Сергей Рублев

ИСПОЛНИТЕЛЬ

   Видели,

   как собака бьющую руку лижет?!

   (Вл. Маяковский)

   Честно сказать - достали меня. Этим и объясняю то, что сделал. Только

не говори мне о предопределении или, чего уж хуже детерминизме,  терпеть

этого не могу! Сделал и сделал, чего уж теперь... Сейчас вот сижу  и  не

знаю, сколько мне еще осталось так сидеть.  Но  не  жалуюсь  -  покайся,

брат, коль сам виноват... В чем? Если б сказал, небось, решили  бы,  что

сдурел, или лихой славы ищу - видано ль дело, брать на себя такое! Я  бы

и не брал - да больше, видать, некому. А почему так вышло... Что ж, могу

и рассказать - не понаслышке, что ценно! Может, разберешься, раз уж  мне

не дано.

   ...А начну с того, что мне многое дано - как пить  дать,  божец  горы

своротил, чтобы в меня впихнуть побольше! Только не в прок - как селедка

в арбуз. Ну и судьбина-мамочка не подкачала, выбрав родиться в самой что

ни на есть пролетарской среде, да еще в этой пятимиллионной трущебине на

болоте. Не надо было мне здесь появляться, ох не надо! И памятников этих

не надо, и дворцов - прожил бы и без них где-нибудь в тундре или  там  в

тайге, и чтоб до ближайшего жилья не меньше сотни верст.  Да  что  гово-

рить... Ладно, замнем. Дальше было детство. Не золотое, но и не сказать,

чтобы совсем уж беспросветное - не хуже, чем у других. В  школе  переби-

вался с тройки на тройку, похерив домашние зады - лучше с приятелями по-

шататься или в футбол поиграть. Ни в каких-таких кружках  не  занимался,

но и на учете в милиции не состоял... Существовал, в общем  -  серое  на

сером. Может, до времени это меня и спасало... Сейчас вот думаю,  а  как

бы все сложилось, родись я в семье, например, академика (ну, из тех, кто

еще не совсем импотент)? Не знаю - может, еще хуже... Но почему-то  я  в

это не верю. Ладно, хоть в школе тупицей не числили иногда работал  моз-

гами, а не той губкой, что у многих мозги заменяет. Знаешь, небось, про-

цесс - рты-поры пораскрывают, как коралловые полипы, а педагоги эту  их-

нюю губку орошают знаниями, чтоб впитывала. Спросить бы, из какого  мес-

та... Ну, орошают. Это место у них завсегда заместо мозгов - произросло,

понимаешь, из той самой губки, разбухло - и ну давай! По себе знаю,  как

разберет охота поучать, тянет хуже, чем на баб, ей богу! Да нет, не  хаю

я учителей - им, бедолагам, не позавидуешь. С таким быдлом, как мы,  лю-

бая поучалка виснет. Наверное, я еще и от той  самой  жалости  из  школы

ушел - в путяге проще, там насильно не учат, ну и  не  достают  любозна-

тельностью. А я еще в пацанах понял, что лучше не задевать других - тог-

да и они тебя не обидят. Короче - не высовывайся. Но бог-то, он что, зря

мне такой подарок сделал? Вот именно - божий дар. К чему  вот  только  -

если бы, к примеру, я считал, как машина, или сочинения строчил, или хо-

тя бы прыгал дальше других... Вундеркиндам житье хорошее, позавидуешь. Я

и завидовал, пока не скумекал - сам-то я не хуже, только тем, что я могу

делать, лучше не хвастаться. Даже и названия этому нет -  так,  суеверия

одни... Что могу? А вот как на духу все! Не веришь? Конечно - вот  и  те

мздыри не верили, пока не запузырились.  Давняя  история,  и  вспоминать

неприятно - меня после этого  в  школе  "колдуном"  прозвали.  Почтенное

прозвище, не ко всякому пристанет... Что за мздыри? Ну,  как  их  еще  -

трясуны, жималы... Трясут мелочь с младенцев, знаешь ведь, небось, не  в

гимназию эту ходил. Хотя, может, там свои гаврики есть, еще  похуже  на-

ших. Но нам и наших хватало - дошло уже до того, что младенцев на правеж

ставить начали - это их-то! В конце концов, когда за одним "скорая" при-

ехала, терпение лопнуло - собрали мы шоблу человек десять и устроили са-

мосуд посредством битья. Да только мздыри - не младенцы, и после той ве-

селой ночки житья нам не стало. Обложили, как волков -  со  всей  округи

собрались, и не мелочь, а здоровые парни из тех, что по крупному  трясут

- решили, значит, защитить подрастающую смену. Не прошло и  недели,  как

пятерым из нас рыло начистили, да так, что еще раз пришлось "скорую" вы-

зывать. Тогда на меня в первый раз нашло...

