Л. Троцкий.
ВОСПОМИНАНИЯ ОБ ОКТЯБРЬСКОМ ПЕРЕВОРОТЕ*82*

/* Стенограмма заседания участников Октябрьского переворота в Петербурге.

ТРОЦКИЙ. Я начну свои воспоминания с заседания солдатской секции*83. (Точно не помню, что это было, - президиум солдатской секции или Исполком Петербургского Совета.) На этом заседании было сообщено, что из штаба округа требуют отправки на фронт, примерно, 1/3 полков петербургского гарнизона. Это было, по-видимому, заседание Исполкома; там был левый с.-р. Верба, а из нашей публики были Мехоношин*84, Садовский. Как только было сообщено это требование, мы стали между собой шушукаться, что дело идет об удалении наиболее революционных, большевистских полков. Вытекала задача всячески использовать это намерение, так как вопрос о вооруженном восстании к этому времени был уже решен. Мы заявили, что согласны этому подчиниться, если это вызывается военными нуждами, но что предварительно надо проверить, - нет ли здесь корниловщины. И решили выдвинуть требование создания такого органа, который бы с военной стороны проверил, вызывается ли это действительно военными соображениями, или же это дело политического порядка. Солдатская секция была политическим органом гарнизона и не была к этому приспособлена. Таким образом, для этой проверки мы организовали как бы некоторый контр-штаб, чисто военное учреждение. После этого меньшевики запросили нас, не порываем ли мы этой организацией со штабом Петербургского округа: мы ответили, что нет, представитель наш там остается. На этом заседании был левый эсер Лазимир (умер потом на Южном фронте России), молодой товарищ, который работал по интендантской части старой армии. Он был один из тех левых эсеров, который сразу пошел за нами. На этом заседании он нас поддержал, и мы ухватились за него. Таким образом требование о создании Военно-Революционного Комитета исходило как бы не от нас, а от левого эсера. Более опытные в политических делах старые меньшевики стали говорить, что это ни что иное, как организация военного восстания.

Тут же был один из видных старых меньшевиков, бывший член их ЦК*85; он особенно злостно нас разоблачал в этот момент. В общем, мы предложили Лазимиру набросать проект организации Военно-Революционного Комитета, за что он и взялся. Отдавал ли он себе отчет, что дело идет о заговоре, или же только отражал бесформенно-революционное настроение левого крыла эсеров, не знаю. Скорее последнее. Во всяком случае он на себя эту работу взял в то время, когда остальные левые эсеры относились к делу подозрительно-выжидательно, но ему, по-видимому, не мешали. Когда он представил свой проект, мы его выправили, всячески замаскировывая революционно-повстанческий характер этого учреждения. Вечером, на следующий день, проект этот внесли в Петербургский Совет, и он был принят.

Вопрос о создании Военно-Революционного Комитета был выдвинут военной организацией большевиков. В сентябре месяце 1917 г., когда военная организация обсуждала вопрос о вооруженном восстании, она пришла к заключению о необходимости создания непартийного "советского" органа для руководства восстанием. Об этом решении мною было сообщено т. Ленину. Момент для нас был в высшей степени благоприятный. Когда после этого было заседание ЦК (я неверно сказал раньше, что в ЦК день восстания был уже решен; то, что восстание будет, ясно было для всех, но обсуждение вопроса о восстании в ЦК было уже после образования Военно-Революционного Комитета), - помню, на квартире у одного из Рахья*86, или на квартире, которую указал т. Рахья на заседании ЦК, присутствовал и М. И. Калинин*87. Мы обсуждали вопрос в ЦК и, оперируя фактами, приходили к выводу, что если такой важный вопрос, как вывод гарнизона, может довести конфликт до открытого переворота, то именно это обстоятельство в высшей степени помогает нам установить известный способ переворота, так как у нас был план совершения его чисто заговорщическим путем. Идея эта навязывалась естественно, тем более, что большинство гарнизона было за нас, и надо было реализировать настроение. Сейчас мы получали чисто военную завязку большого конфликта, на основе которого можно было разыграть выступление. Может быть, кто-нибудь помнит, когда состоялось решение ЦК по этому поводу? Это должно было быть в начале октября, около 10 или раньше?

