ИГРЫ В ВОЙНУШКУ В ТАБАКЕРКЕ
(Рецензия на спектакль "Страсти по Бумбарашу" в Театра п/р О. Табакова)
Темнота. Потом дым. Потом свет. Свет яркий - сначала белый, потом красный, потом начинают бегать, что-то кричать и даже петь люди. С удивлением понимаешь, что эти люди давным-давно вышли из детского возраста, когда принято вот так вот бегать, и потом понимаешь еще, что кричат они вполне по делу, а поют так прямо хорошо - если не сказать отлично.
Спектакль ставил Машков. Сказать, что это чувствуется - значит, не сказать ничего. Энергетика улицы - бесшабашного, веселого такого отчаяния фонтаном бьет из каждой сцены. Причем совершенно неважно, кто находится в данный момент перед зрителями - манерный поручик "Ваше Благородие" Ильин, шикарный до безобразия бандюга Гаврила, простая как три копейки и все равно прекрасная Варя, изящный привокзальный ворюга Левка или сам главный герой с его обезоруживающей искренностью и песней про коней - тех, которые "ходют". Ну вы понимаете. Они все там. Они воплощают само Время.
Отдельный персонаж здесь - музыка. Собственно, без песен, к месту и не к месту, не было бы спектакля. Зато вместе с ними создается атмосфера наивной, глупенькой и вцепляющейся в душу истории. Истории войны, если разобраться - войны и сломанных ею судеб.
Бумбараш не хочет воевать. Его брат не хочет отдавать ему то, что считает по праву своим. Варя, находясь в собственности Гаврилы, не хочет оставаться с ним, а хочет к Бумбарашу. Поручик Ильин и его ненаглядная атаманша Софи странным образом хотят и друг друга, и сражаться - друг с другом...(похоже, второе даже больше). Левка хочет получше жить, выучить Варину песенку, а вообще он и сам не знает. Но ни у кого ничего не сбывается. Все - ну или почти все - умирают. Вот и полное содержание; это сказка с неожиданно грустным концом, хотя честно говоря, постановка такова, что этого самого грустного и не замечаешь.
Бумбараш хорош. Он не имеет ничего общего с топорно сработанным героем Гайдара, который ничего дальше своих лаптей не видит. Как ни странно, в обработке Машкова и исполнении Миронова Бумбараш этих самых лаптей вовсе не лишился, но даже они приобрели иной смысл. Теперь это скорее по-есенински чистая и мягкая "русскость"; прибавьте к этому танцы на столе и светлые мироновские глаза - и половина зала валяется в ауте.
Но - пусть тут начнутся возмущенные крики - лично меня в этом спектакле сам Бумбараш заинтересовал ну меньше всего. С ним с самого начала все ясно, а не признать одаренность Миронова - глупо; и все-таки не он. Определенно нет. Их здесь трое, тех, на кого смотришь и поражаешься виртуозной актерской игре и яркости созданных образов. Смоляков. Беляев. Егоров.
Поручик в исполнении Андрея Смолякова - пожалуй, самая яркая характерная фигура действа, хотя, собственно, ничего от него не зависит, он просто создает фон, но фон этот, говоря языком спектакля, "ох ты, Боже мой" какой. Тот еще фон. Поручик в прямом смысле слова выделывается перед кем только может, хотя если хорошенько присмотреться, это манера поведения у него такая, а сам он вполне искренен. Да тут все искренны. Тут даже Гаврила, замышляя очередное злодейство, ни от кого этого не скрывает. Таков закон сказки, господа.
...И что касается Гаврилы. Монументальный персонаж, что и говорить; Сергей Беляев веселится вовсю. Он лепит здесь свои законы; собственно, а он-то ни в чем и не виноват. Просто все сошлось удивительно удобным для него образом - брата, допустим, убили, невеста, допустим, его. Как и дом, как и голубятня, как и все остальное. Документ имеется. И все это снова одно к одному, и ни словом, ни взглядом актер не выдает того, что вот сейчас он доиграет спектакль, снимет костюм и пойдет домой. Нет. Не из нашего он времени.
Виталий Егоров - великолепный Левка. Тут я оговорюсь - что ж, каюсь, необъективна; любимый персонаж. Хипповатый, одетый со своеобразным шиком, несколько нахальный - и странным образом беззащитный; выдержанный в явно чаплинской манере - и почти по-балетному изящный; покоряет с первой реплики. Ну не знаю, влюбляемся мы в таких - высоких, в забавной шляпке на темных кудрях и с подозрительной сигаретой, в которой непонятно еще что набито. Кто и как лепил этот образ, где он был подсмотрен, мы не знаем, но все в нем на удивление органично, и кажется - вот встань он так, а не этак, вот скажи он с этой интонацией, а не той - и все, хана персонажу. Ан нет. Левка - до конца Левка: и появляется он неизвестно для чего, и живет неизвестно для чего, и убивают его нелепо. Такие просто радуются тому, что дышат. И поэтому особенно больно, когда им приходит конец - даже если приходит он на подмостках подвальной сцены.
Вот такая пьеса. Выдержавшая почти двенадцать лет показа. Пропетая и прочувствованная множеством разных людей. Простая-простая. Сложная-сложная. Притягивающая. И что притягивает - непонятно. Но честно скажу, голову хочется оторвать тем, кто критикует этот кусочек наивности. Это возвращение назад - туда, где большинство когда-то было. Это про нас, про нас - где-то еще в прошлой жизни...