АЛЕКСАНДР САВЕРСКИЙ

КАМЕНЬ ШАМБАЛЫ

     или

     ЗОЛОТОЙ ВЕК

     

     1.

     

     Поток людей с посеревшими изнуренными лицами бесконечной лентой тянется по

пыльной дороге. Кто с сумками, кто с мешками на плечах, кому-то посчастливилось

взгромоздить свои пожитки на тележку, и он толкает ее перед собой без особых

усилий, вызывая зависть окружающих, и совсем уж редко попадаются повозки,

запряженные лошадьми.

     Я знаю, что на сердцах окружающих меня людей камень. Совсем еще недавно,

чуть ли не вчера, они побросали свои дома из-за приблизившегося к городу врага,

и теперь унылая река уносит их прочь от всего, что было в оставшейся за спиной

жизни. Уносит в пустоту неизвестности, где нет фундамента или островка, чтобы

зацепиться и осесть, построить новый дом, новую жизнь.

     Я тоже здесь, потерянная среди потерянных. Мне только пятнадцать, и я с

отчаяньем думаю не о доме и не о родных, а о Гришке - любимом моем человеке,

который остался там, позади, защищать с винтовкой в руках наш город, хотя ему

только через месяц стукнет семнадцать.

     Рядом со мной тяжело ступает мама и мелко семенит младший брат. Они заметно

устали, но страх не позволяет присесть на обочину, он гонит и гонит вперед, и

сесть, точнее, упасть, можно только тогда, когда становится совершенно

безразлично, что с тобой будет дальше.

     Страх не только висит в воздухе, он читается в глазах бредущих по дороге

людей, и это - главное чувство, объединяющее все вокруг. У меня и братишки страх

за себя и страх остаться одним в этом мире, то есть потерять мать. У мамы страх

за нас и за папу, который воюет уже несколько месяцев. И так у каждого: все за

кого-то боятся...

     Иногда посреди пыльной реки кто-то не выдерживает боли, порожденной

страхом, и кричит:

     - Изверги! Сволочи! Убийцы! Кто их сюда звал? Сидели бы в своей вонючей

стране и не высовывались! Поубивал бы гадов!

     Это страх породил ожесточенность, или это патриотизм? Вон ведь как говорит:

     - И мы бы жили спокойно! Только-только наладилось в стране, и… на тебе. До

чего ж обидно. Черт бы их побрал с их войной!

     Я не верю. Этот человек просто боится и прикрывает свой страх идеологией

патриотизма. Но окружающим начинает казаться, что перед ними большой патриот:

     - Мы все равно победим! Я уверен. Еще немного, и наши погонят их обратно.

     И никто уже не помнит, что первый его вопль был воплем страха.

     Жара стоит невыносимая, над безводной рекой - пыль и тучи мух. Сколько так

можно идти: десять километров, двести, день, два?

     Враг движется быстрее. Мама говорит, что беженцы все равно попадают в

оккупацию, потому что на своих двоих далеко не уйдешь, а у врага техника:

машины, танки, самолеты.

     По реке-ленте несется крик:

     - Во-о-о-оздух!

     Я только теперь осознаю, что уже целую минуту слышу тянущий сердце звук

приближающихся самолетов, но мозги так заторможены монотонной дорогой, что еще

несколько секунд уходит на то, чтобы понять, что нужно делать. Рефлексы беженки

еще не выработались. Мама оказалась к моменту налета так далеко позади, что я

слышу теперь только ее крик:

     - Наташа! Наташа! С дороги! Быстрее!

     Страх, который слышен в ее крике, парализует меня еще сильнее, и я теряю

еще несколько секунд. Словно в замедленном кино, которое я успела посмотреть

лишь один разок вместе с Гришкой, вижу приближающуюся ко мне по дороге струйку

пыльных фонтанчиков от пуль истребителя…

     - Фу! - я подскакиваю на кровати. В окно светит тускло-красный Плутон,

значит, сейчас около трех часов солнечной ночи. Тянусь к стакану с водой,

стоящему на тумбочке, и слышу сонный голос мужа:

     - Ты что, Джой?

     - Так, приснилось кое-что из прошлого. Спи.

     - Угу, утром расскажешь, - он отключается.

     Я делаю глоток воды и снова ложусь. Думать о том, что приснилось,

совершенно не хочется - столько в том времени мерзкого, липкого, безумного. Но,

если не сменить настроение, то к утру я буду разбитой и противной сама себе,

астральная “сама” духовной “себе”.

     Быстро прокручиваю весь сон в голове и мысленно вырезаю из него все плохое

- страх, усталость, ожесточение, смерть - делаю что-то вроде монтажа

видеофильма. В конце концов, выходит, что вся эта бесконечная река людей -

религиозные паломники, и им ничего не угрожает, кроме желанной встречи с

Лестницей Посвящений.

     Вместе с ними дохожу до подножия этого древнейшего сооружения,

возведенного, как утверждает история, самим Богом во времена Последнего Потопа,

и отсчитываю пройденные мною в прошлом году ступени. С радостью и благоговением

созерцаю венчающий вершину Лестницы Храм Любви-Мудрости - белоснежный цветок

лотоса.

     Окончательно успокаиваюсь и озаряюсь внутренней улыбкой, давая себе зарок

заранее моделировать сны, а не позволять своей душе болтаться, где угодно, пока

мое земное “я” спит.

     Пусть теперь мне приснится друг небесных сфер, мой ангел-хранитель -

Кардалеон, и мы с ним будем гоняться друг за другом по всей солнечной системе и

планетарной цепи Плутона, резвясь и порхая, как бабочки. На этом образе я

засыпаю с улыбкой в душе и на губах...

     Утром, пока Вадим еще спит, пробуждаюсь. Солнце сменило Плутон, и я знаю

это, не открывая глаз. У каждого часа земных суток свой заряд. Сейчас, несмотря

на то, что хочется поваляться в постели и никуда не спешить, все пронизано

кристальной чистотой, и мозг с этим соглашается, если позволить ему работать. И

лучше все-таки это сделать, иначе днем, когда природный ритм нарастит свой

пульс, придется его догонять, а догонять… да всякий знает, что нет занятия хуже.

     Я прислушиваюсь к остаткам последнего сна. Кардалеон буквально искры метал

от радости: говорит, будто бы скоро они - ангелы - смогут изредка заменять души

в человеческих телах, чтобы лучше понять нашу, земную эволюцию. Но это, по его

словам, произойдет лишь с теми парами людей и ангелов, в которых души

человеческие развились настолько, что могут позволить себе заниматься делами в

духовном мире, доверив земное тело другой сущности - ангелу-хранителю.

Своеобразное сотрудничество и взаимозаменяемость.

     Я улыбаюсь радости Кардалеона, он-то знает, что я позволю ему бывать в моем

теле, а я знаю, что ему свое тело можно доверить.

     От воспоминаний сна перехожу к моделированию предстоящего дня. Просчитываю

все свои действия, на что уходит около двух минут. В результате, когда встаю,

делаю все быстро и безошибочно. Если бы я не продумала всего заранее, то долго

бы терла глаза над умывальником, минут пять тупо смотрела бы в меню “завтрак”,

выбирала бы, что надеть, а значит, и макияж, и духи, и обувь. Потери во времени

оказываются в таких случаях несопоставимыми с двумя минутами размышлений.

     Встаю, шепотом наговариваю для компьютера заказ на завтрак, и, пока

умываюсь, слышу, как в кухонном шкафу щелкает тумблер подачи заказанных через

базу данных блюд.

     Накидываю легкий халат и возвращаюсь в спальню. Вадим все еще тихо

посапывает и улыбается во сне - взрослый ребенок. Я очень люблю его за это и еще

за многое, хотя… да я его просто люблю.

     Обнимаю мужа за шею, и мои волосы слегка щекочут его крупный нос. Он

улыбается шире и крепко обхватывает меня за талию. Ему нравится запах речной

воды, исходящий от моего тела и волос. Пусть наслаждается.

     Однако, дело принимает серьезный оборот. Он опрокидывает меня на кровать,

на что я вынуждена ему заявить тоном строгой мамочки:

     - Солнце мое, ты уже проснулся? Какой сегодня лунный день? - Он понимает

меня с полуслова, чувственный его пыл стихает. Он нежно целует меня, после чего,

открыв, наконец, глаза, говорит, глядя в мои зрачки:

     - Привет, радость жизни моей.

     - И вам привет, господин наших судеб, - шутливо отвечаю я.

     - Что нам сегодня снилось? - Он все еще лежит поверх меня, хотя и

облокотился на руки.

     - Два сна. Один бесконтрольный - страх и ужас, точнее, безумие прошлого.

Одна из войн, во время которой меня - невинную девочку - убили. А в другом мы

общались с Кардалеоном.

     При первых словах лицо мужа мрачнеет, но после последних слов, снова с

улыбкой, он произносит:

     - Вот это лучше, - после чего он сползает с меня, тянется до хруста в

костях, и снова спрашивает:

     - Что нового в мире ангелов?

     - Кардалеон говорит, что скоро получит возможность вселяться в мое тело.

     - Вот как?! - Муж разыгрывает возмущение. - На ком же я женат, стесняюсь

спросить, на Кардалеоне или на Джой Селиван?

     - Получается, сразу на двоих.

     - Но, хм… Ведь Кардалеон, кажется, мужского рода. Как же я…

     - Я вижу, ты еще не проснулся. Для нас ангелы бесполы, - замечаю я.

     - Ах, ну да, ну да. Но имя-то у него.

     - Мало ли кого, как зовут. Например, Джой - мужское или женское имя?

     Вопрос слишком сложный, и лицо Вадима полностью отражает муки недоумения,

вслед за чем он произносит:

     - М-да, никогда об этом не думал.

     - Вот видишь, - праздную я легкую победу, что бывает далеко не всегда,

поскольку мой муж птица не простая, он - ученый маг.

     - Ладно, уговорила. Пойду умоюсь.

      Вадим, конечно, уже знает, что завтрак стоит в кухонном шкафу, один только

запах не оставляет места для сомнений.

     Пока моя половина умывается, я делаю астральную жизнеутверждающую зарядку:

представляю себе, как моя нервная система легко справляется с любыми, самыми

сложными ситуациями. В завершение комплекса с трудом удерживаюсь, чтобы не

полетать под потолком, поскольку подобное упражнение, хотя и укрепляет связь

между душой и телом, но отнимает слишком много сил, отчего та же связь после

упражнения сильно слабеет.

     Наконец, делаю плавную гимнастику, которая ни одним резким движением не

должна надорвать ауру.

     И теперь я готова свернуть горы, хотя сегодня это вряд ли потребуется.

Вадим тоже старательно пыхтит рядом, но ему это тяжело. Думаю, из-за снов. Он их

не видит. Сначала я не верила в это. Но, после нескольких попыток проследить за

душой мужа, когда он спит, я отказалась от этого удовольствия, потому что утром

долго не могла вспомнить, кто я и где нахожусь.

      Позже мне объяснили, что его высшее “я” посещает во сне Нирвану, но тонкие

тела несбалансированны, и поэтому, просыпаясь, он ничего не помнит. Жаль!

     Мы съедаем легкий завтрак, и я начинаю собираться на работу.

     Моя профессия - оценка рейтинга сознания людей в Иерархии Сознания, и моя

специальность предполагает универсальность знаний, то есть я изучала все

понемногу, и могу говорить с любым человеком на любую тему. Раньше таких людей

называли дилетантами, хотя придавали этому слову унизительное и неверное

значение. Ну, да Бог с ним, с прошлым. Мне его хватило сегодня во сне.

Аэрокар-такси поднимает меня в небо с площадки перед домом и несет в город.

     

     2.

     

     Меня зовут Хасс!

     Я живу на этой планете уже сотню лет и ненавижу все, что здесь происходит.

     Я ненавижу людей и то, что они делают. Я ненавижу их города и систему

управления. Я уничтожил бы все это, будь на то моя воля.

     Уже сорок лет я живу в горах Хайленд, что недалеко от Северного полюса,

вместе со своими единомышленниками, и мы сообща разработали план уничтожения

существующей цивилизации во имя установления собственного порядка, как мы его

понимаем.

     Это - моя цель! Для этого Логос Сатурна эманировал мою монаду в одно из

поганейших земных тел. Это не означает, что оно уродливо по здешним меркам,

многие женщины мечтают о близости с ним, но я ненавижу все земное, а значит, и

свое тело.

     Семьдесят лет я собирал вокруг себя тех, кто понимает меня и готов работать

во имя общей идеи. И я благодарен Логосу Сатурна за то, что несколько сотен

тысяч человек оказались под особым Его влиянием, что и сделало их моими

союзниками.

     Никто из землян, исключая десятерых особо приближенных ко мне персон, не

знает и даже не подозревает о моих планах и существовании. Я даже не имею

рейтинга в Иерархии Сознания. Я не занимаю никаких должностей, и не включен в

Единую Систему Экономических Взаиморасчетов. Я - никто! Но я - есть!

     И я - Хасс!

     Мои люди обеспечивают меня необходимой одеждой и продуктами, я информирован

обо всем, что происходит на этой планете, и моя компьютерная система работает

как автономно, так и совместно с Единой Компьютерной Системой Земли, используя

ее возможности.

     Я живу здесь сто лет, достаточно хорошо узнал правила игры аборигенов

Земли, и я уже готов...

     Сначала я просто убивал всех подряд, но уже через три дня Единая полиция

села мне на хвост, и я понял, что это не тот путь. Так я лишь утолял свою

ненависть, но миссию - уничтожение цивилизации - исполнить не мог.

     Тогда, изучив древнюю историю планеты, я решил организовать революцию, но -

черт! - мне стало ясно, что оружия на этой планете не достать, поскольку Единые

Вооруженные Силы контролировали производство каждой боевой единицы. За это я

возненавидел земную систему управления еще больше.

     Оставалось одно: карьера в Иерархии Сознания для получения власти для

уничтожения действующей системы для выполнения миссии для….

     Не стоит думать, что сама моя сущность - ненависть и разрушение, я уважаю

своего врага и вижу его сильные стороны. Но, чем больше я их вижу, тем больше

мое желание уничтожить их.

     Я ненавижу порядок вообще - вот моя сущность!

     Я - творец ситуации, гений импровизации.

     Какой смысл в порядке? Когда ты знаешь последний день своей жизни - зачем

жить? И так все ясно. Встал, поел, поработал, поел, поспал, и так до конца дней.

Кому это нужно?

     Жизнь в динамике и переменах - вот мое кредо. Все должно бурлить и меняться

вокруг - это подлинная красота ощущений. Вечный калейдоскоп перемен, и никакого

застывшего алгоритма жизни. Так сейчас живут на Сатурне мои астральные братья и

сестры. Борьба за власть и за свои идеи - лишь в подобном разнообразии я

чувствую свою полноценность.

     Но здесь, на Земле я убогий, я - ненужный, я за-прог-ра-ми-ро-ван-ный

процессор, но я не хочу быть запрограммированным, ибо я - Хасс, Мессия с

Сатурна!

     И я начинаю борьбу за власть!

     

     3.

     

     Аэрокар доставил меня на крышу офиса Комитета Иерархии Сознания. Это,

конечно, не главный офис, тот в столице - в Колыбели Всеобщей Любви-Мудрости. А

место моей работы находится в небольшом городке под названием Небесный,

расположенном недалеко от гор Хайленд.

     Я спускаюсь на лифте в свой кабинет и усаживаюсь в кресло, мельком глянув

на себя в зеркало. В легкой тунике, перехваченной пояском, и босоножках я

чувствую се6я легко и расковано. Это повышает настроение.

     Первыми на прием наведываются два товарища: подростки, которых я, конечно,

знаю, как знаю и большинство жителей городка. Смущаясь, они объясняют, что перед

приходом ко мне завершили тест на макете, установленном в супермаркете, и тот

якобы посчитал уровень их рейтингов достаточным для вхождения во Взрослую

Иерархию Сознания.

     Я предлагаю им тесты Первого Уровня, и они занимают по специальной

звуконепроницаемой кабинке, стены которой блокируют также и телепатическое

общение. Им предстоит искать ответы на никчемные с виду вопросы. А я готова к

приему следующего посетителя, но его пока нет.

     Рейтинг сознаний разрешено проверять один раз в году, поэтому нельзя

сказать, что я перегружена работой, тем более что в Небесном специалистов,

подобных мне, больше десяти.

     Во время таких, как сегодня, пауз я люблю стоять у окна и смотреть на горы.

Наверное, их величие, которое человек способен охватить одним лишь взглядом,

вызывает невольное уважение к самому себе, маленькому. Кроме того, если

постараться, то можно услышать, как горы издают низкую, басовитую и очень мощную

ноту, они будто гудят, и этот гул вызывает ощущение силы в том, кто слышит его.

     Вот и я, глядя на заснеженные хребты, ощущаю свое единство с союзом этих

низкоголосых великанов.

      К сожалению, мое общение с ними прерывает уверенный стук в дверь. Я

оборачиваюсь и говорю громко:

     - Да! Входите!

     На пороге появляется мужчина, которого я не знаю, и это странно. Дело даже

не в том, что специалисты по рейтингу знают в городе, где работают, всех жителей

в возрасте свыше пятидесяти лет. Но гости, посещающие город на короткое время,

не пользуются услугами незнакомых специалистов по рейтингу, а с приезжающими

надолго мы знакомимся сами. Этого человека я не знаю, хотя ему явно за

восемьдесят.

     - Горы гораздо интересней вблизи, - говорит посетитель, - их нота не столь

едина, как кажется.

     Я проверяю свой мозг, но не нахожу, что кто-либо вторгся в мои мысли, и это

вызывает удивление - откуда он знает, что я чувствую? А незнакомец, между тем,

решил-таки поздороваться:

     - Добрый день!

     - Добрый день! - говорю я в ответ, сдерживая любопытство, поскольку не могу

просмотреть третьим глазом цвета его ауры, а это первый признак того, что

рейтинг посетителя выше моего.

     - Я хотел бы получить рейтинг сознания, - излагает он цель своего визита,

что вызывает у меня еще большее удивление.

     - Получить?

     - Да, - спокойно отвечает он. - Я всю жизнь прожил в горах на натуральном

хозяйстве, но сейчас ощущаю потребность повидать мир, а здесь без рейтинга не

обойтись.

     - Пожалуй, - соглашаюсь я, пытаясь разобраться в хаосе своих мыслей.

Впервые вижу человека, прожившего всю жизнь в горах и не имеющего никакой связи

с обществом, хотя… У него прекрасные манеры, которым в горах не научишься. Это

усиливает бардак в моей голове.

     - Как вас зовут? - спрашиваю я.

     - Оги Валентайн, - чеканит мужчина, и я заношу в компьютер возраст и место

рождения.

     - На какой уровень теста вы рассчитываете? - осведомляюсь я, прикидывая в

уме его ответ: “Пятый”.

     - Седьмой, - снова оглушает он меня, доводя почти до истерики: за тридцать

лет работы ни один из моих клиентов не посягнул даже на Шестой Уровень. В городе

жили лишь шесть человек, получивших его, но Седьмой...

     - Вы уверены? - уже не скрываю я своего удивления.

     - Почему бы и нет? - он тоже кажется удивленным, как будто людей с Седьмым

Уровнем все равно, что мусора на утильных свалках - хоть машинами выгребай.

     - Вы знаете, что соответствующая система тестов рассчитана на три дня?

     - Да, мне это известно.

     - Это вам нашептали горы? - пытаюсь я хоть что-то выведать о нем.

     - Горы знают гораздо больше, - в тон мне парирует он, и я вижу усмешку в

его глазах.

     - Следуйте, пожалуйста, за мной. - Его иронические интонации возвращают

меня в рамки моей профессии.

     Я иду по длинному коридору офиса и слышу за спиной вкрадчивые шаги. Не

понимаю, что происходит, но моя спина начинает плавиться, а в коленях появляется

неведомая сладкая слабость. Мне все труднее контролировать себя: каждая клетка

тела жаждет прикосновения того, кто позади, а мозг отказывается регулировать эти

ощущения.

     Я чувствую, что краснею впервые в жизни, кровь пульсирует в висках, и в

какой-то миг мышцы таза конвульсивно сжимаются в комок. Дыхание учащается, я

впадаю в панику, лихорадочно понимая, что если в таком состоянии окажусь в

комнатах Седьмого Уровня, то мужчина, идущий позади, сможет делать со мной все,

что захочет.

     А он хочет. Если до сих пор я не могла прочитать ни одной его мысли, то

теперь в мой мозг обрушился целый шквал сексуальных образов. Слабые попытки

прекратить этот поток возвращаются ко мне с зарядом еще большей страстности.

     В какой-то миг я перестаю видеть перед собой коридор, и все мое внимание

захвачено совершенно новыми для меня ощущениями. На Земле довольно давно

установился порядок в половых отношениях. Семья не должна иметь больше двух

детей, чтобы не нарушать внутреннюю экономику Земли с ее ресурсами, предотвращая

перенаселение и связанные с ним конфликты. Поэтому все половые связи подчинены

рассудку, и лишь в те лунные дни, когда достоверно известно, что ребенок не

может зародиться, земляне позволяют себе любовные утехи, чего, кстати, вполне

достаточно для нормальной физиологической жизни. Однако, привычный контроль

давал о себе знать и в такие дни, сдерживая неведомые уровни страсти.

     Теперь же во мне раскрывалось то самое, неведомое, древнее, дремучее, чего

не было со мной никогда, и я не была уверена, что это хорошо. Уже почти в

бессознательном состоянии я дрожащими руками открываю дверь комнаты Седьмого

Уровня и впускаю мужчину. Мне кажется, что колени сейчас подломятся, и я,

беспомощная, окажусь на толстом ковре, устилающем пол комнаты.

     В тот же миг образ, соответствующий этому страху, приходит ко мне во всей

полноте красок и ощущений. Я вижу, как сильные мужские руки разрывают на мне

одежду, сжимают мое тело, отчего я испытываю дикий восторг, захлестывающий меня

с ног до головы.

     И они подкашиваются, мои колени. Я слышу, как закрывается дверь, как трещит

на мне одежда, но вдруг сквозь розовую пелену раздается грозный окрик:

     - Джой Селиван! Встать!

      Я пробиваюсь точкой сознания к этому спасительному якорю, который может

помочь мне вырваться из обрушившегося мутного шквала.

     Да, это Кардалеон. Краска стыда заливает мое лицо, и я твердо останавливаю

руки мужчины.

     - Извините!

     Он все понимает с полужеста и встает, я же с облегчением обнаруживаю, что

осталась верна Вадиму хотя бы физически. Быстро набрасываю чуть треснувшую на

плече тунику и с сожалением комкаю в руках нижнее белье, которое уже ни на что

не годится.

     С трудом, постоянно сбиваясь с мысли, объясняю кандидату условия

тестирования и почти выбегаю из комнаты, оставляя его одного.

     Без памяти добираюсь до своего кабинета и падаю в кресло. Душевная пустота,

неведомые чувства истомы и стыда - все смешалось. Все духовные достижения -

принципы, эмоциональная устойчивость, знания, взаимоотношения с Вадимом - все

летит к черту. Оказалось, что я, прожив шестьдесят лет и находясь в расцвете

сил, понятия не имею о столь мощных инстинктах, разбуженных в одночасье

незнакомцем. И перед этой мощью рухнули во мне с таким трудом выстроенные

культура и порядок. Не только мои личные культура и порядок, но и всего

общества, ведь именно оно принимало непосредственное участие в моем

формировании. И что же теперь? За что зацепиться? С чем бороться? Да и нужно ли?

Хаос и мрак. Меня не научили ответам на эти вопросы, а я их никогда себе не

задавала. Почему?

     Неожиданно сознаю, что уже минут пять передо мной стоят двое юношей,

которые пришли сегодня первыми, и просят посмотреть результаты тестов.

     Я трясу головой, отгоняя от себя вихрь мрака, и выдавливаю улыбку, проявляя

внимание. Смотрю на монитор, что-то бормоча ребятам, но смутные мысли

возвращаются.

     Инстинкты есть, и они сильны, а отношение к ним не выработано. Это опасно,

поскольку неведомо. Почему об этом не пишут и не говорят? Или это не актуально?

     Слышу свой голос:

     - Ваши рейтинги попали в Промежуточный Уровень между Взрослой и Юношеской

Иерархиями. В этом случае вы сами можете принять решение, в какой Иерархии

приложить свои силы.

     - Нам нужно подумать, - слышу я в ответ и понимаю, что осталась, наконец,

одна.

     Шквал панических вопросов сменяется абсолютной отрешенностью, что

происходит тогда, когда сознание не способно квалифицировать какие-то события.

Но, слава Богу, появляется Кардалеон.

     - У нас проблемы, - спокойно заявляет он.

     Я чуть ли не в истерике.

     - Проблемы? Это ты называешь проблемами? - Я готова уничтожить любого, кто

мне попадется. - Да если б ты не появился вовремя, то…

     - Я появился значительно раньше, чем ты соизволила обратить на меня свое

внимание.

     - То есть? - я чувствую, как в недоумении вытягивается мое лицо.

     - Да, да. Ты просто не видела меня, поскольку твоя голова и все остальное

были заняты другими делами.

     - Почему же ты все-таки докричался?

     - А я кричал не один, у меня ведь тоже есть друзья. Пришлось их

потревожить.

     - Вот как? Что же ты думаешь обо всем этом?

      - Я уже сказал: у нас проблемы.

     - Это я слышала. - Мой внутренний голос все еще раздражен. - Какие же у нас

проблемы?

     - Твой клиент.

     - Клиент?

     - Да.

     - Но ведь это я позволила ему так влиять на себя.

     - Если бы. Он просто смял тебя. Или ты забыла, на какой уровень он

претендует?

     Я задумываюсь. Разница в сознании Пятого, где нахожусь я, и Седьмого

Уровня, где может оказаться Оги Валентайн, такая же, как между новорожденным и

его матерью. Но в чем она выражается, мне, конечно, неведомо, ибо известно, что

меньшее не может познать большее.

     - Значит, ты веришь, что он действительно выйдет на этот уровень?

     - Если не более того, - пугает меня Кардалеон.

     - Что?

     - Я вообще не могу прочитать ни его самого, ни Силу, которая стоит за ним.

Ни мощь ее, ни природа мне неизвестны.

     - Ну, с природой ладно, - рассуждаю я, - здесь шесть седьмых населения -

инопланетяне по духу, а вот что с мощью?

     - Знал бы - сказал, - реагирует мой ангел, - но и друзья мои тоже не знают.

     - Печально, - произношу я, но чувствую, что мне становится легче, поскольку

ясно, что прямой моей вины в случившемся нет: ведь против космического корабля с

теннисной ракеткой не попрешь, а соотношение сил, похоже, было именно таким.

     - Постой-ка, - спохватываюсь я, - но если он такой развитый, то почему

позволил себе так поступить со мной?

     - Наконец-то, - восклицает ангел, - слышу вопрос протрезвевшего человека!

     Я делаю кислую мину в ответ, и он продолжает:

     - Это и есть проблема. Он активен на всех уровнях жизни. Если бы ты видела

его эфирное тело, то поняла бы.

     - Что же там?

     - Огромная вращающаяся с неуловимой скоростью воронка, всасывающая в себя

абсолютно любую энергию, мгновенно перемалывающая ее, как в жерновах, и

направляющая туда, куда направлено его внимание.

     - Просто бог, а не человек, - говорю я недоверчиво.

     - Да нет, не бог - человек. В том-то и дело, - у Кардалеона просто не может

быть эмоций, - а вот кто стоит за ним - это вопрос.

     - Так что же мне делать?

     - Постарайся больше не падать на ковер, иначе наши надежды на будущее могут

не оправдаться.

     - Но если это не зависит от меня?..

     - Ты что - матрешка? - Кардалеон становится грозен, потом успокаивается. -

Я тебе помогу. Это первое. Второе: отнесись ко всему произошедшему как к уроку

на будущее и используй в своей эволюции. И третье: постарайся сделать перед ним

вид, что ничего не произошло.

     - Ничего себе задачка, - восклицаю я, вспоминая свои ощущения.

     - Себе ничего, все людям, - иронизирует мой ангел и исчезает.

     Я отправляюсь домой пообедать и переодеться. Вадим, слава Богу, так увлечен

своей работой, что не замечает моей надорванной туники. Я спокойно привожу себя

в порядок, выстраивая против Валентайна астральную защиту. Все делаю для того,

чтобы эффект неожиданности, благодаря которому я сегодня попала впросак, не имел

больше успеха. Мне даже удается вернуть себе неплохое расположение духа, но

Кардалеон достаточно бесцеремонен, и в конце обеда портит мне аппетит своим

появлением.

     - Запомни еще одно, Оги Валентайн - не настоящее его имя. Настоящего я

прочесть не смог, но рисунок кармы указал мне на иное имя, не то, которое он

назвал. Это единственное, что мне удалось разглядеть, ибо Сила, которая стоит за

ним, не позволяет мне видеть глубины его сущности.

     - Спасибо, успокоил! - отвечаю я, но потом вспоминаю. - Знаешь, я виновата

перед тобой за свое поведение, ведь для тебя вся эта утренняя сцена очень

негативна. Прости меня! И спасибо!

     - Мне действительно тяжело, но вины твоей в этом нет. Я тоже порой попадаю

в не оговоренную зависимость, в этом и есть отличие черных сил от белых.

     - Не покидай меня сегодня.

     - Хорошо, я буду рядом.

     

     4.

     

     - Прошу извинить меня за утреннюю сцену, - смотрят мне в зрачки янтарные

глаза, - вы настолько привлекательны, что я не мог устоять. Надеюсь, что не

обидел вас, - Оги Валентайн, слегка отвернувшись от монитора, перебирает в руках

проводки детектора лжи.

     - Я не хотела бы обсуждать эту тему.

     - Она вам неприятна? - он, кажется, искренне удивлен.

     - Нет, - твердо произношу я.

     - Позвольте, позвольте, - он явно заинтересован, - вам не понравились ваши

ощущения?

     - Ощущения? - Моя глупость не знает границ: я вспоминаю свои чувства и

краснею.

     - Ну, вот видите, - легко читает он мое состояние, - что же плохого в

положительных эмоциях?

     Я окончательно теряюсь и лихорадочно перевожу разговор на другую тему.

     - Вы прошли первую серию тестов?

     - Да, детские вопросы, - с легкой улыбкой отвечает мужчина. Я пожимаю

плечами и просматриваю результаты ответов.

     Мои глаза лезут на лоб от изумления. Я хватаю распечатку детектора лжи и

читаю то же самое слово, которое вижу впервые: “Идеально”. В очередной раз за

день у меня захватывает дух. Я поднимаю глаза и встречаю пылающий страстью

взгляд, чуть не взвыв от злости на саму себя. Как же так, ведь я давала себе

установки? Почему они не работают? С трудом вспоминаю Кардалеона.

     - Почему я так?..

     - Потому что он заставляет тебя думать об этом, ощущать это, а ты не имеешь

выработанного противовеса. В этом твоя слабость.

     - Что же делать?

     - Обрати свое внимание на решение задачи о причинах уменьшения количества

людей на Высших Уровнях сознания в интегральном виде.

     Моему ангелу удается переключить мое внимание, и я с благодарностью

отвлекаю свои мысли от будоражащих ощущений.

     - Кстати, - говорит мой собеседник, - а что вы думаете об Иерархии Сознания

в смысле уменьшения количества людей по мере повышения уровня сознания?

     - На то она и Иерархия, чтобы строиться как пирамида, - отвечаю я

машинально.

     - А в интегральном виде эта задача решается очень просто, - произносит

Валентайн и пишет на листке формулу.

     Я в шоке. Как он мог знать то, о чем мы говорили с Кардалеоном? А задача?

Над этой формулой ученые бьются уже две тысячи лет. Мне хочется плакать, но я

сдерживаюсь.

     - Ну-ну, - успокаивает меня собеседник, - не стоит расстраиваться из-за

мелочей. Мало ли, кто чего не знает. Вот, например, известна ли вам суть

Иерархии Сознания?

     Я немного прихожу в себя, ибо заданный вопрос - мой конек, и он дает мне

точку опоры. Я отмахиваюсь от призыва Кардалеона быть осторожнее и докладываю:

     - Иерархия Сознания разбивает все человечество на Семь Уровней, каждый из

которых состоит из семи подуровней, те из семи фрагментов, фрагменты из групп,

группы из классов, а классы из ступеней.

     - Так-так.

     Мой собеседник, наконец, искренне заинтересован, и я, самоутвердившись в

его реакции, продолжаю:

     - Однако не следует думать, что все количество людей просто разбито на

восемьсот двадцать три тысячи с лишним ступеней. На Высших Уровнях существуют

ступени, на которых вообще нет людей, поскольку основой для определения уровня

сознания является именно рейтинг, а он вычисляется очень сложным способом.

     - Каким же? - голос все еще обволакивает меня, а слегка насмешливые глаза

пугают, и я бегу от них:

     - Это специалистам моего уровня неизвестно. Я полагаю, что учитывается

непосредственное место человека в обществе и что-то еще, о чем знают только те,

кто составлял эти тесты.

     - А их, конечно, составляли представители Высших Ступеней.

