М. Фрунзэ.
ЕДИНАЯ ВОЕННАЯ ДОКТРИНА И КРАСНАЯ АРМИЯ.

Одним из наиболее важных вопросов, приковывающих внимание нашей современной военной мысли, является вопрос о так называемой "единой военной доктрине".

Предметом оживленного обсуждения служил он в статьях, помещенных рядом военных специалистов на страницах ныне уже не существующего журнала "Военное Дело", к нему же вплотную подходит мысль армейских работников, о чем свидетельствуют протоколы многих военных совещаний, посвящавшихся вопросам реорганизации Красной армии.

Все это говорит о наличии глубокого теоретического и практического интереса, возбуждаемого данным вопросом. Но, к сожалению, дальше простого интереса дело вперед пока не двинулось, ибо до сих пор мы не только не имеем попыток систематизации учений о нашей военной доктрине, но и самое содержание этого понятия является в достаточной степени смутным и неопределенным.

Характерна в этом отношении та разноголосица мнений и взглядов, которая обнаружилась в статьях наших военных специалистов. Вышло буквально по пословице: "сколько голов, столько и умов". По признанию крупнейших представителей военного мира оказалось, что никаких определенных взглядов у нашего старого генерального штаба по этому основному вопросу военной теории не существует и, даже более того, - нет ясного представления, в чем собственно состоит сам вопрос, нет умения правильно поставить его.

Этот факт, говорящий прежде всего о крайней скудости военно-теоретического багажа, доставшегося нам в наследство от старой армии, способен навести на грустные размышления и по поводу наших дальнейших попыток в этом направлении. И надо признать, что некоторая доля основательности опасений подобного рода, несомненно, есть, но только все же известная доля.

Надо вспомнить ту общественно-политическую обстановку, в которой развивалась и работала до времен революции военная мысль. Вспомнить, что в атмосфере полицейско-самодержавного строя, с его подавлением всякой общественной и личной инициативы, на фоне общей экономической и политической отсталости, с крайней рутиной навыков и взглядов во всех сферах общественной деятельности, конечно, не могло быть и речи о каком-то широком научном творчестве.

Все эти уродливости особенно ярко сказывались в постановке нашего военного дела, где беспощадно пресекалась в корне пытливая мысль и подрезалась инициатива. Поэтому объективно никто не может ставить в вину старому генеральному штабу той растерянности и беспомощности, которые обнаруживаются по ряду вопросов. Тем не менее факт остается фактом и считаться с ним приходится всем тем, кому дороги интересы дальнейшего развития и укрепления военной мощи советской республики.

Мы думаем, что на основе вновь создающихся общественных отношений в обстановке, не только позволяющей, а прямо требующей от каждого честного гражданина выявления максимальной энергии и инициативы, сумеет быстро развиться и окрепнуть и наша военно-теоретическая мысль. Думаем, что среди старого генерального штаба найдется не мало работников, способных совлечь со своего духовного "я" одежды ветхого Адама, не могущего мыслить иначе, как в пределах привычных представлений и узких рамок буржуазного мировоззрения, с его духом мещанской тупости и косности.

В этой способности стряхнуть с себя остатки старой рутины, разобраться в сложности происходящих вокруг нас явлений, стать на точку зрения выдвигающихся на арену жизни новых общественных классов, заключается основное условие плодотворности теоретической работы наших товарищей-специалистов. Практический же опыт, полученный многими из них в рядах Красной армии, даст для этой работы достаточный материал.

Все это, на-ряду с деятельностью только что начинающего распускать крылья молодого поколения наших военных работников, выдвинувшихся за время революционных войн из народных низов, дает полную уверенность в том, что в ближайшем будущем дело осмысливания нашего военного опыта, выработки тех единых взглядов, которые должны лечь в основу боевой подготовки Красной армии и отсутствие чего сейчас болезненно чувствуется в ней всеми с верху до низу, - двинется быстро вперед.

Предлагаемая вниманию читателей статья является попыткой поставить вопрос о "единой военной доктрине" с точки зрения интересов рабочего государства и революции, и наметить тот примерный путь, которым, как нам кажется, должна итти разработка вопроса.

Прежде всего, что такое из себя представляет самое понятие "единая военная доктрина"? В чем практический смысл этой идеи?

Ответ на этот вопрос мы можем получить, бросив самый поверхностный взгляд на сущность современных войн, характер нынешних боевых задач и условия их разрешения.

