Я нашел доктора в амбулатории. Он нагрузился до чертиков. Я с трудом
растормошил его.
- Протрезвляйся, - приказал я. - Мы сели на планету. Надо работать.
Я взял бутылку, закупорил ее и поставил на полку, подальше от Дока.
Док умудрился еще как-то приосаниться.
- Меня это не касается, капитан. Как врач...
- Пойдет вся команда. Возможно, снаружи нас ожидают какие-нибудь
сюрпризы.
- Понятно, - мрачно проговорил Док. - Раз ты так говоришь, значит,
нам придется туго. Омерзительнейший климат и атмосфера - чистый яд.
- Планета земного типа, кислород, климат пока прекрасный. Бояться
нечего. Анализаторы дают превосходные показатели.
Док застонал и обхватил голову руками.
- Анализаторы-то работают прекрасно - сообщают, холодно или жарко,
можно ли дышать воздухом. А вот мы ведем себя некрасиво.
- Мы не делаем ничего дурного, - сказал я.
- Стервятники мы, птицы хищные. Рыскаем по Галактике и смотрим, где
что плохо лежит.
Я пропустил его слова мимо ушей. С похмелья он всегда брюзжит.
- Поднимись в камбуз, - сказал я, - и пусть Блин напоит тебя кофе. Я
хочу, чтобы ты пришел в себя и хоть как-то мог ковылять.
Но Док был не в силах тронуться с места.
- А что на этот раз?
- Силосная башня. Такой большой штуки ты сроду не видел. Десять или
пятнадцать миль поперек, а верха глазом по достанешь.
- Силосная квашня - это склад фуража, запасаемого на зиму. Что тут,
сельскохозяйственная планета?
- Нет, - сказал я, - тут пустыня. И это не силосная башня. Просто
похожа.
- Товарный склад? - спрашивал Док. - Город? Крепость? Храм? Но нам
ведь все равно, капитан, верно? Мы грабим и храмы.
- Встать! - заорал я. - Двигай!
Он с трудом встал.
- Наверно, население высыпало приветствовать нас. И, напилось, как
положено.
- Нет тут населения, - сказал я. - Стоит одна силосная башня, и все.
- Ну и ну, - сказал Док. - Работенка не ахти какая.
Спотыкаясь, он полез вверх по трапу, и я знал, что он очухается. Уж
Блин-то сумеет его вытрезвить.
Я вернулся к люку и увидел, что у Фроста уже все готово - и оружие, и
топоры, и кувалды, и мотки веревок, и бачки с водой. Как заместитель
капитана, Фросту нет цены. Он знает свои обязанности и справляется с ними.
Не представляю, что бы я делал без него.
Я стоял в проходе и смотрел на силосную башню. Мы находились примерно
в миле от нее, но она была так велика, что чудилось, будто до нее рукой
подать. С такого близкого расстояния она казалась стеной. Чертовски
большая башня.
- В таком местечке, - сказал Фрост, - будет чем поживиться.
- Если только кто-нибудь или что-нибудь нас не остановит. Если мы
сможем забраться внутрь.
- В цоколе есть отверстия. Они похожи на входы.
- С дверями толщиной футов в десять.
Я не был настроен пессимистически. Я просто рассуждал логично:
слишком часто у меня в жизни бывало так, что пахло миллиардами, а
кончалось все неприятностями, и поэтому я никогда не позволял себе питать
слишком большие надежды, пока не приберу к рукам ценности, за которые
можно получить наличные.
Хэч Мэрдок, инженер, вскарабкался к нам по трапу. Как обычно, у него
что-то не ладилось. Он начал жаловаться, даже не отдышавшись.
- Говорю вам, эти двигатели того и гляди развалятся, и мы повиснем в
космосе, откуда даже за световые годы никуда не доберешься. Вздохнуть
некогда - только и делаем, что чиним.
Я похлопал его по плечу.
- Может, это и есть то, что мы искали. Может, теперь мы купим
новенький корабль.
Но он не очень воодушевился. Мы оба знали, что я говорю так, чтобы
подбодрить и себя и его.
- Когда-нибудь, - сказал он, - нам не миновать большой беды. Мои
ребята проволокут мыльный пузырь сквозь триста световых лет, если в нем
будет двигатель. Лишь бы двигатель был. А на этом драндулете, который...
Он распространялся бы еще долго, если бы не засвистал Блин,
созывавший всех к завтраку.
Док уже сидел за столом, он вроде бы очухался. Он поеживался и был
немного бледноват. Кроме того, он был зол и выражался возвышенным слогом:
- Итак, нас ждет триумф. Мы выходим, и начинаются чудеса. Мы обчищаем
руины, все желания исполняются, и мы возвращаемся проматывать деньжата.
- Док, - сказал я, - заткнись.
Он заткнулся. Никому на корабле мне не приходилось говорить одно и то
же дважды.
Завтрак мы не смаковали. Проглотили его и пошли. Блин даже не стал
собирать посуду со стола, а пошел с нами.
Мы беспрепятственно проникли в силосную башню. В цоколе были входные
отверстия. Никто не задержал нас.
Внутри было тихо, торжественно... и скучно. Мне показалось, что я в
чудовищно громадном учреждении.
Здание было прорезано коридорами с комнатами по сторонам. Комнаты
были уставлены чем-то вроде ящиков с картотекой.
Некоторое время мы шли вперед, делая на стенах отметки краской, чтобы
потом найти выход. Если в таком здании заблудиться, то всю жизнь, наверно,
будешь бродить и не выберешься.
Мы искали... хоть что-нибудь, но нам не попадалось ничего, кроме этих
ящиков. И мы зашли в одну из комнат, чтобы порыться в них.
- Там ничего не может быть, кроме записей на магнитных лентах.
Наверно, такая тарабарщина, что нам ее ни за что не понять, - сказал с
отвращением Блин.
- В ящиках может быть что угодно, - сказал Фрост. - Не обязательно
магнитные ленты.
У Блина была кувалда, и он поднял ее, чтобы сокрушить один из ящиков,
но я остановил его. Не стоит поднимать тарарам, если можно обойтись без
этого.
Мы поболтались немного по комнате и обнаружили, что, если в
определенном месте помахать рукой, ящик выдвигается.
Выдвижной ящик был набит чем-то вроде динамитных шашек - тяжеленных,
каждая дюйма два в диаметре и длиной с фут.
- Золото, - сказал Хэч.
- Черного золота не бывает, - возразил Блин.
- Это не золото, - сказал я.
Я был даже рад, что это не золото. А то бы мы надорвались,
перетаскивая его. Найти золото было бы неплохо, но на нем не разбогатеешь.
Так, небольшой заработок.
Мы вывалили шашки из ящика на пол и сели на корточки, чтобы
рассмотреть их.
- Может, они дорогие, - сказал Фрост. - Впрочем, сомневалось. Что это
такое, как вы считаете?
Никто из нас и понятия не имел.
Мы обнаружили какие-то знаки на торце каждой шашки. На всех шашках
они были разные, но нам от этого не стало легче, потому что знаки нам
ничего не говорили.
Выйдя из силосной башни, мы попали в настоящее пекло. Блин
вскарабкался по трапу - пошел готовить жратву, а остальные уселись в тени
корабля и, положив перед собой шашки, гадали, что бы это могло быть.
- Вот тут-то мы с вами и не тянем, - сказал Хэч. - В команде обычного
исследовательского корабля есть всякого рода эксперты, которые изучают
находки. Они делают десятки разных проб, они обдирают заживо все, что под
руку попадет, прибегают к помощи теорий и высказывают ученые догадки. И
вскоре не мытьем, так катаньем они узнают, что это за находка и будет ли
от нее хоть какой прок.
- Когда-нибудь, - сказал я своей команде, - если мы разбогатеем, мы
найдем экспертов. Нам все время попадается такая добыча, что они здорово
пригодятся.
- Вы не найдете ни одного, - заметил Док, - который бы согласился
якшаться с таким сбродом.
- Что значит "такой сброд"? - немного обидевшись, сказал я. - Мы,
конечно, люди не ахти какие образованные, и корабль у нас
латанный-перелатанный. Мы не говорим красивых слов и не скрываем, что
хотим отхватить кусочек пожирней. Но работаем мы честно.
- Я бы не сказал, что совсем честно. Иногда наши действия законны, а
порой от них законом и не пахнет.
Даже сам Док понимал, что говорит чушь. По большей части мы летали
туда, где никаких законов и в помине не было.
- В старину на Земле, - сердито возразил я, - именно такие люди, как
мы, отправлялись в неведомые края, прокладывали путь другим, находили
реки, карабкались на горы и рассказывали, что видели, тем кто оставался
дома. Они отправлялись на поиски бобров, золота, рабов и вообще всего, что
плохо лежало. Им было наплевать на законы и этику, и никто их за это не
винил. Они находили, брали, и все тут. Если они убивали одного-двух
туземцев или сжигали какую-нибудь деревню, - что ж, к сожалению, так уж
выходило. Это все пустяки.
Хэч сказал Доку:
- Что ты корчишь перед нами святого? Мы все одним миром мазаны.
- Джентльмены, - как обычно, с дурным актерским пафосом произнес Док,
- я не собирался затевать пустую свару. Я просто хотел предупредить вас,
чтобы вы не настраивались на то, что мы добудем экспертов.
- А можем и добыть, - сказал я, - если предложим приличное жалованье.
Им тоже надо жить.
- Но у них есть еще и профессиональная гордость. Вам этого не понять.
- Но ты же летаешь с нами.
- Ну, - возразил Хэч, - я не уверен, что Док профессионал. В прошлый
раз, когда он рвал у меня зуб...
- Кончай, - сказал я. - Оба кончайте.
Сейчас было не время обсуждать историю с зубом. Месяца два назад я
еле примирил Хэча с Доком, и мне не хотелось, чтобы они снова поссорились.
Фрост подобрал одну из шашек и разглядывал ее, вертя в руках.
- Может, попробуем грохнуть ее обо что-нибудь? - предложил он.
- И по этому случаю взлетим на воздух? - спросил Хэч.
- А может, она не взорвется. Скорее всего, это не взрывчатка.
