Шалыган Вячеслав

     Экзамен для гуманоидов

     Фантастический роман

     BiblioNet 

     Часть 1

     ОБАЯНИЕ АМФИБИЙ

     1

     Н-ск. Штаб округа. Один месяц назад

     — Сережа, ну иди, остынет все!

      — Сейчас, мам, досмотрю.     

      — Опять про инопланетян?

      — Представь себе, события развиваются, — Сергей вошел в кухню, вытирая

промасленной тряпкой руки, — их капитан встречается с Советом Безопасности ООН.

      — Что это ему от ООН понадобилось? Руки вымой, опять с железкой своей

нянчился?

      — Мам, эта «железка» мое орудие труда и капиталовложение. А еще — источник

душевного равновесия, кое рядовым гражданам дает любовь или другое хобби. Она к

тому же именная, следовательно — член семьи.

      — Болтун. Лучше бы ты девушку какую-нибудь в члены семьи записал, а не

револьвер свой.

      — Пистолет, мама, пистолет.   

      — Ну, пистолет. Поешь, давай.

      — Я здесь включу? — Сергей щелкнул кнопкой стоящего на холодильнике

маленького телевизора.

     «Совет Безопасности принял к рассмотрению предложения нашего инопланетного

гостя и заверил его, что решение будет вынесено в ближайшее время».

      — Ну все, мне пора, — Сергей торопливо запил обед остывшим чаем и, на ходу

застегивая куртку, крикнул — буду поздно, ключи взял.

     Он бегом спустился по гулкой лестнице и, подняв воротник, пошел быстрым

шагом к автостоянке.

     Весна оставляла желать лучшего. Снег уже сошел, но холодный ветер так и не

сменился теплым. На худой конец — безветрием. По утрам подмораживало. На

скользких дорогах то и дело образовывались пробки. К обеду лед таял, грязь

заливала машины, пешеходов, тротуары и кусты, а к вечеру все залитое и не

протертое снова сковывало скользкой коркой. Метеорологи утверждали, что дело в

новом спутнике — инопланетном корабле размером с десятую часть Луны. Как мог он

влиять на погоду, зависнув втрое дальше ночного светила, они объяснить не могли.

     Шум, поднятый прибытием «братьев по разуму», уже стих. Братья, вернее брат,

вели себя мирно. Представитель чужаков приземлился на челноке еще три месяца

назад и за прошедшее время успел чрезвычайно много. Он наладил контакты со всеми

желающими, свозил пару делегаций ученых и журналистов на свой корабль, дал

неисчислимое множество пресс-конференций, без устали выступал с лекциями перед

всевозможными аудиториями, мотаясь по странам на своем челноке с невообразимой

скоростью. Как он выдерживал такой ритм жизни, оставалось загадкой. В ответ на

вопросы об этом Гость неизменно улыбался и произносил очередную речь. Что-нибудь

о приоритете интересов мирового сообщества и важности своей миссии. И вновь

улыбался.

     Улыбка, кстати, впечатляла. Вопреки прогнозам, инопланетянин оказался

вполне гуманоидным красавцем на вид лет сорока. Чуть выше среднего роста,

атлетически сложенный, с пышной седеющей шевелюрой, красивыми зелеными глазами и

голливудской улыбкой, совершенно очаровавшей домохозяек и остальную либерально

настроенную часть населения. Говорил он на всех языках без переводчика, без

акцента, мягким, проникновенным голосом.

     Продюсеры сериалов стремительно покатились к банкротству. Репортажи о Госте

стали главным телемагнитом для всех зрителей, независимо от возраста и пола. За

три месяца чужак стал роднее ближайших родственников большинству бледнолицых и

половине азиатов. Африканцы сомневались, но отрицать справедливость слов Гостя

не смели.

     Только одну категорию людей всех цветов кожи Гость повергал в глубокое

недовольство — военных. Но и этот этап привыкания, похоже, заканчивался. Совет

Безопасности решает вопросы использования «голубых касок», а значит, пришелец

будет договариваться на эту тему. «Надеюсь, не войну он собрался объявлять», —

думал Сергей, въезжая в ворота части.

     В штабном тире, кроме мрачного прапорщика, стрелков не было. Прапорщик,

старшина комендантского взвода, пытался побить рекорд неизвестного

происхождения: пятьдесят очков с пяти выстрелов. Сергей хмыкнул и уселся в

кресло у входа. Старшина сделал последний выстрел и выключил подсветку мишеней.

     —  Сорок семь, — прапорщик разгладил холеной рукой пышные усы и покосился

на Сергея. — Зря расселся, товарищ капитан, командующий еще утром тобой

интересовался.

     Сергей удивленно поднял брови.

     —  Мне никто не звонил. Что-то стряслось?

     —  Откуда я знаю? Адъютант предупредил, как объявишься — к «папе». Значит,

не срочно, но очень быстро.

     —  Спасибо, Михалыч, пойду, раз такое дело...

     —  Иди, иди, чемпион, — прапорщик добродушно усмехнулся, — по дороге шепни

дневальному, сюда чтобы двигал.

     В приемной Сергей понял, что не опоздал. Судя по размерам звезд на погонах

офицеров, ожидающих аудиенции у командующего войсками округа, день был

напряженным и обещал оставаться таковым до позднего вечера. «Можно было спокойно

тренироваться», — с тоской подумал Сергей, пристраиваясь в хвост очереди. Не

успел он присесть, как из кабинета вышел замученный адъютант и объявил усталым

голосом:

      — Перерыв на пятнадцать минут, товарищи. Заметив Сергея, он поманил его и,

кивнув на дверь кабинета, произнес:

      — Заходи, шеф тебя как раз к чаю и ждал. Сергей смущенно покосился на

утомленных ожиданием полковников и прошел вслед за адъютантом.

     —  Товарищ генерал-лейтенант, капитан Орлов по вашему приказанию прибыл, —

отрапортовал Сергей, останавливаясь на пороге просторного кабинета.

     —  Входи, входи, — приветственно махнул рукой командующий.

     В отличие от ожидающих офицеров он утомленным не выглядел, скорее наоборот:

на широком лице горел здоровый румянец, а проницательные серые глаза светились

победным огнем. Генерал встал из-за стола и, потягиваясь, прошелся по комнате. В

его массивной фигуре чувствовалась какая-то предстартовая напряженность и

собранность.

     —  Сейчас майор чайку принесет. Да ты садись, Сережа.

     Характер взаимоотношений командующего округом и молодого капитана из

местного СКА определялся термином «родство душ».

     Капитан Сергей Орлов выиграл «золото» на последней Олимпиаде в сверхценимом

командующим виде спорта — стрельбе из произвольного пистолета. Чествования,

вознаграждения, интервью, повышение в звании, звезда Героя — все это Сергею

нравилось, но ничуть не отражалось на тренировочном режиме и не приносило

полного удовлетворения. Гораздо выше он оценивал два подарка, сделанных

командующим: оборудованный по высшему классу тир и именной «ЗИГ-зауэр» П-226.

     Чем еще приглянулся капитан командующему, оставалось гадать. Возможно, у

генерала были далеко идущие политические планы. Кроме подарков, Сергей получил

соизволение бывать на различных мероприятиях для высшего офицерского состава, в

том числе и не официальных. Слава богу, командующий запретил в последних случаях

акцентировать внимание на основной деятельности Орлова и никаких

импровизированных стрельб по бутылкам почти не было. Разве что пару раз, когда

принимали каких-то «шишек» из генштаба.

     Таким образом, отношения складывались в нечто похожее на личную дружбу.

Сергея приглашали в дом и на дачу командующего, он познакомился со штатскими

друзьями генерала, а жена начальника смотрела на красивого и знаменитого

капитана как на перспективную пару для одной из подрастающих дочерей. Орлову

такое отношение льстило, но к дочкам шефа он относился, как старший брат. Ему не

хотелось, чтобы юные красавицы лелеяли несбыточные мечты. Старшая,

шестнадцатилетняя Маша, это понимала и, казалось, ценила, хотя в женской

психологии Сергей не был силен. Четырнадцатилетней же Наталье никакие логические

умозаключения ведомы не были. Капитан для нее был кумиром, первой любовью,

предметом обожания и прочее, прочее, прочее. Такой настрой младшенькой не мог не

растрогать сурового командующего, и теперь Орлов, захоти, мог просить у шефа что

угодно в пределах полномочий генерала.

     В подобных оранжерейных условиях солдат гибнет многократно быстрее, чем в

окопах, но Орлов пока держался. К тому же конкурентов на должность «приближенной

особы» практически не было. Сергея это вполне устраивало, так как не портило

общего благоприятного течения жизни.

     — Я хотел тебя на дачу пригласить, да, видишь вот, аврал случился, —

генерал старомодно размял не нуждающуюся в подобной процедуре сигарету

«Мальборо» и, наклонясь к самому уху Орлова, прошептал:

      — Завтра в шесть утра будь у меня дома.

     Сергея так поразил шепот, которым был отдан приказ, что он вздрогнул, будто

командующий не прошептал, а крикнул все это ему в ухо.

     Вошел майор с серебряным подносом, на котором парил ароматный чай. С блюдца

аппетитно подмигивали изюмом свежие булочки, а сквозь хрустальные стенки вазочки

рубиново светилось варенье. Пока адъютант, расставлял на кофейном столике

приборы» генерал завел разговор о тренировках, но, как только майор вышел, резко

сменил тему:

      — Гость заседает с Совбезом, слышал?

     Сергей кивнул и отхлебнул из чашки.

     —  Аврал по этому поводу?

     На сей раз кивнул «папа». Он молча посмотрел на Сергея, приглашая высказать

мнение по поводу переговоров Гостя и ООН.

     —  Ну, настроен-то он всегда был мирно, так что вряд ли следует ожидать

каких-нибудь фокусов. В любом случае — скоро они наговорятся, и мы все узнаем, —

Сергей настороженно взглянул на командующего, он знал, что генерал не любит

такие обтекаемые ответы.

     С другой стороны, Сергей действительно не ждал от этой встречи никаких

подвохов. Какая уж она по счету? Сбились все. По выражению лица генерала Орлов

понял, что, с точки зрения начальства, слегка заблуждается, но в вину вменять

это ему не будут.

     Генерал допил чай и, поставив чашку на блюдце, сказал:

      — Они уже наговорились. Иди, тренируйся, да не забудь — в шесть.

     —  Есть, — Сергей встал, четко повернулся «кругом» и вышел.

     Всю дорогу до тира он пребывал в недоумении. Зачем генерал вызвал его

лично, если можно было позвонить или передать через адъютанта? И этот шепот еще.

Детские игры против «жучков». Прослушивание? Нет, не та птица командующий, чтобы

кто-то осмелился нашпиговать его кабинет подслушивающими устройствами, да и к

чему? Хотел подчеркнуть важность завтрашней встречи? Или был какой-то подтекст?

В шесть утра. Время необычное. Впрочем, необычное для чего? Деловые встречи —

раз, текущая работа — два, развлечения — три. Кроме рыбалки, ну там-то вообще

затемно встречаться надо, или охоты... сейчас, конечно, не сезон... Хотя для

командующего любой выходной — сезон. В порядке исключения. А ружья всегда под

рукой, самому их чистить не надо, отчего ж не пострелять для снятия стресса?

Черт, оружие! Уж не оружие ли он предлагал прихватить? В нестандартное время и

экипировка нестандартная. Вот так вывод! Хотя мое оружие — не гранатомет, лежит

себе в кармане, не мешает, а пригодится или нет, увидим. Что ж, если строить эту

безумную цепочку дальше, то и одежда должна быть как можно более подходящей для

шести утра...

     Машину Сергей припарковал за квартал от дома командующего; и под рукой, и

не мешает. Оставшиеся сто метров он преодолел трусцой, чему вполне

соответствовала экипировка: тренировочный костюм с капюшоном и кроссовки.

«Зауэр» в наплечной кобуре мерно похлопывал по ребрам — сказывался недостаток

опыта в ношении подобной амуниции, но Сергею это было скорее приятно. Он считал,

что с «ЗИГом» они уже подружились, и воспринимал тычки в ребра, как дружеское

приветствие.

     Ворота были заперты, но, как только Орлов замер перед оком наружной

телекамеры, створки слегка разъехались, пропуская его во двор. Бодрый, словно

всю ночь бессовестно дрых, дежурный офицер молча протянул руку с открытой вверх

ладонью и состроил физиономию попрошайки.

     —  Мелочи нет, — подыграл Сергей, доставая пистолет и протягивая его

дежурному рукояткой вперед.

     —  «П-226», уважаю, — офицер взвесил в руке отнятое оружие и указал на

пристроенную к дому террасу, — шеф там.

     Кроме командующего, среди фикусов и пальм расположились двое незнакомых

Сергею мужчин.

     Один — довольно крупный. Точнее, настолько крупный, что, даже сидя, казался

одного роста с капитаном. Он сидел в позе Роденовского «Мыслителя», подпирая

подбородок рукой невероятных размеров, и хмуро разглядывал небольшой бассейн с

золотыми рыбками. Черты его крупного лица, однако, не были устрашающими. Он

покосился на вошедшего Сергея, и последнему почудилось, что гигант разглядывает

его доброжелательно.

     Второй неизвестный был замечательным представителем той категории людей,

которые не поддаются описанию по причине крайней типичности. Если вы видели

такого человека в толпе, то на просьбу описать его сможете ответить — белый, в

смысле не китаец или негр. И все. «Неплохо для шпиона», — мелькнула мысль, но

развить ее Сергей не успел.

     —  Я в тебе не ошибся, — опуская приветствие, сказал генерал, — товарищи

вот сомневались, правильно ли ты меня поймешь, а ты даже с машиной все верно

продумал, хотя на этот счет ни указаний, ни намеков не было. Молодец.

     Генерал был доволен, но обращался с хвалебной речью о Сергее к гостям,

словно ставил точку в каком-то споре.

     —  Спасибо, — Сергей даже не добавил «товарищ генерал». Он хотел сделать

возникшую вопросительную паузу вопросительной максимально. Шеф не стал больше

мариновать своего любимца и представил гостей:

      — Подполковник Ремизов, ГРУ, — он указал на человека «без лица», — и

капитан второго ранга Шахрин, подразделение «Дельфин».

     —  Подполковник, — поправил генерала гигант, — чтобы не возникало лишних

вопросов...

     Сергей уважительно покосился на фигуру Шахрина. О «Дельфине» ходили

легенды, но лично Орлов верил в его существование не больше, чем в домовых.

Какие-то супермены — диверсанты флотского базирования. Сверх меры обученные, но

где они применяли свои навыки и каков результат — неизвестно.

     —  Майор Орлов, — представил Сергея командующий, и такая постановка

спектакля повергла последнего в очередной нокдаун.

     Звание капитана он получил всего год назад, в связи с победой на Играх.

Произошло это более чем досрочно. Теперь он майор, и ему представляют таких

«зубров», хотя должно быть совсем наоборот! Гостей, похоже, оплошность не

смутила. Можно было подумать, что они ее не заметили вовсе.

     —  Результат нашей маленькой проверки действительно неплох, — мягко

произнес Ремизов, потирая руки, — но вы хорошо друг друга знаете, поэтому майору

было легко сопоставить факты. Он сравнил ваше поведение с обычным и сделал

выводы. Однако мы утверждаем его кандидатуру, Александр Сергеевич.

     —  У вас зачатки таланта, молодой человек. Остается их развить, — полковник

прищурился, глядя Сергею в глаза, — бумаги получите завтра.

     —  А... — Орлов хотел спросить что-то, но Ремизов его перебил:

      — Все вопросы к товарищу генералу, до встречи. Гости поднялись и неслышно

вышли из оранжереи в рассветные сумерки.

     — Ну что, начнем с главного? — спросил командующий, разминая «Мальборо».

     Сергей кивнул.

     —  Через неделю в составе Первой Космодесантной бригады миротворцев ты

вылетаешь на Грунмар. Это где-то в созвездии Лиры

     Сергей почувствовал, как от лица отливает кровь Он заглянул в глаза

генералу и понял, что сказанное вовсе не шутка,

     — Отбор в Русбат, сам видишь, строгий.

     —  Что такого строгого в простеньком тесте?  — Не разочаровывай меня. Этот

тест — лишь финальный аккорд. Тебя разглядывали давно, но время пришло только

сейчас. Будешь координатором, есть там такая должность теперь, а в первую

очередь будешь членом специальной команды подстраховки. Верить, как себе, этому

Гостю нас никто не обязывал, поэтому разведкой разработан секретный план

действий на случай непредвиденных осложнений

      — Я же не разведчик. Я полнейший профан в этом деле и могу лишь

навредить...

     —  Не перебивай лучше, а слушай. О том, что ты профан, знают все, в том

числе и Гость и коллеги из НАТО, и вообще — это у тебя на лице написано Пойдешь

под правдивым и выгодным прикрытием: генеральский любимец, которого метящий в

политики шеф отправил за второй звездой Героя. Ты не вспомнишь ничего о своем

задании до тех пор, пока ситуация не станет, не дай бог, нештатной. Есть тут у

нас кое-какие новейшие технологии. Ну, а в случае кризиса... Шахрин обещал

обучить тебя по полной программе.

     —  За неделю?!

     —  Я же говорю — новые технологии.

     —  Засорение мозгов.

     —  Уж не испугался ли ты, чемпион?

     —  Да нет, просто...

     —  Выдержат твои мозги, не переживай.

     нее, чем каждый день смотреть телевизор. Все, через два часа начинаются

занятия, поезжай, переоденься и ко мне.

     —  Есть, — Сергей встал и пошел к выходу, не спросив разрешения.

     Генерал усмехнулся, покачал головой и вслед ему произнес:

      — Оружие возьми Полковник сказал, что поможет вам с «ЗИГом» сродниться, на

благо вас обоих.

     Сергей пожал плечами и кивнул. Он считал, что и без Ремизова неплохо

владеет пистолетом, но раз приказано, значит, будет выполнено. Армия все-таки.

«Нет, надо же: «голубые каски», космический десант. То ли повезло, то ли

наоборот...» Сергей молча принял от дежурного пистолет и, сунув его на место,

затрусил к машине. «Будем считать, что повезло».

     2

     Северо-восток. Пять месяцев назад

     На такой скорости полагается летать гораздо выше облаков, но я человек и

имею право на маленькие слабости. Снизившись до полуметра, я зафиксировал высоту

и сбросил скорость.

     Асфальтовая лента шоссе стремительно убегала под капот, создавая иллюзию

наземного передвижения. Дождь, ливший уже третью неделю, так яростно хлестал в

лобовое стекло, что можно было подумать, он собирается остановить мой

замаскированный под современный автомобиль летательный аппарат. На скорости

пятьсот километров в час капли отскакивали от защищенного специальным полем

стекла как горох. Они даже не меняли формы. Я до сих пор не привык ко всем этим

техночудесам, но научился пользоваться ими без дрожи в руках. Сухое стекло меня

вполне устраивало, хотя и разрушало иллюзию езды на стандартной машине. Как,

впрочем, и отсутствие шлейфа брызг из-под колес. Декоративные колеса только

ухудшали аэродинамику, но я не убирал их для маскировки.

     Бред, конечно, какая может быть маскировка при такой скорости? И все же

лететь над трассой было приятнее, чем над облаками. Не так остро ощущается

одиночество. Глаз радуется яркому разнообразию красок зрелой осени. А главное,

можно спокойно подышать чистым и влажным забортным воздухом без риска подхватить

пневмонию.

     Трасса оставалась пустой в течение четверти часа. Наконец пискнул радар, и

на дисплее появилась картинка. В пяти километрах прямо по курсу к обочине

прижалась потрепанная «Тойота» с открытым багажни­ком. Одно колесо было спущено,

вместо левого заднего стояла узкая «запаска». В машине сидели двое. Мужчина

курил, женщина дремала, откинув спинку сиденья. Картинка предельно ясная: два

прокола в пятидесяти километрах от одного городка и трех сотнях от другого. Ох и

расстояньица у нас, никак не для автотуризма. Помочь им, что ли?

     —  Макс, — обратился я к бортовому компьютеру своей машины, — синтезируй

запасное колесо четырнадцати дюймов.

     —  Где положить? — с готовностью отозвался истосковавшийся по работе Макс.

     —  В багажнике, конечно.

     Более деятельного компьютера я не встречал в жизни. Я говорю о нем как о

живом существе потому, что иначе искусственный интеллект разведбота воспринимать

нельзя. Дальше вы поймете, почему.

     Он так активно взялся за создание убранства фальшивого багажника и

«запаски», что от грохота вылетающих из синтезатора инструментов, гаек, банок с

маслом и прочей ерунды я заткнул уши. По мнению Макса, весь этот хлам обязан

возить с собой каждый современный автолюбитель. Возможно, он был прав; пересечь

северо-восток страны без мини-автолавки в багажнике можно было только на очень

новой и крепкой машине. Асфальтовое покрытие проходящей через эту территорию

трассы довольно часто сменяла присыпанная щебнем грунтовка или выщербленные

бетонные плиты. Местный участок дороги составлял приятное исключение. На нем

даже была нанесена разметка. А на опасных поворотах вдоль обочины торчали

полосатые столбики ограждения. Впрочем, густой высокий лес подходил к дороге так

близко, что необходимость в полуметровых цилиндриках становилась очень условной.

     Когда вдали показалась темная точка «Тойоты», я снизился до сцепления с

землей, отметив про себя, насколько эффектно выглядит шлейф из водяной пыли,

нехотя оседающий позади машины.

     —  Ненавижу дождь, мокрый асфальт и вообще все, что приводит к коррозии, —

гнусаво протянул Макс.

     —  Обожаю дождь и ненавижу зануд, — отозвался я, — в тебе нет ни одной

ржавеющей детали. Так что не гунди, а начинай тормозить и остановись рядом с тем

автомобилем.

     Я натянул куртку и принялся шнуровать кроссовки.

     —  Я и сам уже догадался, — сбрасывая скорость, ехидно продолжил прения

Макс.

      — Встретить бы того, кто писал тебе такую богатую эмоциями программу, да

покатать до полного осознания допущенных ошибок, — я включил тонировку стекол на

максимум.

     —  Программа здесь ни при чем, начальник, я самообучающийся кибернетический

субъект и всем эмоциям выучился у тебя.

     —  И слава богу, потому, что будь ты таким занудой, как при нашей первой

встрече, я давно уже свихнулся бы от скуки.

     —  Спасибо за комплимент, начальник.

     — Не называй меня «начальником».

     —  Да, начальник.

     Я махнул рукой. Упрямству он, видимо, тоже самообучился. Угадайте, у кого.

     Завидев на горизонте мой аппарат, пассажиры бесколесного экипажа

зашевелились. Под дождь вышла, конечно же, девушка. Ошибочное мнение, что это

увеличивает шансы остановить попутку, торжествовало, превращая красивую барышню

в мокрую кошку. Я усмехнулся и, затормозив, опустил стекло. Макс при этом не

забыл тонко пожужжать, изображая звук работающего стеклоподъемника.

     —  Если бы мокнуть вышел мужчина, то ваша парочка выглядела бы не так

подозрительно, и кто-нибудь остановился еще до меня.

     —  А мы думали, что наоборот, — разводя руками, растерянно ответила

девушка, — да и не было до вас никого.

     Несмотря на мокрые волосы и частично потекший макияж, она выглядела

прекрасно. Пожалуй, даже слишком, для пустынной трассы и старенькой

малолитражки. Изумрудные глаза светились умом. Правильные черты лица, яркие

пухлые губы, длинная шея, идеальная фигура... Красиво и странно. Но это

оказалось не все.

     Когда из машины вышел ее спутник, у меня впервые промелькнула мысль о

розыгрыше. Парень был просто воплощением мужественности. Некая смесь Аполлона

Бельведерского и семикратного мистера Олимпия. Форма и цвет глаз полностью

повторяли таковые у спутницы. Брат? Хорошо бы, хотя мне сейчас не до флирта, так

что брат или муж — разницы нет.

     Парень заботливо подтолкнул барышню к открытой дверце «Тойоты», а сам

обратился ко мне:

      — Мы умудрились дважды проколоться, а запасное колесо, как водится, одно,

— он старался держаться непринужденно, но это ему скверно удавалось.

     Неужели он чего-то боится? Или что-то скрывает?

     Почему, интересно, он постоянно косится в сторону леса?

     —  Странно, — я медленно вышел из своего аппарата и нагнулся, чтобы

рассмотреть пробитую шину.

     Если это ловушка дорожных бандитов, он просто обязан воспользоваться

моментом и треснуть меня по затылку. То, что Макс не позволит ему и шевельнуться

— вопрос второй. Но «Аполлон» стоял на месте. Я обернулся и увидел, что он

пытается рассмотреть сквозь тонировку внутреннее убранство моего «автомобиля».

Заметив мое движение, парень смутился и пробормотал:

      — Крутая машина, никак не разберу, какой марки...

     Типичный плейбой. Машины, девушки, пляжи, спорт. И что только он потерял

здесь, в эпицентре резкоконтинентального климата и смертной скуки?

     —  Той же, что и ваша, — успокоил его я, а Макс тем временем приляпал на

капот фирменный знак. — Модель будущего года, сигнальный экземпляр. Однако

вернемся к возникшей проблеме. Запасной камеры у меня нет, да и не поможет она в

данном случае. Сжевали вы покрышку, просто в лохмотья сжевали.

     Как я и ожидал, жаргон «супермен» понимал с тру­дом. Подозреваю, что

применение слова «крутая» он считал высшей степенью владения этим жанром. В его

глазах промелькнула едва заметная тень недоумения. Мои подозрения окрепли. Не

знаю, кто эти двое, но доказать мне, что они местные, им не удастся.

     —  Как вас угораздило? На ровной дороге... — я недоверчиво покачал головой.

     —  Мы съезжали на проселок, вон там, — он показал на полусмытый дождями

спуск с трассы к узкой просеке. — Тропа ведет к маленькой речке с парой

живописных порогов, а мы художники, решили вот съездить на этюды, и сами видите,

что вышло Просто ужас, как не повезло.

     Я заглянул через его плечо в открытый багажник.

     Там действительно лежали два складных мольберта, но мое внимание привлекло

не это. Из-под ящичков с высоким искусством выглядывала первая пробитая шина,

«... ridgestone» красовалось на ее боку. Вместо заглавной «В» зияла аккуратная

дырочка диаметром в дюйм. Атлет перехватил мой взгляд и заволновался еще

сильнее. Не обращая на него внимания, я вернулся к измочаленной покрышке

переднего колеса.

     После нескольких секунд более пристального изучения я разогнулся и,

удовлетворенный результатом осмотра, подошел к бледнеющему художнику вплотную.

     —  Этюды, значит, в такой-то дождь? Ничего удивительного в том, что вас

постигло невезение. Может быть, расскажете о его причине? — негромко спросил я,

заглядывая ему в глаза.

     —  Арматура, — будто вспомнив нужное слово, сказал он.

     —  В тайге? — я удивился. — Не знал, что все окрестные леса завалены остро

отточенными обрезками арматурной проволоки.

     —  Там, на берегу, были остатки какого-то здания...

     —  Палеозойского Центра Международной Торговли...

     —  Нет, серьезно, обыкновенная арматура, просто мы слишком быстро ехали...

     —  Это по лесу-то? Впрочем, юноша, мне нет никакого дела до того, что ваша

история не клеится, а дырки в шинах трижды большего диаметра, чем сечение любой

арматурной проволоки, применяемой в стране. Особенно мне плевать на то, что края

отверстий в покрышках оплавлены... — сказал я и подвесил в сыром воздухе

многозначительную паузу.

     Парень мучительно пытался придумать объяснение, но так и не смог. Правду

говорить он, похоже, не желал в любом случае. На помощь ему пришла девушка. С

очаровательной улыбкой она выглянула в окошко и, сверкая жемчужными зубками,

предложила новую версию:

      — На самом деле у реки нам повстречалась компания охотников. Они почему-то

рассердились и прострелили нам колеса. В упор.

     Ее вариант звучал более правдоподобно, хотя и менее приятно. Я сделал вид,

что возмущен, и спросил:

      — Они не преследовали вас?

     —  Нет, выстрелили и скрылись в лесу. Я так испугалась! — воскликнула

девушка и прикрыла лицо руками, наблюдая сквозь пальцы за моей реакцией.

     —  Негодяи, — старательно изображая возмущение, подыграл я. — Надо

непременно сообщить властям!

     Кажется, именно такой ответ они и ожидали услышать. Отчего же не порадовать

хороших людей? Парень слегка расслабился и вопросительно взглянул на меня.

     —  Я дам вам запасное колесо, но поскольку сам тоже намерен углубиться в

леса, дам напрокат Вы ехали в тот городок, что на востоке?

     —  Да, — без колебаний ответил атлет.

     —  Встретимся через час у въезда, там, где шоссе пересекает старую

железнодорожную ветку. Идет?

     —  Конечно, — художники почти одновременно вздохнули с заметным

облегчением, — спасибо, госпо­дин...

     —  Алекс, — подсказал я, — просто Алекс.

     —  Виктор, — протянул руку парень, — можно — Вик. А это — Анна.

     Девушка вновь очаровательно улыбнулась и слегка наклонила мокрую головку.

     —  Очень приятно, — сказал я и улыбнулся в ответ. Открыв «багажник» своей

машины, я вынул еще теплую после синтеза «запаску» и подкатил ее к Вику.

     —  Пользуйтесь.

     —  Еще раз спасибо, Алекс. Может быть, позволите угостить вас ужином? Там,

в городке.

     —  Может быть, — я пожал плечами, — до встречи.

     Отъехав от потерпевших на пару километров, я наконец оторвался от

размышлений и задал Максу первый вопрос:

      — Ты все записал?

     Чем ценен этот кибер — он никогда не нарушает молчания без спроса.

     —  Я же искусственный мозг, а не игровая приставка; конечно, записал.

     —  Ну и что ты об этом думаешь?

     —  Врут. От первого до последнего слова. Похожа на правду только одна

фраза, цитирую: «Они почему-то рассердились и прострелили нам колеса». Цитировал

он голосом Анны.

     —  Только похожа на правду или правда?

     —  Анна совершенно точно знает, кто «они», почему рассердились и из чего

стреляли, но от тебя предпочла это скрыть.

     —  Почему?

     —  Вот именно. Они такие же художники, как ты инопланетянин. Я просветил

ящички. В них спутниковый передатчик и набор импульсных пистолетов. Тебе это о

чем-нибудь говорит?

—          То-то я думаю, странные они. Расу не определил? 

—          Нет, но не земляне, точно.

     —  Вооруженные чужаки, посреди тайги и главное — именно в том месте, где

проходит наш стандартный ма­ршрут. Оружие практически не прячут, место, где

произошел конфликт, описывают подробно, из чего следует, что нас или примитивно

заманивают в капкан, или просят помочь.

     —  И то и другое в наши планы не вписывается, — попытался прервать мои

рассуждения Макс.

     —  Для ловушки версия у них ни к черту, значит, это просьба о помощи. Как

они нас вычислили, хотел бы я знать?

     —  Если ты вмешаешься в какую-нибудь заварушку, Хозяин будет страшно

расстроен...

     —  Я знаю, что наше дело — пассивное наблюдение, но здесь ситуация не

стандартная. Ты же сам сказал, что эти двое не земляне, следовательно, в дела

людей мы по-прежнему не вмешиваемся, более того, открываем новую сферу

наблюдения: за действиями конкурирующей организации. Кто знает, может быть, если

мы им поможем, то получим какие-то особые знания в знак благодарности?

     —  Ужин очередной ты получишь в знак благодарности, а не знания. Сильно

сомневаюсь, что они в курсе чего-то, что не знаем мы или Хозяин.

     —  В тебе говорит гордыня.

     —  Во мне говорят инструкции.

     —  В особых случаях инструкции уполномочен создавать я. Давай искать этот

подпольный арматурный цех.

     —  Если это приказ, то искать нечего. И наземный и газовый след видны лучше

Млечного пути. Через пару минут будем на месте.

     —  Хорошо, — согласился я, — это приказ.

     Разведбот мягко приземлился на мокрую траву в трех метрах от ручья.

     Я выпрыгнул на пружинящую землю и с удовольствием потянулся. Ничто не

сравнится с прогулкой по осеннему лесу с его замирающим шелестом крон,

прощальными криками птиц, журчанием засыпающего ручья...

     Журчанием? Я настороженно покосился на текущую рядом воду. Речушка была

удивительно чистой и стремительной, словно текла не по равнине, а сбегала с гор.

Припустивший с новой силой дождь никак не отражался на ее уровне. Выходить из

берегов она не собиралась, но главное, я не слышал плеска. Чуть ниже по течению

вода огибала симпатичный валунчик, создавая вполне правдоподобный водоворот, но

единственным звуком при этом оставался шум надоевшего дождя. На поверхности

ручья вспухали пузырьки и разбегались круги от капель, одновременно с порывами

ветра пробегала рябь.

     Я присел на корточки и закрыл глаза. Тишина. Шелест листвы, дробь крупных

капель по плотной ткани моей куртки, какое-то шуршание в траве чуть впереди... А

вот и неувязочка, впереди ручей, а не трава.

     Я приоткрыл один глаз. Действительно, ручей.

     Я зажмурился и снова сосредоточился на звуках. Какой-то зверек пробежал

слева. Мышь? Несколько коротких прыжков впереди. Опять впереди?1 Лягушка, без

сомнений.

     Я открыл глаза и протянул руку к воде. Зачерпнув жидкость в пригоршню, я

остолбенел и уставился на ладонь. Рука была пуста. Я попробовал еще раз. Пальцы

проходили сквозь воду, не встречая характерного сопротивления. Если бы не дождь,

я уверен, они остались бы сухими. Мои манипуляции, ко всему прочему, не вызвали

на воде никаких кругов.

     Сдаваясь, я вздохнул и выпрямился, разглаживая джинсы на коленях.

     —  Максик, это что за чертовщина?

     —  Какая такая чертовщина? Я ничего не сканирую

     —  «Не сканирую», — передразнил его я, — что это за липовая речка?

     —  Там, куда ты указываешь, ничего нет: обычная трава, как и на всей

поляне.

     —  Ну хватит издеваться, я вижу речку, правда, без звука и осязания, но

вижу. Давай объясняй, умник, что происходит.

     —  Дешевый трюк. Примитивный проектор внушения с подстройкой параметров, —

тон кибер выбрал препротивнейший — менторский в кубе.

     —  По-человечески, пожалуйста, объясни... — я поморщился.

     —  Ничего себе просьба! Я кибермозг, начальник, не забывай. Сунь в ручей

руку еще раз.

     Я нехотя подчинился. От моего движения разбежались круги. Параметры,

видимо, подстроились.

     —  Чье это изобретение?

     —  Оно такое древнее, что никто уже не помнит.

     —  А кто его обычно применяет?

     —  Чаще других? Амфибии-кочевники, но этот вариант исключается. Поблизости

ни одного кочующего флота пока замечено не было.

     —  То есть достоверность твоего последнего высказывания стремится к нулю?

     —  Это почему еще? — возмутился Макс.

     —  Ты сказал — «не было замечено», вместо «нет».

     —  Твоя школа.

     —  Ладно, где проектор? — сказал я, прерывая спор.

     —  Тридцать метров влево и два вперед. Хочешь посмотреть, как он устроен?

     —  Нет, хочу пнуть по нему хорошенько, чтобы сработала сигнализация.

     —  Пинать, кстати, совсем не обязательно. Те, кого ты искал, уже сами идут

сюда.

     На опушке леса появились две фигуры с охотничьими ружьями. Они приближались

быстрым шагом, держа оружие недвусмысленно направленным мне в жи­вот. Я

почувствовал легкое покалывание силового поля, которое окутало меня невидимым

коконом.

     —  Добрый день, господа, — вежливо обратился я к подошедшим, — подстрелили

что-нибудь стоящее или все тренируетесь... на покрышках?

     —  Странные вопросы ты задаешь, земляк, — вместо ответного приветствия

процедил сквозь зубы охотник, вставший справа от меня.

     Дружелюбия в его голосе было меньше, чем в шипении змеи. Но я сам виноват,

провоцирую

      — Разве не вы спугнули парочку художников-пейзажистов полчаса назад? —

делано округлив глаза, спросил я, разглядывая их повнимательнее.

     Лица чуть обветренные, но гладко выбритые. Один, похоже, брюнет. Из-под

капюшона офицерской плащ-накидки хмуро смотрели колючие карие глаза. Тот, что

вступил в диалог, повыше ростом, русоволосый, голубоглазый, одет был в хаки, на

голове его красовалось военное кепи. Охотники охотниками. Только на кого? Мой

вопрос не произвел на собеседника особого впечатления. Он холодно улыбнулся и

кивнул.

     —  Да, было, а ты что, Робин Гуд, решил вступиться за обиженных? — он

выразительно протер рукавом ствол ружья.

     —  Излучатель средней мощности, модель МПТ, собран на Земле, — шепнул в ухе

микроскопический динамик голосом Макса, — защитное поле выдержит, можешь не

волноваться.

     —  Ребята, — я примирительно поднял руки и широко разулыбался, — только

скажите мне, зачем вы это сделали, и я уеду.

     —  Да ты нахал, — высокий ухмыльнулся и, прицеливаясь, поднял излучатель на

уровень глаз, — ты сейчас не уедешь, а испаришься.

     —  Каламбур, — зловеще прошипел молчавший до этого напарник.

     Они одновременно нажали на спусковые крючки, и силовое поле вокруг меня

замерцало, поглощая энергию лазерных лучей «средней мощности». Увидев эти

спецэффекты, «охотники» почуяли неладное и медленно попятились, все еще держа

меня под прицелом.

     —  Очень жаль, что не получилось диалога, — Я изобразил на лице глубокое

разочарование. — Макс, огонь!

     Глаза врагов расширились, а когда пара бесшумных выстрелов иглами с

транквилизаторами уложила стрелков на мокрую траву, закрылись. Жаль, не навсегда

«На поражение» гуманный кибер без крайней необходимости стрелять отказывался. Не

такое у него, видите ли, воспитание.

     —  Ну, и что будем с ними делать? — я собрал трофейное оружие и задумчиво

пнул слетевшее с головы блондина кепи.

     —  Грузи бандитов в меня. Пока летим к городу, покопаюсь в их мозгах, если

таковые имеются.

     —  Я обещал прибыть на ужин единолично, а не с эскортом из фальшивых

охотников.

     —  Они проспят до завтра, так что времени на развлечения у тебя

предостаточно.

     —  Ладно, а что ты имел в виду, когда говорил, что МПТ собраны на Земле, их

маскировку под охотничьи ружья?

     —  Нет. Модель клайров, но материалы земные.

     —  Что значит «земные»? — я недоверчиво повертел ружье в руках.

     —  То и значит. Знаешь, как лицензионное производство. Металлы, пластик,

линзы — все из местных химических элементов. Даже маркировка есть. Буквы,

правда, японские, но цифры наши.

     —  Не буквы, а иероглифы. Чугунок ты, Макс, и шутки у тебя чугунные...

Открывай багажник под погрузку.

     Я без труда забросил парализованных злодеев в багажный отсек, запрыгнул в

свое любимое кресло и, прежде чем дать команду стартовать, спросил:

      — Скажи, Макс, может быть этот проектор внушения маскировкой того, что мы

ищем в рабочее время?

     —  На девяносто процентов — нет, — твердо ответил кибер.

     Судя по тону, он обиделся на «чугунка».

     —  Десять процентов не так уж и мало...

     —  Забудь. Мы и так выбились из расписания...

     —  Господин бортовой кибермозг, решения в конечном итоге принимаю здесь я,

потому что отвечать за них тоже мне. Расследование инцидента с участием

неизвестной внеземной расы в этом секторе входит в наши служебные обязанности.

Так что, бери курс на переезд. Будет стыдно, если художники на их развалюхе

приедут быстрее.

     3

     Старт. Три недели назад

     — Всем занять свои места, — голос командира Русбата звучал глуховато и

устало, — старт через пять минут.

     —  Укатали Сивку кривые горки, — блеснул знанием русского фольклора черный

капрал морской пехоты США с редкой фамилией Смит.

     —  Крутые горки, — машинально поправил его Орлов, задумчиво потирая

подбородок.

     Он в который раз окинул взглядом просторный салон десантного транспортника.

     Формирование Первой Космодесантной бригады ООН проходило быстро, но без

спешки. Подбор кадров осуществлялся серьезно, поэтому солдаты могли очень

многое. В частности: знали язык бывшего «условного противника». Практически все

говорили по-английски, многие по-русски, американцы любили щегольнуть арабским.

Тем не менее к каждому батальону были прикомандированы офицеры и солдаты «связи»

других национальностей, владеющие языком на уровне идиом и иносказаний.

     При Русбате от американцев числился Смит, от немцев — Волкофф, с другими

Сергей пока не успел познакомиться, хотя это и входило в его прямые обязанности.