ПОДВОЙСКИЙ. Девятого или немного позже, после двенадцатого.

ТРОЦКИЙ. Нет, потому что на 25-ое был назначен 2 Съезд Советов. Я говорил, что в сущности мы и вооруженное восстание назначили на 25-ое число, но тогда оказалось, что остается довольно значительный срок до этого восстания.

КОЗЬМИН. 18-ое был запрос Мартова, что это за Военно-Революционный Комитет, и вы ответили вопросом: "Кто дал право Мартову делать такие запросы?"*88

ТРОЦКИЙ. Это несомненно. Но я говорю, что заседание Исполкома, где в принципе было решено его организовать, было еще до решающего заседания Центрального Комитета; и если вы говорите, что заседание ЦК было десятого-двенадцатого, то могло оно быть и седьмого*89. Это только относительное указание. Самый Военно-Революционный Комитет, если бы меня спросили, какой был его состав, то хоть убейте, не назову, хотя я в нем и играл большую роль. Но до того дело это превратилось в блок трех партий, и в сущности каждая партия давала людей, посылала вспомогательных работников, которые сменяли уставших, так что решить, кто был официальным членом, я не могу. Это можно было бы установить по газетам. Т. Иоффе был ли официальным членом?*90

ГОЛОС. Был.

ТРОЦКИЙ. Урицкий?*91 Он много работал.

ПОДВОЙСКИЙ. Уншлихт*92 особенно развернулся после переворота.

ТРОЦКИЙ. Лазимир много работал.

КОЗЬМИН. Я помню, что после 18 октября непрерывно были заседания Совета, и помню, вы делали постоянно назначения, где что распределить. Вот про этот момент, может быть, вы сообщили бы нам, как это делалось.

ТРОЦКИЙ. Относительно оружия дело было так. Первым источником оружия был Сестрорецкий завод. Когда прибыла делегация от рабочих и сказала, что нам нужно оружие, я говорю: "Но ведь арсенал не в наших руках". Они отвечают: "Мы были на Сестрорецком заводе". - "Ну, что же?" - "Сказали, если Совет прикажет, мы дадим". Это был первый опыт. Я дал ордер на пять тысяч винтовок, и они получили их в тот же день. И во всех буржуазных газетах это было напечатано. Я очень хорошо помню, что в "Новом Времени" была чуть ли не передовая статья, или в одной из статей говорилось об этом. И самый этот факт, конечно, легализовал распоряжение наше по оружейной части. В дальнейшем дело пошло, в сущности, полным ходом. Это было после переворота, когда мы, Военно-Революционный Комитет, стали назначать комиссаров во все военные учреждения, во все воинские части и во все комиссариаты, где было оружие. Там наши комиссары давали партии военную организацию, и распоряжение оружием тогда естественно перешло в наши руки.

Еще я помню момент незначительный, но просто живописный. Это было, когда мы в здании самого Смольного стремились организоваться с военной стороны. Пулеметная команда, выполнявшая при Керенском эти обязанности, оказалась малопригодной, хотя пулеметчики и стали большевиками к моменту переворота. Комендантом Смольного тогда был Греков. Он считался эсером-синдикалистом и при большевиках сидел много в тюрьме. В тот момент он был очень враждебен нам. Это было после митинга в Петропавловской крепости, где мне стало ясно, что мы не только победим, но победим почти без сопротивления. Греков подвозит меня на своей машине и говорит: "Да, конечно, вы, может быть, и могли бы совершить переворот, но это, конечно, не надолго - вас задушат". Понятно, что он не хотел связываться с нами. А начальник команды подошел ко мне и сказал, что мы, мол, за вас.

