Л. Троцкий.
СИГНАЛ ТРЕВОГИ

ОПАСНОСТЬ НАДВИГАЕТСЯ ВСЕ БЛИЖЕ

Было бы малодушием и близорукостью умалять размеры опасности: над ВКП(б), правящей партией первого рабочего государства, нависает катастрофа. Предотвратить ее может только самоотверженное усилие передовых рабочих.

Положение настолько опасно, что ограничиваться полусловами и намеками значило бы попустительствовать подрывной работе правящей фракции против Октябрьской революции. При сталинском режиме классовый враг лучше осведомлен обо всем, что происходит и подготовляется, чем рабочий класс. Возможные попытки со стороны контрреволюции использовать нашу открытую критику не представляют и сотой доли той опасности, какую несут в себе злостная дезинформация со стороны бюрократии и вынужденное молчание пролетарского авангарда.

В широком историческом смысле положение Советского Союза не может быть безвыходным, так как подлинно безвыходным является положение мирового капитализма. Эта общая историческая перспектива не только полностью оправдывает Октябрьскую революцию, поскольку она нуждается в оправдании, но и заранее осуждает, как насквозь реакционную, всякую программу мелкобуржуазной демократии (меньшевики, эсеры и пр.), неизбежно сводящуюся к реставрации "демократического" капитализма. Даже в случае победы контрреволюции у советской гидры, вместо каждой отрубленной головы, будет вырастать новая. Но это вовсе не значит, что можно с легким сердцем позволить сталинской бюрократии довести нынешний, живой советский режим до крушения. Исторический счет есть, в данном случае, счет десятилетий. Падение советской власти, в конце концов, оказалось бы только историческим эпизодом. Но это был бы один из самых страшных эпизодов мировой истории. Вся задача в том, чтоб предотвратить его. Между тем опасность надвигается все ближе. Мы подаем сигнал тревоги!

БЮРОКРАТИЧЕСКИЙ САБОТАЖ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО СТРОИТЕЛЬСТВА, ПОД ВИДОМ НЕПОГРЕШИМОГО РУКОВОДСТВА

Неимоверным напряжением сил трудящихся, ценою бесчисленных лишений и жертв созданы грандиозные технические ценности, достигнуты исключительные производственные завоевания. Языком железа, цемента и электроэнергии Октябрьская революция показала человечеству, какие возможности несет с собою социализм. Но в то же время бюрократическое руководство, самоуверенное и бесконтрольное, неспособное предвидеть и не терпящее критики, ослепленное миражем социализма в отдельной стране, довело хозяйство до подлинного хаоса. Производственные завоевания и технические достижения экономически пожираются диспропорциями и прорывами. В самых основных вопросах жизни народа: сколько потребить и сколько отложить на будущее? никто не спрашивает мнения рабочих и крестьян. Бюрократия действует на глаз, отвергая объективные критерии достижимого, не признавая других законов, кроме законов своей воли, заменяя план приказом и учет нажимом. Сложнейшая, никогда еще не только не разрешавшаяся, но и не ставившаяся задача: достигнуть, в порядке планового предвидения и регулирования, взаимного соответствия частей растущего хозяйства огромной страны; задача, которая по самому своему существу неразрешима без повседневного опыта миллионов, без их критической проверки собственного коллективного опыта, без их открыто выражаемых требований и претензий, - эта гигантская, всеобъемлющая, общенародная историческая задача разрешается в канцелярских тайниках, в Секретариате ЦК, по наитию или по подсказке того или другого спеца. Не чудовищно ли?

Если б Политбюро состояло из семи универсальных гениев, из семи Марксов, из семи Лениных, оно было бы неспособно из себя самого, из своей творческой фантазии командовать хозяйством 170 миллионов душ. Но в том-то и дело, что Политбюро из Марксов и Лениных никогда и не поставило бы себе такой задачи. Нынешнее же Политбюро состоит из средних бюрократов, опьяненных вырванной ими у партии властью, утративших почву под ногами и больше всего озабоченных сохранением собственного дутого престижа.

Давно ли эти люди повторяли плохо продуманную ими формулу о союзе рабочих и крестьян, как основе основ? Давно ли молились середняку? Давно ли игнорировали самое существование кулака? Давно ли отрицали программу плановой индустриализации во имя, якобы, сохранения смычки? Испуганные последствиями собственных упущений, они бросились в крайность сплошной коллективизации. 25 миллионов изолированных крестьянских эгоизмов, которые вчера еще являлись двигателями сельского хозяйства - жалкими, слабосильными, как мужицкая кляча, но все же двигателями, - бюрократия попыталась одним взмахом заменить административной волей двухсот тысяч колхозных правлений, лишенных необходимых средств, необходимых знаний и необходимой опоры в самом крестьянстве.

Чрезмерная передвижка в распределении легкой промышленности к тяжелой; грозные диспропорции внутри промышленности, как народного дохода - от деревни к городу, от легкой, так и тяжелой, чрезвычайно понизили полезное действие трудовых усилий и капитальных затрат. Экономическая смычка между государственной промышленностью и крестьянством оказалась подорванной, прежде чем была достигнута. Червонец в мужицком кармане попал в такое же отношение к товару, в каком лотерейный билет стоит к выигрышу. Новая форма смычки, столь важная в перспективе социалистического преобразования деревни, именно производственная смычка, осуществляемая тракторами и земледельческими машинами, сразу потеряла в глазах крестьянина притягательную силу, поскольку реальные плоды ее остаются для него неощутимыми. 15 миллионов крестьянских дворов коллективизированы, а 10 миллионов единоличных хозяйств сознательно поставлены в такие условия, чтоб не дать обнаружиться преимуществам варварского мелкого хозяйства над чисто бюрократической коллективизацией. Так, путем комбинированных средств бюрократии удалось ослабить, если не убить в крестьянстве стимул к труду. Урожайность, и ранее крайне низкая, стала угрожающе падать. Снабжение промышленности сырьем и продовольствием городов катастрофически ухудшается из квартала в квартал. Тяжкие условия существования рабочих порождают на предприятиях текучесть рабочей силы, прогулы, небрежную работу, поломки машин, высокий процент брака, низкое качество продукции. Все плановое хозяйство попадает под удар.

