Василий Шукшин. Волки!

---------------------------------------------------------------
 Spellchecked by Tatyana Andrushenko (1 Oct 1998)
---------------------------------------------------------------
     В  воскресенье,  рано  утром,  к  Ивану  Дегтяреву  явился  тесть, Наум
Кречетов, нестарый еще, расторопный мужик, хитрый  и  обаятельный.  Иван  не
любил тестя;
     Наум, жалеючи дочь, терпел Ивана.
     --  Спишь?  -- живо заговорил Наум. -- Эхха!.. Эдак, Ванечка, можно все
царство небесное проспать. Здравствуйте.
     -- Я туда не сильно хотел. Не устремляюсь.
     -- Зря. Вставай-ка... Поедем  съездим  за  дровишками.  Я  у  бригадира
выпросил две подводы. Конечно, не за "здорово живешь", но черт с ним -- дров
надо.
     Иван полежал, подумал... И стал одеваться.
     --  Вот  ведь  почему  молодежь  в город уходит? -- заговорил он. -- Да
потому, что там отработал норму -- иди гуляй. Отдохнуть человеку дают. Здесь
как проклятый: ни дня, ни ночи. Ни воскресенья.
     -- Што же, без дров сидеть? -- спросила Нюра, жена  Ивана.  --  Ему  же
коня достали, и он же еще недовольный.
     -- Я слыхал: в городе тоже работать надо, -- заметил тесть.
     --  Надо,  Я  бы  счас  с  удовольствием  лучше  водопровод пошел рыть,
траншеи: выложился раз, зато потом без горя -- и вода и отопление.
     -- С одной стороны, конечно, хорошо -- водопровод, с другой -- беда: ты
б тогда совсем заспался. Ну, хватит, поехали.
     -- Завтракать будешь? -- спросила жена.
     Иван отказался -- не хотелось.
     -- С похмелья? -- полюбопытствовал Наум,
     -- Так точно, ваше благородие!
     -- Да-а... Вот так. А ты говоришь -- водопровод... Ну, поехали.
     День был солнечный, ясный. Снег ослепительно блестел. В лесу  тишина  и
нездешний покой.
     Ехать  надо  было  далеко, верст двадцать: ближе рубить не разрешалось,
Наум ехал впереди и все возмущался:
     -- Черт те чего!.. Из лесу в лес -- за дровами.
     Иван дремал в санях. Мерная езда убаюкивала.
     Выехали на просеку, спустились в открытую логовину, стали подыматься  в
гору. Там, на горе, снова синей стеной вставал лес.
     Почти  выехали  в  гору...  И  тут увидели, недалеко от дороги, -- пять
штук. Вышли из леса, стоят, ждут. Волки.
     Наум остановил коня, негромко, нараспев заматерился:
     -- Твою в душеньку ма-ать... Голубочки сизые. Выставились.
     Конь Ивана,  молодой,  трусливый,  попятился,  заступил  оглоблю.  Иван
задергал  вожжами,  разворачивая  его.  Конь  храпел,  бил  ногами -- не мог
перешагнуть оглобину.
     Волки двинулись с горы, Наум уже развернулся, крикнул:
     -- Ну, што ты?!
     Иван выскочил из саней, насилу втолкал коня в оглобли... Упал  в  сани.
Конь сам развернулся и с места взял в мах.
     Наум был уже далеко.
     -- Грабю-ут! -- заполошно орал он, нахлестывая коня.
     Волки серыми комками податливо катились с горы, наперерез подводам.
     -- Грабю-ут! -- орал Наум.
     "Что  он,  с ума сходит? -- невольно подумал Иван. -- Кто кого грабит?"
Он испугался, но как-то странно: был и страх, и жгучее любопытство,  и  смех
брал  над  тестем.  Скоро,  однако, любопытство прошло. И смешно тоже уже не
было. Волки достигли  дороги  метрах  в  ста  позади  саней  и,  вытянувшись
цепочкой,  стали  легко  нагонять.  Иван  крепко  вцепился в передок саней и
смотрел на волков.
     Впереди отмахивал крупный, грудастый, с паленой  мордой...  Уже  только
метров  пятнадцать  --  двадцать  отделяло  его  от  саней.  Ивана  поразило
несходство волка с овчаркой. Раньше он волков так близко не видел и  считал,
что  это что-то вроде овчарки, только крупнее. Сейчас понял, что волк -- это
волк, зверь. Самую лютую собаку еще может в последний миг что-то остановить:
страх, ласка, неожиданный властный окрик человека. Этого, с паленой  мордой,
могла  остановить только смерть. Он не рычал, не пугал... Он догонял жертву.
И взгляд его круглых желтых глаз был прям и прост.
     Иван оглядел сани -- ничего, ни малого  прутика.  Оба  топора  в  санях
тестя. Только клок сена под боком да бич в руке.
     -- Грабю-ут! -- кричал Наум.
     Ивана охватил настоящий страх.
