Томас Скортиа. Телефонный разговор

   -----------------------------------------------------------------------

   Сборник "Англо-американская фантастика".

   & spellcheck by HarryFan, 30 August 2000

   -----------------------------------------------------------------------

   - Алло, - со свойственной старикам громогласностью позвал он.   -   Алло,

алло... это Флейкер. Алло...

   - Когда вы услышите сигнал точного времени...

   - Проклятье, - выругался он. - Я не хотел...

   - ...Будет...

   - Алло, - послышался в трубке немолодой женский голос.

   - Алло, - ответил он. - Вальтер, почему ты не отвечаешь?

   - О, как хорошо, что ты   позвонил,   -   продолжал   незнакомый   голос.   -

Ужасно мило с твоей стороны.

   - Кто это? - потребовал он. - Кто вы такая?

   - Да, да,   желаю   тебе   счастья   в   Новом   году,   Майкл!   Да,   это   был

замечательный год.

   - Перестаньте молоть чепуху!

   - Хороший год. Да, очень хороший год. Самый лучший с   тех   пор,   как   я

ушла на пенсию. Ты знаешь, в прошлом месяце я ездила на   встречу   с   нашим

выпуском... перед самым Рождеством.

   - Это что, новый способ разыгрывать людей?! - возмутился   он.   -   Новый

год! Рождество?! И это в разгар лета!

   - Алло, с Новым годом, дорогой. Пусть 1963 год принесет тебе счастье.

   - Да замолчите же, черт вас возьми!   Что   за   шутки?   Сейчас   1970-й...

Середина августа, и жарко как в аду, и если вы не прекратите...

   - Как хорошо, что ты позвонил, как хорошо... Спасибо... спасибо...

   - Эй! - закричал он, теряя терпение. - Алло, алло, алло... черт возьми,

алло...

   - Спокойной ночи. Веселого Рождества... спокойной ночи...

   - Прекратите!!! - заорал он. - Стойте! Не вешайте трубку... Не думайте,

что вам удастся меня...

   - _Когда вы услышите сигнал точного времени_...

   - Алло, алло! - снова закричал он.

   В трубке послышались длинные гудки.

   - _Будет ровно_...

   Он швырнул трубку на рычаг и поднялся, весь дрожа   и   обливаясь   потом.

Чувствовал, как от гнева на шее начинает пульсировать   вена   и   топорщатся

остатки волос на висках.

   "Проклятые шутники, - с негодованием подумал. - Кого, черт возьми,   они

вздумали дурачить?" Он стал перебирать в уме тех, кто   мог   опуститься   до

такой низости.

   - Внучатый племянник? Этот паршивец с гнилыми зубами и   прыщавым   ртом,

всегда готовый заржать по любому поводу? Или   Шульц?   Или   Карпентер?   Или

Уилкинсон? - Он презрительно фыркнул: - Бездари! Ничтожества!

   Мысль, что кто-то из них после   стольких   лет   пытается   свести   с   ним

счеты... Значит, они все еще продолжают его ненавидеть, хотя   каждому   уже

за восемьдесят, а ведь, кажется, что   в   таком   возрасте   и   ненависть,   и

страсть, и горе - все эти   чувства   должны   умереть.   А   может   быть,   это

кто-нибудь из хищников,   собравшихся   там,   внизу?   Все   эти   бесчисленные

родственники, которые только и знают   что   перешептываться:   "Ну,   как   он

сегодня?" - хотя, наверняка, думают про себя: "Скорей бы он   помер.   Зачем

ему столько денег?   Все   равно   он   слишком   стар,   чтобы   воспользоваться

ими..."

   - Один... один против всего мира... - Презрительная   усмешка   искривила

его пересохшие губы. Он шел к поставленной   цели,   наступая   на   глотки   и

сметая на пути всех, кто мешал ему. Не чета этим.   Пусть   на   своей   шкуре

испытают все, что довелось ему. Когда приходилось рассчитывать   только   на

себя. Когда неоткуда было ждать помощи. Даже от собственной   жены   -   этой

красивой безделушки, которую он когда-то приобрел.