   Остался один в пустой школе - парня  увезли,  все  разошлись,  только

где-то внизу уборщица ведрами гремит. А я сижу себе на ступеньках  лест-

ницы и думу думаю. Думаю? Куда там! В голове крошево из  каких-то  недо-

мыслей, а главное - ненависть к этим подонкам. То есть  ненавидеть-то  я

их всегда ненавидел, но тут... Не  знал,  что  можно  испытывать  такое.

Словно плотину прорвало, и затопило меня по самую макушку в  этой  самой

ненависти - ни вздохнуть, ни охнуть. Если б я тогда догадался, откуда ее

столько... Не догадался, не подумал, да и не мог. Поздно уже было.  Сижу

я, значит, у лестницы перила грызу, а перед глазами все еще мигает,  как

сигнал у "скорой"... И вдруг - бац! Вижу. Что вижу? Я бы объяснил,  кабы

смог. Вижу, как эта ихняя подлость устроена, и все. Знаешь, будто  нитки

у марионеток - за какую дергать... Нет, не так -  проще  еще...  Ну,  не

объяснишь. Но что делать, знаю - ясно, как в фонаре. Главное, не остано-

вишься уже, так и катит, того гляди, на хвост наедет. Ну, схватился я  -

и домой. И, понимаешь, всю дорогу иду - ухмыляюсь во весь рот, будто ре-

пу съел. Видать, нехорошая то было ухмылка - детвора во дворе сразу при-

тихла... Да мне-то что - шмыг к себе, и за дело - инструмент, благо, под

рукой, материал тоже кое-какой нашелся... В общем, соорудил я диво.  Ди-

во-выверт с названием "дергунец". Машина не машина - чучело из проволоки

и пары костей. Но действовало  безотказно.  Действовало  как?  Просто  -

подстережешь кого из шайки в тихом месте и покажешь шутки ради. Ну, сна-

чала, как водится рот до ушей: "Гы-гы-гы! Ты че, съехал, Кривой?" Я стою

- жду. Он тоже. И вдруг сразу делается серьезный такой, смурной,  словно

вспомнил что-то - и мимо, мимо норовит,  как  бы  и  не  замечает...  Да

только шалишь! Все, голубчик, попался, и отныне на  роду  тебе  написано

очутится вскорости в больнице с парой переломов, а то и  с  чем  похуже.

Почему? Потому что это вот чучело так врезается в память, что вроде бы и

забыл ты его - ан нет, в самый неподходящий момент - улицу там перебега-

ешь или купаешься - вспомнится. Да не так, как умершая надысь пратетя  -

вздрогнул и плюнул. Нет, тут все остальное забудешь... Иногда одного не-

ловкого движения достаточно, чтобы загреметь - а тут словно кто под  ло-

коть толкает. Глядишь, вот и поскользнулся перед самосвалом, или  выныр-

нуть забыл; или рука дрогнула, что бревнышко держит центнера на два -  и

ты уже под ним грудой обломков. Один ли хрен,  под  самосвалом  или  под

бревном...

   Всех я их запомнил, голубков - как стояли на переменках кружком, зубы

скалили; как издевались: "Что, Кривой, куклу завел? Может, и в  штанишки

прудишь, гы-гы-гы!. . " И как все меньше их было. Первый  погорел  через

три дня - поражение электротоком. Еще двое отравились какой-то  химичес-

кой бурдой - убей, не знаю, связано это с "дергунцом" или нет.  А  когда

еще одного с переломом обеих ног увезли, оставшиеся  попритихли.  Только

глазами зырк, зырк на меня, и в шепот. Почуяли. Вокруг  тоже  попритихли

что происходит, непонятно, но что-то происходит. И тоже - на меня.  Хоть

вообще на уроки не ходи... Пришлось притвориться деревянным  и  терпеть.

Недолго - через месяц ни одного в школе не осталось, и я зарыл  "дергун-

ца" на пустыре. Надеюсь, он уже сгнил... Может, конечно, кто и  посейчас

жив, только не верится - с этой пиявкой в мозгу... Нет, не  верю.  Жалко

их не было. Вот жутко - это да! Иной раз спать не мог - все мучился... А

черт его знает, как это называется - совесть или еще как. Сделанного  не

воротишь - это я точно знал.

   В школе меня побаиваться стали  -  уважение  оказывать.  Некоторые  в

прихлебатели набивались, и, что самое противное - в ушко зашептали, сво-

лочи! "Того-то, - шепчут, - и того-то ты... Это... можешь? Да он, паску-

да такой, знаешь, что о тебе говорил! А слабо доказать?" и т. д. Что от-

вечать на такое - матерщиной разве... Вот еще причина, что  в  школе  не

задержался. Уже учителя коситься начали - слухи-то ходят...  А  вот  что

два самых моих закадычных приятеля на мотоцикле перевернулись, это факт.

