Элеонора РАТКЕВИЧ

                             СВЕТ СКВОЗЬ ВЕТВИ

     Когда вурдалак снова полез на  меня,  я  что  есть  силы  дернул  его

кастрюлей по голове.

     Согласен, я дурак, каких поискать. Прав был, вероятно, мой  Наставник

Гимар, говоря, что я не воин-маг, а сопля в полете. Но кто бы мог на  моем

месте ожидать нападения в  собственном  доме?  За  последний  год  нечисть

изрядно присмирела: громили ее часто и удачно. Но даже во время полного  и

невозбранного разгула нечисть не шастала по домам средь бела дня.  И  вот,

пожалуйста! Наглость какая. До оружия мне рукой подать, да  ведь  чтоб  до

него добраться, сначала надо прикончить  обнаглевшего  вурдалака.  А  чтоб

прикончить  вурдалака,  надо  добраться  до  оружия.  Ну,   как   же   все

замечательно.

     Сомнительно, чтобы кастрюля  произвела  на  вурдалака  сколько-нибудь

значительное  впечатление.  Он  пер  на  меня,  пыхтя,  урча  и  сопя,   с

непреклонностью пьяного медведя. Вот уже несколько раз я пытался опередить

его,  но  всякий  раз  опаздывал.  И  кто  это  выдумал,  будто  вурдалаки

неповоротливы и медлительны? Мой заставил  бы  любого  зайца  сдохнуть  от

зависти.

     Вурдалак бросился на меня, широко расставив руки. В последний миг мне

удалось проскользнуть у него под рукой. Однако добраться до оружия  мне  и

теперь не удалось. Проклятый вурдалак все время опережал меня. Мы  кружили

по кухне,  как  одинокий  пельмень  в  кипящем  масле.  Кстати,  о  масле,

сковородках и прочем. Все-таки я дурак. Как  я  мог  забыть,  что  Ахатани

собиралась готовить сегодня мясные рулеты с начинкой!

     Я продолжал смертельный танец вдоль  печки.  Только  бы  вурдалак  не

понял, что интересует меня никак уж не печка, и даже не стена с оружием, а

стол! На  столе  лежал  целый  ворох  деревянных  шпилек  для  закалывания

рулетов. Только вчера я собственноручно сделал их из  осины,  благо  более

подходящего дерева в доме не нашлось, а тащиться среди ночи в лес  у  меня

не было ни малейшего желания. Конечно, шпилька - не кол, но в умелых руках

и шпилька сойдет. Жаль только, что они слишком легкие, чтобы их метнуть. Я

сделал вид, что вурдалак оттесняет меня к столу. Пятиться было нетрудно: в

своей кухне я каждую половицу знаю,  не  споткнусь.  Главное,  чтобы  этот

кровожадный паршивец не заметил за моей спиной того, что на столе лежит.

     Край столешницы уперся мне в спину. Вурдалак ухмыльнулся плотоядно  и

надвинулся на меня. Когда его зубы клацнули рядом с моим носом, я отдернул

голову, завел руки назад, схватил по шпильке в каждую и с силой вогнал  их

вурдалаку в глаза.

     Вурдалак завыл дурным голосом и попытался выдернуть шпильки, но осина

жгла ему руки. Я без помех миновал воющего ослепленного вурдалака, схватил

со стены свой деревянный нож со сменным лезвием, и  воткнул  его  упырю  в

сердце. Вурдалак дернулся и затих. Я пошатал  рукоять,  освобождая  ее  от

лезвия, быстро вставил в нее новое на всякий случай и осмотрел  вурдалака.

Мертв.

     Убедившись в его смерти, я сделал все, что  полагается:  развел  чуть

поодаль от дома два костра, отрубил вурдалаку голову, положил тело в  один

костер, голову в другой, вернулся в дом и наглухо закрыл все окна и двери:

вонять сейчас начнет несусветно.

     - Ахатани, - позвал я, - где ты? Вылезай. Все уже закончилось.

     Боги, мертвые мои Боги, где же моя жена? Меня прошиб пот. Не  мог  ей

вурдалак ничего сделать, я сразу с ним  схватился,  едва  он  вошел.  Или,

может, пока мы сражались, за моей спиной кто-нибудь...

     Нет. Нет!

     - Ахатани! - заорал я.

     Крышка сундука откинулась.

     - Здесь я, - недовольным тихим голосом сообщила Ахатани, подымаясь во

весь рост с ребенком на руках. - Не вопи так громко, ребеночка испугаешь.

     Невзирая на  появление  вурдалака,  вопли,  пребывание  в  сундуке  и

прочее, Тайон по-прежнему мирно сосал.  Он  почмокивал,  сопел  и  издавал

смешные звуки, глотая молоко.

     -  Уж  если  этот  ребеночек  вурдалака  не  испугался,  меня  он  не

испугается и подавно, - проворчал я, помогая Ахатани  сначала  вылезть  из

сундука, а потом обойти лужу крови на полу, не запачкав подол.

     - Беспорядок какой, - вздохнула Ахатани, глядя  на  лужу  вурдалачьей

крови. - Ты не ранен?

     - Нет. А с уборкой придется подождать. Воды в доме  нет,  а  выходить

наружу, пока вурдалак не сгорит, мне что-то не хочется.

     - Чем ты его? - поинтересовалась Ахатани, ласково целуя лобик Тайона.

     -  Твоими  шпильками  для  рулетов.  Не  беспокойся,  там  еще  много

осталось, - я сел и залюбовался энергично сосущим Тайоном. - Болван я. Вот

тебе в голову пришла действительно отличная мысль - спрятаться в  сундуке.

Там целый полк разместить  впору.  Правда,  если  долго  сидеть,  можно  и

задохнуться.

     - Ничего подобного! - запротестовала  Ахатани.  -  Я  в  нем  дырочки

провертела.

     - Зачем? - я даже опешил.

     - Когда  Тайон  подрастет,  он  захочет  играть  в  прятки.  Надо  же

подготовить для него место.

     Я  захохотал,  не  сдерживаясь.  Тайон  сердито  фыркнул   и   слегка

поперхнулся молоком.  Ахатани  мелькнула  на  меня  возмущенный  взгляд  и

принялась утешать ребеночка.  Да,  с  рождением  Тайона  кротости  у  моей

маленькой святой заметно поубавилось.

     В дверь яростно застучали  ногами.  На  мгновение  у  меня  мелькнула

шальная мысль, что безголовый вурдалак выскочил из костра и  жаждет  снова

переведаться со мной: пойдем, дескать, выйдем. Но это  оказалось  плачущая

Халлис с ребенком на руках.

     Я распахнул дверь, впустил Халлис и  быстро  вновь  захлопнул  дверь.

Вслед  за  Халлис  в  дом  ворвалась  невыносимая  чадная   вонь.   Халлис

обессиленно опустилась на пол, чудом миновав кровавую лужу, и  зарыдала  в

голос.

     - Перестань сейчас же, ребенка испугаешь! -  Ахатани  незамедлительно

отобрала у плачущей Халлис еще громче орущего ребенка, отдала мне Тайона и

приложила сына Халлис к груди. Тайон решил не брать с  него  пример  и  не

зашелся в вопле, зато незамедлительно  наделал  мне  на  рубашку.  Ребенок

Халлис перестал орать, и я хотя бы мог разобрать, что кричит сама Халлис.

     - Ох, Наемник, ох,  миленький!  -  она  цеплялась  за  мои  ноги  так

отчаянно, что я едва не свалился с  Тайоном  ей  на  шею.  -  Ой,  пойдем,

пойдем, пожалуйста! Пойдем скорее!

     Она захлебывалась плачем. Мне стало жутковато:  чтобы  Халлис  начала

давиться слезами, должно произойти что-то страшное.

