Михаил Пухов.
Путь Одноклеточных
Два с половиной миллиарда лет назад в теплых волнах архейского океана две крохотные амебы резвились под лучами первобытного Солнца. Им было хорошо и просторно. Их почтенная родительница, старая амеба Этер, уже не жила: она разделилась когда-то на две половинки, которые приняли имена Тера и Тери, и сейчас чувства настолько переполняли сестер, что они с трудом сдерживались, чтобы преждевременно не повторить акт деления. Они произошли от одной матери и в миг своего рождения ничем от нее не отличались. Но с тех пор прошло целых пятнадцать минут; за этот срок каждая из них приобрела кое-какой жизненный опыт. К тому нее кое-что из духовного наследия Этер было забыто (ровно столько, сколько приобретено); иными словами, за эти четверть часа каждая из двойняшек сделалась неповторимой индивидуальностью. Амебы весело плясали в прозрачной воде под беспорядочными толчками молекул и радостно напевали: "Свобода, свобода". Ведь они, как и прочие Одноклеточные, превыше всего ценили свободу индивидуальности. И всюду - на многие сантиметры кругом - кружились точно в таких же танцах мириады точно таких же миниатюрных созданий, певших ту же самую песню такими же нежными голосами. Каждое из этих существ имело ярко выраженную индивидуальность и ценило свободу больше всего на свете. Внезапно в нескольких миллиметрах от себя Тера увидала амебу, пораженную, по всей вероятности, каким-то тяжким недугом. Незнакомка выглядела так, будто находилась в процессе деления: в ее полупрозрачном теле отчетливо просматривались два ядра и натянутая между ними мембрана. Но разделиться полностью на две половинки несчастная, видимо, не сумела; более того, оба ее ядра буквально на глазах распались каждое надвое; и опять-таки образовавшиеся четыре клетки почему-то не разошлись в разные стороны. Удары молекул воды почти не сдвигали с места тело бывшей амебы; оттого оно казалось тяжелым и неповоротливым. Удивленно хлопая двигательными ресничками, Тера приблизилась к горемычному существу. За ней последовала и Тери. Объятые жалостью, они перестали петь и даже плясать; лишь изредка хаотические удары молекул вынуждали их менять избранную позицию. - Что с вами, бедняжка? - спросила незнакомку Тера, трепеща от сострадания. - Вам больно? Вы не можете разделиться на две половинки? - Я и не собираюсь делиться, - надменно отвечало уродливое существо. - Мне опостылела жизнь Одноклеточного, которое толкают даже самые микроскопические молекулы. Я не хочу разбрасывать своих потомков по океану. Пусть живут вместе. Несколько миллисекунд Тера и Тери недоуменно молчали, пытаясь переварить это неожиданное заявление. - В сущности, я Зародыш, - продолжало чудовищное создание. - Я надеюсь стать когда-нибудь Многоклеточным. Я превращусь в большой и сильный Организм, которому нипочем не только удары молекул, но даже морские течения. - Разве это возможно? - изумленно сказала Тера. - Если так, ваши клетки станут друг другу мешать... - И не будут свободны, - вставила Тери. - Многие из них не увидят наш необъятный мир... - Никогда не почувствуют ласковое тепло воды... - И мягкий солнечный свет... - Не смогут петь... - И плясать... - Я думал об этом, - ответил ужасный Зародыш. - Когда я стану Организмом, клеток во мне накопится очень много - миллионы или даже миллиарды. Они потеряют универсальность, станут специализированными. Некоторые будут мыслить, другие - запоминать, третьи - защищать меня от врагов. Объединенные в группы, они образуют органы чувств, вообразить которые невозможно. Даже я не рискну это сделать. - Потеряют универсальность? - пролепетала вконец испуганная Тера. - Но как же тогда свобода? - Да, как быть со свободой? - эхом отозвалась окончательно устрашенная Тери. - Что случится с индивидуальностью? - На смену свободе, к которой мы все привыкли, придет новая, - объяснил Зародыш будущего Организма. - Я и мои потомки сможем делать совершенно непредставимые вещи. Возможно, даже перестанем жить в океане. - Но свобода... - повторила Тера. - Индивидуальность... - Свобода индивидуальности... - эхом откликнулась Тери. - Подвижность моих клеток действительно несколько ограничится, - заявил Зародыш. - Зато Организм будет свободным по-настоящему. - Значит, клетки лишатся свободы?.. - Будут связаны... - Порабощены... Амебы были ошеломлены и расстроены. К счастью, случайная молекула Н2О оттолкнула их на несколько миллиметров от зарождающегося чудовища, и они вскоре о нем забыли. И уже через долю секунды опять танцевали в теплых водяных струях, готовясь к новому акту деления и весело распевая: "Свобода, свобода..." Прошло два с половиной миллиарда лет. Потомок первого Организма, размышляя, как бы получше закончить рассказ, наполнил стакан водой. Она была чистой, прозрачной, холодной. На деле в этой воде жили тысячи одноклеточных потомков первых простейших, они весело кружились в хаотическом танце и радостно пели: "Свобода, свобода". Но глаза Организма видели только значительные предметы и не замечали Одноклеточных, поэтому вода казалась ему прозрачной. Да и уши его не могли уловить их нежного пения. Он выпил воду и поставил стакан на стол. Но даже после этого Одноклеточные продолжали радостно петь: "Свобода, свобода". Мир, ограниченный стенками желудка, казался им бесконечным.
[X]