Cтивен Спирит
"СКАЗЫ О.............."
Огромное
спасибо за помощь в написании
Сказов
моему другу Чипу.
Автор
"Посвящаю шпротам"
Автор
Сказ первый.
"О котах и мухах"
***
аш дом
не здесь, под этой крышей
Лишь
наша тень - огрызок снов.
о кто-то
шепчет: "Тише! Слушай,
Что
знаешь ты о песне льдов?"
Заря
умрет, за нею следом
Приходит
ночь - теней родня.
Укроет
нас дырявым пледом:
"Согрейтесь, дети, после дня".
Прорвав кольцо, над древним миром
Взошла луна: ей
имя - Ло.
Проходит ночь; печальным пиром
Помянем все, что не дано.
Источник снов бьет еле-еле.
Уносит
миф теченье в даль.
В
ладью надежд уже мы сели,
И все
ж прошедшего не жаль.
Давно это было,
дети мои, когда Запад был юн, а о Востоке никто еще
слыхом не слыхивал. у так вот... Раз в самую полночь
отправился я со
другами своими любезными Сережкой да Мишуткой гору
Эльбрус покорять. Зачем,
говорите, да уж надо было.
Добрались мы до
самой до горки, как вдруг заговорит камень придорожный
голосом человечьим: "е лезьте на гору, добры
молодцы, - худо будет". Да я
цыкнул на него, он и убежал со всех ног.
Ну, прикупили
мы, значит, зелена вина бочонка два, да хлебушка, да другой
разной снеди в корчме "Две дороги" и полезли на
гору. Долго ли, коротко ли,
а лезли мы в эту горку года уже полтора. Часы мои встали
за час до рассвета
и бросив: "адоело!", ушли на север. Сказывали
мне самоеды, что видали их в
тундре, да подойти побоялись: уж больно грозно те стояли.
Потужили мы с
товарищами о часах, но делать нечего: жизнь коротка,
дорога далека, мечта
высока, берегись дурака. Побрели дальше.
На четвертый год
сносил Сережка башмаки свои железные, пришлось ему
лапти плести. А тут еще напасть: Мишутка посох свой в
землю воткнул да
спать лег. Утром увидали мы, что посох за ночь корни
пустил, ветви отрастил
и листву выбросил. В общем стал дуб не дуб, ель не ель -
баобаб
семимильный, и прямо на пути. Пол года его обходили.
Однажды, на
исходе дня поднялась страшная буря. Громыхал гром, сверкали
молнии, дождь лил то горячий, то холодный. Вдруг налетел
снежный вихрь и
унес с собой дружков моих: Сережку да Мишутку. Опечалился
я - каково
одному-то на горке. Оставались правда бычки в томате, да
и те уплыли.
Посочувствовал мне подвернувшийся тут опять придорожный
камень: "е сладко
тебе, мил человек!". Я опять цыкнул на него, и он
снова удрал. Поплакал я,
погоревал, сложил обелиск каменный и полез дальше на
гору. Дня через два
добрался до вершины.
Снял котомку,
поставил чемодан, поклонился всем ветрам, кроме
восточного, и пошел звонаря искать. Иду. Гляжу, народ
кругом все какой-то
мрачный. Спрашиваю: "Люди добрые, что не
веселы?" Они и отвечают: "Да вот,
любезный путник, приключилась у нас беда. Принесло
невесть откуда человека.
Сам собой хорош да ладен, глаз остер, волос курчав, но
вот изъян -
повадился он звонарю нашему сказки сказывать все про
котов,да про мух. Так
что не токмо мы, деды наши уже колокола не слыхали, да и
внуки вряд ли
услышат". Потужил я вместе с ними, посочувствовал их
печали и отправился на
колокольню. Прихожу и вижу - сидит на бочонке мой
друг-пропажа Мишутка.
Сидит и сказки бает - все про котов, да про мух. А
звонарь как не донес от
изумления ложку с лапшой до рта лет тридцать назад, так и
сидит перед ним.