Когда же стали проверять пулеметы, то они оказались в совершенно негодном состоянии. Солдаты обленились и также оказались совершенно непригодными для борьбы. Мы решили ввести туда какую-нибудь пулеметную часть, не помню, какую; но только на рассвете с 24-го на 25-ое явились туда с пулеметами. Меньшевики и эсеры, в значительном числе, были еще в Смольном. На рассвете никто из нас еще не спал. Предрассветное, сумеречное состояние и настроение, нервная приподнятость и вдруг, - по коридору эти пулеметы - рррррррр. Меньшевики смотрят бледные, встревоженные. Каждый звук порождал тревогу. А тут по всем коридорам грохот, топот. Тогда они стали выселяться совсем из Смольного.

25-го открылось заседание 2 Съезда Советов. И тогда Дан и Скобелев пришли в Смольный и направились как раз через ту комнату, где мы сидели с Владимиром Ильичем. Он был обвязан платком, как от зубной боли, с огромными очками, в плохом картузишке, вид был довольно странный. Но Дан, у которого глаз опытный, наметанный, когда увидал нас, посмотрел с одной стороны, с другой стороны, толкнул локтем Скобелева, мигнул глазом и прошел. Владимир Ильич тоже толкнул меня локтем: - "Узнали, подлецы".

Но это было не опасно, потому что в этот момент мы были господами положения.

Игру Военно-Революционного Комитета со штабом округа мы продолжали. У нас велись переговоры, какие установить взаимоотношения с комиссарами, чтобы не было трений между солдатской секцией и гарнизоном. Они выдвинули проект, что их комиссар будет окружным комиссаром. То, что мы назначаем комиссаров в полку - неважно, но необходимо, чтобы они подчинялись их комиссару.

Мы продолжали эти переговоры, и они проникали в газеты. В "Новом Времени" или в "Речи" говорилось: "По-видимому, соглашение будет достигнуто". Владимир Ильич, прочитав эти газеты, весьма яростно был настроен против нас, и первым вопросом, как только он приехал, было: "Неужели это правда?" - "Нет, это для прикрытия игры", - успокоили мы его. В это время были уже взяты телеграф, банк, Инженерный замок, и окружался Зимний дворец. Таким образом положение наше было более или менее обеспечено. Тогда же, рано утром, когда всюду рычали пулеметы, вдруг пришли рабочие и работницы из типографии и сообщили, что закрыли "Правду", и стали наталкивать нас на всякого рода самовольства. Это было 24-го или 25-го. Они говорят: "Что же это такое?.. Подвойский, сорвите печати". - "Да, мы возьмемся набирать, только дайте нам охрану". Эта мысль - "дайте охрану" - подтолкнула и нас. У нас полков - сколько угодно. Сейчас же мы написали приказ: "На доблестный Волынский*93 полк возлагается обязанность обеспечить свободу пролетарской печати. Правительство закрыло газеты "Правда" и "Рабочий и Солдат". Исполнительный Комитет Советов отменяет это распоряжение и возлагает на доблестный Волынский полк обязанность восстановить наши права".

Они сейчас же дали роту. Никто не покушался противодействовать. И уже самый тот факт, что правительство закрыло, а наша рота пришла и стала на стражу типографии пролетарской печати, придал всему району такую смелость, что сразу стало ясно, что дело уже окончено. И таких эпизодов было много.

ПОДВОЙСКИЙ. Решительное заседание, где Зиновьев и Каменев возражали против восстания, было 13-го*94.

ТРОЦКИЙ. Заседание это происходило на квартире меньшевика Суханова. Это было числа 14 - 15-го*95. Но если это было этого числа, то тогда, товарищи, остается мало времени между Съездом Советов и заседанием, где был запрос Мартова. Нет, это было раньше. Первый раз, когда явились из штаба округа эсеры и сообщили, что есть приказ о выводе трех полков, это было в Исполкоме. А, может быть, это было в Исполкоме Совета солдатской секции?

САДОВСКИЙ. Кажется, это было в президиуме. Было заседание под председательством Завадье.

