"Я люблю мое столетие, потому что оно - отечество, которым я обладаю во времени". Уже потому люблю, что оно позволяет мне широко раздвинуть рамки моего отечества в пространстве.
"Vaterlandslose Gesellen" ("субъекты без отечества"), - сказал в 1897 году рассерженный отказом рейхстага в ассигновании кредитов на 2 новых крейсера германский император про тех своих соотечественников*, которых не опьяняет лошадиный топот национального величия. Пусть так. Пусть они лишены того официального отечества, которое представлено канцлером, тюремщиком и пастором. Но поистине блаженны сии лишенные отечества: ибо унаследуют мир!
/* Социал-демократы. К 1914 г. они исправились! - VI. 22. Л. Т.
Я люблю мое отечество во времени - этот в бурях и грозах рожденный двадцатый век. Он таит в себе безграничные возможности. Его территория - мир. Тогда как его предшественники теснились на ничтожных оазисах вне исторической пустыни.
Великая революция XVIII века была делом каких-нибудь 25 миллионов французов. Лафайета*169 называли гражданином обоих полушарий, Анахарсис Клотц*170 воображал себя представителем человечества. Это был наивный, почти детский самообман. Что они знали о мире, о человечестве - эти бедные варвары восемнадцатого века, не имевшие ни железной дороги, ни телеграфа? Лафайэт был французом и дрался за независимость молодых американцев, божественный Анахарсис был немецким бароном и заседал во французском Конвенте, - и ограниченному воображению их современников казалось, что эти "космополиты" объединяют в себе мир. Что знали тогда о необъятной России? Обо всем азиатском материке? Об Африке? Это были географические термины, прикрывавшие историческую пустоту. Ни восемнадцатый век, ни даже девятнадцатый не знали всемирной истории. Только мы теперь стоим, по-видимому, у ее порога.
"Всемирная история" у Вебера или у Шлоссера*171 - печальная компиляция, в которой отсутствует самое главное: единый внутренне-связанный процесс обще-человеческого развития. "Всемирная история" у Гегеля - целостный процесс. Но увы! - это лишь идеалистическая абстракция, в которой бесследно проваливается реальное человечество. Не нужно, однако, историков обвинять в том, в чем виновата сама история. Это она создала несколько замкнутых миров - европейский, азиатский, африканский... - И надолго отказывалась от всякого общения с огромным большинством человечества. Даже те историки, которые не удовлетворялись хронологией скрещенных мечей и хотели быть историками культуры, имели в конце концов дело со сливками немногих наций. Народные массы представляли элемент внеисторический. История была аристократична, как те классы, которые ее делали.
Наше время именно потому великое время, - достоин сожаления, кто этого не видит! - что оно впервые закладывает основы всемирной истории. На наших глазах оно превращает понятие человечества из гуманитарной фикции в историческую реальность.
Арена исторических действий становится необозримо великой, а земной шар - обидно малым. Чугунные полосы рельс и проволока телеграфа одели весь земной шар в искусственную сеть, точно школьный глобус.
Деревней был мир до нашествия капитала. И вот пришел капитал и опустошил резервуары деревни, эти питомники национального тупоумия, и туго набил человеческим мясом и человеческим мозгом каменные сундуки городов. Через все препятствия, он физически сблизил народы земли, и на основе их материального общения повел работу их духовной ассимиляции. Он разворошил до дна старые культуры и беспощадно растворил в своем рыночном космополитизме те комбинации косности и лени, которые считались раз навсегда сложившимися национальными характерами.
Уже Гейне в середине прошлого века убедился в том, что старые стереотипные характеристики народов, встречаемые нами в ученых компендиях и пивных погребах, не могут больше приносить пользу и только вводят в заблуждения. Стоит вспомнить шаблонную характеристику блазированных, корректных и чопорных англичан, созданную глубокими психологами, наблюдавшими английских туристов за швейцарскими табльдотами: сколь многое она нам может объяснить в революциях XVII века, в чартистском движении*172 или в доблестном неистовстве современных суфражисток*173! Правда, до вчерашнего дня могло еще казаться, что народы Востока сохраняют в неприкосновенности свой национальный тип. Он стоит перед нами в скульптуре лермонтовского стиха*:
/* М. Ю. Лермонтов. Стихотворение "Спор". Полн. собр. соч. Петроград. 1916. Т. II. Стр. 349. Ред.
