Л. Троцкий.
ДВЕ КОНЦЕПЦИИ

Сейчас, когда эта книжка сдается в печать на иностранных языках, вся мыслящая часть международного рабочего класса, в известном смысле - все "цивилизованное" человечество, с особенно острым интересом прислушивается к отголоскам того хозяйственного переворота, который совершается на большей части бывшей царской империи. Наибольшее внимание возбуждает при этом проблема коллективизации крестьянских хозяйств. И не мудрено: в этой области разрыв с прошлым принимает особенно захватывающий характер. Но правильная оценка коллективизации немыслима без общей концепции социалистической революции. И здесь мы снова, но уже на более высокой ступени, убеждаемся в том, что в теоретической области марксизма нет ничего безразличного для практической деятельности. Самые отдаленные и, казалось бы, "абстрактные" разногласия, если они продуманы до конца, раньше или позже всегда проявятся на практике, и эта последняя не простит ни одной теоретической ошибки.

Коллективизация крестьянских хозяйств есть, разумеется, необходимая и капитальная часть социалистического преобразования общества. Объем и темп коллективизации определяются, однако, не одной лишь правительственной волей, но, в последнем счете, экономическими факторами: высотой хозяйственного уровня страны, взаимоотношением между промышленностью и сельским хозяйством, а, следовательно, и техническими ресурсами самого сельского хозяйства.

Индустриализация является движущим фактором всей новейшей культуры и, тем самым, единственно мыслимой основой социализма. В условиях Советского Союза индустриализация означает прежде всего укрепление базы пролетариата, как господствующего класса. Одновременно она создает материально-технические предпосылки для коллективизации сельского хозяйства. Темпы обоих этих процессов находятся во внутренней зависимости. Пролетариат заинтересован в наивысшем темпе обоих процессов, поскольку таким путем строящееся новое общество наилучше ограждает себя от внешней опасности и, вместе с тем, создает источник для систематического повышения материального уровня трудящихся масс.

Однако же, достижимые темпы находят свое ограничение в общем материальном и культурном уровне страны, во взаимоотношении между городом и деревней и в неотложных потребностях масс, которые только до известного предела могут жертвовать своим сегодняшним днем во имя завтрашнего. Оптимальные, т.-е. лучшие, наиболее выгодные темпы это те, которые не только дают быстрое развитие индустрии и коллективизации в данный момент, но и обеспечивают необходимую устойчивость общественного строя диктатуры, т.-е. прежде всего укрепление союза рабочих и крестьян, подготовляя тем самым возможность успехов в дальнейшем.

С этой точки зрения решающее значение имеет тот общий исторический критерий, под углом зрения которого партийное и государственное руководство направляет хозяйственное развитие в плановом порядке. Тут возможны два основных варианта: а) охарактеризованный выше курс на экономическое упрочение диктатуры пролетариата в отдельной стране до дальнейших побед международной пролетарской революции (точка зрения левой оппозиции; б) курс на построение изолированного национального социалистического общества, притом "в кратчайший исторический срок" (нынешняя официальная точка зрения).

Это две совершенно разные, в последнем счете противоположные теоретические концепции социализма. Из них вытекают разная стратегия и разная тактика.

В рамках этого предисловия мы не можем рассматривать заново вопрос о построении социализма в отдельной стране. Этой теме посвящены другие наши работы, в частности "Критика программы Коминтерна". Здесь мы ограничиваемся лишь самыми основными элементами вопроса. Напомним прежде всего, что теория социализма в отдельной стране была впервые формулирована Сталиным осенью 1924 г., в полном противоречии не только со всей традицией марксизма и школой Ленина, но и с тем, что сам Сталин писал еще весной того же 1924 года. По своей принципиальной глубине, отход сталинской "школы" от марксизма в вопросах социалистического строительства нисколько не менее значителен и радикален, чем, например, разрыв с марксизмом германской социал-демократии в вопросах войны и патриотизма, осенью 1914 года, т.-е. ровно за 10 лет до сталинского поворота. Это сопоставление имеет не случайный характер. "Ошибка" Сталина, как и "ошибка" немецкой социал-демократии есть национал-социализм.

