-----------------------------------------
Перевел с английского А. ШАРОВ
серия остросюжетного детектива
издательство "САНТАКС-ПРЕСС" 1994, Москва
OCR Васильченко Сергей
----------------------------------------
Гроуфилд выскочил из "форда" с пистолетом в одной руке и пустым мешком
- в другой. Паркер тоже выскочил и уже бежал, а Лауфман сгорбился за рулем,
легонько нажимая и отпуская педаль газа.
Броневик лежал на боку в сугробе, колеса его крутились, и он был похож
на собаку, которой снится, будто она гонит зайца. Мина сделала свое дело как
нельзя лучше - перевернула машину, но не разнесла ее в клочья. Кругом стоял
резкий запах металла, морозный воздух, казалось, был еще наполнен
отголосками взрыва. Холодное полуденное зимнее солнце светило ярко, и все
тени были четкими.
Гроуфилд обогнул передок броневика с его большим, прикрытым старомодной
решеткой радиатором, который теперь, когда машина опрокинулась, был на
уровне груди. Сквозь пуленепробиваемое стекло он видел водителя в униформе.
Того скрутило немыслимым образом, но он был в сознании и ворочался, точнее,
доставал из-под приборного щитка телефонную трубку.
День был морозный, но на лице Гроуфилда выступила испарина. Прижав
ладонь ко рту, Гроуфилд почувствовал ткань и удивился: он на мгновение
забыл, что на нем маска. В поднятой руке оказался пистолет, и это тоже
удивило Гроуфилда. Он чувствовал себя потерянным, невесомым, невидимым,
будто актер, по ошибке вышедший не на ту сцену.
В некотором роде так оно и было. Иногда Гроуфилд и впрямь на вполне
законных основаниях работал актером в театре, только этот труд не приносил
дохода. На жизнь Гроуфилд зарабатывал иным способом - с пистолетом в руке и
маской вместо грима на лице.
Так, пора входить в знакомую роль. Поколебавшись какое-то мгновение,
Гроуфилд снова пошел вперед, к двери кабины. Внутри водитель быстро
тараторил в телефонную трубку, не сводя с Гроуфилда встревоженных глаз.
Обе дверцы уцелели. Мина должна была сорвать хотя бы одну из них, но не
сорвала, и добраться до водителя оказалось невозможным.
Гроуфилд услышал второй взрыв, резкий, глухой и вовсе не впечатляющий,
и броневик дернулся, как подстреленная лошадь. Это Паркер высадил задние
дверцы.
Гроуфилд оставил водителя в покое и поспешил к багажнику броневика,
дверца которого распахнулась и едва держалась на петлях. Внутри ничего не
было, только непроницаемая темнота.
- Он там говорит по телефону, а я не могу до него добраться, - сообщил
Гроуфилд.
Паркер кивнул. Воя сирен еще не было слышно. Вокруг раскинулся большой
город, но здесь было самое безлюдное место на всем маршруте броневика -
прямая и почти не используемая дорога через пустошь между двумя застроенными
участками. Тут дорога шла между высокими деревянными заборами, слева был
парк с футбольным полем и баскетбольной площадкой, опоясанными серой
изгородью, а справа, за зеленым забором, раскинулся парк увеселений. Сейчас
оба парка были закрыты, а жилых домов или работающих учреждений поблизости
не имелось.
Паркер постучал пистолетом по броне и крикнул.
- Вылезайте, не бойтесь, нам нужны деньги, мы не жаждем крови. - Не
дождавшись ответа, он заорал: - Ну что ж, не желаете по-хорошему, сейчас
взорву гранату!
- Мой напарник без сознания! - донеслось из машины.
- Вытаскивайте его оттуда.
Внутри послышалась возня, как в потревоженной мышиной норе Гроуфилд
ждал, испытывая чувство неловкости. По роли ему сейчас только ждать и
полагалось. Он был мастак по части напряженного действия, но как только
доходило до пауз и раненых людей, возникали сложности. На сцене не бывало
настоящих пострадавших.
Наконец охранник в синем мундире, пятясь, вылез из броневика. Он
согнулся в три погибели и тащил за собой напарника, ухватив его под мышки. У
напарника был разбит нос.
Как только они выбрались, Гроуфилд сунул пустой мешок Паркеру, и тот
нырнул в броневик. Гроуфилд показал пистолет охраннику, который был в
сознании. Тот угрюмо, но уважительно взглянул на оружие.
Второй навзничь лежал в снегу, и по щекам его текли темно-красные
струйки. Напарник в тревоге стоял над ним, не зная, что делать.
Гроуфилд сказал:
- Сделай ему холмик из снега под затылком. Тогда он наверняка не
захлебнется кровью.
Охранник кивнул. Опустившись на колени рядом с бесчувственным телом, он
перевернул приятеля на бок и прижал к его затылку пригоршню снега.
Сирена. Еще далеко. И Гроуфилд, и охранник настороженно подняли головы,
будто олени, почуявшие охотника. Гроуфилд оглянулся на "форд" и встретился
глазами с Лауфманом. Его круглая физиономия выражала волнение. Из выхлопной
трубы "форда" вырывались маленькие белые облачка, будто дымовые сигналы.
Лауфман все дрочил педаль акселератора.
Гроуфилд опять посмотрел на охранника, склонившегося над напарником. Их
взгляды встретились, и тут Паркер вылез из броневика с битком набитым
мешком. Сирена выла где-то вдали, и звук, казалось, не приближался, но это
не имело никакого значения.
Паркер кивнул Гроуфилду, и они побежали к "форду". Гроуфилд с Лауфманом
забрались на переднее сиденье, Паркер с мешком - на заднее, и Лауфман резко
нажал педаль акселератора. Колеса забуксовали на льду, багажник "форда"
занесло влево. Гроуфилд уперся руками в приборную доску и сморщился от
натуги.
- Полегче, Лауфман! - заорал сзади Паркер.
Наконец Лауфман совладал с педалью, и колеса обрели сцепление. "Форд"
пришел в движение и мчал по дороге. Казалось, они несутся по заснеженному
футбольному полю между двух высоких заборов, серого и зеленого, а где-то на
горизонте маячат стойки ворот.
Далеко впереди показалась красная искорка.
- Придется свернуть! - завопил Лауфман. Гроуфилд взглянул на его
бледную физиономию и выпученные от ужаса глаза. Руки Лауфмана казались
приклеенными к рулю.
- Тогда сворачивай! - велел Паркер. - Да на деле, а не на словах!
Они наметили три пути отхода, в зависимости от возможных обстоятельств.
Ехать обратно смысла не было, а теперь и вперед стало невозможно. Чтобы
попасть на третью дорогу, им надо свернуть за угол в конце зеленого забора,
объехать вокруг парка с аттракционами и затеряться в жилом квартале, среди
домов и незастроенных площадок - они загодя присмотрели три места, где можно
оставить "форд".
Времени было достаточно. До конца забора уже недалеко, а красная
мигалка мелькала примерно в миле впереди. Но Лауфман по-прежнему давил на
педаль газа. Паркеру и Гроуфилду было известно, что шофер он весьма
посредственный, но Лауфман знал город, а найти для сегодняшнего дела лучшего
водилу им не удалось. Сейчас Лауфман гнал машину к перекрестку, однако
слишком уж быстро. Слишком быстро.
Гроуфилд все так же упирался в приборную доску, но теперь и он
запаниковал:
- Лауфман! Сбавь ход, а то в поворот не впишешься.
- Я что, водить не умею? - взвизгнул Лауфман и вывернул руль, даже не
притормозив. Машина под углом проскочила мимо поворота, встала на дыбы,
рухнула левым боком на тротуар и покатилась кубарем.
Упираться в приборную доску Гроуфилд больше не мог. Мир за ветровым
стеклом закружился, как в калейдоскопе. Белое небо смешалось с белой землей,
навстречу машине понеслась изгородь из серых цепей, а навстречу Гроуфилду -
лобовое стекло. Гроуфилд открыл рот, чтобы сказать: "Нет", но не успел,
поскольку вся белизна вокруг почернела и провалилась во мрак.
- ...когда проснется.
- Он уже проснулся, - сказал Гроуфилд и настолько удивился, услышав
свой голос, что открыл глаза.
Больница. Он в постели. В изножье койки двое худощавых мужчин лет
тридцати с небольшим, в темных костюмах для повседневной носки. Вот они
поворачивают головы и смотрят на него.
- Ну-ну, - произнес один из них. - Наш соня пробудился
- Вы нас слышали? - спросил второй. - Или ввести вас в курс дела?
Гроуфилд уже и сам ввел себя в курс дела, вспомнив и нападение, и
бегство, и страх Лауфмана, и то, как кувыркалась машина, и как внезапно
померк белый свет. Ну-с, и что теперь? Он в больнице, но эти двое - не
врачи, и виды на будущее отнюдь не лучезарны. Гроуфилд взглянул на мужчин и
сказал:
- Вы легавые.
- Не совсем, - ответил второй. Он обошел кровать и сел в кресло слева
от Гроуфилда. Первый тем временем приблизился к двери и остановился в
непринужденной позе, сложив руки на груди и привалившись к филенке спиной.
Гроуфилд обнаружил, что поворачивать голову ему больно, а смотреть на
сидящего не совсем легавого мешает нос, поэтому он прикрыл правый глаз и
сказал:
- Все вы, легавые, не совсем легавые. "Не совсем", по-вашему, означает
не местные.
Тот, что сидел в кресле, улыбнулся.
- Чертовски верно, мистер Гроуфилд, - заметил он.
Гроуфилд прищурил открытый глаз.
- Вы знаете, как меня зовут?
- Мы знаем вас, как облупленного, приятель. Имя, отпечатки, послужной
список, все у нас есть. До сих пор вы были везунчиком.
- А до сих пор я ни во что такое не ввязывался, - соврал Гроуфилд.
Улыбка его собеседника превратилась в насмешливую ухмылку.
- Что-то непохоже. Лауфман - профессионал. Тот, который смылся, тоже
профессионал. Что же они, любителя в помощники взяли? Не верится.
Значит, Паркер сбежал
- С деньгами или без денег! - спросил Гроуфилд
- Что?
- Кто-то смылся. С деньгами или без денег?
Тот, что стоял у двери, гавкнул, но когда Гроуфилд удивленно взглянул
на него, то понял, что лай на самом деле означал смех. Этот не совсем
легавый смахивал на мистера Гава из комикса, а Гав был совсем легавым псом.
Гав прорычал:
- Ему бы хотелось пойти забрать свою долю.
- Трудящиеся вправе рассчитывать на зарплату, - рассудил Гроуфилд. -
Наверное, нет смысла лепить, будто эти двое похитили меня и заставили им
пособничать.
- Да чего там, валяйте, - сказал сидевший. - Но только не с нами. Это
ограбление нас особенно не интересует.
Несмотря на боль, Гроуфилд повернул голову и стал смотреть в оба Он
внимательно изучил парня, сидевшего в кресле
- Так вы ищейки из страховой конторы?
Гав снова гавкнул, а тот, что сидел, ответил:
- Мы работаем на ваше правительство, мистер Гроуфилд. Можете считать
нас гражданскими служащими.
- ФБР.
- Едва ли.
- Почему это "едва ли"? Что там у них еще есть, кроме ФБР?
- У вашего правительства много всяких служб. И каждая по-своему
поддерживает и защищает вас.
Дверь палаты распахнулась, толкнув Гава, которому это явно не
понравилось. Вошел совсем легавый - рыжий, средних лет, в мундире и фуражке
с кокардой, похожей на пучок салатных листьев. Матерый легавый, не иначе как
инспектор какой-нибудь. Он не салютовал, просто остановился в дверях в
напряженной и нерешительной позе - ни дать ни взять официант, ожидающий
щедрых чаевых.
- Я просто хотел посмотреть, как у вас идут дела, господа, - с
угодливой улыбочкой проговорил он.
- Дела у нас идут прекрасно, - ответил Гав. - Через несколько минут мы
закончим.
- Не спешите, не спешите. - Легавый оглядел распростертого на койке
Гроуфилда, и на лице его за секунду сменилось с десяток выражений, что в
калейдоскопе. Похоже, он не знал, как ему относиться к Гроуфилду. Судя по
его изменчивой физиономии, он на какое-то время потерял рассудок.
- Спасибо за участие, капитан, - сказал тот, что сидел. Он не улыбался.
Капитана попросту выставляли вон, и легавый это понял. Он принялся кивать.
Его официантская улыбка то вспыхивала, то гасла. Потом он сказал.
- Ну, тогда я... - И, продолжая кивать, попятился из палаты. Дверь за
ним закрылась.
Тот, что сидел, проговорил:
- Нельзя ли ее как-нибудь запереть?
Гав изучил дверную ручку.
- Только снаружи. Но вряд ли он вернется.
- Надо поторапливаться, - сидевший снова посмотрел на Гроуфилда. - Мне
нужны честные ответы на один-два вопроса. Не бойтесь - все останется между
нами.
- Валяйте, спрашивайте, - сказал Гроуфилд. - Я всегда могу отпереться.
- Скажите, что вы знаете о генерале Луисе Позосе?
Гроуфилд удивленно взглянул на него.
- Позос? А он-то тут при чем?
- Мы же сказали вам, что ограбление нас не интересует. Расскажите о
Позосе.
- Он президент какой-то страны в Латинской Америке. Боевик.
- Вы знакомы с ним лично?
- В некотором смысле.
- В каком же?
- Однажды я спас ему жизнь. Случайно.
- Вы гостили у него на яхте?
Гроуфилд кивнул. Это тоже было больно. Казалось, из головы вытрясли
мозги и набили ее наждачной бумагой. Пока он лежал спокойно, все было
ничего, но стоило шевельнуться, как внутри начинало шуршать. Поэтому
Гроуфилд перестал кивать и сказал:
- Да, после того, как спас его шкуру. Какие-то люди собирались его
убить, я случайно познакомился с девушкой, которая знала об этом, и мы с ней
сорвали заговор.
- Вы поддерживаете с ним связь?
Гроуфилд вовремя сдержался и не стал качать головой.
- Нет, - сказал он. - Мы вращаемся в разных кругах.
- Он когда-нибудь нанимал, вас для каких-либо заданий?
- Нет.
- Что вы о нем думаете?
- Ничего.
- Так-таки и ничего?
- Во всяком случае, свою сестру я бы за него замуж не выдал.
Гав гавкнул. Тот, что сидел, улыбнулся и сказал:
- Ладно. А как насчет человека по имени Опум Марба?
- Хотите знать, может ли он жениться на моей сестре?
- Я хочу знать, что вы знаете о нем
- Какой-то политикан из Африки. Забыл, как называется его страна.
- Ундурва, - сказал тот, что сидел, сделав ударение на втором слоге.
- Верно. Похоже на "ну, дура".
Тот, что сидел, нетерпеливо поморщился.
- Правда? - спросил он. - Расскажите мне про Марбу.
- Я никогда не спасал его от гибели. Мы вместе гостили в одном доме в
Пуэрто-Рико год назад, вот и все.
- И вы никогда на него не работали?
- Нет. И сейчас не поддерживаю с ним связи.
- А что вы о нем думаете?
- Он неплохо стряпает. Вот за него я бы сестру отдал.
Сидевший откинулся назад, кивнул и посмотрел на Гава.
- Твое мнение?
Гав пытливо оглядел Гроуфилда, а тот в ответ оглядел Гава и попытался
сообразить, что происходит. Он был профессиональным грабителем и содержал
этим ремеслом ничего не зарабатывающего профессионального актера. После
двенадцати лет умеренного успеха на обоих этих поприщах с ним стряслась
беда, и теперь, похоже, выражаясь актерским языком, ему очень, очень долго
не придется свободно импровизировать.
Но какое отношение имеют латиноамериканский генерал Позос и африканец
Онум Марба к неудавшемуся ограблению броневика в североамериканском городе?
И какое отношение к Алану Гроуфилду имеют эти государственные чиновники,
которые не служат в ФБР и утверждают, будто грабежи их не интересуют?
Гав завершил изучение Гроуфилда быстрее, чем Гроуфилд завершил изучение
создавшегося положения. Он отвел от Гроуфилда глаза и кивнул.
- Можно попробовать.
- Ладно. - Тот, что сидел, опять взглянул на Гроуфилда и сказал: - Мы
собираемся предложить вам сделку. Можете согласиться или отказаться, но
решать надо тотчас же.
- Сделку? Я согласен.
- Сперва послушайте, - сказал тот, что сидел.
- По ее условиям мне придется отправиться в кутузку?
- Выслушайте же меня. Мы можем сделать так, что вы будете проходить по
делу об ограблении как свидетель, а не как участник. Вы просто подпишете
заявление, и дело с концом.
- Никак не соображу, чем я таким владею, чтобы вы были готовы выложить
за это такую цену, - сказал Гроуфилд. - Вроде бы я ничем особо не дорожу.
- А как насчет собственной шкуры? - спросил Гав.
Не поворачивая головы, Гроуфилд покосился на него.
- Вы хотите, чтобы я наложил на себя руки? Такие сделки не для меня.
Тот, что сидел, ответил:
- Мы хотим, чтобы вы провернули одно дельце, которое может быть чревато
опасностью для жизни. Пока мы этого точно не знаем.
Гроуфилд оглядел их лица, потом посмотрел на дверь, только что
закрывшуюся за подобострастным капитаном полиции, и сказал:
- Ну вот, я вижу проблеск света. Будем играть в шпионские игры навроде
тех, что снимают в кино на пленке "текниколор". Вы - птички из ЦРУ.
Тот, что сидел, обиженно надулся, а Гав проговорил:
- Порой это становится невыносимым. ЦРУ, ЦРУ, ЦРУ! Неужто люди не
понимают, что у их правительства могут быть тайные разведывательные службы?
Тот, что сидел, бросил Гаву:
- Мои дядька служил в казначействе, но все обзывали его фэбээровцем и
так достали, что он раньше времени ушел в отставку.
- Я не хотел вас обидеть, - сказал Гроуфилд.
- Да ничего, ладно. Простому народу нравится, когда все просто и ясно.
Когда существуют две-три простые организации. Помните, как всем было
радостно, когда появилась "Коза ностра"?
- Народ любит громкие имена, - изрек Гав. - Когда открыли хлорофилл,
все тоже радовались.
- А вы, ребята, господа Икс с громкими, именами, так? - спросил
Гроуфилд.
- Очень точное описание, - бодро согласился тот, что сидел. - Именно
господа Икс, чтоб мне сдохнуть. Прелесть, правда, Чарли? - спросил он Гава.
- Наш друг умеет обращаться со словами, - заметил Гав.
Тот, что сидел, удовлетворенно улыбнулся Гроуфилду, потом снова
посерьезнел.
- Ну ладно, - сказал он. - Тут такое дело. Господа Икс с громкими
именами хотят, чтобы вы поработали на них. Может, это окажется опасным, а
может, и нет. Мы еще не знаем. Если вы согласитесь и справитесь, вашим
маленьким трудностям придет конец, и они будут забыты. Если же вы откажетесь
или согласитесь, но попытаетесь улизнуть от нас, мы швырнем вас обратно на
сковородку.
- Иными словами, либо огонь, либо полымя.
- Возможно. Точно не известно.
- Выкладывайте подробности.
Тот, что сидел, с грустной улыбкой покачал головой.
- Извините. Посылки можно вскрывать только после того, как распишешься
в получении.
- И сколько у меня времени на раздумья?
- Целая минута, если угодно.
- А вы славный малый, - сказал Гроуфилд. - Как насчет Лауфмана? Ему вы
тоже предложите сделку?
- Нет, только вам.
- Он может расплакаться на суде, если меня с ним не будет.
- Вряд ли он выживет, - сказал тот, что сидел. Заметив взгляд
Гроуфилда, он продолжал: - Лауфман сам виноват, мы тут ни при чем. У него
пробито легкое и еще куча увечий.
Гав, которого звали Чарли, добавил:
- Решайте, Гроуфилд, а то наши друзья в коридоре, похоже, теряют
терпение.
- Вы так и не спросили, люблю ли я отечество, - напомнил им Гроуфилд.
- Как-то не пришло в голову, что это важно, - сказал тот, который
сидел. - Ну, как? Да или нет?
- Сами знаете, что да, черт возьми. Иначе не спрашивали бы.
Тот, что сидел, улыбнулся и встал.
- Увидимся, когда врачи скажут, что вы здоровы, - заключил он. - Как
вас называть, Эл или Алан?
- Алан.
- Меня зовут Кен, а это - Чарли. До скорого.
- Минуты теперь будут казаться мне часами, - сообщил ему Гроуфилд.
Они уже направились к двери, когда Кен обернулся и сказал:
- Дело до некоторой степени срочное. Если вы не поправитесь, когда
придет время начинать работу, сделка, естественно, отменяется. - Он весело
улыбнулся. - Выздоравливайте поскорее.
Выйдя из больницы, Гроуфилд угодил в объятия пурги, Кена и Чарли.
- Вас подвезти? - сияя, спросил Кен.
- Нет, спасибо, - ответил Гроуфилд - Я, пожалуй, поеду автобусом.
- Наша машина рядом, - сообщил Кен, и они с Чарли нежно взяли Гроуфилда
под белы рученьки.
- Вы слишком любезны, - проговорил он и пошел с ними к "шевроле" без
всяких знаков различия; впрочем, знаки и не требовались: ни одно частное
лицо в стране не покупало черных "шевроле" с тридцать девятого года. Все
трое влезли на заднее сиденье - Гроуфилда посадили посередине, - и толстый
шофер-очкарик в меховой шапке завел мотор и выехал со стоянки.
Со дня их первой встречи минуло трое суток - вполне достаточно, чтобы
Гроуфилд избавился от ощущения нереальности, которое принесли с собой Кен и
Чарли. Контрразведки как таковой не существует, вся эта чепуха придумана в
угоду писателям и сценаристам, подобно Атлантиде, Дикому Западу или хиппи.
Но Гроуфилд довольно быстро понял, что пора воспринимать этих парней и мир,
в котором они жили, как нечто реальное, поскольку они могли самым что ни на
есть реальным образом повлиять на его житье-бытье, повлиять либо хорошо,
либо дурно. Значит, допустим, что на планете Земля и впрямь есть тайные
агенты, и два из них пригласили Гроуфилда поиграть за их команду. И правила
этой игры, возможно, не совсем таковы, как в кино- и телефильмах, которые он
смотрел. Эти парни вытащили его из огня, как и обещали, а уж выбраться из
полымени - его, Гроуфилда, забота.
Когда машина влилась в еле ползущий поток залепленных снегом
автомобилей, Гроуфилд спросил:
- Может, пора мне вскрыть посылку?
- За этим мы сюда и приехали, - сказал Кен. - На днях вы предложили нам
спросить, любите ли вы свое отечество. Мы отказались, но теперь я задам вам
сходный вопрос. В какой степени вас интересует политика?
- Я согласен с тем знаменитым парнем, который сказал: "Не приведи
Господь когда-нибудь задуматься о моей стране". Забыл, как его звали.
Чарли гавкнул и проговорил:
- Боюсь, вы из этих великих грязнуль, Алан.
- Да уж наверное.
- Ну, вы хотя бы слышали выражение "Третий мир"? - спросил Кен.
- Это что-то вроде вашей давешней "Коза-ностры"?
- Не совсем, - ответил Кен. На улице валил снег, и за его пеленой почти
невозможно было разглядеть витрины магазинов. - "Третий мир" - принятое
среди пишущей братии название тех стран, которые находятся за пределами сфер
влияния, как нашей, так и коммунистической. Это изрядная часть Африки,
отдельные места в Латинской Америке, немножко Азии. Балласт ООН.
- Страны в большинстве своем бедные, - добавил Чарли. - И в основном
незначительные.
- Полагаю, вы этого, как и многие другие, не знаете, - продолжал Кен, -
но несколько лет тому назад в Калифорнии собрались сто самых светлых голов
Западного мира, чтобы обсудить возможное будущее человечества, и они пришли
к выводу, что грядущее наше зависит от Третьего мира. По их прогнозам,
страны Третьего мира будут все больше тяготеть к военным диктатурам и
управляться генералами и полковниками. Эти вояки больше похожи друг на
дружку, чем на любого гражданина своих стран или любого жителя Соединенных
Штатов России. Ученые предположили, что военные правители станут заключать
друг с другом кратковременные союзы против западного и восточного блоков и
вынудят нас милитаризоваться все больше и больше, пока лет через сто на
Земле вовсе не останется гражданских правительств.
- Весьма заманчивая перспектива, - заметил Гроуфилд.
- Это пророчество, или, если угодно, предостережение, почти не
муссировалось в газетах. Людям нетрудно внушить, что им следует опасаться
большой страны, такой, как Советский Союз или красный Китай, а вот пойди-ка
втолкуй простому народу, что Сирия, Гватемала или какое-нибудь Конго может
представлять серьезную угрозу.
- Короче говоря, - заявил Чарли, - мы ставим сигнализацию от
грабителей, а настоящая опасность исходит от муравьев.
- Я уловил суть, - сказал Гроуфилд.
- Прекрасно, - похвалил Кен. - И что вы об этом думаете?
- Что я об этом думаю?
- Вы согласны с таким заключением?
- Почем мне знать, черт возьми?
- Оно кажется вам разумным?
Гроуфилд пожал плечами.
- Конечно, кажется. Что я могу знать об этом? Скажите мне все, что
угодно, и это будет звучать вполне разумно.
- Я бы предпочел, чтобы вы были способны в какой-то мере сами оценить
положение, однако на нет и суда нет, - сказал Кен. - Пойдемте дальше.
- Я верю вам на слово, - ответил Гроуфилд. - Я не дурак, просто это не
по моей части, понятно?
- Понятно, - произнес Кен. - Идем дальше.
- Вот и хорошо. Идем дальше.
Кен взглянул на Гроуфилда.
- Я вас чем-нибудь обидел?
- Так, самую малость, - ответил Гроуфилд. - Я тоже могу начать говорить
о своей работе и извозить вас носом в дерьме. На это способен любой
профессионал.
- О какой работе?
- Без разницы.
- В колледже я немного играл в самодеятельности.
- Уверен, что вы выглядели весьма достоверно, - заявил Гроуфилд.
Чарли гавкнул, а Кен сказал:
- Кажется, я тоже малость обиделся. Идем дальше.
- Да уж хотелось бы.
- Вы когда-нибудь были в Квебеке?
- В городе или провинции?
- В городе.
- Да.
- Знаете "Шато Фронтенак"?
- Тамошний большой отель? Конечно.
- Ваш приятель, генерал Позос, будет там в следующую субботу, - сообщил
Кен. - Под чужим именем.
- Позос? Я думал, он безвылазно сидит на своей яхте.
- В конце недели он ее покинет. Второй ваш дружок, Онум Марба, тоже
приедет туда, и тоже под чужим именем. Он будет в свите полковника Рагоса,
президента Ундурвы. Все прибудут инкогнито.
- Насколько я знаю, Позос и Марба знакомы.
- Правители стран Третьего мира все теснее знакомятся друг с другом, -
ответил Кен. - Возможно, наши сведения неполны, но, насколько нам сейчас
известно, вожди по крайней мере семи малых неприсоединившихся стран
инкогнито соберутся в конце этой недели в "Шато Фронтенак". Трое африканцев,
один центральноамериканец, двое из Южной Америки и один азиат. Может, будут
и другие.
- С какой целью они встречаются?
Чарли гавкнул.
- Хотелось бы нам знать.
- О-о! - вздохнул Гроуфилд.
- Мы настолько в этом заинтересованы, - сказал Кен, - что готовы помочь
участнику вооруженного ограбления выйти сухим из воды, чего он никак не
заслуживает. Если он поможет нам все выяснить.
- Но почему я?
- Потому что вы знаете двоих из этих людей. Потому что оба они знают,
что вы авантюрист и наемник. Может ли им пригодиться американец такого
пошиба? Надеемся, что да. Надеемся, что вы сумеете убедить их.
- А если не сумею?
- Многое будет зависеть от того, - ответил Кен, - насколько усердно, по
нашему мнению, вы будете стараться. - Он подался вперед и выглянул из-за
плеча водителя. - Похоже, мы приехали.
Гроуфилд посмотрел на снежную пелену и с трудом разглядел чугунные
ворота, мимо которых проезжала машина. Впереди маячил серый кирпичный дом.
Они подъезжали все ближе.
Гроуфилд спросил:
- А почему бы вам не поручить это кому-нибудь из своих людей?
- Ни у кого из них нет ваших умений и навыков, - ответил Кен. -
Подождите, войдем в дом, тогда и поговорим.
- Да уж наверное, - буркнул Гроуфилд.
Машина медленно обогнула угол дома и остановилась у черной боковой
двери. Чарли толкнул дверцу и вылез под снегопад. Гроуфилд выбрался следом,
а Кен был замыкающим. Чарли открыл черную дверь и вошел в дом. Оглянувшись
на ходу, Гроуфилд увидел, что машина отъезжает.
Они очутились в тесной жарко натопленной прихожей и принялись
топтаться, сбивая с ног снег и расстегивая пальто. Потом миновали еще одни
двери и попали в узкий коридор с бурыми стенами, а из него - в широкий,
выложенный панелями каштанового цвета. Свернув налево, эта троица зашагала
по нему и шагала, пока не вошла в небольшую комнату, которую почти полностью
занимал дубовый стол для заседаний. Вокруг него стояли стулья с высокими
спинками Стены были сплошь уставлены книжными полками.
Кен сказал:
- Садитесь. Покончим с делом здесь.
На столе лежали скоросшиватели, бумаги, стояла маленькая металлическая
коробочка. Кен уселся рядом со всем этим добром.
Гроуфилд бросил пальто на один стул и сел на другой. Кен был по левую
руку от него, а Чарли устроился напротив. Кен раскрыл папку и заговорил:
- А теперь я объясню вам вашу задачу. Мы сняли для вас номер в "Шато
Фронтенак" на четыре дня, начиная с завтрашнего. Нынче у нас среда. Жить
будете под своим именем. Для вас заказан билет на самолет на сегодняшний
вечер, если, конечно, будет летная погода. В Нью-Йорке пересадка. Вам
придется просидеть там четыре часа, уж извините. Это все, что мы смогли
сделать.
- Ладно, не берите в голову.
- Благодарю. В придачу к той одежде, которой мы снабдили вас в
больнице, - кстати, она прекрасно на вас сидит...
- Спасибо. На мой взгляд, костюм излишне строг, но весьма недурен.
Кен учтиво улыбнулся.
- Да, так вот, в дополнение к этому костюму мы дадим вам чемодан со
всем, что может понадобиться вам в Квебеке - смена белья, бритва, зубная
щетка и все такое прочее.
- Никаких крохотных фотоаппаратов, магнитофонов или пистолетов,
стреляющих иглами?
Еще одна тонкая улыбка.
- Боюсь, что нет. Кроме того, нам поручено выдать вам деньги на
карманные расходы. Возможно, не так уж и много по вашим меркам, но на кофе и
сигареты хватит. Сто долларов.
- Наличными или почтовыми марками?
Снова улыбка.
- Это деньги налогоплательщиков, - заметил Кен.
- Если они не могут обеспечить достойную зарплату школьным учителям, -
добавил Чарли, - не стоит ждать от них щедрости по отношению к
шпионам-любителям.
Гроуфилд кивнул.
- Интересно, сколько бы Кастро мог выложить мне за этот самолет?
- В "Шато" у вас будет связник, - сказал Кен. - Вот его фотография.
Он протянул Гроуфилду глянцевый черно-белый снимок восемь на десять.
Гроуфилд уставился на мясистую физиономию человека - очки в роговой
оправе, жесткие густые усы. Он был похож на жизнерадостного обитателя
пригорода, который то и дело одалживает у соседей газонокосилку.
- Так мой связник - мужчина? - удивился Гроуфилд. - Не юная красотка?
- Юные красотки не особенно напрашиваются на такую работу, - ответил
Кен.
- Стало быть, вы оба сами на нее напросились?
- Как и ты, приятель, - парировал Чарли. - Давай не будем упускать это
из виду.
- Ладно, - согласился Гроуфилд и вернул снимок Кену. - У нас будет
какое-нибудь условное рукопожатие или нечто подобное?
- А зачем? Вы и так знаете его в лицо, а он знает вас.
- Откуда?
- Мы послали ему ваш снимок из "Спутника актера".
- О-о!
- Его зовут Генри Карлсон, - продолжал Кен. - Не вступайте с ним в
связь до тех пор, пока не раздобудете каких-нибудь конкретных сведений. Или,
может, у вас будет к нему какая-то просьба.
- Хорошо.
- Наверное, не стоит подчеркивать, что в течение следующих нескольких
дней рядом с вами, кроме Генри, будут и другие наши сослуживцы.
- Еще и другие?
- Ну конечно.
- Мне покажут их снимки?
Кен улыбнулся. На этот раз совсем не учтиво.
- Боюсь, что нет. Скорее всего, вам даже не придется вступать с ними в
контакт.
- Разве что, - дружелюбно добавил Чарли, - ты решишь смыться от нас. К
примеру, во время остановки в Нью-Йорке.
- Кто, я?
- Мы-то знаем, что ты не убежишь, - быстро сказал Чарли. - Другое дело
наше начальство. Оно никому не доверяет.
Кен бросил Гроуфилду толстый белый конверт.
- Вот ваши деньги и билеты, - сообщил он. - За номер в гостинице уже
уплачено.
Гроуфилд запихнул конверт во внутренний карман.
- Наверное, мне следует поблагодарить вас, ребята, - сказал он. - За
то, что вытащили меня из дерьма.
- Время покажет, - ответил Кен.
Два часа спустя самолет с Гроуфилдом на борту описывал неправильный
круг между плотной грядой серых туч и неряшливо расползшимся по земле
городом Нью-Йорком. Было восемь вечера, и Гроуфилд смотрел сквозь снежную
дымку то вниз, на однообразные пересекающиеся линии огней, то вверх, на
тусклые красные отражения этих огней на брюхе облачной гряды. Ни один из
этих видов не радовал глаз.
Впрочем, сейчас Гроуфилда не радовали никакие виды, в особенности виды
на будущее. Он мечтал о том, чтобы самолет вовсе не оторвался от земли. Эта
задержка дала бы ему немного времени, и он, возможно, сумел бы как-то
выкрутиться. Но тут, к несчастью, распогодилось, самолет поднялся в воздух,
и вот он, Нью-Йорк, нате вам. Самолет на Квебек тоже взлетит, Гроуфилд
испытывал удручающую уверенность в этом. Самолет на Квебек взлетит, даже
если ему придется пилить до самого Северного полюса.
Кто же меня пасет? - думал Гроуфилд. Самолет шел полупустым, но все
равно на борту было не меньше десяти человек, весьма похожих на сослуживцев
Чарли и Кена. Вся подлость заключалась в том, что тайным агентам полагалось
быть похожим на обыкновенных людей, а значит, тех, на кого он грешил, можно
исключить из числа подозреваемых. Стоило подумать, что человек - тайный
агент, и сразу становилось ясно, что по определению он никак не может быть
тайным агентом.
Гроуфилд совсем расстроился, поняв, что вынужден играть по их сценарию.
Даже если он и сбежит от них, скажем, в Нью-Йорке, эти люди не из
забывчивых. Они не простят. Они будут искать его и, если отыщут, то найдут и
способ повесить на него это проклятое ограбление броневика. Значит, надо
менять имя и вступать в актерскую гильдию как совсем другой человек,
возможно, даже отпустить усы и шевелюру. А это означает отказ от не очень
доходной, но неплохой актерской карьеры, на которую потрачены годы.
Волей-неволей придется избегать встреч с театрами, актерами и режиссерами,
которые знали его как Алена Гроуфилда.
Все это чревато болью, грустью и опасностью. Начать новую жизнь у всех
на виду и при этом остаться незамеченным трудно, но у этой перспективы есть
одно решающее преимущество по сравнению с теми играми, в которые играют Кен
и Чарли: он останется живым. А если отправиться в Квебек и начать
расхаживать на цыпочках в толпе полковников и генералов, прячущихся под
чужими личинами, если выйти на сцену международного заговора и играть роль,
которой вовсе не знаешь, - вот тогда, похоже, конец один, и ничего лучшего
ждать не приходится. Это будет его собственный конец. Лучше уж быть
бесприютным, чем найти приют в гробу. Загвоздка в том, как сбежать. Трудно
уйти от погони, если не знаешь, кто за тобой гонится. И все-таки попытка -
не пытка.
Загорелась табличка, призывающая не курить и пристегнуть ремни, самолет
наконец перестал описывать круги и пошел вниз по длинной пологой траектории,
будто по бесконечной подъездной аллее к какому-нибудь дому. Тусклые багровые
тучи за иллюминатором уходили все дальше ввысь, грязный кегельбан внизу
приближался. Вдруг все огни исчезли, за исключением нескольких одиноких
точек света, голубых, мерцающих желтых, белых. Они виднелись сквозь снежную
мглу. Внезапно Гроуфилд почувствовал, как быстро мчится самолет, и мгновение
спустя шасси коснулось земли. Посадка получилась довольно жесткой, самолет
сильно вздрогнул, подпрыгнул, снова поймал полосу, немножко заелозил по
бетону, и Гроуфилд ощутил ремень безопасности, готовясь отразить покушение
на свою жизнь еще и со стороны авиакомпании. Но в следующий миг он
почувствовал, как самолет выровнялся и снова стал слушаться штурвала.
