Эфраим Севела. I love New York
Том шестой "Собрание сочинений Э. Севелы"
Издательство "Грамма", М., 1997
OCR: Гершон. г. Хеврон.
---------------------------------------------------------------
Этот фильм - легкий и незамысловатый, как уличная песенка, о
нью-йоркской девочке. Лет четырнадцати. Она-в том самом возрасте, когда
прощаются с детством и вступают в юность. Худенькая, длинноногая,
большеглазая и большеротая, живущая, как рыба в воде, в шуме и гаме
Манхэттена, этого современного Вавилона.
Весь фильм она не снимает с ног роликовых коньков и носится, как
стрекоза, среди автомобилей, в густой толпе пешеходов, в своих шортиках и
майке с надписью на груди: "I love New York".
Это - фильм о Нью-Йорке. Как мираж текущем в густой липкой августовской
жаре. Об одной его улице, а именно - пятьдесят первой стрит, перерезающей
Манхэттен поперек от реки Гудзон до ист-ривер. Эта улица-маршрут, по
которому из конца в конец носится на роликах девочка. Улица начинается с
кирпичных трущоб, автомобильных свалок и пустырей десятой, девятой и восьмой
авеню, пересекает Бродвей,
залепленный до крыш рекламами, весь в плясках неона по вечерам, далее -
авеню оф Америкас (шестая) - ущелье самых величественных небоскребов, потом
- пятая авеню, с самыми роскошными в мире витринами, и тянется дальше, до
огромного скелета строящегося небоскреба на Мэдисон авеню.
Девочка - вечно на улице. Потому что мать ее занимается древнейшим
ремеслом, и в меблированных комнатах, которые она снимает в трущобном доме у
десятой авеню, постоянно меняются клиенты, приводимые ею. Когда очередной
мужчина уходит, в их окне отдергивается занавеска - условный знак, что
дочери можно возвращаться домой. И тогда она поднимается по лестнице, стуча
роликовыми коньками - она их не снимает, зная, что скоро все равно будет
выставлена на улицу, с недоеденным сэндвичем в руке.
Обедают они вдвоем. Девочка подкатывает на роликах к маме, топчущейся
на своем углу, где она ловит клиентов, и они уходят в кафе. Мать с дочерью.
Нормальная семья.
Улица знает девочку, и девочка знает улицу. Мальчишки и девчонки, на
таких же роликовых коньках, с громогласными транзисторами на ремнях через
плечо, носятся стайками, как мотыльки, выпархивая из-под колес автомобилей и
до ломоты в ушах оглашая густой, удушливый воздух воплями диско-джазов.
Прямо напротив меблированных комнат, где они с мамой обитают,-маленькая
церквушка, приютившаяся в такой же трущобе из красного кирпича и
обличающаяся лишь неоновым крестом, подвешенным на кронштейне над головами
прохожих. При ней живет молодой, с лицом аскета, священник-добрый дух этой
улицы. Он пытается спасти детей от губительных соблазнов. За церковью, на
асфальтовом пустыре, он устраивает соревнования - гонки на роликовых
коньках. А в подвале вдохновенно репетирует с девочкой и пареньком, чуть
постарше ее, сцены из "Ромео и Джульетты".
Эти двое мужчин - кумиры девочки. Перед священником она благоговеет,
тянется к нему, как к отцу, которого никогда не знала. А паренек, партнер по
репетициям, - ее чистая, еще детская любовь, трогательная в своем неуклюжем
кокетстве и скрываемая от чужих глаз, дабы не подвергнуться осмеянию.
Каждый раз гонка на роликах завершается у сорокаэтажного каркаса
строящегося небоскреба. Там на самом верху, в искрах от электросварки,
работает ее Ромео, упираясь чуть ли не в облака головой, в пластмассовом
шлеме. К нему, под самое небо, на роликовых коньках, взлетает в сетчатом
грузовом лифте девочка и сидит с ним на железной балке, свесив ноги над
пропастью, беспечно болтая ими и жуя на пару со
своим другом разделенный пополам сэндвич, запивая кока-колой из банок.