Марксизм исходит из мирового хозяйства, не как суммы национальных частей, а как могущественной самостоятельной реальности, которая создается международным разделением труда и мировым рынком, властно господствующим в нынешнюю эпоху над национальными рынками. Производительные силы капиталистического общества давно уже переросли национальные границы. Империалистская война явилась одним из выражений этого факта. Социалистическое общество должно представлять собою в производственно-техническом отношении более высокую стадию по сравнению с капитализмом. Задаваться целью построения национально-замкнутого социалистического общества значило бы, несмотря на все временные успехи, тянуть производительные силы назад даже по сравнению с капитализмом. Пытаться, независимо от географических, культурных и исторических условий развития страны, составляющей часть мирового целого, осуществить самодовлеющую пропорциональность всех отраслей хозяйства в национальных рынках, значит гоняться за реакционной утопией. Если провозвестники и сторонники этой теории участвуют тем не менее в интернациональной революционной борьбе (с каким успехом - вопрос другой), то это потому, что они, как безнадежные эклектики, механически сочетают абстрактный интернационализм с реакционно-утопическим национал-социализмом. Наиболее законченным выражением этой эклектики является принята VI-м конгрессом программа Коминтерна.

Чтобы показать во всей наглядности одну из главных теоретических ошибок, лежащих в основе национал-социалистической концепции, мы не можем сделать ничего лучшего, как процитировать недавно опубликованную речь Сталина, посвященную внутренним вопросам американского коммунизма*1: "Было бы неправильно - говорит Сталин против одной из коммунистических фракций - не учитывать специфических особенностей американского капитализма. Компартия должна их учитывать в своей работе. Но было бы еще более неправильно базировать деятельность компартии на этих специфических чертах, ибо основной деятельности всякой компартии, в том числе и американской, на которой она должна базироваться, являются общие черты капитализма, одинаковые в основном для всех стран, а не специфические его черты в данной стране. На этом и зиждется интернационализм компартий. Специфические черты являются лишь дополнением к общим чертам". ("Большевик", ном. 1. 1930 г., стр. 8, подчеркнуто нами).
/*1 Речь эта, произнесенная 6-го мая 1929 г., была опубликована только в начале 1930 г. и притом в таких условиях, которые придают ей своего рода "программное" значение.

Эти строки не оставляют желать ничего в смысле ясности. Под видом экономического обоснования интернационализма Сталин дает в действительности обоснование национал-социализма. Неправильно, будто мировое хозяйство представляет собою простую сумму однотипных национальных частей. Неправильно, будто специфические черты являются "лишь дополнением к общим чертам", вроде бородавки на лице. На самом деле национальные особенности представляют собою своеобразное сочетание основных черт мирового процесса. Это своеобразие может иметь решающее значение для революционной стратегии на многие годы. Достаточно напомнить о том факте, что пролетариат отсталой страны оказался у власти на много лет раньше, чем пролетариат передовых стран. Один этот исторический урок показывает, что, вопреки Сталину, совершенно неправильно базировать деятельность компартий на некоторых "общих чертах", т.-е. на абстрактном типе национального капитализма. В корне ложно, будто на этом и "зиждется интернационализм компартий". На самом деле он зиждется на несостоятельности национального государства, которое давно пережило себя и стало тормозом развития производительных сил. Национальный капитализм не может быть не только перестроен, но даже и понят иначе, как часть мирового хозяйства.

Экономическое своеобразие разных стран имеет отнюдь не второстепенный характер: достаточно сравнить Англию и Индию, Соединенные Штаты и Бразилию. Но специфические черты национального хозяйства, как бы велики они ни были, входят, притом в возрастающей мере, составными частями в более высокую реальность, которая называется мировым хозяйством, и на которой, в последнем счете, только и зиждется интернационализм компартий.

Сталинская характеристика национального своеобразия, как простого "дополнения" к общему типу, находится в вопиющем и притом не случайном противоречии со сталинским пониманием (т.-е. непониманием) закона неравномерного развития капитализма. Этот закон, как известно, объявлен Сталиным основным, важнейшим, универсальным. При помощи закона неравномерного развития, превращенного им в абстракцию, Сталин пытается открывать все загадки бытия. Но поразительное дело: он не замечает при этом, что национальное своеобразие и есть наиболее общий и, так сказать, итоговый продукт неравномерности исторического развития. Нужно только эту неравномерность правильно понять, взять во всем ее объеме, распространив ее также и на докапиталистическое прошлое. Более быстрое или более медленное развитие производительных сил; развернутый или, наоборот, сжатый характер целых исторических эпох, например, средневековья, цехового режима, просвещенного абсолютизма, парламентаризма; неравномерность развития разных отраслей хозяйства, разных классов, разных социальных учреждений, разных сторон культуры, - все это лежит в основе национальных "особенностей". Своеобразие национально-социального типа есть кристаллизация неравномерностей его формирования.

