Владимир Иванович ЩЕРБАКОВ
ФЕИ СТАРОГО ЗАМКА
По мотивам шотландской легенды
Художник И. Мельников
________________________________________________________________
ОГЛАВЛЕНИЕ:
Данвеган
Маргарет, Мэгги, Мэг
Нет ничего правдивее легенд
Интерлюдия в отеле
Солнечная дорога
________________________________________________________________
Данвеган
По неровной стене замка размытым облаком бежала тень опускавшегося
моста. Хольгер видел, как она погасила вечерние блики на противоположной
стороне рва и, накрыв кусты шиповника, упала к ногам.
Замок Данвеган сохранил первозданный облик: проломы, оставшиеся после
давних нашествий, тщательно заделаны, вновь скрипят колеса, опускающие
подвесной мост, который ведет во внутренний двор. Над входом, как и сотни
лет назад, горит факел, его пламя колеблет ветер.
По винтовой лестнице Хольгер поднялся в просторный зал, голые стены
которого украшены древними гербами и головами оленей. В углублении посреди
зала неровно дышала открытая жаровня, выпуская вверх красноватые языки, и
тусклые отсветы, метавшиеся по полу, выхватывали из полусумрака, казалось,
не мертвые плиты — годы и десятилетия, сложенные здесь, как в консервной
банке. Вокруг бушевали ураганы и войны, лилась вода и кровь — замок прятал
в подвалах и башнях следы минувшего.
Хольгер отошел от группы туристов, прибывших вместе с ним из Швеции,
и на несколько минут остался наедине с застывшим прошлым. Трудно
представить людей, домом которых были эти стены, коридоры и ступени,
сотканные из каменных жил, тяжелые и неподвижные, точно кадры немого
фильма или старая незнакомая гравюра.
В южной башне он осмотрел оружие британского и скандинавского
происхождения. Меч викингов, похожий на тяжелую железную палку, напомнил о
целой эпохе, когда рослые светловолосые воины с выпуклыми глазами прошли
на ладьях, словно на морских конях, полмира — от Каспия до Америки, —
оставив и здесь, в Шотландии, не только память о себе, но и часть себя.
В верхней каморке с одним-единственным окном заметнее был слой пыли и
тот же едва уловимый запах старого камня. Комната была пуста, и Хольгер
вопросительно взглянул на вошедшего с ним служителя.
— Покрывало фей, сэр. Местная реликвия, — ответил тот на молчаливый
вопрос.
Тут только Хольгер заметил в углу на маленьком столе сверток
темно-зеленого цвета.
— Могу рассказать, если хотите, историю, связанную с этим покрывалом.
...Много веков назад вождь могущественного клана, владевшего замком,
Малколм, взял в жены фею, которую он повстречал на берегу ручья
Хантлиберн. В тот день было солнечно, пели птицы, звезды анемон и белые
колокольчики тянулись вверх, и лиловый ковер вереска на горных склонах
казался продолжением неба.
В прозрачном воздухе раздался легкий звон, и Малколм увидел всадницу
на сером коне. По узкой тропинке она медленно приближалась к нему. Странно
сиял зеленый шелк ее платья под бархатным плащом, а волосы светились всеми
оттенками пламени. Эта встреча решила судьбу обоих.
Счастливо жили они в замке, пока однажды жена не призналась Малколму,
что тоскует по своим. В день рождения сына Малколм сам проводил ее на
берег ручья, туда, где большие потрескавшиеся от времени камни указывали
дорогу в Страну Фей.
Вечером в замке устроили пир — праздновали рождение сына, будущего
вождя клана. И Малколм, стараясь превозмочь грусть, веселился вместе со
всеми. А в башне спал новорожденный, и молоденькая няня, сидевшая у
колыбели, со вздохом прислушивалась к звукам волынок, доносившимся из
зала. Ей так захотелось побыть там хоть минутку и попробовать угощение,
что она решилась: быстро пробежала по извилистым коридорам, залитым лунным
светом, и осторожно вошла в большой зал.
Малколм заметил ее и попросил вынести ребенка, чтобы показать его
гостям. Девушка поспешила в башню. И ей показалось вдруг, что там не все
спокойно. У колыбели, пока она отсутствовала, действительно кое-что
произошло.
Крик большой совы разбудил мальчика, он заплакал, и у матери-феи
сжалось сердце (ничего удивительного в этом нет: феи способны услышать
даже тихо сказанное слово, как бы далеко они ни находились). Фея поспешила
к сыну, прикрыла его зеленым покрывалом и, когда тот заснул, исчезла.
Минутой позже няня увидела это тонкое, как весенняя трава, покрывало,
вышитое особым узором — крапинками эльфов. Соткано покрывало было так
искусно, что ей не долго пришлось гадать, откуда оно появилось. Но девушка
не особенно доверяла феям. Ведь многие знали: они могут подменить ребенка.
На этот раз, однако, все обошлось благополучно: может быть, фея
действительно любила Малколма или чуть-чуть жалела его...
— С тех пор подарок феи хранится в замке Данвеган, — закончил
служитель свой рассказ.
Хольгер подошел к столику и притронулся к покрывалу. На нем
различались крапинки, соединявшиеся в непонятный рисунок.