Войны текущего исторического периода в сравнении с предшествующей эпохой носят целый ряд характерных особенностей. В то время, как прежде исход боевых столкновений зависел от сравнительно небольших групп населения, образовывавших или постоянные отряды, считавшие войну своей профессией, или же временно привлекавшихся для этих целей, - теперь участниками войн являются почти поголовно целые народы; сражаются не тысячи и десятки тысяч людей, а целые миллионы; самые войны втягивают в свой круговорот и подчиняют себе решительно все стороны общественного быта, затрагивают все без исключения государственные и общественные интересы. Театром военных действий являются не узко ограниченные пространства, а громадные территории с десятками и сотнями миллионов жителей; технические средства борьбы бесконечно развиваются и усложняются, создавая все новые и новые категории специальностей и родов оружия и т. д., и т. д.

При этих условиях основному требованию военного искусства и науки - цельности общего плана и строгой согласованности при его проведении - грозит величайшая опасность повиснуть в воздухе. В то время, как в прежних войнах момент непосредственного руководства вождей отдельными частями боевого организма составлял обычное явление, теперь этого нет и в помине. Между тем это единство, цельность и согласованность нужны теперь более, чем когда-либо. И они нужны не только в период уже развертывающихся боевых операций, но и тогда, когда к ним идет предварительная подготовка, ибо, как общее правило, эта подготовительная работа как государства, взятого в целом, так и его военного аппарата сыграют решающую роль. Государство должно заранее точно определить характер своей общей и, в частности, военной политики, наметить в соответствии с этим возможные объекты своих военных устремлений, выработать, установить определенный план общегосударственной деятельности, учитывающий будущие столкновения и заранее целесообразным использованием народной энергии, обеспечить благоприятные условия для их разрешения.

Что касается военного аппарата, то на основе общей государственной программы он должен принять организационную форму, наиболее отвечающую государственным заданиям, и дальнейшей работой создать прочное единство всех вооруженных сил, связанных с верху до низу общностью взглядов как на характер военных задач, так и на способы их разрешения.

Эта работа по выработке единства мысли и воли в рядах армии является делом чрезвычайно сложным и трудным и может успешно протекать только тогда, когда совершается планомерно, на основе отчетливо сформулированных и санкционированных общественным мнением руководящего страной класса положений.

Из сказанного ясно, какое огромное практическое значение для всего дела военного строительства республики имеет учение о "единой военной доктрине". Оно должно указать характер тех боевых столкновений, которые нас ожидают. Должны ли мы утвердиться на идее пассивной обороны страны, не ставя и не преследуя никаких активных задач, или же должны иметь в виду эти последние? В зависимости от этого определяется весь характер строительства наших вооруженных сил, характер и система подготовки одиночных бойцов и крупных воинских соединений, военно-политическая пропаганда и вся вообще система воспитания страны.

Учение это должно быть обязательно опытным, являясь выражением единой воли общественного класса, стоящего у власти.

Вот примерный круг общих идей и вытекающих из них практических задач, который должен быть охвачен понятием "единой военной доктрины".

Выше было уже отмечено, что более или менее общепринятой и точной формулировки этого понятия в нашей военной литературе нет. Но при всем разнообразии мнений, высказывавшихся по поводу содержания понятия, основные моменты у большинства определений приблизительно совпадают. Основываясь на изложенном выше, моменты эти можно свести к двум группам: 1) технической и 2) политической. Первую образует все то, что касается организационных основ строительства Красной армии, характера боевой подготовки войск и методов разрешения боевых задач. Ко второй же относится момент зависимости и связи технического порядка с общим строем государственной жизни, определяющим ту общественную среду, в которой должна совершаться военная работа и самый характер военных задач.

Таким образом можно было бы предложить такое определение "единой военной доктрины": это есть принятое в армии данного государства единое учение, устанавливающее формы строительства вооруженных сил страны, методы боевой подготовки войск и их вождения на основе господствующих в государстве взглядов на характер лежащих пред ним военных задач и способы их разрешения, вытекающие из классового существа государства и состояний его производительных сил.

Формулировка эта отнюдь не претендует на конструктивную законченность и полную логическую безупречность. В конце концов дело совершенно не в этом; важно основное содержание понятия, что же касается окончательной кристаллизации его, то это дело дальнейшей практической и теоретической разработки вопроса.

Установив общее логическое содержание понятия "единой военной доктрины", перейдем теперь к вопросу о конкретном практическом содержании этого понятия в применении к реально существующим армиям в различных государствах.

В этом отношении интересно остановиться на примере трех государств, обладающих вполне развитыми и воплотившимися в определенную форму вооруженными силами с ярко выраженными чертами единой военной идеологии (военная доктрина).

Я имею в виду Германию, Францию и Англию. Начнем с первой.

Германия до самого последнего времени была государством с наиболее мощным военным аппаратом, стройной системой организации вооруженных сил и совершенно определенной, единой для руководящих элементов как армии, так и всей страны военной идеологией.

