Николай РОМАНЕЦКИЙ

                         КОВЧЕГ НА ВТОРОЙ ЛИНИИ

     Здания нависали над улицей темными серыми глыбами. И дождь был  почти

таким же темно-серым. С куцей прически текло  прямо  за  воротник,  мокрая

одежда банным листом липла к спине.

     Вот и тот дом, где он обнаружил номер шесть. И если бы не  подключили

к прочесыванию, уже нашел бы и номер семь. Наверняка.

     Р. вошел в знакомый подъезд, и лить сверху перестало.  Прошагал  мимо

распахнутой настежь двери старинного лифта, по лестнице поднялся на третий

этаж. Налево девятая квартира, здесь  был  найден  шестой.  Р.  подошел  к

квартире номер десять,  замер  у  двери,  прислушался.  За  дверью  царила

тишина, правда это абсолютно ни о чем не говорило. Р. настойчиво постучал,

оставляя на обивке мокрые следы. Снова прислушался. Тишь, гладь  да  Божья

благодать!.. Тогда он поставил сумку на пол и принялся расчищать дорогу.

     Дверь с табличкой "10" оказалась преградой несерьезной,  так  что  он

разнес ее с третьего удара: силой-то Господь не обидел, а сила - она  и  в

Африке сила. Когда дверь рухнула, он еще раз прислушался. Из недр квартиры

так и не раздалось ни единого звука. Это по-прежнему ни о чем не говорило.

Он взял в руки сумку и  шагнул  через  порог.  Запорную  коробку  у  замка

изготовили,  по-видимому,  с  браком:   полуторамиллиметровая   сталь   не

выдержала. Шурупы же,  крепящие  петли,  и  вовсе  полностью  вылетели  из

дерева. Острый угол сломанной запорной коробки разодрал Р. левый рукав, но

это не имело значения.

     Стены в прихожей выглядели изрядно обшарпанными. Судя по всему,  люди

тут жили небогатые, и это вселяло  определенную  надежду.  Если,  конечно,

хозяева - не пенсионеры...

     Он шагнул из прихожей в коридор.

     По крайней мере один пенсионер здесь все-таки жил:  посреди  коридора

лежал старик в застиранной голубой майке и серых фланелевых брюках. Борода

задрана к потолку, лицо умиротворенное. Больше мертвых тел в  коридоре  не

наблюдалось. Р., не задерживаясь, перешагнул через старика: трупы  не  его

забота, следом пойдут другие.

     Комнат было две. Плюс кухня. Обстановка неброская, мебель старенькая.

Обнаружил еще два трупа. На кухне. Седая старуха в  засаленном  неопрятном

халате и женщина лет тридцати. По-видимому, дочка хозяев. Пришла проведать

своих стариков, да тут и осталась. Желтая блузка-безрукавка, модные брючки

апельсинового  цвета,  грива  пшеничных  волос  рассыпалась  по   голубому

линолеуму.

     Р. осмотрел кухню, заглянул в столы. Съестные припасы и хозяйственная

утварь. Коробки не открывал - ни к чему, слишком маленькие. Номер  два  он

обнаружил вчера в холодильнике. Правда в том случае и дурак бы  догадался:

перед агрегатом громоздилась целая куча  продуктов.  Здесь  на  полу  было

чисто, да и холодильник оказался маленьким ("Полюс" начала  века),  но  Р.

все-таки заглянул внутрь.

     Потом прошелся по комнатам, открывал скрипучие дверцы шкафов, рылся в

белье, став на четвереньки, рассматривал  пыль  под  кроватью.  Напоследок

заглянул в санузел. Санузел оказался почему-то совмещенным,  на  месте  же

туалета -  небольшая  кладовка.  Понятно,  при  строительстве  сделано  по

индивидуальному заказу. Стало  быть,  когда-то  хозяева  ведали  и  лучшие

времена. Р. порылся в кладовке, перебирая  хранимый  стариками  никому  не

нужный хлам. Пусто.

     По квартире протянулась цепочка грязных  следов,  отметившая  маршрут

его поисков. Перешагнув через труп хозяина, он вернулся в прихожую. Поднял

с пола сумку, перекинул через правое  плечо  и,  еще  раз  зацепившись  за

запорную коробку, вышел на лестничную площадку.

     Теперь очередь квартиры номер одиннадцать. Дверь здесь  оказалась  не

чета предыдущей - под деревом явный металл. А  возможно,  и  вовсе  броня.

Наверное, жили тут люди состоятельные и осторожные.

     Р. расстегнул молнию, вытащил из сумки промышленный  лазерный  резак.

Это вам не армейский лайтинг ближнего боя - с любой броней справится,  чем

бы она ни была легирована. Не спеша  начинать  рез,  "фомкой"  снес  около

замков деревянную обшивку. Потом нацепил защитные очки.  Все  по  правилам

техники безопасности: глаза следует беречь, дело еще  не  сделано.  А  два

глаза  всегда  лучше,  чем  один,   -   стереоскопическое   зрение,   сами

понимаете...

     Броня оказалась приличной: на первое  отверстие  потребовалась  целая

минута. Дальше пошло живее - только искры дождем посыпались. Металл стекал

на пол огненными каплями, под вертикальным резом  быстро  вырос  небольшой

сталагмит. Подобная дверь попалась впервые, но через пять минут он  с  нею

справился.  Резак  был  хорош,  совершенно  не  нагрелся.  Кажется,  такие

выпускает Ижорский завод. Вернее, выпускал...

     Р.  выключил  резак,  убрал  в  сумку.  Взамен  достал  огнетушитель,

быстренько разделался с начинающимся пожаром. Заодно загасил и  вздумавшую

тлеть полу у куртки - наверное, искра угодила.

     На улице раздались выстрелы, звонкие, сухие, с треском. Между  домами

прогулялось многоголосое эхо, не позволившее  определить  направление.  Но

стрельба шла явно в отдалении, и Р.  решил,  что  выстрелы  не  стоят  его

внимания.

     Убрав огнетушитель в сумку, он выбил замки и распахнул тяжелую дверь.