ДЕНЕЖНАЯ ИНФЛЯЦИЯ

Бюрократия освободила себя не только от политического контроля со стороны масс, но и от автоматического контроля со стороны червонца. Все предписания насчет хозяйственного расчета, качества продукции, себестоимости и производительности труда полетели прахом, когда инфляция окончательно ликвидировала устойчивое мерило ценности. Бюрократическое усмотрение попыталось и здесь стать на место экономической реальности: функцию устойчивой денежной системы должна была отныне выполнять проповедь "шести условий Сталина". Это то же самое, что правильное питание заменить чтением поваренной книги.

Денежная инфляция означает возрастающий налог на жизненный уровень масс. Убивая интерес рабочего к сдельной заработной плате, питая возмущение крестьянина против твердых цен на сельскохозяйственные продукты, инфляция открывает бешеный спрос на спекуляцию и спекулянта.

Лгут те, кто утверждает, будто при социалистическом строительстве инфляция не страшна. Наоборот, при первых шагах планового хозяйства, - а это означает ряд пятилеток, - инфляция становится особенно опасной, чтобы не сказать гибельной. План тем именно и проверяет себя, что обязуется сводить концы с концами без инфляции. Провозглашать, будто при наличии плана не опасна инфляция, примерно то же самое, что утверждать, будто при наличии компаса не опасна пробоина в судне. Денежная инфляция становится источником кредитной инфляции. Прорехи плана заполняются печатной бумагой. Реальные критерии вытесняются фиктивными. Плановое хозяйство разъедается изнутри. Работникам плановой комиссии надлежало бы во всех помещениях, где противоречивые постановления Политбюро переводятся на язык цифр, вывесить плакаты: "Инфляция есть сифилис планового хозяйства".

КТО КОГО?

Убыточность преждевременных, неподготовленных, бюрократических колхозов при расстройстве связей между сельским хозяйством и промышленностью ведет к параличу хозяйственной воли крестьянства. Чтоб частично вернуть мужику утерянный им экономический стимул, сталинское руководство легализовало в известных пределах свободу торговли, прикрыв ее лживым именем колхозной торговли. Недопущение торговцев - посредников при легализации частной торговли означает чудовищную чересполосицу цен и раздробленную, но тем более неистовую спекуляцию. Цены на базарах сразу превысили твердые государственные цены в 10, 15 и 20 раз.

Совершенно естественно, если колхозник направил хлеб и другие продукты в обход государства. Это "отрицательные стороны колхозной торговли", констатирует Сталин, не делая, однако, никаких дальнейших выводов. "Отрицательные стороны!" Но ведь тот факт, что коллективизированный мужик предпочитает каналы частной торговли и спекуляции плановой торговле с государством, означает не что иное, как то, что экономическая смычка между государством и крестьянством еще совершенно не достигнута.

Свободная торговля, подняв на чрезвычайную высоту ртутный столбик цен, обнаружила болезненное состояние экономического организма. Борьба с болезнью требовала радикального пересмотра хозяйственных планов и не менее радикального изменения методов руководства. Испуганная показаниями ртутного столбика бюрократия решила, однако, воздействовать непосредственно на термометр. Молотов возвестил о предстоящем "регулировании" базарных цен. На этот путь экономические центры уже, по-видимому, встали. Как будто можно снизить температуру больного организма, подняв знак нуля на скале термометра! Надо лечить хозяйство. Надо начать с открытого признания того, что вопрос кто кого?, вопреки официальному хвастовству, не только не разрешен еще, хотя бы вчерне, но что самые условия его разрешения чрезвычайно ухудшились, вследствие непрерывных и несогласованных бюрократических насилий над живой материей хозяйства.

Нагромождение твердых цен, конвенционных и цен вольного рынка; переход от плановых заготовок, т. е. подобия торговли между государством и крестьянством, к хлебному, мясному и молочному налогам; борьба не на жизнь, а на смерть с массовыми хищениями колхозного имущества и с массовым укрывательством таких хищений; чисто-военная мобилизация партии для борьбы с кулацким саботажем после "ликвидации" кулачества, как класса; одновременно с этим: недоедание городов, возвращение к карточной системе и пайку, наконец, восстановление паспортной системы, - что же означают все эти меры, независимо от того, правильны ли они или нет, как не самую жестокую борьбу капиталистических и социалистических тенденций, борьбу, которая в 1933 году возрождает ряд черт 1918-1919 годов?

Вместо того, чтоб раздвинуть экономические рамки личной заинтересованности крестьян, в соответствии с реальным состоянием сельского хозяйства, бюрократия еще сильнее нажимает на административный рычаг. Во главе колхозов, которые по идее представляют добровольные производственные корпорации, решено "поставить" коммунистов, послушных велениям правящего центра. Одновременно с этим ЦК свидетельствует, что деревенские коммунисты пропитываются духом крестьянского сопротивления и подлежат массовой чистке. Между тем для занятия командных колхозных постов членами партии нужно не менее полутора миллионов колхозных коммунистов. Где их взять?

