-----------------------------------------------------------------------
L.Sprague de Camp. A Gun For Dinosaur (1956).
Сборник "На суше и на море", 1970. Пер. - Я.Пазар.
OCR & spellcheck by HarryFan, 26 August 2000
-----------------------------------------------------------------------
Нет, мистер Зелигман, я не возьму вас с собой в поздний мезозой.
Почему? А какой ваш вес? Сто тридцать фунтов? Постойте-ка... Так это же
меньше шестидесяти килограммов? Сам я никогда так мало не весил.
Я готов взять вас в любой период кайнозоя. Я позволю вам пострелять в
энтелодона, титанотерия или уинтатерия.
Я даже возьму вас в плейстоцен, где можно поохотиться на мамонта или
мастодонта.
Я возьму вас и в триас, и вы сможете застрелить там какого-нибудь
недоросля - предка динозавров.
Но я ни за что, нет, ни за что на свете не возьму вас в юру или мел
охотиться на динозавра.
При чем тут ваш вес, говорите?
Дело вот в чем, старина. Скажите-ка, с каким ружьем вы собираетесь
охотиться на них?
Не подумали? Вот то-то и оно!
Ну, ладно. Посидите-ка минутку... Держите!.. Это мое собственное -
"континенталь-0,600". Как раз для такой охоты. Похоже на дробовик, не
правда ли? Но нарезное, как вы можете убедиться, заглянув в стволы.
Стреляет нитропатронами размером с банан. Калибр - 0,600, высокая
начальная скорость, весит четырнадцать с половиной фунтов, а дульная
энергия - свыше семи тысяч футофунтов. Стоит тысячу четыреста пятьдесят
долларов. Куча денег, верно?
У меня есть запасные ружья, и я даю их напрокат сахибам. Выстрелом из
такого ружья можно свалить слона. Не просто ранить, а именно свалить. Эти
ружья не делают в Америке, но, как мне кажется, придется их выпускать,
если благодаря машине времени охотничьи партии будут все дальше
углубляться в прошедшие эры.
Я вожу охотничьи партии уже лет двадцать. Я был проводником в Африке,
пока там не пришел конец охоте на крупного зверя.
А хочу я сказать вот что: за все эти годы мне ни разу не повстречался
человек вашего роста, который мог бы справиться с "шестисоткой". От
сильной отдачи все они летели кувырком. Те же, кто смог устоять на ногах,
после нескольких выстрелов так были напуганы проклятой пушкой, что
дрожали, как осиновый лист. Не попадали в слона на расстоянии плевка. Да и
тяжеловато для них это ружье. Тащить его на себе по пересеченной местности
в мезозойскую эру им не под силу.
Правда, многие убивали слона из ружей и меньшего калибра, например из
двустволок калибра 0,500, 0,475 и 0,465, а то и из магазинной винтовки
калибра 0,375. Все дело в том, что из ружья калибра 0,375 вы должны
попасть в его жизненные центры, лучше всего в сердце. На одну лишь убойную
силу пули не приходится рассчитывать.
Слон весит, постойте-ка... от четырех до шести тонн. Вы же собираетесь
охотиться на рептилий весом в два или три раза больше слона, к тому же они
намного живучее. Вот почему синдикат решил не брать на охоту на динозавров
людей, которые не могут справиться с "шестисоткой". Мы научены горьким
опытом. Были несчастные случаи.
Вот что, мистер Зелигман. Ба! Да уже шестой час. Пора закрывать
контору. Не заглянуть ли нам по пути домой в бар, я расскажу вам одну
историю?
Это случилось во время пятой охотничьей экспедиции, которую вели Раджа
и я. Раджа? Айяр, совладелец фирмы "Риверз и Айяр". Я зову его Раджей,
потому что он наследный монарх Джанпура. В наши дни, конечно, этот титул
не стоит и выеденного яйца. Я знал его еще в Индии, затем неожиданно
встретил в Нью-Йорке, где он возглавлял индийское туристическое агентство.
Помните, темнолицый малый на фотографии, что висит на стене нашей конторы,
- он еще поставил ногу на труп саблезубого тигра?
Ну так вот, Раджа был сыт по горло раздачей проспектов о Тадж Махале и
хотел снова поохотиться, как в былые времена. А я был без дела, когда мы
впервые услышали о профессоре из Вашингтонского университета и его машине
времени.
Где сейчас Раджа? В раннем олигоцене, они там охотятся на титанотерия,
пока я управляю конторой. Теперь мы работаем по очереди, а сначала
отправлялись вместе.
Так вот первым же рейсом мы вылетели в Сен-Луи. Мы здорово приуныли,
когда обнаружили, что были далеко не первые.
Бог ты мой, куда там! Просто отбоя не было от проводников охотничьих
партий и от ученых, напичканных всякими идеями, как наилучшим образом
использовать машину времени.
Первым делом мы отшили историков и археологов.
Кажется, чертова машина рассчитана для периода не ближе ста тысячи лет
до нашего времени. И дальше - примерно до биллиона лет.
Почему так? Не очень-то я смыслю в четырех измерениях. Но насколько я
понимаю, если бы люди попали во время до ста тысяч лет, их действия могли
бы сказаться на нашей истории. А этого не должно быть. Такое не может
случаться в хорошо устроенной вселенной. Но где-то за сто тысяч лет до
нашей эры, еще до зари человеческой истории, все действия затеряются в
потоке времени. По той же причине, если вы использовали какой-то отрезок
прошлого времени, скажем январь миллионного года до нашей эры, вы не
можете использовать этот месяц еще раз и послать туда другую экспедицию.
Но профессор не тужит: имея в своем распоряжении биллион лет, он не
скоро выйдет за опасные пределы.
Габариты машины тоже ограничивают возможности ее применения. По
техническим причинам конструктору пришлось построить транзитную камеру,
только-только вмещающую четырех человек со снаряжением и обслуживающий
персонал. Более крупные партии приходится засылать в несколько приемов. А
это значит, как вы понимаете, что джипы, лодки, самолеты и прочее с собой
не захватишь.
С другой стороны, поскольку вы отбываете в безлюдные периоды, нельзя
ожидать, что только вы свистнете - и перед вами, тут как тут, сотня
туземцев-носильщиков, готовых тащить на голове вашу поклажу. Поэтому мы
обычно берем с собой караван ослов - бурро, как их зовут здесь. В
большинстве периодов им вполне хватает естественного корма; так что любые
дороги нам не заказаны.
Я уже сказал, каждый приехал со своей идеей, как использовать машину.
Ученые смотрели на нас, охотников, свысока. По их мнению, было бы
преступлением тратить дорогое время этой удивительной машины ради каких-то
эгоистических развлечений.
Мы же подошли к делу с другой стороны. Машина обошлась в кругленькие
тридцать миллионов. Как я понимаю, постройка ее субсидировалась концерном
Рокфеллера или что-то в этом роде. Но в эту сумму вошла только
первоначальная стоимость, без эксплуатационных расходов. А эта штука
потребляла чудовищное количество энергии.
Тогда мы, проводники, обратились к _денежным мешкам_, к тем людям,
которых мы обслуживали и которыми в Америке, кажется, хоть пруд пруди. Не
в обиду будь сказано, дружище. Многие из них были в состоянии сделать
существенный взнос за то, что машина времени перенесет их в прошлое. Так
мы помогли финансировать эксплуатацию машины в научных целях при условии,
что нам будет уделена часть времени по справедливости.
Не тратя лишних слов, скажу лишь, что в конце концов для распределения
машинного времени проводники образовали синдикат из восьми членов, одним
из которых стала фирма "Риверз и Айяр".
В пятой экспедиции нашими кормильцами оказались два сахиба: оба
американцы, обоим шел четвертый десяток, крепкие парни и, главное,
платежеспособные. В остальном же не было на свете двух более несхожих
людей.
