Борис Штерн. Отпусти домой
Молодежная газета в приморском городе называлась "Молодой черноморец". Отделом ее культуры заведовал пожилой человек, подписывавший свои статьи псевдонимом Нордост. Он не очень-то походил на знаменитый ветер - брюки на нем еле держались, стянутые старым флотским ремнем, а в чем держалась душа - неизвестно. Кожа да кости, дунь - улетит в окно. Новичков и внештатных корреспондентов тянуло именно к Нордосту, потому что у него было самое доброе лицо в редакции, а название отдела - самое подходящее на все случаи жизни. - Отдел культуры как проходной двор, - любил жаловаться Нордост. - Все норовят чего-нибудь напечатать. Никогда не знаешь, кто сейчас войдет и о чем придется говорить. Вчера, например, приходил заслуженный боцман, оставил статью, прославляющую нелегкий труд китобоев; за ним - гордая старуха с воспоминаниями о подруге своего детства Вере Холодной, потом в полном составе заявилась городская команда КВН и требовала предоставить ей помещение для репетиций; а сегодня с утра, не успел Нордост заварить чай, в отдел культуры заглянул озабоченный молодой человек из тех, кто пишет и ходит. "Новенький", - отметил Нордост, откладывая статью, прославляющую нелегкий труд китобоев по выбиванию китов из Мирового океана. - Заходи, вот стул, - пригласил Нордост. - Не представляйся, сейчас я тебя разгадаю. Телепатически. Студент третьего курса филологического факультета. Решил перестроиться и перейти в наступление. В "дипломате" стихи, а в голове агрессивный план по захвату рубрики "Молодые голоса". Все правильно угадал? - Нет, - усмехнулся студент. - У меня проза. - Это одно и то же, - вздохнул Нордост. - Все мы под богом ходим. Большая проза? - Роман. Триста девяносто восемь страниц, - студент вытащил из "дипломата" толстую папку и начал развязывать тесемки. - Для газеты находка, - понятливо кивнул Нордост. - Завтра же начинаем публикацию... С продолжением, до конца года. Роман какой? Научно-фантастический? - Да, фантастический. На военно-морскую тему. О высадке феодосийского десанта. Нордост впервые в жизни, наверное, опешил. Он опустил электрокипятильник в пивную кружку с остывшим чаем (его душа держалась на листьях настоящего цейлонского чая, у него и на Цейлоне были свои специальные корреспонденты) и задумчиво произнес: - Все правильно... Свое слово о войне пришла пора сказать молодому поколению. Что ж, почитаем. А сейчас выручай, рубрика горит. Пожар, понимаешь ли. Раз уж ты пишешь морскую фантастику, то тебя надо познакомить с Федей Крюковым. Вот тебе боевое задание: дуй на спуск имени Добролюбова... - Нордост уже писал адрес, - возьми у него интервью и сделай мне очерк в раздел "О людях хороших"... А то мы все больше о плохих. А он мужик необыкновенный. Моряк. В сорок первом году, примерно в твоем возрасте потерял правую ногу, а с протезами тогда было худо. Так он знаешь что сделал? Не спился и не стал ходить на костыле с гармошкой по трамваям, нет, он купил велосипед и стал на нем ездить, крутя одной ногой. Это человек! - Но я не вижу тут особого геройства, - вежливо возразил студент. - Что с того, что человек с одной ногой научился держаться на велосипеде? Это непривычно, согласен... но в цирке, например, зайцы в барабаны бьют... Что с того? Внешность обманчива. - Ты умный парень, - одобрил Нордост. - Размышляешь. Но ты не умствуй, а проще смотри. Зайцев дрессируют, а человека без ноги никто не заставит ездить на велосипеде. Тут сила воли, понимаешь? Но и это еще не все. Он потом придумал роликовые коньки с ручным управлением. Он, получается, сам себе ноги сделал. Так что давай дуй. Да, вот еще... - продолжал Нордост, отхлебывая чай. - Ты с ним поосторожней насчет фантастики... Он сам, понимаешь, верит в чудеса. - В какие чудеса? - А ты у него спроси. После создания научно-фантастического романа студенту совсем не хотелось сочинять газетный очерк о хорошеем человеке, но он оставил роман Нордосту и отправился на спуск имени Добролюбова, потому что работу в газете с чего-то надо начинать. Интервью состоялось в однокомнатной квартире, увешанной морскими цветными фотографиями. Хозяин квартиры, польщенный посещением корреспондента, натянул новые джинсы и угощал гостя все тем же цейлонским чаем, разъезжая на роликовых коньках из кухни в комнату и обратно. На кухне звякали бутылки, а коридор загромождал толстый черный велосипед с мотором. Никакой такой