     Прихожая здесь  была  полной  противоположностью  преддверию  недавно

покинутой квартиры. Дорогие обои глубоких тонов, потолок задрапирован  под

звездное небо, на стене бронзовый светильник, рядом - в бронзу  же  одетое

зеркало. Под зеркалом труп мужчины.  На  трупе  плащ,  не  застегнутый  на

пуговицы, шляпа откатилась в угол. Наверное, хозяин...  Собирался  куда-то

отправиться, да вот не успел. Когда в прихожей  зажегся  свет,  на  правой

руке мертвеца сверкнул крупным камнем перстень. Двери украшены смальтовыми

витражами. Роскошь прет из всех щелей - богатое обиталище...

     Пахло дымом, но Р. запах не мешал. Вчера  подобные  запахи  перестали

его раздражать. Р. прошелся по квартире. Комнаты и кухня  были  под  стать

прихожей: антикварная  мебель,  дорогие  обои,  бронза  и  фарфор...  Одна

комната - явный кабинет. Огромный письменный стол, на столе тейлор высшего

класса, с управленческой консолью. Тейлор по какой-то причине не  выключен

- темный дисплей помигивает звездочками. Тут же диктофон. Наверное, хозяин

квартиры - крупная шишка. Странно только, почему он в городе - ведь  вчера

было воскресенье, самое время обитать в загородном доме.

     В другой комнате - расфуфыренная  дамочка,  лежащая  на  кровати.  На

дамочке китайский желтый халат с драконами. Открытые глаза смотрят  сквозь

потолок, левая рука на объемистой  груди,  правая  вцепилась  в  раскрытую

книгу.

     Интерес у него  все-таки  проснулся.  Р.  подошел,  выдрал  книгу  из

окоченевших пальцев. Да, не ошибся. Его эта книжка, последняя. Так  вот  -

последней - и останется... Наверное, дамочка с интересом глотала страницы,

а тут и настигла ее рука Господа.

     Без интереса дамочка читать не  могла.  Книги  Р.  либо  не  покупали

вовсе, либо проглатывали в один  присест.  А  потом  до  хрипоты  спорили:

сказал Р. данным произведением новое слово в литературе или не сподобился.

     Оказывается, память - как и интерес - еще жила... Но он не удивился -

вчерашний день отнял у  него  способность  удивляться.  Однако,  поскольку

память еще жила, книжка, подобно руке Господа,  вытащила  из  небытия  всю

цепочку...

     Чудо родилось неделю назад. В прошлое воскресенье,  к  вечеру,  вдруг

поднялся сильный ветер, оборвал  только  что  начавшийся,  запланированный

метеослужбой  дождь  и  разметал  по  горизонту  тяжеленные  серые   тучи.

Метеорологи клялись, что, согласно их планам, понедельник и вторник должны

быть привычно-унылыми  осенними  днями  и  то,  что  происходит  с  небом,

совершается вопреки усилиям их "кухонь погоды". Что за силы  задействованы

для подобного нарушения их планов, они себе  не  представляют.  Разве  что

вмешался Господь со своей небесной ратью...

     Как бы то ни было, на город опустилась  по-августовски  черная  ночь,

такая, какой она бывает только в новолуние. Впрочем, новолуние как  раз  и

приближалось...

     Ночь продолжалась всего  час,  а  потом  небеса  расцвели.  И  вместо

обычного дождя хлынул звездный. Сотни ярких метеоров рушились с неба. Все,

кто не был прикован к постели и не валялся мертвецки пьяным,  высыпали  на

улицу. А те, кто смотрел "Всемирные новости", узнали вскоре, что  все  это

началось три часа назад, еще над Сибирью, хотя никто так и не понял, каким

образом в более  западных  местностях  обеспечивалось  неожиданное  начало

красочного представления. Кстати, мертвецки пьяные ничего  не  пропустили,

потому что звездный ливень падал с неба в  течение  пяти  ночей  над  всей

Землей и  всякий  успел  налюбоваться.  Астрономы  вдребезги  ломали  свои

головы, пытаясь связать необычное  явление  с  метеорным  потоком  Орионид

[Ориониды - метеорный поток с периодом активности 1825 октября]. Однако  в

первую же ночь обнаружилось, что постоянного радианта наблюдаемый поток не

имеет, а потом оказалось, что "падающие звезды"  и  вообще  не  связаны  с

метеорами. Во всяком случае, наблюдатели с  орбитальных  станций  заявили,

что такой поток от их локационных средств никак не  может  спрятаться,  но

приборы - удивительное дело! -  ничего  не  регистрируют.  Разве  что  эти

метеоры не отражают электромагнитное излучение...

     По  миру  пошли  разговоры,  что  тут  замешана  рука  Господа.  Одни

утверждали, что это Божья благодать, другие  -  что  это  предзнаменование

Божьей кары.

     Звездный ливень  сыпался  из  хлябей  небесных  до  самого  уик-энда.

Вечером в пятницу снова подул незапланированный ветер,  принес  неизвестно

откуда разогнанные в прошлое воскресенье серые тучи, и пошел наконец столь

же незапланированный дождь из аш-два-о. В субботу наблюдалась  удивительно

теплая для этого времени года солнечная погода, а в воскресенье, с  самого

утра, снова зарядил дождь, не по-осеннему крупный. Словно грозовой, только

без грома и молний. Впрочем, не заставила себя долго ждать и "гроза"...

    Р. обыскивал квартиру недолго. В подобных жилищах вся обстановка

показывает, что искать нечего. Полный порядок, всякая вещь знает свое

место, натертые блестящие полы, на каждом углу антиквариат, в серванте,

помимо фарфора, дорогой хрусталь. Тем не менее Р. дотошно осматривал

подозрительные места. А когда, стоя на четвереньках, заглянул под

монументальную, красного дерева, двуспальную кровать, навсегда убаюкавшую

дамочку в драконах, понял вдруг, что в квартире он уже не один.

     Р. поднялся с колен, достал из кобуры "николаев" с  глушителем  и  не

таясь вышел из спальни. Паркет был отлично уложен и совершенно не скрипел.

Двери тоже открывались бесшумно.

     Незваный гость сдирал перстень с  руки  хозяина.  Был  он  настороже,

угрозу почувствовал вовремя, обернувшись сразу выстрелил. Пуля впилась  Р.

в  левое  предплечье.  И  тут  же  встречный  кусочек  свинца   просверлил

незнакомцу лоб, и гость улегся рядом с трупом хозяина.