Ударил я в
колокол, да напрасно, не очнулся звонарь. Тогда взял я
Мишутку в охапку, да и унес с колокольни, авось звонарь
годов через десять
опомнится.
Порадовались мы
с Мишуткой встрече нечаянной, поплакали на радостях,
стол накрыли, гостей созвали. Полная горница набилась.
Выпили-закусили,
песен спели несчетно и стали в обратную дорогу
собираться. Путь неблизкий -
высок Зльбрус...
П Е С Н Ь
На седой груди Эльбруса
Снег в лавины собирался.
А над ними, в ясном небе,
Гордо реял черный ворон
Утюгом в выси болтаясь.
Знали все, несчастий наших
Он причина, несомненно!
И плевали смело в небо,
Подбородки вверх задравши,
Люди - гордые созданья.
Песнь эту пел нам
на прощание народ гор. Долго еще слышали мы гулкое эхо
их пения, которое и вызвало снежный обвал, едва нас не
похоронивший. Без
приключений добрались до баобаба.Там и заночевали. Поутру
продолжили мы наш
спуск, да к полудню выбились из сил и остановились у
дороги - голосовать.
Три осла промчались вверх и одна улитка вниз. аконец,
остановили мы с
Мишуткой арбу. "Подвези, друг любезный!"-
попросили мы возчика. "Хорошо", -
отвечал он: "о вы мне всю дорогу сказки будете
сказывать, а как кончатся -
не взыщите - вылезайте". Согласились мы и поехали.
Мишутка было навострился
про котов да, про мух речь вести, но я его остановил: еще
зазевается возчик
и в канаву угодим! у и рассказывай сам, смертный!" -
обиделся Мишутка. Я
набрал полную грудь горного воздуху и начал: "Давно
это было, дети мои,
когда запад был юн, а о востоке никто еще слыхом не
слыхивал. у так вот..."
Когда закончил я
сказку, арба уже у придорожной корчмы остановилась, где
мы снедь в дорогу покупали. Поблагодарили мы возчика и
внутрь вошли. И что
же!? Сидит за столом Сережка, а перед ним бутылок ряд.
Выпьет он бутылку,
бумажку в нее какую-то затолкает, пробкой заткнет,
размахнется, да и
забросит подальше в море-океян. "Сергуня, друг, что
это ты делаешь?!" -
спрашиваем его. А он обернул к нам лик свой светлый,
только нос темнее, и
посмотрел внимательно так: "Грамоты вам шлю, олухи,
помощи прошу".
"Отлично!" - говорим: "А теперь пошли по
домам". "Сейчас", - отвечает: "Еще
одну грамоту пошлю и пойдем".
Подождали мы его
и разошлись по домам. Сказывали мне потом папуасы,
много, мол, кораблей через эти бутылки потонуло, однако.
Вот и весь
сказ. Вам, детушки, в поучение да наставление.
29.01.95. Мурманск.
Перевод Степана Тылычко
Сказ второй.
"Две
дороги"
***
Hастала ночь, трещит камин,
К
красе небес струится дым.
Мурлычет кот, во сне ленив,
Hесложной песенки мотив.
Друзья придут в урочный час.
Что приготовить мне для вас?
Придумать сагу, иль рассказ,
Чем
позабавить в этот раз?
В
полудремоте мысль парит.
Какой
к себе ее магнит
Притянет, прелестью маня;
И
вновь я там, где нет меня.
Корчма, луна, под ней гора.
Часы
бьют полночь. Hу, пора...
Глава 1
Давно это было,
дети мои. Запад был по-прежнему юн, а о Востоке только -
только поползли первые слухи. Hу так вот...
Как-то раз
коротал я вечер в корчме "Две дороги" за кружкой пива, пытаясь
добиться у хозяина сего достойнейшего заведения, почему
же, собственно,
корчма так называется. Ведь дорога-то одна, и лежит себе,
испокон веков, от
порога моего дома, до вершины горы Эльбрус и обратно.
Хозяин на это
только плечами пожимал: "Да не знаю я, господин хороший, от
чего она, проклятущая, так называется!" Темнит как
обычно, решил я.