— Она появляется здесь, — сказал служитель.
— Кто она? — не понял Хольгер.
— Фея. Однажды я долго искал дома трубку, а потом решил, что оставил
ее в башне, и вернулся. Свет зажигается этажом ниже, но я забыл это
сделать, а спускаться не хотелось. Светила луна. Ларец с покрывалом
оставался в тени. Я пошарил рукой на столе, потом повесил покрывало у окна
и поискал в ларце, а когда поднял голову, увидел у окна женщину.
— Я читал о феях, но встречаться с ними не приходилось, — сказал
Хольгер серьезно.
— Думаю, они такие же люди, как и мы, только умеют гораздо больше. Я
слышал, что настоящая фея совсем недавно жила где-то на севере, кажется, в
Инвернессе. А с феей из нашего замка разве что не удалось еще поговорить.
Хольгеру было двадцать пять, и он готов был поверить.
— Может быть, и мне удастся взглянуть на нее? — спросил он.
— Что ж... Вправду сказать, мой рассказ никто не принимает всерьез.
Да и кого удивит в наш век такое? Пожалуй, если в один из ближайших лунных
вечеров вы захотите проверить, не забыл ли я закрыть дверь башни, это
может обернуться для вас небольшим приключением.
Хольгер опустил руку в карман, но англичанин остановил его.
— Не надо, сэр. Вы поверили мне — этого достаточно.
Маргарет, Мэгги, Мэг
С вертолета Шотландское нагорье похоже на волнующееся море: гребни и
вершины кажутся застывшим прибоем. А впадины между волнами — это
бесчисленные узкие долины, глены, с гигантскими валунами, оставленными
ледником, склонами, поросшими вереском, и голубыми стеклами озер. Даже
обычные березы среди этого великолепия выглядят иначе, точно на полотнах
старых мастеров. Хольгер летел с единственной целью — увидеть все это, и,
когда вертолет опустился, он еще мог, прикрыв глаза, представить Шотландию
такой, какой она была в этот солнечный день.
Двухчасовое воздушное путешествие закончилось в городке, похожем на
десятки других, и среди домов с аккуратными цветниками под окнами Хольгер
в две минуты нашел знакомую вывеску. В бар он вошел вслед за девушкой,
оставившей автомобиль на другой стороне улицы, и присел к ее столику.
В девушке ему нравилось все: и короткие каштановые волосы, и глаза, и
улыбка, едва заметная, осторожная. «Может быть, просто сегодня такой
день?» — подумал он и тут же поймал себя на том, что рассматривает
воротник ее платья — даже этот круглый воротничок был до странного красив
и строг.
Встреча с ней казалась естественной, предрешенной, и, если бы она не
состоялась сегодня, завтра, послезавтра, Хольгер, может быть не отдавая
себе отчета, надеялся бы на такой же солнечный день, когда хочется вместе
смотреть на луч, упавший через окно в синюю пустоту воздуха.
Ей нравилось, как он говорит по-английски — переделывая слова, глотая
звуки, коверкая фразы. Хольгер сказал что-то по-шведски, и она
непостижимым образом поняла смысл. Это развеселило обоих.
Но можно ли смеяться долго, не боясь, что веселье сменится грустью?
Когда-то, друзья, я любил и мечтал
И летнее солнце улыбкой встречал,
Но ранняя осень нежданно пришла
И с нею холодная мгла.
— Дан Андерссон. — Хольгер сделал нарочито трагический жест. —
Когда-то читал...
— Давно? — живо спросила девушка.
— Да, очень. Еще в школе.
— Еще в школе... — с шутливым разочарованием повторила она. — А я
думала, вы моложе.
— Мы еще не успели познакомиться...
— Маргарет.
— Хольгер.
...Ее дом стоял у западной дороги недалеко от города. Когда они вышли
из машины, он подумал, что вечер будет лунным, и вспомнил о замке
Данвеган.
Калитка закрылась, шум, доносившийся с шоссе, пропал, смешавшись с
тихим перезвоном жесткой высокой травы по краям дорожки, посыпанной
круглыми зернами шлака. Чист и ясен был здесь воздух с запахом рощи после
дождя, и небо над головой казалось другим — прозрачнее, глубже.
Они прошли к дому. Одна из стен была наполовину закрыта оранжевыми,
зелеными и голубоватыми листьями, уживавшимися на одних и тех же стеблях.
У низкого крыльца стояла большая глиняная ваза с тонким зеленым рисунком
по краю, сверху в нее падала струйка воды, падала и вытекала на землю в
том месте, где от вазы был отбит кусок с рисунком.
Излом был таким свежим, что Хольгер невольно поискал глазами осколок.
Поднимаясь на крыльцо, он успел заглянуть в вазу, но не увидел дна.
Почему-то стало ясно, что на дне осколка тоже нет.
Необъяснимо легко, от одного прикосновения ее пальцев распахнулась
дверь — комната показалась продолжением сада. На розоватой каменной стене
неяркой краской были очень живо набросаны те же листья трех оттенков. В
углу стояла такая же ваза, что и в саду. И точно так же не хватало кусочка
керамики в верхней ее части, где по всему кругу шел поясок орнамента.
