Илья Стальнов

Демоны космоса

Глава первая

ГОСТИ

- Санта Мария, - едва слышно прошептал капитан Рамирес, глядя на данные, ядовитой змеей выползающие на экран монитора. Он ощутил, что во рту все пересыхает.

В считанные мгновения центр противоракетной обороны США пришел в движение. Многочисленный персонал, слегка расслабившийся, утомленный заурядным, тягуче ползущим к естественному концу дежурством, тут же превратился в единый слаженный механизм.

Капитан Рамирес провел ладонью по покрывшемуся холодным потом лбу. В подземном бункере, скрытом под базальтовыми толщами горы Шоре в самом сердце штата Колорадо, каждый из более чем сотни военнослужащих ощущал, как его сердце будто кто-то стискивает холодными пальцами, и внутри молотом отдается заклинание: “Боевая тревога. Ракетная опасность”...

Цель засек выведенный год назад на орбиту двухтонный спутник “AFF-888”. На его сверхчувствительные, охлаждаемые неоном и метаном мозаичные инфракрасные фотоприемники, сработанные из теллурита ртути и кадмия, поступила тревожная информация и тут же была перекинута в центр НОРАК.

- Пять неидентифицированных целей, - преодолев секундную слабость, четко, роняя слова, как гильзы на металлический пол, докладывал капитан Рамирес. Усилием воли он отметал от себя все постороннее и превращался в придаток к совершенной компьютерной системе, куда сходились данные с разбросанных по всей Земле систем раннего оповещения, с кружащихся над планетой спутников. - Координаты... Высота... Траектория...

Все отскакивало от зубов.

- Отлично, - кивнул полковник Диксон. Этот старший офицер был венцом эволюции представителей военной системы Соединенных Штатов - подтянутый, жилистый, выглядящий гораздо моложе своих пятидесяти шести, несмотря на изъеденное морщинами строгое лицо.

К чему относилось это “отлично” капитан Рамирес не понял. Взглянув на полковника, он заметил, что у того глаза горят как-то торжественно. “Чертов маньяк”, - подумал Рамирес, ощущая, что опять на него накатывает волна отчаяния, и сжал до белизны в пальцах жесткий подлокотник своего кресла.

Кто бы мог подумать, что этот банальный день, ничем не отличающийся от других дней затянувшейся теплой осени, принесет то, к чему тщательно готовили военнослужащих центра противоракетной обороны, придирчиво выбирая из множества кандидатов тех, кто обладал особенно устойчивой психикой. Но какая психика может смириться с этими словами, будто пришедшими из чистилища, - “Ракетная опасность. Боевая тревога”... Никто не может быть готов к этому! Воображение помимо воли подсовывает картинки из много раз просмотренных на занятиях видеокадров испытаний ядерного оружия - сметаемые, как игрушки, взрывной волной танки, вспыхивающие, будто бумажные, дома, исчезающие в пламени куклы... Куклы... Нет, кукол не будет. Будут настоящие люди. Люди, среди которых, может быть, окажутся и твои близкие.

“Стоп. Работай”, - приказал себе капитан Рамирес.

- Скорость движения объектов - двадцать пять тысяч километров в час, - доложил он снова.

- Космическая скорость, - удовлетворенно произнес полковник Диксон.

Пять неидентифицированных объектов заходили с Аляски и шли в сторону Канады.

Полковник повернулся в зеленом кожаном крутящемся кресле с никелированными подлокотниками и нажал на широком, отделанном дорогим деревом пульте кнопку активизации засекреченной связи. Все действия, до слова и жеста, расписаны в инструкциях, отточены на многочисленных учениях. Доклад председателю Комитета начальников штабов. Потом - лично Президенту Соединенных Штатов, и, где бы тот ни был - в постели, на поле для гольфа, за праздничным столом, на этот звонок он не может не ответить.

“Саксафониста оторвут от очередной Моники”, - с неуместным для такого момента злорадством подумал Рамирес, и ему стало немножко легче...

- Не похоже на баллистические ракеты, сэр, - доложил он, с растущим изумлением просматривая данные селекции целей.

- В задницу, капитан. Это не ракетная атака русских, - спокойно произнес полковник Диксон.

На большой проекционный экран, занимающий всю стену, наконец стали поступать видеоданные со спутников. Изображения дублировались на маленьких телеэкранах и компьютерных мониторах. Сначала было просто пять мелких точек Они расползались, увеличиваясь мощной оптикой разведывательных спутников, приобретали очертания.

- Святая Мадонна, - сдавленно произнес Рамирес, ощущая, что внутри все будто покрылось льдом. Ужас перед ядерной атакой уступил место древнему, мистическому, пробирающему до печенок страху перед неизвестностью.

На экранах четко можно было разглядеть похожие на камбалу, сплюснутые, остроносые, черные с синеватым металлическим отливом объекты. Размеры их пугали - каждый не меньше семисот метров. Без труда просматривались детали - какие-то выступы, кольца, диски, похожие на спутниковые антенны. Они тормозили очень быстро и уже двигались со скоростью не больше трех километров в секунду.

- Если это русские - мы здорово недооценивали их, сэр, - произнес Рамирес.

- Какие, в задницу, русские, капитан? Протрите глаза! - с какой-то радостью, в которой вдруг прорвалось безумное возбуждение, воскликнул полковник Диксон.

- Нашествие, - когда Рамирес произносил эти слова, язык едва слушался его. Он вдруг испытал дурацкое чувство - ему показалось, будто невысказанная мысль еще не имеет права на существование, но через произнесенное слово она получает все права в материальном мире. И теперь ничего уже не переиграть

  - Звездные войны, капитан, - усмехнулся полковник Диксон. Покинувшее на миг самообладание вернулось к нему. - Комиксы для детей.

Дикое напряжение не могло владеть персоналом центра противоракетной обороны слишком долго По мере того, как ситуация затягивалась, люди начали понемногу расслабляться Кто-то негромко, но с ноткой истерики рассмеялся. Кто-то шептал молитву. Кто-то тихо переговаривался.

Между тем неидентифицированные объекты снизили скорость до обычной для серхзвукового самолета и шли на высоте пятнадцати километров. Телефоны полицейских участков, военных баз и службы спасения обрывались от звонков взволнованных граждан. В центр НОРАК поступала вся информация.

- Вы ни разу не сталкивались с НЛО? - спросил полковник Диксон у своего помощника.

- Никак нет, сэр, - произнес Рамирес, не отрываясь от компьютера. - Я считал, что все это сказки В крайнем случае возмущения атмосферы, дающие ложные метки на локаторах. Или преломления света в атмосфере, которые психопаты принимают за инопланетные корабли

  - Из-за этих сказок тридцать лет назад мы чуть не начали войну с русскими, - усмехнулся полковник Диксон. - Но ничего подобного, - он кивнул на экран, на который передавались видеоданные со спутников, - еще не было... Поздравляю, капитан. С этого дня мы не одиноки во Вселенной.

- Вашингтон решит сбить их, сэр? - спросил Рамирес. Сейчас загадочные объекты были в сфере досягаемости средств противовоздушной обороны. И, в принципе, можно было попытаться достать их.

- Не знаю, - сухо ответил полковник Диксон.

Вашингтон соединился с Москвой по каналу, специально предназначенному для незамедлительного разрешения срочных вопросов ядерного противостояния - нештатные ракетные пуски, общие угрозы. Москва проинформировала, что объекты не имеют к ней никакого отношения. Поступил приказ неидентифицированные цели не трогать. В сопровождение им поднялось несколько истребителей. Через пять минут после того, как они пристроились сбоку от идущих треугольником пришельцев, два F-16, объятые пламенем, упали на землю. Пришельцы недвусмысленно продемонстрировали свои намерения и возможности.

- Спаси нас Бог, - прошептал капитан Рамирес.

Через четыре часа после обнаружения объекты пересекли границу Мексики. И капитан Рамирес почувствовал, что с души свалился камень,

  - Интересно, что надо этим непрошенным гостям? - произнес задумчиво полковник Диксон.

- Пока они держат курс прямо на Антарктиду, сэр, - еще раз сверившись с данными, уведомил капитан Рамирес.

***

Яркое голубое небо. Белая ледяная пустыня. Режущий глаза солнечный свет, играющий на кусочках льда. И холод. Холод, как в космосе... Иначе и быть не может. Это не Африка и не Европа. Это - Антарктида. Ледяной континент, большая часть которого - сплошное белое пятно, куда так и не ступила нога человека.

В общем-то, человеку здесь делать нечего. Если, конечно, этот человек не является профессиональным ученым.

Анатолий Павлович Смирнов и Шри Атал были именно профессиональными учеными. Сейчас они колдовали над двигателем вездехода, который в последнее время все чаще капризничал, а то и откровенно барахлил. Впрочем, что еще ждать от машины, которая работает в ледяном аду?

Антарктическая русская станция, уже было лишившаяся жизни, воспряла благодаря ряду международных программ. Среди них главный интерес представяло исследование километровых толщ антарктического льда. Лед нарастал многие тысячелетия, и ледяные страницы этой удивительной книги впитывали информацию об окружающей среде. Умеющий читать этот текст может узнать много интересного о микроорганизмах, погоде далекого прошлого да еще о множестве вещей.

Дул пронизывающий ветер. Столбик термометра опустился до минус шестидесяти пяти. Смирнов поежился, медленно вдохнул обжигающий воздух... Ничего. Бывало и хуже.

Он залез гаечным ключом внутрь двигателя, как. хирург лезет пинцетом в брюшную полость, резко повернул. Дзинь - это со звоном лопнула и вылетела приморозившаяся железяка.

- Черт... Сломалась, - Смирнов, доктор биологических наук, а по совместительству механик, сжал ключ. - Запчасти подходят к концу.

- Скоро самолет, - индийский профессор Шри Атал учился в Московском университете, заканчивал там аспирантуру и говорил по-русски свободно. - Скоро домой, - добавил он.

- Зачем тебе дом? - хмыкнул Смирнов.

- О, Палыч. Дом. Жена. Дети.

- Дети просят деньги, приходят счета за учебу. Жена пилит. За дом нужно платить... То ли дело здесь Белое безмолвие. Свобода.

Тон у Смирнова был шутливый, но, если разобраться, говорил он вполне искренне. Сам он лишними проблемами озабочен не был. С женой развелся пятнадцать лет назад. Детей не завел. Всю жизнь был бродягой. И вмерз душой в эту промороженную пустыню, проведя здесь в общей сложности семь лет из своих пятидесяти пяти...

- О, Палыч, - потряс рукой в меховой перчатке профессор Атал. - Ты говоришь неправильно... Люди не могут здесь жить... И людям не нужно здесь жить. Это как жить на Луне... Машины ломаются. Связь ломается.

- Магнитные бури, - поддакнул Смирнов...

Утром связь отключилась. Из динамиков доносилось только шуршание. Это бывает. Рядом - магнитный полюс Земли, до которого, кстати, до сих пор так никто и не добрался...

- Страна демонов, - вздохнул Шри Атал, который в последнее время начал сильно тосковать по теплым краям, по родному Дели. Смирнов знал по практике - когда человека начинают давить подобные чувства, ему пора домой...

- Уф, - перевел Смирнов дух и огляделся. - Красота. Ляпо...

Он не договорил. Рот непроизвольно приоткрылся Смирнов сглотнул загустевшую слюну и махнул рукой куда-то в сторону.

Шри Атал обернулся и тоже выпучил глаза.

- Скажи, что мне это не кажется, - потребовал Смирнов.

- Что это? - воскликнул профессор Атал, вытаращившись на пять крупных темных точек, увеличивающихся в размерах.

- Если бы знать...

Резкий порыв ветра ударил так, что люди качнулись. Ветер замер. Но через пару секунд ударил снова - еще сильнее.

Щри Атал зашипел, прикрывая рукавицей лицо, а потом кинулся к жилому блоку, крича и зовя наружу своих коллег.

Долго звать не пришлось. Наружу с двумя видеокамерами и фотоаппаратом высыпало все немногочисленное население станции.

Точки быстро увеличивались, приобретали хищные остроносые очертания. Они шли клином, как журавли. И в них было что-то зловещее, Что-то такое, от чего хотелось вдавиться в толщу льда и прикрыть голову руками, взывая к Божьему милосердию,

Мартин Вольф, метеоролог из Берлинского университета, полушепотом молился. Остальные галдели Смирнов угрюмо молчал, внутри поднималась волной противная мелкая дрожь, с которой невозможно совладать. Он ощущал, что это не к добру.

- Они! - восторженно завопил Серега Шулыгин, зеленый микробилог из Московского НИИ медико-биологических проблем. - Я знал!

Неопознанные объекты уже приобрели четкие очертания. Остроносые летательные аппараты, похожие на сплющенных прессом гигантских глубоководных рыб. Открывавшиеся взору их плоские брюха были черные, полированные, на них, как в зеркале, отражалась ледяная гряда , над которой они шли.

- Это корабли... Это их корабли, - как пьяный, орал Шулыгин.

Они шли прямо на станцию Это вскоре стало ясно. И тогда восторженные крики замолкли. Полярники молчали, ощущая, как нарастает напряжение.

А Смирнов, видя, что острие клина нацелено прямо на них, неосознанно понимал, что в нем поднимается паника, с которой ему не совладать, и хочется бежать, зарыться в снег...

- Жуть зеленая, - прошептал Шулыгин, не выпускающий из рук маленькую видеокамеру “Панасоник” и не забывающий жать на кнопку записи.

Ему никто не ответил

Это действительно были корабли. Откуда они пришли - из глубин космоса, из других измерений? Человечество не могло создать их. Они были огромны. Они были наполнены зловещей силой.

При их приближении ветер, донимавший полярников уже три дня, стих. Установилась прозрачная, звонкая тишина.

- Господи, спаси, - прошептал Смирнов и перекрестился, видя, что туши чужих кораблей начинают снижаться.

- Раздавят, сволочи, - воскликнул Шулыгин, трясущимися руками ловя в объектив видеокамеры объекты.

А громадные тени на ослепительно белом льду подползали все ближе к крошечным корпусам станции и фигуркам людей, застывших на поверхности.

Когда тень упала на полярников, стало заметно холоднее. Температура мигом упала градусов на пятнадцать. Защекотал нос запах озона и еще какой-то непонятной химии. И стало тихо. Настолько тихо, что слышно было, как бьются сердца и жужжит мотор видеокамеры. ..

Казалось, это никогда не кончится. Гладкое брюхо чужого корабля двигалось над ними, как длинный товарный состав, которому нет конца. Возникло ощущение, что до него легко дотянуться рукой. И еще в душах людей возникла уверенность, что сейчас неторопливый бег закончится, и корабль осядет, вдавливая в лед и станцию, и людей.

- Ну же, - прошептал Смирнов, сердце которого рвалось из груди. Он судорожно вдохнул ледяной воздух, обжигая легкие и не обращая на это внимания. Корабли прошли над станцией!

- Я хренею, - незатейливо прокомментировал Шулыгин.

Они зависли километрах в семи южнее. Пять кораблей замерли неподвижно в воздухе на высоте в три десятка метров, носами почти касаясь друг друга, образовав звезду.

И тут, как языки, откуда-то из глубин их металлических корпусов поползли закрученные в спираль золотые штыри. Они соприкоснулись с поверхностью льда и озарились ярким, как при газосварке, светом. Вниз ринулся зеленый луч.

Полярники, не в силах сдвинуться с места, завороженно смотрели на разворачивающееся фантастическое действо. Смирнов дрожащей рукой откинул теплый капюшон. Он только сейчас заметил, что температура растет. В Антарктиду приходило тропическое лето.

Зеленый луч вгрызался в толщу льда. Вверх поднимался пар, окутывающий корабли, из-за которого едва были видны зловещие черные силуэты.

- Они решили растопить Антарктиду? - криво ухмыльнулся Шалыгин, продолжающий снимать все на видеокамеру, которую отнять сейчас у него не смог бы никто.

Температура все росла. Вскоре стало просто жарко. Зеленый “сварочный” луч погас неожиданно. И тут же из клубов пара поползли вверх темные туши летательных аппаратов - неторопливо, с уверенностью.

Они поднимались вертикально. И походили на подводные лодки, всплывающие с океанского дна.

- Они уходят! В космос! - разочарованно завопил Шалыгин.

- Скатертью дорога, - Смирнов накинул капюшон - температура быстро падала, и бил в лицо штормовой ветер, который все крепчал. - Как бы не сдуло станцию!

Когда корабли исчезли в синеве неба, полярникам понадобилось несколько минут, чтобы элементарно прийти в себя. После этого Смирнов завел второй, исправный, вездеход. И четверо человек, прихватив счетчик Гейгера и другую аппаратуру, отправились к месту, над которым висели корабли,

Радиационный фон был выше обычного и рос по мере приближения к месту, но до опасной величины ему было далеко.

Вездеход качнулся и замер на краю идеально выпиленного круглого колодца диаметром метров тридцать, что уходил, казалось, в центр земли. Мощный луч фонаря растворился в темноте,

  - Ничего себе, - покачал головой Шулыгин.

- Бесова мила, - хмурился все больше Смирнов.

- Это был первый контакт, Палыч. И они ушли, - при этих словах Шалыгин не мог скрыть разочарования.

- Хорошо, если так. Только бы не вернулись, - Смирнов нагнулся, снял рукавицу и провел рукой по острому краю колодца.

- Почему? - спросил профессор Шри Атал.

- Это зло. Неужели вы не чувствуете?

Глава вторая

ПЕРВОЕ НАЗНАЧЕНИЕ

Я иду по длинному коридору. В конце его - зовущий свет. Мне хочется туда. Но с каждым шагом идти все труднее. И воздуха все меньше. И в душе нарастает тревога, готовая вот-вот трансформироваться в панику. Я знаю, что не дойду. И знаю, что должен дойти. Там, где светится щель в двери, меня ждет что-то. Или кто-то. То, что очень нужно мне То, чего мне так не хватает.

Вконец обессиленный, я падаю на колени. И по ушам бьет нечеловеческий отчаянный визг...

Меня будто за пятку дернули - и я очнулся на грешной земле Точнее, на жестком ложе.

Я попытался еще раз нырнуть в глубины сна, потому что не завершил там то, что должен был завершить обязательно. Но этот визг влек меня обратно...

На сей раз я проснулся окончательно.

А проснувшись, понял, что владевшая мной тревога не рассасывается. Она без труда перекочевала из эфемерных реалий сна в плотный вещественный мир. Только теперь она наливалась, пульсировала отвратительным, елозящим пилой по нервам, звуком.

Кто я? Откуда? И где нахожусь, шарх все это возьми? Впрочем, сомнения и неопределенность владели мной лишь мгновение. Очень быстро хаос чувств и фрагментарных воспоминаний начал складываться в общую картину.

Итак, я лейтенант третьего класса, пилот-стажер Серг Кронбергшен. Боевых вылетов - ноль. Время налета на учебных машинах - четыреста часов. Выпускник школы истребителей на Галахваре... Стоп. Тут опасная боль. Тут живут боль и острое ощущение утраты.

Пульсирующий звук, скребущий изнутри, - это сигнал общего сбора. Он означает, что в течение пятнадцати минут все, свободные от несения службы, обязаны построиться в строевом зале.

Я жил (громко сказано для одной ночи) в одноместной каюте, достаточно просторной и комфортабельной, оснащенной всем необходимым - ванной, санузлом, компьютерным голографическим комплексом, полным набором мебельных трансформсров, пищеблоком. На линкорах, представляющих из себя гигантские металлические махины, стоящие дороже, чем инфраструктура иной планеты, нет проблем с пространством. А энергии кварковый реактор вырабатывает более чем достаточно - хватит для любых бытовых нужд. Это вам не катер огневой поддержки, где человек на человеке, а весь объем занят оружием, боезапасами и вещами первой необходимости.

- Комбинезон, - приказал я.

Стена распахнулась, я подошел к ней, обернулся, и меня ласково окутал форменный комбинезон офицера военного космического флота Комбез едва слышно зашуршал, приспосабливаясь к моему организму, выбирая оптимальный тепловой режим. Я придал ему повседневный синий цвет.

Повисшие в воздухе бледные цифры демонстрировали как корабельное, так и базовое время, а также производили обратный отсчет до момента сбора. Сейчас глубокая ночь. Определенно не время для торжественных церемоний. Значит, кому-то очень нужно собрать нас вместе . И огорошить какой-нибудь новостью.

Сполоснув быстро лицо тонизирующей активной водой, я встряхнул головой, пригладил короткие волосы. Поглядел в двухметровый обманный иллюминатор окна. В нем был виден лишь огрызок ярко-голубой планеты, всю остальную ее часть закрывала уродливая, предельно функциональная, лишенная какого бы то ни было изящества масса “Атолла-1000” - главной боевой защитной станции орбитального оборонительного комплекса Дарны.

Дарна представляла собой образец заштатной скучной планетки, примечательной разве тем, что на ней расположен штаб третьей эскадры фиолетового сектора. Именно в эту эскадру я получил назначение.

Именно с ней отныне намертво связана моя судьба - судьба боевого пилота.

На Дарну я прибыл (“ступил на твердь” - как говорят космолетчики) ранним утром трое суток назад пассажирским рейсом с Канказа - столицы сектора. И проклял все на свете, потратив целый день на мотание по кабинетам в штабе и пытаясь получить назначение на свой, грозящий стать мне родным корабль. Штабные крысы, занятые какими-то чрезвычайно важными делами, все значение которых способны оценить только они и им подобные, без всякой жалости и смысла футболили меня из кабинета в кабинет, попутно заставляли вытягиваться по стойке смирно, напоминая, что кометы на их рукавах весят куда больше, чем мои. И я начал достаточно быстро набираться злобы, которую питают бравые фронтовые офицеры к тыловым заморышам. Справедливости ради надо отметить, что это чувство посетило меня рановато, поскольку фронтовым офицером в полном смысле этого слова я еще не был, а был зеленым выпускником летной школы, многие же из тыловых крыс прошли не одну заварушку. Но я мечтал стать настоящим фронтовым офицером. В общем, как и положено молодому лейтенанту, мечтал о подвигах и славе. Так уж повелось, что каждый лейтенант надеется лично переломить ход войны. От юношеских надежд лечат только грубые реалии войны.

- Свет погасить. Ждать, - велел я сервискомпьютеру и вышел энергичным быстрым шагом из каюты...

В руке я держал компьютерную карточку размером с ладонь, на которую вывел маршрут до строевого зала. Эту карточку, которая выполняла роль справочника, средства компсвязи, документа, удостоверяющего личность, пропуска и еще много чего, мне вчера выдал скучающий офицер-интендант, прибавив еще несколько необходимых для корабельной жизни безделушек.

Компьютерный гид был мне необходим как воздух, поскольку на корабле я пока ориентировался из рук вон плохо. Точнее - не ориентировался никак. И неизвестно, когда начну ориентироваться, поскольку в лабиринтах коридоров, залов, в пересечениях, порой несусветных, палуб, в паутинах хаотично переплетающихся прозрачных лифтовых колонн, при меняющейся, кажется, совершенно бессистемно гравитации сам шарх заплутал бы.

В уходящем от моей каюты вверх спиральном коридоре было полно народу. Матерые волки, прошедшие не одну боевую кампанию, - их было мало, шествовали они вальяжно, передними расступались, невзирая на звания. Молодые приготовишки, такие, как я, прибывшие вчера челноком или ненамного раньше. Представители медицинских, инженерных, сервисных служб. Все эти люди стремились туда же, куда и я, - в строевой зал.

Коридор заканчивался лифтовым проемом. Я прибавил ходу и вскочил следом за двумя офицерами на мягко пружинящую платформу лифта Меня на миг придавило тяготением, платформа взмыла вверх, пробираясь по прозрачной трубе.

Дух захватывало. Да, к этому зрелищу надо привыкнуть. Платформа несется, как капсула на любимых “плоскостниками” аттракционах Кажется, что тебя несет вверх пулей, мимо пролетают палубы, коридоры, шахты, фантастические громадные механизмы, залы. Калейдоскоп картинок, меняющихся одна за другой. Красиво. И страшновато.

- Привыкнешь, Серг, - услышал я голос справа. - Поначалу со всеми так.

Я посмотрел на лейтенанта рядом с собой. Сухощавый, с вытянутым, лошадиным, некрасивым, но обаятельным лицом и ровными белыми хищными зубами юноша. Комбинезон синей раскраски выдавал принадлежность к пилотской гильдии. Зеленоватый оттенок кожи говорил о том, что он выходец с Союза Шар-хам Шаха.

- Привет, Корвен, - улыбнулся я, протягивая открытую ладонь.

Он приветственно хлопнул по ней И улыбнулся в ответ.

Эта неожиданная встреча в лифте меня порадовала. С лейтенантом третьего класса Корвеном Шандарой я познакомился вчера. Мы сидели в мягких креслах в мелко дрожащем от предчувствия полета шаттле, и мягкий женский голос отсчитывал секунды до старта. Корвен, как и я, только что окончил пилотскую школу, но, в отличие от меня, никто бы не смог его назвать новичком на флоте. Он служил в сервисслужбе на легендарном линкоре “Тепис” И в летную школу перешел за полгода до того, как этот непобедимый флагман был уничтожен в неравном бою вражеской эскадрой у Звезды Пахаря.

Сидя в кресле шаттла, я был еще на взводе после скитаний по штабным кабинетам и не особенно стремился к задушевной беседе с незнакомым человеком. И Корвен сочувственно произнес:

  - Штабные крысы - это призвание. Их всегда больше, чем надо. Не обращай внимания.

Это было сказано с таким искренним сопереживанием, что парень сразу же мне понравился. И мы разговорились. Потом шаттл присоединился к стыковочному сектору “Атолла-1000”, оттуда шлюпка доставила нас к пункту назначения - на флагманский линкор “Бриз”. Нас встретил первый помощник начальника штаба капитан третьего класса Робгур Грак, сухо поприветствовал, для порядка проинформировал, что, если мы прибыли сюда за романтикой и развлечениями, лучше нам поискать другое место, многозначительно пообещал “красивую жизнь” и отдал в лапы интендантов. Те снабдили нас всем необходимым, выстроили, представили нашему будущему командиру - капитану Арвину Лоттену, медлительному, как медведь, смотревшему на нас с добродушной усмешкой человека, уверенного в своих силах и не привыкшего растрачивать их по пустякам.

- Ну что, зеленые, повоюем, - сказал он.

После этого интенданты нас расселили по каютам Я привел себя в порядок и провалился в беспокойный сон...

И сейчас встретился с Корвеном снова

  - Ночные сборы тут в порядке вещей? - спросил я у него и поймал на себе снисходительно-презрительный взор кряжистого капитана третьего класса, находившегося с нами в лифте.

- Ночной сбор может означать только одно, - сказал Корвен. - И не скажу, что это меня радует.

- Что?

- Это означает, что эскадра выдвигается в район предполагаемого боевого контакта.

У меня что-то екнуло в груди. И я воскликнул:

  - Так скоро?

- Эскадра не может подстраиваться под нас. Так же, как и противник, - пожал плечами Корвен - Так что скоро у нас будет “красивая жизнь”, как обещал капитан Робгур Грак

Платформа затормозила. Прозрачная лифтовая труба лопнула, как перезрелый плод. И мы вышли прямо в строевой зал.

Это было просторное, идеально круглое помещение метров ста в диаметре Купол представлял из себя сплошной стереоэкран, на котором были видны звезды.
       Карточка компьютера, прилепленная в гнездо к поясу, тонко пискнула. На ней появилась схема зала, и где пульсировал синий квадрат.

- Это место для новобранцев, - Корвен указал в сторону. Там действительно горели синие линии, очерчивающие квадрат, в котором набралось человек пятнадцать. Часть из них я видел вчера в шаттле.

Зал был расчерчен такими же квадратами, только других цветов. Так отмечались места построения подразделений.

Цифры на моей компкарточке вели обратный отсчет. Когда появится “ноль” - время истекло

За минуту до контрольного времени все стояли на своих местах. Шеренга из сорока человек - это моя команда. Такие же, как я, неопытные, нахохлившиеся, старающиеся выглядеть серьезнее Люди, которые еще не были в бою. На месте командира стоял уже знакомый мне капитан Арвин Лоттен.

Я стоял рядом с Корвеном - мы были почти одного роста, только я в плечах раза в полтора пошире, и морда у меня грубая, квадратная.

- Смирно! - пронесся по залу громовой голос.

Все вытянулись в струнку. Лица каменные, как у клонов, брови сведены - сама решимость. Взоры прикованы к точке в центре зала.

В полной тишине, нарушаемой лишь дыханием и стуком сердец, в зал в сопровождении двух своих заместителей, начальника штаба и командиров кораблей прошел командующий эскадрой адмирал третьего класса Гор Лармен. Он являл собой огромного роста седого мужчину с тяжелым взором Его форменный комбинезон отливал золотом и серебром, большая одиннадцатиконечная звезда горела на рукаве, меняя цвета. Лармен оглядел присутствующих. Ступил на пятиугольную белую платформу в центре зала, и она бесшумно взвилась вверх, зависнув на высоте трех метров.

- Вольно, содруги! - зычно крикнул он. По команде “вольно” можно ослабить одну ногу и положить ладони на пояс.

- Не буду тратить время на пустые разговоры, - голос у адмирала был зычный, командный. - Боевая задача. Пять-ноль текущего дня - время перехода, Расстояние - семь световых лет. Автоматические разведывательные модули засекли продвижение в супервакууме по направлению к системе Фаланги рейдовой группы противника. Цель ее - Саслен. Население планеты - триста миллионов жителей. Оборонительный комплекс третьего класса. Окраина Сферы.

Он помолчал. Взор его остановился на нашей шеренге.

- Докладываю - у нас пополнение из летных школ с Дирра и Финин.

Галахвар адмирал не назвал. Оно и неудивительно. Я был оттуда один.

На мгновение адмирал замешкался.

- И из школы Галахвара, - со странным оттенком произнес он.

По залу прошел сдержанный ропот Галахвар. Никто ничего не забыл. Я ощутил, как любопытные взоры устремились на нас. Каждый из любопытных хотел увидеть выпускников с Галахвара.

- Пополнение закрепляется за истребителями класса “Альбатрос”, - продолжил адмирал. - В качестве ведущих я выделяю лучших летчиков. Учитывая, что в ближайшее время, возможно, нам придется вступить в боевой контакт, достаточного времени на срабатывание экипажей нет. Поэтому прошу использовать каждую минуту. Вопросы?.. Все...

- Смирно! - заорал, будто стремясь выскочить из комбеза, начальник штаба.

- Вольно.

Платформа опустилась. Адмирал сошел с нее и быстрым упругим шагом направился из зала.

Рядом с нами был фиолетовый квадрат. Я уже прикинул, что в нем столько же народу, сколько и у нас.

- Ведущие, - прошептал Корвен. - Вот она, наша судьба.

- Почему? - спросил я.

- Потому что от них зависит, жить нам или умереть, Серг От них...

Встречавший нас вчера старший помощник начальника штаба Грак подошел, вытянулся по стойке смирно и что есть силы завопил:

  - Напра-во! Ма-рш! Стой! Нале-во! В шеренгу - стройсь... Теперь две шеренги стояли лицом к лицу - как стенка на стенку, в пяти метрах.

- Раз, два, три, - считал Корвен едва слышно. - Во, мне достается командир. Сам Арвин. Нормальный мужик.

- Ты откуда знаешь? - спросил я.

- Пока ты спал, я успел послоняться по кораблю, кое-что разузнать и познакомиться с людьми. Словечком перекинулся.

Тут для меня ничего удивительного не было. Корвен из тех людей, которые найдут общий язык даже с мерканским клоном.

- Так, - он пригляделся. - А тебе, брат мой, не повезло.

- Что?

- Женщина.

- Ну и что?

- Да нет, ничего. Командир-женщина - это не страшно..... Если только она не капитан второго класса Талана Алыптен.

- И что?

- Ее прозвище - СС, - хмыкнул Корвен.

- Что это значит?

- Суперстерва.

- Ого...

Капитан-штабист посмотрел на обе шеренги и заорал:

  - Смирно! Ну налюбовались друг на друга? Все - стажеры поступают в распоряжение ведущих... - он остановился перед шеренгой ведущих. - И сделайте за те несколько дней из этих щенков хоть какое-то подобие псов!

Он кивнул Арвину:

  - Командуйте, капитан, - повернулся и направился к лифту .

Арвин вышел из строя и сказал:

  - Знакомьтесь. В десять утра встреча в классе эскадрильи. Для непонятливых уточняю - мы теперь пятая эскадрилья первого дивизиона прикрытия... Р-разойдись!

После этого он подошел к Корвену и хлопнул его по плечу.

- Ну, напарничек, наведем мерканам шороху?!

- Так точно.

- Уж точно так... Пошли, переговорим накоротке.

Все разошлись. А я стоял как вкопанный.

Капитан Талана Алыптен неторопливо, заткнув большие пальцы за пояс подошла ко мне. Обошла, разглядывая, как предмет, назначение которого она представляет себе не совсем ясно и который по чьему-то капризу предстоит приспособить хоть к какому-нибудь полезному делу, да вот только жалость, что ни на что путное он не годен.

Выпускник Галахварской летной школы, - куда-то в пространство произнесла она.

- Так точно, - воскликнул я.

- Знаешь свою главную задачу?

- Управление системами вооружения тяжелого штурмового истребителя “Альбатрос”.

- Главная твоя задача - не лезть под руку в бою.

- Так точно, содруг капитан.

Я чувствовал себя неуютно - как солдат-наземник под обстрелом тяжелой артиллерии. Она остановилась напротив меня. И я смог рассмотреть ее внимательнее. Невысокая, возраст определить трудно, движения плавные. Лицо круглое, с прямым носом... Впрочем, не так это и важно. Лицо как лицо. Волосы очень короткие, не ухватишь, хотя устав не ограничивает женщин в длине прически. Женщина... О чем я? Какая женщина?! Это капитан космофлота второго класса! СС! Суперстерва!

Она снова обошла меня. Сколько это могло продолжаться? Ночь на корабле.

Тягучая процедура знакомства, а точнее моего изучения, должна была наконец закончиться. Я мечтал повалиться сейчас в постель.

- Не выспались, лейтенант? - жестяным голосом

осведомилась она.

- Я в порядке, содруг капитан.

- Вот и отлично. Тогда - в тренингзал.

- “Камера пыток”, - усмехнулся я и тут же прикусил язык.

Она посмотрела на меня вопросительно. И, расставляя четко ударения, выдала следующее:

  - Лейтенант, на первый раз делаю вам замечание. В другой - будете наказаны.

- Есть, содруг капитан.

Глава третья

ГИБЕЛЬ В “КАРТОННОЙ КОРОБКЕ”

Перегрузка вдавила меня в противоперегрузочное кресло. Но ни элластонити, ни гравинейтрализаторы не могли помочь. Тяжесть готова была раздавить меня.

В глазах померкло, а потом заплясали яркие искры. Казалось, сейчас моя голова в контактном шлеме просто лопнет и разлетится на куски. Я с трудом вздохнул, перевел дыхание.

Талана вывела “Альбатрос” из одного виража и тут же бросила его в новый.

Шарх ее забери! Еще пара таких выкрутасов - и для того, чтобы отправить меня на тот свет, не понадобятся услуги меркан. Все сделает за них мой командир! СС! Суперстерва- лучше не скажешь...

В глазах немножко прояснилось. И я снова смог охватить картину боя - разноцветные точки, линии, пятна, бледный контур космокарты “объема боя” - изображение шлем проецирует не на глаз, а непосредственно на зрительный нерв слабыми лептонными импульсами.

Постороннему показалось бы, что разобраться в этих пересекающихся линиях, движущихся точках не под силу человеку. Но меня учили этому искусству четыре года, так что ориентировался я в рисунке без труда. Другой вопрос - насколько эффективно я мог действовать. А вот тут были проблемы...

Мои пальцы, как на музыкальном инструменте, играли на контактных панелях рядом с подлокотниками кресла, подчиняя мне управление огнем, - я мог выдать залп из плазменной пушки, достать противника наводящейся торпедой, выпустить обманки, чтобы сбить вражеский прицельный огонь. А при гибели или ранении первого пилота я мог взять управление на себя, но такой случай мне вряд ли представится.

Я увидел черту, рассекавшую “объем боя” справа от нашего истребителя, напряг правую руку, активизируя системы. На!

Есть! Вспышка. Плазменный шар из бокового плазменного орудия достал вражеский истребитель! Я молодец! Я что-то умею! Я могу!

- Лейтенант! - ударил по ушам вопль командира. - Какого шарха?!

Я вжался в кресло. Пока зевал, наслаждаясь победой, пропустил зеленую линию слева - истребитель противника на боевом заходе. И в результате чуть не погубил нас. СС взяла оружие под свой контроль и послала плазменный разряд, Вражеская машина вильнула, вышла из зоны поражения.

Уф-ф...

Бой затянулся. Мы были в самой его гуще. И мне было очень тяжело

  - Прижали, - прошипела СС, бросая “Альбатрос” в вираж. - Заснул?!

Я не заснул. Я честно пытался прикинуть, как снять ближайший истребитель.

Их было много. Они лезли отовсюду. Преимущество в численности и, главное, в позиции было на их стороне. И нам не светило ничего.

Линии “рисунка” пересеклись, впереди был тяжелый истребитель меркан, и я врезал по нему со всех орудий... Я должен был его снять... Промах. Расчет оказался неправильным.

- Что ты делаешь?! - заорала Талана и заложила новый вираж, от которого затрещали кости и все встало с ног на голову. Б глазах все перемешалось - точки истребителей, треугольники лемурийских эсминцев и мерканских фрегатов, линии огня и прогноз траектории Серая пятнистая туша каменистого безжизненного спутника, вокруг которого шел бой, перевернулась несколько раз. Красный гигант сзади тоже метался как-то бессистемно. Нас швыряло, как щепку в водопаде. Меня мутило. Я потерял ориентацию и утратил способность вообще к чему бы то ни было.

- Лейтенант! - крикнула она. Я почти наугад выпустил пару плазменных шаров... Потом наш истребитель тряхнуло. Нас достало зарядом, и пламя начало пожирать “Альбатрос”,

  - Все, - сдавленно прошептал я...

Наша машина погибала. Оранжевое пламя, из тех, которые горят и в полном вакууме, прожгло обшивку, жадно лизнуло скафандр на моем предплечье, поползло выше. Я заорал от безумной боли. И меня заботливо окутала спасительная тьма.

... Очнулся я от холодного воздуха, дующего мне в лицо. Включилась система медицинского обслуживания скафандра, начал поступать озонированный кислород с биодобавками. Голова от этого коктейля светлела быстро.

Я сдернул контактный шлем. Нажал на клавишу. Легкая металлическая крышка “картонной коробки” - так в народе называют стационарное устройство тренингового контакта - отошла.

Я судорожно вздохнул. Посмотрел на руку. Потрогал ее. Эта рука только что была спалена плазменным зарядом, выпущенным мерканской пушкой. На ее месте должна была быть обугленная рана... Тьфу, ничего подобного. Это все двойная реальность. Тот бой жил в глубинах компьютера тренингового комплекса. Все это морока, обман...

Но все равно внутри я сотрясался от дрожи. СС умудрилась не мудрствуя лукаво врубить УРРЕАА тренинга (уровень реальности) на сто процентов. Помимо прочих радостей это означало реальную, как в жизни, боль. Реальные страдания. Реальные стрессы.

Кстати, пока я пытался собрать себя по частям, проклиная все на свете, она уже была на ногах. Сложив руки на груди, она стояла и терпеливо ждала, когда я приму вертикальное положение и доложу:

  - Лейтенант Кронбергшен тренинг-погружение закончил,

  - Отвратительно, лейтенант... Просто отвратительно, - скривила она тонкие губы.

Ответа тут не требовалось. А требовалось стоять, выпучив преданно глаза, и заботиться об одном - ни в коем случае не распустить язык, не спорить, не возражать. Не пытаться объяснить, что давать УРРЕАЛ-один в первый совместный тренингконтакт - это не только опасно, но и положа руку на сердце является законченным садизмом. За все время моей учебы такой уровень включали три раза. Наши преподаватели боялись УРРЕАЛа-один, поскольку он нередко приводит к тяжелым психотравмам. Но СС было все равно. Ее меньше всего заботило мое состояние. По практике я знал, что таким командирам возражать - только искать себе приключения. Все возражения кончаются комплексом карательных мер. Командир всегда прав - на таком нехитром постулате не одно тысячелетие держится армия. И еще крепче - флот.

- Успеваемость в летной школе? - резко спросила Талана.

- Только отличные отметки, - ответил я.

- Все равно, вы просто балласт... Тут шарх все же потянул меня за язык:

  - При тренингпогружении мы сбили два вражеских истребителя.

- И вражеские истребители сбили нас. Напомню, из-за вашей неспособности скорректировать вовремя огонь бортовых орудий... Что вы так смотрите? Я не права?

- Никак нет. Вы правы, содруг капитан.

- Польщена, что вы это признали, - саркастически произнесла она. - Отличник, вы наслышаны о разнице между учебным и реальным боем?

- Так точно.

- Вам в вашей школе должны были вдолбить, что разница эта - пропасть. Ни один учебный бой, даже с УРРЕАЛом-один, не заменит настоящего. Отличники в компьютерных боях не раз оказывались в реальной ситуации ни па что не годными. Вы этого не знаете?

- Знаю.

- Ну да. Отличные отметки, - в ее голосе звучала такая издевка, что мне вдруг захотелось провалиться сквозь землю за то, что преподаватели ставили мне “отлично” на экзаменах,

Она подошла к пульту, стоящему между двумя “картонными коробками” в просторном зале тренингового комплекса, в котором умещалось три с половиной сотни устройств тренингового контакта. Нажала на слабо светящийся малиновым цветом контактквадрат, задала программу. И из пустоты, быстро приобретая четкость, проступила квадратная объемная картинка со стороной в полтора метра - голографическая развертка с записью проведенного нами боя. В глубине объема нетрудно было узнать красную планету-гигант, ее серый скалистый спутник, сошедшиеся в горячей схватке боевые машины. Читался рисунок боя. Горели один за другим истребители. Вспыхнул, окрасился белым пламенем и развалился на куски наш эсминец.

- Медленнее... Еще медленнее, - приказала Тала-на компьютеру. Точки поползли медленно. Самая большая белая мигающая точка - наш “Альбатрос”. Он ушел от одного залпа. От другого. И вот ключевой момент - мерканский легкий истребитель класса “Короед”, который я, зазевавшись, не отсек бортовыми орудиями, хотя имел для этого все возможности, разнес наш борт с расстояния в сто пятьдесят километров.

- Видите вспышку, - СС окунула руку в голографическую развертку, будто хотела схватить вспыхнувший огонек. - Мы мертвы, лейтенант. Добро пожаловать на тот свет..., Только не повторяйте, что мы сшибли два вражеских истребителя. Мне нужны не бестолковые самоубийцы, горящие праведным стремлением к самопожертвованию и мечтающие унести в могилу побольше врагов. Мне нужен пилот, который умеет выживать. И убивать. Это понятно?

- Так точно, содруг капитан.

- Свободны. В семь тридцать, после завтрака, жду вас здесь.

- Есть...

Таким оплеванным я не чувствовал себя никогда... И все-таки, что бы она ни говорила, я сшиб истребитель. Пусть в учебном бою, а не в реальном. Но я уверен, что и в реальной обстановке он горел бы точно так же... Впрочем, это мы посмотрим. Ждать осталось недолго...

***

Внешне движение в космосе нашей эскадры ни в чем не выражалось. Ни один сторонний наблюдатель не поверил бы, что через пространство несутся боевые корабли-вакуумпробойники, внешне смахивающие на гигантские медузы.

В наше время сверхсветовые скорости считаются недостижимыми, как и триста лет назад, когда появилось понятие светового барьера. Световой барьер никто пока не смог отменить. Но после открытия эффекта сжатия вакуума и изобретения способа формирования точек перехода в супервакуум волшебным образом изменилось само понятие масштабов и расстояний. И сегодня огромные корабли-вак-уумпробойники, сдавливая пространство в точке размером не больше элементарной частицы, пробивали “дырку” в привычном нам мире и через нее проваливались в иную фазу пространства-времени. Ученые окончательно запутались, пытаясь теоретически обосновать этот процесс. Да и вообще до сих пор так и не создана научно выверенная картина самого вакуума, нет и в помине понимания, что происходит в момент “пробоя”. Конструкторы действовали больше методом проб и ошибок, часто интуитивно, так что прогресс “вакуум-пробойной” технологии напоминал больше искусство, чем науку. Так или иначе, цивилизации стали доступны звезды, что привело к расселению людей по нашему сектору Галактики, установлению контактов с другими гуманоидными цивилизациями, созданию Лемурийской Большой Сферы и Объединения Мерканских свободных миров, а позже и к столкновению их друг с другом.

Эскадра неслась сквозь “плотный вакуум” к цели, и только разбросанные по космосу десятки тысяч автоматических разведывательных модулей, детекторов контроля возмущения среды, фактически одновременно пребывающих в разных слоях реальности и образующих глобальную систему космического оповещения, могли засечь это продвижение, на чем, кстати, и строилась вся система нашей и мерканской обороны. Если бы не она, корабли возникали бы будто из ниоткуда и уходили в никуда, что кардинально изменило бы и тактику, и стратегию боевых действий. Вот тогда напряженность боевых действий была бы совсем иная, и война завершилась бы куда раньше. Возможно, не в нашу пользу.

Расстояние в семь световых лет наше соединение должно было покрыть за двенадцать дней. То, что мой корабль продирался сквозь супервакуум, никак не отражалось на внутреннем распорядке и течении жизни. Внешнее движение вообще не ощущалось. Казалось, линкор “Бриз” намертво врос в толщу скал. Не было никаких контактов с окружающим пространством. Никакой информации мы ни от кого не получали. Иллюминаторы и экраны показывали такую темень, какой не сыщешь нигде в обычном космосе.

- Который раз ныряю в вакуум - никак не могу поверить, что все происходит на самом деле, - сказал Корвен, с которым мы давили стаканчик-другой алкоголя в корабельном овальном баре на пилотской палубе. Здесь была пара десятков столиков, вырастающих из бугристого мягкого пола, система автоматической раздачи напитков работала безотказно, а потолок и стены украшала стереокартинка голубого, покрытого редкими кучевыми облаками небосвода и лесистого пейзажа. - Хоть убей, не в силах поверить, что мы вынырнем в системе Фаланги. И не поверю... Пока мы не вынырнем. Мне кажется, что супервакуум - это такая шутка... Будто все шутят, что он есть...

- Но ведь не шутят, - возразил я.

Шли восьмые сутки моего пребывания на “Бризе”. И мне тоже чудилось нечто подобное. Человек все чаще не в силах разумом охватить свои творения.

Слишком далеко зашел прогресс. Слишком высоко мы забрались с того времени, когда ножами выделывали шкуры и ковали в кузнях мечи и плуги.

- Думать над этим, - махнул рукой Корвен, - голову сломаешь...

Мы пьем легкое прозрачное вино. И отличное, хоть и синтетическое, пиво. И жизнью вполне довольны. Самые невероятные вещи и свершения человек упаковывает в серую обертку обыденности и скуки и сживается таким образом с ними. Такое вот наше поганое свойство.

- Ничего не попишешь, - согласился я. - Закон привычки. Все входит в привычку. Даже чудеса. Еще три сотни лет назад ни один человек не поверил бы, что можно за несколько дней преодолеть несколько светолет.

- Пятьсот лет назад никто не поверил бы, что можно вообще приподняться над землей, не размахивая крыльями.

- Это мысль философская. Давай еще по бутылочке пива, - тут же предложил я.

Сказано - сделано. На мою просьбу стойка бара выплюнула еще две банки с пивом. Я отпил глоток... И пиво встало поперек горла, когда сзади зазвучал до мерзости знакомый голос:

  - Его превосходительство изволит пьянствовать.

Я подскочил на стуле. Потом быстро встал, вытянулся, собрав волю в кулак и придержав готовое вырваться ругательство. Корвен сочувствующе посмотрел на меня, тут на него обрушился твердый, как алмаз, взор СС, и он непроизвольно - само тело подалось - вытянулся по струнке.

- Ваше время провождение, лейтенант Шандара, меня не интересует - с вами мучиться Арвину. А поведение лейтенанта Кронбергшена удручает меня...

Мне хотелось сказать, что поведение капитана Альштен печалит меня еще больше, но я пока еще не записался в клуб самоубийц. И все-таки обидно. Я всего час назад вылез из “картонной коробки” и не мог прийти в себя после того, как в грудную клетку воткнулся осколок переборки, превратив мое тело в сплошное кровавое месиво.

- Что вы себе позволяете? - строго осведомилась СС.

- Я подумал, что можно немного расслабиться, со-друг капитан.

- Вы подумали?.. Вы умеете думать? А, вы же отличник летной школы... Психоподавляющие вещества, как я вам уже говорила, на эти дни запрещены.

- Бутылка пива. Всего-то...

- Запишите на свой счет еще два наряда... Отработаете после системы Фаланги. Сейчас приведите себя в порядок. Бегом в медпрофилактический блок. Через полтора часа я вас жду в тренинговом комплексе.

- Опять?

- Три наряда, лейтенант!

Ей Богу, когда я был курсантом-первогодком, со мной обращались куда ласковее. Интересно, если бы там попались такие командиры, меня по-прежнему тянуло бы к звездам?..

Я упрямо и зло посмотрел на нее. Она напоролась на мой взор, вперила в меня глаза, и ее губы тронула легкая усмешка.

- Выполняйте.

- Есть.

Она обернулась и двинула из бара, провожаемая насмешливыми взорами офицеров, которым эта сценка пришлась по душе СС была достопримечательностью корабля. Говорили, что равной ей по вытягиванию жил нет во всем космофлоте.

Когда она вышла из бара, послышались громкие хлопки. Лопатообразные волосатые лапы аплодировали с воодушевлением, а бородатые звероподобные рожи лыбились непристойно, как и положено лыбиться равванским наемникам. Самая отвратительная рожа, как принято у равван, принадлежала самому старшему из них. Я уже знал, что это капитан Сарн Вольген - существо опасное, от которого следует держаться подальше, поскольку он является источником большинства беспорядков как “на палубе”, так и при увольнениях на планеты.

- Крепкая штучка! - тыкнул один из наемников.

- Пантера. Я бы побаловался с ней в постели, - развел капитан Вольген лапами, в одной из которых была зажата пол-литровая банка крепкого “прозрачного вина”.

Я бросил на него немного удивленный взор Такая мысль могла прийти в голову только полному психу - лучше обручиться с коброй. Но равване пользовались заслуженной славой психопатов.

- Чего, сосунок, у меня что-то интересное нарисовано на роже? - угрожающе осведомился капитан Вольген.

С равванскими наемниками обычно никто не связывался. И я не хотел открывать счет тех, кто будет бодаться с этими негодяями. Так что взор я отвел.

- Животное, - хмыкнул капитан в мой адрес и отвернулся... Кто бы говорил!

- У меня Арвин - свой в доску, - искренне жалея меня, произнес Корвен, допивая пиво. - Понимаем друг друга. Гонять тоже мастак до седьмого пота. Но он свой в доску. А СС, как скорпиона, все за километр стороной обходят.

- Мне повезло.

- С другой стороны, она выжила на “фестивале” у Звезды Алъхара.

Я присвистнул. Для меня это было открытие. На этом “фестивале” (так издавна именуют во флоте космические сражения} мало кто выжил. Он до сих пор предмет многочисленных споров, любимый объект для литераторов и режиссеров глобальинфосети.

- СС, - будто осмысливая это слово, произнес я. Оно навевало на меня какие-то туманные ассоциации, но я не мог понять какие. Понимал лишь - это что-то такое, чему образ моего командира соответствует вполне...

СС... Я замер. Все вокруг будто стало отдаляться. Изнутри опять хищником воспряла тревога, готовая вцепиться мне в самый загривок. Мне вдруг стало одиноко и тоскливо...

- Что с тобой? - обеспокоенно потряс меня Кор-вен за плечо.

- Не знаю...

У меня опять было состояние, схожее с тем, когда я выныривал из сна, брел к двери, но не мог добрести. Я ощущал, что не могу в себе разобраться. В глубине существа лежал какой-то камень, тянущий меня вниз.

- Все, пошел приводить себя в порядок, - я встряхнул головой, бросил опустошенную банку с пивом, она упала и была тут же проглочена рванувшим из стены хоботом уборщика.

Меня ждал медпрофилактический блок в каюте, а потом - “камера пыток”.

***

Чтобы сработать двойку (пилот - оружейник) тяжелого истребителя класса “Альбатрос”, нужен минимум месяц. Обычно спевка идет по этапам: “картонная коробка”, совместные патрульные вылеты, участие в боевых действиях “на подхвате”. Сразу новичков кидают в пекло лишь в исключительных случаях. Когда дела идут неважно и другого выхода нет.

У наших ведущих было двенадцать дней, чтобы довести нас до кондиции. И эти дни дались нам дорого. Работали в “камере пыток” до седьмого пота. Но никто не мог похвастаться, что его гоняют, как меня. СС превзошла все мыслимые пределы. Я валился с ног от усталости. Через силу залезал в душ и включал медпрофилактический блок. Ионизирующий душ, электростимулирование биоактивных точек, полевые корректоры немного приводили меня в чувство, и я опять падал в мягкие объятия ненавистного устройства тренингового контакта. Я проклинал все на свете, И “картонную коробку”. И линкор-флагман “Бриз”. И тот далекий миг, когда решил стать, незнамо почему и для чего, пилотом, чтобы участвовать в бесконечной войне. Проклинал, но опять шел в “камеру пыток” и летел в лоб вражеским истребителям. Опять вылезал из “картонной коробки” и, рискуя рухнуть без сил прямо на упругий пластиковый пол, выслушивал от СС:

  - Лейтенант, вы убийца. Вы только что погубили себя и своего ведущего.

Я скрипел зубами. Приходил в себя, И снова - “картонная коробка”. Стопроцентная чувствительность, хотя у того же Корвена УРРЕАЛ не поднимался выше семидесяти, равно как и у других, Их жалели. Меня СС не жалела. Меня она ненавидела.

Скорее всего, я ее тоже ненавидел... Она была несправедлива, агрессивна, цинична и издевалась надо мной, кажется, с огромным удовольствием. Обиднее всего было то, что, кажется, она не столько стремилась вылепить из меня пилота в своем понимании (это еще можно было простить), сколько просто измывалась с целью сломать меня и выкинуть прочь... Только я ей этого не позволю. В летной школе отлично учат подчиняться и терпеть. Пилоту, который не овладел этим искусством, грош цена. И перетерпеть я могу многое. Может, когда-нибудь придет время и мы сочтемся... Может быть...

- Вы не раздумали стать пилотом? - улыбаясь холодно, спрашивала она.

Я имел шанс раздумать. По традиции перед первым боевым вылетом пилот мог отказаться от полета и быть с позором выкинутым из флота. Отказывались очень немногие. По-моему, она стремилась, чтобы я вошел в их число.

- Никак нет, содруг капитан.

- Ладно, содруг лейтенант. Через час снова...

Медблок, Прийти в себя. “Картонная коробка”. Безвкусная еда на обед- при воспоминании о том, как плазма выжигала желудок в последний раз, любой деликатес покажется пищевыми отходами.

Снова и снова тренировки.

На десятый день такой чумной жизни, когда я опять вывалился из “картонной коробки” и ощутил, что ноги отказываются держать меня, Талана прищурилась и сказала:

  - Ладно. Будем считать, что первый этап закончен. Через “камеру пыток” вы прошли, лейтенант.

- Как?

- Все, тренажеры пока по боку. Отдых. Можете выпить банку пива. Только ничего крепче. Не увлекайтесь.

- Есть, содруг капитан.

- Если повезет, посмотрим у Фаланги, каков ты в бою и чего стоят мои уроки...

В этот вечер я заснул счастливым. Я знал, что завтра не будет “камеры пыток”.

Ну а дальше - как получится. Последний выпускник школы Галахвара живет взаймы.

Глава четвертая

СИСТЕМА ФАЛАНГИ

Эскадра вынырнула в намеченном секторе системы Фаланги и вышла на орбиту вокруг красной газовой планеты-гиганта, оправленной в три кольца, -той самой, около которой раз за разом разворачивались боевые действия в “картонной коробке”.

В системе Фаланги имелась одна колонизированная планета - Саслен. Она имела технологическую инфраструктуру, основу которой составляли гигантские биоконструкторские комплексы, раскинувшиеся на трех континентах. Остальные планеты системы никакого интереса не представляли - для жизни они не подходили.

Следов меркан здесь не было и в помине. “Плоскостники” с Саслена жили обычной, достаточно беззаботной жизнью высокотехнологичного общества со стандартно высоким уровнем благосостояния. Наши стереовизоры ловили их безмятежные передачи, в которых и намека не было на то, что система может стать полем боя. Хотя пространство это считалось близким к границе, никто не верил, что вялотекущая война дотянется сюда. Прибытие эскадры, обозначенное как плановый поход, было главной темой стереопередач аж три дня, потом подоспели пара громких преступлений, выборы муниципальных контролеров, пуск четвертой линии планетарного кваркового реактора и перевод комбината “Биоактив” на новую технологию синтеза субактивных полимеров...

- Меня поражает эта беззаботность, - говорил я Корвену, с которым мы сидели в моей каюте. Стереовизор растворил всю стену, и на ее месте возникали картинки городов Саслены. Ничего особенно выдающегося нашим глазам не представало. Обычная провинциальная дыра. Неизменный километровый, со старомодным радужным покрытием небоскреб в столице, в нем расположены административные службы, и он должен наглядно демонстрировать процветание планеты. Жилые пузыри в полярных холодных районах. Стандартная застройка с домами-гроздьями и “шайбами”. И, естетсвенно, аборигены, гордые сознанием того, что судьба позволила им жить в этом “самом лучшем уголке Вселенной”.