- Я в таком деле не участвую, - сказал Док. - Лучше посижу здесь и
пораскину мозгами. Это не так утомительно и гораздо более безопасно.
- Ничего ты не придумаешь, - запротестовал Фрост. - Если мы узнаем,
для чего эти шашки, богатство у нас в кармане. Здесь, в башне, их целые
тонны. И ни что на свете не помешает нам забрать их.
- Первым делом, - сказал я, - надо узнать, не взрывчатка ли это.
Шашка похожа на динамитную, но может оказаться чем угодно. Пищей,
например.
И Блин сварит нам похлебку, - сказал Док.
Я не обращал на него внимания. Он просто хотел подковырнуть меня.
- Или топливо, - добавил я. - Сунешь шашку в специальный корабельный
двигатель, и он будет работать год или два.
Блин засвистел, и все отправились обедать.
Поев, мы приступили к работе. Мы нашли плоский камень, похожий на
гранит, и установили над ним треногу из шестов, - чтобы нарубить их, нам
пришлось идти за целую милю. Подвесили к треноге блок, нашли еще один
камень и привязали его к веревке, перекинутой через блок. Второй конец
веревки мы отнесли как можно дальше и вырыли там окоп.
Дело шло к закату, и мы изрядно вымотались, но решили не откладывать
опыта, чтобы больше не томиться в неведении.
Я взял одну из "динамитных" шашек, а ребята, сидя в окопе, натянули
веревку и подняли вверх привязанный к ней камень. Положив на первый камень
шашку, я бросился со всех ног к окопу, а ребята отпустили веревку, и
камень свалился на шашку.
Ничего не произошло.
Для верности мы натянули веревку и ударили камнем по шашке еще раза
три, но взрыва не было.
Мы выкарабкались из окопа, подошли к треноге и скатили камень с
шашки, на которой даже царапины не было.
К этому времени мы уже убедились, что шашка от сотрясения не
взорвется, хотя мы могли взлететь на воздух от десятка других причин.
Той ночью чего только мы не делали с шашками! Мы лили на них кислоту,
но она стекала с них. Мы пробовали просверлить шашки и загубили два
хороших сверла. Пробовали распилить их и начисто стесали о шашку все зубья
пилы.
Мы попросили Блина попробовать сварить шашку, но он отказался.
- Я не пущу вас в камбуз с этой дрянью, - сказал он. - А если вы
вломитесь ко мне, то потом можете готовить себе сами. У меня в камбузе
чистота, я вас, ребята, стараюсь хорошо кормить и не хочу, чтобы вы
нанесли сюда всякой грязи.
- Ладно, Блин, - сказал я. - Эту штуку, наверно, нельзя будет есть,
если даже ее приготовишь ты.
Мы сидели за столом, посередине которого были свалены шашки, и
разговаривали. Док принес бутылку, и мы сделали по нескольку глотков. Док,
должно быть, очень огорчился тем, что ему пришлось поделиться с нами своим
напитком.
- Если рассуждать здраво, - сказал Фрост, - то шашки эти на что-то
годятся. Раз для них построили такое дорогое здание, то и они должны
стоить немало.
- А может, там не одни шашки, - предположил Хэч. - Мы осмотрели
только часть первого этажа. Там может оказаться уйма всяких других вещей.
И на других этажах тоже. Интересно, сколько там всего этажей?
- Бог его знает, - сказал Фрост. - Верхних этажей с земли не видно.
Они просто теряются где-то в высоте.
- Вы заметили, из чего сделано здание? - спросил Док.
- Из камня, - сказал Хэч.
- Я тоже так думал, - заметил Док. - А оказалось, что не из камня. Вы
помните те холмы - жилые дома, на которые мы наткнулись на Сууде, где
живут цивилизованные насекомые?
Разумеется, мы все помнили их. Мы потратили много дней, пытаясь
вломиться в них, потому что нашли у входа в один дом нефритовые фигурки и
думали, что внутри их, наверно, видимо-невидимо. За такие штуковины платят
большие деньги. Люди цивилизованных миров с ума сходят по любым
произведениям незнакомых культур, а тот нефрит был им наверняка незнаком.
Но как мы ни бились, а внутрь нам забраться не удалось. Взламывать
холмы было все равно, что осыпать ударами пуховую подушку. Всю поверхность
исцарапаешь, а пробить не удастся, потому что от давления атомы прессуются
и прочность материала возрастает. Чем сильнее бьешь, тем крепче он
становится. Такой строительный материал вовек не износится и ремонта
никогда не требует. Те насекомые, видно, знали, что нам до них не
добраться, и занимались своим делом, не обращая на нас никакого внимания.
Это нас особенно бесило.
Мне пришло в голову, что такой материал как нельзя лучше подошел бы
для сооружения вроде нашей силосной башни. Можно строить его каким угодно
большим и высоким: чем сильнее давление на нижние этажи здания, тем они
становятся прочнее.
- Это значит, - сказал я, - что зданию гораздо больше лет, чем
кажется. Может, эта силосная башня стоит уже миллион лет или больше.
- Если она такая старая, - сказал Хэч, - то она набита всякой
всячиной. За миллион лет в нее можно было упрятать немало добычи.
Дик и Фрост поплелись спать, а мы с Хэчем продолжали рассматривать
шашки.
Я стал думать, почему Док всегда говорит, что мы всего-навсего шайка
головорезов. Может, он прав? Но сколько я ни думал, сколько ни крутил и
так и эдак, а согласиться с коком не мог.
Всякий раз, когда расширяются границы цивилизации, во все времена
бывало три типа людей, которые шли впереди и прокладывали путь другим, -
купцы, миссионеры и охотники.
В данном случае мы охотники, охотящиеся не за золотом, рабами или
мехами, а за тем, что попадется. Иногда мы возвращаемся с пустыми руками,
а иной раз - с трофеями. В конце концов обычно оно так на так и выходит -
получается что-то вроде среднего жалованья. Но мы продолжаем совершать
набеги, надеясь на счастливый случай, который сделает нас миллиардерами.
Такой случай еще не подворачивался да, наверно, никогда и не
подвернется. Впрочем, может подвернуться. Довольно часто мы бывали близки
к цели и призрачная надежда крепла. Но, положа руку на сердце, мы
отправлялись бы в путь, пожалуй, даже в том случае, если бы никакой
надежды но было вовсе. Страсть к поискам неизвестного въедается в плоть и
кровь.
Что-то в этом роде я и сказал Хэчу. Он согласился со мной.
- Хуже миссионеров никого нет, - сказал он. - Я бы не стал
миссионером, хоть озолоти.
В общем, сидели мы, сидели у стола, да так ничего и не высидели, и я
встал, чтобы пойти спать.
- Может, завтра найдем что-нибудь еще, - сказал я.
Хэч зевнул.
- Я крепко на это надеюсь. Мы даром потратили время на эти динамитные
шашки.
Он взял их и по пути в спальню выбросил в иллюминатор.
На следующий день мы и в самом деле нашли кое-что еще.
Мы забрались в силосную башню поглубже, чем накануне, пропетлявши по
коридорам мили две.
Мы попали в большой зал площадью, наверно, акров десять или
пятнадцать, который был сплошь заставлен рядами совершенно одинаковых
механизмов.
Смотреть особенно было не на что. Механизмы немного напоминали богато
разукрашенные стиральные машины, только сбоку было плетеное сиденье, а
наверху - колпак. Они не были прикреплены к полу, и их можно было толкать
в любом направлении, а когда мы перевернули одну машину, чтобы посмотреть,
не скрыты ли внизу колесики, то нашли вместо них пару полозьев,
поворачивающихся на шарнирах, так что машину можно было двигать в любом
направлении. Полозья были сделаны из жирного на ощупь металла, но смазка к
пальцам не приставала.
Питание к машинам не подводилось.
- Может, источник питания у нее внутри, - предположил Фрост. -
Подумать только, я не нашел на одной вытяжной трубы во всем здании!
Мы искали, где можно включить питание, и ничего не нашли. Вся машина
была как большой, гладкий и обтекаемый кусок металла. Мы попытались
посмотреть, что у нее внутри, да только кожух был совершенно цельный -
нигде ни болта, ни заклепки.
Колпак с виду вроде бы снимался, но когда мы пытались его снять, он
упрямо оставался на месте.
А вот с плетеным сиденьем было совсем другое дело. Оно кишмя кишело
всякими приспособлениями для того, чтобы в нем могло сидеть любое
существо, какое только можно себе представить. Мы здорово позабавлялись,
меняя форму сиденья на все лады и стараясь догадаться, какое бы это
животное могло усесться на него в таком виде. Мы отпускали всякие соленые
шутки, и Хэч чуть не лопнул со смеху.
Но мы по-прежнему топтались на месте, и ясно было, что мы не
продвинемся ни на шаг, пока не притащим режущие инструменты и не вскроем
машину, чтобы узнать, с чем ее едят.
Мы взяли одну машину и поволокли ее по коридорам. Но, добравшись до
выхода, подумали, что дальше придется тащить ее на руках. И ошиблись. Она
скользила по земле и даже по сыпучему песку не хуже, чем по коридорам.
После ужина Хэч спустился в рубку управления двигателями и вернулся с
режущим инструментом. Металл был прочный, но в конце концов нам удалось
содрать часть кожуха.
При взгляде на внутренности машины мы пришли в бешенство. Это была
сплошная масса крошечных деталей, перевитых так, что в них сам черт не
разобрался бы. Ни начала, ни конца найти было невозможно. Это было что-то
вроде картинки-загадки, в которой все линии тянутся бесконечно и никуда не
приводят.
Хэч погрузил во внутренности машины обе руки и попытался отделить
детали.
Немного погодя он вытащил руки, сел на корточки и проворчал:
- Они ничем не скреплены. Ни винтов, ни шарнирных креплений, даже
простых шпонок нет. Но они как-то липнут друг к другу.
- Это уже чистое извращение, - сказал я.
Он взглянул на меня с усмешкой.
- Может быть, ты и прав.
Он снова полез в машину, ушиб костяшки пальцев и принялся их сосать.