"Посмотри: в тени чинары
Пену сладких вин
Не узорные шальвары
Сонный льет грузин;
И склонясь в дыму кальяна
На цветной диван,
У жемчужного фонтана
Дремлет Тегеран.
Вот у ног Иерусалима,
Богом сожжена
Безглагольна, недвижима
Мертвая страна.
Дальше, вечно чуждый тени,
Моет желтый Нил
Раскаленные ступени
Царственных могил.
Все, что здесь доступно оку,
Спит, покой ценя"...
Но вот - о, чудо! - Старые тысячелетние цивилизации, которые казались раз навсегда сданными в музей истории, ныне пробуждаются от исторической летаргии, берут одр свой и идут...
Мы видали недавно этих "сонных грузин"... Они успели показать нам (в 1905 г.)*174, что не одним вином политы их "шальвары". И они успели убедить нас, что с обликом новой Грузии нужно знакомиться не по вдохновенным строкам Лермонтова, а по человеческим документам, собранным в канцелярии наместника кавказского...
А страна желтого Нила? Ее главная забота теперь - туземная индустрия по английским образцам. И - увы! - не сорок веков, а 100 миллионов фунтов стерлингов государственного долга смотрят ныне с вершины ее пирамид.
Уже не дремлет, а дерзко бунтует Тегеран*175. Свои восточные базары он запирает со знаменем западной конституции в руках. Он выстраивается в уличную процессию, он борется и завоевывает себе парламент... И оглушительный шум парламентской жизни заглушает журчание жемчужных фонтанов. Уже не дремлет Тегеран!
На наших глазах поднялась из небытия островная Япония и предстала пионером капиталистической культуры пред великим азиатским материком, как некогда ее учительница, островная Англия, - пред материком Европы. Свое историческое выступление она ознаменовала тем, что дала арийцам жестокий урок*176, который расходящимися кругами отразился во всей Азии. Мертвое равновесие Дальнего Востока непоправимо нарушено. Теперь Япония беспрепятственно пережевывает железными челюстями капиталистического государства несчастную Корею...
Но что такое сама Япония в сравнении с двумя гигантами Азии, Китаем и Индией, которые лихорадочно ликвидируют свою священную обособленность и кастовую окаменелость для капиталистического расцвета?
200 тысяч англичан при помощи бюрократического деспотизма держали в абсолютном повиновении 260 милл. индусов. Но историческая энергия этой нации, казавшаяся навсегда истощенной, воскресла в новых поколениях. Индусская индустрия уверенно расчищает путь для индусской революции. И уже извозчики Калькутты посредством стачки демонстрируют свою солидарность с бурным политическим движением, руководимым индусской интеллигенцией.
Еще более значительный процесс совершается в Китае. Его крестьянство, насчитывающее 300-400 миллионов голов, этот тяжелый пласт застоя, косности, "китаизма", - пошатнулось в своих тысячелетних основах. Оно ежегодно выделяет сотни тысяч, миллионы пауперов, которые на дымящихся драконах переносятся через океаны в Америку, Австралию и Африку, где опаляются огнем капиталистической культуры. Старые китайские города, остававшиеся в течение веков мертвыми деревнями колоссального объема, превращаются в центры новой индустрии, новых социальных отношений и новых политических страстей. Со времени русско-японской войны происходит быстрый расцвет китайской прессы. Она говорит не только с богатыми классами на языке мандаринов, но и с массой - на языке массы.
Против насильнической династии манчжуров растет республиканское движение. В Китае - в стране богдыхана, "сына солнца и брата луны"! Самые разнообразные источники свидетельствуют, что Китай стоит накануне великой катастрофы. "Уже громко стучит революция у портала", - пишет, напр., орган евангелической миссии.
"Горит Восток зарею новой". Совершающееся в нем политическое обновление раскрепостит его силы, даст могучий толчок росту материальной культуры, - и, может быть, в результате этого центр тяжести исторического развития передвинется на материк Азии.
В начале прошлого века Англия была фабрикой Европы. К концу его Европа стала фабрикой мира. Теперь Англия, оттесненная индустрией Америки и Германии, - только денежный ящик мирового капитализма. И скоро, может быть, вся Европа отступит пред индустрией Азии, которая от "дряхлости" переходит к новой молодости и готовится превратить богатую, но дряхлеющую Европу в свою банкирскую контору.