- “Плоскостники” вообще забыли, что идет война, - сказал я.

- Для них она далеко, - пожал плечами Корвен, рассматривая в иллюминатор красный гигант с двумя большими, в тысячи километров, темными пятнами смерчей, которые кружатся тысячи лет.

- Далеко?.. За год мы потеряли две планеты и двести тысяч человек.

- Еще вспомни погибший линкор, одиннадцать крейсеров... Это “плоскостникам” ничего не говорит, - Корвен закинул в рот сладкую хрустящую пластинку и бросил опустевший пакет в угол. Оттуда появился чавкающий хобот уборщика, запрограммированного мной из-за ненависти к беспорядку подбирать все плохо лежащее.

- Но две планеты...

- Они умом понимают это. Но поверить не могут. Война идет уже семьдесят лет.

- За семьдесят лет мы потеряли восемь планет... А тут две в год.

- А ты знаешь, что немало “плоскостников” вообще ничего не имеет против того, чтобы сдаться? - посмотрел на меня с насмешкой Корвен,

  - Знаю, - кивнул я, вспоминая разговоры знакомых и соседей в той далекой, теперь кажущейся нереальнои жизни, когда свет для меня еще не сошелся клином на космофлоте, на линкоре “Бриз”. Да, я немало слышал пространных рассуждений и о том, что под Мерканой ничуть не хуже, а, может, даже и лучше, чем под Лемурией.

- Все дело в том, что война идет слишком долго. И она слишком далеко. Ненависть, движущая массы, иссякла. Тем более что в большинстве случаев боевые действия ограничиваются схваткой флотов, и высадка на захваченные планеты происходит достаточно мирно. И после оккупации “плоскостники” продолжают жить, как жили - четырехчасовой рабочий день, сенсоригры, тысяча и одно удовольствие. Кстати, в вопросе удовольствий меркане достигли куда больше, чем мы. Тут с ними трудно состязаться. “Простому человеку не все равно, кто пишет для него законы”. Не слышал такое мнение?

- Слышал.

- Внизу полно пораженцев... Они перестали верить во врага, считая всю информацию о нем пропагандой военных.

- Кстати, меркане должны были появиться здесь еще пять суток назад, - сказал я.

- Заждался? Не терзай себя. Коротай время до смерти.

- Что у тебя за язык, Корвен?!

- Вся наша жизнь - это коротание времени до смерти. Просто у некоторых это получается интереснее и удается растянуть процесс подольше...

- Корвен, а почему наши разговоры все время скатываются на философствование?

- Наверное потому, что мы пилоты-философы, - засмеялся Корвен.

- А может, враг вообще не доберется сюда? И мы просто бесполезно болтаемся в космосе?

- Возможно. Разведывательная система флота время от времени дает неправильную информацию. Датчики контроля какие-то непонятные возмущения вакуума принимают за движущиеся космические корабли. Все может быть... Но не будет.

- Почему?

- Потому что у меня чешется нос. А это к хорошей потасовке.

- Хохмач.

- На том стоим... Хотя лично мы можем вообще не попасть в дело. Пилотов-стажеров пустят в последнюю очередь. Да и мы - дивизион прикрытия. То есть должны прикрывать кого-то. В лучшем случае будем на подхвате... Но если дойдет до дела, мы многих недосчитаемся, Серг. Несработавшиеся стажеры горят, как факелы, вместе с ведущими.

- Хорош тоску навевать, - поморщился я, зная, насколько он прав.

- Напоминание, - пропел компьютер. - Готовность - десять минут.

- Пора, - сказал я.

Через десять минут начнется патрулирование. Боевые машины делятся по кубам и патрулируют их, пока контрольдатчики прощупывают вакуум. Каждый вылет - одиннадцать часов.

Патрулирование - род деятельности, где первую скрипку обычно играет скука. Только не с СС! С ней каждый полет становился продолжением “камеры пыток”. Правда, наш “Альбатрос” не нарывался на плазменные заряды, но зато перегрузки настоящие, а не иллюзорные, и кости после них болят на самом деле.

- Пошли, - кивнул Корвен. И тут по ушам рубануло.

- Боевая тревога! - хлопнул в ладоши Корвен с отчаянной бесшабашностью. Не даром чесался нос.   - Серг, меркане здесь!

Сердце у меня бешено забилось в груди. Все, шутки кончились. Начинается боевая работа.

***

Капитан третьего класса, прислонившись к стереоэкрану в коридоре, будто пытался высмотреть то, что отсюда не разглядеть, - корабли меркан. Он говорил сам с собой и время от времени бил забинтованным в регенерационный бинт кулаком о стекло, и из-под повязки сочилась кровь,

  - Шарх! Они погубили нас, - бормотал он. - Сколько ребят. Сколько ребят... Шарх возьми. Мы не дождемся подмоги... Меркане возьмут этот мир... Шарх возьми, тупицы!.. Нельзя защитить систему одной эскадрой. Шарх возьми. Сколько ребят...

К нему подскочил лейтенант первого класса, зло зыркнув на меня и Корвена, непрошенных свидетелей.

Капитан бил по экрану все сильнее и походил на безумного.

- Лор, пошли, - взял капитана за локоть лейтенант. - Ты хочешь, чтобы за тебя взялся Торрел?

Зловещее имя всесильного начальника контрразведки флотилии несколько отрезвило капитана. Действительно, за подобную истерику вполне могут предъявить обвинения в деморализации личного состава в боевых условиях. Врезав напоследок по экрану так, что регенерационная повязка слетела и кровь забрызгала стекло, капитан резко оттолкнул лейтенанта и, выпрямившись, зашагал к лифту.

Я знал в лицо этого капитана. Еще несколько дней назад он был веселым человеком, балагурил и рвался в бой. Теперь его будто подменили.

Мерканское соединение вынырнуло из супервакуума и набросилось на нас, как оголодавшая волчья стая на добычу, решив смять и раздавить сразу.

Меркане атаковали значительными силами, похоже, бросив в бой свои обычно оберегаемые резервы. Непонятно, почему они прицепились к этой заштатной системе, но, видимо, какой-то интерес у них был. И началась мясорубка.

Первый натиск мы отбили с большим трудом, при этом потеряли два эсминца. Я просматривал в записи, как они гибли. Зрелише было воистину устрашающим. Под напором бьющих с нескольких сторон плазменных батарей, как комья грязи, отваливается почерневшая обшивка. Плазма пожирает переборки, механизмы, людей, добираясь до кваркового реактора. И вот очертания изуродованного, истерзанного корабля-пробойника вдруг становятся нечеткими, по нему будто бегут полосы, как по барахлящему стереоэкрану, - это реактор идет в разнос, ломая пространство. И все рассыпается в пыль...

Мы выстояли. Только чего это стоило! Меркане сумели развалить два спутника планетной обороны. Третья эскадрилья второго штурмового дивизиона перестала существовать - из пятидесяти пилотов в живых осталось пять, они сейчас в реанимационных блоках. Пятая эскадрилья не вернулось ни одного... Список можно продолжать...

Какая-то глухая, пустая жуть охватывает, когда видишь, что становится меньше людей в синих комбинезонах. Пилотов стало меньше. И мне не хотелось, чтобы стало меньше еще на одного стажера... Ну нет, меркане пусть и не мечтают! Сегодня мы их накрошим всласть.

Пятеро суток длилась эта бойня. Наши “Альбатросы” берегли до последнего. Мы участвовали в боях только на дальних подступах, контролируя подходы и ни разу не ввязавшись в бой. Пока мясорубка перемалывала других...

- Как твой нос? - спросил я Корвена, стараясь выкинуть из головы сцену истерики боевого капитана.

  - Чешется еще больше.

- И что это значит?

- Что сейчас выбивают наши основные боевые подразделения. И в прорыв двинут нас. Три сотни лет назад во время Последней Большой планетарной войны у Островной Империи были летчики-смертники, таранившие вражеские авианосцы.

- И что?

- А то, что если нас двинут в прорыв в такой молотиловке, шансов у нас будет ненамного больше...

Я угрюмо кивнул.

Если двинут в прорыв?..

А дела шли все хуже. И когда весы битвы качнулись неуверенно, адмирал кинул на прорыв всех. Наше звено двинули первым. Как тех самых летчиков-смертников Островной Империи. Только целью был не старинный, покачивающийся на волнах авианосец, а мерканский фрегат, вклинившийся в линию нашей обороны и продавливающий ее медленно, но верно...

Когда зазвенел сигнал сбора нашей эскадрильи, я уже понимал, что он означает. А означать он мог одно - “переферийное прикрытие без активных боестолкновений” позади. Нас бросают если не в самое пекло, то близко к нему.

Я коснулся указательным пальцем браслета связи, этот жест означал - вызов принят. И двинул к лифту, ведущему в стартовый ангар “первого дивизиона прикрытия”.

***

В последнее время я привык не спешить и не дергаться без причины. Каждое движение у меня теперь уверенное, точно рассчитанное Передо мной расползается проем лифта. Я спрыгиваю с платформы на пружинящий пол. Стартовый ангар Я прибыл секунда в секунду

Ангар представлял из себя длинное, ярко освещенное, как операционная, помещение, в котором застыли на пусковых магистралях магнитных разгонщиков несколько десятков машин класса “Альбатрос”.

Вот и моя машина - похожая на лобастого черного дельфина. “Плавники” генератора полей гравитационной нейтрализации по бокам. Четыре раструба орудий. Диски магнитных стабилизаторов внизу. Прозрачный “лоб” - это кабина первого пилота. Горб на “спине” - моя кабина, она теснее пилотской, но в истребителе не до комфорта - каждый грамм веса посвящен трем задачам: скорости, маневренности, огневой мощи. Человек потерпит. Главное, чтобы он мог выжить в этой машине И выполнить боевую задачу Выжить удавалось не всем. Моему “три-восемь” стукнуло четыре года, и он пережил трех пилотов. На последнем издыхании он добирался до корабля - носителя. Ремонтники подлатывали его, меняли реактор, орудия, чистили кабину от гари и крови... Машину легче залатать, чем человека. Машина способна вырваться из огня с восемьюдесятью процентами повреждений и снова стать в строй.

Я хлопнул по борту “Альбатроса” ладонью, и он слегка качнулся на посадочных опорах.          

  - Лейтенант, - услышал я сзади.        Обернулся. Вот и СС.

- Пробуете машину на прочность? - усмехнулась она.

- Никак нет, содруг капитан, - отчеканил я.

- Смирно! - послышался вопль расторопного лейтенантика.

Это появился командир эскадрильи.

- Вольно, - небрежно махнул рукой спрыгнувший с платформы лифта Арвин. - Ведущие - ко мне. Получить полетное задание.

Он раздал небольшие квадратные карточки. В них было закодировано все необходимое для этого боя - связь, направление движения, взаимодействие. Бортовой комп “Альбатроса” проглотит эту информацию. Истребители накачиваются данными и из командного пункта, но обязательно дублирование.

- Ну что, братья пилоты, - криво улыбнувшись, обвел всех глазами Арвин. - Туризм закончился. Начинается нормальная работа... Если что, не поминайте лихом... И хранит вас бог войны... По машинам...

Я положил ладонь на идентификационную панель. Тонкий звук, как будто дернули за струну - идентификация проведена. Купол кабины оружейника с легким шуршанием - так сыплется песок - поднялся, и я скользнул на свое кресло, тут же услужливо подстроившееся под меня. Талана заняла свое место.

Купол опустился надо мной, отрезая от внешнего мира и привязывая к истребителю.

Я опустил прозрачное забрало, провел ладонью по шлему, замыкая контакты и сращивая скафандр воедино. Все - теперь можно хоть в вакуум, хоть в лаву вулкана на купание.

Зазвучала странная, привычная музыка - это оживал истребитель, и его системы замыкались на контактном контуре моего шлема.

Я прикрыл глаза. Некоторые чудаки умудряются работать с открытыми глазами, но это на большого любителя.

- Второй пилот. Контакт установлен, - продублировал комп пульсирующий зеленый сигнал голосом.

- Принято, - ответил я.

Теперь я хозяин вооружения. Плазмопробойники, одиннадцать самонаводящихся торпед, ловушки-обманки для сбивания с толку противника и еще множество всякой техники, включая системы аварийной регенерации истребителя, замкнуты на меня.

Несколько секунд нужно на то, чтобы освоиться. Стать новым существом - с иными органами чувств и с иными возможностями. Одиннадцать секунд... Провал произошел. Картинка - стопроцентная. Перед глазами обработанная компом тактическая информация со всем необходимым, что нам нужно знать об “объеме боя”. Я сросся воедино с компом “Альбатроса”. И теперь мои собственные человеческие возможности дополняла фантастическая реакция бездушного искусственного интеллекта. У компьютера - быстрота вычислений. У меня то, что имеет только живое существо, - интуиция, эмоции и ощущения, способность из тысяч возможных вариантов наугад выбрать единственный правильный. Уже не первый век предпринимаются попытки создать полностью автоматизированную боевую машину. Вот только все эти чудеса техники выбивают в первые минуты боя...

Голубые точки, расположенные в ряд, срывались и уходили вперед. Это с площадок стартовых ангаров магнитными разгонщиками выстреливались, как пули из ствола пистолета, машины моей эскадрильи. “Триодин” ушел - в нем Арвин и Корвен. Да будет с вами удача! “Три-два” устремился следом... “Три-три” - ушел...

- Вперед, - крикнула Талана.

“Альбатрос” стрелой вылетел из стартового ангара. По машине пробежала дрожь - броня корпуса истребителя перестраивалась в боевой режим, черный, с синим отливом суперорганический металлокерамит менял свойства, превращаясь в зеркало, которому нипочем удары лазерных орудий.

Навалилась перегрузка - большую ее часть погасили гравитационные нейтрализаторы, но все равно приложило крепко. СС все нипочем - она сделана из железа. Ей лучше работать компьютером, заразе такой!

- Выход на расчетную траекторию, - послышался доклад компьютера.

Я и сам видел это. Мы шли в боевом строю. До цели нас отделяло несколько сот километров. На “плоскости” - это пропасть расстояния. Здесь же, в космосе, где машины в бою двигаются со скоростью десятков и сотен километров в секунду, - это миг...

Вдруг внутри у меня стало пусто. И вспыхнуло в сознании яркой вывеской - БОЙ! Мы шли в самое пекло. В первый мой настоящий бой - прошлое прикрытие чужих спин не в счет. И, может быть, мне остались мгновения. А потом моя фамилия казенно удлинит список потерь.

По телу поползли мурашки. Мне отчаянно не хотелось вперед. А хотелось спрятаться, уйти в сторону, Вот она, та самая кардинальная разница между “картонной коробкой” и реальным боем - жить или умереть решается по-настоящему, а не понарошку. Это тот порог, который удается перешагнуть не всем. Часть пилотов просто ломается. Я впадал в панику... Закусил губу до крови, боль немножко отрезвила меня. Но все равно было страшно. И сознание напрочь отказывалось охватывать этот простой бескомпромиссный расклад - мне предстоит сейчас сгореть в машине или уцелеть. И шансы примерно равны...

- Спокойнее, лейтенант, - почувствовав мое состояние, произнесла Талана. - Сегодня хороним мы меркан. А не они нас.

- Мы устроим им наш “фестиваль”! - воскликнул я.

- И никак иначе! - с неожиданно прорвавшимся задором воскликнула СС.

А после этого мне стало не до переживаний и досужих размышлений. Потому что мы попали в самый, центр свары...

Я знал, что Талана - отличный пилот. В “картонной коробке” она демонстрировала прекрасную, ювелирно-точную работу, с долей сумасшедшинки, конечно. Но сейчас у нее вообще сорвало тормоза... И я мысленно поблагодарил ее, что в “камере пыток” мы работали на ста процентах УРРЕАЛа. Иначе я бы позорно выключился в первую минуту боя.

Наша задача - совместно с восемью штурмовыми звеньями легких истребителей класса “Морской ястреб” и четырьмя малыми катерами огневой поддержки класса “Саламандра” атаковать прикрывавший “объем” 22х24с11 мерканский фрегат.

Понятное дело, нас ждали. И нам готовили радушную встречу. Меркане умеют воевать. И любят воевать.

Никто не лезет в бой, не просчитав предварительно шансы. И по всей строгости тактического расчета шансы эти при любой попытке атаки фрегата у нас были не слишком велики. Но и не настолько малы, чтобы впадать в уныние. Однако с первым залпом плазменного орудия первоначальные тактические расчеты и прикидки перестали что-то значить. Мастерство, удача, кураж, боевой задор весили на переменчивых весах бога войны никак не меньше, чем количество, огневая мощь и маневренность машин.

“Объем” прочертил первый залп, едва не накрывший нашего “первого”. И начался наш “фестиваль” Мой первый настоящий “фестиваль”...

Я с трудом успевал различать траектории, линии. Но все-таки успевал. Точки гасли одна за другой - это гибли их и наши машины. Весы войны неустойчиво балансировали, не желая клониться ни в одну, ни в другую сторону.

Талана вывела “Альбатрос” на линию атаки, и я успел послать три торпеды в направлении фрегата. Уклоняясь от залпа бортовых орудий зависшего за спиной мерканского “Синего паука”, Талана начертила такое “кружево”, что от перегрузок сознание с готовностью покинуло меня... Но вскоре вернулось снова. Я был в отключке не больше десяти секунд, но картина боя успела разительно измениться.

В следующий раз я отключился, когда мы получили в борт скользящий удар из плазмоорудия. Машину тряхнуло, и последнее, что я подумал, - она сейчас развалится.

Очнулся я быстро. Талана продолжала “плести кружево”, то есть, в переводе с пилотского на общеупотребительный, закладывала виражи, уклоняясь от ударов.

У меня перед глазами ползли отливающие красным тревожные цифры бортового диагноста, показывающие, что поврежден один из дисков магнитного стабилизатора. Это значит, мы теряем десять процентов скорости и пятнадцать - маневренности. Пятнадцать процентов повреждения защитного покрытия корпуса... Шарх, еще одно попадание, и мы превратимся из истребителя в мишень.

  - Тысяча шархов! - воскликнул я.

И перегрузка опять вжала меня в кресло...

- Выберемся, - Талана продолжала “плести кружева”.

Слева проплыл в пределах видимости окутанный дымкой силового поля зеркальный белый диск с плоскими отростками накопительных дуг - мерканский фрегат, наша цель.

Отвлекаться на глазение на него я не имел возможности. Замигала лиловая точка, и я зашипел, как от зубной боли. Истребитель Корвена подбит.

- Работай! - диким голосом заорала Талана. - Не спи!

Я высадил несколько плазменных зарядов, пытаясь, чтобы они пересекли синюю линию - траекторию противника. Не получилось...

Что было потом - помню плохо. Держались мы на плаву благодаря искусству СС ни на миг не терять самообладания, “плести кружева” и не обращать внимания на перегрузки.

Мне все труднее становилось следить, как меняются наши боевые порядки. Но они сохранялись - порой в диком виде. Мы пытались отвоевать, взять под контроль более значительную часть “объема боя”. Меркане стремились к тому же. И у них получалось лучше. Они теснили нас. И вскоре стало понятно, что если они прогнут “объем боя”, то вытеснят нашу эскадрилью прямо под орудия своего фрегата. Строй распадется. А распавшаяся штурмовая группа, не выполнившая наскоком свою задачу, обречена рассыпаться на фрагменты, и тогда истребители будут уничтожены поодиночке.

- Ну держись, стажер! - крикнула Талана и кинула машину вперед, туда, куда никто в здравом уме не полез бы, - в центр боевого порядка мерканских “Синих пауков”.

Это был отчаянный шаг. Я видел, как “объем” вокруг нас прочертили линии - это мерканские истребители молотили нас торпедами и орудиями. Я едва успевал сбрасывать обманки, увлекающие за собой торпеды.

Еще осталось в памяти диковатое зрелище - мчащийся на сближение с нами параллельным курсом мерканский “Синий паук” - до него было несколько сотен метров, то есть он практически терся о нас бортами Я наблюдал знакомые по записям очертания - мерканская машина действительно походила на восьминогого паука. С его “ножек” срывались плазменные заряды.

Сознание меркло и прояснялось. На губах пузырилась кровь и пыталась хлынуть из горла. Руки и ноги без остановки прокалывала микроиголками система медобслуживания скафа, а во рту был отвратительный вкус стимулятора, смешанный с вкусом крови.

В очередное просветление я отвлекся от всего. Позабыл о своем измочаленном теле. Вдруг неожиданно четко увидел весь “объем боя”. Собрал всего себя в точку. И кинул свое сознание вместе с торпедой вперед. Наш “Альбатрос” вздрогнул. Я уже знал, что попал. Торпеда развалила вражескую машину - кажется, это был тяжелый истребитель класса “Пустынный скорпион”.

- Есть! - заорал я как бешеный.

Тут на нас будто обрушился синий, из замерзшего метана, спутник, вокруг которого шло сражение. Я застонал, не теряя сознания. Плазменный разряд смел часть защитной обшивки и полностью расколотил “плавник” гравинейтрализатора.

Талана круто закрутила “обруч”, выходя из-под обстрела... Когда я очнулся, понял, что остался один.

- Первый пилот потерял сознание. Восстановить функционирование не удается, - доложил компьютер.

Это означало, что мне надо принимать управление на себя...

В “объеме боя” произошли изменения. Наша штурмовая группа перестала существовать как единое целое. Кто-то уходил прочь. Кого-то уже не было... Но следом шел второй эшелон. Те, кто воспользуется нашим достижением, иголкой проколет дезорганизованную оборону и развалит к шарху ненавистный фрегат, оголив оборону меркан. Я знал, что будет так!

Из сектора обстрела Талана нас вывела. Но это не значило, что все позади Итоги неутешительные. Гравинейтрализатор работает на двадцать процентов. Скоростные характеристики - падение на шестьдесят процентов. Маневренность- на пятьдесят. Боезапас - торпед нет. Орудийные плазмонакопители разряжены на девяносто процентов.

Эпицентр боя опять смещался в нашу сторону. Вокруг снова замелькали цели. Я едва успевал идентифицировать их. И паника на миг охватила меня. Шарх, я не справлюсь. Мне не выбраться отсюда на полуразрушенной машине...

И вдруг я успокоился. На миг сознание уплыло куда-то, и я почувствовал, что плыву по озеру, по воде идет едва заметная рябь. Я спокоен. Вокруг тишина. И совершенно нечего волноваться.

Открыв глаза, я ощутил, что голова легка и пуста.

Пора работать. Иначе мы погибнем! Моя очередь “плести кружева”!

Я “сделал обруч” - Талана, не отключись она, была бы мной довольна. Следующий вираж. Мы опять почти угодили под удар орудий мерканского Фрегата. Мне показалось, что мы едва не задели его защитное поле, я видел блестящий диск. И ушел по сложной кривой...

Адекватные реакции на происходящее вернулись ко мне, когда перед глазами возникла похожая на стадион бледно-зеленая посадочная секция “Бриза” с зияющим провалом в центре. И я осознал, что только что чудом выбрался из пекла, откуда выбраться не должен был...

- Контакт с компом линкора, - сообщил мой бортовой компьютер.

- Передаю управление, - прошептал я и прикрыл глаза. Мой истребитель потянуло в центр “стадиона”.

“Альбатрос” запутался в магнитных полях и нырнул в провал. Машина зависла на пятнадцатиметровой высоте. Мягко спланировала. Качнулась несколько раз на опорах. Мне казалось, что меня ласково баюкают в колыбели. Это было страшно приятно. Сознание уплывало в страну грез.

И тут я уже отключился с полным правом человека, сделавшего все, что только было в его силах...

Глава пятая

СЛУЖБА БЕЗОПАСНОСТИ

 

- Лейтенант, если вы думаете, что я чувствую себя обязанной вам за мою спасенную шкуру, - вы глубоко ошибаетесь.

- Никак нет. И в мыслях не было, содруг капитан, - я привычно вытянулся, видя, что Талана ест меня недобрым взором.

Я выбрался из реанимационного контейнера на сутки раньше моего ведущего и успел ощутить, насколько легче мне без нее дышится. И вот все начиналось сначала. Она умело перекрывала шланг, через который я дышал воздухом свободы.

- Сколько вы набрали нарядов, лейтенант? - перво-наперво осведомилась она. В классе эскадрильи мы были вдвоем, в тусклом освещении она выглядела неважно и походила на нечистую силу.

- Одиннадцать, - вздохнул я.

- Двенадцать, - нахмурилась она, проводя пальцем по планшету компа, где у нее зафиксированы все мои мнимые и действительные прегрешения. - Двенадцать.

- Так точно, - вынужден был признать я. - Двенадцать.

- По прогнозам меддиагноста, вы негодны к полетам около месяца. Я предоставлю вам возможность с пользой провести это время в нарядах.

- Так точно, - это были мои главные слова в общении с Таланой.

- В пятнадцать-ноль вы должны быть в секторе “С-11”. Поступаете в распоряжение техник-лейтенанта Рамсенена.

- Ловля блох? - скривился я.

- Что? - она прищурилась. - Мне казалось, это называется тестлечением сервисных программ. Вопросы?

- Никак нет, содруг капитан.

- Выполняйте, - она обернулась и мягкой кошачьей походкой двинула прочь из класса.

Ну не стерва она? Нет, она не стерва. Она суперстерва. И еще раз подтвердила это высокое звание.

Благодарности я от нее не ждал. Но все равно было обидно. Хотя я восхищался совершенством гнусности ее характера.

Однако надо заметить, что после того боя во мне что-то изменилось. Крепнувшую ненависть к ней как волной смыло. Чувство локтя, которое должно было возникнуть по отношению к боевому товарищу, с которым прошел между лопастей мясорубки, когда друг от друга зависело - жить или умереть, понятное дело, не проснулось. Зато теперь я относился к ней совершенно индифферентно. Как к стихийному бедствию, которое нужно просто терпеть и по возможности избегать. СС тоже не питала ко мне ни злости, ни раздражения. Она просто напористо делала свою работу, как ее понимала, и собиралась и дальше пытаться раскатать меня в блин.

Лейтенанта Рамсенена я нашел в сервисном пузыре внешней реакторной галереи. Это была двухметровая прозрачная сфера, откуда открывался величественный вид на главный реактор корабля, похожий на гигантский нераспустившийся тюльпан в две сотни метров диаметром и три сотни метров высотой. Его окаймляли прозрачные кольцевые галереи.

Техник - типичный представитель этого племени, худой, с рассеянным видом, порхавший в каких-то высших компьютерных сферах и соответственно этому беззаботный, как мотылек, посмотрел на меня непонимающе, будто пытаясь вспомнить, кто я такой, Наконец кивнул:

  - А, штрафник... Сейчас напарник подойдет, - он повернулся в просторном прозрачном кресле, почти невидимом для глаза. Из образовавшегося отверстия в полу выскочил предназначавшийся нам зеленый, как тина, контейнер тесткомплекта.

Второй штрафник появился через пять минут - злой как черт. Это был Корвен. Он переживал не слишком хорошие времена. Как и моя, его машина была повреждена и еле дотянула до посадочной секции. Если мой приятель отделался более-менее легко, то из кабины ведущего медики и технари с трудом извлекли изломанное тело, в котором едва теплилась жизнь. Чудо, что Арвин выжил. Но минимум на год, если не навсегда, ему не сесть в кресло пилота и не бросить свой истребитель в черную пустоту. Он до сих пор в реанимационном блоке, и по возвращении на базу проследует прямой дорогой в госпиталь. Новым ведущим Корвену назначили капитана Норака Ломака, твердолобого служаку, сразу решившего, что его новый подчиненный никак не соответствует распространенным представлениям об офицере космофлота. Некоторая легкомысленность и расхлябанность Корвена, впрочем, для пилота вполне позволительная (лишь бы летал и не падал), наталкивала Ломака на мысль о немедленном искоренении недостатков. Так что за кратчайшее время мой приятель обзавелся почти таким же количеством нарядов, что и я.

Наряд на сервисработы означал, что нам вдвоем предстоит мерять шагами километровые коридоры и тестировать информационные узлы сервисных систем на неполадки, компьютерные вирусы. Компьютерная система корабля вполне могла тестировать себя сама, но этого считалось недостаточным, так как теоретически был возможен сбой в работе главного компьютера. И тогда воспаленное воображение рисовало жуткие картины - задыхающиеся от недостатка кислорода люди, взбесившиеся сервисные роботы, вымерзающие каюты и раскалившиеся до красноты коридоры. Правда, такого пока не случалось и вряд ли когда случится.

Сектор нам техник отмерил длинный, как язык Корвена, - на палубе, где располагался медблок. Вздохнув, мы отправились его “спасать” .

- Шарх дери это шархово занятие! - воскликнул я, когда пошел третий час монотонной работы.

- Точно, - Корвен вставил штырь в контактное гнездо спрятанного под светящейся пластиной сервисного узла.

- Какой идиот выдумал это тестирование?! Неужели кто-то думает, что в этом занятии есть смысл?

- Еще какой, - сказал Корвен, нащелкивая на коробочке тестера код.

- И какой?

- А как наказывать провинившихся? Чем обуздать мелких нарушителей устава? Объявить замечание или выговор? Не смеши мои подметки, Серг! Посадить на гауптвахту? Сурово. А восемь часов такой работы - как раз.

Да, наказание было изощренное. Восемь часов подряд обалдело смотреть на скачущие цифры - это скучно и даже тоскливо.

- Это еще ничего, - поведал Корвен. - Вот если бы мы служили на плоскостном морском флоте трехсотлетней давности, то наряд означал бы кое-что похлеще.

- Что похлеще может быть? - кисло осведомился я.

- Резать картошку. Или чистить отхожие места.

- Зачем?

- А ты не в курсе, что сервисные роботы и пищевые синтезаторы появились вовсе не одновременно с человечеством? На плоскостном флоте все жили скопом в тесных кубриках. Были общие отхожие места и столовые с кухнями, где обрабатывали натурпродукты. И все делали руками, - Корвен положил на пол гудящий тестер и растопырил пальцы.

- Мерзко, - сделал я вывод, представив, как это - чистить руками склизкие, неаппетитные натурпродукты.

- Технический прогресс имеет свои плюсы.

- Тебя твой капитан тоже решил замотать, - отметил я, глядя на карточку компа, который сравнивал показания тесткомплекта с показаниями главного компьютера. Понятно, никаких разночтений не имелось.

- Решил, - кивнул Корвен. - Понимаешь, обидно. Тебе-то куда легче.

- Почему?

- Тебя садирует СС - воплощение мрачной, целеустремленной силы. Ее можно уважать. Она это делает, по-моему, из мистической непостижимой ненависти ко всему живому, и к тебе в особенности. А капитан Ломак - просто обычный скучный дурак.

- Ты не прав, - возразил я. - СС издевается не из-за ненависти. Она просто машина, бесстрастно производящая каверзы.

- Ох, жалко Арвина. Вот человек, - Корвен, сильно переживавший ранение своего командира, вздохнул.

Что скажешь на это? Мне тоже было жалко Арвина, и как пилота, и как человека, и как отличного командира. А еще больше было жалко тех, кто заживо сгорел в истребителях, был распылен на атомы при этой битве.

Во время того памятного горячего боя из нашей эскадрильи уцелело меньше половины машин. Фактически меркане смяли нас, но мы оттянули на себя значительные их силы, и ударная группа “Морских ястребов” сумела развалить злосчастный фрегат на куски, обеспечить наш прорыв и в конечном счете блокировать вражескую эскадру. Так или иначе, меркане отступили, потеряв почти треть своего флота. Это была большая удача. Преимущество было не на нашей стороне , но мы выстояли. Какой ценой!

За время пребывания на линкоре я так и не сблизился ни с кем, кроме Корвена. Конечно, я знал бойцов нашей эскадрильи, а также других, обменивался с ними иногда парой фраз, опрокидывал по банке-другой пива в баре. Но когда из трех эскадрилий образовали одну и объявили построение, мне стало по-настоящему жутко. В памяти на месте каждого, кто должен был стоять здесь, но не стоял, будто был холодный провал. И захотелось взвыть. Вот так бог войны разделил нас - на живых и павших...

После боя с нами поработали медики-психокорректоры. Не обошлось без положенных после такого боя легких успокаивающих, комплекса психоразгрузки. Медики будто вымывали из нашего сознания самые сильные эмоции, не давали им производить изо дня в день разрушительную работу. И острота боли отступила. Боль затаилась где-то в глубине души. Но я знал, что она не исчезла. Ничто не исчезает из человеческого сознания. Боль ждала своего часа. И когда-нибудь, если я выживу в этой войне, она навалится в тишине и одиночестве...

- И ребят жалко, - сказал я.

- Людей перемалывает эта шархова война, - произнес задумчиво Корвен. - Их съедает бог войны, как игрок поедает шахматные фигуры противника. Серг, привыкнуть к этому можно. Забыть - нет... Господи, сколько же я потерял друзей. Еще до летной школы. И все они были отличными ребятами.

- Иначе они не были бы пилотами...

- А были бы “плоскостниками”, - закончил мысль Корвен. - Впрочем, чего я тебе рассказываю. Тебе,

  - Выпускнику Галахварской школы, - добавил я.

- Извини. Я завел разговор не туда, - уставившись на тестер, сказал Корвен.

- Брось. Все нормально...

Не знаю, нормально это или нет, но воспоминания о школе на Галахваре, последнем ее дне, отдавались во мне как-то глухо, будто тебя колотят подушкой. Я умом понимал, что там произошло страшное, но душа отказывалась отзываться на эту боль. Еще одна отсроченная боль. Отсроченные чувства... И вообще, я так до конца и не разобрался, что там произошло. Хотел разобраться, но главное неизбежно ускользало от меня.

Впрочем, в этом хотел разобраться не только я. Это же желание испытывали представители Главного командования флота и другие, несколько странные, угрожающе вежливые люди в комбинезонах без знаков отличия. Они клещами впились в меня, как только я вылез из реанимационной камеры. И, похоже, не собирались оставлять в покое.

Я оторвался от экрана компа и сказал;

  - Порядок, пошли к следующему узлу...

И тут пришлось вытягиваться по струнке. Потому что из-за поворота вышел бодрой подпрыгивающей походкой энергичного человека, которому до всего есть дело, полковник Цой Торрел, начальник отдела контрразведки эскадры. Ростом он не вышел - даже мне едва дотягивал до плеча, голова его была большая, с выпуклым лбом, глаза глубоко посаженные. Об этом зловещем типе ходили разные недобрые слухи.

Говорили, он обладает феноменальной памятью и держит в уме досье чуть ли не на каждого военнослужащего эскадры. В этом я сомневаюсь. Но в то, что мое досье он держал в памяти, я поверил, когда его пронзительный взор уперся в меня.

- Лейтенант Кронбергшен, - остановившись напротив нас, произнес он, будто сверившись с каким-то компьютером в своей большой голове.

- Так точно, содруг полковник, - я вытянулся, руки по швам - перед полковником положено тянуться.

- Чем вы тут занимаетесь? - подозрительно посмотрел он на нас, хотя ошибиться в роде наших занятий было трудно.

- Штатное тестирование сервиссистем, - доложил я, стараясь не смотреть на него сверху вниз, потому что знал, насколько это бесит низкорослых людей. - Внеочередной наряд, содруг полковник.

- Да, лейтенант, похоже, дисциплина не самая сильная ваша сторона.

Мне вдруг стало жутко тоскливо. Очень хотелось, чтобы разговор побыстрее закончился и полковник убрался восвояси. Но я понимал, что этим обменом репликами все не кончится. Видно было, что затеял он разговор неспроста.

- Думаю, ваш напарник справится один. Вас же, как отличившегося в боях за Фалангу, - он усмехнулся саркастически, - я освобожу от этого занятия... С условием выпить чашку кофе в моей компании.

“Чтоб ты провалился со своим кофе, - подумал я. - Лучше еще пяток нарядов по ловле блох, чем чашка кофе с тобой”. Но ведь не отвертишься.

- Лейтенант Кронбергшен с наряда снят по служебной необходимости, - произнес контрразведчик в браслет связи.

- Исполнено, - прозвучал голос компьютера.

***

Начальник отдела контрразведки устроился в штабном секторе, в самом закутке, в тупике сошедшихся двух коридоров. Туда не так просто было добраться через вздыбившуюся третью палубу и переплетение коридоров и лифтовых труб.

- Проходите в мою каморку, - пригласил он меня жестом, когда проем кабинета распахнулся при его приближении.

В небольшом круглом кабинете с бледно-зелеными мерцающими стенами и сводчатым потолком при всем желании невозможно было отыскать ни одного острого угла, линии были сглаженные, искаженные. Бледно-зеленый и розовый свет падал с разных сторон, создавая странные цветовые комбинации, делая очертания неверными, расплывчатыми. В центре зависла над полом темно-синяя сфера, на поверхности которой вспыхивали тусклые узоры - это был автономный, насколько я понимаю, защищенный от любого доступа извне мощнейший компьютер. Там наверняка в числе других хранюсь я сам.

- Присаживайтесь, - хозяин кабинета активизировал два полупрозрачных кресла на расстоянии в паре метров друг от друга.

Я сел прямо, положив руки на колени и тупо уставился куда-то в сторону.

- Вы знаете, чем вызван мой интерес к вашей персоне? - спросил Торрел, забыв, что обещал мне кофе.

- Никак нет, содруг полковник, - отчеканил я.

- Не лукавьте.

- Я не могу представить, зачем нужен службе безопасности, содруг полковник, - я сделал попытку встать, чтобы вытянуться по струнке - малорослые люди обожают, когда перед ними вытягиваются в струнку, их тщеславие нередко можно удовлетворить этим. Но полковник устало махнул рукой.

- Оставьте. Не изображайте из себя тупого служаку, лейтенант. И нечего тянуться. Вы не перед адмиралом Ларменом. И вы прекрасно знаете, о чем пойдет разговор, Серг... Галахвар, - это слово звучало резко, как заклинание.

- Я рассказал все, что знал.

- Тогда расскажу вам я. Вы из последнего выпуска школы на Галахваре. Старейшая база подготовки пилотов. Наша разведывательная сеть не засекла подхода вражеского флота. И когда мерканские крейсера вынырнули из вакуума, школа была не готова к отражению нападения. Так?

- Так точно.

- Пилотская школа была разбита и перестала существовать. Из всех кораблей лишь один сумел вырваться из окружения и занырнуть в вакуум. Времени на проработку режима вакуумного перемещения не было, и катер огневой поддержки - самый маленький корабль из класса вакуум-пробойников - нырнул в неизвестность. Правда, уже в момент “нырка” он получил хороший пинок - мерканскую торпеду - и едва тянул в су пер вакуумном режиме. Из вакуума вывалилась практически мертвая железка, Одиннадцать размазанных в лепешку тел. И в реанимационном контейнере еще один человек. Это вы, Корвен… Похоже на правду?

- Все было так.

- Вам повезло. Катер вынырнул в системе Щитоносца, Недалеко от звезды - желтого карлика. Он попал на сканеры переферийного оборонительного комплекса. Вас извлекли из реанимконтейнера, уже практически потерявшего энергию. Через полгода вас поставили на ноги.

- Все было именно так.

- После лечения вы изъявили желание продолжить службу на флоте. После такого потрясения. Почему?

- Я пилот, - произнес я, чувствуя, как во мне поднимается раздражение. - Я не “плоскостник”.

- Я вас понимаю. Вас точит вирус элитарности. Вы наслаждаетесь своей исключительностью. Принадлежностью к так называемому боевому братству, - в его устах эти слова звучали как ругательства, и все мои благие порывы выглядели в лучшем случае глупо.

- Так точно, содруг полковник.

- Конечно, вы - избранные. Вы воюете, когда остальное человечество чешет жирное брюхо. Так?

- Так точно.

- А, может, вы самоубийцы, ищущие способ покончить счеты с жизнью красиво? Или убийцы? Авантюристы? - он говорил с улыбкой, но взгляд его - бескомпромиссный, жесткий, буравил меня.

Если бы я вел такие речи, меня бы без особых хлопот упекли в каталажку за антигосударственную пропаганду. Но начальник контрразведки, видимо, имеет право на такие слова.

Раздражение бурлило во мне все сильнее. Оно поднималось наверх и готово было вырваться наружу... И тут же схлынуло. Я усилием воли заставил посмотреть на все со стороны. И понял, что контрразведчик просто выводит меня из равновесия.

- Никак нет, содруг полковник. Я здесь, чтобы защищать.

- Защищать презираемых тобой “плоскостников”?  

  - Мой мир.   

  - Все понятно, - кивнул начальник контрразведки. - Мои руководители решили, что вы можете служить пилотом... Я с ними не согласен, лейтенант. Но давно подсчитано, что ввод в строй одного пилота обходится во столько же, во сколько новый истребитель. Вы слишком дорого стоите, чтобы списывать вас на “плоскость”.

- Почему меня надо списывать? - все-таки возмутился я. - Я справляюсь со своими обязанностями не хуже других.

- Не хуже? Я бы не сказал... Вы справляетесь лучше... Слишком хорошо, лейтенант... Ваш ведущий в восторге...

Все вокруг как закачалось. Ведущий в восторге.. Талана в восторге от меня! Это, оказывается, ее восторг выражается таким образом - в виде вялотекущих пыток. Интересно, если вдруг она решит в меня влюбиться, то продемонстрирует свои чувства пузырьком яда в чай?

- Вы - фактор неопределенности, - задумчиво произнес Торрел, будто пытаясь прижать меня взглядом. - Я с вами откровенен. Я не выношу неопределенность... И еще, - он криво улыбнулся, - я не выношу людей, которые создают проблемы...

Он махнул рукой.

Я встал, щелкнул каблуками

  - Разрешите идти?

- Ступай, сынок. Ступай, - барственно махнул он

рукой, спроваживая меня.

Я человек не злой Но я аж прижмурился от удовольствия, представив, как мой кулак впечатается ему в челюсть. И как этого коротышку, возомнившего себя властителем человеческих судеб, сносит с кресла.

Я обернулся и четким шагом вышел из комнаты.

По-моему, у меня появился на корабле враг. Первый враг... Как вскоре выяснится - далеко не последний...

Глава шестая

ГОЛОВОРЕЗЫ

Длинный коридор. Темный коридор. Хорошо знакомый мне коридор.

Я бегу по этом коридору, ощущая сзади тяжелый недобрый взор. Я должен бежать быстрее. Впереди все та же дверь. Я должен ухватиться за скользкую ручку, должен открыть ее.

Тревога перерастает в страх. А сзади гремит голос, который кажется мне знакомым. Но кому он принадлежит?

- Стоять!

Я бегу еще быстрее. Пол уходит из-под ног, превращается в склизскую шкуру ящера. Я едва не падаю, но опять бегу.

- Кто ты? - гремит голос. И я понимаю, что он принадлежит начальнику контрразведки. - Откуда ты?!

Кто? Откуда?.. Я просыпаюсь в ознобе и пытаюсь разлепить глаза.

Я - лейтенант Серг Кронбергшен. Пилот-стажер. Машина “Альбатрос”, бортовой номер С-3\8. Я крепко связан с действительностью. И действительность, грубая на ощупь, тяжелая, безжалостная, окружает меня.

Я приподнимаюсь на локте и вдруг понимаю, что не верю себе. Вокруг все не так просто. И не так ясно...

Вскакиваю. Бегу в душ. Кидаю взор на мерцающие в воздухе часы Проснулся на пятнадцать минут раньше. Ничего. Будет время прийти в себя после ночного кошмара. Постою подольше в ионизирующем душе. Подставлюсь под медицинский активизатор. Говорят, большинство дурных мыслей от дурного самочувствия. А я обязан чувствовать себя хорошо. Обязан чувствовать себя отлично.

Душ и активатор действительно привели меня в чувство. После системы Фаланги наша эскадра вернулась в порт приписки. Наш доблестный флагманский линкор “Бриз” завис в пространстве. Три эсминца отправились в ремонтные доки. А для личного состава потянулись нудные будни, составляющие рутинную прозу военной службы. Обучение. Патрулирование околопланетного пространства. И, конечно, учеба. Ненавистные “картонные коробки”. По-моему, СС они нравились больше, чем ее каюта, и, будь ее воля, она бы проводила со мной там сутки напролет. Однажды я не выдержал и заскулил:

  - Мы в два раза перебрали отведенный лимит. Она с недоумением посмотрела на меня и спросила:

  - Вы кто?

- Пилот-стажер лейтенант третьего класса Серг Кронбергшен.

- Вы пилот? Вы пока стрелок по уткам, да и то неважнецкий. Ха, пилот... Но если следующие несколько месяцев проведете в тренажере, то сможете претендовать на что-то.

Вот такое стервозное отношение. И ничем ее не перешибешь. Хоть она, как говорят, высокого мнения обо мне.

Талана уже ждала в тренинговом комплексе. Она присела на “картонную коробку” и задумчиво жевала пластинку семилистника - травы, обладающей тонизирующим и легким наркотическим эффектом. СС была явно не в духе, и в связи с этим я, как обычно, ждал нагоняя - неважно за что, был бы ведомый, а повод найдется. Но нагоняя я не получил.

Вместо приветствия она озабоченно спросила:

  - Зачем вас вызывал Торрел?

- Его интересуют дорогие мне воспоминания, - усмехнулся я и тут же напрягся в ожидании нагоняя.

Но она не обратила никакого внимания на мой тон. И спросила:

- Ему не дает спокойно спать Галахвар?

- Да-

  - Им неймется... Шакалья свора, - произнесла она глухо, со сдерживаемой злобой.

Ну и ну. Всегда сдержанная СС дала волю чувствам и упустила возможность взгреть меня...

- Осторожнее с Торрелом, лейтенант. Я кивнул.

- В тренажер...

На этот раз в тренажере мне была отведена роль пилота. Я знал, что в пилотском кресле в боевой обстановке буду себя ощущать не хуже, чем в кресле стрелка. Обучали в Галахварской летной школе хорошо, стресс первого боя и сработку с напарником я прошел. И еще я знал, что в следующий бой поменяюсь с Таланой местами - я буду вести “Альбатрос”, а она управляться с оружием. Это элемент становления стажера.

А потом - одноместный истребитель “Морской ястреб” - знак того, что пилот наконец стал пилотом... Когда это будет? Через полгода? Год?

И сколько нам торчать здесь, в порту приписки без дела? История войны показывала, что в таком режиме активного безделия можно проторчать и год, и два, и пять лет. Если бы все кампании шли так, как в системе Фаланги, от нашего флота давно бы осталось только воспоминание, и промышленность просто не успевала бы клепать новые корабли. Война идет большей частью позиционная, вялая, однако время от времени, по не вполне понятным законам, она вспыхивает с новой силой, будто бог войны подливает в огонь горючее. В последние два года количество боестолкновений росло лавинообразно, и я со смешанным чувством страха и надежды ждал, что прозвучит сигнал “сбор” и на построении поставят новую боевую задачу - это будет означать, что враг опять делает попытку нащупать слабину в нашем “объеме”.

- Стопроцентная чувствительность, - сказала Талана, когда мы вошли в контакт с компом “картонной коробки”.

Отлично! Я сегодня пилот. И не собираюсь жалеть ни себя. Ни Талану. Пришла твоя пора, СС, взвыть.

Ну, Талана, как тебе понравятся такие перегрузочки? Ты железная, ты слишком хорошо их переносишь. Но, как показала практика, я тоже состою не из желе. И перегрузки переношу не хуже тебя, а то и лучше.

Мелькание кораблей. Зеленая планета, вокруг которой разворачиваются боевые действия. Линкор противника перед нами. И небо, усеянное точками мерканских машин, - кажется, их столько же, сколько звезд. Я едва успеваю уворачиваться, и мы вдавливаемся все дальше, идя во втором эшелоне штурмовой группы.

В глазах меркнет. Сознание готово отключиться Но я не жалею себя. Я не жалею ее... Впрочем, Талану жалеть смешно. Она работает красиво - снимает цель за целью.

Когда я сбрасывал с хвоста три мерканских истребителя, перегрузки достигли запредельных величин. Громадным усилием воли я остался на поверхности и хоть смутно, но воспринимал окружающее, управлял машиной и даже вывел ее из “объема боя”. А Талана выключилась! Выключилась надолго...

Впервые из “картонной коробки” я вылез раньше нее. Я сам еле дышал, и медактиватор комбинезона накачивал меня медикаментозными стабилизаторами состояния. На лбу СС светились бусинки пота. Да, отмордоваля ее по полной программе. Единственное, что было непонятно, как я сумел сам вынести этот цирк. Но вынес.

- Ну что, лейтенант. Не так плохо, - помолчав немного, ровным голосом, который давался ей нелегко, произнесла она. - Возможно, из вас выйдет толк.

Я расширил удивленно глаза. Похвала от СС! Нет, это слишком. И, самое интересное, я вовсе не радовался переменам в ней. В моем командире будто что-то надламывалось

  - И нечего глаза пучить, как рак! - воскликнула она. - Сутки отдыха. И за вами еще наряды! Послезавтра поупражняетесь с тестером. Ясно?!

- Так точно...

Меня этот всплеск даже порадовал.

- А сегодня можете надраться до соплей в баре. Сейчас вам это не помешает, лейтенант.

Больше не глядя на меня, она энергично устремилась к лифтовому проему.

И что значат эти метаморфозы?

Ладно, чего голову ломать? Какие она сказала последние слова. Кажется, что-то вроде того, что я могу с чистой совестью утопиться в вине...

Ну что же. Ионный душ. Акупунктурное стимулирование. Полчаса отдыха. Потом вытащить свободного от нарядов и учебы Корвена и угостить его стаканчиком... Другим... Третьим...

***

Переливчатая, мягко пробирающаяся куда-то в печенки космомузыка Абстрактные голограммы переливаются, приобретают фантастические формы, на них хочется смотреть и смотреть. Они расползаются, охватывают всех, будто затягивая в себя, потом распадаются. По коже идет покалывание, когда голограмма касается ее.

Мы с Корвеном утопали в просторных креслах небольшого уютного бара на пятой палубе. Два лейтенанта-артиллериста сидели прямо на мягком полу, скрестив ноги, и высасывали уже третью порцию “прозрачного вина”. Командир звена пятой штурмовой эскадрильи вместе с пышнотелой капитаном-медиком хлестал крепкий грог хрустальными фужерами, которые ему подсовывал сервискомп бара.

Бар - это место расслабления. Космофлот вырос на традициях водного плоскостного флота прошлого, но тогда подобные заведения были запрещены, как подрывающие боевой дух. Сейчас время всесильных психологов, которые обязаны знать о боевом духе куда больше, чем командиры прошлого. И психологи считают, что военному необходимо место, где можно вот так расслабиться. Поэтому на “Бризе” функционируют одиннадцать баров и даже сенсор-арена...

Психологи правы. Мне лично в баре хорошо. Корвену, кажется, тоже.

Постепенно публика рассосалась. Командир звена, обняв пышнотелую медичку, повлек ее прочь. Артиллеристы с трудом поднялись и отправились по синусоиде прочь, когда комп бара, считав их психофизиологические параметры и придя к выводу, что приятели уже перебрали, отказал им в очередной порции.

- Два часа проторчал в “картонной коробке”, - пожаловался Корвен. - Срабатывался с новым ведущим. Знаешь, Ломак в бою такой же тупой и упертый, как и в службе. Я боюсь.

- Зря. Все знают, что Ломак осторожен до трусости. И никогда не прет вперед .

- Я нанимался не прятаться, - запальчиво крикнул Корвен. - Я нанимался драться.

_ Какие мы страшные, - послышался язвительный голос.

Я скривился. Именно эти морды мне хотелось видеть меньше всего. Их появление означало, что день отдыха накрылся. Настроение будет изгажено. Ведь в баре появился капитан Вольген и двое его горилл.

Мне довелось с этими типами пересечься несколько раз И почему-то они выделяли меня из всех новеньких пилотов. Задираться к новобранцам - их любимое занятие, в связи с чем они давно бы стали бессменными обитателями гауптвахты и выбирались бы на волю для одного - чтобы получить новое взыскание, если бы не их туманный статус - то ли наемников, то ли союзников, то ли свободных пиратов. Грубые негодяи, неуправляемые, не желающие сдерживать свои животные порывы - то есть такие, какими и должны быть равванские наемники.

- Герои битвы при Фаланге, - хмыкнул Вольген, присаживаясь около нас - сервиссистема бара сработала вовремя, и стул гостеприимно словил мягким сидением его увесистый зад. - Герои космофлота Серг и Корвен.

Я видел, что Корвен начинает зеленеть от ярости

  - Смотри, воротит нос от нас, - хмыкнул Вольген. - Мы ему не нравимся, парни... Мы никому не нравимся... Это обидно.

Вся свора послушно заржала. Наемники занимали места, в бокалы полились напитки покрепче - выходцы с Равваны принципиально презирали слабые напитки. По-моему, они уже поднабрались. Или нажевались наркотиков.

Говорят, что равване отлично справляются со своей работой. Вот только флот уже несколько лет не проводил операции с высадкой на планеты десантных и Диверсионных групп. Так что десантники занимались в основном тренингом и изнывали от бездействия В принципе, их службу трудной не назовешь По большому счету на “Бризе” они были балластом, впрочем, балластом, положенным по штатному расписанию Фактически они занимались космическим туризмом, мотаясь с эскадрой по космосу Это безделие вынуждало их авантюрные натуры искать привычных развлечений, поэтому драк на корабле и конфликтов с “плоскостниками” у них было больше, чем у остальных подразделений, вместе взятых.

- Ну расскажи, лейтенант, как ты развалил мерканский истребитель, - это Вольген обратился ко мне.

Я пожал плечами. Было понятно, что сегодня мы просто так с ними не разойдемся, поскольку я поймал на себе взгляд Вольгена, наполненный злобой. Интересно, чем я перешел ему дорогу? То, что его агрессия направлена на меня, было очевидно.

- С испугу. Навалил в штаны из-за страха перед СС и куском своего дерьма сшиб меркана. Так и было, признайся, - заржал один из десантников.

Равване славились пошлыми и неумными шутками.

- Нет, было не так, - тщетно пытаясь сохранить спокойствие, произнес я, ощущая, что внутри поднимается ярость и желание сровнять с землей всю эту свору, и вместе с тем понимая, что мы с Корвеном равванам на один зуб.

- Считаешь, что ты военный, Серг, - приблизившись ко мне, негромко произнес Вольген с какой-то грустью - Вы, пилоты, считаете себя кем-то. Вы презираете “плоскостников” Делаете вид, что воюете, хотя просто нажимаете на кнопочки... Нет, воробушки. Это не война. Это игрушки. А война - это когда хребет врага хрустит в твоих пальцах. Когда ты заливаешься его кровью. Когда ты рвешь его на части, - он растопырил толстые пальцы и сделал движение, как будто действительно кого-то рвал на части, и лицо при этом исказилось гримасой. - На части...

- В кабаках, - поддакнул Корвен.

- Что ты сказал? - обернулся к нему Вольген.

- Что я сказал? - Корвена понесло. Он, не обладавший моей уравновешенностью и быстро выходящий из себя, был взбешен, голос его срывался. - Наша война - сбитые мерканские истребители. Ваша - облеванные кабаки.

- Ха, - Вольген обрадовался такому повороту. - Другой разговор.

Он сграбастал Корвена за грудки и приценился, как приценивается художник к холсту, раздумывая, куда бы нанести мазок. Корвен сжал сухой кулак и готов был засветить в лыбящуюся морду С таким же успехом он мог бы попытаться избить металле пластовую стену. Я огляделся в поисках чего-нибудь, годящегося для драки, но в баре ничего увесистого не было, да и для разговора с равванскими десантниками сгодилась бы только кувалда

Лейтенант Гоцельген, заместитель Вольгена, который был поближе, необычайно резво для такой туши оказался рядом, и я внутренне сжался в комок, представив, что будет со мной, когда его громадный кулак начнет ровнять выступы на моем лице. И, что обидно, ничего не сделаешь. Это как истребителю устраивать дуэль с линкором.

Корвен все-таки извернулся и засветил командиру десантников кулаком. Удар получился скользящим и только позабавил детину.

- А теперь я, - кивнул Вольген.

Я понял, что Корвену обеспечен реанимационный блок, и из сидячего положения сумел дотянуться до каменного зада Вольгена и пнуть со всей силы в него ногой.

Командир десантников сдвинулся всего на несколько сантиметров. А я попал в тиски - лейтенант Гоцельген сграбастал меня, как котенка, и играюче ткнул лбом в мягкую барную стойку, от чего в глазах потемнело.

- Ты сам начал, ублюдок, - прошипел он, и я вдруг понял, что равване меня не просто недолюбливают, а искренне ненавидят. Именно меня. Почему?

- Тихо! - раздался громкий крик. Хватка ослабла. Потом меня отпустили, и я увидел Талану в проеме входа.

Она стремительно подлетела к Вольгену.

- Оставьте их, капитан, - спокойно произнесла она.

- Да? - насмешливо оглядел ее с ног до головы Вольген. - Почему бы это? Они напали на нас. Это самооборона, капитан.

- Я сказала отпустите, - она подняла руку с браслетом, и было понятно, что сейчас подаст сигнал тревоги.

- Да получи своего щенка, - Вольген отбросил Корвена, тот упал на пол и готов был кинуться в бой, но СС срезала его острым взглядом.

- Сосунок забыл немножко, где подают молоко, - хмыкнул Вольген.

Тут в бар заскочили два битюга в шлемах, комбезах с бронепластинами и с парализующими пистолетами наизготовке - наша корабельная полиция.

- Что тут происходит? - спросил старший.

- Все в порядке, лейтенант, - отчеканила СС. Полицейские подозрительно осмотрели присутствующих и неторопливо удалились.

- Ладно, мир, - поднял руки Вольген, а потом потянулся к мягкому пластиковому барному манипулятору, тот с готовностью вложил в ладонь стаканчик. - Выпьем, Талана?