Октябрьская революция возникла, как самое грандиозное из всех проявлений неравномерности исторического процесса. Теория перманентной революции, давшая прогноз октябрьского переворота, опиралась тем самым на закон неравномерности исторического развития, но не в его абстрактной форме, а в его материальной кристаллизации, в виде социального и политического своеобразия России.

Сталин привлек закон неравномерного развития не для того, чтобы своевременно предсказать захват власти пролетариатом отсталой страны, а для того, чтобы задним числом, в 1924 г., навязать уже победоносному пролетариату задачу построения национального социалистического общества. Но как раз здесь закон неравномерного развития совершенно не причем, ибо он не замещает и не отменяет законов мирового хозяйства, а наоборот, подчиняется им.

Фетишизируя закон неравномерного развития, Сталин объявляет его достаточным для обоснования национал-социализма, но не типового, т.-е. общего для всех стран, а исключительного, мессианистического, чисто русского. Построить самостоятельное социалистическое общество можно, по Сталину, только в России. Этим самым он национальные особенности России ставит не только над "общими чертами" капиталистической нации, но и над мировым хозяйством в целом. Здесь то и открывается роковая цель во всей сталинской концепции. Своеобразие СССР так могущественно, что позволяет в его границах построить свой собственный социализм, независимо от того, что произойдет с остальным человечеством. Что же касается других стран, не отмеченных печатью мессианизма, то их своеобразие есть только "дополнение" к общим чертам, только бородавка на лице. "Было бы неправильно, - поучает Сталин, - базировать деятельность компартий на этих специфических чертах". Мораль эта относится к американской компартий, британской, южно-африканской и сербской, но... не к русской, деятельность которой базируется не на "общих чертах", а именно на "особенностях". Отсюда то и вытекает насквозь двойственная стратегия Коминтерна: в то время, как СССР "ликвидирует классы" и строит социализм, пролетариат всех остальных стран, совершенно независимо от реальных национальных условий, обязывается к единовременным действиям по календарю (1-ое августа, 6-го марта и пр.). Мессианистический национализм дополняется бюрократически-абстрактным интернационализмом. Эта двойственность проходит через всю программу Коминтерна, лишая ее какого бы то ни было принципиального значения.

Если взять Англию и Индию, как полярные разновидности капиталистического типа, то придется констатировать, что интернационализм британского и индусского пролетариата опирается отнюдь не на тождественность условий, задач и методов, а на нерасторжимую взаимозависимость их. Успехи освободительного движения в Индии требуют революционного движения в Англии, и наоборот. Ни в Индии, ни в Англии нельзя построить самостоятельное социалистическое общество. Обе они должны будут войти частями в более высокое целое. В этом и только в этом несокрушимый фундамент марксистского интернационализма.

Совсем на днях, 8-го марта 1930 года, "Правда" снова излагала злополучную теорию Сталина в том смысле, что "социализм, как социально-экономическая формация", т.-е. как определенный строй производственных отношений, вполне может осуществиться "в национальном масштабе СССР". Другое дело "окончательная победа социализма, в смысле гарантии от интервенций капиталистического окружения", - такая окончательная победа социализма "действительно требует торжества пролетарской революции в несколько передовых странах". Какой нужен был глубокий упадок теоретической мысли, чтоб подобного рода жалкую схоластику можно было с ученым видом излагать на страницах центрального органа партии Ленина! Если допустить на минуту возможность осуществления социализма, как законченной общественной системы, в изолированных рамках СССР, то это и будет "окончательная победа", ибо о какой же вообще интервенции сможет после этого идти речь? Социалистический строй предполагает высокую технику, высокую культуру и высокую солидарность населения. Так как в СССР к моменту окончательного построения социализма будет, надо думать, не меньше 200, а то и 250 миллионов душ населения, то спрашивается: о какой вообще интервенции сможет идти речь? Какое капиталистическое государство, или какая коалиция их посмеет думать об интервенции при этих условиях? Единственно мыслимая интервенция могла бы идти лишь со стороны СССР. Но понадобилась ли бы она? Вряд ли. Пример отсталой страны, которая самостоятельными силами построила в течении нескольких "пятилеток" могущественное социалистическое общество, означал бы смертельный удар мировому капитализму и свел бы к минимуму, если не к нулю, издержки мировой пролетарской революции. Вот почему вся сталинская концепция ведет, по существу, к ликвидации Коммунистического Интернационала. Каково, в самом деле, может быть его историческое значение, если судьбу социализма решает в последней инстанции... госплан СССР? Коминтерн имеет, в таком случае, своей задачей, наряду с пресловутым "обществом друзей СССР", охранять строительство социализма от интервенций, т.-е. по существу сводится к роли пограничной стражи.