А под ними, как муравейник, кипит и грохочет Нью-Йорк.
Паренек иногда посылает ее за сигаретами, и она с радостью мчится вниз,
а потом снова, задыхаясь, - наверх и в награду за все получает
покровительственный шлепок по заду. Юноша относится к ней как к сестренке.
Ведь он уже почти взрослый. Скоро - семнадцать. А она - дитя. Влюбленное и
ревнивое. Умудряющаяся остаться чистой в грязном мире, который ее окружает.
Каждое утро девочку будит петушиный крик. В самом центре Нью-Йорка, в
хаосе каменных джунглей Манхэттена, неведомо из чьего окна громко и властно
кричит по утрам петух. И этот крик словно приносит в спертый, отравленный
воздух города аромат сельских полей, отзвук живой природы, вызывая на лице
просыпающейся девочки счастливую улыбку. Неизвестно откуда кричащая
птица-тоже ее друг. Она даже нашла для него угощение в надежде, что рано или
поздно разыщет его и даст поклевать зернышки со своей ладони.
А когда у матери допоздна задерживается клиент, девочка носится на
роликах по ночным улицам, как бы купаясь в отблесках неоновых реклам. Она
раскатывает перед витринами пятой авеню, когда на всей этой роскошной улице
остаются лишь манекены. Одетые в
меха и драгоценности. И совсем раздетые, бесстыдно оголенные. За
толстым стеклом художники переодевают манекены, переставляют их с места на
место, небрежно и бесцеремонно таская и хватая за всякие интимные места их
розовых пластмассовых тел. Наряжают их в новые, по последней моде одежды и
придают им элегантные позы. И девочка, ритмично танцуя на роликах, катит от
витрины к витрине, живет одной жизнью с неживыми манекенами, ставшими в
ночной час ее воображаемыми партнерами по играм.
Эти сцены и музыкально, и изобразительно выльются в танцевальную сюиту
ночной пятой авеню. А музыка к ним, как и музыкальное сопровождение всего
фильма, - мелодии, исполняемые уличным музыкантом-негром на металлических,
вогнутых внутрь барабанах-ксилофонах.
Развязка наступает, когда девочка, мучимая ревностью, выслеживает, куда
направляется ее Ромео. Вслед за ним она скрытно пробирается в церквушку, а
оттуда - в жилище священника.
И небо обрушивается на нее.
Она видит обоих своих кумиров - двух самых лучших людей на земле,
исступленно предающимися гомосексуальному греху.
Как громом пораженная пятится, отступая,
девочка. Зацепившись за что-то в потемках, обрушивает магнитофон. От
удара о пол он включается, и из его динамиков вырывается громкий петушиный
крик, записанный на пленку. Тот самый, что будил ее по утрам. Третий и
последний ее друг-петух оказался не живым, а поддельным.
Девочка выбегает на бурлящую улицу, в столпотворение автомобилей, в
свистопляску диско-джаза и неона. Она - босиком. Разулась, когда
прокрадывалась за Ромео. Ботинки с роликами, впервые за весь фильм, висят на
ее плече.
Камера оставляет ее в гуще людей и машин пятьдесят первой авеню и
уносится в небо над вопящим и слепящим огнями Нью-Йорком, который так любит
эта девочка, судя по надписи на ее майке.
Фильм я вижу с минимальным количеством диалогов. Полным музыки,
натуральных шумов и сочных жанровых сценок из жизни большого города, снятых
с документальной подлинностью.
Весь фильм будет снят на натуре, с четырьмя актерами, из которых
девочка и Ромео вполне могут быть отобраны среди непрофессионалов. Картину
можно снять достаточно быстро - за две недели. И при очень, до
невероятности, малом бюджете.