- Если бы я не знал, что ошибаюсь, - заметил Хэч, - я бы сказал, что
это трение.
- Магнетизм, - предположил Док.
- Послушай, доктор, - сказал Хэч. - Ты в медицине и то не больно
разбираешься, так что оставь механику мне.
Чтобы не дать разгореться спору, Фрост поспешил вмешаться:
- Эта мысль о трении не так уж нелепа. Но в таком случае детали
требуют идеальной обработки и шлифовки. Из теории известно, что если вы
приложите две идеально отшлифованные поверхности друг к другу, то молекулы
обоих деталей будут взаимодействовать и сцепление станет постоянным.
Не знаю, где Фрост поднабрался всей этой премудрости. Вообще-то он
такой же, как мы все, но иной раз выразится так, что только рот раскроешь.
Я никогда не расспрашивал его о прошлом, задавать такие вопросы было
просто неприлично.
Мы еще немного потолкались возле машины. Хэч еще раз ушибся, а я
сидел и думал о том, что мы нашли в силосной башне два предмета и оба
заставали нас топтаться на месте. Но так уж бывает. В иные дни и гроша не
заработаешь.
- Дай взглянуть. Может, я справлюсь, - сказал Фрост.
Хэч даже не огрызнулся. Ему утерли нос.
Фрост начал сдавливать, растягивать, скручивать, раскатывать все эти
детали, и вдруг раздался шипящий звук, будто кто-то медленно выдохнул
воздух из легких, и все детали распались сами. Они разъединялись как-то
очень медленно и, позвякивая, сваливались в кучу на дно кожуха.
- Смотри, что ты натворил! - закричал Хэч.
- Ничего я не натворил, - сказал Фрост. - Я просто посмотрел, нельзя
ли выбить одну детальку, и только это сделал, как все устройство
рассыпалось.
Он показал на детальку, которую вытащил.
- Знаешь, что я думаю? - спросил Блин. - Я думаю, машину специально
сделали такой, чтобы она разваливалась при попытке разобраться в ней. Те,
кто ее сделал, не хотели, чтобы кто-нибудь узнал, как соединяются детали.
- Резонно, - сказал Док. - Не стоит возиться. В конце концов, машина
не наша.
- Док, - сказал я, - ты странно ведешь себя. Я пока что не замечал,
чтобы ты отказывался от своей доли, когда мы что-нибудь находили.
- Я ничего не имею против, когда мы ограничиваемся тем, что на вашем
изысканном языке называется полезными ископаемыми. Я могу даже переварить,
когда крадут произведения искусства. Но когда дело доходит до кражи
мозгов... а эта машина - думающий...
Вдруг Фрост вскрикнул.
Он сидел на корточках, засунув голову в кожух машины, и я сперва
подумал, что его защемило и нам придется вытаскивать его, но он выбрался
сам как ни в чем не бывало.
- Я знаю, как снять колпак, - сказал он.
Это было сложное дело, почти такое же сложное, как подбор комбинации
цифр, отпирающих сейф. Колпак крепился к месту множеством пазов, и надо
было знать, в какую сторону поворачивать его, чтобы в конце концов снять.
Фрост засунул голову в кожух и подавал команды Хэчу, а тот крутил
колпак то в одну сторону, то в другую, иногда тянул вверх, а порой и
нажимал, чтобы высвободить его из системы пазов, которыми он крепился.
Блин записывал комбинации команд, которые выкрикивал Фрост, и Хэч наконец
освободил колпак.
Как только его сняли, все сразу стало ясно как день. Это был шлем,
оснащенный множеством приспособлений, которые позволяли надеть его на
любой тип головы. В точности как сиденье, которое приспособлялось к любому
седалищу.
Шлем был связан с машиной эластичным кабелем, достаточно длинным,
чтобы он дотянулся до головы любого существа, усевшегося на сиденье.
Все это было, разумеется, прекрасно. Но что это за штука? Переносной
электрический стул? Машина для перманента? Или что-нибудь другое?
Фрост и Хэч покопались в машине еще немного и наверху, как раз под
тем местом, где был колпак, нашли поворотную крышку люка, а под ней трубу,
которая вела к механизму внутри кожуха. Только этот механизм превратился
теперь в груду распавшихся деталей.
Не надо было обладать очень большим воображением, чтобы понять, для
чего эта труба. Она была размером точно с динамитную шашку.
Блин вышел и вернулся с бутылкой, которую пустил по кругу, устроив
что-то вроде торжества. Сделав глотка по два, они с Хэчем пожали друг
другу руки и сказали, что больше не помнят зла. Но я не очень-то верил.
Они много раз мирились и прежде, а потом дня не проходило - и они снова
готовы были вцепиться друг другу в глотку.
Трудно объяснить, почему мы устроили празднество. Мы, разумеется,
поняли, что машину можно приспособить к голове, а в трубку положить
динамитную шашку... Но для чего все это, мы по-прежнему не имели никакого
представления.
По правде говоря, мы были немного испуганы, хотя никто в этом не
признался бы.
Естественно, мы начали гадать, что к чему.
- Это, наверно, машина-врач, - сказал Хэч. - Садись запросто на
сиденье, надевай шлем на голову, суй нужную шашку - и вылечишься от любой
болезни. Да это же было бы великое благо! И не надо беспокоиться, знает ли
твой врач свое дело или нет.
Я думал, Док вцепится Хэчу в горло, но он, видимо, вспомнил, что
помирился с Хэчем, и не бросился на него.
- Раз уж наша мысль заработала в этом направлении, - сказал Док, -
давайте предположим большее. Скажем, это машина, возвращающая молодость, а
шашка набита витаминами и гормонами. Проходи процедуру каждые двадцать лет
- и останешься вечно юным.
- Это, наверно, машина-преподаватель, - перебил его Хэч. - Может
быть, эти шашки набиты знаниями. Может быть, в каждой из них полный курс
колледжа.
- Или наоборот, - сказал Блин. - Может, эти шашки высасывают все, что
ты знаешь. Может, в каждой из этих шашек история жизни одного человека.
- А зачем записывать биографии? - спросил Хэч. - Немного найдется
людей или инопланетных жителей, ради которых стоило бы городить все это.
- Вот если предположить, что это что-то вроде коммуникатора, - сказал
я, - тогда другое дело. Может, это аппарат для ведения пропаганды, для
проповедей. Или карты. А может, не что иное, как архив.
- Или, - сказал Хэч, - этой штукой можно прихлопнуть любого в
мгновение ока.
- Не думаю, - сказал Док. - Чтобы убить человека, можно найти способ
полегче, чем сажать его на сиденье и надевать ему на голову шлем. И это не
обязательно средство общения.
- Есть только один способ узнать, что это, - сказал я.
- Боюсь, - догадался Док, - что нам придется прибегнуть к нему.
- Слишком сложно, - возразил Хэч. - Не говоря уж о том, что у нас
могут быть большие неприятности. Не лучше ли бросить все это к черту? Мы
можем улететь отсюда и поохотиться за чем-нибудь полегче.
- Нет! - закричал Фрост. - Этого делать нельзя!
- Интересно, почему нельзя? - спросил Хэч.
- Да потому, что мы всегда будем сомневаться, не упустили ли куш. И
думать: а не слишком ли мы быстро сдались? Ведь дело-то всего в двух-трех
днях. Мы будем думать, а не зря ли мы испугались, а то купались бы мы в
деньгах, если бы не бросили этого дела.
Мы знали, что Фрост прав, но препирались еще, прежде чем согласиться
с ним. Все знали, что придется на это пойти, но добровольцев не было.
Наконец мы потянули жребий, и Блину не повезло.
- Ладно, - сказал я. - Завтра с утра пораньше...
- Что там с утра! - заорал Блин. - Я хочу покончить с этим сейчас же!
Все равно сна у меня не будет ни в одном глазу.
Он боялся, и, право, ему было чего бояться. Да и я чувствовал бы себя
не в своей тарелке, если бы вытащил самую короткую спичку.
Не люблю болтаться по чужой планете после наступления темноты, но тут
уж пришлось. Откладывать на завтра было бы несправедливо по отношению к
Блину. И, кроме того, мы увязли в этом деле по самые уши и не ведали бы
покоя, пока не разузнали бы, что нашли.
И вот, взяв фонари, мы пошли к силосной башне. Протопав по коридорам,
которые показались нам бесконечными, мы вошли в зал, где стояли машины.
Они все вроде были одинаковые, и мы подошли к первой попавшейся. Пока
Хэч снимал шлем, я приспосабливал для Блина сиденье, а Док пошел в
соседнюю комнату за шашкой.
Когда все было готово, Блин сел на сиденье.
Вдруг меня потянуло на глупость.
- Послушай, - сказал я Блину, - почему это должен быть непременно ты?
- Кому-то надо, - ответил Блин. - Так мы скорее узнаем, что это за
штука.
- Давай я сяду вместо тебя.
Блин обозвал меня нехорошим словом, чего делать он не имел никакого
права, потому что я просто хотел помочь ему. Но я его тоже обозвал, и все
стало на свои места.
Хэч надел шлем на голову Блину. Края шлема опустились так низко, что
совсем не было видно лица. Док сунул шашку в трубку, и машина, замурлыкав,
заработала, а потом наступила тишина. Не совсем, конечно, тишина... если
приложить ухо к кожуху, слышно было, как машина работает.
С Блином ничего особенного не случилось. Он сидел спокойный и
расслабленный, и Док сразу же принялся следить за его состоянием.
- Пульс немного замедлился, - сообщил Док, - сердце бьется слабее,
но, по-видимому, никакой опасности нет. Дыхание частое, но беспокоиться не
о чем.
Док, может, совсем не беспокоился, но остальным стало не по себе. Мы
окружили машину, смотрели, и... ничего не происходило. Да мы и не
представляли себе, что может произойти.
Док продолжал следить за состоянием Блина. Оно не ухудшалось.
А мы все ждали и ждали. Машина работала, а размякший Блин сидел в
кресле. Он был расслаблен, как собака во сне, - возьмешь его руку, и
кажется, что из нее начисто вытопили кости. Мы волновались все больше и
больше. Хэч хотел сорвать с Блина шлем, но я ему не позволил. Черт его
знает, что могло произойти, если бы мы остановили это дело на середине.