Уже упомянутая нами недавняя статья доказывает правильность сталинской концепции самыми новыми и свежими экономическими аргументами: "...именно сейчас, - говорит "Правда", - когда социалистического типа производственные отношения помимо промышленности, начинают все больше внедряться в сельское хозяйство через растущие совхозы, через гигантски растущее количественно и качественно колхозное движение и основанную на сплошной коллективизации ликвидации кулачества, как класса, яснее всего жалкое банкротство троцкистско-зиновьевского пораженчества, по существу означавшего "меньшевистское отрицание правомерности Октябрьской революции" (Сталин)". ("Правда", 8 марта 1930 года).

Эти строки поистине замечательные, и притом не одной только развязностью тона, прикрывающей полную растерянность мыслей. Вместе со Сталиным автор обвиняет "трокистскую" концепцию в "отрицании правомерности Октябрьской революции". Но ведь как раз на основании своей концепции, т.-е. теории перманентной революции, автор этих строк предсказывал неизбежность Октябрьской революции за 13 лет до того, как она совершилась. А Сталин? Уже после февральской революции, т.-е. за 8 и за 7 месяцев до Октябрьского переворота, он выступал, как вульгарный революционный демократ. Понадобился приезд Ленина в Петроград (3 апреля 1917 г.) и его беспощадная борьба против столь осмеивавшихся им тогда чванных "старых большевиков", чтобы Сталин осторожно и бесшумно, вскарабкался с демократической позиции на социалистическую. Это внутреннее "перерастание" Сталина, никогда впрочем не доходившее до конца, произошло во всяком случае не раньше, как лет через 12 после того, как дано было обоснование "правомерности" захвата власти русским пролетариатом до начала пролетарской революции на Западе.

Но вырабатывая теоретический прогноз Октябрьской революции, мы отнюдь не считали при этом, что, завоевав государственную власть, пролетариат России выключит бывшую империю царей из мирового хозяйственного круга. Мы, марксисты, знаем роль и значение государственной власти. Она вовсе не является пассивным отражением экономических процессов, как это фаталистически изображают социал-демократические прислужники буржуазного государства. Власть может иметь гигантское значение, как реакционное, так и прогрессивное, в зависимости от того, в руках какого класса она находится. Но государственная власть есть все же орудие надстроечного порядка. Переход власти из рук царизма и буржуазии в руки пролетариата не отменяет ни процессов, ни законов мирового хозяйства. Правда, в течении известного времени после Октябрьского переворота экономические связи Советского Союза с мировым рынком ослабели. Но чудовищной ошибкой было обобщать явление, которое представляло собою лишь короткий этап диалектического процесса. Мировое разделение труда и сверхнациональный характер современных производительных сил не только сохраняют, но будут удваивать и удесятерять свое значение для Советского Союза по мере его экономического подъема.

Каждая отсталая страна, приобщаясь к капитализму, проходила через разные стадии, то убывающей, то возрастающей зависимости от других капиталистических стран, но в общем тенденция капиталистического развития ведет в сторону колоссального роста мировых связей, что выражается в увеличивающемся объеме внешней торговли, включая в нее, конечно, и торговлю капиталами. Зависимость Англии от Индии имеет, конечно, качественно иной характер, чем зависимость Индии от Англии. Но эта разница определяется, в основе своей, различием в уровне развития их производительных сил, а вовсе не степенью их хозяйственного самодовленья. Индия есть колония, Англия - метрополия. Но если сегодня подвергнуть Англию экономической блокаде, то она погибнет скорее, чем Индия. Это и есть, к слову сказать, одна из убедительных иллюстраций реальности мирового хозяйства.

Капиталистическое развитие - не в абстрактных формулах второго тома "Капитала", которые сохраняют все свое значение, как этап анализа, а в исторической действительности - капиталистическое развитие совершалось, и не могло не совершаться, путем систематического расширения своей базы. В процессе своего развития, следовательно, в борьбе со своими внутренними противоречиями, каждый национальный капитализм обращается во все возрастающей степени к резервам "внешнего рынка", т.-е. мирового хозяйства. Непреодолимая экспансия, вырастающая из перманентных внутренних кризисов капитализма, составляет его прогрессивную силу, прежде, чем она становится для него смертельной.