     - Да, - я немного смущена прозорливостью собеседника, - начало всей системе

положили…

     - Кристофер и Маргарита Лендел.

     Я молчу, затем медленно говорю:

     - Вы много знаете.

     - Что вы, - мягко машет он рукой в мою сторону, - разве это знания? Вот

послушайте кое-что стоящее. Присядьте. - Он указывает мне на стул рядом с собой,

а я, делая очередную глупость, сажусь. - Вы говорите, что рейтинг - результат

очень сложной системы вычислений. Смотрите, - он придвигает свой стул ко мне,

одновременно подхватывая со стола карандаш и привлекает мое внимание к листу

бумаги, на котором чертит длинный прямоугольник, - это названные вами ступени.

Они пока пусты, ибо делить всех людей на части бессмысленно.

     - Почему? - спрашиваю я.

     - Хм, - Валентайн ставит стул вплотную к столу и одновременно ко мне. Я

делаю вид, что не замечаю этого, тем более что манипуляции со стулом можно

трактовать как угодно, ибо лицо моего собеседника совершенно серьезно. Я впервые

замечаю, как красивы руки этого мужчины, и это заставляет меня сомневаться в его

словах о ведении натурального хозяйства в горах. Между тем, он продолжал:

     - Если бы мы взяли за основу только ступени, то это было бы пустой

формальностью. Ведь в этом случае все население Земли было бы равномерно

распределено по ступеням с шагом в единицу.

     - Ну и что? - я действительно пока не понимаю, а, кроме того, пытаюсь найти

хоть что-то, чего бы этот человек не знал. Но он и не думает давать мне этот

шанс.

     - Все дело в том, - говорит он внушительно, успевая при этом посмотреть мне

в самую душу, - что рейтинг рассчитывается, исходя из сравнения с сознанием

Логоса Земли, которое служит точкой отсчета.

     - Что? - Вспышка изумления парализует меня. - С кем?

     Тоном, каким учитель говорит с ученицей, он повторяет свои слова, и в то же

время я чувствую, как его рука ложится на мое колено. Я под гипнозом. Поток

мыслей колоссальной мощности заполняет меня, как откровение, и я почти не придаю

значения тому, что происходит с моим телом. А ведь я знаю основной принцип

гипноза - отвлечение сознания.

     - Именно с Логосом Земли. Религии миллионы лет проповедовали Знания о

состоянии Логоса планеты, но многие до сих пор не понимают этого полностью. - Он

спокойно смотрит мне в глаза, а его рука поднимается выше. - Все идеальные

ответы даны в религиях. Нужно было только сформулировать правильные вопросы и

разбросать их тысячами по тестам, придавая им разную форму, что и делают

Хранители Иерархии. - В этот миг я ощущаю, что его пальцы достигли цели, и хочу

избавиться от них, но янтарные глаза внезапно приближаются ко мне, и я остаюсь

сидеть, словно пригвожденная этим взглядом. - Так вот, - продолжает голос,

доносящийся до меня уже издалека, - только с точкой абсолютного для вас знания

можно сравнивать ваши со-знания, то есть совместные знания, - в этот момент я

ощущаю, как во мне снова поднимается утренняя волна желания, и делаю попытку

встать, но твердая и одновременно нежная рука лишь еще больше овладевает мной, я

издаю стон, но голос продолжает, - то есть их два, а значит, они сравнимы. Вы

понимаете меня? - приближаются зрачки, а рука делает мягкое движение. В ответ я

ощущаю, как из моей груди снова рвется стон. - Таким образом, приняв сознание

Логоса за определенную величину, мы можем проводить сравнительный анализ,

результаты которого и получаем в виде рейтингов.

     В моем сознании пульсирует лишь одна мысль: “Нет! Нет!”, но ощущения

парализуют, подчиняют и топят меня, я прекращаю всякое сопротивление, отдаваясь

тому, что происходит, целиком и полностью. И в тот же миг все прекращается. Я с

легким стоном прихожу в себя. Перед глазами все плывет.

     Мой собеседник спокойно работает со второй серией тестов, хотя ему их никто

не объяснял.

     - Зачем вы все это делали со мной? - устало спрашиваю я.

     - Разве вам было неприятно? - Он оборачивается ко мне, и я вижу как будто

другого человека: его глаза холодны и пусты, насмешливость превратилась в

цинизм, а в голосе вместо тепла слышен звон ледяного металла.

     - Дело, увы, не во мне. Мною пользовались, как хотели, а вот кто

пользовался - вопрос.

     Я очень зла: надо мной поиздевались, позабавились и бросили, даже не

соизволив довести игру до конца, каким бы он не был для меня. Впрочем, он свою

игру сделал, если ее финал - полное мое подчинение, а вот я… А я и впрямь

оказалась игрушкой, которой не полагается удовлетворять свои желания.

     - Мне показалось, что вам было приятно. - Валентайн выглядит огорченным. -

Но, если нет, тогда лучше забыть это недоразумение и продолжить тестирование.

     Во мне поднимается буря. Нет, каков мерзавец, а?! Доводит меня до

состояния, когда я уже не помню, кто я, бросает все это в самый напряженный

момент, а теперь даже не хочет объяснять причины своего поведения. В результате

я чувствую себя вывалянной в грязи, зато он в белых перчатках.

     - То есть все, что здесь произошло, - едва сдерживая гнев, говорю я, -

сделано для моего удовольствия?

     Валентайн, уже отвернувшийся было к монитору, снова поворачивается ко мне.

Впервые я вижу в его глазах интерес.

     - Позвольте полюбопытствовать, - говорит он, - каков рейтинг вашего

сознания?

     - Семьсот пятьдесят три тысячи сто двенадцать единиц, - машинально отвечаю

я, но потом спохватываюсь, - а какого черта?

     - Ага, - Валентайн будто не замечает моих эмоций, - а всего единиц...

     - Столько же, сколько ступеней, - с иронией напоминаю я.

     - Спасибо. - Моя ирония ему как об стенку горох, он занят своими мыслями. -

Ах, вот в чем дело, - восклицает он вдруг, - у вас есть ангел-хранитель!

     - Да, - я снова оторопела от невозможности постичь его логику.

     - Ну, слава Богу, а я уж думал, что глупею, - и он снова повернулся к

монитору.

     Ну, знаете, всему есть предел! Выпытывать у человека ответы, ничего не

объясняя, это уж слишком! Но я все еще умная шестидесятилетняя девочка, поэтому

спокойно говорю:

     - Скажите, Оги, а с головой у вас все в порядке?

     Он прекращает работу и несколько секунд молчит, после чего снова

поворачивается ко мне, и я вижу уже третьего человека: его зрачки сужены, лицо

напряжено, тонкие ноздри раздуваются, губы слились в полосу - тигр, а не

человек. Но я рада: мне удалось его зацепить.

     - А вот это не ваше дело, - чеканит он ледяным тоном, едва сдерживая

ярость.

     - Отчего же? - Я стараюсь быть невозмутимой. - Прежде, чем присвоить вам

рейтинг, я должна запросить все официальные инстанции о вашей персоне, в том

числе и психиатрические клиники.

     - Вот как? - Он снова молчит, но успокаивается. - Это, однако, не дает вам

права разговаривать со мной в таком тоне.

      - Правда? - переспрашиваю я. - Я не ошиблась, вы что-то сказали о правах?

     - Да! Именно! - Он становится до смешного чопорным.

     - А лазить под юбку первой встречной женщине, пользуясь более высоким

уровнем сознания, это каким правом описано?

     - Вам было приятно, - это магнитофон, а не человек, - а мне слышать то, что

вы сказали о моей голове, было неприятно.

     Черт, наверно, я все-таки чего-то не понимаю. Ведь мне действительно было

приятно, а ему я заведомо делала больно, задавая свой вопрос. В чем же дело?

     - Дело в морали, - произносит Оги Валентайн.

     - Прекратите читать мои мысли, - вскидываюсь я.

     - Нечего выставлять их напоказ, - парирует он, и я не нахожу, что ответить,

давая ему возможность продолжить:

      - Вы злитесь, потому что я столкнул ваши инстинкты с общественной моралью,

не так ли?

     - Но разбудили эти инстинкты вы.

     - Разве это плохо? Ведь я подключил вас к одному из мощнейших источников

энергии, о котором человечество намеренно забыло во избежание перенаселения.

Ведь вы бываете близки со своим мужем только в определенные лунные дни, и детей

у вас пока нет, потому что очередь не дошла до вашей пары, не так ли?

     - Да, человечество регулирует рождаемость. Что же здесь плохого?

     - Это плохо для так называемого универсума, к которому человек стремится в

саморазвитии. Ведь он должен оперировать всеми имеющимися энергиями, иначе

перестанет быть универсальным. Вы согласны?

     Я не знаю, что ответить, поскольку дилемма очевидна и простых компромиссов

нет.

     - Ваши положительные ощущения говорят о том, что действия, произведенные

мной, тоже положительны, но навязанная вам общественная мораль вопиет о какой-то

грязи. В итоге, ваша психика разрывается, и вы получаете стресс, вместо того,

чтобы наслаждаться своими ощущениями. С другой же стороны, когда вы задели своим

вопросом непосредственно меня, то коснулись уже не общественной морали, а моей

личности, и это большая разница, ибо я свои принципы и взгляды вырабатываю сам,

без общества. Это действительно мои взгляды, мои принципы, это - Я Сам, и я не

прячусь за понятия, выработанные обществом. Поэтому впредь, прежде чем обвинять

меня, я прошу вас думать, дорогая Джой. - Он вдруг снова улыбнулся, и я решила,

что мне ничего больше не остается, как оставить все мои претензии, потому что я

уже не знала, в чем они заключаются. А Оги Валентайн вновь продолжил

тестирование.

     

     5.

     

     Меня зовут Хасс! И я начал борьбу за власть на Земле! Я люблю игру в

кошки-мышки. Самое приятное в этой игре то, что мышка может так и не узнать, что

ее съели. Я ощущаю в этом высочайшую власть, данную мне Логосом Сатурна.

     А бывает и так, что мышка сама просит: “съешь меня, ну съешь!” И обижается,

когда я этого не делаю. И невдомек мышке, что ее уже съели, но только на другом

уровне. Еще бы! Может быть, эта самая Джой Селиван думает, что мне нужно ее тело

или эмоции. Как бы ни так. Она нужна мне вся - с душой и с ангелом. Вот это

игра! Человек делает то, чего хочу я, но думает, что это он хочет. Вот истинная

власть!

     Для того, чтобы породить слепую веру, нужно породить сомнение в имеющемся

существе. Сомнение породит разлад, разрушит прежний храм, а уж новый, свой, я

возведу без труда, ибо я - Хасс - Мессия с Сатурна, и я только начал борьбу.

     

     6.

     

     Я иду по улице, возвращаясь со дня рождения подруги. Компания была большая:

танцы, вино, легкие прикосновения, в общем, было весело. Я познакомилась с

несколькими ребятами и обменялась с ними телефонами - приятные сверстники.

     Ночь выдалась звездная и теплая. Шагаю, размахивая сумочкой в такт своим

мыслям. На улице никого, и я делаю несколько круговых танцевальных движений так,

что моя юбка взлетает до груди.

     - Бог мой, какие ноги! - слышу я отнюдь не нежный мужской голос.

     Моя голова все еще кружится от вина и вальса, а сердце уже сжимает страх.

     - Я хочу ее не меньше двух раз. - И я вижу, что все четверо моих новых

знакомых стоят передо мной, и в их глазах читается только один приговор.

     Оглядываюсь: пустырь и ни души кругом, ноги слабеют, но я пытаюсь разрядить

обстановку:

     - Ребята, привет. Вы решили меня проводить, вот здорово.

     Двое поверили в мою искренность и игру, а двое нет, и те, что не поверили,

стали агрессивней:

     - Мы тебя не только проводим, крошка, но и приласкаем.

     Я бегу. Передо мной мост через железную дорогу. Чувствую над ухом запах

перегара, и крепкая рука хватает меня за блузку. Пуговицы летят веером. Все

происходит так быстро, что я не успеваю ничего сообразить. Какое там

сопротивление?

     Меня сминают в охапку, и я ощущаю резкую боль. Не помню, сколько раз они

сменяли друг друга - все смешалось в один коричнево-красный кошмар.

     Потом ощущаю, как меня куда-то несут, под моей спиной оказывается что-то

узкое и твердое, похожее на перила моста, и перед тем, как окунуться в последний

полет, в омут забвения, я вижу, что надо мной склоняется улыбающееся лицо… Оги

Валентайна. Я лечу в пропасть, к рельсам...

     - А-а-а! - холодный пот, собравшись в капли под мышками, струится по

ребрам. Я тянусь к стакану с водой. Рука дрожит. И вдруг в тишине комнаты

раздается мягкий, заботливый голос:

     - Это всего лишь сон, правда, похожий на твой сегодняшний день.

     Я съеживаюсь. Голос хоть и добрый, но незнакомый, я же после всего, что со

мной случилось, уже не доверяю голосам. Оглядываюсь на Вадима. Он спит, хотя не

мог не услышать ни моего крика, ни прозвучавших в комнате слов. Трясу его за

плечо, но он не просыпается.

     - Ему не обязательно слышать наш разговор, Джой.

     Только теперь я осмеливаюсь посмотреть туда, откуда доносится голос, и

немного успокаиваюсь. Какой-то старец с длинной бородой и посохом в руках сидит

в одном из наших кресел.

     - Кто вы? - все еще нервно спрашиваю я. - И что вам здесь надо?

     Спрашивать, как он сюда попал, глупо, поскольку двери никогда не

запираются. Промышленность уже давно не выпускает замков.

     - Да, видно, тебя здорово потрепали, если ты не узнаешь своего

ангела-хранителя.

     - Кардалеон? - Я почти совсем успокаиваюсь, и теперь только удивлена.

     - Да, да! Доброй ночи, Джой!

     - Но почему ты в таком виде?

     - Ты имеешь в виду мое тело?

     - Да, да.

     - Оно составлено из эфира и к утру распадется. Мы сочли, что пришло время

нашего с тобой общения не только на языке образов, но и непосредственно.

     - Кто это мы?

     - Я тебе сейчас все объясню. - Он слегка откашлялся и начал рассказывать: -

Видишь ли, твой сегодняшний кандидат на рейтинг - фигура уникальная. Мы в

Небесах Земли давно ждали ее, но, конечно, не знали, где и когда она появится.

До сих пор Оги Валентайн, которого зовут, как я уже говорил, по-другому, пытался

понять, как и что ему делать для осуществления своей миссии. Теперь же, когда он

выбрал путь, а другого у него просто не было, мы обнаружили его и теперь

способны его контролировать.

     - Какая же у него миссия?

     - Изменить существующее на Земле положение вещей.

     - Зачем?

     - Это касается сложностей взаимоотношений между Логосами Земли и Сатурна.

     - А-а, наверное, из-за перехода Кали-Юги с Земли на Сатурн. Получается,

Сатурн, находясь теперь в стадии разделения и эгоизма, пытается отомстить Земле

или подчинить ее.

     - Я всегда знал, что ты мудрая девочка, - улыбнулся старик, и я, наконец,

поверила, что передо мной действительно Кардалеон.

     - Почему же нельзя его просто уничтожить, если он опасен для Земли?

      - Ну-ну, уничтожить! Видно, ты еще не отошла от эмоций сегодняшних дня и

ночи.

     - Да, - только сейчас я ощутила, как наваливается на меня нервное

расслабление.

     - Оги Валентайн, и то, что стоит за ним - сила и энергия в чистом виде. Ни

один мудрец, как тебе известно, не станет тратить силы на то, чтобы уничтожить

энергию, но сделает все, чтобы направить ее по своему усмотрению.

     - И ты хочешь это сделать? - Я чуть не рассмеялась, вспомнив мощь

Валентайна и зная силы Кардалеона.

     - Не я, не я один, - поправился он.

     - Кто же?

     - Логос Земли.

     Я молчу, опять молчу. Это не сутки, а какая-то вечность неожиданностей. Чем

все это кончится? Я не хочу об этом думать.

     - Чем я могу помочь?

     - Нам нужно сотрудничество: твои глаза, уши, чтобы мы могли иметь

полноценную информацию об этом человеке.

     - Вы что же, хотите, чтобы я следовала за ним повсюду?

     - Может быть.

     Я опять молчу несколько секунд.

     - Но нужно ли это ему?

     - На данном этапе ему нужны союзники и не нужны враги.

     - Но я не настолько развита, чтобы заинтересовать его как союзник.

     - Неужели ты ничего не поняла? - снова улыбается Кардалеон.

     - А что я должна понять?

     - Что, что? Да ведь ты действительно понравилась ему как женщина. Только

это чувство сильно отличается от тех, что знакомы сейчас землянам.

     - Это я уже поняла.

     - Да уж, только слишком большой ценой.

     - Это было очень неожиданно.

     - Пожалуй. Но ты все же должна знать ответ на вопрос Валентайна о том,

почему при том, что тебе было хорошо, это все-таки нехорошо.

     - Ах, значит, все же нехорошо, - подхватываю я.

     - Конечно, нет, твоя интуиция и общественная мораль правы.

     - Почему?

     - Пять тысяч лет назад это знали уже в школе, - огорченно замечает

Кардалеон, - видимо, мы что-то упустили из вида, если люди стали так беззащитны.

     - Я жду ответа, мой ангел. - Я ласково напоминаю старцу о себе.

     - Ты знаешь основное отличие Черных Сил от Белых?

     - Да. Первые работают корыстно, а вторые только сотрудничают и не позволяют

себе вмешиваться в чужие судьбы без понимания со стороны партнера целей

сотрудничества.

     - Вот, - поднял указательный палец Кардалеон, - теперь вспомни все, что с

тобой сегодня произошло.

     - Да, меня фактически изнасиловали.

     - Не фактически, а именно это. На астральном уровне, конечно, что блестяще

подтвердил твой сон.

     - Значит, Оги Валентайн - Черный.

     - Кажется, я уже это объяснил.

      Я перемалываю в своей голове события прошедшего дня с этой точки зрения, и

произношу:

     - Поняла все, кроме одного: он говорил что-то о дополнительных энергиях,

которые открываются во время полового возбуждения.

     - Открываются, - иронично повторил Кардалеон. - Ты знаешь, что такое

сингулярная реакция?

     - Реакция, во время которой выделяется какая-то невероятная энергия.

     - Человечество может ее контролировать?

     - Насколько я знаю, нет.

     - Здесь то же самое. Валентайн, сам того не понимая, а может быть, ему это

было безразлично, пробудил в тебе силы, которые человечество не так давно взяло

под контроль ради благополучия на планете. Лишь немногие люди способны управлять

этой самой сакральной энергией. Может, ты слышала выражение от своего мужа:

повернуть воды Иордана вспять?

     - Что-то было, только при чем здесь река в древнем Израиле, мне непонятно.

     - А притом, что это символ энергий, о которых мы говорим, кстати, не только

сексуальных. Человек же, являясь зеркалом Вселенной и подобием ее, способен

превратиться из подобия в ее аналог, когда токи всех энергий в нем самом будут

не зеркальными, а соответствующими токам Вселенной. Тогда он становится

бессмертным, как сам Космос. Вот так-то, - кивает головой старец, - а я здесь

для того, чтобы заключить с тобой договор.

     Мы беседуем еще около часа, потом Кардалеон тает на глазах, а я спокойно

засыпаю.

     

     7.

     

     Утром снова застаю Валентайна за монитором. Мельком бросаю взгляд на

компьютер. Кандидат пробирается сквозь лабиринты задач и ситуаций пятой серии

тестов. Он снова удивляет меня, и я говорю:

     - Доброе утро, вы что, не спали сегодня?

     - А-а, - оборачивается он ко мне, - Джой, доброе утро, - его глаза блестят

от удовольствия, - сон - это глупость, когда есть такие задачи!

     - Вчера у вас было другое мнение.

     - Но и вы, как мне показалось, не собирались возвращаться ко мне.

     - Конечно, - подтверждаю я, - но ночь порой преподносит сюрпризы.

     Валентайн изучающе смотрит на меня и говорит:

     - Хм… Нехороший сон из прошлого, а что же случилось потом?

     Из его замечания я понимаю, что небесные друзья закрывают от Валентайна мои

воспоминания о встрече с Кардалеоном и о договоре с Небесами.

     - Мне показалось, что я могу многому научиться у вас.

     - Научиться? - Впервые вижу удивленное лицо кандидата.

     - Почему бы и нет. К тому же вам предстоит интересная работа в обществе, а

знакомство с такими людьми всегда обещает многое.

     - Хм, пожалуй, что так, - соглашается Валентайн, - а чему вы радуетесь?

     Я спохватываюсь, поскольку начала мысленно аплодировать Кардалеону,

подсказавшему, как мне правильно себя вести. Ведь набиваться в друзья не в

характере нашего времени, и я не смогла бы додуматься до этого сама.

     - Радуюсь вашему согласию, - я отчаянно вру, но лишь наполовину.

     - А я разве согласился на что-нибудь?

     - Ну, вы же согласились с ходом моих мыслей.

     - И только.

     - Жаль, - искренне огорчаюсь я, - вы мне были бы интересны.

     - Посмотрим, - буркнул Валентайн и отвернулся к компьютеру.

     - Вы завтракали? - спрашиваю я.

     - Да, пил кофе с бутербродами, - он не отрывается от экрана. Я просматриваю

результаты еще трех серий тестов и сравниваю их с распечаткой детектора лжи. Все

однозначно и “идеально”. Я вздыхаю.

     - Что-то не так? - откликается тестируемый.

     - Нет, напротив, все слишком хорошо.

     - По-моему, там написано другое слово.

     - А вы колючий!

     - Это потому, что вы делаете ту же ошибку, что и вчера.

     - Какую же?

     - Вы атаковали мою личность, поставив под сомнение мой уровень интеллекта,

не дождавшись даже результатов теста.

     - Вот как? - говорю я. - Извините, это ненамеренно.

     - Верю, - доносится до меня, - кстати, может, вы посоветуете мне решение?

     - Какое решение? - не сразу доходит до меня.

     - Я рассматриваю алгоритм возникновения так называемой Второй мировой

войны, которая произошла в конце Кали-Юги.

     - Вы же знаете, что никто не должен вмешиваться в процесс тестирования, -

прерываю я собеседника.

     - Да? - Он быстро оборачивается. - Я не знал.

     - Таковы правила.

     - Жаль. - Он опять погружается в тест, но я заинтересована в возникшем

контакте, а потому говорю:

     - А в чем все-таки проблема?

     - Мне достаточно ясно все, кроме одной детали. Здесь написано, что Гитлер

был в своем роде оккультным мессией, то есть, обладал тайными знаниями,

позволившими ему настроить свою нацию против всего мира.

     - Да, я что-то припоминаю.

     - Конечно, вы ведь тоже проходили пятую серию, - соглашается собеседник. -

Так вот, возникновение Второй мировой войны, согласно тесту, в значительной

степени зависит от правильной оценки этих знаний Гитлера. Здесь дан перечень

знаний, и мне нужно проставить коэффициент, оценивающий их уровень.

     - Да, если вы не угадаете, возникновение войны неизбежно.

     Валентайн внимательно смотрит на меня и произносит:

     - Это уже подсказка.

     - Разве? - откликаюсь я. - По-моему, это очевидно.

     - Да нет, вы своими словами дали мне понять, что эти знания Гитлера были

единственными при возникновении войны.

     - Тогда я больше ничего не скажу, - сержусь я на себя и на проницательность

собеседника.

     - Да, - соглашается он, - иначе я буду чувствовать, что мой рейтинг не

заслужен.

     Неожиданно он переходит на другую тему:

     - Я закончу тесты сегодня к вечеру. Загляните ко мне часов в шесть,

пожалуйста.

     - Вы уверены, что успеете? - Я уже перестаю удивляться чему бы то ни было.

     - Да, - он снова отворачивается к монитору.

     Вечером я возвращаюсь в комнаты Седьмого Уровня. Валентайн играет в

какую-то компьютерную игру.

     - Откуда взялась игра? - спрашиваю я.

     - Я сам ее сделал, - отрывается он от экрана.

     - Когда же вы закончили тесты?

     - Три часа назад.

     - Неплохо.

     - Почти идеально, - произносит он, оборачиваясь ко мне, и повторяет: -

Почти идеально.

     Я смотрю итог. Восемьсот двадцать одна тысяча триста двадцать четыре - это

сотый рейтинг среди всего человечества. С одной стороны, результат обрушивается

на меня своей величиной, ибо он очень высок, но с другой, я ему не очень верю.

Почему не лучший?

     - А я думала, что имею дело с лучшим из людей, - пытаюсь я вызвать его на

откровенность, и получаю ее в виде улыбки.

     - Лучшие на той стороне бытия.

     - Устаревший афоризм, - парирую я, и понимаю, что Валентайн намеренно

исказил ответы, чтобы не получить высший рейтинг, иначе он бы взбеленился в

ответ на мою фразу, которая должна была задеть его самолюбие.

     - Зачем вы обманули тест?

     - Обманул? - Валентайн удивлен. - Зачем мне это нужно?

     - Вот и мне бы хотелось знать, зачем.

      - А с чего вы взяли?

     - Вы не обиделись на то, что я поставила под сомнение ваш интеллект, как

лучший среди людей.

     - Хм, - Валентайн задумался, а потом сказал, - пожалуй, вы даже умнее, чем

я думал. Наверно, я и впрямь глупею.

     Я смеюсь:

     - Ничего себе - глупею. Сотый рейтинг.

     - Вполне достаточно, чтобы достойно войти в общество, а больше - это уже

нескромно.

     - Зато правда.

     - Кому она нужна? - Валентайн отхлебывает кофе из маленькой чашечки. - И

вообще, это мои проблемы и мой выбор. У вас есть претензии?

     - Нет, конечно, просто интересно. Чем вы намерены теперь заняться?

     - Предстану перед Хранителями, чтобы закрепить полученный рейтинг. - Он

замолкает, размышляя, и продолжает:

     - Потом, у меня подготовлен ряд рукописей философского и научно-популярного

характера. С их помощью я получу имя и кое-какие средства. А там посмотрим, - он

снова молчит, и заканчивает:

     - Возможно, буду баллотироваться в Парламент Земли.

     - Для этого нужна программа.

     - Она у меня есть.

     - Прекрасно. Завтра в пятом кабинете вы сможете получить удостоверение

личности с рейтинговой пометкой, - говорю я, ощущая, что разговор исчерпан, -

но, если я могу быть чем-то полезна вам, помните наш дневной разговор.

     - Уже запомнил, - улыбается он и выходит из комнат, - до встречи!

     - До свидания, - говорю я вслед.

     

     8.

     

     - Ах ты, черное чудовище!

     - Мр-р-р.

     - Ах ты, бесстыжая кошара!

     - Мр-р-р, я не кошар-ра, я пантер-ра, мр-р.

     - А это не одно и то же?

     - Мр-р, нет, конечно, пантер-ра - это большая, мр-р, кошка.

     - Ах, вот в чем дело, - меня по-прежнему удивляют рассуждения этого

существа, которое я знаю с самого рождения и с которым мы неразлучны всю жизнь.

     Я треплю Диану за ухо и, услышав еще один “мур”, встаю с кресла.

     Через селектор доносится:

     - Алексей Григорьевич, до прибытия на Землю два часа. Вы просили сообщить.

     - Спасибо, - я медленно направляюсь к КП космического корабля,

принадлежащего Флоту исследований Среднего Космоса. Здороваюсь с двумя своими

помощниками и сажусь в командирское кресло.

     На мониторах почти незаметно, как корабль движется от точки к точке в

космосе, точно рассчитывая место следующей дислокации. Через несколько минут мы

впрыгнем в Солнечную систему, где я не был уже несколько десятков лет, и,

естественно, как всегда при возвращении на родину, вспоминается прошлое.

     Альфа Большого Пса, Собачья звезда, Сириус - не он ли моя родина?

     …Корабль “Лаплас” производил гравитационные маневры в пределах созвездия

Большого Пса. Астронавты называют это “раскачкой”, когда корабль, используя

притяжение крупных космических объектов, получает все большее ускорение. От

планеты к планете, от звезды к звезде. Этот маневр вывел корабль на

сверхсветовые скорости.

     На звездолете все начало светиться в полной темноте окружающего

пространства. Возникло ощущение, что экипаж попал в негатив видеокристалла. Мимо

проплывали призраки-люди, предметы фосфоресцировали, в общем, все выглядело

довольно необычно. Несмотря на то, что члены экипажа “Лапласа” были готовы к

подобному эффекту, они оказались первыми среди людей, кто выжил за пределом

сверхсветовой скорости. Поэтому им пришлось долго привыкать к своему новому

состоянию.

     Через нуль-тоннель маленькой черной дыры, обнаруженной сравнительно

недалеко от Солнечной системы, и еще через парочку таких же переходов, попадаешь

с поверхности Космоса в подкосмические лабиринты.

     Григорий Аркадьевич Милованов - бортинженер, и его жена Вероника Степановна

- повар, были частью эксперимента, проводимого на “Лапласе”. Когда запускали

корабль, сумма переменных, влияющих на исход экспедиции, была таковой, что никто

не мог с достаточной долей уверенности предположить ее результат. Тем более,

невозможно было установить ее продолжительность.

     Потому в состав экипажа включили три семейные пары, способные в различное

время полета родить детей. Эти потомки и должны были продолжить эксперимент.

     На долю моих родителей выпала честь зачать меня именно в созвездии Большого

Пса. Достигнув обусловленного ранее места, экипаж обнаружил, что сверхсветовые

границы преодолены, о чем немедленно радировали на Землю, где никто не получил

этой радиограммы, поскольку еще не были созданы приборы, фиксирующие

сверхсветовые волны.

     Зато для экипажа картина звездного неба изменилась в одночасье. На месте

прежних звезд появились тусклые туманные точки, но рядом с каждым таким пятном

вспыхнула другая, цветная точка, и все пространство вокруг корабля заискрилось

цветными огоньками.

     Члены экипажа зачаровано наблюдали за этим зрелищем, однако следом за

любопытством пришел страх. Все приборы корабля, что называется, “зашкалило”, и

маневрировать было невозможно. Одновременно казалось, что корабль стоит

неподвижно относительно этих самых цветных точек, так мала была его скорость в

этой пространственно-временной области.

     Через год стало ясно, что корабль на сверхсветовой скорости попал в

сингулярность небольшой черной звезды и застрял в нуль-пространстве, пропуская

время мимо себя из-за имеющейся собственной скорости. Это было похоже на

прогулку шагом во время стометрового забега. Мимо тебя проносятся глыбы, пыль,

волны, но ты парализован, потому что слишком быстро бежал и попал в мир, где

правила игры вывернуты наизнанку, где быстрее всех достигает цели тот, кто

медленнее всех движется. Потому-то “Лаплас” полз через сингулярность черепашьим

шагом целых пять лет.

     Но и это оказалось еще не все. Как выяснилось много позже на Земле, после

изучения всех материалов экспедиции, эта сингулярность оказалась и входом, и

выходом одновременно.

     За эти же пять лет на Земле всех членов экспедиции заочно похоронили и

позабыли, и вдруг именно в том месте, где пять лет назад пропал “Лаплас”, на

мониторах Земли был замечен корабль. Так впервые была обнаружена

пространственно-временная складка, но именно в этой складке родился я - Алексей

Григорьевич Милованов. Правда, не я один. Одновременно со мной в виварии корабля

родилась Диана.

     С тех пор прошли сотни лет, а я нигде не находил того, что называют домом и

покоем. Видно, сингулярность наделила меня как множеством талантов, так и

немалым количеством странностей.

     За первую сотню лет своей жизни, после того как в двадцать я оказался на

Земле вместе с “Лапласом”, и ученые заполучили меня в качестве объекта для

исследований, я был чемпионом мира по теннису и горным лыжам, эстрадной звездой

и ученым, но нигде не было мне покоя. Только Космос притягивал меня, и, наконец,

я уступил этому зову, и уже семьсот лет тревожу его просторы.

     Никто не знает, сколько мне еще жить, ибо, родившись в

пространственно-временной складке, я живу в исключительном биологическом ритме.

Недавно я отметил восемьсотлетие, в то время как прочие жители Земли уходят в

триста. Это грустно - хоронить своих близких, хотя отношение к смерти на Земле

очень спокойное. Смерть - всего лишь закон, а законы надо исполнять... если не

умеешь их устанавливать.

     Триста лет - не предел, конечно, но удерживать искру жизни в биологическом

теле становится к этому времени очень трудно, настолько трудно, что ни на что

другое сил уже не хватает. Это делает подобную жизнь бессмысленной, и человек

рано или поздно соглашается с этой бессмысленностью и умирает.

     - Алексей Григорьевич, вы видите? - доносится до меня голос первого

помощника.

     Я смотрю на монитор. Что-то поднимается изнутри, когда я вижу этот голубой

шар, но всю пустоту в моем сердце он не заполняет, и я завидую членам экипажа,

для которых Земля - действительно родной дом.

     - Спасибо, Эдди, - откликаюсь я, - вижу.