Кэртни Джеймс, богатый молодой человек из Нью-Йорка, всячески прожигал
жизнь и не понимал, почему это приятное времяпрепровождение не должно
продолжаться вечно. Цветущий, рослый парень, почти как я, но уже
начинающий тучнеть. Он был женат в четвертый раз, и, когда появился в
конторе с блондинкой, у которой прямо-таки на лице было написано, что она
манекенщица, я принял ее за четвертую миссис Джеймс.
- Мисс Бартрэм, - поправила она меня, смущенно хихикнув.
- Моя жена в Мексике, где она, судя по всему, добивается развода, -
пояснил Джеймс. - Так вот. Банни, которую вы видите перед собой, хотела бы
вместе со мной отправиться...
- Сожалею, - перебил я, - но мы не берем дам. И тем более в поздний
мезозой.
Это было не совсем верно, но я не хотел впутываться в семейные дела,
ведь мы и так подвергаемся риску, отправляясь на поиски малоизвестной
фауны.
- Чепуха! - сказал Джеймс. - Раз она хочет, она поедет. Она ходит на
лыжах, управляет моим самолетом, так почему бы ей и...
- Не в правилах фирмы.
- Если мы наткнемся на опасного зверя, она отойдет в сторонку.
- Нет. К сожалению, это невозможно.
- К дьяволу! - сказал он, багровея. - В конце концов я плачу вам
кругленькую сумму и имею право взять с собой кого хочу.
- Принцип есть принцип. Плата тут ни при чем. Не согласны - ищите
другого проводника.
- Ладно. Так я и сделаю. И скажу всем друзьям, что вы проклятый... -
Ну, тут он наговорил такого, о чем я лучше умолчу. Кончилось тем, что я
велел ему убираться, пригрозив вышвырнуть его вон.
Я сидел в конторе, с грустью размышляя об уплывших денежках, которые
Джеймс отвалил бы мне, не будь я таким упрямцем, когда вошел второй
барашек, некто Огэст Холтзингер. Небольшого роста, худощавый, бледный
малый в очках, вежливый и чопорный, не в пример первому - ветреному и
наглому.
Холтзингер присел на краешек стула и начал:
- Видите ли, мистер Риверз, я не хотел бы, чтобы у вас сложилось обо
мне неправильное впечатление. По натуре я не бесшабашный бродяга и,
наверное, умру со страха, повстречавшись с живым динозавром. Но я решил
твердо: или голова динозавра будет висеть над моим камином, или пусть я
погибну, охотясь за этим трофеем.
- Все мы вначале хватили страху, - подбадривал я его. Оттаяв, он
рассказал мне свою историю.
В то время как Джеймс всю жизнь купался в золоте, Холтзингер лишь
недавно стал на ноги. Раньше у него было небольшое дело здесь, в Сен-Луи,
и он только-только сводил концы с концами, как вдруг один из его дядей
неожиданно сыграл в ящик, оставив Оги кучу денег.
Он никогда не был женат, но у него есть невеста. Сейчас он строит
большой дом, и, когда тот будет закончен, они поженятся и переедут в него.
И одним из предметов меблировки должна стать голова цератопса над камином.
Ну, вы знаете, огромная рогатая голова, клюв попугая, костяной воротник
вокруг шеи.
Мы толковали обо всем этом, когда вошла девушка, да нет - девчушка лет
двадцати, ничего особенного.
- Оги! - говорит она, обливаясь слезами. - Ты не можешь! Ты не должен!
Тебя убьют!
Она судорожно обняла его и, обращаясь ко мне, сказала:
- Мистер Риверз, вы не должны брать его с собой! Он для меня все.
- Милая мисс, - ответил я, - ни в коем случае не хотел бы причинять вам
огорчения. Путь мистер Холтзингер решит сам, нужны ли ему мои услуги.
- Бесполезно, Клэр, - сказал Холтзингер. - Я отправляюсь. Хоть,
кажется, я ненавижу каждый миг этого предстоящего путешествия.
- В чем дело, дружище? - спросил я. - Не хотите - не езжайте. Вы что,
держите пари?
- Нет, - сказал Холтзингер. - Дело в другом. Как бы вам это
объяснить... Понимаете, я самый заурядный человек. Нет у меня ни
блестящего ума, ни силы, как у быка, ни смазливой физиономии. Я всего лишь
обыкновенный маленький бизнесмен со Среднего Запада. А между тем я всегда
мечтал отправиться в далекие края и совершить там что-нибудь
необыкновенное. Я бы хотел быть рисковым парнем. Как вы, мистер Риверз.
- Ну что вы! - запротестовал я. - Жизнь охотника-профессионала кажется
блестящей только со стороны. Для меня охота - лишь кусок хлеба.
Он покачал головой.
- Нет, нет... Вы же понимаете, что я имею в виду. Теперь, получив
наследство, я мог бы посвятить остаток жизни игре в бридж и гольф. Но я
твердо решил совершить нечто необычное. Так как охоты на крупного зверя в
наше время уже нет, я решил застрелить динозавра и повесить его голову у
себя над камином.
Холтзингер и его девушка продолжали препираться, но он не сдавался.
Тогда она заставила меня поклясться, что я буду беречь Оги как зеницу ока,
и ушла вместе с ним, всхлипывая.
После ухода Холтзингера кто бы вы думали вошел в контору? Мой
вспыльчивый друг Кэртни Джеймс. Он извинился за оскорбления, хотя едва ли
в самом деле сожалел о них.
- Я не так уж часто бываю в дурном настроении, - сказал он. - Только в
тех случаях, когда люди не хотят соглашаться со мной. Тогда я иногда
срываюсь. Но пока они проявляют готовность к сотрудничеству, со мной не
трудно поладить.
Я прекрасно понимал, что для него "сотрудничество" - это когда все
поступают так, как того хочет Кэртни Джеймс, но не стал наступать на его
любимую мозоль.
- Как насчет мисс Бартрэм? - спросил я.
- Мы поссорились, - сказал он. - С женщинами покончено. Так что, если
вы ничего не имеете против, продолжим наш разговор с того места, где мы
его прервали.
- Идет, - согласился я. - Бизнес есть бизнес!
Раджа и я решили, что вместе отправимся в охотничью экспедицию на
восемьдесят пять миллионов лет назад: в раннюю эпоху верхнего мелового
периода, или в средний мел, как называют его некоторые американские
геологи. Это были самые лучшие денечки для динозавров на Миссури. К тому
же период представлял больший интерес с точки зрения разнообразия форм.
Что касается снаряжения, то мы с Раджей держали по "континенталю-0,600"
и несколько ружей калибром поменьше. В то время наш капитал был еще
невелик, и мы не могли приобрести лишних "шестисоток", чтобы давать их
напрокат.
Между тем Огэст Холтзингер как раз хотел взять ружье напрокат, полагая,
что эта охотничья экспедиция останется единственной в его жизни и потому
бессмысленно выкладывать тысячу с лишним долларов за ружье, из которого
ему придется выстрелить всего несколько раз. Но поскольку у нас не было
лишней "шестисотки", ему приходилось выбирать: либо купить ее, либо взять
напрокат одно из наших ружей меньшего калибра.
Мы отправились за город испытать "шестисотку". Установили цель.
Холтзингер с трудом поднял ружье, словно оно весило целую тонну, и
выстрелил. Пуля ушла "за молоко", а сам он повалился на землю.
Он встал бледнее обычного и вернул мне ружье со словами:
- Знаете... я лучше опробую какое-нибудь полегче.
Ему понравился мой винчестер-70 с патронником под патрон калибра 0,375.
Это отличное универсальное ружье...
Какого типа? Обычная магазинная винтовка со скользящим затвором, как у
винтовки Маузера. Превосходна для охоты на тигров и медведей, но легковата
для слона и совсем уж не годится для динозавра. Никогда бы не согласился
на это, но мы спешили, а поиски новой "шестисотки" заняли бы месяцы. Как
вы знаете, они делаются на заказ. Джеймс же выражал нетерпение. У него уже
была двустволка калибра 0,500 фирмы "Голанд и Голанд", почти одного класса
с "шестисоткой".