необыкновенной судьбы не обнаружилось. Ногу Федор Иванович Крюков потерял в морском бою. Даже не в бою, а так... угодил под бомбу. Корабль затонул. Ничего не помнит. Очнулся в медсанбате без ноги. После войны работал в инвалидной артели, потом инженером кинотеатра. Кино- и фотодело изучил в совершенстве. Зарплату получает и пенсию. Нормально, на жизнь хватает. Льготы всякие. Квартиру получил на первом этаже. Вот джинсы купил... Ничего штаны, крепкие. Бесплатные путевки на юг хоть каждый год... а зачем, он и так на юге. В заграницу съездить - хоть завтра, а зачем? Делиться опытом с тамошними ветеранами, как передвигаться на роликовых коньках с ручным управлением? Так они это изобретение запатентуют, а нашему государству прямой убыток. - А вы у нас запатентуйте, - посоветовал корреспондент. - Держи карман шире. Тридцать лет патентую, а в ответ слышу: "нет предмета изобретения". Роликовые коньки не я изобрел? Не я. А ручной тормоз откуда содрал? С велосипеда. Значит, изобретения нет. Помилуйте, да я себе ноги изобрел! А ноги, мне отвечают, это поэтический образ, их в патент не запишешь. Короче: хорошо тому живется, у кого одна нога, - закончил Крюков и подмигнул корреспонденту. Интервью заглохло. Корреспондент разглядывал морские фотографии на стенах и начинал понимать, что заведующий отделом культуры промахнулся, оромантизировав этого инвалида. Федор Иванович, безусловно, был хорошим человеком, но не в том газетном плане, о котором думал Нордост. Все мы хорошие, за редким исключением. Но на всех, к сожалению, газет не хватит. Надо бы спросить инвалида в какие такие чудеса он верит... Но как об этом спрашивать? - А чем, например, вы интересуетесь в жизни? - безнадежно спросил корреспондент, переводя взгляд на сервант, где вместо стародавних слоников выстроилось по ранжиру семейство высушенных крабов. - В жизни? - переспросил Крюков. - Как сдать бутылки я интересуюсь. - Пьете? - оживился корреспондент. - Пью. Каждый день. Бутылку молока. У меня единственная проблема в жизни - как сдавать бутылки с одной ногой. Тимуровцы повывелись, а в очередях торчать все-таки тяжеловато. Ситуация становилась прозрачной - корреспонденту намекалось пойти сдать бутылки... Что ж, он не гордый... - Давайте я сдам, - гордый от собственной негордости предложил корреспондент. - Сделай одолжение! - обрадовался Крюков. - Там много... На десять рублей... Дотащишь? Молодец! Так вот: в жизни я интересуюсь рыбалкой. Купи бутылку водки и завтра утром приходи на причал. - Так вы же не пьете? - Это не для меня. Выйдем на рыбалку, там я тебе все расскажу. В самую рань, когда над морем начинал происходить рассвет, корреспондент занял очередь у ограды лодочного причала и наблюдал, как Федор Иванович катит на велосипеде не спуску имени Добролюбова. - Бутылку взял? Пошли. Начальник причала еще не появлялся. У ограды серые тени с удочками посвечивали папиросными огоньками. - А очередь кто будет занимать, папаша? - спросила самая зловредная тень, когда Федор Иванович собрался пройти за ограду. - Товарищи, это инвалид Великой Отечественной войны, - дернул черт сказать корреспондента. - А кто его разберет - инвалид, не инвалид... - пробурчала зловредная тень и зажгла спичку. - Вот только что будет, если все инвалиды о утра на рыбалку выползут? Так ведь на всех лодок не хватит. - Ты, товарищ, не беспокойся, я один такой. А лодка у меня здесь персональная, - ответил Крюков. И добавил корреспонденту: - А ты не суйся, куда не просят. Но вот появился начальник причала. Впрочем, шеф все время находился на рабочем месте - он ночевал в будке. Тени оживились и принялись тягать лодки к воде. Корреспондент все наблюдал и ко всему прислушивался, чтобы потом в очерке все верно описать. Блокнот он с собой не взял, а полагался на память, как и подобает профессионалу. "Важно не пропустить восход солнца", - думал он. Море еще спало. Полоска неба на горизонте начинала розоветь, будто там протянули раскаленную проволоку. Рыбаки несли весла. Лодочник выписывал квитанции и забирал в заклад паспорта, хотя забирать паспорта не положено. Крюков стоял у лодочника над душой и что-то объяснял ему, а то отвечал: - Ладно, не унывай. "Голоса перед рассветом всегда почему-то приглушены", - отметил наблюдательный корреспондент. - Пацан с тобой? - спросил лодочник. - Вы не долго. Корреспондент решил, что на "пацана" не следует обижаться. - Видишь, красный