Л. Троцкий.
ПЕРЕД ВТОРЫМ ЭТАПОМ

Надо еще раз повторить: серьезная печать капитала, как парижский "Тан" и лондонский "Таймс", гораздо правильнее и проницательнее оценила значение июньских событий во Франции и Бельгии, чем печать Народного фронта. В то время как социалистические и коммунистические официозы, вслед за Леоном Блюмом, говорят о начавшемся "мирном преобразовании социального режима Франции", консервативная печать утверждает, что во Франции открылась революция, и что она на одном из ближайших этапов примет неизбежно насильственные формы. Было бы неправильно видеть в этом прогнозе только или главным образом стремление запугать собственников. Представители крупного капитала умеют смотреть на социальную борьбу очень реалистически. Мелкобуржуазные политики, наоборот, охотно принимают свои пожелания за действительность: стоя между главными классами, финансовым капиталом и пролетариатом, господа "реформаторы" предлагают обоим противникам сойтись на средней линии, которую они с великим трудом выработали в штабе Народного фронта, и которую они сами толкуют по разному. Им очень скоро придется, однако, убедиться, что примирять классовые противоречия гораздо легче в передовых статьях, чем в правительственной работе, особенно в разгар социального кризиса.

В парламенте Блюму бросили ироническое обвинение в том, что переговоры по поводу требований стачечников он вел с представителями "двухсот семейств". - А с кем же мне было разговаривать? находчиво ответил премьер. Действительно, если вести переговоры с буржуазией, то надо выбирать настоящих хозяев, которые способны решать за себя и приказывать другим. Но тогда незачем было так шумно объявлять им войну! В рамках буржуазного режима, его законов, его механики, каждое из "двухсот семейств" неизмеримо сильнее правительства Блюма. Финансовые магнаты представляют увенчание буржуазной системы Франции, а правительство Блюма, несмотря на все свои избирательные успехи, "увенчивает" лишь временный промежуток между двумя борющимися лагерями.

Сейчас, в первой половине июля, на поверхностный взгляд может казаться, что все более или менее вошло в норму. На самом деле в глубинах пролетариата, как и на вершинах господствующих классов, идет почти автоматическая подготовка нового конфликта. Вся суть в том, что те, в сущности, очень скудные реформы, на которых сошлись в июне капиталисты и вожди рабочих организаций, не жизненны, ибо не по силам уже упадочному капитализму, взятому в его целом. Финансовая олигархия, делавшая прекрасные дела в самый разгар кризиса, может, конечно, ужиться и с 40-часовой неделей, и с платными отпусками и пр. Но сотни тысяч средних и мелких предпринимателей, на которых опирается финансовый капитал и на которых он сейчас перекладывает расходы своего соглашения с Блюмом, должны либо покорно разориться, либо попытаться, в свою очередь, переложить расходы социальных реформ на рабочих и крестьян, как на потребителей.

Правда, Блюм не раз развивал в палате и в печати увлекательную перспективу общего экономического оживления и быстро развертывающего оборота, дающего возможность значительно снижать общие издержки производства и позволяющего, поэтому повышать расходы на рабочую силу без повышения цен на товары. Действительно, такие комбинированные экономические процессы не раз наблюдались в прошлом; ими отмечена вся история восходящего капитализма. Беда только в том, что безвозвратно отошедшее прошлое Блюм пытается проектировать в будущее. Политики, подверженные такой аберрации, могут именовать себя социалистами и даже коммунистами, но они глядят не вперед, а назад, и являются поэтому тормозом прогресса.

Французский капитализм, со своим прославленным "равновесием" между сельским хозяйством и промышленностью, позже Италии и Германии вступил в стадию упадка, но с не меньшей неудержимостью. Это не фраза из революционной прокламации, а несокрушимая реальность. Производительные силы Франции переросли рамки частной собственности и границы государства. Правительственное вмешательство на основах капиталистического режима может только помочь переложить накладные расходы упадка с одних классов на другие. На какие именно? Когда социалистическому премьеру нужно вести переговоры о более "справедливом" распределении национального дохода, он, как мы уже слышали, не находит иных достойных партнеров, кроме представителей двухсот семейств. Имея в своих руках все основные рычаги промышленности, кредита и торговли, финансовые магнаты перелагают издержки соглашения на "средние классы", вынуждая их тем самым вступить в борьбу с рабочими. В этом сейчас гвоздь положения.