Хорошо, живы остались... Но ко мне после этого - ни ногой, что один, что

другой. И в школе обходили - незаметненько так... Не стал я  выяснять  -

они молчат, ну и я... И без того на душе муторно. Проще  всего  -  уйти.

Ушел... Да только недалеко - вот он я, сижу, дышу воздухом. Пожинаю пло-

ды. Что посеешь, то и пожнешь - народная мудрость, и нишкни перед ней. А

из-за чего? Все из-за того же - только если после мздырей обошлось парой

бессонных ночей, то ныне расплата малость  покруче...  Помнишь,  небось,

недавнюю заваруху? Вот-вот - из-за меня. Смешно подумать -  целый  город

на рога поставил. Если б узнали те сволочи - и часу бы не прожил. Хотя -

может, наоборот, посулили бы золотые горы... А один черт, пристукнули бы

потом. Кто? Так, можно сказать, что те же мздыри, только рангом  повыше,

и трясут они не младенцев, а всех нас. Ух, как я их ненавидел после  пу-

тейства! Круглопузые клопы, крестные папаши и крестные мамаши, разжирев-

шие на нас и на нас же срущие, эдак - с ленцой. Быдлу,  мол,  сойдет  за

патоку. Куда не сунешься, теперь один разговор -  "гонибабки".  Располз-

лась зараза... Подонки, фарца, мелкое жулье выперло на поверхность, рас-

фуфырилось, завоняло - новые люди. В компании если скажешь, что  рабочий

посмотрят, как на придурка и отодвинутся -  сгинь,  сгинь,  нечистый!  И

продолжат бесконечные свои разговоры о долларах, ценах, золоте,  о  том,

что и где дешевле - суетятся, брызгают слюной, считают копейки, болтливо

хвастаются  жратвой,  квартирами,  машинами,  сервизами...   Откуда   их

столько? Вроде и воспитывали нас, помнится - не деньги любить учили; кто

в космонавты хотел, кто в учителя, кто в доктора... Ну, в доктора и сей-

час не прочь - там платят неслабо, а вот в космонавты - уволь, не  зама-

нишь.

   ...В общем, потихоньку, полегоньку, а становилось мне невмоготу,  как

видел, что творилось вокруг. Главное - люди как менялись. Сегодня -  че-

ловек, а завтра, глядишь - вошь захребетная, с улыбкой -  чмок,  чмок...

Жирец наедает, спешит. Кому надо задницу полижут  и  опять  за  свое.  А

сколько их! Целое клопиное государство - ларьки, магазины, банки, биржи,

всякие конторы - все чмок, чмок! И я со своей нищей зарплатой кормлю  их

самих, их задастых отпрысков, их породистых - опять же задастых! - боло-

нок, их задастых шлюх и холуев... Тошнило меня уже от одного вида  глян-

цевых упаковок - как они от моего взгляда не сворачивались в трубочку...

Нет, не объяснить. Это как жить в унитазной дыре, что сверху, что  снизу

- дерьмо. И за всеми этими блестящими упаковками - оно же.

   ...Жил дальше - а что делать? Друзей вот растерял... Да были ли  они?

А ее... Ее видел издалека, в БМВ, с каким-то хлыщем. Кого ее? Дудки!  Уж

об этом-то я промолчу - не хочу душу травить. Одно скажу - верил я  этой

сучке с шестнадцати лет. Как оказалось - с шестнадцати лет она и начала.

И все - без комментариев!

   ...Не знаю, как тогда до дому добрался. Перед глазами темно, как пос-

ле стоваттной "свечки", в ушах звон... Как услышал я этот звон, так  все

понял. Это у меня как предупреждение - сейчас накатит. После  того  раза

такое со мной случалось, но как-то минуло. И я старался -  глаза  зажму-

ришь и только молишься кому-то - Христу, Будде или своему  холодильнику,

в который уперся лбом для охлаждения. Холодильник, так тот помогал... На

сей раз не помог. Я и не хотел. Решился. И сразу стало легче -  не  надо

ничего давить в себе - плыви по течению... Вот оно, это течение, подхва-

тило - прорвало плотину. Ух, какая это была силища! Точно тебя  стало  в

миллион раз больше, и ты продолжаешь расти - нет, не ты - уже не поймешь

кто, но с одним желанием - мстить! Все вот это вдруг сглотнуло меня  од-

ним глотком... В общем, минуты две я сидел оглушенный. Как  ни  странно,

это оказалось даже проще, чем со "мздырями" - всех под одну гребенку,  и

баста! Честно - я и сам не знал, что буду делать - но такая злоба  обуя-

ла, что уже чуть не давился ею. И еще - где-то глубоко эдакая палаческая

ухмылка сидела... Но все равно - честно! - не знал. Знал только, что ес-

ли не сделаю - сдохну от злости, ей-богу, не вру!  Даже  стихи  какие-то

вспомнились из школьной программы... как это там: "Горы  злобы  аж  ноги

гнут... Даже шея вспухает зобом... Лезет в рот, в глаза и  внутрь,  осе-

дая, влезает злоба". Вот это я и чувствовал - буквально. А... что делал?