     Космопорт “Северный” встречает нас, как всегда, сутолокой и шумом, но это

уже привычно, и я позволяю себе радоваться суматохе, насколько могу.

     - Алексей Григорьевич Милованов, - слышу я голос дежурной по космопорту, -

подойдите, пожалуйста, к справочному бюро, вас ожидают.

     Кроме дочери, меня встречать некому, но я очень ей рад. Она от четвертой

моей жены. Жены уже нет, а вот дочь...

     - Привет, па, - она бросается мне на шею.

     - Привет, Джой, - я целую ее в щеки, - рад тебя видеть.

     Она молчит, прижавшись ко мне. Я вижу, что она не одна: рядом стоит мужчина

и улыбается нашей встрече.

     - Познакомься, па, - говорит Джой, отстраняясь от меня, - это Оги

Валентайн, мой друг.

     - Алексей Григорьевич, - протягиваю я руку незнакомцу.

     - Рад познакомиться.

     - Взаимно, - его янтарные глаза с улыбкой изучают меня.

     - А где же Вадим?

     - Дома, работает, - отвечает Джой, и мы идем к лифту, который несет нас к

площадке аэротакси.

     Диана молча плетется сзади, но я заметил, как недружелюбно она прищурилась

на нового друга дочери. Мне тоже что-то почудилось в его янтарных глазах.

     В полумраке гостиной уютно расположилась вся моя семья: Джой, Вадим и

Диана, а также Оги Валентайн. Мягко звучит Чайковский, которого за все эти

тысячелетия так никто и не превзошел, на мой взгляд, конечно.

     

     9.

     

     Приблизившись к звезде Бета Цефея, корабль “Стринг” проделал изящный пируэт

в гравитационных полях пятнадцати планет, погасив свою скорость, что позволило

ему без проблем подлететь к избранной еще на Земле планете.

     Нас интересовали радиоволны, поступающие с постоянной интенсивностью на

локаторы Земли. Однако, оказавшись вблизи планеты, мы были, мягко говоря,

ошеломлены: невероятных размеров мегаполисы раскинулись на ее просторах, а сама

планета была раз в тридцать больше нашего голубого шарика. Мы, конечно, не

знали, кто создал эту цивилизацию, а потому вынуждены были осторожничать.

     Сделав несколько кругов по орбите, мой экипаж обнаружил несколько

искусственных спутников явно неземного происхождения. Они испускали какие-то

сигналы, но мы были не в состоянии их расшифровать. В ответ, как обычно, мы

послали радио о себе.

     Через некоторое время нас атаковали, одновременно с поверхности планеты и с

орбиты. Спектроскопы показали, что к нам тянутся неизвестной природы лучи. Но

ничего особенного не произошло, и мы подумали, что защита нашего корабля

выдержала эти удары. Однако ситуация явно складывалась не в нашу пользу:

количество нападавших и скорости их перемещения превосходили наши возможности.

Корабли аборигенов сделали ряд маневров, на “языке жестов” предлагая нам сесть

на планету.

     Посоветовавшись с экипажем, я принял решение принять это требование. Через

некоторое время, зависнув над площадкой космопорта, “Стринг” медленно опустился.

Я, как командир корабля, в сопровождении двух помощников и Дианы вышел наружу.

     Что-то странное было во всем, что нас окружало. Мало того, что не было

слышно ни звука, несмотря на огромное количество техники, которая высилась здесь

и там, но молчали даже дешифраторы, имеющие самый полный частотный диапазон

приема. Такое, правда, случалось и раньше на планетах, где ритмы движения

находятся в диапазонах частот, которые наши уши не воспринимают, но одно дело

уши, а другое дешифраторы.

            Кроме того, все, что мы видели, было каким-то призрачным.

Неестественные тени лежали повсюду. Я с удивлением посмотрел под ноги, как

только мы ступили на поверхность, поскольку жесткое, бетонное, как мне

показалось, покрытие вдруг оказалось неровным и шуршащим, как будто ноги ступали

по щебню. Я заметил, что и спутники мои удивлены не меньше моего.

     Но времени на эмоции у нас не было. Я привык ко многому за время своих

путешествий, но таких полупризрачных гигантов видел впервые. Представьте себе

шар, у которого я насчитал двенадцать конечностей, служивших одновременно и

руками, и ногами. Шары и ходили, и катились, когда это им было нужно. Они имели

по два глаза и по два рта, располагавшихся с двух противоположных сторон. При

этом и глаза, и рты их были круглыми.

     Я по достоинству оценил их совершенную форму, меня подавляли только размеры

аборигенов и их цвет. Метров восемь в высоту, они, как я уже говорил, были

полупризрачны и постоянно меняли свои оттенки. Нас встречали три таких шара.

     Я обратил внимание на странное поведение Дианы. Обычно, попадая на

населенную планету, она даже в своем скафандре оставалась лучшим индикатором

происходящего, предупреждая об опасности, или, наоборот, доброжелательно

мурлыча. Сейчас же она только недовольно пофыркивала, но была спокойна, будто

попала на необитаемую планету. Я услышал в шлемофоне ее комментарий: “Бр-ред и

гал-л-люцинация”. К сожалению, я подумал тогда, что это лишь ирония.

     Мы пошли вслед за встретившими нас шарами в помещение космопорта.

     В какой-то миг я неожиданно ощутил вторжение в свой мозг. Новое ощущение

полностью заняло мои мысли, и я уже не мог отвлекаться на посторонние факторы.

Помню только, как пытался закрыть свой мозг от подчинения чужой воле, но у меня

это плохо получалось, а потом перед моим взором оказался огромный, круглый,

немигающий глаз.

     После этого произошло и вовсе неожиданное: мое сознание оказалось в стороне

от происходящего, так что я мог наблюдать всю сцену будто бы со стороны. Мое

тело, занятое кем-то посторонним, вместе с моими помощниками и Дианой стояло

перед невероятным, пульсирующим шаром. Он был похож на цветомузыкальную

установку - так ритмично сменялись цвета внутри его тела. Даже в астрале мне

казалось, что я вот-вот впаду в транс, и мне из последних сил удавалось

удерживать ясным свое внимание, не впадая в беспамятство.

     Глаз, занимавший чуть ли не весь этот огромный цветной шар, тоже

пульсировал, расширяясь и сжимаясь, и имел безжизненный, матовый оттенок.

     Я понимал, ощущал, что шар вытягивает из нас информацию и подчиняет своей

воле, но не мог вмешаться в этот процесс, поскольку полагал, что мое тело уже

занято мыслями инопланетянина.

     Внезапно мое физическое тело подняло руки и начало произносить нечто такое,

от чего мое астральное тело затряслось. Я не очень разбираюсь в магии, но

убежден, что произносило оно какую-то длинную мантру. Неведомая мне энергия

сгустилась вокруг, напряжение стало нестерпимым, и, если бы не интерес к

происходящему, я бы кинулся прочь от этого места.

     Как только мое любимое (потому что единственное) физическое тело

заговорило, шар замер, будто изумленный тем, что кто-то посмел не подчиниться

его воле. Но по мере того, как я читал мантру, он вдруг изменил ритм и начал

трепетать, и это смахивало на ужас. Его цвета поблекли, и когда мое тело

выкрикнуло заключительное “Ом!”, шар взорвался на тысячи осколков, похожих на

стекло, и в тот же миг я снова оказался в привычном для меня теле.

     Не задумываясь, я крикнул помощникам и Диане, чтобы они бежали к кораблю.

     Мы беспрепятственно покинули планету. Помощники рассказали мне потом, что

помнят только, как попали в космопорт, а потом бежали обратно, и больше ничего.

Диана подтвердила их рассказ, хотя и присовокупила, что не помнит никакого

космопорта. Так мы расстались с этой планетой наваждений. Можно сказать, что нам

повезло.

     

     10.

     

     - Вот такая история приключилась со мной на одной из планет, - закончил я

свой рассказ, потягивая из бокала легкое вино.

     - Любопытно, - откликнулся Оги Валентайн, - но я чувствую, что это еще не

конец.

     - Верно, - я лукаво улыбнулся, - дело в том, что на планете, где мы

побывали, никогда не было цивилизации.

     - Как это? - оторопел Вадим.

     - Ты шутишь, па? - поперхнулась дочь.

     Оги Валентайн молча ждал объяснений.

     - Несколько веков назад один из наших ученых, не помню его имени, выдвинул

теорию о том, что иногда во Вселенной мы можем наблюдать миражи.

     - Миражи? - воскликнули одновременно Джой и Вадим.

     - Блестяще, - рассмеялся Валентайн, - как я сразу не догадался!

     - Да, миражи, - подтвердил я, - мы видели события, происходившие совсем на

другой планете, и позже я даже побывал на ней. Она находится в созвездии Лебедя.

Но удивительность моего случая заключается в том, что мираж был зеркальным, - я

помолчал, - мы видели планету созвездия Лебедя, а там видели нас.

     - Уникально, - снова воскликнул Валентайн, - потрясающий случай!

     - Но это не объясняет гипноза, - задумалась Джой.

     - А его и не нужно объяснять, дочь, ведь мысль безгранична, и мой пример -

блестящее тому доказательство.

     - Постойте, - вмешался Валентайн, - а кто же победил этот самый шар, если

не вы?

     - Хм, - я внимательно посмотрел на гостя и медленно сказал: - А вот этого

до сих пор не знает никто.

     - Признаюсь, - сказал Валентайн, - я не ожидал, что вы сможете меня

удивить, но вам это удалось. Спасибо!

     - Я рад, что вам понравилась эта история, но расскажите немного о себе,

ведь мы едва знакомы.

     - Рассказывать нечего, - заскромничал гость, - я только месяц назад получил

свой рейтинг.

     - А чем же вы занимались до сих пор?

     - Жил в горах, занимался натуральным хозяйством.

     - Чему же думаете посвятить себя теперь?

     - Я хотел бы объяснить человечеству некоторые вещи, которые осознал в

горах. Мне кажется, что это будет небесполезно.

     - Что же это за вещи? - поинтересовался я.

     - Видите ли, дело в том, - заговорил Валентайн, - что Земля, как вам

известно, находится под влиянием семи планет.

     - Да, конечно.

     - Известно также, что каждая планета выражает свое влияние путем

реинкарнации своих монадических единиц, поэтому состав человечества неоднороден

из-за усиленного влияния в различные периоды различных планет и созвездий.

Отсюда гороскопы и тому подобные предопределения.

     - Да, это известно еще со школы, - подхватил Вадим, - но все же Земля,

точнее ее Логос, в свою очередь, оказывают влияние на эти группы человечества.

     - Это понятно, - согласился Валентайн, - однако, на нынешнем уровне

восприятия информации, когда человечество всеми мыслями устремлено в Космос,

влияние самой Земли ослаблено.

     - Тем более, что многие люди рождаются и живут вне нашей планеты, -

вмешалась Джой, - как мой отец, например, что создает психические деформации и

разного рода аномалии.

     - Это так, - отреагировал Валентайн, - но имеет косвенное отношение к нашей

теме. Фактически сегодня, когда каждый человек думает о Космосе, он мыслит как

сама та планета, с которой он послан на Землю, в психическом плане, конечно.

     - Это интересно, - заметил Вадим, а гость, не обратив внимания на эту

реплику, продолжил:

     - Проходя по орбите вокруг Солнца, Земля периодически оказывается в сфере

господствующего влияния тех или иных планет. Это позволяет говорить об усиленном

влиянии в эти дни соответствующей группы монад и об их временном превосходстве

над другими группами.

     - Логично, - согласился Вадим, - и что же?

     - Видите ли, дело в том, что планеты в свою очередь контролируются

зодиакальными созвездиями, а эти созвездия также напрямую влияют на упомянутые

группы. Так вот, если планеты имеют влияние продолжительностью в несколько дней,

то созвездия предопределяют влияние одной группы людей на целую эпоху.

     - То есть, вы хотите сказать, - попытался резюмировать Вадим, - что

правящие круги должны формироваться в соответствии с влиянием того или иного

созвездия?

     - Вот именно.

     - Это интересная мысль. С вашего позволения, я использую ее в своей

диссертации?

     - Конечно.

     - Когда ты защищаешься? - спросил я, молча слушавший до сих пор этот

разговор.

     - Следующей весной.

     - У тебя все будет хорошо.

     - Спасибо за поддержку, - поблагодарил Вадим, и снова обратился к гостю:

     - Что же следует из вашего постулата?

     - Кажется, это очевидно. Все выборы должны учитывать влияние этого фактора.

     - Ах, да, вы уже говорили.

     - Ты сам это говорил, дорогой, - улыбнулась мужу Джой.

     - В самом деле? - Вадим хлопнул себя ладонью по лбу. - Проклятая

рассеянность, но я обязательно запомню вашу основную мысль. Вы не против?

     - Что вы, - откликнулся гость, - чем больше людей поймут это, тем лучше.

Ведь таким образом можно выстроить и Групповую Иерархию Сознания.

     Все пораженно замолчали, пока Валентайн с улыбкой отпивал вино.

     - Групповая Иерархия? - произнес Вадим. - Это колоссально.

     - Это интересно, - парировал гость и поднялся, - извините, я засиделся,

пора и честь знать.

     - Посидите еще, - предложила Джой, - мы поздно ложимся.

             - Да нет, пора, - он подождал, пока хозяйка дома его проводит до

двери, - доброй ночи.

     - До свиданья, - попрощались поочередно все члены семьи.

     - Очень интересный человек, - пробормотал я, когда закрылась дверь, -

очень…

     - Гораздо интересней, чем ты можешь себе представить, - сказала загадочно

дочь.

     Я с нежностью посмотрел на нее и, потрепав за ухом Диану, сказал:

     - Вот Диана представляет себе его полностью. Да, черное чудовище?

     - Мр-р, - удовлетворенно раздалось в ответ, - мы его просчитали.

     - Ну, специалисты, - рассмеялась Джой, - всем спать.

     

     11.

     

     Я - Хасс, Мессия с Сатурна, и моя задача - посеять смуту и хаос в умах

землян.

     Они привыкли к порядку. Сплошные алгоритмы, а не жизнь. Но я достаточно

знаю о Порядке, чтобы разрушить его. И я сделаю это. Их умами правят идеи и

принцип: цель оправдывает средства.

     О-о, какая блаженная глупость, с помощью которой я уничтожу эту цивилизацию

и устрою свой порядок, основанный на подчинении слабого сильному, а не на

сотрудничестве и служении сильного слабому.

     Безумцы, не видящие, как средства могут извратить цель, увести от нее и

добиться прямо противоположного результата. И я добьюсь его. А они мне помогут.

      Ибо я - Хасс - Мессия с Сатурна. Но, черт возьми, кто же победил шар в

созвездии Лебедя... или Цефея?

     

     12.

     

     - Уважаемые посетители, среди нас присутствует человек с рейтингом сознания

восемьсот двадцать одна тысяча триста двадцать четыре единицы. Это Оги

Валентайн, кандидат в парламент планеты от Северных земель. Приветствуйте, -

экскурсовод зааплодировала.

     Валентайн смущенно заулыбался, поскольку в нем боролись два чувства: с

одной стороны, он терпеть не мог, когда люди лезли в его личную жизнь, а

экскурсовод широко распахнула ее ворота для всех желающих, с другой же - ему

было приятно и, что немаловажно, необходимо всеобщее внимание.

     - Спасибо, спасибо, - он слегка покраснел.

     Джой держала его под руку спокойно и с достоинством. Уже второй месяц она

участвовала в предвыборной кампании Валентайна в качестве личного секретаря и

имиджмейкера. Вадиму это не очень нравилось, но до сих пор молодой женщине

удавалось выполнять условия договора с Небом, не поддаваясь обаянию Валентайна,

и, в то же время, ни разу не задев его самолюбия.

     Посещение общественных заведений было частью предвыборной программы,

которая была тщательно спланирована.

     Отличие этих выборов от подобных мероприятий прошлой эпохи заключалось в

том, что люди голосовали не за кандидатов, а за программу, перечисляя в ее

пользу конкретные суммы денег. Эти суммы определялись каждым самостоятельно, и

могло случиться так, что программа вообще ничего не получала. К этому времени на

Земле уже забыли, что такое процентная ставка налога, установленная

государством. Размер налога определялся самостоятельно каждым человеком.

     Программы конкурировали друг с другом, но выигрывала та, что набирала

большее количество не средств, а голосов. Так одновременно осуществлялись

референдум и финансирование. Если какой-либо программе недоставало голосов,

люди, стоящие за ней, отказывались от ее выполнения, а полученные средства

автоматически перечислялись на счет программы, получившей большее количество

голосов.

     Однако, при выборе в парламенты различных уровней важна была как программа,

так и личность кандидата, а для последнего рейтинг и внешние данные являлись

определяющими.

     Поэтому Валентайн с группой своих помощников колесил по Северным землям,

набирая голоса избирателей.

     Вот и сегодня они с Джой должны были посетить Исторический музей, чтобы

продемонстрировать избирателям самих себя и, конечно, свою эрудицию.

     - Обратите внимание, - говорила между тем экскурсовод, указывая на огромные

экспонаты, стоявшие посреди зала: на рубиновую звезду и свастику, выточенную из

черного гранита, - вы видите перед собой любопытнейшие символы конца Кали-Юги,

миллионы людей убивали друг друга, следуя за ними. Как вам известно, звезда

является символом развитого человека, включающего в себя физическое, эфирное,

астральное и ментальное тела, а также искру Абстрактного ума, являющегося

аспектом души. Свастика же, дошедшая до нас из египетской символики, означает

физическую мощь и часто именуется молотом Тора. И тот, и другой символ, будучи

древнейшими знаками, имели ограниченную известность в кругах закрытых обществ,

которые назывались масонами, рыцарями Розы и Креста, оккультистами и прочее.

      - В конце второго тысячелетия после рождения Христа нашлись люди, которые

использовали эти знаки в широких целях, не открывая их истинного значения своим

народам, но используя их мистическую силу для достижения поставленных целей, -

экскурсовод перевела дух, переходя к другому стенду.

     Через несколько залов, осмотрев экспонаты времен Потопа, экскурсанты попали

в зал, посвященный международному языку Земли.

     - Очевидно, никто из вас не замечает того, каким красивым языком он

пользуется, - воодушевлено говорила экскурсовод, - но, представьте себе, что

всего несколько тысячелетий назад люди разных народов не имели возможности

общаться друг с другом, поскольку говорили на разных языках. В пятом веке Новой

Эпохи человечество последовало заветам Кристофера и Маргариты Лендел, приняв за

основу международного английский язык. Здесь вы видите таблицы, ясно

показывающие, что уже через тысячу лет в этом языке осталось лишь пятьдесят

процентов английских слов. Так сильно было влияние основных языков других

народов. Ныне же словесные барьеры настолько расширены, что в словаре каждого

человека имеется около двухсот тысяч слов, составляющих современный юнилэнг, на

котором мы говорим друг с другом.

     - Уважаемые посетители, прошу вас следовать за мной в последний зал музея,

который посвящен религиозным эпохам и мессиям.

     Оги Валентайн, собиравшийся уже покинуть музей, обернулся к экскурсоводу,

услышав ее последние слова, и произнес так, чтобы его слышала только его

спутница:

     - Хм! Дорогая Джой, мне кажется, из всего, что мы видели, это может быть

самым интересным. И мы, конечно, этого не упустим.

     - Конечно, Оги, - улыбнулась ему женщина.

     Как только они вошли в последний зал, внимание всех экскурсантов привлек

один экспонат. Он лежал на высоком узком постаменте посреди зала и излучал

темно-синее сияние.

     Он был столь необычен, что люди остановились в дверях. Сияние, излучаемое

великолепно ограненным камнем, ничего не затмевало и не освещало, оно будто

подчеркивало каждую тень, обнимало каждую вещь, каждого человека.

     Камень излучал необыкновенное спокойствие и доброжелательность. На лицах

людей появились естественные детские улыбки. Оги Валентайн тоже заметил, что его

губы растянулись в улыбке, а уголки глаз смягчились, и ему пришлось одернуть

себя.

     Экскурсовод, насладившись впечатлением, которое произвел на посетителей

камень, произнесла:

     - Уважаемые гости, здесь вы впервые можете наблюдать то, о чем раньше

ходило множество слухов и легенд. Только в наше время стало возможным появление

этого камня перед широкой публикой. Итак, перед вами Солнечный Жезл Посвящений -

“Семеричный Пылающий Огонь”.

     Неожиданно, в ответ на имя, из камня полилась удивительная космическая

мелодия, заставившая всех снова замереть. Эти звуки словно были кодом каждого

существа на Земле. Всякий, кто слышал их, будто бы прикасался к Абсолютному

Источнику Жизни и Знания, но только прикасался. Камень ничего не открывал, он

лишь задавал ноту, и каждый в этой ноте слышал что-то свое - величайшее,

высочайшее. Неожиданно всеобщее молчание прервал хрипловатый голос:

     - Уважаемые посетители, музей закрывается.

     Стряхнув с себя внезапное наваждение, Джой увидела, что все экскурсанты во

главе с экскурсоводом будто окаменели, а в чувство их привел только что

подошедший смотритель музея.

     Потрясенная, она заметила, что люди простояли здесь около трех часов и

теперь с удивлением озирались вокруг.

     Всю дорогу домой Оги Валентайн молчал, и Джой поняла, что камень произвел

на него неизгладимое впечатление. Не сказав ни слова, он поспешно с ней

распрощался.

     Вечером Кардалеон сказал ей, что “Семеричный Огонь” был намеренно показан

Валентайну. Камень должен был вызвать с его стороны неадекватную реакцию.

Проанализировав поведение своего шефа, Джой решила, что это вполне возможно.

     

     13.

     

     - Прошу вас, гражданин Савинов, садитесь, - капитан Финансовой полиции

земель Хайленд Тони Тасотти указал на стул рядом со своим столом.

     Георгий Савинов слегка помялся в дверях, но потом смело шагнул к стулу и с

шумом уселся на него.

     Несколько секунд капитан молча смотрел на посетителя, после чего медленно,

но с нажимом, сказал:

      - Гоша, у нас к вам дело.

     Глаза собеседника забегали под немигающим взглядом офицера, но потом он

справился с дискомфортом, и даже улыбнулся, сказав:

     - Всегда рад сотрудничеству с органами правопорядка, - его удивительно

высокий фальцет был уже знаком капитану.

     - Приятно это слышать от официального вора высшего класса, - с иронией

откликнулся капитан, - кстати, лицензия при вас?

     Георгий достал маленькую электронную карточку и протянул ее полицейскому.

Тот провел ею по специальному декодеру, и на мониторе компьютера высветился

текст лицензии, выданной гражданину Савинову Георгию Ивановичу на право

проведения мошеннических операций в отношении компаний, вошедших в определенный

перечень. Лицензия также ограничивала сумму, которую мошенник мог официально

украсть в течение года, пока она была действительна.

     По законодательству полиция, выдавая лицензию, гарантировала мошеннику

неразглашение информации о его деятельности, но полностью контролировала его

сама.

      Тони запросил через компьютер подтверждение действительности лицензии, а

потом повернулся к посетителю:

     - Вы увеличили объем операций до полутора миллионов экю?

     - Почему бы и нет?

     - Но ведь это - риск.

     - Кто не рискует, тот не летает на другие планеты, - отреагировал штампом

мошенник, - и мой профессионализм растет.

     - Ну-ну, смотрите не зарвитесь, не то...

     - Знаю, знаю, - отмахнулся Савинов, - конфискация и работа на обворованную

компанию за мизерную зарплату.

      - Вот именно, - капитан протянул посетителю его карточку и переменил тему.

- Рад, что у вас все в порядке, но перейдем к делу.

     - Да, да, - приготовился слушать Георгий.

     - Вы знаете, конечно, что полиция имеет право привлекать официальных

мошенников к сотрудничеству в отдельных операциях.

     - Мне ли не знать, - кивнул собеседник, - не впервой с вами общаюсь.

     - Так вот, - капитан начал излагать суть дела, - в Хайленде объявился

крупный нелегал.

     - Да ну? - заискрились глаза Савинова. - И кто же он?

     - Знали бы - взяли, - отфутболил Тони, - но он действует через подставных

лиц и через систему электронных игр.

     - Как же вы узнали о его существовании? - удивился собеседник.

     - Ну, Гоша, вам ли объяснять такие вещи. Мы ведем учет выигрышей уже два

тысячелетия, но только трижды за это время столкнулись с полным крахом игрового

бизнеса. Предыдущие два случая были связаны с деятельностью инопланетных

группировок, пытающихся экономически колонизировать Землю. И теперь перед нами

аналогичный случай. В течение трех месяцев вслед за игорными компаниями начинают

“гореть” банки, которые выступают их гарантами.

     - Ничего себе, - ахнул Георгий, - это же миллиарды экю!

     - Вот именно, - подтвердил полицейский.

     - Ну, дела-а, - протянул мошенник, - не могу поверить.

     - Это твои проблемы. Нам нужна твоя помощь как специалиста.

     - Что же я могу сделать?

     - Нам нужно, чтобы ты разработал устройство, не только блокирующее

несанкционированный доступ игрока к деньгам компаний и банков, но и позволяющее

извлечь сворованные деньги.

     - Я что - фокусник, что ли? - изумился вор. - Как же я могу вернуть уже

уплывшие деньги?

     - У нас есть одна идея, - сказал офицер и коротко изложил ее суть.

     - Хм! Психология игрока и все такое - это дело непростое. Техническую часть

я обеспечу, но нет никаких гарантий успешного возврата денег.

     - Большего от тебя и не требуется.

     - Вот и ладно. Я могу идти?

     - Да.

     - До встречи.

     - Счастливо.

     Тони задумчиво посмотрел на закрывающуюся дверь и пробормотал в сторону

видеофона несколько цифр.

     

     14.

     

     - Я должен на некоторое время уехать, - Оги Валентайн был, как всегда,

категоричен.

     - Но до денежного референдума осталось меньше двух месяцев, - Джой была

удивлена, - как же можно бросить предвыборную кампанию?

     - Не думаю, что мой отъезд на пару недель что-нибудь изменит, - Валентайн

бросил рубашку в чемодан.

     - По крайней мере, ваши избиратели и я, на правах референта, имеем право

знать, чем занят наш кандидат.

     - Что? - мужчина недоуменно посмотрел на Джой, будто собираясь с мыслями, а

потом немного лихорадочно пробормотал:

     - Конечно, конечно. Я еду в горы к себе домой. Мне нужно побыть одному.

     - Что-нибудь случилось? - Джой и так видела, что с Валентайном не все

ладно. Но этот вопрос нужно было задать, чтобы перевести разговор на то, что же

именно произошло.

     - Нет, ничего, - поспешно ответил собеседник, - ничего не случилось. Мне

просто нужно подумать.

     - Хорошо! - неожиданно легко согласилась Джой. - Вы можете поехать, но

только после того, как совершите паломничество к Лестнице Посвящений.

     - Что? - изумился Оги. - Что я должен сделать?

     - Почему вас это удивляет? - вопросом на вопрос ответила референт. - Вы

что, не знаете правил предвыборной кампании?

     Валентайн прекратил собирать вещи и, наконец, обратил свое внимание на

Джой.

     - И что же это за правило, которого я до сих пор не знаю?

     - Это неписаное правило, но очень эффективное. Каждый кандидат должен до

выборов сверить свой рейтинг с Лестницей Посвящений. Три тысячи лет назад

введение этой традиции принесло абсолютный успех Николаю Реброву. С тех пор

избиратель доверяет только тем кандидатам, кто прошел Лестницу Посвящений. И это

логично, ведь только Лестница может застраховать человечество от аферистов.

     - Проклятье! - воскликнул Валентайн. - Как же я мог забыть об этом?

     - Я говорила на прошлой неделе.

     - Да, да, я вспомнил, - мужчина нервно заходил по комнате и, внезапно

остановившись, сказал:

     - Едем сегодня же.

     Теперь была ошеломлена Джой.

     - Сегодня?

     - А зачем ждать?

     - Ну, хорошо, хорошо, я только соберусь.

     - Жду вас через два часа, - отчеканил Валентайн.

     - Через три, - поправила его референт.

     Он внимательно посмотрел на нее, но спорить не стал, подтвердив:

     - Через три.

     Джой вышла, а спустя три часа спэйскар с пассажирами на борту прокладывал

себе путь в орбитальном пространстве Земли. Достигнув высшей точки где-то над

Россией, он по параболе начал снижаться в предгорья Гималаев.

     Джой, неплохо изучившая своего руководителя, заметила, что он начал

нервничать еще больше после того, как в музее истории они увидели “Семеричный

Пылающий Огонь”. Несколько раз она обращалась к Кардалеону за советом, но тот

говорил лишь, что все идет как надо, и больше ничего. Нервозность Валентайна и

неизвестность тяготили Джой, но ей пока удавалось контролировать ситуацию и

себя.

     - Черт, - вдруг раздалось рядом с ней. Она обернулась и увидела, что ее

спутник прильнул к иллюминатору и не может отвести взгляд от приближавшихся

Гималаев.

     Спэйскар сделал круг около белоснежного Лотоса Любви-Мудрости, венчающего

вершину Джомолунгмы, а через несколько минут, неподвижно зависнув над площадкой

космодрома, выпустил свои клешни, упершиеся в землю, и заглушил плазменный

движок.

     Специальные фирмы, обслуживающие Лестницы Посвящений, которых на всей Земле

так и сохранились всего семь, создали вокруг них целую инфраструктуру. По дороге

к вершине паломников ждали два адаптационных комплекса, на высоте одной и двух

третей подъема к подножию Лестницы. Здесь восходящие люди должны были провести

не менее двух суток и, если у них не возникало осложнений со здоровьем из-за

разреженности воздуха, им позволяли подниматься выше.

     На самих же вершинах продолжали функционировать города, возникшие здесь во

времена последнего Потопа. Однако теперь дома в них отапливались с помощью

современных технологий, и все те же фирмы поддерживали их первоначальный вид,

что казалось невозможным, если вспомнить о давности этих построек. Но ведь

строил их чуть ли не сам Бог, по крайней мере, так утверждали летописи.

     Поэтому только через четыре дня Оги Валентайн и Джой Селиван на специальном

аэротакси были доставлены в самый высокогорный город на Земле.

     И здесь, когда кандидат в парламент Земли ходил по булыжным мостовым,

притрагиваясь к ледяному мрамору разноцветных, но таких чистых домов, Джой

поняла: Валентайн нервничает потому, что боится, боится встречи с Лестницей.

     Это было не удивительно для других людей, тех, что боялись узнать правду о

самих себе, хотя многие после Восхождения плакали от радости и счастья, когда

Лестница давала им больше ступеней, чем они мечтали.

     Но то, что Лестницы боялся Оги Валентайн, было неестественно. Человек с его

рейтингом не должен был, не мог ничего бояться, иначе концентрация его сознания

резко снижалась, а вместе с этим размывался и рейтинг. Джой, конечно, могла

понять причины страха. Валентайн желал зла тому, кому должен был поклониться

теперь, то есть Логосу Земли. Но, если он намерен победить Его, Оги должен быть

уверен в своих силах, иначе он уже проиграл.

     В ночь перед Восхождением Оги не спал. Из его комнаты доносились слова

молитвы и протяжное завывание. Утром, когда Джой, постучавшись, вошла в его

апартаменты, в комнате стоял запах жженых свечей, а на полу были начертаны

какие-то мистические знаки явно неземного значения. Джой знала это, поскольку

часто наблюдала за работой Вадима.

     Ожидая увидеть своего спутника уставшим и разбитым после бессонной ночи,

женщина была очень удивлена, увидев свежевыбритого, разрумянившегося Валентайна,

вошедшего в комнату с заснеженной террасы.

     - Доброе утро, Джой, - впервые за многие дни весело сказал он. По его

мощному торсу стекали капельки талого снега. - Чудесное утро, только немного

ветрено.

     - Здесь погода никогда не меняется, - ответила Джой, и полушутя добавила: -

Небеса.

     Валентайн, энергично растиравшийся полотенцем, внезапно остановился,

посмотрел своим проницательным взглядом на Джой и, разобравшись в иронии,

улыбнулся:

     - Хорошая шутка.

     Джой ничем не могла объяснить внезапного возвращения Валентайна к душевному

равновесию, кроме как вмешательством мистических сил. Поэтому, когда ее спутник

ушел в душевую, она обратилась к Кардалеону:

     - Что произошло?

     - Нечто удивительное, - воскликнул Кардалеон, - это событие наблюдается

нами впервые за многие тысячелетия и впервые же в Новой Эпохе. Твой спутник имел

прямой контакт с Логосом Сатурна.

     - Этого не может быть.

     - Не может, но я и мои друзья видели это. Нам многое предстоит теперь

понять и сделать кое-какие выводы для Логоса Земли, но все это очень, очень

поучительно.

     - Что именно? Я ничего не понимаю, - возмутилась Джой. - Почему вы

позволяете Логосу Сатурна беспрепятственно проникать на территорию Земли?

     - Именно, именно, девочка моя, - причитал Кардалеон, - в этом-то и вся

соль. Он начертал такие символы и произнес такие звуки, что мы вынуждены были

расступиться, пропуская сюда чужую планетарную личность. Но еще интереснее, как

он все это удерживал в течение трех часов.