   Он долго сидел, глядя задумчиво на   телефон.   Потом   осторожно   снял   с

рычага трубку и, заглянув в записную книжку (а ведь когда-то   память   была

цепка и безошибочна), стал осторожно набирать тот же номер.

   Щелк... щелк... щелк...

   - ..._Услышите сигнал_...

   - Нет, - пробормотал он, нажимая на рычаг   пальцем.   Немного   подождав,

стал снова набирать номер.

   Щелк...

   - _Когда вы услышите сигнал_...

   Его рука непроизвольно метнулась вперед:

   - Постойте! Не вешайте трубку! Кто вы? - Тяжело дыша, он крепко   прижал

трубку к уху. - Кто вы? Я же слышу ваше дыхание...

   - Алло, алло, что с тобой? Сейчас два часа ночи!

   - Лгунья, - ответил он. - Еще только вечер, середина   августа   и   такое

яркое солнце, что без очков нельзя смотреть на асфальт, а вы...

   - Да не кричи же, Джимми. Нельзя так волноваться...

   - Я не Джимми, - перебил он, сдерживая себя.

   - Нет-нет, это все происки педсовета, и   если   они   решили   выпроводить

меня на пенсию...

   "Тот же самый голос, - подумал он. - Женский. Вероятно, ей лет сорок. К

тому же очень приятный". Он с раздражением   отогнал   от   себя   эту   мысль:

какой смысл в его возрасте думать о женщинах?

   - Алло, кто вы?

   - Я знаю... в конце июня... Прошел   целый   год...   Целый   год,   как   ты

вернулся из Кореи.

   -   Какой   Кореи?!   -   закричал   он.   -   Война    в    Корее    закончилась

давным-давно. Вы что, не читаете газет?

   - Спасибо, спасибо, - продолжал все тот   же   голос.   (Кому   бы   он   мог

принадлежать. Кому? Кому? Кому?)

   - Эй, подождите, - умоляюще произнес он. - Не вешайте трубку.

   - ..._Будет шесть часов четырнадцать минут_...

   Щелк.

   - Проклятье! - прохрипел он. На глазах выступили слезы.   Любопытно.   Он

не плакал без малого лет двадцать... с тех пор, как умерла жена, да   и   то

лишь для проформы. Он скорее бы стал оплакивать смерть любимой   охотничьей

собаки или незнакомого человека, на траурный кортеж которого   случайно   бы

наткнулся. В то время   плакать   было   легко...   были   силы.   А   теперь,   в

восемьдесят   два   года,   остаются   лишь    смутные    воспоминания    о    тех

бесконечных, растраченных впустую годах, когда жизнь могла бы   что-то   для

него значить, попытайся он найти в ней смысл.

   Чего же он добился? К чему стремился? К этой   тяжелой   гнетущей   тишине

многочисленных комнат, по которым, подобно призракам в сумерках,   бесшумно

передвигаются слуги, пышущим здоровьем молодым племянникам и   тусклоглазым

племянницам, ждущим его последнего вздоха, чтобы вцепиться в его наличные,

в его ценные бумаги, в эти ничего не значащие символы прожитых лет?

   "Как это ужасно, - подумал он. - Ужасно... ужасно..."

   Ужасно? А что, собственно, ужасного?

   Оказаться старым? Желтеть   и   сморщиваться,   словно   старая   кинолента,

которая так потрескалась и выцвела от времени, что на ней   уже   невозможно

различить отдельные кадры. Осталось только бросить ее   в   огонь,   где   она

мгновенно свернется и, вспыхнув ярким   коптящим   пламенем,   превратится   в

кучку пепла.

