Не следует ли полагать, что Антон Патрушев “Белым городом” (http://www.magister.msk.ru/library/publicat/patrush/patr02.htm) вступил в соревнование с “Дверью в стене” (http://lib.ru/RAZNOE/door.txt) Герберта Уэллса? – Проникновение героя в зачарованный мир, трезвое отношение к этому персонажа-рассказчика, трагический конец… Уэллс это расписал на многих страницах, Патрушев – сжал. И сменил английские реалии начала ХХ века на российские его конца. И не следует ли счесть, что Патрушев проиграл соревнование, судя по мне, например. Уэллс неоднократно бросил меня в озноб, а Патрушев - только раз?

Или стоит проверить, чем более существенным отличаются рассказы, и, может, вопросы отпадут?

Лионеля Уоллеса тот мир только тянет:

“- В самом воздухе было что-то пьянящее, что давало ощущение легкости, довольства и счастья. Все кругом блистало чистыми, чудесными, нежно светящимися красками. Очутившись в саду, испытываешь острую радость, какая бывает у человека только в редкие минуты, когда он молод, весел и счастлив в этом мире. Там все было прекрасно...”

Другое отличие – в отношении персонажа-рассказчика к чудесному.

“Сейчас я верю, как верил, слушая рассказ Уоллеса, что он всеми силами стремился приоткрыть мне некую тайну. Но видел ли он на самом деле, или же это ему просто казалось, обладал ли он каким-то редкостным драгоценным даром или же был во власти игры воображения, не берусь судить. Даже обстоятельства его смерти не пролили свет на этот вопрос, который так и остался неразрешенным. Пусть судит сам читатель!”

“Там я заметил много людей - некоторых я помню очень ясно. Других смутно, но все они были прекрасны и ласковы. И каким-то непостижимым образом я сразу почувствовал, что я им дорог, и они рады меня видеть”.

“- Я встретил там товарищей своих детских игр. Для меня, одинокого ребенка, это было большой радостью. Они затевали чудесные игры на поросшей зеленой травой площадке, где стояли солнечные часы, обрамленные цветами. И во время игр мы горячо привязались друг к другу”.

А у Патрушева что-то пустынно там, одиноко: “Никакие дороги не ведут к нему, там не видно никакого движения”.

Оно и понятно. Герберт Уэллс жил в эпоху, когда общественное мнение достаточно плохо относилось к достаточно скверному, скажем, тогда капитализму. Уэллс называл себя “эволюционным коллективистом” (http://search.rambler.ru/srch?short=6&words=%D3%FD%EB%EB%F1&hilite=4082a3fe). Мечты о том, чтоб человечество быстро перескочило в рай на земле, подобно снам наяву этого Уоллеса, эволюциониста Уэллса не устраивали. Вот он и сделал смерть своего мечтательного персонажа чрезвычайно прозаической:

“Все вокруг нас кажется нам таким простым и обыкновенным, мы видим только ограду и за ней траншею. В свете наших обыденных представлений нам, заурядным людям, кажется, что Уоллес безрассудно пошел в таивший опасности мрак, навстречу своей гибели.

Но кто знает, что ему открылось?”

А фактическая смерть сочинена автором очень прозаичной. Обуреваемый мечтой человек не совсем адекватно себя ведет и… шагает неосторожно за дверь, в темноту, веря, что никуда не упадет.

“Я так живо представляю себе его темную фигуру; глубокой ночью он бредет вдоль безлюдных улиц, поглощенный одной мыслью, весь уйдя в себя.

Быть может, в бледном свете привокзальных фонарей грубый дощатый забор показался ему белой стеной? А роковая дверь пробудила в нем заветные воспоминания?”

А что Уэллс коллективист (если отвергнуть его прямые о том слова в нехудожественном тексте за то, что это ж нехудожественный текст), что Уэллс коллективист, можно видеть из того, отчего его Лионель Уоллес всю свою жизнь все откладывал и откладывал переход в коллективистский рай. Зачарованная дверь показывалась ему ТОЛЬКО в переломные моменты жизни. То он боялся опоздать в школу - “оберегал свою репутацию примерного ученика”. (Достаточно индивидуалистическая мотивация.) То если б он предпочел чару, “то не сдал бы экзамена, не был бы принят в Оксфорд и наверняка испортил бы предстоящую… карьеру”. (Опять индивидуализм.) То мешал “званный обед, где предстоит встретиться с хорошенькими женщинами и знаменитостями”. То он шел на любовное рандеву. То спешил в парламент. То – к умирающему отцу. (Отвлекись он, не репутация ли пострадала бы? С вытекающими отсюда плохими последствиями для индивидуалиста…) То решался вопрос о его участии в кабинете министров. (Опять своя карьера.)

Коллективист Уэллс отомстил индивидуалисту Уоллесу смертью.

А Патрушев живет во время, когда свирепствует реакция на оптимистическую эпоху, прошедшую под песню “Мы рождены, чтоб сказку сделать былью”. Мы поменялось на я. Я тоже должно быть оптимистично, раз все переменилось.

Тем радостнее. Тем более, что опять, опять и (1) удалось наткнуться на что-то сто`ящее в этой, увы, пока свалке, зачастую, мусора – Интернете, и (2) удалось сказать нечто не типа болтологии, столь, увы, распространенной в науке о литературе.