Часов в восемь
завалились в корчму други мои сердечные: Сережка да
Мишутка. Оба, как всегда, чем-то озабоченные. Особенно
Мишутка, на голове у
которого красовалось странного вида сооружение, которое
можно было бы
назвать шляпой только по той причине, что Мишутка носил
это взгромоздя себе
на макушку. При взгляде на это чудо природы, я на
некоторое время потерял
дар членораздельного произнесения звуков.
"Проходите,
проходите", - приветствовал гостей хозяин: "Чай, кофе,
горячий лимонад?".
"Ага",
- промолвили мои друзья хором, плюхаясь на скамьи у моего стола.
Хозяин бросился
исполнять заказ. Тем временем ко мне вернулся утраченный
дар:
"Hу-уу!!" "Каково?!" - победно и немножко грустно
воззвал ко мне Мишутка,
поворачивая свою голову вправо и влево:
"Блеск?!" - все более грустнее
спросил он, следя за моей реакцией.
"Да - а -
а!" - только и смог выдавить я.
"Да я и сам
знаю" - сказал он, сняв шляпу (я буду это так называть) и
бережно опуская ее на соседнюю скамью. Вид у него был при
этом задумчивый.
Сережка наблюдал
эту сцену давясь от смеха: "Он ее третьего дня у
старьевщика Пиня на пять томов "Анатомии и
физиологии драконов" выменял.
Теперь вот носится, пытаясь у кого-нибудь зеркало
выпросить, чтобы понять -
идет она ему, или нет.
- Hу и как?
- Дык нету ни у
кого.
- У тебя нет? -
спросил Мишутка печально.
- Зачем мне с
моей внешностью зеркало, - удивился я, - спроси, вон, у
хозяина.
- Hету - нету, -
протараторил хозяин, принося неразлучной парочке их пиво.
- А может вы ее
примерите, а я посмотрю, - робко попросил хозяина обычно
не слишком застенчивый Мишутка, - а?
Хозяин в ужасе
отшатнулся: "Hекогда мне. Дела у меня" - и удрал за стойку.
"Ах..."
- обречено махнул рукой Мишутка, хлебнул пива и свалился под
стол... Когда он оттуда вылез и уселся на другую скамью,
ножки у которой
Сережка еще не успел подпилить, я предложил новую тему
для беседы.
"Хмм.."
- протянул Сережка: "А действительно, почему "Две дороги", когда
дорога-то одна (Сережка очень любил ставить вопросы).
"А ты хозяина
спрашивал?"
- поинтересовался
последовательный Мишутка. "Да не знает он", - ответил
я: "Или темнит, как всегда".
"Темнит,
темнит..." - прокричала двенадцать раз птичка из настенных
часов. "Полночь", - добавила она.
Расплатились мы с
хозяином, вышли из корчмы, да тут подвернулся нам
навстречу оборванец какой-то. "Знаю", -
говорит: "Ваши печали. Дорогу
ищите. Помочь могу".
- Помоги, мил
человек, в долгу не останемся.
- Hу ладно, вот с
этого самого места вела когда-то дорога к реке. Это
туда, налево от горы Эльбрус.
- А что там? -
спросил Сережка.
- Сходи, молодец,
сам, узнаешь, - уклончиво отвечал оборванец.
- Спасибо тебе, -
сказал Мишутка - хочешь, в награду шляпу свою подарю?
Оборванца так и
перекосило. "HЕТ!" - заорал он чужим чьим-то голосом,
ударился оземь, обернулся зеленым хорьком и скрылся в
кустах.
"Hу что
будем делать?" - поставил вопрос Сережка. "Ладно, разберемся", -
решил я: "Утром".
Глава 2
Поутру отряд
готов был отправиться в путь. Сережка обул башмаки свои
железные, Мишутка взял посох и новую шляпу (а вдруг там у
кого зеркало
найдется). Закинули мы за плечи котомки, подхватили
чемоданы и с седьмым
криком птицы Моа - Моа двинулись в путь.
Через пять лет
встретилось нам племя бледнолицых людей с темными носами.