Основной чертой германской военной доктрины в ее технической части (т.-е. чисто военной) является чрезвычайно ярко выраженный наступательный дух. Идея активности, искание решения боевых задач путем энергичного, смело и неуклонно проводимого наступления, проникает все германские уставы и наставления для высших начальников. Эта же идея определила собой и структуру всего германского военного аппарата, выдвинув на первый план разработку оперативных проблем и создав в лице германского штаба мощный и высоко авторитетный орган, руководивший всей работой по разработке военных планов и боевой подготовке войск. Воспитание и обучение всех войск шло в духе этой же наступательной тактики и в конечном результате подготовило такую совершенную по своей структуре и подготовке военную силу, которая после на полях гигантских сражений империалистической войны выявила в полной мере свои выдающиеся боевые качества.

Спрашивается: чему или кому была обязана Германия наличием в ее распоряжении такой превосходной по качеству вооруженной силы? Первый ответ на вопрос уже дан тем, что она воспитывала свою армию на основе единой военной доктрины, построенной в соответствии с выводами военного искусства. Но это только первый ответ. Мы должны спросить дальше: а почему германская армия получила такую доктрину, почему она вся, с верху до низу, пропиталась ею, в то время как, например, в России ничего подобного не было, хотя теоретически знание военного искусства, несомненно, имелось и там?

Ответом на это не может служить указание на исключительные военные дарования германских военных верхов, будто бы силой своего гения открывших тайны побед и составлением германской военной доктрины поставивших свою армию на небывалую высоту. Такое объяснение детски наивно, но его приходится отметить, ибо в статьях некоторых наших военных специалистов сплошь и рядом проглядывает стремление свести суть вопроса о создании военной доктрины к действиям и талантам отдельных выдающихся лиц (см., например, такое определение: "военная доктрина есть пророческий глас военного гения" и т. п. чепуха).

Основные черты германской доктрины отнюдь не являются случайным явлением; они целиком и в полной мере являются производными от общего строя германского быта в эпоху до-империалистической войны.

В самом деле, что из себя представляла Германская империя к началу четырнадцатого года? Это было мощное экономически и политически капиталистическое государство, с ярко выраженной империалистической окраской; государство, проводившее откровенно хищническую политику и, опираясь на свои материальные культурные силы, стремившееся к мировой гегемонии. Наличие крупных конкурентов в лице других империалистических стран (Франция, Англия, Россия и пр.), исторически раньше создавших государственные национальные объединения и успевших захватить лучшие куски общемировой добычи, заставляет капиталистическую Германию напрячь все ее силы в борьбе за мировое положение. Правящий в Германии буржуазный класс всю жизнь страны подчиняет этой основной государственной цели - победе над конкурентами. Пресса, наука, искусство, школа, армия - все организуется и направляется буржуазией в одну точку. Буржуазии удается идейно развратить и подчинить своему влиянию даже значительные слои германского пролетариата - класса, объективно враждебного той хищнической линии поведения, которая проводилась буржуазией. И на этой почве, в этой атмосфере всеобщего преклонения пред армией и флотом на основе активнейшей внешней политики, ставившей армии определенно наступательные задачи, не могло создаться ничего другого, как то, что мы имеем в лице германской доктрины, в личном составе ее генерального штаба и всей германской армии. Армия императора Вильгельма, отразившая собой Германию буржуа и помещиков, уверенных в своей силе и упоенных мечтами о мировом могуществе. "Германия превыше всего". Вот тот девиз, который отравлял сознание большинства германского народа в эпоху империалистической войны. И верные этому девизу германские полки сокрушающим потоком, уверенно, следуя принципам своей доктрины, ринулись на равнины Бельгии.

Первые же столкновения с армиями враждебных стран показали стратегическую и тактическую правильность положений германской доктрины.

Так обстояло дело в Германии. Основной вывод, который можно сделать отсюда, следующий: все военное дело данного государства, в частности, то учение, на основе которого строятся его вооруженные силы, являются отражением всего уклада его жизни и в конечном счете - его экономического быта, как первоисточника всех сил и рессурсов. Никогда германским генералам не удалось бы создать своей военной доктрины, ни даже, если бы это было сделано, не удалось бы привить ее всей толще германской армии, если бы этому не благоприятствовали соответствующие условия германской жизни.

Перейдем теперь к Франции.

Эта страна тоже является представительницей хищничествующего империализма. Так же, как германская буржуазия, Франция всегда была готова захватить чужое добро и действовала в таких случаях ничем не лучше "милитаристической" Германии. Но в действиях французской буржуазии все же имелось существенное отличие от действий своей восточной соседки. В своих спорах с конкурентами из-за добычи ей недоставало той откровенной наглости и самоуверенности, которой отличалась германская правящая клика. Стоит вспомнить лишь конфликты 1905, 1909 и 1911 годов с той же Германией из-за Марокко и ту трусливую хищную и изворотливую политику, которую проводила Франция, цепляясь за ускользавшую из рук добычу и в то же время не имея решимости начать грызню.