     - Так, я поняла, - гневно воскликнула Джой, - мне здесь ничего не объяснят,

все эти ваши магические дела…

     В этот момент в комнату вошел Валентайн, и женщина обратилась к нему с

вопросом:

     - Оги, а что это за рисунки на полу?

     - Ах, это, - мужчина ничем не показал своего замешательства, которого,

возможно, действительно не было, - я пытаюсь вспомнить одну древнюю роспись,

обнаруженную в историческом журнале.

     - Зачем? - Джой рисковала, навязываясь подобным образом, но все обошлось.

     - Я давно заметил, что так называемые психологические комплексы очень

любопытная вещь, - Валентайн сел в кресло и отпил из чашки черный кофе. - Вот,

например, вы сейчас находитесь в определенном психологическом состоянии.

Одновременно с ним к вам поступает самая разнообразная информация, среди которой

есть основная - моя речь, а все остальное: пейзаж за окном, запах моего кофе,

мои жесты, обстановка в комнате, температура - создают некий фон для моей речи.

     - Что же? - спросила Джой.

     - А то, что ваш мозг выберет для себя другую информацию, которая может

стать для вас ключевой.

     - Почему? - не поняла она.

     - Потому что вы будете искать решение своей проблемы, а не обязательно

слушать то, что я говорю.

     - Возможно.

     - Так вот, дело в том, что вместе с информацией из основного источника, то

есть наряду с моей речью, в вашу психику на бессознательном уровне проникает в

колоссальном объеме, - Оги сделал ударение, - другая информация. Это похоже на

акулу, за которой следует целая армия мелких рыб. Все вместе эти рыбы ничуть не

меньшая сила, нежели акула. Но их сила проявляется не столь явно, не столь

агрессивно. Не сразу, не одним глотком, а по кусочку, но во множестве. А акула

лишь таран, за которым незаметны события не меньшей важности.

     - При чем же здесь ваш рисунок?

     - Вы не поняли, - Валентайн констатировал факт, но продолжил, - понимаете,

зная все, что я вам только что сказал, каждый человек способен… маркировать, что

ли, свою жизнь, ставить флажки в определенных местах. Понравилось тебе некое

состояние, настроение - проассоциируй его с каким-либо предметом. При этом, чем

больше деталей будет в этом предмете, тем больше деталей запомнится о состоянии.

Так было некогда с этим рисунком. У меня тогда было чувство абсолютной

уверенности и силы. Теперь, когда это состояние понадобилось мне снова, я

элемент за элементом восстановил весь эскиз, а вместе с ним воссоздал в психике

весь комплекс информации, где акулой было ощущение силы, а каждая деталь рисунка

ее проводником: события, люди, замыслы того времени. Воссоздав все это в

точности, я проассоциировал некоторые изменения сегодняшнего дня, внес эти

изменения в рисунок и, как видите, моя сила восстановилась.

     - Интересный прием, но неужели вы так и не знаете, что означает этот

рисунок? - не отступила женщина.

     - Ученые, насколько я помню ту статью, писали, что он как-то связан с

древней магией, но как именно - они не знают.

     - Жаль, - Джой пришлось сдаться, так и не выпытав правды, после чего

пришлось менять тему разговора. - Когда вы намерены совершить Восхождение?

     - Сегодня ночью.

     - Ночью? - Джой была в недоумении. - Кто же это делает ночью?

     - Мне так больше нравится, - своенравно заявил Валентайн.

     - Странное желание, но пусть будет так, как вы хотите, - она встала.

     - Кстати, Джой, вы неправы, говоря о моей странности. Десять процентов

людей совершают Восхождение ночью.

     - В самом деле?

     - Это написано в проспекте, - Оги бросил на стол маленькую брошюру.

     - Я не знала.

     - Они говорят, и я с ними согласен, что ночью атмосфера Земли очищается и

сознание проясняется. Разве это не логично?

     - Пожалуй, - снова согласилась референт.

     Ее поражали демагогические способности Валентайна. Он мог доказать все что

угодно, если ему это было нужно, причем довести логику доказательства до такого

шага, где оппоненту уже нечем было оперировать, и, если он интуитивно продолжал

ощущать свою правоту, то на уровне логики сдавался. Зная эту способность

Валентайна, Джой не могла понять истинных мотивов, побуждавших ее спутника

совершать Восхождение ночью.

     - Значит, нужно выспаться вечером? - спросила она в дверях.

     - Конечно, - ответил Оги, - я жду вас в двадцать три тридцать.

     - Хорошо.

     Джой пошла в свою часть дома, старательно готовясь к разносу Кардалеона, но

тот не появился до самого вечера. Это заставило женщину нервничать еще больше,

ибо идти по Лестнице без ангела ей еще не приходилось. Однако, когда она уже

оделась, перед ее третьим глазом возникла точка света.

     - Где тебя черти носят? - воскликнула она.

     - Тише, тише, не кипятись, - отчетливо раздалось в ответ в ее голове, но

голос, который она услышала, не был голосом Кардалеона. Джой пригляделась и

увидела, что и сама точка значительно больше ее ангела.

     - Кто ты? - спросила она.

     - Я бы не хотел называть себя.

     - Почему?

     - Это доставит тебе неприятности в будущем.

     - Почему? - упрямо твердила Джой.

     Но и голос был не менее упрям:

     - Потому что иногда лучше не знать определенных вещей.

     - Разве?

     - Конечно. Представь себе, если я бы оказался Логосом Земли, что было бы с

тобой?

     - Ну, не знаю.

     - Наверно, ты бы начала очень гордиться тем, что сам Логос Земли являлся к

тебе и даже просил о сотрудничестве.

     - Наверно, - отозвалась Джой.

     - А гордость такого рода, как ты знаешь, приносит мало пользы.

     - Ну, хорошо, - согласилась женщина, - где мой ангел?

     - Занимается своими делами.

     - А ты что, вроде его заместителя?

     - Вроде, - улыбнулся голос.

     - И что я должна делать?

     - Все, что сочтешь нужным, - раздалось в ответ, - я просто буду рядом,

чтобы помочь в нужный момент.

     - Хорошо, тогда я иду.

     - Секунду, у меня к тебе маленькая просьба.

     - Да?!

     - Постарайся запомнить рисунок, который находится в комнате твоего

спутника.

     - Разве он его не стер?

     - Нет.

     - Ладно.

     Джой постучала в дверь Валентайна, и, пока он надевал меховую куртку и

мокасины, старательно изучала узор на полу. Спустя десять минут, когда они шли

по скрипящему инею, она поняла, что рисунок странным образом не только целиком

отложился в ее памяти, но даже ожил, начав светиться абсолютными провалами

черноты.

     Предъявив свое удостоверение компьютерной системе, они получили в офисе

фирмы радиомаяки, отмечающие высоту подъема восходящего. Данные радиомаяка

фиксировались компьютером и служили основанием для подтверждения рейтинга.

     В тот момент, когда Валентайн и его спутница снова вышли на улицу с

радиомаяками, укрепленными на запястье специальным браслетом, часы в офисе

показывали полночь.

     Джой зябко поежилась, хотя была очень тепло одета. На мгновение ей

почудилось, что свет, струящийся с вершины Джомолунгмы от Лотоса Любви-Мудрости,

стал будто бы слабее.

     - Ничему не удивляйся! - раздалось в ее голове.

     - Разве мы можем общаться при Валентайне? - удивилась Джой.

     - Со мной - да!

     - Значит, ты сильнее Кардалеона?

     - Немного, - скромно донеслось в ответ.

     Между тем два человека подошли к основанию Лестницы и остановились в

молчании. Где-то вверху маячило несколько фигур людей, карабкающихся кто вверх,

а кто уже и вниз. Среди них была пара, не сходившая с Лестницы уже неделю.

Достигнув предельной для себя высоты, они медитировали, пытаясь продвинуться еще

немного. Иногда это получалось, но лишь тогда, когда удавалось распрощаться с

грузом довлеющей кармы.

     Туман, слегка затмивший свет, начал сгущаться, но как-то необычно -

полосами, будто огромные змеи струились вокруг вершины.

     - Откуда здесь туман? - удивилась Джой.

     - Действительно, странно, - откликнулся ее спутник, и женщина почему-то

оглянулась назад. Она вздрогнула, увидев, что туманные полосы выползают из того

места, где находился их дом. В ответ на эту догадку в ее голове запульсировал

образ рисунка, оставленного Валентайном на полу комнаты.

     Женщина еще сильнее поежилась, со страхом посмотрев на своего спутника. Он

молча ждал, пока одна из полос не приблизилась к ним. Когда вокруг уже ничего не

было видно, Валентайн вдруг повернулся к Джой и сказал, слегка расширив глаза:

     - Спи, моя девочка! Спи! И представляй себе Восхождение.

     Джой ощутила, как туманная полоса убаюкивает ее, ей стало трудно дышать, а

из глаз Валентайна словно протянулись два луча. И она провалилась в пустоту.

Потом внезапно очнулась и, оглядевшись, поняла, что с тех пор, как Валентайн ее

загипнотизировал, прошло не больше минуты. Сам Оги в это время чертил перед

Лестницей тот же рисунок, что она видела в его комнате. Джой хотела уже выяснить

с ним отношения, но вдруг в ее голове раздалось:

     - Не подавай вида, что ты в сознании.

     - Почему? - задала она вечный вопрос.

     - Потому что это я тебя разбудил, чтобы ты могла увидеть все, что

произойдет. Ты - единственная на земле, кто увидит это и будет об этом знать.

Поэтому замри и наблюдай.

     Джой видела, как Валентайн заканчивает чертить, а туманные змеи почти

скрыли вершину Джомолунгмы, погрузив все вокруг в жуткую темноту. Она увидела,

как два человека, спускавшиеся с Лестницы, остановились, а потом опустились на

ступеньку, где стояли. Очевидно, Валентайн усыпил всех, кто был вокруг.

     К этому времени рисунок был закончен. Оги стоял над ним и смотрел то на

него, то на Лестницу. Наконец, словно выбрав что-то, он шагнул вперед и

попробовал подняться на первую ступеньку, но нога его будто уперлась во что-то

невидимое. Он наклонился еще сильнее, но и лоб не смог проникнуть за прозрачное

препятствие.

     Джой ликовала. Она очень робко надеялась на такой исход, но в то же время,

зная уровень сознания Валентайна, не верила в его вероятность. Никакие круги,

Логосы и магия не помогли вероломному созданию. Лестница Посвящений Земли

защищала себя от инопланетных посягательств. Джой уже хотела крикнуть

Валентайну: “Ну что, съел?” - но рот будто парализовало, и снова в голове

прозвучал голос: “Замри и наблюдай. Все не так просто, как хотелось бы”.

     Валентайн, отчаявшись подняться на Лестницу, плюнул на нее и начал

выполнять странный магический ритуал. Он завывал, вздымал руки вверх, а потом

упал на землю и несколько минут пролежал, не шевелясь. Затем снова встал и пошел

в сторону, прямо противоположную Лестнице. Отойдя от своего магического круга на

такое же расстояние, какое отделяло круг от Лестницы, он вдруг поднял левую ногу

над поверхностью земли, и под этой ногой появилась ступенька. Он даже не

остановился. Его взгляд был устремлен вверх, а ноги, ступавшие в пустоту,

оставляли позади черные ступени.

     Джой была потрясена. Это был какой-то мираж, фантастика. Прямо над городом,

будто зеркальное отражение Лестницы Посвящений, росла другая, Черная Лестница.

     Туман, укутывавший до сих пор вершину Джомолунгмы, собрался над рисунком,

словно пряча от подлинной Лестницы ее тень.

     Валентайн шел выше и выше без остановок и видимых усилий, будто робот. И

вот он наверху, и над Черной Лестницей распускается Черный Лотос - цветок

ненависти.

     Нависший над магическим кругом туман пронзает ослепительная вспышка, и

невероятный гром швыряет Джой на землю. Прямо перед ней, в трех метрах от лица,

в центр рисунка Валентайна несколько раз подряд вонзается голубой электрический

разряд молнии.

     Женщина закрывает глаза и уши, но это мало помогает. Вокруг все трясется,

перед глазами только свет и тьма, свет и тьма. Тьма...

     Она приходит в себя, когда слышит голос Валентайна:

     - На счет три ты придешь в себя. Раз, два, три, - выкрикивает он, но Джой и

так уже пришла в сознание.

     - Ну что, как тебе Восхождение? - спрашивает он.

     - Боюсь, что ничего не прибавила к своему рейтингу.

     - Жаль.

     - А как вы?

     - Я дошел до вершины, - спокойно говорит собеседник.

     - Правда? Это замечательно! - разыгрывает радость Джой.

     - И я тоже рад.

     Только теперь референт Валентайна смотрит туда, где была Черная Лестница,

но ее нет. Это не удивляет Джой.

     Они спускаются в офис фирмы и отмечают на своих карточках соответствующие

рейтинги, причем попытка Джой не считается успешной, что говорит о том, что либо

ее совсем не было, либо она дошла до прежнего уровня. Валентайн думает, что его

референт думает, что случилось последнее, но он и предположить не может, что

правду знают они оба и еще кое-кто из нечеловеческих форм эволюции.

     Утро проходит спокойно, однако их будит звонок в дверь. Служащие компании

преподносят Валентайну красивую вазу-Лотос в память о его достижении. По данным

их компьютера, он побывал на самом верху.

     Тут же появляются тележурналисты, и в прямой эфир летят новости с Лестницы

Посвящений, где улыбающийся Оги Валентайн держит в руке белоснежный Лотос.

     Джой стоит немного в стороне, покусывая губы. Она ничего не понимает, а

Кардалеон и его друзья не желают ничего объяснять. Устраивать истерику перед

телевизионной камерой, рассказывая небылицы о Черной Лестнице, означало бы выйти

из игры навсегда. С другой стороны, надо было что-то делать, но все еще не

теперь, не теперь...

     

     15.

     

     - Что, что это такое? - Джой впервые видела, чтобы Вадим был так возмущен.

     Она обернулась к мужу, ожидая сцены по поводу ее отношений с Оги

Валентайном, которые, о чем знала сама Джой и не знали другие, оставались

деловыми. Однако в руках Вадима был всего лишь листок бумаги с восстановленным

Джой по памяти магическим рисунком, который она увидела в ночь “восхождения” Оги

Валентайна.

     - Рисунок, - спокойно ответила она.

     - Я вижу. Где ты это взяла? - Вадим был явно не в себе.

     - Да что случилось-то? - вопросом на вопрос ответила Джой.

     - И она еще спрашивает. Да, да… да, черт возьми, - только и нашелся он, - я

не могу объяснить этого в двух словах. Это символ невероятного, неземного

происхождения, но мало того, это знак планетарного масштаба, а не человеческого

существа. Я бы сказал, что это имя какого-то Логоса.

     - Ну и что? - спросила Джой безразлично.

     - Да, ты, конечно, не понимаешь, - Вадим еле сдерживал свое возбуждение,

стараясь говорить спокойно. - Ну, как тебе объяснить. Вот тебя, например, зовут

Джой. Твое имя дали тебе родители. Если бы твой отец, Алексей Григорьевич

Милованов, пожелал бы, то у тебя было бы отчество - Алексеевна. Это тоже часть

твоего имени. И, наконец, твоя девичья фамилия была Милованова, а теперь -

Селиван.

     - Не пойму, к чему все эти банальности, - раздраженно ответила Джой.

     - Сейчас, сейчас, - Вадим лихорадочно потер лоб, - сочетание звуков “Джой”

- это твое личное имя в этой жизни, оно - основа твоей земной кармы в этот

период. Если бы у тебя было отчество по русской традиции, то ты приняла бы на

себя вместе с ним карму отца, а фамилия Милованова несет с собой карму всего

твоего рода, как будто он - огромная общность людей с определенным характером и

реакцией на мир. После замужества, сменив фамилию на Селиван, ты приняла на себя

карму моего рода, деформировав карму Миловановых, но только внутри себя самой.

Понимаешь?

     - С трудом.

     - У-у, тяжело, - Вадим схватился за голову, - давай по-другому. Каждое тело

внутри тебя имеет свою вибрацию. Так?

     - Ну?

     - Вибрация - это звук. Так?

     - Ну?

     - Так вот, у каждого существа и каждого его тела есть свое базовое

сочетание таких вибраций, как будто аккорд или же имя. Твое имя и фамилия,

понимаешь?

     - Ну.

     - Ну-ну, баранки гну, - передразнил Вадим жену, не желающую ничего

понимать, - это означает, что каждое существо имеет свой код или шифр. А теперь

представь, что тебе известен шифр или пароль к компьютерной системе

“Межбанковские взаиморасчеты”.

     - Ну и что?

     - Ничего. Просто экономика всего мира окажется в твоих руках.

     - То есть, ты хочешь сказать, что если знать пароль какого-либо существа,

то это существо можно использовать в своих целях?

     - Ну, наконец-то. Последний арктический хорек сдох, - мрачно пошутил Вадим.

     - Но ведь мы знаем имена друг друга, - недоуменно заявила Джой, - и не

можем управлять друг другом.

     - Верно. Я потому и говорю тебе о земных, материальных именах. Они не

касаются внутренних сил или тонких тел разных сущностей. А вот знание аккордов

именно этих сил является важным. Если ты хочешь управлять самой жизнью человека,

то должна знать код этих жизненных сил. Если хочешь подчинить его желания -

познай основные ноты его эмоций, страстей и инстинктов. Если хочешь управлять

мыслями - пойми, как он думает, какими основными способами. Все это и есть

шифры, коды и тонкие имена.

     - Да, но все же, причем здесь рисунок, - не унималась Джой.

     - Может, это странно звучит, но всякий звук можно нарисовать. Ведь

существует же нотный ряд, использующий определенные символы для конкретных нот,

то есть звуков. Так же существуют иные алфавиты звуков. Этот рисунок - такой же

пароль доступа к какому-то космическому существу.

      - С чего ты это взял?

     - Когда же я услышу ответ на свой очень простой вопрос? - Вадим помолчал,

но, не дождавшись ответа, вздохнул и опять начал объяснять. - Видишь ли, любое

существо имеет определенный уровень сложности, ну, как в известной тебе Иерархии

Сознания. Однако в Иерархии люди лишь немного отличаются друг от друга.

     - Ну да, - перебила его Джой, - видел бы ты, насколько они отличаются.

     - Вот видишь, - подхватил Вадим, - даже тут ты считаешь различия

значительными. Что же тогда говорить, если мы сравним сложность одного человека

и целой планеты, на которой живут миллиарды людей и неисчислимое количество

животных, растений и минералов. Сложность и уровень сознания такого планетарного

существа непостижимы. Так вот, рисунок, который я держу в руках, является

описанием - шифром к очень сложной системе, не менее чем планетарной. Поэтому я

и спрашиваю: откуда это у тебя?

     Джой молчала. Она не знала, что делать. Вовлекать Вадима в сложную игру с

Валентайном ей совсем не хотелось. С другой стороны, именно муж был для нее

наиболее близким человеком, который, к тому же, хоть что-то рассказал об

интересующих ее загадках. Обдумав все это, она сказала:

     - Что ж, хорошо. Может, и лучше, что ты все будешь знать, поскольку больше

ждать помощи неоткуда. Ты извини, что я задавала тебе все эти вопросы, но мне

нужно было знать как можно больше о происходящем вокруг меня, поскольку я

оказалась в центре неведомой мне игры.

     - Оги Валентайн, - произнес Вадим.

     - Да, он, - и Джой рассказала мужу все, что с ней произошло.

     После этого он несколько минут молчал, а потом неожиданно рассмеялся,

сказав:

     - Да, на небесах сидят явно не дураки.        

     - Это ты к чему? - удивилась Джой.

     - К тому, что этот рисунок должен был попасть именно ко мне. Ведь я

специалист по трансформации тонких энергий или, проще говоря, теоретик магии.

     - Думаешь, поэтому и Кардалеон не появляется?

     - А зачем? Ты уже давно должна была догадаться и передать мне этот рисунок.

     - Что же ты будешь с ним делать?

     - Займусь его изучением, тем более что мне теперь известно, чей именно это

пароль.

     - Будь осторожен, - сказала Джой, - в этом рисунке скрыта огромная сила.

     - Я это понял сразу, иначе не пытал бы тебя.

     - Тогда удачи, - и Джой поцеловала мужа в щеку. Ей действительно стало

легче оттого, что Вадим взял часть тяжелой ответственности на себя. Теперь уже

не только она одна на Земле могла противостоять Валентайну.

     

      16.

     

     - Полковник, вы останетесь вместо меня, - Оги Валентайн спокойно смотрел в

глаза стоявшего перед ним навытяжку офицера Армии Земли Султана Вахитова.

     - Слушаюсь, - ответил тот.

     - Да прекратите вытягиваться передо мной в струнку, - мягко сказал хозяин

виллы, затерявшейся где-то в горах, - вы вполне уважаемый и самостоятельный

человек, и мы с вами знаем друг друга не меньше…

     - Сорок один год, - отчеканил полковник.

     - Вот именно, - все так же успокаивающе кивнул Валентайн, - и все это время

вы ведете себя как солдат на плацу, хотя уже давно стали моей правой рукой.

Садитесь.

     Офицер немного расслабился и сел в мягкое кресло. Оги несколько минут

рассматривал его, анализируя ситуацию.

     Среди его помощников с Сатурна были очень умные люди, гораздо умнее этого

офицера, но у них не было главного качества: баланса между дисциплиной и умом.

Поэтому, хотя Валентайн и просил полковника не вытягиваться в струнку, именно

это качество делало Султана Вахитова наиболее подходящей фигурой для работы

заместителя. Оставляя за этим человеком свои полномочия, Валентайн мог

отправиться хоть в другую галактику и спать там совершенно спокойно.

     - Я уезжаю по своим делам на пару недель, - наконец заговорил он, - когда

именно, не знает никто, кроме меня. Цель поездки столь значительна, что пусть

тут все горит огнем, но ехать я должен. За время моего отсутствия вы должны:

первое, организовать для наших людей восхождение.

     - Разве это возможно снова? - удивился полковник.

     - Да, на вершине Джомолунгмы я создал Черную Лестницу. Она появляется в

четырнадцатую лунную ночь каждого месяца с часу до четырех утра. В этом

интервале наши сотрудники могут совершить восхождение. Компьютер зафиксирует их

результаты. Но помните, такая лестница существует только на Джомолунгме.

     - Я понял, - сухо сказал полковник.

     - Второе, на нашем балансе сегодня уже три миллиарда экю. Однако этого

недостаточно, чтобы нарушить действующую на Земле финансовую систему. Пусть

Лоренцо и его группа продолжают свои операции в игровом бизнесе, но под вашим

жестким контролем. Лоренцо хотя и умен, но слишком азартен. Не давайте ему

зарываться.

     - Слушаюсь.

     - Третье, соберите мне всю информацию, какую сможете, об Алексее

Григорьевиче Милованове. Это отец Джой Селиван. Все остальное вы знаете, это

текучка.

     - Я все выполню.

     - Хорошо, я уезжаю сегодня вечером. Значит, сегодня же приступайте к своим

обязанностям. Вот приказ, - он протянул собеседнику лист бумаги. Тот взял

бумагу, резко встал и, слегка поклонившись, вышел из кабинета.

     После этого Валентайн позвонил Джой и сообщил ей, что связи с ним не будет

целых две недели, поскольку он едет в свой любимый охотничий домик и телефон с

собой не берет.

     Он понимал, что Джой вряд ли ему поверит, но и поймать его на лжи она не

могла.

     Вечером спэйскар уже нес его к огромной пустыне, так и не утратившей своего

названия, полученного задолго до Потопа. Гоби была видна даже из Космоса -

огромное блестящее море без воды.

     Спэйскар высадил своих пассажиров где-то на берегу этого моря, и Валентайн,

оказавшись на земле, ошеломленно уставился в безграничную безжизненную даль, с

ужасом думая о том, что вскоре ему предстоит отправиться туда.

     Ни спэйскары, ни аэротакси, ни какие-либо другие воздушные суда в Шамбалу

не ходили, как, впрочем, и вообще никакая техника. Таков был закон этого места.

Только живое могло туда проникнуть, если, конечно, его ждали в Шамбале.

     Привыкший к комфорту современной земной цивилизации, Оги Валентайн

изумленно разглядывал узкие улочки монгольского городка. Научные достижения

будто обошли это место стороной, и было трудно поверить, что здесь знают

что-нибудь об аэронавигации и космических судах, приземлявшихся невдалеке.

     Стайка чумазых ребятишек вылетела из-за ближайшего угла с визгом, догоняя

друг друга и чуть не снося на пути прохожих. Глинобитные с примесью камыша дома

прилипали друг к другу, будто куски пластилина. Причудливо изогнутые улочки

порой заканчивались тупиками, чего Валентайн не встречал за всю свою жизнь.

     В гостинице, где он остановился, не было даже ванной, не говоря уже о

телевизоре и холодильнике. В довершение ко всему палящее солнце и незнакомый

язык, который он слышал вокруг, повергли путешественника в психическое

оцепенение. Вряд ли у него хватило бы духу получить здесь необходимые сведения,

если бы к нему не подошел невысокий монгол в национальной одежде. Он неожиданно

обратился к Валентайну со словами, произнесенными на чистейшем, если это слово

применимо к многосоставному языку, юнилэнге:

     - Я вижу, вы немного растерялись в Дзале, - название древнего города

прозвучало очень необычно в устах местного жителя, - очевидно, я мог бы помочь

вам.

     Оги Валентайн, не имеющий обыкновения доверять первому встречному, изучающе

оглядел незнакомца, но прочитать что-либо на улыбающемся круглом лице было

невозможно, и ему ничего не оставалось делать, как сказать:

      - Я был бы вам очень благодарен, если бы вы объяснили мне, как попасть в

Шамбалу. В гостинице, где я остановился, никто не может мне ответить на этот

вопрос.

     При слове “Шамбала” глаза молодого монгола из раскосых превратились в

круглые, но потом еще больше сузились, излучая смех:

     - Шамбала, Шамбала. Еще три тысячи лет назад здесь, - он махнул рукой через

город, прилепившийся к отрогу Гобийского Алтая, в сторону пустыни, - проходила

шоссейная дорога, по небу туда-сюда летали аэрокары, наш город процветал

благодаря туристам, хотя многим не нравился этот постоянный балаган. Но однажды

ночью все радиостанции и телепрограммы передали, что Правитель Шамбалы -

Пресвитер Иоанн - запретил в районе Шамбалы движение транспортных средств, в

связи с ухудшением экологической и психической атмосферы. Это вызвало жуткое

недовольство в мире.

     - А кое-кто начал делать прогнозы о грозящем очередном потопе, - подхватил

Валентайн.

     - Откуда вы знаете? - удивился общительный собеседник.

     - Что же еще можно подумать, когда духовный центр человечества отказывает

человечеству в общении?

     - Хм, верно, - монгол задумчиво посмотрел на Валентайна, а потом также

охотно продолжил: - Многие пытались проникнуть туда на машинах или аэротакси, но

к своему удивлению обнаруживали, что, пересекая некую невидимую границу, они

оказывались далеко от того места, с которого начинали путь. Пилоты аэрокаров

почему-то садились где-то в Индии, а водители автомобилей частенько просыпались

в России. Постепенно дорогу занесло песком, и она осталась только на картах для

тех, кто способен идти пешком или на верблюдах.

     - Интересно, интересно, - произнес Валентайн, - а у вас есть такая карта?

     - Пожалуйста, - в руках незнакомца, словно по волшебству, оказалась карта,

- десять экю.

     - Десять? - ошеломленно спросил путешественник.

     - И это недорого, - улыбнулся тот.

     - Понятно, чем вы тут живете, - проворчал Оги, протягивая деньги и забирая

карту.

     - Но это еще не все, чем я могу вам помочь, - заявил монгол.

     - Могу себе представить, сколько будет стоить все остальное, - снова

буркнул европеец.

     -Вам это будет стоить столько, сколько стоит питание одного человека и корм

для одного верблюда на время пути в Шамбалу.

     - Уж не хочешь ли ты стать моим проводником? - удивился Оги.

     - Если вам будет угодно, - раздалось в ответ.

     - Бесплатно?

     - Почему же? Я уже давно собирался посетить Священный Город, да все не

находил средств. А за ваш счет я мог бы это сделать.

     - Постой, постой, но если ты ни разу не был в Шамбале, то…

     - Я не был? - монгол рассмеялся. - Как вы думаете, сколько мне лет?

     - Ну, около шестидесяти, - произнес Оги не очень уверенно.

     - Я так и думал. Европейцы никогда не могли даже приблизительно оценивать

наш возраст.

     - Сколько же вам?

     - Двести.

     - Что? Сколько? - Валентайн сделал шаг назад, чтобы как бы заново оценить

собеседника, но закончил осмотр словами: - Не может быть.

     Монгол в ответ звонко рассмеялся, показав ровные зубы, и ответил:

     - Тем не менее, еще сорок лет назад каждый год я сопровождал в Шамбалу по

три каравана. Так что опыта мне не занимать.

     - Что ж, - сдался, наконец, Валентайн, - будь по-вашему, я согласен.

     - Меня зовут Алдар Дзул, - протянул свою руку незнакомец.

     - Оги Валентайн, - ответил рукопожатием европеец. - Завтра в гостинице

“Входные ворота” в номере четыреста семь я жду вас в девять часов утра. Обсудим

все, что необходимо для путешествия.

     - Договорились, - и Алдар мгновенно растворился в толпе.

     17.

     

     Я сижу перед монитором компьютера в своем офисе и отрешенно нажимаю

клавиши, управляющие изображением древнего индейца, пытающегося разобраться в

тайнах одного из городов Майя.

     Одновременно мой мозг решает уравнение, в котором Оги Валентайн становится

совершенно неизвестной величиной на целых две недели. После его звонка я не

нахожу себе места, пытаясь понять, куда и зачем он скрылся. Где-то в глубине

сознания бьется будто бы верный ответ, но моей логике он кажется абсолютно

невероятным, и я приберегаю его напоследок.

     С момента его исчезновения прошло всего два дня, и я чувствую, что в самый

важный момент выбыла из игры. Это обидно и досадно.

     В конце концов, Валентайн не должен иметь ко мне претензий, а уж о доверии

я не говорю. Разве мог он заподозрить меня в предательстве?

     Мои мысли мечутся от недостатка информации. Я не знаю, что он думает обо

мне, я не знаю, куда и зачем он поехал, я не знаю, почему пропал Кардалеон, я

ничего не знаю.

     Между тем, индеец из компьютерной игры дополз до середины одной из пирамид,

но здесь вместо награды его ждет препротивный сюрприз: все входы с грохотом

перекрываются камнями, и в помещение низвергается водопад. Я лихорадочно

заставляю индейца искать выход, нажимая на разные камни, но делать это все

трудней, поскольку вода уже добралась до его рта. Торопливыми движениями одеваю

стереошлем. Разработчики игрушек знали, что делали - одновременно играть и

думать о чем-то другом не получается, нужно целиком погружаться в компьютерные

события, иначе утонешь, разобьешься, будешь съеден или еще что похуже.

     Надев шлем, вижу внутреннее пространство пирамиды глазами индейца.

Собственно, теперь тону уже как бы я сама. Иллюзия полная. Шум, свет,

пространственные ощущения. И все посторонние мысли улетают прочь, поскольку я

попадаю в экстремальную ситуацию. Рот уже заливает вода, я ныряю и все еще

пытаюсь найти скрытый рычаг, и, когда уже понимаю, что ничего не могу сделать,

ору в отчаянье:

     - Да пропадите вы пропадом со своей игрой!

     В ответ подъем воды прекращается, и я чувствую, как огромный водоворот

захватывает меня и несет по каким-то лабиринтам. Несколько минут нахожусь почти

без сознания, а, открыв глаза, обнаруживаю себя среди россыпей золота и

бриллиантов. Но я помню, что мне здесь нужен только один ключ. Довольно быстро

нахожу его и снова погружаюсь в лабиринты в поисках выхода и нового входа. На

время снимаю шлем, и тут же возвращаются мысли о Валентайне, хотя теперь прежнее

решение уравнения не кажется мне столь уж невероятным. Даже наоборот. Именно оно

мне кажется наиболее вероятным.

     В этот момент происходит сразу три события: звонит видеофон, мой индеец

оказывается “на приеме” у анаконды невероятных размеров, и - поверить не могу -

мой третий глаз ловит излучение моего ангела-хранителя.

     Я замораживаю индейца вместе со змеей, поставив их на “паузу”, не обращаю

никакого внимания на переливы видеофона, зато с лихвой воздаю Кардалеону:

     - И это называется ангел-хранитель? Да кому ты нужен? В то самое время,

когда я не знаю, что и думать, его не сыщешь днем с огнем.

     - Здравствуй, Джой, - слышу я спокойное заявление в ответ на свою тираду.

Ну, конечно, вежливость превыше всего.

     - Здравствуй, Кардалеон.

     - Ты стала слишком эмоциональна.

     - Да нет, что ты, - с явной иронией говорю я, - у меня для этого нет

никаких причин. Жизнь моя течет спокойно и размеренно.

