Л. Троцкий.
АВСТРИЙСКИЙ КРИЗИС И КОММУНИЗМ*1

/*1 Эта статья представляет собою главу из подготовляемой к печати брошюры т. Троцкого о "Третьем периоде".

Австрийский кризис есть частное проявление кризиса демократии, как основной формы буржуазного господства. Слишком высокое напряжение международной и классовой борьбы приводит к короткому замыканию диктатуры, взрывая выключатели демократии один за другим. Процесс начался с европейской периферии, с наиболее отсталых стран, с наиболее слабых звеньев капиталистической цепи. Но он прогрессирует неизменно. То, что называют кризисом парламентаризма есть политическое выражение кризиса всей системы буржуазного общества. Демократия стоит и падает с капитализмом. Отстаивая пережившую себя демократию социал-демократия загоняет общественное развитие в тупик фашизма.

Крайняя слабость австрийской буржуазии после войны и революции и, в связи с этим, экономическая и политическая несамостоятельность Австрии стали важнейшим источником силы австрийской социал-демократии. Выполняя функцию спасения и упрочения буржуазного режима, австрийская социал-демократия имела возможность в своей агитации отталкиваться либо от национальной, либо от иностранной (английской и американской) буржуазии. В первый период стабилизации буржуазного режима после революции социал-демократия являлась прямой агентурой иностранного капитала. Это позволяло ей не только взваливать ответственность за все бедствия на национальную буржуазию, но и занимать по отношению к ней по крайней мере, по видимости, - более независимую, более критическую позицию, чем какая была доступна социал-демократии в других странах, не исключая и Германии. По мере упрочения буржуазного режима, социал-демократия все чаще обличала национальную буржуазию в том, что она лишь выполняет приказания англосаксонского капитала. Для рабочих же у нее был готовый довод в пользу неприкосновенности частной собственности: "конечно, мы могли бы справиться с нашей буржуазией, но дело не в ней, а в буржуазии Англии и Америки".

Буржуазные партии Австрии тем легче утратили свои особенности, что все они вынуждены глядеть в рот англосаксонскому хозяину. Играя в основном ту же роль, социал-демократия вынуждена оппозиционно противостоять блоку буржуазных партий, так как она опирается на рабочих. Только эта "оппозиционность" и позволяет ей спасать буржуазию. Однородные процессы и явления происходили и в Германии. Они чрезвычайно способствовали самосохранению германской социал-демократии. Но, в соответствии с гораздо большей силой и самостоятельностью германской буржуазии, германская социал-демократия вынуждена была гораздо более явно и открыто приспособляться к ней, блокироваться с ней и брать за нее непосредственную ответственность перед рабочими массами. Это обстоятельство создало большие возможности развития для германской компартии.

Австрия представляет собою маленькое тело с большой головой. Столица находится в руках социал-демократии, которая в государственном парламенте занимает, однако, меньше половины мест (43 проц.). Это неустойчивое равновесие, которое держится исключительно благодаря консервативно-соглашательской политике социал-демократии, чрезвычайно облегчает позицию австро-марксизма. Того, что он делает в венском муниципалитете, достаточно, чтобы отличить его в глазах рабочих от буржуазных партий. А то, чего он не делает, - т. е. самое главное, - он всегда может возложить на ответственность этих последних. Обличая буржуазию в статьях и речах, австро-марксизм, как уже сказано, очень искусно пользуется международной зависимостью Австрии, чтобы препятствовать рабочим подняться против классовых врагов. "В Вене мы сильны, но мы еще слабы в стране. Кроме того - над нами есть хозяева. Нам надо удержать свои позиции внутри демократии и... ждать". Такова главная идея австро-марксистской политики. Все это давало до сих пор австро-марксизму возможность играть роль "левого" крыла во Втором Интернационале и удерживать все свои позиции против коммунистической партии, которая к тому же громоздила ошибки на ошибке.

Австрийская социал-демократия помогла Антанте справиться с венгерской революцией, помогла своей буржуазии выйти из после-военного кризиса и создала для пошатнувшейся частной собственности демократическое убежище. Она представляла, таким образом, за весь послевоенный период, главное орудие господства буржуазии над рабочим классом.

