Акт 27-й. (О картине “Вечное молчание” Ольги Миннибаевой.)

“Вечное молчание” (http://www.magister.msk.ru/art/olga/olga32.jpg) в “Акте третьем” я разобрал неверно, как оказалось.

И не каюсь.

Авторское безволие – нередкий гость, как заметил академик Лихачев. Да и вообще, поскольку постижение произведения есть бесконечный процесс уточнения художественного смысла, то достоинство этого процесса в том, чтоб не тыкаться абы куда. Так мой вывод о пафосе неприятия вседозволенности в “Вечном молчании” остается в каком-то смысле приемлемым.

Из покаянного письма моего своему читателю: В “Вечном молчании” я совершенно не прав насчет голубой полосы понизу. Она ж не доходит до левого края картины. Значит, это не подоконник. Тем более, что полоса эта, оказывается, не с ровным краем. Совершенно я не имел права писать и про отражение в стекле. Там белиберда нарисована, которую я не могу сколько-то рационально объяснить. А у меня мелькнула мысль про открытое окно и занавес, я и схватился, как за соломинку. Мне ж - симметрии ради - нельзя было пропустить повторное обсуждение этой картины (что вдруг вытанцевалось для других). А выбросить первую проходку по ней, раз не удается вторая… Что? Жаль? – Жаль. Вот я и сплоховал”.

Я тогда и еще сплоховал. Не две Пизанские башни там, а одна – чуть правее центра, голубоватая. А те двое, что по краям – не Пизанские башни, а опять Колизеи. Итого Колизеев… три. И полосы, что с якобы занавеса, пересекают вовсе не все видимое. Простенки на втором этаже центрального Колизея, голубоватого, не пересекаются полосой. Та проходит как бы в глубине, в окнах далекого строения. Кое-какие полосы якобы занавеса, оказывается, являются ремешками, этим сквозным по многим картинам элементом эпатажа.

А есть ли что серьезное, чтоб весомей стал эпатаж? – Есть.

На этот раз я увидел, что центральному Колизею,- а ведь он, по большому счету, самая большая архитектурная знаменитость вечного города и самое светлое изобразительное пятно на картине,- как бы дано слово – еще более светлое, но не изобразительное пятно: прямоугольник с надписью “PERPETUUM SILENTIUM” (“Вечное молчание”) слова, совпадающие с названием, которое дала картине художница вне всего - и серьезного, и эпатирующего - изображенного под рамой.

То есть мыслимо думать,- если думать о чем-то серьезном,- что Колизей, от имени своего и других шедевров архитектуры прошлого (они все голубые): Пизанской башни, собора Петра и Павла,- выдает как бы манифест адекватного реагирования безразличию к себе рыбин. Ну скажем так. На Земле стал Потоп. Все затопило. Погибло все живое. А новое население– рыбины - на сохранившиеся архитектурные шедевры совершенно не реагирует. И те словно бы возмущенно молчат.

Это как, например, прозвучало неновое опасение на одном из последних выпусков телепередачи “Школа злословия”: грядет, мол, поколение, которому будет не понятна и не нужна литература, какой ее создали Гомер и Толстой.

Я, правда, и про себя не могу сказать, что мне нужен Гомер (я его не читал, и ничего – живу), или что я понял художественный смысл, например, “Войны и мира” или других романов Толстого. Да и касательно архитектуры… Я только про считанные сооружения читал, что они выражают: идею Организации – египетские пирамиды, идею парения к Богу – готические соборы, распростертые на запад объятия – здание, в Москве, построенное для функционеров Союза Экономической Взаимопомощи (СЭВ), славу науке – павильон в виде кристаллической решетки (на Всемирной выставке в Брюсселе)… И все.

Но вообще-то многие понимают, что сейчас происходит такое размежевание между старой культурой и новой, какого, похоже, никогда до сих пор не бывало. И отцам есть-таки чего опасаться относительно детей. И Миннибаева вполне, хоть еще и молодая, относится к старшему поколению и - опасается.

Она – этими многочисленными эпатажными закидонами – хочет быть своей среди молодых, которым все пофиг. С ними действительно надо считаться. Их пофигизм связан с очень крупными разочарованиями в ХХ веке: хоть бы, например, со всемирно-историческим крахом идеи коммунизма и с неменьшим, может, крахом идеи прогресса, которой была близка идея обновления капитализма. Учет таких настроений с необходимостью вводит в обиход приемы постмодернизма с его отстраненным и хаотичным цитированием художников прошлого и эпатажем всего.

И само название картины Миннибаевой – “Вечное молчание” - тоже несет в себе оттенок пофигизма. Но, будучи повторенным,- после “манифеста” Колизея,- оно предполагает наличие и другого оттенка. Миннибаева им говорит: “Нет – пофигу!” Говорит иной интонацией по сравнению с манифестом-местью Колизея: “Вечное молчание”. Название от Миннибаевой,- из-за мрачности картины и обессмысливания,- говорит: Плохо – когда вечное молчание,- плохо, когда деструктивизм”.

12 декабря 2003 г.

Натания. Израиль.

Книго

[X]