Гроуфилд откинулся в кресле и выглянул в иллюминатор. Вдалеке светились
крошечные огоньки аэропорта Кеннеди. Самолет затормозил, моторы взревели,
потом смирились со своей участью, и следующие десять минут лайнер бестолково
и бесцельно ползал туда-сюда по аэродрому, сворачивая, казалось, наобум то
влево, то вправо. Огоньки на низких зданиях вроде бы горели все так же
далеко, а потом самолет ни с того ни с сего остановился. Гроуфилд посмотрел
через проход и увидел сквозь противоположный иллюминатор зал для прибывающих
пассажиров
Проход между креслами начал заполняться людьми. Гроуфилд перебросил
пальто через руку и медленно двинулся к трапу вместе со всеми. Никто,
похоже, не обращал на него особого внимания.
В здании бесконечный широкий коридор с бежевыми стенами вел к ряду
стеклянных дверей. Пройдя в одну из них, Гроуфилд неожиданно столкнулся нос
к носу с маленьким улыбчивым человечком в черном пальто и шляпе, покрытой
пластиковым колпаком от дождя. Улыбчивый человечек сказал:
- Мистер Гроуфилд! Хорошо долетели?
Гроуфилд взглянул на него.
- Мы знакомы?
- Я друг Кена, - ответил улыбчивый человек - Зовите меня Мюррей.
- Привет, Мюррей.
- У вас печальный голос. Трудный перелет?
- Должно быть, от этого, - согласился Гроуфилд.
- Неудачный день для полетов. Что ж, идемте за вашим багажом.
Они забрали чемодан, и Мюррей настоял, что сам понесет его. Потом
подошли к стеклянным дверям на улицу и стали ждать автобуса наземной службы.
- Судя по последнему сообщению, - сказал Мюррей, - самолет на Квебек
взлетит, но с часовым опозданием.
- Какое облегчение, - ответил Гроуфилд.
- Может, пообедаем в международном зале? - предложил Мюррей. - Или вы
уже перекусили в самолете?
- Так, заморил червячка, - буркнул Гроуфилд. - Правительство угощает?
- Уж такую малость мы всегда рады сделать, - весело ответил Мюррей.
- Вы чертовски правы насчет малости, - сказал Гроуфилд.
- Сейчас только зарегистрируем ваш билет в кассах северного
направления, сдадим чемодан, а потом пойдем есть.
- Замечательно.
Так они и сделали. Им пришлось дважды проехаться на аэродромных
автобусах; во второй раз они вылезли около международного зала прилета и
поднялись по эскалатору на второй этаж к ресторану, который круглосуточно
работал тут под чужим именем. Он назывался "Золотая дверь", хотя был отделен
от зала простыми медными перилами. В ресторане почти никого не было,
возможно, из-за снегопада.
Их провели к столику, и после того, как была заказана выпивка, Гроуфилд
сказал:
- Я на минутку. Только ополосну руки.
- Разумеется, - ответил Мюррей. - Времени у нас в избытке.
- Хорошо, - бросил Гроуфилд и пошел к мужскому туалету. Вместо того
чтобы войти внутрь, он раздвинул ветки искусственных деревьев и принялся
наблюдать за Мюрреем. Наконец тот отвернулся. Тогда Гроуфилд забрал в
гардеробе свое пальто и проворно спустился по лестнице.
Должен быть, по крайней мере, еще один соглядатай, в этом Гроуфилд был
уверен. Но вот задержат они его или просто увяжутся следом? Если не
задержат, надо будет попытаться бежать.
К нему никто не подошел. Гроуфилд быстро покинул здание, на ходу
натягивая пальто. На улице сбились в кучку штук шесть заснеженных такси. Он
сел в первое и бросил:
- Манхэттен.
- Будет сделано, - ответил шофер.
При таком снегопаде обнаружить слежку было невозможно, но Гроуфилд
исходил из предположения, что она есть. Он откинулся на спинку сиденья и
попытался немного расслабиться.
Машин было не очень много, а те, что все-таки были, еле ползли. Снег
падал крупными ленивыми мокрыми хлопьями, на сером слякотном месиве чернели
следы колес. Такси выбралось из лабиринта подъездных дорог возле аэропорта и
поехало на Манхэттен по шоссе Вак Вик. За кольцевой Белт-Паркуэй поток машин
двигался рывками, то и дело останавливаясь. Прошло минут двадцать. Гроуфилд
подался вперед, указал на виадук впереди и спросил:
- Это Ямайка-авеню?
- Она самая.
Гроуфилд протянул водителю два доллара.
- Я выйду здесь, - сказал он.
Водитель изумленно посмотрел на него.
- Посреди автострады?
- Все в порядке, - ответил Гроуфилд.
Поток машин как раз остановился. Гроуфилд открыл левую дверцу и вышел
под снег. Он захлопнул дверцу и увидел, как шофер пялится на него сквозь
боковое стекло, разинув рот, словно золотая рыбка в аквариуме. Обойдя такси,
Гроуфилд прошмыгнул между машинами и поднялся на правый тротуар. Галош у
него не было, и мокрый снег уже набился в туфли и просочился сквозь носки.
Гроуфилд полез вверх по крупному заснеженному склону Он скользил и
спотыкался, раза два падал на колени. От прикосновений к снегу руки намокли
и замерзли. Но, добравшись до верха и оглянувшись, Гроуфилд не увидел ни
одного преследователя. Он дошел до Ямайка-авеню и свернул направо, к
бульвару Куинс, где был вход в подземку. Поезда пришлось дожидаться минут
десять, и за это время Гроуфилд так и не смог понять, следит за ним
кто-нибудь на перроне или нет. Он проехал четырнадцать остановок до
Восточной Паркуэй, вышел из вагона, бесцельно побродил по этой бестолково
построенной станции, не заметил слежки и сел на поезд линии
Канарси-Манхэттен, а на Юнион-сквер перешел на Лексингтон-авеню и поехал к
окраине. И снова его, похоже, никто не выслеживал. Добравшись до
Центрального вокзала, Гроуфилд вышел из метро, поднялся к платформе
электрички и приобрел билет на поезд до Олбани, отправлявшийся через десять
минут. Он купил газету и семь минут просидел, прикрывшись ею, на лавочке в
конце перрона. И вдруг кто-то сказал:
- Не пора ли нам обратно, мистер Гроуфилд?
Он опустил газету, поднял голову и увидел двух плечистых субъектов в
ветровках и кепках. Вид у них был отнюдь не дружелюбный и далеко не веселый.
Ни того, ни другого Гроуфилд прежде не встречал.
- Прошу прошения, - сказал он, - должно быть, вы меня с кем-то путаете.
- Мюррей ждет вас, чтобы заказать обед, - ответил один из парней. -
Может, поехали?
- Я правда не понимаю, о чем вы говорите, - заявил Гроуфилд.
Другой парень сказал:
- Гроуфилд, вам от нас не уйти. Но если хотите поиграть и прятки,
валяйте. До вылета у вас еще два с лишним часа. Мы можем дать вам полчаса
форы и все равно, когда надо, возьмем вас за шиворот. Так что на самолет вы
успеете. Ну как? Будете два часа бегать по снегу или предпочтете отобедать с
Мюрреем?
Гроуфилд смотрел на них, вытаращив глаза. Как они это сделали? Как им
удалось так легко найти его? Как они могли бросить ему такой дерзкий вызов?
Может, они блефуют? Почему-то Гроуфилд очень в этом сомневался.
Ну и что теперь? Бежать? Драться? Гроуфилд оглядел физиономии парней,
их ручищи и плечищи, вздохнул и, свернув газету, встал со скамьи.
- Не будем заставлять Мюррея ждать, - сказал он.
Мюррей поставил на стол пустой коньячный бокал и блаженно улыбнулся.
- Да, вкусно, мистер Гроуфилд, - сказал он. - Благодаря вам я пережил
несколько очень приятных минут. Эх, если б только все мои задания были
такими, как это.
Гроуфилд отказался от послеобеденной выпивки и хмуро сидел над третьей
чашкой кофе. В продолжение всего обеда он был мрачен, но Мюррей умудрялся
вовсе этого не замечать. Он рассказывал смешные истории про Нью-Йорк,
нахваливал еду, в ролях живописал свои путешествия на самолетах, и все это
время Гроуфилд угрюмо хмурился, думая свои тяжкие думы. Но вот он поднял
глаза на Мюррея и сказал:
- Одежда запачкана.
Мюррей испуганно оглядел себя.
- Моя? Где?
- Он где-то у меня в одежде, - заявил Гроуфилд. - Я знал, что должен
быть какой-то ответ, и вот он.
Мюррей прищурился и стал рассматривать грудь Гроуфилда.
- Я ничего не вижу, - сказал он.
- Вы запачкали мне одежду чем-то излучающим, - задумчиво проговорил
Гроуфилд и устремил в пространство взор мыслителя.
- Извините, - сказал Мюррей. - Я не понимаю, о чем вы.
Гроуфилд снова уставился на него.
- За мной не следили, - объяснил он. - В этом я совершенно уверен. По
крайней мере, с той минуты, когда я вылез из такси, за мной никто не шел. На
Центральном вокзале тоже. Так почему же меня замели там? Вот что я пытаюсь
выяснить.
Мюррей прижал палец к щеке рядом с носом и подмигнул на манер
иудейского Санта-Клауса.
- У нас есть свои способы, - сказал он.
- Вы чертовски правы, - согласился Гроуфилд, - Один из штурмовиков,
которые меня подобрали, предложил мне полчаса форы, и у меня не возникло
впечатления, что он шутит. Вот я сижу тут и думаю, как вы, ребята, можете
находить меня, не следя за мной. И теперь я знаю, как это делается.
- Очень хорошо! - воскликнул Мюррей. Казалось, он испытывал гордость за
дедуктивные способности Гроуфилда
- Вы вшили мне в одежду какой-то излучатель, - продолжал Гроуфилд. -
Все, что на мне напялено, дали ваши люди. Только башмаки мои. При
сегодняшней миниатюризации и печатных схемах...
- Рисованных схемах, - поправил Мюррей.
- Рисованных?
- Конечно. Металлосодержашую краску можно использовать вместо
проволоки, это делают сплошь и рядом.
- Такие схемы даже меньше, - сказал Гроуфилд. - Или в швах, или под
подкладкой в моей одежде спрятан маленький передатчик. Вам нужно только два
переносных приемника, и все. Можно выследить меня хоть на краю света.
- Весьма любопытно, - ответил Мюррей с таким видом, будто размышлял о
занятной научной разработке, которая его лично совершенно не занимает. -
Однако вовсе не обязательно прятать эту штуковину в одежде.
- Где же еще?
- Ну... как я понял, вы несколько дней пролежали в больнице.
- Что?! - Гроуфилд в ужасе уставился на него. - Так она внутри меня?
Передатчик у меня под кожей?
Мюррей озорно усмехнулся.
- Я просто вас подначиваю, - сказал он. - Мы таких номеров не
выкидываем.
- Боже мой! - вскричал Гроуфилд, почувствовав слабость. - Подумать
только!
Мюррей, казалось, призадумался.
- А вы знаете, - медленно проговорил он, - это неплохая мысль. Берешь
известного коммуниста или, скажем, неисправимого преступника вроде вас, или
еще кого-нибудь, кто нас интересует, вставляешь в него маленький передатчик,
а если надо узнать, что он замышляет, сводишь на нем лучи, выясняешь, где он
находится, идешь к нему и проверяешь, что и как.
- В жизни не слыхал ни о чем более зловещем, - признался Гроуфилд.
- Отчего же? - возразил Мюррей. - В честных людей мы их вживлять не
будем, только в плохих. - Он широко улыбнулся, довольный собой. - Знаете,
что я сделаю? Вернусь в контору, все это запишу и кину в ящик для
рацпредложений.
Гроуфилд смерил его взглядом.
- Сдается мне, что для блага еще не народившихся поколений я должен вас
придушить здесь и сейчас же, - сказал он.
Мюррей игриво хихикнул.
- Да ну вас, - ответил он. - Вы просто пристрастны. Вор, и все такое
прочее...
Гроуфилд не отрываясь смотрел на Мюррея, но, заметив, что тому
становится не по себе, покачал головой.
- Бесполезно, - сказал он. - Ни одна армия не способна остановить
мысль, если пришло ее время.
- Вы так полагаете? - оживился Мюррей. - Вы очень хорошо сказали.
- Иногда в голову приходят всякие мудрости, - ответил Гроуфилд. - Ну
что, пойдем к самолету?
Мюррей взглянул на часы.
- Совершенно верно! - воскликнул он и помахал меню, требуя счет.
Гроуфилд вытащил из бумажника доллар, но на нем было изображено лицо
мужчины, и он затолкал купюру обратно. Найдя доллар с женским ликом,
Гроуфилд удовлетворенно кивнул. Канадские "зеленые" были ярче, серийный
номер тут писали красной краской, и узор заметно отличался. Наконец, на
бумажке крупными буквами было начертано "КАНАДА". Доллар Гроуфилду
понравился, а значит, и коридорному тоже. Гроуфилд протянул деньги
мальчишке, тот вскинул брови и проговорил:
- Сье.
Это означало "мсье". Коридорный вышел, закрыл дверь, и Гроуфилд остался
в одиночестве.
Он начал зевать. Скоро челюсть свело, но Гроуфилд никак не мог
остановиться и зевал во весь рот. Интересно, сломается хрящ или нет? Может,
ему до конца дней будет суждено ходить с отвисшей челюстью. Как же ему тогда
произносить реплики в театре? Гроуфилд завертел головой, пытаясь положить
конец своей зевоте, и мало-помалу она прекратилась, а сведенный судорогой
рот медленно закрылся, будто театральный занавес.
Было без пяти восемь утра. Самолет принял на борт всех пассажиров
только в час ночи, а потом еще два с лишним часа ждал разрешения на взлет.
Гроуфилд подремал с полчасика, пока самолет стоял на земле, зато в воздухе
поспать оказалось совершенно невозможно. После своей мученической кончины
сын божий воскрес в новой ипостаси, как баскетболист, и всю дорогу до
Квебека вел крылатую машину, будто баскетбольный мяч. Где-то на полпути
снег, тучи и непогода остались позади, но поднялся ветер, который играл
самолетом, как котенок - смятой сигаретной пачкой. Большую часть полета
стюардессы бегали по проходу, таская пакетики, в одну сторону пустые, в
другую - полные.
На рассвете Гроуфилд, наконец, приземлился в Квебеке. Самолет напоминал
зачумленный корабль, и Гроуфилд немного удивился, когда аэродромное
начальство разрешило пассажирам покинуть борт. Стюардесса с остекленевшими
глазами, стоявшая у входа, пробормотала свое дежурное "Спасибо, что летели
на нашем лайнере", и Гроуфилд решил не отвечать.
Водитель такси был угрюм, хоть и не летел в одном самолете с
Гроуфилдом. От аэропорта до гостиницы было двадцать миль, дорога шла на
юго-восток, где только что взошло солнце, и Гроуфилд все время просидел,
прикрывая ладонью глаза. К гостинице такси подъехало с западной стороны, не
примечательной ни красотой, ни драматичностью, но нынче утром Гроуфилду было
не до драмы. Перемещение с чемоданом из такси в номер было довольно мудреным
делом и осуществлялось в соответствии со строгим ритуалом, так что шевелить
мозгами при этом почти не требовалось. Гроуфилд и не шевелил. Но в конце
концов добрался, куда хотел.
У него, разумеется, были дела. Во-первых, купить новую одежду, не
напичканную электроникой. Во-вторых, оглядеться и изучить гостиницу, а потом
и весь город. В-третьих, придумать какой-нибудь способ без помех убраться из
этой части света. Словом, дел было много, и все важные, все срочные.
Гроуфилд преисполнился решимости справиться со всеми этими задачами. Но не
сразу.
Спать. Сначала необходимо немного поспать. Отдых стоял на первом месте
в повестке дня, а восстановив силы и обретя способность соображать, можно
будет заняться разработкой планов бегства. Пока же - спать.
Но прежде - душ. После всех событий последних пятнадцати часов,
перелетов, блужданий по охваченному бураном Нью-Йорку и всего прочего,
Гроуфилду требовался не только отдых, но еще и омовение, и успокоение.
Вероятно, слишком большое нервное напряжение не даст ему забыться, как бы ни
хотелось спать, но душ во многом поправит дело.
Поэтому Гроуфилд принял душ, предварительно усеяв своей одеждой путь от
середины комнаты до ванной. Он стоял под горячими струями с поникшими
плечами, опущенной головой и отвисшей челюстью, стоял до тех пор, пока
напряжение не начало ослабевать. Веки перестали нервно дрожать и отяжелели,
и Гроуфилд понял, что теперь сможет уснуть. О да, теперь-то сможет.
Он вылез из-под душа, вытерся насухо и голышом вошел в комнату. Но так
и застыл в дверях. На стуле у дальней стены сидела юная угольно-черная
негритянка в зеленом брючном костюме, похожая на Робина Гуда, готового
отправиться в набег с шайкой боевиков. Она оглядела Гроуфилда с ног до
головы и сказала, будто обращаясь к себе самой:
- А он меньше.
- Нет, не может быть, - пробормотал Гроуфилд.
- Поверьте моему слову, - ответила она.
- Не может быть, чтобы Господь наш был столь жестокосердечным, - сказал
Гроуфилд. - Я хочу только лечь спать и больше ничего. Я не желаю усложнять
себе жизнь.
- Ничего сложного, - быстро ответила девушка. Несмотря на свой костюм
защитного цвета, она выглядела сногсшибательно: большие сияющие глаза,
коротко остриженные волосы, очень густые и курчавые, едва заметный
британский выговор. - Ничего сложного, - повторила девица. - Все, что от вас
требуется, это сказать мне, кто и зачем прислал вас сюда. А потом я уйду, и
спите себе на здоровье.
- Врач, - ответил Гроуфилд. - На воды.
- Что?
- Меня отправил сюда мой врач. На воды.
- Какие воды? - Она скорее рассердилась, нежели растерялась.
- Меня ввели в заблуждение. Все из-за Хамфри Богарта и Клода Рейнса с
их "Касабланкой", это фильм сорок второго года. Надеюсь, вы найдете выход,
поскольку вы уходите, - забормотал Гроуфилд и поплелся к кровати.
Теперь уже растерянность взяла верх над раздражением.
- Что вы, черт побери, такое плетете?
- Почем мне знать? Я сплю. - Гроуфилд стащил с кровати покрывало и
бросил его на пол.
- Слушайте, вы! - вскричала девица, наставляя на Гроуфилда палец. - Я
вас по-хорошему спрашиваю. Если не ответите, вместо меня придет другой
человек, поладить с которым будет потруднее, чем со мной.
Гроуфилд зарылся в накрахмаленные простыни.
- Не забудьте захлопнуть за собой дверь, - сказал он и без сил
откинулся на подушку.
- Эй! - позвала девица. - Эй!
Глаза Гроуфилда закрылись. Может, она говорила что-то еще, но ее слова
потонули в мягком шелесте крыльев Морфея.
Где-то горел свет, и Гроуфилд видел тусклую багровую пелену. Он очень
медленно пришел в сознание и сначала понял, что это просвечивают его веки, а
уж потом только до него дошло, что он проснулся. После этого он еще какое-то
время пролежал, пытаясь сообразить, кто он такой, где находится, что с ним
случилось в недавнем прошлом и что ему со всем этим делать. Кроме мыслей,
его терзал еще и жуткий голод.
Гроуфилд не хотел открывать глаза, поскольку знал, что свет ослепит
его, и ему потребовалось довольно много времени, чтобы решить, каким образом
избежать необходимости разомкнуть веки. Наконец Гроуфилд, зажмурившись
посильнее, перевернулся на другой бок, а когда багровая пелена исчезла,
открыл глаза и увидел окно, завешанное толстыми шторами. Выходит, источник
света был внутри комнаты, а не за ее пределами.
Зашелестела переворачиваемая страница. Книжная страница. Этот звук ни с
чем не спутаешь.
Неужели девица еще здесь и ждет его пробуждения? Господи, сколько же
она тут просидела? Который теперь час? Гроуфилд высвободил левую руку,
запутавшуюся в простынях. На запястье, разумеется, ничего не было: часы
остались на полочке над раковиной в ванной.
Гроуфилд был зверски голоден.
Снова прошелестела страница.
Сейчас ему вовсе не хотелось еще одного свидания с этой девицей. Правда
не хотелось. Он, помнится, собирался заставить себя проявить твердость,
отшить негритянку и не заниматься глупостями. Ну, возможно, назначить ей
свидание в рабочее время, если она будет очень уж настаивать.
Гроуфилд собрался с силами, перевернулся на спину, сел и посмотрел в
добрые глаза Генри Карлсона.
- Вот и проснулись, - сказал тот
- Я вас знаю, - ответил Гроуфилд.
- Кен показывал вам мою фотографию. А я, разумеется, видел вашу.
Признайтесь, ее ведь подретушировали?
Обиднее всего было то, что вопрос прозвучал ничуть не злорадно.
Казалось, Генри Карлсон задал его без всякой задней мысли и искренне желает
получить ответ.
- Разумеется, нет, - сердито пробурчал Гроуфилд.
- О, я не хотел вас обидеть.
- Ничего, по утрам я всегда не в духе.
- Едва ли сейчас утро, - ответил Карлсон и посмотрел на часы. -
Двадцать пять минут четвертого. Пополудни, - укоризненно уточнил он.
- У нас, контрразведчиков, день ненормированный.
Карлсон тотчас же превратился в живое воплощение чопорности.
- Весьма плоская шутка, знаете ли.
- Это не шутка.
Было заметно, что Карлсон изо всех сил старается выказать дружелюбие по
отношению к мелкой сошке.
- Прежде чем мы перейдем к делу, Алан... могу я вас так называть?
- Нет, - ответил Гроуфилд, поднялся с кровати и пошлепал в ванную.
Когда десять минут спустя он вышел оттуда, выбритый, сияющий и уже
почти не сонный, он по-прежнему был в костюме Адама, а Карлсон все так же
сидел на том же стуле, под тем же торшером и с той же раскрытой книгой в
твердом переплете, которую он держал на коленях. Карлсон взглянул на
Гроуфилда и беспокойно заерзал.
- Полагаю, актерам не свойственна скромность в ее общепринятом
понимании, - сказал он и попробовал дружески улыбнуться, не очень преуспев в
этом.
Гроуфилд подошел к чемодану, взглянул на Карлсона и ответил:
- Полагаю, тайным агентам не свойственна вежливость в ее общепринятом
понимании. Они, к примеру, могут заявляться к вам в гости без приглашения.
На лице Карлсона появилось встревоженное выражение.
- Нам же вместе работать. Я думал, у нас все будет по-свойски.
- Уж конечно, - Гроуфилд открыл чемодан и начал одеваться. - Извините,
я должен облачиться в свое радио.
- Прошу прощения?
- Ладно, не обращайте внимания. Вы просто решили по-свойски проведать
меня или у вас была какая-то особая причина заглянуть сюда?
- Мисс Камдела, - ответил Карлсон.
Гроуфилд застыл, успев натянуть только одну штанину.
- Повторите-ка.
- Мисс Вивьен Камдела, - сказал Карлсон.
Гроуфилд сунул ногу во вторую штанину и подтянул брюки.
- Готов спорить, что это та самая чернокожая девица, которая приходила
сюда нынче утром.
- Ну разумеется. Похоже, у вас с ней очень теплые отношения, - сказал
Карлсон, опять принимая чопорный вид.
- Еще бы, - ответил Гроуфилд. - У нас даже не возникло необходимости в
формальном знакомстве.
- Чего она хотела?
- Узнать, кто и зачем прислал меня сюда. А если она слонялась
поблизости до вашего прихода, ей, вероятно, больше нет нужды расспрашивать
меня. - Гроуфилд взял галстук, отправился в ванную и принялся завязывать
его, стоя перед зеркалом.
- Уверяю вас, никто не видел, как я входил, - крикнул Карлсон из
комнаты. - Почему она хотела знать, кто вы?
- Она не сказала.
Идеально завязать галстук удалось с первой попытки, что бывало весьма
редко. Может, это доброе предзнаменование? Гроуфилд провел рукой по галстуку
и вернулся в комнату.
- Позавтракаем вместе или будем делать вид, что нам надо соблюдать
конспирацию? - спросил он.
- Это далеко не притворство, - натянутым тоном ответил Карлсон. -
Операцию готовили с большой тщательностью, так, чтобы никто не заподозрил
вас в связях с нами.
- Тогда почему же эта мисс, как ее там...
- Вивьен Камдела.
- Вот-вот. Почему она лезет ко мне с расспросами?
- Я затем к вам и пришел, чтобы это выяснить.
- Ну так вас не туда занесло. Идите и спросите эту мисс
Вивьен-не-пойми-что...
- Камдела.
- Хорошо, Камдела так Камдела... - Гроуфилда вдруг осенило. -
Послушайте, она из Африки? - спросил он.
- Разумеется.
- Случайно не из Ундурвы?
- Мистер Гроуфилд, вы что, дурачком прикидываетесь?
- Не больше вашего, мистер Карлсон. На встрече, которую я, по идее,
должен сорвать, будет присутствовать парень по имени Онум Марба, один из
двух знакомых мне участников этого сборища. Он родом из Ундурвы. Если
сегодня утром он видел, как я вселялся в гостиницу, ему, возможно, стало
любопытно, случаен мой приезд или нет. С чувством юмора у него неважно, так
что прислать ко мне любознательную девицу вполне в его духе.
- Понятно, - задумчиво проговорил Карлсон. - Весьма разумное
объяснение.
- Рад, что вы это заметили.
- По правде сказать, это все, что я хотел узнать, - Карлсон захлопнул
книгу и встал. Оказывается, он читал "Сливки шпионского общества" Дэвида
Уайза и Томаса Росса.
Гроуфилд указал на книжку:
- Вы там упомянуты?
- К счастью, нет.
- Ничего, в другой раз повезет. Так вы не желаете позавтракать со мной?
- В такой час?
- Лично я намерен назвать это завтраком, а вы зовите как душе угодно.
Идемте?
- Нет, мистер Гроуфилд. Мы и впрямь должны соблюдать конспирацию. Дела
тут творятся далеко не шуточные, поверьте мне. И если вас расколют, нам
больше не будет в вас никакого проку, как вы понимаете. Уж и не знаю, как
тогда мои начальники поступят с вами.
- Опять, небось, на сковородку посадят?
- Прошу прощения?
- Так и быть, прощаю, - ответил Гроуфилд. - Ладно, говорите, что мне
делать.
- Выходите, - сказал Карлсон, - а я пережду несколько минут и тоже
уйду.
- А почему не наоборот?
- Если представитель Ундурвы держит вас под наблюдением, значит, за
вашим номером тоже следят. Выйдя первым, вы отвлечете на себя соглядатая, и
он увяжется за вами, а я незаметно улизну.
- Ладно, в этом есть свой резон. Только проверьте, заперта ли дверь,
когда будете уходить.
- Разумеется.
- Хотя какой толк от замков, - проворчал Гроуфилд и отправился на
поиски пропитания.
Попытаться позавтракать в четыре часа пополудни - безнадежное дело. В
это время вообще никакой еды нигде не найдешь. Ленч уже давно прошел, а
обедать еще рано, какой уж тут завтрак. Наконец Гроуфилд раздобыл
пережаренный гамбургер, слишком жирную картошку по-французски и пучок
увядшей зелени. Запив все это целой лужей кофе, он пожалел, что нарушил свой
великий пост.
Следующие полчаса Гроуфилд провел в универмаге Холта Ренфрю недалеко от
гостиницы, где потратил почти весь свой запас казенных денег на приобретение
неброской одежды. Сперва он хотел оставить свои вещи и тихонько уйти из
магазина в новом прикиде, но прикинул и решил, что сейчас такой номер не
пройдет. Если за ним не следят дружки Карлсона, то приятели Марбы наверняка
смотрят в оба. Надо будет пересидеть до вечера в гостинице и улизнуть под
покровом темноты. Поэтому он вышел из магазина в том же наряде, в котором
вошел.
Проходя в узкую дверь со свертком в руках, он столкнулся с мужчиной,
который спешил в магазин, и вдруг почувствовал острую боль в левом
предплечье. Возможно, у этого человека были твердые граненые запонки.
Гроуфилд раздраженно посмотрел ему вслед, потом ступил на тротуар и рухнул
ничком.
Хуже всего было то, что он не потерял сознания. Он просто лишился сил и
не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Глаза его сами собой закрылись при
падении и по-прежнему оставались закрытыми, но Гроуфилд слышал гомон вокруг
и чувствовал, как саднят колени и левое плечо. Потом заболел нос, который он
расквасил о бетон.
Голоса вокруг звучали сперва испуганно, потом зазвучали участливо. К
Гроуфилду прикасались чьи-то руки, люди задавали ему глупые вопросы типа "С
вами все в порядке?", а он мысленно отвечал. "Будь все в порядке, лежал бы я
тут, посреди дороги?" Но произнести это вслух не было никакой возможности.
Он не мог ничего сказать, а уж сделать - тем паче.
"Я врач", - послышался новый голос с французским, а точнее,
франко-канадским, акцентом. Сильные, но нежные руки перевернули Гроуфилда на
спину. Большой палец коснулся века, приподнял его, и Гроуфилд увидел
размытые контуры человеческих фигур, которые никак не желали обретать
четкость очертаний.
Доктор ощупывал Гроуфилда, считал его пульс, постукивал по груди,
трогал лоб. Наконец он сказал:
- У этого человека приступ падучей.
Гроуфилду очень хотелось нахмуриться. Приступ падучей? Что за болван
этот врач? Он сроду не страдал падучей. Но сообщить эту весть коновалу
Гроуфилд не мог.
- Надо немедленно доставить его в больницу, - произнес врач. - У
кого-нибудь есть машина?
- У меня, доктор, она здесь рядом.
- Хорошо. Если кто-то из вас поможет мне поднять его...
Гроуфилда подняли и понесли. Мозг его лихорадочно работал, пытаясь
сообразить, что случилось. Приступа падучей не было. Доктор поставил ему
явно неправильный диагноз, хотя его вполне можно понять. Неужели на него так
страшно подействовал этот чертов завтрак? Быть того не может!
Столкновение в дверях. Боль в руке. Его отравили!
Боже милостивый! Сколько же времени у него в запасе? Кто-то должен
быстро поставить верный диагноз и вовремя ввести противоядие. Если оно
существует.
В машину Гроуфилда запихивали с великим трудом. Его то и дело били
разными частями тела о металл, доброхоты вопили, подавая друг другу советы;
потом Гроуфилда вытаскивали обратно, и все начиналось сызнова. Кто-то даже
спросил:
- Может, дождаться "скорой"?
"Нет, нет" - подумал Гроуфилд, и врач эхом откликнулся на его помыслы,
сказав:
- Нет, нет. Промедление в таких случаях порой недопустимо.
"Уж это точно", - подумал Гроуфилд. Доброхоты поднатужились еще раз и,
наконец, с грехом пополам запихнули его в машину. Он растянулся на заднем
сиденье. Ноги Гроуфилда согнули и засунули в салон в скрюченном положении
вслед за туловищем, будто две скатки простыней. Дверца захлопнулась.
После этого события развивались очень быстро. Открылись передние дверцы
машины, и Гроуфилд услышал, как врач говорит зевакам:
- Я отвезу его в больницу.
Донесся одобрительный шепоток, машина качнулась - это врач и водитель
забрались внутрь, дверцы захлопнулись. Гроуфилд услышал звук запускаемого
мотора, почувствовал, как машина дернулась назад, вперед, потом опять назад
и, наконец, поехала.
Благодаря открытому глазу Гроуфилд видел два размытых шара - головы
врача и водителя. Добрые самаритяне. Кто знает, может, канадцы человечнее
своих южных соседей из Штатов.
- Как он? - спросил водитель.
- В порядке, - ответил врач. - Пальто не создало вам неудобств?
- Ни малейших. Я проткнул рукав, как вы и советовали.
- Вот видите? Порой и я дело говорю.
Открытый глаз Гроуфилда пересох, и его жгло, он начинал болеть, потому
что Гроуфилд не моргал и, очевидно, не мог моргать. Боль мешала ему
сосредоточиться на том, что говорили эти двое на переднем сиденье. А что
будет, если его глаз совсем высохнет?
"Проткнуть рукав"? Значит, его отравил водитель!
Доктор повернул голову, хмыкнул и сказал:
- Нет, так не годится.
На лицо Гроуфилда упала тень, большой палец коснулся его века, прикрыл
глаз. Потом Гроуфилда опять оставили наедине с его мыслями.
Мысли были невеселые. Он досадовал на себя за то, что променял срок в
тюрьме, где мог бы долго жить в довольстве и сытости, на все эти тяготы и
лишения. Он мог бы сейчас сидеть в камере, попыхивая сигареткой, почитывая
журнальчик, гадать, какое кино будут крутить вечером. А вместо этого лежит,
отравленный, на заднем сиденье чьей-то машины и, вполне возможно,
приближается к своей могиле, наспех вырытой где-то.
Как он ни тужился, шевельнуться не удавалось. Не получалось даже
напрячь мысли. Машина ехала по тряской дороге, и Гроуфилд подскакивал на
сиденье, точно кукла в балагане. А поскольку он не знал, что ему сейчас
больше по нраву - страх или ярость, то пребывал одновременно и в страхе, и в
ярости.
Умирать было страшно, тем более в темноте, среди чужих людей, да еще
так глупо, бессмысленно, по милости каких-то неведомых заговорщиков.
Но страх сильнее ярости, и когда машина, наконец, остановилась,
Гроуфилд был на грани паники. Если бы он мог броситься наутек, бросился бы.
Мог бы молить о пощаде, молил бы. Если мог бы плакать, заплакал бы.
Его коснулись чьи-то руки Гроуфилд ощутил это. Все его органы чувств
были в полном порядке. Нарушилась только обратная связь, по которой команды
передаются от мозга к телу. Он был в полном сознании, но совершенно
беспомощен, а это самое скверное из всех мыслимых состояний.
Его не очень ласково выволокли из машины. Неужто похоронят заживо?
Страх, охвативший Гроуфилда при этой мысли, придал ему сил, и он сумел
издать стон - такой тихий и визгливый, что страх усилился еще больше.
Неужели это его голос?
Его куда-то понесли по неровной земле, потом втащили в дом. Поступь
носильщиков стала легче, ноги затопали по деревянному полу.
Потом Гроуфилда кинули на что-то мягкое и скрипучее. Наверное, на
старый диван. Как ему хотелось видеть, как хотелось открыть глаза. Он
старался изо всех сил, и в конце концов веки чуть разомкнулись. В
образовавшуюся щелку проникла полоска света, но этого было явно
недостаточно, чтобы что-то разглядеть.
- Ага, привезли, - послышался незнакомый голос.
- Это было нетрудно, - ответил врач.
- Скоро ли можно будет допросить его?
- Довольно скоро, минут через десять. Он уже начал приходить в себя.
Большой палец снова проворно скользнул по веку, и Гроуфилд обрел
зрение. Над ним нависло лицо. Кто-то пытливо разглядывал его. Теперь
Гроуфилд видел более-менее отчетливо и мог определить, что эта широкоскулая
физиономия, на которой чернели густые усы, принадлежит человеку средних лет.
- А может, и того раньше, - сказал физиономия голосом доктора.
- За вами не следили? - спросил незнакомый голос. В отличие от голосов
водителя и доктора, этот звучал без франко-канадского акцента. Но какой-то
акцент все-таки присутствовал. Выговор был картавый, но не французский.
Может, немецкий? нет, тоже не то.
Доктор снова пустил в ход большой палец, прикрыл глаза Гроуфилда и,
судя по звуку его голоса, отвернулся и отошел.
- Разумеется, нет. Альберт свое дело знает.
Имя Альберт доктор произнес на французский лад - Альбер. Так звали
медвежонка из какой-то детской книжки.
Гроуфилд был готов их расцеловать - и Альбера, и доктора и обладателя
незнакомого голоса. Расцеловать, стиснуть в объятиях и одарить сигарами.
Значит, он не умрет! Убивать его они не собираются! Он был лишь временно
обезжизнен, и они сделали это только затем, чтобы без лишнего шума привезти
его сюда и кое о чем расспросить.
Спрашивайте же! Гроуфилд испытывал к ним такую безграничную
благодарность, что был готов рассказать все.
Он жив, и пускай себе спрашивают, что хотят. В конце концов, какое ему
дело до всей этой возни. Спрашивайте! Спрашивайте! Он ждет не дождется,
когда кончится действие наркотика, чтобы дать ответы на любые вопросы.
Тем временем голоса отдалились, и Гроуфилд уже не мог разобрать, о чем
идет речь. Трое собеседников по-прежнему были в комнате, но не рядом с ним.
