

Виктор Петрович Астафьев не раз говорил об исторической усталости русского народа,

надорвавшегося в многовековых испытаниях. Так вот в немцах я заметил то же самое. Да, они

сыты, одеты, довольны, заняты своими делами и даже нашими - но нет в них какой-то живой искры,

а есть какая-то размеренная вялость... Видно, и для них война не прошла даром.

В общем-то, не хотелось бы здесь говорить о войне. Посреди Берлина торчит, как обломок гнилого

зуба, полуразрушенный собор. Дескать, помним.

И со своими немецкими собеседниками я не говорил о войне. В них этот комплекс сидит до сих

пор, и ничего с этим не поделаешь.

Но война о себе все же напомнила в тот же день на вокзале в Цоо: подъехали два фургона, и

дюжие ребята в камуфляже и касках стали вытаскивать откуда-то, немилосердно лупцуя дубинками,

сопляков со свастикой на рукавах. Гитлерюгендов мигом побросали в “воронки” и увезли. Больше я

берлинских полицейских не видел ни разу. Кстати, кадры для неонацистов поставляет сейчас в

основном бывшая ГДР.

Случаются и более серьезные столкновения. Но всегда против свастики выходит множество людей

(как раньше бы сказали, простых немцев). Это у нас в Питере нацисты могут целыми днями

тусоваться у Исаакиевского собора. Видимо, у нас демократии больше...

Плюнул я, и пошел обходить роскошные торговые центры на Курфюрстендамм. Особенно запомнился

оружейный отдел, где были даже самурайские доспехи. Велико было искушение купить настоящий

золингеновский нож, пусть и очень для меня дорогой, да вдруг он понравится московскому

таможеннику?

Выступление прошло нормально, потом всем разливали рейнвейн, красный и белый. В светских

беседах я принимать участие не мог, засиживаться в застолье (без малейшей закуски) тоже,

поскольку рано утром был самолет.

Веселья не было, было только удовлетворение от добросовестно проделанной работы.

После этой поездки я сделал для себя два вывода:

а) самые красивые женщины живут в Красноярске;

б) путешествовать все-таки надо в молодости.

На этом и заканчиваю свои путевые заметки, а то люди скажут - ты смотри-ка, всего лишь в

Германию съездил, а расписался, будто на Марсе побывал.

---------------------------------------------------------------------------------------------

Опубликовано: газета "Комок"