     - Куда? Говори толком! Да заберите у меня кто-нибудь ребенка!

     Сущее светопреставление.  Ахатани  успокаивала  малыша  Халлис,  сама

Халлис  судорожно  всхлипывала  и  цеплялась  за  меня,  а   мой   сын   с

сосредоточенной радостью плевал мне в ухо.

     - Наемник, миленький, они его убьют! - причитала Халлис.

     - Кого - Тенаха? - С трудом сообразил я.

     Халлис кивнула.

     - Кто убьет? Где? Что случилось?  -  мои  быстрые  вопросы  заставили

Халлис  на  минуту  прекратить  рыдать   и   попытаться   сказать   что-то

членораздельное. Я начал вникать, но тут в дверь снова постучали.

     На сей раз за дверью стоял Тенах.  Халлис  ринулась  в  его  объятия,

сметая на своем пути совершенно все.

     - Хвала всем  Богам,  мертвым  и  живым,  Тенах!  В  кои-то  веки  ты

действительно вовремя! - восхитился я.

     - Что тут случилось? - удивился Тенах, озирая кровавую лужу, плачущую

жену, Ахатани со своим сыном на руках, а меня - с моим.

     - Нет, это у тебя что случилось? Кто тебя чуть не убил?

     Удостоверившись, что Тенах цел и невредим, Халлис  тут  же  попросила

Ахатани отдать ей ребенка. Очевидно, чтоб убедиться, что во время  бега  у

него от тряски ничего не оторвалось. Ахатани,  пожав  плечами,  отдала  ей

ребенка и забрала у меня  Тайона.  Лишившись  моего  уха,  Тайон  завопил.

Ахатани взяла выдолбленную сухую тыковку с сушеным горохом и принялась его

развлекать. Когда  тыковка  загремела  и  Тайон  успокоился,  сын  Халлис,

наоборот, заорал. Халлис тут же  принялась  проверять,  все  ли  с  ним  в

порядке, но он, оказывается, просто-напросто тоже хотел тыковку.

     - С ума сойти можно! - вздохнул  я,  когда  Ахатани  унесла  детей  в

комнату, успокоила и укачала. В колыбель они поместились оба. Хорошо,  что

я сделал Тайону такую большую колыбель.

     - Чисто голодные бесы воют! - энергично поддержал меня Тенах. - И как

это оборотень к нам полез? Я бы на его месте испугался, честное слово.

     - Куда полез - в дом? - насторожился я. - А ну, выкладывай!

     - Тише, дети спят! - Ахатани  осторожно  вышла  к  нам  и  притворила

дверь.

     Тенах кивнул и принялся  шепотом  рассказывать.  Халлис  пристроилась

рядом с ним, положив ему голову на плечо, и время  от  времени  поправляла

его рассказ.

     События развивались следующим образом.  Только-только  Халлис  начала

укачивать ребенка, только-только он начал засыпать, как у двери  раздалось

непонятное  царапанье,  стук  и  возня.  Ребенок,  разумеется   проснулся.

Разъяренная Халлис схватила кочергу и высунулась в окно. Зверь, похожий на

волка неимоверных размеров, стоя на задних лапах, пытался  открыть  дверь.

Поскольку попытки оказались безуспешными, другой такой же зверь уже  начал

превращаться  в  человека.  Халлис  как  раз  застигла  его   в   середине

превращения. Она заорала и бросилась за  Тенахом.  Волк-человек  продолжал

превращаться. Другой впрыгнул в окошко: перепуганная Халлис затворила  его

неплотно. Халлис призывала Тенаха и лупила  зверя  кочергой.  Когда  Тенах

прибежал на помощь, зверь рычал от боли, но все равно пытался добраться до

ребенка.

     - Ты уверен, что именно до ребенка? - перебил я Тенаха.

     - Совершенно уверен. Он даже и не пробовал напасть на меня.

     - Рассказывай дальше, - отрывисто сказал я.

     А дальше второй оборотень завершил превращение, открыл дверь  и  тоже

ворвался в дом. И быть бы нашим друзьям  вместе  со  своим  сыном  мертвее

мертвого, когда бы не блажь Тенаха. Все дело в том, что  посвящен  он  был

своим Богам еще с малолетства. Стать отцом - да ему такое  и  не  снилось!

Когда же судьба даровала ему немыслимо орущее чудо, он,  по-моему,  слегка

рехнулся. Защищал ребенка от  целой  кучи  воображаемый  опасностей.  Даже

спать ложился при оружии. Так что в отличие от меня, Тенах был вооружен  и

встретил непрошенных гостей не голыми  руками,  а  как  полагается.  Когда

оборотни насели  основательно,  он  велел  Халлис  бежать.  Той  два  раза

повторять не надо: схватила  орущего  ребенка  и  понеслась,  не  разбирая

дороги, прямо к нам. Прямо скажем, не ближний свет, да ведь идти ей больше

не к кому. Вдобавок она надеялась найти  у  меня  помощь.  Поэтому  Тенах,

покончив с упырями, не стал искать жену по соседям, а прямиком  направился

к нам.

     - Дело скверное, - вздохнул я и поведал Тенаху  о  вурдалаке.  Тенах,

как я и ожидал, изрядно повеселился. Халлис слушала, побледнев  от  страха

за ребенка, и то и дело бросала испуганные взгляды на  дверь,  за  которой

спали дети.

     - Не войдет никто, - успокоила ее Ахатани. - Я ставни заложила.  Если

что, мы услышим.

     Халлис после ее слов несколько утихомирилась.

     - И что ты обо всем этом думаешь? - спросил Тенах.

     - Что вам пока лучше поселиться у нас, - не задумываясь,  ответил  я.

Ахатани согласно кивнула.

     - А все-таки? - настаивал Тенах.

     - Не знаю. Если с нами что-то хотели сделать  -  чистая  бессмыслица.

Проще подкараулить нас на улице. Это же случайность,  что  я  оказался  не

вооружен. Нет, нападать на  нас  у  нас  дома  -  глупость.  В  голове  не

укладывается. Тем более, ты говоришь, они пытались добраться до ребенка.

     - А твой вурдалак - нет?

     - Понятия не имею. Как он ворвался, Ахатани  ребенка  -  хвать,  и  в

сундук. Да так быстро! Даже я не заметил, а вурдалак - тем более. Если  он

и хотел найти ребенка, все равно ему  надо  было  сначала  разобраться  со

мной.

     - Может, нас хотят задержать дома? - предположил Тенах.

     - Какой-то резон в твоих словах есть, - признал я. - Если нашим детям

угрожает нападение, мы сидим дома, охраняем их и наружу носа не кажем.  Но

зачем? Добро бы мы были невесть какие герои,  единственные  на  весь  свет

бойцы с нечистью. Но твои парни и без нас неплохо справляются. Это тебе не

прежние времена. Нет, лишено смысла.

     - А что не лишено?

     - Не знаю. Возможно, это и впрямь нападение на наших детей.

     - Что будем делать? - тут же  спросила  Халлис.  Я  не  мог  сдержать

улыбки: покуда мы  с  Тенахом  обсуждали  разнообразные  возможности,  она

сидела молчком. Но как только речь зашла о реальной  угрозе  для  ребенка,

Халлис тут как тут.

     - Сделаем мы вот что. Жить вы будете пока у нас.  Оба  с  Тенахом  из

дома вместе не выходим, только  по  очереди.  Без  оружия  даже  спать  не

ложится.

     - Может, сходим все-таки за водой, а? - попросила  Ахатани,  тоскливо

глядя на подсыхающую лужу вурдалачьей крови. - Эта пакость так въедается в

пол, что не отодрать будет.