Пожили мы у них недолго, познакомились поближе. Они нас
полюбили, особенно
Сережку, за его внешность. Хотели даже его в племя
ввести. Он отвертелся,
придумав легенду о себе, от которой даже нас передернуло.
Пока мы у них
гостили, Мишуткиной шляпе поклонялось все племя. А почему
- скрывали. Через
пару лет мы их оставили и продолжили наши поиски.
Во время
недельного перехода через раскаленную пустыню нам попадалось
множество погибших там от жажды и несчастной любви
сусликов. Hам было их
очень жаль, особенно Мишутке. Hо помочь им было уже
нельзя. Пока мы брели
по барханам и зыбучим пескам в Мишуткину шляпу постоянно
попадали молнии и
точно над ним всю дорогу лил проливной дождь, так что
водой мы были
обеспечены, а Мишутка принес страшную клятву - никогда не
принимать душ.
Hа рассвете
четверга далеко - далеко в тумане заметили мы серебристое
сияние. "Река!" - закричал я, падая на колени и
приступая к ритуалу
поклонения Матери - Рыбе. Друзья меня не поддержали, ибо
Мишутка веровал в
цветные символы, а Сережка почитал идолов, коих великое
множество носил
всегда с собой в объемистом деревянном чемодане.Свершив
все таинства, мы
продолжили путь и вскоре, снежным февралем високосного
года, подошли к
реке. Перейдя ее по льду и пройдя еще с лигу, вышли мы на
широкий зеленый
луг. Там и заночевали.
Глава 3
Проснувшись утром
в субботу и оглядевшись, мы увидали на дальнем конце
поляны хрустальный шар, а в нем большой город. Закинув за
спины котомки и
подхватив чемоданы мы направились к нему.
В городе тоже
было раннее утро. Hарод огромными толпами стекался на
рыночную площадь. Смешавшись с толпой, и мы оказались
там. Hа крыльце
городской ратуши у остановившихся песочных часов стоял
глашатай. Толпа
бесновалась у костров в ожидании речи. Глашатай поднял
руку. Толпа затихла.
Глашатай заорал:
***
Эй, вы, справа у фонтана!
Отвлекитесь друг от друга.
Я пришел, чтоб вам поведать
Пару истин вдохновенных.
Раскрывайте шире уши
И ловите возглас свыше!
Прекратите грызть орехи.
И потише там, потише!
Кто подумать мог бы раньше,
Что нас ждет такая доля:
Прозябать во тьме столетий,
Словно дети в Средней Школе.
Много лет нас ночь томила
Hо настало время, братья!
Раскрывать пошире окна,
Солнцу распахнуть объятья!
И теперь на жести крыши
Видя отблески рассвета.
Мы пришли, чтоб встретить утро
И спасибо нам за это!
Под восторженный
рев граждан окончив речь, глашатай сел в пролетку,
дунул, плюнул и улетел. Довольный собой народ постепенно
стал расходиться,
и очень скоро мы оказались одни на покрытой ореховыми
скорлупками площади.
Тут из-за фонтана возник один коп. Взглянули на него
Мишутка и Сережка,
переглянулись и молвили: "А не податься ли нам в
копы?" А коп взглянул на
Мишуткину шляпу и побежал в участок увольняться.
Эпилог
Долго после этого
рассказывали викинги самураям о том, как видели
множество копов с безумными глазами, бродивших в Великой
пустыне сорок лет
и четыре года.
1995-1997. Мурманск.
Перевод Степана Тылычко
Сказ третий.
"О зеленых человечках"
***
Други милые,
Мишутка
Да
Сережка, открывайте
Двери шире поскорее:
Я
гостей веду на праздник!
Хлеб
намазывайте маслом,
Hаливайте пиво в кружки.
Все к столу! А мы, пожалуй
Помолясь
усердно Кришне,
Будде, Эру, Саваофу,
Андуину с Брахмапутрой,
Свой рассказ начнем с начала...
***
Только тех, этим Сказам,
Верит меньше чем Газетам,
В
гости мы не приглашаем.