Он получил должность координатора, как и предсказывал командующий. Все

иностранцы находились в его непосредственном подчинении, составляя отдельный

взвод. Кроме этого, Орлов числился инструктором по огневой подготовке, что

давало возможность проводить в тире как можно больше времени вполне легально.

     Сейчас весь батальон в количестве пятисот человек удобно расположился в

креслах инопланетного челнока, ожидая старта к звездолету. Техника,

оборудование, оружие и припасы были загружены в трюм.

     —  Страшное дело, какой громадный «боинг», — негромко поделился мыслями

батальонный врач Алексей Анисимов.

     Он сидел рядом с Орловым совершенно неподвижно, напряженно ожидая старта.

     —  Это малый десантный корабль, так сказал Гость на инструктаже, — ответил

Орлов, — представляете, как выглядит средний, а тем паче — большой?

     —  «Тем паче»? — оживился Смит, — что означает?

     —  Тем более, — ответил за Сергея Волкофф, — старорусское.

     —  Спасибо, — вежливый Смит просто излучал жажду знаний. — Скорей бы старт.

     —  Нервничаете, капрал? — немец поднял невозмутимый голубой взор на

афроамериканца.

     —  Если что-то происходит со мной впервые, я нервничаю всегда, лейтенант.

     —  Обер-лейтенант.

     —  Этого мне не выговорить.

     —  А «Гусиноозерск» вы выговорить можете?

     —  Это же по-русски, плюс — название стратегического объекта. Хочешь gHe

хочешь, а приходится.

     —  Вот и звание мое считайте стратегическим приоритетом, иначе бундесвер

может перепутать морскую пехоту с бандой туземцев и открыть беспорядочную

стрельбу

      — Беспорядочную? Охотно верю, — Смит снисходительно посмотрел на Волкоффа

и, пожав плечами, добавил. — Окей, фельдмаршал, пусть бундесвер живет.

     Волкофф покраснел, но от дальнейшего препирательства воздержался. «С

претензиями, но не глуп, — отметил про себя Сергей, — а Смит очень даже хорош

для капрала».

     Насколько напряженно все ждали сигнал к старту, настолько неожиданно он

прозвучал. Анисимов вздрогнул, Смит перекрестился, Волкофф крепко сжал

подлокотники кресла. Других Сергей не видел, поскольку сидел у стенки и мощная

грудь немца заслоняла ему весь боковой обзор.

     Старт прошел на удивление мягко, никаких перегрузок, заложенности в ушах,

тряски или других неприятных ощущений. Чувствовалось легкое ускорение, через

несколько минут по просьбе большинства была устроена краткая демонстрация

невесомости, затем все пришло в норму, и голос комбата пояснил:

      — Мы в космосе, расчетное время стыковки — через два часа. Можете

расслабиться.

     Неформальный комментарий командира вызвал приглушенный взрывчик улюлюканья

и аплодисмен­тов. Пятьсот свежеиспеченных космонавтов сгрудились у

иллюминаторов, с которых плавно сползли наружные защитные шторки. За толстым

стеклом чернело космическое пространство.

     —  I’ ll be dam... — начал было Смит, но вспомнив, что на службе,

исправился, — чтоб я так жил!

     —  Мы стартовали первыми в бригаде? — озабоченно поинтересовался у Сергея

китайский лейтенант Чен.

     — Да, — подтвердил Орлов.

     —  Отметьте, пожалуйста, в бортовом журнале, господин майор.

     —  Что отметить? — Орлов в недоумении уставился на китайца.

     —  Я первый китайский космонавт! — с гордостью ответил Чен, выпячивая

грудь.

     —  Тогда и я — первый, — оживился Смит, — первый бруклинский!

     —  Хорошо, хорошо, — рассмеялся Сергей. — Только журнала, боюсь, на всех не

хватит. Вон Стефания, первая итальянская женщина на орбите, а этот мучачос —

первый испанец.

     Он указал на сидящего через ряд лейтенанта Дуэро.

     —  Это дело надо обмыть! — откуда ни возьмись, вынырнул командир второго

взвода первой роты капитан Кровицкий, — а иначе нам удачи не видать!

     —  Да уймись ты, — махнул рукой Анисимов, — знаю я твои «удачи». Сейчас

спирт клянчить начнет, — закончил он, обращаясь к Сергею.

     —  Вместе служили? — Орлов кивком указал на капитана.

     —  А то? Этот прохиндей что угодно из-под земли достанет. Ему не капитаном,

а прапорщиком надо быть. При дивизионных складах. Пить, правда, умеет, да и

специалист классом чуть повыше «экстры», так что простить некоторые шалости ему

можно, — поведав все это Орлову вполголоса, доктор повернулся к Кровицкому и

спросил: — Вот наверняка же пронес пару ящиков контрабандой и где-нибудь в трюме

зарыл, а, Максим Палыч, зарыл?

     —  Военная тайна, товарищ Пирогов! — загадочно улыбаясь, заверил капитан.

     —  Вот жулик, — рассмеялся Анисимов.

     —  А что вы думаете? Без таких, как я, наша армия, как бычок без телки.

Бодаться умеет, но настроения нет.

     —  По-моему, наша задача воевать, а не улучшать демографию освобождаемой

планеты, — парировал док­тор.

     —  Вы действительно верите, что мы направляемся кого-то освобождать? —

включился в разговор француз, лейтенант Жильбер.

     —  Только без политики, месье, — поднял руки вверх Анисимов. — Мы солдаты,

следовательно — орудия и не верить имеем право только в Бога, все остальное

сомнению не подлежит.

     —  Вам проще всех, док, — француз поморщился, — вы будете спасать, а не

убивать. Как ни посмотри — весь в белом.

     —  Чтобы не завидовать сейчас, об этом следовало подумать при выборе

учебного заведения, — буркнул Анисимов и отвернулся.

     —  Давайте лучше закурим, лейтенант. Я заметил, что у вас есть

замечательные «Галуа», — попытался увести беседу в сторону Кровицкий, — мои

любимые.

     Француз усмехнулся и достал портсигар.

     —  Ого, серебряный! — капитан уважительно причмокнул.

     —  Подарок жены, — Жильбер смущенно повертел портсигар в руке, — к

тридцатилетию.

     —  А что ж ты до сих пор лейтенант? У нас в тридцать не меньше капитана

имеют, верно, майор? — спросил Кровицкий сначала француза, а потом Орлова.

     —  Ну, не все же олимпийскими чемпионами в двадцать пять становятся, —

хитро прищурился Смит.

     —  А при чем здесь это? — встрепенулся Сергей.

     —  И то правда, при чем? — капрал ехидно улыбнулся и пожал плечами.

     —  Я всего месяц назад подписал контракт, — ответил Кровицкому француз, — а

до этого совсем другим занимался.

     —  Чем? — не унимался капитан.

     —  Отстань от человека, — одернул его Анисимов, — надо будет, сам

расскажет.

     —  Луна! — воскликнула Стефания, прильнув к иллюминатору.

     —  Грустная она какая-то, как вдова, — мучачос Дуэро неопределенно помахал

в воздухе рукой.

     —  Да вы романтик, товарищ Сервантес, — хохотнул Кровицкий.

     —  А вы нет? Согласившись на этот поход, вы себя выдаете либо как

романтика, либо как циничного стяжателя громкой славы, — испанец говорил

спокойно, даже вяло, но очень уверенно.

     —  Никакого акцента, — с уважением отметил русский. — Признаюсь, я та самая

вторая фаза искренней преданности романтизму — цинизм во плоти. И стяжатель

славы, конечно, амиго. К тому же корыстный стяжатель, но в целом я не опасен.

Более того, полезен. Хотите кальвадоса?

     —  Шутишь? — подпрыгнул на сиденье Смит.

     —  Насчет спиртного — никогда!

     —  Как настроение в «иностранном легионе»? — В проходе между рядами

появилась внушительная фигура комбата. Орлов встал и четко отрапортовал:

      — Товарищ полковник, отдельный взвод Российского батальона отдыхает

согласно вашему распоряжению. Командир взвода майор Орлов.

     —  Вольно, Сергей Владимирович, вижу.

     Полковник заглянул через плечо не отреагировавшей на его появление Стефании

в иллюминатор и щелкнул пальцами.

     —  Кто бы сказал год назад, что увижу такое — сутки над ним смеялся бы.

     —  Господин полковник, — обратился к командиру Смит, — разрешите уточнить

длительность перелета к Грунмару.

     —  Двадцать дней, — комбат с интересом посмотрел на капрала. — Но это

известно давно, почему вы спросили?

     —  Гиперпространство, командир, — Смит сделал короткую паузу, — в нем

парсеки становятся метрами, и поэтому мне кажется странным, что на дорогу мы

должны тратить так много времени.

     —  Ах вот что... Я могу объяснить все прямо сейчас, но лучше вам потерпеть

немного, капрал...

     —  Смит, сэр...

     —  Капрал Смит. Первый же инструктаж на звездолете даст ответы на все ваши

вопросы. Освоился с новыми обязанностями? — комбат хлопнул Орлова по плечу.

     —  Начинаю, товарищ полковник, — ответил Сергей и покосился на Смита.

     —  Давай-давай, должность у тебя ключевая, — командир усмехнулся и зашагал

дальше.

     —  Такое впечатление, что «полковник» не звание, а фамилия. Они похожи, как

братья, независимо от национальности, во всех армиях мира, — высказался Смит,

глядя комбату в след.

     —  А одеколон у него неплохой, — заметила Стефания, не отрываясь от

созерцания лунных видов.

     —  Ну тебе и команда досталась, — посочувствовал Орлову Кровицкий, — и это

еще не все. Я слышал, что израильский майор из «Моссада», а англичанин —

родственник королевы. Уж не знаю, что хуже...

     —  Спасибо за информацию, разберусь как-нибудь.

     —  Конечно, разберешься, деваться-то все равно некуда.

     Когда по правому борту замаячил огромный шар звездолета, все замолчали.

Первый обмен любезностями и впечатлениями закончился, а для длительных бесед не

хватало общих тем, да и настроение было совсем не лирическое. Большая часть

десантников уже начала выходить из состояния стартового возбуждения и

осознавать, что они стали не орбитальными космонавтами, а космической пехотой,

которая уже болтается там, где человек пока не побывал, но и это лишь начало.

Где и на каком расстоянии находится созвездие Лиры, никто себе представить и не

пытался, к тому же это не рекомендовалось командованием. Как они говорили: до

окончания периода психологической адаптации.

     Створки приемного шлюза распахнулись гигантским зевом, и челнок плавно

нырнул внутрь корабля.

     Мягкий толчок стыковки с внутренней палубой и легкое изменение

интенсивности освещения возвестили об успешном прибытии. По транспортнику

разнесся голос командира:

      — Приготовиться к переходу на звездолет. Первая рота следит за разгрузкой

багажа. Второй, третьей роте и спецвзводам — следовать за вахтенным офицером.

     Когда десантники построились на посадочной площадке, Орлов в недоумении

оглянулся. Позади возвышалась громада челнока, впереди — равномерно светились

гладкие серебристые стены. Никаких дверей, приборов, механизмов или чего-то, что

могло служить ориентиром в предстоящем движении. А в телерепортажах об

экскурсиях на звездолет все было иначе. Там показывали переплетения кабелей,

труб, нагромождения механизмов, деловито снующих роботов и многое другое, вполне

отвечающее земным представлениям о сложнейшей технике завтрашнего дня.

Несоответствие увиденному было настолько разительным, что Сергея охватило

противное предчувствие неприятностей. Если декорации из репортажей не скрыты под

«серебром» этих стен, то значит Землю пытаются поводить за нос, а это очень

дурно пахнет.

     Другие десантники вертели головами не меньше Сергея, и по строю пополз

глухой ропот. Комбат тоже был немного растерян, но прятал это под хмурой

гримасой. Подозрения, правда, не успели окрепнуть, так как часть стены перед

солдатами «растаяла», обнажив знакомые по «Новостям» нагромождения приборов и

аппаратуры, а также широкий проход в прямой коридор, конец которого терялся в

серебристой перспективе. Волнение улеглось, но осталась некая настороженность,

которую Сергей обозвал про себя «предсмертной бдительностью».

     Никто не заметил, как на «пороге» открывшегося коридора возник вахтенный

офицер. Орлов ожидал, что на встречающем будет та самая невероятная форма, в

которой Гость впервые явился народу, но офицер был облачен в вариацию на тему

земного хаки с серебряными звездами на погонах. К лицу его примерзла приветливая

улыбка, а в глубоких черных глазах читалась готовность разбиться для землян в

пятнистую лепешку. Он подошел к комбату русским строевым шагом и отрапортовал:

      — Товарищ полковник, вахтенный офицер Джи, назначен ответственным по

расквартированию и поддержанию связи с вашим батальоном. Уполномочен решать все

вопросы, не касающиеся боевых действий.

     —  Джи?

     —  Наши имена слишком трудны для произношения, поэтому капитан принял

решение использовать вместо них буквы английского алфавита.

     —  Цену набивает, — шепнул Орлову Смит. — Будто этой дырки в стене мало,

чтобы впечатление произвести.

     —  Думаю, дырка — только цветочки, — ответил Сергей.

     —  Надо было поддержать предложение Кровицкого. Слишком волнующее начало на

трезвую голову, — продолжил перешептывания Анисимов.

     Их беседу прервала команда. Русбат не в ногу миновал «порог» и двинулся по

искрящемуся полу в глубь звездолета.

     4

     Северо-восток. Пять месяцев назад

      — Не люди? — в голосе Хозяина сквозило сомнение.

     —  Так сказал Макс.

     Я не смог дождаться ужина и соорудил себе бутер­брод. Мой летательный

аппарат висел над железнодорожным переездом немного выше дождевых облаков

«Художники» еще не подъехали, так что было время и перекусить, и связаться с

базой.

     —  Чем он занят сейчас?

     —  Промывает мозги агрессорам.

     —  Понятно. — Хозяин сложил кончики тонких пальцев и нахмурился. — Будь

очень внимателен, Алекс. Наши расчеты подтверждают твое предположение. Станция

амфибий где-то в районе «ручья». Как с ней поступить, решат другие службы, а ты

займись незнакомцами. Они — величина неизвестная, а значит, потенциально опасная

для операции в целом. «Разговори» их, а в случае необходимости — задержи. Все

ясно?

     —  Почти. Что делать с пленными?

     —  Когда Макс закончит, отвезите их в лес и отпустите.

     —  Я уверен, что они работают на амфибий, а этот жест чреват раскрытием

нашего вмешательства в их проект.

     —  Через пару часов наше вмешательство станет более чем очевидным, поэтому

можешь отпустить их с чистой совестью. — Хозяин утомленно прикрыл глаза рукой: —

Что-нибудь еще?

     —  Нет, — я помахал бутербродом, — конец связи.

     Изображение погасло. Я доел, смахнул с колен крошки и, выудив из

синтезатора чашку кофе, обратился к Максу:

      — Отвлекись, дружище, мне нужна картинка «Тойоты».

     Макс выполнил приказ молча. Передо мной вспыхнуло объемное изображение

машины.

     —  Дай увеличение и смени угол, я хочу видеть лица.

     Картинка плавно изменилась. Теперь я видел лица пассажиров, слегка

искаженные изгибом лобового стекла. Они оживленно беседовали. Мимика и

жестикуляция были вполне человеческими. О чем они так жарко спорят?

     —  Макс, читай по губам.        

      — Подслушивать нехорошо, — буркнул Макс.

     — Жизнь шпиона аморальна и в целом и в частностях, — вздохнул я.

     Картинка дополнилась звуком. Таких переливов и трелей я не слышал еще

никогда. Хуже всего было то, что я не понимал ни слова.

     —  Можешь перевести? — я с надеждой посмотрел на синтезатор — ипостась

Макса-кормильца и потому, лично для меня, воплощение его всемогущества.

     —  С ходу — нет. Но если подвергнуть анализу — возможно.

     —  Подвергни, Максик, очень надо! — Я знал, что упрямый кибер особенно

падок на такие вот детские уговоры.

     —  Как скажете, начальник, — словно бы нехотя согласился Макс.

     На самом деле деваться ему было некуда, но теперь он проведет анализ в три

раза быстрее. Вот такая вредная «железка».

     —  Что, кстати, говорят пленные?

     —  Полной ясности пока нет.

     —  К ужину будет?

      — Постараюсь.

     —  Годится. Садись, будем знакомиться с «богемой» ближе.

     Для такого захолустья ресторанчик был слишком хорош. Кроме оригинального

интерьера и сносной кухни он поражал скромностью цен и присутствием самых что ни

на есть настоящих музыкантов. Их, правда, было только двое, и первый вместо

рояля играл на старенькой «Ямахе», зато второй неплохо освоил саксофон, поэтому

звук был скорее жив, чем мертв. В общем, пищеварение не страдало.

     Волосы и одежда Анны высохли, она подправила макияж и сверкала теперь своей

красотой в полной мере, элегантно разрывая сердца окружающих мужчин на три-пять

частей без малейших усилий. Дамы напряженно искали изъяны. Не найдя таковых, они

заходились в явственно проступающей наружу внутренней истерике и принимались

лихорадочно строить глазки Вику.

     Находясь в тени и наблюдая весь этот цирк, я ощущал смутное беспокойство.

Шпиону лучше быть неза­метным. В этом я убежден глубоко и прочно. Тактика

приславших сюда Анну и Вика меня озадачивала. Я все больше склонялся к тому, что

«художники» призваны не работать, а отвлекать внимание. Вопрос — чье внимание и

от кого или от чего? Мое? Не та я птица. Так, полевой агент на ржавом корыте.

Амфибий и их приспешников, устроивших базу в лесу? Возможно, но это еще надо

доказать. Лучший способ, кстати, заслужить доверие противника — «пострадать» от

своих. Вариант номер три: их миссия не связана ни с нами, ни с «жабами»

напрямую. Маловероятно, учитывая массу совпадений: «ручей», «охотники»,

современное вооружение и оборудование... Наверное, стоит набраться терпения да и

проследить за красавцами до сеанса связи, сразу все и прояснится.

     Придя к такому выводу, я немного успокоился и вновь включился в

неторопливую беседу.

     — ... Так что влияние Ренуара здесь ни при чем, — закончил фразу Вик и

напряженно замер, уставившись на входную дверь.

     Я чуть повернул голову и скосил глаза в ту же сторону. На входе что-то

происходило. С «привратником» беседовали трое крепких мужчин в тошнотворно

стандартных костюмах. Все четверо ежесекундно бросали на нас короткие взгляды,

что-то деловито обсуждая. Я нащупал на своих наручных часах кнопку вызова Макса

и приподнял руку так, чтобы циферблат был повернут в сторону двери.

     —  Вижу, — шепнул в ухе Макс, — вокруг меня бродят еще четверо. По-моему,

они надеются попасть в наш багажник. Все четверо земляне. Оружие стандартное.

Цель — ты, начальник.

     —  Как-то непрофессионально они работают. Не прячутся, пялятся во все

глаза, — забыв о конспирации, пробормотал я.

     —  Вы что-то сказали? — поинтересовался Вик.

     —  Нет, я подпевал. Люблю эту мелодию, — я кивнул в сторону музыкантов.

     —  Новые сведения, начальник, «художников» им приказано не трогать, а тебя

брать собираются на улице... Смешные...

     Макса ситуация забавляла, а я чувствовал себя все-таки неуютно. «Брать» —

то собирались меня.

     5

     Полет. Две недели назад   

     Первая неделя на корабле была объявлена периодом адаптации. Солдаты

слонялись по серебристым помещениям, под руководством вахтенных офицеров изучая

устройство корабля. В тире размером с олимпийский стадион проходили тренировки

по стрельбе из лучевых винтовок, предложенных Гостем в качестве основного

средства вооружения бригады. После стрельб на том же «стадионе» примерялись и

подгонялись по размеру боевые костюмы из какой-то совершенно невероятной ткани.

Мягкие и удобные, они выдерживали прямое попадание из стандартного пулевого

оружия, а на теле не оставалось даже синяков.

     —  Странно все это, — делился за ужином своими сомнениями Смит, —

костюмчики замечательные, слов нет, но где гарантия того, что на Грунмаре воюют

при помощи порохового оружия?

     —  Гость, наверное, знает, что делает, — пожал плечами Орлов.

     — Они просто глушат нас, как рыбу, своими супертехнологиями, — пожаловался

посерьезневший Кровицкий, — у моих ребят уже кепки на головы не налазят, так

мозги распухли от обилия информации.

     Волкофф, вяло ковырявший ложкой приятную на вкус, но бесформенную

питательную массу, поднял взгляд на Орлова и медленно, словно подбирая слова,

спросил:

      — Когда же будет основной инструктаж, герр майор? Мы здесь уже неделю, а о

Грунмаре не знаем ничего, кроме названия.

     —  Обещали завтра, после «прыжка».

     —  А вам это не кажется странным?

     —  Кажется, но у Гостя, возможно, есть веские причины. Миссия секретная,

так что такое умолчание может быть стандартной процедурой.

     Орлов сам с трудом верил в подобный вариант, но оставить без ответа вопрос

Волкоффа не мог.

     —  Тогда Гостю не следовало называть и планету. Если миссия секретна, то

основной тайной должна быть конечная точка, не так ли? — не унимался немец.

     —  Возможно.

     Сергея самого мучил этот вопрос.

     —  Ты хочешь сказать, что мы летим не на Грунмар? — вмешался Смит.

     —  Или Гость сам не знает о планете никаких подробностей, — кивнул Волкофф

      — В таком случае, версия об освобождении липа? — негромко предположил

Дуэро

      — Шитая белыми нитками, — невпопад добавил Чен, сверкнув щелочками глаз.

     —  Постойте, логики-аналитики, а если планета просто называется по-другому,

как в случае с именами членов экипажа, и Грунмар — всего лишь вольный перевод —

предположила Стефания.

     —  Белла донна права, — поддержал ее Кровицкий, — не имея достаточного

количества информации, мы не можем обвинять Гостя в лукавстве.

     Волкофф кивнул, но по лицу было видно, что он остался при своем мнении.

     Инструктаж не состоялся и после прыжка. Когда командующий бригадой

попытался встретиться по этому поводу с Гостем, тот заверил генерала, что лекция

о Грунмаре обязательно состоится, но после получения свежих новостей о положении

дел на планете, то есть завтра-после завтра. Комбрига этот ответ не

удовлетворил, и он попытался созвать совещание высших офице­ров.

     Орлову результат попытки еще не был известен, когда коммуникатор буркнул

голосом зампотеха батальона:

      — Орлов, к «папе».

     Сергей поднялся с удобной койки и, с недоумением посмотрев на часы, шагнул

к двери. Серебристая дверка мгновенно растаяла, но выйти в коридор Сергею не

удалось. Что-то удерживало его от следующего шага. Он протянул руку — никаких

препятствий движению не ощущалось. «Что за черт?» Сергей наклонился, перенося

вес тела вперед, но не достигнув той критической точки, когда по законам физики

ему следовало упасть носом в пол, выпрямился. Складывалось впечатление, что

кто-то подсказал телу поступить вопреки приказу хозяина. Орлов попытался

передвинуть ногу. Ничего не вышло. Он развернулся и шагнул к койке. Это движение

не стесняло ничто. «Заперли». Сергей набрал на коммуникаторе код каюты

полковника. Комбат сидел за письменным столом, задумчиво поигрывая ручкой. В его

глазах застыла безнадежность и смертная скука. Заметив присутствие постороннего,

командир сосредоточился и придал своему лицу более подобающее выражение.

     — Товарищ полковник, это Орлов. Что происходит, Иван Константинович?

     —  А почему вы решили, что что-то происходит?

     —  Я не смог выйти из каюты...

     —  Не вы один. Я пытаюсь оперативно обзвонить всех офицеров, может быть,

кто-то не пострадал, но пока положительных результатов нет.

     —  Пострадал? Почему вы применили такой неприятный термин?

     —  Потому, что так оно и есть. Кто-то влез в наши мозги, майор. Весь личный

состав заперт по каютам, и его непреодолимо клонит ко сну. Даже выйди мы в

коридор, это мало что изменило бы. Вокруг все серебристое и блестящее. Куда бы

мы пошли? И наконец худшее — я напрочь забыл код доступа в оружейную комнату.

Так что мы, ко всему прочему, безоружны. Весело?

     —  Не очень.

     —  Мне тоже. Попытайся связаться со своими «легионерами» и медчастью. Вдруг

кто-то сможет выбраться.

     —  А дальше?

     —  Не знаю, там посмотрим.

     —  Хорошо.

     Сергей отключился от командира и начал перебирать каюты своих подчиненных.

Большинство уже спали, и никакие крики и призывы разбудить их не смогли. Такого

крепкого сна Орлов не встречал никогда. Бодрствовали Волкофф, Смит и Анисимов.

     —  Началось-таки, — с мрачным удовлетворением хмыкнул обер-лейтенант. Выйти

из каюты он не смог, как ни боролся с невидимым противником за владение

собственным телом. Смит за то время, что Волкофф потратил на попытку вырваться

из плена, успел глубоко и крепко уснуть. Оставался Анисимов.

     Сергей вывел на дисплей панорамную картинку медчасти.

      — Алексей, слышишь меня?         

      — И вижу, — отозвался Анисимов.

     — Ты попытался выбраться?

     —  Да, но, как видишь, пока еще здесь.  

      — Что же делать?

      — А что ты можешь придумать? Придется подчиниться.

     —  Ты считаешь, что это единственный выход?

     —  А ты? Сергей, очевидно, что съесть нас никто не собирается. Сидеть и

переживать, что не понимаешь сути происходящего — глупо. Следовательно, остается

лечь поспать, как и предлагает тот, кто наслал на нас эту дремоту. Утро вечера,

сам знаешь…

     —  Знаю, но просто бешусь от этого

      — Остынь, завтра что-нибудь придумаем, а пока мы слишком мало знаем и

можем для активного сопротивления.

     —  Ты все-таки считаешь, что это враждебные действия?

      — Ну и стиль у тебя, только рапорты писать. Нас «обули» и «переобули»,

майор, исходя из произошедшего. Не знаю точно, зачем нас погружают в крепкий

сон, но проснемся мы уже не теми людьми, что прежде. Поверь мне как врачу. Я это

знаешь чем чувствую?

     —  Профессиональным чутьем, видимо.

     —  Да уж, у меня оно именно в том месте и расположено.

     —  Да ну тебя, тут такое творится, а ты все шутишь, — Сергей начал зевать.

     —  Надо же поддержать тебя в трудную минуту, это мой врачебный долг. Если я

не могу помочь лекарствами... Хотя, подожди, почему не могу? Кое-что у меня

есть, станем слегка заторможенными, зато никаким внушениям не поддадимся.

     —  Когда это лекарство подействует на тебя?

     —  Минут десять до начала и еще пятнадцать-двадцать до пика

      — Я не выдержу.

     —  Постарайся, Сережа. Мы с тобой, похоже, одни остались в сознании. Ну, не

сорвать коварный план, так хотя бы проследить за нюансами мы с тобой обязаны.

     —  Извини, док... я... не могу... — Сергей уронил голову на грудь и плавно

завалился на койку.

     Анисимов покачал головой и выключил экран. Затем, немного походив по каюте,

включил коммуникатор вновь и вызвал Кровицкого. Капитан спал, приоткрыв рот и

раскинув руки. Доктор некоторое время смотрел на спящего, а потом, подавив

зевок, произнес:

      — Палыч, подъем, у нас проблемы.

     —  У нас что ни день — проблемы, — не открывая глаз, ответил Кровицкий, —

так стоит ли их переносить еще и на ночь?

     —  У нас на самом деле проблемы.

     —  Да? — на этот раз капитан приоткрыл правое око и скосил его на экран. —

Что-то тихо сегодня. Тебе не кажется?

     —  Я как раз об этом. Всех заперли по каютам и усыпили. Похоже, что

готовится имплантация.

     —  Подожди секунду, — Кровицкий прижал ладонь к экрану и через несколько

мгновений, убрав руку, кивнул, — она уже началась. Закачивается программа типа

«жаме вю», неузнавание...

     —  Я в курсе значения термина. Что конкретно должны «не узнать» десантники?

     —  Плохи дела, товарищ Гиппократ, они не смогут узнать Землю...

     6

     Северо-восток. Пять месяцев назад

     Семеро на одного. Стыдно должно быть. Особенно от того, что справиться со

мной они так и не смогли. После короткой потасовки я пулей влетел в машину и с

размаху хлопнул по кнопке экстренного взлета. Разведбот, безобразно нарушая

конспирацию, стремительно взмыл под облака.

     —  Чего разошелся-то, начальник? Чуть кнопку не сломал...

     —  Замаскируйся и виси здесь. Не хочу упускать из виду клайров.

     —  Кого? Ты спятил? Откуда на Земле клайры?

     —  Вот и мне интересно, откуда? Эти «художники» — чистокровные клайры.

     —  Каким образом ты это выяснил?

     —  Ты речевой анализ закончил? — вопросом на вопрос ответил я.

     —  Да, — в голосе Макса звучало сомнение, — получается, что они говорили на

одном из диалектов наших Хозяев. Суть спора сводилась к тому, можно на тебя

положиться или нет.

     —  Ну и как, можно?

     —  По их мнению или по моему?

     —  Не паясничай

      — Можно, с поправкой на низкий интеллектуальный уровень.

      — Я же просил не паясничать!

     —  Это их слова, начальник!

     —  С какой стати клайры заговорили о доверии ко мне, представителю низшей —

в их понимании — расы, да еще на языке Хозяев?

     —  Ты так и не пояснил, почему решил, что они клайры? Я, например, думаю,

что это бригада контролеров из Центра, которая спровоцировала твое вмешательство

в дела землян и теперь сочиняет рапорт о твоем несоответствии занимаемой

должности.

     —  Я не ошибся, — упрямо отрезал я. — Они вышли из ресторана, дай

увеличение и читай по губам.

     —  Куда он делся? — спросила Анна, зябко кутаясь в тонкий платок.

     Вик стоял чуть сзади, вглядываясь в темноту. Освещение улицы было скудным,

и семерых рыщущих вокруг агентов выдавали только звуки шагов. Наконец один из

них показался на свету, и Вик его сразу окликнул:

      — Офицер, подойдите ко мне.

     Агент мгновенно подчинился и замер перед «художником» с выражением

почтительного внимания на лице.

     —  Нашли что-нибудь?     

      — Никак нет. Он словно испарился. 

      — Или взлетел... Вертолеты вызвали?

     —  Так точно, но до их прибытия еще минут десять.

     —  За десять минут он может улететь за тридевять земель. Поднимайте «МИГи».

     —  Есть! — агент повернулся и торопливо двинулся к фургону, крыша которого

была утыкана длинными прутьями антенн.

     —  Его не обязательно сбивать, — задумчиво произнесла Анна

      — Дело не в нем, а в его грузе. Бортовой компьютер разведбота не сможет

найти в головах пленников ничего подозрительного, но на базе их раскусят в

момент. Этого допустить нельзя Информацией должны владеть только мы или никто. Я

с самого начала говорил, что не стоило с ним связываться.

     —  Работая в таких трудных условиях, мы не можем отказываться от столь

эффективного оружия, как профессиональный разведчик врага. Ты понимаешь это не

хуже меня. Кто еще может легко добыть нам пару весомых улик?

     —  И улизнуть вместе с ними...

      — Он вернется.

     —  Почему ты так решила?

     —  Он вернется из любопытства. А еще потому, что он догадался, кто мы по

происхождению.

     —  Это хуже...,

      — Нет, потому, что он не будет сопротивляться.

     — Точно. Больше всего мне хотелось вернуться и меньше всего —

сопротивляться клайрам. Величайшим воинам галактики, побежденным в последней

войне несметным флотом амфибий-кочевников и жаждущим ныне крови победителей.

Останавливало то, что Анна упомянула меня, как разведчика врага. Здесь была

какая-то нестыковка. Их враги — амфибии, а не мы. Во время Великой Битвы именно

Хозяева помогли остаткам флота клайров прорваться сквозь сферу окружения и

избежать мучительной смерти в плену у «жаб». Я сам был на том рубеже и видел все

это собственными глаза ми. Теперь же разведчик союзника называет меня врагом.

Загадка. Неужели я похож на кочевника? Или все таки между Хозяевами и клайрами

пробежала черная кошка?         

      — Алекс, «МИГи»!     

      — Уходим!

     —  Приказываю приземлиться и выгрузить пленных, — голос Хозяина ворвался в

кабину по экстренному каналу связи совершенно неожиданно.

     —  Шеф, у меня есть сведения, что ребята в нашем багажнике знают нечто

особенное.

     —  Ничего они не знают, это простые охранники. Выполняйте приказ, агент!

     —  Слушаюсь! — Я ничего не понимал, но догадывался, что ведется более

сложная игра, чем мне казалось до сих пор. — Макс, садись, мы сдаемся.

     —  Алекс, куда же вы сбежали? — обворожительно улыбаясь, встретила меня

Анна, когда разведбот мягко сел перед рестораном.

     —  Надо было... по делу... — Я взмахнул рукой, и Макс открыл багажный

отсек. — Забирайте.

     —  С чего вдруг такая щедрость? — спросил, усмехаясь, Вик.

     —  Вопрос не ко мне, — я почесал кончик носа. — Так забираете своих

обидчиков или нет?

     — Забираем, забираем, — Вик подал знак помощникам, — может быть, продолжим

ужин?

     — Что-то не хочется...

     —  Да бросьте, Алекс, побудьте нашим гостем некоторое время, — Анна мягко

взяла меня за руку, — скажем, часа два.

     —  Более приятного плена желать невозможно, — я поклонился.

     —  Ну что вы, в плен берут на войне, а здесь — всего лишь операция

обеспокоенных спецслужб. Так что вы все-таки более гость, чем пленник.

     —  Значит, я могу задавать вопросы?

     —  Конечно.

     —  Как вам удалось скооперироваться с местной контрразведкой?

     —  Мы же воины, а все воины прекрасно понимают друг друга. Мы предложили им

кое-какие новинки, а они нам посильную помощь людьми и техникой.

     —  Вмешиваетесь в развитие, господа? — укоризненно покачал головой я.

     —  Цель оправдывает средства, Алекс. Ты тоже не Хозяин, а значит, и они

вмешиваются, вырывая тебя из привычного общества. Кто в наше время без греха?

     —  Я сам нанялся на эту работу, а вы, преследуя свои цели, вмешиваетесь в

развитие, предоставляя преимущество одной из держав. Это противоречит Закону

Галактики. И оправданий такому поведению честных когда-то воинов быть не может.

     —  Вы хотите сказать, что мы роняем свою честь, обезвреживая кочевников? —

начал закипать Вик.

     —  Я это уже сказал, можете ударить меня, если вам станет легче. — Я

совершенно спокойно выдержал его гневный взгляд и продолжил: — Только изменить

этим ничего не удастся. Ваше дело «обезвреживать» амфибий в космосе, а

планетарные операции — дело Хозяев. Мы тратим годы на создание

законспирированных сетей наблюдения, а вы хотите решить все одним ударом.

     Глупо. Глупо и неэффективно. Что теперь прикажете делать с поумневшими

контрразведчиками, которые до чертиков перепуганы тем, что на территории их

страны инопланетяне воюют между собой?

     —  Главное — не допустить захвата планеты кочевниками, и если для этого

придется подтолкнуть развитие аборигенов, то так тому и быть

      — Это крайний случай, я понимаю, но почему вы? Не доверяете квалификации

Хозяев?

     —  К амфибиям у нас свой счет.

     —  Да к дьяволу ваш «джихад»! «Жабы» никогда не уходят без хлопанья дверью,

а фантазии на каверзы у них хоть отбавляй. Если эту планету сожгут или растопят

ее полярные шапки и зальют континенты водой, или что-то еще, то вам это с рук не

сойдет, будь вы трижды клайрами!

     —  Мы готовы к тому, что наши действия не оце­нят... — упрямо возразил Вик.

     —  При чем здесь оценка? Что мы, в школе? «Жаб» надо накрывать одним

внезапным ударом по всем их замаскированным базам. При достаточно грамотном

планировании провести такую операцию — раз плюнуть. Потом следует поставить пару

кордонов вокруг планетной системы, и все. Кочевники после этого сюда не сунутся

лет двести. А вы — «оценят, не оценят». Кордоны — вот ваше место, а здесь вы,

как два слона в посудной лавке! Тоже мне, мстители-интеллектуалы.

     —  Шеф, «МИГи» сообщают: в районе ручья что-то происходит, — крикнул из

фургона виков помощник.

     —  «Что-то» это что? Поконкретнее можно?

     —  Пилот говорит, что похоже на подземный взрыв. Килотонн двадцать, не

меньше

     Вик встревоженно посмотрел на меня. Я облокотился о капот Макса и зевнул.

     —  Простите. Взрыв не ядерный. Обычная планетарная бомба. Списали бы все на

тектонические процессы

     В подтверждение моих слов земля под нами ощутимо задрожала.

     —  Балла два. Такие землетрясения и на равнине не редкость. Так что, если

бы не вы, все было бы шито-крыто.

     Клайры переглянулись и промолчали.

     —  Теперь я свободен? — обратился я к растерянной парочке.

     —  Не совсем, — вмешался в наш разговор вынырнувший из темноты

контрразведчик, — я бы попросил вас рассказать более подробно о проведенной

только что бомбардировке и расе, за этим стоящей.

     —  Наверное, в другой раз, — я, улыбнувшись, попятился к машине, но не

успел сделать и двух шагов, как получил болезненный укол под лопатку.

     Как Макс мог такое допустить?! Я мучился над этим вопросом, пока меня

тащили к фургону, но ответа не находил

      — Что ж ты не научил своего кибера стрелять? — Вик ухмыльнулся и прикрыл

мои парализованные веки, — хорошо, что этот мазила заряжен снотворным, а то

куковал бы сейчас вместе с амфибиями на том свете, приятель

     Макс? Меня «вырубил» мой собственный разведбот?! Вы что-нибудь понимаете? Я

— нет!

     7

     Полет. Двенадцать дней назад

     Волкофф основательно вспотел. Последние полчаса он мужественно боролся со

сном, который обволакивал его с каждой секундой все сильнее

     После отжиманий «на кулаках» он провел длинный раунд «боя с тенью»,

поприседал и бросился в новый бой с несуществующим противником. В процессе

тренировки он не забывал поглядывать на экран, где в тридцати двух «картинках»

демонстрировались интерьеры близлежащих кают с сопящими на койках десантниками.

В промежутках между упражнениями обер-лейтенант «пролистывал» другие

изображения, но ничего нового не увидел. Все спали. Волкофф и сам отчаянно хотел

спать, он уже потратил последние силы и валился от усталости с ног.

     Очередной раз просматривая «картинки», он наткнулся на виды медчасти.

Доктор возился с каким-то аппаратом, бодрый и сосредоточенный. Более того, рядом

стоял капитан Кровицкий и давал Анисимову то ли советы, то ли ценные указания.

Волкофф хотел их окрикнуть, но почему-то удержался от каких бы то ни было

действий. Он наблюдал, затаив дыхание, за манипуляциями врача. Какой-то

внутренний голос приказывал Волкоффу смотреть и запоминать. На минуту даже

отступил надвигающийся сон.

     —  Он боялся, что при входе нас могут просканировать, поэтому не сказал мне

код, чтобы ненароком не завалить всю группу. Но в компьютере код есть, надо

только догадаться, где, — Анисимов пробежался пальцами по клавишам.

     —  Давай-ка я сам, а то ты до второго пришествия будешь код искать, —

Кровицкий попытался отстранить доктора от компьютера, но Анисимов заупрямился.

     —  Код не логичен, это сделано специально для того, чтобы при проверке

«машинки» его нельзя было обнаружить, так что, Максим Палыч, отвали. Тебе эта

задачка не по зубам.

     —  А ты его как будешь искать, гений?

     —  Интуитивно, на это и рассчитано.

     —  Ну хорошо, трудись, гуманитарий, а я пойду попробую вскрыть «оружейку».

     Волкофф бесшумно выключил коммуникатор и устало сел на кровать. Из беседы

капитана и доктора он не понял ровным счетом ничего. Ясно было только то,

     что на эту парочку охвативший всю бригаду гипнотический сон не действовал.

Возникал вопрос «почему»?

     Офицер незаметно для себя погружался в объятия Морфея: глаза медленно

закрылись, дыхание стало более ровным, тело расслабилось. Когда в каюту Волкоффа

заглянул вахтенный офицер Джи, обер-лейтенант крепко спал. Вахтенный набрал на

коммуникаторе код и негромко скрипнул на галактическом языке:

      — Этот тоже наконец успокоился. Можно начинать внушение.

     Проснувшись, Сергей ощутил небывалый прилив бодрости и приятное

предчувствие удачи. Все волнения, сопровождавшие его в последние дни,

испарились, не оставив и следа. Он чувствовал себя готовым к любым подвигам на

благо Родины без оговорок и сомнений. В коридоре слышались возбужденные голоса

других десантников, которые что-то весело обсуждали. Орлов оделся и выглянул за

дверь. Полные энергии, подтянутые и посвежевшие, воины, не спеша, двигались по

центральному проходу в сторону демонстрационного зала, где обычно проходили

совещания офице­ров.