Машина перестала работать примерно через час после рассвета. Блин
начал шевелиться, и мы сняли с него шлем.
Он зевнул, потер глаза и сел попрямее. Потом посмотрел на нас немного
удивленно - вроде бы не сразу узнал.
- Ну, как? - спросил его Хэч.
Блин не ответил. Видно было, что он приходил в себя, что-то вспоминал
и собирался с мыслями.
- Я путешествовал, - сказал он.
- Кинопутешествие! - с отвращением сказал Док.
- Это не кинопутешествие. Я там был. На планете, на самом краю
Галактики, наверное. Ночью там мало звезд, да и те, что есть, совсем
бледные. И над головой двигается тонкая полоска света.
- Значит, видел край Галактики, - кивнув, сказал Фрост. - Что его,
дисковой пилой, что ли, обрезали?
- Сколько я просидел? - спросил Блин.
- Довольно долго, - сказал я ему. - Часов шесть-семь. Мы уже стали
беспокоиться.
- Странно, - сказал Блин. - А я могу поклясться, что был там больше
года.
- Давай-ка уточним, - сказал Хэч. - Ты говоришь, что был там. Ты
хочешь, наверно, сказать, что _в_и_д_е_л_ эту планету.
- Я хочу сказать, что _б_ы_л_ там! - заорал Блин. - Я _ж_и_л_ с этими
людьми, _с_п_а_л_ в их норах, _р_а_з_г_о_в_а_р_и_в_а_л_ и _р_а_б_о_т_а_л
вместе с ними. В огороде себе кровавую мозоль мотыгой натер. Я ездил с
места на место и насмотрелся всякой всячины, и все это было по-настоящему
- вот как я сижу сейчас здесь.
Стащив его с сиденья, мы пошли обратно на корабль. Хэч не позволил
Блину готовить завтрак. Он что-то состряпал сам, но кок из него
никудышный, и ничего в рот не лезло. Док откопал бутылочку и дал хлебнуть
Блину, а остальным не досталось ни капли. Он сказал, что это лечебное, а
не увеселительное средство.
Вот какой он бывает иногда. Настоящий жмот.
Блин рассказал нам о планете, на которой жил. Правителей на ней,
кажется, вообще нет, так как она в них не нуждается, но сама планета - так
себе, живут на ней простаки, занимаются примитивным сельским хозяйством.
Блин сказал, что они похожи на помесь человека с кротом, и даже пытался
нарисовать их, но толку от этого получилось мало, потому что Блин художник
липовый.
Он рассказал нам, что они выращивают, что едят, и это было потешно.
Он даже легко называл имена местных жителей, припоминал, как они
разговаривают, - язык был совсем незнакомый.
Мы забросали его вопросами, и он всегда находил ответ, причем видно
было, что он ничего не выдумывал. Даже Док, который вообще был скептиком,
и тот склонялся к мысли, что Блин в самом деле посетил чужую планету.
Позавтракав, мы погнали Блина в постель, а Док осмотрел его и нашел,
что он вполне здоров.
Когда Блин с Доком ушли, Хэч сказал мне и Фросту:
- У меня такое ощущение, будто доллары уже позвякивают у нас в
карманах.
Мы оба согласились с ним.
Мы нашли такое развлекательное устройство, какого сроду никто не
видывал.
Шашки оказались записями, которые не только воспроизводили
изображение и звук, но и возбуждали все чувства. Они делали это так
хорошо, что всякий, кто подвергался их воздействию, ощущал себя в той
среде, которую они воспроизводили. Человек как бы делал шаг в эту среду и
становился частью ее. Он жил в ней.
Фрост уже строил четкие планы на будущее.
- Мы могли бы продавать эти штуки, - сказал он, - но это глупо. Нам
нельзя выпускать их из рук. Мы будем давать машины и шашки напрокат, а так
как они есть только у нас, мы станем хозяевами положения.
- Можно разрекламировать годичные каникулы, которые длятся всего
полдня, - добавил Хэч. - Это как раз то, что нужно администраторам и
прочим занятым людям. Ведь только за субботу и воскресенье они смогут
прожить четыре-пять лет и побывать на нескольких планетах.
- Может быть, не только на планетах, - подхватил Фрост. - Может, там
записаны концерты, посещение картинных галерей или музеев. Или лекции по
литературе, истории и тому подобное.
Мы чувствовали себя на седьмом небе, но усталость взяла свое и мы
пошли спать.
Я лег не сразу, а сначала достал бортовой журнал. Не знаю уж, зачем
было возиться с ним вообще. Вел я его как попало. Месяцами даже не
вспоминал о нем, а потом вдруг несколько недель записывал все кряду.
Делать запись сейчас мне было, собственно, ни к чему, но я был немного
взволнован, и у меня почему-то было такое ощущение, что последнее событие
надо записать.
Я полез под койку и вытянул железный ямщик, в котором хранились
журнал и прочие бумаги. Когда я поднимал его, чтобы поставить на койку, он
выскользнул у меня из рук. Крышка распахнулась. Журнал, бумаги, всякие
мелочи, которые были у меня в ящике, - все разлетелось по полу.
Я выругался и, став на четвереньки, принялся собирать бумаги. Их было
чертовски много, и по большей части все это был хлам. Когда-нибудь,
говорил я себе, я выброшу его. Там были пошлинные документы, выданные в
сотне различных портов, медицинские справки и другие бумаги, срок действия
которых давно уже истек. Но среди них я нашел и документ, закрепляющий мое
право собственности на корабль.
Я сидел и вспоминал, как двадцать лет назад купил этот корабль за
сущие гроши, как отбуксировал его со склада металлолома, как года два все
свободное время и все заработанные деньги тратил на то, чтобы подлатать
его и подготовить к полетам в космос. Не удивительно, что корабль дрянной.
С самого начала он был развалиной, и все двадцать лет мы только и делали,
что клали заплату на заплату. Уже много раз он проходил технический осмотр
только потому, что инспектору ловко совали взятку. Во всей Галактике один
Хэч способен заставить его летать.
Я продолжал подбирать бумаги, думая о Хэче и всех остальных. Я
немного расчувствовался и стал думать о таких вещах, за которые вздул бы
всякого другого, если бы он осмелился сказать их мне. Я думал о том, как
мы все спелись и что любой из команды отдал бы за меня жизнь, а я свою -
за любого из них.
Я помню, конечно, время, когда все было по-иному, В те дни, когда они
впервые подписали контракт, это была всего лишь команда. Но те дни прошли
давным-давно; теперь это была не просто команда корабля. Контракт не
возобновлялся уже много лет, а все продолжали летать, как люди, которые
имеют право на это. И вот, сидя на полу, я думал, что мы наконец добились
того, о чем мечтали, мы, оборвыши, в латанном-перелатанном корабле. Я был
горд и радовался не только за себя, по и за Хэча, Блина, Дока, Фроста и
всех остальных.
Наконец я собрал бумаги, сунул их снова в ящик и попытался сделать
запись в журнале, но от усталости не хватило сил писать, и я лег спать,
что и надо было сделать с самого начала.
Но, как я ни уморился, я уже в постели стал думать, велика ли
силосная башня, и попытался прикинуть, сколько из нее можно выкачать
шашек. Я дошел до триллионов, а дальше прикидывать не было толку - все
равно точного числа не определишь.
А дело предстояло большое - такого у нас никогда не было. Нашей
команде, даже если бы мы работали каждый день, понадобилось бы пять
жизней, чтобы опустошить всю силосную башню. Придется создать компанию,
нанять юристов (предпочтительно - способных на любое грязное дело); подать
заявку на планету и пройти через бюрократические мытарства, чтобы прибрать
все к рукам.
Мы не могли позволить себе прохлопать такое дело из-за собственной
непредусмотрительности. Надо все обдумать, прежде чем заваривать кашу.
Не знаю, как остальным, а мне всю ночь снилось, будто я утопаю по
колено в море новеньких хрустящих банкнот.
Наутро Док не появился за завтраком. Я пошел к нему и обнаружил, что
он даже и не ложился. Он полулежал на своем старом шатком стуле в
амбулатории. На полу стояла пустая бутылка, другую, тоже почти пустую, он
держал в руке, свисавшей до самого пола. Когда я вошел, Док с трудом
поднял голову - он еще не упился до полного бесчувствия, и это все, что
можно было сказать о нем.
Я страшно разозлился. Док знал наши правила. Он мог пьянствовать
беспробудно, пока мы находились в космосе, но после посадки требовались
рабочие руки, да и надо было следить, как бы мы не подхватили на чужих
планетах незнакомые болезни, так что он не имел права напиваться.
Я вышиб ногой у него из рук бутылку, взял его одной рукой за шиворот,
а другой за штаны и поволок в камбуз.
Плюхнув его на стул, я крикнул Блину, чтобы приготовил еще один
кофейник.
- Я хочу, чтобы ты протрезвился, - сказал я Доку, - и мог пойти с
нами во второй поход. У нас каждый человек на счету.
Хэч пригнал своих, а Фрост собрал всю команду вместе и приладил блок
с талями, чтобы начать погрузку. Все были готовы к перетаскиванию груза,
кроме Дока, и я поклялся, что еще сегодня прищемлю ему хвост.
Отправились мы сразу же после завтрака. Хотели погрузить на борт как
можно больше машин, а все пространство между ними забить шашками.
Мы прошли по коридорам в зал, где были машины, и, разбившись по двое,
начали работу. Все шло хорошо, пока мы не оказались на середине пути между
зданием и кораблем.
Мы с Хэчем были впереди, и вдруг футах в пятидесяти от нас что-то
взорвалось.
Мы стали как вкопанные.
- Это Док! - завопил Хэч, хватаясь за пистолет.
Я успел удержать его:
- Не горячись, Хэч.
Док стоял у люка и махал нам ружьем.
- Я мог бы снять его, - сказал Хэч.
- Спрячь пистолет, - приказал я.
Я пошел один к тому месту, куда Док послал пулю.
