Л. Троцкий.
О "ЗАЩИТНИКАХ" ОКТЯБРЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Дорогой друг!

Я получил номер нью-иоркского журнала "Новые массы" со статьями о моей Автобиографии и о самоубийстве Маяковского. Я не жалею о тех 15-ти минутах, которые потратил на то, чтоб познакомиться с этим продуктом левой американской интеллигенции. Такие и подобные журналы имеются сейчас в разных странах. Одной из своих важнейших задач они считают "защиту" Советского Союза. Это - вполне похвальное дело, независимо от того, всегда ли выполняют его господа "защитники" по внутреннему убеждению, или же - иной раз - по менее высоким мотивам. Но было бы смешной ошибкой преувеличивать значение этой защиты. Такого рода группы, довольно разнородные внутри, копошатся одним флангом по периферии буржуазии, другим - по периферии пролетариата, и никогда не могут отвечать за свой завтрашний день. Как большинство пацифистов борется против войны только во время мира, так и радикальные "защитники" Советского Союза, титулярные его "друзья" из рядов богемы, будут выполнять свою миссию до тех пор, пока для этого не потребуются, действительное мужество и подлинная преданность революции. Этого у них нет. Да и откуда этому взяться? Их радикализм нуждается в покровительственной окраске. Потому он и находит свое главное выражение в "защите" СССР, т.-е. государства, располагающего силой, средствами и авторитетом. Дело идет о защите существующего и завоеванного. Для такой защиты совсем не нужно быть революционером, наоборот, можно вполне оставаться помесью анархиста и консерватора; но зато можно казаться революционером, обманывать других, отчасти и себя. Мы видели это на примере Барбюса и французского журнала "Монд", принадлежащего к той же категории, что и "Новые массы". Взятый во времени, их радикализм направлен главным образом на прошлое. Взятый в пространстве, он прямо пропорционален квадрату расстояния от арены политических событий. В отношении своей страны эти смельчаки всегда были и остаются неизмеримо осторожнее, чем в отношении других стран, особенно... восточных.

Лучшим представителем такого типа, и по дарованию и по характеру превосходящим остальных на много голов, является несомненно Максим Горький. Он долгие годы сочувствовал большевикам и их противников считал своими противниками. Это не помешало ему во время пролетарской революции оказаться в лагере ее врагов. После победы революции он долго оставался в лагере ее противников. Он примирился с Советской республикой, когда она и для него стала незыблемым фактом, т.-е. когда можно было мириться с ней, не порывая со своим консервативным, по существу, мировоззрением. Ирония такова, что Горький был воинственен против Ленина в величайший период ленинского творчества, но зато очень мирно уживается со Сталиным. Что же говорить о Горьких карманного масштаба?

Суть этих людей из левого крыла буржуазной богемы в том, что они способны защищать революцию лишь после того, как она совершилась и доказала свою прочность. Защищая вчерашний день революции, они относятся с консервативной враждебностью ко всем тем, которые прокладывают пути ее завтрашнему дню. Ведь подготовлять будущее можно только революционными методами, столь же чуждыми консервативной богеме, сколь враждебны ей были идеи и лозунги диктатуры пролетариата накануне 1917 года. Эти господа остаются, следовательно, верны себе и тем социальным условиям, которые их порождают и питают. Более того, несмотря на формальный сдвиг влево, к "новым массам" (!), их консерватизм на деле усилился, так как они спиною прислонились - не к Октябрьской революции, нет! - а к государству, как к "учреждению", независимо от его руководящих идей и от его политики. Они были с Лениным и Троцким, - впрочем, далеко не все! - они были затем с Зиновьевым, с Бухариным и Рыковым, теперь они со Сталиным. А завтра? Об этом они выскажутся, когда завтра станет вчера. Перемену правящего курса они принимали каждый раз, как патриотические чиновники принимают перемену мундира: в богеме всегда сидит потенциальный чиновник. Это царедворцы советской власти, но не солдаты пролетарской революции.

Рабочее государство, как государство, может нуждаться даже и в таких изданиях для эпизодических целей, хотя я всегда считал, что близорукие эпигоны чрезвычайно преувеличивают вес таких групп, как они преувеличивали ценность "защиты" Перселя или "дружбы" Чан-Кай-Ши. Что касается самих этих изданий, то я готов безоговорочно признать, что лучше быть царедворцами Советского государства, чем нефтяных королей или британской контрразведки. Но пролетарская революция не была бы пролетарской революцией, если бы она позволила смешать свои ряды с этой проблематической, ненадежной, зыбкой и переменчивой братией.