     Зажили мы в моем доме с того же дня. Дом мой  для  такого  количества

жильцов оказался чуть маловат, но мы устроились. Я узнал о  своих  друзьях

кое-что новое. Например, я только подозревал раньше,  а  теперь  убедился,

что  Халлис  говорит  только  тогда,  когда  разговор   ее   действительно

интересует или непосредственно касается, а все остальное время  она  очень

уютно молчит. Узнал, что Тенах, привычный к ночным молитвам,  до  сих  пор

просыпается дважды за ночь.  Что  сам  он,  посвященный  Богам  с  раннего

детства, только и умеет, что воевать и молиться, а  в  остальном  -  сущее

дитя. Что их ребенок гораздо беспокойнее нашего, и что зовут его  Тенхаль.

Халлис настояла, чтоб его назвали согласно северным обычаям. На ее  родине

способов именования всего два. Либо ребенку дают одно из немногих принятых

в клане имен - в результате бывает, что три-четыре поколения одной  семьи,

независимо от количества детей, носят одно и тоже  имя  и  различают  друг

друга только по прозвищам: Фассит Верзила, Фассит Хромой, Фассит  Старший,

и так далее. Либо, если брак заключен вне клана, имя  ребенка  включает  в

себя частицы имен отца и матери. Хорошо, что мы живем не на севере. Смешно

даже помыслить, какая нелепая мешанина получилась  бы  у  нас  с  Ахатани,

вздумай мы назвать нашего сына на северный лад.

     Вооружились мы действительно до зубов. Выходили  из  дома  с  Тенахом

только поочередно. Ни один из нас  не  расставался  с  мечом,  деревянными

ножами, обычными кинжалами и луком. В доме всегда  хранится  свежий  запас

факелов. Женщины тоже вооружились, каждая на  свой  лад.  Ахатани  выбрала

узкий  длинный  стилет,  Халлис  предпочла  набор   коротких   и   широких

металлических ножей. Пока одна кормила ребенка,  вторая  неизменно  сидела

рядом с оружием наголо. Это несмотря на то, что один из нас всегда  был  в

доме.

     И хорошо, что мы приняли  такие  меры  предосторожности.  Потому  что

нападение повторилось.

     Оно поставило меня в тупик, ибо исходило не от нечисти, и  направлено

было не на детей. Нападавший был человеком, и покушался он на Тенаха.

     Все-таки я не знаю, кто больше дураки: сами эти  новые  Боги  или  их

служители? И еще - возрастает их дурость по мере приближения к  столице  и

повышения в чине, или просто становится заметнее?

     Разумеется, после чудесной неуязвимости, продемонстрированной Тенахом

в храме, официально его нельзя и пальцем тронуть. Так эти остолопы до чего

додумались: подослали к Тенаху наемного убийцу! Убрать, и  концы  в  воду.

Чтоб  не  подавать,   значит,   дурного   примера.   Ну,   тут   столичные

первосвященники малость просчитались. Во-первых, хотя временное бессмертие

давно покинуло нас, Тенаха все равно так просто не возьмешь. А  во-вторых,

за этот год родился и окреп еще один ребеночек - Боевой Орден.

     Дитятко было в бешенстве и пожелало сделать бяку  тому,  кто  надумал

обидеть обожаемого  родителя.  Без  ведома  Тенаха  часть  Боевого  Ордена

предприняла демарш в столицу. Уж не знаю, кого они там брали за  грудки  и

чем грозились, но переполоху было много. Что вы, что вы,  все  в  порядке,

никто и  не  хотел,  нас  не  так  поняли,  это  случайность,  трагическая

случайность, оплошность, больше не повторится... Больше, действительно, не

повторилось. Столичные церковные заправилы  удумали  новую  шутку.  Тенаха

канонизировали. Все для того, чтоб никто не брал с него примера.  Дескать,

он святой, ему можно, а остальным - нишкни. Принесли пергаментный свиток с

известием о его официально зарегистрированной святости, он  треснул  гонца

свитком по шее и ругался три дня почти  без  передышки.  Редко  когда  мне

доводилось слышать что-нибудь столь же душеспасительное.

     Канонизация Тенаха имела вполне естественные последствия. К нему, как

к известному святому, постоянно наезжали за советом, хотя оравы паломников

сделали нашу жизнь почти невыносимой. К Тенаху начали приезжать из столицы

за одобрением официальной политики. Тенах прикрывал глаза ресницами,  чтоб

не заметили, какие молнии он мечет взглядом, и  давал  уклончивые  ответы:

одобрять это безобразие было выше его сил, а возражать впрямую  -  опасно.

Мало что могло с такой же силой довести его до  бешенства,  и  однажды  он

сорвался.

     Не сорваться было невозможно, я тому  свидетель.  К  Тенаху  приехала

целая свора за одобрением новых налогов. Все очень логично:  казна  пуста,

монета обесценивается, края уже трижды обрубали, скоро  и  вовсе  за  одну

старую мелкую серебряную монету будут давать сотню новых золотых. Еще  бы.

Интересно, а чего они хотели, когда Силы Зла привольно хозяйничают в мире,

поля охвачены затяжным неурожаем, скот гибнет, а  старые  секреты  ремесел

умирают день ото дня? Вот только откуда деньги взять на этот новый налог -

из собственных ушей начеканить, что ли? Я видел, как лицо молчащего Тенаха

медленно покрывается  красными  пятнами,  как  его  пальцы  бессознательно

теребят рукоять меча, как сжимаются его губы.

     -  Что  изволите  посоветовать,  многодостойный   Тенах?   -   елейно

осведомился один из приезжих монахов.

     - Да идите вы лесом! - заорал Тенах.

     Ничего  себе  совет.  Главное,  что  идти  им  придется.  Большинство

присутствующих  восприняло  "совет"   совершенно   буквально.   Не   стоит

пренебрегать публично полученной инструкцией святого. Могут выйти  большие

неприятности.

     Монах посмотрел на Тенаха с  плохо  скрываемой  ненавистью.  Вся  его

елейность куда-то испарилась.

     - Ээ... в каком направлении нам посоветует двигаться  многодостойный?

- процедил сквозь зубы монах.

     Тенах, весь еще во власти бешенства,  махнул  рукой  в  пространство.

Молодец Тенах! Болота в том направлении просто замечательные.

     - Ты был великолепен! - сказал я, когда посетители удалились.

     - А что делать? - Тенах нервно мотнул головой. - Хоть бы они в болоте

утонули!

     - Тогда пришлют следующих, - заметил я.

     - Надеюсь, не скоро, - отрезал Тенах.

     Но следующих присылать не  пришлось,  потому  что,  вопреки  здравому

смыслу, столичные  монахи  в  болоте  не  утопли.  Совсем  даже  наоборот.

Двигаясь в указанном направлении, они наткнулись на  какой-то  неимоверный

старинный клад. Размеры клада делали новый налог ненужным по крайней  мере

на ближайшие года три. Чудо святого Тенаха. Святости в  нем,  конечно,  не

больше, чем в  моей  заднице,  но  задатками  ясновидца  и  чудотворца  он

обладает. Жаль, что его Богам путь в наш мир заказан, и время их магии  не

приспело. Какой маг мог бы получиться из Тенаха!

     Силы Зла, разумеется, не дремали, и  ошалевшие  от  лицезрения  клада

монахи незамедлительно подверглись нападению. И лежать бы им костьми возле

сокровищ, если  бы  не  Боевой  Орден.  Парни  Тенаха  как  раз  проводили

очередное прочесывание леса на предмет поисков нечистой силы. Они  тут  же

ринулись на шум и уложили нападавших  на  месте.  Еще  одно  чудо  святого

Тенаха. С их  помощью  достали  подводы,  погрузили  клад  и  под  охраной

отправили его в столицу.