     Передний, очевидно вожак, стал обходить сани, примериваясь к лошади. Он
был в  каких-нибудь  двух  метрах... Иван привстал и, держась левой рукой за
отводину саней, огрел вожака бичом.  Тот  не  ждал  этого,  лязгнул  зубами,
прыгнул  в  сторону,  сбился  с  маха...  Сзади  налетели  другие.  Вся стая
крутнулась с разгона вокруг  вожака.  Тот  присел  на  задние  лапы,  ударил
клыками  одного,  другого...  И снова, вырвавшись вперед, легко догнал сани.
Иван привстал, ждал момента... Хотел еще раз достать  вожака.  Но  тот  стал
обходить  сани  дальше.  И  еще один отвалил в сторону от своры и тоже начал
обходить сани-с другой стороны.  Иван  стиснул  зубы,  сморщился...  "Конец.
Смерть". Глянул вперед.
     Наум  нахлестывал  коня.  Оглянулся,  увидел, как обходят зятя волки, и
быстро отвернулся.
     -- Грабю-ут!
     -- Придержи малость, отец!.. Дай топор! Мы отобьемся!..
     -- Грабю-ут!
     -- Придержи, мы отобьемся!.. Придержи малость, гад такой!
     -- Кидай им чево-нибудь! -- крикнул Наум.
     Вожак поравнялся с лошадью и выбирал  момент,  чтоб  прыгнуть  на  нее.
Волки,  бежавшие  сзади, были совсем близко: малейшая задержка, и они с ходу
влетят в сани -- и конец. Иван кинул клочок сена; волки не обратили  на  это
внимания.
     -- Отец, сука, придержи, кинь топор!
     Наум обернулся:
     -- Ванька!.. Гляди, кину!..
     -- Ты придержи!
     -- Гляди, кидаю! -- Наум бросил на обочину дороги тр.
     Иван примерился... Прыгнул из саней, схватил тр... Прыгая, он пугнул
трех задних  волков,  они  отскочили  в  сторону,  осадили  бег, намереваясь
броситься на человека. Но в то самое мгновение вожак, почувствовав под собой
твердый  наст,  прыгнул.  Конь  шарахнулся  в  сторону,  в  сугроб...   Сани
перевернулись:  оглобли  свернули  хомут,  он  захлестнул  коню  горло. Конь
захрипел, забился в оглоблях. Волк, настигавший  жертву  с  другой  стороны,
прыгнул  под  коня  и ударом когтистой лапы распустил ему брюхо повдоль. Три
отставших волка бросились тоже к жертве.  В  следующее  мгновение  все  пять
рвали  мясо  еще  дрыгавшей лошади, растаскивали на ослепительно белом снегу
дымящиеся клубки сизо-красных  кишок,  урчали,  Вожак  дважды  прямо  глянул
своими желтыми круглыми глазами на человека...
     Все  случилось  так  чудовищно  скоро и просто, что смахивало скорей на
сон. Иван стоял с топором в руках, растерянно смотрел на жадное,  торопливое
пиршество.  Вожак  еще  раз  глянул на него... И взгляд этот, торжествующий,
наглый, обозлил Ивана. Он поднял топор, заорал что было  силы  и  кинулся  к
волкам.  Они  нехотя  отбежали  несколько  шагов  и  остановились, облизывая
окровавленные  рты.  Делали  они  это  так  старательно  и  увлеченно,  что,
казалось,  человек  с  топором нимало их не занимает. Впрочем, вожак смотрел
внимательно и прямо. Иван обругал его самыми страшными словами, какие  знал,
Взмахнул  топором  и  шагнул  к нему... Вожак не двинулся с места. Иван тоже
остановился,
     -- Ваша взяла, -- сказал он. -- Жрите, сволочи. -- И пошел  в  деревню.
На  растерзанного  коня  старался  не  смотреть. Но не выдержал, глянул... И
сердце сжалось от жалости, и злость великая взяла на тестя. Он скорым  шагом
пошел по дороге.
     --  Ну  погоди!.. Погоди у меня, змей ползучий. Ведь отбились бы и конь
был бы целый. Шкура.
     Наум ждал зятя за поворотом. Увидев его живого и невредимого,  искренне
обрадовался:
     -- Живой? Слава те господи! -- На совести у него все-таки было нелегко.
     -- Живой1 -- откликнулся Иван. -- А ты тоже живой?
     Наум почуял в голосе зятя недоброе. На всякий случай зашагнул в сани.
     -- Ну, что они там?..
     -- Поклон тебе передают. Шкура!..
     -- Чего ты? Лаешься-то?..
     -- Счас я тебя бить буду, а не лаяться. -- Иван подходил к саням.
     Наум стегнул лошадь.
     -- Стой! -- крикнул Иван и побежал за санями. -- Стой, паразит!
     Наум  опять  нахлестывал коня... Началась другая гонка: человек догонял
человека.
     -- Стой, тебе говорят! -- крикнул Иван.
