Июльский полдень золотой
Сияет так светло...
Льюис Кэрролл,
"Алиса в Стране Чудес"(1)
Полдень обещал быть просто изумительным, как и большинство тех
прелестных полдней, которые существуют исключительно для того, чтобы
проводить их в долгом-предолгом и сладком far niente(2), пока окончательно
не утомишься роскошным ничегонеделанием. Конечно, столь благостного
расположения духа и тела невозможно достичь просто так, за здорово живешь,
без подготовки и без плана, а запросто развалившись где попало. Нет,
дорогие мои. Это требует предварительной активности как интеллектуального,
так и физического характера. Безделье, как говорится, надобно заслужить.
Поэтому, чтобы не терять ни одной из скрупулезно подсчитанных минут,
из которых, как правило, и складываются эти роскошные часы, я приступил к
делу, а именно: отправился в лес и вступил в него, проигнорировав
установленную на опушке предостерегающую табличку "ОСТОРОЖНО: БАРМАГЛОТ".
Без губительной в таких случаях поспешности я отыскал соответствующее
канонам искусства дерево и влез на оное. Затем отобрал подходящую ветвь,
руководствуясь при выборе теорией о revolutionibus orbium ccoelestium(3).
Что, чересчур умно? Тогда скажу проще: я выбрал ветвь, на которой в
течение всей второй половины дня солнце будет пригревать мне шкурку.
Солнышко пригревало, кора дерева благоухала, пташки и насекомые
распевали на разные голоса свои извечные песни. Я улегся на ветке, изящно
свесил хвост, положил подбородок на лапы и уже собрался было погрузиться в
вышеупомянутую благостную дрему, уже готов был продемонстрировать всему
миру свое безбрежное к нему безразличие, как вдруг высоко в небе заметил
темную точку.
Точка быстро приближалась. Я приподнял голову. В нормальных условиях
я, возможно, и не снизошел бы до того. чтобы обращать внимание на
приближающиеся темные точки, поскольку в нормальных условиях такие точки
чаще всего оказываются птицами. Но в Стране, в которой я временно
пребывал, условия нормальными не были. Летящая по небу темная точка при
ближайшем рассмотрении могла оказаться, например, роялем.
Однако статистика уже неведомо в который раз оправдала свой титул
царицы наук. Правда, приближающаяся точка не была птицей в классическом
этого слова понимании, однако и до рояля ей было далеко. Я вздохнул,
поскольку предпочел бы рояль. Рояль, если только он не летит по небу
вместе с вращающимся стульчиком и сидящим на нем Моцартом, есть явление
преходящее и не раздражающее ушей. Радэцки же - а это был именно Радэцки -
умел быть явлением много шумным, утомительным и несносным. Скажу не без
ехидства: это в принципе было все, что Радэцки умел.
- А нет ли у котов аппетита на летучих мышей? - проскрипел он,
накручивая круги над моей головой и моей веткой. - Так нет ли у котов
аппетита на летучих мышей, спрашиваю?
- Выметайся, Радэцки.
- Ax, какой ты вульгарный, Честер, хааа-хааа! Do cats eat bats?(4) Так
нет ли у котов аппетита на летучих мышей? И нет ли, случайно, у летучих
мышей аппетита на котов?
- Ты явно хочешь мне что-то сказать. Давай выкладывай и удаляйся!
Радэцки уцепился коготками за ветку повыше моей, повис головой вниз и
свернул перепончатые крылышки, приняв тем самым более приятную для моих
глаз внешность мыши из антиподов.
- А я что-то знаю! - тонко пискнул он.
- Наконец-то! Природа безгранична в милости своей.
- Гость! - запищала мышь, изгибаясь словно акробат. - Гость посетил
Страну. Наста-а-ал весе-е-елый дееень! У нас гость, Честер! Настоящий
гость!
- Ты видел собственными глазами?
- Нет... - Он смутился, пошевелил огромными ушами и смешно покрутил
блестящей пуговкой носа. - Не видел. Но мне об этом сказал Джонни
Катерпиллер.
Несколько секунд меня не покидало желание как следует и не выбирая
выражений отчитать его за то, что он нарушил мою сиесту, распространяя
непроверенные слухи, однако я удержался. Во-первых, у Джонни "Блю"
Катерпиллера было множество изъянов, но склонность к безответственному
трепу и фантазированию не входила в их число. Во-вторых, хотя гости в
Стране и были явлением достаточно редким, как правило, будоражащим, однако
же случались весьма регулярно. Вы не поверите, но однажды к нам даже попал
инка, вконец одуревший от листьев коки или какой-то другой доколумбовой
пакости. Вот с ним была потеха! Он метался по округе, приставал ко всем,
что-то излагал на никому не понятном языке, кричал, плевался, брызгал
слюной, угрожал всем обсидиановым ножом. Но вскоре отбыл, причем навсегда,
как и все. Отбыл эффектно, жестоко и кроваво. Им занялась королева Мэб и
ее свита, обожавшая именовать себя Владыками Сердец. Мы называем их просто
Червями. Les Coeurs(5).
- Я полетел, - неожиданно известил Радэцки, прервав мои размышления. -
Лечу сообщить другим. О госте, стало быть. Ну, привет. Честер.
Я растянулся на ветке, не удостоив его ответом. Он его не заслужил. В
конце концов, ведь котом был я, а он всего-навсего мышью, хоть и летучей,
тщетно пытающейся выглядеть миниатюрным графом Дракулой.
Что может быть хуже, чем идиот в лесу?
Тот из вас, который крикнул, мол, ничто, был не прав. Есть кое-что
похуже, чем идиот в лесу.
Это кое-что - идиотка в лесу.
Идиотку в лесу - внимание, внимание! - можно узнать по следующим
приметам: во-первых, ее слышно на расстоянии полумили, во-вторых, каждые
три-четыре шага она неуклюже подпрыгивает, напевает, разговаривает сама с
собой, в-третьих, валяющиеся на тропинке шишки пытается пнуть ногой, но не
попадает ни по одной.
И наконец, заметив вас, возлежащего на ветке дерева, восклицает "Ох!"
и начинает на вас нахально пялиться.
- Ox! - сказала идиотка, задирая голову и нахально пялясь на меня. -
Привет, котик!
Я улыбнулся, а идиотка, хоть и без того болезненно бледная, побледнела
еще больше и заложила ручки за спину. Чтобы скрыть их дрожь.
- Добрый день, сэр котик, - пробормотала она, после чего сделала
книксен. Не скажу, чтобы очень уж грациозно.
- Bonjour, ma fille(6), - ответил я, не переставая улыбаться. Мой
французский, как вы догадываетесь, имел целью сбить идиотку с панталыку. Я
еще не решил, как с ней поступить, но не мог отказать себе в удовольствии
позабавиться. А сконфуженная идиотка - штука весьма забавная.
- Ou est chatte?(7) - неожиданно пропищала идиотка. Как вы, несомненно,
догадались, это не была беседа. Просто первая фраза из учебника
французского языка. Тем не менее - реакция любопытная.
Я поудобнее расположился на ветке. Медленно, чтобы не пугать идиотки.
Я уже упоминал, что еще не решил, как поступать дальше. Конечно, я не
боялся поссориться с Les Coeurs, узурпировавшими исключительное право
уничтожать гостей и резко реагировавшими, если кто-то осмеливается лишить
их этого права. Я, будучи котом, естественно, чихал на их исключительные
права. Я чихал, кстати сказать, вообще на все права. Поэтому у меня уже
случались небольшие конфликты с Les Coeurs и их королевой, рыжеволосой
Мэб. Я не боялся таких конфликтов. Даже провоцировал их всякий раз, как
только у меня было к тому желание. Однако сейчас я как-то особого желания
не ощущал. Но свое положение на ветке поправил. В случае чего я
предпочитал завершить дело одним прыжком, ибо гоняться за идиоткой по лесу
у меня не было ни малейшего желания.
- Я никогда в жизни, - сказала девочка чуть дрожащим голосом, - не
видела улыбающегося кота. Такого, как ты.
Я пошевелил ухом, дав ей понять, что ничего нового она мне не сказала.
- У меня есть кошка, - сообщила она. - Мою кошку зовут Дина. А как
зовут тебя?
- Ты здесь гость, дорогая девочка. Так что вначале представиться
должна ты.
- О, прошу прощения. - Она сделала книксен и опустила глаза. А жаль,
поскольку глаза у нее темные и для человека очень красивые. -
Действительно, это было невежливо. Первой должна была представиться я. -
Меня зовут Алиса. Алиса Лидделл. Я оказалась здесь, потому что вошла в
кроличью нору. Вслед за белым кроликом с розовыми глазами. На нем была
жилетка. А в жилетном кармашке - часы.