     Но не все же веселье. Были и очень страшные  вещи.  Я  убедился,  что

Силы Зла метили именно в наших детей, когда  у  одной  женщины  в  деревне

пропал новорожденный ребенок. Я строго-настрого велел Тенаху ни на шаг  не

отходить от дома и женщин с детьми не выпускать, а  сам  взял  с  собой  с

десяток воинов Ордена и помчался на поиски.

     Мы его нашли. И тех, кто это сделал, тоже. У  меня  духу  не  хватило

сказать матери, как именно он умер.  Умер,  и  все.  Я  не  хочу  об  этом

рассказывать, ни даже вспоминать. Не могу. Не то, что видеть такое -  даже

думать не могу. При одной мысли о  чем-то  подобном  я  теряю  власть  над

собой. Я перестаю быть человеком, во мне умирают все человеческие желания.

Остается только одно. Найти. Догнать. Настичь. Убить. Почувствовать  через

рукоять меча  слабое  сопротивление  плоти,  когда  в  нее  входит  сталь.

Выдернуть меч. Увидеть, как вытолкнется из раны кровь.  Ударить  еще  раз,

чтобы наверняка. И знать, что  это  существо  мертво  и  никогда,  никогда

больше не будет делать ничего подобного.

     Я не люблю распространяться о своих "боевых подвигах"  и  никогда  не

рассказываю о том, что видел и из-за чего их  приходилось  совершать.  При

одной мысли кровь застилает мне глаза.

     С  того  дня  половина  Боевого  Ордена  постоянно  околачивалась  по

деревням, охраняя детей пуще глаза своего. Больше дети не пропадали.

     И еще сплетни. Такие мерзкие - и такие  устойчивые.  Будто  бы  эльфы

имеют что-то общее с исчезновением детей. Ну, скажите на милость! Ладно бы

речь шла о том, чтобы похитить ребенка.  С  трудом,  но  могу  понять.  Но

убить? Замучить?! Все согласны, что эльфы - существа не злые. Кто  говорит

- загадочность на себя любят напускать, кто считает их взбалмошными.  Есть

и такие, кто полагает, что они больно уж нос задирают. До сих пор никому и

в голову не приходило считать их способными на такой ужас. И никому ничего

не объяснить. Все кивают головой - ну да, конечно, ты  прав,  но  ведь  не

бывает дыма без огня. Ох уж мне этот "дым без огня"! Он как раз бывает,  и

называется он туманом, и туману  этого  напустили  предостаточно.  Где-то,

кто-то, с кем-то, что-то, ничего достоверного, а сплетни ползут и ползут.

     А тут еще Морайх приехал и утешительных вестей не привез.

     Морайха я помню отлично. Это боевой друг Гимара, который в пору моего

ученичества хвалил меня моему Наставнику. Узнал я его сразу, он  же  долго

не мог поверить, что я - это я. Немудрено: после битвы с Тем, Чего  Нет  я

сам на себя не похож. Удостоверившись, что перед ним все-таки  я  и  никто

другой, Морайх долго хвалил мою жену, ребенка, меня самого, Боевой  Орден,

Тенаха и наши успехи в борьбе с Силами Зла. Я полагал, что он  по  доброте

душевной, оказалось - нет. Положение было скверное. Почти везде хуже,  чем

у нас.

     То, Чего Нет встречается не только  в  наших  краях.  Кое-где  с  ним

справились, а кое-где не сумели. Такие места сейчас - настоящий оплот Зла.

На севере - и не только на севере - маги  Зла  понастроили  себе  башен  и

замков и хозяйничают там вовсю. Разумеется, сопротивление им  оказывают  -

кто как может. В разных краях это делается разными способами.  Да  вот  не

все способы равно удачны. Все наемники прежних Богов, сколько их  в  живых

осталось, временно  забыли  прежние  распри  и  сражаются  с  Силами  Зла:

додраться со сторонниками Новых всегда успеют, сейчас не до них.  Один  из

друзей Гимара даже попытался проложить  Новым  Богам  дорогу  в  наш  мир.

Поздно спохватился: раньше у него бы сил достало, а теперь, когда  большая

часть магии не работает, он потерпел неудачу. Звезда, сделанная  им,  чтоб

выжечь путь сквозь заслон, поставленный Силами Зла, до цели  не  долетела.

Как я понимаю, теперь ее ищут все, кому не лень, и мне делается холодно от

одной мысли о том, что будет, если Силы Зла найдут ее первыми.

     Но самое тревожное - не только в наших краях пропадают дети.

     Морайх  такого  понарассказывал  -  кровь  в  жилах   стынет.   Почти

повсеместно бывают такие  случаи,  как  у  нас.  И  пропадают  все  больше

младенцы. И другие истории - дети  пропали,  но  потом  нашлись.  Вроде  и

невредимые, но нельзя  сказать  наверняка,  что  с  ними  было.  И  всякие

странности, связанные с эльфами. Оказывается,  сплетни  про  эльфов  -  не

только местное явление. Повсюду об этом толкуют. Какие-то дикие рассказы о

подменышах, о похищенных детях... я не знал, что и думать. У  меня  голова

шла кругом. Неужели и эльфов затронуло всеобщее зло? Обвинять  их  впрямую

никто не обвиняет, но сторожиться начали.

     - Вот такие дела, парень, - вздохнул Морайх, глядя, как Халлис купает

сына в корыте. - Так что вы своих деток берегите.  Жаль  будет,  если  что

случится. Уж такие детки славные.

     В это самое мгновение из комнаты донесся вскрик Ахатани и  заливистый

хохот Тайона. Я вскочил и рванулся  в  комнату,  чуть  не  выломав  дверь,

Морайх - за мной.

     Картина нам представилась редкостная.

     Посреди комнаты в воздухе висела жуткая колдунская  рожа  без  всяких

признаков остального тела. На роже было написано безграничное изумление, и

я могу ее понять: Тайон хохотал во все горло и швырял  в  рожу  игрушками.

Разумеется, силенок у него еще маловато, и игрушки до рожи не долетали, но

целенаправленность бросков была очевидна. Рядом с Тайоном застыла  Ахатани

с моим тяжелым мечом в руках.

     Морайх  издал  прерывистый  вздох.  Тайон  обеими  ручонками  схватил

тыковку-погремушку и запустил роже в  нос.  На  сей  раз  он  попал.  Рожа

возмущенно сплюнула и исчезла. Ахатани бессильно уронила меч и села  прямо

на пол.

     - Что это такое? - чуть надтреснутым голосом спросила она.

     - Очередная попытка нападения, -  ответил  я.  -  Не  бойся.  Это  не

опасно. В мой дом с помощью магии проникнуть нельзя. Это только морок.

     - Я поняла, - кивнула Ахатани.

     - А с мечом на него собиралась кидаться?

     - Я и бросилась поначалу, - призналась Ахатани, - пока не сообразила.

Потом думала тебя позвать, но Тайон так обрадовался. Я не  хотела  портить

ему веселье.

     - Но ребеночек мог перепугаться  до  смерти!  -  в  ужасе  воскликнул

Морайх.

     - Ребеночек! - с чувством произнес я. - Хотел  бы  я  видеть  чудище,

способное напугать этого ребеночка! Он сам, кого хочешь,  напугает.  Жаль,

Тенхаля тут не  было.  Они  бы  вдвоем  порадовались.  У  детей  так  мало

развлечений.

     Но шутки  шутками,  а  мне  это  здорово  не  понравилось.  Вурдалак,

оборотни, рожа... кто будет следующим?

     Кто был следующим, я так и не узнал, и как он проник в  дом  -  тоже:

ведь Ахатани закладывала ставни. Когда мы  заглянули  в  комнату,  услышав

подозрительный шум, Тайон и Тенхаль продолжали мирно спать  в  колыбельке.

