Илья Стальное

БРАКОНЬЕРЫ

  - Лаврушин, ты маньяк, - вновь занудил Степан, поправляя тяжелый рюкзак на своем мощном борцовском плече. - Зачем ты заволок меня в эти заросли?

Спор этот длился уже три дня и обещал продлиться еще минимум двое суток - как раз запланированное время похода.

-   Повторяю для непонятливых, - кинул Лаврушин, худосочный очкарик лет тридцати с подслеповатыми глазами и топорщащимися усиками. - Тебе нужна была перемена обстановки. Ты зачах в лаборатории за компьюте­ром. И вообще - ты проклятый городской мутант, взросший на выхлопных газах и заводских выбросах. Тебе нужен кусок дикой природы, пара десятков километров в день через бурелом и свежий воздух. Возражения?

-   Если б я знал... - вздохнул Степан, перекладывая рюкзак на другое плечо. - По таким болотам Сусанин поляков не гонял.

-   Посмотри, какая красота, - Лаврушин остановился и вздохнул полной грудью, оглядываясь. - Первозданная природа.

Чаща была ничего себе - нетронутая, глухая. Великаны деревья с покрытыми мхом стволами врастали в почву могучими корнями. Везде попадались истлевшие коряги, и лицо Степана с отвращением кривилось, когда сапог утопал в их трухлявости. Было полно грибов, в основном - породистые поганки на тонких ножках. Ломиться через чащу было нелегко. А тут как раз пошли овраги.

-   В таких краях стоят избушки на курьих ножках, - воодушевленно произнес Лаврушин. - Именно здесь лешие чувствуют себя привольно. И при призрачном лунном свете плещутся в озерах русалки.

-   Нам только нечисти и недоставало. Нет, ты мне скажи, стоило лететь три часа на самолете, чтобы топтать эти коряги? Да еще не сегодня-завтра приблудный медведь задерет, если перед этим зеки беглые не попадутся или браконьеры не подстрелят.

-   Нытик ты. И пессимист.

-   А я и не скрываю, - пожал плечами Степан, и рюкзак сполз на землю, ударив его по ноге. - Не-ет, - застонав от боли, прошипел он. - На все красоты теперь - только из окна туравтобуса. За лесом - в Сокольники. За зверем - в Московский Зоопарк!

-   Злыдень. Держать зверей в зоопарке негуманно.

-   Кто бы говорил о гуманности, садист ты... К черту все эти заповедники! Ненавижу!

-   Кстати, есть теория, что Земля - тоже своеобразный космический заповедник. Высшие цивилизации оставили ее, как кусок нетронутой природы. И дают человечеству жить здесь, как оно хочет.

-   Кандидат наук Лаврушин на любимом коньке по имени аномалыцина. Бред! Пошли дальше, Сусанин...

Степан поднял рюкзак, сделал шаг вперед, и...

Сначала послышался разбойничий посвист. Потом - сухой щелчок. Блеснула молния и врезала по мшистому стволу дерева в двух метрах от Степана.

Друзья застыли на миг в изумлении. И тут зазвучало залихватское: “У-лю-лю!”

Лаврушин резко обернулся и ощутил, как ноги его слабеют, а голову наполняет какой-то туман. Ведь то, что он видел, просто не могло быть на самом деле. Из-за кустов выглядывал ПРИШЕЛЕЦ!

В том, что это именно пришелец, сомнений было немного. Огромные уши существо будто позаимствовало у Чебурашки. Лицо тоже вышло из-под карандаша пьяного мультипликатора. Двумя руками оно придерживало солнцезащитные очки, спадающие со здоровенного носа-картошки. Две оставшихся руки по-ковбойски стискивали рукоятку предмета, весьма напоминавшего пистолет.

“В научно-фантастических романах это называется бластер”, -   мелькнуло в голове Лаврушина. Следующая мысль-порыв была проста и понятна - надо сматываться!