Навязывать крестьянским коллективам хозяйственное руководство по признаку партийности, значит подрывать не только колхозы, но и авторитет партии; значит задачу экономического соревнования подменять новой порцией административного принуждения; значит не идти вперед от Нэпа, а возвращаться от него назад, к "военному коммунизму", хотя и на более высокой экономической ступени.

ИТОГИ ПЕРВОЙ ПЯТИЛЕТКИ

Момент окончания первой пятилетки совпал с чрезвычайным, невиданным со времени гражданской войны обострением хозяйственных трудностей. Но бюрократия ведет две жизни: показную и действительную. Она переносит эту двойственность всюду, в том числе и в область экономической статистики.

С секундомером в руках Сталин утверждает: если план выполнен на 93,7%, а не на 100%, то только потому, что угроза японской интервенции, которой нельзя было предвидеть при составлении плана, поглотила 6,3%. Другими словами: выполнение гигантского плана, составляющего первый опыт человечества в этой области, охватывающего со всех сторон жизнь страны с населением в 170 миллионов душ, притом на целых 5 лет вперед, подтвердило точка в точку предначертания ЦК! Уже одна поразительная точность совпадения замысла и реализации должна вызвать у всякого, знакомого с азбукой вопроса, самое острое недоверие ко всему отчету. И это недоверие вполне законно. Достаточно сказать, что, согласно мимолетному признанию Молотова, продукция промышленности в 1932 году выросла всего на 8,5% против 36%, назначенных по годовому плану! Куда же девался этот грандиозный прорыв, как и прорывы предыдущих лет? Сталин дает ложные цифры, сознательно вводя в заблуждение рабочих и крестьян. Подсчет произведен по необходимости в рублях. В этом гибком инструменте подсчета - ключ к тайне поразительного совпадения сметных и итоговых цифр. Так, огромные перерасходы на строительство записаны, как перевыполнение плана, тогда как на самом деле материальные результаты строительства, несмотря на миллиардные перерасходы, отстают от плана на десятки процентов. Весь итог опирается на такого рода бухгалтерские фокусы, имеющие целью скрыть то, что есть, и спасти престиж руководства*1.
/*1 Вопрос об итогах первой пятилетки мы подробно рассматриваем в подготовляемой к печати книге о советском хозяйстве.

Мы меньше всего склонны смотреть на выполнение хозяйственного плана, как на спортивную задачу, и считали бы грандиозным успехом выполнение пятилетки в шесть, семь и восемь лет, при условии одновременного смягчения диспропорций и повышения жизненного уровня масс. Но как раз по этим важнейшим критериям мы имеем крайне неблагоприятные показания.

Составители плана провозглашали в свое время задачу: "поднять страну на новый, невиданно высокий уровень материального и культурного развития". Уже в первые два года должно было быть достигнуто смягчение товарного голода, в последние два года имело наступить изобилие товаров. В 5-м году потребление промышленных изделий должно было повыситься, по разным категориям, в полтора, два и два с половиной раза. Повышение мясного питания намечалось на 25%, молочного - на 50% и пр. На самом деле товарный голод невыносимо обострился, продовольствие хлебом резко снизилось, мясные и молочные продукты стали редкостью. Зато создана теория о том, что социализм не есть потребительский строй. Утешение слишком похоже на издевательство! Среди вновь воздвигнутых заводов, фабрик, шахт, электрических станций, колхозов и совхозов рабочие и крестьяне все больше и больше начинают чувствовать себя, как среди гигантских призраков, безразличных к судьбе живых людей. Острое чувство разочарования овладевает массами. Население, как потребитель, перестает понимать, для чего оно напрягает свои силы, как производитель.

Если б Сталин открыто признался: полученные результаты не отвечают нашим ожиданиям, так как мы многого не предусмотрели, во многом просчитались, многого не выполнили, трудящиеся массы, конечно, не пришли бы в восторг от руководства, но приняли бы признание к сведению и дали бы, вероятно, вождям новую отсрочку. Но Сталин сказал: план прекрасен, руководство на высоте, замысел выполнен в точности. Как же быть, в таком случае, с плачевными результатами? Сталин навязывает массам ту мысль, что не он, Сталин, плох, а плохо плановое начало. Свою слепоту бюрократия отождествляет с социализмом и, спасая репутацию своей непогрешимости, опорочивает социализм в глазах рабочих и особенно крестьян. Она как бы сознательно стремится заставить массы искать выхода вне социализма.

ВТОРАЯ ПЯТИЛЕТКА

17 партконференция, в феврале 1932 года, одобрила директивы второй пятилетки с годовым коэффициентом роста промышленности в 25%, причем Сталин пояснил, что при разработке и выполнении этот коэффициент будет еще повышен. Левые оппозиционеры предупреждали против призовых скачек индустриализации. Их обвиняли в контрреволюции и сажали в изоляторы.

Одиннадцать месяцев спустя, в январе 1933 года, Сталин неожиданно возвестил, что во второй пятилетке коэффициент роста будет, вероятно, около 13%. Никто не посмел ни возразить ни напомнить о прошлогоднем решении. Так, реальные результаты первой пятилетки похоронили фантастический проект второй пятилетки прежде, чем его успели заменить новым. Никакого второго пятилетнего плана сейчас нет. Его и не может быть ввиду хаотического состояния хозяйства на исходе первой пятилетки. Январский пленум наметил лишь смутные директивы. На составление второго пятилетнего плана уйдет немало времени, и меняться он будет еще не раз.

