Рудольф Штайнер. Пятое Евангелие
Из Акаша-Исследования. Пятое Евангелие
Предисловие переводчика
Перевод с немецкого сделан с пятого издания (Дорнах, 1992) сборника циклов докладов Рудольфа Штайнера, сделанных в 1913 году и изданного под общим названием „Из Акаша-Исследования. Пятое Евангелие (Aus der Akascha-Forschung. Das Fьnfte Evangelium)". Сборник докладов составлен из циклов сделанных в Христиании (5 докладов), Берлине (6 докладов), Гамбурге (1 доклад), Штутгарте (2 доклада), Мюнхене (2 доклада), Келне (2 доклада). Данный перевод включает только первый и последний циклы докладов, причем перевод является не литературным, но дословным. Такой перевод читается во многих местах совсем не по-русски, поэтому переводчик заранее приносит извинения за трудность чтения, ошибки и неточности перевода. Перевод, Июнь 2002. [email protected]Христиания (Осло), Первый доклад, 1 Октября 1913
Тема, о которой я в эти дни задумал говорить, является мне в отношении сегодняшнего времени и сегодняшних взаимосвязей как совсем особенно важная. Я хотел бы с самого начала подчеркнуть, что это не соответствует примерно какому-нибудь желанию сенсации и аналогичным вещам, что тема прямо имеет содержание: Пятое Евангелие. Ибо я надеюсь мочь показать, что на деле о неком таком Пятом Евангелии в неком известном смысле и именно в неком таком смысле, который нам особенно должен быть важным в наше настоящее время можно говорить и что для того, что с этим подразумевается, на деле никакое другое имя не подходит лучше, чем имя: „Пятое Евангелие". Это Пятое Евангелие, ведь, как вы услышите, в неком писании сегодня еще не есть в наличии. Но оно будет быть конечно в будущие дни человечества также в совсем определенном писании в наличии. В неком известном смысле, однако, можно было бы сказать, есть это Пятое Евангелие так древне, как четыре другие Евангелия. Чтобы, однако, я мог говорить об этом Пятом Евангелии, есть необходимо, чтобы мы сегодня в неком роде введения изъяснимся о некоторых важных пунктах, которые для полного понимания того, что мы отныне желаем наименовать Пятое Евангелие, есть необходимы. И именно хотел бы я исходить из того, что совсем наверняка время не лежит далеко, в которое уже в нижайших школах, уже в примитивнейших преподаваниях наука, которую обычно именуют история, будет слушать нечто другое, чем она доныне слушала. Это будет, совсем наверняка - и следующие дни должны это известным образом доказать - это будет, совсем наверняка, Христос-Понятие, Христос-Представление в исторических рассмотрениях будущего играть некую совсем другую, более важную роль, чем они доныне играли. Я знаю, что я с этим предложением собственно высказываю нечто колоссально парадоксальное. Обдумаем мы однако-же, что мы ведь можем пойти назад и вообще не в так далеко лежащие назад времена, в которые неисчисляемые сердца в неком интенсивном способе свои чувства и ощущения направляли к Христу среди наипростейших как и среди образованнейших обитателей западных стран Европы, больше, чем это сегодня есть такой случай. В некой колоссально значительной мере, было это в раннее время такой случай. Кто удерживает обзор в писательстве настоящего, тот поразмыслит о том, что интересует главным образом современного человека, к чему привязывается его сердце, тот будет иметь впечатление, что энтузиазм, взволнованность ощущения для Христос-Представления есть в убывании, особенно в убывании здесь, где делают претензию на некое известное следующее из времени образование. Здесь является вполне парадоксом, когда как я равно подчеркнул, это наше время работает на то, что Христос-Представление в рассмотрении истории человечества в неком не далеком будущем сыграет некую много более значимую роль, чем это был такой случай доныне. Не является ли это быть неким совершенным противоречием? Теперь, пожелаем мы однажды приблизиться к этой мысли с некой другой стороны. Я также здесь в этом городе уже часто позволял себе говорить о значении и содержании Христос-Представления. И в книгах и циклах, которые здесь располагаются, найдете вы многостороннейшие высказывания из глубин Духо-науки о тайнах Христос-Существа и Христос-Представления. Каждый должен здесь получить мнение, что если он то, что в докладах, циклах и в нашем писательстве вообще говорится примет в себя, что к полному пониманию Христос-Существа принадлежит некая крепкая, великая снаряженность, что должно привлечь глубочайшие понятия, представления и идеи к совету, когда желают воспарить к полному пониманию того, что есть Христос и что есть Импульс, который как Христос-Импульс прошел через столетия. Можно бы наверное даже, когда ничто другое не говорило бы против, прийти к представлению, что должно сперва узнать целую Теософию или Антропософию, чтобы воспарить к некому верному представлению Христоса. Если мы, однако, не взирая на это вглянем на Духовное развитие истекших столетий, здесь выступит нам напротив от столетия к столетию то, что наличествует при обстоятельной, глубоко-обоснованной науке, которая должна быть определена, чтобы понять Христоса и его явление. Также здесь могло бы из этого теперь явиться, как если только наизначимым интеллектульным деятельностям человека было бы достаточно, чтобы понять Христоса. Есть это на деле так? Это есть не так, об этом может нам некое совсем простое взвешенное размышление доставить доказательство. Положим мы однажды как бы на некие Духовные весы все то, что впредь при учености, науке также при Антропософском понимании Христос-Понятии привнесло в добавок к тому, чтобы понять Христоса. Положим мы это все на одну весовую чашу неких Духовных весов и положим мы на другую чашу в наших мыслях все глубокие чувства, всю сердечность (Innigkeit) в Душах людей, которые через столетия направляли себя к тому, что называют Христос, и найдут, что вся наука, вся ученость, сама вся Антропософия, которую мы можем донести для объяснения Христоса, в весовой чаше неожиданно ускорится, и все глубокие чувства и ощущения, которые люди направляли к Христос-Существу, к явлению Христоса, другую весовую чашу глубоко, глубоко вниз вдавит. Говорят не слишком много, когда утверждают, что некое огромное воздействие исходило из Христоса, и что самое наименьшее к этому воздействию привнесло знание о Христосе. Это обстояло бы с Христианством верно плохо, если бы люди, чтобы примкнуть к Христосу, нуждались бы во всех ученых разбирательствах Средневековья, Схоластики и Церковных отцов, или если люди только нуждались бы также только во всем том, что мы сегодня можем вынести через Антропософию для понимания Христос-Идеи. Что располагали бы с этим, было бы истинно верно малым. Я не верю, что кто-либо, кто непредвзято рассматривает путь Христианства через столетия насквозь, может против этим мыслям возразить нечто серьезное. Но мы можем к этим мыслям еще с некой другой стороны точнее приблизиться. Позволим мы взору изогнуться назад во времена, в которые еще не было никакого Христианства. Я нуждаюсь только напомнить то, что конечно большинству здесь находящихся Душ есть полностью современно. Я нуждаюсь только напомнить, как в древней Греции греческая трагедия, особенно в ее древних формах, когда она изображала борющегося Бога, или человека в чьей Душе действовал борющийся Бог, как бы как со сцены вниз непосредственно делала наглядным Божественное царение и вплетенность (Walten und Weben). Я нуждаюсь только указать как Гомер (Homer) (#1) свою поэзию совсем провплел деяниями Духовного, я нуждаюсь только указать на великие облики Сократа (Sokrates) (#2), Плато (Plato) (#3), Аристотеля (Aristoteles) (#4). С этими именами выступает перед нашими Душами некая Духовная жизнь высшего рода на некой известной области. Если мы не взираем на все остальное и взглянем только к одному облику Аристотеля, который столетия действовал до основания Христианства, так выступает нам напротив то, что известным способом не испытывает никакого повышения, никакого дальнейшего образования вплоть до внутрь в наше время. Мышление, образование человеческой логики через Аристотеля есть нечто так колоссально совершенное также сегодня еще, что можно сказать, он достиг нечто высочайшее в человеческом мышлении, так что некое повышение доныне не совершалось. И теперь желаем мы на некое мгновение выставить некую достопримечательную гипотезу, которая необходима для следующих дней. Мы желаем представить, что не было бы никаких Евангелий, из которых мы могли бы что-либо узнать об облике Христи (Christi). Мы желаем однажды принять, что первые пра-возвещения, которые человек сегодня как Новый Завет (Neues Testament) берет в руки, вообще не было бы в наличии, желаем помыслить, что не было бы вообще никаких Евангелий. Мы желаем в известной мере не взглядывать на то, что сказано об основании Христианства, желаем только рассматривать путь Христианства, как некий исторический факт, желаем видеть, что свершилось среди людей насквозь через после-Христианские столетия; итак без Евангелий, Апостоловских историй (Apostelgeschichte), Павловских посланий (Paulusbriefe) и так далее, желаем мы только рассматривать, что действительно свершилось. Это естественно есть только некая гипотеза, но она поможет нам к тому, что мы желаем достичь. Что, теперь, свершилось во времена, которые протекли до и с основания Христианства? Если мы сначала бросим взор на Южную Европу, то имеем мы в неком известном временном пункте наивысшее человеческое Духовное образование, как мы его равно вызвали перед Душой в его представителе Аристотеле, высоко-развитую Душевную жизнь, которая в последующие столетия испытывала еще некое особое образование. Да, существовали во время, в которое Христианство начало проделывать свой путь через Мир, в Южной Европе многочисленные гречески образованные люди, люди, которые приняли греческую Духовную жизнь. Если проследят вплоть до одного достопримечательного человека, который был неким таким интенсивным противником Христианства, Цельсус (Celsus) (#5) и позднее еще развитие Христианства, то найдут в Южной Европе на греческом и итальянском полу-острове вплоть до второго, третьего после-Христианского столетия людей с высочайшим Духовным образованием, многочисленных людей, которые усвоили высокие идеи, которые мы находим у Плато, чье остроумие действительно извлекается как некое продолжение остроумия Аристотеля, утонченных и сильных Духов с греческим образованием, Римлян (Rцmer) с греческим образованием, которые к некой утонченной Духовности Гречества (Griechentums) вставляют вдобавок агрессивное, личное Римлянства (Rцmertums). В этот Мир вбивается Христианский импульс. В то время жил Христианский импульс так, что мы можем сказать, представители этого Христианского импульса извлекаются истинно как необразованные люди, в отношении интеллектуальности, в отношении знания о Мире, напротив тому, что несли в себе многочисленно образованные римско-греческие люди. В середину, в некий Мир чистейшей интеллектуальности проталкиваются люди без образования. И теперь переживаем мы некую достопримечательную сценическую игру: Распространяют эти простые, примитивные натуры, которые есть носители первого Христианства, это Христианство с некой относительно-мерной быстротой в Южной Европе. И если мы сегодня с тем, что мы, скажем мы через Антропософию можем понять о сущности Христианства, подступаем к этим простым, примитивным натурам, которые в то время распространяли Христианство, то позволительно нам себе сказать: Эти примитивные натуры ничего не понимали из сущности Христоса - мы не нуждаемся вообще ни разу думать о великих Космических Христос-мыслях, которые сегодня должны восходить через Антропософию, мы можем думать о много более простых Христос-мыслях - тогдашние носители Христианского импульса, которые проталкиваются в греческую высокоразвитую образованность, ничего не понимали из этого всего. Они не имели ничего принести на рынок греческо-римской жизни, кроме как их личную сердечность (Innerlichkeit), которую они образовали себе как их личную взаимосвязь к любимому Христосу; ибо они любили как некий член некой любимой семьи именно эту взаимосвязь. Те, которые в тогдашнее Гречество и Римлянство вносили Христианство, которое образовывалось далее вплоть до внутрь в наше время, это не были образованные Теологи или Теософы тогдашнего времени, Гностики хотя поднимали себя к высоким идеям о Христосе, но они имели также только мочь дать то, что мы должны положить на подскакивающую вверх весовую чашу. Приходилось бы главное на Гностиков, Христианство, конечно, не взяло бы своего победного шествия через Мир. Это не была никакая особо образованная интеллектуальность, которая проталкивалась с Востока и в отосительно-мерной быстроте принесло Гречество и Римлянство к упадку (Sinken). Такова есть вещь, рассматривая с одной стороны. С другой стороны рассматривая, видим мы высоко стоящих интеллектуальных людей, от Цельсуса, врага Христианства, который тогда уже преподнес все, что можно сегодня еще сказать против, вплоть до философа на троне, Марк Аврелий (Mark Aurel) (#6). Рассмотрим мы утонченно-образованных Неоплатоников, которые вынесли тогда идеи, напротив которым сегодня философия есть некая детская игра, и которые наши сегодняшние идеи превосходят в высоте, в широте лицезрительных кругов. И рассмотрим мы все, что эти Духи имели преподнести против Христианства, и проникнем мы себя с тем, что эти, интеллектуально высоко-стоящие в греческом и римском Духе, имели преподнести против Христианства с пункта стояния греческой философии, то получим мы впечатление: они все не понимали Христос-Импульс. Мы видим, что Христианство расширяется через носителей, которые из сущности Христианства ничего не понимают; оно противоборствуется некой высокой культурой, которая ничего не может понимать из того, что означает Христос-Импульс. Достопримечательно вступает Христианство в Мир, так что приверженники и противники ничего не понимают из его собственного Духа. И однако-же: люди носили в Душе силу, чтобы этот Христос-Импульс донести к победному шествию через Мир. И рассмотрим мы тех, которые выступают за Христианство с некой известной величественностью, как известный Церковный отец Тертуллиан (Tertullian) (#7). Мы видим в нем некого Римляна, который на самом деле, если мы схватим во взоре его язык, есть почти некий ново-творец римского языка, который с некой меткой уверенностью отчеканивает новые слова, которые позволяют распознать некую значимую личность. Если мы себя однако спросим: Как обстоит это с Христос-Идеей Тертуллиана? - здесь будет дело по-другому. Здесь найдем мы, что он собственно, показывает верно мало интеллектуальности, Духовной высоты. Также защитники Христианства приносят не много к осуществлению (zustande). И однако-же, они есть действенны, как личности действенны, такие Духи как Тертуллиан, на чьих основаниях образованные Греки действительно не много могли дать. Не смотря на это действует он увлекающе; но через что? Это есть то, на что приходится главное! Чувствуем мы, что здесь действительно ставится некий вопрос пред Душой! Через что действуют носители Христос-Импульса тогда, которые сами из того, что Христос-Импульс собственно есть, понимают не много? Через что действуют Церковные отцы, само вплоть до Оригенеса (Origenes) (#8), у которых видна неловкость в отношении понимания Христос-Импульса? Что есть это, что сами те, взошедшие вплоть до некой такой высоты греческо-римского образования, не могли понять о сущности Христос-Импульса? Что есть это все? Но, пойдем мы далее. То же самое явление встретится нам вскоре в неком еще более заостренном способе, если мы рассмотрим историческую жизнь. Мы видим, как приходят столетия, в которых Христианство расширяется в пределах Европейского мира среди народов, которые как германские происходят из совсем других религиозных представлений, которые как народы есть одно, или по меньшей мере кажутся быть одно со своими религиозными представлениями и которые однако-же с полной силой приняли Христос-Импульс, как если он был их собственная жизнь. И если мы рассмотрим наидейственнейших веро-посланников в германских народах, были это схоластически-теологически образованные люди? Совсем и вообще нет! Это были те, которые с относительно-мерно примитивной Душой втягивались среди людей и в примитивном способе, с самыми всеближайшими, повседневнейшими представлениями говорили к людям, но непосредственно захватывали их сердца. Они понимали чтобы установить слова так, что они могли затронуть глубочайшие струны тех, к которым они говорили. Простые люди тянулись во все области, и прямо таковые действовали наизначимейше. Так видим мы расширение Христианства через столетия насквозь. Затем, однако, удивляемся мы, как равно то же самое Христианство становится наизначимейшей ученостью, наукой и философией. Мы недооцениваем не эту философию, но сегодня желаем мы однажды обратить взор на то своеобразное явление, что Христианство расширяется вплоть до внутрь в Средневековье среди людей, которые вплоть доныне выносили в своей душевности (Gemьte) совсем другие формы представлений, так что оно вскоре принадлежало их Душам. И в не вовсе отдаленном будущем будут подчеркивать еще некоторое другое, если будут говорить о расширении Христианства. Когда говорят о действенности Христианского импульса, можно стать легко понятым тогда, когда говорят о том, что в некое определенное время как бы плоды расширения Христианства показывают себя так, что можно сказать: из этого расширения Христианства исходило вдохновение. Но когда мы приходим в новые времена, здесь является приглушенным то, что мы насквозь через Средневековье могли рассматривать как расширяющееся Христианство. Рассмотрим мы время Коперника (Kopernikus), время зарождающейся естественной науки вплоть до внутрь в девятнадцатое столетие. Могло бы явиться, что как если эта естественная наука, то что начиная с Коперника врабатывалось в западную Духовную жизнь, работало против Христианства. Внешние факты могли бы это подкрепить. Католическая церковь, например, установила Коперника вплоть до внутрь в двадцатые годы девятнадцатого столетия на так называемый Индекс (Index) (#9). Она рассматривала Коперника как врага. Это не препятствовало все-же, что Коперник был каноник (Domherr). И если Католическая церковь сожгла также Джиордано Бруно (Giordano Bruno) (#10), так это не препятствовало тому, что он был доминиканец (Dominikaner). Оба равно из Христианства пришли к своим идеям. Они действовали из Христианского импульса. Тот понимает дело плохо, который желал бы держаться и веровать на основе Церкви, что это не были якобы плоды Христианства. Будет через приведенные факты только доказано, что Церковь плоды Христианства поняла очень плохо; ей нужно было время вплоть до внутрь в девятнадцатое столетие, чтобы увидеть, что идеи Коперника нельзя подавить через Индекс. Тот, кто вещи видит глубже, будет должен все-же признать, что все, что народы сделали также в новых столетиях, есть некий результат, некий итог Христианства, что через Христианство взор человека обратился от Земли в Небесные дали, как это свершилось через Коперника и Джиордано Бруно. Это было только возможно в пределах Христианской культуры и через Христианский импульс. И для того, кто рассматривает Духовную жизнь не на поверхности, но в глубинах, для того выдается нечто, что когда я это сейчас выскажу, явится верно парадоксальным, но однако-же правильным. Для некого такого глубокого рассмотрения является именно невозможным, что некий Геккель (Haeckel) (#11) возник бы так, как он здесь стоит во всей своей Христос-враждебности без того, чтобы он возник бы из Христианства. Эрнст Геккель (Ernst Haeckel) без предустановления Христианской культуры вообще не возможен. И целое новое естественно-научное развитие, если оно также еще так очень усердствует, чтобы развить враждебность к Христианству, вся эта новая естественная наука есть некое дитя Христианства, некое прямое продолжение Христианского импульса. Человечество, когда сперва детские болезни новой естественной науки совсем сброшены, уже увидит, что это означает, что исходный пункт новой естественной науки, консеквентно (konsequent) проследованный, действительно вводит в Духовную науку, что существует совсем консеквентный путь от Геккеля в Духовную науку (#12). Когда это поймут, также увидят, что Геккель есть насквозь и насквозь Христианская голова, также если он сам ничего не знает об этом. Христианские импульсы не только преподнесли то, что себя называет и называло Христианским, но также то, что как некая враждебность ведет себя (geriert) против Христианства. Должно исследовать вещи не только по их понятиям, но по их реальности, тогда придут уже к этому познанию. Из Дарвинистского учения о развитии ведет, как вы в моем небольшом писании о „Реинкарнация и Карма (Reinkarnation und Karma)" (#13) можете видеть, некий прямой путь к учению о повторяющихся Земных жизнях. Чтобы, однако, стоять на правильном основании в отношении к этим вещам, должно мочь непредвзято наблюдать в неком известном способе воцарение Христианского импульса. Тот, кто