повесть
Эта история случилась давным-давно, когда я еще жил в России, в пору
моего юношеского увлечения химией. Я тогда был одержим идеей создания
вещества, при приеме которого внутрь, у человека отвалится хуй, а взамен
вырастет новый -- свежий и сильный.
Помню сладостное, ни с чем не сравнимое, знакомое лишь первопроходцам
ощущение, испытанное мною, когда у подопытного кролика хуй почернел и
отвалился. Помню, как на другое утро, даже не позавтракав, устремился в
лабораторию, дабы убедиться, что с кроликом все в порядке. И удостоверившись
в полном успехе, я, как заправский алкаш, взял бутылочку с чудодейственным
средством ладошкой "под дно", погрузил ее в глубину своего старенького
ватничка и поспешил домой. На выходе из института я повстречал Светку
Иванову, которую уже давно мечтал выебать, но, видимо, сама судьба
предначертала ей испытать мой новый хуй, и я пригласил ее к себе домой на
следующее утро.
Придя домой, я сразу выпил рюмочку эликсира; потом, содрогаясь и
торжествуя одновременно, наблюдал, как чернел и отваливался мой хуй, а затем
улегся в постель и, повернувшись к стеночке, уснул, полный надежд и сладких
предвкушений...
Проснувшись с утра, я обнаружил, что хуй у меня вырос значительно
длиннее, чем я ожидал. И не было бы в этом ничего плохого, если бы он не
врос в стену. А он врос. Я попытался осторожно извлечь хуй из стены, но не
тут-то было. Счастье еще, что ссать пока не хотелось.
"Экспериментатор хуев!-- мысленно обругал себя я. -- И надо же было
лечь еблом к стенке!"
Попробуйте "въехать" в ситуацию: в Ленинграде, в собственной квартире
на втором этаже "сталинского" дома лежал в постели человек с вросшим в стену
хуем, не в силах высвободиться. Было от чего прийти в отчаяние.
Я немного повозился, пытаясь извлечь-таки хуй из стены, --
безрезультатно. Пораскинув мозгами, я внезапно проникся спасительной идеей:
нужно вновь принять эликсир, оставить этот хуй в стене и отрастить новый!
Мысль хорошая, да вот беда -- бутылочка стояла на письменном столе, до
которого мне было не дотянуться. Из полезных в сложившейся ситуации
предметов в зоне досягаемости находился лишь телефон, что уже являлось
удачей, поскольку мне очевидно требовалась посторонняя помощь. Я размышлял,
кому бы позвонить. Обратиться в милицию, скорую помощь или жилконтору было
верным способом загреметь в дурдом. Попробовать позвонить друзьям? Лучшей
кандидатурой казался Леха Ермолинский, имевший ключ от моей квартиры, но у
него не было телефона. Поразмыслив, я позвонил Расину.
-- Яков? Срочно отправляйся к Ермоле, и вместе приезжайте ко мне. И
пусть Леха захватит ключ от моей квартиры, я открыть вам не смогу.
-- Старик, к чему такая спешка? Я еще в постели.
-- Яков, срочно!
-- Да что случилось-то хоть объясни! Не могу же я так, не поссав...
-- Поссышь по дороге! Я тут вообще не могу поссать!
-- Так у тебя, наверное, трипер, а я причем?
В конце концов я заорал неблагим матом, и Расин проникся.
Я взглянул на часы. Эти мудаки приедут, дай бог, часа через полтора, а
через час должна прийти Светка, которой никто не откроет дверь.
Минуты тянулись томительно. Прошло полчаса, а я все возился с хуем --
сжимал его, мял всячески, пытаясь уменьшить в диаметре, но он, сволочь, не
вылезал. И нет чтоб хуй был какой хуевый! Так ведь хороший вырос -- свежий,
белокожий, толстенький, а не хочет, падла, вылезать из стены!
Светка опоздала, а через пять минут после ее звонка объявились Расин с
Ермолинским и застали ее на лестничной площадке. Увидев меня ебущим стену,
все трое порядком прихуели, а выслушав мой рассказ, начали надо мной
стебаться. В Светке, правда, сочувствие довольно быстро возобладало над
природным ехидством, но к тому моменту Леха Ермолинский уже прочно завладел
бутылочкой с эликсиром и не торопился с ней расставаться.
-- Да, старик! -- вещал Леха. -- Приличным ты все-таки сапогом
оказался. Я вот не слишком силен в науках, так и не лезу в чужую залупу...