ТРОЦКИЙ. На заседании ответственных работников я не был, был на предварительном совещании с т. Лениным, и туда приходили Зиновьев и Калинин. И когда был поставлен вопрос Калинину, пойдут ли рабочие на восстание, он ответил утвердительно, сказав, что момента упускать нельзя. В это время разговор с Владимиром Ильичем касался скорее того, когда можно начать восстание. Назначили определенный срок начала восстания путем военного заговора, причем было решено использовать события, а также вывод гарнизона. Владимиру Ильичу, находившемуся в Финляндии, не были достаточно ясны происходившие события, так что здесь бывали только совещания, а заседание это происходило после совещания ответственных работников у Суханова. Здесь были Ленин, Зиновьев, Каменев, Ломов*96, Яковлева*97, Свердлов*98. Из москвичей - Оппоков*99. Ногина*100, кажется, не было. Рыкова*101 тоже не было. Сталин*102 был, Шаумян*103, кажется, был. Протокола никакого не было, кроме подсчета голосов. Прения были принципиальные, и больше, чем можно было предполагать, выступавшие товарищи возражали против вооруженного восстания, доходя в своей аргументации до отрицания власти Советов. Возражения сводились к тому, что вооруженное восстание может дать победу, а потом что?.. а потом мы не сможем удержаться по социально-экономическим причинам и т. д. Таким образом, вопрос был затронут весьма глубоко. Были сопоставления с июльскими днями, говорилось, что массы могут не выйти, и мы ударим отбой. Затем были доводы, что мы не справимся с продовольствием, что погибнем в первые же две недели, что Петербург останется нашим островом, что Викжель, техника, спецы, интеллигенция задушат нас. Прения носили очень страстный характер, но теперь задним числом трудно вспомнить все аргументы. Наиболее поразило, товарищи, то, что когда стали отрицать возможность восстания в данный момент, то противники в своем споре дошли даже до отрицания советской власти. Мы их спрашивали: "Какая же ваша позиция?" - Агитация, пропаганда, сплочение масс и т. д... "Ну, а дальше что?"

Соотношения голосов я не помню, но знаю, что 5 - 6 голосов было против. За - было значительно больше, наверное, голосов 9. Впрочем, за цифры я не ручаюсь. Заседание продолжалось всю ночь, расходиться стали на рассвете. Я и некоторые товарищи остались ночевать.

Два оттенка в отношении к восстанию. С одной стороны, питерцы (те, кто работал в Питерском Совете) связывали судьбу этого восстания с ходом конфликта из-за вывода гарнизона. Владимир Ильич не боялся восстания и даже настаивал на нем, но связывал судьбу этого восстания не только с одним ходом конфликта в Питере. И это был не другой оттенок, а скорее другой подход к делу. Наша точка зрения была питерская, что вот-де Питер поведет дело таким образом, а Ленин исходил из точки зрения восстания не только в Питере, а во всей стране, и он не отводил такого большого места и значения исключительно восстанию Питерского гарнизона.

День восстания был назначен на 15 октября.

ПОДВОЙСКИЙ. По моим расчетам, заседание было раньше, потому что тут выйдет запоздание.

ТРОЦКИЙ. Заседание ответственных работников, несомненно, было после заседания ЦК, когда вопрос был уже решен и, стало быть, Зиновьеву и Калинину было предоставлено право выступить в защиту их точек зрения. А решение ЦК было уже вынесено. Из этого я заключаю, что заседание ЦК было в начале октября, числа 3-го, так как мне помнится, что было решено произвести восстание не позже 15 октября. В назначении срока и выразился оттенок. Я настаивал, чтобы Военно-Революционному Комитету было поручено подготовить момент восстания к Съезду Советов. На этот счет больших споров не было, но было определено, что восстание будет либо в конце октября, либо в начале ноября.

КОЗЬМИН. Решение это было после выхода большевиков из Предпарламента или до?

ТРОЦКИЙ. Это было после. А когда был выход из Предпарламента?

ПОДВОЙСКИЙ. В сентябре.