Но это орудие есть самостоятельная организация, с самостоятельной многочисленной бюрократией и рабочей аристократией, имеющей свои интересы и свои претензии. Эта бюрократия, плоть от плоти мелкой буржуазии, по идеям, навыкам и образу жизни опирается, однако, на подлинный рабочий класс и находится под постоянной угрозой его недовольства. Это обстоятельство является основным источником трений и конфликтов между буржуазией и социал-демократией, т. е. между хозяином и приказчиком.

С другой стороны, как ни тесно успела охватить австрийская социал-демократия рабочий класс сетью политических, профессиональных, муниципальных, культурных и спортивных учреждений, но, как слишком ярко показали июльские дни 1927 года, одни лишь реформистски-пацифистские методы не дают буржуазии всех необходимых гарантий.

Сказанным объясняется социальная функция австрийского фашизма. Это второй приказчик буржуазии, очень отличный от первого и ему противостоящий. Низы социал-демократии толкаются вперед хоть и фальсифицированным, но все же инстинктом пролетариата. Низы фашизма питаются безвыходностью мелкой буржуазии и деклассированных элементов, которыми так богата Австрия. Верхи социал-демократии обуздывают классовый инстинкт пролетариата при помощи лозунгов и учреждений демократии. Верхи фашизма открывают выход отчаянию гниющей мелкой буржуазии в перспективе спасительного переворота, после которого "марксисты" не смогут больше мешать хорошему ходу земледелия, ремесла и торговли.

Мы имеем, таким образом, в Австрии, классическое опровержение филистерской теории, будто фашизм порождается революционным большевизмом. Фашизм начинает играть тем большую роль в стране, чем более явный, вопиющий и невыносимый характер получает противоречие между политикой социал-демократии, как партии масс, и неотложными потребностями исторического развития. В Австрии, как и всюду, фашизм является необходимым дополнением социал-демократии, ею питается, и при ее посредстве, приходит к власти.

Фашизм есть законный сын формальной демократии эпохи упадка. Принципы демократии В Австрии особенно ярко доведены до абсурда. Социал-демократии не хватает нескольких процентов до большинства. Можно, однако, сказать, - и это будет не парадоксом, а голой правдой, - что политическая устойчивость австрийской социал-демократии опирается не на те 43 % голосов, которыми она располагает, а на те 7 %, которых ей не хватает для роли большинства. Устои капитализма остались бы неприкосновенными, если бы австрийская социал-демократия завоевала большинство. Но такое завоевание совсем не обеспечено. Идиотизм думать, будто все вопросы решаются пропагандой. Если исходить из того, что жизнь Австрии будет и впредь развертываться в рамках демократии, то нет решительно никаких данных, которые заставляли бы думать, что в течение ближайших 25 или 50 лет австрийская социал-демократия непременно получит большинство. Экономическая жизнь всей капиталистической Европы стоит под величайшей угрозой со стороны Соединенных Штатов и других заокеанских стран. Экономическое загнивание Австрии, совершенно неизбежное именно при перспективе мирного развития, принесло бы социал-демократии скорее всего не прирост, а упадок голосов. Таким образом, по логике демократии получается, что, несмотря на то, что дальнейшее господство буржуазии обрекает нацию на загнивание и культурный распад; несмотря на полную готовность подавляющей массы пролетариата, этого позвоночника нации, совершить переход к социализму; - переход этот недопустим, так как несколько процентов избирателей, наиболее темных, наиболее отсталых или развращенных, держатся в стороне от борьбы, прозябают в полной темноте, а в решительную минуту готовы отдать свои голоса и кулаки фашизму.