   Впрочем,   зачем   все    так    драматизировать?    Он    просто    прекратит

существование... успокоится... потом придут люди в черном и   совершат   над

его иссохшим телом   свои   таинственные   действия:   превратят   его   лицо   в

восковую маску, посыпят тальком, нанесут румяна - и будет он   торжественно

покоиться в гробу.

   А те молодые люди, опьяненные радостью жизни, разве они потом   вспомнят

о нем?

   - О нет, - простонал он. - О нет, нет, нет! Должен   же   кто-то   быть...

должен же... кто обо мне потом вспомнит?

   Он в который раз стал в уме перебирать родных и знакомых.   Никто!   Даже

родной брат, Уолтер, которого он кормил и одевал всю   жизнь.   Что   уж   тут

говорить о тех хищниках, которые в предчувствии его смерти слетелись сюда.

   А Уолтер даже не отвечает на его звонки!

   Только бы нашелся один человек. Один-единственный, к кому можно было бы

обратиться... поговорить... не важно где.   Почему   за   всю   жизнь   ему   не

встретился ни один человек, кому можно было бы открыть душу... с кем можно

было открыто смеяться... даже плакать? Но нет. Ни малейшей возможности...

   Он задумался. Возможность? Хотя бы самая   маленькая?   Впрочем,   слишком

поздно. Прошло столько лет. Все они слились   в   какую-то   аморфную   массу.

Быстро пронеслись и исчезли, оставив ему беспомощное тело и разум, который

становился все слабее   и   слабее,   превращая   его   жизнь   в   лабиринт,   из

которого все труднее находить выход.

   "Уолтер, - мелькнуло у него в голове. - Куда же   запропастился   брат...

последнее звено, связующее с этим миром?"

   Негнущимися пальцами он опять набрал номер, и на другом конце   раздался

знакомый мелодичный звонок.

   - _Когда вы услышите_...

   - Черт! - снова выругался он. - Черт! Черт! Черт!!

   Щелк...

   В который раз, медленно и осторожно, он набрал семизначный номер.

   На шестой цифре раздался звук... не мелодичное тихое гудение, а высокий

раскатистый металлический звук, словно он попал в   пустую   комнату,   стены

которой были обиты листами железа.

   - Алло, алло, - ответил голос.

   - Алло? - спросил он. - Кто...

   - А, это вы? Я так хотела, чтобы это снова оказались   вы,   -   продолжал

женский голос.

   - Да, это я... я, - поспешно произнес он. - Меня зовут Марк Флейкер,   а

кто, черт возьми, вы?

   - Да, я знаю, это ты, Марк. Разве я могу забыть твой голос?

   - Забыть мой голос? - переспросил он.

   - После стольких лет, проведенных вместе, разве   я   могла   забыть   твой

голос?

   - Мы с вами ни разу не встречались раньше! - закричал он,   не   в   силах

сдержать себя.

   - Все это время я постоянно думала о   тебе...   мне   так   хотелось   тебя

увидеть, а я даже   не   знаю,   где   ты   находишься.   Интересно,   куда   тебя

послали, когда началась война?..

   - Женщина, - раздельно произнес он. - Женщина, вам не   стыдно   смеяться

над старым человеком?

   - Старым? - удивилась она. - Ты в самом деле старый?

   - Да, я старый, старый, старый. Я сижу в этом огромном доме и слежу   за

тем, как шакалы собираются устроить свару из-за моих костей.

   - Это   все   война,   -   сказала   она.   -   Ужасная   война.   Все   охвачены

истерией... такая ужасная бойня...

   - Мне ненавистна сама мысль о войне, -   ответил   он.   -   Это   идиотская

война. Ей не видно конца... всюду кровь... убийства... За что? Это была не

наша война.

   - Нет, - мягко возразила она. - Ты, дорогой, наверное, кого-то   потерял

на ней, но это - наша война. Наша, хотя она почти закончена.

   - Она никогда не закончится.

   - Это вопрос лишь нескольких дней, - продолжала   она,   -   а   потом   все

вздохнут свободно и прекратится весь этот ужас. Наши перешли уже Рейн и...