     Сергей вернулся в каюту и включил коммуникатор. На экране горела синяя

надпись: «Всем прибыть на инструктаж в 9.00».

     —  Ну наконец-то, — вздохнул Сергей и принялся торопливо шнуровать ботинки.

     —  Герр майор, необходимо поговорить, — Волкофф появился в дверном проеме

неожиданно и бесшумно.

     —  Настолько срочно, что ради этого стоит пропустить инструктаж?

     —  Пожалуй, нет.

     —  Тогда идемте, товарищ обер-лейтенант, а не то опоздаем...

     После короткой вступительной речи Гостя включился огромный экран, и на фоне

испещренной яркими точками звезд космической черноты появился голубой шар

планеты с двумя серебристыми спутниками.

     —  Внешний вид планеты Грунмар. Спутники Ла и Мо, — голос Гостя был, как

всегда, ровным и выразительным, — подробности вроде массы планеты, угла наклона

оси и тому подобного я опускаю. Климат на планете схож с тем, к которому вы

привыкли у себя на Земле. Русбат будет действовать в резко континентальной зоне,

и это сократит период адаптации до нуля.

     Основной задачей всех подразделений ставится захват и удержание теле — и

радиотрансляционных цент­ров. Мои специалисты перенастроят вещательную

аппаратуру и пустят в эфир мощную пропагандистскую программу. При крайней

неустойчивости власти этого будет вполне достаточно для прикрытия начала

активных действий существующего на Грунмаре Движения Сопротивления.

     Второй этап операции — обеспечение порядка в переходный период. Акция

больше полицейская, чем войсковая. Планируемый переходный период займет два-три

месяца. Придется помотаться по континентам, чтобы выкурить из укромных местечек

остатки диктаторских войск, таковые наверняка найдутся. Во всем нам, безусловно,

будет помогать местное ополчение.

     Планета для меня родная и поэтому аккуратность предстоящей операции я

ставлю на первое место. Пришедшая к власти диктатура угнетает простой народ

Грунмара, который виноват только в пассивности, что преступлением не является,

поэтому избежать напрасного кровопролития — моя святая обязанность.

     Сказанное, конечно, не означает, что стоит миндальничать с вооруженным и

сопротивляющимся врагом, но моральный дух в войсках нынешнего правительства

крайне низок, поэтому стрелять вам придется реже, чем, возможно, кое-кто

надеется.

     После установления мира вы отправитесь с заслуженной славой домой на этом

звездолете, который будет первым межзвездным кораблем Земли в качестве

благодарности за оказанную народу Грунмара услугу. Такое соглашение было

достигнуто между мной и ООН.

     Гость взял паузу, а собрание разразилось громом ап­лодисментов.

     —  Теперь перейдем к знакомству с укладом жизни и культурой Грунмара...

     Пока Гость рассказывал об экономическом укладе большинства стран планеты,

Волкофф пересел поближе к Сергею и шепнул:

      — В зале нет Кровицкого.

     —  Ну и что? — Орлов недовольно взглянул на немца. — Слушайте лекцию,

Гюнтер, это более содержательно, чем байки капитана.

     —  Дело в том, что я хотел с вами поговорить именно о нем. И еще об

Анисимове.

     —  Давайте подождем до конца инструктажа.

     —  Боюсь, что после может быть слишком поздно.

     —  Что вас так взволновало, Волкофф?

     —  Вчера перед сном я подсмотрел, как доктор и Кровицкий копались в

небольшом «ноутбуке» в поисках какого-то кода.

     —  Ну и что? Компьютеры есть у половины офице­ров, а какие они там

навешивают коды и пароли от постороннего глаза — их личное дело, — Орлов покачал

головой.

     —  С этим я согласен, но как вы объясните то, что они опасались

«сканирования»? Причем, речь шла не о простом сканировании при помощи

компьютерной периферии, а о проникновении в их мысли.

     —  Выходит, им есть что скрывать? — Орлов заинтересованно повернулся к

обер-лейтенанту.

     —  Именно так, майор, именно так... — Волкофф многозначительно поднял вверх

указательный палец.

     —  Ничего не предпринимайте, Гюнтер, я разберусь во всем самостоятельно.

     —  Я все же прогуляюсь по коридору мимо медчасти...

     Так и не вняв половине сказанного на инструктаже, а усвоив лишь то, что

Грунмар не сильно отличается от Земли, Орлов поспешил в медчасть. Подозрения

немца заставили майора забыть о радужном настроении и сосредоточиться на

предстоящем разговоре. Ему очень хотелось, чтобы все выдвинутые Волкоффым

обвинения оказались результатом легкого приступа паранойи. Доктор Сергею

нравился, а неунывающий Кровицкий вызывал в майоре волну невольного восхищения

подвижностью ума и необъятностью познаний. Очень не хотелось конфликтовать с

этими людьми, как, впрочем, и с любыми другими. На таком бешеном расстоянии от

дома они становились самой близкой родней, которую невольно любишь и которой не

можешь не доверять.

     —  А, Сережа, входи, входи, — Анисимов действительно сидел перед

«ноутбуком», что-то сосредоточенно читая, — выспался?

     Орлову вдруг вспомнился разговор перед сном. «Враждебные действия»,

«коварный план», «принудительный сон». «Что это? Кошмар после чрезмерного ужина

или явь, в которой доктор был прав? Ерунда, нам дали команду выспаться, чтобы на

сегодняшнем инструктаже всосалось как можно больше информации, вот и весь ответ,

а разговоры Анисимова — результат паники от недопонимания таких простых вещей».

     Орлов все-таки боялся начать разговор. Если все сказанное вчера доктор

повторит и сейчас, его придется арестовать, а делать этого Сергею крайне не

хотелось.

     —  Хочешь поговорить о вчерашнем? — Врач заглянул майору в глаза. Тот в

ответ кивнул.

     —  Ты же понял, что никакой враждебности в этом не было? — Орлов с надеждой

посмотрел на доктора

      — Конечно, командир, я элементарно струсил. Знаешь, этакая боязнь

новшеств, будь они техническими или медико-социальными. Нам просто дали

отдохнуть перед напряженным инструктажем, теперь я это понял

     Услышав подтверждение своих мыслей, Орлов расслабился и присел в

предложенное Анисимовым кресло.

     —  Ты Кровицкого не видел, его, кажется, не было на лекции?

     —  Мы встречались вечером, он заходил перед отбоем, но сегодня его

физиономия мне на глаза еще не попадалась. У тебя к нему что-то срочное? Если

хочешь, скажи мне, а я передам, как только увижу.

     —  Да нет, ничего особенного. Я его сам найду, — Сергей встал, — ну, пока,

пора на продолжение лекции.

     —  Заходи вечерком...

     —  Обязательно.

     Когда дверь за Орловым «засеребрилась», из глубины медотсека показался

Кровицкий.

     —  Хороший парень, я уверен, что Шахрин его тоже «зарядил».

     —  Ты генератор помех включил, прежде чем фамилиями тут разбрасываться?

     —  Обижаешь, Алексей Эскулапович, я порядок знаю. Код-то нашел? Ты давай,

пошевеливайся, а то ведь скоро этот любопытный «фриц» до вахтенных доберется. Те

не Орлов, беседовать не станут, врежут по мозгам парой киловольт, и размышляй

потом о прелестях растительной жизни имбецилов.

     8

     Северо-восток. Пять месяцев назад     

     Паралич проходил медленно и мучительно. Основательно затекли и руки и ноги,

но я был даже рад противному покалыванию в конечностях; скоро я снова смогу

двигаться, а тогда и посмотрим, что у местных Бондов за подготовка в области

единоборств. Пока же стоило поразмыслить над безобразным поведением Хозяина, да,

именно его, потому что Макс, какой бы он ни был самостоятельный и умный, до

такого сильного хода не додумался бы никогда.

     С одной стороны, Хозяин мог бы приказать мне и устно: сдайся, мол, да

разузнай, пока земляне будут тебя паяльниками пытать, что успели разболтать наши

храбрые, но бестолковые клайры, а заодно — где проживают великие и могучие

галактические воины на этой планете. Потому что, раз мы их раньше не встречали,

проживают они здесь нелегально, а это карается штрафом и принудительной

депортацией. Впрочем, на данной сладкой парочке висит нечто более серьезное, и

трибунала им уже не избежать, но наказание — не самоцель Хозяев, им гораздо

важнее исправление ошибок, допущенных провинившимся субъектом.

     С другой стороны, для контрразведчиков гораздо привычнее будет выглядеть

захват, пусть и в результате ошибки моего компьютера. То, что компьютеры такого

уровня не способны ошибаться по определению, до них дойдет, когда я внезапно

сбегу из их надежного подземелья или чего-то еще, куда там они меня упрячут.

Вернее, дойти до них это уже дошло, но признаются они в собственном бессилии еще

не скоро.

     Выслушать, что я думаю о таком болезненном способе разведки, придется,

конечно, и Хозяину и Максу, а если учесть, что последний и так сейчас терзается

угрызениями совести, то пару микросхем я ему спалю, будет знать в следующий раз

(не приведи господь следующего раза), как плевать на старую дружбу. Да еще

парализующими иголками.

     Я приоткрыл глаза и осмотрелся, насколько это было возможно. Каземат

казематом. Изящно оштукатуренные серые стены наводили на мысль о полном упадке

местной архитектуры и приличной осведомленности хозяев этого здания в нюансах

человеческой психологии. Под потолком виднелась решетка вентиляции, но несколько

ниже светилось розовыми бликами раннего утра крохотное окошко, забранное

толстыми прутьями.

     Видеть волю и не иметь возможности вырваться — одна из древнейших пыток для

узника. Убранство камеры составляли деревянные нары с треугольным в сечении

бруском, прибитым вместо подушки в самом изголовье, чистый и целый, надо отдать

должное, унитаз и нераспечатанный рулон туалетной бумаги. Похоже, что этот

«люкс» у них постоянно «под парами». Вот и пригодился.

     Я скосил глаза вправо, на тяжелую дверь с квадратным окошечком и затененным

глазком. Затененным кем-то, пристально следящим за моими действиями.

     Я не стал притворяться, что все еще сплю, и принялся шевелить всем, что

откликалось на приказы мозга. Пока удавались только гримасы и артикуляция. Я

пробормотал что-то вроде: «Мама мыла раму» и остался доволен, теперь настала

очередь вращения головой и сжимания-разжимания кулаков.

     В мою физкультурную пятиминутку не могли не вмешаться наблюдающие, и я их

понимаю: намаялись бедолаги, ожидаючи.

     Дверь заскрипела и приоткрылась наполовину. Сначала никто не входил.

Странно, стесняются, что ли? Но спустя пару секунд в мою скромную обитель мягко

вошел мужчина средних лет, в отечественной пиджачной паре и архаичном

позолоченном пенсне. Редкие волосы на его круглой голове были тщательно зачесаны

назад, движения были плавными и несколько манерными.

     Он прошел на середину камеры и остановился, скрестив на груди белые руки с

холеными ногтями. Мне он не нравился. Вряд ли можно ожидать теплых чувств по

отношению к надзирателю от узника, но в нашей ситуации в воздухе витало нечто

особенное. Я ощущал, как в случае с клайрами, некие флюиды «нечеловечности».

Меня, собственно, из-за этого чутья в свое время Хозяева и выбрали из сотни

кандидатов на пост Наблюдателя. Целый регион доверили. Для работника с моим

происхождением это неплохой шаг по карьерной лестнице. Но сейчас не об этом.

     Передо мной стоял чужак в ладно скроенном человеческом облике, и мое

знаменитое чутье подсказывало, что он не клайр и не Хозяин. Вот разгадайте

загадку: в нашем квадранте галактики обитает четыре расы, сходные по размерам и

массе. Людей, клайров и Хозяев мы исключаем, остаются...

     Правильно, «жабы».

     Неужели наши доблестные мстители-воители не смогли раскусить его простую,

хотя и неплохо выполненную маскировку? Вот оно, дополнительное доказательство

некомпетентности космических бойцов в разведдеятельности.

—          Здравствуйте, Алекс, или как вас там?

—          Как Вас Там, это мой вьетнамский псевдоним...

     —  О, у вас есть чувство юмора! Оно вам понадобится очень скоро, иначе

выдержать «допрос с пристрастием» практически невозможно, — кочевник недобро

усмехнулся.

     —  Хороший костюмчик, от ЦК Союза Швейников или Армани?

     —  Давайте-ка проясним ситуацию, товарищ Алекс. Вы не у землян, вернее, вы

в подземелье контрразведки, но начальником здесь я. О моем происхождении вы

наверняка уже догадались. Поскольку стаж в планетарной разведке у вас есть,

иначе бы вам не доверили индивидуального патрулирования, вы должны знать об

исключительных способностях моего народа. Все Управление по Н-ской области верит

мне, как себе, то же могу сказать и о злобных клайрах. Они, кстати, проникли на

Землю незаконно — ваш недосмотр. В общем, деваться вам некуда, выбора нет,

надежд никаких. Я мог бы вас заставить рассказать все, меня интересующее, при

помощи Великого Дара Внушения, но...

     «Ни черта ты не мог бы и прекрасно это знаешь, на Планетарную Разведку

такая ерунда не действует; слишком тщательно нас готовят в Академии, — думал я

слушая бред амфибии, — но насчет Дара — что верно, то верно».

     Ни один простой смертный не мог устоять против внушения амфибий-кочевников.

Они этим брали не города, а планеты. Любой, кто встретился взглядом с «жабой»,

попадал под непреодолимое влияние Дара и начинал воспринимать окружающее только

так, как приказывал управляющий им кочевник. В свое время сотни миров

добровольно отдавали все ресурсы ненасытной орде амфибий, кочующей по Вселенной,

и гибли потом от голода, но с выражением абсолютного счастья на лицах.

     У «жаб» не было родины, кроме Вселенной, и их стремление выжить в пустоте

космоса не вызывало нареканий, но способ, которым они достигали этого, не

нравился никому, в том числе Хозяевам.

     После Второй Великой Битвы, когда кочевников стало вполовину меньше,

Хозяева расслабились и не стали загонять амфибий в резервацию, как

предполагалось раньше. Не представляющим больше угрозы кочевникам было строго

указано уводящее из Галактики направление и приставлен эскорт из клайрского

флота. «Пастухи» — таким был позывной сигнал конвоиров — проводили состоящий из

полутора миллионов больших и малых кораблей табор до Рубежа Исследованных Миров,

что в сорока тысячах светолет от Галактической столицы, и встали временными

блокпостами на Рубеже, чтобы амфибии не могли вернуться, приди им такое в

голову.

     Действия кочевников маленькими подвижными группами стали для Хозяев полной

неожиданностью, настолько глубоко укоренилось мнение, что «жабы» не способны

воевать вне своего огромного флота. В космическом бою у амфибий не было

преимущества, которое давал Великий Дар Внушения на планетах, и выиграть любую

битву они были способны только при помощи сумасшедшего натиска сотен тысяч

кораблей. Жалкий десяток «жабьих» истребителей не смог бы выстоять и минуты в

бою с одним крейсером клайров, но кочевники не побоялись и не поленились

совершить беспрецедентный обходной маневр. Они проникли обратно в Галактику и

перешли к партизанской войне на множестве обитаемых планет.

     Хозяева схватились за голову, но жест этот запоздал, и они схватились за

другое место, куда, видимо, как говорят в моем регионе, их клюнул жареный петух.

Была срочно организована новая служба, получившая нейтральное название —

Планетарная Разведка, и сформирован Мобильный Флот, который, основываясь на

разведданных, мотался по звездным системам, отлавливая корабли-лазутчики и бомбя

базы амфибий, где это было возможно.

     —  Вы меня слушаете? — Кочевник недовольно нахмурился.

     —  Так точно, группенфюрер, — руки уже восстановились, и я попытался сесть,

опираясь о холодную стену. — Пытать будете электричеством или немного повтыкаете

под ногти иголки?

     —  Отчего же немного? Программа специального допроса предусматривает как

раз «много и больно». Сами понимаете, этого можно избежать...

     —  Ну все, я уже боюсь и согласен на любое предложение, — равнодушно

перебил я кочевника, приступая к разогреву ног.

     —  Как-то неискренне вы соглашаетесь, — кочевник поморщился и поправил

пенсне.

     —  Что конкретно вы хотели бы от меня узнать? — Я практически оправился от

паралича и теперь мог сосредоточиться на беседе.

     —  Кто бомбил наши базы?

     —  Вы же знаете.  

      — Отвечайте на вопрос.

      — А то что? Укусите? Хотите подтверждения? Да.

     Все ваши лабазы разбомбил Мобильный Флот клайров, с подачи Планетарной

Разведки. Что дальше?

     —  Ничего особенного. Сейчас мы пройдем в соседнее помещение, где

установлен подарок вероломных клайров местной контрразведке — Многоканальный

Обучающий Конструктор, и снимем ваш блок против Великого Дара Внушения, а

дальше...

     —  Понимаю, понимаю, хотите заполучить двойного агента в стане Хозяев, — я

усмехнулся, — должен вас предупредить: после каждого задания я прохожу

профилактический осмотр, в том числе на мыслесканерах, так что ничего у вас не

выйдет. Как ни грустно...

     —  А мы попытаемся, в конце концов, выбора у вас нет, а мне терять уже

нечего.

     —  Нечего? А жизнь? Вас за такие дела даже арестовывать не станут, бах-бах

— и нет последнего кочевника на планете Земля.

     —  Глупо в вашем положении угрожать мне насили­ем. Поднимайтесь, дружище,

нас ждут великие дела.

     Я не спеша поднялся и, потягиваясь, двинулся к выходу. Конструктор, надо

же... Где, интересно, клайры его выкопали? Такие мощные машины требуют не только

особых условий эксплуатации, но и тщательного ухода и обслуживания. Им, в связи

с этим, даже «мозг» вставляют особый: с несносным характером и непомерными

претензиями. Он так привередлив, что инженеры больше месяца Конструктор не

обслуживают — уходят на «больничный» с нервным расстройством. А если условия

покажутся Многоканальнику не подходящими, скажем, влажность в помещении на

тысячную долю процента больше или пара лишних пылинок по лаборатории летает, он

вообще не включится. Мой вечно ворчащий Макс по сравнению с Конструктором —

ласковый теленок.

     В соседнем помещении было светло, сухо и почти стерильно. Лаборанты в

специальных костюмах водили Деловитый хоровод вокруг достаточно портативного

Многоканальника, настраивая его бесчисленные параметры. Среди присутствующей

публики, конечно же, выделялась сладкая парочка «художников-пейзажистов». Они

давали землянам советы и на меня внимания не обращали.

     —  Этот канал отвечает за рост миелиновой оболочки нервных волокон, —

поясняла Анна замученному инженеру, который кивал только для вида.

     Его мыслительный процесс остановился давно и прочно. Бедняга, наверное, не

вылезал из подвала уже суток трое

      — Проверь систему формирования динамического стереотипа, — командовал

своему помощнику Вик, — нет, это не нормально! Она должна запускаться с первого

раза, а не со второго или, не дай бог, с третьего! На черта тебе умение бить

белку в глаз, если ты сначала попадешь ей в хвост и напрочь испортишь шкурку?!

     —  Ну как, готов аппарат? — поинтересовался кочевник, держа меня под руку.

     —  Пять минут, Степан Андреевич, — заверил его Вик, — осталось проверить

канал «всплывающей команды», и можно начинать.

     —  Как глубоко ныряет ваша «всплывающая команда»? — я заинтересовался.

     Аппарат оказался неожиданно новым, и, если он способен погрузить секретную

команду в мое подсознание глубже десятого условного уровня, специалистам в нашем

Центре до нее не докопаться ни в жизнь.

     А всплывет она неожиданно, при произнесении кем-либо ключевого слова, и

запустит все заложенные в мой мозг Конструктором приложения. Так в сельском

учителе может вдруг проснуться Эйнштейн или Ван Дамм, или и тот и другой, а в

верном и преданном агенте Хозяев Алексе — шпион амфибий. Перспективка, прямо

скажем, не веселая.

     —  Двенадцать уровней, — кочевник неприятно улыбнулся. — Такая глубина

устроит?

     — Валяйте, только быстро, — я знал способ побороться за собственные мозги,

но не знал, сработает он или нет.

     Дело в том, что его никто еще не опробовал. Опять я первый. Вечно лезу в

первопроходцы, что за привычка?

     Меня усадили в кресло, надели на голову шлем Конструктора и запустили

программу. Никаких неприятных моментов не было. Перед глазами мелькали разные

обрывки образов, по телу вихрями проносились необъяснимые ощущения, а конечности

подергивались, реагируя на свежеприобретенные навыки. Но я сосредоточился на

одном: как не допустить снятия блока, оберегающего меня от Великого Дара

Внушения «жаб».

     9

     Полет. Семь дней назад

     Инструктаж подходил к концу. Десантники изучили культуру, язык и

особенности военной подготовки грунмарцев. Они до седьмого пота тренировались на

макетах в стремительном захвате основных телецентров, сводя условные потери в

условных боях к минимуму. Тренировки проводились с применением обычного земного

оружия, и боевые костюмы не подвели ни разу, выдерживая выстрел из автомата в

упор. Операция обещала быть успешной и стремительной. Настроение солдат с каждым

днем повышалось, а неприятные ощущения, связанные с последним вечером перед

инструктажем, почти стерлись из памяти

     Взвод Орлова отрабатывал технику прикрытия ударной группы второго взвода

первой роты. Кровицкий командовал настолько грамотно, что прикрывать особо было

нечего Захват макета регионального телецентра каждый раз укладывался в четыре

минуты, и пока никто этот рекорд побить не смог.

     — Все дело в гениальности полководца, — артистично потупив глаза, хвастался

Кровицкий. — Да и ребята у меня как на подбор — спирт с молоком!

     —  Меня всегда поражала твоя завидная скромность, — рассмеялся Сергей.

     —  Чего нет, того нет. Скромность — это скудость ума, господин майор, или

светобоязнь, если выражаться помягче, — капитан самодовольно улыбнулся, — «пулю»

вечерком распишем?

     —  Я Смиту партию в покер обещал, — Сергей, извиняясь, развел руками.

     —  Смотри, обчистит тебя наймит мирового империализма.

     —  А ты будто не обчистишь? — Орлов снова рассмеялся.

     —  Ну, я — то свой, значит, утечки капиталов за границу не произойдет, и

экономика страны не пошатнется! Где твое макроэкономическое мышление? —

Кровицкий выразительно постучал по шлему.

     —  И только отзвук пустоты, — нараспев продекламировал Дуэро, появляясь

из-за спины капитана. — Командир, вас вызывает ротный.

     —  Спасибо, — Сергей отдал испанцу автомат и поправил униформу, — Палыч, ты

меня на завтра имей в виду.

     —  Договорились, — Кровицкий махнул рукой и пошел к своему взводу.

     В каюте ротного, кроме него самого, присутствовали командиры второй и

третьей рот, а также комбат и Волкофф. Сергей сразу же сообразил, в чем дело, и

приготовился к головомойке. Но комбат начал с другого.

     —  Хромает дисциплина, товарищ майор, во вверенном вам взводе, — полковник

указал на Волкоффа: — Вот господин обер-лейтенант, например, не в курсе, что в

нашей армии положено обращаться «по команде» — Минуя командира взвода, явился

сразу ко мне. Надо, наверное, вам устроить зачет среди своих подчиненных на

знание Строевого Устава?

     —  Есть устроить зачет, товарищ полковник, — Орлов не стал возражать и

ссылаться на то, что дел сейчас и так по горло, комбат все прекрасно знал и без

него. «А Волкофф-то, «блюститель чистоты рядов НСДАП», оказывается, тот еще

фрукт!» — подумалось Сергею.

     —  Теперь о сигнале, — комбат нахмурился. — Кроме слов обер-лейтенанта,

никаких оснований подозревать своих боевых товарищей в измене у нас нет.

Показания господина Волкоффа расплывчаты и туманны: какое-то сканирование,

секретный код, нарушение распорядка дня — шастанье после отбоя. Ничего

конкретного. Но раз обер-лейтенант настаивает на расследовании, я, в знак

уважения к бундесверу, назначаю дознание. Комиссия будет состоять из командира

первой роты, майора Орлова и независимого представителя от любого подразделения

нашего батальона, выберете сами. Результаты дознания предоставите мне не позднее

послезавтра. Вопросы есть? Вопросов нет. Все свободны. Орлов, задержись.

     Волкофф, с выражением явного неудовольствия на лице, вышел первым.

     —  Присмотри за ним, Орлов, — сказал комбат, когда они с Сергеем остались

наедине, — прежде чем созвать совещание, я запросил его личное дело. Этот

обер-лейтенант, оказывается, настолько непорочен, что дева Мария рядом с ним и

не стояла. Подозреваю, что вся его биография чистая «липа», но от этого не

легче. Разведка, дело ясное. Только с чего вдруг разведке бундесвера копать под

наших? Если этот крестоносец доберется со своими докладными до бригадного

начальства, нам лучше будет узнать об этом заранее.

     В общем, не упускай его из виду. А с доктором и Максимом я сам поговорю, не

официально, конечно, что за игры они там устроили, понимаешь, компьютерные. Все

усвоил?

     — Так точно. — Сергей уважал такой подход к решению проблем: никакой

горячки, все взвешенно и с соблюдением условий презумпции невиновности.

     «Комбат у нас, что надо», —  резюмировал про себя Орлов, отправляясь

обратно на «стадион». Однако дойти до тренировочной площадки ему не удалось. На

полпути Сергея ждал Волкофф в сопровождении вахтенного офицера Джи. Причем

вахтенный был вооружен импульсным пистолетом, а Волкофф своим любимым

«вальтером» П-88.

     —  Не хотите побеседовать, командир? — немец загородил дорогу своим мощным

телом.

     —  Почему вы никак не успокоитесь, Гюнтер? — Сергей поправил кобуру с

«ЗИГом», незаметно при этом ее расстегнув.

     —  Потому, что в вашем батальоне зреет заговор, и раскрыть его — мой долг.

Ваш, кстати, тоже, — немец вытянул палец, указывая Сергею в лицо.

     —  Пока нет прямых улик, я буду расценивать ваши действия, как клевету и

провокацию, о чем доложу вашему командованию и замначштаба бригады по

координации, — Сергей говорил твердо и уверенно, — и нечего тыкать мне в лицо,

господин обер-лейтенант, извольте соблюдать субординацию!

     —  Есть, герр майор, — Волкофф скривился и посмотрел на Джи.

     Чужак молчал, внимательно разглядывая Орлова, словно видел майора впервые.

На его правильном лице не отражалось никаких эмоций. Чью сторону он принял в

этом споре, оставалось загадкой. Наконец, он невпопад закивал и спросил:

      — Вы хорошо знаете доктора?

     —  Достаточно, чтобы послать вас подальше.

     —  Не кипятитесь, майор, мы же в одной команде, — Джи улыбнулся.

     —  Расскажите об этом обер-лейтенанту, — Сергей немного успокоился. —

Командир батальона назначил расследование, и мне кажется, что для начала этого

достаточно.

     —  Конечно, — вахтенный снова кивнул, — просто попрошу вас держать в курсе

дела и меня.

     —  Могу даже включить вас в комиссию, нам как раз нужен третий член группы

дознания, — Орлов поймал себя на мысли, что не знает, почему предложил это Джи,

но отступать было поздно.

     —  Предложение приемлемо, — Джи посмотрел на Волкоффа. — Вы согласны?

     —  Да, офицер, так будет надежнее, — немец сделал шаг в сторону, освобождая

Сергею дорогу.

     —  Они добились своего, — Кровицкий прохаживался по кабинету Анисимова,

заложив руки за спину. — Никто и не подозревает, что произошло. Никакой

критичности мышления: почти все помнят, что в тот вечер их усыпили насильно, но

никто не расценивает это как проявление агрессии. Все, что говорит Гость или

члены экипажа, принимается за абсолютную истину. Многие не могут объяснить

причины своих поступков, а в присутствии вахтенных теряют над собой контроль,

выполняя их приказы, хотя экипаж для десанта начальством не является. Но,

заметь, никто этому не удивился, а тем более — не возмутился. Очень напоминает

торможение лобных долей мозга, как считаешь, академик?

     —  Не очень, — Анисимов полулежал в удобном кресле, попивая крепкий чай, —

скорее напоминает воздействие Великого Дара Внушения, коим и является. Говорил я

Шахрину: поставь блоки своим лазутчикам заранее — не послушался, а нам теперь

расхлебывать. Где взять это чертово слово? Код этот треклятый! Я компьютер уже

наизнанку вывернул — нет там ничего!

     —  «Ты, Шарапов, не впадай в отчаяние, не имей такой привычки!» —

хрипловато процитировал Кровицкий. — Нет в компьютере, значит, ройся в своей

памяти. Неделя у нас еще есть...

     —  У меня в памяти столько всякой всячины, что месяца не хватит.

     —  Ты себя переоцениваешь, не такой ты уж и многознающий, так что трудись,

Алеша.

     —  Уломал. Что, кстати, слышно о выходе из «прыжка»?

     —  Завтра, часов в семь. Постараюсь пробраться в рубку или демонстрационный

зал. Надо же посмотреть на звезды, куда там нас занесло...

     —  Лучше в рубку. В зале на экран могут пустить видеокартинку, а в рубке

есть обзорные иллюминаторы. Только сомневаюсь я, что тебя впустят. Зачем им

рисковать? — доктор с сомнением покачал головой

      — Не забывай, что жертва Великого Дара Внушения никакие выводы делать не

способна. Им достаточно показать на Большую Медведицу и сказать, что это

созвездие Гончих Псов, и все. А я должен буду поверить. Так что никаких

оснований не впускать меня у них нет.

     —  Оснований?! Ты за немцем следишь? Как там дознание продвигается, нас

скоро арестуют или нет? — Анисимов отставил чай и сел поудобнее

      — Тебе что, надоел медотсек, хочешь каюту на карцер поменять?

     —  В том-то и дело, что нет. Спасибо командиры у нас доверчивые оказались,

но Джи так просто не отвяжется. Мы «под колпаком», и поэтому, я уверен, стоит

тебе появиться в рубке, вахтенный начнет действовать, — Анисимов скрестил

пальцы, изображая решетку.

     —  А я сделаю вид, что заглянул в поисках того самого Джи. Дело к нему

придумаю какое-нибудь поглупее, и все «прокатит», можешь быть уверен, — капитан

потер руки, — ну, а пока пойду готовиться, я сегодня по батальону дежурю.

Причина, кстати, бродить где угодно, не вызывая подозрений. Почти

шапка-невидимка: надел на рукав повязку и сразу же выпал из общества — все тебя

видят, но никто не замечает. Красота!

     —  Ладно, иди. Удачной охоты. Как полюбуешься звездами — сразу ко мне, —

доктор потер виски, — будем думать дальше.

     —  Все верно, господин офицер, я вас вызывал, но не настолько срочно, —

комбат сидел в постели, щурясь спросонья от света. — Но раз уж вы здесь, то

скажите, вышли мы в обычное пространство?

     —  Да, господин полковник, четырнадцать минут назад, — Джи выглядел

смущенным. — Разрешите идти?

     —  Да. Приходите после развода в зал совещаний. Я имел в виду это, когда

просил дежурного вызвать вас, — комбат подавил зевок.

     —  Разрешите маленький вопрос, господин полковник, — Джи задержался в

дверях, — когда вы попросили об этом дежурного, сегодня?

      — Я же спал. Это было вчера, перед отбоем.      

      — Спасибо.

     —  Что-то не так?

     —  Нет. Все в полном порядке, досыпайте на здоровье, еще только пять утра,

— Джи улыбнулся и вышел.

     Комбат потянулся, выключил свет и, последовав совету вахтенного, крепко

уснул.

     Джи вышел в коридор и повернул в сторону, противоположную рубке, — к

медотсеку. У двери в каюту Анисимова он остановился и провел рукой по

серебристой стене. В месте прикосновения «серебро» растаяло, и в образовавшемся

«окошечке», как на экране, появился внутренний вид каюты. Доктора в кровати не

было. Джи дошел до медпункта и повторил процедуру. Анисимова не было и там.

Офицер оглянулся и, убедившись, что никто его не видит, вошел в медотсек. Ему

понадобилось пять минут для того, чтобы найти, и минута — чтобы «исправить»

генератор помех, оставленный Кровицким. После этого он вызвал центр связи и

приказал взять медпункт на постоянное прослушивание.

     Когда Джи ушел, из каюты напротив медотсека бесшумно выскользнул Смит. Он

немного повозился с дверью лечебницы, подбирая комбинацию доступа, а затем

проник внутрь, оглянувшись перед этим точно так же, как и Джи до него.

Задерживаться, правда, как вахтенный, Смит не стал. Он вынул из кармана

крошечного «жучка» и, приладив его в укромном месте,

     покинул помещение.

     Третьим посетителем оказался Волкофф, четвертым Чен, пятым француз, который

едва не столкнулся, когда уходил, с Дуэро. Все оставили в углах по одному-два

подслушивающих устройства. Анисимов наблюдал за всем через коммуникатор

Кровицкого.

     —  Маппет-шоу, — сказал он, указывая на экран, — откуда они узнали, что на

нас стоит поохотиться?

     —  Они же профессиональные разведчики, чему ты удивляешься? — ответил

капитан.

     —  Ну, что там, в рубке?

     —  Все, как мы и предполагали, — Кровицкий нахмурился, — надо как-то

связаться с флотом.

     —  Как? Вдвоем мы рубку штурмом не возьмем, а связаться можно только

оттуда, — доктор махнул рукой, — придется подождать до высадки. С телевышки все

передадим на спутник, а тот просигналит на гипер­маяк. Флот примчится мгновенно.

     —  При высадке будут жертвы.

     —  Знаю, но выхода у нас нет.

     —  Найдешь код — будет.

     —  И это знаю. Думаешь, мне хочется доводить дело до стрельбы? Не дави на

меня, Палыч, я от этого быстрее соображать не стану.

     —  Я не давлю, а стимулирую, — капитан встал и направился к двери, — до

вечера, тугодум.

     10

     Северо-восток. Пять месяцев назад

     Процедура закончилась победой кочевников. Я не знал этого наверняка, но

чувствовал, что не испытываю к «жабам» прежнего предубеждения, а значит, блок

против своего Дара в моем подсознании они все-таки сняли, погрузили на

двенадцать условных уровней «всплывающую команду», приложения с подробными

инструкциями, какие-то специальные навыки и вернули блок на прежнее место,

только немного ослабленный. Это для маскировки, чтобы наши не догадались, что

меня «перевоспитывали» в застенках. Стирать воспоминания о процедуре они не

собирались; признаваться в том, что внутри меня сидит «жабий» агент, мне

становилось невыгодно самому. Команду на такой глубине можно было стереть,

только полностью уничтожив личность или вытеснив ее, внедрив контркоманду еще

глубже, а двенадцатый уровень был последним, доступным современным

Конструкторам. Расставаться со своей, пусть и заурядной, личностью мне почему-то

не хотелось. Подожду, пока техника усовершенствуется, а уж тогда и сознаюсь.

     Главное — не столкнуться с кодовым словом до этого момента. Кто закладывал

код? Клайры крутились поодаль, следовательно, не они. «Степан Андреевич»,

дорогой, только он!

     Кочевник стоял напротив, часто облизывая пересохшие губы. В лаборатории для

земноводного существа было слишком сухо. Бедняга!

     Помощники амфибии отстегнули меня от кресла Многоканальника и вернулись к

управляющей панели. Отныне я, по их мнению, угрозы не представлял Ко­чевник,

видимо, думал так же, потому что улыбнулся пересохшими губами и жестом предложил

пройти за ним.

     Мы вышли из лаборатории в коридор и быстрым шагом проследовали к лифту.

Никелированные двери закрылись и почти сразу распахнулись вновь. Хорошая

скорость. Мы стояли этажом выше, на площадке перед огромным бассейном с

зеленоватой водой.

     —  Я окунусь, если вы не против, — «Степан Андрее­вич» лихорадочно стянул с

себя костюм и прямо в человеческом облике прыгнул в воду. Плохо стало товарищу

контрразведчику в нашем климате. Ну ничего, сейчас поплавает немного и отойдет.

     В дальней стене помещения раскрылась едва заметная дверь, и в нее вошли

Анна и Вик. Последний нес большой флакон с голубой жидкостью. «Напиток Бодрости»

— узнал я содержимое флакона. Ни одна уважающая себя амфибия не пьет то, в чем

плавает, пусть ее будет мучить самая страшная жажда. Для приема внутрь у них

существовало большое разнообразие напитков, самым популярным из которых был

Напиток Бодрости: на наш вкус — бурда, но для кочевников почти амброзия.

     «Степан Андреевич» ловко выпрыгнул из бассейна и, продолжая облизывать

губы, направился к Вику. Когда он проходил мимо меня, я слегка прикоснулся к его

плечу левой рукой и оставил ее вытянутой для того, чтобы зафиксировать

дистанцию. Кочевник остановился и с вопросительным участием взглянул на меня. Я

улыбнулся, а когда он в очередной раз провел языком по губам, нанес ему мощный

удар в челюсть снизу. Амфибия от удара подлетела над полом на полметра, рухнула

спиной на кафельную тумбу и взвыла, отплевываясь бледно-розовой кровью.

     Анна и Вик застыли, внимательно разглядывая мои руки. Убедившись, что

оружия в них нет, они медленно двинулись в атаку, обходя меня с флангов. Шансы

выстоять в рукопашном бою против двух клайров были приблизительно нулевые или

меньше, но я и не собирался драться. Резко прыгнув к снятой кочевником одежде, я

ощупал внутренний карман пиджака. Нет, я

     не знал, что там есть оружие — когда пиджак был на владельце, лацкан не

оттопыривался, — но я надеялся, что чужак вооружен. Так оно все-таки и было.

Редко встречающийся в обиходе, очень плоский, русский пистолет «ПСМ» калибра

5,45. Как только я снял «игрушку» с предохранителя, клайры замерли. Покалеченный

кочевник сидел у края бассейна, схватившись за челюсть и непрерывно мыча от

боли. Язык он прикусил сильно, если не откусил вовсе. Кодового слова ему не

произнести, а пока он доберется до чего-то пишущего, чтобы передать слово

способному говорить помощнику, я буду уже далеко. Впрочем, еще дальше мне

удастся уйти, взяв кочевника с собой.

     —  У-у-у, — выла амфибия, пытаясь показать клайрам, что следует делать,

жестами.

     Я обхватил чужака левой рукой за мокрую шею и, приставив к его виску

пистолет, посоветовал:

      — Стойте, ребята, на месте, или вашему шефу станет совсем плохо...

     —  Мы не ведем переговоров с террористами, — ответил Вик, извлекая из

кармана небольшой импульсный пистолет, — отпусти его и останешься жив.

     —  Вик, не надо, — попыталась остановить напарника Анна.

     —  Я хорошо стреляю, дорогая, и за спиной полковника этой обезьяне не

спрятаться.

     Отличная идея. Я прикрылся чужаком и прицелился в Вика.

     —  Воин, неужели ты настолько слеп, что не можешь отличить человека от

кочевника? Посмотри на него внимательно! — заорал я, развернув искаженное злобой

и болью лицо амфибии так, чтобы на него падало побольше света, — смотри, клайр,

видишь лицо истинного врага, или тебя все еще обманывает его маскировка?!

     Вик немного заколебался, но гораздо внимательнее кочевника рассматривала

Анна. Наконец она повернулась к партнеру и негромко произнесла:

     — Алекс прав, это амфибия...

     Вик покраснел и недоверчиво покачал головой. Пистолет, однако, он не

опустил. Так бы мы и стояли бог знает сколько, но кочевник лягнул меня голой

пяткой и попытался выскользнуть из захвата. Одновременно сверкнул выстрел Вика и

стукнул, отражаясь от стен, мой. В спину мне ударили осколки взорвавшегося

кафеля. Клайр промазал! Я, к слову, тоже, но для меня это было нормально, а для

Воина почти невероятно. Сомневался, значит, художник. Не зря я надрывался.

     Выскользнуть амфибии не удалось. Я ухватил пленника покрепче и попятился к

входной двери. Вик подбросил на ладони пистолет и что-то прочирикал Анне на

своем языке. Та в ответ кивнула и тоже достала оружие. Уж не влип ли я

окончательно? Похоже, что нет. Клайры прошли к двери, обойдя меня за несколько

метров, и осторожно выглянули в коридор. Убедившись, что за дверью никого нет,

они вышли, а я последовал за ними, вытаскивая за собой упирающегося кочевника.

     —  Да брось ты его, — Вик недовольно оглянулся и поиграл оружием.

     —  Нет уж, — тяжело дыша, ответил я, — другого пропуска наружу у меня нет.

     —  Мы тебя выведем.

     —  А он заставит кого-нибудь крикнуть мне вслед кодовое слово? Нет, идем с

ним.