Как сказать... Машина? Вроде... Только все равно неправильно. Машину де-

лают, чтобы она работала. Эта... делалась не для работы. Исполнение  же-

ланий не работа. Я хотел невозможного - это сейчас понимаешь, а для  не-

возможного требуются невозможные средства. Ни один педант не догадается,

что можно сотворить при желании! При н а с т о я щ е м желании...

   ...Только не спрашивай - как, все равно не скажу -  просто  не  знаю.

Нашло... Вспоминаются какие-то обрывки, как после сильной попойки  -  но

им и верить-то нельзя! Такая чушь - не присниться... Стены куда-то  плы-

вут, а вокруг - взлохмаченный дыбом линолеум дергается - шварк, шварк...

Зачем-то опять холодильник-истукан, только вывернутый наизнанку - откры-

ваю дверцу и снова попадаю на кухню! Почему-то на кухне все творилось  -

видать, это самое место в доме, где вольготно всякой нечисти. И мне тог-

дашнему... Одержимый, одно слово. И вкалывал, как проклятый -  что,  за-

чем? - ни мысли, словно автомат какой, терминатор, прости господи и  по-

милуй. Дальше помню смутно - врезалось только намертво, как стою в  сор-

тире и медленно выливаю в унитаз ананасовый компот из  банки,  с  эдаким

сладким содроганием чувствуя себя извращенцем. Ну, если точно - так  оно

и было.

   ...Эта штука не могла работать в принципе. Беспринципная машина. Амо-

ральный механизм - смешно? Сейчас мне почему-то не до смеха.  Очнулся  я

спустя черт знает сколько времени - по-моему, суток трое. Сначала не по-

нял, где нахожусь... Голова болела адски - плюнув на  кухонное  безобра-

зие, дотащился кое-как до дивана и залег часов на двадцать. Вот, пока  я

спал, и началось...

   ...Машина заработала? Как бы не так! Не могла она заработать - не для

этого делалась... Для чего же тогда? А черт его знает... Может для того,

чтобы отделаться от нее раз и навсегда. Так же,  как  в  свое  время  от

"дергунца" - но для чего я его делал, хоть догадывался, а  эта  штука...

Она просто была/жила. Я ее даже не назвал никак - "штука", и все. Сейчас

мне все кажется, что, может, если бы ее назвали по человечески, обошлось

бы полегче... Глупо, конечно - но в этом деле глупость иной  раз  мудрее

мудрости.

   ...Проснулся я от тишины - словно толкнул кто: "Не спи!" Гулкая такая

тишина, подозрительная... Лежу, прислушиваюсь, спросонья ничего не пони-

мая - какой нынче день на дворе? Не вспомнить...  А  вспомнил  -  совсем

другое; и сразу вскочил. Стою - а тишина-то за окном! Только листья шур-

шат, да где-то далеко сирена завывает. "Что же, - думаю, - такое я  нат-

ворил?" Однако, как ни старался, ничего не вспомнил, только голова забо-

лела. Махнул рукой на все и побрел на кухню чай ставить.

   ...Нет, не добрел я до кухни - повернул в ужасе и  ринулся  назад,  в

уютную свою комнатенку, словно страус -  зажмуренной  головой  в  песок.

Страшно... не то слово - жуть какая-то пробрала. Это тебе не "дергунец",

это... В общем, штука, и все. Или, если буквы переставить, тоже подходя-

ще - только кто эдакой "шутке" посмеется...  Хорошо,  что  успел  отвер-

нуться - на глазные яблоки будто надавило, и расфеерился передо мной бу-

кет чернильных клякс. И мурашки дерут медвежьими  когтями.  Кто  сказал,

что от мурашек не мрут? Я не рискнул проверить... Отдышался  кое-как,  а

потом, по здравому размышлению, накинул  куртку  и  пробкой  вылетел  за

дверь - ей-богу, не мог больше оставаться наедине с этой... этим...  Вы-

бежал, в общем, на улицу. Усекаешь? А в городе - второй день д а в и л ь

н и.