   - Перешли Рейн? - изумился он. - Вы что, спятили?

   - ...Вопрос времени, - продолжал голос, который неожиданно стал еле-еле

слышен.

   - Какой Рейн? Что общего имеет Рейн с   азиатской   затрапезной   страной,

где погиб мой любимый племянник... моя плоть и кровь.

   - ...Нацисты, - снова послышался голос. - Эти проклятые нацисты... -   И

снова шум, треск в трубке и наконец: - _Когда вы   услышите   сигнал,   будет

ровно_...

   Он швырнул трубку на рычаг и, тяжело дыша, побрел к кровати, лег на нее

совершенно измученный, испытывая страх.

   Чувство одиночества буквально парализовало его. Один... один... один...

Словно рикошетом это   слово   отскакивало   от   стен,   проникало   глубоко   в

сознание и где-то там пряталось.

   ОДИН.

   Кроме   этого   безумного   голоса,   продолжающего    твердить    о     войне,

форсировании Рейна и нацистах... голоса, который ему был рад.

   - Рад,   -   с   удивлением   отметил   он   про   себя.   Люди,   как   правило,

относились к нему враждебно. Они притворялись и думали, что он не замечает

всех их уловок и хитростей, чтобы втереться   к   нему   в   доверие.   Но   еще

никому не удалось его обмануть. Даже доктору, заявившему, что с ним все   в

порядке:   "Вам   не   о   чем   беспокоиться,   мистер   Флейкер.   Возраст?   Да,

правильно, здесь ничего не попишешь, но практически вы здоровы".

   - Практически здоров? - с недоверием пробурчал он.

   - Ну, вы понимаете, что я хочу сказать.

   - Я умираю, - твердил он.

   - Вам это только кажется, - продолжали успокаивать его доктора.

   - Это одно и то же, - упрямо твердил он.

   - Возможно, - отвечали они. - Возможно, возможно.

   Интересно, что бы они сказали теперь? Что у него старческий   бред?   Что

он слышит   чьи-то   незнакомые   голоса   по   телефону,   ведущие   разговор   о

Корейской войне. Когда она была? В 1953   или   1954   году?   Переход   Рейна?

Кажется, это был 1945-й. И кто-то знал его в то время. Но чей   это   голос?

Голос, который спокойно и нежно говорил с ним. Люди редко говорили   с   ним

спокойно и нежно. Даже жена. Впрочем, она вообще предпочитала молчать.

   Внезапно сильно забилось сердце. Он откинулся на подушку, чувствуя, что

кровь приливает к голове, заполняя капилляры лица, носа, губ, щек...

   - О Боже, - простонал он. - О Боже, почему ты насмехаешься   надо   мной?

Все боги жестоки, злы. Я многим поклонялся.   И   ты   такой   же   жестокий...

злой...

   Трясущимися пальцами он нащупал диск телефона. Стал набирать номер.   Не

соединяют. Снова набрал, прижал трубку плотно к уху, весь превратившись   в

слух.

   Раздался щелчок...

   - _Когда вы услышите сигнал точного времени_...

   Он всхлипнул. Еще сильнее прижал трубку к уху.   Еще   раз   набрал   номер

телефона брата.

   - Алло?

   - Алло? - взволнованно ответил он. - Алло, это вы? Это вы?

   - Марк, - сказала она. - Это ты? Где ты пропадал столько времени?   Даже

не верится, что это ты.

   - Да, это я, Марк, Марк.

   - Я уже начала думать, что больше   тебя   никогда   не   услышу.   Это   так

неожиданно... после стольких лет.

   - Это Марк, - снова сказал он, давясь от кашля.

   - Ты нездоров? - спросила она.

    - Да, что-то не по себе.

   - Если бы мне удалось навестить тебя.

   - Если бы. Если бы...

   - Я даже не знаю твоей фамилии. Мы говорили всего лишь несколько раз.