"Инка, - подумал я. - Говорит понятно, не плюется, у нее нет
обсидианового ножа. Но все равно - инка".
- Покуривали травку, мисс? - спросил я вежливо. - Глотали
барбитуратики? А может, набрались амфитаминчиков? Ма foi(8), рановато же
теперь детишки начинают.
- Не поняла ни словечка, - покрутила она головой. - Не поняла ни
слова, котик, из того, что ты сказал. Ни словечка. Ни словечечка!
Она говорила странно, а одета была - только теперь я обратил внимание
- еще страннее. Расклешенное платьице, фартучек, воротничок с
закругленными уголками, короткие рукавчики с оборочками, чулочки... Да,
черт побери, чулочки. И туфельки на ремешках. Fin de siecle(9), чтоб мне
провалиться. Значит, наркотики и алкоголь скорее всего следовало
исключить. Если, конечно, ее наряд не был костюмом. Она не могла попасть в
Страну прямо с представления в школьном театре, где играла Маленькую Мисс
Мафет(10), сидящую на песке рядом с пауком. Или прямо с вечеринки, которой
юная труппа отмечала успех спектакля, горстями поглощая порошок. Именно
это, после некоторого раздумья решил я, было наиболее вероятно.
- Тогда что же мы принимали? - спросил я. - Какое вещество позволило
нам достичь особого состояния сознания? Какой препарат перенес нас в
Страну Чудес? А может, мы просто неумеренно пили теплый gin and tonic?(11)
- Я? - покраснела она. - Я ничего не пила... То есть только один
малюсенький глоточек... Ну, может, два... Или три... Но ведь на бутылочке
была бумажка с надписью "Выпей меня". Это никак не могло мне повредить.
- Ну, буквально я прямо-таки слышу Дженис Джоплин(12).
- Простите?
- Не важно.
- Ты хотел сказать, как тебя зовут.
- Честер. К твоим услугам.
- Честер находится в графстве Чешир, - гордо сообщила она. - Я недавно
учила в школе. Значит, ты Чеширский Кот? А как ты собираешься мне
услужить? Сделаешь что-нибудь приятное?
- Просто не сделаю тебе ничего неприятного, - улыбнулся я, показывая
зубы и окончательно решив все-таки отправить ее в распоряжение Мэб и Les
Coeurs. - Считай это услугой. И не рассчитывай на большее. До свидания.
- Хм-м-м... - замялась она. - Хорошо, сейчас я уйду... Но сначала...
Скажи, что ты делаешь на дереве?
- Лежу в графстве Чешир. До свидания.
- Но я... Я не знаю, как отсюда выйти.
- Я просто хочу, чтобы ты удалилась, - пояснил я. - Потому что если ты
намерена выйти совсем, то это напрасный труд, Алиса Лидделл. Отсюда выйти
невозможно.
- Не поняла?
- Отсюда невозможно выйти, дурашка. Надо было смотреть на обратной
стороне бумажки. Той, что была на бутылочке.
- А вот и неправда, - задиристо заявила она. - Я погуляю здесь, а
потом вернусь домой. Я должна. Я хожу в школу и не могу пропускать уроки.
Кроме того, мама по мне соскучится. И Дина. Дина - моя кошка. Я тебе
говорила? До свидания, Чеширский Кот. А не будешь ли ты настолько любезен,
чтобы сказать, куда ведет эта тропинка? Куда я попаду, если пойду по ней?
Там кто-нибудь живет?
- Там, - указал я легким движением головы, - живет Арчибальд Хейджо,
для друзей просто Арчи, он еще больше чокнутый, чем мартовский заяц.
Поэтому мы и зовем его Мартовский Заяц. А вон там живет Бертран Рассел
Хатта, такой же чокнутый, как любой болванщик. Именно поэтому мы так и
говорим: Болванщик. Оба, как ты уже, вероятно, догадалась - не в своем
уме.
- Но у меня нет желания встречаться с безумными или сумасшедшими.
- Все мы здесь не в своем уме. Я не в своем уме. Ты не в своем уме.
- Ты говоришь сплошными загадками... - начала она, и глаза у нее вдруг
сделались круглыми. - Эй-эй... Что с тобой? Чеширский Кот? Не исчезай! Не
исчезай, пожалуйста.
- Дорогое дитя, - мягко сказал я. - Это не я исчезаю, это твой мозг
перестает функционировать, теряет способность даже к горячечному бреду.
Прекращает работать. Другими словами...
Я не докончил. Как-то не мог решиться докончить, дать ей понять, что
она умирает.
- Я снова вижу тебя! - торжествующе воскликнула она. - Ты снова здесь.
Не делай так больше. Не исчезай так неожиданно. Это ужасно. От этого
кружится голова. До свидания, Чеширский Кот.
- Прощай, Алиса Лидделл.
Забегу вперед. В тот день я уже больше не бездельничал. Выбитый из сна
и вырванный из благостной дремы, я не в состоянии был восстановить
предыдущий настрой. Что делать, этот мир летит в тартарары. Никакого
уважения и никакого почтения уже не проявляют к спящим либо просто
отдыхающим котам. Где те времена, когда пророк Магомет, намереваясь встать
и отправиться в мечеть и в то же время не желая будить прикорнувшего в
рукаве его одеяния кота, отрезал рукав ножом? Никто из вас, ставлю что
угодно, не решился бы на столь благородный поступок. Поэтому, полагаю,
никому из вас не удастся стать пророком, бегайте вы хоть целый год из
Мекки в Медину и обратно. Ну что ж, как Магомет коту, так и кот Магомету.
Раздумывал я не больше чем час. Потом - сам себе удивляюсь - слез с
дерева и не очень спеша направился по узкой тропинке в сторону обиталища
Арчибальда Хейга, именуемого, как я уже сказал, Мартовским Зайцем.
Конечно, я мог, если б хотел, попасть к Зайцу за несколько секунд, но счел
это чрезмерной любезностью, которая могла заставить Зайца подумать, будто
мне что-то от него нужно. Может, немножко и было нужно, но проявлять это я
не собирался.
Красные черепицы домика Зайца вскоре выстроились в охру и желтизну
осенней листвы окружающих деревьев. А до моих ушей донеслась музыка.
Кто-то - либо что-то - тихонько играл и напевал "Greensleeves"(13).
Мелодию, прекрасно сочетающуюся с временем и местом.
Во дворике перед домиком стоял накрытый чистой скатертью стол. На
столе расположились блюдечки, чашечки, чайник и бутылка виски Chivas
Regal. За столом сидел хозяин, Мартовский Заяц, и его гости: Болванщик,
бывающий здесь почти постоянно, и Пьер Дормаус, бывающий здесь - как и
вообще где-нибудь - невероятно редко. Во главе же стола сидела темноглазая
Алиса Лидделл, с детской непосредственностью развалившаяся в плетеном
ивовом кресле и обеими руками державшая чашку. Казалось, ее совершенно не
волновал тот факт, что за five о clock whisky and tea(14) присутствуют
заяц с неряшливо торчащими усами, коротышка в идиотском цилиндре, жестком
воротничке и бабочке в горошек, а также толстенький суслик, который,
впрочем, был вовсе и не суслик, а мышь-соня, дремлющий с головой на столе.
Арчи, Мартовский Заяц, увидел меня первым.
- Гляньте-ка, кто идет, - воскликнул он, а тембр его голоса
недвусмысленно указывал на то, что чай в этой компании пила только Алиса.
- Кто идет-то? Уж не обманывают ли меня мои глаза? Да ведь это, я
процитирую Книгу Притчей Соломоновых, благороднейшее из животных с
движениями изумительными и шагами благородными.
- Где-то тайно отворили седьмую печать, - подхватил Болванщик,
отхлебнув из фарфоровой чашечки что-то, что явно не было чаем. - Вы только
гляньте, вот кот бледный, и ад следует за ним.
- Истинно говорю вам, - заметил я без высокопарности, подходя ближе, -
вы прямо-таки кимвалы звенящие.
- Садись, Честер, - сказал Мартовский Заяц. - И налей себе. Как
видишь, у нас гость. Гость как раз забавляет нас повествованием о
приключениях, кои встретили его с момента прибытия в нашу Страну. Уверен,
ты тоже послушаешь охотно. Позволь тебя представить.
- Мы уже знакомы.