фонарь из воды торчит? - показал пальцем Крюков. - Это и есть мой корабль, где я ногу потерял. Я над ним бычков ловлю. Греби туда. "Символично... Старый моряк ловит бычков над своим погибшим кораблем", - думал корреспондент, колотя веслами. Подплыли к бакену и привязались. Оказалось, что и солнце взошло, - корреспондент греб спиной к рассвету и пропустил восход. Насадили рачков и швырнули грузила в воду. Федор Иванович вынул из сумки полевой бинокль и начал сосредоточенно осматривать морские окрестности. - Что вы там высматриваете? - Так... наблюдаю, - ответил Крюков, отложил бинокль, вытащил фотоаппарат и принялся щелкать. - А нас пограничники не задержат? - удивился корреспондент. - За что? - За фотоаппарат. - Мне можно. Солнце поднималось. Никто не хотел клевать. Море было бесцветное, оцепеневшее и трудноподдающееся описанию для корреспондента. Бычки, наверно, еще спали. Корреспондент решил, что будет писать очерк короткими фразами, и пожалел, что не захватил блокнот. - Я думаю, бычки здесь не водятся, - сказал он, вытаскивая крючок с нетронутой наживкой. - Ты лучше ни о чем не думай, - ответил Крюков. - Вот тебе море, вот рассвет - зачем тебе бычки? Я в детстве сильно удивился, когда узнал, что Синего моря нет. Прям-таки был поражен. Пришел старик кликать золотую рыбку, а Синего моря и нету! Черное есть, Красное, Желтое - есть, а Синего нет. Вот хам какой-то... яблоко съел, а огрызок в море. - Загрязнение среды, - подтвердил корреспондент. - Точно. Ты умеешь под слова проблемы подводить. Молодец, это в жизни пригодится. Наверно, распишешь в статье, как я подплываю к своему погибшему кораблю? Есть море, в котором он плыл и тонул, да? Утесова любишь? И на берег выброшен к счастью? Только я не знаю, кто меня в тот день на берег выбросил. Волны не было, как сейчас. Штиль. Мы идем вдоль берега в порт на ремонт. Вдруг откуда ни возьмись появляется одиночный "Юнкерс" и небрежно так пускает нас на дно. Мимоходом. И дальше себе полетел. Помню взрыв и больше ничего. То, что у тебя не клюет - это ты не умеешь. Дай сюда. Федор Иванович оторвал креветке голову, плюнул, передвинул грузило и швырнул в воду. Внизу сразу кто-то дернул, и Крюков вытащил на свет божий громадного черного бычка. Тот коробился на крючке и распускал веером плавники. - Гляди, кнут! - сам же удивился Федор Иванович, взвешивая на пальце это страшилище. - Напугал! Иван Грозный! Ладно, иди домой... - он осторожно освободил бычка и швырнул его в воду. - Я его домой отпустил, - объяснил Федор Иванович удивленному корреспондепту. - Меня в тот день кто-то домой отпустил, и я с тех пор всех домой отпускаю. Ты лови, лови, на меня не смотри. Как думаешь, могли меня в тот день дельфины на берег притащить? - Дельфины? - задумался корреспондент. - Нет. Дельфины иногда выталкивают на поверхность... Такой у них условный рефлекс. Но на берег никого не тянут. - Верно. Отпадают дельфины. Кто же тогда? Прям-таки загадка природы. Гляди: отсюда после бомбардировки я летел, или плыл, или черт знает что со мной происходило - полтора километра до берега. Без ноги... А хотя бы и с двумя... Как это понимать? Как я туда добрался? - Может быть, вас спасательная шлюпка подобрала? - Не было здесь в сорок первом году спасательных шлюпок. И пляжа не было. Меня Семен подобрал... тот, который лодки выдает. Я ему каждый год в этот день бутылку водки ставлю за то, что он меня спас. Святое дело. Он пьет, я смотрю. Здесь до войны его хата стояла. Он в окно наблюдал, как "Бесстрашный" на дно идет, вдруг видит - на берегу матросик кровью исходит. Он тоже не понимает, откуда я взялся... Я его спрашивал, спрашивал... не понимает. - Может быть, вас... взрывная волна? - предположил корреспондент. - Выходит, по-твоему, я отсюда, как самолет, до берега по воздуху летел? - Нет, невозможно. Но должна же быть какая-то связь... - Кой-какая связь тут есть. Черное море одно из самых загадочных мест на Земле... ты не замечал? Везде пишут. Например: оно принадлежит к Атлантическому океану. Согласен? Почему же в нем нет океанской фауны и флоры? Где тигровые акулы, серые киты, кашалоты? - Кашалоты... - повторил корреспондент, начинал подозревать, что инвалид не в своем уме. - Откуда им взяться в Черном море? - Ладно, согласен, кашалоты через Босфор не пройдут. А других почему нет? Даже кефаль куда-то ушла, скоро одни бычки останутся. - Мало ли что! Корму не