Он сиганул вперед, будто прыгал в бассейн, оцарапал руку о корягу, чудом ничего не сломал, вскочил и увидел, как блеснувший луч впился в замершего Степана. Тот повалился на землю. У Лаврушина сердце сжала холодная рука. Он не мог поверить, что его друг погиб. Но убиваться по этому поводу не было времени.

Лаврушин прыгнул в овраг. Перекатился через голову. Поднялся на ноги, опять упал. Перед глазами мелькнула ослепительная молния. Он отпрянул, бросился в другую сторону, но опять мелькнула молния. Его будто гнали по низу оврага.

Он, спотыкаясь, побежал вперед. Затылком ощущал на себе чужие холодные взгляды. Он ждал, что из-за деревьев блеснет молния. Под ногами хлюпала вода струящегося ручейка. Из-за дерева справа и сзади метрах в семидесяти возник еще один четверорукий силуэт. Беззвучный выстрел ударил в трех метрах перед Лаврушиным.

-   Мазилы, - прохрипел беглец, пригибаясь.

Он оглянулся. Сзади метрах в ста маячили еще трое пришельцев. Они тоже бежали по дну оврага, но достаточно неуклюже, так что расстояние увеличивалось. Враги начали беспорядочную стрельбу, но или они действительно были мазилы-профессионалы, то ли оружие оставляло желать лучшего.

“Неужели оторвусь?” - подумал Лаврушин, напрягая силы. И почувствовал ледяную волну на затылке. Он понял, что появилось еще НЕЧТО. И ему совершенно не хотелось знать, что же именно. Не хотелось оборачиваться. Но он обернулся. То, что он увидел, наполнило душу отчаянием.

Сверкая огненными призматическими глазами, его преследовало восьминогое чудовище. Ярко-желтая шкура была настолько гладкой, что, казалось, сделана из золота. Из огромной, как раскрытый чемодан, пасти высовывался длинный язык - он развевался как шарф. С неминуемой неизбежностью, как летящий снаряд, монстр настигал Лаврушина. За один прыжок он преодолевал десять-пятнадцать метров. И, как ни крути, Получалось, что от жертвы его отделяло шесть-семь прыжков.

Лаврушин все еще бежал вперед, понимая, что это бесполезно. За спиной раздавались мокрые шлепки.

Он упал на землю. Ткнулся лицом в мокрую траву. Хотел подняться, но вдруг расслабился. Теперь уже все равно. Не успеть!

Тяжесть навалилась на его спину - мощно, но как-то аккуратно, ничего не ломая и не корежа. Лаврушин почувствовал, что его приподнимают, оттаскивают от ручья. Потом отпускают.

Лаврушин, опершись локтями о землю, приподнялся. Огляделся. Восьминог, облизываясь своим раздвоенным ярко-фиолетовым языком, лежал метрах в пяти в стороне, искоса поглядывая на жертву. Трое четвероруков остановились поодаль.

“Эх, если бы по честному, я бы каждого из них одним ударом”, - непонятно для чего хорохорясь перед самим собой, подумал Лаврушин.

Четверорук неторопливо поднял бластер. Черный зрачок уставился в лицо землянина.

“Эх, как глупо жизнь кончается”, - подумал Лаврушин и неожиданно для себя крикнул:

  - Стреляй, фашист четверорукий! Всех не перестреляешь!

Ослепительный свет. Потом тьма.

***

Судя по положению солнца на небосклоне, очнулся Лаврушин часа через три. Он как тигр был спеленат в крепкую сеть, закрепленную на двух шестах. Недалеко от него в том же положении висел Степан. Вид у него был нарочито беззаботный, очнулся он пораньше своего товарища.

-   Ты жив? - прошептал Лаврушин.

-   А ты не видишь?

-   Думал, пристрелили тебя злыдни. Даже жалко немного стало.

-   Ох, спасибо. Кто бы мог подумать.

-   Я бы никогда не подумал.

Друзья, несмотря на отчаянность положения, начали точить лясы. Чувствовали они себя неплохо. Как после обычного сна.

