Олег УЛА-ХО
ИЕРОГЛИФЫ
...Есть закон рождения
подобных людей. Он гласит, что
луч, гребни волн которого
отмечены годом рождения великих
людей с одинаковой судьбой,
совершает одно свое колебание
в 365 лет (...).
Таким образом меняется и
наше отношение к смерти: мы
стоим у порога мира, когда
будем знать день и час, когда
мы родимся вновь, смотреть на смерть как
на временное
купание в волнах небытия.
В.Хлебников
Выход - жизнь,
вход - смерть.
В жизнь идут
трое из десяти.
В смерть идут
трое из десяти.
Людей, живущих
в движении к месту смерти -
также трое из десяти.
Дао
де цзин
Туманно и тускло. С кофейным оттенком,
как будто люди
двигаются,
живут в
реальности старых фотографий. И
оттенок этот возник
то ли от
кофейно-грязного
талого снега, то ли от прорывающихся рассеянных лучей
предвечернего
солнца. Улица узкая и длинная,
как колодец, сквозь
нее
спешат
машины. Заметив фигуру на тротуаре, шофер белого "пирожка" мысленно
потирает
руки: "Ну этого я сейчас обдам" - и
направляет машину на
лужу
так,
чтобы из-под колеса вырвался веер грязных
брызг. Шофер долговязый,
бледное
лицо в оспинах. Кабину украшает пушистая
киска над пассажирским
сиденьем
- разворот из журнала "Юный натуралист". За стенкой, в кузове
-
бастурма,
сервелат.
"Москвич" с колбасной начинкой
удаляется, брызги все же не долетают
до
цели. Впрочем, Валера их не замечает: его взгляд обрезан наброшенным на
голову
капюшоном. Занятия окончены, он возвращается домой. Из-под густых
бровей
добродушно смотрят серо-зеленые глаза. Он спокоен. Лицо его хранит
едва
уловимую улыбку.
Воздух
холодным потоком заливает
ноздри, подо лбом
- пьянящая
пустота,
звуки улицы ускользают. Валера вспоминает.
Чи, пленный воин, обреченный в жертву:
Красным льдом слиты веки,
мутные тени скользят
за ними. Дрожью
разрываю
их - глаза затопило солнце.
Веют высокие пенные перья в причудливом
уборе, горят звонкие золотые
браслеты, в
левой руке халач-виник
держит жезл изогнувшейся змеи,
набедренная
повязка шкуры ягуара, передник украшен нефритовыми пластинами;
халач-виник
- надменный клюв войны, сандалии попирают
царскую циновку.
Вокруг
смуглые, с глазами раскосыми
воины, люд, музыканты
- все, кто
пришел
увидеть приношение жертвы.
Пирамида, сумрачная, как магия власти.
Бесстрастные жрецы выводят
обреченного.
Лик помертвелый. Еще не мой
черед. Раздели, выкрасили
в
небесный
цвет. Начинается долгое восхождение по устремленным ступеням
пирамиды
ближе к глубоко-синему своду неба...
В джунглях - гиганты,
покрытые
иероглифами, - глыбы
времени.
Жрецы сжали и вместили века
в камень.
Каждая эпоха, истекая,
сжимается в каменную глыбу.
В ней упрятана величайшая
сила времени:
если расколется скорлупа
глыб,
вырвется безумный ураган
истекшего
времени, и, раскручиваясь,
виток за витком
неукротимая чудовищная
стихия
обрушится на мир, коверкая и
искажая.
Люди будут ввергнуты в хаос.
...На верхней площадке перед идолами
четверо схватили его и прижали к
плите
алтаря...
Делая тот или иной выбор, ты
шел к своей смерти,
двигаясь по кругу, вначале
медленно,
а потом все быстрее, ты
приближался к черте,
за которой оказался
пленником,
чтобы стремительно
низвергнуться в смерть.
Ты пересек черту, за которой
твоя воля,
ведущая тебя по жизни,
исчезла в воле жрецов.
Твое сознание растворится.
День твоей смерти станет
спекшейся песчинкой в новой
глыбе времени.