1933 год оказался фактически выделен из второго пятилетия. Его контрольные цифры намечены вне общей перспективы. Составители плана на 1933 год стремились, очевидно, лишь смягчить диспропорции и заделать зияющие бреши в наследстве первой пятилетки.

Молотов и Орджоникидзе пытались в своих докладах издеваться над нашим предложением выделить 1933 год, как год "капитального ремонта советского хозяйства". Докладчики ссылались на то, что в течении 1933 года будут воздвигаться также и новые предприятия. Как будто мы исключали это, как будто мы говорили о заливке старых галош, а не о "ремонте" хозяйства в целом. Борьба за нарушенное равновесие предполагает, по необходимости, и новые строительства, но под знаком исправления ошибок прошлого, а не нагромождения новых ошибок.

Так под ударами кризиса, которого оно не предвидело, и которого оно не признает открыто и сейчас, после того, как он разразился, руководство оказалось вынуждено отступить в области индустриализации, как оно уже ранее начало отступать в области коллективизации. Однако, свой маневр отступления оно совершает крадучись, по частям, без плана, скрывая смысл собственных действий от других, как и от себя, и полностью сохраняя, даже усугубляя методы голого бюрократического командования. Новый зигзаг сталинской политики является безошибочным доказательством глубокого расстройства советского хозяйства, но совершенно не способен открыть выход из великой разрухи.

БОНАПАРТИСТСКИЕ ТЕНДЕНЦИИ В ПАРТИИ

Экономический кризис становится двойной и тройной опасностью в обстановке безгласности и безответственности. Чем несостоятельнее и самовластнее руководство, тем шире становится сопротивление людей, как и вещей. Все виды несогласованности, противодействия, отпора, недовольства, пассивности, трений, порождаемых объективными препятствиями, просчетами и лишениями, неизменно воспринимаются правящей группой, как продукт деятельности классового врага. Бюрократия, которая до 1928 года объявляла кулачество выдумкой левой оппозиции, теперь, после "ликвидации кулачества, как класса", открывает кулацкую опасность везде и всюду: в совхозах, колхозах, машинотракторных станциях, на заводах и фабриках, в государственных учреждениях, в партийных организациях, даже в самом Центральном комитете. Вредитель есть тот образ, на который бюрократия поминутно натыкается, глядя в зеркало и не узнавая себя самой. С другой стороны, расстройство экономических отношений и рост всеобщего недовольства действительно создают питательную среду для бацилл буржуазной контрреволюции.

Насильственно загоняемые внутрь экономические диспропорции, прежде всего размычка между городом и деревней, а вовсе не простые "осколки" кулачества и не "пережитки" буржуазной психологии, придают совершенно невыносимую напряженность политическим отношениям в стране, толкая бюрократию на путь дальнейшего подавления всей советской общественности и порождая злокачественные зародыши бонапартистского режима.

Главным методом хозяйственного руководства становится репрессия. Под знаком гражданской войны проходит сбор семян и подготовляется весенний сев. Под знаком свирепых кар ведется борьба с прогулами, порождаемыми голодной апатией. Продовольственные затруднения смягчаются массовыми изгнаниями из городов. Введение паспортной системы празднуется печатью, как социалистическое торжество.

Руководительница октябрьского переворота, строительница советского государства, большевистская партия раздавлена, растоптана, запугана, деморализована или загнана в подполье. Диктатура аппарата, разгромившего партию, подменена единоличной диктатурой. Внутри аппарата идет отбор верных, внутри верных - отбор вернейших. Никто в сущности больше не доверяет "вождю", непогрешимость которого привела к ряду ужасающих провалов. Все знают и видят, что Сталин загнан собственной политикой в тупик, и сегодня не знает, что сделает завтра. Но чем больше аппарат теряет опору в массах, чем больше верные и вернейшие изолируются от аппарата, тем более религиозные почести воздаются мудрости "любимого вождя". Верность программе окончательно подменена личной присягой. Дозволены только те статьи и речи, которые представляют собою пересказ изречений вождя. Голос всей советской печати стал голосом унизительного и постыдного подхалимства. Нельзя без жгучей краски глядеть на поруганные заветы партии, на растоптанное знамя Октябрьской революции!

ОБОРОНА С.С.С.Р.

Незачем говорить, насколько важны успехи индустриализации, с точки зрения технического укрепления Красной армии и Красного флота. Вся мировая обстановка повелительно навязывает вооруженным силам Советского Союза роль исключительного значения, как на Западе, так и на Востоке. Но именно в этой области наиболее опасной и преступной была бы политика иллюзий. Красная армия не есть только военная техника. Хлеб и мясо играют на войне не меньшую роль, чем артиллерийские снаряды, лошадь занимает не меньшее место, чем трактор. Живая сила армии имеет своим резервуаром рабочих и крестьян. Настроение трудящихся определяет настроение армии. Сама военная техника, взятая в масштабе большой войны, является функцией всего хозяйства, требует его внутренней согласованности и бесперебойной работы.

Если Сталин пытается оправдать материальные лишения трудящихся, как жертву, приносимую ими на алтарь государственной обороны, то это объяснение столь же фальшиво, как и все бюрократические итоги первой пятилетки. На самом деле размычка сельского хозяйства и промышленности непосредственно бьет по армии и подкашивает волю советского правительства на международной арене. Исключительная наглость японских империалистов, как и свобода действий немецкого фашизма были бы невозможны без острого расстройства советского хозяйства. Сталинская религия пацифизма, женевского, как амстердамского образца, есть религия слабости. Главной защитой пролетарского государства является ныне гниение мирового капитализма. Это очень серьезная, но все же недостаточная защита. Чтоб завоевать инициативу на мировой арене надо оздоровить экономический фундамент советского государства.