Это не далекие, туманные перспективы. Перевороты и изменения, на которые по старому масштабу требовались бы века, теперь совершаются в десятилетия, даже в годы. История стала торопливой, - гораздо более торопливой, чем наша мысль.
И в то время как азиатское варварство перерождается в варварство капиталистическое, Северная Америка готовится стать ареной великих исторических движений. Ни одна европейская страна не проделала в течение XIX века такой поразительной эволюции, как отечество Франклина и Вашингтона*177.
Свободная демократия, путем восстания завоевавшая свою независимость, была в течение долгого ряда десятилетий самым консервативным фактором мирового развития*178. Когда европейское хозяйство или европейская политика изнемогали под бременем своих внутренних противоречий, тогда на выручку им приходила Америка. Она не только поглощала избыточные товары и капиталы, но и давала приют обнищавшему мужику, разорившемуся ремесленнику и безработному пролетарию Европы, этим элементам недовольства и революционных брожений. Страна девственных степей и неисчерпаемых богатств, она стала страною свободных фермеров и громоотводом европейского капитализма. Но она сама пала жертвой своей миссии - и из "свободной демократии" стала подножием ног пятиглавой диктатуры Моргана, Рокфеллера, Вандербильта, Гарримэна и Карнеджи*179. В середине XIX столетия все национальное богатство Соединенных Штатов оценивалось в каких-нибудь 10 миллиардов долларов, в 1890 г. - в 65 миллиардов, а в 1900 - уже в 106 миллиардов долларов. В то время как 60 лет тому назад на одну семью приходилось только 1.200 долларов, в начале нашего века приходилось уже 5.000 долларов. Достояние нации страшно возросло! Но оно не принадлежит нации. Еще в эпоху гражданской войны*180 богатства Соединенных Штатов были распределены сравнительно равномерно. В 1854 г. молодая демократия насчитывала не более 50 миллионеров, на долю которых приходился 1 проц. национального капитала. В 1890 г. мы видим уже 31.100 миллионеров, сосредоточивших у себя 56 проц. достояния страны. И, наконец, теперь один процент населения держит в своих руках девяносто девять процентов национального богатства. Архи-буржуазный парижский журнал "Censeur" вынужден признать, что "в Америке предсказания Карла Маркса относительно экономической эволюции осуществились наиболее полно путем крайней концентрации производства в небольшом числе огромных предприятий и путем крайней концентрации капиталов в руках все более и более уменьшающегося числа лиц". Страна независимых фермеров стала страной чудовищных трестов и злой безработицы. Из 6 миллионов фермеров треть превратилась в безземельных арендаторов, а участки другой трети отягощены ипотекой. Средний городской слой беднеет и пролетаризируется. С другой стороны, в начале XX века появляется в Соединенных Штатах левиафан капиталистической концентрации - стальной трест с капиталом в 2 1/2 миллиарда руб. Он подчинил себе всю промышленность. Ему принадлежат угольные копи, железные дороги, каналы, области железной руды, заводы для ее обработки, механические и машиностроительные заводы, целый флот океанских пароходов, золотые, серебряные и медные копи, перья журналистов, мозги ученых, совесть судей и голоса законодателей... Социальные противоположности обострились до последней крайности, и равновесие становится все менее и менее устойчивым.
Ученые экономисты выражали уверенность, что тресты раз-навсегда упразднят промышленные кризисы и связанные с ними бедствия, - оказалось, что ученые экономисты ошиблись и на этот раз; неограниченное господство трестов не предупредило октябрьского краха (1907 г.), который разразился на нью-йоркской бирже, а затем перешел на индустрию. Число безработных в настоящее время достигает уже 4 1/2 миллионов душ, - и эта голодная и мятежная армия растет со дня на день. Для всякого, кто умеет оценивать явления в их общей связи, ясно, что глубокий промышленный кризис в этой стране режущих контрастов должен рано или поздно, но неизбежно стать исходным моментом социальных потрясений.