   ...На улице, на удивление, было пусто, и я все пытался вспомнить, ка-

кой сегодня день - похоже, воскресенье? Вокруг как вымерло. Дошел  акку-

рат до остановки трамвая, прежде чем углядел первого прохожего. Ну, этот

скорее пробежий - выскочил из "Форда" да как почесал! Я аж рот раскрыл -

ну и дела! Упитанный такой, с дипломатом... Смотрю, дивлюсь -  куда  это

он? Так и не узнал, куда... Да, точно - давилка. Тогда впервые у меня на

глазах сработала... Будь оно все проклято - я же не так  хотел!  Хотя  -

бес его знает, может, и хотел... Но все равно не так - уж больно  нелепо

как-то, по детски, от  обиды  на  весь  свет!  Страшненькая  обида-то...

Что-то пакостное в  ней,  дурнотное  средневековый  бред  вроде  "Молота

ведьм" или еще похлеще. Как  увидел  я,  что  с  толстяком  сделалось...

Только что бежал, торопился изо всех сил, бедняга - аж пот на лице  выс-

тупил, блестит. И вдруг его с каким-то особенно  противным  мокрым  чмо-

каньем вмяло в асфальт! Будто огромная нога опустилась на гадкое насеко-

мое... А потом, раздавив, еще эдак с хрустом растерло!

   ...В глазах потемнело - чуть не стравил, только нечем  желчью  блева-

нул. Какая-то розово-осклизлая каша с кровяными прожилками... А уж  кро-

ви-то! Чуть не пол-улицы залило. Стою, оцепенев, ничего не соображаю,  а

из "Форда" вылазит мрачный верзила в вылинявшей джинсовке и  смотрит  на

эту кляксу как малый ребенок на пролитое мороженое - и жалко, да не под-

нимать же. Плюнул, зыркнул в мою сторону: "Что, мать твою, несладко? Уже

второго придавило, е... б... !" Тут только я заметил чуть  подальше  еще

одну кляксу, только повысохшую - громадное бурое пятно на асфальте...  И

понял, куда бежал толстяк - еще дальше, прямо по курсу, блестит  золотом

вывеска - "Интро-Банк". И верзила подтверждает спокойно: "Все, накрылось

правление... Нынче должны были совещаться. Не успели... Этот  -  послед-

ний". Еще раз плюнул, сел в "Форд" и укатил. Оставив меня наедине с этой

красной лужей... Да только не думай, что я там остался разводить мировую

скорбь! Почесал не хуже покойника, хоть и тяжко - в брюхе крутит похуже,

чем с перепою, в башке стучит... А кругом ти-ихо. Только мухи жужжат.

   ...Эту неделю, наверное, долго не забудут. Так же, как  Варфоломеевс-

кую ночь. Город вымер - даже за хлебом боялись выходить. Потом уж разоб-

рались, что давит богатых - осмелели, про бога вспомнили...  Смех,  если

подумать - божья кара в одном, отдельно взятом городе!  Содом  с  Гомор-

рой... Я-то помалкивал да и то, прослывешь сумасшедшим. Не по себе было,

как вспоминал толстяка... Однако сделанного не воротишь - это  я  еще  с

"мздырей" крепко запомнил. Взялся за гуж - тяни, все равно ничего друго-

го не остается. Все же веселья мало было, как брался за газету - в  пер-

вый день несколько сот трупов, во второй... Потом поумнели, по домам от-

сиживаться начали - под крышей, вишь, не давит. Вообще быстро эту  меха-

нику раскусили - вскоре начали печатать квоту риска - то есть,  с  какой

суммы какой риск. С десятью миллионами,  например,  под  небом  походишь

пять минут, с двадцатью - около трех... Поначалу хоть квота была прилич-

ной - давило тех, у кого действительно большие деньги.  Много  ли  таких

наберется? Мне эти деньги и за сто лет не скопить -  ну,  и  злорадство-

вал... Дурень. Забыл, как с "мздырями" обошлось... Вот то-то - не  обош-

лось ведь! Так отрыгнулось...

   Значит, существовал я эдаким розовым щенком дня три -  домой  заходил

редко, отсиживался на работе, иногда и ночевал там, а когда  у  кого  из

знакомых... Не лежала у меня душа к тому, что на кухне завел - и  думать

об этом боялся. На улицу, понятное дело, тоже не очень  лез  -  давилка,

если поблизости плюхнет, придавит вместе  с  виновником  и  не  спросит,

сколько трудовых грошей скопил. Народ стал пуганым.  На  улице  друг  от

дружки шарахаются - поди, узнай, кого в следующий раз...  Транспорт  пе-

рестал ходить - водилы соглашались только рабочих по утрам развозить  уж

среди них-то миллионер вряд ли затешется. В общем-то не так уж плохо шло

поначалу, как последнего брокера - или кого там? - придавило. Стали даже

потихоньку выползать на свежий воздух... А воздух действительно  казался

свежим - идешь, и никаких тебе наглых витрин, что в лицо  плюют  каждому

прохожему - не про тебя, мол! Позакрывали не все, правда. И ларьки неко-

торые остались - но и те... Кто там сидит - не хозяева,  продавцы,  сами

деньги до получки считают.  Н-да...  Думал,  все  кончилось.  Оказалось,

только первый круг. А сколько их... Девять? Это у Данте. А у нас сколько

накрутишь... И тут не до счета.