- Лучше пить воду из лужи, чем самое замечательное вино с тобой, Вольген, - с неожиданной злостью, нехарактерной для ее сдержанной натуры, кинула Талана и посмотрела на нас с Корвеном. - Что разинули рты? Марш отсюда!

Нам оставалось только удалиться.

Уже выйдя из бара, я остановился, прислушиваясь к разговору.

- Оставь парней в покое, Вольген, - произнесла зло Талана.

- А где сейчас покой, Талана?

- Что ты хочешь от Серга?

- Хочу? Уж не сексуслуг.

- Правильно, для этого у тебя есть твои обезьяны...

- Что?!

- Зачем тебе Серг?

- Он мне не нравится, Талана. В нем все неправильно. Он чужой.

- Откуда ты набрался этой мути, Вольген?

- Он мне не нравится. И мне не нравишься ты. Вы, две твари, нашли друг друга, - не говорил, а шидел Вольген. - Вам остается только спутаться.

- Ты животное, Вольген.

- Может быть. Но не люблю, когда мне об этом напоминают... Мы посчитаемся с тобой, Талана. За все. За тобой слишком много долгов...

Корвен дернул меня за руку, и мы рванули к лифту. Когда проем затягивался, я увидел вылетевшую из бара СС, лицо ее было искажено яростью.

Глава седьмая

АНОМАЛИЯ

“Альбатрос” неторопливо вывалился из стартового ангара и устремился на девятичасовое патрулирование. Это мероприятие осуществлялось на случай, если кибер или одинокий мерканский катер-пробойник с клонами-смертниками на борту пройдет незаметным через все датчики контроля за возмущением среды, преодолеет заграждения и двинется к орбитальной базе. Конечно, вероятность мала, но не настолько, чтобы пренебречь мерами безопасности. Истребитель, осуществляющий патрулирование, охватывает визуальными и иными методами обнаружения “контролируемый объем”.

Мой ведущий мне скучать не дает. То и дело слышно:

  - Новая вводная.

Мы с ней сто раз повторяем пройденное. Оттачиваем рефлексы. Учимся понимать друг друга не с полуслова, а с полумысли. Дело это, конечно, полезное, но надоело - дальше некуда.

Я который раз поймал себя на мысли, что мне хочется, чтобы приборы показали вакуумвозмущение и из глубин вакуума начали бы выныривать туши мерканских кораблей-пробойников. И тогда повторится отчаяние и сладость боя. Тогда снова все станет в мире просто - уничтожить врага или быть уничтоженными им. Возможно, “плоскостники” не так уж и неправы, держа нас за психов, склонных к насилию над собой и другими. Интересно, я один такой псих? Вряд ли. По-моему, большинство пилотов мечтают о боевой работе и готовы платить за это по самой высокой цене - своими жизнями.

Тело электрически покалывало. Медицинский сервис скафа получил смутивший его сигнал и начал восстанавливать кровообращение в спине. Интересно, сумел бы я без этих процедур просидеть столько часов в тесной кабине.

- Разрешите вопрос, содруг капитан ^? - неожиданно для самого себя обнаглел я.

- Разрешаю.

- Вы давно знаете Вольгена и его десантников?

Я ожидал, что Талана в своей обычной манере отошьет меня так, что надолго отобьет желание на подобные вольности. Но она спокойно ответила:

  - Восемь лет.

- Сколько? - я не поверил ушам.

- За десять лет боевой работы много с кем можно познакомиться.

Десять лет! Вот это номер. Пилоты столько не живут! Они или сгорают в своих истребителях, или, пройдя десяток раз через реанимационный контейнер, становятся полными неврастениками, годными только на то, чтобы разводить экзотические цветы в своем саду на провинциальной тихой планете.

- Равванские наемники. Кабацкие воины, - усмехнулся я.

- Это вы зря, лейтенант. Они умеют делать дела... И чаще дела грязные...

- Почему они выбрали меня объектом для забав?

  - А вы мало ощущали на себе нездорового внимания?

- Последний из Галахварской школы?

- Последний.

- А вас этот факт не смущает? - я прижмурился, представив, какую бурю вызовут мои слова Но СС спокойно произнесла:

  - Меня давно ничего не смущает, лейтенант. Но... но функционировало только жизнеобеспечение скафандров.

“Альбатрос” застыл неподвижно в пяти километрах от центра воронки. Теперь я мог рассмотреть объект. В центре воронки было темное пятно диаметром несколько сот метров. Такая темень, будто кто-то съел звезды.

- Там что-то есть, - прошептал я.

- Думаешь? - произнесла Талана, впервые обратившись ко мне на ты.

- Точно. Там какой-то предмет. Заслоняет звезды

  - Может быть...

И тут в темном провале будто включили свет...

И я увидел ЕГО!

Яркий, полосатый - синий с белым, идеальный равнобедренный треугольник со стороной в пару сотен метров. Мне было ясно, что он соткан из нематериальной субстанции, но причину этой уверенности назвать не мог.

- Господи, - выдавил я. - Что это?

- Спроси у хозяев этого недоразумения.

- Если там есть хозяева, - буркнул я, хотя у меня возникло ощущение, будто кто-то огромный, непостижимый бесстрастно рассматривает нас, просвечивает самые сокровенные глубины души. Я почувствовал себя букашкой под микроскопом.

Сколько это длилось? Я потерял счет времени. Увяз в каком-то оцепенении. Мысли теряли четкость и текли плавно по каким-то своим, не зависящим от меня путям. Сначала это было страшно. Потом пришла эйфория... Мне вдруг стало хорошо. Мне захотелось распахнуть купол, оттолкнуться ногами и полететь к этому треугольнику

Я очнулся, когда увидел, что пальцы мои шарят по рычагам экстренного аварийного отстрела колпака.

Зажал зубами губу. Ощутил вкус крови. Боль привела меня в чувство. Часы показывали, что прошло одиннадцать минут.

Между тем полосы на треугольнике пропали, и он стал ярко-изумрудным. Резало глаза, но взор я отвести не мог.

Треугольник качнулся. И вдруг начал вращаться, так что воспринимался теперь как изумрудный шар. Он сменил цвет на синий...

И пропал вместе с воронкой...

И тут же ожили все системы истребителя. Диагност через пару секунд доложил:

  - Тестирование завершено. Готовность сто процентов.

Я ошарашенно глядел на черное звездное небо. Ничего на нем не было. Ни следов воронки Ни намека на только что прошедший вакуум-пробой. А было ощущение, будто кто-то, обитающий в супервакууме, высунул из норы голову и тут же спрятался обратно.

Сообщения полетели на линкор Последовал моментальный приказ:

  - Возвращайтесь с патрулирования. Талана молча задала обратный курс.

***

Меня била дрожь при воспоминаниях о фантастической встрече в космосе. Сознание будто пыталось выдавить информацию, которая не укладывалась в него, и мне начинало казаться, что всего этого не было никогда. Но стоило прикрыть глаза, и будто наяву вспыхивала картинка - вращающийся треугольник, превращающийся в яркий шар. И еще меня жег чей-то постусторонний взор, буравил насквозь. И все это было гораздо реальнее, чем та бесполезная суета, которая царила вокруг меня.

Технари выворачивали компьютер истребителя и скачивали всю информацию, но не думаю, что они сильно разжились - восприятие и оценка компом поступавшей информации из-за выхода из строя большинства оборудования, а также наведенных помех были сильно искажены и недостоверны. И получалось, что главный источник информации - показания пилотов “Альбатроса”. Так что мы с Таланой получили возможность поупражняться в искусстве рассказчиков. В слушателях у нас недостатка не было.

Я излагал происшедшие события как можно более сжато и сухо. Под буравящими недоверчивыми взорами никакого желания предаваться лирическим отступлениям не было. Да и вообще приходилось думать над каждым словом, поскольку общеизвестно, что для пилота военный психиатр - далеко не лучшее общество.

Заместитель начальника штаба и два бойких парня - помощники начальника отдела контрразведки заставляли нас раз десять переписывать (собственноручно, на бумаге, а не на компьютере!) объяснения. Они задавали вопросы - как правило, не по делу. В этих вопросах сквозила подозрительность. Только не знаю, в чем нас стремились уличить.

Наконец нас оставили в покое. Напрашивалась сама собой идея сбросить напряжение в баре. Но мы отправились в парк, представлявший из себя просторное помещение на пятой палубе линкора. Здесь была искусно воссоздана часть стандартной биосреды - зеленая мягкая трава, деревья, низвергающийся с камней водопад, яркие причудливые рыбки, шныряющие между разноцветных камней в пруду. Мы присели на широкую мягкую скамейку. Обычно в парке было достаточно многолюдно, но сейчас только две медички лениво валялись на траве и пялились в искусственное небо с фальшивыми перистыми облаками.

- Что же все-таки это было, содруг капитан?

- И что же это было, содруг лейтенант? - усмехнулась Талана в ответ.

-   Не знаю.

- И я не знаю... По-моему, обычный НАЯ.

- Что?

- Не слышал?

- Непериодические аномальные явления. Этой чушью забавляются “плоскостники”. Все телесети полны жуткими историями про негуманоидов с НАЯ.

- Ну да. Привидения на заброшенной космической станции. Атака из космоса цивилизации, для которой наши средства обороны - как деревянные щиты против ракетных установок. Сказки-страшилки для скучающего обывателя. Ты это хочешь сказать?

- Так точно.

- Серг, оставь эти штучки: “никак нет”, “так точно”. Поговорим как люди.

Это было явление похлеще аномального космического объекта.

- Хорошо, - переварив ее слова, кивнул я.

- Для справки: непериодические аномальные явления наблюдаются на всех планетах, - Талана нагнулась, подняла камешек и швырнула его в пруд. По воде пошли круги, которые напомнили мне тот самый голубой водоворот в космосе. - С выходом в космическое пространство НАЯ стали наблюдаться и там. Но никто так официально и не признал, что этот комплекс явлений вообще существует. Потому что они непериодические - то есть чрезвычайно редки и невоспроизводимы в лабораторных условиях, в их появлении невозможно выявить закономерностей. Серьезная наука от них открещивается, в лучшем случае высокие лбы списывают все на проявления известных законов природы, галлюцинации. Вместе с тем военные прекрасно знают, что существует НЕЧТО. Все это не слишком афишируется, но и не слишком скрывается...

- Что это за объекты?

- А ты как думаешь, встретившись с одним из них?

- Там было нечто разумное.

- Цивилизация, обогнавшая нас на тысячи лет?

- Или миллионы.

- Можно сколько угодно забивать себе голову научными теориями. Я же просто выбрала для себя простую позицию.

- В чем она?

- Это просто демоны.

- Что?! - воскликнул я. Она продолжала удивлять меня.

- Оставим религию - это не нашего ума дело. Под словом демоны понимаю некую могущественную разумную силу, сопровождающую человечество всю историю.

- И что этой могущественной силе понадобилось от нашего “Альбатроса”?

- У нее спроси.

Тут на моем контактном браслете зазвенел зуммер

  - Лейтенант Серг Кронбергшен, - забубнил монотонный голос компа. - Вы вызываетесь на четырнадцать-ноль-пять к полковнику Торрелу.

Я поморщился. Главного эскадренного контрразведчика мне хотелось видеть еще меньше, чем психиатра

  - Шарх возьми! - выругалась Талана. - Стервятнику захотелось пообедать.

Так, она уже начинает при мне ругать старших по званию. М-да, наши отношения прогрессируют с пугающей скоростью .

- Давай, двигай к полковнику, - скривилась она - Главное спокойнее. Он постарается вывести тебя из равновесия. Не поддавайся.

- Что ему от меня нужно?

- Относись ко всему с пониманием, лейтенант. У каждого свое дело. Кто-то проливает свою кровь. А кто-то играет в игры. И эти игры тоже кончаются кровью. Так что осторожнее.

В назначенное время я переступил порог “каморки” Торрела.

Он повернулся вместе с широким креслом, сорвал контакт-обруч и бросил на пол, сфера его локального компьютера из золотистой стала бледно-розовой, перейдя в нейтральный режим. Посмотрев на меня, полковник даже не пытался скрыть свою неприязнь.

- Прибыл, - доложил я.

- Я прочитал ваш рассказ. Жанр - нечто среднее между мистикой и приключениями в стиле сериалов стереовидения. Его почему-то назвали отчетом, - он ударил по клавише висящей перед креслом контактной панели, и в воздухе зависла голограмма с текстом моего объяснения. - Интригующее чтиво. Когда вас вышибут на “грунт”, вы без труда сможете зарабатывать на жизнь страшными историями.

- Показания аппаратуры.

- Какая, к шарху, аппаратура?! Память бортового компа вашего истребителя подчищена.

- Все системы корабля отключились

  - Отключились, - он поднялся с кресла, пробежался по кабинету. Я видел, что контрразведчик выведен из равновесия.

- И показания капитана Таланы Алыптен.

- Капитан Талана Алынтен десять лет на боевой летной работе. Вполне достаточно для курса глубокой психиатрической реабилитации! Отличный экипаж.

Более странную компанию трудно найти. Притом? Попадающую в странные ситуации.          

  - Мы не искали встречи с НАЯ.

- Что?! - неожиданно заорал он звонким голосом, выпучив глаза, и я вдруг понял, что именно он настоящий неврастеник и нуждается в курсе глубокой психореабилитации в тихом доме на тихой планете. - НАЯ?! Кто сказал такую глупость?

- Я видел.

- Так вот - забудьте, что вы видели.

- Нас уже предупредили о высоком уровне секретности.

- Я предупреждаю еще раз... Мои ожидания сбываются, лейтенант. От вас одни проблемы... Что вы хотите от равванских десантников? - неожиданно повернул он разговор на сто восемьдесят градусов.

- Я хочу?!

- Вы спровоцировали драку с ними в баре. Допускали шовинистские высказывания.

- Я?! - вздорное обвинение все-таки вывело меня из себя. - Конечно! Я виноват во всем! Что выжил на Галахваре. Что выжил на “фестивале” у Фаланги, сбив истребитель меркан. Я виноват, что встретил аномальный объект.

- Не поленитесь отвечать по уставу, - холодно произнес полковник. - Наряд вне очереди. За дерзость

Я сглотнул. Да, контрразведчик был мастером выводить из душевного равновесия. И он ловко поставил меня в положение оправдывающегося.

- В баре капитан Вольген оскорбил меня и лейтенанта Корвена. Потом равване попытались нас избить. Вмешательство капитана Альштена предотвратило это.

- У меня другая информация...

- Насколько я знаю, равванские десантники прославились потасовками, а не боевыми успехами. Еще один прославился снисхождением со стороны военной юстиции, - мне не надо было этого говорить, но меня будто за язык тянули.

- Еще наряд вне очереди.

- За что, содруг полковник?

- Два... Не смотрите на меня так, а то отправитесь на гауптвахту. Понятно?

- Так точно, содруг полковник. Он смотрел на меня взором ящерицы, будто наслаждался моей яростью.

- Равване - наши союзники, - неожиданно примирительным тоном произнес полковник Торрел. - Это люди, которые добровольно согласились принять участие в нашей войне. И могут рассчитывать хотя бы на нормальное отношение к себе.

Он возмутительно перевернул все с ног на голову. Но я вдруг успокоился. Он играл. Мне оставалось тоже играть.

- Идите, лейтенант.

- Есть, - я обернулся и вышел из кабинета, ощущая на себе тяжелый взор.

Я шел по коридору, проклиная Торрела. Шарх, и надо было ему привязаться именно ко мне? В общем, я его понимал. Эскадренная контрразведка изнывала от безделия, развлекаясь в основном исследованием морального духа личного состава и изживанием пораженческих настроений вместе с их носителями. Вместе с тем каждый флотский контрразведчик мечтал изобличить глубоко законспирированного агента противника или предателя. Но их, как назло, все на заводилось, вот и искала контрразведка себе работу, оперативно разрабатывая невинных бедолаг вроде меня... Невинных,.. Меня что-то будто толкнуло... А может, не так он и неправ?

На меня нахлынула какая-то холодная муть, будто захлестнуло с головой нечистой, покрытой нефтяной пленкой водой... “Я - лейтенант Кронбергшен”, - будто убеждая самого себя, сказал я... Галахвар. “Фестиваль” у Фаланги... Аномальный объект... Картины смешивались и будто отдалялись, утрачивая реальность, пытаясь убедить в своей эфемерности. Так было ли это?.. Я усилием воли удержался на ногах В голове прояснилось.

И мне вспомнился сон. Я бегу по темному коридору к двери. А что за дверью? Что-то важное. Мне нужно разобраться, что там. Но как?

Глава восьмая

ИСТРЕБИТЕЛЬ КЛАССА “МОРСКОЙ ЯСТРЕБ”

Дни тянулись за днями. Постепенно схлынули азарт и боль “фестиваля” у Фаланги. Жизнь эскадры, корабли которой вращались вокруг Дарны, вошла в наезженную колею. Будничный распорядок затягивал, приучал жить в ритме, таком же неотвратимом и мерном, как тиканье антикварных часов, которые были дома. Боевая учеба. “Картонные коробки” Расслабление в баре или треп с Корвеном в парке Патрулирование. И так изо дня в день. Скука флотской обыденности.

Талана перестала меня удивлять. После череды событий, в результате которых из-под ее маски приоткрылось человеческое лицо, она решила с лихвой компенсировать минуты своей слабости. Отыгрывалась она в своей манере. Вот только “картонной коробкой” и придирками меня становилось донимать все труднее, а наряды она по каким-то своим соображениям давать перестала. Правда, мне на некоторое время хватило и тех, которыми осчастливил полковник Торрел. Впрочем, я к ним привык, тем более что в основном отрабатывал их в компании Корвена, которого его ведущий перевоспитывал с тупым упорством

Очередной наряд ознаменовался тем, что мы умудрились найти ошибку в сервисном узле сети на одиннадцатой палубе, который по иронии судьбы был как раз на территории технической службы. Ошибка была незначительная и не повлекла бы никаких последствий. Серьезного сбоя в совершенной самоконтролирующейся и самовосстанавливающейся системе жизнеобеспечения линкора быть не могло. Так что ничего особенно знаменательного в событии не было, если не считать того, каким образом мы обнаружили эту ошибку.

Корвен сидел на колене с контейнером тесткомплекта.

- Нормально, - сказал он, когда дело близилось к концу и оставалось несколько секунд, чтобы считать последние параметры.

- Стоп, - вдруг меня что-то толкнуло изнутри. - У нас ошибка.

- Где? Ничего не вижу, - Корвен вызвал на экран последние данные. - Ничего не показывает.

- Подожди, - махнул я рукой...

И тут на экран посыпались красные тревожные цифры. В компьютерной программе завелся мелкий вирус. Вошь, которую раздавить - две секунды.

- Сейчас мы его, - Корвен набрал комбинацию нейтрализации вируса. И вскоре на экране появилась зеленая надпись “удалено”. Порядок был восстановлен - Готов,

  - Готов, - поддакнул я, чувствуя себя не слишком приятно.

Корвен почесал подбородок. Вопрос, который он мне задал, был естественным:

- Как ты узнал о вирусе? Я пожал плечами.

- Мне показалось.

- Но данных ведь еще не было

  - Мне показалось, что они будут.

Мне было как-то не по себе... Я не высчитал появление этого вируса. Просто во мне будто материализовалось инородное тело, изнутри распирало знание - сейчас будет вирус.

- Шарха происки, - усмехнулся Корвен.

После этого я долго не мог прийти в себя. И чем больше размышлял о своем прозрении, тем больше терял покой. Казалось, безобидная ситуация - предсказал сбой в сервиссистеме. Но в момент, когда это случилось, я прикоснулся к чему-то закрытому в своей душе Что это было?

Вопросы. Вопросы. Они отравляли мое существование. Хотя в целом на жизнь было грех жаловаться Враги потихоньку забывали или делали вид, что забыли о моем существовании. Контрразведка больше к себе не звала. С равванскими десантниками я практически не пересекался. “Бриз” - это целый город, встретиться в котором без обоюдного желания не так уж и легко. Кроме того, я предпочитал не бывать там, где бывают они. Краем уха я слышал, что капитан Боль-ген как-то надрался и обещал стянуть шкуру с выродка. Это, наверное, с меня.

И все-таки пару раз я столкнулся с моими недоброжелателями. В баре я увидел Вольгена с его обезьянами и благоразумно исчез. Во время одной из учебных тревог, на которые был так щедр помощник начальника штаба, я оказался на лифтовой платформе рядом с Вольгеном. В толкучке, изогнувшись, как бы невзначай он пнул меня локтем так, что дыхание перехватило, за этим последовал легкий тычок в болевую точку, и в глазах потемнело, как при перегрузке на боевом вираже. К своей чести, на ногах я удержался.

- Пока живи, мерканский выродок, - прошипел он. - А там посмотрим...

Придя в себя и вернув себе право дышать, я с горечью подумал, что проблема с Вольгеном никуда не денется. Нелюбовь ко мне с его стороны, как любое воистину искреннее и горячее чувство, вовсе не затухала от отсутствия непосредственного общения, а наоборот, росла. Я не мог понять, чего он на меня так взъелся. Странно все это. Ведь на корабле полно народу, куда больше достойного его внимания.

Однажды мерное течение флотской жизни было взбаламучено большим шумом. К нам прибывала инспекция. Да еще во главе с заместителем командующего флотом по тыловым вопросам адмиралом второго класса Долма Сару - типичным образцом паркетного вояки, известным паталогической страстью к порядку, Порядок этот старый перечник понимал по-своему - чтобы все было выровнено однообразно, хоть и безобразно, в ряд, блестело и чтоб “вообще как положено”. Адмирал досадовал, что живет не в век водного флота, когда палубы драили швабрами. Для нас и технарей настали тяжелые времена. Все чего-то латали, проверяли, чинили. Через неделю все корабли эскадры сияли, будто новые. “Бриз” все больше приобретал выставочно-показательный вид. На таких кораблях не живут и не воюют. На таких кораблях услаждают взор адмиралов из Главного командования...

- Всех взгреют, - потирал руки Корвен. - Нашего адмирала отчитают как мальчишку - принародно и грубо. Сару это обожает. С головой у него проблемы. Да еще он окончательно оторвался от жизни. Ничего не знает, не понимает и понимать не хочет.

- А чему ты радуешься? - возмутился я.

- Хоть какое-то разнообразие. Если с самого начала настроиться на восприятие инспекции как циркового представления, то становится интересно. Если принимать все на полном серьезе, то сойдешь с ума Противопоказано для здоровья воспринимать флотские маразмы серьезно.

Он, как всегда, был прав.

Малый крейсер вышел из супервакуума тютелька в тютельку в положенное время. Пришвартовался к блоку боевой орбитальной защитной станции. И грозный адмирал Долма Сару отправился на флагманский линкор.

“Бардак! Посмешище флота! Всех на “грунт” спущу!” - представление, называемое “плановая инспекционная поездка”, неустанно сопровождалось воплями торжествующего дикаря, увидевшего мамонта и собравшегося порвать его руками. У адмирала был натренированный глаз, который выхватывал мелкие недостатки там, где их не замечал никто. В первый же обход линкора он наткнулся на “Альбатрос”, на котором тест-система барахлила и выдавала вместо нормальных данных такую околесицу, что это было заметно даже такой тыловой крысе, как адмирал Сару. Он влез в единственное место на разгонной палубе, куда не добрались сервисные роботы и не выкрасили, не вычистили его до блеска. На нижней палубе он наткнулся на единственного расхлябанного и слегка выпившего офицера, к тому же не заметившего адмирала.

- Разгоню к шарху весь этот курорт “плоскостников”! - бесновался адмирал Сару. - Плохо! Это флот? Это разве флот?!

Голос эхом отлетал от переборок и затухал в пластике коридоров. Высокая персона передвигалась со свитой, наш командующий с каменным лицом брел следом, адъютанты вились как мухи, что-то неустанно записывали в компблокноты и фиксировали видеошариком выявленные недостатки, а заодно и площадную ругань адмирала.

Нам с Корвеном повезло. Адмирала Сару мы видели только издалека и не были осчастливлены его командной бранью .

- Нашему адмиралу, кажется, сильно достанется сказал я, провожая глазами исчезающую в переплетении коридоров процессию. - Не снимут с эскадры?

- Да ты что? - удивился моей неискушенности Корвен, еще на старом месте службы переживший не одну инспекцию. - Хуже, если бы Сару не нашел ничего. Он потерял бы аппетит и затаил злобу. А так вся злость уходит в шум.

- И в какой шум!

- Ты по летной школе не понял всех этих премудростей?

- Там все было иначе.

- Принцип один и тот же. Адмиралами становятся, чтобы тешить свое самолюбие.

На крейсере, доставившем адмирала Сару, прибыло пополнение взамен выбитых пилотов. Там были офицеры и с других эскадр, и из центров переподготовки. И, конечно, новая партия стажеров. Пилотские школы Фемиды, Дирра... Галахвара? Нет на Галахваре больше пилотской школы.

Когда я устремился по сигналу сбора и увидел в коридорах спешащих взволнованных новобранцев, меня как обожгло. Прошло полгода, когда я так же, как и они, шагал на первое построение на “Бризе”.

Кажется, пролетел лишь миг. И вместе с тем я будто постарел лет на сто. Я стал другим. Пропасть от новобранца до пилота, прошедшего “фестиваль” и сбившего вражеский истребитель, огромна.

Все происходило, как обычно Строевой зал. По квадратам стояли подразделения. Мое место - дивизион прикрытия.

На возвышении теперь было два адмирала - наш командующий и инспектирующий тыловик. Сару стоял насупившись и недобро озирал собравшихся. Гор Лармен коротко представил пополнение.

- Эскадру укомплектовали полностью, - прошептал Корвен, когда последовала команда “вольно”. - Значит, впереди заваруха. Полностью укомплектовывают перед особенно веселыми “фестивалями”.

- Похоже на то, - кивнул я.

Слово взял адмирал Сару. Набычившись, он издал утробный рык, длившийся минут десять. В нем можно было разобрать отдельные слова - о традициях флота, о том, что новые офицеры должны влиться с достоинством в славную боевую семью, оправдать высокое звание - и дальше в том же духе. Потом платформа, на которой стояли два адмирала, торжественно и неторопливо опустилась. Пришло время вручения наград

Отрадно, что первая золотая раковина досталась капитану первого класса Парку Лоргу, командиру нашего дивизиона, за уничтожение вражеского фрегата, определившего момент перелома в битве.

Адмирал Сару обнял нашего командира и с чувством похлопал по плечам, будто разминая ему кости

  - Служи и дальше честно, сынок.

Серебряные раковины получили одиннадцать человек, отличившихся в последнем “фестивале”. С каждым новым орденом Сару колотил награжденных по плечам и спинам все сильнее, обнимал все крепче, и в конце концов я увидел выступившие на его глазах слезы - адмирал был чертовски сентиментален.

Мне захотелось поаплодировать, когда объявили о вручении серебряной раковины Арвину, но он получить награду не мог - был в госпитале на “плоскости”, и неизвестно, когда снова ступит на “палубу”.

Напоследок командующий припас объявления о переводах в другие подразделения и присвоении очередных и внеочередных званий.

В основном перемещались по службе офицеры, хорошо зарекомендовавшие себя в полетах на двухместных тяжелых истребителях класса “Альбатрос” и созревшие для легких одноместных машин, которые создавали основную ударную силу флота. Пилот одноместной машины - это более высокий уровень, чем стрелок. Сегодня этой чести удостаивались те, кто прибыл на “Бриз” почти на год раньше меня, да и то не все. Многие на годы застревают в кресле пилота-оружейника “Альбатроса”.

- Присвоить звание “лейтенант второго класса” и перевести в пятое звено третьей штурмовой эскадрильи Серга Кронбергшена, - объявил командующий эскадрой.

Интересно, меня не обманывают мои уши? Штурмовая эскадрилья! Это означает одноместный “Морской ястреб”!

Скосив глаза, я увидел, что губы Таланы тронула улыбка. В этот момент я почти любил ее... Я готов был полюбить весь свет... Кроме меркан.

Я стиснул зубы. Не хватало сейчас пустить слезу... А очень хотелось!

***

- Ну вот, Серг, ты почти пилот, - с грустью произнесла Талана, опрокидывая почти полный бокал прозрачной обжигающей жидкости.

Я внутренне сжался, представив, каково ей сейчас - проглотить бокал этого высокоградусного пойла. Но она только прижмурилась, втянула резко ноздрями воздух и удовлетворенно крякнула.

- Пей, - кивнула она. Мой бокал был наполнен так, как еще недавно был наполнен ее. Я отхлебнул немножко, горло обожгло.

- Кто так пьет, лейтенант? - насмешливо посмотрела на меня Талана.

Я со злостью опрокинул весь стакан, намереваясь тут же скончаться... Дыхание сперло. Слезы брызнули из глаз. Кто сказал, что самое страшное для пилота - заряд мерканской плазмы в грудь?.. Я нашарил бутерброд с ветчиной, проглотил, и только после этого стал улавливать очертания окружающих предметов.

- Теперь ты и пьешь почти как человек, Серг.

- Я вообще чем-то похож на человека, если вы еще не заметили, - выпитое меня расслабило, и я почувствовал себя в обществе с Таланой чуть свободнее, чем обычно, то есть комфортнее, чем в комнате со змеями.

- Похож на человека? - она усмехнулась. - Это ненадолго. Ты станешь настоящим пилотом. И превратишься просто в элементарную частицу этой войны. И однажды поймешь, что, кроме войны, у тебя ничего нет.

- Так уж ничего?

- Ничего важного. Все отходит на второй план. То, что казалось жизненно необходимым, становится второстепенным, то, что было ярким, блекнет. То, что должно быть дорогим, перестает им быть. Потому что нельзя задерживаться. Нельзя долго оплакивать друзей. Ни во что нельзя вкладывать слишком много души, кроме как в нее, в эту шархову войну!

- Но мы возвращаемся с этой шарховой войны.

- Мы... - она сделала ударение на “мы”, - не возвращаемся. Кто-то из них, - обвела рукой полный бар, - может вернуться. Отвоевать свой срок. Потешить самолюбие. Получить награды, звания, деньги. И писать мемуары для глобальной сети... Но мы из другого теста.

- Почему вы выделяете меня?

- Потому что ты из того же теста, что и я. Потому что ты, лейтенант, живешь по-настоящему только в кабине истребителя...

Я попытался собраться, прогнать волну хмеля, туманящего мозг. А ведь она права! Я вспомнил тот первый бой. И понял, что действительно по-настоящему жил только тогда.

- Ты мой пятый стажер, Серг.

- Как?

Цифра внушительная. Выпустить пять пилотов.

- В живых из предыдущих осталось двое. Один воюет до сих пор в другом секторе. Другой надолго застрял в клинике психической реабилитации... Троих уже нет... Скажи, сколько раз в день ты мечтал придушить меня?

- Я не считал, капитан.

- До стольких считать не умеешь? - засмеялась она. - Ты меня ненавидел, Серг.

- Никак нет.

- Тебе сколько лет?

- Двадцать пять.

- Мне - тридцать три. Не такая большая разница.

Я задумался. А ведь действительно, восемь лет по современным меркам - это ничто. И вместе с тем такая пропасть. Мне кажется, ей лет сто.

- Поэтому приказываю сегодня плюнуть на звания, Серг. Я - Талана.

- Годится, - не слишком уверенно произнес я.

- Ты, конечно, понял, для чего я тянула твои жилы. Только ради одного. Чтобы ты сталпилотом, Серг. Стал частью этой войны, боевой единицей, а не отважной жертвой, которую спалят через месяц-другой... И по возможности выжил... Я устала терять людей...

Я ощутил, как на меня накатывает волна сентиментальности, тут она подсунула в руку еще один бокал.

- Давай, Серг. Пьем за нас. За пилотов... Мы осушили бокалы. Пойло было послабее, чем предыдущее, дух так не вышибало, но било крепко

- “Плоскостники” считают нас или героями, или маньяками, - продолжила Талана, на нее спиртное почти не действовало, она только слегка раскраснелась, и голос стал более глубокий. - Ничего подобного. Пилот знает, за что умирает. Это не простая война. Против нас враг, с которым не может быть примирения.

- Я знаю это.

- Наверняка вас в пилотской школе чуть ли не наизусть заставляли учить агитки о подлой сущности меркан. Несмотря на тупоумный стиль, в них сущая правда. Но это надо не знать, а чувствовать. Меркане - не просто враги. Это - сама тьма...

- Почему?

- Что ты знаешь о них?

- Под протекторатом Мерканы пятьдесят шесть планет. Они образуют Объединение мерканских свободных миров. Форма правления - внешне демократическая. Фактически теневое правление осуществляет замкнутая каста “бессмертных”.

- Все это сооружение стоит на трех опорах - сложнейшей и чрезвычайно затратной технологии продления жизни избранным; самых диких технологиях, которые в нашем мире отнесены к категории запретных; и изощренном глобальном психоконтроле над населением. Этого достаточно, чтобы превратить жизнь на этих пятидесяти шести планетах в ад. Внешне благопристойный ад...

- “Плоскостники” считают, что в таких оценках больше милитаристской пропаганды.

- “Земляные черви” могут считать, что им угодно. Это ничего не меняет. Мы пытаемся остановить наступление тьмы, Серг... А она надвигается все быстрее.

- Меркане давят нас все крепче.

- Да. Притом давят по всему фронту. Продавливаются к центру нашей сферы. А мы выдыхаемся. После гибели Галахварской школы еще острее встал вопрос о недостатке летного состава. И мы проигрываем одно сражение за другим. Меркане лезут, как болотные слизни Арзаны перед наступлением дождей - изо всех дыр... Эти расчетливые твари не заботятся о ресурсах. Они будто не думают о будущем, не боятся истощить себя... Что это значит?

- Они на что-то рассчитывают.

- Точно Они приберегли какой-то сюрприз. Мне кажется, что они надеются получить козыри в этой игре. И просто избавляются от вооружений, которые вскоре станут ненужными.

- Им станут ненужными их эскадры?

- Не знаю... Они что-то готовят, чую. Не знаю, понимают ли это умники в штабах. Но меня, старую боевую клячу, не проведешь... Наступают тяжелые времена, Серг...

Я пожал плечами.

- Может произойти то, что наши стратеги видят в страшных снах. И называется это - подавляющее стратегическое преимущество, - она потянулась, загребла горсть орехов и кинула в рот. - Понимаешь, что значит это слово?

- Безнаказанность.

- Точно. Они безнаказанно будут уничтожать флоты и города. Будут высаживать десанты. И однажды мы обнаружим, что отступать больше некуда.

Она грохнула бокалом о стол, и синтетикхрусталь распался на мельчайшие частички.

- Шарх, я боюсь об этом думать, Серг... Но я знаю, что вскоре ты сможешь попробовать, на что способен твой “Морской ястреб” бортномер 35-111 в бою. Меркане полезут снова. Где-нибудь в системе Водоноса.

Она как в воду глядела. На следующий день наша оперативная эскадра по сигналу тревоги была приведена в боевую готовность и вскоре нырнула в супервакуум, двигаясь в сторону системы Водоноса - разведслужбы засекли продвижение к ней кораблей противника. Мне не пришлось долго томиться мечтой опробовать свой “Морской ястреб” в бою...

Глава девятая

УСПЕТЬ В ПОСЛЕДНИЙ ВАГОН

Когда эскадра вынырнула из супервакуума, меркане уже догладывали планетарную оборону Токсаны. Две защитные станции были разнесены в пыль. Ожерелье из боевых автоматизированных модулей было ополовинено. Врагу оставалось совсем немного.

Я сидел расслабившись в кабине “Морского ястреба”, достаточно свободной по сравнению с кабиной оператора управления огнем в “Альбатросе”. По боевому уставу, который, в отличие от строевого устава, написан кровью, при выныривании корабля-пробойника в реальный пространственно-временной континуум все пилоты должны находиться в своих машинах, чтобы в случае необходимости сразу вступить в бой.

Самый опасный момент при “заходе на боевой” - выход из супервакуума. Можешь нос в нос упереться в эскадру противника. А так как при выныривании происходит разряжение энергетических колец, корабль, лишившийся на несколько минут полноценного защитного поля, становится доступной добычей для вражеских орудий.

- Шарх! - воскликнул я, преодолевая тошноту и головокружение, приступ которых обеспечен после выныривания на поверхность, и во все глаза глядя на постепенно проявляющуюся в деталях картинку. Компьютеры, анализируя данные всех видов контроля среды, рисовали объемную картину с раскладкой противостоящих сил. Не нужно было много времени, чтобы понять - мы влипли!

Мы вынырнули в непосредственной близости от главных сил противника. Наш флагманский линкор очутился в крайне невыгодной позиции. Но другим было еще хуже. С отчаянием я видел, что ближайший к нам эсминец “Глаз циклона” попал в капкан - угораздило его вынырнуть как раз между мерканскими линкором и двумя фрегатами!

Если бы нам дали хоть немного времени, мы бы очухались и вступили в бой. Но меркане не первый день воевали. И плазменные сгустки устремились к “Бризу”...

- Шарх, шарх, - повторял я, как заводной, слушая, как тягуче ведется отсчет.

Со стартовых ангаров “Бриза” один за другим выстреливались истребители. Они вылетали в черноту космоса и устремлялись вперед - в огненную преисподнюю.

- “Восьмой” - ушел, - щелкал компьютер. - “Девятый” ушел...

“Девятый” - это истребитель Таланы, ведущего нашей двойки.

- Приготовиться. Старт.

Меня вжало в кресло. “Морской ястреб” покинул стартовый ангар со скоростью снаряда, но гравитационный нейтрализатор, как всегда, бескомпромиссно задавил ускорение.

Первый мой боевой заход на “Морском ястребе”!

Главный комп “Бриза” выдал покидающим корабль звеньям боевые задачи, которые сумел оптимизировать за считанные мгновения. Наше пятое штурмовое звено рвалось к мерканским кораблям, навалившимся на “Глаз циклона”.

На объемной схеме было видно, как от “Глаза циклона” тоже отваливаются точки - это истребители, кто мог, устремлялись на волю.

Я закусил губу, глядя, как с трех сторон плазменные резаки вспороли обшивку эсминца, не защищенную полем. Плазма выжигала суперорганический металлокерамит обшивки, металл, пластик. На корпусе вспухали облака - вырывавшийся из взломанных отсеков воздух моментально кристаллизовался.

“Глаз циклона” огрызался орудийными залпами, экипаж предпринимал титанические усилия, чтобы стабилизировать защитное поле и выйти из зоны поражения. Не успевал. Еще один пробой в корпусе... Еще один... Двигательная секция корабля-пробойника отделилась. Стабилизационные кольца стали отваливаться. Эсминец распадался.

- Шарх!

Сознание губкой впитывало поступающую информацию. Я старался держать в голове весь “объем боя” и не упускать из виду своих соратников.

Коммуникация при быстротекущем космическом сражении - вещь нелегкая. В былые времена, когда увлекались компами и считали их главнее человека, все параметры боя с каждой машины выводились на главный боевой компьютер эскадры, и оттуда шло управление боем. Пока не грянул “фестиваль” у Новы. Меркане в тот день сумели нейтрализовать главный эскадренный комп и вбить в него программу-паразит. Пока наши военачальники сообразили, что происходит, и обрубили поток информации, произошел перелом в битве. Так что сегодня в бою, получив первоначальный боевой приказ, каждый держится за свою двойку, звено и эскадрилью, а в конечном итоге отвечает сам за себя. Космический бой - молниеносен, жесток, ошибки, промедления и неуверенность в нем не прощаются.

Двенадцать точек в “объеме” - это наше звено шло к диску мерканского монитора, палящего по “Глазу циклона”.

Нам не повезло - мы с самого начала были в позиции обороняющихся. Если бы мы имели численный перевес, то позиционные недостатки можно было бы сгладить. Но численность у нас и меркан была примерно одинаковая. В общем, все у нас полетело вверх тормашками. На Фаланге было тяжело. Но сейчас куда тяжелее.

Карусель вертелась такая, что я действовал в полубессознательном состоянии, на максимальных перегрузках. Сегодня работаем на пределе, иначе затопчут, разнесут в клочки. Когда я приходил в себя, то удивлялся, что еще жив. На губах - вкус крови. Каждая секунда может стать последней. Кошмар боя. А душа поет. Я полный хозяин машины!

Талана была права. Я был частичкой в узоре боя. И был счастлив...

В “объеме боя” гасли одна за другой точки - это сгорали машины. Но забивать этим голову нет времени. Сейчас есть дела важнее. Я плету свой узор в кружеве боя. Не попасть под залп батареи мерканского монитора, иначе сразу конец. Отшить с хвоста Таланы “Синего паука” и самому не угодить в стальные клещи: две точки слева - по мою душу. Не дождутся! И еще надо попытаться раздавить врага. Достать его. Наколоть, как червяка на иглу, на плазменный удар моих послушных орудий. Выйти на позицию. И всадить в диск монитора две торпеды.

Машину тряхнуло. Плазменный залп “Пустынного скорпиона” прочертил полосу по моему борту. Повреждения - семь процентов. Можно не беспокоиться. Бортсистемы реанимации справятся. Еще один разряд - прямо передо мной огненная полоса.

Огромные скорости, огромные расстояния. И все равно в бою пару раз мне казалось, что я могу увидеть врага, стиснутого в кабине.

И вдруг меня второй раз охватило ни с чем не сравнимое чувство, - зеленая линия, прочерченная мной, пересеклась с точкой мерканского легкого истребителя. Мои орудия настигли врага!

Шарх, у меня получилось! Два сбитых истребителя за два боя!

Я вырвался из объема обстрела вражеского монитора. Перевел дыхание. И снова - в гущу боя. Снова вместе с товарищами пытаться осуществить невозможное - спасти “Глаз циклона” или хотя бы часть людей на его борту.

  “Глаз циклона” еще огрызался, но он был уже почти разрушен. И я четко, как в ясный день на морозном воздухе, увидел картинку под названием “обреченный эсминец”. Да, “Глаз циклона” был обречен. А с ним обречены пятьсот человек экипажа, что сгорят в этой жестянке, ведя последний в своей жизни бой, не имея права покинуть свой пост за пультом управления или у большого орудия...

Все, “Глаза циклона” больше нет. Пора позаботиться и о себе...

Когда наше звено расчистило вокруг себя “объем”, я смог немного перевести дух... И понял то, во что не хотелось верить. Мы проиграли. Меркане щелкали один за другим наши истребители и принялись за “пробойники”. Они уничтожили два катера огневой поддержки. Наш линкор получил серьезные, но далеко не смертельные раны. У эсминца “Торнадо” снесло часть борта и сегмент силового кольца, и мы вполне могли его потерять - защитполе слабело, и корабль получал удар за ударом.

Я считал новое целеуказание, и наше звено вломилось в ряды противника. Мы бросали в топку резервы, которые быстро сгорали.

Все шло к тому, что меркане сегодня будут праздновать победу. И речь шла уже не о спасении системы. Речь шла о спасении самой эскадры, которая стоила не меньше, чем обитаемая планета. Стало ясно, что у нас один выход - отступление, которое ни в коем случае нельзя превратить в паническое бегство.

На вакуумпереход требуется время. Так что надо продержаться, прежде чем раскочегарятся системы перехода. А известно, что единственный способ сохранить большие фигуры в гибельной ситуации - без всякой жалости жертвовать маленькими. Самая маленькая фигура - истребитель. Крошечная точка в “объеме боя”. Она гаснет, и вместе с ней гаснет жизнь пилота. Одна. Вторая. Третья.. .

Сколько времени это продолжалось? Определить было нетрудно - достаточно запросить комп. Но время сейчас не стоило ничего. В “объеме боя” свое время. Свой темп его течения. За минуту можно прожить год, а год может стоить не дороже секунды.

Я “плел кружево”. Кидал машину в “горки”, “спирали”, “обручи”... Сколько раз мне казалось, что уже не выбраться. Но я бросал “Морской ястреб” в вираж и с изумлением осознавал, что все еще держусь в хвосте истребителя Таланы.

Когда мы получили кодированный сигнал “готовность к нырку”, я уже думал, что это не завершится никогда. Воодушевление, страхи, горячка боя куда-то провалились. Теперь в пилотском кресле сидел автомат, именуемый лейтенантом Кронбергшеном Но сигнал пробудил дремлющие чувства. Мне вдруг страшно захотелось выжить. Потому что бой истекал, как кровью, последними густыми минутами. И я имел шанс выжить. Шанс, о котором тогда, когда бой казался вечным, не задумывался...

Вот только шанс на выживание мне оставили почти нулевой. Наше подразделение должно было обеспечить переход в супервакуум наполовину окруженного эсминца “Буран”.

Точки - то, что осталось от нашей эскадрильи, стягивались к “Бурану”. Одну точку я так ни разу и не упустил из виду - истребитель Таланы. Эта точка мигала - незначительные повреждения. Пилот жив.

Меркане не хуже нас знали, что бой остался за ними и лемурийская эскадра отступает, уже не надеясь спасти территорию влияния. Мы уходили, а они, жадные до нашей крови, не хотели отпускать нас. Они хотели получить все...

Точки продолжали гаснуть. Брызнуло искрами продолговатое пятно - это меркане развалили эсминец “Торнадо”. Еще полтысячи человек - к богу космоса в гости.

- Шарх, шарх, - ругался я, сплевывая кровь. Кровавые сгустки всасывались губкой скафа, стекло шлема автоматически очищалось от крови. Сколько из меня ее сегодня вытекло? Не знаю. Временами она хлестала из носа и рта фонтаном. Перегрузки выжимали меня, как мокрую ткань. Я не ощущал боли. Я делал дело - прорисовывал в картине боя свои штрихи.

Нечеловеческое напряжение и немного везения - и мы умудрились перекрыть “объем” на подступах к. эсминцу “Буран”. Тем временем одиннадцатое звено и катер огневой поддержки взломали линию обороны вокруг мерканского монитора. Меркане не ожидали от нас такой прыти и, как мне показалось, растерялись.

А потом наши боевые друзья нанесли огневой удар такой силы, что мерканский монитор покрылся бледно-зеленым покрывалом взламываемого силового поля, которое окрасилось в цвета радуги и лопнуло мыльным пузырем.

- Бог войны! - я чуть не взвыл от восторга, видя, как белый диск разваливается на части... Меркане решили, что победа обойдется дешево. Они ошиблись!

Наша эскадрилья с остатками других подразделений с отчаянной яростью насела на фрегат на правом фланге, и меркане вынуждены были оттянуть силы для его защиты. Пока враг перегруппировывался, я с ходу снес еще один истребитель класса “Короед”. Это самая маневренная машина меркан, которую зацепить чрезвычайно трудно.

- Десятый, ты молодец, - пробился через помехи голос Таланы.

- Спасибо. Как у вас?

- Терпимо ...

Накопительные дуги эсминца “Буран” между тем разогревались, по ним лился голубоватый огонь. Бледно-синяя дымка расползалась по защитному полю. Это значило - близок вакуум-пробой. До нырка оставались считанные минуты. И меркане поняли это. И накинулись всем скопом на ускользающую добычу.

Точка погасла. Нет истребителя. Нет пилота. Еще одна пешка. Не страшно. Лишь бы ушел корабль-пробойник. Мы пешки. Наша задача - пожертвовать собой с пользой... А нам хотелось выбраться. Как же хотелось!

От нашего звена осталось три машины!

- Начинаем нырок! - послышалось сообщение с флагмана. - Истребителям прикрытия - на борт!

Я с облегчением увидел, как линкор “Бриз” вспыхнул яркой звездой и исчез из нашей реальности. Нырок!.. За ним последовал еще один пробойник...

- Машины прикрытия - на борт, - этот приказ с “Бурана” касался уже напрямую нас. Наш носитель отбывал, и надо было успеть на него. Уцелевшие машины, те, кто мог, воссоединялись с носителями. Уйдут не все. У всех не получится. Но у кого-то выйдет. Нас ждала посадочная секция спасаемого нами корабля.

По защитному полю “Бурана” поползли красные всполохи - оставалось совсем немного до нырка. А к кораблю все тянулись атакующие мерканские машины. И мы отбивали их. Мы, те, кто имел наиболее выгодное положение, малевали рисунок боя - давая возможность истребителям пришвартоваться и не подпуская меркан к уходящему эсминцу,

- “Седьмой”, “Первый” - на борт эсминца! - крикнула Талана, оставшаяся за выбывшего командира сил прикрытия. - На борт.

- Мы поможем.

- Борт!

Перегрузки. Боль, мистический пламень всепожирающей плазмы. Тут не выжить человеку... Но мы не люди. Мы - пилоты! И созданы, чтобы выживать там, где жизни нет!

Когда на миг ко мне вернулась способность оценивать ситуацию, я почувствовал бездонную пустоту одиночества - около “Бурана” мы остались только вдвоем с Таланой. Я видел, что эсминец уже входит в. режим вакуум-пробоя

- “Десятый”, уходи! - крикнула Талана.

- Уходите вы! Я оттяну меркан!

- Я приказываю!

- У вас выгоднее положение ухода. Вы повреждены. Я прикрываю.

Она что-то кричала, но видела, что я кругом прав. У меня действительно было более выгодное положение. И моя машина была повреждена меньше.

- Серг, - взмолилась она.

Я не ответил, врубаясь в боевой порядок движущегося на нас клина. Враги засуетились, беря меня в клещи. Талана же получила еще один удар из плазменного орудия и в этой гонке стала лишняя.

“Буран” окрасился белым светом. Начинался нырок, и сейчас в корабль можно без какого-либо эффекта бить хоть со всех орудий мерканской армады - точка перехода втянет в себя всю постороннюю энергию.

- Вот идиот! - крикнула Талана определенно в мой адрес. И ее истребитель влетел в поле “Бурана”. Материальный объект имел возможность воссоединиться с кораблем в момент перехода.

- Все, - прошептал я, уверенный, что это мой последний бой.

Меня зажали. Они были уверены, что я никуда не денусь. И я знал это.

Сердце ухнуло и на миг остановилось. Тьма нахлынула на меня. Помутнение длилось какую-то долю секунды. А потом как холодный душ обрушился сверху. И я с безумным ликованием ощутил, что такое просветленное, чистое сознание. Передо мной предстала невероятно четкая картина “объема боя”. И это была не компьютерная развертка, а нечто совершенно иное. По логике следовало бы все это списать на галлюцинацию, потому что такого просто не может быть. Но только у меня была окончательная, не требующая доказательств уверенность, что все это происходит на самом деле. Я видел все не глазами. Мое сознание расширилось. И теперь я видел все в целом и каждый элемент в отдельности. Я имел возможность в мельчайших деталях рассмотреть каждый истребитель врага, и даже, казалось, мог коснуться его рукой. Вот только проведу ладонью - и смету устремившегося на меня “Синего паука” да еще захвачу тройку “Скорпионов”. Потом походя смахну мерканский фрегат... А еще я разглядел лицо, равнодушное, бледное и жуткое, - это было лицо пилота-клона в “Синем пауке”. На миг эта безжизненная маска озарилась гримасой мутного, не радостного, а зловещего торжества. Он был уверен, что они взяли меня . Они упустили наш эсминец, но могли спокойно дотерзать те одинокие истребители, которые не успели в вагон тронувшегося магнитоле езда.

- А ведь не возьмете, - прошептал я, Я видел всю картину, как видит ее художник, знающий, как довести полотно до идеала. Я знал, как дорисовать картину боя. Я понял, как пройти через мерканское звено...

И рванулся в прорыв.

Мигал меддиагност скафа, посылая тревожные сигналы, Ныл индикатор, показывая запредельные перегрузки. Но я не терял сознания и еле слушающимися пальцами задавал новую траекторию.

Я ощутил нахлынувшую волну ужаса - ее излучал пилот истребителя класса “Ящер”. Он видел, что не разминется со мной. Я сжег его, оставив пылающий в безвоздушном пространстве костер.

- Есть!

Еще один! Два уничтоженных и три поврежденных истребителя врага за один бой! Неплохо!

Эсминец “Буран” светился все более ярко... Считанные секунды до завершения нырка!

Все, я в поле действия вакуум-пробоя! Оповещение - свой.

Я почти успел... Но не успевал... Нырок завершался. И у меня не осталось времени на раздумье.

Я бросил истребитель вперед. Внутри все обмерло. Я имел шанс угодить в пустоту. И тогда придется биться с мерканами, пока они не сожгут меня.

Я невольно зажмурился.

И меня вдавила в кресло чудовищная перегрузка. Поля нейтрализации эсминца гасили мою скорость, но не могли полностью погасить инерцию. Я застонал...

Командир “Бурана” приостановил переход в супервакуум. Это было очень опасно. Можно было представить, как сейчас сотрясает гигантский корабль вибрация, пробирающая до печенок, как людям кажется, будто она разнесет их на атомы. Но на “Буране” решили рискнуть всем, чтобы вытащить одного пилота. Решение нельзя было назвать разумным. Но война живет не только по холодной логике. Мы же люди, а не мерканские клоны.

Смутно я видел посадочную секцию эсминца...

Створки за мной закрываются...

И горячая волна проходит по телу от макушки до пяток- это эсминец пробил вакуум...

Я закусил и так уже прокушенную губу и бессильно откинулся в противоперегрузочном кресле.         

Когда медики вытаскивали меня, по моему лицу текли слезы с кровью, которых я совершенно не стеснялся...

И я понял, что уже нет никакого смысла держаться в сознании...

***

Я провалялся в реанимационном блоке двое суток. Все это время сложнейший механизм, больше похожий на живое существо, чем на обычную железяку, подправлял меня - по сосудам рыскали в поисках врагов тысячи минироботов, самые маленькие из них были сравнимы размером с клетками. В меня закачивались синтезированные вещества, которых не хватало в организме, активизировались электромагнитными импульсами и химическими вбросами регенерационные процессы. В результате происходило то, что еще пару столетий назад назвали бы чудом - искореженный, по идее ни на что не годный организм восстанавливался на глазах и обещал в скором будущем работать ничуть не хуже, чем раньше. Меня эта процедура всегда пугала какой-то механистичностью. Такое ощущение, будто медики не человеческое тело восстанавливают, а ремонтируют поврежденный в бою истребитель.

Все это время изредка я выныривал из мутного полузабытья. Боли не было - ее просто выключили, чтобы она не смущала меня и не задерживала процесс восстановления. Боли нет места там, где есть современные медтехнологии.

Позже мне сообщили, что у меня были сломаны восемь ребер и левая рука в двух местах, повреждены легкие и треснул позвоночник. В общем-то, ничего опасного - для военной медицины это не проблема.

Наконец, боль нейтрализовывать перестали, и она пришла - слабая, не агрессивная, будто морально подавленная. Ей больше не было добычи в моем теле, и она быстро успокоилась. Потом распахнулся реанимационный контейнер, похожий на трехметровую сигару. Меня вытащили на свет божий и уложили на койку. Теперь вокруг меня в воздухе насекомыми вились переливающиеся в мягком сиреневом свете бесконтактные датчики, готовые немедленно доложить о малейших признаках неблагоприятного изменения состояния.

Состояние у меня было странное. Я обессилел. Бой высосал меня. Не было победного трепета, ужаса прошедшей бойни, жалости к погибшим. Только какое-то отупение.

Когда я проснулся в очередной раз, то увидел Талану. Она уже была на ногах. Ей досталось тоже прилично. Ее истребитель еле дотянул до посадочной секции. Техники все гадали, как это он не развалился.

- Ты не выполнил приказ, Серг, - с места в карьер заявила она.

- Какой?

- Идти на борт.

- Это было неверное решение.

- Я понимаю. Ты прав...

Она посмотрела на меня внимательно, улыбнулась и неожиданно провела ладонью по щеке. Ладонь была жесткая и шершавая, но прикосновение - приятным.

- Ты хорошо справился, пилот, - произнесла она...

Я слабо кивнул. И снова заснул, убаюканный тарелкой биополевого излучателя над моей головой.

После очередного пробуждения начала возвращаться тревога. Отупение проходило, пустота наполнялась той самой проклятой тревогой, которая внешне не была привязана ни к чему, но все равно подтачивала меня, как червь точит дерево.

Наконец появился Корвен - живой носитель новостей.

- На Токсане меркане. Система потеряна. Два корабля-пробойника потеряны, - перечислял он с бесстрастностью компа, присев рядом с моей кроватью на надувшийся под ним стул-пузырь. Фиолетовое освещение делало его лицо каким-то фантастическим.

- Сколько истребителей погорело?

- Несколько сот.

- Кто из наших?

- Лений Map погиб Турспекс - тоже. Марвак еще недавно лежал рядом с тобой, в соседнем реанимационном блоке, ему гораздо хуже, чем тебе, но он выкарабкается.

Я кивнул. Это надо осмыслить. Все-таки я еще заторможенно долетаю эмоционально... Или, как говорит Талана, я начал избавляться от привычки тратить эмоции?

- Как ты выбрался? - спросил я.

- Нас бросили в прорыв на мерканский флагман. Мы почти развалили монитор. Потом нас зацепило Мой ведущий выключился, я дотащил машину до “Бурана”. Так мы и собрались здесь... Все уверены, что вы с Таланой спасли всех, прикрыв собой эсминец в момент перехода .

- Не совсем так.

- Все равно, Серг, ты, можно сказать, герой. Только орденов ждать за этот поход не придется.

- Ордена находят победителей.

- Да. Мы - проигравшие. Мы - эскадра проигравших.

- Которая отдала Токсану.

- Точно, Серг. Точно так... Знаешь, я очень внимательно просматривал записи боя. Ты не имел шансов выбраться.

- Но выбрался.

- Ты воевал, как будто тебе помогал сам бог войны. Как тебе это удалось?

- Не знаю... Мне как будто прочистили сознание.

- Как это?

- Кто-то вымылиз мозгов все постороннее. И я четко знал, куда идти.

- Раньше такое было?

- В прошлый бой. На миг. Тогда тоже прижало - или они, или мы.

- Только больше никому не говори, - произнес Корвен, окидывая задумчивым взором палату.

- А что?