     Вот я и стал убийцей, равнодушно подумал Р. и посмотрел на свою левую

руку. Пуля прошла навылет, и он, убедившись, что руку не оторвало напрочь,

тут же забыл о ней. Подошел к  убитому,  без  интереса  заглянул  в  лицо.

Молодой парень, но физиономия вся опухла от пьянства.  Этот  наверняка  не

видел в своей жизни ни одной "падающей звезды". Потому и уцелел вчера.  Но

с таким владением  пистолетом  у  него  не  было  никаких  шансов  уцелеть

сегодня. А тем более - завтра. Свой бы брат прикончил, мародер. В подобной

ситуации надо укладывать противника первым же выстрелом. Наповал.

     Р. покрутил головой, отыскал укатившийся к стене перстень и аккуратно

водрузил на место, на окостеневший  хозяйский  палец.  Санитарная  команда

явится - разберется...

     Он взял на кухне  свою  сумку  и  открыл  входную  дверь.  Деревянная

обшивка снова дымилась. Пришлось еще раз пустить в ход огнетушитель. Потом

он вернулся в квартиру и отыскал в ванной ведро. Вылил на дверь  несколько

ведер воды. Вода шипела,  ручейками  бежала  по  лестничным  ступенькам...

Впрочем, никому внизу она помешать уже не могла. Вернув ведро на место, Р.

покинул квартиру и стал неспешно подниматься на четвертый этаж.

     Дом был пятиэтажным. Через час  Р.  проверил  последнюю  квартиру.  К

сожалению, время было потрачено зря: поиски успехом не увенчались.  Он  не

сожалел, со вчерашнего  дня  он  потерял  способность  сожалеть.  Пока  он

ковырялся в последней квартире этого подъезда, на улице вновь  раздавались

выстрелы. По-видимому, стреляли мародеры. А  может  быть,  в  мародеров...

Всего один день прошел, а уже объявились охотники до чужого  добра.  Хотя,

по правде говоря, они никогда и не переводились. Должно быть, рассчитывают

уцелеть...

     На его левом запястье зачирикала рация. До сих пор она была мертва.

     - Слушаю. -  Он  назвал  свою  фамилию,  известную  практически  всей

России.

     - Сквозная проверка  отменяется,  -  сказал  бесполый  голос.  -  Вам

надлежит проверить следующие адреса...

     Голос принялся перечислять номера квартир.  Р.  слушал  и  запоминал.

Наверное, разобрались наконец с адресными файлами в  Информатории.  Теперь

дело пойдет быстрее.  А  пропущенные  жилища  все  равно  будут  проверены

санитарными командами. Ему же попроще. И так уже становится тяжело...

     Р. подтвердил получение  задания  и  начал  спускаться  по  лестнице.

Прошел мимо всех взломанных им квартир, но ни в одну заглядывать не  стал.

Бессмысленно - если кто там и шурует сейчас,  пусть  себе  порезвится.  От

судьбы своей все равно не убежит.

     На улице на него вновь обрушился дождь. Р. было на это  наплевать,  а

сама затея с применением дождя была весьма неглупа. Сколько  потенциальных

пожаров,  вызванных  авариями,  потушили  таким  образом...  Существовала,

правда, угроза наводнения, но если затеявшие все это не  дураки  -  а  они

явно не дураки, - то дождь должен идти только там,  где  жили  и  работали

люди.

     Сквозь шум дождя донесся какой-то звук. Р. остановился,  прислушался:

ему показалось, что где-то крикнул ребенок. Однако больше ничего  похожего

на детский крик не было слышно. Лишь отдаленные выстрелы.

     Он вошел в следующий подъезд, отряхнулся всем телом,  словно  собака,

забрызгав стены и пол, и начал подниматься по лестнице: названная по рации

квартира находилась на втором  этаже.  Преодолев  пролет,  обнаружил,  что

нужная ему дверь уже взломана.

     По-видимому, в квартире  побывали  мародеры,  потому  что  санитарные

команды до этого дома еще не  добрались.  После  мародеров  наверняка  тут

делать нечего, но  Р.  решил  на  всякий  случай  зайти:  может  быть,  он

действительно слышал крик ребенка.

     Распахнул остатки двери, ввалился в прихожую. В квартире кто-то  был.

Направо закрытая комната,  но  шум  раздавался  не  оттуда.  Р.  шагнул  в

коридор, достал из кобуры "николаев". Шуровали на кухне.

     - Гера! - донесся сиплый голос. - Я тут похавать надыбала.  И  водяра

имеется... Вали сюда!

     Через секунду женщина  появилась  на  пороге  кухни.  В  правой  руке

бутылка  "Петра  Великого",  в  левой  надкушенный  огурец.  Увидела   Р.,

перестала жевать, попятилась.

     - Ге-е-ера-а!!! - Недожеванная зелень вывалилась  из  щербатого  рта,

скользнув по груди, полетела на пол. Крик перешел в истошный визг.

     Р. аккуратно нажал  спусковую  скобу.  Визг  оборвался:  пуля  попала

женщине прямо в рот. Р. было все равно куда стрелять, но визг мог помешать

услышать голос ребенка,  а  руки  олимпийского  чемпиона  по  стрельбе  из

пистолета сами  знали  свое  дело.  Впрочем,  чемпионство  тоже  не  имело

никакого значения...

     Р. остановился, размышляя. Где этот Гера, которого звала не  успевшая

закусить дамочка?..

     - Брось ствол, гнида! - донеслось сзади. Голос тоже был сиплый, но на

этот раз мужской.

     Р. обернулся. Гера выстрелил, пуля просвистела  у  Р.  возле  правого

уха. Во второй раз Гера выстрелить не успел: маленькая дырочка во  лбу,  и

Геру отбросило на стену.

     Пистолет  в  трясущихся  с  похмелья  руках  не  страшнее  новогодней

хлопушки, подумал  Р.,  отодвинул  тело  ногой  и  вошел  в  комнату,  где

скрывался Гера.

     На полу лежал  трупик  ребенка.  Мальчик,  года  четыре.  Разодранная

рубашонка, перекошенное личико, открытый ротик, на белой  шейке  -  темные

пятна.

     Р. опустился на колени. Тельце было еще теплым -  Герина  работа.  Р.