Хольгер подошел к вазе и протянул руку, ловя водяную струю, сбегавшую
вниз и не оставлявшую следов.
— Зеркало, — улыбнулась девушка.
И он понял, что это точно было зеркало, отражение в котором почти не
отличалось от реальной вазы — так легко возникала иллюзия объема. На
ладони как будто бы даже осели невидимые росинки — тоже, конечно, иллюзия.
— Это вы придумали? — спросил он.
— Что тут особенного? В доме должно быть хорошее зеркало, а куда его
поместить — сразу видно. Настоящее зеркало должно оставаться невидимым,
незаметным.
В комнате были и книжный шкаф, и стол, и телевизор, и легкие кресла,
но эти привычные вещи сочетались тем не менее с едва уловимой новизной,
необычностью.
Электрический свет не зажегся, не вспыхнул матовыми пятнами — просто
засиял воздух вокруг, и оставалось непонятным, как возникло это сияние.
Кресло передвинулось, повинуясь пальцам, а комната, казалось, меняла
размеры, точно кто-то творил неслышимые заклинания. Изображение не
умещалось в тесном квадрате телеэкрана — линии замыкались уже в
пространстве, очерчивая как бы некоторый объем.
Книги... Их страницы пахли яблоками, как окна в сад. И рассказывали
они о голубых лугах, где плескались волны травы, о жемчужных полях спелого
овса, о грибах лесных, дождях, даримых летними грозами, — обо всем
таинственном и неповторимо прекрасном. И каждая страница являлась
отражением дня, ушедшего в прошлое, одного дня, который как будто забылся,
растаял и снова всплыл в памяти — веткой весенней березы или горной сосны,
вписавшейся под тонкий переплет с запахом яблок.
— Вы любите... об этом? — Голос ее был рядом, но Хольгер понял вопрос
скорее по движению губ.
— Да. У вас хорошие книги, где только вы раздобыли их?
— Эти книги о хорошем. Но есть и другие. Взгляните. — Она
притронулась длинными пальцами к ядовито-зеленой обложке. Книга
раскрылась. Возникли правдивые желчные слова.
«Является ли туризм экологическим фактором того же порядка, что и
землетрясение, пожар или наводнение? Нет, это явление регулярное,
хроническое, а не случайное, как стихийные бедствия, и похоже больше на
заболевание. На альпийских перевалах автостоянки теснят луга, на
туристских маршрутах в Англии и ФРГ в прошлом году сбиты десятки тысяч
зайцев и косуль...»
— Это не о нас, — сказал Хольгер. — У меня нет машины. У вас она
есть, но вы не турист. И потом, эти зайцы и косули искупили собой жизнь
многих людей, которых сбили бы те же автомобили, пролегай их маршруты в
других местах — там, где нет косуль, но зато есть люди.
— Безразличие — вот настоящий убийца. Оно настигает везде и всех, без
разбору. Как-то я нашла на дороге зайца с отдавленными лапами. Только
через месяц он смог бегать.
— Он живет у вас?
— Нет. Ушел к себе в лес. Иногда заходит в гости по старой памяти.
Вам нравится у нас?
— Да. Сегодня я видел Шотландию...
— С вертолета? — спросила она с легкой иронией и сухо добавила: —
Сегодня тепло и солнечно, но и в такую погоду с вертолета многое можно не
заметить.
Хольгер встретил ее строгий взгляд.
— Вам нужно побывать на Гэльских сборах, — посоветовала она. —
Шотландия — земля гэлов, кельтов. Гэлы... Ведь это слово скоро останется
только в книгах, в сказках. И вересковые пустоши исчезнут. Будут жить
только земля и камни. Что было раньше, давным-давно, когда не было
Принсес-стрит и Джордж-сквер, Эдинбургского замка и еще раньше?.. — Она
как будто спрашивала о чем-то неясном или думала вслух, без надежды на
ответ.
Хольгер вспомнил голубовато-серый ромб озера Лох-Ломонд, широкие
волны земли с редкими рощицами, очередь у ночного клуба в Глазго,
пляшущую, кричащую, извивающуюся, — длинноволосые юнцы и симпатичные
девочки с бутылками виски в сумочках. И еще хмурое утреннее небо над
Клайдом, паучьи лапы кранов, суету миллионного города и сутулые спины
свободных от работы. Это была Шотландия, и все-таки знал он ее так, как
можно узнать по моментальному снимку, не более.
— Гэльские сборы... Это, кажется, фестивали, где поют старые песни и
играют в гэльский футбол. Машина времени. Единственный способ увидеть
частицу прошлого.
— Не единственный. Но оставим Шотландию. Расскажите, чем вы
занимаетесь у себя на родине.
— Я электрик, инженер-электрик. — Было немного жалко, что ответ на ее
вопрос звучал так прозаически.
— Это интересно? — спросила она серьезно.
— Не очень, — признался Хольгер, — но если бы пришлось снова
выбирать, то лучше трудно было бы что-нибудь придумать.
— Я думаю, что человек дважды открывает истину, — неожиданно сказала
она. — Сначала в искусстве, потом в науке, в технике. Можно многое уметь,
не зная настоящих причин. Уметь интереснее, чем знать.
Она почему-то вздохнула.