Он поднял ружье, и я замер. Если бы он даже промахнулся футов на
десять, то взрыв мог располосовать человека надвое.
- Я брошу пистолет! - крикнул я ему. - Хочу потолковать с тобой!
Док заколебался.
- Ладно. Скажи остальным, чтобы подались назад.
Я обернулся и сказал Хэчу:
- Уходи отсюда. И уведи всех.
- Он свихнулся от пьянства, - сказал Хэч. - Не соображает, что
делает.
- Я с ним управлюсь. - Я постарался сказать это твердым тоном.
Еще одна пуля взорвалась в стороне от нас.
- Сыпь отсюда, Хэч, - сказал я, не решаясь больше оглядываться.
Приходилось не спускать с Дока глаз.
- Порядок, - крикнул наконец Док. - Они отошли. Бросай пистолет.
Очень медленно, чтобы он не подумал, что я стараюсь подложить его, я
отстегнул пряжку, и пистолет упал на землю. Не спуская с Дока глаз, я
пошел вперед, а у самого по спине мурашки бегали.
- Дальше не ходи, - сказал Док, когда я почти вплотную подошел к
кораблю. - Мы можем поговорить и так.
- Ты пьян, - сказал я ему. - Я не знаю, к чему ты все это затеял, но
зато я знаю, что ты пьян.
- Пьян, да не совсем. Я полупьян. Если бы я был совсем пьян, мне было
бы просто все равно.
- Что тебя гложет?
- Порядочность заела, - сказал он, фиглярствуя, как обычно. - Я
говорил тебе много раз, что могу переварить грабеж, когда дело касается
лишь урана, драгоценных камней и прочей чепухи. Я могу даже закрыть глаза
на то, что вы потрошите чужую культуру, потому что самой культуры не
украдешь - воруй не воруй, а культура останется на месте и залечит раны.
Но я не позволю воровать знания. Я не дам тебе сделать это, капитан.
- А я по-прежнему уверен, что ты просто пьян.
- Вы даже не представляете себе, что нашли. Вы настолько слепы и
алчны, что не распознали своей находки.
- Ладно, Док, - сказал я, стараясь гладить его по верстке, - скажи
мне, что мы нашли.
- Библиотеку. Может быть, самую большую, самую полную библиотеку во
всей Галактике. Какой-то народ потратил несказанное число лет, чтобы
собрать знания в этой башне, а вы хотите захватить их, продать, рассеять.
Если это случится, то библиотека пропадет и те обрывки, которые останутся,
без всей массы сведений потеряют свое значение наполовину. Библиотека
принадлежит не нам. И даже не человечеству. Такая библиотека может
принадлежать только всем народам Галактики.
- Послушай, Док, - умолял его я, - мы трудились многие годы, я, все
мы. Потом и кровью мы зарабатывали себе на жизнь, но нам все время не
везло. Сейчас появилась возможность сорвать большой куш. И эта возможность
есть и у тебя. Подумай об этом, Док... У тебя будет столько денег, что их
вовек не истратить... хватит на то, чтобы пьянствовать всю жизнь!
Док направил на меня ружье, и я подумал, что попал как кур во щи. Но
у меня не дрогнул ни один мускул.
Я стоял и делал вид, что мне не страшно.
Наконец он опустил ружье.
- Мы варвары. В истории таких, как мы, было навалом. На Земле варвары
задержали прогресс на тысячу лет, предав огню и рассеяв библиотеки и труды
греков и римлян. Для варваров книги годились только на растопку да на
чистку оружия. Для вас этот большой склад знаний означает лишь возможность
быстро зашибить деньгу. Вы возьмете шашку с научным исследованием
важнейшей социальной проблемы и будете сдавать ее напрокат. Пожалуйте,
годичный отпуск за шесть часов.
- Избавь меня от проповеди, Док, - устало сказал я. - Скажи, чего ты
хочешь.
- Я хочу, чтобы мы вернулись и доложили о своей находке
Галактическому комитету. Это поможет загладить многое из того, что мы
натворили.
- Ты что, монахов из нас хочешь сделать?
- Не монахов. Просто приличных людей.
- А если мы не захотим?
- Я захватил корабль, - сказал Док. - Запас воды и пищи у меня есть.
- А спать-то тебе надо будет.
- Я закрою люк. Попробуйте забраться сюда.
Наше дело было швах, и он знал это. Если мы не сможем придумать, как
захватить его врасплох, наше дело швах по всем статьям.
Я испугался, но чувство досады взяло верх. Многие годы мы слушали,
что он болтал, но никто никогда не принимал его всерьез. А теперь вдруг
оказалось, что это он всерьез.
Я знал, что отговорить его невозможно. И на компромисс он ни на какой
не пойдет. Если говорить откровенно, никакого соглашения между нами быть
не могло, потому что соглашение или компромисс возможны лишь между людьми
порядочными, а какие же мы порядочные, даже по отношению друг к другу?
Положение было безвыходное, но Док до этого еще не додумался. Он
додумается, как только немного протрезвится и пораскинет мозгами. Он
вытворял все это в пьяном угаре, но это не значило, что он ничего не
поймет.
Одно было ясно: в таком положении он продержится дольше нас.
- Позволь мне вернуться, - сказал я, - нужно потолковать с ребятами.
Мне кажется, Док только сейчас сообразил, как далеко он зашел,
впервые понял, что мы не можем доверять друг другу.
- Когда вернешься, - сказал он мне, - мы все обмозгуем. Мне нужны
гарантии.
- Конечно, Док, - сказал я.
- Я не шучу, капитан. Я говорю совершенно серьезно. Я дурака не
валяю.
Я вернулся к башне, неподалеку от которой тесно сбилась команда, и
объяснил, что происходит.
- Придется рассыпаться и атаковать его, - решил Хэч. - Одного-двух он
подстрелит, зато мы его схватим.
- Он просто закроет люк, - возразил я. - И заморит нас голодом. В
крайнем случае попытается улететь на корабле. Стоит только ему
протрезвиться, и он, вероятно, так и сделает.
- Он чокнутый, - сказал Блин. - Он просто тронулся спьяну.
- Конечно, чокнутый, - согласился я, - и от этого он опаснее вдвойне.
Он вынашивал это дело уже давным-давно. У него комплекс вины мили в три
высотой. И, что хуже всего, он зашел так далеко, что не может идти на
попятный.
У нас мало времени, - сказал Фрост. - Надо что-то придумать. Мы умрем
от жажды. Еще немного, и нам страшно захочется жрать.
Все стали препираться насчет того, как быть, а я сел на песок,
прислонился к машине и попробовал стать на место Дока.
Как врач, Док оказался неудачником; иначе зачем бы ему было
связываться с нами? Скорее всего, он присоединился к нам, чтобы бросить
кому-то вызов или от отчаяния, - наверно, было и то и другое. И, кроме
того, как всякий неудачник, он идеалист. Среди нас он белая ворона, но
больше ему покуда податься, нечего делать. Многие годы это грызло его, и
он стал страдать болезненным самомнением, а дальний космос самое
подходящее место, чтобы накачаться самомнением.
Разумеется, он тронулся, но это было сумасшествие особого рода. Если
бы оно не было таким ужасным, его можно было бы назвать славным. Причем
Док - такой малый, что его даже насмешками не проймешь, стоит на своем, и
все тут.
Не знаю, услышал ли я какой-нибудь звук (шаги, может быть) или просто
почувствовал чье-то присутствие, но вдруг я осознал, что кто-то подошел к
нам. Я приподнялся и резко повернулся лицом к зданию: у входа стояло то,
что на первый взгляд показалось нам бабочкой величиной с человека.
Я не говорю, что это было насекомое - просто вид у него был такой.
Оно куталось в плащ, но лицо было не человеческое, а на голове возвышался
гребень, похожий на гребни шлемов, которые можно увидеть в исторических
пьесах.
Затем я увидел, что плащ вовсе не плащ, а часть этого существа, и
похож он был на сложенные крылья, но это были не крылья.
- Джентльмены, - сказал я как можно спокойнее, - у нас гость.
Я пошел к существу, не делая резких движений, но держась настороже. Я
не хотел напугать его, но сам приготовился отскочить в сторону, если мне
будет угрожать, опасность...
- Внимание, Хэч, - сказал я.
- Я прикрываю тебя, - заверил меня Хэч, и оттого, что он был рядом,
на душе стало поспокойней. Если тебя прикрывает Хэч, слишком большой
неприятности не будет.
Я остановился футах в шести от существа. Вблизи у него был не такой
противный вид, как издали. Глаза были добрые, а нежное, странное лицо
хранило мирное выражение. Но человеческие меры не всегда подходят к
чужестранцам.
Мы смотрели друг на друга в упор. Оба мы понимали, что говорить
бесполезно. Мы просто стояли и мерили друг друга взглядами.
Затем существо сделало несколько шагов и протянуло руку, которая была
скорее похожа на клешню. Оно взяло меня за руку и потянуло к себе.
Надо было или вырвать руку, или идти.
Я пошел за ним.
Времени на размышления не было, но кое-что помогло мне принять
решение сразу. Во-первых, существо показалось мне дружески настроенным и
разумным. Да и Хэч с ребятами были поблизости, шли позади. И самое главное
- тесных отношений с чужестранцами никогда из завяжешь, если будешь
держаться неприветливо.
Поэтому я пошел.
Мы вошли в башню, и было приятно слышать позади себя шаги остальных.
Я не стал терять времени на догадки, откуда появилось существо. Этого
следовало ожидать. Башня была такая большая, что в ней много чего
поместилось бы - даже люди или какие-нибудь существа, - и мы все равно
ничего не заметили бы. В конце концов, мы обследовали лишь небольшой
уголок первого этажа. А существо, видимо, спустилось с верхнего этажа, как
только узнало, что мы здесь. Наверно, понадобилось некоторое время, чтобы
эта новость дошла до него.
Но трем наклонным плоскостям мы поднялись на четвертый этаж и, пройдя
немного по коридору, вошли в комнату.
Она была небольшая. Там стояла всего одна машина, но на этот раз
спаренная модель - у нее было два плетеных сиденья и два шлема. В комнате
находилось еще одно существо.