Но от колыбели к окну тянулся  кровавый  след.  Окно  распахнуто  настежь,

постель перевернута, колыбель стоит задом наперед, а рядом валяется кинжал

с эльфийскими письменами. Я даже ужас испытал.  Мне  показалось,  что  мир

разломился на части и обрушился на меня. Я был погребен под его обломками.

Мне было трудно дышать. Так значит, все-таки эльфы!

     Ахатани тихо застонала.

     - Тайон в порядке, - прошептал я. - Спит. Не буди.

     Она кивнула.

     - Позови сюда Тенаха. Я больше не хочу оставлять  детей  одних,  даже

когда спят. А мне надо поговорить с Морайхом.

     Ахатани  снова  кивнула  и  вышла.  Через   некоторое   время   дверь

приотворилась. В комнату на цыпочках вошел Тенах, босой и  вооруженный.  Я

оставил его с детьми и вышел искать Морайха. Хорошо, что он еще не  уехал.

Говорить по-эльфийски я умею, а вот грамоту их  знаю  еле-еле.  Не  научил

меня Гимар толком, не успел. Конечно, повозившись денек-другой, я и сам бы

смог с грехом пополам прочитать надпись, но мне некогда  ее  разбирать  по

складам. Морайх сделает это лучше.

     - Что случилось? - встревоженно спросил Морайх. - На тебе  лица  нет.

Не заболел? Сядь, глотни водички... нет, лучше вина!

     Добрая душа Морайх, ничего не скажешь.

     - Что с тобой, парень?

     Я кратко рассказал. Морайх недоуменно пожал плечами.

     - Даже не знаю, что обо всем этом и думать.

     - А вот об этом? - я протянул ему кинжал. Морайх взял его  в  руку  и

принялся сосредоточенно рассматривать, сопя и пыхтя от усердия.

     - Это стихи, - наконец объявил он.

     - Прочти, пожалуйста, - попросил я.

     И Морайх медленно произнес эльфийские слова.

     - Звезды сметают туман в стога  -  Выйдет  луна  и  съест.  Там,  где

проходит граница трав Должен гореть костер. Всадник  приедет  через  луга.

Вереск звенит окрест. Если сталь укротит свой нрав, Кончится давний спор.

     - Занятная штука - эти эльфийские стихи, - сказал Морайх.  -  Никогда

ничего толком не понять, а со  смыслом.  Сами  они  их,  во  всяком  разе,

понимают. Странная надпись. Я этих стихов не знаю. Похоже на  одну  старую

эльфийскую песню, но там слова немного другие...

     И Морайх мечтательно улыбнулся, припоминая песню.

     - Да нет, песня здесь не при чем, - нетерпеливо сказал я. - Прочти-ка

еще разок, сделай милость.

     Морайх удивился, но прочел.

     - Зачем тебе? Это ведь просто стихи.

     - Не просто, - возразил я.  -  В  них  указаны  время  и  место.  Сам

посмотри. "Звезды сметают туман в стога" - когда уляжется вечерний  туман.

"Выйдет луна и съест". Очевидно, полнолуние.

     - А что такое "граница трав"? - заинтересовался Морайх.

     - Шут его знает, - пожал плечами я. -  На  месте  разберемся.  Должно

быть, там два луга с разными травами.

     - Где это - там?

     - Смотри дальше: "через луга, вереск звенит", и все такое. Дикие луга

за вересковой пустошью. Есть в наших краях такое место.

     - А что значат слова про сталь, которая должна укротить свой нрав,  и

тогда все кончится хорошо?

     - Тоже не очень понимаю. Может,  туда  нельзя  идти  с  оружием.  Или

обнажать оружие. Себе дороже. Но уж это - нет!

     Я решительно встал.

     - Что ты собираешься делать?

     - Поеду туда. Сегодня как раз полная луна. Если  выехать,  не  медля,

как раз вовремя успею.

     - Ты обязательно хочешь  ехать?  -  Морайх,  похоже,  не  хотел  меня

отпускать.

     - Обязательно. Это наши дети. И я должен выяснить,  кто  к  ним  лапы

тянет. А узнаю - отрежу!

     - Слушай, парень, по-моему, ты немного не  в  себе.  Может,  лучше  я

поеду? - предложил Морайх.

     - Если ты и впрямь хочешь мне  помочь,  оставайся  здесь.  Мне  будет

спокойнее. Тенах, конечно, глаз с детей не спустит,  но  если  ты  за  ним

приглядишь, вернее будет.

     - Ладно, - кивнул Морайх. - Будь по-твоему.

     Собирался я в дорогу с лихорадочной быстротой. Своего оружия я  брать

не стал: кто их знает, этих эльфов,  вдруг  железо  помешает  им  подойти?

Говорят же, что они не могут коснуться холодной стали,  выкованной  руками

человека. Вообще много чего говорят. Может, и правду.  Во  всяком  случае,

эльфийский  клинок,  который  я  прихватил  с  собой,  выглядел  несколько

необычно. Он был чуть легче, нежели должен, если судить по размеру.  Блеск

стали совершенно другой: более яркий и  одновременно  приглушенный.  Будто

это не отблеск солнца на металле, а внутреннее свечение. Письмена нанесены

непонятным мне способом: не гравировка, не золочение... кто его  разберет.

А  под  ними  в  глубине  клинка  проступают  другие.  Красивая  вещица  -

залюбуешься.  И  дельная.  Рукоять  без  выкрутасов,  удобная.  Центровано

отменно. Мастерская работа, одним словом.

     И еще ветка рябины на всякий случай. И троелистник. Гимар говорил, он

способствует ясновидению. А еще им украшают дверь дома в день свадьбы:  он

символизирует триединство семьи. Мать, отец и  ребенок.  Вот  пусть  он  и

охранит меня во имя Ахатани и Тайона, покуда за ними Морайх присматривает.

     И немного еды с собой в дорогу. Кто его знает, сколько  я  пробуду  в

пути, и закончатся ли мои поиски "там, где проходит граница трав."

     Выехал я в сторону вересковой пустоши в самом сумрачном  расположении

духа. Я ничего не мог понять. Чтобы эльфы... в голове не  укладывается.  Я

чувствовал себя, как ребенок, которого пыталась задушить родная  мать.  Не

может быть, чтобы эльфы посягнули на моих детей. Да, но кинжал?..  А  что,

собственно, кинжал? Может,  его  подкинули  нарочно,  чтоб  я  подумал  на

эльфов? Чушь какая-то. Нечисть боится эльфийского  оружия  посильнее,  чем

Клинков Боли. Немыслимо, чтоб Силы Зла  могли  взять  его  -  не  то,  что

принести. Если только они не столкнулись. Тогда, конечно, все возможно. Но

тогда они не стали бы подбрасывать мне кинжал - совсем наоборот.

     Нет, как ни крути,  а  эльфы  у  меня  в  доме  побывали  собственной

персоной. Что им надо от моих  детей?  С  кем  они  в  союзе?  Что  вообще

произошло у меня дома? Постель перевернута,  колыбель  передвинута.  Да  и

вообще вся комната как бы словно чуть сдвинута с места. Но на следы борьбы

не похоже. И  кровь.  Кровавый  след,  который  начинается  у  колыбели  и

обрывается у открытого окна. Если эльфы там с кем-нибудь боролись,  почему

нет следов? Убили кого-то? Кого? Куда  он  делся  из  комнаты?  Ни  одного

ответа, зато вопросов - хоть отбавляй. И среди прочих один,  чудовищный  в

своей нагой нелогичности: "Зачем они меня предали?" Глупо. Как могли  меня

предать создания, которых я даже не видел? Выходит, могли.  Они  оказались

не такими, как я думал, когда был ребенком.  Они  меня  предали.  Мой  мир

рухнул.