СТАЛИНИЗИРОВАННЫЙ КОМИНТЕРН

Тяжелое внутреннее состояние Советского Союза - если оставить на минуту в стороне сознательное и бессознательное вредительство бюрократии, - коренится в экономической отсталости страны и в международной изолированности рабочего государства. Но нынешняя изолированность, в свою очередь, является результатом политики Коминтерна. Крикливая переоценка достигнутых в СССР внутренних успехов настолько же преступна, как и недооценка задач международной революции. Шаг за шагом строить советское хозяйство, укрепляя фундамент диктатуры пролетариата и подготовляя элементы будущего социалистического общества, - это необходимо; но этого недостаточно: если европейская буржуазия разгромит рабочих дубиной фашизма и отодвинет революцию на десятки лет, никакие экономические успехи не спасут Советского Союза. Проблема капиталистического окружения ставит нас лицом к лицу со стратегией и тактикой Коммунистического Интернационала, этой цепью ошибок и преступлений.

Внутри СССР, где сталинская бюрократия располагает могущественными средствами государства, ее политика могла еще в течении ряда лет маскировать свою несостоятельность, расходуя основной капитал революции и не приводя непосредственно к катастрофическим последствиям. На мировой арене, где приходится вести открытую борьбу с социал-демократией, и всеми другими силами буржуазного общества, политика бюрократического центризма успела уже, во всех странах и частях света, обнаружить себя, как работа систематического, хотя и бессознательного саботажа пролетарской революции. Ничего, кроме ошибок, путаницы, деморализации и поражений сталинское руководство не внесло в борьбу международного пролетарского авангарда за последние 10 лет. Болгария, Германия (1923), Эстония и снова Болгария (1924), Китай (период блока с Чан-Кай-Ши, как и вся дальнейшая политика), Англия (Англо-русский комитет), Испания (период революции) - таков далеко неполный географический перечень поистине вредительских актов центристской бюрократии в сфере международной революции. Возрастающая изолированность Советского Союза не может быть возмещена никакими "пактами о ненападении".

На теле мирового капитализма не осталось живого места. Реформизм исчерпал до дна свою нищенски-лакейскую мудрость, и стоит пред пролетариатом, как обнаженное бессилие и как клейменная измена. В Советском Союзе, - так утверждают сталинцы, - пятилетний план выполнен, и социализм окончательно обеспечен. Каких же еще нужно условий Коминтерну, чтоб опрокинуть прогнившие насквозь организации реформизма, собрать вокруг себя пролетарские массы и повести их на завоевание власти? Между тем, официальный коммунизм повсюду теряет позиции и влияние, изолируется от масс, вытесняется из профессиональных союзов, секции Коминтерна становятся в лучшем случае проходным двором для безработных.

Трагическим увенчанием международного пораженчества сталинской фракции является ее образ действий в Германии: если бы поставить себе сознательной целью спасти запятнанную преступлениями социал-демократию от распада, парализовать немецкий пролетариат в целом и открыть фашизму кратчайший путь к власти, нельзя было бы придумать тактику, более непосредственно ведущую к цели. Генерала Чан-Кай-Ши Сталин посадил в седло дружеской рукой союзника; Гитлеру он облегчил дорогу к власти, обеспечив разделение труда между социал-демократической и коммунистической бюрократией: обе они, прикрываясь разными словами, вели и ведут политику отступлений, маразма и трусости. Результаты на лицо. Служить классовому врагу под видом непримиримой борьбы с ним - таково проклятие, тяготеющее над центризмом!

ГРУППИРОВКИ В ВКП(Б) И КОМИНТЕРН

Ход событий внутри ВКП показывает, что экономический кризис, ставший кризисом революции, все решительнее пробивает себе путь, снизу вверх, через государственный и партийный аппараты.

Тесная сталинская фракция, сплоченная вокруг плебисцитарного "вождя", которому она перестала доверять, делает отчаянные усилия, чтоб отстоять себя. Первое условие для этого - не дать пробудиться партии. Репрессии против оппозиции приняли ныне столь массовый характер, какого они не имели и в 1928 году, когда обещано было раз и навсегда "ликвидировать" всякую оппозицию. Главные удары направляются, разумеется, против большевиков-ленинцев, единственной фракции, авторитет которой неизмеримо вырос и продолжает расти.