— Вы правы, — сказал Хольгер. — Золотым коробочкам из Ирландского
музея две тысячи лет, а следы сварки на них обнаружили недавно. Ирландские
кельты были знакомы с холодной сваркой металлов, они умели это делать,
объяснение же нашли инженеры двадцатого века.
Она не ответила, и Хольгер смутился. Янтарный свет, мягко очертивший
пространство комнаты, отражался в ее глазах, готовых к улыбке
снисхождения, улыбке радости, улыбке любви. И понять это было совсем не
трудно, но они говорили о книгах, о Клифе Ричардсе, о кино — долго, так
долго, что на небе успели смениться десять оттенков синевы, а на востоке и
западе проросли звезды.
...Пролетала короткая ночь. Он поймал себя на том, что не знает
названия городка. Вертолет подвернулся случайно, а ему было все равно,
куда лететь.
— Инвернесс, — сказала она. — Ты прилетел в Инвернесс.
— Инвернесс, — повторил он, словно что-то припоминая.
Потом, уже про себя, он повторил ее имя: Маргарет, Мэгги, Мэг.
Нет ничего правдивее легенд
Что-то совсем простое заставляло Хольгера вернуться в замок Данвеган.
Он вспоминал и мягко светящееся глубокое небо, неотделимое от волшебного
запаха трав, и летние звезды, большие, как под увеличительным стеклом, и
косматую, в облачных гребешках луну, которая то вырывалась на звездный
простор, то блекла.
Лучшие дни всегда в прошлом, но в двадцать пять это не заметно.
Особенно если пришло время отпуска, а теплый ветер, работавший семь дней,
прогнал над Шотландским нагорьем дожди, по морю расстелил белую пену и
соединил горы и воду с небом прямыми, как мост, лучами.
Когда гасли голубые колосья трав и спускалась на плечи ночь, дороги
становились длиннее, задумчивее. Можно было бродить, бродить, пока не
наступит час первой звезды и не вскрикнет утренняя птица-невидимка. Одна
из ночных дорог привела Хольгера к замку.
Конечно, история с феей, рассказанная служителем, казалась совершенно
неправдоподобной. Но были тогда в его лице и голосе какое-то спокойное
равнодушие и усталость, лучше слов говорившие о размышлениях, о неверии и
в то же время неспособности перечеркнуть, забыть увиденное, как сон или
сказку. Если это и не так, разве не стоило удостовериться в силе чистого
вымысла, может быть, самообмана?
...Старый замок притягивал тени, как гигантский магнит. Хольгер
пробирался в южную башню. Слились, растворились ориентиры — ров, знакомые
выступы стен. За кронами столетних деревьев луна была как высокая и слабая
свечка. Хольгер потерял удобную дорогу, а идти напрямик становилось все
труднее. Вдоль стены липкими, цепкими шеренгами вставали кусты шиповника,
точно ежи, наколовшие листья на круглые спины.
Нужно было бы лететь, стелиться над землей и, добравшись до стены,
перемахнуть через нее, а лучше бы сразу влететь в окно, как бабочка или
как фея. Открыв дверь, Хольгер подумал, что легче совершить преступление,
чем добраться до южной башни обычным способом. Служитель не обманул: с
дверью действительно было все в порядке. И на всякий случай Хольгер
прикрыл ее за собой и перевел дыхание.
В этот момент мелькнула какая-то неуловимая мысль, сразу переключив
его внимание, мозг, и он снова почувствовал упругость мышц, услышал
собственные осторожные шаги, уловил ритм сердца.
Лестница вела круто вверх. Было похоже, что звуки глохли, как в
лабиринте, рассеиваясь каскадом ступеней. На пороге комнаты он с минуту
помедлил, точно собирался проникнуть в тайну, оставаясь невидимым. Потом
вошел: комната была пуста. Здесь, на высоте южной башни, луна всплыла над
кронами огромной холодной рыбой, и стены комнаты засветились, как днем. От
окна к небу выткалась серебристая невесомая тропа.
Хольгер ждал. Но ничего не менялось, и время, лишенное связи с
событиями, текло то быстро, то медленно. Хольгер подошел к столику и
бережно прикоснулся к легкому свертку. Считается, что феи очень маленького
роста, однако покрывало было почти нормальных человеческих размеров. По
крайней мере, когда Хольгер расправил его и поднял за углы, ткань, мягко
шурша, опустилась до пола.
И тут он уловил едва заметное движение. Мгновением позже он увидел за
покрывалом женщину. Руки сами собой застыли в воздухе. Медленно поднимая
голову, он чувствовал, как от висков к ладоням бежала быстрая теплая
волна. Простые, как цветы и трава, линии ее лица, шеи, рук делали ее
похожей, наверное, на всех красивых женщин. Но в следующий момент явилось
почти неуловимое отличие, может быть, в широко расставленных глазах или
коротко остриженных волосах, светящихся каким-то собственным светом и все
же оттеняющих лицо, явилось то, что заставило потом Хольгера еще и еще раз
вспоминать эту встречу.