     —  Тогда давай пристрелим его...

     —  Воин, это же пленный, его нельзя расстрелять просто так, а сотрудничать

он согласен, да, кочевник? — я снова приставил к виску амфибии «ПСМ», и она

кивнула.

     —  Вот видишь, Воин, под дулом пистолета никто не кокетничает. Веди нас к

моей машине, Степан Андрее­вич.

     Кочевник указал пальцем на лифт. Мы вошли в блестящую коробку, и амфибия

нажала нужную кнопку. Лифт стремительно взмыл на пару этажей вверх и открылся. В

ту же секунду никелированную обшивку над нашими головами порвала очередь из

автомата.

     —  На пол! — крикнул Вик, «рыбкой» выпрыгивая в коридор и открывая огонь

еще в полете.

     Я вытолкнул следом за воином кочевника и прикрыл собой Анну.

     —  Убирайтесь с линии огня, — не своим голосом крикнула нежная девушка,

вскидывая пистолет на уровень моей груди.

     Я, упав, выполз из лифта и осмотрелся. Коридор справа был объят пламенем,

горел металл и пластик облицовки стен. Среди языков пламени и клубов дыма

метались тени нападающих. Их стрельба была не прицельной и беспорядочной. Вик,

напротив, вел огонь спокойно, тщательно выбирая цели. Слева, метрах в десяти,

начиналась уводящая наверх лестница. Кочевник полз туда. Я по-пластунски догнал

его и, схватив за плечо, спросил:

      — Куда собрался, полковник, в одних трусах-то? Амфибия промычала что-то,

тыча пальцем в лестницу.

     —  Анна, идем, — прокричал я через плечо, — выход здесь!

     Клайры сделали еще пару выстрелов и побежали к лестнице, на ходу

подхватывая нас под руки. Они одним рывком поставили меня вертикально и

подтолкнули вперед. Преодолев длинный пролет, мы оказались на свежем воздухе.

Место было похоже на внутренний дворик. Глухие деревянные ворота были заперты на

старомодный железный засов, высокие каменные стены венчала колючая проволока.

Небо, правда, — было открытым, если не считать пары телефонных проводов. Макс

стоял, как всегда, чистый и сверкающий, рядом с вороненым «БМВ». Клайры

стремительно пересекли площадку и впрыгнули в «баварца». Я подхватил

обессилевшего кочевника под мышки и волоком потащил его к Максу. Отойти от двери

я успел лишь на два шага. Упершийся в спину ствол заставил меня отпустить

амфибию и выпрямиться.

     —  Не вздумай звать на помощь свою ракету, зеленый человечек, — пробасил

некто у меня над ухом, — втаскивай полковника назад.

     Я молча подчинился, со вздохом бросив прощальный взгляд на почти доступную

свободу. Внизу, у основания лестницы, меня торжественно встречали несколько

хмурых человек, одетых в удобные черные костюмы и с автоматами наперевес.

Возглавлял компанию мужчина героических пропорций с «береттой» в мощной длани.

Он был настолько огромен, что казался более инопланетянином, чем все эти клайры

и амфибии. Сунув мой «ПСМ» в карман, предводитель указал на кочевника и

приказал:

     — Принесите полковнику одежду...

     —  И наручники, — добавил я.

     Гигант насмешливо посмотрел на меня и спросил:

     —  «Ты зачем убил моих людей, Сайд»?

     —  Алекс...

     —  Это была цитата.

     —  Понимаю. Шутите, — я кивнул, — а вы кто будете?

     —  А вы?

     —  Я же сказал — Алекс, особый агент Планетарной Разведки.

     —  Откровенно, — собеседник удивился, — разрешите узнать причину

откровенности?

     —  Причиной является ваш мнимый полковник.

     —  Что значит, мнимый?

     —  Он не человек, можете убедиться сами, если вскроете его или просветите

рентгеном. Лучше вскрыть. Признаться с помощью устной речи он пока не может.

     Здоровяк обеспокоено оглянулся на кочевника и кивнул двум парням. Те взяли

«полковника» под руки и подвели к нам поближе. По выражению лиц пленивших меня

парней было видно, что они не подчиненные «Степана Андреевича» и раньше с

амфибией не встречались. Если так, то мозги у них не загажены.

     «Жабе» было чрезвычайно нехорошо, и за то, что она попытается применить

свой Дар, я не опасался. Обезвоживание не способствовало активизации мысленных

процессов кочевника, и он плохо соображал, что творится. У меня мелькнула мысль

напоить амфибию, но я от нее отказался, отбросив ненужное сострадание.

     —  Хотите знать больше? — я вооружился интонацией рекламного агента.

     —  Идемте в кабинет, Алекс, поговорим.

     —  Тех, в «БМВ», не подстрелите, пожалуйста, они не от вас отбивались, а от

его, — я указал на кочевника, — подручных.

     —  Они тоже из Планетарной Разведки?

     —  Нет, они из Галактического Мобильного Истребительного Флота, — я для

солидности приукрасил название клайрской службы.

     —  Истребительного? — человек-гора заинтересовался.

     —  Не волнуйтесь, угрозу Флот представляет только для земноводных. Тоже не

понимаете? Ну да ладно, я объясню все подробно и по порядку.

     —  Ну и дела, — произнес подполковник Шахрин, выслушав мой рассказ о

положении дел в Галактике, — а моя агентура здесь чуть с ума не сошла: подземные

взрывы, инопланетная аппаратура, летающие тарелки поднимаются и садятся через

каждые пять минут! Я думал, допились от безделья до белой горячки, а выходит,

все так и есть на самом деле.

     —  К сожалению, да. Перестарались наши Воины, влезли не в свое дело, а

разобраться, что местным Управлением командует «жаба», не смогли, иначе

Конструктор вы не увидели бы никогда, — я приложился к чашечке с крепким кофе, —

в любом случае, подарок клайров был бы рано или поздно изъят.

      — Это если бы мы не подоспели?

      — Да. Я увез бы все улики на свою базу, и ваша жизнь вернулась в привычное

русло.

     —  И мы остались бы на том же уровне развития, что и прежде.

     —  Это нормально. Изобретайте Многоканальник сами, зачем вам подсказки?

     —  А как же земноводные, клайры ваши и прочие? Нас того и гляди завоюют, а

вы говорите — изобретайте сами.

     —  Отгонять «мух» от вашего «пирога» будем мы, а вы разбирайтесь с

внутренними проблемами. В ближайшее время Хозяева организуют жесткий карантин, и

вас не потревожит никто, я ручаюсь. Сами тоже уберемся. Я с такими процедурами

уже сталкивался. Лет десять поживете самостоятельно, а там будет видно.

     —  Так уж и уберетесь?

     —  Сто против одного...

     —  А-а-а, ну вот здесь тогда и встретимся, когда вы «уберетесь», но

захотите о чем-нибудь потолковать, — рассмеялся Шахрин, — да и за использованием

Конструктора проследить не помешает. Чтобы не напортачили мои спецы ничего.

     —  Нет, подполковник, аппарат придется отдать, — я понимал, что он не

согласится, но долг требовал от меня предпринять такую попытку.

     Шахрин понимающе покачал огромной головой и твердо ответил:

      — Нет, Алекс, Конструктор останется у нас. Теперь это собственность

подразделения «Дельфин». В последнее время у нас столько серьезных проблем с

финансированием подготовки спецназа, что Конструктор просто незаменим. Пока

нагрянет какой-нибудь ваш карательный отряд и отберет Многоканальник у нас

силой, мы успеем подготовить взвод-другой таких «пловцов», что ни одной разведке

мира и не снилось. Ты пойми, упускать подобный шанс я не имею права. Не для себя

 стараюсь... для всех, — Шахрин никак не мог произнести патетическое слово

«Родина», видимо, боялся, что вслух это прозвучит слишком тяжеловесно.

     —  Сломаете, на запчасти можете не рассчитывать... Шахрин широко улыбнулся

и пожал мне руку.

     —  Спасибо, инопланетянин.

     Я посмотрел на сидящих напротив клайров. Больше задерживаться на Земле

смысла не было. Хотя и спешить особо ни им, ни мне не хотелось. Их ждал

трибу­нал, а меня выволочка за оставленный землянам Многоканальник, неприятная

роль свидетеля на суде по делу клайров и утомительное обследование на

психосканерах. Худшее все же ожидало кочевника, но сейчас он этого не осознавал:

утолить жажду ему так и не позволили.

     Шахрин, видимо, чувствовал наше настроение. Он немного помолчал, потом

включил чайник снова и попросил:

      — Расскажите мне о звездах, ребята, если не трудно... — он смущенно

поморгал и закончил, — мечта моя где-нибудь там побывать.

     Говоря это, подполковник показал на потолок. Я обернулся к Анне и сказал:

      — У вас история побогаче, поведай что-нибудь, пока варится кофе.

     Девушка улыбнулась, чуть наклонила головку и начала рассказывать легенду о

Первом Воине, Великом Клайре всея Галактики.

     11

     Полет. Два дня назад

     — Максим, есть разговор, зайди, — Анисимов говорил возбужденно, косясь на

лежащий рядом «ноутбук».

     —  Сей минут, доктор Ватсон, — Кровицкий быстро собрал импульсный пистолет,

который протирал, разложив на столе перед коммуникатором.

     В медпункте, кроме доктора, находились два сержанта из второй роты. Оба

лежали на кушетках, не подавая видимых признаков жизни. Симпатичная и проворная

медсестра Женя прекратила влюбленно есть глазами доктора и теперь внимательно

следила за показаниями подсоединенных к пациентам приборов. Анисимов сидел за

столом, обхватив голову руками.

     Капитан остановился на пороге и, прищурив глаза, осмотрел помещение.

     —  Новых «жучков» нет, я проверял, — сказал врач, не глядя на вошедшего.

     —  Вижу, — согласился Кровицкий, — Женечка, нам бы переговорить с доктором

на интимную тему...

     —  На интимные темы разговаривать лучше со мной, товарищ капитан, —

ответила, сверкнув неотразимой улыбкой, первая красавица бригады и удалилась в

глубь медотсека.

     —  Эх, будь я холостым или красивым… — Кровицкий махнул рукой, — что это за

«трупы»?

     —  Первые ласточки. Их принесли из тренировочного шлюза.

     —  Где высадку отрабатывают? Разгерметизация?

     —  Нет, физически они здоровее нас с тобой, а вот с разумом парням пришлось

расстаться.

     —  Что случилось, Алексей, не тяни, что у тебя за манера?

     —  Они пытались угнать челнок. Вахтенный включил «противоугонную систему»,

а оказался ею, как видишь, вариант Обучающего Конструктора. Все, как в

магнитофоне, на «запись» нажали, а входящий сигнал не подали, стерли память

напрочь. Жаль ребят, а еще плохо, что кодовое слово опять потеряно.

     —  Что? Это ты их... надоумил? Нашел-таки код, академик?

     —  В том-то и дело, что не я. Но надеюсь, что данный прискорбный случай нам

поможет. Они же этот код откуда-то выискали? Лекций вчера не было, по

развлекательному каналу показали три фильма плюс разговоры в столовой, курилке,

на занятиях. Не думаю, что в последних случаях кто-либо вдруг решил блеснуть

обновкой в лексиконе, а раз так, остаются фильмы. Два уже показывали раньше —

реакции не было, третий — новый, я имею в виду, для корабельного телевидения.

Следишь за мыслью?

     —  В целом, да, только, несмотря на стройность твоих рассуждений, не могу

понять, какая связь между кино и потерявшимся в твоем котелке секретным кодом?

     —  Прямая. Шахрин решил подстраховаться. Он знал, что этот фильм покажут,

есть, говорят, такая традиция среди космонавтов — смотреть его перед поле­том.

Но, главное, мне он тоже что-то из этой картины цитировал. Код в ней, я уверен.

Надо взять диск и просмотреть, тогда я его точно вспомню.

     —  Понятно, — Кровицкий уселся в кресло, — не хотелось бы тебя огорчать, но

с этим придется подождать.

     —  Ты что, с ума сошел?!

     —  Отнюдь, просто через сорок минут мы выходим на стационарную орбиту, и

расписание меняется на боевое. Жаль, что ты об этом не знаешь, доктор. Впрочем,

об этом еще никто не знает. Я подслушал разговоры экипажа. Диалект у них,

кстати, жуткий, совсем не как у Изгнанных, я еле разобрался. Придется тебе

подождать, пока мы захватим видеотеку телецентра.

     Как бы подтверждая слова капитана, по кораблю разнесся продолжительный

звук, похожий на удар гонга.

     —  Началось, — прошептал Анисимов, складывая свой «ноутбук».

     12

     База Хозяев. Четыре месяца назад

     Спроси меня кто-нибудь о самочувствии, я ответил бы: «прекрасное». Врал бы,

конечно, только по-другому здесь никто не отвечает. Бодрость духа и здоровье

тела — культовое сочетание для Хозяев. «Угрызения совести» — понятие для нас

абстрактное, но ощутимое — для них пустой звук. Если сделал все, как положено,

какие могут быть сомнения в собственной правоте?

     Долг — вот наивысшая категория ментора. Долг перед обществом, в котором

живешь, долг перед обществом, с которым работаешь, долг перед потомками, которым

плевать: выполнял ты его при жизни или нет, пока у них есть все возможные блага.

Выполнение долга ставится превыше всего. Никаких смягчающих обстоятельств. Хотел

сделать как лучше? А как же долг? Не видишь результата, ну и что? Выполни свой

долг, а результат проявится, когда придет время. Пристало ли винтику в колесе

обсуждать работу мотора? И уж совсем не пристало вмешиваться в нее.

     В общем, последний месяц я провел в покаянии. Я сидел на скучных

разбирательствах трибунала над клайрами, диктовал Максу отчеты, оправдывался

перед Отделом по Защите Прав Военнопленных по поводу жестокого обращения с

кочевником, бесчисленное количество раз подставлял голову под психосканер и

ежедневно получал повестки из Отдела по Стимулированию Развития с гневными

требованиями явиться на заседание с докладом о предоставленной землянам

информации. Хозяин посоветовал отсылать их по известному адресу и никуда не

ходить, что я с удовольствием и делал.

     Все эти и суетные, и неспешные дела объединяло одно: я выполнил свой долг,

но не до конца. Перестреляй Макс всех людей в том бункере, замучай я «жабу» до

смерти, но вернись с Конструктором, шума было бы втрое меньше. Ни Отдел

Развития, ни Защиты Пленных не сказали бы ни слова, а запись о психосканировании

в мой файл внесли бы без проведения процедуры.

     Хозяин, единственный, кто отнесся к моему поступку терпимо, вызвал на ковер

только дважды: первый раз, чтобы внимательно выслушать мой рассказ, а второй —

сообщить, что Макса у меня забирают и отныне, до неопределенного времени, я буду

работать оператором охраны Центра, в должности унизительной и скучной.

     На этом основные неприятности закончились, но легче жить мне не стало. На

всех больших и малых совещаниях при подведении итогов упоминали мою операцию,

как эталон иррациональности поведения и непонимания низшей расой

основополагающих законов существующего общества. Месяц-другой, и мое имя

закрепится в анналах Центра навсегда. Какая меня в этом случае ожидает карьера —

трудно представить. Или нетрудно, но совсем не хочется.

     Карантин на Землю наложили, в этом я не ошибся. Флот прочесал всю Солнечную

систему, убедился, что там никого нет, наставил в астероидном поясе мин,

гипермаяков, автоматических орудий и прочей сигнальной техники и убрался на

базу. Начальство Флота, кстати, о своих попавшихся лазутчиках молчало, как стая

рыб. Ждали, видимо, пока уляжется скандал. А мне воинов было откровенно жаль.

Ну, выручит их адмиралтейство из ссылки, а дальше им что делать? Кто их с таким

послужным списком примет на работу? В частные охранники разве что? Это

клайров-то! Да они повесятся скорее, чем согласятся на подобное.

     Планетарная Разведка с Земли тоже съехала. Агентуру из местных жителей

«законсервировали» до лучших времен, спрятав воспоминания о сладких деньках

служения Галактике в их подсознание поглубже. Многоканальник группа захвата

привезла в виде хорошо пропеченной бесформенной массы деталей. Его торжественно

выбросили в перерабатывающий конвертер, даже не занося внутрь Центра. В ответ на

мои вопросы о потерях, возникших в процессе захвата прибора, командир группы

пожал плечами и ответил:

      — Десяток аборигенов да один раненый у нас. В пределах нормы, и долг

выполнен.

     Что я мог сказать? Молодец. Мне бы такую убежденность в собственной

непогрешимости. Только где ее набраться недоразвитому землянину?

     Обо всем этом я размышлял, медленно прогуливаясь перед резиденцией Хозяина.

Он вызвал меня снова. До назначенного времени оставалось несколько минут, и я

пытался настроиться на разговор, тем более что суть его могла быть какой угодно:

от повышения до полной отставки. Наконец, вдоволь надышавшись свежим воздухом, я

решился и вошел в мерцающий силовыми полями шатер Хозяина Планетарной Разведки.

     —  Садись, Алекс, кажется, так принято на Земле? — приветствовал меня

Хозяин.

     —  А вы не знаете? — парировал я тоном человека, которому терять уже

нечего.

     Так, собственно, и было. Ниже оператора охраны на иерархической лестнице

стоял только оператор перерабатывающего конвертера.

     —  Полно, юноша, не сердись. Так было надо, и я точно знаю, что ты это

понимаешь.

     Я удрученно кивнул. Понимаю, чего тут непонятного?

     —  Мы оставили Землю на время карантина, — констатируя этот факт, Хозяин

лучезарно улыбнулся. — Как ты считаешь, это правильно?

     Я облегченно вздохнул. Чертовски приятно быть снова в деле.

     —  Ты всегда схватывал мои мысли на лету. — Хозяин помолчал и продолжил: —

Возвращайся в свой реги­он. Сеть твоя там свернута, но на время профилактики она

и не нужна, будет достаточно общего анализа. Разведбот дать не могу, машина

инвентаризованная, но помощника выделю. Следи за событиями, Алекс, очень

внимательно. На сей раз мы задели амфибий более чем серьезно. В подземных

укрытиях, разбросанных по всей Земле, плескалась целая колония, около миллиона

особей. Такой братской могилы не было ни на одной планете, и кочевники нам этого

не простят. Они обязательно вернутся, несмотря на все ухищрения Флота. Их надо

будет выследить, выяснить, что они затевают, и найти способ сообщить об этом в

Центр, не засвечивая нарушение Планетарной Разведкой зоны карантина. Задача не

из легких, но выполнить ее способен лишь ты. Доставит тебя на планету мой личный

«Призрак». Напарник ждет снаружи. Подробности связи оговоришь с пилотом. Все,

иди, я на тебя надеюсь.

     Хозяин ободряюще улыбнулся и похлопал меня по плечу. Я поклонился и вышел,

а что мне оставалось?

     На «улице» перед резиденцией прогуливался бодрый худощавый субъект лет

тридцати, одетый до боли по-земному: удобные туфли, джинсы, короткая куртка. На

плече у него висела большая спортивная сумка, а голову венчала черная бейсболка.

От прохладного воздуха он слегка пошмыгивал острым носом и почти не фальшивя

напевал какую-то мелодию. Увидев меня, он широко улыбнулся и, сбросив сумку на

землю, заорал:

      — Привет, начальник!  

     Я опешил.     

      — Макс?! Это ты?

     —  А то кто же?! Корпус вот только сменил, да характер улучшил. Я теперь не

ворчун, а балагур-весельчак! Ну, чтобы ты не скучал. Я просил их женское тело

свинтить, чтоб тебе не только не скучно, но еще и приятно было, — отказались,

слишком, говорят, сложно программу искусственной личности для женщины писать,

почти невозможно. Ну, я не стал настаивать, раз так. Правильно, начальник?

     —  Правильно, Максик, только учти: ты теперь не бесформенный разведбот, ты

имеешь собственное лицо... назовешь меня еще раз начальником, я тебе его

расквашу, понял?

     —  Понял, товарищ Главный Разведчик! Когда вылетаем?

     —  Немедленно.

     13

     Высадка. Вчера. Из записей Орлова

     «Бригада высаживалась в том же порядке, что и стартовала. Нам повезло

больше других — мы садились на ночной стороне планеты. Раскинувшийся внизу город

крепко спал, не подозревая, что в его истории наступил переломный момент.

Широкие улицы, освещенные молочным светом ночных фонарей, сонно пульсировали

запоздалыми машинами и уборочными механизмами. Редкие деревья, похожие на наши

клены, играли рваными тенями в монотонном свете уличного освещения. Прохожие, в

основном подгулявшие или влюбленные, медленно бродили по тротуарам и

замусоренным дворикам. В небо никто не смотрел и потому не видел, как наш

десантный транспорт под прикрытием двадцати атмосферных истребителей бесшумно

приземлился рядом с телевышкой. Стройная конструкция светилась зелеными огнями

от основания до макушки. Истребители сделали над нами круг и скользнули на юг, в

сторону основной в этом городе базы Диктаторских войск. В их задачу входила

бомбардировка, если армия поднимется по тревоге раньше, чем мы включим на

телестанции свою вещательную аппаратуру.

     Зевающий охранник за стеклянной дверью телецентра полулежал в кресле,

уставившись в телевизор Кровицкий вывел свой взвод на исходную позицию и

скомандовал «приготовиться». Я, разместив своих подчиненных по отработанной на

тренировках схеме прикрытия, отошел к машине техников. Аппарат Альтернативного

Вещания, как его называл Джи, был заранее настроен, оставалось установить его на

вышке и включить в электросеть. В группе охраны аппарата числились Волкофф и

Смит.

     —  Начали! — голосом Кровицкого рявкнул динамик моего боевого шлема.

     Штурмовой взвод двинулся к телецентру сотни раз отрепетированным порядком

     С оглушающим на фоне ночной тишины звоном разлетелась входная дверь.

Жестяным колокольчиком зазвенела примитивная сигнализация. Авангард из трех

десантников стремительно ворвался в вестибюль. Сонный охранник выказал хорошую

реакцию, мгновенно упав на пол, выхватив из кобуры пороховой пистолет и открыв

довольно точный огонь. Боевые костюмы на солдатах проявили себя, как всегда,

отменно. Ни одна из попавших в десантников пуль не причинила ни малейшего вреда.

Правофланговый полоснул из винтовки по системе сигнализации, а центральный

срезал точным выстрелом охраннику половину черепа. Что было дальше, я не

разглядел, потому что в вестибюль ринулась основная масса бойцов и за их спинами

увидеть что-либо стало невозможно.

     Шла вторая минута. На середине вышки зажегся желтый огонек первого

наблюдателя. Он подстраховывал мой взвод, осматривая окрестности на случай

прибытия «тревожной группы» местной службы охраны порядка. Прошла еще минута,

прежде чем он сообщил, что к нам приближается экипаж с «мигалкой»

      — Чен, ситуация два, — приказал я китайцу.

     Чен козырнул и скрылся в темноте близлежащего дворика. Краем глаза я увидел

отблеск вспыхнувшего за углом секундного боя и через мгновение — возвращающегося

лейтенанта.

     —  Машина даже не бронированная. Двое все-таки выскочили, но выстрелить не

успели.

     Что и говорить, по скорости реакции Чену равных не было

     Четыре минуты. Огонек второго наблюдателя зажегся на шпиле. Телецентр взят.

Точно по графику, ни одного лишнего звука, никаких потерь

      — Тащите бандуру, — крикнул Кровицкий, — грузовой лифт слева от входа.

      — Командир, с востока приближаются еще три машины с мигалками, — ворвался

в эфир голос первого наблюдателя.

     —  Чен, ситуация четыре, — снова обратился я к лейтенанту.

     На этот раз с ним ушли Дуэро и Жильбер. Смит и Волкофф подхватили тяжелый

ящик с прибором и побежали к двери телецентра. Техник семенил рядом.

     На установку прибора по графику отпускалось двадцать три минуты. Мы за это

время должны были отразить все возможные атаки и установить защитный периметр из

силового поля против наземных целей, импульсные пушки против воздушных, а также

развернуть площадку для гравитационных минометов, предназначенных для запуска

снарядов на дистанцию вне прямой видимости. Правда, с началом вещания

необходимость в строгой охране вышки становилась не слишком острой, но как

говорил Гость, переходный период будет, и будет он не таким уж коротким.

     Пока воины Кровицкого трудились на монтаже периметра, мы бдительно пялились

в спящие окна домов и серые тоннели ночных улиц. Вспышки, ознаменовавшие встречу

группы Чена с охранниками, внесли некоторое разнообразие в наше

времяпрепровождение, но чаще других новостями делился все-таки наблюдатель с

вышки:

      — Товарищ майор, на юге заполыхало.

     —  Стефания, что там слышно от истребителей? — я взял девушку за плечо.

     —  Они нанесли упреждающий удар, — хмуро ответила итальянка.

     —  С ума посходили, что ли?! — я чуть не задохнулся от возмущения. —

Что-нибудь для нас передают?

     —  Нет, приказывают соблюдать график при любых обстоятельствах.

     —  Соедини меня с ротным...

     Никакой ясности в положение дел не внес ни ротный, ни комбат. Десант

повсюду действовал успешно, малой кровью, а воздушное прикрытие бомбило военные

части, не предлагая сдаться, до полного уничтожения. Лично мне такой подход

совсем не нравился.

     Вещание началось точно в срок. Обер-лейтенант и капрал остались у аппарата,

там же пока находился и Кровицкий. Я прогуливался перед зданием телецентра

внутри силового ограждения, наблюдая, как выползающие с рассветом на улицу

заспанные аборигены восторженно приветствуют стоящих в охранении десантни­ков.

Прибор, видимо, начал действовать. Любой, взглянувший с утра пораньше на

телеэкран или услышавший радиоприветствие, прозревал и начинал понимать, что

часы диктатуры сочтены, а значит, можно, не боясь репрессий, приветствовать

освободителей. Мощный аппаратик для пропаганды. Хорошо, что он в наших руках.

Доберись до него кто-нибудь с дурным замыслом — всем была бы «крышка» в

планетарном масштабе.

     В свете наступающего утра я разглядывал обступивший меня город.

Архитектурные изыски аборигенам были чужды. Однотипные многоэтажные дома с

облезлыми углами были сложены из искусственных плит, облицованных бледной

мозаикой. Мутные окна с деревянными рамами то там, то здесь оживали тусклым

желтым светом. Слышалось хлопанье дверей, голоса горожан, урчание и фырканье

чудовищно дымящих моторов местных машин, чириканье примитивных птах — аналога

наших воробьев и отзвуки работающих телеви­зоров. Цепная реакция любопытства

действовала в соответствии со всеми законами ядерной физики. Пусть и не слишком

высокоразвитое, но достаточно индустриальное общество не мыслило, как можно

узнать новости в обход телеэкрана. Интерактивность телевидения приучила

население тянуться к «ящику» за ответами на все вопросы. Что-то творится на

площади перед студией? На телевышке новые «антенны»? Хотите узнать побольше? Все

сейчас будет, только оставайтесь с нами!

     По правде говоря, в данном случае ничего подобного не происходило. Люди

лихорадочно включали телевизоры, пытались найти знакомые программы, но тут же

попадали под пресс пропаганды. По всем каналам выступал Гость. Он подробно

объяснял телезрителям, как они жили раньше и как им жить предстоит. Диктатура

свержена! (Не факт, конечно, но почти правда, и я его понимаю: немного

приукрасить надо, тем более что не пройдет и суток, как это станет правдой

абсолютной.) Наступает «Золотой Век»! Войска освободителей помогут наладить

новую жизнь!

     К небольшой площади перед телецентром начали подъезжать уродливые экипажи.

Лично у меня, на месте аборигенов, к дизайнерам и производителям подобных

шедевров автомобильной моды возникли бы самые резкие замечания и вопросы. Первый

— «почему бы вам не сменить профессию?» Автолюбители покидали машины,

присоединяясь к ликующим прохожим, и вскоре на площади возник серьезный затор из

людей и техники.

     —  Майор, — окликнул меня офицер Джи, — необходимо очистить площадь, иначе

они сместятся к ограждению и покалечатся о силовые поля.

     —  Да, пожалуй, но управлять такой толпой практически невозможно, а пугать

ее мне бы не хотелось. Это может навредить налаживающимся взаимоотношениям.

     Джи задумался и, соглашаясь, слегка наклонил голову.

     —  Капитан, — обратился он к Кровицкому, — прикажите принести что-нибудь в

качестве импровизированной трибуны, чтобы меня было видно отовсюду.

     —  Вождь с броневичка выступить желает, — заорал, паясничая, Кровицкий, —

Кочетков, неси тумбу из аппаратной.

     То, что говорил с «трибуны» Джи, собравшиеся граждане наверняка слышали в

телевыступлении Гостя, но внимание, с которым толпа внимала пришельцу, просто

поражало. Про себя я отметил, что и десантники стоят, не шелохнувшись, словно

завороженные речью офицера. Сам я воспринимал ее как логичное и толковое

объяснение политической программы нового правительства. Ничего обворожительного,

но я — это я. Пусть послушают лишний раз, если нравится.

     —  Командир, — моя очаровательная связистка вышла из кабинета, где

расположился наш с Кровицким штаб, — ротный приказывает начать операцию «Шум

дождя».

     Романтики. Как и говаривал в свое время Дуэро. «Шум дождя» — это потому,

что мы должны сейчас обойти все лавки, торгующие телевизорами, и убедить хозяев

выставить свой товар в витринах и на максимально возможное расстояние вверх и

вниз по прилегающим улицам включенным. Таким образом, где бы абориген ни

находился, он был обречен увидеть выступление Гостя, присутствующее везде на

улицах, как дождь, и слышимое там, где не присутствует, как его шум. Такой вот

романтичный натиск.

     До пятой лавки хозяева от сотрудничества не отказывались. Они с

удовольствием выставляли супермодные и дорогие «ящики» прямо на мокрый после

ночной уборки асфальт тротуаров, соревнуясь при этом, кто развернет самую

длинную «кабельную сеть».

     В пятой по счету лавочке произошел неприятный инцидент. Хозяин вышел нам

навстречу с дробовиком, и, не слушая никаких объяснений, выстрелил дуплетом

Дуэро в живот. Испанца отбросило на пару метров, и, когда он поднялся,

остановить его я не смог. От выстрела «МПТ» строптивый лавочник лишился всех

внутренностей, и его место занял помощник, который, побледнев, принялся

выставлять товар с такой скоростью, что один из телевизоров просто уронил,

конечно же, разбив его вдребезги.

     —  Странно, майор, — ворчал недовольный испанец, осматривая свой костюм, —

что на старичка нашло? Такой благообразный, прямо Сайта Клаус, и на тебе...

     —  Поймешь их, аборигенов этих, вы на физиономии их взгляните, — Чен

рассмеялся, — они же на четверть все дебилы!

     —  Шовинист вы, товарищ лейтенант, — вступился за местных француз, — это же

не Пекин, а другая планета. Да, похожи грунмарцы на землян, поэтому Гость к нам

за помощью и обратился. Но это не означает, что мы должны со своими мерками

подходить ко всем аспектам их жизни.

     Утро наступило окончательно, и по улицам побежали стайки детворы, бодро

зашагали группки и пары взрослых. Машин стало ощутимо больше, и все двигались в

одну сторону — к телецентру. К этому моменту там остался только небольшой отряд

охраны и штаб. Остальные работали в городе. Мы не спеша брели против течения

народа, не успевая отвечать на бесчисленные приветствия. Солнце начинало

припекать, и поскольку больше на нас нападать не собирались, я разрешил открыть

лицевые щитки шлемов. Дышалось прекрасно. Не искаженные фильтром запахи весны

напоминали о далеком доме и таком нереальном теперь прошлом. Приятные ароматы

готовящейся пищи дразнили и отвлекали от основного занятия. Я вспомнил, что с

момента последнего ужина прошло не меньше восьми часов. Возвращаться в штаб было

рановато, но желудок ничего об этом знать не желал.

     —  Не испытать ли нам острых ощущений? — неуверенно предложил Дуэро,

указывая на ближайшую харчевню.

     —  Хочешь подхватить какую-нибудь экзотическую кишечную болезнь? —  одернул

его Чен.

     —  У нас чудо-доктор, не говоря уж о медсестре, на ее руках я готов

умереть.

     —  На руках или на груди? — уточнил Жильбер.

     —  Ты как истинный француз понимаешь меня лучше других. Так вот, медицина

нам поможет, а сейчас важнее всего сохранить боеспособность, то есть —

перекусить!

     Я с подозрением осмотрел грязноватую забегаловку, но согласился.

Пластиковые столики, вилки, стаканчики, основное блюдо напоминало остатки с

банкетной тарелки — столько было намешано всякой всячины поверх плохо

пропеченной злаковой лепешки. Запивать все это предлагалось каким-то странным

напитком, вызывающе коричневым и шипящим от избытка углекислоты. Никаких денег с

нас, естественно, не требовали. Весь обслуживающий персонал с восхищением

разглядывал нашу амуницию, оружие и умилялся тому, с каким аппетитом мы

приобщаемся к грунмарской культуре питания. Вкус, кстати, у блюда оказался

неплохой.

     —  Жить можно, — подвел итоги завтрака Дуэро, подавив подкатившую после

напитка отрыжку.

     —  А герр Волкофф сейчас сухим пайком, наверное, пробавляется, — Чен

усмехнулся, — и со Смитом спо­рит. Надо бы им прихватить в подарок горяченького,

а, командир?

     —  Прихвати, только пока дойдем, все остынет, — я ответил рассеянно потому,

что заметил, как сидящая в углу девушка изумленно смотрит прямо на меня.

     На вид ей было лет четырнадцать-пятнадцать, по земным меркам, конечно.

Довольно симпатичная, хотя до землянок местным красавицам далеко, но главное:

она смотрела так, словно узнает меня и никак не может понять, почему я не

отвечаю ей тем же. Я присмотрелся к ней повнимательнее. Нет. Уверен на все сто.

Будь мы на Земле, я, может быть, и оставил треть процента на тот случай, что она

болела за меня на Играх, поднесла среди прочих какой-то букетик и теперь

считает, что я Должен был запомнить именно ее, а я, естественно, бедняжку и не

рассмотрел, но здесь Грунмар. Поэтому я улыбнулся и продолжил завтрак.

     Мы почти закончили прием пищи, когда в открытую дверь вкатился небольшой

цилиндрик, на поверку оказавшийся дымовой шашкой. Отработанным жестом я надел

шлем и включил фильтр. Посетители и персонал подняли невообразимый шум, в панике

выбегая на свежий воздух. Мы не спешили. Очевидно, что на улице нас ждали некие

террористы, не видевшие телешоу Гостя и К°.

     Чен подошел к витрине и попытался рассмотреть, что творится по другую

сторону стекла.

     —  Дохлый номер, — наконец признался он, — придется выйти, командир.

     —  Осторожнее, лейтенант.

     —  Что они могут сделать против таких доспехов? — китаец активировал

винтовку и шагнул за порог.

     Сквозь дым я увидел, как полыхнула молния боевого лазера, а следом

простучали пять или шесть громких выстрелов какого-то мощного порохового оружия.

Наши костюмы испытывались главным калибром. Я приказал выходить, и мы, быстро

покинув харчевню, рассыпались по улице, разыскивая взглядом стрелка

схватившегося с Ченом. Сам лейтенант лежал на тротуаре, тяжело дыша и

отплевываясь кровавой слюной. По его одежде растекалось три красных пятна: на

груди, животе и бедре.

     —  Стеф, вызывай Анисимова, Жильбер, доставь Чена в штаб вон на той

повозке. — Я указал на стоящий у обочины экипаж с согнувшимся от страха

извозчиком, — Амиго, пойдем посмотрим, где засел неприятель. Стеф, догоняй.

     Я командовал не волнуясь, ситуация заставила вспомнить уроки концентрации

внимания, которые так помогли на Играх. Мысль о состязаниях напомнила о старом

друге, заскучавшем в полете без дела. Я закинул винтовку за спину и достал

«ЗИГ-Зауэр». Ну покажись, вражина, если не трусишь! Я медленно пошел вдоль

улицы, разглядывая дома от приямков до балконов и крыш. Пройдя сотню метров, я

обернулся. Чуть позади шел Дуэро. По противоположной стороне улицы кралась

сосредоточенная Стефания. Прохожие, далеко позади, жались к стенам и

подворотням, и только одна фигурна следовала за нами шагах в тридцати: девчушка

из кафе. Странно, что за любовь с первого взгляда ее обуяла? Идти на такой риск

из-за незнакомого инопланетника, с чего бы? Я подал знак своим подчиненным

пройти немного вперед без меня и остановился поджидая девушку.

     —  Ты хочешь что-то рассказать? — спросил я, когда она подошла.

     —  Нет, — она смутилась, — а вы не можете открыть эту штуку еще раз?

     Она показала на лицевой щиток моего шлема.

     —  Зачем тебе это? — я удивленно помотал головой.

     —  Я никак не могу понять, обозналась я или нет, — девушка натянуто

улыбнулась, сознавая, видимо, насколько абсурдно ее предположение.

     Где можно увидеть пришельца, чтобы впоследствии узнать его при встрече? Во

сне? В девичьих мечтах о принце? Я, конечно, не урод, но на принца вряд ли тяну.

Да, заинтриговала, малявка... Скорее всего это ловушка. Вот сейчас открою

«забрало», и объявится снай­пер. Впрочем, лейтенанта подстрелили сквозь костюм —

первый случай в бригаде, так что снайпер, захоти, разделал бы меня еще у дверей

забегаловки.

     Я вздохнул и поднял щиток.

     Девушка несколько долгих секунд смотрела мне прямо в глаза, а потом

улыбнулась и произнесла:

      — Суорвил, это ты? Я Нарипрель, помнишь меня?

     Я удивленно вытаращился на грунмарку и отрицательно покачал головой.

Объяснения происходящему у меня не было. В тот же момент боковым зрением я

заметил движение на краю крыши противоположного Дома. Грохот выстрела снайпера,

скороговорка «ЗИГа» и крик Дуэро слились в один кошмарный аккорд. Стрелок

медленно перевалился через край водостока и рухнул рядом с замершей Стефанией.

     Я отстранил с пути свою новую знакомую и подбежал к испанцу. Тот дрожал,

кусая побледневшие губы и пытаясь зажать рукой огромную рану на левом плече.

     —  Стеф, перевяжи и вколи промедол, — приказал я, а сам принялся

исследовать труп врага.

     Черная одежда, шапочка-маска, несколько запасных обойм на поясном ремне,

длинный десантный нож и хорошие полувоенные ботинки. Местный спецназ, не иначе.

Винтовка у диверсанта была похлеще наших ла­зеров. Я открыл затвор и на лету

поймал выскочивший патрон Ручная зенитка, а не винтовка. Таким патроном только

гусеницы танкам отстреливать, а не по пехоте лупить. Впрочем, мы в наших

противопульных костюмчиках и есть сверхлегкие танки повышенной проходимости.

     —  Стальной сердечник, — раздался над моим плечом высокий голосок.

     Я обернулся. Наприпрель... черт, как же ее зовут... стояла рядом и

внимательно разглядывала патрон.

     —  Возможно, — согласился я, — а ты откуда такие слова знаешь?

     —  Мой папа военный, — гордо вскинула она голову и уже тише добавила: —

Был. Он, как и этот, не понял, что вам сопротивляться не надо, и теперь...

был...

     —  Мне очень жаль твоего отца, девочка, но... — что «но», я не знал.

     Труднее всего найти оправдание поступкам, которых ты не совершал.

     —  Что происходит, Суорвил? — глаза Нарипрель наполнились слезами. — Я

ничего не понимаю.

     Я сам не понимал. Во-первых, почему она это спрашивает и почему именно у

меня. Во-вторых, почему она решила, что мы знакомы. И в-третьих, почему у меня

так паршиво на душе?

     14

     Северо-восток. Четыре месяца назад

     Вход в знакомый дворик был по-прежнему закрыт на старомодный засов. На мой

стук сиренево-черный глаз камеры наблюдения повернулся на нужное количество

градусов и замер, фокусируясь. Прошло минут пять, прежде чем скрипнула калитка и

хмурый, одетый в удобный полувоенный-полуспортивный костюм, охранник впустил нас

внутрь.

     —  Я знаю куда идти, — в ответ на указующий жест сказал я и усмехнулся.

     Охранник пожал плечами и молча проследовал за нами до того места, где

Шахрин взял меня месяц назад в плен. Здесь первого сопровождающего сменил

второй, не менее хмурый и молчаливый. Он привел нас в тот самый кабинет, где

Анна забивала голову подполковнику галактическим фольклором. Я сразу же

плюхнулся в удобное кресло. Ходить рядом с Максом гораздо утомительнее, чем

летать на нем. Бодрый кибер или теперь уже — киборг (жутковато звучит для душки

Макса, не правда ли?), встал лицом к лицу с проводником и, улыбаясь, уставился

ему в глаза.

