---------------------------------------------------------------------
Книга: К.M.Станюкович. Избранные произведения. В 2-х т. Том 2
Издательство "Художожественной литературы", Москва, 1988
OCR & : Zmiy ([email protected]), 9 ноября 2002 года
---------------------------------------------------------------------
Лев Сергеевич Озорнин только что закончил утренний туалет основательной
отделкой ногтей, удовлетворенно взглянул на свои красивые смугловатые
большие руки с длинными пальцами и стал пробегать газету, отхлебывая
маленькими глотками чай из стакана и попыхивая папироской.
Когда часы на письменном столе пробили десять, он поднялся с кресла и
легкой походкой вышел из своего небольшого, недурно обставленного кабинета,
весело напевая какой-то мотив и, по-видимому, находясь в том хорошем
расположении духа, в каком бывают люди, которым жизнь улыбается.
Это был высокий, статный, красивый брюнет лет тридцати с коротко
остриженными волосами и небольшой остроконечной бородкой, свежий, цветущий и
элегантный в своем щегольски сшитом темно-синем вестоне* с ослепительно
белыми стоячими воротничками, загнутыми у горла, и в мягких ботинках без
каблуков.
______________
* пиджаке (фр. veston).
В гостиной, убранной не без претензий на роскошь, к Озорнину подбежал
хорошенький мальчик лет пяти с распущенными по плечам волнистыми волосами и
весело воскликнул:
- А елку уж принесли, папа!
- Принесли? - улыбнулся Озорнин и, приподнимая ребенка, поцеловал в его
обе пухлые щеки.
- Она в кухне. Няня видела... Мама говорила, что завтра ее зажгут...
- Завтра, Володя. И она будет очень красивая, когда ее уберут, -
отвечал Озорнин.
И, опустив мальчика на пол, он обратился к молодой пригожей няне в
большом белом, с закинутыми назад лентами, чепце, какие носят парижские
бонны, и внушительным, слегка строгим тоном, каким Озорнин говорил
обыкновенно с прислугой, спросил, скользнув взглядом по хорошо развитому,
крепкому бюсту свежей и румяной няни:
- Барыня встала?
- Встали-с. Сейчас выйдут! - отвечала няня и вся вдруг вспыхнула и
потупила свои бойкие и лукавые карие глаза.
Озорнин приблизился к опущенной портьере и, раздвинув ее, постучал в
двери.
- Можно! - раздался из-за дверей необыкновенно мягкий, нежный и слегка
певучий голос, низкий и грудной.
Лев Сергеевич вошел в уютную, устланную ковром комнату, убранную с
тонким вкусом и изящным кокетством женщины, любящей комфорт и хорошо
понимающей значение и обаяние уютного женского гнездышка.
Расписанные по белому фону атласа цветами низенькие изящные ширмочки,
скрывавшие пышную двуспальную кровать, комод, умывальник и маленький киот с
образами, отделяли роскошный кабинет-будуар с мягкой мебелью, обитой шелком
нежно-голубого цвета, с массой дорогих безделок на этажерке, письменном
столике, на нарядном туалете, с фонариком и несколькими пейзажами на стенах.
В комнате было свежо и пахло какими-то вкусными духами.
- Это ты, Лева?
С этими словами маленькая женщина с роскошными белокурыми, отливавшими
золотом волосами, надевавшая у туалета блестящие кольца на тонкие пальцы
своих маленьких белых рук, повернула головку и улыбнулась, открывая ряд
мелких жемчужных зубов, нежной и в то же время властной улыбкой женщины,
сознающей свою обаятельность. Улыбались и эти большие голубые глаза под
густыми, искусно подведенными бровями, глаза с тем светлым, кротким и будто
загадочным взглядом, который называется "ангельским" и служит источником
многих заблуждений, - улыбалось и это свежее лицо с ослепительной белизной
кожи рыжеватой блондинки, отливавшее нежным, розоватым румянцем и дышавшее
здоровьем.
- Здравствуй, Лина...
- Здравствуй, Лева...
Она поднялась с табуретки - молодая, стройная, грациозная, хорошо
сложенная, с тонкой талией и с роскошными формами груди, вырисовывающимися
из-под шерстяной ткани безукоризненно сидевшего платья, - вся свежая,
выхоленная, благоухающая, - протягивая свои алые, сочные и пышные губы.