     Пора бы уже и позабыть такие нелепости. Рухнул, рухнул... Я ведь  уже

не ребенок, я воин-маг, хоть и недоученный.  Мне  не  пристало  так  вести

себя. Говорил я это себе,  говорил,  гнал  от  себя  мысли,  а  чувствовал

по-прежнему. Чувства - не мысли, их так быстро не прогонишь.

     Все же у вересковой пустоши я успокоился и взял себя в руки. Конь мой

несся галопом. Вот к чему приводят дурацкие мысли! Я сошел на землю, обтер

коня пучком вереска и некоторое время шел  пешком,  ведя  коня  в  поводу.

Пусть отдохнет немного. Времени у меня  достаточно.  После  такой  бешеной

скачки я могу идти вдвое медленней, и все равно успею.

     Когда я снова сел в седло, уже вечерело. Сумерки еще не наступили, но

день заметно изнемогал. Почему-то мне  не  хотелось  касаться  этой  земли

вечером. Пока солнце еще высоко, все вроде как надо. Но чем ближе темнота,

тем более странное чувство охватывает путника. Пока еще жужжат пчелы,  оно

не  так  заметно.  Но  пчелы  отправились  на  покой,  а  вокруг   катятся

бесконечные волны вереска - белого, лилового, розового. Сумерки сгущаются,

и лиловый вереск становится черным, а розовый -  лиловым.  Потом  и  белые

цветки понемногу лиловеют. И ветер поднялся. Я раньше думал, это только  в

песнях поется,  будто  вереск  звенит.  Оказывается,  правда.  Он  звенит,

тихо-тихо, почти невнятно, и от его звона звезды  становятся  холодными  и

чужими. Подымаешь взгляд и не знаешь - на прежнем ли они месте? Не  глянет

ли на тебя чужое небо с незнакомыми звездами?

     А потом сгущается туман, и звон становится шорохом,  и  неба  уже  не

видно - ни своего, ни чужого. Туман липкий, холодный, дышать трудно. И  не

видать ничего. Когда вереск под ногами коня сменился луговой травой, я это

скорее почувствовал по изменившейся поступи коня, чем увидел.

     Я сошел с коня, стреножил его и пустил пастись. Вот они,  дикие  луга

за вересковой пустошью. Что такое "граница трав", я не знаю, но там  видно

будет. Вроде на этой границе должен гореть костер.  Никаких  костров  и  в

помине нет. Может, я ошибся местом? Да нет, вряд  ли.  Во  всяком  случае,

время пока есть, можно и пооглядеться. Хотя много  ли  увидишь  в  тумане?

Осядет он скоро, но я должен разобраться раньше, чем "звезды сметут его  в

стога".

     На кострище я наткнулся довольно скоро. Рядом  лежал  изрядный  запас

хвороста. После недолгого раздумья я решил разжечь костер. Конечно, лучше,

если костер разожгут те, кто делал надпись на кинжале. Но,  хотя  туман  и

начинал редеть, мне вовсе не улыбалось  провести  ночь  без  огня  в  этих

местах. И вообще: пусть знают, что я их не боюсь!

     Глупо, ребячески. Но я не мог быть иным в эту ночь.

     Я сидел у костра и подкреплялся хлебом  и  медом  из  своих  дорожных

припасов. Туман почти рассеялся. В небе  стояла  полная  луна,  большая  и

чистая. Остатки тумана окружали ее нежно мерцающим ореолом.  Вереск  снова

начинал звенеть. Этот звон, тихий и  настойчивый...  и  лунный  свет...  я

тряхнул головой. Так нельзя! Надо собраться. Нельзя давать  вереску  такую

власть над собой. Особенно сейчас, когда туман осел,  и  над  лугом  сияет

бледная, полупризрачная радуга. Я никогда раньше не видел лунной радуги. Я

глядел на нее, как зачарованный, и не сразу заметил всадника.

     Трудно сказать, как на самом деле выглядит укрытый плащом  всадник  в

седле, какого он роста. Но мне  он  показался  высоким.  Конь  его  ступал

неслышным шагом, но приближался он быстрее, чем  самой  бешеной  рысью.  В

ярком лунном свете я даже издали мог различить серый плащ, светлые волосы,

повязанные гибкой веткой через лоб, уверенные движения рук. Делая вид, что

ищу что-то в сумке, я украдкой достал троелистник и поднес его к глазам.

     Вот оно! Конечно, таким манером конь и  шагом  до  тебя  доберется  в

мгновение ока. Он вообще не ступал по земле, он шел по ветру, не  приминая

травы. И как я раньше мог не заметить, что он не  касается  земли?  Почему

мне казалось, что трава обвивает копыта?  Ветка  тоже  оказалась  обманом:

голову эльфа охватывал серебряный обруч. И плащ его не был серым. Он  сиял

нежной зеленью, как юная весенняя трава. Не шелк, не бархат, что-то совсем

другое, пронизанное золотистым и радужным сиянием росы.

     Я так засмотрелся, что когда сообразил спрятать троелистник, было уже

поздно.

     - Ты взял троелистник с собой, Наемник? - улыбнулся эльф. - Даже ты?

     Я  покраснел  до  корней  волос,  как   мальчишка,   застигнутый   за

непотребным занятием.

     - Оставь его, если хочешь, а можешь и убрать. Он тебе не понадобится.

     Я неловко убрал троелистник за пазуху. Перемены облика не  произошло.

Плащ эльфа по-прежнему струился в  свете  костра  зеленым  золотом,  обруч

мерцал прохладно и спокойно.

     - Извини, что заставил тебя ждать, - произнес эльф, садясь у  костра.

- Я думал ты будешь искать место дольше.

     Час от часу не легче! Выходит,  надпись  на  кинжале  предназначалась

лично мне?

     - Я бы и искал дольше, доведись мне разбирать ваше послание самому, -

проворчал я. - Разве нельзя было написать как-нибудь по-другому? А если бы

я не догадался, что это не просто стихи?

     Эльф покачал головой.

     - Нельзя. Мы не могли рисковать! Вдруг кто-то  прочтет  и  расшифрует

послание кроме тебя и Морайха? Слишком многие охотятся за вашими детьми.

     Мой расколотый мир заново воздвигся из руин, и его бывшими  обломками

мне еще раз угодило по голове. Я испытал невыразимое облегчение и ни с чем

не сравнимый стыд. Почему мне сразу не  пришло  в  голову  самое  простое:

эльфы  не  покушались  на  детей,  они  их  защищали!  Почему?  А  кто  я,

собственно, такой? Что за шишка на  ровном  месте,  чтобы  эльфы  обо  мне

заботились и защищали моего ребенка? Вот и не подумал. Мне, дураку,  легче

оказалось допустить, что эльфы виновны. И не мне одному. Ладно, теперь  уж

я все узнаю, обо всем расспрошу. Только не надо торопиться.

     Эльф сел у костра и с наслаждением протянул руку к огню.  На  тыльной

стороне его левой руки тянулся под рукав еще совсем свежий шрам.

     - Так это ты был у меня дома? - сообразил я.

     Эльф кивнул.

     Я хотел сразу наброситься с  расспросами.  Едва  удержался:  нехорошо

как-то.

     - Не хочешь перекусить? - предложил я, указывая на свои припасы.

     На мгновение эльф потерял выдержку, и его передернуло от  отвращения.

Потом он углядел что-то, и лицо его мигом прояснилось.

     - Если можно, меду я бы поел. Ты прости, я знаю,  у  людей  в  обычае

делить в знак дружбы хлеб и прочее, но я просто не могу есть...  этого!  -

он указал на еду, не касаясь ее даже кончиками пальцев.

     - Почему? - опешил я.

