Возьму быка за рога и заявлю, что Евгений Антонов причастен к поиску национальной идеи России.

Эта мысль мне стрельнула в голову, когда я опять наткнулся на английский текст в очередном, 7-м (в порядке их расположения на сайте) его произведении – “И последнее… (Из книги “Для тех, кто не задает вопросов””). (Вещь - от имени некой женщины – обрамлена, скажем так, летом 1999 года.)

Наткнулся я на английский текст и вспомнил, что и в 1-й (на сайте) антоновской вещи есть английский текст – “Teddy the bear”. Таково название рассказа. (Дата под ним – 08.03.99.)

Так в 1-м рассказе хоть перевод есть на десятой строчке: “Медвежонок Тэдди”. А в 7-м – нет. Вообще. Будто Антонов,- переводчик из г. Коряжма, как его рекомендует хозяин сайта, может, и по просьбе автора,- потерял себя (что непростительно писателю) и забыл, что российские читатели-то, в большинстве, пока по-английски не понимают.

“В чем дело?” - спросил я себя. И на ум пришел глобалистский, так сказать, ответ. – Россия ищет свое место в глобализирующемся мире. И Антонов в этом участвует. Вероятнее всего, даже не осознавая.

Но мне представляется, что с “Пан Британика” - в современной ипостаси с “Пан Америка” (см. мою 4-ю заметку) – он смиряться не собирается. Не собирается, но не в духе западников. Те предлагают (пусть это имеет чисто эвристическую ценность) России в сфере материального прогресса перегнать аж США и возглавить “Пан Британика”, как это когда-то – с дотехническими глобализациями – проделали с “Пан Македония” эллины, римляне, арабы и турки. Антонов же в прогрессе (материальном, во всяком случае) состязаться, похоже, не предлагает. (В этой связи – думаю – ему, а не Магистру сайта, принадлежат слова “переводчик из г. Коряжма”. Очень уж смачно-почвенное слово “Коряжма”.)

Во-первых, это 2-й рассказ – “Большая река (Из книги “Для тех, кто не задает вопросов”.)”. Он подписан так: “Капитан Белый Снег. 3.12.99”. Одинаковым шрифтом. Не так, как в 7-м опусе: “Капитан Белый Снег. Лето 1999 г.”. В 7-м курсив соотнесен с женщиной, вводящей, скажем так, в оборот рукопись Капитана Белый Снег, не приведенную им в порядок и к лету 1999-го уже умершего, по словам этой женщины. От СПИДа.

- Как же он, мертвый,- скажете,- через полгода написал “Большую реку”, где, кстати, главному герою, Андрюхе, тоже предстоит умереть от СПИДа же?!

– А женщина ж сама пишет, что “тогда [до лета 1999-го] он [Капитан Белый Снег] решил убить своего героя, свое отражение”. Не нужно, наверно, думать, что семейный и в материальном плане плохо приспособленный к бегству от жизни Андрюха (из 2-го рассказа) есть отражение опытного – как становится ясно из других рассказов – странника, Капитана Белый Снег. Вернее будет думать, что героем Капитан счел (в 7-м) образ автора тех рассказов, где странничество, вообще пассивное бегство из действительности, воспевается. Во 2-м же рассказе оно, в конечном итоге, порицается. А Антонов просто тихо обращает внимание читателя на то, что идет некая игра с литературными масками.

Кстати, и во 2-м рассказе есть английский текст – эпиграф и его автор. Тоже без перевода.

Эта вещь – без даты в конце и без подписи. Полная иллюзия оборванности. Пусть и не на полуслове. Вещь написана от имени якобы неподставного автора. Она о детстве и отрочестве кого-то и кончается таким непонятным абзацем-предложением: “Мальчик рос и не знал, что когда он все-таки вырастет, он станет тем, кого все будут называть Капитан Белый Снег, который увидит, как красное вино льется на белую скатерть, когда этого не сможет видеть никто”. Только из-за такого выпячивания я впервые обратил внимание на словосочетание “Капитан Белый Снег”. Можно думать, что по воле Евгения Антонова это Капитан Белый Снег, автор книги, бросил ее в данном случае на предисловии, не подписывая и не датируя, так как не собирался, мол, бросать.

Здесь странность мальчика воспета.

В 6-й вещи такого словосочетания “Капитан Белый Снег” нет нигде, но по духу она примыкает к 5-й. Так и кажется, что речь идет о сформировавшемся из странного мальчика (5-й вещи) странного молодого человека (вещи 6-й), будущего стоика-Капитана (других вещей). Правда, дата написания (15.03.00) показывает, что “автор” написал ее после “смерти” того Капитана, который эскапизм (бегство от действительности) воспевал. – Ну да мы ж уже раз договорились, что тихо подсовывается игра авторскими масками. Непонятная пока игра.