Легкая грусть была в ее взгляде, и всепонимание, и тень былого
счастья, тень радости и забот. И может быть, каждый день жизни высветился
в ее глазах своей особой, ни с чем не сравнимой искрой. Она была совсем
девочкой и пыталась скрыть легкую грусть или разочарование — это Хольгер
понял гораздо позднее, когда снова и снова пытался вызвать в памяти
мимолетное волшебство.
Прошло, казалось, лишь несколько секунд. Хольгер держал покрывало за
углы, застыв, забыв о нелепой своей позе. Опуская полупрозрачную ткань, он
заметил, как фея быстро наклонилась, легко взмахнув руками. Всплеснула
длинными пальцами и исчезла, растворилась в лунном свете.
Хольгер подошел к столику, спрятал струящийся шелк и, вздрогнув,
обернулся, но в комнате было пусто. Лишь в зеркале на стене холодной рыбой
забился месяц.
Часы отстукивали четвертый час ночи. Выходило: в замке он провел без
малого три часа. Наверное, вот так же герои шотландских сказок — гости фей
— не замечали хода времени.
...В отель он вернулся перед рассветом и проснулся так поздно, что
можно было сразу идти обедать. Ушедшая ночь всплывала смутным сном. Пока
он лениво одевался, отчетливо вспомнился небольшой кружок в углу покрывала
— деталь, выпадавшая из общей композиции затейливого рисунка эльфов.
Уловить какую-либо общую систему в причудливом узоре, возникавшем из
крапинок и тонких черточек, было трудно. А кружок напоминал мишень для
стрельбы — концентрические полоски занимали всю площадь: темное «яблочко»,
потом светлый участок и опять почти черное колечко. По краю колечки были
совсем узкие, и он так и не смог сосчитать их.
Хольгер почти уверился, что эти колечки ему знакомы, и теперь,
умываясь, мучительно соображал, когда и где видел их раньше. Возникло
наконец такое чувство, какое бывает, если ответ уже вертится в голове,
точно знакомая фамилия, которая всплывет в памяти, если подскажут первую
букву. Он даже перестал водить руками по шее, а просто положил голову так,
чтобы на нее падала сильная холодная струя, и, когда все вокруг словно
наполнилось легким свежим туманом, а кожу стало приятно покалывать, закрыл
кран. Потом медленно протянул руку за полотенцем. В этот момент возник
ответ.
Не так давно он листал книгу по голографии. Полосатый кружок был
решеткой Френеля — голограммой одной-единственной точки. Стоит лишь
осветить такую решетку — возникает точка, маленький кирпичик объемного
изображения. Вот оно что такое, покрывало фей, думал Хольгер, и вдруг
отчетливо вспомнилась женщина из замка в коротком плаще. Да, она была
совсем живой, только на полу не было заметно ее тени.
Хольгер нарисовал ход лучей в придуманной схеме. Старое зеркало на
стене отражало падавший в окно свет луны на голограмму-портрет. Крапинки
эльфов — искусно вышитые линии, черточки, точки — как раз и были волновой
копией оригинала. При освещении возникало объемное изображение. Феи умели
вышивать голограммы, как скатерти или сорочки!
Ему всегда казалось, что легенды не могли быть просто выдумкой.
Рыжеволосые кельты — самое изобретательное племя на планете — рассказали
на этот раз и вправду о настоящих своих соседях, феях и эльфах, чем-то
похожих на них самих.
Пожалуй, никто не ответит на вопрос, приходились ли эльфы кровными
родственниками кельтам. Да и кто они были вообще?
Легенды наделяют их странным и неровным характером, способностью
видеть и слышать так далеко, что эта способность кажется совершенно
непостижимой. Чувствуется, что те, кто рассказывал о них, не могли понять
их вполне. Неизбежные неточности и прибавления так исказили всю эту
историю, что после записи устных рассказов получилось как бы кривое
зеркало, в котором трудно увидеть подлинное лицо.
Хольгер попробовал представить, как это могло быть: тонкие пальцы,
серебристые нити, мелькающие, как струны, над легким шелком, и почти
неслышимая мелодия. И ему казалось: да, это так и было. Он угадал и
значение точки, волновое изображение которой поместилось в углу
голограммы. Это была и в самом деле просто точка. Точка после подписи
мастера, создавшего портрет.
...Ему пришло в голову разыскать книжку о феях. Пусть это будут
старые легенды. Среди них, наверное, найдется и та, что слышал он в замке.
Кто знает, может быть, служитель пропустил или, наоборот, прибавил
что-нибудь. Во всяком случае, легенда стоит того, чтобы ознакомиться с
ней.
В маленьком магазинчике, где и покупателей-то было всего двое — он
сам и седой остроносый старичок в пенсне, — нашлось среди прочих бумажных
редкостей и растрепанное, двадцатилетней давности издание сказок о феях.
— Только одна книга из этой серии, — заметила круглолицая высокая
девушка в очень коротком платье, напоминавшем сложенные крылья ангела. —
Но многим нравится очень современная «Ночь кукол» и «Возвращение
Франкенштейна», по мотивам старого фильма, с цветными иллюстрациями. Ну
как?
Не дождавшись ответа, она резко повернулась и сделала выразительное
движение плечами.
Хольгер листал книгу, но разыскать требуемое оказалось не таким
простым делом: названия говорили слишком мало.