     - Даже игра, в которую ты играешь, говорит о повышенном возбуждении, -

будто не замечает моей иронии ангел.

     - Это я успокаиваюсь на сон грядущий, чтобы не привиделось кое-что

пострашнее.

     - Ну, ладно, ладно, не распаляйся.

     Я чуть не реву от нарушенного одиночества, которое так нужно было нарушить.

Теперь, когда это произошло, все мое нервное напряжение вылилось наружу.

     - Так ты полагаешь, Валентайн, или как его там, отправился за камнем? -

когда я немного успокаиваюсь, спрашивает Кардалеон.

     - Полагаю, да. Ведь о камне говорят как об эмиссаре Солнечного Логоса на

Земле, и если его отсюда забрать, цивилизация Земли рухнет.

     - Возможно, возможно, - прозвучало в моей голове, - но разве он знает, где

камень?

     - А вот это уже вам лучше знать, поскольку мне, кроме мифа о Шамбале и

какой-то башне, где хранится “Семеричный Пылающий Огонь”, ничего неизвестно.

     - А этот миф известен Валентайну?

     Я задумываюсь на секунду и твердо произношу:

     - Ну, конечно. Ведь в проспекте музея Истории об этом написано.

     - Чудесно. Значит, он на пути в Шамбалу.

     Я чувствую, как с моих плеч падает груз разрешенной задачи, но тут же

спохватываюсь:

     - А что будет, если Валентайн получит камень?

     - Перемены произойдут, но какие, мы не знаем, ведь этот камень не

принадлежит Земле. А охраняют его земляне, по крайней мере, бывшие...

     - И будущие, - подхватываю я.

     - А? - Кардалеон задумывается, а потом до него доходит. - А, в смысле того,

что для Земли они - будущее.

     - Вот именно.

     - Да, конечно. Так вот, они не знают, что делать.

     - То есть? - я изумлена.

     - Видишь ли, аналогичные камни есть не на всех планетах Солнечной системы.

Там, где они находятся, бурлят страсти, но не из-за камней. Наоборот: камни

находятся там для сдерживания конфликтных ситуаций. Например, так называемая

Вторая мировая война была выиграна Россией именно благодаря “Огню”. С его

помощью была смоделирована суровейшая зима, когда армии Гитлера подошли к

Москве. После этого исход войны был предопределен.

     - А что еще делал камень?

     - Он был использован еще только раз в истории человечества, во времена

глобальной войны между Белыми и Черными Магами Атлантической эпохи. Результатом

его применения стал предыдущий Всемирный Потоп.

     - И все? - я удивлена.

     - Что “все”? - переспрашивает ангел. - Тебе мало потопа?

     - Да нет, я не о том. Неужели камень использовался всего два раза за всю

историю человечества?

     - Мне кажется, это немало, если вспомнить, что единственная задача камня

заключается в том, чтобы нейтрализовывать конфликты, угрожающие планете в целом.

     - А разве Гитлер был такой угрозой? - спрашиваю я.

     - Ты забыла о разрабатываемом им ядерном оружии.

     - Ах, да.

     - А между тем изо всех политиков конца Кали-Юги только Гитлер мог нажать на

ядерную кнопку.

     - А как же Хиросима и Нагасаки?

     - Пугало, не более того. И ведь оно сыграло свою роль, иначе мир так и не

знал бы о том, что за игрушка появилась в его руках. Ведь по испытаниям,

проводимым где-нибудь в океане, не скажешь, насколько опасно это оружие. А вот

два города - это убедительная демонстрация полноценной опасности. Тогда-то все

поняли, чего надо бояться. А попади бомба к Гитлеру, он бы не остановился на

двух городах. У нас есть все основания полагать, что, поскольку его армия

физически не могла бы завоевать всю Россию, он превратил бы ее в ядерную

пустыню, а потом то же самое сделал бы с Америкой.

     - Жуть, - я зябко повожу плечами.

     - Именно поэтому был использован камень.

     - И очень своевременно, кажется.

     - Абсолютно своевременно. Общеизвестно, что, если бы война продлилась еще

несколько месяцев, ядерное оружие у Германии было бы готово. Мало кто понимает,

что на самом деле оставалось меньше месяца до этого события, и уж совсем никто

не поверит, если я заявлю, что применение камня за четыре года до этого события

не позволило ему произойти.

     - Фантастика.

     - Тем не менее, это так. И поэтому мы теперь стоим перед дилеммой.

     - Какой же?

     - На Земле установился порядок. Люди живут спокойно, справляясь без особых

усилий со всеми конфликтами. На Сатурне ныне прямо противоположная ситуация, и

камень там нужнее, чем здесь. Однако Солнечный Логос молчит, и мы в недоумении,

что же нам делать: отдать камень Валентайну или нет.

     - Но ведь это опасно для Земли.

     - Сейчас этого почти никто не заметит, но когда-нибудь снова придут

времена, когда “Семеричный Огонь” снова будет необходим здесь.

     - Да, проблема. Жалко камешек-то, - соглашаюсь я и продолжаю слушать, как

Кардалеон разворачивает передо мной узор своих размышлений.

     А еще через час я лечу к космопорту, откуда спэйскар отвезет меня поближе к

Шамбале. Сидеть дома, когда вокруг что-то происходит, я уже не могу.

     

     18.

     

     - Внимание! - Лоренцо повысил голос. - Начали!

     Около пятидесяти сотрудников его отдела сидят перед компьютерами в большом

светлом помещении. После его команды каждый провел кредитной карточкой по

специальному декодеру, вмонтированному в устройство, сопряженное с компьютером.

Это движение вводило пароль для входа в империю игорного бизнеса.

     Каждая карточка предопределяла наличие и величину средств на счету игрока,

а значит, пределы возможных ставок. После каждого круга игры центральный

компьютерный сервер-крупье игорной фирмы производил взаиморасчеты, перекидывая

деньги со счета на счет.

     Электронный игровой аппарат поддерживал связь с сервером при помощи

радиосигналов определенного спектра волн. Поступая в компьютерный центр, сигнал

дешифровывался, позволяя участвовать в любой игре, находясь в любой точке

планеты.

     Лоренцо неторопливо начал обход своих сотрудников. “Какие же они разные, -

в который раз улыбнулся он. - Вон Гарри - любитель древней игры “Однорукий

бандит”, он эмоционален и при каждом выигрыше стыдливо краснеет, а при проигрыше

бледнеет. Или Лоран, - он взглянул на чернокожую красавицу, - она ругается,

когда ее партнеры по покеру совершают оплошности, а, когда ей что-то угрожает,

молчит как рыба и собрана как леопард перед прыжком”.

     Лоренцо заглянул через плечо высокого астеничного парня с пышной шевелюрой:

      - Что, Леон, пасуют?

     - Да, ты понимаешь, - раздалось возмущенно в ответ, - я уж к ним и так, и

сяк, ну никак не хотят играть.

     - А деньги-то у них есть?

     - Есть, конечно: заядлые преферансисты, все трое. К тому же директора

банков и компаний. Но никак не хотят пускать меня к счетам своих компаний, а их

личные сбережения я уже почти выбрал за четыре дня.

     - Ну-ну, - похлопал его по плечу Лоренцо, - дерзай. Нам их деньги не

помешают. До атаки еще полчаса.

     - Да, я знаю. Спасибо, - молодой человек уткнулся в игру.

     Начальник отдела подошел к пятерым сотрудникам, сидевшим вокруг круглого

стола.

     - Лао, - обратился он к китайцу, возглавлявшему эту группу, - кто

поддерживает рулетку?

     - Насколько я успел понять, “Северный промышленный банк”.

     - Кто? - Лоренцо уставился в экран портативного игрового устройства. Там

действительно сообщалось, что выигрыши обеспечивает вышеуказанный банк.

     - Вот это удача, - потер ладони черноволосый итальянец, - будьте сегодня

предельно осторожны. Во время атаки не зарывайтесь, но заставьте их на завтра

подготовить солидную поддержку.

     - Будет сделано, шеф.

     Лоренцо бросил беглый взгляд на большое табло, занимавшее почти целую стену

зала, и отметил для себя, что за полчаса игры общий баланс управляемых им счетов

фактически не изменился. Потери были столь незначительными по сравнению с

основным капиталом, что можно было не придавать им никакого значения, тем более,

что это всего лишь разминка. За первый час игры его сотрудники вовлекали в

крупную игру своих партнеров, будь то частные лица, между которыми сервер был

лишь посредником, или непосредственно игровая фирма, отвечающая своими ставками

перед игроками.

     Лоренцо несколько лет вместе с Оги Валентайном тщательно анализировал

деятельность игровых компаний, в результате чего были выявлены сорок игр, в

которых участвуют очень крупные деньги, а также была создана система управления

сигналами электронных игр, что позволяло обманывать сервер, извлекая любые

выигрыши.

     И теперь, вот уже три месяца, разработанная ими система успешно работала в

глобальных масштабах.

     Естественно, игорные фирмы всячески защищали себя от мошенников, особенно

после введения закона о легализации воровства и мошенничества. Этот закон

значительно стабилизировал имущественную и финансовую устойчивость граждан и

фирм, снизив эффект неожиданности от потерь. Кроме того, теперь от воровства

страдали только благополучные фирмы, которым не грозило разорение, поскольку

размеры краденого ограничивались законом.

     Появление нелегальных мошенников вычислялось очень быстро, и к ним

применялись жесткие гражданские меры наказания: конфискация и работа на

ограбленную фирму в течение определенного числа лет.

     Однако Лоренцо с Валентайном изобрели такую систему, когда даже оператора

поймать было трудно, не говоря уже о главных действующих лицах. Итальянец очень

гордился ею, и действительно, было чем гордиться.

     Когда сервер посылал свой сигнал с шифром очередного хода, этот сигнал

принимался сервером-дублем, стоявшим в отделе Лоренцо. Сигнал дешифровывался как

обычно, затем на дубле делался следующий ход и на мониторах операторов

появлялись рекомендации тех или иных ходов. Лоренцо создавал сервер-дубль

годами, подгоняя вероятности ходов под ходы сервера-оригинала. И теперь Оги

Валентайн обладал сервером, как две капли воды похожим на оригинал.

     Если, предположим, играли в рулетку, то игроки из команды Лоренцо наверняка

знали, на какую цифру выпадет выигрыш. Если же это были карты, то операторы

знали карты своих противников. Оставалось только правильно рассчитать психологию

партнеров, ставящих на банк игры те или иные суммы. Но и это было сделано.

Лоренцо был доволен.

     В помещении механический голос начал отсчитывать секунды, оставшиеся до

атаки.

     За прошедший час операторы должны были не только вовлечь противников в

игру. Нужно было настроить дубль-сервер на радиоволновый спектр новых

электронных игровых аппаратов, которые покупались отделом Лоренцо каждый день,

так же, как каждый день менялись счета в банках, открываемые на предъявителя.

Эта мера предосторожности была необходима, поскольку каждый аппарат имел

собственный спектр волн, что позволяло игровым фирмам отслеживать своих

пользователей.

     Через секунду голос бесстрастно произнес:

     - Атака!

     Мониторы перед глазами операторов погасли и снова зажглись, сервер замигал

лампочками. Настоящая игра, как ее называл Лоренцо, началась.

     

     19.

     

     - Да нет же, Эдди, - твердо говорю я, - если мы будем прокладывать туннель

здесь, то попадем к Альфе Гидры, а зачем это нам?

     Помощник оторопело смотрит на карту, потом на монитор, затем на меня:

     - А как же по-другому? Ведь ближе к Скорпиону ничего у нас нет.

     - А вот тут ты не прав, - убеждаю я его, - я думал, ты за ночь найдешь нашу

ошибку. Смотри, - я указываю карандашом на карту, - мы до сих пор считали, что

каналы, пронизывающие наше окологалактическое пространство и связывающие

сингулярности, хаотичны, однако…

     - Господи, - слышу я возглас Эдди, - да как же я раньше не заметил!

     - Вот-вот, - щурю я добродушно глаза.

     - Неужели теперь можно с большой долей вероятности рассчитывать

местонахождение таких каналов?

     - И это главное, - произношу я с улыбкой.

     - Невероятно, - восклицает мой собеседник, - получается, что все

космическое пространство пронизано такими каналами, которые связывают между

собой определенные точки. Но почему?

     - Ну, это детский вопрос, - отвечаю я. - Любой организм имеет аналогичные

каналы. У человека их вон сколько: нервы, кровеносные сосуды, лимфатическая

система, а Земля - это ведь только снаружи реки, а внутри целые системы таких

каналов. Геологи давно уже обнаружили взаимосвязь между залежами различных руд,

нефтяными озерами, резервуарами газа, вулканами и гейзерами. Все это капиллярные

системы круговорота веществ.

     - Неужели и такие огромные пространства, как Вселенная, имеют аналогичное

строение?

     - А чего же ты хочешь? Твоему мозгу требуется кровь?

     - Ну, конечно, - улыбается помощник.

     - И не просто требуется, а своевременно и определенного качества, иначе…

     - Каюк, - дополняет меня Эдди красноречиво.

     - Вот именно. Так же и во Вселенной. Засорились каналы, испортили кровь, не

дали кислород, нарушили обмен веществ - каюк.

     - Фу, ну и ну.

     Я смотрю на него - молодой, красивый - и говорю:

     - За нервишками своими следи, а то каналы от возбуждения перекроются и

тоже, как ты там сказал…

     - Каюк, - догадывается он.

     - Он самый, - добиваю я его. - Теперь вот что, - перевожу разговор в другое

русло, - если все так, как я говорю, то в районе Беты Змееносца есть другой

выход из сингулярности Геркулес четыре, у которой, собственно, мы сейчас и

болтаемся. Но меня беспокоит другое.

     - Что именно, Алексей Григорьевич? - Эдди смотрит на меня бараньим

взглядом, поскольку его мысли безнадежно бредут за несколько переходов позади

моих.

     - Меня беспокоит направление движения в этом канале.

     - То есть?

     - Что ты как маленький, - взываю я к его самолюбию, - расслабься и мысли

масштабно, по вселенским меркам.

     - Есть мыслить по вселенским меркам.

     - Вот так-то! - улыбаюсь я его ретивости и продолжаю объяснять:

     - Жидкость по сосудам может течь как в одну, так и в другую сторону,

это-то, наверно, ты знаешь.

     - Угу, - подтверждает он мою догадку.

     - Так и здесь. Куда направлен вектор - к нам или от нас? Информации явно

недостает, - я внимательно смотрю на карту, где не хватает целого куска

Вселенского трубопровода, по которому можно было бы определить направление

потока на нужном отрезке.

            - Будем рисковать? - доносится до моих затуманившихся мозгов.

     - Ишь ты, рисковать. Опять нервы.

     - Так как же иначе. Первый всегда рискует.

     - Это ты считаешь, что это риск, а по мне - так это прогулка по бульвару с

дочкой. Тоже мне риск, - я перехожу на официальный тон. - Передать по каравану:

ждать сигнала о прибытии в район Беты Змееносца. По получении сигнала выполнить

маневры по коду шесть. Все!

     - Слушаюсь, - Эдди выходит из каюты и возвращается через несколько минут с

компьютерной распечаткой маршрута. Я просматриваю текст и удовлетворенно киваю

головой:

     - Молодец! Действуй! - я подписываю лист, а еще через несколько минут

ощущаю привычное втягивание в сингулярность: значит, с направлением потока нам

повезло. Важно не ошибиться в расчетах и не пропустить ни своего выхода, ни

пространственного канала четвертой степени плотности. Чем выше плотность

материи, тем ниже степень плотности, ей присвоенная. Минералы, например, имеют

первую степень, межпланетное вещество Солнечной системы - вторую, а межзвездное

- третью, остальные степени относятся к веществу между скоплениями звезд

различной величины, а также скоплениями скоплений.

     Чувство легкости в сингулярности невероятное, поскольку душа и тело

функционируют в одном диапазоне скоростей.

     Когда-то считалось, что при входе в пространственные каналы человек

погибнет, но эмпирически все оказалось не так.

     Сильно изменялась пространственная форма человека, его тело сворачивалось к

сердцу, резко увеличивая плотность и фактически превращаясь в шар, величина

которого зависела от степени плотности пространственного канала. Казалось бы,

такое уплотнение и есть смерть, однако, взаимосвязь этого процесса со временем

была такова, что человек продолжал находиться в полном сознании, поскольку

защита тела, благодаря возросшей плотности, возрастала.

     Более того, сам человек своих превращений не замечал, а видеть их мог

только наблюдатель, находящийся вне сингулярности. Ученые связывали этот эффект

с некоторыми пространственно-временными деформациями.

     Так или иначе, но человек теперь преодолевал огромные расстояния в Космосе,

не совсем понимая, как ему это удается.

     Оказавшись у Беты Змееносца, мы сообщили о своем переходе каравану, и уже

через несколько минут на своем мониторе я увидел восемь точек -

корабли-проходчики Инженерного Космофлота Земли.

     - Внимание! - говорю я в микрофон. - Построиться в боевой порядок.

     Точки на мониторе выстроились полукругом относительно центра отмеченной на

мониторе окружности.

     - Приготовить РПК-4СП для запуска, - на мониторе появились доклады о

готовности “ракет проходных для каналов четвертой степени плотности” на всех

восьми кораблях.

     - Старт!

     По две точки с каждого корабля устремились к невидимому центру окружности,

но достигли его не одновременно, а по очереди, и как будто проложили диаметр

своими взрывами.

     - Пустить зонд! - снова командую я, и на мониторе от нашего корабля

отделяется точка. Ее поведение ясно указывает, что там, куда попала первая

ракета, образовался новый пространственный канал.

     Через несколько минут зонд исчезает в образованной нами сингулярности,

которая способна вывести любой корабль в район Большой Медведицы.

     Работа закончена, и мы отправляемся на ближайшую базу за новым заданием.

     Незадолго до отхода ко сну, когда мы сидим с Эдди за чашкой кофе на одной

из баз-астероидов, болтающихся недалеко от Дракона, мой помощник возвращается к

прежней теме:

     - Я вот все думаю, командир, - говорит он задумчиво, - если бы в моем теле

какие-нибудь клетки стали копать новые каналы, как бы я к этому отнесся?

     - Это ты к тому, что мы пробиваем новые пространственные каналы в теле

Вселенной?

     - Да, да.

     - Ну, я бы сказал, что ты еще нескоро умрешь, - шучу я, но Эдди не

удовлетворен этим ответом.

     - Но ведь эти клетки действуют сами по себе, независимо от моего желания.

     - А вот тут ты не прав. Меньшее не может познать большее, и маленькая

клетка не научится копать каналы, пока ты - большее - не укажешь ей, где именно

копать.

     - То есть вы думаете, что бы мы ни делали, все согласовано с Высшим

Разумом?

     - Я бы сказал, установлено Высшим Разумом, как мы устанавливаем для своих

организмов чем, когда и как питаться.

     Эдди надолго погружает свои мысли в чашку с кофе, а потом произносит:

     - Фундаментально!

     - Не волнуйся, - говорю я, - когда клетки твоего организма избороздят тебя

каналами до такой степени, что ты станешь разваливаться, тебя это уже не будет

интересовать.

     Он задумчиво смотрит на меня и произносит:

     - Надеюсь!

     Я встаю и иду к дверям своего номера, когда в голове раздается отчетливый

зов:

     - Возвращайся на Землю! Возвращайся на Землю! - и то, что я слышу,

подтверждается светящейся надписью, как будто в моем мозгу стоит неоновый

рекламный щит.

     И тогда я понимаю, что в моей жизни происходит нечто исключительно важное.

Возможно, сама ее цель наконец-то откроется мне, и я найду то, что ищу сотни

лет. Впервые у меня появляется нечто вроде предчувствия свободы.

     

     20.

     

     Когда часами смотришь в спину движущегося перед тобой проводника,

качающегося между горбов верблюда, возникают разные мысли и чувства. И одно из

них - желание убить.

     С другой стороны, если сделать это, то вместо его спины мне придется

обозревать бескрайнюю пустыню, как это теперь делает монгол. Я не уверен, что

этот пейзаж будет лучше той картины, которую я наблюдаю сейчас.

     Меня удивляет только одно: как он ищет дорогу в этом краю? Я что-то слышал,

конечно, о том, что зрение у жителей пустыни и тундры исключительное и дает им

возможность ориентироваться по мельчайшим деталям. Впрочем, этого все равно не

понять, пока сам не попробуешь. А пока поневоле приходиться верить, поскольку

вот уже целый день я не вижу ничего, кроме барханов. Но мой проводник, очевидно,

отличает их один от другого, потому что здесь больше нечего и не с чем

сравнивать для определения маршрута.

     Есть, конечно, еще солнце, которое, впрочем, не нуждается в особом

упоминании.

     Там, куда я попал, в поле зрения попадает не так уж много предметов: спина

проводника, задняя часть одного верблюда и голова другого, дюны, и оно - Солнце.

И последнее среди этого перечня занимает отнюдь не последнее место. Оно есть, и

все. О нем можно думать, что оно милосердно или, скорее, беспощадно. Что оно

издевается или рыдает, глядя на твои страдания, что оно громогласно хохочет, или

жалит как скорпион, а также ласкает, бьет, доводит до бешенства, ввергает в сон,

дает и отнимает жизнь, обнимает… И все это будет правдой, ибо оно есть и все,

такое же неизменное, независимое от тебя и абсолютное, как сама Истина.

     Иногда, оглянувшись назад, я чувствую сильное желание повернуть своего

верблюда. И не потому, что устал от неизвестности, которая ждет впереди, а

только лишь потому, что сзади есть еще один объект, на котором можно

сосредоточиться - следы, наши следы.

     А вообще я только сейчас кое-что понял: пустыня - чудовищный вампир, самый

страшный из всех возможных. Человек, привыкший потреблять информацию во

множестве и перерабатывать ее, вдруг сам оказывается чуть ли не единственным

объектом информации в океане ее отсутствия, и этот океан высасывает из человека

все: воду, чувства, мысли. И выходит, что по пустыням двигаются иссушенные

мумии. Вот именно то слово, которое подходит к моему теперешнему самоощущению. А

я-то думаю, на кого я похож...

     Можно возмутиться, начать кричать, скакать, бегать, но здесь тебя быстро

успокоит лучший психотерапевт - пустыня.

     По крайней мере, каждому заведомо ясно, что крики и прыжки производят на

пустыню такое же действие, как моль на груду металлолома.

     Но порой все же хочется побыть человеком, а не мумией, и тогда я стегаю

верблюда и ору, но пустыня не только вокруг, но и подо мной, и передо мной. Ни

верблюд, ни проводник никоим образом не реагируют на мои выходки. Они - часть

этого резервуара пустоты, того вампира, который уже обглодал меня до костей.

     Обеда я ожидал как манны небесной, но этот человек-пустыня, которого в

городе, кажется, звали Алдар Дзул, а здесь не более чем мистер Небытие, не

доставил мне и такого шанса развлечься. Единственное, что порадовало мой взгляд,

это саморазогревающийся обед - хоть какой-то отблеск цивилизации. За время

стоянки была сказана лишь пара фраз.

     И вот теперь, когда одна из неизменных деталей пейзажа начала заметно

клониться к западу, что меня бесконечно удивило, ибо я полагал, что здесь этого

никогда не бывает, наконец-то произошло нечто. Но событие это, увы,

безапелляционно отобрало у меня все, что позволяло сохранять бодрость духа -

философию и чувство юмора, на которое я мог опереться в положении вынужденного

отшельника.

     Незадолго до того, как это произошло, я с благоговением поглядывал на тени,

которые стали отбрасывать дюны, как бы намекая на приближающуюся ночную

прохладу. Настроение мое приподнялось в ожидании ночлега, и я что-то радостно

крикнул Алдару, как вдруг вынужден был резко потянуть узду. Монгол ехал вперед,

как ни в чем не бывало, но на моих глазах сначала голова его верблюда, потом его

руки, лежащие на горбу животного, а потом и он сам исчезли с моих глаз, словно

пересекли невидимую границу другого мира. Будто стена, отделяющая другое

измерение, поглотила моего проводника.

     Впервые за годы жизни на Земле на моем лице появилась по-настоящему глупая

улыбка. Я кое-что знаю о магии, и говорю это без лишней скромности, но даже не

слышал никогда, чтобы человек, да еще и вместе с верблюдом, могли бы исчезнуть

без следа. Самое печальное, что и следов их за этой невидимой границей не было

видно.

     Мне стало не по себе. Остаться в пустыне одному, не имея возможности

ориентироваться, несмотря на то, что карта у меня осталась, не очень приятно. И

вряд ли кому-то понравится, когда из-под него выбивают стул, на котором он

сидит. Для меня этим наглым предательским стулом был проводник.

     Проводник - бандюга и уголовник, смертоубийца! Завлечь человека в пустыню и

вот так бросить его, не сказав даже “прощай”. Да и не бросить даже, а как-то

неприлично смотаться в другое измерение. Разве настоящие проводники так

поступают?

     Вот здесь-то и покинули меня моя философия и юмор. Шутки кончились, и я

остался один на один с пустыней.

     Мне пришло в голову, что и я могу попытаться пересечь злополучную черту, за

которой мой проводник покинул этот мир. Правда, рядом со мной не было никого,

чтобы подписать мне гарантию благополучного завершения этого эксперимента. С

другой стороны, ничего, кроме пути вперед, да цепочки собственных следов,

манящих обратно, не оставалось.

     Как раз тогда, обдумывая возникшую альтернативу, я ощутил, что ко мне

возвращается способность размышлять, которую Солнце расплавило, а пески стерли в

порошок. У меня возникла мысль о том, что пески пустынь состоят из стертых в

пыль способностей людей размышлять. Следующей мыслью моего воспрянувшего мозга

было, что мой путь, как-никак, лежит в Шамбалу, с которой связано множество

самых невероятных былин и более вероятных небылиц.

     Так что, возможно, я стал свидетелем, если не участником, одного из

современных, но уже мифических событий.

     Кроме того, прояснившееся сознание вернуло мне кусочки памяти, которые с

некоторой досадой на мою глупость напомнили мне о цели моего похода. Память

говорила, что цель эта столь значительна, что моя остановка перед какими-то

мистическими преградами просто несерьезна. “Что же будет, когда возникнут

проблемы посущественней?” - фыркнула она, и я послал верблюда вперед.

     Не могу сказать, что испытал шок, когда мой нос со скоростью верблюжьего

шага врезался во что-то твердое, но удивление мое было значительным. И тут мир

перевернулся у меня перед глазами, ибо верблюд вместе с поклажей спокойно ушел

вперед, в никуда, а я остался сидеть на песке, изумленно глядя на свое отражение

в зеркале, откуда ни возьмись, появившемся посреди пустыни.

     Мое отражение терло ушибленный нос, и я понял, что оно это делает не

самостоятельно, а заодно со мной. Потом мы вместе, не отрывая друг от друга

глаз, потерли место, на которое приземлились, падая с верблюда.

     И вот первая мысль после верблюдокрушения: неужели я хуже верблюда? Ведь он

прошел, а я нет. И этот человек, которого, кажется, звали Алдар Дзэлом, нет,

Дзалом, черт… Дзулом, короче, этот монгол тоже прошел, и верблюда своего

протащил, а меня оставил здесь. Ну, пусть не совсем одного, пусть этот тупой

попугай в зеркале тоже как бы некто, но его даже и половинкой человека не

назовешь, ведь это - всего-навсего мое отражение.

     И очень печально, что оно ближе меня самого к Шамбале, находится по ту

сторону невидимой границы, то есть в более достойном положении, чем я. Что ж,

ревновать к своему отражению - это ново, но больше здесь ревновать не к кому.

Это надо обдумать. Я начинаю всматриваться в свое отражение, и на миг мне

кажется, что это не совсем я: будто лоб и глаза яснее, чище, мудрее. А может,

это заходящее солнце играет тенями.

     Но вдруг лоб моего отражения хмурится, губы складываются в узкую ленту,

глаза застывают - как мне это знакомо! Похоже, это мое истинное лицо. Или нет,

или тот другой с ясным взглядом и улыбкой в глазах - тоже я? Черт, ничего не

поймешь.

     ***

     Зеркало! Я прошла вдоль него метров сто туда и обратно, но, как я и думала,

мое отражение в кожаных штанах, кофте и соломенном сомбреро не исчезало.

     Я впервые попала в пустыню, и она меня восхитила. Боже! Какая тишина и

покой, какая чистота мыслей и сознания. Никто и ничто не мешает самосозерцанию.

И даже эта неожиданность, когда верблюд из-под меня исчез во внезапно

появившемся зеркале, не удивила меня, а лишь заставила радостно восхищаться этим

чудом. Действительно, поразительное произведение Творца!

     Я сажусь на песок напротив самой себя и наблюдаю за отражением. Ощущаю, что

оно непростое. Мне что-то нужно понять. И это что-то - я сама.

     Опять встаю и подхожу вплотную к зеркалу, касаюсь пальцами прохладной

поверхности, проводя ими вдоль линий своего лица, и неожиданно отражение

оживает. То оно эмоционально, то рассудительно, то пускается в легкие авантюры,

но затем сдерживает себя... Я понимаю, что передо мной проносится вся моя жизнь,

точнее, я в динамике этой жизни, поскольку ничего, кроме меня самой, зеркало не

показывает. И это любопытно - смотреть на то, как ты себя ведешь, вне

зависимости от обстоятельств. Честно говоря, этот фильм мне не очень нравится,

ибо его героиня - взбалмошная, бесцельная особа. Она делает то, что ей хочется,

и пытается указать другим на то, что считает правильным. Порой она, конечно,

мила, но что хорошо, то хорошо, а вот что поделать с остальным?

     Не хочу быть такой, это - не я, это - не мое. Хочу быть мудрой и

уравновешенной. Однако отражению явно не нравятся мои мысли. Оно делает кислую

физиономию и разводит руками: “Что ж ты, мол, опростоволосилась”.

     И тогда до меня доходит: ведь и такая, и эдакая - все это тоже я. И нет

никакой возможности вот так просто отбросить часть самой себя. Природа не терпит

пустоты, и то, что я опустошу в себе грубо и бездарно, заполнится, может быть,

даже худшими чертами, чем я имею теперь.

     И я улыбаюсь. Улыбаюсь своему отражению, когда оно корчит мне рожи,

улыбаюсь, когда кричит и бранится, улыбаюсь, когда недовольно чем-то... Тогда

оно сначала недоверчиво, а потом все более открыто тоже начинает улыбаться мне,

и, наконец, протягивает мне руки, позволяя мне пройти невидимую границу

самопознания.

     Теперь у меня есть шанс все, чем я недовольна в себе, не выбросить, но

изменить своей любовью и мудростью. Теперь я знаю, что “Я есмь то”. Верблюд,

которого я взяла утром в Номе, ждет меня за зеркалом, как ни в чем не бывало. Я

еду без проводника, поскольку не было времени его искать. Единственный мой

путеводитель - карта. Но впереди ночь, и я устраиваюсь на отдых.

     ***

     Зеркало начало мне надоедать. Уже битых два часа я смотрю на то, как мое

отражение что-то пытается мне объяснить, но то ли у него это плохо получается,

то ли я окончательно поглупел. В конце концов, я кидаю в зеркало ножом. Итог

плачевный: нож теперь в другом мире. Это злит еще больше.

     Я подбегаю к зеркалу и начинаю колотить его. Кого я бью в итоге, понять

трудно, поскольку мои кулаки начинают основательно болеть, в то время как

зеркало ничем не выдает своих ощущений. Зато отражение, кажется, рехнулось

окончательно, превратившись в подобие радующейся, скачущей обезьяны, в глазах

которой полыхает безумный огонь. Выплеснув свои эмоции, я замечаю, как моя

обезьяна кроит еще одну рожу, означающую что-то вроде: “Вот так, мол, мы и

живем”.

     Я плюю в ее сторону, чем вызываю ее полное удовольствие.

     После этого в течение часа сижу, глядя на луну, восходящую с другой стороны

зеркала. Этот пейзаж умиротворяет. Я понимаю, что попал под действие своего

самомнения, которое органически не воспринимает, когда на моем пути кто-то

намеренно ставит препятствия. Мысль об этом настолько вспенивает это самое

самомнение, что когда я поворачиваюсь к зеркалу, отражение застывает в ужасе.

Моя воля концентрирует всю свою мощь на самой сущности этого зеркала, и двойник

убегает вдаль, схватившись за голову, и зеркало взрывается, позволяя мне пройти

невидимую границу, за которой меня ждут мой попутчик, верблюды и нож. И мне

радостно оттого, что “Я есмь”.

     21.

     

     Зарывшись в магических талисманах, книгах, таблицах и справочниках по

физике, Вадим сидел перед компьютером, пытаясь сложить воедино картину

логоического пентакля Сатурна.

     Сначала, хотя рисунок и показался ему сложным, он надеялся на быструю

расшифровку его компонентов, что позволило бы составить звукосочетание - код

вызова Силы.

     Однако уже на этом этапе возникли трудности. И связаны они были с тем, что

символика пентакля была не земная. Пришлось привлекать труды по инопланетным

криптограммам и искать аналоги. Хорошо еще, что большая часть этих работ была

сведена в один архив, которым можно было пользоваться как программой. Программа

помогла Вадиму обнаружить некие приоритеты в сходстве имеющегося пентакля и

прочих криптограмм, но их значения порой оказывались прямо противоположны.