ТРОЦКИЙ. Я сказал, что это было после выхода. Но нет, я не могу установить момента с точностью. Во всяком случае, это решение было после заседания фракции, где решался вопрос, входить ли в Предпарламент или нет, и где я проводил бойкотистскую точку зрения невхода, а Рыков - входа. Только после этого получилось письмо Ленина из Финляндии, где он поддерживал бойкотистскую точку зрения фракции*104. И после этого заседание ЦК имело характер попытки поставить последние точки над i, внести полную определенность в положение. В поведении партийных ячеек, в полках, в поведении комиссаров чувствовалась большая неопределенность.

КОЗЬМИН. Еще интересен момент продолжения революции в учреждениях, формирование Наркоминдела, которым ведал Лев Давыдович, и создание аппарата.

ТРОЦКИЙ. Насчет Наркоминдела я бы хотел вспомнить т. Маркина, который организовал, до некоторой степени, Наркоминдел; т. Маркин был матросом Балтийского флота и состоял членом ЦИК второго созыва. Он познакомился с моими мальчиками. Его никто не замечал, но, несомненно, он пользовался доверием матросов. Через моих мальчиков я познакомился с ним. Это было так недели за 2 - 3 до революции. Он предложил свои услуги для всяких ответственных поручений, и первое время мы посадили его в редакцию "Рабочий и Солдат", где он проявил величайшую энергию. А затем он вошел вместе со мною в Наркоминдел, причем я этот Наркоминдел долгое время ни разу не посещал, так как сидел в Смольном. Вопрос был военный - наступление на нас Краснова. Были собрания представителей от заводов и масса всяких других дел, жел.-дор. и т. д., а Маркин занимался организацией Наркоминдела. Организация эта выразилась на первых порах вот в чем: ни входов, ни выходов мы не знали, не знали, где хранятся секретные документы; а Петербургский Совет довольно нетерпеливо ждал секретных документов. У меня лишнего времени не было съездить посмотреть.

Когда я один раз приехал, причем это было не в первый день, а дней через 5 - 7 после взятия нами власти, то мне сказали, что никого здесь нет. Какой-то князь Татищев сказал, что служащих нет, не явились на работу. Я потребовал собрать тех, которые явились, и оказалось потом, что явилось колоссальное количество. В 2 - 3 словах я объяснил в чем дело, что дело более или менее невозвратное, и кто желает добросовестно служить, тот останется на службе. Но я ушел несолоно хлебавши. После этого Маркин арестовал Татищева, барона Таубе и привез их в Смольный, посадил в комнату и сказал: "Я ключи достану через некоторое время". На вопрос о ключах Таубе отослал к Татищеву, а Татищев - куда следует, и когда Маркин вызвал меня дня через 2, то этот Татищев провел нас по всем комнатам, отчетливо показал, где какой ключ, как его вертеть и т. д. Тогда было опасение, не спрятаны ли какие-нибудь бумаги. Но это не подтвердилось. Когда мы спросили его, а где же секретные документы, он сказал, что наше представление о них страдает, так сказать, некоторым фетишизмом, будто они обязательно должны быть написаны на пергаменте и т. д. Эти секретные документы потеряли свое значение, эти грабительские соглашения создавались просто путем шифрованной телеграфной передачи, и копии их лежали в довольно прозаичном виде, спрятанные в шкафах.

Маркин приступил к их изданию. При нем терся молодой человек, лет 25, без руки, фамилия его, кажется, Поливанов, приват-доцент. Так как он был мне рекомендован Маркиным, то он и помогал ему. Не знаю, на каком он был факультете, но у него были сведения по этой части. Кажется, он даже знал азиатские языки. Филолог ли он был, что ли, - в точности не могу сказать. Работал он не на секретных ролях. Кто рекомендовал его Маркину, не знаю. Там был еще из партийных Залкинд. Маркин его более или менее усыновил. Но потом оказалось, что Поливанов был членом союза русского народа. Руку он потерял, во всяком случае, не на баррикадах. Он обнаружил потом большое пристрастие к спиртным напиткам, и даже были сведения, что он принимал разные приношения. Персидское посольство ему какую-то корзинку с какими-то приношениями прислало. Он был по этому поводу устранен. Первое время он работал довольно активно. Сам Маркин ловил посылки, которые приходили из других стран. В них оказывались шелк, дамские туфли и т. п. Никаких дипломатических переговоров в эти времена здесь не велось, и вся работа сводилась к изданию документов и продаже содержимого этих вализ. Наша дипломатическая деятельность происходила в Смольном без всякого аппарата Наркоминдела. Только когда приехал тов. Чичерин и был назначен в состав Наркоминдела, началась работа в самом здании, подбор новых сотрудников, но в очень небольших размерах.