— Легенды! — вмешался старичок в пенсне. — Вы любите легенды?
— Я разыскиваю одну историю... О покрывале фей.
— Прекрасно! — Страницы в его руках замелькали с непостижимой
быстротой. — Вот! — И он подвинул к Хольгеру раскрытую книгу. — «Знамя фей
в Данвегане». Как раз то, что вам нужно.
Старичок собрал со стола газеты, которые до этого сосредоточенно
изучал, и дружелюбно заметил на прощанье:
— Нет ничего правдивее легенд, молодой человек.
...Содержание первой части легенды совпадало с тем, что рассказал
служитель замка. Во второй части речь шла о том, какую важную роль играло
покрывало фей в жизни клана Мак-Лаудов, к которому принадлежал Малколм.
Когда молоденькая няня, повинуясь приказу Малколма, принесла ребенка
в зал, где происходило пиршество, послышалось пение фей. В песне
содержалось предсказание: покрывало, оказавшееся знаменем фей, спасет клан
в годы бедствий. Однако развертывать его позволялось лишь в тяжелый час,
отнюдь не по пустячному поводу. В противном случае на клан обрушатся
несчастья: умрет наследник, будет потеряна скалистая гряда — владение
замка — и в конце концов в семействе вождя не хватит даже мужчин-гребцов,
чтобы переплыть залив Лок-Данвеган.
Знамя фей бережно хранилось в чугунном ларце. И ни сам Малколм, ни
его сын, ни ближайшие их потомки ни разу не прибегали к его помощи.
Только много десятилетий спустя знамя развернули в первый раз. Это
случилось, когда Мак-Дональды выступали против Мак-Лаудов. В самой гуще
сражения взметнулось вверх зеленое знамя, и Мак-Дональдам почудилось,
будто к противнику подошло подкрепление. Они дрогнули и побежали.
Позже знамя спасло от чумы скот Мак-Лаудов. И все снова убедились в
его могуществе.
Но вот сто с лишним лет назад некто Бьюкенен, поступивший на службу к
одному из Мак-Лаудов, решил отучить людей от суеверия, взломал ларец,
извлек знамя и помахал им в воздухе на глазах у собравшихся. И сбылись
постепенно все предсказания фей: прямой наследник рода погиб при взрыве
военного корабля «Шарлотта», скалы Три Девы перешли во владение Кембелла
из Иснея, а слава клана скоро померкла, и в семье вождя не набралось
гребцов, чтобы переплыть морской залив.
Вот что рассказывала легенда о зеленом шелке с изображением феи,
может быть, самой королевы фей, ставшей женой вождя клана. Не все
поддавалось объяснению. Возможно, несколько иной, более понятный смысл был
вложен в первоначальный, не дошедший до нас текст: те, кто развернул
«знамя» без серьезных оснований, несомненно, могли быть только вздорными,
неумными людьми и, безусловно, заслуживали лишь неприятностей. «И я
развернул знамя», — неожиданно подумал Хольгер.
Интерлюдия в отеле
Хольгер вернулся в отель и зашел в ресторан пообедать. Здесь он
увидел Эрика Эрнфаста, с которым вместе летел из Стокгольма. В зале почти
никого не было, как всегда в это время. Туристы, остановившиеся в отеле,
заходили сюда обычно часом-двумя раньше, большими шумными группами
рассаживаясь за столы. Потом зал пустел.
Эрнфаст приветственно взмахнул рукой:
— Где ты пропадал? Садись-ка и расскажи!
Судя по всему, он чувствовал себя здесь как дома. Не дожидаясь
ответа, Эрнфаст проглотил полстакана какой-то смеси и заказал еще.
Место и в самом деле было уютное. Большие окна выходили на тихую
улицу с серыми, как земля, домами, подстриженными кустами и цветниками. Из
пасти мраморного льва у входа в отель озорно торчала охапка веток. В
старой витрине напротив красовалась реклама: «Курите папиросы «Кинг».
Хольгер втянулся в разговор. Он казался себе первооткрывателем.
Совсем даже неожиданно с легкой и неприятной для себя самого
откровенностью Хольгер рассказал Эрнфасту о поездке в Инвернесс, о Мэгги
(он так и называл ее в разговоре — Мэгги). Потом с наигранной шутливостью
стал говорить о феях, о старом замке, понимая, что другой тон был сейчас
неприемлем.
— Не понимаю, — возражал Эрнфаст, — не люблю сказок. Да и зачем тебе
фея, если ты с такой девочкой познакомился?
— Здесь есть какая-то связь... какая-то загадка.
— Загадка — это плохо. Загадок не должно быть.
— Не должно, — машинально повторил Хольгер, наблюдая, как Эрнфаст
наполняет стакан.
Ему вдруг ясно вспомнилось, как Маргарет набирала кувшином воду из
вазы, но только не из той, что стояла на крыльце. Она не выходила из
комнаты, лишь приблизилась к зеркалу, в котором отражалась ваза, протянула
кувшин — и тот погрузился в воду! Разбежались круги, с кувшина упали
прозрачные капли. Он не обратил внимания на это тогда же, потому что все
произошло так естественно, даже незаметно, как будто зеркальное отражение
и было настоящей вазой.