   - Да нет же, - сказал он. - Ты просто забыла. Меня зовут Флейкер.   Марк

Флейкер.

   - Не   обманывай   меня,   пожалуйста.   Я   знала   одного   Марка   Флейкера.

Советника Президента. Я видела его один раз на приеме.   О   Господи,   какой

это был красивый мужчина... и такой впечатлительный.

   - Это был я... я... но очень давно.

   - Нет, не одно и то же, - сказала она. - Марк, у   тебя   такое   странное

чувство юмора. Нет, совсем не то же самое.

   Сначала в ее голосе послышалось недовольство... потом он стал ласковым.

   - Прошло столько лет, - сказал он. - Это было перед самой войной.

   - Будет война? - спросила она. - О Господи, сделай так, чтобы   не   было

войны.

   - За год до того, как япошки бомбили Перл Харбор, - напомнил он. -   Шел

1941 год.

   - Марк, я не понимаю тебя.

   ...Шум... треск... Он понял, что связь обрывается.

   - Не вешай трубку! - закричал он.

   - Марк, - прозвучало издалека. - Я не слышу тебя. Я не понимаю...

   - Не вешай трубку, - громко произнес он.   -   Я   люблю   тебя.   Не   вешай

трубку.

   - Марк... - сплошной треск... -   Марк,   ты   же   прекрасно   знаешь,   что

сейчас 1941 год, 6 декабря, суббота, и школа закрыта. Ты знаешь...

   Щелк...

   - _Когда вы услышите_...

   6 декабря 1941 года! Когда вы услышите сигнал... 6 декабря 1941 года!

   Его пальцы впились в пододеяльник. Кто это? Где она?

    Он даже не знает ее   имени.   Голос   без   тела,   без   лица,   без   имени.

Возможно, они мельком встретились где-нибудь. Пожали   друг   другу   руки...

возможно. Но как давно это было... разве упомнишь все?

   И в какое-то мгновение, испытывая полное одиночество,   потеряв   чувство

ориентации во   времени   и   пространстве,   он   произнес:   "Я   люблю   тебя!"

Непривычные эмоции переполнили его душу и вырвались   наружу.   Внезапно   он

понял, что это не пустые слова, вызванные страхом,   надеждой   или   гневом.

Неужели это любовь?

   "Но любовь не приходит вот так вдруг, - сказал он самому себе. -   Разве

можно полюбить призрак... нечто... размытое изображение,   перенесенное   из

прошлого в умирающее настоящее. Любят в молодости. Нет, это нельзя назвать

любовью. Мое время прошло. Прошло. Да и как можно   любить   призрак...   это

существо, мучающее меня вот уже несколько часов подряд... О   Боже,   только

не это... только не это..."

   До него донесся звук торопливых шагов в   холле,   и   он   понял,   что   от

волнения задышал чаще и громче. Хищники наготове... до   них   долетели   его

тяжелые вздохи. Они уже совсем близко. Он заметил, как повернулась ручка и

дверь медленно отворилась.

   - Не входить! - закричал он. - Будьте вы все прокляты! Не входить! Надо

будет, я сам позову. Уходите! Все!!!

   Дверь закрылась, он остался опять один... вернее, одинок. Таким,   каким

он оставался   всегда,   за   исключением   того   голоса   из   памяти,   который

пробился через годы... который принадлежит   какой-то   женщине,   совершенно

ему незнакомой... которую он так никогда и не узнает.

   Удивительная все-таки вещь -   память.   Он   прекрасно   помнил   появление

этого замечательного изобретения - телефона и его создателей -   Александра

Грехема Белла и его помощника, мистера Уотсона, которые с   помощью   медных

электрических проводов соединили не только города, но даже годы.

   Но где он мог слышать этот голос?

   Тонкий нежный   голос   мистического   невидимого   существа,   которому   он

признался в любви. Но как можно   любить   один   лишь   голос?   Может,   разум

отказывается ему служить? В его голове начались необратимые процессы?..