Для положения в партии особенно знаменательны два новейших факта: аресты и высылки капитулировавших около четырех лет тому назад вождей левой оппозиции и полная, окончательная капитуляция вождей правой оппозиции. Через несколько месяцев после достаточно знаменательной ссылки Зиновьева и Каменева в Сибирь, Сталин арестует И. Н. Смирнова, Преображенского, Уфимцева, Тер-Ваганяна и около сотни связанных с ними бывших левых оппозиционеров. Надо до конца продумать значение этого факта. Дело идет о старых большевиках, которые строили партию, вынесли ее на себе в годы подполья, прошли через Октябрьскую революцию и гражданскую войну и, вместе с нами, создавали фракцию большевиков-ленинцев. Когда Сталин, под гнетом хлебозаготовительных затруднений, совершил резкий поворот в сторону плановой индустриализации и борьбы с кулаком (февраль 1928 г.), влиятельная часть левой оппозиции, устрашенная перспективой раскола, капитулировала перед бюрократией, дав ей в кредит свое доверие. Факт этот имел в свое время крупнейшее политическое значение, укрепив позиции сталинской бюрократии и надолго приостановив приток в ряды левой оппозиции. Ныне итоги опыта честной, искренней, не карьеристской капитуляции подведены: после ссылки Зиновьева и Каменева Сталин арестовал Смирнова, Преображенского, Уфимцева и других! Этому удару по верхушке предшествовали в течении прошлого года аресты многих сотен рядовых капитулянтов, успевших ранее своих вождей вернуться на дорогу левой оппозиции. Поистине громадный сдвиг произошел за последние два года в сознании партии, ибо перегруппировки на верхах являются лишь запоздалым и ослабленным отражением глубоких процессов, происходящих в массах. Мы видим здесь исключительно яркую иллюстрацию могущества правильной и выдержанной политической линии: отдельные лица и группы, даже выдающиеся по своим революционным качествам, отходят иногда, под действием временных условий, в лагерь противника, но ход событий заставляет их в конце концов вернуться под старое боевое знамя.

Совсем иное, но в своем роде не меньшее симптоматическое значение имеет стопроцентная капитуляция Рыкова, Томского и Бухарина. Политическая армия этих вождей простиралась далеко вглубь лагеря враждебных классов. Обострение кризиса революции должно было неизбежно - мы это не раз предсказывали - противопоставить большевистскую головку правой оппозиции и ее тяжеловесный контрреволюционный хвост. Этот момент наступил. Испуганные настроениями собственных последователей правые лидеры окончательно преклонили колени перед официальным руководством. Им тем легче было совершить эту операцию, что, как ни обострялась моментами междоусобная борьба, она оставалась все же борьбой левого и правого оттенков в лагере бюрократического центризма.

Капитуляция правых вождей отражает таким образом дифференциацию правой оппозиции, неоформленной, но несомненно наиболее многочисленной из всех группировок последнего периода. Десятки тысяч рабочих, в том числе и партийных, напуганные экономическим авантюризмом бюрократии, тем естественнее тяготели в сторону правых вождей, что, будучи обмануты всей предшествующей антитроцкистской демагогией, искренне склонны были политику Сталина истолковывать, как прямое применение "троцкизма". Дифференциация правого крыла означает высвобождение этих пролетарских элементов из-под термидорианских влияний и их неизбежное приближение к левой оппозиции, действительная физиономия которой только теперь начинает уясняться массами в свете их собственного опыта.

Политические группировки в партии становятся отчетливее, линии водоразделов резче. "Рабочая оппозиция" и "демократический централизм" фактически сошли тем временем с политической арены. Пролетарские элементы промежуточных оппозиционных формирований последних лет тяготеют к большевикам-ленинцам, единственной фракции, которая имеет ясную, проверенную в огне событий платформу и ни на минуту не склоняла знамени.

Аналогичный процесс, хотя и не столь яркий, наметился и в международном масштабе. В то время, как правящий центризм, не смеющий даже поставить вопрос о международном конгрессе, перестал давать какие бы то ни было ответы на самые жгучие вопросы мировой революции; в то время, как правое крыло (брандлерианцы), под действием центробежных законов оппортунизма, окончательно перестало существовать, как интернациональное течение, - большевики-ленинцы, и только они, оказались способны в нынешних труднейших условиях созвать международное совещание, которое дало отчетливый ответ на самые важные и спорные проблемы мирового рабочего движения за весь послеленинский период.

Как бы ни пошло в ближайшие годы развитие мировой пролетарской революции, - а это зависит непосредственно от исхода борьбы с фашизмом в Германии и от перемены курса в СССР, - для левой оппозиции в международном масштабе открылась эпоха обеспеченного подъема. Пятидесятилетие со дня смерти Маркса чествуется официальными торжествами в двух лагерях, реформизма и центризма. Но судьба революционно-марксистской, т.-е. подлинно большевистской политики отныне неразрывно связана с судьбой левой коммунистической оппозиции.

КАПИТАЛЬНЫЙ РЕМОНТ ХОЗЯЙСТВА

Большевики-ленинцы исходят в оценке возможностей и задач советского хозяйства не из пустой абстракции социализма в отдельной стране, а из реального исторического процесса в его мировых связях и в его живых противоречиях. Только заложенные Октябрьской революцией основы могут оградить страну от судьбы Китая и Индии и обеспечить уже в нынешнюю переходную эпоху серьезные успехи на пути превращения капиталистического общества в социалистическое. Разговоры о том, будто мы "отрицаем" пролетарский характер Октябрьской революции представляют собою смесь схоластики, невежества и вранья. Суть в том, что на социальных и политических основах Советского Союза можно вести разную политику. Остается еще решить: какую именно?

Чтоб лечить расстроенное эпигонским руководством хозяйство, т.-е. смягчать диспропорции, укреплять связь города и деревни, создавать устойчивую денежную единицу, улучшать положение трудящихся, надо прежде всего вырваться из бюрократической путаницы и лжи. Общий характер хозяйственных мероприятий, которые диктуются сегодняшней обстановкой, правильнее всего выразить словом отступление. Именно потому, что колхозы захватили сразу слишком широкое поле, у рабочего государства не может хватить средств для противодействия распаду колхозов. Меры принуждения неизбежно обнаружат свое бессилие. Единственно правильным образом действий будет уступить в количестве, выиграв в качестве. В политической плоскости ту же задачу можно формулировать иначе: уступив пространство, выиграть во времени.

