---------------------------------------------------------------
OCR: Игорь Коломиец
---------------------------------------------------------------
* Часть седьмая, отрывок *
На столе Симоненко, зазвонил один из трех телефонов. Судя по длинным
назойливым звонкам, вызывала междугородняя. Симоненко поднял трубку:
- Восемьдесят девятый слушает.
- Товаришь полковник?
- Да
- Здравия желаю, товарищ полковник, это капитан Дубцов говорит из
Днепропетровска.
- Слушаю вас.
- Товарищ полковник, тут у нас... в общем я вам доложить хотел... да
вот не знаю с чего начать...
- Начните с начала, капитан.
- В общем, товарищ полковник, у нас вдоль маленьких домиков белых
акация душно цветет. И здесь недалеко, полчаса от Днепропетровска, село
Жупаница, одна хорошая девочка Лида на улице Южной живет.
- Так. Ну и что?
- Ее золотые косицы, товарищ полковник, затянуты, будто жгуты. А по
платью, по синему ситцу, как в поле, мелькают цветы.
- Так.
- Вот. Ну вовсе, представьте, неловко, что рыжий пройдоха Апрель
бесшумной пыльцою веснушек засыпал ее утром постель.
- Это кто?
- Да еврей один, спекулянт, гнусная личность. Но дело не в нем. Я
думаю, товарищ полковник, не зря с одобрением веселым соседи глядят из окна,
когда на занятия в школу с портфелем приходит она. В оконном стекле
отражаясь, товарищ полковник, по миру идет не спеша, хоршоая девочка Лида...
- Да чем же она хороша? - прижав трубку плечом к уху, полковник закрыл
лежащее перед ним дело, стал завязывать тесемки.
- Так вот, спросите об этом мальчишку, что в доме напротив живет. Он с
именем этим ложится, он с именем эим встает! Недаром ведь на каменных
плитах, где милый ботинок ступал, "Хорошая девочка Лида!" с отчаянья он
написал!
- Ну а почему вы нам звоните? Что, сами не можете допросить? У вас ведь
свое начальство есть. Доложите Земишеву.
- Так в том-то и дело, товарищ полковник, что докладывал я! Два раза. А
он как-то не реагировал. Может занят... может что...
- Ну а почему именно мне? Ведь вас Пузырев курирует.
- Но вы ведь работали у нас, товарищ полковник, места знаете...
- Знаю-то знаю, но что из этого? Да и вообще, ну написал этот парень,
ну и что?
- Так, товарищ полковник, не может людей не растрогать мальчишки
упрямого пыл!
- Да бросьте вы. Так, капитан, Пушкин влюблялся, должно быть, так
Гейне, наверное, любил.
- Но, товарищ полковник, он ведь вырастет, станет известным!
- Ну и покинет, в конечном счете, пенаты свои...
- Но окажется улица тесной для этой огромной любви! Ведь преграды
влюбленному нету, смущенье и робость - вранье! На всех перекрестках планеты
напишет он имя ее. Вот ведь в чем дело!
Полковник задумался, потер густо поросшую бровь. Капитан тоже замолчал.
В трубке слабо шуршало, и изредка оживали короткие потрескивания.
Прошла минута.
- Говорите? - зазвенел близкий голос телефонистки.
- Да, да, говорим, - заворочался Симоненко.
- Говорим, говорим, - отозвался Дубцов. - Ну так, что ж делать, Сергей
Алексаныч?
Симоменко вздохнул:
- Слушай, капитан... ну и пусть, в конце концов, он пишет.
- Как так?
- Да вот так. Пусть пишет. На полюсе Южном - огнями. Пшеницей - в
кубанских степях. А на русских полянах - цветами. И пеной морской - на
морях.
- Но ведь товарищ полковник, так он и в небо залезет ночное, все пальцы
себе обожжет...
- Правильно. И вскоре над тихой землею созвездие Лиды взойдет. И пусть
будут ночами светиться над нами не год и не два на синих небесных страницах
красивые эти слова. Понятно?
- Понятно, товарищ полковник.
- А спекулянта этого, как его...
- Апрель, Семен Израилевич.
- Вот, Апреля этого передайте милиции, пусть она им занимается. Плодить
спеулянтов не надо.
- Хорошо, товарищ полковник.
- А Земишеву привет от меня.
- Обязательно передам, товарищ полковник.
- Ну будь здоров.
- Всего доброго, товарищ полковник.
Январь блестит снежком на елках,
Сосульки тонкие висят,
Сверкает солнце на иголках,
И настом валенки хрустят.
Вдали ползет тяжелый поезд -
Трудолюбивый лесовоз,
Вкруг сопки, словно дилинный пояс,
Под гулкий перестук колес.
Везет он тес в далекий город
Через бескрайнюю тайгу,
Сквозь бурелом, заносы, холод,
Через слепящую пургу.
Ползет уже шестые сутки
И приближается к Москве,
Минуя сфетофоры, будки,
Дома, машины и шоссе...
И вот окраины столицы?
Огни вечерние горят:
Перроны, виадуки, лица -
Мелькают, едут говорят.
Заснеженный вокзал полночный.
Остановился тепловоз.
Таежный лес - смолистый прочный
Москве в подарок он привез.
Февраль кричит
в моей ночи
сырою черной ямою...
Судьба, кричи
и не молчи
не лязгай мерзлой рамою
Скрипит кровать...