И, наконец, мы возвращаемся в нашу старую Европу. После франко-прусской войны и подавления Парижской Коммуны - в течение четырех десятилетий - она наслаждается "миром" и "порядком". Это значит, что дипломатия с величайшими усилиями балансирует на канате европейского равновесия, а потенциальная гражданская война - при величайшем напряжении политических страстей - не вспыхивает за все это время огнем революции. Но в течение этих четырех десятилетий социальное развитие с беспощадным автоматизмом подкапывало все устои "мира" и "порядка". Хозяйственное соперничество государств превратилось в борьбу за рынок с мечом в руке. На свои, трудами поколений накопленные, богатства Европа покрыла весь мир щетиною штыков и разбросала пловучие крепости броненосцев по великим пустыням вод. Милитаризм справляет свой дикий шабаш, рождая новые и новые опасности военных столкновений и затем "предупреждая" их дальнейшим умножением пушек и броненосцев. На Ближнем Востоке и на Дальнем, на севере Африки и на юге - всюду имеются плоскости острых трений между государствами Европы. Призрак войны не исчезает с политического горизонта ни на час.
Все нации Европы внутренно раскололись на два лагеря, враждебных друг другу, как нищета и роскошь, как труд и праздность. Мы видим, с какой отчетливостью этот процесс происходит теперь в Англии, в классической стране политического компромисса. Только на днях здесь совершилось выступление на историческую арену колоссальной Партии Труда, в то время как либерализм и консерватизм исчерпали свое политическое противоречие и знают только одну программу: охранение того, что есть. "Скорее с консерваторами, чем с социалистами!" - сказал недавно либеральный лорд Розбери, - и по-своему он совершенно прав.
В Германии обострение социальных противоречий привело к тому, что все партии господствующих классов - от диких помещиков Пруссии до мещанских демократов юга - заключили блок против партии труда. Между этой последней и силами реакции нет более никакого политического буфера.
Во Франции крайнее левое крыло буржуазной демократии в лице "якобинца" Клемансо*181, великого низвергателя министерств, взяло в свои руки государственную власть только для того, чтобы сохранить ее во всей ее неприкосновенности, как машину репрессий против рабочих масс. Глубокие, непримиримые, острые противоречия - везде. Опасности открытых социальных взрывов - всюду. Горючего материала - горы. И если широко развернется торгово-промышленный кризис, в полосу которого теперь вступил капиталистический мир с Северной Америкой во главе, можно с уверенностью предсказать, что всемирная история развернет пред нами в близком будущем новую полную драматизма главу.
Господа реакционеры думают, что психология - самый разрушительный фактор: "мысль - вот гадина!". Нет ничего ошибочнее. Психика - самая консервативная стихия. Она ленива и любит гипноз рутины. "Великая в обычае есть сила, - говорит Годунов, - привычка людям бич или узда" ("Смерть Иоанна Грозного"*). И если б не было мятежных фактов, косность мысли была бы лучшей гарантией порядка.
/* Трагедия А. К. Толстого. Ред.
Но мятежные факты имеют свою внутреннюю логику. Наша ленивая мысль упорствует в их непризнании до последнего часа. Свою самоуверенную ограниченность она принимает за высшую трезвость. Жалкая! Она всегда в конце концов расшибает свой лоб о факты. "Реализм, ограничивающийся кончиком своего носа, - писал когда-то Достоевский, - опаснее самой безумной фантастичности, потому что слеп...".
Господа реакционеры ошибаются. Если б наша коллективная судьба зависела только от мужества нашей мысли, мы и до сих пор питались бы травой в обществе царя Навуходоносора. Не мысль поставила нас на задние лапы, не она согнала нас в общинные, городские и государственные стада, не она ввела префектов в их священные канцелярии, и - да позволено будет прибавить - не она их выведет оттуда.
Большие события - те, которые каменными столбами отмечают повороты исторической дороги, - создаются в результате пересечения больших причин. А эти последние, независимо от нашей воли, слагаются в ходе нашего общественного бытия. И в этом их непреодолимая сила.
Событий мы не делаем. Самое большее, если мы их предвидим.
Весь мир с изумлением устремил на восток свои взоры в тот момент, когда по нем проносился вихрь потрясающих событий. А многие ли верили в них, когда эти события безмолвно трепетали в социальных недрах, как младенец во чреве матери?
Ныне великие и грозные события дрожат от напряжения в социальных глубинах всего "культурного" человечества. Кто пытается уловить их общий облик и назвать их по имени, того официальная мудрость считает фантастом. Политическим реализмом она величает холопство мысли перед мусором повседневности.