Этот своеобразный характер французской внешней политики определялся общими экономическим и политическим положениями III республики. Французская промышленность заметно отставала в своем развитии промышленности от других передовых стран; французское население в течение ряда лет не обнаруживало тенденции роста, и фраза "la population reste stativement" стала обычной характеристикой движения народонаселения Франции по данным ежегодного статистического отчета. Вместо открытого захвата чужих территорий, с риском ввязаться в тяжелую борьбу, французский капитал искал других, более спокойных путей эксплоатации чужого труда, идя широко на сделки всякого рода с иностранным капиталом в целях мирного дележа добычи.

Этот оппортунистический, неуверенный в себе, в своих силах, чуждый активности дух французской буржуазии, стоявшей у руля правления, определял собой и общий характер французской военной политики. Несмотря на наличие во французской армии богатейших военных традиций, начиная с великого Тюреня и кончая Наполеоном, несмотря на данные ими блестящие образцы военного искусства в духе смелой нападательной стратегии, - и тактика, военная доктрина армии III республики далеко уступала германской. Ее отличало чувство неуверенности в своих силах, отсутствие широких наступательных планов, неспособность искать смело решения боем, стремясь навязать свою волю противнику и не считаясь с волей последнего. В своем положительном содержании сущность доктрины, на которой воспитывалась французская армия последней эпохи, заключалась в стремлении разгадать план противника, заняв до этого выжидательное положение, и лишь по выяснении обстоятельств искать решения в общем наступлении. Таковы были существенные черты французской военной доктрины, наложившей свой отпечаток на весь облик французской армии в минувшую войну, особенно в первый маневренный ее период.

Здесь особо следует подчеркнуть, что по своим дарованиям многие французские полководцы вряд ли уступали германским. Помимо того, многие из них теоретически стояли на точке зрения не своей, а именно германской доктрины с ее духом величайшей активности. И при всем том общий дух французской армии, весь ее внутренний строй и характер господствовавших в ней взглядов на методы разрешения боевых проблем они изменить не могли, так как это являлось отражением более могучих, чем участие отдельных лиц, факторов.

Таким образом пример Франции еще более подтверждает все то, что было сказано нами по вопросу о доктрине в связи с Германией. Военный уклад данного государства, характер господствующих в военной среде взглядов и настроений и, наконец, самое содержание принципов военного дела определяется всем строем жизни данного периода и, в частности, существом и характером того общественного класса, который в данное время стоит у власти.

Что касается Англии, то пример ее любопытен лишь в том отношении, что в силу географических и исторических особенностей ее положения, внимание правящего класса было направлено не на сухопутную армию, а на флот. Основным руководящим принципом английской военной доктрины было обеспечение господства на море (здесь сказался своеобразный, ярко подчеркнутый колониальный характер британского империализма). Конкретно военные требования английской буржуазии вылились в обязательную для всех английских правительств минувшей эпохи формулу: иметь флот, равный соединенным флотам двух сильнейших морских держав. До последнего времени эта программа неуклонно осуществлялась, но теперь, с появлением такого соперника, как С.-А. Соединенные Штаты, положение изменилось и энергия английской буржуазии должна будет искать какую-либо новую формулу, обеспечивающую ее захватническую политику.

Несколько слов о военной доктрине русской армии времен царизма.

После всего, что было сказано выше о нашей военной доктрине, может показаться странной самая постановка этого вопроса. В известном смысле это, конечно, так; но доктрина, хотя и неоформленная царской армией, все-таки была, и хотя ничего положительного собой не представляла, все же и на этом отрицательном примере видна теснейшая связь учения о войне с общим укладом жизни.

Политическая сторона этой доктрины сводилась к триединой идее православия, самодержавия и народности, вбивавшейся в головы молодых солдат на уроках знаменитой словесности. Что же касается военно-технической части ее, то она в наших руководящих наставлениях являлась простым позаимствованием у иностранных оригиналов большей части в отсталом и ухудшенном издании, но и в этом своем виде доктрина являлась детищем наших немногочисленных военных теоретиков, оставаясь чуждой не только всей массе рядового командного состава армии, но и ее высшим руководителям. Здесь ярко сказывалось все беспримерное убожество, внутренняя гнилость и дряблость царской России последних времен. В самом деле, армия всегда была предметом особого попечения царей, и тем не менее эта самая армия в их руках оказалась никуда не годной силой.

Изложение позволяет сделать некоторые общие выводы по интересующему нас вопросу.

Первый из них, - это уже неоднократно повторенная нами мысль о том, что военное дело данного государства, взятое в его совокупности, не является самодовлеющей величиной, а целиком определяется общими условиями жизни этого государства.