И говорили они полушепотом. Эти люди, несомненно, понимали, что Гроуфилд
слышит их, что он в сознании. Вероятно, им надо было посекретничать. Пусть
себе шепчутся, он их вполне понимает и не обижается. Он ведь жив, не так ли?
Чего же еще желать?
Да, он определенно жив. И тело уже мало-помалу начало подтверждать этот
вывод. Руки и ноги заболели, как болят обмороженные пальцы, когда
отогреваются. Боль, правда, сосредоточилась не в пальцах, а в локтях,
коленках, плечах, щиколотках и запястьях, в суставах пальцев, шее и крестце
- короче, во всех сухожилиях. Их ломало и крутило все сильнее. Жизнь
возвращалась и мстила за свое временное изгнание.
Гроуфилд застонал. Это не входило в его планы, он предпочел бы не
нарушать тишину, но все-таки застонал. И в ответ услышал голос доктора из
дальнего угла:
- Ага, очухался. - Голос становился громче. Наверное, доктор шел в
сторону Гроуфилда. - Вы снова с нами, мистер Гроуфилд?
Раздались три выстрела. Кто-то заорал. Кто-то чертыхнулся. Потом треск.
Наверное, это рухнула выломанная дверь. Снова пальба. Что-то вонзилось в
диванную подушку возле левого уха Гроуфилда. Донеслись вопли и возгласы,
новые выстрелы и топот бегущих ног. Чей-то пронзительный крик, потом - звук
тяжелого падения.
Гроуфилд мог только лежать и слушать. Он дал себе клятву, что если
только снова обретет власть над собственным телом, то врежет по зубам первым
десяти мужикам, которые попадутся ему навстречу. Нет, черт возьми, с него
довольно!
Глаза Гроуфилда открылись. Веки поползли вверх медленно, неохотно, но в
конце концов поднялись, и он увидел просторную комнату в деревенском доме,
полную очагов и лосиных голов на стенах, заставленную ветхой мебелью. В
воздухе висела пороховая гарь. Та часть комнаты, которую он мог видеть, была
пуста. Вопли и выстрелы теперь доносились откуда-то издалека. Послышался
гвалт, хлопанье дверей; заскрипели шины сорвавшегося с места автомобиля.
Гроуфилд пошевелил руками. Они едва двигались и не могли совершать
никакой полезной работы. Гроуфилд попробовал наладить отношения с
собственными ногами и в конце концов был вознагражден усилением боли в
коленях. Тело саднило так, словно его искусал пчелиный рой.
Но все-таки ноги двигались, пусть и очень вяло. Он переместил их чуть
левее, подальше от спинки дивана и поближе к полу, и наконец получил в
награду шлепок - это его левая нога свалилась с дивана на доски. Правая была
не так проворна, но в конце концов и она, покинув пределы дивана,
устремилась вниз. Впрочем, из-за позы, в которой лежал Гроуфилд, правая нога
так и повисла на полпути к полу.
Состояние улучшалось с каждым мгновением. Действие наркотика, каков бы
он ни был, слабело все быстрее и быстрее. Боль и онемение тоже проходили.
Удастся ли сесть? Гроуфилд пошевелил руками, опять без особого успеха.
Потом ухватился за спинку дивана и чуть подтянулся. Где-то на границе между
сидячим и лежачим положениями он потерял равновесие и пережил неприятное
мгновение, но вот оно осталось в прошлом, и Гроуфилд сел.
Прежде чем приступить к главной операции, вставанию, он решил устроить
короткий привал, но тут дверь справа открылась, и вошли три человека с
пистолетами в руках. Доктора среди них не было.
Гроуфилд слишком устал и даже не задался вопросом, что намерена сделать
с ним эта шайка. Посреди комнаты на полу лежал ничком какой-то человек,
дверь в противоположной стене косо висела на сорванных петлях, за ней
открывался вид на холодные неприветливые горы. Гроуфилд понятия не имел, где
он, кто эти люди и чего они хотят. Он сроду не был так беспомощен и считал,
что надо покориться судьбе: если бороться бесполезно, чего ж бороться-то?
Один из вошедших тотчас направился к зияющей наружной двери, второй - к
распростертому на полу телу, а третий подошел к Гроуфилду. Подняв глаза,
Гроуфилд с удивлением увидел, что это Кен.
- Вы в порядке? - спросил Кен.
- Меня одурманили, но это уже проходит, - ответил Гроуфилд.
- Хорошо, - Кен спрятал пистолет и подошел к своему напарнику, которого
Гроуфилд не знал. - Что с этим?
- Мертв, - ответил незнакомец. Он уже вытащил у покойника бумажник и
теперь рылся в нем. - Водительское удостоверение на имя Альбера Бодри. - Имя
Альбер он произнес на английский лад: Альберт.
- Никогда не слыхал, - сказал Кен. - Давай посмотрим на его физиономию.
Незнакомец перевернул труп на спину, и они принялись разглядывать лицо.
- Не знаю его, - сказал незнакомец.
- Я тоже, - ответил Кен. Он посмотрел на дверь, но третий парень (тоже
незнакомый) уже вышел на улицу, поэтому Кен повернулся к Гроуфилду. - Вы
можете держаться на ногах?
- Не знаю.
- У вас была возможность рассмотрев этого парня?
- У меня не было возможности вообще никого рассмотреть. Меня вывели из
строя в первую же минуту.
Кен покачал головой.
- Знали бы вы, как я ненавижу работать с любителями.
- Так увольте меня, - ответил Гроуфилд. - Валяйте, я это переживу.
- Забудьте, Гроуфилд, и не обижайтесь. Подойдите сюда, взгляните. Вы
узнаете этого человека?
- Мы с вами вроде бы обращались друг к другу просто по имени, - сказал
Гроуфилд, пытаясь подняться на ноги.
Незнакомец подошел, помог ему встать и взял под руку, что бы Гроуфилд
не упал.
- Это было давно, когда вы помогали нам, - ответил Кен. - Подойдите
сюда.
Гроуфилд поплелся вперед, поддерживаемый незнакомцем, и уставился в
лицо мертвеца.
- Он налетел на меня, когда я выходил из универмага Холта Ренфрю, -
сказал он. - Тогда-то он меня и одурманил.
- А раньше вы его видели?
- Нет.
- Вы слышали их разговоры?
- Конечно Я не терял сознания, просто не мог двигаться.
- Вы поняли, на кого они работают и чего хотят?
- Нет. Им просто надо было допросить меня.
- Допросили?
- Не успели. Вы слишком рано заявились сюда.
Кен сердито кивнул и оглядел комнату.
- Чей это сверток?
В свертке были обновки Гроуфилда. Сейчас он валялся возле выбитой
двери. Гроуфилд взглянул на него и сказал:
- Не знаю. Их, наверное.
- Грязный лжец, - заявил Кен. - Это ваш тюк. Вы замышляли бегство.
- Кто говорит, что он мой?
- Я говорю, приятель, - с улыбкой ответил незнакомец, поддерживавший
Гроуфилда под руку. - Я видел, как ты все это покупал.
Гроуфилд взглянул на него.
- О-о... - вздохнул он и тут же впал в ярость. - Так если ты тащился за
мной, будто хвост, почему же позволил им схватить меня?
- Я за тобой не тащился, - ответил незнакомец. - Просто заглянул в
магазин, увидел, чем ты занимаешься, и ушел.
- Мы ждали, когда же вы сделаете свой ход, - пояснил Кен. - Хотели
немножко отпустить поводок, а потом снова подтянуть.
- Да вы просто садисты.
- Мы просто хотим, чтобы вы все себе уяснили, - сказал Кен. - На
какое-то время вы стали нашей собственностью. - Он погрозил Гроуфилду. -
Только попробуйте удрать еще раз. Тотчас упакуем вас и отправим на родину,
чтобы передать суду за ограбление броневика.
Гроуфилд пожал плечами.
- Ладно, я у вас в мешке.
- То-то и оно. Поехали в гостиницу.
- Поехали.
Они вышли на улицу. Незнакомец по-прежнему поддерживал в Гроуфилде
способность к хождению прямо.
- А как мой узелок? - спросил Гроуфилд.
- Оставим его здесь, - ответил Кен. - Мы предпочитаем, чтобы вы носили
казенную одежду.
- Да уж надо думать.
- Это вам же пойдет на пользу, - бодренько сказал незнакомец. - Будь вы
одеты в свои обновки, мы бы вас нипочем не спасли.
- Спасли, - повторил Гроуфилд. - Значит, теперь это так называется.
Они повели его к машине.
Выхода не было. Пока они возвращались в Квебек, Гроуфилд пытался
разобраться в создавшемся положении и вынужден был неохотно смириться с ним.
Выхода не было. Придется попробовать раздобыть сведения, которые хотят
получить Кен и его дружки, и при этом смотреть в оба, чтобы та, вторая,
шайка не похитила его опять, да еще делать все возможное, чтобы Марба и
генерал Позос не догадались о его связях с американским правительством. В
театре это называлось бы плутовской сценкой, и ее надо сыграть просто
потому, что ничего другого не остается. Он в ловушке.
За рулем сидел второй незнакомец, а первый устроился рядом с ним.
Гроуфилд притулился сзади вместе с Кеном. До самого города они почти не
разговаривали. На этот раз машина въехала в Квебек с северо-востока,
спустившись с мрачных заснеженных гор, окружавших город с севера. Когда они
оказались среди редких домов на окраине, Кен сказал:
- Вы уже видели Генри Карлсона?
- Он сидел у меня в номере, когда я проснулся. Хотел узнать, зачем ко
мне приходила Вивьен Камдела.
Кен настороженно посмотрел на него.
- Она к вам приходила?
Гроуфилд отчитался перед Кеном за прожитый день. Когда он иссяк, Кен
сказал:
- Это хорошо. У вас появилась лазейка. Либо эта женщина вернется, либо
придет кто-нибудь другой. Не давайте им понять, что вам известно об их связи
с полковником Рагосом...
- А это еще кто?
- Президент Ундурвы, - напомнил ему Кен. - Ваш приятель Марба оттуда.
- А... да, верно.
- Требуйте встречи с их предводителем. Рано или поздно вас отведут к
Марбе, а дальше будете действовать по обстоятельствам.
- Я предпочитаю руководствоваться сценарием, ну да ладно.
- А пока мы постараемся выяснить, что за шайка пыталась вас захватить.
- Хорошо бы.
- И не допустить нового покушения.
- Это еще лучше.
Спустя несколько минут машина подъехала к гостинице, но остановилась
чуть дальше, на Оружейной площади. Город уже окутали короткие зимние
сумерки, и "Шато Фронтенак" на другой стороне улицы сиял сказочными
янтарными и зелеными огнями.
- Сначала мы проверим ваш номер, - сказал Кен. - На тот случай, если
вас там поджидают. Прогуляйтесь вокруг квартала, а потом входите.
- Хорошо.
Действие наркотика почти прекратилось, но Гроуфилд еще нетвердо
держался на ногах. Холодный ветер ударил ему в лицо, одновременно и
взбодрив, и заставив зябко поежиться. Он побрел прочь. Его ждала
утомительная прогулка мимо открытых ресторанов и закрытых магазинов по
улицам Святой Анны, де-Жарден, Рюбуа, Дютрезор и опять Святой Анны. К концу
моциона ему уже не терпелось поскорее пересечь Оружейную площадь и войти в
гостиницу.
Он даже не понял, смотрели на него в вестибюле или нет. Ему было
наплевать. Гроуфилд просто подошел к лифту. Бросил мальчику в ливрее:
"Третий" - и поехал на свой этаж. Тут Гроуфилд устало потащился по длинному
коридору в номер, думая о том, что изнемогает, хотя выбрался из постели
меньше трех часов назад. Он долго возился с ключом, прежде чем открыл дверь
и вошел.
Свет был включен. Генри Карлсон так и сидел на том же стуле, прижав к
груди книгу. Кен разговаривал по телефону. Он повернулся и уставился на
Гроуфилда, словно не верил своим глазам.
- Я не слишком рано? - спросил Гроуфилд.
- Невероятно, - сказал Кен и положил трубку. Он вскочил и быстрым шагом
подошел к Гроуфилду. Лицо Кена было перекошено от ярости. - Сукин ты сын! И
еще набрался наглости вернуться!
Карлсон сидел неподвижно. Из самой середины книги торчала рукоятка
ножа. Кто-то пригвоздил книгу к груди Карлсона, и отныне неподвижность была
его вечным уделом.
Гроуфилд оторвал глаза от фигуры Карлсона и увидел кулак Кена. Тот
молниеносно приближался и был нацелен прямо Гроуфилду в нос.
Гроуфилд ухватил Кена левой рукой за запястье, повернулся влево,
подцепил правой его под локоть, пригнулся и, увидев, что Кен пулей летит на
него, поднырнул под противника и перебросил его через себя. Кен полетел к
приоткрытой двери, врезался в нее и захлопнул своим телом.
Гроуфилд так и не отпустил его руку, а воспользовался ею как рычагом и
перевернул Кена на спину. Поставив колено на грудь поверженного противника,
Гроуфилд прижал его к полу и заломил ему руку так, что едва не сломал ее, а
потом надавил пальцем свободной руки на какую-то точку на горле Кена.
- Если я как следует ударю тебя в это место, считай, что ты уже
отдышался, - сообщил он.
Кен ничего не сказал. Он пыхтел и отдувался, а глаза его не мигая
смотрели на Гроуфилда.
- Если я убил Карлсона, то сейчас и тебя убью, - проговорил Гроуфилд.
Кен по-прежнему молчал. Его рот скривился то ли от боли, то ли от
натуги.
Гроуфилд похлопал его по горлу кончиком пальца, подождал, пока до Кена
дойдет смысл его слов, а потом быстро отпустил его, встал и отошел подальше.
Кен медленно сел, потирая руку.
- Не знаю, - проговорил он. - Кроме тебя, некому было это сделать.
- Почему?
- Ты норовил улизнуть от нас. Ты купил новые тряпки и замышлял сорвать
нашу сделку. Генри присматривал за тобой, вот ты и убил его.
- Если в Вашингтоне все такие же умные, как ты, лучше уж я вложу свои
денежки в страны Третьего мира, - сказал Гроуфилд. - Даже если забыть о том,
что убивать Генри было бы глупо с моей стороны и что мне вовсе не нужна его
смерть, и том, что я всегда избегал глупых и бесполезных поступков, все
равно и не убивал Генри. Хотя бы потому, что не стал бы делать это до
покупки новых шмоток. Я бы прикончил его после. Разве оставил бы я труп в
своем номере, где любая горничная могла увидеть его и лишить меня уголка, в
котором можно переодеться?
- А может быть, ты не все предусмотрел. Что-то упустил. Ты ведь
собирался бежать.
- Я никогда ничего не упускаю, - ответил Гроуфилд.
- Черт возьми, Гроуфилд, он в твоем номере!
- Именно здесь я его и оставил. Я говорил тебе, что он приходил сюда. И
потребовал, чтобы я вышел первым, тогда бы его не заметили.
Кен сидел на полу, потирал руку и хмуро смотрел на мертвое тело.
- Не знаю, - повторил он.
- Зато я знаю, - ответил Гроуфилд. - Может, эта черная пчелка Камдела
вернулась сюда, а Генри начал к ней клеиться, и ей пришлось отстаивать свою
честь.
Кен злобно зыркнул на него.
- У тебя дурной вкус, Гроуфилд.
- Порой я тебе удивляюсь, - сказал Гроуфилд. - Ну и болван же ты. Пойду
прогуляюсь немного, а когда вернусь, тебя и твоего приятеля, надеюсь, тут
уже не будет.
- Эй, погоди! - Кен с трудом поднялся, поддерживая больную руку
здоровой. - Ты должен мне помочь.
- Ну еще бы, я ведь специалист, - Гроуфилд направился к двери.
Кен преградил ему путь.
- А если я уйду и предоставлю тебе самому объясняться по поводу тела?
Рано или поздно его найдут.
- Сдается мне, что я слишком ценен для вас, и ты так не сделаешь, -
ответил Гроуфилд. - Сейчас, при сложившихся обстоятельствах, я незаменим и
без меня вы как без рук. Поэтому вы будете оберегать меня от надоедливой
полиции, и ты вытащишь отсюда своего дружка еще до моего возвращения.
Кен привалился спиной к двери.
- Когда ты вошел, я был расстроен и дал волю чувствам, - сказал он, -
иначе не попался бы на такой простой прием. Знаешь ли, я тоже кое-что смыслю
в самообороне.
- Как же мне повезло, что ты позабыл все свои тренировки.
Пошевеливайся, Кен. Если мы затеем драку, ты можешь поломать
радиопередатчик, который у меня в трусах.
Кен несколько минут смотрел на Гроуфилда, потом сказал:
- Так ты мне не поможешь?
- У тебя тут маленькая армия, и я тебе не нужен. Самое главное, чтобы
остальные ребята из твоей команды не узнали, что их собрата отправили на тот
свет. Наверное, ваш моральный дух часто подвергается таким вот испытаньицам.
- Надеюсь, ты перегнешь палку, Гроуфилд, да так, что мне придется
привезти тебя обратно и сдать полиции как грабителя.
- И тем самым помочь Третьему миру захватить добрый американский город
Пеорию? Шевелись, Кен, а я пошел спасать свою страну от пигмеев.
Кен зашевелился.
- Циничный ублюдок, - сказал он.
Гроуфилд взялся за ручку двери.
- Если я не вернусь с этого задания, - театрально изрек он, - скажи
дома нашим, чтобы были начеку. Скажи им... скажи им, чтобы следили за небом!
Посмеиваясь, он вышел из номера, и Кен хлопнул за ним дверью.
В уголке вестибюля сидела мисс Вивьен Камдела, облаченная в черное.
Черные кожаные высоченные сапоги доходили аж до черной замшевой мини-юбки;
меж лацканов распахнутого черного русского тулупа с бахромой на вороте,
рукавах и полах виднелся черный свитер без горла. Гладкая черная кожа и
шершавая черная шевелюра дополняли облик, который одновременно был и жутко
соблазнительным, и весьма зловещим. Мужчины, проходившие мимо закутка, где
она сидела - одинокая и отрешенная, - все как один пялились на нее и падали
ниц, спотыкаясь о чемоданы.
Слава Богу, Гроуфилд не был мазохистом. Он вошел в закуток, уселся на
мягкий диванчик лицом ко всей этой черноте и сказал:
- Здравствуйте еще раз.
Она покосилась в его сторону (хотя и не на него самого) и ничего не
ответила.
Но Гроуфилд был назойлив.
- Я готов поговорить, - сообщил он. - Может, отведете меня к Марбе?
Девица опять отвернулась, всем своим видом давая понять, что Гроуфилд
для нее не существует.
- Что с вами? - спросил Гроуфилд. - Я пришел поболтать.
На этот раз она уставилась ему в лицо. Ее холодный взгляд ничего не
выражал.
- Вы обознались, - сказала девица. - Мы с вами незнакомы.
- Знакомы, Вивьен, - ответил он и почувствовал удовлетворение, увидев,
как глаза девушки дрогнули, когда она услышала свое имя. - Нас друг другу не
представили, но вы изучили меня с головы до пят.
На губах ее промелькнула тусклая улыбка, но девица ответила:
- Вы обознались.
- Черта с два, - возразил Гроуфилд, начиная сердиться. - Ошибки и
впрямь были, Вивьен, но не мои. Сейчас в моем номере наверху лежит убитый
человек, и если его прикончили ваши ребята, то им придется попотеть, убеждая
меня не стучать на них.
- Стучать? - ее глаза по-прежнему были закрыты занавесом. - Если вам
есть, что сообщить властям, сделать это - ваш долг.
- Вы меня не слушаете, сладкая моя девочка, - сказал Гроуфилд. - Я
знаю, что будет здесь в субботу и воскресенье. Я знаю, что все щеголяют тут
под чужими именами, но мне известно, кто есть кто. Я знаю, что генерал Позос
здесь. Я знаю, что ваш президент, полковник Рагос, здесь. Я знаю, что Онум
Марба тоже здесь. Мне неведомо, под каким именем вселились сюда вы, но ваше
подлинное имя - Вивьен Камдела, и вы состоите в делегации Ундурвы. Я говорю
вам, что у меня в номере лежит убитый человек. Отведете меня к Марбе или мне
поднять шум?
Занавес уже раздвинулся, открыв жившую за ним тревогу.
- Что вы имели в виду, говоря о мертвом человеке? - спросила она.
- Говоря о мертвом человеке, я имел в виду человека, который мертв. С
ножом в теле. С пронзенным насквозь учебником.
- Я ничего об этом не знаю, - сказала девица. - Мы не имеем к этому
никакого отношения. Мне неизвестно, во что вы вляпались, но...
- Я вляпался в Третий мир, и все потому, что дружу с вашим дружком
Марбой. Мне надо с кем-нибудь поговорить. Я выбрал Марбу. Но если не
получится, меня вполне устроят и местные власти.
Девушка пугалась все больше и больше. Будь у нее привычка грызть ногти,
она бы их сгрызла. Но такой привычки у нее не было. Поэтому она просто
сидела с очень встревоженным и очень задумчивым видом.
Гроуфилд откинулся на спинку дивана, не мешая ей думать. Он передал
сообщение адресату, пусть теперь адресат сам решает, принять его или нет.
В конце концов девица его приняла. Она поднялась вперед и сказала:
- Не знаю, как мне быть. Не согласитесь ли вы минутку подождать здесь?
- Я подожду две минутки, но не больше.
- Пойду узнаю, что можно сделать, - сказала она, встала и пошла. Ее
черные кожаные сапоги поблескивали. Двое мужчин, проходивших мимо нее,
столкнулись, пробормотали, не глядя друг на друга, невнятные извинения, и
пошли каждый своей дорогой.
Гроуфилд сел и принялся ждать. Теперь, когда его ничто не отвлекало, он
снова ощутил последствия наркотического отравления. Руки и ноги еще
побаливали, их словно покалывало иголками, а нервы были немного напряжены,
как будто он перепил кофе. Гроуфилд не чувствовал недомогания, просто легкую
остаточную боль и нервное напряжение.
Девушка вскоре вернулась, но поскольку Гроуфилду не о чем было думать,
кроме собственного дурного самочувствия, ему показалось, что она
отсутствовала долго. Он вопросительно взглянул на нее, но по сути дела ему
было все равно, что она скажет. Вряд ли ее слова могли отвлечь его от
раздумий о собственной персоне.
- Вам следует пойти со мной, - заявила девица.
Да, такое вполне способно отвлечь. Хорошо.
- Куда? - спросил Гроуфилд.
- На улицу.
- Почему бы нам не встретиться с ним в гостинице?
- Он думает, вы хотите поговорить без посторонних.
- Иными словами, это вы, ребята, хотите говорить без посторонних.
Девица пожала плечами.
- Вам нужно встретиться с мистером Марбой или нет?
- Ладно, пошли. - Гроуфилд встал. - Только без грубостей, хорошо?
Она нахмурилась.
- Не понимаю.
- Я не хочу, чтобы меня побили, отравили, похитили или еще что-нибудь
такое. Понятно?
- Кому это нужно?
- Вы бы удивились, узнав, сколько народу норовит сотворить нечто
подобное, - ответил Гроуфилд. - Ведите меня.
Девица пошла впереди. Они пересекли вестибюль, и Гроуфилд, как и
положено актеру, увидел их обоих со стороны: миловидный мужчина
артистической наружности и прекрасная чернокожая девушка, похожая на
актрису. Разговоры и топот ног вокруг стихли, и в наступившей тишине
Гроуфилд с девушкой вышли на улицу.
В "Шато Фронтенак" есть двор, куда въезжают машины и экипажи. Центр
города справа отсюда, и девушка свернула именно туда. Гроуфилд пошел рядом с
ней по правую руку. Они миновали арку и оказались на Оружейной площади,
главной площади Квебека. Поскольку было межсезонье, тут стояла всего одна
двуколка. Прикрытая попоной лошадь посапывала, выдувая ноздрями две мощные
струи пара, а кучер съежился в своем старом коричневом пальто с бурым
меховым воротником и оранжево-зеленой вязаной шапочке, натянутой на уши.
- Сядем в этот экипаж, - предложила девица. - Скажите кучеру, что мы
хотим посмотреть Равнину Авраама.
Гроуфилд заколебался. Одно дело - форсировать события, и совсем другое
- смело бросаться неведомо куда, ничего никому не сказав. Возможно, его ждет
смертельная западня.
- Я в этом вовсе не уверен, - сказал он.
Девушка нетерпеливо посмотрела на него.
- В чем дело? Никто не причинит вам зла.
- Я в этом вовсе не уверен, - повторил он.
- Кажется, вы сказали, что знакомы с мистером Марбой.
Гроуфилд поразмыслил над этим доводом. Девица была права. Характер
Марбы - вот на что он возлагал все свои надежды. Гроуфилд знал, что Марба -
человек холодный, расчетливый, своевольный, но отнюдь не жестокий. К
генералу Позосу, например, Гроуфилд так не поехал бы. А к Марбе нужен именно
такой подход, если, конечно, он правильно понимает характер Марбы. И место
встречи не имеет значения. Если же он ошибается в оценке Марбы, то такой
подход обречен на неудачу. В каковом случае место встречи тоже не имеет
значения.
Гроуфилд пожал плечами и сказал:
- Ладно, будь по-вашему.
Они перешли через улицу и разбудили дремавшего кучера. Услышав, что
Гроуфилду приспичило обозревать Равнину Авраама, кучер энергично закивал,
энергично высморкался и принялся энергично понукать свою лошадь, которая
скорее спала, нежели бодрствовала. Похоже, ни кучера, ни лошадь не удивило
то, что их пассажиры принадлежат к столь разным расам.
Гроуфилд и девица сидели рядышком в открытой двуколке. На
противоположном сиденье валялась толстая меховая полость, и Гроуфилд прикрыл
ею колени Вивьен и свои. Дама поблагодарила его, впервые выказав нечто
свойственное живому человеку. Лошадь медленно затрусила вперед, рывками
влача за собой двуколку.
Они неспешно объехали всю Оружейную площадь, на удивление темную, если
учесть, что она лежала в самом сердце такого огромного туристического
центра, и свернули налево, на улицу Святой Анны.
Сначала Гроуфилд понятия не имел, кто это говорит. Приглушенный
картавый говор, казалось, висел в воздухе вокруг них. Создавалось
впечатление, будто толстое покрывало, лежащее на коленях, решило вдруг
поболтать с пассажирами. Однако болтало не покрывало. Болтал кучер. Из
глубин пальто, из-за толстого шарфа, из-под вязаной шапки - отовсюду
доносился обычный треп для туристов, рассказ о достопримечательностях,
надоевший несчастной лошади не меньше, чем пони молочника его однообразный
маршрут. Как только двуколка свернула на улицу Святой Анны, кучер забубнил,
что по левую руку стоит английский кафедральный собор, освященный в 1804
году, первая английская церковь, построенная за пределами Великобритании.
Кучер выдал какую-то статистику, потом заговорил о зданиях ценовой палаты и
торговой академии. Все эти захватывающие сведения посыпались на Гроуфилда
как стальные чушки.
Гроуфилд взглянул на девицу и увидел, что она улыбается.
- Слушайте внимательно, - посоветовала она. - Когда приедем на место,
он устроит вам экзамен.
- Никак не пойму, кто это вещает, человек или лошадь, - шепнул
Гроуфилд.
- Создается впечатление, что человек, - ответила девица, - но на самом
деле это у лошади в брюхе урчит.
То ли свежий воздух подействовал, то ли езда в туристском экипаже, а
может, единообразие мыслей, только они оба находили статистическое
бормотание кучера весьма забавным. Во всяком случае, перемена произошла и
была настолько разительной, что Гроуфилд с трудом в нее поверил. Он хотел
даже отпустить замечание на этот счет, но сдержался, боясь все испортить.
Кроме того, у них нашлись и другие темы для разговора. Они
перешептывались под размеренное бормотание кучера, обсуждая его самого и его
лошадь, обмениваясь впечатлениями о получаемых от кучера сведениях, о домах
и вывесках, мимо которых катила двуколка. О создавшемся положении не было
сказано ни слова. Никаких разговоров на личные темы, никаких обсуждений
событий, происходивших в гостинице. Беседовали только о том, что было перед
глазами, о самом обыденном. Столь поверхностный разговор немного действовал
на нервы, но девушка весьма умело поддерживала его, а Гроуфилд всегда
чувствовал себя прекрасно рядом с достойным партнером по сцене. Пока лошадь
уныло плелась, стуча подковами, по улице Святой Анны, он даже успел
разыграть сценку под названием "Случайное свидание, которое принесло
счастье".
Двуколка свернула влево, на улицу Дофина. Слева, если верить ворчанию
кучера, стояло здание квебекского литературно-исторического общества, а
прежде в этом доме располагалась местная тюрьма. На ее заднем дворе когда-то
вершились публичные казни, а в подземелье туристы, если им это интересно,
все еще могут увидеть древние узилища.
Сразу за тюрьмой двуколка миновала старую стену, защищавшую городище, и
кучер пробубнил сквозь шарф, что они проезжают Кентские ворота, возведенные
в 1879 году королевой Викторией в честь ее почившего отца. После этого
кучер, наконец, временно затих.
Похоже, тут был жилой район, погруженный во тьму, еще более густую, чем
за стеной. Гроуфилд опять занервничал и забыл, что надо импровизировать. В
итоге сценка заглохла, и какое-то время они ехали молча, пока не миновали
здание парламента провинции, залитое светом стоявших на лужайке прожекторов.
Тут Гроуфилд заметил, что девушка пристально разглядывает его. Когда он
посмотрел на нее, она засмеялась и сказала:
- А вы и впрямь струхнули.
- Если ничего не случится, можете смеяться надо мной, сколько угодно, -
ответил Гроуфилд. - А пока не надо.
- Ладно, посмеюсь.
Впереди тянулась Большая Аллея, широкая, хорошо освещенная улица, на
которой был светофор. Девушка склонилась к Гроуфилду и шепнула:
- Мы случайно встретили приятеля и на радостях пригласили его
прокатиться с нами. Скажите кучеру, чтобы не волновался.
Гроуфилд кивнул.
Перекресток приближался, а светофор по-прежнему сиял красным глазком.
Кучер буркнул что-то своей лошади, и та тотчас стала на месте.
- Рональд! - воскликнула вдруг девица, приподнимаясь и взмахнув рукой.
- Посмотри, милый, это Рональд, - громко сказала она Гроуфилду.
Гроуфилд посмотрел. По тротуару в их сторону шел человек. Он был высок
и худощав, но лица Гроуфилд разглядеть не мог
Девица болтала что-то о "большой удаче" и издавала множество
разнообразных радостных звуков. Гроуфилд молча следил за человеком. Когда
тот подошел, он узнал Онума Марбу с его заговорщицкой улыбочкой, так хорошо
знакомой Гроуфилду по их последней встрече год назад в Пуэрто-Рико.
- Рад видеть вас обоих, - сказал Марба совершенно искренним тоном, но с
насмешливой ухмылкой.
- Ты должен поехать с нами, - заявила девица. - Мы собираемся
посмотреть Равнину Авраама.
Она ткнула Гроуфилда в бок костлявым кулачком.
- Ох! - произнес Гроуфилд. - Да, конечно. Залезай, Рональд, поехали
прокатимся.
- Вы уверены, что это удобно...
- Конечно, удобно, - ответил Гроуфилд. - Лезь сюда, светофор уже
зеленый.
- Большое спасибо, - сказал Марба. - Буду очень рад.
Он забрался в двуколку и сел на скамью напротив Гроуфилда и девушки,
спиной к кучеру, который повернулся на облучке и без особого любопытства
посмотрел на них.
- Мы уселись, трогай, - сказал ему Гроуфилд.
Кучер хмыкнул, отвернулся, пробубнил что-то своей лошади, и та
поплелась через Большую Аллею в парк под названием Равнина Авраама.
Марба подался вперед. Черты его впотьмах опять утратили четкость. Кожа
у него была не такая черная, как у девушки, а скорее цвета шоколада, но
сейчас оба они выглядели совершенно одинаково.
- Вы появляетесь в самых неожиданных местах, мистер Гроуфилд, - заметил
Марба.
- Как и вы, мистер Марба.
- Я провожу тут отпуск. Вы тоже на отдыхе?
- Не совсем. Меня захомутало какое-то американское шпионское ведомство.
Не ЦРУ, а что-то там еще. Точно не знаю, мне не сообщили. Они прислали меня
следить за вами.
Марба скорчил насмешливо-удивленную гримасу. Так полагалось по
сценарию, но Марба не очень старался играть достоверно.
- Следить за мной? С какой стати американскому правительству посылать
вас следить за мной?
- Дело в том, что мы с вами знакомы. Они надеялись, что я войду к вам в
доверие, разнюхаю, что тут творится, и доложу об этом им.
- Надеюсь, они не очень на вас потратились, - сказал Марба. - Я просто
провожу здесь отпуск.
- И полковник Рагос тоже?
Марба улыбнулся и ответил:
- Моего президента нет в Квебеке.
- Разумеется, он тут не под своим именем, - проговорил Гроуфилд. - Как
и вы. Как и генерал Позос. Здесь собрались главы семи государств: трех
американских, двух южноамериканских, одного центральноамериканского и одного
азиатского. Все под вымышленными именами. Возможно, приехали и представители
других стран, таких, которые эти ребята-шпионы называют Третьим миром.
Марба, казалось, призадумался. Кучер на облучке опять забубнил, теперь
уже об исторической битве армий Вулфа и Монтколма, и Гроуфилду пришлось
беседовать с Марбой под его бормотание. Марба с полминуты пошевелил мозгами,
пока кучер сообщал пассажирам, что и Вулф, и Монтколм погибли в бою, потом
наклонился к Гроуфилду и сказал:
- Давайте на миг забудем о нелепости ваших утверждений (с чего бы, к
примеру, моему президенту вести тайные переговоры с вождями Южной Америки?).
Отбросим это и допустим, что вы говорите мне правду в тех пределах, в каких
сами знаете ее. Зачем, спрашивается, вы предаете своих соотечественников?
- Никого я не предаю, - ответил Гроуфилд. - Меня силой заставили
заниматься этим делом. Я должен был либо ехать сюда, либо отправляться за
решетку. По правде сказать, я, наверное, смирился бы и сделал то, чего они
требовали, если б мог. Но нынче днем меня похитили и одурманили, а когда я
вернулся в гостиницу, в номере у меня сидел покойник. Пора было выходить на
главаря. Мои соотечественники, как вы их назвали, не пожелали мне ничего
сказать, а кроме них я тут никого не знаю, за исключением вас и генерала
Позоса. Я пришел к вам, потому что вас легче застать в трезвом уме и твердой
памяти.
- Пришли за помощью?
- За сведениями и за советами. А при нужде - и за помощью.
Марба умильно улыбнулся.
- Помню, как я последний раз видел вас в деле, - сказал он. - Помню,
какое глубокое впечатление произвело на меня ваше умение пользоваться
истиной как оружием. Надеюсь, вы не собираетесь прибегнуть к тому же приему?
- Я хочу только соскочить с крючка, и больше ничего, - ответил
Гроуфилд. - Как и в прошлый раз.
- А вы частенько попадаете в переделки, не правда ли? Только я не
понимаю, почему вы так честны и бесхитростны в разговоре со мной. Почему бы
вам не действовать в соответствии с полученными указаниями? Почему бы не
явиться ко мне с невинным видом и не попытаться что-нибудь разнюхать?
Гроуфилд пожал плечами.
- Я вас знаю и не стал бы с вами хитрить.
Марба снова улыбнулся и шутливо погрозил Гроуфилду пальцем.
- Гроуфилд, Гроуфилд, вы как раз тем и занимаетесь, что хитрите.
- Это как же? Я говорю правду.
- А разве вы не могли прийти ко мне, думая, что я уже знаю правду?
Гроуфилд откинулся на сиденье и пристально вгляделся в лицо Марбы.
- Должно быть, вы весьма нелестного мнения обо мне, - сказал он.
- Напротив. Я очень высокого мнения о ваших способностях.
- Есть ли смысл говорить, что я не знал о вашем интересе ко мне?
- Нет. Вы соображаете не хуже других. Когда Вивьен оставила вас в
покое, а я не выказал больше никакой заинтересованности, вы должны были
понять, что я навел справки по другим каналам и выяснил, зачем вы
пожаловали.
- Вы правы, - согласился Гроуфилд. - Я должен был это понять. Наверное,
я был слишком озабочен другими событиями.
Марба улыбнулся и покачал головой.
- Так дело не пойдет, Гроуфилд, - сказал он. - Не отпирайтесь, это
только поссорит нас.
Гроуфилд пожал плечами.
- Ладно, не буду.
- Хорошо, - похвалил его Марба. - А теперь скажите мне, чего вы хотите
на самом деле?
- Мне нужно знать две вещи. Первое, это вы убили Карлсона?
Девица громко фыркнула. Гроуфилд повернулся к ней и увидел, что она
изумленно таращится на него.
- Что за чертовщину вы несете?
- Потише, дорогая, - ласково сказал Марба.