12 апреля 1908 г.
*169 Маркиз Лафайэт - французский политический деятель (1757 - 1834), принимавший активное участие в борьбе американцев за независимость (1775 - 1783). Во главе добровольческого отряда он отправился в Америку и принимал участие в военных действиях против англичан. Возвратившись во Францию в 1779 г., он энергично способствовал вмешательству Франции в войну и участвовал в разработке плана военных действий. Это доставило ему огромную популярность в Северо-Американских Штатах, где многие города и местечки названы его именем. Во Франции Лафайэт был в 1787 г. избран от дворянства в генеральные штаты и одним из первых перешел на сторону третьего сословия. Его проект декларации прав был положен Учредительным Собранием в основу "Декларации прав человека и гражданина". Однако, вскоре Лафаэйт сделался противником дальнейшего роста революционного движения и главное свое внимание устремил на защиту короля и его семьи. После падения монархии он был вынужден бежать за границу. Вернувшись во Францию после падения Робеспьера, он продолжал свою политическую деятельность в качестве представителя либеральной партии.
*170 Клоотс Анахарсис (1755 - 1794) - один из деятельных участников французской революции, был по рождению немцем и происходил из герцогства Клеве, принадлежавшего Пруссии. Его настоящее имя было Жан Батист; имя Анахарсиса он принял в начале революции под влиянием увлечения классической древностью. Идея равенства и братства народов нашла в нем страстного последователя. В 1790 г. он от имени "Комитета Иностранцев" благодарил Учредительное Собрание за борьбу против тирании.
В качестве "оратора человеческого рода" он требовал от Законодательного Собрания войны с Германией и пожертвовал на вооружение Франции значительную часть своего состояния.
В 1792 г. он был избран в члены Конвента. Он называл себя личным врагом Христа и всякой религии и доказывал в своих литературных произведениях, что только народ может быть сувереном мира и что только глупцы могут верить в верховное существо, культ которого был установлен Робеспьером. По требованию последнего он был привлечен к суду по делу левой фракции якобинцев и казнен в 1794 г.
*171 Речь идет о руководствах по всеобщей истории двух известных немецких историков: Георг Вебер, "Всемирная история". Русский перевод в 15 томах Чернышевского и Неведомского - изд. Солдатенкова. Москва. 1886 - 1893 г.г.; Фридрих Шлоссер, "Всемирная история". Русский перевод Чернышевского, Серно-Соловьевича и Зайцева в 6 томах. СПБ. 1868 - 1872 г.г.
*172 Чартизм - социально-политическое движение рабочего класса Англии, имевшее непосредственными своими причинами промышленный кризис и сильную безработицу. В 1834 г. парламент, избранный на основе новой избирательной реформы, отменил старинный закон времен Елизаветы о призрении бедняков приходами и заменил его законом об устройстве рабочих домов. Это вызвало сильное недовольство в рабочих массах и привело к возникновению в 1836 г. общества рабочих, выработавшего программу (хартию, по-английски "чартер", откуда и самое название "чартизм"), которая легла в основу всего чартистского движения. Хартия состояла из следующих 6 пунктов: избирательное право для всех мужчин, тайное голосование, отмена имущественного ценза для депутатов, равные избирательные округа, вознаграждение депутатов и ежегодные выборы. Парламент отклонил требования чартистов; в ответ начались протесты, демонстрации и забастовки рабочих. Тем не менее парламент два раза (в 1842 и 1848 г.г.) отказался утвердить хартию. Вскоре среди чартистов обнаружилось два течения: правое крыло, возглавляемое лондонским рабочим Ловеттом, стояло за совместные выступления радикальной буржуазии, борющейся за свободную торговлю и отмену хлебных пошлин, с рабочим классом и возражало против насильственных методов борьбы за осуществление хартии; левое крыло, во главе с О'Коннором, Стеффенсом и позже О'Брайном, отстаивало необходимость революционных методов. По мере оживления революционного движения левое крыло стало усиливаться, и в дальнейшем чартизм, освободившись от влияния правых, решительно вступил на путь массовых стачек. В конце 1840 г. в Манчестере была образована национальная чартистская ассоциация, ставшая политической организацией английского рабочего класса. Ассоциация насчитывала в своих рядах 40.000 членов. Таким образом чартизм, в первое время представлявший собою левое крыло радикальной буржуазной демократии, в своем дальнейшем развитии сложился в революционную форму чисто классового пролетарского движения и стал исходным пунктом для будущих международных рабочих объединений - предшественников I Интернационала.