- Ну конечно, - сказала Алиса, радужно улыбаясь. - Знакомы. Именно он
указал мне дорогу к вашему прелестному домику. Это Чеширский Кот.
- Что ты там наплел ребенку, Честер? - пошевелил усами Арчи. - Снова
похвалялся красноречием, дабы доказать свое превосходство над другими
существами? А, кот?
- У меня есть кошка, - ни к селу ни к городу сказала Алиса. - Мою
кошку зовут Дина.
- Ты уже говорила.
- А этот кот, - Алиса бестактно указала на меня пальцем, - иногда
исчезает, к тому же так, что остается только висящая в воздухе улыбка.
Бр-р-р, кошмар.
- Ну, не говорил я? - Арчи приподнял голову и поставил торчком уши,
украшенные приставшими к ним травинками и колосками пшеницы. - Похвалялся!
Как всегда!
- Не судите, - проговорил Пьер Дормаус совершенно трезво, не отрывая
головы от скатерти, - дабы судимы не были.
- Замолкни, мышь! - махнул лапой Мартовский Заяц. - Спи и не встревай.
- А ты продолжай, продолжай, дитя мое, - поторопил Болванщик. - Мы с
удовольствием послушаем рассказ о твоих приключениях, а время торопит.
- И еще как, - буркнул я, глядя ему в глаза. Арчи пренебрежительно
прыснул.
- Сегодня среда, - сказал он. - Мэб и Les Coeurs играют в свой
идиотский крокет. Спорю, они еще ничего не знают о нашей гостье.
- Ты недооцениваешь Радэцки.
- Повторяю, у нас есть время. Посему используем его. Такие забавы не
каждый день выпадают.
- И что же вы, если можно спросить, находите тут забавного?
- Сейчас увидишь. Ну, дорогая Алиса, рассказывай. Мы обращаемся в
слух.
Алиса Лидделл обвела нас любопытным взглядом темных глаз, словно
ожидая, что мы и верно во что-нибудь обратимся.
- Так на чем же я остановилась? - задумалась она, не дождавшись
метаморфозы. - Ага, вспомнила. На пирожках, тех, на которых была надпись
"Съешь меня", очень красиво выложенная коринками на желтом креме. Ах,
какие же это были вкусные пирожки! Ну прямо-таки волшебный у них был вкус!
И они в самом деле были волшебными. Стоило мне съесть кусочек, и я начала
расти. Я, сами понимаете, испугалась... И быстренько откусила от другого
пирожка, тоже очень вкусного. И тут же начала уменьшаться. Вот такие это
были чары, ха! Я могла становиться то большой, то маленькой, могла
съеживаться, могла растягиваться. Как хотела. Понимаете?
- Понимаем, - сказал Болванщик и потер руки. - Ну-с, Арчи, твоя
очередь. Мы слушаем.
- Все яснее ясного, - надменно оповестил Мартовский Заяц. - У бреда
просматривается явный эротический подтекст. Поедание пирожков есть
выражение типично детских оральных грез, базирующихся на пока еще
дремлющем сексуализме. Лизать и причмокивать не размышляя - это типичное
поведение периода полового созревания, хотя, следует признать, миру
известны такие индивидуумы, которые из этого возраста не вышли до самой
старости. Что же до вызванного якобы съедением пирожка сокращения и
растяжения - то, думаю, я не буду первооткрывателем если напомню миф о
Прокрусте и прокрустовом ложе. Речь идет о подсознательном желании
приспособиться, принять участие в мистерии инициации и присовокуплению к
миру взрослых. Имеется здесь также и сексуальная база. Девочка желает...
- Так вот в чем суть вашей забавы, - не спросил, а отметил я. - В
психоанализе, цель которого понять, каким чудом она здесь оказалась.
Сложность, однако, состоит в том, что у тебя, Арчи, все зиждется на
сексуальности. Впрочем, это типично для зайцев, кроликов, ласок, куниц,
нутрий и прочих грызунов, у которых только одно на уме. Однако повторяю
свой вопрос: что в этом забавного?
- Как в каждой забаве, - сказал Болванщик, - забавным является
забивание скуки.
- А тот факт, что кого-то это не забавляет, ни в коей мере не
доказывает, что этот кто-то есть существо высшее, - буркнул Арчи. - Не
ухмыляйся. Честер, никого ты здесь не обольстишь своей ухмылкой. Когда ты
наконец поймешь, что, умничай ты сколько душе угодно, никто из
присутствующих не отдаст тебе божеских почестей. Мы не в Бубастисе(15), а
в Стране...
- Стране Волшебства? - вставила Алиса, оглядываясь на нас.
- Чудес, - поправил Болванщик. - Страна Волшебства - это Faerie. А
здесь Wonderland. Страна Чудес.
- Семантика, - пробормотал над скатертью Дормаус. Никто не обратил на
него внимания.
- Продолжай, Алиса, - поторопил Болванщик. - Что было дальше, после
пирожков?
- Я, - заговорила девочка, поигрывая ручкой чашки, - очень хотела
отыскать того белого кролика в жилетке, ну, того, у которого были еще
перчатки и часы на цепочке. Я подумала, что если его отыщу, то, может
быть, попаду и к той норе, в которую свалилась... И смогу по ней вернуться
домой.
Мы молчали. Этот фрагмент не требовал пояснений. Среди нас не было
никого, кто не знал бы, что такое и что символизирует черная нора,
падение, долгое бесконечное падение. Не было среди нас такого, кто не знал
бы, что во всей Стране нет никого, кто хотя бы издалека мог напоминать
белого кролика в жилетке, с часами и перчатками.
- Я шла, - тихо продолжала Алиса Лидделл, - по цветущей лужайке и
вдруг поскользнулась, потому что лужайка была мокрой от росы и очень
скользкой. Я упала. Сама не знаю как, но вдруг шлепнулась в море. Так я
думала, потому что вода была соленой. Но это вовсе не было море.
Понимаете? Это была огромная лужа слез. Потому что раньше-то я плакала,
очень сильно плакала... Так как испугалась и думала, что уже никогда не
найду ни того кролика, ни той норы. Все это разъяснила мне одна мышка,
которая плавала в той же луже, потому что, как и я, тоже случайно попала в
нее. Мы вытащили друг дружку из этой лужи, то есть немножко мышка вытащила
меня, а немножко я вытащила мышку. Она, бедненькая, вся была мокрая, и у
нее был длинный хвостик... Алиса замолчала, а Арчи глянул на меня с
превосходством.
- Независимо от того, что думают об этом всякие там коты, - проговорил
он, выставляя на всеобщее обозрение два желтых зуба, - хвост мыши есть
фаллический символ. Этим объясняется, кстати сказать, панический ужас,
охватывающий при виде мыши некоторых женщин.
- Нет, вы и впрямь спятили, - убежденно сказала Алиса. Никто не
обратил на нее внимания.
- А соленое море, - съехидничал я, - возникшее из девичьих слез, это,
разумеется, доводящая до рыданий страсть по пенису? А, Арчи?
- Именно так! Об этом пишут Фрейд и Беттельгейм. В данном случае
особенно уместно привести Беттельгейма, поскольку он занимается детской
психикой.
- Мы не станем, - поморщился Болванщик, наливая виски в чашки, -
приводить сюда Беттельгейма. Да и Фрейд тоже пусть себе requisat in
pace(16). Этой бутылки нам только-только хватит на четверых, comme il
faut(17), никто нам тут больше не нужен. Рассказывай, Алиса.
- Позже... - задумалась Алиса Лидделл. - Позже я случайно натолкнулась
на лакея. Но когда присмотрелась получше, оказалось, что это не лакей, а
большая лягушка, выряженная в лакейскую ливрею.
- Ага! - обрадовался Мартовский Заяц. - Вот и лягушка! Земноводное
влажное и склизкое, кое, будучи раздражено, раздувается, растет,
увеличивается в размерах! Так чего это символ, как вам кажется? Пениса же!
Вот чего!
- Ну конечно, - кивнул я. - А чего же еще-то? У тебя все ассоциируется
с пенисом и задницей. Арчи.
- Вы чокнутые, - сказала Алиса. - И вульгарные.
- Конечно, - подтвердил Дормаус, поднимая голову и сонно глядя на нас.
- Каждому известно. Ох, а она все еще здесь? За ней еще не пришли?
Болванщик, явно обеспокоенный, оглянулся на лес, из глубин которого
долетали какие-то потрескивания и хруст. Я, будучи котом, слышал эти звуки
уже давно, еще прежде, чем они приблизились. Это не были Les Coeurs, это
была ватага блуждальниц, разыскивающих в траве чего бы поесть.