понимает Дарвинизм и Гекккелизм (Darwinismus und Haeckelismus) и кто сам немного проникнут тем, о чем Гекккель еще вообще ничего не знает - Дарвин (#14), однако, знал еще некоторое - что эти оба движения были только как Христианские движения возможны, кто это понимает, приходит совсем консеквентно к реинкарнационной идее. И кто может привлечь на помощь некую известную ясновидческую силу, тот приходит на этом пути совсем консеквентно к Духовному пра-источнику человеческого рода. Это есть хотя некий окольный путь, но, когда приходит вдобавок ясновидение, некий правильный путь от Гекккелизма к Духовному пониманию Земного происхождения. Но также тот случай есть мыслим, что берут Дарвинизм, как он себя предлагает, без того однако чтобы быть проникнутым жизненными принципами Дарвинизм самого; с другими словами: когда принимают Дарвинизм как некий импульс и ничего не чувствуют в себе из некого глубокого понимания Христианства, это все-же располагается в Дарвинизме, тогда приходят к нечто очень своебразному. К тому можно прийти, что такая Духовная устроенность Души одинаково мало понимает из Христианства и из Дарвинизма. Можно тогда быть также покинутым добрым Духом Христианства как и добрым Духом Дарвинизма. Имеют, однако, добрый Дух Дарвинизма, тогда пусть есть еще так материалистичны, тогда приходят все дальше назад в Земной истории вплоть до к пункту, где распознают, что человек ни разу не развивался из низших животных форм, что он должен иметь некое Духовное происхождение. Приходят назад к пункту, где созерцают человека как Духовное существо как бы воспаряющим над Земным миром. Консеквентный Дарвинизм приведет к этому. Есть, однако, покинуты своим добрым Духом, тогда приходят чтобы верить, если идут назад и являются неким приверженцем реинкарнационной идеи, что однажды сами жили как обезьяна (#15) в какой-нибудь инкарнации Земли самой. Когда могут этому верить, тогда должны быть покинутым вполне как добрым Духом Дарвинизма как также Христианства, тогда должны из обоих ничего не понимать. Ибо ни разу не может случиться некому консеквентному Дарвинизму, чтобы в это верить. Это называется, должно совсем внешним способом реинкарнационную идею перенести на эту материалистическую культуру. Ибо можно современному Дарвинизму конечно разоблачить его Христианственность (Christlichkeit). Не делают этого, то найдут, что вплоть до внутрь в наше время Дарвинистские импульсы были рождены из Христос-Импульса, что Христианские импульсы также здесь действуют, где их отрицают. Так имеем мы явление, что Христианство в первые столетия расширяется не взирая на ученость и знание приверженцев и признанников, что оно расширяется в Средневековье так, что высочайше мало могли к этому привнести ученые Церковные отцы и схоластики, но мы имеем в наше время еще парадоксальное явление, что Христианство возникает, как в своем противо-образе в материализме нашей сегодняшней естественной науки, и все величие, всю свою действенную силу все-же имеет из Христианских импульсов. Христианские импульсы, которые расположены в ней выведут эту науку сами собой за материализм. Странно есть это с Христианскими импульсами! Интеллектуальность, знание, ученость, познание кажутся вообще не быть при расширении этих импульсов. Совсем нечто другим кажется его расширение обуславливается в Мире. Можно бы сказать, что Христианство расширяется, что бы также люди ни думали за или против, да даже так, что оно как в некой противоположности перевернуто является в современном материализме. Что расширяет себя тогда здесь? Христианские идеи не есть это, Христианская наука не есть это. Можно бы еще сказать, моральное чувство расширяет себя, которое было всажено через Христианство. Но взглянут только на воцарение морали в эти времена и найдут некоторое правомерным из того, что может быть исчислено при ярости представителей Христианства против действительных или мнимых врагов Христианства. Также мораль, которая могла царить в Душах, которые интеллектуально не высоко образованны, не сможет нам очень импонировать, если мы ее схватим во взоре также здесь, где она действительно мыслит наиболее Христиански. Что расширяет себя тогда здесь? Что есть это странное? Что есть это, что идет в победном шествии через Мир? Спросим мы об этом Духовную науку, ясновидческое сознание! Что царит в необразованных людях, которые проталкиваются с Востока на Запад в высоко образованное Гречество и Римлянство? Что царит в людях, которые в германский, в чуждый мир привнесли Христианство? Что царит в современной материалистической естественной науке, где учение свое лицо как бы еще скрывает? Что царит во всех этих Душах, когда это не есть интеллектуальные, ни разу даже моральные импульсы? Что есть это тогда? - Это есть Христос сам, который от сердца к сердцу, от Души к Душе тянется, который тянется через Мир и может действовать, равнозначно понимают ли его Души или нет через это развитие в беге столетий! Мы вынуждены не взирать на наши понятия, на всю науку и указывать на реальность, чтобы показать, как полно-таинственно сам Христос странствует во многих тысячах импульсов, принимая облик в Душах, погружаясь во многие тысячи и тысячи и преисполняя людей через столетия. В простых людях есть это сам Христос, который шагает через греческий и итальянский Мир, который на Запад и на Север все больше захватывает человеческие Души. У позднейших учений, которые германским народам приносят Христианство, есть это сам Христос, который им странствует к Душам. Он есть это, действительный, истинный Христос, который странствует по Земле как Душа Земли самой, который от места к месту, от Души к Душе тянется и совсем равнозначно, что Души думают о Христе, втягивается в эти Души. Некое тривиальное сравнение хотел бы я использовать: Как много существует людей, которые вообще ничего не понимают из совместного составления средства питания и которые все-же питаюся по всем правилам искусства. Это было бы все-же собственно к изголоданию, если бы должно было бы познать средства питания, прежде чем ими можно было бы питаться. Себя-питать-уметь не имеет ничего поделать с пониманием средства питания. Так имело расширение Христианства по Земле ничего поделать с пониманием, которое выносили напротив Христианству. Это есть своеобразное. Здесь царит некая тайна, которая может быть прояснена только через то, что дадут ответ на вопрос: Как царит Христос сам в человеческих душевностях? И когда теперь Духовная наука, ясновидческое рассмотрение ставит себе этот вопрос, тогда будет оно сначала направлено на событие, которое в основе может быть разоблачено только через ясновидческое рассмотрение, которое внешне на самом деле стоит в полном созвучии со всем, что я сегодня говорил. Некое мы увидим, что в будущем все больше должно будет быть понято: Время прошло, в которое Христос действовал так, как я именно охарактеризовал и время пришло, где люди должны будут понять Христоса, должны будут познать. Поэтому есть это необходимо, также ответить себе на вопрос, почему нашему времени предшествовало другое, в которое Христос-Импульс мог расширяться без того, чтобы к этому было необходимо понимание, без того, чтобы люди со своим сознанием были при этом. Некое событие было это, через которое это было возможно! И событие, к которому ясновидческое сознание указывает, есть так называемое событие Пятидесятницы (Pfingstereignis), распространения Святого Духа. Отсюда было это, что сначала ясновидческий взор, который подвижим был через действительный Христос-Импульс в Антропософском смысле, был направлен на это событие Пятидесятницы, распространения Святого Духа. Ясновидчески рассматривая есть это событие Пятидесятницы, что себя сначала предлагает исследованию, которое будет вестись с некого известного лицезрительного пункта. Что свершилось в то мгновение Мирового развития на Земле, которое нам почти непонятно сначала как снисхождение Святого Духа на Апостолов излагается? Когда обращают ясновидческий взор исследуя, на то, что здесь собственно свершилось, тогда получают некий Духовно-научный ответ на то, что подразумевается с тем, что говорится: Простые люди, как ведь были также Апостолы, начинают неожиданно говорить различными языками то, что они из глубин Духовной жизни имели сказать, и что им не предполагалось способным. Да, однажды начало Христианство, Христианские импульсы так расширяться, что они стали независимыми от понимания людей, в чьи душевности они расширялись. Из события Пятидесятницы изливается затем поток Христос-Силы по Земле, который был охарактеризован. Что было тогда событие Пятидесятницы? Этот вопрос подступает к Духовной науке и с ответом на этот вопрос, с Духовно-научным ответом на вопрос: Что было событие Пятидесятницы? - начинается Пятое Евангелие и с этим желаем мы завтра продолжить наши рассмотрения.Христиания (Осло), Второй доклад, 2 Октября 1913
С так называемого события Пятидесятницы должно начать при этом рассмотрении. В первом докладе я уже наметил, что взор ясновидческого исследования сначала должен быть по крайней мере направлен на это событие. Ибо это событие представляет себя, назад направленному ясновидческому взору так, как некий род пробуждения, которое ощутили те личности неким известном днем, о котором равно событие Пятидесятницы должно напоминать, личности, которых обычно Апостолами или учениками Христоса Иисуса именуют. Это есть не легко, вызвать некое точное представление всего этого, ведь без сомнения, особо-странного явления, и мы будем должны напомнить себе уже о некотором так сказать в под-основах наших Душ, что могло выдаться нам из прежних Антропософских рассмотрений, если мы желаем соединить точные представления со всем тем, что прямо об этой теме нашего цикла докладов сегодня есть сказать. Как пробужденные приходились себе Апостолы, как люди, которые в это мгновение имели ощущение, что они долгое время - многие дни насквозь - в неком им необычном состоянии сознания якобы жили. Это было действительно нечто как некий род пробуждения из некого глубокого сна, все-таки некого достопримечательного, сновидчески-исполненного сна, как из некого сна, который однако есть так - я замечаю подчеркнуто, я говорю всегда о роде, как это являлось сознанию Апостолов - что исполняют при этом все внешние отправления дня, как телесно здоровый человек обходится, так что в известной мере также другие люди с которыми обходятся, у некого вообще не видят, что он находится в неком другом состоянии сознания. Однако-же наступил временной пункт, где это Апостолам так пришлось, как если они некое долгое, днями длящееся время проживали как в неком сновидчески-исполненном сне, из которого они теперь пробудились с этим событием Пятидесятницы. И это пробуждение, уже это чувствовали они в неком своеобразном способе: они чувствовали действительно, как если из Миро-вселенной снизошло вниз на них нечто, что можно было бы назвать субстанцией всецарящей Жизни. Как, как бы оплодотворенные сверху вниз через всецарящую Любовь и как пробужденные из изложенного сновидческого состояния жизни, так чувствовали себя Апостолы. Как если через все то, что как пра-источную силу Любви, которая пронизывает и про-тепляет Миро-вселенную, они были пробуждены, как если эта пра-источная сила Любви погрузила бы себя в Душу каждого отдельного, так приходились они себе. И другие люди, которые их могли наблюдать, как они теперь говорили, приходились им совсем чужеродно. Они знали, эти другие люди (Menschen), что это были люди (Leute), которые доныне в неком чрезвычайно простом способе жили, из которых все-таки некоторые в последние дни вели себя как-то особенно, как сновидчески-потерянные. Это знали. Теперь, однако, приходились они людям как превращенные: как люди, которые на самом деле достигли некий совсем новый настрой, некое совсем новое настроение Души, как люди, которые узкость жизни, всю своекорыстность (Eigensьchtigkeit) потеряли, которые завоевали некое бесконечно широкое сердце, некую охватывающую толерантность во Внутреннем, некое сердечное понимание для всего, что есть человеческого на Земле, которые могли так выразить себя, что каждый, кто здесь был, понимал их. Ощущали как бы что они могли созерцать в каждое сердце и Душу и из глубочайшего Внутреннего угадывали тайны Души, так что они каждого могли утешить, могли сказать то, что он прямо нуждался. Это было естественно удивительно для этих наблюдателей, что некое такое превращение могло произойти с неким числом людей. Эти люди сами, однако, которые как бы через Дух Любви Космоса были пробуждены, эти люди чувствовали теперь в самих себе некое новое понимание, чувствовали некое понимание для того, что все-таки разигралось в теснейшем сообществе с их Душами, что они однако тогда, как это разигралось, не поняли: Только теперь, в это мгновение, так как они чувствовали себя оплодотворенными Космической Любовью, наступило перед их Душевным оком некое понимание для того, что собственно свершилось на Голгофе. И если мы взглянем в Душу одного из этих Апостолов, того, который обычно в других Евангелиях именуется Петр, то представляется его Душевное внутреннее для созерцающего назад ясновидческого взора так, что его земное нормальное сознание в то мгновение было как бы как полностью оборванное, с того мгновения, который в других Евангелиях обычно описывается как отрекание. Он смотрел на эту сцену отрекания, как он был вопрошаем, имеет ли он некую совместную связь с Галилеянином (Galilдer) и он знал теперь, что он тогда это отрек, потому что его нормальное состояние начало приглушаться, потому что расширялось некое анормальное состояние, некий род сновидческого состояния, которое означало некую отрешенность в некий совсем другой Мир. Ему было это так при этом празднике Пятидесятницы, как некому при пробуждении утром и здесь вспоминают о последних событиях вечером перед засыпанием; так вспоминал Петр о последних событиях, прежде чем вступило анормальное состояние, о том, что обычно именуют отрекание, трех-кратное отрекание, прежде чем прокукарекал петух. И затем вспомнил он, что над его Душой расширилось то состояние так, как для спящего расширяется ночь. Однако он вспомнил также, как то промежуточное состояние наполнялось не голыми сновидческими образами, но образованиями, которые представляли некий род высшего сознания, которые представляли некое со-переживание чисто Духовных дел. И все, что свершилось, что Петр как бы проспал с того времени, это выступило как из некого ясно-созерцаемого сновидения перед его Душой. Прежде всего научился он созерцать событие, о котором можно действительно сказать, он его проспал. Он пережил его не своим пониманием, потому что к полному пониманию для этого события было необходимо оплодотворение со все-царящей Космической Любовью. Теперь, где это последовало, выступили ему пред глазами образы Мистерии Голгофы. Так выступили они ему перед глазами, как мы их опять-таки можем пережить, если мы их можем бодрственно вызвать с созерцающим назад ясновидческим сознанием, если мы установим для этого условия. Часто стояло: с неким чувством, которое есть всецело своеобразно, решаются отчеканить в словах то, что открывает себя ясновидческому сознанию, когда созерцают в сознание Петра и других, которые были собраны при празднике Пятидесятницы. С некой священной робостью только можно решиться говорить об этих вещах. Можно было бы сказать, что почти пре-одолены сознанием, вступают в наисвященнейшую землю (Boden) человеческого созерцания, когда пытаются выразить в словах, что открывается здесь Душевному взору. Однако-же является это из известных пред-условий нашего времени необходимым говорить об этих вещах; все-таки с полным сознанием, что придут другие времена, чем есть наши, в которые будут больше понимания приносить напротив тому, что должно быть сказано о Пятом Евангелии, чем могут это уже сегодня. Ибо чтобы понимать многое из того, что при этом деле должно быть сказано, должна человеческая Душа еще освободить себя от некоторых вещей, которыми она всецело необходимо из временной культуры должна сегодня еще себя наполнять. Прежде всего устанавливается, когда ясновидчески созерцают назад на событие Голгофы, перед ясновидческим взором нечто, что - если схватить это в словах - выглядит, как некий род оскорбления современного естественно-научного сознания. Однако-же чувствую я себя вынужденным так хорошо пока это идет, отчеканить то в словах, что представляется итак ясновидческому взору. Я ничего не могу поделать с тем, если то, что здесь должно быть сказано, должно как бы выдвинуться внутрь в мало подготовленные душевности и Души и целое было бы раздуто как нечто, что напротив научным рассмотрениям, которые теперь господствуют в настоящее время, не могло бы устояться. Прежде всего падает ясновидческий взор на образ, который представляет реальность, которая также в других Евангелиях отмечена, которая, однако, предлагает некий совсем особый вид, когда это как бы видят выступившим из наполненности образов, которые ясновидческий взор может получить при созерцании назад. Этот ясновидческий взор падает действительно на некий род затмения Земли. И чувствуют, как в это полно-значимое мгновение, которое удерживается насквозь часами, как здесь физическое Солнце было затемнено над землей Палестины, над местами Голгофы. Имеют такое же самое впечатление, которое Духовно-научно обученный взор теперь уже может после-проверить, когда действительно некое внешнее Солнечное затмение идет через землю (Land). Для Душевного взора выглядит целое окружающее людей во время некого такого более или менее сильного Солнечного затмения следующим образом. Здесь выглядит все совсем по-другому. Я хотел бы не взирая на тот вид, который предлагается при неком Солнечном затмении всех вещей, которые преподнесли человеческое искусство и человеческая техника, ибо требуется некая известная крепкая душевность и некая проникновенность (Durchdrungenseins) сознанием необходимости что это все должно было возникнуть, чтобы вынести демонический вид, который предлагается теми существами, которые во время Солнечного затмения поднимаются из внешней лишенной искусства (kunstlosen) техники. Однако я не желаю входить дальше в это изложение, но только обратить внимание на то, что в некое такое время является полно-ясным то, что иначе можно достичь только через очень тяжелую медитацию: Видят тогда все растительное и животное по-другому, каждая птица, каждая бабочка выглядит тогда совсем по-другому. Замечают некое приглушение жизне-чувства. Это есть нечто, что в глубочайшем смысле может вызвать убежденность, как тесно совместно зависит в Космосе некая известная Духовная жизнь, которая принадлежит к Солнцу и которая в том, что видят в Солнце, как бы имеет свое физическое тело, с жизнью на Земле. И получают чувство, когда физической жизни насильственно будет затемнено физическое свечение Солнца через выступающую Луну, то есть это совсем по-другому, чем когда Солнце только не светит ночью. Совсем по-другому есть это для наблюдающего Душевного взора вид нас окружающей Земли во время некого Солнечного затмения, чем во время некой голой ночи. Чувствуют во время некого Солнечного затмения примерно как некое поднятие (Aufstehen) Групповых-Душ растений, Групповых-Душ животных, напротив, как некое тускло-становление (Mattwerden) всей физической телесности растений и животных. Наступает нечто, как некое светло-становление (Hellwerden) всего того, что есть Духовно, что представляет Групповая-Душевность (Gruppenseelenhaftigkeit). Это все представляет себя в некой высшей мере, когда ясновидческий взор в созерцании назад взглядывает на мгновение Земной эволюции, которое мы описываем как Мистерия Голгофы. И тогда выныривает нечто, что можно было бы назвать: учатся читать, что этот достопримечательный природный знак, это неожиданно наступившее затмение Солнца, которое обращенный назад ясновидческий взор созерцает в Космосе, что это собственно означает. Я ничего не могу поделать с тем, когда я вынужден некое чистое природное событие, как это естественно раньше и позднее также имело место, прямо в этом пункте Земной эволюции в оккультном писании так читать - в противоречии со всем современным материалистическим сознанием - как это именно непосредственно производит впечатление. Как если открывают некую книгу и читают писание, так чувствуют себя, когда имеют перед собой это событие, так что некому как из письменного знака выходит навстречу то, что должно читать. Так выходит некому навстречу из этого письменного знака Космоса необходимость, что должно бы читать, что должно бы научиться узнавать. Как некое, в Космосе написанное слово, приходится это некому, как некий гласящий знак (Lautzeichen) в Космосе. И что читают тогда, когда открывают ему свою Душу? Я обратил внимание вчера как в Греческое время внутрь, человечество развило себя так, что оно в Плато и Аристотеле взошло к некому совсем особому образованию интеллектуальности человеческой Души. Во многом отношении то знание, которое было достигнуто Плато или Аристотелем, в позднее время вообще не могло быть обогнано, ибо для