Муж поцеловал сперва маленькую руку, душистую и атласную, и затем
поцеловал жену в губы.
- Экая ты хорошенькая, Лина! - проговорил он, оглядывая жену, и
прибавил: - Недаром ты всем так нравишься!
- Будто уж и всем? - улыбнулась маленькая женщина, видимо довольная
комплиментом, и снова поцеловала мужа долгим поцелуем.
Назвать ее красивой было нельзя, - черты лица Лины были неправильны:
вздернутый нос не отличался красотой, лоб был мал, губы слишком крупны, - но
и в этом лице, и во всей ее роскошной фигурке было что-то привлекательное,
что-то вызывающее и чувственное, несмотря на ее "ангельские" глаза и
сдержанно-строгий вид, и она нравилась мужчинам, особенно юнцам и господам
"второй" молодости. Ей было двадцать восемь лет, что, впрочем, тщательно
скрывалось, тем более что на вид ей можно было дать не более двадцати
двух-трех.
Маленькая женщина отлично понимала исключительный характер своей
красоты и своего обаяния на мужчин и недаром холила свое тело, возведя
заботу о нем в какой-то культ и предусмотрительно заботясь о сохранении
своих чар на возможно долгое время. Она решительно отказалась иметь детей,
кроме единственного своего первенца, и соблюдала строжайший режим жизни:
брала ежедневно ванну, гуляла каждый день пешком, избегала есть мучное и
сладкое, чтобы не пополнеть, и не любила засиживаться поздно.
- А ты вчера, Лева, верно, поздно вернулся?
- Поздно, Лина, в третьем часу.
- У Волковых был?
- Да, в карты играл... Вернулся и не хотел тебя будить, чтобы
поделиться приятным известием... Ты так сладко спала...
- Каким известием?..
- Я получил вчера наградные деньги.
При слове "деньги" лицо Лины вдруг приняло серьезное, деловое
выражение, и она с живостью спросила:
- Сколько ты получил?
- Много, Лина... Я и не ожидал: четыреста рублей.
- Очень рада за тебя, Лева! - радостно промолвила Лина. - Твою службу,
значит, ценят.
Озорнин едва заметно улыбнулся глазами и шутливо промолвил:
- Ну, милая, служба тут ни при чем...
- Как ни при чем?.. Ты ведь такой усердный чиновник...
- Положим, работаю, как и другие... Но все-таки... спасибо
Ветвицкому... и твоим прелестным глазкам... Ведь из-за них, Лина, мне дали
такую награду.
- Ты вздор говоришь! - промолвила, краснея, жена. - При чем тут мои
глаза? Ветвицкий просто расположен к нам: и к тебе и ко мне одинаково.
- Ну, ну, не сердись, Линочка... Ведь я шучу...
- Глупые шутки!
- Не буду больше, моя хорошенькая женушка! - с виноватым видом
промолвил Левушка, целуя руку жены. - Ведь я знаю, что Ветвицкий... ну,
одним словом... я нисколько не ревную тебя к нашему директору.
- Еще бы ревновать к такому уроду! - весело рассмеялась Лина, глядя на
своего красивого молодого мужа нежным взглядом. - Пусть ходит к нам
изредка... Знакомство с ним для тебя же полезно...
- Да разве я что-нибудь говорю? Конечно, пусть ходит... Было бы совсем
глупо его не принимать... Он такой милый, Иван Александрович... Ну, получай
деньги, моя хозяюшка. Вот тебе триста рублей, а сто я оставлю себе.
- Оставь себе двести, Лева... Мне довольно двухсот... Я справлюсь.
- Справишься?! Что ж, я очень рад... Спасибо тебе... Ты у меня просто
золото... Самый настоящий министр финансов! - говорил Озорнин, пряча в
бумажник две сотенные бумажки. - Я только восхищаюсь твоими хозяйственными
талантами... право... Как это ты только справляешься на двести пятьдесят
рублей в месяц?.. Живем мы прилично, едим хорошо, бываем в театре... Ты
всегда одета прелестно... Долгов у нас нет... Даже мой портной не надоедает
мне, как прежде... И все это благодаря тебе...
- Во все вхожу, потому и справляюсь, - скромно отвечала Лина. - Ну,
иногда у мамы возьму, мама дает... вот и сводим концы с концами, - прибавила
Лина и втайне порадовалась, что ее Левушка совсем наивный человек, хоть и
считает себя умным.