Опираясь на сельскохозяйственных рабочих, на лучшие колхозы и лучших колхозников, надо проверить силу центробежных тенденций в колхозах и открыть этим тенденциям экономически разумный выход. Надо сохранить и развить те колхозы, которые доказали свою жизнеспособность, или, по состоянию наличных ресурсов и заинтересованности своих членов, могут стать жизнеспособными в ближайшее время.

Сталинцы повторят, конечно, что наша готовность от 60% коллективизации отступить к 40%, может быть даже к 25% (процент должен быть экономически прощупан, а не бюрократически назначен заранее), означает "капитуляцию", "восстановление капитализма" и пр. Почему же, однако, эти храбрецы не довели свою коллективизацию до 100%, как собирались? Почему та линия, на которой в известный момент, уже в процессе отступления, задержался авантюризм, должна быть объявлена священной? Не нужно пугаться мнимо-революционного улюлюканья со стороны бюрократии. Отступать без боя от революционных завоеваний равносильно измене. Отступать от бюрократических авантюр есть требование революционного реализма. В отношении сельского хозяйства надо во что бы то ни стало и прежде всего восстановить правило: руководить, но не командовать!

Дифференциация крестьянства неизбежна еще в течении длительного периода: будут преуспевающие и бедняцкие колхозы, внутри отдельных колхозов будут не только сохраняться, но, при развитии производительных сил, и возрастать значительные социальные различия. А сверх того существуют 10 миллионов индивидуальных хозяйств! Нужно добиться такого соглашения с крестьянским массивом, чтоб "раскулаченный" кулак перестал быть вождем крестьянства против советского государства. Надо договориться с мужиком. Надо пойти на уступки середняку. Налоговая, кредитная и кооперативная системы, политика машинно-тракторных станций и пр., не лишая ни индивидуальных крестьян, ни преуспевающих колхозов, ни более зажиточных колхозников стимула к дальнейшему накоплению, должны в то же время экономически укреплять низы деревни. Надо решительно, полностью и окончательно отказаться от безумия механической ликвидации кулачества. Надо понять и признать, что кулачество существует не в качестве "осколков" и "психологических пережитков", а как экономический и социальный фактор. Надо вернуться к политике систематического ограничения эксплуататорских тенденций кулачества - всерьез и надолго, практически до победы пролетариата на Западе.

С успехом такая комбинированная система действий сможет применяться лишь в том случае, если малоимущие слои крестьянства будут объединены в Союз бедноты, главную опору партии в деревне.

Темпы индустриализации надо подчинить задаче восстановления динамического равновесия хозяйства в целом. Надо отказаться от развития плановых ошибок только потому, что они освящены вчерашними постановлениями. Надо радикально пересмотреть программы капитальных работ, немедленно приостановив все те, которые явно не по силам стране. Сегодняшняя неизбежная потеря миллиардов оградит от завтрашней потери десятков миллиардов. Она может оградить от худшего: от катастрофы.

Уже сейчас можно с уверенностью сказать, что 16% промышленного роста в 1933 году, установленные в заботе о том, чтоб не слишком резко ломать вчерашние авантюристские начинания, окажутся совершенно непосильными. В 1932 году промышленность поднялась лишь на 8 1/2% - вместо намеченных по плану 36%. Из этих реальных достижений 1932 года надо исходить, чтобы, постепенно упрочивая почву под ногами, подниматься к более высоким коэффициентам.

Освобожденные путем снижения темпов средства необходимо сейчас же направить отчасти в фонд потребления, отчасти в легкую промышленность. "Надо любой ценою улучшить положение рабочих" (Раковский). Во время строительства социализма люди должны жить по человечески. Дело идет не о военном походе, не о субботнике, не об отдельном чрезвычайном напряжении сил, а о перспективе десятилетий. Социализм есть работа для будущих поколений. Но она должна быть поставлена так, чтоб ее могло вынести на своих плечах живущее поколение.

Надо восстановить устойчивую денежную систему, как единственный надежный регулятор планового хозяйства на нынешней стадии его развития. Без этого поезд планового хозяйства будет неизбежно сползать под откос.

ЗА ЧЕСТНЫЙ ПАРТИЙНЫЙ РЕЖИМ! ЗА СОВЕТСКУЮ ДЕМОКРАТИЮ!

Чтоб спасти и укрепить диктатуру, не нужно новой революции. Вполне достаточна глубокая, всесторонне продуманная реформа. Весь вопрос в том, кто будет ее проводить. Это вопрос не о лицах, не о кликах, а о партии.

Что правящая в СССР партия чрезвычайно нуждается в чистке от агентов классового врага, карьеристов, термидорианцев и просто искателей пайков, совершенно очевидно. Но не бюрократической клике произвести эту работу. Очистить себя от чужеродных и враждебных элементов способна только сама возрожденная партия, вернее, ее пролетарское ядро.

Производившееся в течении последних десяти лет удушение партии являлось оборотной стороной непрерывных разгромов левой оппозиции. Невозможно возродить партию, не вернув оппозицию в ее ряды. Таково первое требование, какое мы выдвигаем и которое мы призываем поддержать всех коммунистов, комсомольцев, всех сознательных рабочих.

Мы распространяем этот лозунг и на правую оппозицию. Мы не доверяем отбору Сталина-Меньжинского-Ягоды: их критерием являются не интересы пролетарской революции, а интересы клики. Очищение партии от действительных оппортунистов, не говоря уже о термидорианцах, должно быть произведено открыто и гласно, волею партийных масс.