Меткость моих клиентов меня не беспокоила. Охота на динозавра требует
лишь ясной головы и четкости действий - чтобы не заело механизм ружья от
случайно попавшей туда веточки, чтобы вы не упали в яму, не карабкались на
деревце, откуда вас легко сорвет динозавр, и не прострелили голову вашему
проводнику.
Тот, кто привык охотиться на млекопитающих, порой пытается попасть
динозавру в мозг. Глупее ничего нельзя придумать, потому что у динозавров
нет мозга. Или, если быть более точным, у них есть маленький комок
мозговой ткани размером с теннисный мячик в передней части позвоночного
столба. Но поди доберись до него.
Самый надежный способ охоты на динозавра - целиться ему в сердце. У них
большие сердца, свыше ста фунтов у самых крупных экземпляров. Пара зарядов
из "шестисотки" прямо в сердце валит их замертво. Все дело в том, как
пробиться к сердцу сквозь гору мяса и броню костей.
Так вот, в одно дождливое утро мы собрались в лаборатории профессора:
Джеймс и Холтзингер, Раджа и я, погонщик Боргард Блэк, трое помощников,
повар и двенадцать "джеков", то есть осликов.
Транзитная камера представляет собой кубическое помещение размером с
небольшой лифт. По заведенному порядку я слежу за тем, чтобы первыми
отправились вооруженные охотники, на случай если у машины времени в момент
ее прибытия окажется голодный теропод. И вот два сахиба, Раджа и я
набились в камеру с нашими ружьями и вьюками. Оператор втиснулся вслед за
нами, задраил дверь и стал колдовать у приборов. Он поставил стрелку
указателя времени на 24 апреля восьмидесятипятимиллионного года до нашей
эры и нажал красную кнопку.
Свет погас, лишь крошечная лампочка, работающая от батарейки, освещала
камеру. Джеймс и Холтзингер позеленели, но виной тому могло быть тусклое
освещение. Радже и мне уже приходилось испытать все это, так что вибрация
и головокружение нас мало беспокоили.
Со своего места я мог видеть, как маленькие черные стрелки приборов
описывали круги: одни - медленно, другие - с такой сумасшедшей скоростью,
что рябило в глазах. Но вот стрелки стали замедлять свой бег и замерли.
Оператор посмотрел на прибор и, повернув ручной штурвал, приподнял камеру,
чтобы материализация произошла не на поверхности земли. Затем он нажал
кнопку, и дверь отворилась.
Каждый раз, когда я выхожу в прошлую эру, меня охватывает дрожь
волнения. От камеры до поверхности земли было около фута, и я выпрыгнул с
ружьем наготове. Остальные последовали за мной. Мы оглянулись - в воздухе
висел большой сияющий куб с маленькой круглой дверцей.
- Все в порядке! - сказал я технику, и он закрыл дверь. Камера исчезла.
Мы осмотрелись. Ландшафт не изменился со времени моей последней экспедиции
в эту эру - экспедиции, которая закончилась за пять дней до начала
нынешней. Динозавров не было и следа. Одни ящерицы.
Мы стояли на каменистой возвышенности. Отсюда, куда ни кинь глаз,
открывались бескрайние, теряющиеся в дымке дали.
К западу виднелся залив Канзасского моря, простирающийся до Миссури и
далее. Вокруг залива - огромное болото, где живут завроподы. Принято
думать, что завроподы вымерли еще до мелового периода, но это не так.
Сократилась лишь область их распространения, так как болота и лагуны уже
не занимали столь большую поверхность суши, как раньше. Но завроподов в
этот период еще достаточно. Нужно только знать, где их искать.
К северу тянется низкая горная цепь, которую Раджа окрестил
Джанпурскими Холмами - в честь маленького индийского княжества, которым
правили его предки. К востоку местность постепенно повышается и переходит
в плато - рай для цератопсов. А на юге простирается болотистая
низменность, где обитают завроподы и орнитоподы - утконосые динозавры и
игуанодоны.
Меловой период чарует своим климатом: он мягок, как на Островах Южных
Морей, мало зависит от времен года и не так влажен, как климат юрского
периода. Мы прибыли туда весной, когда повсюду цвели карликовые магнолии,
но воздух там душист точно так же почти в любое время года.
Замечательная черта ландшафта мелового периода - своеобразный тип
растительного покрова. Травы в процессе эволюции не образовали еще
сплошного ковра на всей поверхности суши, и земля покрыта густой
растительностью из лавра, сассафраса и других кустарников с огромными
плешинами между ними. Кругом густые заросли карликовых пальм и
папоротников. По холмам одиночками и рощицами растут саговники. Их обычно
называют пальмами, хотя мои друзья-ученые говорят, что это не настоящие
пальмы.
Пока один из помощников выводил из машины времени двух осликов и
привязывал их к колышкам, а я пытался проникнуть взглядом сквозь дымку,
позади меня прогремели выстрелы - _бах! бах_!
Я обернулся и увидел Кэртни Джеймса с дымящейся "пятисоткой" в руках, а
в пятидесяти ярдах от него - улепетывающего вовсю орнитомима. Орнитомимы -
это среднего размера динозавры, безобидные существа с длинной шеей и
длинными ногами, нечто среднее между ящерицей и страусом. Они семи футов
высотой и весят столько же, сколько и человек.
Я был несколько обескуражен, потому что сахиб, безрассудно палящий по
всему живому, столь же опасен, как и тот, кто впадает в панику или удирает
со всех ног.
Я заорал:
- Идиот вы этакий! Какого черта вы стреляете без разрешения?
- А кто вы такой, чтобы тут распоряжаться, когда мне стрелять, когда
нет из собственного ружья? - отпарировал он.
Мы снова крупно поговорили, пока Холтзингер и Раджа не утихомирили нас.
Я пояснил:
- Выслушайте меня, мистер Джеймс, доводы мои достаточна убедительны.
Во-первых, если вы расстреляете все ваши патроны еще до конца экспедиции,
ваше ружье превратится в бесполезную палку и им нельзя будет
воспользоваться в случае нужды, а другого, такого же калибра у нас нет.
Во-вторых, если вы будете палить из обоих стволов по кому попало, что вы
станете делать, если крупный теропод нападет на вас, прежде чем вы успеете
перезарядить ружье? И последнее. Не спортивно убивать все, что попадает в
поле зрения. Я стреляю, чтобы раздобыть мяса, или ради трофеев, или
защищаясь, а не для того, чтобы только слышать звуки выстрелов. Если бы
люди могли обуздать свою страсть к убийству, охотничий спорт процветал бы
и в нашу эру. Дошло?
- Да-а... как будто... - протянул этот парень, живой, как ртуть.
Из машины времени вышли остальные участники охоты, и мы разбили лагерь
на безопасном расстоянии от места материализации. Нашей первой задачей
было раздобыть свежего мяса. Охотничья экспедиция рассчитана на двадцать
один день, и мы точно калькулируем наш пищевой рацион, чтобы в случае
необходимости обойтись консервами и концентратами, но все же рассчитываем
убить хотя бы одного зверя. Обеспечив себя мясом, мы отправляемся в
короткое путешествие с четырьмя или пятью стоянками, охотимся и
возвращаемся на базу за несколько дней до появления транзитной камеры.
Холтзингеру, как я сказал, нужна была голова цератопса любого вида.
Джеймса устраивала только голова тиранозавра.
Представление о тиранозавре как о самом жестоком хищнике сильно
преувеличено. Он не активный хищник, больше питается падалью, хотя
проглотит и вас, если вы ему подвернетесь. Он не так опасен, как некоторые
другие плотоядные тероподы, например большой заврофаг юрского периода или
даже более мелкий горгозавр той эпохи, в которой мы находились.
Тиранозавр того периода, в который прибыли мы, не являлся царем ящеров,
так называемым тиранозавром-рексом. Тот появился позднее, был более
крупного размера и более специализирован. Этот же носит название -
тиранозавр-трионикс. Его передние конечности еще не стали рудиментами,
хотя они и годны лишь для того, чтобы ковырять в зубах после сытной
трапезы.