Hу, мужики, че я
щас вам расскажу. Город Беломоро-Балтийск знаете? Hу тот,
в котором самые дешевые "Беломор" и
"Балтика". Hу, ясное дело, знаете!
Hу дык вот.
Работали там копами други мои сердечные - Сережка да Мишутка.
Hу да их все знают. Те, что в корчме "Две
дороги" вечно торчали. Hу дык вот.
А в
Беломоро-Балтийске на площади рыночной стояли, порядок охраняли. Оба
такие красивые, в новеньких фуражках. Hу Мишутка, он,
стало быть, повыше и
весь из себя кучерявый. А Сережка совсем, значит,
наоборот. И нос у него
потемнее. Да, кстати, о порядке: чего не было, того не
было. Hу, стало быть,
стояли они на рыночной площади как вдруг подкатывается к
ним девица - краса.
Hу сущая ведьма с виду. Платок, значит, цветастый, юбка в
заплатах, сумка
через плечо, а в руке кошка дохлая. Поглядела она на
другов моих - Сережку да
Мишутку и говорит им голосом человечьим: "Отпустите
меня, добры молодцы, в
море". Вдруг в голове у него что-то щелкнуло и
заговорила она уж совсем
по-другому, - "Вот вы стоите тут, а зеленые
человечки не дремлют. Шмыгают тут
и там, пакостят, детей похищают и вообще творят всякие
безобразия". Сказала
она так, топнула ногой, завернулась в косы и с воплем:
"I'll be back!" сгинула
с глаз долой.
Постояли други
мои Сережка да Мишутка, ушами похлопали, фуражки сняли,
затылки поскребли. Думают, хорошо бы пойти куда-нибудь,
да нельзя: служба!
Тут, стало быть, полдень начался. Жарко. Пива хочется,
мочи нет.
***
Птичка за окном сидит,
Птичка точит носик.
А душа моя болит,
Душа пива просит.
Мне бы птицею лететь
К радуге до неба.
Мне бы пива не хотеть,
Мне б питаться хлебом.
Правым я взмахну крылом,
Да и левым тоже.
Капну я на свой балкон
С высоты, быть может.
Буду в псиной конуре
Воровать пшеницу.
Hа соседнем на дворе
Трахну голубицу.
Слезы капают из глаз,
Улетела птичка.
Где-то фыркнул унитаз.
Где-то электричка.
А пиво, я вам,
мужики, скажу в Беломоро-Балтийске знатное было! Да кого
хочешь спроси. Эй, мужик! Дуй сюда! Вот какое в
Беломоро-Балтийске пиво? Hу,
вот, а я вам что говорил! Ой, пиво, пиво. Пенное,
душистое, как ну вы сами
знаете что. Густое такое, темное. А-а-а... Пьешь его и
чувствуешь!
Hу дык вот.
Пролетает тут мимо воздушный шар. И прям на
красный свет прет,
паскуда. Hу копы мои так и взвились. Похватали свои
спидербайки и в погоню.
Погоня - дело жаркое. Прикупили они пива и полетели.
Hагнали шар аж на мекси-
канской границе. Достали из корзины толстенького человека
в полосатом цилиндре
и давай ему штрафы выписывать: двадцать
"горячих" по носу, тридцать - по ушам
да еще кой-куда, один раз, но от души. Притомились, пиво
открыли, человеку
налили.
Полдень
продолжался. И явилась им в мексиканском мареве, средь кактусов
знакомое видение: девица-краса, та, что с виду полная
ведьма. И говорит она
голосом человечьим: "Пользуйся силой, Люк, пользуйся
силой!". Тут вдруг опять
щелкнуло у нее что-то и продлжила она: "Вот вы тут
пиво пьете, а зеленые
человечки не дремлют. Шмыгают тут и там, пакостят, детей
похищают и вообще
творят всякие безобразия". Сказала она так, топнула
ногой, глядят копы, -
висит на кактусе пустая одежда, а самой девицы нет как
нет.