Бля, еще ни один хуец не попадал в подобную передрягу!
Леха был тогда чемпионом Ленинграда по шахматам. Большую часть времени
мы с ним сидели в пивнухах и обсуждали режим. Занимались мы этим и при
Брежневе, и при Андропове, и при Черненко, и при Горбачеве. Мы никогда
никого не стеснялись, благо халявные уши всегда находились. Какую хуйню мы
несли! Про сотни миллионов политзаключенных, про переполненные подвалы
КГБ... Самое интересное, что если бы нас хоть раз действительно забрали в
КГБ и как следует там отпиздили, то тем самым наш словесный понос получил бы
естественное подтверждение. Но никому мы не были нужны.
С тех пор много воды утекло. Леха уже неоднократный чемпион Соединенных
Штатов, вероятно, сильнейший гроссмейстер Америки, вплотную приблизившийся к
мировой элите. И хуйли толку?! Нас словно обокрали! Каким ореолом были
прежде овеяны имена "сваливших" гроссмейстеров, выступавших под чужими
флагами, запрещенных даже к упоминанию центральными газетами и программой
"Время"! Но то было прежде. А в девяностых Леха неоднократно возглавлял
американскую команду и в матчах США -- СССР, и во встречах США -- Россия, и
никого это уже не интересовало; российская пресса даже симпатизировала
"американской русскоязычной команде". Однажды на открытом первенстве
Западных Штатов в Неваде турнирная судьба столкнула нас с Лехой. Четыре часа
бились; конечно, он выиграл. На сцене сидели; возле каждого
звездно-полосатый флажок. Попади такая фотография "при старом режиме" в
городской шахматный клуб имени Чигорина! Представляю на секундочку. А
теперь? Теперь совдепы "всем чемоданом" подваливают на все эти западные
турниры.
С падением Совдепистана политическая жизнь перестала быть интересной.
Даже хоккей теперь не тот. Раньше, бывало, приезжали в Штаты наскипидаренные
мужики в красных свитерах с полковником Тихоновым во главе...
Ну, хуй с ним. Где я застрял? Лежу я, значит, с вросшим в стену хуем, а
Леха с Расиным надо мной стебутся.
-- Вечно ты, Валера, суетишься, -- говорил Расин. -- То ты культурист,
то каратист. Теперь химик. Вот и допрыгался.
-- А хуйли он допрыгался?
-- возразил Леха. -- Изобретение как раз очень полезное. Дадим ему сейчас
хуевого зелья, да вырастет у него новый хуй.
-- У него и старый был неплохой, -- рассудительно заметил Расин.
-- А ты почем знаешь?-- подозрительно уставилась на него Светка.
Похожий на сионского мудреца, Расин большую часть своей жизни -- и в
России, и в Америке -- провел в горизонтальном положении. Абсолютно
неспособный ни к какой деятельности, он вел, если можно так выразиться,
созерцательный образ жизни. Работал Расин дежурным по переезду. Сидел сутки
через трое в уютной будочке рядом с железнодорожными рельсами, а если раз в
коем веке мимо проезжал товарняк, Расин махал ему красным флажком. А в
будочке у него комнатка, а там диванчик, цветной телевизор, столик с зеленым
сукном... Самой заветной моей мечтой было работать там же, где и Расин, но
меня не брали из-за высшего образования. Теперь я давно уже живу в Америке и
тружусь на одной из самых знаменитых и крупных кампаний. Не американской,
кстати. Хозяин проведывает нас раз в год; к его визиту у нас перекрашивают
полы в помпезные цвета (на один день -- как только он уезжает, перекрашивают
обратно); продукцию в этот день возят в объезд, чтобы не царапать пол;
работают медленно, дабы не развозить грязь; урны прячут -- неэстетично. На
фоне этого маразма меркнут самые восторженные рассказы пьяных дембелей о
том, как они встречали генералов. И ничего -- хозяин богатеет. На пятьсот
рабочих три сотни служащих -- преимущественно бездельников, только треплющих
друг другу нервы. На хера для них создают должности -- не знаю, но вижу, что
денег на это хватает. А вот на организацию дежурства по переезду денег нет.
Между тем, существуют люди, самой природой созданные для дежурства на
переезде. Например, я.