Второе: характер военной доктрины, принятой в армии данного государства, определяется характером общей политической линии того общественного класса, который стоит во главе его.

Третье: основное условие жизненности военной доктрины заключается в ее строгом соответствии с общими целями государства и теми материальными и духовными рессурсами, которые находятся в его распоряжении.

Четвертое: доктрины, способной быть жизненным организующим моментом для армии, изобрести нельзя. Все основные элементы ее уже даны в окружающей среде, и работа теоретической мысли заключается в отыскании этих элементов, сведении их в систему и приведении их в соответствии с основными положениями военной науки и требованиями военного искусства.

Пятое: основной теоретической задачей работников рабоче-крестьянской Красной армии должно являться: изучение характера окружающей нас общественной среды; определение характера и существа военных задач, вытекающих из существа самого государства; изучение условий, обеспечивающих их выполнение как в отношении материальных, так и духовных предпосылок; изучение особенностей строительства Красной армии, согласование с требованиями военной науки и исследование тех особенностей, которые объективно и неразрывно связаны с характером нашего пролетарского государства и переживаемой нами революционной эпохи.

Какие же основные элементы должны лечь в основу военной доктрины нашей рабоче-крестьянской Красной армии?

Чтобы ответить на это, обратимся прежде всего к анализу нашего государства. По своему характеру, своей сущности, наша родина представляет собой государственное образование совершенно нового типа. В отличие от всех остальных государств, существующих сейчас на земном шаре, Р. С. Ф. С. Р. является единственным в мире государством, где господство принадлежит труду; начиная с октября месяца 1917 г., когда рабочий класс России, поведя за собой широкие массы трудового крестьянства, вырвал власть из рук крупной и мелкой буржуазии, мы живем в рабоче-крестьянском государстве, с руководящей ролью рабочего класса. Основная идея и смысл пролетарской диктатуры сводятся к задаче уничтожения капиталистических производственных отношений и замене их строем, основанным на началах общественного владения средствами производства и планомерного распределения продуктов самого производства. Идея эта стоит в непримиримом противоречии с основами существования остальных государств мира, где пока всюду царит капитал. Отсюда вытекает тот факт, что "диктатура пролетариата есть самая беззаветная, самая беспощадная война нового класса против класса властителя старого мира - буржуазии, которая, опираясь на силу своего международного капитала, на силу и прочность своих международных связей и, наконец, стихийный консерватизм мелко-буржуазных масс, - является и могучим врагом вновь нарождающегося мира" (Н. Ленин - "Детская болезнь "левизны" в коммунизме"). Между нашим пролетарским государством и всем остальным буржуазным миром может быть только одно состояние: долгой, упорной, отчаянной войны не на живот, а на смерть, - войны, требующей колоссальной выдержки, дисциплины, твердости, непреклонности и единства воли. Внешняя форма этих взаимоотношений, в зависимости от меняющихся условий и хода борьбы может измениться; состояние открытой войны может уступать место какой-либо форме договорных отношений, допускающих известное мирное взаимодействие. Но основной характер взаимоотношений эти договорные формы изменить не в состоянии. И нужно до конца осознать и открыто признать, что совместное параллельное существование нашего пролетарского советского государства с государствами буржуазно-капиталистического мира длительное время невозможно. Энергия буржуазии, удесятеренная фактом ее свержения хотя бы в одной нашей стране в предчувствии надвигающейся на нее гибели, не может успокоиться, пока не уничтожит очага, являющегося рассадником и источником всемирной опасности капиталистическому могуществу. При первом удобном случае волны окружающего наш пролетарский остров буржуазного капиталистического моря вновь ринутся на него, стремясь смыть все завоевания пролетарской революции. И в то же время пламя революционного пожара все чаще и ярче вспыхивает в разных странах буржуазного мира, и грозный топот готовящихся на его арене пролетарских колонн говорит о таких же попытках и с другой стороны. Это противоречие может быть разрешено и изжито только силой оружия в кровавой схватке классовых врагов. Иного выхода нет и быть не может.

Отсюда получается следующий вывод: сознание каждого рабочего, каждого крестьянина, каждого красноармейца, в первую очередь каждого члена руководящей жизнью государства коммунистической партии должно быть пропитано той мыслью, что положение осаждаемой крепости, каковой до сих пор являлась наша страна, не прошло и не пройдет, пока в мире царит капитал, что энергия и воля страны должны быть направлены попрежнему на создание и укрепление нашей военной мощи; что государственная пропаганда идеи неизбежности активной борьбы с нашим классовым врагом должна подготовить ту психологическую среду всенародного внимания и заботливости и попечения о нуждах армии, в атмосфере которой дело строительства наших вооруженных сил только и может итти успешно.