В свою очередь и Левушка, отлично знавший, что у тещи, кроме маленькой
пенсии, ровно ничего нет, с самым невинным видом прибавил:
- Я так и думал... Твоя мать такая добрая... такая любящая, Лина... Ну,
однако, мне пора... Надо покупать подарки... Кстати, Лина, что тебе
подарить?.. Я присмотрел уж у Фаберже хорошенькое кольцо... Ты любишь
кольца... Я тебе куплю.
- Кольцо?! Не надо, не надо, Лева! Видишь ли: у меня были старые
кольца, еще мама их подарила - и я отдала их ювелиру, и сегодня у меня будет
хорошенький брильянтовый кабюшон* на мизинец... Спасибо за желание, Лева...
Спасибо, голубчик...
______________
* Драгоценный камень, отшлифованный соответственно его природной форме
(искаж. фр. cabochon).
- Ну так не хочешь ли серьги?
- У меня есть... Не траться... Что-нибудь, какой-нибудь пустяк
подари...
- Ну я уж на свой вкус выберу... До свидания... Обедать меня не жди...
Я сегодня обещал обедать у Зотова, а потом...
- Но как же, Лева... Сегодня к нам хотел прийти Ветвицкий обедать...
- Ну что ж... Пообедаете вдвоем... Ты извинись за меня, а я не могу...
дал честное слово...
И Озорнин, поцеловав руку жены, вышел из комнаты.
"Бедный! он ни о чем не догадывается!" - подумала Лина и вышла в
столовую пить кофе.
"Лева" был одним из тех молодых людей, которые смотрят на жизнь
"трезво", как они выражаются, и отлично понимал и причину хозяйственных
талантов жены, и того благополучия, которое совсем неожиданно снизошло на
него вскоре после знакомства его патрона, директора департамента Ветвицкого,
с его Линочкой... И эта внезапная дружба с ним, и повышение по службе, и
новая обстановка квартиры, и появление брильянтов у жены, и эта особенная
внимательная заботливость, которою окружала его Линочка в течение последних
двух лет, и эти страстные ласки, какими дарила она его, точно в
вознаграждение за обман, и эти горячие уверения в любви, в горячей любви
вместе с допросами: любит ли Лева ее так же, как и она его, - все это не
оставляло в нем сомнения, что она, Лина, с ее "ангельским" взглядом и
страстным темпераментом, - близкая подруга его превосходительства Ивана
Александровича Ветвицкого, довольно некрасивого господина второй молодости.
Не из-за поцелуев же одних рук в самом деле дарит он ей брильянты, дает
деньги и протежирует супруга. Не такой он дурак, тем более что, несмотря на
свои пятьдесят три года, его превосходительство еще крепок и бодр и смотрит
молодцом.
Надо отдать справедливость обоим. Они вели себя с осторожностью. Связь
их сохранялась в тайне, и в департаменте об этом не знали. Таким образом,
апарансы* были соблюдены, и Лина в глазах всех родных и знакомых
пользовалась по-прежнему репутацией недоступной женщины, преданной и
влюбленной в мужа, и имя его не трепалось с обидной кличкой.
______________
* Здесь: приличия (от фр. apparence - видимость, внешность).
Было бы совсем глупо ревновать к Ветвицкому. Пусть себе пользуется,
каналья, пока он сам не оперился... Благодаря этому он сделает карьеру... С
такими соблазнительными и осторожными женщинами легко сделать карьеру...
Досадно только, что Лина все заботится более о брильянтах и все получает их
от маменьки, вместо того чтобы поскорей устроить ему повышение. Вот и
теперь... дали к празднику только денежную награду, а между тем в
департаменте открывается вакансия начальника отделения... Уж он говорил об
этом жене, но она, по-видимому, не довольно настойчиво просила эту
"обезьяну"... Он вчера виделся с Ветвицким, и тот ни полслова... А таким
случаем не воспользоваться грешно. Когда еще откроется новая вакансия?!
Такие трезвые мысли пробегали в голове Льва Сергеевича, когда он ехал
на Невский...
И вдруг голову его осенила блестящая мысль. Он весело улыбнулся, велел
остановиться у Милютиных лавок и потел есть устрицы.