Промышленники и торговцы показывают министрам свои приходо-расходные книги и говорят: "мы не можем". Правительство, вспоминая старые учебники политической экономии, отвечает: "надо сократить издержки производства". Но это легче сказать, чем сделать. К тому же повысить технику, значит в данных условиях увеличить безработицу и в конце концов углубить кризис. Рабочие со своей стороны, протестуют против того, что начавшийся рост цен грозит пожрать их завоевания. Правительство приказывает префектам открыть борьбу против дороговизны. Но префекты знают из долгого опыта, что снизить тон оппозиционной газеты гораздо легче, чем снизить цены на говядину. Волна дороговизны еще целиком впереди.

Мелкие промышленники, торговцы, а за ними и крестьяне будут все более разочаровываться в Народном фронте, от которого они, с большей непосредственностью и наивностью, чем рабочие, ждали немедленного спасения. Основное политическое противоречие Народного фронта состоит в том, что возглавляющие его политики золотой середины, боясь "испугать" средние классы, не выходят из рамок старого социального режима, т.-е. из исторического тупика. Между тем, так называемые средние классы, не их верхи, разумеется, а их низы, чувствующие тупик на каждом шагу, вовсе не боятся смелых решений, наоборот, требуют их, как избавления от петли. "Не ждите от нас чудес!", повторяют стоящие у власти педанты. Но в том то и дело, что без "чудес", т.-е. без героических решений, без полного переворота в отношениях собственности, - без концентрации банковской системы, основных отраслей промышленности и внешней торговли в руках государства, - для мелкой буржуазии города и деревни спасения нет. Если "средние классы", во имя которых собственно и строился Народный фронт, не найдут революционной отваги слева, они будут искать ее справа. Мелкую буржуазию треплет лихорадка, и она неизбежно будет бросаться с одного бока на другой. Тем временем крупный капитал уверенно подстерегает этот поворот, который должен положить начало во Франции фашизму, не только как полувоенной организации буржуазных сынков, с автомобилями и самолетами, но и как действительному движению масс.

Рабочие произвели в июне грандиозный нажим на правящие классы, но до конца не довели его. Они обнаружили свое революционное могущество, но и свою слабость: отсутствие программы и руководства. Все устои капиталистического общества, но и все его неисцелимые язвы, остались на месте. Теперь открылся период подготовки контр-нажима: репрессии против левых агитаторов, все более злобная агитация правых агитаторов, опыты повышения цен, мобилизация промышленников для массовых локаутов. Профессиональные союзы Франции, которые накануне стачки не насчитывали и миллиона членов, сейчас приближаются к пятому миллиону. Этот неслыханный массовый прилив показывает, какие чувства воодушевляют рабочие массы. Не может быть и речи о том, чтоб они позволили без боя переложить на себя издержки своих собственных завоеваний. Министры и официальные вожди неутомимо уговаривают рабочих сидеть смирно и не мешать правительству трудиться над разрешением задач. Но так как правительство, по самой сути дела, никаких задач разрешить не может, так как июньские уступки были получены благодаря стачке, а не терпеливому выжиданию, так как каждый новый день будет обнаруживать несостоятельность правительства перед развивающимся контрнаступлением капитала, то монотонные увещания очень скоро утратят свою убедительность. Логика положения, вытекающая из июньской победы, точнее сказать, из полуфиктивного характера этой победы, заставит рабочих принять вызов, т.-е. снова вступить в борьбу. В страхе перед этой перспективой правительство передвигается вправо. Под непосредственным давлением союзников-радикалов, но, в последнем счете, по требованию "200 семейств", социалистический министр внутренних дел заявил в Сенате, что занятия стачечниками заводов, магазинов и ферм более терпимы не будут. Такого рода предупреждение, конечно, не остановит борьбы; но оно способно придать ей неизмеримо более решительный и острый характер.