Их моральная легковесность принимает циничные и, подчас, несносные формы, когда они, в качестве "друзей дома", вмешиваются во внутренние вопросы коммунизма. Об этом еще раз свидетельствует упомянутый номер "Новых масс" (парадоксальное, к слову сказать название для органа богемы!). Эти господа, видите ли, считают, что моя Автобиография служит буржуазии против пролетариата, тогда как "Новые массы", "Монд" и др. издания того же рода нужны, очевидно, пролетариату против буржуазии. Аберрация вполне объяснимая: копошась по периферии враждебных классов и вертясь постоянно вокруг своей оси, Барбюсы всех стран легко ошибаются насчет того, где буржуазия, где пролетариат. Критерии у них простые. Так как работы левой оппозиции подвергают решительной критике внутреннюю политику СССР и мировую политику Коминтерна, и так как буржуазные газетчики злорадствуют по поводу этой критики и стараются использовать ее, то вопрос решается сам собою: царедворцы оказываются в лагере революции, а мы, левые коммунисты - в лагере ее врагов. Перевоплощение и маскировка богемы достигают здесь пределов чересчур развязного паясничанья.

Буржуазия была бы глупа, если бы не старалась использовать внутренний раздор в лагере революции. Но разве вопрос впервые поставлен Автобиографией? Разве исключение из партии председателя Коминтерна, Зиновьева, и одного из председателей советского правительства, Каменева, не было подарком для буржуазии? Разве ссылка, а затем изгнание Троцкого не давали всей мировой буржуазной печати благодарнейшую тему для агитации против Октябрьской революции? Разве объявление главы правительства, Рыкова, и главы Коминтерна, Бухарина, буржуазными либералами не было использовано буржуазией и социал-демократией? Эти факты, доведенные до сведения всего мира, для буржуазии, гораздо более тяжеловесны, чем теоретические соображения или исторические объяснения Троцкого. Но какое до всего этого дело анархо-консервативной богеме? Она берет все предшествующее, скрепленное официальным штемпелем, как раз навсегда данное и незыблемое. Каждый день они начинают свой отчет сначала. Критика сталинского режима не потому для нее недопустима, что идеи сталинцев правильны, а потому, что сталинцы сегодня в правительстве. Повторяю: это царедворцы советской власти, но не революционеры.

Ибо для революционеров вопрос решается классовой линией, содержанием идей, теоретической позицией, историческим прогнозом, политическими методами каждой из борющихся сторон. Если считать, как мы считаем, - и как мы доказали на опыте последних шести лет в мировом масштабе, - что политика сталинской фракции ослабляет Октябрьскую революцию, погубила китайскую революцию, готовит поражение индийской революции и подтачивает Коминтерн, тогда - и только тогда! - наша политика оправдана. Буржуазия подхватывает осколки нашей правильной и необходимой критики? Конечно! Но разве это меняет что-нибудь в существе величайших исторических проблем? Разве революционная мысль не развивалась всегда путем ожесточенной внутренней борьбы, у огня которой реакция всегда пыталась греть свои пальцы? Замечу, однако, в скобках, что вся буржуазная печать, начиная с "Нью-Йорк Таймс" и кончая австро-марксистской "Арбайтер Цайтунг", в своих политических оценках борьбы левой оппозиции со сталинским центризмом, стоит неизмеримо ближе к центристам и никогда не скрывает этого. Можно было бы издать хрестоматию отзывов мировой печати в доказательство этой мысли.

Помимо всего прочего, следовательно, "друзья" и "защитники" революции, не имеющие ничего общего ни со старыми, ни с новыми массами, грубо искажают подлинную картину распределения политических симпатий и антипатий буржуазии и социал-демократов.

Впрочем, лживость есть необходимое качество царедворца. В статье о Маяковском я, при перелистывании номера, наткнулся на имя Раковского. Я прочитал десяток строк и, хотя ко многому привык, но тем не менее ахнул. Здесь рассказывается, как Маяковский "ненавидел войну" ("ненавидеть войну" - какая пошлая формулировка отношения к войне с точки зрения революционера!), и как, в противовес этому, Раковский, с "кулаками набросился" в Циммервальде на Ленина и Зиновьева за их революционную борьбу против войны. Раковский назван ни к селу ни к городу, только для того, чтоб сообщить эту сплетню. Сообщить же ее надо потому, что Раковский - в ссылке, и что эту ссылку надо оправдать. И вот царедворец становится низменным кляузником. Он сообщает глупую сплетню вместо того, чтоб рассказать, раз уж он назвал Раковского в связи с войной, с каким революционным мужеством Раковский боролся против войны под градом травли, клевет, побоев и полицейских преследований. Ведь за эту борьбу Раковский был посажен румынской олигархией в ясскую тюрьму, причем от судьбы Либкнехта и Розы Люксембург его освободила только русская революционная армия.

Пора кончить. Если бы Октябрьская революция зависела от своих будущих царедворцев, она бы никогда не появилась на свет. И если бы от их "защиты" зависела ее дальнейшая судьба, революция была бы обречена гибели. Обеспечить будущее страны Советов и проложить дорогу мировой революции пролетарский авангард может только правильной политикой. Эту политику надо вырабатывать, теоретически обосновывать и отстаивать зубами и когтями - против всего мира и, если это необходимо, против самых "высоких" учреждений, поднявшихся (или спустившихся) на спине Октябрьской революции. Но об этих вопросах нам нет надобности говорить в связи с мнимо-революционными царедворцами из состава мелкобуржуазной богемы. Для них достаточно и сказанного.

Ваш Л. Троцкий.
Принкипо, 10-го июня 1930 г.

Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 14.