Отвлекся. Значит, лежу я в постели с вросшим в стену хуем и уже начинаю
хотеть ссать; Расин что-то нудно пиздит про свою службу; Светка с
вожделением посматривает на мой хуй, должно быть, мечтая освободить его, а
не травить химикатами; а Леха Ермолинский дымит беломориной и ухмыляется.
Пройдет несколько лет, и передадут Лехе с кем-то "Беломор" в Америку. И
будет он курить в кабине собственного автомобиля в Нью-Йоркском Сентрал
Парке; и покажется ментам подозрительным вид заморской папиросы; и просунут
они свои легавые морды с двух сторон в окна; а нюхнув "Беломора", выволокут
Леху за волосы из машины, да ебнут его башкой об заднюю фару...
Но это случится через несколько лет. А пока Леха дымит папироской,
ухмыляется и не ведает, что отомстят ему за меня американские менты...
Опять отвлекся. Под Светкиным плотоядным взглядом хуй мой начал
укрепляться и расширяться. Потрескивали обои, сыпалась штукатурка, однако ж
стена держалась. Моя молодая сильная плоть врезалась в ребристый красный
кирпич, что доставляло мне неописуемые муки; я рассвирепел не на шутку и с
кулаками бросился на стену. Дернувшись таким образом, я еще больше поранил
свой несчастный новорожденный хуй, что, впрочем, уже не могло существенно
пополнить чашу внезапно обрушившейся на меня боли.
Леха сразу посерьезнел и кинулся ко мне с бутылкой спасительного
эликсира, Светка подставила рюмку, и даже Расин проявил некоторую
активность, не вылившуюся, правда, ни в какую деятельность.
Жидкость подействовала мгновенно: боль ушла, хуй обмяк и начал медленно
темнеть. Как только хуй мой отвалился (Светка в ужасе поднесла ладони к
щекам), Леха сказал, что теперь необходимо заботливо и с учетом прежних
ошибок отрастить Валерке новый хуй. Я заявил, что растительные процессы
наиболее плодотворно протекают во сне, а потому я намерен немедленно всех
выгнать и лечь спать. Леха резонно заметил, что следует хотя бы правильно
выбрать позу. В моей ленинградской квартире была очень просторная, вытянутая
от входной двери прихожая, и, наскоро посовещавшись, мы решили, что если
лечь возле двери, спиной к ней, то впереди окажется пространство вполне
достаточное, чтобы вырастить очень неплохой хуй.
Определившись таким образом, я всех выгнал, лег на пол, подперев жопой
входную дверь, и уснул.
Проснувшись, я с ужасом обнаружил, что лежу на животе, а хуй мой врос в
пол. Я отчетливо помнил, что засыпал на боку, подпирая жопой входную дверь,
но, очевидно, во сне, когда у меня начал отрастать хуй, центр тяжести моего
тела стал смещаться, и я постепенно перевернулся на живот. Самое неприятное
заключалось в том, что будучи уверен в успехе, я перед сном даже не подумал
поставить рядом с собой бутылочку с эликсиром, и она так и осталась в
комнате. Настенные часы в прихожей показывали без четверти шесть -- значит,
я проспал почти семь часов, и вот-вот объявятся Ермола, Расин и Светка.
Ровно в шесть по лестнице застучали Светкины каблучки, и за дверью
раздался веселый Лехин голос:
-- Так, блядь! Посмотрим, что за хуец у Сегаля вырос!
Но едва щелкнул Лехин ключ в замке, как я понял, что в квартиру-то они
не попадут, поскольку дверь открывается вовнутрь, а прямо под дверью лежу я
с вросшим в пол хуем. Пришлось спешно крикнуть им, чтобы не толкали дверь, и
разъяснить ситуацию.
-- Валера, из-за твоего хуя я в синагогу не успею, -- сказал Расин.
-- Да заебал ты уже, Яков, своей синагогой! Гитлера на вас нет! И куда
смотрит милиция?!
-- Не беспокойся, -- обиженно сказал Расин, -- милиция нас гоняет.
Возможно, менты и впрямь гоняли евреев возле совдепических синагог. Сам
я этого не видел, потому что в синагогу никогда не ходил. С чем-то подобным
я впервые столкнулся уже в Америке.
Однажды на пару с чернокожим приятелем мы поехали в маленький
приморский городок на юге Нью-Джерси, где в тот день намечалась гульба по
случаю какого-то национального праздника афро-американцев. Замечу, что
городок тот в основном "белый", а празднества происходили на пляже.