включил рацию,  вызвал  бригаду  реаниматоров.  Не  дожидаясь,  взялся  за

искусственное дыхание. Потом попробовал  метод  "рот  в  рот".  Получалось

плохо - слабый выдох, - но все же лучше,  чем  ничего.  Через  пару  минут

снаружи  послышался  характерный  шум  приземляющегося  "джампера",  и   в

квартиру ввалились реаниматоры. Белые халаты, сухие -  наверное,  водитель

посадил машину  вплотную  к  подъезду,  использовав  козырек,  -  в  руках

чемоданчики с аппаратурой. Открыли чемоданчики, склонились  над  ребенком,

подняли, положили на диван.

     Р. не стал мешать, отправился осматривать квартиру. На кухне  бедлам:

судя по всему, шуровала дамочка с  огурцом.  На  столе  открытая  литровая

банка маринованных томатов, полбуханки черствого  хлеба,  два  наполненных

прозрачной жидкостью стакана. Возле плиты - труп хозяйки, молодой  женщины

лет двадцати пяти. Умерла еще вчера.

     Дальнейшие поиски успехом не увенчались. Ребенок был единственным.

     Когда Р. вернулся в прихожую, реаниматоры еще  тихо  переговаривались

за закрытой дверью. А двери они по-прежнему  закрывают,  подумал  Р.  Хотя

прятать правду теперь не от кого. Привычка, доведенная до автоматизма. Как

у любого профессионала... Однако никаких эмоций закрытая дверь у  него  не

вызвала - просто констатация факта, не более.

     Наконец реаниматоры появились в прихожей. Первый мотнул головой:

     - Поздно...  Необратимые  изменения  в  мозгу...  Ничего  не  удалось

сделать... - говорил тихо, с большими  паузами,  выдыхаемого  воздуха  ему

тоже не хватало.

     Забормотала рация, отправляя реаниматоров по очередному адресу, и они

ушли - выполнять свою функцию. А Р. отправился выполнять свою.  Неудача  в

последней квартире огорчения ему не принесла.

     Вчерашний день начался как обычно. Воскресенье, выходной. Хотя для Р.

- что воскресенье, что среда. Человек свободной  профессии...  Зато  жена,

Света, дома, и завтрак готовить  не  самому.  Правда,  придется  навестить

дочку, посмотреть как там: зять в субботу отбыл в командировку, -  но  это

тоже дело куда как привычное.

     За окном хлестал дождь, грохотал по водостокам, и Р. достал из  шкафа

забытый за неделю зонтик. Потом сели завтракать - не спеша, со вкусом, как

всегда по выходным. Ели омлет,  говорили  о  бедах  дочки  и  о  надеждах,

связанных с сыном,  который  должен  скоро  демобилизоваться.  О  звездных

дождях разглагольствовать уже надоело,  да  и  не  наблюдалось  их  в  две

последние ночи. Когда перешли  к  кофе,  в  дверь  позвонили,  а  потом  и

принялись стучать.

     Р. открыл. На пороге Сергеич, сосед.

     - Люди! Помогите! С Машей беда!..

     Бросились к Сергеичу. Маша, супруга его, на полу, глаза закатываются,

лицо - ни кровинки. Света - молодец, сразу схватила свой чемоданчик:  врач

- он и в Африке врач... Пока Сергеич вызывал неотложку, сделала Маше укол.

Слава Богу, лицо у  той  порозовело,  глаза  увидели  мир.  Подняли  Машу,

перенесли в спальню на кровать,  успокоили  Сергеича.  И  тут  все  снова:

Машины глаза закатываются,  лицо  белеет,  вместо  дыхания  -  хрип...  Но

неотложка уже прибыла. Спецы выперли  Р.  и  Сергеича  из  спальни.  Света

осталась.

     Пошли в гостиную. Там у Сергеича  настенный  экран:  Зиночка  Коваль,

дикторша, вещает что-то об эпидемии, разразившейся в Новосибирске,  тысячи

мертвых... Не успела досказать, - вдруг! - изображение поехало в  сторону,

вместо дикторши стена студии, а по  ушам  пронзительный  визг  -  судя  по

всему, Зиночкин. И  сразу  музыку  врезали,  певичка  во  весь  экран,  из

современных:  смазливенькая,  соломенные   волосы   колтуном,   голенькими

грудками в ритм песне подрагивает...

     - Боже! Что же это?! - Сергеич и сам весь бледный,  но  держится.  Во

всяком случае глаза закатывать не собирается.

     И вот - зовут в коридор.

     -  Извините,  сударь...  Сердце.  Ничего  уже  нельзя  было  сделать,

медицина не всесильна.

     Света кивает, подтверждая.

     - Какое еще сердце! - взрывается Сергеич. - Да у  нее  мотор,  как  у

двадцатилетней! Что вы мне тут?.. Светлана Васильевна, вы же знаете!

     Спецы пожимают плечами, Света разводит руками. Молча. Медики  уходят.

Сергеич бросается в спальню, слышны сдавленные рыдания. Света говорит:

     - Надо побыть с ним, успокоить.

     Р. лезет в соседский холодильник, находит там бутылку "Столичной".

     И тут  откуда-то  вопль.  Света  вздрагивает.  Вопль  повторяется  на

лестничной площадке:

     - Светлана Васильевна, помогите! Мама...

     Дальше  сумасшедшая  круговерть.  Мечутся  по  площадке  перепуганные

соседи. Р.  остервенело  жмет  кнопки  телефона,  пытаясь  дозвониться  до

неотложки, на экране в гостиной  нереальный  серый  фон,  из  динамиков  -

неслыханное  шипение...  Света  летает  с  чемоданчиком  из   квартиры   в

квартиру... Воет Сергеич: "Господи, за что? За что, Господи?!"

     А потом каждый уползает в свою нору, словно  поняв,  что  надвигается

неотвратимое, закрыв двери на все замки, будто замки могут  спасти,  будто

они не позволят открыться Воротам Неизбежности.

     Р. и жена сидят на кухне. В руке у Светы зачем-то шприц, хотя она уже

и не рвется в свою поликлинику. Молчаливое ожидание. Р. смотрит на  острие

шприца. Рука Светы дрожит, игла ходит ходуном.

     - Что же случилось? - спрашивает шепотом Света. - Может, нападение?