- Надеюсь, понимаешь, что это не совсем нормально?

- Понимаю.

- В тебе включилось что-то в момент предельной опасности. Кто-то, сидящий глубоко в твоей душе, вытащил тебя.

- Шарх, все так и было, - покачал я головой.

- А вспомни, как ты считал данные сервискомпьютера.

Я поежился.

- Не бери в голову, - отмахнулся Корвен, будто сак себя стараясь в чем-то убедить. - Главное, ты выжил, Серг.

- Выжил.

- И, шарх возьми, мне это нравится! - он улыбнулся и легонько ткнул меня ладонью.

Он ушел. А во мне звучали слова: “Кто-то, сидящий глубоко в душе”.

После этого я заснул. И вновь был коридор. И в конце его за дверью меня ждал кто-то...

Глава десятая

НАГРАДА ДЛЯ ПРОИГРАВШИХ

Эсминец “Буран” вынырнул в реальное пространство и через одиннадцать часов завис на геостационарной орбите над Дарной. На экранах я мог наблюдать мой родной линкор, заслонявший орбитальный ремонтный док.

К этому моменту я полностью поправился и был в приличной физической форме.

- Домой, - прозвучал в шлеме голос Таланы.

- Старт, - произнес я с чувством.

Я действительно ощущал, что возвращаюсь домой. На тот металлический, напичканный самой совершенной техникой островок в космосе, который называется флагманский линкор “Бриз”.

Наши истребители неторопливо, чинно выползли из стартового ангара. И через несколько минут нас ласково приняли магнитные подушки “Бриза”.

Линкор прилично пострадал в бою. Две секции были разрушены напрочь. Несколько тысяч квадратных метров зеркальной брони почернели, а местами она просто отвалилась. Зияло несколько крупных пробоин. Две накопительные дуги были выворочены, так что повезло, что линкор дошел до базы и не свернулся в микроскопическую точку в супервакууме. Со всеми этими повреждениями были не в силах справиться бортовые реаниматоры, это могли сделать только на базе,

  - Да, потрепало нашу лоханку, - отметил я невесело, когда вместе с Корвеном и Таланой спрыгнул на пружинящий ворсистый красный пол. Огромное пространство посадочной секции было заставлено истребителями, большинство из которых были повреждены. Здесь производился их ремонт, после чего они отбывали в стартовые ангары и ждали своей минуты.

Часть потолка в секции блестела как новая. Ясно - заплатка. Тут недавно зияла пробоина, в которую могли бы войти три истребителя крыло в крыло.

Мы доложили о прибытии встречающему нас командиру эскадрильи капитану второго класса Шалу Мону. Он оглядел нас мрачно, будто прикидывая, наградить нас или приказать выкинуть в открытый космос. Капитан выглядел неважно и нуждался в стимуляторе.

Выслушав доклад, он угрюмо выдал:

  - Давно нас так не придавливали, содруги офицеры... Вы отлетали достойно... Мое представление о наградах отклонено.

- Проигравших не награждают, - кивнул я, вспоминая слова Корвена.

- Главная награда в таком аду - выжить, - командир вздохнул. - А это получилось не у всех.

В этом бою он потерял слишком многих людей, в том числе двоих друзей, с которыми прошел не один “фестиваль”.

- Капитан Алынтен, назначаетесь командиром звена. Лейтенант Кронбергшен, назначаетесь заместителем командира звена, - шарахнул он меня.

- Есть, - вытянулся я.

- Корвен, вы прикрепляетесь к ведущему капитану третьего класса Парну Голху, двенадцатая эскадрилья прикрытия.

Корвену повезло - Пары Голх отличный ведущий, четыре года продержался в истребительном корпусе, воевал на “Морском ястребе”. Это немало.

- Я вас больше не задерживаю, - сказал командир.

Мы покинули посадочную секцию, где неприятно шуршали, сшивая покрытие истребителей, молекулярные сварщики - их шелест продирал до костей.

Корвен отметил с грустью:

  - Тяжеловато дался капитану этот бой Талана срезала его острым, как кинжал, взором, бросив:

  - Что, лейтенант, на флоте теперь дозволено обсуждать командиров?

- Никак нет, - сказал Корвен, непроизвольно подтягивая живот.

- Серг, вы отдыхаете. В четырнадцать-ноль сбор звена в расположении.

- Есть, - кивнул я.

- Новая должность накладывает на вас серьезные обязанности, - строго заметила она. - И мне хочется, чтобы вы им соответствовали.

- Я понимаю

Она презрительно оглядела меня с ног до головы, давая почувствовать, кто опять командир, а кто зеленый подчиненный, и я неожиданно успокоился. Она снова была та самая СС - суперстерва, о которой ходят легенды.

Но только перед тем, как резко обернуться и оставить нас, ее губы тронула улыбка...

***

В четырнадцать-ноль я был в учебном классе нашего звена, овальном просторном помещении (правда, значительно меньшем, чем класс эскадрильи) с креслами, перед которыми располагались компьютерные планшеты, голографическим проектором, способным накрыть все пространство и погрузить присутствующих в ирреальный мир, послушный заложенной программе. Около каждого кресла на подставке лежал контактный шлем.

В классе собрались все... Все, кто остался и мог передвигаться без самодвижущегося кресла. Помимо нас с СС таковых было еще три пилота. Выглядели все, как обычно... Точнее, старались выглядеть, как обычно. Такой “фестиваль”, на котором мы “повеселились”, не может пройти бесследно. Что-то сдвигается в душе Люди становятся иными. На них ложится печать. Они побывали в аду. Из ада выходят другими.

Талана оглядела наше поредевшее воинство и криво усмехнулась.

- Благодарю за службу выживших... Скорблю о павших. Пусть космос будет им наполнен светом, - произнесла она принятую в таких случаях фразу. - Лейтенант Кронбергшен, - кивнула она.

Я встал.

- Лейтенант Кронбергшен приказом адмирала Лармена назначен заместителем командира эскадрильи.

Я глядел на лица товарищей по оружию. На чьем-то мелькнуло неудовольствие и мимолетная зависть. Кто-то кивнул удовлетворенно. Все эти тщеславие, мелкая зависть, карьерные достижения и провалы не стоили ничего. Они казались микроскопическими после пережитого.

- Думаю, никто не сомневается, что лейтенант получил повышение заслуженно... Лейтенант Рутгерт, вы против?

- Никак нет, - легко вскочил с места Рутгерт - высокий, подвижный, идеально тренированный спортсмен, отличный парень... и никчемный пилот, держащийся в бою мертвой хваткой за своего ведущего и боящийся оглядеться вокруг, будто опасаясь сразу сыграть в ящик. - Лейтенант и вы... Вы спасли эсминец...

Похоже, весь флот только и судачит об этом.

- Думаю, это преувеличение, - ответила Талана, сдвинув брови. - Но доля истины есть... Официальная часть закончена, содруги. Немного расслабьтесь.

Она уселась в кресло лицом к аудитории, пробежала тонкими крепкими пальцами по контактному листу компа. Воздух сгустился, часть матово-белой стены за ее спиной растворилась. Появилась серая планета, вокруг замерли точки. Это был план битвы за Токсану.

- Я не скажу, что на этом “фестивале” мы выступили из рук вон плохо, - произнесла она. - Но...

Она махнула рукой, и схема пришла в движение, демонстрируя бой в убыстренном темпе. Ярко-зелеными огоньками сияли наши истребители.

- Мы проиграли, - заключила она. - Из-за чего?

- Неудачный выход из супервакуума, - подал голос лейтенант Толнак Пама. - Мы сразу были лишены инициативы.

- Невыгодная позиция, - кивнула Талана. - Перевес сил на стороне противника... Старая песня.

- Но ведь так и было, - подал голос капитан третьего класса Лин Торг.

- Да, было именно так... Мы летели на курорт, где все перед нами обязаны разложиться в нужной нам позиции... или позе...

По классу прошел смешок.

_ Это война, - вбивала гвозди Талана так, как она умела. - И пилот должен рассчитывать всегда на худшее... Посмотрите...

Картина боя вернулась к началу.

- А если бы так...

Звено наше начало двигаться несколько иначе. И расстановка сил незначительно, но менялась.

- Мы имели возможность действовать так, - произнесла Талана.

- И все равно проиграли бы кампанию, - возразил лейтенант Рук.

- Если бы другие не делали ошибок, мы бы могли выиграть, - процедила она.

- Это бой, капитан, - сказал Лин Торг. - В бою нет оптимума.

- Нет... Наш коэффицент оптимума в лучшем случае сорок. У меркан - в среднем семьдесят.

Коэффицент оптимума показывает, насколько действия боевого подразделения приближены к идеальным.

- Если на уровне соединений стратегически и тактически мы даже превосходим меркан, то тактика на уровне звено - эскадрилья серьезно уступает, - Талана говорила вещи, о которых все знают, но говорить не принято.

- Правильно, - кивнул капитан Лин Торг. - У них воюют клоны, специально созданные для такой работенки. У нас - обычные люди.

- Кто обычные люди, капитан? - уставилась на него Талана. - Обычные люди вросли в “плоскость” и жрут сенсорудовольствия полной ложкой. А мы - пилоты. И чтобы выжить, мы должны все время совершать невозможное... Или погибать. Кто не смог совершить невозможное в системе Токсаны, тот погиб. Мы - выжили.

Она хлопнула ладонью по контактному листу, и голопроектор выключился.

- Здесь собрались отличные пилоты. Каждый из нас даст фору мерканскому клону, - продолжила она. - Слабые выбыли из марафона. Главная наша беда - плохое взаимодействие. Каждый из нас больше играет в свою игру. Клон-пилот в одиночку слабее, но в стае сильнее. Они думают, как одно существо. Они действуют, как одно существо... И мы должны стремиться к тому же ...

- У нас была сработанность ноль-семь, - заметил лейтенант Толнак Палма. - Один из самых высоких коэффициентов на линкоре.

- Лейтенант, если вам нравится играться цифрами, идите в компмастера... Ноль-семь, ноль-восемь... Чепуха! Мы должны плести один узор. Должны ощущать друг друга... Мы свыклись с тем, что нас считают хорошими пилотами. Действительно, мы умеем воевать, как принято... А между тем война сейчас начинается такая, что этого мало. Меркане лезут, как пьяные матросы на бочку со спиртом... Я приветствую назначение лейтенанта Кронбергшена. Вы все видели схему “фестивалям на Токсане?

- Да.

- А какой коэффицент оптимума боевой эффективности был у лейтенанта Кронбергшена, когда мы обеспечивали отступление эсминца?

- Не меньше восьмидесяти, - заглянув в комп, сказал лейтенант Рутгерт Рук.

Я ощущал себя не в своей тарелке. Меня обсуждали, как какую-то абстрактную проблему, будто самого и нет здесь.     

- Девяносто пять, - произнесла СС. Повисла тишина.

Талана насмешливо посмотрела на своих подчиненных.

- А по взаимодействию поднимался до восьмидесяти... Единственный, кто может дотащить вас за уши до уровня бойцов, способных неплохо воевать, - мой заместитель!

Вот это номер! Мне стало не по себе.

- Лейтенант не разделяет моей уверенности, - Талана кивнула на меня. - Но это не имеет никакого значения... С сегодняшнего дня тренингами по срабатыванию звена руководит он... А я - на подхвате... Свободны... А вы, лейтенант, останьтесь.

Когда все вышли, она произнесла:

  - По-моему, тебе не нравится такой расклад.

- Я не люблю, когда на меня возлагают надежды, - буркнул я не особенно дружелюбно. - Я могу их не оправдать.

- Тогда эти люди, - она кивнула на закрывшийся за покинувшими класс пилотами проход, - умрут... Я провел ладонью по щеке.

- В войне дело идет к перелому, - Талана устроилась поудобнее в кресле, разглядывая меня без обычной колючести, как-то странно, будто пытаясь понять что-то во мне, что беспокоит ее. - И мы, и меркане истощаем себя. И вскоре каждый пилот будет на счету.

- Это благодаря вам меня назначили на должность? - полюбопытствовал я.

- Да. Когда мы вынырнули в пространство, я с эсминца связалась с командиром эскадрильи. Он быстро понял все.

Я угрюмо кивнул. Я все понимал. Уже всем ясно, что вскоре все затрещит по швам, война убыстряет ход. И Токсана - не последняя наша потеря.

- По этому случаю в офицерском клубе надо пропустить стаканчик, - вдруг улыбнулась она.

- Корвена можно пригласить?

- Давай...

Глава одиннадцатая     
ПОБЕДА НАД СЕРВИСКОМПОМ

Допуск офицера флота открывал мне доступ к кое-какой закрытой для простых смертных информации, И я вовсю его использовал. Мне иногда казалось, что у меня осталось немного времени, а я еще должен понять что-то. И я собирал в информбанках казавшиеся мне нужными сведения, пытаясь получить ответы на вопросы. Зачем все? Кто мы? Кто наши враги? Мной владела навязчивая идея, что от ответа на эти вопросы зависело нечто важное...

Я полулежал в кресле, а голопроектор проецировал передо мной текстовые блоки, меняющиеся объемные изображения, графики.

Итак, наш враг - Меркана и ее колонии, саттелиты. Талана как-то говорила, что Объединение мерканских свободных миров держится на трех опорах - запреттехнология-психоконтроль-бессмертие. То есть то, на что давно наложено табу в Лемурийской Большой сфере. В свое время у нас, в основном под влиянием религиозных организаций, было принято решение о жестком контроле за этими областями науки и технологий. Две сотни лет назад разгорались горячие споры по этому поводу. Доносились гневные голоса - мол, церковь лезет туда, куда ей лезть не положено. Тогда человечество было опьянено достижениями научно-технического прогресса, и воображение людей рисовало светлое технотронное будущее в самых радужных красках. И большинство не понимало, что есть запретные области, куда ноге человека лучше не ступать. Там - территория тьмы. То, что на Лемурии было традиционалистское общество с твердыми религиозными устоями, спасло нас.

Теперь мы понимаем, что церковь первая почувствовала опасность.

Примерно такие же процессы в то время проходили и на Меркане - в своем развитии мы, располагавшиеся в разных концах обитаемой сферы человечества и ведать не ведавшие о существовании друг друга, шли след в след. Только там ситуация неожиданно устремилась в иное русло. Мы умудрились обойти смертельно опасные западни прогресса и остаться самими собой. На Меркане процесс глобализации экономики, информации и культуры, стандартизации общества шел слишком легко и зашел далеко. Национальные, религиозные, рассовые различия там стирались, как легкие карандашные линии ластиком. Рушились государства и исчезали границы, Растворялись, как пластмасса в серной кислоте, традиции и привычные социальные и культурные образования. Победно завоевывали мир либеральные ценности, которые неожиданно оказались опасной игрушкой. Наступала эра глобальной информации. И однажды меркане узнали, что власть имеет тот, кто владеет информационными потоками.

Обычно процесс глобализации вырастает из возведения чуть ли не в ранг божественных начал принципов частного предпринимательства, свободы, равенства и прав отдельного индивидуума, демократической системы правления. Понятно, что долго на таком песке никакое планетарное сообщество, пусть даже оно и сплотилось на какое-то время, не простоит. Бесконтрольное разграбление природных ресурсов, рост внутренней напряженности, имущественное расслоение, преступность, перехлестывающая через все разумные пределы, - все это в конечном итоге приводит к хаосу и саморазрушению. Впрочем, как показывает опыт многих цивилизаций, когда эти принципы начинают декларироваться как всемирные и общеобязательные - это просто означает, что появились силы, которые используют их для своих неблаговидных целей. И цели эти сводятся к банальному мировому господству. А оно если и достижимо, то на непродолжительный в исторических масштабах срок. Так что из мути появляется цивилизация, по общепринятой классификации принадлежащая к типу “Т-Н-2-4” (технологическая-неустойчивая - уровень развития от двух до четырех по десятибалльной шкале). Обычно такие уродцы долго не живут. В системе “мудрого” мирового правления со временем накапливаются сбои, элиту пожирают внутренние противоречия, и все заканчивается разрухой, темными временами, а потом - постепенным восстановлением цивилизации и переходом ее на иной уровень социальной стабильности.

Две с половиной сотни лет назад на Меркане сложилась вполне обычная ситуация - один влиятельный тайный мистический орден образовал коалицию с наднациональными властными структурами, финансовыми воротилами, хозяевами крупнейших средств массовой информации и промышленниками. Так появилась группа, которая скромно именовала себя теневым мерканским планетарным правительством. И, используя весь необходимый в таких условиях арсенал средств - развязывание локальных войн, провокации, террористические акты, держала мир на грани, используя в своих целях нестабильность и достигая реальной власти.

Мечта любой власти - полный контроль над социальными и экономическими процессами. А это возможно, когда обладаешь способностью действенно влиять на мозги подданных, заставлять думать так, как выгодно тебе, попросту - зомбировать их почем зря.

В эпоху бурного развития средств массовой информации на Меркане (да и на большинстве гуманоидных планет) проводились первые опыты по психоконтролю. Средств на это дело не жалели. Проводились исследования и по психотронике - аппаратному воздействию на сознание, и по созданию эффективных психотропов - химических веществ Да много еще чего перепробовали мерканские головастики в своих особо секретных, скрытых от любопытствующих глаз лабораториях, кажется, не вполне соображая, с какими силами играют Большинство входящих в технологическую эру цивилизаций больно обжигаются на этом. Вот только меркане умудрились пойти куда дальше других. Когда ситуация на планете благодаря деятельности властного монстра - теневого планетарного правительства - дестабилизировалась настолько, что все отстроенное эфемерное уродливое строение, зиждящееся на глобальной нестабильности и умело подогреваемых противоречиях во всех сферах, трещало по швам и грозило рухнуть, были предприняты первые удачные опыты глобального психоконтроля. И результат всей этой мерзости - стабильность социально-экономической и управленческой системы намертво застыла не так далеко от красной черты. Там остается и до сих пор.

- Элита. Первый эшелон, - приказал я.

И в воздухе стали возникать и растворяться лица. Представители верхнего правящего эшелона Мерканы. Семьи промышленников, политических деятелей, ученых. Некоторые привыкли быть на виду, другие всегда в тени, и кто занимает какое место в иерархии - нам неведомо. Доведенные до совершенства пластическим трансформированием лица Красивые. Холодные. И кажется - неживые. Мне всегда становилось не по себе, когда я глядел на них.

Мерканская элита - это вообще тема для долгого разговора. В принципе, любая элита нестабильна. Ее главный враг, не знающий пощады, - время. Если вначале она еще способна направлять общество, то со временем просто вырождается физически. Ощущение превосходства над остальным миром ломает слабые души. Привычка к роскоши расслабляет, превращает людей в изнеженных сибаритов. Дети вырастают куда дурнее и недальновиднее родителей. Элита деградирует, оказывается неспособной распорядиться наследственным правом властвовать, и рано или поздно сметается. Кроме того, амбициозное чувство собственной исключительности и высокого назначения перечеркивается очень просто - однажды приходит смерть с косой и отсекает голову. Смерть равняет всех. И пусть ты правишь миллионами людей, передвигая их, как пешки, все равно ты стареешь, дряхлеешь и понимаешь, что при всей мощи тебе неподвластны время и смерть. И тут на рубеже эпох на Меркане появляются технологии продления жизни. Не бесконечного, естественно, - вечного ничего нет, но продолжительность жизни возрастает многократно. При этом люди получают возможность жить полноценно, а не скрипеть артритными суставами.

В чем состоит процесс глубокой биологической стабилизации, как это называется по-научному? О технологиях мы не знаем ничего конкретного - это одна из самых оберегаемых тайн меркан. Наши медики тоже не дураки, они достигли значительных успехов в геронтологии, отодвинув смерть и старость Расцвели в последнее время нанотехнологии - молекулярная инженерия, микророботы чистят артерии, сшивают сосуды, химические и полевые средства стимулируют организм. Мы живем в два-три раза дольше предков. Раньше редкие долгожители могли похвастаться возрастом, который для нас еще вполне рабочий Но... Мерканские технологии - это нечто иное. Нечто пугающее. О них доходят самые разные слухи, от большинства из них мороз продирает по коже, но это только слухи, Мерканские головастики без страха и оглядки вмешивались в самое сокровенное. Они с легкостью мысли и чувств снимали генетическую программу на смерть, меняли биополевые информационные структуры. В человеке, как гласят и наука, и главные религии, есть установка на смерть. Душа отделяется от тела и ищет новое пристанище. Меркане же запирали себя в тюрьмах собственных тел.

И вот основной момент - каждый сеанс глубокой стабилизации стоит дороже, чем космический корабль. Понятно, подобная процедура доступна только избранным. Той самой элите.

В общем, меркане достигли у себя того, чего хотели: вечную властную элиту, прикрываемую, как фиговым листком, демократическими институтами, и состояние стабильной запрограммированной нестабильности плюс глобальный, пусть и не тотальный, но достаточно эффективный психоконтроль над массами. “Вечные” устроились на своем шарике весьма уютно. Но монстру всегда тесно. Монстр жаждет экспансии. И тогда на Меркане возникла “благородная” (так во всяком случае они преподносят ее до сих пор, что, надо отметить, действует на недалекие умы) идея глобализации уже в галактических масштабах. Что и происходило - переползая от системы к системе, они подминали под себя планету за планетой, пока чуть больше сотни лет назад не столкнулись с нами.

Ох, какое это было событие! Лемурия нашла в космосе равную цивилизацию. Надо же, отыскали в холодной пустыне космоса братьев и партнеров. Мы так считали... Вот только быстро наши отношения охлаждались. Стремление меркан из высоких гуманных побуждений распространить свои ценности, а заодно и влияние на Лемурийскую сферу вызвало в свое время один из самых значительных кризисов, поставивших под вопрос наше существование. Обошлась нам дружба с мерканами дорого. Их влияние ощущается до сих пор. Эта зараза проникла в души людей, и ее не вылечили даже десятилетия войны

Отношения очень быстро прошли стадии обожания, равнодушия, недоумения, неприязни, ненависти и плавно перетекли в войну.

И продолжается она уже десятилетия.

Я вызвал очередной пакет информации о мерканах, Замелькали изображения главного их города Ронды, в нем воплотились самые безумные архитектурные фантазии, помноженные на совершенные технологии. Это был воплощенный сон. Арочные пролеты, крепостные стены, иглы трех семикилометровых небоскребов, наклоненных друг к другу и презирающих законы тяготения, гигантские стереопроекции, перекрывающие, искажающие и украшающие реальность. Ронда могла вызвать одно чувство - восхищение.

Сзади послышалось слабое шуршание распахивающегося дверного проема.

Я не стал оборачиваться. Сзади меня - Талана. Командир имеет беспрепятственный допуск в каюту любого своего подчиненного. А кроме того, я спиной ощутил - это она.

- Здравствуй, Талана, - я коснулся пальцем компкарточки перед собой, и из пола выросло кресло.

- Изучаешь врага, - она присела, закинула ногу на ногу и, прищурившись, недобро посмотрела на пейзаж мерканской столицы.

- Пытаюсь.

- Я тоже пыталась. Долго. И не скажу, что мне это удалось.

- Но что-то удалось.

- Что-то - несомненно. Главное - просто, - она расслабленно откинулась на спинку, провела по полоске кресла, и оно обволокло ее мягко, уютно. Я терпеливо ждал продолжения. - Меркане - это зло.

- Это понимает большинство из нас.

- В том-то и дело, что не понимают. Меркане достигли слишком многого. Они слишком долго были на территории тьмы, Серг. За возможность оттянуть смерть “бессмертные” заложили души, - сказала Талана. - Свои души и души своих подданных. И теперь они - воплощение зла...

Я кивнул.

- Зло бывает привлекательно, - она махнула рукой на изображение Ронды. - Бывает прекрасно. Притягательно... Но тут каждый выбирает для себя.

- Мы выбрали.

- Мы правы, Серг. Главное, не терять ощущение правоты.

- Я понимаю.

- Ничего ты пока не понимаешь...

***

Мне опять снилась какая-то муть. Какая именно - я так и не смог вспомнить. Из сна меня лихо вышиб скрежещущий по внутренностям сигнал тревоги.

Я вскочил на ноги, сразу по привычке впрыгивая в комбез, который обнял меня ласково, с шипением заварились швы, теперь он сидел как влитой.

- Атака противника, - шуршал комп на моем поясе. - Командный пункт разрушен. Пятая и восьмая секции заблокированы. Пробоины...

Я на ходу положил компкарточку на ладонь, коснулся точки активизации, и над карточкой в воздухе повисло голографическое изображение. Эта была объемная схема “Бриза”, усеянная пульсирующими красными и зелеными точками и бесформенными сгустками. Красными отмечены разрушенные области, зелеными - закрытые временно для доступа.

- Эвакуация... Эвакуация, - трещал компьютер. Потом что-то зашипело. Голографииекое изображение над моей рукой пошло рябью. Похоже, главный комп тоже выходил из строя, и мой комп получал информацию непосредственно из обслуживающих узлов.

Я быстро прикинул обстановку. Дела неважные, Повреждено силовое поле. Чтобы мощный удар электромагнитного орудия вывел из строя главный компьютер, нужно невероятное стечение обстоятельств, но так и произошло. Это значит, что нам отмеряны считанные минуты. Сейчас пойдут в раздрай системы жизнеобеспечения, корабль начнет умирать и распадаться. Если плазмоторпеда угодит в силовое ядро кваркового реактора, то всплеск гравитации сперва втянет в себя все вокруг, порвет, как бумагу, толстую броню, а потом - всплеск энергии, ядерный взрыв - и “Бризу” конец.

Надо торопиться...

По коридору неслись люди. Один нырнул в лифт За ним еще двое. А вот этого делать нельзя. Они имеют шанс замереть в прозрачной кишке и вообще не вырваться.

Больше проем лифта не открывался. Но я и не собирался им пользоваться. Я действовал, как положено, когда корабль разваливается. Пешком - в ближайший эвакуационный ангар.

Я сломя голову несся по коридору, температура в котором скачкообразно повышалась - еще немного, и нас поджарит. И воздуха становилось все меньше - дыхание спирало.

Я успел пролететь через сходящиеся в точку листки диафрагмы, перегораживающие коридор. Переборка отрезала тех, кто бежал за мной, от спасения. Да, ребятам следовало шевелиться шустрее.

Следующий коридор, наоборот, был проморожен, так что ледяной воздух обжигал легкие.

Капитан-техник, бежавший рядом со мной, подвернул ногу, упал, взвыл от боли, со стоном выругался. Теперь он сам двигаться быстро не мог. А впереди уже закрывалась очередная диафрагма, стремясь отсечь очередной выведенный из строя участок коридора.

Я подхватил капитана.

- Нога, - прошипел он. - Не могу... Я взвалил его на плечо и поволок вперед. Он был не очень тяжелым.

- Сейчас отрубится весь сектор, - простонал капитан-техник.

- Ничего...

- Брось меня...

Начиналась излюбленная патриотическими стереосериалами тема - брось меня, друг. А я не брошу.

- Спокойствие, - хмыкнул я и еще резче устремился вперед. Когда проход почти затянулся, я просто прыгнул вперед и упал на мягкий пол, умудрившись не переломать кости себе и капитану, который зашипел от боли, навалившись на меня сверху. Я поднялся, подхватил его и двинул дальше.

Мы очутились в круглом помещении с плоским низким, сияющим мерным желтым светом потолком. Сюда выходили четыре коридора. Три из них уже были отрезаны.

- Попали, - прошипел капитан-техник, видя, что закрывается черной диафрагмой спасительный проход, ведущий к палубе и ангарам со спасательными шлюпками.

Я ударился ладонью о металлопластик затянувшегося прохода и зашипел от боли и обиды.

Компсистемы отрезали коридоры и сектора без всякой жалости, не считаясь с потерями, не выжидая. Они отлично были выучены арифметике - лучше потерять одного, чем всех. Люди отсекаются, как ненужные малые величины, списываются в расход в бухгалтерии войны. Компьютеру хорошо, ему незнакомы муки совести. Человеку с такой работой просто не справиться.

- Все, отрезали. Мы погибли, - капитан-техник опять застонал. Похоже, он был заправским нытиком. Я прислонил его к стене.

- Шарх побери, - он ударил кулаком по стене.

- Спокойно, капитан. Спокойно...

Я прикрыл глаза. Сердце стучало напористо и часто. И во мне будто что-то рвалось наружу.

И тут я четко увидел картинку. Нечто похожее на “объем”, который возникает перед глазами в контактшлеме. Цепочка огоньков. Меняющийся узор разноцветных светящихся линий. Странные, меняющие форму или застывшие бетоном “скульптуры”. Я сначала не понял, что это такое. А когда понял, мысленно приказал себе не впадать в ступор, а использовать свалившийся шанс.

Я прижмурился и усилием воли, почему-то решив, что мне все по силам сегодня, попытался замкнуть две светящиеся полосы. Они не сдвинулись.

Я напрягся. Внешне это ни в чем не выражалось, если не считать выступившего на лбу пота. Сил требовалось столько, будто я тягал груз эдак килограммов в двести. И никакого видимого эффекта.

- Что с вами, лейтенант? - озаботился капитан-техник.

- Помолчите, - бросил я резко.

Опять я попытался свести треклятые линии... Они дрогнули. И поползли друг к другу. Замкнулись. Треск...

- Ох, - воскликнул капитан-техник, глядя, как открывается проход.

Тут светящийся до того ровным светом потолок замигал. Становилось темнее. И воздуха все меньше...

- Давай, - я подхватил под мышки капитана-техника и поволок .

Перед нами открылся узкий эвакуационный ангар с пятью спасательными шлюпками, стоящими на пусковых магистралях магнитных разгонщиков.

- Возьмите, - приказал я лейтенанту-медику, который стоял у ближайшей шлюпки.

Тот вместе с сержантом из интендантской роты подхватил капитана и поволок к шлюпке.

В шлюпки в предельном темпе рассаживались те, кто уцелел. Тянуть резину резона не было. Воздух уже начал разряжаться, и я провел рукой по неудобному ошейнику на шее, вздулся пузырь вокруг моей головы, и прозвучал голос компа комбеза:

  - Система жизнеобеспечения изолирована

Все, можно гулять в открытом космосе, правда, не слишком долго

Передо мной была спасшлюпка номер пять - это номер счастливый для меня. И, кстати, по расписанию эвакуации эту шлюпку должен вести именно я.

Ворвавшись в кабину, я увидел, что Талана уже устроилась в правом кресле. Пока все шло гладко, как и положено по варианту “15”.

- Корабль рассыпается, как песочный замок в ураган... Думала, что ты не успеешь, - спокойно произнесла она.

- Успел, - я перевел дыхание. В голове гудел колокол. Дыхание я никак не мог восстановить. Меня выбила не столько пробежка с капитаном на плече, сколько борьба с дверью.

Я дезактивировал “пузырь” комбеза, вздохнул полной грудью воздух и нацепил контактный шлем. Привычно вошел в контакт с компом шлюпки. Так, все системы работают нормально. Из тридцати положенных по расписанию человек на борту восемь. Остальные отрезаны в раскаленных до красна или промерзших коридорах, в которых с каждой секундой все меньше воздуха.

Створки ангара раздвинулись, открывая черноту космоса. Прямо перед носом нашей шлюпки висел в воздухе на треть съеденный тенью голубой диск Дарны.

- Пошли, - кивнула Талана и сорвала шлюпку с места. Она вывела ее в пространство по широкой дуге.

На экране было видно, как от корабля отваливают десятки шлюпок, унося тех, кто спасся.

Я перевел дух. Дрожь поднималась откуда-то из глубины живота и растекалась по всему телу.

- Не расслабляйся, - прикрикнула Талана.

Цифры менялись перед глазами. И вдруг поползла змеей красная полоска. Она означала, что радоваться рано. Если сейчас рванет реактор “Бриза”, то нас накроет волна...

А реактор начинал разваливаться. И мы не успевали отойти на достаточное расстояние.

- Держись, - крикнула Талана. Уф, резко она вдарила! Перегрузка такая, что, казалось, я размажусь в блин. В глазах меркнет. Веки весят тонну. Кожа сползает со лба и щек и уходит назад...

Пятно, означавшее наш линкор, мигало все чаще и угрожающе. Корабль доживал последние мгновения - торпеда угодила прямиком в кварковый реактор, который тут же пошел в разнос.

Ну же. Доли секунды до взрыва...

Когда реактор рванул, внутри моего шлема светилась зеленая полоска - мы на безопасном расстоянии.

Талана положила истребитель на прямой инерционный курс. Перегрузка отпустила.

- Вырвались, - произнесла Талана, снимая шлем...

- Отбой. Учебная тревога завершена, - послышался голос адмирала. - В пятнадцать-ноль командирам подразделений - в звездный зал на подведение итогов.

- Кстати, вырваться удалось немногим, - сказал я.

- Тем, кто привык выживать, - усмехнулась Талана.

- Штабные издеваются. С каждой тревогой условия становятся все жестче.

- Правильно. И ближе к боевым. Когда у тебя отмерзнет и отвалится стеклянный нос или запузырится кожа на обожженных ладонях, только тогда что-то дойдет, - Талана задала программу возвращения и размякла в кресле Чтобы пришвартоваться в обычных условиях, участия пилота не требуется.

Я тоже попытался расслабиться. По идее, я должен был ощущать удовлетворение от блестяще выполненной, пусть и учебной, задачи. Должен быть доволен собой. Но меня со всех сторон мягко обволакивала тревога, проникая куда-то в глубины и отзываясь страхом

Мне было страшно. Шарх, как я умудрился взять под контроль узловой компьютер сервисконтроля?

Каким образом заставил его открыть дверь после того, как был получен приказ на отсечение сектора? Я не знал. И мне было жутко, как одинокому путнику, очутившемуся в полном угроз ночном лесу. Только боялся я самого себя.

Люди не могут напрямую помыкать компьютером Ходили слухи, что в лабораториях оборонных институтов удавалось доказать экспериментально психокинетические явления. Якобы там делали такие штуки - передвигали взглядом предметы, мыслью парализовывали компы, читали ладонями надписи. Но все эти слухи были хороши тем , что никто никогда так и не смог их ни подтвердить, ни опровергнуть - выбирай, что по душе.

Что же со мной? Или во мне?

- Кто ты? - спросил меня однажды начальник контрразведки полковник Торрел. А действительно, кто я такой - выпускник летной школы, единственный уцелевший на Галахваре?

- КТО ТЫ, СЕРГ? - отдалось во мне.

***

Шлюпка мягко вошла в посадочный ангар, качнулась в силовых полях и устроилась на положенное ей место.

- Интересно, как наши пассажиры? - усмехнулся я. Несмотря на наши постоянные тренировки и участия в боевых вылетах, мы с Таланой чуть не отключились от такого дикого старта. Технари и медики, набившиеся в пассажирский отсек, переносили перегрузки куда хуже нас. Придется, похоже, роботам-чистильщикам отдраивать шлюпку, а то еще понадобится помощь медиков.

Часть корпуса рядом со мной разъехалась, и я спрыгнул на мягкую поверхность посадочного ангара. Повел плечами до хруста в костях.

Талана последовала за мной Сделав несколько круговых движений головой, она потянулась к своему компьютерному планшету.

- Так. Из нашего звена не успел вылезти только лейтенант Толлнак Пама. А двое сумели добраться до своих истребителей и вышли на линию атаки. Отличный результат, Серг.

- Люди растут.

- Наша методика подготовки сказывается. Лучший результат на “Бризе” - наш.

Створки пассажирского отсека спасшлюпки распахнулись, и мы услышали яростное утробное рычание.

Вот кого я не ждал увидеть!

Первым из пассажирского отделения вывалился командир космодесантников-наемников капитан Вольген - мой недоброжелатель. Он сорвал шлем и отбросил его метров на десять Борода его торчала клочковато, глаза были мутные. Он постоял немного, потом его вывернуло наизнанку.

Зрелище было неаппетитное, и я брезгливо отвел глаза.

Вольген отчаянно ругался по-раввански. Его опять вывернуло. Из спасшлюпки появились его подчиненные.

Надо отдать им должное - трое из пятерых были полностью экипированы: броневые костюмы с элластоусилителями, ранцы, контактшлемы, разрядники, виброножи, плазменные гранаты и связка осколочных гранат, кассеты капельной защиты. Человек внутри этой металлической боевой машины, именуемой стандартным оснащением десантника, казался жалкой, хрупкой и далеко не самой важной деталью.

Капитан Волъген припал на колено. Паук медаптечки на его груди налился синим светом и гудел. Наконец десантник пришел немножко в себя. Очумело поглядел на нас. Узнал. И тут его туманный взор налился злобой.

- Это ты, мерзкий урод! - он прожег меня взглядом. - Тебе нужно вырвать руки, ублюдок!

- Какие претензии? - полюбопытствовал я.

- Ты вез не мешок с дерьмом, а десантников Рав-ваны, грязный ублюдок!

- Только на таком разгоне мы могли выйти из зоны поражения реактора!

Вольген качнулся, оглянулся на свое воинство.

- Сопляк. Сейчас ты утонешь в собственной блевотине! - он шагнул ко мне .

Я содрогнулся, представив, как утяжеленная эластоусилителями железная ладонь раздавит мое плечо, поползет к горлу и выдавит из меня жизнь. Но страх тут же ушел, поднималась ярость. Я набычился, решив, что не отступлю.

- Ты, мерканский ублюдок! - с этими словами Вольген тяжело направился ко мне.

- Стоять, - спокойно произнесла Талана. Она держала в руках разрядник, который подобрала рядом с сидящим на полу равванским десантником. - Еще одно движение - и тут будет жарко, - она змеино улыбнулась.

- В клочья... Обоих... - прохрипел Вольген, подаваясь резко вперед.

Талана стояла неподвижно, ни один мускул не дрогнул на ее лице. Она будто вообще не воспринимала опасности ситуации. Она плавно выжала спусковой рычаг. Блеснул разряд. Пластик на полу вспучился.

- Сообщение, - произнесла Талана, поднеся браслет к губам. - Нападение на офицера...

Эти слова охладили Вольгена. Он замер на миг, сжал кулак. И хрипло зарычал - в этом рыке выражались его ненависть и неутоленная жажда насилия.

- Все в порядке, - он отступил.

- Как я понимаю, ты пошутил? - слова Таланы падали холодными ледышками, они были способны отрезвить самые горячие головы.

- Ты правильно поняла, СС, - он овладел собой. - Мы оба погорячились...

- Отбой. Ложная тревога, - произнесла Талана, и браслет, мигнув, выключился.

Вольген повернулся к своим землякам:

  - По местам, парни...

Его воинство поковыляло к выходу.

- Ты снова ошиблась, Талана. Это входит у тебя в привычку, - криво усмехнулся он напоследок.

- Все небезгрешны, - ответила она.

- Этот ублюдок, как и ты, умеет наживать врагов... На флоте бывает всякое... Несчастные случаи, - прошипел он, приблизившись.

- В том числе и при высадке десанта. Десантники нередко гибнут от своих...

- Увидим, - он обернулся и, пошатываясь, пошел прочь. “Диафрагма”, ведущая из ангара, сомкнулась за его спиной.

- Кажется, он немножко нас невзлюбил, - я нервно хмыкнул.

- У равван нет такого понятия - немножко не любить. Они ненавидят и отдаются этому чувству всей душой... Они были бы хуже меркан, если бы не вкладывали в свою злость столько эмоциональной энергии, - Талана улыбнулась.

- Равване - серьезные враги.

- Да... И ты нажил одного из них.

- Я ему сразу не понравился. И не могу понять, почему.

- Ты - мой ведомый... Ненависть ко мне распространилась и на тебя.

- У ваших отношений есть история?

- Есть, - кивнула она. - Не хочется ворошить прошлое. Я знаю только, что Вольген всадит мне нож в спину, как только я зазеваюсь... Теперь нельзя зевать и тебе.

- Учту...

- Когда-нибудь он убьет меня. Или я убью его...

Мне не по себе от будничности ее тона. И я с трудом верил своим ушам. Вдруг флот предстал передо мной совершенно с другой стороны. Оказывается, возможно, чтобы один офицер таким спокойным тоном обещал убить другого и намеревался со временем воплотить это стремление в жизнь.

Глава двенадцатая

ИЗМЕНЕННЫЙ

Дела в нашем несокрушимом военном флоте шли не слишком гладко. Взамен погибших истребителей нам не пришло и половины, не говоря уж о кораблях-пробойниках. Зато прислали пилотов-стажеров и еще офицеров из запаса. Это значило, что потери по всем фронтам немалые. Я с изумлением узнал, что время подготовки пилотов в летных школах сокращено в полтора раза. Это уже предельный срок. За меньшее время невозможно слить воедино человека и машину.

Вновь вспоминались слова Таланы о том, что вскоре каждый пилот будет на счету...

Тянулись месяц за месяцем. От размеренной тыловой жизни эскадры не осталось и следа. Сейчас каждый день был стянут стальным обручем ожидания. Все насущные дела казались неважными. На второй план отошла вся служебная суета - звания, ордена, должности. Становились пресными обычные развлечения. Лично мне казалось, что я должен успеть наверстать что-то упущенное, чтобы быть во всеоружии перед новыми испытаниями. Кажется, такие же чувства владели и остальными.

При общем недостатке машин и личного состава наше звено укомплектовали полностью, переведя летчиков из других ополовиненных звеньев. К чему такие щедроты? Подумав, я решил, что на нас возлагали какие-то надежды. Во всяком случае, вокруг нас образовался какой-то вакуум. Командиров других звеньев и эскадрилий на расширенных совещаниях у адмирала распекали, как принято на флоте, гоняли в хвост и гриву. Нас же вообще оставили в покое. Но только с одним условием - мы должны были рвать жилы и готовиться к главному.

Талана сдержала слово и полностью отдала программу летной подготовки в мои руки. Я с благодарностью вспоминал ее уроки в “камере пыток” И, наверное, прослыл законченной сволочью - из тех, кто молод, да из ранних. Гонял я на тренажерах так, что пилоты, выбираясь из “картонных коробок”, не чуяли под собой пола и валились с ног.

Постепенно, отрабатывая слаженность звена в боевых условиях, я начинал замечать, что Талана добровольно отходит на второй план, предоставляя инициативу командования мне .

- Зачем? - спросил я ее, уединившись в классе звена. - Кто из нас командир?

- Я. Поэтому могу объявить тебе взыскание и даже послать тестировать сервискомпьютеры... Но бой ты ведешь лучше. Я отвожу тебе первую роль исключительно из-за того, что это лишний шанс выжить и выполнить задачу. Такими шансами не разбрасываются... Ты хочешь официально быть командиром?

- Нет! - искренне воскликнул я.

- Правильно. Войну с подчиненными оставь мне... Войну с мерканами возьми себе...

Ну что ж. Не буду кривить душой. Такой расклад меня вполне устраивал.

Несколько раз нас отпускали на “плоскость” в краткосрочный отпуск - на три-четыре дня. Мы с Корвеном шатались по городам Дарны, ища какие-то удовольствия или красоты и пытаясь расслабиться и почувствовать вкус жизни. Но зрелище было унылое. Окраинный мир, стандартные города, похожие один на другой, развлечения, которые забавляют “плоскостников” и наполняют их обыденность впечатлениями, мне после всего пережитого казались пресными и скучными. Доступные женщины были всегда к нашим услугам в злачных местах, и я не скажу, что мне это не нравилось, но в этом тоже была обыденность “плоскости”. И однажды на очередной челнок, готовый спустить меня на отдых, я просто не пришел.

- Надо доработать элемент в “картонной коробке”, - сказал я, извиняясь перед Корвеном, когда мы стояли у стартового ангара.

- “Коробка” скоро тебе заменит женщин, еду и сон, - буркнул недовольно Корвен, который спускался на “плоскость” всегда с радостью.    

  - Возьми Талану, - предложил я.

- Вы одинаковые, - хмыкнул он. Как ни странно, с каждым днем все более дружеские отношения складывались между мной, Корвендам и Таланой. Мы часто засиживались в кают-компании, офицерском баре или в моей каюте.

Я любил эти часы, когда после “пыточной камеры” мы втроем устраивались в моей каюте. Корвен и Талана могли часами сидеть над шахматной доской, заставленной фигурами, и передвигать их.

- Вечная игра, - говорила Талана, двигая ферзя.

- Это верно, - кивал Корвен.

- Никто не знает, когда и где появилась. Она тысячелетиями кочует от звезды к звезде, - информировала Талана, являвшаяся ходячей энциклопедией. - На изолированных друг от друга диких планетах в разных концах обитаемой сферы находили шахматы. Что ты думаешь об этом, Серг?

- Я не очень люблю игры, - честно отвечал я.

- Зря. Это не совсем игра. Это способ стратегического и тактического мышления. Когда-то линкор назывался ладьей. Монитор - ферзем.

- А что такое пешка? - поинтересовался я.

- Истребитель... Который может однажды стать линкором. Философия, - улыбнулась Талана. - Нет маленьких фигур. При определенных обстоятельствах самая маленькая фигура становится самой важной на доске.

- Как повезет, - Корвен двинул вперед коня, прикрываясь от фланговой атаки белых.

- Не только. Главное - знать направление. И идти по нему, невзирая ни на что...

Пешка и ферзь... Что-то странное, притягательное Для меня было в этом сравнении. И что-то в нем сильно тревожило, нещадно теребило душу.

Вообще эта немотивированная тревога посещала меня в последнее время все чаще. Иногда мне казалось, что она пытается меня вышибить из мира реальности. И овладевала дикая идея, что люди в том мире делятся на шахматные фигуры и просто идет какая-то игра. Странная глобальная игра. И игроки в ней явно не мы...

Я не раз просыпался по ночам в ознобе, глядя на тревожно пульсирующий сигнал медконтролера. Во сне повышался адреналин, скакал пульс. Я будто с кем-то сражался - наверное, с бесами, которые ночью грозили прорвать броню, отделяющую подсознание от сознания.

Внешне я вел себя пристойно, как дисциплинированный командир, образец для подчиненных. Но со мной явно было что-то не в порядке. При здравом рассуждении я списывал свои душевные тревоги на последствия долгого пребывания в “картонной коробке” и работы со стопроцентным уровнем реальности. Тут и стальная нервная система, пусть и поддерживаемая меддиагностом, начнет ржаветь.

Иногда, когда я прикрывал глаза, передо мною будто наяву вставали узоры, виденные мной в тот день, когда я пытался вырваться из сектора, отрезанного от ангара спасшлюпок.

Однажды я преодолел страх и неуверенность и вновь решил попытать свои силы. Я пялился тупо, как религиозный маньяк из секты “Приподнятых”, в стену, где находился блок сервискомпьютера. Я тщетно пробовал установить контакт с ним. С таким же успехом я мог пытаться переговорить с Луной, вокруг которой вращался сейчас “Бриз”. Это было бы хоть занимательно. Никакого отклика. Но не приснилось же мне все это. Было. Был колдовской мир виртуальной реальности. И был контакт с ним.

- Откройся, - громко потребовал я у двери своей каюты. Ничего не открылось. Я представил, как все это смотрится со стороны, и почувствовал себя дураком.

***

Волшебные звуки закружили меня в сладостном вихре. Они пронизывали меня насквозь, томно отзывались в каждой частичке тела, очищали родниковой водой душу. Я с трепетом внимал оркестру, исполнявшему божественную сонату Лакмаса “Сжатие пустоты”.

В последнее время я взял привычку расслабляться после двухчасового пребывания в “картонной коробке”, слушая музыку. Это занятие затягивало меня все больше. Я парил в высших слоях атмосферы переливчатых звуков, рожденных современными инструментами. На глаза наворачивались слезы от пронзительного пения скрипок. Подзаряжался бравой энергией от средневековых маршей, исполнявшихся на старинных ударных и смычковых инструментах. Музыка подпитывала меня какой-то высшей энергией, которую не даст ни один медицинский блок. Она будто приоткрывала потаенные двери в моей душе.

Соната “Сжатие пустоты” достигла апогея, вступил грубый басовый орган. Я воспарил вверх и обрушился вниз вместе с божественной мелодией, которая уносила меня в невероятную даль, где, скорее всего, и была истинная жизнь, хранился в тысячелетиях истинный смысл всего...

Настойчивый сигнал вызова вернул меня обратно. Мелодичный голос компа проинформировал, что лейтенанта Серга Кронбергшена вызывает начальник отдела контрразведки полковник Торрел. На карточку компа мне уже были сброшены время прибытия, маршрут.

- Ящер дурчинский, - пробурчаля зло в адрес полковника.

Нет ничего более далекого и непримиримого, чем прекрасная высшая музыка и хитрый, приземленный интриган Торрел.

Полковник ждал меня в своем логове, в котором я уже имел возможность однажды побывать. Желанием возвращаться туда я, естественно, не горел. Но моего желания не спрашивали.

Двери кабинета услужливо распахнулись передо мной после того, как система идентификации пришла к выводу, что параметры гостя соответствуют параметрам лейтенанта Серга Кронбергшена. Интересно, полковник действительно считает, что на корабле его жизни угрожают мерканские лазутчики?

Торрел стоял спиной ко мне и любовался на звезды и космические корабли эскадры, зависшие на расстоянии нескольких десятков километров от нас. В этом помещении было настоящее окно во вселенную, а не обычный голоэкран.

После моего доклада Торрел еще несколько секунд неподвижно стоял, после чего медленно повернулся. Любитель дешевых театральных эффектов. Имеется тысяча и одна уловка показать, что человек напротив находится ниже тебя и ты имеешь над ним власть, да еще напустить на свою фигуру туман значительности и некоторой загадочности. Военных контрразведчиков, по-моему, учат этому с первого курса Академии контрразведки. Наверное, контрольные пишут на тему “Как бездельнику доказать свою незаменимость”.

- Присаживайтесь, лейтенант. И не напрягайтесь так. Вы не среди меркан. Здесь все свои.

Это нечто новое. Я присел во вздувшееся и затвердевшее кресло, выпрямившись и глядя перед собой.

- Мы давно не виделись, - Торрел буравил меня пронзительным взором опытного охотника на мерканских шпионов и на крамольные речи личного состава.

“Вообще бы тебя не видеть”, - подумал я.

- Между тем я внимательно слежу за вашими успехами, - проинформировал он меня с мерзкой высокомерной улыбкой. - Честно говоря, они впечатляют... Вы имеете шанс со временем выйти в адмиралы…

- Я пилот, - сказал я.

- Адмиралы тоже пилоты. Бывшие пилоты. Которые сумели выжить. Главная проблема - выжить. Тут у вас все получается... Получается слишком хорошо,

Тут шарх меня дернул за язык:

  - Мы, мерканские лазутчики, все такие ...

- Это расценивать как признание? - поинтересовался он, и его лицо стянула непроницаемая маска.

- Как шутку.

- Пилоты-шутники - это опасно, - с угрозой произнес он.

Возражать я не стал, хотя мог сказать, что не понимающие шуток руководители контрразведки не менее опасны. С другой стороны - чего я на него взъелся? Он делает свое дело. Его служба - такой же винтик в отлаженной системе космофлота, как и любая другая. Только плохо, что эта служба проявляет слишком пристальный интерес именно к моей персоне .

- Каждый умник-пилот считает, что он проливает кровь, в то время как контрразведка плетет интриги, - менторским тоном произнес полковник. - А между тем один вражеский агент, поставленный в нужное место, может стоить дороже эскадры. Поэтому вопросы внутренней безопасности всегда определялись как приоритетные. Как ключевые. Надеюсь, это понятно новоиспеченному заместителю командира звена?

  - Так точно, содруг полковник.         
Я не мог понять, чего он меня притащил сюда. Убеждать в полезности своей службы? Или он просто изнывает от безделия?

- Я просмотрел имеющиеся в штабе флота данные о вашей успеваемости в летной школе. Тогда вы не могли похвастаться особыми успехами,

  - Я окончил школу с отличием.

- Вот именно. Взяли задницей. С пилотированием у вас были определенные проблемы, но и их вы преодолели усидчивостью.

- Так и было, - кивнул я.

- Теперь же вы делаете успехи как пилот-интуитивист... Я видел запись последнего боя. Он был проведен слишком хорошо, лейтенант.

- Я расту.

- Я с вами предельно откровенен, лейтенант. Я не люблю интриги. Если есть вопросы, я просто задаю их...

“Ага, перед этим наверняка обложив меня всего системами наблюдения и любуясь всем моим рабочим днем”, - прикинул я. Ладно, человек нашел увлечение. Конечно, неприятно жить под колпаком. Но на это стоит просто не обращать внимания. Отключиться, как отключаются от постороннего шума. Мне скрывать нечего. Он ждет от меня каких-то действий. Не дождется.

- Готов отплатить вам предельной правдивостью, - произнес я.

- Правдивость? - удивился он. - Люди сотканы из лжи. Мелкой. Крупной. Безобидной или опасной. Такое существо человек.

“Особенно военные контрразведчики”, - добавил я про себя.

- Итак, из пустого места вы очень быстро превращаетесь в отличного пилота, - обвинительным тоном произнес он.

- Это мое призвание.

- Вы слишком быстро изменились. Это бывает. Стресс. Пребывание после Галахвара в испорченном биоконтейнере. Люди меняются.

Он помолчал, подошел к окну. К “Бризу” неторопливо причаливал грузовой челнок с Дарны.

- Люди меняются, - повторил он. - Или...

Полковник затянул паузу, будто потеряв интерес к беседе и, наоборот, приобретя его к причаливавшему челноку. Через несколько секунд он обернулся и вперил в меня глаза.

- Или их меняют! Я не ответил.

- Все, идите...

Я обернулся и вышел из кабинета.

На сегодня интересное времяпровождение полковнику обеспечено. Сейчас он будет вместе со своим изолированным компом анализировать показания датчиков, исследовавших мое состояние во время беседы. Его интересует моя реакция на вопросы. Он будет пытаться определить, где я лгал, где волновался. Пусть тешится. Ничего это ему не даст.

Ситуация аховая. Полковник зациклился на бредовых идеях и в покое меня не оставит. Даже если я переведусь на другую эскадру или Торрел сдохнет от скуки и безделия, все равно на меня собирается досье, оно будет сопровождать меня верным псом всю службу. Пусть. Это не страшно. Хуже другое...

Хуже, что Торрел попал в точку! Я действительно изменился. Что-то здесь было не так. И во мне иглой засел вопрос: изменился или изменен? Смог бы я сам себе ответить на него?

Глава тринадцатая

“БРАТАНИЕ С ПУСТОТОЙ”

  - Думаешь, мы долго простоим без дела? - спросил Корвен.

Мы расположились на обзорной площадке около навигационного зала. Сплошная голографическая развертка создавала полное ощущение, что мы стоим в пустоте, а вокруг простирается космос. Несмотря на высочайшее качество, я не обольщался абсолютной достоверностью и относился к эффекту лишь как к отлично сделанной иллюзии. Когда истребитель выстреливается из стартового ангара в пустоту, вроде ты и сидишь в контактшлеме и лишен прямого восприятия, но все равно возникает чувство, будто в лицо тебе дохнул холод космоса...

- Нос чешется? - спросил я.

- Точно. Опять нас кинут на “фестиваль”.

Я кивнул. Скорее всего, так оно и будет. А это означает, что смерть покосит еще многих людей, с которыми сталкиваешься, общаешься, улыбаешься. И еще это значит, что жизнь уже поставлена на очередной кон и не принадлежит тебе, а принадлежит тем, кому вскоре планировать операцию, бросать истребители в прорыв. Ну а твоя жизнь, пилот, принадлежит случаю или тому безликому, непознанному, кто командует случаем и у кого расписаны в блокноте изгибы и переплетения всех судеб нашей Вселенной.

- Когда возникают длительные перерывы в боевых действиях, пилот мечтает о войне, - сказал Корвен. - Сейчас же у меня мечта всю оставшуюся службу проторчать в этой дыре и тестировать в нарядах сервиссистемы.

Корвен не кривил душой. Ну а о себе я не мог сказать того же... Я возвращался душой к тому моменту, когда рассыпаются искрами в безвоздушном пространстве истребители, плазморазряды расчерчивают иглами звездное небо, и ты стремишься в самый центр свары...

- Нет уж, - сказал я. - Лучше добрый бой.

- Чем худой мир, - закончил за меня Корвен. - Это диагноз. Ты такой же, как Талана. Но бывают и хуже, - он засмеялся и ткнул меня в бок.

Нос Корвена опять продемонстрировал себя отличным барометром. Через пять дней после этого разговора “Бриз” в сопровождении шести кораблей поддержки отвалил с орбиты и нырнул в супервакуум.

Боевая задача была доведена до личного состава. Последние недели обстановка снова обострилась. В отместку за Токсану наши ударные группы совершили вылазку в систему Носорога, в результате меркане были вынуждены для отражения атаки стянуть туда значительные силы и оставили без должного прикрытия ремонтные доки у Шеритана, в которых приводились в божеский вид несколько потрепанных в битвах кораблей-пробойников. Уничтожение их стало бы некоторой компенсацией за потерю Токсаны и ослабило бы противника .

- Похоже, меркане исходят из ошибочной оценки, - доложил командующий эскадрой на сборе командиров в штабном пункте - огромном овальном помещении с полутора сотнями контактных кресел. В центре в воздухе висел шар центрального блока тактического компьютера, с невероятной быстротой просчитывающего тысячи вариантов развития скоротечного космического боя.

- Они считают, - продолжил адмирал, - что в боях за Токсану наша эскадра пострадала куда сильнее и долго будет зализывать раны, не в силах совершить вылазку. Их ждет разочарование. По нашим расчетам, их главные силы не успеют на подмогу. А оборонительный комплекс и подразделения мерканского флота, прикрывающие Шеритан, мы в состоянии сломать. Вопросы?

- Почему бы не попытаться вернуть контроль над Шеританом и всей системой? - спросил, поднявшись с кресла, командир восьмой эскадрильи.

- Это не в наших силах, - ответил адмирал Лар-мен. - Наша задача - нанести наибольший ущерб противнику.