     Например, крест с окружностью наверху в одних случаях означал подчинение

бесконечности “о” разуму "Т" (огню), то есть эмоции. С другой стороны, были

правы и те толкователи, которые утверждали, что из беспредельности хаоса "о"

возник разум "Т", что и есть безусловное достижение планеты.

     Этот символ, кстати, почему-то входил в пентакль Сатурна, хотя и являлся

издревле знаком Земли, что само по себе заставляло Вадима думать о близкой

взаимосвязи этих планет.

     При расшифровке пентакля очень важно было не ошибиться в трактовке

символов, поскольку такая ошибка могла стоить Вадиму, как минимум, частичного

безумия, оставляя вызываемой Силе возможность для маневра и ответной атаки.

     Если бы не Джой, Вадим бы никогда не пошел на допуски, которые ему пришлось

совершать во время анализа рисунка. Он понимал, что жена попала в чрезвычайную

ситуацию, и с ее характером ни за что не остановится на полпути. Вадиму очень

хотелось ей помочь, когда это будет действительно нужно.

     Было еще, конечно, и любопытство ученого-исследователя, но его-то можно

было приглушить голосом рассудка, вопиющего о возможной опасности.

     Исчерпав все источники информации, которые были вообще доступны на Земле,

Вадим выяснил, что Сила, пентакль которой он держал в руках, является все же не

самим Логосом Сатурна, а его персонифицированным прототипом, живущим в тонком

теле. Вадим пожурил себя за то, что не понял этого сразу, ибо Логос планеты не

может непосредственно управляться одним человеком - человеческие звуки и символы

не видимы и не слышимы для целой планеты, поскольку находятся в других

диапазонах.

     Нужна была промежуточная ступень - модуляция, позволяющая адаптировать язык

одного уровня до языка другого. Символ именно такого посредника, представляющего

интересы Сатурна в сферах разума, находился теперь у Вадима.

     Оставалось немногое, но очень важное: по изображениям и смысловой их

нагрузке, как он ее определил, обнаружить частоту колебаний и продолжительность

звуков, которые необходимо произнести для вызова Силы. Проще говоря, нужно было

выяснить заклинание, зашифрованное в пентакле. С этой работой компьютер

справился быстро, даже пробормотав механическим голосом нечленораздельный набор

букв.

     Тщательно выслушав его ритм, интонацию, тональность, Вадим налил себе кофе

и сел в мягкое кресло в другой комнате.

     Ему было ясно, что сила, которую он может вызвать, опасна не только для

него, но и для всей Земли. В ней была сосредоточена вся сумма эгоизма, которую

лишь недавно начали изгонять с планеты. Основой тому служили неудовлетворенные

желания в материальной и чувственной сфере. Разум в этой сфере играл всего лишь

роль послушного слуги, составляющего алгоритмы исполнения желаний для своих

хозяев. Это и был скрытый эгоизм, ибо обладатель разума тщательно вуалировал

мотивы своих поступков, что невыгодно отличало его действия от неразумных, но

естественных поступков животных.

     Взгляд и мощь Силы представлялись Вадиму холодными и яростными. Мудрость и

теплота в непродолжительной схватке вряд ли могли ему помочь против агрессивного

противника.

     Ко всему прочему примешивалось еще и то, что ученый не знал истинных целей

этой Силы. То, что сообщила ему Джой о желании Валентайна разрушить цивилизацию

Земли, было абстракцией. При столкновении с Силой он должен был знать истинные

мотивы ее поведения. Жена что-то говорила о мести Земле за переход на Сатурн

эпохи разделения. А теперь этот же принцип разделения, рассудок, лезет назад,

чтобы хлопнуть дверью.

     “Абсурд какой-то!” - вздохнул Вадим, вставая, и начав ходить по комнате.

“Месть в космических масштабах. С другой стороны, почему бы и нет. Ведь что

вверху, то и внизу”. Он остановился у окна, глядя, как из-за темного горизонта

выползает почти красный Плутон.

     “Опять же, если говорить о переходе принципа с планеты на планету, то мы

ведь имеем в виду не какую-нибудь бабочку. Это ведь так - аллегория. Перехода

как такового нет. Просто Сатурн попал в сферу влияния тех полей, который прежде

предопределяли состояние Земли. Тогда возникает видимость перехода, очевидная

для бывшей там планеты и неочевидная для вступившей, то есть иллюзия перехода.

На самом же деле сущность Сатурна изменяется, и она реагирует на произошедшее с

ней изменение не как прежде, безразлично или дружелюбно, но резко и негативно, и

воспринимает новый принцип не как дар, а как западню. Она, конечно, не может

сознавать, что ее реакция есть результат влияния этого принципа. Охо-хо, - Вадим

почесал за ухом, - ну что ж, по крайней мере, я теперь знаю неосознанную

мотивацию этой Силы, а это важно”.

     Он повторил отдельные звуки заклинания, и начал в соответствии с ними

чертить на полу гостиной пентакль, в центре которого в перевернутую звезду была

вписана козлиная морда.

     Когда рисунок был готов, Вадиму показалось, что в комнате потемнело. Он

выключил все электрические приборы, расставил по углам пентакля свечи и начал

произносить слова заклинания.

     Когда он повторил их трижды, в комнате повисла невероятной тяжести тишина.

Как будто кто-то давил на плечи ученого, стараясь вогнать его в землю.

Единственным желанием Вадима было приказать Силе, чтобы она убралась подальше от

Земли и уж, по крайней мере, не трогала бы Джой.

     Однако теперь, когда на его плечах повисла многотонная тишина, и он начал

обливаться потом, стало ясно, что он ошибся.

     “Где же? Где?” - металась его мысль, а некто мучил его холодным взглядом,

вдавливая одновременно в пол.

     Вадим попытался открыть рот, чтобы повторить магическую фразу, но челюсти

свела судорога. Однако разум все еще был свободен от полного оцепенения, и

мысленно произнесенное заклинание поставило все на свои места.

     “Вот почему мне не понравился ритм. Нужно было всего лишь поменять местами

слова “Абума”, - сознание ученого поплыло, - и “лит”, и “Маха” и …” - и упало в

пустоту. Он так и не услышал, как в комнату ворвался ураган, предшествующий

нисхождению Силы.

     

     22.

     

     Лоренцо смотрел на общее табло. Сегодня ему было не по себе. Интуиция

игрока подсказывала, что все идет не так, как обычно.

     Впрочем, первые полчаса атаки ничем не отличались от обычного течения

вечерней игры. Двадцать миллионов экю распределились по счетам операторов, а вот

дальше началось черт знает что. За пятнадцать минут их отдел выиграл больше

двухсот миллионов экю, что вогнало Лоренцо в пот, ибо это не было результатом

ходов, рассчитанных сервером-дублем. Но это было просто здорово! Это была

настоящая игра, как в старые добрые времена, между людьми.

     Его сервер-дубль не ошибался, но выигрыши и проигрыши были результатом

чисто человеческих ошибок, что и это было самым интересным, с обеих сторон.

     За следующие двадцать минут убытки составили сто миллионов. Лоренцо не

знал, что делать. Бросать игру было глупо, поскольку выигрыш был велик, а

значит, было, чем рисковать.

     К тому же итальянца заинтриговала сама ситуация: неужели появился кто-то

умнее его? Вот с этим гордость игрока мириться не желала, и он твердо сказал,

отвечая на вопросительные взгляды операторов:

     - Продолжить игру!

     Болтанка баланса на табло продолжалась. Лоренцо вызвал

специалистов-электронщиков и устроил совещание, в ходе которого нужно было

понять, что происходит.

     ***

     В полицейском управлении земель Хайленд стоит необычная тишина. Это тем

более странно, что в конторе полно людей. Правда, напряжения, царящего сегодня

здесь, управление до сих пор не знало.

     За две недели трехэтажное здание превратилось во всеобщий аналитический

центр финансов. И не мудрено. Крупнейшие банки и корпорации, Финансовое

управление Полиции Земли, аналитики и специалисты в области экономики и

электроники собрались здесь, чтобы решить, наконец, проблему утечки с банковских

счетов колоссальных средств.

     Однако руководил всем этим аппаратом не какой-нибудь министр, а Георгий

Иванович Савинов - официальный мошенник и вор-профессионал. Три недели назад он

явился к Тони Тасотти и изложил ему свой план борьбы с нелегалами. Тот выслушал

его и сказал:

     - Никуда не годится. А вдруг они не клюнут? Там же не идиоты сидят.

     - Я сделал, что мог, - сухо ответил Жора и вышел.

     А через несколько дней капитан снова вызвал его и сказал:

     - Что вам нужно для проведения операции?

     И еще через неделю полицейское управление было набито людьми и

электроникой, как улей пчелами.

     Сам Георгий Иванович почти не принимал участия в происходящем.

Единственное, что он делал иногда, так это бросал в стоящий перед ним микрофон

что-то вроде:

     - Бура - сдайте карты. Рулетка, не изменяйте ход.

     Эти замечания безукоризненно выполнялись операторами, отвечающими за ту или

иную игру.

     Взгляд вора-профессионала был очень сосредоточен и устремлен на огромное

общее табло, на котором отражались результаты и ход всех игр, а также общий

финансовый итог. Но, кроме этого, в центре табло находился круг из лампочек

красного цвета. Над кругом стояла надпись “Уровень доверия оппонента”, и сейчас

горели только красные лампочки.

     - Они проглотили наживку, - раздался в зале громкий шепот нескрываемого

восторга.

     Жора повернул голову и холодно оглядел некую длинноногую, излишне

эмоциональную особу, которая тут же стушевалась под этим напряженным взглядом.

Однако по всему управлению прошел гул.

     - Попрошу тишины, - отчетливо произнес Савинов в микрофон. Гул стих, но

голос, пропущенный через усилитель, добил его: - Глупо надеяться на легкую

победу, проиграв несколько миллиардов.

     После этого прежнее напряжение восстановилось. Савинова оно вполне

устраивало.

     ***

     - Значит, они вычислили аппараты, на которых мы сегодня играем? - уточнил

Лоренцо.

     - И не только аппараты, но и номера банковских счетов, - ответил Грэйс.

     - Это естественно. Зная одно, нетрудно вычислить другое.

     - Да, если имеешь доступ к центральному игровому серверу.

     - Ты хочешь сказать, что за нами охотятся? - спросил Лоренцо.

     - Видите ли, босс, - ответил инженер, - я мог бы подумать, что какой-то

умник просто поменял цифры в программе сервера, и поэтому наш дубль перестал

работать, но дело в том, что в происходящем я вижу совершенно определенную

закономерность.

     - Какую? - спросил Лоренцо.

     - Все игры в один день начали давать другие результаты, нежели прежде, и

какие результаты - я таких ставок и выигрышей отродясь не видывал.

     - Это ты верно заметил, - подтвердил Лоренцо, - ставки странные. А ты что

скажешь, Сэм? - обратился он к программисту.

     Тот задумчиво посмотрел на начальника отдела и неторопливо заговорил:

     - Если верить тому, что игрой кто-то управляет, то есть только один способ

это сделать - изменять данные по ходу игры.

     - Это как?

     - Ставится дополнительный сервер, как бы продолжающий операции первого, но

изменяющий их обычную последовательность. Вместо шести треф у вас появляется туз

червей.

     - Если это так, почему они столько проигрывают нам? - Лоренцо был

раздражен: его схема перестала работать.

     - Завлекают, - объявил Генрих-игротехник, - ты же этим занимаешься каждый

день.

     - Ну, хорошо, хорошо, - итальянец потер виски, собираясь с мыслями, - есть

другие объяснения? Может это быть просто изменением программы?

     - Теоретически - да, - ответил Сэм, - но практически… - он пожал плечами.

     - На самом деле, - вдруг с оптимизмом заговорил Генрих, - то, что идут

большие ставки, не совсем логично, если за нами охотятся.

     - Почему? - оживился руководитель отдела.

     - Да потому, что это сразу бросается в глаза. Логичнее было бы делать

обычные ставки, мы бы просто сослались на перемену программы, а это вполне

штатная ситуация.

     - Точно, - подхватил итальянец.

     Ему очень не хотелось прекращать игру, иначе он был бы вынужден продолжить

замечание игротехника словами: “И прекратили бы на сегодня игру”, но он сказал:

     - Будем продолжать. Если программа изменена, и нам везет при таких ставках,

то только ослы перестают играть.

     После этого он вернулся в зал. Прибыль на табло возросла вдвое, и итальянец

ликовал. Присмотревшись к отдельным результатам, он увидел, что основную прибыль

дает рулетка, а прочие игры поддерживают баланс, исключая бридж и авторалли, в

котором принимало участие восемь частных лиц. Эти две игры безнадежно

проигрывали, и Лоренцо распорядился прекратить их, а средства перекачал на счет

рулетки.

     ***

     В полицейском управлении раздался одобрительный гул. Еще две красные

полоски зажглись, отобрав процент у недоверия.

     По залу пронесся приказ:

     - Преферанс, скачки и мотогонки, начинайте проигрывать.

     ***

            Через час Лоренцо снял еще пять игр, однако, баланс, в основном за

счет рулетки, сохранялся, и он снова перекачал деньги туда.

     Еще через два часа итальянец сам сидел за монитором рулетки, поскольку это

была последняя игра, которую он оставил на сегодня, саккумулировав на ее счету

все игровые деньги.

     ***

     К Георгию Савинову подошел Тони Тасотти. Он улыбался.

     - У вас большие успехи. Около четырех миллиардов экю сосредоточено на одном

счету. Фактически, это все, что было выиграно ими. Осталось вытащить все эти

деньги обратно.

     - А вы что, не можете их накрыть в их центре? - спросил Жора, не отрывая

глаз от табло, где “уровень доверия” вырос до шестидесяти процентов.

     - Мы это сделаем, но деньги... Они могут в несколько секунд отправить их в

другую Галактику, и как мы их будем искать?

     - Логично, черт, - выругался мошенник, - тогда я продолжаю.

     - Удачи, - кивнул Тасотти и отошел.

     ***

     Впервые за многие годы Лоренцо был счастлив: он играл по-настоящему,

по-крупному. Ему было ясно, что кто-то пытается выкачать из него все деньги,

которые успел “заработать” его отдел. Но были два обстоятельства, позволявшие

итальянцу договориться со своим инстинктом самосохранения, который что-то вопил

об угрозе разорения и смертельной опасности со стороны Валентайна.

     Во-первых, он обожал красивые решения, и его восхищало то, как его

противник ведет свою партию. Никто из подчиненных не мог до сих пор с

уверенностью сказать, что происходит, и это было гарантией того, что Валентайн

не сможет обвинить его в безответственности, если произойдет что-то

непредвиденное. Только Лоренцо понимал, что происходит, точнее даже не понимал,

а каждой клеточкой своего существа ощущал, как его ведут. И этот ведущий, кто бы

он ни был, вызывал восхищение тем, что не допустил до сих пор ни одной ошибки.

Его игра и технически и психологически была совершенна. Она была сдержана и

азартна, рискованна и расчетлива одновременно. Она не давала ни одного повода

Лоренцо или его сотрудникам найти очевидную нелепость, что заставило бы их

прекратить игру.

     Этот гений на другой стороне “игрового стола” шел по грани между

психологией и электроникой. А Лоренцо ждал, когда же он оступится, когда

ошибется. И это была первая причина, из-за которой он не прекращал игру: ему

важно было знать, есть ли предел мастерству его противника, а также то, как этот

человек сможет вытянуть из него, из Лоренцо, целую кучу денег. Это было важно.

Итальянец впервые столкнулся с талантом едва ли меньшим, чем его собственный. И

этот талант проявил уважение и к нему, как к сопернику. Он был точен и

аккуратен, его система была тщательно продумана и безотказно работала, но

главное, в чем это уважение проявлялось - степень свободы Лоренцо.

     Ему не составляло труда прекратить игру мгновенно. Электронный трансфертер

стоял тут же на столе - стоило лишь нажать кнопку, и он - вне зоны риска,

поскольку деньги в течение часа, пройдя через систему скрытых представителей в

других Галактиках, окажутся снова на Земле, но уже не досягаемые для полиции.

Кроме того, сложно было определить тот момент, когда его противник пойдет в

атаку.

             Уже раз двадцать итальянцу казалось, что пора остановиться, когда он

враз проигрывал по миллиарду экю, но деньги тут же возвращались, вызывая в зале

вздохи облегчения. И Лоренцо хотел понять - ему это действительно было важно -

сумеет ли он противостоять противнику во время его атаки, угадает ли момент ее

начала, хватит ли у него психических сил, чтобы удержать свое внимание

напряженным и не дать сопернику убаюкать себя.

     Ведь они действительно были на равных: у него сервер, и у противника

сервер, тот мог управлять системой выигрышей, но и Лоренцо мог делать ставки,

неожиданные даже для этого сервера. Правда, в последнем случае игра уже не

подчинялась никаким программам, а шла “вживую”, как прежде в казино: попал, не

попал. Но тогда риск был обоюдным, а хороший игрок - счастливый игрок. Лоренцо

был хорошим игроком, и сегодня он испытывал свое счастье.

     ***

     - Чего ты ждешь? - Тони Тасотти был возбужден и раздосадован одновременно.

Игра длилась уже четыре с лишним часа, а ее баланс фактически не изменялся.

Только “уровень доверия” медленно приблизился к семидесяти пяти процентам.

     Георгий Иванович медленно перевел на него по-прежнему спокойные глаза и

сказал:

     - Мой соперник еще недостаточно устал и недостаточно мне верит.

     - Как это недостаточно? - взвился капитан. - Он уже играет с вами целый

вечер, да и табло говорит о достаточной степени доверия.

     - Капитан, вы когда-нибудь играли в рулетку? - задал Жора неожиданный

вопрос.

     - Я? - Тони опешил. - А при чем здесь я?

     - А притом, что в рулетке никакие формулы никогда не работали, сколько их

не пытались изобрести, и тот, кто играет сегодня с нами, сидит за столом только

потому, что знает это. В любой другой игре расчет возможен. Если бы вы хотя бы

раз играли в рулетку, то знали бы это.

     - Я что-то не пойму, - Тони был обескуражен, - к чему вы клоните?

     - К тому, что там, где нет расчета, есть только одна возможность играть -

чувства или интуиция. Вы должны чувствовать крупье, волчок, шарик, игровое поле,

партнеров, и чем лучше вам удается отточить свои ощущения, тем чаще вы будете

выигрывать.

     - Я снова не...

     - Я только хотел сказать, - сухо перебил капитана Савинов, - что моя

интуиция говорит мне: игру заканчивать рано, а правила здесь устанавливаю я, как

мы об этом договорились, - и Жора повернулся к табло.

     Капитан постоял рядом с ним несколько секунд и отошел, попав в руки к

разным начальникам и специалистам, которых к руководителю игры не допускали, но

которые, тем не менее, желали знать, почему не предпринимаются решительные

действия.

     ***

     И все же Лоренцо прозевал. Точнее, все произошло так быстро, что только

решительные действия Султана Вахитова, неизвестно как оказавшегося в игровом

зале, уберегли Оги Валентайна от полного разорения.

     Поскольку ставки в сегодняшней игре были крупные, то, проиграв трижды по

двести миллионов экю, Лоренцо не придал этому особого значения - такое за вечер

случалось много раз. И он поступил в этой ситуации стандартно, поставив шестьсот

миллионов экю, желая отыграться. Только теперь, когда эта ставка не сыграла,

самый краешек его сознания запаниковал, но остальная часть напомнила, что и

такая ситуация несколько раз имела место. Лихорадочно решая, поверить в

очередной раз дубль-серверу или нет, он в последний момент сделал ставку сам, и

через несколько секунд, когда стрелка остановилась, его прошиб холодный пот.

Проигрыш в два с лишним миллиарда - это уже не шутка, а волчок уже крутился

снова. Лоренцо пропустил несколько ходов, отчаянно наблюдая за игрой, и вдруг

заметил, что уже три раза выпали те же номера, что и на дубль-сервере. Его

дрожащие пальцы потянулись к клавиатуре, чтобы набрать нужную комбинацию цифр и

цвета, когда мощная ладонь легла на портативный аппарат, и холодные бесцветные

глаза уставились в глаза итальянца:

     - Ты что, смерти хочешь? - Лоренцо впервые слышал, чтобы полковник почти

визжал. - Прекратить игру! - заорал он. - Немедленно отправить остаток средств

нашим представителям, - он нажал на клавишу “конец игры”. Кто-то из

сопровождения полковника тут же переправил остаток средств - полтора миллиарда

экю - на другой счет, а еще через мгновение в зал ворвалась полиция.

     Во всеобщей толчее Лоренцо, еще не пришедший в себя от игры, сказал

обречено полковнику:

     - Жаль, что вы не дали мне сделать этот ход.

     - Ты что, так и не понял? - Султан чуть не сбил с ног полицейских, которые

его держали. - Идиот! Это был бы, наверно, последний ход в твоей жизни, а так, -

он махнул рукой, - может, еще и поживешь.

     ***

     В управлении полиции Георгий Савинов расслабленно сидел в мягком кресле и

по глотку отпивал глинтвейн.

     В зал доставили задержанных, одного из которых подвели к Георгию Ивановичу.

     - Это тот, кого вы просили показать, - отрапортовал сержант.

     - Спасибо, - ответил Жора и добавил: - Принесите еще глинтвейна для этого

человека. - И, заметив недовольное лицо сержанта, успокаивающе сказал: - У него

был трудный день.

     Сержант отошел, а Георгий Иванович указал на кресло рядом с собой, сказав

стоявшему перед ним итальянцу:

     - Садитесь!

     Два человека с интересом рассматривали друг друга и, после того как

принесли глинтвейн, Савинов спросил:

     - Зачем?

     - Я не могу открывать чужих тайн, - ответил Лоренцо.

     - Значит, все-таки организация, - вздохнул Жора, - а жаль, из вас вышел бы

прекрасный мошенник.

     - По-моему, я и так не плох, - возразил итальянец.

     - Увы! - отреагировал оппонент. - Вы не знаете меры, молодой человек, и

потом, если вы действительно любите все красивое, в частности, красивую игру, то

этим можно заниматься легально.

     - Это не входило в наши планы, - сухо парировал тот.

      - И снова жаль. Когда к игре примешиваются посторонние обстоятельства,

чувства либо взвинчиваются, либо притупляются, и тогда ты уже не игрок. Поэтому

вы и проиграли.

     - Я не проиграл, - напыщенно сказал итальянец, - нас грубо прервали.

     - Я так и думал! - с досадой и в то же время с облегчением воскликнул Жора.

- Вы слышали, капитан? - обратился он к стоявшему рядом с ними Тони. - Что я вам

говорил?

     Тот с сожалением покачал головой.

     - Кто-то из начальства? - сочувственно продолжал спрашивать Савинов, снова

обращаясь к итальянцу.

     - Да, это полковник, - кивнул тот.

     - Что ж, - вздохнул Жора, но тут же в его речи мелькнула искра

воодушевления, - однако, у нас есть шанс разрешить наш спор. Ведь вы собирались

ставить, когда вас прервали?

     - Да, - сказал Лоренцо, загораясь прежним огнем. Казалось, что для него нет

ничего важнее, чем решить вопрос: выиграл он или проиграл. - Я поставил бы на

шесть черное все оставшиеся деньги.

     - Проклятье, - воскликнул с досадой капитан полиции, - я этому вашему

полковнику устрою сладкую жизнь!

     - Неужели? - только и спросил Лоренцо Георгия Ивановича, и по его глазам

уже понял правду, однако, следуя его кивку, взглянул на табло, где замерли цифры

последнего розыгрыша. Там стояло восемнадцать красное.

     Два чувства хлынули в душу итальянца: горечь поражения и восхищение этим

человеком, который все-таки дождался своего часа, который не выиграл, может

быть, сам, но заставил проиграть его, Лоренцо Тирандетти. И эти три хода,

совпавшие с сервером, когда он не ставил, и четвертый, когда он сделал ставку,

отпечатались в мозгу Лоренцо как шедевр интуиции человека, улыбнувшегося ему

напоследок и неторопливо бредущего меж опустевших столов полицейского

управления.

     

     23.

     

     После вчерашнего я довольно зол. Не люблю, когда на моем пути встают

нелепые препятствия. Поэтому я с утра допытываюсь у своего проводника о

вчерашних событиях, но он молчит как рыба, и меня это злит еще больше. Ну разве

могу я поверить, что он вообще ничего не заметил, когда я отсутствовал, по

крайней мере, несколько часов. Очевидная ложь заставляет меня сильно сомневаться

в его лояльности по отношению ко мне, а, кроме того, подозревать, что истинной

целью его миссии является наблюдение за мной, а не обычное паломничество в

Шамбалу, в чем он пытается меня убедить.

     Это подтверждается еще и тем, как легко этот монгол прошел вчера сквозь

зеркало. Я уже не говорю о том, что неоднократные попытки прощупать его мозг

заканчивались для меня головной болью. В общем, связался я с крайне

подозрительной личностью, и мне это, с учетом прошедшего испытания, совсем не

нравится. Но делать нечего. Вокруг пустыня, и выбор проводников здесь слишком

ограничен.

     Позавтракав, мы отправляемся в дорогу, и снова мое сознание убаюкивается

мерно вздымающейся спиной проводника. Надоел.

     Однако терпеть мне его еще больше суток. Он сказал, что завтра к обеду

будем в Шамбале. Быстрее бы. Но это, к сожалению, невозможно. Верблюд, в отличие

от машин, имеет всего две скорости: обычную и быструю. Так вот, на последней

долго не продержишься. И дело не в том, что верблюд быстро устает, а в том, что

то место, на котором сидишь, становится похожим по ощущениям на шлифовальный

круг, а это, доложу я вам, не очень приятно.

     Пролетел - нет, слово “пролетел” можно употребить для красоты, но на самом

деле этот день тянулся также бесконечно, как бесконечны межпланетные перелеты в

сравнении с мгновенными, межгалактическими - так вот, прошел и этот день. И

перед сном я отнюдь не чувствую себя счастливым, ибо радости или даже

удовлетворения от приближения к своей цели я не испытываю.

     Кроме того, пару раз за прошедший день у меня возникало нечто, похожее на

галлюцинацию: какой-то человек, внешне напоминавший меня, но без верблюда,

отчаянно пытался убежать далеко вперед. Но, когда я кричал Алдару, указывая ему

на маячившую впереди фигуру, тот говорил, что ничего не видит. Беглец же тем

временем исчезал за барханами. По правде говоря, я все же решил в обеденное

время поискать его следы, но ничего не нашел. Все это мне очень не нравилось.

Главным инструментом в этой жизни я считаю свое ясное, кристально-чистое

сознание, а этот померещившийся мне тип заставлял сомневаться в себе. Главное,

уж очень он напоминал того, которого я видел вчера в зеркале, но все мои

магические знания не могли объяснить этого артефакта. Поэтому, засыпая, я

немного нервничал.

     ***

     Сегодня Кардалеон весь переливается от радости. Он говорит, что мои успехи

в области духовного совершенства оказались неожиданно для него на очень большой

высоте, ибо я вчера стала человеком, имеющим полное самосознание, то есть,

сумела признать в себе не только хорошее, но и плохое. Мой ангел говорит, что

из-за этого наше взаимопонимание перейдет даже на новую ступень, не говоря уже о

преодолении неудач последнего времени.

     Весь этот длинный день в пустыне пролетел для меня почти незаметно,

поскольку Кардалеон носился вокруг как курица с яйцом, созывая своих друзей,

распевая гимны и дифирамбы, отчего я сперва смутилась, а потом долго по-доброму

смеялась над традициями ангельского мира. Поэтому к вечеру, когда пришла пора

спать, на душе у меня было легко и радостно. Лишь мысль об Оги Валентайне

облачком проплывала по бездонному небу моих чувств, но уж если солнце за целый

день не сломило ликования моей души, то Оги Валентайн не имел даже шанса

добиться этого.

     ***

     Проснувшись, я оглядел горизонт, и будь я проклят, если примерно в

полукилометре от нашей стоянки на песке не сидел человек. Но в тот же миг, как я

привстал, чтобы ткнуть в плечо своего проводника, вчерашняя галлюцинация быстро

вскочила и бросилась бежать. Пока Алдар протирал свои узкие глаза, ее и след

простыл. Обругав их обоих, я принялся за завтрак, и через полчаса злой, но

удивительно хладнокровный, снова сжимал коленями горбы корабля пустыни.

     Часам к девяти утра мой проводник начал проявлять признаки активности, что

поначалу меня очень развеселило и даже обрадовало. Я даже подумал, что Шамбала

появится раньше, чем предполагалось еще вчера, но через несколько минут радость

моя поубавилась, ибо в глазах монгола я прочитал страх, и он популярно объяснил

мне, что к нам движется песчаная буря.

     Оглядев небо, я опять рассмеялся - ни облачка, лишь у самой кромки

горизонта воздух был как будто темнее, но это могло быть и естественным

явлением, ибо я не присматривался к небу эти дни.

     Поэтому я предпочел не поверить своему проводнику, что не помешало ему

увеличить темп нашего движения. Но уже через полчаса внезапный порыв горячего

ветра швырнул мне в лицо горсть песка, доказывая, что в атмосфере не все так,

как мне бы хотелось. Пока я отплевывался, вокруг начало происходить нечто

невообразимое. Невесть откуда с огромной скоростью налетели тучи не только

небесные, но и песчаные.

     Одновременно я почувствовал, что мой верблюд лег, и кто-то - это был мой

проводник - стаскивает меня вниз. Теперь я лежал с подветренной от верблюда

стороны, а поверх меня был наброшен специальный плащ, чтобы в уши и глаза не

набивался песок.

     Трудно считать время, когда нечем дышать, и то и дело впадаешь в забытье,

убаюканный к тому же тяжестью песчаного одеяла. В один из тех моментов, когда я

почему-то очухался, было так тихо, что я, привыкнув за время бурана к вою и

шуршанию, даже испугался. Выбравшись с проклятиями наружу, поминая, почем зря,

проводника, который не соизволил мне помочь, я испугался уже по-настоящему.

     В красноватых лучах Плутона ни верблюдов, ни моего монгола нигде не было

видно. Мало того, что целый день я провалялся, как бревно, потеряв время и силы,

так теперь еще оказался без еды и питья, и вообще безо всего. В своих карманах я

обнаружил лишь карту и компас, а в карманах противобуранного плаща - флягу с

водой, кусок хлеба и копченого мяса - стандартный спасательный набор.

     ***

     Когда налетел буран, я улыбалась: обожаю, когда духи земли демонстрируют

свою силу - такая бескомпромиссная мощь, такое безумное величие, что я вздумала

некоторое время даже померяться силами с этим вихрем. Но через несколько минут

стало ясно, что борюсь я не только с ветром, но и с тоннами движущегося с разной

скоростью песка, который, как мне показалось, имел свои правила игры. И я

решила, что не стоит быть излишне самонадеянной и противостоять двум силам

сразу.

     Поэтому, быстренько спешившись, я вытащила из дорожной сумки плед и села с

подветренной стороны верблюда, укрывшись с головой.

     Вот тогда я воистину возблагодарила свою карму и Логос Земли за то, что у

меня есть ангел-хранитель. Чтобы понять всю глубину моей благодарности,

достаточно представить себе двух людей, попавших в буран, положение которых

совершенно одинаково, и угроза для жизни равновелика. Но совсем другое дело,

когда у одного из них есть ангел.

     Во-первых, с самого начала я знала о буране почти все: когда он начнется и

когда кончится, с какой силой он пройдет надо мной, и угрожает ли это моей

жизни. Но даже это не было главным.

     В мире ангелов есть, конечно, свои проблемы и сложности, ангел может даже

умереть. Но прелесть моей ситуации заключалась в том, что ангелы не имеют

физического тела, а, значит, в нашем материальном мире им ничего не угрожает.

Поэтому Кардалеон был совершенно лишен страха, и это позволило ему заниматься

только моим настроением.

     Ангелы, как и люди, очень разные. Среди них есть оптимисты и пессимисты,

глупцы и мудрецы. Правда, об их глупцах почти ничего не известно, так же, как и

в нашем мире, зато мудрость и способность решать конкретные задачи кратчайшим

путем ценятся очень высоко.

     И сегодня, впервые в жизни, я, кажется, приоткрыла тайную сущность моего

ангела. Он делал все, чтобы я забыла об урагане, показывая мне один за другим

образы-фильмы о путешествии в Шамбалу великих людей прошлого. В моей памяти

отложился образ Христа, бредущего со своим проводником по пескам этой же

пустыни. И ночью, когда, потеряв дорогу, он остановился в задумчивости, глядя на

небо, быстрым движением указательного пальца начертил он на песке какие-то

фигуры, пробормотав при этом: “Истинно, истинно говорю: рукою человеческой

Царство Божие будет построено на Земле, а прочие пути - заповеданы”. И, стерев

рисунок ногой, пошел прямо на восток, будто уверен был, что там и есть Шамбала.