     - Разве что нападение прошлого на настоящее, - говорит Р. - Возможно,

где-то, в забытых всеми хранилищах,  произошла  утечка  бактериологических

средств.

     - Боже! За что?

     - Не плачь! Все не умрут... Кто-нибудь на Земле-матушке да останется.

     - О Господи! Неужели ты в такие минуты способен думать о всей Земле?!

Ты бы лучше о своей семье подумал, о детях, обо мне.

     Она позволила себе такой упрек впервые в жизни. В первый раз...  И  в

последний, потому что время пришло. Света роняет шприц и валится  на  пол.

Р. остается сидеть за столом, глядя в серое окно, за которым хлещет летний

ливень. Где-то раздается взрыв, и звук  этот  с  какой-то  стати  вызывает

воспоминание о новогоднем празднике. Так же грохают хлопушки... А потом за

окном начинает выть  сирена  -  заунывно,  тоскливо,  так,  что  сжимается

сердце. И лишь в последнее мгновение Р. догадывается, что сердце сжимается

не от воя сирены. На мир опускается непроницаемый мрак...

     Рассвет забрезжил сразу. Но родной кухни вокруг уже не было. И жены -

тоже.  Он  пришел  в  себя,  сидя  на  полу  в  каком-то  здании.   Встал.

Зашевелились  и  другие.  Было  много  знакомых  лиц:  художники,   поэты,

артисты... И тут вышел нелюдь в белом плаще,  высокий,  горбатый.  Объявил

им, что они, Вершители, еще могут  послужить  жизни,  потому  что  уровень

энергии у них, творческих работников, выше, чем у всех  остальных.  Потому

они и творческие работники.

     Все Вершители были мужчинами. Они выстроились в цепочку  и  проходили

мимо нелюдя, который возлагал на лоб каждому свою ладонь. Подошла  очередь

и Р. Ладонь у нелюдя оказалась теплой, но это Р. не  удивило.  Не  удивило

его и то, что, отойдя от нелюдя, он знал, что ему теперь делать.

     Контактная телепатия, подумал он без интереса.

     Когда каждый из Вершителей получил задание, их  выпустили  на  улицу.

Справившись с ориентацией, Р.  обнаружил,  что  он  в  родных  местах,  на

Васильевском острове. За спиной высились здания детской больницы на Второй

линии. Р. это не удивило и не обрадовало. Так и должно быть. Он отправился

выполнять задание и отыскал за вечер троих. Двух мальчиков  и  девочку.  И

еще троих за ночь. Двух девочек и  мальчика.  Ночью  же  стали  попадаться

первые мародеры. И нелюдь  вооружил  Вершителей  пистолетами,  потому  что

разбираться с мародерами при помощи голых рук было  тяжело.  А  главное  -

долго.

     Р. поднялся выше, по следующему адресу. Едва ступил на  площадку,  за

левой дверью послышался шум. Он обернулся.  В  дверном  глазке  мелькнуло,

протарахтел открываемый замок, и дверь  распахнулась.  На  пороге,  тяжело

опираясь на костыли, стоял испуганный парень лет двадцати.

     - Здравствуйте!

     Парень был знакомым, на как его зовут,  Р.  не  помнил.  Значит,  эта

память ему не нужна.

     - Скажите, что случилось? - шепотом затараторил парень. - Мать  вчера

как ушла утром, так и не вернулась. По тэвэ  ничего  не  показывают.  Тихо

как-то кругом, но где-то стреляют... Что произошло? Война?

     - Не знаю, - ответил Р.

     Парень таким ответом не удовлетворился.

     - Помогите мне. - Он перенес костыль через порог.

     Помешает, подумал Р. и  вытащил  из  кобуры  пистолет.  Парень  жутко

перепугался, отпрянул назад, захлопнул дверь.

     Р. спрятал пистолет, повернулся к правой двери, позвонил. Послышались

шаги.

     - Кто там?

     - Я.

     Она  узнала  его  тихий  голос.  Радостное   восклицание,   и   дверь

распахнулась. Дочь стояла за порогом, смотрела в  пространство  невидящими

глазами.

     - Как хорошо, что ты пришел! Я уж извелась вся...

     Он перешагнул порог. Она сунулась к нему.

     - Боже, да ты мокрый насквозь! Неужели на улице такой ливень?  Ты  же

простудишься... Давай, я принесу тебе Володькины брюки и свитер. У вас  же

один размер.

     Она  побрела  в  спальню.  Р.  закрыл  за  собой  дверь  и  не   стал

останавливать дочку. Ему-то плевать,  но  с  Ленкой  могли  бы  возникнуть

сложности.

     Дочь потеряла зрение два года назад. Ни с того ни с сего, безо всяких

причин,  и  медицина  оказалась  абсолютно  "невсесильной".  Света  как-то

заявила, что это Господь ЕЕ наказал за какую-то врачебную ошибку.

     - Я звонила вам. - Дочь уже вернулась, держа в руках одежду  зятя.  -

Где вы ходите? И Володька, оболтус, позвонить не догадается.

     Р. хотел ей сказать, что Володька  никогда  не  позвонит,  но  что-то

удержало его. Могли возникнуть сложности.

     - Ленка где?

     - У себя, музыку слушает. Ты переодевайся... Или иди в ванную, мокрое

там сбрось, я потом повешу, высушу.

     Р. поставил на пол сумку, взял  одежду  и  отправился  переодеваться.

Брюки были черные, а свитер синий. Пистолет он вытер рубашкой, переложил в

карман сухих брюк, кобуру пока надевать не стал.

     Дочь ждала на кухне, слушала шипенье чайника.

     - Сейчас я чайку... Мама как?

     Двигалась по кухне  легко  и  уверенно,  как  зрячая.  Красивая  была

девчонка, вылитая Светка в  молодости.  Р.  отметил  это  без  эмоций,  по

привычке.

     - Чаю я не хочу. Мама в порядке. Собираюсь пойти с Ленкой погулять.

     Она подумала и кивнула:

     - Хорошо, сейчас я соберу ее. Одену в непромокашку.

     - Подожди. - Он взял ее за руку.

     - Боже! Как ты замерз! Совершенно не думаешь о своем здоровье!

     Он выпустил ее пальцы.