интеллектуальности человечества в известном отношении с этим наступило некое наивысшее. Можно многое познать, когда это действительно познают. И когда ясновидчески наблюдающая Душа, наблюдает время Палестины, созерцает как это интеллектуальное знание, к которому человечество развило себя, которое прямо во время Мистерии Голгофы на Греческом и Итальянском полу-острове стало колоссально популярным через странствующих проповедников, когда это все схватывают во взоре, как это знание расширилось неким родом, как это себе сегодня вообще не могут представить, тогда получает это ясновидчески наблюдающая Душа возможность некого впечатления, которое извлекается, как некое чтение того названного, в Космос установленного письменного знака. Говорят себе тогда, когда так вовлекли ясновидческое сознание: Это все, что человечество собрало здесь при знании, для чего оно себя возвысило в до-Христианское время, для этого есть некий знак Луна, которая для Земного лицезрительного пункта идет через Миро-вселенную и поэтому Луна, потому что для всего высшего познания человечества это знание вело себя не как раскрывая, как загадку разрешая, но для высшего познания как затемняя так, как Луна затемняет Солнце при неком Солнечном затмении. Это читают, когда читают оккультный письменный знак Солнца, которое затемнено Луной. Тогда знают: Так выступало все знание тогда не объясняя, но Мировую загадку затемняя и чувствуют как ясновидящий затемнение высших, собственно Духовных регионов Мира через знание древнего времени, которое уставливает себя перед действительным познанием как Луна перед Солнцем при неком Солнечном затмении. И внешнее природное событие становится выражением для того, что человечество достигло некую ступень, в пределах которой из самого человечества черпаемое знание устанавливало себя перед высшим познанием как Луна перед Солнцем при неком Солнечном затмении. Душевное затемнение человечества в пределах Земной эволюции чувствуют вписанным в неком колоссальном знаке оккультного писания в Космосе в неком затмении Солнца в момент Мистерии Голгофы. Я говорил, что современное сознание это может ощутить как некое оскорбление, когда высказывают так нечто, потому что оно не имеет более никакого понимания для царения Духовных сил в Миро-вселенной, которые стоят в совместной связи с тем, что царит в человеческой Душе как силы. Я не желаю говорить в обычном смысле о чуде, о неком нарушении законов природы, но я не могу по-другому, как вам сообщить, как должно читать то затмение Солнца - как могут ничто другое, как со своей Душой установить себя перед затмением Солнца, как бы читая, что отпечатано через это природное событие: С Лунным знанием наступило некое затемнение напротив высшему Солнечному посланию. И затем - после того как прочли это оккультное писание - устанавливается на самом деле перед ясновидческим сознанием образ вознесенного креста на Голгофе, повисшего на нем тела Иисуса между обоими разбойниками. И устанавливается - и я позволю себе вполне вставить в скобках, чем больше обороняются против этого образа, тем сильнее устанавливается он - устанавливается образ снятия с креста и возложения в гроб. Теперь выступает некий второй властный знак, через что опять как вписывается в Космос нечто, что равно должно прочесть, чтобы понять как некий символ того, что в эволюции человечества собственно свершилось: Прослеживают образ снятого с креста Иисуса, который возлагается в гроб и затем будут насквозь потрясены, когда направляют Душевный взор туда, в Душу некого Землетрясения, которое прошло через ту местность. Наверное увидят однажды лучше совместную связь того затмения Солнца с этим Землетрясением также естественно-научно, ибо известные учения, которые сегодня уже, но без-совместно-связно протягиваются через Мир, показывают некую совместную связь между Солнечным затмением и Землетрясением и даже рудничными газами (schlagenden Wettern) в горных разработках. То Землетрясение было неким следствием Солнечного затмения. То Землетрясение сотрясло гроб в который был положен труп Иисуса - и был напрочь оторван камень, который был положен сверху, и некая трещина была разорвана в Земле, и труп был принят трещиной. Через дальнейшее сотрясение трещина была опять закрыта над трупом. И как люди пришли утром, был гроб пуст, ибо Земля приняла труп Иисуса; только камень лежал еще здесь, отброшенный прочь. Проследим мы еще раз ряд образов! На кресте Голгофы умирает Иисус. Затмение прорывается над Землей. В открытый гроб положен труп Иисуса. Некое сотрясение потрясает насквозь Земную почву и труп Иисуса принимается Землей. Через сотрясение образованная трещина закрывается, камень отбрасывается рядом. Это все есть действительные события; я не могу по-другому, как их так излагать. Пусть люди, которые из естественной науки желают приблизиться к таким вещам, судят как им угодно, преподносят все возможные основания против: Это, что видит ясновидческий взор, есть так, как я это изложил. И если некто желал бы сказать, такое нечто не могло бы свершиться, что из Космоса как в неком властном языке знаков устанавливается некий символ для того, что нечто новое вовлеклось в эволюцию человечества, если некто желал бы сказать, так не вписывают Божественные власти то, что свершается, в Землю с неким таким языком знаков как некое затмение Солнца и некое Землетрясение, то я мог бы только возразить: Во всем почтении к вашей вере, что это не может быть так! Но это все-же свершилось, это сбылось! - Я могу себе помыслить, что примерно некий Эрнест Ренан (Ernest Renan) (#16), который ведь своеобразную „Жизнь Иисуса (Leben Jesu)" написал, пришел и сказал бы: В такие вещи не верят, ибо верят только в то, что позволяет себя любое время опять установить в эксперименте. - Но помышление не является исполнимым, ибо например не верил ли бы некий Ренан в Ледниковое время (Eiszeit), хотя уже невозможно через эксперимент опять установить Ледниковое время? Это все-же совсем конечно невозможно, чтобы принести опять через Землю Ледниковое время и однако-же верят в это все естество-исследователи. Так есть это также невозможно, что этот, однажды свершившийся Космический знак при событии Гоглофы когда-нибудь опять выступит перед людьми. Все-же однако это свершилось. Мы можем к этому событию только продвинуться, когда мы проложим ясновидчески путь, который я отметил, когда мы прежде всего примерно углубимся в Душу Петра или некого другого Апостола, которые при празднике Пятидесятницы чувствовали себя оплодотворенными все-царящей Космической Любовью. Только, когда мы созерцаем в Души тех людей и видим здесь, что эти Души пережили, находим мы на этом окольном пути возможность, взглянуть на вознесенный на Голгофе крест, на затмение Земли к тому времени и на сотрясение Земли, которое за этим последовало. Что во внешнем смысле это затмение и это сотрясение были совсем природным событием, это насквозь не отрицается; что, однако, для тех, кто эти события прослеживает ясновидчески, читает эти события так, как я их изложил, как властные знаки оккультного писания, это должно быть решительно высказано тем, кто установил к этому условия в своей Душе. Ибо на самом деле было то, что я теперь изложил для сознания Петра, нечто, что выкристаллизовалось на поле долгого сна. На поле, перекрещенного через некоторые образы, сознания Петра восходят например: на Голгофе вознесенный крест, затмение и сотрясение. Это были для Петра первые плоды оплодотворения со все-царящей Любовью при празднике Пятидесятницы. И теперь знал он нечто, что он ранее со своим нормальным сознанием действительно не знал: что событие Голгофы имело место и что тело, которое повисло на кресте, было тем же самым телом, с которым он часто в жизни странствовал. Теперь знал он, что Иисус умер на кресте и что это умирание собственно было неким рождением, рождением того Духа, который как все-царящая Любовь излилась в Души при празднике Пятидесятницы собравшихся Апостолов. И как некий луч пра-вечной, эонической Любви чувствовал он в своей Душе пробужденного Духа как того же самого, который был рожден, как Иисус умер на кресте. И колоссальная истина погрузилась в Душу Петра: Это есть только видимость, что на кресте исполнилась некая смерть, в истинности была эта смерть, которой предшествовало бесконечное страдание, рождением того для целой Земли, что как в неком луче теперь проникло в его Душу. Для Земли было со смертью Иисуса рождено то, что ранее все-сторонне было в наличии вне Земли: все-царящая Любовь, Космическая Любовь. Такое некое слово видимо легко высказать абстрактно, но должно некое мгновение действительно установить себя в эту Петра-Душу, как она ощущала, в этот момент в самый первый раз ощущала: Земле было нечто рождено, что ранее было в наличии только в Космосе, в мгновение, как Иисус из Назарета умер на кресте на Голгофе. Смерть Иисуса из Назарета была рождением все-царящей Космической Любови в пределах Земной сферы. Это есть в известной мере первое познание, которое мы можем вычитать из того, что мы именуем Пятое Евангелие. С тем, что в Новом Завете именуется происхождением, изливанием Святого Духа, подразумевается то, что я теперь изложил. Апостолы не были пригодны через их целый тогдашний Душевный настрой это событие смерти Иисуса из Назарета по-другому со-проделать, как в неком анормальном состоянии сознания. Еще некий другой момент своей жизни должен был Петр, также Иоанн (Johannes) и Иаков (Jakobus) припомнить, тот момент, который также в других Евангелиях изложен, который нам, однако, только через Пятое Евангелие в своем полном значении только может стать понятным. Тот, с которым они странствовали по Земле, привел их к горе Елеонской (Цlberge), к саду Гефсимании (Gethsemane) и сказал: Бдите и молитесь! - Они, однако, уснули и теперь знали они: В тот раз уже пришло то состояние, которое все больше и больше расширялось над их Душами. Нормальное сознание заснуло, они погрузились в сон, который длился во время события Голгофы и из которого излучилось то, что я в спотыкающихся словах попробовал изложить. И Петр, Иоанн и Иаков должны были вспомнить, как они впали в это состояние и как теперь, как они взглядывали назад, просветлялись великие события, которые разыгрались вокруг земного тела того, с кем они странствовали вокруг. И постепенно, как погруженные сновидения, так всплывали истекшие дни в сознании и Душах Апостолов. Во время этих дней они это все со-пережили не с нормальным сознанием. Теперь всплывало это в их нормальном сознании и то, что всплывало, это было целое время, которое они со-пережили с события Голгофы вплоть до праздника Пятидесятницы, оставалось погруженным в под-основах их Душ. Это чувствовали они, как это время им приходилось как некое время глубочайшего сна. Особенно десять дней с так называемого Небесного восхождения (Himmelfahrt) вплоть до праздника Пятидесятницы приходилось им как некое время глубочайшего сна. Обратно-созерцательно однако восходило им день за днем время между Мистерией Голгофы и так называемым Небесным восхождением Иисуса Христоса. Это они со-переживали, это восходило однако только теперь и неким совсем достопримечательным способом. Извините вы, если я здесь включу некое личное замечание. Я должен признаться, что я сам в высшей мере был поражен, как я воспринял, как это восходило в Душах Апостолов, что они пережили во время между Мистерией Голгофы и так называемым Небесным восхождением. Это совсем достопримечательно, как это взошло, всплыло в Душах Апостолов. - Здесь всплывал в Душах Апостолов образ за образом, и эти образы говорили им: Да, ты был ведь вместе с тем, кто умирал или умер на кресте, ты ему ведь встречался. - Так, как утром при пробуждении вспоминают о сновидении и здесь знают, ты был ведь в этом сновидении совместно с этим или тем, так восходили как сновидения в Душах Апостолов воспоминания. Но совсем своеобразным было, как отдельные события восходили в сознании. Всегда должны были они спрашивать себя: Да, кто есть тогда это, с кем мы здесь были вместе? - И они не распознавали его всегда опять-таки и опять-таки. Они чувствовали, это есть некий Духовный облик; они знали, они наверняка в этом сновидо-образном состоянии странствовали с ним вокруг, но они не распознавали его в облике, в котором он им теперь восходил, после оплодотворения со все-царящей Любовью. Они видели себя странствующими с тем, кого мы именуем Христос по Мистерии Голгофы. И они видели также, как он действительно в тот раз давал им учения о царстве Духа, как он их наставлял. И они учились понимать как они сорок дней с этой сущностью, которая была рождена на кресте, ходили вокруг, как эта сущность - из Космоса в Земле рожденная все-царящая Любовь - была их учителем, как они однако со своим нормальным сознанием не были зрелыми чтобы понять, что эта сущность имела сказать, как они с подсознательными силами своих Душ должны были это принять, как они как ночные-лунатики (Nachtwandler) ходили рядом с Христосом и не могли принять с обычным рассудком, что эта сущность имела им дать. И они слушали его во время этих сорока дней с неким сознанием, которое они не знали, которое только теперь в них проникало, после того как они проделали событие Пятидесятницы. Как ночные-лунатики слушали они. Как Духовный учитель являлся он им и наставлял их в тайнах, которые они только могли понять, тем что он их отрешил в некое совсем другое состояние сознания. И так видели они теперь только: Они были с Христосом, ходили с воскресшим Христосом. Теперь, однако, распознавали они только, что с ними свершилось. И через что распознавали они, что это действительно был тот, с кем они в теле до Мистерии Голгофы ходили вокруг? Это свершилось следующим способом. Предположим мы, такой некий образ выступает теперь после праздника Пятидесятницы перед Душой одного Апостола. Он видел, как он странствовал с Воскресшим, как Воскресший обучал его. Но он не распознавал его. Он видел хотя некую Небесную, Духовную сущность, но он ее не распознавал. Здесь вмешался некий другой образ. Некий такой образ смешался с чисто Духовным образом, который представлял некое переживание Апостолов, которое они действительно проделали с Христосом Иисусом до Мистерии Голгофы. Здесь была некая сцена, где они чувствовали себя как обучаемыми тайнам Духа, Христосом Иисусом. Но они не распознавали его. Они созерцали себя напротив стоящими этой Духовной сущности, которая их обучала и с тем что они так распознавали, превратился этот образ, тем что он одновременно прямо-удерживался, в образ Вечери (Abendmahles), которую они со-пережили с Христосом Иисусом. Представьте себе действительно, что такой некий Апостол имел перед собой сверх-чувственное переживание с Воскресшим и как на заднем плане действуя, образ Вечери. Здесь сперва распознали они, что это есть тот же самый, который их обучал в совсем другом облике, который он принял после Мистерии Голгофы. Это было некое полное совместное излияние воспоминаний из состояния сознания, которое как бы было неким сновидческим состоянием, с образами воспоминаний, которые были предшествующими. Как два образа, которые покрывали себя, переживали они это: Один образ из переживаний после Мистерии Голгофы и один до таковой как проясняемый из времени, прежде чем их сознание было так помрачено, что они более не со-переживали, что здесь разыгрывалось. Так распознали они, что эти два существа совместно принадлежат: Воскресший и Тот, с кем они однажды до относительно-мерно короткого времени странствовали вокруг в теле. И они говорили себе теперь: Прежде чем мы итак были пробуждены через оплодотворение со все-царящей Любовью, были мы как лишены нашего обычного состояния сознания. И Христос, Воскресший был с нами. Он как бы не зная принял нас в свое царство, странствовал с нами и разоблачал нам тайны своего царства, которые теперь, после Мистерии Пятидесятницы, как в сновидении пережитые, всплывают в нормальное сознание. Это есть то, что переживают как поражаться-вызванному (Staunen-Hervorrufendes): Это совпадение всегда одного образа некого переживания Апостолов с Христосом после Мистерии Голгофы с одним образом до Мистерии Голгофы, который они действительно нормально зная в физическом теле пережили с Христосом Иисусом. Мы сделали с этим начало, чтобы сообщить, что позовляет себя прочесть в так называемом Пятом Евангелии и мне позволено в конце этого первого сообщения, которое я имел сделать сегодня, наверное высказать вам некую пару личных слов, которые наряду с этим фактом все-же равно должны быть высказаны. Я чувствую себя в известной мере обязанным, чтобы говорить об этих вещах. То, однако, что я хотел бы сказать, есть следующее: Я знаю очень вполне, что мы в настоящее время живем в неком таком времени, в котором подготавливается некоторое для следующего Земного будущего человечества, и что мы в пределах нашего - теперь Антропософского - общества как бы должны себя чувствовать как те, кому восходит некое предугадывание, что в Душах людей есть нечто подготовить для будущего, что должно быть подготовлено. Я знаю, придут времена, в которые еще совсем по-другому, чем наше сегодняшнее время нам позволяет, может будет говорено об этих вещах. Ибо мы все есть ведь дети времени. Придет однако близко будущее, в которое можно будет подробнее, точнее говорить, в которое наверное некоторое из того, что сегодня только наметочно-образно может быть распознано, много, много более точнее можно будет распознать в Духовной хронике бытия. Такие времена придут, если также сегодняшнему человечеству это приходится так невероятно. Однако-же прямо из этого основания, предрасполагается некое известное обязательство, чтобы уже сегодня говорить об этих вещах. И если это мне также стоило некого известного преодоления, чтобы прямо говорить об этой теме, так перевесило ведь все-же обязательство напротив тому, что в наше время должно подготовиться. Это привело к тому, чтобы в первый раз прямо у вас здесь говорить об этой теме. Когда я говорю о преодолении, то схватывайте вы это слово действительно так, как оно высказывается. Я прошу подчеркнуто то, что я прямо при этом деле имею сказать, действительно только охватить, как некий род подвижения, как нечто, что совсем наверняка в будущем много подробнее, точнее сможет быть говорено. И слово преодоление поймете вы лучше, если вы мне позволите подчеркнуть некое личное замечание: Это есть мне насквозь ясно, что для Духовного исследования, которому я предал себя, сначала некоторе есть черзвычайно трудно и полно усилия, чтобы достать из Духовного писания Мира; прямо вещи этого рода! И я вообще не удивлялся бы если слово „наметочно-сть", которое я употребил, имело бы некое еще много более тяжелое и широкое значение, чем это наверное теперь требуется быть схваченным. Я совсем не желаю сказать, что я сегодня уже есть в состоянии все точно сказать, что представляется в Духовном писании. Ибо прямо я чувствую некоторые трудности и усилие, когда дело идет о том, чтобы образы, которые соотносят себя на тайны Христианства, достать из Акаша-Хроники. Я чувствую усилие, чтобы принести эти образы до необходимой плотности, мочь их прочно удерживать, и рассматриваю это в известной мере как мою Карму, что мне было наложено обязательство сказать то, что я равно высказываю. Ибо совсем без сомнения имел бы я меньше усилия, если бы я был в положении, в котором есть некоторые наши современники, чтобы иметь в мое первое юношество получить некое действительно Христианское воспитание. Это я не имел; я выростал в неком полностью свободно-Духовном окружении и также мое обучение вело меня к свободно-Духовному. Мой собственный путь образования был некий чисто научный. И это делает мне некое известное усилие, чтобы эти вещи теперь найти, о которых я обязан говорить. Прямо это личное замечание позволено мне наверное сделать из двух оснований: из основания, потому что ведь прямо через некую совсем своебразную бессовестность была послана через Мир некая глупая, дурацкая сказка о моей совместной связи с известными Католическими течениями (#17). Из всех этих вещей не есть никакое отдельное слово истинно. И куда это пришло с тем, что сегодня многосторонне называет себя Теософия, это можно просто измерить на том, что на почве Теософии такие бессовестные построения и слухи были посланы в Мир. Так как мы однако вынуждены не снисходительным способом, фразно об этом уходить прочь, но этому напротив установить истину, то позволено этому личному замечанию быть сделанным. - С другой стороны чувствую я себя прямо через то, что я в мое юношество отдаленно стоял Христианству, к таковому тем более непредвзято и верю, так как я только через Дух и Христос-Существо был приведен, прямо на этой области иметь известное право на безпредосудительность и непредвзятость, чтобы сделать об этих вещах высказывание. Наверное - прямо в эти часы Мировой истории - больше смогут придать слову некого человека, который приходит из научного образования, который в свое юношество стоял отдаленно Христианству, чем некого такого, который со своего самого раннего юношества есть с Христианством в совместной связи. И я истинно не верю, что Христианство может нечто потерять, если это в его глубоком элементе будет представлено из некого сознания, которое только из самого Духа нашло себя к Христианству. Но если вы эти слова принимаете серьезно, то почувствуете как наметочно, что живет во мне самом, когда я теперь говорю о тайнах, которые я хотел бы обозначить, как тайны так называемого Пятого Евангелия.Христиания (Осло), Третий доклад, 3 Октября 1913