   ...Очередной визг подняли с субботы - на улицах опять опустело. Квота

сократилась вдвое - те, у кого больше пяти миллионов, трясутся по  квар-

тирам, остальные гадают, сколько еще осталась ждать - то ли  само  прой-

дет, то ли пока всех не передавит. Бродят смутные слухи о каких-то  пог-

ромах в богатых домах, по стенам расклеены листовки  с  призывами  изба-

виться от паразитов раз и навсегда - и с нами Бог! В  уголовной  хронике

появились первые сбитчики - это те, кто всей компанией какому-нибудь бе-

долаге незаметно  одолжат  до  пяти  миллионов  и  ждут,  чем  кончится.

Действовало безотказно - если не успеет в течении пары минут  избавиться

от деньжат. Иных какие-то подонки силой выволакивали и  бросали  посреди

улицы - развлекались, гады, добежит - не добежит. Самые умные вкладывали

деньги в дома, машины - оказывается, давит только  тех,  у  кого  налич-

ность, или там золото,  камни  -  ну,  все,  что  вместо  денег.  Эдакая

вульгарная политэкономия - марксизм, не  марксизм...  Мраксизм,  короче.

Так что по настоящему богатые почти не пострадали - так,  мелочь,  пере-

купщики... Но сколько их передавило! Хорошо,  детей  вовремя  догадались

вывезти - благо, лето. Тут деньги нашлись! После того,  как  и  в  мэрии

кое-кого придавило... В общем, словно катком по  прошлись  по  городу  -

чисто и мертво. Кавказцев, так тех и за сто верст не видать - на  рынках

тишина, благодать, кроме овощей ни хрена нет. То есть, хрен-то как раз и

есть, а фруктов нет ну, кроме, разве, яблок - смелые люди, видать,  тор-

говали. Да о чем я! - черт, сразу и не сообразить - тут людей давит, а я

о фруктах... Не в них печаль. Не кончается все это - вот что.  Как  кос-

тер, пока все топливо не выгорит. А топлива у нас...  И  можно  предста-

вить, как это мне все обрыдло. Если после "мздырей" я спать не  мог,  то

сейчас... Словно проклятый. Словно хожу по  колено  в  кровавом  дерьме.

Да-да - буквально, как наяву, и все время хочется  вымыться.  Начал  бо-

яться за свои винтики - как бы с резьбы не сорвало. Но окончательно  до-

конало, представь - теннисиста одного... У нас в городе... Нет, не  хочу

и вспоминать - уж больно тошно. Корт потом отмывали... Это аккурат после

выигрыша - не успел еще даже кубок этот свой получить... Тьфу!  Ну  и...

Вроде последней капли мне и не хватало. Света не взвидел, до того  тоск-

ливо стало, и, как обычно, наехала на меня эта дурь. Да только как! Если

раньше телегой, то сейчас чугунным катком. Вот я и почувствовал, как это

- когда давят... Тут уж ничего не поможет - понял сразу. Сиди и жди, че-

го выйдет... Сидеть-то и не пришлось - потащило меня со страшной  силой.

Пробовал упереться - куда! Чуть руки не пообрывал - закон тяготения  по-

менялся - и чую, чую, куда тащит-то! И внутри все обрывается,  в  глазах

темно... Все. Точка. Теперь уже - точка... Пошел я...  К  себе.  Уж  все

равно стало... Пошел. Трясусь весь - если кто видел, небось,  за  припа-

дочного приняли. Да кто внимание обратит на еще одного психа - ноне уро-

жайный год, много их по городу бродит... На мое счастье,  до  дому  было

рукой подать два квартала (у знакомого телевизор смотрел). Дошатался  до

двери - уже плохо помню, как открыл, лица не чувствую, руки немеют,  как

отнимаются, а я все пру - и понимаю ведь так ясно, что против себя само-

го и пру, но что-то несет, и страшно - не остановиться... В общем, нака-

тило окончательно, и больше ничего не помню, хоть убей... Тогда и насту-

пила пауза.

   Пятого? Нет, шестого, в понедельник - точнее, часов в пять  вечера...

Первое, что увидел и запомнил - циферблат будильника. Он у меня электри-

ческий, завода не требует, так и тикал все это время... Пять часов вече-

ра - за окном темно, небо затянуло тучами - сроду таких не видел -  низ-

кие, хмурые... До этого-то все ясная погода была - сейчас на это  ссыла-

ются, тоже - причину нашли. А впрочем, кто его знает - все может быть...