Первое существо подвело меня к машине и указало на одно из сидений.
Я постоял немного, наблюдая, как Хэч, Блин, Фрост и все остальные
входили в комнату и выстраивались у стены.
Фрост сказал:
- Вы двое останьтесь-ка в коридоре и смотрите.
Хэч спросил меня:
- Ты собираешься сесть в это чудо техники, капитан.
- Почему бы и нет? - отозвался я. - Они, кажется, ничего не
замышляют. Нас больше, чем их. Они не собираются причинить нам никакого
вреда.
- Есть риск, - сказал Хэч.
- А с каких это пор мы зареклись идти на риск?
Существо, которое я встретил у входа в башню, село на одно из
сидений, а я приспособил для себя другое. Тем временем второе существо
достало из ямщика две шашки, по эти шашки были прозрачные, а не черные.
Оно сняло шлемы и вставило шашки. Затем оно надело шлем на своего товарища
и протянуло мне другой.
Я сел и позволил надеть на себя шлем, и вдруг оказалось, что я уже
сижу на корточках за чем-то вроде столика напротив джентльмена, которого
встретил около здания.
- Теперь мы можем поговорить, - сказал чужестранец.
Я не боялся, не волновался. У меня было такое ощущение, будто
напротив сидит кто-нибудь вроде Хэча.
- Все, что мы будем говорить, записывается, - сказал чужестранец. -
После нашего разговора вы получаете один экземпляр, а второй я помещу в
картотеку. Можете называть это договором, или контрактом, или как вы
сочтете нужным.
- Я не очень-то разбиралось в контрактах, - сказал я. - В этих
юридических уловках запутаешься, как муха.
- Тогда назовем это соглашением, - предложил чужестранец. -
Джентльменским соглашением.
- Хорошо, - согласился я.
Соглашения - удобные штуки. Их можно нарушать, когда вздумается.
Особенно джентльменские соглашения.
- Наверно, вы уже поняли, что здесь находится, - сказал чужестранец.
- Не совсем, - ответил я. - Скорее всего, библиотека.
- Это университет, галактический университет. Мы специализировались
на популярных лекциях и заочном обучении.
Боюсь, что у меня отвалилась челюсть.
- Ну что ж, прекрасно.
- Наши курсы могут пройти все, кто только пожелает. У нас нет ни
вступительной платы, ни платы за обучение. Не требуется также никакой
предварительной подготовки. Вы сами понимаете, как трудно было бы
поставить это условие Галактике, которая населена множеством видов,
имеющих различные мировоззрения и способности.
- Точно.
- К слушанию курсов допускаются все, кому они будут полезны, -
продолжал чужестранец. - Разумеется, мы рассчитываем на то, что
полученными знаниями воспользуются правильно, а во время самого учения
будет проявлено прилежание.
- Вы хотите сказать, что записаться может любой? - спросил я. - И это
не будет ничего стоить?
Сперва я разочаровался, а потом сообразил, что тут есть на чем
заработать. Настоящее университетское образование... да с этим можно
отделывать отличные делишки!
- Есть одно ограничение, - пояснил чужестранец. - Совершенно
очевидно, что мы не можем заниматься отдельными личностями. Мы принимаем
культуры. Вы, как представитель своей культуры... как вы называете себя?
- Человечеством. Сначала жили на планете Земля теперь занимаем
полмиллиона кубических световых лет. Я могу показать на вашей карте...
- Сейчас в этом нет необходимости. Мы были бы очень рады получить
заявление о приеме от человечества.
Я растерялся. Никакой я не представитель человечества! Да я и не
хотел бы им быть. Я сам по себе, а человечество само по себе. Но этого
чужестранцу я, конечно, не сказал. Он бы не захотел иметь со мной дела.
- Не будем торопиться, - взмолился я. - Я хочу задать вам несколько
вопросов. Какого рода курсы вы предлагаете? Какие дисциплины можно
выбирать?
- Во-первых, есть основной курс, - сказал чужестранец. - Его лучше бы
назвать вводным, он нужен для ориентации. В него входят те предметы,
которые по нашему мнению, наиболее пригодны для данной культуры. Вполне
естественно, что он будет специально подготовлен для обучающейся культуры.
После этого можно заняться необязательными дисциплинами, их очень много -
сотни тысяч.
- А как насчет испытаний, выпускных экзаменов и всего такого прочего.
- поинтересовался я.
- Испытания, разумеется, предусмотрены, - сказал чужестранец. - Они
будут проводиться каждые... Скажите мне, какая у вас система отсчета
времени?
Я объяснил, как мог, и он, кажется, все понял.
- Они будут проводиться примерно каждую тысячу лет вашего времени.
Программа рассчитана надолго. Если проводить испытания чаще, то вам
придется напрягаться изо всех сил и пользы от этого будет мало.
Я уже принял решение. То, что случится через тысячу лет, меня не
касается.
Я задал еще несколько вопросов об истории университета и тому
подобном. Мне хотелось замести следы на тот случай, если бы у него
возникли подозрения.
Я все еще не мог поверить в то, что услышал. Трудно представить себе,
чтобы какая бы то ни было раса трудилась миллионы лет над созданием
университета, ставила перед собою цель - дать наивысшее образование всей
Галактике, совершила путешествия на все планеты и собрала все сведения о
них, свела воедино все записи о бесчисленных культурах, установила
определенные соотношения между ними, классифицировала и рассортировала эту
массу информации и создала учебные курсы.
Все это имело такие гигантские масштабы, что не укладывалось в
голове.
Он еще некоторое время вводил меня в курс дела, а я слушал его с
разинутым ртом. Но потом я взял себя в руки.
- Хорошо, профессор, - сказал я, - можете нас записать. А что
требуется от меня?
- Ничего, - ответил он. - Сведения будут извлечены из записи нашей
беседы. Мы определим основной курс, а затем вы сможете выбрать дисциплины
по желанию.
- Если мы не увезем все за один раз, то можно будет вернуться? -
спросил я.
- Безусловно. Я думаю, вы пожелаете послать целый флот, чтобы увезти
все, что вам понадобится. Мы дадим достаточное число машин и столько
учебных записей, сколько потребуется.
- Чертова уйма потребуется, - сказал я ему прямо, рассчитывая
поторговаться и немного уступить.
- Я знаю, - согласился он. - Дать образование целой культуре - дело
не простое. Но мы готовы к этому.
Так вот мы и добились своего... и все законным путем, комар коса не
подточит. Мы могли брать что хотели и сколько хотели и имели на это право.
Никто не мог сказать, что мы воровали. Никто, даже Док, не мог бы этого
сказать.
Чужестранец объяснил мне систему записи на цилиндрах, сказал, как
будут упакованы и пронумерованы курсы, чтобы их проходили по порядку. Он
обещал снабдить меня записями необязательных курсов - я мог выбрать их по
желанию.
Он был по-настоящему счастлив, заполучив еще одного клиента, и гордо
рассказывал мне о других учениках. Он долго распространялся о том
удовлетворении, которое испытывает просветитель, когда представляется
возможность передать кому-нибудь факел знаний.
Я чувствовал себя подлецом.
На этом разговор закончился, и я снова оказался на сиденье, а второе
существо уже снимало с моей головы шлем.
Я встал. Первый чужестранец тоже встал и обернулся ко мне. Как и
вначале, говорить друг с другом мы не могли. Это было странное чувство -
стоять лицом к лицу с существом, с которым ты только что заключил сделку,
и не можешь произнести ни одного слова, которое бы он понял.
Однако он протянул мне обе руки, а я взял их в свои, и он дружески
пожал их.
- Ты давай еще облобызайся с ним, - сказал Хэч, - а мы с ребятами
отвернемся.
В другое время за такую шутку я влепил бы Хэчу пулю, а тут даже не
рассердился.
Второе существо вынуло из машины две шашки и вручило одну из них мне.
Их засунули туда прозрачными, а вынули черными.
- Пошли отсюда, - сказал я.
Мы постарались выбраться из башни как можно быстрее, но не роняя
достоинства... если это можно назвать достоинством.
Выбравшись, я подозвал Хэча, Блина и Фроста и рассказал, что со мной
было.
- Мы схватили Вселенную за хвост, - сказал я. - Мертвой хваткой
вцепились.
- А как быть с Доком? - спросил Фрост.
- Разве не понимаешь? Именно такая сделка ему и придется по вкусу. Мы
можем сделать вид, что мы благородные и великодушные, что мы верны своему
слову. Мне только надо подойти к нему поближе и схватить его.
- Он тебя и слушать не станет, - сказал Блин. - Он не поверит ни
одному твоему слову.
- Вы, ребята, стойте на месте, - сказал я. - А с Доком я справлюсь.
Я пересек полосу земли между башней и кораблем. Док не подавал
никаких признаков жизни. Я открыл было рот, чтобы кликнуть Дока, а потом
передумал. Решив воспользоваться случаем, я приставил лестницу и забрался
в люк, но Дока по-прежнему не было видно.
Я осторожно двинулся вперед. Я догадался, что с ним, но на всякий
случай решил не рисковать.
Нашел я его на стуле в амбулатории. Он был пьян в стельку. Ружье
лежало на полу. Рядом со стулом валялись две пустые бутылки.
Я стоял и смотрел на него, представляя себе, что произошло. После
моего ухода Док стал обдумывать создавшееся положение, и тут перед ним
встала проблема - как быть дальше. Он решил ее так, как решал почти все
свои жизненные проблемы.
Я прикрыл Дока одеялом, потом порыскал вокруг и обнаружил полную
бутылку. Откупорив, я поставил ее рядом со стулом, чтобы он мог легко
дотянуться до нее. Потом я взял ружье и пошел звать остальных.
В ту ночь я долго не мог засунуть - в голову приходили всякие
приятные мысли.
Перед нами раскрывалось так много возможностей, что я просто терялся
и не знал, с чего начать.
Тут тебе и афера с университетом, которую, как это ни странно, можно
было осуществить на совершенно законном основании, - ведь профессор из
башни ничего не говорил о купле-продаже.