Девица быстро посмотрела на него, потом перевела взгляд на спину
кучера.
- Прошу прощения, - извинилась она тоном ниже. - Но наглость этого
человека...
- Вопрос с его точки зрения вполне резонный, - сказал Марба. - И
неизбежный. - Он посмотрел на Гроуфилда. - Нет, не мы. Убийства не входят в
наши планы на субботу и воскресенье. Равно как и шпионаж, которого нам
хотелось бы избежать во что бы то ни стало.
- Вы оставили у меня в номере подслушивающее устройство?
Марба снова улыбнулся.
- Берете нас на пушку? Что ж, хорошо. Да, мы спрятали в вашей комнате
микрофон.
- Стало быть, вам известно, кто убил Карлсона.
- Мы, конечно, записали голос убийцы. Но не знаем убийцу ни в лицо, ни
по имени. Хотите послушать пленку?
- С удовольствием
- Когда мы вернемся, я это устрою.
Девица быстро и глухо затараторила на каком-то языке, которого Гроуфилд
прежде никогда не слыхал, но Марба ответил ей по-английски:
- Мистер Гроуфилд не представляет для нас опасности, дорогая. И он,
разумеется, знает, что мы наблюдаем за ним. Мы вполне можем прокрутить ему
эту пленку.
- И неприлично говорить на незнакомом мне языке в моем присутствии, -
выговорил ей Гроуфилд, положив конец счастливому случайному свиданию.
Сидевшая рядом девушка снова стала холодной, отчужденной и надменной, какой
была в вестибюле гостиницы, а еще раньше у него в номере.
- Неприлично искать нашего общества, не выучив прежде язык, на котором
говорят у нас в стране, - парировала она.
- Дети, дети, - примирительно сказал Марба, и это прозвучало странно в
устах такого утонченного и сдержанного человека. - Сейчас не время
препираться. Мистер Гроуфилд, вы говорили, что хотите знать две вещи. Какая
же вторая?
- Мне нужна легенда. Лично я плевать хотел на ваши замыслы и не думаю,
что от них зависит существование Соединенных Штатов, но мне надо скормить
своим шпионам складную историю, чтобы они оставили меня в покое и позволили
заниматься своим делом.
- И вы хотите, чтобы эту легенду предоставил вам я?
- Я хочу, чтобы мы придумали ее вместе, - ответил Гроуфилд. - Вам
известно, из-за чего ваши друзья могли собраться здесь, и вы способны
обучить меня политической болтовне, в которую мои шпионы поверят.
- А с какой стати я должен вам помогать? - спросил Марба.
- Если я провалюсь, люди, которые подослали меня к вам, не угомонятся.
Они попытаются наладить подслушивание в ваших номерах, станут выслеживать
вас, вставлять объективы в замочные скважины, подмазывать официантов и так
далее. Они не дадут вам покоя, даже если ничего не разнюхают. Но выдумав
складную и достоверную историю о цели вашего сборища, такую историю, которую
они проглотят и успокоятся, мы заставим их убраться, и вы сможете беззаботно
провести свои выходные дни.
Марба расхохотался, да так громко, что кучер перестал долдонить
наизусть путеводитель. Потом он откашлялся и возобновил это занятие, начав с
того места, на котором его прервали.
Марба сказал:
- Гроуфилд, я вами восхищаюсь, честное слово. Вы всегда находите самые
убедительные причины, чтобы заставлять других людей делать то, что выгодно
вам.
- То, что хорошо для меня, хорошо и для вас, - ответил Гроуфилд. -
Просто мне повезло.
- И еще как. Ладно, я должен обсудить это кое с кем. Свяжусь с вами
позднее. Не сомневаюсь, что ваши доводы возымеют действие.
- Хорошо.
Марба повернулся к девушке.
- Вивьен, когда вы вернетесь в гостиницу, отведите мистера Гроуфилда в
комнату советников. Я позвоню им и предупрежу о вашем приходе
- Ничего, если он увидит...
- Это совершенно безопасно, - заверил ее Марба. - Мистер Гроуфилд не
намерен каким-либо образом угрожать нашему союзу.
Девушка пожала плечами. Похоже, он не сумел убедить ее до конца. Она
сидела, сложив руки на груди и упрямо надув губы.
Двуколка свернула на улицу Людовика Святого и поехала по ней. Гостиница
стояла в конце этой длинной улицы с односторонним движением. Марба поднялся
и сказал:
- До встречи, Гроуфилд.
- Буду ждать.
Марба кивнул и легко спрыгнул с двуколки прямо на ходу. Гроуфилд
помахал ему рукой, и коляска покатила дальше под стук подков по камню.
Фигура Марбы исчезла из виду. За минуту мимо двуколки промчались три машины,
и Гроуфилд подумал, что Марба, должно быть, в одной из них.
Девушка сидела все в той же позе и с тем же выражением лица. Она
смотрела вперед, и взгляд ее был сердитым и укоризненным. Пытаясь заново
сыграть сценку случайного свидания, Гроуфилд склонился к ней и проговорил:
- Вон тот мотель справа был построен в тысяча семьсот сорок шестом году
индейцем племени алконкин в честь святой девы Гваделупской. В его подвалах
хранится самая большая в мире коллекция глазных яблок замученных
миссионеров.
Ответа он не дождался. Девица продолжала яростно сверкать глазами.
- В чем дело? - спросил Гроуфилд. - Вы мне не верите?
Девица одарила его ледяным взглядом.
- Вы мне не нравитесь, - сказала она и снова уставилась в пространство.
- Как же так? - удивился Гроуфилд. - По пути туда все было очень
славно.
Еще один ледяной взгляд.
- Если желаете знать, по пути туда я считала вас патриотом. Думала, вы
трудитесь на благо своей страны из-за убеждений. Патриот может быть и моим
недругом, если наши страны враждуют, но я по крайней мере его уважаю. Вы же
никакой не патриот, вы здесь не по своей воле, и вам наплевать, что вы
предаете собственную страну. Вас заботит только одно: вы сами, вам невдомек,
что существуют вещи более возвышенные, чем ваша персона. Я презираю вас,
мистер Гроуфилд, и не желаю больше разговаривать с вами. И не хочу, чтобы вы
разговаривали со мной.
Она опять уставилась прямо перед собой.
- Когда-нибудь, мисс Камдела, мы с вами основательно побеседуем о
патриотизме, - ответил Гроуфилд. - И о том, что важнее - патриотизм или
преодоление личных затруднений. А пока я намерен позаботиться о собственной
шкуре, нравится это вам или нет.
Весь остаток пути до гостиницы на Оружейной площади они молчали, и
Гроуфилду вполне хватило времени, чтобы осознать, что, по сути дела, он
ответил девушке невпопад.
Комната советников оказалась обыкновенным гостиничным номером на пятом
этаже "Шато Фронтенак" и выходила окнами на задний двор. В ней было
полным-полно открытых чемоданов, набитых электронной аппаратурой. В комнате
сидели пять человек в рубахах с закатанными рукавами, и Гроуфилд,
перекинувшись с ними несколькими словами, понял, что это граждане США,
специалисты по электронному подслушиванию и частные сыщики, нанятые по
случаю съезда. Гроуфилд с ухмылкой взглянул на Вивьен и сказал:
- У вас тут хватает патриотов из-за южной границы.
- Все нанимают себе в помощь технических служащих, - холодно ответила
девица. - Никто не обязан любить своих работников.
- До чего же вы скудоумны, - заявил Гроуфилд
Технический служащий, с которым он уже имел возможность поговорить,
окликнул Гроуфилда из дальнего конца комнаты. Гроуфилд направился туда,
сопровождаемый девицей. Техник уже ставил катушки на маленький японский
магнитофон
- Он включается от звука, - пустился в объяснения техник. - Если все
тихо, пленка стоит неподвижно. Поэтому запись звучит слитно, хотя в
разговоре могли быть промежутки.
- Понимаю.
- Дайте-ка я найду нужное место, - техник нажал перемотку вперед, и
несколько секунд они молча смотрели, как крутятся катушки. Потом парень
включил пуск, и Гроуфилд услышал свой голос: "Ну, у нас, контрразведчиков,
день ненормированный".
- Это я разговариваю с Карлсоном, - сказал Гроуфилд. - Нынче днем,
после пробуждения.
- Правильно, - отозвался техник и, перемотав еще немного пленки, опять
нажал на пуск. На сей раз донесся голос Карлсона: "Это вам ничего не
даст..."
- Слишком увлекся, - сказал техник и включил перемотку назад, а потом
снова пуск. Гроуфилд услышал себя: "Только проверьте, заперта ли дверь,
когда будете уходить".
"Разумеется", - ответил голос Карлсона. Слышимость была хорошая, с
легким эхо, заметно лучше, чем по телефону.
"Хотя какой толк от замков", - донеслось ворчание Гроуфилда,
сопровождаемое скрипом и хлопком двери.
Потом что-то щелкнуло, и техник шепнул:
- Тут перерыв в разговоре.
Гроуфилд кивнул и опять прислушался к голосу Карлсона:
"Это Генри, - щелчок. - Похоже, он чист. Камдела подослана Марбой,
чтобы узнать, что он тут делает. - Щелчок. - Разумеется, он подозрителен,
все тут подозрительны. Но если мы будем осторожны, он не свяжет Гроуфилда с
нами. - Щелчок. - Ладно. Я тут за всеми присмотрю. Я буду наверху, - Щелчок.
- Ладно".
Затем послышался еще один щелчок, приглушенные шумы, возня, тихий звон
металла. Гроуфилд растерянно взглянул на техника.
- Мы прослушали этот отрывок несколько раз, - сказал тот, - и думаем,
что кто-то пытается открыть дверь в коридор. Она была заперта на задвижку?
- Нет.
- Значит, так и есть. Вскрывают замок. Слушайте.
Гроуфилд услышал, как дверь тихонько закрылась. Техник сказал:
- Это Карлсон вошел то ли в ванную, то ли в сортир.
- Как жаль, что вы не поставили телекамеру, - насмешливо ответил
Гроуфилд.
Техник принял его слова за чистую монету.
- Нам их не выдали, - сказал он. - Тихо! Вот он появляется на сцене.
Слышите?
- Да. Что он делает? Выдвигает ящики?
- Ага, обыскивает номер, и на совесть. Мы, по правде сказать, даже
боялись, что он найдет нашу аппаратуру.
- Однако он не нашел.
- Нет, мы ее надежно запрятали.
- Куда? - спросил Гроуфилд с невинным видом.
Техник ухмыльнулся.
- Так я вам и сказал.
- Он считает себя большим умницей, - заметила Вивьен Камдела.
Техник удивленно взглянул на нее, и Гроуфилд пояснил:
- Влюбленные женщины сварливы.
Техник снова ухмыльнулся и прислушался к записи.
- Вот, сейчас, - сказал он.
Шумы напоминали возню в потревоженной крысиной норе Спустя несколько
секунд открылась дверь, послышалось "ах!", и какой-то новый голос произнес
по-английски с очень заметным акцентом:
"Кто вы такой?"
"Я мистер Гроуфилд, - негодующим тоном ответил Генри Карлсон. - И это
мой номер. Что вы тут делаете?"
"Никакой вы не Гроуфилд, - сказал вошедший - Отвечайте без уверток. Кто
вы?"
"Вы с этим поосторожнее, - произнес Карлсон. - Если он выстрелит, вся
гостиница встанет на уши".
"Он мне не понадобится, - прихвастнул голос. - У меня есть вот это".
- Наверное, нож, - шепнул техник.
Гроуфилд нетерпеливо кивнул, он уже все понял. Карлсон произнес:
"Что ж, понимаю. Вам нет нужды меня запугивать, это вам ничего не даст.
Мы оба не имеем права находиться здесь. Вы ведь тоже не Гроуфилд".
"Что это у вас там?" - подозрительно спросил голос.
"Книга, - ответил Карлсон. - Захватил с собой по привычке. Видите, в
ней ничего не спрятано. Эй, ради Бога!"
Незнакомый голос забормотал что-то на непонятном языке. Скорее всего,
это была ругань. Донесся шум возни, стук, потом Карлсон, будто начав что-то
объяснять, произнес "Вы..." Мгновение спустя он закашлялся, донеслись глухие
удары, а затем щелчок, после которого послышался голос Вивьен Камдела:
"Карлсон мертв. Второго тут нет. Непохоже, чтобы..."
Техник остановил пленку.
- Мы думаем, что Карлсон держал книгу в руке, заложив страницу пальцем,
- начал объяснять он. - Собираясь открыть ее и показать тому, второму, что
внутри ничего нет, он поднял книгу, парень испугался этого движения и
бросился на Карлсона с ножом. Карлсон прикрылся книгой как щитом, и нож
вонзился в нее. Вероятно, он прошел насквозь и ранил Карлсона, но легко Но
тогда противник размахнулся опять и поразил Карлсона, при этом книга так и
осталась на лезвии ножа Этим ударом он Карлсона и прикончил.
- Отличный удар, - сказал Гроуфилд. - Как вы думаете, что это был за
язык?
- Извините. Мы, конечно, слушали, но никто из нас понятия не имеет,
какое это наречие.
Гроуфилд повернулся к Вивьен.
- Вы тоже?
- Я б сказала, кабы знала.
- Что ж, - Гроуфилд опять взглянул на техника. - Могу я получить копию
этой записи?
- Вы шутите? - спросил техник.
- Только тот отрывок, где иноязычная речь.
Техник покачал головой.
- Дохлый номер.
- Почему?
- Вы всерьез спрашиваете?
- Конечно.
Техник посмотрел на Вивьен, потом опять на Гроуфилда.
- То, что мы здесь имеем, - он похлопал по магнитофону, - называется
уликой в деле об убийстве. Мы скрываем ее, поскольку она уличает и нас тоже
- в незаконном подслушивании и нескольких других нарушениях закона. Если мы
дадим вам отрывок этой записи, вы получите доказательства того, что мы
занимаемся сокрытием улик. Мы не настолько в вас влюблены, чтобы допустить
такое.
- Я просто хочу попробовать узнать, что это за язык. Я не собираюсь
передавать пленку властям.
- При той жизни, которую вы, судя по всему, ведете, вам и не
понадобится никому ее передавать, - ответил техник. - Достаточно какое-то
время поносить ее с собой, и рано или поздно все мы попадем в передрягу.
Гроуфилд подозрительно взглянул на Вивьен.
- Вы что, говорили обо мне за моей спиной?
Девица презрительно передернула плечами и отошла. Техник кивнул на
магнитофон.
- Говорила вот эта штука, - сказал он. - Вам и невдомек, сколько мы
всего позаписали с тех пор, как вы въехали в номер.
- Вдомек. Я уже ничему не удивляюсь.
- Вы человек со стороны, так ведь?
- Откуда вы знаете?
- Вам лучше вернуться к привычной работе, - посоветовал техник. - Она
наверняка безопаснее нынешней.
- Точно, - ответил Гроуфилд. - Спасибо, что дали послушать.
- Всегда к вашим услугам.
Гроуфилд огляделся. Вивьен стояла в дверях. Он подошел к ней и заявил:
- Мне тут больше делать нечего.
- Хорошо, - сказала она и отвернулась.
- Разве вы больше меня не сопровождаете? - спросил Гроуфилд.
- Вы знаете, где ваша комната.
- А что Марба?
- Он же сказал, что свяжется с вами.
- Вы обедали?
- Да.
- О! Может, выпьете?
Она холодно посмотрела на него.
- С вами я никуда не пойду. До свидания.
- Уж и не знаю, почему я стараюсь завязать с вами дружбу, - сказал
Гроуфилд.
- Зато я знаю, - обронила она, повернулась и ушла.
Гроуфилд посмотрел ей вслед и крикнул:
- Ничего, когда-нибудь я вот так же брошу вас на дороге!
Она не удостоила его ответом.
Кен сидел в комнате Гроуфилда, но Генри уже не было. Гроуфилд вошел,
закрыл за собой дверь и сказал:
- Тебе что, жить негде?
- Ты мне не нравишься, Гроуфилд, - ответил Кен.
- Тогда проваливай, - Гроуфилд потянулся и добавил, зевая: - Ну не
ув-вивительное ли в-вело? Всего семь часов, как встал, а уже с ног валюсь.
- Вероятно, тебя измотало волнение за соотечественников.
- Я знаю одну девицу, с которой ты мог бы прекрасно поладить, - ответил
Гроуфилд, взглянув на него. - Почему вам, ребята, ни разу не пришло в
голову, что я тоже ваш соотечественник?
- Не стану тратить силы и искать смысл в твоем высказывании, - заявил
Кен. - Ты установил связь?
Памятуя об ушастых стенах вокруг, Гроуфилд сказал:
- На такие дела нужно время.
- Времени у нас нет. Эти люди пробудут здесь всего два дня. Ты что,
вообще ни с кем не сошелся?
- Я сделал одно интересное наблюдение, - сказал Гроуфилд. - Никакой
шпион не задаст вопроса, не зная ответа заранее. Кто-то из ваших людей
наверняка видел, как я встретился с мисс Камдела в вестибюле и поехал с ней
кататься.
- Мы знаем, что ты виделся с ней, - сухо ответил Кен. - Но нам
неизвестно, по делу или нет.
- Если бы вы знали мисс Камдела, этот вопрос даже не возник бы. Она
навроде вас. Ее не интересуют люди, озабоченные собственной судьбой.
- Насколько я понял, встреча была деловой. Каков ее итог?
- Со мной свяжутся.
- Кто?
- Онум Марба.
- Ты еще не встречался с ним?
Гроуфилд погрозил Кену пальцем.
- Опять за свое? Если спрашиваешь, значит, знаешь, что встречался.
- Ты чертовски занудлив, Гроуфилд.
- То же самое я думаю о тебе, Кен. Если тебе нужны четкие ответы,
задавай четкие вопросы. И не пытайся темнить.
- Конечно, это свинство с моей стороны, - едко проговорил Кен, - но я
испытываю к тебе стойкое недоверие.
- Так уволь меня.
- Поначалу с тобой было забавно. Мне нравился твой свежий взгляд на
вещи, и все такое. Но теперь забавам пришел конец, Гроуфилд. Я задам тебе
прямой вопрос, коль уж ты так этого хочешь, и посмотрим, сумеешь ли ты дать
мне четкий ответ. О чем ты говорил с Марбой?
- О том, зачем я здесь, и нет ли для меня какой-нибудь работы. Видишь,
если со мной не темнить, я тоже темнить не буду.
- Возможно. Какую легенду ты ему скормил?
- Я участвовал в ограблении, какое провалилось, и теперь отсиживаюсь в
Канаде, пока не уляжется шумиха.
- Неужели он столько о тебе знает? Я имею в виду грабежи.
- А почему нет? - Гроуфилд снова зевнул. - Послушай, с тобой очень
весело, и все такое, но я и правда с ног валюсь.
- Тебе больше нечего сказать?
- Ничего.
- Тогда я кое-что скажу. Мы проверили, кто такой Альбер Водри.
- Кто?
- Тот похититель, которого убили.
- А, водитель! Ну, и что?
- Он член "Ле квебекуа".
- Звучит как название хоккейной команды.
Кен взглянул на Гроуфилда.
- Совсем забыл, - сказал он. - Просто удивительно, о скольких вещах ты
понятия не имеешь. Ты слыхал о сепаратистском движении Квебека?
- Не слыхал, - ответил Гроуфилд. - Что такое сепаратистское движение
Квебека?
- Провинция Квебек - часть Канады, в которой преобладает франкоязычное
население. Тут все французское - речь, обычаи, история, культура и прочее.
За последние пятнадцать лет или около того здесь развились сепаратистские
настроения, кое-кто хочет отделить Квебек от Канады и как-то пристегнуть его
к Франции. Когда несколько лет назад сюда приезжал де Голль, он еще подлил
масла в огонь, и теперь тут уже с полдюжины организаций, жаждущих
независимого Квебека, от политиков до дикарей и террористов. Самая оголтелая
из этих группировок называется "Ле квебекуа". Она стоит за вооруженный
мятеж, а посему эта шайка, разумеется, самая малочисленная и бестолковая.
- Погоди-ка. Что значит "разумеется"?
- Там, где не существует притеснений, вооруженным революционерам не так
легко добиться успеха. Тут немало молокососов, готовых измазать краской
памятник Вулфу и Монтколму, причем, конечно же, фигуру Вулфа. Но когда речь
заходит о том, чтобы взять винтовку и начать отстреливать всех, кто говорит
по-английски, большинство молокососов предпочитает шмыгнуть в кусты.
- Всей душой согласен с вами, - проговорил Гроуфилд.
Кен едва заметно улыбнулся.
- Не имеет значения, на каком языке ты говоришь, Гроуфилд, - сказал он.
- У меня есть и более веские причины хотеть пристрелить тебя.
- Слушай, я стараюсь ладить с тобой, - напомнил ему Гроуфилд. -
Постарайся и ты.
- Ладно, пожалуй, ты прав. Альберт Бодри был членом "Ле квебекуа",
самой оголтелой и военизированной шайки борцов за освобождение Квебека.
- Они что, стреляют в тех, кто говорит по-английски?
- Нет, не всегда. Они отстаивают такого рода действия, но не
продержатся долго, если и впрямь начнут стрелять.
- Тогда почему они напали на меня? И почему говорили друг с другом
по-английски?
- Правда?
- В машине, пока мы ехали к той хижине. Я тебе уже рассказывал. Я был в
сознании, хотя и не мог пошевелиться.
- И они поговорили по-английски, - задумчиво проговорил Кен. - Второй
парень тоже был французский канадец?
- У него был другой акцент, - ответил Гроуфилд. - Немного похож на
немецкий, хотя и не совсем.
- Голландский?
- Нет, вообще не германский. Грубоватый такой.
- Хм-м-м-м, - протянул Кен, глядя в пространство и размышляя о чем-то.
- Возможно, все это объясняет.
- Что?
- Мы никак не могли понять, что замышляют в "Ле квебекуа", - ответил
Кен. - Мы не знали, при чем тут вообще эта шайка. Но если Бодри говорил с
доктором по-английски, стало быть, доктор не знал французского, и английский
был их единственным общим языком. Может, они какие-нибудь маоисты? Там не
было китайцев?
- Китайцев? Ты что, дурачишь меня?
- Нет. Между Францией и красным Китаем существует тонкая ниточка, о
которой ты, наверное, не подозреваешь.
- Ну-ну...
- Эти страны очень похожи одна на другую, - сказал Кен. - Если в
восточном блоке красный Китай противостоит России, в западном Франция точно
так же противостоит США. Обе эти нации многочисленны, глупы, хорошо
вооружены и стремятся скрыть свои комплексы неполноценности. Это две ядерные
державы, более-менее независимые от общемирового баланса сил, и их
приверженцы в разных частях света симпатизируют и Франции, и Китаю.
Канадские сторонники независимости Квебека, к примеру, дружат с маоистами из
черных общин в Штатах.
- Господи! - изумленно воскликнул Гроуфилд. - Неужели я - единственный
человек в мире, который не связан ни с одной организацией психопатов?
- Нет, Гроуфилд, ты принадлежишь к подавляющему большинству. Почти во
всех этих организациях числится по десять-двадцать членов, и лишь в
одной-двух наберется больше сотни. Но для судеб мира эти десять человек
значат больше, чем десяток тысяч таких, как ты, сидящих перед телевизорами и
считающих себя всезнайками, потому что наслушались Уолтера Кронкайта.
- Мир миру рознь, - ответил Гроуфилд. - Мне в моем мире прекрасно
жилось и без вас, и без Уолтера Кронкайта. Ладно, не будем спорить. Ты
хочешь сказать, что этот Альбер Бодри шпионил в пользу коммунистического
Китая?
- Возможно. Или в пользу. Франции Или в пользу какой-то другой страны,
находящейся в китайской орбите Албании, к примеру.
- А разве Албания в китайской орбите?
Кен удивленно посмотрел на него.
- Так ты даже этого не знал?
- Спокойной ночи, Кен, - сказал Гроуфилд.
Китаец с винтовкой в руках по-домашнему улыбнулся Гроуфилду и попросил:
- Скажите что-нибудь.
Но Гроуфилд знал, что, стоит ему открыть рот и произнести хоть слово
по-английски, как китаец тотчас застрелит его. Правда, никаким другим языком
он не владел, а поэтому просто беспомощно стоял на месте.
- Вы должны заговорить, прежде чем звякнет колокольчик, - сказал
китаец, и почти сразу же раздался звонок.
Гроуфилд струхнул так, что проснулся. Он сел и лихорадочно схватился за
телефон, чтобы заставить его умолкнуть, но, когда поднес трубку к уху, ему
стало еще страшнее: ведь стоит сказать хоть слово по-английски, и проклятый
китаец его застрелит.
В трубке стояла тишина, а в голове у Гроуфилда царило смятение.
Гостиничный номер. Он забыл что-то важное.
- Гроуфилд? - нерешительно спросил звонивший.
- М-м, - ответил Гроуфилд, всячески избегая говорить по-английски. В
голове все по-прежнему путалось, и он не хотел рисковать, боясь дать маху.
- Извините, если разбудили, - произнес голос в трубке.
- М-м.
- Это Марба. Может быть, позвонить позже?
- О-о! - Имя Марбы положило конец грезам наяву, в голове прояснилось, и
теперь Гроуфилд узнал голос.
- Привет, Марба, - сказал он. - Нет, я в порядке, можете говорить. В
чем дело?
- Мое начальство желает вас видеть. Понятное дело, не в гостинице.
- Конечно. - Гроуфилд приложил трубку к другому уху и поудобнее
устроился на подголовнике. - Меня опять куда-нибудь доставят с эскортом?
- Не совсем так. Вы успеете собраться к десяти часам?
- А сейчас сколько?
- Без двадцати девять.
- К десяти? Конечно.
- Можно к вам сейчас заглянет один человек? Принесет вам кое-что.
- Пожалуйста.
- Хорошо, тогда до встречи.
Гроуфилд положил трубку и, поеживаясь, вылез из постели. Он все еще
нервничал после кошмарного сна, а оттого передвигался нетвердыми шагами и
слегка дрожал, но мало-помалу это прошло.
Несмотря на усталость, накануне вечером он никак не мог уснуть и после
ухода Кена долго лежал на подушках и смотрел "Долгий сон" с французским
переводом. То и дело в фильм вклинивались рекламные ролики, прославляющие
канадские железные дороги, причем тоже по-французски. Они были сделаны
весьма искусно. Горы и водопады надоедают сами по себе, а тут еще их виды
сопровождались бесконечными диалогами на незнакомом языке, поэтому к концу
"Долгого сна" Гроуфилд был вполне готов ко сну. Он выключил телевизор и свет
и отключился сам - до тех пор, пока телефон и китаец не вернули его в
реальный (или, наоборот, нереальный) мир.
Гроуфилд быстро оделся и стал чистить зубы, когда послышался стук в
дверь. Он пересек комнату с щеткой за правой щекой и пеной на губах, как
будто был загримирован под буйнопомешанного. Открыв дверь, Гроуфилд увидел
улыбающегося коридорного с подносом, на котором лежал конверт.
Гроуфилд взял конверт и, роясь по карманам в, поисках четвертака,
попытался выговорить "спасибо", но не смог - помешала щетка и зубная паста.
Он нашел четвертак, который, как известно, лучше всяких слов, положил его на
поднос, закрыл дверь и вскрыл конверт. Внутри лежала квитанция и короткая
записка: "Машина будет ждать у входа в десять часов".
Гроуфилд сунул квитанцию в бумажник, а конверт и записку швырнул в
корзину для мусора, после чего вернулся в ванную дочистить зубы. Но, уже
полоща рот, он передумал и выудил записку из корзины. Что с ней делать?
Проглотить? Нет, всему есть предел. Сжечь? Слишком мелодраматично. Он
чувствовал бы себя дураком, глядя, как она горит. В конце концов Гроуфилд
отнес записку в ванную и спустил в унитаз. К счастью, на конверте значились
только его имя и номер комнаты, да и те были отпечатаны на машинке, поэтому
Гроуфилд оставил его в корзине.
Он позавтракал в гостинице, не увидев ни одного знакомого лица, и в
десять часов вышел на улицу через парадную дверь. Протянув квитанцию
распорядителю, Гроуфилд услышал "Минутку, сэр" и стал ждать.
Прошло минут пять, наконец появился зеленый "додж полара", за рулем
которого сидел неряшливого вида человек в синей рабочей одежде. Он одарил
Гроуфилда счетом за стоянку на сумму два доллара. Гроуфилд порылся в
бумажнике и извлек розоватую канадскую двухдолларовую купюру, которую
обменял на ключи от "доджа". Потом сел за руль и выехал с гостиничного
двора.
Он затормозил на первой попавшейся автостоянке и огляделся по сторонам,
но поблизости не было ни Марбы, ни других знакомых.
Ну-с, и что же делать?
Несколько минут Гроуфилд как дурак сидел за рулем, но потом догадался
заглянуть в бардачок, и обнаружил там небольшой коричневый конверт с
выведенной на нем чернилами заглавной буквой "Г", которая, несомненно,
означала "Гроуфилд". Вскрыв конверт, он вытащил план города и клочок бумаги
с отпечатанной на нем строчкой: "Остановитесь, когда увидите человека в
оранжевом костюме".
Вот как? Ладно.
Гроуфилд развернул карту и увидел проведенную чернилами линию,
тщательно отмечавшую его маршрут от "Шато Фронтенак" до городской черты.
Следовало пересечь старый город, обнесенный стеной, добраться до гавани и
выехать по мосту Святой Анны на шоссе э 54. Дальше линия тянулась вдоль
шоссе до верхнего обреза карты, где заканчивалась маленькой стрелочкой,
указывавшей на север. Значит, надо выехать из города и искать человека в
оранжевом.
Квебек - один из двух североамериканских городов (второй - Новый
Орлеан), которые называют странными. Его живописный центр сохранился в
первозданном виде и окружен квадратными милями скучных однообразных
новостроек. Миновав с полдюжины кварталов, Гроуфилд выехал из этого города,
который про себя называл Квебеком. Дальше начинался то ли Кливленд, то ли
Хьюстон, то ли Сиэтл. Безликие районы расползались во все стороны.
Поток машин тоже выглядел весьма шаблонно. Теперь не было нужды
медленно и чуть ли не ощупью пробираться по извилистым древним улочкам.
Теперь дорога была забита машинами, управляемыми рассеянными домохозяйками.
Они то и дело резко выворачивали баранки, без предупреждения занимая левый
ряд, а когда на светофоре загорался зеленый, их приходилось подгонять
гудками. Гроуфилд плелся вперед, терпеливо дожидаясь, пока поредеет поток
машин, со всех сторон окружавший его "додж". Когда он добрался до точки,
отмеченной на карте стрелочкой, почти все домохозяйки остались позади.
Шоссе э 54 было главной дорогой в горы Святого Лаврентия, возвышавшиеся
над городом и тянувшиеся на север до канадских лесов. Какое-то время шоссе
оставалось четырехполосным, но примерно в десяти милях от Квебека сузилось
вдвое.
Утро было ясное, солнечное и морозное, по обеим сторонам дороги
тянулись плотные белые сугробы. Иногда навстречу проезжали красные или
серо-стальные грузовики с блестящими на солнце ветровыми стеклами, большей
же частью дорога была пустынна, и Гроуфилд катил по ней в одиночестве.
Дважды его обгоняли легковушки, набитые мужчинами в охотничьих куртках. Они
ехали на север, где водился канадский лось. Правда, машин, которые бы
направлялись в город с трофеями, Гроуфилд не видел.
Отъехав миль на двадцать от Квебека, он заметил стоящий на правой
обочине грязнющий и облупленный грузовичок с кузовом, покрытым зеленой
парусиной. Гроуфилд обратил на него, внимание лишь тогда, когда увидел, как
из кабины вылезает человек в ярко-оранжевой куртке. Спрыгнув с подножки,
человек подошел к заднему борту.
Тот ли? А может, это просто осторожный охотник, который не хочет, чтобы
в кустах его спутали с лосем? Гроуфилд сбавил скорость, подъехал ближе, и
тут человек в оранжевом костюме взмахом руки велел ему притормозить позади
грузовика.
Гроуфилд остановился, но продолжал сидеть в машине, не заглушая мотор.
Человек подошел, и Гроуфилд опустил стекло. У незнакомца была круглая
физиономия, густые усы и южноамериканский выговор.
- Гаспадин Марба есть в гр-рузовик.
- Где именно?
- Вы падазревает? Вы пагадите.
Он кивнул и тяжелой поступью вернулся к заднему борту своего грузовика,
зеленая холстина заколыхалась. Гроуфилд взялся за рычаг переключения
передач, готовый удрать, если что не так.
Из-под холстины высунулась чья-то голова. Ее обладатель наскоро
посовещался с человеком в оранжевой куртке, потом взглянул на Гроуфилда,
кивнул и исчез. Спустя минуту из кузова высунулся Марба и жестом попросил
Гроуфилда подойти.
- Ладно, - сказал Гроуфилд, хотя никто не мог услышать его. Заглушив
мотор, он выбрался из машины и подошел к грузовику Человек в оранжевой
куртке одобрительно сказал:
- Карашо. Падазревает - это карашо.
- Благодарствую, - ответил Гроуфилд и, едва заметно кивнув, взялся за
борт.
- Минутку, - сказал Марба. - У нас тут есть приставная лесенка.
Он снова скрылся из виду, и мгновение спустя из-за зеленой холстины
показался конец лестницы. Поставив ее на землю, Гроуфилд забрался в кузов.
На скобе вверху висела тусклая лампа, а в кузове было полно людей и
вещей, которые отбрасывали многочисленные тени. Тем не менее Гроуфилд
разглядел грустную и немного виноватую улыбку на лице Марбы и дула двух
пистолетов в руках его дружков.
Гроуфилд показал им свои руки, в которых ничего не было, и застыл на
месте, не делая резких движений.
- Зачем это? - спросил он.
- Маленькая предосторожность, - ответил Марба. - Извините за
причиняемые неудобства. Разденьтесь, пожалуйста
- Что?
- Мы припасли для вас новую одежду, - Марба указал на карточный стол,
стоявший посреди кузова. На нем лежала груда разного барахла, в том числе
носки и нижнее белье.
Гроуфилд огляделся. Кроме двух латиноамериканцев, наставивших на него
пистолеты, и их соплеменника на улице, тут был какой-то тип восточного
обличья, он стоял между Гроуфилдом и задним бортом. Ближе к кабине
расположились еще четыре представителя разных рас и народностей. Они
доставали из ящиков ручные пулеметы.
- Вы слишком умны, чтобы помышлять о бегстве, Гроуфилд, - тихо сказал
Марба.
- Зачем вам моя одежда?
- Мы не сразу поняли, что вы имели в виду, когда сказали Карлсону, что
намерены надеть свое радио. Не включить, а именно надеть. Разумеется, мы не
услышали никакого звука, похожего на шум работающего приемника.
- О-о! - воскликнул Гроуфилд. - Верно, вы же подслушивали.
- И с немалой выгодой для себя, - сказал Марба. - Кстати, мы немного
торопимся, поэтому буду очень вам признателен, если вы согласитесь
одновременно и переодеваться, и вести переговоры.
- Сейчас мне нечего вам сказать, - заявил Гроуфилд и не охотно
переоделся.
Все пришлось ему впору, только ботинки жали.
- Я был в своих башмаках, - сообщил он Марбе. - Люди Карлсона мне их не
давали.
- Лучше не рисковать, - ответил Марба - Уж не обессудьте.
- Эти слишком жмут.
- Может быть, разносятся?
- Вы причиняете мне неудобства, - сказал Гроуфилд, завязывая шнурки.
Тем временем его одежду свернули в узел и отдали человеку, стоявшему возле
грузовика.
- Этот тюк поедет в другое место? - спросил Гроуфилд
- И мы тоже, - ответил Марба - К сожалению, не могу предложить вам
лучшего сиденья, чем вот эта доска у борта. Устраивайтесь.
- Все же лучше, чем стоять в таких ботинках.
- Мы пытались найти башмаки вашего размера. Мне очень жаль.
- Мне тоже, - сказал Гроуфилд и уселся на доску, прибитую к борту
грузовика. Марба сел рядом и кивнул одному из своих людей. Тот постучал
дулом пистолета по кабине, и через несколько секунд машина тронулась.
- Наверное, не имеет смысла спрашивать, куда мы едем, - сказал Гроуфилд
- Отчего же? Мы едем на север, в леса. - Марба едва заметно улыбнулся.
- Не унывайте, Гроуфилд, мы вас не убивать везем.
- Тогда зачем?
- Мы решили, что лучше всего подержать вас под замком до тех пор, пока
наши дела не будут закончены. В понедельник вас выпустят.
- Вы собираетесь запереть меня на трое суток?
- Да.
- В северных лесах, среди зимы, в башмаках, которые хуже колодок?
Марба улыбнулся и похлопал Гроуфилда по коленке.
- Я уверен, что чувство юмора поможет вам перенести все тяготы, -
сказал он.
Грузовик остановился. Гроуфилд встряхнулся, отгоняя мрачные мысли.