Часов в десять вечера Озорнин подъехал к дому и поднялся к дверям своей
квартиры. Отперев ее своим ключом, он снял с себя пальто, увидал, что
черно-бурый медведь Ветвицкого висит на вешалке, и, весело улыбаясь, прошел
через гостиную, остановился у дверей спальни и приложил ухо. Ничего не
слышно. Лев Сергеевич не решался войти - это не входило в его расчеты. Тогда
он заглянул в замочную дырочку и увидал картину, вызвавшую улыбку на его
лице. Прямо против дверей, на маленьком диванчике ("надо непременно
переставить диванчик!" - подумал Лев Сергеевич) сидел Ветвицкий и рядом
Лина... Лампа освещала ее лицо, улыбающееся обычной кроткой ангельской своей
улыбкой, в то время как его превосходительство жадно целовал ее руки из-под
широких рукавов капота.
И Озорнин тихо отворил двери и вошел.
Его превосходительство, красный как рак и несколько растерянный, уже
сидел в низеньком кресле и слегка сопел, не то от испуга, не то от волнения,
а Лина, чуть-чуть побледневшая, откинулась в уголок дивана.
- Здравствуйте, Иван Александрович... Очень рад, что вас застал! -
проговорил самым любезным и добродушным тоном Озорнин, пожимая слегка
вздрагивающую руку его превосходительства. - Спасибо, что не оставили
скучать Лину одну... А я, Линочка, - обратился он к жене, целуя ее руку, на
мизинце которой сверкал новый кабюшон, - рано уехал от Зотовых... И голова
болела, и, главное, карта не шла... И то тридцать рублей проиграл...
Вообразите, Иван Александрович, два раза без трех остался на большом
шлеме...
- Неужели?! - поспешил удивиться его превосходительство.
- Уж такое несчастье... Видно, Лина меня уж очень любит... Хоть бы одна
игра...
- Это, Лев Сергеич, бывает... Уж если не повезет, то ничего не
поделаешь... Однако пора... Одиннадцатый час... И то я заговорил Полину
Николаевну... Уж вы простите... Старики - болтливый народ.
- Куда вы, Иван Александрович?.. Еще рано...
- Нет, пора...
И его превосходительство, торопливо простившись, вышел из комнаты,
провожаемый Львом Сергеевичем.
- Не забывайте же нас, ваше превосходительство... Мы с женой всегда
рады вас видеть! - говорил Озорнин, крепко пожимая руку Ветвицкому...
- И я... поверьте... Я вас так уважаю и люблю, Лев Сергеич! - повторял
его превосходительство и улыбался как-то жалко и растерянно.
- А ты что, Лина, такая печальная... Или Ветвицкий тебя усыпил? -
говорил Озорнин, возвращаясь в спальню. - Ну, пора спать, моя милая...
Пойдем?
И он привлек ее к себе и нежно поцеловал.
Безмолвная и смущенная, она горячо прильнула к губам мужа и прошептала:
- Лева... Лева... Ведь я тебя одного люблю... Одного тебя...
- А то кого же?
- Ты, может быть, думаешь...
- Ничего я не думаю... Полно, Линочка, - перебил Озорнин готовое
сорваться признанье. - Отчего и не позволить Ветвицкому поцеловать руку...
Пусть целует... и даже дарит за это такие прелестные кольца... Я не в
претензии... А ты и мне устрой подарок завтра на елку... Попроси Ветвицкого,
чтобы он назначил меня начальником отделения... Он ведь для тебя все
сделает... особенно теперь! - подчеркнул Озорнин.
- Я ему скажу! - робко прошептала Линочка.
- Да знаешь ли что?.. Ужасно неудобно стоит у тебя этот диван... Прямо
против дверей... Как-то не к месту...
- Я велю переставить.
- То-то переставь, милая... И какая же ты хорошенькая! - проговорил Лев
Сергеевич, любуясь женой. - Просто прелесть...
И он стал целовать жену...
Изумленная, та отвечала горячими поцелуями.
На другой день вечером зажжена была хорошенькая елка. Маленький Володя
был в восхищении, но едва ли не в большем восхищении Лев Сергеевич, только
что получивший от его превосходительства записку о назначении его
начальником отделения.
- Милая... Спасибо тебе! - говорил Лев Сергеевич, целуя хорошенькую
ручку Лины и надевая на ее мизинец рядом с брильянтом красивую бирюзу...
Лина, в свою очередь, поблагодарила мужа нежным поцелуем, и оба они
чувствовали себя бесконечно счастливыми.