КОЗЬМИН. Я помню, вы говорили, что это самый спорный комиссариат, что ни одна держава его признавать не будет, не с кем будет разговаривать.

ТРОЦКИЙ. Маркин до Наркоминдела работал в следственной комиссии Петербургского Совета, а оттуда перешел в Комиссариат иностранных дел. Следственная Комиссия начала применять некоторые методы, которые не нравились тогдашним меньшевикам и эсерам, и Маркин в этом отношении тоже отличался тем, что эти методы, по части улавливания контрреволюционеров, применял весьма усердно.

Маркин был, кажется, рабочим или крестьянином. Человек очень умный, с большой волей, но писал с ошибками. Всякие документы, написанные им, написаны довольно-таки неправильно. Потом он командовал на Волге нашей военной флотилией и там погиб.

Нужно сказать, что в первый период поразительна была роль офицерства. Когда я и Ленин проводили собрания офицерства петербургского гарнизона, где набирался командный состав против Керенского, то обновленных командиров там было очень немного; все они были из царской армии, но все-таки большинство из этих старых офицеров было за нас. Тут, очевидно, в большинстве случаев было такое желание, чтобы помочь нам свергнуть Керенского. Никто на себя не брал ответственности, а взявший на себя руководство М. Муравьев организовывал потом партизанщину под Царицыным. А на Пулковой горе командовал полковник Вальден. Он обложил Краснова большими отрядами, и это столкновение решило судьбу наступления Керенского. Этот Вальден был типичный полковник, и что в нем говорило, когда он шел за нас, я до сих пор не понимаю. Полковник он был немолодой, много раз раненый. Чтобы он нам сочувствовал, этого быть не могло, потому что он ничего не понимал. Но, по-видимому, у него настолько была сильна ненависть к Керенскому, что это внушало ему временную симпатию к нам.

"Пролетарская Революция" N 10,
1922 г. стр. 52 - 64.
 

*82 Настоящее воспоминание является стенографической, - впрочем, очень путаной, - записью речи Л. Д. Троцкого на вечере воспоминаний, созванном Истпартом в связи с 4-летием Октябрьской революции. Записана она столь небрежно, что при первом просмотре оказалось, что у речи нет конца, ибо в нее вплетена речь последующего оратора. Отчет о заседании был помещен в N 10 "Пролетарской Революции" за 1922 г.

*83 Здесь имеется в виду заседание солдатской секции Петроградского Совета от 6 октября. Речь Л. Д. Троцкого на нем и резолюцию см. в 1-ой части данного тома, в отделе "Вокруг Предпарламента".

*84 Мехоношин в 1917 г. был одним из активных работников военной организации большевиков. В дни Октября принимал энергичное участие как член Революционного Комитета Петрограда. В последующие годы Мехоношин работает на ответственных постах Красной Армии, а затем переходит на работу во Всевобуч, начальником которого состоит с 1923 г.

*85 Здесь имеется в виду Бройдо.

*86 Это не совсем точно, если считать датой образования Военно-Революционного Комитета принятие Петроградским Советом решения о создании В.-Р. К.: это заседание последнего, как известно, произошло 16 октября. Заседание же ЦК было 10.

*87 Калинин - один из старейших работников нашей партии. Работал, главным образом, в петроградской организации. В 1917 г. был членом питерской городской управы от большевиков. После смерти Свердлова был избран Председателем ВЦИКа, на каком посту работает до настоящего времени.