Демократия дошла до полного абсурда. В эпоху органического и планомерного развития капитализма, которое было связано с систематической классовой дифференциацией нации, демократия играла большую историческую роль, в том числе и в деле воспитания пролетариата. Наибольшую роль сыграла она в Европе. Но в эпоху империализма, которая прежде всего в Европе является эпохой загнивающего капитализма, демократия уперлась в тупик. Вот почему в Австрии, где конституция сфабрикована социал-демократией, где социал-демократия занимает исключительно большое место, владея столицей, и где, следовательно, мы должны были бы в наиболее законченном виде наблюдать демократические формы перехода от демократии к социализму, мы на деле видим, что политика регулируется с одной стороны наступающими фашистскими бандами, с другой стороны - отступающими отрядами полувооруженных социал-демократических рабочих, а в качестве наиболее авторитетного дирижера демократии выступает старый полицейский габсбургской школы.
 

Фашизм является вторым уполномоченным буржуазии. Подобно социал-демократии, и даже в большей степени, чем эта последняя, фашизм имеет свою собственную армию, свои интересы и свою логику движения. Мы знаем, что в Италии фашизм, для того, чтобы спасти и укрепить буржуазное общество, оказался вынужден прийти в самое острое противоречие не только с социал-демократией, но и с традиционными партиями буржуазии. То же наблюдается в Польше. Не надо представлять дело так, будто все политические органы буржуазии действуют вполне согласованно и дружно. К счастью, это не так. Экономическая анархия дополняется политической. Фашизм, питаемый социал-демократией, вынужден проломить ей череп, чтоб прийти к власти. Австрийская социал-демократия делает, что может, чтоб облегчить фашизму эту хирургическую операцию.

Трудно придумать более концентрированную пошлость, чем рассуждение Отто Бауэра о допустимости насилия только для обороны существующей демократии. Если перевести это рассуждение на язык классов, оно означает: насилие допустимо для обеспечения интересов буржуазии, организованной в государство, но оно недопустимо для учреждения пролетарского государства.

Этой теории придается юридическая формулировка. Бауэр разжевывает старые формулы Лассаля на счет права и революции. Но Лассаль говорил на суде. Там его доводы были уместны. Попытка же превратить юридическую дуэль с прокурором в философию исторического развития, есть уловка трусости. У Бауэра выходит, что применение насилия допустимо только в ответ на уже совершенный государственный переворот, когда нет более почвы "права", но недопустима за 24 часа до переворота для его предупреждения. По этой линии Бауэр строит водораздел между австро-марксизмом и большевизмом, как если бы дело шло о двух школах уголовного права. На самом деле разница состоит в том, что большевизм стремится низвергнуть господство буржуазии, а социал-демократия стремится увековечить его. Можно не сомневаться, что в случае осуществления государственного переворота Бауэр заявит: если мы не подняли рабочих, когда имели могущественные организации, свободную печать, 43 % депутатов, венский муниципалитет - против фашистов, которые представляли собой антиконституционные банды, покушавшиеся на законный порядок; то теперь, когда фашисты владеют государственным аппаратом и опираются на почву нового ими установленного государственного права, мы же лишены огня и воды, объявлены вне закона, не имеем легальных связей с массами, которые к тому же явно разочарованы, угнетены и в значительном числе переходят под знамя фашизма, - предлагать теперь вооруженное восстание могут только преступные авантюристы или большевики. Повернув таким образом свою философию на 180 градусов, австро-марксисты остались бы, однако, полностью верны себе.

Лозунг внутреннего разоружения превосходит по реакционной низости своей, все, что мы до сих пор слышали со стороны социал-демократии. Эти господа умоляют разоружить рабочих пред лицом вооруженного буржуазного государства. Фашистские банды являются ведь только вспомогательными отрядами буржуазии: распущенные сегодня, они в любой момент могут быть возрождены и вооружены вдвое против нынешнего. Рабочих же никто не вооружит, если социал-демократия разоружит их руками буржуазного государства. Социал-демократия боится, конечно, оружия фашистов. Но едва ли не больше она боится оружия в руках рабочих. Сегодня буржуазия еще боится гражданской войны во-первых, потому, что не уверена в ее исходе, во-вторых, потому, что не хочет хозяйственных потрясений. Разоружение рабочих страхует буржуазию от гражданской войны: и тем самым доводит до максимума шансы фашистского переворота.