     -- Заполошный! -- кричал в ответ Наум. -- Чего ты  взъелся-то?  С  ума,
что ли, спятил? Я-то при чем здесь?
     -- Ни при чем?! Мы бы отбились, а ты предал!..
     -- Да где же отбились?! Где отбились-то, ты што!
     --  Предал,  змей!  Я  тебя  проучу  малость.  Не  уйдешь  ты  от меня,
остановись лучше, Одного отметелю -- не так будет позорно. А  то  при  людях
отлуплю, И расскажу все... Остановись лучше!
     --  Сейчас  --  остановился, держи карман! -- Наум нахлестывал коня. --
Оглоед чертов... откуда ты взялся на нашу голову!
     -- Послушай доброго совета -- остановись! -- Иван стал  выдыхаться.  --
Тебе же лучше: отметелю и никому не скажу.
     --  Тебя,  дьявола,  голого  почесть в родню приняли, и ты же на меня с
топором! Стыд-то есть или нету?
     -- Вот отметелю, потом про стыд поговорим. Остановись!  --  Иван  бежал
медленно, уже далеко отстал, И наконец вовсе бросил догонять. Пошел шагом.
     -- Найду, никуда не денешься! -- крикнул он напоследок тестю.
     Дома  у  себя  Иван никого не застал: на двери висел замок. Он отомкнул
его, вошел в дом. Поискал в шкафу... Нашел недопитую  вчера  бутылку  водки,
налил  стакан,  выпил  и  пошел  к  тестю. В ограде тестя стояла выпряженная
лошадь.
     -- Дома, -- удовлетворенно сказал Иван. -- Счас будем уроки учить.
     Толкнулся в дверь -- не заперто. Он ждал, что будет заперто. Иван вошел
в избу...
     Его ждали: в избе сидели тесть, жена  Ивана  и  милицир.  Милиционер
улыбался:
     -- Ну что, Иван?
     -- Та-ак... Сбегал уже? -- спросил Иван, глядя на тестя.
     -- Сбегал, сбегал, Налил шары-то, успел?
     -- Малость принял для... красноречия. -- Иван сел на табуретку.
     --  Ты  чего  это, Иван? С ума, что ли, сошел? -- поднялась Нюра. -- Ты
што?
     -- Хотел папаню твоего поучить... Как надо человеком быть.
     -- Брось ты, Иван, -- заговорил милиционер, -- Ну, случилось несчастье,
испугались оба... Кто же ждал, что так будет? Стихия.
     -- Мы бы легко отбились. Я потом один был с ними...
     -- Я же тебе бросил топор? Ты попросил, я бросил. Чего еще-то  от  меня
требовалось?
     --  Самую  малость:  чтоб ты человеком был, А ты -- шкура. Учить я тебя
все равно буду.
     -- Учитель выискался! Сопля... Гол как сокол, пришел в дом  на  все  на
готовенькое  да  еще грозится. Да еще недовольный всем: водопроводов, видите
ли, нету!
     -Да не в этом  дело,  Наум,  --  сказал  милиционер,  --  При  чем  тут
водопровод?
     --  В  деревне  плохо!..  В  городе лучше, -- продолжал Наум. -- А чево
приперся  сюда?  Недовольство  свое  показывать?  Народ  возбуждать   против
Советской власти?
     -- От сука! -- изумился Иван. И встал. Милиционер тоже встал.
     -- Бросьте вы! Пошли, Иван...
     -- Таких взбудителев-то знаешь куда девают? -- не унимался Наум,
     -- Знаю! -- ответил Иван. -- В прорубь головой... -- И шагнул к тестю.
     Милиционер  взял Ивана под руки и повел из избы. На улице остановились,
закурили.
     -- Ну не паразит ли! -- все изумлялся Иван. -- И на меня же пр.
     -- Да брось ты его!
     -- Нет, отметелить я его должен.
     -- Ну и заработаешь! Из-за дерьма.
     -- Куда ты меня счас?!
     -- Пойдем, переночуешь у нас... Остынешь. А то себе хуже  сделаешь.  Не
связывайся.
     -- Нет, это же... што ж это за человек?
     -- Нельзя, Иван, нельзя: кулаками ничего не докажешь.
     Пошли по улице по направлению к сельской кутузке,
     -- Там-то не мог? -- спросил вдруг милицир.
     -- Не догнал! -- с досадой сказал Иван. -- Не мог догнать.
     -- Ну вот... Теперь -- все, теперь нельзя.
     -- Коня жалко.
     -- Да...
     Замолчали. Долго шли молча.
     --  Слушай:  отпусти  ты  меня.  --  Иван  остановился.  -- Ну чего я в
воскресенье там буду?! Не трону я его.
     -- Да нет, пойдем. А то потом не  оберешься...  Тебя  жалеючи,  говорю.
Пойдем счас в шахматишки сыграем... Играешь в шахматы?
     Иван сплюнул на снег окурок и полез в карман за другой папироской.
     -- Играю.