- Да, да, Арчи. - Я и не думал успокаивать Зайца, который тоже слышал
хруст и испуганно наставил уши. - Тебе надобно поспешить с психоанализом,
иначе Мэб докончит его за тебя.
- Так, может, ты докончишь? - пошевелил усами Мартовский Заяц. - Ты
как существо высшего порядка знаешь назубок механизмы происходящих в
психике процессов. Несомненно, знаешь, как получилось, что умирающая дочка
декана колледжа Крайст-Черч, вместо того чтобы отойти в мире, не
пробуждаясь от тяжкого сна, блуждает по Стране?
- Крайст-Черч? - Я сдержал удивление. - Оксфорд? Который год?
- Тысяча восемьсот шестьдесят второй, - буркнул Арчи. - Ночь с
седьмого на восьмое июля. Это важно?
- Не важно. Подытожь свой вывод. Ведь он у тебя уже готов?
- Конечно.
- Сгораю от любопытства.
Болванщик налил. Арчи отхлебнул, еще раз глянул на меня гордо,
откашлялся, потер лапы.
- Здесь мы имеем дело, - начал он торжественно и высокомерно, - с
типичным казусом конфликта ид, эго и суперэго. Как известно уважаемым
коллегам, в человеческой психике ид связан с тем, что опасно,
инстинктивно, грозно и непонятно, что увязано с невозможностью сдержать
тенденцию к бездумному удовлетворению стремления к приятному. Упомянутое
бездумное подчинение инстинктивному данная особа пытается - как мы только
что наблюдали - бездумно оправдать воображаемыми инструкциями типа "выпей
меня" или "съешь меня", что - разумеется, ложно, - должно бы изображать
подчинение ид контролю рационального эго. Эго же данной особы есть
привитый ей викторианский принцип реальности, действительности,
необходимости подчиняться наказам и запретам. Реальность есть суровое
домашнее воспитание, суровая, хоть внешне цветистая реальность "Young
Misses Magazine"(18), единственного чтива этого ребенка.
- Неправда! - крикнула Алиса Лидделл. - Я еще читала "Робинзона
Крузо". И сэра Вальтера Скотта.
- Назло всем этим, - Заяц не обратил внимание на ее выкрик, -
безрезультатно пробует возвыситься неразвитое суперэго вышеназванной и -
sit licentia verbo(19) - наличествующей здесь особы. Меж тем суперэго,
даже зародышевое, является решающим в вопросе способности к фантазированию.
Поэтому-то оно пытается перевести происходящие процессы в картины и
образы. Vivera cesse, imaginare necesses est(20), если уважаемые коллеги
позволят мне воспользоваться парафразой...
- Уважаемые коллеги, - сказал я, - скорее позволят себе сделать
замечание, что вывод, хоть в принципе теоретически правильный, ничего не
объясняет, а посему представляет собою классический случай академической
болтологии.
- Не обижайся, Арчи, - неожиданно поддержал меня Болванщик. - Но
Честер прав. Мы по-прежнему не знаем, каким образом Алиса оказалась здесь.
- Потому как тупые вы оба! - замахал лапами Заяц. - Я же говорю: ее
занесла сюда переполненная эротизмом фантазия! Ее страхи! Возбужденные
каким-то наркотиком скрытые метания...
Он осекся, уставившись на что-то у меня за спиной. Теперь и я услышал
шум перьев. Услышал бы раньше, если б не его болтовня.
На столе, точнехонько между бутылкой с виски и чайником, опустился
Эдгар. Эдгар - ворон здешних мест. Эдгар много летает и мало болтает.
Поэтому в Стране он всем служит в основном в качестве курьера. На этот раз
было так же, Эдгар держал в клюве большой конверт, украшенный разделенными
короной инициалами "MR"(21).
- Чертова банда, - шепнул болванщик. - Чертова банда показушников.
- Это мне? - удивилась Алиса. Эдгар кивнул головой, клювом и
конвертом.
Алиса взяла было конверт, но Арчи бесцеремонно вырвал его у нее из рук
и сломал печать.
- Ее королевское величество Мэб и т.д. и т.п., - прочитал он, -
приглашает тебя принять участие в партии крокета, которая будет иметь
место быть...
Он взглянул на нас.
- ...сегодня... - Он пошевелил усами. - Итак, они узнали. Чертов
нетопырь разболтал, и они узнали.
- Чудесно! - Алиса Лидделл захлопала в ладоши. - Партия в крокет! С
королевой! Можно идти? Было бы невежливо опоздать.
Болванщик громко кашлянул. Арчи повертел письмо в лапах. Дормайс
захрапел. Эдгар молчал, распушив черные перья.
- Задержите ее здесь, сколько удастся, - неожиданно решил я и встал. -
Я скоро вернусь.
- Не дури, Честер, - буркнул Арчи. - Ты ничего не сделаешь, даже если
доберешься до места, в чем я весьма сомневаюсь. Мэб о ней знает и не
позволит ей уйти. Ты ее не спасешь. Возможности, прямо сказать, нулевые.
- А может, поспорим?
Ветер времени и пространства все еще шумел у меня в ушах и ерошил
шерсть, а земля, на которой я стоял, ни за что на свете не желала
перестать трястись. Однако равновесие и жестокая реальность быстро и
эффективно вытеснили horror vacui(22), сопровождавшую меня несколько
последних минут. Тошнота, правда, неохотно, но отступала, глаза понемногу
привыкали к Евклидовой геометрии.
Я осмотрелся.
Сад, в который я попал, был истинно английским, то есть заросшим и
запущенным сверх всякой возможности. Откуда-то слева отдавало болотцем и
то и дело слышалось короткое кряканье, из чего я сделал вывод, что есть
здесь и прудик. В глубине сада поблескивал огнями увитый плющом фасад
небольшого двухэтажного дома.
В принципе я был уверен в своем, то есть в том, что попал в
соответствующее место в соответствующее время. Но предпочитал
удостовериться.
- Есть тут кто-нибудь, черт побери? - нетерпеливо спросил я.
Ждать пришлось недолго. Из тьмы возник рыжий в полоску тип. На хозяина
сада он не походил, хотя усиленно старался походить. Глупцом он не был.
Совершенно явно ему еще в котеночном возрасте привили немного манер и
savoi-vivre(23). Увидев меня, он вежливо поздоровался, присел и охватил
лапы хвостом. Да, хотел бы я увидеть кого-либо из вас, людей, так же
спокойно реагирующих на появление существа из вашей мифологии. И
демонологии.
- С кем имею удовольствие? - спросил я кратко и бесцеремонно.
- Рассет Фиц-Рурк Третий, ваша милость.
- Это, - движением уха я показал, что имею в виду, - разумеется,
Англия.
- Разумеется.
- Оксфорд?
- Действительно.
Стало быть, я попал. Утка, которую я слышал, вероятно, плавала не в
пруду, а по Темзе либо Червеллу. А башня, которую видел во время посадки,
была Carlax Tower(24). Проблема, однако, в том, что Carlax Tower выглядела
точно так же во время моего предыдущего визита в Оксфорд, а было это в
1645 году, незадолго до битвы под Несби(25). Тогда, помнится, я советовал
королю Карлу бросить все к чертовой матери и бежать во Францию.
- Кто в данный момент правит Британией?
- В Англии - Мерлин из Гластонбери. В Шотландии...
- Я не о котах спрашиваю, глупец.
- Простите, ваша милость. Королева Виктория.
Повезло. Хотя, с другой стороны, баба правила шестьдесят четыре года,
с 1837-го по 1901-й, так что не исключено было, что я малость перескочил
либо недоскочил. Конечно, можно было напрямую спросить рыжика о дате, но
это не для меня, сами понимаете. Готов признать, что я не всеведущ. Но
престиж, как говорится, liber alles(26).
- Кому принадлежит дом?
- Венере Уайтблэк... - начал он, но тут же поправился: - То есть
человеческий хозяин дома - декан Генри Джордж Лидделл.
- Дети есть? Я спрашиваю не о Венере Уайтблэк, а о декане Лидделле.
- Три дочери.
- Которую зовут Алиса?
- Среднюю.
Я украдкой перевел дыхание. Рыжик тоже. Он был уверен, что я не
расспрашиваю, а экзаменую.
- Весьма обязан, сэр Рассет. Удачной охоты.
- Благодарю, ваша милость.
Он не ответил пожеланием удачной охоты. Знал легенды. Знал, какого
рода охоту может означать мое появление в его мире.