Степан начал лениво насвистывать песню Высоцкого “Охота на волков”.

Шесты возвышались с краю просторной поляны. С другой ее стороны стоял космический корабль. Больше всего он походил на слегка помятую банку из-под пива в десять метров высотой. Его цвет копировал цвет окружающей среды.

-   Мимикрия, - сказал Степан, заметив, куда устремлен взор друга. - Корабль-шпион.

-   Ага, - хмыкнул Лаврушин. - Агрессоры с Венеры. Давно ждали.

-   На допрос потащат.

Однако допрашивать их никто не собирался.

Восьминог, положив на передние лапы тяжелую голову и вывалив на траву длинный язык, дремал у звездолета. Двое четверорукое собирали что-то вроде складных стульев. Один, в черных очках, разлегся на траве, пялясь в голубое небо. Еще один вытаскивал из люка какие-то банки, свертки и коробки. По огромным синим ушам пришельцев от дуновения ветра пробегала рябь, как по водной глади.

Одеты гости из космоса были в разноцветные комбинезоны. Одежда была старая, потертая. У одного на зеленом колене сияла лимонно-желтая заплата. У другого по спине шел грубый шов.

Вскоре земляне уже могли различать их. Один был толще других, второй - худее, очкарик прихрамывал на правую ногу. Физиономии были сытые и нахальные.

-   Высшая цивилизация, - заворчал Лаврушин. - Сброд какой-то!

-   Ага. Пивом в розлив с такими мордами торговать, - согласился Степан.

Расставив стулья полукрутом и разложив свертки, толстый и длинный пошли к деревьям. У длинного в руке сверкнул предмет, похожий на зубную щетку. “Зубная щетка” прошлась по стволу тонкой березки, дерево, срезанное как бензопилой, упало. Его распилили на дрова.

-   Лес портят, - произнес Лаврушин.

-   Да уж, - с каким-то мрачным, скрытым от посторонних пониманием произнес Степан.

-   Костер, наверное, хотят запалить.

-   Не без этого.

-   И зачем им костер? - протянул Лаврушин, пытаясь поймать ускользающую мысль. И вдруг его как током пронзило.

-   Сожрут!

-   Ага, - нарочито беззаботно согласился Степан.

-   Зажарят и сожрут!

***

Солнце закатилось за лес, перед уходом плеснув на небо ведро алой краски, которую вскоре пожрала тьма. Лес наполнялся ночными звуками.

Несколько часов пришельцы не вылезали из звездолета. Земляне висели на шестах. Мышцы страшно затекли. Лаврушин пытался раскачивать “гамак” в надежде на то, что шесты обломятся, но увлечься подобными бесплодными попытками ему не дали. Восьмилап приподнял бегемотообразную морду и беспокойно засвистел.

-   Во, отдохнули, людоеды, - сказал Степан.

Люк распахнулся, и из звездолета высыпала развеселая компания. Они расселись на стульях вокруг полень­ев. Восьмилап подполз к ним на брюхе. Толстый одобрительно похлопал по золотой шкуре. Худой чиркнул “зубной щеткой” по деревяшкам, и взметнулся огонь.

По-домашнему потрескивали поленья. Красный огонь бросал блики на физиономии пришельцев. Лаврушин, старый турист, обожал костры и знал в них толк. Но от этого костерка веяло пожарищами инквизиции.

Костер горел все сильнее и сильнее. Неужели правда сожрут? Лаврушин воспринимал происходящее, как отгороженное бронированным стеклом. Ему не верилось в то, что представало перед ним. Такого не могло быть. Их не могли вот так по подлому сожрать!

Пришельцы начали разворачивать свертки и выкладывать разноцветные кубики, кидать их в рот. Тщательно пережевывая пищу, они лениво пересвистывались.