     —  Ну, ну, — подбодрил он насторожившегося охранника, — давай, соври нам,

что шеф на совещании в городе или вызван на Тихоокеанский флот для кормления

боевых дельфинов.

     Охранник молчал, но глаза его слегка забегали, а щеки покрыл едва заметный

румянец.

     —  Мы будем ждать его вечно, родной, так что неси нам кофе и одновременно

зови подполковника.

     —  Вечно ждать вас никто не заставляет, — раздался голос ввалившегося в

кабинет Шахрина, — что это за фрукт с тобой, Алекс?

     —  Новобранец со звездной болезнью, — я улыбнулся. — У него от причастности

к такому великому делу, как наше, голова уже три дня не на месте. Здравствуй,

подполковник.

     —  Здравствуй, зеленый человечек. Как дела? — в голосе Шахрина легко

определялось напряжение. Он скрывал важную вещь, и скрывал ее именно от меня.

     Я решил не ломать комедию и оговорить все детали будущих взаимоотношений

сразу.

     —  Давай проясним ситуацию, чтобы не подбирать слова, а разговаривать

непринужденно. Твой трюк с «запеканкой» из Конструктора удался. Не знаю, где ты

взял столько инопланетных микросхем, но в то, что этот жареный плевок и есть

остатки Многоканальника, на Базе поверили. Все, кроме меня, как видишь...

     —  И меня, конечно, — встрял Макс, махнув рукой, как заядлый рэпер.

     —  Ты хочешь исправить ошибку вашей ударной группы? — подполковник скрестил

на груди огромные ручищи.

     Я выдержал паузу, чтобы показать, что при виде его мослов ничем особым не

проникся, и спокойно ответил:

      — Я хочу устроиться на работу. Шахрин выпучил глаза и, расслабившись,

откинулся в кресле.

     —  Тебя уволили? — Он подался вперед, — уволили из-за меня?

     —  Не совсем... — я ответил неуверенно.   Пусть переживает, что из за него.

     —  Что не совсем-то?! Что не совсем?! Я же вижу! И на кого ты сейчас

работаешь? Этот «крендель» с тобой для чего? Если напарник — значит вы на

службе. У кого?

     —  Это Макс, — ответил я на все заданные вопросы сразу.

     —  В каком смысле? — Шахрин недоумевая посмотрел на скучающего кибера.

     —  В том самом, генерал, — ответил за меня Макс, — месяц назад я стоял у

вас во дворе в виде «ракеты», как вы изволили выразиться. Ну, а теперь...

скромные чудеса галактической техники. Прошу любить и жаловать.

     —  Значит, вы все еще в разведке?

     —  Нет, мы теперь в твоем распоряжении, с некоторой долей

самостоятельности. Я же обещал, что чужаки уберутся с Земли?

     Шахрин кивнул.

     —  А еще я обещал, что произойдет это с точностью до девяноста девяти

процентов... Так вот, карантин на планету наложен жесточайший. Не припомню

такого нигде. Но накладывала его Планетарная Разведка, так что... Мы остались

как подстраховка карантина — наблюдать и делать выводы.

     —  Согласен, что и за хорошим забором стоит держать собаку. Вы оставите нам

Конструктор?

     —  Более того, Макс за ним присмотрит.

     —  Идет. Все мои информационные каналы к вашим услугам, только не шпионьте

для кого-нибудь еще.

     —  Разве цепные собаки кусают хозяев усадьбы? — исходя сарказмом, вмешался

Макс.

     —  Этот вот... робот, считается подчиненным в вашей паре или начальником? —

Шахрин поморщился. — Почему он лезет, когда его не спрашивают?

     Я снова улыбнулся.

     —  Он считается равным по званию и первым «замом» по должности, так что

право голоса все же имеет.

     —  Вот так! — надувшийся Макс снова рубанул ладонью воздух.

     —  Не замечали в последнее время ничего необычного? — я перешел

непосредственно к своей работе.

     —  Тишина, — убежденно ответил Шахрин, разливая кофе по чашкам.

     Наливая третью, он вздрогнул, словно очнулся от задумчивости и покосился на

Макса.

     —  Наливай, наливай, — Макс искренне рассмеялся, — не заржавею, не бойся.

     Комнату нам подполковник определил рядом с лабораторией, где стоял

Многоканальник, светлую и просторную. Макс затолкал наши сумки в стенной шкаф и,

усевшись за стол, принялся ковыряться в портативном компьютере местного

производства. Я, не раздеваясь, завалился на кровать и, закрыв глаза, мгновенно

за­снул.

     —  Эй, коллеги, подъем, — пробасил за дверью Шахрин.

     —  Что, уже утро? — спросонья не понял я, садясь на койке.

     —  Нет, к нам гости, — распахивая дверь, ответил разведчик. — Кто-то начхал

на ваш «жесточайший карантин» и завис чуть дальше Луны. Пойдем, взглянем, может,

узнаете?

     На вполне сносных фотографиях был отчетливо виден крейсер дальней разведки

клайров.

     Пораженный не меньше меня, Макс молчал. Я постучал по глянцевой карточке

пальцем и произнес очень раздельно:

      — Этого не может быть. Чтобы клайры нарушили решение Совета Галактики — не

поверю, хоть убей.

     —  Почему? — Шахрин пожал плечами. — Один раз они уже нарушили

действовавший порядок, почему бы не попытаться вновь?

     —  Потому что тогда имело место проявление излишней инициативы, порыв

выполнить свой долг, а сейчас это явное нарушение приказа, — ответил я. — Основа

жизни клайров — дисциплина и выполнение долга. Это не могут быть они.

     —  Ну ты даешь! — воскликнул Макс, — а кто же, по-твоему, прилетел на

крейсере? «Жабы», что ли?

     Я замер и уставился на кибера, пораженный смелостью предположения. Макс,

увидев мою реакцию, интенсивно замотал головой.

     —  Нет, шеф, только не это!

     —  Почему ты так уверен? А как же случай со «Степаном Андреевичем»?

Проницательность у воинов нулевая, поэтому твоя версия может быть не такой уж

невероятной.

     —  Вот послушай, — не сдавался Макс, — чтобы захватить корабль, кочевникам

надо на него для начала пролезть, так? Проковырять дырку в корпусе не под силу

даже самим клайрам, а не то что амфибиям на их разнокалиберных лоханках. Это

раз. В каком-нибудь порту проскользнуть мимо охраны тоже невозможно. Она

автоматическая и влиянию Великого Дара не поддается. Это два. Построить такой

же, как у клайров, крейсер могут только сами клайры. Это три.

     —  А кто сказал, что это такой же крейсер? — вмешался в наш спор Шахрин.

     Я задумался. Действительно, внешность часто бывает обманчива. Обшить

космическую ванну так, чтобы она походила на другую, совсем не сложно, а

отличить подделку можно будет, только подойдя к ней километров на пятьсот. А кто

вас подпустит так близко?

     —  Человек-гора прав, — согласился Макс, — любимое занятие амфибий после

купания — обманывать народ наиболее доступным способом.

     —  Если все так, как мы предположили, лучше сразу вызвать Мобильный Флот.

«Жабы» прилетели наверняка не брататься. Здесь, чуть глубже плодородного слоя,

недавно упокоилось что-то около миллиона их сородичей, — сказав это, я покосился

на подполковника.

     Шахрин, услышав цифру, прикрыл глаза рукой и пробормотал:

      — Удружили, нечего сказать.

     —  Хозяева считали, что Земле месть амфибий не грозит, не вы же их

похоронили в тех подземных озерах.

     —  Просчитались, выходит, теоретики, — гигант стал мрачнее тучи.

     —  Подожди гневаться, о великий и могучий, — попытался разрядить обстановку

Макс, — пришельцы пока ничего не предприняли. Может быть, они действительно

клайры. Ну, с курса сбились или надрались все до поросячьего визга и планеты

перепутали. Их Грунмар знаешь как похож на Землю — близнецы-братья!

     —  Грум... чего?

     —  Грунмар. Я там бывал несколько раз. Когда меня назначили в пару Алексу,

думал, что программа съехала. Высаживаемся на Земле, а вокруг Грунмар, да и

только!

     —  Хватит аутотренингом заниматься, — перебил я кибера, — у Грунмара два

спутника, а клайры не пьют и навигационные компьютеры у них не ломаются.

     —  Ну, я же только предположил, — начал оправдываться Макс, но осекся и

замолчал, глядя на фотографию.

     —  Придется ждать, — сделал вывод я.

     —  Чего? — спросил Шахрин, поднимая на меня тяжелый взгляд. — Пока нас всех

зажарят? Вызывай свой дебильный флот...

     —  Мобильный, — не прочувствовав насмешки, поправил Макс.

     Я развел руками.

     —  Не могу, начальник, — Макс, услышав мое обращение к подполковнику, чуть

не свалился с кресла, — нас здесь как бы нет. Все, что мы в состоянии сделать —

это передать с курьером сообщение Хозяину Планетарной Разведки. Через неделю.

Чаще связной сюда прилетать не может.

     —  И у вас нет никакой системы экстренной связи?

     —  Абсолютно.

     —  А если возникнет угроза твоей жизни? — Подполковник указал на фото. —

Угроза поджариться вместе с планетой?

     —  Тогда курьер обнаружит скучающего Макса с моими соображениями насчет

произошедшего в памяти.

     —  Да ты патриот, — Шахрин невесело усмехнулся.

     — Товарищ подполковник, ЦУП на связи, — прервал наш разговор голос

оперативного дежурного.

     —  Что у вас? — поднеся трубку телефона к уху, спросил Шахрин.

     Несколько секунд он слушал сообщение, затем лицо его прояснилось и из груди

вырвался невольный вздох облегчения. Он сложил трубку и, посмотрев на нас уже

веселее, чем минуту назад, сказал:

      — В Неваде сел челнок с этой штуковины. Два пилота и капитан. Американцы

на этот раз решили не скрывать контакт. Говорят, Гость настоял. Настроен чужак

мирно, хотя кое-какие странности есть. Имени своего, например, не называет,

сложное говорит. Но адрес планеты и созвездия указал. Угадаете какой или

подсказать?

     —  Грунмар, созвездие Лиры по-вашему, — ответил, хмурясь, Макс, — и все же

я ему не верю. «Жаба» он, я нутром чувствую. Надо бы поближе пришельца

рассмотреть. Как, подполковник, это можно устроить?

     Шахрин пожал плечами.

     —  Прилетят к нам — устрою, а нет... так устрою чуть позже. Ну что,

досыпать будете или работать пойдем?

     —  Какой уж тут сон, — ответил за меня не нуждающийся в отдыхе Макс.

—          Тогда давай Многоканальник настроим. Первая партия добровольцев в

супермены уже прибыла.

     15

     Вчера. Одиннадцать часов после высадки

     Сергей сидел в штабном кабинете и, обжигаясь, пил большими глотками только

что заваренный чай. Кровицкий прохаживался по штабу, заложив руки за спину, и

угрюмо сопел. В смежной комнате Анисимов развернул походный медицинский пункт.

Дуэро под действием лекарств заснул. С Ченом дело обстояло сложнее.

     Перевозить раненых на корабль доктор запретил, Чена могли не довезти. По

требованию врача, техники доставили с орбиты необходимое оборудование, и

операционную развернули прямо в телецентре. Анисимов и Женя пропадали за

стерильной занавеской уже два часа

      — Бронебойными, значит, бьют Сообразительные, — Кровицкий сунул руки в

карманы.

     —  Я знаешь, что не могу понять: почему ко мне та девчонка привязалась? В

засаду заманивала, что ли? — Сергей вопросительно посмотрел на капитана.

     —  Не думаю, — Кровицкий как-то странно покосился на майора. — Телевизоры

расставили?

     —  Да. Только это дохлый номер, я уверен, — Орлов махнул рукой. — Перебьют

их снайперы. Как и нас.

     —  Что за пессимизм, чемпион? — капитан похлопал Сергея по плечу.

     —  Причина там, — Орлов указал на дверь в лазарет.

     —  Скоро пропаганда сделает свое дело, и нападения прекратятся. Не может

человек не слышать ничего, не видеть и точно при этом стрелять. Надо лишь

продержаться Сутки — двое... — Кровицкого отвлек звук открывающейся двери

     Анисимов вышел из медпункта, насвистывая незнакомую Сергею мелодию. Орлов и

Кровицкий повернулись к нему, ожидая рассказа о проведенной операции Доктор

подошел к столу, допил остывающий Сергеев чай и уселся, откинув голову.

     —  Ну, не томи, Гиппократыч, — Кровицкий присел на край стола напротив

врача.

     —  Выживет наш Мао, надо только в госпиталь его доставить поскорее.

     Вздох облегчения вырвался у Орлова сам собой.

     —  Женечке спасибо, помогла, — Анисимов налил еще чаю. — У вас-то как дела,

пехота?

     —  Работы пока прервали, но к вечеру продолжим, — Кровицкий сказал это с

особой интонацией, — нам-то Женечка не помогает...

     Орлов удивленно взглянул на капитана и обнаружил, что тот смотрит куда-то в

окно. К станции приближалась группа десантников. Один из них баюкал

простреленную руку, двое толкали впереди себя одетого в черное аборигена со

скованными за спиной руками. Четвертый нес уже знакомую Сергею винтовку.

     —  Еще один, — зло сказал Орлов и потянулся к кобуре.

     —  Погоди, — Кровицкий взял его за руку, — сначала расспросим его.  

     16  

     Северо-восток. Месяц назад

      — Ничего у парня не выходит, — Макс удовлетворенно потер руки, — треплется

уже четвертый месяц, а на всех Дара Внушения не хватает. Вот когда их был

миллион, возможность очаровать людей была реальной, а в одиночку ему слабо.

Живьем, без Проектора Внушения минимум третьего класса, ему результата не

добиться. С каждым надо хотя бы взглядом встретиться и парой слов обменяться.

Вот с Проектором была бы красота — подключил к спутнику и на все телевизоры

сигнал запустил. Пять минут, и в зоне вещания все твои.

      — А зачем ему всех очаровывать? — я смотрел очередной репортаж о Госте. На

этот раз из Анкары. — Достаточно познакомиться с политическими и религиозными

лидерами, а уж они должным образом настроят свой электорат. По-моему, все

логично. А спутники можно отключить или сбить, в крайнем случае.

     —  У него мало времени, и он не может этого не понимать. Карантин

карантином, а попадет очередная шлея под хвост Совету Галактики и снимут блокаду

с планеты. Первый же клайрский крейсер разнесет его корыто в щепки, а самого

пристукнет там, где обнаружит, — возразил Макс.

     —  Что говорит Хозяин?

     Я пропустил последнюю встречу с курьером, занимаясь обучением спецназа

обращению с импульсным оружием. Время поджимало, и по просьбе Шахрина мы

работали на износ.

     —  Ничего конкретного. Он тоже убежден, что одна амфибия целую планету не

охмурит, а выдавать наше присутствие здесь ему сильно не хочется. Тем более —

Флот расстроится, что опять попал впросак. Шум поднимется, с Хозяина стружку

снимут, адмиралы звезд лишатся, половину Совета на пенсию отправят, а нас с

тобой вообще затопчут... Короче, никому это не выгодно. Следите, говорит, если

надо — можете слегка вмешаться, незаметно только, под хорошей легендой. Есть у

нас легенда?

     —  Подполковник снабдит, если понадобится, — я обернулся к двери, которая

распахнулась от мощного толчка, — легок на помине, Игорь Иванович.

     —  Сто двадцать кило, — ответил Шахрин. — Все, инопланетяне, Гость

заговорил по существу.

     Мы заинтересованно повернулись к вошедшему разведчику.

     —  Только что из ООН, — подполковник помахал листком с телексом. — Красавец

просит во временное пользование «голубые каски». Причем все, что есть.

     —  Ну а вы ему, конечно, отказать не можете, — закончил за Шахрина Макс.

     —  Конечно, нет. Дар у него, знаете ли, убеждать...

     —  Знаем, знаем.

     —  Но укомплектовать «каски» специальным образом мы в силах. Проведем

предварительный отбор и обработку на Конструкторе. Засунем в ребят блок против

Дара, и пусть тогда этот Гость попробует что-нибудь натворить.

     — Нет, блок он заметит сразу. Ребят тогда никакие боевые искусства не

спасут. Только всплывающая команда, не больше. По сути, это тот же блок против

внушения, только образуется он после того, как кто-то скажет кодовое слово или

фразу. Внешне человек не отличается от других ничем. На внушение реагирует как и

остальные, но в нужный момент он, подчиняясь «всплывшей» команде, словно

просыпается.

     —  Ну, команда, — согласился Шахрин. — Чуть что не так — у половины Русбата

всплывет и крышка «жабе».

     —  А кто определит «не так» что-то или все по-прежнему «так, как надо»? —

попытался я остудить пыл разведчика.

     —  А вот ты, например, и определишь, — подполковник с вызовом взглянул мне

в глаза.

     —  Он наверняка собирается куда-то лететь, как я проберусь на корабль? Блок

мой опять же против Дара... впрочем... — я задумался, — что скажешь, Максик?

     —  Нам приказано следить за кочевником насколько это будет возможно, если

не проникнем на корабль — долг не выполним, — убежденно ответил Макс.

     —  Куда он собрался, не знаешь? — спросил я Шахрина.

     —  Отчего же не знаю, — загадочно улыбнулся гигант, — на Грунмар.

     Мы с Максом даже подпрыгнули в своих креслах.

     —  При всем уважении к подготовке войск ООН, я убежден, что взять цитадель

клайров одним кораблем просто невозможно, — взорвался я, — это самоубийство!

     —  Ах, «жаба» противная, отомстить решила, — Макс стукнул кулаком по столу,

— всем сразу.

     —  Что-то здесь не так, — возразил я Максу, — угробить несколько тысяч

земных солдат в отместку за гибель миллиона кочевников — мелковато для амфибий.

     —  Вообще-то я тоже об этом подумал, — согласился киборг, — но что тогда он

задумал?

     — Разберемся, — убежденно ответил я и обратился к Шахрину. — Вакансии в

Русбате есть?

     —  Найдем, — Шахрин широко улыбнулся, — для обоих.

     17

     Вчера. Двенадцать часов после высадки

     Аборигена ввели в комнату и усадили на стул в углу. Он исподлобья смотрел

на захватчиков скорее с любопытством, чем со страхом. Немногие из местных

жителей видели лица десантников, обычно скрытые тонированными лицевыми щитками

шлемов. Орлов хотел начать допрос, но Кровицкий попросил дождаться доктора.

Зачем, Сергей не понял, но уступил. Анисимов осмотрел рану пострадавшего

десантника и, дав Жене рекомендации, вернулся в штаб.

     —  Как тебя зовут? — задал вопрос пленнику Кровицкий.

     —  Андрей.

     —  Что у них за имена, будто специально придумывают позаковыристей, —

сказал фыркая, Орлов, — Аспринемаль, надо же так назваться!

     Анисимов с Кровицким переглянулись, но от комментариев воздержались. Доктор

кивнул, и капитан продолжил допрос:

      — Ну, и зачем ты убил моих людей, Сайд?

     Пленник ничего не ответил, зато Орлов издал странный звук и сполз с кресла

на пол. Он был смертельно бледен и тяжело дышал. Глаза майора остановились.

Казалось, что он смотрел не на окружающих, а внутрь себя. Анисимов

удовлетворенно щелкнул языком и показал Кровицкому большой палец. Пленный

удивленно смотрел на офицеров.

     —  Давай наверх, Палыч, а я подежурю у постели «новорожденного». Видеотека

на втором этаже. Вставь в Проектор Внушения вместо «жабьего» бреда диск с

фильмом и не подпускай к шарманке никого. Там, правда, Волкофф и Смит, но я

думаю, это не проблема.

     —  Я и так все понял, док, чего разжевываешь? — Кровицкий активировал

импульсный пистолет и вы­шел.

     Сергей еще не пришел в себя, когда Анисимов приблизился к пленному и,

расстегнув наручники, спросил:

      — Ты из ОМОНа или военный?

     —  ГРУ, — сглотнув от волнения слюну, ответил Андрей.

     —  Шахрина знаешь?

     —  Мой шеф...

     —  Проведешь этого парня, когда очухается, к подполковнику и передашь ему

привет от Анисимова, понял?

     Парень кивнул.

     —  Пусть отзовет всех своих «охотников» до завтра. Утром можно выходить на

стрельбы снова. Только не бейте тех, кто будет разгуливать без шлемов и боевых

костюмов. Это свои. Все ясно?

     Андрей опять кивнул, но по глазам было видно, что он не понял и половины.

     —  Грунмар, вот сволочи, что придумали! — Сергей пришел в себя и сейчас

страшно мучился от головной боли, — это они нас тогда на корабле перевоспитали?

Когда мы с тобой отказывались заснуть?

     —  Грунмар на самом деле существует, Сережа, только он является родиной

клайров, такой сильной расы, что его не захватить подобным примитивным

спосо­бом. Жители Грунмара — величайшие бойцы галактики, в тебе сейчас должна

проснуться часть их боевых навыков, не ощущаешь?

     Сергей пожал плечами.

     —  Ты должен пробраться к Шахрину Андрей проводит. Расскажешь ему все, а он

решит, что делать дальше. Я постараюсь отключить их проектор...

     —  Погоди, Алексей, мы все-таки где?

     —  Ах да, извини. Мы на Земле, майор, твой взвод штурмует Н-ск. Не узнаешь,

что ли?

     —  Брось издеваться, — Сергей подошел к окну и выглянул на прорезанную

силовым полем улицу, — черт возьми, но мы же улетели!

     —  Точно. И в гиперпространстве две недели провисели, а потом вернулись.

Это долго объяснять. Предысторию Шахрин тебе поподробнее расскажет, а сейчас

двигайтесь, мальчики. Время — деньги.

     Кровицкий вышел из лифта на один этаж ниже комнаты, где был установлен

Проектор. Волкофф начнет стрелять сразу, стоит прикоснуться к аппарату, без

сомнений, особенно, если учесть подозрительность обер-лейтенанта. Лазерная

винтовка «МПТ» не лучшее оружие в галактике, но весьма эффективное. Рисковать,

пытаясь увернуться от ее импульса, было бы глупо. Хотя и смело. Максим открыл

окно и выглянул наружу. Высота такая, что можно прыгать с парашю­том. Стена

гладкая, но не каменная, а металлическая. Это плюс. Капитан встал на подоконник

и продвинул ногу по узкому, сантиметра три шириной, бортику, ведущему от окна

вправо и влево. Через минуту он полностью покинул помещение, распластавшись по

стене снаружи, справа от окна. Осторожно оторвав от гладкой поверхности правую

ладонь, он поднял руку вверх и прижал к металлу стены чуть выше. Затем проделал

то же левой и медленно подтянулся. Тело Кровицкого скользнуло вверх и словно

приклеилось к стене на полметра выше прежнего положения. До окна комнаты на

последнем этаже оставалось еще три метра. Сидевший на крыше наблюдатель, не

глядя вниз, сплюнул погасшую сигарету, которая пролетела в сантиметре от уха

капитана. «Курит на посту, надо будет наряд потом выписать», — пробормотал

Максим, подтягиваясь второй раз. Ладони прилипали к стене исправно, а тело

скользило почти бесшумно. Вот пальцы нащупали подокон­ник, а голоса охраняющих

Проектор десантников стали отчетливо различимы.

     —  Дикость какая вокруг, ты взгляни, Гюнтер. И это люди, летающие среди

звезд! Неужели на строительство звездолетов ушли все их средства? Ну ничего, мы

их перевоспитаем. Организуем торговлю, туризм, игорный бизнес поставим...

     —  Наркотики завезем, так, что ли? Нет, капрал, пусть они сами разбираются

со своими проблемами. Наше дело навести порядок, и домой. С таким кораблем нам

будет чем заняться и без Грунмара. А воспитание у нас хромает не меньше, чем у

них.

     —  Не спорю, — Смит зевнул, — я отойду, не возражаешь?

     —  Иди, конечно.

     Максим дождался, пока шаги удаляющегося капрала затихнут, и рывком забросил

свое тело на подокон­ник. Волкофф не успел развернуться так, чтобы использовать

винтовку. Кровицкий нанес немцу сильный удар ребром ладони по шее, и

обер-лейтенант рухнул на Проектор. Максим оттолкнул бесчувственное тело в

сторону и вынул из кобуры пистолет. Смит вполне мог услышать шум от падения

немца. Капитан направил пистолет на входную дверь. Свободной рукой он достал из

кармана диск с фильмом и вставил его в проигрыватель. Проектор Внушения Максим

отключил самым варварским способом — тремя выстрелами. Аппарат заискрил, из него

повалил зеленоватый дым, а по корпусу заплясали язычки пламени. Кровицкий отошел

к двери и замер сбоку от входа. Звук торопливых шагов капрала оборвался у

порога.

     —  Волкофф? — позвал Смит, не входя в комнату. Обер-лейтенант, приходя в

сознание, закашлялся.

     Он поднялся на четвереньки и, не видя ничего сквозь густой дым, пополз к

выходу.

     —  Кровицкий, — выдохнул он, оказавшись в коридоре.

     Смит закрыл «забрало» шлема и включил воздушный фильтр. Волкофф проделал то

же самое. Капрал помог ему встать и жестом показал, в какую сторону следует

стрелять во время предстоящей атаки. Немец кивнул и приготовился к броску в

задымленную комнату.

     Смит прыгнул вперед и на лету полоснул из винтовки вправо, на уровне груди.

Упав, он перекатился через плечо, врезавшись в горящий Проектор. Последовавший

за ним Волкофф отстал от капрала на треть секунды. Он широким веером импульсов

прорезал левую половину помещения и отскочил к окну. Ответные вспышки сверкнули

не с пола, как ожидали десантники, а откуда-то сверху. С неестественной

точностью импульсы взорвали казенные части обеих винтовок, вырвав их при этом из

рук солдат.

     Дым начал рассеиваться, открывая взгляду растерявшихся десантников

прижавшегося спиной к потолку Кровицкого. С законами физики увиденное не

стыковалось, но поразмыслить над феноменом им не удалось. Через мгновение Максим

легко спрыгнул на пол и, держа противников под прицелом, бросил Смиту наручники.

     —  Застегни на себе, пропусти вон за той трубой и надень второй браслет на

обер-лейтенанта, — сказал капитан ровным голосом.

     Смит молча подчинился и, застегнув «браслет» на своем запястье, повернулся

к Волкоффу. Когда он на половину закрыл собой немца, тот вынул из-за пояса

«вальтер» и от бедра выстрелил в Кровицкого. Пуля чиркнула капитана по виску, но

он даже не шелохнулся. Второй выстрел немец сделать не успел. Практически

одновременно с его первой попыткой Максим выстрелил в ответ. Импульс прожег

боевой костюм, как фольгу и жестоко раскроил обер-лейтенанту плечо. Волкофф

охнул, побледнел и стал заваливаться назад. Еще миг, и он перевалился бы через

подоконник, но Смит успел схватить его за ремень. «Вальтер» выпал из

покалеченной руки немца. Капрал пинком отослал оружие к ногам Кровицкого.

     —  Разрешите его перевязать, капитан, — попросил он, укладывая раненого на

пол.

     —  Конечно, капрал, — Максим опустил пистолет и осмотрелся.

     Видео проигрыватель чудом уцелел и работал как ни в чем не бывало. Смит

перехватил взгляд капитана и спросил:

      — Что в эфире?

     —  Один старый боевик, классика жанра, можно сказать. Не хуже голливудских,

кстати.

     —  Как, интересно, выглядят грунмарские деньги? — с издевкой спросил Смит.

— Сколько аборигены платят за предательство?

     —  По двести тысяч долларов США на брата.

     —  У нас такая же ставка, так зачем менять хозяев?

     —  Вы не поняли, Смит, я как раз о вас и говорю.

     —  Не морочьте мне голову.

     —  А я и не думал этого делать. Пока что вы меня понять не в состоянии,

поэтому пристегнитесь, капрал, как было задумано ранее.

     Кровицкий указал на трубу. Смит застегнул «браслеты» на щиколотке и трубе.

     —  Руки мне нужны свободными, — он указал на корчащегося немца.

     Максим кивнул и подошел к окну. На десантников внимания он больше не

обращал. Вдали над останками военной части полыхало зарево. Перед телецентром

началось какое-то волнение. Несколько солдат о чем-то спорили, а рядом с ними

потихоньку собиралась толпа.

     —  Порядок, — удовлетворенно произнес Кровицкий, поворачиваясь к Смиту.

     Вместо ответа американец изо всех сил боднул капитана головой в бок,

выталкивая его из открытого окна. Максим потерял равновесие и вывалился наружу.

     Капрал издал победный клич и потянулся к видеопроигрывателю. Ничего не

вышло. Связывающие его с толстой трубой оковы не позволяли приблизиться к

аппарату на нужное расстояние. Выстрелить тоже было не из чего. Пистолет немца

лежал у самого порога Смит выругался и принялся осторожно тормошить Волкоффа

      — Гюнтер, надо выключить плейер. Постарайся доползти.

     Немец в ответ только застонал.

     —  Гюнтер, ты же самый сильный во всей бригаде, ты же сверхчеловек!

Соберись, лейтенант!

     —  Обер-лейтенант, — еле слышно прошептал Волкофф и мучительно медленно

пополз к видеоустановке.

     18

     Н-ск. Вчера. Тринадцать часов после высадки

     Отойдя от телецентра на достаточное расстояние, Сергей снял шлем, как и

рекомендовал Анисимов. Андрей протянул майору связанные руки. Орлов отрицательно

покачал головой.

     —  Смотрят все.

     —  Ну и что? — спецназовец оглянулся. — Все же свои.

     —  Тебя на новом оборудовании обучали?

     —  Да, а что?

     —  А то, что ты, в отличие от рядовых граждан, имеешь своего рода иммунитет

против внушения.

     —  Внушения?

     —  А ты думаешь, почему все вокруг приветствуют десант? Кроме вас, конечно.

     —  Внушили? Это с тех телевизоров, что на улицах?

     —  Ты быстро схватываешь.         

     Прохожие смотрели на них практически равнодушно. Казалось, что население

видит подобные сценки уже не первый год и не находит в конвоировании пришельцем

диверсанта ничего удивительного. Орлов уверенно шел по родным улицам. Встречаясь

взглядом с приветствующими его людьми, он хмуро отводил глаза. Не хватало еще

столкнуться с кем-нибудь из знакомых. Хотя люди относились к десантникам

доброжелательно, Сергею было ужасно стыдно за совершенное бригадой невольное

предательство. Не выходила из головы встреча с той девчонкой. Нарипрель. Как ее

зовут на самом деле? Сергей был уверен, что знает девушку. Что-то в его голове

никак не могло состыковаться.

     —  Срежем угол? — Андрей указал связанными руками на узкий дворик.

     Сергей пристально взглянул на спецназовца и покачал головой.

     —  Андрюша, я же местный. Там нет прохода.

     —  Извини, — парень смутился.

     —  Ты не финти, а веди меня к Шахрину.

     —  А я что делаю? — огрызнулся Андрей и прибавил шаг.

     Смеркалось, когда они вышли на немощеную улочку из частных одноэтажных

домиков. Впереди показался чей-то силуэт. Сергей повесил винтовку за спину и

спросил:

      — Мы, видимо, уже близко?

     Солдат вместо ответа кивнул. Человек впереди остановился, явно ожидая их

приближения.

     —  Ваш? — Сергей подбородком указал на стоящего.

     —  Мелковат, — ответил Андрей.

     Когда они подошли достаточно близко, Сергей невольно остановился. Перед ним

стояла Нарипрель, то есть Наташа, младшая дочь командующего. Орлов почувствовал,

как что-то словно переключилось в голове.

     Разорвались остатки шор, надетых на десантников коварным Гостем.

     —  Суорвил, это снова я, — девушка покраснела, — я искала тебя. Больше у

меня никого не осталось...

     —  Меня зовут Сергей, Наташенька, вспомни, — Орлов взял девушку за руку.

     Наташа удивленно отпрянула.

     —  Как ты себя назвал? — она задрожала, словно ее бил озноб.

     —  Сергей, — майор улыбнулся, — постарайся вспомнить.

     —  Бесполезно, майор, — раздался из сумерек знакомый бас, — входите.

     В высоком глухом заборе слева от Орлова распахнулась калитка, в проеме

которой темнела мощная фигура.

     —  А девушка? — Сергей не отпускал руку Наташи. — Это дочка Александра

Сергеевича.

     —  Командующего? — собеседник помолчал и, отступив в глубь двора, сказал. —

Ладно, входите оба.

     Невзрачный деревянный дом оказался лишь тамбу­ром. Спустившись по узкой

лестнице под землю, Сергей оглянулся по сторонам. Просторное помещение было

обставлено довольно скромно: столы, стулья, компьютеры, несколько глубоких

кресел, в которых дремали крепкие парни. Все они обнимали уже хорошо знакомые

Орлову винтовки. В дальней стене зала чернела тяжелая бронированная дверь.

     —  Присаживайтесь, товарищ майор, — сказал подполковник Шахрин. —

Наташенька, пройдите вон туда, к бару, сержант нальет вам чайку.

     Девушка поморщилась при звуке своего настоящего имени и последовала

рекомендации подполковника.

     Сергей уселся на стул и обхватил голову руками.

     —  Побаливает? — сочувственно спросил разведчик, подавая Сергею чашку с

горячим чаем.

     — Раскалывается, — буркнул Орлов. — Как они нас «приложили»!

     —  О, вы заговорили на нормальным языке.

     —  Ага, на грунмарском, — усмехнулся майор.

     —  Мы предполагали нечто подобное, — Шахрин налил чаю и себе, — поэтому

всем, обучавшимся при помощи Конструктора, заложили в подсознание своеобразный

«антивирус». Это он причинил вам такую головную боль. Дело, правда, свое сделал.

Внушение на вас теперь не действует.

     —  А почему так поздно? Почему не на корабле?

     —  Это вы мне расскажите. Как там поживает наш дорогой доктор?

     —  Нормально. Его, похоже, внушение вообще не коснулось, — ответил Сергей,

— его и Кровицкого. Шахрин улыбнулся.

     —  Ну, Максим Павлович у нас вообще особый фрукт.

     —  Я заметил, — согласился Орлов, — что вы намерены предпринять? Анисимов

сказал, что отключит Проектор и пустит вместо него какой-то код.

     —  Это хорошо, — заметил подполковник, — значит, кроме вас, «разморозится»

еще десяток ребят.

     —  И начнут воевать с остальными?

     —  Нет, потихоньку нейтрализуют представителей экипажа, захватят челнок и

вернутся на корабль. Там найдут Гостя и вынудят его дать «отбой» всей операции.

     —  А потом?

     —  Потом оставшихся в живых чужаков отправим в террариум Московского

зоопарка, а звездолет станем использовать по прямому назначению — для освоения

дальнего космоса.

     Сергей вздохнул: «Гладко было на бумаге...»

      — Не переживай, чемпион, все у нас получится, — подбодрил подполковник

Сергея, — отдохни часок да возвращайся на телецентр. Передай Анисимову, что мы с

утра блокируем студию и челнок. Пусть затемно пошлет группу захвата к стартовой

площадке. Как только мы сделаем вид, что штурмуем телевышку — пусть под шумок

берут «Шаттл» и взлетают.

     —  А почему вам самим не «взять» челнок?

     —  И бродить потом по кораблю в поисках рубки?

Нет, наше преимущество во внезапности. Десантники лучше нас знают внутренности

звездолета, а подготовка у них не хуже. К тому же у меня нет пилотов на такой

«Буран».         

      — А у нас?

     —  У вас один как раз есть. Большой, доложу, про­фессионал.

     —  Это он Максима имел в виду, — сказал Анисимов, выслушав рассказ Сергея,

— хорошо, майор, так и сделаем. Возьмете с Максом людей и заляжете у челнока.

Когда поднимется шум, вызовешь Джи, якобы по поводу нападения. Сам он выйдет или

тебя надумает впустить — разницы нет, главное, чтобы открыл дверь. На корабле

сопли не распускать, стрелять на поражение. Живьем нам нужен только Гость.

     —  Понимаю, — ответил Орлов, косясь на телеэкран, — это и есть тот самый

код?

     По телевизору шел старинный советский боевик.

     — Да.

     В этот момент вместо изображения по экрану побежала серая рябь.

     —  Что там стряслось, — Анисимов выглядел обеспокоенным, — опять власть

сменилась?

     —  Проверить? — Сергей поднял винтовку.

     —  Да, Сережа, сходи посмотри, что там Кровицкий напортачил. Возьми

«уоки-токи». Я пока проинструктирую тех, на кого кино уже оказало свое

воспитательное воздействие. Смотри, не выдавай себя. Делай вид, что ты все еще

под контролем Великого Дара.

     19

     Н-ск — орбита. Вчера. Четырнадцать — пятнадцать часов после высадки

     Веселый парень этот Шахрин. Взять Гостя живьем. Повеситься легче. Но, в

общем, подполковник прав: без этого кочевника нам не обойтись. Мало прекратить

работу всех действующих сейчас на Земле Проекторов Внушения, нужно еще послать

сигнал отмены. Послать через те же Проекторы и на той же ментальной волне.

Сделать это может либо сам Гость, либо Хозяин Отдела Мыслетехнологий из Совета

Галактики. Один владеет нужной волной, другой — аппаратурой. Разные, казалось

бы, варианты, но одна общая деталь у них есть. И тот и другой признают только

свои интересы. Если Гость не испугается и предпочтет умереть, нежели отменить

операцию, можно ставить крест на всем сразу.

     Хозяин Планетарной Разведки никогда не разрешит нам раскрыть себя. Ему-то

что? Мало ли планет загублено амфибиями? Одной больше, одной меньше. Ему гораздо

важнее выполнить долг. Раз Совет наложил карантин, никакого агентурного

присутствия быть не может. Обманули кочевники Флот, пробрались тайно сквозь

пресловутые кордоны — Великому Адмиралу позор. Капитанов пограничных кораблей —

под трибу­нал. Планета? А что планета? Была человеческой — стала смешанной.

Амфибиям нужны районы теплых болот и подземные озера. Людям — твердая почва.

Какой же здесь кризис? Где вы видите конфликт интересов? Даже, если вы правы, не

бомбить же их всех без разбора? Совет, конечно, начнет охать и ахать. Закричит,

что такое недопустимо и оставит Землю на закуску кочевникам. Победителей не

судят.

     Куда подевался Макс? Я нажал кнопку передатчика.

     —  Сергей, что у тебя?

     —  Немцу нужна ваша помощь, доктор. Смит утверждает, что на них напал

Кровицкий. Вещательная аппаратура сгорела. Но им удалось отбиться. Капитана

выбросили из окна.

     —  Как интересно! А почему прекратился показ кино?

      Волкофф дополз до видеоплейера.

     — Спускайте раненого в лазарет.

     —  Кино включить снова?

     —  Нет. Пост там больше не нужен, верно?

     — Да.

     —  Вот и спускайтесь все вместе. Позже потихоньку вернешься и включишь.

     Вот куда пропал Максик. Решил полетать немного. Соскучился по небу. Ох и

получит он от меня. Так нарушать конспирацию! Что мне теперь Смита с

обер-лейтенантом застрелить, чтобы молчали?

     Я позвал сержанта из подготовленного Шахриным контингента «подстраховки».

     —  Пройдись вокруг станции, найди, пожалуйста, Кровицкого. Скажи, что, если

он не появится здесь через пять минут, я его напою слабительным и запру в

аппаратной.

     —  Где лучше искать?

     —  На газоне с другой стороны здания.

     Едва ушел сержант, в медпункт ввалились Орлов и Смит. Мощного немца они

несли, теряя последние силы и обливаясь потом.

     —  На стол его, — приказал я и принялся с Женечкиной помощью разматывать

наложенную американцем повязку.

     Мои руки выполняли хирургическую обработку раны, а в голове зрел новый

план. Шахрин продумал все верно, только он не мог знать, что Джи никогда не

откроет входной шлюз челнока, случись чрезвычайная ситуация. Офицер не

уполномочен решать вопросы, связанные с боевыми действиями, и поэтому скорее

бросит нас и улетит от греха подальше. Войти в челнок можно только в мирной

обстановке и по делу, не вызывающему никаких подозрений. Засветло и небольшой

группой. Действовать на звездолете будет сложнее, но иначе нам туда не

вернуться. Придется лететь самому. Я же доктор, и у меня на руках трое

тяжелораненых и один «ходячий». Всех надо лечить на нормальном оборудовании, в

медотсеке звездолета. Заносить в челнок их придется на носилках, нести которые

будут «раскодированные» выпускники школы Шахрина. Шесть носильщиков — не густо.

Впрочем, можно еще «труп» Кровицкого прихватить. Итого — восемь. Восемь солдат,

один агент Планетарной Разведки и киборг-весельчак против трех сотен оставшихся

на корабле членов экипажа. Физически сильными амфибии никогда не были, но

импульсный пистолет поднять в состоянии. Вернее, три сотни пистолетов.