В 8-м рассказе, если уж иметь в виду такую игру, в Мих-Михе можно усмотреть ассоциацию с самим переводчиком из г. Коряжма. Видна та мещанская мерзость, из которой дающему в мещанских домах уроки английского молодому человеку почти хочется вырваться. Дата – 16.01.2000. Без подписи.

Вскользь промелькнувший и тут английский текст тоже не переводится. И даются многозначительные слова вполне овладевшего действительностью отца нерадивых учеников-братьев, “что ему [отцу] наплевать на то, хотят они учить английский или нет, они должны на нем говорить, как “все нормальные люди””.

Нравственные страдания частного учителя здесь (в 8-м) комически сопоставлены с телесными (его исцарапал кот, а в следующем доме, куда он идет подрабатывать учительством, есть собака). От этого представляется сомнительным и выведенный потенциальный эскапизм героя.

Когда я это осознал, то понял, что зря в данном перечислении пропустил 4-й рассказ, датированный 27.03.00 и “никем” не подписанный, - “Два края сладкого пирога”. Теперь, перечитывая его, вполне можно представить, что Капитан Белый Снег, сделавшись писателем, издаваясь заграницей (что становится ясно в рассказе 10-м), получая большие гонорары (тоже из 10-го), став объектом внимания неуважаемых им левых борцов (за настоящий социализм) против советского общества (об этом можно судить потому,- из 10-го же рассказа,- что поначалу Капитан издавался “самиздатом”, имевшим место в СССР во время и после оттепели 60-х годов, и его хотели было, ошибаясь в нем, шестидесятники, борцы-коллективисты к себе привлечь, да он отказался, ибо “единственным стоящим местом, куда стоило стремиться <…> был его собственный внутренний мир”… Теперь, перечитывая все, можно представить, что он, от левых сбежав в индивидуалистическое странничество (следует из рассказа 10-го), а в конце концов в нем разочаровавшись (следует из 2-го и намеков в 7-м и 10-м),- теперь (в 4-м), после реставрации капитализма, он попробовал было вернуться за стену, “что строили заключенные”, где сидели и левые и правые диссиденты, где сидел было и он и где – уже не тюрьма это – по-прежнему работает черную работу один бывший левый диссидент, разочарованный неудачей перестройки, но не отказавшийся от левой идеи.

Пошел было к другим коллективистам, вроде бы; пошел в монастырь. Но, по крайней мере, настоятель тамошний оказался хищником-индивидуалистом. И отсюда ушел – можно думать - переродившийся Капитан Белый Снег, не солоно хлебавши.

9-й. Тут “автор”, из мерзкой обыденщины вырвался. Во что-то вроде французского иностранного легиона. К активным сверхчеловекам. (Дата – 9.03.00. Без подписи.)

10-й. “Так дай мне напиться… (Из книги “Для тех, кто не задает вопросов”)”. Дата – 16.01.2000. Без подписи. Тут впервые – при первом чтении рассказов - становится окончательно ясно, что Капитан Белый Снег - писатель, странник, некий глава таких же, как он, российских беглецов от действительности. И его прежние явления в предыдущих рассказах приобретают ясность.

Здесь он описан “автором”, проявляющим себя в <<зоне сознания и речи>> персонажа (так именуемого – Пропащего), новичка в странничестве. Описан – с “авторским” позитивом к странничеству. Но какой-то грустью веет от рассказа. Смотрите, например, последнее его предложение:

Это представляемое Пропащим дыхание. Потому что несколькими строчками раньше нам стало известно, что Капитан “исчезнет из виду [странников], может быть, даже навсегда”. Разочаровался в идеале пассивных сверхчеловеков (еще экзистенциалистами их называют и - еще много как). И Пропащий идет один, о разочаровании Капитана не зная.

11-й (и последний). “Что-то знакомое”. 17.03.00. Без подписи. Авто-, так сказать, стенограмма своих видений страдающего раздвоением личности какого-то Пабло Луиса Суареса. Ужасны и бред, и действительность, болезнь бреда в себя включающая. Бежать некуда. Это очень плохо. Значит, (катарсис) хорошо, если не надо никуда бежать. Но выхода не дает Третий Мир, Латинская Америка (если судить по тому, что тут в тексте фигурируют туземцы и террористы).

Тогда вспоминается 1-й рассказ (08.03.99). Там явная Канада. Запад. И тоже смутный осадок на душе.

В том числе и тем дистанцируется, что отделяет себя от Капитана Белый Снег, как бы тот ни эволюционировал.

Это как Пушкин со своей заботой о различении читателем автора и героя в своем “Евгении Онегине”: аж иллюстрацию в первом издании поместил, на которой он, Пушкин, рядом с Онегиным по набережной Невы прогуливаются. (Романтизм, наоборот, исповедовал слияние. Потому реализм, бывший тогда новостью, и стремился на различении настоять. Аж нелитературными средствами не брезговал.)