- После Токсаны у нас катастрофический некомплект.

- Половина звена выбита,

  - Эскадрильи не существует, - послышался хор голосов.

- С других кораблей эскадры, не участвующих в походе, будут доукомплектованы корабли штурмовой группы... Еще вопросы?

Вопросов оказалось немного, Проработанный компьютером сценарий атаки на доки у Шеритана получил каждый командир. По предварительным расчетам выходило, что мы теряем один или два корабля-пробойника и несколько десятков истребителей. Но наверху считали, что игра стоит свеч. Шахматы. Малыми фигурами жертвуют для достижения преимущества в позиции. Мне стало нехорошо от этой мысли, но я заглушил в себе малодушие. Для “плоскостников” такая арифметика дика. Они любят говорить о том, что жизнь каждого человека стоит дороже, чем все достижения цивилизации. Для пилота такие расчеты нормальны. Мы привычные. Мы знаем, что однажды нас могут разменять в этой игре. Идет война. И враг топчется у порога... Война...

- Лейтенант, - вышла со мной на связь Талана, едва я только успел после совещания расслабиться на своей койке, принявшей выбранную мной любимую единицу мягкости и форму. - Через десять минут жду в стартовом ангаре Необходимо протестировать компсистемы.

Перед “заходом на боевой” обычно принято, что пилоты тестируют компьютерные системы своих машин, хотя это больше дань традиции, поскольку техники делают это лучше нас. Но воин обязан убедиться сам в боевых качествах своего оружия.

Я нехотя поднялся и отправился в стартовый ангар. И застал там Талану в полном одиночестве. В слабом, меняющемся периодически с фиолетового на бледно-розовое освещении, в плотно обтягивающем фигуру комбинезоне она выглядела пришельцем из квазигуманоидного мира... Тьфу, ну и мысли!

- Давай, - она кивнула на мой “Морской ястреб”.

Я кивнул. Распахнул купол машины, устроился в пилотском кресле, со щелчком взявшим меня в мягкий, упругий плен, и нацепил на себя шлем. Талана протиснулась в крохотный оружейный отсек и тоже нацепила шлем.

- Задрайся, - велела она.

Я отдал приказ, купол и люк захлопнулись, превращая истребитель в изолированную от внешнего мира, самодостаточную систему, способную хоть сейчас вырваться в космос и ринуться к шарху в пасть.

- Начали проверку. Система жизнеобеспечения, - произнесла Талана, И потянулась долгая процедура тестирования.

Прошло полчаса.

- Отдых, - наконец сказала Талана. - Не снимай шлем.

Я подчинился, хотя не сознавал, зачем ей это нужно.

Тут перед глазами замелькали линии и кружки. И поползли цифры. Так, Талана сейчас наглухо замкнула компсистемы, исключив посторонний доступ.

- Это единственное место, где можем поговорить, - прозвучал ее голос.

- Почему? - полюбопытствовал я.

- Здесь полковник Торрел до нас не дотянется.

В логике ей не откажешь. Любая точка на “Бризе” могла быть просвечена, прослушана, просмотрена, и ко всем этим системам контроля имел доступ начальник контрразведки. Истребитель же был закрыт и для всевидящего ока, и для всеслышащего длинного уха. Он оснащен защитой от любого доступа.

- Припомни, что у тебя за разговор был с Торрелом? - спросила Талана.

- Он пытался опознать во мне мерканского шпиона, - усмехнулся я. - Ему не дают спать мои успехи по службе.

Я пересказал наш разговор,

  - В одном он прав - я действительно изменился после катастрофы на Галахваре...

- У тебя все получается слишком хорошо. Полковнику Торрелу по должности положено везде видеть злые происки врага.

- А что видишь ты?

- Никак не разберусь... Знаешь, что такое побрататься с пустотой?

- Никогда не слышал.

- Среди пилотов это считается легендой. Но я думаю, что просто данная информация надежно похоронена под грифами особой секретности где-то в научно-исследовательских центрах флота.

- Что это такое? - спросил я, чувствуя, что внутрь меня будто сунули ком льда.

- Пилоты, попавшие в схожие с твоей катастрофические ситуации, оставленные с космосом один на один, менялись... И приобретали странные свойства.

- Психокинетика?

- Да. Некоторые способности, не укладывающиеся в рамки научной парадигмы... В общем, ты аномалия. И у этого худосочного плюгавчика Торрела законное для контрразведчика желание от тебя избавиться вообще... Он с удовольствием пристрелил бы тебя. Или списал с космофлота. Его беда, что ты считаешься самым перспективным пилотом.

- Даже так.

- Так. Таким потенциалом, как у тебя, обладают считанные единицы. Поэтому Торрелу тебя просто так не сожрать.

- Насколько я понял, он не отступится.

- Ты понял правильно. И в ближайшее время надо ждать какого-то хода с его стороны.

- Отличная перспектива. Ждать подлости от своих, когда впереди война с чужими.

- Свои могут бить больнее, чем враги.

- Я уже понял.

- Хорошо. Продолжаем тестирование.

- Начали, - я включил тестируемые системы.

***

  “Бриз” с сопровождением продирался сквозь супервакуум, чтобы материализоваться из пустоты и тут же вступить в бой. Нас там ждут. Да, они ждут, прикидывая шансы и посылая запросы о подмоге.

К концу полета я поймал себя на том, что взял в привычку бесцельно бродить по коридорам, всматриваясь в лица людей. Я пытался рассмотреть на них печать смерти. Кто-то из них вскоре сгорит в истребителе, поджарится в оружейном отсеке корабля или задохнется от недостатка кислорода. Кто именно?

Когда я стал слишком долго задерживаться на этой мысли, пришлось усилием воли призывать разболтавшиеся нервы к порядку.

Были у меня проблемы и болезненнее. Я все пытался понять, на чем решит меня поддеть полковник Торрел. Талана права - он попытается решить проблему со мной в кратчайшие сроки. Контрразведчик не из тех людей, кто умеет долго выжидать. Таким хочется решить все разом и быстро.

Я теперь наверняка знал, что за мной ведется неустанное непрерывное наблюдение. Это обычная практика спецслужб, и подчиненные Торрела сейчас развлекаются тем, что наблюдают за каждым моим шагом. Сперва от этой мысли хотелось лезть на стенку Но потом я привык. Черт с ними со всеми. Хотя вкус жизни все это портило. Теперь я не мог беззаботно, как еще недавно, посидеть с Корвеном в каюте и перекинуться несколькими ничего не значащими словечками - я знал, что их услышит не только мой друг. Я не мог беззаботно проглотить стаканчик вина - казалось, кто-то смотрит мне в рот и ухмыляется. Талана меня отлично понимала, и я ловил на себе ее сочувствующие взоры.

Бросок был протяженностью сорок пять светолет. Путь занимал достаточное время.

- Совсем недалеко от границы сферы изоляции, - сказал Корвен, передвигая пешку-истребитель на шахматной доске.

Он опять играл с Таланой, а я, развалившись в кресле, наблюдал без особого интереса за игрой.

- А вы вообще хорошо понимаете, что такое сфера изоляции? - спросила Талана, двинув фигуру вперед, отведя глаза от шахматной доски и откидываясь на спинку кресла. И неожиданно приказала: - Комп. Астрономическая картинка. Сфера изоляции. Масштаб - единица.

Над голографическим проектором зажегся туманный, разноцветный шар диаметром метра полтора, с пятнами пылевых облаков. Он был наполнен миллионами звезд, увидеть которые можно было, только задав другой масштаб. Звезды образовывали рассеянные, шаровидные скопления или растекались мягкими пушистыми полосами. Здесь были желтые карлики - стандартные звезды с планетами, на которых рождаются гуманоидные цивилизации. Сжатые чудовищной гравитацией нейтронные звезды, где само понятие материи уже иное, наперсток вещества которых весит тысячи тонн. Распухшие рыхлые голубые гиганты. Странные пульсары. И, наконец, несколько провалов в континууме, переходов в иные, неисследованные вселенные - черные дыры, чудовищной гравитацией, как пылесосом, затягивающие все - материю, свет. Пылевые облака стягивались, образуя новые звезды.

- Мы существует, в этой части Галактики, - я ткнул пальцем в сторону проекции сферы. - Вся Галактика представляет из себя пузыри, в каждом из которых материя и базовые физические законы немножко отличаются друг от друга, равно как и свойства вакуума.

- Такой пузырь в тысячу светолет, - поддакнул Корвен, сделав очередной ход на доске. - Из нашей сферы мы исследовали лишь ничтожную часть.

- Вся суть в том, - сказала Талана, - что мы не можем вынырнуть из вакуума за пределами сферы. Никто не знает - почему. Ученые безуспешно ломают свои умные головы, но только затуманивают все еще больше. Факт, что мы можем покинуть сферу, только вынырнув у ее границы, и дальше идти на субсветовых. Все закрыто.

- Наш предел скорости в обычном пространстве - не больше одной седьмой световой, - заметил я. - По космическим масштабам - черепаший ход.

- Напомню, что мы посылали зонды за пределы нашей сферы изоляции, - встрял Корвен.

- И получили ворох бесполезной информации, которую не можем осмыслить, - кивнула Талана. - Между тем выход за пределы пузыря в супервакууме - вопрос выживания. Кто сделает это, тот будет победителем в войне .

- Это ты загнула, - сказал я.

- Ничуть. Иная физика. Иные возможности. Иные взаимоотношения с супервакуумом. Представь, корабли станут в десятки раз быстрее и будут двигаться в супервакууме, невидимые для наших глаз - систем контроля.

- Крах, - сказал я, представив, как мерканские корабли возникают из ниоткуда и разносят наши укрепления, а мы даже не успеваем запросить подмоги и сообщить о нападении.

- Сфера изоляции, - задумчиво произнес Корвен. - А действительно, нас в ней будто замкнули, как в тюрьме.

- Или в заповеднике, - поддакнул я.

Мне стало неуютно. Когда начинаешь задумываться над тайнами мироздания, будто смотришь в пропасть, в которой нельзя ничего различить конкретного, но шевелится какой-то изначальный ужас...

- Кстати, Корвен, тебе скоро мат, - Талана передвинула фигуру.

Корвен уныло посмотрел на доску и кивнул:

  - Через три хода... Это нетактично

- Почему? - недоуменно посмотрела на него Талана.

- Ты заболтала меня и воспользовалась невольным ослаблением моего внимания

  - Ха, - Талана хлопнула ладонью по столу и победно усмехнулась. - Еще партию?

- Ты подломила мой боевой дух, - скривился Корвен.

- Не забудь, его еще должно хватить на драку у Шеритана.

- Хватит. Я лично развалю мерканский ремонтный док напополам, - Корвен щелкнул пальцами, и фигуры тут же установились в начальное положение. - Еще одну можно. Твой ход.

Интересно, суждено нам сидеть так втроем через несколько дней? Через семьдесят два часа наши корабли вынырнут на поверхность. И помоги, бог войны, чтобы наша позиция не была такой, как у Токсаны.

Глава четырнадцатая

“ФЕСТИВАЛЬ” У ШЕРИТАНА

Внутри все сжалось. К этому привыкнуть невозможно. Всегда это происходит как в первый раз. Выныривание. Неприятное ощущение. Чувствуешь, будто проваливаешься сам в себя. Тошнота и головокружение обеспечены минуты на две.

Загудела медаптечка скафа, приводя меня в рабочее состояние.

Я - в моем истребителе. Готов хоть сейчас в бой...

Что такое не везет? Вопрос философский. И практический. Не везло нам последовательно. По теории вероятностей такого быть не должно. Слишком мал шанс два раза подряд вот так с ходу вляпаться в помои. Тем не менее мы вляпались. Смачно. Со вкусом.

Мы опять вынырнули в непосредственной близости от порядков меркан.

Правда, позиция была немного лучше, чем у Токсаны. Там мы попали в капкан. Здесь же просто маячили прямо перед оскаленной мордой зверя.

Я оценил ситуацию, считывая передаваемую компом картинку. Мы оказались между двумя фрегатами - почти как “Глаз циклона” в тот проклятый бой у Токсаны. Впереди, на фоне бледно-красного с синими полосами диска Шеритана висели в пространстве уродливые бледно-серые, утыканные штырями и выступами, с раскинутыми сетками антенн, спиралями плазмоорудий здоровенные сооружения - спутники оборонительного комплекса, и мы почти в пределах досягаемости их плазменных батарей. Почти, но не совсем - это нас и спасало.

Ну что, вперед. Опять - сразу в бой.

Звенья одно за другим покидали “Бриз”. Я нетерпеливо ждал своего момента... Мне казалось, что мгновения тянутся очень долго. Моя машина номер два рвалась на волю. Она будто заждалась этого мига... Заждался и я.

Выброс нашего звена задерживался. Другие истребители с ходу вступали в бой. Нам предстоит развить успех и вдавливаться вслед за первыми истребителями в толщу обороны противника, чтобы в конечном итоге смять ее и разнести к шарху доки вместе с кораблями-пробойниками!

Все каналы связи были забиты многоголосицей. Казалось, система связи перегреется от сообщений, докладов, указаний. “Бриз” готовился к бою. Расчеты бортовых орудий докладывали о захвате целей. Вырывались наружу машины.

И неожиданно пошли какие-то сбои в связи. По неизвестной причине наложились один на другой каналы. Такое бывает.

Благодаря этим сбоям я и наткнулся, как на кол, на разговор.

- Я не могу этого позволить, - это голос Шала Мона, командира нашей третьей эскадрильи.

- Вы отказыватесь выполнять приказ? - второй голос показался мне знакомым.

- Что происходит, полковник?! Дан приказ на боевой выход. Вы отвлекаете меня!!!

- Пять-второму остаться. Это приказ.

- Почему?

- Я принял решение об аресте лейтенанта Крон-бергшена.

- Обвинение?

- Государственная измена.

- Основания?

- Основания есть. Я обязан отчитываться перед вами?

Я прикусил губу. Ну вот и все... Действительно, полковник нашел способ на мне отыграться. Но как? Чтобы снять пилота перед боевым вылетом, нужны веские основания. Торрел обмолвился, что основания есть.

Основания? А что, если он узнал обо мне что-то такое, чего не знаю я? Если причиной не просто излишнее рвение контрразведчика?

- Пять-два, - на моем канале связи послышался запрос. Это был голос командира эскадрильи.

- На связи, - ответил я.

- Ваш вылет отменяется

  - На связи, - повторил я.

- Вылет отменяется.

- Не слышу. Нарушения...

- Пять-два...

Нет, так просто у вас не выйдет.

Тут мощный удар обрушился на защитное поле линкора. Корабль вздохнул. Я дал сигнал на аварийную эвакуацию истребителя. Резко, почти незаметно для глаза распахнулся люк. И я рванул вперед.

На миг по мне пробежал озноб. Мне открылся космос.

Я вырвался в тот момент, когда поступил сигнал на боевой выход нашего штурмового звена. Сразу следом за мной вылетел пять-один “Морской ястреб” Та-ланы. А потом посыпались остальные...

- Группа пять-три - на боевой заход. Машина пять-два - вернуться, - на этот раз мне приказывал координатор - заместитель командующего, человек, который сросся с тактическим компом и плетет тактику всего боя. В бою он важнее адмирала. Эта работа не для слабаков. Хороших координаторов очень мало. И на “Бризе” был один из лучших.

- “Вершина”. Приказ на возвращение пять-второго отменяю - послышался голос Таланы.

- Приказываю вернуться, - повторил координатор.

- Как старший группы приказ отменяю.

Непосредственный командир в боевой обстановке имеет право на отмен приказа самого координатора, поскольку считается, что бывают ситуации, которые координирующий офицер оценить адекватно не в состоянии. Этот пункт Боевого устава применяется лишь в крайнем случае, за принятие такого решения без оснований приходится отвечать по всей строгости. И Талана решила, что случай этот наступил. И отвечать была готова.

- Машина пять-один, - нудил координатор, будто у него не было других забот. - Предупреждаю...

- Звено выходит на боевой заход, - доложила Талана.

И я нырнул, как ныряют в бассейн с кипящей водой, в очередной бой. И мне стало ни до чего...

Наше звено было в центре боя. Так было задумано с самого начала. Командование возлагало на нас надежды.

Я вдруг расслабился. Кристально чистым стало все вокруг. Состояние у меня было не отстраненным, как бывает иногда, когда становишься безликой частичкой боя. Во мне разноцветными бликами переливались эмоции, складываясь в причудливый узор. Сознание не поспевало за чувствами. Я эмоционально ощущал, как строить рисунок боя. И знал, что холодному уму никогда не подняться так высоко, как чувствам.

- Плетем кружево, - прошептал я.

Как же мы работали! Сказались долгие мучительные, томительные часы, проведенные на срабатывании звена в “картонной коробке”. Каждый из моих пилотов печенкой ощущал, как действовать. Мы были единым целым. И, как и планировалось, ведущим стал я, отодвинув в сторону Талану.

Первым залпом я развалил “короеда”... Увернулся от плазменных разрядов “Синего паука”. Прошел через плазменные жгуты, виртуозно просочился через расставленные ловушки... И зашипел от боли, когда один из наших истребителей разлетелся на куски. Пять-одиннадцать выбыл...

Не время пускать слезу! Дальше! Быстрее!

Острием наше звено впилось в боевой порядок вражеских истребителей, прикрывавших мерканский фрегат - главную нашу занозу. Я шел первым. Сзади мои ребята сбили еще два истребителя противника.

Прекрасно. Но не это главное. Главное, мы пробиваемся к фрегату. Он - наша цель...

Добить фрегат должны мы. Другие не успеют. Не добьем - всем придется несладко. И “Бриз” будет разорван на части.

Я продолжал “плести кружево”, и наша тактика оправдывалась на все сто процентов. Мы без новых потерь преодолели шквальный огонь истребителей и фрегата и приближались к цели. Еще немного - и торпеды устремятся к вражескому кораблю-пробойнику.

Мою машину тряхнуло. В нее угодил электромагнитный разряд, который на миг вышиб сознание из компа. Но всего лишь на миг. Комп включился снова...

Я ушел от двойки мерканских истребителей. Послал заряд в еще одного “короеда” и, кажется, вскользь задел его. Вышел на финишную прямую - передо мной маячил фрегат.

Противник действовал ювелирно, слаженно, как обычно действуют меркане. Но мы работали не менее слаженно. А в отдельности каждый наш пилот стоил куда дороже, чем самый продвинутый мерканский клон.

Это был мой бой. Мой рисунок. Мое кружево. И я сплету его на зависть всем!

Пусть полковник Торрел с нетерпением ждет меня. Пусть мне предъявят обвинение в неисполнении приказа, в измене. Это будет потом. Сейчас это неважно. А важно то, что передо мной мерканский большой фрегат - километровая “картошка”, усеянная уродливыми наростами и выступами, закутанная в белую светоотталкивающую броню. Вот он, вражеский корабль-пробойник, который я сегодня развалю. Или погибну.

“Горка”... “Обруч”... Я прошел через заграждение разрядов. Всадил разряд в мерканский истребитель. Сбросил с хвоста еще два...

И послал с приветом две торпеды на свидание с фрегатом. Я знал, что сейчас они вопьются в защитное поле, прогнут его, и взрыв встряхнет внутренности мерканского пробойника. Двух торпед слишком мало для такого корабля. Но за мной идет еще один наш истребитель. Дальше - еще один. Мы продавим защиту!

Все, как на учениях. Торпеды ложились одна за другой в цель. Истребители посылали свои смертельные посылки и разлетались в стороны.

Последним шел пять-восемь - лейтенант Рутгерт Рук. Я считал его не очень надежным звеном нашей цепи. Но он провел атаку блестяще. Его торпеды легли. ровно в цель, и сам он безнаказанно ушел в сторону

Последние торпеды угодили прямехонько в ядро кваркового реактора. Ну сейчас рванет.

Все было, как на учениях, когда я уводил шлюпку из зоны разрушения реактора “Бриза”. Мигала в шлеме красная полоса. Если реактор рванет сейчас - всему нашему звену конец... Ну подожди чуть-чуть.

Ослепительный свет не выжег сетчатку - шлем не калечит глазной нерв. Но все равно я почувствовал, что из исчезающей малой точки в центре кваркового реактора рванулась наружу необузданная сила, растеклась океаном света, выжигая все живое вокруг. Защелкал датчик радиации. Истребитель тряхнуло.

Жарко. Больно. Из носа хлещет кровь...

Жив? Кажется, жив.

Системы истребителя в норме...

Я на секунду задержал дыхание. И в душе все вскипело безумной радостью. Мы уничтожили фрегат!

Расслабился я рановато. Меня тут же взгрели с левого боку. Плазменный шар пробил броню и пополз червем-паразитом по внутренностям моей машины, выжигая компьютерные сети. Я с ужасом видел, как он выполз откуда-то снизу и устремился к перчатке моего скафа. Я напрягся, ожидая дикую боль, как на тренажере. Плазма начала пожирать скаф...

Выстрел из плазменного оружия - это не просто посылка заряда плазмы. Боевая плазма, изобретенная полторы сотни лет назад, - это нечто странное, непостижимое. Она живет по каким-то своим законам, прожигает любую броню и ведет себя так, что некоторые головастики всерьез считают ее живой, а остальные - квазиживой. Предугадать, как она поведет себя, невозможно. Соприкоснувшись с телом, обычно она окутывает его и выжигает постепенно, наполняя дикой болью. Это чувство я не раз ощущал в “камере пыток” на УРРЕАЛе-один. Но сейчас все будет по-настоящему... И мне захотелось выпрыгнуть из кабины прямо в космос.

И тут шар погас.

Я перевел дыхание. Смерть была очень близко... Но на то и бой.

Сосчитаем потери. Бортовой компьютер серьезно поврежден. Кавардак в энергетической цепи. Системы не разрушены, но взять над ними власть с полупарализованным компом трудно. Железяка между звезд, в самой гуще боя - вот что такое мой истребитель.

Мое звено, потеряв еще один истребитель, сделало круг и вклинивалось дальше. Запросы защелкали в шлеме:

  - Второй, что происходит?

- Действуйте. Вы мне не поможете. Я выбыл...

Скучать моим парням не давали. Меркане с яростью обреченных навалились на них. Наши пилоты отбивались со знанием дела.

А я? Что мне делать? Еще десять секунд - и та точка внизу меня, мерканский “Синий паук”, пересечется с моей линией движения. С моим вектором. С моей линией жизни, наконец. Я - удобная мишень. Пилот-клон видит, что я беспомощен. И срежет, как на учениях - аккуратненько. Вырежет меня из рисунка боя и выбросит в урну ...

Я вздохнул глубоко, задержал дыхание.

И уплыл куда-то. Увидел знакомый рисунок. Знакомый хаос линий.

Я проник в компсистему!

Спокойно. Прикинем быстро, что мы имеем. Ряд узлов компсистемы разрушен - плазменный шар постарался на славу. Система самовосстановления тоже разрушена... Ничего, некоторые линии можно соединить напрямую, что-то отбросить, что-то активизировать...

Ощущение ни с чем не сравнимое. Внутри возникали готовые ответы. Как - я не понимал, но все становилось понятно.

Закольцевать контур. Порядок навести в этом узле... Быстрее - “паук” уже вышел на линию удара...

Давай!

Истребитель сорвался на максимуме, заплел петлю. Отлично, двигательная система в норме! Перегрузка дикая - но нам не впервой. От вражеского истребителя я ушел!

На остатке ресурсов я срезал другого “Синего паука”...

Я впал в какой-то транс. Слился с компом воедино. Еще немножко - и я не выберусь из виртуального пространства...

Усилием воли я удержался на грани реальности и провала в инорельность. Мне пора возвращаться. В лапы полковника Торрела. Шарх с ним. Мне пора выбираться из свалки. Я сделал все, что мог...

Вел я машину на пределе. Ждал, что она вырвется из-под моего контроля и комп пойдет в разнос, а вместе с ним и системы.

Подлет. Запрос “свой-чужой”. Идентификация. И - на посадку.

Комп “Бриза” так и не смог войти в контакт с моим компом. Я постепенно переводил машину на ручное управление. В бою - это самоубийство. Но пришвартоваться вручную - задача легкая.

Мой истребитель угодил в магнитные сети. И мягко сел рядом с искореженными машинами, которые чудом сумели дотянуть до спасительного ангара. Некоторые - с мертвыми пилотами.

Я закричал от боли, выбираясь из объятий компьютерного мира. И ударил рукой по кнопке разгерметизации. Колпак распахнулся.

Ко мне подскочили медики, но я с неожиданной силой оттолкнул их. Действовал я на автомате, ничего не соображая, как будто был не в себе.

Вперед. В переходной просторный шлюз перед посадочным ангаром.

Там в толпе мечущихся техников я увидел полковника Торрела. Я остановился, качнулся, внимательно посмотрел на него .

Меня жгло желание врезать ему в челюсть, расположенную на уровне моей груди. Я бы так и сделал...

Но не успел... Я качнулся и выключился...

Глава пятнадцатая

ПРОБУЖДЕНИЕ

Просыпаться после боя в реанимационном контейнере для пилота так же естественно, как для “плоскостника” в чужой постели после вечеринки.

Миловидная медик-лейтенант с лихой квадратной, похожей на серый монолитный бетонный блок прической - такая ныне мода - возникла бесшумно сразу же, как я очнулся.

Сверху лился приглушенный мягкий сине-зеленый, очень приятный свет. Я лежал на жестком ложе, послушно принимавшем форму моего тела и массировавшем, электрически покалывающем в тех местах, которые меддиагност считал нужным. Надо мной был прозрачный купол, а ниже - черный, похожий на паука аппарат, считывающий мои показатели и подпитывающий мое тело энергией.

Кстати, присосок и трубок от меня отходило внутрь контейнера не слишком много, значит, и лечили меня не особо активно. Мне было куда легче, чем в прошлый раз. У Токсаны меня поломало куда больше.

Лейтенант посмотрела на показания компа. Убрала звукоизоляцию “пробирки”, в которой я лежал, и звуки стали доноситься четко, будто и не было прозрачной преграды, ранее нещадно давившей любой шум.

- Как? Жить буду? - через силу улыбнулся я, и, кажется, сделал это зря - улыбка наверняка получилась кривой и вымученной.

- Обязательно. Телесных повреждений немного - разве только многочисленные кровоподтеки и треснуто третье ребро слева. Но, когда вас доставили, вы были без сил. Биопотенциал опасно подошел к нижней черте... Вам пришлось тяжело.

- Не то слово, - дрожь прошла, когда вспомнил подробности боя, особенно связь с компом. - Долго валяться здесь?

Она пробежала пальцами по клавиатуре, задумалась на секунду, потом кивнула:

  - Если вам невмоготу, можете хоть сейчас идти. Под наблюдение медкомплекса в каюте.

- Прекрасно. Я ухожу.

- Освободить единицу, - приказала она.

Вот так. Мы для них единицы. Ас другой стороны - я действительно один.

Присоски отлипли от меня, “паук” убрался в свою нору, за ним последовали и присоски. И я вдруг ощутил, что обнажен перед молодой женщиной, и покраснел. Но, кажется, я для нее был не мужчина, а все-таки “единица”.

- Каких-либо специальных распоряжений по поводу меня не поступало? - спросил я, вспомнив все - и бой, и полковника из контрразведки.

- Нет.

- Спасибо, лейтенант.

Она вышла.

Я поднялся. Блок был небольшой, квадратный. Я приложил ладонь к слабо мерцающему проему, обозначавшему шкаф. Тот послушно распахнулся. Я встал к нему спиной и приказал:

  - Одежда.

Меня обволок мой родной комбинезон. На поясе была прикреплена компьютерная карточка - значит, я пока не лишен прав и состояний.

Можно идти... Я неуверенно замер. Что будет, когда откроется проход? А не дожидается ли там Торрел со своими барбосами, не поволокет ли он меня к себе на допрос с психотропными веществами, подавляющими волю? Очень даже может быть.

Я внутренне подобрался. Проход открылся. Я шагнул вперед, как в ледяную воду.

- Привет, Серг...

Меня действительно ждали. Двое.

- Нормально выглядишь, - отметил Корвен. АТалана крепко хлопнула меня по плечу и кивнула:

  - Почти как новый...

***

Единственное место, где мы с Таланой могли переговорить, не боясь посторонних ушей, был истребитель, который мы тестировали после ремонта. Я полулежал в кресле пилота и через контактный шлем беседовал с ней. Подробно изложил фокус Торрела. Она заявила:

  - Обычная комбинация в стиле контрразведки. Торрел тебя провоцировал.

- Он соединил каналы, чтобы я слышал приказ о моем аресте?

- Да.

- Командир эскадрильи был в курсе?

- Нет. Он не знал, что его используют.

- Торрел хотел посмотреть, как я отреагирую?

- Представь теоретически. Ты связан с мерканами. И слышишь приказ о твоем аресте. Что ты сделаешь?

- Уйду к мерканам.

- Точно. Выйдешь из ангара, рванешь поближе к мерканам и пошлешь сигнал о капитуляции. Нырнешь на планету - они всегда пропускают перебежчиков И вернешься к своим.. И при этой попытке тебя уничтожают. Агент ликвидирован.

- Он что действительно считает, что я внедренный агент меркан?

- Кто знает, что он считает.

- Ты отказалась вернуть меня.

- Серг, ты наш. Я тебе доверяю, как себе... Кроме того, ситуация была критическая. Наш прорыв решал очень многое. А без тебя мы бы не справились.

- Получается, что Торрел поставил из-за своих амбиций под угрозу успех всей кампании.

- Поставил.

Это с трудом укладывалось в моей голове. Так мог поступить только враг.

- Он хоть понимает это? - спросил я возмущенно.

- Вряд ли. Он же не пилот. Ему не понять, сколько зависело от тебя.. .

- Подонок.

- Трудно возразить тебе...

- И что теперь?

- А ничего. Он списал все свои действия на соображения безопасности флота и ощущает себя отлично...

- Что наверху слышно насчет меня? - поинтересовался я.

- Номер два.

- Что номер два?

- Я как командир герой номер один. Ты как мой заместитель номер два. Хотя...

- Что?

- Мы-то понимаем, чья заслуга...

- Ты преувеличиваешь, Талана.

- Пилот, - она усмехнулась, - мы развалили мерканский фрегат. Доки уничтожены. Мы выполнили боевую задачу.

- Да.

- Теперь - серебряная раковина на груди. Можешь даже не беспокоиться...

***

Наше штурмовое соединение без серьезных потерь с минимальными затратами времени разнесло в пыль ремонтный комплекс Шеритана, орбитальные оборонительные системы, два фрегата на боевом дежурстве и еще несколько кораблей в ремонтных доках, среди которых был флагманский монитор. Мы хоть как-то отыгрались за недавнее поражение. Поэтому на борту “Бриза” царило приподнятое настроение.

Особенное оживление возникло после того, как выяснилось - мы движемся не на базу, а на Канказ - центральную систему фиолетового сектора, там же располагался и штаб флота сектора, которому мы подчинялись.

Воспринято известие было с неподдельной радостью. Канказ - богатейшая планета. Ее столичный город Тоннпала по праву считался одним из красивейших наших мегаполисов, центром самых умопомрачительных развлечений и оазисом беззаботной, легкой жизни. После такой дыры, как Дарна, это был подарок судьбы.

Впрочем, радость разделяли далеко не все. Корвен мрачно осведомился

  - Какой шарх нас туда дергает?

- Ты имеешь что-то против? - удивился я, зная, что Корвен - любитель “плоскостных” развлечений.

- Наше место - на Дарне. И несет нас туда неспроста. Кроме того, вообще с Канказом у меня связаны не особенно приятные воспоминания.

Сам я на Канказе не был, видел планету с орбиты, прибыв туда на рейсовом корабле с Лемурии, чтобы получить из штаба сектора назначение и тут же отбыть на Дарну.

- Встряхнись, Корвен... Все не так плохо...

Я сам себя пытался убедить в этом. Вместе с тем в глубине души был согласен с Корвеном. Что-то кольнуло меня, когда я думал о крюке, который мы делаем. Предчувствие каких-то серьезных перемен. А перемены на войне чреваты...

За время полета в вакуум-погружении я сумел собраться, дисциплинировать свои мысли, расхристанные, как всклокоченные волосы шлюхи после хорошей оргии. И, вернув возможность рассуждать здраво и анализировать, раз за разом просматривал картину боя у Шеритана.

Сразу было видно, что сработало наше звено на редкость четко. Сделали мы фрегат просто и со вкусом. Применили тактику продавливания. Она безотказная. Только мало кому удается воспользоваться ею, обычно не хватает слаженности подразделения. У нас получилось.

Я добился на тренировках в “камере пыток” слаженности действий звена не хуже, чем у мерканских клонов. Даже лучше. Можно себя поздравить. Раньше такого не добивался никто.

Снова и снова я возвращался к моменту, когда точка, обозначавшая мой корабль, замигала на объемной карте, где разворачивались перипетии боя. Вот здесь меркане обездвижили мою машину и решили ее добить.

Так, а вот обреченная машина начинает снова движение... Когда проектор доходил до этого этапа развития боя, меня охватывало странное чувство Я опять переживал тот момент, когда комп и система управления “Морским ястребом” стали подчиняться моей очищенной от всего наносного, собранной в кулак, сконцентрированной энергии воли.

Как, говорила Талана, называется это у пилотов - “братание с пустотой”? Получается, когда, вырвавшись с Галахвара, я погибал в холодеющем, лишенном энергии корабле-пробойнике, я побратался с космосом, был изменен им. И теперь на “ты” с пустотой... Мне хотелось принять эту версию. Ну произошло чудо, пока я ждал спасения в контейнере. Бывает.

Но не все так просто Я чувствовал, что истина рядом, но она гораздо шире. И глубже. Она другая.

Просмотрев в очередной раз запись боя, я сидел в каюте, положив руки на колени и оцепенев. Странные отголоски чувств, отзвуки чего-то, закрытого и запретного, зазвучали во мне далекой музыкой. Вспоминался сон - я бегу к двери, но дверь остается закрытой.

Я посмотрел на пластинку компа. Движимый неожиданным импульсом, положил на нее ладонь. Прижмурился...

На этот раз получилось все очень просто - все равно как открыть проход. Я резко провалился в “лабиринт”. Светящиеся стрелы, звенящие пули команд, магистрали, по которым течет информация. Вон айсберг, искрящийся будто под знойным солнцем, - это главный комп. Вон темная масса с огнями света в центре и бусинками огоньков на некотором расстоянии - это информационные сети реакторного отсека - святая святых нашего флагманского линкора...

Я без всякого труда замкнул извилистую линию, и с легким шуршанием разъехался проход в моей каюте. Балуясь, я притормозил лифт на нашем ярусе, а потом отпустил его. Попытался активизировать голопроектор в кают-компании, но не смог...

Поразвлекавшись таким образом несколько минут, я без особого труда вынырнул на поверхность. Обычной в таких случаях головной боли не последовало.

Пока я обладал достаточно ограниченными возможностями воздействия на системы корабля... Но пришло понимание, что если будет достаточно времени, то однажды смогу взять под контроль весь “Бриз”, как я недавно установил контроль над парализованным истребителем.

А что дальше? Этот вопрос я избегал задавать себе, и все-таки он нагло лез в голову, разнося вдребезги мои слабые попытки достигнуть душевного равновесия. Вообще, я будто шел по тонкой проволоке и боялся взглянуть вниз. Внизу, скорее всего, было нечто настолько жуткое, что я, не в силах удержаться, рухну туда...

От опытов меня отвлек комариный писк, вгрызающийся под черепную коробку. Умеют у нас создавать тревожные сигналы, которые буравят кожу... Пятнадцатиминутная готовность. Корабль готовился к выныриванию. Мы были в нашем секторе, поэтому надлежало занять свое место не в кабине боевого истребителя, а согласно расписанию. Я сейчас не в дежурной смене. Поэтому выныривание проведу в своей каюте...

Я привел кресло в нужное положение. Подал команду, и заработал голопроектор, растворив целую стену.

Я обожаю наблюдать, как из ничего появляются звезды. В этом есть какой-то мистический момент прозрения.

Привычно вывернуло наизнанку. И мы вынырнули не так далеко от Канказа. Голубая планета была видна прямо по курсу.

У меня возникло какое-то неприятное ощущение. К Канказу у военных отношение не слишком теплое. В свое время эта планета больше других попала под мерканское влияние, что наложило отпечаток на весь образ жизни. Здесь наиболее сильны пацифистские, примиренческие и пораженческие настроения. Значительная часть местного населения считала, что Лемурия - точно такой же поработитель, как и Меркана. Самое ненадежное звено нашей цепи. Ситуация усугублялась еще и тем, что Канказ - второй центр нашей сферы, иногда его соперничество с Лемурией выражалось достаточно открыто. В общем, Канказ был постоянной головной болью, очень много усилий требовала задача поддержания стабильности. До сих пор в памяти было восстание Тоннпалы, которое подавили сто десять лет назад, притом достаточно жестко, так что память об этом у определенной части населения до сих пор жива.

Канказ - что ты нам готовишь?

Глава шестнадцатая

СУПЕРКЛОНЫ

На стереоразвертке, занимавшей всю стену моей каюты, был отлично виден “Волнолом” - флагманский корабль командующего флотом фиолетового сектора. Гигантская, раза в два больше “Бриза”, распластавшая километровые щупальца пространственных стабилизаторов, дремлющая в уверенности собственной космической мощи медуза.

Мы уже неделю висели на пятитысячекилометровой орбите. “Бриз” облепили ремонтные системы, как облепляют кита мелкие рыбешки. Ползали, как тараканы, роботы, восстанавливая обшивку и разрушенные информационные сети, а также латая вышедшие из строя узлы. В целом наш линкор чувствовал себя нормально.

Чего нас занесло в эти края - так и оставалось загадкой. Отремонтироваться мы могли с таким же успехом у Дарны.

За “Волноломом” открывался ополовиненный непроницаемой космической тенью диск планеты - с узором облаков, синевой океанов и зеленью гигантских лесных массивов, покрывавших целые континенты. Канказ напоминал сказочную игрушку-шар из тех, которые на моей родине дарят детям в смену сезонов и которые приносят удачу. Мне вдруг страшно захотелось вниз. Я ощутил неожиданное томительное чувство оторванности от земли, от всего человечества - то, что раньше меня совершенно не волновало.

Мне стало досадно и грустно, несмотря на то что дела мои шли в гору.

Как и обещала Талана, наши заслуги оценили. Сама она получила золотую раковину. Я и лейтенант Рутгерт Рук, вогнавший последнюю решающую торпеду в мерканский фрегат, - серебряные раковины.

Золотые раковины по заслугам достались адмиралу и офицеру-координатору. Командование флота любит победителей. Победители имеют все основания рассчитывать на его благосклонность.

По поводу награды во мне кипели противоречивые и немного странные чувства. Когда, вернувшись в каюту, я посмотрел в зеркало на свое отражение с серебряной раковиной на груди, то испытал бешеный подъем, рвущееся ликование. Я был счастлив. То, что являлось мечтой для любого курсанта, теперь стало реальностью. Кавалер серебряной раковины. Боевая награда за боевые действия, а не за штабные интриги. Это что-то значит...

А потом ликование схлынуло. И я вдруг понял, что это не значит ничего. Это будет значить позже. Когда я уйду от войны и буду давать нравоучения младому поколению. Но здесь, в эскадре, которая в любой момент может уйти в нырок, имели значение только жизнь, смерть и боевая задача. Остальное все мишура. Пусть и порой приятная,

И еще стало немножко обидно за множество проигравших пилотов, которые сделали не меньше нас, но которым не улыбнулся бог войны... Пусть космос будет им наполнен светом...

Что нас принесло к Канказу, можно было только гадать. Но по всему было заметно, что зависли мы здесь не на один день. Офицеров начали отпускать в краткосрочные отпуска на “плоскость”. Ятоже былне против немножко отдохнуть. Наша очередь настанет через два дня. Пока же мы с Таланой решили не перенапрягать людей, не загонять их в “камеру пыток”. После “захода на боевой” расслабление просто необходимо. Но зато чуть позже мы отыграемся на них за каждую минуту расслабления. Такой уровень работы, который мы продемонстрировали на “фестивале” у Шеритана, должен поддерживаться постоянно. А я видел, как можно еще улучшить результат.

Получив в свое распоряжение массу свободного времени, я понял, что оно действует на меня тягостно. Гораздо легче крутиться по заколдованному нескончаемому кругу; с он - медаптечка - “картонная коробка” - еда - сон. Да, именно так - свободное время меня просто угнетало. Оно требовало искать ответы на вопросы, задумываться о которых было мучительно. И беспокойство, прочно поселившееся во мне, не проходило.

- Файл “Марионетка”, - приказал я, падая с размаху на кушетку, которая послушно самортизиров-ла удар и приняла необходимую моему телу форму.

Романтический вид “Волнолома” на фоне Канказа исчез. И появились совсем другие картины.

Я вновь и вновь возвращался к информационным банкам. Меня болезненно притягивал к себе наш враг. Я пытался освоить сердцем то, что в целом понимал умом.

С каким-то странным потусторонним чувством я вызывал из глубины информационных кладовых объемные изображения мерканских городов-муравейников. Смотрел на бурлящие среди великолепных зданий толпы бесполезных людей, большинство из которых были так называемыми социальными реаби-литантами - безработными, потомственными бездельниками, жрущими наркотики, пьющими горькую и искренне считающими, что человек создан именно для этого...

Нет, самое интересное не это... Я коснулся пальцами пульта, и голографический проектор вызвал новое изображение. Батат - грязно-коричневая планета, прикрытая разбухшими, нездоровыми желтыми облаками. Она не нравится мне с первого взгляда. Даже при поверхностном взгляде ясно, что в ней есть что-то отвратительное... Вокруг нее зависли похожие на старинные фамильные драгоценности россыпи оборонительных комплексов. Батат защищен не хуже, чем сама Меркана. И для таких суровых мер безопасности есть причины. Ведь именно на этом каменистом шаре куется мощь мерканской цивилизации.

У меня перехватило дыхание, когда планета сорвалась с места и полетела навстречу мне, резко увеличиваясь в размерах. Мы пронзили верхние слои атмосферы. Утонули в желтых облаках. И вот распахнулся капканом лунный вогнутый пейзаж. Еще несколько мгновений - и его можно обозреть с поверхности. Хаотично разбросанные ячеистые, похожие на фасеточные глаза гигантских насекомых шары производственных комплексов, иглы галактических систем связи, пирамиды кварковых реакторов, эстакады транспортных развязок, мрачные, похожие на вертикально поставленные рельсы, идущие за горизонт “жилые блоки”. Людям в таких блоках жить, наверное, противно. Они и не живут в них. На Батуте доводится до совершенства продукт самых безумных технологий - здесь ставятся в строй знаменитые мерканские клоны, основа боевой мощи Объединения мерканских свободных миров. Клоны-монстры, постепенно утрачивающее сходство с человеком. Главная расходная сила меркан.

Здесь клоны программируются на выполнение узкоспециальной работы - в качестве рабочей силы на опасных производствах, пилотов боевых истребителей, десантников-смертников. Их основная обязанность - бросаться в прорыв и жертвовать жизнями, которые они так и не научились ценить (так во всяком случае принято считать). Прирожденный воин - применительно к обычному человеку это звучит литературным сравнением. Но для клонов все так и есть - они рождаются воинами.

С Батата сошедших с чудовищного конвейера клонов доставляют в разные концы Сферы Мерканы на лишенных каких бы то ни было удобств огромных, мрачных транспортниках, кажется, меньше всего приспособленных для перевозки живых существ.

От следующей голографической картины по спине пробежали мурашки. Из производственного ячеистого корпуса вытекает человеческая река, струящаяся по желобу серой дороги куда-то в переплетение отвратительно торчащих из бурой почвы зубьев бледно-серых корпусов, которые заглотят, перемелят ее. Пустые лица, слаженные движения. В них нет чувств и эмоций... Или есть?

При попытке проникнуть в эту тему глубже я натолкнулся на уровень секретности, превосходящий мой допуск. Но все равно первоначальной информации мне хватило, чтобы сделать некоторые умозаключения. Ясно, что клоны - значительная сила, которая дает преимущества мерканам в войне, но эти преимущества недостаточны для стратегического перевеса. Никто не может изменить базисные законы, и каких бы высот ни достигла биология, на то, чтобы вырастить полноценный организм, необходимо несколько лет. Также есть средства записать в мозг человека необходимые сведения, но чтобы научиться ими пользоваться - требуются годы и годы. То есть необходима обычная система подготовки личного состава - учебные подразделения, занятия. Так что производство клона - процесс такой же непростой, как и воспитание человека. Вот только у клонов идеальный генетический набор и психологические установки, отвечающие поставленным задачам. Генетики стирают недостатки, делают из биологического материала придачу к боевым костюмам, космическим кораблям и орудиям.

Клоны фактически те же люди, но лишенные каких бы то ни было прав и приравненные к компьютеру, правда, очень дорогому. Любой из них является собственностью государства. Так что Меркана - неорабовладельческое общество, обильно приправленное пустопорожней трескотней о демократических ценностях, равных правах и возможностях.

Еще одно обстоятельство заинтересовало меня. Сколько столетий меркане занимаются экспериментами, а им удалось лишь культивировать наиболее ценные генетические наборы, но не удалось создать ничего принципиально нового. В основе эти монстры - обычные люди.

- Лейтенант Кронбергшен, ангар, - запищав, проинформировал браслет.

Это вызвала Талана. Снова тестировать истребитель.

Я еще раз посмотрел на безрадостную картину - пейзаж Батата, прищелкнул пальцами, будто прогоняя наваждение, и вышел из каюты.

Талана ждала меня в стартовом ангаре около своего истребителя.

- Лезь теперь ты в оружейный отсек. Будем тестировать системы. Мне не очень нравится запаздывание сигнала на уровне управления торпедным огнем.

Ничего особенного с торпедами не было. Просто Талане нужно было переговорить со мной, чтобы наш разговор остался между нами.

Я протиснулся между теплыми на ощупь, будто живыми узлами и механизмами. Устроился, подведя ноги к груди, в техническом пространстве системы управления огнем, прислонившись спиной к энергетическому распределителю орудия, замкнул контакт-шлем. И вошел в пространство машины. Перед глазами встали схемы

  - Готов? - осведомилась Талана.

- Готов...

Мы начали тестирование. Через десять минут она объявила перерыв. И тут же спросила:

  - Все изучаешь противника?

- Изучаю, - ответил я

  - Я смотрела твои запросы в библиотеку. Клоны.

- Да.

- С чем связан интерес?

- Они - мои противники. Мы с ними сходимся в поединке.

- Ты имеешь доступ не ко всей информации. Да и вообще в корабельных банках она далеко не вся.

- Я знаю.

- Файлы более высокого уровня секретности. Я кое-что знаю. Работала по программе исследовательского центра год назад.

Для меня это было открытием.

- Знаешь, что не дает спать мерканским головастикам? - спросила она.

- Идея создать совершенного клона, - брякнул я наугад. Она помолчала. Видимо, переваривала, что я сказал. Я угодил в яблочко.

- Да, - наконец произнесла она. - Их генетики все время натыкались на стену. Они улучшали определенные качества, но не могли перешагнуть через барьер. Равно как не могли изжить и все человеческое. Что-то тонкое, что делает человека человеком, оставалось.

- Не проще ли делать роботов?

- Робот не сравнится с человеком... Знаешь, меркане сегодня близки к прорыву в ряде направлений... Быстрое кодирование психики - обучение сокращается в несколько раз... И создание клонов со сверхспособностями.

- Какими сверхспособностями? - я похолодел.

- Любыми. Физические данные. Скорость реакции. Сверхчувствительность. Психотроника. Все. Кроме того, они близки к быстрому изменению пара-, метров клонов.

- А это что?

- Берется за образец человек. И выращенному, запрограммированному клону придаются его черты.   И перекодируется личность.     

Разговор мне нравился все меньше. Я прямо осведомился у Таланы:

  - Какое отношение все это имеет ко мне?

- Я надеюсь, никакого.

- А полковник Торрел что считает?    -

  - Он обладает этой информацией.

- И...

- И, возможно, считает по-другому.

- То есть, он считает, что я мерканский клон?

- Я не думаю, что он так считает... Но он допускает и такое.

Внутри у меня образовалась пустота, будто кто-то разом высосал воздух.

- Этого не может быть!

- Я вообще считаю, что все эти сведения - дезинформация меркан, чтобы идиоты типа нашего Торрела развили бурную деятельность по поиску врагов-суперменов. Возможно, меркане вбросами дезинформации прикрывают что-то куда более серьезное, сбивая нашу разведку со следа...

Голова шла кругом. Клоны. Разведка... Чтоб им всем пусто было! Мне вдруг захотелось стать “плоскостником”, зарыться в атмосферу на всю глубину и не подниматься выше сотого этажа... И ждать, пока на голову свалятся меркане со своей любовью, объявят о своем господстве и втихаря смонтируют орбитальные психотронные генераторы?.. Нет, спасибо. Мое место здесь...

Талана сказала:

  - Ладно, перерыв окончен.

Завершив через полчаса работу с машиной и устранив неполадки, мы выбрались наружу

  - Завтра у нашего звена начинается пятидневный отпуск, - проинформировала меня Талана, разминая затекшее плечо. - Ты что собираешься делать?

- Не знаю, - я снял контактный шлем и вздохнул полной грудью. - Полежу на пляже в Лимасе. Посмотрю тупо в голубое небо. И на пару суток раньше прилечу обратно.

- А вот этого делать не надо, - сказала она. - Бери пример с Корвена.

- Корвен решил оторваться по полной.

- Ты с ним?

- Меня Корвен, вырвавшийся на свободу, быстро утомляет, - покачал я головой.

- Тогда, если хочешь, я составлю тебе компанию.

- Пожалуй, мысль недурная ...

Глава семнадцатая

“ПЛОСКОСТЬ”

Мы спускались на Канказ на стандартном пассажирском челноке класса “орбита-земля”, развозившем обычно ротозеев - “плоскостников”, которые были вне себя от осознания собственного мужества, подвигшего их на космический полет. И весь внутренний антураж был рассчитан на ротозеев.

Салон челнока представлял из себя сплошной стереоэкран, так что казалось, будто кресла зависли в пустоте, а дверь во второй салон и дорожка были обозначены бледными сиреневыми и синими линиями.

- Прекрасно, - Корвен устроился поудобнее в широком просторном кресле и протянул вперед руку, приказав: - Пиво.

Компьютер идентифицировал его пожелания правильно, в пустоте открылся до того скрытый голографическим экраном желтый проем бара, и в рукв) заказчика оказалась банка с самоохлаждением, Корвен установил шкалу на любимую температуру, подождал пять секунд, пока банка не пиликнула в знак готовности, отщелкнул крышку. И с удовольствием пригубил пиво, воскликнув:

  - Комфорт. Красота.

Действительно, здесь было достаточно комфортно. Корвен любил комфорт. С присущей ему жизнерадостностью и беззаботностью он позабыл о своих недавних страхах и недовольстве по поводу нашего рейда на Канказ и теперь всей душой рвался на “плоскость”.

- Никакого удовольствия, - возразил я. - Это разве полет.

На самом деле грав и нейтрали заторы без труда гасили все перегрузки, возникающие при щадящем входе в атмосферу, будто везли детей младшего возраста, а не дальних космолетчиков. Казалось, что челнок вообще не двигается, а замер в стартовом ангаре, и нам просто показывают стереокино.

- Аттракцион, - тоже с видимым неудовольствием произнесла Талана, устроившаяся рядом с нами - по другую сторону дорожки.

- Ну да, - почему-то обиделся Корвен. - Вам нужно, чтобы рядом липла пара мерканских истребителей и обязательно была праздничная иллюминация из плазморазрядов. Чтобы перегрузка сдирала кожу с лица.

Он осушил банку и бросил в сторону, ее на лету сграбастало щупальце уборщика и с чмоканьем втянулось в пол.

- Не думаю, что нам это так нужно, - усмехнулась Талана.

- Нужно, - нудил Корвен. - Вам только это и нужно.

- Может быть, - кивнул я задумчиво.

- Вообще мне кажется, на Канказе вы будете дохнуть от скуки, - заявил Корвен, потягиваясь.

- С чего это? - спросил я.

- Все по той же причине. Там нет “камер пыток”, меркан и продырявленных истребителей.

- Чего ты ворчишь? - спросила Талана. Корвен пожал плечами.

Он обижался, что нас не устроила составленная им напряженная программа большого загула, включавшая посещение злачных мест Тоннпалы и прибрежных курортных комплексов. Надо отметить, программа была составлена со знанием дела и на ее осуществление нужно было сил примерно столько же, сколько на средней руки звездную битву. А я хотел спокойствия. Талана тоже склонялась к этому. Поэтому Корвену пришлось скооперироваться с двумя инженерами из реакторной службы, которым, похоже, в рейде не хватало острых ощущений.

- Чего на вас злиться? - хмыкнул Корвен. - Вы еще в библиотеку двиньте. На Тоннпале отличная библиотека. Одних бумажных книг несколько миллионов... Или в музей... Очень облагораживает, - он саркастически хмыкнул.

- А вот это обязательно, - вполне серьезно произнесла Талана. - Изобразительный музей Вальдека действительно потрясает.

Корвен посмотрел на нее несколько очумело. В его понимании пилот, мечтающий о музеях, такая же несуразица, как птица, машущая крыльями в супервакууме.

- М-да, - пробурчал он и потянулся за следующей порцией пива.

Все предметы и лица озарило красным отблеском. Днище челнока загорелось, и стереоэкраны добросовестно передали это. Мы входили на первой орбитальной скорости в верхние слои атмосферы.

Свечение стало значительно сильнее - это включилась плазменная защита, и теперь челнок проникал в атмосферу, как раскаленный нож в масло

Челнок резко гасил скорость и проваливался вниз Мы оставили позади ночную область, и внизу открылась водная гладь, расчерченная полосками островов

Впереди показался большой зеленый континент, застланный облаками.

- Ла-ше-шун, - прокомментировал Корвен. - Самый большой из трех континентов. Нам туда...

Когда внизу раскинулся до горизонта континент, плазменная одежда челнока исчезла - мы летели со скоростью обычного аэротакси, на высоте не больше десяти километров, так что я мог рассмотреть богатые лесные массивы, гигантскую, с покрытыми льдом пиками горную гряду. То там, то здесь возникали жмущиеся к земле городки. На горизонте, как иголки, протыкали ярко-голубое небо белые, серебряные, золотые шпили, между которыми кружились разноцветные яркие огни, создававшие ощущение непрекращающегося праздника.

- Тоннпала. Самый красивый город, который я видел, - восторженно произнес Корвен.

- Ты так считаешь? - осведомился я.

- Знаю.

- Он преувеличивает, - отозвалась Талана. - Красота города не зависит от числа сенсорарен и борделей.

Корвен только махнул рукой. Ему надоело спорить с нами.

Тоннпала приближалась, и шпили вырастали в размерах. Это были трехкилометровые небоскребы, появившиеся лет сто назад в период архитектурного гигантизма. Тогда расцвели технологии, позволявшие без особого труда возводить такие махины и не слишком заботиться о коварных законах тяготения. Разглядел я и “Арену снов” - самый большой не только на планете, но и во всей Лемурийской Большой сфере центр сенсорзрелищ, способный без труда вместить более миллиона человек. Даже у меркан, основоположников этого искусства безумных развлечений, имелась всего лишь пара сооружений, способных поспорить с “Ареной” размерами и оснащением.

Тоннпала простиралась на добрую сотню километров, если не больше. Здесь жили в ус не дуя, в неге и комфорте полсотни миллионов человек.

Челнок продолжал полого снижаться и гасить скорость, пока не завис на высоте около километра над “шахматной доской” - посадочным полем космодрома площадью под сотню квадратных километров Как фигуры в игре на квадратиках, являвшихся стартово-посадочными ячейками, виднелись изящные конструкции межпланетных лайнеров, грубоватые очертания челноков, несколько громадных гравитационных платформ, использовавшихся для доставки на орбиту крупногабаритных и тяжелых грузов. Края поля окаймляли замысловатые серебряные, черные и зеркальные конструкции служб обеспечения космодрома, а установленная, вопреки всякому здравому смыслу, на верхушку ярко-синяя пирамида являлась плодом не совсем здорового воображения Лейна Родиреса - известного архитектора Тоннпалы - и служила главным зданием космопорта.

- Прибыли, - сказал Корвен и заработал жесткий взгляд Таланы. Пилот никогда не говорит, что полет закончен, пока не ступит ногой на твердую поверхность.

Наш челнок качнулся несколько раз, как лодка на волнах, и камнем рухнул вниз. Застыл на высоте нескольких метров и мягко спланировал на посадочную ячейку, которая прогнулась под его тяжестью, пружинно качнулась несколько раз и замерла.

Вежливый голос проинформировал нас о том, где мы находимся, как добраться до города, и предложил проследовать к выходу.

Я сбежал по невысокой лесенке, ступил на черную полированную поверхность ячейки и на миг почувствовал легкое головокружение. Ноги ослабли. Столько времени быть в пространстве и снова ступить на планету - оказывается, это действует. И, насколько я мог понять, глядя на моих спутников, действует не только на меня.

- Плоскость, - каким-то вдруг ставшим чужим голосом произнес я.

***

Это было достаточно странное ощущение. С одной стороны, я настолько свыкся с космическими расстояниями, при которых пара тысяч километров - это средняя дистанция выстрела, что масштабы “плоскости” казались убогими. Кажется, протяни руку - и достанешь до проходящего по северной границе Тоннпалы, прячащего свои вершины в пушистых облаках Даманского хребта. До его подножия всего полсотни километров - это каких-то три-четыре секунды для выброшенного из стартового ангара и начинающего разгон истребителя. И вместе с тем возникало ощущение, что до них очень далеко. Атмосфера увеличивает расстояния, покрывая дальние предметы дымкой. Я все это понимал умом, но не сердцем. Это было какое-то наваждение - будто я однажды утром проснулся тараканом и теперь путь от ножки стола до кресла для меня огромен. В общем-то, так оно и было Если посмотреть на мир философски - нет больших или маленьких расстояний. Есть быстрые или медленные средства передвижения. Для наших предков, пользовавшихся лошадьми или мерявших дороги своими натруженными ногами, полсотни километров было совсем немало. Кстати, ощущать себя вновь пришпиленным к “плоскости” и стать рабом этих масштабов оказалось неожиданно приятным.