Октябрьская революция унаследовала от старой России, кроме внутренних противоречий капитализма, не менее глубокие противоречия между капитализмом в целом и докапиталистическими формами производства. Эти противоречия имели, имеют и сегодня, овеществленный характер, т.-е. они заложены в материальном соотношении между городом и деревней, в определенных пропорциях или диспропорциях разных отраслей промышленности и народного хозяйства в целом, и пр. Корнями своими некоторые из этих противоречий уходят непосредственно в географические и демографические условия страны, т.-е. питаются избытком или недостатком тех или иных естественных ресурсов, исторически создавшимся размещением народных масс, и т. д. Сила советского хозяйства - в национализации средств производства и плановом руководстве ими. Слабость советского хозяйства, помимо унаследованной от прошлого отсталости, - в его нынешней, послеоктябрьской изолированности, т.-е. в невозможности для него пользоваться ресурсами мирового хозяйства не только на социалистических, но и на капиталистических началах, в виде нормального международного кредита и вообще "финансирования", играющего решающую роль в отношении отсталых стран. Между тем противоречия капиталистического и до-капиталистического прошлого не только не исчезают сами собою, но, наоборот, выходят из анабиоза годов упадка и разрухи, оживают и обостряются вместе с ростом советского хозяйства и требуют на каждом шагу, для своего преодоления или хотя бы смягчения, введения в оборот ресурсов мирового рынка.

Чтобы понять то, что происходит ныне на гигантской территории, которую октябрьский переворот призвал к новой жизни, нужно всегда ясно представлять себе, что к старым противоречиям, возрожденным ныне хозяйственными успехами, присоединилось новое, самое могущественное противоречие: между концентрированным характером советской промышленности, открывающим возможность совершенно невиданных темпов развития, и между изолированностью советского хозяйства, исключающей возможность нормального использования резервов мирового хозяйства. Новое противоречие, налагаясь на старые, ведет к тому, что, наряду с исключительными успехами, возрастают мучительные трудности. Последние находят свое наиболее непосредственное и тяжкое выражение, ощутимое ежедневно каждым рабочим и крестьянином, в том факте, что положение трудящихся масс отнюдь не поднимается в соответствии с общим подъемом хозяйства, а сейчас даже ухудшается вследствие роста продовольственных затруднений. Острые кризисы советского хозяйства являются напоминанием о том, что производительные силы, созданные капитализмом, не приурочены к национальным рынкам и могут быть социалистически согласованы и гармонизированы только в международном масштабе. Другими словами, кризисы советского хозяйства являются не только недомоганиями роста, своего рода детскими болезнями, но и чем-то неизмеримо более значительным, именно суровыми одергиваниями со стороны международного рынка, того самого, "которому мы, по слову Ленина, подчинены, с которым связаны, от которого не оторваться" (на XI-м съезде партии, 27-го марта 1922 г.).

Отсюда никак, однако, не следует вывод об исторической "неправомерности" Октябрьской революции, вывод, который пахнет постыдным филистерством. Завоевание власти международным пролетариатом не может быть единовременным актом. Политическая надстройка - а революция относится к "надстройке", - имеет свою собственную диалектику, которая властно врывается в мировой экономический процесс, но отнюдь не отменяет его более глубоких закономерностей. Октябрьская революция "правомерна", как первый этап мировой революции, которая растягивается неизбежно на десятилетия. Интервал между первым этапом и 2-ым оказался значительно длиннее, чем мы ждали. Но он остается все же интервалом, а вовсе не превращается в самодовлеющую эпоху построения национального социалистического общества.

Из двух концепций революции выросли две руководящие линии в хозяйственных вопросах. Первые быстрые экономические успехи, совершенно им не ожидавшиеся, внушили Сталину осенью 1924 года теорию социализма в отдельной стране, как увенчание практической перспективы изолированного национального хозяйства. В этот именно период Бухарин дал свою знаменитую формулу о том, что, оградившись от мирового хозяйства монополией внешней торговли, мы можем построить социализм "хотя бы черепашьим темпом". Это была общая формула блока центристов и правых. Сталин тогда же неутомимо доказывал, что темп нашей индустриализации есть наше "внутреннее дело", не имеющее никакого отношения к мировому хозяйству. Такого рода национальное самодовольство не могло, однако, держаться долго, так как оно отражало лишь первый, очень короткий этап хозяйственного возрождения, которое по необходимости, возродило и нашу зависимость от мирового рынка. Первые, неожиданные для национал-социалистов толчки международной зависимости породили тревогу, которая на следующей стадии перешла в панику. Как можно скорее отвоевать свою экономическую "независимость" при помощи как можно более быстрых темпов индустриализации и коллективизации! - такое превращение получила хозяйственная политика национал-социализма в течение последних двух лет. Крохоборчество сменилось по всей линии авантюризмом. Теоретическая основа под обоими одна и та же: национал-социалистическая концепция.