Сразу же после полудня, разбив лагерь, Раджа и я взяли наших сахибов на
первую охоту. У нас была карта местности, составленная во время предыдущих
экспедиций.
У Раджи и у пеня своя система охоты на динозавра. Мы разделяемся на две
партии, по два человека в каждой, и двигаемся параллельным маршрутом на
расстоянии от двадцати до сорока ярдов друг от друга. В каждой партии -
сахиб, идущий впереди, и проводник, который следует за ним и показывает,
куда идти.
Сахибам мы говорим, что ставим их впереди, чтобы они могли стрелять
парными. И это действительно так. Но есть и другая причина. Дело в том,
что они постоянно спотыкаются и падают с ружьем на изводе - будь проводник
впереди, он был бы убит.
Разделяемся же мы на две партии потому, что, если динозавр двинется в
сторону одной группы, другая сможет сбоку выстрелить ему в сердце.
Мы карабкались по бесчисленным руслам высохших речек, пересекавших
местность во всех направлениях, в течение часа, и сахибы уже обливались
потом, когда Раджа вдруг свистнул. Он заметил группу "крепкоголовых"
динозавров, ощипывающих побеги саговника.
Это были троедонты - маленькие орнитоподы ростом с человека, с
выпуклостью на верхушке головы, что придавало им человекообразный вид. Но
выпуклость была всего лишь толстой костью, и мозг их так же мал, как и у
других динозавров. Когда самцы дерутся из-за самок, то бодают друг друга
головами.
Они то опускались на все четыре лапы, прожевывая побеги, то вставали и
оглядывались - троедонты осторожнее прочих динозавров: ведь они любимое
блюдо крупных тероподов. Иногда думают, что раз динозавры глупы, то и
чувства их неразвиты. У некоторых видов, как, например, у завроподов, это
действительно так. Но у большинства хорошее обоняние, зрение и тонкий
слух. Уязвимость их в другом: поскольку у них нет ума, у них нет и памяти.
Отсюда: с глаз долой - из головы вон. Если вас, брызгая слюной и заранее
облизываясь, атакует крупный теропод, лучше всего спрятаться в расселине
или за кустом, и, как только он потеряет вас из виду и не сможет почуять,
он тут же забудет о вас и побредет прочь.
Укрываясь за карликовыми пальмами, мы подкрадывались с наветренной
стороны к ящерам. Я шепнул Джеймсу:
- Вы уже стреляли сегодня. Подождите, пока выстрелит Холтзингер, но и
тогда стреляйте только в том случае, если он промахнется или ранит зверя.
- Угу, - сказал Джеймс.
Мы разделились. Он пошел с Раджей, а Холтзингер со мной. Это стало уже
правилом. Джеймс и я действовали друг другу на нервы, а Раджа, если только
выбросить из головы весь этот вздор о восточном монархе-предке, был
славным, отзывчивым малым, которого нельзя было не любить.
Итак, мы пробирались ползком, с противоположных сторон огибая участок
карликовых пальм, и Холтзингер уже приподнялся, приготовившись стрелять.
Из крупнокалиберного ружья нельзя стрелять лежа. Нет достаточной
амортизации, и отдача может сломать плечо.
Холтзингер прицеливался, скрываясь за листвой крайних пальм. Я видел
покачивающееся дуло его ружья, когда вдруг прогремели оба ствола ружья
Джеймса. Самый крупный динозавр упал, катаясь в агонии по земле, а
остальные огромными прыжками помчались прочь; головы их судорожно
подергивались, хвосты стояли торчком.
- Поставьте ружье на предохранитель! - крикнул я Холтзингеру, бежавшему
к убитому динозавру. Когда мы подбежали к "крепкоголовому", над ним,
переломив ружье и продувая стволы, уже стоял Джеймс. Самодовольство
прямо-таки распирало его, можно было подумать, что ему только что отвалили
миллион. Он стал просить Раджу заснять его в этой героической позе -
попирающим ногой динозавра. Его первый выстрел был в самом деле
превосходен - прямо в сердце. Но Джеймс не мог побороть искушения
выстрелить еще раз, хотя бы впустую.
- Стрелять был черед Холтзингера, - заметил я.
- К черту! Я ждал, - сказал Джеймс, - но он проканителился, и я решил,
что с ним что-то стряслось. Сколько можно мешкать? Они увидели бы или
почуяли нас.
Его возражения были не так уж глупы, но меня раздражала сама его манера
говорить.
Я сказал:
- Если это повторится, в следующий раз мы оставим вас в лагере.
- Не будем ссориться, джентльмены, - успокаивал Раджа. - Не следует
забывать, Реджи, что они ведь еще неопытные охотники.
- Что будем делать дальше? - спросил Холтзингер. - Потащим зверя сами
или пришлем за ним людей?
- Я думаю, мы можем донести его на шесте, - сказал я. - Он не потянет
больше двухсот фунтов.
В рюкзаке у меня был складной алюминиевый шест для переноски тяжестей с
мягкими прокладками из губчатой резины на концах, чтобы не натирало плечи.
Раджа и я выпотрошили "крепкоголового" динозавра и привязали его к
шесту. Тучи мух налетели на отбросы. Ученые утверждают, что это не мухи в
обычном смысле слова, но они схожи с нашими, да и повадки у них те же.
До самого вечера мы обливались потом под тяжестью шеста с ношей. Одна
пара несла зверя, другая - ружья. Время от времени мы менялись. Из-под ног
разбегались ящерицы, и мухи, жужжа, вились над тушей.
До лагеря мы добрались перед самым закатом. Мы были так голодны, что
могли бы за один присест проглотить целого динозавра. В лагере все было в
порядке; пока повар поджаривал куски мяса "крепкоголового", мы сели
опрокинуть по стаканчику виски.
- Хотел бы я знать, - сказал Холтзингер, - если я убью цератопса, как
мы справимся с его головой?
- Если позволит рельеф, мы привяжем его к раме катка и покатим, -
пояснил я.
- А сколько может весить его голова? - спросил он.
- Это зависит от возраста и экземпляра, - ответил я. - У самого
крупного - около тонны, у прочих - от пятисот до тысячи фунтов.
- И повсюду такая овражистая местность, как та, по которой мы шли
сегодня?
- Почти везде. Это все из-за сильных дождей. Эрозия здесь устрашающе
быстра - мало растительности.
- А кто потянет каток с головой?
- Да все, у кого есть руки. Крупная голова потребует участия всей
партии. И даже тогда мы можем не справиться с ней.
- О! - сказал Холтзингер. По всему было видно, что он размышляет, стоит
ли голова цератопса всех этих усилий.
Следующие два дня мы обследовали окрестности. Ничего интересного для
охотника - ящерицы и птерозавры, птицы и насекомые. Встретилось только
стадо, голов пятьдесят, орнитомимов, которые убежали прыжками, как толпа
балетных танцовщиков. Среди насекомых была огромная муха с кружевными
крыльями, жалящая динозавров. Сами понимаете, кожа человека для их хобота
- ничто. Одна из этих мух ужалила Холтзингера сквозь рубашку, да так, что
он подскочил. Джеймс подтрунивал над ним по этому поводу, приговаривая:
"Сколько шума из-за какой-то мошки!"
На следующую ночь в дежурство Раджи вдруг слышим страшный крик Джеймса.
Мы выскочили из палаток с ружьями наизготовку. А случилось вот что: один
из паразитирующих на динозаврах клещей заполз в палатку к Джеймсу и
присосался у него под мышкой. Этот клещ, даже не насосавшись, размером с
большой палец руки, так что испуг Джеймса вполне понятен. К счастью, он
разделался с клещом раньше, чем тот высосал из него пинту крови.
Холтзингер, еще не забывший насмешек Джеймса, теперь отомстил ему,
заметив: "Сколько шума из-за какого-то паршивого клопика, дружище!"
Джеймс со злости топнул ногой и что-то проворчал - он не терпел
насмешек.
Мы сложили свои пожитки и снова отправились в путь. Нам хотелось
сводить сахибов на край болота, где водились завроподы.