Общий упадок чартизма начался в конце 40-х годов в эпоху реакции, наступившей после поражения революции 1848 г.
*173 Суфражистки - сторонницы избирательных прав для женщин были объединены в Англии в два союза, более старую консервативную лигу и национальный либеральный союз, возникший в 80-х годах XIX столетия. Обе эти организации добивались избирательных прав для женщин мирными путями, главным образом, путем петиций в парламент.
В 1903 г. из этих организаций выделились более живые элементы и образовали два новых союза: женский политический и общественный союз, с Эвелиной Панкхерст во главе, и Лигу Свободы. Эти две организации получили название боевых или воинствующих (militant), а члены их стали называться милитантками или суфражистками. Потеряв веру в действие петиций и в министерские обещания, суфражистки стремились всяческими способами привлечь общественное внимание к своему делу. Они проявили особенную активность при открытии сессии парламента 1908 г.: пытались насильно проникнуть к премьер-министру Асквиту, отказавшемуся принять их депутацию, выкрикивали протесты с галерей парламента, заклеивали здания Лондона, и в том числе дома министров, своими плакатами, устраивали многочисленные митинги и организовали грандиозную демонстрацию. За эти выступления суфражистки подверглись суровым правительственным репрессиям.
*174 Напомним кратко события 1905 г. на Кавказе. В 20 числах января 1905 г. волна забастовок, поднявшаяся в России, докатилась до Тифлиса. Бастовали также рабочие Батума, Поти и Кутаиса. В начале февраля разразилась армяно-татарская резня в Баку. 20 февраля, в связи с демонстрацией в Тифлисе, были арестованы выборщики депутатов в комиссию Шидловского. В конце февраля рабочие разгромили полицейское управление в Чиатурах. В марте вспыхнули волнения в различных местностях Кавказа и военные волнения в Тифлисе. В апреле произошла забастовка железнодорожников в Баку, в мае - убийство бакинского губернатора Накашидзе. Там же в июне началась всеобщая забастовка, при чем в казаков были брошены бомбы. В июле забастовка распространилась на Владикавказскую дорогу. В Новороссийске войска стреляли в толпу. В августе начался новый погром в Баку, в том же месяце произошел расстрел рабочих, мирно собравшихся у городской думы в Тифлисе, при чем было убито 100 человек. К начавшейся в октябре всероссийской забастовке присоединились закавказские и кавказские железные дороги. В ноябре произошли волнения в Гурии. Ожидавшийся погром в Баку был предупрежден бакинским комитетом РСДРП и союзом бакинских рабочих, которые активно вмешались в армяно-татарскую распрю и предупредили погром. В 20 числах происходили уличные бои между населением и казаками в Кутаисе, Батуме и Поти и восстание в Терской области. В декабре началась всеобщая забастовка в Новороссийске и власть в городе перешла к СРД. Забастовал Кутаис, остановились все железные дороги на Кавказе. В Тифлисе была объявлена всеобщая забастовка. Во многих городах были организованы советы рабочих депутатов, в некоторых местах были установлены народный суд и самоуправление.
*175 В 1905 г., под влиянием событий в России и на Кавказе, в Персии вспыхнуло революционное восстание. Были предъявлены требования об обеспечении гражданских свобод, учреждении независимых судов и введении народного представительства. 7 октября 1906 года был открыт персидский парламент (меджилис). В состав его входили члены шахской фамилии и выборные от духовенства, чиновников, дворян, землевладельцев и купцов - в количестве 156 членов. Со времени открытия меджилиса началась непрерывная ожесточенная борьба между ним и придворной реакционной партией.
*176 Речь идет о русско-японской войне 1904 - 1905 г.г., в которой "маленькая" Япония победила Россию благодаря своей высокой капиталистической культуре и превосходству военной организации и техники.