Требование внутреннего разоружения Австрии есть требование стран Антанты в первую голову Франции, во вторую - Англии. Французский официоз "Тан" строго разъясняет Шоберу, что внутреннее разоружение необходимо в интересах как внешнего мира, так и частной собственности. Речь Гендерсона в парламенте развивала ту же тему. Защищая австрийскую демократию, Гендерсон защищал версальский договор. Австрийская социал-демократия, как во всех вообще важных вопросах, является здесь только передаточным аппаратом буржуазии стран-победительниц.

Социал-демократия не способна взять власть и не хочет ее взять. Буржуазия находит, однако, что дисциплинирование рабочих через посредство социал-демократии возлагает на нее слишком большие накладные расходы. Буржуазия в целом нуждается в фашизме, чтоб держать социал-демократию в узде, а в случае надобности и вовсе отбросить ее в сторону. Фашизм хочет взять власть и способен овладеть ею. Овладев властью, он немедленно же полностью предоставит ее в распоряжение финансового капитала. Но это есть путь потрясений, тоже несущий с собою большие накладные расходы. Этим объясняются колебания буржуазии, внутренняя борьба разных ее слоев, и определяется ее наиболее вероятная политика в ближайший период: при помощи фашизма заставить социал-демократию помочь буржуазии перестроить конституцию так, чтобы сочетать воедино выгоды демократии и фашизма, - фашизма по существу, демократии по форме - с освобождением от излишних накладных расходов на демократические реформы и, по возможности, без новых накладных расходов) фашистского переворота.

Удастся ли буржуазии этот путь? Полностью, до конца и на длительный период он не может удастся. Другими словами, буржуазия не может создать такой режим, который позволял бы ей мирно опираться и на рабочих, и на разоренную мелкую буржуазию, не неся расходов ни на социальные реформы, ни на потрясения гражданской войны. Противоречия слишком велики, они должны будут прорваться либо в одном, либо в другом направлении.

Так или иначе - австрийская "демократия" обречена. После нынешнего апоплексического удара она может еще, разумеется, оправиться и продержаться некоторое время, волоча ногу и кое-как ворочая языком. Возможно, что понадобится дополнительный удар, чтобы свалить ее. Но судьба ее предрешена.

Австро-марксизм вступает полностью в период расплаты за свои исторические преступления. Социал-демократия, спасшая буржуазию от большевизма, облегчает спасение буржуазии от самой социал-демократии. Было бы совершенно нелепо закрывать глаза на то, что в случае победы фашизма произойдет не только физическое истребление немногочисленных коммунистов, но и беспощадный разгром всех организаций и опорных баз социал-демократии. В этом отношении, как и во многих других социал-демократия только воспроизводит историю либерализма, запоздалой дочерью которого она является. Либералы не раз в истории помогали феодальной реакции справиться с народными массами, после чего реакция ликвидировала самих либералов.
 

История поставила себе как бы специальную задачу: в наиболее яркой форме опровергать прогнозы и директивы Коминтерна, начиная с 1923 года. Так было с оценкой революционной ситуации в Германии в 1923 году; с оценкой мировой роли Америки и англо-американского антагонизма; с курсом на революционный подъем в 1924-25 гг.; с оценкой движущих сил и перспектив китайской революции (1925-1927); с оценкой британского тред-юнионизма (1925-1927); индустриализацией и кулаком в СССР и так далее, без конца. Сейчас то же самое происходит с оценкой "третьего периода" и социал-фашизма. Молотов открыл, что "Франция стоит в первом ряду революционного подъема. Между тем, в действительности, из всех стран Европы, наиболее революционная ситуация сейчас имеется в Австрии, при чем - и это самое замечательное - исходную позицию возможного революционного развития составляет не борьба коммунизма с "социал-фашизмом", а столкновение между социал-демократией и фашизмом. Пред лицом этого (факта несчастная австрийская компартия) совершенно загнана в тупик.