*88 Этот запрос был сделан во время речи т. Троцкого по вопросу о "выступлении большевиков" на заседании Петросовета от 18 октября. См. эту речь в тексте данной книги.

*89 Из предыдущего ясно, что это не так. Это заседание состоялось десятого октября.

*90 Иоффе - старый участник с.-д. движения. Перед войной примыкал к венской "Правде". После февральской революции был сторонником немедленного объединения с большевиками. После Октябрьской революции, в которой принимал активное участие, работал все время в Наркоминделе, будучи одним из руководителей последнего. В 1920 году был председателем советской делегации на Рижской конференции по заключению мира между Польшей и Советской Россией. В 1921 - 1923 годах Иоффе был представителем в Китае, ведя одновременно переговоры с Японией. В 1924 году он был членом советской делегации на англо-русской конференции в Лондоне.

*91 Урицкий - долгое время работал в рядах Р. С.-Д. Р. П. До войны Урицкий примыкал к меньшевикам. В 1910 г. он был меньшевиком-партийцем. В эпоху войны Урицкий был одним из активных сотрудников интернационалистской газеты "Наше Слово". После своего возвращения в Россию, он входит в межрайонную организацию и вместе с Л. Д. Троцким работает над объединением последней с большевиками. После Октябрьской революции Урицкий работает на ответственнейшем посту комиссара Учредительного Собрания (см. его доклад в приложении N 17). В 1918 г. с разгулом контрреволюции его назначают руководителем Петроградской Ч. К. На этой боевой работе он возбуждает к себе ненависть бело-эсеров и падает жертвой эсеровской пули осенью 1918 г.

*92 Уншлихт - один из активных участников с.-д. движения в Польше. В годы гражданской войны работал в В. Ч. К. и был одним из руководителей последней. Во время войны с Польшей Уншлихт был членом Реввоенсовета Западного фронта и входил в состав Революционного Комитета Польши. С 1924 года он работает в Реввоенсовете СССР, в качестве его члена и Комиссара Штаба.

*93 Здесь ошибка. Этим полком был Литовский, а не Волынский. См. текст этого приказа в VII отделе настоящей книги.

*94 Подвойский здесь делает ошибку. Это заседание было 10-го.

*95 Заседание на квартире Суханова, как указано выше, произошло не 14 - 15, а 10 октября.

*96 Ломов (Оппоков) - старый участник социал-демократического движения. В дни Керенского работал в Москве, был членом Московского Областного Комитета. На 2 Съезде Советов был избран в состав Совнаркома в качестве Наркома юстиции. В дни Бреста Ломов примыкал к крайнему крылу левых коммунистов. На протяжении гражданской войны он работал в различных хозяйственных органах. В 1922 - 1924 годах Ломов был председателем нефтяного синдиката.

*97 Яковлева - старый активный работник большевистской фракции. Работала, главным образом, в Московской окружной организации. В 1917 г. Яковлева была одним из руководителей Московской организации, а в октябрьские дни входила в Военно-Революционный Комитет Москвы. В первые годы Сов. власти она работала в Петрограде в Чрезвычайной Комиссии. Позднее Яковлева была секретарем Московской организации и Сибирского Бюро Центрального Комитета. В 1922 - 1924 годах Яковлева работала в Наркомпросе в качестве заместителя Наркома и заведывающего Главным Комитетом по профессионально-техническому образованию (Главпрофобр).

*98 Свердлов - один из лучших организаторов нашей партии в эпоху подполья. В течение своей нелегальной деятельности Свердлов работал почти во всех областях России и перебывал во многих тюрьмах и ссылках. На апрельской конференции 1917 года Свердлов был избран в Центральный Комитет. Вплоть до октябрьских дней на плечах Свердлова, главным образом, протекала организационная работа Центрального Комитета партии. В ноябре 1917 года Свердлов был избран председателем ЦИКа, на каковом посту он пробыл до самой своей смерти. На этой работе развернулись организаторские способности Свердлова. Возглавляя ЦИК, Свердлов одновременно руководил всей организационной работой ЦК. Связанный нитями подпольной работы со всей старой гвардией большевизма, он проделал гигантскую работу по распределению партийных сил на советскую и партийную работу. Его смерть, последовавшая в марте 1919 года, лишила партию незаменимого организатора.