Когда я вчера говорил о том, что те личности, которые обычно именуются Апостолами Христоса Иисуса пережили некое известное пробуждение в мгновение, которое имеет в так называемом празднике Пятидесятницы свой исходный пункт, так с этим совсем не утверждается примерно, что то, о чем я имею говорить как о содержании так называемого Пятого Евангелия, одинаково тогда так, как я это рассказываю, было якобы в полном сознании Апостолов. Все-же, когда ясновидческое сознание углубляется в Души этих Апостолов, тогда распознает оно те образы в этих Душах. Но в Апостолах самих жило это тогда уже менее как образ, но это жило, теперь, если мне позволено сказать, как жизнь, как непосредственное переживание, как чувство и мощь Души. И то, что Апостолы затем могли говорить, через что они даже Греков в тогдашнее время увлекли, через что они дали толчок к тому, что мы называем Христианское развитие, это, что они так носили в себе как мощь Души, как мощь душевности, это расцвело из того, что в их Душах жило как живая сила Пятого Евангелия. Они могли говорить так, как они говорили, они могли действовать так, как они действовали потому что они вещи, которые мы теперь расшифровываем как Пятое Евангелие, живо носили в своих Душах, также если они вещи не так рассказывали в словах, как теперь должно теперь рассказывать это Пятое Евангелие. Ибо они ведь приняли, как через пробуждение, оплодотворение через все-царящую Космическую Любовь и под впечатлением этого оплодотворения действовали они теперь дальше. Что действовало в них, было то, чем (wozu) стал Христос после Мистерии Голгофы. И здесь стоим мы у некого пункта, где мы в смысле Пятого Евангелия должны говорить о Земной жизни Христоса. Это есть для сегодняшних понятий, для понятий настоящего, не совсем легко, схватить в словах то, о чем при этом идет дело. Но мы можем с некоторыми понятиями и идеями, которые мы уже завоевали через наши Духовно-научные рассмотрения, приблизиться к этой величайшей Земной тайне. Если желают понять Христианство, тогда должно некоторые понятия, которые мы уже имеем через наши Духовно-научные обсуждения, в несколько измененной форме применить на Христос-Существо. Исходим мы однажды, чтобы прийти к некой ясности, из того, что обычно именуют Иоанново-Крещение в Иордане. Оно представляет себя в отношении к Земной жизни Христоса как нечто, что есть равно как некое зачатие у некого Земного человека. Жизнь Христоса начиная отсюда вплоть до Мистерии Голгофы понимаем мы, если мы сравниваем ее с той жизнью, которую проделывает человеческий зародыш в теле матери. Это есть итак в известной мере некая зародышная жизнь Христос-Существа, которую это Существо проделало с Иоанново-Крещения вплоть до Мистерии Голгофы. Мистерию Голгофы саму должны мы понимать как земное рождение, итак смерть Иисуса как земное рождение Христоса. И его собственную Земную жизнь должны мы искать после Мистерии Голгофы, так как здесь Христос имел свое обхождение, как я вчера наметил, с Апостолами, как эти Апостолы были в неком другом состоянии сознания. Это было то, что собственно последовало за рождением Христос-Существа. И что описывается как Небесное восхождение и за этим последующее излияние Духа, это должны мы при Христос-Существе схватывать как то, что мы при человеческой смерти как вхождение в Духовные миры привыкли видеть. И дальнейшую жизнь Христоса в Земной сфере с Небесного восхождения или с праздника Пятидесятницы должны мы сравнивать с тем, что переживает человеческая Душа, когда она есть в так называемом Девахан-е (Devachan), в Духо-стране (Geisterlande). Мы видим итак, мои дорогие друзья, что мы в Христос-Существе имеем перед нами такое Существо, напротив которому все понятия, которые мы иначе усвоили себе о следовании одно за другим состояний человеческой жизни, полностью должны изменить. Человек переходит после короткого промежуточного времени, которое обычно именуют временем чистилища, Камалока-временем (Kamalokazeit) в Духовный мир, чтобы подготовить себя к следующей Земной жизни. Человек проживает итак после своей смерти некую Духовную жизнь. С праздника Пятидесятницы переживало Христос-Существо то, что для нее означало то же самое, что для человека переход в Духо-страну: восхождение в Земную сферу. И вместо того, чтобы прийти в Девахан, в некую Духовную область, как человек после смерти, принесло Христос-Существо жертву, расположить свои Небеса как бы на Земле, искать их на Земле. Человек покидает Землю, чтобы, если мы говорим употребительными выражениями, свое место обитания поменять с Небесами. Христос покинул Небеса, чтобы это свое место обитания поменять с Землей. Это, прошу я вас видеть в верном свете и к этому привязать затем ощущение, чувство, что свершилось через Мистерию Голгофы, что свершилось через Христос-Существо, в чем состояла собственно жертва Христос-Существа, именно в оставлении Духовных сфер, чтобы жить с Землей и людьми на Земле, и людей, эволюцию на Земле вести дальше через свой, так данный Импульс. Это уже говорит, что до Иоанново-Крещения в Иордане это Существо не принадлежало Земной сфере. Оно итак перешло из сверх-земной сферы в Земную сферу. И то, что было пережито между Иоанново-Крещением и событием Пятидесятницы, это должно было быть пережито, чтобы превратить Небесное Существо Христоса в земное Существо Христоса. Это уже много сказано, когда эта тайна высказывается здесь со словами: С события Пятидесятницы есть Христос-Существо при человеческих Душах на Земле; прежде не было оно при человеческих Душах на Земле. Это, что Христос-Существо проделало между Иоанново-Крещением и событием Пятидесятницы, свершилось для того, чтобы место обитания некого Бога в Духовном мире могло быть обменено с местом обитания в земной сфере. Это свершилось для того, чтобы это Божественно-Духовное Христос-Существо могло принять облик, который был необходим для него, чтобы отныне иметь сообщество с человеческими Душами. Почему итак были исполнены события Палестины? Для того, чтобы Божественно-Духовное Существо Христоса могло принять облик, в котором оно нуждалось, чтобы с человеческими Душами иметь сообщество на Земле. С этим одновременно указано на то, что это событие Палестины есть уникальное, на что я ведь уже часто обращал внимание: это есть снисхождение некого высшего, не земного Существа в Земную сферу и совместно-оставание этого не земного Существа вместе с Земной сферой, вплоть до пока под его влиянием Земная сфера не испытает соответствующее преобразование. С того времени есть итак Христос-Существо действенным на Земле. Желаем мы теперь полностью понять событие Пятидесятницы в смысле Пятого Евангелия, то должны мы взять на помощь понятия, которые мы выработали в Духовной науке. Внимание обращается на то, что в древние времена существовали посвящения Мистерий, которые возвышали человеческую Душу через это посвящение к участию в Духовной жизни. Наиболее наглядным будет эта до-Христианская сущность Мистерий, когда схватят во взоре так называемые Персидские или Митрас-Мистерии (Mithrasmysterien). Здесь существовали семь ступеней посвящения. Здесь тот, который должен был быть приведен в высшие степени Духовной жизни, был сначала приведен к тому, что символически именовали „Вороны (Raben)". Затем становился он „Оккультный (Okkulter)", некий „Сокрытый (Verborgener)". В третьей степени становился он „Воин (Streiter)", в четвертой некий „Лев (Lцwe)", в пятой переносили на него имя того народа, которому он принадлежал. В шестой степени становился он „Солнце-герой (Sonnenheld)", в седьмой некий „Отец (Vater)". Для первых четырех степеней достаточно сегодня, если мы скажем, что человек все глубже и глубже был вводим в Духовную жизнь. В пятой степени достигал человек способность, чтобы иметь некое расширенное сознание, так что это расширенное сознание давало ему способность быть неким Стражем (Behьter) целого народа, которому он принадлежал. Поэтому переносили на него также имя затронутого народа. Когда некто в этих древних Мистериях был посвящен в пятую степень, тогда имел он некое определенное участие в Духовной жизни. Мы знаем из одного цикла докладов, который я держал здесь (#18), что Земные народы ведомы тем, что мы в Иерархии Духовных существ именуем Архангел (Archangeloi) или Эрц-ангел (Erzengel). В эту сферу был возвышен посвященный в пятую степень, так что он участвовал в жизни Эрц-ангела. Такие посвященные нужны в пятой степени, нужны в Космосе. Отсюда существовало на Земле некое посвящение в эту пятую степень. Когда такая некая личность была посвящена в Мистерии и проделывала все внутренние переживания, получала Душевное содержание, которое соответствовало пятой степени, тогда взглядывал как бы Эрц-ангел затронутого народа, которому принадлежала эта личность, вниз на эту Душу и читал в этой Душе, как мы читаем в некой книге, которая нам сообщает известные вещи, которые мы должны знать, чтобы мы эти или другие дела могли исполнить. Что было необходимо некому народу, что нужно было народу, это читал Архангел в Душах тех, которые были посвящены в пятую степень. Должно, чтобы Архангел мог вести правильным способом, создать на Земле посвященного пятой степени. Эти посвященные есть посредники между собственными народными вождями, Архангелами и народом самим. Они несут как бы вверх в сферы Архангелов то, что нужно там, чтобы народ был ведом правильным способом. Как, теперь, могла быть достигнута эта пятая степень в древние до-Христианские времена? Она не могла быть достигнута, когда Душа человека оставалась в теле. Душа человека должна была быть возвышена вверх из тела. Посвящение состояло прямо в том, что Душа человека извлекалась из тела. И вне тела проделывала тогда Душа то, что давало ей содержание, которое я так равно описал. Душа должна была покинуть Землю, должна была взойти в Духовный мир, чтобы достичь то, что она должна была достичь. Когда, теперь, была достигнута шестая степень древнего посвящения, степень Солнце-героя, тогда было подвижено в Душе некого такого Солнце-героя то, что не только необходимо для водительства, руководства и управления некого народа, но что есть выше, чем голое руководство и управление некого народа. Если вы обратите взор на развитие целого человечества на Земле, то видите вы, как народы образуются и опять исчезают, как народы как бы превращаются. Как отдельные люди, так народы рождаются и умирают. То, однако, что некий народ сделал для Земли, должно быть сохранено дальше для целого развития человечества на Земле. Должно не только руководить и управлять неким народом, но должно то, что этот народ делает как земную работу, быть проводимо дальше вне народа. Для того, чтобы некая народная деятельность могла быть проводима вне народа Духами, стоящими выше чем Эрц-ангелы, Духами Времени, были необходимы посвященные шестой степени, Солнце-герои. Ибо в том, что жило в Душе некого Солнце-героя, могли сущности высших Миров читать то, что вносила работа некого народа в работу целого человеческого рода. Так можно было завоевать силы, которые правильным способом вносили работу некого народа в работу целого человеческого рода. Через всю Землю вносилось то, что жило в Солнце-герое. И так как тот, кто должен был быть посвящен в пятую степень в древних Мистериях должен был выходить из своего тела, чтобы проделать необходимое, так должен был тот, кто должен был стать Солнце-героем, выходить из своего тела и во время своего выхождения-бытия действительно иметь свое место обитания на Солнце. Это есть все-таки вещи, которые для сегодняшнего временного сознания звучат почти сказочно, да, наверное действенны как глупость. Но зато действенно также Павлово слово (#19), что мудрость перед Богами часто есть глупость для людей. Солнце-герой жил, итак, для этого времени своего посвящения с целой Солнечной системой совместно. Солнце есть его место обитания, как обычный человек на Земле как на своей Планете живет. Как есть вокруг нас горы и реки, так для Солнце-героя есть во время его посвящения вокруг него Планеты Солнечной системы. Это можно было достичь только вне тела. И когда возвращались в свое тело назад, вспоминали о том, что переживали вне своего тела и могли это применять как действенные силы для эволюции целого человечества, для Блага (Heil) всего целого человечества. Солнце-герои покидали итак во время посвящения свое тело; наполняли они себя этими силами, тогда вступали они назад в свое тело. Когда они возвращались назад, тогда имели они силы в своей Душе, которые работу некого народа могли выводить за в целое развитие человечества. И что переживали эти Солнце-герои во время трех с половиной дней своего посвящения? В то время как они - мы можем это уже так именовать - странствовали не на Земле, но на Солнце, что переживали они? Сообщество с Христосом, который до Мистерии Голгофы еще не был на Земле! Все древние Солнце-герои так восходили в Солнечную сферу, ибо только здесь могли в древние времена переживать сообщество с Христосом. Из этого Мира, в который должны были восходить во время своего посвящения древние посвященные, Христос снизошел на Землю. Мы можем итак сказать: То, что через целую процедуру посвящения в древние времена могло быть достигнуто для отдельных немногих, это было достигнуто как через некое природное событие в дни Пятидесятницы теми, которые были Апостолы Христоса. В то время, как раньше должны были восходить к Христосу, теперь Христос снизошел к Апостолам. И Апостолы становились в известном способе такими Душами, которые в себе носили то содержание, которое древние Солнце-герои имели в своих Душах. Духовная сила Солнца излилась над Душами этих людей и действовала отныне дальше в эволюции человечества. Для того чтобы это могло свершиться, чтобы могло прийти действие некой совсем новой силы на Земле, должно было исполниться событие Палестины, должна была исполниться Мистерия Голгофы. Из чего, однако, произошло Земное бытие Христоса? Оно произошло из глубочайшего страдания, из страдания, которое переходит за все человеческие способности представления страдания. Чтобы на этом месте получить правильные понятия о деле, должно также опять некоторые противостояния современного сознания убрать прочь. Я должен, теперь, однажды сделать некоторые включения в объяснение Пятого Евангелия. Незадолго возникла одна книга, которую я верно очень хотел бы рекомендовать, потому что она происходит от одного очень духо-обильного (geistreichen) человека и может доказать, какую бессмысленность духо-обильные люди могут высказывать в отношении Духовных вещей. Я подразумеваю книгу Маурис Мэтерлинк (Maurice Maeterlincks) „О смерти (Vom Tode)" (#20). Среди некоторых бессмысленных вещей, которые там стоят, есть также утверждение, что когда однажды человек умер, он не мог бы страдать, так как он ведь тогда есть некий Дух, не имеет никакого физического тела. Дух, однако, не мог бы страдать. Тело есть якобы единственное, которое страдает. - Мэтерлинк, духо-обильный человек, предается итак иллюзии, что только физическое тело могло бы страдать и некий мертвый поэтому не мог бы страдать. Он вообще не замечает, феноменальную, почти невероятную бессмысленность, которая располагается в том, чтобы утверждать, что физическое тело, которое состоит из физических сил и химических веществ, единственно страдает. Как если страдание завязано на физические силы и вещества! Вещества и силы вообще не страдают. Если бы таковые могли бы страдать, тогда должен был бы также страдать некий камень. Физическое тело не может страдать; что страдает, это есть все-же именно Дух, Душевное. Это сегодня зашло так далеко, что люди мыслят о простейших вещах противоположность того, что имеет смысл. Не было бы никакого Камалока-страдания, если Духовная жизнь не могла бы страдать. Потому что ей недостает, действительно недостает физического тела, прямо в этом состоит Камалока-страдание. Кто, теперь, есть мнения, что некий Дух не мог бы страдать, тот не сможет также получить правильное представление о бесконечном страдании, которое Христос-Дух проделал в течение годов в Палестине. Прежде чем я, однако, заговорю об этом страдании, должен я вас сделать внимательными на нечто другое. Мы должны схватить во взоре, что с Ионново-Крещением в Иордане, некий Дух снизошел на Землю, отныне прожил три года в неком земном теле и в таковом проделал смерть на Голгофе, некий Дух, который до Ионново-Крещения в Иордане жил в совсем других взаимосвязях, чем земные. И что называется это, что этот Дух жил в совсем других взаимосвязях, чем земные? Это называется, говоря Антропософски, что этот Дух не имел также никакой земной Кармы. Что это означает, прошу я схватить во взоре. Некий Дух жил три года в теле Иисуса из Назарета, который проделал этот жизненный путь на Земле, без того, чтобы иметь некую земную Карму в своей Душе. С этим завоевывают все жизненные опыты и переживания, которые проделал Христос, некое совсем другое значение, чем опыты, которые примерно проделывает некая человеческая Душа. Страдаем мы, имеем мы этот или тот опыт, то знаем мы, что страдание обосновано в Карме. Для Христос-Существа, однако, было это не так. Он проделал некий трехлетний опыт, без того, чтобы его тяготила некая Карма. Что было итак это для него? Страдание без Кармического смысла, действительно незаслуженное страдание, незадолженное страдание! Пятое Евангелие есть Антропософское Евангелие и показывает нам, что трехлетняя Христос-Жизнь есть единственная жизнь в неком человеческом теле, которая была прожита без Кармы, на которую понятие Карма в человеческом смысле не применимо. Но дальнейшие рассмотрения этого Евангелия учат нас узнавать еще нечто другое об этой трехлетней жизни. Эта целая трехлетняя жизнь на Земле, которую мы рассматривали как некую эмбриональную жизнь, каковая не порождала также никакой Кармы, каковая не накладывала также никакого долга на себя. Была итак на Земле прожита трехлетняя жизнь, которая была обусловлена не Кармой и также не порождала никакой Кармы. Должно все эти понятия и идеи, которые с этим принимают, только принимать в самом глубоком смысле и будут завоевывать некоторое для некого правильного понимания этого чрезвычайного события Палестины, которое иначе действительно в некоторых отношениях остается необъяснимым. Много должно совместно принести к его пониманию. Ибо что вызвало оно за всякие противоречащие себя объяснения, в каком способе оно было непонято! И однако-же как оно задействовало импульс за импульсом в развитии человечества! Берут эти вещи только не всегда в правильном глубоком значении. Будут однажды говорить об этих вещах совсем по-другому, когда увидят его в своей колоссальной глубине, которую мы здесь наметили тем, что мы говорили о том, что мы здесь имеем перед нами некую трехлетнюю жизнь, которая была прожита без Кармы. Как бездумно проходит многократно человек мимо вещей, которые собственно есть глубоко значимы. Наверно некоторые из вас все-же также слышали нечто о появившейся в 1863 году книге „Жизнь Иисуса" Эрнеста Ренан. Читают эту книгу, без того, чтобы обратить правильное внимание на значимое этой книги. Наверное будут позднее люди удивляться, что нечисленные люди вплоть до сегодня прочитали эту книгу без того, чтобы ощутить, что собственно есть особое, достопримечательное у этой книги. Достопримечательное у этой книги есть то, что она есть нечто среднее (Zwischending), некое смешение некого возвышенного изложения и некого бульварного романа (Hintertreppenromans). Что эти две вещи могли быть совместно смешаны, некое красивое изложение и бульварная история, это будут позднее рассматривать как высшую странность. Прочтите вы с этим сознанием однажды эту „Жизнь Иисуса" Эрнеста Ренан, прочтите вы, что он делает из Христоса, который для него естественно главным образом есть Христос Иисус. Он создает некого героя, который сперва имеет совсем добрые намерения, который есть некий великий добродетель человечества, который однако затем как бы был увлечен народным вдохновением и уступает все больше и больше тому, что народ желает и хочет, что он так охотно слышит и так охотно получает сказанным. В большом стиле применяет Эрнест Ренан то к Христосу, что часто в малом стиле применяют к нам. Ибо случается, что люди, когда они видят нечто расширяющееся, как например Теософия, тогда упражняют на учителе следующую критику: Сначала имел он совсем добрые намерения, затем приходят злые приверженцы, которые ему льстят и его портят. Здесь подпадает он ошибке, чтобы говорить то, что слушатели хотели бы охотно слышать. - Так обрабатывает Ренан Христоса-Жизнь. Он не стесняется, чтобы изложить воскресение Лазаря (Auferweckung des Lazarus) как некий род обмана, который Христос позволяет