     За несколько часов этого дня я увидела Сергия и графа Сен-Жармена, Будду и

Рерихов, Блаватскую и Джуал Кхула.

     Кардалеон не давал моему мозгу ни на секунду сосредоточиться на том

неприятном положении, в котором я оказалась. Его образы-фильмы слагались в гимны

людям высочайшей воли и духовности, наполняя меня частицами их силы и

устремленности. Они мерзли и задыхались от жары, их заносил песок и преследовали

миражи, они теряли путь и находили его в себе. И я начала понимать, насколько

человечество в своем благополучии и развитии зависело от каждого из этих людей.

     Буран кончился, а я все сидела, пораженная величием показанных мне картин.

Но когда извиваясь, будто змея после зимней спячки, я выбралась из-под горы

песка, то поняла, что и мне предстоит совершить некий подвиг, ибо верблюд мой

подло сбежал вместе с поклажей, не оставив мне даже глотка воды.

     

      24.

     

     Пресвитер Иоанн хмурился, глядя внутрь хрустального шара, без всякой

поддержки висевшего перед ним в воздухе. Внутри шара Оги Валентайн посреди

песков поедал скудные запасы оставшейся у него пищи.

     - Меня поражает этот человек, - произнес старец звучным баритоном,

оборачиваясь к столу, за которым сидело несколько людей самого разного облика, -

колоссальный интеллект и самоуверенный эгоизм без примеси какой-либо духовности.

     - Когда-то на Земле было полно таких людей, - произнесла женщина невысокого

роста со спокойными серыми глазами, - к счастью, это время закончилось.

     - Да, но не для него, - имея в виду Валентайна, сказал Пресвитер, подходя к

своему креслу, стоящему в торце стола. - Я по-прежнему не могу решить, что с ним

делать.

     - Я вижу только один путь, - произнес молодой с виду человек, которому, что

трудно было себе представить, недавно исполнилось две тысячи лет.

     - Какой же, уважаемый брат? - откликнулся сидящий во главе стола

длиннобородый старец с посохом в руках.

     - Он ничем не отличается от обычного, - раздалось в ответ.

     В комнате, расположенной в беломраморном Дворце Правителя Шамбалы, повисла

тишина, которую нарушил грузный, широкий в кости мужчина с большой головой и

львиной гривой рыжих волос.

     - Мы так и поступали до сих пор, но этот человек, которого все называют не

его именем, преодолевает испытания с помощью странной силы. Мне она не нравится.

     - Верно, верно, - вздохнул Пресвитер, - дело именно в этом. Считалось, что

система испытаний на пути в Шамбалу может быть преодолена только при

использовании Любви-Мудрости и ее атрибутов. Но теперь мы видим, что

заблуждались многие тысячелетия.

     - Но ведь испытания еще не закончены, - снова вмешалась женщина.

     - Конечно, - откликнулся Иоанн, - но уже и пройденного довольно, дабы

задуматься о несовершенстве этой системы. Одна только сильная воля позволила

человеку с другой планеты преодолеть зеркало. Он рубит узлы, а не развязывает

их, как поступал некогда Македонский.

     - Который именно поэтому и сошел с ума, - добавил человек с гривой.

     - Не только поэтому, не только, - автоматически отреагировал Правитель

Священного города, мысли которого пытались пронзить завесу неразрешимой пока

задачи.

     - В конце концов, как мне кажется, - заговорил юный старец, - у нас нет

причин изменять систему испытаний из-за одного человека, который, как мы знаем,

является исключением из правил.

     - Тем более что сам принцип испытаний не должен быть изменен, - подхватила

женщина. - Преодолевший да будет принят, вне зависимости от наших симпатий.

     - И я об этом думаю, - раздался бас молчавшего до сих пор человека. - Если

мы поставим систему испытаний в зависимость от наших личных симпатий или

интересов, то утеряем великую объективность при оценке стремящегося.

     - Но ведь каждому ясно, что это человек с другой планеты, - молодой женский

голос с другого края стола не называл, как и остальные, имени Валентайна. Это

являлось гарантией чистоты испытаний, поскольку произнесение любого имени в

Шамбале позволяло его носителю хотя бы мысленно, но уже проникнуть в этот город.

- Он опасен для Иерархии сознаний, поскольку его планы разрушительны для нее.

Неужели мы станем помогать ему в этом?

     - В тот-то и дело, сестра, - откликнулся человек с гривой, - речь идет не о

помощи, а, напротив, об агрессии. Пока он проходит испытания, каким бы образом

ему это не удавалось, мы останемся объективны и беспристрастны. Поэтому,

достигнувший Шамбалы - наш собрат по уровню сознания, и вне зависимости от

нашего к нему отношения. Такой успех требует уважения к тому, кто его достиг.

Иначе Шамбала была бы рассадником войн, а не мира.

     - Что же делать? - прозвучал вечный вопрос.

      - Сила, сила, - пробормотал Старец, будто не слыша возникшего спора, -

неземная сила, злая.

     Все головы повернулись в сторону говорившего. Иоанн заметил это движение и

оглядел своих помощников:

     - К чему ваш спор, друзья? Пустая трата сил. Есть закон: тот, кто может,

тот возьмет. Человек с другой планеты может достичь Шамбалы и взять здесь все,

что сочтет нужным.

     - Даже Его? - имея в виду “Семеричный Пылающий Огонь”, спросила невысокая

женщина.

     - И это наш закон: все в Священном городе принадлежит всем, и всякий может

взять то, что ему необходимо.

     - Но если этот человек под необходимостью понимает совсем иное, нежели мы?

- спросил рыжеволосый.

     - Да, - раздалось задумчиво в ответ, - когда-то люди тоже брали то, что им

не принадлежит, не зная ни меры, ни необходимости. Они были ненасытны, и это

приводило к войнам. Теперь все иначе, и мы должны приложить все усилия, чтобы не

нарушить существующий ныне порядок на Земле. - Неожиданно взгляд Старца

загорелся, и тон стал сухим и точным: - Где-то на пути к нам, кроме того

человека, о котором мы говорим, находится женщина. До сих пор она успешно

проходит испытания. Кроме того, ее цель совпадает с нашей. Она не хочет, чтобы

Камень попал к человеку с другой планеты. Нужно столкнуть их, встав на сторону

женщины. Пусть состоится поединок сил.

     - Но ведь вы сами сказали о законе, - сказала молодая женщина.

     - Верно, сказал, но никто не мешает нам самим стать частью испытаний

стремящегося.

     - Но ведь это означает поставить под удар все Белое Братство, - изумился

словам Пресвитера рыжеволосый.

     - Неужели ты сомневаешься в победе, брат? - спросил Иоанн.

     - Нет, но ставить благополучие планеты в зависимость от нелепой схватки...

      - Я правлю в этом городе очень давно, - спокойно раздалось в ответ, - и за

время прошедшего Черного века сюда стремилось множество самоуверенных умников,

которые ничего не замечали, кроме самих себя, и не один из них не достиг города,

ибо стремился сюда из чистого эгоизма. Но сегодня перед нами иной случай. Все то

же - самоуверенность и ум, но человек с другой планеты идет к нам не для себя, а

ради идеи, - тонкий палец многозначительно поднялся вверх. - Поэтому борьба идет

не между нами и тем, кто сейчас в пустыне, а между идеями, идеей Порядка и идеей

Хаоса. Солнечный Логос эоны назад доверил мне Камень, дабы уберечь Землю от

смертельных катаклизмов. Сегодня, с Камнем или без него, но мы застрахованы от

краха на многие тысячелетия. И в этой ситуации, казалось бы, можно уступить

Камень окольцованной планете, если бы не два обстоятельства.

     Старец замолчал, но никто не стал его торопить, пока он собирался с

мыслями.

     - Первое, лично я не вправе уступать хранение Камня другому лицу без

согласия на то Логоса Солнца. А поскольку такого согласия, впрочем, как и

несогласия, нет, я должен защищать Камень до самой смерти. И второе, если бы на

месте человека с другой планеты был бы кто-то другой, я, возможно, и пошел бы на

компромисс, но… увы. Человек из пустыни не может быть членом нашего Братства,

ибо его задача разрушать, а наша - созидать.

     - Невозможно создать, не разрушив, - заметил юный старик.

     - Верно, - откликнулся Правитель Шамбалы, - но разрушать легче и быстрее, и

если этот человек будет разрушать так быстро, как он это умеет, то все наше

Братство будет заниматься только восстановлением разрушенного им. К тому же он

пытается разрушать лучшие из наших достижений, а не худшие, которые

действительно стоило бы уничтожить.

     - Согласен, - поднял руки оппонент, и старец продолжал:

     - Поэтому, я отправляюсь на поединок сил.

     - Я с вами, - откликнулся рыжеволосый.

     - И я.

     - И я, - раздалось со всех сторон.

     - Нет, нет, друзья мои, - успокаивающе поднял руку Пресвитер, - в этом нет

необходимости. Я иду, поскольку связан договором с Логосом Солнца, но он не

обременяет вас. Не стоит вам вплетать в свои кармы узоры неясных оттенков и

линий, ибо я не думаю, что поступаю мудро, ввязавшись в поединок, но иного

выхода у меня нет. Вам же незачем пятнать себя. К тому же, если этот человек, -

он кивнул в сторону шара, - получит Камень, это мало повлияет на нашу

цивилизацию, и вы послужите ей на благо. Но представьте себе, что никого из нас

не осталось. - Он подождал, пока в голове каждого из присутствующих пронеслись

картины разрушенной Иерархии Сознаний, и закончил: - Поэтому позвольте мне лишь

выполнить свой долг, и не обременяйте меня своей помощью.

     - Но, Учитель, - сказала молодая женщина, - ведь впереди у стремящихся

одиночество, и не многие им овладели.

     - Не многие, но кое-кто прошел.

     

     25.

     

     Одиночество… Солнце… Небо… Песок… Мои ноги…

     Мои ноги волочатся по песку, будто я инвалид, и мне уже не смешно наблюдать

со стороны за тем, как тело совершает конвульсивные движения, пытаясь удлинить

цепочку моих следов.

     Зачем я иду? Куда? Вряд ли мне удастся без сомнений определить, что сейчас

важнее: Камень или жизнь. До сих пор в моей жизни не возникало ситуаций, когда

нужно выбирать между собственной жизнью и чем-то другим. Прежде мне всегда

удавалось находиться вне подобных проблем. Но теперь впервые мне приходится

выбирать, и я в растерянности от этого.

     Моя логика оказывается в тупике, и понятно, почему. Я считал разрушение

цивилизации Земли главной целью своей жизни. Однако выполнение этой миссии

поставило под угрозу мою жизнь. При этом, если я погибну в пустыне, миссия так и

не будет выполнена. Значит, дороже всего на свете сейчас была моя жизнь. И, если

бы мой невидимый противник предложил мне сделку: жизнь за Камень, я бы выбрал

жизнь, ибо это позволило бы искать другие пути уничтожения цивилизации.

     Это было унизительно: впервые в жизни я готов был отказаться от достижения

своей цели. Да еще ради того, чтобы сохранить жизнь. Когда я это понял, то снова

разозлился: на себя, на пустыню, на того, кто поставил меня в унизительное

положение. Увы, на этот раз злость ничего не дала, ибо ни одного субъекта, на

котором я мог бы оторваться, поблизости не было.

     Впрочем, пустыня, на которой я попытался отыграться, сделав ее главным

врагом, в отместку чуть не свела меня с ума. Еще бы, враг, которого я создал в

своем воображении, оказался повсюду, от горизонта до горизонта. И через пару

часов психического поединка я упал в забытьи, истощенный борьбой с самим собой.

     ***

     Паника моя вначале была легкой, когда я поняла, что осталась в пустыне без

воды и еды. А по-настоящему возникла она лишь тогда, когда мне не удалось

обнаружить Кардалеона. Он исчез, оставив меня в полном одиночестве. Когда из-под

вас выбивают стул, на который предложили сесть, то возникшие при этом эмоции

мало похожи на счастье или удовлетворение.

     Около часа я просто сидела на песке, жалея себя и наблюдая в воображении за

тем, как медленно иссушается мое тело под палящими лучами нашего светила.

Наконец, когда тело превратилось в обтянутый кожей скелет, и в нем не осталось и

капли жидкости, а значит, и жизни, на меня навалилось успокоение. Я давно

заметила, что наблюдение за своей смертью вселяет в душу покой и

умиротворенность, поскольку лбом упираешься в вопрос: ты умер, и что дальше?

     “Действительно, - отвечаешь сама себе, - если умрешь, тебе станет все

безразлично, и уж точно не больно, а значит все, что ты чувствуешь, не что иное,

как древний, знакомый спутник - страх”.

     Здесь-то меня и выручают навыки, полученные в школе Ордена. Я переношу свое

сознание в мир души, понимая, что с ее - души - точки зрения мои нынешние

проблемы - пустяк. Впрочем, я-то знаю, что они пустяк потому, что душа не

умирает после смерти тела. Хитрая такая душа: мол, что мне твои, то есть

телесные, проблемы, если мне от них ни холодно, ни жарко, но… Но… Но...

     Подняв уровень своего сознания, я сразу успокаиваюсь. Душа не только не

умирает вместе с телом, по крайней мере, в высшем своем аспекте, но она способна

абстрагироваться от земных проблем, не в смысле оторваться от них, а в смысле

посмотреть на них со стороны. Этот взгляд обнаруживает, что у меня все не так уж

плохо.

     Я облегченно вздыхаю и продолжаю идти...

     ***

     Когда прихожу в себя, ощущаю, как ноют нервы. “Жить!” - раздается внутри

меня отчаянный вопль, и я впервые понимаю, что готов пожертвовать ради спасения

своей жизни миссией, возложенной на меня.                      

     Просто и без сомнений приходят на ум слова правды, как она есть.

     “Глупец! Идиот! Самонадеянный болван! В одиночку решил разрушить целую

цивилизацию! Вот и подыхай теперь в одиночку!”.

     В тот же миг я вспоминаю о Том, Кто меня послал сюда. Мысли снова путаются.

Его мощь немыслима. Он может все. И я надеюсь на Него и верю в Него.

     Но Он виноват передо мной, виноват в том, что я здесь подыхаю, как собака,

брошенная своим хозяином. Могу ли я простить Ему это унижение?

     Начинается новая буря, но теперь она разразилась внутри меня. И я уже не

вижу ничего перед собой, и бреду, не разбирая дороги, ругая Его, свою судьбу,

падая и вставая, падая и вставая….

     ***

     На вторые сутки я уже ничего не соображаю. Да и соображать-то нечего и не о

чем. Притупились даже инстинкты, уступив место одному желанию: пить!

     Связь с душой ослабела настолько, что похожа на пунктирную линию - то она

есть, то нет. В этот день я в основном охаю и лежу. Зато на следующее утро

случилось маленькое чудо.

     Во-первых, вопреки всем ожиданиям, я не умерла. Во-вторых, у меня

оказывается полно сил, и я целый день смогла идти, как заведенная. К концу

четвертого дня, внутренние ресурсы истощились настолько, что я впадаю в

истерику: хохот, слезы, снова хохот, но слез уже нет, поскольку организм

полностью обезвожен.

     С этого вечера счет времени был потерян. Сколько минут, суток, дней, ночей

- не помню. Будто вечный омут забвения поглотил все мое существо.

     Я пришла в себя мгновенно от одной простой мысли: дальше ни шагу - ни

смысла, ни сил. Вместе с тем появилась невероятная чистота и ясность ощущений.

Говорят, такое бывает перед смертью. Я видела каждую песчинку среди барханов,

палящее, пустынное солнце превратилось в настольную лампу, я ощущала небо и

каждое движение атмосферы.

     И в ту же минуту мне почудилось, будто солнце померкло в лучах другого

света, более важного, более светлого, более доброго. И это был не физический

свет, хотя и был не только внутри меня, но и вокруг.

     Я чувствую, как потрескавшиеся губы растягиваются в мучительной улыбке, и

тогда...

     ***

     …Через день последняя крошка и последняя капля исчезли в моем бездонном

желудке. Я потряс на прощанье флягой и швырнул ее вдаль. Больше рассчитывать

было не на что, и, послав вслед за флягой переполнявшие меня эмоции, я снова

зашагал вперед.

     К этому времени я уже не ждал никакой помощи, никого не винил и ни о чем не

думал. Перед моими глазами был только Камень и больше ничего, и я шел к нему,

потому что нужно было хотя бы куда-нибудь идти.

     Да и не в моем характере лежать, ожидая смерти.

     Я шел не меньше недели. И меня удерживала в жизни только одна мысль: я

бесконечнее, чем эта пустыня, ведь и у нее есть конец. Это я шел по ней, а не

она по мне, это я пройду ее до конца, а она останется лежать здесь, такая же

однообразная и никому не нужная, как горсть пепла.

     Я презирал ее, как презирал все, что меня окружало и все, что я знал. Я

презирал даже Его за то, что он бросил меня, свое дитя. Более того: Его я даже

ненавидел. Положив свою жизнь на престол Его славы, что я имею теперь?

     Создав меня таким, какой я есть, Он может, конечно, и уничтожить меня, а

затем создать кого-то другого, но тогда почему я должен трепетать перед ним?

Почему должен просто подарить Ему право распоряжаться моей судьбой?

     Или я всего лишь инструмент в Его руках, который можно заменить в любой

момент? Так ведь у меня есть и мое собственное “я”, и ему совсем не хочется быть

чьим бы то ни было инструментом. К тому же, бросив меня на произвол судьбы, Он

поставил крест и на своих планах.

     Тут логика отключается, однако, гнев мой праведный с каждым шагом впитывает

в себя вязкий песок, пока не настает момент, когда я чувствую, что в моей голове

взрываются от ярости тысячи кровеносных сосудов, и тогда….

     ***

     Они стояли друг против друга на расстоянии двадцати метров. Она

обостренными чувствами не услышала, а скорее ощутила его приближение, и,

повернув голову направо, вся замерла, не веря своим глазам.

     Он же увидел ее издалека и шел наискось, пытаясь крикнуть, но не мог. Да и

узнал-то он ее только теперь, когда она повернулась.

     И теперь они стояли, покачиваясь, молча разглядывая один другого.

     В глазах Валентайна не было радости, ибо радость стоила бы многих и многих

сил. Но раздражение, в котором он находился долгое время, напротив, могло бы их

прибавить. К тому же, подсознание его искало сейчас виноватого, врага, на ком

можно было бы сорвать злость за свою слабость и неудачу. Это мог быть и друг, но

слабый друг, который молча снес бы все оскорбления и обиды, от которого можно

было бы оттолкнуться, чтобы двинуться вверх, набравшись сил.

     Что же Джой? Она не подходила для этой цели. В ее глазах Валентайн не

находил больше той покладистости, которая поддерживала его прежде. Женщина была

сдержана и хладнокровна.

     Ярость Валентайна вскипела с новой силой, и радость, волчья радость

появилась-таки в его глазах, загоревшись лихорадочным блеском.

     Джой ждала этой встречи, ждала и боялась ее… Раньше боялась, а теперь

внимательно изучала этого человека, как когда-то изучал ее он. Она даже не

удивилась силе, которую ощущала в себе. Ей казалось, что этот несчастный, слабый

человек с алчным от бессилия и ненасытности взглядом достоин лишь сожаления и

участия, но сражаться с ним ей казалось недостойным.

     Валентайн оценил этот взгляд, и у него не осталось никаких сомнений в том,

что Джой потащилась в пустыню не затем, чтобы помочь ему, а затем, чтобы

помешать. И он с яростным хрипом, вырвавшимся из его глотки, швырнул в нее заряд

воли и ярости. В ответ ему досталась лишь улыбка в уголках глаз.

     Он начал было метаться в поисках бреши в этой стене, как вдруг его посетила

новая галлюцинация: прямо за спиной его соперницы появилась фигура огромного

старика с длинной бородой и посохом в руках. Глаза и лицо его были еще более

спокойны, чем у Джой, правда, улыбки на этом лице не было, а была непреклонная

суровость. И Валентайн закрыл на миг глаза, ибо облик старца ослепил его своей

белизной и силой.

     Тотчас в голове его запульсировал магический символ того, Кто Его Послал, в

руки и ноги хлынула энергия, плечи распрямились, голова обрела четкость

восприятия. Валентайн возликовал: Он, наконец, пришел.

     Джой не испугалась, когда за спиной Валентайна появилась черная,

неопределенной формы огромная фигура в плаще. По ней там и тут пробегала рябь,

будто ее знобило, но Джой поняла, что это волны силы.

     Теперь они стояли двое против двоих: маленькие люди и две силы за ними.

Джой ощутила, как напряглось пространство. Со стороны темной фигуры поплыл

туман, подобный тому, что Джой видела не так давно на вершине Джомолунгмы. Но

тут же свет, пронзавший ее, усилился, рассеивая мглистую рябь.

     Оги Валентайн попытался произнести несколько магических заклинаний, но это

было сродни комариному писку в реве турбины реактивного самолета. Тогда он

двинулся вперед, чтобы в физической схватке победить Джой и тем самым помочь

своему хозяину. Однако, Сила, стоявшая за ним, приковала его к месту, не

позволив сделать и шага, повелевая исполнять лишь то, что необходимо Ей. А Ей

нужно было лишь его тело, которым Она пользовалась, как проводником в чужом для

себя мире Земли.

     Джой с радостью отдала управление своим телом белому сиянию, понимая, что

вместе они достигнут наибольшего эффекта. Она напрягла свою интуицию и нервы, и

старалась точно выполнять каждую мысль, каждое ощущение, которое было направлено

в ее сторону из потока за ее спиной. Они были партнерами, и она была свободна:

ведь это был ее собственный выбор.

     Позиции были заняты, и теперь противники молча изучали друг друга, чтобы в

одно мгновение нанести точный, рассчитанный удар.

     Джой лихорадочно искала то, что она знает о Силе, стоящей за спиной

Валентайна. В ее сконцентрированном сознании откуда-то из самой глубины начали

всплывать образы недавнего прошлого. Она услышала Кардалеона, советующего ей

запомнить рисунок на полу в номере Валентайна перед Восхождением. Затем тот же

рисунок появился у подножия Лестницы, после чего в памяти всплыл Вадим с

вытаращенными глазами, размахивающий все тем же рисунком, вычерченным на бумаге

Джой. И вдруг образ этого рисунка приобрел какое-то особое значение.

     Узор замер в мыслях женщины, будто впаянный в каплю янтаря, и по его

изломам, как искра, побежало ее сознание.

     Когда это случилось, темная бесформенная фигура за спиной Валентайна

испуганно замерла. И когда уже близка была последняя, завершающая черта в

рисунке, похожая на закрытые врата с неведомым чудовищем на пороге, Джой начала

поднимать руки над собой, и рот ее открылся для последнего в этой молчаливой до

сих пор битве слова, и тут...

     

     26.

     

     - Господи, помилуй! Что это? - рыжеволосый мужчина с испугом впился

взглядом в хрустальный шар.

     Рядом раздались изумленные возгласы его соратников.

     - Ничего подобного не видела за всю свою жизнь, - произнесла невысокая

женщина.

     - Ничего подобного и не было никогда, - пророкотал позади нее бас.

     В хрустальном шаре застыл кадр, будто вырезанный из фантастического фильма.

Среди пустыни стояли два маленьких человечка, за спинами которых возвышались

черная фигура Логоса Сатурна и Пресвитер Иоанн в теле гротескового размера. Но

над этими устрашающе огромными телами, словно Левиафан из пучины вод, из песка

вздымалось что-то сверхъестественное.

     Оно было самим песком, но песок сложился в лицо. У него были глазницы, но

не было глаз, у него были ноздри, но не было носа, у него был рот, но не было

губ. Оно было безжизненным песком, но ничего более одушевленного не видали даже

Архаты, склонившиеся в удивлении над Хрустальным шаром Всевидения. Такая Сила

исходила от него, такая мощь.

     При всем этом в нем не было ничего устрашающего. Оно ничему не угрожало,

оно лишь хотело поприсутствовать на заинтересовавшем его поединке. Лицо из песка

будто говорило: резвитесь, детки, только не переходите грань дозволенного. И

была лишь мощь, перед которой оцепенело все вокруг.

     Слово застряло в горле Джой. Хрустальный шар брызнул в разные стороны,

разлетевшись на тысячи осколков, и...

     Пресвитер Иоанн сидел в своем кресле с совершенно белым лицом. Его

помощники с изумлением взирали на него, все еще пытаясь понять произошедшее.

     Наконец, старец проговорил:

     - То, что вы видели, не принадлежит Солнечной системе.

     - Мы догадались, Учитель.

     - Что же это могло быть? - спросил рыжеволосый.

     - То, что следит за нарушением баланса в звездных системах.

     - Почему же Логос Солнца не вмешался? - маленькая женщина была удивлена.

     - Возможно, и ему не дано знать ответы на некоторые вопросы.

     - Что же мы будем делать с Камнем? - рыжеволосый посмотрел на Пресвитера.

     Тот задумался, и было видно, как напряглись вены на его седых висках.

Потерев их пальцами, старец ответил:

     - Согласно нашему обычаю, отдадим его тому, кто за ним пришел.

     - Но ведь был и тот, кто не хотел, чтобы Камень попал к человеку с другой

планеты.

     - Темнота нашего противника столь велика, что ему не помешает свет мудрости

“Семеричного Пылающего Алмаза”...

     …Оги Валентайн очнулся. В памяти не сохранилось ничего, что хоть немного

помогло бы ему сориентироваться. Он тряхнул головой, отчего ему показалось, что

в ней нет ничего, кроме песка и бесконечной пустыни.

     Впрочем, и вокруг была все та же пустыня. Лишь невдалеке, шагах в двадцати

от него, лежала Джой. Он застонал, сжав голову руками, и зажмурился, пытаясь

собраться с мыслями и силами. Память вернулась, как молния, в одно мгновение. Он

в ужасе снова открыл глаза, ища неведомое порождение проклятой пустыни, и что

же?..

     Теперь он сидел прямо на мостовой посредине улицы незнакомого города и

мучительно тер глаза, пытаясь отогнать наваждение. Но это не было наваждением.

     Он взглянул на компас и сверил его показания с картой. Выяснилось, что

город, который он видел вокруг, и был настоящей Шамбалой.

     Валентайн не мог понять только одного: если он пришел сюда сам, тогда

почему до сих пор не видел города? Или же его принесли? После короткого раздумья

ему пришлось просто согласиться с фактом: где бы ни проходил поединок, и где бы

ни прятался все это время заколдованный город, цель его путешествия, то есть

этот самый Священный Город, достигнута.

     Между тем, к нему подошли люди, и стали протирать водой спекшиеся губы. То

же самое проделали с Джой.

     На носилках их обоих перенесли в какой-то дом. Все это время Валентайн не

мог думать. Он полуспал. Перед его глазами вставали неведомые чудовища из песка,

бегали огромные старики с палками в руках и злорадно указывали на него, а за

всем этим стояло неотвязчивое лицо Джой с невыносимо детской улыбкой в уголках

губ.

     Он вдыхал прохладный воздух окружающей его зелени и плыл по бесконечным

бурунам своего сознания, то вздымаясь ввысь, то погружаясь в его пучину.

     Когда он проснулся, рядом с ним сидел Алдар Дзул. Оги молча разглядывал

его, пока тот не оторвался от книги, которую читал.

     - А-а, пришли в себя, - радостно произнес он.

     - Будь ты проклят! - жестко сказал Валентайн.

     - Ну-ну, - примирительно, но уже без прежней угодливости сказал монгол, -

так было нужно.

     - Бред! - фыркнул в ответ европеец. - А если бы я сдох в пустыне?

     - Этого не допустили бы, - раздалось в ответ.

     - Как это?

     - Если бы вы приблизились к границе критического истощения до конца

испытания пустыней, вас просто перенесли бы в другой город, подальше от Шамбалы.

     Валентайн секунду размышлял, и потом очень медленно и спокойно сказал:

     - Значит, я выдержал испытание?

     - Даже больше, чем полагается, - радостно сообщил его бывший проводник.

     - Почему больше?

     - Вы человек из другого мира, живущий по его законам на Земле.

     - Что ж, - Валентайн присел на край кровати, - это все упрощает. Раз вы все

знаете, то знаете и то, зачем я здесь?

     - Знаем, - сухо раздалось в ответ.

     - Так могу я получить Камень?

     - В этом городе каждый может получить то, что считает необходимым для себя

или для своего дела.

     - Правда? - удивленно спросил Валентайн, полагавший, что ему придется

применить всю свою силу и хитрость, чтобы получить “Семеричный Пылающий Алмаз”.

     - Истинная, - собеседник был лаконичен.

     - Тогда, может быть, ты окажешь мне последнюю услугу?

     - Отвести к Камню?

     - Да, только без фокусов.

     - Шамбала - город Истины, - с достоинством ответил монгол, - все иллюзии и

фокусы здесь прекращают свое существование.

     - Тогда вперед, - Валентайн резко встал. Кровь бросилась ему в голову. Он

покачнулся, но справился со слабостью, и спросил: - Кстати, какое сегодня число?

     - Выборы в Парламент Земли закончились три дня назад, и я поздравляю вас.

Вы - член Парламента.

     В голосе монгола не было ни капли иронии, и Валентайн долго смотрел в его

глаза, прежде, чем сказать:

     - Видимо, я недостаточно изучил Землю и ее обитателей.

     - Вершина горы не всегда видна с подножия, особенно, если вершины у этой

горы нет.

     Валентайн остановился, снова взглянул на Алдара, и бросил коротко:

     - Идем!

     

     27.

     

     Они вышли на улицу, и неторопливо направились к центру большого города.

Здесь не было многоэтажных сооружений, но свободно разбросанные в обширной

долине дома занимали несколько десятков квадратных километров.

     Общий вид долины напоминал крышу китайской пагоды, где с краев стекали к

центру впадины пологие склоны, а в центре рельеф вновь поднимался, образуя холм,

увенчанный башней, достигающей сорока девяти метров - единственным высоким

строением в городе.

     В самой низкой части долины текла река, огибая холм со всех сторон, а через

изумрудную ленту воды там и здесь были переброшены мосты.

     - Есть разница, где жить: в центре или здесь? - спросил практичный

Валентайн.

     - Во внутреннем городе не живут, а занимаются духовным постижением мира.

     - Молятся, что ли? - с сарказмом поддел провожатого европеец.

     - Что, по-вашему, есть молитва? - не полез тот за словом в карман.

     Валентайн задумался, но нашелся:

     - Призыв к богу, наверно.

     - Зачем?

     - Что зачем?

     - Ну, в каких случаях, по-вашему, нужно взывать к Богу?

     Гость опять призадумался, и уже не так твердо ответил:

     - Когда плохо, когда чего-то недостает, ну и тому подобное.

     - Вот-вот, - вздохнул монгол, - все бы вам просить, да требовать, разве это

религия? Кстати, вы хоть помните значение этого слова?

     - Религия? - Валентайн покачал головой. - Нет, даже и не знал никогда.

     - Связь человека с Богом.

     - Ну и что? - хмыкнул Валентайн.

     А монгол продолжал:

     - Разве же может человек прийти к Богу через попрошайничество? Если бы вас

лично постоянно просили о чем-нибудь, не давая ничего взамен, вы бы давали все,

что у вас просят?

     - Нет, конечно! Да это и невозможно, у меня просто не хватило бы никаких

ресурсов, чтобы удовлетворить желания всех людей на Земле.

     - А разве Бог - бездонная бочка, способная удовлетворить даже прямо

противоположные желания двух людей, объявивших себя врагами? Почему люди

считают, что экономика существует для того, чтобы они могли зарабатывать деньги,

а не для того, чтобы экономить ресурсы планеты, а также свои собственные ресурсы

и энергии того, кого они называют Богом? Если у вас есть сто люаг, вы не можете

потратить больше.

     - Это очевидно, - скорчил мину Валентайн, недовольный тем, что какой-то

монгол читает ему лекции, и перешел в наступление. - Если молитва не должна

просить у Бога ничего, тогда зачем она вообще нужна, и что вы называете духовным

постижением?

     - Вы знаете разницу между основным принципом белых и черных сил?

     - Мне кажется, это я задал вопрос, а отвечать опять приходится мне, -

недовольство европейца росло.

      - Это оттого, что вы задаете вопросы, ответы на которые должен искать

каждый человек самостоятельно, и готовых рецептов в этой области вообще не

существует. Но я попытаюсь объяснить вам, как я понимаю то, о чем вы спросили.

     Алдар Дзул огляделся вокруг, и воскликнул: “О, вот и Дерево Познания Добра

и Зла!”

     Валентайн посмотрел в том направлении, куда указал монгол. Перед ним

находилось что-то непонятное. Вроде бы дерево, но вместо кроны у этого создания

были корни, прикрепленные к позолоченному кресту, неведомым образом парящему в

небе. Корни сплетались в ствол, а ниже он делился на три части, и эти меньшие

стволы перетекали во множество ветвей. Все это висело над землей, а рядом с

деревом находилась небольшая башенка, с которой можно было приблизиться к дереву

вплотную.

     Монгол заставил ворчащего Валентайна совершить небольшое восхождение, и

теперь они стояли примерно посредине ствола этого странного порождения природы.