Я вел охотников к краю болота, к песчаному, лишенному растительности
гребню, откуда открывался чудесный вид. Когда мы добрались до гребня,
солнце почти зашло. При виде нас несколько крокодилов скользнули в воду.
Сахибы, выбившиеся из сил, замертво растянулись на песке.
Над головой парили мелкие птерозавры, похожие на летучих мышей.
Боргард Блэк набрал хвороста и разжег костер. Мы только что принялись
за бифштекс, когда из воды, шумно дыша и издания скрежещущие звуки,
вынырнул завропод.
Сахибы вскочили, размахивая руками и крича:
- Где он? Где он?
Я показал:
- Вон то черное пятно на воде... левее...
Они голосили, пока завропод не наполнил легкие воздухом и не исчез.
- Я читал, - сказал Холтзингер, - что они никогда не выходят из воды,
потому что слишком тяжелы.
- Это неверно, - сказал я. - Они отлично передвигаются но суше и часто
совершают прогулки, чтобы отложить яйца или перейти в другое болото. Но
большую часть времени они проводят в воде, как гиппопотамы, и съедают за
день по восемьсот фунтов нежных болотных растений. Они бродят, жуя, по дну
озера и болот и каждые четверть часа высовывают из воды голову, чтобы
подышать воздухом. Уже темнеет, так что эта бестия скоро выйдет наружу и
уляжется поспать на отмели.
- Не подстрелить ли нам его? - спросил Джеймс.
- Я бы не стал этого делать, - сказал я.
- Почему?
- Бессмысленно, - ответил я. - И не спортивно. Прежде всего, поразить
его в мозг очень трудно из-за повадки постоянно покачивать головой на
длинной шее. А чтобы попасть ему в сердце, прикрытое горой мяса, нужна
исключительная удача. Затем, если вы убьете его в воде, он утонет, и найти
его невозможно. Если же вы убьете его на суше, единственным трофеем станет
маленькая голова. Вы не можете унести с собой зверя, так как он весит тонн
тридцать, а то и больше.
- Музей в Нью-Йорке - как его там? - заполучил-таки один экземпляр, -
сказал Холтзингер.
- Да, - согласился я. - Американский музей естественной истории послал
в раннюю эпоху мелового периода экспедицию из сорока восьми человек с
пулеметом пятидесятого калибра. Они установили пулемет на краю болота,
убили завропода, и им потребовалось целых два месяца, чтобы освежевать
его, отделить скелет от мышц и дотащить до машины времени. Я знаком с
парнем, которому было поручено осуществление этой операции: до сих пор его
мучают кошмары и преследует запах разлагающегося динозавра. Им пришлось
заодно убить еще дюжину крупных тероподов, которых привлекло зловоние и
которых никак нельзя было отпугнуть. Все они полегли вокруг и тоже гнили.
И тероподы все же сожрали трех участников экспедиции, несмотря на пулемет.
На следующее утро мы как раз кончали завтрак, когда один из помощников
позвал меня:
- Гляньте, мистер Риверз! Вон туда!
Он показывал на берег. Шесть крупных утконосых динозавров паслись на
отмели. Они принадлежали к виду паразавролоф, на макушке у них возвышался
гребень, состоящий из длинного костяного шипа наподобие рога антилопы
бейза, и кожной ткани, соединяющей этот шип с затылком.
- Тише! - предостерег я.
Утконосые динозавры, как и прочие орнитоподы, очень осторожны, так как
у них нет ни защитного панциря, ни какого-либо оружия против тероподов.
Они пасутся в прибрежной полосе озер и болот и, если из-за деревьев
внезапно нападает горгозавр тут же погружаются в воду и уплывают. Если же
в воде на них начинает охоту гигантский крокодил фобозух, они выбегают на
сушу. Расчудесная жизнь! Не правда ли?
- Послушайте, Реджи, - сказал Холтзингер, - я все время вспоминаю ваши
слова про голову цератопса. Сними я череп с одного из тех вон там, я,
пожалуй, им бы удовлетворился. Такая голова выглядела бы достаточно
внушительно в моем доме, разве нет?
- Конечно, старина, - сказал я. - Но как подойти к ним? Мы могли бы
сделать крюк и выйти на берег, но придется целые полмили месить грязь и
продираться сквозь заросли по колено в воде, и они могут услышать, как мы
подкрадываемся. Есть другой путь - переползти на северный конец песчаной
косы. Оттуда до них около четырех или пяти сотен ярдов. Стрелять придется
с далекой дистанции, но попасть можно. Как вы думаете? Попадете?
- С оптическим прицелом и из положения сидя - да. Я попытаюсь.
- Оставайтесь здесь, - сказал я Джеймсу. - Эта голова - для Оги, и я не
хочу, чтобы опять возник спор, кому стрелять первым.
Джеймс что-то проворчал, но Холтзингер уже привинчивал оптический
прицел к своей винтовке. Пригнувшись, мы двинулись к косе, стараясь, чтобы
песчаный гребень все время оставался между нами и утконосыми динозаврами.
Достигнув открытого места, мы поползли на четвереньках, продвигаясь вперед
с крайней осторожностью.
Утконосые динозавры, опустившись на все четыре лапы, продолжали
кормиться, каждые несколько секунд поднимая головы и оглядываясь.
Холтзингер присел, занял удобное положение для стрельбы, взвел курок и
начал целиться. И вдруг...
_Бах! бах!_ - прогремели выстрелы из крупнокалиберного ружья позади
нас, со стороны лагеря.
Холтзингер вскочил на ноги. Утконосые динозавры, резким движением
вскинув головы, суматошными прыжками уходили на большие глубины; лишь
брызги фонтаном летели из-под их тел. Холтзингер выстрелил и промахнулся.
Я послал пулю вдогонку за последним утконосым динозавром, прежде чем тот
окончательно исчез из виду. И тоже промахнулся: "шестисотка" не годится
для стрельбы с дальней дистанции.
Холтзингер и я повернули обратно к лагерю. У нас мелькнула мысль, не
напали ли на него тероподы и не нужна ли там наша помощь.
Произошло же вот что. Крупный завропод, по-видимому тот самый, чьи
вздохи иуд слышали минувшей ночью, кормясь по пути, прибрел под водой к
лагерю. Перед ним была отмель. Завропод взбирался вверх по склону, пока
почти все его тело не выступило из воды. Покачивая головой, он
осматривался, ища чего бы такого пожевать из зелени.
Когда я увидел вдали лагерь, завропод как раз с ужасающим ревом
поворачивал назад, чтобы вернуться той же дорогой, по которой пришел. Он
все больше и больше уходил под воду, пока над поверхностью не осталась
только голова и десяти- или двадцатифутовый отрезок шеи, которые
раскачивались некоторое время, пока не исчезли в дымчатой дали.
Когда мы подошли к стоянке, Джеймс спорил с Раджей. Холтзингер
взорвался:
- Чертов ублюдок! Второй раз портишь мне охоту!
Сильные выражения для маленького Оги!
- Не дури! - сказал Джеймс. - Не мог же я позволить ему пройтись по
лагерю и растоптать все.
- Опасности не было никакой, - вежливо возразил Раджа. - Вы же видите,
что берег тут крут. Просто наш воинственный мистер Джеймс не может
равнодушно видеть живую тварь, чтобы не пальнуть в нее.
Я сказал:
- Подойди он в самом деле чересчур близко, запустили бы в него палкой.
И делу конец! Они совершенно безобидны.
Тут я покривил душой. Когда граф де Лотрек погнался за одним таким,
завропод оглянулся, стеганул хвостом и смахнул графскую голову, да так
чисто, что в Тауэре [Тауэр - старинный замок в Лондоне, в средние века
служил тюрьмой для особо важных государственных преступников и местом
казни знаменитых узников] бы позавидовали.
- Откуда мне было знать это? - заорал Джеймс, побагровев. - Вы все
против меня. Какого дьявола мы забрались сюда, как не для того, чтобы
стрелять? Охотнички дутые! Из вас всех я один хоть раз да попал!