совершить, чтобы здесь было якобы некое агитационное средство! Через это вмешано некое бульварно-романическое в возвышенные изложения, которые также содержатся в этой книге. И своеобразное есть то, что собственно некое примерно здоровое ощущение - ведь, я скажу только немного - должно стать отпугивающим, когда изложенной получается некая мудрость, которая сначала имеет лучшие намерения, окончательно однако подпадает народным инстинктам и позволяет совершить всякие жульничества. Ренан, однако, чувствует себя вообще не испуганным от этого, но имеет красивые слова, увлекающие слова для этой личности. Забавно, не правда ли! Но это есть некий пример того, как велика наклонность человеческих Душ к Христосу, совсем независимо от того, имеют ли они понимание для Христоса или нет, если они также ничего не понимают о Христосе. Это может идти так далеко, что некий такой человек делает жизнь Христи неким бульварным романом и однако-же находит восхищающие слова не достаточными, чтобы направлять людей на эту личность. Такие вещи только возможны напротив некого такого существа, которое вступает так в Земное развитие, как Христос-Существо. Ох, было бы создано много Кармы за трехлетнюю жизнь Христоса на Земле, если Христос жил бы так, как излагает это Ренан. Это, однако, будет распознано в будущие дни, что некое такое изложение просто должно разбиться, потому что будет распознано, что Христоса-Жизнь не приносила с собой никакой Кармы и также никакой не создавала. Это есть возвещение Пятого Евангелия. Это было итак событие у Иордана, которое мы обозначаем как Иоанново-Крещение, нечто, что можно сравнить с неким зачатием у Земного человека. Пятое Евангелие говорит нам, что слова, так как они стоят в Лука-Евангелии, есть некое правильное воспроизведение того, что тогда могло бы быть услышанным, если некое развитое, ясновидческое сознание слушало бы Космическое выражение этой тайны, которая здесь исполнилась. Слова, которые звучали вниз с Небес, гласили действительно: „Это есть мой много-любимый Сын, сегодня я его зачал (Das ist mein vielgeliebte Sohn, heute habe ich ihn gezeugt)" (#21). Это есть слова Лука-Евангелия и это есть также правильное воспроизведение того, что тогда свершилось: порождение, зачатие Христоса в Земном существе. Это исполнилось в Иордане. Пожелаем мы однажды пока не взирать на то, на чью личность снизошел этот Дух Христоса в Иоанново-Крещении. Мы желаем в следующие дни об этом говорить. Остановимся мы сегодня только на том, что приходил некий Иисус из Назарета, который дал тело Христос-Существу. Теперь, говорит нам Пятое Евангелие - и это есть что мы можем читать через обращенный назад ясновидческий взор - оно не полностью было связано с телом Иисуса из Назарета, что Христос-Существо с первого мгновения своего земного странствия сначала имело только слабую связь с телом Иисуса из Назарета. Связь была не так, как у обычного человека телесного и Души есть, так что таковая полностью живет в теле, но так, что каждое время, например когда это было необходимо, Христос-Существо опять-таки могло покинуть тело Иисуса из Назарета. И в то время, как тело Иисуса из Назарета было где-нибудь как спящим, проделывало Христос-Существо Духовно путь сюда или туда, где это именно прямо было необходимо. Пятое Евангелие показывает нам, что не всегда, когда Христос-Существо являлось Апостолам, также было при этом тело Иисуса из Назарета, но что часто дело исполнялось так, что тело Иисуса из Назарета оставалось где-нибудь и только Дух, именно Христос-Дух, являлся Апостолам. Но он тогда являлся так, что они могли перепутать Духовное явление с телом Иисуса из Назарета. Они замечали вполне некое различие, но различие было слишком мало, чтобы они его всегда отчетливо замечали бы. В четырех Евангелиях не выступает это; Пятое Евангелие говорит нам это ясно. Апостолы могли не всегда отчетливо различать: Теперь имеем мы Христоса в теле Иисуса из Назарета перед нами или теперь имеем мы Христоса как Духовное существо единственно. Различие было не всегда ясным, они знали не всегда, был ли это один или другой случай. Они считали это явление - они размышляли над этим равно не очень много - сначала за Христоса Иисуса, это называется за Христос-Духа, поскольку они его распознавали как такового в теле Иисуса из Назарета. Но что мало-по-малу происходило за трехлетнюю Земную жизнь, это было, что в извесной мере за три года Дух связывался с телом Иисуса из Назарета все теснее и теснее, что Христос-Существо становилось все аналогичнее и аналогичнее как эфирное существо физическому телу Иисуса из Назарета. Заметьте вы, как это здесь опять по-другому выступило в отношении на Христос-Существе, чем при теле обычного человека. Если мы это желаем понять, скажем мы правильно: Обычный человек есть Микрокосмос напротив Макрокосмосу, некое малое отображение целого Макрокосмоса, ибо то, что выражается в физическом теле человека, это отражает великий Космос. Обратное есть у Христос-Существа такой случай. Макрокосмическое Солнечное существо формирует себя по облику человеческого Микрокосмоса, втискивает себя и сжимает себя, спрессовывает себя все больше и больше совместно, так что оно становится все аналогичнее человеческому Микрокосмосу. Прямо обратное есть здесь у обычного человека такой случай. В начале Земной жизни Христоса, сразу после Крещения в Иордане, была связь с телом Иисуса из Назарета еще наиболее слабой. Еще совсем вне тела Иисуса из Назарета было Христос-Существо. Здесь было то, что при странствии вокруг по Земле Христос-Существо задействовало, еще совсем сверх-земное. Оно исполняло исцеления, которые должно исполнить с малой человеческой силой. Оно говорило с некой проникновенностью к людям, которая была некой Божественной проникновенностью. Христос-Существо, как только завязав само себя при теле Иисуса из Назарета, действовало как сверх-земное Христос-Существо. Но все больше и больше делало оно себя аналогичнее телу Иисуса из Назарета, спрессовывало себя, стягивало себя все больше и больше совместно в земные взаимосвязи внутрь и делало с этим то, что все больше исчезала Божественная сила. Это все проделывало Христос-Существо, тем что оно становилось аналогичнее телу Иисуса из Назарета, некое развитие, которое в известном отношении было нисходящим развитием. Христос-Существо должно было чувствовать, как мощь и сила Бога все больше и больше исчезала в аналогично-становлении телу Иисуса из Назарета. Из Бога становился мало-по-малу человек. Как некто, кто среди бесконечных мучений все больше и больше видит свое тело чахнущим, так видело чахнущим свое Божественное содержание Христос-Существо, тем что оно все больше становилось аналогичнее как эфирное существо земному телу Иисуса из Назарета, вплоть до того, как оно таковому стало так аналогично, что оно могло чувствовать страх, как некий человек. Это есть то, что также другие Евангелия излагают при выхождении Христоса Иисуса со своими учениками на Елеонскую гору, где Христос-Существо в теле Иисуса из Назарета имело на лбу пот от страха (AngstschweiЯ). Это было очеловечевание, все более человеко-и-человеко-становление Христоса, анологичнивание телу Иисуса из Назарета. В той же самой мере, в которой это эфирное Христос-Существо становилось аналогичнее телу Иисуса из Назарета, в той же самой мере становился Христос человеком. У него чахли Духовные чудо-силы Бога. И здесь видим мы целый страдный-путь (Passionsweg) Христос-Существа, который начался с того временного пункта, как он вскоре после Иоанново-Крещения в Иордане пришел, где он исцелял больных и изгонял демонов через свои Божественные силы, где пораженные люди, которые это видели, что мог Христос, говорили: Это еще никогда некое существо на Земле не исполняло. - Это было время, в которое Христос-Существо еще было мало аналогичным телу Иисуса из Назарета. С этого поражающего ажиотажа (Aufsehen) находящихся вокруг почитателей протягивается в три года путь вплоть до туда, где Христос-Существо стало так аналогичным телу Иисуса из Назарета, что оно в этом чахнущем теле Иисуса из Назарета, которому оно стало аналогичным, не могло более отвечать на вопросы Пилата (Pilatus), Ирода (Herodes) и Каифа (Kaiphas). Так аналогичным стало оно телу Иисуса из Назарета, все более слабее и слабее становящимся, все более чахлым и чахлым становящимся телом, что на вопрос: Сказал ты, что ты храм разрушишь и в три дня опять выстроишь? - из ветхого тела Иисуса из Назарета Христос-Существо более не говорило и оставалось немым перед первосвященником Иудеев, что оно оставалось немым перед Пилатом, который спрашивал: Сказал ты, ты есть царь Иудеев? - Это был страдный путь от Крещения в Иордане вплоть до немощности (Machtlosigkeit). И вскоре после этого стояла пораженная толпа, которая поражалась прежде сверх-земным чудо-силам Христос-Существа, более не восхищаясь вокруг него, но стояла перед крестом, глумясь над немощью (Ohnmacht) Бога, который стал человеком, со словами: Есть ты некий Бог, так сойди вниз. Ты другим помогал, теперь помоги себе самому! - От Божественной полноты мощи (Machfьlle) вплоть до немощности, это был страдный-путь Бога. Путь бесконечного страдания для, человеком ставшего Бога, к которому пришло вдобавок то страдание над человечеством, которое себя так далеко принесло, как оно именно было ко времени Мистерии Голгофы. И это было ко времени высокого интеллектуального развития человечества, как это было вчера намечено. Это боль-страдание, однако, родило тот Дух, который был излит при празднике Пятидесятницы на Апостолов. Из этой боли рождена все-царящая Любовь, которая снизошла при Крещении в Иордане из вне-земных, Небесных сфер внутрь в земную сферу, которая стала аналогичным человеку, аналогичным некому человеческому телу, и которая проделала бесконечное страдание, которое не может помыслить себе никакое человеческое мышление, которая проделала мгновение высшей, Божественной немощи, чтобы родить тот Импульс, который мы затем знаем как Христос-Импульс в дальнейшей эволюции человечества. Это есть вещи, которые мы должны схватить во взоре, если мы желаем понять глубокий смысл, целое значение Христос-Импульса, как оно должно будет быть понято внутрь в будущее человечества, что будет нужно человеческому будущему, чтобы на своем культурном пути, пути развития идти дальше.Христиания (Осло), Четвертый доклад, 5 Октября 1913
Некий род успокоения, если я вообще дойду до того, чтобы говорить об этом, о чем как принадлежащем Пятому Евангелию сегодня должно быть говорено, дает в известной мере окончание Иоанна-Евангелия. Мы вспоминаем это окончание, где здесь стоит, что ведь в Евангелиях никоим образом не описать все события, которые свершились вокруг Христоса Иисуса. Ибо желали бы тогда, так стоит это здесь, описать все, то Мир не мог бы предъявить достаточно книг, чтобы все это охватить. Так итак не сможет быть усомнено одно: что вне того, что было описано в четырех Евангелиях, еще многое другое может быть свершенным. Чтобы сделать себя понятным в отношении всего того, что я прямо в этом цикле докладов желаю дать из Пятого Евангелия, хотел бы я сегодня начать с рассказов из жизни Иисуса из Назарета и именно приблизительно с того временного пункта, на который мы ведь уже указывали при других поводах, где малые части из Пятого Евангелия уже были сообщены. Приблизительно с двенадцатого года Иисуса из Назарета хотел бы я сегодня некоторое рассказать. Это был, как вы знаете, тот год, в котором Я Заратустры (Zarathustra), которое было воплощено в одном из Иисус-мальчиков, которые в тогдашнее время родились и чье происхождение описывает Матфей (Matthдus), перешло через Мистический акт в другого Иисус-мальчика, в того Иисус-мальчика, который особенно в начале Лука-Евангелия излагается. Так что мы итак начинаем с нашим рассказыванием с того года в жизни Иисуса из Назарета, в котором этот Иисус Лука-Евангелия принял Я Заратустры. Мы знаем, что отмечается в Евангелии это мгновение в жизни Иисуса из Назарета через рассказывание, что Иисус-мальчик Лука-Евангелия был потерян в поездке в Иерусалим на праздник и, как он был опять найден, оказалось, что он в храме у Иерусалима сидел посреди ученых писаний (Schriftgelehrten) и вызывал у таковых и у родителей пораженность через могучие ответы, которые он давал. Мы знаем однако-же, эти значимые, могучие ответы приходили оттого, что Я Заратустры действительно теперь вынырнуло и из глубокого переполнения воспоминания своего существа действовало из этой Души, так что Иисус из Назарета тогда мог давать те все неожиданные ответы. Мы знаем также, что обе семьи через смерть Натанической матери с одной стороны и Саломонического отца с другой стороны совместно сошлись и отныне образовали одну семью, и что тот с Я Заратустры оплодотворенный Иисус-мальчик выростал в ставшей общей семье. Это было однако теперь - так позволяет себя это распознать из содержания Пятого Евангелия - некое совсем особенное, достопримечательное выростание в следующие годы. Прежде всего ведь ближайшее окружение Иисуса из Назарета получило некое большое, могучее мнение о нем, именно через то событие в храме, через те могучие ответы, которые он давал ученым писаний. Ближайшее окружение видело так сказать приходящего ученого писаний в нем, оно видело вырастающим в нем того, кто достигнет некой высокой, особенной ступени наученности писаниям. С большими, колоссальными надеждами носилось окружение Иисуса из Назарета. Начали так сказать улавливать каждое слово от него. При этом становился он, не смотря на то, что формально (fцrmlich) охотились за тем, чтобы уловить каждое слово, все молчаливее и молчаливее. Он стал так молчалив, что это было в высшей степени часто несимпатично его окружению. Он, однако, боролся в своем Внутреннем, боролся некой могучей борьбой, некой борьбой, которая выпала в это его Внутреннее между двенадцатым и восемьнадцатым годом его жизни. Это было действительно нечто в его Душе, как некое восхождение внутренне лежащих сокровищ мудрости, нечто, как если осветилось в форме иудейской учености, солнце бывшего света Заратустра-Мудрости (Zarathustra-Weisheitslichtes). Прежде всего внешне-выразилось это так, как если этот отрок в тончайшем способе все, что многочисленные ученые писаний, которые приходили в дом, говорили, с большой внимательностью должен был принять и как через некий Духовный дар везде знал, чтобы дать, ответ. Так поражал он также еще сначала, дома в Назарете тех, которые как ученые писаний здесь являлись и ему как чудо-ребенку поражались. Затем, однако, становился он все молчаливее и молчаливее и слушал только еще молча то, что говорили другие. При этом восходили ему, однако, всегда великие идеи, нраво-изречения (Sittensprьche), именно значимые, моральные импульсы в те годы в собственной Душе. В то время как он так молча слушал, делало все-же некое известное впечатление, что он от в доме собравшихся ученых писаний слышал, но некое впечатление, которое ему часто порождало в Душе огорченность, потому что он имел чувство - вполне-замечаемое уже в те юные годы - что многое ненадежное, легко к заблуждению склоняющееся, должно бы быть вставлено в том, что здесь те ученые писаний говорили о старых традициях, о древних писаниях, которые объединены в Старом Завете (Alten Testament). Совсем особенно подавляло это в неком известном способе его Душу, когда он слышал, что в древние времена Дух находил на Пророков, что Бог сам инспирирующе говорил к древним Пророкам и что теперь инспирация после-рожденного рода якобы отступила. Это говорили те ученые писаний часто: Да, тот высокий Дух, тот могучий Дух, который например находил на Илию (Elias), он не говорит больше; но кто все-же еще всегда говорит - что также некоторые из ученых писаний верили чтобы внимать как инспирацию из Духовных высот - что все-же еще всегда говорит, это есть некий ослабленный голос, который некоторые все-же еще верят чтобы внимать как нечто, что Дух Яхве (Geist Jahves) сам дает. - Батх-Кол (Bath-Kol) (#22) именовали тот своеобразный, инспирирующий голос, хотя некий ослабленный голос наития, некий голос меньшего рода, чем Дух, который инспирировал древних Пророков, но все-же еще нечто аналогичное представлял этот голос. Так говорили некоторые в окружении Иисуса о Батх-Кол. Об этом Батх-Кол рассказывается нам некоторое в поздних иудейских писаниях. Я вдвигаю теперь нечто в это Пятое Евангелие, что собственно сюда не принадлежит, что должно вести только к объяснению Батх-Кол. Это было в несколько более позднее время, после установления Христианства, что разразился некий спор между двумя Раббинат-школами (Rabbinatschulen). Ибо известный Рабби Елисер бен Хиркано (Rabbi Eliser ben Hirkano) (#23) утверждал некое учение и приводил к доказательству этого учения - это рассказывает также Талмуд (Talmud) - что он может задействовать чудо. Рабби Елисер бен Хиркано позволил Кароб-дереву (Karobbaum) (#24) подняться из земли - это рассказывает Талмуд - и сотню локтей (Ellen) дальше у некоторого место опять посадить, он позволил некой реке течь вспять и как третье ссылался он на голос с Небес, как откровение, которое он получил от Батх-Кол самого. Но в соперничащей Раббинат-школе Рабби Иошуа (Rabbi Josua) не верили этому учению вопреки и Рабби Иошуа возражал: Пусть также Рабби Елисер для усиления своего учения позволил Кароб-деревья с одного места к другому пересаживать, пусть он также рекам позволяет течь вспять, пусть он сам ссылается на великого Батх-Кол - это стоит написано в Законе, что вечные законы Бытия должны быть положены в человеческие уста и в человеческое сердце. И если желает нас убедить о своем учении Рабби Елисер, то должно ему не ссылаться на Батх-Кол, но он должен убедить нас о том, что может схватить человеческое сердце. - Я рассказываю эту историю из Талмуда, потому что мы видим, что Батх-Кол вскоре после введения Христианства в известных Раббинат-школах только еще был узкого воззрения. Но он в неком известном способе расцветал как инспирирующий голос среди Раббинов (Rabbinern) и ученых писаний. В то время как в доме Иисуса из Назарета, собравшиеся там ученые писаний говорили об этом инспирирующем голосе Батх-Кол и юный Иисус это все слышал, чувствовал и ощущал он в себе самом инспирацию через Батх-Кол. Это было достопримечательное, что через оплодотворение этой Души с Я Заратустры на самом деле Иисус из Назарета был способен быстро принять все, что другие вокруг него знали. Не только, чтобы он ученым писаний в своем двенадцатом году мог давать могучие ответы, но он мог также Батх-Кол внимать в собственной груди. Но прямо это обстоятельство инспирации через Батх-Кол действовало на Иисуса из Назарета, как он был шестнадцать, семнадцать лет и часто чувствовал этот откровенный голос Батх-Кол, так что он через это был приведен в горькие, тяжелые Душевные боренья. Ибо ему открывал Батх-Кол - и это верил он все наверняка чтобы внимать - что более не далеко есть то будущее, что в дальнейшем продвижении древнего течения Старого Завета этот Дух более не будет говорить древним иудейским учителям как он раньше к ним говорил. И однажды, и это было страшно для Души Иисуса, верил он, что Батх-Кол ему открывал: Я не достигаю теперь вверх до высот, где мне Дух действительно может открывать истину о дальнейшем продвижении иудейского народа. - Это было некое страшное мгновение, некое страшное впечатление, которое принимала Душа юного Иисуса, как Батх-Кол ему самому являлся чтобы открыть, что он не мог быть продолжателем древних откровений, что он себя сам, так сказать, объявлял неспособным быть продолжателем древних откровений Иудаизма. Так верил Иисус из Назарета в своем шестнадцатом, семнадцатом году, что ему как бы была вытянута всякая почва из-под ног, и он имел некие дни, где он себе должен был сказать: Все Душевные силы, с которыми я верил быть одаренным, они приносят меня только к тому, чтобы понять как в субстанции эволюции Иудейства не имеется более никакой возможности, чтобы достигать вверх к откровениям Божественного Духа. Установим мы себя некое мгновение в его Дух, в Душу юного Иисуса из Назарета, который проделывал такие опыты в своей Душе. Это было в то же самое время, в которое затем юный Иисус из Назарета в шестнадцатом, семнадцатом, восемнадцатом году, частично побужденный через свое ремесло, частично через другие обстоятельства, делал много путешествий. В этих путешествиях выучил он узнавать многосторонние области Палестины и также вполне некоторые места вне Палестины. Теперь, расширился в то время - это можно совсем точно видеть, если ясновидчески проникают Акаша-Хронику - по областям Передней Азии, да даже также Южной Европы, некий Азиатский культ, который был совместно смешан из некоторых других культов, который однако представлял именно Митрас-культ (Mithraskultus). У многих мест различнейших областей были храмы для Митрас-служения. У некоторых местах имело оно более аналогичности с Аттис-служением (Attisdienst), но в существенном было это Митрас-служение, храмы, Культовые места были это, в которых повсюду устраивали Митрас-жертвы и Аттис-жертвы. Это было в известной мере