   И все же, кому он мог принадлежать?

   Несколько минут он лежал   спокойно   и   глядел   на   аппарат,   размышляя,

страшась,   надеясь,    мечтая.    Потом...    его    покрытая    пятнами    рука

непроизвольно потянулась к диску,   и   старческие   тонкие   пальцы   внезапно

крепко схватили трубку, подняли ее, а другая рука   в   который   раз   начала

набирать номер... наугад. Какая разница... 6... 3... 9... 5...   6...   0...

8. Какое это имеет значение? Все равно мир сошел с ума, мир   умирает...   я

вместе с ним... хотя происходит что-то невероятное, и я пока еще жив.

   Опять раздался привычный щелчок.

   - _Когда вы услышите сигнал точного времени_...

   Треск... треск... треск...

   - Алло, - уверенный молодой голос. Довольно приветливый и спокойный.

   - Это Марк.

   - Марк? Марк?

   - Да, это я.

   - О! - воскликнула она. - Я помню, хотя это было так давно.

   - Для меня всего лишь несколько минут, - сказал он.

   - Не понимаю...

   - Какой сейчас год? - спросил он.

   - 1933-й, - ответила она. - Сам знаешь.

   - Послушайте, - продолжал он взволнованно. -   Я   не   сумасшедший,   хотя

наверняка вы меня принимаете за такого. Сейчас идет 1970-й.

   - О... - удивленно произнесла она,   потом   добавила:   -   Какие   у   тебя

странные шутки.

   "Она не рассердилась, - подумал он. - Прекрасно".

   - Верьте мне. Мы живем в 1970 году. Я звоню вам... говорю с   вами   весь

вечер, но вы все дальше и дальше от меня.

   - Странно... так необычно и красиво...

   - Это реально... реально...

   - Странная, но прекрасная идея.

   - Это ужасно, так как я не могу вас видеть.

   -   Мне,   вероятно,   не   следует   делать   этого...   но   мы    обязательно

увидимся...

   - Я не могу... не могу... не могу... Разве ты не понимаешь? Дело   не   в

расстоянии...

   - Где ты живешь? - спросила она.

   - В Сан-Франциско, у парка Твинс.

   - А я живу совсем рядом, на Джонс-стрит! - воскликнула она. - Мы   живем

здесь уже несколько лет. Через дом живут мои родители.

   - Через годы, - тихо произнес он.

   - У тебя такой потерянный голос.

   - Я и есть потерянный.

   - У тебя такое... Я не должна делать этого, но...

   Шум... треск... ничего нельзя разобрать...

   - Как тебя зовут? - спросил он.

   Опять треск...

   - Твое имя? Твое имя?

   - Анджела. Разве ты не помнишь? Прекрасное старое имя. Анджела...

   - Анджела... А фамилия?

   Опять сплошной треск...

   - _Когда вы услышите сигнал точного времени_...

   Щелк...

    Он всхлипнул. Его пальцы судорожно начали   набирать   первый   попавшийся

номер.

   Щелк... Щелк...

   - Алло, - наконец ответил молодой голос.

   - Анджела?

   - Да. Кто это?

   - Марк.

   - Какое хорошее имя, но я не знаю никакого Марка.

   - Как тебя зовут?

   - Я не знаю никакого Марка.

   - Мы встречались, но я забыл твою фамилию.

   - У тебя такой приятный голос. Совсем   молодой.   О,   мне   не   надо   так

говорить...

   - Фамилия? - умоляюще произнес он.

   Треск...

   - Пожалуйста. Что в этом плохого. Меня зовут Хайм...

   Треск... треск...

   - _Когда вы услышите_...

   - О Господи, - разочарованно прошептал он. - Еще одна секунда и я узнал

бы. Всего лишь секунда. - Пальцы снова стали лихорадочно набирать номер.

   Щелк...

   - _Когда вы услышите_...

   Щелк...