Приезжаем, значит. Ну, городок, как городок: куда ни кинешь взгляд --
совхозного вида мужички стучат молоточками по крышам своих жалких хибарок.
Одноэтажная Америка... Народу съехалось как вшей, и припарковать машину у
моря было практически невозможно. За дело, естественно, взялись легавые.
Такое скопление ментов я наблюдал прежде лишь в Совдепии на футболе. Всем
прибывающим легаши предлагали поставить машину в неположенном месте, у
обочины, поясняя при этом, что по случаю праздника и большого скопления
народа сегодня в виде исключения парковаться так разрешается. Мне это
показалось логичным, тем более что сотни машин вокруг уже были припаркованы
подобным образом, но приятель мой сразу высказал опасение, что менты готовят
расистскую провокацию.
Так или иначе, мы оставили машину у края дороги и направились к морю.
Ничего там особенного не наблюдалось: хуевый, воняющий водорослями океан,
засранный чайками песчаный пляж. Обстановка была мирная: пьяных я там не
видел, да и ментов у моря не было. Гнилая ментовская сущность обнаружилась
перед нами, лишь когда мы собрались ехать домой и пошли назад к своей
машине. Легаши поменялись постами, очевидно, чтобы не смотреть в глаза
людям, которых они "припарковывали", а на лобовых стеклах автомобилей уже
висели ментовские бумажки с приказом выплатить пятьдесят долларов за
неправильный паркинг. Плюс к тому, уже работали экскаваторы, оттаскивавшие
все эти автомобили в легавку. Моя машина была пока, слава яйцам, на месте,
но ментяра с дубинкой потребовал, чтобы я заплатил экскаваторщику четвертак
и убирался к ебене матери... В общем, эта история послужила мне хорошим
уроком.
Опять отвлекся; люблю я попиздеть на подобные темы: на пару с Лехой
Ермолинским мы занимаемся этим всю жизнь. Недавно я вычислил, что если верна
религия о переселении душ, то мы с Лехой в прошлом веке, скорее всего, были
Марксом и Энгельсом.
... Мудацкий спор об охраняющих синагогу ментах был прерван Светкой,
заявившей, что сейчас необходимо без помощи ментов вызволить из беды
сегалевский хуй, а значит кому-то из мальчиков надлежит влезть в Валеркину
квартиру по водосточной трубе. Расин сразу приссал. Леха задумался: ему
казалось, что проще позвать слесаря и снять дверь с петель. Однако Светка
стояла на своем, и Леха сдался. Приняв по стакану (у Светки в сумочке
нашлось), они спустились во двор.
Через полчаса Леха влез в открытое окно моей спальни и вышел в прихожую
с бутылкой в руке. Еще через десять минут я встал на ноги, оставив хуй в
полу, и в квартиру смогли войти Расин и Светка.
-- Все, старик! -- решительно заявил Леха. -- Уже жизнью из-за твоего
хуя рискуем, по карнизам ползаем.
Он выдвинул мою кровать на середину комнаты.
-- Ложись на спину! Привяжем тебя простыней, чтобы не ворочался. Утром
мы придем. Сумеешь уснуть или сходить за пивом?
-- Какое пиво?! -- возмутился я. -- Мне ведь ссать нечем!.. Да я и так
усну.
В ту ночь мне приснился безбрежный седой океан, и я в шлюпке со Светкой
и с огромным хуем.
Когда они пришли, я еще спал. Меня разбудил их шумный спор. Я открыл
глаза и обомлел: Светка сидела на кровати и жадно лизала мой неслыханных
размеров хуй.
И был тот хуй всем хуям хуй!
Словно толстая ножка гигантского сказочного гриба, хуй мой устремлялся
ввысь и врезался в белоснежную шляпку высоченного "сталинского" потолка!
-- Никому не отдам!-- страстно причитала Светка. -- Потолок крушите, но
такое губить не позволю.
-- Да как Сегаль с таким ходить будет?! -- орал Леха. -- И тебе он
никуда не влезет!
-- А я его сосать буду,-- молила Светка. -- Как конфету. Кому-то
"Тузик" потребен, а мне -- "Гулливер".
-- Нет, ну это уже вообще!-- Леха отхлебнул водки прямо из бутылки. --
Валера, ты хоть ей объясни.