     - Папа, что происходит? Мне показалось, на  улице  стреляли...  И  ты

что-то скрываешь! У тебя незнакомые вещи в сумке.

     Он не испытывал к ней жалости. Но это все-таки  была  их  со  Светкой

дочь, и ее не ждало ничего хорошего.

     В лучшем случае, подумал он, умрет с голоду.

     - Папа, мне страшно! - Она прижалась к нему всем телом.

     В худшем случае, подумал он, ворвутся мародеры и  изнасилуют,  прежде

чем убить.

     И сам не  зная  почему,  он  вытащил  из  кармана  "николаев",  ткнул

глушителем ей под левую грудь.

     Испугаться она не успела. Только глаза расширились. Как у зрячей.  Он

не позволил ей упасть. Подхватил под мышки. Аккуратно уложил на пол. Потом

спрятал пистолет и отправился к Ленке.

     Ленка с ногами сидела на диване, в наушниках.  Увидела  его,  сорвала

наушники, завопила от радости. Он взял ее на  руки,  подкинул  к  потолку,

поймал, вызвав еще больший взрыв восторга. Все по привычке.

     - Твоя мама отпустила нас гулять.

     - Ура! А где мама?

     - Мама спит, не шуми.

     - Разве сейчас ночь? - Удивилась, но перешла на шепот.

     Р. вышел в коридор, включил  рацию,  попросил  прислать  за  ребенком

"джампер".

     - Все "джамперы" в разгоне, - ответили ему. - Подождите чуть-чуть.

     - Не могу, у меня энергия иссякает.

     - А где вы находитесь?

     Он ответил.

     - Это же недалеко. Можете добраться пешком. Я уберу дождь по маршруту

вашего следования.

     Он надел кобуру, переложил пистолет,  вернулся  к  Ленке,  достал  из

сумки детский бронежилет.

     - Тебе.

     - Ой, что это?

     - Рыцарский костюм. Будешь у меня рыцарем.

     - Нет! - Наморщила нос. - Лучше я буду у тебя рыцаркой!

     Легко запудрить мозги четырехлетнему  человечку.  Помог  ей  натянуть

"рыцарский костюм". Подумал, что если бы жил в новом районе,  выполнил  бы

задание еще вчера. Но Васильевский - старый район, и детей здесь мало.

     - Ой, кто это на тебе рисовал?

     Опустил глаза,  увидел  на  свитере  темную  дорожку.  Ленка  тронула

пальчиком, кончик окрасился темно-алым.

     - Это я играл в художника.

     - Ты же писатель. - Нахмурила брови.

     - Писатели иногда играют в художников.

     Поверила. Брови поднялись, глаза засияли. Удалось наконец  справиться

и с бронежилетом. Взял сумку. Прошли мимо кухни. Ленкин рост  не  позволял

ей увидеть сквозь дверное стекло лежащую на полу мать. А Р.  и  головы  не

повернул.

     Вышли на площадку, закрыли за собой дверь, но запирать  не  стали.  В

глазке напротив опять мелькали тени. Бедняга на костылях маялся  за  своей

деревянной  крепостной  стеной.  Прощай,  парень,  подумал  Р.  Шагнул  на

ступеньку. Потом остановился. Словно задумался. Милосердия в душе не было,

но достал пистолет и выстрелил в крепостную стену, рядом с глазком.  Такая

дверь - не защита от пули. Парень успел лишь испуганно вскрикнуть. А потом

загрохотали костыли.

     - В кого ты стрельнул? - Ленка смотрела с любопытством.

     - В дракона.

     - А вчера там жил дядя Жора с бабой Верой.

     - А сегодня там дракон. Он съел и дядю Жору, и бабу Веру.

     - Как волк Красную Шапочку?

     - Как волк Красную Шапочку.

     - А мы ему брюхо распорем? Как охотники...

     - Распорем. Потом.

     Спустились вниз, вышли наружу. Дождя над улицей как ни бывало, только

от водосточных труб бежали по тротуарам небольшие речки: над крышами домов

лило по-прежнему.

     Мимо время от  времени  с  ревом  проносились  фургоны-рефрижераторы:

водители  выполняли  свою  функцию,  увозили   трупы,   которые   собирали

санитарные команды. Город должен стать чистым. Город должен...

     Дорога тянулась несколько дольше, чем ожидал. Ленка широко  открытыми

глазами разглядывала по-ночному пустые, тщательно  отмытые  дождем  улицы.

Они и в самом деле казались незнакомыми. Мародеры по дороге не попались  -

по-видимому, уже знали кого следует бояться. Энергии оставалось все меньше

и меньше, но до больницы Р. добраться успел. Как и рассчитывал... Позвонил

в дверь приемного покоя. Открыли, вышел горбатый  нелюдь  в  белом  плаще,

увидел ребенка, протянул руку.

     Ленка доверчиво подошла к  нему.  Тут  же  из  недр  приемного  покоя

возникла медсестра, взяла Ленку за руку. Глаза у медсестры  были  пустыми.

Потянула Ленку за собой. Та уперлась:

     - Дедуня, а ты?

     - Я приду, - сказал Р. - Попозже.

     Внучку увели.

     - Это номер семь, - сказал Р.

     Нелюдь кивнул:

     - Счастливое число.

     Голос у него был певучим. Нелюдь  коснулся  лба  Р.  ладонью,  и  тот

почувствовал, как в него перетекает энергия.  А  с  нею  и  информация  об

очередном задании. Дверь приемного покоя медленно закрылась.

     Р. повернулся и  пошел  к  Малому  проспекту.  Где-то  опять  хлопали

выстрелы. Но гулять стрелкам оставалось недолго.

     К перекрестку вскоре подкатила машина, тяжелый наземный рефрижератор.

Кивнув водителю, Р. забрался в фургон, закрыл за собой герметичную  дверь.

В фургоне было темно, но он знал, что на полу лежат трупы.

     Некоторое  время  машина  двигалась,  потом  остановилась.  Открылась

дверь, в фургон подсадили мужчину, захлопнули створку. Машина тронулась, и

тут же внутрь фургона проник дневной свет.

     - Отойдите от двери, - сказал Р.

     - Ой, здесь кто-то есть! - обрадовался попутчик,  и  вновь  наступила

тьма. - А я думал, одни покойники. - Он где-то там уселся, представился: -

Иванов, профессор Петербургского университета.