Да, столкновение социал-демократии и фашизма есть сейчас основной факт австрийской политики. Социал-демократия отступает и уступает, ползает на животе, умоляет, и сдает одну позицию за другой. Но столкновение имеет тем не менее вполне реальный характер, вопрос идет о голове социал-демократии. Дальнейшее наступление фашистов может - должно - толкнуть социал-демократических рабочих и даже часть социал-демократического аппарата гораздо дальше той черты, которую наметили для себя Зейцы, Отто Бауэры и другие. Как из конфликта либерализма с монархией не раз развертывалась революционная ситуация, перераставшая затем обоих противников, так из столкновения социал-демократов и фашизма - двух антагонистических уполномоченных буржуазии - может развернуться революционная ситуация, которая в дальнейшем перерастет обоих.

Никуда не годился бы тот пролетарский революционер, который в эпоху буржуазной революции не умел бы оценить и понять конфликта между либералами и монархией и вместо того, чтобы революционно использовать конфликт, валил бы противников в одну кучу. Никуда не годится тот коммунист, который, стоя перед столкновением между фашизмом и социал-демократией, перекрывает его попросту голой формулой социал-фашизма, лишенной какого бы то ни было содержания.

Такого рода позиция - политика крикливой и пустой левизны - заранее преграждает коммунистической партии дорогу к социал-демократическим рабочим и дает совершенно законченную пищу правым в коммунистическом лагере. Усиление правых одной из своих причин имеет то, что в своей критике они прощупывают явные и несомненные язвы официального коммунизма. Поскольку партия бессильна проложить себе дорогу к социал-демократическим рабочим, постольку правая оппозиция прокладывает путь к социал-демократическому аппарату.

Игнорирование или непонимание природы революционных кризисов, политический минимализм, перспектива вечной подготовки - таковы основные черты политики правых. Они должны чувствовать себя тверже всего, когда руководство Коминтерна пытается искусственно создать революционную ситуацию в административном порядке. Критика правых в таких случаях получает видимость убедительности. О революционной стратегии она не имеет, однако, ничего общего. Правые поддерживали оппортунистическую политику в самые революционные моменты (Германия, Китай, Англия). На критике бюрократического авантюризма они подправляют свою репутацию для того, чтобы снова сыграть роль тормоза в решающую минуту.

Политика центристов, закусивших удила, не только питает правых, но гонит воду на мельницу австро-марксизма. Ничто в ближайший период не может спасти австрийскую социал-демократию, - ничто, кроме ложной политики официального коммунизма.

Что означает собственно "социал-фашизм?" Сколько бы ни мудрили незадачливые "теоретики", они ничего другого не могут на это сказать, кроме того, что социал-демократия готова защищать против рабочих основы буржуазного режима и свои собственные позиции в буржуазном режиме при помощи вооруженной силы. Но разве это не есть общая черта всех без исключения "демократических" партий? Разве мы когда-либо считали или думали, что демократия есть режим социального мира? Разве Керенский и Церетели не громили крестьян и рабочих в медовые месяцы демократической революции? Разве французские радикалы не применяли и до войны и после войны вооруженную силу против стачечников? Разве история господства республиканской и демократической партий в Соединенных Штатах не есть в то же время история кровавых расправ над стачечниками? Если все это есть фашизм, то история классового общества есть история фашизма: тогда на свете есть столько же фашизмов, сколько буржуазных партий: либерал-фашисты, радикал-фашисты, национал-фашисты и пр. и пр. Но какой тогда смысл получает самое это определение? Никакого смысла. Оно есть просто крикливый синоним классового насилия.

Мы назвали в августе 1914 г. демократический социализм социал-империализмом. Этим мы сказали, что социал-демократия является особым видом империализма, приспособленным для рабочего класса. Империализм объединяет социал-демократию со всеми без исключения партиями буржуазии. "Социализм" противопоставляет ее этим партиям. Социал-империализм определяет ее целиком.

Но фашизм, если не играть бессмысленно словами, вовсе не является общей чертой всех буржуазных партий, а представляет собой особую буржуазную партию, приуроченную к особым условиям и задачам, противостоящую другим буржуазным партиям и наиболее резко противостоящую как раз социал-демократии.