Этот момент, момент всенародности сознания неизбежности и важности военных задач, лежащих пред пролетариатом, является самым важным элементом в будущей единой военной доктрине рабоче-крестьянской Красной армии.

Есть ли данные для того, чтобы этот элемент стал живой составной частью мировоззрения широких трудящихся масс России? Несомненно, да. Запасов духовной энергии у борющихся за свое освобождение рабочего класса вполне достаточно; необходимо лишь, чтобы затрата их производилась в соответствующем направлении и с достаточной планомерностью. Средством достижения этого должна быть организованная в государственном масштабе военная пропаганда.

Органом, разрабатывающим все связанные с этим вопросы, должен стать Пур, а проводником их в жизнь - все органы народного образования, под общим руководством Главполитпросвета. Только такая постановка работы может создать такую же благоприятствующую укреплению военной мощи республики среду, какая имелась в Германии. Роль германской школы в этом деле достаточно хорошо известна. Стоит ли напомнить ставшей знаменитой фразу о том, что "честь победы под Садовой и Седаном" по существу принадлежит германскому школьному учителю? Надо, чтобы честь победы, совершающейся на наших глазах мировой революции, тоже стала достоянием нашего школьного и внешкольного учителя и пропагандиста.

Что касается конкретного общественно-политического содержания этой будущей нашей доктрины, то она целиком дана нам в готовом виде в лице идеологии рабочего класса - программы Российской Коммунистической партии. Прежняя формула царской армии - "православие, самодержавие и народность" - уступила свое место идеям революционного коммунизма, Советской власти, как специфической формы пролетарской диктатуры и международного братства и солидарности трудящихся. Трехгодичная деятельность политических отделов и коммунистических ячеек Красной армии принесла уже достаточно осязательные результаты в смысле политического воспитания в новом духе широких красноармейских масс.

Основной задачей текущего дня в этом отношении, на-ряду с углублением и расширением политработы на низах, стоит работа по приобщению к общей красноармейской массе нашего командного состава. Государство должно всем весом своего влияния в кратчайший срок покончить с теми остатками политической разъединенности, которые до сих пор наблюдаются в Красной армии. Люди с идеологией, враждебной идеям труда, должны быть оттуда изъяты. Это отнюдь не означает необходимости для всего командного состава Красной армии стать членами коммунистической партии. Но это значит добиться такого положения, чтобы командный состав стал фактически советским, чтобы исчезла всякая почва для каких бы то ни было подозрений политического порядка по его адресу, чтобы у него с низами, с рядовой красноармейской массой чувствовалась полная спайка и взаимное понимание. Только при этом условии нам фактически удастся ликвидировать институт военных комиссаров, как излишний придаток, и перейти к системе единоначалия.

На вопрос о характере военных задач, могущих встать перед нами, т.-е. должны ли они быть строго оборонительного характера, или Красная армия республики должна быть готова в случае нужды к переходу в наступление, совершенно определенный ответ вытекает из всех предшествующих соображений.

Общая политика рабочего класса, класса, активного по преимуществу, класса, идущего на завоевания всего буржуазного мира, не может не быть активной в самой высокой степени. Правда, если считаться с материальными рессурсами только своей страны, то пределы этой активности становятся довольно узкими и определяются для настоящего времени тем уровнем экономического развития и общего нашего положения, на котором мы стоим сейчас. Возможно поэтому, что определенный промежуток времени активно революционная энергия рабочего класса не будет направлена на достижение целей внешнего порядка. Но этот факт не меняет существа дела. К политике в полной мере применим тот принцип высшей стратегии, который говорит: "Победит лишь тот, кто найдет в себе решимость наступать; сторона только обороняющаяся неизбежно обречена на поражение". Самым ходом революционного исторического процесса рабочий класс будет вынужден перейти к нападению, когда для этого сложится благоприятная обстановка. Таким образом в этом пункте мы имеем полное совпадение требований военного искусства с общей политикой. В отношении же материального обеспечения возможности проведения этой линии следует учитывать то обстоятельство, что базой нашего наступления может быть не одна Россия, а целый ряд других стран. Все зависит от степени созревания революционного процесса внутри этих стран и способности рабочего класса выступить на открытую борьбу со своим классовым противником.

Поэтому этот классовый характер предстоящих нам столкновений, обеспечивающий содействие в интересах общего дела всех пролетарских элементов, в значительной мере уничтожает отрицательное значение приведенного выше указания на тяжелое экономическое положение нашей страны. Стало быть пролетариат может и будет наступать, а с ним вместе, как главное его орудие, будет наступать и Красная армия.

Отсюда вытекает необходимость воспитывать нашу армию в духе величайшей активности, подготовлять ее к завершению задач революции путем энергичных, решительных и смело проводимых наступательных операций.