     Р. промолчал.

     - А вы кто? - спросил профессор.

     Р. назвался.

     - Тот самый? - удивился Иванов. - Писатель?

     - Литератор, - поправил Р. И добавил: - Был.

     - Все мы, сударь, теперь бывшие. - Иванов издал звук,  который  можно

было расценить как усмешку.

     Машина снова остановилась.  Открылась  дверь.  Снаружи  стояли  члены

санитарной команды, у их ног, на тротуаре,  лежали  несколько  трупов.  Р.

встал. Иванов быстро понял, что от него требуется.

     - Никогда не думал, что придется  грузить  мертвецов,  -  сказал  он,

когда машина тронулась. - А вы?

     - Тоже, - равнодушно ответил Р.

     Иванов помолчал. Но, видно, молчать ему было невмоготу,  и  он  снова

заговорил:

     - Подобное, по-видимому, только в ленинградскую блокаду  наблюдалось,

в прошлом веке.

     - Подобное сейчас по всей Земле, - сказал Р.

     - Откуда вы знаете?

     - Знаю.

     Профессор замолчал.

     Машина опять тормознула, загрузили очередную,  многочисленную  партию

окоченевших тел. Когда тронулись, Иванов не выдержал:

     - Вы обратили внимание? Нет ни одного ребенка...

     Р. не ответил.

     - И  у  вас,  как  у  писателя,  нет  никакой  гипотезы  относительно

происходящего? - не унимался  Иванов.  Не  дождавшись  ответа,  добавил  с

гордостью: - А у меня есть! Хотите, расскажу?

     - Рассказывайте, - согласился Р.

     Машина снова затормозила. Обработали еще одну партию окоченевших тел:

видно, этот район как раз  шерстили  санитарные  команды.  Внутри  фургона

стало тесновато, и Р. взгромоздился  прямо  на  мертвецов.  Машина  начала

набирать скорость. На поворотах поленницу из тел мотало,  и  Р.  несколько

раз ударился о стенку.

     - Я лингвист, - сказал Иванов. - Последние  несколько  лет  входил  в

международную  группу  ученых,  которая,  по  заданию  ООН,  работала  над

созданием интерлинга - общепланетного  языка.  Интерлинг  представляет  из

себя  смесь  наиболее  распространенных  языков   на   основе   грамматики

английского. Не так давно наша работа была с успехом завершена. А  знаете,

кто воспользуется ее плодами?

     - Понятия не имею. - Все это Р.  было  неинтересно,  но  раз  хочется

человеку говорить, пусть себе говорит.

     - Эти самые... горбатые пришельцы в  белых  плащах.  Мое  руководство

передало  одному  из  них  все   материалы.   Едва   наш   директор   стал

холодноглазым... - Иванов помолчал. - Да, насмотрелся я за эти два  дня!..

Одни холодноглазые кругом. И  вот  что  мне  пришло  в  голову.  Сам-то  я

безбожник, но предположим на минутку, что Бог все-таки существует. Или кто

там вместо него... Естественно,  за  все  наши  художества  он  уже  давно

недоволен родом людским, и так же естественно, желает нас  наказать...  Вы

ведь, будучи писателем, наверняка знакомы с таким произведением литературы

как Библия?

     Р.  не  ответил.  Иванов  подождал  немного,  крякнул  недовольно   и

продолжил:

     - Библия утверждает, что Всевышний уже наказывал людей. Я имею в виду

весь род человеческий, а не Адама  с  Евой...  В  первый  раз  во  времена

Великого потопа, когда дозволено спастись  было  лишь  Ною  с  семейством.

Затем при строительстве Вавилонской башни,  когда  Всевышний  смешал  язык

людской. И теперь, если предположить, что Господь понял  свои  ошибки,  то

все происходящее становится очень ясным.

     - Ерунда, это просто пришельцы, - сказал Р., сам не зная зачем.

     - Э-э, нет! Пришельцы, да не те... Просто Господь осознал, что  своим

потопом ничего не достиг. Но очередную попытку он решил дать только  детям

- единственным людям, кто еще не испорчен жизнью. А чтобы они не  погибли,

будучи брошенными на произвол судьбы, он решил собрать их вместе и  отдать

под начало своих помощников. Вот холодноглазые и собирают их по всему миру

и отправляют в больницы да  санатории.  Вместо  одного  ковчега  Всевышний

решил создать миллионы маленьких, в которых дети переживут второй  "потоп"

- избиение взрослых - и будут расти без тлетворного влияния тех,  кто  уже

погряз в грехах или просто тронут порчей. Конечно, при избиении погибнут и

те, кто без греха - если они есть, конечно... Но ведь лес  рубят  -  щепки

летят. Уж это-то господина  Саваофа,  с  его  жестокосердием,  никогда  не

трогало - сколько он одного своего Богоизбранного народа порешил, а уж  об

остальных-то и разговору нет... А заодно он решил и ошибочку, связанную  с

Вавилонской башней, исправить - дать будущему единому народу Земли  единый

язык. Дети  ведь  легко  обучаются  любому  языку,  так  почему  бы  и  не

использовать эту их способность?.. В общем, провести еще один  грандиозный

эксперимент в масштабах всей планеты и посмотреть,  что  из  хомо  сапиенс

получится на этот раз. Вот только как они  собираются  кормить  и  одевать

детей? Неужели Святым  Духом?  -  Профессор  вдруг  хохотнул.  -  Ну,  как

теорийка? Ничего? Уж безумия-то ей хватает!

     Р. не ответил. Машина давно никуда не сворачивала:  наверное,  катила

по Московскому проспекту. А может, уже и Среднюю Рогатку миновали.

     Конечно, он мог бы многое сказать  этому  человечку  -  ведь  нелюдь,

наложив на лоб ладонь, вдохнул в Р. не только энергию, но и знание. Р. мог

бы рассказать, что те, кого этот человечек называет  "холодноглазыми",  не

только собирают  по  городам  и  весям  осиротевших  детей.  Они  помогают

размещать  будущих  хозяев  Земли  по  их  новым  приютам,  которые   этот

грехолюбец осмелился назвать "ковчегами". Это не  ковчеги,  это  Питомники

Грядущего. Но откуда ему знать, этому человечишке? Он  уже  выполнил  свою

функцию, создав Язык, и его даже не собираются  посвящать  в  Вершители...