Можно попытаться возразить на это тем, что враждебность между собой буржуазных партий очень относительна. Это будет не только верная, но и азбучная истина, которая, однако, ни на шаг не подвинет нас вперед. То обстоятельство, что все буржуазные партии, от фашизма, до социал-демократии, ставят защиту буржуазного господства выше своих программных различий, не устраняет, однако, ни различия этих партий, ни их борьбы между собою, ни нашей обязанности использовать эту борьбу.

Австрийская социал-демократия более, чем какая бы то ни было другая партия Второго Интернационала совпадает с рабочим классом. Уже поэтому развитие революционного кризиса в стране предполагает прежде всего ряд глубоких внутренних кризисов в социал-демократии. В Австрии, где дифференциация запоздала, не исключено, в частности, отделение от официальной партии "независимой" партии, которая, как это было в Германии, может сразу дать массовую основу компартии. Этот путь не обязателен, но по всей обстановке вполне вероятен. Перспектива возможного раскола социал-демократии под непосредственным давлением революционного кризиса, ни в каком случае не может вести к смягчению отношения компартии к будущим независимцам или кандидатам в независимцы. Необходимость беспощадного разоблачения левых, типа Макса Адлера или более свежего образца, не требует доказательств. Но было бы пагубным не предвидеть неизбежности в процессе борьбы с фашизмом сближения между компартией и широкими массами рабочих социал-демократов, которые при этом все еще будут чувствовать и считать себя социал-демократами. Критиковать перед ними буржуазный характер социал-демократии, доказывать им, что политика социал-демократии есть политика капитуляции перед фашизмом, есть прямая обязанность компартии. Чем острее будет становиться кризис, тем полнее коммунистическая критика будет подтверждаться опытом массы. Но отождествлять социал-демократию и фашизм, в то время, как социал-демократические рабочие смертельно ненавидят фашизм, а вожди столь же смертельно боятся его, значит идти наперекор реальным политическим отношениям, значит внушать этим массам недоверие коммунизму, значит укреплять смычку этих масс с их вождями.

Нетрудно предвидеть, что сваливание в одну кучу социал-демократии и фашизма порождает опасность идеализации левой социал-демократии, когда последняя придет в более серьезное столкновение с фашизмом. Это уж доказано историческим опытом. Нужно вспомнить, что отожествление социал-демократии с фашизмом, впервые провозглашенное злосчастным V-м конгрессом, нашло свой необходимый антитезис в капитуляции перед Перселем, перед Пилсудским, перед Чан-Кай-Ши, перед Радичем, и перед Ляфолетом. Все это вполне закономерно. Кто отождествляет крайнюю левую буржуазного общества с ее крайней правой, т. е. австро-марксизм с фашизмом, тот неизбежно подготовляет капитуляцию компартии перед левой социал-демократией в самый критический момент*1.
/*1 Я не могу здесь останавливаться на этом, тем более, что вопрос с достаточной подробностью рассмотрен в моей "Критике программы Коминтерна".

Этот вопрос теснейшим образом связан с перспективными лозунгами австрийского рабочего класса: Советы депутатов и диктатура пролетариата. Вообще говоря, эти два лозунга тесно связаны между собой. Возникновение советов мыслимо только в условиях революционной обстановки, бурного движения масс, крупной и растущей роли компартии, т. е. в условиях предшествующих или сопутствующих завоеванию власти пролетариатом.

Но в Австрии больше, чем в какой бы то ни было другой стране, остается возможным не только несовпадение лозунга советов с лозунгом диктатуры пролетариата, но и прямое их противопоставление, т. е. превращение советов в оплот против диктатуры пролетариата. Это тем важнее понять и предвидеть заранее, что эпигоны (Зиновьев, Сталин и др.) превратили лозунг советов в вульгарный фетиш, подменяя классовое содержание организационной формой.