Если мы обратимся к имеющемуся уже в Красной армии боевому опыту, то увидим, что по существу она уже давно действует именно в этом духе. Почти все значительные операции времен гражданской войны носят следы проявления духа активности и инициативы с нашей стороны. Можно сказать даже, что порой эта активность у нас переваливалась через край, гранича с неумением учесть все данные конкретной обстановки настоящего дня и не подвергаться опасности чрезмерного риска.

Все это совершенно естественно, ибо в армии, создаваемой и руководимой пролетариатом, иного положения и быть не могло.

Практически указанный выше характер наших грядущих военных столкновений предъявляет целый ряд требований нашему генеральному штабу. Необходимо поставить работу высших штабов так, чтобы Красная армия могла выполнить свои задачи на любом операционном направлении и любом участке возможного грядущего фронта. Границы же этого фронта в ближайшую очередь определяются пределами всего материка Старого света. Между прочим подготовка нашего командного состава должна включать в себе знания не только чисто военных, но и экономических и политических условий возможных театров военных действий. Здесь перед военным аппаратом вообще раскрывается перспектива, необъятная по своим размерам и значению подготовительной работы. Анализируя вероятную обстановку наших грядущих военных столкновений, мы заранее можем предвидеть, что в техническом отношении мы, несомненно, будем ниже наших противников. Обстоятельство это имеет для нас чрезвычайно серьезное значение, и мы, помимо напряжения всех сил и средств для достижения технического совершенства, должны искать пути, могущие, хотя до известной степени, уравновесить эту, невыгодную для нас, сторону.

Некоторые из них имеются. Первым и важнейшим является подготовка нашей армии к выполнению маневренных операций крупного масштаба.

Размеры наших территорий, возможность отступить на значительное расстояние, не лишаясь способности к продолжению борьбы и прочее, представляют благоприятную почву для организации маневров стратегического характера, т.-е. вне поля боя. Наш командный состав должен воспитываться преимущественно на идеях маневрирования, а вся масса Красной армии должна обучаться способности быстро и планомерно производить марш-маневры. Опыт минувшей империалистической войны в ее первоначальной стадии, а равно весь опыт нашей гражданской войны, носившей по преимуществу маневренный характер даст в этом отношении богатейший материал для изучений.

В связи с этим в общей экономии наших военных средств инженерная оборона и нападение, игравшие такую колоссальную роль в империалистической войне, в нашей армии должны отойти на задний план. Основная роль, которая должна быть отведена этому роду оружия, сводится к вспомогательному средству для операций полевого характера. Пользование местностью, широкое применение к ней и ее искусственное усиление, создание искусственных временных рубежей, обеспечивающих выполнение общего марш-маневра, - вот область приложения сил и средств этого порядка.

В частности, роль и значение крепостей в условиях будущих наших операций должны будут занимать совершенно ничтожное место. За этот счет гораздо целесообразнее будет соответственно усилить полевые войска. Второе средство борьбы с техническими преимуществами армии противника мы видим в подготовке ведения партизанской войны на территориях возможных театров военных действий. Если государство уделит этому делу достаточно серьезное внимание, если подготовка этой "малой войны" будет производиться систематически и планомерно, то этим путем можно создать для армии противника такую обстановку, при которой, несмотря на все свои технические преимущества, они окажутся бессильными, пред сравнительно плохо вооруженным, но инициативным, смелым и решительным противником.

Опыт нашей гражданской войны в этом отношении дает нам богатейший материал. Действия партизанов в Сибири, борьба в казачьих областях, "басмачество" в Туркестане, "махновщина" и вообще бандитизм на Украйне и пр. представляют необъятное поле для изучения и получения соответствующих обобщений теоретического порядка. Но обязательным условием плодотворности этой идеи "малой войны" является заблаговременная разработка плана ее и создание всех данных, обеспечивающих успех ее широкого развития. Поэтому одной из задач нашего генерального штаба должна стать разработка идеи "малой войны" в ее применении к нашим будущим войнам с противником, технически стоящим выше нас.

В связи с тем же маневренным характером наших будущих операций стоит вопрос о пересмотре, под этим углом зрения, роли и значения в современном бою кавалерии. Позиционный характер минувшей империалистической войны в умах многих создал представление о том, что стратегическая конница, как самостоятельная активная сила, особой роли играть уже не может и должна отойти на второстепенное место.

Правда, опыт гражданской войны вновь дал блестящие образцы самостоятельных действий конницы как с нашей стороны, так и со стороны нашего противника и вернул ей былое значение, но известно, что опыт только гражданской войны не всеми считается достаточно убедительным, а поэтому вопрос еще далеко не может считаться ясным для всех.

По нашему глубокому убеждению, в будущих операциях Красной коннице будет принадлежать чрезвычайно важная роль, а по сему забота о ее подготовке и развитии должна явиться одной из первейших наших задач.