*99 Здесь произошло, по-видимому, недоразумение. Оппоков является одновременно и Ломовым, о котором только что упоминалось. Поэтому на заседании присутствовало не два лица - Ломов и Оппоков, а одно - Ломов (Оппоков).

*100 Ногин - рабочий, вошедший в революционные ряды движения в 1890-х г.г. В довоенный период Ногин был одним из крупнейших организаторов большевистской партии. Под псевдонимом "Макар" он работал во многих организациях. Одновременно Ногин сыграл крупную роль в развитии профессионального движения, и прежде всего среди текстильщиков, из среды которых он сам вышел. В 1917 году Ногин был одним из руководителей Московской организации. После перехода Московского Совета в руки большевиков, он был избран председателем последнего. В идейной борьбе между различными течениями нашей партии в 1917 году Ногин примыкал к правому крылу. В ноябре 1917 г. он был в числе тех членов ЦК, которые подали в отставку в связи с разногласиями по вопросу о социалистическом правительстве. На 2 Съезде Советов он был выбран в состав Совнаркома в качестве Наркома торговли и промышленности. В годы Сов. власти Ногин занимал крупнейшие хозяйственные посты. В последние годы он был председателем текстильного синдиката. Одновременно он нес большую партийную работу, в частности, был председателем Центральной Ревизионной Комиссии. В 1924 году скончался от тяжелой болезни.

*101 Рыков - один из старейших работников нашей партии, работал в различных городах центральной России. На III Съезде партии вошел в Центральный Комитет. В годы реакции, во время фракционных разногласий, Рыков возглавлял группу большевиков-партийцев, настроенных более примирительно, чем Ленин, по вопросу об объединении различных фракций Р. С.-Д. Р. П. В 1917 году он работал в Москве, возглавляя вместе с Бухариным, Осинским и др. местную организацию. На 2 Съезде Советов Рыков был избран Народным Комиссаром внутренних дел. В годы гражданской войны Рыков занимал ответственнейший пост Чрезвычайного уполномоченного по снабжению армии (Чусоснабарм). Одновременно он возглавлял Высший Совет Народного Хозяйства, председателем которого, с небольшими перерывами, он был до февраля 1924 года. После смерти Ленина, Рыков был избран Председателем Совета Народных Комиссаров СССР и РСФСР.

*102 Сталин - один из крупных организаторов большевистской фракции до войны. На апрельской конференции 1917 года был избран в Центральный Комитет. Вместе со Свердловым он руководил организационной работой ЦК в эпоху керенщины. На 2 Съезде Советов Сталин был избран Наркомом по национальным делам. На этом посту он пробыл вплоть до ликвидации этого Комиссариата в 1923 году. В годы гражданской войны Сталин работал также в армии, как член Революционного Военного Совета Республики и отдельных фронтов. В последние годы он работает в качестве генерального секретаря ЦК РКП.

*103 Шаумян - родился в Тифлисе в 1878 г. Его общественно-революционная деятельность начинается в 1899 г., среди революционного студенчества. До революции он принимал активное участие в нелегальной работе на Кавказе. После февраля становится одним из руководителей кавказской организации. Еще до Октябрьской Революции Шаумян был избран бакинскими рабочими председателем Бакинского Совдепа. Под его руководством прошел год напряженной борьбы, которая закончилась мартовским (в 1918 г.) переворотом, установившим диктатуру пролетариата. Шаумян становится во главе Бакинского Совнаркома - в качестве председателя, одновременно занимая пост Комиссара по иностранным делам. После оккупации Баку англичанами Шаумян был расстрелян в числе 26 бакинских комиссаров 20 сентября 1918 г.

*104 См. это письмо в прим. 246 части 1 данного тома.