Справимся, конечно, но может так случится, что выживем при этом только мы с

Максом. Война...

     Смита Орлов отправил на усиление группы Жильбера и Стефании. Сейчас они

были уже далеко — Сергей поручил им прочесать район ближайшего моста через реку.

Поскольку подполковник отозвал своих стрелков до утра, за здоровье «легионеров»

можно было не опасаться.

     Моя небольшая группа захвата собралась через пару минут после того, как все

«зачарованные» десантники разошлись по постам. Не хватало Макса. Сержант его так

и не нашел. Орлов хмурился. Я не брал его с собой, потому что он оставался

единственным командиром на оба действующих в Н-ске взвода космической пехоты.

Командиром с «чистыми мозгами», что существенно.

     Без Макса будет трудно. Он изучил звездолет настолько детально, насколько

это может сделать кибернетический мозг. Вместе с кодами доступа во все помещения

и тайники. Куда же он запропастился? Искать его времени больше нет. Придется

сократить группу до минимума. Я и шестеро спецназовцев ГРУ. Расклад не лучший,

но и не безнадежный.

     Наш печальный кортеж остановился перед челноком. Шлюз открылся без

промедления. Я пустил вперед носильщиков и, стараясь выглядеть естественно,

вошел следом. Дверь за мной закрылась, и офицер Джи спросил:

      — Груз триста?

     —  Да, — ответил я озабоченно, — трое тяжелых, один полегче. Не так уж и

гладко все идет, как вы обещали.

     — К утру все встанет на свои места. Поверьте, — Джи уверенно похлопал меня

по плечу и дал команду на взлет.

     Старший в ударной группе, прапорщик Гусев, вопросительно посмотрел на меня,

ожидая команду к захвату челнока, но я отрицательно покачал головой. Зачем

раскрывать себя раньше времени? Захватывать челнок стоило только в случае

возникновения у офицера вопроса, отчего десантники не покидают корабль? Раз Джи

не спросил, почему носильщики отправились вместе с ранеными, значит для него это

не существенно. И не будем заострять на этом внимание.

     Когда мы выпрыгнули из челнока на палубу звездолета, меня чуть не хватил

удар. На пороге приемного модуля, сверкая улыбкой, стоял Макс.

     —  Привет, врачеватель, привез «трехсотых»? Знал бы я раньше, что ты

планируешь рейс, так с тобой поле­тел. Пришлось истребитель от дела отрывать.

Наш Аппарат Альтернативного Вещания диверсанты повредили, слыхал небось? Вот я и

рванул сюда за новым. Получил, конечно взбучку от Гостя, но потом он остыл

немного и даже похвалил. Молодец, говорит, капитан, что так болеешь за успех

миссии! Руку при всех пожал и говорит: «Вот, товарищи офицеры, пример

необходимой в бою инициативы». Аплодисментов было на весь зал для совещаний

высшего комсостава.

     Я уже давно понял, что хочет подсказать Макс. Гость заседает в хорошо

знакомом всем месте. Очень удачно. Зал находится практически напротив медотсека.

Никаких подозрений, появившись там, наша команда не вы­зовет. Беспроигрышный

шанс.

     Гусев, наконец, тоже сообразил, на что намекает «капитан», и переглянулся с

остальными. Для снующих вокруг офицеров и техников Максова речь казалась чистым

бахвальством. Джи, например, откровенно зев­нул. Он предупредил, что обратный

вылет состоится через четыре часа и, неразборчиво попрощавшись, ушел в жилой

сектор.

     —  Совещание подходит к концу. Гостя надо брать в зале, иначе он вернется в

рубку и нам придется воевать сразу со всеми «жабами» на корабле. Они практически

полным составом сшиваются в отсеке управления, — быстро шептал мне через

миниатюрный динамик внутри уха Макс.

     Я распаковал и нацепил все наши обычные технические приспособления, потому

что игра вступала в решающую фазу и конспирация уходила на второй план.

     —  Гусев, входим в зал очень быстро. Гостя возьмет Кровицкий. Вы блокируете

офицеров. Если кто-то схватится за оружие — стреляйте без оглядки на звание. Все

ясно?

     Убить пришлось двоих: адъютанта Гостя и старшего помощника командира

звездолета. Люди на стремительный захват помещения спецназом среагировать не

успели. Гость мог бы тоже получить пару импульсов в живот, но не был вооружен и

поэтому довольствовался крепкой затрещиной от Макса. Мои парни взяли начальство

на мушку и собрали у офицеров все оружие.

     —  Вы арестованы, господин кочевник, — сказал я, подойдя к Гостю, —

Планетарной Разведкой Совета Галактики. Вы обвиняетесь в нарушении планетного

карантина и применении запрещенных технических средств для усиления воздействия

Великого Дара Внушения.

     —  Чушь, — ответил, морщась, Гость, — если на планету наложен карантин,

никаких агентов Планетарной Разведки здесь быть не может. А если вы те, за кого

себя выдаете, то ваше нарушение правил не слабее моего и арест не законен.

     —  Алекс, брось с ним трепаться, — Макс вынул откуда-то десантный нож и

приставил его к горлу амфибии. — Или отменишь экспансию, или я перережу тебе

глотку. Идет?

      — Режь, и захвата тебе не остановить никогда, — кочевник криво улыбнулся.

     —  Не любишь ты себя, — сказал Макс и начал медленно погружать лезвие в

горло жертве.

     Глаза амфибии расширились, тело напряглось, а по груди побежали розовые

струйки крови. Я видел, что Макс не задевает никаких важных сосудов или органов,

но кочевнику этого известно не было.

     —  Не надо, — наконец прохрипел он. — Я сделаю, как вы хотите.

     Макс отнял от его шеи нож и подал врагу перевязочный пакет. Гость

лихорадочно вскрыл ИПП и приложил широкий бинт к ране.

     —  Начни с присутствующих, — приказал Макс, указывая ножом на замерших

офицеров.

     Гость медленно поднялся и внимательно посмотрел мне в глаза. Я почувствовал

головокружение, которое, правда, мгновенно исчезло. Кочевник пробовал на

прочность мой блок против Дара.

     —  Не старайтесь, — сказал я и усмехнулся, — его-то вам в любом случае не

загипнотизировать.

     Я кивнул в сторону Макса Гость нахмурился и подошел к командующему

бригадой. Генерал покачнулся и сел прямо на пол. Спустя несколько секунд он

поднял взор на меня и спросил:

      — Так мы штурмуем самих себя?

—          Можно сказать и так, генерал.      

—          Наваждение какое-то...

     —  Точнее — результат обаяния. Непревзойденного обаяния амфибий.

     Гость ходил между офицерами, заглядывая каждому в глаза. «Кровожадный» Макс

не отставал от кочевника ни на шаг, приставив «финку» к его боку. После снятия

внушения с присутствующих оставалась сущая мелочь — записать отступную речь на

Проектор и передать ее на Землю. Все это можно было сделать без труда. Но в

рубке Логове скользких, и в прямом, и в переносном смысле, «жаб».

     Прием, оказанный нам в рубке, меня, прямо скажем, глубоко разочаровал. Все

присутствующие члены экипажа оказались настолько заняты, что не обратили на нашу

процессию никакого внимания. Первым вошел Макс с прикованным к правой руке

Гостем. Десантники и офицеры штаба встали вдоль стены, направив оружие в спины

озабоченным амфибиям. Гость заглянул через плечо вахтенного офицера на экран

системы наведения и остолбенел. Я подошел поближе к мигающим всеми цветами

радуги приборам. Макс спрятал нож и негромко сказал:

      — Доигрались, твари земноводные.

     На расстоянии в одну сотую астрономической единицы от нашего звездолета

дрейфовали три тяжелых крейсера Мобильного Флота клайров. Их орудия и пусковые

установки были наведены прямо на нас. Весь большой обзорный экран занимало

волевое лицо Великого Адмирала. Он лаконично и твердо требовал сдаться. Отвыкнув

от галактического языка, я невольно вздрагивал, когда Адмирал брал запредельно

высокую ноту пропевая слово «уничтожены». «В случае отказа подчиниться вы будете

немедленно уничтожены!»

     Веселая перспектива. С таким противником межзвездному корыту амфибий не

справиться. Но и сдаваться они не собираются Тактика кочевников известна —

нашкодил и убегай. Только ничего не выйдет. От одного крейсера убежать можно, от

трех — никогда. Нам, кстати, не выгодно ни то ни другое. Погибнуть, героически

сражаясь в строю кочевников против своего родного флота, глупо. Убежать вместе с

«жабами», если им это все-таки удастся, и попасть в плен — глупо вдвойне. Нам

нужен Гость, а клайрам восстановление «стерильности» карантинного пространства.

Вот и ладненько! Где тут конфликт интересов? Забираем предводителя и

сматываемся. А звездолет пусть вступает в последний и решительный бой. Я уже

собрался поделиться своими размышлениями с Максом, как на экране рядом с

Адмиралом появилось знакомое мне лицо. Красивые зеленые глаза внимательно

разглядывали нашу компанию, вселяя в мою душу недобрые предчувствия. Наконец

«художник-пейзажист», известный мне под именем Вик, наклонился к Адмиралу и

что-то прошептал ему на ухо.

     —  Мы сможем отнестись к вам с большей долей лояльности, если еще до сдачи

в плен вы арестуете этого человека, — сказал командующий Мобильным Флотом и

указал на меня.

     Еще никогда в жизни я не был объектом такого пристального внимания со

стороны трех сотен чужаков и людей. От приборов на миг оторвались даже канониры,

чего им нельзя было делать под страхом смерти. Гость нехорошо ухмыльнулся и

поклонился Великому Адмиралу. Макс снова извлек «финку» и приставил ее к шее

кочевника. Я уже обрел дар речи и вышел вперед.

     —  Господин Великий Адмирал Флота Галактики, я агент Планетарной Разведки…

     —  Нам известно, кто ты, — перебил меня Адмирал, — ты тайный агент амфибий,

завербованный на Конструкторе двенадцатого уровня и не сознавшийся в этом при

профилактическом сканировании. Этого достаточно, чтобы наказать тебя смертью...

     Экран погас, и в рубке на минуту воцарилась мертвая тишина. Не думаю, что

амфибий занимало мое щекотливое положение. Им хватало своих забот. А вот Макс и

штабные офицеры смотрели на меня с искренним любопытством. То же был вынужден

делать и Гость, поскольку Макс, развернувшись ко мне сам, развернул и его.

     —  Что за ахинею нес этот старикан? — удивленно спросил киборг.

     —  Вик. Вик ему эту чушь напел, — чтобы избежать дальнейших расспросов и

смерти от рук клайров или своих соратников, мне следовало действовать, — парень

обиделся, что я выступал против него свидетелем в трибунале.

     Макс хитро прищурился, но кивнул. Остальные десантники, приняв мою версию

без раздумий, обеспокоенно уставились на экраны. Гость мне не поверил. Он

попытался извернуться в руках Макса и заглянуть в мои глаза, но киборг не

дремал. Он прижал нож к горлу кочевника покрепче и предложил:

      — Летим на Землю, шеф. Нас поджарят здесь, как куропаток, а расколдовать

народонаселение в таком аппетитном состоянии не удастся Верно, кочевник?

     —  Я с вами совершенно согласен, — Гость судорожно сглотнул, — раз обещал,

надо выполнять...

     —  Штаны у него проверь, Максим Палыч, — усмехнулся стоящий неподалеку

Гусев.

     —  Слушай, Гусев, внимательно, — я отошел к двери, косясь на спешно

готовящихся к космическому бою кочевников, — сейчас все люди переходят на

челнок, а ты с ребятами идешь последним и прикрываешь их отход. К бою с флотом

готовятся пилоты, остальные «морячки» пойдут за вами, как только отвернетесь.

Главное, запомни, надо доставить в укромное место Гостя! Если потребуется,

завалите его своими телами, но на Землю опустите в целости и сохранности. Я

отстану минут на десять. Если меня не дождетесь, стартуйте, командовать будет

Кровицкий. Понял?

     —  Понял. А вы-то куда?

     — В лазарет. Дай мне двоих. Там ведь наши раненые остались, забыл?

     —  Какие наши? Кравченко? С рукой простреленной? Так он уже здесь...

     —  Наши, Гусев, отныне, все, кто родился на Земле Независимо от страны.

Уловил?

      — Так точно, — прапорщик немного смутился. — Разрешите, я с вами штабных

пошлю? Чтобы сработанные «связки» не разбивать. В бою это важно

      — Согласен, — я пожал ему руку, — с Богом!

     К старту я успел.

     Гостя привязали к удобному креслу, а рядом с ним посадили двоих

десантников.

     —  Оберегайте его, как маму, — наказал Макс, — взлетаем, командир?

     —  Нет, — ответил я, — но шлюз открой.

      — Хочешь дождаться начала заварушки?

     —  Угадал. Мне почему-то кажется, что клайры от меня не отстанут. Но в бою

им будет не до погони, и мы сможем без приключений хотя бы войти в атмосферу.

      — Рано или поздно они все равно начнут преследование.

     —  Лучше поздно.

     —  Согласен Лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным. Ладно, я —

в кабину.

     Первый же залп клайров так тряхнул звездолет, что Макс запустил двигатель

без моей команды. Кочевники смогли ответить огнем лишь пяти из тридцати

имевшихся пушек Макс поднял челнок над палубой и выжал из кораблика все, на что

тот был способен, прямо со старта. Мы стремительно вошли в верхние слои

атмосферы Нас сопровождали обломки левой половины корпуса гибнущего звездолета

кочевников...

     20

     Н-ск. Вчера. Семнадцать часов после первой высадки десанта

     Челнок плюхнулся примерно туда, откуда взлетал. Макс выпрыгнул из кабины и

поклонился.

     —  Не той системы посудина, но посадочка вышла мягкая, согласны?

     —  Руки у тебя не той системы, — буркнул я, подхватывая Гостя под локоть, —

все наружу, быстро!

     —  Что за спешка, доктор? — Макс потянулся. — Дай людям прийти в себя

      — Некогда, — я осмотрел салон, — клайры на хвосте.

     В сумеречном небе светился десяток ярких точек падающих вниз штурмовиков.

Все транспорты кочевников находились на Земле. Логика подсказывала, что

снижаются клайры. Посланные в погоню за мной.

     Скверно. Хуже не бывает

     От студии к нам бежали солдаты во главе с Жильбером.

     —  Стефания! — заорал я — Вызывай истребители! Скажи им, что Гость в

опасности!

     Стефания, бежавшая следом за французом, остановилась и, скинув с плеча

рацию, начала вызывать самолеты. Мы галопом понеслись к телевышке, стараясь уйти

подальше от будущей зоны поражения. Первый проход штурмовиков над челноком

принес массу огня и взрывов. Мы попадали на землю и замерли. С телевышки

рявкнули установленные нами накануне пушки. Штурмовики ушли за горизонт и

вернулись спустя несколько секунд. Их вторая атака была более эффективной. Наш

челнок приподнялся и, вспыхнув, упал на землю, разваливаясь на куски. Двоих

штабистов, не успевших отойти на безопасное расстояние, подхватило взрывной

волной и швырнуло на подожженный самолетами грузовик. Пушки, бьющие со станции,

надрывались, раскаляясь до бела, но по самолетам клайров не попадали. Вдруг

из-за дома в небо взвилась легкая ракета. «Стингер» — с надеждой выдохнул

кто-то. Догнать штурмовики ракете просто не удалось. Зато навстречу им

выпорхнуло три десятка самолетов амфибий. Завязавшийся воздушный бой поражал

головокружительностью скоростей. Самолеты мелькали, как взбесившиеся колибри.

Десантники поднялись с земли и смотрели на мельтешню истребителей, не понимая,

где чьи машины.

     На фоне этого спектакля никто, кроме меня, не заметил, как в районе моста

приземлился большой десантный транспорт. Вот в чем ущербность Дара амфибий — ПВО

землян воспринимает любой прилетающий из космоса объект как дружественный.

Клайрам серьезно повезло. Я отвел в сторону Макса и Орлова.

     —  У реки высаживается клайрский десант. Удержать телецентр мы не сможем,

да и не нужен он нам, но прикрыть отступление можно, только изобразив

героическую оборону этой вышки. Согласны?

     —  Разреши мне, — Макс взял меня за руку, — дольше всех удержать позицию

смогу только я.

     —  Эй, капитан, ты конечно смельчак, но почему такая уверенность? —

вспыхнул Орлов.

     —  У него есть на то веские причины, Сережа, — поддержал Макса я.

     —  Все загадки у вас какие-то. Шахрин вот тоже о нем так туманно отзывался,

что умереть можно от любопытства.

     —  Я тебе все расскажу в подробностях, обещаю. Только в безопасном месте.

     Нашу беседу прервали вспышки винтовок вынырнувшего из-за угла авангарда

клайров. В грохоте взрывов воздушного боя никто не услышал тяжелого топота

клайрских десантных ботинок. Воины Галактики демонстрировали машинную скорость

реакции и точность стрельбы. Первым погиб француз. Через несколько секунд по их

сторону силового ограждения телецентра в живых не осталось никого. Офицеры, что

несли раненых, не успели оглянуться, как упали с простреленными затылками на

горящие носилки Чена и Дуэро. Волкофф, очнувшийся от обезболивающего на челноке

и уже «перевоспитанный» Гостем в обратную сторону, как и все другие, пятился,

отстреливаясь, пока Смит не выглянул из ворот и не втащил его рывком внутрь

ограждения. Нас с Гостем и Орловым буквально перебросили через верхний край

трехметровой ограды парни из команды Гусева. До ворот успели добежать еще

Стефания и трое штабистов, в том числе командующий бригадой. Как только они

пересекли безопасную линию, невидимый оператор включил энергию на этом участке,

и силовой периметр замкнулся. Дольше всех отстреливались Гусев и Макс. Они даже

заставили клайров остановится, но через мгновение прапорщик лишился винтовки

вместе с обеими руками, а Макс, убедившись, что спасены все, кого возможно было

спасти, незатейливым прыжком перемахнул через ограждение и присоединился к нам.

Орлов хотел было его о чем-то спросить, но махнул рукой и втолкнул Гостя внутрь

здания.

     —  Минут через пять, максимум десять, они влезут на окружающие дома и

начнут «поливать» с крыш, — сказал я, — потом нащупают приборами, где находится

генератор силового поля, и врежут по нему ракетой. На этом оборона центра

закончится. С их боевой подготовкой не сравнится никакая другая в Галактике,

поэтому рукопашный бой исключается. Какие будут варианты?

     —  Прорываться, — убежденно сказал Орлов. — Сидеть и ждать, пока придет

дядя и перережет мне глотку, я не готов.

     —  Они стреляют без промаха с любого расстояния, Далеко нам не уйти,

-возразил я.

     —  Я тоже умею стрелять, — резко ответил Сергей. — Та жуткая винтовка, что

была у Андрея, здесь?

     — Вот, — я достал из шкафа две «зенитки». — Она и еще та, из которой

подстрелили твоего китайца.

     —  Сделаем так, — Сергей говорил уверенно, словно все давно и тщательно

обдумал, — все, включая Гостя, наденут боевые костюмы и шлемы. Если есть шанс,

что кого-то клайрам приказано взять живым, — мы его используем, обезличив себя

униформой. Ваши винтовки должны палить без передышки, во все стороны. Мы с

Максимом останемся здесь до последнего момента и будем с высоты прикрывать ваш

отход из этих вот «базук». Как только вырвитесь из кольца, рассыпайтесь в

стороны и бегите подальше и побыстрее. Места встречи я вам не дам, на случай

плена. Но не беспокойтесь, наши друзья вас рано или поздно найдут. Они, в

отличие от клайров, местность знают.

     —  Есть поправка, — выслушав Сергея, сказал я. — Гостя надо доставить в

бункер Шахрина сразу, а не «рано или поздно». Дорогу туда знаешь только ты, так

что здесь останутся Кровицкий и я.

     —  Нет, доктор, — возразил из угла угрюмый Волкофф. — Стреляете вы, прямо

скажем, слабовато. Здесь должен остаться снайпер. А учитывая размеры винтовок,

снайпер покрепче.

     —  А как же ваше плечо?

     Немец покосился на Макса. Тот улыбнулся и придал лицу выражение «с кем не

бывает?»

      — Уколите еще разок, и я его совсем перестану чувствовать, а в какое плечо

приклад упереть, мне без разницы. Все равно попаду. Я вообще скрытый левша.

Короче, колите, доктор, и мотайте отсюда!

     Обер-лейтенанту было больно, это я видел, но переубедить человека,

решившего героически погибнуть, причем решившего окончательно и бесповоротно, я

не мог. Да и не хотел. Не сегодня, так позже парень закончит свой жизненный путь

именно так, как собирается это сделать сейчас. Есть особая категория солдат,

воюющих только для того, чтобы умереть со славой. В гражданской жизни они до

посинения стоят на перилах моста, ожидая вертолетов с телевидением, прежде чем

броситься вниз. На войне времени ждать просто нет. Шанс совершить подвиг, как ни

парадоксально, выпадает редко, а смерть от шальной пули — часто.

     —  Хорошо, — сказал я, — только из окна друг друга больше не выбрасывайте.

     Из лазарета послышался вздох облегчения. Женя? Волнуется, как бы я не

остался? Только юных поклонниц мне не хватало в боевой обстановке. Деваться,

правда, некуда.

     —  Не вижу смысла, — буркнул немец, — он же не разбивается.

     Чувство юмора на месте, значит, боевой дух пока не улетучился. Выдержит,

крестоносец.

     —  Макс, прорежь из пушек, что на вышке, проход в позициях Воинов, а потом

начинай снайперскую стрельбу.

     —  Хорошо, только вы сами не попадите под орудийный огонь...

     —  Неучи...

     Как только пушки прорезали грунт и укрытия залегших клайров двумя

параллельными цепочками огня, мы нестройным клином побежали по огненному

коридору прочь от телецентра. Пока Воины из мощных винтовок срезали с вышки наши

орудия, мы успели промчаться метров тридцать, затем начался кошмар. Макс и

Волкофф били с вышки, как хорошие часы, почти без лишних пауз. Не понятно, когда

они успевали менять позиции, но клайры в них попасть пока не могли. Наше

положение было более опасным для здоровья. Мы бежали, спотыкаясь о рытвины,

оставленные выстрелами штурмовиков, и судорожно сжимали спусковые кнопки

винтовок, сжигая все справа и слева от себя. Воинов наше поведение не испугало.

Они отвечали точными импульсами, стреляя в полусекундных промежутках, когда

очередной десантник спотыкался и луч его винтовки уходил в землю или небо. Через

сто метров нас стало вдвое меньше. Мы с Гостем и Сергеем бежали в окружении

десятка Максимовых подчиненных, которые в прямом смысле закрывали нас собой,

принимая предназначенные нам импульсы. С такими солдатами можно воевать и против

клайров. Я пообещал себе пересмотреть теорию о стремлении некоторых солдат к

славной гибели как разновидности склонности к самоубийству. Сейчас десантников

подстегивал наивысший из вариантов азарта — азарт игры со смертью. Наши винтовки

настолько проионизировали воздух, что стало трудно дышать. Я включил фильтр и

приказал сделать это остальным. Кто не выполнил приказ, стало ясно через

мгновение. Клайры прекратили лазерный огонь, окутав нас облаком отравляющего

вещества. Двое десантников, корчась, упали на землю. Мы продолжали стрелять,

вслепую продвигаясь к заветному переулку, после которого начинались разветвления

улиц и лабиринты старых двориков. Один из наших снайперов, похоже, замолчал. Я

догадывался, кто. Жаль немца. Он был занудой, конечно, но как солдат стоил двух.

     Последним препятствием на пути нашей ужавшейся втрое группы был примерно

полувзвод закованных в тяжелые противолучевые доспехи Воинов. Они стояли в

полный рост, перегораживая собой всю улочку. Для очистки совести мы выстрелили,

но безрезультатно Клайры направили на нас оружие, однако не стреляли. Мы сбавили

темп, приближаясь к живой стене уже ша­гом. Я заметил, что Сергей достал из

ножен «финку» и его примеру последовали все остальные, кроме Стефании Тяжело

дыша, она без конца повторяла в эфир одну и ту же фразу. Начиная с момента

нашего окружения, девушка не прикоснулась к оружию. Я приказал ей вызывать

открытым текстом Шахрина. Ждать рассвета уже не было необходимости. Поддержка

спецназа требовалась именно сейчас.

     До Воинов оставалось метров двадцать, когда откуда-то справа, из темноты

узкой улочки, грохнул дружный залп. Судя по звуку, это были те самые «зенитки»,

что раздавал своим «чертям» Шахрин. Оставшиеся в живых клайры мгновенно

развернулись и выстрелили в ответ. Мы замерли на месте Орлов хотел

воспользоваться ситуацией и броситься на Воинов, но я поймал его за воротник и

грубо осадил. В ту же секунду слева прозвучал залп, аналогичный предыдущему Он

почти добил остатки полувзвода, а несколько беглых выстрелов сделали это

окончательно.

     —  Рассредоточиться! — взревел Орлов. — Уходите быстро! На восток. Все

держите направление на восток!

     Мы с Гостем, Сергеем, Женей и Стефанией, от взвода Орлова осталась в живых

только она, метнулись влево, туда, откуда стреляли спецназовцы.

     —  Сюда, — негромко сказал один из стрелков, выглядывая из окошка

полуподвала.

     Втолкнув в сырую тьму Гостя, девушек и Сергея, я оглянулся. В небе все еще

кружили в яростной схватке самолеты, а с вышки телецентра одиноко постукивали

выстрелы пороховой винтовки. Дым пожаров окутывал панельные пятиэтажки и

деревянные сараи. В остатках отравляющего облака корчился бродячий пес.

Поваленные тополя и клены ворвались внутрь квартир, выбив при падении окна. Из

подъезда осторожно выглянул местный житель, и сразу же, вскрывая штукатурку

рядом с дверью, зашипел боевой лазер. Клайры прочесывали местность. Я вполне

допускал, что настроение у них было не самое благодушное.

     —  Алексей, идем! — Сергей дернул меня за рукав. Я пригнулся и спрыгнул в

подвал, который на поверку оказался служебным входом в метро.

     20

     Северо-восток. Вчера. Двадцать часов после первой высадки

     Стеф вышла из душа, закутавшись в широкое полотенце.

     —  Моя очередь, — сказал Сергей и направился в наполненную паром ванную

комнату.

     Чтобы расселить всех прибывших по отдельным комнатам, места в

Стратегическом Центре не хватало, и я делил «номер» с Сергеем, медсестрой Женей,

Стефанией и заочно с Максом. В том, что хитрый киборг успел удрать, я почти не

сомневался. Двусмысленность такого состава проживающих никого не волновала.

Слишком тяжелым было наше положение во вспыхнувшем конфликте с клайрами, чтобы

думать о личной жизни.

     «Антиречь» Гостя уже записали и пустили по экстренной системе вещания на

доступные спутники. Кроме того, Шахрин отправил во все известные зоны высадки

курьеров с записью речи на видеодисках Проблема вторжения амфибий была решена.

Оставалась проблема вторжения клайров.

     После горячей ванны, плотного ужина и большой кружки крепчайшего чая

рассуждать стало легче. Я полулежал в кожаном кресле, просматривая сводки с мест

высадки остальных подразделений бригады. На подлокотнике, вытирая полотенцем

мокрые волосы, примостилась Женя. Она и во время полета не отходила от меня ни

на шаг, а после кровавого прорыва окружения вообще стала моей тенью.

     Сейчас уже было ясно, как божий день, что затея кочевников могла увенчаться

успехом только через моря пролитой крови. Проекторы Внушения на сто процентов

выполнили свою задачу только в наиболее развитых странах. Там, где к телевидению

относились более прохладно, десантники сталкивались с серьезным сопротивлением.

Сигнал к отмене операции, снявший значительную часть внушения амфибий, поразил и

личный состав сил вторжения, и попавших под влияние Дара граждан, как гром среди

ясного неба. Почти весь мир был повержен в глубокий шок.

     Десант клайров, как оказалось, высадился только в Н-ске. Это наводило на

грустные размышления. Зная упорство клайров в деле выполнения приказов

начальства, можно было уверенно сказать, что пока живы Гость и я, Воины с

планеты не уйдут. С другой стороны, у меня было подозрение, что Великий Адмирал

пошел ва-банк. Смыть позор лучше всего кровью. Конечно же, не своей, что за

бредовые предложения? Вполне подойдет кровь нанесшего оскорбление врага. «Вот

вам голова дерзкого кочевника, а вот, в довесок, голова предателя! Да, я нарушил

карантин, но простая пограничная служба входит в обязанности Флота как

второстепенная задача! Первейшая обязанность крейсеров — уничтожать лазутчиков,

где бы они ни появились!» Приоритеты расставлены, и Адмирал снова на коне.

Сейчас не меньше нескольких тысяч Воинов прочесывают окрестности города, вербуют

информаторов, внимательно прослушивают радиопередачи, допрашивают свидетелей и

все такое. Когда-то они непременно доберутся сюда. А если учесть, что помешать

им никто не в состоянии, то не «когда-то», а очень скоро

     Пока не случилось непоправимого, мы можем подпортить Адмиралу аппетит,

опередив его на шаг, — доложив Совету Галактики о вмешательстве ударной эскадры

во внутренние дела Земли. Теоретически. Практически нам сделать это удастся лишь

через три дня, когда, если я не ошибся в расчетах, прилетит «Призрак» Хозяина.

Как тяжело без разведбота! В том виде Макс был скучнее, но гораздо полезнее. Так

вот, продержимся мы три дня или нет?

     Чистый и румяный Орлов плюхнулся в кресло напротив и, наливая себе чай,

спросил.

     — О чем задумался, доктор? Знаешь, я заметил, что когда ты так напряженно

размышляешь, следует ждать крупных неприятностей.

     —  Причем в течение часа, — добавила Стефания, натягивая облегающий свитер.

— Давай, я тебя отвлеку. Ребята тогда хотя бы выспятся

     Она озорно взглянула на ревниво покосившуюся Женю и добавила:

      — Впрочем, парни на корабле и так все бока отлежали. Пусть бодрствуют.

     Женя улыбнулась, но тему развивать не стала. Все устали не на шутку. Очень

бы не хотелось получить подтверждение правоты слов Сергея и Стефании. Пара часов

отдыха нам была жизненно необходима.

     Интерком ожил спустя три часа. Я подскочил на сетчатой койке и нажал

кнопку.

     —  Слушаю.

     —  Подъем, зеленый человечек, твой робот прибыл, — бодро произнес Шахрин, —

ползи в кабинет.

     —  Народ будить?

     —  Нет, пока ничего страшного не произошло. Я укрыл беспокойно

разметавшуюся на соседней кровати Женю и, стараясь не шуметь, выскользнул в

коридор.

     Макс потерял правую руку по локоть. В левом подреберье зияла оплавленная

дыра. Он сидел тем не менее улыбаясь и оживленно рассказывал о своих

похождени­ях. Увидев меня, вскочил и попытался обнять грязной культей. Я хлопнул

его по спине и спросил:

      — Жарко было, Максик?

     —  Не то слово, начальник! Но мне все удалось, как видишь.

     —  Он явился с тем назойливым обер-лейтенантом на плече и тремя

потерявшимися десантниками в качестве эскорта, — пояснил Шахрин. — Герой...

     —  Моя школа, — я рассмеялся, — немец живой?

     — Конечно. — Макс кивнул. — Ох и тяжелый, зараза! Чуть все моторы не

спалил, пока нес.

     —  Ты о главном расскажи, — посоветовал Шахрин.

     —  А, да, конечно... Помнишь, начальник, того туповатого клайра, что сдал

тебя Адмиралу?

     —  Вика?

     —  Да. А подружку его?

     —  Анну? Ее трудно забыть.

     —  Так вот, я не думал, что это существенно, пока не увидел Вика на экране.

Потом, правда, тоже не думал — было не до того. Но сейчас сопоставил...

     —  Макс, — резко перебил я киборга, — не тяни!

      — На «Призраке» Хозяина в последний раз был новый пилот...

     —  Анна?!

     —  Она самая. Не знаю, как это может нам помочь, но ты же специалист по

поиску интуитивных решений. Что говорит тебе в связи с этим шестое чувство?

     Я в раздумий походил по кабинету и, усевшись на свободный стул, сказал:

      — Я сдаюсь клайрам.

     На минуту в кабинете воцарилась та же мертвая тишина, что и в рубке

звездолета после заявления Адмирала.

     —  Лучше отдать Гостя, он нам больше не нужен, — осторожно предложил

Шахрин.

     —  Совершенно верно, мы пойдем с ним вдвоем. План вкратце такой...

     21

     Н-ск — Флагман Мобильного Флота клайров. Звездолет Совета. Сегодня

     Чутье может подвести, лишь когда его нет. С другой стороны, чем больше

знаешь, тем лучше оно работает. Стоит построить даже неполную логическую цепь из

достоверных фактов, как решение приходит, перескочив последние этапы, в виде

озарения. В чистом же виде для человека ни логика, ни интуиция не приемлемы.

Только их компромисс может служить мостиком, ведущим к правильному ответу

     Клайры. Я знал о них многое, профессия обязывала. Строя свои рассуждения на

множестве нюансов их психологии, обычаев и законов, я пришел к единственно

возможному выводу. Сдаться. Иначе Воины перевернут вверх дном не только Н-ск и

прилегающие к нему поселки, но и добьются полного снятия изоляции с планеты.

Интервенция Галактических Сил обернется кошмаром для всей Земли, в сравнении с

которым попытка вторжения со стороны амфибий будет выглядеть детской забавой.

Гордость Воина неприкосновенна даже для Хозяев. Долг перед нацией выше всех

предрассудков отсталых народов. Итог войны — победа. Другого они не знают.

Сдавшись, я спасу множество людей. Да пусть одного-двух, разве мало и этого?

     Риск, конечно, велик, но клайры ни за что не отступят от принципов. Меня в

запале не казнят и не упрячут навеки куда-нибудь в подвалы Грунмара. Им нужен

показательный процесс над нарушителями Галактических Законов как оправдание

собственных действий. Дождавшись корабля Совета Галактики, они торжественно

передадут меня и Гостя в щупальца правосудия, а сами вернутся к выполнению своих

обязанностей — пограничной службе вокруг карантинной зоны. Вот здесь и вступает

в действие поправка к их моральному кодексу — Анна. Что может быть наихудшим

наказанием для сознательного члена высокоорганизованного общества? Что может

считаться самым позорным? Низшей точкой падения, социальным дном?

     Изгнание. Клайры не нуждаются в тюрьмах и смертной казни, потому, что,

изгоняя своего родича из общества, они лишают его имени, возможности гордиться

своим происхождением и выполнять вместе со всеми Великий Долг. Для Воина это в

сто раз хуже смерти. Анна служила теперь у Хозяина, а означать такой поворот мог

лишь то, что клайры ее отвергли. Наверное, такова была цена ошибки, допущенной

Флотской Разведкой на Земле пять месяцев назад, и, чтобы спасти свой престиж,

Великий Адмирал решил пожертвовать «пешкой». Трибунал потребовал сурового

наказания, и Адмирал был вынужден согласиться. Одного агента ему удалось

отстоять, а двух — уже нет. Виком, конечно, следовало жертвовать, а не Анной, но

что сделано, то сделано.

     Поправка к моральному кодексу заключена не в этом. Пусть и униженный, клайр

остается клайром. Если он силен духом и в состоянии пережить падение. Анна,

похоже, пережила. Теперь, работая на Хозяина, она будет выполнять свои

обязанности втрое лучше, чем прежде, но в Планетарной Разведке нет жестких рамок

Долга. Будь они, разведка развалилась бы в первый же день. Мы не следуем догмам,

а соблюдаем одно-единственное условие — целесообразность. Имеет значение только

результат, который обязан отвечать принципу — «разум равноправен» Принцип для

Галактики почти революционный. Наблюдать, подсказывать, оберегать от таких

напастей, как «жабы». Уважать даже стремление к самоуничтожению (до

определенного момента, конечно). Вот его суть. «Как можно приравнять разум

человека к высшему разуму Хозяина или клайра? Дети не могут быть равны взрослым!

Тем более такие беспризорники, как земляне! Надо же, «разум равноправен»!» Узнай

о таком вольном трактовании «Закона о Долге перед Галактикой» Совет, нашу службу

прикрыли бы с большим скандалом. Но Хозяин пустил в ход свои загадочные связи в

высших сферах, и Планетарная Разведка вышла из-под контроля досточтимого Совета.

     Теперь возьмите заорганизованного клайра и поместите его в очажок свободы

действий — Планетарную Разведку. Хватит у пресловутого «Высшего Разума»

соображения, как ему жить в условиях невыносимой самостоятельности и отсутствия

руководства? Месяц на адаптацию к свободе — это много или мало после ста

двадцати лет выполнения чьих-то приказов? Я для Анны не просто начальство. Я еще

и единственный знакомый и не отвернувшийся от нее человек. Сейчас уже не важно,

что именно я давал в трибунале свидетельские показания. Одиночество притупляет

обиду. К тому же я кусочек той старой жизни, иллюзия надежды на перемены в

обратную сторону. Она не станет размышлять над правомочностью моего приказа.

Слишком трудно ей привыкать к новой жизни и новым правилам игры. А приказал я

ей, через Макса, воплотить в жизнь один незатейливый план. Прежде всего, ей

следовало связаться с флотом кочевников...

     ... Я шел по обожженному асфальту к развалинам телецентра. Гость ковылял

чуть позади. Из-за угла ближайшего дома вышли двое Воинов и, взяв винтовки

наперевес, побрели рядом. Десантный транспорт клайров стоял прямо на площади.

Овальная дверь в его борту отъехала в сторону, и на землю спрыгнул «дружище

Вик». Сейчас нас свяжут, поднимут на звездолет, и нам останется только молчать

на допросах, ожидая прибытия корабля Совета, который доставит нас в трибунал...

     Корабль Совета оказался довольно просторным и комфортабельным. После трех

дней пребывания в карцере флагмана мягкие кресла воспринимались как

невообразимая роскошь. Нас усадили в одну из лож кают-компании, чтобы мы весь

полет оставались на виду. Руки и ноги были свободны, и разрешалось даже

вставать, ходить в туалет, наливать себе напитки, но все в пределах отведенного

помещения и под присмотром бдительного Вика. Он был назначен нашим

сопровождающим до самой Метрополии.

     —  Да ты не переживай, Витек, не сбежим, — я насмешливо взглянул на Воина,

— куда отсюда улизнешь? Космос же вокруг.

     —  От тебя всего можно ожидать, — лениво ответил Вик, прикасаясь к кобуре.

     Мы были уже достаточно далеко от дрейфующего Флота. До Базы оставалось

лететь часов десять. Я устроился в кресле поудобнее и сделал вид, что собираюсь

вздремнуть. Гость не отходил от синтезатора, литрами поглощая Напиток Бодрости.

Для него на корабле было суховато. Воин прогуливался по помещению,

перебрасываясь короткими фразами с проходящими через кают-компанию членами

экипажа. Я посмотрел на часы. Пора бы начаться первой фазе моего плана.

     Словно в ответ на мои мысли по кораблю разнесся резкий сигнал боевой

тревоги. Вик подбежал к дисплею и ткнул в него пальцем. К кораблю Совета

стремительно неслись два десятка тяжелых истребителей кочевни­ков. Их силуэты на

голубом фоне экрана быстро росли.

     —  Твоя работа? — зло щурясь, спросил клайр.

     —  Да ты что, спятил? — я придал своему лицу невиннейшее выражение. — Для

таких фокусов я не укомплектован. Наверное, лазутчики. Случайность.

     Гость оторвался от напитка и криво улыбнулся. Не поверил, головастик. Ну и

ладно, его мнение сейчас значения не имеет.

     Истребители выполнили боевой разворот и открыли беглый огонь. Стреляли они

только по двигателям. Это означало, что рассчитал я все верно. Анна выполнила

приказ, и скоро начнется вторая фаза разработанной мной операции. Корабль

сотрясался от множества прямых попаданий. Его броня начала сдавать. Вот зазвенел

колокольчик прорыва силового поля и следом взвыла сирена, возвещая о

разгерметизации какого-то отсека. Мимо нас пробежали трое клайров в скафандрах.

Колокольчик зазвенел во второй раз, потом в третий. Не перестарались бы,

земноводные. На экране стало видно, что истребители перенесли, как я и

предполагал, огонь на рубку.

     —  Надевайте, — Вик бросил нам с Гостем легкие скафандры.

     Мы не стали возражать и натянули предложенные костюмы с максимальной

быстротой. Два истребителя подошли к кораблю вплотную и выплюнули в сторону

пробоин гофрированные шланги метрового диаметра. Эти «аварийные трапы»

приклеились к рубке и корме, рядом с двигателями. Дело шло к абордажу.

     —  Сидите здесь, — крикнул по радио Вик и, активировав пистолет, бросился

на мостик.

     Едва он выбежал, мы с Гостем вскочили и понеслись на ют гибнущего корабля.