- Где мы?
- Нет, нет, - с улыбкой ответил Марба. - Ехать еще долго Мы просто
остановились перекусить.
- Перекусить? - Гроуфилд взглянул на запястье, но часов не было, они
исчезли вместе с не в меру болтливой одеждой.
- Почти час дня, - сообщил Марба. - Идемте?
Остальные уже вылезли из кузова, и Гроуфилд с Марбой присоединились к
обществу. Они спустились на залитую холодным солнечным светом тихую улочку
какого-то городка, похожего на поселок в Новой Англии.
- Мне позволено узнать, где я? - спросил Гроуфилд.
- Разумеется. Это Роберваль, что на берегу озера Святого Иоанна. Мы
примерно в ста семидесяти милях к северу от Квебека.
- Что-то не вижу я никакого озера.
- Надо думать, оно вон в той стороне.
- А что находится к северу отсюда?
- Почти ничего. Леса, горы, озера.
- Дороги?
Марба улыбнулся.
- Со временем проложат и дороги, - сказал он и взял Гроуфилда под руку.
- Угощаем, разумеется, мы.
Ресторан располагался в небольшом белом дощатом домике, который прежде
был жилым. В уголке сидели за бутылкой красного вина трое бородачей в
охотничьих куртках. Они вели беседу по-французски. Всего в грузовике ехало
десять человек - водитель и девять пассажиров. Теперь они заняли три
столика, разбившись по национальной принадлежности. За один сели трое
выходцев с Востока. Водитель был с Кавказа, наверное, из Армении. Он сел
вместе с двумя латиноамериканцами. Марба и еще двое чернокожих устроились за
столиком у окна, выходившего в переулок, где стоял грузовик, и Гроуфилд
присоединился к ним, стараясь держаться поближе к Марбе.
Официантка говорила только по-французски, но оказалось, что Марба
владеет этим языком, и сложностей не возникло. Гроуфилд заказал телячью
отбивную и спросил:
- Вам отпущены деньги на вино?
- Да уж наверное, - ответил Марба и заказал вина.
Пока они дожидались своих блюд, Гроуфилд попытался завязать разговор с
двумя чернокожими спутниками Марбы, но последний сказал:
- Извините, они не знают английского.
Гроуфилд взглянул на их бесстрастные физиономии. Оба негра были
молодыми парнями, крепкими на вид, с широкими плечами и мощными шеями.
Телохранители. Им и не положено изъясняться словами.
- А французский они знают?
- Нет. Только свой диалект, о котором вы сроду не слыхали.
- Мог ли я услышать его на той пленке? - спросил Гроуфилд.
- На пленке? - растерялся Марба.
- На той, которую вы мне крутили.
- О-о! Гроуфилд, я ведь уже сказал, что мы не убивали вашего дружка
Карлсона.
- Сами-то вы эту пленку слушали?
- Разумеется
- Вы распознали язык?
- В самом конце записи?
- Когда убивали Карлсона.
Марба покачал головой
- Нет, не распознал. Но не думаю, чтобы это было какое-нибудь
африканское наречие. Ничего общего с известными мне африканскими языками.
Гроуфилд оглядел зал.
- У нас тут есть и азиаты, - сказал он, - и латиноамериканцы. И Бог
знает, кто еще.
Марба улыбнулся.
- Весьма разношерстная компания. Но мы прокручивали пленку разным
людям, и никто ничего не понял. Язык, скорее всего, не восточный и уж
наверняка не испанский или португальский и не производный от них. Значит,
Латинская Америка тут ни при чем.
- По-вашему выходит, что весь мир ни при чем, - ответил Гроуфилд.
- Не совсем так. А вот и наше вино!
Когда официантка разлила вино по фужерам и ушла, Гроуфилд спросил:
- Какая же часть света нам остается?
- Есть несколько укромных уголков, - ответил Марба и отпил глоточек
вина. - Весьма недурно. - Он поставил фужер. - Главным образом, конечно,
Восточная Европа. Ну, вот и еда.
Спустя двадцать минут после отъезда из Роберваля грузовик остановился.
Гроуфилд поднял голову.
- Что, опять будем закусывать?
- Нет, сменим вид транспорта, - ответил Марба. - Идемте.
Вся компания вылезла из кузова. Кроме Марбы и Гроуфилда, все были
вооружены до зубов. За спинами болтались пулеметы, на поясных
ремнях-патронташах висели пистолеты. Гроуфилд чувствовал себя как "язык",
захваченный партизанской разведгруппой.
- Вы что, собираетесь отнять Квебек у Канады? - спросил он
Марба изумленно взглянул на него.
- Скажете тоже! Как вам такое в голову пришло?
- А почем мне знать, может, вы в сговоре с квебекскими сепаратистами. Я
тут человек новый.
Марба улыбнулся и похлопал Гроуфилда по плечу.
- Не волнуйтесь, - сказал он. - Территориальная экспансия не стоит у
нас в повестке дня. Пошли.
Гроуфилд увидел широкое скованное льдом озеро, а на нем - небольшой
двухмоторный самолет с полозьями вместо колес. Он пошел следом за честной
компанией, продрался сквозь сугроб и, оказавшись на льду, зашагал к самолету
вместе со всеми, за исключением водителя грузовика. Когда Гроуфилд
оглянулся, грузовик уже разворачивался, готовясь отправиться в обратный
путь.
Гроуфилд посмотрел по сторонам и не увидел вокруг ничего радующего
глаз. Впереди - самолет и бело голубое замерзшее озеро, справа, слева и за
спиной - заснеженные берега. Вдалеке виднелись несколько домов, похоже,
нежилых.
Господи, как же его угораздило вляпаться в такую кучу? Даже если
удастся смыться от Марбы и его шайки, идти все равно некуда. Даже будь у
него какое-нибудь пристанище, ему все равно нечего сказать членам шайки
Кена. А Кен и без того крепко его недолюбливает и ухватится за любой
предлог, чтобы вернуть Гроуфилда в Штаты и засадить за ограбление.
А если он попробует улизнуть и от Марбы, и от Кена? Марба, возможно,
посмотрит на это сквозь пальцы, но Кен - нет. Все шпионы Соединенных Штатов
бросятся на поиски Алана Гроуфилда, актера и гоп-стопника. И как бы ни были
они беспомощны в борьбе с Третьим миром, против него эти рыцари плаща и
кинжала будут бороться изо всех сил и не подкачают. Гроуфилд думал об этом с
мрачной убежденностью, хотя думать, а тем более строить какие-то планы было
бессмысленно. У него нет выбора, и все планы уже составлены другими людьми
От него требуется только смотреть в оба и постараться дожить до
понедельника.
Моторы самолета уже работали. Вся компания вскарабкалась на борт.
Гроуфилд, привыкший к жизни в эпоху реактивных двигателей, испытал странное
ощущение при виде вращающихся пропеллеров на крыльях. Пока он забирался в
самолет, пропеллер швырял снег ему в лицо. Гроуфилд поймал себя на том, что
боится этого самолета и не доверяет ему. Он уже представлял себе, как
погибнет на каком-нибудь далеком заснеженном горном склоне где-то у
Полярного круга.
Самолет лишь с натяжкой можно было назвать пассажирским. Вдоль бортов
были откидные сиденья, поэтому пассажиры сидели рядком, лицом друг к другу.
Отопления не было вовсе, и Гроуфилд ощущал холод сиденья даже сквозь пальто.
Он засунул руки в карманы, нахохлился и угрюмо следил за облачками пара от
дыхания попутчиков.
Самолет тронулся почти мгновенно, но очень медленно и неохотно. Он
долго тащился по льду, подпрыгивая и дрожа. Казалось, его задачей было не
взлететь, а рассыпаться на части. В конце концов он, очевидно, счел эту
задачу невыполнимой и все-таки поднялся в воздух. Наверное, никакой другой
самолет в мире никогда не был так тяжел на подъем и ленив, поэтому перед
мысленным взором Гроуфилда опять замаячил заснеженный склон на краю света.
Тем не менее, набрав высоту, самолет повел себя прилично и полетел
ровно, целеустремленно. Гроуфилд извернулся и, выглянув в маленький
иллюминатор, увидел внизу отдаленные заснеженные горные склоны; кое-где
блестел лед, озаренный солнцем. Снег, озера, потом - темная зелень. Северные
канадские леса.
В самолете стоял шум, который был громче, чем в вагоне нью-йоркской
подземки, но Гроуфилд все равно попытался завязать разговор, прокричав Марбе
на ухо:
- Долго нам лететь?
Ответ Марбы он разобрал только со второй попытки:
- Меньше часа!
Что ж, дела не так уж плохи.
Гроуфилд только теперь понял, как он привык к часам. Без них он
чувствовал себя затерянным в дебрях времени. Он не знал, давно ли взлетел
самолет, и был уверен, что с тех пор прошло не меньше полутора-двух часов.
Расспрашивать Марбу ему не хотелось: Гроуфилд считал, что это было
признанием своей слабости, а таких вещей следовало избегать.
Тем не менее, он уже был на пределе и решил медленно досчитать до ста.
Если за это время самолет не начнет снижаться, он все-таки спросит Марбу,
который час. Гроуфилд начал считать и, когда дошел до трехсот двадцати семи,
самолет резко лег на правое крыло. Гроуфилда прижало к борту, он вздрогнул и
встрепенулся.
Остальные, как выяснилось, тоже. Все принялись переглядываться,
обмениваясь виноватыми улыбками, выглядевшими довольно странно на фоне
артиллерии, которой были обвешаны улыбающиеся люди. Гроуфилд оторвал взгляд
от этой построенной на контрастах картины и посмотрел в иллюминатор. Далеко
внизу виднелось еще одно замерзшее озеро, на берегу которого стояла горстка
домов. Над двумя или тремя трубами вился дымок.
Самолет сделал один плавный круг, словно шел по невидимому пологому
спиральному желобу, и нырнул вниз, к озеру. Казалось, теперь он летел
слишком быстро, вокруг мелькали заснеженные горы, поросшие соснами. Посадка
вышла весьма жесткой, самолет негодующе заскрипел и застонал. Он был похож
на куль картошки, который бросили на пандус на овощной базе. Потом он пошел
юзом, но пилоту удалось совладать со штурвалом, и он более-менее гладко
довел самолет до стоянки.
Когда смолк шум моторов, наступила тишина, которая показалась Гроуфилду
полной странных глухих звуков. У него заложило уши, и он зевнул, прогоняя
боль. Звуки сменили тональность, но не исчезли, и Гроуфилд сказал:
- Я невысокого мнения о ваших военно-воздушных силах.
Марба улыбнулся.
- Приходится довольствоваться крохами со стола великих держав, -
ответил он, поднимаясь, и Гроуфилд последовал его примеру.
Их никто не встречал. Было не больше трех часов дня, но красный
солнечный диск в чистом небе висел уже низко, и в домах на берегу озера
горел свет. С виду они казались уютными, удобными и теплыми, и Гроуфилд с
радостью зашагал по запорошенному снегом льду следом за своими спутниками
- Что это за место? - спросил он у Марбы.
- Наверное, бывший лагерь лесорубов, - ответил тот. - Потом его
превратили в охотничий приют, а сейчас сдали нам в аренду.
- Кто сдал?
- Один сочувствующий, - с холодной улыбкой проговорил Марба.
- Мне нравится ваша манера отвечать на вопросы, - сказал Гроуфилд.
- Еще бы. Я ничего от вас не утаиваю.
Заслышав рев моторов, Гроуфилд оглянулся. Проклятье! Самолет
разворачивался и полз по льду, очевидно, намереваясь излететь навстречу
ветру.
- Он что, улетает? - спросил Гроуфилд.
- Ничего, нас отсюда вывезут, - ответил Марба и взял его за локоть. -
Пойдемте в дом, там тепло.
Это была длинная, просто обставленная комната с высоким сводчатым
потолком и двумя пылающими очагами. Стены украшали лосиные головы и
акварельные рисунки, изображающие горные озера, на полу тут и там лежали
шкуры, мебель тоже была покрыта мехами. В комнате кучками сидели или стояли
люди все цветов кожи, сгрудившиеся главным образом возле очагов. Середина
комнаты оставалась незаселенной.
Когда дверь открылась и вновь прибывшие вошли, кое-кто оглянулся, но
вскоре люди опять принялись потягивать горячее питье и возобновили свои
негромкие разговоры. Только один человек - очень толстый коротышка в буром
мундире с золотым шитьем и многочисленными медалями, позвякивавшими на
груди, с длинной саблей на левом боку, отделился от группы у камина справа и
подошел к Гроуфилду. Он широко развел руки, готовясь заключить гостя в
медвежьи объятия.
- Гроуфилд! - воскликнул коротышка с мелодраматическим воодушевлением и
испанским акцентом. - Спаситель мой!
Еще несколько человек повернули головы и, привлеченные воплями
коротышки, принялись рассматривать Гроуфилда. Толстяк тем временем облапил
своего спасителя и уткнулся физиономией ему в грудь. От него несло бренди,
закуской и потом.
- Приветствую вас, генерал, - проговорил Гроуфилд, стараясь сохранить
равновесие. Похоже, генерал забыл, что после их единственной встречи они так
и не стали закадычными друзьями. Встреча состоялась на борту генеральской
яхты, когда ее владелец валялся на койке, поправляясь после пулевого ранения
в грудь.
Но если теперь генералу приспичило считать Гроуфилда приятелем, с
которым он давно не виделся, что ж, прекрасно. Вреда от этого не будет.
Поэтому Гроуфилд сказал:
- Приятно снова видеть вас, генерал. Вы вполне здоровы?
- Конечно! - заорал генерал, отпуская Гроуфилда и делая шаг назад,
чтобы ударить себя кулаком в грудь. - Неужели жалкая свинья способна убить
генерала Позоса? Вздор!
Тут он разглядел рядом с Гроуфилдом Марбу и выкрикнул:
- Вы знаете этого человека! Разве я не присылал его к вам в
Пуэрто-Рико?
- Разумеется, присылали, - ответил Марба. - Присматривать за ним было
одно удовольствие.
Генерал набычился и многозначительно посмотрел на Марбу из-под
насупленных бровей. Потом сказал совершенно другим тоном:
- Нам нужно поговорить.
- Несомненно, - сухо ответил Марба.
- Ваш полковник - большой упрямец.
- Согласен, - сказал Марба. - Но не думаю, что нам следует обсуждать
дела в присутствии нашего друга Гроуфилда.
- Не обращайте на меня внимания, - пробормотал Гроуфилд.
Генерал взглянул на него. Радость встречи улетучилась. Глазки Позоса
стали холодными и нетерпеливыми.
- Подите прочь, - велел он.
- Я попрошу кого-нибудь показать вам вашу комнату, - сказал Марба. Он
повернулся к одному из негров и заговорил с ним на том же языке, на котором
общался с Вивьен Камдела в двуколке. Негр кивнул и взмахом руки пригласил
Гроуфилда следовать за собой.
- До встречи, генерал, - попрощался Гроуфилд. Они вошли в библиотеку,
занятую книжными полками и отапливаемую большим очагом. Несколько человек
читали тут книги и не обратили внимания на Гроуфилда и его проводника.
За библиотекой находилась прихожая, а дальше - дверца во внешний мир.
На дворе в снегу была протоптана длинная кривая тропка, которая вела к
соседнему приземистому дому. Вход в него был с торца, а интерьер представлял
собой длинный коридор со множеством дверей. Дом походил на мотель пятого
разряда, с комнатами, разделенными дешевыми фанерными перегородками. Черный
линолеум на полу положили, очевидно, прямо поверх досок, потолок тоже был
дощатый, и под ним висели лампы дневного света.
На дверях даже были нарисованы номера, начиная с числа 123 слева от
Гроуфилда и 124 справа. Номера шли по убывающей. Наконец негр открыл дверь
под номером 108 и взмахом руки велел Гроуфилду войти внутрь. Гроуфилд вошел,
и дверь за ним закрылась. Он удивленно огляделся и услышал лязг засова.
Хорошенькое дело! И это - после всех его стараний избежать тюрьмы!
Гроуфилд услышал удаляющиеся шаги, скрип досок и шлепанье линолеума. Он
выждал минуту и потянул на себя дверь. Она открылась, совсем чуть-чуть, и
застряла с легким щелчком. Тогда Гроуфилд легонько толкнул ее и кивнул. Да,
это был засов, прикрепленный приблизительно на уровне пояса и запертый
висячим замком. Такой запор крепок настолько, насколько крепко дерево, к
которому привинчены скобы, а, судя по состоянию дома, древесина тут не ахти
какая.
Что ж, хорошо. Гроуфилд снова закрыл дверь и начал осматривать свое
новое жилище.
Оно ему не понравилось. Кровать была узкая и, наверное, жесткая, с
железными спинками, тощей подушкой и тонкими ветхими одеялами. Перед ней
лежал маленький лоскутный коврик. Остальной пол был покрыт линолеумом, как в
коридоре. Напротив кровати стоял помятый железный шкаф. Убранство комнаты
венчал деревянный табурет.
Справа висела матерчатая ширма. Гроуфилд отодвинул ее и увидел унитаз с
бачком над ним. На стенах висели крючки для одежды, выходит, туалет служил
еще и платяным шкафом. К внешней стене этого закутка была прикреплена
раковина с косо висевшим мутным зеркалом над ней. В противоположной стене
было окно, а под ним - диск регулятора электрического отопителя. Поскольку в
комнате было прохладно, Гроуфилд подошел к диску и проверил его. Обогрев был
включен на полную катушку.
Нет, это никуда не годится. Гроуфилд подошел к двери и вышиб ее с
третьего удара, хотя надеялся обойтись двумя. Он отправился назад по
коридору, вышел из дома и зашагал по кривой тропке в снегу обратно, к
главной усадьбе. На улице ему пришлось поплотнее закутаться в пальто и
спрятать подбородок в воротник.
Пройдя через прихожую и читальню, Гроуфилд очутился в большой комнате,
огляделся и увидел Позоса и Марбу. Они сидели на двух кушетках возле левого
камина в обществе еще двух мужчин. Подойдя, Гроуфилд сказал:
- Прошу прощения, Марба, но мне не нравится моя комната.
Они изумленно воззрились на него, и Марба быстро огляделся по сторонам.
Гроуфилд сказал:
- Он меня запер, не волнуйтесь. Но вам бы следовало знать, что в таких
домах от замков толку мало.
Генерал яростно сверкал глазами. Двое мужчин, один - негр, второй -
обитатель Востока, выглядели озадаченными и раздраженными. Марба поднялся и
сказал:
- Вы с ума сошли, Гроуфилд? Вы хотите вынудить нас лишить вас жизни?
- Марба, взгляните правде в глаза. Одному мне отсюда не выбраться.
Насколько мне известно, я тут единственный представитель англосаксонской
расы, и заметить меня нетрудно. Оставьте меня в покое. Я посижу у огня,
почитаю книжку, сыграю с кем-нибудь в шашки. Я не в силах помочь
правительству Соединенных Штатов, не в силах помочь самому себе. Я это знаю
и обещаю быть хорошим гостем.
Марба задумчиво хмурился. В конце концов он покачал головой и сказал:
- Вы слишком непредсказуемы, Гроуфилд. Добром это не кончится.
- Вы видели ту комнату? Пошли бы вы туда жить без книжек, радио, даже
без часов, да еще не зная, надолго ли вам придется там застрять? Вы что,
сели бы на кровать и стали ждать, как пай-мальчик?
- Бывают жилища и похуже, - заспорил Марба.
- Мы можем вовсе поселить вас на улице, - сказал генерал и погрозил
Гроуфилду пальцем. - Мы не любим умников. Не умничайте, Гроуфилд,
возвращайтесь в свою комнату.
- Не хочу.
- Проклятье! - произнес Марба. - Господа, я сейчас вернусь. Идемте,
Гроуфилд.
Он зашагал прочь, таща за собой Гроуфилда, который кожей чувствовал
взгляд генерала.
- Не восстанавливайте против себя генерала Позоса, дурень вы эдакий, -
вполголоса сказал Марба. - Он и впрямь выселит вас на улицу.
- А я опять зайду в дом, и все дела.
Марба остановился и устремил на Гроуфилда тяжелый взгляд.
- Не говорите о том, что вы сделаете и чего не сделаете Здесь вы
пленник, неужели непонятно?
- Как сказал Оскар Уайльд, если королева так обращается со своими
узниками, она их недостойна.
- Вы мне нравитесь, Гроуфилд, - признался Марба. - Вы очень интересная
и забавная человеческая особь. Но вы должны понять, что кое-кто из
собравшихся здесь людей облечен верховной властью. В своих странах они
правят железной рукой. Если вы их разозлите, они без колебаний расправятся с
вами. В том случае, если защищать вас станет опасно, я брошу вас на произвол
судьбы. Так что попробуйте взять себя в руки.
- Попробую, - согласился Гроуфилд. - Но я не собираюсь сидеть под
замком в этой гуверовской деревне.
- Не понимаю смысла этого слова, - сказал Марба. - Ну да ничего.
Пойдемте. И предоставьте мне вести переговоры.
Их путь, как и прежде, пролегал через читальню. На этот раз два или три
читателя удивленно нахмурились, когда Гроуфилд шествовал мимо них. Он не
соврал, когда сказал, что кроме него тут нет ни одного англосакса. Он был
весьма примечательной личностью, да еще то и дело шнырял туда-сюда через
комнату. Гроуфилд не мог знать, что думают о нем эти люди, но сам себе он
казался механическим медведем в стрелковом тире, который разворачивается и
идет в обратную сторону всякий раз, когда в него попадает пуля. С учетом
сложившихся обстоятельств такое образное сравнение отнюдь не поднимало
настроения.
На этот раз, выйдя из читальни, они свернули в другую сторону и
поднялись по узкой лестнице на второй этаж. Миновав коридор, Марба и
Гроуфилд оказались в тесном закутке, который почти полностью занимала фигура
громадного негра. Марба что-то сказал ему на своем туземном наречии, и негр,
взглянув на Гроуфилда, медленно кивнул. Он стоял, сложив руки на груди, и
был похож на стража гарема - сплошные мышцы.
- Подождите здесь, - велел Марба Гроуфилду.
- Сделаю все, что он пожелает, - Гроуфилд кивнул на стражника.
Марба едва заметно улыбнулся и, открыв дверь в противоположной стене,
исчез за порогом. Гроуфилд подумал и решил не заводить светской беседы с
негром. Вместо этого он сел на коричневый кожаный диван, занимавший остаток
полезной площади, и попытался сделать вид, будто ему все нипочем.
Может, зря он не остался в той вонючей каморке? Может, там лучше? Нет.
Безопаснее - возможно, но уж никак не лучше. Хуже, чем там, нигде быть не
может. Эта комната погубила бы его как личность. В понедельник он вышел бы
из нее вконец разочарованным в жизни стариком, клацающим вставными зубами,
да еще плохо подогнанными.
Кроме того, у Гроуфилда была еще одна тема для размышлений - Кен.
Поверит ли Кен, что его похитили? Или Кен не захочет верить ни во что, кроме
побега, который на сей раз оказался удачным? Как ни крути, а придется
возвращаться к Кену и как-то доказывать, что он не обманщик, что он хотел
помочь и трудился в поте лица. Лучшим доказательством были бы правдивые
сведения о целях этого сборища, но поскольку получить их не удастся, следует
хотя бы как-то убедить Кена в том, что он искренне старался помочь. Может
быть, тогда Кен пойдет на мировую в понедельник. Но если бы он, Гроуфилд,
впустую потратил время, сидя в этой ночлежке для бездомных, на всех мечтах о
примирении с Кеном можно было бы поставить крест. Поэтому он не жалел о том,
что покинул вонючую каморку. Более того, Гроуфилд был полон (или, во всяком
случае, не лишен) надежд на безнаказанность и успешное завершение своего
бескровного мятежа.
Пока Гроуфилд подбадривал себя такого рода рассуждениями, дверь
открылась опять, и вошел Марба. У него был встревоженный вид, и Гроуфилд,
естественно, тоже встревожился.
Присев рядом с ним на диван, Марба тихо спросил:
- Чем вы насолили Вивьен Камдела?
- Я? Ничем.
- Она вас недолюбливает.
- Знаю.
- Почему?
- Потому что я не патриот, - ответил Гроуфилд. - Мы малость поспорили
на эту тему, и оказалось, что патриотизма во мне меньше, чем ей хотелось бы.
Я прежде пекусь о себе самом, и это ей не нравится. А в чем дело?
- Она там, - ответил Марба. - В той комнате. Выступает с нападками на
вас. Если бы мне удалось убедить полковника Рагоса вступиться за вас, вы
могли бы получить относительную свободу.
- Полковника Рагоса? Он ведь ваш президент, не так ли?
- Да. Обычно он прислушивается к моим советам, но Вивьен настроена
против вас и говорит весьма пылко. Поэтому он хочет встретиться с вами
самолично, и я прошу вас держаться как можно вежливее. Полковник не любит,
когда ему дерзят.
- Я буду вести себя прилично, - пообещал Гроуфилд.
- Ваша задача - понравиться полковнику.
- Может, подарить ему свой локон?
- Не надо, - резко ответил Марба. - Такие волосы не в его вкусе.
- Что ж, прекрасно, - сказал Гроуфилд, и Марба повел его к своему
правителю.
В комнате полукругом стояли несколько стульев и кушетка. В глубоком
каменном очаге потрескивали горящие поленья. Вивьен Камдела сидела на одном
из стульев, сложив руки, скрестив ноги и злобно зыркая на Гроуфилда. Она
была прекрасна даже в гневе.
Посреди комнаты стоял со стаканом в руке высокий тощий седовласый негр
в очках в роговой оправе. На нем был темно-серый костюм и узкий черный
галстук, как у страхового агента, а на обеих руках сияли перстни с рубинами.
Негр казался хитрым, умным, расчетливым, нетерпеливым и холодным как лед.
Марба сказал что-то на туземном наречии, и Гроуфилд узнал свое имя,
совсем не к месту вплетенное в странную мешанину незнакомых слов. Потом
Марба повернулся к Гроуфилду и объявил:
- Это полковник Рагос.
- Как поживаете, сэр?
- Хорошо, - полковник говорил тоном образованного человека, с
британским акцентом, который подавлял еще какой-то, едва заметный в речи. -
Вы пьете виски?
- Да, сэр, - Гроуфилд перекинул пальто через спинку кресла.
- Оно африканское, - сказал полковник. - С нашей родины. Если
предпочитаете канадское...
- Я никогда не пил африканское виски, - ответил Гроуфилд. - Хотелось бы
попробовать.
Полковник кивнул Вивьен Камдела. Все с тем же неприязненным выражением
лица она выпрямила свои длинные скрещенные ноги, поднялась и подошла к бару.
Вивьен выглядела прекрасно в зеленых лыжных брюках и коричневом свитере.
Рагос что-то говорил. Гроуфилд оторвал взгляд от лыжных брюк и услышал:
- Вы когда-нибудь путешествовали по Африке?
- Нет, сэр, и никогда не покидал западного полушария.
- Вы домосед.
Зеленые лыжные брюки приближались.
- Да, сэр. Мою жену зовут Мери.
Вивьен Камдела вручила ему старинный бокал с бледно-желтой жидкостью -
не меньше трех унций. И без льда. Жижа эта больше всего напоминала тухлое
пиво. Когда Вивьен подавала Гроуфилду бокал, глаза ее злорадно сверкнули.
Гроуфилд заглянул в бокал, потом посмотрел на полковника.
- Обычно я пью виски со льдом, - сказал он.
- Наше виски прекрасно и без льда, - ответила Вивьен. - Лед разрушает
букет.
Полковник ничего не сказал. Он стоял и молча наблюдал за Гроуфилдом.
А Гроуфилд чувствовал приближение беды. Он поднес бокал к губам и
опасливо сделал глоток. Кислота прожгла борозду на его языке и огненным
потоком скользнула по пищеводу в желудок.
О притворстве не могло быть и речи. Гроуфилд прослезился и утратил дар
речи. Он просто стоял и моргал, держа бокал и поднятой руке и пытаясь
сделать глотательное движение, не поперхнувшись при этом.
Неужели глаза полковника весело блеснули? Надеясь, что это так,
Гроуфилд откашлялся и попытался заговорить.
- О, я тоже не стал бы портить такой букет. Ни за что, - хрипло выдавил
он.
- Неужели наше виски слишком крепкое для вас? - с улыбкой спросил
полковник. - Возможно, в этом и заключается одна из слабостей белой расы.
Наверное, у белых глотки мягче.
Он поднял свой бокал, содержащий примерно унцию такой же желтой дряни,
насмешливо тостировал Гроуфилда и выпил. В глазах его при этом не заблестели
слезы, откашливаться полковник тоже не стал. Он протянул пустой бокал Вивьен
и сказал:
- Налейте мне еще, пожалуйста. И принесите мистеру Гроуфилду немного
льда.
Когда Вивьен протянула руку, чтобы взять у Гроуфилда бокал, лицо ее
выражало неприкрытое удовлетворение. Гроуфилд сунул было бокал ей, но потом
передумал и не отдал его.
- Бокал тоже африканский? - спросил он.
- Нет, он был тут, в доме, - нахмурившись, ответил полковник.
- О-о, - Гроуфилд передал бокал Вивьен, которая несколько секунд
озадаченно смотрела на него, прежде чем отнести к бару.
- Не понимаю, к чему этот вопрос о бокале, - сказал полковник.
- Просто было интересно. Может, это изделие ваших народных промыслов.
Извините, полковник, но я почти ничего не знаю о вашей стране. Впрочем, и о
своей собственной тоже.
- Как я понял, вас силой завербовали в шпионы. Вами руководили отнюдь
не патриотические убеждения.
- Шпионаж - грязная работа, - ответил Гроуфилд. - Она сродни поприщу
судебного исполнителя. Не понимаю, как можно шпионить из благородных
побуждений.
- Но если это помогает вашей стране?
- Ну, когда человек не способен предложить своей стране ничего лучшего,
чем умение подслушивать и подглядывать в замочные скважины, вряд ли его
вообще можно назвать полноценным человеком.
- А что вы можете предложить своей стране, мистер Гроуфилд?
- Бездеятельное сочувствие.
- Не понимаю этого выражения, извините.
- Ну, я не из тех, кто посвящает всю жизнь служению родине.
Вивьен вернулась с бокалами. Гроуфилд взял свой и продолжал:
- Я принадлежу к большинству. Канадец, который сделал этот бокал, не
думал о том, что делает его для Канады. Он делал его за доллар в час. Разве
из-за этого его можно обвинять в отсутствии патриотизма? И неужели люди,
производившие ваше виски, заботились при этом о славе Ундурвы?
- Почему же нет? - возразил полковник. - Почему человек, чем бы он ни
занимался, не должен делать во славу отечества все, что в его силах?
- Вы хотите сказать, что государство первично, а человек - вторичен. Я
не очень разбираюсь в политике, но полагаю, что моя страна придерживается
противоположной точки зрения.
- В теории, - ответил Марба. - Скажите, вы хоть раз видели Гарлем?
- Так и знал, что вы об этом спросите. Полковник, я никогда не видел
Палм-Бич. Думаю, нам обоим ясно, что я не Святой Франциск Ассизский. Но
покажите мне этого святого. Будь я бескорыстен и заботься о приумножении
славы отчизны, сидел бы сейчас в отделении Армии Спасения и раздавал
бесплатную похлебку. И никогда не впутался бы в такую передрягу. Я знаю свои
грехи, и, уверяю вас, политические пристрастия не входят в их число.
Глаза полковника весело блеснули.
- Политика - грех?
- Не я, а вы заговорили о Гарлеме.
Веселый блеск померк.
- Разумеется, возможна и такая точка зрения. Однако, по-моему, пора
перейти к текущим делам. Со льдом виски вкуснее?
- Я еще не пробовал, - ответил Гроуфилд и сделал глоток. Виски
по-прежнему жгло, как молния, но пить было можно. Теперь оно взорвалось,
лишь достигнув желудка. - Гораздо лучше, благодарю.
- Похоже, вопрос заключается в том, убить вас или оставить в живых, -
проговорил полковник. - Вы никак не хотите сидеть под замком и отвергаете
этот самый гуманный компромисс. Значит, придется выбирать между двумя
крайностями. Я верно оцениваю положение?
- К сожалению, да, - ответил Гроуфилд.
Полковник кивнул, отвернулся и в задумчивости побродил по комнате.
Потом остановился и выглянул в окно. Был день, но на улице уже стемнело.
Полковник отпил виски. Наконец он повернулся к Гроуфилду и сказал:
- Вы, конечно, понимаете, что это вполне объяснимая человеческая
реакция. Когда вас задевают, вы даете сдачи.
- Я не собираюсь никого задевать, - ответил Гроуфилд.
- Ваш отказ сидеть взаперти - это своего рода нападение на нас. - По
лицу полковника скользнула улыбка. - Любопытно, правда? Вы можете отказаться
сесть под замок, но не можете отказаться умереть. Весьма странный расклад,
вы не думаете?
Гроуфилд кисло усмехнулся в ответ.
- Очень странный.
- Вы настоящий американец, - сказал полковник. - Свобода или смерть,
верно?
- Похоже на то.
- Однако, когда Муссолини сказал то же самое, хоть и в несколько иных
выражениях, американский народ выразил ему свое презрение.
- Опять вы о политике, - буркнул Гроуфилд.
Полковник пытливо оглядел его.
- Вы и впрямь аполитичны или у вас просто такая тактика?
- Всего понемногу.
Полковник медленно кивнул, поразмыслив, и наконец сказал:
- Даже если я сохраню вам жизнь, вы сами себя угробите. Рано или поздно
вы поссоритесь с кем-нибудь из наших, и вам придет конец. А тогда возникнет
вопрос, кто позволил вам свободно слоняться по усадьбе, и я попаду в
неловкое положение.
- Я буду тише воды, ниже травы, - пообещал Гроуфилд, - и не стану
никому докучать.
Полковник покачал головой.
- Нет. Вы прирожденный смутьян. Прежде чем вы вошли сюда, я получил две
ваши характеристики, столь разные, что мне трудно было поверить, что речь
идет об одном и том же человеке. Это одна из причин, по которой я решил
лично встретиться с вами. Теперь я вижу, что обе характеристики были
верными, и вы представляете куда большую потенциальную опасность, чем можно
было бы заключить на основе любой из этих характеристик. Вы не привели ни
одного довода, способного убедить меня сохранить вам жизнь...
- Но и в пользу моего убийства тоже нет ни одного убедительного довода,
- сказал Гроуфилд. - Я никому не угрожаю.
- Но можете угрожать. А такое лучше пресекать в зародыше, пока ничего
не случилось.
- Это слишком ничтожная причина, чтобы лишать человека жизни.
- Человеческая жизнь сама по себе ничтожна.
- И ваша тоже? - спросил Гроуфилд.
Полковник холодно улыбнулся.
- О моей речи нет. Мы обсуждаем вашу. Не вижу никаких оснований
заступаться за вас.
Гроуфилд посмотрел на Марбу. Тот стоял с бесстрастной, ничего не
выражающей физиономией и явно не собирался защищать его перед президентом.
Гроуфилд его не винил. Он взглянул на Вивьен, и она отвела глаза Неужели на
ее лице отразилось сомнение? Возможно. Но вряд ли это имеет значение. Ему не
удастся повлиять на нее и заставить передумать Но, с другой стороны,
отстреливаться надо до последнего патрона.
- Вивьен, - сказал Гроуфилд.
Она встала и повернулась к нему спиной, глядя в огонь.
- Это не ее решение, мистер Гроуфилд, - проговорил полковник, - а мое.
Ни она, ни господин Марба не в силах изменить его.
- И какое же оно? - спросил Гроуфилд - Отрицательное?
- Я дам вам знать, - пообещал полковник. - А сейчас Марба отведет вас
обратно.
Решение было отрицательным. О положительном ему сообщили бы здесь же и
сейчас же, причин откладывать не было. Но об отрицательном и приличнее, и
безопаснее сказать через посредника.
Гроуфилд снова взглянул на Марбу и заметил, что тот жалеет о таком
обороте дела. Жалеет, но ничего не предпринимает.
- Мне было любопытно встретиться с вами, мистер Гроуфилд, - сказал
полковник. - Мое личное общение с американцами прежде не выходило за ранки
дипломатических контактов, а дипломаты разительно не похожи на...
Гроуфилд выплеснул виски в физиономию полковника, съездил Марбе по
челюсти, запустил пустым бокалом в голову Вивьен Камдела, дал Рагосу под
дых, схватил со стула свое пальто и выпрыгнул в окно.
Пальто Гроуфилд набросил на голову, чтобы защититься от осколков
оконного стекла; он сжался в комок и падал со второго этажа в неизвестность
Гроуфилд врезался в снег, как кулак в буханку хлеба, и наткнулся грудью
на собственные коленки. У него перехватило дыхание. Гроуфилд полежал
несколько секунд, запутавшись в пальто. Он чувствовал лбом толстую ткань,
ощущал щекой тепло собственного дыхания, а носом - запах виски. В конце
концов он мало-помалу пришел в себя и, брыкаясь, выбрался из-под пальто,
будто бабочка из кокона. Он встал, оказавшись по колени в рассыпчатом снегу,
и посмотрел на разбитое окно, из которого выпрыгнул.