Тут тебе и дельце с каникулами - год-другой пребывания на чужой
планете за каких-нибудь шесть часов. Надо будет только подобрать ряд
необязательных курсов по географии, или социальной науке, или как там их.
Можно создать информационное бюро или научно-исследовательское
агентство, которое за приличное вознаграждение будет давать любые сведения
из любой области.
Несомненно, в башне есть записи исторических событий с эффектом
присутствия. Заполучив их, мы могли бы продавать в розницу приключения -
совершенно безопасные приключения - мечтающим о них домоседам.
Я думал и об уйме других возможностей, не столь очевидных, но стоящих
того, чтобы присмотреться к ним, и о том, как это профессора придумали
наконец безошибочно эффективное средство обучения.
Если хочешь иметь представление о чем-нибудь, то познай это на
собственном опыте, изучи на месте. Ты не читаешь об этом, не слышишь
рассказ и не смотришь стереоскопический фильм, а живешь этим. Ты ходишь по
земле планеты, с которой хотел познакомиться, ты живешь среди существ,
которых пожелал изучить; ты становишься свидетелем и, возможно, участником
исторических событий, исследованием которых занимаешься.
Есть и другие способы использования такого обучения. Можно научиться
строить собственными рунами что угодно, даже космические корабли. Можно
изучить, как работает чужестранная машина, собрав ее по порядку. Нет такой
области знания, для изучения которой не годилось бы новое средство... и
результаты оно даст гораздо лучшие, чем обычная система обучения.
Тогда же я твердо решил, что мы не выпустим из рук ни одной шашки,
пока кто-нибудь ты нас предварительно не ознакомится с ней. А вдруг в них
окажется что-нибудь подходящее для практического применения?
Так я и уснул, думая о химических чудесах и новых принципах создания
машин, о лучших способах ведения дел и о новых философских идеях. Я даже
прикинул, как заработать кучу денег на философской идее.
Итак, наша наверняка взяла. Мы создадим компанию, которая будет
заниматься такой разносторонней деятельностью, что нас никому не одолеть.
Мы будем жить, как боги. Разумеется, лет через тысячу придет время
расплаты, но никого из нас уже не будет в живых.
Док протрезвился только под утро, и я приказал Фросту затолкать его в
корабельный карцер. Он больше не был опасен, но я считал, что посидеть
взаперти ему не помешает. Немного погодя я собирался потолковать с ним, но
пока я был слишком занят, чтобы возиться с этим делом.
Я отправился в башню вместе с Хэчем и Блином и на машине с двумя
сиденьями провел еще одно совещание с профессором. Мы отобрали кучу
необязательных курсов и решили разные вопросы.
Другие профессора стали выдавать нам курсы, уложенные в ящики и
снабженные этикетками, и мне пришлось вызвать всю команду, чтобы
перетаскивать ящики и машины на корабль.
Мы с Хэчем вышли из башни и наблюдали за работой.
- Никогда не думал, - сказал Хэч, - что мы и в самом деле сорвем куш.
Положа руку на сердце скажу - никогда не думал. Я всегда считал, что мы
так, только воздух толкаем. Вот тебе пример, как может ошибаться человек.
- Эти профессора - какие-то придурки, - сказал я. - Ни одного вопроса
мне не задали. Я хоть сейчас придумаю целую кучу вопросов, которые они
могли бы задать и мне нечего было бы ответить.
- Они честные и думают, что все такие. Вот что получается, когда
влезешь по уши в одно дело и ни на что другое времени не остается.
Что верно, то верно. Эта раса профессоров трудилась миллион лет...
работы хватит еще на миллион лет и еще на миллион... не видно ей ни конца
ни края.
- Не могу сообразить, зачем они это делают, - сказал я. - Что им за
выгода?
- Для них-то выгоды нет, - отлетел Хэч, - а для нас есть. Скажу я
тебе, капитан, придется голову поломать, как это все получше использовать.
Я рассказал ему, что я придумал насчет предварительного ознакомления
с шашками, чтобы не упустить ничего.
Хэч был в восторге.
- Да, капитан, ты своего не упустишь. Так и надо. Мы из этого дела
выдоим все до последнего цента.
- Мне кажется, мы должны заниматься предварительным знакомством по
порядку, - сказал я. - Начать с самого начала и... до конца.
Хэч сказал, что он думал о том же.
- Но на это уйдет уйма времени, - предупредил он.
- Вот поэтому надо начать сейчас же. Основной, ориентировочный курс
уже на борту. Можем начать с него. Надо только запустить машину, Блин тебе
поможет.
- Поможет мне! - завопил Хэч. - Кто сказал, что это должен делать я?
Да я для этого совсем не гожусь.
Ты же сам знаешь, я сроду ничего не читал...
- А это не чтение. Ты будешь жить в этом. Будешь развлекаться, пока
остальные пупки себе надрывают.
- Не буду я.
- Послушай, - сказал я, - давай немного пораскинем мозгами. Мне надо
быть здесь, у башни, и следить, чтобы все шло как следует. И профессору я
могу понадобиться для очередного совещания. Фрост заправляет погрузкой.
Док на губе. Остаешься ты с Блином. Доверить предварительное ознакомление
Блину я не могу. Он слишком рассеянный. Целое состояние может
проскользнуть мимо него, а он и не почешется. А ты человек
сообразительный, у тебя есть чувство ответственности, и я считаю...
- Ну, коли так, - сказал Хэч, напыжившись от гордости, - мне кажется,
самый подходящий человек для этого дела - я.
К вечеру мы устали как собаки, но настроение было прекрасное.
Погрузка началась отлично, и через несколько дней мы уже будем лететь к
дому.
Хэч за ужином был какой-то задумчивый. К еде едва притронулся. Он не
говорил ни слова и сидел с таким видом, будто у него что-то на уме.
При первом же удобном случае я спросил его:
- Как дела, Хэч?
- Ничего, - сказал он. - Болтовня всякая. Объясняю, что к чему.
Болтовня.
- А что говорят?
- Да не говорят... в общем трудно выразить это словами. Может, у тебя
на днях найдется время попробовать самому?
- Можешь быть уверен, что я это сделаю, - сказал я, слегка
разозлившись.
- Пока в этом деле деньгами и не пахнет, - сказал Хэч.
Тут я ему поверил. Хэч углядел бы доллар и за двадцать миль.
Я пошел к корабельному карцеру посмотреть, что там поделывает Док. Он
был трезвый. И не раскаявшийся.
- На этот раз ты превзошел самого себя, - сказал он. - Продавать эти
штуковины ты не имеешь права. В башне хранятся знания, принадлежащие всей
Галактике... бесплатные...
Я рассказал ему, что случилось, как мы узнали, что башня - это
университет, и как мы на самом законном основании грузим на корабль курсы,
предназначенные для человечества. Я изобразил все так, будто мы делали
благое дело, но Док не поверил ни единому слову.
- Ты бы даже своей умирающей бабушке не дал глотка воды, если бы она
не заплатила вперед, - сказал он. - Так что не заливай-ка ты мне тут о
служении человечеству.
Итак, я оставил его еще потомиться в карцере, а сам пошел к себе в
каюту. Я сердился на Хэча, весь кипел от слов Дока и до изнеможения устал.
Уснул я тотчас.
Работа продолжалась еще несколько дней и уже приближалась к концу.
Я был очень доволен. После ужина я спустился по трапу, сел у корабля
на землю и посмотрел на башню. Она была все такая же большая и
величественная, но уже не казалась столь большой, как в первый день,
ослабло чувство удивления не только перед ней, но и перед той целью, ради
которой ее построили.
Стоит нам снова попасть в нашу родную цивилизацию, пообещал я себе,
как мы сразу развернемся. Вероятно, стать законными хозяевами планеты нам
не удастся, потому что профессора - существа разумные, а владеть планетой
с разумными существами нельзя, но есть много других способов прибрать ее к
рукам.
Я сидел и удивлялся, почему это никто не спускается посидеть со мной.
Так и не дождавшись никого, я наконец полез по трапу.
Я опять пошел к корабельному карцеру, чтобы потолковать с Доком. Он
по-прежнему не смирился, но и не был настроен особенно враждебно.
- Знаешь, капитан, - сказал он, - временами у нас были разные взгляды
на вещи, но я уважал тебя, а порой ты мне даже нравился.
- К чему ты это клонишь? - спросил я. - Думаешь, такие разговорчики
помогут тебе выкарабкаться отсюда?
- Тут кое-что заваривается, и, наверно, тебе это надо знать. Ты
откровенный негодяй. Ты даже не возьмешь на себя труд отрицать это. Ты
человек неразборчивый в средствах и бессовестный, и в этом нет ничего
дурного, потому что ты не лицемеришь. Ты...
- Выкладывай, в чем дело! Если сам не скажешь, я войду и такое учиню,
что ты у меня сразу заговоришь.
- Хэч приходил сюда несколько раз, - сказал Док. - Приглашал
подняться наверх и послушать те записи, с которыми он возится. Говорил,
что это точнехонько по моей части. Сказал, что я не пожалею. Но в том, как
он себя вел, было что-то не то. Что-то трусливое. - Он уставился на меня
из-за решетки. Ты же знаешь, капитан, Хэч никогда не был трусом.
Давай, продолжай!
- Хэч сделал какое-то открытие, капитан. На твоем месте я делал бы
такие открытия сам.
Я умчался, даже не ответив ему. Я вспомнил, как вел себя Хэч: он
почти не ел и был задумчив, неразговорчив. Кстати, кое-кто еще тоже вел
себя странно. Просто я был слишком занят и не обращал на это внимания.
Взбегая по аппарелям, я ругался на каждом шагу. Как бы ни был занят
капитан, он никогда не должен упускать из виду свою команду... не упускать
ни на минуту. И все из-за спешки, из-за желания скорее загрузиться и
удрать, пока что-нибудь не случилось.
И вот что-то все-таки случилось. Никто не спустился посидеть со мной.
За ужином не было сказано и десятка слов. Чувствовалось, что все идет
шиворот-навыворот.
Блин с Хэчем занимались предварительным знакомством с записями в
штурманской рубке. Ворвавшись в рубку, я захлопнул дверь и прислонился к
ней спиной.