Я проходил сквозь ограды, сквозь стены, оклеенные кричащими обоями в
цветочек, сквозь штукатурку, сквозь мебель. Я проходил сквозь голоса,
шепоты, вздохи и стенания. Я прошел через освещенную living room(27), в
которой декан и деканша Лидделлы беседовали с худощавым сутуловатым
брюнетом с буйной шевелюрой. Я отыскал лестницу, миновал две детские
спальни, дышавшие молодым, здоровым сном. А около третьей спальни
наткнулся на Стражницу.
- Я пришел с миром, - быстро сказал я, отступая перед предостерегающим
шипением, клыками, когтями и яростью. - С миром!
Лежащая на пороге Венера Уайтблэк прижала уши, наградила меня
очередной волной ненависти и тут же приняла классическую боевую позу.
- Осторожней, киска!
- Apage!(28) - прошипела она, не меняя стойки. - Прочь! Ни один демон
не переступит порога, на котором я лежу!
- Даже такой, - нетерпеливо бросил я, - который назовет тебя Диной?
Она вздрогнула.
- Уйди с дороги, - повторил я, - Дина, кошка Алисы Лидделл.
- Ваша милость? - неуверенно взглянула она на меня. - Здесь?
- Я хочу войти. Сдвинься с порога. Нет-нет, не уходи. Войди вместе со
мной.
В комнатке, в соответствии с обычаями эпохи, стояло столько мебели,
сколько удалось втиснуть. Стены и здесь были оклеены обоями с чудовищным
цветочным мотивом. Над комодиком висела не очень удачная графика,
изображающая, если верить подписи, некую мистрис Уэст в роли Дездемоны. А
на кроватке лежала Алиса Лидделл без сознания, в поту и бледная как
призрак. Она бредила так сильно, что в воздухе над ней я чуть ли не видел
глазами воображения красные черепицы домика Зайца и слышал "Greensleeves".
- Они катались на лодке по Темзе, она, ее сестры и сэр Чарлз Лютвидж
Доджсон. - Венера Уайтблэк упредила мой вопрос. - Алиса упала в воду,
озябла, и у нее поднялась температура. Приходил врач, прописал разные
лекарства, давали ей и из домашней аптечки. По невнимательности между
лекарствами оказалась бутылочка лауданума(29). И она ее выпила. С тех пор
и лежит в таком вот состоянии.
Я задумался.
- А безответственный Чарлз, это тот мужчина с шевелюрой пианиста, что
беседует с деканом Лидделлом? Проходя через гостиную, я воспринял
излучаемые им мысли. Чувство вины.
- Да, это именно он. Друг дома. Преподаватель математики, но в
остальном вполне приличный тип. И я не назвала бы его безответственным. Он
не виноват в том, что произошло в лодке. Случай, от которого никто не
застрахован.
- Он часто бывает рядом с Алисой?
- Часто. Она его любит. Он ее любит. Когда смотрит на нее, мурлычет.
Придумывает и рассказывает малышке всяческие необыкновенные истории. Она
это обожает.
- Ага, - пошевелил я ухом. - Необыкновенные истории. Фантазии. И
лауданум. Ну, так мы на месте. Теперь понятно, откуда они растут. Впрочем,
хватит об этом. Подумаем о девочке. Я желаю, чтобы она выздоровела. Да
поскорее.
Кошка прищурила зеленые глаза и ощетинила усы, что у нас, котов,
означает безбрежное изумление. Однако она быстро взяла себя в лапы. И
смолчала. Она знала, что спрашивать о причинах моего желания было бы
крупной бестактностью. Знала также, что я не ответил бы на такой вопрос.
Ни один кот не отвечает на такие вопросы. Мы всегда делаем что хотим и не
привыкли объясняться.
- Я желаю, - настойчиво повторил я, - чтобы болезнь покинула мисс
Алису Лидделл.
Венера присела, поморгала, пошевелила ухом.
- Это ваше право, князь, - мягко сказала она. - Я... я могу только
поблагодарить... за честь. Я люблю этого ребенка.
- Это не была честь. Так что не благодари, а берись за работу.
- Я? - Она чуть не подскочила от изумления. - Я Должна ее лечить? Но
это же обыкновенным кошкам запрещено! Я думала, что ваша милость
соблаговолите сами... К тому же я не сумела бы...
- Во-первых, в мире нет обыкновенных кошек. Во-вторых, я могу нарушать
любые запреты. Настоящим - нарушаю. Берись за дело.
- Но... - Венера не спускала с меня глаз, в которых вдруг появился
испуг. - Но ведь... Если я вымурлыкаю из нее болезнь, тогда я...
- Да, - сказал я пренебрежительно. - Ты умрешь вместо нее.
"Ты, кажется, любишь эту девочку, - подумал я. - Так докажи свою
любовь. Может быть, ты считала, что достаточно лежать у нее на коленях,
мурлыкать и позволять себя гладить? Укрепляя тем самым всеобщее мнение,
что кошки - лживые создания, что они привязываются не к людям, а
исключительно к месту?"
Конечно, говорить такие банальности Венере Уайтблэк было ниже моего
достоинства. И совершенно излишне. За мной стояло могущество авторитета.
Единственного авторитета, который принимает кот. Венера тихо мяукнула,
запрыгнула Алисе на грудь, принялась сильно перебирать лапками. Я слышал
тихое потрескивание коготков, цепляющихся за дамасковую ткань одеяла.
Отыскав нужное место, кошка улеглась и начала громко мурлыкать. Несмотря
на явное отсутствие опыта, она делала это идеально. Я прямо-таки
чувствовал, как с каждым мурлыком она вытягивает из больной то, что
следовало вытянуть.
Разумеется, я ей не мешал. Следил за тем, чтобы не мешал никто другой.
Оказалось, правильно делал.
Дверь тихо раскрылась, и в комнату вошел бледный брюнет, Чарлз Лютвидж
или Лютвидж Чарлз, я запамятовал. Вошел, опустив голову, полный раскаяния
и переполненный жалостью и виной. Тут же увидел лежащую на груди у Алисы
Венеру Уайтблэк и сразу же решил, что есть на ком отыграться.
- Эй, ккк... кошка, - заикаясь, начал он. - Брысь! Слезай с кровати
ннн... немедленно!
Он сделал два шага, глянул на кресло, на котором лежал я. И увидел
меня - а может, не столько меня, сколько мою улыбку, висящую в воздухе. Не
знаю, каким чудом, но увидел. И побледнел. Тряхнул головой. Протер глаза.
Облизнул губы. А потом протянул ко мне руку.
- А-ну, тронь, - сказал я как можно слаще. - Только тронь меня,
грубиян, и всю оставшуюся жизнь ты будешь вытирать нос протезом.
- Кккто ты тааакккой, - заикаясь, начал он. - Кккттто?
- Имя мне - легион, - равнодушно ответил я. - Для друзей я -
Бредотиус, princeps potestatis aeris(30). Я - один из тех, которые кружат,
присматриваясь, quaerens quern devored(31). На ваше счастье, охотимся мы в
основном на мышей. Но на твоем месте я б не стал делать из этого поспешных
и слишком далеко идущих выводов.
- Это н-н-н. - Он заикнулся, на этот раз так сильно, что у него чуть
было глаза не вылезли из орбит. - Это нннеее...
- Возможно, возможно, - заверил я, по-прежнему улыбаясь белозубо и
остроклыко. - Стой там, где стоишь, сведи активность до минимума, и я
одарю тебя здоровьем. Parole d'honneur(32). Ты понял, что я сказал,
двуногий? Единственное, чем тебе разрешается шевелить, это веки и глазные
яблоки. Позволяю также продолжать осторожно вдыхать и выдыхать.
- Нннооо...
- Болтать не позволяю. Замри и молчи, словно от этого зависит твоя
жизнь. А она, кстати говоря, зависит.
Он понял. Стоял, потел в тишине, глядел на меня и интенсивно мыслил.
Мысли у него были жутко путаные. Не ожидал я таких мыслей у преподавателя
математики. В это время Венера Уайтблэк делала свое, а воздух аж
вибрировал от магии ее мурлыканья. Алиса пошевелилась, застонала. Кошка
успокоила ее, положив легко лапку на лицо. Чарлз Лютвидж Доджсон - я
вспомнил, как его зовут, - вздрогнул, увидев это.
- Спокойно, - сказал я сверх ожидания мягко. - Здесь лечат. Это
терапия. Наберись терпения.
Он несколько секунд присматривался ко мне.
- Ты ммм... ммоя собственная фантазия, - проворчал он наконец. -
Бессмысленно с ттт... тобой разговаривать.