Я разозлился и сказал, что он мальчишка и хвастун, у которого больше
денег, чем мозгов, и что мне не следовало брать его с собой.
- Ах так! - сказал он. - Дайте мне осла и немного еды, и я сам доберусь
до базы. Не хочу осквернять воздух, которым вы дышите, своим презренным
присутствием.
- Не будьте сами ослом! - фыркнул я. - Это невозможно.
- Что ж, обойдусь и без вашей помощи! - Он схватил рюкзак, швырнул туда
несколько банок бобовых консервов и консервный нож и пошел прочь,
прихватив с собой ружье.
Тут заговорил Боргард Блэк:
- Мистер Риверз, нельзя отпускать его одного в таком состоянии. Он
заблудится и умрет с голоду или его сожрет теропод.
- Я верну его! - сказал Раджа и пустился за беглецом. Он догнал
Джеймса, когда тот уже исчезал в саговниках. Мы могли видеть, как они
спорили и размахивали руками, но о чем они там говорили, так и осталось
тайной. Только через некоторое время видим: оба возвращаются, обнявшись,
будто старые школьные товарищи. Просто ума не приложу, как Радже удается
такое.
Я вовсе не хочу, чтобы создалось впечатление, что Кэртни Джеймс для
всех был только обузой. У него были и хорошие черты. Он быстро отходил и
на следующий день после очередной ссоры бывал весел как обычно. Во всяком
случае, когда он был в хорошем настроении, он вносил свою лепту в общий
труд по лагерю.
В этом лагере мы пробыли еще два дня. Мы видели крокодила, правда
небольшого, и множество завроподов - иногда по пять сразу, - но утконосые
динозавры больше не появлялись. Не видно было и гигантского
пятидесятифутового крокодила.
Первого мая мы свернули лагерь и двинулись на север, к Джанпурским
Холмам. Мои сахибы все более ожесточались и выражали нетерпение. Мы
пробыли в меловом периоде уже неделю - и никаких трофеев.
Не буду подробно рассказывать об этом переходе. Никакого крупного
зверя. Только горгозавр, которого не достать было пулей, промелькнул мимо
нас вдалеке, да еще наткнулись на следы огромного игуанодона. Новый лагерь
мы раскинули у подножия холмов.
Мы доели "крепкоголового" динозавра, так что первой нашей заботой было
добыть свежего мяса. Не забывая, конечно, о трофеях. На утро третьего дня
мы собрались, на охоту.
Я сказал Джеймсу:
- Послушайте, старина, хватит ваших штучек! Ждите, пока Раджа не подаст
знак, что можно стрелять.
- Ладно, вас понял, - сказал он, кроткий, как Моисей. Ни за что на
свете не решился бы я предсказать, как поступит этот парень в том или ином
случае.
Мы искали "крепкоголового" динозавра, но не отказались бы и от
орнитомима. Не исключено было, что и Холтзингеру повезет подстрелить
цератопса. Поднимаясь в горы, мы видели двоих, но то были детеныши, без
хороших рогов.
Было жарко и душно, и вскоре мы были загнаны и взмылены, как лошади.
Все утро мы то продирались сквозь кустарник, то карабкались но невысоким
горам, когда вдруг мне почудился трупный запах. Я остановил партию и
потянул носом воздух. Мы находились на открытой прогалине, образованной
высохшими руслами маленьких речек. Эти высохшие русла вели к двум глубоким
узким ущельям, густо заросшим кустарником, саговником и панданусами.
Прислушавшись, я уловил жужжание трупных мух.
- Сюда! - сказал я. - Здесь какая-то падаль. А! Вот и она!
И в самом деле, останки огромного цератопса лежали в небольшой ложбинке
на опушке рощицы. Наверное, живой он весил от шести до восьми тонн.
Трехрогая разновидность - может быть, предпоследний вид трицератопса.
Трудно было это определить, так как большая часть шкуры с верхней части
трупа была содрана, а вокруг валялось множество обглоданных костей.
- О, черт! - вырвалось у Холтзингера. - Почему я не добрался до него,
пока он еще не подох! Дьявольски красивая была бы голова!
Вы заметили: общение с нами, грубыми охотниками, испортило словарь
маленького Огэста.
- Дела идут на лад, ребята! - весело сказал я. - Тут был теропод.
Лакомился этой падалью. Он должен быть где-то поблизости.
- Откуда вам это известно? - возразил Джеймс. Пот капал с его красного
круглого лица. Он пытался (хотя это ему и плохо удавалось) говорить
приглушенным голосом: мысль о тероподе, находящемся где-то рядом,
действует отрезвляюще даже на самых легкомысленных.
Я снова потянул носом воздух. Мне казалось, что я чую характерный
отвратительный запах теропода. Но я не мог быть уверен - мне сильно мешало
зловоние, издаваемое трупом.
Я сказал Джеймсу:
- Даже самый крупный теропод крайне редко нападает на взрослого
цератопса. Рога цератопса чересчур велики для него. Но цератопс мертвый
или умирающий - их любимейшее блюдо. Они неделями будут кружить вокруг
трупа, насыщаясь, а затем по целым дням отсыпаясь после своих трапез.
Обычно они ищут укрытия от дневной жары, так как подолгу не выдерживают
прямых солнечных лучей. Их можно обнаружить лежащими в рощицах вроде этой
или в ложбинках - повсюду, где есть тень.
- Что же будем делать? - спросил Холтзингер.
- Сначала прочешем эту рощицу. Двумя парами, как обычно. В любом деле
прежде всего хладнокровие и выдержка.
Я бросил взгляд на Кэртни Джеймса, но он невозмутимо посмотрел на меня
и занялся проверкой ружья.
- Нести мне его по-прежнему, переломив? - спросил он.
- Нет, закройте, но держите на предохранителе, - ответил я. Нести
двустволку закрытой рискованно, особенно в чаще, но, когда где-то рядом
теропод, еще больший риск - нести ружье переломленным: случайно попавшая
туда ветка может помешать своевременно закрыть его.
- Будем держаться поближе, чтобы не терять друг друга из виду, -
продолжал я.
Мы пробирались некоторое время сквозь чащобу, ничего не видя. Наконец
заросли несколько расступились, и мы снова могли хоть что-то разглядеть.
Косые лучи солнца проникали сквозь чащу. Я ничего не слышал, кроме
жужжания насекомых, шороха разбегающихся ящериц да пронзительных криков
зубастых птиц на верхушках деревьев. Мне казалось, что я определенно чую
запах теропода, но это могло быть игрой воображения.
- Вперед! - шепнул я Холтзингеру. Было слышно, как Джеймс и Раджа
продвигались справа от нас.
- Чуть ближе! - окликнул я их, и вскоре они появились, приближаясь к
нам под углом.
Мы спустились в овраг, заросший папоротниками, выбрались из него и
увидели большую группу карликовых пальм, преградившую нам дорогу.
- Вы обходите рощу той стороной, а мы этой, - сказал я, и мы двинулись
вперед, останавливаясь, чтобы прислушаться к звукам и втянуть в себя
запахи. Наше расположение было в точности таким же, как в первый день,
когда Джеймс убил "крепкоголового" динозавра.
Наверное, мы прошли две трети пути по полуовалу вокруг пальм, когда
впереди, слева от нас, мне послышался шум. Холтзингер тоже услышал его и
сдвинул предохранитель. Я, держа на предохранителе большой палец, отступил
в сторону для лучшего обзора.
Треск усиливался. Я поднял ружье и прицелился в то место, где, по моему
предположению, должно было находиться сердце крупного теропода, если тот
паче чаяния появится перед нами из зарослей на ожидаемой дистанции. Листва
раздвинулась - и "крепкоголовый" динозавр ростом около шести футов возник
перед нами, торжественно шествуя слева направо и покачивая головой при
каждом шаге, точно гигантский голубь.
Я еле удерживался от смеха.
- Ого!.. - вырвалось у Холтзингера.