То есть, до такой степени все, что диву даешься!

   ...Лежу я себе, даже не знаю, на чем, отдыхаю. На душе спокойно так -

давно так не было, уже и забыл, что вообще бывает... Словно уже  завеща-

ние написал. Тучи все гуще - уже чуть не в окно лезут, но тихо - ни гро-

ма, ни дождя... Наползают. Лежу, цепенею - мыслей никаких, вот-вот корни

пущу. И вдруг, без перехода день. Те же тучи, та же  хмарь,  но  все  по

другому, как будто солнце выглянуло. Ожил - вот такое ощущение. Оцепене-

ние как рукой сняло - вскочил, осмотрелся... Все по-прежнему. Но  это  в

комнате - оказывается, я в комнате на диване прикорнул. Сделал пару  ша-

гов, заглянул в кухню - а сам дверь рукой придерживаю - боязно все-таки.

Ничего... Никакой мути, ничего - просто разгром полный пол в  лохмотьях,

из шкафов что-то длинное свисает, как мох вермишель,  наверное.  Любимый

холодильник тут же. Открыл - даже  лампочка  зажглась.  Посмотрел,  зак-

рыл... Смех, ей богу - весь город в страхе, чуть не тысячу человек зада-

вило, а тут какая-то ветхая кухонька. Во бред! Я чуть  не  расхохотался,

так на душе легко стало. Как будто глотнул чего-то веселящего. И не  бы-

вает никакой боли на свете, и не случается в мире никаких несчастий... В

общем что-то вроде местной анестезии, пока  действует  -  блаженствуешь.

Зато потом...

   ...Отходняк начался через час. Час безоблачного счастья -  стрелка  в

нулевом положении, полное равновесие и невесомость. Тогда я еще  не  по-

нял, что произошло, думал - все кончилось... И единственными последстви-

ями останутся лишь бурые кляксы на асфальте... Вот как эта мысль пришла,

тут наркоз и перестал. Аккурат в 18. 00 - даже  время  заметил.  Мудрено

пропустить - с этого времени совесть  начала  пережевывать  меня  своими

желтыми тупыми зубами. Тут особенно ощущаешь, как  прекрасно  мир  может

без тебя обойтись, и как это было бы здорово и прекрасно. Поневоле  нач-

нешь завидовать самоубийцам - у них всегда есть запасной выход...  Но  у

меня этого выхода не было - приходилось терпеть. И вот, с какого-то вре-

мени этого терпежу меня начало дергать. Нет, не эпилепсия - злоба. Скор-

чило вдруг меня ненавистью страшной силы - и к кому? К таким же, как  я,

бедолагам! "Быдло, быдло!" - хриплю, в ушах знакомый колокольчик  надры-

вается... За все трупы всмятку, за кровищу  на  улицах,  за  накопленный

страх, за погромы - за все, за все! Подхватывает этот мутно-сладкий  по-

ток, тащит куда-то - знакомым маршрутом! И вдруг со всего маху - об  ка-

менную стену. Треснуло меня по лбу, глаза раскрыл  -  сплошные  радужные

переливы... Зато в мозгах ясность полная. Потому - понял я, наконец, что

за чертов божий дар мне достался, и откуда эта ненависть берется. Не моя

это ненависть. Нет! Это же тех, пуганых клопов - но как она до меня дос-

туп-то нашла? Все я припомнил разом - и школу, и "дергунца"...  Нет,  не

колдун я. И вообще - никто. Приемник... Точно  -  радиоприемник,  только

принимаю не "Европу плюс" и не "Маяк", а людей - настраиваюсь на их вол-

ну, на их желания... И исполняю их! Тогда, в школе, все хотели  избавле-

ния от шайки. Я хотел того же, я использовал силу всех - и сделал это. А

"давилка"... Бог мой, сколько же миллионов народу хотело этого? И я, мо-

гучий побирушка, тем и могуч, как Отец-река батюшка, вбирая в  себя  все

ручейки-ручеечки. Ох, как обидно мне стало! Со всего маху да  мордой  об

пол "дергунец" ты, голубчик, марионетка е...я,  карманный  палач...  Уже

звону в ушах поубавилось - теперь я с е б я ненавидел. Дерьмо, кретин! -

каких только слов не испытал на своей особе, во сне таких не  приснится.

Вот уж к этому-то точно - божий дар!

   ...Когда прошел запал - начал слушать. Себя - кроме  ведь  нет  нико-

го... Зябко мне стало - не ушла злоба, нет. Затаилась и ждет.  Теперь-то

я знал, чего ждет - крови, изуродованных трупов... И зацепенел, замлел -

потому, страшно представить, если вновь начнет давить, а теперь уж  -  и

вовсе безвинных. Тех же работяг  с  заводов,  нищих  инженеров,  бомжей,

беспризорников, бабушек и дедушек... Дак и я же один из них! Тут уж ста-

ло страшно по настоящему - до того все других касалось, а вот  теперь...