Совершенно не исключено, что, если не на нынешнем, то на следующем этапе борьбы австрийская социал-демократия окажется вынужденной возглавить всеобщую стачку (как это сделал британский совет профессиональных союзов в 1926 году) и даже санкционировать создание совета, чтоб тем вернее сохранить руководство ими в своих руках. Разумеется, это будет связано с большим или меньшим кризисом в партии. Придется из резерва извлекать Фридриха Адлера и проч. Макс Адлер или кто-нибудь еще более "левый" снова будет доказывать, что советы плюс демократия создают комбинированное государство и избавляют от необходимости захвата власти и диктатуры. Не только социал-демократические рабочие, но и рабочие-коммунисты, привыкшие слышать изо дня в день, что социал-демократия и фашизм одно и то же, окажутся застигнуты врасплох такого рода этапом в развитии борьбы между социал-демократией и фашизмом. А между тем наступление такого этапа означало бы только более сложную, более комбинированную систему предательства социал-демократией интересов пролетариата. Ибо под руководством австро-марксистов советы стали бы не органами борьбы пролетариата за власть, а орудием удержания пролетариата от покушения на власть.

В Германии такой опыт, по крайней мере в развернутом виде, уже невозможен, ибо коммунистическая партия представляет там слишком крупную силу. Другое дело в Австрии. В случае быстрого развития событий кульминационный момент кризиса может наступить задолго до того, как австрийская компартия выйдет из своей изолированности и своего бессилия. Советы могут оказаться в руках австро-марксистов той механикой, которая даст им возможность вторично украсть у пролетариата революционную ситуацию и тем самым вторично спасти буржуазное общество, с неизбежным, в таком случае, воцарением открытого фашизма. Незачем говорить, что под его сапогом будут в таком случае трещать ребра самой социал-демократии. Политика не знает благодарности.

Лозунги советов и диктатура пролетариата имеют сейчас в Австрии чисто пропагандистское значение. Не потому, что Австрия далека от революционной ситуации, а потому что буржуазный режим в Австрии снабжен, в лице социал-демократии, все еще могущественной системой предохранительных клапанов. Вопреки болтунам и фразерам, задача австрийской компартии в настоящий период состоит не в том, чтобы "вооружать" - чем? - массы - какие? - и выводить их на последний решительный бой", а в том, чтобы "терпеливо разъяснять" (Ленин в апреле 1917 г.!). Успех этой пропагандистской работы может оказаться тем более быстрым и могущественным, чем лучше сама компартия поймет, что происходит перед ее глазами.

Первым делом надо поэтому выбросить в сорную корзину неумное, бессодержательное, ухарское отождествление социал-демократии с фашизмом.

Надо восстановить в памяти австрийских коммунистов опыт 1918-1919 г. и роль социал-демократии в системе советов.

"Внутреннему разоружению" надо противопоставлять лозунг вооружения рабочих. Этот лозунг стоит сейчас острее и непосредственнее, чем лозунг советов и диктатуры пролетариата. Сказать, что Бауэр фашист, этого рабочий не поймет. Сказать, что Бауэр хочет окончательно разоружить рабочего и тем выдать его с головой фашистам - это рабочий вполне поймет, потому, что это отвечает его политическому опыту.

Не нужно думать, что криком, визгом, радикальными словами можно возместить недостаток собственной силы. Нужно перестать подгонять реальный ход развития под дешевые схемки Сталина и Молотова. Надо понять, что они оба ничего не понимают. Первым шагом на пути возрождения должно было бы быть восстановление в партии левой оппозиции. Но в Австрии, как и в других местах понадобится, очевидно, еще несколько дополнительных уроков истории, прежде чем коммунизм выйдет на настоящую дорогу. Задача оппозиции - подготовлять этот переход. Как ни слаба численно левая оппозиция в Австрии даже по сравнению с компартией, но функции у них одинаковые: пропаганда, терпеливое разъяснение. Остается только пожелать, чтоб австрийской коммунистической оппозиции удалось в ближайшее время создать правильно выходящий орган, по возможности еженедельный, который вел бы пропагандистскую работу, не слишком отставая от событий.

Создание такого органа требует большого напряжения сил. Но это задача совершенно неотложная. Поэтому она должна быть разрешена.

Л. Троцкий.
Константинополь, 13 ноября 1929 г.
 

Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 7.