Основные трудности, как выше показано, вытекают из объективного положения вещей, прежде всего из изолированности Советского Союза. Мы не станем здесь останавливаться на том, в какой мере это объективное положение вещей само является результатом субъективных ошибок руководства (ложная политика в Германии в 1923 году, в Болгарии и Эстонии - в 1924 году, в Англии и Польше - в 1926 году, в Китае - в 1925-27 г.г., нынешняя фальшивая стратегия "третьего периода" и пр., и пр.). Но наиболее острые хозяйственные конвульсии в СССР порождаются тем, что нынешнее руководство пытается превратить нужду в добродетель и из политической изолированности рабочего государства вывести программу экономически-изолированного социалистического общества. Отсюда то и вытекла попытка сплошной социалистической коллективизации крестьянских хозяйств на основе докапиталистического инвентаря, - эта опаснейшая авантюра, которая грозит подкопать самую возможность сотрудничества пролетариата и крестьянства.

И замечательное дело: как раз в тот момент, когда эта опасность стала вырисовываться во всей своей остроте, Бухарин, вчерашний теоретик "черепашьего темпа", сложил патетический гимн нынешнему "бешеному галопу" индустриализации и коллективизации. Надо опасаться, что этот гимн будет скоро объявлен величайшей ересью. Ибо звучат уже другие мелодии. Под влиянием сопротивления хозяйственной материи, Сталин оказался вынужденным ударить отбой. Сейчас опасность состоит в том, чтобы продиктованное паникой вчерашнее авантюристическое наступление не превратилось в паническое же отступление. Такого рода чередование этапов вытекают неотразимо из природы национал-социализма.

Реалистическая программа изолированного рабочего государства не может ставить своей целью ни достигнуть "независимости" от мирового хозяйства, ни, тем более, построить в кратчайший срок" национальное социалистическое общество. Задача состоит в достижении не абстрактно-максимальных, а оптимальных темпов, т.-е. таких, которые вытекают из внутренних и мировых хозяйственных условий, упрочивают позиции пролетариата, подготовляют национальные элементы будущего интернационального социалистического общества и в то же время, и прежде всего, систематически улучшают жизненный уровень пролетариата, скрепляя его союз с неэксплуататорскими массами деревни. Эта перспектива остается в силе на весь подготовительный период, т.-е. до того, как победоносная революция в передовых странах не выведет Советский Союз из его нынешнего изолированного положения.
 

Более подробно некоторые из высказанных здесь мыслей развиты в других работах автора, в частности в его "Критике программы Коминтерна". В ближайшее время мы надеемся выпустить брошюру, специально посвященную оценке нынешнего этапа хозяйственного развития СССР. К этим работам мы вынуждены отослать читателя, который ищет более близкого знакомства с тем, как проблема перманентной революции ставится сегодня. Но и приведенных выше соображений достаточно, надеемся, для того, чтобы вскрыть все значение той принципиальной борьбы, которая велась за последние г.г. и ведется сейчас в форме противопоставления двух теорий: социализма в отдельной стране и перманентной революции. Только этим актуальным значением вопроса и оправдывается тот факт, что мы представляем здесь иностранным читателям книжку, которая в значительной своей части посвящена критическому воспроизведению до-революционных прогнозов и теоретических споров в среде русских марксистов. Можно было бы, конечно, избрать другую форму изложения интересующих нас вопросов. Но форма эта не создана автором и не выбрана им добровольно. Она навязана ему отчасти волею противника, отчасти самим ходом политического развития. Даже истины математики, наиболее отвлеченной из наук, лучше всего познаются в связи с историей их открытия. Тем более это относится к более конкретным, т.-е. исторически обусловленным истинам марксистской политики. История возникновения и развития прогнозов революции в условиях дореволюционной России гораздо ближе и конкретнее, думается нам, подведет читателя к существу революционных задач мирового пролетариата, чем школьное и педантское изложение тех же политических идей, оторванное от боевой обстановки, их породившей.

Л. Троцкий.
29 марта 1930 г.
 

Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 12-13.