Но Светка уже начала приходить в себя. Она и сама понимала, что мечта о
таком хуе -- утопия. Она смотрела на меня, и в ее глазах светилась любовь,
как благодарность великому химику, волшебной палочкой своего искусства хоть
ненадолго превратившему ее девичьи мечты в реальность.
Светка села в кресло и глубоко задумалась.
-- А где Расин? -- поинтересовался я, только тут заметив, что пришли
они вдвоем. -- Забрали в КПЗ из синагоги?
-- Какое, в пизду, КПЗ!-- поморщился Леха. -- Заступил в полночь на
дежурство по переезду.
-- Вот что! -- сказала вдруг Светка. -- Мне нужно проверить одну важную
вещь, но для этого необходимо вызволить Валерин хуй из потолка живьем, а
потом уже мы дадим ему эликсир.
-- А удастся? -- усомнился Леха. -- Из стены, помнится, Валерка его
извлечь не мог.
-- Тогда он был маленький, а сейчас большой, тяжелый и висит из
потолка. Он был напряжен, когда я его лизала, а теперь успокаивается,
сужается. Я думаю, сейчас мы его вытащим.
-- Ну, попробуем, -- сказал Леха.
Он встал на кровати, широко расставив ступни по обе стороны от моей
талии. Светка взобралась к нему на плечи и принялась расшатывать головку
моего хуя в потолке. Кровать скрипела под тяжестью акробатических пирамид.
Мне было больно, но я держался. Вскоре Светкины усилия увенчались полным
успехом.
Я с трудом сел на кровати и поводил по сторонам своим огромным хуем,
словно танк пушкой. Зрелище было еще то, и Леха естественно расхохотался.
Светка ненадолго замерла в немом восторге, но затем взяла себя в руки и
пояснила нам свою мысль.
-- Как видим, хуй сквозь потолок не пророс, -- глубокомысленно начала
Светка.
-- Еще бы он пророс!-- воскликнул я. -- Надо мной первый секретарь
райкома живет!
-- А прежде он не пророс ни вниз сквозь пол, ни к соседям сквозь стену,
-- невозмутимо продолжала Светка. -- Такое впечатление, что, наталкиваясь на
преграду, хуй прекращает свой рост. Но очень важно проверить, не начнет ли
он теперь расти опять. Именно для этого и надо было извлечь хуй из потолка
живым. Подождем пару часиков.
В последующие два часа я сидел на кровати, как мудак, а они надо мной
стебались. Я пытался встать, но не мог -- хуй был гораздо тяжелее меня
самого. Но больше он не рос!
-- Отлично! -- удовлетворенно сказала Светка. -- Теперь, Валера, выпей
свою химию, а затем я сама выращу тебе новый хуй!
-- Это как?! -- в один голос воскликнули мы с Лехой.
-- А так! -- отвечала Светка. -- Ты, Леха, сейчас уйдешь, а я лягу с
Валерой. Когда у него начнет расти хуй, я на этот хуй сяду, и пусть он
растет у меня во влагалище. Когда он там вырастет до упора, это уже будет
неплохо. Если я захочу подлиннее, я слезу, а потом сяду опять, и таким
образом буду регулировать рост.
-- Гениально! -- поразился Леха. -- Я все-таки приду вечерком вас
проведать.
-- Леха, вынеси, пожалуйста, по пути мой хуй на помойку! -- попросил я.
-- Дай тогда какой-нибудь чехол, что ли. А то заберут.
Я дал ему обшивку старого матраца, и Леха ушел, взвалив мой хуй на
плечо, как Ленин -- бревно на первом субботнике. А Светка легла рядом со
мной и спела мне колыбельную.
Потом мне снились эротические сны.
Когда я проснулся, постель моя напоминала остывающее поле битвы.
Простыня подо мной была вся в крови. Поверх меня сидела измученная, но
счастливая Светка. А у меня был нормальный человеческий хуй. Не совсем,
впрочем, нормальный -- он был гораздо длиннее, чем хуй любого другого
смертного. Но не такой чудовищно крупный, как накануне.
Осталось досказать немногое.
В стоячем положении хуй у меня в длину приблизительно полметра.
Светка теперь моя жена. Она очень счастлива, эта первая женщина,
собственнопездно вырастившая для себя хуй.
Химией я больше не занимаюсь. Формулу эликсира я никому не давал, да и
сам ее давно забыл. Зачем мне тот эликсир? Ведь у меня и так самый длинный
хуй в мире!