древнее Язычество, но в неком известном роде проникнутое обычаями, церемониями Митрас- и Аттис-служения. Как очень это расширилось также по итальянскому полу-острову, исходит например из того, что Церковь Петра (Peterkirche) в Риме стоит на том же самом месте, где однажды было некое такое Культовое место. Да, должно также для некоторых католиков высказать докучающее слово: Церемониальное служение Церкви Петра и всего того, что из этого выводится, есть в отношении внешней формы вообще не неаналогично культу древнего Аттис-служения, которое устраивалось в храме, который тогда стоял на том же самом месте, на чьем месте стоит Церковь Петра. И культ католической Церкви есть во многих отношениях только некое продолжение древнего Митрас-культа. Что у таких Культовых мест было в наличии, это выучил Иисус узнавать, как он теперь в своем шестнадцатом, семнадцатом, восемнадцатом году начал странствовать вокруг. И он продолжал это еще позднее дальше. Он выучил, если нам позволено так сказать, таким способом через внешнее, физическое созерцание, узнавать Душу язычников. И было тогда в его Душе, как неким естественным способом через могучий процесс перехода Заратустра-Я в его Душу, образовано то в некой высокой степени, что другие могли только с трудом усвоить, что однако у него было естественно-мерно образовано: некая высокая ясновидческая сила. Отсюда, переживал он, когда он созерцал при таких культах, нечто совсем другое, чем другие зрители. Некоторое потрясающее событие пережил он там. И если это также является сказочно, то должен я все-же выдвинуть, что когда у некоторых языческих алтарей жрецы устраивали культ и Иисус из Назарета затем созерцал со своими ясновидческими силами алтарь, он видел, как через жертвенное действие были привлечены многие демонические сущности. Он делал также открытие, что некоторый образ идола (Gцtzenbild), которому здесь молились, был отображением не добрых Духовных существ высших Иерархий, но злых, демонических сил. Да, он делал далее открытие, что эти злые, демонические силы многосторонне переходили в верующих, в признанников, которые участвовали в таких Культовых действиях. Из легко понятных оснований эти вещи не перешли в другие Евангелия. И это, в основе, только в лоне нашего Духовного движения возможно говорить о таких вещах, потому что человеческая Душа только в наше время может иметь некое действительное понимание для тех колоссальных, глубоких, могучих событий, как они уже в этом юном Иисусе из Назарета разигрывались задолго до Иоанново-Крещения. Эти странствия длились дальше вплоть до внутрь в двадцатый, двадцать второй, двадцать четвертый год. Это были всегда огорчения, которые он ощущал в своей Душе, когда он итак видел царение демонов, как бы приподнесенных Люцифером и Ариманом демонов и видел, как Язычество во многих отношениях даже так далеко было донесено, чтобы принимать демонов за Богов, да даже в отображениях идолов иметь образы диких демонических сил, которые были привлечены этими образами, этими Культовыми действиями и переходили в молящихся людей, молящиеся люди, которые в доброй вере участвовали в этом, делались одержимыми. Это были горькие опыты, которые Иисус из Назарета должен был так делать. И эти опыты пришли к некому определенному окончанию примерно в двадцать четвертом жизненном году. Здесь имел Иисус из Назарета то переживание, которое примкнуло себя, как некое новое, бесконечно тяжелое переживание, к другим о разочаровании через Батх-Кол. Я должен, так как я ведь это переживание Иисуса из Назарета также имею рассказать, сказать, что я сегодня еще не есть в положении выдать, в каком месте его путешествий это событие привнеслось. Сцену саму в некой высокой степени правильно расшифровать не было мне возможно. Кажется мне, однако, что эта сцена привнеслась при неком странствии Иисуса из Назарета вне Палестины. Но я не могу сказать это с определенностью, должен, однако сообщить эту сцену. В некое место итак пришел Иисус из Назарета в двадцать четвертом году своей жизни, где было некое языческое Культовое место, при котором жертвовали некому определенному Божеству. Кругом вокруг однако был только опечаленный, всякими страшными Душевными и вплоть до в телесное идущими болезнями, одержимый народ. Жрецами было это Культовое место давно покинутое. И Иисус слышал народ плачется: Жрецы нас покинули, благословения жертвы не снисходят на нас вниз и мы прокаженны и больны, мы отягощены и обременены, потому что нас жрецы покинули. - Иисус видел с глубокой болью этих больных людей; ему плакался этот обремененный народ и некая бесконечная Любовь к этим обремененным людям воспламенилась в его Душе. Из этой бесконечной Любви, которая ожила в его Душе, народ кругом вокруг нечто заметил; это должно было сделать некое глубокое впечатление на жалующийся народ, который своими жрецами и, как он верил, также своими Богами был покинут. И теперь возникло, можно бы сказать как за один мах (Schlag), в сердцах большинства этого народа нечто, что внутри пришло к выражению, что люди говорили, распознавая выражение бесконечной Любви в облике Иисуса: Ты есть новый, нам посланный жрец. - Они понуждали его к жертвенному алтарю, они установили его на языческий алтарь и они ожидали, да они требовали от него, чтобы он исполнил жертву, с тем чтобы благословение их Бога пришло на них. И в то время, как это свершалось, в то время, как его народ вознес на жертвенный алтарь, здесь упал он как мертвый, его Душа была как отрешенная и народ, который кругом вокруг верил, что его Бог опять пришел, увидел страшное, что тот же самый, кого они считали за нового, с Небес посланного жреца, как мертвый упал. Отрешенная Душа Иисуса из Назарета, однако, она чувствовала себя возвышенной в Духовные царства, она чувствовала себя как установленную в область Солнечного бытия. И теперь слышала она, как из сфер Солнечного бытия, звучали слова, как эта Душа их раньше внимала через Батх-Кол. Но теперь был Батх-Кол превращенным, ставшим нечто полностью другим. Голос приходил к нему также с совсем другого направления и то, что Иисус из Назарета теперь внимал, это можно, если переведя в наш язык, совместно схватить в словах, которые мне в первый раз позволено было сообщить, как мы за недолгое время заложили осново-камень для нашей Дорнах-овской постройки (Dornacher Bau) (#25). Существуют ведь оккультные обязательства! И следуя некому такому оккультному обязательству я тогда сообщил, что через превращенный голос Батх-Кол Иисус из Назарета внял в тот раз, как это свершилось, что я теперь равно рассказал. Внял Иисус из Назарета слова: Аминь (АУМ) (#26) Царят Лукавые Порождают себя отвязанной Я-самостью От другим задолженного Самости-долга Переживаются в ежедневном Хлебе В котором не царит Небес Воленье В котором Человек себя отделил от Их Царства (#27) И забыл Их Имена Своих Отцов в Небесах Amen (AUM) Es walten die Ьbel Zeugen sich lцsender Ichheit Von andern erschuldete Selbstheitschuld Erlebet im tдglichen Brote In dem nicht waltet der Himmel Wille In dem der Mensch sich schied von Eurem Reich Und vergaЯ Euren Namen Ihr Vдter in Himmeln. Никак по-другому как так, могу я перевести в немецкий язык то, что как превращенный голос Батх-Кол в тот раз было внято Иисусом из Назарета. Никак по-другому как так! Это были эти слова, которые Душа Иисуса из Назарета принесла назад, как она опять пробудилась из обморока, через который она чувствовала себя отрешенной при том равно изложенном проишествии. И как Иисус из Назарета опять пришел в себя и направил вокруг глаза на множество отягощенных и обремененных, которые вознесли его на алтарь, здесь убежали таковые. И как он ясновидческому взору позволил изогнуться вдаль, мог он его только направить на толпу демонических обликов, демонических сущностей, которые все были связаны с этими людьми. Это было второе значимое событие, второе значимое окончание в различных периодах Душевного развития, которое Иисус из Назарета проделал со своего двенадцатого года. Да, мои дорогие друзья, события, которые так сказать через свою душевностную сущность устанавливают Душу только в благословенное настроение, таковые не были это, которые на Душу подрастающего Иисуса из Назарета делали величайшее впечатление. Научиться узнавать должна была эта Душа бездны (Abgrьnde) человеческой природы уже в так юные годы, прежде чем наступило событие Иордана. И с этого путешествия пришел Иисус из Назарета домой. Это было около того времени, как отец, который оставался дома, умер примерно в двадцать четвертом жизненном году Иисуса из Назарета. Как Иисус пришел домой, здесь имел он в Душе живо колоссальное впечатление демонических действий, которые погрузились во многое, что жило в древней языческой религии. Как это, однако, всегда есть, что известные ступени высшего познания достигают только через то, что учаться узнавать бездны жизни, так было это в известном способе также у Иисуса из Назарета, что он - у некого места, которое я не знаю - около своего двадцать четвертого жизненного года вокруг через то, что он так бесконечно глубоко созерцал в человеческие Души, в Души, в которых как сконцентрированна была вся Душевная плачевность человечества тогдашнего времени, также особенно стал углублен в мудрость, которая все-таки как раскаленное железо пронизывает Душу, но также делает Душу так ясновидческой, что она может прозревать светлые Духовные широты. И через то, что он внимал превращенный голос Батх-Кол, был он также как превращенный. Так был он в относительно-мерно юные годы одержим спокойным, пронизывающим Духовно-читающим взором (Gestesleseb). Иисус из Назарета стал неким человеком, который созерцал глубоко в тайны жизни, который так мог созерцать в тайны жизни, как прежде никто на Земле, потому что никто прежде так как он не мог рассмотреть вплоть до какой степени может восходить человеческая бедственность. Сначала он увидел, как можно потерять почву под ногами через голую ученость; затем он пережил, как древние инспирации ушли потерянными; потом он увидел, как культы и жертвенные действия, вместо того, чтобы принести людей в связь с Богами, выколдовывали всяких демонических сущностей, которые делали людей одержимыми собой и их (людей) через это привносили в Душевные и телесные болезни и бедственность всякого рода. Наверняка никто на Земле всю эту плачевность так глубоко не созерцал как Иисус из Назарета, никто не имел то бесконечно глубокое ощущение в своей Душе как он, как он созерцал тот, одержимый демонами народ. Наверняка никто не был на Земле так подготовлен к вопросу: Как, как может расширение этой плачевности на Земле быть сделано остановленным? Так был Иисус из Назарета не только оснащен взором со знанием мудреца, но в известном способе через жизнь стал посвященным. Это научились узнавать люди, которые в то время совместно вступали в некий известный орден, который ведь известен Миру, как Ессеевский одрен (Essдerorden). Ессеи были люди, которые лелеяли некий род тайного служения и тайного учения у определенных мест Палестины. Это был некий строгий орден. Тот, кто желал вступить в орден, должен был по меньшей мере один год, в большинстве, однако, больше лет проделывать строгие испытания. Он должен был показать через свое поведение, через свою благонравность, через свое служение напротив высшим Духовным могуществам, через свое чувство для справедливости, человеческого равенства, через свое чувство неуделения внимания внешнему человеческому имуществу и подобного этому, что он был достоин, чтобы быть посвященным. Если он затем был принят в орден, тогда существовали различные степени, через которые восходили к той жизни Ессеев, которая была определена с некой известной отделенностью и обособленностью от остального человечества, в некой строгой монастырской дисциплине и через известные очистительные устремления, через которые желали устранить все недостойное телесного и Душевного рода, чтобы приблизить себя к Духовному миру. Это выражается уже в некоторых символических законах Ессевского ордена. Расшифрование Акаша-Хроника показала, что название Ессей происходит или в любом случае совместно связано с иудейским словом Ессин (Essin) или Ассин (Assin). И это означает так нечто как черпак (Schaufel), черпачок (Schaufelchen), потому что Ессеи как единственный символический знак постоянно носили некий маленький черпак как обозначение, что в некоторых сообществах ордена вплоть до сегодня сохранилось. В известных символический обычаях выражалось также то, что Ессеи желали: что им не позволено носить при себе никаких монет, что им не позволено проходить через некие ворота, которые были окрашены или в чьей близи были образы-рисунки. И потому что Ессевский орден в тогдашнее время в неком известном способе был тогда также внешне признан, сделали в Иерусалиме особые ворота, неокрашенные ворота, так чтобы также они могли идти в город. Ибо если Ессей приходил к неокрашенныем воротам, должен он был всегда опять поворачивать назад. В самом ордене существовали древние пра-возвещения (Urkunden) и традиции, о содержании которых члены ордена строго умалчивали. Им позволено было учить, но только то, что они внутри ордена учили. Каждый, кто вступал в орден, должен был свое имущество отдать ордену. Число Ессеев тогда ко времени Иисуса из Назарета было неким очень большим, примерно от четырех вплоть до пяти тысяч. Со всех мест тогдашего Мира совместно сходились люди, которые посвящали себя строгим правилам. Они каждый раз, когда они где-нибудь далеко, в Малой Азии или еще дальше, имели некий дом, дарили таковой Ессевскому ордену и орден получал повсюду небольшие имения, дома, сады, да дальние пашни. Никто не был принят, кто не дарил все, что становилось Ессеям общим имуществом. Все принадлежало всем, никто отдельный не имел владения. Некий, для наших взаимосвязей чрезвычайно строгий закон был такой, что некому Ессею было позволено поддерживать с имуществом ордена всех нуждающихся и обремененных людей, только не тех, которые принадлежали своей собственной семье. В Назарете существовало через дарение некое такое поселение Ессевского ордена и через это прямо пришло в лицезрительный круг Иисуса из Назарета то, чем был Ессевский орден. В центре ордена получали извещение о глубокой мудрости, которая в описанном роде погрузилась в Душу Иисуса из Назарета и прямо среди наиважнейших, мудрейших из Ессеев образовалось некое известное настроение. Среди них образовалось некое известное пророческое созерцание: Если бы Миру позволено было взять правильное продвижение, тогда должны были бы возникать мудрые Души, которые должны были бы действовать как некий род Мессии (Messias). Поэтому они удерживали обзор, где особенно были бы такие Души. И они были глубоко тронуты, как они получили извещение о той глубокой мудрости, которая возникла в Душе Иисуса из Назарета. Отсюда, не было это никаким чудом, что Ессеи, без того, чтобы Иисус из Назарета проходил испытания низших степеней, приняли его как некого экстерниста (Externisten) в свое сообщество - я не желаю сказать в сам орден - и что в неком известном способе доверительны, открыто-сердечны были сами мудрейшие Ессеи напротив этому мудрому, юному человеку. В самом деле, слышал в этом Ессевском ордене юный Иисус из Назарета много, много глубокого о тайнах, которые были сохранены Еврейством, как учеными писаний в доме его отца. Некоторое также слышал он, что он уже сам раньше через Батх-Кол как через некое просветление внимал высвечивающим в своей Душе. Коротко, возник некий обмен идеями между Иисусом из Назарета и Ессеями. И Иисус из Назарета учился узнавать в своем общении с Ессеями в двадцать пятом, двадцать шестом, двадцать седьмом, двадцать восьмом жизненном году и еще за этим далее, почти все, что имел дать Ессевский орден. Ибо что ему не было сообщено через слова, это представляло себя ему через всякие ясновидческие впечатления-импрессии (Impressionen). Важные ясновидческие впечатления-импрессии имел Иисус из Назарета или внутри самого сообщества Ессев или некоторое время после в Назарете дома, где он в некой более созерцательной жизни позволял воздейстовать на себя тому, что проникало в его Душу из сил, которые приходили к нему, о которых Ессеи ничего не угадывали, которые однако как следствие проводимых с Ессеями разговоров были оживлены в его Душе. Одно из этих переживаний, из этих внутренних впечатлений-импрессий должно быть особенно выдвинуто, потому что оно может просвечивать в целый Духовный ход развития человечества. Это было некое мощное, значимое видение, которое Иисус из Назарета имел как в неком роде отрешенности, в котором ему явился Будда (Buddha), как в непосредственном присутствии. Да, Будда явился Иисусу из Назарета как следствие обмена идей с Ессеями. И можно сказать, что в то время между Иисусом и Буддой имел место некий Духовный разговор. Это принадлежит моему оккультному обязательству сообщить вам содержание этого Духовного разговора, ибо нам позволено, да мы должны сегодня затронуть эти значимые тайны развития человечества. В этом значимом Духовном разговоре проведал Иисус из Назарета от Будды, что таковой примерно сказал: Если мое учение так, как я его учил, полностью бы пришло в исполнение, тогда должны были бы все люди стать равными Ессеям. Это, однако, не может быть. Это было заблуждением в моем учении. Также Ессеи могли себя только продвигать дальше, тем что они себя обособляют от остального человечества; для них должно остальное человечество быть здесь. Через исполнение моего учения должны были возникнуть сплошные (lauter) Ессеи. Это, однако, не может быть. - Это было некое значимое переживание, которое имел Иисус из Назарета через сообщество с Ессеями. Некое другое переживание было то, что Иисус из Назарета сделал знакомство с одним также еще юным человеком, с одним почти одновозрастным человеком, который сблизился, все-таки в неком совсем другом способе, чем Иисус из Назарета, с Ессеевским орденом, который однако этому вопреки также не стал совсем Ессеем. Это был тот, хотелось бы сказать, как некий мирянин-брат (Laienbruder) внутри Ессеевского сообщества живущий Иоанн Креститель. Он одевался как Ессей, ибо таковые носят зимой одежду из верблюжего волоса. Но он никогда не мог учение Иудаизма полностью в себе поменять с учением Ессеев. Так как однако учение Ессеев, целая жизнь Ессеев делало на него некое большое впечатление, жил он как мирянин-брат жизнь Ессеев, позволял себя подвигать, позволял себя постепенно инспирировать и приходил мало-по-малу к тому, что ведь рассказывается об Иоанне Крестителе в Евангелиях. Многие разговоры имели место между Иисусом из Назарета и Иоанном Крестителем. - Здесь свершилось одним днем - я знаю, что это называется, эти вещи так просто рассказывать, но ничто не может меня останавливать; я знаю вопреки, что эти вещи вследствие тому оккультному обязательству теперь должны быть рассказаны - свершилось одним днем, что Иисус из Назарета, в то время, как он говорил с Иоанном Крестителем, видел перед собой как исчезнувшим телесность Иоанна Крестителя и имел видение Илии (Elias). Это было второе важное Душевное переживание внутри сообщества Ессеевского ордена. Здесь существовали однако также другие переживания. Уже с долгого времени Иисус из Назарета мог наблюдать нечто особенное: Когда он приходил к местам, где были Ессевские ворота, где были необразные (bildlose) ворота, здесь не мог Иисус из Назарета проходить через такие ворота, без того, чтобы опять-таки не проделать некий горький опыт. Он видел эти необразные ворота, но для него были Духовные образы у этих ворот; для него являлось по обеим сторонам неких таких ворот всегда то, что мы теперь научились узнавать в различных Духовно-научных разбирательствах под именем Ариман и Люцифер. И постепенно упрочнилось ему чувство, впечатление в Душе, что несклонность Ессеев против образов ворот, должна была бы иметь нечто поделать с выколдовыванием таких Духовных существ, как он их созерцал у этих ворот, что образы у ворот якобы были отображениями Люцифера и Аримана. И чем чаще Иисус из Назарета это замечал, тем больше восходили такие чувства в его Душе. Кто такое переживает, тот не находит, что об этих вещах одинаково много позволено раздумывать; ибо эти вещи действуют потрясающе на Душу. Чувствуют также очень скоро, что человеческих мыслей не достает, чтобы их достаточно глубоко обосновать. Мысли считают тогда неспособными, чтобы проникнуть к этим вещам. Но впечатления вкапываются не только глубоко в Душу, но становятся некой частью Душевной жизни самой. Чувствуют себя как связанным с частью своей Души, в которой собрали такие переживания, как связанные с переживаниями сами, несут эти переживания дальше через жизнь. Так нес Иисус из Назарета через жизнь оба образа Люцифера и Аримана, которые он часто видел у ворот Ессеев. Это сначала действовало не иначе, как что ему было сознательно, что царит некая тайна между этими Духовными существами и Ессеями. И действие, которое упражняло это на его Душу, вносило себя в понимание с Ессеями; начиная с этих преживаний в Душе Иисуса из Назарета не могли более так хорошо взаимосторонне друг друга понимать. Ибо жило в его Душе нечто, о чем он не мог говорить напротив Ессеям, потому что каждый раз нечто как в речи проглатывалось, ибо всегда вставлялось здесь нечто между, что он переживал у Ессевских ворот. Одним днем, как после некого особо важного, значимого разговора, в котором зашла речь о высшем, Духовном, Иисус из Назарета покидал ворота главного строения Ессеев, здесь встретил он, тем что он проходил через ворота, облики, о которых он знал, что они были Люцифер и Ариман. И он видел убегающими Люцифера и Аримана от ворот Ессеевского монастыря. И погрузился в его Душу один вопрос. Но не как если он сам, не как если он через рассудок вопрошал, но с глубокой элементарной властью, проник в его Душу вопрос: Куда убегают таковые, куда убегают Люцифер и Ариман? - Ибо он знал, святость монастыря Ессеев принесла их в бегство. Но вопрос вживался в его Душу: Куда убегают таковые? - И этот вопрос не высвобождал он больше из своей Души, этот вопрос горел как огонь в его Душе; с этим вопросом ходил вокруг он ежечасно, да ежеминутно переживая в следующие недели. Как он после Духовного разговора, который он провел, покинул ворота главного строения Ессеев, здесь загорелся в его Душе вопрос: Куда убегают Люцифер и Ариман? Что он, под впечатлением этого в своей Душе живущего вопроса делал дальше, после того как он пережил, что древние инспирации ушли потерянными, религии и культы были испорчены демоническими властями и как он упал у алтаря Языческого культа, внял превращенный голос Батх-Кол и должен был себя спросить, что имеют означать слова Батх-Кол и что равно рассказанное мной имеет означать, что Душа Иисуса из Назарета себя теперь спрашивала: Куда убегают Люцифер и Ариман? - об этом желаем мы дальше завтра говорить.Христиания (Осло), Пятый доклад, 6 Октября 1913
