Л. Троцкий.
ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО г-ну Вандервельде

Милостивый государь,
г-н Вандервельде!

Несколько лет тому назад Вы обратились ко мне с открытым письмом, если не ошибаюсь, по поводу репрессий против меньшевиков и эсеров. Вы вообще и неизменно выступали против большевиков во имя принципов демократии. Это ваше право. Если Ваша критика не производила необходимого действия, так это потому, что мы, большевики, исходили из принципов революционной диктатуры.

Русские социалисты-революционеры, ваши единомышленники по демократии, открыли против нас в свое время террористическую борьбу. Они ранили Ленина и пытались взорвать мой военный поезд. Преданные советскому суду, они нашли в Вас одного из своих наиболее горячих защитников. Правительство, к которому я принадлежал, разрешило Вам не только прибыть в Советскую Россию, но и выступать на суде адвокатом тех, которые пытались убить вождей первого рабочего государства. В своей защитительной речи, которую мы опубликовали в нашей печати, Вы неизменно апеллировали к принципам демократии. Это Ваше право.

4-го декабря 1932 года я оказался проездом, со своими спутниками, в гавани Антверпен. Я не претендовал ни проповедовать диктатуру пролетариата, ни выступать защитником арестованных бельгийским правительством коммунистов и стачечников, которые, насколько я знаю, отнюдь не покушались на жизнь членов бельгийского правительства. Некоторые из моих спутников, в том числе моя жена, хотели посмотреть Антверпен. Одному из них необходимо было по делам путешествия посетить одного из местных консулов. Им всем категорически отказали в праве ступить на бельгийскую территорию хотя бы под конвоем. Та часть порта, где стояли наши пароходы, была тщательно оцеплена. По обеим сторонам парохода - справа и слева - стояли наготове полицейские суда. С борта нашего парохода мы имели возможность произвести смотр полицейским агентам демократии, военным и штатским. Это было внушительное зрелище!

Число фликов и буров - Вы мне разрешите для краткости эти фамильярные обозначения - превосходило число моряков и грузчиков. Пароход походил на временную тюрьму, прилегающая часть порта - на тюремный двор. Старший полицейский снял копии с наших документов, - хотя мы не направлялись в Бельгию и, как сказано, не были допущены в Антверпен, - и потребовал объяснения со мною по поводу того, что в паспорте я значусь под другим именем. Я отказался от разговоров с бельгийской полицией, к которой у меня не было никакого дела. Полицейский офицер попытался действовать угрозой: он-де вправе арестовать всякого, кого пароходный рейс случайно занес в бельгийские воды! Должен признать, что ареста все же не последовало.

В моих словах прошу не усмотреть какой-либо жалобы. Было бы смешно жаловаться на подобные пустяки пред лицом всего того, что совершают ныне над трудящимися массами всех частей света и, в особенности, над коммунистами. Но антверпенский эпизод кажется мне достаточным поводом, чтоб вернуться к Вашему старому открытому письму, на которое я в свое время не ответил.

Я не ошибусь, надо надеяться, если причислю Бельгию к демократиям? Война, которую вы вели, была ведь войной за демократию. После войны Вы стояли во главе Бельгии в качестве министра и даже премьера. Что же еще нужно, чтоб довести демократию до полного расцвета? На этот счет, думаю, у нас не будет спора. Почему же все-таки от этой демократии так воняет старой прусской полицейщиной? И можно ли думать, что демократия, которая испытывает нервное потрясение при случайном приближении к ее границам большевика, окажется способной нейтрализовать классовую борьбу и обеспечить мирное превращение капитализма в социализм?

В ответ Вы напомните мне, конечно, о ВЧК, о ГПУ, о ссылке Раковского и о моей собственной высылке из Советского Союза. Этот довод бьет мимо цели. Советский режим вовсе не прикрашивается павлиньими перьями демократии. Если б переход к социализму был возможен в государственных формах, созданных либерализмом, не было бы надобности в революционной диктатуре.

Относительно советского режима можно и должно поставить вопрос: способен ли он научить рабочих борьбе с капитализмом? Но бессмысленно требовать от пролетарской диктатуры соблюдения форм и обрядностей либеральной демократии. У диктатуры свои методы и своя логика, очень суровая. Жертвой этой логики становятся нередко и пролетарские революционеры, создававшие режим диктатуры. Да, ходом развития изолированной рабочей страны, преданной международной социал-демократией, бюрократический аппарат получил могущество, опасное для социалистической революции. Я не нуждаюсь в напоминаниях об этом. Но пред лицом классовых врагов я несу полностью ответственность не только за Октябрьскую революцию, породившую режим диктатуры, но и за Советскую республику, какою она сложилась сегодня, включая и то правительство, которое выслало меня за границу и лишило прав советского гражданства.

Мы разрушили демократию, чтоб справиться с капитализмом. Вы охраняете капитализм якобы во имя демократии. Где же она? В антверпенском порту ее во всяком случае не оказалось. Были флики, буры, жандармы с винтовками. Но не оказалось и тени демократического права убежища.

И все же я покинул воды Антверпена без малейшего пессимизма. Во время обеденного перерыва на палубу вышли из трюма и собрались с пристани грузчики. Их было два-три десятка, этих крепких, спокойных фламандских пролетариев, покрытых густой угольной пылью. Их отделяла от нас цепь сыщиков. Грузчики молча наблюдали картину, взвешивая взглядом каждого из участников. Вот рослый грузчик подмигнул нам в сторону сыщиков в шляпах. С нашей палубы ответили улыбкой. Среди грузчиков прошло движение. Свои узнали своих. Я не говорю, что антверпенские грузчики - большевики. Но они правильным инстинктом определили свое место. Расходясь на работу, все дружески улыбались нам, многие подносили к каскеткам разбухшие пальцы в знак приветствия. Это - наша демократия.

Когда пароход уходил вниз по Шельде, в туманной мгле, вдоль кранов, парализованных кризисом, с пристани раздавались прощальные клики приветствия неизвестных, но верных друзей.

Дописывая эти строки между Антверпеном и Флиссингеном, я посылаю рабочим Бельгии братский привет.

Л. Троцкий
 

Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 32.