Меня, меня может задавить эта дрянь! Посмотрел я на свою руку, что,  как

чужая, ходуном ходит на колене... Решай, брат. С кем ты нынче - с  теми,

кто давит? Тогда надо стать одним из них. Это ведь несложно - заработать

миллион. Стрясти с кого или грабануть походя... И жить после этого.

   ...Чуть не вывернуло меня наизнанку от тошнотных этих мыслей -  будто

патоки нахлебался. Не-ет, кем хочешь буду - палачом, убийцей, но не пре-

дателем! И рванула вновь злоба на толстых и сытеньких - даешь,  поганцы,

свою клопиную жизнь! И - как я устал от звона в ушах... Ведь что получи-

лось - не хочешь исполнять одно, исполняй  противоположное.  Но  быть-то

кем, если оба они во мне?! И гады эти, прибогатые - и их мне стало  жал-

ко, бедолаг с "дипломатами", хозяев жизни этой жалкой... "Хватит уже!  -

вопит что-то внутри - Хватит! Пусть живут, как смогут -  может,  дети  у

них подальше от яблони откатятся... " Качает меня туда,  сюда  -  качает

маятником, но не прибиться уже ни к одному из берегов.  Ненависть  стала

появляться уже к самой этой ненависти - зачем она? Прилипла, как  липуч-

ка, и без нее теперь - никуда?! Хватит! Баста! Идите вы... Люди,  людиш-

ки, хари обсморкнутые - отвалите все! Я - сам... Сам себе... Я сам  себе

свет! Я сам себе - бог... М-ми... милосер-рд! (грохот,  как  от  обвала)

Даешь! Даешь, твою мать... Уррра! Урр... Урр... ... ранг нах остен!  Рот

фронт, но пасаран... сран...  срам...  (какие-то  паровозы  затутукали);

о... а... кт! бы... ы...

   Он!

   Он - у небес в воспаленном фоне,

   прикрученный мною, стоит человек.

   (Вл. Маяковский)

   Я здесь.

   Не бойся, сижу, где сидится - на облупленной садовой  скамейке.  Одна

рука вправо, другая - влево... Ноги вместе. Тополя громадные, небо  зак-

рывают - не поймешь, то ли день, то ли вечер... Но здесь всегда  так.  И

никого нет вокруг - я один. Торчу, как перст в... Одна  рука  -  вправо,

другая влево. Как и тыщу лет назад, и две. Понял, нет? А-а, фиг с  тобой

- все равно не докричишься... С креста вопили - не дошло, а  тут  с  ка-

кой-то плюгавой скамейки. Не я первый... Жаль, поздно понял - ведь  пра-

вильно твердил себе смолоду - не высовывайся! Существовал бы,  может,  и

посейчас - серое на сером... Нет, жареный петух клюнул - полез  благоде-

тельствовать человечество...

   Ты еще слушаешь? Ну, я не знаю, откуда - может, у  кого-то  в  голове

винтиков не хватает, так через него, а может, еще как... Может,  напишет

кто - у писателей тоже мозги набекрень. Вон, Библию-то написали... Смеш-

но, конечно - Евангелие от Кривого. Но я надежды не теряю - потому,  мо-

жет, и жив еще. Только ты уж поспеши - тяжело здесь... Нет бы просто си-

деть - боль донимает. Знаешь, резь в боку - под ребром, справа. Регуляр-

но, сволочь такая, теребит - аж дух перехватывает. И все глубже с каждым

разом. Боюсь я... Поторопись, слышь? Да какая мне разница, кто  ты!  Кем

бы ни был - ведь это из-за тебя я тут... терплю... терплю еще... Ты ведь

хотел - я только исполнял... За что же меня так! Тебя, тебя нужно  сюда,

на это место - гвоздиком поковырять, что за гад такой!.. Вз... В  печен-

ках ты у меня, понятно?!!

   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   ...подожди. Прости... Не надо было - так. Ты... отпусти меня. Выпусти

меня отсюда... Пожалуйста! Как? Ну, это же  так  просто  -  отпустить...

Ведь хватит уже. В самом деле, хватит ну, пошутили, и будет, а?  Ведь  я

не хотел - так. Вышло-то, конечно, коряво... Ну, плохо, конечно, вышло -

но ведь если подумать, я мог бы и другое. И как мог! Двумя  хлебами  на-

кормить, воду там в вино - тьфу! Ерунда! Я знаю теперь, я  могу,  это  -

исполнять... Только пожелай! Пожелай и ты, и ты - все! И я исполню - вот

честное слово!

   ...Только не смерти желай-то, черт тебя подери!!!