Вчера могли мы бросить взор на жизнь Иисуса из Назарета во время, которое протекло для него приблизительно с его двенадцатого жизненного года вплоть до примерно к концу его двадцатых годов. Из того, что мне позволено было рассказать, могли вы конечно иметь ощущение, что разигралось нечто глубоко значимое для Души Иисуса из Назарета в это время, глубоко значимое однако также для целой эволюции человечества. Ибо вы ведь конечно из осново-ощущения, которое вы себе могли образовать через ваше Духовно-научное изучение, знаете, что все взаимо-зависит в эволюции человечества и что некое, так значимое событие с неким человеком, в чью Душу ввигрывается так много, так бесконечно много из дел целого человечества, равно также есть значимо для целой эволюции человечества. Мы учимся то, чем стало событие Голгофы для эволюции человечества, в различнейших способах узнавать. В этом цикле докладов дело идет о том, чтобы научиться узнавать это через рассмотрение самого Христоса Иисуса-Жизни. И так обращаем мы взор, который мы вчера направили на характерный временной промежуток, который лежит между двенадцатым годом и Иоанново-Крещением, сегодня еще раз на Душу Иисуса из Назарета и спрашиваем нас: Что могло все-возможное жить в этой Душе, после того, как значимые события разигрались вплоть до внутрь в двадцать восьмой, двадцать девятый год, о которых я вчера говорил. Что жило в этой Душе, наверное получат некое ощущение, некое чувство об этом, если позволено будет рассказать некую сцену, которая разигралась в конце его двадцатых годов у Иисуса из Назарета. Эта сцена, которуя я ведь имею рассказать, затрагивает некий разговор, который Иисус из Назарета вел со своей матерью, с той итак, которая через совместное слияние обеих семей на долгие годы стала его матерью. Он ведь целые годы изъяснялся (verstanden) с этой матерью совсем близко и преимущественно, много лучше, чем он мог изъясняться с другими членами семьи, которые жили в доме в Назарете, это называется, он изъяснялся бы вполне хорошо с ними, но они не могли изъясняться хорошо с ним. Были ведь обсуждены также уже раньше между ним и его матерью некоторые из впечатлений, которые постепенно образовались в его Душе. Но в названном временном промежутке разигрался однажды некий верно значимый разговор, который мы сегодня рассмотрим, который позволяет нам глубоко взглянуть в его Душу. Иисус из Назарета стал мало-по-малу через вчера охарактеризованные переживания превращенным, так что бесконечная мудрость отчеканилась в его лике. Но он был также, как это ведь всегда, если также это в наименьшей степени есть такой случай, когда мудрость в некой человеческой Душе увеличивается, пришел к некой известной внутренней опечаленности (Traurigkeit). Мудрость прежде всего принесла ему плод, что он взор, который он мог обратить в свое человеческое окружение, его собственно делал верно опечаленным. К этому пришло вдобавок, что он в последнем двадцатом году все больше в покойные часы должен был думать о нечто совсем определенном: Всегда опять снова должен он был думать о том, как в его двенадцатом году имел место некий такой переворот, некая такая революция в его Душе, как это выдало себя через переход Заратустра-Я в его Душу. Он должен был думать о том, как он в первые времена после своего двенадцатого года чувствовал только бесконечное богатство этой Заратустра-Души в себе. Он не знал ведь, в конце двадцатого года еще, что он был опять-воплощенный Заратустра; но он знал, что некий великий, могучий переворот произошел в его Душе в его двенадцатом году. И теперь имел он часто чувство: Ах, как было это все-же по-другому со мной до этого переворота в моем двенадцатом году! - Он чувствовал, когда он теперь думал назад к тому времени, как бесконечно тепло было это тогда в его душевности. Он был ведь как мальчик совсем миро-отрешенным (weltentrьckt). Здесь имел он хотя живейшее ощущение для всего, что говорит из природы к человеку, для всего великолепия и величия природы, но он имел менее задатка для того, что человеческая мудрость, человеческое знание усвоило себе. Он интересовался менее для того, что можно выучить школьно-мерно! Было бы неким полным заблуждением, если бы верили, что этот Иисус-мальчик, прежде чем Заратустра вселился в его Душу, вплоть до своего двенадцатого года внутрь, имел якобы примерно во внешнем смысле некую особую одаренность, что он был якобы особенно смышленый (gescheit). Напротив, обладал он некой необычайной, кроткой сущностью, некой бесконечной способностью Любви, некой глубокой внутренней душевностной жизнью, неким охватывающим пониманием для всего человеческого, но никаким интересом для всего того, что люди накопили себе при знании в течение столетий. И тогда было это так, как если после этого момента в храме при Иерусалиме в своем двенадцатом году это все как бы излилось из его Души и зато вся мудрость влилась! И теперь должен он был часто думать и ощущать как, так в совсем другом способе, он со всяким глубоким Духом Мира раньше до своего двенадцатого года был связан, как если здесь его Душа была бы открыта для глубин бесконечных широт! И как он с тех пор жил со своего двенадцатого года, как он здесь находил свою Душу подходяшей для некого рода принятия еврейской учености, которая однако совсем пра-источно, как из себя исходила, как он проделал потрясение, что Батх-Кол не мог более действовать в древнем способе инспирирующе; как он затем в своих путешествиях научился узнавать языческие культы, как ему все знание и религиозность Язычества в своих различных ньюансах прошло через Душу. Он думал тогда, как он здесь между своим восемьнадцатом и двадцать четвертым годом жил во всем том, что человечество внешне достигло себе, и как он затем вступил в сообщество Ессеев и там научился узнавать некое тайное учение и людей, которые предавались этому тайному учению. Об этом должен он был часто думать. Но он знал также, что беря в основе, восходило в его Душе только то, что с древности люди накопили себе при знании; он жил в том, что предлагали человеческие сокровища при мудрости, человеческие сокровища при культуре, человеческие сокровища при моральных достижениях. Он чувствовал, он жил в человеческом Земли со своего двенадцатого года. И теперь должен он был часто думать назад, как он был до этого двенадцатого года, где он как бы чувствовал себя связанным с Божественными пра-основами бытия, где все в нем было элементарным и пра-источным, где все из некой клокочащей жизни, из некой теплой, живой душевности приходило и его совместно смыкало с другими человеческими Душами, в то время как он теперь стал уединенным и одиноким и молчаливым. Все эти чувства были это, которые принесли к состоянию, что имел место некий совсем определенный разговор между ним и личностью, которой стала ему мать. Мать любила его колоссально и она часто говорила с ним обо всем красивом и великом, что показывало себя в нем с двенадцатого года. Некая все более интимная, более благородная, более красивая взаимосвязь образовалась к этой сводной матери. Но свой внутренний разлад он вплоть до этого умалчивал также этой матери, так что она видела только красивое и великое. Он видела только, как он становился все мудрее и мудрее, как он все глубже проникал в целую эволюцию человечества. Поэтому было из того, что имело место как некий род генеральной исповеди, многое ново для нее, но она приняла это с близким, теплым сердцем. Это было в ней как некое непосредственное понимание для его печальности, его чувственного настроения, того, что он томился назад к тому, что он имел в себе до своего двенадцатого года. Поэтому искала она чтобы поднять и утешить его, тем что она начала говорить обо всем, что с тех пор выступало в нем так красиво и великолепно. Она напомнила ему обо всем, что ей стало через него известно об опять-обновлении великих учений, мудрых изречений и сокровищ закона Иудаизма. Что все через него выступило, об этом говорила она с ним. Ему становилось однако только все тяжелее для сердца, когда он так слушал говорящую мать, так ценящую то, что он внутренне все-же собственно чувствовал как преодоленным. И окончательно возразил он: Да, это пусть все так есть. Но через меня или через некого другого сегодня могли бы быть обновлены все древние, великолепные сокровища мудрости Иудаизма, что имело бы это за значение для человечества? Это все в основе все-же незначимо, что в таком роде выступает. Да, если сегодня было бы вокруг нас некое человечество, которое имело бы уши, чтобы слышать еще древних пророков, тогда было бы для этого человечества полезным, когда могли бы быть обновлены сокровища мудрости древнего пророчествования (Prophentums). Но само если некто так мог бы говорить, как говорили древние пророки, само если Илия пришел бы сегодня - так говорил Иисус из Назарета - и нашему человечеству желал бы возвестить то, что он как лучшее испытал в Небесных широтах: нет ведь людей здесь, которые имели бы уши, чтобы слышать мудрость Илии, древних пророков, также Моисея (Moses), да вплоть вверх до Авраама (Abraham). Все, что эти пророки возвещали, было бы невозможно возвестить сегодня. Их слова были бы неуслышанно заглушены в ветре! И так есть это ведь все, что я имел в своей Душе, неценно. Так говорил Иисус из Назарета и он указывал на то, как недавно слова некого истинно великого учителя, беря в основе, прозвучали без того, чтобы оставить некое большое воздействие. Ибо, так говорил он, хотя не был он также никаким учителем, который достигал до древних пророков, так был он все-же некий великий, значимый учитель, добрый старый Хиллел (Hillel) (#28). Иисус знал точно, что этот старый Хиллел для многих значит в пределах Иудейства, который сам в так тяжкие времена Ирода (Herodes) как Духовный учитель знал, чтобы завоевать некий большой престиж (Ansehen). Это был человек, который имел великие сокровища мудрости в своей Душе. И Иисус знал, как мало сердечные слова, которые говорил старый Хиллел, находили доступ в сердца и Души. Однако-же о старом Хиллел говорили: Тора (Thora) сумма древнейших, значимейших законов Иудейства исчезала и Хиллел опять-таки ее восстановил. - Как некий обновитель пра-источной Иудейской мудрости являлся Хиллел для тех его современников, которые его понимали. Он был некий учитель, который также странствовал вокруг как некий истинный учитель мудрости. Кротким был его осново-характер, неким родом Мессии был он. Это все рассказывает сам Талмуд и это позволяет себя после-проверить через внешнюю ученость. Люди были очень большой хвалы о Хиллел и рассказывали много хорошего о нем. Я могу только отдельное выхватить, чтобы намекнуть на тот род, как Иисус из Назарета говорил своей матери, чтобы уточнить свое Душевное настроение. Хиллел описывается как некого кроткого, мягкого характера, который колоссально действовал через мягкость и Любовь. Некое рассказывание сохранилось, которое есть особенно значимо, чтобы показать, как Хиллел был человеком терпения и кроткости, который каждому шел навстречу. Два человека поспорили однажды о возможности, чтобы возбудить Хиллел до гнева, ибо было известно, что Хиллел вообще не может впасть в гнев. Здесь поспорили, теперь, два человека, из которых один сказал: Я желаю сделать все, чтобы Хиллел довести до гнева. - Он желал затем иметь свой спор выигранным. Как для Хиллел время прямо было наивсезанятым, как он имел наибольшим поделать с подготовлением к Саббат (Sabbat), где некому такому человеку можно наименьшим помешать, здесь постучал тот человек, который вовлекся в спор, в дверь к Хиллел и сказал, не примерно в неком вежливом тоне или с каким-нибудь обращением - а Хиллел был председателем высшего Духовного ведомства, который привык, чтобы быть обращаемым вежливо - но человек позвал просто: Хиллел, выходи наружу, выходи быстро наружу! - Хиллел накинул себе свое пальто и вышел наружу. Человек сказал в остром тоне, опять-таки без малейшей вежливости: Хиллел, я имею нечто тебя спросить. - И добродушно отвечал Хиллел: Мой дорогой, что имеешь ты тогда спросить? - Я имею тебя спросить, почему Вавилоняне (Babylonier) имеют такие тонкие головы? - Здесь сказал Хиллел с наикротким тоном: Теперь, мой дорогой, Вавилоняне имеют такие тонкие головы, потому что они имеют таких неловких акушерок. - Здесь пошел человек прочь и думал, этот раз остался Хиллел кротким. Хиллел уселся опять-таки за свою работу. После пары минут пришел человек назад и вызвал Хиллел посреди его работы опять-таки грубо наружу: Хиллел, выходи наружу, я имею нечто важное тебя спросить! - Хиллел накинул себе свое пальто, вышел наружу и заговорил: Теперь, мой дорогой, что имеешь ты опять спросить? - Я имею тебя спросить, почему Арабы (Araber) имеют такие маленькие глаза? - Кротко сказал Хиллел: Потому что пустыня есть такая большая, это делает глаза маленькими, глаза становятся маленькими при рассматривании большой пустыни, поэтому имеют Арабы такие маленькие глаза. - Опять остался Хиллел кротким. Здесь был человек верно напуганным о своем споре, и он пришел опять-таки и позвал в третий раз в грубом тоне: Хиллел, выходи наружу, я имею нечто важное тебя спросить! - Хиллел одел свое пальто, вышел наружу и спрашивал со всегда одинаковой кротостью: Теперь, мой дорогой, что имеешь ты теперь спросить? - Я имею тебя спросить, почему Египтяне имеют такие плоские ступни? - Потому что местности здесь есть такие болотистые, поэтому имеют Египтяне такие плоские ступни. - И спокойно и невозмутимо ушел Хиллел к своей работе. После пары минут пришел человек опять и рассказал Хиллел, что он желал его теперь не спрашивать; он сделал один спор, что он его желал бы ввести в гнев, но не знал, как он его мог бы ввести в гнев. Здесь сказал Хиллел кротко: Мой дорогой, лучше, что ты проиграешь твой спор, чем Хиллел впадет в гнев! Эта легенда рассказывается к доказательству того, как кроток и любезен был Хиллел сам с каждым, кто его мучал. Такой некий человек есть - так намекал Иисус из Назарета своей матери - во многом отношении нечто, как некий древний пророк. И не знаем ли мы многие высказывания Хиллел, которые звучат как некое обновление древнего пророчествования? Некоторые красивые высказывания Хиллел-а привел он и затем сказал он: Смотри, дорогая мать, о Хиллел говорилось, что он есть как некий воскресший пророк. Я имею еще особый интерес к нему, ибо достопримечательно проясняется нечто во мне, как если еще якобы есть некая особая взаимосвязь здесь между Хиллел и мной; мне проясняется нечто, как если то, что я знаю и что во мне живет как великое откровение Духовного, приходит якобы не единственно из Иудаизма. - И равно так же было это ведь у Хиллел; ибо таковой был ведь по внешнему рождению Вавилонянин и вошел только позднее в Иудаизм. Но также он происходил из рода Давида, был из пра-древних времен родственнен с Давидовым родом, из которого Иисус из Назарета и Его-близкие (Seinigen) сами также происходили. И Иисус сказал: Когда я также так, как Хиллел, как сын из рода Давида желал бы высказывать высокие откровения, которые как некое просветление вливались в мою Душу и которые есть те же самые высокие откровения, которые были даны иудейскому народу, сегодня не есть никаких ушей здесь, чтобы их слышать! Глубоко в его Душе откладывались боль и страдание о том, что ведь тогда еврейскому народу были даны величайшие истины Мира, что тогда также тела этого народа были такими, что они могли понимать эти откровения, что однако теперь времена стали другими, что также тела еврейского народа стали другими, так что они не могли более понимать древние откровения пра-отцов. Некое колоссально раздирающее, болезненное переживание было это для Иисуса, что он должен был сказать себе: Тогда было понимаемо, что учили древние пророки, понимаемым был еврейским народом язык Бога, сегодня, однако, не есть никто здесь, кто его понимает; глухие уши были бы проповедуемы. Такие слова не есть более на месте; нет более ушей здесь, которые их понимают! Неценно и бесполезно есть все, что можно было бы сказать таким способом. - И как совместно схватя то, что он в этом направлении имел сказать, говорил Иисус из Назарета своей матери: Это не есть более для этой Земли возможно откровение древнего Иудаизма, ибо древние Иудеи не есть более здесь, чтобы его принять. Это должно быть рассматриваемо как нечто нестоящее на нашей Земле. И достопримечательным способом слушала его мать спокойно, как он говорил о неценности того, что было ей наисвятейшим. Но она его сердечно любила и чувствовала только свою бесконечную Любовь. Отсюда, перешло нечто в нее из глубокого чувство-понимания того, что он имел ей сказать. И затем продолжал он разговор дальше и пришел к тому, чтобы доложить как он странствовал в языческие Культовые места и что он там пережил. Просветлилось в его Духе, как он упал в обморок у языческого алтаря, как он слышал измененный голос Батх-Кол. И здесь прояснилось ему нечто как некое воспоминание древнего Заратустра-Учения. Он не знал точно, что он носил Заратустра-Душу в себе, но древнее Заратустра-Учение, Заратустра-Мудрость, древний Заратустра-Импульс восходили во время разговора в нем. В сообществе со своей матерью переживал он этот великий Заратустра-Импульс. Все красивое и великое древного Солнце-учения восходило в его Душе. И он вспоминал: Как я лежал у языческого алтаря, здесь слышал я нечто, как некое откровение! - И теперь пришли в его воспоминании слова превращенного Батх-Кол, которые я ведь вчера высказал, и он говорил своей матери: Аминь (АУМ) Царят Лукавые Порождают себя отвязанной Я-самостью От другим задолженного Самости-долга Переживаются в ежедневном Хлебе В котором не царит Небес Воленье В котором Человек себя отделил от Их Царства И забыл Их Имена Своих Отцов в Небесах Amen (AUM) Es walten die Ьbel Zeugen sich lцsender Ichheit Von andern erschuldete Selbstheitschuld Erlebet im tдglichen Brote In dem nicht waltet der Himmel Wille In dem der Mensch sich schied von Eurem Reich Und vergaЯ Euren Namen Ihr Vдter in Himmeln. И все великое также Митрас-служения ожило с ними в его Душе и представлялось ему как через внутреннюю гениальность. Много говорил он со своей матерью о величии и глории (Glorie) древнего Иудаизма. Много говорил он о том, что жило в древних Мистериях народов, как совместно сливались отдельные Мистерии-служения Передней Азии и Южной Европы в этом Митрас-служении. Но одновременно носил он в своей Душе страшное ощущение: как мало-по-малу это служение изменялось и приходило под демонические власти, которые он сам пережил приблизительно в своем двадцать четвертом жизненном году. Пришло ему все в чувство, что он тогда пережил. И здесь являлось ему древнее Заратустра-Учение как нечто, для чего люди сегодняшнего времени не являются воспринимающими. И под этим впечатлением говорил он своей матери второе значимое слово: Когда также обновленными стали бы все древние Мистерии и культы и все то вливалось бы, что однажды было великим в Мистериях Язычества, люди чтобы это внимать, не есть более здесь! Все это есть бесполезно. И выходил бы я и возвещал бы людям то, что я как измененный голос Батх-Кол слышал, делал бы я возвещение тайны, почему люди в своей физической жизни не могут более жить в сообществе с Мистериями, или возвещал бы я древнюю Солнце-мудрость Заратустры, сегодня