Теперь же, пытаясь разубедить себя, Хольгер вновь и вновь переносился
в тот вечер, слыша ее легкие шаги до головокружения отчетливо. Но нет,
кувшин снова опускался рядом с зеркалом, снова позванивала в ушах и
разбивалась на капли падавшая с него струйка, снова Маргарет отводила со
щеки каштановые волосы... Колдовство.
Странная, почти нелепая мысль все больше овладевала им. Наверное,
сказалась ночь, проведенная в замке. Потому что разве иначе пришло бы в
голову, что феи могут жить рядом, сейчас, вместе со всеми. Может быть, их
совсем мало осталось, но они ведь всегда жили на этой земле.
Уже тысячу лет назад они умели и знали больше, чем нужно было другим.
Умение угадывать, совсем особый талант видеть истину, а не ползти к ней
вслепую, нащупывая выступы легковесных парадоксов, должны были постепенно
отгородить их от остального мира.
Давным-давно ничего не стоило уйти, раствориться в бесконечных
просторах зеленевшей земли, но за несколько сот лет исчезли рощи и
янтарные пляжи, тяжелые мосты опоясали помутневшие реки. А солнце
продолжало светить так же щедро, и жизнь стала иной: тем, кто хотел
оградить себя от липкого любопытства, от мелких, но нескончаемых
посягательств на все сущее, теперь достаточно было походить на остальных,
не выделяться ничем. Но как, наверное, трудно привыкнуть к этому...
— Не стоит грустить. — Голос Эрнфаста прервал его размышления. — Что
с тобой, в самом деле?
Хольгер молчал. Непонятное беспокойство, какая-то неизъяснимая
тревога все отчетливее переходила в вопрос: «Зачем я сижу здесь? И зачем
говорю о невозможном, неповторимом с этим пьяным болваном? Но почему
нельзя этого делать? Да потому, что разве не протянутся жадные, досужие
руки к тайне, к хрупкой неизвестности — не сейчас, может быть, не сразу, —
чтобы разрушить, смять, растерзать, расколоть ее, хотя бы из любопытства,
из желания опередить других?»
— Выпьем, — потребовал Эрнфаст. — Не зря же мы прилетели в Шотландию.
— Нет. Хватит.
— Не хочешь выпить со мной... из-за какой-то шотландки. — Тонкие губы
Эрнфаста оформились в саркастическую полуулыбку. — Впрочем, теперь,
кажется, считается хорошим тоном игнорировать правила хорошего тона.
— Нет. — Хольгер встал.
— А я говорю, выпьем! — Эрнфаст вдруг загремел на весь зал, раскинув
на столе руки-щупальца.
— Ты с ума сошел, — тихо, но внятно сказал Хольгер. — Пошли отсюда.
— Нет, останемся. Пока мы не уйдем отсюда, мы останемся здесь,
понятно?
Эрнфаст поймал его за руку и покачнулся вместе со стулом. Освободив
локоть, Хольгер быстро пошел к выходу, точно ему представилось вдруг, что
нужно немедленно, сейчас же догнать нечто ускользавшее от него.
Солнечная дорога
Посадка на вертолет уже закончилась, но он размахивал руками и,
задыхаясь, на ходу кричал, чтобы его тоже взяли. Кто-то подал руку, помог
подняться. Он сел в кресло и молча наблюдал, как поблескивали солнечные
монетки окон в домах фермеров и густел воздух в долинах. Но далекая земля,
пробегавшая внизу, была для него лишь призрачным пятном света. Потом
возник в сознании неровный ромб озера, наполовину закрытый тенью и
вытянувшийся в сторону Инвернесса. В ту же сторону безответными
попутчиками неслись облачка дыма.
Когда после медленного падения вертолет повис в воздухе большой
багряной стрекозой, Хольгер жадно припал к стеклу, стараясь угадать верную
дорогу к ее дому. Там, куда он смотрел, стояло над горизонтом
продолговатое облако, и по нему опускалось вниз солнце. «Вот она, западная
дорога», — подумал он.
Едва вертолет коснулся асфальта площадки, вернулось чувство земли.
Тени стали большими и неуклюжими. Он спускался по ступенькам, и встречный
воздух расправлял легкие.
Хольгер зашагал быстро, не оглядываясь, так, как будто сотни раз
ходил здесь раньше. Прикрыв глаза, можно было видеть ориентир — солнце,
чуть подернутое сухим облачным пеплом. Длинное облако-айсберг подвинулось
в сторону, с него все реже и реже слетали багровые лучи.
Далеко впереди показалась знакомая ограда, и он заспешил к ней,
расправляя ладонью волосы. Снова увидеть Маргарет — сейчас, через
несколько минут... Но что он такое сочинил сегодня? С легкой усмешкой
вспомнил он вдруг выдуманную им самим историю. Да, она необычная девушка.
Но не более того.
Спору нет, если бы феи жили в наши дни, вышивание голограмм было бы
для них старинной бабушкиной забавой. Конечно, они научились бы многому.
Сотни лет... И за более короткое время все вокруг меняется до
неузнаваемости.