Совершенно объективный анализ, исходящий из фактов, а не из пожеланий, приводит, таким образом, к выводу, что с двух сторон подготовляется новый социальный конфликт, который должен разразиться с почти механической неизбежностью. Природу этого конфликта нетрудно в общем определить уже сейчас. Во все революционные периоды истории можно установить два последовательных этапа, тесно связанных друг с другом: сперва - "стихийное" движение масс, которое застигает противника врасплох и исторгает у него серьезные уступки, по крайней мере, обещания; после этого господствующий класс, почувствовав основы своего господства под угрозой, подготовляет реванш. Полупобедоносные массы проявляют нетерпение. Традиционные "левые" вожди, застигнутые движением врасплох, как и противники, надеются спасти положение при помощи примирительного красноречия и, в конце концов, утрачивают влияние. Массы вовлекаются в новую борьбу почти без руководства, без ясной программы и без понимания предстоящих трудностей. Так конфликт, неотвратимо вырастая из первой полупобеды масс, приводил нередко к их поражению или - полупоражению. Вряд ли в истории революций можно найти исключение из этого правила. Разница, однако, в том - и она не мала, - что в одних случаях поражение принимало характер разгрома: таковы были, например, июньские дни 1848 года во Франции, положившие конец революции; в других же случаях - полупоражение являлось только этапом к победе: такую роль сыграло, например, поражение петербургских рабочих и солдат в июле 1917 года. Именно июльское поражение ускорило подъем большевиков, которые умели не только правильно оценить обстановку, без иллюзий и прикрас, но и не отрывались от массы в самые трудные дни неудач, жертв и гонений.

Да, консервативная печать трезво анализирует положение. Финансовый капитал и его вспомогательные политические и военные органы с холодным расчетом подготовляют реванш. На верхах Народного фронта нет ничего, кроме растерянности и внутренней борьбы. Левые газеты тонут в нравоучениях. Вожди захлебываются фразами. Министры стараются доказать бирже свою государственную зрелость. Все вместе означает, что пролетариат втянется в ближайший конфликт не только без руководства своих традиционных организаций, как и в июне, но и против них. Между тем нового общепризнанного руководства еще нет. При таких условиях трудно рассчитывать на непосредственную победу. Попытка заглянуть вперед приводит скорее к альтернативе: июньские дни 1848 года или июльские дни 1917 г. Иначе сказать: разгром на долгие годы, с неизбежным торжеством фашистской реакции, либо же только суровый урок стратегии, в результате которого рабочий класс станет неизмеримо более зрелым, обновит свое руководство и подготовит условия будущей победы.

Французский пролетариат не новичок. За спиною у него величайший в истории ряд исторических битв. Правда, новым поколениям приходится каждый раз учиться на собственном опыте, - но не сначала и не в полном объеме, а так сказать по сокращенному курсу. Великая традиция живет в костях и облегчает выбор пути. Уже в июне безыменные вожди пробужденного класса с великолепным революционным тактом нашли методы и формы борьбы. Молекулярная работа массового сознания не прекращается ныне ни на час. Все это позволяет рассчитывать на то, что новый слой вождей не только останется верен массе в дни неизбежного и, вероятно, недалекого нового конфликта, но и сумеет вывести из боя недостаточно подготовленную армию без разгрома.

Неправда, будто революционеры во Франции заинтересованы в ускорении конфликта или в его "искусственном" провоцировании: так могут думать только самые тупые полицейские умы. Марксистские революционеры видят свой долг в том, чтоб ясно глядеть в лицо действительности и называть каждую вещь по имени. Своевременно вывести из объективной обстановки перспективу второго этапа значит помочь передовым рабочим не быть застигнутыми врасплох и внести как можно больше ясности в сознание борющихся масс. В этом и состоит сейчас подлинная задача серьезного политического руководства.

Л. Т.
9-ое июля 1936 г.
 

Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 51.