Эти философские настроения владели мной, когда в просторном номере-пузыре я сидел, развалившись в кресле, собранном из разноцветных мелких переливающихся и вспыхивающих искрами пластоформных шариков, намертво сцепливающихся под воздействием даже слабого магнитного поля и принимающих любую форму, и любовался на прекрасный вид Тоннпалы, на вышедшие из сказочных снов чудесные замки, километровые арки, стрелы скоростных линий магнитопланов, многоуровневые развязки транспортных магистралей, зависших в вышине.

На отеле “Принц Вальдек” настоял Корвен.

- Немножко дороговато, - сказал мой друг. - Зато респектабельно. И соседи - не свиномордые морские фермеры с Эйдоса и не мелкие сетевые торгаши с Ролингса.

Тут он был прав. В “Принце Вальдеке” в основном оседала публика выше среднего достатка - туристы с разных планет Лемурийской сферы, чиновники высокого ранга, бизнесмены, которых занесло на Канказ коммерческими ветрами. И, конечно, офицеры космофлота.

Космофлот никогда не жалел средств на своих военнослужащих. Экономить на жалованьи выглядело бы просто глупо, поскольку подготовка одного пилота стоит не меньше, чем истребитель “Альбатрос”, а истребитель “Альбатрос” обходится ненамного дешевле, чем весь этот отель. Так что на моем кредиткольце, устроившемся на безымянном пальце, было достаточно кредитов, чтобы ощущать себя вполне свободным человеком, готовым на любой загул.

“Принц Вальдек” представлял из себя семисотметровое “дерево” с “ветками”, увешанными “пузырями”, каждый из которых являлся отдельным просторным комфортабельным номером. Цена поднималась вместе с этажностью. Я не скупился и мог обозревать город с шестисотметровой высоты. Поверхность “пузыря” могла становиться по моему желанию абсолютно прозрачной изнутри или закрытой наглухо.

- Плоскость, - в очередной раз непонятно зачем и кому сказал я, отметив, что в моем тоне перемешалось презрение с долей восхищения.

Зазвенел длинный музыкальный аккорд, и в воздухе передо мной повис старомодный циферблат часов, предупреждающий, что до назначенного времени остается три минуты.

Пора идти.

- Зеркало, - поднявшись с кресла, потребовал я, и передо мной услужливо открылся проем, в котором отражался я собственной персоной.

Да, видок у меня... Я провел рукой по мягкому, будто пушистому вороту просторной, меняющей от каждого движения цвет и то вспыхивающей искрами, то окрашивающейся в чернильную темень рубахи. Ничего не попишешь - мода.

В гражданском костюме я ощущал себя как на карнавале. Вроде внутри это был я, но внешне некто совершенно другой.

Стоп, хватит ворчать наедине с собой. Все же понятно. Мной владели обычные комплексы сошедшего на “плоскость” после долгих походов военного пилота.

Так нельзя. Надо выкинуть из головы все. Позабыть на время о прошлых сражениях. Не думать о будущем. Попытаться стать простым человеком. Безответственным, безвредным земляным червем, находящим прелесть в том, чтобы легко и весело тянуть через годы свою жизнь. Именно такое травоядное существо и взирало на меня из проема зеркала.

- Убрать, - приказал я. И зеркало растворилось.

Грешно зацикливаться на своей исключительности и наслаждаться высокомерием по отношению к “плоскостникам” - они тоже люди и живут, как могут.

Дверь номера с каким-то чавкающим звуком расползлась, будто порвалась, и я ступил на круглую прозрачную лифтовую площадку. Пригладил рубаху на груди и усмехнулся, представив, как вытянется лицо Таланы, когда она увидит меня в таком виде.

Она ждала меня в огромном холле отеля. Стены его представляли собой мягко падающий откуда-то из небесной, голубой высоты и плетущий изумительные узоры под действием небольших гравитационных нейтрализаторов водопад, а пол был похож на зимний гладкий каток.

- Угу, - глупо вымолвил я.

Вытянулось вовсе не ее лицо, а мое. А вытягиваться было от чего. В мерцающем золотом широком и низком кресле сидела красивая женщина. Ее каштановые волосы мягко падали на плечи. Короткое, однотонное, тоже по моде, синее платье охватывало точеную фигуру. И глаза- большие, черные, в них была насмешка и не было обычного льда.

Я сглотнул комок в горле и направился к ней. Да, поработали с ней знаменитые на всю сферу канказские косметологи и модельеры неслабо!

Она легко поднялась с кресла, платье ее осталось все таким же однотонным, но стало голубым и выглядело тяжелым, как металл.

- Что застыл, лейтенант? - спросила она.

- Небольшой ступор. Это пройдет, - заверил я.

- Расслабься, пилот, - она взяла меня под локоть, и внутри у меня что-то ухнуло. - Плоскость имеет массу достоинств И нужно уметь ими пользоваться.

- Может быть.

- Мы договорились, что действуем по моей программе, - сказала она.

- Договорились. Куда идем?

- Пока прямо...

***

Корвен, разрывающийся между борделями, эротическими массовыми сенсоригрищами на Больших аренах и обычным пьянством, держал нас за безобидных, но от того не менее чудных сумасшедших.

- Можно подумать, ты воспитывалась в закрытой монастырской школе, - сказал я после очередного пункта нашей программы, когда мы выходили из классического, без всяких технических новинок театра, где были деревянные декорации и живые актеры и не было и в помине ни одного стереоэффекта. Сам театр был древний - из настоящего кирпича, с колоннами, покрытый невидимым консервантом, оберегающим старинные строения от безжалостного течения времени. Это был один из последних и, несомненно, лучший классический театр .

- Возможно, так оно и было... Тебе понравилось?

- спросила она.

Это была старинная пьеса, где звенели хрустальные бокалы и стальные шпаги, пылали необузданные страсти и вместе отлично уживались благородство и коварство, низость и вершины духа. Все это выглядело не особенно затейливо, казалось, что в образах мало глубины и слишком все просто. Но через некоторое время я попал под власть происходящего на деревянной сцене, скрипящей и стонущей под актерской поступью.

- Мне понравилось, - кивнул я.

- Мы слишком увлеклись техникой. Слишком грубо обращаемся с нашими чувствами, допуская их сразу до центров удовольствия и радости. Видим лишь свет и тени. И теряем оттенки. Теряем нечто значительное. То, что живет в этом старом театре, - она грустно улыбнулась.

- Может быть, - кивнул я.

Мы неторопливо брели по узкой старинной улице, был вечер, горели настоящие газовые фонари.

- Как тебе показалось, что главное было в театре? - неожиданно спросила она.

- Сопереживание.

- Точно.

Слышать подобные слова от Таланы было несколько странно... И вместе с тем я уже ничему не удивлялся.

Я в очередной раз подумал, что люди на поверку слишком часто оказываются совершенно не теми, кем кажутся. Кто бы мог подумать, что СС, суперстерва, самый жесткий командир эскадры на самом деле тонкая натура, любительница театров и изящных искусств. А кто такой лейтенант Серг Кронбергшен? Себя я знаю?.. Того, что таится в глубине меня, не знаю точно...

Талана тем временем приоткрывала мне все больше свои пристрастия и свой мир. Мы ужинали в старомодных ресторанчиках при свечах, пили странное, натуральное, без синтетиков вино. Преодолев за полчаса на магнитном туннельнике триста километров и взяв на станции двухместный, кажущийся хрупким, как старинный планер-птица, глайдер, забирались в отдаленные места и любовались солнцем, возвращающимся вечером в окрасившееся перламутром и будто ожившее море. Мы летели в снежные горы, и я со счастливой улыбкой брал снег и растапливал его в руках, растирал по щекам, отмечая;

  - Мы с тобой пришпиливаемся к плоскости.

- Это страшно для пилота? - внимательно смотрела на меня Талана.

- Не знаю.

- Пилот должен знать, что кроме пустоты у него есть это, - она обвела рукой вокруг себя, будто пытаясь погладить сказочно красивые пики, поросшие лесом склоны ущелья, быструю горную реку, бурлящую внизу, огромных птиц, прочерчивающих голубое, темнеющее небо. - Это очень важно. Только пилот может понять, насколько это важно. И насколько ценен каждый такой миг. Лови мгновение, Серг.

На пятый день пребывания на плоскости Талана повела меня в Главный музейный ансамбль Канказа. Купол отгораживал от внешнего мира часть старого города, еще более старого, чем театр. Здесь расположился щедро украшенный старинными архитектурными излишествами и похожий на праздничный торт дворец, принадлежавший в седые времена принцу Вальдеку. Принц был отпетый рубака, разбойник и одновременно покровитель изящных искусств. Именно он положил начало планетарной коллекции Канказа, считающейся лучшей в Лемурийской Большой сфере. Вокруг дворца раскинулся обширный комплекс старинных или восстановленных по литографиям, чертежам и описаниям зданий, принадлежащих ныне музею. По размерам они казались просто хижинами дикарей по сравнению с городом, который возносился на километры вверх и зарывался на сотни метров в почву. Рядом с куполом возвышалась “Арена снов”. С Другой стороны шли рядом небоскребы компаний “Сфера жизни” и “Волькарда”. А чуть дальше на пятьсот метров вознеслось здание сената в форме сорвавшейся из крана водяной капли. Солнце светило вовсю снаружи купола, но здесь - романтический вечер, который составляет большее время суток. Огни фонарей бросают неверные блики, упоительно пахнет цветами.

Народу было не слишком много. В основном туристы, которым осточертели сенсорарены и бордели и захотелось самим посмотреть, вокруг чего столько шума по всей Вселенной. Многие прятали разочарование за показным воодушевлением. Музейным комплексом Канказа положено было восхищаться. Хотя, избалованные сумасшедшими визуальными эффектами, мои современники разучились всерьез воспринимать старый, хотя и искусно обработанный, но все равно грубый камень.

Наши шаги гулко отдавались в пустынных залах дворца, со сводчатых потолков взирали мифические существа, страшные и прекрасные, в которых всегда искренне верили на Канказе Золоченые колонны стояли ровно в ряд, как когда-то стоял караул гвардейцев принца Вальдека. С потолка свисали изящные бронзовые люстры, в хрустале играл свет. Здесь поддерживались постоянная температура и влажность, живописные полотна на стенах были отделены невидимыми прозрачными преградами, защищавшими лучше, чем броня, от механических и других видов воздействия. Многие произведения искусства, представленные здесь, по праву считались лучшими из тех , что созданы на сотнях миров.

- Когда-то такие интерьеры считались пределом роскоши, - с усмешкой произнес я, Их могли себе позволить только избранные...

  - В наш век вещи обесценились, - ответила Талана. - Такой интерьер может создать любой дизайнер с помощью автоматов и компьютеров. Но здесь есть труд человеческих рук А это немало.

Мы остановились возле небольшой картины, писанной масляной краской сотни лет назад. Но она выглядела, как новенькая - краски благодаря новейшим технологиям не только сохранены, но и восстановлены.

- Полотно Ронберга Ханса, - пояснила Талана. - Называется “Рыцарь”.

Из черных глубин полотна смотрел человек, державший в руке шпагу. Ни действия, ни движения, ни экспрессии. Только вытянутое, с неправильными чертами лицо и тонкая рука, обхватившая эфес шпаги.

- Одна из лучших картин, - сказала Талана.

Я присмотрелся к ней и пожал плечами. Лицо и лицо. Шпага. Ничего более.

И вдруг меня будто пронзило током. В глазах человека были грусть, ощущение убийственного течения времени, неуверенность перед жизнью и вместе с тем решимость идти до конца, чего бы это ни стоило.

- Картина живая, - сказала Талана. - И он живой...

Я передернул плечами. Действительно, как живой. И в нем было что-то близкое мне. Ей богу, мне захотелось поговорить с рыцарем.

- Понимаешь, древние владели тем, чем не владеем мы, - продолжила Талана - Они знали, что такое настоящее чувство, а не сенсорная наведенная реакция. Они владели оттенками чувств. Они заряжали свои произведения той энергией, о которой мы до сих пор ничего не знаем...                                                

Мы останавливались около картин, и я ощущал, что проваливаюсь в этот сказочно реальный мир.

  - Этот мир надо любить, - говорила Талана.

Наконец мы покинули дворец, и скользящая полоса унесла нас по подземному переходу в расположенный под землей огромный комплекс современного искусства.

- Художник всегда испытывал мучительный разрыв между средствами изображения, которыми он обладал, и чувствами, которые его обуревали, - сказала Талана. - Живописец достигал совершенства в использовании акварели, масляных красок, изображая восход солнца, блики на озере Но это средство ограниченное. И постепенно средства развиваются. Новые краски, позволяющие хранить свет и темноту во всей полноте и глубине... А потом - стереоизображения... И, странно, постепенно средства изображения подавляют художника. Так что, Серг, выходит, что сложные чувства легче выразимы простыми средствами... Хотя были и исключения...

Я смотрел на сконцентрированные в пространстве застывшие симфонии света Странные формы изогнутого, перекрученного пространства. Стереопейзажи, стремящиеся остановить мгновение, но в результате омертвлявшие его. Запаянные в рамы или растекающиеся в воздухе отголоски иных реальностей.

- Постепенно из области чувств художник пытается вломиться напрямую в подсознание - в закрытые земли, полные демонов, пожирающих человека, - Талана останавливалась перед наиболее интересными образцами. - Это не просто. В ход идут галлюцигены, наркотики. И выясняется, что там творцов чаще находят страхи.

Действительно, эти произведения производили жутковатое впечатление, в них таилась тьма.

- Как ни многолико искусство, за его историю было лишь несколько прорывов, - Талане шла роль экскурсовода. - Со временем новаторы в искусстве становятся идолами, им начинают подражать. И то, что раньше было сокрушением основ, становится банальностью, окутывается скукой.

По мере продвижения вперед действительно голографические композиции становились скучнее.

- Нынешние художники гуляют в подсознании, как на экскурсии, и так получается, что все время попадают не туда.

Мы вошли в зал, который занимала одна-единственная объемная меняющаяся композиция. Я ошарашенно застыл.

В центре озаренного неверным светом зала зависли друг против друга два шара диаметром метра три. В их глубине менялись картины. Возникали странные города. Проявлялись человеческие лица. Изображения не повторялись - их запас был неисчерпаем. Называлось это “Двойники”. Что-то кольнуло меня...

- Что это? - спросил я.

- Орел Ганг Дольмен - умер полсотни лет назад, - пояснила Талана. - Талантливый художник с Рогоза. Была модная теория о двойственности всех процессов. Из нее вытекало, что у каждого человека, планеты, звезды есть свои двойники.

- Что значит двойники?

- Нечто, очень похожее внешне и обладающее внутренней связью.

- Двойники, - я замер на миг. Пол будто качнулся под ногами.

- Теория представлялась тогда совершенной заумью. Но вместе с тем, как многие заумные теории, она нашла подтверждение. За последние сорок лет в неисследованном секторе было обнаружено несколько двойников.

- Я ничего не знал.

- Это не афишировалось нигде, кроме полузакрытых информбюллетеней.

- Полностью одинаковые планеты? - изумился я.

- Не все так примитивно. Почти схожие планеты. Почти схожая история Правда, разный уровень развития. И сенсы, хотя им так до сих пор и не доверяют, говорят, что это искаженные копии друг друга.

- Ерунда!

- Почему ерунда? Очень может быть.

- Ерунда, - мне вдруг стало тесно в этом помещении. - Пойдем...

***

Нам повезло. Как раз на наш отпуск выпал большой канказский карнавал. Они проводились три раза в год, и жители Канказа, знавшие толк в развлечениях, готовились к ним загодя.

Карнавалы пользовались заслуженной славой во всей Лемурийской сфереГоворят, до войны на них заглядывали и меркане. И вообще, комплексы развлечений были ближе к мерканским, их культура наложила несмываемую печать на Канказ. Прижился здесь и мерканский лозунг “Жизнь - удовольствие” В извлечении удовольствий канказцы сильно преуспели. И собирались извлекать их и дальше.

Уже с раннего утра над Тоннпалой зависли тысячи наблюдательных полицейских гравитационных тарелок, время от времени ныряющих вниз Карнавал никак нельзя было назвать как скучным, так и безопасным праздником,

С высоты моего номера в отеде я взирал на бурлящий поток - это толпы людей рвались на “Арену снов”. Сенсорарены а карнавал обязательно выдавали новые программы, а на большую арену было не пробиться, цены за места взмывали до астрономических величин.

- Жду внизу через десять минут, - донеслось из браслета связи.

- Да, Талана, - ответил я.

Мне не хотелось нырять в этот человеческий водоворот - от одной мысли об этом в груди становилось тесно. Но не воспользоваться случаем поучаствовать в канказском карнавале было бы глупо.

На улицах творилось нечто невообразимое. Все кишело народом, успевшим экипироваться для карнавала. Компактные голографические проекторы и биопластовые маски вызывали из глубин фантазий к жизни то трехметровую земельную ящерицу со Спурта, то “ледяную леди”, то “печального оруженосца”, а еще бесчисленное количество негуманоидов, андроидов и мифических персонажей. Все смеялись, пили вино и пиво, были довольны жизнью. Знакомились. Предлагали слабые наркотики, которые вроде и запрещены, но не строго.

- Представь, а вдруг это не маски. Вдруг они настоящие, - хмыкнул я, придерживая за руку Талану.

- Тогда это было бы не лучшее место в Галактике.

Мы с ней оделись просто - в тоги древних эллийцев. На моей голове был венок из искусственных острых эллинских цветов, а в волосах Таланы запутались светлячки.

Над городом хорошо поработали архитекторы и авторы эксклюзивных спецэффектов. Наверху под действием нейтрализаторов гравитации кружились, создавая чудесные узоры, потоки воды, искрились странные фигуры, в которых можно было опознать и золотого дракона, и пещерного монстра одиннадцати островов. Вращались вокруг друг друга разноцветные шары. Сталкивались и сыпали молниями голографические облакаВырастали и истлевали на глазах гигантские деревья, пронизывающие дома и эстакады. Мир менялся быстро, и трудно было остановить на чем-то взгляд.

- Это прекрасно, - должен был признать я.

На “Арену снов” мы и не мечтали прорваться. Остановили выбор на одной из малых сенсорарен в ста километрах от отеля - нас домчал туда туннельник, салон которого был битком набит фантастическими карнавальными веселыми персонажами.

Люди выныривали со станции туннельника, и толпа, как вязкая текучая жидкость, вопреки всем законам тяготения, вливалась по эстакаде наверх, заполняла трехсотметровую серебряную чашу, возвышавшуюся на трех хрупких с виду опорах.

Представление на сенсорарене не прекращалось ни на секунду уже третьи сутки. Народ радостно визжал. Народ ликовал. Народ был счастлив. Переливались и рушились голографические композиции, давила на уши музыка, продирающая до костей. Вибрационные генераторы ломали отчуждение и настороженность и бросали человека в море эйфории, сладостного сексуального возбуждения. Волны радости и всеобщего единства захлестывали нас. И вокруг маски. Счастливые крики. Какие-то слова, казавшиеся важными...

В прошлой “плоскостной” жизни я был не избалован такими зрелищами. На Хагша ин Хаге - моей доброй патриархальной планете, где я вырос, вообще запретили массовые сенсоригрища - очень уж они смахивали на методику контроля над массовым сознанием Мерканы. Запретный плод сладок. И я мечтал с детства, как однажды ступлю на арену и испытаю сладостные минуты. Первый раз это произошло шесть лет назад. Тогда мне все это действо казалось захватывающим. Сейчас ощущения были какие-то мутные и непонятные. Было приятно и вместе с тем мерзостно, И меня происходящее не захватывало, как других, - я видел отрешенные лица людей, улетевших в дали грез: кто-то катался по пружинящему полу, кто-то прыгал монотонно, кто-то исходился в счастливом вопле, но большинство группками по нескольку человек совершали, взявшись за руки, монотонные движения. Мне казалось, что при всей силе их чувства и радость напрочь искусственные, лишенные жизни. И они унижают человека.

На Талану все это тоже не оказывало особого действия. И вскоре мы выбрались наружу,

  - Ну как? - спросила Талана. Я пожал плечами и признался:

  - Я не понимаю радости, которую испытывают наземники на аренах.

- И не поймешь... Здесь все слишком стерильно и безопасно. Пережившего космический бой трудно увлечь сенсорзрелищем.

- Это хорошо?

- Пилот - другой человек... Более независимый... Более человек... Вперед, Серг. В карнавал...

И нас закрутил карнавал. Мы ныряли в туннельник и выбирались на площади, улицы, где гулянья были в разгаре. Потом взяли двухместный крошечный глайдер, прокат которого стоил сегодня бешеных денег, и навигационный автомат повел нас по извилистой траектории мимо кишащих в воздухе машин, парящих птицами голопроекторов, извергающих гигантские фантомы. Мы приземлялись, плясали, обнявшись с какими-то фантастическими личностями, пили вино и опять взмывали на глайдере вверх. Это должно было утомить, но не утомляло.

И наконец, мы оказались в каком-то невеселом местечке - замусоренной части города, где было пустынно, о карнавале напоминали только несколько пьяных морд. Свернутые в приступе первобытной энергии штыри полицейских оповещателей как нельзя лучше характеризовали местных аборигенов.

- Похоже, мы заехали не туда, - сказал я, берясь за навигационную карточку, прилепленную к хитону на груди.

“Район Тахо отнесен к районам критической криминогенной опасности, - проинформировал компьютер. - Туристическое посещение нежелательно”...

Я провел пальцем, дав отбой. Пожал плечами.

Мы осушили две бутылки вина, поэтому я лично воспринимал все достаточно беззаботно. Талане тоже изменила ее осторожность.

- Туда, - она ткнула пальцем в ближайший кабачок - пузырь, зависший на невидимых взору опорах в пяти метрах от земли, куда вела извилистая разноцветная лестница. Вокруг кабачка скользили, оскаливая пасти, гигантские крокодилы - стереоизображения, знак заведения, так и называвшегося “Стаканчик у крокодила”.

Я ошибся. Карнавал докатился и сюда. Нам попалась пара человек в карнавальных нарядах. Один из них валялся в неизвестно откуда взявшейся луже, пытаясь встать. На нас аборигены смотрели удивленно.

В Тоннпале, как и во всех мегаполисах, собрались разные люди, в том числе и разношерстный экзотический сброд, живущий за счет системы соцобеспечения и не нуждавшийся ни в чем, Обычно обитатели районов типа Тахо мечтают разбогатеть и жить беззаботно, но не желают палец о палец ударить для этого. Они считают, что весь мир должен им, только не могут пояснить, почему. Они часто бывают опасны и злы.

Талана ощущала себя уверенно. Служебный нейтрализатор, выдаваемый по желанию офицерам при спуске на плоскость и запрещенный к обращению “плоскостникам” - вещь, дающая ощущение безопасности. А что мой командир умеет обращаться с этой штукой - я не сомневался.

Когда мы вошли в бар, нас встретили насмешливые и настороженные взгляды.

- А вы не ошиблись? - осведомился бармен.

- Не ошиблись, - сказал я.

- Тогда занимайте столик...

Здесь оказалось не так плохо. Несколько человек, сгруппировавшихся в углу, обнялись за плечи и затянули старую канказскую песню. На нас теперь посматривали без злобы, даже дружелюбно. Потерянный для общества алкаш, шатаясь, подошел к нам, мы ему преподнесли стакан крепкого вина, и в награду он пару минут почем зря ругал “этих поганых плоскостников”.

- А меркан я ненавижу, - вставая, пошатываясь, как при качке на палубе, произнес он. - Многие их любят. Но я - то знаю... Я все знаю...

- Почему вы говорите об этом нам? - поинтересовался я.

- Вы же вояки.

- С чего вы взяли? - удивился я, считавший, что мы вполне можем сойти за “травоядных”.

- У меня пока есть глаза, хоть и залитые вином.

После шума карнавала я почувствовал себя в тихой обстановке бара вполне прилично. Так бы вечер и прошел мило и спокойно. Но...

- Ну чего, тараканы щелевые?! - послышался радостный вопль.

И в “Стаканчик у крокодила” завалились те, Кого мы меньше всего рассчитывали здесь увидеть... А с другой стороны, где их еще можно увидеть...

- Встать, поганцы, когда заходит равванская гвардия! Гвардия была в составе пятерых человек. Они воспринимали карнавал просто как возможность надраться и подраться, поэтому не мудрствовали с масками и нарядами - одеты они были в равванских наемников. Капитан Вольген (давно не виделись!), уже прилично поднабравшийся, широко расставил ноги, упер руки в бока и хмуро обвел взглядом собравшихся, не находя достойных противников. Он был разочарован. Но лик просветлел, когда взор наткнулся на нас. Он ухмыльнулся и перестал обращать на нас внимание.

- Господа, я не хочу неприятностей, - произнес бармен.

- А получишь, если не заткнешь поганую дыру, которую ты называешь ртом, - ответил Вольген.

Компашка расположилась в центре бара. А люди начали по стеночке выбираться отсюда, зная по практике, что от равванских наемников следует держаться подальше.

- Может, пойдем отсюда, - предложил я, Талана кивнула и поднялась с жесткого стула. Но Вольген, увидев наш маневр, радостно заорал;

  - Враг бежит, как заяц! Вырядились извращенцами! Мыши летучие!

Набрался он сильно, но это не значило, что не способен вышибить из нас дух. Он поднялся из-за стола и двинулся к нам.

- Капитан, вернитесь на свое место, - холодно произнесла Талана.

- Что за бабский писк? - захохотал он.

- Я вам приказываю.

- Они нам, равванской гвардии, приказывают! Кто? Мышь летучая!

- Я вызываю патруль, - Талана подняла руку с браслетом.

- Второй раз не выйдет! - Вольген рванулся к ней со скоростью молнии - и куда только хмель выветрился? !

Она отскочила и выхватила нейтрализатор.

И начался настоящий карнавал!

Вольген с быстротой и изяществом горной полосатой кошки сблизился с Таланой и небрежным движением руки сшиб ее с ног, вырвал нейтрализатор и хлестнул разрядом по ее животу. Она потеряла сознание, и он обернулся ко мне...

Я увидел над собой занесенный огромный кулак. И понял, что сейчас он выбьет из меня дух.

Инстинктивно - и как только прыти хватило - я нырнул под эту медвежью лапу...

И стало как-то вязко. Движение давалось с трудом. Все будто замерло. Меня как мягкими подушками сдавило со всех сторон.

Больше я ничего не помню.

Глава восемнадцатая

“Я НЕ ВРАГ!”

Ясность восприятия вернулась ко мне в номере “Принца Вальдека”. За спиной маячили двое озабоченных служащих отеля в строгом старомодном форменном облачении.

- Вы уверены, что мадам не требуется профессиональная помощь? - с тревогой осведомился один из них, плотный, широкоплечий, с вислыми пшеничными усами и подслеповатыми озабоченными глазами, похожий на крота. Он переводил взгляд с меня на неподвижное тело лежащей на диване Таланы.

- Ничего страшного. Просто заряд нейтрализатора, - сказал я. - Думаю, обычного медблока хватит,

Я обернул узкую ленту диагноста вокруг головы Таланы и нацепил на ее руку браслет. Внутри ящика медблока, которыми в обязательном порядке уже сотню лет снабжены все жилые помещения, тонко загудело. И диагност выдал свое машинное умозаключение. Как я и ожидал - легкие травмы, ушиб мягких тканей, заряд нейтрализатора.

- Рекомендуемая процедура, - продолжал диагност: - Сон продолжительностью три часа. Медикаментозный набор... - дальше шло перечисление лекарств и процедур, которым подвергнется Талана. - Стопроцентная реабилитация через три часа.

- Медконтейнер?

- Медицинский контейнер, а также другие виды медицинского оборудования излишни.

- Работай, - кивнул я.

Оставив Талану во власти медблока, сам я отправился в другую комнату. Себя диагностировать не стал. Хотя, возможно, следовало. Внутри мои нервы будто кто-то смял, сжал в кулак, а потом отпустил. Было ощущение какой-то иссушенности.

Я ощупал себя. Внешних повреждений нет. Ничего не болело. Наоборот, в теле была необыкновенная легкость, но она тоже путала.

Интересно, как я здесь очутился? И что произошло в том кабачке? Где Вольген и его психи? Куда, к шарху, делись мои воспоминания?!

Ответов на эти вопросы у меня не было. И не очень хотелось их искать. Я знал, что ответы на них выведут меня на зыбкую, неясную территорию, где живут тени и ночные страхи.

К шарху все это!

Я так и просидел в прозрачном пузыре номера, вяло рассматривая окрестности. Я выпал из действительности. Провел в оцепенении три часа, и у меня не было никакого желания хоть как-то напрягаться в обозримом будущем.

- Серг, как мы выбрались из того притона? - услышал я голос Таланы.

Она выглядела растрепанной и растерянной. Но вполне здоровой - механический врач привел ее в себя, как и обещал, на сто процентов. Только осталась некоторая вялость от медикаментов.

- Я не знаю.

- Как мы добрались до “Принца Вальдека”?

- По-моему, я притащил тебя на глайдере. Потом нес на руках...

Эти обрывки воспоминаний остались в моей памяти.

- Я не помню... - я сжал руками голову. - Я ничего не помню.

- Не беда, - успокоительно произнесла Талана. - Бывало и хуже... Интересно, кто умудрился утихомирить Вольгена с его бандой?

Я пожал плечами и предположил:

  - Может, они выключили нас обоих, и этого им хватило, чтобы утолить злобу?

- Это вряд ли.   Запомни, равване имеют дурную привычку - они добивают упавших. Я поежился.

- Так что нас бы сейчас собирали по частям, - добавила Талана. - По мелким частям. Я еще крепче сжал голову.

- Ладно, Серг... Считай, мы вышли из очередного виража. Забудь. Пилоту нельзя ничего держать в себе.

- Я понял...

***

Корвен появился в “Принце Вальдеке” за полчаса до того, как нам пора было отбывать на “палубу”. Он был помятый, потрепанный и довольный.

Узнав, что мы любовались горами, морями и музейными экспонатами, он зааплодировал:

- Поздравляю. Если вы еще скажете, что глазели на открытки на стенах в музее во время карнавала, то войдете в историю флота.

- Как два психа? - усмехнулся я.

- Как два самых странных пилота... И как вы только нашли друг друга.

- Нет, карнавал мы не пропустили, - успокоил я его.

- Мне уже легче...

- А где был ты?

- Я нырнул в пучину разврата и сенсоригрищ, в которых тут знают толк... Серг, это было серьезно...

- Все, пора, - кивнула Талана...

Рейсовый туннельник в считанные минуты домчал нас до космопорта.

Когда челнок взмывал вверх, вознесенный к голубым небесам стартовым магнитным полем, я с грустью смотрел на Тоннпалу. За эти дни я свыкся с этим сумасшедшим и прекрасным городом. И в очередной раз подумал - а каково прожить жизнь беззаботно и просто на “плоскости”.

Челнок начал набирать скорость. И у меня томно заныло внутри. Я представил, будто это не рейсовый челнок, а истребитель срывается в черный космос, и сейчас вожмет в кресло перегрузка.

Я понимал, почему Талана презирает сенсорарены. Ни одно из самых изощренных сенсорпредставлений не может сравниться с ощущениями пилота, чей истребитель несется через плазменные разряды. Я скосил глаза на Корвена, который имел усталый и грустный вид. И тут мне пришло в голову, что моему другу не понять этого. Потому что он не пилот. Он хороший солдат, который научился летать на истребителе. Таких большинство. И они с удовольствием отрываются на сенсоригрищах и в борделях. Мы же с Таланой - чокнутые пилоты. И поэтому нам нравятся музеи, закаты, горы и тишина. Это компенсация за перенапряжение и радость сверхусилия, ликование победы над противником, упоение жестоким и беспощадным боем.

Я опасался, что вместе с нами в челноке будут возвращаться и равванские наемники, но, к счастью, их не было.

Челнок причалил к орбитальной военной станции. Сотня пассажиров по прозрачной трубе проследовала в зал прилета. Через сорок минут мы, пятнадцать человек, на катере отбыли в сторону висящего на высокой орбите “Бриза”.

Когда я ступил на пластометалл палубы, то тут же откинул от себя все постороннее. Тоннпала - в прошлом. Даманские горы, карнавал, музеи, картины - все это еще четко стоит перед глазами, но это в прошлом и будет блекнуть. Флагманский линкор “Бриз” - мой дом. Да, я - дома!

Придя в свою каюту, я сразу нацепил на себя контактобруч компа - он использовался для особо тонкой работы с базами данных, когда клавиатуры и голосовых команд недостаточно.

Информация о личном составе закрытая, но у меня как у офицера допуск к ней был. Однако предъявлять его и светиться не хотелось. Был другой путь. Путь нелегкий, но я знал, что справлюсь.

Я расслабился...

И, будто прыгнув с вышки в ледяную воду, устремил свое сознание в компсети... И ничего...

Получилось с третьей попытки. Я проник в цепи компьютерной системы корабля и уверенно двинулся по ним. В этом лабиринте я с каждым днем чувствовал себя все увереннее.

Я нащупал путь. Вышел в нужную сферу. Теперь надо мягко действовать... Информационные потоки поддались. И на меня посыпалась информация. Самое трудное было ее отфильтровать...

Все Готово. В мой изолированный комп высыпались нужные сведения. Я вышел из фантомного пространства. И с помощью контактобруча начал спокойно просматривать файлы. Итак, капитан Вольген и его равванские десантники в реанимационных контейнерах госпиталя в Тоннпале.

Как они туда попали?

Их подобрала полицейская медицинская служба в районе Тахо. Как раз в квартале от кабачка “Стаканчик у крокодила”. В реанимационых контейнерах они были препровождены в армейский госпиталь. И теперь один из них проваляется в реанимационном блоке пару месяцев, что приравнивается к повреждениям, смертельным в момент нанесения. Если бы не чудеса медицины и оперативность медслужбы, он бы погиб.

Вольген, придя в себя, наотрез отказался отвечать на вопросы и хоть что-то объяснить полиции. “Личное дело равван касается только их”, - и весь ответ.

Глубже никто не копал. Похоже, полиция и военные, не найдя отклика на их стремление покарать злоумышленников, поднявших руку на доблестных равванских десантников, решили спустить все на тормозах.

В тот же день мы с Таланой тестировали систему вооружения истребителя. Как обычно, делалось это для того, чтобы без чужих ушей перекинуться словечком.

- Я попыталась прояснить ситуацию, - голос Таланы прозвучал в шлеме. - Помощник адмирала по общим вопросам кое-чем мне обязан А он как раз летал разбираться с десантниками.

- И что? - с замиранием сердца спросил я.

- Равване отказывались напрочь говорить. Но один вскользь бросил. “Ублюдок оказался прытким”

  - Какую прыть нужно иметь, чтобы отключить пятерых равванских наемников ^?

^- Это у тебя надо спросить, - напряженно произнесла Талана.

- Ты всерьез думаешь, что я мог сделать это?

- Не знаю... Но и ты себя не знаешь.

- Я ничего не помню Что, я в трансе умудрился отключить толпу равван?

- Может быть.

- И что дальше? Представляешь, если Вольген донесет начальнику контрразведки.

- Представляю. Но он не донесет, - заверила Талана

  - Почему?

- Равване решают свои проблемы сами. Он попытается убить тебя, Серг.

- Ну да, - рассеянно произнес я. Сейчас перспектива мести со стороны наемников меня вообще не трогала. - Что со мной, Талана?

- Я все-таки не думаю, что ты мерканский клон, - усмехнулась она. Впрочем, голос ее звучал не слишком уверенно

  - Талана, я не враг!

- Я знаю.

  - Откуда?

- Просто знаю... Ты пилот, Серг... Настоящий пилот...

Пилот - это слово в ее устах звучало как заклинание.

***

Звено собралось в нашем классе. Талана обвела внимательным, слегка презрительным взором своих подчиненных и уселась на широкое, расплывающееся, бесформенное кресло, на котором умудрялась восседать прямо, как на жестком стуле,

  - Понравилось быть бездельниками? - спросила она. - Вижу, что понравилось. Она помолчала, потом кинула!

  - Маскарад на Канказе. Девочки Сенсорзрелища. Обещаю достойную замену... “Картонная коробка”. По варианту “новобранец”...

- Что? - встрепенулись пилоты.

- Вы расслабились, офицеры... Впереди такой “фестиваль”, каких мы еще не видели.

- Почему? - спросил лейтенант Толлнак Пама.

- А что, мы зря тут тремся? Сегодня выныривают три эсминца класса “Касатка” - новые экспериментальные модели с усиленной энергетикой и вооружением. Час назад в систему прибыли три десантных бота

Мы все ошарашенно глядели на нее. Эти новости означали, что готовилось действительно что-то грандиозное Десант. Получается, что командование флота решило отбить одну из захваченных систем...

Такие попытки не предпринимались давно. Меркане, завоевав очередную планету и заверив в своей любви туземцев, делали незамедлительно две вещи - устанавливали систему психоконтроля и начиняли сотнями кварковых зарядов поверхность. Последнее делалось в противовес нашим возможным попыткам отбить планету - на крайний случай они всегда были готовы просто отключить поля нейтрализации ядерных реакций, которые делали невозможным применение ядерного оружия, и запалить заряды. Так, без тени сожаления, они уничтожили две планеты с тремя миллиардами жителей, после чего на попытки штурма мы не отваживались За всю войну нам удалось отбить только две планеты, и каждая операция требовала гигантского напряжения усилий и сосредоточения больших ресурсов. В первом случае на Лакриме наши диверсанты захватили и держали под контролем генераторы полей нейтрализации, не давая их выключить, пока приземлялись боевые корабли. И второй раз - на Суоме, лемурийская атакующая группа сумела выбросить генераторы-нейтрализаторы на поверхность и заглушить начавшуюся реакцию, погибло каких-то восемьдесят миллионов Что наши командиры придумали теперь? Что бы ни придумали, захват планеты - это огромные потери...

В очередной раз я посмотрел на своих товарищей. И меня опять долбил все тот же вопрос: для кого из них следующая операция последняя? А кто выживет? Вечный вопрос войны...

- Свободны. Через час двадцать все звено жду в тренинговом комплексе. Вопросы?

Вопросов к Талане не было.

“Новобранец” - значит, мы будем гонять друг друга до изнеможения. Будем опять входить в форму, в которой были еще недавно, и пытаться немножко улучшить результат. Чем выше ты поднимаешься в совершенстве, тем труднее дается каждая следующая ступенька. Но я был солидарен с Таланой в желании сделать невозможное...

Замкнулась крышка “картонной коробки”. Я вошел в контакт и ощутил себя в кабине готовящегося к старту истребителя класса “Морской ястреб”.

- Старт. Одиннацать-один - вышел, - слышался отсчет имитатора.

Работаем мы на ста процентах уровня реальности. Сейчас посмотрим, кто что может. И кто размяк после Канказа.

- 3-11-48. Направление - малый фрегат класса “Тино”. Прорыв, - произнес я, начиная привычно “плести кружево”...

Глава девятнадцатая

НАЗЕМНАЯ КРЫСА

Мне снился серый дождливый город. Четкая, будто наяву, картина - город, который я не видел никогда. Низкое небо, узкие улицы, толпы спешащих куда-то, озабоченных, хмурых людей. Люди, люди, люди.

Город казался мне почему-то знакомым. Он был приземист, будто намертво пришпилен к “плоскости”, некрасив, уныл. Он был тесен - для глаза, для сознания, для духа. И чем-то очень важен... И моя душа рвалась туда.

Кажется, я застонал во сне... Застонал и проснулся за полчаса до назначенного времени. Присел на кровати, обхватив рукой горло. Мне не хватало воздуха.

- Экран. Обзор, - приказал я.

Стена провалилась, открыв взору звезды, Точками блестели “башни” орбитального защитного комплекса, корабли- эсминцы, крейсера, десантные боты, которых становилось все больше. Эскадра разрасталась. И напряжение росло.

Вчера из супервакуума вынырнул транспортный корабль, прибывший с пополнением с Кирта.

Вопреки прогнозам Таланы о скором “заходе на боевой” пребывание на орбите Канказа затягивалось. Ко всеобщему удивлению, подтянулось еще два линкора - с желтого и оранжевого секторов.

С позавчерашнего дня на плоскость отпускать перестали. Это означало повышенную боевую готовность. То есть приказ об отбытии мог поступить в любое время.

- Даже слухов нет, что предстоит, - сказал вчера Корвен, когда мы “приземлились” в большом обзорном зале.

- Ударная группа солидная собралась, - заметил я, усаживаясь поудобнее в кресле и пялясь на звездные окрестности.

- Точно будем отбивать систему. Только вот какую, - задумчиво произнес Корвен.

В обзорном зале не было ни пола, ни потолка - один космос вокруг. Куда нас кинет приказ? Куда швырнет “Бриз” и сопровождающие корабли - воля Главного штаба...

Так мы с Корвеном вчера и не пришли ни к какому выводу, кроме философского - пути пилота неисповедимы...

Я взглянул на часы. Через сорок минут большое построение. Наконец все станет ясно.

Я встал, прошелся по каюте. На душе как-то муторно. Перед глазами стояла картинка - странный тесный город, блеклые лица. Почему на меня это произвело такое впечатление? Я не мог понять... Сны. Сны. Из них что-то будто пыталось выплыть на поверхность сознания. Но что?

Я забрался в душ. Меддиагност гнусаво уведомил о ненормальном возбуждении нервной системы, отклонении от нормы на столько-то процентов. Я часто ненавижу эту чудодейственную машину. Ненавижу, когда меня взвешивают в веществах, потенциалах. Это будто лишает меня самостоятельности.

Пилот-неврастеник. Это непорядок. Я усмехнулся.

Из душа вышел посвежевшим. Облачился в комбинезон. Перестроил на парадный окрас - теперь он сиял золотом.

Как я и ожидал, на построении адмирал Лармен представил и распределил по подразделениям новое пополнение. К моему удивлению, не было ни одного зеленого офицера. В нашу эскадру перекинули с других секторов опытных пилотов-истребителей. Да, это знак!

Дальше начальник штаба зачитал приказы о присвоении очередных званий. Моя карьера шла на подъем. С сегодняшнего дня я лейтенант первого класса. Итого меньше чем за год перескочил через две ступеньки, для чего в мирной обстановке положено пять лет. Война. Звания и должности сыплются звездопадом. Почти так же, как подбитые истребители...

Потом объявили о переводах. Пару десятков человек, в числе которых был Корвен, усадили в кресла “Морских ястребов”. Теперь мой друг получил свою первую машину, которой будет владеть в бою безраздельно.

После построения мы с Таланой и Корвеном направились по коридору, ведущему из строевого зала к жилым палубам.

- Значит, до отбытия минимум двадцать дней. Пилотов не перекидывают перед “нырком на боевой”, - сказал Корвен. - Они должны сработаться со своими звеньями.

- Не факт, - возразиля. - Кстати, прими поздравления.

- Жалко, что меня не распределили в ваше звено.

- Твое счастье, - сказал я.

- Почему?

- Наше звено опять кинут шарху на зуб. А ты не успеешь сработаться с нами на должном уровне.

- Ну да, - мне показалось, он немножко обиделся.

Я люблю Корвена. Но он не подошел бы нам. Ему рано еще в одиночный полет. Поэтому меня сильно тревожило это назначение. Я просто боялся за него.

- Будем праздновать звание и назначение? - осведомилась Талана, когда мы уносились на лифтовой платформе вниз .

- А надо? На сегодня серия в “камере пыток”, напомнил я.

- Отменяю, - махнула она рукой. - Вчера после “картонной коробки” лейтенант Рутгерт Рук загремел в медицинский блок. Мы, кажется, опять перегнули палку с интенсивностью обучения.

- Ты права.

Действительно перегнули с “камерой пыток”. Результаты росли, пусть медленно, но верно. Но людей УРРЕАЛ сто процентов выматывал. Рутгерт загремел минимум на три дня в медицинский блок с нервным срывом.

- Звено пять, - произнесла Талана в браслет. - Сбор через сорок минут. Точка сбора - третья палуба, сектор дубль. Бар.

Офицерский бар - самый излюбленный нами.

- Сегодня разрешаю надраться до свинячьего визга, - улыбаясь, произнесла Талана.

- Спасибо, - ответил я, помимо своей воли тоже широко улыбаясь.

Отдых на Канказе оказал на меня странное воздействие. Я так и не смог снова начать воспринимать Талану просто как учителя, командира и боевого товарища. Перед глазами все время появлялась картинка - она в ладно сидящем на ней строгом платье расположилась в охватывающем ее идеальную фигуру золотом кресле, потом встает, и я в шоке.

Лифтовая платформа застыла, распахнулся проход. Я ступил на пол и едва не споткнулся. В сторонке стояла компания равванских наемников. Все участники той потасовки, которая так и осталась для меня тайной, выбрались из медицинского блока.

Я приготовился к худшему, но меня они не замечали.

И тут я поймал взор Вольгена. В нем была не столько ненависть, сколько трезвый расчет. И обещание новых приключений. Он будто испускал пульсирующий сигнал - УГРОЗА!

- Шарх двурукий, - прошептал я.

- Вольген ничего не забыл, - прошептала, приблизившись ко мне, Талана.

***

Ну кто мог подумать, что мы так надеремся?

Этот отдаленный бар за техническими палубами, куда обычно было немного желающих заглянуть, мы облюбовали давно. Интерьеры здесь были далеко не изысканные, зато не толпился народ. Здесь было спокойно.

Талану в самый разгар пьянки вызвали в интендантский отдел по поводу новых контактшлемов. В последнее время оружие, комплектующие детали, в том числе самая дорогая биоэлектроника, которой обычно не хватало, хлынули потоком - только успевай заказывать. Контактшлем - одна из самых дорогих вещей после плазменной пушки в истребителе, мы пытались выбить их несколько месяцев, нам отказывали, ссылаясь на то, что все ресурсы уходят на восстановление поврежденных в бою машин, а менять еще пригодные дорогие шлемы - это распущенность. Но сейчас все вдруг было в наличии.

Талана, услышав новость, сразу подтянулась, взор ее просветлел. И, будто убеждая сама себя, она произнесла:

  - Медблок. Встряска. И я в порядке...

Остальные бойцы нашего звена оказались ребятами крепкими и пили, пока не замигал синий огонек и блюдущий наше здоровье комп бара заявил:

  - Выдача прекращена. Доза, опасная для здоровья.

- Чего болван электронный тут вякает? - вдруг завелся я. Мозг был затуманен алкоголем. И хотелось затуманить его еще больше. Чтобы утопить в вине неуверенность и беспокойство, которые продолжали тиранить меня.

- Ничего не выдаст, - со знанием дела сказал капитан Лин Торг. - Я его знаю. Это такой гад.

- Как это не выдаст? - обиделся я.

- Комп не переспоришь.

- А это посмотрим, - с этими словами я качнулся и шагнул к панели компа бара.

Мои подчиненные глядели на меня с насмешкой, и это злило.

- Браток... Ты тоже летаешь в космосе... Ты тоже космопроходчик... И ты не нальешь пилоту? - я говорил с этим агрегатом, как с живым. Те, кто потрезвее, давились от смеха.

Ничего. Сейчас по-другому запоете...

И я провалился в цепи...

Когда появились наполненные стаканчики, мои сослуживцы настороженно, а некоторые и ошарашенно глядели на меня.

- Ха, - воскликнул я. - Главное, найти подход. Парень оказался отзывчивым...

Теперь выпивка лилась в любом количестве, и этот факт мои сослуживцы наверняка списали на сбой в системе. И воспользовались им по полной. “Картонные коробки” провоцируют желание оторваться на всю катушку.

Самыми стойкими оказались мы с Корвеном. Мы еще сидели в баре, когда остальные разбрелись. И только зашедшие в бар два сержанта-техника с удивлением разглядывали нас. До такой степени на корабле надираться не принято.

Впрочем, на нас было грех обижаться - мы же не равване. Мы - тихие пьяницы. Ни к кому не задирались и права не качали. А качали все новые порции выпивки. Предавались этому занятию, пока я не пришел к выводу :

  - Еще стаканчик - и я не встану.

- Я и так не встану, - заверил меня Корвен. - Я останусь здесь. Мне здесь хорошо...

- Соберись.

- Я хочу жить здесь, - капризно произнес Корвен.

- Будь мужчиной.

- Буду.

Он напрягся. Встал. Постоял. Стул под ним врос в пол. Но успел вырасти снова и объять тело, которое вскоре рухнуло. Корвен собрался с силами и поднялся вновь. И с трудом двинулся к выходу.

- Спасибо за внимание, - зачем-то кинул я озадаченным технарям.

И мы двинули трезветь. Алкогольный перебор считается достаточно сильным отравлением, так что медаптечке придется постараться, прежде чем мы приобретем достойный вид. Впрочем, мне было хорошо и в таком виде,..

Надо же нам было наткнуться на него. Пойди мы другим коридором, как я и предлагал, все было бы нормально. Но Корвена потянуло в звездный зал.

- Хочу посмотреть, как вращаются в пустоте миры.

Вот так он сказал. Да, именно так он и сказал перед тем, как наткнулся на этого типа.

Конечно, напрасно Корвен пытался обнять его и признать в нем своего не виденного пять лет брата, Этот человек не был его братом. Он вообще не был его родственником.

Он был подтянут, мужествен, строг и дисциплинирован. В общем, обычная наземная крыса. Да, это была наземная крыса в полковничьих погонах.

- Содруги офицеры, - грозно сверкнул полковник очами, рассчитывая, что мы вытянемся перед ним по струнке.

- Это кто? - не понял Корвен. Он успел убедиться, что это не его брат. Брат был гораздо более приятным человеком.

- Полковник Роплер, - послушно отозвался полковник. - Служба кадров штаба флота. Потрудитесь представиться.

- Служба кадров, - Корвен непонимающе встряхнул головой. - А, - вспомнил он.

Я честно пытался его остановить. Я знал, что он сейчас брякнет что-то. Я сжал его локоть, но Корвен работал не руками, а языком. И бес, сидящий на его языке, выдал:

  - Крыса наземная.

- Что?! - выпучил глаза полковник

  - Большая такая, жирнющая крыса...

- Содруг лейтенант, потрудитесь...

Но Корвена остановить было трудно. С тем же добродушным выражением на лице он начал перечислять многочисленные заслуги полковника:

  - Серг. Мы горим в истребителях, а они собирают бумажки. Мы гибнем, а они с удовлетворением подсчитывают прибыль-убыль личного состава Попытайся запереть его на корабль в “боевом погружении” - и ты увидишь, что будет... Ох как его скрючит... Полковник флота. Заколачивает деньги, считается героем. А на деле - крыса. Крыса. Крыса ты, - Корвен икнул и вдруг примирительно произнес: - Ну ты не обижайся. Я не со зла.

Полковник все-таки обиделся. Поэтому через пять минут нас сцапала корабельная полиция. Мы были препровождены в изоляционную камеру. Это было пустое помещение - пятиметровый куб с некрашеными стальными полом, стенами и потолком, двумя кроватями и примитивным санузлом. Здесь было неэстетично, противно, тихо. Но, в общем-то, жить можно.

В изокамере провели мы почти сутки. О нас забыли все, кроме сервисавтоматов. В положенное время открывалась ниша с синтезпродуктами - отвратными на вкус, входящими в наказание. Впрочем, смог проглотить я их только через несколько часов, да и то через силу. Похмелье было жуткое. А из каких-то садистских устремлений нам не давали пользоваться аптечкой, предложив бороться с недугом самостоятельно.

За время заключения я не раз зарекся не пить никогда и ничего крепче воды. Как же мне было плохо. Немножко утешало, что Корвену было не лучше.

- И как нас накажут? - через силу усмехнулся он. - Выбросят в открытый космос?

- До этого не дойдет, - буркнул я.

- Я что-то не помню, что было, - он встряхнул головой и взвыл от боли. - Ничего не помню,

  - Правда?

- Провал. Сколько же мы выпили?                                                                                                       

  - Много.

  - До трибунала хоть не допились?

  - Вряд ли. В худшем случае - дисциплинарная комиссия.

- Снимут по золотой полоске, - вздохнул Корвен. - Только истребитель дали... Как бы не сняли. С него...

- Не снимут. Каждый истребитель на счету.

- Это ты прав...                                                                                                                                       
Я напомнил Корвену, как он поганил полковника-кадровика.

- А что, я неправильно сказал ему? - пожал плечами Корвен.

- А правду слушать еще досаднее.

- Обидно за правду страдать... Я бы извинился, но крыса наземная это не оценит.

- Ладно. Выдержим...

Выпустили нас на вторые сутки. Помощник начштаба сухо приказал привести себя в порядок и через час быть у адмирала.

Это был первый раз, когда мы оказались с адмиралом Ларменом лицом к лицу. И, надо заметить, лицо у него было суровое и строгое. Он буравил нас взглядом.

- Ну что, содруги офицеры? Мы молчали.

- Доложите, - потребовал он. - Хочу слышать из первых уст.

Я как единственный из нашей компании, не утративший память, рассказал, пытаясь сгладить углы:

  - Лейтенант Корвен выразился в том плане, что полковник основное время проводит на поверхности и недостаточно знаком с нуждами и проблемами боевых подразделений.

- Недостаточно знаком, - кивнул адмирал. И почти дословно процитировал, как Корвен ругал полковника, То ли кадровик обладал хорошей памятью, то ли была запись разговора. - Это вы говорили?

- Так точно, - кивнул Корвен. - Виноват.

- Как вы сумели обработать комп бара, что у него вышибло все предохранители?

- У него что-то замкнуло, - ответил Корвен. - Мы пили, думая, что это в пределах допустимого, надеясь на технику. А когда поняли, что машина сломалась, было поздно...

- Мы выбрали неправильный маневр. И прошли точку возврата, за которой назад пути нет, - сказал я.

- Я знаю этот термин, - кивнул адмирал. - Значит, Роплера вы обозвали наземной крысой.

- Так точно, - виновато потупился Корвен.

- А вы герои, которые гибнут в пламени, когда наземные крысы ставят галочки в бумажках и компьютерах, - он вдруг усмехнулся, а уши Корвена заалели. - За это положена дисциплинарная комиссия.

- Так точно.

- Вы, Серг Кронбергшен, призваны являть подчиненным пример дисциплинированности, а являете пример пьянства... Лейтенант Корвен Шандара, ваше поведение вообще не укладывается ни в какие рамки приличий...

- Так точно

  - Ну что, - он задумался. - Значит, наземная крыса, зарывшаяся в нору в штабе... По пять нарядов. Думаю, у вас будет время подумать о своем поведении.

Когда мы вышли, я перевел дух:

  - Заработали по минимуму.

- Пять нарядов, - скривился Корвен. - Адмирал - благородный человек.

- Ох, Корвен.

- Виноват. Пинайте меня! Рвите меня! - Корвен хлопнул себя по груди и хмыкнул - В общем, пять нарядов не так много... Мне-то ничего. Но заместитель командира звена, тестирующий сервискомпы, - это будет зрелище!

Глава двадцатая

РАСПРАВА

Мне вспомнились старые добрые дни, когда Талана выжимала из меня все соки, пробуя на прочность Интенсивность обучения мы сбавлять не могли. “Картонная коробка” стала для нас второй каютой. И натаскивал звено именно я. Вместе с тем, вымотавшись, я с Корвеном вынужден был отрабатывать несколько часов на монотонной, нудной, разражающей работе по тестированию сервискомпов.

Талану такое положение вещей злило, и она все порывалась на прием к адмиралу - объяснить положение. Но я ее останавливал. В общем-то, мы легко отделались, и когда руководство проявило снисходительность, не стоит наглеть.

Тем более пока мы работали достаточно спокойно. О “заходе на боевой” никто не говорил, и мы занимались подготовкой дальше, воспринимая каждый мирный день как подарок.

Прибыли еще один эсминец и транспорт с десантниками. И мы окончательно уверились, что боевые действия будут на “плоскости”.

- Ненавижу ожидание, - сказал Корвен, когда наша узкая спевшаяся компания тестировала обходное кольцо возле главного реактора - Оно вытягивает все нервы.

- Больше времени проводи в “камере пыток”, - посоветовал я. - Помогает.

- Ну да. Как вы... Вас и так “тараканами” прозвали. Вы не вылезаете из “коробок”. Потому что вы с Таланой ненормальные.

- Зато воюем хорошо.

- Как все сумасшедшие

Я на миг залюбовался величественным видом - с прозрачной галереи отлично просматривался находящийся в сотне метров гигантский “цветок” кваркового реактора. Четко уловить детали этого сооружения мешала туманная дымка силового поля, вспыхивающего местами яркими фонтанчиками - это происходили выбросы лишней энергии Разгонные кольца вокруг реактора гулко гудели, и отделявшая нас от них прозрачная броня не могла погасить эту пробирающую до печенок дрожь космических сил . Между двумя плоскостями, вырастающими из корпуса реактора, сияла яркая насыщенная радуга.

Здесь можно было легко представить, как внутри “цветка” бушует неописуемая мощь, ломаются ядра атомов, создаются гигантские напряжения полей, дырявящие пространство. И совершенно не верится, глядя на это грандиозное творение, что все это создал человек.

Вокруг реактора кружились сервисроботы и парила одинокая фигура в скафе высокой защиты. Реактор пока на холостом ходу - минимум для поддержания жизнедеятельности корабля. Но перед нырком все меняется. Я был однажды здесь. Ничего внешне не происходит. Физически не ощущаешь дискомфорта. И вместе с тем внутри все подводит, и наползает мистический ужас перед просыпающейся титанической силой. Говорят, такое бывает перед землетрясением.