Кроме Хэча и Блина, там был Фрост, а на плетеном сиденье машины
устроился человек, в котором я признал одного из подчиненных Хэча.
Я стоял, не говоря ни слова, а все трое смотрели на меня. Человек со
шлемом на голове не заметил моего прихода... да его тут и не было.
- Ну, Хэч, - сказал я, - выкладывай начистоту. Что все это значит?
Почему этот человек занимается предварительным знакомством? Я думал, что
только ты и...
- Капитан, - сказал Фрост, - мы как раз собирались сказать тебе.
- Молчать! Я спрашиваю Хэча!
- Фрост верно сказал, - стал объяснять Хэч. - Мы давно хотели тебе
все рассказать. Да ты был очень занят, и так как нам немного трудновато...
- Что здесь трудного?
- Ну, ты решил во что бы то ни стало разбогатеть. И поэтому нашу
новость мы хотим сообщить тебе осторожно.
Я подошел к ним.
- Не понимаю, о чем вы говорите... Ведь нам же по-прежнему светит
большая прибыль. Ты знаешь, Хэч, если я возьмусь... от тебя только мокрое
место останется, и, если не хочешь быть битым, выкладывай-на все
побыстрее.
- Никакая прибыль нам не светит, капитан, - спокойно сказал Фрост. -
Мы увезем эти штуковины и сдадим их властям.
- Да вы все с ума посходили! - взревел я. - Сколько лет, сколько сил
мы убили, охотясь за кушами. А теперь, когда он уже у нас в кармане, когда
мы можем ходить босиком по горе тысячедолларовых бумажек, вы тут передо
мной строите из себя святую невинность. Какого...
- Если бы мы это сделали, мы поступили бы нечестно, сэр.
И это "сэр" испугало меня больше всего. До сох пор Блин не величал
меня так ни разу.
Я переводил взгляд с одного на другого, и от выражения их лиц у меня
мороз по коже пошел. Они все до единого были согласны с Блином.
- Это все курс ориентации! - крикнул я.
Хэч кивнул.
- В нем говорится о честности и чести.
- А что вы, мерзавцы, понимаете в честности и чести? - взвился я. -
Вы сроду не знали, что такое честность.
- Прежде не знали, - сказал Блин, - а теперь знаем.
- Это же пропаганда! Просто профессора подложили нам свинью!
Подложили свинью, как пить дать. Но надо признаться, эти профессора -
великие доки. Не знаю уж, то ли они считали человечество бандой подлецов,
то ли курс ориентации был у них для всех одни. Не удивительно, что они не
задавали мне вопросов. Не удивительно, что они не провели расследования до
того, как вручить нам свои знания. Мы и шагу не ступили, как нас
стреножили.
- Узнав, что такое честность, - сказал Фрост, - мы решили, что
поступим правильно, познакомив с курсом ориентации остальных членов
команды. Прежде мы вели отвратительную жизнь, капитан.
- И вот, - продолжал Хэч, - мы стали приводить сюда одного за другим
и ориентировать их. Мы считали, что должны сделать хоть это. Сейчас этим
делом занят один из последних.
- Миссионеры, - сказал я Хэчу. - Вот вы кто. Помнишь, что ты мне
говорил однажды вечером? Ты сказал, что не станешь миссионером, хоть
озолоти.
- Напрасно стараетесь, - холодно возразил Фрост. - Вам не пристыдить
нас и не запугать. Мы знаем, что мы правы.
- А деньги! А как же с компанией? Мы же все продумали!
- Забудьте и об этом, капитан. Когда вы пройдете курс...
- Никакого курса я проходить не буду! - Наверно, голос у меня был
громкий, но я уже понял, что ни один из них не бросится на меня. - Эй, вы,
ханжи, миссионеришки несчастные, если вам не терпится заставить меня,
попробуйте, давайте...
Они по-прежнему не двигались с места. Я запугал их. Но спорить с ними
не было никакого толку. Я не мог пробиться сквозь каменную стену честности
и чести.
Я повернулся к ним спиной и пошел к двери. На пороге я остановился и
сказал Фросту:
- Советую выпустить Дока и тоже накачать его честностью. Скажи, что
на меня это подействовало. Это то, что ему надо. Туда ему и дорога.
Хлопнув дверью, я поднялся по аппарели в свою каюту. Я запер дверь,
чего прежде никогда не делал.
Я сел на край койки и, уставившись на стену, задумался.
Они забыли одно: корабль был мой, а не их. Они были всего-навсего
командой, срок контракта с ними давно истек и ни разу не возобновлялся.
Я стал на четвереньки и полез за жестяным ящиком, в котором хранил
бумаги. Внимательно просмотрев их, я отложил те, которые мне были нужны, -
документ, подтверждающий мое право собственности на корабль, выписку из
регистра и последние контракты, подписанные командой.
Я положил документы на койку, отпихнул ящик с дороги и снова сел.
Взяв бумаги, я стал тасовать их.
Команду можно было бы вышвырнуть из корабля хоть сейчас. Я мог
взлететь без них, и они ничего, совершенно ничего не могли бы поделать.
Более того, я мог улететь совсем. Это был бы, разумеется, законный,
но подлый поступок. Теперь, когда они стали честными и благородными
людьми, они бы склонились перед законом и дали бы мне возможность улететь.
И винить им было бы некого, кроме самих себя.
Я долго сидел и думал, но мысли мои снова и снова возвращались к
прошлому; я вспоминал, как Блин попал в переделку на одной планете в
системе Енотовая Шкура, как Док влюбился в... трехполое существо на Сиро и
как Хэч скупил по дешевке все спиртное на Мунко, а потом проиграл его,
увлекшись чем-то вроде нашей игры в кости - только вместо костяшек там
были странные крохотные живые существа, с которыми нельзя было мухлевать,
и Хэчу пришлось туго.
В дверь постучали.
Это был Док.
- Тебя тоже распирает от честности? - спросил я его.
Он содрогнулся.
- Только не меня. Я отказался.
- Это та же бодяга, которую ты тянул всего дня два назад.
- Неужели ты не понимаешь, - спросил Док, - что теперь станет с
человечеством?
- Конечно, понимаю. Оно станет честным и благородным. Никто никогда
не будет ни обманывать, ни красть, и станет не жизнь, а малина...
- Все подохнут от тяжелой формы скуки, - сказал Док. - Жизнь станет
чем-то средним между бойскаутским слетом и дамскими курсами кройки и
шитья. Не станет шумных перебранок, все будут вести себя до тошноты
вежливо и прилично.
- Значит, твои убеждения переменились?
- Не совсем, капитан. Но ведь так же нельзя. Все, чего достигло
человечество, было добыто в процессе социальной эволюции. Мошенники и
негодяи необходимы для прогресса не меньше, чем дальновидные идеалисты.
Они как человеческая совесть, без них не проживешь.
- На твоем месте, Док, я бы не слишком беспокоился о человечестве.
Это великое дело, и не нашего оно ума. Даже слишком большая доза честности
не искалечит человечества навеки.
А вообще-то мне было все равно. Меня одолевали совсем другие заботы.
Док подошел ко мне и сел рядом на койку. Он наклонился и постучал
пальцем по документам, которые я все еще держал в руках.
- Я вижу, ты уже решил, - сказал он.
Я уныло кивнул.
- Да.
- Я так и знал.
- Все предусмотрел. Вот почему ты переметнулся.
Док энергично покачал головой.
- Нет. Поверь мне, капитан, я страдаю не меньше тебя.
- Куда ни кинь, все клин, - сказал я, тасуя документы. - Они летали
со мной по доброй воле. Разумеется, контракта они не возобновили. Но это и
не нужно было. Все было понятно само собой. Мы все делили поровну. Не
менять же теперь наших отношений. И по-старому быть не может. Если бы мы
даже согласились выкинуть груз, взлететь и никогда больше не вспоминать о
нем, все равно так просто не отделаешься. Это засело в нас навсегда.
Прошлого не вернешь, Док. Его похоронили. Разбили на куски, которые нам
теперь уже не склеить.
У меня было такое чувство, будто я истошно кричу. Давно уж мне не
было так больно.
- Теперь они совсем другие люди, - продолжал я. - Они взяли да
переменились, и прежними они больше никогда не будут. Даже если они снова
станут, какими были, все пойдет не так, как прежде.
Док подпустил шпильку:
- Человечество поставит тебе памятник, За то, что ты привезешь
машины, тебе поставят памятник. Может, даже на самой Земле, где стоят
памятники всем великим людям. У человечества глупости им это хватит.
Я вскочил и стал бегать из угла в угол.
- Не хочу я никаких памятников. И машины я не привезу. Мне нет до них
больше никакого дела.
Я жалел, что мы вообще нашли эту силосную башню. Что она мне дала?
Из-за нее только лучшую команду потерял и лучших на свете друзей!
- Корабль мой, - сказал я. - Больше мне ничего не надо. Я довезу груз
до ближайшего пункта и выброшу там. Хэч и все прочие могут катиться ко
всем чертям. Пусть наслаждаются своей честностью и честью. А я наберу
другую команду.
Может быть, подумал я, когда-нибудь все будет почти как прежде. Почти
как прежде, да не совсем.
- Мы будем продолжать охотиться, - сказал я. - Мы будем мечтать о
куше. Мы сделаем все, чтобы найти его. Все силы положим. Ради этого мы
будем нарушать все законы - и божьи, и человеческие. И знаешь что, Док?
- Не знаю.
- Я надеюсь, куш нам больше не попадется. Я не хочу его находить. Я
хочу просто охотиться.
Мы помолчали, припоминая те дни, когда охотились за кушем.
- Капитан, - сказал Док, - меня ты возьмешь с собой?
Я кивнул. Какая разница? Пусть его.
- Капитан, помнишь те холмы, в которых живут насекомые на Сууде?
- Конечно. Разве их забудешь?
- Видишь ли, я придумал, как в них проникнуть. Может, попробуем? Там
на миллиард...
Я чуть было не проломил ему голову.
Теперь я рад, что этого не сделал.
Мы летим именно на Сууд.
Если план Дока сработает, мы еще, может быть, сорвем куш!