В оконном проеме на фоне света возник силуэт Вивьен Камдела. Будто
дикарь, Гроуфилд пожалел, что у него нет пистолета, но тут заметил, что
Вивьен подает ему какие-то знаки. Она оглянулась через плечо, потом по пояс
высунулась из окна и неистово замахала руками: смывайся, мол.
- Ох, женщины... - буркнул Гроуфилд.
Черт с ним, с непостоянством. Но это уже просто нелепо. Гроуфилд
подхватил пальто, отряхнул с него снег, натянул на плечи и поплелся прочь по
глубоким сугробам, высоко поднимая колени. Он был похож на футболиста при
замедленной съемке.
Гроуфилд не знал, куда идет, зато знал, откуда. Следует избегать любых
огней. Он направил стопы во тьму, радуясь, что в безоблачном небе нет луны.
Снег отражал свет звезд, и вблизи было видно неплохо, но темнота наверняка
скроет его от любых преследователей.
Единственная сложность заключалась в передвижении. Идти по сугробам
было изматывающе трудно, и Гроуфилд забуксовал, не успев сделать и десяти
шагов. Однако выбора не было, и он продолжал тащиться вперед. В конце концов
переставлять ноги стало и вовсе невозможно. Гроуфилд развернулся и затрусил
обратно, поскольку погони не было.
Почему же ее не было?
Очевидно, преследование началось. С чего бы еще Вивьен Камдела стала
так неистово махать ему руками? Что же случилось?
Потом он увидел глубокие борозды, которые оставил в снегу, и все понял.
В усадьбе было больше умных людей, чем дураков. Вскоре этот вывод
подтвердился: Гроуфилд услышал голоса.
- Чего бегать за ним впотьмах? Никуда он не денется. Утром пойдем по
следу, и все дела.
Вот это правильно. Если, конечно, утром он еще будет жив. На улице было
ужасно холодно. Пока Гроуфилд бежал, этого не чувствовалось, кроме того, его
согревало выпитое виски. Теперь же, когда он стоял на месте, мороз взял его
в оборот. Щеки и тыльные стороны ладоней уже коченели, а мочки ушей начинали
болеть.
В карманах пальто лежали перчатки, и Гроуфилд натянул их, хоть они и
были тонкие. А вот прикрыть макушку и уши ему было нечем.
Ноги тоже. На них были туфли и тонкие носки, уже насквозь мокрые. Так
недолго и обморозиться. Ну что ж, его задача - выжить, и первым делом надо
привести в порядок мысли, а потом точно определить, в какой стороне
находится усадьба.
Вот она, впереди, залитая желтым светом. Из этого дома он выпрыгнул.
Теперь он стоит с противоположной его стороны, не с той, где вход. А это
значит, что озеро расположено позади усадьбы. Слева от главного здания
находился низкий и хуже освещенный дом, похожий на мотель, ненадолго
приютивший Гроуфилда, когда тот был еще наивным юношей. Точно такое же
строение виднелось справа. Еще дальше справа высилось грузное угловатое
двухэтажное здание с темными окнами, которое было не таким широким, как сама
усадьба.
Логичнее всего было бы устроить первый привал именно там. Крыша над
головой все-таки, да еще народу никого, судя по отсутствию огней. Гроуфилд
направился к строению, на этот раз не пробиваясь сквозь сугробы, а просто
неспешно шагая по ним. Он чувствовал, как отмерзают уши, нос и кончики
пальцев. Лодыжки и запястья тоже замерзли, и Гроуфилд вспомнил, как читал
где-то, что эти части тела надо держать в тепле, поскольку сосуды тут ближе
всего к коже и можно застудить кровь. Впрочем, сейчас он был бессилен помочь
этой беде.
Фонарик! Гроуфилд замер, увидев луч, бивший из окна усадьбы. Мгновение
спустя вспыхнул еще один. Они не были направлены на Гроуфилда, но
приближались, и он должен был попасть в сноп света именно там, где стояло
нужное ему строение!
Ублюдки. Они догадались, что Гроуфилд захочет спрятаться в пустом доме,
и стремятся ему помешать. Если он попросту замерзнет насмерть, это будет
всем на руку. А утром они придут полюбоваться фигурой, застывшей в
причудливой позе. Например, на одной ноге, с поднятым вверх пальцем. Они
могут подвести проводку, сунуть ему в рот лампочку и сделать из Гроуфилда
фонарь.
Лучи приближались к темной постройке, и Гроуфилд следил за ними, зная,
что ему не успеть. Ну, а если успеет, что толку? Он безоружен, чего не
скажешь о его противниках.
И все-таки больше податься некуда. Гроуфилд побрел вперед, теперь
медленнее, чтобы они осмотрели дом и убрались до его появления.
Но те, кто его искал, не стали входить внутрь. Во всяком случае,
сначала. Гроуфилд опять остановился и принялся наблюдать. Один из лучей
погас, второй шарил по площадке возле дома. Потом первый вспыхнул опять, уже
позади строения.
Ищут следы. Они уверены, что он еще не забрался внутрь. Гроуфилду это
совсем не понравилось. Лучи фонарей двигались рядышком, потом снова исчезли,
но в темном доме начали загораться огни - сперва в середине, потом - по
торцам. Скоро горели уже все окна первого этажа. Больше ничего не
происходило.
Только пошевелившись, Гроуфилд осознал, насколько закоченели его ноги.
Уши тоже. Они больше не болели. Скоро онемеют и пальцы, если он так и будет
торчать на морозе.
А идти по-прежнему некуда, только к этому дому впереди. В остальных
полно людей, а в этом - только двое, и оба - в теплой одежде. Если повезет,
ботинки одного из них придутся Гроуфилду впору.
Он снова зашагал вперед, чувствуя себя, как никогда, тяжелым и
неповоротливым. Трудно было заставить работать мышцы, трудно поднимать ноги,
переставлять их, снова опускать, переносить вес тела с одной на другую. Куда
легче было просто стоять на месте. Теперь болели только пальцы и горло,
когда он втягивал воздух ртом, но и эта боль скоро пройдет.
Удивительно, насколько легко найти на родной планете уголок, в котором
невозможно жить. Холод быстро и безболезненно убивал Гроуфилда, и, чтобы
двинуться вперед, ему пришлось не на шутку рассердиться. Он злился на себя,
на полковника Рагоса, на Вивьен и Марбу, на Кена и даже на Лауфмана, который
не сумел увезти его подальше от ограбленного броневика. Гнев - штука
калорийная. Он согрел Гроуфилда и преисполнил его решимости выжить и утереть
всем нос.
Поблизости от углов дома не было окон, а значит, и света. Гроуфилд
ковылял вперед, вспахивая снег ногами, у него уже не было сил поднимать их.
Добравшись до стены, он привалился к ней и какое-то время стоял, переводя
дух.
Потом закрыл глаза, и это едва не стало роковой ошибкой. К счастью,
стоял он неровно и, начав падать, снова пришел в себя. Оказывается, он
потерял сознание, и это испугало его. Гроуфилд не знал, долго ли был без
чувств, но понимал, что никогда не очнулся бы, если бы стоял более ровно.
Дюйм за дюймом Гроуфилд продвигался вдоль стены влево, опираясь на нее.
Наконец добрался до первого окна и с опаской заглянул в него.
Он увидел кладовую с полками из нестроганых досок, забитыми картонными
коробками. Людей внутри не было, но дверь напротив окна стояла распахнутой
настежь, за ней виднелся ярко освещенный коридор и еще одна дверь, которая
вела в другую кладовку. Гроуфилд кивнул, рассказал себе, что он видит, дабы
не заснуть, и пошел дальше.
За всеми окнами были совершенно одинаковые кладовки, коридоры и опять
кладовки Дойдя до середины дома, Гроуфилд наткнулся на дверь со стеклянным
верхом и увидел маленький коридорчик, который вел в большой коридор Там
сидели и курили двое чернокожих в толстых распахнутых куртках и кожаных
сапогах
Гроуфилд отошел от двери, привалился к стене и забормотал себе под нос:
- Хорошо, давай проснемся и подумаем, что делать. Другое крыло дома -
такое же, как это. Верно? Они сидят так, что я не могу пробраться внутрь
незамеченным. Все окна наверняка заперты, и если я разобью одно из них, это
черные услышат и будут знать, где я. Верно? Верно. Значит, войти нельзя.
Верно? Нет, неверно. Что значит неверно? Это значит, что способ попасть
внутрь обязательно должен быть, потому что мне необходимо попасть внутрь.
Он перестал бормотать и начал шевелить мозгами. Боль в пальцах ослабла,
зато заболели колени. Шея была как деревянная, голова тоже. Казалось, она
набита пухом, паутиной и клеем
- Второй этаж, - сказал Гроуфилд. Он поднял глаза и сумел разглядеть
окна, которые были едва видны Второй этаж негров не интересовал, значит, они
не верили, что он сумеет забраться туда. Что ж, им этот дом, вероятно,
знаком, а ему - нет.
Но попробовать стоило. Гроуфилд не видел никакого способа забраться
вверх по стене, поэтому пошел к дальнему углу здания, желая осмотреть его со
всех сторон.
В этом конце размещался большой склад инвентаря, плугов, мотыг и разных
механических приспособлений. В торцевой стене было нечто вроде гаражных
ворот. Гроуфилд, шатаясь, миновал их. На ходу он заглянул в маленькое оконце
на створке и увидел, что посреди склада есть свободная площадка, за которой
расположена дверь в коридор, где лениво сидели два негра. В тепле. Начеку.
При оружии. Гроуфилд их возненавидел.
Сразу же за люком его рука наткнулась на выступ в стене. Гроуфилд
нахмурился и увидел, что это металлический ящик с кнопкой на передней
крышке. Дверной звонок рядом с воротами гаража? Нет, конечно же, нет. Должно
быть, на воротах есть электропривод, который открывает их, если нажать на
эту кнопку.
Жалкий околевающий Гроуфилд поплелся дальше. Веки его отяжелели от
намерзшего льда, и видеть становилось все труднее. Он добрался до угла дома
и оглянулся.
А может быть?
А может быть.
Гроуфилд потащился обратно к воротам и изучил их более тщательно. Они
имели всего одну створку. При нажатии кнопки ее верхняя часть уходила внутрь
помещения, а нижний край поднимался и оказывался на улице.
Гроуфилд взглянул на темные окна второго этажа.
Получится ли? На воротах были ручки. Если он нажмет кнопку и встанет
ногой на одну из них, то створка может поднять его на второй этаж. Надо
только соскочить с этой проклятущей штуковины раньше, чем она поползет
внутрь дома, стать на узкий подоконник, как-то зацепиться и открыть чертово
окно. Без шума. Но с молитвой, чтобы оно оказалось не заперто.
Даже будь он в лучшей форме, такое могло бы получиться только чудом. Но
что еще остается делать? А если ничего не выйдет, можно попробовать опять
скрыться в темноте, пока негры будут бежать сюда из коридора. Хотя скрыться
вряд ли удастся.
Впрочем, сейчас все "вряд ли удастся". А эта задумка - единственное,
что сулит хоть призрачный, но успех. Была не была. Гроуфилд протянул руку и
нажал на кнопку онемевшим большим пальцем.
Ворота оказались голосистыми. Электромотор взревел, как грузовая
лебедка. Гроуфилд попытался упереться ногой в рукоятку на створке и
прижаться к поднимающейся двери. Возможно, мотор ревел так из-за того, что к
весу створки прибавился и вес Гроуфилда. Наверное, по той же причине ворота
поднимались так медленно. Но все-таки поднимались.
Чего нельзя было сказать о Гроуфилде. Его одежда обледенела, тело
наполовину превратилось в сосульку и стало неповоротливым, колени не
сгибались. Он копошился на поднимающейся двери, но металлическая створка
была скользкой, и вся его возня ни к чему не приводила.
К тому же, створка медленно вползала внутрь. Прищурившись, Гроуфилд
увидел надвигающуюся на него притолоку и понял, что она пройдет над самой
его головой. Пришлось расстаться с мечтой добраться до окна второго этажа.
Очевидно, он въедет на створке в гараж, а потом выедет обратно, если его не
зажмет между дверью и притолокой.
Чувствуя себя последним дураком, Гроуфилд держался за створку, пока она
не остановилась в горизонтальном положении под потолком гаража. Внизу
послышались шаги, и, судя по звуку, под створкой прошел только один человек.
А они не дураки. Не поперлись вдвоем выяснять, почему открылись ворота. Один
остался на посту на тот случай, если Гроуфилд задумал отвлекающий маневр.
В гараже было гораздо теплее, чем на улице. Гроуфилд чувствовал
приятный запах машинного масла, исходивший от электромотора. Чувствовал, что
его тело прямо-таки мечтает о тепле. Он уже вполне очухался и теперь
сознавал, что там, на улице, был на волосок от смерти, Гроуфилд был одет
явно не по погоде Чуть ли не босиком, без шапки, без рукавиц.
Через минуту-другую сторож убедится, что его нет поблизости, и опять
запрет ворота. Гроуфилд слегка приподнял голову и огляделся.
Смотреть было особенно не на что. Стропила от стены до стены, а на них
- дощатый настил. Впереди - электромотор на стальном кронштейне, подвешенном
к балке. Слева и справа - стальные желоба, по которым скользит дверь.
Недолго думая, Гроуфилд пополз по воротам, стараясь производить как
можно меньше шума. Обледеневшее пальто тихо скользило по металлу. Протянув
руку, он ухватился за ближайшую скобу кронштейна, на котором висел мотор, и
перелез на него. Стальные уголки имели дюйма три в ширину. Гроуфилд ничком
распластался позади мотора. Ноги его лежали на одной скобе, а грудь
упиралась в другую. С великим трудом согнув колени, он просунул ступни ног в
щель между балкой и деревянным потолком. Руки он кое-как запихнул за
отвороты пальто, чтобы не свисали. Теперь из-под мотора торчала только его
голова, но и она была не очень заметна.
Поза была весьма причудливой, но не такой уж неудобной. К тому же,
Гроуфилд видел дверь, через которую только что проник в дом. Правда, видел
вверх тормашками.
Дверь оставалась неподвижной еще три или четыре минуты. Потом она
внезапно поползла вниз, а с улицы вошел человек. Он топал ногами, сбивая с
ботинок снег. Человек остановился прямо под Гроуфилдом и прокричал что-то
нечленораздельное, обращаясь к своему напарнику, который по-прежнему сидел в
коридоре. Потом он повернулся и следил за дверью до тех пор, пока она не
опустилась, описав дугу вдоль направляющих желобков. После этого негр взял
свой автомат на плечо и, вернувшись в коридор, сел на стул рядом с
напарником.
Гроуфилд лежал неподвижно. Ему стало тепло. Тут, под потолком, где
скапливался нагретый воздух, было градусов шестьдесят по Фаренгейту.
Истинное наслаждение. Гроуфилда разморило, он расслабился и подумал, что под
крышей гораздо лучше, чем под открытым небом. Глаза медленно закрылись, и он
незаметно уснул.
Проснувшись, Гроуфилд первым делом подумал, что он астронавт. В
сознании промелькнули обрывки сновидений. Он представил себе, как висит в
пухлом скафандре рядом с кораблем в открытом космосе, и открыл глаза.
Он и впрямь летел. Бетонный пол был далеко внизу. Гроуфилд парил под
самым потолком.
Он вздрогнул, подался назад и ударился затылком о доски потолка. На
какое-то ужасное мгновение Гроуфилду показалось, что он падает. С трудом
вытащив руки из-за отворотов пальто, он инстинктивно вытянул их и растопырил
пальцы, чтобы смягчить удар.
Но потом увидел, что бетонный пол совсем не приближается, и
почувствовал боль в сдавленной чем-то груди и ногах Побрыкавшись, он
высвободил застрявшие в щели ступни, при этом колени его жалобно заныли.
Боже мой, какой ужас. Гроуфилд вернулся к действительности и сразу же
почувствовал боль. Где-то саднило, где-то кололо, а в довершение ко всему
навалилось чувство черной безнадеги, повергнувшее его в уныние.
Нет, вы только посмотрите. Вот он. Висит под потолком, черт возьми,
будто бабочка на просушке. А если слезет, его тотчас заметят два ублюдка в
коридоре.
Так что же, оставаться здесь? Конечно, нет. Утром его начнут искать.
Вероятно, они будут сновать туда-сюда. Внизу стояли два снегохода на
гусеничном ходу, с полозьями впереди. Вероятно, завтра Третий мир
воспользуется ими, чтобы отыскать его. Кроме того, рано или поздно
кто-нибудь посмотрит вверх.
Так что же делать? Забравшись сюда, он выторговал несколько лишних
часов жизни, но проспал все это время. Сейчас ему было тепло, но тело
онемело еще больше, чем на морозе, а положение оставалось все таким же
безнадежным.
Гроуфилд заворочался, пытаясь устроиться поудобнее, но здесь это было
невозможно. Он только стукнулся локтем о мотор, и к многочисленным
ушибленным местам прибавилось еще одно. Гроуфилд злобно посмотрел на мотор,
но потом выражение его глаз изменилось, и он стал более тщательно изучать
механизм.
Электромотор - он и есть электромотор. Если удастся устроить короткое
замыкание, то свет в доме, возможно, погаснет, и он успеет незаметно
спрыгнуть на пол. А потом спрячется в куче фермерского инвентаря и станет
следить за развитием событий.
Все лучше, чем висеть. Но, будь что будет Гроуфилд прижался к мотору,
почти обвившись вокруг него, как удав, и провел более подробный осмотр. Вот
они. Два проводка, свисавшие с привинченного к потолку ящика и прикрепленные
болтиками к заднему концу мотора. Если замкнуть их, избежав удара током, и
мотор и пробки должны выйти из строя.
Значит, нужен кусок железа. У Гроуфилда его, естественно, не было.
Поискав на кожухе мотора какую-нибудь плохо закрепленную и не очень важную
деталь, он тоже ничего не нашел, как и на кронштейне. Он поднял глаза,
главным образом для того, чтобы обратить к Господу долгий страдальческий
взгляд, и увидел гвозди в дощатом потолке. Тут и там торчали их острые
кончики, местами они высовывались больше чем на дюйм Гроуфилд снял правую
перчатку, протянул руку, схватился за один из гвоздей и начал сгибать его.
Это оказалось нелегко, но Гроуфилду было не занимать упорства. Чем дольше он
сгибал и разгибал гвоздь, тем легче шло дело. Гвоздь нагрелся в пальцах и,
наконец, стал почти нестерпимо горячим, а потом сломался, и у Гроуфилда в
руках оказался его острый кончик длиной примерно в дюйм с четвертью.
Но самое трудное было впереди. С огромной осторожностью Гроуфилд
вставил острие гвоздя в прорезь одного из болтов, державших проводки, и
наклонил так, чтобы он упал на второй болт, когда Гроуфилд отпустит его. Он
закусил нижнюю губу, уперся ногами в железную скобу и приготовился спрыгнуть
на пол в тот миг, когда погаснет свет. Гроуфилд облизал губы, сглотнул слюну
и отпустил гвоздь. Тот упал на второй болт, и ворота гаража начали
открываться.
Неужели тут все сломано? Может, хоть что-то работает, как надо?
Гроуфилд был так разочарован, что едва не задал этот вопрос вслух. Сперва он
попытался въехать на гаражных воротах на второй этаж, а кончилось тем, что
повис под потолком на первом. Потом хотел сжечь какую-то вонючую пробку, но
вместо этого привел в действие механизм двери. И, кроме того, одного из
сторожей. Гроуфилд услышал, как негр бежит по коридору в его сторону.
Следующий поступок Гроуфилда, скорее всего, диктовался злостью. Он
ухватился обеими руками за скобу, которая поддерживала его под грудь,
отбрыкался от другой скобы, державшей ноги, повис, как Тарзан на ветке, и,
когда в гараже появился охранник, ударил его обеими ногами по лицу
При этом охранник проделал нечто весьма любопытное Его ноги устремились
вверх по склону воображаемого холма, голова откинулась назад, и на мгновение
он повис в воздухе в горизонтальном положении, футах в четырех над полом.
Казалось, какой-то рассеянный фокусник попросту забыл его там. Однако в
следующую секунду усталые руки Гроуфилда отпустили железную скобу, он упал
задницей на живот охранника, и они вместе рухнули на пол, причем тело
охранника обеспечило Гроуфилду мягкое приземление.
Автомат. Автомат. Автомат. Когда охранник вбежал, автомат висел у него
на левом плече, но после того, как Гроуфилд начал хулиганить, оружие куда-то
отлетело. Он принялся лихорадочно вертеться на животе бесчувственного
охранника и увидел, как автомат падает на пол возле его ног. Гроуфилд
метнулся за ним, схватил, перевернулся на спину и посмотрел на дверь. Он
увидел в коридоре второго охранника. Тот разворачивался, чтобы взглянуть,
что случилось.
Гроуфилд показал ему автомат, но стрелять не стал, потому что хотел
избежать лишнего шума и кровопролития: ему мог еще пригодиться пуховик
охранника. Однако негр не разделял его желаний. Он выпустил в Гроуфилда
короткую очередь, но совершил обычную при стрельбе сверху вниз ошибку, и
пули просвистели выше цели. Они ударили в бетон и рикошетом отлетели в
сугроб на улице.
Что ж, ладно. Гроуфилд спустил курок. Автомат у него в руках затрясся,
и охранник, перевалившись через два стула, стоявших в коридоре, упал на
спину.
Гроуфилд перевернулся на правый бок и на несколько секунд застрял в
этом положении. Он не мог шевельнуться, не выпустив из рук автомат. Ему
удалось подняться на колени рядом с бесчувственным часовым, и он увидел, как
гаражная дверь завершает свой путь вверх по направляющим желобкам.
Гроуфилд устремил взгляд в холодную уличную тьму. Он видел два других
дома, теперь почти не освещенных. Они стояли довольно далеко. Интересно,
слышали там стрельбу или нет? Две короткие очереди, и обе были выпушены в
доме. Вероятно, их не заметили. В любом случае придется положиться на судьбу
Дверь поднялась, лязгнула и опять поползла вниз. Что ж, прекрасно.
Гроуфилд подобрал автомат и медленно встал, опираясь на него. Он поднялся
как раз в тот миг, когда створка опустилась. Она опять щелкнула и лязгнула,
а потом снова поехала вверх.
Проклятье. Гроуфилд в отчаянии огляделся по сторонам и увидел у стены
справа стремянку. Обойдя снегоход и маленький бульдозер, Гроуфилд схватил ее
и, спотыкаясь, потащил к выходу. Поставить лестницу оказалось нелегко, а
лезть по ней ему очень не хотелось. Пока он возился, створка ездила то
вверх, то вниз и успела совершить путешествие туда и обратно, прежде чем
Гроуфилд, наконец, набрался решимости и полез вверх по стремянке.
Стоило кому-нибудь в усадьбе случайно выглянуть из окна, и все. Они
увидят, как желтый прямоугольник на стене склада то сужается и исчезает, то
появляется опять и делается все шире. Рано или поздно кому-нибудь придет в
голову послать сюда охрану, чтобы выяснить, в чем дело.
Гроуфилд поднялся наверх одновременно со створкой, но побоялся взяться
за гвоздь голыми руками. Он торопливо спустился на пол, отыскал в кармане
бесчувственного охранника смятую пачку сигарет и, поднявшись по лестнице,
дождался, пока створка опустится опять. Как только она щелкнула и лязгнула,
Гроуфилд пустил в ход пачку, пытаясь вытолкать застрявший между болтами
обломок гвоздя. Тот скатился с мотора и с тихим звоном упал на бетон.
Гроуфилд застыл на площадке стремянки, с сомнением глядя на створку
ворот. Она остановилась. Гроуфилд улыбнулся.
Спустившись с лестницы, он подошел к охраннику, на котором еще недавно
сидел верхом. Тот был без сознания, но дышал. А на ногах у него оказались
чудесные кожаные сапожки с голенищами до колен.
Впервые за всю свою воровскую карьеру Гроуфилд стаскивал обувь с
бесчувственного человека. Он чувствовал себя гнусным мародером, но сейчас
было не время впадать в профессиональный снобизм. Он снял с охранника сапоги
и носки, потом сбросил холодные, насквозь промокшие башмаки и, усевшись на
бетон, примерил обувку негра. Обнаружив, что сапоги на меху, Гроуфилд
улыбнулся блаженной улыбкой пьяницы.
Сапоги пришлись впору. Может, чуть великоваты, но все равно лучше
башмаков, которые жали даже после того, как пропитались влагой. Пуховик
охранника тоже был значительно удобнее, чем пальто Гроуфилда, поэтому он
махнулся с негром не только обувью, но и одеждой. Потом подхватил автомат и
подошел ко второму охраннику.
Тот был мертв. Гроуфилд забрал его оружие, стараясь не дотрагиваться до
тела. На полу возле перевернутых стульев валялись меховые шапки, перчатки и
четыре запасных магазина. Оттащив свою добычу в гараж, Гроуфилд разложил ее
на полу, потом подхватил охранника под мышки и затащил его в пустую
кладовку. Вернувшись в гараж, он вытащил из своих башмаков шнурки и привязал
запястья негра к лодыжкам, потом запер дверь кладовки на засов и отправился
обследовать дом.
Он был прекрасен. Тут хранились все запасы провизии и выпивки,
стирального порошка и мыла, бензина в канистрах, масла и лампочек, еще бог
знает чего. Гроуфилд отыскал консервный нож, открыл банку говяжьей тушенки и
съел ее прямо руками, без подогревания.
В последующие полчаса он был очень занят, обшаривая комнаты и отыскивая
вещи, которые могли ему пригодиться. Все свои находки он относил в гараж и
складывал на полу. Покончив с этим, Гроуфилд запасся консервами,
водостойкими спичками, одеялами и фонариком, потом вытолкал из угла снегоход
и принялся грузить в него свой скарб. В снегоходе было два места, переднее и
заднее, и Гроуфилд запихнул снаряжение и припасы назад, накрепко привязав
веревками все, за исключением фонарика и одного из автоматов.
Проверив бензобак снегохода, Гроуфилд убедился, что тот полон, и
натянул перчатки. Приготовления были завершены.
Возле ворот на стене гаража была кнопка. Нажав ее, Гроуфилд поднял
створку и вытолкал снегоход на улицу, потом закрыл гараж, запустил мотор
снегохода, включил передачу, и маленькая машинка послушно поехала вперед,
неся Гроуфилда по снегу, еще недавно причинявшему ему столько тягот и
неудобств.
Он сделал большой крюк, обогнул усадьбу, а потом поехал прямо. Время от
времени он оглядывался, дабы убедиться, что по-прежнему удаляется от домов,
но большей частью смотрел вперед, Гроуфилд напрягал глаза, вглядываясь во
мрак, и ехал по сугробам, один-одинешенек, лишенный даже общества деревьев.
Знай он, как выглядит Полярная звезда, то мог бы проложить
целенаправленный маршрут. Но Гроуфилд ничего не смыслил в штурманском деле.
Придется ждать рассвета, только тогда можно будет более-менее точно
определить направление на юг. А пока вообще не имело смысла куда-либо ехать.
Разве что убраться подальше от усадьбы, полной врагов. Вот почему он не
останавливался. Могло статься, что он вообще едет на север, хотя Гроуфилд
надеялся, что это не так. Главное - убраться прочь. Они смогут пойти по
следу только утром, а к тому времени он уже направится на юг и ускользнет от
этой шайки ненормальных.
Разумеется, придется еще разбираться с Кеном, но с этим можно не
торопиться. Утро вечера мудренее, так, кажется, говорят.
Спустя какое-то время Гроуфилд остановился. Оглянувшись раз-другой, он
не увидел никаких огоньков, между ним и усадьбой было слишком много высоких
сугробов, заслонявших собой сельский пейзаж. Наверное, он уже достаточно
далеко и может спокойно дождаться рассвета.
Гроуфилд спустился в низину, защищенную от легкого ледяного ветерка.
Достав два одеяла, он расстелил их на снегу, одно поверх другого, лег и
завернулся с ног до головы. Натянув шапку пониже, Гроуфилд прикрыл ею лоб и
уши, улегся на бок, свернулся калачиком и затих до утра.
Пальба.
Пригревшись, Гроуфилд дремал в своем коконе из одеял, его желудок
спокойно переваривал вторую банку холодной говяжьей тушенки. Гроуфилд не
сразу услышал приглушенные расстоянием звуки - треск, стрекот и отрывистый
лай.
Он нахмурился, сел и прислушался. Звуки доносились издалека, очередями,
сменявшимися тревожной тишиной. Господи, да там идет настоящее сражение!
Где же? Разумеется, в усадьбе.
Гроуфилд сбросил одеяла и поднялся. Теперь он видел тусклое красное
свечение на горизонте в той стороне, откуда приехал.
Что же это? Неужели они подожгли усадьбу?
А может, там Кен? Спасательная партия? Неужели эти сукины дети все-таки
вживили ему под кожу радиопередатчик?
Он никак не мог решить, радует его эта мысль в сложившихся
обстоятельствах или огорчает.
В любом случае надо узнать, что происходит. Может, это всего лишь
стычка между членами милой компании, а если так, он, вероятно, сумеет
извлечь выгоду из их свары.
Гроуфилд свернул одеяла, снова привязал свои пожитки к снегоходу,
повесил на плечо автомат, завел мотор и поехал в сторону мерцающего зарева.
Минуты через две снегоход взобрался на высокий сугроб, и он увидел пожарище.
Один из флигелей был объят пламенем, возле двух других строений суетились
освещенные красными сполохами огня фигурки людей. Они проворно, но
бестолково сновали туда-сюда.
Гроуфилд повернул руль вправо и поехал вокруг усадьбы, стараясь
замечать все, что происходит, и при этом оставаться незамеченным. Оказалось,
что его занесло прямо к озеру, на которое накануне сел самолет. Чуть погодя
Гроуфилд увидел на льду еще одну крылатую машину На ней стоял прожектор,
направленный на главное здание усадьбы.
Неужто и впрямь Кен? На освещенном пространстве перед усадьбой не было
видно ни одного человека, все действие разворачивалось на задах дома, в
неверном свете пожарища. Самолет с прожектором маячил на озере черной
глыбой, и было невозможно определить, чей он. Но даже если это не Кен с
сотрудниками, все равно эти люди атакуют Рагоса, Позоса и компанию, а враги
этой шайки - его, Гроуфилда, друзья. По крайней мере, сейчас он думал именно
так.
Впрочем, не надо принимать опрометчивых решений. Поэтому Гроуфилд не
поехал прямо к самолету, а взял чуть в сторону и подобрался к нему сзади.
Снегоход двигался отнюдь не бесшумно, его мотор работал чуть тише
газонокосилки, но звуки, доносившиеся из-за усадьбы, напрочь заглушали все
остальные шумы. Рев пламени, сам по себе на удивление громкий и зловещий,
смешивался с выстрелами, восклицаниями, криками и воплями участников стычки.
Подъехав к самолету, Гроуфилд увидел его силуэт на фоне освещенного
прожектором берега озера. Это был либо тот же двухмоторный транспортник, на
котором они вчера прилетели сюда, либо очень на него похожий. Если самолет
тот же самый, что это означает? Возможно, междоусобную войну.
Гроуфилд уже почти добрался до хвоста самолета, когда из-за угла
усадьбы выбежали два человека с пистолетами в руках. Пригнувшись, они
бросились к самолету, хотя Гроуфилд не заметил, чтобы за ними кто-нибудь
гнался. Когда они приблизились, из среднего люка показался еще один парень.
Он торопился навстречу приятелям.
Этот человек в самолете показался Гроуфилду знакомым, хотя он мог и
ошибиться. Трое мужчин остановились под крылом и принялись совещаться, крича
во все горло и размахивая руками. Они общались не по-английски. Гроуфилд не
был языковедом, но их речь показалась ему похожей на говор того парня,
который убил Генри Карлсона.
И почему один из этих троих знаком ему? Кто он такой, черт возьми?
Гроуфилд вылез из снегохода и затрусил к самолету, потом осторожно подкрался
ближе. Оказавшись возле крыла, он пригнулся и принялся рассматривать из-под
фюзеляжа трех жестикулирующих мужчин. Тот, что показался ему знакомым, был
"доктором". Именно он участвовал в похищении Гроуфилда. Густые усы, и так
далее. Сейчас он что-то кричал, но не по-английски и не по-французски.
Кто же они? Квебекские сепаратисты! Но разве в такой глухомани начинают
вооруженный мятеж? Нет, должно быть какое-то другое объяснение. Но сейчас не
время его искать. Гроуфилд снял с плеча автомат и побежал обратно к
снегоходу, то и дело оглядываясь. Его никто не заметил. Он забрался на
переднее сиденье и поехал по льду озера прочь, подальше от шума и света.
Гроуфилд не знал, из-за чего сыр-бор, но понимал, что ни одна из
враждующих сторон не станет его союзницей, а посему лучше всего убраться
подальше и отсидеться, пока не кончится заваруха. А завтра утром он пойдет
на пепелище и посмотрит, есть ли там, чем поживиться. Может, найдется
компас. Это было бы просто чудесно.
Он думал о компасе, путешествии на юг и горячем душе, когда увидел
впереди вспышку. Мгновение спустя что-то обожгло его левое плечо. Гроуфилд
тотчас же свалился с сиденья на лед и перевернулся на живот, сжимая в руках
автомат. Снегоход проехал по инерции еще несколько ярдов, потом остановился.
Мотор заглох.
Зная, что его видно на фоне зарева, Гроуфилд не шевелился и вглядывался
в темноту.
Скрип снега под подошвами. Гроуфилд не поднимал головы и прислушивался
к нарастающему звуку шагов.
Он уже хотел перевернуться и открыть пальбу, но тут увидел футах в
шести от себя зеленые лыжные брюки. Гроуфилд заколебался. Вивьен сделала еще
шаг, и Гроуфилд, вместо того, чтобы выстрелить, бросился вперед. Он ударил
ее прикладом автомата по коленям и услышал, как она вскрикнула. Вивьен
рухнула, словно из-под ног у нее вдруг выдернули коврик. Одной рукой
Гроуфилд выбил у девушки пистолет, а другой вцепился ей в горло. Она была
похожа на пушного зверька. Меховая шуба, меховая шапка с меховыми завязками
под подбородком. Гроуфилд не сразу проник сквозь всю эту шерсть, но в конце
концов добрался до шеи. Девица извивалась и дергалась, била его запрятанными
в рукавицы кулачками, и в конце концов Гроуфилд не придумал ничего лучшего,
чем схватить ее за шапку и разок-другой приложить головой об лед.
Бойцовский дух разом улетучился, руки Вивьен повисли как плети, глаза
подернулись поволокой. Гроуфилд подобрал автомат, поднялся, отыскал в снегу
пистолет Вивьен и похлопал им себя по боку, чтобы отряхнуть снег, после чего
сунул оружие в карман пуховика и зашагал к снегоходу. Он уже садился, когда
Вивьен окликнула его по имени. Гроуфилд оглянулся и с трудом различил во
тьме ее силуэт. Она уже успела сесть.
- Почему бы вам не довести дело до конца? - с горечью спросила девица.
- Или вы хотите, чтобы меня убили ваши дружки?
- Они вовсе не мои дружки, - ответил Гроуфилд. - Если вы говорите о той
шайке, которая напала на вашу шайку, то никакие они мне не друзья.
Вивьен молчала. Гроуфилд не видел ее лица, поэтому в конце концов пожал
плечами и опять принялся заводить мотор. Но тут девица сказала:
- Я вам не верю.
- Таков уж мой удел - удирать от своих друзей, - ответил Гроуфилд и
запустил двигатель.
- Подождите! Прошу вас, подождите!
Он раздраженно повернулся и посмотрел в ее сторону.
- Чего мне ждать?
- Я думала, что они ваши люди, потому и стреляла в вас. Я бы не стала
этого делать, если б знала.
- Я это запомню, - сказал Гроуфилд, берясь за рычаг переключения
передач.
- Нет! Пожалуйста, выслушайте меня!
И почему он не бросил ее там! Разве она не стреляла в него? Разве не
науськала на него этого полковника с жестяными звездами на погонах? Но ему
вспомнилось выражение сомнения на лице Вивьен, которое он заметил перед тем,
как выпрыгнул из окна, и то, как она неистово махала ему руками, когда он
стоял внизу. Гроуфилд заколебался.
Ему пришло а голову, что, если девица влипла и ей не к кому обратиться
за помощью, можно заключить с ней сделку. Он ей - защиту, она ему -
сведения. Таким образом, он наконец-то узнает, что тут творилось. Разве это
не обрадует Кена? Если, конечно, Гроуфилду суждено еще раз встретиться с
Кеном и вообще увидеть цивилизацию.
Он запустил мотор и сказал:
- Ладно, слушаю.
Вивьен поднялась и заковыляла к нему, держась за ушибленное колено.
- Мне нужна ваша помощь, - сказала она. - И дело не во мне одной, а во
всех нас.