- Мне здесь нравится, - сказал Корвен. - Пейзаж вызывает уважение.

- Не отвлекайся, - махнул я рукой. - Поехали.

Осточертевшая нудная процедура. Узлы кольцевой галереи мы тестировали уже четвертый час. Ошибок не находили. В этом была главная идея пытки. Ты знаешь, что занимаешься ерундой.

- Блок отработан. Пошли к следующему, - я отключил тестер и отлепил от него липучку контакта. - Все в порядке...

И как запнулся. Мне будто ударили под дых. Я ощутил сгущающуюся ауру опасности. Сейчас что-то должно произойти!

- Корвен! - воскликнул я.

Он удивленно посмотрел на меня и спросил:

  - Что случилось?

Я не знал, что на это ответить. Ничего не случилось. Но случится...

- Ух ты, - впереди, метрах в пятнадцати от нас прозрачная, едва отсвечивающая перегородка сошедшейся диафрагмой перекрыла коридор.

Я оглянулся. То же произошло с другой стороны.

- Нас заперли! - развел руками Корвен. - Надо сообщить на технический пункт.

- Они уже знают, - заверил я, вдруг подумав, что неприятности только начались.

- Воздух!

Действительно, с каждой секундой воздуха становилось меньше. Но давление росло. Его место занимал с каким-то мерзким шуршанием вырывавшийся наружу из приоткрывшихся невидимых отверстий гелий.

Я коснулся пальцем “хомута” на шее, и голову накрыл прозрачный пузырь - спасательная система. Перчатки охватили руки. Теперь несколько минут, пока не подойдет помощь, сможем тут пробыть без скафов.

- Вот шарховы проделки, - хмыкнул Корвен, голос в шлеме звучал глухо и передавался по системе связи.

- Техпост, - позвал я. - Что у вас там стряслось?

- Сбой в сервискомпьютере, - послышался ответ. - Сейчас все поправим...

Я взял карточку своего индивидуального компа, пробежал по ней пальцами, вызывая схему сектора, где были данные по его состоянию и наше местоположение.

- Получается, все неполадки сфокусированы в нашем секторе, - заключил я. - Не странно?

- Немножко странно, - согласился Корвен, он не испытывал особого беспокойства. - Не бери в голову. Сейчас нас вытащат.

Действительно, прозрачная диафрагма, перекрывшая нашу часть галереи, начала раскрываться.

- Пошли, - я двинулся туда.

Диафрагма закрылась прямо перед моим носом.

- Ловушка, - прошептал я. У меня было ощущение, что нас заманили в западню,

Я снова вышел на связь с техпостом.

- Тут ерунда такая пошла, - голос у техника был взволнованный. - Сервиссистемы кинулись в разнос. Мы подключили большой комп. Пока без толку, - решив нас неуклюже успокоить, он добавил: - Вы не волнуйтесь...

Судя по голосу, на техпосту волновались больше, чем мы. И из этого я заключил, что дело плохо.

- Жарковато становится, - сказал Корвен, вновь и вновь прогоняя показания тестера. Действительно, температура росла.

- Ничего не понимаю, - Корвен, держа в руках пластинку тестера, удивленно глядел на ползущие по экрану цифры. Узел сервискомпа полностью сдурел... Или его умело свели с ума. Если верно последнее, нас ждут еще и не такие сюрпризы!

Показания с главного компа тоже не радовали. Мне дурновато стало, когда я увидел картину энергораспределения на нашей галерее. Отрезанный отсек, в котором мы находились, с каждой секундой потреблял все больше энергии. Мы находились в разогревающейся печке. Насколько я знал о конструкции этого коридора, его без труда могли разогреть до восьми сотен градусов, и тогда тут можно будет плавить металл. Наши костюмы, превращенные в скафы, выдержат максимум пять сотен. А потом будет поджарка... Кажется, это поняли и технари.

- Мы отключаем подачу энергии, - сообщили они. - Будет немного холодно. Но потерпите.

- Побыстрее!

- Приготовились...

Судя по заверениям, сейчас должно стать холодно...

- Шарх Великий. Локальная энергосистема. Мы не можем до нее достучаться...

Они не могут достучаться!

Гелий вокруг нас раскалялся. Энергоподача все росла. Конечно, технари - ребята умные. Они приведут все в порядок. И справятся со сбоем в компьютере. Уничтожат вирус... Позже. Когда нас это уже не будет трогать никоим образом...

Есть способ вызволить нас - взломать галерею снаружи. Но это непросто - материал сверхпрочный, радиоактивно устойчивый, тот, который используется для бронепокрытий. Еще к нам можно пробраться по галерее. Но... Но я видел, что остальные участки галереи тоже отсекаются. Теперь, чтобы от пузыря техпоста добраться до нас, нужно взломать восемь перегородок. На это понадобится время. Которого нет.

Я присел на корточки. Жарко. Температура подбиралась к четырем сотням. Через минуту-другую она зашкалит за пятьсот. Поджариться живьем - что может быть страшнее?!

Итак, у меня минута. И единственный выход - разобраться с сервискомпом самому.

Я попытался провалиться в компьютерную сферу и увидеть знакомый рисунок, пробежать по лабиринту информсетей, между вздымающихся зданий банков данных и между ажурными постройками файловых групп. Взять под контроль...

Уф, жарковато!

Ну же. Я нервничал. Я видел, что время уходит, и у меня ничего не получалось. Приоткрыл глаза. И увидел озабоченного Корвена.

- Никогда не мечтал побывать на солнце, - он провел ладонью по лицу, по которому струился пот, но, естественно, ладонь ткнулась в прозрачный пластик. - Серг. Ты жив?

Я был жив. Я скрючился на полу, в отчаянии пытаясь проникнуть в фантомное компьютерное пространство... Не получается.

Четыреста пятьдесят. Четыреста восемьдесят градусов.

Еще полминуты - и нам ничего не поможет.

Четыреста девяносто...

Все. Критическая точка... Если тот, кто сидит в глубинах моего сознания, заботится обо мне, самое время вмешаться...

Четыреста девяносто пять. Сейчас материал комбеза не выдержит. Его защита будет разрушаться не постепенно, а рухнет в один миг, и внутрь ворвется страшный жар, в миг испепелив волосы, проникая в легкие и обугливая их...

Четыреста девяносто девять... Пять сотен!.. Нет, на пятистах мы еще живем. Есть зазор в пару градусов!

- Уф-ф-ф, - зашипел я от боли и отчаяния,

Заканчивались звездные битвы, Борьба. Эскадра пойдет в “заход на боевой” без нас...

Мне стало очень жалко себя. Я бы прослезился, если бы было время. Горло перехватило...

И тут я провалился в фантомную сферу. И время замедлилось. Я ухватил всю картину разом. Комп-сеть, потоки в системе обеспечения... Цепочки огней... И что-то черное. Маслянистая мерзкая масса, похожая на спрута, перекрывающая все артерии и протоки, парализующая нормальное функционирование сервисной сети. Чудовищный компьютерный вирус. Этот “спрут” тянул длинные щупальца, которые нейтрализовали все попытки привести систему в норму. Чудовище дрожало под ударами, которые наносили системы компбезопасности, слабело, но пока держалось . И будет держаться еще несколько минут.

Я собрался с силами. Взял в кулак всю свою волю. Я знал, что у меня одна единственная попытка. Больше попыток не будет... И нанес сокрушительный удар прямо в сердце “спрута”...

Он дрогнул, отдернул щупальца... Освободил несколько потоков...

Я собрал половодье лечебных импульсов и направил их в одно русло. Я видел, куда надо бить...

И тут разом чудовище рухнуло. Распалось на ошметки черноты, которые тут же были смыты системой компбезопасности...

Я перевел дыхание.

Открыл глаза.

Температура резко упала на пятьдесят градусов и продолжала падать.

Я огляделся. И увидел на внешней галерее, идущей поверху, фигуру. Человек жадно наблюдал за нашими мучениями. И я ощутил его ликование...

Рано радуешься! Скоро твоя мерзкая морда вытянется!

***

Медики проверили нас быстро. Диагност в медицинском блоке, куда нас доставили, не нашел “нарушений биологической целостности и значимых функциональных отклонений” - так он витиевато выразился. В Корвена вкачали успокоительное, и он выглядел нормально. Я отказался в резкой форме.

- Отменить, - приказал я.

- Принято, - ответил диагност.

Если бы состояние было угрожающим, слушать он меня бы не стал.

Я не нуждался в успокаивающем - со своими нервами я мог справиться сам. Я нуждался в том, чтобы на ясную голову обдумать ситуацию...

Вернувшись в свою каюту - как пострадавшим от компа нам дали сутки отдыха и сняли оставшиеся наряды, - я упал на кушетку.

- Жесткость- минус три...

Теперь кушетка представляла из себя ложе мягче старинных перин. Утонув в ней, я отключился от окружающего и сосредоточился на своих мыслях.

Итак, меня пытались убить. Это факт. Известно кто. Неизвестно, что делать...

Из состояния транса меня вывел сигнал. Расползлись двери, и в каюту вошла Талана. Лицо встревоженное.

- Я не поверила, когда услышала о происшедшем, - она с размаху плюхнулась в выросшее из пола кресло. - На моей памяти сервиссистемы не выкидывали подобных номеров.

- Они и не выкидывали, - заверил я.

- Что это было?

- Вирус.

- Ты уверен? Я усмехнулся...

- Пошли прогуляемся...

Ясно было, куда она мне предлагала прогуляться. Пристроиться в истребителе... Контрразведчики так и не приспособились слушать нас там,

  - Равване, - сказала она, когда мы заняли там свои места,

  - С чего ты решила?

- Они мастера взламывать укрепления противника. А эти укрепления напичканы самой совершенной электроникой. Если кто-то и мог запустить такой убийственный вирус, то только они.

- Они хорошо постарались.

- В трудолюбии им не откажешь. Адаптировать такой вирус к компсистеме корабля - это очень трудоемкая задача, - сказала Талана.

- Но Вольген справился.

- Он отличный специалист.. .

Вольген... Да, это был он. Он стоял на галерее и любовался нашими мучениями. Он не мог пропустить такого зрелища - заживо сгорающего врага.

- И что мне теперь делать? - спросил я.

- Не знаю, - Талана вздохнула. - Требовать расследования? Вряд ли мы что-то докажем. Кроме того, у нас слишком трепетно относятся к таким ценным союзникам, как равване.

- Есть проблема, - вдруг каким-то отсутствующим голосом произнес я. - Проблема будет решена.

- Серг! - воскликнула Талана. - Не наделай глупостей!

- Глупостей не будет. Проблема будет решена, - мне казалось, что говорит кто-то за меня.

- Серг. Мы что-нибудь придумаем

  - Не надо. Я решу все сам.

***

Я на несколько часов с головой ушел в работу с компом, создавая защиту от постороннего воздействия в каютах - моей, Корвена и Таланы. Я был уверен, что Вольген не отступит, будут еще покушения. Но не сейчас. Он выждет момент. Он готовился слишком долго. И чтобы новая атака была удачнее прежней, потребуется достаточно серьезная подготовка.

А что буду делать я? На этот вопрос у меня пока ответа не было...

Я заснул, заблокировав доступ в каюту для посторонних.

В сон провалился почти моментально... И попал во власть привычных кошмаров. Меня крутило и душило. Я распадался на части и без особого успеха пытался собрать себя воедино. Мне было больно и тяжело. Снова был коридор с закрытой дверью в конце. Были трудноуловимые отзвуки странных мыслей. Вставали перед глазами мрачные картины чужих неуютных земель. Все перемешалось. Хотелось вырваться из этого круга, и не удавалось. Сон крепко держал меня в своих удушающих объятиях. Потом меня выкинуло в холодное безмятежное море, и я ощутил блаженство спокойствия... И тут проснулся...

Точнее, проснулся не совсем я.

Наваждение! Я осознавал себя Сергом Кронбергшеном. И вместе с тем кто-то (или что-то) завладел моей волей

У меня щелкало внутри и механический голос отдавался в каждой клеточке тела: “Есть проблема. Проблема будет решена”.

Я стал посторонним наблюдателем. А этот кто-то все высчитывал и просчитывал. Он был жутко рационален. И отлично умел раскладывать по полочкам - что важно, а что нет...

Я (или НЕКТО) отлично знал, что нахожусь под наблюдением контрразведки. И что надо действовать очень осторожно... Но действовать надо... Надо действовать. Действовать.

Я встал. Воздух в каюте был какой-то морозно четкий. Я уселся напротив сферы индивидуального компа.

Без особого труда сознание вошло в контакт с фантомной сферой. Этот НЕКТО необычайно умело орудовал в ней. Он зациклил информационные потоки, и теперь контрольные устройства будут исправно передавать картинку - лейтенант Кронбергшен отрывается от компа, ложится на кушетку и дрыхнет без задних ног. Он вообще готов дрыхнуть долго после шока...

Они думают, что я дрыхну. У меня же много дел. Работа с фантомной сферой не закончена... Почему равване решили, что их оружием могут воевать только они?

Я попал в нужный информпоток Вывел изображение, дал голографическую разверстку. И увидел Вольгена.

Он тоже сидел в одиночестве перед сферой индивидуального компа, что-то колдовал. Злой, угрюмый...

Ну, Вольген, пришла пора платить...

Во мне волной поднялось мстительное торжество. Потом на секунду холодом сковало совершенно неуместное раскаяние. Но все чувства были сметены холодной чужой мыслью: “Есть проблема. Проблема будет решена”.

Я видел, что на Вольгене нет “хомута” аварийного жизнеобеспечения. В каюте редко кто их носит. “Хомут” лежит где-нибудь в застенном ящичке. И до него еще нужно дотянуться...

Атака! Я резко свел цепи огоньков в круг. И направил в его центр “кинжал”... Давление в каюте Вольгена скачкообразно увеличилось и потом уменьшилось...

Вольген захрипел. Попытался дотянуться до панели, за которой хранились “хомут” и вооружение. Но не смог.

Теперь поработаем с температурным режимом. Он решил меня зажарить... Мы его подморозим.

Иней покрыл все в каюте.

Я равнодушно глядел на голографический проем, увеличил изображение, и передо мной была огромная оскаленная морда, искаженная страданием. И глаза, наполненные болью.

Глаза в глаза.

И тут я испугался по-настоящему. Испугался сам себя. И пришел в чувство!

Я же сейчас убью его! Я не мог его убить вот так просто, жестоко. Одно дело развалить вражеский истребитель, уничтожить в честном бою врага. И совсем другое - глядеть на его корчи...

Я изменил давление в каюте равванина. И начал нормализовывать температуру. Вольген был без сознания...

“Проблема не устранена”, - отозвался во мне тот же холодный голос... Он прав - проблема на самом деле не решена.

И мы будем ее решать... Я ощущал в себе прилив сил и знал, что способен решить ее.

Теперь срочно туда. Избрать маршрут. Камеры слежения не должны меня фиксировать, надо нейтрализовывать их по ходу, то есть не терять контакта с фантомной сферой. Но сегодня я мог все. И хорошо бы еще не нарваться на нежелательных встречных. Ведь Серг Кронбергшен видит на своей койке пятый сон и не может идти по коридору.

Я считывал информацию с информационных детекторов и шел только пустыми коридорами, избегая встреч. Не встретив ни одного человека, я вышел к каюте Вольгена. Двери разъехались, приглашая меня войти.

Вольген уже начал приоткрывать глаза. Он лежал на полу и тяжело дышал. Его глаза были налиты кровью, лицо же, наоборот, бледно-зеленое.

- Почему ты ненавидишь меня? - я склонился над ним.

- Ты не человек, - прохрипел он, держась рукой за горло.

- А кто ?

- Ты чудовище.

Он попытался подняться.

Но я ударил его ногой в грудь. Потом врезал ладонью по лбу. Он, тяжело дыша, распластался на полу. Я присел рядом, положил ему на голову ладонь... И случилось нечто такое, чего я не мог себе и представить, но НЕКТО, сидевший во мне, отлично знал это... Я слился с Вольгеном.

Будто проник рывком в нечто склизское, отвратное на ощупь, наполненное гневом, самолюбием, злостью, страстишками - таково было сознание Вольгена. Сознание любого человека - мусорная свалка, где объедки страхов, обломки несбывшихся желаний, ошметки разочарований, щебень похоти и обид перемешаны с драгоценными камнями светлых порывов, побед, преодолений, секунд, которые можно определить как счастье. Душа Вольгена замусорена, пожалуй, больше, чем какая-либо другая. Хотя сравнивать мне было не с чем. Это был мой первый опыт.

Я будто ввернул в это сознание винт, грубо трансформируя его, Вольген выключился. Все, амнезия ему обеспечена.

Я перевел дыхание. Положил ему на голову обе руки. Несколько раз повторил поведенческую установку. Понятно, что раньше я не баловался подобными штучками. И не знал вообще, что такое может быть. Но я пытался сделать так, как требовал кто-то во мне...

Когда все закончилось, я уселся на пол рядом с телом Вольгена. Ощущение было такое, будто часа три провел к “камере пыток” на УРРЕАЛе-сто.

Не знаю, что получилось из моих жутковатых опытов. Надеюсь, на некоторое время мне удалось нейтрализовать попытки со стороны Вольгена погубить меня...

На подкашивающихся ногах я вернулся в каюту... Улегся на кушетку. Все, блокировку можно снять. Теперь пусть оперативники контрразведки любуются проснувшимся лейтенантом Кронбергшеном.

Что делать проснувшемуся пилоту?

Я пошел в душ. В меня тут же вцепился медицинский профилактор.

- Энергетический тонус - одиннадцать процентов, - обеспокоенно заявил он. - Опасно. Нужна срочная реабилитация...

Я понял, что аппарат сейчас подаст тревогу, и из последних сил вошел в комп, заблокировал сигнал и довел показатель тонуса до восьмидесяти. Мне не надо сейчас в лапы к медикам. Мне нужно просто прийти в себя самому.

Я был выжат. Сегодняшнее мероприятие отняло все силы. Силы, которые мне вскоре должны понадобиться... Я знал, что вскоре будут востребованы все мои странные возможности. Но для чего? Ответа не было

Сегодня нечто во мне включило программу, не зависящую от меня... И вскоре станет ясно, для чего меня готовили. И кто готовил...

Глава двадцать первая

“ЗАХОД НА БОЕВОЙ”

Как обычно в ожидании боевого задания, когда дело затягивается и цель является тайной, расползались самые невероятные слухи. Наиболее бредовые - ожидается поход на саму Меркану или взлом системы крепостей Тарроиданского союза. Кто-то из неуемных фантазеров договорился до того, что обнаружена сфера негуманоидного недружественного разума, и мы отряжены на установление первого контакта. Меня всегда удивляло, как взрослые люди клюют на подобные небылицы, однако от желающих принять все это за чистую монету отбоя не было.

- Еще месяц повисим здесь, - резонно заметил на это Корвен, - и не такое услышишь.

Поговаривали, что будут снова отпускать на “плоскость”. Но это тоже пока были только разговоры. Пока что все складывалось наоборот - с “плоскости” к нам повадились “туристы” - офицеры из штаба, какие-то смурные типы непонятной ведомственной принадлежности.

- Пилоты должны пройти обследование по новой методике, - сказал однажды командир нашей эскадрильи капитан Шал Мон, собрав личный состав нашего звена в классе.

- Какое еще такое обследование? - с подозрением осведомилась Талана.

- Какая-то новая методика оценки потенциала пилотов. Разработки медико-биологического института Центрального штаба, - говорил командир эскадрильи скучающе, казенно, видно было, он сам считает, что медики маются дурью.

- Чтобы поджариваться в боевой машине, нужно еще что-то, кроме стандарттеста? - хмыкнул лейтенант Рутгерт Рук.

- Вообще, меня когда-то учили приказы не обсуждать, содруги офицеры, - сдвинул брови командир эскадрильи. - Через двадцать минут нас ждут в медицинском отсеке.

В медотсеке на нашем линкоре для новой аппаратуры выделили просторное помещение.

Мы скучали в уютном зале психологической реабилитации, в центре которого журчал водопадик и лилась мягкая музыка, пока наших товарищей тестировали. Процедура тянулась уже четвертый час, и нас не думали отпускать. Наконец, настала моя очередь, В самом тестировании не было ничего особенного, Тебя усаживают в “пыточное кресло”, как его тут же окрестили в народе. Когда ты кладешь руки на подлокотники, запястья тут же охватывают узкие ленты, над головой зависает торроид, попискивающий, как корабельная крыса в водном флоте прошлых веков. Время от времени из чрева агрегата вылезают какие-то диски и раскачиваются перед твоим носом, выползают змеями присоски и впиваются в грудь. Тело колят микроскопические иголки - не болезненно, однако не слишком приятно. Идут микрозаборы крови, считывание потенциалов и еще черт-те что. Это напоминает обычную диагностику, только стандартная процедура занимает три минуты. В кресле же мы просиживали по четверть часа.

Занимался всеми этими делами майор медицинской службы - вызывающе лысый, долговязый унылолицый субъект с настороженным и нездорово горящим взглядом ученого-фанатика. Вокруг него крутились две ассистентки-лейтенантши, которые выглядели достаточно эффектно. Я где-то завидовал майору, пребывавшему в такой приятной компании, хотя ему, кажется, это было абсолютно до фонаря. Интересно, ассистенток в институт подбирают по внешности?

- Прекрасно. Просто прекрасно, - приговаривал майор, сидя в просторном кресле и смотря на видеопланшет компа, куда сбрасывались данные.

- И что дальше? - спросил я, вылезая из “кресла пыток”.

- Дальше? - пожал плечами майор, продолжая рассматривать данные на видеопланшете. - Ничего. Служите как служили.

- Цель всего этого?

- Оптимизировать расстановку личного состава.

- То есть этому агрегату решать, кому быть пилотом и в каком подразделении? Не мне, командиру, который сколачивал команду, а вам... - я запнулся, чтобы не добавить “земляному червяку”. Одного мы с Корвеном уже обозвали.

- Не принимайте близко к сердцу, - майор-медик улыбнулся, и взор его стал ледяной. - Пока это все экспериментальные разработки.

- Ах экспериментальные, - я кивнул. - Когда решите, что меня пора списать на “грунт”, заранее сообщите.

- Не обижайтесь, но пилоты - люди консервативные. Вы почему-то настороженно относитесь к науке.

- Наука нам платит тем же...

Покинув помещение, я испытывал какое-то давление. И настороженность. Уснувшая в последнее время тревога снова сдавила меня. Я ощущал веяние перемен. И они меня не радовали.

Я, задумавшись, брел по коридору и почти нос к носу столкнулся с Корвеном.

- Спишь на ходу, - сказал он.

- Вас когда будут гонять медики? - поинтересовался я.

- Нас? Какие медики?

- Ничего не говорили?

- Говорили, что головастики какие-то работают. И больше ничего.

Мне стало не по себе... Ох как все это не нравилось. Не нравился ученый. Не нравилось его чертово кресло... Стоп. Я становлюсь подозрительным. Если это научные исследования, достаточно одной группы испытуемых... Но бесило, что кто-то выворачивает меня наизнанку и с любопытством пытается разобраться во мне... Тем более когда я сам не знаю, что там скрывается.

Через день настала минута, в наступление которой уже никто и не верил. По корабельной сети прошло оповещение - для командиров подразделений и их заместителей сбор у командующего в тактическом зале.

Сбор! Все, зависание на орбите закончилось. Эскадра готовится к “заходу на боевой”.

После доведения до нас целей рейда и постановки боевой задачи больше ни один катер со стороны не причалит к кораблям эскадры, каналы связи под жестким контролем. В течение нескольких часов эскадра выйдет в точку нырка. И дальше двинется из тихой гавани во владения неизвестности и смерти.

В главном тактическом зале я уселся в кресло, нацепил контактшлем - на него будет подаваться необходимая информация. Но по традиции боевая задача ставится устно. При этом каждый из офицеров имеет право высказать свое мнение. Во флоте всегда считалось, что любой боевой командир достоин произнести свое слово, которое будет услышано, притом бывали случаи, когда это приводило к корректировке всего плана боевых действий.

Тактический зал сейчас напоминал студенческую аудиторию. Только адмирал Гор Лармен никак не мог бы сойти за профессора. Он в любом месте, даже за преподавательской кафедрой, будет выглядеть адмиралом. В нем была аура властности и прирожденное право распоряжаться чужими жизнями, бросать в пламень корабли и нести ответственность за жизни тысяч и тысяч своих подчиненных.

- Эскадра выходит на боевое задание, - чеканя каждое слово, доложил командующий. - Время входа в супервакуум - 20.05 от 14.26. Состав эскадры - флагманский корабль- линкор “Бриз”. Боевое сопровождение - линкоры “Логос”, “Вьюга”.

Он достаточно долго перечислял наши и приданные силы. Эскадра собралась внушительная. Точно, будем отбивать планету. Но как? Неужели найдены новые решения, которые не позволят мерканам расколоть планету.

- Цель...

Адмирал помолчал, выдержал театральную паузу, прекрасно зная, что творится в душах подчиненных. А в душах образовался вакуум.

- Исследовательский центр “Комикона” Министерства обороны Мерканы на Дольмене. Уничтожение инфраструктуры, высадка десанта, завладение информационными банками.

Оглушительная тишина.

Дольмен - мощная цитадель, где проводятся наиболее секретные исследования Но дело даже не в этом. Эта планета далеко в глубине объема Объединенных мерканских миров

- Возможно, это покажется авантюрой, - произнес Лармен. - Но, хочу заверить, выбора нам не оставили... Вопросы?

- В чем причина этого сумасшествия? - подал голос командир эсминца “Гроза” Рат Лорен, офицер, который не привык выбирать дипломатические выражения.

- Операция проводится по инициативе Главного управления разведки, - адмирал замолчал, потом добавил. - Разведчики полагают, что там заканчиваются разработки, которые приведут к перелому в боевых действиях. Частично с этим связано усиление активности по всем фронтам.

Значит, получается так, как мы говорили с Корвс-ном и Таланой. Меркане действительно надеются на новое оружие. И, как на свалку, кидают в бой обычные вооружения вместе с клонами. Вполне в их стиле

  - От этого рейда зависит судьба Лемурийской Сферы, содруги офицеры. Хочу, чтобы вы поняли это... Прошу включить контактшлемы и ознакомиться с детальным планом боевых действий.

Я провел пальцами по шлему, активизировал его.

Краткая информация о противнике. Общий план глубокого рейда в самый центр “объема” меркан. Временная развертка.

Итак, эскадра выходит в нырок. Если сразу пробиваться к Дольмену - меркане спокойно подтянут резервы, которых в секторе полно, и у нас не будет ни единого шанса. Значит, надо попытаться запутать следы. Траектория движения. Первый пункт Лана - окраинный мир с не слишком развитым оборонительным комплексом. Ввязываемся в бой, часть эскадры оставляем там, остальные следуют на Лаккрамах. Там опять бой. Потери оцениваются как значительные, но терпимые. Оставляем часть эскадры там, остальные пробойники прыгают дальше. И вот наконец мы на Дольмене. Тут по замыслу начинается самое интересное.

Уничтожить полностью оборону планеты и весь научно-исследовательский комплекс - на это не стоит и рассчитывать. Поэтому мы просто по мере сил подавляем оборону, обеспечиваем высадку десанта и держимся, пока идет работа на “плоскости”. А потом уходим, переломав и изничтожив как можно больше ...

Что ж, план тот еще! Десантирование на планету с защитой уровня “драгоценная оправа” равносильно смертному приговору. Особенно для истребителей. Они будут гореть, пробивая бреши в обороне и открывая дорогу десантным кораблям. Кто-то, может быть, выберется живым из этого ада, но их вряд ли будет много.

Решиться на подобную авантюру, при этом ясно отдавая себе отчет, что рейдовая группа практически перестанет существовать, - для этого должна быть очень серьезная цель...

С места резко поднялся капитан равванских наемников Вольген. Он пролаял отрывисто:

  - Эвакуация десанта?

Присутствующие мрачно смотрели на него и адмирала. Опытные вояки, они отлично понимали, как мало шансов у нас вернуться.

- В плане четко указано, - сказал адмирал Лармен.

- Отлично! - хлопнул в ладоши Вольген. - Девять десятых, что мы сложим там головы. Нам это зачем?

- Это боевой приказ, - холодно произнес адмирал. - Напоминаю, что ответственность за неповиновение по контракту - смертная казнь. Наемники тоже субъект воинских преступлений.

Тут Вольген и два его помощника по-базарному заголосили на три голоса:

- В контракте не сказано посылать нас на смерть!

  - Мы получаем деньги за войну, а не за самоубийство!

- По решению командования флота, каждому наемнику положены премиальные тридцать тысяч, - голос адмирала стал еще холоднее Он не жаловал наемников, но в плане операции от их умения зависело очень многое. Они должны были взломать электронные охранные коды и проделать основную работу по выкачиванию баз данных. То же самое могли сотворить и наши специальные десантные подразделения, но равване - лучшие диверсанты. - Еще пятьдесят - в случае удачного завершения. Вы можете отказаться. Тогда контракт расторгается.. И с борта “Бриза” вы не сойдете до окончания “захода” - таковы правила. После постановки задачи никто не сходит с корабля.

Заслышав о сумме, Вольген оглянулся на своего подчиненного, прищурился. Скорее всего, он вспомнил, из каких передряг ему удавалось вылезти. И не было оснований считать, что его удача завершится в этом рейде.. .

- Я весь внимание, - кивнул он.

***

Эскадра нырнула в супервакуум, К первой точке выныривания мы выйдем через двадцать четыре дня.

План кампании был доведен до каждого военнослужащего. Распланированы действия всех подразделений. Нашей эскадрилье предстояло, как и в прошлый раз, быть на острие удара. А звену - на острие острия... Проще говоря, мы должны были проломить в орбитальной обороне противника узкий коридор, в который хлынет десант- два полка и спецгруппа равван для зачистки центрального комплекса “Комикона”.

Примерный план боя был ясен. Теперь нам предстояло отработать его на тренингкомплексе в мельчайших подробностях. Поэтому наше звено изо дня в день, устроившись в ставших родными “картонных коробках”, пробивалось через заграждения меркан, уничтожало их истребители, пилоты притирались друг к другу все плотнее, и теперь казалось, что мы чувствуем мысли друг друга и действуем, как единое целое. Конечно, в бою все сложится иначе. Хуже всего, что у нас недостаточно исходной информации об обороне противника.

Через пять дней после “заныривания” меня вызвали к тому ненормальному майору-медику. К моему несказанному удивлению, этот головастик двинул в “заход на боевой” вместе с нами.

- Опять в кресло? - спросил я, заходя в его логово.

- Вы любопытный экземпляр, лейтенант. На вас можно сделать научную карьеру, - сообщил он, стоя передо мной, заложив руки за спину и раскачиваясь с пятки на носок.

- Почему?

- Ваш уровень приспособляемости необычайно высок... И я не уверен, что до конца оценил его.

Он смотрел на меня с неподдельным интересом, как на любопытное и не классифицированное наукой существо, и это меня злило. Я усмехнулся и поинтересовался:

  - Зачем вы связались с нами? У вас есть ученики, кто продолжит вашу научную деятельность? Он непонимающе посмотрел на меня.

- Я пока сам могу заниматься научной деятельностью.

- Боюсь, недолго. Шансов вернуться из этой заварушки у нас почти никаких, - заверил я его. Он озадаченно прищелкнул языком.

- Вы серьезно?.. Вообще-то я уже был в боевом рейде.

- Где?

- “Фестиваль” при Ласке. Мы проводили исследования по быстрому восстановлению биопотенциала пилотов.

- При Ласке? Вы бы еще похвастались, что провели выходные на лоне природы... Нет, майор, тут вы угодили к шарху в пасть...

Он на миг осунулся, будто я нагрузил на него мешок весом в сотню килограммов... Но ненадолго.

- В кресло, - кивнул он и начал колдовать с аппаратурой. В это время он был счастливым человеком, и его беззаботному детскому любопытству можно было бы позавидовать. Но я начинал его глухо ненавидеть Я почему-то был уверен, что он - источник моих грядущих неприятностей.

Между тем все дурные чувства и предчувствия, которые владели мной ранее, накинулись на меня с новой силой. Они будто пытались поджарить мой разум. По ночам в очередь выстраивались кошмары. Я просыпался в холодном поту, плевал на показания диагноста о разболтанности нервов, принимал тонизирующие. Мое состояние сказывалось на успехах в “картонной коробке” Но только, странно, не в худшую сторону. Мои действия становились невероятно рациональными и четкими.

- Ну ты даешь, - покачала головой Талана, когда на очередном групповом тренингпогружении я завалил подряд три мерканских истребителя и провел клин через заградительный огонь...

Чем выше росли мои результаты в боевой подготовке, тем ниже опускались тонус и настроение...

Да, я был замучен снами и предчувствиями. Я ощущал, что все движется к завершению, и кошмар, скользкой жабой шевелившийся во мне, наконец материализуется и предстанет во всей красе там, на Дольмене. Во мне крепла уверенность, что там мой финиш. И там все ответы на мои вопросы.

- Что с тобой? - спросил однажды Корвен, с кислым видом созерцая мою осунувшуюся физиономию.

- Ничего. Я в порядке.

- Посмотрел бы, как выглядит этот порядок со стороны...

Видимо, со стороны я выглядел неважно... Только бы выдержать. Только бы добраться до финиша.

Я никак не мог выйти из заколдованного круга чувств и мыслей, касающихся предстоящих боев. Развалившись на кушетке в каюте, я угрюмо взирал на вызванную стереоразвертку с планом предстоящего “фестиваля” у Дольмена. Я вновь и вновь расставлял и продвигал точки. Пытался просчитать все. Хотя все просчитать невозможно в принципе. Первые секунды боя вносят необратимые коррективы в самые продуманные планы, и дальше схватка развивается по своей логике. Но в выборе направления боя нельзя ошибиться. От этого зависит... Что? Судьба боя? Судьба кампании? Судьба Лемурийской сферы? А, может, что-то большее?

Что-то большее. Эта мысль вдруг вонзилась в меня копьем и засела прочно - не выдернешь...

Талана вошла в каюту мягко, как кошка. Я обернулся и посмотрел на нее. Она присела в кресло.

- Серг, что с тобой творится? - спросила она.

- Я боюсь, - признался я.

- А кто не боится? Только идиоты, которые не понимают, куда нас кинули...

- Они боятся того, что может быть...

- А ты?

- А я? Я того, что будет. Будет обязательно.

- И что будет?

- Что-то жуткое... Со мной. Я знаю...

Она не стала возражать. Только внимательно, как мне показалось, с состраданием и долей отчаяния посмотрела на меня...

- Все будет нормально, Серг, - она встала, приблизилась ко мне. - Мы выкарабкаемся.

- Я - не выкарабкаюсь. Я знаю.

- К шарху твои знания!

- Талана. Я сентиментальный дурак... Но я все помню. Горы. Море, закат... Музей и портрет рыцаря со шпагой. Это было прекрасно. И ты... Ты тоже была прекрасна.

Мне казалось, что я мелю несусветную чушь, но с моего сердца спадала окаменелость, оно размякало, и я вдруг ощутил, что на глаза готовятся навернуться слезы.

Талана вздохнула,

И тут, движимый импульсом, которому противиться нет никаких сил, я привстал и потянулся к ней. Обнял ее. Она прижалась ко мне Губы у нее были мягкие Сталь, из которой состояла Талана, вдруг расплавилась. И теперь в женщине рядом со мной были податливость и сила, ласковость воды и бездонность неба. ..

Губы сами прошептали:

  - Талана, я люблю тебя...

И передо мной распахнулся космос... Это был космос чувств...

Глава двадцать вторая

КОНТРРАЗВЕДЧИК

Все шло, как запланировано. Мы вынырнули в системе Ланы, вломились в охранный пояс, напоролись на достойный отпор и нырнули обратно, прикрываемые кораблями, которые оставили на погибель. Но так было запланировано. Может быть, им повезет выбраться. Может быть...

В следующий нырок мы углублялись еще больше в сферу меркан.

В очередной точке, на Лаккрамахе, нас ждал еще более горячий прием. Мы сразу потеряли эсминец и три катера.

Нам, пилотам, непривычно было наблюдать на экранах в обзорном зале бой и со стороны видеть, как гибнут боевые машины. “Бриз” содрогался от выбросов энергии. И мелко дрожал, когда получал порцию плазмы... Меня магнитом тянуло к “объем боя” Но это был еще не мой бой.

Скорее всего, мы бы смогли раздолбать оборону Лаккрамаха, но нам нужно было уходить И мы ушли, бросив мерканам на съедение еще несколько боевых кораблей...

Все как запланировано. Запланированные потери. Запланированная гибель. Запланированные слезы, отчаяние, боль. Все развивается по плану. Война идет...

Нас же ждет главный бой... Наш главный бой... Мой главный бой...

Опять супервакуум. Недели ожидания, тренировки .

С Таланой отношения у нас вошли в странную стадию. Мы понимали друг друга с полуслова. Ловили взгляды. Нас тянуло друг к другу. И все-таки после того вечера мы воздвигли железную стену. Провели линию отчуждения, за которую нельзя ступить. Может быть, потом. Когда все закончится. Но не сейчас. Нельзя размякать. Надо готовиться к бою.

Да, нельзя было отвлекаться. Нельзя расслабляться. Нельзя пускать нюни по поводу значительных потерь. Нельзя отчаиваться. Можно работать. Отрабатывать опять в тренинговом комплексе шаг за шагом будущий бой.

- Мы отлично сработались, - сказала Талана после очередной тренировки звена.

- Взломаем меркан в лет, - с воодушевлением воскликнул лейтенант Рутгерт Рук.

- Посмотрим, - нахмурился я...

Мы настолько привыкли к ожиданию, что момент выныривания у Дольмена казался недостижимым. И когда по телу прокатилась волна и “Бриз” вынырнул в реальное пространство, было мистическое ощущение материализации всех страхов...

Все, теперь нет места для посторонних мыслей Теперь надо работать...

Контактшлем начал расчерчивать расстановку сил, прорисовывая точку выхода, позиции противника...

Спасибо богу войны, сегодня нам повезло больше, чем на прошлых “фестивалях”. Мы вынырнули достаточно далеко от оборонительного комплекса и мерканских боевых кораблей, барражирующих в пространстве.

И мы получили зазор в четыре часа.

Через четыре часа эскадра выйдет на дистанцию действия, и истребители рванутся в пустоту...

- Пилотам, первая готовность, - прозвучал приказ офицера-координатора...

Переход с нулевой готовности на первую означает что мы должны покинуть истребители и ждать в кубриках сигнала.

Отсрочка никого не обрадовала. Опять ожидание, тогда как все были настроены сразу ринуться в бой - а там будь что будет...

Мы собрались в классе звена. Сидели, перекидывались лениво словом-другим. Напряжение росло по мере приближения к моменту действия.

За сорок минут до контрольного срока я ощутил, как что-то изменилось в окружающем мире. Сперва я не мог понять, что именно. Но моя невероятная чувствительность подсказала, что резко выросла активность электронных контрольсистем. И центром этой активности был я. То есть меня опять взяли под колпак. Крепко. Все мыслимые следящие и контрольные системы задействованы на меня. Кем?

Ответа ждать не пришлось долго.

- Лейтенант Кронбергшен. Вам надлежит прибыть к полковнику Торрелу, сектор красный, помещение 11008.

Внутри что-то оборвалось.

- Что надо этому подонку?! - вскинулась Талана. - У нас боевой вылет... Я выхожу на связь со штабом!

- Успокойся. Это бесполезно. Я пойду к нему, - встав с глубокого кресла, я поправил комбинезон, подошел к стене, активизировал зеркало. Выгляжу нормально...

Мне предстоял разговор, который давно должен был состояться...

***

Он был в кабинете один. Чувства мои обострились. Я ощущал, что он сжат, как пружина. Напряжение в нем было дикое. И еще - он просто боялся...

Я прижмурился, пытаясь разобраться в активности электронных приборов, перекрывающих помещение и подходы к нему. Красное пятно - это я. Моя персона находится в фокусе видеокамер, датчиков, которые фиксируют малейшие изменения в моем состоянии. В случае агрессии с моей стороны прозрачная преграда отделит меня от полковника. Если этого сделать не удастся, автоматика просто испепелит меня ударом лазерного луча.

Да, полковник не шутит. Но что его подвигнуло на такие меры предосторожности?

- Прибыл по приказанию, - четко доложил я.

- Я вам благодарен, - кивнул полковник Торрел, вальяжно развалившись в кресле, закинув ногу на ногу.

- Содруг полковник, вам не кажется, что за сорок минут до вылета это неразумно.

- Так получилось, лейтенант. Так получилось...

Не спрашивая его, я уселся в кресло. Он приподнял бровь. За подобное нарушение субординации могла последовать дисциплинарная ответственность, но видно было, что наш разговор не предполагал соблюдение формальностей.

- Вы осваиваетесь в моем кабинете, - не удержался от колкости контрразведчик.

- Я здесь слишком часто бываю... И в чем вы разобрались?

- Я бы сам не разобрался. Мне помог майор Зоннер.

- Вечный думатель, - хмыкнул я.

- Он талантливый ученый... Он разоблачил вас, Серг. Так что теперь мы можем говорить откровенно.

- Не знаю, что наговорил этот земляной червь, но заранее утверждаю, что это все бред...

Торрел сделал жест, и в воздухе материализовались цветные диаграммы, схемы.

- Вот ваш молекулярный анализ, - махнул он рукой. - Генетический... Все в порядке. Безукоризненно. Никаких отклонений... Но... Зоннер все-таки доказал, что вы не совсем тот... Не совсем такой.

- А какой? - саркастически усмехнулся я.

- Ты чужой, Серг... Ты заброшен в мое хозяйство... И я вычислил тебя... Кто ты?

- Я призрак капитана погибшего звездолета... Завыть или так поверите?

- Не дурачиться! - прикрикнул он. - Отвечать! - выпучил глаза, кровь прилила к его некрасивому лицу.

- Это обвинения сумасшедшего ученого и больного манией преследования контрразведчика, - спокойно произнес я. - Смешно их обсуждать всерьез.

- Ты арестован, чужой... И, клянусь, тебя разложат по молекулам. Выдавят все, что ты знаешь, знал или должен знать... Ты не представляешь, как много мы можем...

- Арестован? Вы арестовываете за полчаса до вылета заместителя командира звена, которое служит острием удара... Вы понимаете, что творите?

- Я понимаю.

- Вы ставите под угрозу высадку! Вы... Ты понимаешь это, психопат шархов! - заорал я. - Ты готов угробить всю кампанию ради своих бредней!

Теперь его лицо сияло краснотой, как аварийная полоска.

- Рискуешь погибнуть при задержании, - прошипел он.

- Дурак, - покачал я головой. - Они не справятся без меня...

- Я был бы сумасшедшим, если бы дал возможность командовать центральным звеном участка прорыва чужому...

- Ты просто не понимаешь, что творишь... Тебя расстреляют, если только “Бриз” уцелеет в этой передряге... Без меня ничего не выйдет...

- Все... Вы арестованы, лейтенант...

Он хотел сказать что-то. Вызывать тех, кто томился в ожидании в соседнем помещении.

Я прикрыл глаза. Холод. Отстраненность. Чувства в сторону... Я переставал быть тем, кто есть, и провалился в сферу компа... Мое отчужденное от земных забот сознание металось по электронным улицам и переулкам. На этот раз получилось все очень просто... Я снял информацию с контрольных систем. Пятеро подчиненных Торрела находятся в соседнем помещении. Он ошибся сильно, собрав их вместе. Ему хотелось иметь резерв... Теперь он не имеет ничего...

Все получилось необычно быстро... Я замкнул необходимые контуры. То, что они в крайнем случае хотели сделать со мной - накинуть бронеколпак и изолировать от окружающего мира, я сделал с ними. Я заблокировал им все, кроме элементарного жизнеобеспечения. Чтобы расконсервировать помещение, где собрались контрразведчики, понадобится не меньше часа. Потом я нейтрализовал следящие системы в кабинете.

Уста полковника тронула торжествующая улыбка. Это был его звездный миг. Сбылась мечта идиота - нашел пилота, которого можно обвинить в шпионаже.

- Ты так ни в чем не разобрался, никчемный амбициозный дурак, - я легко поднялся с кресла. - Я арестован?

Я шагнул к нему.

- Объект закапсулировать! - крикнул Торрел, полагая, что после его слов меня придавит к земле гравитационное поле, вокруг захлопнется броневая клетка, а ствол лазера будет глядеть мне в лоб.

- Это ты арестован, - сказал я.

Он затравленно огляделся, понимая, что аппаратура дала сбой. Потом потянулся к стене, в его ладонь лег выскочивший из стены бластер. Неожиданно я стермительно ринулся к нему, без усилий вырвал оружие из рук. Он попытался ударить меня и вскочить. И как мячик перелетел через кресло и ударился о предупредительно спружинивший пол.

Полковник Торрел, приподнявшись на полу, взирал на меня с неописуемым ужасом.

Он был беспомощен. В этот момент его не защищало ничего - ни звание, ни оружие, ни принадлежность к могущественной организации. Он вдруг оказался один на один с врагом, перед которым был совершенно бессилен.

- Не убивай, - вдруг прохрипел он умоляюще.

- Надо бы... Будь прокляты дураки, которые не знают, куда лезут, и готовы испортить все... Не убью... Я нагнулся над ним.

- Ты проиграл, контрразведчик. Плохо иметь пустую голову.

Я обернулся и вышел...

Мне казалось, будто от меня волнами расходится холод и оседает инеем на стенах коридора. Но это была лишь иллюзия.

Я вышел к цели. Сейчас - боевой вылет. И я выполню то, что должен выполнить...

Глава двадцать третья

ВОЙНА ЗА “ПЛОСКОСТЬ”

Чувства ушли. Не было волнения ожидания. Не метался адреналин в предчувствии боя. Я был хладнокровен. Меня ничего не могло пробить. Я понимал, что не должен так себя ощущать. Значит, я - это уже был не я. Настоящий я спрятался где-то в глубинах оккупированного сознания... А может, это все-таки был я. Но другой...

Впрочем, меня сейчас эти философские проблемы интересовали в последнюю очередь. Меня вообще мало что интересовало. Во мне билась одна мысль - всему свое время...

Пятая и девятая штурмовые эскадрильи давно покинули стартовый ангар и вдавливались в пространство обороны орбитальной крепости, разваливая поочередно оборонительные автоматические модули и блоки класса “башня” и “стена”. Наши эсминцы прижали висящие в космосе фрегаты меркан. На модули оборонительного комплекса кораблям-пробойникам переть нельзя - слишком заметная цель.

По флангам шел вялотекущий бой. Все наши силы концентрировались на узком участке. Давя на него, надеемся прогнуть мерканскую оборону и проткнуть, И обязательно проткнем, если подразделения на “острие иглы” отработают по плану... А мы должны отработать.

Текли минуты за минутами - тягостно, нервно, в ожидании... И вот долгожданный сигнал - готовность к старту. Пришло наше время. Штурмовые эскадрильи поработали, нам предстоит развить их успех.

- Пять-один ушел - магнитный разгонщик выбросил в войну истребитель Таланы.

- Второй ушел...

Когда распахнулась бездна, у меня не было привычного ликования родства с пространством, сладостной радости свободного полета и открывающейся перспективы. Для подобных чувств просто не оставалось места.

У нас один-единственный шанс. Мы должны сейчас доломать планетарную оборону, пробить хотя бы узкий коридор, в который ринутся десантные боты... Впереди меня привычно искрился “объем боя” - вспыхивали и гасли точки. Наши истребители гибли. Гибли меркане. Наших гибло куда больше. Нападавший теряет всегда больше - такова безжалостная арифметика войны.

Я с радостью вошел в “объем боя”, как будто нырнул в море, и теперь кидал мой родной истребитель-трудягу в безумные виражи, а тот, кто засел во мне, наперед знал, что сейчас на месте, где должен был быть я, изовьется плазменный шнур.

“Острие иглы”. Подразделения, входящие в него и шедшие перед нами, уже потеряли восемьдесят процентов машин. Мне их жалко. Должно быть жалко... И будет. Сейчас же у меня холодное сердце, холодный ум. И задача.

Нам надлежит развить успех и давить дальше! Пока все шло по расчетному графику - минута в минуту. От транспортных кораблей отделились десантные боты... Вот только если мы сейчас не сломаем две орбитальные “башни” и уровень “стены”, прикрывающие этот участок, десантникам ничего не светит. Оставленные без поддержки истребителей десантные боты живут считанные секунды. Ровно то время, которое надобно, чтобы обратить на них внимание.

Каждая следующая минута давалась тяжелее, и я чувствовал, что вскоре мы упремся в стену...

Ну, ребята мои, не подкачайте... Я сшиб один истребитель... Сделал “горку”, “обруч”. Повредил другой... Двумя выстрелами развалил два автономных защитных блока. Я никогда не работал так хорошо. И не “плел кружево” с таким совершенством...

Расчетный график нам обошелся дорого. Первое звено, начавшее продавливать оборону, перестало существовать в полном составе. От второго звена остался один истребитель. “Башни” лузгали наши машины, как семечки, а мерканские истребители доваливали оставшихся.

- Шарх, - в отчаянии прошептала та часть моего существа, которая была Сергом Кронбергшеном и которая еще умела переживать.

Опасения мои оправдывались. Наш напор слабел. Вскоре уже все понимали, что атака захлебывается. Меркане подтянут силы, и нам останется одно - уходить в супервакуум, потеряв не менее половины кораблей-пробойников и две трети малых машин...

Сколько же здесь врагов! Казалось, каждый кубический километр заполнен или мерканским истребителем, или орбитальным орудийным автономным блоком, или фрегатом, и все без устали выплевывают плазменные заряды, торпеды. Плотность огня была чудовищная!

Кто бы мог подумать, что данные нашей разведки устарели настолько! Меркане кинули огромные ресурсы на укрепление Дольмена. Теперь система обороняется, пожалуй, ненамного хуже, чем сама Меркана.

При такой плотности огня и концентрации средств противодействия шансов выполнить задуманное у нас не было...

Не было?

Эмоции опять рухнули куда-то в темную пустоту завоевавшего мое существо иного Я. Теперь я видел все еще четче. Холод ушел. Меня сжигал внутренний жар. И я ощутил, как во мне вскипают скрытые силы. Я теперь без особого труда опережал время. И рисунок “объема боя” стал невероятно ясен и понятен. Для меня в нем не было недоговоренностей и загадок. Я знал, что следующий за мной “Морской ястреб” сейчас разлетится на части. И ничего не изменить... Так и произошло... Я знал, как развалить “Ящер”, идущий по сложной противоторпедной траектории, при которой попасть в него почти невозможно. Но я попал... Еще один меркан стал жертвой моих орудий... Который за бой? Четвертый!

Но не последний... Я влет сшиб еще “короеда” - экономно, понимая, насколько важно беречь энергобоезапас...

Задача номер один, - прозвучал во мне жестяной незнакомый голос, - снести блок типа “большая крепостная башня”. Это был базовый блок, основа системы обороны, прикрывающей сектор... Если мы уничтожим его, то появится шанс пробить брешь...

Я послал условный сигнал своему звену - точнее, тем, кто остался в живых. Теперь те, кто мог, прилепятся ко мне и пойдут тысячу раз отработанным строем за мной, туда, куда поведу их я, ведущий лейтенант Кронбергшен...

Ну, ребята, не подкачайте... Я бросил машину вперед на максимальном ускорении. И уродливая, с наростами, штырями, выступами, угловатая туша “большой крепостной башни” быстро увеличивалась в размерах. Стремясь к ней, я “плел замысловатое кружево”, и пилоты моего звена, понимавшие меня без слов и знаков, следовали за мной...

Мы пользовались той же тактикой, как в том бою, когда развалили мерканский фрегат. Звено идет относительно ровным клином. Машины посылают в цель торпеды и уходят. Те, кто идет следом, тоже посылают торпеды. Все просто. Надо только прорваться через сплошной заградительный огонь, отмахнуться от роящихся осами истребителей. Меркане считают, что мы не сможем это сделать. А мы однажды смогли. Сможем и сейчас...

Мою машину ударило в правую “скулу”. Еще один удар пришелся куда-то в хвостовую часть... Не страшно - скользящие плазмоудары. Главное, жив... Пуск - моя торпеда ушла, вмяла силовое поле “крепостной башни”... Еще одна... Ко мне потянулись плазменные залпы, но я на дикой перегрузке, крутой “горкой” увел машину.

Следовавшие за мной истребители моего звена отработали на “отлично”. Меркане развалили только двоих. Остальные послали торпеды, и те тоже нашли цель...

Мой “Морской ястреб” тряхнуло так, как будто мобиль на двухстах километрах в час налетел на преграду. Это передо мной взорвалась вражеская торпеда... Вот сейчас мне досталось прилично... Ничего, пока жив...

Я видел, как несколько машин из других эскадрилий пытаются прорваться к нам и закрепить наш успех, но у них ничего не выходило. Да и у нас ничего не вышло. “Большая крепостная башня”, хотя и сильно поврежденная, все еще функционировала и замыкала на себя контур обороны сектора... А оставшихся “Морских ястребов” моего звена противник отсек и не давал возможности выйти на линию второй торпедной атаки. Тот шанс, который у нас был и который я попытался использовать, похоже, исчерпан...

- Уходим, - крикнула Талана. - Мы не сможем.

Не сможем? Они не смогут, Они вышли из поля, где можно мечтать развалить “большую крепостную башню”. В этом поле осталась одна единственная машина. Такова моя судьба - оставаться в одиночестве...

“Большая крепостная башня” была сильно повреждена, но сейчас восстановится ее защитное поле, Для нее повреждения не фатальные. Ей нужны какие-то минуты на восстановление. И тогда она развалит десантные боты, уже подходящие к точке сброса, Десантники еще живы только благодаря нашим торпедам.

А что со мной? Двигатели - восемьдесят процентов ресурсов. Боезапас почти израсходован. Но осталось две торпеды... Что можно сделать двумя торпедами против “крепостной башни”?

Тут на меня опять снизошло озарение, к которым я уже начал привыкать. Я видел, что возможность такая имеется. Ослабленное силовое поле “башни” мерцало неравномерно. А один участок вообще был открыт для воздействия. И если удачно пустить торпеду... Нужно сработать фантастически точно. Один шанс из ста. Но шанс этот существует!

Так бывает не часто, но бывает. Вдруг обычному человеку случай дает право изменить ход истории. Решить судьбу миллиардов людей... Сейчас лейтенант Кронбергшен решал судьбу столетней войны. Я был один, Никто во Вселенной не мог мне помочь ничем. Все зависело от меня. И больше ни от кого. Мысль была ясная и какая-то космически бездонная... Но я задвинул ее подальше. До лучших времен. Сейчас надо отработать, отработать так, как не я работал никогда...

- Второй! - послышался в шлеме испуганный голос Таланы, которая увидела, что мой истребитель начинает вновь “плести кружево”.

- Уходите, - произнес я спокойно.

- Я вытащу тебя!

- Забудь!

Меркапские истребители бросились на меня все, как птицы, защищающие гнездо. Они по всем правилам войны должны были разорвать меня в клочья. Не смогли...

Лед вокруг меня лопнул. Равнодушие покрылось трещинами и слетело. И мной овладело ликование. Пьянящая радость...

Я все-таки вышел на линию торпедной атаки! И вогнал, как на учениях, оставшиеся торпеды в “башню”

Торпеды попали в главный оружейный отсек “большой крепостной башни”. Энергетические накопители стали разваливаться. Выплеснулось пламя, начавшее жадно поедать “башню”... Напоследок это сраженное чудовище умудрилось выстрелить в десантный бот, тот клюнул носом, сбился с курса и полого вошел в атмосферу...

А потом “башня” стала разваливаться... И проход открылся. В него двинули десантные корабли, планетные штурмовики, сопровождаемые “Альбатросами”...

Я был прилично поврежден. Зеркальная броня “Морского ястреба” обуглилась и почернела. Но я выбрался в относительно спокойную часть “объема”.

Окинул взором поле битвы. Три точки - бывшая наша эскадрилья... Сильно поврежденный истребитель Таланы - все что осталось от моего звена.

Талана жива! Пока жива!

Еще два десантных бота вспыхнуло. Но больше десятка вышло к точке. Они рассыпались пылающим дождем - это отделялись планеры, каждый из них уносил по десантнику - тысячи целей, плюс обманки для средств воздушной обороны... Многие планеры гибли, по большинство прорывалось к поверхности. Вместе с ними шли планетные штурмовики, доныривая до поверхности и сметая наземные мерканские укрепления. Штурмовики горели, как свечи, но дело свое делали.

Десантники потеряли не меньше трети личного состава на высадке. Ничего, у них бывало и хуже...

Впрочем, любоваться на это зрелище я не имел возможности Меня взяли в клещи три “ящера”. Они летели ко мне на крыльях ярости. Они знали, что я довалил “большую крепостную башню”, и стремились посчитаться.

Меркане имели возможность без особых усилий достать меня и уже торжествовали победу. А я не мог позволить им этого. Выполнена только первая часть задачи. Какая будет вторая? Не знаю. Но она будет. В этом я не сомневался...

Перегрузка едва не раскатала меня в блин, когда я заложил узкую “спираль”. Я вышел из сектора обстрела ближайшего истребителя. Получил скользящий удар от второго, но вышел и из его сектора. Третий сближался со мной, но в кабине сидел далеко не ас. Я сшиб его.

Меркане все еще не собирались меня отпускать. И, уходя от них, я устремился вслед за десантниками, войдя в атмосферу под крутым углом на скорости несколько десятков километров в секунду. Это примерно как нырнуть вниз головой на раскаленную сковородку с высоты сотни метров.

Удар был страшный.