- Тише!.. - прошептал я. - Теропод может еще...
Но тут прогремело распроклятое ружье Джеймса: _бах! бах!_ Крепкоголовый
динозавр полетел вверх тормашками.
- Попа-ал! - завопил Джеймс. Слышно было, как он бежал к поверженному
зверю.
- Боже мой! Опять он за свое! - простонал я.
Внезапно послышался громкий свистящий звук и дикий вопль Джеймса.
Что-то огромное вздыбилось и выплыло из кустарника... Я узнал голову
крупнейшего из плотоядных того времени - самого тиранозавра-трионикса.
Пусть ученые говорят, сколько хотят, что тиранозавр-рекс крупнее
трионикса. Я же готов поклясться, что этот тиранозавр был побольше любого
когда-либо существовавшего рекса. Ростом он был не менее двадцати пяти
футов и футов пятьдесят длиной. Я разглядел его огромный блестящий глаз,
шестидюймовые зубы и толстый подгрудок, свисавший с подбородка до груди.
Одно из высохших русл, прорезывавших рощу, пересекало наш путь у
дальнего края группы карликовых пальм. Глубина руша была футов шесть.
Оно-то и служило лежбищем тиранозавру, отсыпавшемуся после сытой трапезы.
Папоротники на краю русла скрывали вздымавшуюся спину. Джеймс разрядил оба
ствола над головой теропода и разбудил его. Затем Джеймс побежал вперед,
не перезарядив ружья. Еще каких-то двадцать шагов - и он вскочил бы
тиранозавру на спину.
Джеймс, понятно, остановился, когда эта гора внезапно выросла перед
ним. Он вспомнил, что ружье не заряжено и что Раджа остался слишком далеко
позади, и не мог сделать прицельного выстрела из-за мешавших зарослей.
В этой критической ситуации Джеймс сначала действовал правильно. Он
переломил ружье, вынул два патрона из патронташа и вогнал их в стволы. Но
в спешке при закрывании ружья его правая рука, а именно мясистая часть
между большим пальцем и ладонью, попала между стволами и ударным
механизмом. От нестерпимой боли Джеймс уронил ружье. Это совсем лишило его
рассудка, и в паническом страхе он помчался прочь.
Ничего не могло быть хуже этого. Раджа уже приближался, держа перед
собой ружье, в любой момент готовый вскинуть его к плечу и выстрелить, как
только тиранозавр покажется из зарослей. Увидев бегущего Джеймса, он
заколебался, боясь попасть в сахиба. А тот сломи голову летел прямо на
него и, прежде чем Раджа успел отскочить в сторону, сбил его с ног. Они
покатились в папоротники. Тиранозавр собрал жалкие крохи своего ума и,
круша все на своем пути, помчался им вслед, горя желанием расправиться с
обоими.
А как в это время обстояло дело с Холтзингером и со мной по другую
сторону пальмовой рощи? Так вот, в тот момент, когда мы услышали крик
Джеймса и заметили голову тиранозавра, Холтзингер с быстротой зайца
ринулся вперед. Я вскинул ружье, чтобы выстрелить тиранозавру в голову,
надеясь, что попаду хотя бы в глаз, но, прежде чем я поймал ее на мушку,
голова исчезла за пальмами. Может быть, мне следовало выстрелить в то
место, где, по моему разумению, она должна была быть, но весь мой опыт
восставал против неприцельных выстрелов.
Когда я оглянулся, Холтзингер уже исчез за пальмами. Я довольно грузен,
как видите, но помчался за ним со всей прытью, на какую только был
способен; и вдруг услышал выстрелы из его винтовки и клацанье затвора
между выстрелами: _бах_! - клик-клик - _бах_! - клик-клик - что-то вроде
этого.
Он подоспел к тиранозавру, когда зверь уже нагибался над Джеймсом и
Раджей. С шагов двадцати от тиранозавра он стал всаживать пулю за пулей
0,375 калибра в тело чудовища. Он успел выстрелить три раза, когда
рассерженный тиранозавр, оглушительно взревев, обернулся посмотреть, кто
это жалит его. Пасть его раскрылась, а голова раскачивалась ил стороны в
сторону и сверху вниз.
Холтзингер выстрелил еще раз и попытался отскочить в сторону. Он стоял
на узкой площадке между группой пальм и глубоким руслом высохшей речки и
свалился туда. Тиранозавр, продолжая описывать головой круги, поймал его
то ли на лету, то ли когда тот уже коснулся земли. Челюсти захлопнулись -
и голова тиранозавра с бедным, жалобно кричащим Холтзингером пошла вверх.
В этот момент подоспел я и прицелился. Но тут до меня дошло, что,
целясь в морду, я могу попасть в Холтзингера. Когда голова, как ковш
гигантского экскаватора, пошла вверх, я выстрелил в сердце. Но тиранозавр
уже поворачивался, собираясь уходить, и я подозреваю, что пуля скользнула
по ребрам.
Зверь сделал еще несколько шагов, когда я из второго ствола выстрелил
ему в зад. Он зашатался, но устоял. Еще шаг, и он уже почти исчез из виду
среди деревьев, когда дважды выстрелил Раджа. Отважный охотник освободился
наконец от Джеймса, вскочил на ноги, схватил свое ружье и разрядил его в
тиранозавра. Мощный сдвоенный удар опрокинул зверя. Он упал в карликовые
магнолии, и я видел, как его задняя нога нелепо раскачивалась среди моря
красивых бело-розовых лепестков.
Можете вы представить себе ногу хищной птицы толщиной со слоновью?
Но затем тиранозавр встал и заковылял прочь, так и не выпуская из
челюстей своей жертвы. Последнее, что я видел, были ноги Холтзингера,
свисавшие по одну сторону пасти (теперь он уже не кричал), и длинный
хвост, который бился о стволы пальм, когда зверь качался из стороны в
сторону.
Раджа и я перезарядили ружья и со всех ног помчались за зверем. Когда
мы выбежали из рощи, тиранозавр был уже в дальнем конце прогалины. Я
быстро выстрелил, но, вероятно, промахнулся, и он скрылся из виду, прежде
чем я мог повторить выстрел. Мы продолжали бежать по его следам, залитым
кровью, пока не задохнулись. Походка динозавров кажется медленной, но с
такими ногами им не нужно слишком много шагов, чтобы покрыть значительное
расстояние.
Немного отдышавшись и утерев пот со лба, мы возобновили преследование,
предполагая, что тиранозавр упал где-то неподалеку и подыхает. Но следы
вдруг исчезли, и мы остановились в растерянности.
Прошло несколько часов, прежде чем мы, обшарив всю округу, прекратили
поиски и в подавленном настроении отправились назад, к прогалине.
Кэртни Джеймс сидел, прислонившись спиной к дереву, держа два ружья,
свое и Холтзингера. Кисть его правой руки опухла и посинела и том месте,
где он прищемил ее, но он все же мог владеть ею.
Он встретил нас бранью:
- Где это, дьявол побери, вы шатались? Вы не должны были покидать меня.
Вдруг явилось бы еще какое-нибудь чудовище? Хватит того, что из-за нашей
глупости мы потеряли одного охотника. А вы рискуете еще и вторым.
Я приготовился было разругать Джеймса в пух и прах. Но его наглость
настолько ошеломила меня, что я только и смог что пробормотать:
- Из-за нашей глупости?!
- Ну да, - сказал он. - Вы поставили нас впереди себя, как заслон,
чтобы в случае опасности не вас сожрали в первую очередь. Вы послали
против этих тварей плохо вооруженного охотника. Вы...
- Грязная свинья! - взорвался я и наговорил ему еще кучу приятных
вещей. Как я догадался позже, за время нашего отсутствия он выработал
стройную теорию; по пей выходило, что несчастье произошло по нашей вине -
Холтзингера, Раджи и моей. В ней не было места тому факту, что Джеймс
открыл стрельбу, когда не следовало, а потом струсил и что Холтзингер спас
его паршивую жизнь. Это, оказывается. Раджа был виноват, что не отскочил в
сторону, когда Джеймс налетел на него, и все остальное в том же роде.