   - Алло, алло? - ответил мужской голос. Низкий и звучный.

   - Алло! - прокричал он.

   В трубке послышалось недовольное ворчание.

   - Алло, - снова громко сказал он.

   - Мистер Уотсон, - ответил голос. - Идите скорее сюда. Вы мне нужны.

   После этого наступила тишина. Никакого треска и шума в трубке не было.

   Абсолютная тишина.

   Совершенно обессилевший, он осторожно положил трубку на   рычаг,   закрыл

глаза и долго не открывал их.

   Слишком поздно. Точнее говоря, слишком рано. Назад к исходной   точке...

к тому году... дню... часу... и после   этого   ничего,   потому   что   в   это

мгновение связь прекратилась - мистер Белл   продлил   электролит   и   позвал

помощника. Отныне уже не будет никаких голосов, никакой   Анджелы,   никакой

надежды - НИЧЕГО.

   Он почувствовал, что ему хочется плакать, но на это нужно столько   сил,

а у него их   осталось   так   мало.   Ну   что   же,   буду   лежать   в   постели,

уставившись в потолок, и слушать шепот докторов и   дурацкие   вопросы   всех

этих бесконечных племянников, понимая, что   перед   тобой   только   сплошные

серые будни, где нет места надежде.

   Анджела Гайм?.. Всего лишь четыре буквы.   Правильно   ли   он   расслышал?

Гайм или Хайм? Было так плохо   слышно:   ведь   это   был   первый   телефонный

аппарат, который изобрел человек.

   Он схватил телефонный справочник и стал быстро его   листать.   А   вот   и

буква "X". Сколько же там фамилий на "X".   Хаймейкер,   Хаймен   (см.   также

Хайменн, Хайммен, Хаймменн). Затем Хайменд,   Хаймер,   Хаймонд.   Невероятно

трудная   задача.   Столько   фамилий,   начинающихся   на   "Хайм...",    больше

тринадцати, не считая фирм и компаний...

   Без малого восемьдесят разделов!

   Он даже не знает, жива ли она. Живет ли в городе? Может,   вышла   замуж,

сменила фамилию? Вроде бы нет, судя по первому звонку... О чем она вначале

говорила?..

   Проклятая память!   Вышла   на   пенсию...   Так...   Ездила   в   Денвер,   на

встречу... на встречу с выпускниками... Денвер!

   Он опять начал листать страницы справочника. Мелькнула надежда. А вот и

"Учебные    заведения"...    Университет    города    Денвер...     "Ассоциация

выпускников Университета"... Невероятно, но чем черт не шутит.

   Набрал указанный номер и стал ждать. Трубку сняла   женщина.   Он   быстро

придумал предлог - забыл фамилию одноклассника. Не могла бы она чем-нибудь

помочь ему? Последовало томительное молчание, и наконец   она   назвала   три

фамилии.

   Дрожа от волнения, набрал первый номер.   После   третьего   гудка   кто-то

снял трубку, и он тихо спросил:

   - Анджела Хаймайэр?

   - Да, - ответил голос.

   - Это Марк Флейкер.

   - Кто?!

   У него замерло сердце. Это оставался его последний шанс. Другого уже не

будет. Что же делать?

   - Марк Флейкер, - повторил он устало.

   - О Марк! - радостно воскликнула она. - Сколько лет, сколько   зим!   Где

ты пропадал все это время?

   У него перехватило дыхание, и на секунду сделалось страшно.

   - Анджела, вы не откажетесь встретиться с   одним   джентльменом?   Старым

другом?

   - После стольких лет? Со старым другом?

   - Да.

   - С большим удовольствием!

   - Спасибо, -   ответил   он,   чувствуя   себя   вновь   молодым,   сильным   и

здоровым.

   Не дожидаясь ответа, положил трубку на рычаг и начал одеваться.

   - После стольких лет! - громко разнеслось по пустой комнате, и на   душе

у него стало очень радостно.