- Ну прямо-таки мои слова.
- Это, - он легким движением руки указал на кровать, - и это... ттт...
терапия? Кошачья терапия?
- Угадал.
- "Though this be madness, - проговорил он, о чудо, не заикнувшись, -
yet there is method in't"(33).
- И это тоже прямо-таки мои слова!
Мы ждали. Наконец Венера Уайтблэк перестала мурлыкать, легла на бок,
зевнула и несколько раз прошлась по шкурке розовым язычком.
- Пожалуй, конец, - неуверенно проговорила она. - Я вытянула все. Яд,
болезнь и жар. Было еще что-то в костном мозге, не знаю что. Но для
верности я и это тоже вытянула.
- Браво.
- Ваша милость?
- Слушаю.
- Я все еще жива.
- Не думаешь же ты, - высокомерно улыбнулся я, - что я позволю тебе
умереть?
Кошка зажмурилась в немой благодарности. Чарлз Лютвидж Доджсон, уже
долгое время беспокойно следивший за нашими действиями, неожиданно громко
кашлянул.
- Говори, - благосклонно разрешил я, подняв на него глаза. - Только не
заикайся, пожалуйста.
- Не знаю, что за ритуал здесь осуществляется, - начал он тихо, - но
есть вещи на земле и небе...
- Переходи к этим вещам.
- Алиса все еще без сознания.
Ха! Он был прав. Походило на то, что операция удалась. Но только
лекарям. Medice, cura te ipsum(34), подумал я. Я не торопился говорить,
чувствуя на себе вопросительный взгляд кошки и неспокойный взгляд
преподавателя математики. Я просчитывал различные возможности. Одной из
них была: пожать плечами и удалиться. Но я уже слишком крепко ввязался в
эту историю и теперь отступать не мог. Бутылка, на которую я поспорил с
Зайцем, конечно, одно дело, но престиж...
Я усиленно размышлял. Мне помешали.
Чарлз Лютвидж вдруг подпрыгнул, а Венера Уайтблэк напружинилась и
резко подняла голову. На выкрутасах викторианских обоев заплясала быстрая,
юркая тень.
- Хааа-хааа! - запищала тень, кружась вокруг жирандоля. - А нет ли у
котов аппетита на летучих мышей?
Венера прижала уши, зашипела, выгнула спину, яростно фыркнула. Радэцки
предусмотрительно повис на абажуре.
- Честер! - закричал он с высоты, расправив одно крыло. - Арчи велел
передать, чтобы ты поспешил! Дело скверно! Les Coeurs забрали девочку!
Поспеши, Честер!
Я выругался очень грубо, но по-египетски, так что никто не понял.
Кинул взгляд на Алису. Она дышала спокойно, на ее лице появилось что-то
вроде румянца. Но, черт побери, она так и не приходила в себя!
- Она все еще видит сон, - открыл Америку Чарлз Лютвидж Доджсон. - И
боюсь, это не ее сон.
- Я тоже боюсь, - глянул я ему в глаза. - Но сейчас не время
теоретизировать. Необходимо вырвать ее из горячки прежде, чем дело примет
необратимый характер. Радэцки! Где сейчас девочка?
- На лужайке Страны Чудес! - проскрипел Радэцки. - На крокетном поле.
С Мэб и Les Coeurs!
- Летим!
- Летите! - Венера Уайтблэк выпустила когти. - А я буду здесь ее
сторожить.
- Минутку. - Чарлз Лютвидж потер лоб. - Я не все понимаю... Не знаю,
куда и зачем вы собираетесь лететь, но... Пожалуй, без меня вы не
обойдетесь... Именно я должен придумать окончание этой истории. А чтобы
это сделать... By Jove!(35) Я должен пойти с вами.
- Да ты шутишь, - фыркнул я. - Сам не знаешь, что говоришь.
- Знаю! Это моя собственная фантазия.
- Уже нет.
На обратном пути horror vacui был еще паршивее. Потому что я спешил.
Бывает, при таких перемещениях спешка оказывается губительной. Небольшая
ошибка в расчетах - и ты попадешь во Флоренцию в 1348 году во время
эпидемии Черной Смерти. Или в Париж, в ночь с 23 на 24 августа 1572
года(36).
Но мне повезло. Я попал туда, куда следовало.
Болванщик не ошибался и не преувеличивал, назвав всю эту паскудную
червонную банду показушниками. Они все делали с эффектом и ради эффекта.
Всегда. Так было и на сей раз.
Расположившийся между акациями газон неудачно прикидывался крокетным
полем. Эффекта ради на нем установили полукруглые воротца, которые на
крокетном жаргоне именовались arches. Les Coeurs в количестве около десяти
держали в руках реквизит: молотки, или mallets, а на травке валялось
что-то, долженствовавшее изображать шары, но выглядевшее прямо-таки
свернувшимися в клубок ежами. Тон в шайке задавала, разумеется,
огненноволосая Мэб, выряженная в карминовый атлас и крикливую бижутерию.
Повышенным голосом и властными жестами она указывала Les Coeurs места,
которые те должны занять. При этом одну руку она держала на плече Алисы
Лидделл. Девочка посматривала на королеву и подготовку к игре с живым
интересом и пылающими щеками. Совершенно определенно она не понимала, что
готовится не игра, а экзекуция. Причем не простая, а показушно-эффектная.
Мое неожиданное появление вызвало - как обычно - легкое замешательство
и шумок среди Les Coeurs, которое, однако, Мэб быстро пресекла.
- Сожалею, Честер, - сказала она холодно, сминая унизанными перстями
пальцами оборки на плече Алисы. - Весьма сожалею, но у нас уже полный
комплект игроков. Между прочим, именно поэтому тебе и не выслали
приглашения.
- Не беда, - зевнул я, демонстрируя резцы, клыки, премоляры и моляры,
в общей сложности всю кучу дентина и зубной эмали, - не беда, ваше
величество, я в любом случае вынужден был бы отклонить приглашение. Я не
охотник до крокета, предпочитаю другие игры и забавы. Что же касается
комплекта игроков, то, думаю, есть у вас и запасные?
- А тебе какое дело до того, - прищурилась Мэб, - что у нас есть, а
чего нету?
- Я, видите ли, вынужден забрать у вас мисс Лидделл. Надеюсь, тем
самым не испорчу вам забавы?
- Ага. - Мэб, слабо имитируя улыбку, ответила мне демонстрацией части
набора зубов. - Ага. Понимаю. Но поясни ты мне, почему наши извечные споры
касательно гегемонии должны состоять во взаимном изъятии игрушек? Мы что,
дети? Разве нельзя, предварительно условившись о времени и месте, решить
то, что решить следует? Ты можешь мне это объяснить. Честер?
- Мэб, - ответил я. - Если у тебя возникло желание Дискутировать, то
назови время и место. Заблаговременно, конечно. Сегодня я не в настроении
учинять диспуты. К тому же игроки томятся. Поэтому я забираю мисс Лидделл
и исчезаю. Не буду навязываться.
- Какого хрена, - Мэб, когда нервничала, всегда начинала говорить на
каком-то чудовищном арго, - и на кой фиг тебе этот ребенок, чертов кот?
Почему он тебе так сильно нужен? А может, дело вовсе не в ребенке? А?
Ну-ка, ответь мне?
- Во-первых, я не терплю вопроса "почему". А во-вторых, у меня нет
желания дискутировать. Это относится также к ответу на твой вопрос. Иди
сюда, Алиса.
- И не думай пошевелиться, пигалица. - Мэб стиснула пальцами плечо
Алисы, и лицо девочки сморщилось и побледнело от боли. По выражению ее
темных глаз я сделал вывод, что она, пожалуй, начала понимать, в какие
игры здесь играют.
- Ваше величество, - я осмотрелся и увидел, что Les Coeurs начинают
понемногу окружать меня, - соблаговолите снять прелестную ручку с плеча
этого ребенка. Незамедлительно. Соизвольте, ваше величество, также
проинструктировать своих холуев, чтобы они отошли на предусмотренное
протоколом расстояние.
- Серьезно? - Мэб продемонстрировала оставшуюся часть зубного набора.
- А ежели не соизволю, то что, можно спросить?
- Спросить можно. Тогда, рыжая шельма, я тоже поведу себя не
протокольно. Повыпускаю внутренности у всей вашей... закаканной банды.
На этом и закончился треп. Les Coeurs просто-напросто накинулись на
меня, не ожидая, пока прозвучит приказ Мэб, а ее унизанная перстнями рука
закончит властный жест. Кинулись на меня все, сколько их было. Кучей.