В целях же наилучшей подготовки ее к выполнению боевых задач должно быть обращено особое внимание на изучение колоссального опыта гражданской войны и выработку, на основе этого изучения, специальных наставлений для старших кавалерийских начальников.

В организационном отношении основой наших вооруженных сил для ближайшего периода может быть только постоянная Красная армия. Это вытекает из всего, что говорилось выше об общем характере наших боевых задач. Вопрос этот в настоящее время может считаться окончательно решенным в связи с соответствующими постановлениями X съезда Российской Коммунистической партии и последующих правительственных декретов. Переход к милиционной системе, на основе Всевобуча, допустим лишь в той мере, в какой он позволяет достигнуть определенных сбережений в расходовании государственных средств, не подрывая способности Красной армии к разрешению активных целей.

Что касается внутреннего быта Красной армии, то он должен строиться в направлении максимального приближения к идеалам коммунистического общежития. Конечно, при данном уровне развития производительных сил, пропаганда полного поравнения командного состава с рядовой массой не осуществима и может вестись лишь теми, кто заинтересован в уничтожении крепости и мощи Красной армии. Это ясно огромному большинству красноармейцев; но все же внутренний строй и распорядок армии рабоче-крестьянского советского государства должен быть свободен от всяких привилегий, не вызывающихся потребностями службы и не вытекающих из характера ее. Только на этой почве мыслимо создание той товарищеской спайки и взаимного понимания армейских верхов и низов, которые являются главнейшим залогом физической и духовной мощи Красной армии.

При строевом обучении элемент "муштры" в Красной армии должен отойти на самый задний план; при этом самое понятие "муштры" совершенно должно быть изменено. О муштровке в старом смысле этого слова, т.-е. в смысле чисто механического, с применением суровых мер воздействия, обучения красноармейцев элементам строя, не может быть и речи. Нам не к чему стремиться к достижению такой выучки строевиков, которая являлась идеалом для всякого рода любителей парадов и показной стороны. Достаточно добиться известной стройности, быстроты и правильности при выполнении определенных построений. Механичность при этом вовсе не требуется; необходимо все строить на достижении этих эффектов путем максимального развития личной инициативы и самостоятельности каждого красноармейца. В этом отношении особенности характера нашего государства и нашей армии открывают самые широкие перспективы. Мы имеем полную возможность строить единство армии не путем палочной дисциплины, а путем максимального умственного развития красноармейцев. В то время, как всякое буржуазное государство должно опасаться пробуждения и развития духовной деятельности рабов капитала, для нас это самое развитие является вернейшим залогом победных достижений. Применительно к этим требованиям должен быть приспособляем весь аппарат нашего обучения одиночного бойца.

Поддержание служебной дисциплины в рядах армии является обязательным и необходимейшим условием ее мощи, и в этом отношении требования советского государства - самые решительные. Но опять-таки между современным пониманием дисциплины и тем, что имело место в царской армии, лежит целая пропасть. Дисциплина в Красной армии должна базироваться не на страхе наказания и путем принуждения, а на сознательном исполнении каждым своего служебного долга, и первый пример такой дисциплины должен дать командный состав. Чем должна поддерживаться дисциплина? Во-первых, сознательностью передовой части красноармейской массы, ее коммунистических ячеек, ее политруков и всего командного состава, их выдержкой, преданностью революции, героизмом и самопожертвованием.

Во-вторых, умением командного состава связаться, сблизиться, до известной степени, слиться с широкой красноармейской массой. В-третьих, правильностью его политического и технического руководства, укреплением веры в красноармейской массе и полное соответствие командного состава своему назначению. Вне этих условий поддержание дисциплины в армии революционной, каковой является наша Красная армия, дело безнадежное. Конечно, абсолютно без всяких элементов принуждения обойтись нельзя, но применению их должны быть положены самые узкие пределы. Только тот может быть признан настоящим красным командиром, кто добьется полного подчинения своей воле без всяких принудительных мер.

Таковы, в общих чертах, должны быть основные элементы внутреннего быта, воспитания боевой подготовки и методов действий на основе той единой военной доктрины рабоче-крестьянской армии, существенные черты которой излагались выше. Изложение это отнюдь не является хотя бы сколько-нибудь исчерпывающим вопрос.

Несомненно, целый ряд моментов упущен из виду, другие затронуты только мимоходом, но основной подход к постановке вопроса и его разрешение нам кажется вполне правильным. Остается выразить лишь горячее пожелание, чтобы обсуждение и разработка вопроса о единой военной доктрине получили такое место в нашей военной литературе и на совещаниях командного состава, на которое он имеет полное право в силу своего чрезвычайно важного значения для всей судьбы военного дела в России.