- Не подходите слишком близко, - предупредил ее Гроуфилд. - Стойте на
месте. Я вас вижу, а вы оттуда меня не достанете.
- Я не собираюсь на вас нападать, - ответила Вивьен. - Я думала, это
ваши люди. Будь иначе, я бы не стала стрелять.
- Вы это уже говорили.
- Не понимаю, почему американцы так себя ведут. Стреляют, убивают, ни с
того ни с сего поджигают дом. Не могу понять
- Они не американцы, - сказал Гроуфилд. - Они вообще неизвестно кто
- Нельзя допустить, чтобы они захватили... - Вивьен умолкла, в отчаянии
качая головой. - Надо их остановить. Вы должны мне помочь.
- Вы хотите сказать, что я многим вам обязан?
- Я никогда не желала вашей смерти. Я думала, они опять вас запрут. Вы
сами виноваты. Не захотели сидеть под замком и вынудили полковника принять
решение убить вас. А я хотела, чтобы вас просто куда-нибудь упрятали.
- Благодарствуйте.
- Потому что я вам не доверяла, - сказала Вивьен. - И вы должны
согласиться, что это справедливо, признав, что я имела все основания не
доверять вам. Вы хотели получить возможность все разнюхать и поэтому
отказались сидеть под замком. Разве не так?
- Не обязательно было запирать меня, чтобы что-то скрыть.
- Вы слишком пронырливы, - возразила Вивьен. - Видите, я говорю то, что
думаю. Мне жаль, что все так вышло. Я не думала, что у вас хватит тупости
ставить полковнику ультиматум, и была права, призывая не оставлять вас на
свободе.
Гроуфилд покачал головой и усмехнулся.
- Вы так сладкоречивы, - сказал он. - Вы вскружили мне голову, честное
слово.
- Но я не хотела вашей смерти, - заявила девица. - Там, в усадьбе, я
уже собиралась подать голос в вашу защиту, только это было совершенно
невозможно. Вы сами лишили полковника выбора. Он не мог пойти на такое
унижение.
Гроуфилд кивнул.
- Я готов признать, что неверно оценил положение, - сказал он. - Я
полагал, с ним надо разговаривать уважительно, но на равных.
- Вы спорили с полковником, - произнесла Вивьен таким тоном, словно еще
не совсем оправилась от потрясения, вызванного этим воспоминанием.
- Наверное, мне надо было рвать на себе волосы.
- Вам надо было сказать, что без его покровительства вы конченый
человек, и умолять его о помощи. Каждый любит щегольнуть великодушием, а
полковнику не чуждо ничто человеческое.
- Правда? Значит, вы просто делаете вид, будто он святой?
- Для человека, который плевать хотел на Америку, вы мыслите слишком
по-американски.
- Возможно.
Гроуфилд оглянулся и посмотрел на усадьбу, самолет и поле брани. Шум
сражения немного поутих. Гроуфилд опять повернулся к девушке.
- Это все, что вы хотели мне сказать? Что в моем поведении
прослеживаются национальные черты?
Девица внезапно вспомнила о своем волнении.
- Мы должны как-то остановить их. Если они не американцы, то одному
Господу ведомо, откуда эти люди и кто их нанял. Они не должны захватить... -
Вивьен осеклась. Казалось, она хочет что-то сказать, но никак не найдет
подходящих слов. - Там, в доме, спрятаны четыре железные канистры. Они не
должны попасть в лапы к этим людям. Нельзя допустить, чтобы их отсюда
увезли.
- Почему? Что в этих канистрах?
- Я... я точно не знаю. Это очень опасная штука. Оружие. Оно не должно
попасть в плохие руки.
- Если это и впрямь опасное оружие, то оно и так было в плохих руках, -
ответил Гроуфилд. - Что это за оружие?
- Я и правда не знаю.
- Ну, тогда я и правда не могу вам помочь. Прощайте, Вивьен. С вами
было совсем не скучно.
- Погодите!
Гроуфилд сидел и смотрел на девушку. Даже в темноте он видел, как на
лице у нее появилось растерянное выражение. Он не понукал ее, просто сидел и
ждал, наконец она решилась.
- Это бактерии.
- Что?
- Болезнетворные микробы, выращенные в лаборатории.
- Для использования в бактериологической войне?
- Да, - ответила Вивьен.
- Господи! Какие еще...
- Смотрите!
Самолет разворачивался. Медленно и величественно. Гроуфилд следил за
ним.
И тут луч прожектора ударил ему прямо в глаза.
- Могли они так быстро завладеть канистрами? - спросил Гроуфилд.
- Нет, это невозможно. Канистры спрятаны, и почти никто не знает, где
они. Я следила. На борт самолета поднялся только один человек, и у него в
руках ничего не было.
- Надо обо всем сообщить, - решил Гроуфилд. - Садитесь назад. Там не
очень удобно, но ничего лучшего предложить не могу.
- Что вы собираетесь делать?
- Убраться отсюда к чертям, пока этот самолет не настиг нас. На случай,
если вы этого не заметили, сообщаю, что он движется в нашу сторону.
Свет стал ярче, потому что фара самолета была направлена на них, и
Гроуфилд заметил испуг на лице девушки.
- Ой, да! - она вскарабкалась на груду пожитков, лежавших на заднем
сиденье, и вцепилась в плечи Гроуфилда, чтобы удержать равновесие.
- Уселись?
- Кажется, да.
Гроуфилд тронул снегоход, забирая влево, чтобы как можно быстрее выйти
за пределы досягаемой фары самолета. Возможно, это ему удалось бы, не
наткнись они на старый торос. Когда-то лед тут треснул, и теперь на пути
торчала острая глыба. Снегоход закачался, затрясся, и Вивьен сбросило с
сиденья. Гроуфилд услышал ее вскрик, почувствовал, как руки девушки
отрываются от его плеч. Когда он опять совладал со снегоходом и оглянулся,
девушка лежала на льду, барахтаясь и пытаясь подняться.
Гроуфилд развернул снегоход по максимально узкой дуге и увидел за
спиной Вивьен самолет, который с ревом приближался к ним. Он двигался
пугающе быстро. А зеленые лыжные брюки девушки были прекрасно видны на фоне
окружающего ее мрака.
Слишком хорошо видны. Не успел Гроуфилд остановиться и помочь Вивьен
опять забраться в машину, как самолет развернулся, и они попали в сноп света
от фары.
- Извините! - закричала Вивьен.
- Обнимите меня за грудь! - крикнул Гроуфилд в ответ. - Тогда вам
придется захватить меня с собой, если опять соберетесь падать!
Не поймешь, то ли она сидела, то ли стояла на коленях на груде припасов
позади Гроуфилда. Он развернул снегоход еще раз и бросился наутек от
самолета.
Однако недостаточно быстро. Он видел, что свет становится все ярче, а
его тень впереди - все короче. Он даже слышал рев самолета на фоне стрекота
мотора снегохода. Поэтому, когда Вивьен крикнула. "Он над нами!", Гроуфилд
уже и сам это знал.
- Держитесь, Христа ради! - заорал он и резко вывернул руль влево.
Краем глаза он увидел нависшее над ними крыло, похожее на крыло огромной
хищной птицы. Оно было так близко, что Гроуфилд проскочил почти под ним.
Несколько секунд он мчался во тьму, потом в спину ему опять ударил свет, но
теперь самолет был подальше. Что ж, они равны: у самолета преимущество в
скорости, зато снегоход увертливее, и все, возможно, сведется к вопросу о
том, у кого раньше кончится горючее. Гроуфилд мрачно подумал, что, пожалуй,
он знает ответ.
Мгновение спустя Вивьен сообщила ему, что не все так просто, все
гораздо серьезнее. Она крикнула.
- Они стреляют в нас!
- Откуда вы знаете?!
- Я вижу вспышки! Стреляют из пилотской кабины. Наверное, из пистолета.
- Сожмитесь в комочек, - предложил Гроуфилд, - и держитесь. Сейчас
свернем направо.
- Я держусь.
Вивьен так навалилась на него, что он едва мог дышать, но устраиваться
поудобнее было не время. Гроуфилд не стал делать ей замечаний. Он просто
свернул вправо, получив в награду несколько секунд темноты. Потом луч опять
уперся ему в спину.
Черт возьми, эти гонки по льду озера не могли продолжаться вечно. Если
самолет настигнет их, он попросту раздавит снегоход, оставив от них мокрое
место. А если и не настигнет, так все равно в них могут попасть из
пистолета. К тому же, рано или поздно кончится бензин. Значит, надо что-то
делать.
Но что? Гроуфилд вспомнил о запасной канистре горючего и на мгновение
подумал, не превратить ли ее в "молотовский коктейль", но это потребовало бы
слишком искусной акробатики: пришлось бы вытаскивать канистру из-под Вивьен,
а такая задача просто невыполнима, пока снегоход зигзагами мечется по льду
озера. Гроуфилд неохотно расстался с этой мыслью, хотя взорвать проклятущий
самолет было бы ох как здорово.
Нужно уйти от преследования. Если самолет поднимется в воздух и улетит
- прекрасно, а если нет? Надо как-то добраться до берега озера. Тут, на
льду, ровном, как баскетбольная площадка, самолет может гоняться за ними до
скончания века, но в мягких сугробах на берегу он попросту увязнет. Значит,
туда он не сунется, а сразу же взлетит. Сейчас ночь, и заметить их с воздуха
не смогут. Значит, цель игры - найти ближайший берег.
Самолет снова нагонял их. Гроуфилд завопил: "Держитесь!" и опять
отвернул вправо, но не так, как раньше. На этот раз он развернулся на сто
восемьдесят градусов, зная, что вполне уложится в пределы радиуса поворота
крылатого чудовища. Он увидел алое зарево над горящей усадьбой и крикнул
Вивьен:
- Дайте мне знать, когда пожарище окажется точно у нас за спиной!
Гроуфилд заметил справа хвостовое оперение самолета. Тот был слишком
неуклюж и не мог развернуться достаточно быстро. Гроуфилд стиснул зубы и
начал описывать полный круг, стараясь при этом сохранить равновесие.
- Пожар за спиной!
Он резко кивнул и поехал по прямой. Самолет только начал
разворачиваться.
- Отлично! Отлично! Отлично! - завопила Вивьен. - Они отстали! Ой, вы
чудо, чудо, чудо!
- Перестаньте дубасить меня по голове! - гаркнул Гроуфилд. - Держитесь,
а то опять вывалитесь!
Девица вцепилась в Гроуфилда, а он - в поручень. Фара снова осветила
их, но теперь это был даже не свет, а далекий серый отблеск. Гроуфилд
улыбнулся, вглядываясь в мчащуюся на них стену мрака. Теперь он знал, как
совладать с этим Голиафом. Чем больше махина, тем она неповоротливее.
Самолет может догнать их снова, но тогда Гроуфилд опять проделает тот же
трюк и оставит преследователей с носом. А рано или поздно отыщет этот чертов
берег. В конце концов, в мире нет ни одного озера без берегов. Даже океаны -
и те не безбрежны.
- Он опять приближается! - заорала Вивьен.
- Знаю! Я вижу свет!
На этот раз Гроуфилд подпустил самолет совсем близко, настолько, что
почувствовал затылком, как сотрясается воздух. Теперь он развернул снегоход
так резко, что тот проскочил под закрылком самолета. Их даже не занесло.
Гроуфилд понял, что перехитрил преследователей. И тут Вивьен крикнула:
- Они больше не гонятся за нами!
Гроуфилд рискнул оглянуться При этом он едва не потерял равновесие.
Девушка была права: самолет с ревом несся прочь. Он набирал скорость и
теперь, казалось, сам пустился наутек
- Они сдались! - воскликнула Вивьен, колотя Гроуфилда кулаками по
плечам.
- Нет! Хватит меня тузить, держитесь!
Он понял, что задумали эти подонки. Не умеют проигрывать, гады, так и
норовят испортить удовольствие. Сейчас поверженный Голиаф поднимется,
возьмет меч и копье и опять вступит в бой.
И что тогда?
На этот раз Гроуфилд развернулся так резко, что снегоход едва не
опрокинулся. Он устремился следом за самолетом и увидел, как тот поднимается
в воздух Фара самолета так и не осветила берег озера. Черт возьми, не океан
же здесь! Или, может, они мчатся в Исландию? Господи, положи этому конец.
Гроуфилд пригнулся, словно хотел подтолкнуть снегоход, и Вивьен
вцепилась в него. Так они и ехали, голова к голове. Меховая опушка ее шапки
щекотала Гроуфилду щеку.
- Что они замышляют? - крикнула она.
- Сейчас увидите!
Самолет взмыл ввысь. Тяжеловесности, неуклюжести и не поворотливости
как не бывало. Теперь он лопал в родную стихию, а значит, стал проворным и
смертельно опасным. Гроуфилд быстро посмотрел вверх, увидел, как самолет
набирает высоту, описывая круги, и понял, что через несколько секунд
начнется пикирование.
- Скажите мне, как только они пойдут вниз! - крикнул он.
- Они что, приземлятся прямо на нас?
- Только в том случае, если им нечего на нас сбросить, милая.
Вивьен не нашлась, что ответить на такое заявление. Но несколько секунд
спустя прокричала:
- Они снижаются!
- Держитесь! - взревел Гроуфилд и пустил снегоход зигзагами.
- Они стреляют!
Взгляд Гроуфилда был устремлен вперед. Он снова увидел свою тень перед
носом снегохода. Свет фары становился все ярче. Гроуфилд то и дело
уворачивался от луча, но тот опять настигал его. Наконец Гроуфилд
почувствовал, что медлить нельзя больше ни секунды, и круто свернул влево.
Самолет промелькнул в каких-то двадцати футах над головой, и позади
снегохода раздался взрыв.
- Прекрасно! - закричал Гроуфилд. - У них ручные гранаты!
Он снова повернул направо и наддал ходу.
- Что мы можем сделать? - жалобно воскликнула Вивьен.
- Помолиться, чтобы берег оказался недалеко!
- Они заходят на второй круг! Дайте мне автомат, я их собью!
- И не вывалитесь при этом сами? Бросьте!
- Но они прикончат нас!
- Даже не верится!
- Вот они! Ой, вот же они!
Черная мгла впереди сделалась серой. Становилось все светлее, а четкие
тени впереди быстро укорачивались. Гроуфилд резко затормозил, и Вивьен едва
не перелетела через его голову. Он всем телом подался назад, чтобы не дать
ей выпасть из снегохода. Самолет с ревом пронесся у них над головами, и
раздались два взрыва. Впереди, слева и справа, взметнулись снежные смерчи. А
если бы Гроуфилд повторил тот же маневр, что и в прошлый раз, одна из гранат
наверняка угодила бы в снегоход.
- Предупредили бы, что тормозите! - проблеяла Вивьен.
- Не успел. Держитесь. - И он опять помчался вперед.
На этот раз, прежде чем самолет набрал высоту, Гроуфилд разглядел при
свете его фары какую-то неровность на пути. Заснеженный склон. Берег.
Долгожданный берег. Ну, наконец-то!
Самолет пошел вверх, отвалил в сторону, и свет исчез.
Гроуфилд заорал:
- Ради Бога, держитесь крепче! Через минуту мы врежемся в берег!
- Я держусь!
- Видите, там позади привязан автомат?
- Вижу ли я? Да он уже минут десять насилует меня своим дулищем!
- Когда остановимся, хватайте его и отбегайте влево. Если самолет
попрет на нас, изрешетите его пулями.
- С удовольствием!
- Попытайтесь добраться до...
Снегоход врезался в берег и высоко подпрыгнул. Гроуфилд выпустил
поручень, руки Вивьен сорвало с его плеч. Голова, руки и туловище Гроуфилда
полетели вперед, а ноги зацепились за снегоход. Он тяжело рухнул в сугроб,
откатился вправо, а снегоход проехал по его ступням и отправился своей
дорогой.
Гроуфилд пытался сорвать с плеча автомат, и в конце концов ему это
удалось. Опять стало светлее. Гроуфилд не знал, куда отлетела Вивьен. Он
хотел крикнуть ей, чтобы стреляла по фаре, но не знал, удалось ли ей
схватить второй автомат. Он даже не знал, лишилась она чувств или нет.
Ну, да делать нечего. Гроуфилд приподнялся и увидел ослепительно-белое
пятно света в черном небе. Оно неслось прямо на него Гроуфилд хоть и был
актером, но сейчас не испытывал ни малейшего желания кланяться публике. Он
прицелился и начал палить. Пятно света стремительно приближалось, но вдруг
погасло.
Гроуфилд сжался в комочек, понимая, что возмездие не заставит себя
ждать. Он постарался поглубже зарыться в снег, но граната бабахнула совсем
рядом и сделала за Гроуфилда то, чего не смог сделать он сам. Взрыв вбил его
в сугроб, и у Гроуфилда во второй раз за сегодняшний вечер перехватило
дыхание. Прошло несколько ужасных секунд. Он лежал, разинув рот, но тот, как
и нос, был забит снегом, и Гроуфилду никак не удавалось вздохнуть.
Наконец дыхание вернулось к нему, хотя при этом страшно заболела грудь.
А вот самолет похоже, возвращаться не собирался. Гроуфилд перевернулся на
спину, смахнул с ресниц снег и посмотрел вверх. Сначала он ничего не видел,
но потом разглядел высоко в небе удаляющийся красный хвостовой огонь.
Самолет уносился прочь. Казалось, его больше не интересовало такое
ничтожество, как Алан Гроуфилд.
Он сел, чувствуя боль и онемение в разбитом теле, и позвал:
- Вивьен!
Стон. Гроуфилд поднялся на четвереньки.
- Постенайте еще, - попросил он.
Вивьен снова застонала. Он сориентировался и пополз в ее сторону.
Вскоре его руки наткнулись на ткань. Он провел по ней ладонью и сказал:
- Вивьен?
- Эй, руки... - послышался слабый голос.
- В чем дело? За что я держусь?
- Пока за ляжку.
Гроуфилд похлопал девицу по бедру.
- Похоже, с вами все в порядке, - сказал он. - Сможете подняться?
- Завтра или послезавтра.
- У нас нет двух дней в запасе.
- Вы правы, - буркнула Вивьен и вдруг ударила Гроуфилда плечом в
челюсть. - Простите, я пыталась сесть.
- Ничего страшного. - Он положил ладонь на плечо Вивьен и провел по ее
руке. Наконец Гроуфилд нащупал перчатку, неловко встал на ноги и помог
девушке подняться. Она на миг прильнула к нему.
- Как я измучилась.
- Надо найти снегоход, - сказал Гроуфилд.
- Да, - согласилась Вивьен, отстраняясь от Гроуфилда, но по-прежнему
держа его за руку. - У меня есть фонарик. Можно его зажечь?
- Разумеется, ведь они улетели.
- Мне так и не удалось пустить в ход автомат, - сказала Вивьен. - Очень
жаль. Все произошло так быстро.
- Не огорчайтесь, все устроилось наилучшим образом.
Тонкий луч фонарика зашарил по неровному снегу. Озеро начиналось в
каких-то шести футах сзади, а впереди, футах в десяти, валялся на боку
снегоход, окруженный грудами одеял и консервных банок.
Вивьен так и не отпустила руку Гроуфилда, и он видел, что она смотрит
на него; ее глаза поблескивали, отражая свет фонарика.
- Идите же, - согласилась Вивьен, но, когда Гроуфилд шагнул вперед, она
так и осталась на месте, держа его за руку. Он удивленно оглянулся.
- Спасибо вам, - сказала Вивьен.
- Я спасал не только вас, - ответил Гроуфилд.
- Но ведь вы могли и не взять пассажира. Благодарю вас.
- Всегда к вашим услугам, - радушно ответил Гроуфилд.
Гроуфилд вздохнул, как довольный зверь, и выбросил пустую консервную
банку. Дочиста отмыв руки снегом, он вытер их об одеяло и натянул перчатки.
- Вкусная штука, - заметил он.
- М-м-м, - ответила Вивьен.
Было так темно, что Гроуфилд совсем не видел ее.
- Что вы сказали? - спросил он.
- У меня выв фовный вот, - сказала Вивьен с полным ртом.
- О, - Гроуфилд хмыкнул. - Когда кончите есть, дайте знать. Поговорим.
- М-м-м.
Они сидели рядышком в темноте, завернувшись в одеяла и прижавшись
спинами к снегоходу. Попросив Вивьен посветить, Гроуфилд проверил машину и
обнаружил, что она в исправности, потом опять собрал припасы и пожитки,
вскрыл несколько банок и уселся перекусить и отдохнуть. Вивьен последовала
его примеру.
Звезд вроде поубавилось. В одной стороне небосвод был совсем черный, ни
огонька, а с трех других звезды хоть и остались, но мало, и света они не
давали.
Усадьба стояла на дальнем берегу озера, и несколько освещенных окон
были похожи на тусклые крошечные звездочки. Пожар кончился, алые сполохи
больше не скрашивали черноту ночи.
- Да, - вдруг сказала Вивьен. - Вкусно. Уф-ф-ф...
- Доели?
- У меня руки липкие.
- Ототрите в снегу.
После короткого молчания Вивьен произнесла:
- А теперь мокрые.
- Промокните одеялом.
Опять короткое молчание. Потом:
- Прекрасно, - Вивьен тронула Гроуфилда за плечо. - Можно положить
голову вам на плечо?
- А вы сможете вести беседу?
- Конечно. Вы хотели поговорить?
- Несомненно.
Вивьен прильнула к его плечу.
- Ладно, о чем говорить будем? - спросила она.
- О том, что тут происходит, - ответил Гроуфилд.
- А что происходит? Я сижу себе, прижавшись к вам, и все.
Гроуфилд ничего не сказал. Вивьен подняла голову, и он готов был
поклясться, что она пытливо смотрит на него впотьмах.
- Что, не смешно? - спросила девушка.
- Не смешно, - согласился Гроуфилд. - В основном потому, что я не знаю,
скоро ли вернется этот самолет. Если он отправился не дальше того озера, с
которого мы взлетели по пути сюда, то обернется за каких-нибудь два часа.
- Ну что ж, - проговорила Вивьен, - я не знаю, где канистры, и не в
силах вам помочь.
- Сейчас мне не до канистр, - ответил Гроуфилд. - Давайте начнем
издалека. Что это за сборище? Расскажите мне о нем.
- Да рассказывать-то и нечего. Они съехались, чтобы поторговаться из-за
этих канистр. Само собой разумеется, что...
- Погодите-ка. Так значит, канистры были предназначены на продажу?
Выставлены на аукцион?
- Ну разумеется.
- И кто же продавец?
- Люди, которым принадлежат канистры.
- Не темните, Вивьен.
- Извините, но продавцы именно они. Раньше канистры были имуществом
американской армии, их выкрали из какого-то военного хранилища. Это сделали
четверо военнослужащих.
- Американских военнослужащих?
- Разумеется.
- Где эти четверо парней?
- В усадьбе, если они еще живы.
- Я не видел там ни одного американца, - сказал Гроуфилд. - Я был
единственным.
- Вы меня просто умиляете, - ответила Вивьен. В голосе ее мало-помалу
начинал сквозить прежний холодок. - Вы были там единственным белым
американцем.
- Так эти четверо - негры? Чернокожие солдаты?
- Ну и что, если так?
- Я немного потрясен, - признался Гроуфилд.
- Не понимаю, о чем вы говорите.
- Нынче у нас черные ходят в героях, - объяснил Гроуфилд. - Ну да
ладно, договаривайте до конца.
- Это все. Они выкрали канистры, сняли на субботу и воскресенье эту
усадьбу, наладили связь с девятью правительствами...
- Мне говорили о семи.
- Американская разведка не безупречна, - сухо сказала Вивьен. - Уверяю
вас, было приглашено девять человек, и все девять приехали.
- Третий мир?
- Естественно. Причем не самые заметные его страны, а такие, главы
которых вполне могут съехаться в Канаду под чужими именами.
- Но почему главы? Почему не специальные представители, наделенные
правом покупки?
- За других говорить не берусь, но наш полковник Рагос никогда не
осмелился бы прислать на такую встречу другого человека вместо себя.
Представьте, что такой человек купит канистры, сведет дружбу с вождями
других стран и вернется со всем этим багажом в Ундурву. Полковник Рагос
пришел к власти путем военного переворота и приказал обезглавить бывшего
президента. Большинство участников нынешней встречи шло той же дорогой, и
они прекрасно знают, что представители могут впасть в соблазн и попробовать
свергнуть их, возвратившись домой.
- Если, конечно, канистры достанутся именно мятежным представителям, -
подчеркнул Гроуфилд.
- Что? Ах, это... Богатых покупателей было несколько. Вожди собрались
обсудить цену и решить, кому сколько этой дряни нужно, чтобы купить ее в
складчину. Бактерий в канистрах хватит, чтобы сорок раз умертвить все
население Земли.
- Очень мило, - проговорил Гроуфилд. - Прекрасная игрушка.
- Все приняли приглашение без особой радости, - сказала Вивьен. -
Никогда не знаешь, кто завтра будет твоим другом, а кто - врагом. Что, если
бы полковник Рагос отказался приезжать, участвовать в торгах, покупать?
Среди других возможных покупателей - Даба, а у нас с ней триста миль общей
границы, большая часть которой толком не обозначена, и никто не знает, что
можно найти в тех местах - руду, нефть или просто плодородные почвы, которые
весьма пригодились бы нашему растущему населению. До сих пор территориальных
споров с Дабой у нас не возникало, но всем известно, что рано или поздно до
этого дойдет. Неужели мы можем допустить, чтобы Даба завладела оружием,
равного которому нет у нас самих? Да еще оружием такой разрушительной силы.
- Хорошо, - сказал Гроуфилд. - Я понимаю, что к чему.
- Мы и сами предпочли бы потратить деньги на что-нибудь другое. Кто -
на школы, кто - на яхты. Кому охота везти к себе домой запечатанную жестянку
со смертью, которая стоит больше, чем рядовой гражданин способен заработать
за тысячу лет? Да еще зная при этом, что она будет без всякой пользы стоять
на полке. Но у нас нет выбора, мы вынуждены так поступить. Надо брать, пока
дают.
- Вот молодцы, - похвалил Гроуфилд. - Но зачем тратить на это целых два
дня? И снимать номера в Квебеке, когда главные события происходят здесь?
- Квебек был местом сбора. Потом нас должны были привезти сюда.
Продавцы не слишком доверчивы, поэтому до нашего приезда в Канаду никто
точно не знал, где состоится встреча. Сделку предполагалось заключить завтра
утром. К вечеру почти все должны были вернуться в Квебек, а на воскресенье
намечалось совещание. Вождям надо было многое обсудить - сферы влияния,
временные союзы против других стран, отношения с великими державами и тому
подобные вопросы. В понедельник все собирались разъехаться по домам, а до
тех пор в усадьбе остались бы всего несколько человек, включая вас.
- Почему?
- Мы не могли отпустить вас до нашего отъезда.
- А зачем здесь должны были оставаться другие люди?
- Мы условились, что продавцы просидят тут до понедельника, потому что
не хотели, чтобы они выдали нас, сообщив канадским или американским властям,
что за груз мы увезли.
- Какое всеобщее взаимное доверие, - буркнул Гроуфилд.
- Да уж. Но все легковерные уже на том свете.
- Я вам верю. Ладно, дайте мне подумать несколько минут.
- Пожалуйста.
Услышанного от Вивьен оказалось достаточно, чтобы составить
всеобъемлющую картину происходящих событий. Все эти торгаши и плутократы,
Рагос, Позос и другие полковники и генералы, по большому счету не умеют
хранить тайну. Они наследили, и на их следы наткнулся проходивший мимо
сыщик. Американцы пронюхали, что творятся какие-то дела, и быстрехонько
привезли сюда его, Гроуфилда, чтобы он раскопал для них подробности. Об этой
возне узнал кто-то еще - Россия, Китай, Франция, Египет, Израиль, Аргентина?
Поди разбери. Эта страна предпочла действовать более прямолинейно и, дабы
получить сведения, устроила похищение Гроуфилда, которого едва не накачали
эликсиром правды.
- Ваши все на месте? - спросил он - Может, кто-то погиб, заблудился или
был похищен?
- Насколько мне известно, нет, - ответила Вивьен. - На сегодняшний
вечер, вы это имеете в виду?
- Нет, на день вашего приезда в усадьбу.
- Нет.
- Значит, другая делегация кого-то недосчиталась, - сказал Гроуфилд. -
Готов спорить, что эти незнакомые взяли в оборот кого-нибудь из свиты того
или другого вождя, похитили его, как собирались похитить меня, выяснили, что
происходит, а потом заявились сюда, чтобы завладеть товаром.
- Но кто они?
- Я не знаю. Они говорят на незнакомом мне языке. Один из них
подвизался в какой-то организации борцов за независимость Квебека, но для
такой сделки, как эта, требуются безумцы более высокого уровня.
- Это они убили вашего друга?
- Едва ли он был моим другом. Но вы правы, это они убили его. Они свято
верят в полезность прямолинейных действий. Но не знаю, сойдет ли им это с
рук. Они что, попросту возьмут и прикончат президентов девяти стран?
- Почему бы и нет? В столицах любой из этих стран есть люди, которые
спят и видят, что их президенты не вернутся из нынешней поездки. Ко вторнику
произойдет девять бескровных государственных переворотов, девять президентов
канут без вести, и мировая печать почти не уделит этому внимания.
- Жизнь становится все лучше и лучше, - сказал Гроуфилд.
- Добыть эти канистры - наша забота, - решила Вивьен.
Гроуфилд попытался взглянуть на нее, хотя не было видно ни зги.
- Вы с ума сошли? Усадьба кишит вооруженными людьми. Вам известно, где
спрятаны канистры?
- Нет, это знают только четверо американцев.
- Прекрасно. Стало быть, мы должны отправиться в усадьбу, захватить
одного из американцев и заставить его сказать, где канистры. Потом стащить
их и увезти, чтобы не попасться никому на глаза и не угодить в лапы этих
ребят с самолета. Откровенно говоря, Вивьен, я очень сомневаюсь в успехе.
- Но мы же не знаем, кто они! - с жаром воскликнула девушка. - Нам
невдомек, зачем им эти канистры. Может, они пролетят над Нью-Йорком,
Вашингтоном, Лондоном и Парижем и сбросят их там. Никто из наших не сделал
бы такого, им это не нужно, да и желания нет. А будь желание, так нет
средств. Мы бы хранили эти бактерии для самообороны, для острастки, чтобы
иметь возможность предъявить ультиматумы. Американцы держат их для тех же
целей. Но мы не знаем, кто эти люди и чего они хотят. Похоже, они слишком
склонны к убийствам ближних.
- Не хотел бы я, чтобы они склонились к мысли убить меня, - рассудил
Гроуфилд. - Если, конечно, вы не против того, чтобы я жил. Я согласен
сыграть роль шута ради спасения мира, но только если у меня будет хоть один
шанс выжить или принести кому-нибудь пользу.
- Но мы обязаны попытаться! Что еще делать?
- Я уже думал об этом, - ответил Гроуфилд, - и мне кажется, что
разумнее всего было бы сесть в мой верный снегоход и с первыми лучами солнца
отправиться на юг. Если самолет добирается сюда за час, мы сможем проделать
тот же путь за четыре или пять часов. А возможно, наткнемся по дороге на
какой-нибудь проселок или лагерь, где есть телефон. Сойдет и радио, я не
привередлив. Оттуда позвоню в Квебек старому доброму Кену, все ему выложу и
велю прислать в заснеженные северные леса морскую пехоту, чтобы сцапать этих
бяк.
- К тому времени они уже смоются, - сердито возразила Вивьен - Вы и
сами это знаете. Ничего не выйдет.
- Знаю, что не выйдет, - угрюмо согласился Гроуфилд. - Но я намерен
поступить именно так.
- Надо придумать что-нибудь еще.
Гроуфилд вздохнул.
- Хорошо. Сколько человек знают, где канистры?
- Только четверо американцев.
- И канистры где-то в усадьбе. В одной из построек?
- Не думаю, у меня сложилось впечатление, что их спрятали где-то
неподалеку, хотя всякое может быть.
- Ладно Вы знаете американцев в лицо?
- Да.
- Всех четверых? Можете показать их мне?
- Конечно.
- Прекрасно, - Гроуфилд неохотно встал. - Посветите-ка, надо поудобнее
уложить наши пожитки.
Щелкнув, зажегся фонарик, и в слабом свете Гроуфилд увидел, что Вивьен
хмурится, глядя на него с надеждой и страхом.
- Вы что-то придумали?
- Можно сказать и так, - ответил Гроуфилд, свертывая свое одеяло.
- Что?
- Не скажу.
- Почему? - удивилась Вивьен.
- Потому что не знаю наверняка, одобрите вы это или нет, - заявил он.
- Мы уже достаточно близко, - сказал Гроуфилд и остановил снегоход.
Вивьен, которая опять сидела сзади, обхватив его руками, спросила:
- И что теперь?
- Дальше пойдем пешком, - ответил Гроуфилд
Над усадьбой висели последние ночные звезды, но с севера ползли тучи,
которые уже заволокли полнеба. Ветерок чуть-чуть усилился, но называть его
настоящим ветром было еще рано. Тем не менее щеки Гроуфилда онемели, а
кончики пальцев опять начали побаливать, хоть он и был в толстых перчатках.
Он не мог понять, почему мерзнет. То ли из-за похолодания, то ли из-за
слишком долгой прогулки на свежем воздухе.
Изредка посвечивая себе фонариком, Гроуфилд и Вивьен выбрались на
ближний к усадьбе берег и полезли по сугробам в обход вокруг горстки домов.
Наконец усадьба оказалась между ними и озером. Тут Гроуфилд остановился.
Постройки были довольно далеко: он видел красные уголья на месте сгоревшего
флигеля и освещенные окна.
- Пойдем налегке, - сказал Гроуфилд. - Только с автоматами и фонариком.
Он нужен, чтобы найти дорогу обратно.
- Если останемся в живых, - ответила Вивьен.
- Я не намерен отправляться на тот свет, - заявил он. - После всего,
что я пережил, нелепо умирать в такой дыре, да еще из-за каких-то незнакомых
мне душевнобольных заговорщиков. Я не дам убить себя хотя бы потому, что не
желаю выглядеть дураком. Пошли.
Идти по мягкому снегу было трудно, но зато они согрелись. Когда
Гроуфилд услышал, что Вивьен начинает задыхаться, он немедленно замедлил
шаг: две лишние минуты не имели значения.
Снижение темпа пошло девушке на пользу, и она, малость отдышавшись,
сказала:
- Может, теперь поделитесь своими замыслами? Иначе я не буду знать, что
мне делать, когда окажемся на месте.
- Ваша задача состоит в том, чтобы показать мне этих четырех
американцев. Будем заглядывать во все щели, пока не найдем их.
- Думаете, они скажут вам, где эти канистры, потому что вы их
соотечественник? Как вы сумеете поговорить с ними? Вас же поймают.
- Поживем - увидим, - ответил Гроуфилд. - Не болтайте, а то
запыхаетесь.
- Но я хочу знать сейчас.
- Кроме того, мы уже слишком близко. Там могут быть дозорные.
- В такую-то погоду?
- Тс-с!
Вивьен притихла, и они молча подошли к зданиям. Прямо перед ними стояла
усадьба, слева от нее и чуть позади - уцелевший флигель, в котором Гроуфилд
накануне прожил в неволе несколько минут. Справа от главного здания дымился
остов второго флигеля, а за ним маячил склад, откуда Гроуфилд угнал
снегоход. Во всех трех не тронутых огнем зданиях светились окна, значит,
захватчики, кто бы они ни были, уже заняли всю усадьбу.
Прожекторов не было. Приятная неожиданность. А может, не такая уж и
неожиданность, если вспомнить о погоде: на что тут смотреть, кроме снега?
Впрочем, падавшего из окон света тоже хватало, поэтому чем ближе они
подходили к домам, тем медленнее шагал Гроуфилд. Он жалел, что одет не в
костюм солдата времен войны - белый халат и белые лыжи. Конечно, Вивьен в
таком наряде выглядела бы презабавно, как черный чеширский кот.
- Что вы хихикаете! - спросила она.
- Так, представил себе один образ.
- Непонятный вы человек.
- Наверное, вы правы, иначе меня не было бы здесь. А теперь - тихо.
- М-м, - ответила Вивьен тоном рассерженного глухонемого.
Гроуфилд шел наискосок к левому флигелю. Из пятнадцати окон горело
всего пять. Но если там есть дозорный, следящий за внешним миром, он
наверняка сидит в темной комнате, чтобы лучше видеть. И бояться надо не
освещенных, а темных окон.
Подойдя ярдов на десять, Гроуфилд сел в снег и потянул Вивьен за собой.
- Мы проникнем в этот флигель, - шепнул он. - Внутри - длинный коридор,
слева и справа - двери и комнаты, как в гостинице. По торцам расположены
двери на улицу, мы войдем в ту, которая ближе. Дадим крюку, чтобы не попасть
в пятна света от окон. Идите за мной по пятам и останавливайтесь, когда буду
останавливаться я. Если я плюхнусь на брюхо, тоже плюхайтесь. И - ни звука.