     - Не могу. Раньше - другое дело, хотя и раньше ваша еда нам не  очень

годилась. Эльфы, живущие с людьми, старились прежде времени и умирали не в

срок, и все из-за еды. А теперь и вовсе скверно. Силы Зла взяли власть над

землей, над людьми. Вы все им пропитаны, и  все,  что  вы  делаете  своими

руками - тем более. Хлеб, испеченный и разрезанный человеком,  отравил  бы

меня. Мы не можем больше с вами жить - мы болеем, умираем, сходим с ума.

     Так вот почему последние эльфы покинули человеческие жилища!

     Слыхал я об этом и раньше, а вот в толк взять не мог.

     - Значит, наши пути разошлись? - медленно спросил я.

     - Не совсем. Есть все же средства. Если среди нас растет человеческий

ребенок или хотя бы полуэльф, он не заражен злом, и  мы  привыкаем.  Потом

нам легче бывать среди людей. Не жить, конечно - бывать. Это  должна  быть

уж совсем безумная любовь или долг редкой дружбы, чтоб эльф  ушел  жить  к

людям.

     - Так вот зачем вам нужны дети! - невольно воскликнул я.

     - Именно нам они и нужны.  Силам  Зла  они  ни  к  чему.  Просто  они

пытаются помешать, не допустить. Хоть бери и похищай этих  детей,  честное

слово!

     - Похищай? - усмехнулся я.

     - Мы никогда этого не делаем! - вспыхнул эльф. -  Как  ты  мог  такое

подумать.

     - Успокойся, - сказал я. - Я этого не думаю.

     И про себя добавил: "Уже не думаю".

     - Только вот насчет подменышей растолкуй. Это слухи или правда?

     - Правда, конечно. Мы менялись  детьми,  по  уговору.  Только  ничего

хорошего из этого не вышло. Раньше получалось, а теперь... вокруг  люди...

и эта ваша еда, и вещи... что с нашими детьми делалось - ты  не  поверишь!

Неделя-другая, и  они  превращаются  в  уродов  и  идиотов.  И  они  едят,

постоянно едят, все время едят! Ваша пища для нас не  просто  отрава,  она

вдобавок нас не насыщает. Вот эти бедняжки и  едят.  Чистое  разорение!  -

эльф помрачнел. - Ну, и обращаться с ними начинают  ужасно.  Бессмысленные

уроды и прожоры. Но все же так жестоко...  я  не  в  силах  этого  понять.

Конечно, мы не можем допустить, чтоб  ребеночка  мучили,  и  забираем  его

обратно, а человеческого ребенка возвращаем, и лечить  наших  детей  потом

приходится долго. Так что с обменом детьми ничего не вышло, сам понимаешь.

     - Я-то понимаю. А ты как себе мыслишь: какая мать отдаст свое дитя  в

чужие руки? Такого маленького?

     Эльф вздохнул.

     - Еще бы. А положение - хуже некуда. Будь дело  только  в  том,  чтоб

привыкнуть к человеку, Силы Зла не стали бы красть  детей  у  нас  из  под

носа. Да и мы бы так не старались: разошлись наши пути - ну  и  разошлись.

Потом сойдутся. Нет, не в том дело. И не на всяких детей охотится  Зло.  И

ваших с Тенахом сыновей облюбовали недаром.

     У меня пересохло в горле.

     - А что такого в наших детях? Почему это все  собираются  лишить  нас

наших сыновей?

     - Не все. Мы не  собираемся.  Но  они  нам  очень  нужны.  Ты  можешь

отказаться, Наемник. Дело добровольное, сам понимаешь. И мы будем помогать

тебе охранять их и дальше, даже если ты откажешься. Но покоя им  не  знать

до конца жизни.

     Во мне закипал гнев.

     - По какому праву вы распоряжаетесь моими детьми?!

     - Не распоряжаемся, - устало покачал головой эльф. - А  вот  право  у

нас есть. Не кипятись, выслушай сначала.

     - Я слушаю, - я не без труда  подавил  гнев  и  устроился  поудобнее,

приготовившись слушать.

     - Видишь ли, у нас сложные отношения с холодным железом. Сталь нашего

оружия не совсем обычна. Да ты, верно, заметил?

     - Заметил, - кивнул я.

     - Вот видишь. В мирное время мы бы  обошлись  и  тем,  что  есть,  но

сейчас настала пора ковать новое оружие.

     - Ну и что? - не понял я. - Вам ведь его гномы куют, разве нет?

     Эльф откинул голову и откровенно рассмеялся.

     - Я погляжу, люди ничего о нас толком не знают. Одни легенды и байки.

Нет, Наемник, гномы  нам  оружие  не  куют.  Или,  вернее  сказать,  такое

случается, но очень редко, и это не  лучшее  наше  оружие,  хотя  гномы  -

мастера отменные. Нет, Наемник, оружие наше куется среди нас. Но пока  оно

не выковано, нам за железо  не  взяться.  Кузнецом  должен  быть  человек.

Человек, воспитанный эльфами.

     - Значит, наши дети... - задумчиво протянул я.

     - Как никто другой, - кивнул эльф. - Сам подумай. Дети, которые еще в

чреве матери побывали на границе Тьмы и Тьмы - и вернулись  живыми!  Хотя,

конечно, это не их заслуга.

     - Как раз их, - возразил я. - Без них у нас  бы  сил  не  хватило  на

возвращение.

     - Тем более. Сам видишь, Наемник - дети  недюжинные.  И  звезды,  под

которыми они родились -  такое  расположение  звезд  бывает  нечасто.  Это

звезды эльфийских кузнецов и оружейников. Наконец, ты и сам куешь  оружие,

так что твой Тайон - сын кузнеца и оружейного мастера. Да Силы Зла полмира

растерзают и замучают, чтоб только добраться до ваших детей.

     - Выходит, только у вас они в безопасности?

     Я не могу терять Тайона. Больно, ох как больно! Бедная Ахатани...

     - Да. Сегодня утром у тебя в доме я едва  поспел  вовремя.  Будь  это

прежний дом, выстроенный Гимаром, я бы вообще не смог туда попасть, а  так

только замешкался.

     Дом Гимара сгорел. От  него  остался  один  фундамент.  На  нем  я  и

выстроил свой дом, тоже защищенный от магии, но гораздо слабее.

     Что ж, нет худа без добра.

     - А что там такое было? - задал я, наконец, вопрос, мучивший меня все

это время.

     Эльф брезгливо поморщился.

     - Редкостная мерзость. Даже не  знал,  что  маги  Зла  могут  владеть

силами стихий.

     - Ты - и не знал? - удивился я.

     - Как видишь. Будем надеяться, что это единственный случай. Как бы то

ни было, оно не вернется. Я загнал его обратно, туда, откуда оно вышло.

     - Загнал? Погоди... а кровь чья же? Твоя? - я  уставился  на  раненую

руку эльфа. Шрам свежий, но заживший... ах, да, я же и забыл, что  раны  у

них затягиваются быстрее, чем у людей.

     - Моя, - спокойно ответил эльф.

     - А почему след идет до окна - и все?

     Эльф снова засмеялся.

     - А ты собирался отыскать меня  по  кровавому  следу?  Увы,  Наемник.

Раненого эльфа по следу крови можно найти в доме, на мостовой в  городе  -

словом, там, где нет живой земли или камня. Кровь эльфа  встает  из  земли

травой. Твой сад сейчас значительно гуще прежнего.

     Не просто гуще, а значительно. Выходит крови он потерял  много.  Стыд

вновь ожег меня. Я думал о нем плохо, а он истекал кровью,  защищая  моего

сына.

     - Ты уверен, что оно не  вернется?  -  я  поежился,  представив  себе

возвращение стихийного Зла.

     - Вполне. Я перевернул или сдвинул все, чего оно касалось  или  могло

коснуться.