Два основных отсека были наглухо задраены, там трудились роботы-ремонтники.

Третий пока держался, но долго это продолжаться не могло. «Аварийный трап»

протянулся к корме и должен был присосаться где-то за одной из этих трех дверей.

Вот стальная дверь в первое помещение выгнулась и с треском порвалась пополам,

как лист тонкого пластика. В образовавшийся проход шагнул рослый ко­чевник. Он

взял Гостя за плечо и, прикоснувшись своим шлемом к его лицевому стеклу, на

секунду замер. Нет, это не был эквивалент поцелуя после долгой разлуки. Амфибии

что-то обсуждали без помощи радио. Закончив беседу, Гость нырнул во вскрытый

отсек, а солдат поднял оружие на уровень моей груди и выстре­лил.

     Моему любимому Максику снова досталось. Появившись из соседней каюты за миг

до выстрела, он успел заслонить меня собой. Импульс вырвал его покалеченную руку

из плеча и повалил нас обоих в глубь второго отсека. Кочевник прыгнул за нами,

но его отбросил выстрел притаившейся у пробоины Анны. Мы через брешь запрыгнули

в шлюз пристыкованного к кораблю Совета хозяйского «Призрака» и задраили люк.

Курьер стартовал одновременно с финальным залпом амфибий. Корабль Совета

развалился на уродливые части, которые, медленно вращаясь, поплыли в чернеющее

пространство.

     —  Сработали как часы! — хвастливо заявил Макс, обследуя свои повреждения.

— Пусть теперь Совет Галактики ищет тебя среди кочевников. Караван-другой, по

триста тысяч кораблей каждый, обыщут и бросят это дело. Раз отбили кочевники

предводителя и шпиона, значит, черт с ними. Через год о тебе вообще забудут.

     —  Спасибо, ребята, — сказал я, усаживаясь перед пультом, — спасибо, что

спасли.

     —  Ты сам себя спас, — Макс взмахнул оставшейся рукой, — я — твой

разведбот, Анна — связной. Мы одна команда, и в этом все дело.

     Анна молчала.

     —  Мне очень жаль, что тебя изгнали, — искренне посочувствовал я девушке.

     Она кивнула и, проглотив слезы, произнесла:

      — Хозяин приказал вам вернуться на Землю и затаиться на пару лет.

Понадобитесь — я прилечу. Наблюдайте, как и раньше, только больше не

вмешивайтесь.

     —  Так он знал о плане моего освобождения?

     —  Конечно, — Анна слабо улыбнулась, — я же клайр, Алекс, и без приказа

ничего сделать не способна.

     Вот так! Чутье не подвело, хотя логические построения были ошибочны

изначально. Придется на будущее это учесть.

     —  Что ж, раз Хозяин отправляет нас в отпуск, летим, — я покосился на

изувеченного Макса, — корпус бы тебе сменить.

     —  На женский?

     —  На целый.

     —  В трюме стоит подарок, — вмешалась Анна, — Хозяин вам в качестве

компенсации презентовал. Без гиперпередатчика, правда, для конспирации...

     —  Неужто разведбот?! — шепотом спросил Макс.

     —  Он самый.

      «Призрак» мягко опустился на краю леса, в сотне метров от Стратегического

Центра Шахрина. В закатных лучах молодая трава отсвечивала золотом. Высоко в

небе клубились облачные полосы инверсионного следа. Словно пародируя клайров,

оглушительно чирикали птицы. В стене Центра открылась калитка, и оттуда выбежала

светловолосая девушка. Анна отвлеклась от выгрузки разведбота и пристально

посмотрела на приближающуюся фигурку. Я, глядя против солнца, никак не мог

разобрать, кто это. Впрочем, кто, кроме Жени? Следом за ней бежал и Орлов,

Шахрин и все остальные обитатели тайного убежища.

     —  Ты так и не смог стать одним из нас, — спокойно произнесла Анна, — хотя,

может быть, это и к лучшему. Ты, по крайней мере, остался одним из них.

     Женя повисла на моей шее, сотрясаясь в рыданиях.

     —  И так... все время, пока... тебя не было... — указал на нее запыхавшийся

Орлов, сжимая мою руку, — больше без нее не улетай, а то на жидкость изойдет

девчонка.

     —  Не улечу, — соврал я и ласково погладил Женю по голове.

     22

     Северо-восток. Через два года  

     —  На такой скорости, конечно, так низко летать не стоит, но если очень

хочется... — я прижал разведбот к самому асфальту.

     —  Эй, эй, Шумахер, хватит экспериментировать, — Макс недовольно фыркнул и

приподнял аппарат на метр повыше, — все нервы курсанту перепортишь.

     —  Дай насладиться экзотическими ощущениями, — возразил ему Сергей.

     —  Ты, стажер, пока права голоса не имеешь. Хочешь экзотики, попроси

Шахрина, он тебе какую-нибудь турпоездку организует в два счета. Или давай к

Луне слетаем.

     —  С космонавтикой я временно завязал, — усмехнулся Сергей.

     —  Это же временно...

     —  Тихо, — потребовал я и поднял разведбот на высоту птичьего полета, чтобы

осмотреться, — Макс, ты ничего не замечаешь?

     —  Тепло сегодня...

     —  Я не об этом. Вон там, на востоке...

     —  Ах, это... Это «Призрак» садится. Я уже пять минут, как его позывные

принял. Мы туда и летим.

     —  Что же ты молчишь?

     —  Не хочу портить вам последние часы на Земле.

     —  Ты что, нам яду в кофе подсыпал? — с иронией спросил Сергей.

     —  Нет, просто Анна передает, что нас перебрасывают на Иго, есть такая

планетка у самого Рубежа. Вместе со стажером.

     Сергей радостно вскрикнул, а я вздохнул. Отпуск кончился. Нас снова звал

Великий Долг.

     Часть 2

     АНАБИОЗ

     Анабиоз — состояние организма, при котором жизненные процессы резко

замедляются, что способствует его выживанию в неблагоприятных условиях

     СЭС 1989 г.

     Пролог

     Пространство снаружи от Рубежа. Караван Кочующих Детей Воды. Через десять

лет

     — Планета совершила десять оборотов вокруг своей звезды с тех пор, как я

там побывал. Довольно испорченное общество: никакого чувства родства, постоянные

конфликты. Они не употребляют друг друга в пищу, но охотятся почти всегда. Часто

целые стада, так называемые страны, переходят на территорию соседей и устраивают

грандиозные заготовки свежей белковой массы. Представляете, сотни тысяч туш за

короткий сезон, и ни одна не используется по прямому назначению? — Гость

отхлебнул из серебряной чаши синий напиток и удовлетворенно причмокнул.

     —  Их консервируют? — вызванный Господином Каравана Лучший Ученик понимающе

кивнул.

     По традиции Господин представлял всем важным гостям Каравана лучших из

подрастающего поколения, чтобы посетители могли воочию убедиться, насколько

далек момент вырождения местного народа, а значит — насколько может быть силен

кочующий в межзвездном пространстве Караван во время захвата планеты, если такой

шанс ему вдруг выпадет.

     Здесь, за Рубежом Исследованных Миров и Населенных Галактик, планет было

чертовски мало.

     —  Вовсе нет, они их закапывают или сжигают, — Гость улыбнулся, обнажив два

ряда острых зубов, и подмигнул напряженно слушавшему их беседу Господину.

     —  Так они травоядные? — Вопрос был логичен, и Господин немного

расслабился. Ученик не подводил.

     —  Снова нет, —  Гость опять улыбнулся. — Большинство с энтузиазмом

относится к термически обработанному животному белку, и ради его ежедневного

пожирания часть населения занимается разведением пленных. Вернее, это не совсем

разведение пленных, потому что неизвестно, когда и в каких войнах были захвачены

предки поедаемых.  А если судить по опыту текущих конфликтов, в которых никого

не съедают, то...

     —  Богатая планета, если они позволяют себе такие жесты. В нашей истории

нечто подобное однажды отмечалось. Помните колонизацию номер семьсот четыре?

Тогда у Каравана было столько еды, что ненадолго установили запрет на

близкородственные дуэли, а наиболее чуждых по белковому составу пленных не ели,

а консервировали в слабых растворах кислот. — Ученик прямо светился, гордясь

своими знаниями. — Да, интересная мишень, но почему вы не проложили к ней

маршрут Каравана?

     —  Потому что именно тогда нас вынудили временно отступить за Рубеж

Исследованных Миров вероломные клайры Мы найти эту планету уже после Второй

Великой Битвы.

     —  Когда свели победу превосходящих сил Флота клайров на нет, нанеся им

сильнейший урон! — Ученик торжественно поднял руки и запрокинул голову, как бы

воздавая хвалу Великому Космосу за помощь в той битве.

     — Тебя все же плохо учили в школе! Во-первых, ты меня перебил, а во-вторых,

никакого урона мы не наносили. Клайры и Хозяева надрали нам хвосты как только

что вылупившимся головастикам. Они расстреляли наш миллионный флот, не понеся ни

одной серьезной потери. Великая битва! Самый грандиозный из виданных Вселенной

Караван Кочующих Детей Воды был разбит на множество мелких групп из бестолково

обороняющихся звездоле­тов. Триста тысяч, вдумайся в цифру, триста тысяч боевых

кораблей, по сути — все природные ресурсы ста планет, которых мы коснулись, неся

по галактике Великую Истину, были превращены в межзвездную пыль первыми же

залпами внезапно вынырнувшего неизвестно откуда врага. Добивать беспомощные

транспорты и курьерские шлюпки они не стали, видимо, были сыты. Потом клайры

согнали всех в длинный строй, взяли под прицел и погнали к Рубежу. Вот и вся

Вторая Великая битва.

     —  Если бы я услышал это от кого-то другого...

     —  Понимаю, убил бы на месте, но в знак презрения не стал бы съедать его

мозг. В юности я тоже был горяч. Но меня тебе не съесть, поэтому слушай.

     —  Прости, уважаемый Гость.

     —  Прощу, если ты, не раздумывая, укажешь, какая существует связь между

моим рассказом о богатой белком планете и той частью правды о Второй битве, что

я тебе по секрету поведал.

     —  Не знаю, почтенный... — Ученик понуро опустил плечи и уставился в пол.

     В это время хмурый Господин Каравана обменялся с Гостем выразительными

взглядами и приказал Ученику:

      — Иди. На камбуз.

     —  Я... Господин, пощадите!

     —  Вот, вот, ты не только тупица, ты еще и трус! На камбуз! Скажешь повару,

чтобы не фаршировал тебя планктоном, а просто отварил в рассоле, — Господин

махнул рукой и отвернулся.

     Двое крупных стражников ловко подхватили мгновенно обессилевшего Ученика

под руки и, ухмыляясь, поволокли на кухню.

     —  Для еды у вас немало пленных, — укоризненно покачал головой Гость.

     —  Молчи, Гость, ты же видишь, что я не в духе.

     —  Конечно, вижу, только твой гнев меня мало беспо­коит.

     —  Ладно, ладно, я все прекрасно помню. И кто ты, и откуда, и почему такой

таинственный. Только мы здесь народ простой и очень многочисленный. Если особь

тупа, то церемониться с ней мне не позволяет в первую очередь инстинкт

самосохранения. В ситуации серьезной перенаселенности Каравана и нехватки

ресурсов для постройки новых кораблей я не могу позволить себе сантименты, а

тупицы почему-то особенно плодовиты... Провинился — на камбуз. Дисциплина —

железная, пища — обильная. Что еще надо толпе?

     —  Не скучновато?

     —  Вот это да, есть немного, но приходится чем-то жертвовать...

     —  Мой Караван Несущих Истину дрейфует к Рубежу, — внезапно сменил тему

беседы Гость.

     —  Ха, удивил! Мне разведка уже все уши прошипела о твоих планах.

Мобильного Флота не боишься? — Господин самодовольно откинулся на подушки.

     —  Нет. Местной группе Мобильного Флота злобных клайров очень скоро станет

не до охраны Рубежа Исследованных Миров. На большую сцену выходят земляне, и мой

разведчик на их звездолете докладывает, что ма­ршрут проложен точно через зону

клайрского блокпоста.

     —  Постой, так вот почему ты здесь философствовал без устали!

     —  Можешь собой гордиться, ты угадал. Как только появятся земляне, никто не

помешает нам спокойно взять любую пограничную планету, например Иго, и

выпотрошить ее до полного истощения. Под шумок клайры и не заметят нарушения

границы.

     —  А почему ты так уверен, что будет шумок? Что-то ты скрываешь... стоп, а

к чему был рассказан эпизод о Великой битве?

     —  Берна, из тебя суп варить не будем. Ты бы еще научился размышлять про

себя, а не вслух, и я назвал бы тебя способным политиком.

     —  Земляне вынырнут у Иго, как когда-то перед Караваном появился флот

клайров?

     —  Вот именно! Как ты понимаешь, клайров это весьма заинтригует, потому что

тот маневр через неизвестное пространство до сих пор является их главным военным

секретом.

     —  Ну, и пошлют на перехват пару абордажников, нам-то что? Весь блокпост с

якоря не снимется.

     —  А вот посмотришь!

     —  Ты хочешь устроить провокацию?

     —  Почему бы нет?

     —  Я не дам свои корабли для бессмысленной атаки на линкоры клайров...

     —  Не говори глупости! Конечно же, я не собираюсь атаковать Флот. Их

атакует звездолет землян... Об этом позаботится мой разведчик на земной

посудине. Пора нам встряхнуться! Не то без тренировки пропадет весь наш Великий

Дар к захвату обитаемых планет...

     1

     Земля. Через десять лет от настоящего времени. Афанасьев А. Н.

     —  Ты, надеюсь, понимаешь, насколько безумен этот проект? — спросил

директор Института Космической биологии Георгий Альбертович Скворцов, глядя мне

прямо в глаза.

     Он снял очки и вытер платком лоб. В кабинете было не жарко, но лишний вес

заявлял о себе, вызывая обильное потоотделение. Директор навалился объемистым

животом на край стола и ослабил узел цветастого галстука. Я молчал, ожидая

продолжения речи.

     —  Нет, ты только представь себе: новейшее, суперсложное и дорогое

оборудование попадет в руки людей абсолютно не подготовленных. Абсолютно! Более

того, в предложенном тобой списке нет ни одного достойного кандидата. Вот, что

это: Николаев, бывший спортсмен, судимость, наркотики...

     —  В юности, — возразил я. — Сейчас он в норме.

     —  Да хоть в детстве! — директор взмахнул спис­ком. — А эта мадам: четверо

детей, причем от четырех разных браков! Чем она похожа на Терешкову? Овсяников,

студент, от армии решил спрятаться после отчисления? Борисова Жанна Григорьевна,

двадцати двух лет, женщина с трудной юностью, ты ее прямо с панели вызволил?

Петренко, слесарь, две попытки суицида... Что это за сброд?

     —  Это люди, — сказал я, нахмурившись. — Наши обычные люди. Все они

полностью вменяемы и отдают себе отчет в том, что мы предлагаем им не бесплатную

турпутевку, а рискованный и жесткий эксперимент. Им нужно убежать от своих

проблем, нам нужны добровольцы, все сходится. Мои мотивы такого подхода к отбору

кандидатов просты: колонисты будущих рейсов не могут состоять целиком из членов

Отряда Космонав­тов. Один специалист на сто человек — вот максимально возможный

расклад. Для несения вахты будут требоваться трое, корабль рассчитан на семь

тысяч камер, по семьдесят пилотов, инженеров и биологов на сто двенадцать

месяцев полета туда и обратно. По два месяца на каждую тройку, это не сложно.

Остальные не проснутся до прибытия в конечную точку полета. Безопасность нашего

оборудования гарантирована.

     —  Тогда, может быть, нам и камеры «смертников» по тюрьмам подчистить?

Пусть послужат обществу напоследок, им вообще терять нечего, — с сарказмом

заметил Скворцов.

     — Практически все осужденные согласились участвовать в экспедиции, не

требуя гарантий и оплаты, — ответил я.

     Директор выкатил глаза и откинулся на спинку удобного кресла.

     —  Ну, знаешь, это уже слишком... — вспыхнул он от возмущения.

     —  Меня поддержали на самом высшем уровне.

     —  Сэкономить решили, народные избранники?! Бесплатного сыра захотели?! А

если непредвиденная ситуация?! Кто из твоих покровителей окажется среди

очнувшейся после анабиоза банды?! Никто?! Только двести с лишним лучших

специалистов ВКС и шесть тысяч невинных добровольцев?!

     —  Минуту назад ты назвал «невинных добровольцев» сбродом, — я усмехнулся.

     —  Чего ты улыбаешься?! Сам-то, наверное, из ЦУПа собрался за всем

наблюдать? — Георгий Альбертович в сердцах ударил кулаком по столу.

     —  Нет, я полечу в качестве главного биолога, — стараясь казаться

спокойным, ответил я.

     —  Никуда ты не полетишь! Я не позволю остановить все работы в самом нужном

отделе института из-за твоей прихоти.

     —  Это не прихоть, а как раз та самая работа. Здесь мои коллеги вполне

справятся, соединив знания в подобие коллективного творческого порыва, а там

должен присутствовать человек, понимающий предмет максимально глубоко. Ты сам

упомянул о возможности чрезвычайной ситуации. Кто, кроме меня, способен не

только преодолеть трудности, но и довести эксперимент до конца? Ты же понимаешь,

что я прав, Георгий Альбертович, не упрямься.

     —  Твое назначение тоже согласовано там, — директор указал на потолок, —

как мне недавно доложили?

      — Ты уж извини, что в обход тебя, — я развел руками

      — К подобным вещам в твоем исполнении я уже привык, — уныло протянул

Скворцов, глядя перед собой. — Не забудь назначить исполняющего обязанности на

время своего отсутствия. Кого-нибудь помоложе, чтобы не состарился до

возвращения экспедиции...

     —  Я понимаю, что наш брак тебе уже надоел, что я не представляю для

великого ученого никакой загадки как женщина и никакого интереса как личность,

но почему бы нам не развестись традиционно? Зачем обязательно улетать? — жена

нервно чиркнула зажигалкой и прикурила новую сигарету.

     —  Ты глубоко заблуждаешься в своих предположениях, — я попытался взять ее

за руку, но она отодвинулась. — Летим со мной. Ты же классный электронщик, нам

позарез нужны специалисты такого уровня.

     —  А дети? Ты о них подумал? Или их ты тоже намерен заморозить, как куриные

окорочка, и запустить к далеким звездам?

     —  В их возрасте это предел мечтаний...

     —  Ты просто чудовище! Сколько же я тебя терпела! Улетай, уматывай прямо

сейчас! И не смей даже заикаться при детях о своем идиотском полете!

     —  Так мне уматывать или не сметь заикаться?

     —  Прекрати издеваться надо мной, — она, наконец, расплакалась. — Бездушный

изверг! Ты ничего не видишь, кроме своей работы! Мы для тебя никто, предметы

обстановки! Я могу прямо сейчас впасть в твой дурацкий анабиоз, а ты заметишь

это, только когда износишь все чистые рубашки и носки! А дети? Ты хотя бы раз

поинтересовался, какие оценки они получают в школе или с кем дружат? Сын из кожи

вон лезет, чтобы сделать нечто, заслуживающее твоего внимания, а тебе все «до

лампочки»! Дочь выиграла конкурс по бальным танцам, ты об этом знал? Ты, вообще,

в курсе, что она танцует?

     Я поморщился. На последнем конкурсе с участием дочери был я, а не жена, но

останавливать ее мне не хотелось. Пусть выговорится, вернее, прокричится. Если я

принял решение, то изменить его способны только аргументы, а не скандалы,

уговоры или угрозы. На ближайшие десять биологических лет я себе занятие выбрал,

нравится это кому-то или нет. Если жена не полетит, то... мало ли вдов по

стране? При живом муже, конечно, мало, но я могу поспеть как раз к рождению

правнуков, хотя и надеюсь вернуться несколько раньше. А быть может, не вернусь

совсем. Путь в триллионы километров долог и непредсказуем. Но выбора нет.

     После бесславного фиаско первого Контакта с внеземными цивилизациями мечты

о гиперпространстве так и остались мечтами, а треть световой скорости и

качественный анабиоз уже реальность. Но главная реальность — невыносимый зуд

исследователя, донимающий человека испокон веков. Какая уж тут этика семейной

жизни? Исследователь только тогда чего-то стоит, когда становится социопатом,

совершенно не способным жить в нормальном обществе. Половина таких людей идет на

штурм застоявшихся догм, жертвуя вторую половину сложившимся социальным

институ­там. Первая половина самозабвенно пропадает в лабораториях, колесит по

свету, пытается обустроить Луну и Марс, а вторая в это время отдувается за них в

«психушках», изгнании, партиях и сектах, беся своим поведением обывателей и

подготавливая тем самым общество к восприятию свежих идей и открытий «первых».

     Конечно, в нескончаемом потоке добровольцев, вспенившем коридоры нашего

института после объявления о наборе в Первую Межзвездную экспедицию,

первопроходцев по убеждениям было маловато. Не было никого и из числа печально

знаменитых космических десантников, видимо, десять лет, прошедшие со времени

Контакта, не залечили их душевные раны. Зато были смывы с самого что ни на есть

социального дна. Нет, таких мы все же не брали; идеальных людей нет, но наличие

серьезных заболеваний или уголовных рецидивов ставило перед кандидатом

непреодолимый барьер. Нам требовались люди пусть и слабые, чтобы обеспечить себе

достойную жизнь в земном обществе, но способные выжить на новом месте, если

таковое найдется. Исключение составляли «смертники», которые должны были

вернуться вместе с кораблем и экипажем обратно, поставив своего рода рекорд

пребывания в анабиозе. Ради науки, а в случае неудачи — во славу правосудия.

     —  Ты меня не слушаешь? — жена вытерла слезы.

     —  Это что-то меняет?

     —  Нет, но мне хотелось бы запомнить тебя лучшим, чем ты есть на самом

деле.

     —  Перед отлетом у нас будет целая неделя отдыха. Съездим к родителям,

сходим с ребятами в зоопарк, цирк какой-нибудь...

     —  Ты твердо решил? — слезы на лице жены высохли, и голос зазвенел от

ледяной отчужденности.

     — Да

     — В вашу смену будут дежурить пилот Кольченко и инженер Бахарева. Молодежь,

конечно, но энтузиазм этот недостаток нивелирует. Вот их личные дела,

ознакомьтесь на досуге, — руководитель проекта генерал-лейтенант

Военно-Космических Сил Сомов передал мне пару прозрачных папок.

     —  Решили рассредоточить начальство по разным сменам? — спросил я,

разглядывая крупные фотографии пилота и инженера.

     Надо же — «молодежь»! Знал бы ты, на сколько я их старше! Моя аккуратная

бородка, густо усыпанные сединой волосы и вечно утомленные глаза вводили в

заблуждение всех, кто меня плохо знал.

     —  Да, причем с максимальным временным интервалом пробуждения. Так

стратегически разумнее.

     —  Понимаю. Они знакомы? — я кивнул на «файлы».

     — Как и все в тренировочном лагере. Близко подружиться им пока не удалось,

— генерал усмехнулся, — но психологи утверждают, что...

     —  Понятно, — перебил его я. — Когда наша первая смена?

     —  Восьмой и шестьдесят первый месяцы... — генерал нахмурился.

     Привык к дисциплине, что поделать? А я привык к свободе в общении, и о моей

резкости его должны были предупредить. Иногда я зарываюсь, это верно, но так уж

меня воспитали родители и избаловали почести.

     Прошу прощения, я еще не пояснил, что и установки для анабиоза и двигатели

для звездолета мои запатентованные изобретения. Я — гений всемирного масштаба. И

насколько этот факт противен окружающим, меня мало беспокоит. А противен он,

видимо, до крайности.

     В полет мировое научное сообщество отпустило меня единогласно, посчитав,

что в мое отсутствие прогресс замедлится ровно настолько, чтобы весь ученый мир

взял отпуск и восстановил нервы после моих выходок. Тем хуже для них.

     В мои планы входила разработка еще одной занятной штучки, и обстановка на

корабле, где, кроме меня, будут бодрствовать только двое, подходила для этого по

всем статьям. В конце концов потребуется и пара-другая рабочих рук, но разбудить

их — не проблема. Если все пройдет гладко, а по-другому быть не может,

шестьдесят первого месяца вахты просто не будет.

     Такой вот сюрприз для мировой науки: только выйдут из неврологических

отделений, а я уже вернулся. Только бы инфарктов было не слишком много, иначе

шутка получится грустной.

     —  Выход там, генерал, — я махнул рукой на дверь — Хочу отдохнуть.

     Сомов побагровел, но сдержался. Он даже «сохранил лицо», оставив за собой

последнее слово:

     — Конечно. Старт через двадцать шесть часов. Вам следует хорошенько

выспаться перед анабиозом. Я ухмыльнулся, оценив юмор, и кивнул.

     2

     Метрополия Галактики

      — Я думаю, что этот человек абсолютно прав, — несмотря на выраженное

репликой согласие, при произнесении слова «человек» Великий Адмирал Мобильного

Флота клайров презрительно фыркнул.

     Сидевший в объятиях мягких силовых полей Хозяин Планетарной Разведки хитро

прищурился и спрятал улыбку под широким носовым платком, которым до этого, в

соответствии с протоколом, вытирал румяные щеки.

     После того как десять лет назад на Землю, в обход флотских кордонов,

пробрались амфибии-кочевники и, устроив там заварушку, вынудили клайров

вмешаться, Адмирал испытывал к землянам органическую неприязнь. Хотя, с точки

зрения Хозяина, в том, что позорно проспали нарушение наложенного на планету

Галактическим Советом карантина, клайры должны были винить только себя.

     Кого считают величайшими воинами в Галактике? Уроженцев Грунмара — клайров.

Поэтому все вооруженные силы Галактики принадлежат им

     Когда на Землю наложили десятилетний карантин на контакты с другими

разумными расами, именно Флоту было поручено следить за тем, чтобы ни одна

инопланетная особь не подошла к планете ближе парсека. В результате за их

пресловутый кордон пробрался Целый крейсер амфибий. При чем здесь земляне?

     То ли дело Планетарная Разведка. Хозяин еще раз улыбнулся.

     Есть карантин, нет карантина — всегда на посту. Причем никаких нарушений.

     Нельзя высаживаться иноземцам? Ради бога! В Разведке есть кто угодно, люди

в том числе. А их хоть за руку лови — нет нарушения закона!

     Но это все так и осталось тайной. Разведка не Флот, ей ошибаться нельзя, и

за руку агентов так и не поймали. Кое-кто до сих пор действует, и поскольку на

завтра назначено внеочередное заседание Совета Галактики, можно сказать, что

действует успешно. Именно сигнал разведчика заставил Хозяина раскрыть свое

агентурное присутствие на Земле и признать, что на протяжении всех прошедших

десяти лет это присутствие и не прерывалось. Однако важность сообщения оказалась

столь велика, что никто и не подумал упрекнуть Хозяина в нарушении закона.

Разведка...

     Больше всех обеспокоились клайры, и Хозяину было страшно интересно, почему?

Неужели недоразвитые земляне угадали какой-то важный грунмарский секрет?

     Предположение Хозяина окончательно окрепло, когда накануне заседания Совета

с ним пожелал встретиться сам Великий Адмирал, первое лицо в клайрской иерархии

и второе в Совете.

     —  Вы представите мне этого разведчика? — Адмирал задал вопрос почти с

утвердительной интонацией.

     —  Он еще не прибыл, — соврал Хозяин, — так что придется вам поверить мне

на слово. Человек, мой разведчик, действительно прав, предлагая снять с Земли

блокаду, хотя внесение каких бы то ни было предложений и рекомендаций не входит

в его компетенцию.

     —  Да, с дисциплиной в Планетарной Разведке всегда были некоторые проблемы,

— саркастично заявил Адмирал, но, подсластив пилюлю, добавил: — Впрочем, на то

она и разведка, чтобы, действуя в рамках Великого Долга, пользоваться некой

долей самостоятельности. Так, значит, земляне выходят в глубокий космос? Причем,

без помощи более развитых цивилизаций. Как это стало возможным, ведь еще

несколько лет назад они не могли долететь даже до соседней планеты?

     —  Мне на самом деле нечего вам ответить, Великий Адмирал, мой агент

доложил о подробностях проекта и назвал имя человека, этот проект

разработавшего. Мотивы, движущие силы и ход предварительных исследований ему не

известны. Клянется он в одном — никакого вмешательства извне не было.

     —  Вот именно в это мне верится с трудом. Открою вам секрет — то, что

сделал этот землянин, слишком похоже на наши весьма конфиденциальные военные

разработки.

     Хозяин изобразил на лице удивление. Впрочем, отчасти он был искренен,

слишком уж заявление Адмирала походило на просьбу о помощи.

     —  После снятия карантина вы сможете сами разобраться в ситуации. А пока я

порекомендовал бы вам проверить штат своих ученых на предмет утечки информации.

     Адмирал сверкнул глазами так, словно хотел одним взглядом выразить все, что

думает о некорректных рекомендациях какого-то Хозяина Разведки, но вслух он

сказал совершенно другое:

      — Заседания Совета не только отвратительно скучны, они еще и чрезвычайно

затянуты. Пока будет принято решение, пройдет масса времени, а знать подробности

мне необходимо прямо сейчас. Чтобы принять соответствующие меры.

     —  Я доложу вам все, что знаю сам, можете не сомневаться...

     —  Я не об этом. То, что вы знаете — только треть задачи. Нам нужно не

просто владеть информацией о замыслах людей, но и контролировать ситуацию.

Земляне совершенно не представляют себе обстановки в Галактике и за ее

пределами. Если они действительно полетят, как докладывает ваш агент, по

коротационному кругу, то минимум в шести точках они будут чрезвычайно уязвимы

для летучих банд кочевников. Возможно, их звездолет действительно имеет на борту

нечто сродни нашим секретным разработкам. Флотская разведка не может до снятия

Советом ограничений проникнуть в ряды землян и помочь им избежать захвата

амфибиями...

     —  Понимаю, Великий Адмирал, я введу вашего специалиста в состав своей

разведгруппы на земном корабле, но у каждой вещи есть цена... — Хозяин прекрасно

понимал, что клайр говорит ему только часть правды, но на большее рассчитывать и

не приходилось.

     —  И я понимаю. Что вы хотите за вашу услугу?

     —  Человека, того земного изобретателя, из-за которого поднялся весь этот

переполох...

     —  В этом случае исчезает мотив, побудивший меня обратиться к вам —

сохранение секретности вокруг изобретения этого человека, а значит, и нашего

тоже.

     —  Тогда вашей разведке придется выбирать между ожиданием постановления

Совета, чтобы поступить, как полагается по закону, и выполнением своего Великого

Долга ценой нарушения закона. Поскольку на подготовку времени у вас нет,

придется действовать грубо и заметно. Вряд ли после такой акции клайры сохранят

за собой репутацию честнейших Воинов.

     Великий Адмирал мрачно кивнул.

     —  Раз вы не хотите помочь Флоту, он сам позаботится о сохранении своих

секретов, даже ценой позора.

     3

     Из текущего рапорта в Планетарную Разведку

     ... Несомненно, что среди членов экипажа или (менее вероятно) колонистов

находятся агенты кочев­ников. Внедренной агентуры Флота пока не выявлено.

Агентуры земных спецслужб, естественно, больше, чем необходимо. Ситуация мне

прекрасно знакома: земляне абсолютно уверены в том, что являются первопроходцами

дальнего космоса, героями неизведанных трасс и все такое прочее, хотя не забыли,

что десяток лет назад их не просто поставили на место, а унизили... Я их

понимаю, поскольку сам по происхождению обычный человек, однако назвать такой

подход рациональным не могу.

     На вопрос —   «Почему так забеспокоились клайры?» прямого ответа я пока не

нашел. Возможно, разработки Афанасьева не просто пересекаются с военными

исследованиями Мобильного Флота, а полностью повторяют или даже опережают их. В

любом случае Флот постарается сохранить тайну. Тем более что на звездолете

находятся агенты кочевников. Это же полная катастрофа для военных! Ладно мы или

спецслужба Совета Галактики (кто, интересно, представляет на «Ермаке» эту

контору?), но разведка главного противника — это уж слишком

     В целом, несмотря на все еще действующий карантин, активность всех ветвей

цивилизации Галактики на столь небольшом участке впечатляет. Особенно интригует

запредельная конспирация. Нет ни малейших признаков шпионской деятельности.

Посмотреть со стороны — бодрые и подготовленные космонавты Колонистов я в расчет

не беру, поскольку им предстоит весь полет пролежать морожеными тушками.

Никакого интереса к закрытой информации. Все выжидают. В общем-то тактика

верная; впереди полет, у каждой тройки по месяцу вахты. Времени, чтобы выудить

всю необходимую информацию или, наоборот — навесить десяток каких-нибудь кодов,

чтобы исключить доступ, предостаточно и у жаждущих украсть секреты амфибий и у

стоящих на их пути клайров. Главное, чтобы противостояние не вылилось в

противоборство Я думаю, что моя задача должна заключаться в первую очередь в

предотвращении конфликта...

     К.

     4

     Кольченко, Голубев, Бахарева

     Тренировочный лагерь Первой Межзвездной экспедиции спал после утомительного

дня крепким сном. Пение цикад и приглушенный шум близкого моря создавали

приятный звуковой фон. Крупные южные звезды компенсировали ущербность луны, и

легкие домики отбрасывали глубокие тени в их неверном серебристом свете.

     —  Идем спать, Паша, все равно со всем этим не напрощаешься... — пилот

сорок третьей смены Андрей Голубев забросил в пену ленивого прибоя окурок и

зябко повел плечами.

     —  Я раньше на Черном море ни разу не был, — пилот восьмой смены Павел

Кольченко подбросил на ладони гальку и, присев, попытался запустить камешек

«блинчиками».

     —  Восемь, — сосчитал Голубев. — Номер твоей смены. Как бы мне сорок три

изобразить?

     —  Подкачаешься — изобразишь, — Кольченко рассмеялся, хлопнув мощного

товарища по плечу. — Это тебе не мистера Олимпия выигрывать. Это «блинчики»!

     Он многозначительно поднял вверх указательный палец и округлил глаза.

Чемпион ВКС по бодибилдингу Андрей Голубев развел в стороны огромные ручищи и

попытался поймать Пашу в борцовский захват. Тот увернулся и припустил вдоль

берега, шлепая босыми ногами по теплому мелководью.

     —  Развлекаетесь, мальчики? — прозвенел из мрака знакомый друзьям девичий

голосок.

     —  Не настолько интимно, чтобы избегать общества прекрасных дам, — живо

откликнулся Андрей. — Идите, Аля, на голос. Только осторожно, темень кромешная,

можно запнуться.

     —  Вас на фоне моря видно, как днем. Не промажу. А где мой пилотик? —

Алевтина Бахарева взяла Голубева под руку и оглянулась. — Я слышала его смех

отсюда.

     —  Вы не ошиблись, он просто решил пробежаться перед сном. Да вот он,

шлепает, легкоатлет. Вы уж с ним помягче там, в полете, обращайтесь. Он у нас

натура нежная и ранимая, почти интеллигентная, — Андрей рассмеялся.

     —  Не в пример некоторым бройлерам, — Паша вытер полотенцем взмокшее лицо.

— Здравствуйте, Аля.

     —  Завтра прощальный ужин, вы придете? — Аля отпустила руку Голубева и

подошла к Павлу.

     —  Конечно, — Кольченко сам не понял, почему смутился. — Все-таки последний

вечер.

     —  Я на вас надеюсь... — Аля легко провела пальцами по его плечу и, мягко

шагнув назад, растворилась в темноте.

     —  Дай сигарету, — шумно выдохнув, попросил Андрея Павел.

     —  Зацепила она тебя, братец, — усмехнулся Голу­бев. — Ты в ее присутствии

выглядишь, как пацан на первом свидании. Ну ничего, на вахте разберетесь. Только

не тяни, всего два месяца вам веселиться.

     —  Всего, — Павел помотал головой. — Такое со мной в первый раз. Как бы

мало не показалось. Два месяца...

     —  Вот, вот — показалось! Ты, гляди, не увлекайся. Девица видная, слов нет,

но больно уж она смело за тебя взялась.

     —  Я сам разберусь, ладно?!

     —  Не кипятись. Ты, кстати, биолога из моей смены видел? Ноги от зубов...

     —  Потребительский подход у тебя к женщинам, Голубь. Некоторые из них

гораздо большего заслуживают...

     —  Вот именно, что некоторые! Всех-то не осчастливишь!

     —  Ладно, пошли домой, секс-символ.

     Первая половина ужина прошла немного напряженно. Пилоты, все офицеры ВКС

замерли, слушая речь Сомова, и почти не прикасались к еде. Медики и биологи

косились на развалившегося за отдельным столиком академика Афанасьева. Личность

неординарную настолько, что представить себя беседующим с ним или, не дай бог,

несущим вахту, воображения хватало у единиц. Восьмой смене в связи с этим

сочувствовали все, даже не зная пилота и инженера лично. Афанасьев летел именно

с ними. Инженеры напутствие генерала не слушали вообще, налегая на коньячок и

салаты. Их руководитель к началу банкета опаздывал.

     Сомов мужественно дочитал речь, сел, отдуваясь, за столик академика и

залпом выпил приличную порцию водки. Жест официального руководителя проекта стал

для будущего экипажа своеобразным сигналом к началу собственно банкета.

     —  Что вы думаете о нашем биологе? — наклонившись к уху Павла так близко,

что у того перехватило дыхание, спросила Аля.

     —  Думаю, что для академика он слишком молод. А для хорошего компаньона

слишком заносчив.

     —  Это штамп всех современных средств массовой информации. Афанасьева

почему-то жутко не любят. Но заслуг его не смеет отрицать никто. Получить

Нобелевскую и по физике и по биологии — это сильно.

     —  Уникум, я не спорю, но, по-моему, он все-таки зануда.

     —  Ну что ж, увидим, — Аля перестала коситься на академика и улыбнулась

Паше, — выпьем «на брудершафт»?

     —  Может быть, просто перейдем на «ты»?

     —  Боишься задеть общественное мнение, целуя при всех своего напарника?

     —  Не хочу быть братом при более интересных пер­спективах.

     Аля рассмеялась.

      — Ну, вот ты и расслабился. Так-то лучше.

     Спустя час на танцевальном участке банкетного зала уже кипели

латиноамериканские страсти. Галантные пилоты разбивали пытавшиеся найти свой

ритм пары штатских, а биологи затеяли какие-то подвижные танцевальные игры.

Голубев накрепко «припаялся» к своей длинноногой «биологине», танцуя с ней

медленно и слегка неуклюже неподалеку от Павла и Али. Судя по движению губ, он

болтал без умолку. «Тоже попался», — подумал Кольченко без всякого осуждения или

злорадства.

     —  Странно, — прокричала Аля, пытаясь перекрыть грохот музыки, — тебе не

кажется?

     —  Что? — не расслышав, переспросил Павел.

     —  Странно, почему на вахты назначают тройками? Причем, тройками разного

состава. Вот в первой, насколько мне известно, две девушки и один парень, в

четвертой — как у нас и вообще: ни в одной тройке нет такого, чтобы были только

женщины или только мужчины.

     —  Честно говоря, я об этом и не задумывался, — Паша пожал плечами. — Тут

трудился целый батальон психологов. Думаю, они знали, что делают.

     —  И все равно, интересно. А еще, заметь, все моложе сорока.

     —  Мы же экипаж, а не колонисты. Нам на «Ермаке» еще летать и летать. Какой

смысл уходить на пенсию после пары рейсов?

     —  Это вам, пилотам, а у нас контракт только на один полет.

     —  А вдруг ты захочешь продлить этот самый контракт?

     —  С тобой, возможно. — Она хитро улыбнулась и прижалась к Паше плотнее. —

Та девушка, что танцует с твоим «качком», Света, моя соседка по комнате.

     —  Похоже, что тебе сегодня будет негде ночевать, — сказал Павел, мгновенно

уловив начало игры, — но это можно легко исправить. Выгнать Голубя из вашей

комнаты мне, конечно, не удастся, но в его отсутствие освобождается место у

меня...

     Аля подняла на него влажно блестящие глаза и слегка наклонила голову. Паша

чуть нагнулся и поцеловал ее в приоткрытые губы. Зажигательную музыку жарких

стран сменил старинный блюз, а сплетение цветных лазерных лучей — бессмертный

зеркальный шар, бросающий на пары хлопья «снега» из световых «зайчиков».

Танцевальные объятия молодежи с каждой секундой все больше походили на ласки.

Официанты сменили на покинутых столах скатерти и канделябры, освежили

ассортимент напитков и блюд. Прощальный вечер продолжался. До старта оставалось

двадцать три часа.