хватает. Загрязнение среды. - А почему нижние слои Черного моря насыщены сероводородом? - запальчиво продолжал Федор Иванович. - Ни одно море не насыщено, а Черное насыщено! В Балтийском море во-он сколько островов, а в Черном - раз, два и обчелся... - Три, - уточнил корреспондент. - Что "три"? - В Черном море три острова. - Пусть три. Не имеет значения. О чем я говорил? - О загадках Черного моря. Что из всего этого следует? - Не знаю. Но чувствую - там, внизу, что-то есть, - Федор Иванович зашептал: - Неопознанный плавающий объект... понимаешь? Иногда по ночам он всплывает... я фотографировал, но плохо видно. Когда пограничники освещают его прожектором, он тут же уходит под воду. Он всплывает с какой-то периодичностью, не могу вычислить. Всплывает и идет в порт на ремонт. Понимаешь? Мой корабль? Его трудно узнать... он весь в водорослях, как плавучий остров. Чувствую, что-то в этом месте готовится. Я полез бы посмотреть с аквалангом, да с одной ногой плавать не научился. "Нет уж! Бутылки я сдал, а с аквалангом не полезу", - подумал корреспондент. - В общем, все ваши переживания мне психологически ясны, - сказал он. - Многие ветераны едут за тридевять земель, чтобы взглянуть на свои памятные места. А вас всю жизнь тянет к погибшему кораблю. Он для вас как живое существо... Вот и чудится всякое. - Психологически... - усмехнулся Крюков. - Спасибо, объяснил. Это ты в свой очерк вставь: "психологически". "Чудной человек, - оцепенело подумал корреспондент. - Как о таком писать? " Леска у него на пальце дернулась - кто-то в глубине поймался. Корреспондент торопливо выбрал леску. На крючке болтался маленький серый бычок. - Смотрите, какой глупый бычок... Проплывал мимо крючка и зацепился плавником. Федор Иванович без интереса взглянул на бычка и опять уткнулся в бинокль. Бычок наконец опомнился, задрыгался на крючке и сделал страшный вид. - Ну, что с тобой делать? - спросил корреспондент. - Отпусти меня лучше в море, - прошептал бычок. - Я исполню любое твое желание. Или корреспонденту послышалось? - Что? - переспросил он. - Отпусти домой... - прошептал бычок, еле дыша. Корреспондент мотнул головой, хотел окликнуть Федора Ивановича, но передумал. Вот мерзость, что за день выдался? Уже и бычки заговорили! Он освободил бычка и швырнул его в воду. Бычок успел сказать: "Задумай желание! " - и исчез в Черном море под затонувшим кораблем. "Хочу, чтобы мой роман печатался весь год с продолжениями в "Молодом черноморце", - задумал корреспондент и почувствовал себя окончательным дураком. - Возвращаемся, - объявил Крюков и спрятал бинокль. - Жаль. И сегодня не появилось. - Что не появилось? - В этом месте что-то должно появиться. То, что меня на берег выбросило. "Почудилось или не почудилось? " - соображал корреспондент, гребя к берегу. В будке их с нетерпением ожидал лодочник: - Не нашел? Ладно, не унывай. Прошу к столу. Но корреспондент вдруг заспешил и не остался завтракать. - Это Нордост на мне эксперименты ставит, - объяснил Федор Иванович, когда корреспондент удалился. - Засылает пацанов, вроде этого, и проверяет - поймут они меня или нет. А потом отдает мне же очерки на проверку - как я подплываю к погибшему кораблю с описанием морского пейзажа. Все пишут одно и то же. Ни одного не напечатал - я добра не даю. Чайники, ничего не понимают. Но этот вроде ничего... бутылки сдал. Может, что-то получится, а? - Ладно, не унывай. Почудилось или не почудилось, навязчиво думалось студенту по дороге в редакцию. Если Нордост возьмет роман - значит, бычок волшебный! Он вошел в отдел культуры, ожидая чуда. - Вот что, - сердито сказал Нордост и бросил кипятильник в пивную кружку. - Я всю ночь не спал, читал твой роман. Я с этим десантом высаживался... но не с феодосийским, а с керченским. И до сих пор даже на рассказ не собрался... боюсь соврать. А ты тут наплел, как мы немцев телепатией били. Иди, друг, иди. Учись. Читай "Цусиму", это полезно. Вот твой роман, приходи через десять лет, может, я еще жив буду. - Ничего, - пробормотал корреспондент. - Я еще над ним поработаю. - Давай, - согласился Нордост и придвинул к себе воспоминания о Вере Холодной. "Почудилось или не почудилось? - проклинал себя корреспондент. - Дурак! При чем тут романы, газеты и очерки о хороших людях?! Завтра же... С сетью... С аквалангом... Болван, не то надо было просить! " Черное море - оно в самом деле с загадками.
| [X] |