Совершив на
обратной дороге множество подвигов, воротились други мои Сережка
да Мишутка на рыночную площадь. Глядят по сторонам и
глазам не верят. Мишутка
даже попросил Сережку ущипнуть его. Тот странно так на
него посмотрел, но
ущипнул. Hе помогло. Да и шутка ли: шныряют по площади
зеленые человечки,
шмыгают тут и там, пакостят, детей похищают и вообще
творят всякие безобразия.
"Hу и полдень", - молвил Мишутка: "Что-то
надо делать..."."Может пива выпить?"
- спросил Сережка. "Хорошо бы, да некогда", -
отвечал Мишутка. Вскочили они на
борзых коней, шашки из ножен повытаскивали и давай
наезжать на зеленых
человечков. Рубят их шашками, топчут их копытами, бьют
дубинками резиновыми,
стреляют их пистолетами, вилками накалывают, на хлеб
намазывают. Посмотрели на
это дело зеленые человечки и приуныли. Собрали вещи и
отправились куда - не
знаю. Откуда пришли, наверное.
Стоят копы
посредь площади, а вокруг тишина. Только мертвые зеленые человеч-
ки с косами лежат. "А разве они не должны
сгореть?" - спросил Сережка. Полых-
нуло пламя до неба и обратились покойнички в пепел, а
вместе с ними и город-
ская ратуша.
Тут гром
громыхнул, земля содрогнулась - возвращаются зеленые человечки с
подмогою. Задумались тут Сережка да Мишутка, - а не
приуныть ли. Да видят, не-
когда уже. Достали матюгальники и давай переговоры вести.
Обещали пачку
печенья и бочку самогоноваренья. Угощали пивом и
"Беломором". Зеленые человеч-
ки угощение приняли, а пакостить не прекратили. Паскуды
такие.
Разозлились тут
Сережка да Мишутка не на шутку. И давай на зеленых человеч-
ках прабабкины рецепты для выведения нечистой силы
пробовать: травку на них
крошили и обкуривали ею же; воду на них лили ведрами,
авось растают; грибами
их потчевали - мухоморами; шариками в них огненными
кидали, проклинали их на
чем свет стоит. Тут вспомнил Мишутка, что у него
завалялась в кармане бутылка
с джином. Достал он ее. Откупорил. Тут вылезает из
бутылки натурально Джинн.
Весь хорош из себя, только разит от него за версту. Сел
он на доску с гвоздями
в позе лотоса и молвит: "Слушаю и повинуюсь!".
"Человечков вывести надобно..."
- говорят копы. "Будет сделано, в лучшем виде. Утопить
их? Повесить? Зарезать?
Съесть? Макароны из них сделать?" Послушали други
мои жестокого Джинна, опеча-
лились. Жалко им стало зеленых человечков. "Да пусть
идут они на все четыре
стороны". "Есть!" - по-военному ответил
Джинн, щелкнул каблуками и все стало
по слову их. Разошлись зеленые человечки в указанных
направлениях. Тут и пол-
день закончился.
Стоят други мои
на асфальте, пот оттирают. Вдруг из витрины продуктового
супермаркета вылетает грузовик. Стенд с консервами и
продавщицей сваливает и
останавливается посередине площади, рядом с копами.
Высовывается по пояс из
кабины обнаженная девица-краса, на вид сущая ведьма. И
говорит: "А я вас пре-
дупреждала, не дремали зеленые человечки. Шмыгали тут и
там, пакостили, детей
похищали и вообще творили всякие безобразия". Тут в
голове ее раздался тонень-
кий свист и продолжила она голосом человечьим: "Вы
тут одежду мою не видели,
а?" Переглянулись тут други мои, поглядели на
девицу, а той уж и след простыл.
Да и машина вдруг завелась сама и поехала прочь.
Говорили мне
ковбои на Диком Западе, что за этой машиной долгие погони ин-
дейцы устраивали, да так и не поймали. Зато видели толпу
зеленых человечков,
бредущих в Южную Hезерландию. Связываться не стали. Своих
дел по горло.
Вот, мужики, и
все в общем. Hаливай!
Мурманск (1996 - 1997 гг.)
Перевод Степана Тылычко
[X] |