*177 Вашингтон, Джордж (1732 - 1799) - северо-американский политический деятель, главнокомандующий американской армией в войне за независимость (см. след. прим.). Вашингтон выдвинулся как талантливый военный администратор, сумевший создать армию из малоподходящего материала, дисциплинировать ее и объединить чувством патриотизма. После завоевания независимости он был единогласно выбран первым президентом новой республики. Его именем назван город, ставший в 1800 г. столицей С.-А. С. Ш.
*178 Речь идет о войне Американских Штатов за независимость (1775 - 1783). В середине XVIII столетия экономические отношения, существовавшие между Англией и ее колониями в Северной Америке, оказались стеснительными для хозяйственного развития последних. Англия стремилась задержать колонии на низшей ступени экономического развития, чтобы на выгодных условиях получать от них сырье и сбывать им продукты своей промышленности. Она монополизировала внешнюю торговлю, обложила высокими пошлинами внутреннюю торговлю между отдельными колониями и всяческими запретительными мерами стремилась парализовать развитие американской промышленности. В 1765 г. в английском парламенте прошел так называемый "штемпельный акт", по которому все торговые и другие гражданские документы в американских колониях облагались сбором в пользу Англии. Одновременно было постановлено расквартировать в Америке 10.000 человек английского войска. Обе меры вызвали сильное возмущение в Америке, выразившееся в многочисленных протестах в законодательных собраниях колоний, на митингах и в литературе. Когда нью-йоркское законодательное собрание отказало в субсидии английскому гарнизону, английское правительство приказало распустить все законодательные собрания. Колонии ответили на это экономическим бойкотом Англии. В 1775 г. произошло первое вооруженное столкновение американской милиции с английскими войсками. Решительное влияние на исход войны оказала Франция, признавшая американские колонии воюющей стороной, заключившая с ними торговый и политический договор и пославшая на помощь Америке свои войска и флот. Англичане потерпели поражение, и в 1782 - 1783 г.г. в Париже был заключен мирный договор, по которому Англия признала независимость Америки. Сами американцы провозгласили свою независимость еще в 1776 г. В декларации независимости, опубликованной комиссией конгресса в Виргинии в этом году, колонии впервые были названы Соединенными Штатами Северной Америки. Момент опубликования этой декларации и считается началом американской независимости.
*179 Морган, Рокфеллер, Гарриман и Карнеджи - американские миллиардеры, в руках которых находятся все крупнейшие промышленные и финансовые предприятия страны.
*180 Гражданская война за уничтожение невольничества в Северо-Американских Соединенных Штатах - возникла вследствие экономических противоречий между рабовладельческим, плантаторским Югом и промышленным Севером, отменившим у себя рабство. Противоречия эти обнаружились еще в начале XIX столетия в вопросах о таможенном тарифе и о принятии в Союз новых нерабовладельческих штатов. До середины 50-х годов равновесие поддерживалось целым рядом компромиссных решений конгресса (высшего законодательного учреждения колоний). В 1854 г. партия вигов, представлявшая интересы промышленности, но державшаяся по отношению к рабству политики компромиссов, распалась, и образовалась новая республиканская партия - противница рабства и сторонница протекционистского тарифа. В 1860 г. на пост президента был избран Авраам Линкольн, один из самых решительных и стойких республиканцев. Тогда южные штаты, опасавшиеся крайних мер против рабовладельцев, выделились из состава федерации, что послужило поводом для начала военных действий. Война окончилась полным торжеством республиканцев, негры были освобождены от рабства и получили гражданские и политические права. Бурное развитие северо-американской промышленности в годы, последовавшие за гражданской войной, доставило Америке видное место на мировом рынке.
В настоящее время республиканская партия Америки служит выразительницей империалистских стремлений монополистических организаций финансового капитала и является послушным орудием в руках миллиардеров.
*181 Клемансо - один из вождей французской буржуазии. Выдвинулся, как радикал, еще в эпоху Парижской Коммуны. В 90-х годах Клемансо приобрел популярность своим участием в деле Дрейфуса, на защиту которого он выступил одновременно с Золя, Жоресом и др. С 1902 г. Клемансо неоднократно стоял у власти то в качестве премьера, то в качестве министра. В 1917 - 1920 г.г. Клемансо, будучи премьером, прославился как организатор победы и главный руководитель Версальской конференции, навязавшей Германии грабительские условия мира. В эти же годы Клемансо был одним из главных вдохновителей политики интервенции по отношению к России.