- Хорошо.
- А если я повернусь и брошусь наутек, делайте то же самое.
- Не беспокойтесь. Как мне быть, если вы начнете стрелять?
- А вы угадайте, - шепнул Гроуфилд. - Ну, вперед.
Они подкрались к торцу флигеля. Тут не было окон, только двери с
маленькими окошечками, сквозь которые был виден освещенный коридор.
Гроуфилду и Вивьен удалось незаметно подойти к двери, и Гроуфилд заглянул в
окошечко. Коридор был пуст. Дверь оказалась не запертой. Они быстро юркнули
внутрь.
- Фонарик, - шепнул Гроуфилд. Вивьен сняла перчатку, достала из кармана
фонарик и сунула туда перчатку. Гроуфилд кивнул на первую дверь справа. -
Станьте рядом с этой дверью. Когда я ее открою, поднимите фонарик над моей
головой и направьте луч в комнату, но сами внутрь не суйтесь.
Вивьен заняла свое место и кивком дала понять, что готова. Гроуфилд
взял автомат в правую руку, а левой потянулся к дверной ручке. Он резко
толкнул дверь, и луч фонаря осветил комнату, оказавшуюся пустой.
- Хорошо, - шепнул Гроуфилд, - теперь дверь напротив
В противоположной комнате тоже никого не было.
Так они и продвигались по коридору. Примерно половина дверей были
открыты, и это ускорило дело. Три двери Гроуфилду пришлось вышибить ногой. В
доме не оказалось ни души.
Завершив осмотр, Гроуфилд остановился в коридоре и нахмурился.
- Должно быть, их меньше, чем я думал, - сказал он. - И все собрались в
большом доме.
- Что будем делать?
- Пойдем туда. Только осторожно.
- Что ж, будь по-вашему.
Гроуфилд направился к двери в торце флигеля, приник к окошку и начал
разглядывать большой дом. Почти все его окна горели, и усадьба выглядела
празднично, как на святки. Гроуфилд наблюдал. Примерно через минуту от стены
отделилась темная тень. Она четким силуэтом обозначилась на фоне окна, потом
исчезла во мраке. Человек шел слева направо вдоль дальней стены дома.
Добравшись до угла, он развернулся и зашагал обратно. Значит, у боковой
стены усадьбы тоже расхаживает часовой. Гроуфилд напряг глаза и минуту
спустя увидел его. Еще одна темная фигура, согбенная и неуклюжая, озаренная
темным светом из окон, зловеще продвигалась вдоль стены.
- Вы что-нибудь видите? - спросила сзади Вивьен.
- Часовых, - ответил Гроуфилд. - Там их четверо, с каждой стороны, они
не стоят на месте, а ходят дозором.
- Что мы предпримем?
Гроуфилд опять выглянул в окошко.
- У них весьма унылый вид, - сообщил он. - А когда часовой не в
настроении, он утрачивает бдительность. Идите взгляните сами. Видите их?
Вивьен подошла, и они вместе уставились в окно. Мех ее шапки щекотал
Гроуфилду щеку.
- Нет, - сказала девушка.
- Смотрите вдоль дальней стены. Третье освещенное окно слева. Сейчас он
пройдет мимо, вот!
- Да! Вижу. Но если бы вы мне не сказали, я ни за что не заметила бы.
- Ладно, - ответил Гроуфилд. - Я отправляюсь туда. Продолжайте следить
за третьим окном. Когда путь будет свободен, я подойду к нему и помашу
рукой. Я сделаю это только один раз, так что смотрите в оба, а когда пойдете
ко мне, захватите мой автомат. Думаю, мне понадобится не больше десяти
минут.
- Хорошо.
Гроуфилд вошел в одну из освещенных комнат, взял настольную лампу,
положил ее на пол, придавил ногой и, намотав провод на руку, вырвал его.
Он покинул флигель через заднюю дверь, повернул направо и отступил
подальше, чтобы не попасть в полосу света от окон. Прошагав вдоль флигеля до
другого конца, он снова приблизился к стене и спрятался за углом. Большой
дом был прямо перед ним, а дверь, за которой ждала Вивьен, - справа.
Гроуфилд присмотрелся и, наконец, заметил двух часовых. Участки
патрулирования у них были не одинаковые: тот, что ходил вдоль бокового
фасада, присматривал за меньшей территорией, поэтому нечасто встречался со
своим напарником на углу. Гроуфилд дождался, пока они сошлись вместе,
развернулись и зашагали каждый своей дорогой. Теперь Гроуфилд был у них в
тылу. Он в тот же миг бросился вперед, приближаясь к углу усадьбы с таким
расчетом, чтобы его не заметили ни из одного окна. Он бежал по снегу во все
лопатки и успел запыхаться, пока добрался до стены усадьбы. На несколько
секунд привалившись к ней, он перевел дух, потом двинулся вправо. Простенок
между вторым и третьим окнами был самым широким и темным, это Гроуфилд
заметил, еще разглядывая усадьбу из окна флигеля. Став на равном расстоянии
от обоих окон, он опустился на колени и приник к стене; он сжался в комочек,
взялся за конец провода и намотал его на левую руку. Получилась удавка.
Вот-вот мимо пройдет дозорный, который угрюмо размышляет о чем-то своем
и мечтает, чтобы его вахта поскорее кончилась. Вряд ли он заметит темный
сгусток у стены, а если и заметит, то не обратит внимания и не станет
выяснять, что же такое он заметил.
Гроуфилд ждал, обратившись в слух. Наконец на тропинке, протоптанной
человеком в снегу, послышались шаги. Гроуфилд не шевелился, надеясь по звуку
определить, когда часовой остановится и затопчется на месте. Но тот шел
вперед унылой размеренной поступью. Когда шаги стали удаляться, Гроуфилд
поднял голову и оглянулся. Он увидел понуро бредущего человека, вооруженного
ручным пулеметом "брен".
Гроуфилд поднялся. Ему удалось сделать это тихо, но бесшумно пройти по
снегу было невозможно. Значит, следующую сценку надо разыграть быстро, пока
часовой не добрался до очередного освещенного окна. Гроуфилд метнулся
вперед, подняв руки над головой, и, когда испуганный человек начал
разворачиваться, набросил петлю ему на шею.
Часовой пытался повернуться, вскинуть "брен", но было слишком поздно.
Гроуфилд уперся коленом в его поясницу и развел руки так широко, как только
мог. Часовой захрипел, замычал, хотел крикнуть. "Брен" упал в снег, руки
часового вцепились и провод. Он так бился, что упал и повалил Гроуфилда. Но
Гроуфилд ослабил хватку лишь на мгновение, а потом снова натянул провод.
Часовой брыкался, подымая фонтаны снега, закидывая руки за голову в
отчаянных попытках дотянуться до Гроуфилда, а тот, стиснув зубы, крепко
держал удавку.
Наконец сопротивление часового стало ослабевать. Гроуфилд перевернул
его на живот, уперся коленями в спину и довел дело до конца.
Гроуфилд поднялся. Он пыхтел, отдувался и какое-то время просто стоял
на месте, дожидаясь, пока уляжется нервная дрожь в плечах и руках. Потом
вошел в угловатое пятно света возле третьего окна, поднял руку и помахал.
- Держите, - шепнула Вивьен, подавая Гроуфилду автомат
- Спасибо.
- Где он?
Гроуфилд повел стволом автомата, указав на засыпанную снегом фигуру.
Вивьен нахмурилась.
- Вы убили его?
- Естественно. Пошли.
Она поколебалась несколько секунд, потом последовала за Гроуфилдом,
который пробирался по мягкому снегу к углу дома. Протоптанная часовым тропка
тянулась в каких-нибудь пяти-шести шагах, но ее освещали окна, а тут, у
стены, они были в тени и могли, пригнувшись, прошмыгивать под окнами: от
земли до подоконников было добрых пять футов.
Гроуфилд повел Вивьен к задней двери, которую заприметил еще накануне
днем. Она была не заперта, а в прихожей никого не оказалось. Они юркнули в
дом, и Гроуфилд прикрыл дверь. Справа и слева располагались шесть дверей, по
три в каждой стене, но Гроуфилд не обратил на них внимания. Вряд ли четверых
американцев держат в комнате, возле которой нет часовых. Поэтому Гроуфилд
отправился прямиком в дальний конец коридора, к двери в библиотеку. Она была
закрыта. Прижавшись к филенке ухом, Гроуфилд услышал приглушенный разговор.
Он отступил на шаг и шепнул Вивьен:
- Войдем туда. Покажите им автомат, но не стреляйте без крайней нужды.
Девушка кивнула. Судя по глазам, она сдрейфила и очень волновалась, но
губы ее были сжаты, что свидетельствовало о решимости.
- Справитесь? - спросил Гроуфилд.
Вивьен молча кивнула. Он похлопал ее по плечу и потянулся к дверной
ручке. Толкнув дверь, Гроуфилд ворвался в комнату и тотчас сделал шаг влево,
чтобы сидевшие в библиотеке люди сразу же увидели Вивьен и поняли, что на
них нацелены два автомата.
В библиотеке их было четверо. Широкоскулые кавказцы с широченными
плечами. Волосы у них были черные или темно-каштановые. Вся четверка сидела
за столом и дулась в карты Увидев Вивьен и Гроуфилда, они побросали карты и
со скрипом отодвинули стулья. Физиономии у них были удивленные, но не
испуганные.
- Ни звука, - сказал Гроуфилд и взмахнул автоматом, потому что не знал,
понимают ли они по-английски.
Язык оружия они понимали прекрасно. Последовал нескончаемо долгий
страшный миг напряжения, когда все стояли неподвижно, еще не успев ничего
решить. Потом один из кавказцев медленно поднял руки. Остальные взглянули на
него и сделали то же самое. Не сводя с них глаз, Гроуфилд сказал:
- Вивьен, положите свой автомат подальше от них, зайдите в тыл, но так,
чтобы не заслонять их от меня, и разоружите.
- Есть, - ответила девушка. Гроуфилд не осмелился оглянуться на нее, но
голос Вивьен звучал твердо.
Продолжая следить за четверкой картежников, он краем глаза заметил, как
Вивьен входит в комнату. Она проделала все так, как было нужно - зашла в тыл
и обыскала всех четверых, не давая им возможности схватить себя и
использовать как щит. У двоих во внутренних карманах пальто были пистолеты,
остальные двое не имели никакого оружия.
Вивьен огляделась и показала на дальний угол.
- У них там автоматы.
- Хорошо, - Гроуфилд снова повел стволом. - Ложитесь на пол.
Кавказцы тупо смотрели на него. Гроуфилд взял автомат в правую руку, а
левой показал вниз.
- На пол, - повторил он и сделал широкий жест рукой, держа ее тыльной
стороной вверх.
Кавказец, первым поднявший руки, решил и дальше не уступать первенства.
Вопросительно взглянув на Гроуфилда, он опустился на одно колено. Руки его
по-прежнему были подняты над головой.
Гроуфилд кивнул. Кавказец опасливо опустил руки и лег на живот.
Остальные заколебались, но Гроуфилд сердито потряс автоматом, и они тоже
улеглись.
- Вивьен, выньте из их ботинок шнурки и свяжите им запястья и лодыжки.
Оторвите полы от рубах и заткните им рты.
- Кто же это сделает, если не женщина, - проворчала Вивьен и принялась
за работу. Сначала она связала кавказцев, а потом Гроуфилд, положив автомат,
помог ей запихнуть кляпы.
В дальнем углу стояли "брены", такие же, как у часового на улице.
Когда-то это были легкие британские ручные пулеметы, конструкцию которых
скопировали во многих странах. Теперь "брен" выпускали в Югославии, Израиле
и еще черт знает где. Значит, оружие не поможет определить национальную
принадлежность этих людей.
Гроуфилд нагнулся, обшарил карманы одного из них и нашел паспорт.
Название страны, разумеется, было напечатано на обложке: ШКВИПЕРИЯ.
О, господи Гроуфилд полистал паспорт, обнаружил, что фотографии в
Шквиперии делают не лучше, чем в Соединенных Штатах, и узнал, что обладателя
паспорта зовут Гджуль Энвер Шкумби, а родился он двадцать второго числа
какого-то непонятного месяца 1928 года в шквиперийском населенном пункте под
названием Шкодер.
Подошла Вивьен.
- Что вы делаете?
- Пытаюсь разобраться, откуда пожаловали гости, - ответил Гроуфилд,
протягивая ей паспорт. - Вам это о чем-нибудь говорит?
Девушка взглянула на паспорт.
- Албания, - сказала она.
- Албания? - Гроуфилд нахмурился. - Если паспорт албанский, почему на
нем не написано просто и ясно: Албания?
- Потому что в Албании говорят не по-английски, а по-албански. Это у
нас Албания - Албания, а у них - Шквиперия. Это значит "Орлиная страна".
Финны ведь называют свою Финляндию Суоми.
- Правда? - Гроуфилд покачал головой и бросил паспорт на спину его
владельца. - Албания, - повторил он. - Значит, они работают на Россию?
- Маловероятно, - ответила Вивьен.
- Разве они не коммунисты?
- Я все время забываю, что вы не смыслите в политике. Албания тяготеет
к китайскому лагерю, а не к русскому. Китай часто использует албанских
шпионов в тех частях света, где сами китайцы чересчур заметны.
- Эти люди работают на Китай?
- Возможно. Но Албания - участница Варшавского Договора, так что они
могут работать и на Россию, хотя та предпочитает засылать русских
лазутчиков. Эти парни, быть может, работают даже на Югославию, хотя я
сомневаюсь.
- О, довольно, - остановил ее Гроуфилд. - Мои приятель Кен говорил, что
некоторые квебекские сепаратисты привержены маоизму и имеют связи с
коммунистическим Китаем. Это вам о чем-нибудь говорит? Китайцы пронюхали,
что тут происходят какие-то события, прислали своих албанских дружков и
велели им установить связь с одной из самых оголтелых группировок квебекских
сепаратистов, которые должны были оказывать им помощь на месте. Это звучит
разумно?
- Вполне, - согласилась Вивьен. - И, наверное, мы с вами оба не хотим,
чтобы китайцы завладели этими канистрами. Китайцы ни черта не боятся, они
готовы отстрелить себе ноги, чтобы избавиться от мозолей.
- Весьма образное изречение. Ладно, за дело.
Гроуфилд подошел к противоположной двери и медленно повернул ручку.
Дверь открывалась внутрь, и он потянул ее на несколько дюймов, после чего
заглянул в образовавшуюся щель.
В большой комнате почти ничего не изменилось Кое-какая мебель была
опрокинута, одно или два окна разбиты. Других следов сражения, бушевавшего
здесь вечером, не было. Когда он пришел сюда в прошлый раз, все обитатели
комнаты, помнится, сбились в кучки у двух очагов. Сейчас, при выбитых окнах,
они, естественно, тоже собрались у огня, и это было прекрасно, поскольку
никто не слонялся поблизости от двери, за которой прятался Гроуфилд.
Он открыл дверь чуть-чуть шире, пригляделся к компании в дальнем конце
комнаты и увидел Марбу. Других знакомых лиц в комнате не оказалось, и было
совершенно ясно, кто тут пленники, а кто тюремщики. Пленники уныло сидели у
очага, а чуть дальше на стульях расположились трое охранников с автоматами
на коленях. Судя по всему, никто даже не пытался иступить с ними в
переговоры.
Гроуфилд попятился от двери и подозвал Вивьен.
- Посмотрите налево. Нет ли там кого-нибудь из этих четырех
американцев?
Девушка довольно долго смотрела в щелку, потом отступила и покачала
головой. Гроуфилд тихонько прикрыл дверь и сказал:
- Заглянуть в другой конец комнаты будет посложнее. У вас случайно нет
с собой зеркальца?
- Разумеется, есть. Девушки всегда берут в дорогу пудреницу.
- Неужели правда?
- Правда, - сказала Вивьен, доставая из кармана круглую пудреницу и
показывая ее Гроуфилду.
- Отлично. Когда я открою дверь, высуньте ее, только чуть-чуть, и
посмотрите, кто сидит в том углу. Постарайтесь проделать это как можно
быстрее и поменьше вертеть зеркало из стороны в сторону. Не дай бог,
кто-нибудь заметит, как оно блестит.
- Я быстро, - пообещала Вивьен.
Они заняли свои места, и Гроуфилд опять приоткрыл дверь, ровно
настолько, чтобы Вивьен могла просунуть в щель пудреницу. Она закрыла один
глаз, прищурила другой и принялась изучать отражение в зеркальце. Дважды она
чуть-чуть повернула его, потом убрала в карман. Гроуфилд закрыл дверь.
- Там их тоже нет.
- Вероятно, их заперли где-то наверху, - предположил Гроуфилд. -
Хотелось бы мне знать, многое ли известно этим албанцам.
- Судя по их виду, они знают все, за исключением местонахождения
канистр.
- Стало быть, знают и то, что американцев следует держать отдельно, под
усиленной охраной. Ладно, идемте посмотрим, сколько тут лестниц.
Они вернулись к той двери, через которую пошли, и Гроуфилд потянулся к
ручке, но тут Вивьен схватила его за локоть и прошипела:
- Слушайте!
Он прислушался. Топот сапог по ступенькам: бах-бух, бах-бух. Голоса.
Несколько человек, переговариваясь, спускались по лестнице. Потом они прошли
мимо библиотеки и зашагали по коридору к задней двери усадьбы.
- Проклятье! - пробормотал Гроуфилд.
- Что это? - спросила Вивьен.
- Смена караула на улице.
- Плохо, - сказала она.
- Полностью с вами согласен. - Он приник ухом к двери и, услышав, как
открывается дверь на улицу, проворно выскочил в коридор, успев увидеть, как
последний часовой выходит из дома.
Коридор имел форму буквы "Г", и в конце его короткого ответвления была
лестница, ведущая на второй этаж.
- Теперь надо действовать очень быстро, - сказал Гроуфилд. - Можно
больше не соблюдать тишину. Пошли.
Они помчались вверх по лестнице. Гроуфилд перепрыгивал через три
ступеньки сразу. Всего их было пятнадцать, и вели они в коридор, имевший
форму буквы "Т". В коротком поперечном коридорчике не было ни души, но,
когда Гроуфилд добежал до угла и заглянул в длинный, он увидел трех человек,
вооруженных "бренами". Они сидели на стульях у правой стены, напротив
закрытой двери. Гроуфилд пошире расставил ноги и выпустил очередь из
автомата. Все трое рухнули, как башни песочного замка, смытые невидимой
волной.
Гроуфилд бросился вперед, и тут из двери справа выскочили двое
изумленных мужчин с оружием в руках. Гроуфилд торопливо выстрелил в них,
один упал, второй проворно скрылся из виду. Пробегая мимо двери, Гроуфилд
мельком увидел в комнате еще человек десять и крикнул Вивьен, которая как
раз выскочила из-за угла:
- Не позволяйте им высовываться! Стойте на месте и держите их там!
При этом он указал стволом автомата на дверь, которую ей следовало
взять на мушку, а сам побежал к комнате, возле которой валялись три трупа.
Она была заперта. Из-за двери донеслось:
- Осторожнее! Тут с нами два охранника!
Автомат Вивьен застрекотал, и Гроуфилд увидел, как один лазутчик,
высунувшийся было из караулки, проворно шмыгнул обратно.
- Вивьен! - заорал он. - Ради бога, никакой пальбы для острастки.
Убивайте всех, кого сможете!
- Я никогда этого не делала.
- Лучшей возможности у вас не будет! - крикнул Гроуфилд, и тут дверь
караулки захлопнулась. Какая неожиданная удача. Гроуфилд неистово замахал
руками, подзывая Вивьен к себе, потом прижал палец к губам. Девушка кивнула
и на цыпочках пробежала по коридору.
- Станьте рядом с дверью, - велел ей Гроуфилд, - и стреляйте во все,
что движется.
- Хорошо! - Вивьен была на грани истерики, но изо всех сил старалась
держаться.
Гроуфилд стал по другую сторону двери и дал очередь по замку. Он
услышал шум и гам на первом этаже и понял, что скоро албанцы поднимутся
наверх. Стараясь держаться подальше от двери, он выбил ее ударом ноги.
В комнате загремели выстрелы, и со стены коридора полетели ошметки
краски. Тот же голос, который призывал Гроуфилда к осторожности, прокричал:
- Они за диваном!
- Вивьен, стреляйте в комнату, - сказал Гроуфилд. - Сами не
высовывайтесь, просто просуньте ствол в дверь и палите.
Она кивнула трясущейся головой и сделала все, как он велел. Гроуфилд
досчитал до трех и нырнул в комнату, пригнувшись, чтобы не угодить под пули
Вивьен. Он упал и покатился по полу, потом врезался в какой-то предмет
мебели, увидел, что это кресло, и быстро забился за него. Кресло тотчас
начало содрогаться под градом пуль.
Вивьен испуганно ойкнула и заорала:
- Они поднимаются!
- Задержите их! - гаркнул Гроуфилд. Он просунул ствол автомата за
спинку дивана и нажал на курок. Потом выскочил из-за кресла и увидел, что
перевернутый диван лежит поперек комнаты напротив двери. Но Гроуфилд стрелял
не от двери, а из-за кресла, и диван не мог защитить двух белокожих мужчин,
прятавшихся за ним. Четверо негров пластом лежали на полу у дальней стены.
Все это Гроуфилд заметил лишь мельком, не переставая стрелять. Один албанец
вскрикнул и упал навзничь, второй бросился на поиски более надежного
укрытия. Гроуфилд скосил его очередью и позвал:
- Вивьен! Сюда!
Девушка пятясь вошла в комнату. Она совсем потеряла голову от ужаса.
- Они там кишмя кишат!
- Это американцы? - крикнул Гроуфилд и указал на четверых негров,
которые медленно поднимались на ноги.
Вивьен взглянула на них безумными от страха глазами.
- Да, да...
- Все четверо?
- Да! Это они. Гроуфилд, ради бога! Это они!
Один из негров сказал:
- Не знаю, откуда ты взялся, парень, но ты молодчина.
Все четверо с облегчением улыбнулись.
- Вы сказали кому-нибудь, где канистры? - спросил их Гроуфилд.
- Ты что, с ума сошел? Мы живы только потому, что молчим.
- Вы точно никому не говорили?
- Даже исповеднику, - ответил один из негров.
- Это хорошо, - сказал Гроуфилд и, направив на негров автомат, спустил
курок.
Вивьен вскрикнула, бросилась вперед и попыталась сверху ударить по
стволу автомата, но опоздала. Она переводила взгляд с падающих тел на
Гроуфилда и явно не верила своим глазам.
- Зачем? - пронзительно визжала она. - Зачем вы это сделали?
- Теперь никто не узнает, где канистры, - ответив Гроуфилд. - Пошли,
надо выбираться отсюда.
Он подбежал к окну, открыл шпингалеты и распахнул его.
- Вы убили их!
- Вы знаете, как идет ко дну ядро?
- Вы убили их!
Гроуфилд сердито схватил ее за плечи и встряхнул.
- Смирите вашу стервозность! Я не собираюсь рисковать ради того только,
чтобы вы могли поругаться вволю. Вы умеете падать, как ядро в воду? Надо
сгруппироваться, схватить ноги в руки, прижать колени к груди.
- Я умею, - ответила Вивьен. И вид, и голос у нее были вконец
ошарашенные.
- Тогда прыгайте в окно, - велел Гроуфилд. - Не бойтесь, снег мягкий. А
потом бегите к флигелю, в котором мы прятались.
- Я не могу поверить... - она снова посмотрела на трупы.
- Проклятье! - взревел Гроуфилд, схватил Вивьен и выбросил ее из окна.
При этом она выронила автомат, и Гроуфилд швырнул его следом. Потом отправил
туда же свой собственный и выпрыгнул сам.
Снег был не таким мягким, как накануне. Приземлившись, Гроуфилд громко
клацнул зубами. Его крепко встряхнуло, и он почти напрочь забыл, что надо
спешить, да и вообще позабыл обо всем на свете. Правда, он знал, что вроде
бы нужно бежать, и поплелся по снегу, но тут способность к мыслительной
деятельности частично вернулась к нему, и Гроуфилд вспомнил об автоматах. Он
остановился, оглянулся и не увидел их: автоматы оказались погребенными в
снегу. Гроуфилд сделал шаг назад, но тут кто-то принялся палить по нему из
окна, и он бросился наутек. Перед глазами смутно маячило пляшущее зеленое
пятно - лыжные брюки Вивьен.
Продираясь по снегу в сторону флигеля, он наткнулся на протоптанную
тропку и наддал ходу. Возле самого дома Гроуфилд нагнал Вивьен и схватил ее
за руку.
- Побежали через флигель, - сказал он. - Сэкономим время.
Вивьен отпрянула.
- Без вас обойдусь.
- У нас нет времени на глупости, - заявил Гроуфилд, схватил девушку и
втолкнул в дом. Сзади стрекотали автоматы, но стрельба велась просто для
острастки. Гроуфилд оглянулся и не увидел возле усадьбы ни одного
преследователя. Погоня еще начнется, но шайке понадобится две-три минуты,
чтобы мало-мальски наладить ее.
Когда Гроуфилд вошел во флигель, Вивьен стояла за порогом, яростно
сверкая глазами.
- Я убил их потому, что это был единственный выход, - сказал он.
- Вы убили их, потому что они чернокожие.
Гроуфилд вытаращил глаза.
- У вас что, не все дома?
- Американцы слывут расистами. Теперь я вижу, что они вполне заслужили
эту славу.
- Вивьен, - сказал он, - я не мог унести этих четверых на своих плечах.
Я не мог их охранять. Надо было запечатать им уста, прежде чем их накачали
бы эликсиром правды.
- Будь они белыми, вы бы их не убили.
- Неужели непонятно, что тогда им пришлось бы убить меня?
Вивьен нахмурилась.
- Не валяйте дурака. Вы спасали их жизни. Почему они должны были вас
убить?
- Потому что я - американец, временно работающий на правительство и
знающий о них чертовски много. Я мог настучать на них после возвращения в
Штаты, и они никогда не поверили бы, что я буду молчать. Конечно, можно было
выпрыгнуть из окна вшестером, прибежать всем кодлом сюда, но тогда один из
них, улучив подходящий момент, подобрался бы ко мне сзади, и все. Если
вспомнить, что они приехали сюда торговать смертью с любым желающим по
сходной цене, вряд ли можно считать этих парней бойскаутами.
- Как и вас, - заявила Вивьен. - Судя по вашим поступкам, вы тоже
отнюдь не блюститель закона.
- Вам известна моя подноготная, - напомнил ей Гроуфилд, - а они ее не
знали. Им сообщили лишь, что я - американский шпион, которого надо
заморозить здесь на субботу и воскресенье. Для них я - легавый, а стало
быть, источник всевозможных бед и напастей. Я сделал единственное, что можно
было сделать. Я позаботился о том, чтобы никто не завладел канистрами, и
заодно обезопасил себя. - Он выглянул в оконце на двери и добавил: - Давайте
лучше отложим этот спор. Вон наши орлы из орлиной страны.
На этот раз Вивьен охотно пошла за ним. Миновав длинный коридор, они
выскочили в заднюю дверь. Девушка достала фонарик, и они бросились по
собственным следам обратно к снегоходу. Следы уже замело, их было еле видно.
К тому же, начинался снегопад.
Преследователи заметно поотстали, но у них было много фонарей.
Оглянувшись, Гроуфилд понял, что при таком свете албанцы без труда разглядят
следы на снегу. Но поскольку и беглецы, и преследователи передвигались на
своих двоих, это не имело большого значения.
Снегоход был на месте. Его слегка заворошило, но это тоже не имело
значения. Гроуфилд и Вивьен забрались в машину, запустили мотор, включили
фару и поехали прочь. Минут десять они молча скользили по снегу, забирая
вправо, чтобы сделать большой крюк Огни усадьбы то исчезали, то появлялись
вновь, а снегопад мало-помалу усиливался. Когда они добрались до озера, снег
уже валил вовсю, да еще поднялся ветер, который крепчал с каждой минутой.
На этот раз Гроуфилд не пересек озеро от края до края, а подъехал к
ближнему берегу. Прежде чем остановиться, он зарулил за высокий сугроб Потом
вылез из снегохода и потянулся.
- Что теперь! - спросила Вивьен, последовав его примеру.
- Устроим привал.
- Надолго?
- До утра.
- А потом?
- Не знаю, все зависит от обстоятельств. Если буря уляжется, поедем на
юг и поглядим, куда нас вынесет. А если сюда прибудет самолет, чтобы забрать
наших друзей из Шпикерии...
- Шквиперии, - поправила Вивьен.
- Я так и сказал. Если самолет прилетит и заберет их, мы сможем
вернуться в усадьбу, чтобы посмотреть, есть ли там радио. - Гроуфилд
повернулся и начал отвязывать от снегохода одеяла.
Вивьен тронула его за руку.
- Гроуфилд...
Он оглянулся.
- Возможно, вы были правы насчет этих четырех парней, - сказала она. -
Во всяком случае, я верю вашему объяснению.
- Надо думать, - ответил он, вручая девушке одеяло.
- Гроуфилд!
Он замерзал. Кто-то тряс его за плечо. На лице лежало холодное мокрое
одеяло, и, когда Гроуфилд отбросил его прочь, голову и шею покрыло снегом.
Он сел, мгновенно проснувшись от холода, и обнаружил, что за ночь его
покрыл примерно дюймовый слой снега. Было светло, снегопад прекратился, хотя
небо сплошь заволокли серые тучи. Можно было подумать, что Земля натянула
резиновую купальную шапочку.
- Я продрых восход солнца! - воскликнул Гроуфилд и попытался встать, но
Вивьен грубо потянула его вниз, и он грохнулся в сугроб - Эй, какого черта?
- Самолет вернулся! - Она говорила сдавленным шепотом, будто самолет
нависал прямо у нее над головой, хотя это было совсем не так.
Гроуфилд заморгал.
- Когда он прилетел?
- Не знаю. Я проснулась минуту назад, а он тут как тут.
Гроуфилд встал и, согнувшись в три погибели, полез на высокий сугроб.
Да, самолет был здесь. Не тот, на котором прилетел Гроуфилд, но очень
похожий. Гроуфилд наблюдал. Вокруг самолета ничего не происходило, и вскоре
он спустился к Вивьен.
- Полагаю, стоит подождать и посмотреть, что произойдет.
- Думаешь, они уберутся отсюда?
- Никто из них не знает, где лежат канистры. Наши следы занесло снегом,
поэтому, даже если албанцы решат, что мне известен тайник, они не смогут
догнать и допросить нас. Так что, по-моему, им незачем тут задерживаться.
- Надеюсь, что вы правы, - проговорила Вивьен. - Господи, как хочется
согреться.
- Пока ждем, можно перекусить.
- Костерок бы развести.
- Благое желание, - только и смог ответить Гроуфилд.
Сидя на свернутых одеялах, они жевали холодные консервы. Внезапно
раздался рев самолетных моторов, приглушенный мягким снегом. Гроуфилд и
Вивьен вскарабкались на сугроб и стали наблюдать, как орлиное воинство
грузится на борт. Посадка прошла быстро, самолет неуклюже развернулся и
неспешно пополз по льду. У дальнего берега озера он снова сделал разворот и
начал набирать скорость. Наконец он поднялся в воздух и взмыл вверх, к гряде
облаков. Гроуфилд проводил его глазами, потом посмотрел на усадьбу.
- Пусть уберутся подальше, - сказал он, - а уж тогда мы...
- Глядите!
Гроуфилд взглянул на Вивьен. Ее глаза были устремлены в небо. Он тоже
поднял голову и увидел три самолета - толстый громоздкий транспортник и два
изящных проворных истребителя, зловещих, как акулы.
- Черт, откуда они взялись?
- Из-за туч, - ответила Вивьен. - Это русские МИГи.
- Против ООН я ничего не имею. Ее войска стоят везде.
Они следили за тремя самолетами. МИГи с ворчанием обгоняли
транспортник, промелькнули над усадьбой и развернулись для второго захода.
Гроуфилд не слышал стрельбы, но увидел черный дым, поваливший из правого
двигателя грузового самолета. Транспортник клюнул носом, будто сонный
человек, вздрогнул и вдруг рухнул вниз. МИГи сделали круг и скрылись в
облаках раньше, чем он грохнулся на землю. Вдали, над местом падения
самолета, поднялся столб дыма.
- Судя по всему, - негромко сказал Гроуфилд, - никто на свете не хотел,
чтобы китайцы завладели этими бактериями.
Гроуфилд стоял у окна своего номера в "Шато Фронтенак" и хмуро смотрел
на стены соседних домов.
- Правительство Соединенных Штатов совсем обнищало, Кен, - сказал он. -
Ему не по карману даже снять номер с приличным видом из окна.
- Не засматривайся на виды, - посоветовал Кен. - Надо закончить работу
над твоим заявлением.
Гроуфилд отвернулся от окна.
- А она закончена. Транспортник взлетел, русские самолеты сбили его, мы
с Вивьен вернулись в усадьбу и увидели, что все, кто остался в живых, сидят
под замком в комнате на втором этаже. Мы выпустили их, они радировали своему
пилоту в Роберваль, и в итоге все мы воротились с войны домой. В бою пали
три президента, включая полковника Рагоса из Ундурвы. Извини, что не узнал
имена двух других и названия их стран.
- Со временем мы это выясним. Ты уверен, что самолеты были русские?
Видел какие-нибудь опознавательные знаки?
- Вивьен сказала мне, что это МИГи, больше я ничего не знаю. Они были
слишком высоко.
Кен кивнул и заглянул в свои записи.
- Тебе повезло. Эта банда могла бросить тебя там с пулей в голове.
- Вивьен за меня вступилась, - ответил Гроуфилд. - К тому же, мы не
говорили им, что это я прикончил четверых американцев. Операция все равно
провалилась, и им не было никакого смысла убивать меня. - Гроуфилд с хрустом
потянулся и зевнул. - Послушай, мы с тобой друзья до гроба, но я очень
устал, хотя можешь мне не верить. Почему бы тебе сейчас не откланяться? А
если возникнут новые вопросы, напиши их на бумаге и просунь под дверь или
еще куда-нибудь положи.
- Ладно, пожалуй, хватит, - Кен встал. - Должен признаться, Гроуфилд, я
думал, ты от нас сбежишь.
- Должен признаться, Кен, мне этого очень хотелось бы, - ответил
Гроуфилд.
- Ну что ж, ты довел дело до конца, и мы оставляем тебя в покое. За
комнату уплачено по понедельник включительно, так что, если хочешь,
оставайся.
- Вероятно, до понедельника я и просплю.
- Спи. Наверное, придется ждать весны, чтобы отыскать эти канистры. Но
мы их обязательно найдем.
- Прекрасно, - сказал Гроуфилд и снова зевнул.
Кен протянул руку.
- Мы тебе очень признательны.
Гроуфилд изумленно уставился на руку, потом пожал ее, главным образом
потому, что после этого ритуала Кен, как он надеялся, должен был, наконец,
уйти.
- Если я снова вам понадоблюсь, - сказал он, - знайте, что сможете
заполучить меня только шантажом.
Кен усмехнулся и ушел.
Гроуфилд отправился в ванную и включил душ. Пока вода нагревалась, он
стащил с себя одежду - впервые с тех пор, как напялил ее в кузове грузовика
тридцать шесть часов назад. А ведь за это время ему пришлось немало
попотеть!
Душ, потом - спать. Гроуфилд влез в ванну и встал под горячие струи.
Скованный льдом север был не более чем сном. Да, всего лишь сном...
Растираясь полотенцем, он вернулся в комнату и увидел Вивьен, сидевшую
на своем излюбленном стуле. Гроуфилд замер и уставился на нее.
- Ой, слушайте, я устал.
Вивьен улыбалась во весь рот.
- Меня прислал полковник Марба, - сообщила она, - чтобы выразить свою
благодарность за все, что вы для него сделали.
- Полковник Марба?
- На родине еще никто не знает о кончине полковника Рагоса, - ответила
Вивьен, и улыбка ее стала еще шире. - Пусть его преемник сам сообщит народу
эту весть.
- Передайте полковнику Марбе мои наилучшие пожелания, - сказал
Гроуфилд, подошел к кровати, лег и натянул на себя одеяло.
Девушка приблизилась и присела на краешек постели.
- Я тоже хотела поблагодарить вас, - промолвила она. - За все, что вы
сделали дня меня.
- О, правда!
- А еще я пришла сказать, что ваш номер больше не прослушивается. Все
микрофоны сняты.
Гроуфилд с любопытством взглянул на нее.
- О, правда?
Спустя час или два Вивьен спросила:
- Помнишь ту глупость, которую я сказала, когда впервые увидела тебя?
- Конечно.
- Я была не права.
- Ах, вот ты о чем! - воскликнул Гроуфилд. - Это весьма
распространенное заблуждение. В расслабленном состоянии у представителей
разных рас они выглядят по-разному.
- Понимаю.
- Но в деле все одинаково хороши, - объяснил Гроуфилд.
- Люблю образованных людей, - сказала Вивьен.