Дело идет о судьбе партии и советского режима. Важнейшую задачу диктатуры Ленин видел в демократизации управления: "каждая кухарка должна научиться управлять государством". Происходит обратный процесс: число управляющих не расширилось до "каждой кухарки", а сузилось до одного единственного повара, да и то специалиста по острым блюдам. Политический режим стал невыносим для масс, как и имя его носителя становится для них все более ненавистно.

Еще в 1926 году Сталину было сказано, что он явно ставит свою кандидатуру на роль могильщика партии и революции. За последние шесть лет Сталин очень приблизился к выполнению этой роли. По партии и за ее пределами все шире стелется лозунг "долой Сталина". Причины возникновения и растущая популярность этой "поговорки" не требуют объяснений. Тем не менее, мы считаем самый лозунг неправильным. Вопрос стоит не о Сталине лично, а о его фракции. Правда, она за последние два года крайне сократилась в размерах. Но она включает все же многие тысячи аппаратчиков. Другие тысячи и десятки тысяч, у которых раскрылись глаза на Сталина, продолжают тем не менее поддерживать его из страха перед неизвестностью. Лозунг "долой Сталина" может быть понят, и был бы неизбежно понят, как лозунг низвержения правящей ныне фракции, и шире: аппарата. Мы не хотим не низвергать систему, а реформировать ее усилиями лучших пролетарских элементов.

Разумеется, бонапартистскому режиму единого вождя и принудительно обожающей его массы должен быть и будет положен конец, как самому постыдному извращению идеи революционной партии. Но дело идет не об изгнании лиц, а об изменении системы.

Именно сталинская клика неутомимо пускает слух о том, что левая оппозиция вернется в партию не иначе, как с мечом в руках, и что первым ее делом будет беспощадная расправа над фракционными противниками. Нужно опровергнуть, отвергнуть и разоблачить эту отравленную ложь. Месть не есть политическое чувство. Большевики-ленинцы никогда не руководились ею и меньше всего собираются руководиться в будущем. Мы слишком хорошо знаем те исторические причины, которые загнали десятки тысяч партийцев в тупик бюрократического центризма. Нами руководят соображения революционной целесообразности, а не мести. Мы не делаем заранее никаких изъятий. Мы готовы работать рука об руку с каждым, кто хочет предотвратить катастрофу через восстановление партии.

За честный партийный режим! Это значит: за такой режим, когда члены партии говорят вслух то, что думают; когда нет двурушничества, этой подкладки сталинской монолитности; когда нет пожизненных вождей; когда съезды партии свободно переизбирают все руководящие органы; когда аппарат служит партии, а партия - пролетариату.

За советскую демократию! Это значит: партия руководит системой пролетарской диктатуры, но не удушает массовые организации трудящихся, а наоборот, ведет к расцвету их инициативы и самостоятельности. Одним из важнейших средств для дисциплинирования всех и всяких аппаратов и их подчинения партии, профессиональным союзам и советам должно быть постепенное и последовательное расширение - на основе показаний опыта - тайного голосования при выборах исполнительных органов.

Исторически создавшиеся группировки большевистской партии должны обязаться ввести всю свою работу в рамки устава, и при помощи серьезной дискуссии, очищенной от личной травли и клеветы подготовить чрезвычайный съезд партии. Достигнуть этого можно только борьбой. Сотни тысяч большевиков должны поднять голос протеста против узурпаторства клики, попирающей партию и ведущей революцию к гибели. "Даешь честный партийный съезд!". Пусть этот лозунг объединит левую оппозицию со всеми партийцами, которые заслуживают этого имени.

Ту же систему действий необходимо распространить на Коминтерн. Спасти III Интернационал от дальнейшего вырождения и окончательного крушения можно только радикальным изменением всей его политики, прежде всего в Германии. Политический поворот и здесь неотделим от изменения режима. Восстановление левой оппозиции во всех секциях должно стать первым шагом. Демократически подготовленные съезды национальных секций составят второй этап. Завершением явится мировой конгресс Коммунистического Интернационала.

Платформа левой оппозиции по вопросам мировой пролетарской революции, изложенная во многочисленных документах, закреплена в начале февраля текущего года в программных тезисах международной предконференции большевиков-ленинцев. С этой платформой, а не с мечом мести, вернется левая оппозиция в ряды Коминтерна. Эту платформу она положит на стол ближайшего мирового конгресса.
 

Два с половиной года тому назад левая оппозиция подала сигнал тревоги по поводу опасности со стороны немецкого фашизма. Сталинская бюрократия, самодовольная и слепая, как всегда, обвинила нас в "переоценке" национал-социализма и даже в "панике". События принесли безжалостную проверку.

Сейчас - не в первый раз, но с удесятеренной силой - мы подаем сигнал тревоги по поводу положения в СССР. Здесь непосредственная угроза идет не извне, а изнутри. Главным очагом опасности стал бюрократический центризм.

На борьбу с ним мы зовем всех подлинных революционеров, всех сознательных рабочих, всех ленинцев, оставшихся ленинцами. Задача трудна, и борьба будет стоить жертв. Но ее надо довести до конца. Надо сплачивать ряды, укреплять кадры, расширять сеть связей. Никакие репрессии, никакая провокация, никакой сыск не парализуют наших усилий, ибо работу левой оппозиции в партии все плотнее окутывает атмосфера сочувствия.

Большевики Советского Союза, большевики всего мира! Советское хозяйство в опасности! Диктатура пролетариата в опасности! Международная революция в опасности!

На всех вас, на всех нас ложится неизмеримая ответственность перед историей.

Л. Троцкий.
Принкипо, 3 марта 1933 года.
 

Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 33.