Что-то хрустнуло, треснуло - то ли в моей машине, то ли в моем теле, что имело для меня сейчас равную ценность. Я думал, что истребитель не выдержит и распадется. Силовая защита не давала трению развалить машину, а температуре сплавить ее в безобразную массу. Гравинейтрализаторы работали на пределе... Один из них вырубился, и я мигом потяжелел на пару сотен килограммов...

Я не мог позволить себе терять сознание. И не имел права расслабляться Наземные оборонительные комплексы с удовольствием расщелкают заблудившийся истребитель...

Резко увел машину вправо, и тут же на этом месте возник плазменный разрыв...

Это был мой узор. Сейчас у меня на хвосте не было истребителей моего звена. Я отвечал только сам за себя, и в этом было освобождение

Я гасил скорость, но она была еще слишком велика. Один раз я потерял сознание - но лишь на долю секунды. Больше позволить себе не мог. Гравинейт-рализатор заработал вновь, и я смог перевести дыхание.

Истребитель пробил тонкий, разрывистый облачный слой и падал вниз. Я умудрился выйти точно на цель.

Обширная, покрытая зеленым лесом холмистая местность была расчерчена тремя прямыми, как шпаги, магистралями магнитоплапов. На горизонте серебрилось море. А прямо по курсу была проплешина - бетонное серое плаю в несколько десятков квадратных километров - главный комплекс “Комикона”.

На плато были разбросаны приземистые разноцветные здания - невысокие, отличающиеся казенной архитектурой и лишенные обычного мерканского изящества. Там же расположились сетка дальней космической связи, спирали энергетических концентраторов, штыри плазменных орудий, расчерченная на квадратики посадочная площадка для малых орбитальных челноков и атмосферных машин. В центре возвышалось загадочное и потрясающее воображение сооружение высотой не меньше полутора километров. Оно походило на розу. Этот ярко-алый “цветок” распустился на синем металлическом стебле, притом лепестки напоминали накопительные контуры кваркового реактора, но лишь отдаленно. Это и был объект “Саармаш” - так его прозвали меркане, так он проходил в разведсообщениях. “Саармаш” - это сказочная пещера сокровищ двенадцати ведьм, по одному из мифов лидийцев - народа, который поглотила мерканская цивилизация.

Плато было залито пламенем, воздух с шипением рассекали плазменные разряды и лазерные лучи, с грохотом вспухали разрывы, расползались облака суперактивных аэрозолей, разъедающих металл и бронекостюмы. Пикирующие серебряными стрелами планетарные штурмовики сравнивали оборонительные сооружения и вплавляли их в платобетон. Десантники, приземляясь на планерах, тут же вступали в бой.

Я заложил крутой вираж, и мой истребитель вскользь задело залпом наземной батареи. Впрочем, эта самая батарея сразу была уничтожена похожим на старинный реактивный самолет нашим планетным штурмовиком. И тут же штурмовик сшибли. Смерть пела свою песню во весь голос!

А десантники все высаживались, зарывались в щели и норы, делали дыры в пластобетоне и проникали в подземные коммуникации и шахты. Они стремились в исследовательские корпуса “Комикона”.

Мой истребитель почти погасил скорость перед приземлением и тут же получил еще один удар - который уже по счету. На миг я потерял над “Морским ястребом” власть, и, клюнув носом, с высоты пары десятков метров, он рухнул вниз... Выровнял я его перед соприкосновением с землей. Он, рассыпая во все стороны искры, проскрежетал брюхом о корежащийся под его весом и плавящийся от его температуры пластобетон. И замер, дымясь...

Я перевел дыхание... Поглядел на показатели. Энергобоезапас практически исчерпан. Ходовая часть повреждена. Но ресурс хода - пятьдесят процентов. Маневренность - сорок процентов. Лучше, чем я ожидал. Если сейчас взмою вверх, вполне могу добраться до “Бриза”.

До “Бриза”? Нет. Туда мне путь заказан, у меня своя задача.

Я отдал приказ, и колпак кабины распался, чтобы выпустить меня. Кресло освободило меня. Кинул приказ компу. Мне на колени лег контейнер с неприкосновенным запасом на случай высадки на территорию противника - здесь была масса полезных предметов, в том числе плазморазрядник с четырьмя энергетическими кассетами...

Вроде готов.

Я отдал приказ на капсулирование машины, разомкнул контактшлем. Спрыгнул на горячий пластобетон. Пузырь кабины закрылся, и теперь его можно только разрезать, а это нелегко. Открыть его смогу исключительно я один...

- Вперед, - будто подбадривая себя, громко произнес я,

На миг все человеческое во мне встрепенулось. Мне захотелось с “плоскости” вверх, пускай в бой, но там все знакомо до мельчайшей детали, там я могу все. Пусть погибну, но в пространстве, а не заплавленный в эту бетонную поверхность. Мне стало так тоскливо, что захотелось взвыть в голос...

Но тут же все будто волной смыло. Непослушные эмоции в который раз просто выключили, и я снова был холоден и готов к действию.

Я взвесил в руке плазморазрядник - не меньше четырех килограммов. И я не мог похвастаться, что хорошо владел им. Ничего... Подсумок с четыремя кассетами прикрепил на пояс. Боезапаса хватит на небольшую войну. Вперед, лейтенант...

***

На Дольмене была весна. Ласковый ветер, который создан для того, чтобы уютно шевелить кроны деревьев, сейчас гонял клубы дыма... Я приподнял забрало шлема, и в нос ударили запахи леса, расположенного в сотне метров за моей спиной, смешанные с запахами гари.

Я бегом устремился вперед. Взгляд остановился на раздавленном, будто наступили многотонным башмаком, тяжелом мерканском пехотинце, похожем на старинного рыцаря - в сияющей отражающей броне, с покореженным ракетным ранцем за спиной и кассетами реактивных установок. Операторский шлем слетел, открыв изуродованное лицо. Это было лицо клона. Я не видел никогда их живьем, но по изображениям знал, как они выглядят. Я думал, на лице будет равнодушие... А был страх. И боль...

Как говорил капитан равванских наемников Боль-ген, когда в первый раз мы столкнулись лбами (слова эти я запомнил дословно): “Настоящая война - на “плоскости”. Когда хребет врага хрустит в твоих пальцах. Когда заливаешься его кровью. Когда рвешь его на части”.

Что ж. Скорее всего, он был прав. По-настоящему бог войны веселился именно на “плоскости”. Именно здесь в ратных забавах есть место и настоящему отчаянию, и удали, и страху, и панике, и воодушевлению...

В космосе по-другому. Гаснут точки. Жмет перегрузка. Дикая боль от настигнувшей тебя квазиживой боевой плазмы. Смерть приходит через технику, в пустоте. Здесь же - кровь, искаженные лица...

Меня кольнуло предчувствие опасности, и я, не долго думая, прыгнул вперед, ударился коленом о вспучившийся белесыми волдырями пластобетон. На месте, где я только что стоял, пластобетон разлетелся брызгами, плазменный шар вращался и врастал в него, оплавляя, обугливая. Меня обдало волной жара.

Без “объема боя”, нарисованного компом контактного шлема, я ощущал себя, как на светском рауте без одежды... Я привык перед глазами иметь схему с расстановкой сил. Тут были только глаза, уши... И шестое чувство, работающее сейчас не хуже слуха и зрения.

Я кинулся дальше... Около места моей высадки активных боевых действий не велось, здесь уже прокатились десантники, и часть из них так и осталась лежать. Пластобетон и сооружения были покрыты язвами - следы активного аэрозольного облака, растворяющего предметы получше любой кислоты. Для бронемашин оно неопасно, но может разъесть скаф и комбез, а открытые участки кожи выжигает не хуже плазменного разряда... Тяжелая бронемашина на воздушной подушке лежала на боку, разрезанная пополам, скорее всего, ударом орудий штурмовика. От нее тянуло отвратительным запахом войны - это запах горелой пластмассы, металла и жженого мяса.

Мне некогда оглядываться. Мне надо вперед. Туда, где кипит бой и где десантники пытаются прорваться в “Саармаш”, то самое хранилище зловещих тайн “Комикона”.

Шарх, что тут творится!

После космических расстояний весь мир сузился до пятачка, И на этом пятачке была безумная концентрация ярости, боли и смерти!

Я рано расслабился. Среди обугленных развалин, вмятин, траншей еще оставались враги. Плазменный шнур задел мой рукав, но не дошел до мяса, потому что я успел упасть и закатиться в яму. Уже падая, в развороте я пальнул в мерканского легкого пехотинца. Он стрелял из-за покореженной металлической платформы, являвшейся недавно частью мощного подъемного механизма. Он мечтал отнять мою жизнь. И открылся. Мой ответный выстрел разворотил ему грудь. И съел треть энергозапаса кассеты...

Я перевел дыхание. И с хрустальной ясностью во мне отозвалась мысль - если я буду продолжать в том же духе, то не выживу и не выполню задание... А следом опять что-то включилось во мне. И я перестал воспринимать грохот, разрывы, огонь, леденящие кровь визги и стремительные движения тел и механизмов вокруг как хаос. Пришло четкое осознание сути и смысла творящегося вокруг...

Знакомое ощущение. Все стало как-то вязко. И время заструилось теперь по-иному, не мерно, как река, а урывками, готовое растянуться в нужный момент резиной или, наоборот, сорваться вперед, как истребитель на старте.

Быстрее. Я должен двигаться еще быстрее...

За моей спиной в паре километров возвышались эвакуационные модули, похожие на плоских рыб, принимающих цвет окружающей среды. Им предстояло унести в космос десант - точнее, то, что от него останется... Но об этом мне не стоит думать...

Меркан почти выбили с поверхности. Везде валялись сожженные, обугленные тела. Сотни тел... Кто-то дико кричал и звал на помощь, проклинал все. Раненый десантник у моих ног о чем-то умолял. Я со скоростью метеора пролетел мимо. Мне не до тебя Шарх все это возьми! Мне надо вперед...

Я иду вперед! У меня есть цель!

Передо мной бежали двое десантников, умело используя укрытия. Но это им не помогло. Одного срезали выстрелом с желтого хрустального корпуса в двух километрах от нас. Другой напоролся на стайку “пчел” - микроскопических иголок - автоматов-убийц. Нейтрализующий аэрозоль в автоматическом распылителе у десантника закончился, и две “пчелы” впились в него, разворотив грудь.

Дальше! Меня это не касается!

Потом я увидел, как из-под земли, подобно самому шарху, вырос тяжелый мерканский пехотинец, похожий на того, раздавленного. Только этот был целый, во всей красе. Эдакий наземный истребитель. На броне отражаются лучи яркого солнца, светящего в голубом небе, и красные отблески горящего здания справа. Массивный сферический шлем с черным в золотых проблесках выступающим забралом полностью скрывает лицо. Смесь электронных мозгов и человека. Когда он устремлен на свою жертву, то не оставляет ей ни единого шанса. Сейчас его жертвой должен был стать я Тяжелый пехотинец всегда успевает стрелять раньше... Он уже целится в меня, а мне еще надо повернуть к нему ствол разрядника. Ему нужно одно нажатие на пластину. Мне нужно совершить слишком много действий. У него все преимущества...

Никто бы не успел в такой ситуации... А я хочу успеть, хотя логика подсказывает, что это невозможно. Но мне очень хочется. Хотя руки неожиданно тяжелеют, воздух становится жидким. И движение требует все больших усилий.

Я с трудом поднял весивший сейчас, наверное, сотню килограммов разрядник. С трудом, удивляясь, что за такое время еще жив, вдавил пластину. Со свистом разряд прорезал воздух и воткнулся в шею пехотинцу, как раз в место стыковки шлема и бронекостюма. Голова отлетела, будто снесенная отточенным топором. А пехотинец, покачиваясь, продолжал стоять...

Только сейчас я осознал, что все время, пока я целился и стрелял, тяжелый мерканский пехотинец стоял, замерев, будто специально позволяя убить себя... Хотя, конечно, он не замирал. И ничто бы не помешало ему расстрелять меня Но время изменило свой ход. И он застыл в этом новом ходе времени Я опередил клона-киборга!

Воздуха не хватало. Слишком много мое движение сожрало сил Но не до того, чтобы переводить дыхание.

Я кинулся вперед. Замаскированный автоматический плазморазрядник едва не разнес меня в клочки, но я опять знал, куда он ударит, и ушел из сектора огня, а потом развалил его...

Десантники бились за главные корпуса комплекса, где располагались вычислительный центр и исследовательские лаборатории. Корпуса были семи цветов радуги, соединены ажурными, наполовину разрушенными арками и образовывали круг радиусом километра два. Наши доблестные наземные вояки пытались прорваться в находящуюся в центре этого ансамбля колонну гигантской алой “розы”. “Саармаш”, мы вытряхнем тебя!

Я прикинул, что десантники проникли на первые этажи синего, зеленого и красного корпусов, а остальные взяли под полный контроль, смели огневые точки, штурмовики сровняли на крышах все, что шевелилось и работало. Наружные электронные системы тоже были вышиблены парой электромагнитных бомб. Работа шла...

Я добежал до зеленого корпуса. Под подошвами хрустели осколки суперполимерных покрытий, стекла и пластика. Я перескакивал с одного обломка еще недавно казавшихся несокрушимыми сталепластовых и керамитовых конструкций на другой, наконец перебрался через разрушенную арку и оказался на “площади”.

На ней догорало штук пятнадцать чудовищных мерканских тяжелых танков и бронемашин. И все было усеяно телами. Четыре защитные башенки - укрепленные огневые рубежи меркан - были сожжены. Десантники кое-как закрепились на огневых рубежах и давили одну за другой одиночные огневые точки противника. Но дело продвигалось медленно. “Саармаш” охранялся крепко...

Я с тоской посмотрел на сотни метров открытого пространства - просвечиваемого, просматриваемого, а значит, простреливаемого и прожигаемого. Мне надо вперед. И узор, который надлежало “плести”, был не менее сложен, чем тот, который я “плел” еще недавно в пространстве, проходя меж мерканских истребителей и разрывов больших орудий пробойников.

Я глубоко вздохнул. Задержал на несколько секунд воздух в легких... И ринулся вперед. Моя ближайшая цель - укрепления десантников в паре сотен метров впереди...

Рядом вспыхнуло. Прогрохотал взрыв... Дальше... Иголки прошили пространство сбоку от меня. По мне били из кассетника самонаводящимися “пчелами”. Пробили в одном месте скаф, от близкого разрыва меня тряхнуло. Аэрозольный распылитель выключил большинство из “пчел”, они завязли не долетая...

Быстрее. Еще быстрее...

Я прыгнул вперед и приземлился в пропаханную разбившимся атмосферным истребителем меркан траншею.

- Пилот! - изумленно воскликнул капитан-десантник в тяжелом обмундировании, смотревшийся не хуже тяжелого мерканского пехотинца. Он был начинен электроникой, огневая мощь его внушала уважение. Но это ничего не меняло. Десантников вдавили огнем в траншеи и не давали высунуть носа. Так что капитан с его солдатами застрял здесь надолго.

- Какого гпарха?

- Меня сбили, - я перевел дыхание и огляделся.

В траншее прятались полтора десятка десантников. Один из них громко выл в голос от боли, глаза его закатились так, что были видны одни бельма. Если его не уложить в ближайшие несколько минут в реанимационный контейнер - он умрет.

Рядом шарахнуло так, что молотом ударило по ушам. Звукофильтры шлема погасили часть шума, но все равно хорошего мало... Полетели в стороны осколки искореженного атмосферного истребителя, служившего нам защитой. Воздух сразу потеплел градусов на пятьдесят. Еще пара ударов - и нашего укрытия не будет...

- Двигай к эвакуационным модулям! - капитан махнул рукой в ту сторону, откуда я только что прибыл. - Тебя зажарят тут в минугу!

- Не зажарят, - я покрепче сжал разрядник.

- Штурмовики недоработали, - вздохнул он. - Вон, защитная башня меркан...

Он махнул рукой в сторону щерящейся огнем защитной башенки - единственной не выведенной из строя. Ее огня хватало, чтобы задержать на некоторое время штурм.

- Запрос им нельзя на доработку? - осведомился я.

- Нет... Нет больше штурмовиков! - воскликнул капитан. - Не осталось. Ушли... Мы одни... И должны вырываться. И так задержались на пятнадцать минут... А основная цель - вон, - он указал на “Саармаш”. - Хрен достанешь!

Опять рядом ухнуло, и почва содрогнулась, над окопом просвистели осколки...

Оборонительная башенка продолжала изрыгать плазмозаряды и полчища “пчел”.

- Шарх, - взвыл капитан, видя, как группу десантников накрыло выстрелом тяжелого плазменного орудия, и заорал в браслет связи: - Третий, где огневая поддержка? Точка не зачищена! Не можем прорваться!

По дороге я видел три десантных орудия, которые могли бы добить защитную башенку. Но их добили раньше - они были расщеплены на куски вместе с боевым расчетом и группами поддержки...

- Можно зайти с того края, - я прочертил пальцем по комппланшету, на котором отображалась картина боя. - И обычными объемными гранатами развалить и башню, и меркан.

Действительно, если подобраться поближе к башенке, то окажешься вне досягаемости главной их убойной силы - плазменных орудий.

- Не прорвешься...

Тут он прав. Чтобы прорваться, нужно перехитрить автоматику, заморочить голову клонам, сидящим у орудий...

- Равване? - кивнул я на группу десантников, прятавшуюся за искореженной броневой гравиплатформой. - Сильно прижало.

- Ну да. С места не сдвинешься. Хоронятся. Ха, крутые воины, - капитан усмехнулся. - Прижаты точно, как мы...

- Пора, - сказал я.

С собой ничего брать не стал. Только гранаты-шарики. И тяжелый десантный разрядник - отличная машинка, только весит многовато - килограммов десять, но в этот момент я спокойно держал его одной рукой...

- Пилот, - ошарашенно посмотрел на меня капитан. - Ты далеко?

- Да есть вариант... Я поднялся...

- Идиот, - простонал капитан. - Назад!

Я секунду простоял, открытый для врага и как бы заговоренный. Потом рывком ушел в сторону. На месте, где я только что был, полыхнуло - мерканский кибер боевой башни едва не ссадил меня, но я оказался быстрее. Я достиг, чего хотел. Уловил импульс автомата, который посылал в меня заряд, и между ним и мной протянулась ниточка, по которой я сумел проникнуть в цепи и скользнуть в компьютерную информсферу. И мог, не слишком хорошо, но достаточно для выполнения своей задачи, воздействовать на нее... Автоматика на время нейтрализована. Оставались живые - клоны, сидящие у орудий. Но клон в стрельбе по мишеням далеко уступает человеку.

Я пустился вперед. Двигался очень медленно, через вязкую преграду... Точнее, мне казалось, что я двигаюсь медленно, на самом деле я летел стрелой.

И я обыгрывал врага. Они никак не могли накрыть меня. Я болидом прочертил опасную зону. И скрылся за оплавленными, еще горячими обломками среднего танка с гравитационным движком...

- Будем жить, - прошептал я. Дальше меня не пропустят, Плотность огня чересчур велика даже для НЕЧЕЛОВЕКА с фантастическими возможностями, чем, кажется, был я сейчас.

Вдыхая горячий воздух, я зажмурился, пытаясь воздействовать на информационные потоки..., И нащупал нужную струну. И тронул за нее, ее звук отозвался дрожью в теле... Ощутил ликование от осознания того, что у меня опять получается. Да, сегодня у меня получалось все!

А если замкнуть автономную систему энергообеспечения башни, устремить весь поток на плазмооружие... Так, перегрев... Сделано...

В башенке, располагавшейся теперь не более чем в пятидесяти метрах от меня, ухнуло. Я выглянул и увидел, как от бронеобшивки отвалилось два куска, как будто сорванные лоскуты кожи, обнажая неприглядные внутренности - провода, пластоусилители, трубы плазмоорудий.

Теперь автоматика башенки вообще вырублена, одно из орудий разорвано. И с противником будем биться ствол на ствол...

Я устремился вперед. В пролом... Откуда-то справа от башенки, будто из-под земли возникла массивная, показавшаяся мне демоном войны фигура воина-клона в зеркальных латах. Я срезал ее выстрелом... Ощутил присутствие еще двух целей - два выстрела... Выщелкнул опустевшую кассету и воткнул новую...

Десантники поняли, что сторожевая башенка выведена из строя. Им ничего не надо было долго объяснять. Они выскочили из-за укрытия и рванули вперед, прикрывая один другого, выбивая появляющиеся на “доске” фигуры меркан.

А я уже был перед проломом в массивных металлических дверях, открывавших вход в “Саармаш” - самый засекреченный объект меркан

На миг я прижмурился. Послал мощнейший импульс по тонким нервам сторожевой автоматизированной системы. Это был как всполох огня, невидимого глазу, но выжигающего, путающего компьютерные сети... Все, проход свободен...

Я кинулся вперед, прыгнул в проем и в полете выстрелил три раза...

Пластокерамический материал пола рядом со мной вспенился, брызнул, капли попали на скаф и тут же затвердели. Но две фигуры мерканских клонов отлетели, как от удара в грудь, будто игрушечные, потом опали. Одному разворотило грудь. Другому повезло больше - он лишь потерял сознание, заработав удар в плечо такой силы, что снесло бронепластины и обуглило ткани. Энергии я не жалел...

- Добро пожаловать, - подбодрил я себя шепотом.

И поднялся на ноги, напряженно прислушиваясь...

Глава двадцать четвертая

“СААРМАШ”

Можно было подумать, что я оказался в вестибюле какого-то роскошного отеля. Очень похоже на вестибюль “Принца Вальдека” в Тоннпале. В основании “Саармаш” был метров сто в диаметре. “Взлетали” ввысь прозрачные галереи, в которых работал раньше эскалатор, но сейчас он замер. Золотистая труба, уходящая в переливающийся метрах в пятнадцати над головой цветами радуги потолок, пронизывала “стебель” в центре зала. Поверхность пола была черной, вместе с тем в ней, как в кривом зеркале, ломались отражения предметов. Наружные стены были прозрачные, через них отлично просматривалась площадь...

Вверх спиралью уходила серебристая, похожая на растянутую рыбью чешую, текущая дорожка. Еще недавно она уносила на верхние уровни людей, сейчас она оледенела. Зато стереопроекции работали, создавая ощущение зыбкого пространства, возникали и пропадали фантомы, не лишенные красоты и изящества. Вряд ли кто из строителей всерьез думал о том, что тут будут вестись боевые действия.

В нескольких метрах от меня возвышалась баррикада из обломков механизмов, в одном из которых я опознал развороченный сервискомбайн для работы в условиях сильной радиационной опасности. Какой шарх его принес сюда? Не поймешь. Но раздолбали его капитально. Судя по всему, в него угодил тот же заряд, который пробил металлические двери здания...

Я двинулся к комбайну.

В голове замигал сигнал опасности...

Из-под потолка, стреляя в меня из разрядника, на небольшой платформе планировал меркан. Метрах в пяти над полом он сиганул вниз и плавно приземлился на текущую дорожку... Точнее, должен был приземлиться. Приземлился его труп. Я раскромсал его еще в воздухе.

Я отпрыгнул в сторону, перекатился. Вокруг брызгал расплавленный материал пола. Еще четверо били в меня сверху, с галереи. Мне не верилось, что я пройду через выстрелы разрядников... Но кто-то, кто владел сейчас мной, знал, что мне все удастся.

Я уходил от выстрелов на пределе “вязкости” - врагам, наверное, казалось, что моя фигура размазалась в пространстве, и их выстрелы не могли поспеть за мной, хотя это вроде бы было так просто... Что может быть проще, чем с четырех разрядников свалить букашку, которая внизу как на ладони.

Не хватает воздуха! Слишком много сил жрет перемещение...

Этих четверых я снял. Вернувшись в плавную реку общего течения времени, я прищелкнул новую кассету к разряднику.

И ощутил затылком укол опасности.

Она исходила оттуда, откуда сам я пришел только что - с площади... То есть исходила от своих - поскольку чужих там не осталось.

Я медленно повернулся.

Их было пятеро. Равванские наемники. Они сориентировались быстро и вперед десантников, добивавших одиночных клонов, двинули сюда. Один из них держал на плече объемистый прибор, мерно и угрожающе гудящий, похожий на плохо прирученного зверя. Это был квантовый считыватель, который вытряхнет все информационные банки в сети “Саармаша” и поглотит их. Вольген же (хотя лицо было скрыто за непроницаемым забралом, я узнал его по массивной фигуре и привычке выставлять вперед ногу) держал меня на мушке...

- Лихо получается, - прошипел он.

Остальные равване будто не обращали на нас внимания. Они напряженно оглядывались, их сканеры подавали на шлемы информацию.

Палец Вольгена застыл на спусковой скобе.

- Пора платить, - крикнул он.

- Может, сведем счеты потом? После выполнения боевой задачи.

- Э, нет. Я тебе не верю. Ты подставка... Сдохни, сопляк!

Он был в выигрышном положении. И считал, что делает чисто механическую работу...

Я бросился вперед, распластался на полу. Опять выстрелы, брызги палстокерамита. Только сейчас по мне били свои - если так можно назвать равван.

В голове щелкнуло. Тот, посторонний, будто упрекал меня в том, что я не выполнил в свое время работу и не устранил опасность - Вольгена. Предстояло устранить ее сейчас.

Мой палец вдавил скобу. Плазма рванулась к Больгену, найдя на боевом костюме степени защиты “единица” одно из очень немногих уязвимых мест. Плазма прорвала преграду и устремилась вперед, выжигая внутренности моего врага...

Стрелял я с нечеловеческой меткостью... Как и положено нечеловеку.

Я нырнул за разбитый сервисный агрегат.

- Кронбергшен! - послышался отчаянный крик. - Это лейтенант Тарел Гоцельген!

Голос действительно принадлежал лейтенанту Гоцельгену - первому помощнику Вольгена. Именно он тащил на плече считыватель.

- Вольген мертв... У нас полно своей работы, Мне кажется, наши цели совпадают. Замнем?

- Замнем, - кивнул я...

Я ему верил. Он производил впечатление наиболее разумного из равван. И его беспокоила больше война, чем сведение счетов с человеком, который, в общем-то, не сделал ничего плохого...

Нам не по пути. Они с аппаратурой уже нащупывали расположение информационного центра. И в вестибюль ломились десантники, очистившие подходы к соооружению,

У меня был свой путь...           

Десантники расползались по углам гигантского сооружения. Как санитары в древности выкуривали крыс из общественных столовых, они вышибали клонов, упрямо бьющихся, как приказано, до последнего.

- Жив, пилот? - хлопнул меня по плечу подбежавший капитан, с которым я недавно сидел в траншее.

- Жив...

- Мы эвакуируемся через двадцать восемь минут. Двигай к эвакомодулям...

Эвакомодули? Ну уж нет. Зов, которому я не мог противостоять, звал меня вниз. Куда-то в таинственные дебри, где скрывается... Что скрывается? Увидим. Обязательно увидим...

Вниз вела полоска текущей дорожки - сейчас она лежала на полу, образуя изогнутую белую линию длиной метров тридцать и шириной в метр. Автоматику ее я выбил вместе с защитными системами. Пробраться по вентиляционной системе не выйдет - она отключается в случае опасности, и каждая часть здания существует самостоятельно... Ломать пластокерамитовый пол? На это нужно время...

Я ступил на полоску... Прижмурился...

Ну же! Я обязан установить контакт с оглушенной автоматикой!

И текущая лента неожиданно с шуршанием заструилась, плавно набирая скорость, и рухнула вниз, унося меня на нижний ярус. Прошелестела быстро, засеребрилась, засверкала разными оттенками, плавно опустила меня на два десятка метров вниз и унеслась обратно...

Здесь было три невыключенных охранных блока. Один из них успел рубануть по мне плазменным разрядом, но я опередил его, бросившись вперед и приземлившись всем телом на пол - такой же черный, как и наверху... Вслед за этим я выключил системы, встал и огляделся.. .

Ни единой живой души в этом огромном зале с тонущими в зыбких и загадочных пространствах стереопроекций стенами не было. По закругляющейся стене шла спираль эстакады кваркового ускорителя. Наверху лианами тянулись и пересекались, переплетались в сложные узоры разноцветные силовые кабели, они спускались к угрожающего вида и не вполне понятного мне назначения механизмам. Среди них я смог идентифицировать пару десятков генераторов сверхвысокочастотного электромагнитного излучения, которые образовывали круг, и еще несколько гравиней-трализаторов. Остальное оставалось загадкой. Мне показалось, что здесь колдовали с физикой высоких энергий.

Мне здесь нечего делать. Как демон земли, я стремился вниз.

Метрах в ста от меня была серебряная стрела - еще одна текущая дорожка. Только она была действующая - по ней рассыпались и вспыхивали искры.

Я приблизился к ней. На миг замер. Дорожка вела вниз. Авнизу таилась опасность, но не особенно явная ...

На этот раз я очутился в зале управления. Он был раз в пятьдесят меньше того, из которого я только что прибыл, и напоминал командный пункт флагманского линкора - такие же кресла с контакт-устройствами, такие же россыпи данных, вспыхивающих прямо в воздухе. Такие же стереоэкраны - только сейчас большинство из них чернели бездонной пустотой, потому что видееоборудование вывели из строя десантники...

Когда я соскочил с дорожки, от меня шарахнулось двое меркан. Всего их здесь было одиннадцать - бледных, перепуганных. По знакам отличия на рукавах можно было распознать в них офицеров исследовательского корпуса - то есть это были ученые, которых обрядили, как пугал, в форму и заставили считать себя годными к боевым действиям. У одного был разрядник. Я выстрелом вышиб его из рук...

Они были в комбезах второго уровня защиты. Значит, работа в этом помещении связана с определенной опасностью.

- На пол! - я послал заряд вверх.

Они не геройствовали и послушно выполнили мою команду. Ученые меркан не обладали упертостью и самоотверженностью клонов.

В центре помещения, в прозрачной трехметровой сфере пузырился, вскипал супермощный биокомпьютер. Такие вещи штучные, создание и программирование их требуют трех десятков лет кропотливой работы целого коллектива. Еще раньше, войдя в контакт с информсферой, я знал, что в этом сооружении таких компьютеров одиннадцать - огромное, просто расточительное количество! И задачи, которые должны были решать с помощью такой компьютерной мощи, наверняка титанические.

Я положил ладонь на сферу. Поверхность ее была ледяной. Рывком вошел в контакт, провалился... Увидел угрожающе расползающееся по цепям чернильное облако...

Это активизировалась система самоуничтожения комплекса! И сейчас все рванет!

Момент шока прошел. Я понял, что беда поправима. Припозднись я на пять секунд - все было бы кончено...

Самоуничтожение отложено. А мне нужно дальше. Ниже. К моей цели...

Я активизировал свой скаф, замкнул шлем. Я уже знал, что внизу будет гораздо горячее...

Вниз вел лифт, представляющий из себя похожую на пулю прозрачную антирадиационную капсулу.

Я вошел в капсулу, видя, как нехотя поднимаются мерканские ученые с пола.

Сомкнулись тяжелые прозрачные двери... И капсула ухнула вниз, так что желудок подступил куда-то к горлу.

Один уровень... Второй... Десятый... Ниже и ниже. Туда, где демоны купаются в магме и вершат свои дела...

Интересно, на сколько метров в глубь планеты я улетел? Не меньше трехсот...

Меня прижала к полу перегрузка - не слишком большая. Капсула тормозила. Пролетел мимо еще один уровень, и внизу открылась гигантская, вырезанная в толщах гранитных пород пустота.

Капсула застыла на платформе. Двери разъехались. И я ступил на гранитную дорожку...

Пустоту даже не посчитали нужным окультурить, поэтому яркие световые шары освещали грубо вырубленные пласты пород, укрепленные в некоторых местах зеленым налетом стеклопласта и опорами. Чем-то очертания помещения напоминали зал средневекового замка. Вот только заполнен он был не латами, алебардами, неуклюжей тяжелой мебелью и гобеленами. Его пересекали, казалось, совершенно бессистемно устроенные тоннели энергонакопителей. В стены вросли два синтезреактора - усеянные штырями кубы со стороной метров в пятьдесят. Радиация здесь была повышена настолько, что пробивала защиту моего скафа. Пребывание опасно... Только не для меня. Сегодня мне можно все. Сегодня мне не обязательно думать, как я буду жить дальше. Жить осталось недолго. До выполнения задачи - и не больше. Но это не пугало.

Тут же я увидел несколько тоннелей плазмопроводов, прикрытых массивными колпаками из синтезор-ганического металлика... Два из них были открыты.

Я подошел к плазмопроводу - трубе диаметром метра в полтора. Гладкие стены были зеркальными. Это была своеобразная плазменная пушка, но только использующаяся для гигантских сжатий вещества. Труба должна идти куда-то вниз, где расположена мишень, сжимающаяся ударами плазмы до гигантской плотности и температур, когда ломаются молекулярные и атомные связи и вещество приобретает совершенно иные свойства.

Я провел ладонью по гладкой, напоминающей лед, поверхности. Сделал шаг вперед. И заскользил по трубе...

***

Я набирал скорость. Держаться в трубе было совершенно не за что. Трение минимальное. Разобьюсь - мелькнула мысль...

В старину, пока техника не достигла нынешних высот, был популярен аттракцион “Шарховы горы”. Тележка скользила по рельсам, вздымаясь вверх, падая вниз, совершая кульбиты. Примерно такие же ощущения были у меня во время путешествия по плазмопроводу.

Наконец труба пошла вверх под углом сорок пять градусов, я немного сбавил скорость под действием сил притяжения. И снарядом вылетел наружу, задев ботинком что-то жесткое...

Грохнулся я с высоты метров восьми-девяти, но скаф самортизировал удар. В глазах на миг потемнело, ударная волна молотом прошла по телу и отдалась болью везде. Я знал, что не должен расслабляться. Поэтому тут же вскочил на ноги. Интересно, не переломал ли я кости? Вроде все цело...

Я очутился в круглом помещении диаметром полсотни метров. В центре на постаменте возвышался синий цилиндр трехметровой высоты. Над ним висела массивная мишень из черного металла, над ней медленно вращался полупрозрачный, наполненный слабо мерцающим огнем шар, на него были направлены раструбы плазмопроводов. В углу в контактном кресле сидел человек В его черный с синими полосами скаф радиационной защиты вросли иглы контактов. Перед ним зависла полупрозрачная схема, глаза его были прикованы к ней. Он полностью погрузился в работу и, казалось, не намерен был замечать ничего...

Я нажал на пусковую скобу разрядника. Плеснуло пламя, прочертив полосу...

- Встать, - велел я

Видимо, мой усиленный звуковым сопроводителем скафа голос произвел на него впечатление. Нас разделяло метров пятнадцать. Человек соизволил обратить внимание на мою угрожающую, в закопченом, с застывшими кусками расплавленного металла и пластика скафе фигуру. Зрелище, наверное, было, внушающее если не трепет, то некоторые опасения. Во всяком случае, лицо человека, отлично видное за прозрачным шлемом, исказилось неподдельным ужасом.

- Нет! - вдруг тонко заорал он.

- Хочешь жить - встань...

Выстрел из разрядника придал ему решимости. Он поднялся с контактного кресла, отступил в сторону..

Я присмотрелся к человеку. Что-то в нем было неправильное...   И тут я понял все. И присвистнул. Бессмертный! Продукт непрекращающегося генетического совершенствования. Ему могло быть и двести лет, и двадцать. Красив. Чертовски красив. И изящен. Вся его внешность должна была подчеркивать, что такие существа имеют право решать судьбы других...

- Песочник, - усмехнулся я.

- Что вам надо? - голос у него был с хрипотцой.

- Ты же знаешь, - я ткнул разрядником в сторону цилиндра. Я решил склонить его к сотрудничеству. Разбираться в системе защиты цилиндра у меня не было времени. Я бы одолел ее, но на это требовались силы, а они были на исходе, а мне еще предстояло многое сделать...

- Нет! Я не отдам тебе ничего!

- Ты умрешь, и я возьму, что мне надо. Но лучше, если сам отдашь, - я усилием воли прощупал электронную активность в зале - никакой угрозы - Иметь возможность жить столетия и умереть из-за секундного упрямства... Песочник, смерть- это не для вас. Вы уже свыклись с этой мыслью.

- Хорошо, - он приблизился, положил руки на контактный планшет, вырастающий на треножнике прямо из грунта. Тонкий звук обозначил, что комп идентифицировал допуск. И цилиндр распался на восемь частей, будто распустился цветок...

Теперь я мог взять то, за чем пришел...

- Спасибо, - я приблизился. Протянул руку.

Из-за этого матового-черного куска - то ли камня, то ли дерева, то ли обычного угля размером чуть больше ладони, все и затеяно! Верилось в это с трудом...

Я взял его в руку.

Тут меня качнуло, будто началось землетрясение... Сознание на миг покинуло меня, и я стрелой унесся в невероять! Океан энергий, сил, представлявший нашу Вселенную, дышал, жил. Но рядом жили иные, похожие и вместе с тем различные вселенные... Мне казалось, что я сейчас осознаю что-то очень важное, но умом осознать это было невозможно. Я слишком слаб и жалок... И был выкинут обратно...

Очнулся я, когда песочник пытался вырвать из моих окаменевших пальцев разрядник... Я оттолкнул его, как мне показалось, легонько, но он пролетел метров семь и упал, застонав от боли и не находящей выхода ярости...

- Что это? - не своим голосом спросил я. - Отвечай или умрешь...

- Зерно из другого континуума, - быстро произнес Бессмертный. Он был жалок и страшно боялся меня.

- Откуда?

- Вытащили с заштатной планетки, на которую наткнулись по картам цивилизации Прародителей, с

  - Планета? Что за планета?

- Туземцы называют свою планету Земля.

Что-то болью отозвалось во мне после этого слова... Между тем меркан начал говорить, и теперь остановить его было трудно. Он выбалтывал все, покупая право на долгую жизнь.

- Работа с зерном позволит извлечь ресурсы, достаточные для стратегического перевеса в войне, - закончил он свою речь.

- Что вы собираетесь делать с Землей? - спросил я.

- Сейчас много сил отвлечено на войну. При достижении перелома мы получим возможность отвлечь средства на колонизацию. У туземцев даже нет нейтрализующих полей. Парочка маломощных кварковых снарядов образумит их...

- И дальше?

- Дальше - протекторат... Лемуриец, ты не выберешься отсюда... Вы сломали внешние укрепления, но сейчас вас раздавят. Отдай зерно, и я сохраню тебе жизнь.

- Ты действительно надеешься на это? - я сжал камень. Больше он не оказывал на меня действия. - Зерно не для вас. Вам слишком рано, - произнес я явно не свои слова...

- Отдай зерно! - в этом вопле сошлись мольба, страх, вожделение. Он звучал истерически.

Бессмертный протянул ко мне руки. Я ударил его и вышиб сознание минимум на час.

Надо выбираться отсюда. Как попал сюда Бессмертный? Вон контур лифта. Надо только замкнуть цепь.

Я знал, что путь наверх будет нелегок...

Глава двадцать пятая

ВСЕЛЕНСКАЯ ИГРА

Путь наверх действительно оказался трудным. Бессмертный разоткровенничался, пытаясь сохранить себе жизнь и не веря, что я выйду из комплекса. Мне не дадут бежать бронированные двери, электронные системы охраны, солдаты, которые, несмотря на то что сверху был бой, продолжали охранять главный объект, не смея покинуть свой пост. Они знали, что лемурийским десантникам не добраться до него, и были спокойны...

Я убивал. Выключал системы безопасности. Войдя в режим замедления, крушил, стрелял, перемалывал. Руками рвал на части, когда кончались заряды. Подбирал чужое оружие. Это был непрекращающийся кошмар. Скаф дымился. Правая рука обуглилась и не действовала. В груди хлюпало - взрывом повредило легкие и изо рта хлестала кровь. Но я все равно шел вперед.

Я потерял счет уничтоженным врагам. И думал, что этот путь наверх вечен... Но все закончилось... По подземным коммуникациям я выбрался на поверхность. Метрах в ста за моей спиной возвышался “Саармаш”, теперь бесполезный, лишившийся того, для чего был создан. Я вырвал жало у змеи...

Битва утихла. На площади не было никакого движения. Эвакуация прошла... Это значило - те десантники, с которыми я воевал, сделали работу и сейчас пытаются выбраться за пределы атмосферы.

Над головой небо прочерчивали яркие болиды - это очередной истребитель врывался на полной скорости в атмосферу и разваливался на части, а может, выстрел настиг эвакуационный модуль с десантниками на борту.

Медаптечка надрывалась, закачивая новые тонизирующие средства, возбуждая нервную систему и регенерируя внутренние органы, при этом исчерпывая все резервы организма, которые, по идее, должно были исчерпаться уже давно. По всем законам физиологии я не должен был уже двигаться, а должен был давно умереть от истощения и ран, но я шел и шел вперед. Меня гнало ощущение цели. А она так и не была достигнута.

С шага я перешел на бег. Это было почти невозможно... Но я бежал. Спотыкался. Падал. Бежал... В меня опять целились и опять стреляли. Однажды мне пришлось “убыстриться” и снять две цели - теперь меркан я называл так. Цели были сняты... Я шел... Бежал... Шел... “Морской ястреб” ждал меня... Моя родная машина приняла меня, показалось, как родного. Я установил контакт с бортовым компом. Сознание мутилось, и аптечка вбросила еще тонизирующего, количество которого давно зашкалило за смертельную дозу.

Я собрался, и картинка, выдаваемая компом, прояснилась. Она была несколько непривычна для меня, привыкшего к ясной расстановке в космическом бою...

Я видел цели, двигающиеся к комплексу. И понял, что это такое. Это наконец смогли пробиться к месту боев мерканские силы, которых до этого удавалось отгонять ударами из космоса и с земли. Вы опоздали. Десант сделал свое дело. Он ушел. Остался только я. Один-единственный пилот. Настоящий пилот. И вам меня не взять никогда...

Я рванул машину вверх...

Из атмосферы я вышел без проблем. В “объеме боя” царила неразбериха, которая обычно бывает, когда кровопролитный космический бой движется к финишу. Корабли наши отходили, выполнив боевую задачу. Мне туда пути не было... Но мне и не надо было... Я рванул в другую сторону, к звезде - желтому карлику, по совершенно сумасшедшей траектории. На перехват мне вышло два мерканских истребителя Как я извернулся и ушел от них - не пойму...

Долго играть в прятки я не мог бы. Вокруг кишели мерканские машины. Я едва не угодил под обстрел двух фрегатов. Потом меня тряхнуло от двух попаданий, и я думал, что это конец. Но опять выжил...

Сейчас меня возьмут в клещи...

Так и произошло. Через четверть часа звено мерканских истребителей все-таки зажало меня...

- В дрейф. Сопротивление бессмысленно, - вышли они на контакт. - При малейшей попытке сопротивления будете уничтожены.

Правильно поставленный лемурийский. Спокойный голос - видимо, принадлежащий компу. Он повторял и повторял эти слова. А я на него не реагировал. Конечно, им это надоело.

Сдернув контактшлем, я смог бы визуально рассмотреть меркан. Пять точек, увеличивающихся в размерах. Стая, гонящая добычу. Они знали, что деваться мне некуда. Я угодил в их сети. Мне не светило ничего. Мои боевые запасы истощены. Меркане понимали это и поэтому действовали так бесцеремонно. Им хотелось взять живым лемурийского пилота. Они уже идентифицировали мой истребитель как машину, которая устроила столько шума... Машину, решившую судьбу войны...

Я не реагировал... Я просто отключился, даже не ломая голову, куда и зачем я несусь. За меня действовала вложенная в меня программа. И я доверился ей.

Кроме того - волноваться теперь нечего. Когда меркане достигнут меня, возьмут в клещи и пойдут на абордаж, я рвану энергоустановку.

Они боялись этого варианта... Засветилась еще одна точка - абордажный катер-автомат Он все быстрее приближался к моей поврежденной машине. Ну вот и все... На его борту никого нет. Сейчас он сблизится с моей машиной, после последнего удара утратившей возможность маневра и превратившейся в железяку, дрейфующую меж обломков камней и техники. Робот дезактивирует охранные системы. И извлечет меня...

Самоуничтожение? Нет. Будем бороться до последнего. Подождем...

И тут прямо по моему курсу замерцал неверный синий свет. Он начал расползаться из точки и закручиваться в воронку.

И внутри у меня все зазвучало на торжествующей ликующей струне...

Я победил!!!

***

- Демоны, - прошептал я.

Все было как и в прошлый раз. В мою жизнь опять вошла сказка. То, чего не могло и не должно было быть, но все-таки было. Синий свет пульсировал, как живой, расползался. А потом возник Объект...

На этот раз он походил на гигантское, не меньше трех километров в длину, веретено, от которого отлетали, вспыхивая празднично, синие искры, и вливались в водоворот.

Мерканские истребители дернули в сторону Один напоследок долбанул меня торпедой и плазмопушкой. Но торпеда замедлила скорость и зависла в пространстве, а плазморазряд расползся бессильно, рассеялся... Нет, меркане! Сейчас привычные физические законы не действуют. Сейчас законы иные...

Я зажмурил глаза, когда Объект прыгнул на меня. Я не заметил движения. Он просто моментально увеличился в размерах, и теперь я не видел его целиком, а наблюдал только пульсирующую поверхность на экране...

И тут все опять изменилось.

Он проглотил меня ...

Что было потом? Мне трудно сказать. Я попал в иной мир, где все было чем-то похоже на наш и вместе с тем отличалось настолько, что связать воедино цепочку ощущений я не могу...

Я ощущал, как меня извлекли из истребителя. Я плыл по сияющему коридору, который тоже постоянно менял форму и что-то еще, что образует содержание предмета. Мне казалось, я преодолевал пространства различной мерности. Но как опишешь то, чему нет слов?

Потом я увидел ИХ.

Какие они были? Мне показалось, что вполне материальные. Хотя, возможно, они хотели казаться такими. Но я ощущал, что они живые. И мыслят, хотя и не так, как мыслим мы, но похоже. Они были намного выше нас...

Потом был какой-то зал - невесомый и неощутимый, как воздух, и твердый, как сталь. Была фигура “Собеседника” - тонкая, сотканная из света или из кусков пространства, или из моих ощущений - поди разберись. Но я четко видел большие, бездонные глаза, в которых плескался космос.

- Пожалуйста, - отдалось во мне,

И я понял, что должен отдать то, что отбил недавно у меркан, - зерно! Они сами могли взять его из моей руки, но просили меня отдать. В этом был какой-то смысл...

Я легко встал. Ко мне вернулась жизнь, которая не должна была вернуться. Воспринимал я все так же смутно, но не из-за того, что голова шла ходуном, а потому, что было трудно воспринимать все это.

- Ты выполнил все. Спасибо...

Ну конечно, все встало на свои места. Я был игрушкой этих сил, перед которыми меркане и мы не значили ничего. Или значили?

- Ты много сделал для нас. Ты имеешь право что-то знать...

- Я хочу знать, - прошептал я.

И знания обрушились на меня холодным душем. С трудом, но я что-то понял.

Наша “Сфера изоляции” радиусом в пятьсот светолет является полем битвы, спора, игры. Нет, скорее всего, просто шахматной доской, на которой разыгрывают свои непонятные для нашего разума партии. От этой игры зависит многое. Что? Не знаю. Не понял. Моя черепушка просто не вместила этого. Мои хозяева, или союзники - кто разберет, - играют на нашей стороне, Лемурийской сферы. В нашей мифологии подобные силы определялись как демоны света. Насколько я понял, они несут некое конструктивное начало, тогда как их враги, передвигающие по доске фигуры меркан, по сути своей разрушители, извратители, в общем - зло. Как в любой игре, в этой иногда используются неспортивные приемы. Так, враги в решающий момент подбросили мерканам зерно иного мира - сгусток вещества из другой сферы, куда нам доступа не было. Этот невзрачный предмет таил в себе древние, невероятные силы и гигантскую опасность и мог решить исход игры. Его еще во время мифических войн древности, о которых остались одни предания, заперли на далекой планете, где он и находился до недавнего времени...

Меня выбрали, чтобы я вернул артефакт на место.

Естественно, возникал вопрос, почему мои союзники, обладающие безграничными возможностями и не поддающиеся осмыслению мощью, просто не нырнули на Дольмен и не забрали зерно из исследовательского центра. Ведь они могли проделать это без особого труда

Или не могли? Борьба между “игроками” - демонами ведется на другой основе - там вброшенный байт информации может вызвать горный обвал, а эмоциональные токи способны разрушать планеты. Там в ходу невероятное и невообразимое. К примеру, если нам вдруг понадобится уничтожить вождя первобытного племени, мы найдем того, кто стукнет его каменным топором по голове и съест, а не будем делать это сами. Кроме того, то, что может сделать человек, не имеют права или не могут делать они.

В общем, в этой игре они избрали пешку - фигуру, которая, пройдя поле, станет ферзем... И я был марионеткой в их руках. Меня запрограммировали, использовали А теперь вежливо благодарят за работу... Я должен был ощущать себя обиженным. Но не ощущал Наоборот, странное чувство - гордость, грусть и тоска

Потом мне позволили задать вопросы.

- Почему выбрали меня?

- Ты подходишь.

- Что вам надо в этой войне?

- Ты не поймешь. Уравновешивание.            

  - Уравновешивание чего?

- Не поймешь...

Не пойму, да? Действительно, куда уж смертному понять игры богов. И далеко не каждому удается в них стать значимой фигурой. Гордись, Серг.

Теперь главный вопрос

  - Кто я?

- Двойник.

- Что такое двойник?

- Лейтенант Серг Кронбергшен погиб в бою за Галахвар. Ты - двойник с планеты-двойника, которого мы поставили на место лейтенанта, наделив импульсом к действию и необходимыми качествами.

- Какой двойник?!

- Двойники. Закон Большой сферы.

Мне вспомнились разговоры с Таланой о двойниках. Что планеты, люди - все в мире имеет двойников И что якобы эта гипотеза подтверждается. Притом двойник - не означает полнейшее сходство. Это какое-то иное родство, неразрывная связь, для которой нет ни времени, ни расстояний,

  - Но где моя планета?

- Узнаешь. Вернешься обратно.

- Когда?

- Сейчас

  - И все?

- Ты не поймешь... Ты еще понадобишься. Ты справился. До свидания.

В этом потоке мыслей и чувств, заменявшем слова, была теплота - вполне человеческая Я подумал, что “игроки” все-таки ближе к нам, людям, а не мифическим демонам. И “игра” тоже идет вполне человеческая... А может, мы, люди - будущие “игроки”?

Глава двадцать шестая

ДОЖДЛИВЫЙ ГОРОД

Мелкий дождь сочился из низких серых туч. Он падал на тесный, неуютный, серый город. Коробки, коробки, унылые однообразные коробки зданий...

Внизу в палатке продавали пиво в розлив. Дымил дизельный грузовик, пытавшийся пробиться через ворота хладокомбината напротив моего дома и натужно сбросить свой надоевший груз. Я стоял у окна и глядел на все это. Мне было тоскливо. Душа рвалась из тюремной тесноты города...

Я вернулся к компьютеру... Положенные десять минут отдыха позади Опять за работу

Первый, второй, третий. Корабли вспыхивали и рассыпались в плазму. Я только успевал их сбивать. Так, еще один... Загорелся, рассыпался... Вот так я их щелкаю, вражеские корабли. Легко и быстро...

Что-то очень легко... Нет, тут нужно немножко усложнить программу. ..

Работа не клеилась. Настроения не было никакого...

Я оторвался от клавиатуры, потер шею, мышцы затекали от долгого высиживания. Поглядел в зеркало и увидел скучную щетинистую морду. Не слишком красивую, но не лишенную приятности. Девушкам нравится. Не всем. Некоторым. Понимающим.

Работать... Работать...

Проработать долго я не смог. Не получалось сосредоточиться. Да и обрыдло. Я выключил компьютер. Отличный компьютер с плазменным монитором. Последнее слово техники. Мне нужен хороший компьютер. Это мой хлеб.

Мне двадцать восемь. Я - заместитель директора компьютерной фирмы. Помогаем америкосам разрабатывать игрушки. Стрелялки, гонялки, стратегии и квесты. Тут мы собаку съели...

Я глубоко вздохнул. Сегодня мне особенно не хватало воздуха. Простора не хватало...

Я в очередной раз подумал, что не люблю этот город. Он тесен мне. Я окончил здесь институт. Остался в аспирантуре. Потом была защита диссертации, безденежье. И, наконец, эта фирма. Когда она заработала, появились деньги, я купил квартиру, свой однокомнатный угол, который два года назад казался мне подарком судьбы. Сегодня он тяготит меня, и мне хочется сбежать отсюда...

Меня томит этот город. И эти люди, которые озабочены одним - заработать деньги. И девушки - доступные или неприступные, глупые курицы и умные кошки, заявляющие на меня права. Мне осточертели многочисленные знакомые, деловые партнеры, собутыльники. Я их не люблю. Нет, с каждым в отдельности я готов уживаться. Но они утомляют меня скопом, как явление окружающей жизни... Они... Они... Вдруг я нашел нужные слова, которые, как мне показалось, мистически объясняют все: они пришпилены к “плоскости”, в них нет полета.

- Ты не от мира сего, - сказала Лена, уходя от меня позавчера в очередной раз навсегда.

Не от сего. А от какого?.. Иногда мне казалось, что в моей жизни должно быть еще что-то, кроме этого проклятого пошлого города, этого компьютера и очередной дурацкой игрушки “Нашествие таргов-5”, которую надо закончить в ближайшее время. Я разобран. Рассеян. И мне тесно. Тесно... Я взял лежащую на столике яркую газету. “Мегаполис-экспресс”. На первой полосе: “Янки водят мир за нос. Мы все окружены марсианами!” Какая-то дурацкая утка о космических кораблях, якобы зафиксированных системой ПРО США. Будто бы их видели свидетели. Журналисты любят строгать дешевые, доступные сенсации И их любимая тема - пришельцы с других миров...

Я с размаху отбросил газету, и она, повертевшись в воздухе, так и не раскрылась, а спланировала на кушетку.

Поднявшись, кряхтя я поплелся на кухню, дернул дверцу холодильника. Яркий свет высветил девственную чистоту полок. Это означало, что я слишком глубоко ушел в программирование, мне пора кинуть свои кости на улицу - до ближайшего продуктового.

Я взглянул еще раз в окно. Весенний дождик моросил почти незаметно. Ну что же, придется отважиться выбраться из квартиры. Пройти мимо пивнухи, ответить очередному алкашу, канючащему рубь, - “денег нет” или из жалости кинуть ему заветный рубь, спасти от гибели падшего в алкогольный провал соотечественника. Алкашей становится все больше. И использованных шприцев в подъезде - тоже. Город катится к чертям, и мы ничего не можем сделать. Потому что мы лишь микробы, от которых не зависит в этой мутной несправедливой жизни ничего!

Улица. Поток машин. Автобусов и троллейбусов становится все меньше. Машин все больше...

Я зевал, смотря по сторонам, и снова потер затекшую шею. Зажегся зеленый свет. Я сонно шагнул на проезжую часть... И открыл рот, проглотив голос.

Черная, сияющая “БМВ” была, скорее всего, банально угнана. На своих так не гоняют. Она мчалась, как бешеная. И девушка, застывшая на краю проезжей части, должна была быть ею раздавлена.

Я внутренне подобрался. Нет! - возопило все внутри. Девушка сейчас перестанет жить. Ее раздавят. Раскатают по асфальту. И я снова ощущаю себя микробом, которому не под силу в этой жизни ничего!

Тут и началось смещение. Голову повело, все закружилось. И я рванулся вперед, умом понимая, что не успеть...

Ох, как вязко все вокруг. Как туго даются движения... А мир застыл...

Потом все покрылось каким-то переливающимся покровом, под которым не различишь ничего...

Пришел я в себя уже на той стороне проезжей части. И обнаружил, что обнимаю девушку за плечи.

Она отстранилась, ошарашенно оглядываясь по сторонам.

- Извините, - как-то растерянно произнес я, отпуская девушку.

Ее трясло.

Люди расступились. Послышались встревоженные голоса:

  - Все в порядке?

- Что случилось?

- Не задерживайте. Дайте пройти...

Лишь небольшая заминка в обыденном мутном течении времени. И река тел потекла дальше. А я стоял напротив спасенной .

- Как это произошло? - спросила она

  - Пришлось вытащить вас из-под колес.

- Как?

- Я вас спас...

Она ежилась, руки дрожали.

- Я провожу вас? - я поддержал ее под локоть. Она кивнула и произнесла:

  - Здесь недалеко. Семнадцатый дом по проспекту.

- Мы почти соседи...

- Он... Он чуть не сбил меня, - она судорожно вздохнула.

- Было дело. Но сейчас все в порядке.

Она кивнула. И вдруг усилием воли вмиг овладела собой - слишком быстро для слабой женщины. И мы перешли этот злосчастный переход.

Я скосил на нее глаз Кого-то она мне очень напоминала

  - Познакомимся. Я Сергей Кронин.

- Светлана...

Двойник! - вдруг само собой поднялось изнутри слово. И оно будто служило затычкой.

Открылись заслонки. И воспоминания обрушились на меня холодным душем Я замер. Дыхание перехватило.

Что там говорили о двойниках. Земля и Лемурия - планеты двойников

А ведь все было. И вражеские истребители горели не на экране компьютерного монитора, а наяву. И я был лейтенантом Сергом Кронбергшеном, а Светлана... Ошибиться невозможно. Где-то далеко, в глубинах космоса живет (если только удалось выбраться из последнего боя) капитан Талана Альштен... Двойники встретились. Это не бывает просто так. Ничего во Вселенной не происходит случайно. Во всем есть какой-то скрытый смысл.

Я крепче взял Светлану под локоть. Шел вперед, ощущая, что мир раскололся окончательно и не склеится теперь вовек. И меня ждет еще что-то важное.