Именно Вершители и будут обеспечивать всем необходимым подрастающих детей.

Они сидят сейчас на опасных промышленных объектах, не  позволяя  произойти

авариям, угрожающим планете химическим или радиоактивным  заражением.  Они

будут растить и убирать урожай - манна с неба сыплется только в  мифах,  -

они будут производить детскую одежду и обувь, они будут  хранить  то,  что

следует сохранить. Их нужно гораздо меньше привычных миллиардов, живших на

Земле до вчерашнего дня. Потому  что  не  нужно  кормить  свору  тех,  кто

производил не нужную будущему человечеству продукцию: оружие, наркотики  и

прочие "прелести цивилизации". Им не нужно кормить самих себя, потому  что

они-то как раз не нуждаются в биологической  пище.  Им,  правда,  придется

провести глобальную ревизию  того,  что  останется  в  наследство  будущим

хозяевам, но времени для  ревизии  предостаточно.  А  потом  повзрослевшие

хозяева  сами  довершат  начатое  Вершителями,  разберутся,  что   следует

сохранить, а что - развеять по ветру.

     Все это Р. мог рассказать  профессору  Иванову,  но  смысла  в  таком

рассказе не было: он бы профессору  ничего  не  дал.  Кроме  ненависти,  а

ненависть никогда не меняет мир к лучшему.  К  худшему  же  немногие  пока

остающиеся в живых уже не изменят, хоть  и  способны  -  потому  их  и  не

интересуют  звездные  ливни.  Да,  помародерствуют  они  некоторое  время,

поизгаляются друг над другом, но всех их  ждет  один  конец  -  встреча  с

Вершителями неизбежна. Ведь только он сегодня скольких остановил... И спас

семерых будущих хозяев - полную свою норму.

     Где-то в  глубине  души,  правда,  кто-то  нашептывал  ему,  что  все

происходящее  исключительно  жестоко,  но  этот  "кто-то"  был  последним,

оставшимся в Р. от человека, и уже был неспособен вернуть себе власть  над

телом: куда смертному тягаться с помыслами Господними? И  этому  "кому-то"

оставалось  только  напоминать  самому  себе,  что  никогда  еще  подобные

средства не приводили к декларируемой цели.

     Да, раньше не приводили, а теперь приведут. Потому что с корнем будут

вырваны страх, ложь,  ненависть,  злоба,  зависть  и  прочие  человеческие

грехи. И может быть, воцарятся наконец в мире любовь и доброта...

     Поленницу снова качнуло: машина сделала поворот и вскоре затормозила.

Открылась дверца, в фургон хлынул дневной свет. Профессор  и  Р  выбрались

наружу.

     Дождя здесь не было. Пахло свежевырытой землей и еще чем-то странным.

Прямо перед фургоном зияла огромная яма, почти доверху заваленная трупами.

Мужскими, женскими, подростков обоего пола. И детскими. Последних, правда,

было крайне мало.

     - Господи! - Профессор грязно выругался. - И дети тут!

     - Только те, кто уже тронут червоточиной Сатаны, -  произнес  певучий

голос.

     Иванов и Р. оглянулись. Неподалеку стоял  нелюдь.  Плаща  на  нем  не

было, и крылья сияли белизной во всей своей красе.

     Вдоль  ямы  разместились  несколько   рефрижераторов,   разгружались,

заполняя мертвыми телами  братскую  могилу.  Впереди  над  миром  нависали

Пулковские высоты. Там смотрели в отворившиеся  окна  небесные  -  слепыми

глазами - брошенные телескопы, которым звездные ливни ничем не грозили.

     Р. потащил из фургона за ноги ближайший труп.

     - Беритесь, профессор.

     Иванов замотал головой:

     - Нет, не буду! А потом меня же в эту яму. Не стану!

     - Бессмысленно, - равнодушно проговорил Р.

     Профессор достал  из  нагрудного  кармана  очки,  нацепил  на  нос  и

посмотрел на Р.

     - Боже мой! Да вы же тоже из холодноглазых! - Он оглядел Р. с ног  до

головы. - Чья это кровь на вас, сударь?

     - Дочери.

     Профессор сразу как-то сник, сжался, словно из него выпустили воздух.

Медленно стянул с носа очки, бросил их в братскую могилу.

     Они начали освобождать фургон. Профессор быстро взмок, от него  остро

запахло потом, но Р. было на это наплевать: он выполнял  свою  функцию.  С

другой стороны вдоль  ямы  стояли  несколько  бульдозеров  с  заглушенными

двигателями. В кабинах сидели те, кто выполнял СВОЮ функцию.

     Когда рефрижератор был разгружен и водитель  отогнал  его,  профессор

подошел к нелюдю:

     - Что ж, ангел белокрылый, прими мою душу.

     Р. выстрелил ему в затылок, подошел и столкнул тело в яму,  на  груду

других мертвецов. Потом положил  пистолет  на  протянутую  ладонь  нелюдя.

Нелюдь  строго  посмотрел  на  оружие.  Сначала  растаял  пистолет,  потом

глушитель, и через полминуты на ладони нелюдя ничего не осталось.  Функция

Р. еще не была выполнена, но ему было  все  равно.  К  тому  же,  он  стал

убийцей...

     Нелюдь взмахнул белоснежными крылами и отлетел в сторону. Босые  ноги

его были выпачканы землей.

     - Моисей тоже не попал  в  Землю  Обетованную,  -  пробормотал  Р.  и

спрыгнул на груду мертвецов. Поднял глаза к серому небу.

     Другие грузчики отошли от края ямы, стали садиться  в  рефрижераторы.

Словно  в  боевые  машины  грузились  десантники...  Взревели   двигатели,

бульдозеры поползли, толкая вперед земляные холмики, быстро превращающиеся

в холмы.

     Нелюдь вскинул руку. Р. закрыл глаза, чтобы в них  не  попала  земля.

Тело зомби легло в братскую могилу, и Господь  наконец  взял  к  себе  его

истерзанную душу. Но над содержанием этой души Властитель небесный был  не

властен, и в ней так и осталась жить надежда на то, что Всевышний не будет

властен и над душой малышки, которую Р. собственноручно  сдал  в  застенки

ковчега на Второй линии.