Но кувшин, наполненный водой как бы от одного лишь соприкосновения с
зеркалом, следовало объяснить иначе. Просто фокус, или не все успел
заметить (что, впрочем, близко по смыслу). Кто знает, может быть,
когда-нибудь физики и в самом деле откроют способ передавать со световым
лучом воду, воздух, сначала отдельные атомы, ну а позже — до краев
наполнять колбы или стаканы с помощью демонстрационного зеркала,
установленного где-нибудь в аудитории перед безразличными к научным
чудесам студентами? Но это когда-нибудь, да и то в лучшем случае.
В общем-то, логично даже допустить, что феи совсем не исчезли. Но
речь ведь шла о Маргарет. Можно ли поверить? Выходит, ей ничего не стоило,
например, услышать, как он болтал с Эрнфастом? При воспоминании об
Эрнфасте Хольгеру стало стыдно. Разумеется, выдуманное — вздор, непонятно
даже, как такое в голову может прийти. Но рассказывать о Маргарет... Ничто
не давало ему такого права, похожего на право предавать. Боясь верить
себе, вспоминал Хольгер подробности разговора в отеле. Да этот Эрнфаст мог
заявиться в Инвернесс с ватагой таких же, как он сам, молодчиков в любой
подходящий день...
Вот о чем думал Хольгер, направляясь по залитой закатным светом
дороге к знакомому дому.
Трудно было оценить все последствия совершенного, потому и другая
мысль, успокаивающая, даже радужная, мажорным аккордом прозвучала в нем.
Мысль эта была продолжением невероятного, невозможного, это была
мысль-мечта, вызывающая то легкую улыбку, то прилив тепла к вискам и
ладоням, она манила поверить во всемогущество желания, когда легкое, но
точное прикосновение действует, как невидимый ураган, а взгляд мгновенно
проникает в суть, в душу вещей. Разве в нем не может воскреснуть крупица
тайны, бывшей когда-то достоянием многих?
Чем ближе он подходил, тем яснее становилось, что там, впереди, в том
месте, с которого он глаз не спускал, произошли изменения. Погас самый
низкий солнечный луч, точно струна зацепилась за верхушку дерева и
лопнула. И тотчас как будто холодок спустился с неба, и возникло тревожное
чувство — предвестник беды. Как бы пристально ни всматривался он, взгляд
не мог найти ничего знакомого, ничего похожего на ее дом.
Холодной желтой лентой тянулась дорога навстречу закату. Калитка была
приоткрыта, дорожка вела к ветхому крыльцу. Два-три запыленных куста
торчали из-под ржавых металлических обрезков. Рядом валялись смятые
канистры и полуразбитые деревянные ящики. Из-за этих ящиков вышел большой
тощий пес и лениво зевнул, показывая влажные клыки.
Хольгер обошел дом дважды, пытаясь разобраться в случившемся... «Я
перепутал дорогу... Или она действительно все слышала?» Было тихо, и никто
не окликнул его.
Откуда-то выскочил заяц. Казалось, он увидел что-то смертельно
опасное, но у него не было сил немедленно умчаться прочь. Хольгер подошел
к нему совсем близко, и тогда заяц, заметно прихрамывая, пустился наутек.
Хольгер смотрел вслед, пока тот не скрылся из виду. «Ему нужно было
прискакать сюда немного раньше... или позже», — подумал он.
Вечерний свет зажег пыльные кусты и черные пустые окна неровными
языками закатных огней. Хольгер нагнулся; под ногами лежал какой-то
предмет, привлекший его внимание. Это был глиняный черепок, и Хольгер
узнал его. На потемневшей керамике еще сохранился зеленый орнамент.
Черепок крошился в руках. Казалось, его откололи от вазы очень давно.
Может быть, так лишь казалось.
Хольгер собрал с земли крошки и медленно пошел назад. Только раз,
взобравшись на холм, он обернулся, словно еще на что-то надеясь. Но все
оставалось на своих местах.
__________________________________________________________________________
Щербаков В. И.
Щ61. Третий тайм: Научно-фантастические рассказы, повести и
легенды / Худож. И. Мельников. — М.: Дет. лит., 1988. — 239 с.: ил. —
Для среднего и старшего школьного возраста. (Б-ка приключений и
научн. ф-ки).
ISBN 5 — 08 — 001124 — 6
ИБ № 10225
Книга научно-фантастических рассказов, повестей и легенд. В ней
говорится о людях прошлого и будущего, о поиске неоткрытых земель, о
роли науки и техники в нашей жизни. Необычное в обычном — этот
принцип объединяет многие произведения сборника и даст возможность
увидеть то общее, что характерно для сегодняшнего и завтрашнего дня
наших знаний.
Тираж 100 000 экз. Цена 90 к.
Художник И. М е л ь н и к о в
Ответственный редактор Л. А. Ч у т к о в а
Художественный редактор Е. М. Л а р с к а я
Технические редакторы Л. С. С т ё п и н а, Т. П. Т и м о ш и н а
Корректоры Т. А. Н а р ы ш к и н а, Л. А. Р о г о в а
__________________________________________________________________________
Текст подготовил Ершов В. Г. Дата последней редакции: 19.10.2001
О найденных в тексте ошибках сообщать по почте: [email protected]
Новые редакции текста можно получить на: http://vgershov.lib.ru/
| [X] |