Ну, что ж. Я огрубел, ведя жизнь, полную лишений, и могу выражаться
вполне красноречиво. Раджа пытался не отстать от меня, но английский язык
не давал ему достаточного простора, и он вынужден был перейти на
хиндустани, на котором и продолжал осыпать Джеймса проклятиями.
По медленно багровевшему лицу Джеймса я мог видеть, что слова мои
попали в цель. И будь у меня время подумать, я понял бы, как опасно
оскорблять вооруженного человека. Вдруг Джеймс швырнул ружье Холтзингера
на землю и ухватился за свое со словами:
- Никому еще не проходили даром такие оскорбления! Я просто скажу, что
тиранозавр сожрал и вас!
Раджа и я стояли с переломленными ружьями под мышкой; понадобилось бы
не меньше секунды, чтобы закрыть их и привести в боевую готовность. К тому
ж я понимал, к чему приведет выстрел из "шестисотки", которую свободно
держишь в руках. А Джеймс уже приставил приклад ружья к плечу, и дула
глядели прямо мне в лицо. Как два туннеля в преисподнюю.
Зато реакция Раджи была мгновенна. Когда негодяй прицелился, он
отчаянным прыжком бросился на него. Раджа ударом подбросил "пятисотку"
вверх, и пуля прошла на дюйм выше моей головы. От грохота выстрела у меня
чуть не лопнули перепонки.
В момент выстрела Джеймс, видно, неплотно прижал приклад, и при отдаче
тот лягнул его в плечо, как конь копытом, так что Джеймса с силой
развернуло в обратную сторону.
Раджа, отбросив свое ружье, вывернул ружье Джеймса у него из рук, чуть
не сломав ему лежащий на спусковом крючке указательный палец. Я тут же
хватил Джеймса по голове стволом своего ружья, сбил его с ног и начал
выколачивать из него глупость. Он был рослый парень, но, принимая во
внимание мои сто килограммов, дело его было безнадежно.
Порядком разукрасив его физиономию, я остановился, чтобы перевести дух.
Мы повернули Джеймса лицом к земле, вынули из его рюкзака веревку и
связали ему руки за спиной. Мы пришли к выводу, что не можем считать себя
в безопасности, если он не будет под постоянной охраной до тех пор, пока
мы не доставим его обратно в наше время.
Мы отвели Джеймса под конвоем в лагерь и рассказали команде, что
произошло. Джеймс, отвратительно бранясь, проклинал всех и каждого.
- Лучше убейте меня, или в один несчастный день укокошу вас я, - орал
он. - Смелей! Или вы боитесь, что кто-то проговорится и выдаст вас? Ха-ха!
Время охотничьей экспедиции подходило к концу. Все были подавлены и
мрачны. Мы безуспешно потратили три дня, прочесывая местность в поисках
тиранозавра-убийцы. Он мог лежать в одном из высохших русл, сдохший или
поправляющийся, и его нипочем не заметишь, пока не споткнешься об него. Но
мы чувствовали, что было бы низко не попытаться найти останки Холтзингера.
После нашего возвращения в базовый лагерь пошли дожди. В промежутках
между дождями мы собирали мелких рептилий и других представителей фауны
мелового периода для наших друзей-ученых. Когда материализовалась
прибывшая за нами транзитная камера, все, обгоняя друг друга, спешили
занять в ней места.
Раджа и я еще ранее обсудили вопрос о преследовании Кэртни Джеймса но
закону. Мы пришли к выводу, что нет прецедента для наказания преступника,
совершившего преступление восемьдесят пять миллионов лет назад, и что
дело, по всей вероятности, было бы прекращено за истечением срока
давности. Поэтому, когда подошла наша очередь, мы развязали его и
втолкнули в транзитную камеру.
Возвратившись в свое время, мы вручили Кэртни Джеймсу его ружье, правда
незаряженным, и все его пожитки. Как мы и ожидали, навьюченный амуницией,
он молча пошел прочь. Тут подбежала невеста Холтзингера крича:
- Где он? Где Огэст?
Не буду описывать эту мучительную сцену, хочу только сказать, что
девушка была безутешна, несмотря на искусство Раджи в такого рода делах.
Как вы думаете, мистер Зелигман, что же надумал этот негодяи Джеймс? Он
отправился домой, запасся уймой патронов и вернулся к университету. Там он
подстерег конструктора машины времени и сказал ему:
- Профессор, я хотел бы еще раз совершить короткую прогулку в меловой
период. Немедленно. За ценой я не постою. Даю пять тысяч аванса. Я хочу
попасть туда 23 апреля восьмидесятипятимиллионного года до нашей эры.
- Что вы там забыли? К чему такая спешка? - спросил его конструктор.
- Я обронил в меловом периоде бумажник, - сказал Джеймс. - И вот думаю:
если вернусь в эту эру на день раньше, чем в прошлый раз, увижу прибытие
самого себя и замечу, как теряю бумажник.
- Разве он стоит пяти тысяч?
- Это уж мне судить, стоит ли он этих денег.
- Ладно, - сказал конструктор, размышляя. - Партия, которая должна была
отбыть сегодня утром, немного задерживается, так что, может быть, я смогу
включить вас в нее. Меня всегда интересовало, что произойдет, если один и
тот же человек дважды окажется в одном и том же времени.
Словом, Джеймс выписал чек, и конструктор проводил его до транзитной
камеры и простился с ним. По-видимому, Джеймс замышлял притаиться за
кустом в нескольких ярдах от места, где должна была появиться машина
времени, и пристрелить Раджу и меня, как только мы возникнем перед ним.
Прошло несколько часов. Мы переоделись и позвонили по телефону нашим
женам, чтобы они встречали нас. Мы стояли на Форсайтском бульваре,
поджидая их, как вдруг раздался страшный грохот, похожий на взрыв или
близкий удар грома. Не далее как в пятидесяти шагах от нас сверкнула
вспышка пламени. Взрывная волна выбила окна в ближайших зданиях и оглушила
нас.
Мы побежали к месту происшествия, куда уже спешили несколько прохожих и
полисмен. На бульваре, у обочины, лежал человек. Или, лучше сказать, то,
что было когда-то человеком: кости, казалось, превратились в прах, а в
жилах не было и капли крови. Одежда, которую он когда-то носил, истлела.
Но я узнал двуствольное ружье калибра 0,500 фирмы "Голанд и Голанд".
Приклад обуглился, металл местами оплавился, но это было ружье Кэртни
Джеймса. Вне всякого сомнения.
После расследования и изучения обстоятельств дела вот что удалось
установить. Никто ведь не застрелил нас, когда мы появились 24-го в
меловом периоде, и этого факта, конечно, ничто не могло изменить. Поэтому
в тот момент, когда Джеймс приступил к действиям, которые могли вызвать
заметные изменения и мире восьмидесятипятимиллионного года до нашей эры,
пространственно-временные силы вытолкнули его, во избежание парадокса, в
настоящее.
Теперь, когда суть проблемы стала яснее, профессор следит за тем, чтобы
путешественников во времени разделял промежуток не менее пятисот лет,
иначе даже срубленное ими дерево или утеря какого-нибудь предмета может
повлиять на мир в последующем периоде. Если же путешествия более отдалены
друг от друга, то, по его словам, возникшие изменения сглаживаются и
теряются в потоке времени.
После всех этих событий нам пришлось нелегко: дурная слава и все такое
прочее. Правда, нам удалось все же получить гонорар из состояния Джеймса.
Что касается несчастья, то оно произошло не только по вине Джеймса. Мне не
нужно было брать его в прошлое, раз я видел, что это дрянной, вспыльчивый
как порох человек. А если бы Холтзингер мог справиться с ружьем большего
калибра, он скорей всего своим выстрелом свалил бы динозавра, а мы бы
прикончили его.
Вот потому-то я и не беру вас на охоту в тот период. Хватит и других
эпох. Если вы хорошенько подумаете, я убежден, вы согласитесь...