Но я был к этому готов. Полетели клочья с их украшенных карточными
символами курточек. Полетели клочья с них самих. И с меня тоже, но в
значительно меньшем количестве. Я перевалился на спину. Это несколько
снизило мою маневренность, но зато теперь я мог кроить из них лапшу и
задними лапами тоже... Усилия понемногу начали давать результат -
несколько Les Coeurs, крепко помеченных моими когтями и клыками, кинулись
в постыдное бегство, отмахнувшись от воплей Мэб, которая незатейливыми
словами приказывала им, что именно и из какого места им должно у меня
вырвать.
- Да кто вообще с вами считается? - неожиданно разоралась Алиса, внося
в суматоху совершенно новые нотки. - Вы - колода карт! Всего-то-навсего
колода карт!
- Да-а-а??? - взвыла. Мэб, бурно тормоша ее. - Да что ты говоришь?!
Один из ее команды, кудрявый паренек со знаком треф на груди, обеими
руками ухватил меня за хвост. Терпеть не могу такой фамильярности, поэтому
незамедлительно оторвал ему голову. Но другие уже сидели на мне и работали
кулаками, каблуками и крокетными молотками, при этом усиленно дыша. Злые
они были как хрен с перцем. Но и я тоже был зол. Через минуту вокруг меня
стало несколько просторней, и я мог перейти от войны позиционной к
маневренной. Травка уже была здорово червонной и чертовски скользкой.
Алиса изо всей силы пнула Мэб в голень. Ее королевское величество
изысканно матюгнулась и с размаху ударила девочку по лицу. Та упала,
свалившись на одного из Les Coeurs, который в этот момент как раз пытался
встать. Прежде чем он скинул с себя Алису, я выцарапал ему один глаз. А у
того, который пытался помешать мне, выцарапал два. Двое оставшихся дали
деру, и я смог встать.
- Ну, милая Queen of Hearts(37)? Может быть, достаточно на сегодня? -
выговорил я, слизывая кровь с носа и усов. - Может, докончим в другой раз,
предварительно условившись о месте и времени?
Мэб наградила меня таким "букетиком", в котором определение "полосатый
курвин сын" было самым мягким, хоть и наиболее часто повторявшимся. Она
совершенно явно не намерена была откладывать конфликт на другой раз.
Несколько Les Coeurs уже остыли от первоначального шока и готовились к
новому нападению. А я был очень утомлен, и у меня, вне всяких сомнений,
было сломано ребро. Я заслонил собою Алису.
Мэб триумфально взвизгнула. Кусты акаций неожиданно расступились,
словно воды Красного моря. И оттуда, распаленный ором и галдежом Les
Coeurs, трусцой выбежал Брандашмыг, точнее, солидно подросший экземпляр
Брандашмыга. Злопастного Брандашмыга.
- Шляпу прикажу из тебя сшить, Честер, - рявкнула Мэб, указывая
Бармаглоту, на кого тому следует кинуться. - Если от тебя останется
достаточно меха на шляпу!
Я - кот. У меня девять жизней. Однако не знаю, говорил ли я вам, что
восемь я уже использовал?
- Беги, Алиса! - прошипел я. - Беги!
Но Алиса Лидделл даже не пошевелилась, парализованная страхом. Я не
очень удивился.
Брандашмыг рванул когтями траву, словно собирался выкопать станцию
метрополитена или туннель под Монбланом. Вздыбил черно-рыжую шерсть, из-за
чего сделался почти в два раза больше, хотя и без того был достаточно
велик. Мускулы у него под шкурой налились и заиграли Девятую Симфонию,
глазищи загорелись адским пламенем. Пасть он раскрыл так, что я невольно
возгордился. И бросился на меня.
Я яростно защищался. Выдал из себя все, что мог. Но он был крупнее и
чертовски силен. Прежде чем я наконец сумел скинуть его с себя и
отбросить, он крепенько поработал надо мной.
Я едва держался на лапах. Кровь заливала глаза и застывала на боках, а
острый конец одного из сломанных ребер усиленно пытался найти что-то в
моем правом легком. Алиса кричала так, что в ушах звенело. А Брандашмыг с
размаху вытер яйца о траву, пошевелил остатками ушей, глянул на меня
из-под разорванных век и поверх кровоточащего носо-клюва. Снова раззявил
пасть и тут же совершенно неожиданно захлопнул ее. Вместо того чтобы опять
кинуться на меня и добить, он словно зачарованный стал вдруг тихим. Не
хуже бычьей задницы.
Я инстинктивно обернулся, и, говорю вам, последний раз я видел нечто
подобное в "Рождении нации" Гриффита(38). Из-за деревьев ко мне шла помощь.
Но это не была US Cavalery39 или ку-клукс-клан. А был это мой знакомый,
некто Чарлз Лютвидж Доджсон. Выглядел он, поверьте, не хуже святого
Георгия на картине Карпаччо, а вооружен был мечом ворпальным, рассыпающим
ослепительные мигблистальные зайчики.
Хливые шорьки (пырялись по наве) и хрюкотали зелюки (как мюмзики в
мове).
Вы не поверите, но Брандашмыг сбежал первым. Следом за его поджатым
хвостом кинулись в бегство те из Les Coeurs, которые еще владели ногами. А
последней покинула поле боя королева Мэб, орошая слезами атласное платье.
Я же все видел как сквозь наполненный свекольным отваром аквариум. А
минутой позже...
Поклянитесь, что не станете смеяться. Минутой позже я увидел белого
кролика с розовыми глазами, глядящего на циферблат часов, которые он вынул
из жилетного кармана. А потом я свалился в черную бездонную нору.
Падение длилось долго.
Я - кот. Я всегда падаю на четыре лапы. Даже если этого и не помню.
- Ax, - неожиданно сказал Чарлз Лютвидж Доджсон, опершись локтем об
ивовую корзинку с пирожками. - Знакомо ли тебе. Чеширский Кот, роскошное
ощущение сонливости, сопутствующее пробуждению в летнее утро, когда воздух
наполнен пением птиц, живительный ветерок веет в раскрытое окно, а ты,
лежа с полуприкрытыми глазами, видишь, словно все еще во сне, лениво
покачивающиеся зеленые веточки, поверхность воды, покрытую золотой рябью?
Ах, поверь мне, Котик, это блаженство, граничащее с глубокой тоской,
блаженство, наполняющее глаза слезами, словно прекрасная картина или
стихотворение.
Вы не поверите. Он не заикнулся ни разу. Пикник развивался своим
чередом. Алиса Лидделл и ее сестры шумно играли на берегу Темзы,
поочередно входя на причаленную лодку и поочередно соскакивая с нее. Если
при этом одной из них случалось шлепнуться в мелководье у берега, она
заразительно пищала и высоко поднимала платьице. Тогда сидящий рядом со
мной Чарлз Лютвидж Доджсон слегка оживал и слегка румянился.
- Так долго я любил тебя... - замурлыкал я в усы, приходя к выводу,
что в словах Мартовского Зайца было много правды.
- Не понял?
- "Зеленые рукава". Но не будем об этом. Знаешь что, дорогой Чарлз?
Опиши-ка все это. Сказка, как видно на прилагаемой иллюстрации, постепенно
здорово разрослась и полна весьма курьезных фигур. Самое время это
описать. Тем более что начало-то уже положено.
Он молчал. И не отрывал глаз от радостно пищавшей Алисы Лидделл,
поднимавшей подол платьица так, что можно было увидеть трусики.
- Полжизни нас разделяют, - вдруг сказал он тихо. - Дитя с безоблачным
челом и удивленным взглядом. Пусть изменилось все кругом и мы с тобой не
рядом... Тебя я вижу лишь во сне, не слышен смех твой милый, ты выросла и
обо мне, наверное, забыла.
- Я б рекомендовал лучше писать прозой, - не выдержал я. - Поэзия
плохо идет на рынке.
- Да-да, конечно, - согласился он. - Я думаю, она уже не вспомнит обо
мне в годы грядущей юности.
Я взглянул на него и слегка поморщился, а он сказал:
- Ты не мог бы... хм-м-м... побольше материализоваться? Твоя усмешка,
висящая в пустоте, нервирует, знаешь ли.
- Сегодня, дорогой Чарлз, я не могу ни в чем тебе отказать. Я слишком
многим тебе обязан.
- Не надо об этом, - смущенно сказал он, отводя глаза. - Любой на моем
месте... Не мог же я допустить, чтобы ее... и тебя... убила моя
собственная фантазия.