не есть люди здесь, которые это бы поняли. Сегодня все это в людях обернулось бы в демоническую сущность, ибо это звучало бы так в человеческих Душах, что уши не есть здесь, чтобы такое понимать! Люди прекратили мочь слышать то, что однажды было возвещаемо и слышимо. Ибо знал теперь Иисус из Назарета, что то, что он тогда слышал как измененный голос Батх-Кол, который ему воззвал слова: „Аминь, царят Лукавые" - было неким пра-древним святым учением, было некой все-царящей молитвой в Мистериях, которой молились в Мистериях-местах, что сегодня было забыто. Он знал теперь, что то, что ему было дано, было неким указанием на древнюю Мистерию-мудрость, которая нашла на него, как он был отрешенным у языческого алтаря. Но он видел одновременно и выразил это также в том разговоре, что не существует никакая возможность это сегодня опять-таки принести к пониманию. И затем вел он этот разговор с матерью дальше и говорил о том, что он в кругу Ессеев принял в себя. Он говорил о красоте, величии и глории учения Ессеев, вспоминая большую мягкость и кротость Ессеев. Затем сказал он третье значимое слово, которое ему взошло в его визионарном разговоре с Буддой: Не могут все-же все люди стать Ессееями! Как прав был все-же Хиллел, как он говорил слова: Не обособляй себя от совокупности, но свершай и действуй в совокупности, неси свою Любовь к твоим собратьям-людям (Nebenmenschen) ибо когда ты есть один, что есть ты тогда? Так делают это, однако, Ессеи; они обособляют себя, они оттягивают себя со своим святым жизне-поведением назад и приносят через это несчастье над другими людьми. Ибо люди должны через это быть несчастными, что они себя от них обособляют. - И затем сказал он матери значимейшее слово, тем что он рассказал ей переживание, которое я вчера оговаривал: Как я однажды после некого интимного, важнейшего разговора с Ессееями уходил прочь, здесь увидел я у главных ворот, как Люцифер и Ариман убегали оттуда. С того времени, дорогая мать, знаю я, что Ессеи через свой способ жизни, через свое тайное учение сами себя от них защищают, так что Люцифер и Ариман должны от их ворот убегать. Но они посылают через это Люцифера и Аримана прочь от себя к другим людям. Ессеи становятся счастливыми в своих Душах за счет других людей; он становятся счастливыми, потому что они себя сами спасают от Люцифера и Аримана! Да, некая возможность не существует, чтобы восходить туда, где объединяют себя с Божественно-Духовным, но только отдельные могут это достигать за счет большого множества-толпы. Он знал теперь: Ни Иудейским, ни Языческим способом, ни Ессеевским способом не принести всеобщему человечеству взаимосвязь с Божественно-Духовным миром. Это слово вбивалось устрашающе в Душу любящей матери. Он был во время этого целого разговора объединен с ней, как одно с ней. Целая Душа, целое Я Иисуса из Назарета располагались в этих словах. И здесь хотел бы я обратиться к некой тайне, которая имело место до Иоанново-Крещения в этом разговоре с матерью: Нечто перешло из Иисуса к этой матери. Не только в словах высвободилось в борьбе это все из его Души, но потому что он так тесно был с ней объединен со своего двенадцатого года, перешла с его словами его целая сущность к ней, и он стал теперь таким, что он как вышел из себя, как если у него его Я ушло прочь. Мать, однако, имела некое новое Я, которое погрузилось в нее. И после-исследуют, пытаются выведать, что здесь произошло, то устанавливается следующее достопримечательное. Целая страшная боль, страшное страдание Иисуса, которое высвободилось в борьбе, излились в Душу матери и она чувствовала себя как одно с ним. Иисус, однако, чувствовал, как если все, что с его двенадцатого года жило в нем, ушло якобы прочь во время этого разговора. Чем больше он об этом говорил, тем больше становилась мать наполненной всей мудростью, которая в нем жила. И все переживания, которые с его двенадцатого года жили в нем, они оживали теперь в Душе любящей матери! Но из него были они как исчезнувшими прочь; он как вложил в Душу, в сердце матери то, что он сам пережил со своего двенадцатого года. Через это превратилась Душа матери. Как превращенной был он с того разговора, так превращенным, что братья или сводные братья и другие родственники, которые были в его окружении, получили мнение, он якобы потерял рассудок. Как жалко, говорили они, он знал так много; он был ведь всегда очень молчаливым, теперь, однако, он полностью сошел с ума, теперь он потерял рассудок! - Его рассматривали как некого потерянного. Он действительно бродил также днями как сновидчески в доме вокруг. Заратустра-Я было равно при том, чтобы покинуть это тело Иисуса из Назарета и перейти в Духовный мир. И как последнее решение вырвалось из него: Как через некое побуждение, как через некую необходимость гонимый, двинулся он спустя несколько дней, как механически из дома прочь, к ему уже известному Иоанну Крестителю, чтобы получить от него Крещение. И тогда имело место событие, которое я часто описывал как Иоанново-Крещение в Иордане: Христос-Существо погрузилось вниз в его тело. Такими были процессы. Иисус был теперь проникнут Христос-Существом. С того разговора со своей матерью отступило Я Заратустры и то, что было прежде, что он был вплоть до к двенадцатому году, это было опять-таки здесь, только выросшим, ставшим еще больше. И внутрь, в его тело, которое теперь носило в себе только бесконечную глубину душевности, в чувство быть открытым для бесконечных широт, погрузился Христос. Иисус был теперь проникнут Христосом; мать, однако, получила также некое новое Я, которое погрузилось в нее; она стала некой новой личностью. Представляется Духовному исследователю следующее: В тот самый момент, как это Крещение в Иордане свершилось, чувствовала также мать нечто, как конец ее превращения. Она чувствовала - она была тогда в сорок пятом, в сорок шестом жизненном году - она чувствовала себя как за один раз проникнутой Душой той матери, которая была мать Иисус-мальчика, который в своем двенадцатом году принял Заратустра-Я и которая умерла. Так, как Христос-Дух снизошел на Иисуса из Назарета, так снизошел Дух другой матери, которая тем временем пребывала в Духовном мире на сводную мать, с которой Иисус имел тот разговор. Она чувствовала себя с тех пор как та юная мать, которая однажды родила Лука-Иисус-мальчика. Представим мы себе правильным способом то, что это есть за значимое событие! Попытаемся мы это чувствовать, но также чувствовать, что теперь на Земле жила совсем особая сущность: Христос-Существо в неком человеческом теле, некое существо, которое еще не жило в неком человеческом теле, которое прежде было только в Духовных царствах, которое прежде не имело никакой Земной жизни, которое знало Духовные миры, не Земной мир! Из Земного мира проведало это существо только то, что было как бы сохранено в трех телах, в физическом теле, в эфирном теле, в астральном теле Иисуса из Назарета. Оно погрузилось вниз в эти три тела, какими они стали под влиянием тридцатилетней жизни, это я ведь излагал. Так переживало это Христос-Существо совсем непредвзято то, что оно переживало сначала на Земле. Это Христос-Существо было сначало приведено - это показывает нам также Акаша-Хроника Пятого Евангелия - в уединение. Иисус из Назарета, в чьем теле было Христос-Существо, ведь отдал все, что ему раньше соединяло с остальным Миром. Христос-Существо именно пришло на Землю. Сначала привлекалось это Христос-Существо к тому, что через впечатления тела, которые как оставались в памяти, вкопали себя наисильнейше в астральном теле. Как бы сказало себе Христос-Существо: Да, это есть тело, которое переживало убегающих Аримана и Люцифера, которое ощущало, что стремящиеся Ессеи Аримана и Люцифера толкают к другим людям. - К ним чувствало Христос себя привлекаемым, к Ариману и Люциферу, ибо он сказал себе: Это есть Духовные сущности, с которыми люди на Земле должны бороться. - Так втянулось это Христос-Существо, которое в первый раз обитало в неком человеческом теле, в неком Земном теле, сначала в борьбу с Люцифером и Ариманом в уединение пустыни. Я верю, что сцена искушения так, как я ее теперь расскажу, насквозь правильна. Но это есть очень тяжело, такие вещи читать в Акаша-Хронике. Поэтому замечу я подчеркнуто, что одно или другое незначительно могло бы быть модифицировано при неком дальнейшем оккультном расследовании. Но сущностное есть уже здесь и это сущностное имею я вам рассказать. Сцена искушения стоит ведь в других Евангелиях. Но таковые рассказывают с различных сторон. Это я часто выдвигал. Я старался эту сцену искушения так завоевать, как она действительно была и я хотел бы рассказать непредвзято, как она действительно была. Сначала встретило Христос-Существо в теле Иисуса из Назарета в уединении Люцифера, Люцифер, как он царит и действует и подходит к людям искушающе, если они себя переоценивают, если они имеют слишком мало само-познания и смирения. Подступать к ложной гордости, высокомерию, к само-возвеличению людей: это Люцифер будет ведь всегда пытаться. Теперь выступил Люцифер Христосу Иисусу напротив и сказал ему приблизительно слова, которые ведь также в других Евангелиях стоят: Посмотри на меня! Другие царства, в которые установлен человек, которые основаны другими Богами и Духами, они стары. Я однако желаю основать новое царство; я отвязал себя от Миро-порядка; я дам тебе все, что есть при красоте и великолепии в старых царствах, если ты вступишь в мое царство. Но обособить должен ты себя от других Богов и меня признать! - И всю красоту и великолепие Люциферического мира излагал Люцифер, все, что должно бы говорить к человеческой Душе, если она также имеет только немного высокомерия в себе. Но Христос-Существо пришло равно из Духовных миров; оно знало кто Люцифер есть и какова есть взаимосвязь Души к Богам, которая не желает быть соблазненной на Земле Люцифером. Христос-Существо не знало хотя ничего из Люциферического соблазна в Мире, из которого оно пришло; оно знало однако, как служат Богам, и оно было так сильно, чтобы отвергнуть назад Люцира. Здесь сделал Люцифер вторую атаку, но теперь достал он себе Аримана к своей поддержке, и они говорили теперь оба к Христосу. Один желал раздразнить его высокомерие: Люцифер; другой желал говорить к его страху: Ариман. Через это пришло к состоянию то, что ему один говорил: Через мою Духовность, через то, что я тебе могу дать, если ты меня признаешь, не будешь ты нуждаться того, чего ты теперь нуждаешься, потому что ты как Христос выступаешь в неком физическом теле. Это физическое тело подчиняет тебя, ты должен в нем признать закон тяжести. Оно препятствует тебе преступить закон тяжести, я однако возвышу тебя над законами тяжести. Если ты меня признаешь, я отменю следствия падения и с тобой ничего не случится. Брось себя вниз с кромки-стены (Zinne)! Стоит ведь написанно: Я прикажу Ангелам, чтобы они тебя оберегали, чтобы ты твоей ногой не преткнулся на камень. - Ариман, который желал дейстовать на его страх, говорил: Я оберегу тебя от страха! Брось себя вниз! И оба напирали на него. Но так как оба на него обрушивались и как бы в своем натиске удерживали весы, мог он себя от них спасти. И он нашел силу, которую человек должен найти на Земле, чтобы возвысить себя над Люцифером и Ариманом. Здесь сказал Ариман: Люцифер, я могу не нуждаться в тебе, ты сдерживаешь меня только, ты мою силу не умножил, но уменьшил, я буду один его искушать. Ты воспрепятствовал, чтобы эта Душа нам подпадает. - Здесь отослал Ариман Люцифера прочь и сделал последнюю атаку, как он один был и он сказал то, что ведь отзвучивается в Матфея-Евангелии: Если ты желаешь тебе восхвалить Божественные силы, тогда сделай минеральное хлебом, или как это стоит в Евангелии: Сделай камни хлебом! - Здесь сказало Христос-Существо Ариману: Люди живут не хлебом единственно, но тем, что как Духовное приходит с Духовных миров. - Это знало Христос-Существо наилучше, ибо оно ведь равно только снизошло с Духовных миров. Здесь отвечал Ариман: Вполне, можешь ты быть прав. Но что ты есть прав и насколько ты прав, это не может собственно мне препятствовать, чтобы удерживать тебя в неком известном способе. Ты знаешь только, что Дух делает, который снизошел с высот. Ты не был однако еще в человеческом Мире. Здесь внизу в человеческом Мире существуют еще совсем другие люди, которые истинно имеют необходимым, чтобы делать камни хлебом, которым невозможно мочь питать себя только Духом. Это был момент, где Ариман Христосу говорил нечто, что хотя на Земле можно знать, что однако Бог, который равно только вступил на Землю, еще не мог знать. Он не знал, что это внизу на Земле есть необходимо, минеральное, металл делать деньгами, с тем чтобы люди имели хлеб. Здесь сказал Ариман, что бедные люди здесь внизу на Земле вынуждены, чтобы питать себя с деньгами. Это был пункт, при котором Ариман еще имел власть. И я буду - сказал Ариман - эту власть использовать! Это есть действительное представление истории искушения. Был итак оставлен некий остаток при искушении. Не окончательно были решены вопросы; вполне вопросы Люцифера, но не вопросы Аримана. Чтобы таковые решить, было еще нечто другое необходимо. Как Христос Иисус покинул уединение, здесь чувствовал он себя выступившим над всем тем, что он пережил и выучил со своего двенадцатого года; он чувствовал Христос-Дух связанным с тем, что в нем жило до его двенадцатого года. Он чувствовал себя собственно со всем тем, что стало древним и иссохнувшим в становлении человечества, более не связанным. Сам язык, которым говорили в его окружении, стал ему безразличным и сначала молчал он также. Он странствовал вокруг Назарета и еще дальше вне, все дальше и дальше. Он посещал многие те места, которые он уже как Иисус из Назарета касался и здесь показывало себя нечто наивысочайше своеобразное. Я прошу вполне обратить внимание, я рассказываю истории Пятого Евангелия и это ни к чему бы ни годилось, если кто-нибудь одновременно желал бы выискивать противоречия между этим и другими четырьмя Евангелиями. Я рассказываю так, как стоят вещи в Пятом Евангелии. В верной молчаливости, как ничего не имея общего с окружением, странстововал сначала Христос Иисус от крова к крову, везде работая у людей и с людьми. И глубокое впечатление оставляло на него то, что он переживал с высказыванием Аримана о хлебе. Везде находил он людей, у которых он уже раньше работал. Люди распознавали его опять и он находил среди этих людей действительно народ, тех, у которых Ариман должен иметь допуск, потому что они имели необходимым, чтобы делать камни, минеральное хлебом или, что то же самое есть, деньги, металл делать хлебом. У тех, которые рассматривали Хиллел-а или другие нравственные высказывания, не нуждался он ведь заворачивать. Но у тех, которых другие Евангелия называют мытари (Zцllner) и грешники (Sьnder), заворачивал он, ибо это были те, которые были вынуждены, делать камни хлебом. Особенно у таковых ходил он много вокруг. Но теперь наступало своеобразное: Многие из этих людей знали его уже из времени до его тридцатого года, так как он уже один, два или три раза как Иисус из Назарета у них был. Тогда научились они узнавать его мягкую, любезную, мудрую сущность. Ибо такая великая боль, такое глубокое страдание, которые он пережил со своего двенадцатого года, превратились окончательно в волшебную силу Любви, которая в каждом слове так проистекала, как если в его словах царила еще некая полно-таинственная сила, которая изливалась над вокруг-стоящими. Куда он приходил, везде, в каждом доме, в каждом крове, был он глубоко любим. И эта Любовь оставалась, когда он опять-таки покидал дома и шел дальше. Много говорили в этих домах о любезном человеке, Иисусе из Назарета, который странствовал через эти дома, эти места. И как через воздействие Космической закономерности свершалось следующее. Я рассказываю здесь сцены, которые повторялись многочисленно и которые нам ясновидческое исследование может часто и часто показывать. Здесь был он в семьях, у которых Иисус из Назарета работал, которые после работы сидели совместо и охотно говорили, когда Солнце заходило, как еще в настоящее время! Здесь говорили они о любезном человеке, который как Иисус из Назарета у них был. Многое рассказывали они о его Любви и мягкости, многое об их красивых, теплых ощущениях, которые проходили через их Души, когда этот человек жил под их крышей. И здесь свершалось - это было некое после-действие той Любви, которая здесь проистекала - в некоторых этих домах, когда они так часами говорили об этом Духе, что в комнату вступал как неком общем видении для всех членов семьи, образ этого Иисуса из Назарета. Да, он посещал их в Духе или, также, они создавали себе его Духовный образ. Теперь можете вы себе помыслить, как это ощущалось в таких семьях, когда он являлся им в общем видении и что это означало для них, когда он теперь опять приходил, после Иоанново-Крещения в Иордане и они опять узнававли его внешность, только его глаза стали светлее. Они видели просветленный лик, который однажды они так охотно видели, этого целого человека, которого они в Духе видели у себя сидящим. Что здесь необычного свершалось в таких семьях, что здесь свершалось у грешников и мытарей, которые из-за своей Кармы обложены, мучимы были, которые здесь больны и обременены и одержимы были, как эти люди это опять-возвращение ощущали, это можем мы себе вполне помыслить! Теперь показывала себя превращенная природа Иисуса; показывало себя особенно у таких людей то, что стало из Иисуса из Назарета через вселение Христоса. Раньше ощущали они только его Любовь, доброту и мягкость, так что они позднее имели видение от него; теперь, однако, исходило из него нечто, как некая волшебная сила! Чувстовали они себя раньше только утешенными через его присутствие, так чувствовали они теперь исцеленными через него. И они шли к своим соседям, брали их сюда, когда они равно также были обременены и мучимы демоническими властями и приводили их к Иисусу Христосу. И так свершалось, что Христос Иисус, после того, как он победил Люцифера и только оставил некое жало от Аримана, у людей, которые были под господством Аримана, мог задействовать то, что всегда излагается в Библии как изгонение демонов и исцеление больных. Многие из тех демонов, которых он видел, как он лежал как мертвый на языческом алтаре, отступали теперь от людей, когда он как Христос Иисус выступал напротив людям. Ибо так, как Люцифер и Ариман видели в нем своего противника, так видели также демоны в нем своего противника. И как он так проходил через страну, здесь должен был он через поведение демонов в человеческих Душах часто и часто думать тогда, как он там лежал у древнего жертвенного алтаря, где Боги были демонами и где он не мог исполнить служение. Он должен был вспоминать Батх-Кол, который возвестил ему древнюю Мистерию-молитву, о которой я вам говорил. И особенно приходили ему все опять и опять в чувство средние строки этой молитвы: „Переживаются в ежедневном хлебе (Erlebet im tдglichen Brote)." - Теперь видел он это: Люди у которых он заворачивал должны были делать камни хлебом. Он видел: Среди этих людей, у которых он так жил, были многие, которые должны были жить только единственно хлебом. И слово из той пра-языческой молитвы: „Переживаются в ежедневном хлебе", погрузилось глубоко в его Душу. Он чувствовал целое втелеснивание человека в физический Мир. Он чувствовал, что в эволюции человечества из-за этой необходимости зашло так далеко, что через это физическое втелеснивание люди могли забыть имена отцов в Небесах, имена Духов высших Иерархий. И он чувствовал, как теперь не было никаких людей больше здесь, которые могли слышать голоса древних пророков и послание Заратустра-Мудрости. Теперь знал он, что есть жизнь в ежедневном хлебе, которая отделила людей от Небес, которая должна вгонять людей в эгоизм и поддерживать Аримана. Как он с такими мыслями проходил через страну, здесь установилось, что те, которые наиглубочайше чувствовали то, как Иисус из Назарета был превращен, стали его учениками и последовали ему. Из некоторого крова брал он этого или того с собой, который ему следовал, следовал, потому что он в высшей мере имел то ощущение, которое я равно излагаю. Так свершилось то, что скоро некая толпа из таких учеников уже шли совместно. Здесь имел он в этих учениках вокруг себя людей, которые были в неком основном Душевном настроении, которое в известной мере было совсем новым, которые стали через него другими, чем те люди, о которых он однажды должен был рассказывать своей матери, что они не могли более слышать древнее. И здесь осветился в нем Земной опыт Бога: Я имею сказать людям, не как Боги прокладывают путь от Духа к Земле, но как люди могут найти путь от Земли к Духу. И теперь пришел ему опять голос Батх-Кол в чувство, и он знал что должны быть обновлены пра-древние формулы и молитвы; он знал, что теперь человек должен был искать путь снизу вверх в Духовные миры, что он через эту молитву мог искать Божественного Духа. Здесь взял он последнюю строку древней молитвы: „Своих Отцов в Небесах (Ihr V