Гость Шамбалы заметил в кроне дерева множество яблок, которые будто светились

изнутри. От его ног к стволу вел небольшой мостик.

     - Подойдите, - коротко сказал монгол, указывая на мост.

     Валентайн очень медленно, ожидая подвоха, двинулся вперед. Когда до ствола

оставался метр, он с удивлением остановился. Дерево начало меняться. Корни

вверху затрещали и стали расти на глазах, количество их увеличилось во много

раз, в то время как ветви исчезали, пока их не остался всего десяток. Кроме

того, среди жидкой листвы сохранилась только пара яблок, и они уже не светились

как прежде. Выглядело дерево теперь довольно некрасиво.

     Валентайн оглянулся на спутника. Тот сделал знак, что можно возвращаться.

Однако уйти, не попробовав яблока с такого дерева, было бы ошибкой, и Оги

пришлось изрядно потрудиться, чтобы добыть его. Каково же было его

разочарование, когда вместо познания добра и зла он ощутил во рту сильный,

кислый вкус.

     Швырнув с высоты моста надкушенное яблоко, и выплюнув откушенный кусок, он,

еще более раздраженный, вернулся в башенку.

     - Дурацкие фокусы, - буркнул он.

     - Отчего же дурацкие? - спросил Алдар.

     - Оттого, что яблоки кислые.

     - Так это ж они из-за вас кислые.

     - Можно подумать, когда ты ходишь к дереву, они сладкие, - съехидничал

Валентайн.

     - По крайней мере, мне не приходится швыряться яблоками во все стороны и

корчить кислые физиономии, - отбрил монгол.

     Они посмотрели друг на друга, и глаза их потеплели. Каждый знал: такие

слова, что ветер - прошелестел в листве, и нет его.

     - Что же отображает дерево в обычном виде? - спросил европеец, указывая на

принявшее прежний вид дерево.

     - Состояние Логоса Земли.

     - Насколько я понимаю, корни - это хаос, ветви - порядок. Но ведь

полученная мной картинка отражает как возрастание хаоса, так и усиление порядка.

Ветвей ведь стало меньше, значит, порядка больше.

     - Отнюдь, - раздалось в ответ. - Каждая ветвь означает разновидность

порядка. Чем больше ветвей, тем больше свобода выбора, больше видов порядка.

     - То есть, в идеале, хаос и порядок должны быть очень густы и равновелики.

     - Видимо, так.

     - И где же ответ на мои вопросы? При чем здесь дерево?

     - А при том... Как вы только что могли убедиться, всякое явление можно

объяснить по-разному, но проверить правильность того или иного решения можно

только эмпирическим путем, то есть на опыте.

     - И что?

     - Во внутреннем городе то, что вы назвали молитвами - лишь начало духовного

постижения и его завершение. Вначале просят у Бога удачи, в конце благодарят за

помощь. Но между этими состояниями лежит бездна медитаций на установленную тему,

мысленно изучаются все возможные варианты решения той или иной проблемы. Таким

образом, не затрачивая до поры никаких материальных ресурсов, заранее

отбрасывается огромное количество шлака - заведомо неверных путей. После этого

остаются несколько решений, требующих проверки.

     - И в чем же отличие от современной науки?

     - В постоянном сознании того, что Бог либо ведет ищущего по пути, либо нет.

Если да, то ученого сопровождает ощущение, будто работу делает не он сам, а

вместе с Богом, и благодаря Ему. Поэтому, когда остаются те самые несколько

решений, из которых надо выбирать, голос высшего разума дает главную разгадку

проблемы - интегрированный синтез всех существующих решений, единственно верный

путь, фактическую истину.

     - Что же, человек сам не может постичь природу вещей?

     Алдар спокойно посмотрел в глаза Валентайна и ответил:

     - Вдвоем веселей.

     Гость Шамбалы не удержался от улыбки, и сказал:

     - Мне нужен Камень.

     - Почти пришли, - снова лаконично бросил монгол.

     Валентайн осмотрелся. За разговором он не заметил, как они пересекли реку и

приблизились к самой высокой башне в городе. Европеец был поражен собранием

строений различных архитектурных стилей. Христианские монастыри, мусульманские

мечети, буддийские храмы, египетские и ацтекские пирамиды, лютеранские церкви -

все это создавало ощущение намеренно собранных в одном месте всех религиозных

традиций всех времен.

     Оги заметил также, что все это не производило впечатления беспорядка.

Напротив, каким-то странным образом одно здание перетекало к другому, создавая

своеобразную архитектурную волну. Пожав плечами, Валентайн двинулся вслед за

проводником.

     Алдар уже стоял на пороге башни, и что-то обсуждал с... У путешественника

перехватило дыхание. Это был тот старик, который превратился в великана там, в

пустыне, оказавшись за спиной Джой и противопоставив себя самому Логосу Сатурна.

Оги стоял, не смея шелохнуться. Однако его растерянность заметили, и старик,

улыбнувшись уголками губ, мягким движением руки подозвал его.

     Валентайн подошел и услышал звучный баритон:

     - Приветствую тебя в Священном Городе, странник. Ты с честью выдержал

испытания на пути к нам. Будь моим гостем.

     - Мне кажется, я вас где-то видел, - твердо сказал Валентайн, глядя ему в

глаза.

     - Тебе не кажется, брат мой. Я не желал, чтобы Камень попал к тебе, ибо мне

доверено его хранение.

     - Вот как? В чем же смысл нашего общения? - Голос Валентайна стал жестче. -

Если два человека хотят владеть одним и тем же, и это одно не делимо, эти двое

становятся врагами, не так ли?

     - Это зависит от точки зрения, - лукаво улыбнувшись, ответил Иоанн.

     - При чем здесь точка зрения, если мы говорим о факте обладания конкретным

предметом?

     - Факты вещь упрямая, но сиюминутная. К тому же, некоторыми вещами нельзя

обладать вообще, а некоторыми можно, но только временно. Часто вещи переживают

своих хозяев, разве нет?

     - Вы полагаете, что я не смогу обладать Камнем?

     - Камень - это отдельная история. Им никто не может обладать. Он сам

выбирает хозяев, цели и пути. Ты получишь его сегодня. И кто знает, что будет

завтра.

     После слов старика Валентайн облегченно вздохнул, и спросил уже спокойно:

     - Кто вы?

     - Я - Пресвитер Иоанн - Правитель Шамбалы, и мой долг приветствовать

каждого, кто смог достичь Священной Земли.

     - Значит, беседуя со мной, вы лишь выполняете долг? Стоит ли утруждать

себя?

     - Ты - необычный гость. Тебе, брат мой, я окажу особое внимание, поскольку

впервые со времен Кали-Юги сюда попал человек, за которым стоит Сила,

тождественная той, что стоит за мной.

     - Это меняет дело, - сухо ответил Валентайн, а старик, не замечая его тона,

продолжал:

     - В доказательство своего особого интереса к твоей персоне, брат мой, я бы

лично хотел показать тебе кое-что из достопримечательностей нашего города, после

чего ты получишь то, за чем пришел, и сможешь уехать, когда тебе

заблагорассудится.

     - Я не уверен, - ответил Валентайн, - что у меня достанет сил на это после

ваших, хм, испытаний.

     - Выпей вот это, - из-под полы своего хитона старик извлек флягу и подал

собеседнику.

     - Что это? - настороженно спросил Валентайн.

     - Вода жизни.

     - Или смерти, - уколол Пресвитера гость.

     - Если бы мы хотели убить тебя, не было бы нужды утруждать себя встречей,

брат мой, - мягко, но с внутренней твердостью произнес Правитель Шамбалы так,

что Валентайн почему-то поверил ему.

     Он отхлебнул из фляги, ощутив, как что-то эфирообразное и совсем не похожее

на жидкость проникает во все клеточки его тела, пенит кровь и клетки мозга. Все

вокруг приобрело невероятную четкость, и ему показалось, что без всякого труда

он способен взлететь на шпиль башни.

     Неожиданно Валентайн ощутил, что улыбается какой-то нежной, детской

улыбкой, такой же, как совсем недавно улыбался в музее в присутствии Камня. На

этот раз он не стал подавлять этого мироощущения, сказав в спину Пресвитеру:

     - Это удивительно.

     Старец обернулся и, оценив новое состояние гостя по его глазам, произнес:

     - Для жителей города - нет. Река у холма, - кивнул он вниз, - целиком

состоит из такой жидкости.

     - Почему же вы не даете эту воду в большой мир?

     - Покидая Шамбалу, напиток теряет силу. Ведь река эта - Ганг.

     - Ганг? - удивился Валентайн.

     - Тот Ганг, о котором ты подумал, лишь символ. Река жизни перед тобой.

     Теперь они медленно шли по саду, разбитому вокруг башни, и Пресвитер указал

на фонтан, с шумом обрушивающий воды в огромный бассейн.

     - А это - проявленный Источник Жизни, дающий начало реке.

     Валентайн с изумлением обнаружил, как при приближении к гейзеру, бьющему

из-под земли, в нем растет сила и радость жизни. Ему хотелось кувыркаться и

прыгать от переполнявшей его энергии.

     Через пару минут Пресвитер и его гость оказались у подножия лестницы,

ведущей на самый верх башни.

     - В этой башне, названной в давние времена “Оком мира”, хранится то, что ты

ищешь, - сказал Иоанн.

     Валентайн посмотрел наверх, потом на Правителя, но тот не сделал

приглашающих жестов к лестнице, как он того ожидал. Напротив, старик будто

собрался уйти с этого места.

     - Как же Камень? - вынужденно спросил Оги.

     - Ты не сможешь подняться по этой лестнице, ибо она аналогична той, что ты

видел в Гималаях. А фокус с тенью здесь не пройдет.

     Валентайн попытался проникнуть в самые зрачки глаз старца, который,

кажется, знал о нем все, но увидел там лишь приветливую улыбку. Это одновременно

задело и подавило его. Он перестал вообще понимать смысл происходящего. Возникло

ощущение, будто его кто-то ведет по жизни, и все, что он совершает - только

часть огромной и неизвестной ему программы, а седобородый Пресвитер и есть

главный программист.

     Старик, пока Валентайн пытался проникнуть в его сущность, спокойно ответил

на его взгляд словами:

     - “Семеричный Пылающий Огонь”, брат мой, ты получишь здесь.

     Впервые Валентайн был повергнут. Впервые он терпел поражение перед каким-то

неведомым ему принципом мышления. Ведь все, все, включая его самого, знали, что

он враг. Враг тем людям, что встречали его сегодня. Ведь он не только желал им

зла, но и пытался реализовать свои замыслы. И что же в ответ?

     “Не желаете ли, брат мой, получить “Семеричный Пылающий Огонь?!”.

     - Я не понимаю, - сказал он, наконец.

     - Наивно полагать, - последовал лаконичный ответ, - что созданное за

миллиарды лет триллионами жизней может в полной мере зависеть даже от

“Семеричного Пылающего Огня”.

     - Не хотите ли вы сказать, что отсутствие Камня никак не отразится на

развитии земной цивилизации?

     - На этот вопрос знает ответ лишь Логос Сириуса. А я знаю лишь то, что ты

пришел за Камнем, и мне разрешено тебе отдать Его.

     - Кем разрешено?

     - Тем, Кто внутри меня.

     - У меня складывается ощущение, что во всем происходящем есть какой-то

подвох.

     - Конечно, есть. Этот подвох - в тебе самом.

     - Но в чем?! - почти закричал Валентайн, ибо уже не мог сдерживать

накопившееся нервное напряжение. - Что не так?

     - Все так, - успокоил его старик. - Только не так, как думаешь ты. -

Валентайн, понадеявшийся было на благополучное разрешение всех загадок, опять

внутренне застонал. - Камень, попав на Сатурн, будет издавать стабилизирующую

ноту эволюции, какую издавал доселе на Земле. Поэтому в этой борьбе каждый

получит то, чего ему недостает. Земля добьется, чтобы Сатурн общался с ней на ее

языке и повежливей, Сатурн получит немного мудрости и любви, ты - выполнение

миссии, хотя она и не очень красива, - сказал Иоанн, и спохватившись, добавил, -

с точки зрения землян, конечно.

     - Что же получите вы?

     Прежде чем ответить, Пресвитер долго молчал, глядя на розовые в лучах

заходящего солнца холмы, и просто сказал:

     - Я уже имею все, чего мог пожелать любой смертный. И я не думаю, что

получу что-либо материальное, но опыт, знания - вот, что имеет для меня

подлинную ценность. Их я и получу, а вместе со мной их получит и Тот, Кто внутри

меня.

     Прошло не менее получаса, пока оба они стояли у перил, окружающих парапет

подножия башни, откуда открывалась широта мира.

     Валентайн анализировал сказанное Правителем Шамбалы. Разговор с ним многое

поставил на свои места. Он отчетливо увидел всю красоту парадоксов, в которых

нет однозначности суждений, решений и поступков, но всегда есть незавершенность,

как спираль, уводящая жизнь к вершинам эволюции. Парадокс - несбалансированная

система, в нем нет двух равных, взаимоисключающих величин. Ибо то, что на первый

взгляд различно, становится единым монолитом, если смотреть на парадокс со

следующей ступени сознания. Потому-то он и порождает три из двух, третье,

состоящее из двух полюсов конфликтной пары, и это третье есть порождение жизни,

а не смерти, порождение развития, а не остановка, незавершенность, а не

очевидность. И там, где утверждена однозначность, всегда найдется другая

однозначность, и на смену этим двум найдется третье, объединяющее. И не было в

этом конца, а была бесконечность, на фоне которой Оги ощутил себя песчинкой,

зачем-то кричащей о своей значимости, но не слышимой даже малой толикой Великой

Бесконечности.

     - Я все равно хотел бы получить Камень, - наконец, упрямо заявил он.

     - Что и следовало ожидать, - раздалось в ответ. Пресвитер жестом предложил

Валентайну пройти в ворота башни, добавив: - Помни, что Камень исполнит любое

твое желание, если оно не касается других существ и их жизненно важных

интересов.

     Будто в тумане цвета индиго двигался Оги Валентайн, приближаясь к

“Семеричному Пылающему Огню”. Будто остановился вокруг весь мир, и существовали

только они вдвоем - Камень и человек. Судорожным движением Оги схватил то, к

чему так долго шел, и ощутил, как волны любви и нежности заполняют все его

существо. Ему хотелось плыть под музыку, что неслась к нему с Небес.

     В то же время где-то в голове рос дикий страх, вызванный мыслью, что с

Камнем придется когда-нибудь расстаться. Как же без него? Кто же будет любить

его, Валентайна, так сильно, так беззаветно, как эта частица Космоса?

      И в какой-то миг Оги почудилось, что Пресвитер не может не ощущать

ненависти к нему за то, что он хочет забрать у него Камень. Испугавшись,

Валентайн шепнул Камню:

     - Хочу домой вместе с тобой.

     

     28.

     ВМЕСТО ЭПИЛОГА

     

      Оказавшись в своей резиденции, затерянной в дебрях Хайленда, Оги несколько

дней общался лишь с прислугой. Камень буквально врастал в его нервы и сознание,

как врастает в них любимый человек.

     Но мирские заботы, записанные на подкорку мозга, постепенно набрали

критическую массу, и он вызвал к себе Вахитова.

     Сообщение секретаря о том, что полковник сидит в тюрьме, а игровой бизнес

полностью уничтожен, повергло Валентайна в шок.       

     Он не был огорчен потерей денег и помощников, но это было последней каплей,

переполнившей чашу событий. Он почувствовал себя раздавленным и потерянным,

никому не нужным и одиноким в этой бездне, куда он заглянул в Священном Городе.

     Оги быстро сообразил, что у него не то чтобы нет сил, но нет главного -

желания продолжать прежнюю жизнь и воевать с Землей. Он перестал видеть в этом

прежний смысл.

     Логос Сатурна оставил его. Перед его глазами то и дело появлялись разные

образы, чего раньше с ним почти не бывало.

     То половинка его “я” убежит вглубь пустыни и сядет в отдалении, словно

ожидая, что ее позовут, но Валентайн не находил пока, что ей сказать. То хитрый

Алдар Дзул задаст один из своих глупых вопросов, вроде: “А какая, мол, разница

между белыми и черными силами?” И ему Валентайн не знал, что ответить. То

лукавый старец, глядя в самую глубь его души, раздваивался на того, кто снаружи,

и того, кто внутри. И Оги даже не знал, с кем из них говорить.

     Только Джой молчала, словно наблюдая за ним ежеминутно. Ничего не говорила

и не выражала, но была неотступна, как тень… или совесть. Этого Валентайн тоже

не знал.

     Часто Валентайн ловил себя на том, что часами мог сидеть у стола, где

лежало его сокровище. Только этот собеседник был у Оги, только он любил его,

только он мог что-то объяснить. Но и здесь Оги больше смотрел, чем слушал высшую

мудрость. Он не хотел знать ничего нового, обо всем старался забыть. Пребывал в

прострации и пустоте.

     Иногда обнаруживал он себя у водопада в километре от дома. Камень Валентайн

брал с собой, не расставался с ним ни на миг. Он стоял у воды, глядя, как брызги

и шум заставляют “Семеричный Пылающий Огонь” светиться новыми цветами, играть

другими отражениями.

     И однажды Оги осознал бессмысленность своей прежней жизни, как ему

показалось, в полном объеме, и так ему стало себя жаль - непонятого, униженного,

оскорбленного, но великого, что стал он в своем унижении больше Камня. Ибо, что

значил этот инопланетный кусок минерала по сравнению с его - Валентайна -

страданиями! Что мог он знать об истинных переживаниях величайшего из людей, о

его планах и надеждах, о его разочарованиях и падениях.

     И то ли оттого, что хотел он причинить себе сильную боль, и тем самым

излечиться от всего прошлого разом, то ли оттого, что возомнил себя

действительно важной фигурой в истории мира, но решил Оги отомстить и своему

прошлому, и миру, выбросив Камень в водопад.

     В этот вечер он набросил на плечи дождевик, поскольку брызги от водопада в

ветреную погоду летели далеко, взял со стола “Семеричный Пылающий Огонь” и уже

намеревался выйти за дверь кабинета, как вдруг сам собой загорелся монитор его

компьютера. На нем возникла надпись, выведенная большими горящими буквами:

     “ТЕБЯ ВСЕ ЕЩЕ ЗОВУТ ХАСС!!!”

     Тело Валентайна содрогнулось от этой жуткой мистификации, от сознания того,

что кто-то точно знал, что с ним происходит на самом деле. Не думая более ни

секунды, он выбежал на улицу.

     Холодный ветер стегал по щекам, словно предупреждая об опасности. Оги

упрямо наклонил голову и пошел. Ветер взвыл и еще усилился, но человек был

упрям.

     Через сотню метров послышался рев водопада, и Валентайн ускорил шаги. В это

мгновенье ему показалось, что сзади зашуршали камни. Он обернулся. Какая-то тень

скользнула с горной тропинки наверх, за деревья.

     Валентайн поежился, и еще прибавил шаг. Теперь его не покидало ощущение,

что за ним кто-то следит. Где-то треснула ветка, взвыл ветер, бросив в лицо

человеку горсть дождя. Ничего более страшного не испытывал он в своей жизни.

Будто весь мир восстал против него. Деревья хлестали по лицу, трава обвивалась

вокруг ног, кочки ставили подножки. И еще, метрах в пятнадцати позади вдруг

мелькнули глаза, огромные, сверкающие глаза, а может, это блеснула молния.

     Уже не мурашки, а целые муравьи ползли по спине беглеца. Оги действительно

уже бежал. До водопада оставалось метров тридцать, когда он лихорадочно достал

Камень из кармана плаща, замахнулся, и…

     И теперь глаза снова оказались перед ним. Они не были вспышкой молнии, они

были действительно огромными, желтыми глазами какой-то тени, что была чернее

ночи. И эта неясная тень отчетливо произнесла:

     - М-м-р-дай, мр-р.

     Глядя в эти светящиеся глаза при свете невесть откуда взявшейся в непогоду

Луны, Валентайн дрожащей рукой протянул Камень, не смея даже думать о том, чтобы

кинуть его в водопад.

     Огромные челюсти осторожно взяли Камень, из пасти донеслось

удовлетворенное:

     - Мр-р, - и черная Диана тенью скользнула обратно в темноту.

     Опустошенный Валентайн вытер испарину со лба, сел на холодный выступ скалы

и… заплакал, как дитя.

     ***

     Космопорт “Северный” гудел, как улей. В его многотысячной сутолоке никто не

обращал внимания на четырех путешественников, ожидающих отлета, расположившись

вокруг столика в кафетерии.

     Только официант, да несколько наиболее близко сидящих людей периодически

оглядывались, будто силясь отыскать источник чувственного тепла, исходящего от

того столика, где сидели двое мужчин, женщина и огромная черная кошка.

     - Любопытно наблюдать за реакцией людей на Камень, - сказал Вадим, когда

официант, в очередной раз пройдя мимо, пристально вгляделся в его лицо.

     - Не менее любопытно, чем ощущать его влияние на себе, - откликнулась Джой.

     - Вообще-то, нам пора, - прервал их Алексей Григорьевич, глядя на

электронное табло.

     Через полчаса, глядя в иллюминаторы небольшого частного корабля, люди молча

прощались с голубой планетой. И только Диана размурлыкалась, как никогда, будто

предвкушая что-то долгожданное.

     Через несколько часов, обманув несколько дозорных кораблей сатурнян, они

зависли недалеко от одного из внутренних туннелей Сатурна, построенных

тысячелетия назад династией Императора Ридо, где по-прежнему жили гиганты и

карлики. За последние десять тысяч лет после бегства последнего Императора,

связанного со взрывом Плутона, и остановкой психотронных генераторов, здесь не

прекращались беспорядки и гражданские войны.

     Две привнесенные цивилизации - карлики и гиганты - испещрили внутренности

окольцованной планеты огромным количеством туннелей и подземных городов. Они

создавали временные правительства и свергали их, а порой количество правительств

достигало одновременно двадцати единиц. И весь этот хаос не собирался сменяться

периодом стабильности.

     Джой и Вадим прилетели на эту планету, чтобы в одном из подземелий,

заброшенном давным-давно, но имеющем нормальную циркуляцию воздуха, создать

колонию мира и стабильности, от которой через века потянутся нити мудрости ко

всему Сатурну, удерживая его всякий раз, когда он окажется на грани

самоуничтожения.

     Пролетев через заброшенную шахту, корабль приземлился на площадке

полуразрушенного космопорта. Об этом месте Алексей Григорьевич знал давно.

Прилетев сюда как-то по торговым делам, он попал в эпицентр очередной

междоусобицы, и вынужден был искать безопасного убежища.

     Земляне осторожно вышли из своего корабля.

     - Все спокойно-мр-р, - буркнула Диана в сторону подземного города.

     Пройдя несколько метров, Джой сказала:

     - У меня такое ощущение, что я уже видела это место.

     - Ты же не бывала на Сатурне, - удивился Вадим.

     - Нет, но видела фильмы. Сейчас, сейчас, - она наморщила лоб, собираясь с

мыслями, и воскликнула радостно: - Ну, конечно, в школе Ордена… Кристофер и

Маргарита Лендел… Всемирный Потоп. Это тот же самый Космопорт, куда привезли

первую экспедицию землян перед попыткой Императора Ридо колонизировать Землю.

     - Хм, - откликнулся Вадим, - а ведь верно, я тоже видел фотографии. Где-то

здесь должна быть гостиница, - он оглянулся вокруг, и ткнул пальцем в сторону

огромного строения, выдолбленного в стене, - да, вот она!

     Быстрыми шагами они прошли поле Космопорта и вошли в здание. Их радости не

было предела, когда они обнаружили, что отсек, построенный сатурнянами для

землян, сохранился в первозданном виде. Отсутствие влаги и богатой микрофлоры

сохранило в исправности технологические системы отопления и вентиляции.

     Здесь, конечно, уже не было цветов, которые никто не поливал тысячи лет. Но

пластиковая мебель, книги, изданные, правда, на скудных языках древности, и даже

телевизоры, которых астронавты не видели в глаза, довольствуясь лазерными

стереопроекторами - все осталось в целости.

     Поразмыслив немного над устройством электрических цепей, Алексей

Григорьевич нажал какие-то кнопки, и через пару минут раздался радостный вопль

Джой:

     - Вода! Настоящая вода!

     - Да, - откликнулся отец, - только вам предстоит разбираться с тем, как тут

все работает, и как они производят эту самую воду.

     - И воздух пошел, - указал Вадим на какой-то циферблат на своем скафандре.

     Они сняли шлемы.

     - Вот вам и дом, - довольно сказал Алексей Иванович, - а мои друзья с Земли

позаботятся о вашем питании, по крайней мере, в первое время.

     - Спасибо, па, - Джой улыбнулась.

     - Теперь о главном, - Алексей Григорьевич достал из внутреннего кармана

“Семеричный Пылающий Огонь”.

     Атмосфера в комнате сразу сгустилась, но затем неохотно стала отступать, не

в силах противостоять всепроницающей мудрости.

     - Вадим, подготовься к ритуалу, не стоит тянуть.

     Из рюкзаков появились свечи, угольный карандаш, и в течение следующих

сорока минут Вадим чертил пентакль Логоса Сатурна, бормоча под нос какие-то

слова.

     Оглядев свое творение, он торжественно взял Камень в руки и стал в центр

магического круга. После этого попросил трех своих спутников занять

равноудаленные друг от друга позиции вокруг пентакля. С началом молитвы изо всех

щелей снова пополз сумрак. Чем выше было напряжение в голосе ученого мага, тем

больше сгущался туман. И настал момент, когда Джой тихонько вскрикнула: перед

ней находилась та фигура, что стояла за спиной Валентайна в пустыне Гоби.

     - Дай, - прошелестело в комнате, и всем было ясно, что черная фигура хочет

Камень.

     - Пожалуйста, - ответил Вадим, - но при определенном условии.

     - Нет! - хлопнуло в души людей, а Диана рыкнула, показав зубы.

     - Что ж, попробуй возьми!

     В комнате возник смерч. Джой и ее отец ухватились за какую-то панель, Диана

уцепилась зубами за дверную ручку. Вокруг грохотало, носились какие-то предметы,

сквозь все это раздавались выкрики Вадима о Солнечном Логосе и “Семеричном

Пылающем Огне”, и вдруг все стихло.

     Земляне огляделись: Вадим стоял на прежнем месте, держа в руках Камень,

полыхающий невиданно ярким сиянием. Это была уже не просто любовь-мудрость, а

царственное величие Высшей Воли Будь-И-Оно-Бывает. Бесформенный туман мелко

вибрировал, забившись вглубь комнаты, а внутри Камня Джой разглядела новый

магический знак.

     - Итак, Именем Логоса Солнца, - раздался зычный голос Вадима, - готов ли ты

заключить договор с Солнцем и Космическим Братством, условия которого знают даже

дети на Земле?

     - Да, - прошелестело в ответ.

     - Отныне всякое твое действие против сил Солнца и Космического Братства

будет расцениваться, как невыполнение договора о мире и сотрудничестве. Ты

становишься участником космических конференций и должен выполнять их решения,

принятые большинством голосов. Ты - Логос Сатурна - брат шести планет Солнца, и

не можешь совершать действия за их спиной и против них, как это делают все

черные силы, но можешь совершать любые действия в партнерстве с ними, как это

делают члены Братства. Ты согласен?

     - Да! - уже тверже прозвучало в ответ.

     - Мы, Вадим и Джой Селиван, являясь Хранителями “Семеричного Пылающего

Огня”, клянемся всеми силами служить делу мира и любви на планетах и звездах

Космического Братства. Мы обещаем Логосу Сатурна всемерно поддерживать Его

начинания при вступлении в Братство, и клянемся защищать Его против всяческой

несправедливости и скверны. Мы клянемся, что не допустим саморазрушения и

разрушения планеты, где произносится эта клятва, до срока принятия ее в ряды

Космического Братства. Только после этого наша миссия на Сатурне будет

закончена, и наш договор и клятва морально устареют. Джой, ты клянешься в этом

вместе со мной?

     - Клянусь! - заворожено ответила женщина.

     Свет, сияющий из глубины Камня, померк, туманная фигура Логоса Сатурна

растворилась.

     - Что это было? - бросилась к устало опустившемуся на пол мужу Джой.

     - Я не знаю, - хмыкнул он в ответ, - я и сам ничего не понял. Знаю только

одно, что, если бы эта штука не появилась внутри Камня, нам пришлось бы очень,

оч-чень плохо.

     - Это была какая-то сила?

     - Конечно, но я даже не берусь анализировать, какого уровня.

     ***

     - Слава Богу, что все так кончилось, - опустился в свое кресло Пресвитер

Иоанн, - хотя уже во второй раз я сталкиваюсь с чем-то, неведомым мне.

     - Быть может, это был Логос Солнца? - спросила молодая женщина.

     - Нет, его рисунок я знаю хорошо, хотя и видел лишь несколько раз.

     - Странно, - сказал рыжеволосый, - мне кажется, это не к добру. Зря вы

отдали Камень.

     - Человек всегда боялся перемен и неведомого, - ответил старец. - Глупо

бояться неизвестности, ибо в ней эволюция и жизнь, а когда все известно, то жить

незачем.

     - Учитель, - вмешалась полноватая особа, - Оги Валентайн отказался от

политической карьеры.

     - Естественно, - последовал ответ, - ему есть, о чем подумать, но, если он

выберет верный путь, то среди нас может появиться новый сияющий Адепт.

     ***

     Оги стоял на берегу потока, с шумом низвергающегося со скал. Он старался ни

о чем не думать. Мысли в последнее время доставляли ему физическую боль. Они

замыкались в круги, из которых не было выхода.

     Валентайн бродил по горам, бездумно наблюдая за природой, и ее невероятная

жажда жизни удерживала его сознание на границе пропасти безумия.

     Он не знал теперь ничего: ни о себе, ни о Земле, ни о Джой, ни о Логосе

Сатурна. Все его мировоззрение рухнуло в одночасье, и только в глубине души

пробивался к свету жизни росток чего-то нового, еще неясного. Да и росток этот

не был еще вполне осязаем, Валентайн только ощущал его присутствие, но не мог

пока различить, что он такое и зачем.

     Но именно этот росток, будто породнившись с бурлящей природой гор, давал

надежду на новую жизнь, на любовь, на радость.

     Все начиналось для него заново. И сможет ли он, некогда считавший себя

способным перевернуть весь мир, сберечь в себе то, что зовется верой в Мудрого и

Всеобщего Бога, чьими детьми были и Сатурн и Земля, и все, что мог бы себе

представить кто-либо во Вселенной?

     ***

     На такой скорости я еще не летал, да и корабль тоже. Впервые в жизни, а это

все-таки восемьсот с хвостиком лет, я напоминаю себе мальчишку, на полной

скорости проносящегося на мотоцикле по улицам спящего города.

     Этот корабль я модернизировал сам, и маршрут, по которому летел сейчас,

создавал годами, с робкой надеждой готовясь к будущему полету.

     От звезды к звезде, от созвездия к созвездию я разгонялся через

сингулярности, застревая в них сначала на недели, а позже и на десятилетия. К

концу пути я уже понимал, что никого из тех, кого я оставил на Земле и Сатурне,

теперь уже нет в живых.

     И тогда Сириус вспыхнул передо мной на мгновенье, как метеор, и мой корабль

вонзился в то место, где я был рожден.

     Всю жизнь я ждал этого, но будто кто-то держал меня среди живых для

достижения лишь ему одному известной цели. И теперь, когда он отпустил меня, я

сел в кресло и положил руку на голову моей вечной спутнице.

     - Мр-р, - раздалось в ответ, - мы дома.

     - Да, девочка моя, мы дома.

     - Я чувствую это даже кончиком мр-моего хвоста. Как мы долго здесь

про-мр-будем?

     - Всегда.

     - Мр-разве это возможно?

     - Да. Я рассчитал все так, что скорость корабля и времени в сингулярности

равны и противоположны.

     - Значит, мр-мы стоим на месте?

      - Да, навечно.

     - Это здор-мр-рово. У нас теперь мр-мр-много времени для разговоров.

     - До конца времен.

     - Скажи мр-тогда, а что это было там-мр-р, на Сатурне?

     - Тоже, что в Гоби и раньше, на планете, что близ Беты Цефея.

     - Мр-р, это был твой Бог?

     - Этой был Бог этой сингулярности - прародительницы целой системы галактик.

     - Я чувствовала мр-р-это. Ведь он мр-р и во мр-мне.

     Я с удивлением смотрю на свою спутницу и впервые понимаю, что чего-то о ней

не знал. Ведь и в ней тоже был Бог. Как же я проглядел это?

     Теперь между сном и реальностью у меня будет с кем поговорить на вечные

темы о вечности в вечности.

     - А ты помнишь, когда мы пролетали над… Ведь и там ощущалось Его дыхание.

     - А как, мр-р, я мр-много поняла о настоящей мр-р-любви и пр-р-еданности.

     - А как красиво и геометрически правильно выглядит… И это - тоже Его

отражение.

     - А Он…

     - А Его…

     - А Ему…

     Москва, 1995-1996 г.