...На-кон занес над ним обсидиановый нож
и рассек левую грудь между
ребрами.
Пальцы скользнули в рану, сжал на-кон руку, и вырвал пульсирующее
сердце, и
провел им по
губам идолов. А
потом вытер руки
о свои
волосы-пряди,
перевитые кожаными шнурами.
Тело жертвы брошено к подножию пирамиды,
жрецы отслоили голубую кожу
с
груди, живота, спины и обрядили в нее
на-кона. Музыканты затрубили
в
раковины
забили в барабаны. Ритуальная пляска.
Шив, младший жрец при храме бога дождя.
По угрюмой стене ползут отсветы
змеящегося пламени, по
медленным
ступеням
нисходит чилан - прорицатель. Факел у меня в руке. Тайный путь в
ночные
недра храма. Холод подступает к сердцу, словно погружаюсь в зеленую
тяжелую
воду. Странное предчувствие тяготит душу.
Молчаливый чилан, как
завороженный,
ступает вниз. Почему он ведет меня? Чего он хочет? В клубке
неверного
света, взятые вниз подземельем, как глоток огня, скользим среди
тягостных
стен в сырой тишине. А может быть, это снится мне? Я - орудие в
руках
старика... Я нелеп и безволен...
Поглощающие пучины подземных
миров...
Но что это? Словно судорога
пробежала по жесткому
сцеплению
каменных
стен. Спина покрылась холодным потом.
Зов густой, тягучий,
из
глубины. Я
замер. Факел погас.
Но стены уже
окрасились бирюзовым
свечением.
"Это он - посланец
небес", - прошептал
чилан. Стены стали
прозрачными,
и земля за ними стала темной и прозрачной, как
вода; глотая
землю и
сверкающие, как звезды, слитки
золота, гигантские гады
ползут,
слепо
тычась в стены, медленно поворачиваются блестящим боком и отступают;
алые
пики бурлящей лавы рвутся ввысь,
но, не достигая поверхности,
замирают
и багровеют.
Стены теряют прозрачность, они
покрываются зеленой мохнатой плесенью.
"Посланец
небес тяжело болен, это бред", - прошептал чилан.
Мы спустились. Я вижу... посреди пустой
камеры. Неподвижные тусклые
глаза.
Пахнет плесенью. Посланец небес. Он умирает. Он спустился на землю
и
теперь умирает. Боги смертны? Он уже ничего не может сказать.
Чи - Шив.
По каким звездным маякам он шел сквозь
джунгли, оставляя нити крови
на земле?
Где взял он силы уйти от идущего следом боевого отряда погони? И
теперь
в глубине лесов он был свободен, и ничья воля не тяготила его, а в
воздухе
над ним разлит отдаленный рев бьющихся
ягуаров. Ночь и
день.
Приливы
и отливы.
в крови п
е и
с т
ь хочешь
т я у н
е й и в
б дымом к з
хотят у т я
н не сможет
убить е ь
н
я
с по ту
м с
пережив становишься
р о
т
бога
времени
ь о
н
у
п с
воля л
с ы
л ш
в ветре ны
д ле
д н
ов
в я
в и
и я
д
ж и
деревьев м
н океана
и г
й о
у
на з
с о на теле
т р
срывается
трещины в
н е
с облаков
а желтый
х
И был вечер, и люди спешили
со своими заботами.
Окна загорелись
желтым.
Новый снег колет лицо, падает на ресницы. Бело-молочная гамма. Из
непрерывного гула
машин вырывается высокое
подвывание троллейбусов,
набирающих
скорость. Валеру обгоняют,
смеясь, две девушки
под одним
зонтом.
Они свернули к закрытому кафе-павильону и
уселись на промерзшую
скамейку.
- Эй, мальчик, иди к нам, покурим.
Неожиданно для себя он поворачивает в
их сторону. Девочки угостили
его
сигаретой. Он сбросил капюшон. Красный огонек освещает снизу их лица.
В груди
резвым псом скачет интерес. Ветви деревьев поросли белым мехом.
[X] |