Мне воровать
вот в эту ночь не хочется
Лишь убивать,
лишь убивать,
лишь убивать,
всех дочиста!
Лишь жать
на спусковой крючок
и видеть розы выстрелов,
Потом - бежать,
потом - молчок,
за пазуху - и быстренько
Март и небо. И руки.
И влажный доверчивый ветер...
Снова музыки
тонкий, печальный и режущий звук...
Снова лик твой
бесплотен, доверчив и светел...
Нет! Нам губ не разнять,
не оттаять сцепившихся рук!
Нет, на наших телах
не порвется бескровная кожа.
В наших душах
давно источилась живая вода.
Нас нельзя до конца воскресить
и нельзя до конца уничтожить.
В этой серой зловещей тоске
мы с тобою срослись навсегда...
Нас с тобой понесет
эта злая горбатая скрипка,
Эти струны, колки,
этот Моцарт в седом парике.
И растянется даль,
как Джоконды хмельная улыбка.
И сверкнут наши лица
в разлившейся мутной реке...
Апрель! Субботник уж в разгаре.
Металла звон, работы стук.
Сегодня каждый пролетарий,
Не покладая крепких рук,
Трудиться хочет добровольно
На благо солнечной страны,
На благо мира. Ты, невольник
Заокеанской стороны,
Услышь набат работы нашей,
Литые плечи распрями,
Встань над простором рек и пашен
И цепи тяжкие порви!
Май сиренью розовой
Забросал меня.
В рощице березовой
Я поил коня.
У реки под ивами
Милую встречал,
И глаза красивые
Тихо целовал.
Успокоил ласково
Горлинку мою:
- Не смотри с опаскою, -
Я тебя люблю.
Не предам, не брошу я
Никогда тебя.
Самая хорошая
Ты ведь у меня.
Как подступит осень
В огненном цвету
Я, тебя родная,
В церковь поведу.
Поведу, накрою
Белою фатой,
Сердце успокою
Нежностью святой.
Заживем мы дружно,
Милая моя.
Никого не нужно
Мне кроме тебя!
Июнь, пиздец, разъеба хуева!
Насрать на жопу Волобуева!
Ебать блядей в пизду и в рот!
Говно всем класть за отворот!
Июль,
жара,
идет игра.
Все
на футбол!
Забейте гол!
Эй, пионер,
подай
пример!
Прорвись
к воротам
и с поворотом,
с финтом, с задором
забей "Юнкорам"!
Держись,
вратарь!
А ну -
ударь!
Прорвусь по краю,
тогда ударю!
Проход...
я вышел,
держи повыше!
Подкрутка
пяткой,
удар... Девятка!!
Ну и футбол!
Вот это гол!
Август, вновь отмеченный прохладой,
Как печалью - уголок листка.
На сухие руки яблонь сада
Напоролись грудью облака.
Ветер. Капля. Косточки в стакане.
Непросохший слепок тишины.
Клавиши, уставши от касаний,
С головой в себя погружены.
Их не тронуть больше. Не пригубить
Белый мозг, холодный рафинад.
Слитки переплавленных прелюдий
Из травы осколками горят...
Сентябрь встречали мы в постели:
Еблись, лежали, груши ели
И вяжущую рот хурму.
Ты озорства лобок мне брила,
Лизала, пудрила, шалила,
Лицеприятная уму.
А я, сося твой клитор бледный,
Дрожал, как эпилептик бедный,
И навзничь повергался вновь,
Чтоб ты - нагая Эвридика,
На член садилась нежно, дико,
Венчая жаркую любовь.
И ты венчала хуй мой сладкий,
И содрагалася кроватка,
И стоны сотрясали кров.
В трюмо дробились наши тени,
Потели смуглые колени
И свертывалась в венах кровь...
Кончали мы с тобою вместе
И обмирали, словно в тесте
Два запеченых голубка.
И потолок белел над нами,
Простынкой висло наше знамя,
И рассыпались в прах века!
Октябрь пришел, сбылась мечта народов -
Разрушен гнет в России навсегда!
Настало время доблестных походов,
Побед над злом и мирного труда.
Настали дни космических полетов,
Великих строек, покоренных рек.
По всем меридианам и широтам
Проплыл, прошел советский человек.
Растут дома, плотины и заводы,
Плывут суда и спутники летят.
Планеты нашей прогрессивные народы
На нас с великой гордостью глядят!
Ноябрь.
Алмазных сутр
Слов не собрать.
Суфийских притч
Не высказать.
Даосских снов
Не перетолковать.
Как безмятежен
Возлежащий Будда
На мраморном,
Как и он сам,
Полу.
Бредет монах
По улице Дождей
Под мокрым
Вялым
И неспешным
Снегом.
И снова
Пуст дзен-до.
И мастер
За бумажной ширмой
Сидит
Перед жаровнею углей
И смотрит
На янтарные узоры
И вспоминает
Звук.
Декабрь петлей гнилою
Вокруг шеи обвивается,
Нательный крест дрожит,
А сумрак - приближается.
Рябой митрополит
Со мною говорит,
Кадилом красным машет
И у притвора пляшет.
Бегут во все концы
Гнилые молодцы,
Крича, что Богородица
В четверг опять разродится.
Горит рака с мощами
Стегаются хвощами
Безносые хлысты,
Ползут псалом листы.
Железный козодой
Летит на аналой,
Причастие клюет
И тенором поет:
Приидите поклонимся
Мохнатому жуку,
А после захоронимся
В березовом боку!