- Благодарю, что не допустил. Ну а так, между нами, откуда, о гордость
кавалерии и пехоты, ты взял меч суропадный и зайчиков миглотарных?
- Откуда взял... что?
- Пустяки, Чарльз. Мы отклонились от темы.
- Книжка, описывающая все это? - Он снова задумался. - Не знаю.
Поверь, не знаю, смогу ли...
- Ты б смог. У твоей фантазии сила, способная ребра крушить.
- Хм-м-м. - Он сделал такое движение, словно собирался меня погладить,
но вовремя раздумал. - Хм-м-м, как знать? Может, ей... понравилась бы
такая книжка? Кроме того, колледж платит скудно, парочка фунтов на стороне
не помешала бы... Конечно, издавать пришлось бы под псевдонимом. Мое
положение преподавателя...
- Тебе необходим приличный nom de plume(40), Чарлз, - зевнул я. - И не
только из-за колледжских властей. Твоя родовая фамилия не годится на
обложку. Она звучит так, словно кто-то, умирающий от пневмоторакса легких,
диктует завещание.
- Невероятно. - Он изобразил возмущение. - Может, У тебя есть
какое-нибудь предложение? Что-нибудь такое, что звучит лучше?
- Есть. Уильям Блэйк.
- Смеешься.
- Тогда Эмилия Бронте.
На этот раз он умолк и долго не говорил ни слова. Девочки Лидделл
отыскали на берегу ракушки беззубок. Радостным восклицаниям не было конца.
- Ты спишь. Чеширский Кот?
- Стараюсь уснуть.
- Ну, спи, спи, ночной тигр. Не стану мешать.
- Я лежу на рукаве твоего сюртука. Что будет, если ты захочешь
подняться?
- Отрежу рукав, - улыбнулся он. Мы долго молчали, глядя на Темзу, на
которой плавали утки и чомги.
- Литература... - неожиданно проговорил Чарлз Лютвидж, у которого был
такой вид, словно его неожиданно разбудили ранним утром. - Литература -
искусство мертвое. Грядет век двадцатый, а он будет веком изображения.
- Ты имеешь в виду забаву, придуманную Луи Жаком Манде Дагером?
- Да, - подтвердил он. - Именно фотографику я имею в виду. Литература
- фантазия, а стало быть, ложь. Писатель обманывает читателя, влача его по
бездорожьям собственного воображения. Обманывает двусмысленностью и
многосмысленностью.
- Фотографика, значит, не двусмысленна? Даже такая, которая изображает
двенадцатилетнюю девочку в достаточно двусмысленном, далеко идущем
дезабилье? Лежащую на шезлонге в достаточно двусмысленной позе?
Он покраснел.
- Стыдиться нечего, - снова пошевелил я хвостом. - Все мы обожаем
прекрасное. Меня тоже, дорогой Чарлз Лютвидж, привлекают юные кошечки.
Если б я увлекался фотографикой, как ты, я б тоже не стал искать других
моделей. А на правила хорошего тона плюнь!
- Я никогда никому не ппп... показывал этих фотографий. - Он
неожиданно опять начал заикаться. - И никогда не ппп... покажу. Хотя
следует тебе знать, был такой ммм... момент, когда я возлагал на
фотографику определенные надежды... Финансового характера.
Я усмехнулся. Могу поспорить, что он не понял моей улыбки. Не знал, о
чем я подумал... Не знал, что я видел, когда летел вниз по черной шахте
кроличьей норы. А видел я и знал, в частности, что через сто тридцать лет,
в июле 1966 года, четыре его фотографии, изображающие девочек
одиннадцати-тринадцати лет в романтичном и возбуждающем воображение
викторианском белье и двусмысленных, но эротически убедительных позах,
пойдут с молотка в Сотби и будут проданы за сорок восемь тысяч пятьсот
фунтов стерлингов. Недурная сумма за четыре клочка обработанной
колотипической техникой бумаги.
Но говорить об этом было бессмысленно.
Я услышал шум крыльев. На ближней вербе уселся Эдгар. И призывно
закаркал. Напрасно. Я и сам знал, что уже пора.
- Пора кончать пикник, - встал я. - Прощай, Чарлз. Он не удивился.
- Ты можешь идти? Твои раны...
- Я - кот.
- Совсем было запамятовал. Ты же Чеширский Кот. Когда-нибудь еще
встретимся? Как думаешь? Я не ответил.
- Встретимся когда-нибудь? - повторил он.
- Никогда, - ответил за меня Эдгар.
Вот в принципе, дорогие мои, и конец. Так что надо закругляться.
Когда я вернулся в Страну, полдень золотился вовсю: ведь время у нас
течет несколько по-иному, нежели у вас. Однако к Зайцу и Болванщику я не
пошел, чтобы распить вместе выигранную на спор бутылку и похвастаться
очередным - после упрямого Шекспира - успехом в направлении судеб мировой
литературы. Не пошел и к Мэб, чтобы попробовать уладить конфликт при
помощи банальной, но нашпигованной комплиментами беседы. А пошел я в лес,
чтобы полежать на ветке, зализать раны и отогреть на солнце шубку.
Табличку с надписью "ОСТОРОЖНО: БАРМАГЛОТ" кто-то сломал и закинул в
кусты. Скорее всего сделал это сам Бармаглот, который поступает так
довольно часто, ибо обожает застигать посетителей врасплох, а табличка с
предостережением сводит на нет эффект неожиданности.
Но ветка была там, где я ее и оставил. Я забрался на нее. Изящно
свесил хвост. Улегся, предварительно проверив, не крутится ли где-нибудь
поблизости Радэцки.
Пригревало солнышко. В глущобе туктумов весело перепыривались хливкие
шорьки, хлокотали пелицапли, мюмзики и зелюки смумело выблучивали что-то
на дальней гажайке, но что именно, я не разглядел. Слишком велико было
расстояние.
Стоял золотой полдень.
Было прекрусно и чуточку меланхочально. Как всегда у нас.
Впрочем, вы прочитаете об этом сами. В оригинале. Либо в одном из
переводов.
Ведь их так много.
1 Перевод Д.Г. Орловской.
2 безделье (ит.).
3 "De revolutinibus orbium..." - название труда Коперника.
4 Едят ли кошки мышек? (англ.)
5 Сердца (фр.), то есть Черви (по форме символов на червонных картах).
6 Здравствуй, девочка (фр.).
7 Где моя кошка? (фр.)
8 Ей-богу! (фр.)
9 Конец столетия (фр.).
10 Маленькая Мисс Мафет. Строчка из популярного детского стишка о
Девочке Мафет, которая сидела на холмике и ела сыр, а тут пришел
паук, уселся рядом и ужасно напугал ее.
11 джин с тоником (англ.).
12 Известная американская певица (1943-1970) стиля "Rhythm and Blues".
Умерла, приняв большую дозу наркотиков.
13 "Зеленые рукава", песня, популярная в средние века.
Увы, любимая моя,
Обижен горько я тобой
Так долго я любил тебя,
Так восхищался я тобой.
Перевод Григория Кружкова
14 Английский традиционный "чай в пять часов" плюс "виски"
15 Бубастис в Древнем Египте - центр культа богини Бастет, или Баст, -
доисторической богини плодородия, изображаемой в виде кошки либо
женщины с головой кошки
16 почиет в мире (англ )
17 Здесь вполне достаточно (фр )
18 "Журнал для девочек" (англ.).
19 да позволено будет сказать (лат.).
20 Жить не обязательно, фантазировать необходимо (лат.).
21 Мэб Королева.
22 жуткая пустота (англ.)
23 благовоспитанности (фр.).
24 Башня Карфакс - башня в Оксфорде на перекрестье четырех крупных
дорог.
25 Нэсби - городок, неподалеку от которого в битве 14 июля 1645 г.
Кромвель разбил войска роялистов.
26 превыше всего (нем.).
27 гостиная (англ.).
28 Прочь! Вон! Изыди! (греч.)
29 настойка опия.
30 князь Властелин воздуха - определение Сатаны.
31 ищущий, чего бы съесть (лат.).
32 Слово чести (фр.).
33 "Если это и безумство, то по-своему последовательное". Шекспир.
Гамлет Акт 11, сцена II. Перевод Б. Пастернака.
34 Врач, исцелися сам (лат.).
35 Клянусь Юпитером! (лат.)
36 Варфоломеевская ночь.
37 Королева Сердец (англ.).
38 Фильм Дэйва Уорка Гриффита, созданный в 1915 году.
39 Конница США.
40 псевдоним (фр.).