     А ведь верно! Старый прием: если нечисть не убита,  а  лишь  изгнана,

быстро передвинь, вылей, разбей, порви, переверни все, чего она  касалась,

и она не сможет вернуться. Вот почему вся комната  выглядела  "сдвинутой".

Будь у меня спокойно на душе, я бы, может, и сам догадался.

     - Получается, я должен отдать вам детей? - эти  слова  дались  мне  с

огромным трудом, они просто застревали у меня в глотке.

     Эльф легко улыбнулся.

     - Что ты, Наемник. Они еще так малы, что умрут без матери.  Вам  всем

придется жить неподалеку.

     Снова облегчение пополам со стыдом. К сожалению,  я  привык  во  всем

сначала подозревать дурное, и лишь затем видеть хорошее. Уж такая  у  меня

работа.

     - Это хорошо. На это можно согласиться.

     - Можно, Наемник. Ведь если вы  расстанетесь  с  детьми  совсем,  вас

будет ждать неприятная неожиданность. Время в  наших  краях  течет  совсем

по-иному: иногда медленнее, а  иногда  намного  быстрее.  Отсюда,  кстати,

дурацкие байки о нашем бессмертии. Если вы оставите ребеночка  на  неделю,

встретить его вы рискуете десятилетним. Хлопот для вас,  конечно,  меньше,

но сомневаюсь, что его мать это обрадует.

     - Конечно, нет. Но, послушай, погоди... как же мы можем к вам уйти? Я

ведь Страж Границы! И нечисть...

     Эльф вновь улыбнулся. На сей  раз  его  улыбка  оказалась  бесконечно

грустной.

     - С нечистью и ваш Боевой Орден неплохо справится. А граница... разве

ты еще не понял, Наемник? Она  давно  переместилась.  Лунный  свет  яркий,

чистый. Оглянись, Страж.

     Я оглянулся. Сначала недоуменно. А потом я понял, что  хотел  сказать

эльф. Я увидел границу трав.

     По одну сторону костра лежали края людей, по  другую  -  простирались

эльфийские земли. И трава в них росла разная. С эльфийской  стороны  травы

подымались выше, чище, свежее, зеленее. Наша трава рядом казалось  увядшей

и примятой. Между травами  не  пролегала  межа  или  борозда,  но  граница

виднелась отчетливо, словно кто-то прочертил ее лезвием ножа.

     - Приглядись, Страж, - мягко и тихо произнес эльф. - Граница здесь. И

долг твой - здесь.

     - Я должен к этому привыкнуть, - хрипло ответил я.

     - Привыкнешь. Я понимаю, для тебя это нелегко. Ты  считал,  что  твой

долг - охранять людей. Так  вот,  ради  всех  людей  твой  долг  сейчас  -

охранять эту границу и ваших детей.

     - Ради... всех?..

     - Да. Обычную нечисть можно одолеть и Клинками Боли, но  для  большой

битвы с Силами Зла нужны иные мечи. Вашим детям, Наемник, предстоит ковать

совсем другое оружие.

     Вот теперь я понял все до конца. Я вспомнил, что сказали  Тенаху  его

Боги. Оружие для битвы еще не выковано, и отношение к нему мы будем  иметь

лишь косвенное. Вестимо, так. Ковать его будут руки Тайона и  Тенхаля.  Не

диво, что Силы Зла готовы  были  любой  ценой  помешать  этому.  Похитить.

Убить. Да что угодно! Боги,  мертвые  мои  Боги,  какой  же  опасности  мы

избежали!

     - Твоя взяла, эльф.

     - Значит, вы  готовы  переехать?  -  в  голосе  эльфа  звучала  такая

радость, что даже костер, казалось, запылал ярче.

     - Хоть завтра, но куда? Жаль, конечно, оставлять  дом  и  сад,  да  и

прочее хозяйство, но я готов. Только надо сначала  хоть  времяночку  какую

выстроить. Не жить же с маленькими детьми в чистом поле.

     Эльф усмехнулся.

     - О доме не горюй, его бросать не придется.

     - Как это? - оторопел я.

     - Фундамент его еще Гимар закладывал, значит,  все  получится.  Одним

словом, там увидишь.

     Я настаивал. Эльф опять засмеялся.

     - Вы, люди, кажется, говорите, что мы любим  загадочность  напускать?

Нет?

     Я покраснел до кончиков ушей.

     - А ведь это правда, между прочим. Любим. Очень не  хочется  говорить

тебе все сейчас.

     - И не говори, - буркнул я, уступая.

     Выражение лица у моего собеседника было такое,  словно  меня  ожидает

невероятный розыгрыш.

     - Вот сад оставить придется. Ничего не поделаешь,  Наемник.  Деревьям

место там, где они растут. Не горюй, Наемник. Тебя уже ждет новый сад.  Он

тебе понравится.

     - Еще меду хочешь? - спросил я.

     Я никак не мог найти нужных слов и сказал первое, что на язык пришло.

     - С удовольствием, - ответил эльф и протянул мне ломоть своего хлеба.

Я взял его. Хлеб был еще  теплый.  Нашим  детям  будет  у  эльфов  хорошо.

Впервые за долгое время, словно свет сквозь ветви, передо мной  забрезжила

надежда. На ум мне пришла отчего-то старая эльфийская песенка,  которую  я

слышал от Гимара еще мальчишкой. Как там она звучала?

                        Давай разделим хлеб и мед,

                        Тепло и свет костра...

     Эльф подхватил мой мысленный напев:

                        Мы будем ждать у этих вод,

                        Пока взойдут ветра,

     - Здесь нет воды, - возразил я.

     - Там, за холмом, - эльф махнул рукой в направлении недальнего холма,

- ручеек. Не очень большой, но для песни сгодится. Как ты полагаешь?

     - Полагаю, сгодится, - с  самым  серьезным  видом,  на  какой  только

способен, согласился я, и мы запели напев вдвоем.

     - Твоим туманом мой клинок Для боя закален...

     И так далее...

     Надо сказать, я провел время куда приятнее,  чем  мои  домашние.  Они

терзались тревогой за детей и ничего не знали обо мне. Так что возвращение

мое ознаменовалось упреками и слезами облегчения.

     Предложение эльфа было встречено бурей восторга.  Ахатани,  снедаемая

беспокойством за  Тайона,  была  счастлива  возможности  поместить  его  в

безопасное место. Халлис всю жизнь мечтала повидать эльфов. Тенах был  рад

удрать от нелегких обязанностей святого. К тому же теперь, когда слова его

Богов получили разъяснение, ему и вовсе не на что жаловаться. Морайх перед

отъездом признался, что завидует мне, и на прощанье опять расхвалил всех и

вся по своему обыкновению.

     Что же до эльфийского розыгрыша, то  он  состоялся.  Ох  уж  мне  это

эльфийское чувство юмора. Я понял затаенную радость предвкушения,  сиявшую

в глазах моего ночного собеседника, когда  мой  собственный  дом  на  моих

глазах заворочался тяжко, вытащил из земли фундамент,  потоптался  немного

на месте и, весело помахивая дверями, зашагал к границе трав. До  сих  пор

помню, как содрогалась  под  его  решительной  поступью  земля  и,  думаю,

никогда этого не забуду.

                    ИЗ ПЕСЕН О НАЕМНИКЕ МЕРТВЫХ БОГОВ

                        Там за холмами мой дом -

                        Дом, где растут имена,

                        Где, не прикрытая льдом,

                        В реках струится весна.

                        Лето живем на холмах,

                        Осень - в плодовом саду,

                        Скоро забывшие страх

                        Дети по праву придут.

                        Сильных и ласковых рук

                        Ждет не дождется земля,

                        Молот кузнечный и плуг,

                        Реки, леса и поля.

                        В горне пылает огонь,

                        В небе пылает закат,

                        И с водопоя мой конь

                        Скоро вернется назад.