     5

     Из текущего рапорта в разведку Мобильного Флота

     ... Внедрение в состав экипажа прошло успешно. Предстартовая подготовка

полностью завершена. Выявлены ключевые фигуры... Контакт с ними осложнен

корабельным расписанием... Постараюсь вступить во взаимодействие с главным

действующим лицом, хотя он и не особенно контактен. Впрочем, деваться ему некуда

— мы в одной смене. Пока никаких шагов не предпринимаю. На первом этапе люди

особенно внимательны. Пока не наладились прочные взаимоотношения, все относятся

друг к другу весьма предупредительно. Любая ошибка в такой обстановке чревата

провалом. Буду выжидать... Рекомендуемые вами способы не допустить землян в

секретную зону изучены и приняты к действию. Как только мы выйдем в глубокий

космос, начну реализацию программы номер один...

     А.

     6

     Афанасьев Александр Николаевич, академик

     Я разлил по рюмкам остатки коньяка и с удовольствием пригубил ароматный

напиток. Семнадцатилетняя выдержка придавала ему неповторимый вкус и, как

говорят специалисты, «букет». Мы с Сомовым совершенно по-дилетантски осушали уже

вторую бутылку, осоловело слушая бесконечные байки главного бортинженера нашего

звездолета Володи Ермакова. Да, вот такое совпадение. Главный бортинженер

космического корабля «Ермак» господин Ермаков. Будь он капитаном, совпадение

можно было бы считать добрым знамением. Ну, да не случилось. Капитан у нас имени

усатой рыбы...

     Похоже, что сегодня я перебрал. Хотя напоследок можно и нарезаться. В

ближайшем будущем меня ожидает самый сухой из всех известных истории законов.

Бутлегерам придется изрядно попотеть, чтобы добраться до нас с контрабандной

наливкой... И пить-то ее все равно будет некому. Вон, голубки, воркуют. Им уже

не до спиртного, а на вахте — каждую свободную минуту будут использовать, чтобы

побыть вдвоем. Не зря психологам деньги платили, не зря. Экипаж из Ромео и

Джульетт с генералом-юмористом и гением-психопатом во главе. Ах, да, еще Вовчик,

главный инженер со словесной диареей. Компания наиприятнейшая.

     Где там моя смена? Ты смотри, уже целуются! Ай да Паша! Или Аля? Скорее —

Аля. Девушка «оборотистая», как японский мотор. Жаль пилота, он достоин лучшей

партии, хотя на два месяца у Алевтины задора хватит. Значит, пусть парень

порадуется в первом полете. Остальные рейсы могут стать жуткой рутиной, как езда

на электричке.

     «Товарищи дачники, паром до созвездия Ориона задерживается на два часа. На

рейс Капустин Яр — Сириус посадка заканчивается через пять минут...» Так вот и

будет через пару лет после нашего возвращения, я уж позабочусь.

     Пойти поблевать, что ли? Сомову-то все как медному котелку. Закалка. А мне,

пожалуй, пора освежиться... Кто бы еще отвел...

     —  Что, Санечка, на воздух пора? — я вздрогнул от неожиданности.

     Этим невыносимо уменьшительным и сомнительно-ласкательным именем меня не

боялся называть только один человек. Вернее, одна...

     Она стояла как всегда практически вплотную, одетая соответственно

обстановке в шикарное вечернее платье с глубоким декольте. Ее изящные белые руки

мягко легли мне на плечи, а губы невесомо прикоснулись к моей щеке.

     —  Здрав-ствуй, Муза Стран-ст-вий, — с большим трудом выговорил я. — Ты...

ты... п-п-полетишь со м-ной?

     —  Нет, родной, я и здесь тебе была не слишком нужна, а там — и подавно. Ты

сам справишься.

     —  Мне будет одиноко, — собравшись, я выровнял произношение.

     —  Ты не способен на одиночество или не достоин его, я еще не решила. В

тебе слишком много нереализованного потенциала. Все эти идеи, проекты,

разработки не оставляют места в твоей душе для Высокой Скуки. Ты слишком черств

и рационален для нелогичных действий. Мне очень жаль. Я остаюсь.

     Мне было не меньше ее жаль, но слова произносились с большим трудом и

соответствующим запоздани­ем. Я хотел сказать ей, что люблю и совершенно

искренне приглашаю ее с собой, но к началу моей речи она уже выходила из зала.

     Я всегда называл ее Музой. Музой Физики, Биологии, Нобелевских лауреатов,

Астрономии, Любви и Вкуснейших в Стране Пирожков с капустой. Я даже начал

забывать, как ее зовут «в миру».

     Она вдохновляла меня. Нет, скорее, была единственным человеком, не

осуждавшим мои негативные поступки, а пропускавшим их мимо органов чувств. Воюя

со всем миром, я отдыхал с ней телом, душой и умом. Все имеют право на слабости

— я не исключение. Все за эти слабости платят, заплатил и я. В самом начале моей

карьеры желающих прибрать к рукам такие интересные изобретения, как мои, было

гораздо больше, чем успевала отлавливать ФСБ. И я заплатил. Жизнью Музы.

     Ее не стало как раз тогда, когда я добился всего, на что рассчитывал. Будь

я романтиком... Но я им не был... Я не запил и не послал все к черту, как

никогда не бросал ради нее ни работу, ни семью. Я даже не пришел на похороны.

Она оставалась для меня живой в том темном уголке сознания, что называется

душой. Я не хотел сдаваться, а как мне было это сделать без обмана? Без

сознательного и корявого обмана самого себя. Прекрасно зная, что говорю сам с

собой, я пытался верить в существование Музы Виртуальной. Я насильно загонял

себя в трясину помешательства, но так и не увяз в ней.

     Ratio. Прохладное и логичное. Мой базис, моя платформа из оружейной стали.

Оно вечной мерзлотой лежало в сантиметре от поверхности. Увы, она права:

одиночества и страданий от потерь я не достоин. Я не достоин даже памяти о ней.

     Цинично эксплуатируя во внутренних диалогах ее светлый образ, я часто ей

грубил, пытался оскорбить. Почти всегда я был пьян или измотан — в спокойные

минуты она не приходила, но Муза все прощала. Сейчас, как и при жизни. Будь

проклята неразрывность памяти и здравого рассудка! Но, довольно...

     Довольно, я становлюсь похожим на колониста, что бежит на «Ермаке» от

бытовых проблем. Надо же так накушаться!

     Прости, Муза Отверженных, я не могу поклясться, что оставлю тебя дома. Без

органических повреждений частичной амнезии не бывает, как бы не муссировали это

в телесериалах. Мой череп пока цел, и забыть тебя я не могу. Придется тебе

сопровождать меня в дороге к звездам, как это ни печально для тебя.

     —  Генерал, выдели мне эскорт, — я с трудом поднялся с удобного стула. —

Что-то плывет все.

     —  Аспиринчику на ночь прими, а лучше — два пальца в глотку. Наутро будешь

как огурец, — посоветовал Сомов, одновременно подзывая кого-то из своих пилотов.

     Эскорт оказался дамским, как я и предполагал. Поначалу я пытался промычать,

что имел в виду не это, но потом махнул рукой и оперся о нежные плечи. Без

поддержки меня бы изрядно помотало из стороны в сторону.

     Сознание заработало в энергосберегающем режиме; очнулся я уже в ванной

своего домика. Стройная девушка-пилот сосредоточенно поливала меня из бойкого

душа теплой водой, успевая при этом пританцовывать под звуки доносящейся из

спальни музыки.

     —  Спасибо за заботу, — фыркая от заливающей лицо воды, сказал я. — Если

хотите, то не смею вас задерживать, банкет еще продолжается.

     —  А если не хочу? — девушка присела на край ванны и отбросила со лба прядь

светлых волос.

     Я сфокусировал непослушный взгляд на ее лице и поперхнулся.

     Передо мной сидела Муза. Ерунда, конечно, она просто очень похожа на Музу,

но в моем состоянии этого становилось более чем достаточно. Сволочь этот Сомов.

Наверняка же знал, что делает.

     —  Как вас зовут?!

     —  Лена.

      — В самом деле? Или Сомов подсказал? Она улыбнулась точь-в-точь, как та,

моя Лена, И покачала головой.

     —  Я передумала. Я лечу с тобой.

     В голове моей все окончательно перепуталось» и я протянул к ней руку, чтобы

убедиться, что все это сон, но ладонь легла не на холодный край жестяной ванны,

а на теплое и упругое бедро Музы Пилотов. Черт возьми! Да будет так! Белая

горячка — значит белая горячка! Что мне терять?! Кто эта Лена, я не знаю, но раз

она согласна стать на сегодня моей Музой, то так и будет. В ванной было удобно,

но немного скользко.

     —  Пи-и-ить, — протянул я, просыпаясь от страшного звона в ушах.

     Кто должен был откликнуться на мой призыв, я пока не вспомнил, но правой

половиной тела чувствовал, что не один. На моем плече уютно посапывало нечто

мягкое и приятно пахнущее.

     Ах да, Лена. Где же вода? Не голова, а чугунок какой-то. До старта

двенадцать часов, а я в таком болезненном состоянии. Несолидно для начальства.

Впрочем, наплевать. Спать с подчиненными тоже несолидно. И тоже наплевать.

     Я попытался рассмотреть свою новую подружку. Она и вправду похожа на Музу.

Лицо, телосложение, возраст. Чертовщина какая-то. Пьяный бред. Я, наверное, все

еще пьян или все еще сплю. Одно из двух, потому что не бывает такого сходства, а

мою Лену два года назад застрелили азиаты, когда пытались похитить меня с

секретной подмосковной «дачи».

     —  Сейчас, Санечка, я только соберусь с силами. Глаза не открываются, —

сонно пробормотала девушка и погладила меня по груди

     Последняя версия — я умер от передозировки коньяка и попал туда, где

обитает моя Муза ныне. Отчего же так трещит голова? Разве от амброзии тоже

бывает похмелье?

     Я совершил над собой героическое усилие и, высвободившись из нежного плена,

побрел умываться. Дверь в ванную я закрыл на защелку Что-то происходило, но

способность к анализу пока не восстановилась.

     Конец света? Ну, когда восстают мертвые. Но почему не все подряд, а только

Муза? Нет, слишком много мистики. Все должно быть гораздо проще.

     Девушка в моей спальне очень похожа на Лену. Более того, она говорит так

же, как Муза, двигается, как она, улыбается, пахнет, черт возьми. Совпадение

исключено. На лицо тщательная подготовка, возможно, хирургическая коррекция

внешности. Это уже интересно. Кто-то снова хочет до меня добраться? Но тогда они

опоздали; через двенадцать часов я буду на корабле и все земные интриги станут

мне глубоко безразличны. Хотя все, может быть, рассчитано именно на эти

двенадцать часов. Какая-нибудь прощальная каверза. Сработают, а концы — в

глубокий космос. Получится надежнее, чем в воду.

     Кому и что от меня опять надо? Сообщить охране? О чем? Никаких конкретных

фактов у меня нет, на мою жизнь никто не покушался и записи мои не крал.

Сходство девушки-пилота с моей бывшей любовницей преступлением не является. Что

сделает начальник охраны? Скорее всего, покрутит пальцем у виска и решит, что я

раздумал лететь и взялся разыграть легкий приступ паранойи. Ему нужны улики или

обоснованные подозрения, а не похмельные переживания.

     В дверь постучали. Стук показался мне более настойчивым и громким, чем

следовало ожидать от Лены. Кого там еще принесло?

     —  Я без трусов, — не выбирать выражения было моим наиболее безобидным

капризом, как считали все знакомые.

     Я же, эпатируя окружающих, преследовал совсем другую цель: так я заставлял

их быть в постоянном тонусе. Нервничая и побаиваясь, они не позволяли

размагничиваться всей обстановке. Такой жесткий прессинг выдерживали единицы, но

именно они становились тем ядром, что продвигало мои проекты с

головокружительной скоростью. Эти немногие избранные понимали не только мои

слова, но и скрытый смысл поступков, жесты и иносказания. Словом, чувствовали

игру. И вот уже эту проверенную команду, крепко держа за горло, я не ограничивал

ни в чем, по крайней мере они думали именно так, не пытаясь осмыслить это явное

противоречие.

     —  Я принес расписание сегодняшнего дня, — послышался голос моего главного

помощника, Олега.

     Его я оставлял на время полета главой своих проектов на Земле.

     —  Поскучай полчаса...

     —  Через полчаса вас ждет госкомиссия.

     —  Подождет. Раньше я в норму все равно не приду.

     —  Принести «гейзер»?

     —  Конечно.

     «Гейзером» назывался чудесный препарат для снятия похмелья, который

действовал почти мгновенно и не имел никаких побочных эффектов. Собственно, он

был разработан моими сотоварищами для облегчения выхода из постанабиотического

состояния, но в «мирное время» мы использовали его «по конверсии» для борьбы с

похмельем.

     —  Только доверь это леди, ей будет легче перенести шок от увиденного.

     —  Да, мужики без трусов — не мой профиль, — согласился Олег. — Только не

пойму, о какой леди идет речь?

     Я насторожился. Если Лены нет в комнате, то кто открыл ему дверь? Впрочем,

это не главное. Она не могла улизнуть так проворно. В ванную я вошел всего две

минуты назад, а она в это время спала, как младе­нец. Я приоткрыл дверь и строго

посмотрел на Олега.

     —  Она ушла?

     —  Я никого не видел, но входная дверь была открыта, — помощник пожал

плечами. — Это была та «пилотка», что увела вас с банкета?

     — Фуражка, — глупо огрызнулся я. — В коридоре ты ее тоже не видел?

     —  Нет, ни в коридоре, ни около домика. Она, наверное, ушла раньше, чем вам

показалось.

     —  Я уже адекватен, и мне ничего не кажется, — возразил я. — Неси «гейзер».

     Завидная скорость одевания. По тревоге ее подняли, что ли? Все равно она

должна была попасться на глаза Олегу около домика. Странно...

     Выпив лекарство, я тщательно побрился, принял душ и вполне свежим и бодрым

предстал перед помощ­ником. Расписание изобиловало указанием минут и даже секунд

начала и окончания двух десятков предстоящих сегодня мероприятий.

     Госкомиссия, пресс-конференция, предстартовая подготовка, проверка систем,

инспекция экипажа, «погружение» колонистов, подписание окончательных вариантов

пары документов и, наконец, — старт в двадцать три часа сорок две минуты

восемнадцать секунд.

     Серьезное либретто. Придется поднапрячься, выбросив предварительно из

головы все сумбурные подозрения. Впрочем, во время инспекции экипажа я все-таки

спрошу Сомова, что за спектакль он хотел устроить, подсовывая мне в постель

самую симпатичную часть личного состава ВКС.

     —  Какая Лена? — генерал с недоумением уставился на меня. — Ты сам ушел,

никто тебя не уводил.

     —  Но мой помощник видел, как меня провожала одна из твоих стюардесс, да и

я пока в своем уме.

     —  Ну, не знаю, может, ты ее по дороге подцепил, — Сомов ухмыльнулся. —

Поддали-то напоследок как надо. Только из двадцати трех женщин-пилотов у меня

нет ни одной Лены. Вот в чем парадокс. Все, кто хочешь есть, вот Маша, Таня, там

вон на третьем ряду Анюта сидит, а Лены ни одной. Тут тебя ввели, так сказать, в

заблуждение, академик...

      — Зачем?

     —  Поймешь их, женщин, — Сомов махнул рукой. — Да ты не переживай, если она

наша, то на корабле отыщется, никуда не денется. Интригует она тебя, цену

на­бивает. Я такого уже насмотрелся, во...

     Генерал провел рукой по гладко выбритому кадыку и, заканчивая наше

лирическое отступление, перевернул очередной лист списков экипажа. Я взглянул на

записи: тройка номер двадцать шесть. Пилот Семкина, биолог Иванова, инженер

Куридзе. Помню, помню, высокий такой, красивый, орел, одним словом, горный.

Повезло девчонкам с инженером.

     Стеклянный колпак «саркофага» медленно опустился, и на мгновение я

почувствовал себя неуютно. Как будто стало темнее и прохладнее. Ну, да, это же

анабиоз. Будет еще прохладнее, просто я к тому времени уже засну. А темнее, чем

с закрытыми глазами вовсе не бывает. Вдох, выдох. Хорошо. Еще раз. Все, сон...

Крепкий и здоровый... на семь месяцев...

     7

     Из текущего рапорта в разведку: Каравана Кочующих Детей Воды

     ... Пожиратели травы проявляют весьма высокий уровень подготовленности к

полету. Продолжительность тщательно спланированного маршрута указывает на

применение специальных технологий. Гравиинверсионные двигатели, которыми

оборудован «Ермак», примитивны и не могут обеспечить прохождение такого маршрута

за короткое время. Тем не менее расписание полета включает всего сто двенадцать

вахт...

     С.

     8

     Мишин, Скорохватова, Соболева

     Стартовая тройка, сияя, как нержавеющие чайники, заняла свое место в рубке.

Экипаж и колонисты улеглись в прозрачные «саркофаги» анабиозных камер и, получив

по несколько инъекций из встроенных в камеры пневмоинъекторов, погрузились в

сон. Через четверть часа включились установки Афанасьева, и шесть с половиной

тысяч сердец перешли на ритм три удара в минуту. Старт прошел, как и во время

многочисленных испытаний, — безупречно. Гравинверсионные двигатели мягко подняли

тушу корабля над поверхностью и по пологой траектории стремительно вытолкнули

основной модуль «Ермака» из атмосферы. Час спустя корабль успешно состыковался с

собранными на орбите грузовым и двигательным модулями, а через сутки приступил к

основному разгону. Первая Межзвездная экспедиция началась...

     —  Наша вахта и опасна и трудна... — пропел пилот первой смены Игорь Мишин,

нажимая на клавишу «ввод». — Программа разгона запущена. Все системы работают

нормально.

     —  Вас поняли. Сеанс связи через три часа. — Центр управления полетом

оставил пение без комментари­ев. — Конец связи.

     —  Девушки, а что у нас с завтраком? — поинтересовался пилот,

разворачиваясь вместе с креслом в сторону биолога и бортинженера.

     —  По корабельному времени сейчас три часа ночи, родной, придется

потерпеть, — покачала головой Галя Соболева, биолог смены.

     —  Отощаю я с вами, милочка, как вы это потом объясните Сомову. Он такой

подход к здоровью экипажа не одобрит, как пить дать.

     — Ничего, мы постараемся доказать, что в тебе была обнаружена пара

килограммов избыточного веса, Игорек, и Сомов нас простит, — поддержала подругу

бортинженер Ирина Скорохватова.

     —  Никакого взаимо-по-ни-ма-ния! — раздельно произнес Игорь склонясь к

микрофону бортового журнала. — Психологам — «баранка»! Хоть чайку-то нальете?

     —  Это — пожалуйста, только без сахара, — Ира улыбнулась. — Вон там термос,

а чуть левее кружка.

     Мишин приуныл и, кряхтя покинув кресло, побрел к чайному столику. Соболева

между тем оторвалась от компьютера, осуждающе посмотрела на Ирину и покачала

головой.

     —  Сахар в выдвижном ящике, — сказала она и, кивнув в ответ на Игорево

«благодарю», снова углубилась в работу.

     Бортинженер опять загадочно улыбнулась и, используя боковую никелированную

панель одного из приборов в качестве зеркала, поправила прическу. Пилот был ей

далеко не безразличен, и на самом деле она была бы рада сделать для него все,

что угодно, но опыт подсказывал ей, что пренебрежение вкупе с изящным кокетством

обеспечит не только стойкий интерес со стороны мужчины, но и исключит

возможность возникновения всяких неожиданностей с потенциальной соперницей

Галей. Впрочем, у биолога было столько важной работы, что на личную жизнь она,

похоже, отвлекаться не собиралась. Пилот же и инженер только следили за

вошедшими в рабочий режим приборами, проводили неторопливую профилактику и

корректировку, что занимало всего несколько часов в сутки. Все научные

эксперименты и исследования были намечены на послеразгонный период, а это уже

другая смена.

     На Земле Ире с мужчинами не особенно везло. Сначала попадались

малообеспеченные и неопытные ровесники, потом однажды судьба свела ее с пожилым,

но чрезвычайно внимательным и нежным «дядечкой», который, собственно, и помог ей

устроить профессиональную жизнь. Ира была ему искренне благодарна, но считала,

что цена за помощь не может превышать разумных пределов. «Дядя» настаивал на

супружестве, детях, спокойной семейной жизни, а Ирина не могла и на секунду

представить, что расстанется с беззаботностью вольной жизни, работой,

раскованным и немного безалаберным кругом общения, прекрасной фигурой и пусть и

формальной, но независимостью. Узнав о полете, она не раздумывала ни секунды.

Это было то, что ей нужно именно сейчас, — сбежать. Десять лет — как раз тот

промежуток времени, который мог разрешить ее проблемы. Родственников у нее особо

не было, друзья... что ж, появятся новые, а ухажер за это время забудет или

состарится окончательно. Тем более что она-то ничего не потеряет. По последним

данным, афанасьевский анабиоз даже несколько омолаживает организм, во всяком

случае, состариться человек, пробывший в анабиозе год, успевает лишь на

месяц-два. Как женщину, Иру это вполне устраивало.

     То, что в ее тройке оказался Игорь, стало для Скорохватовой приятным

сюрпризом. Еще в начале сборов в тренировочном лагере она обратила на пилота

самое пристальное внимание. Через месяц психологи объявили составы троек, и

судьба Мишина была решена. «Он и не заметит, как будет моим», — решила Ира и

принялась тщательно готовиться к эмоциональному штурму. Хотя большую часть

флирта составляли вовсе не подготовленные, а интуитивные экспромты.

     Галя, видя в глазах напарницы особый блеск, разумно не вмешивалась, но

Ирина ни в коем случае не сбрасывала ее со счетов.

     Пока что Игорь пребывал в некоторой растерянности, не зная, как реагировать

на поведение инженера, но легкий характер помогал ему не обращать внимания на

Ирины «шпильки». Правда, и влюбленности в его взгляде Скорохватова пока не

замечала. Это ее немного задевало, но поверить в такой невыгодный вариант

развития событий она отказывалась.

     «Где это видано, чтобы мужчина не поддался натиску молодой и красивой

женщины? Абсурд! Он уже мой, только не догадывается до поры до времени...»

     Мишин и в самом деле не догадывался. Ему нравилась его работа, компьютерные

игры, айкидо и поп-музыка. В длительные романы он не верил и не ввязывался, а

длительным, в его понимании, было все свыше недели. Что уж говорить о двух

месяцах. Тактику Иры он не понимал, считал, что она его недолюбливает, но не

расстраивался. Во-первых, чтобы не скучать, хватало и работы, а во-вторых, была

еще Галя, которая вроде бы относилась к Игорю вполне дружелюбно. А если совсем

честно — какая может быть любовь, когда вокруг глубокий космос, у тебя в руках

штурвал абсолютно реального звездолета, а впереди встреча с массой неизвестных

опасностей и приключений?! Щенячьи слюни — вся эта любовь! Лучший пилот ВКС

Игорь Мишин, тот самый, которому доверили ответственнейший этап полета — разгон,

и какие-то нежные чувства! Что вы смеетесь, что ли? На кой черт они сдались

суровому космическому волку?

     За ужином Игорь радостно воспевал просторы Вселенной, агрессивно махал

кулаком в сторону инструкции о космической радиации и фантазировал на тему новой

встречи с другими цивилизациями. Ира отпускала сдобренные ядом замечания, а

Галина молчала, размышляя о чем-то своем.

     Все приборы работали нормально, но ученица Афанасьева пока не привыкла к

расслабленности, она все еще помнила атмосферу постоянного «мозгового штурма» в

лаборатории и не могла понять, почему ей на все вдруг стало хватать и времени, и

нервов. Накануне она закончила осмотр «саркофагов» красной зоны — спящего

экипажа и, тщательно запротоколировав параметры работы каждого из аппаратов,

решила сделать перерыв. Вернее, это решала за все инструкция. Галина была немало

удивлена, что такую рациональную в плане труда и отдыха инструкцию составлял сам

Афанасьев, безжалостно относившийся к себе и своим сотрудникам на Земле.

Предстоял самый объемный этап работы — проверка и коррекция параметров в

«зеленой зоне», где располагались камеры колонистов. С экипажем было проще. Все

пилоты, биологи, инженеры подбирались специалистами среди членов Отряда

Космонавтов, и подстраивать приборы их анабиозных камер было просто

удовольствием. Отклонения составляли два-три процента. Колонисты таким эталонным

здоровьем не отличались, и с каждым предстояла трудная работа.

     Галя вздохнула. Шесть тысяч пациентов на месяц. Больше тысячи корректировок

от нее не требовалось, но перевыполнение плана облегчало задачу следующим, и при

опережении графика ко второй вахте могло случиться, что подобной спешки удастся

избежать.

     —  Не грусти, Галюша, глаза боятся, а руки делают, — приободрил ее Игорь. —

В первой тысяче все более-менее молодые, так что справишься, не напрягаясь, да и

мы тебе поможем.

     —  Конечно, — не совсем искренне поддержала его Ирина, — хотя и у нас дел

по горло, но в личное время мы тебе поможем обязательно.

     —  Спасибо, ребята, — усмехнулась Галя. — Я, конечно, справлюсь, вопрос не

в этом.

     —  А в чем? — Игорь удивленно поднял брови.

     —  Я пока не уверена...   

      — Надеюсь, ничего серьезного? — с беспокойством взглянула на нее Ирина. —

Нам ведь тоже предстоит улечься в твои «гробы».

     —  Нет, не бойся, с камерами полный порядок. Возникла пара вопросов со

списками. Что-то там напутано...

     —  Быть такого не может, — покачала головой Ира.

     — Все списки проверены-перепроверены на сто рядов. Тем более — расписание

экипажа.

     —  В том-то и дело, — Галина задумчиво прищурилась. — В файлах одно, а в

распечатках другое. Содержимое камер тоже соответствует то первому, то второму.

Я еще не знаю, как там, в «зеленой зоне», но если напутано даже у наших, то там

вообще должна быть полная неразбериха.

     —  Черный список... — нервно пробормотала Скорохватова. — Наверное, стоит

начать с него.

     —  Пожалуй, — согласилась Галина, — хотя опасности путаница не

представляет. Просто, это несколько усложняет мою работу.

     —  Все равно, будет спокойнее, если все, занесенные в черный список,

окажутся на своих местах в том чудном зарешеченном отсеке, а не в общем

отделении среди мирных граждан.

     —  Недосмотрел что-то ваш академик, — вздохнул Мишин.

     —  Или ваша контрразведка, — парировала Галина.

     —  Ну, ты загнула. Перепутать пару человек в тройках — это не диверсия,

так, легкая халатность, не больше. Тем более что ты ее обнаружила. Составим

рапорт и подправим программу «побудки». Главное — разобраться, где опечатка.

     —  А в целом, к следующей нашей вахте все выяснится наверняка, — поддержала

его Ирина.

     —  К какой вахте? — Игорь повернулся к инженеру. — Разгонная команда несет

только одну вахту. Ты разве не знала?

     —  Нет, — Скорохватова отложила ложку. — В расписании указано, что наша

смена первая и сто тринадцатая.

     —  В расписании только сто двенадцать дежурств по одному месяцу.

     —  Опять неувязочка, — констатировала Галя.

     Надо повнимательнее просмотреть все файлы. Ириша, это твоя вотчина.

     Ира согласно кивнула. Космонавты замолчали, размышляя о бестолковости

персонала, готовившего полетные документы. Наконец Игорь улыбнулся и бодро

произнес:

      — А по большому счету все это мелочи, девчата. Бюрократия.

     Он похлопал себя по животу.

     —  Сейчас бы еще пару тюбиков пивка и на боковую.

     —  Тебе в наряд

      — Да помню, но помечтать я имею право или нет? Ладно, на звездолете

«Ермак» объявляется отбой. Всему не занятому личному составу приказываю принять

параллельное палубе положение. Спокойной ночи, сударыни.

     Девушки отправились в свои каюты, а Игорь открыл списки экипажа и принялся

внимательно изучать найденные Соболевой несоответствия. На свежий взгляд их

оказалось даже больше, чем два. Мишин задумался. Связаться с ЦУПом, пока есть

такая возможность? А что спросить? Не балбесы ли составляли документацию? Или:

уточните поименно состав вахтовых троек? Доложить стоит в любом случае, надо

только покорректнее сформулировать вопросы.

     9

     Из текущего рапорта в ГРУ

     ... Возникшие осложнения можно расценивать как тщательно спланированную

акцию... Предположение, что на борту присутствуют инопланетные агенты, пока не

подтверждается...

     Больше всего происходящее подходит под ближневосточный вариант. Тот же

стиль и приемы...

     М.

     10

     Афанасьев Александр Николаевич, главный биолог экспедиции

      — Сидите здесь, Александр Николаевич, в одном из секторов сработала

сигнализация. Возможно, ничего серьезного, но до выяснения пределы комнаты прошу

не покидать, — голос чекиста был ровным, как гудение пылесоса.

     Муза! Она оставалась на лужайке за домом. Как я мог сидеть в комнате, когда

ее сейчас будут убивать проклятые азиаты? В который раз мне снилась эта сцена?

Сотый? Тысячный?

     Я сплю? Нет, это что-то другое. Если бы я спал, то не смог оценить

увиденный сон. Я просыпаюсь, вот в чем дело. Жарковато. Потею, как в сауне,

льется прямо ручьем. Только бы не в глаза! А, черт, защипало. Где там мои

ручки-ножки? Какая слабость! Семь месяцев спячки, шутка ли? Так, надо

сосредоточиться и поднести правую руку к глазам. Вот-вот, почти получается. Где

эта чертова автоматика?! Мне полагается порция усиленного питания и стимуляторы,

уколют меня сегодня или нет?! Ага, зашипело, так-то лучше.

     Когда откинулся колпак «саркофага», я увидел перед собой незнакомое лицо

красивой шатенки, которая с участием смотрела на меня, протягивая стакан с

«гейзером». Чуть поодаль стоял крепкий, высокий парень в униформе пилота и

стройная блондинка с пуль­том управления камерами в руках. Я вновь посмотрел на

шатенку и вдруг вспомнил ее имя. Галя. Точно, это же Галя Соболева — одна из

лучших аспиранток нашего с Гошей заведения. Стоп. Ее мы единогласно определили в

первую тройку, а будить меня должна тройка номер семь. Следовательно, что-то

произошло. Причем с «саркофагами» или здоровьем вахтенных, раз будят не Сомова

или Ермакова, а меня. Настроение мое резко упало до нуля и продолжило бы спуск

еще ниже, если бы не тонизирующее действие «гейзера». Это и называется встать не

с той ноги.

     Галя протянула мне роскошный махровый халат, и я осознал, что сижу в

открытом «гробике», мягко говоря, голым. Накинув одежду, я выбрался из камеры и,

шлепая босыми пятками по теплому полу, прошелся, разминаясь, вдоль рядов

анабиозной аппаратуры Красной Зоны. Внешне все было в порядке. Я допил свой

«коктейль» и, возвращая Соболевой стакан, спросил:

      — Что стряслось?

     —  Человеческий фактор, Александр Николаевич... — в глазах Галины блеснули

слезы, — причем почти тотально...

     Я не понимал, что за смысл вкладывала она в столь загадочную формулировку,

но видел, что нервишки у закаленного лично мной бойца не выдержали. Это

представлялось невероятным. Ничего, разберемся...

     — Все будет нормально, Галя, — я погладил ее по прохладной руке. — Придется

вам разбудить всю мою смену, раз уж так сложилось.

     Я обернулся к пилоту и, строго глядя ему в глаза, спросил:

      — День полета?

     —  Двадцать седьмой, — вытянувшись в струнку, ответил парень.

     —  Смена, если не ошибаюсь, первая?

     —  Так точно.

     —  Двадцать седьмой, — я почесал кончик носа. — Не так уж плохо. Будите

Кольченко и Бахареву. Потом, не медля, начинайте подготовку к сдаче вахты.

Сдавать будете мне лично. В книге приема-передачи дежурств отметку я сделаю сам.

И еще, напишите подробный ра­порт о причинах нарушения последовательности смен.

То же касается и вас, госпожа бортинженер.

     Я обернулся к блондинке. Та в ответ натянуто улыбнулась и кивнула. Она. Нет

вопросов, она этот самый «человеческий фактор». По глазам вижу. Вон как

испуганно смотрит. В зрачках страх не спрячешь, закоулков там нет. Приревновала

пилотика, принцесса? Если так, то тысяч тридцать с тебя снимут, можешь не

сомневаться. По червонцу за каждые досрочные сутки. А ты, командир сопливый, с

двумя бабами разобраться не смог! В будущем так и останешься придатком штурвала,

в капитаны слабоват!

     —  Рассказывай, — приказал я Соболевой спустя полчаса, когда, переодевшись

и сбрив трехдневную щетину, вошел к ней в каюту.

     —  Все началось с путаницы в списках экипажа...

     Путаница? Я призадумался. С этим я столкнулся еще на Земле: несуществующая

девушка-пилот по имени Лена, например.

     —  Инженер из шестнадцатой смены оказался в камере восемнадцатого пилота, а

тот в свою очередь — в двадцатой вместо их биолога.

     —  А биолог?

     —  Его вообще нет на борту.

     —  Что значит, нет?! — Я недоверчиво наклонил голову. — Может быть, он в

камере «шестнадцатого» инженера или в «зеленой зоне»?

     —  Нет, я ввела его данные в программу поиска и получила отрицательный

результат. Потом проверила визуально. Его нет нигде, даже в черном списке.

     —  Тогда кто его заменил?

     —  Не знаю, так же, как не знаю ничего о шести дополнительных «саркофагах»

в «красной зоне» и двадцати в зоне черного списка. Они не подключены к общей

системе, и компьютер их просто не видит. Если бы я не пошла проверять в связи с

путаницей обстановку лично, то обнаружить бы их не смогла. Крышки камер

затонированы, лиц я не разглядела, может быть, биолог там... Только навряд ли,

параметры на автономных дисплеях этих камер соответствуют очень тренированным

спортсменам, а пропавший был самым обычным пар­нем. Здоровым, конечно, но не

мастером спорта.

     — Очень интересно, а количество подключенных к системе камер осталось

прежним?

     —  Компьютер отвечает, что да, но кого-нибудь незнакомого не видит

      — Еще интереснее. Значит, или наш коллега никуда не исчезал, или его

заменили кем-то компьютеру известным, но упрятанным в какой-то скрытый файл. Эту

версию вы отрабатывали?

     —  Да, Ирина, бортинженер, перевернула всю программу. Никаких скрытых

файлов. Биолога нет, шестнадцатая камера не пуста, но в двух экземплярах тоже

никто не числится. Но, главное, она утверждает, что автономные «саркофаги»

запрограммированы на одновременное включение в двести пятый день полета... Это

ваша смена...

     —  Я уже подсчитал, — я начал понимать, что дело не в блондинке. — С Землей

связывались?

     —  Да, но сначала они очень долго проверяли свои бумаги, потом отказывались

верить, а теперь — сигнал идет так долго, что мы решили не медлить, чтобы не

опоздать, если Ира ошибается в расчетах. Через десять дней связь вообще

прервется, так что решать все вопросы придется вам.

     —  Не мне, а Сомову.

     —  Нет, Александр Николаевич, вам, — Галя нервно смяла промокший носовой

платок. — На двадцать пятый день в системе проявился вирус. Все смены после

десятой и все колонисты, кроме черного списка, от программы «побудки»

отключены... только поддержание жизнедеятельности. Мы везем шесть тысяч банок с

человеческими консервами...

     Она снова расплакалась, на этот раз навзрыд. Я почувствовал, что бледнею, в

глазах потемнело, но через секунду самочувствие вернулось в норму. Меня били и

не так, ничего, выжил. Сейчас надо осмыслить ситуацию, побеседовать с

остальными, и решение отыщется само собой.

     Через пару минут мы уже вчетвером сидели в рубке. Я, невозмутимо попивая

крепкий чай, слушал доклад Мишина. Переживающая больше всех Ирина сидела,

опустив голову и то и дело шмыгая покрасневшим носиком, дополняла слова пилота

профессиональными репликами. Что и говорить, ее братия напортачила, однако,

брать на себя вину всего цеха ей не следовало. Не рационально. Впрочем, пусть

прочувствует ответственность. Утешать ее я не собирался.

     —  Навигационный, управляющий и резервный компьютеры работают нормально, —

Игорь говорил немного срывающимся голосом, но в целом выглядел спокойным и

деловитым. — Проблемы только в системе жизнеобеспечения. С самим вирусом Ирина

справилась, но ликвидировать последствия его деятельности без переключения

системы на дублирующий аппарат не представляется возможным. Придется

переустанавливать большую часть программы. Продублировать медицинский компьютер

способен лишь «Навигатор», но это означает, что его придется отвлечь от

основного дела, а до прибытия на планету это невозможно. Мы не сможем никого

разбудить, пока не приземлимся, кроме...

     —  Кроме тридцати членов экипажа, двухсот осужденных и двадцати шести

неизвестных спортивного телосложения, — закончил я за Мишина. — Причем

неизвестные проснутся сами

      — Веселые перспективы, — поддержал беседу вошедший в рубку Павел. Он уже

оправился от анабиоза и выглядел вполне сносно.

     —  Где Алевтина? — поинтересовался я.

     —  Прихорашивается, — Паша махнул рукой в сторону кают — Нас, как я понял,

слегка подставили?

     —  Эт-точно... — протянул я, массируя виски. — Подождем Алю и начнем

дебаты, готовьтесь.

     Я налил себе еще чаю и жестом пригласил остальных присоединяться. Паша с

энтузиазмом поддержал мою инициативу. После «холодного сна» нас мучила

постоянная жажда. И голод, кстати, тоже. Мы запили чаем добрую порцию пищевых

таблеток, но пока они не растворились, пришлось изрядно поволноваться. Несколько

позже к нам присоединилась Аля и, удовлетворив гастрономические потребности, мы

начали обсуждение ситуации.

     —  Первый вариант — вернуться, — выкатил я на поле пробный шар.

     —  Нет, — запротестовал Игорь, — это не имеет смысла. Раз камеры работают,

людям ничто не угрожа­ет. Надо долететь. Даже если в конечной точке не окажется

подходящих условий для жизни колонии, то приземлившись, мы сможем отключить

навигацию и перезагрузить медпрограмму, а потом спокойно вернуться.

     —  Хорошо, а если всплывет еще какой-нибудь вирус? — возразила Галя.

     —  Продублируем часть наиболее важных функций «медика» с дистрибутивов на

резервной машине и накажем ей включаться в экстренных случаях. На минимум там

свободной памяти хватит, — предложила Ирина. — Правда, не на всех...

     —  Что значит не на всех? — спросил я.

     —  Возможности резервного компьютера ограничены. Примерно двести камер

придется оставить подключенными только к основному. В случае возникновения

неисправности мы их потеряем.

     —  Скверно, — я посмотрел на экипаж, — но выхода нет. Надеюсь, вы

понимаете, какие двести камер останутся без подстраховки?

     Все потупились и промолчали.

     —  Мы постараемся не допустить новых сбоев, — поспешно заверила Ирина.

     Аля, соглашаясь, кивнула. Она пока не до конца разобралась в ситуации, но

отставала уже лишь на шаг. Она-то и побеспокоилась о главном:

      — А как быть с этими двадцатью шестью здоровячками? 

     Все обеспокоенно повернулись ко мне. Как быть, как быть, неужели не ясно?

     —  Это вам, девочки, призовая игра. Придется взломать управляющие панели

этих загадочных «саркофагов» и подключить спящих ребят к нашей общей системе

отдельным файлом. Потом разбудим одного, на выбор, и побеседуем.

     —  Боюсь, такой вариант они предусмотрели, — покачал головой Паша. — Или

экстренная «разморозка» сработает, или панель неразборной окажется. Будь

по-вашему, все бы оказалось слишком просто.

     —  Не попробуешь — не узнаешь, — поддержал меня Мишин. — Незнакомцы — пока

наша главная проблема. Слишком уж они грозные для мирного созидания. Как

говорили древние римляне: хочешь мира — имей «парабеллум»! Плохие это парни, я

спиной чувствую, так что подготовиться нам стоит.

     —  Не пойман — не вор. Что ты на них так взъелся? — возмутилась Галя. —

Может, это какой-нибудь отряд охраны на случай непредвиденных обстоятельств. У

нас на борту две сотни головорезов! Вдруг компьютер замкнуло бы не на сбой, а на

полную «разморозку», кто бы тогда осужденных контролировал? Ты?

     —  Нет, сударыня, не он, — вмешался Павел. — Только в версию с охраной мне

тоже не верится. Я могу понять затемнение стекол: законнички любят «пофорсить»,

я понимаю, хотя и с трудом, причины автономности их камер, а тот факт, что

большинство из них находится рядом с черным списком, вообще говорит за ваше

предположение. Не стыкуется только одно — почему они должны проснуться именно на

двести пятый день?

     —  В то время, как осужденные просыпаться не должны совсем... — добавил

Игорь.

     —  Не знаю, но прошу принять во внимание и мою версию тоже, — упрямо