Неожиданно Лаврушин осознал, что улавливает мысли пришельцев. Скорее всего, “Чебурашки” общались друг с другом как посредством свиста, так и с помощью телепатии. Мысли эти были наполнены целым океаном малопонятных символов и неясных картин. Но время от времени будто высвечивались четкие изображения: звездное небо; далекий и вместе с тем такой близкий дом; а потом ясная, как на слайде, картина - Лаврушин и Степан сидят в трехкомнатной клетке, обставленной шикарной мебелью, с телевизором, со столом, заваленным деликатесами, а мимо прохаживаются четырехрукие, восьминогие, шестиглазые, безголовые и еще черт знает какие существа.

“Не съедят, - с облегчением подумал Лаврушин. - В зоопарк посадят”, - с ужасом понял он.

Через некоторое время хромой с какой-то торжественной медлительностью поднялся, оглядел своих товарищей и под одобрительный свист направился к люку. Очки он так и не снял. Он притащил объемный цилиндр на треноге и аккуратно поставил его у костра.

Цилиндр начал светиться розовым светом. Хромой обхватил его четырьмя руками, выражение лица стало блаженно. Цилиндр стал светиться послабее. Вслед за хромым к нему приложились остальные.

После этого Лаврушин ощутил, как мысли четвероруких становятся вязкими, текут медленнее, начинают путаться.

Пришельцы лениво пересвистывались. Но через несколько минут встрепенулись и стали подталкивать к звездолету длинного. Им все же удалось его уговорить. Он вынес предмет, похожий на гармошку, если бы ее можно было раздувать с четырех сторон. Он стал ее мять, от чего по лесу понеслись звуки, будто кошка орет в водосточной трубе. Длинный задумчиво засвистел, его друзья вторили ему.

Но эта идиллия продолжалась недолго. На поляну хлынул поток яркого красного света. “Чебурашки” повыскакивали и испуганно заметались по поляне. Восьмилап поднял, морду и протяжно засвистел, с тоской и отчаянием.

На поляну неторопливо снижался звездолет, как две капли воды похожий на тот, что стоял на поляне, но ярко-красный, с желтыми полосами поперек. Поняв, что деваться некуда, четверорукие сгрудились в центре поляны и начали терпеливо ждать.

Люк новой “банки” отполз в сторону. На поляну спустились трое четвероруков. Они были одеты в золотые комбинезоны с серебряными иероглифами на рукавах и плечах. Они походили больше не на Чебурашек, а на сфинксов - из-за сурового выражения лиц.

Главный степенно приблизился к “Чебурашкам” и строго-назидательно засвистел. “Чебурашки”, перебивая друг друга, что-то отвечали растерянным и затравленным свистом.

Прибывшие сняли с шеста сначала Степана, а потом - Лаврушина. Распороли сеть. Больше земляне их не волновали.

Друзья не могли несколько минут подняться. Мышцы затекли. Но постепенно кровь начинала пульсировать по жилам. Едва почувствовав, что в состоянии двигаться, они, держась друг за друга, бросились в чащу...

***

 

- Только скажи, что это была галлюцинация и я обычный любитель аномалыцины, - угрожающе произнес Лаврушин.

Друзья сидели на берегу реки. Лаврушина продолжала бить нервная дрожь.

-   Не скажу... Но как это все объяснимо? - Степан отхлебнул коньяка из плоской фляжки. Там оставалось еще пара глотков.

-   Слушай теорию, - сказал Лаврушин. - Возьмем за основу идею, что Земля - космический заповедник.

- Возьмем.

-   Там, где заповедник, там должны быть и браконьеры. Так?

-   Ну, так.

-   Мы на них и нарвались. Заскочили сюда поохотиться. Восьмилап - это их собака. Породистая, судя по отменной выучке. Ловили они нас для какого-нибудь подпольного зоопарка. А потом решили слегка покутить на лоне природы. Цилиндр - это что-то вроде самогона. Гармошка и свист - песни после выпитого.

-   Ну а наши спасители?

-   Непонятно.

-   То-то и оно.

-   А, знаю! Это их милиция...